Обыкновенная история
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ
рассказ
Глава 1. СЕМЬЯ
Данька, иди сюда! Данька, паразит! Я кому говорю, сволота подзаборная! Не видишь - мать подыхает? Подойди, сейчас же, ко мне! Быстро! Оглох?! - Ма! Ну, чего ты опять разоралась? Не видишь, я уроки делаю?
- Плевать мне на твои уроки! Подыхаю я...
- Данька подошел к матери, которая лежала в кровати, укутавшись с головой в тряпье, некогда называвшееся одеялом, и взял скомканные купюры, протянутые трясущейся рукой.
- Иди к Филипычу в пятьдесят третью, и возьми у него бутылку.
- Опять мои алименты пропиваешь - со злостью спросил Данька?
- А в доме ни крошки хлеба, да и вермишель давно закончилась. Вот пойду сейчас в магазин, и возьму пожрать чего-нибудь.
- Я те возьму!!! Я те так возьму, что не унесёшь.
И из под одеяла, сверкая воспалёнными глазами, высунулось нечто, когда-то называвшееся женщиной и даже, как показывают немногочисленные фотографии, весьма привлекательной.
- Данечка, сынок, спаси мамку, заплакало существо.
- Я вот опохмелюсь, посплю и пойду, устроюсь на работу, и всё у нас опять будет хорошо.
- Данька тяжело вздохнув, отправился по давно знакомому маршруту.
Он ненавидел этого старого жука Филипыча, который снабжал, чуть ли не весь микрорайон какой-то несусветной дрянью. Которую, не то что пить, но даже нюхать было опасно. Пацаны во дворе говорили, что снабжают его этим дерьмом бандиты, а он лишь продаёт. И вот ведь, что характерно - и участковый, и менты из райотдела, знают про эту "точку". Но навещают её всего лишь раз в месяц, в один и тот же день, в одно и тоже время, как по расписанию. От чего народ из близлежащих домов, который, мягко говоря, отрицательно настроен на "бизнес" Филипыча, утверждал - менты приходят сюда за зарплатой. Что по разумению Даньки, было вполне логично. Иначе этому старому чёрту и дня бы не ходить на свободе. Особенно после того, как трое "залётных" алкашей окочурились в подвале соседнего дома от его пойла. А ещё народ поговаривает, что "жмуриков" было гораздо больше, только, дескать, сами менты скрывают точную статистику. Ещё люди говорят, будто, кто-то сам видел, как они зимой привезли в служебном уазике какого-то жмурика в лесополосу, да там и оставили. А чего тут удивляться, продолжали тему жители, когда по ящику, открыто говорят об алкогольном контрафакте, наводнившем все торговые точки, начиная от палаток, стоящих на каждом углу, до огромных супермаркетов, коих развелось нынче в несметных количествах. Но почему-то, довольно странная картина вырисовывается в этой связи - чем активнее борются с подделками соответствующие органы, тем больше этих самых подделок становится. А объёмы "продукции" подпольных заводов, если верить тем же СМИ, просто поражают воображение. Вот он тебе и есть, тот самый конец света, тихо вздыхали старушки на лавках, испуганно глядя в небо и крестясь.
Отец Даньки долго воевал с матерью, не перенося запах спиртного на дух. Пробовал лечить её амбулаторно и даже отдавал приличные деньги, кладя в стационар. Порой казалось, что мать окончательно бросила пить, восстанавливалась на работу, и они вновь начинали жить, как прежде, одной дружной, крепкой семьёй. Но проходил месяц, другой, третий и... всё начиналось сначала.
Как-то в один из таких дней, отец посадил Даньку рядом и обняв за плечи, сказал: Даня, ты уже достаточно взрослый парень и должен понять меня, как мужик мужика - не могу я больше так жить. Если бы не ты, я давно бы ушел от твоей мамы. И хотя у меня достаточно терпения и сил, но всему когда-то приходит конец. Вот и моему терпению, видимо, пришел этот самый, конец. Я ухожу. - И куда - спросил Данька?
- Да, вот, предложили хорошую работу в другом городе. Я долго не соглашался, но вчера решил, что ехать, всё же, нужно. И не столько из-за денег, сколько из-за того, что у меня окончательно сдали нервы. Но тебя я не брошу. Никогда. Ты мне веришь?
- Конечно, верю пап, кому же мне ещё верить, ответил Данька.
- А я буду высылать тебе деньги и иногда приезжать, что бы повидаться с тобой, устало проговорил отец, глядя куда-то вдаль.
Так и было. Отец часто приезжал, балуя Даньку обновками и всякими там вкусняшками, оставлял денег, про которые мать не знала. Они бродили по городу, заходя то в кафе, то в кино. Или забирались в парк и до слёз хохотали, катаясь и сталкиваясь на электромобильчиках, или взлетая к небу на качелях. И это были самые счастливые минуты в жизни Даньки. И самые горькие минуты, когда они вновь расставались.
Но приезды отца, меж тем, становились всё реже и реже.
А в этом году он и вовсе не приехал. Высылал регулярно деньги, а сам так и не появился. В прошлом месяце прислал лишь письмо Даньке, в котором сообщил, что нашел приличную женщину и попробует вновь создать семью.
А про то, что когда-нибудь приедет и заберёт его с собой - ни слова. А как Данька ждал те слова! Как ждал! Но так и не услышал их. И горько, горько плакал по ночам, уткнувшись в подушку. Он готов был задушить собственными руками этого противного Филипыча с его пойлом. Да разве ему, мальчишке, справится с таким бугаём? Одни пудовые кулаки которого и зверский взгляд, наводили ужас на всех детей, живущих неподалёку.
И всё же Данька удивлял всех, кто его знал - и соседей, и родителей его друзей и, даже, школу. Ну, то есть - училок, поварих, медичек и даже уборщиц.
А как тут не удивляться? Все прекрасно знали его семейное положение, и любой другой, по мнению "общественности", давно бы мог скатиться по наклонной. А этот - нет. Всегда опрятно одет, обут, он приходил в школу с выученными уроками и без опозданий. А по математике и истории, для многих являлся примером. Был в пареньке этакий стержень, характер что ли, и если бы не эта, его житейская ситуация, кто знает, как бы всё обернулось. Хотя, именно вот из таких людей и получаются те самые, крепкие гвозди, о которых так хорошо сказал один известный поэт. Но редко кто подмечал, что довольно часто у Даньки под глазами бывали чёрные круги, а в самих глазах, какая-то уж очень не детская тоска.
