Галганова Ирина Викторовна : другие произведения.

Звездные гости. Любовь возможна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.97*11  Ваша оценка:


   Звездные гости. Любовь возможна
   Роман
  
   Часть первая
   Астра. Мечтание о звезде
  

- 1 -

   Непреложный закон падающего бутерброда, он же "закон Мэрфи". Если бутерброд падает на землю, то падает он, разумеется, всегда маслом вниз. Согласно этому закону, автобус ломается, если ты опаздываешь на важную встречу, а телефонная линия перестает работать в тот момент, когда нужно срочно позвонить.
   В больших городах, в столице, например, давно уже появились переносные телефоны. Очень удобная, наверное, вещь. Не бегаешь, не ищешь, откуда бы позвонить. Достал из сумки и звонишь. Но у нас, в Дорптауне, подобной роскоши пока нет. Я видела такой телефон однажды, когда к главному редактору приезжал корреспондент аж из самой Метрополи. Парень невероятно гордился возможностью продемонстрировать серым провинциалам свою дорогую игрушку и поминутно с кем-то разговаривал по аппарату, напоминавшему телефонную трубку, только без шнура.
   А я сейчас обреченно стою, прижав к уху обычную трубку от телефона-автомата, и накручиваю на палец провод, всем своим видом изображая мраморную статую, вмурованную в нишу телефонной кабины. Ровно час уже я пытаюсь дозвониться до Баскета на Южном Побережье. Монотонный голос в трубке: "Опустите жетон в прорезь и наберите номер". Терпеливо и послушно я в сотый раз повторяю несложную последовательность действий. Жетон в прорезь, палец на кнопки с цифрами: один, еще раз один, три четверки, два, семь. С тем же безнадежным результатом.
   В соседних кабинках кричат о своих радостных или печальных новостях счастливцы, которым удалось преодолеть сопротивление расстояния и электрических полей. А в моей трубке слышится треск, шипение и далекие гудки. Связь с Побережьем всегда была неважной, но сегодня полный провал. Стекло кабины грязное, в мутных разводах, с одной стороны трещина, с другой вообще кусок вывалился, сквозь дыру видны потертые деревянные кресла, на которых расположились немногочисленные посетители.
   От нечего делать я рассматриваю людей. Здесь не только переговорный пункт, но еще и почта, и кассы автовокзала. Автобусы отсюда, правда, отправляются довольно редко и то лишь до соседних деревень. Но сегодня пассажиры есть. Сидят, ждут.
   Вот старуха с двумя объемными тюками, пригорюнившись, смотрит куда-то в угол тусклыми невидящими глазами. На голове у нее пестрый платок, из-под которого выбились седые косматые пряди. Она похожа на старую цыганку-гадалку. Сидит молчаливо, печально, видимо, привело ее сюда какое-то горе. Час я пыталась дозвониться. И весь этот час старуха не сдвинулась с места, не повернула головы. Лишь иногда она сжимала губы да опускала веки, прогоняя невидимые другим слезы, исчезающие в глубоких складках ее морщинистых коричневых щек.
   Рядом со старухой, такой же смирный и тихий, расположился мальчик лет семи, смахивающий на встрепанного галчонка. Волосы темные, давно не стриженные, торчат, как перья. Ладони, сложенные вместе, засунуты между коленей, и кажется, что ребенок замерз. Эта поза нахохлившегося птенца еще больше делала его похожим на птицу.
   Мимо ходили какие-то люди, торопясь по своим важным, неотложным делам, а эта странная пара оставалась неподвижной, как остров посреди суетной людской реки. Без конца хлопала входная дверь, кто-то входил, кто-то выходил, но эти двое не обращали ни на кого внимания.
   Я уже почти забыла про свой телефон, как вдруг треск в трубке усилился, а потом неожиданно прекратился. И из далекой глубины, такой далекой, словно с другой планеты, я услышала родной и знакомый мамин голос:
   -Алло, говорите. Слушаю. Кто это? Карина, это ты? Тебя не слышно совсем.
   Голос казался усталым, но ничуть не встревоженным. От радости я закричала в трубку:
   -Да, это я! Мама! Мам! - Я моментально забыла о необычной паре, за которой наблюдала, и отвернулась, закрыв рукой второе ухо, чтобы слышать только мамин голос.
   -Мам, я уже целый час до вас дозвониться не могу. У вас там что, гроза? Связи нет, только гудки и треск.
   -Нет никакой грозы, всего-навсего Максим скатывает с лестницы свой грузовик. Но этот гром телефону, кажется, не помеха.
   -Максим? Как он? И вообще, как вы там все? Как ты?
   -Хорошо. - По голосу я понимаю, что мама улыбается. - А ты, вместо того чтобы по телефону спрашивать, взяла бы и приехала. Совсем нас забыла. Ты же говорила, что в конце июня в отпуск пойдешь.
   Я неохотно подтвердила:
   -Уже в отпуске. С сегодняшнего дня.
   -Ну, вот бы и навестила. А то появляешься у матери раз в полгода.
   Опять она об этом. Настроение мое сразу испортилось, и я кисло промямлила:
   -Мам, ты знаешь, почему я не приезжаю. Мне в прошлый раз хватило разговора с Дэном. Я не уверена, что это не повторится снова. Неужели тебе нужен скандал в доме?
   Мама вздохнула.
   -Честное слово, Карина, я не понимаю. Ведь вы оба взрослые интеллигентные люди. Я же вас обоих знаю прекрасно. Почему вы никак не можете договориться?
   -Мам, давай не будем об этом.
   Разговор на такую щекотливую тему, действительно, мог окончательно ухудшить настроение и мне, и ей. Мама миролюбиво согласилась:
   -Ну, хорошо, хорошо. Даст бог, со временем все наладится. Ты мне лучше расскажи, как ты сама, и как папа поживает. Тоже, наверное, совсем его забросила, не звонишь.
   Мамуля у меня дипломат.
   -Он сам мне на работу звонил недавно. В июле снова в экспедицию собирается. Зовет меня.
   Мама обрадовалась.
   -Ну, вот и поезжай. Развеешься хоть немного.
   Вопрос о моей поездке в Баскет отпал сам собой. Теперь меня уговаривали провести отпуск в пустыне. Я бодро пообещала:
   -Подумаю.
   Мама с намеком добавила:
   -Может быть, познакомишься с кем-нибудь да замуж, наконец, соберешься. У папы ведь всегда на этих раскопках бывает несколько студентов-старшекурсников.
   Я не могла не засмеяться.
   -Мам, да ты что. Боже упаси. Меня моя спокойная жизнь вполне устраивает.
   -Посмотрим. Вот влюбишься и захочешь.
   -В кого влюбиться, мама? В такого, как Рик Мунд? Да я лучше всю жизнь одна проживу.
   Что ответила мама на мои слова, я уже не слышала, потому что связь снова прервалась. И на этот раз так основательно, что не стало слышно даже помех. Никакого треска, абсолютная тишина. Я недоуменно уставилась на трубку, как будто могла увидеть там что-либо, объясняющее столь странное поведение телефонной линии. Ответа я, естественно, не получила. Возмущение начало во мне потихоньку бурлить, как закипающий чайник. Я выглянула из кабины, собираясь сказать что-то резкое в адрес телефонистки, и вдруг все слова застряли у меня в горле. В переговорном пункте тоже стояла абсолютная тишина.
   В достаточно большом помещении сейчас не было никого: ни посетителей, ни телефонисток. Все двери распахнуты настежь. На полу сиротливо лежали два брошенных тюка. Их хозяева, бабушка с внуком, тоже куда-то исчезли. Я растерянно остановилась посреди зала, ставшего вдруг странно просторным. Во всем переговорном пункте не было ни одной живой души. Что произошло за те несколько минут, пока я говорила с мамой по телефону? Что заставило всех этих людей побросать свои вещи и уйти? Здесь этого выяснить все равно было невозможно, поэтому мне пришлось отправиться на улицу.
   Два ряда трехэтажных домов, из которых состояла знакомая мне Зеленая улица, казались сейчас необитаемыми. Не было видно никакого движения ни в самих домах, ни возле них. Страх колючим холодком заполз мне под ребра. И что все это значит? Я двинулась вперед, по направлению к перекрестку. Зеленая всегда была не слишком оживленной улицей, и особенно днем в рабочие часы, но полное отсутствие людей вызывало во мне тревогу, граничащую с паникой. Мне сейчас как никогда хотелось увидеть кого-нибудь, чтобы выяснить, наконец, что стряслось.
   Я вышла на перекресток. Светофоры не работали, не было видно ни одной машины, ни одного трамвая. Это в Дорптауне-то, где через проспект Мира обычно невозможно перейти в час пик из-за движущегося транспортного потока. А сейчас три полосы в одну сторону, трамвайные пути, три полосы в другую сторону - все было совершенно свободным. Я остановилась и вдруг словно увидела себя сверху, с высоты птичьего полета. Одинокая фигурка в белом платье посреди огромного вымершего города. И уже не страх, а какой-то первобытный ужас заставил мое тело покрыться мурашками, лоб стал влажным, а во рту пересохло. Я снова пошла вперед, еле переставляя одеревеневшие ноги. Не может быть, чтобы все люди исчезли и я осталась одна. Где-то они должны быть, просто я ничего не знаю и ничего не понимаю. Я не верю в сказки, давно уже выросла. Любому странному событию можно найти разумное объяснение. Я уговаривала себя, а паника потихоньку нарастала.
   И тут я увидела людей. Мне навстречу бежала толпа. Мне пришлось срочно убираться в сторону, иначе меня могли просто сбить с ног. Люди бежали, не разбирая дороги, как муравьи из муравейника, который охватил пожар. Заговорить с кем-либо не представлялось возможным. Меня словно не замечали. Либо оббегали, либо наталкивались и отстраняли с дороги, как досадную помеху.
   Один раз со мной, будто не видя меня, столкнулась женщина с ребенком на руках. Она была молодой, совсем немного старше меня. Волосы ее были растрепаны, глаза отсутствующие. Девочка примерно двух лет обвила ручонками шею матери, уткнув личико ей в плечо. Белокурые вьющиеся волосики перехвачены двумя резиночками со смешными бантиками на пружинках, из-под короткого розового платьица выглядывают пухлые ножки в белых кружевных носочках. Женщина окинула меня невидящим взглядом и снова побежала куда-то. Неважно куда. Спастись, спрятаться. Я как зачарованная смотрела ей вслед.
   Люди толкали меня, я лишь отступала, чтобы дать дорогу, пока прямо мне в ухо не закричал знакомый голос:
   -Ты что стоишь? Беги.
   Я даже не успела ничего понять, меня схватили за руку и потащили вперед. Я с запозданием узнала в этом человеке своего сослуживца, Рика Мунда. Он тащил меня следом за собой, как буксир тащит груженую баржу. Я попыталась затормозить.
   -Рик! Подожди! Объясни, что случилось.
   Он послушно остановился, перевел дыхание. Худое лицо его было бледным, на лбу - капельки пота. Он вытер платком очки и снова нацепил их на нос. Руки его при этом дрожали. Люди по-прежнему наталкивались на нас, мне доставалось от чьих-то локтей или плеч, но я непреклонно уставилась на Рика:
   -Рик? Что произошло? Ты что-нибудь знаешь?
   Рик смотрел куда-то поверх моей головы. Затем он вздрогнул и вместо ответа взял меня за плечи и молча развернул туда, откуда спешили убежать люди. И я тоже увидела. И услышала. Словно неожиданно добавили звук в телевизоре, по которому, оказывается, показывают боевик.
   По улице двигался огромный дракон. Я заметила его в тот момент, когда он вышел из-за поворота. Это было чудовище из сказки или сна, созданное испуганной детской фантазией и прорвавшееся в реальность. Ящер высотой с пятиэтажный дом и длиной с него же - подъездов пять, а с хвостом и все семь. Крылья у него тоже были. Полуразвернутые кожистые полотнища на тонких суставчатых основаниях, как у птеродактиля. Ожившая картинка из атласа по палеонтологии, только безобразнее и страшнее, потому что с первой секунды было ясно, что это чудовище физически реально. И находится буквально в ста метрах от нас.
   Массивные лапы оканчивались когтями размером с мою руку. Длинная шея венчалась маленькой головой, на которой едва можно было разглядеть крошечные красные глаза. Не оставлявшие, впрочем, никаких иллюзий по поводу зоркости этого существа. Сзади волочился хвост с костяными наростами на конце. Вдоль спины топорщился пластинчатый гребень. Словно громадным консервным ножом, этими пластинами дракон рвал электрические провода на уровне второго этажа. Они с шипением и треском падали на асфальт, как змеи, ящер растаптывал их своими массивными ногами, а от поверженных врагов во все стороны летели огненные искры. Никакого ущерба его туше прикосновение к высокому напряжению не приносило. Только грохот стоял такой, что закладывало уши.
   Рик снова схватил меня за руку и молча потащил вперед. А я, как загипнотизированная, не могла оторвать взгляда от дракона. Я знала, что нужно бежать, но просто не могла, ноги не шли. Меня не оставляло ощущение нереальности происходящего.
   Дракон занимал всю ширину улицы. Бетонные столбы мешали ему пройти, он сносил их своей массой, почти не замечая. Оказаться под одной такой ногой размером со старую афишную тумбу - и от человека даже мокрого места не останется. Не думаю, что люди привлекали его как еда, почему-то эту версию я сразу отмела. Но дракона, несомненно, влекли именно человеческие существа. И он упорно и неумолимо, как самонаводящаяся ракета, шагал в ту сторону, куда бежала толпа. А толпа, как и положено, не разбирая дороги, двигалась в одном направлении - вдоль центральной улицы Дорптауна.
   Вдруг дракон издал низкий и хриплый рев, заставивший меня в страхе присесть и втянуть голову в плечи. От этого звука все тело неприятно завибрировало. Рик, не оглядываясь, ускорил бег, и я начала спотыкаться.
   Дракон, очевидно, тоже прибавил шаг. Он только казался тяжелым и неповоротливым, но двигался достаточно быстро, скорее всего, из-за своей огромной величины. Толстые лапы неторопливо переступали по земле, но за один шаг он перекрывал расстояние, которое нам приходилось преодолевать за то же самое время бегом.
   Взревев еще раз, он раздраженно ударил из стороны в сторону своим длинным мощным хвостом, и кончик стегнул по стенам домов, выбивая оконные стекла на первых этажах, осколки со звоном ссыпались на дорогу. И тут меня затрясло. Одно дело, когда ты смотришь кино с экрана, а другое, когда такая туша - у тебя за спиной.
   Дракон не отставал, расстояние не увеличивалось и не уменьшалось, между нами были все те же пятьдесят или семьдесят метров, что и вначале. Мы с Риком бежали последними в этом растянувшемся на весь город марафоне. Я не привыкла к таким длительным пробежкам и потому начала задыхаться, повиснув на руке сослуживца, как якорь. Ноги уже не слушались. К тому же шпильки очень мало приспособлены к тому, чтобы на них совершали забеги на длинные дистанции. А дракон двигался сзади, казалось, что прямо за спиной слышится его тяжелое дыхание, это придавало сил.
   Еще десять минут этого сумасшедшего бессмысленного бега, и я поняла, что больше не могу. Разрывалось сердце, дыхание было частым, как у собаки, но воздуха все же не хватало. А Рик Мунд, державший меня за руку и подгонявший своими бесконечными "быстрее, быстрее!", оглядывался на меня уже со злостью. Видимо, он проклинал свое чувство долга, не позволившее ему бросить меня сразу, сослуживица все-таки, не посторонний человек. Я и так была безмерно удивлена, что он взялся мне помогать, совсем не ожидала от него такого поступка.
   И тут я споткнулась. Под ноги мне что-то попало, или, может быть, просто каблук зацепился за выбоину в дорожном покрытии. По инерции пролетев еще пару шагов, я упала и с размаху ударилась об асфальт. Локтем я проехала по его далеко не мягкой поверхности, от боли и обиды на глаза навернулись слезы. Рик, оглянувшись, что-то прошипел сквозь зубы и выпустил мою руку из своей ладони. Я потерянно смотрела, как он, избавившись от обузы в виде моего тела, вдвое быстрее припустил по улице.
   Наверное, я не имела права его осуждать. Каждый человек природой устроен так, что в минуту опасности у него срабатывает самый мощный инстинкт - инстинкт самосохранения. Но, оставляя меня одну, Рик обрекал меня на верную гибель - я ведь просто буду растоптана этим чудовищем, которое шло напролом, как танк, как неумолимая, давящая, все разрушающая бессмысленная сила.
   Настоящего страха еще не было. Было немного больно - я здорово ободрала левый локоть и оба колена. Страх пришел потом, когда я подняла голову. Дракон был надо мной. Я как раз попыталась встать хотя бы на четвереньки, как вокруг потемнело - солнце закрыла гигантская туша, приблизившаяся почти вплотную. Над собой я увидела качающуюся на длинной шее голову, с интересом склонившуюся ко мне. Пасть открылась, обнажая клыки, на меня дохнуло резким кислым запахом, от которого перехватило горло. Сердце мое сжалось от тоскливого предчувствия скорой гибели, сознание стало меркнуть. Я редко падаю в обморок от страха. Но это был, безусловно, особый случай. В самый последний миг мне показалось, что я легко и стремительно взмыла над землей, и тело мое стало совершенно невесомым. А дальше наступила спасительная темнота.
   Очнулась я неожиданно, словно от толчка. В голове медленно кружились радужные пятна. Открыв глаза, я поняла, что это светит солнце, пробивающееся сквозь зеленую листву. Рядом с моим лицом тянулся вверх травяной стебелек. По нему карабкался маленький жучок с изумрудной спинкой. Он цеплялся за травинку всеми лапками и упорно двигался вперед, хотя мне казалось, что он вот-вот свалится вниз. И точно, через мгновение он сорвался и, как зеленая капля, упал куда-то в заросли травы, выглядевшие для него, должно быть, густым непроходимым лесом.
   Я резко села, и голова немилосердно закружилась, к горлу подступила тошнота. Я ухватилась ладонями за траву, чтобы не упасть, и прикрыла глаза, переводя дыхание. Ощущения были отвратительные. Но тело вроде бы слушалось, и ничего не болело.
   Было удивительно тихо. Шелестела листва на деревьях, где-то рядом стрекотал кузнечик. Если не открывать глаз, то кажется, что я таинственным образом перенеслась в волшебный лес. Я практически не узнавала маленький городской скверик, таким сказочно-нереальным он сейчас казался. Я осторожно легла на спину и попыталась снова взглянуть на мир.
   Над моей головой уходили вверх стволы берез, почти смыкаясь вершинами где-то на большой высоте. И казалось, что я смотрю в глубокую прозрачную реку, а стволы деревьев - это корни каких-то огромных фантастических подводных растений. Листья слабо шевелились, и между ними виднелся кусочек синего неба с перышком облака. Время словно застыло в вязкой, почти осязаемой тишине.
   Полежав еще немного, я потихоньку начала приходить в себя и снова попыталась встать. На этот раз мне это удалось. Чувство настоящего постепенно возвращалось. Я находилась посреди городского сквера недалеко от здания мэрии. Как я здесь оказалась, в кварталах четырех от того места, где потеряла сознание, объяснить было невозможно. Кто-то, очевидно, перенес. Но кто?
   Впереди, между стволами берез, виднелось знакомое строение из стекла и бетона. Я решительно направилась в его сторону. Уж где-где, а в мэрии наверняка знают, что творится в городе, и смогут ответить на мои вопросы.
   Перед самим зданием была небольшая площадь с фонтаном - излюбленное место отдыха горожан. Обычно здесь всегда можно было увидеть и мамаш, гуляющих с колясками, и ребятишек, гоняющих на велосипедах, и пенсионеров, отдыхающих на лавочках. Сейчас не было никого.
   Внезапно потемнело, и я невольно подняла голову. На небо, закрывая солнце, наползало сизое облако, очень напоминающее дым. Вскоре воздух наполнился запахом гари. Где-то неподалеку и впрямь был пожар. Но бежать и выяснять, где и что, почему-то не было никакого желания. Наоборот, появилась острая потребность побыстрее дойти до здания и спрятаться за надежными дверями. Вспомнилось неожиданно: а дракон ведь по мифологии существо огнедышащее. До сих пор о драконе мне не думалось, теперь память вернулась. Где-то он ведь остался, где-то на улицах города. Когда я вышла на асфальтированную дорожку, окружавшую сквер, небо только с одного края оставалось голубым, а с трех сторон на него наползали клубы дыма и все сильнее пахло гарью: горело уже, по-видимому, в нескольких местах.
   Перескакивая через две ступени, я поднялась по широкой каменной лестнице и подошла к входу в здание городской администрации. Стеклянные двери - хрупкая преграда, но мне сейчас почему-то очень сильно хотелось оказаться по другую их сторону.
   Я рванула на себя ручку двери. Она не поддалась, даже не шелохнулась, запертая на замок. Я слегка запаниковала. К счастью, в таком большом здании была не одна дверь, а еще несколько запасных. Я, обходя стену по периметру, стала дергать ручки всех дверей подряд. Не знаю, почему мне так хотелось попасть туда. Наверное, потому что глубоко внутри сидела обнадеживающая мысль: ведь в мэрии есть охрана, люди с оружием в руках, они сумеют защитить меня от непонятной грозной силы, атаковавшей город. То, что окружало меня сейчас: неподвижные, безжизненные деревья, пустынный сквер - все казалось враждебным и страшным, мне хотелось попасть куда-нибудь, где были бы люди. Человека больше всего пугает то, чего он не может объяснить. Когда разум находит логику в творящихся вокруг неприятностях, ему гораздо легче совладать со страхом. Сейчас я никакого объяснения происходящему не находила.
   Наконец, одна из дверей открылась, и я пулей влетела в здание. Просторный холл встретил меня сумеречной тишиной и прохладой. Ни одной живой души. Конторка, за которой должен был сидеть охранник, пустовала, пропускная вертушка свободно провернулась от моей руки. Здание было погружено в темноту. Свет шел только от дверей и окон, а коридоры никак не освещались.
   Я, оглядевшись, решила пойти вправо. Проходы на вид казались одинаковыми. И, насколько я знала, были сквозными. Можно было, двигаясь все время в одну сторону, пройти здание целиком и вернуться к центральному входу. Правда, по пути они петляли так, что невозможно было избавится от ощущения, что идешь по лабиринту. Я была здесь пару раз по работе. Но тогда освещение работало, а по коридорам туда-сюда сновали люди. Сейчас здесь стояла мертвая тишина.
   Я шла достаточно долго, не зная, куда я иду и зачем, прислушиваясь к тому, что происходит за моей спиной и вжимая голову в плечи. Одиночество уже изрядно тяготило меня. Неизвестность пугала. Невозможность объяснить разумом происходящее выбивала из колеи. К тому же, мне начало мерещиться, что за мной кто-то идет, бесшумно и осторожно. Я оглядывалась, но никого не видела. Паранойя набирала обороты.
   Коридор казался бесконечным, но, наконец, очередной поворот вывел меня в небольшой холл, в котором я заметила чуть приоткрытую дверь. Заглянув в нее, я увидела огромный, ярко освещенный зал. Под потолком горели лампы. На креслах, сдвинутых от центра к стенам, сидели люди. Много людей. Я даже растерялась, увидев вдруг такое количество народа.
   Большой зал заседаний в мэрии - огромное помещение, в котором иногда давали концерты заезжие звезды или проводились торжественные праздничные встречи. Раньше я здесь не бывала, но предполагала, что такой зал существует. Дверь, через которую я вошла, была маленькой, служебной. Основной вход располагался напротив, у противоположной дальней стены, а недалеко от меня возвышался помост, игравший роль сцены.
   Зал был рассчитан на триста человек, но сейчас здесь находилось, по-моему, раза в два больше. Многим не хватило места, и они устроились на полу. Кто-то спал, кто-то разговаривал шепотом, кто-то сидел молча. И что удивительно, здесь не было шумно. Только душновато из-за большого количества живых дышащих тел. Окна в этом помещении были, но открыть можно было лишь фрамуги в их верхней части, и это не спасало от духоты.
   Слышался звук включенного на полную мощность радио. Когда я вошла в зал, некоторые люди посмотрели в мою сторону, но большинство не обратили на мое появление никакого внимания. А я облегченно вздохнула. Когда я увидела сразу стольких людей, страх мой исчез мгновенно. Какое это, оказывается, счастье - быть частичкой общества. Непонятно, чего здесь ожидали все эти люди, но уходить отсюда мне тоже пока не хотелось.
   Я прошла вперед. Меня окликнули. Я оглянулась и увидела Катюшу Рей, мы учились вместе в институте. Вот ведь воля случая. Не виделись два года, а встретиться пришлось вот здесь. Я помахала ей рукой. Добираться до нее было слишком далеко, пришлось бы перешагнуть через десяток рядов сдвинутых кресел. Она нисколько не изменилась, такая же маленькая, худенькая, с лучистыми карими глазами. Рядом с ней, приобняв ее за плечи, сидел какой-то парень. Крепкий, коренастый, с ежиком стриженых темных волос на голове. Лицо серьезное, сразу видно - положительный и надежный, с таким никакая беда не страшна.
   Порадовавшись за Катюшу, я снова кивнула ей и прошла дальше, пытаясь найти для себя местечко. Усталость за весь этот сумасшедший день навалилась на меня сонливостью и головной болью. Еще и духота добавляла неприятных ощущений. Я многое бы отдала за то, чтобы лечь куда-нибудь и хоть чуть-чуть отдохнуть. Но места не было, слишком много людей собралось на этом ограниченном пространстве. Мне казалось, что в мэрии сейчас находится чуть ли не половина города, Дорптаун ведь не такой уж большой.
   Наконец, мне повезло. Одна женщина, увидев, что я брожу как неприкаянная между рядами, позвала меня к себе. Она сидела на узкой скамейке, стоящей вдоль стены там, где была еще одна запасная дверь. На скамейке кроме женщины пристроился еще маленький мальчик, мать взяла его на колени. Я, пробормотав слова благодарности, почти упала на освободившееся место.
   Вот тогда я и почувствовала, как чудовищно устала. Болели ноги, ныла спина, саднили ссадины на локте и коленях, ободранных еще там, на улице, когда я упала прямо под ноги дракону. Белое мое платье стало снизу серым. Хорошо, что никто не обращал на меня никакого внимания. У людей были заботы поважнее. Я, как могла, привела себя в порядок, отряхнула пыль и прибрала волосы. Неимоверно хотелось пить. В противоположном от меня конце зала я заметила какое-то движение. Там, вроде бы, принесли канистры с водой и пластиковые стаканчики. Но вставать и снова идти куда-то просто не было сил. Потерплю.
   Женщина рядом со мной тихонько покачивалась, успокаивая сына, и мальчик начал засыпать. А я, чтобы тоже не задремать, стала прислушиваться к тому, что говорили по радио. Двое угрюмых парней немного повозились с колонками, и теперь звук был слышен одинаково хорошо во всем зале. Всем хотелось узнать последние новости.
   Сообщения касались передвижений дракона. Теперь я могла хотя бы приблизительно восстановить картину происходящего. Появился дракон внезапно, словно ниоткуда. Возник прямо на улице, как по волшебству. Заметили его вначале в восточной части Дорптауна. Район старый, улицы узкие, поэтому за несколько часов дракон успел произвести в городе немалые разрушения. Короткие замыкания привели к нескольким пожарам. Сам дракон лишь нарушил систему городских коммуникаций, а все остальное было следствием неудовлетворительной работы различных служб при возможных авариях. Город оказался не готов к возникновению чрезвычайной ситуации. А то, что сегодня в Дорптауне проявилась самая настоящая чрезвычайная ситуация, сомнений не вызывало.
   Пожар, возникший на распределительной электростанции, довольно быстро ликвидировали. Но сама станция оказалась повреждена, а значит, в ближайшее время мы будем жить без электричества. И не только сутки, как обещало руководство, скорее всего, больше. На всем пути следования дракона порваны провода, опрокинуты опорные столбы. Чтобы все это восстановить, потребуется немало времени, сил и человеческих рук.
   Самым удивительным и счастливым было то, что никто не погиб в той суматохе, что творилась сегодня в городе. Несколько человек, правда, все-таки пострадали. Прозвучала цифра: одиннадцать человек. Столько больных поступило в городскую больницу в течение дня. Кто-то был сбит с ног во время паники, у кого-то обострились хронические заболевания в связи с нервным потрясением. Через час передали о госпитализации еще одного мужчины с переломами, в состоянии средней тяжести. Итого двенадцать жертв, но я не была уверена в том, что эта цифра окончательная.
   Каждые пятнадцать минут передавали обращение администрации города к жителям с просьбой сохранять спокойствие, не поддаваться панике. Мэр официально заявил, что ситуация находится под контролем и что виновные в сегодняшнем происшествии, несомненно, понесут наказание. Говорил он это таким тоном, словно уже установлены и конкретные причины появления на улицах Дорптауна дракона, и лица, в этом повинные. И тут же, сразу после этого самонадеянного заявления, стали передавать дискуссию, посвященную сегодняшним событиям. Несколько не самых глупых людей из научной среды выдвигали собственные версии. Но всех слушателей больше интересовало, не откуда взялся дракон, а то, как теперь от него избавиться, пока он не разрушил город до самого основания.
   Оружие на него не действовало: пули проходили сквозь его тушу, как сквозь масло, не причиняя ни малейшего вреда. Пальба на городских улицах представляла реальную опасность только для жителей, укрывшихся в собственных квартирах, в чьи окна могли залететь шальные пули. А дракон тем временем продолжал вышагивать по Дорптауну, громя все, что попадалось на его пути. Никаких осмысленных или логичных действий в его передвижении по городу усмотреть не удавалось.
   Сначала я слушала все это с интересом, но потом стало понятно, что ничего нового не сообщается. Одни и те же факты, беспомощные попытки осмыслить происходящие события. Мальчик на руках у моей соседки спокойно спал, и я тоже незаметно для себя задремала. Усталость и духота сделали свое дело.
   Я поняла, что заснула, только потому что, открыв снова глаза, увидела, как все переменилось. В зале стоял невероятный шум, люди громко говорили и размахивали руками. На лицах, бывших раньше безмятежно-спокойными, снова появился страх. Сидевший рядом со мной мальчик, тоже разбуженный криками, таращил вокруг глаза, ничего не понимая. Я обеспокоено спросила у его матери:
   -Что случилось?
   Женщина повернула ко мне бледное лицо, но ничего не ответила. Я терпеливо повторила свой вопрос:
   -Что происходит? Я уснула. Почему такой шум?
   Наконец, она с трудом проговорила:
   -Дракон на крыше мэрии. По радио сообщили несколько минут назад. Он, как выяснилось, умеет еще и летать.
   Я нахмурилась. Такая туша - у нас над головой? Что, если под гигантской тяжестью этого чудовища обрушится крыша здания? Перекрытия ведь не рассчитаны на такой вес. Тогда этот зал станет для всех большой братской могилой. А если сейчас еще и паника возникнет, люди к дверям рванут, количество раненых или даже погибших возрастет в десятки раз.
   Но пока, вроде бы, никто не двигался с места. Люди находились в каком-то оцепенении. Они сидели, стояли, кричали, махали руками, многие с опаской поглядывали на потолок. А радио надрывалось, перекрикивая весь этот гул. Выступал начальник муниципальной охраны с надоевшими уже уверениями, что все в порядке, обстановка под контролем и для устранения чрезвычайной ситуации принимаются все меры.
   И вдруг радио замолчало. Фраза оборвалась на полуслове. Затем из динамиков раздался высокий, режущий уши звук. И люди все как по команде перестали кричать и повернули головы к сцене, где стояли колонки. На секунду установилась абсолютная тишина, напряженная и выжидательная. В приемнике раздался треск, и мне вспомнились мои утренние мучения с телефонной связью. Все это взаимосвязано? Ничего хорошего наступившая тишина не предвещала.
   Ожидание было не слишком долгим. Треск наконец пропал, из приемника послышался уже другой, негромкий, ровный, казавшийся почему-то странным мужской голос. Он говорил, а на лицах людей всё больше проступало недоумение, все стали переглядываться и вставать со своих мест, словно пытаясь разглядеть невидимого человека, произносившего эти слова.
   -Внимание. Слушайте все. Важное сообщение. Информация, которая будет доведена до вашего сведения, серьезна и касается всех жителей Дорптауна. Я являюсь представителем внеземной цивилизации. Наша встреча, к сожалению, оказалась не слишком приятной и для вас, и для меня. Но никакой угрозы вам мы не несем. Это не вторжение, не захват власти. События, которые сегодня произошли, можно назвать недоразумением.
   Мужчина сделал небольшую паузу, затем исправился:
   -Можно было бы назвать недоразумением, если бы не последствия, к которым они привели. Для устранения этих последствий я вынужден предпринять определенные действия. В ваших интересах подчиниться моим требованиям. Чем меньше вы будете усложнять создавшуюся обстановку, тем быстрее закончится наш незапланированный контакт. Это как в ваших, так и в моих интересах. Сейчас я призываю вас к сотрудничеству. Мы вас не захватываем, нам это не нужно. Но я должен поставить в известность каждого, у кого возникнет мысль оказать сопротивление и применить силу. Технический уровень развития нашей цивилизации настолько превосходит ваш, что любая такая попытка не принесет вам ничего, кроме вреда. Разумное подчинение сейчас единственный правильный выход для всех. Я повторю, что мне эта ситуация так же неприятна, как и вам. Я прошу всех оставаться на своих местах. Через несколько минут мы ознакомим вас с нашими требованиями.
   Все. Теперь динамик окончательно замолчал, а в зале наступила такая тишина, что казалось, слышно было даже, как у людей стучит в груди сердце. Во всяком случае, я свое слышала очень хорошо.
   Другая цивилизация? Я бы подумала, что все это мне послышалось или даже приснилось, но люди вокруг смотрели друг на друга такими недоумевающими взглядами, что приходилось верить. Это было так же непонятно и противоестественно, как и все остальное: дракон, разрушенный город, паника. Но сообщение о захвате Дорптауна пришельцами - это уже слишком. Казалось, все ждали, что радио снова оживет, и на сей раз какой-нибудь бодрый голос сообщит, что это был спектакль и проверка бдительности населения. Такого шутника не грех было бы подвесить на столбе, как пирата. Но все же это было бы лучше, чем верить в то, что мы только услышали.
   Мои мысли прервал шум, донесшийся из-за дверей основного выхода. Все, кто еще продолжал сидеть, поднялись со своих мест, головы повернулись в одну сторону. Мальчик рядом со мной испуганно прошептал:
   -Это они?
   Через секунду дверь с грохотом распахнулась, и в помещение стремительно вошли сразу несколько вооруженных мужчин. В первое мгновение мне показалось, что их очень много. Позднее, когда я смогла адекватно воспринимать происходящее, я их посчитала. Их было двенадцать. Войдя в зал, они встали в две шеренги, образуя живой коридор.
   Да, по виду это были люди. Но почему-то сразу отпали сомнения в том, что продолжается хорошо разыгранный спектакль. От вошедших веяло необъяснимой чуждостью. Каждый из них почти на целую голову был выше любого из находившихся в зале мужчин. На их головах сверкали под ярким светом каски из серебристого металла, а одежда покроем напоминала военную форму, темно-синюю с зелеными разводами. В руках пришельцы держали оружие - тонкие и длинные палки из тусклого серебра. Оружие, безусловно, боевое, и пользоваться им умел любой из этих солдат виртуозно. Впрочем, так ли это, проверять никому не хотелось.
   Они стояли навытяжку, держа свои палки стволами вверх, а по проходу шел еще один человек. Судя по всему, это был главный среди них, он отличался от всех остальных даже по внешнему виду. Одет он был в черную хламиду наподобие римского полководца, был необыкновенно худой и высокий. Лысый, как яблоко. Черты его лица казались не только малоприятными, но просто безобразными. Руки чересчур длинные с уродливыми скрюченными пальцами. Весь он напоминал огромную хищную птицу. Когда он вышел на середину зала, люди вокруг расступились, в центре образовалась довольно большая свободная площадка. Пришелец поднял голову и внимательно оглядел зал тяжелым взглядом прищуренных глаз.
   Воины быстро и профессионально рассредоточились по залу, встав по периметру и у всех выходов, лишь двое остались возле своего командира, осуществляя его охрану. Один стражник тенью возник в двух метрах от меня, взял под прицел боковой выход. Но я думаю, это было лишним, ни у кого из находившихся в зале людей даже мысли не возникло попытаться что-то предпринять, так все были напуганы. Слишком уж все это напоминало телевизионные кадры о захвате заложников террористами, и никакие уверения в том, что опасность нам не грозит, не могли способствовать успокоению.
   Смотрели эти воины поверх голов холодными и равнодушными взглядами, как пастухи, приглядывающие за стадом овец. У всех солдат лица были угрюмыми, недоверчивыми и даже несколько брезгливыми. Под этими надменными взглядами мы все, действительно, чувствовали себя не более чем стадом. Очень хотелось верить, что это не захват власти и не вторжение, как нас убеждали несколько минут назад. Но приятного было все равно крайне мало.
   Черный предводитель пришельцев между тем развернул какую-то бумагу и стал читать. Медленно и громко, хоть и не вполне разборчиво. Говорил он без микрофона, но его хрипловатый голос был хорошо слышен даже в дальних концах зала. Этот человек, безусловно, привык командовать, и не повиноваться его командам было нельзя.
   Смысл воззвания, в общем, был понятен. Предводитель разведывательного отряда, пользуясь полномочиями представителя иной цивилизации в этом городе, предлагал нам, его жителям, добровольно выйти на работы по уборке улиц и восстановлению того, что было разрушено образованием, именуемым "дракон", ввиду того что эти события произошли в силу неподконтрольного Предводителю стечения обстоятельств. Этот документ, скорее всего, был составлен на другом языке, а потом переведен, это чувствовалось по стилю. К тому же не совсем верное произношение человека, который его читал, заставляло тратить много сил на восприятие смысла.
   Это меня немного удивило. Говорил человек в черном с довольно сильным акцентом, так что некоторые слова можно было понять с трудом. А речь мужчины, недавно сделавшего обращение по радио, была чистой, четкой и безупречно правильной. И голос тогда был другой, моложе.
   Вслушиваясь в текст воззвания, я немного отвлеклась и невольно вздрогнула, когда кто-то легонько коснулся моей руки. Я резко оглянулась. Сердце почему-то подпрыгнуло от страха. Но никакой опасности сзади не было. Возле меня стояла миловидная девочка лет десяти и внимательно смотрела на меня большими голубыми глазами. Светлые волосы до плеч, заколотые двумя простенькими металлическими зажимами, белая трикотажная маечка и короткая синяя юбка в складку - обычная школьница. Я ее видела впервые, но она смотрела на меня таким взглядом, будто хорошо со мной знакома. Она вложила в мою руку свою горячую ладошку и прошептала:
   -Пойдем?
   Я непонимающе уточнила:
   -Куда?
   Она ответила терпеливо, словно объясняла очевидную вещь:
   -Мы должны отсюда уйти.
   Я растерянно уставилась на нее. Лично я не видела никакой возможности выбраться сейчас из зала. Дверь была рядом, в двух шагах, но она охранялась стражником под два метра ростом с оружием в руках. Девочка, словно угадав, о чем я думаю, посмотрела на охранника и добавила чуть слышно, одними губами:
   -Он не заметит, мы выйдем тихо. Смотри, дверь открыта. Идем.
   Тут я действительно обнаружила, что дверь приоткрыта примерно на толщину моей ладони, а воин почему-то смотрит в другую сторону. Там, в противоположном конце зала, произошло какое-то шевеление, его взгляд был прикован к заинтересовавшему его движению. Он даже сделал один шаг вперед и разглядывал что-то на том конце. Девочка настойчиво дернула меня за руку.
   Я, хотя и понимала всю абсурдность этой идеи, растерянно кивнула: "Идем". Мы медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, приблизились к двери, и я толкнула ее плечом. Она беззвучно отворилась в темноту коридора. Секунда - мы обе по ту сторону, а дверь закрыта. То, что мы вдвоем выскользнули из зала, осталось незамеченным. Во всяком случае, так мне показалось. Девочка потянула меня за руку, и мы быстро пошли прочь.
   Погони не было, сердце мое взволнованно билось, и ноги несли меня вперед так стремительно и легко, словно я летела на крыльях. Девочка шла рядом, ее шагов вообще не было слышно, а мои каблуки предательски стучали. Завернув за угол, я остановилась, чтобы отдышаться. Это был не тот коридор, которым я шла, чтобы попасть в зал заседаний, и на секунду мне вдруг стало страшно. Вдруг мы еще и заблудимся в этом громадном пустом здании? Но моя спутница снова потянула меня за руку, и мы с ней опять пошли вперед. Она, видимо, знала дорогу, иначе не была бы такой уверенной. Я на это надеялась.
   Коридор все тянулся и тянулся, не было конца бесчисленным поворотам, за которыми появлялись все новые и новые запертые двери. Радость моя постепенно затухала. Мне вспоминались люди, оставшиеся в зале, стражники с оружием в руках и высокомерными взглядами поверх голов. Такие, не задумываясь, пустят свое оружие в ход и при этом будут считать себя правыми. Есть такой закон - кто сильнее, тот и прав. Подлый закон, но действенный. Что же будет теперь со всеми нами? Дракон, пришельцы - откуда все это взялось на нашу голову?
   Рядом со мной молча шла маленькая девочка, держала меня за руку и лишь изредка поднимала на меня свои большие голубые глаза. И я невольно начала думать о своей провожатой. Куда мы с ней идем? Что это вообще за ребенок? Ведь я даже не знаю, как ее зовут и кто она. Мы идем и молчим уже довольно долго. Ни она меня ни о чем не спросила, ни я ее. Мы для чего-то сбежали вместе из зала. Она держит меня за руку, во всем доверчиво полагаясь на меня - ведь я старше! - и не знает, что я сама безумно боюсь. Но надо хоть спросить, как ее зовут.
   Я только открыла рот, чтобы задать вопрос, как девочка вдруг сама негромко произнесла:
   -Зовут меня... Катя.
   Я растерялась. Совпадение? Или я уже начинаю сходить с ума? Мне кажется, я только подумала о чем-то спросить, а на самом деле уже спросила? Как бы то ни было, ее имя мне теперь известно.
   Я попыталась осторожно начать разговор. Мне все-таки хотелось выяснить, что это за девочка, почему она подошла ко мне и зачем вывела из зала.
   -Катя, а ты была одна там, в зале?
   -Одна. - Она говорила очень тихо, словно эхо отзывалось на мои слова.
   -Без родителей? Тебя не будут искать?
   -Нет, искать меня никто не будет.
   Мне показалось, что она с большой неохотой отвечает на мои вопросы. От этого в душе почему-то появилась тревога. Нет, не тревога даже, а некоторое беспокойное недоумение. Ведь она сама подошла ко мне, позвала меня с собой, а теперь как будто была чем-то недовольна. Хотя, конечно, девочка могла быть просто очень растеряна и напугана. Я, взрослый человек, и то не могла привыкнуть к дикости происходящего и чувствовала себя не в своей тарелке, а тут ребенок. Пришельцы! Господи, что за чушь! Безумие какое-то.
   -Вы боитесь их. - Это был даже не вопрос, а утверждение. Катя, не глядя на меня, едва заметно улыбнулась и повторила:
   -Вы боитесь их. Почему?
   Я ошеломленно остановилась. Нет, я ошиблась. Девочка вовсе не была напугана. И до разговора со мной она все-таки снизошла, но тон был настолько странным, что у меня почему-то мурашки по спине забегали.
   -Кого?
   -Тех, кого вы называете пришельцами. Вам же обещали, что вреда никому не причинят.
   Я ничего не ответила и пошла дальше, а тревога в моей душе стала стремительно расти. Почему она спросила меня об этом? "Вам обещали". Кто обещал? Предводитель пришельцев? Этот их Предводитель похож на наемного убийцу. Посмотришь на него, и сразу ясно, что у этого человека в душе нет ни жалости, ни сострадания, только холодный расчет и стремление достичь собственных целей. Эти люди уже разрушили половину Дорптауна, что еще можно от них ожидать?
   И опять рядом со мной невозмутимо прозвучало:
   -Начнем с того, что Предводителя вы пока не видели. Нельзя делать выводы о личности, не узнав человека, не так ли?
   Я посмотрела на Катю, держа еще ее руку в своей. Она тоже подняла на меня свой взгляд, и в ее чистых голубых глазах не было ничего, что могло бы меня насторожить. И все же. Откуда она может что-либо знать о пришельцах? "Тех, кого вы называете." Только теперь до меня дошло, насколько странно сформулирована эта фраза. Девочка снисходительно, почти с улыбкой, добавила:
   -А дракон находится на крыше. И вам абсолютно ничего не нужно бояться. Я обещаю, что ничего плохого с вами не случится.
   И тут меня словно током ударило. Какие знакомые интонации... Две секунды я в упор смотрела в эти кристально честные детские глаза. Ни говорить, ни даже думать о чем-либо я уже не могла. Сердце, стремительно ускоряя свой темп, заколотилось о грудную клетку. Катя отвела взгляд и сообщила вдруг резко изменившимся тоном, насмешливо и вызывающе:
   -В городе уже создан чрезвычайный комитет по борьбе с пришельцами. Городская администрация пытается связаться со столицей, чтобы вызвать военное подкрепление и применить более мощное оружие. А ты как думаешь, сколько времени потребуется на расправу с гостями?
   Я почти беззвучно уточнила:
   -Непрошенными гостями.
   Я уже все поняла. И девочка тоже сообразила, что я обо всем догадалась. Выражение ее глаз изменилось. Они теперь не казались детскими, а из голубых внезапно стали черными. Страшно было наблюдать за тем, как меняется взгляд, словно наливаясь свинцом. В словах тоже заметно прибавилось металла.
   -Верно. Непрошенными. За это их следует уничтожить. Так? Отвечай. Нужно их уничтожить?
   Звонкий девчоночий голос постепенно понизился и превратился в мужской. И в нем стал слышен едва заметный акцент, из-за которого безупречно правильная и четкая речь казалась немного странной. Я не ошиблась. Это был тот самый голос, который мы слышали сегодня по радио. Мгновенно заледенели пальцы на моих руках. Я сказала себе довольно спокойно: это он. Вот это и есть Предводитель пришельцев, которого до сих пор я не видела. Ведь так он говорил: "Начнем с того, что Предводителя вы пока не видели". Теперь мне представится такая возможность.
   Девочка Катя опять усмехнулась и безмятежно подтвердила:
   -Ну что же. Ты права. Бессмысленно отрицать очевидное.
   Земля начала плавно уходить у меня из-под ног. На том месте, где только что стояла десятилетняя девочка в белой майке и синей юбке, теперь находился темноволосый мужчина ростом чуть повыше меня. Молодой. Уже не подросток, но гораздо моложе зрелого человека. Лет двадцати, не больше. Красивый. Даже слишком. Смертельно для женских сердец. Но мое сердце сейчас падало куда-то в пропасть. Не дождавшись моей реакции на свое неожиданное преображение, он иронично поинтересовался:
   -И что же ты молчишь? Ты не рада меня видеть? Может быть, поприветствуем друг друга? А то получается как-то совершенно невежливо.
   Почему он так невыносимо растягивает слова? И глаза, несмотря на улыбку, холодные, почти стальные, высокомерно-равнодушные, как и у всех остальных пришельцев. Я начала медленно пятиться. Он ехидно продолжил:
   -Ты ведь мечтала меня увидеть. Теперь ты можешь прямо сказать мне о моем облике убийцы и... что еще? Ах, да. Холодный расчет и стремление достичь собственных целей. Очень точное наблюдение.
   Он еще и мысли мои понимает! Страх словно парализовал меня. Но только на секунду. Как только Предводитель шагнул ко мне, я мгновенно очнулась, отшатнулась от него и бросилась бежать. Бессмысленно. Я понимала это с самого начала, но все-таки бежала изо всех сил, задыхаясь, надеясь на чудо и стараясь спастись.
   К счастью, коридор, по которому мы до этого шли, очень быстро вывел к одному из запасных выходов. Здесь располагалась пожарная лестница, ведущая, судя по всему, на крышу. Наверное, именно сюда он меня и вел. К этой лестнице. На крышу. А там дракон. Но мне там нечего делать. Я рванула ручку двери. Не заперто. Слава богу!
   Выскочив из здания, я помчалась по асфальтированной дорожке, огибавшей сквер. Высокие каблуки очень мешали мне, один раз я споткнулась и чуть не упала. Этот новый страх заставил слезы выступить у меня на глазах. Я чудом удержала равновесие, взмахнув рукой, кое-как выровнялась и снова прибавила скорость. Оглянуться я не решалась. Впереди замаячила проезжая часть, и у меня появилась надежда. Я выбегу на улицу, затеряюсь среди людей, переберусь на другую сторону и спрячусь между домами. Если хватит сил. Давно мне не приходилось так много бегать. Легким не хватало воздуха, в голове шумело, но я не могла остановиться, чтобы перевести дыхание.
   Дорожка, наконец, кончилась. Я сбежала по лестнице, ведущей на тротуар, и тут все-таки притормозила. Надежда на спасение растаяла, словно упавшее на раскаленный асфальт мороженое. И жалко, и обидно до слез. На улице не было ни души. Ни людей, ни машин, только застывшие, неподвижные деревья и равнодушные стены домов. Но больше всего меня поразила тишина. Было тихо до жути. Словно я неожиданно оглохла.
   Я обернулась. Предводитель по-прежнему стоял в двух шагах от меня, такой же надменно-спокойный, как и раньше. Даже незаметно было, чтобы он сбил дыхание. Снова бежать не имело никакого смысла, было предельно ясно, что он все равно догонит меня без малейших усилий. Я сжала стучащие виски руками и прислонилась к ажурной каменной решетке, ограждавшей сквер. Головная боль вернулась, ввинтившись в мозг с удвоенной силой. И сквозь эту разламывающую сознание боль, неприятный, как сверло, которым врач касается ноющего зуба, послышался уже знакомый высокомерно-насмешливый голос:
   -Тебе не нужно было убегать, раз ты сама понимала, что это бессмысленно.
   Я медленно подняла голову и неприязненно посмотрела на этого человека. Он стоял прямо передо мной и рассматривал меня с брезгливым интересом, словно я была занимательным музейным экспонатом. Или только что пойманной бабочкой в сачке юного натуралиста. Я в свою очередь тоже оглядела его с головы до ног. Вот он, Предводитель. Вроде бы, действительно человек, зеленых щупалец не видно. Пришелец. Представитель внеземной цивилизации. Агрессор, захвативший мой город. Боль стучала в виски. Настроение стремительно ухудшалось. На место страха постепенно приходила злость.
   Он был слишком похож на обычного человека и слишком сильно отличался от иноземных воинов, которых я видела в зале мэрии. Это отличие касалось абсолютно всего. Во-первых, одежда. Никаких хламид и камуфляжа. На нем были строгие классические темные брюки и черная джинсовая куртка, из-под которой виднелась белоснежная рубашка с расстегнутым воротом. На ногах черные туфли. Среди толпы горожан он ничем бы не выделялся. Во-вторых, рост. Предводитель был гораздо ниже всех остальных пришельцев и казался среднего роста даже по земным меркам. В-третьих, возраст. Он был очень молод. Немного моложе меня и существенно моложе всех тех солдат, которые остались в зале городской администрации. Так что, несмотря на всю свою заносчивость, это был всего лишь самонадеянный мальчишка, пусть и инопланетный.
   На его тонких губах мелькнула кривая усмешка. Появилась и тут же пропала, как тень. Столько презрения было в этой его самодовольной улыбке, что во мне вдруг волной поднялась ненависть и окончательно улетучился страх. Я невольно сжала кулаки. Мне сразу вспомнилось все, что сегодня пришлось пережить. Паника на улицах, обезумевшие глаза той женщины с ребенком на руках, трясущиеся руки сослуживца, бросившего меня на дороге, мое отчаяние, когда я за секунду до гибели рассматривала облака на небе. Я в упор смотрела на этого человека, и мне казалось, что я могла бы убить его в этот момент. Подумаешь, небожитель! Спустился на Землю вершить свои грязные дела. Спокойный, уверенный в своей безнаказанности. Ничего, он еще ответит за все.
   Предводитель вдруг вскинул подбородок и надменно поинтересовался:
   -Я не понимаю. За что, собственно, я должен отвечать? Почему ты меня все время в чем-то обвиняешь? Те, кто был виноват, получили по заслугам, вот и все. А то, что...
   Я не выдержала и зло перебила его.
   -Вот как? Не понимаешь? И кто же, по-твоему, был виноват? Кто получил по заслугам? Напуганные дети, которые плакали сегодня от страха? Или старики, глотавшие лекарства? Или женщина, на которую уронили железную балку и придавили ноги? Они получили по заслугам? - Наконец я могла высказать ему все это вслух. Он досадливо мотнул головой:
   -Нет, но...
   Я не дала ему говорить. Возмущение кипело во мне. Я едва сдерживалась, чтобы оно не выплеснулось через край, как лава из кратера вулкана.
   -А ты знаешь, сколько людей останется сегодня ночевать на улицах, потому что ты разрушил их дома?
   Предводитель, похоже, тоже рассердился. Темные глаза сверкнули.
   -Я разрушил? Во-первых... - Я снова перебила:
   -Во-первых, не надо перекладывать свою вину на чужие плечи.
   Он угрюмо добавил:
   -Во-вторых, у меня были причины, о которых ты не знаешь.
   -И не хочу знать.
   Предводитель неожиданно повысил голос.
   -И перестань на меня кричать! Ты не имеешь права в чем-либо меня обвинять.
   Я едко уточнила:
   -А кто имеет это право? Может быть, те люди, двенадцать человек, которые попали сегодня в больницу? Они, безусловно, имеют право на обвинение.
   Он неожиданно взмахнул рукой.
   -Так, все, хватит об этом. Я вижу, что ты очень решительная и храбрая девушка. Тем лучше. Сейчас ты пойдешь со мной к дракону и на деле докажешь свою смелость.
   Я сразу растерялась. Внезапно окатило холодным липким страхом.
   -Что? К дракону? Ну, уж нет. Никуда я не пойду. Я не собираюсь никому ничего доказывать, особенно тебе.
   Предводитель издевательски усмехнулся.
   -Вот как? Смелость уже закончилась? Я теперь должен тратить время на уговоры и объяснения?
   Я молчала. Мой собеседник недовольно скривился.
   -Хорошо. Объясняю. Дракон - это энергетическое образование, они появляются и исчезают в зависимости от моей воли. Но сегодня обстоятельства сложились так, что дракон перестал быть управляемым, и теперь не все зависит только от меня.
   Я подумала: ну, конечно, чтобы послать дракона на город, у него воли хватило. Предводитель уставился на меня и раздраженно повторил:
   -Да, чтобы послать его на город, у меня воли хватило. А чтобы уничтожить его - нет. И именно поэтому ты сейчас должна пойти со мной.
   Мне снова стало страшно. Предводитель опять отвечал на мысли, не высказанные вслух. Но о том, что он понимает мои мысли, я догадалась уже давно. А то, что он собирался использовать меня для того, чтобы уничтожить своего чудовищного дракона, - это дошло до меня только сейчас. Ведь он и вел меня, с самого начала вел на крышу, к дракону! Что он ко мне привязался? Не нашел никого другого для своих идиотских экспериментов?
   Я обреченно оглянулась. Улица по-прежнему была пустынной. Рядом в сквере мирно зеленела трава. И так не хотелось потерять все это - солнце, небо, траву. Отчаянно хотелось жить.
   Предводитель с минуту молча и внимательно разглядывал мое лицо, потом вдруг усмехнулся, взял меня за руку, осторожно, почти нежно, и абсолютно спокойно предложил:
   -Пойдем. Это не страшно. А над твоими словами я обещаю подумать. И не надо так меня бояться.
   Я с ненавистью взглянула на него. Он еще издевается. Как бы я хотела его сейчас ударить. Изо всех сил по этому высокомерному красивому лицу. Предводитель неожиданно выпрямился и отпустил мою руку. Теперь он стоял передо мной, прямой и тонкий, и лишь смотрел на меня прищуренными глазами. Потом хладнокровно предложил:
   -Ударь. Если тебе очень хочется. Пожалуйста. Ударь. Не ты первая, у кого возникает такое желание, и, судя по всему, я это заслужил. Вот только я не пойму никак, за что ты меня ненавидишь? Что плохого я сделал лично тебе? Ты видишь меня впервые в жизни, а ненавидишь так, что готова чуть ли не убить меня. За что? Ну, что ты медлишь? Ударь!
   Губы его вдруг дрогнули. Это еще что? Он притворяется? Предводитель зло рассмеялся.
   -Да, притворяюсь. Всю свою жизнь только это и делаю. Ну, все, хватит.
   Глаза его снова стали непроницаемыми, словно покрылись льдом. А секунду назад мне показалось, что в них мелькнуло что-то человеческое. Он снова взял меня за руку.
   -Идем.
   Я беззвучно спросила:
   -Куда?
   Он не отвечал. Я стала вырываться, но его пальцы цепко обхватили мое запястье и высвободиться никак не получалось.
   -Никуда я не пойду! Отпусти меня!
   Он схватил меня за вторую руку, словно замкнул железное кольцо, и недовольно поморщился:
   -Перестань! Должен же я убрать этого проклятого дракона! Не бойся и держись крепче.
   Я почувствовала, как мои ноги оторвались от земли, и тут уже я сама в страхе ухватилась за его одежду. Предводитель равнодушно заметил:
   -Ничего страшного, только руки не отпускай. Нырять за тобой мне совсем не хочется.
   И мы взлетели. Перед лицом мелькнули вершины деревьев, а потом стала стремительно приближаться белая шершавая стена. От ощущения полета захватывало дух, но я почти совсем не боялась: чувствовалось, что этому человеку не стоило большого труда преодолеть земную силу тяжести. Через несколько минут мы уже пролетели сквер и опустились на крыше мэрии. Я судорожно разжала пальцы, отпуская край куртки Предводителя. Он невозмутимо поправил свою одежду и приказал:
   -Идем.
   Я уже не пыталась оказать сопротивление. Вот он, дракон. Это чудище уже не выглядело таким устрашающим, как раньше. Голова его спокойно лежала на обвивающем туловище хвосте, глаза были закрыты. Шея вытянута, лапы поджаты. Казалось, что дракон мирно спит. Его гигантская туша казалась огромной горой и занимала практически всю площадь крыши. Я, разумеется, сама никогда не решилась бы подойти к нему, но мой спутник легонько подтолкнул меня в спину.
   -Подойди и дотронься до него руками.
   -Ну, почему я?
   Я в отчаянии взглянула на Предводителя. Он, уже теряя терпение, повторил:
   -Я не могу один уничтожить дракона. Без тебя - никак. Ведь это не трудно. Просто подойди и дотронься. Больше от тебя ничего не требуется.
   Я закрыла глаза и робко выполнила его приказ. Шкура дракона на ощупь оказалась шершавой и ничуть не напоминала покров животного. Скорее, какую-то ткань. Через пару секунд ощущение под пальцами растаяло. Когда я снова открыла глаза, дракона не было. Огромный зверь, в реальности которого я только что имела возможность убедиться, теперь просто исчез, не оставив никаких следов.
   Я оглянулась. Предводитель отошел на другой край крыши и сейчас разговаривал с одним из своих солдат. Двухметровый воин в сине-зеленой форме стоял перед командиром навытяжку и, не мигая, смотрел на его лицо, словно боясь пропустить что-то важное. Затем развернулся и торопливо покинул крышу через чердачную дверь. Чтобы пройти через это небольшое отверстие, ему пришлось согнуться вдвое и проявить акробатическую ловкость.
   Я не знала, что мне теперь делать. Ведь я выполнила то, что мне приказали, значит, теперь я могу уйти? Честно говоря, мне было очень тягостно находиться в таком странном месте, да еще в такой необычной компании. На крыше, кроме меня и Предводителя, оставалось еще трое человек из числа его подчиненных.
   Предводитель больше не смотрел в мою сторону. Он достал из кармана лист бумаги и карандашный огрызок, аккуратно присел на непрочное металлическое ограждение крыши, положил листок себе на колено, и начал что-то быстро писать, совершенно углубившись в это занятие. Решив, что это удобная минута, чтобы исчезнуть, я потихоньку сделала несколько шагов в сторону выхода. В следующую секунду, повинуясь едва заметному движению глаз Предводителя, возле меня, недвусмысленно перегородив мне дорогу, появился стражник. Это было красноречивее любых слов. Уйти отсюда я не могла.
   Через несколько минут на крыше показался тот человек в черной хламиде, которого я вначале приняла за Предводителя. Он пришел в сопровождении остальных воинов. Интересно было наблюдать, как они появляются из небольшой двери один за другим, вывинчиваясь, как из узкого колодца. Кто здесь на самом деле Предводитель, мне стало ясно очень быстро. Он один продолжал непринужденно сидеть на хлипком заборчике спиной к многоэтажной пропасти, все остальные мгновенно вытянулись под его внимательным взглядом и быстро организовали строй.
   Черный старшина поспешно подошел к своему Предводителю и, подняв левую руку к лицу, уважительно склонил голову. Выслушав приказания, произнесенные вполголоса, он поклонился еще ниже. Затем с почтением принял из рук командира исписанную бумагу, прочитал и, поклонившись еще раз, сразу начал отдавать команды солдатам. Предводитель встал со своего ненадежного насеста, мельком взглянул на меня, кивнул, прощаясь, затем повернулся и ушел с крыши. Один из воинов проводил его до выхода, а затем вернулся в строй.
   Мой телохранитель не смотрел на меня, и я подумала, что теперь смогу отсюда уйти. Но едва я сделала одно движение, он пригвоздил меня к месту своим угрюмым взглядом. И я поняла, что эти стражники ничего не видят только в том случае, если им приказано не видеть.
   Старшина отдавал распоряжения солдатам, и те уходили с крыши по одному, два человека. Вскоре здесь никого не осталось, кроме меня и моего охранника, и на меня, наконец, соизволили обратить внимание. Человек в черном подошел ближе, и я теперь смогла хорошо разглядеть его. Сейчас он показался мне еще более неприятным, чем раньше.
   Дело было даже не в неправильных чертах, остром носе и смотрящих исподлобья пронзительных глазах, цвет которых я затруднялась определить. Первое впечатление не обмануло. Высокомерие, жестокость, жажда власти, любовь к почестям - все это без труда читалось на этом лице. На нем никогда не появлялись ни любовь, ни жалость.
   Старшина тоже некоторое время неприязненно рассматривал меня, словно оценивая. Затем указал своим крючковатым пальцем на бумагу, которую держал в руках, и хрипло сообщил, с трудом выговаривая слова на чужом языке:
   -Коуэн приказал тебе отправляться сейчас домой. Завтра ты должна прийти на Центральную площадь ровно в десять часов утра.
   Я не удержалась и спросила:
   -Кто такой Коуэн?
   Наверное, я могла бы не задавать этого вопроса, так как догадывалась, каким будет ответ. Старшина удивленно приподнял брови и надменно повторил:
   -Коуэн? Ты пришла сюда вместе с ним. Это наш Предводитель. Коуэн - его имя.
   Действительно, какой глупый вопрос. Но хотелось убедиться, что я не ошиблась и речь идет действительно о том самом человеке.
   -Коуэн велел также, чтобы Корн проводил тебя до дома.
   Он сложил бумагу и отдал короткое и резкое приказание стерегшему меня воину. Тот кивнул. Черный уже отошел, но я не могла сдвинуться с места. Простое приказание явиться завтра на площадь почему-то казалось мне очень страшным. Зачем он оставил возле меня охранника? Чтобы я не могла снова сбежать, и он знал, где меня найти? Зачем? В голову почему-то приходили неприятные мысли, крутившиеся вокруг кровавых ритуалов, жертвоприношений и тому подобной чуши. Предводитель пришельцев в эту секунду снова начал представляться мне чуть ли не чудовищем.