Директриса школы Аида Николаевна, нашла адреса двоюродной сестры Данькиной мамы и её двоюродной тётки, живущих, одни в сельской местности, другие в другом городе, и написала обоим письма. Она честно описала создавшуюся ситуацию в семье её ученика, и просила помочь пареньку. Но вскоре получила ответ, где, словно под копирку, и те и другие писали, что сами, де, живут в очень стеснённых условиях, и что, им бы кто помог по этой жизни. И попросили больше не тревожить. Вот так. Ни много, ни мало - не тре-во-жить.
Прослезившись, Аида Николаевна скомкала эти жуткие листки и со злостью швырнула их в корзинку для бумаг. Но тётя Вера - уборщица, которая была в курсе происходящего, после ухода директрисы, вынула их оттуда и тяжело вздыхая, положила к себе в сумку.
Возвратившись от Филипыча, Данька поставил принесённую бутылку на табуретку, стоящую у кровати матери. Та, вынырнув из под тряпья, налила чуть ли не полный стакан и жадно осушила его. Я на улицу ма, сказал Данька, закрывая дверь в комнату матери. Иди сынок, иди, ласково проговорила та, подливая себе ещё.
Возвратившись поздно вечером, Данька подогрел на сковородке остатки картошки и лёг спать. А утром, как обычно, одевшись и привычно крикнув: "я в школу, ма", выбежал из квартиры, направляясь к стайке ребятишек, поджидавшей его, что бы всем вместе отправиться на занятия.
Но сегодня, даже любимая математика ни как не хотела подчиняться Даньке. В голову лезли всякие нехорошие мысли, и как бы он не пытался отогнать их, они не отступали, а наоборот, всё больше и больше захватывали Данькино сознанье.
Прежде всего, его обеспокоило то, что по утрам, охая и ругаясь, но независимо от своего состояния, мать всё же пробиралась на кухню, где пыталась что-нибудь "изобразить" Даньке на завтрак. А именно сегодня, у неё почему-то не было даже попыток на это. Но главное, на что Данька по утру просто не обратил внимания - мать не включила телик, стоящий в её комнате, что проделывала ежедневно, без каких-либо исключений.
- Софья Андреевна, можно я уйду, проговорил Данька учительнице, устав бороться с собой и своими предчувствиями.
- Мне очень нужно, добавил он, опустив голову. Математичка, конечно, удивилась, такого ещё не случалось ни разу, но отпустила Даньку безоговорочно. - - Этот парень зря отпрашиваться не будет, подумала она. А внимательно посмотрев на Даньку, когда тот проходил мимо, ей и самой стало, как-то вдруг тревожно. Очень уж подавленным выглядел её ученик.
Не помня, как добежал до дома, Данька открыл квартиру. Подойдя к кровати матери и откинув одеяло, он сразу всё понял. Устало опустившись на кровать у её ног, он не заплакал, не испугался, не стал кричать и тормошить мёртвую, призывая не оставлять его одного. А просто сидел и смотрел на мать, обливаясь слезами, где-то глубоко внутри себя, сожалея и страшно тоскуя по той жизни, которая теперь осталась далеко, далеко за чертой, которую своей смертью провела мать.
Деньги на похороны собирали все четыре дома, образовавшие одну из своеобразных коробок микрорайона. Дружно собрали, кто сколько смог и вполне достойно похоронили Данькину мать. Помощь выделила и школа, и даже Министерство образования. Единственно кого из соседей не было на похоронах, так это Филипыча. Он, как и положено подозреваемому, в причинении умышленной смерти одного, а возможно и нескольких людей, находился в этот момент в камере предварительного заключения. Не помогли ему ни бандиты, ни менты, которые под напором множества свидетельских показаний, не только были уволены из милиции, но и взяты под стражу. И не только, как пособники убийства, но и организаторы криминального бизнеса.
Директриса школы тут же выхлопотала Даньке пенсию, твёрдо обещая отделу опеки и попечительства, что ни школа, ни родительский совет, не оставят парня без присмотра. Не давая тем самым, определить Даньку в детдом до его совершеннолетия. А до получения этой самой пенсии, ему вполне должно было хватить тех денег, что собрали соседи на похороны.
Отца, которого усиленно искали все, кто мог, так и не нашли. Милиция, по истечении определённого срока, объявила его в федеральный розыск. Но время шло, а отец так и не находился.
Зато буквально через неделю после похорон, "нашлись" родственницы мамы. Ох, как же они плакали, как рыдали по ушедшей так рано сестре и племяннице. И первое, что сделали буквально на следующий день после приезда, это побежали оформлять опекунство над Данькой, а двоюродная сестричка мамы, подала свои документы на прописку. Конечно, в кои веки ещё выпадет такая возможность вырваться из опостылевшей голодной и неуютной деревенской глубинки. А тут вдруг такой шанс...
- Аида, неужели ты не видишь, что творится в доме у Даньки, проговорила уборщица тётя Вера, зайдя в кабинет директора школы?
- Да вижу я мам, всё вижу! Но что я могу сделать? Они ведь родственники ему.
- Ну, допустим, какие они "родственники", ты прекрасно знаешь! Ох, Аидушка, не бери грех на душу, чует моё сердце - добром это не кончится. Ты наверняка помнишь, что они тебе ответили на твоё письмо?
- Помню, мама, помню. Но повторяю тебе - что я могу сделать в этой ситуации?
- Может быть и ни чего. А может быть - всё, ответила та. Для этого нужно идти в суд и доказать там, их истинные намерения!
- И как ты, мам, это докажешь? Да и за намерения, ещё не придумали статьи. Вот если бы я, дура, сохранила те их письма...
- Возьми, проговорила тётя Вера, и вытащила из своей сумки два помятых, но вполне читаемых листа.
На суде именно два этих письма и стали главным аргументом против постоянной прописки тётки Даниила. Суд постановил: в качестве исключения - прописку разрешить, но временную, до совершеннолетия истинного владельца жилья, доставшегося тому после смерти матери! Какой же ненавистью пылали глаза неудавшейся "приватизаторши", когда она глядела на Данькиных соседей и группу учителей, во главе с директрисой и уборщицей школы.
Вечером, после суда, лёжа в своей постели, Данька ещё долго слышал, как на кухне не разговаривали, а злобно шипели назначенные до его совершеннолетия, "опекуны". Ему стало вдруг почему-то очень смешно - они своим поведение напомнили ему двух одиозных персонажей из его любимого мультика - "Двенадцать месяцев".
Уснул Данька сегодня, впервые за долгое время, спокойно, крепко и с улыбкой.
Узнав на суде о "переписке" Аиды Николаевны и его новоявленных родственниц, Данька всей своей детской душой возненавидел, как самих родственниц, так и их семьи, с которыми ему ещё только предстояло познакомиться.
Проходило время, но как бы Данька не пытался выискивать любую маломальскую причину, что бы подпитывать свою, скажем так - "не расположенность", к тёте Тане, у него, на удивление, ни чего не получалось. А меж тем, его тётя, с помощью своего мужа, приехавшего на пару, тройку дней из деревни, выкинули всё рваньё, что находилось в комнате матери. А так же, её ломанную, переломанную кровать, и так называемое - "постельное бельё", колченогие табуретки со стульями, стол и даже половики, которые давно потеряли свой цвет и больше походили на дорожки в парке, посыпанные для удобства гуляющей публики, серым, речным песком.
Ещё через неделю в комнате были наклеены цветные обои, повешены гардины с кружевным тюлем и выкрашен пол. Тут же появилась просторная кровать, стол со стульями и широкий платяной шкаф.
- Спи Данилушка, пока, здесь, а мы с Володей (её муж), сделаем нормальный ремонт на кухне, и в зале.
Даньку сразу как-то неприятно кольнуло слово - "ПОКА", произнесённое тёткой, но уют и комфорт, вдруг окруживший его, перекрыл все внутренние страхи и сомнения.
А наступившая весна, основательно взяла бразды правленья в свои руки. Снег на улицах и крышах, как-то сразу вдруг сник и раскис. Тоненькие ручейки, поначалу стеснительно искавшие для себя малейшие лазейки во льду и на обочинах, в одночасье превратились в бурные потоки, через которые теперь без помощи мостков ни проехать, ни пройти. А солнце так немилосердно палило, что вскоре появились и почки на деревьях, обещая в самое ближайшее время показать всем, свои нежные, молодые, зелёные листики. И птицы, прилетевшие невесть откуда, или молчавшие до сих славных пор, словно соревнуясь в громкости, так и норовили оглушить честной народ своими трелями, чириканьем и руладами. Дул по летнему тёплый ветерок и словно приглашал каждого за собою вдаль, обещая показать сказочные края с тридевятыми царствами и малахитовые рощи с тридесятыми государствами. Да и сам народ совершенно преобразился.
До этого сонный, укутанный в шарфы, шапки ушанки и меховые капюшоны, откуда лишь изредка проглядывались красные носы и щёки, теперь буквально оголялся на ходу, снимая с себя всё, что мешало наслаждаться теплом и переменами. Повсюду слышался смех, и царило веселье. А школьники, идущие с занятий, теперь больше походили на стайки воробьёв - что-то кричали, размахивая портфелями и ранцами, как крыльями, будто норовя улететь. И пускали свои кораблики-щепки в бурлящие по обочинам дорог реки, несясь за ними вслед, и о чём-то громко споря друг с другом на бегу.
Заканчивался учебный год, а приближающееся лето, своими обещаниями и надеждами, надолго отодвинуло в дальний угол страхи и тревоги Даньки. И всё то, что казалось ему тревожным и значимым в холодные, неприветливые зимние дни, теперь виделось каким-то далёким и пустяшным, словно приснившийся кошмарный сон.
Аида Николаевна, вызвав как-то Даньку к себе в кабинет, с улыбкой сообщила, что для него уже есть путёвка в зону детского отдыха.
Вообще-то раньше, насколько знает каждый молодой человек, да и не очень молодой - тоже, эти зоны отдыха назывались пионерскими лагерями. А так, как пионерия приказала долго жить, то вполне естественно, нужно было менять и названия. Но кто знает, какое из них лучше - "зона" или "лагерь"? И как тут не крути, а дух коммунистического наследия в обоих этих названиях, как утверждают мужики, собиравшиеся по вечерам возле дома, просто неистребим. Впрочем, какое дело ему, Даньке, как называется то или иное место, где можно свободно бегать с утра до вечера, не учить уроки, и не думать о том, что есть на завтрак, обед и ужин.
Не стану детально обрисовывать все прелести этого летнего отдыха, потому, как, для этого мне бы понадобилось, по меньшей мере, ещё две, а то и три страницы. Для чего? Когда каждый и без моих описаний знает это волшебное время из своего детства. Да и то, вряд ли можно в достаточной мере описать целый пласт из жизни подростка. Здесь всё гораздо проще - ЛЕТО!!!
А ещё, пообещала директриса, что постарается пробить путёвки и на следующие две партии. То есть, говоря попросту - лето должно было превратиться для Даньки в один большой, нет, пожалуй, не большой, а огромный праздник!
Правда, на все три партии, Аида Николаевна путёвки всё же не достала. Но и те два месяца, проведённые Данькой в этом сказочном месте под названием "Солнечная страна", с лихвой хватило детскому сердечку, что бы ранки на нём слегка зарубцевались, а память спрятала за широкую занавеску все боли и обиды, нанесённые Даньке, его не лёгкой судьбой.
Но всё хорошее когда-нибудь да кончается. Вот и для Даньки настало время, когда он, глядя из окна отъезжающего автобуса, прощался с этим чудесным местом до следующего года. От всей души завидуя тем, кто уже завтра окажется здесь, на один огромный и вместе с тем, такой маленький, но такой радостный и памятный, период своей жизни.
Правда и здесь, в этой обители радости и счастья, у Даньки случились дни, когда ему было до жути грустно и одиноко. Такие дни обычно назывались - родительскими. Это когда ко всем обитателям этого райского уголка, по выходным, приезжали их родители и родственники.
В эти замечательные дни, настежь открывались огромные ворота лагеря, и можно было вполне свободно ходить с родственниками по территории и с гордостью показывать все его достопримечательности. В эти дни не только дети, но и взрослые могли попробовать свои силы и показать своё умение на футбольных, волейбольных и прочих спортивных площадках. Могли участвовать и в художественной самодеятельности, (специально к этому времени организованному концерту), а так же принять участие и в различных конкурсах.
В такие дни Данька уходил далеко в лес, начинающийся сразу за забором лагеря, и там проводил весь остаток этого замечательного дня. Но одиночничать ему пришлось не долго, да и то, всего лишь один раз. Грузная тётя Катя, главная повариха лагеря, каким-то образом узнала про Даньку. И теперь, не только по родительским дням, но и будням, не оставляла его одного. У Даньки даже сложилось впечатление, что и обед она готовит ему отдельно от всех. Он пробовал протестовать, говоря что-то вроде: "тётя Катя, мне стыдно, что вы кормите меня отдельно", или: "тётя Катя, вы что, хотите, что бы я стал таким же толстым, как вы?" На что она обычно реагировала заразительным смехом, после чего прижимала Даньку к своему большому животу и ласково гладила по голове. Нет, в глубине души, конечно, Даньке было очень приятно, что ни к кому так не относятся, а вот к нему... Но опять же, а вдруг его друзья не так посмотрят на всё это? А что если осудят, и больше не будут с ним играть?! Но такого, к счастью, не случалось. Совсем даже наоборот. Все в один голос говорили: надо же, какая классная эта тётка! И совсем она вам не "тётка", заступался Данька, а тётя Катя. И причём - очень, очень добрая. Конечно добрая, подначивали друзья - каждый день булочки, пирожки, пончики. Смотри, скоро догонишь её - и со смехом тащили Даньку на футбольное поле, где он был поистине царь и бог, вызывая неподдельное удивление взрослых и даже тренеров.