- 2 -

   Находиться дома я не могла. Что я должна была делать в четырех стенах моей маленькой квартирки? Сходить с ума. Только это мне и оставалось. Весь день сегодня меня преследовал страх одиночества, меня тянуло к людям. В вечерних сумерках это чувство лишь усилилось.
   Я вышла из дома и отправилась бродить по городу. На ближайших улицах по-прежнему не было ни людей, ни машин, обычная жизнь была словно парализована. Но через несколько кварталов я оказалась в том районе, где днем был дракон. Зрелище это было удручающее. Дорога оказалась перегорожена упавшими деревьями и разрушенными столбами. На асфальте лежали обрывки проводов, обломанные ветки, каменная крошка и куски кирпичей. Я не могла отделаться от мысли, что нахожусь в районе боевых действий после очередной бомбежки. Особенно пострадали крыши одноэтажных домов, заборы, кое-где от замыкания электричества днем горели деревья и здания, и сейчас оттуда все еще струились удушливые черные дымки.
   Вдоль тех улиц и площадей, где сегодня прошествовал дракон, работали люди. Все жители этим вечером вышли на добровольно-принудительные работы. Некоторые расчищали завалы, другие увозили собранный мусор. Причем техники не было никакой, все приходилось делать вручную. Орудиями труда были лишь лопаты и допотопные тачки.
   У людей были мрачные, злые лица, но никто не разговаривал, было слышно только, как стучат инструменты. Да и как поговоришь, если то там, то здесь торчат угрюмые воины в сине-зеленом камуфляже со своими серебристыми палками в руках. Никому не хотелось испробовать на себе действие оружия пришельцев.
   Самого Предводителя не было видно, но его подчиненные внимательно следили за тем, как продвигается работа. Никому не помогали. Никого не заставляли. Просто стояли и наблюдали. Но от этого почему-то работа шла активнее. Никто не отлынивал, все проявляли удивительный трудовой энтузиазм.
   Среди горожан зрело недовольство. На меня многие люди посматривали с непонятной злобой, как будто я в чем-то провинилась перед ними. А я глядела на них и отчаянно завидовала. Счастливые. Они просто не понимают. Их заставили работать, но они хотя бы знают, чего от них хотят, и ничего не боятся. Я очень хотела поменяться с кем-нибудь из этих людей местами. Таскать тяжелые ветки, собирать камни и мусор. Что угодно, только бы не пришлось мне завтра идти на встречу с Предводителем.
   То, что мне уготована особая роль, я поняла сразу, как только меня не допустили до работы. Любой из пришельцев мог теперь узнать меня в лицо. Все они видели меня на крыше и, очевидно, сделали для себя какие-то выводы. Первый же воин, заметивший, что я подняла с земли ветку, подошел ко мне, вырвал ее из рук и недвусмысленным жестом приказал отойти. Молча, вежливо и непреклонно.
   Никто из рядовых солдат не знал нашего языка. Между собой они общались на своем наречии. С горожанами контактировал черный старшина. Предводителя не было. Стражник Корн, высокий, худощавый, мрачный воин, по приказу своего командира провожавший меня до квартиры, теперь узнал меня на улице и поприветствовал уже знакомым жестом - поднятой к лицу выпрямленной левой рукой. Мне это очень не понравилось. А когда я думала о завтрашней встрече на Центральной площади, меня начинало трясти. Поэтому я отгоняла от себя такие мысли и снова бродила по городу.
   Постепенно темнело. Небо стало сначала бледно-синим, потом на нем появились блеклые звезды, а уборка улиц все еще не прекращалась. Но никто из работавших не посмел выступить против. Люди продолжали трудиться, а воины, как надсмотрщики, прохаживались туда-сюда по тротуару.
   Но даже долгий июньский день рано или поздно должен был закончиться. Электричества в городе не было, поэтому не горело ни одно окно в домах и ни один фонарь. Когда почти ничего уже нельзя было разглядеть в наступившей темноте, раздались гортанные крики, передававшиеся от стражника к стражнику. Это было долгожданным сигналом к прекращению работы. Лысый старшина в черной хламиде приказал всем явиться завтра к восьми утра, и люди стали расходиться по домам, усталые и злые. Они шли группками по двое, по трое, вполголоса переговариваясь и насылая проклятья на незваных поработителей. Некоторые оглядывались и еще больше понижали голос.
   Местная администрация словно исчезла. Я подозреваю, что городских чиновников заставили трудиться наравне со всеми, и во главе Дорптауна сейчас находились посланники другой цивилизации. Несмотря на все их уверения в том, что власть в городе они не захватывают, это не агрессия и тому подобные красивые слова.
   Уже сейчас было ясно, что это неожиданное нападение серьезно выбило город из привычного ритма жизни. Не работало ни одно предприятие, электричество было отключено. И люди, собиравшиеся в потемках в своих домах, обсуждали только одну проблему: как избавиться от незаконной власти. Но меня этот вопрос заботил лишь во вторую очередь. Да, конечно, меня судьба города тоже волновала. Как отразится власть пришельцев на людях, и долго ли эта власть продлится - все это было чрезвычайно важно. Но прежде всего меня интересовала моя собственная судьба. Я думала о том, как пережить завтрашний день. И чем дольше я думала, тем страшней мне становилось.
   Я вернулась, наконец, домой и без сил упала на кровать. Странно и жутко было от кромешной темноты, стоявшей в квартире. Рядом с моим окном на втором этаже с наступлением сумерек всегда загорался фонарь, поэтому я привыкла к тому, что абсолютной тьмы в моей комнате никогда не бывает. Даже сквозь плотные шторы обычно пробивался свет. Сегодняшняя же ночь была черной, как тушь. Не видно было даже луны: к ночи небо заволокло тучами. Судя по всему, собиралась гроза. Кое-где в соседних домах мерцал слабый свет: люди, не привыкшие жить без электричества, жгли свечи. В дальнем углу шкафа у меня тоже было несколько свечек, но мне не хотелось сейчас искать их.
   Я долго лежала на кровати, пытаясь уснуть, но мне это так и не удалось. Сна не было совершенно, я была слишком взбудоражена. Я встала и накинула на плечи пуховый платок, пытаясь согреться: меня трясло крупной нервной дрожью. Хотя в таких случаях даже платок не поможет - озноб был не от холода, а от страха. Я ежилась и ходила по комнате из угла в угол, натыкаясь в темноте то на стул, то на угол кровати. Наконец, я села и попыталась успокоиться.
   Нужно все обдумать хорошенько. Я не могу уснуть, потому что нервничаю. А нервничаю потому, что завтра мне нужно идти на Центральную площадь. Сердце сжимается, в уме сразу возникают самые страшные картины, какие только можно представить. Но все-таки придется идти. Я не могу ослушаться, так как догадываюсь, что тогда будет еще хуже. Пришельцы знают, где меня искать. Найдут и приведут силой. Бежать же и прятаться мне некуда. Поэтому, как бы я ни боялась, какие бы способы ни искала, чтобы избежать встречи с Предводителем, мне все равно придется подчиниться приказу.
   Я проверила себя и честно сказала: да, я его боюсь. Боюсь потому, что он олицетворяет собой враждебную власть. Очень сильную власть, способную подавить любое неповиновение. И эта власть имеет непонятное, неземное происхождение. Доказательств, что мы действительно имеем дело с представителями иной цивилизации, вполне достаточно.
   Пули проходили сквозь дракона, как сквозь масло, не причиняя ни малейшего вреда. А потом огромный ящер, разнесший половину города, исчез, словно растаял в воздухе, по приказу своего создателя. Это было первое доказательство. Второе доказательство. Девочка на моих глазах превратилась в мужчину. До сих пор такой фокус я видела только в кино. Перевоплощение было идеальным. Я никогда не заподозрила бы обман, если бы сам Предводитель не совершил ошибку и не позволил себя разоблачить. Зачем ему понадобился этот маскарад, было вполне понятно. Я никогда в жизни никуда не пошла бы с незнакомым мужчиной. А девочка казалась такой милой, такой безобидной. И самое главное подтверждение. Земная сила тяжести оказалась пустяком и была преодолена без малейших усилий. Летать до сегодняшнего дня я не умела. И вряд ли у меня это когда-нибудь получилось, если бы не встреча с этим представителем инопланетной жизни.
   И при всем при этом - внешность обычного человека. Впрочем, это всего лишь иллюзия. Мне вспоминалось мое дерзкое поведение возле здания мэрии, и по спине прокатывался холодок. Я восстанавливала в памяти лицо Предводителя, его прищуренные холодные глаза, надменно сжатые губы и угрюмые слова: "Ты смелая девушка". Нет, я не смелая, я безрассудная и глупая девушка. Как можно было разговаривать с ним в таком тоне? Меня обманула его внешность. Молоденький мальчик, невысокий, тонкий, с чистой правильной речью почти без акцента. Несолидно. Тот, другой, в черной хламиде, его заместитель, действительно мог бы быть Предводителем. Не зря ведь я вначале так и подумала. Вот тогда я прикусила бы свой болтливый язык и не смела бы пикнуть под его надменным и жестоким взглядом.
   Но если задуматься, вспомнить кое-что. Например, как в присутствии этого мальчика все его двухметровые легионеры вытягивались в струну и на лицах отражался трепет. Поразмыслить над тем, почему он, юнец, мальчишка, является Предводителем отряда, где все старше его чуть ли не вдвое, и все эти люди беспрекословно подчиняются ему как главному. И это ведь не простое соблюдение субординации. Допустим, он выше всех их по общественному положению, инопланетный принц какой-нибудь. Но все равно невозможно поверить, что его подчиненные боятся его по этой причине. А они его действительно боятся, без притворства. Не передо мной же они спектакль разыгрывали! А потом еще можно восстановить в памяти сцену, как черный старшина сгибается перед своим Предводителем в почтительном поклоне. Жестокий, умный старый воин. Выводы придется сделать неутешительные. Этот человек простым усилием воли создает дракона, который способен разрушить город, он подчиняет себе людей, даже не повышая своего спокойного негромкого голоса, а я разговаривала с ним, как... Если завтра я буду наказана, то, несомненно, по заслугам.
   От усталости, беспокойства и тревожного ожидания неизвестно чего у меня опять разболелась голова. Тут еще ветер стал ударять в окно, словно хотел разбить его. Стекло тонко задребезжало, застучало о раму, занавески заколыхались. Где-то далеко громыхнуло. Гроза приближалась. Я поняла, что если сейчас не успокоюсь, не усну, то завтра просто сойду с ума. Я сегодня весь день убегала, пряталась. Человек не может столько времени находиться в напряжении, нужен отдых. Мой мозг уже сейчас бурно реагировал на малейшее раздражение, а завтра у меня случится истерика. Я больше не имею права совершать ошибки, это, в конце концов, может стоить мне жизни. Я должна теперь все делать правильно. А для этого мне необходимо прежде всего выспаться.
   Я снова легла, накрылась одеялом с головой и приказала себе выбросить все тревожные мысли из головы. Я мысленно собрала все события сегодняшнего дня, заперла их в крепкий ящик и отнесла в дальний угол воображаемого дома. А ключ спрятала в надежное место. Я всегда так делала, когда что-то очень тревожило меня и не давало заснуть.
   Теперь нужно было подумать о чем-то добром и приятном. Я закрыла глаза и стала думать о маме, о Максимке, о далеком Баскете, о доме, увитом зеленью. Дэн, в общем, действительно неплохой человек. Он любит маму, любит Максимку. Надо мне с ним как-то подружиться. Ведь я сама прекрасно понимаю, что ничего не смогу изменить. Да и зачем? Ведь мама счастлива с Дэном, неужели я хочу разрушить счастье дорогого мне человека?
   Очевидно, проблема состоит в том, что я тоже очень сильно ее люблю. И, наверное, ревную. А это глупо и несправедливо по отношению к маме. Просто мне ее ужасно не хватает. Что мешает мне съездить в Баскет? У меня отпуск. Мама обрадуется. Там хорошо. Море. Все едут отдыхать на Южное Побережье, в июне там здорово. А Дорптаун с его железобетонными коробками скоро сведет меня с ума. Здесь лишь унылые пологие холмы, невыразительные серые дома и дымящие заводские трубы. А Баскет весь утопает в зелени. Мама, наверное, опять насадила цветов возле дома, и там сейчас красиво, как в сказке.
   Я представила себе увитую декоративным виноградом и цветущим вьюнком веранду, где мы любили пить чай. Рядом с мамой забываются все проблемы. Самому серьезному и взрослому человеку порой хочется почувствовать себя ребенком. Вспоминается детство. Нигде человеку не бывает так хорошо, как в детских воспоминаниях. Но потом в эти радужные представления по-хозяйски вторгся Дэн, и настроение сразу скисло. Нет, пожалуй, в Баскет я сейчас все-таки не поеду. Потом как-нибудь.
   Я пошарила в уме, отыскивая еще какое-нибудь светлое пятнышко, и вспомнила о папе. Он ведь звал меня в экспедицию. А почему бы и нет? В пустыне тоже интересно, посмотрю, наконец, что за город они раскопали. Может быть, на самом деле ждет меня там какая-нибудь незабываемая встреча. Не век же мне быть одной. Вот преодолею свою дурацкую стеснительность и познакомлюсь с кем-нибудь.
   И тут вдруг ярко за окном сверкнула молния, беззвучно расколов темноту и уничтожив все мои видения. А через несколько секунд прогремел далекий гром. Немедленно исчезла умиротворенность, словно кто-то погрозил пальцем. Не выдумывай. Не поедешь ты в Баскет, и экспедиция тоже уйдет без тебя. Завтра утром ты пойдешь на Центральную площадь, и неизвестно, что будет дальше. За свои слова и поступки нужно отвечать.
   Мне стало очень неуютно и одиноко в своей квартире. В этом большом городе никому нет до меня дела, никто не придет мне на помощь. Мама в Баскете, папа в далеком Туринсе, а я одна и никому не нужна. Так мне стало жалко себя, что я завернулась в одеяло и тихо заплакала, как плачут маленькие дети, оставшиеся в незнакомом месте с чужими людьми. Так мне хотелось оказаться сейчас далеко-далеко отсюда, в светлом доме, увитом зеленью! Там мама. Там меня любят и ждут.
  
   Утром я проснулась и сразу все вспомнила. За секунду до пробуждения мне казалось, что все это мне просто приснилось: и дракон, и пришельцы, и их Предводитель - все события вчерашнего сумасшедшего дня. Но через минуту все вернулось на свое место. Нет, к сожалению, это реальность. И сегодня мне предстоит встреча на Центральной площади. С тяжелым сердцем я смотрела, как неумолимо двигаются стрелки на часах. Когда они показали без четверти десять, я вышла из дома.
   Я смотрела на знакомые дома, на деревья, и мне стоило больших усилий заставить себя идти. Причем идти с гордым и независимым видом. Два квартала я прошла относительно спокойно. Но после поворота на Березовую улицу меня стало уже немного трясти. Здесь работали люди. Вот дом с почерневшей от огня стеной и выбитыми стеклами, возле него трое маляров с кистями и ведрами, а дальше видны еще двое, несущие новое стекло. Работа продолжается. Весь мусор убрали еще вчера, сегодня с утра уже начали строить. То там, то здесь стоят бадьи с раствором, лежат кучи песка с торчащими из них лопатами и возвышаются горы серых каменных плиток.
   Худая ободранная кошка, воровато оглядываясь, быстро перебежала улицу и нырнула в дыру в заборе. Ничего, эту дыру тоже скоро починят. Рядом рассыпана связка кирпичей, и какой-то угрюмый тип мешает раствор, скребя лопатой по дну ведра. Когда я проходила мимо, он повернул голову и вдруг вытаращил на меня глаза. Это был Рик Мунд.
   Он, видимо, считал меня погибшей и, конечно, не ожидал увидеть сейчас. Не знаю, мучила ли его совесть, но только он сделал вид, что не узнает меня, и поспешно отвернулся. Я постояла минуту, глядя на его согнутую спину с торчащими из-под футболки острыми лопатками, а потом отправилась дальше. Бог с тобой, Рик, успокойся, не нужен ты мне нисколько. Уже пройдя приличное расстояние, я оглянулась. Рик, смотревший мне вслед, снова повернулся спиной и стал сосредоточенно перемешивать серую цементную массу, орудуя лопатой.
   Чем дальше я шла, тем больше встречала людей. И тем больше косых взглядов я ловила. Сограждане смотрели в мою сторону с недовольством и злостью, и я тут, наконец, поняла причину такого теплого отношения. Я ведь не работала. Я второй день праздно шаталась по городу, в то время как все остальные гнули спины на пришельцев. А меня действительно уже покачивало от слабости и страха. К Центральной площади я подходила, как к эшафоту.
   Вот и площадь. Предводителя я увидела издалека. И сколько я ни готовилась к этой встрече, все оказалось напрасным: меня начало трясти. И трясти так, что пришлось стиснуть зубы, чтобы они не стучали. А чтобы не упасть, пришлось прислониться к стене дома. К счастью, здесь не было видно ни вязанок хвороста для костра, ни плахи, ни каких-либо других примет того, что на этом месте вскоре состоится моя торжественная казнь. Предводитель сидел на связке кирпичей и снова что-то сосредоточенно строчил, положив листок на колено. Кроме него, на площади не было ни одной души. Почувствовав, видимо, мой взгляд, он поднял голову, и я встретилась с ним глазами.
   Как тихо было здесь! Где-то работали люди, стучали инструменты, а здесь, на площади, было тихо, как на дне океана. Предводитель медленно встал, сложил бумагу и убрал в карман. Между нами была насыпь песка и груда кирпичей. Я не могла бы сдвинуться с места, даже если бы мне это приказали. Ноги мои подкашивались и, оторвавшись от стены, которая служила мне опорой, я бы просто упала. К счастью, он подошел сам. Остановился, как и вчера, в двух метрах от меня.
   -Здравствуй. Я благодарен тебе за то, что ты пришла.
   Когда я услышала этот негромкий голос, слегка растягивающий слова, меня затрясло сильнее, губы запрыгали, и я ничем не могла унять дрожь. О чем он говорит? Попробовала бы я не прийти после вчерашнего. Жизнь мне все-таки дорога. Предводитель смотрел на меня внимательно и серьезно.
   -Ты еле стоишь на ногах. Настолько сильно меня боишься? Чем же я так вчера тебя напугал?
   Я отвела взгляд. Его слова казались мне странными. Он приложил немало усилий для того, чтобы один только его голос вызывал в любом жителе Дорптауна лицевые спазмы. Должно быть, это очень приятно - сознавать, что внушаешь людям такой ужас. Предводитель устало возразил:
   -Нет. Ничего приятного, поверь. Мне жаль, что я испугал тебя. Действительно жаль.
   Я закусила губы. Я совсем забыла о том, что он еще и телепат и с легкостью понимает даже то, что не сказано вслух. И это было вдвойне сложно - следить не только за словами, но и за мыслями. Я не хотела повторения вчерашней ошибки. Предводитель пришельцев стоял передо мной, и теперь я старалась не забывать о том, кто он такой.
   -Меня зовут Коуэн. Пожалуйста, не называй меня Предводителем. К сожалению, я действительно понимаю, о чем ты думаешь, но тебя это не должно беспокоить. Я, правда, очень рад тому, что ты согласилась прийти.
   Интонация меня очень удивила - это было похоже на просьбу. Я не рассчитывала, что после вчерашнего разговора меня еще будут о чем-то просить. Я ожидала наказания. Но Предводитель стоял рядом и просто беседовал со мной. Он повел себя совершенно не так, как мне представлялось. Мой страх начал понемногу проходить, дрожь пропала. Я даже смогла взглянуть этому человеку в лицо.
   Он был в той же одежде, что и вчера. Безукоризненно чистая белая рубашка, отглаженные брюки, начищенные туфли. Верх аккуратности. И теперь, когда во взгляде не проскальзывало вчерашнего холодного высокомерия, лицо его казалось даже более привлекательным, чем раньше. Но мужскую красоту я всегда считала скорее недостатком, чем достоинством, особенно если она сочеталась с самолюбованием. А тут мы имели дело, без сомнения, с очень высокой самооценкой, без признаков комплекса неполноценности.
   Вчерашний день ничему меня не научил. Я давала себе обещание больше не совершать ошибок. Но сейчас ничего сделать с собой не могла. Как только меня перестало трясти от страха, в душе тут же начало нарастать раздражение. Все-таки Предводитель пришельцев был слишком молод, чтобы я воспринимала его всерьез.
   Я взглянула ему прямо в глаза. Нападение, как известно, лучший способ защиты? Итак, что тут у нас? Идеально правильные тонкие черты лица, высокий лоб, прямой нос, выразительные темные глаза. Одним взмахом таких вот длиннющих угольно-черных ресниц можно наповал сразить половину женского населения провинциального земного городка. Волосы тоже темные, слегка вьющиеся, длиннее, чем это принято у землян, почти до плеч (кто знает, как там, у них, это принято?). Ну, почти настоящий сказочный принц, не хватает лишь шпаги у пояса и расшитого золотом камзола. Мечта любой девушки. Только вот благородные принцы во всех нормальных сказках всегда кого-то спасали и защищали. А не насылали на мирный город чудовищ, крушащих дома и обращающих в паническое бегство сотни людей. И в больницы по их вине тоже никто не попадал. Впрочем, что же это я. Мне еще за вчерашнее неподобающее поведение наказание не назначили.
   Предводитель молча смотрел на меня, но я заметила, что в его лице что-то изменилось. Пробежала легкая тень. Моя характеристика его персоны, видимо, не особенно ему понравилась. Хорошо, что он понимает мысли. Не нужно притворяться. Он неохотно проговорил:
   -Я попросил тебя прийти вовсе не для того, чтобы наказывать за что-то. Я вчера пообещал подумать над твоими словами. Я над ними подумал.
   Я усмехнулась. Мог бы не утруждаться. Мало ли кому что он пообещал. Никогда не поверю, что для него это случайное обязательство имеет хоть какое-нибудь значение. Предводитель нахмурился:
   -Почему ты не можешь выслушать меня? Ведь это не трудно. Просто выслушай. Я больше ничего от тебя не требую.
   В его голосе прозвучал упрек, и я снова начала злиться.
   -Требуешь? Разве ты имеешь право от меня что-то требовать? А если у меня нет желания тебя слушать? Что тогда?
   -Тогда... - Он замолчал. А я неожиданно подумала: тогда он снова создаст дракона и прикажет ему меня разорвать. Прекрасный аргумент, как раз подходящий для нашего случая. Ого, как сверкнули глаза! Задело. Злить Предводителя было довольно опасно. Ведь он наверняка способен создать не только дракона. И как наказать болтливую землянку, которая снова перестала чувствовать границы дозволенного, придумает легко. Предводитель сдержанно закончил свою фразу:
   -Тогда я тебя еще раз об этом попрошу. Я прекрасно понимаю, что у тебя есть основания так относиться ко мне. Но ведь ты почти ничего обо мне не знаешь. И даже слушать ничего не хочешь! Сразу вынесла приговор, и все. А ведь даже отъявленные преступники на Разбирательстве имеют право сказать несколько слов в свою защиту.
   Одно мне было непонятно: для чего ему это нужно? Просит, чуть ли не уговаривает. Не все ли равно ему, какого я буду о нем мнения? Пытается оправдаться зачем-то. Несолидно для Великого Предводителя. Жесткость и властность больше соответствовали образу беспощадного завоевателя. Он повторил, слегка повысив голос:
   -Меня зовут Коуэн! Я ведь попросил тебя!
   Я невольно усмехнулась. Ах да, простите. Я забыла. Завоевателю не слишком нравится, когда его величают Предводителем. Какие мы, оказывается, нежные. Вот бы так же деликатно он относился к другим людям. Или хотя бы научился думать до того, как совершить какой-либо поступок. А то ведь это гораздо проще - сначала наворотить дел, а потом пытаться доказать всему миру, что ни в чем не виноват.
   Предводитель хотел, видимо, снова что-то возразить, даже набрал воздух для заготовленной фразы, но так ничего и не сказал, лишь сжал губы и отвернулся. Он стоял возле меня и угрюмо смотрел в сторону. И чем дольше он так стоял, тем больше мне почему-то становилось стыдно, и от этого я чувствовала смятение и злость. Скажите, пожалуйста, почему стыдно должно быть мне? Ведь не я создала этого проклятого дракона, не я послала его на город. Да будь у него какие угодно причины, он не имел права так поступать! А теперь он стоит и молчит.
   А он стоял и молчал. Психолог из меня неважный, но здесь не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что чувствует человек. Предводитель и в самом деле был мальчишкой, который еще не научился скрывать своих эмоций, все его мысли и чувства сейчас большими буквами были написаны на лице. И я даже против своей воли неожиданно увидела перед собой не Предводителя, не инопланетного захватчика, а обыкновенного очень молодого человека, усталого и растерянного. И, пожалуй, обиженного. Это открытие меня поразило. Предводитель повернул голову, и я, чтобы скрыть свое смущение, независимо сказала:
   -Хорошо, допустим. Допустим, что я согласилась тебя выслушать. Я не судья и приговор выносить действительно не имею права. О чем ты хотел со мной поговорить? Хотя мне по-прежнему непонятно, для чего тебе это надо.
   Парень чуть слышно вздохнул, помедлил, видимо, не зная, с чего начать разговор.
   -Спасибо. Я хотел... Нет, не оправдаться, я знаю, что это бесполезно. Но просто объяснить. Вот ты сейчас прошла по городу, должна была видеть, сколько сделали за эти два дня.
   -Да, я видела, и что?
   -Я вчера совершил... ошибку. Сегодня я постарался ее исправить. Насколько это возможно.
   Я удивленно подняла брови. Это он дракона считает своей ошибкой? И разрушенный город? А восстанавливать разрушенное предпочитает руками самих же жителей? Хороший способ исправлять ошибки! Он считает, что это правильно? Бесплатная рабочая сила, покорные рабы под надзором иноземных завоевателей!
   Он протестующе поднял руку, перебивая поток моих возмущенных мыслей.
   -Подожди. Ты снова начала меня обвинять, не дослушав. Ответь мне на такой вопрос. Что случилось бы, если бы не мой вчерашний приказ? Если бы мы просто улетели, оставили все, как есть? Любой другой на моем месте так бы и поступил. Потому что в том, что вчера произошло, на самом деле не только моя вина. Моя вина тоже есть, я этого не отрицаю. Но не только моя, это однозначно.
   Я неприязненно уточнила:
   -А чья еще?
   Но он отмахнулся.
   -Неважно. Не об этом сейчас идет речь. Вот скажи, за сколько времени вы выполнили бы ту работу, которую теперь закончили за два дня? За год? Или больше? Да, я опять использовал свою власть. Но сделал это только потому, что иначе никто не сдвинулся бы с места. Это был самый быстрый способ все исправить. Скажи, я не прав?
   Я молчала. На этот раз я не знала, что ответить. Я сама понимала, что никто, разумеется, не стал бы работать, если бы не страх перед пришельцами. И именно благодаря тому, что вчера на улицы вышли все жители Дорптауна, город так быстро был приведен в порядок.
   -Так, значит, я все-таки прав? Ты согласилась, я слышал!
   Он вдруг улыбнулся. Совсем не так, как улыбался до этого. Кривые ухмылки и презрительные усмешки я уже видела. Нет, это было что-то другое. Его лицо словно озарилось внутренним светом, глаза засияли. И от этого его лицо стало не просто красивым - удивительным. Это было до того невероятно, что я стояла, ошеломленно уставившись на него, и не знала, что сказать.
   Да, вот так обычно эти ребята и разбивают вдребезги девичьи сердца. Я потрясла головой, избавляясь от наваждения. Нет, со мной этот номер не пройдет. Нечего пудрить мне мозги. Ничего не изменилось. Этот человек натравил на город чудовище. Дракон разрушил то, что создавалось людьми не один год. В городе случилась паника. Из-за нее в больнице оказалось двенадцать ни в чем не повинных жителей. А потом он еще заставил горожан исправлять свои прегрешения.
   Чудо закончилось. Улыбка исчезла с лица Предводителя. Взгляд его мгновенно погас, глаза стали непроницаемыми. Он сухо уточнил:
   -Все? Или еще будут какие-то обвинения?
   Ответить я не успела. На площади вдруг появился один из воинов в сине-зеленой форме. Он подошел к Предводителю быстрым шагом, остановился метрах в пяти и издалека позвал его. Тот оглянулся, надменно и резко спросил что-то на незнакомом языке, в голосе послышались металлические ноты. Воин сразу вытянулся в струну и поспешно стал докладывать.
   Произошло, по всей видимости, что-то неординарное, требовавшее непосредственного участия самого Предводителя. Выслушав донесение, он нахмурился, потом кивнул. Повернувшись ко мне, молча поклонился, изысканно и учтиво, и ушел со своим подчиненным. А я осталась стоять на Центральной площади. Я смотрела вслед Предводителю, удалявшемуся в сторону проспекта Мира, и не могла привести свои мысли в порядок. В голове был хаос. Что-то все-таки изменилось. И очень сильно. Над этим стоило подумать.
   Я неторопливо направилась в противоположную сторону. Этот странный, внезапно оборвавшийся разговор что-то перевернул в моей душе. Я сама не могла понять, какие же чувства сейчас испытываю. Я шла сегодня на эту встречу с таким страхом, с такой ненавистью в душе, что казалось, мы с этим человеком являемся заклятыми врагами. А сейчас... Даже не знаю. Я думала о нем и ловила себя на мысли, что сама пытаюсь найти для него оправдание. И что он вовсе не такой плохой, каким я его считала раньше. И дело тут совсем не во внешности и не в улыбках. А в чем-то, чему я пока не могла найти объяснения.
   Ведь в одном он прав: я совершенно ничего о нем не знаю. Может быть, в нем проснулась совесть, и теперь он чувствует раскаяние. Зачем ему нужно было со мной разговаривать? Причем настойчиво требовать, чтобы его выслушали и позволили все объяснить. Так себя вести может лишь человек, испытывающий чувство вины. А это уже немало, хотя, конечно, теперь ни оправдаться, ни искупить свою вину он не сможет. Мне снова вспоминался вчерашний день. Что, если бы в этой панической суматохе погибли люди - старики, дети? Преступление, совершенное по неосторожности или недомыслию, тем не менее, остается преступлением, и никто не снимает с виновного ответственности. Тем более, когда речь идет о другой планете, вмешиваться в жизнь которой никто не имеет права!
   В таких раздумьях я шла по улице. Город преображался. Уже почти совсем не осталось следов вчерашнего беспорядка. Восстановилось то, что было разрушено. Убралось то, что восстановить было невозможно. Люди продолжали трудиться, стук инструментов не прекращался, но было заметно, что работа уже начинает подходить к своему завершению.
   И я вдруг поймала себя на странных мыслях. А ведь я предательница. Совместный труд и одинаковые чувства сплачивают. Сейчас всех жителей Дорптауна объединяла ненависть к пришельцам и желание свергнуть поработительную власть. Это было понятно и объяснимо. Еще вчера, да и сегодня утром, я разделяла эти мысли. Сейчас - уже нет.
   Я смотрела на людей, мимо которых проходила, и ощущала острое чувство вины по отношению к ним. Я понимала, что отделилась от всех остальных. Я знаю, что Предводитель пришельцев - это не просто Предводитель, но еще и Коуэн. Он несколько раз повторил свое имя, и я наконец запомнила его. Что бы я ни говорила ему в лицо, в чем бы ни обвиняла, прежней жгучей ненависти к нему я не испытывала. Никто не снимал с него ответственности, я прекрасно помнила о том, что он совершил, но уже не могла не видеть в нем человека. Хотелось понять, разобраться. Жалко, что наш разговор прервали. Наверное, Предводитель... то есть Коуэн (ну и имечко!) в конце концов объяснил бы, что там на самом деле с этим треклятым драконом. А теперь меня замучает любопытство.
   Я шла по городу, не думая о направлении. Мне был очень хорошо знаком этот район Дорптауна, я прожила здесь уже почти пять лет. Тут были узкие улочки и маленькие пятачки площадей, окруженные домами. Мне нравился этот район, он напоминал мне город, где прошло мое детство. Мы жили с родителями на такой же узкой улице, застроенной старыми трехэтажными домами, и все тогда было удивительно хорошо. Мама и папа тогда еще не начали ссориться, мы были все вместе и были счастливы. И с тех пор я люблю старые кварталы. У старых домов есть индивидуальность, у них, как у людей, у каждого свое лицо, своя история. А вот дома в северной, промышленной части города я не любила. Они все одинаковые, унылые железобетонные коробки. Глядя на них, трудно испытывать какие-то чувства.
   Так я ходила по городу достаточно долго, пока, наконец, не поняла, что очень устала и проголодалась. Время было обеденное, солнце стояло высоко над головой, и мне давно уже пора было возвращаться домой. Свернув с Березовой улицы в свой переулок, я внезапно остановилась. По другую сторону дороги, в тесном квартале что-то происходило. Там стояла большая толпа людей. Наверное, сюда собрались все те, кто работал на нескольких близлежащих улицах.
   Это были в основном мужчины, державшие в руках инструменты. Все что-то громко говорили, размахивали руками и были до предела взвинчены. Я находилась далеко и не могла расслышать слов, но меня сразу поразили интонации. В них звенела ненависть. Никто не работал. Вокруг - это тоже сразу бросилось в глаза - не было ни одного стражника, хотя в последние сутки их высокие темные фигуры в серебристых шлемах всем намозолили глаза. На стихийный митинг собралось не меньше пятидесяти человек.
   Обычно я очень настороженно отношусь к подобным сборищам. Не люблю толпу и боюсь ее. Поэтому стараюсь поменьше появляться в людных местах, где можно с ней столкнуться. Не хочу быть частью толпы или противостоять ей. В любой другой день я, руководствуясь инстинктом самосохранения, постаралась бы обойти это место по широкой дуге. Но сегодня... Сегодня я, очевидно, руководствовалась какими-то другими инстинктами. Потому что у меня в душе вдруг возникло стойкое желание непременно выяснить, что же там происходит. Вместо того чтобы побыстрее прошмыгнуть мимо и добраться до дома, я для чего-то подошла ближе и стала прислушиваться, встав возле стены одного из окружавших площадь зданий.
   Как я и думала, причиной собрания послужил протест против навязанных горожанам бесплатно-принудительных работ. В адрес пришельцев летела такая грязная брань, что мой слух коробило. Меня так и подмывало сказать этим людям, возмущавшимся тем, что их заставили работать, - а для кого вы это делаете? Не для пришельцев же, для себя. Но, разумеется, я никогда не решилась бы выступить одна против всех. Тем более что в таком состоянии люди все равно никого не будут слушать. Голодные, уставшие, разъяренные мужчины в этот момент слышали только себя и кипевшую внутри каждого злобу.
   Выступал то один, то другой, но все говорили об одном и том же: пора кончать с властью тех, кто захватил город. Несколько раз звучали не самые лестные слова в адрес администрации и городского главы. Что это за мэр, если не может избавить людей от произвола и вернуть город к нормальной жизни? Чаще всего выкрикивал со своего места молодой парень в рваной голубой майке. Мне показалось, что он был в порядочном подпитии. Да и многие здесь, похоже, успели подогреть свою и без того бурлящую кровь изрядным количеством спиртного.
   -Долго еще это будет продолжаться? Сколько охрана будет сидеть на своих ленивых задах? Пора прямо спросить у господина мэра, чего они возятся. Давно бы ввели в город войска и прихлопнули бы этих пришельцев так, чтобы мокрого места от них не осталось.
   Пожилой мужчина, опиравшийся на лопату, степенно возразил:
   -Ты самый умный, что ли? Думаешь, без нас там не знают, что делать? Прихлопнешь их, если их пули не берут. Тут весь город разнесут на части, если начнется перестрелка. Видел, какое у них оружие?
   Парень вскипел.
   -Плевать я хотел на их оружие. Пули их не берут. Да я любого из них голыми руками задушу. А кому нравится такая жизнь, тот пусть и дальше вкалывает бесплатно. Я не собираюсь. Хотел бы я посмотреть, кто меня остановит.
   Другие были с ним согласны. Толпа гудела, как растревоженный улей. Все чаще слышались угрозы. Люди распаляли себя все больше, даже у тех, кто был сначала относительно спокоен, теперь были хмурые лица и стиснутые кулаки. Злоба нарастала и искала выхода. И мне стало вдруг очень страшно. Все это не могло кончиться добром. Я решила уйти, пока еще было можно.
   Но вдруг шум стих в одно мгновение. Я сначала даже не поняла, что случилось. Потом я увидела: там, среди разъяренной толпы, стоял Предводитель пришельцев и что-то говорил этим людям спокойным негромким голосом, в котором теперь очень сильно слышался акцент. Его узнали или, может быть, не столько узнали, сколько догадались. Пожалуй, в городе только я одна знала о том, что Предводителем пришельцев является именно этот человек. Для всех остальных он был просто одним из них, ненавистных завоевателей, превративших людей в рабов. Он был один. Без оружия.