Бегом поднимаясь на третий этаж и доставая на ходу ключ из своего рюкзака, Данька с удивлением обнаружил, что стоит перед совершенно незнакомой дверью. Старая была деревянная и вся поцарапана. А эта - стальная. И, очень красивая. Но, почему-то, какая-то уж очень чужая. Ерунда всё это, с улыбкой подумал Данька, квартирой-то я уж точно не ошибся, и постучал в дверь.
- Кого там ещё принесло, раздался за дверью недовольный голос.
- Это я, тётя Таня! Я, Данька.
Щёлкнул замок, дверь открылась, и он вошел в прихожую. - А мы не ждали тебя сегодня. Думали, что ты всё лето отдыхать будешь, проговорила тётка, держа в руках столовую ложку и что-то жуя. Заглянув на кухню, Данька увидел, что там, за столом сидел дядя Володя и двое совершенно незнакомых ему детей. Полненький мальчишка, лет восьми - десяти, и длинная, худая девчонка, примерно одного с Данькой возраста. Лет этак, двенадцати - тринадцати, а может быть даже и чуть больше. И те в свою очередь, с удивлением и любопытством глазели на Даньку, как бы спрашивая: а это кто? И что он здесь забыл?
- Здравствуйте, с улыбкой проговорил Данька и пожелал им приятного аппетита.
- Ой! Даня! Не проходи в обуви в дом, закричала тётка! - Да, да, тётя Таня, конечно, проговорил Данька и скинув кроссовки, устремился было в свою комнату, но тётка опередила, встав у него на пути.
- Видишь ли, Даниил... проговорила она, и глаза её забегали в поисках нужного слова.
- Видишь ли, повторила она, в этой комнате и она кивнула на дверь, теперь спим мы с дядей Вовой. Ну, ты же взрослый парень и понимаешь, что нам, мужу и жене, нужна отдельная комната. Данька обвёл взглядом зал, в котором стояла двух ярусная кровать и судя по всему, предназначалась она, так называемым, брату и сестре. У окна красовался письменный стол с двумя стульями, в углу телевизор, а у другой стены новенький диван.
- А это, видимо мне, спросил с улыбкой Данька, показывая на диван.
- Что ты, что ты, Данечка, закудахтала тётка. Диван совершенно новый, ты его быстро истреплешь. Специально для тебя, мы с дядей Володей приготовили замечательный сюрприз, произнесла она с умильной улыбкой.
- Вова. Вовка! Раздраженно повторила она, повернувшись в сторону кухни, где ты там? Иди, показывай парню его комнату. Даньку это как-то слегка озадачило. Да и было отчего. До сих пор он был твёрдо уверен, что живёт в двухкомнатной квартире, а не трёхкомнатной, если судить по словам тётки.
С кухни вышел дядя Вова и, смущаясь, открыл двери, находящиеся за спиной у Даньки.
- Но ведь это же кладовка, в недоумении произнёс Данька.
- Была. Была кладовка, Данечка. А теперь, благодаря золотым рукам дяди Володи, это твоя комната, проговорила тётка.
- Ну, чего стоишь, как истукан, прикрикнула она на мужа, зажги свет и покажи Даниилу его комнату. Лампочка вспыхнула, и Данька увидел ...сколоченную из досок лавку, на всю длину кладовки. То есть, уже не кладовки, а его, Данькиной, отдельной комнаты со старым матрасом, накрытым каким-то непонятным одеялом и точно такой же подушкой, лежащей в изголовьи. К стене было прибито, что-то наподобие, то ли полки, то ли столика, на котором с трудом могла бы поместиться пара книг. Тут же стояла старенькая маленькая настольная лампа. А без неё здесь ни куда, проговорил дядя Вова, т.к. окон, что вполне естественно, в тёмной комнате не было, да и не могло быть по определению.
- Вот твои апартаменты, ни чуть не смущаясь, с улыбкой проговорила тётка. У Даньки от такой перспективы сердце упало куда-то вниз и на глаза сами собой навернулись слёзы. Многое бы он дал сейчас, что бы эти слёзы ни кто не видел, но они шли и шли сами собой, помимо его воли. Он хотел тут же броситься вон из дома, но какая-то внутренняя неведомая сила остановила его, словно убеждая не принимать поспешных, необдуманных решений, и что вся эта непонятность, в дальнейшем разрешится сама собой. Нужно только время. Да, нужно время, проговорил он про себя.
Бросив рюкзак с вещами на край "постели", Данька закрыл за собой дверь "комнаты" и лёг на эту самую постель, отвернувшись к стене.
- Ни чего Данечка, ты ещё так привыкнешь, что потом тебя и силком не вытащить будет из твоей комнаты, проговорила тётка с какой-то радостью в голосе. Может быть, ему это всего лишь показалось, но Данька услышал в интонации тётки какую-то внутреннюю злостью, и одновременно - радость.
- За что на него злиться? Ведь ни кому, ни чего плохого он не сделал, думал Данька. И с этими мыслями, как-то совсем незаметно для себя, уснул. И снился ему, его любимый футбол, где он под рёв многотысячных трибун, забивает победный гол в ворота противника.
Проснулся Данька от негромкого стука в дверь.
- Даня, Данечка, вставай - это был голос тётки.
- Мы сейчас ненадолго уйдём, а я покажу, где находятся твои продукты, идём, и тётка направилась на кухню. Данька, протирая на ходу глаза, босиком пошлёпал за ней.
- Твой холодильник мы оставили, не выбросили, проговорила она, но ты его не включай, там всё равно кроме круп и макарон ни чего нет, да и энергии много мотает. Можешь себе варить, что захочешь. И, пожалуйста, не лазь в наш холодильник, если что нужно будет, спроси. И она ушла одеваться, громко подгоняя детей и мужа. Как же, залезешь тут, проговорил про себя Данька, глядя на холодильник тётки, на двери которого висел огромный замок. Пройдя к себе в комнату и включив свет, Данька обшарил всё небольшое пространство кладовки, но свой школьный портфель так и не нашел.
- Тётя Таня, обратился он к тётке, а где мой школьный портфель?
- А ты что, собрался в школу, смеясь, ответила та.
- Нет, в школу действительно ещё рано, смущённо проговорил Данька, просто там у меня лежали деньги, оставшиеся с похорон мамы.
- Ты что это такое говоришь? Изменилась тут же в лице тётка.
- А на какие шиши, по твоему, мы тут такой ремонт сделали? А на что мы новый диван купили? И вообще - навели здесь идеальный порядок, после вашего, с мамочкой "проживания"? Да мы с Вовой все руки себе пообломали, пока отскребли, отчистили, отмыли ваш гадюшник.
- А я вас, тётя Таня, не просил этого делать. И вообще, сюда вас ни кто на верёвке не тащил. Вы не имели ни какого права брать то, что вам не принадлежит, негодуя, проговорил Данька.
- Нет, ты видел, ты видел, Вов! Ты только послушай этого нахала! Вместо того, что бы благодарить, да ручки мне целовать, он ещё и упрекает! Каков гусь?! И вообще - ты ещё сопляк, что бы так с взрослыми разговаривать! Марш в свою конуру, и носа не показывай, а то я тебя так вздую, что мало не покажется! За стенкой "брат" с "сестрёнкой" тихо прыснули в кулачки, после слов своей матери.
- Только попробуйте, не на шутку взорвался Данька, только попробуйте, ещё раз повторил он!
- Ой, волчонок! Чистый волчонок! Ты только посмотри на него! Да я тебя не только в детдом сдам, я тебя в милицию отправлю, что бы тебя в колонию посадили, на всю твою оставшуюся паршивую жизнь!
Данька не стал отвечать, он с силой захлопнул двери своей кладовки и сел на топчан. Но плакать он не стал. Да слезами тут и не поможешь. Нужно было что-то предпринимать. Но что? И Данька стал думать. Крепко думать.
Все варианты отпадали один за другим. Данька понял, что решить эту проблему ему одному, просто не под силу. И как не крути - здесь нужен был отец. Только он способен разрешить создавшуюся ситуацию! Но, как найти его? Отец ни когда не говорил Даньке, где он живёт. Да и Даньке не нужно было это, ведь папка приезжал, и всё было хорошо. Хотя, как-то раз, он назвал область, где работал в то время и Данька хорошо запомнил название. Но это когда было? Да и как далеко эта самая область находится, Данька тоже не знал. Но искать нужно было. Без отца, он не сможет жить с этими...
Так думал Данька, сидя на своём топчане и не замечал сам, что слёзы сами по себе катились из глаз.
Пусть! Зато теперь он знает, что нужно делать. И хотя у него сейчас ни гроша за душой, он всё равно поедет в эту область на поезде и найдёт отца. Во что бы то ни стало, найдёт! Но... только не сегодня, решил он. В первую очередь нужно постирать свои вещи, привезённые из лагеря, это раз. Сходить на вокзал, что бы узнать маршрут, это два. Потом посмотреть или спросить у кого, каким образом можно где-нибудь в поезде спрятаться и зайцем добраться до нужного места, это три.
А сейчас нужно что-то приготовить себе на завтрак и потом - на вокзал. А там видно будет.
- Вы, тётя Таня, ещё не знаете меня, проговорил он про себя. Вы ещё не знаете, какой я крепкий и настойчивый! И дело тут совсем даже не в деньгах, рассуждал он, ставя на газ свою старую, оставленную специально для него тёткой, дюралевую миску. А дело в отношении - нельзя же, в конце-то концов, так обращаться с людьми! Я вам, что собачка какая, что бы вот так со мной?! Нет! Я не собака - я человек! Именно это, вы, тётя Таня, упустили из вида. Ну, ни чего - я вам напомню об этом. Вместе с папкой! Мы вместе с ним напомним вам об этом! Будьте спокойны - ТЁТЯ ТАНЯ!
Спустившись на первый этаж, Данька любопытства ради, заглянул в свой почтовый ящик и увидел там белеющую бумажку. Открыть ящик было невозможно, поскольку и там висел новый замок. И Данька поднял валяющуюся на полу палочку и выковырял бумажку из ящика. Этой бумажкой оказалось ни что иное, как денежный перевод. И деньги эти, были от отца. Данька быстро сбегал домой и взял своё свидетельство о рождении.
- Спасибо папка, что читаешь мои мысли, радостно прокричал он про себя и направился в сторону почты.
Но там денег Даньке не дали. Женщина в окошке сказала, что бы он привёл с собой взрослого с паспортом и тогда она выдаст сумму, которая к тому же, была достаточно крупной.
- А что же сегодня твоя тётя не пришла за деньгами, спросила кассир, обычно она приходит получать деньги. - Ей некогда, соврал Данька, боясь, что может лишиться своих алиментов.
- Ну, ну, ответила та, и добавив: приведи кого-нибудь из взрослых, закрыла окошечко.
- Вот значит как? "Обычно она", обозлился окончательно Данька.
- Ну, фиг тебе, а не деньги! И направился к дому Аиды Николаевны, своей директрисы. Так как именно она жила ближе всех от отделения почты, кого он знал.
К радости Даньки, Аида Николаевна оказалась дома. И очень обрадовалась, увидев такого гостя в дверях.
- Ну, проходи, проходи, сказала она и взяв Даньку за руку, повела на кухню.
- Сейчас мы с тобой будем пить чай с домашним вареньем. Но, видя, что Данька не проявляет особого энтузиазма по этому поводу, чуть ли не силой усадила его за стол, категорично заявив - возражения, Даниил, не принимаются. Будем пить чай!
- Хорошо, ответил тот и впервые за этот день улыбнулся.
За чаем ему пришлось подробно рассказывать директрисе, как он отдыхал в лагере. Что там ему понравилось, а что нет. Скольких друзей он приобрёл и чем там занимался. И видно было, что рассказывал всё это Данька, с огромным удовольствием. Глаза его горели и забыв на время обо всех своих злоключениях, Данька порой перескакивал с одной темы на другую, а то вовсе начинал рассказывать о чём-то очень для него важном, с середины, а порой и с конца. Единственное о чём он в тот день не рассказал Аиде Николаевне, это о конфликте со своей тёткой. Да и за чем это ей?
Взглянув на часы и поняв, что через сорок пять минут почту закроют на обед, Данька выложил главную причину, по которой пришел сюда.
- Ну, это Данечка, не проблема, ответила директриса, одевая туфли.
- Сейчас пойдём и всё сделаем, как нужно. Мне как раз требуется повидаться с Анной Михайловной, кассиром. Есть кое-какие дела. Вот, за одно и твой вопрос решу.
Данька не стал тратить деньги попусту. Не стал покупать себе всякие вкусняшки, как это делали они с отцом, а пошел в кафе и плотно пообедал. Он знал, что деньги очень скоро понадобятся ему в пути. А потому, решил слегка прижаться, не тратить попусту их, оставляя на дорогу. Но, придя домой и сидя на своём топчане, Данька понял, что не сможет больше и минуты находиться здесь, на одной территории со своей тёткой, и её семьёй, хотя территория эта, была его по праву.