- 3 -

   Я подошла еще ближе, почти вплотную к самой толпе. Я уже поняла, что уйти сейчас отсюда не смогу. Широкие спины стоящих впереди мужчин почти скрывали от меня тонкую мальчишескую фигуру невысокого парня, находившегося в центре. Вокруг него было шагов пять свободного пространства. А дальше - плотное, агрессивно настроенное кольцо людей, считавших его своим личным врагом.
   Рядом не было ни одного его воина. Руки свободны - никакого оружия. Вероятно, он рассчитывал на свою способность подчинять людей или на свои сверхвозможности. Как иначе можно объяснить его появление здесь, в самой гуще вышедших из повиновения землян? Людей, распаленных своей злостью до такой степени, что, пожалуй, их сейчас не смог бы сдержать целый отряд вооруженных солдат.
   В толпе произошло замешательство, но потом она снова угрожающе загудела. Я, не отрываясь, смотрела на Предводителя, с тревогой ожидая, что же он предпримет. Он казался спокойным. Даже как-то неестественно спокойным, только лицо бледное, словно вырезанное из мрамора. Он стоял и молча смотрел в глаза этим людям. А люди смотрели на него. Всем очень хотелось найти виновного, и теперь, судя по всему, он был найден.
   В толпе снова раздались угрозы, в голосах звучала ненависть, которую никто даже не пытался скрыть. И я внезапно поняла: сейчас хватит малейшего толчка, и вся озлобленная людская масса в ярости набросится на этого человека. От этих мыслей мне стало не по себе. Может, он действительно неуязвим? Ведь пули не причиняли пришельцам никакого вреда. Или у них было что-то вроде специально наложенной защиты, заклинания какого-нибудь или еще какой ерунды. Хотя что за чушь! У них высокотехнологичная цивилизация. Наверное, бронежилеты или что-то подобное. А против толпы это спасет ли?
   Я с растущим беспокойством взглянула на Предводителя. Неужели он ничего не понимает? Коуэн. Коуэн! Он медленно повернул голову, безошибочно отыскав мой взгляд в гуще людей, словно здесь никого и не было, кроме нас двоих. И когда я рассмотрела его глаза, мне вдруг все стало предельно ясно. Нет никакой неуязвимости. И он это прекрасно знает. Вероятно, с таким отрешенным выражением лица в старину великие мученики шли на казнь. Он понимал, о чем думают люди, стоящие вокруг него. И все изменилось мгновенно. Я уже не помнила ни о его вине перед этими людьми, ни о своих упреках. Передо мной стоял человек, и этого человека сейчас могли просто убить. Задушить голыми руками, как выразился тот пьяный парень в голубой майке. И я неожиданно поняла, что я этого не хочу. Я в смятении подняла руки к губам. Коуэн, уходи отсюда. Умоляю. Уходи, пока не поздно.
   Он снова посмотрел на меня долгим взглядом, словно попрощался. Я попыталась еще раз обратиться к его разуму. Коуэн, они же убьют тебя. Уходи, улетай, беги, ты не должен здесь оставаться. Где же все его воины, зачем он только пришел сюда! Он покачал головой и вдруг улыбнулся. Той самой необыкновенной светлой улыбкой, от которой преображалось его красивое лицо. Теперь от этой улыбки мне стало жутко. Я судорожно сцепила пальцы.
   В следующее мгновение камень ударил Коуэна по ноге, он тихо охнул и нагнулся, ухватившись рукой за ушибленное место. В толпе невозможно было разобрать, кто именно бросил камень, но это стало для всех сигналом. Толпа ринулась вперед, и я закрыла глаза. Мне вдруг перестало хватать воздуха.
   Я снова отошла к стене дома и прислонилась лицом к шершавой штукатурке. Я не могла смотреть на то, как на моих глазах жестоко избивают безоружного человека. Пятьдесят били одного. Били с перекошенными от злобы лицами. Когда он упал, его стали бить ногами, топтать своими чудовищными сапогами. Господи, пощади! Я чувствовала, как по моим щекам текут слезы.
   Какой бы он ни был, что бы он ни сделал, такой смерти он не заслужил. Он не стал защищаться, не захотел. А мог бы. Конечно, мог, я в этом уверена. И тогда пришлось бы плохо этим людям, которые чувствуют себя сильными и смелыми, если их толпа, а в крови играет алкоголь. Хотя, какие это люди. Те, которые способны убить безоружного, не имеют права называться людьми. И это мой город. Люди, которых я защищала. С которыми много лет ходила по одним улицам.
   Вдруг все стихло. Я поняла, что там что-то произошло, и обернулась. Стояла толпа, все смотрели на что-то, лежавшее на земле. Мне не хотелось думать, что совсем недавно это что-то было живым человеком. Один, кажется, тот самый, в рваной майке, наклонился и потрогал тело рукой. Затем поднялся, сплюнул в сторону и, засунув руки в карманы своих грязных штанов, быстро зашагал прочь. Как будто ничего не случилось. Остальные молча переглянулись и тоже стали расходиться. Некоторые смотрели на лежащее тело с сожалением, словно только теперь осознав, что же они натворили. Пряча глаза и стараясь не смотреть на убитого ими человека, они торопливо уходили, стараясь побыстрее покинуть это место.
   Я стояла возле стены и отрешенно провожала взглядом людей, воровато оглядывавшихся по сторонам. Я знала, чего они боятся. Возмездия. Когда прошел пьяный угар драки, до всех, наконец, дошло, что просто так им это убийство с рук не сойдет. Как отплатят пришельцы за гибель своего Предводителя, страшно было даже предположить. Хотя все это было уже неважно. Через несколько минут на площади и прилегающих улицах не было ни одного человека. Ни одной живой души, только на асфальте лежало темное от крови тело. Предводитель пришельцев был мертв.
   Я закусила дрожащие губы, медленно подошла к нему и опустилась рядом на колени. Он лежал лицом вниз, беспомощно раскинув руки. Одежда разорвана, вся рубашка в крови, и сквозь нее видно голое тело. Больше я не могла сдерживаться и заплакала. Мое сердце разрывалось от жалости и горя. Мне было так больно, будто я потеряла родного человека.
   Я осторожно взяла его за плечи, перевернула на спину и бережно приподняла его голову. Глаза были закрыты, по подбородку текла струйка крови. На лбу глубокая ссадина, к ней прилипла прядь волос. Я откинула волосы и бережно коснулась ладонью его щеки. Что же они с тобой сделали, Коуэн! Прости меня за то зло, которое я успела тебе причинить. Прости меня за все мои черные мысли, за мою ненависть. Прости. Если бы только я знала, что все вот так закончится!
   Я сидела на земле рядом с ним и проводила рукой по его темным волосам. Какие они мягкие, я никогда раньше не думала об этом. Как будто шелк струится между моими пальцами. Слезы наворачивались на глаза. Я смаргивала, и они катились по щекам. Почему он должен был умереть? Чем лучше его все эти люди, которые так безжалостно с ним расправились? Какое они имели право убивать его? Но у меня сейчас уже не было сил на ненависть. Мне было слишком тяжело. Я просто сидела и тихо плакала. Коуэн был мертв, и ничто уже не могло этого исправить.
   Не знаю, сколько я так просидела, может быть, долго, может быть, всего несколько минут. Моя ладонь лежала на закрытых глазах Коуэна, и вдруг кожей я ощутила, как его веки чуть дрогнули. Или мне это показалось? Секунду я сидела неподвижно, боясь верить проснувшейся надежде. Ведь этого просто не может быть. Но мое сердце уже торопливо застучало. Я положила руку Коуэну на шею, там должна проходить артерия. Во всяком случае, у людей она проходит именно там. Не думаю, что представители расы, к которой принадлежит Коуэн, сильно от нас отличаются анатомически. Внешне-то мы похожи. Сначала от волнения я ничего не могла почувствовать, но потом мои пальцы ощутили слабые, редкие толчки. Его сердце билось, он жив. Господи, он еще жив!
   Я лихорадочно вскочила. От внезапной радости я так растерялась, что не знала, что делать. Врача! Нужен врач! Ведь Коуэн еще жив, но он может умереть в любую минуту. И тут же радость моя остыла. Нет. Никто не станет лечить его. Просто не захочет. Что же делать? Как мне найти тех солдат, с которыми он сюда прилетел? Они как сквозь землю провалились. А что, если люди, которые били Коуэна, сейчас сюда вернутся? Надо срочно увезти его отсюда, но как? А самое главное - куда? Но решение тут же пришло само собой. Моя квартира находилась в двух кварталах от этого места. Я перенесу Коуэна туда. А как это сделать? Я попыталась приподнять его, но очень быстро поняла, что у меня не хватит сил нести его на руках.
   Где-то здесь сегодня работали строители, можно попытаться найти что-то вроде тачки или тележки, на чем подвозили грузы. Я пошла снова в сторону Березовой улицы, и мне повезло: почти сразу я увидела то, что мне было нужно. На куче песка лежало нечто, имеющее четыре колеса и длинную ручку. Я подкатила эту тележку к Коуэну, и мне стоило больших усилий втащить его на нее. Когда же мне это, наконец, удалось, я снова едва не заплакала: его тело казалось совершенно безжизненным, рука свесилась, как плеть. Но я отогнала от себя мысли о смерти.
   Шла я быстро. Больше всего я боялась, что кто-нибудь встретится по дороге и задержит меня. Но город словно вымер. Улицы были пустынны. Видимо, слух о гибели одного из пришельцев распространился по району, и страх загнал людей в дома. А я уже не думала о том, что будет, если пришельцы сейчас появятся здесь, какая кара постигнет жителей Дорптауна за совершенное преступление. Я лишь хотела спасти Коуэна.
   Наконец, я увидела свой дом. Вид знакомого обшарпанного трехэтажного строения, в котором находилось мое жилище, еще никогда не вызывал во мне таких радостных чувств. Мне еще предстояло втащить Коуэна на второй этаж, и я молила Бога, чтобы никто не вышел в это время на лестницу. Я очень боялась, что его узнают в лицо. Впрочем, даже если и не узнают, все равно вид окровавленного человека без сознания неизбежно вызовет подозрения и пересуды у соседей. Я постаралась осторожно снять Коуэна с тележки, но у меня не хватило сил удержать его. Он ударился об асфальт и тихо застонал. Сейчас, сейчас, потерпи, мой хороший.
   Почему человек без сознания всегда тяжелее? Коуэн казался не слишком крепкого телосложения, выглядел даже довольно худым, но он все-таки был слишком тяжел для меня. Кое-как, где волоком, где на руках мне удалось, наконец, поднять его на второй этаж. Я стиснула зубы, не давая себе расслабиться. Что бы я делала, если бы вместо этого мальчика мне пришлось бы тащить здоровенного детину? Это утешало.
   Вот и моя квартира, я без сил опустилась рядом с дверью. Какое счастье, что соседи уехали на неделю из города. Услышав шум на лестничной площадке, кто-нибудь непременно вышел бы, чтобы узнать, в чем дело. Но расслабляться все равно рано. Надо еще открыть дверь и уложить Коуэна в постель. Тогда все.
   Но я ошиблась, это было далеко не все. Мои переживания на этом не кончились. Напротив, они только начинались.
   Для начала мне нужно было раздеть его, снять с него всю грязную окровавленную одежду, а я не знала, как к нему подступиться. Наконец я решительно взялась за куртку, приподняла Коуэна и попыталась вытащить его руку из рукава. Он застонал, и я закусила губы. Коуэн, миленький, потерпи немного! Мне, наконец, удалось снять с него куртку, я с некоторой брезгливостью швырнула ее в угол. Теперь рубашка. Здесь еще хуже. Она превратилась в лохмотья, вся была в крови и прилипла к израненному телу. Я догадалась намочить ее водой, и через несколько минут мне удалось ее снять. С остальным я справилась легко. Грязные брюки, туфли и все прочее полетело в тот же угол.
   Потом я сбегала на кухню, налила в таз теплой воды, взяла губку и, сев на край кровати, начала осторожно вытирать кровь с лица, рук, плеч и всего остального тела, стараясь не причинять лишней боли. Эта процедура заняла достаточно много времени. Впрочем, я сейчас совсем не смотрела на часы, даже не сразу заметила, что за окном длинный летний день постепенно переходит в вечер.
   Время шло. Перемен не было. Фарфоровая бледность лица Коуэна приводила меня в трепет. Я то и дело наклонялась к нему, чтобы убедиться, что он по-прежнему дышит. Он не двигался и не издавал никаких звуков: ни стонов, ни вздохов - ничего, что обычно служит доказательством того, что человек все еще жив.
   Я приходила в отчаяние, когда смотрела на него. Садилась снова на кровать и брала в свою ладонь его безжизненную руку. Долго не могла нащупать пульс. Потом, наконец, чувствовала пальцами еле ощутимое биение и облегченно выдыхала.
   Темнело. В комнату начали пробираться сумерки. Электричества по-прежнему не было, поэтому я закрыла шторы и достала свечи. Когда я их зажгла, комната наполнилась дрожащим желтоватым светом. Я смотрела на язычки пламени и думала. Я думала о том, что теперь будет. В моей квартире лежит умирающий человек, и я ничем не могу ему помочь. Он чужой в этом городе, он вообще здесь чужой. Как же мне найти его солдат? Почему они все бросили его? И что я буду делать, если вдруг он действительно умрет? Но эта мысль отозвалась во мне такой болью, что я поспешно отогнала ее. Нет, нет. Он выживет, он обязательно выживет. Надо только что-нибудь придумать, надо помочь ему.
   Потом наступила ночь, и у Коуэна начался жар. Прошло уже несколько часов с тех пор, как я притащила его в свою квартиру. Тело стало на глазах наливаться огнем, лоб обжег мою руку, когда я к нему прикоснулась, щеки горячечно заполыхали. Коуэн начал метаться головой по подушке. Я очень хотела помочь ему, но не знала как. Я просто намочила в холодной воде полотенце и положила ему на лоб. Коуэн немного утих. Надо было сделать еще что-то, но что? От беспомощности на мои глаза сами собой наворачивались слезы.
   Я сидела рядом с кроватью и только меняла компресс. Я боялась отойти даже на минуту, хотя понимала, что больше ничем не смогу помочь. Коуэн дышал хрипло и тяжело. Я прислушивалась к этому дыханию, и мне было страшно. Я не сомневалась в том, что у него отбито что-нибудь внутри. Да и руки-ноги наверняка переломаны. Вполне возможно, что началось воспаление.
   Я лихорадочно искала в уме спасительное средство. Мне не у кого было спросить совета. Я жила одна, мои родители находились далеко, у каждого из них была своя судьба, и они не могли прийти мне на помощь в трудную минуту.
   С кем еще посоветоваться? Позвать соседей и сказать им: вот, посмотрите, это Предводитель пришельцев, тот самый человек, которого вы все ненавидите. Любой в этом городе ответит мне: "Пусть подыхает!", и, вероятно, будет по-своему прав. Но только я не хочу этого. Я хочу, чтобы Коуэн был жив.
   Можно было вызвать "скорую помощь" и отвезти его в больницу. Но что-то меня останавливало. Чувство, сродни тому странному инстинкту, который заставил меня сегодня днем подойти к толпе на улице. Дело было даже не в том, что у Коуэна не было никаких документов. И не в том, что мне пришлось бы объяснять, кто и где так сильно его избил. Просто где-то в душе была твердая уверенность, что мне нельзя оставлять его даже на минуту. Что здесь, в моем доме, Коуэну будет лучше. И уж точно безопаснее.
   Несколько раз мои мысли прерывались стонами. Коуэну становилось хуже. Я снова брала полотенце, опускала в воду, отжимала и вытирала ему лоб. Тело его горело, поэтому я убрала одеяло, достала чистую белую простыню и накрыла Коуэна ею. Еще можно было протереть влажной тканью руки и грудь. Это тоже обычно помогает при высокой температуре. Так всегда делала моя мама, когда я болела.
   Я чувствовала себя совершенно измотанной. Было уже около часа ночи, и я очень сильно устала. Усталость была и физическая, и душевная. Я мысленно обращалась к Богу, в которого никогда особенно не верила, но сейчас готова была верить и молить о помощи. Господи, не дай ему умереть. Потом Ты сам будешь судить его своим строгим и справедливым судом, но теперь дай ему еще одну попытку загладить свою вину перед Тобой. Пусть он будет жить.
   Я снова смотрела на бледное, с алеющими пятнами щек лицо Коуэна. Ведь он действительно совсем еще мальчик. Наверное, у него есть отец и мать, которые сойдут с ума от горя, если им сообщат, что он погиб. Там, откуда он прилетел, наверняка есть люди, которым он дорог, которые его ждут и любят, кому будет больно думать о том, что он умер среди чужих людей и его некому было пожалеть. И потому нельзя этого допустить. Он выздоровеет и вернется домой.
   Я не заметила, как задремала, уронив голову на грудь и прислонившись боком к спинке кровати и ногам Коуэна. Вторые сутки почти без сна вымотали меня окончательно. Сколько я спала, не знаю. Час, два или даже больше. Когда я проснулась, встрепенувшись, как от толчка, в комнате было очень тихо, только потрескивали свечи. И меня вдруг кольнуло неприятное чувство. Эти горящие свечи в изголовье кровати и на столе, эта белая простыня, как белый саван, руки, лежавшие одна возле другой поверх нее - все это вдруг разом напомнило мне о смерти.
   Я вскочила и со страхом взглянула на раненого. Коуэн не шевелился и, как мне показалось, не дышал. Темные волосы, разметавшиеся по подушке, оттеняли бледность его лица. Я смотрела на него остановившимся взглядом. У меня не хватало сил взять его руку и проверить пульс. Я боялась, что она окажется холодной, как лед.
   Наконец я заставила себя коснуться его лба. И чувство, которое я испытала в этот момент, нельзя назвать просто облегчением. Это была острая радость, от которой у меня на глаза мгновенно навернулись слезы. Лоб Коуэна был уже не такой горячий, как раньше. И дыхания я не слышала просто потому, что Коуэн дышал тихо и ровно, как здоровый спящий человек. Температура заметно спала. Я взяла его за руку. И я боялась, что она окажется холодной? Она сухая и теплая. Теперь он поправится, обязательно поправится!
   Так я и сидела, держа его руку в своей и не решаясь снова задремать. Ночь тянулась бесконечно долго. Наконец, небо за окном начало все больше синеть. Близился рассвет. Свечи становились все короче. Я встала, прошлась по комнате, отгоняя сон, потом снова подошла к кровати, взглянула на своего пациента. Он спокойно спал, ему действительно стало лучше. Зайдя на кухню, я выпила чашку холодного чая. Есть почему-то совершенно не хотелось.
   Потом я отправилась стирать одежду Коуэна. Брюки и куртка были сделаны из плотной ткани, поэтому порвались не слишком сильно, это можно было зашить. Но вот рубашка расползлась совсем, не имела смысла что-либо с ней делать, и я ее просто выбросила. Вещи выстирала и повесила сушить, туфли почистила и поставила у порога. Никогда хозяйственные дела не доставляли мне столько радости.
   Мелькала иногда печальная мысль - оценят ли мои старания? Может, и не нужно ему всего этого, моей заботы, сочувствия. Ведь мы с ним совершенно чужие люди, что он скажет мне, когда очнется? Для меня-то он за эти часы стал роднее, чем брат. А я... Кто я для него? Враг, соблюдающий временное перемирие.
   Я снова смотрела на его лицо. Мне доставляло необычайное удовольствие его рассматривать. Очень изящные, одухотворенные черты. Такие редко встретишь на Земле. Они заострились, стали еще тоньше, чем раньше. Ссадина на лбу и потрескавшиеся губы нисколько его не портили, Коуэн был все-таки необыкновенно красив.
   Я не удержалась и провела ладонью по его мягким волосам. Что-то оставил он в моей душе за эти дни. Что-то очень светлое и печальное. И теперь мне было даже жаль, что он улетит к себе домой, как только поправится. Могла ли я думать, что познакомлюсь с жителем другой планеты? Нет, конечно.
   И тут при ярком дневном свете я вдруг обратила внимание на тонкую, почти прозрачную, как паутинка, серебристую нитку на шее у Коуэна. Я потянула за нее. Это оказалась цепочка, состоявшая из маленьких витых звеньев, на ней была еще и небольшая подвеска в форме овала из того же серебристо-белого металла. Здесь было выгравировано изображение свернувшейся в кольцо змеи и буквы по краю.
   Это, без сомнения, были буквы, хотя по виду напоминали орнамент на старинной вазе. Почти такое же начертание я видела на листе бумаги, который вытащила из кармана куртки Коуэна перед стиркой. Синим карандашом там была изображена замысловатая вязь плавных линий, точек и штрихов. Только потому, что отдельные фрагменты были подчеркнуты двумя быстрыми, резкими линиями, я догадалась, что это был текст, написанный на чужом языке.
   Я разглядывала буквы, пытаясь их разобрать. Естественно, безрезультатно. Может быть, здесь написано имя или девиз, или даже заклинание. Змея ведь наверняка какой-то символ. Я держала овал в ладони, и он светился мягким неярким светом, излучая приятное тепло. Это не серебро и не алюминий. Непонятно, что за металл. Возможно, что на Земле такого и нет. Но потом мне стало вдруг стыдно своего бесцеремонного разглядывания. Для Коуэна это, может быть, святыня, а я трогаю без разрешения. Я опустила амулет снова ему на грудь и подумала, что своим спасением Коуэн, может быть, обязан именно этому маленькому кружку.
  
   День полностью вступил в свои права, было солнечно и, по-видимому, очень тепло. Коуэн спал, и я решила выйти из дома, чтобы выяснить, наконец, где находятся все остальные пришельцы. Должны же они его искать! Заодно я решила зайти на рынок, купить продукты и послушать, о чем говорят в городе люди.
   Когда я вышла из дома, меня ослепил солнечный свет. На улице было много народу, как в праздничный день, чувствовалось оживление. То там, то здесь слышались голоса, смех. Невольно вспоминалось, что здесь творилось два дня назад. Людей словно подменили. Было ясно, что в городе что-то произошло за те сутки, пока я не была на улице.
   Я шла, удивленно оглядываясь по сторонам. Вышла на Березовую улицу, прошла через ту площадь, окруженную домами, где разъяренная толпа избивала Коуэна. Затем через проспект Мира прошла дальше, на Кленовую, ведущую к рынку. Нигде не осталось никаких следов творившегося здесь беспорядка. Весь мусор был убран, разрушенные заборы восстановлены, столбы поставлены на место, провода натянуты. Лишь в одном месте мне попалась куча песка, на которой сидела пестрая ободранная кошка и мыла лапой мордочку. Желтые глаза ее были прищурены, а вид был довольный, почти улыбающийся. Черная низкорослая собака, залившись звонким лаем, бросилась на кошку, и та с фырканьем взлетела на ближайшее дерево. Постояв несколько секунд и осмотревшись по сторонам, пес деловито побежал дальше.
   Меня, конечно, радовало оживление на улицах и цветущий вид города. Но все-таки где-то глубоко внутри скреблось: и все это потому, что Коуэн умирающий лежит в моем доме. Нужно было убить его, чтобы всем остальным можно было спокойно ходить по городским улицам, смеяться, есть и пить. Ни одного пришельца я так и не увидела за эти полчаса, они исчезли бесследно. Казалось, что никто не ищет Коуэна, и это вызывало во мне недоумение. Даже разговора на эту тему я не услышала, словно люди старались поскорее забыть о событиях, происходивших несколько дней назад.
   На рынке я прошла все продуктовые ряды и остановилась в том месте, где обычно продавали молоко жители пригорода. Две женщины среднего возраста, очевидно, знакомые, громким шепотом что-то обсуждали. Мне не нужно было даже особо прислушиваться, чтобы понять, о чем разговор. Та, что повыше, в цветастом халате, рассказывала своей подруге, а она сочувственно качала головой.
   -Муж мой, ты знаешь, не больно-то любит кулаками махать, но тут просто довели людей. Да и подвыпившие мужики были.
   -Так что же, правда его убили?
   Женщина вздохнула.
   -Правда. Да и как живому-то остаться. Там с полсотни работяг было. Да злые, да пьяные. Каждый по разу дал, и хватило.
   Подруга ее горестно покачала головой:
   -Ой, что будет-то! Накажут ведь.
   -Да кто накажет? Те, что там были, никому про это говорить не станут, начальству не до того теперь, пришельцы улетели.
   -Улетели? Откуда ты знаешь?
   -Их с того утра никто и не видел. Своего забрали, на тарелку сели, да бежать. Мужики ведь поначалу перепугались. Убили человека, не шутка. А потом, говорят, некоторые вернулись, чтобы посмотреть, а его там, на площади, нет. Сам уйти не мог, значит, забрали. А вечером над лесом их летающую тарелку видели. Светящаяся такая. Повисела немного в воздухе, потом раз - и исчезла. Значит, улетели.
   -А вдруг вернутся?
   -Да вряд ли.
   Я стояла, боясь проронить хоть слово. Разговор о пришельцах, который я так хотела услышать, оказался не таким, как мне представлялось. И поверить в то, о чем рассказывала эта женщина, мне было нелегко. То, что люди, избивавшие Коуэна на площади, вернулись и, не найдя его там, решили, что его забрали свои, это было объяснимо. Но то, что после исчезновения Предводителя воины действительно сели на корабль и улетели, - это было невероятно. Кому-то, очевидно, показалось, что видели летающую тарелку. После таких необычных событий кому угодно на каждом шагу будут мерещиться инопланетные летательные аппараты.
   Заметив, что я стою и слушаю их разговор, обе женщины замолчали и недоброжелательно уставились на меня. Я, улыбаясь, стала сбивчиво объяснять:
   -Простите, я тут услышала... Вы понимаете, у меня брат был там, на площади. Теперь сидит дома и боится выйти на улицу. Вы уверены, что эти... что они точно не вернутся?
   Женщина в халате выпрямилась и с достоинством пригрозила:
   -Пусть только попробуют! На этот раз им устроят такую горячую встречу, век не забудут!
   Я кивнула и, купив у ее подруги банку с молоком, отошла в сторону. Домой я возвращалась с тяжелым сердцем. Зайдя в квартиру, я отнесла продукты на кухню, а потом подошла к кровати. Коуэн спал. На его лице появился румянец, оно не казалось уже мертвенно-бледным, и это меня очень обрадовало. Разметавшись во сне, он скинул с себя простыню, и я, взглянув на него, еще раз подумала о том, что настолько совершенной мужской красоты я никогда не видела. Сложен он был, как юный греческий бог. Впрочем, меня это не касается. Я достала одеяло и укрыла его.
   Гораздо важнее было то, что его подчиненных я так и не нашла. А вдруг они действительно улетели с Земли? Я ведь рассчитывала, что они разыщут Коуэна и увезут с собой, избавив меня от необходимости ухаживать за ним. Ведь он серьезно ранен, и выздоровление, наверное, займет немало времени. Скорее всего, ему нужна профессиональная медицинская помощь и реабилитационные процедуры. А что я могу сделать? Но как бы то ни было, пока мне оставалось одно: ждать. Коуэн спит, и в его положении сон - самое главное лекарство. А потом, когда он проснется... Там будет видно. Может быть, к этому времени появится кто-нибудь из его отряда.
   Я приготовила его одежду, тщательно выгладив брюки и куртку и аккуратно зашив все порванные места. Повесила все на спинку стула, а стул поставила возле кровати. Потом вспомнила, что белую рубашку, разорванную и окровавленную, я выбросила в мусорное ведро. Другой мужской рубашки в моем доме не было. Раньше были папины, но, во-первых, на Коуэне они болтались бы, словно на вешалке, а во-вторых, мама, когда приезжала в прошлом году в Дорптаун, зачем-то вытащила их из шкафа и куда-то убрала. Так что рубашки не было.
   Я в растерянности постояла несколько минут, соображая, что же теперь делать. В магазин идти? Но я не была уверена в том, что смогу подобрать нужный размер. Я открыла шкаф и начала перебирать свои вещи. Наконец, мне на глаза попалась моя белая трикотажная футболка, которую я надевала всего раза два. Спортивные вещи не имеют отчетливых признаков, мужские они или женские, особенно вот такие однотонные футболки, так что Коуэну она вполне подойдет. Я повесила ее на тот же стул, поверх брюк и куртки. Даже если Коуэн отличается крайней щепетильностью в отношении личных вещей, голым ходить, я думаю, он все равно не будет.
   Когда стало темнеть, я снова зажгла свечи, хотя электричество уже было. Мне сейчас не хотелось яркого света, вид живого огня действовал умиротворяюще. Я сидела за столом, смотрела на языки пламени, но ни о чем не думала. Бывает такое состояние, когда голова пустая-пустая, не хочется думать ни о чем, не хочется шевелиться, просто сидишь и на что-нибудь смотришь. Сейчас у меня было именно такое состояние. И объяснялось оно тем, что я очень сильно, непреодолимо хотела спать. Я не спала уже третьи сутки, и сейчас лечь тоже не могла - некуда было. Моя кровать была занята. Больше в квартире не было ничего, на чем мне можно было бы улечься: ни дивана, ни раскладушки, ни даже матраса, который можно было бы положить на пол. Моя квартира не была рассчитана на присутствие гостей, остающихся на ночь.
   Я сидела за столом, пока у меня еще были силы бороться со сном. Но потом я поняла, что еще чуть-чуть - и перестану себя контролировать. Это грозило пожаром. Я затушила свечи, от них по воздуху поплыл сладковатый дымок. А через секунду голова моя опустилась на руки, и я мгновенно уснула. Положение было неудобным, но я, видимо, слишком сильно устала, поэтому ни разу не проснулась до самого утра.

- 4 -

   Когда я утром открыла глаза, было светло. Меня разбудили солнечные лучи, добравшиеся до стола. Окна моей квартиры выходят на восточную сторону, и мне всегда нравилось, что по утрам в комнате очень светло, ярко и празднично. Сегодня мне просыпаться совершенно не хотелось, но солнце все же совершило свою привычную работу и разбудило меня.
   Я подняла голову, провела руками по лицу. Тело немного ныло оттого, что я спала в неудобной позе, плечи занемели. Мой взгляд рассеянно скользнул по знакомым предметам в комнате, по старым светло-розовым обоям, дошел до кровати, и я встретилась глазами с Коуэном. Сон как рукой сняло.
   Коуэн сидел на постели, опираясь спиной о стену. Он подложил под поясницу подушку и натянул одеяло до самого подбородка, завернувшись в него, как в плед. Ясно было, что проснулся он довольно давно. И уже давно сидит вот так, терпеливо ожидая моего пробуждения. Я растерялась. Конечно, я понимала, что рано или поздно Коуэн очнется, но почему-то совсем не думала, что это произойдет именно сегодня. Судя по его вчерашнему состоянию, он должен был провести без сознания еще несколько дней, а потом еще пару недель лежать пластом. Увидев, что я проснулась и во все глаза смотрю на него, он приветственно кивнул головой:
   -Доброе утро.
   Коуэн произнес эти слова медленно, немного растягивая, но сейчас это почему-то совсем не раздражало меня. Я по-прежнему молчала, и он виновато добавил:
   -Я, похоже, занял твою постель. Извини.
   Я немного пришла в себя и нерешительно поинтересовалась:
   -Как... как ты себя чувствуешь?
   В ответ он улыбнулся. Лицо его снова удивительно преобразилось, словно по нему скользнул солнечный луч.
   -Как я себя чувствую? Спасибо, я чувствую себя великолепно.
   Я и сама видела, что выглядит он очень хорошо, как вволю выспавшийся человек. Это было поразительно. Не верилось даже, что сутки назад он находился где-то на границе между жизнью и смертью. От ссадин на лице не осталось и следа. Коуэн поднял голову и с интересом обвел взглядом комнату.
   -В этом доме ты живешь? Не предполагал, что когда-нибудь окажусь здесь. Событие из разряда невероятных. Но я действительно хорошо себя чувствую, я мог бы встать и освободить твою кровать. Но лишь в том случае... - Он вдруг запнулся. - Только в том случае, если ты отдашь мне мою одежду.
   И тут только я поняла, почему Коуэн кутается в одеяло. Я ведь раздела его и совершенно забыла об этом. А он, видимо, не догадался, что одежда находится рядом, на стуле. Я накрыла его брюки и куртку своей футболкой, их почти не было видно. Я немедленно вскочила, лицо обдало жаром, щеки заалели.
   -Вот, возьми. Все это было очень грязное, в крови, я сняла, чтобы выстирать. - Я положила на постель возле Коуэна его вещи и смущенно пояснила: - Рубашку уже невозможно было зашить, она так сильно порвалась, что я рискнула ее выбросить. Вместо нее я приготовила вот это. - Я показала футболку и робко добавила: - Она чистая. Больше ничего не нашлось, извини.
   Коуэн поспешно кивнул.
   -Ничего, не беспокойся, я надену. Вполне подойдет. Спасибо.
   Он замолчал и выжидательно посмотрел на меня. Я поняла и вышла из комнаты, чтобы он мог, наконец, одеться. Через несколько минут я поинтересовалась через дверь:
   -Можно зайти? - и, услышав "Да", тихонько вошла и осторожно села на кровать, которую Коуэн уже успел привести в порядок: постель была аккуратно застелена и накрыта покрывалом. Сам он стоял у окна, скрестив на груди руки, и задумчиво смотрел на улицу. Солнце, заглядывавшее в комнату, слегка золотило тонкие черты его лица.
   Коуэн был не слишком высок и по-мальчишески тонок, а в этой белой футболке казался еще стройнее и моложе. Но я не один раз уже попадалась на то, как обманчива его внешность, и теперь ни на минуту не забывала о том, что передо мной все-таки Предводитель. В ответ на мои мысли Коуэн усмехнулся и, не оборачиваясь, горько возразил:
   -Какой я Предводитель! Ты абсолютно права. На самом деле - всего лишь мальчишка, причем не только самонадеянный, но и глупый. Самокритично, правда? И все-таки, пожалуйста, не называй меня Предводителем. У меня есть имя.
   Утреннее солнце по-прежнему заливало комнату светом, оставляя на полу и на стенах широкие желтые полосы, но на лицо Коуэна легла тень. Лоб пересекла озабоченная складка, глаза стали строже и серьезнее. Потрясающе быстро менялось выражение этого лица в зависимости от настроения. Казалось, еще чуть-чуть - и поймешь, о чем этот человек думает. Но я, в отличие от Коуэна, чужих мыслей читать не умею. Он, наконец, повернулся в мою сторону, прислонился спиной к подоконнику.
   -Давно я уже у тебя?
   -Третий день.
   -Третий день? Хорошо отдохнул.
   И снова молчание. Я не решалась говорить. Коуэн стоял возле окна в моей квартире, а казалось, что далеко-далеко от меня. Это как пропасть. Я и не пыталась преодолеть ее. Я просто сидела и смотрела на него. К тому же его защитный жест - вот эти сведенные на груди руки - достаточно красноречиво говорил о том, что к откровенности Коуэн не расположен. А еще мне вспоминался наш последний разговор. Тогда, кажется, Коуэн на меня обиделся.
   Он вдруг спросил:
   -Скажи, пожалуйста, почему ты все-таки спасла меня?
   Я растерялась. Вот это вопрос. Разве нужно об этом спрашивать? И так понятно. Коуэн нетерпеливо качнул головой.
   -Я не стал бы спрашивать, если бы мне было понятно. Почему? Ведь ты была убеждена в том, что я заслужил наказание. Вину ты сама озвучила. Очень четко. По пунктам. Приговор был приведен в исполнение твоими соотечественниками. Все справедливо. Возмездие свершилось. А ты все равно притащила меня к себе домой и три дня ухаживала за мной. Почему?
   С Коуэном в некотором роде удобно было разговаривать, мысли не нуждались в озвучивании. Одно страшно: на подбор ответа нет времени. Что первым пришло в голову, то он и услышит. Притвориться почти невозможно. Коуэн ждал, но я не знала, что сказать ему. Почему? Просто не хотела, чтобы он умер, вот и все. Он с недоверием повторил:
   -Просто не хотела, и все? Тебе кажется, что это просто? Ты считаешь, что кто-нибудь из тех людей понял бы тебя? Спасти от смерти человека, который сделал всем столько плохого.
   Я молчала. Коуэн предложил:
   -Хочешь, расскажу, о чем я думал там, на площади? Я действительно причинил этим людям много зла, и теперь они имеют право убить меня. Это расплата за мои ошибки. Закон не может быть нарушен безнаказанно. Ну и, само собой, горожанам необходимо возместить моральный ущерб за причиненные страдания. Ведь я посягнул на их свободу. Расплатиться за столь тяжкое преступление можно лишь жизнью.
   Я оценила его горькую иронию, но твердо возразила:
   -Никто не имеет права решать, кому жить, а кому умереть. Для этого существует другой, высший суд. Тем более не позволено отнимать у человека жизнь за какие-либо ошибки. Нельзя в этом случае рассуждать о справедливости.
   Коуэн удивленно приподнял бровь.
   -Неужели? А три дня назад ты утверждала совершенно противоположное. И даже, кажется, готова была меня прикончить собственными руками.
   Я слегка покраснела и с вызовом подтвердила:
   -Я помню. Но в то время ситуация была другая. Тогда ты был не прав. А в этот раз несправедливо отнеслись к тебе.
   Коуэн недоуменно посмотрел на меня и скептически переспросил:
   -Это ты сейчас обо мне говоришь? Точно? А словно о каком-то другом человеке. Очень неожиданно слышать от тебя такие добрые слова да еще в свой адрес.
   Я окончательно смутилась. Ну хорошо. Я прошу у него прощения. Наверное, я и в самом деле относилась к нему необъективно. Коуэн усмехнулся.
   -Спасибо. Извинения принимаются. Впрочем, я обиделся вовсе не из-за того, что ты снова начала обвинять меня во всех грехах. Ты ведь тогда даже выслушать меня не захотела. А то, что я виноват, я и сам прекрасно понимал. И что эта вина ударит по мне рикошетом - тоже знал. А что касается справедливости... Стихийная несправедливость в любом случае гораздо менее преступна той, что была совершена осознанно. Когда психическая энергия действует целенаправленно, мощность ее усиливается многократно и последствия оказываются гораздо более значительными.
   Мне вдруг показалось, что мы начали разговаривать на разных языках. Что за психическая энергия и при чем тут это, мы ведь сейчас говорим о другом? Коуэн вздохнул, опустил руки, опершись ладонями о подоконник, и неохотно пояснил:
   -Суть в том, что я все-таки больше виноват перед всеми этими людьми. И перед тобой. Психическая энергия создается мыслями и эмоциями и формируется вокруг каждого разумного существа. На площади вокруг меня было такое мощное отрицательное поле, что улететь, как ты мне советовала, я просто не мог. Я не знаю, почему ты там была и почему сочувствовала мне. И почему сегодня я проснулся в твоем доме. Вот это кажется мне огромной несправедливостью. Все-таки я этого не заслужил. А я стою сейчас и бесцеремонно пользуюсь твоим добрым отношением ко мне. Боюсь, это ненадолго, но пока ты еще не передумала, мне хорошо.
   Я удивилась:
   -Ты считаешь, что я могу передумать?
   Коуэн с сожалением подтвердил:
   -Да. Уверен. Снова вспомнишь о драконе, и тогда всё. Начнешь сердиться, и придет конец задушевной беседе. А когда ты сердишься... - Коуэн передернул плечами. - У меня от этого ощущения непередаваемые - брр! - как будто холодной водой плеснули, да и ведром по голове ударили в придачу.
   Я резонно возразила:
   -Но я сейчас и не собиралась упоминать о драконе, ты сам о нем начал говорить.
   -Пытаюсь хоть немного смягчить ударную волну. Твое отношение ко мне действительно очень важно. Гораздо важнее, чем тебе кажется.
   Меня немного смутил его серьезный тон. Что такого важного может быть в моем отношении к нему?
   Коуэн легкими шагами подошел к столу, взял стул и сел напротив меня. Теперь можно было бы сказать, как на представлении всемирно известного иллюзиониста: "Господа, внимательно следите за моими руками". Коуэн, как фокусник, повел рукой в воздухе, и на его ладони появилась большая яркая бабочка. По красоте она могла бы соперничать с самыми радужными тропическими цветами. Я таких и не видела никогда. Размах крыльев был сантиметров пятнадцать, расцветка переливалась от золотисто-желтого до густо-синего. Коуэн шевельнул пальцами, и бабочка, грациозно спорхнув с его руки, неторопливо полетела вверх, закружилась под потолком, со слабым шелестом ударяясь о преграду крыльями.
   Я с изумлением смотрела на это светлое пятнышко, взявшееся неизвестно откуда. Что это такое? Неужели это сотворил Коуэн? Я еще ни разу не видела, как он это делает. Я, конечно, знала, что он способен материализовать предметы, но не думала, что это настолько эффектно выглядит. Он улыбнулся краешками губ.
   -Как видишь, я умею создавать не только драконов. Протяни руку.
   Я раскрыла ладонь, и бабочка, порхавшая под потолком, неспешно опустилась мне на руку. Легкие крылья чуть подрагивали. Складывались книжечкой, а потом снова раскрывались, как огромный, мгновенно распускающийся цветок. Цепкие тонкие лапки ухватились за мой палец. Я не могла оторвать глаз от этого чуда. Коуэн вдруг спросил:
   -Она очень похожа на живую, правда?
   Я недоуменно перевела на него взгляд.
   -А разве она не живая?
   -Нет, конечно. Можно сказать, что это частица моей души. Эта бабочка существует только потому, что я о ней думаю, держу в сознании. Как только я о ней забуду, она тут же исчезнет.
   Я с невольной жалостью посмотрела на невесомое создание, сидевшее на кончике моего пальца. Неужели это правда? Такая красивая. Коуэн протянул ко мне руку, и бабочка послушно перебралась на его ладонь.
   -Психическая энергия вполне реальна. Видишь, ее даже можно потрогать руками. Она есть у каждого человека. Но у большинства людей она стихийна, а я могу вот так сконцентрировать ее и воплотить в материальный предмет.
   Он опустил руку, и бабочка исчезла без следа, словно растаяла в воздухе.
   -С ее помощью человек влияет на других людей - положительно или отрицательно. Если бы те люди на площади хоть немного могли управлять своей психической энергией, меня уже никто не мог бы спасти, даже ты.
   Я недоверчиво переспросила:
   -Почему даже я? Я отличаюсь от всех остальных людей?
   Коуэн серьезно подтвердил:
   -Да, именно так. Отличаешься необыкновенно. У тебя тот же уровень локализации энергетической основы, что и у меня. Не пугайся, я сейчас объясню. Понимаешь, психическая энергия каждого человека очень индивидуальна. Так же, как, например, рисунок радужной оболочки его глаз. По биологическому импульсу людей можно идентифицировать практически безошибочно. У психической энергии около ста характеристик, и восемьдесят из них - составляющие уровня локализации. Что это такое, не особенно важно. Признаться, в технической стороне вопроса я сам слабо разбираюсь. Важнее другое. Иногда, очень редко, у двух разных людей этот уровень совпадает, и тогда при непосредственном контакте становится возможным прямой переход энергии. Система возникает, а в системе все должно быть уравновешено. Физику ты изучала? Это оттуда. Физический закон. Если у одного компонента системы недостаток энергии, подпитка идет за счет второго. Представь, как вода течет в сообщающихся сосудах. Грубое, конечно, сравнение, механизм перехода энергии сложнее. Но принцип похож. Я и сам, честно говоря, знал об этом только теоретически, читал в книгах. Это редкое и малоизученное явление. В учебнике "Теория психической энергии" этому вопросу посвящена всего одна страница. Теперь я смог убедиться в том, что такое бывает на самом деле. Дракон. Он должен был исчезнуть точно так же, как сейчас исчезла бабочка. Но этого не произошло. Он сделался неуправляемым, и я никак не мог понять причину. А причина заключалась в том, что дракон коснулся тебя, когда ты была без сознания, и психическая энергия перешла от него к тебе. Небольшая часть, но этого оказалось достаточно, чтобы возник энергетический провал. И мне пришлось искать тебя, чтобы его ликвидировать. И дракона, если ты помнишь, я сумел уничтожить только после того, как ты до него дотронулась.
   Я хмыкнула. Вот как. Оказывается, я была соучастницей тех беспорядков, которые устроил дракон в Дорптауне. Коуэн досадливо мотнул головой.
   -Нет. Не так. Это было случайное стечение обстоятельств. Предусмотреть такое развитие событий было невозможно. Я и представить себе не мог, что у кого-то вдруг окажется тот же уровень. Такое бывает невероятно редко. Нереально было предугадать, что ты коснешься дракона, теряя сознание. Я о другом хочу сказать. Сутки спустя эта случайность мне жизнь спасла. Я не сидел бы сейчас здесь и не разговаривал с тобой, если бы тебя не оказалось в тот момент на площади. Ты очень хотела, чтобы я выжил, и лишь благодаря этому я жив. Это на самом деле так. Спасибо тебе за это.
   Я смущенно пожала плечами. Да пожалуйста. Хотя при чем тут мое желание? Что действительно сыграло роль, так это выносливость его организма. Правда, я даже не знаю, какой должна быть эта выносливость, чтобы такое выдержать. То, что было позавчера, похоже на пребывание в мясорубке. И никакое желание тут не поможет.
   Коуэн вздохнул и, страдальчески приподняв брови, удрученно вопросил:
   -Для кого я сейчас все это объяснял? Это не моя выносливость. Это твое желание и уникальное совпадение наших энергетических характеристик. Именно поэтому я жив и разговариваю с тобой. Я знаю, что если бы ты не сидела возле меня эти три дня, то я сейчас даже голову от подушки не мог бы оторвать. Если бы сумел выжить. Поверь, я хорошо разбираюсь в особенностях психической энергии и знаю, о чем говорю. У вас еще только-только начинают догадываться о том, что она существует, а у нас уже давно есть целая наука, ей посвященная.
   После этих слов я снова вспомнила о том, кто такой Коуэн. Я уже почти забыла об этом. Разговариваю я не с обычным человеком - с Предводителем инопланетного отряда. И спорить, разумеется, я с ним не буду, хотя все его утверждения и казались мне очень сомнительными. Выяснить бы, что он собирается теперь предпринять. Что будет со всеми этими людьми и с городом? Ведь его чуть было не убили. Ждет ли жителей наказание?
   Я выжидательно смотрела на Коуэна. Прямо, вслух, такой вопрос я не отважилась бы задать, и казалось счастьем, что можно просто подумать. Коуэн досадливо поморщился.
   -Мстить я никому не собираюсь, и никогда не собирался, если это тебя интересует. А ведь тебя интересовало именно это? Я, конечно, понимаю, что заслужил подобное, но все равно. Ты кем меня считаешь? Может быть, я и не слишком хороший человек, однако, не настолько плохой, как тебе кажется.
   Мне стало стыдно от его укоризненного взгляда. Я вдруг поняла, почему Коуэн не любит, когда я называю его Предводителем. Разговор из простого человеческого общения сразу превращается в официальные переговоры враждующих сторон. Он грустно добавил:
   -Хотя ты, конечно, права, что постоянно напоминаешь мне о том, что я Предводитель. Я старательно хочу забыть об этом. А делать этого нельзя. Мне бы Гракха найти сейчас, вот уж кто действительно заработал наказание. Разбежались все, точно тараканы.
   Я обрадовалась, что можно сменить тему разговора, и быстро поинтересовалась:
   -А кто такой Гракх?
   Коуэн скривился так, словно его заставили выпить бутылку уксуса.
   -Это мой заместитель. Ты его видела. Высокий, худой, ходит во всем черном.
   Я сразу вспомнила этого человека, похожего на страшную хищную птицу. В черной хламиде, с неприятными цепкими глазами. Коуэн, горько усмехнувшись, подтвердил:
   -Да, взгляд у него не из приятных. А характер еще хуже.
   Я задумалась. Меня вдруг поразила странность нашего с Коуэном разговора. Так я могла бы разговаривать, допустим, с другом. Но не с представителем чужой цивилизации. Просто как-то так получилось, что надменный, неприступный Предводитель исчез. А на его месте возник обычный, нормальный парень по имени Коуэн. Способный и пошутить, и поговорить серьезно. Пожалуй, впервые за все время нашего знакомства мы разговаривали вот так, на равных. Меня так и подмывало задать Коуэну какой-нибудь провокационный вопрос. Казалось, он поймет так, как нужно, не рассердится, а ответит правдиво и искренне.
   Коуэн пожал плечами, положил локти на стол и опустил подбородок на сцепленные пальцы.
   -Да пожалуйста, спрашивай. Я не против. Только сразу предупреждаю: ответить я могу далеко не на каждый вопрос. В том смысле, что вместо ответа могу нагрубить, и тогда ты вообще не станешь со мной разговаривать.
   Я нерешительно молчала, и Коуэн поторопил:
   -Ну что же? Говори. Или хотя бы подумай, неважно.
   И тогда я отважилась.
   -Тебе сколько лет?
   Он ненадолго задумался.
   -Наверное, двадцать.
   Я невольно улыбнулась.
   -Не уверен?
   -Год на Земле не совпадает с нашим годом. Если пересчитывать, запутаешься.
   Я кивнула. Все-таки я была права. Коуэн действительно немного моложе меня. Во всяком случае, если судить по названному возрасту. Правда, сейчас эта небольшая разница совершенно не ощущалась. Каким-то непостижимым образом Коуэн умел становиться взрослее и серьезнее, хотя порой, наоборот, казался совершенным мальчишкой.
   -Скажи, ты действительно Предводитель?
   -Да.
   -Но почему? Все твои подчиненные намного старше тебя. Неужели нельзя было сделать Предводителем человека более опытного, чем ты? Не обижайся, пожалуйста, что я так говорю, но меня это удивило.
   -Я знаю. Я ждал, что ты об этом спросишь. Объяснение довольно простое. Предводителем не может быть никто другой, потому что именно я отвечаю за выполнение основного задания. У всех остальных подсобная роль. Прикрытие и тому подобное. Еще есть вопросы?
   Разумеется, вопросы у меня были.
   -Сколько человек у тебя в подчинении?
   -Двадцать. Двенадцать рядовых воинов, пилоты, врач и Гракх. Обычный отряд.
   -Тебе сложно с ними справляться?
   -Сейчас уже нет. Поначалу, конечно, было тяжело. Они долго не могли привыкнуть к тому, что должны подчиняться какому-то юнцу, к тому же эстету. Но теперь уже все наладилось. Чтобы люди выполняли твои приказы, иногда нужно, чтобы они тебя боялись. По-другому не получается.
   -А они тебя боятся?
   -Все, кроме Гракха. Гракх не боится, он меня ненавидит. Сгибается передо мной чуть ли не вдвое, и при этом думает о том, какую бы мне сделать гадость. Когда-нибудь он окончательно выведет меня из терпения. Отряд разведывательного звездолета - это замкнутая система. Жесткая дисциплина и четкое соблюдение субординации - это необходимое условие выживания. Один срыв уже был. Не знаю, что будет дальше и чем все это закончится.
   -А кто такие эстеты? Ты сказал...
   Коуэн выпрямился, сразу нахмурившись.
   -Тема закрыта. Извини. Об этом я говорить не хочу.
   Я виновато опустила голову. Да, конечно, он предупредил, что ответит не на любой вопрос. И вот первая ошибка. Коуэн твердо возразил:
   -Не страшно. Но давай поговорим о чем-нибудь другом. Я, наверное, слишком давно ни с кем не разговаривал, а ты слушаешь хорошо, и я могу много лишнего наболтать.
   Мне тоже очень нравился наш разговор. И нравилось отношение Коуэна к моим бестактным вопросам.
   -Зачем вы прилетели на Землю?
   -Официально цель значилась как научно-исследовательская. У меня была большая работа по социологии. Вернее, не только по социологии, на стыке нескольких гуманитарных наук. Я должен был собрать детальный материал об обществе на данном этапе развития земной цивилизации, сделать социальный срез. Работа не слишком трудная, но довольно кропотливая.
   -Но это официально, а что на самом деле?
   -Не понимаю.
   -Ну, какая причина на самом деле заставила тебя лететь на Землю?
   Коуэн помолчал несколько секунд.
   -Я не могу понять, как тебе удается слышать в моих словах именно то, что тебе совершенно не нужно слышать. Объясни, пожалуйста, почему ты об этом спросила. Я сейчас внимательно следил за своей речью, и все равно что-то сказал, чего не должен был говорить.
   Я пожала плечами. Это же очевидно. Когда человек начинает свой рассказ со слова "официально", в подтексте звучит, что еще существуют какие-то другие, более глубокие, истинные причины. Разве не так? Он усмехнулся.
   -Да. Существуют. Ты права.
   -Какие?
   Вместо ответа Коуэн потер рукой лоб и стал смотреть в сторону. И мне почему-то вспомнился наш позавчерашний разговор на Центральной площади. Тогда у Коуэна был такой же безрадостный взгляд. Похоже, у этого человека, который пытается сейчас изо всех сил сохранить независимый и гордый вид, есть на душе что-то тяжелое. Что-то такое, что накапливалось не один день. Но ведь если проблема существует, то она существует. Она не исчезнет сама по себе, ее нужно решить. А если постоянно уходить от трудных вопросов, так и будешь бесконечно возвращаться к одной и той же теме, ставя преграды и натыкаясь на них. Легче станет, если рассказать о своих бедах другому человеку. Страшно только решиться, страшно довериться человеку, которого почти не знаешь.
   Коуэн неохотно подтвердил:
   -Да, это действительно очень страшно. Я боюсь, что буду жаловаться, а это глупо, во-первых, а во-вторых, никому не нужно. Хорошо, если тебе интересно, я расскажу. Думаю, что доверять человеку, который спас мне жизнь, я могу. Не знаю, правда, какого ты будешь обо мне мнения после этих откровений, вероятно, еще хуже, чем теперь. Но сейчас уже, действительно, проще рассказать, чем пытаться увести разговор в сторону. Во всяком случае, честнее. Не волнуйся, я не собираюсь поведать тебе о каких-то ужасных преступлениях, совершенных мною, не такой уж я законченный негодяй, каким мог тебе показаться.
   Я забралась с ногами на кровать и обняла подушку, приготовившись слушать. Коуэн вздохнул.
   -Ну вот тебе моя великая тайна. Я эстет. Это означает, что я отличаюсь от большинства остальных людей. Я имею в виду не землян, а тех, с кем мне приходится жить у себя дома. И я сейчас эту свою исключительность почти ненавижу. Быть обычным человеком лучше. И проблем меньше. И жить как-то проще.
   Он подпер голову сжатыми кулаками. Выражение его лица было очень печальным, но спокойным. Видимо, он немало размышлял, прежде чем решился сказать такие слова.
   -Если человеку каждый день говорить: "ты преступник", то он, в конце концов, действительно станет преступником, правда? А если вот так? Если все тебя отталкивают, отворачиваются, как будто ты проклят людьми за какое-то страшное злодеяние? Если всем на тебя наплевать, да еще каждый считает своим долгом унизить тебя, посмеяться над твоей бедой, останутся силы любить человечество? Когда умер отец...
   Коуэн сжал губы. Несколько секунд он молчал, потом глухо продолжил:
   -Когда умер отец, я переехал к Марку. Марк - это старый друг моего отца, тоже эстет. Его попросили подобрать человека для работы на Земле. Он видел, что мне плохо, и хотел помочь. Я не очень хороший специалист в социологии, но материал собрать мог. Работа не требовала каких-то углубленных знаний, достаточно было общего гуманитарного образования. Марк отправил меня в этот полет. Тогда это был хоть какой-то выход. Ты спрашивала, зачем я прилетел на Землю. Не знаю. Наверное, просто хотел что-то изменить в своей жизни. Думал, что найду здесь что-то новое, других людей, какие-то другие отношения. Что-то такое, чего не хватало там, у нас.
   Я осторожно поинтересовалась:
   -Нашел?
   Он усмехнулся.
   -Мне кажется, я даже что-то потерял. Наверное, последние иллюзии. Тут еще Гракх, "кусочек родины". Попробуй быть добрым и снисходительным, если ежедневно ведешь войну. И каждый готов без сострадания растоптать тебя при первом удобном случае. За то, что эстет, что положение в обществе есть только благодаря поддержке старого друга отца. От такой счастливой жизни иногда хочется выть и биться головой о стену. Это помогает оставаться честным с собой и не строить из себя Великого Предводителя.
   Коуэн неожиданно встал и отошел к окну, уставился немигающим взглядом сквозь стекло. Он стоял и молчал. И я молчала тоже, не решаясь что-либо сказать или сделать. Наконец, Коуэн горько констатировал:
   -Напрасно я стал говорить об этом. Я с самого начала знал, что не стоит мне даже начинать разговор на эту тему. Прости. Давай мы побеседуем о чем-нибудь другом. Например, об истории нашей планеты.
   Он обернулся.
   -Хочешь, я расскажу тебе историю той планеты, где я родился? Это намного интереснее.
   Я вздохнула. Зачем? Разве может быть история планеты важнее и интереснее, чем боль одного живого, реального человека? Нет, конечно, я совсем не против истории. Я готова выслушать все, что он захочет мне рассказать. Но сейчас разве это важно? Коуэн криво улыбнулся.
   -Нет. Не важно. Просто ненавижу ныть. К тому же я никогда никому не рассказывал о себе и не думал, что это настолько все меняет. Оказывается, исповедоваться совсем не легко. Особенно мне перед тобой. Я чувствую себя, как студент, которому достался невыученный вопрос на важном экзамене.
   Я со вдохом пожала плечами. Что же. Если ему так трудно говорить, то и не надо. Я ведь не заставляю. И экзаменатор я вовсе не строгий.
   -Нет, ты не поняла, я о другом. - Коуэн медленно подошел и снова сел за стол напротив меня. - Я о другом. Я никогда ни с кем не говорил о своей жизни. Не только на Земле, а вообще. Отцу и Марку не нужно было ничего объяснять, они всегда понимали меня без слов. А больше никому никогда не было до меня дела.
   Тонкие пальцы Коуэна немного дрожали. Заметив это, он стиснул их, сцепив замком.
   -Я знаю, каким непривлекательным человеком кажусь тебе. Но я ведь не всегда был таким, как теперь. Год назад, той весной, когда... умер мой отец... Если бы тогда мне сказали, что я смогу создать дракона и послать его на город, я бы просто не поверил. В то время я был, действительно, совсем мальчишкой, наивным до глупости. У меня были мечты, возвышенные идеи. Я думал, что могу изменить людей, изменить мир. Конечно, с реальной жизнью я тоже сталкивался, но это было так, пустяки. Любая моя проблема решалась за минуту, стоило мне обратиться к отцу. А когда его не стало...
   Коуэн помолчал.
   -Я тогда бродил по нашему пустому дому и не знал, как мне теперь жить. Я пытался сам что-то сделать, искал встреч с людьми. Не знаю, на что я надеялся. Может быть, ждал, что мне будут сочувствовать, помогать. Это все равно, что ждать понимания от стены, о которую бьешься головой. Я - эстет, и этим все сказано. Очень красивые слова: "Долг эстета - хранить духовные ценности планеты". А в реальности... Реальность приводит к тому, что наивный мальчик незаметно для себя превращается в человека, которого действительно нужно бояться. Нет ничего страшнее эстета, выведенного из равновесия и сознательно использующего свою психическую энергию. Мои подчиненные тоже это прекрасно понимают. Они сами немало сил приложили для того, чтобы обычным людям стало опасно рядом со мной находиться.
   Коуэн умолк на секунду, а потом горько добавил:
   -Ты можешь подумать, что я снова пытаюсь переложить ответственность за свои поступки на других. Но это не так. Я лишь хочу разобраться. Понять, почему появился Предводитель, с которым ты познакомилась несколько дней назад. Знаешь, что хуже всего? Сознание собственной вины. Применив психическую энергию во вред людям, я совершил преступление. Это недопустимо даже ради спасения собственной жизни. Такое чувство, что я - камень. Сорвался со своего места и стремительно качусь в пропасть. И ничто не может задержать падение. Обречен улететь на самое дно, откуда уже не выбраться. Все в жизни идет неправильно, все наперекосяк и кувырком. Замкнутый круг какой-то, ни разорвать, ни остановиться. Извини. Не люблю жаловаться. Получилось.
   Коуэн положил локти на стол, опустил голову, прижался лбом к стиснутым кулакам. Я смотрела на него, на его темные волосы, закрывшие лицо, и вспоминала тот день, когда я впервые увидела Коуэна. Сейчас передо мной был совершенно другой человек. Я не знала, что сказать ему. Да и стоило ли что-нибудь говорить? Я одно понимала: мне жаль его. Но не той снисходительной жалостью, которая могла бы его оскорбить. Мне сейчас очень хотелось подойти и ласково погладить его по голове. Чтобы поднял глаза и улыбнулся. Каждый человек может совершить ошибку, и для того, чтобы искупить собственную вину, вовсе не обязательно отдавать себя на растерзание разъяренной толпе.
   Коуэн поднял голову. Усмехнулся. Затем задумчиво произнес:
   -Вот что странно. Совпадение энергетических характеристик у двух разных людей встречается один раз на миллион человек, вероятность подобного события - одна стотысячная процента при условии, что эти двое живут на одной планете. Мы с тобой живем на разных планетах, и с точки зрения математики вероятность нашей встречи равна нулю. И все-таки она состоялась. Удивительно, правда?
   Он смотрел на меня внимательно и серьезно. Теми самими выразительными темными глазами с угольно-черными ресницами, способными свести с ума половину женского населения провинциального земного городка. И я смущенно отвела взгляд. Почему он так непростительно красив, скажите пожалуйста? Коуэн невозмутимо ответил:
   -Потому что я эстет. Хотя... О какой красоте сейчас может идти речь? Эстеты должны любить всех людей. А я уже почти начал их ненавидеть.
   Я покраснела. С Коуэном все-таки очень сложно было разговаривать. Человек не может ежесекундно контролировать свои мысли. Я обычный человек, я тоже не могу. А любая моя случайно промелькнувшая мысль звучала для него, как заданный вслух вопрос. Хорошо еще, что он на это не обижался. Привык, вероятно. Я напомнила:
   -Коуэн, а ведь ты до сих пор не рассказал о том, кто такие эстеты. Почему-то ты старательно уходишь от ответа на этот вопрос.
   Он наконец снова улыбнулся. Улыбнулся так, что стало казаться, будто в комнате сделалось светлее.
   -Нет, не ухожу. Расскажу. Все равно уже поздно отступать. Я, кажется, уже все рассказал, что можно. И даже что нельзя. Но только это все же довольно длинная история.
   Я взбила подушку, переменила позу, усевшись поудобнее, положила подбородок на переплетенные пальцы и приготовилась слушать. Это просто замечательно, что история длинная. Коуэн со вздохом начал:
   -У нас существует что-то вроде касты. Эстеты. Я эстет. Мне знакомы еще десятка два эстетов. Их осталось очень мало, не больше одного процента от общего количества людей в нашем обществе. Само это название было сначала презрительным прозвищем. Да и сейчас оно презрительное. После окончания эпохи Гармонии оно закрепилось как неофициальное наименование тех людей, кто обладает особыми качествами. Такими, которые обычно не свойственны другим представителям человеческой расы.
   Я быстро уточнила:
   -Это то, что ты показывал? Бабочка, дракон?
   -Да, бабочка, дракон и любая другая материализация. А также левитация, перевоплощение, телепатия.
   -А я думала, что на такое способны вы все, в том числе и твои подчиненные.
   -Нет. Это отличительная черта эстетов. Эстеты - обломки эпохи Гармонии. Эпоха миновала, расслоение завершилось, эстеты обособились в отдельную социальную группу.
   Он уже дважды произнес это слово, и я заинтересовалась:
   -Что это за эпоха Гармонии, про которую ты говоришь?
   Коуэн заметил с упреком:
   -Вот видишь. Предлагал же - давай расскажу об истории планеты. Не захотела слушать.
   -Тогда это было не нужно, а теперь в самый раз. Рассказывай.
   Коуэн качнул головой.
   -Как скажешь. Возвращаемся к истории. Эпоха Гармонии - это своеобразный рубеж, переломное время. Обычно всю историю у нас делят на три части. До эпохи Гармонии, эпоха Гармонии и затем послегармонийский период. Хотя, конечно, это определения эстетов. Никого больше история не интересует. Все озабочены только настоящим днем. Ни прошлого, ни будущего, только сегодня.
   -А почему не интересует? Это ведь очень важно. Как можно жить, не зная своего прошлого?
   -Живут же. Довольно спокойно и счастливо. У нас другая шкала ценностей. Они не понимают, в чем польза от старой картины Квиндаре, висящей на стене, а мне никогда не понять, почему Гракх так рвется к власти. Каждому свое.
   -У вас искусство ценят только эстеты?
   -Мы поэтому и называемся эстетами. У нас давно нет ни художников, ни поэтов, только эстеты, хранители духовных ценностей. И не только искусство. Наука тоже рассматривается исключительно с практической точки зрения. Если она выгодна, приносит доход, ее развивают, поддерживают. Если нет - ею занимаются только эстеты.
   -Почему?
   Коуэн усмехнулся:
   -Ты хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос? На него уже триста лет никто не может ответить. Это началось очень давно, задолго до рождения моего отца и деда... Нет, подожди. Давай по порядку. Сначала об эпохе Гармонии.
   Я кивнула. Хорошо. Я больше не буду его перебивать. Я буду тихо сидеть и внимательно слушать. В глазах Коуэна мелькнули смешливые искры.
   -Уж, пожалуйста. Я сам отлично сумею сбиться, без твоей помощи. Итак, эпоха Гармонии. Когда-то у нас было совершено открытие, такое важное, что оно изменило жизнь на нашей планете, направление развития цивилизации. Была открыта психическая энергия, способы управления ею и закон, который позднее стал называться Законом Соответствия. Это Закон о связи между всеми явлениями мира. Произошло небольшое изменение в одном месте, значит, вскоре что-то случится и в другом. Это как чаши весов, чтобы выровнять равновесие. Этот закон позволил проникнуть в сущность психической энергии. Она может стать страшным оружием, если направлена на недоброе дело. Но главное не это. Главное то, что злоба уничтожает того человека, на которого была направлена, а потом, как бумеранг, возвращается к своему источнику. Возмездие неизбежно, это закон. Даже хорошо, наверное, что сейчас учение о психической энергии почти забыто. Люди стали другими. Когда-то, много лет назад, это открытие привело к эпохе Гармонии, а теперь оно могло бы привести к гибели планеты: люди просто уничтожили бы друг друга. Отдельно взятый эстет при помощи психической энергии сумел превратить в руины половину небольшого города. А теперь представь, что было бы, если бы то же самое мог сделать любой житель планеты.
   Я не удержалась и снова перебила:
   -Во-первых, ты явно преувеличиваешь. Не льсти себе. Ни в какие руины половину города ты не превращал. Пару столбов уронил и несколько заборов снес. Во-вторых, хватит об этом говорить, забыли уже о драконе, всё. И, в-третьих, ты сам теперь отвлекся, и я в очередной раз напоминаю, что мы говорим об эпохе Гармонии. Почему такое название? Это просто красивый образ или действительно была гармония?
   -Была. Это было удивительное время. Настоящий "Золотой век". Кстати, я у вас вычитал это название, и мне оно нравится. Эпоха господства добра и красоты. Красота не может существовать отдельно от добра. Злой человек всегда уродлив, а добрый всегда красив.
   -Не всегда.
   Коуэн покачал головой и уверенно повторил:
   -Всегда. У нас раньше все люди были красивыми, потому что добрым был каждый. А теперь? Посмотри на Гракха. Вот тебе доказательство. Если у человека душа добра, то он всегда красив.
   -А в старости?
   -Тем более в старости. Тогда на смену внешней красоте приходит внутренняя, настоящая. Взглянув на лицо человека, можно безошибочно сказать, какую жизнь он прожил.
   Я снова невольно посмотрела на лицо Коуэна. Не знаю, каким он будет в старости, но пока, исходя из его теории, я не могла сказать ничего плохого о его внутреннем мире. Он вздохнул.
   -Еще раз попытаемся вернуться к эпохе Гармонии, если ты не возражаешь. Тогда не было такого деления - эстеты, не эстеты. Были люди. Красивые, добрые, великодушные. Счастливые от того, что могли доверять друг другу. В это время было очень много достижений. Умение понимать другого человека достигло такой высокой степени, что научились понимать даже мысли. Тогда это не казалось плохим качеством. Мысли не были дурными, и человеку не нужно было бояться, что они станут известны кому-либо. Наоборот, все радовались, что общение стало проще и шире.
   Я вспомнила свое возмущение этой способностью Коуэна, и мне стало неловко. Он поспешил меня успокоить:
   -Нет, ты права в какой-то степени. Мне тоже не хотелось бы, чтобы мои мысли были понятны, допустим, Гракху. Кто знает, как он захочет их использовать? Время другое, люди другие. А эстеты лишь сохранили те качества, которые приобрели в эпоху Гармонии. Тогда чуть ли не каждый день происходили все новые открытия. Узнали способ управления психической энергией - научились летать, перевоплощаться в другой облик и сгущать энергию в материальный предмет. Это напоминало игру, люди жили, как дети, в ожидании чуда. Все было ново, удивительно, прекрасно.
   -А что случилось потом?
   Я снова перебила его. Я уже задала вопрос и лишь после этого прикусила свой болтливый язык. Почему мне никогда не хватает терпения, чтобы выслушать до конца? Коуэн пожал плечами.
   -Нет, все правильно. Действительно непонятно. Но я не знаю, как ответить тебе. Что послужило причиной крушения? Версий много, а точного ответа нет. Может быть, просто привыкли к своим способностям и перестали удивляться. А потом кому-то они стали казаться обременительными. Кто-то старался спрятать свои мысли, потому что они перестали соответствовать идеалу. Люди словно заболели странной болезнью. Одни несли в свои дома какие-то ценности и старались превзойти в этом друг друга. Другие рвались к власти, пусть даже над одним человеком. История как будто двинулась вспять. Это нарастало, как лавина, и ничего уже нельзя было изменить. В несколько десятков лет больше половины людей утратили свои способности. Сначала перестали понимать мысли других из-за того, что пытались скрыть свои. Затем разучились летать. Ведь все эти качества не передаются по наследству. Их нужно в себе открыть, воспитать. А никогда не взлетишь, если постоянно думаешь только о том, что твой сосед купил себе новый шикарный автомобиль, а ты должен довольствоваться старым. Достижения предыдущих лет, то, что наши предки рассматривали как огромную победу человека, оказались не нужны новому поколению. Их отмели за ненадобностью, теперь важно другое: власть, богатство. А тех, кто остался прежними, стали называть эстетами. И сейчас их всего лишь около одного процента. Хранителей духовных ценностей. Один из представителей этого социального меньшинства находится сейчас перед тобой. Об отношении прочих людей к эстетам я уже говорил, повторять не стоит.
   Коуэн провел руками по лицу.
   -Ну вот и все. Все, что мог, я рассказал. Не знаю, зачем я это сделал, но спасибо, что выслушала.
   Я хотела его еще о чем-нибудь спросить, вопросов у меня было очень много, но тут я заметила, как изменилось выражение лица Коуэна. Он словно задумался о чем-то, и мне эта его задумчивость почему-то не слишком нравилась. Я тихонько спустила ноги на пол, села на краешек кровати.
   -Коуэн, что-то случилось?
   -Ничего. - И это таким тоном, что у меня сразу сжалось сердце. Потом, словно извиняясь, он добавил:
   -Послушай, я должен уйти сейчас.
   -Уйти?
   Его слова были неожиданными, я не успела к этому приготовиться. Конечно, я понимала, что рано или поздно Коуэн уйдет. Но сейчас... Он не может отложить свои дела?
   -Нет. К сожалению. Я обязательно должен идти. Сейчас.
   -Ну что же! Иди.
   Я попыталась улыбнуться, не получилось. Нет, я все понимала, но было почему-то очень грустно. Все произошло слишком внезапно, я совсем этого не ожидала. Но куда, интересно, он собрался? Еще вчера он лежал здесь без сознания!
   -Я здоров.
   -Тебя могут узнать на улице.
   -Я изменю внешность, вот и все.
   Я с горечью отвернулась. Что же он тогда не уходит? Если решил уходить. Пусть идет.
   -Ты хочешь посмотреть, что умеют делать эстеты?
   Коуэн встал, скрестил руки на груди. Лицо его приняло сосредоточенное выражение. Через секунду Коуэн исчез. На его месте стоял незнакомый мне мужчина лет сорока. Черные, коротко остриженные волосы были аккуратно зачесаны назад, и в них серебряными нитями сквозила седина. Я была уверена, что вижу этого человека впервые в жизни, и все же было в нем что-то неуловимо знакомое. Наконец, я поняла: глаза. Это были глаза Коуэна, такие же большие и темные, но только как будто усталые, окруженные сеткой мелких морщин. Он сдержанно улыбнулся.
   -Это мой отец.
   Было странно видеть перед собой этого человека и в то же время знать, что это никто иной, как Коуэн. Отец его тоже был красив, но уже своей, зрелой, серьезной мужской красотой. Я пристальней вгляделась в это лицо и решила, что Коуэн сильно похож на отца. Мужчина улыбнулся по-коуэновски светлой улыбкой и снова превратился в Коуэна.
   -Да, я похож на отца, мне всегда это говорили. И вот таким, вероятно, я буду лет через двадцать.
   Он вздохнул, сел. Минуту мы сидели молча. Потом Коуэн решительно сказал:
   -Я должен идти.
   Он снова встал, взял свою куртку, надел. Резким движением головы откинул со лба волосы. В темной куртке он сразу стал казаться чуть выше, строже и почему-то старше. Я молча наблюдала за ним. Зачем что-то говорить, все уже сказано. Коуэн подошел к двери, обулся. Я поднялась, наконец, с кровати и осторожными шагами прошла в прихожую. Все-таки я должна была его проводить. Только бы он ни о чем не спросил.
   Коуэн взялся за ручку двери, постоял несколько секунд, опустив голову, и вдруг оглянулся.
   -Нет, я не могу так просто уйти. Рина, я хочу попросить тебя кое о чем.
   Я изумленно подняла взгляд. Рина? Какое обращение странное, так меня никто никогда не называл. Я и не догадывалась, что он знает мое имя, не интересовался ведь никогда. Коуэн шагнул ко мне, теперь мы смотрели друг другу в глаза. Свет падал немного сбоку, и я с удивлением отметила, что цвет глаз у Коуэна не черный, как мне всегда казалось, а темно-серый, как весенний снег. Прозрачно-льдистый, почти стальной, и очень необычный. Я таких глаз не видела ни у кого.
   -Я должен сказать тебе спасибо.
   -Ты уже говорил.
   -Тогда скажу еще раз. Ты очень много сделала для меня. Я не только жизнью тебе обязан. Мне сложно все это сейчас объяснить. Вот за это спасибо, не только за жизнь. Я хочу снова увидеть тебя. Я знаю теперь, где тебя искать. Можно, я еще раз зайду сюда, когда мне захочется с кем-нибудь поговорить?
   Он сказал это быстро, на одном дыхании, словно боялся, что я его перебью. Я в ответ лишь молча кивнула. Коуэн вздохнул, отвел глаза. Я не эстет, но сейчас я почти кожей чувствовала: он действительно не может почему-то уйти. И вдруг в его глазах появилась непонятная решимость. А в следующее мгновение Коуэн совершил невероятный поступок. Он привлек меня к себе, прижался на секунду подбородком к моим волосам, а потом поцеловал меня в уголок рта горячими сухими губами. Отступил на шаг, шепнул: "Прости". И его уже нет. Он захлопнул дверь, я слышу его быстрые шаги на лестнице. Потом хлопает внизу входная дверь. И все. Тишина.

- 5 -

   И что это такое было? Когда Коуэн ушел, я машинально подошла к окну и прислонилась горячим лбом к холодному стеклу. Эта его неожиданная ласка заставила меня вспыхнуть. Я растерялась, даже немного испугалась. Но потом мысли и чувства волной захлестнули меня. Мысли о любви и счастье, те самые, которые я всегда старательно отгоняла от себя, теперь заявили о себе во весь голос. Я ведь так же, как и любая другая, хочу любить. И хочу, чтобы меня любили. Но никто никогда не говорил мне: ты прекрасна, ты добра, ты счастье моей жизни. У меня никогда не было близких друзей, я очень стеснялась своей замкнутости.
   И вот Коуэн. Я снова вспомнила его лицо, и щеки мгновенно стали горячими. Я ведь не думала о нем ничего такого. Я воспринимала его как некое чужеземное существо, как врага или друга, но вовсе не как обычного молодого мужчину, который может вот так запросто меня поцеловать. Подобного развития событий я совсем не ожидала, поэтому в голове была полнейшая неразбериха.
   Ну да, Коуэн обычный человек, он сам не раз мне об этом напоминал. Подумаешь, с другой планеты. Но разве я когда-нибудь могла мечтать о таком парне? На него можно было смотреть, как смотрят на прекрасное произведение искусства. Мне представились тонкие черты его лица, мягкие темные волосы, большие глаза. Боже мой, какие у него глаза!
   Я потерянно улыбалась, невидящими, широко раскрытыми глазами глядя в окно. Да нет, не в красоте даже дело. В нем самом дело. Какой он, действительно, Предводитель. Просто вконец запутавшийся, доведенный до отчаяния мальчик, которого жизненные обстоятельства заставили совершать немыслимые поступки. И от сознания своей вины он страдает больше, чем те люди, которые волей случая оказались в этом всем замешаны. Те горожане, которые его били, даже не задумались о том, справедлив ли их суд. Они просто выместили на нем свою злость, расправились с ним с равнодушной жестокостью. А он их полностью оправдывает.
   Я отошла от окна и легкими шагами приблизилась к большому зеркалу, висевшему в прихожей. Лучше бы я этого не делала. Я никогда не любила смотреться в зеркала. Из светлой зеркальной глубины на меня взглянуло бледное растерянное лицо с испуганными серо-голубыми глазами. И вот это я? Мгновенно неведомо куда исчезло мое хорошее настроение. Надо мне убрать все зеркала куда-нибудь подальше и больше никогда не вспоминать о них. Я всегда знала, что меня трудно назвать красавицей, но еще никогда это не действовало на меня так удручающе. Я снова представила лицо Коуэна, закусила губы и стремительно отошла от зеркала, чтобы не расплакаться. Окончательно испарилась вся радость.
   Я села на кровать, подобрав под себя ноги и обхватив колени руками. На душе у меня было тоскливо. Мне вспоминался наш с Коуэном сегодняшний разговор, и теперь все представлялось по-другому. Человеку просто нужно было выговориться, а в этом случае для него не столь уж важно, кто будет его слушателем, лишь бы не телеграфный столб.
   Ведь не зря он тогда спрашивал: "Можешь ты, наконец, выслушать меня?" Вот, теперь выслушала. Поняла, что была неправа. Нельзя, действительно, выносить приговор, когда абсолютно ничего о человеке не знаешь. И что же дальше? Коуэн сам по себе, я сама по себе. Ведь больше я ничем не могу ему помочь, не могла бы, даже если бы захотела. И даже то, что, как он утверждает, у нас совпадает что-то на уровне энергетики, ничего не меняет. Он по-прежнему Предводитель инопланетного отряда во враждебном ему городе, который для меня является родным. И в подчинении у него двадцать человек, которых он держит в повиновении только при помощи страха. Ненадежный рычаг власти, надо сказать. Коуэн ушел, и все. Правда, он обещал, что зайдет еще как-нибудь, но стоит ли на это надеяться? У него и без меня хватает забот. Один только Гракх чего стоит.
   Я представила себе этого высокого худого мужчину с уродливым лицом, холодными глазами и жестокой усмешкой - и невольно содрогнулась. Я бы его боялась. И тут же внезапная мысль ударила мне в голову. А куда Коуэн пошел, если пришельцы улетели? В городе заметили летающую тарелку. "Светящаяся такая", - я хорошо запомнила эти слова. К тому же никто не видел ни одного воина уже трое суток. И как я сейчас знаю, у них действительно могла возникнуть идея улететь без своего Предводителя. Ведь его могли считать погибшим, и это снимало всякие ограничения. То, что вчера мне казалось невероятным, сейчас представлялось вполне возможным. Они ведь даже не стали его разыскивать! Один из воинов, Корн, провожавший меня до дома, знал мой адрес, вычислить местонахождение Коуэна было не так уж трудно. Значит, они просто не захотели выяснять, что с ним случилось и где он.
   Тревога не уходила. Я сжала пальцы и прошла раза два по комнате. Мне представлялся Дорптаун, город, где очень многие могли бы узнать Коуэна на улице. Враждебный город, который один раз уже жестоко разделался с неугодным ему гостем. Тогда все знали, что у этого человека есть защита в лице двенадцати вооруженных солдат. И все-таки это никого не остановило. Теперь все уверены, что пришельцы улетели. И Коуэну, если его все-таки узнают и остановят на улице, не избежать повторной расправы. Я очень боялась этого.
   Проведя в тревоге и ожидании неизвестно сколько времени, я, наконец, одумалась. Что это я? Зачем мне это? Коуэн ушел. Он взрослый мужчина и сам может о себе позаботиться. Ради чего я сейчас беспокоюсь о нем? Ему это не нужно, мне тем более. Приказав себе успокоиться и выбросить все глупые мысли из головы, я взялась за уборку квартиры. Я как будто старалась побыстрее привести все в прежний вид, уничтожить последние следы присутствия постороннего человека для того, чтобы скорее забыть о нем. Рваная рубашка уже выброшена, оплавленные свечи убраны в шкаф, постельное белье крутится в стиральной машине. Я быстро справилась с делами, мои руки выполняли всю работу автоматически. Застелили постель, вытерли пыль со стола и с подоконника, вымыли пол. А когда с уборкой было закончено, я заметила, что без конца подхожу к окну.
   Окна моей квартиры выходят во двор со стороны подъезда. Отсюда я могла видеть каждого человека, который входил в дом. Теперь я поймала себя на том, что вглядываюсь в даль улицы, пытаясь увидеть знакомую невысокую фигуру. Ведь если его корабль улетел, куда же ему идти, как не ко мне? Надежда была глупой и совершенно необоснованной. Как можно доверять непроверенным источникам? И источник мой, смешно сказать, - подслушанный разговор двух бабок на базаре. Вполне возможно, что пришельцы вовсе не улетели, а, допустим, всего лишь переменили место стоянки. Чего тогда я жду? Коуэн найдет Гракха и всех своих подчиненных, устроит им разгон, и все пойдет дальше своим чередом. Он - там, я - здесь. И пусть все будет так, это правильно. Так и должно быть.
   Но, несмотря на правильность своих мыслей, я все же стояла и смотрела в окно. Улица, на которой находился мой дом, не была центральной, здесь никогда не толпилось много людей. А сейчас, в середине рабочего дня - совсем никого. Прошествовала с хозяйственной сумкой госпожа Памос, соседка с первого этажа. Через несколько минут следом выпорхнула Марта, ее дочь. И я невольно начала думать о своих соседях.
   Я с ними почти не общалась. Когда со мной жила мама, нам чаще приходилось встречаться, так как мама считала, что с соседями нужно поддерживать хорошие отношения. Но потом она уехала, и наши эпизодические встречи стали ограничиваться лишь приветствием с пожеланием здоровья. С госпожой Памос я не любила сталкиваться. Не нравилась мне эта женщина, и все тут. Хотя кому-то могло бы показаться, что именно с ней и должны быть у меня какие-то общие интересы. Ведь Марта, ее дочь, была почти моей ровесницей.
   Марта не была моей подругой, хотя мы давно уже жили в одном доме. Это была очень привлекательная девушка моложе меня на два года. Очень изящная, кокетливая и довольно неглупая. Такие, наверное, нравятся мужчинам. И она была не в пример общительнее меня. Знакомых у нее было очень много. Иногда, примерно раз в три месяца, Марта устраивала в своей квартире шумные вечеринки, на которые каждый раз собиралось не меньше десяти человек. Небольшая двухкомнатная квартира на этот день была предоставлена молодежи. Госпожа Памос, снисходительно относившаяся к развлечениям дочери, отправлялась проведать родственников, живших в селе.
   Мне было видно из окна, как гости выходили освежиться, курили, смеялись. Музыка гремела приблизительно до часа ночи, и я злилась, потому что слышимость была прекрасная, а в час ночи я привыкла спать. С Мартой я встречалась редко, а из всех ее знакомых знала только Люси, которая жила в нашем доме на третьем этаже. Люси была ее лучшей подругой.
   У меня подруг не было. И друзей тоже. Лучшей моей подругой много лет была моя мама. Но потом мама вышла замуж за Дэна и уехала в Баскет.
   Я отошла от окна. Зачем мечтать о том, чего не может быть. Коуэн все равно не вернется. Ему не нужно мое беспокойство, моя тревога. Он, может быть, уже улетел с Земли, а я продолжаю думать о нем. Я вздохнула, села на стул. Взгляд мой рассеянно скользнул по знакомым предметам в комнате.
   Окно с легкими светлыми шторами, которые не могли защитить по утрам от ярких солнечных лучей. Слева у стены шкаф для одежды, на котором стопками лежат книжные тома. Там словари, учебники, книги, необходимые для работы, несколько любимых романов, классика и три-четыре монографии по истории. Было время, когда я увлекалась древними цивилизациями и даже хотела так же, как папа, стать археологом. Тогда я покупала много исторической литературы. Потом отдельные книги разошлись по разным людям, другие я сама отнесла в институтскую библиотеку, а остались эти, самые лучшие и любимые.
   Дальше у стены стоит узкая кровать, оставшаяся еще с подростковых времен. Стол с противоположной стороны комнаты. Там раньше была еще одна кровать, мамина. Теперь кровати нет, а на стене висит довольно хорошая копия картины Куинджи. Ее сделал один из маминых коллег, талантливый художник. Мне иногда становилось очень грустно, и тогда я долго разглядывала пятна света на стволах деревьев в этой березовой роще. Иногда это помогало, я заряжалась доброй энергией и теплотой. А иногда - нет. У меня маленькая комната. Мы переехали с мамой в эту квартиру, когда они с папой развелись. Но нам хорошо здесь было вдвоем, совсем не тесно и весело.
   Я встала и снова подошла к окну. Вечерело. На стене соседнего дома солнце нарисовало полосы оранжевой закатной краской, а у меня в комнате было почти темно. Утро было светлым и праздничным в этой квартире, а вечер - темным и тоскливым. Я всегда очень рано зажигала свет. Вернулась Марта вместе с матерью. Было слышно, как внизу простучали тонкие высокие каблучки, и как госпожа Памос за что-то ворчала на дочь. Людей на улице стало больше, до меня через окно доносились голоса, звонкие детские крики, шум проезжающих машин. Город жил обычной жизнью.
   Три дня я ничего не готовила, но есть почему-то совсем не хотелось. Вспомнив про еду, я все же пошла на кухню, налила в стакан молока и заставила себя его выпить. Затем вернулась в комнату, взяла томик со своими любимыми рассказами и начала перечитывать в восьмой раз о приключениях могущественных колдунов и благородных рыцарей. Тех самых людей, которые сражались за справедливость при помощи острого меча, отваги и искусного владения своей психической энергией, обычно называемой в земных книгах магическим даром.
   День прошел незаметно. За окном стало темнеть, и я отложила книгу в сторону. Унылые стены моего дома наводили на меня тоску и казались сейчас особенно надоевшими. Сколько грустных вечеров провела я в этой комнате? С тех пор, как мама уехала с Дэном в Баскет, прошло уже три года. Или больше? Почти три с половиной. Она беспокоилась, что оставляет меня одну, а я улыбалась и доказывала ей, что я уже взрослая, учусь в институте и могу жить самостоятельно. Нет, надо ехать в Баскет. Завтра утром надо будет сходить на вокзал и купить билет. Никогда так сильно я не чувствовала свое одиночество, как в этот вечер.
   Я еще долго смотрела, как синеет небо за окном и предметы в комнате становятся черными. Потом над темными крышами соседних домов зажглись звезды, я закрыла шторы и включила свет. Хватит изводить себя нелепыми мыслями, наводящими тоску. Я снова ушла в кухню, достала из холодильника молоко и начала печь блинчики. Эта работа немного развеяла меня. Блинчиков получилось много, они выглядели такими аппетитными, что я, наконец, почувствовала голод. Надо было все-таки поесть. Жизнь идет своим ходом, это правильно. А дракон, Коуэн - это случайности, которые прошли мимо и больше никогда не вернутся.
   Я сидела за столом и наливала молоко в стакан, когда раздался стук в дверь. Рука моя дрогнула, немного молока пролилось мимо, на стол. Я поставила банку и прислушалась. Сердце мое колотилось. Все было тихо, даже казалось, что стук мне просто послышался. Я не ждала гостей в такую позднюю пору. Было начало первого, обычно в это время я давно уже сплю. Да у меня и не было знакомых, которые могли бы прийти ко мне домой в такой час. Я неподвижно сидела на стуле, вслушиваясь в тишину. Меня вдруг охватил страх. Кто это может быть? Стук повторился. Негромкий, осторожный. Я встала и робкими шагами подошла к двери.
   -Кто там? - Голос мой прозвучал так жалобно, что мне самой стало смешно. Что я, в самом деле, так испугалась? Из-за двери вдруг раздалось:
   -Рина, это я. Открой, пожалуйста.
   Кто еще мог назвать меня этим именем? Я распахнула дверь. Коуэн стоял на пороге и виновато улыбался. Одежда его была пыльной, волосы спутаны, и выглядел он очень усталым.
   -Я снова к тебе. Можно войти?
   Никогда не думала, что буду настолько рада слышать его голос, опять немного растягивающий слова. Я отступила на шаг.
   -Разумеется, заходи.
   Я не чувствовала особенного удивления. Вероятно, в глубине души я все-таки знала, что он вернется. Коуэн смущенно оправдывался:
   -Я понимаю, что уже очень поздно. Но я подумал, что ведь все равно обещал зайти. И вот зашел.
   Я закрыла дверь.
   -И что ты встал? Проходи. Я как раз собиралась ужинать, ты пришел вовремя.
   Видно было, что Коуэн чувствует себя очень неловко. Он стоял на пороге и не знал, что еще сказать. Я снисходительно улыбнулась.
   -Давай проходи. Или ты так и будешь стоять в дверях?
   Он, наконец, поднял на меня свой взгляд.
   -Зря ты меня пригласила на ужин. Я тебе сознаюсь: я ужасно хочу есть. Я съем все, что находится в твоем доме, и потом мне будет стыдно.
   Я засмеялась.
   -Увидим.
   Я пошла на кухню. Коуэн разулся, прошел следом.
   -Помочь нужно? Меня можно отлично использовать в качестве бесплатной рабочей силы. Вернее, не совсем бесплатной, раз меня уже обещали накормить. Но могу ли я хоть сделать вид, что заработал свой ужин?
   Я оглянулась на него.
   -Умойся иди сначала, рабочая сила. Ты выглядишь страшно, тобой можно детей пугать.
   Он широко раскрыл глаза.
   -О, разумеется. Эстеты никогда не позволяют себе браться за работу грязными руками. Как вы могли такое подумать?
   Я с любопытством взглянула на Коуэна. Он с лукавой улыбкой подмигнул мне и ушел в ванную. Я стояла у стола в кухне и тоже чему-то рассеянно улыбалась. Он пришел. Как странно. Незнакомое радостное чувство переполняло меня. Я не думала о том, почему Коуэн пришел, просто была очень рада, что снова увидела его.
   Я открыла холодильник и вытащила из него все, что было в нем съедобного. Оказалось не слишком много, я даже слегка расстроилась. Если бы я знала, что Коуэн все-таки вернется, я приготовила бы что-нибудь горячее. А так... Но через минуту у меня на плите уже шипела яичница.
   Потом Коуэн вышел из ванной, свежий, улыбающийся, с мокрыми волосами, и помог мне накрыть стол в комнате. Угощение, правда, было отнюдь не королевское, но для голодного человека и оно было роскошным пиршеством. Коуэн ел, время от времени отпуская насмешливые замечания по поводу своего ночного вторжения и неумеренного аппетита, а я смотрела на него, все больше удивляясь. Я его не узнавала, он вел себя как-то странно, похоже было, что он просто дурачится, как самый обыкновенный мальчишка. Когда мы закончили пить чай, Коуэн торжественно произнес:
   -О, великодушная госпожа! Позвольте выразить вам мою глубокую признательность. Вы в очередной раз спасли меня от смерти, на этот раз от голодной. Я в огромном долгу перед вами. Если бы вы приютили под своим гостеприимным кровом бедного бродячего поэта, он из чувства благодарности сложил бы в вашу честь стихи. Но я не бедный бродячий поэт, как мне вас отблагодарить? Может быть, прочитать чужие стихи, выдав их за свои?
   Я положила подбородок на переплетенные пальцы.
   -Давай, я слушаю. Давно мечтала, чтобы кто-нибудь посвятил мне стихи.
   Мне было легко и хорошо. Нравилось слушать тот вздор, который говорил Коуэн, нравилось ужинать в час ночи. Он, не отводя взгляда от моего лица, негромко стал читать:
   -Порой смотрю я
   В твои глаза -
   Озера синие
   В синих горах.
   Прозрачные воды -
   Твой ясный взор.
   Волны ластятся
   К моим ногам.
   Мечтаю, чтобы
   Глаза твои были
   Нежными такими,
   Как эти волны.
   Он помолчал секунду.
   -Это не мои стихи. Вольное переложение с оранского. Написал Мюэнс, перевод мой. Но я не поэт, просто пытаюсь слегка облагородить подстрочник.
   -С какого языка перевод?
   -С оранского. Это один из языков нашей планеты. Мой родной язык. Мюэнс - оранский поэт догармонийской эпохи. Мой любимый поэт. Понравились тебе стихи?
   -Да, они замечательные. Только грустные. Ведь они о безответной любви, правда?
   Коуэн задумчиво усмехнулся.
   -Правда. Надо же. А я и не замечал. Напрасно я их вспомнил.
   -Совсем нет. Хорошие стихи, спасибо.
   Но лицо Коуэна все равно оставалось печальным. И было непонятно, обиделся он или дело здесь в чем-то другом. Я стала убирать со стола, украдкой с беспокойством посматривая на него. Когда я ушла с посудой на кухню, Коуэн обхватил виски ладонями, запустил пальцы в свои темные волосы и сжал губы, глядя куда-то в пространство неподвижным, абсолютно безнадежным взглядом. Я издалека наблюдала за ним. Нет, все-таки дело совсем не в стихах. Что-то случилось. Коуэн пытался обмануть меня своим напускным весельем, теперь от его дурачества не осталось и следа. Бросив посуду в мойке, я вошла в комнату и прямо спросила:
   -Коуэн, что произошло?
   Он взглянул на меня, вздохнул и снова отвернулся.
   -Ничего особенного. Просто Гракх и все остальные улетели на Астру.
   -Куда?
   -На Астру. Так называется наша планета.
   Коуэн впервые сказал о том, с какой планеты прилетел. Название казалось слишком простым и знакомым, я даже немного удивилась этому. Но когда до меня дошел смысл слов, мое сердце сжалось. Значит, это все-таки правда. Я почувствовала себя виноватой.
   -Коуэн, прости, я знала, но забыла сказать. Я слышала, как люди говорили об этом в городе. Когда ты ушел, я вспомнила, но было уже поздно.
   Он положил локти на стол и опустил подбородок на сцепленные пальцы.
   -Это не имеет значения. Я все равно узнал. Спасибо, что утром ничего не сказала. Мне и одного сегодняшнего вечера вполне достаточно.
   -И как же ты теперь?
   -Не знаю. Гракху я давно мешал. Земляне ему помогли. - Глаза Коуэна неожиданно сузились, стали вдруг холодными и колючими. - Гракх не посмел бы улететь, если бы не этот случай на площади. Теперь он сообщит в Управлении, что я погиб, как герой. А он, естественно, ни в чем не виноват, отвечать ему не придется. Двадцать человек без колебаний это подтвердят и пройдут все степени проверки. Да, огромную услугу земляне ему оказали, что и говорить. Сам бы он никогда не решился убить меня.
   В голосе Коуэна слышалось раздражение. Я уже и забыла, как звучит его голос, когда в нем появляются вот такие жесткие металлические ноты. От Коуэна вдруг словно повеяло зимней стужей. Я даже поежилась, настолько мне неуютно стало находиться с ним в одной комнате. Внезапно из обычного человека он опять превратился в Предводителя и сразу стал совершенно чужим, даже немного страшным. Коуэн резко развернулся в мою сторону и молча посмотрел на меня. Потом вздохнул и закрыл лицо ладонями.
   -Что я делаю. Извини. Я не хотел пугать тебя. Это только мои проблемы.
   Я не выдержала и возразила:
   -Почему только твои? Если тебе плохо?
   Он глухо подтвердил:
   -Да, ты права, мне плохо. Я не знаю, что мне теперь делать. Не обращай внимания. Я что-то раскис.
   Я с теплотой смотрела на него. Всякий раскиснет в подобной ситуации. Коуэн горько улыбнулся.
   -Всё, меня уже начали жалеть, добился, чего хотел.
   Он еще шутить пробует. Стихи читал, смеялся весь вечер.
   -Мне вообще не нужно было сюда приходить. Я почти целый час стоял возле твоего дома, а потом все-таки не выдержал и поднялся.
   Я с надеждой спросила:
   -А ты не можешь связаться с Астрой?
   -Нет. Сейчас бессмысленно посылать сигнал, он не дойдет. Я совсем ничего не могу сделать, и это хуже всего.
   -Сейчас. А потом?
   Коуэн усмехнулся.
   -Как всегда, ты слышишь нужные слова. Потом можно. Но не раньше, чем через тридцать дней. К тому времени звездолет уже долетит до Астры. Тогда можно будет послать просьбу о помощи.
   -SOS?
   -Да, что-то в этом роде. Управление межзвездных полетов обязательно должно снова выслать корабль, и вот тогда Гракху не поздоровится. Разбирательства ему не избежать.
   Вот как. Оказывается, чтобы долететь до Астры, нужен всего месяц. Я не очень хорошо знала астрономию и тем более не разбиралась в астронавигации, но из школьного курса физики помнила кое-что. За месяц, мне кажется, корабль не вылетит даже за пределы Солнечной системы, а Астра, как я поняла, находится гораздо дальше. И, кстати, что обозначает слово "астра"? По-гречески ведь это "звезда"?
   Коуэн рассеянно возразил:
   -Нет. Впрочем, не знаю, историей земных языков я не занимался. Астра - это Астра. Такое название было у нашей планеты задолго до того, как люди на Земле начали внимательно приглядываться к небу. Это во-первых. Во-вторых, "месяц" - это исключительно земное название, по-нашему этот период времени обозначается как три декады. Тем более что тридцать земных суток это всего лишь двадцать шесть наших дней. Астра медленнее вращается, чем Земля. И, в-третьих, техника на Земле - это забавные детские игрушки по сравнению с техникой Астры. Звездолеты у нас имеют совершенно другую конструкцию. Чтобы вылететь за пределы Солнечной системы, требуется трое суток. И большая часть этого времени - на набор высоты и подготовку преобразователя. Поэтому тридцати дней вполне достаточно для преодоления такого расстояния.
   Теперь мне все было понятно. Я чувствовала себя, конечно, глупой маленькой девочкой, но все было понятно с Астрой, с периодом ее вращения и скоростью звездолетов. Непонятно только, что же все-таки собирается делать Коуэн в эти два земные месяца, пока его звездолет летает туда и обратно. Июль и август впереди. Шесть декад. Шестьдесят дней.
   Он скептически хмыкнул:
   -Как бы не так. Больше гораздо. Думаешь, так просто отправить звездолет снова на Землю? Это не автомобиль. Заправился и поехал дальше. Подготовка корабля занимает много времени. Не знаю я, что буду делать. Вот у тебя пока поживу, если ты разрешишь. Можно?
   Я растерялась. У меня? Как это у меня? Но ведь... Коуэн поднял глаза. Под его недоумевающим взглядом я начала заливаться краской. Коуэн вдруг тоже смутился.
   -Я... Ты прости, я не то сказал. - Он встал из-за стола и оглянулся. Увидев на спинке кровати свою куртку, он взял ее и виновато добавил:
   -Я уже ухожу. Прости еще раз. И спасибо. Я не сообразил, это действительно невозможно.
   Он набросил на себя куртку и направился в прихожую. Я одумалась. Что это со мной? Куда он сейчас пойдет? Ночь на дворе. Я поспешно вскочила и пошла следом за ним.
   -Коуэн, подожди. Куда ты собрался? Тебе что, есть куда идти?
   Он неохотно признался, глядя в сторону:
   -Нет. Если только не считать местом, куда идти, скамейку в городском парке.
   -Вот и не говори чепухи. Уже второй час ночи. Все. Оставайся.
   Коуэн покачал головой.
   -Не надо. Я не хочу тебя стеснять. Ты и так слишком много для меня сделала. За рамки вежливого гостеприимства это вышло уже давно. Тебе с самого начала не надо было впускать меня в свой дом, видишь, я уже совсем совесть потерял. Я даже думаю...
   Я решительно перебила:
   -Ты слишком много думаешь и говоришь глупостей, тебе не кажется? Еще одно слово, и я рассержусь или обижусь на тебя. Ты остаешься или нет?
   Коуэн в замешательстве поднял на меня взгляд.
   -Да. Ты ведь сама знаешь, что больше мне идти некуда.
   -Только учти. Спать ты будешь на полу.
   -Разумеется. Главное, что не на улице, как бездомная собака.
   -Ты думал, что я выгоню тебя на улицу?
   -Ну... опасался. - Он отвел глаза и улыбнулся.
   Больше этот вопрос мне не хотелось обсуждать. Я начала готовить для Коуэна постель. Мне пришлось вытащить из шкафа кучу теплой одежды. У стены, где висела картина и раньше стояла мамина кровать, я бросила старое пальто и куртку, а сверху - свое одеяло с кровати, застелив все чистой простыней. Увидев эти мои приготовления, Коуэн развеселился.
   -Кажется, я буду спать, как король. Я думал, что мне кинут охапку соломы в углу, а тут богатые апартаменты и роскошная перина.
   Я тем временем вытащила из шкафа еще одну подушку и два тонких шерстяных одеяла. Мне их оставила мама, три года они лежали без дела. И наконец пригодились.
   -Вот, сударь. Это вам. Вы тоже не замерзнете. Пусть никто не скажет, что у меня жестокое сердце.
   -Вы слишком добры ко мне, благородная госпожа.
   Когда, наконец, я легла в свою кровать, то почувствовала, как я все же устала. Я толком не спала три ночи и теперь с наслаждением опустила голову на подушку. Но уснуть, несмотря на это, не могла. Где-то здесь, в этой же комнате, был Коуэн. Я не видела его в темноте, но чувствовала его присутствие. И догадывалась, что он тоже не спит, а широко открытыми глазами смотрит в темноту.
   -Рина...
   -Что? - Я уже привыкла к его необычному обращению, и оно мне даже нравилось.
   -Рина, ты не против, если я поживу у тебя какое-то время?
   -Мы же, кажется, уже все решили.
   -Нет. Не решили. Вернее, я не понял, что ты решила. Я ведь все прекрасно понимаю. Мне не хотелось бы тебе мешать. Я могу уйти завтра утром.
   -Ты опять говоришь глупости.
   -Ну и что. Я хочу знать. Ответь, пожалуйста.
   Я села на кровати.
   -Что тебе ответить? Ты мысли других людей читать умеешь, а просишь, чтобы тебе что-то объяснили. Я не против, если ты поживешь у меня некоторое время. Все?
   -И тебе не будет неудобно, если я останусь?
   -Нет, мне не будет неудобно.
   -Не сердись.
   Он умолк на секунду. Потом спросил:
   -Хочешь, я почитаю тебе стихи? Я когда бродил вечером возле твоего дома, вспомнил еще одно из Мюэнса.
   -Хочу.
   Коуэн, кажется, тоже сел.
   -Но я, конечно, не поэт. Я только перевожу, причем довольно неумело. В оригинале это звучит гораздо лучше.
   Он снова помолчал одно мгновение.
   Уходим мы, чтобы вернуться.
   Уходим один раз, и два, и даже
   Несколько тысяч раз.
   Неважно куда, неважно зачем,
   Лишь бы нас ждали обратно.
   Снег засыпает дорогу назад,
   Гасит буря огонь маяка.
   И лишь свет в том окне,
   Где ждут и не спят,
   Даст силы вернуться
   Тому, кто считал,
   Что путь потерял
   Безвозвратно.
   Он замолчал. Я сидела на кровати и смотрела в темноту. Не случайно Коуэну вспомнилось это стихотворение. Ведь я действительно ждала его, и, наверное, он это знал. Странно заканчивался этот долгий день. Странно и хорошо. Мне читали стихи, это было необычно, но приятно. И опять мне думалось о том, что Коуэн все-таки необыкновенно непредсказуемый, никогда не знаешь, что он скажет или сделает в следующую секунду. Сначала он цедит слова сквозь зубы и убивает своей надменностью, а потом смущенно краснеет и читает романтические стихи. Какой он на самом деле? Как в этом разобраться? Он вдруг произнес негромко:
   -У тебя впереди шестьдесят дней. Или даже больше. Мне бы самому в себе разобраться. Может быть, окажешь содействие? А стихи я читаю потому, что привычка осталась еще с университетской поры. Мне на первом курсе приходилось учить в день до ста строк, а потом еще переводить их на шесть разных языков. Упражнение для развития памяти. У меня такая специализация, я ведь филолог. Но я учту твое замечание.
   Ну вот, обиделся. Коуэн грустно возразил:
   -Нет, нисколько. Это ты меня прости, если я тебя чем-нибудь обидел. И спасибо тебе за все.
   -Коуэн, ты говоришь глупости. Опять.
   -А знаешь, мне иногда нравится говорить глупости. Ты в этом тоже сможешь убедиться очень скоро.
   -Спокойной ночи.
   -И тебе тоже... Пусть приснятся хорошие сны.