- Да подавитесь вы ей, проговорил Данька про себя и положив в свой рюкзачок пару штанов и пару рубах, бросил ключ от новых дверей на кухонный стол и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.
- Ты чего такой кислый, спросил Даньку Серёга, когда тот проходил мимо детской площадки во дворе.
- Да так, ответил тот.
- Куда собрался?
- Да, ответил Данька, есть дела кое-какие.
- Слушай, Дань, пойдём сегодня вечером на школьное футбольное поле, мяч попинаем, а?
- Нет, Серый. Сегодня ни как. Давай попозже. И Данька быстрым шагом направился на остановку троллейбуса.
- Чего это с ним, спросил подошедший парнишка. Кто его знает, ответил Серёга. Несладко наверно с чужими людьми жить бок о бок?
- Да они вроде и не чужие, возразил Санька.
- А ты хоть раз видел их, спросил Серёга?
- Да, уж - ответил тот, почесав затылок.
- Сань, ты Даньку не видел? Спросил Сергей, подходя к своему дружку. Ты знаешь, уже третий день его почему-то нет во дворе.
- Может, заболел?
- Скорей всего, подтвердил Серёга. Надо бы его тётку спросить. Пойдём к его подъезду, там Ильинична со своими подружками с утра до ночи всем кости моют, уж они точно знают.
- Ага, пойдём, ответил Саня. И они направились к старушкам, которые на данный момент решали какую-то весьма острую проблему очередного сериала, в связи с чем, достаточно громко спорили, не замечая ни чего и ни кого вокруг.
Все знали, что эта троица ребятишек была неразлучна, как в школе, так и дома. Потому, кто сразу и кинулся искать Даньку, так это были два его закадычных друга - Санька и Серёга.
- Вам чего, сорванцы? Спросила удивлённо Ильинечна, когда Серёга, на десятый раз просто вынужден был прокричать свой вопрос на счёт Даньки.
- Ой, девочки, всплеснула Ильинечна руками, круто переводя стрелки разговора на другие рельсы.
- А ведь и вправду, что-то давненько Даньку не видно во дворе? Уж не стряслось ли чего? Да ладно Михаловна тебе каркать?
- Что может случиться в наше-то время?
- Вот как раз, в наше-то время и может, что угодно случиться, парировала та. Да вон, и тётка его идёт. Выходя из дому, она говорила, что на почту направляется, сейчас её и спросим, проговорила старушка из соседнего дома.
- Тёть Тань, а где Данька? Успел первым задать вопрос Саня, подходившей к подъезду, чем-то очень расстроенной женщине.
- Не знаю, и знать не хочу, где этот подонок! Может Бог смилостивился и забрал гадёныша к себе! Со злостью проговорила, словно выплюнула она.
- Ой, бабонька, да что же такое она говорит? Схватившись за щёки ладонями, проговорила, перекрестившись Ильинечна.
- Ты хотя бы Бога не поминала, желая смерти сиротинушке, проговорила Михаловна.
- А то, гляди, не ровен час и самою накажет.
- Уже наказал! Брызгая слюной, проговорила тётка Даньки, наклонившись к самому лицу Михаловны.
- Дык, рази, кто неволил тебя взваливать на свои плечи таку обузу, ответила та, ни чуть не испугавшись выпада. - Да вот, дура была - взвалила, ответила со злостью та. - Дык, не мешат ни кто, продолжила Михаловна, не поздно ишо, собралась да и домой? А?
- Да ты чего такое говоришь, Михаловна, возразила бабка из соседнего дома. Неужто дура она безмозглая, а квартиру ты что - себе отпишешь? Али не видишь, зачем она сюда прискакала сломя голову?
- И Даньку, наверняка, выжить хочешь? Спросила Ильинечна. Так не ломай себе попусту голову, девонька. - Ежели, что с Данькой стряслось, то мы не позволим случиться такому произволу! В суд пойдём! До самой Москвы дойдём, а тебе чинить этот беспредел не позволим! Так и знай!
- Дуры старые! Да плевать я на вас хотела! Огрызнулась тётка, и гордо подняв голову, направилась в свою, законную квартиру.
Услышав перепалку, к подъезду подтянулись и мужики. Но в разговор не вступали, а лишь качали головой, да плевались, глядя в след удалявшейся женщине.
- Ты слыхал, нет, ты слыхал, какая змеюка! Сжимая кулаки, проговорил Серёга, когда они с Санькой отошли от стихийного собрания у Данькиного подъезда.
- А я ещё с этим толстым, собрался на спортивную площадку вместе идти.
- Ну, гад! Эх, и устроим же мы им с сестричкой весёленькую житуху здесь, проговорил со злостью Санька.
- Давай Серый, ты в тот двор, а я в другой - собирай всех наших. Нужно им рассказать, что услышали и решить, как дальше жить будем. Ага. Ну, чё - погнали!
Этот вечер ни чем не отличался от предыдущего. Так же, как и вчера - одни мужики сидели за столом, забивая козла, другие страстно "болели". А кто и просто потягивал пивко, ведя разговор о том, о сём. Но сегодня все разговоры крутились в основном, вокруг Даньки и его тётки. К честной компании подошел ещё один обитатель местного "анклава", неся с собой большую сумку с баночным и бутылочным пивом.
- А вот и Витёк подрулил, раздалось из мужского собрания.
- И что это такое, Витёк? Спросил тот же голос.
- Мужики, пришел проставляться! Разбирай, кто что желает.
- Что же это за праздник у тебя сегодня, а, Вить?
- Да, вот, получил законный, очередной отпуск, похвастался Виктор.
- Ну, тогда держи краба, поздравил отпускника первым Петрович, старший из всей компании. И мы тебя поздравляем, и каждый подходил и жал руку соседу, разбирая пиво.
Все прекрасно знали, с Викторовой профессией, отпуск - дело весьма редкое и вряд ли долгосрочное. Старший следователь по особо важным делам областной прокуратуры, подполковник юстиции Цыбин Виктор Семёнович и впрямь, вряд ли помнил сам, когда ему удавалось вырваться в положенный законодательством отдых. Нет, конечно, его отпускали, иногда. Но куда бы он ни поехал и где бы ни был, по обыкновению, не проходило и недели, как его срочно отзывали, загрузив чем-нибудь очень важным и срочным по самое горло. Именно поэтому, они с женой ни когда не строили долгосрочных планов на это весьма шаткое время, называемое отпуском. А если и отдыхали, то непременно по отдельности - он на лавке с соседями, или на лучший случай - с удочкой на речке, она с детьми на даче или у мамы в Ростове. Приняв все поздравления, Виктор и сам открыл себе баночку и наслаждаясь пивом и дальнейшими перспективами, сел на свободное место одной из лавок.