- 6 -

   Я уснула очень быстро, очевидно, усталость за последние дни взяла свое. Ночь промелькнула как одно мгновение. А уже под утро мне приснился сон. Чудесный от настроения радости и легкости, которое мной владело. Сначала я видела бескрайнее поле, заросшее цветами. Я бегу по этому полю, мои светлые волосы распущены по плечам, ветер развевает их, они разлетаются, закрывают мне лицо. Я бегу, бегу. Вдруг впереди крутой спуск, я отталкиваюсь от земли и взлетаю. Под собой я вижу холмы, поляны, темнеющий с правой стороны лес. Вдалеке передо мной - синие горы, подернутые голубой дымкой. И мне хочется туда, к синим горам, где плещутся в своих берегах синие озера.
   Потом я вижу Коуэна. Его появление в моем сне не вызывает у меня удивления, я очень рада, что он здесь. Мы с ним стоим там же, посреди цветущего луга. Вокруг - простор, огромное небо от горизонта до горизонта, неба даже больше, чем земли. На мне белое летнее платье, то самое, в котором я была в день нашей первой встречи. Коуэн держит меня за руку и что-то говорит. Я не разберу слов, но знаю, что-то очень хорошее. Мои волосы растрепаны ветром, я сквозь них и сквозь солнце смотрю на Коуэна.
   А потом вдруг я оказываюсь снова в своей комнате. Утро, яркое и солнечное. Я лежу на кровати, а Коуэн сидит рядом. Неожиданно он наклоняется, его длинные темные волосы мягко касаются моей щеки. Он смотрит на меня одну секунду, а потом дотрагивается своими теплыми губами до моих губ. И даже во сне я чувствую смущение.
   Когда я проснулась, в комнате, действительно, было совсем светло. Я подумала о том, что если дело и дальше так пойдет, то я привыкну поздно просыпаться и скоро начну опаздывать на работу. Было снова не меньше десяти часов утра. Солнце заливало комнату светом. Я открыла глаза и почти сразу увидела Коуэна. Это был уже не сон. Коуэн стоял у окна, опираясь ладонями о подоконник, и смотрел на улицу. Почувствовав мой взгляд, он оглянулся и, сияя улыбкой не хуже солнца, весело меня поприветствовал:
   -Доброе утро. Как ты отдохнула? Мое присутствие не слишком мешало тебе?
   -Нет, я выспалась.
   Мне было чуть-чуть неловко. Я еще не успела привыкнуть к мысли, что Коуэн поселился в моем доме и я теперь каждое утро буду видеть его здесь. Но к этой неловкости примешивалось другое, очень светлое ощущение. Когда он вчера ушел, как мне показалось - навсегда, для меня словно погас свет. Все стало серым, тусклым, и моя жизнь вдруг утратила какой-то смысл, который она успела приобрести за эти дни. Теперь мне было спокойно и радостно.
   -А как спал ты эту ночь? На полу ведь жестко.
   -Отвратительно спал. - Его ослепляющая улыбка поразительно не соответствовала смыслу его слов, он весь словно светился изнутри. - Но причина не эта. Мысли разные в голову приходили. О Гракхе, об Астре. Тут еще ваша Луна светит в окно не хуже фонаря. Сегодня она была совершенно удивительная: круглая, огромная и похожа на чье-то лицо, видны глаза, нос, губы. Уснуть невозможно.
   -И что же, ты вообще не засыпал?
   -Нет, дремал немного. Но я, видимо, за предыдущие трое суток впрок отоспался, да и обычно чуть свет встаю. Поэтому ты не пугайся, если я буду бродить по дому рано утром, когда ты еще не проснулась.
   Я насторожилась.
   -А сегодня утром ты тоже так бродил?
   Мне вдруг очень ярко вспомнился мой сегодняшний сон, особенно его последняя часть. Уж слишком это было похоже на реальность. Все обстоятельства сходились. Так сон это был или...
   -Нет. - Коуэн виновато отвел взгляд. И раз он ответил, раз понял, о чем я думаю, про что спрашиваю, значит, это был действительно не сон. Я вспыхнула, лицо и уши обожгло жаром, голос слегка задрожал от возмущения.
   -Ну, вот что. Давай договоримся раз и навсегда. Никогда, слышишь, никогда больше не делай этого, иначе мы серьезно поссоримся.
   Коуэн терпеливо объяснил:
   -Я уже не мог сидеть один, мне нужно было побыть с тобой рядом хотя бы чуть-чуть. Я не предполагал, что это тебя оскорбит. Не сердись. Я не хотел ничего плохого.
   На самом деле я на него не сердилась, лишь немного обиделась. Это уже второй раз. Мое согласие на поцелуи ему не требуется? Может быть, там, у себя на Астре, он и привык к свободным отношениям с девушками, с такой-то внешностью. Но здесь Земля, и только я буду решать, кто и когда может меня поцеловать. Коуэн недоуменно нахмурился, сразу перестав улыбаться, и суховато возразил:
   -С чего ты решила, что я к чему-то такому привык? И при чем тут моя внешность? Я ведь уже извинился.
   Настроение было испорчено у обоих. Я не злилась на Коуэна очень сильно, но все равно все это было довольно неприятно. Хорошенькое начало дня. А впереди их, по меньшей мере, шестьдесят. Что же будет дальше? Я проговорила чуть слышно:
   -Извини. Но никогда больше не делай этого, хорошо? И не будем ссориться.
   Коуэн молча кивнул. Он заметно изменился по сравнению со вчерашним днем. Стал гораздо спокойнее, уравновешеннее и даже, кажется, веселее. Вчера в глаза бросалась его нервность, растерянность какая-то, а сегодня у него даже взгляд был другой, не такой печальный. За ночь он, по всей видимости, составил для себя какой-то план действий или просто смирился с ситуацией и успокоился. Во всяком случае, когда конфликт был более-менее улажен, к Коуэну снова вернулось его беззаботное утреннее настроение. Он вновь начал улыбаться. А еще он, непрестанно улыбаясь, смотрел на меня, я все утро чувствовала на себе его настойчивый, изучающий взгляд. Когда бы я ни повернула голову в его сторону, я постоянно натыкалась на его внимательные глаза. Это очень смущало меня, а Коуэн либо не замечал моего смущения, либо оно его попросту забавляло.
   Когда мы завтракали, Коуэн спросил:
   -Рина, а на что ты живешь? Где ты работаешь? Ты думала утром что-то про работу, я не понял до конца. Я хочу знать, каким образом у тебя появляются деньги.
   Не почувствовав никакого подвоха в его вопросе, я искренне сказала:
   -Я работаю в издательстве газеты "Городские новости", отвечаю за корректуру и подготовку номера к печати. Сейчас я в отпуске, поэтому на работу мне ходить не нужно. Иначе сегодня я обязательно бы проспала. Вот об этом я и думала. Почему ты спрашиваешь?
   -Так... Интересно.
   Он больше ничего не сказал и продолжал молча есть. Но почему он об этом спрашивал, вскоре выяснилось. После завтрака Коуэн заявил о том, что идет искать работу. Я посмотрела на него как на помешанного и решила, что он шутит. Но Коуэн возразил:
   -Нет, я говорю вполне серьезно. Я попытаюсь найти какое-нибудь срочное дело, чтобы сегодня же получить деньги. Изготовить их мне нетрудно, но становиться вором не хочется. Лучше все-таки честно заработать.
   Он встал и надел свою куртку. Я тут по-настоящему испугалась.
   -Ты что, вот так пойдешь? И внешность не изменишь? Ты с ума сошел? Тебя ведь сразу узнают на улице.
   Коуэн лишь беспечно махнул рукой и направился к входной двери.
   -Все уже забыли, кто я такой. И в городе никому нет до меня никакого дела, поверь.
   Я обреченно констатировала:
   -Ты ненормальный. Я никуда не отпущу тебя. Что за бредовая идея пришла тебе в голову, я не понимаю.
   Коуэн отпустил дверную ручку, повернулся ко мне и сообщил:
   -Дело в том, что у меня есть совесть. И она не позволяет мне допустить, чтобы ты на меня тратилась. Почему ты должна меня кормить? Деньги тебе достаются не так просто. И не слишком много, как я понял.
   Я возмущенно поинтересовалась:
   -Ты думаешь, я не найду денег, чтобы готовить еще на одного человека? Для чего тебе сейчас куда-то идти? Хочешь нарваться снова на неприятности?
   -Не в этом дело. Очень некрасиво, когда взрослый здоровый мужчина живет за счет кого-то. Я и так постоянно чувствую себя твоим должником, у меня кусок в горло не идет. Я не люблю быть обязанным кому-либо и стараюсь сразу отдавать долги.
   -То есть, ты сейчас хочешь заплатить мне за то, что я тебе помогала?
   -Нет, почему обязательно заплатить? Это не то слово. Просто отблагодарить.
   -Понятно.
   Колючий ком появился в моем горле. Вот как все вышло. Он чувствует себя моим должником. Не любит быть обязанным. Вот как он все это воспринимает. А я-то думала. Сказал бы сразу. Я бы все поняла. Зачем только велись все эти глупые разговоры! Чисто деловые отношения и никаких лишних эмоций - вот это правильно! Глаза стали мокрыми, я отвернулась, чтобы Коуэн этого не видел. Он подошел сзади и осторожно коснулся ладонями моих плеч.
   -Рина... Рина, ты совершенно неверно поняла меня. Это я виноват. Я просто сказал не те слова.
   Я дернула плечом, Коуэн послушно убрал руки.
   -Мне ведь никто никогда столько добра не делал, как ты. Я тебе очень благодарен за все. Очень.
   Я горько повторила:
   -Благодарен? Да я ведь и не ждала никакой благодарности, как ты не понимаешь. Я ведь от всего сердца.
   -Я знаю. Я совсем не хотел тебя обидеть. Пожалуйста, вытри слезы. Дай мне договорить.
   -Ты все уже сказал. Если ты действительно не хотел меня обидеть, тогда для чего ты вообще об этом заговорил? Как по-другому это называется? Вознаградить, заплатить, какая разница, не в словах дело. Просто возникло желание отдать долг, возместить моральные и материальные издержки. Плата за труд, можно сказать.
   Коуэн растерянно возразил:
   -Но я ведь на самом деле твой должник. И ничем еще не отблагодарил тебя. Да мне всей жизни не хватит для того, чтобы вернуть этот долг.
   Я усмехнулась. Уже отблагодарил.
   -Рина! Нельзя же так! Ты снова меня совершенно не слушаешь и не даешь мне объяснить.
   -Я молчу.
   -Это ты-то молчишь?
   Размолвка грозила перерасти в серьезную ссору. Я чувствовала, что еще чуть-чуть - и разревусь окончательно. А Коуэн уйдет, хлопнув дверью. Но вместо этого он вдруг подхватил меня за талию, легко взмыл вверх и закружил по комнате. Я испуганно вцепилась в него обеими руками. Что это такое?
   -Рина, мне надоело ссориться.
   -Коуэн, что ты делаешь, отпусти меня немедленно!
   -Если я тебя отпущу, ты упадешь на пол.
   Я зажмурила глаза, чтобы не видеть, как все предметы в комнате вращаются вокруг меня, то приближаясь, то удаляясь. Один раз я едва не задела головой люстру. Это было похоже на странный танец без музыки, происходивший под самым потолком. Когда через несколько секунд Коуэн поставил меня на середину стола, я пошатнулась и чуть не упала: кружилась голова. Я в смятении посмотрела на Коуэна и поинтересовалась:
   -Ты сошел с ума?
   Он невозмутимо подтвердил:
   -Скорее всего.
   Я категорично потребовала:
   -Когда тебе в следующий раз придет в голову такая идея, пожалуйста, предупреждай. Сними меня немедленно!
   -Зачем? Ты снова сердишься. Две ссоры за одно утро - это слишком много, ты не находишь? Столько холодной воды вполне может привести к простуде.
   -И что, по-твоему, я должна делать?
   -Улыбаться. Я люблю, когда ты улыбаешься. Словно солнышко проглядывает, сразу тепло.
   Он обнял меня за талию, бережно снял со стола и поставил на пол. А потом поспешно убрал руки, за секунду до того, как я собиралась их оттолкнуть. Прекрасно, что он понимает мысли. Коуэн серьезно попросил:
   -А теперь позволь мне все-таки объяснить, что я имел в виду. Я хочу заработать сам, понимаешь? Для меня это важно. Я не могу вечно сидеть в этом доме и бояться выйти. И я не собираюсь висеть на твоей шее, как камень, иначе я потеряю уважение к себе. Твоя поддержка очень много значит для меня, но свои проблемы я все-таки должен решать сам.
   Я попыталась снова запротестовать:
   -У меня есть деньги. Мне отец прислал.
   -Ну и что. Они твои. И все, давай мы этот вопрос больше не будем обсуждать.
   Мне оставалось только вздохнуть. Коуэн подошел к двери и, оглянувшись, добавил:
   -У меня к тебе только одна просьба. Если тебе не трудно, поволнуйся за меня немного.
   Я растерялась.
   -Что?
   Он улыбнулся и медленно повторил:
   -Я хочу, чтобы ты за меня поволновалась. Мне было бы очень приятно. Хотя бы чуть-чуть, хорошо?
   Я кивнула. Можно подумать, он не знает, что я буду очень сильно волноваться за него.
   -Вот только ради этого я и вышел бы сейчас из дома.
   Мне захотелось кинуть в него каким-нибудь немаленьким предметом. Коуэн засмеялся и закрыл дверь.
   А я села за стол, положила подбородок на руки и стала думать. Мне было очень грустно. Не знаю почему. То ли потому, что Коуэн настоял на своем и я не смогла его удержать, то ли еще почему. Все равно выходило так, будто бы он хотел меня "отблагодарить" за все, что я для него сделала. Эта мысль была мне неприятна. Ведь я действительно не ждала никакой благодарности, мне самой очень нравилось что-то делать для него. А взяв сейчас у него деньги, я как будто брала плату за свою помощь.
   Я никак не могла найти предлог, чтобы отказаться от денег. Я искала этот предлог, хотя в глубине души чувствовала, что Коуэн, в общем-то, прав. И если бы он равнодушно позволил мне содержать его на мои деньги, то, в конце концов, это начало бы меня раздражать. Но он хотел быть честным: если заплатил, значит, живет в этом доме на законных основаниях. Можно сказать, снял угол в моей комнате сроком на два месяца.
   Надо было найти компромисс, который устроил бы нас обоих. Мой взгляд рассеянно скользил по знакомым предметам в комнате, и вдруг я увидела сложенные в углу вещи и одеяло. Это была "постель" Коуэна. И мне в голову пришла интересная мысль. Вот что. Я куплю на эти деньги для него диван. Не знаю, сколько Коуэн принесет сегодня и принесет ли вообще, но у меня еще были кое-какие сбережения. Не очень большая сумма, но на такую покупку должно хватить. Приняв решение, я успокоилась, настроение мое сразу улучшилось.
   Коуэна не было долго, весь день я провела в одиночестве. Но удивительное дело - я почти не тревожилась. Я просто ждала его и была уверена, что он вернется. Он выпутается из любой трудной ситуации.
   Солнце село за крыши домов, а Коуэн все еще не появлялся. Я снова начала переживать и уже не отходила от окна. Наконец, увидев, как он легкой уверенной походкой приближается к дому, я пошла открывать дверь. Шагов на лестнице не было слышно: Коуэн просто взлетел на второй этаж, придерживаясь за перила, чтобы не задеть головой перекрытие. На его лице красноречиво было написано, что его затея удалась - глаза довольно сияли. Увидев меня, он расцвел улыбкой.
   -Добрый вечер. Как приятно, когда тебя встречают. Ну вот, я же говорил, что все будет в порядке.
   Я спокойно поинтересовалась:
   -И много ты сегодня заработал?
   -Достаточно. А что?
   Я закрыла дверь. Коуэн продолжал смотреть на меня настороженными и веселыми глазами.
   -Я ничего не пойму. Ты что-то тут придумала без меня. Что?
   -Потом скажу. Дай мне деньги, пожалуйста.
   -Пожалуйста.
   Он прошел в комнату, неторопливо вытащил из кармана куртки внушительную пачку не самых мелких купюр, затем небрежно кинул деньги на стол, они рассыпались веером. Даже на первый беглый взгляд здесь была довольно приличная сумма. Я пыталась остаться спокойно-равнодушной, но не смогла.
   -Ты не украл их, надеюсь? Откуда столько? Где ты их взял? В нашем городе за один день столько может заработать только грабитель, вскрывший Центральный Банк.
   -Ты за кого меня принимаешь? Мне просто вернули долг, вот и все. Теперь говори, что ты придумала.
   -Долг? Какие у тебя могут быть должники в Дорптауне?
   Я пересчитала деньги. Да, это гораздо больше, чем я ожидала. Хватит не только на то, что задумано, но еще останется, на что жить припеваючи месяца три. Коуэн, теряя терпение, повторил:
   -Рина, ты слышишь меня? На что хватит? Что ты тут придумала, пока меня не было?
   -Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Это такая земная поговорка.
   -Ах, вот как! Ну-ка говори!
   Я даже не успела вскрикнуть, он подхватил меня и посадил на шкаф. Две книги при этом упали на пол. Я вцепилась в деревянную планку и старалась не шевелиться.
   -Коуэн, сними меня.
   -И не подумаю.
   -Коуэн, что с тобой сегодня? Я тебя совершенно не узнаю, ты раньше себя так не вел.
   -Ничего подобного. Я всегда таким был, просто ты меня совсем не знаешь.
   -Нет, это именно сегодня с тобой что-то происходит. Сними меня. Я ведь упаду. Ты этого хочешь?
   Сработало. Коуэн протянул руки и осторожно снял меня со шкафа.
   -Ну что, скажешь ты мне, что придумала, или тебя нужно посадить обратно?
   И я честно рассказала, что хочу купить для него диван, чтобы он больше не спал на полу. Коуэн задумчиво кивнул.
   -Неплохая идея. Если уж я имел нахальство поселиться в твоем доме, мне необходимо выделить территорию. Согласен.
   Но сегодня уже поздно было идти в магазин, часы показывали четверть десятого, и я решила отложить покупку до завтра. После ужина, когда мы укладывались спать, Коуэн неожиданно вспомнил:
   -Скажи, ты волновалась за меня, как я тебя просил?
   Я невольно улыбнулась. Я совсем забыла об этой его необычной просьбе. Он разочарованно протянул:
   -Ну вот. А я-то надеялся, думал, что ты тут с ума сходишь от беспокойства. А ты забыла.
   Я поспешила его утешить:
   -Нет, я забыла только о самой просьбе. А волноваться - волновалась. Правда, не сильно, самую малость.
   -Ты сделала меня счастливым человеком. Кстати, завтра я иду с тобой.
   Я сразу перестала улыбаться.
   -Куда со мной?
   -В магазин. Ты для кого будешь покупать диван? Для меня. Поэтому я тоже пойду. Вернее, я сам куплю себе эту вещь на заработанные лично мной деньги, а ты поможешь мне выбрать.
   Я от возмущения даже села на кровати.
   -Не выдумывай. Никуда ты не пойдешь. Как ты не понимаешь? В городе каждый второй знает тебя в лицо. А ты разгуливаешь по улицам, как будто...
   Коуэн перебил:
   -Нет, пойдем мы вместе. Все уже забыли о моем существовании. А если и помнят, то считают, что меня увезли с собой пришельцы на своей летающей тарелке. Забавная терминология, тебе не кажется?
   Я вздохнула. Не кажется. Как, интересно, надо называть одного из представителей этого инопланетного отряда, вот этого упрямца, который в настоящий момент лежит на полу в моей комнате, заложив руки за голову, и, вместо того чтобы спать, опять спорит по разным пустякам? Коуэн повернулся в мою сторону и невозмутимо изрек:
   -Прежде всего, я астрен, то есть человек, родившийся на Астре. Я не возражаю, если ты будешь называть меня именно так, потому что других астренов на этой планете, я думаю, нет. Еще я эстет. И еще мое имя звучит как Коуэн, в переводе с оранского это значит "охраняющий". И я уже сплю. Доброй ночи.
   Наутро он действительно пошел со мной, несмотря на мои протесты. Я очень боялась за него. Коуэн же был совершенно спокоен, как будто шел по улице своего родного города, и подшучивал над моими страхами. Он был прав: его не узнавали. Меньше недели прошло с тех пор, как он появился здесь в качестве предводителя пришельцев. Но ни у кого из горожан образ этого приятного молодого человека не связывался в сознании с воспоминанием о драконе и панике, царившей в городе в это время. Ведь Коуэн на самом деле ничем не отличался от всех остальных людей. Ни по одежде, ни по росту, ни по речи никто не мог бы заподозрить в нем представителя иной цивилизации.
   За эти дни произношение Коуэна стало настолько безупречным, что мне было даже странно думать о том, что для него это все-таки неродной язык. Ростом он был невысок, примерно на полголовы выше меня, в отличие от своих двухметровых легионеров, которые, как башни, возвышались над толпой и смотрели поверх голов. А одеждой, особенно если был без куртки, Коуэн напоминал студента-третьекурсника. Поэтому мы шли вдвоем по улице, словно влюбленная парочка, и на нас обращали внимание только из-за явного несоответствия между моей скромной внешностью и незаурядной внешностью Коуэна. А может быть, мне это лишь казалось. Все прохожие, озабоченные собственными проблемами, шли, опустив взгляды себе под ноги, и до нас им, очевидно, не было никакого дела.
   У меня сложилось впечатление, что все давно забыли о том, что случилось в Дорптауне несколько дней назад, настолько все было обычным, таким, как и раньше, как всегда. Заводские трубы дымили, люди шли куда-то по своим делам. Было лето, довольно теплый июльский день. Небо сегодня хмурилось, солнце то проглядывало сквозь тучи, то снова пряталось. Это казалось невероятным, но все так и было. Жителям Дорптауна словно отключили память, а я шла рядом с астреном по имени Коуэн и тоже делала вид, что ничего необычного не происходит.
   Когда мы вышли на проспект Мира и вдалеке стало видно издательство, мне неожиданно вспомнился Рик Мунд. Он раньше подступал ко мне со своими ухаживаниями, но мне казались невыносимыми его невыразительное лицо и привычка потирать руки, а его разговоры о прибавке к зарплате и возможном повышении наводили смертельную тоску. Теперь, вероятно, Рик и близко ко мне не подойдет, будет делать вид, что незнаком со мной. В другое время я обязательно зашла бы на работу, чтобы узнать, как там дела и что случилось за время моего отсутствия. Но теперь я лишь посмотрела в сторону издательства. Мы прошли мимо и завернули в небольшой магазинчик, где продавалась довольно хорошая и недорогая мебель местной фабрики.
   Диван, который мы купили, Коуэн собрался нести на плече. Он сказал это вполне серьезно, и я опять вздохнула, поражаясь его легкомыслию. Взрослый ведь, вроде бы, человек, а ведет себя, словно подросток. Нет, я нисколько не сомневалась в том, что он справится, я видела, как он приподнял этот диван одной рукой, словно пушинку. Но для чего демонстрировать свои способности всему городу? Чтобы потешить самолюбие? Я и без этого верила, что он, эстет, умеет неплохо управлять своей психической энергией. Он хочет самому себе что-то доказать? Или жителям Дорптауна? Да, конечно, он привлечет к себе внимание. Коуэн вовсе не походил на Геркулеса, и можно себе представить, какое впечатление произвела бы на прохожих его тонкая мальчишеская фигура с такой ношей на плече. На нас тогда действительно стали бы оглядываться.
   Коуэн внял на сей раз моим доводам, и мы наняли машину, на которой и довезли свою покупку. А в доме нас ждало еще одно приключение.
   Когда мы вошли в подъезд, на площадку выглянула госпожа Памос. Эта женщина всегда появлялась в нужное время в нужном месте, у нее был нюх на такие дела. Довольно грузная, она казалась безобидной и медлительной, но впечатление это было обманчивым. Словно боец-сумоист, госпожа Памос задавливала мощью и неожиданным для противника проворством, как в прямом, так и в переносном смысле. Теперь она столкнулась нос к носу с Коуэном, который даже покачнулся с этим проклятым диваном на плече, царапнув побеленную недавно стену металлическим колесиком.
   Госпожа Памос проводила Коуэна таким долгим изучающим взглядом, что я намеренно задержалась, чувствуя, что у моей дорогой соседки возникло несколько вопросов. И ответить на эти вопросы лучше мне самой, иначе уже сегодня вечером весь квартал будет знать о том, что в моей квартире живет очень интересный молодой человек, и никто не знает, кто он такой и откуда взялся. Мало того, что моя репутация будет изрядно подмочена, это может быть небезопасно для Коуэна.
   Я остановилась. Госпожа Памос положила ладонь мне на руку и, с любопытством глядя в сторону лестницы, по которой Коуэн поднимался на второй этаж, сказала громким шепотом:
   -Кариночка, здравствуйте. Что это за симпатичный молодой человек пришел сейчас с вами? Это, наверное, ваш новый друг?
   Я невольно поморщилась. Она говорила так, словно у меня таких друзей было полным-полно и я меняла их, как перчатки, каждый день приводя нового. А если учесть, что покупка дивана обозначала только то, что в квартире потребовалось еще одно спальное место, нетрудно было догадаться, какие выводы госпожа Памос сделала. От этой мысли мне стало не по себе, поэтому я твердо отчеканила:
   -Нет. Это не мой друг. Это мой брат.
   -Да что вы! Ох, простите, ради бога. А я уж было подумала, что у вас появился кавалер.
   -Что вы, госпожа Памос. Разве я могу привести в свою квартиру чужого мужчину? (Никогда бы не подумала, что умею так вдохновенно врать!)
   Госпожа Памос вытянула шею, пытаясь снова увидеть Коуэна. Но он, видимо, уже вошел в квартиру, я отдала ему свой ключ.
   -А я и не знала, что у вас есть брат. Вы же всегда здесь с мамой жили.
   -Брат есть, но он жил с отцом, и последние лет пять мы очень редко виделись, только писали друг другу иногда. А теперь ему срочно деньги понадобились, вот он и приехал. У нас их заработать проще, чем в Туринсе, там городок очень маленький.
   Мотив добывания денег - мотив солидный. Госпожа Памос удовлетворенно кивнула головой.
   -Видно, серьезный молодой человек. А девушка у него есть?
   -Я точно не знаю. Он обмолвился как-то в письме, что скоро, может быть, на свадьбу пригласит. Значит, есть, наверное. Я пока его об этом не спрашивала.
   Госпожа Памос посмотрела в сторону лестницы с таким сожалением, что во мне стало нарастать глухое раздражение. О чем она подумала, эта женщина?
   -А может быть, все не настолько серьезно? Ведь приехал он сюда. Не мог же он бросить невесту там одну. Возможно, это было всего лишь мимолетное увлечение?
   -Не знаю.
   Эта несносная соседка сведет меня с ума! Какое ей дело до меня и до Коуэна? Но глаза у госпожи Памос любопытно поблескивали, и можно было догадаться, что она еще не обо всем разузнала, о чем хотела.
   -Так, так. А может, все-таки познакомить вашего брата с моей Мартой, как вы думаете? Она девчонка красивая, ему бы приглянулась. А он-то смотри, какой красавец!
   Меня словно ножом по сердцу ударили. Марта! Конечно, нужно было предвидеть, что не я одна замечаю красоту Коуэна. И мгновенный острый страх, что я могу его потерять, захватил меня врасплох. Мне вдруг захотелось раскинуть руки и закрыть Коуэна от чужих любопытных глаз. Но это длилось всего секунду. Я одумалась, одернула себя. Что это значит? Он не твой, не обольщайся. Человек не вещь. Я вспомнила Марту, сравнила себя с ней. И мне стало так тошно и горько, что я опустила голову, сделав вид, что разглядываю туфли. А на самом деле просто не хотела, чтобы госпожа Памос заметила, как я переменилась в лице. Но ей до меня, видимо, не было никакого дела. Она продолжала думать о своем и делилась со мной своими переживаниями:
   -Беда мне с Мартой. Не нравятся мне ее знакомые. Их много, а ни одного нормального парня нет. Перевелись, что ли, хорошие ребята? А я еще вчера заметила. Что, думаю, за молодой человек появился у нас? К кому приходит? А сегодня смотрю - вы диван купили, значит, жить здесь будет. Дай, думаю, спрошу, кто такой. Если невеста уже есть, то жалко, конечно.
   Я пробормотала чуть слышно:
   -Да, очень жаль.
   В жизни женщины иногда бывают моменты, когда ей хочется быть безумно красивой. Хочется иметь яркую, привлекательную внешность, чтобы ослепить мужчину, заставить его не замечать никого вокруг и смотреть только на нее. Сейчас в моей жизни был такой момент. Я вдруг поняла, как много на самом деле значит для меня Коуэн. Я еле выдавила из себя ответ соседке:
   -Извините, госпожа Памос, мне нужно идти.
   -Передавайте привет братцу от меня и от Марты. Я думаю, что все-таки надо их познакомить. Такая красивая пара получится.
   Нет, это невыносимо! Я стрелой взлетела на второй этаж, где меня уже ждал Коуэн. Он, вероятно, только что вышел из квартиры, потому что спросил:
   -Ты почему так долго? Что ей нужно было?
   -Так! Ничего!
   Если бы Коуэн слышал весь разговор, то он не задавал бы вопросов. А передавать ему подробности я не могла. Я почти задыхалась. Мне нужно было сдерживаться, чтобы не расплакаться, и у меня не было сил, чтобы разговаривать сейчас с Коуэном. Обида сжимала мне горло. Я смотрела на Коуэна так, словно он уже бросил меня ради какой-нибудь вертихвостки вроде Марты. Хотя, что за глупость, бросил! Бросить можно лишь того, с кем были какие-нибудь отношения, а кто я такая для Коуэна? Никто. Он просто живет в моей квартире, вот и все. Мне надо почаще напоминать себе об этом.
   Я вошла в прихожую. Зеркало снова хладнокровно напомнило мне о моем скромном внешнем виде. Убрать бы куда-нибудь его, чтобы не расстраиваться лишний раз. Коуэн поставил диван на отведенное ему в комнате место, у стены под картиной Куинджи, а стол переставил к окну. Но я ничего не сказала по этому поводу, и Коуэн тоже промолчал. Он с тревогой смотрел на меня, а я бесцельно бродила по квартире, кутаясь в платок. Почему-то меня охватил озноб, тело дрожало, а пальцы на руках заледенели. Наконец, я села на свою кровать, закутавшись шалью и подобрав ноги под себя. Коуэн немедленно сел рядом.
   -Что случилось?
   -Ничего.
   -Не обманывай, я же вижу. Ты чем-то очень расстроена. Расстроена так, что сейчас заплачешь. И я хочу знать причину.
   -Отстань от меня, а?
   У меня на глаза навернулись слезы. Я и сама не знала, что со мной творилось. Я с трудом владела собой. Коуэн не обиделся. Он спокойно предложил:
   -Давай начнем с самого начала. Ты разговаривала с соседкой. Она сказала тебе что-то неприятное? О чем был разговор?
   Я молчала. Не все ли равно ему, о чем был разговор? Коуэн невозмутимо заключил:
   -Так, понятно. Из этого следует, что разговор, скорее всего, шел обо мне. Я прав?
   Я неохотно подтвердила:
   -Да.
   -И соседка, очевидно, интересовалась, кто я такой. Она оскорбила тебя чем-то? Каким-нибудь грязным намеком? Так?
   -Нет. Я сказала ей, что ты мой брат. И она даже попыталась сосватать за тебя свою дочь.
   Он округлил глаза и иронично уточнил:
   -Ты это серьезно?
   -Она это серьезно. Но я сказала ей, что...
   Я снова замолчала. Но Коуэн не отступал. Он все-таки заставил меня говорить и теперь ему хотелось узнать все до конца.
   -Что ты ей сказала? Рина, отвечай. Я все равно это выясню рано или поздно. Но лучше рассказывай сама.
   Я вздохнула.
   -Я сказала ей, что у тебя есть невеста и тебя не интересует ее дочь.
   На его лице появилась улыбка. Странная улыбка, я такой у Коуэна еще не видела.
   -Ну что ж, все правильно. Утверждение соответствует истине. А еще что?
   -Ничего. Она сказала, что ты необыкновенно красив.
   Но это замечание Коуэн пропустил мимо ушей.
   -Тогда я ничего не понимаю. Почему этот разговор так тебя расстроил? Если соседка теперь думает, что я твой брат, у нее никаких дурных мыслей не возникнет.
   -Значит, тебе, наверное, и не нужно этого понимать.
   -Нет, мне нужно понимать все, что заставляет тебя глотать слезы.
   -Зачем? Не все ли равно?
   Его глаза снова стали встревоженными.
   -Нет, не все равно. Рина, я думал, мы с тобой друзья и я имею какое-то право на твое доверие. Мне не нравится твое настроение, и я прошу тебя все мне объяснить.
   Я молча смотрела на него. Да, он на самом деле очень красив. Даже слишком. Мысленно я сравнивала себя с Мартой, и от этого сравнения мне было все горше и горше. Мне не хотелось ни с кем бороться. Наверное, так будет лучше. Я тихо сказала:
   -А что, если тебе познакомиться с Мартой?
   -Зачем?
   -Она красивая девушка, намного красивее меня. Вы бы с ней прекрасно смотрелись вместе. Такая подходящая пара.
   -Рина, ты сама понимаешь, о чем сейчас говоришь?
   -Конечно, понимаю. Я предлагаю тебе начать встречаться с привлекательной девушкой, которая подходит тебе во всех отношениях.
   -Зачем? Объясни, для чего мне встречаться с еще одной девушкой? У меня есть ты.
   Я даже вздрогнула от таких откровенных слов. Я просто растерялась и не знала, как мне реагировать на подобное заявление. И поэтому с необъяснимым упорством принялась доказывать то, во что сама не верила.
   -С ней тебе не стыдно будет пройтись по улице. Не то что со мной. То есть, я уверена, что она тебе подойдет больше.
   Коуэн недоуменно нахмурился. А я, все больше почему-то раздражаясь, продолжала:
   -И вообще. Почему ты решил, что у тебя есть я? Кто тебе это сказал? Я ничего такого точно не говорила. Это ты сам вообразил невесть что. Я, кажется, не давала повода для появления у тебя подобных мыслей. Мы с тобой уже говорили на эту тему, мне очень не нравится, когда за меня решают. Чьей девушкой мне быть, я выберу сама. А ты можешь встречаться с кем угодно.
   Лицо Коуэна вдруг исказилось насмешливой гримасой, потом на нем застыло холодное, надменное выражение. Коуэн встал с моей кровати, отошел к стене, прислонился к ней спиной, скрестив на груди руки, и оттуда, из угла, смотрел на меня. Смотрел так, словно поставил перед собой непробиваемую прозрачную защитную стену. Но я остановиться уже не могла. Правда, интонации немного смягчила, так как даже в таком взвинченном состоянии понимала, что только что сказанные слова, особенно таким тоном - это, конечно, перебор.
   -Извини. Но разве я не права? Я на самом деле думаю, что тебе нужно познакомиться с какой-нибудь девушкой. Марта Памос действительно очень красива. Я не слишком близко ее знаю, но познакомить могла бы. Хочешь? Я, правда, не спросила, тебе какие девушки больше нравятся: блондинки или брюнетки?
   Коуэн не ответил. Я остро чувствовала, что меня уже заносит куда-то не туда, но что-то заставляло меня произносить эти глупые слова. Не думаю, что я сумела бы исполнить то, о чем сейчас говорила.
   -Я все понимаю. Ты не можешь постоянно сидеть в этой квартире. А я контролирую каждый твой шаг, словно я твоя нянька. Больше не буду. Я не хочу, чтобы из-за меня ты перестал общаться с другими людьми.
   Я перевела дыхание. Коуэн молчал. Он стоял неподвижно, с тем же каменным выражением лица, но я не сомневалась, что слушает он меня очень внимательно.
   -Я ведь очень замкнуто живу. У меня нет друзей, я не люблю шумные компании. Тебе со мной, разумеется, неинтересно. Знаешь, я сегодня сказала, что ты мой брат, а потом только поняла, что так действительно будет удобней. Тебе будет свободнее, сестры ведь не нужно стесняться. Я рада быть твоим другом. Мне очень приятно, что ты считаешь меня своим другом. Но я не могу быть твоей девушкой. Ты действительно необыкновенно красивый, а я боюсь смотреть на себя в зеркало. Поэтому я хочу, чтобы ты познакомился с Мартой Памос. И чтобы у вас все сложилось хорошо.
   Я взглянула на Коуэна. Он по-прежнему не произносил ни звука, стоял, сжав губы. Я, наконец, не выдержала.
   -Почему ты молчишь?
   Не знаю, чего я от него ждала. Реакции на свою несуразную речь? Коуэн тихо проговорил:
   -Ты уже все сказала? Мне можно что-нибудь добавить от себя? Я тебя понял. Ты просто хочешь, чтобы я ушел.
   Я опустила голову. Хочу ли я, чтобы он ушел? Не знаю. Хотя, может быть, так будет лучше для нас обоих. Да, наверное, я действительно этого хочу. Больше Коуэн ничего не сказал. Он распахнул дверь и стремительно вышел из квартиры.
   Сначала я не поняла, что произошло. Потом до меня дошло, наконец. Он ушел. Он ушел, потому что обиделся на меня. Я подбежала к окну, открыла его, позвала Коуэна. Поздно, его нигде не видно. Я потерянно села на диван, положила на колени оставленную Коуэном куртку. Что я натворила? Я сама сказала, чтобы он ушел! Почему я решила, что так будет лучше? Для кого лучше? Но тут же я сама ответила на свой вопрос. Лучше будет прежде всего для меня.
   Я прислушивалась к своему сердцу и строго судила сама себя. В этом глупом сердце уже давно появилось что-то, на что я не имела никакого права. Я боялась себе в этом признаться, но это было. Я иначе относилась к Коуэну, чем ко всем остальным мужчинам во Вселенной. И это было неправильно. Мало того, что он моложе меня. Пусть ненамного, но все-таки... Я ведь сегодня ревновала его, что это такое? Какое я вообще на это имею право? Да если жить рядом с ним и обращать внимание на все восхищенные взгляды, направленные в его сторону, с ума можно сойти. Поэтому хорошо, что он ушел. Тем более, что он все равно скоро улетит на Астру. Два месяца быть ему тут. И все. А что потом я буду делать? Нет, лучше пусть он сейчас уйдет из моей жизни.
   Но тут же от моих мыслей меня охватила тоска. Я больше не увижу Коуэна? Никогда? Да как я могла сказать ему все эти слова? Зачем? Мне вспоминалось его лицо. Он был похож на человека, которого внезапно очень больно ударили. Ведь на самом деле вся проблема была в этой его дурацкой красоте. Если бы у него была заурядная внешность, я, наверное, вела бы себя совершенно по-другому. И его попытки сблизиться воспринимала более спокойно. У меня просто комплекс какой-то в отношении красивых парней. Не верилось, что я могла искренне понравится такому, как Коуэн. Наверняка у него девушек было, как звезд на небе. Мизинцем шевельнет, и любая прибежит. Я-то ему зачем? Хотя, если бы не это, лучшего друга, чем он, и пожелать нельзя. Черт меня дернул за язык, для чего я вообще начала разговор на эту тему!
   День пролетел незаметно, наступил вечер, стало темнеть. Я долго сидела на диване, прижав к себе куртку Коуэна. Как мне хотелось объяснить ему свое глупое поведение! Но разве он вернется после таких слов? Если только, чтобы забрать куртку. Есть предлог - оставил.
   Наконец, я встала, подошла к двери и открыла ее. Не знаю, чего я ждала, стоя на лестничной площадке. Может быть, не верила до конца, что Коуэн ушел навсегда.
   Внизу хлопнула входная дверь, и сердце мое заколотилось. Кто-то зашел в подъезд, постоял немного внизу, а потом стал медленно подниматься по лестнице. Я отчетливо слышала стук своего сердца. Коуэн остановился возле меня, молча взглянул мне в глаза и вошел в квартиру. Я осторожно закрыла дверь.
   Коуэн прошел в комнату и взял с дивана свою куртку. Да, это повод, чтобы вернуться, но что он мне теперь скажет? Не может же он просто повернуться и уйти? Я боялась заговорить с ним, а Коуэн неподвижно стоял посередине комнаты, демонстративно не глядя на меня, и молчал. Наконец, он повернул голову и сухо поинтересовался:
   -Что ты решила? Мне нужно уходить немедленно или позволишь мне остаться до утра?
   Я сделала движение к нему:
   -Коуэн! - Но он остановил меня своим холодным взглядом.
   -Я задал вопрос.
   -Послушай, я должна сказать тебе...
   -Я задал вопрос! - Он повысил голос, и я прошептала:
   -До утра.
   -Спасибо. Тогда позволь мне лечь спать. Мне нужно будет с утра найти себе новое жилье. Я устал. Я хочу спать.
   Я не возражала ему. Коуэн бросил на стул свою куртку, швырнул на диван подушку и улегся, не раздеваясь. Отвернувшись лицом к стене и накрывшись с головой одеялом. Он лежал беззвучно и не шевелился, но я догадывалась, что он не спит. Я робко подошла и села рядом с ним на край дивана.
   То, что он вернулся и решил остаться до утра, давало мне надежду. Куртка действительно всего лишь повод. Нам надо поговорить. Но я не знала, как начать разговор. Я нерешительно провела рукой по одеялу. Коуэн напрягся, и я тут же убрала свою ладонь. Мне так хотелось все объяснить ему, сказать, что я совсем не хотела его обидеть, что я очень жалею о тех словах, которые ему сказала. Я тоже совершила ошибку. Неужели он мне ее не простит? Не поворачиваясь, Коуэн глухо возразил:
   -Это не ошибка. Я мешаю тебе. Что же. Я просто уйду, вот и все. Нет человека - нет проблемы.
   Я вздохнула:
   -Коуэн, неужели ты поверил тому бреду, который я говорила? Это бред и больше ничего.
   Коуэн нервно шевельнул плечом.
   -В таком случае он был очень убедительным. Ты вполне доступным языком попросила - уйди и оставь меня в покое. Я выполню твою просьбу. Утром я исчезну из твоего дома и больше не буду раздражать тебя своим присутствием.
   Я растерянно призналась:
   -Я сама не понимаю, почему я это сказала. Я не хочу, чтобы ты уходил.
   -Зато я этого хочу!
   Он вдруг откинул одеяло, рывком повернулся, сел на диване и, сверкнув глазами, спросил:
   -Ты думаешь, все просто? Захотела - выгнала из дома, захотела - снова позвала? Только я не собака, я человек. Или у вас, на Земле, так принято? Ты постоянно напоминаешь мне о том, что все здесь по-другому. Но я к такому отношению не привык, извини.
   Он снова лег и закрыл голову одеялом. Я долго сидела возле него, но Коуэн больше не хотел со мной разговаривать. Он не хотел меня прощать. Я разделась и легла в свою постель.
   Все было так хорошо только сегодня утром! Что же случилось? Как теперь прекратить этот бессмысленный спор? Я совсем не ожидала, что мы настолько серьезно поссоримся. Причем, похоже, без какой-либо надежды на примирение. Моя кровать казалась мне жесткой и чужой. Я не могла уснуть. На меня нахлынуло все: и тоска, и обида, и усталость. Слезы покатились сами. Я смахивала их пальцами, уткнувшись лицом в подушку и стараясь не всхлипывать. Коуэн вздохнул и перевернулся на своем диване. Потом он поднялся, подошел к моей кровати, положил руку мне на голову, и нерешительно погладил, словно утешал ребенка.
   -Не плачь.
   От этого мне еще больше хотелось плакать. Коуэн тихо добавил:
   -Все хорошо, успокойся.
   Как же хорошо, если он собрался уходить? Что в этом может быть хорошего? Коуэн укоризненно напомнил:
   -Ты сама этого захотела.
   Я повернула к нему заплаканное лицо.
   -Прости меня. Пожалуйста. Я не думала, что все так получится. Я, правда, не понимаю, что произошло.
   Какое счастье, что темно, и он не может видеть меня. И так не красавица, а с зареванными, опухшими глазами только пугать кого-нибудь. Коуэн осторожно коснулся ладонями моих щек, вытер с них слезы. И такие ласковые были у него руки, что из моих глаз снова потекли горячие капли. Коуэн аккуратно сел на мою кровать и мягко предложил:
   -Давай поговорим. Я тоже ничего не понимаю. Что произошло и для чего тебе сегодня понадобилось произносить такие странные слова. Скажи, в чем именно я провинился перед тобой? Это не холодная вода, и даже не ведром по голове. Гораздо больнее. Я даже не понял, за что. Чем я заслужил такое? Я сначала хотел уйти и больше никогда не возвращаться. И не смог. И куртка тут совершенно ни при чем. Неужели ты до сих пор ничего не поняла?
   Коуэн перевел дыхание. Голос его был тихим, и темнота была, очевидно, счастьем для нас обоих. Я подозреваю, что днем, глаза в глаза, он не отважился бы сказать эти слова. А теперь он их говорил.
   -Ты все еще не поняла, как много на самом деле ты для меня значишь? С тех пор, как я встретил тебя, у меня вся жизнь изменилась. Я не нужен был никому ни на Земле, ни на Астре. Мне показалось, что тебе я нужен. Я был счастлив от этого. А теперь ты предлагаешь мне встречаться с какой-то другой девушкой, которую я ни разу в глаза не видел. Я, по-твоему, вещь, которую можно передавать из рук в руки? У меня самого может быть собственное мнение на этот счет? Или оно тебя не интересует? Почему ты подумала, что я соглашусь променять тебя на Марту? Я ведь, может быть, всю жизнь тебя искал. Я помню, как я был в тот день зол на всех. На себя, на весь мир. Гракх предложил мне эту идею: создать дракона, чтобы попугать. И я поступил так, потому что считал, что это правильно. Что жители этого города заслужили наказание за те пакости, которые они нам сделали. А ты упала под ноги дракону. И я тогда уже все понял, в ту самую минуту. Я искал тебя потом повсюду не только из-за дракона. Ты кричала на меня, помнишь? А я стоял, смотрел на тебя и думал: мне сейчас так плохо, потому что эта девушка люто ненавидит меня, а могла бы сделать счастливым. Хотя зачем я тебе все это говорю!
   Он замолчал, сжав губы. Я с раскаянием смотрела на Коуэна. Как мне еще попросить у него прощения? Он вдруг спросил:
   -А ты знаешь о том, что ты очень красивая? Я понять не могу, почему ты все время говоришь об обратном. Кто тебе такое сказал?
   Я растерянно улыбнулась. Никто никогда не называл меня красивой. Ни разу в жизни. Привлекательными всегда считали других, я уже свыклась с мыслью, что на меня никто не обращает внимания. Коуэн повторил:
   -Ты красивая. Поверь мне хоть раз в жизни. И раз для тебя так важно, чтобы я произнес это вслух, я скажу. У меня девушка уже есть. Ты. Я так решил. Давно. В тот день, когда впервые тебя увидел. И кроме тебя, мне никакая другая девушка не нужна. Как бы ты к этому ни относилась, тебе придется с этим считаться. Мой выбор сделан, и менять свое решение я не собираюсь. Ты для меня сейчас - самый дорогой и близкий человек. Другое дело, кто я для тебя. Но это... решишь сама.
   Коуэн сидел рядом со мной на моей кровати. И теперь он просто наклонился, его губы коснулись моего лица. Мимолетно, как будто пушинка задела щеку. Я собиралась оттолкнуть его, но он сам уже отстранился. Я в отчаянии попросила:
   -Нет, не надо, Коуэн. Не надо, не будем снова ссориться.
   -Да, я помню, извини.
   Он вздохнул и ушел к себе на диван, а я отвернулась к стене. Нам обоим надо было сейчас успокоиться и хорошенько все обдумать. У меня на глаза опять наворачивались слезы. Но это были уже не слезы обиды или жалости к себе, а другие. Как будто меня до краев переполняла радость, ей было тесно во мне, и она просачивалась через глаза горячими каплями.
   Утром всегда все кажется проще. Я проснулась рано, и первой моей мыслью был вопрос: так что же, мы помирились или нет? Уходит Коуэн или остается?
   Я тихо поднялась с кровати, оделась и подошла к дивану. Коуэн спал. Так странно. Сегодня я встала раньше него. Он спал. Длинные густые ресницы оставляли тень на щеках, губы были плотно сжаты, темные волосы разметались по подушке. Я осторожно поправила сползшее одеяло. Неужели он уйдет? Нет, не может этого быть.
   Я опустилась на пол рядом с диваном и заглянула Коуэну в лицо. Оно казалось спокойным, безмятежным. Мне вдруг очень захотелось провести ладонью по его щеке, расправить спутанные волосы. Мне хотелось ласково дотронуться до него. Так же ласково, как вчера он вытирал ладонями слезы с моих щек. Мою душу переполняла волнующая нежность, от которой перехватывало дыхание. Я поднесла руку к его лицу. Но не коснулась. Я вдруг сама испугалась своего неожиданного желания. Что я делаю? Я же могу разбудить его. Какими глазами он на меня посмотрит?
   Мне стало вдруг так стыдно, что щеки заалели. Я хотела встать и уйти, но едва я сделала одно движение, Коуэн поймал меня за руку и сказал, не открывая глаз:
   -Нет, не уходи, пожалуйста.
   Вся кровь мгновенно отхлынула от моего лица, а потом снова обжигающе бросилась в голову. Значит, он не спал! Не спал, и все мои мысли были ему так же понятны, как если бы я то же самое говорила громким голосом. Он открыл глаза и виновато подтвердил:
   -Да. Но мне очень хотелось, чтобы ты это сделала. И я притворился. Я провинился, но ведь все равно я знаю, что ты об этом думала.
   Он потянул к себе мою руку и прижал ее к своему лицу. И я от смущения даже забыла рассердиться. Я стояла на коленях возле дивана, а Коуэн держал мою ладонь, прижимая ее к своей щеке. И он сможет сейчас вдруг встать и куда-то уйти насовсем, как он грозился вчера? Сможет? Коуэн улыбнулся.
   -Похож я на сумасшедшего? Нет, теперь я не уйду, даже если ты будешь меня выгонять. Даже не рассчитывай на это. А что у нас будет на завтрак? Есть хочется. Очень.