- Что нового на нашем горизонте, улыбаясь и зажмурив глаза от удовольствия, спросил Виктор.
- Да что тут нового, проговорил Лёнька, с грохотом опустив "дупель шесть" на стол, и победно выкрикнув - "рыба", повернувшись к соседу. С Витькой они знакомы были с самого детства, да и жили с ним на одной площадке. Только Лёнька хотел раскрыть рот, что бы рассказать другу о дневном происшествии, как из подъезда выскочила сама тётка Даньки с лыжной палкой наперевес и стала гонять детей, играющих во дворе.
- Это что ещё за чудо-юдо, проговорил Витька, так и не донеся до рта банку, для очередного глотка.
А дети, тем временем, с хохотом разбегаясь, корчили тётке рожицы, дразня и издеваясь над ней.
- Так дело не пойдёт, сказал Виктор и поднявшись крикнул, что бы дети перестали так вести себя, а сам подошел к женщине и спросил, чем вызвано подобное поведение.
- Да пошел ты, козёл! Все вы тут одним миром мазаны, плача от досады и бешенства, проговорила та.
- Ну, допустим, ругаться или паче того, оскорблять всех подряд вам ни кто не позволял, а вот рассказать, что вы тут за цирк устраиваете, вам всё же придётся.
- Да кто ты такой, что бы я перед тобой отчитывалась?! Выпалила та. Но нужно было знать Витька, который и не таких осаживал. Да и усаживал.
- Что ж, если не хочешь рассказывать мне, продолжил он уже строго, то будешь рассказывать наряду милиции, который я сейчас вызову. И обещаю тебе, что пятнадцать суток ты уже намотала. И он сунул ей под нос свои корочки.
Данькина тётка тут же преобразилась, мгновенно усвоив, кто перед ней.
- Это всё пацаны местные, заголосила она, умываясь слезами.
- Они моего Олеженьку всего избили, истоптали! А девчонки, девчонки-то, мою Юленьку всю изваляли, новое платье в клочья изодрали, и все коленки в кровь избили. И она буквально зарыдала, глядя в сторону смеющихся и строящих ей рожицы, детей.
- Ну, что ж, проговорил Виктор, давайте будем разбираться с этим делом. И он рукой подозвал к себе главного заводилу двора, Серёжку.
- Вот, Серый, поступила жалоба на всю твою дворовую команду.
- А чё мы-то? Проговорил тот, подходя к Виктору.
- Мы же не виноваты, дядя Витя, что этот толстяк не то что бегать, но и ходить не умеет. Начинаешь с ним играть, а он тут же падает, да ещё и психует. Да вам, дядя Витя, все это подтвердят. Любого спросите.
- Ну, а у вас-то что? Спросил он подошедшую Ленку из сороковой квартиры.
- Дядь Вить, ни кто не виноват, что эта корова, ну, то есть, её дочь...
- Попрошу без оскорблений, строго остановил он Ленку, продолжай.
- Ну, так вот, я и говорю, кто виноват, что "она" даже в классики прыгать не умеет. Не говоря уж про резинку. Пусть сперва ходить научатся, а уж потом приходят играть с нами.
Взрослые, подошедшие к разговору, в один голос стали подтверждать слова детей, упрекая женщину в явном оговоре. Тётка Даньки перестала плакать и лишь ненавистным взглядом обводила всех, кто находился в этот момент во дворе.
- Да вы все здесь договорились против нас, прошипела она.
- Всем вам просто завидно, что квартира этой алкашки досталась мне, а не кому-нибудь из вас, вот вы и злобствуете.
- Гражданочка, проговорил разозлившийся, но умеющий держать себя в подобных случаях, Виктор. Во первых - за клевету, оговоры и подобное поведение, есть правовые меры воздействия. Во вторых - умерла не просто алкашка, как вы изволили выразиться, а ваша сестра. В третьих - квартира эта вам не принадлежала, и принадлежать не будет. И живёте вы в ней до совершеннолетия Даньки. - Кстати, шепнул на ухо дяде Вите подошедший к нему Лёнька, спроси-ка вы у ней, где сейчас Данька. Его уже третий день во дворе невидно.
- Виктор повернулся к нему удивлённое лицо. А раньше не мог сказать? Проговорил он. Да я только хотел было, да вот она, выскочила из подъезда, как баба яга в ступе, со своей лыжной палкой, всё-равно что с метлой. - Кстати, гражданочка, а где сейчас находится Даниил? Задал вопрос, обеспокоенный Виктор.
- Лучше бы провалился в тартарары ваш Даниил, с сарказмом выдохнула тётка. Если найдётся, я ему голову, как курёнку отверну.
- Ну, это мы ещё посмотрим, гражданочка. А вот ответить за нарушение порядка в общественном месте, оскорбление и наговоры, вы вполне можете по всей строгости закона. Возьмут сейчас свидетели и напишут заявление в милицию на вас, и придётся вам, в лучшем случае платить значительный штраф, в худшем - пятнадцать суток отсидеть. Так, где сейчас Данька? Ещё раз повторил Виктор, строго глядя в лицо тётке.
- Сбежал ваш Данька! Заорала та. Украл у меня огромную сумму денег и скрылся в неизвестном направлении. Сейчас, небойсь, пьянствует с такими же алкашами, как его мамочка! Ему, гадёнышу, не привыкать!!
- Что за деньги, гражданка? Слегка смутившись таким оборотом дела, проговорил Виктор.
- Дом я в деревне продала! А этот паразит все деньги, до копеечки умыкнул. И заплакав, тётка медленно направилась к подъезду.
Все стояли и оцепенело молчали.
- Такого не может быть!!! Первым нарушил молчание Серёжка!
- Не мог Данька украсть! Не верю я этой... вруше!
- И мне тоже, что-то не очень верится. И мне. И мне тоже - послышалось отовсюду.
Пока народ обменивался мнением по поводу услышанного, Виктор отставил пиво и сев на лавку, крепко призадумался.
Влада, Данькиного отца, он знал давно. Человек он очень порядочный, за что и страдал всю жизнь. Женившись, Владик вынужден был бросить строительный институт и пойти зарабатывать. А тут и Данька родился. И пришлось Владу распрощаться с мыслью о завершении учёбы. Но и те три институтских года не пропали для него даром. Парень он был толковый, чего недоучил, то докумекал на практике. А такие люди, во все времена не валялись, где попало. И уж тем более в наше - когда спецы такого уровня начисто вывелись, словно динозавры. Данька, тот весь в отца пошел. Такой же честный, открытый, настырный и добрый. Нет, думал "важняк", не мог Данька пойти на эту подлость. Ни как не мог. Да и с тёткой его, не всё понятно. То, что она горлохватка, видно не вооруженным глазом. Случись такое на самом деле, она бы не здесь языком чесала, а давно бы обивала пороги различных высоких инстанций. Все ментовки бы на уши поставила. А тут? Льёт крокодиловы слёзы, будто разжалобить народ пытается.