- 7 -

   После завтрака Коуэн подошел ко мне с загадочным видом и сообщил:
   -У меня есть предложение.
   Я посмотрела на него и невольно улыбнулась.
   -Какое же?
   -Давай пойдем на прогулку.
   -На прогулку? Куда?
   -За город.
   -За город?
   -Да.
   Он подошел к окну и подозвал меня.
   -Смотри. Смотри, какой день. Какое солнце. И в такую погоду сидеть в душной квартире, в четырех стенах? Это преступление!
   В Коуэне вдруг снова проснулся мальчишка. Его восторженная речь была лучшим тому подтверждением. Я не могла смотреть на него без смеха. Его широко раскрытые глаза сияли. Он был радостно возбужден и тормошил меня.
   -Немедленно соглашайся. Во-первых, свежий воздух, во-вторых, замечательная дорога с массой впечатлений. Я хочу показать тебе одно место в лесу, тебе понравится.
   Я попыталась возразить.
   -Сжалься надо мной. Я не дойду.
   -Я тебя на руках донесу. Не веришь?
   Он тут же подхватил меня на руки и закружил по комнате.
   -Коуэн! Я же просила тебя!
   -Со-гла-шай-ся.
   -Я дороги не знаю. Я сто лет не была в лесу.
   -Я знаю. Дорогу знаю я.
   -Я боюсь.
   -Медведей? Там они не водятся.
   -Нет, люди встречаются пострашнее медведей.
   -Я тебя спасу от них. Или вы, госпожа, мне не доверяете? Или я не тяну на роль защитника?
   Я с тоской спросила:
   -Это далеко?
   -Далеко. Надевай удобную обувь.
   -Коуэн, а может...
   Но он строго перебил:
   -И не возражай. Идем.
   Так Коуэн вытащил меня из дома. Я не знаю, почему вдруг это взбрело ему в голову, но он был очень доволен, когда я, наконец, согласилась. Да и я, в общем-то, была этому рада. Что-то теряешь в жизни, когда слишком долго живешь в городе, особенно в таком грязном промышленном центре, как Дорптаун. Привыкаешь дышать вместо воздуха заводским дымом и смотреть на каменные коробки домов вместо пейзажей. На маленьком рейсовом автобусе, в котором направлялись для прополки на свои огороды сердитые бабки с тяпками, мы доехали до окраины, а потом пошли пешком.
   Когда мы вышли за пределы города и из виду исчезли не только дымящие трубы, но и последние приметы человеческого жилья, меня вдруг охватило необычайное чувство радости. Я уже и забыла, что после дождя воздух должен пахнуть цветами, а не мокрым асфальтом. Этот быстрый солнечный дождь застал нас на открытой дороге среди полей. На совершенно чистое небо набежала маленькая тучка, из которой на сухую землю упало сначала несколько крупных капель, оставивших на дорожной пыли темные следы, а потом полил шумный и сильный дождь. За одну минуту мы промокли до нитки. Коуэн подставлял ладони струям воды и счастливо смеялся. Я тоже смеялась, глядя на него. Мне вдруг стало так легко, так хорошо, словно этот дождь смыл все то, что накопилось за много лет. Темные, тоскливые мысли, суетность какую-то, раздражительность и усталость.
   Я чувствовала себя такой беззаботной, какой можно быть только в детстве. Мне хотелось бегать, смеяться и совершать глупости. Я скинула свои туфли и побежала по мокрой траве. Коуэн хотел поймать меня, но я уворачивалась от его цепких рук. Мне не было дела до того, что платье мое вымокло и ноги по щиколотку в грязи. Я смеялась, когда смотрела на Коуэна. Он был неузнаваемый и забавный с мокрыми волосами. Глаза его, и без того большие, казались теперь огромными. Он хохотал, запрокидывая лицо вверх и подставляя его упругим струям. Дождь лил при солнце, и оно слепило глаза.
   Дождем этим очистилась природа, и словно очистились мы сами. Когда он кончился, на небе появилась огромная радуга, необыкновенно яркая на фоне темных туч, уходивших все дальше за горизонт. Казалось, что она висит прямо над нами, но пройти под этой высокой аркой нам никак не удавалось. Я и Коуэн - мы оба были мокрые с головы до ног. Солнце после дождя стало очень горячим, от одежды парило. Даже это сейчас нравилось мне.
   Мы долго шли между полей. Воздух все больше накалялся, стало жарко. Лето, видимо, вспомнило о своих правах и решило наверстать упущенное. Если бы не ветерок, обдувавший время от времени это бескрайнее пространство, было бы совсем как в тропиках. В небе звенел жаворонок. Он висел где-то очень высоко, и я ничего не видела, пока Коуэн не показал мне крохотную черную точку на бледно-голубом фоне. Небо казалось очень высоким и светлым, без единого облачка, как будто кто специально помыл и почистил его. У дороги мы увидели норку, и Коуэн сказал, что это суслик. Здесь, за городом, Коуэн чувствовал себя гораздо увереннее меня, и мне было даже немного стыдно. Словно не я, а он родился и вырос на Земле. Интересно, сколько он здесь уже находится? Не слишком долго, вероятно, а знает о Земле даже больше, чем я. Коуэн в ответ на это снисходительно улыбнулся.
   -О каких глупостях ты думаешь. Этого не может быть. Да, я знаю кое-что об этой планете. Перед любой внеастральной экспедицией в обязательном порядке для экипажа проводится ознакомительный курс по территории, на которую предстоит высадка. И все равно я не могу владеть этой информацией лучше человека, который здесь родился. На Земле я уже ровно год. Ваш год, земной, неделю назад было то число, когда мы сюда прилетели. Двадцать седьмое июня. И за это время узнал о самой Земле и человеческом обществе, ее населяющем, в несколько раз больше, чем может дать самый подробный вводный инструктаж.
   Неделю назад? Я посчитала в уме. Это было как раз накануне того самого дня, когда в Дорптауне появился дракон. И когда мы с Коуэном познакомились. Надо же - только неделя прошла. А кажется, что мы знаем друг друга очень давно. Я заинтересовалась:
   -Коуэн, расскажи, как ты здесь жил этот год. Вы все время были где-то поблизости, возле Дорптауна?
   -Нет. Возле Дорптауна мы стояли два месяца, пока пилоты приводили в порядок энергоблок. А до этого мы побывали во многих местах, в разных частях Земли. Я выучил еще два языка. Мне ведь нужно было выполнить свое задание.
   -Сколько всего языков ты знаешь?
   -Девять, не считая родного. Немного. Я ведь филолог, специалист, я же говорил. Мой отец знал двадцать три языка.
   Я усмехнулась. Да, действительно немного. Но теперь понятно, почему он так легко овладел чужой речью и говорит сейчас совсем без акцента. Специалист. Получается, что он на Земле выполнял работу совершенно не по своему профилю?
   -Да, это точно. Я учился в Содийском университете гуманитарного развития на филологическом факультете. Социология у нас в учебном плане, конечно, была. Но это не профильный предмет, углубленно я такими вопросами никогда не занимался. А теперь пришлось осваивать практически. Но знаешь, как это, оказывается, интересно - наблюдать за людьми? Я сначала осваивался на новом месте, присматривался. Потом старался устроиться куда-нибудь на работу. Не потому, что это действительно было необходимо, а для того чтобы ближе с кем-нибудь познакомиться. Все принимали меня за обычного человека. Я не люблю форму, почти никогда ее не надеваю, мне нравится ходить в земной одежде. Поэтому никто никогда не догадывался, кто я на самом деле.
   Коуэн вдруг замолчал, а затем добавил совсем другим тоном:
   -И в Дорптауне тоже никто не узнал бы о нашем присутствии, если бы я не совершил такую невероятную глупость, как дракон.
   Я посмотрела на его сразу потемневшее лицо и мягко попросила:
   -Давай мы не будем больше говорить о драконе. Мы забыли про него. Многое изменилось с тех пор, и ты сам изменился.
   -Я изменился? Не знаю. - Коуэн с сомнением покачал головой. - Просто мне сейчас очень спокойно. Такого давно не было в моей жизни, даже на Астре. Меня не покидает сейчас странное ощущение, будто меня выбросило на обочину какой-то дороги. Сижу и чего-то жду. Движение по замкнутому кругу прекратилось.
   Дальше мы пошли молча, у Коуэна совершенно пропало желание продолжать разговор. Но я не тревожила его. Захочет он еще о чем-нибудь рассказать - сам расскажет.
   Впереди показался лес. Дорога огибала поле и поворачивала влево. Когда мы дошли до первых деревьев, Коуэн остановился. Я думала, что он забыл, куда идти дальше. Перед нами сплошной стеной росли высокие кусты. Но Коуэн, постояв секунду, вздохнул и уверенно раздвинул листья.
   -Нам сюда.
   Мы пошли через густые заросли, цепляясь одеждой за сучки и царапаясь о ветки. Я шла за Коуэном, свято доверяя его способности ориентироваться. У меня эта способность была утрачена полностью: я могла заблудиться в городском парке. Но через минуту мы уже вышли на дорогу. Она была едва заметной, заросла травой, и видно было, что по ней давно уже никто не ездил. И сразу мы словно попали в другой мир. После жаркого, открытого пространства полей - в тень и прохладу леса.
   Было удивительно тихо, слышался лишь отчетливый сухой стук дятла и птичий пересвист. Справа и слева вверх уходили толстые и стройные стволы, а весь лес был пронизан солнечным светом. Лучи, как длинные тонкие стрелы, пробивали листву и веером расходились между деревьями. На траве и ветвях дрожали солнечные пятна.
   Вскоре впереди показалась преграда: на дороге лежало поваленное дерево, то ли подрубленное кем-то, то ли само рухнувшее от старости. Оно было высохшее, с ободранной кое-где корой, и упиралось в землю толстыми сучьями. Когда мы подошли к нему, Коуэн спросил:
   -Устала?
   Голос его был заботливым, даже ласковым. Я лишь слабо улыбнулась в ответ. Он расчистил мне место, стряхнув со ствола кусочки коры и мелкий сор.
   -Садись, давай отдохнем немного.
   Я села, потому что действительно чувствовала себя уставшей. Я даже предположить не могла, что придется настолько далеко идти. Хорошо, что я догадалась взять с собой бутерброды и немного воды, теперь мы могли перекусить. Коуэн сел рядом.
   -Мы уже прошли большую часть пути, немного осталось. Хотя, пожалуй, я действительно чуть-чуть не рассчитал. Мне всегда представлялось, что это ближе, я быстрее преодолевал это расстояние, когда шел один.
   -Шел или все-таки летел? Надеюсь, нам не придется ночевать в лесу?
   -Нет, что ты. Мы успеем вернуться до того, как стемнеет.
   -Тогда идем.
   Я легко спрыгнула со ствола. Мы пошли дальше. Теперь мы свернули с дороги и шли по мягкой хвое. Вокруг в лесу были только сосны. Они стояли ровными рядами, как солдаты в строю, одинаково со всех сторон. От дороги мы отошли всего на несколько десятков метров, но ее уже не было видно. И я даже не знала, в какую сторону нужно идти, чтобы вернуться назад. Я остановилась и стала растерянно осматриваться вокруг. Вот было бы замечательно, если бы мы заблудились в этом лесу. Коуэн спросил:
   -Страшно?
   Я честно созналась:
   -Да.
   На самом деле в моей душе была очень сильная тревога. Я, городская жительница, избалованная асфальтом и прямыми улицами, в естественной природной среде чувствовала себя абсолютно беспомощной. Коуэн ободряюще улыбнулся.
   -Не бойся, я хорошо знаю дорогу.
   Он взял меня за руку. Его ладонь была крепкой и удивительно теплой. И от этого мои щеки мгновенно залила жаркая волна. Но я не стала отнимать руку. Коуэн вопросительно посмотрел на меня.
   -Я опять сделал что-то не то?
   Я отрицательно покачала головой. Понемногу я уже начинала привыкать к его прикосновениям. Мы пошли дальше. Коуэн действительно знал дорогу: он был уверен и спокоен. И вскоре это его спокойствие передалось и мне. Я тоже стала чувствовать себя уверенней, потому что он был рядом.
   Мы шли по сухому и светлому сосновому лесу. Величественные деревья поднимались вверх стройными колоннами и создавали настроение торжественности и покоя. Такое настроение бывает в пустынном храме: ощущение высоты и простора, рассеянный свет, льющий из купола и тишина. Тишина именно церковная, строгая, величавая, серьезная. Мне хотелось сказать что-нибудь. Казалось, что прозвучит гулкое эхо, как под высокими каменными сводами. Но я молчала, Коуэн тоже. Он о чем-то задумался, глядя себе под ноги. Он так и не выпускал мою руку с тех пор, как взял ее, но меня это уже не смущало. Мне казалось, что так и надо.
   Наконец, вдалеке засветлело, деревья стали расступаться, дорога пошла под уклон. А потом лес неожиданно кончился, мы вышли на открытый участок. Здесь был высокий обрыв, земля с сухим шорохом осыпалась под ногами. Внизу был овраг, его склоны поросли кустарником, когда-то очень давно по этому месту, видимо, протекала река. А теперь это была просто живописная зеленая долина, заросшая травой. Мы стояли и с высоты смотрели вниз. Вид, действительно, открывался чудесный. Причудливые изгибы оврага позволяли видеть далеко перед собой. До самого горизонта были холмы, по ним уступами поднимались деревья, вдалеке они казались почти синими. А дальше, где-то очень далеко отсюда, были горы. Я тихо сказала:
   -Красиво, правда?
   Коуэн задумчиво глядел перед собой.
   -Да, красиво.
   -Это то место, которое ты мне хотел показать?
   -Нет. Нам совсем недолго осталось идти. Там тоже очень интересно, тебе понравится. Я не случайно его выбрал.
   -Выбрал?
   -Да, выбрал, когда мы искали стоянку для корабля.
   Я быстро повернулась к нему.
   -Так там была ваша стоянка?
   -Да, это место, где находился звездолет. Довольно далеко от города и маловероятно, что кто-нибудь обнаружит корабль случайно. И оно мне понравилось, там действительно хорошо. Замечательно, что на Земле еще остались такие живописные места. Иначе мне было бы намного тяжелей находиться здесь так долго.
   Наконец-то я узнала истинную причину такой далекой прогулки. Коуэн хотел показать мне место, где стоял корабль пришельцев. С меня усталость как рукой сняло. Мы спустились в овраг. Теперь под ногами у нас была трава, цветы какие-то, названий которых я по своему невежеству не знала, то и дело встречались невысокие кустики с мелкими зелеными ягодами. Коуэн снова взял меня за руку, чему я только снисходительно улыбнулась.
   Мы шли по лугу, я смотрела на Коуэна и думала. Известие, что сегодня я увижу место, где совсем недавно стоял корабль пришельцев, взволновало меня. Несмотря на то, что Коуэн морщится, когда я произношу это слово мысленно или вслух, правда остается правдой. Это корабль, на котором прилетели люди, живущие на другой планете. На Астре. А я ведь очень мало знаю о ней. Практически ничего не знаю. И ничего не знаю о Коуэне. Как он жил раньше? Какой была его семья? Я не решалась спрашивать, а сам он про это ничего не говорил.
   Вскоре перед нами появилась река. Именно здесь находилось ее теперешнее русло. Река была неширокая и неглубокая, с чистой прозрачной водой, через которую просматривалось дно. Берег был усеян мелкими темными камешками, вода с тихим журчанием катилась по камням. На другой стороне в воду опускались ветви деревьев с узкими серебристыми листьями, а дальше опять был холм, поросший лесом. Мы остановились. Пора было снова сделать передышку. Недалеко от берега я увидела пригорок, мы расположились на нем. Коуэн сорвал стебелек травы и стал вертеть его в своих тонких длинных пальцах.
   -Рина, у меня нет от тебя никаких секретов, ничего такого, о чем я не мог бы или не хотел бы тебе рассказать. Но я ведь не знаю, что тебе интересно. Если бы ты спрашивала, я просто отвечал бы на твои вопросы. Но ты ведь не спрашиваешь.
   -А можно? Ты не обидишься?
   -Можно. Мне очень приятно, когда ты интересуешься, кажется, будто это важно для тебя.
   -Тогда расскажи о ком-нибудь, кто для тебя дорог на Астре. Я хочу знать, какие люди там тебя окружают.
   -Кто? Пожалуй, только Марк. Больше никого нет.
   -Расскажи о Марке. Он много для тебя значит?
   -Да. Это самый важный для меня человек после отца. И это единственный человек, который относился ко мне так же, как отец, с пониманием.
   Коуэн помолчал, сорвал еще травинку.
   -У Марка три года назад сын погиб в автомобильной катастрофе. Кир был старше меня на год. Мы виделись довольно часто, но друзьями не были. Он был другой. Другие мысли, другие взгляды, интересы. Думаю, что он сумел бы лучше приспособиться к жизни. Нам иногда было сложно общаться. Он был эстет, и в то же время уже как бы не эстет. Такое бывает. Переходная ступень. Но Марк очень сильно любил его. После гибели Кира у Марка стало сдавать сердце, он сразу очень заметно постарел тогда. Они с Киром жили далеко от нас, чуть ли не в другой части Астры. Но теперь он стал постоянно бывать в нашем доме. Сейчас я понимаю, что ему просто очень одиноко было одному, без Кира. Он много времени проводил со мной. Наверное, я напоминал ему сына. А потом он заменил мне отца. Насколько это вообще было возможно.
   Коуэн снова помолчал.
   -Когда в прошлом году Марк провожал меня с Астры, он просто пожелал мне счастливого пути. И подумал: "Удачи тебе. Не забывай, что тебя здесь ждут". А Гракх теперь скажет ему, что я погиб на Земле, выполняя задание, которое Марк сам мне дал. Я как подумаю об этом, во мне все переворачивается. Я вернусь на Астру хотя бы ради того, чтобы Гракх не избежал Разбирательства. У Марка и так сердце никуда не годится. Мой отец умер от сердечного приступа. Если с Марком что-нибудь произойдет, я никогда этого не прощу ни Гракху, ни себе. У меня больше никого нет на Астре.
   -Никого? А твоя мама? Ты ни разу не упомянул о ней за все время. Об отце ты говорил, о Марке, о Кире. А мама?
   -Моя мама умерла, когда мне было два с половиной года. Я совсем не помню ее.
   Я растерянно повторила:
   -Умерла? Прости. Но почему?
   -Это было, когда у власти находился блок Фрондайна. Отец остался без работы, денег на лекарства не было, врачу тоже нечем было заплатить. А без денег никто лечить не будет. Тем более жену эстета.
   -А почему твой отец потерял работу?
   -Ему сказали, что это штатное сокращение, неприятная необходимость в период кризиса. Уменьшилось финансирование, поэтому нужно уволить нескольких сотрудников. Но на самом деле, как я сейчас понимаю, отец просто очень сильно кому-то мешал. Эстетов нельзя открыто преследовать, нельзя убивать. На этот счет очень строгие законы на Астре, у нас особый юридический статус. Наказание за подобные действия во много раз более жесткое, чем в отношении остальных людей. Но эстеты очень неудобны для тех политиков, которые рвутся к неограниченной власти. На эстета можно воздействовать только косвенно. Например, закрыть кафедру в университете. Я никогда не поверю, что у государства нет средств на содержание в крупнейшем на Астре учебном заведении еще одной, искусствоведческой, кафедры.
   Коуэн снова помолчал.
   -Так мой отец остался без работы. Подрабатывал, где только мог, чтобы семья не умерла с голоду. Талантливый ученый, специалист с мировым именем грузит мусорные бачки. Он нигде не мог найти работу по специальности. Везде, куда он ни обращался, ему отвечали: нет, нам не нужны историки, филологи, искусствоведы. Специалисты по мировым языкам тоже не нужны. Зачем? Электронный переводчик технической литературы прекрасно справляется со своим делом. А древние тексты - кому они нужны? В наше-то время, когда прохожий на улице, даже подумав, не может сказать, кто такой Мюэнс. Денег, которые отец зарабатывал, едва хватало, чтобы свести концы с концами. Поэтому, когда мама заболела, пригласить врача было не на что. Он потом всю жизнь винил себя в ее смерти, хотя и знал, что при этом заболевании люди выздоравливают редко. Даже те, у кого очень много денег.
   -Он, наверное, очень любил ее?
   Коуэн улыбнулся.
   -Да, в этом смысле мой отец был счастливым человеком.
   -А что было дальше? Как вы жили потом?
   Он вздохнул.
   -Потом? Блок Фрондайна потерпел поражение на выборах. К власти пришел человек, который к эстетам относился терпимо и признавал полезность науки, даже если она и не приносит очевидной прибыли. Отец получил значительное влияние в высших кругах власти, и мы переехали в новый дом. Сама по себе политическая карьера для отца не имела большого значения, но она давала возможность заниматься любимым делом. В университете его, конечно, сразу же восстановили в должности. Я учился, строил фантастические проекты преобразования мира и предавался несбыточным мечтам. До тех пор, пока у отца не случился очередной сердечный приступ.
   Коуэн оглянулся по сторонам.
   -Идем, а то уже поздно. Мы так не дойдем до места.
   Речка была не слишком широкой, и, наверное, ее легко можно было бы перейти вброд. Дно было хорошо видно. Но меня перспектива купания в холодной воде, честно говоря, совсем не радовала. Я в нерешительности остановилась, глядя на воду. Коуэн, заметив мое замешательство, велел:
   -Руку!
   Я дала ему руку, и мы через несколько секунд были уже на другом берегу, за деревьями. Поднявшись на холм, я остановилась. Лес здесь опять стал реже, внизу была большая зеленая поляна с разбросанными кое-где по ней огромными валунами. Одинокие деревья росли по краям, а в середине находилась большая, ровная, покрытая травой лужайка. Справа и слева возвышались холмы, поросшие соснами. Место казалось довольно уединенным, скрытым от лишних глаз. Я оглянулась.
   -Коуэн, это здесь?
   -Да. Ну, как? Нравится?
   -Еще бы.
   У меня снова поднялось настроение. Вспомнив неожиданно свой недавний сон, я раскинула в стороны руки и побежала вниз по склону, словно пытаясь взлететь. Под моими ногами по земле катились камешки.
   Я не ожидала, что произойдет через несколько мгновений. Когда я была уже в самом низу, нога моя внезапно за что-то зацепилась. Это был не камень, скорее, корень, торчащий из земли, или, может быть, проволока. В суставе хрустнуло, и в глазах у меня потемнело от мгновенной резкой боли. Я не упала, чудом удержав равновесие, но все-таки опустилась на корточки и зажала рукой щиколотку. В следующую секунду Коуэн был уже возле меня. В огромных глазах такая тревога, что я даже улыбнулась. Он опустился на колено рядом со мной.
   -Что случилось? С ногой что-то? Давай посмотрю.
   Мне было очень приятно, что он так испугался из-за меня, но мой страх уже совершенно прошел. Я быстро выпрямилась и беззаботно спросила:
   -Что, поверил? Хорошо я тебя напугала? Ничего не случилось.
   Он с сомнением посмотрел на меня снизу вверх.
   -Ты обманываешь? Действительно ничего?
   Я как можно искреннее засмеялась.
   -Я тебя просто разыграла. Мне хотелось посмотреть, испугаешься ты за меня или нет. Ведь приятно, когда за тебя волнуются, правда?
   Коуэн вздохнул и тоже поднялся с земли.
   -Ну и шутки у тебя! Рина, я не понимаю, как можно этим шутить. Я бог знает что подумал.
   Я оглянулась по сторонам, делая вид, что не замечаю, с каким упреком Коуэн на меня смотрит.
   -Значит, здесь стоял ваш корабль?
   -Да, вот здесь, смотри... - Он подошел к одному из участков земли, где не было травы, она была словно взрыта каким-то острым предметом. - Вот здесь стояли опоры.
   Я удивленно посмотрела вокруг. Мы были на зеленой полянке, заросшей густой травой. Лишь в пяти местах строго по кругу чернели свежей почвой следы от опор инопланетного корабля. Каждый был размером с ямку от обычной лопаты.
   -А почему же не видно обгоревшей земли? Я почему-то считала, что когда космический корабль взлетает, из выхлопных труб вылетает огонь.
   -Нет, это вовсе не обязательно. У наших звездолетов нет выхлопных труб. Двигатели работают, используя несгораемые источники энергии. Наши корабли имеют совершенно другую конструкцию, значительно отличаются от ваших. И внешне, кстати, нисколько не напоминают тарелку, хотя форма, конечно, обтекаемая. Но это закон аэродинамики, он соблюдается для всех физических тел, имеющих большую скорость в пространстве.
   Я почувствовала, что сказала какую-то совершеннейшую глупость. Коуэн стал вдруг очень серьезным.
   -Да бог с ним, со звездолетом. Рина, я должен с тобой поговорить. Мне хочется продолжить наш вчерашний разговор, я вчера не все сказал, что собирался. Это касается наших отношений и...
   Я торопливо мотнула головой и поднесла палец к губам. Есть темы, на которые я теперь просто боялась разговаривать с Коуэном. Достаточно вчерашнего разговора, чтобы понять, что вопрос надо закрыть. Хватит объяснений. Мы друзья и все. Не нужно ничего усложнять. Коуэн неохотно согласился:
   -Хорошо, как скажешь.
   Он вздохнул и пошел на другой край поляны, сел на большой камень. Я сцепила руки за головой, подняла глаза и начала смотреть в небо. В воздухе чувствовался вечер, стало немного прохладнее. На небе появились облака, оно побледнело и стало казаться еще выше. У меня на руке не было часов, но все равно было понятно, что уже достаточно поздно, и засветло домой мы, конечно, не доберемся. Но сейчас это почему-то меня совсем не беспокоило. В моей сумке оставалось еще несколько бутербродов и вода, можно было подкрепиться. Когда мне удастся побывать на природе в следующий раз? Коуэн, похоже, снова немного обиделся на меня, но сейчас это тоже не казалось серьезной проблемой.
   В нескольких шагах от меня был большой камень. Я хотела подойти к нему и сесть, но как только я сдвинулась с места, поморщилась от боли. Нога, про которую я уже забыла, потому что она не давала о себе знать, пока я стояла неподвижно, теперь напомнила о своем существовании. И так напомнила, что я скрипнула зубами, чтобы не застонать. Вот это было по-настоящему плохо. Мне представился путь до дома. Сколько километров предстоит идти пешком? Не меньше десяти, наверное. Или даже больше. Надо у Коуэна уточнить, сколько отсюда до Дорптауна. Он, видимо, не один раз проделывал этот путь. Но лучше не спрашивать. Как только я заикнусь про расстояние, он сразу воспримет это как упрек. Я ничего не стала говорить ему о ноге, чтобы не расстраивать. Не надо навешивать на него еще одну вину.
   Я сделала несколько шагов, стараясь приспособиться к боли. Если ставить ногу чуть набок, то ничего не чувствуется и можно идти, почти не хромая. Это было очень важно - не хромать. Я думала о том, что Коуэн, наверное, рассердится, когда поймет, что я его обманула, поэтому хотела сделать так, чтобы он ни о чем не догадался. Я дошла до камня и села на него, вытянув больную ногу. Камень за день нагрелся от солнца и был почти горячим. Коуэн подошел и опустился рядом на землю. Он молчал и смотрел на меня. Потом протянул руку и провел кончиками пальцев по моей руке. Я невозмутимо достала бутерброд и отдала ему. Что-то мне подсказывало, что он снова сейчас заговорит о том, что мне совершенно не хотелось обсуждать, поэтому я поспешила заранее сменить тему.
   -Ты скучаешь по Астре?
   Коуэн грустно усмехнулся.
   -Конечно. Это моя родная планета. Я родился и вырос на ней. И никогда раньше ее не покидал. А теперь уже целый год не был.
   -А когда ты собираешься с ней связаться?
   -Через двадцать три дня.
   Он чуть слышно вздохнул.
   -А как? У тебя есть какой-то передатчик?
   -Нет. Все приборы находились в звездолете, а у меня с собой - только вот это.
   Он достал из-под футболки серебристый овал на тонкой цепочке и, сняв с шеи, подал мне. Я осторожно стала разглядывать змейку и буквы. Я уже видела на Коуэне эту вещь и подумала тогда, что это амулет. А что это на самом деле? Коуэн объяснил:
   -Это излучатель, настроенный именно на мой биологический импульс. Такими игрушками обязательно снабжается каждый член экипажа, чтобы его легко можно было найти в чужом месте. Ну и сам я могу послать сигнал в случае необходимости. Здесь вмонтирован миниатюрный источник энергии. Мощность, конечно, ничтожная, рассчитанная всего на десяток километров, но если найти хороший усилитель, с его помощью можно будет послать сообщение даже на Астру. Это моя единственная надежда.
   -А что здесь написано?
   -"Будь добрым, будь мудрым, и счастье само отыщет тебя". Это строчка из стихотворения одного из древних поэтов Астры. Змея олицетворяет мудрость.
   Я еще раз взглянула на серебристый овал и протянула его Коуэну. Он снова надел цепочку на шею. Уже заметно вечерело. Солнце садилось за холм, долина покрылась длинными тенями, и я вдруг спохватилась.
   -Коуэн, ты же обещал, что мы будем дома до темноты. Уже поздно и... холодно.
   Я зябко передернула плечами. В открытом легком платье на свежем воздухе стало не слишком приятно. Звенели комары. Днем их не было видно, наверное, прятались от жары. Коуэн подал мне руку.
   -Да, уже пора, идем.
   Я встала, опираясь на его руку и предусмотрительно не наступая на больную ногу. В глазах Коуэна отразилось удивление, но он ничего не сказал.
   Путь назад был гораздо труднее. Сюда мы шли в основном по прямой или под горку, а теперь приходилось идти в гору. Сначала мы поднимались на холм. Каждый шаг давался мне тяжело, я оберегала ногу и в то же время старалась не хромать. Чтобы не думать о боли, скручивающей сустав, я говорила о каких-то пустяках. Но Коуэн, казалось, совсем не слушал меня. Он лишь поглядывал на меня время от времени, и взгляд его становился все более озабоченным. Наконец, он прямо спросил:
   -Что с тобой? Нога болит?
   Но я покачала головой и виновато улыбнулась.
   -Нет. Просто я устала немного, извини.
   Наконец, мы взобрались на холм и стали спускаться к реке. Солнце осталось по ту сторону холма, здесь было совсем уже темно. Лишь небо светилось лазурью и золотом закатных облаков. Деревья внизу, у реки, казались совершенно черными, а воды почти не было видно. Река угадывалась по журчанию воды и плеску волн. Под горку идти было легче, и я почти не хромала. Но когда мы подошли к самой воде, Коуэн сказал:
   -Я перенесу тебя через реку, и там посмотрю, что у тебя с ногой.
   Я не успела даже возразить, он подхватил меня одной рукой под колени, другой - за спину и легко перелетел на другой берег. Здесь он бережно поставил меня на землю. И тогда я осторожно поинтересовалась:
   -Зачем тебе что-то смотреть? Со мной все в порядке.
   -Ну конечно. Все в порядке. Ты идти не можешь. "Устала я немного". Рина, я не понимаю, для чего ты меня обманываешь. Я ведь знаю, что ногу ты все-таки повредила.
   Я виновато молчала.
   -Хорошо, я не буду сейчас ничего смотреть, я сделаю по-другому.
   Глаза у него были сердитыми и решительными. Он снова поднял меня на руки.
   -И только попробуй что-нибудь сказать!
   -И что тогда будет?
   Я не могла сдержать улыбки. Коуэн разговаривал со мной таким тоном, словно он мой взрослый старший брат, а я маленькая девочка.
   -Нет, ты хуже маленькой. Ну, как можно!
   Я обняла его за шею и прижалась головой к его плечу. Коуэн хотел сказать что-то еще, но тут сразу умолк и только робко дотронулся губами до моих волос.
   -Пойми, я ведь очень беспокоюсь о тебе.
   -Я знаю.
   Коуэн вздохнул и пошел вперед. Шел он быстро, гораздо быстрее, чем мы проходили здесь днем. Овраг казался сейчас глубоким, темным и страшным. Тени от холмов покрывали его, и цветов уже не было видно. Не знаю, как Коуэну удавалось не потерять нужное направление. Довольно скоро он точно вышел к тому обрывистому склону, откуда мы днем осматривали местность. Чтобы спуститься с этого холма, нам пришлось много обходить, выбирая удобный путь. Но теперь, в темноте, было невозможно отыскать ту самую тропинку, и Коуэн шепнул мне:
   -Не бойся и держись крепче.
   Он мягко оттолкнулся от земли и полетел вверх. Обрыв был высоким и крутым, у меня упало сердце, я сильнее ухватилась за Коуэна. Когда он приземлился, я испуганно оглянулась и посмотрела вниз. Дна почти не было видно. Сейчас высота обрыва казалась значительно больше, чем днем. Я встревожено спросила:
   -Ты устал?
   Коуэн молча покачал головой, но мне показалось, что он обманывает меня. Я дернулась.
   -Дай, я сама пойду, отпусти меня.
   Но он только крепче прижал меня к себе.
   -Нет.
   Мы снова были в густом сосновом лесу. Солнце окончательно скрылось, и темные стволы деревьев казались теперь мрачными. Стали слышны какие-то звуки, которых я не замечала днем. Кричала ночная птица тоскливым голосом, словно плакала, трещали ветки, и на землю сыпалась хвоя. У меня на душе было тревожно. Я никогда раньше не была в лесу так поздно. Вспоминались почему-то слова Коуэна, что в этих местах медведи не водятся. Почему он в этом так уверен? Ночь подбиралась незаметно, и так же незаметно наполнял меня страх. Коуэн шепнул мне:
   -Не бойся, ведь я с тобой.
   Да, он был со мной. Я чувствовала теплоту его крепких рук и видела его глаза, устремленные на меня. Я могла бы не бояться. Но как только мой взгляд обращался в глубину темного леса, мне становилось не по себе. Этот страх стал понемногу проходить только тогда, когда Коуэн вышел к поваленному дереву. Я вздохнула с облегчением, снова поразившись, как хорошо Коуэн ориентируется в лесу даже ночью. Очевидно, он действительно не раз и не два проходил этой дорогой, и мог пройти теперь по ней даже с закрытыми глазами. Это придало мне немного уверенности.
   Коуэн аккуратно посадил меня на ствол дерева, а сам прислонился к нему спиной. Он устал, теперь я хорошо видела это. И почему ему пришло в голову нести меня на руках такое огромное расстояние? Хотя, конечно, если бы я сама шла пешком, то к этому времени мы, наверное, доковыляли бы только до обрыва. Но Коуэн устал, и нам нужно было немного отдышаться.
   Пока мы отдыхали, в лесу стало совсем темно. Черные стволы сосен высокой стеной уходили в обе стороны просеки, над головой было темно-синее небо, на нем уже начали зажигаться звезды. Я смотрела на них, запрокинув голову, и вдруг сердце мое запрыгало.
   -Коуэн, что это?
   Я настороженно прислушалась. Звук, который доносился издалека, был совершенно не похож на звуки ночного леса. Это был, судя по всему, треск мотоцикла. И он быстро приближался.