Нет, тут нужно разбираться досконально. Похоже, накрылся мой отдых, подумал Виктор и не столько с сожалением, сколько с какой-то, едва уловимой радостью и облегчением. Очень уж любил он свою работу и даже во сне не расставался с ней ни когда.
- Лёнька, Петрович, кончай митинговать. Идите оба сюда. И сам пошел в сторону от дома, подальше от ненужных глаз и ушей.
- Послушайте, что скажу, проговорил он, дождавшись, когда те догнали его.
- Мне не очень нравится этот нынешний персонаж и тот водевиль, что устроила эта дамочка перед публикой. И, на мой взгляд, врёт она, как сивый мерин.
- Во-во, поддакнул Лёнька. И мне эта сволота не по душе. Таких за версту видно. Что думаешь, Петрович? Спросил он соседа.
- А что тут думать? Это ты у нас спец по таким ребусам, тебе и решать его.
- Петрович, спросил тут же Виктор, как твоя ласточка? Бегает ещё?
- Хм, хмыкнул в свои пышные усы тот, ещё спрашиваешь? - Ну, и ладненько, проговорил Виктор. Значит так. Будьте оба готовы к утру.
- Далеко едем, Вить? Спросил Петрович.
- Пока не знаю, но сегодня к ночи буду знать. А утром, в машине, сообщу и вам. Ладно, вы идите во двор, а я прогуляюсь до одного старого приятеля. Завтра в гараже у Петровича. И, Лёнь, ни гу-гу что бы.
- Да ты что, Вить, неужели я не понимаю? Ну, всё, разбежались, проговорил Виктор и скрылся в толпе, словно его и не было.
У Петровича, конечно же была "настоящая" машина, вот только таковой, сам он, её не считал. Свой "Опель" он отдал сыну, который краем глаза давненько посматривал на отцовский "аппарат" и был несказанно рад получить "дрыгалку", как её называл отец, в подарок.
А сам Петрович, чуть ли не год с хвостиком, до того, как отдать сыну "Опеля", реконструировал, доводил, переделывал авто, которое ни когда не показывал даже своим самым близким друзьям. И лишь год назад, в один из тёплых, летных дней, пригласив Лёньку и Виктора с собой, повёл их в свой гараж, находящийся не так далеко от дома, в гаражном кооперативе "Колесо".
Сняв замок и распахнув двери гаража настежь, Петрович скрестив руки на груди, торжествующе произнёс: Любуйтесь!!!
На друзей смотрел синий, лакированный монстр, из далёкого советского прошлого. Имя которому Лёнька не знал совсем, так как был ещё сопляком в те ветхозаветные времена. А Виктор, хотя и угадывал по чертам принадлежность "монстра" к определённому ряду авто, но очень и очень с трудом. И был совершенно не уверен в своих подозрениях.
- Кончай почивать на лаврах, Петрович! После длительной паузы проговорил Лёнька. Давай, колись, откуда этот динозавр родом.
- Эх ты, сопля! И Петрович дружески отвесил тому достаточно увесистый подзатыльник. А вот тебе Витя, грех не признать в моей "ласточке" "Москвич - 410"! -Петрович, ты, конечно, извини, оправдывался Витька, этот модельный ряд я знаю прилично, но именно такую модель, что-то не припомню. Ну и правильно, что не припомнишь, с улыбкой ответил тот. Эту модель в Союзе выпускали очень недолго, так как она не оправдала возложенных на неё надежд. Хотя это просто "407 москвич", но с поднятым шасси и двумя ведущими мостами. А "не пошел" он потому, что слишком слабым был мотор для такой громадины. Всего-то - 37 "лошадей", а сама машина с металлом в 1,2 - 1,6 мм толщиной, да ещё и луженая. Но вы только посмотрите - каков красавец! Ему лет почти столько же, сколько и мне, а вы только гляньте - как новенький, не уставал ворковать Петрович, ходя вокруг машины.
- Конечно, будет тут новенький, проговорил Лёнька - у кого в руках-то оказался? У самого инженера-конструктора. По другому, я бы просто не понял, проговорил Лёнька, ходя за Петровичем и заглядывая то в салон, то под днище.
- Ну, а теперь, Петрович, давай саму изюминку. Иначе ты не сиял бы, как надраенный пятак, проворил Витька.
И всё-то ты знаешь "следак", всё-то видишь и ни чего-то от тебя не скрыть, с довольной видом ответил тот.
Во первых, начал Петрович, мосты теперь на нём, военного Газ - 69. Да, да, не удивляйтесь! Нашел и такие. Слава Богу - есть ещё друзья! И мосты, надо сказать, совершенно новые. Не имеют пробега ни одного километра. Причём - оба моста, и задний, и передний.
Движок стоит от УАЗика.
- Да как же ты его туда втолкнул? Удивился Виктор. Пришлось повозиться и расширить объём моторного отсека. А всё остальное перед вами - любуйтесь! Конечно, этот рысак не столь резв, как тот же "опелёк", но "дури" в нём столько, что автобус могу взять на прицеп не за "слабо". Хотя должен сказать, что аппетит у него просто дьявольский, со смехом подытожил именинник.
- Что-то Витёк запаздывает. Такого за ним ни когда не водилось, проговорил Лёнька, в сотый раз поглядывая на свои наручные часы.
- Да не мельтеши ты перед глазами, прикрикнул на него Петрович, протирая "бархоткой" и без того блестящие бока машины.
- Иди лучше глотни чайку, да и мне плесни стаканчик. Термос вон, на верстаке. Лёнька, что-то бубня себе под нос, подошел к термосу и стал наливать, в тут же стоящие стаканы.
- О! Вот это очень кстати! Послышался вдруг знакомый голос. Давай-ка и третий стакан наливай, а то я сейчас от жажды умру.
Поздоровавшись с друзьями, Виктор взял протянутый Лёнькой стакан с чаем, и чуть ли не залпом выпил горячую, ароматную жидкость.
- Ребята, проговорил он, отдышавшись, прошу меня извинить, но дело того стоило. Отыскался, наконец-то, наш Влад!
- Нуда?! Вот это здорово! Проговорил Лёнька.
- Давай-ка Витя присядь, и всё по порядку, проговорил Петрович, убирая бархатную тряпку в кармашек на двери машины.
- По порядку, так по порядку, проговорил Виктор, и налив себе ещё чая, сел на стоящее в углу кресло, а пара друзей разместилась вокруг, на стульях.