- 8 -

   Я обеспокоено вглядывалась в глубину темного коридора, по которому проходила дорога, но ничего не было видно. А звук между тем становился все ближе. Скоро он раздвоился, стало ясно, что это не один мотоцикл, а несколько, по меньшей мере, два. Откуда здесь, в лесу, на заброшенной дороге могли появиться мотоциклы? Ночью?
   Коуэн помог мне спрыгнуть со ствола. Я неудачно приземлилась на больную ногу и тихо ойкнула, присев на корточки. Коуэн подавил вздох.
   -Твоя нога. Надо было мне сразу посмотреть, теперь уже поздно. Ты можешь идти сама хотя бы немного?
   Вместо ответа я сделала несколько шагов. Боль оставалась, но была вполне терпимой. Немного хромая, я пошла вперед, и Коуэн снова взял меня за руку. Треск мотоциклов приближался. Этот сухой отрывистый звук казался очень неприятным в вечерней тишине леса. Темные стволы сосен плотно окружали нас со всех сторон. Было жутко, я ближе прижималась к Коуэну. А он спокойно говорил:
   -Ты зря испугалась. Это, наверное, лесничий осматривает свое хозяйство. Я видел пару раз этого типа. С косматой бородой и ружьем за спиной. В темноте легко можно принять за лешего.
   На мотоцикле? Ночью? Осматривает хозяйство в глухую темень? Днем это нельзя, конечно, сделать? Было слишком очевидно, что Коуэн просто пытался меня успокоить. Вскоре перед нами замелькали светлые пятна от фар. Через несколько секунд они показались. Молодые стриженые парни в кожаных куртках. Их было четверо на трех мотоциклах. У меня задрожали колени. Встреча ночью в лесу с такими людьми не предвещала ничего хорошего. Я потянула Коуэна за рукав, и мы отошли на обочину дороги. Я так надеялась, что нас не заметят, проедут мимо! Стало уже довольно темно, и деревья сливались в одну сплошную стену. Но на этом темном фоне белая футболка Коуэна и мое светлое платье казались еще ярче, словно светились в темноте. Коуэн обнял меня за плечи, прижал к себе.
   -Не бойся, все будет в порядке.
   Я была так напугана, что мне даже не пришло в голову отстраниться. Меня ослепил свет фар. Я подняла руку, защищая глаза. Три мотоцикла с ревом проехали мимо, но через несколько секунд раздался звук тормозов и растерянная брань. Дорога была перегорожена поваленным деревом, и убрать помеху не представлялось возможным: сучьями и корнями этот ствол надежно цеплялся за соседние деревья. Очевидно, мотоциклисты не знали того, что выехать по этой дороге нельзя. Им оставалось только развернуться, что они и сделали. И на нас с Коуэном снова упал сноп света. На этот раз нас заметили.
   Мотоциклы урчали в нескольких метрах от нас. Один из парней то и дело газовал и крутился на месте, из-под колес его мотоцикла во все стороны летела земля. А остальные рассматривали нас. Фары двух мотоциклов были направлены нам в лицо и слепили глаза. Ухмыляющийся голос протянул:
   -А кто тут у нас? Детки.
   Другой с притворным сочувствием заметил:
   -Заблудились? Ай-я-яй. Разве можно в лес без старших ходить? В лесу волки могут скушать.
   Остальные засмеялись. Я испытывала не только страх, а какое-то омерзение, словно меня коснулось отвратительное насекомое с тонкими паучьими лапками. Я видела серые, землистые лица и взгляды равнодушных людей. А особенно страшным мне показался один из них, с выкрашенным в белый цвет гребнем на голове. Было понятно, что среди этих парней он главный. И мотоцикл у него был явно самый дорогой, выглядел мощнее и навороченнее, чем у остальных. Крашеный долго смотрел на меня оценивающе и, наконец, сказал негромко:
   -Тебя, Гриб, наказать бы надо за то, что завел нас, как Сусанин. Да уж не буду. Смотри-ка, девочка какая хорошая. Гляжу я на нее и думаю. Может, мы ее до дома довезем? Может, она короткую дорогу знает? Тыря, как считаешь?
   Тот парень, который выделывал круги на мотоцикле, послушно подъехал к остальным. С минуту он тоже изучающее разглядывал меня, а потом выдал:
   -Сойдет. Только боюсь, ее дружок возражать начнет.
   -Нет, мальчика мы с собой брать не будем. Мальчик пусть сам добирается.
   Он доброжелательно посмотрел на Коуэна и ласково предложил:
   -Ну что стоишь? Катись подобру-поздорову. И скажи спасибо за мою доброту. Что смотришь? Катись, пока я не передумал. Тыря, дай ему пинок под зад, чтобы увеличить скорость.
   Я с ужасом взглянула на Коуэна. Он казался очень спокойным. Только выпрямился, глаза сузились, стали непроницаемыми, словно покрылись льдом, губы сжались в тонкую черту. Он стал похож на остро заточенный клинок, обнаженный для боя.
   -Мне жаль вас.
   Он сказал эти слова так, что холодок пробежал у меня по спине. Рядом со мной сейчас снова стоял Предводитель, человек, который держал в повиновении отряд вооруженных озлобленных людей. Взрослых мужчин, которые его по-настоящему боялись. Теперь его холодный взгляд был направлен в лица ухмыляющихся подонков. А они ничего не понимали. Они не знали того, что чудовищного дракона, ужаснувшего несколько дней назад весь Дорптаун, создал именно этот невысокий тонкий мальчик. И что эстета лучше не выводить из себя. И я сама вдруг поняла - их действительно можно пожалеть. Крашеный развязно и несколько удивленно констатировал:
   -Смотрите, птенчик-то трепыхается. Пора ему крылышки подрезать, гонор сбить. Хотел я по-хорошему, да не получается. Ой, не знаешь ты, с кем связываешься.
   Коуэн высокомерно усмехнулся, смерив взглядом своего противника.
   -Это имеет какое-нибудь значение? Я сказал: мне вас жаль. И очень будет жаль, если вы попытаетесь что-то предпринять. Поверь, впечатление от нашей встречи останется хорошим только в том случае, если вы немедленно покинете это место. И еще извинитесь перед девушкой. Вы ее очень напугали.
   -А тебя я не напугал? - Парень пришел в бешенство. - Смотри, ты сам напросился.
   Он рванул газ, мотоцикл взревел, встал на дыбы и поехал прямо на нас. Я закрыла глаза и сжалась в комок. Рука Коуэна обвилась вокруг моей талии, и я почувствовала, как мои ноги оторвались от земли. Мы легко взлетели вверх на несколько метров. Внизу раздался пронзительный скрип тормозов, глухой удар и крики. Мотоцикл со всего разбега врезался в сосну, парень полетел на землю. Затем он встал, покачиваясь, и снова сел. Видимо, он довольно сильно ударился. Мотоцикл с покореженным рулем лежал на земле, и заднее колесо продолжало бешено вращаться.
   Двое парней, сидевшие на втором мотоцикле, и Тыря на третьем, открыв рты, смотрели на нас. Они видели, как мы взлетели над землей. Губы их побелели, а лица были совершенно серые. Они неподвижно, словно в столбняке, молча смотрели то на нас, то на Крашеного, сидевшего на земле, то на колесо мотоцикла, которое постепенно замедляло свой бег.
   Коуэн легко и плавно опустился вниз. Я думала, что на этом эпизод закончится, и мы сможем, наконец, уйти. Но Крашеный встал и снова начал подходить к нам с кривой ухмылкой. Я увидела, как у него в руках сверкнуло лезвие. У него нож! Коуэн осторожно отодвинул меня в сторону и шепнул:
   -Зайди за дерево. Пожалуйста.
   Я послушно спряталась за ствол сосны и оттуда наблюдала за происходящим. И не я одна наблюдала. Трое других парней по-прежнему не двигались и смотрели, словно зрители на сцену, на небольшую полянку, ярко освещенную фарами двух мотоциклов. Пряча нож в рукаве кожаной куртки, Крашеный подошел к Коуэну почти вплотную. Рядом с ним Коуэн выглядел, действительно, почти мальчиком: он был ниже ростом и тоньше своего противника. Но он казался абсолютно невозмутимым, а парня буквально распирало от ярости. Коуэн негромко приказал ему:
   -Брось нож.
   Тот ухмыльнулся и небрежным движением бросил оружие на землю перед собой. Нож воткнулся острием у его ног. Коуэн прищурил глаза и неторопливо наклонился. В следующую секунду Крашеный замахнулся, чтобы ударить Коуэна по голове, но вдруг согнулся пополам, схватился за живот и повалился на землю. Он корчился и глухо стонал, обхватив себя обеими руками. Никто так и не понял, что же произошло. Коуэн снова наклонился и, подцепив нож за ручку кончиками пальцев, выпрямился, отшвырнул его далеко в темноту, а потом обвел взглядом остальных парней. Было ясно, что никто из них теперь даже не подумает что-либо сказать или сделать. Они были если не напуганы, то удивлены и растеряны. Все трое сидели молча и угрюмо смотрели на нас. Коуэн взял меня за руку и подошел к тому мотоциклу, где сидели двое парней.
   -Слазьте оба.
   Что-то такое было в голосе Коуэна, что заставило их нехотя подчиниться приказу. Это был голос человека, которому нужно было повиноваться беспрекословно. Теперь я верила в то, что Коуэн был настоящим Предводителем. Он понаблюдал за тем, как эти двое, растерянно озираясь по сторонам, освобождают место, и губы его презрительно шевельнулись.
   -Нэги кассарбе.
   Слова были незнакомы, но смысл превосходно был ясен по выражению лица Коуэна. Он сел на мотоцикл и помог сесть мне.
   -Найдете свой транспорт при въезде в город. Я оставлю его у первого многоэтажного дома, который попадется по пути.
   И мотоцикл с ревом помчался по лесной дороге. Я обхватила Коуэна за пояс, прижалась к его спине. Мы неслись вперед на бешеной скорости. Ветер ударял в лицо, и волосы Коуэна трепались, задевали меня по глазам, щекотали лоб. Темные деревья двумя сплошными стенами летели по бокам, а впереди, освещенная прыгающим желтым пятном, разворачивалась дорога.
   Через несколько минут лес кончился, словно оборвался. Мы выехали в поле. И Коуэн вдруг без предупреждения резко повернул влево. Я невольно вскрикнула и прижалась к нему еще крепче. Дорога по-прежнему мчалась перед нами, но это была уже другая дорога. Но та, по которой мы шли днем, или нет, невозможно было понять, стало уже довольно темно. Небо над нами было густо-синим, лишь справа еще оставалась тонкая бледная полоса - след от зашедшего солнца.
   Дорога то поднималась на холм, то устремлялась вниз. Коуэн не снижал скорости, и мотоцикл подбрасывало на ухабах. Раза два он даже перелетел через яму, как заправский гонщик. Но меня эта лихость совсем не восхищала. Я с отчаянием думала, что мы неминуемо свернем себе шею, если Коуэн не справится с управлением. Первый и последний раз я согласилась ехать на мотоцикле. Больше никогда в жизни не сяду, во всяком случае, с ним.
   Полем мы ехали довольно долго. Потом впереди затемнели первые городские постройки. У первого настоящего жилого дома Коуэн остановил мотоцикл, помог мне сойти и поставил его, прислонив к стене. Он честно исполнил данное обещание. Но до моего дома от окраины города нужно было добираться не меньше часа. Трамваи уже не ходили, автобусы тоже, даже машин было очень мало. Светофоры подмигивали желтыми глазами, и их свет отражался в мокром асфальте. Совсем недавно тут прошел хороший дождь.
   Мы снова пошли пешком. На улицах не было ни души. Лишь изредка проносился какой-нибудь запоздалый автомобиль, разбрызгивая по дороге грязную воду луж. Минут двадцать я шла сама, но потом нога стала болеть все больше и больше, я стала, наконец, очень сильно хромать. Коуэн, не говоря ни слова, снова поднял меня на руки и понес. Я благодарно прижалась к нему. Всю дорогу он молчал, и у меня тоже не было ни сил, ни желания разговаривать. Ногой открыв дверь, Коуэн вошел в знакомый подъезд, поднялся по лестнице и опустил меня на пол возле нашей двери. Вот мы и дома, наконец.
   Я открыла ключом квартиру и вошла, стараясь не наступать на больную ногу. После того, как я прошлась по улице, боль настолько усилилась, что стала почти нестерпимой. Единственным моим желанием сейчас было принять душ и лечь в постель, проглотив какое-нибудь обезболивающее. Хотя я не была уверена, что в моей аптечке найдется что-нибудь подходящее. Я редко пользовалась лекарствами, стараясь обходиться природными средствами, но сегодня чувствовала, что без анальгетика не усну, мне было слишком плохо. Когда я вышла из ванной, Коуэн поднял голову. Он так сидел неподвижно на диване с тех пор, как мы пришли. Теперь он устало велел мне:
   -Садись, посмотрим, что с ногой.
   Я безучастно пожала плечом.
   -Не стоит.
   Я чувствовала себя ужасно, нога болела, мне не хотелось тревожить ее лишний раз. Но Коуэн строго повторил:
   -Сядь на диван, Рина, я должен посмотреть. Делай, что я говорю, и не спорь.
   Я села. Он опустился на колено и занялся моей ногой. Сустав сильно распух и покраснел, я не могла пошевелить ступней. Сначала Коуэн, действительно лишь смотрел, но затем своими тонкими длинными пальцами стал прощупывать больное место. Он легко касался кожи, не причиняя боли. Я с некоторым удивлением смотрела на эти манипуляции. Но вдруг от его прикосновения мою ногу словно прошила тонкая острая игла. Я даже не вскрикнула, но пальцы Коуэна замерли, и он негромко произнес:
   -Все, умница. В общем-то, не так страшно, как я сначала подумал. Теперь поставь ногу на диван. Мне так будет удобнее. Заметив мой недоуменный взгляд, он добавил: - Слушайся меня. Я буду тебя лечить.
   Я выполнила его распоряжение. Я вдруг поверила, что он и в самом деле сможет избавить меня от боли. Коуэн стал предельно серьезен. Он выпрямил ладонь с сильно прижатыми друг к другу пальцами и поднес ее к моей ноге. Я сразу почувствовала что-то похожее на легкое покалывание. Второй своей ладонью он коснулся кожи с противоположной стороны сустава. Мгновенная резкая боль пронзила меня и тут же стихла. Я сразу же невольно убрала ногу с дивана. Но Коуэн попросил:
   -Подожди, еще чуть-чуть. Теперь уже действительно не будет больно, обещаю.
   И я послушно вернулась на прежнее место. Коуэн встряхнул руки и расположил обе ладони параллельно ступне. Волна чего-то жаркого, почти обжигающего обволокла кожу, словно я засунула ногу в таз с очень горячей водой. Я с недоуменной улыбкой смотрела на Коуэна. Тепло шло от его рук. Оказывается, я далеко не все о нем знаю. Наконец, он убрал ладони и сказал:
   -Все, встань, пройдись немного.
   Я легко поднялась с дивана. Идти не нужно было, я и так знала, что боли больше нет. Совершенно. Ни один анальгетик не справился бы с ней так быстро. Только вот Коуэн теперь казался очень уставшим. Он тяжело опустился на диван, положил голову на спинку и, вздохнув, прикрыл глаза. Но я не могла сейчас оставить его в покое. Я села ближе к нему и потребовала:
   -Коуэн, говори!
   -Что?
   -Как что? У тебя руки просто волшебные. Ты никогда раньше не рассказывал, что можешь лечить.
   -Как-то не приходилось к слову.
   -Это тоже потому, что ты эстет?
   -Нет. Я никогда не слышал от других эстетов об аналогичном умении. Я не знаю, откуда это у меня. Какая-то индивидуальная особенность психической энергии.
   Я взяла в руки его ладонь. Мне хотелось рассмотреть поближе эти удивительные пальцы, которые умеют творить подобные чудеса. Я положила его ладонь на свою, как редкий музейный экспонат, и начала внимательно разглядывать. Через несколько минут Коуэн, приоткрыв один глаз, иронично поинтересовался:
   -Ну и что? Каковы итоги наблюдения? Нашла что-то необыкновенное?
   -Подожди. Я еще не поняла, в чем секрет.
   Действительно, это были обычные человеческие руки. Но они принадлежали Коуэну и тоже были очень красивыми. Изящно очерченные, с длинными и тонкими пальцами. Руки музыканта или художника. Когда эта мысль пришла мне в голову, я спросила:
   -Ты играешь на чем-нибудь?
   -Да, на джаннитоне. Правда, недостаточно хорошо, чтобы называться музыкантом.
   -А что это такое?
   -Джаннитон? Это струнный инструмент. Он был очень популярен на Астре в эпоху Гармонии. У нас в доме раньше один стоял, изумительная старинная вещь с чудесным тембром. Потом отец подарил его одному из своих учеников. Вот у кого действительно был талант.
   Я снова стала разглядывать его руки. Мне было очень хорошо сидеть вот так, прислонившись к плечу Коуэна, и держать в своих руках его ладонь. Я проводила пальцем по тонким голубым жилкам, просвечивающим сквозь кожу, трогала суставы.
   -Ты очень устал? Наверное, это трудно - лечить? Ты же отдаешь свои силы.
   Коуэн покачал головой.
   -Нет, тебя лечить мне очень легко. И главное - приятно. Я рад, что смог тебе помочь. Когда делаешь что-то хорошее, не замечаешь усталости. А вот если плохое...
   Коуэн помрачнел. Глаза его сразу потемнели.
   -Сегодня мне опять пришлось сделать плохое дело.
   -Ты о тех... на мотоциклах?
   -Да. А ты говорила, что я изменился. Нисколько я не изменился. Я снова сегодня ударил человека, и кажется, довольно сильно.
   -Ты его ударил?
   -Ударил. Правда, у меня есть оправдание. Я испугался за тебя. К тому же меня спровоцировали. Утешение, разумеется, слабое. Эстеты обязаны в любых обстоятельствах находить приемлемый выход без использования психической энергии. На Астре меня бы за это наказали. Там ее применение в повседневной жизни строжайше запрещено законом.
   -Коуэн, но это ведь совершенно другое! В той ситуации нельзя было поступить иначе. Знаешь, как я испугалась?
   Я вспомнила всю эту историю, и сердце у меня снова заныло. Ночь, пустынная лесная дорога и беспринципная шпана на мотоциклах. Это были люди, встречи с которыми я опасалась больше всего в жизни. И даже присутствие Коуэна не могло избавить меня от этого страха.
   -А ты ведь, кажется, не слишком верила, что я сумею тебя защитить. Правда?
   -Я теперь никогда ничего не буду бояться, если ты рядом со мной. Никогда.
   Усталость за весь этот день начала сказываться. Голова моя клонилась на плечо к Коуэну. Он осторожно высвободил свою руку и бережно обнял меня. И это обстоятельство почему-то снова ничуть меня не смутило.
   Меня беспокоила встреча с мотоциклистами. Кто они? Почему они оказались ночью на лесной дороге? Для нас это приключение закончилось благополучно. Но несмотря на это, в душе все равно оставалась тревога. Это были люди, которые никогда не простят своего поражения. Я знала, что представляют из себя мелкие главари наподобие этого Крашеного. Наверняка он захочет снова нас найти и расквитаться. Мы нажили себе смертельных врагов. Коуэн тихо сказал:
   -Они называли его между собой Князем. А встретились мы случайно, они заехали не на ту дорогу. Но нам эта встреча оказалась весьма кстати. Мы с твоей больной ногой до сих пор добирались бы до дома. А насчет врагов... У меня их в жизни было гораздо больше, чем друзей, так что мне не привыкать. И ты не переживай.
   Он помолчал, ласково провел рукой по моим волосам.
   -Устала. Замучил я тебя сегодня. Давай спать.
   -Подожди. Посидим еще немного. Я хочу спросить. Ты раньше пробовал лечить кого-нибудь?
   -Конечно. Я даже одно время работал в больнице для бедных. Еще когда я жил с отцом, года четыре назад. И потом тоже.
   -А как ты узнал, что можешь лечить? Помнишь? Расскажи, мне интересно.
   Я уютно устроилась в кольце рук Коуэна, он рассеянно водил кончиками пальцев по моим волосам и негромко говорил:
   -Это было очень давно, еще в детстве. Мы жили тогда в старом, почти развалившемся доме. Каждый день то там, то здесь с потолка сыпалась штукатурка, в щели ужасно дуло. Отец уходил с утра, чтобы заработать немного денег и накормить меня. Мне было тогда лет семь, не больше. Мне очень страшно было сидеть одному в пустой холодной комнате, и я, закутавшись в старый плед, отправлялся бродить по дому. В этом районе Соди дома строились еще в догармонийскую эпоху. В наше время это такие трущобы, в которых люди селятся только в том случае, если совершенно негде жить. Весь этаж представляет собой бесконечный коридор, поворачивающий то вправо, то влево, как в лабиринте. Комнаты переходят одна в другую, многие из них пустуют, в некоторых живут бедняки. И еще те, что вроде нас с отцом, выбились из привычной среды. Рядом с нами жил одинокий старик. Я даже сейчас помню его лицо, я его очень боялся тогда. Его тусклые глаза слезились, а голова постоянно тряслась. Он вечно что-то ворчал себе под нос и терпеть не мог нас. Он говорил, что эти проклятые эстеты вгонят его в гроб. Однажды я так бродил по дому, дожидаясь прихода отца. Я часто встречал его. Пока ждешь, не так страшно и одиноко. Правда, из-за этой привычки мне нередко доставалось от соседей.
   -Почему?
   -Коридоры сами по себе темные, а если дело к вечеру, так и подавно. Если кто-то на меня натыкался, то шарахался в сторону, думая, что я привидение. Представь себе, как страшно было встретить где-нибудь на лестнице худого голодного мальчишку, закутанного с головой в старый плед, так что видны одни глаза, и увидеть еще, как они блестят в темноте. Нас и без того не слишком любили в доме.
   В тот день я привычно бродил по дому и вдруг услышал чьи-то стоны. Они привели меня в комнату того старика, нашего соседа. Он лежал на своей грязной кровати, тоскливо охал и стонал. Я остановился и стал смотреть на него. Он заметил меня и закричал:
   -Что тебе здесь надо? Убирайся!
   Но я не мог уйти. Я даже перестал бояться этого страшного старика, такой он был сейчас жалкий и беспомощный. Я невольно подошел к нему ближе и протянул руку. Вот тогда я в первый раз почувствовал, как чужая боль запульсировала в кончиках моих пальцев. Сначала я даже испугался, но потом понял, что так и должно быть. Я протянул вторую руку и провел ею над лежащим стариком, определяя источник боли. Он испуганно крикнул:
   -Что ты хочешь со мной сделать? Убирайся отсюда, эстет проклятый. Не смей колдовать.
   Я положил руку на его колено, и мои пальцы даже занемели. Старик сначала заголосил и, плача, стал уверять, что дрянной мальчишка хочет убить его. Потом вдруг стал затихать. Я чувствовал, как боль уходила сквозь мою ладонь. Потом старик оттолкнул меня и проворчал, что не нуждается в моей помощи.
   Коуэн помолчал немного.
   -Они все потом так говорили. Что им не нужна помощь от эстета. Но я и не ждал благодарности. Достаточно было мне самому сознавать, что я сделал чью-то жизнь чуточку лучше. Я в то время очень гордился этим. Когда я стал постарше, превратился в самолюбивого подростка, то пребывал в наивной уверенности, что когда-нибудь они поймут, они осознают, что в эстетах их спасение. Сейчас у меня уже нет никаких иллюзий на этот счет, а тогда я пошел в больницу для бедных.
   Ты не знаешь, что это такое? Представь себе помещение чуть почище сарая, в котором лежат на отвратительных грязных постелях люди, которые уже не нужны обществу, потому что не могут работать. Обычно о таких больницах стыдливо умалчивается в докладах Комитета общественного здоровья. Все знают только об образцовых клиниках с биоэлектронной диагностикой, лечиться в которых очень престижно и стоит немалых денег. А здесь постоянно кто-то стонет от боли, потому что не хватает лекарств. Они слишком дороги для тех, кто перестал быть полезным.
   Когда я туда пришел в первый раз, то на меня сразу обратили внимание, потому что я был слишком "чистеньким". И сразу презрительный шепот: "Эстет!" Но я мог облегчить их страдания, поэтому они все равно принимали мою помощь. Я старался помочь всем. К ворчанию больных я привык и не обращал на него внимания. Но однажды... Однажды меня увидел главный врач этой больницы и жестом пригласил в свой кабинет. Он разговаривал со мной очень холодно и вежливо, не решаясь повысить голос на эстета. В больнице запрещено находиться посторонним людям, тем более заниматься лечебной практикой без соответствующего диплома. Кроме того, их больница имеет определенную репутацию, и ему не хотелось бы, чтобы окружающие подумали, будто здесь работают некомпетентные врачи. Они могут сами позаботиться о своих больных, не прибегая к помощи эстетов. И поэтому он будет благодарен мне, если я сейчас покину это учреждение и никогда больше здесь не появлюсь. А думал он в это время о том, что ему не хотелось бы лишний раз связываться с эстетами, потому что от них можно ожидать чего угодно. Он смотрел на меня так, словно я известный жулик. Старался поскорее выпроводить меня, пока я не вывернул у кого-нибудь карманы. Сейчас я привык к тому, что к эстетам относятся подозрительно, но тогда такое отношение ужасно оскорбило меня. Я был шестнадцатилетним мальчишкой, и мое самолюбие очень страдало оттого, что меня считают проходимцем. Ну, все? Хватит разговоров, давай спать. Ты уже дремлешь.
   Но я покачала головой.
   -Нет. Сейчас.
   Я потерла глаза ладонями. Тихий голос Коуэна действовал на меня усыпляюще, ресницы на самом деле почти уже смыкались. Но я еще не до конца выяснила, что хотела.
   -Подожди, сейчас будем ложиться. Я одного не пойму. Если ты еще в детстве знал, что можешь лечить людей, почему ты не захотел получить медицинское образование? Ведь тот врач не случайно тебя в этом упрекнул. Почему ты стал филологом, а не доктором? Ты мог бы работать в больнице на законном основании.
   Коуэн горько возразил:
   -Не мог бы. Мое происхождение не дает мне возможности быть профессиональным врачом. Я эстет. Долг эстетов - хранить духовные ценности нашей планеты. У меня нет выбора, где учиться и кем быть. Я имею право лишь определить себе специализацию, то есть, какой из гуманитарных наук я буду заниматься углубленно. Да что говорить про Астру. Я и на Земле-то мог попасть в больницу только под чужим именем и с чужой внешностью.
   -На Земле? Зачем?
   Коуэн не отвечал. Он, видимо, сразу пожалел, что сказал мне об этом. Но он уже сказал, и я не видела смысла в его молчании. Значит, он и на Земле пытался кого-то лечить? Коуэн невесело усмехнулся.
   -Пытался.
   -Кого? Когда это было?
   -Недавно.
   Из него слова нужно было вытягивать клещами.
   -А в какой больнице?
   -В Дорптауне. Неделю назад.
   -Подожди. Это в тот день, когда в городе был дракон?
   -Да. Я оставил тебя с Гракхом на крыше и пошел в больницу. Ты говорила о женщине, которой придавило ногу, и я хотел своими глазами посмотреть на этих людей. Не знаю, почему пошел. Может быть, хотел помочь, а может быть, просто надо было избавиться от чувства вины.
   -Тебя пустили?
   -Я изменил внешность, прошел под видом врача. Пациентам сказал, что для их лечения будет применяться новая методика. Они поверили. Ушибы, растяжения - это легко, дело нескольких минут. За более тяжелые травмы я просто не брался. На следующий день пятерых из этих двенадцати уже выписали.
   -А остальные?
   -Про остальных ничего не знаю. Больше мне не удалось побывать в больнице.
   -Почему ты ничего не говорил про это раньше?
   Коуэн молчал. Он до сих пор не мог освободиться от ощущения вины, которое появилось в нем в тот злополучный день. Я не знала о том, что Коуэн был в больнице и оказал помощь пострадавшим. Он мог бы мне рассказать об этом на следующий день на Центральной площади. Ведь он и звал меня для разговора, для того, чтобы все объяснить мне. Почему же не сказал?
   -Потому что ты не хотела слушать. Ты уже забыла, как в то время ты ко мне относилась? Ты каждое мое слово воспринимала в штыки. Если бы я только заикнулся об этих людях, ты сразу решила бы, что я пытаюсь оправдать себя в твоих глазах. А мне хотелось, чтобы ты мне верила.
   Коуэн выдержал паузу и добавил совершенно другим тоном:
   -А теперь ты немедленно отправишься спать. Поздно уже. У нас с тобой будет еще много времени для разговоров.
   Пользуясь тем, что я сижу на диване рядом с ним, он снова подхватил меня на руки и отнес на мою кровать. Потом заботливо укрыл одеялом.
   -Спи. И попробуй только задать еще какой-нибудь вопрос!
   Я улыбнулась.
   -Спокойной ночи.
   Когда появился Коуэн, я нашла не только хорошего друга, но и преданного брата. Причем в последнее время у меня все больше крепло чувство, что брат этот - старший. Я уютно свернулась клубочком, сделав себе гнездышко из одеяла, и снова мысленно пожелала: "Спокойной ночи, Коуэн!"

- 9 -

   На следующий день я опять проснулась поздно. Кажется, это уже начало входить у меня в привычку. Я сладко потянулась и вдруг изумленно прислушалась: в квартире пели. Мужской голос негромко мурлыкал какую-то веселую песенку. Слова были мне непонятны, но мелодия была очень задорной. Я села на кровати и посмотрела на дверь. Песенка неслась с кухни, а пел никто иной, как Коуэн. Через минуту появился он сам, необыкновенно радостный, улыбающийся, весь какой-то светлый, и обрадованно сказал:
   -Проснулась? Тогда вставайте, моя госпожа, завтрак уже на столе.
   Я безмерно удивилась.
   -Завтрак? Ты хочешь сказать, что приготовил завтрак? Коуэн, я и не подозревала, что ты умеешь готовить. В тебе неиссякаемый источник талантов.
   Коуэн шутливо сдвинул брови:
   -Неужели вы считаете меня бездельником и неумейкой, то есть вещью, совершенно бесполезной в домашнем хозяйстве?
   -Великодушно простите меня, сударь. Мое мнение о вас улучшается с каждым мгновением. Теперь я не удивлюсь даже тому, что вы сможете вбить гвоздь или починить утюг.
   -Починка сломанных утюгов - это мое любимое занятие. А теперь вставайте, сеньорита, ваш верный рыцарь уже давно ждет вашего пробуждения.
   Он приложил руку к груди и церемонно поклонился. Я коварно спросила:
   -А что ты пел? Неужели серенаду прекрасной даме?
   Коуэн смущенно возразил:
   -Нет. Просто старая детская песенка про мышь, которая отправилась путешествовать в старом рваном ботинке вместо корабля. Рина, вставай. Сейчас уже все остынет, и мои старания пойдут насмарку. Кулинарные шедевры никто не оценит.
   Утро начиналось почти празднично. В наше окно с утра светило яркое солнце, и на душе было легко. День начинался с чистого листа и нес с собой ожидание чуда. У Коуэна сегодня было необычайно хорошее настроение, он весь светился беззаботной радостью, все время шутил и поэтому, в конце концов, заразил и меня своим беспричинным счастьем. Наш завтрак превратился в торжественную церемонию, а еда - в роскошное королевское угощение. Блюда были совершенно незамысловатые. Вернее, они казались такими, когда я сама их готовила. У Коуэна они превратились в настоящие произведения искусства и по вкусу, и по виду. Он неплохо готовил. Там, где он вырос, очевидно, мужчины не гнушались проводить свободное время на кухне. И мне это обстоятельство чрезвычайно нравилось.
   После завтрака я начала мыть посуду. Это занятие Коуэн точно не любил: когда он смотрел на гору грязных тарелок в раковине, в его взгляде проступала тоска. Поэтому я даже не намекала ни на что, а принималась мыть сама. И тут в дверь постучали. Гостей я не ждала. Но, конечно, это мог быть почтальон, работник жилищной конторы или еще кто-нибудь. Поэтому я попросила:
   -Коуэн, пожалуйста, открой дверь.
   И мой прекрасный принц, прилетевший с далекой звезды и притворившийся моим братом, пошел открывать. Через секунду я услышала знакомый женский голос.
   -Добрый день. А Карина дома? Хотя я, в общем-то, к вам. Неловко обращаться, но здесь больше нет ни одного мужчины, а мы, женщины, бестолковые, никак не можем сами справиться.
   Я вытерла руки и вышла в прихожую. Это была госпожа Тирето, жившая на третьем этаже. Именно ее дочь Люси была лучшей подругой Марты Памос. Госпожа Тирето была моложавая, стройная, привлекательная женщина средних лет. Общим с госпожой Памос, кроме возраста, у нее была лишь та же непреодолимая любовь к сплетням. И именно про нее, вероятно, когда-то давно придумали поговорку об умении изготавливать слонов из мух. Ни одно событие районного масштаба не могло обойтись без участия госпожи Тирето. Эта добрейшая женщина, очень любившая дочь и поэтому так и не сумевшая решить проблемы с личной жизнью, вызывала во мне жалость, а иногда и раздражение. Увидев меня, соседка заулыбалась.
   -А, здравствуйте, Кариночка. А я думаю, дай-ка зайду, повидаю соседку. К вам, говорят, брат приехал?
   Да, действительно, как не зайти, если в доме произошло такое знаменательное событие? Я иронично осведомилась:
   -Это вам госпожа Памос сказала?
   Госпожа Тирето засмеялась.
   -Она. Она все про всех знает. У нас проблема возникла. Свет погас, почему - непонятно. Я уж и в жилищное хозяйство сходила, мне сказали, что электрик заболел и будет только через два дня. Что делать? Я ведь одна живу, только дочка у меня. - Госпожа Тирето при этих словах улыбнулась Коуэну. - Сломается если что-то, отремонтировать некому. Может быть, вы сумеете чем-нибудь помочь?
   Она с надеждой посмотрела на моего "брата". Коуэн в свою очередь немного растерянно взглянул на меня. Я, вспомнив его самонадеянные слова о починке сломанных утюгов, с многозначительной улыбкой подтвердила:
   -Конечно, госпожа Тирето. Он сходит и посмотрит, что у вас произошло. И обязательно все отремонтирует. Не беспокойтесь. У моего брата золотые руки. Расскажите, как вы поживаете. Как там Люси? Она не замуж ли вышла? Я давно ее почему-то не видела.
   Соседка снова добродушно засмеялась.
   -Да нет, какой там замуж. Жениха еще хорошего себе не нашла.
   Она снова вопросительно взглянула на Коуэна.
   -Так вы пойдете? Извините мою настойчивость. И как вас зовут, скажите, пожалуйста. А то мы говорим, говорим, а как обратиться, я не знаю.
   Он пожал плечами.
   -Коуэн.
   Она поразилась.
   -Как? Коуэн? Какое необычное имя. В первый раз такое слышу.
   Я посчитала нужным вмешаться. Ведь имя Коуэна, действительно, настолько сильно выбивалось из традиционной системы имен, что делало неправдоподобной нашу легенду о том, что он мой брат. Я, напустив на себя таинственный вид, серьезно объяснила:
   -Имя выбирал папа-археолог, помешанный на древней истории. Он в это время занимался раскопками святилища какого-то ассирийского бога. Бога Неба, по-моему. И сына назвал в его честь.
   Коуэн усмехнулся, но промолчал. Я мысленно спросила: "Ну, что, мой хороший, что будем делать? Ты идешь или мне придумать какую-нибудь отговорку?"
   -Нет, не надо.
   Госпожа Тирето, которая в это время беззвучно повторяла одними губами непривычное имя, пытаясь его запомнить, изумленно переспросила:
   -Что вы сказали?
   -Ничего. Я сказал, что пойду и попытаюсь выяснить причину неисправности.
   Соседка обрадовалась:
   -Ой, как хорошо.
   Возле двери Коуэн оглянулся и произнес шепотом, чтобы слышала только я:
   -Кстати, имя мне выбирала моя мама. И назвали меня в честь деда, то есть маминого отца. Это нормальное оранское имя, хотя в наше время, конечно, довольно редкое. Никогда не думал, что стану однажды богом Неба.
   Они ушли. Я вернулась на кухню, но не могла сдержать улыбку, когда думала о госпоже Тирето. Нет, вовсе не случайно она зашла именно к нам. Видимо, госпожа Памос что-то такое наговорила ей про Коуэна, что она решила взглянуть на него собственными глазами. Ну что ж, Коуэн. Посмотрим, как тебе удастся выбраться из этой переделки. Бедняжка, мне его даже жалко.
   Когда через час Коуэн не вернулся, я решила, что пора идти ему на выручку. Ведь он не электрик, а отказаться от приглашения, когда его просили помочь, он, видимо, просто постеснялся. Но что он может делать там так долго?
   Я поднялась на третий этаж и постучала в квартиру госпожи Тирето. Дверь мне открыла Люси. Люси была худенькой восемнадцатилетней девушкой невысокого роста с бледным личиком и большими прозрачными глазами. Она напоминала мне какой-то хрупкий цветок вроде подснежника, выросший в лесу без тепла и солнечного света. Это было нежное существо, совершенно не способное жить самостоятельно, без чьей-либо поддержки и твердого руководства. Мать очень хотела пристроить ее замуж за какого-нибудь обеспеченного человека, способного о ней позаботиться. Сама же девушка никогда не имела собственного мнения и считала правильным и единственно возможным только то, что считала правильным ее мать. Может быть, именно поэтому Люси так тянулась к Марте, которая по любому поводу демонстрировала собственную независимость и часто конфликтовала со своей матерью.
   -Добрый день, Люси. Хочу спросить, где Коуэн. Ушел и пропал, я уже начала беспокоиться.
   Люси оглянулась.
   -Он там, у нас в комнате, проводку чинит. Мама хотела его сначала напоить чаем, но он отказался. - В голосе девушки прозвучало искреннее огорчение.
   -Я вижу, твоей маме мой брат очень понравился.
   Люси пожала плечами. Очевидно, она еще не успела выяснить мнение своей мамы о Коуэне. Я испытующе взглянула на нее.
   -А тебе он тоже нравится? Ну, не стесняйся, скажи. Я не буду ему ничего передавать, честное слово. Мне просто интересно.
   Люси застенчиво улыбнулась.
   -Нравится. Он такой красивый.
   Да, разумеется. Это замечали все, у кого были глаза и не наблюдалось проблем со зрением. Это первое и единственное, что видели люди в Коуэне. Он красивый. Но, удивительное дело, я вдруг поняла, что этот факт нисколько меня не раздражает. Даже было немного смешно. Смешно потому, что я сама уже не цепенела от одного взгляда на его лицо. А другие по-прежнему удивленно открывали рты. Я знала, какой он, Коуэн. Красота это далеко не единственное и не главное его достоинство.
   Люси не пригласила меня в квартиру, мы разговаривали с ней на пороге, через распахнутую настежь дверь. Но это ничуть меня не огорчало. Мне нужно было лишь, чтобы мой голос услышал Коуэн. Вскоре появился он сам в сопровождении госпожи Тирето. Очевидно, Коуэн все-таки справился с неполадкой: он включил рубильник на щитке, и во всей квартире ярко вспыхнуло электричество. Он увидел меня и облегченно вздохнул.
   -Рина. Как хорошо, что ты пришла.
   Вид у него был какой-то взъерошенный - то ли расстроенный, то ли рассерженный. Коуэн стал обуваться, а госпожа Тирето посетовала:
   -Очень жаль, что вы отказались попить с нами чай. Люси умеет его отлично заваривать.
   Коуэн не слишком вежливо проворчал:
   -Спасибо, как-нибудь в другой раз.
   Он тайком бросил на меня умоляющий взгляд, и я поспешила откланяться:
   -Извините, но нам действительно нужно идти.
   Люси посторонилась, пропуская Коуэна и глядя на него во все глаза. Госпожа Тирето огорченно покачала головой.
   -Жаль. Очень жаль. Но в следующий раз - обязательно. Спасибо за помощь, не знаю, как вас и благодарить.
   Когда за нами закрылась дверь, Коуэн проговорил с нескрываемой досадой:
   -Я одного не могу понять, меня звали проводку чинить или поведать, какая замечательная девушка Люси? Нет, больше я никуда не пойду.
   что, тебя еще куда-то позвали? - Я с интересом заглянула в его лицо. Мы спускались по лестнице на свой этаж, я шла чуть позади, и мне было отлично видно, как Коуэн поморщился, словно у него внезапно разболелся зуб.
   -Пока еще нет. Но Люси интересовалась, иду ли я сегодня к Марте Памос на вечеринку.
   Я засмеялась.
   -О, будь уверен, ты туда пойдешь!
   Коуэн остановился и возмущенно уставился на меня.
   -Никуда я не пойду! Тем более к Марте Памос. Я это имя даже слышать не могу.
   Мы, наконец, дошли до своей квартиры. Я улыбалась, мне вся эта ситуация почему-то очень нравилась. А Коуэн никак не мог успокоиться и продолжал хмуриться. Наконец, хлопнув дверью так, словно она в чем-то провинилась перед ним, он раздраженно попросил:
   -Теперь объясни мне, что же на самом деле нужно было от меня твоей соседке. И почему ты улыбаешься. Я не вижу в этом ничего смешного.
   Я постаралась принять серьезный вид, но у меня не получилось. Честное слово, я не виновата в том, что у него феноменальная способность привлекать всеобщее внимание. Коуэн с досадой повторил:
   -Я этого не понимаю.
   -Я как-нибудь потом тебе объясню. Значит, у Марты сегодня будет вечеринка?
   -Мне это не интересно.
   -Почему? Марта очень красивая девушка. Правда, красивая. Разве тебе не любопытно посмотреть на нее?
   Он категорично приказал:
   -Перестань. Я думал, эта тема уже закрыта. Достаточно и прошлого раза. Впечатлений мне хватило. Я теперь даже шуток твоих по этому поводу слышать не могу.
   -И все же я уверена, что скоро к нам явится кто-нибудь, чтобы пригласить тебя на вечер к Марте.
   Коуэн упрямо заключил:
   -Я не пойду.
   Я оказалась права. Вскоре после обеда к нам в дверь снова постучали. В мою квартиру никто из чужих обычно не заходил месяцами, но сегодня был день визитов. На этот раз заглянуть ко мне решила сама госпожа Памос. Она была без своего традиционного халата, принарядившаяся, с элегантной прической. Очевидно, событие сегодня намечалось из ряда вон выходящее.
   -Добрый день. Здравствуйте, Карина. Вот, пришла пригласить вас в гости. Я вчера весь день пыталась достучаться, но никто не открыл.
   Я безмятежно объяснила:
   -Нас вчера весь день не было дома.
   -Я так и подумала. А сегодня вы не собирались вечером никуда уходить? Марта собирает друзей и очень хотела вас пригласить. Все-таки соседи, молодые, надо подружиться.
   Я усмехнулась. Почему-то раньше у Марты не возникало желания позвать меня. Даже не нужно было особо напрягать ум, чтобы догадаться, в чем тут причина. Коуэн довольно резко сказал:
   -Простите, но сегодняшний вечер у нас уже занят.
   Госпожа Памос заметно огорчилась.
   -В самом деле? Как жаль. Марта расстроится. Ей так хотелось познакомиться с вами. Может быть, вы все-таки найдете минуту и заглянете к нам? Моя Марта не так уж часто собирает друзей, но у нас всегда бывает очень весело. Приходит много молодежи, играет музыка. А если вы меня стесняетесь, то напрасно. Я все равно уйду, меня на сегодняшний вечер тоже пригласили в гости. Я вам не буду мешать.
   Коуэн весьма нелюбезно возразил:
   -Нет, я совершенно точно знаю, что у нас не будет времени зайти к вам.
   -А может быть, вы еще передумаете? Я зайду попозже, чтобы узнать.
   -До свидания.
   Коуэн захлопнул за ней дверь и сердито попросил:
   -Если она еще раз придет, скажи ей, что меня нет дома. Что я ушел по делам и вернусь только к утру.
   -Как нехорошо обманывать.
   Я улыбнулась. Коуэн не знает этой женщины, а я знаю. Она не отстанет до тех пор, пока не добьется своего. Кроме того, она наверняка приходила по просьбе самой Марты. Марте, наверное, много чего порассказали про Коуэна. Не зря ведь Люси спрашивала у него сегодня про эту вечеринку. Так что придется ему на нее идти. Надо с этим просто смириться.
   Коуэн крикнул мне из комнаты.
   -А я не хочу. Понимаешь? Не хочу и все.
   Примерно через час пришла Марта. Я уже не рискнула просить Коуэна открыть дверь, хотя и догадывалась, что, скорее всего, пришли к нему. Но он и так весь день сегодня сердился, не стоило лишний раз его нервировать.
   Марта приняла живописную позу, ожидая, видимо, что дверь откроет Коуэн. Меня всегда поражало, как умела она подчеркнуть все достоинства своей внешности. Точеную фигурку облегало очень открытое модное платье, выгодно оттенявшее красоту гладких плеч. Вьющиеся пепельные волосы, подстриженные, очевидно, в дорогом салоне, были небрежно, но очень мило заколоты игривым бантиком. Марта действительно была чрезвычайно привлекательной девушкой. Она была хороша даже не столько природной красотой, хотя и этого у нее было не отнять. Но больше - покоряющей стопроцентной уверенностью в собственной привлекательности. Вокруг нее всегда было много кавалеров. И это, насколько я знала, было для нее очередным доказательством ее неотразимости. А ее мать, госпожа Памос, была очень недовольна этим обстоятельством. Она хотела, чтобы Марта выбрала, наконец, из многих одного-единственного. Но достойной кандидатуры, очевидно, все еще не попадалось. Теперь она пришла в мой дом, и я постаралась быть учтивой.
   -Здравствуй, Марта. Проходи. Что ты хотела?
   Она нерешительно шагнула через порог, и я прикрыла дверь.
   -Я... Мама сказала, что твой брат...
   -А, так ты к Коуэну? Я его сейчас позову.
   Я крикнула в глубину квартиры:
   -Коуэн, иди сюда. К тебе пришли.
   Он, хоть и не сразу, но все-таки вышел из комнаты, попутно кинув на меня укоризненный взгляд. Я невозмутимо представила:
   -Это Марта Памос. Она хочет с тобой познакомиться.
   -Очень рад. - Голова его склонилась в галантном поклоне. Что ни говори, Коуэн, когда хотел, умел быть вежливым. Какие бы чувства он на самом деле в этот момент ни испытывал.
   -А это мой брат.
   Марта застенчиво улыбнулась.
   -Да, я поняла. У него еще такое необычное имя в честь скандинавского бога.
   Я насмешливо поправила:
   -Ассирийского.
   -Ну да, конечно.
   Марта, похоже, меня не слышала. Она смотрела на Коуэна. А я разглядывала их двоих. Вдумчиво и внимательно, словно ставила эксперимент. Мне было интересно, понравится ли Марта Коуэну. Но его лицо продолжало оставаться невозмутимым, по глазам ничего нельзя было прочитать. Или притворяется, или ее прелести действительно не произвели на него никакого впечатления.
   Марта же вдруг совершенно преобразилась. Она оживилась, щеки ее порозовели, глаза широко раскрылись. Видимо, она не верила до конца рассказам подруги и матери о красоте Коуэна и теперь была потрясена. Она начала радостно щебетать. Голос лился, словно говорливый ручей. Ее мать совсем не умеет общаться с молодежью. Но одно хорошо - она не мешает дочери веселиться, поэтому всегда уходит, когда приходят ее приятели. И сегодня как раз намечается небольшая вечеринка для круга самых близких друзей. Марте очень хотелось бы, чтобы Коуэн на нее пришел. Это было бы ей очень приятно.
   Я стояла в стороне и наблюдала за этой занятной сценой. А Коуэн терпеливо слушал воркотню Марты.
   -Вы не представляете, как у нас всегда бывает весело. К тому же, - она загадочно понизила голос, - у нас найдется немало хорошеньких девушек, которые, я думаю, сумеют вас заинтересовать.
   Марта разговаривала исключительно с Коуэном. Как только она его увидела, сразу перестала замечать меня, смотрела лишь на него, не отводя глаз.
   -Ну что? Я думаю, вы мне не откажете. - Коуэн попытался возразить, но она его перебила. - Вы такой милый и хороший. Вы обязательно придете. Придете ведь?
   Он, наконец, сумел вставить слово в поток ее речи:
   -Я никуда здесь не хожу без моей сестры.
   Тут только Марта снова обнаружила мое присутствие.
   -Да? Ну конечно. Приходите вдвоем.
   И, не давая Коуэну сказать что-нибудь еще, Марта пропела:
   -Все собираются к семи. Если вы не придете, я приведу своих гостей сюда, и мы уведем вас силой. Так я жду? До встречи.
   На прощанье Марта очаровательно улыбнулась и подарила Коуэну долгий взгляд, полный нежности. Судя по всему, ее сердце было разбито вдребезги. Когда за ней закрылась дверь, Коуэн с упреком осведомился:
   -Ты зачем это сделала? Ведь я тебя по-хорошему попросил. Испытание очередное проводишь? Ты мне до сих пор не веришь, если ставишь какие-то эксперименты?
   Я в ответ на это невинно заморгала глазами:
   -А ведь Марта Памос на самом деле очень красивая девушка, правда?
   Он ничего не ответил, ушел в комнату, взял со шкафа первую попавшуюся книгу, открыл посередине и, усевшись на диван, демонстративно углубился в чтение. Счастье, что это оказался не словарь и не какой-нибудь любовный роман, а "Жизнь двенадцати цезарей" Светония. Коуэн вскоре действительно увлекся. На меня он дулся и не хотел со мной разговаривать. Но я его и не трогала. Пусть читает, знакомится с земной историей.
   В восьмом часу снова пришла Марта. Я уже забыла о том, что она обещала прийти с гостями, чтобы силой вести Коуэна на вечеринку. Поэтому, открыв дверь, растерялась. Марта была не одна. За ее спиной переминался с ноги на ногу высокий белобрысый парень в джинсах и пестрой гавайской рубашке навыпуск. Заметив мое удивление, Марта пояснила:
   -Это Джонни, мой приятель. Мы за вами. А что, вы еще не готовы?
   Она уверенно прошла в квартиру, направилась прямо в комнату, бесцеремонно забрала из рук Коуэна книгу, хмыкнула, взглянув на название, и захлопнула. Коуэн поджал губы. Как я уже знала, это означало крайнюю степень недовольства. Я предупреждала его, что Марта девушка настойчивая и добьется, чего хочет. Так что жизнь цезарей - увы! - ему придется изучать как-нибудь в другой раз.
   Марта деловито распоряжалась. Она отправила Джонни к гостям сказать, что сейчас придет, а сама упорно дожидалась нас. Я, вздохнув, отправилась переодеваться. Я достала единственное свое нарядное платье из синего шелка. Оно выглядело слишком открытым и коротким, я не очень его любила. Но, кроме него, мне совершенно нечего было надеть. Волосы собрала на затылке в тугой хвост, чуть завила челку феном. Нанесла на глаза и губы немного косметики, что обычно не любила делать. Я редко ходила в гости, но раз уж от приглашения никак нельзя отказаться, нужно было выглядеть соответствующе.
   Когда я вышла через несколько минут из ванной, Коуэн посмотрел на меня с легким удивлением. Ему не во что было переодеться. Он просто надел свою куртку и ждал меня, сидя на диване. Марта сидела рядом. Лицо у Коуэна было хмурое. Проходя мимо, я взяла его за руку и потянула за собой. Коуэн послушно встал и отошел со мной в прихожую. Я шепотом спросила:
   -Почему ты злишься?
   Он тихо возразил:
   -Я не злюсь, просто не хочу никуда идти.
   -Ты боишься?
   -Нет.
   -Тогда в чем же дело? Представь, что ты продолжаешь свое социологическое исследование. Я уверена, что изучать наше общество с этой стороны тебе еще не доводилось.
   Коуэн неохотно кивнул.
   -Хорошо, я пойду, раз ты этого хочешь. - Он помолчал секунду, а потом неожиданно добавил: - Ты очень красивая. Я не привык видеть тебя такой, ты сейчас сильно изменилась. Но я иду только потому, что ты этого хочешь, и ни по какой другой причине.
   Я недоверчиво улыбнулась.
   -Ладно, ладно. Я надела другое платье, значит, я хочу идти. Пусть будет так.
   Я случайно взглянула в зеркало. В нем отражалось мое светящееся от непонятной радости лицо и растерянное лицо Коуэна. Может быть, скоро я полюблю смотреться в зеркала.
   Когда мы втроем вошли в квартиру госпожи Памос, вечер был уже в самом разгаре. Уже в прихожей, заваленной мужской и женской обувью, стало ясно, что гостей у Марты сегодня довольно много. Было человек пятнадцать, не считая нас, и из них я знала только одну Люси. Она была уже здесь и издалека приветливо помахала Коуэну. Когда мы вошли в комнату, Марта громко представила нас своим гостям, и все взгляды тут же повернулись в нашу сторону. Вернее, в сторону Коуэна. На всех присутствующих он произвел неизгладимое впечатление, половину вечера многие девушки не могли оторвать от него глаз.
   Самым заинтересованным взглядом был взгляд Марты. На правах хозяйки она рассадила нас в разные концы комнаты. Мне досталось место за столом рядом с Джонни, а Коуэна она разместила с противоположной стороны, на диване, рядом собой.
   Это была сложившаяся компания, где все отлично знали друг друга, поэтому наличие или отсутствие хозяйки не слишком влияло на настроение гостей. Марта предоставляла всем право развлекаться самим. И они развлекались, кто как мог. Музыка гремела на полную мощность, спиртное лилось рекой. Когда нужно было принести что-нибудь из кухни, девушки сами, не стесняясь и не спрашивая разрешения у Марты, ходили туда. Несколько пар танцевали, остальные были заняты разговором. Насколько я поняла, праздновали чей-то день рождения. Но чей именно, я так до конца и не выяснила.
   Я давно не была в молодежной компании, все время молчала и лишь настороженно ко всем присматривалась. Если быть до конца честной, я вообще никогда не была в таком обществе. Посиделки с девчонками-однокурсницами не считаются. Я всегда была скромной домашней девочкой, маминой дочкой, недотрогой. Вечеринки с большим количеством спиртного и в окружении незнакомых парней внушали мне опасение и казались весьма сомнительным развлечением.
   Мой сосед, Джонни, длинный белобрысый парень, которого Марта определила мне в кавалеры, почти не обращал на меня внимания. У него был принципиальный спор с чернявым, похожим на цыгана пареньком, сидевшим напротив. Зато Коуэн был словно в свете прожекторов. На него были направлены взгляды, ему задавались вопросы. У окружающих был великолепный повод для начала разговора. Все, не сговариваясь, интересовались происхождением его странного имени. И Коуэн покорно воспроизводил придуманную мной историю о папе-археологе. К счастью, многие знали, что мой отец-историк действительно проводил летнюю практику со студентами на каких-нибудь раскопках. А внешность Коуэна, несмотря на черные волосы и темные глаза, безупречно соответствовала европейскому типу. Поэтому наша версия всем казалась хоть и немного необычной, но вполне правдоподобной.
   Марта ревниво оберегала свое место рядом с Коуэном и, очевидно, считала, что уже имеет какие-то права на него. И по выражению лица Коуэна я не могла понять, как он к этому относится. Мне, конечно, такое настойчивое внимание к его особе было не слишком приятным, но я сознательно приказала себе даже не смотреть в ту сторону.
   Я и не смотрела. Я повернулась спиной к тому месту, где сидели Марта и Коуэн, и стала разглядывать танцующих. Это были три пары влюбленных, и с первого взгляда было неясно, танцуют они или просто целуются. Наконец, я решила, что они делают это одновременно.
   Джонни встал со своего места и отправился курить. Вместе с ним вышли еще три парня и две девушки. Марта вспомнила, что ей что-то надо сделать на кухне, и быстренько упорхнула туда. А Коуэн, освободившись, наконец, от своей дамы, подошел ко мне. Вид у него был безрадостный. Он опустился на стул, где до этого сидел Джонни, и хмуро произнес:
   -Ты обещала рассказать.
   Я удивилась.
   -Что?
   -Мне все это уже надоело. Я не понимаю, почему все так на меня смотрят. Ты ведь знаешь почему. Ты еще утром говорила, что можешь все объяснить.
   -А-а. - Я кивнула и неожиданно для себя предложила: - Давай потанцуем?
   В это время прозвучало начало песни, которую я знала и которая мне очень нравилась. Медленный, четкий ритм ее гипнотизировал, тело само начинало двигаться. Коуэн сначала непонимающе приподнял брови, а потом неуверенно кивнул головой.
   -Как скажешь. Только я, наверное, очень плохо танцую. Я этому никогда не учился.
   Мы встали, и Коуэн нерешительно положил руки мне на талию. Танцор он, безусловно, был не из самых лучших, но я многого от него и не требовала. Впрочем, он достаточно быстро понял, что ему нужно делать, и начал попадать в такт. Учиться современному медленному танцу проще простого, вот вальс или танго я сама, пожалуй, не смогла бы станцевать. Но Коуэна волновал в первую очередь наш разговор, и он напряженно напомнил:
   -Так почему? Только не говори снова, что потом объяснишь. Я сейчас хочу понять, что такое вокруг меня происходит.
   Я, снисходительно улыбнувшись, пожала плечами. Мне казалось удивительным слышать от человека, умеющего читать чужие мысли, просьбу что-то разъяснить. Ведь ответ находится на поверхности, можно самому догадаться. Коуэн досадливо парировал:
   -Рина, я знаю девять языков, не считая родного. Я могу достаточно правильно перевести на любой из них те слова, которые слышу. Но понять, почему человек думает так, а не иначе, извини, мне сложно. Особенно если этот человек воспитывался в другой культурной среде. Отличающейся от той, в которой рос я.
   Я поспешила его успокоить. Рассерженный, Коуэн почти остановился, а мы с ним вроде как танцуем, не надо, чтобы на нас начали натыкаться другие пары:
   -Хорошо, хорошо. Я попробую объяснить. На самом деле все предельно просто. Ты очень красивый, Коуэн, именно поэтому все на тебя смотрят.
   Он раздраженно поинтересовался:
   -Ну и что? Что дальше? Я красивый. Я знаю. Я слышал эти слова уже тысячу раз, если не больше. Да нет, гораздо больше. От тебя только за эту декаду пару тысяч раз. От остальных за сегодняшний вечер столько же. Мне все это давно осточертело. Я уже готов поменяться внешностью с Гракхом.
   Я почти всерьез испугалась.
   -Не надо.
   Коуэн с вызовом потребовал:
   -Тогда объясни по-человечески. Только не нужно снова повторять одно и то же. Я прекрасно понимаю, что мое лицо немного отличается от лиц прочих людей. Этот факт ты констатировала еще при нашей первой встрече, и все остальные с тобой согласились. Сейчас я хочу понять, как связаны особенности моей внешности с тем, что сегодня на меня обрушился такой бешеный поток всеобщего внимания. Я уже почти оглох от чересчур эмоциональных мыслей окружающих людей.
   Я вздохнула. И как я должна ему объяснять то, что кажется очевидным? Это все равно, что стараться кому-то доказать, что солнце желтое, а небо голубое. Но я все-таки попыталась.
   -Хорошо, я попробую по-другому. Не останавливайся, мы танцуем. Все дело в том, что красивые люди на Земле довольно редко встречаются. Не просто красивые, а настолько красивые, как ты. И поэтому они невольно привлекают к себе внимание. Можешь считать, что это своеобразный зрительный рефлекс: сразу выделять яркое красочное пятно на скучном сером фоне. А молодой красивый мужчина, такой, как ты, это вообще необыкновенная редкость. Поэтому не заметить его среди других просто невозможно. Всем девушкам очень нравятся такие мужчины. В их присутствии они сразу теряют голову и становятся очень глупыми. Хихикают, задают смешные вопросы и довольно странно себя ведут. Поэтому обычно все красивые мужчины весьма избалованы женским вниманием. Им даже кажется удивительным, если вдруг какая-нибудь девушка не замечает их и не падает в обморок от восхищения. Я была уверена, что ты тоже настолько привык, когда на тебя смотрят, что это кажется тебе естественным.
   Коуэн все же остановился и, нахмурившись, недоуменно переспросил:
   -Привык? Ты говоришь это всерьез? Да почему ты считаешь, что я должен привыкнуть к чему-то подобному? Ничего такого, в отличие от остальных описанных тобой мужчин, мне не кажется! Далась вам всем моя внешность! Я чувствовал, что здесь все воспринимают мое лицо как-то не так, как у нас, но не ожидал, что настолько.
   Я мягко потрепала его по плечу, пытаясь утихомирить.
   -Тише, не кричи. И не стой на месте, не забывай, что мы собирались танцевать, а не ругаться. Разве на Астре никто никогда не замечал тебя?
   -Я эстет.
   Он произнес это таким тоном, словно дал исчерпывающее разъяснение.
   -Ну и что?
   Музыка вдруг кончилась, нам все-таки пришлось завершить танец. Я удивленно оглянулась и увидела, как Марта, стоя у стереосистемы, что-то говорит Джонни, бросая быстрые взгляды в нашу сторону. Через две секунды Джонни вразвалку подошел и вальяжно предложил мне:
   -Потанцуем? Не против? - Он вопросительно взглянул на Коуэна. Тот молча пожал плечами. Джонни тут же оттер Коуэна от меня, и возле него сразу же очутилась Марта. Ее замысел был прозрачен, как стекло, и мне стало досадно, что она прервала наш разговор. Но музыку включили снова, и Джонни спросил:
   -Ты всегда только с братом танцуешь?
   -А разве я не имею права с ним танцевать?
   Мне почему-то было неприятно. Он сказал со смехом:
   -Нет, почему же, можешь. Но здесь так много других парней. Я, например. Со мной ты танцевать будешь?
   Я неохотно кивнула и положила руку ему на плечо. Если бы я отказалась, это, вероятно, выглядело бы подозрительным. Джонни мне не нравился. Его плоское, широкое, постоянно ухмыляющееся лицо с глубоко посаженными светлыми глазами и бесцветными ресницами вызывало во мне чувство, похожее на брезгливость. К тому же от него сильно пахло табаком, а я не выношу этот запах. Поэтому я невольно отворачивалась, и мой взгляд сразу же падал на Коуэна, который танцевал с Мартой. Вернее, пытался танцевать. У него не слишком получалось, и Марта его учила. Заметив это, Джонни уточнил с пониманием:
   -За братом следишь? Он у тебя, и правда, такой смазливый, что его страшно оставлять одного в компании девчонок. Но ты не бойся, Марта за ним присмотрит.
   Я неприязненно подумала: "А ты, как я вижу, решил присмотреть за мной". Джонни, разумеется, не понял моих мыслей, а вот Коуэн встревоженно оглянулся. Когда музыка наконец закончилась, он тут же оставил Марту и снова подошел к нам.
   -Я поговорю с сестрой, хорошо?
   Джонни только развел руками. Коуэн отвел меня в сторону, к той стене, где у Марты стоял шкаф, поэтому получался хороший укромный угол, и отрывисто спросил:
   -Что ему нужно было от тебя?
   Я спокойно пояснила:
   -То же, вероятно, что Марте от тебя. Мы просто танцевали.
   Коуэн категорично заявил:
   -Мне не нравится этот Джонни. Я не хочу, чтобы ты с ним танцевала.
   Я резонно предложила:
   -Так скажи ему об этом сам.
   Тут вернулся Джонни и лениво процедил:
   -Ну что, вы поговорили? Я ведь жду.
   Коуэн, даже не взглянув в его сторону, высокомерно отрезал:
   -Нет, мы еще не закончили разговор.
   Музыка гремела на полную катушку, поэтому никто не обратил внимания на эти громкие слова, сказанные чрезвычайно неприязненным тоном. Джонни тоже лишь молча пожал плечами и отошел. А я, взглянув на мрачное лицо Коуэна, вдруг подумала о том, что все это очень похоже на обыкновенную ревность. Коуэн ревнует меня к Джонни! Смешно ведь. Но он, похоже, так совсем не считал. И я, чтобы отвлечь его от этих мыслей, напомнила:
   -Коуэн, мы действительно не закончили разговор. Ты сказал, что ты эстет. Что же дальше? Почему для эстета красота не имеет значения?
   Он, все еще хмурясь, проворчал:
   -Имеет. Но только смысл в это понятие вкладывается совершенно другой. Внешняя красота - отличительная черта всех эстетов. Я тебе об этом уже рассказывал. В эпоху Гармонии на Астре все люди были красивыми. Потом духовное вырождение привело к утрате внешней красоты. Прежний облик сохранили только эстеты. В толпе эстета всегда видно. Это как печать на лбу, самый главный признак, который обычно в первую очередь бросается в глаза. Понимаешь? Признак социальной принадлежности и больше ничего.
   Я недоуменно улыбнулась. Вот так поворот.
   -Хорошо. Но ты ведь на Земле уже целый год. Пусть на Астре другое отношение к красоте, но здесь-то она должна быть признаком исключительно твоей внешности. И на тебя все равно никто никогда не обращал внимания?
   Коуэн признался с досадой:
   -Я не догадывался, что это имеет такой глупый подтекст. И в такую двусмысленную ситуацию я действительно попал впервые.
   Но как бы Коуэн ни относился к проявлениям всеобщего внимания, избежать его он все равно не мог. Марта снова увела от меня Коуэна в другой конец комнаты, а рядом со мной тут же оказался Джонни. Этот парень начал проявлять ко мне явный интерес и даже пытался ухаживать за мной. Но я теперь старалась избегать его. Дело было даже не в Коуэне и его ревности. Джонни порядочно выпил, и его ухаживание граничило с грубым приставанием. Он весь вечер уговаривал меня попробовать немного вина, но мне не хотелось. Я боялась, что тогда он совсем распустит руки.
   Вечер между тем шел своим ходом. Становилось шумно. Электричество не включали, хотя было уже довольно темно. Вместо этого Марта принесла десять или двенадцать коротких свечей в оригинальных стеклянных подсвечниках, и их торжественно зажгли, расставив в разные концы комнаты. Девушки смеялись и притворно визжали, когда хлопала очередная бутылка шампанского и пробка летела в потолок. Мне очень хотелось уйти. Неприятно трезвому человеку смотреть на пьяную компанию.
   То в одном, то в другом месте можно было видеть обнимающуюся парочку, слышался смех. Парни, на мой взгляд, позволяли себе слишком многое, но девушкам это, видимо, даже нравилось. Марта на другом конце комнаты что-то нежно шептала Коуэну на ухо, прижимаясь к нему всем телом. Он как будто не замечал этого. Он, не отрываясь, смотрел на меня. На то, как Джонни, совершенно уже пьяный, все больше пристает ко мне. Коуэн был абсолютно трезв. За весь вечер он ничего не брал в рот, кроме минеральной воды.
   Я отодвигалась все дальше от рук Джонни, меня уже тошнило от его заплетающейся речи и наглых глаз. И сейчас я особенно жалела о том, что надела это платье. Джонни так разглядывал мои голые плечи и колени, что я чувствовала себя совершенно раздетой. Я раскаивалась в том, что поддалась неожиданному порыву и пошла сюда. Надо было послушаться Коуэна и остаться дома. Сидели бы сейчас на диване, он рассказывал бы какую-нибудь историю - он здорово умеет рассказывать! И не нужно было бы внимательно следить за чужими нахальными руками, чтобы они не лезли куда не следует.
   Встретившись в очередной раз взглядом с Коуэном, я заметила, что брови у него угрюмо сдвинулись. И смотрит он так, словно застал неверную жену в объятьях любовника. Но разве я виновата в том, что этот пьяный тип пристает ко мне? Джонни, воспользовавшись тем, что я отвлеклась, все-таки ухватил меня за плечо и попытался поцеловать мою шею. Я вздрогнула от отвращения и отшатнулась от него. Коуэн убрал с себя руки Марты и решительно встал, задев стол, отчего зазвенели стеклянные бокалы и затрепыхалось пламя свечей.
   -Эй, ты, полегче. Руки не распускай.
   Джонни недоуменно огляделся, затем с трудом сфокусировал свой взгляд на Коуэне.
   -Это ты мне?
   Тот раздраженно подтвердил:
   -Тебе.
   -А кто ты такой? Чего тебе надо?
   Он тоже тяжело поднялся. Назревающий скандал сразу привлек общее внимание. Музыку выключили, те, кто продолжал танцевать, теперь подошли к столу. Кто-то, стоявший рядом с выключателем, зажег свет, и комната озарилась ослепительным сиянием. Гости смотрели на Джонни и Коуэна. Мало кто понимал, что произошло, и потому все шепотом интересовались друг у друга, что же эти двое не поделили. Более наблюдательные сообщали подробности или просто отмахивались, заинтересованные, что же будет дальше.
   Я тоже смотрела, но мне все это очень не нравилось. Я вовсе не хотела, чтобы Коуэн ввязывался в драку, но он едва сдерживал себя. Он проговорил нарочито спокойным тихим голосом, но у меня от этого голоса мурашки побежали по коже:
   -Не твое дело, кто я такой. А надо мне, чтобы ты немедленно убрал руки от этой девушки и отворотил от нее свою пьяную физиономию.
   Снова та же история. Мне казалось, я даже вижу, как вокруг Коуэна начинает свиваться в смертоносные жгуты его психическая энергия. Джонни, покачиваясь, вышел из-за стола.
   -Что? Что ты сказал? Ну-ка, повтори.
   Коуэн, опираясь на руку, одним прыжком перескочил через стол и оказался возле него. Глаза его сузились и стали совершенно серыми. Я не на шутку испугалась.
   -Коуэн, не надо! Идем домой.
   Но он прикрикнул на меня:
   -Не вмешивайся. Я хочу разобраться с ним.
   Джонни пьяно возразил:
   -Нет, это я хочу с тобой разобраться. Так что ты сказал?
   Этот парень был выше Коуэна почти на голову и шире в плечах чуть ли не вдвое. Но он едва стоял, а Коуэн уже достаточно сильно разозлился и не воспринимал разумных доводов.
   -Если ты не расслышал, я повторю. Не смей приставать к моей сестре.
   -Фу-ты, ну-ты. - Джонни издевательски поднял руки и повертел пальцами. - Какие мы гордые, посмотрите. Чем она лучше остальных. Такая же...
   Договорить он не успел. Коуэн внезапно, почти не размахиваясь, ударил его кулаком в лицо. Джонни не удержался на ногах и полетел на пол, опрокидывая стулья. Девушки вокруг завизжали. Когда парень поднялся, из разбитой губы текла кровь. Джонни вытер ее, посмотрел на испачканные пальцы и яростно рявкнул:
   -Вот значит как. Теперь пеняй на себя. Я тебя сейчас по стене размажу.
   Он кинулся на Коуэна с кулаками, но тот, без труда увернувшись, схватил его за обе руки и скрутил их у него за спиной. Скрутил с такой силой, на какую способен лишь вышедший из себя эстет. Джонни дико взвыл, и мне послышалось, что затрещали кости. Он согнулся вдвое и начал стонать. Я испуганно крикнула:
   -Коуэн, перестань!
   -Не вмешивайся, я сказал. Отойди, Рина.
   Он метнул на меня гневный взгляд и снова посмотрел на Джонни. Тот корчился от боли. За одну минуту он протрезвел и не делал никаких попыток вырваться. Марта, удивленно расширив глаза, смотрела то на Коуэна, то на Джонни и, наконец, попросила жалобным голосом:
   -Не надо! Пожалуйста, отпусти его. Не надо.
   Джонни застонал сильнее. Я снова мягко потребовала:
   -Коуэн. Я очень тебя прошу. Перестань. Отпусти его.
   Он хмуро посмотрел на меня, потом наклонился к Джонни.
   -Если ты хоть раз еще посмеешь что-то сказать или что-то сделать моей сестре, я тебя уничтожу. Ты это понял?
   Он с презрением оттолкнул парня от себя.
   -Кассарб!
   Джонни упал на колени и, постанывая, начал разминать руки. Потом пригрозил, чуть не плача:
   -Ну ладно. Ты еще пожалеешь об этом. Ты еще Князя не знаешь. Он не любит, когда его друзей по морде бьют.
   У меня сердце ушло в пятки, а Коуэн оглянулся и насмешливо протянул:
   -Ах, Кня-я-зя?
   Я со страхом дернула его за руку.
   -Коуэн, молчи. Молчи, ради бога. Пойдем отсюда.
   Но он отмахнулся от меня и снова наклонился к Джонни.
   -Передай привет Князю от меня. И дружку его, Тыре, тоже. Ты не знаешь, как Князь сумел разбить свой мотоцикл? Так ты спроси у него. Слышишь?
   Коуэн встряхнул Джонни за воротник.
   -Впрочем, я полагаю, что это не доставит ему удовольствия. Лучше не спрашивай.
   Я оглянулась. Все молчали и смотрели на нас с напряженными, вытянувшимися лицами. Имя Князя, видимо, очень много здесь значило. Коуэн тронул меня за руку.
   -Ты права, идем отсюда.
   Я бросила последний тревожный взгляд на Марту и на Джонни, и мы, ни с кем не прощаясь, вышли из квартиры госпожи Памос. Лучше бы мы никогда здесь не появлялись. Когда мы стали подниматься по лестнице, я в отчаянии спросила:
   -Коуэн, зачем ты это сделал? Зачем ты сказал про мотоцикл?
   Он остановился и виновато посмотрел на меня снизу вверх: Коуэн стоял на две ступени ниже меня.
   -Прости. Я накричал на тебя.
   Но меня беспокоило совсем не это.
   -Зачем ты ввязался в драку? Ты что, не мог промолчать?
   -Когда этот негодяй обидел тебя? Не мог.
   Я вспомнила слова Джонни: "Ты еще не знаешь Князя". Вот как отозвалось нам вчерашнее приключение. Теперь Князь обязательно найдет нас и тогда... Коуэн поднялся на два шага ко мне, привлек меня к себе, переплел руки у меня за спиной.
   -Глупенькая. Неужели ты еще не поняла, что я могу справиться с любым из этих типов?
   Я с горечью возразила:
   -Ты с одним можешь справиться, а если их много? Ты уже забыл, как тебя били? А я помню. Я этого никогда не смогу забыть. Ты знаешь, что когда их толпа, они превращаются в зверей?
   -Рина. Ри-на.
   -Коуэн, ты встал им поперек дороги. Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Я очень боюсь.
   У меня на душе было тоскливо, и на глаза внезапно навернулись слезы. Коуэн, улыбнувшись, протянул:
   -Ну-у. Не стоит из-за этого плакать.
   Он бережно смахнул тыльной стороной ладони слезинку с моей щеки, потом осторожно погладил меня по голове.
   -Пойдем домой.
   Мы поднялись по лестнице и вошли в свою квартиру. Было уже темно, и я хотела включить свет, но Коуэн остановил меня.
   -Не надо. Давай посидим немного в темноте.
   Я удивилась, но не стала трогать выключатель. Шторы вечером остались не задёрнутыми, поэтому света от горевшего возле окон фонаря вполне хватало, чтобы не натыкаться на предметы. Мы прошли в комнату. Коуэн сел на диван и показал рукой рядом с собой. Я тоже села, примостилась на краешке, но Коуэн решительно придвинул меня ближе к себе. Так, чтобы ему удобно было меня обнять. И от этого мне вдруг снова стало немного неловко. Мне всегда становилось неловко, когда Коуэн переходил ту невидимую границу, где он уже не был только другом и братом. Я не привыкла к такому, вот и все.
   Коуэн задумчиво изучил темное пространство перед собой, а затем сказал:
   -Рина, я хочу с тобой поговорить.
   Я невольно улыбнулась. Похоже, теперь ему будет казаться, что откровенные разговоры лучше проводить без яркого света.
   Коуэн с досадой подтвердил:
   -С тобой - да.
   Я удивленно приподняла брови. Интересно, о чем таком сложном будет разговор, если его предваряет столь необычное вступление? Коуэн помедлил пару секунд, потом неохотно сообщил:
   -Знаешь, мне было сегодня очень неприятно, когда я видел возле тебя Джонни. Это не только сейчас, а весь вечер. Когда вы танцевали, когда разговаривали.
   Он замолчал. Я с изумлением подняла на него глаза. И что? Коуэн спросил, не глядя на меня:
   -Нравится он тебе?
   Я ответила, даже не задумавшись:
   -Нет.
   И с неясной тревогой посмотрела на Коуэна, пытаясь разглядеть в темноте выражение его лица. Странные вопросы он задает. Он вдруг убрал свою руку с моего плеча.
   -А я тебе нравлюсь? Только ответь мне правду. Это важно.
   Его голос был необычайно серьезным. Я смутилась, недоуменно пожала плечами и попыталась перевести разговор в шутку.
   -Конечно. Ты просто не можешь не нравиться. Марту, например, ты сегодня совершенно свел с ума. Что она шептала тебе, когда вы сидели вместе и ее руки нежно обнимали твою шею?
   Но Коуэн не принял моего тона. Он досадливо поморщился и попросил:
   -Рина, не надо этого сейчас. Ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю.
   Я отвернулась в замешательстве. Господи, да чего он хочет? Ему нужно, чтобы я ему прямо сейчас в любви призналась? Коуэн вспыхнул и категорично возразил:
   -Нет, вот этого точно не нужно.
   Он неожиданно встал и отошел к окну, уперся ладонями в подоконник. Прислонившись лбом к стеклу, он стоял и смотрел на улицу. Я поднялась с дивана и подошла к нему. Коуэн сжал губы и отвернулся. Тогда я осторожно пристроилась рядом с ним у окна так, чтобы видеть его лицо, и искренне сказала:
   -Ты мне очень нравишься, Коуэн. Это правда.
   Он, продолжая упорно исследовать ночной пейзаж за оконным стеклом, с горькой иронией уточнил:
   -И почему? Потому что красивые люди редко встречаются и невольно привлекают к себе внимание? Так, кажется, ты говорила? Всем девушкам нравятся красивые мужчины. Марте действительно очень понравилось мое лицо. И она на многое сегодня была согласна. Если бы был согласен я. А по какой причине я нравлюсь тебе? По той же самой, что и всем остальным, из-за внешности?
   Я не ответила. До меня вдруг начало доходить, почему Коуэн затеял этот разговор. Причина заключалась в моих сегодняшних неосторожных словах по поводу красивых мужчин и восприятии красоты. Возможно, я действительно несколько перестаралась, выбрав для рассказа презрительный и насмешливый тон. А Коуэн, похоже, принял все на свой счет. Но обижать его я вовсе не хотела. И совсем не ожидала, что это настолько его заденет. Коуэн криво усмехнулся:
   -На Астре... Там тоже часто встречались такие девушки. Которые не стеснялись предлагать свою любовь эстетам. Наверное, в этом есть какое-то очарование. Связаться с эстетом, пойти наперекор общественному мнению. Абсолютно у всех эстетов красивые лица.
   Он повернулся ко мне.
   -Я не хочу так. В том, что я родился эстетом, нет моей вины. И никакой заслуги тоже нет. Я не хочу, чтобы меня любили только за то, что у меня красивое лицо.
   Я поняла его, и мне стало очень обидно.
   -Ясно. То есть, ты предполагаешь, что я такая же, как они. Что я отношусь к тебе так же, как все остальные. И так же любовь могу предложить. И так же... Как там Джонни сказал? Чем я лучше других?
   Коуэн замер.
   -Рина, нет. Подожди. Я не это имел в виду.
   Он попытался поймать мои руки, но я решительно высвободилась.
   -Не смей прикасаться ко мне! Я не Марта, понятно! Ее можешь обнимать сколько угодно, она не будет против. Сам сказал - на все согласна! Так воспользуйся моментом! Если хочешь знать... Познакомились бы мы при других обстоятельствах, твоя исключительная внешность была бы главной причиной, по которой я отказалась бы встречаться с тобой. Терпеть не могу красивых мужчин. Верить вам нельзя ни в коем случае.
   -Я знаю, что ты не Марта. Прости меня. Пожалуйста.
   Я закрыла ладонями лицо, и Коуэн все-таки меня обнял. Он держал меня так крепко, словно боялся, что я вырвусь и убегу от него.
   -Я ведь сегодня был готов убить Джонни за то, что он посмел тронуть тебя.
   Я вытерла сердитые слезы.
   -Ты ему чуть руки не сломал. Тебе нужно лечить людей, а не калечить их.
   -Ты стала слишком много значить для меня, Рина.
   Я попыталась возразить, но Коуэн перебил.
   -Да, я знаю, тебе не нравится, когда я об этом говорю. Но все равно. Ведь мои чувства не изменятся от того, буду я молчать или скажу. Рина, я не хочу быть для тебя только другом и братом. И мне хочется, чтобы ты об этом знала.
   Он осторожно прикоснулся губами к моим волосам и тихо добавил:
   -Я не стану решать за тебя. Я помню, ты этого не любишь. Ты имеешь право сама сделать выбор. Но пока ты решаешь, позволь мне побыть рядом с тобой.

- 10 -

   Было тихо и темно. Мы с Коуэном сидели на диване, он молчал и смотрел на меня. Потом протянул руку и коснулся моего лица.
   -В нашем доме в Оране много лет висела одна старая картина. Это был портрет работы Гето Квиндаре. Мой отец очень любил этого художника эпохи Гармонии, а мне нравилась только эта его картина. Там была изображена молодая женщина с большими печальными глазами. Сейчас ты очень похожа на нее.
   Я слабо улыбнулась. Коуэн задумчиво смотрел в темноту.
   -Иногда мне казалось, что эта незнакомая женщина - моя мама, поэтому она так по-доброму смотрит на меня. В детстве я часто приходил к портрету и рассказывал о своих бедах. Она слушала очень внимательно и никогда ничего не говорила, но мне становилось легче. Я совсем не помню свою маму. Хотя, конечно, у нас доме было много ее фотографий, но это совершенно не то. А ты? Ты помнишь?
   Я вздохнула. Мне вдруг снова представился дом, увитый зеленью, и моя мама с Максимкой на руках.
   -Помню, конечно. Она просто живет в другом городе. У меня есть маленький братишка и папа.
   -Ты счастливая. У меня никого нет, кроме Марка... И тебя. Как странно, что я встретил тебя здесь, на Земле.
   Коуэн теперь открыто говорил о том, что я у него есть. Я - его девушка, я значу для него больше, чем остальные, и он даже может меня ревновать. Я все еще с трудом привыкала к этой своей новой роли. И была благодарна Коуэну за тактичность, за то, что он не обижался, не торопил меня, а позволял мне самой думать, самой решать. Но теперь Коуэн так печально и серьезно смотрел на меня, что у меня вдруг защемило сердце.
   -Коуэн, Астра далеко?
   -Далеко.
   -Покажи мне ее. Где она находится?
   -Показать? Это как?
   -Но ведь на небе много звезд, я хочу знать, какая из них твоя.
   Он встал и подошел к окну.
   -Но отсюда Магнию не видно.
   -Магнию?
   -Ну да. У вас ведь есть Солнце, а у нас - наша старая Магния. Ты просила показать звезду. Я читал в ваших справочниках, как она называется у вас, но тут же забыл, в каком созвездии. У нее даже собственного имени нет, просто буква. Бета или Дельта, не помню точно. С Астры звездное небо выглядит по-другому, я так и не привык к названиям ваших звезд. Но я могу показать тебе ее на небе, наверное, ее уже видно.
   Мне вдруг стало очень интересно.
   -Покажи.
   -Но придется выйти на улицу.
   -Идем.
   Я накинула на плечи тонкую кофточку, и мы вышли из квартиры. На лестнице не было ни одного человека, и в подъезде тоже было очень тихо, что обычно не было характерно для тех вечеров, когда у Марты Памос собирались гости. Музыки не было слышно, и я подумала, что все уже, вероятно, разошлись по домам. Но как раз в тот момент, когда мы с Коуэном проходили мимо двери в квартиру госпожи Памос, на площадку выглянула девушка, которая была сегодня у Марты. Она проводила нас удивленным взглядом и снова закрыла дверь.
   На улице было уже очень темно. Возле подъезда горела лампочка. Она была не слишком яркой, но все же не давала толком разглядеть звездное небо. И мы с Коуэном отошли дальше, туда, где ни посторонний свет, ни крыши домов не мешали видеть звезды. Их было много, алмазные россыпи. Небо сегодня было чистым, ни облачка, и звезды казались почему-то ярче, больше и как будто ближе, чем обычно.
   Справа висела Большая Медведица. Из всех созвездий я узнавала на небе только ее одну, и теперь эти семь ярких звезд, образующих перевернутый ковшик, сразу бросились в глаза. Вокруг было пустынно и тихо. Коуэн смотрел на небо с грустью. Я тоже подняла голову. Звездное небо всегда производило на меня необыкновенное впечатление. Меня охватывало волнение, я начинала чувствовать бесконечность, бездонную глубину этого звездного пространства. Земля в этот момент казалась мне маленьким беззащитным шариком, летящим неведомо куда. И сейчас с особенным, тревожным чувством я увидела в Коуэне человека, который пришел оттуда, из этой бесконечной звездной глубины. Он задумчиво произнес:
   -Это не так страшно, как кажется. Преобразователь пространства позволяет сворачивать эту бесконечность, словно лист бумаги, и тогда за один скачок можно преодолеть больше, чем за год по линейной траектории. Привыкаешь к его работе и перестаешь думать о расстоянии, как о чем-то неподвластном человеку.
   -Но ведь корабль с Земли не долетит до Астры?
   -Не знаю, наверное, нет. Смотри, вот она.
   Я проследила за рукой Коуэна.
   -Видишь три ярких звезды? Они похожи на треугольник, поставленный на вершину. А теперь чуть правее и выше.
   -Это Магния?
   -Да.
   Я долго смотрела на звезду, которую показал мне Коуэн. Не самая большая и не самая яркая, одна из тысяч звезд, видных на небосклоне. И неизвестно, в каком созвездии. Ни я, ни Коуэн не были знатоками звездной астрономии. Но с этой звезды он прилетел и улетит туда снова. Коуэн улыбнулся.
   -Что-то ты загрустила. Во-первых, это будет еще нескоро, а во-вторых...
   -Коуэн, идем домой.
   У меня заметно снизилось настроение. Не было смысла говорить, что это будет нескоро. Все равно ведь будет. Все равно он улетит на Астру.
   Коуэн молча привлек меня к себе, обнял за плечи. Так мы и подошли к дому. Но когда до подъезда оставалось несколько метров, Коуэн вдруг остановился. И не просто остановился, а весь подобрался, словно скрученная пружина. Я встревожено спросила:
   -Что случилось?
   -Смотри.
   От стены дома отделились двое и, не спеша, направились к нам. Одним из этих парней был Джонни. Свет фонаря падал ему на лицо, и было видно, как он злорадно улыбается. Второй парень был мне незнаком. Трое подошли с противоположной стороны улицы. Теперь они окружили нас широким кольцом. Они молча стояли и неторопливо наматывали себе на руки обрывки цепей. Меня вдруг затрясло крупной нервной дрожью. Я повернула голову и со страхом взглянула Коуэну в лицо.
   -Их пятеро, Коуэн.
   Он оглянулся и хладнокровно исправил меня:
   -Семеро.
   Из-за дома вышли еще две тени. Когда на них упал свет, я их узнала. Это были Князь и Тыря. Тыря казался слегка пришибленным, а Князь широко улыбался.
   -О, какая встреча! Вот так удача. Наши старые знакомые. А я-то печалился, что никогда вас больше не увижу.
   Я с ужасом смотрела в его неподвижные голубые глаза. Узкое лицо его расплывалось в сладчайшей улыбке. Он знал, что преимущество на его стороне, и наслаждался торжеством момента.
   -Вы по вечерам любите гулять, я смотрю. Это хорошо. Молодцы, о здоровье нужно заботиться. Свежий воздух, крепкий сон.
   Коуэн холодно заметил:
   -Ты бы о своем здоровье лучше побеспокоился. Кстати, как самочувствие, бок не болит? Извини, я немного не рассчитал вчера.
   Князь сверкнул глазами.
   -Играешь с огнем, мой мальчик. Опасно играешь. Берегись. Ты, я слышал, моих друзей совсем не уважаешь. Джонни вот обидел. Я не люблю, когда обижают моих лучших друзей.
   -Я тоже много чего не люблю. А Джонни получил то, что заслужил. Но, видимо, недостаточно, раз все успокоиться не может.
   Я взглянула в глаза Коуэну. Он ободряюще мне улыбнулся. Он не притворялся. Он действительно был спокоен, уверен в себе. В нем не было ни капли страха, и это придавало мне силы. Мы сможем выпутаться, все будет хорошо. Князь вдруг сказал:
   -Какая очаровательная девушка твоя сестра. И неужели тебе не жалко, если с ней вдруг что-нибудь случится? А ведь случиться все может. Много плохого.
   -Князь, не трать зря слов. Я ведь все равно тебя не боюсь, так что не стоит меня пугать.
   -О, мне нравятся смелые люди.
   -Я не пойму, зачем ты привел сюда своих приятелей. Мы могли бы поговорить и без них. Ты что, насколько боишься меня?
   -Мы не говорить сюда пришли, дружок. Мы тебя бить будем. Проучить тебя надо, урок на будущее дать. А то зарвался ты совсем, авторитетов не признаешь, старшим грубишь. Напрашиваешься, мальчик, очень напрашиваешься.
   -Неужели? - Коуэн улыбнулся так снисходительно, что Князь ничего больше не стал говорить. Он кивнул головой своим парням, и те стали подходить, позвякивая обрывками цепей. У двоих в руках появились палки. Они неплохо подготовились к этой встрече. А Коуэн, по-прежнему широко улыбаясь, сказал:
   -Ну что же. Надо показать вам небольшой фокус.
   Он поднял правую руку и щелкнул пальцами. Из подъезда одна за другой выскочили три огромные черные собаки, похожие на волкодавов. Даже я вздрогнула от неожиданности. Хотя я должна была догадаться, что Коуэну сейчас неизбежно придется использовать психическую энергию. Мощью телосложения и силой эти страшные твари напоминали мифических персонажей, а не реальных животных. Достаточно было лишь глухого рычания и оскаленных клыков, чтобы подручные Князя пришли в смятение. Кто-то первым швырнул палку и побежал. Одна собака немедленно кинулась следом, с рычанием пытаясь схватить беглеца за ноги. Остальные не стали ждать и тоже бросились врассыпную. Две другие собаки гнали их по улице, лязгая зубами, как только кто-то пытался оглянуться. Сражение длилось недолго. Все, кроме Князя, покинули поле боя.
   Князь, увидев псов, отшатнулся, но не побежал, считая это, видимо, слишком унизительным для себя. Коуэн, подняв голову, прислушался к затихающему лаю, потом с сожалением признал:
   -Князь, твои подчиненные оказались порядочными трусами. Но я рад, что мы, наконец, остались одни. Давай теперь поговорим? Или у тебя пропала охота со мной разговаривать?
   Князь в ответ что-то презрительно пробормотал. Коуэн усмехнулся.
   -Зачем ты так? Я тоже ценю смелость. Скажи, тебе самому не противно иметь дело с такими людьми? Передай Джонни, чтобы он опасался попадаться мне на глаза.
   Парень со злобой скривил губы. Даже его яркий гребень как будто поблек. Это был человек, который никому никогда не прощал своего унижения. А Коуэн словно нарочно его дразнил.
   -Ты можешь идти. Я тебя больше не задерживаю.
   Князь повернулся с перекошенным от ярости лицом и, сунув кулаки в карманы, пошел по улице. Коуэн несколько секунд смотрел ему вслед, потом взял меня за руку.
   -Пойдем.
   Мы подошли к подъезду. В дверях он пропустил меня вперёд. И тут раздался глухой удар, Коуэн охнул и наклонился, ухватившись рукой за косяк. Потом с шипением прикоснулся к своему левому плечу и оглянулся. По улице мчался еще один парень. Вероятно, восьмой. Коуэн, морщась, распрямил спину. И тут только у его ног я увидела увесистый обломок кирпича. На глаза навернулись слезы от запоздалого страха.
   -А если бы он попал в голову?
   -Не попал бы. Он метил в спину. Такие люди если и бросают камни в своего врага, то исключительно в спину. Ладно, идем.
   -Тебе больно?
   -Ерунда, пройдет.
   Мы поднялись по лестнице и вошли в квартиру. Но даже здесь я не чувствовала себя в безопасности, тревога не отступала. Коуэн сел на диван и усадил меня снова рядом с собой. Вгляделся в мое лицо и с улыбкой заметил:
   -У тебя глаза перепуганные. И не синие сейчас, а черные. Зрачки почти во всю радужку.
   -Коуэн, мне на самом деле страшно, они хотели отомстить. Ведь я же говорила тебе, не надо было связываться с Джонни.
   Коуэн снова улыбнулся и ласково дотронулся кончиками пальцев до моей щеки.
   -Забудь об этом. Они не смогут со мной ничего сделать, пока ты рядом. Ведь мы энергетически связаны, помнишь?
   Но я не могла понять его спокойствия. Его безрассудная смелость меня пугала. Это была не смелость даже, а какая-то бравада, замешанная, скорее всего, на дурацком мужском самолюбии. Вот сейчас в разговоре с Князем Коуэн пошел на явную провокацию. Зачем? Он совершенно не хотел быть осторожным, и я боялась за него.
   Коуэн снисходительно усмехнулся в ответ на мои мысли, и я с упреком спросила:
   -Ты видел, какие глаза были у Князя? Коуэн, он не будет драться с тобой один на один. Такие люди не признают честного боя. Он тебя просто убьет и все. Ты считаешь, что смелость - это держать в руках гранату, которая должна взорваться через несколько секунд. Ее бросать надо подальше и падать на землю, а не думать о какой-то глупой гордости.
   -Перестань. Это была не граната, а всего лишь часть кирпича.
   -Да, обломок кирпича. И ты не знал, что он полетит в тебя. Точно так же в следующий раз может еще что-нибудь полететь.
   Коуэн виновато пожал плечами и ничего не сказал. Я смягчилась.
   -Давай я посмотрю твое плечо. Оно распухнет, если не положить холод.
   -Не страшно.
   -Коуэн, почему ты такой упрямый?
   Он, не ответив, послушно снял куртку и стянул через голову футболку. Потом сел, отвернувшись и предоставив мне на обозрение свою прямую спину с ровной цепочкой позвонков. Я осторожно отвела рукой его волосы. Коуэн наклонил голову и искоса взглянул на меня.
   Кирпич попал в спину, в то место, где плечо переходит в шею. Острый край оставил на коже глубокий багровый след. Бросали с близкого расстояния, с большой силой и, видимо, со злостью. Я робко дотронулась рукой до синяка.
   -Тебе больно?
   -Немного.
   -А ты сам себе не можешь убрать боль? Ты же умеешь лечить.
   -Нет. Самого себя не сможет вылечить ни один врач. Но зато это можешь сделать ты.
   Я лишь недоверчиво улыбнулась. Как это, интересно?
   -Я достану сейчас лед из холодильника, заверну его в полотенце и положу на ушибленное место. И ты посидишь так некоторое время. А то завтра у тебя синяк будет на полспины.
   Я хотела идти на кухню, но Коуэн остановил меня.
   -Рина, подожди, не надо. Это лишнее. Дай мне руку.
   -Зачем?
   -Дай. Я покажу, как ты можешь вылечить меня. Не нужен холод. И ничего больше не нужно. Только ты и твоя рука.
   Я послушно села и протянула ему ладонь. Коуэн крепко сжал ее своими горячими пальцами и потянул к себе. Мне пришлось сесть ближе к нему. Совсем близко. Коуэн сидел ко мне спиной, моя рука проходила сбоку под его рукой. Выглядело это так, словно я обняла его сзади. Я различала каждый волосок на его голове, каждую черточку его тонкого профиля.
   Коуэн прикоснулся губами к моей руке чуть выше запястья. Потом он накрыл своей ладонью мою ладонь, сцепив наши пальцы, и у меня внутри вдруг все замерло. Это и есть его способ лечения? Я догадалась, что он обманул меня. Догадалась, но ничего не сделала, чтобы прекратить все это.
   Почти не дыша, я наблюдала, как моей ладонью Коуэн проводит по своей груди и шее, затем прижимает к лицу. У меня почему-то не возникло желания отобрать у него свою руку. Сердце стучало медленно и громко, щеки пылали, я сидела, не шевелясь, а моя рука нежно ласкала сидящего рядом мужчину.
   Я хранила молчание, Коуэн тоже. Он, может быть, ждал, что я начну возмущаться, сопротивляться или отталкивать его, но я не стала делать ни того, ни другого, ни третьего. Непривычное, удивительное чувство я испытывала. И стыд, и страх, и в то же время - необыкновенное волнение. Коуэн между тем завладел совершенно моей правой рукой, прижался к ней лбом, опустив голову, и его длинные ресницы щекотно касались моей кожи.
   Мне неожиданно захотелось самой прикоснуться к нему, к его мягким темным волосам. Ведь я не раз думала об этом, но никогда не могла решиться. Теперь, подняв вторую свободную руку, я робко дотронулась до его головы. Под моими пальцами волосы Коуэна распадались на пряди, соскальзывали с руки шелковыми нитями. Коуэн выпрямился, развернулся ко мне. Он целовал меня несмело и бережно, едва касаясь моего тела ладонями. Затем отодвинулся и заглянул в мои глаза.
   -Сердишься?
   Я не знала, что ответить. Наверное, мне нужно было на него рассердиться, но я почему-то не чувствовала злости, лишь растерянность. Когда он вот так смотрел на меня, я совершенно не представляла, что надо говорить и что делать.
   Внезапно раздался звон разбившегося стекла, на пол дождем посыпались осколки. В комнату влетел камень и со стуком покатился по полу. От неожиданности мы оба вздрогнули, я испуганно посмотрела на Коуэна. Несколько секунд он сидел неподвижно, потом осторожно отстранил меня, встал, подобрал камень с пола и подошел к окну.
   -Теперь они не оставят нас в покое.
   Он выбросил камень через отверстие в окне, потом вдруг гневно ударил кулаком в стену и с горечью сказал:
   -Это я виноват, прости.
   -В чем?
   Коуэн не ответил, сел на стул, опустил голову и закрыл лицо ладонями. Через пару минут он тихо пояснил:
   -В том, что мы с тобой встретились. Ничего этого не было бы. Я люблю тебя, Рина. Глупое это слово, неправильное. Но в вашем языке я не могу подобрать другое. Чтобы рассказать, что я чувствую. Я хочу всегда быть с тобой. Прикасаться к тебе. Оберегать тебя. Делать все, чтобы ты была счастлива.
   Я растерянно молчала. Коуэн поднял глаза, грустно усмехнулся.
   -Ну вот, все-таки сказал. Хоть ты и не хотела. Я постоянно все делаю не так. С тех пор, как я здесь появился, у тебя начались неприятности. Ты беспокоишься, даже плачешь. Мне все равно, что будет со мной. Но этот мерзавец угрожал тебе. А я не знаю, как защитить тебя от всех этих Джонни и Князей. Пока меня не было, они даже не подозревали о твоем существовании. Прости меня.
   Я медленно подошла к нему. Коуэн обнял меня, крепко прижал к себе. Я погладила его по голове и робко дотронулась губами до его волос. Он поднял голову и стал смотреть на меня таким взглядом, что у меня от волнения перехватило дыхание. Сколько еще я могу притворяться перед ним и перед собой? Стараясь, чтобы голос не сорвался, я спокойно подтвердила:
   -Да, ты прав, с твоим появлением моя жизнь сильно изменилась. Я действительно никогда раньше столько не волновалась и не плакала. И никто мне не угрожал. Только ты о другом меня не спросил. Разве я жила, когда тебя не было? Я двигалась, совершала какую-то работу, но я не чувствовала, что живу. Ты приносишь мне неприятности? Как ты мог такое сказать? Что значит все это по сравнению с тем, что ты рядом. Я никогда в жизни не была так счастлива, как сейчас. Мне было очень плохо одной. Я ждала тебя. Ты хороший, умный, веселый, немножко безрассудный. И ты нужен мне. Очень нужен. Вот такой, какой ты есть.
   Мне почему-то хотелось плакать. Я обнимала Коуэна и смотрела в его большие глаза. И была рада, что могу, не стыдясь ничего, говорить ему все это. Коуэн порывисто поднял меня на руки, донес до дивана, посадил рядом с собой. Он долго смотрел на меня, не отводя глаз. Потом осторожно провел дрожащими тонкими пальцами по моему лицу и поцеловал. В глазах его было смятение. Он сидел очень близко ко мне, касаясь ладонями моего тела. Руки у него были очень горячие. Я видела, как он волнуется. Он сначала не решался, но потом вдруг начал целовать меня. Он торопливо искал мои губы и не мог оторваться, целовал меня в лицо, в шею, покрывал поцелуями мои руки. В нем как будто прорвалось что-то. Все, что он долго сдерживал в себе, вдруг почти помимо его воли вырвалось на свободу. Это было совсем не похоже на обычного, спокойного, сдержанного Коуэна.
   И я испугалась. Да, Коуэн был очень дорог мне, но я еще не могла, не готова была перешагнуть через ту границу, где наши отношения стали бы совершенно другими. А сейчас я чувствовала, что еще совсем немного - и нас перенесет через эту границу, словно стремительной рекой, вышедшей из берегов и сметающей все на своем пути. Я поняла, что нужно немедленно остановиться, и сказала очень тихо:
   -Коуэн, пожалуйста, не надо. Не сейчас. Перестань. Отпусти меня.
   Мои слова были для него, как ведро холодной воды. Он мгновенно очнулся. Взглянул на меня, потом отстранился, опустил голову.
   -Прости.
   Но я совсем не хотела его обидеть. Я осторожно обняла его и виновато попросила:
   -Пойми меня, пожалуйста.
   Он покачал головой, не поднимая глаз, и глухо сказал:
   -Я понял. Не говори больше ничего, я тебя очень прошу. Прости меня, если сможешь.
   Я ласково погладила его по волосам. Он все-таки обиделся. Но я не знала, как объяснить ему то, что я чувствую. Ничего ведь не случилось. И не изменилось ничего. Я помню те слова, которые он сказал мне, и те, которые я сама ему сказала. Просто он немного торопится. Сам ведь недавно говорил, что ему не нравятся такие, как Марта. Которые сразу на шею вешаются. Я не такая. Мне нужно чуть больше времени, чтобы на что-то решиться.
   Коуэн взял меня за руки и прижал свое лицо к моим ладоням. Щеки его горели.
   -Я не на тебя обиделся, а на себя разозлился. Рина, я тебе клянусь. Я никогда не сделаю ничего такого, что может тебя обидеть. Я буду тебе только другом и братом, если ты хочешь. Я сам не знаю, что со мной происходит. Больше этого не повторится, обещаю.
   Я совсем не была уверена в том, что хочу неукоснительного выполнения этого обещания, но одно я знала твердо: на сегодня достаточно впечатлений. Хватит уже выяснений отношений, ссор, примирений, драк и объяснений в любви. Поэтому я лишь молча кивнула. Но тут мой взгляд упал на окно. От сквозняка занавески шевелились, и в первую секунду мне показалось, что к нам кто-то пытается влезть. Коуэн наконец поднял голову и тоже посмотрел в сторону разбитого окна.
   -Это ветер. Давай чем-нибудь закроем, чтобы не дуло. А завтра я вставлю новое стекло.
   Он встал, подошел к окну. Была уже глухая ночь. За окном - сплошная чернота, лишь со стороны подъезда виден слабый отсвет от фонаря, который освещал листья растущих поблизости деревьев. Коуэн осторожно вытащил осколки, я дала ему одеяло, и он закрепил его в раме.
   -Ну вот, теперь нам никто не страшен.
   Он помолчал, а потом тихо добавил:
   -Поздно уже. Спать пора.
   -Да.
   Коуэн вышел из комнаты. Я погасила свет, разделась и легла. Но уснуть не могла, смотрела в темноту широко открытыми глазами. Когда Коуэн вернулся, я притихла и сделала вид, что сплю. Он лег, поворочался на своем диване, тоже затих. Я долго лежала без сна, открыв глаза. В окно заглянула луна. Свет ее проникал через верхнюю, неразбитую часть окна и серебристым полотном падал на пол. Я села на кровати и посмотрела на Коуэна. На фоне светлой подушки были хорошо видны его темные волосы. Он лежал, повернувшись лицом в мою сторону, глаза закрыты, вероятно, давно уже спит.
   Я встала и неслышными шагами подошла к дивану. Белый прямоугольник лунного света лежал на полу, разделяя комнату вдоль на две части. С левой стороны была моя территория, с правой - территория Коуэна. И я сейчас нарушила границу, перейдя ее босыми ногами, не оставив следов.
   Я подошла и опустилась перед диваном на колени. Коуэн был рядом, я могла бы дотронуться до него, если б захотела. Я долго смотрела на него, а потом наклонилась к его лицу. И нерешительно замерла в сантиметре от его щеки. Сердце медленно отсчитывало удары, мне казалось, я могу разбудить Коуэна, так громко оно билось. Коуэн вдруг поднял руку и бережно провел ладонью по моей щеке. Я отпрянула. Он не спит! Я быстро встала с колен и попыталась уйти, чтобы лечь снова в свою постель. Я была готова провалиться сквозь землю от стыда. Но Коуэн уже сел на диване, взял меня за руку и не отпускал.
   -Ты пришла.
   -Прости, я тебя разбудила.
   -Я не спал. Я ждал, что ты придешь. Вернее, не ждал, а надеялся. Мне очень хотелось, чтобы ты пришла.
   -И ты притворился.
   -Я притворился. Но у меня есть оправдание. Посмотри, какая луна. Поневоле ждешь чуда. И вот оно случилось. Ты пришла и даже хотела меня поцеловать. Или мне это показалось?
   Я растерянно молчала. Что можно было бы сказать? Да, это правда, я действительно хотела поцеловать его. Я робко потянула к себе свою руку, но Коуэн не выпускал.
   -Ты сделаешь это, если я сейчас снова лягу?
   Я промолчала. Коуэн секунду смотрел на меня, потом опустил голову на подушку. Он ждал. Я снова наклонилась над ним и робко дотронулась губами до его лица.
   -Спокойной ночи.
   Мне показалось, что Коуэн улыбнулся. Он выпустил мою руку, и я бегом добежала до своей кровати, легла и закуталась в одеяло. Мне было ужасно стыдно, сердце отчаянно стучало, а щеки горели. Но душа была переполнена сияющим теплым счастьем.

- 11 -

   Утром я снова проснулась поздно, и мне показалось, что я проспала целую вечность. Было уже очень светло, солнце ярко светило в окно и на полу темным квадратом лежала тень от одеяла, закрывавшего разбитое стекло. Я села на кровати и посмотрела на пустой диван. Казалось, что кроме меня, в квартире больше нет ни одной живой души. Я встала, прошла на кухню, заглянула в ванную. Коуэна нигде не было. Но на столе в кухне я обнаружила тарелку, прикрытую полотенцем. Он, видимо, не стал дожидаться моего пробуждения, позавтракал в одиночестве, и куда-то ушел. Я умылась, привела в порядок комнату, потом неторопливо поела. Коуэн позаботился, чтобы мне с утра не нужно было думать о готовке. А он все еще не возвращался.
   Я уже начала беспокоиться, но тут в двери вдруг щелкнул замок: его открывали ключом. Я вошла в прихожую. Коуэн плечом закрывал дверь. Увидев меня, он улыбнулся.
   -А, ты уже встала?
   Он держал двумя руками оконное стекло, завернутое в газетные листы, а на плече его висела спортивная сумка, по-видимому, довольно тяжелая, так как она заметно оттягивала вниз. Коуэн сказал виновато, словно извиняясь:
   -Я тебя немного ограбил. Но не хотелось будить, ты так спокойно спала.
   Он протянул мне ключ от квартиры.
   -А куда ты ходил?
   -В магазин. В хозяйственный. Стекло купил и еще кое-что из инструментов. А то у тебя даже гвоздей не найдешь.
   Он разделся и сразу занялся окном. Я села рядом и стала с интересом наблюдать за тем, как он работает. Из сумки, которую он принес с собой, Коуэн достал несколько деревянных реек и коробку гвоздей, положил все это на стол. Затем на свет показалась короткая ножовка, завернутая в промасленную бумагу, и молоток. Я с невольным уважением посмотрела на Коуэна. Неужели в этом доме наконец-то появился настоящий мужчина? Он спросил:
   -Поможешь мне?
   -Как?
   -Подержишь стекло.
   Я торопливо встала и выполнила его просьбу. Я смотрела на Коуэна с все большим удивлением, а его это, по-видимому, очень забавляло. Он выполнил работу быстро и уверенно, дел-то было на несколько минут. Закрепить стекло рейками, забить несколько гвоздей. Причем, оказалось, что размеры стекла замерены точно, оно легло ровно на свое место. Рейки отпилены нужной длины. А молоток, забивавший гвозди, попадал именно по шляпке гвоздя, а не по пальцам. Казалось, что Коуэн каждый день выполнял такую работу, настолько легко и профессионально он сейчас ее сделал. А я совсем не была уверена в том, что на Астре с ее высочайшим уровнем технического развития эстету, специалисту-филологу, ежедневно приходилось вставлять в разбитые окна новые стекла. Я даже подозревала, что там давно какие-нибудь небьющиеся заменители стекла из прозрачного пластика. Я спросила, наконец:
   -Откуда ты все умеешь? Коуэн, ты же эстет.
   -Я эстет, а не бездельник. Рина, я ведь уже целый год на Земле. Я не понимаю, чему ты удивляешься. Я ведь рассказывал тебе: я работал. Причем в разных местах. А любую работу надо делать качественно, поневоле чему-нибудь научишься. Если перечислять, чему я научился на Земле за этот год, не хватит пальцев на руках. А последние два месяца в Дорптауне мне вообще пришлось стать мастером на все руки. Мне приходилось работать, чтобы мои дармоеды с голоду не умерли.
   -Ты что, один на всех работал? У вас отряд двадцать человек.
   -Нет, конечно. Одному невозможно работу в городе найти. Бригаде человека три-четыре еще куда ни шло. Брал с собой то одних, то других. Их ведь еще и не заставишь в город идти. Они, видите ли, не привыкли заниматься тяжелым физическим трудом. А я привык. Только это всю жизнь и делал. Экспертом стал по рынку труда в Дорптауне. Точно теперь знаю, где и когда какую работу можно найти.
   Он убрал инструменты, я свернула одеяло, окно сияло новизной, и ничто теперь не напоминало о том, что вчера в эту комнату влетел камень. Теперь я знала, что слова Коуэна про сломанные утюги, ремонтировать которые - его любимое занятие, это не пустое бахвальство. Что он действительно способен починить неисправную электропроводку, забить гвоздь или вставить новое стекло. А еще он умеет готовить завтраки, лихо ездить на мотоцикле, лечить вывихнутые суставы и читать стихи. Порой мне казалось, что он просто идеальный мужчина во всех отношениях. Коуэн засмеялся.
   -А еще я умею затевать драки и портить отношения с соседями. Видишь, какое я удачное приобретение? Нашла тоже мне идеал. Хочешь, докажу обратное?
   В его глазах заискрился лукавый огонек. Я погрозила пальцем.
   -Не надо мне ничего доказывать. Я беру свои слова обратно.
   -Как быстро ты изменила свое мнение.
   Он подошел ко мне и обнял, скрестив свои руки у меня за спиной, чтобы я не вырвалась. Но я и не пыталась.
   -Просто я совсем забыла про вчерашнюю драку. Тоже мне эстет. Ведешь себя, как уличный хулиган. Я никогда не думала, что ты способен на такие безрассудные поступки.
   -А ты думаешь, что я мог бы поступить иначе? Выбора у меня просто не было. Ты сама затащила меня на эту вечеринку, а теперь удивляешься, почему я себя так вел.
   -Я затащила?
   -А кто же. Это ты ведь все эксперименты ставишь, опыты надо мной проводишь, словно я белая мышь. Все, больше я не хочу быть белой мышью, хочу быть человеком. Имею я на это право?
   В его глазах вдруг пропали смешливые искры, взгляд стал серьезным. Он провел ладонью по моим волосам, разделив их пальцами на пряди.
   -Ты красивая. Но сейчас даже лучше, чем вчера. Вчера была какая-то незнакомая и немного чужая. Нарядная для других. Но все равно моя.
   Он приподнял мою голову и осторожно прикоснулся своими губами к моим губам. Я не оттолкнула его, тогда он уже смелее еще раз поцеловал меня. Это было все еще так непривычно для меня, что внутри все вдруг замерло от волнения. Я сделала вдох и забыла сделать выдох, дыхание вдруг остановилось. Никто еще не целовал меня до Коуэна. Он заглянул в мои глаза.
   -Сердишься?
   Я покачала головой. Кажется, он уже отвоевал себе право целовать меня.
   -Ты простила меня за вчерашнее?
   -Мне не за что тебя прощать.
   -Я не про драку.
   -Я знаю. Как твое плечо? Не болит?
   -Я забыл о нем еще вчера. Ты можешь вылечить меня от любой болезни, если захочешь. Стоит тебе вот так дотронуться до меня.
   Он прижал мою ладонь к своему лицу. Я взлохматила ему волосы.
   -Я хочу сходить к Марте. Пойдешь со мной?
   -Зачем? - В глазах Коуэна мгновенно появилась тревога.
   -Но ведь извиниться надо. Мы вчера ушли, не попрощавшись. И еще эта драка. Марта, наверное, очень на нас обиделась, а у меня душа не на месте, когда я знаю, что на меня кто-то обижен.
   -Я сам не пойду и тебя никуда не пущу. Не думай даже. Слышишь?
   -Но ведь Марта живет под нами, я даже не выйду из подъезда.
   -Друзья Марты - хорошие знакомые Князя. Я не хочу, чтобы ты куда-то ходила без меня, тем более извинялась за мое поведение. Ты уже ничем не сумеешь помочь. Рина, ты меня поняла? Никуда. Я тебя прошу и даже приказываю: из квартиры ни на шаг. Это серьезно.
   Его встревоженный тон расстроил и немного испугал меня. Значит, он сам считает, что вчерашняя встреча с Князем не пройдет для нас бесследно. Коуэн уже дважды поставил этого человека в глупое и смешное положение. Причем сделал это на глазах у тех, для кого тот являлся непререкаемым авторитетом. Теперь Князь наверняка попытается нам отомстить. А это значит, что вчерашняя встреча будет иметь продолжение. Но что же теперь делать? Всю жизнь сидеть в четырех стенах и трястись от страха?
   -Нет. Не всю жизнь. Но несколько дней ты все-таки должна посидеть дома.
   -Я. А ты?
   -А я нет. Я буду уходить, а потом возвращаться. Если, конечно, ты будешь меня ждать. Вот сегодня, например, мне нужно будет уйти после обеда.
   -Куда?
   -Я договорился утром с одним человеком, нужно сделать срочную работу. Он велел мне прийти к двум часам.
   -Но зачем тебе снова работа? Деньги ведь еще есть, ты в прошлый раз много принес.
   Коуэн терпеливо объяснил:
   -Я договорился. Потом может не подвернуться такого удачного случая.
   Но у меня на глазах вдруг выступили слезы.
   -Коуэн, не уходи. Пожалуйста. Я очень не хочу, чтобы ты уходил. Ну, зачем тебе это нужно? Я боюсь.
   -Закроешь дверь и не будешь открывать никому, пока я не вернусь.
   Я в отчаянии сказала:
   -Ты не понимаешь? Я за тебя боюсь.
   Он улыбнулся и снова поцеловал меня.
   -Это приятно. Но я ведь никуда еще не ухожу. До обеда еще масса времени.
   Да, время еще было, но оно летело незаметно. После этого нашего утреннего разговора Коуэн стал очень рассеянным. Он постоянно о чем-то думал, смотрел в окно. Не шутил, не разговаривал, ни разу не улыбнулся. Меня это, конечно, очень беспокоило. Я внимательно наблюдала за ним, и его настроение мне не нравилось. Но я не делала попыток отговорить его. Потому что уже знала: если Коуэн что-то решил, значит, все будет именно так и никак не иначе.
   Но когда он после обеда встал, надел свою куртку и подошел к двери, у меня защемило сердце. Коуэн оглянулся, посмотрел на меня, и в его глазах была такая печаль, словно он собирался уходить насовсем. А его слова опять не соответствовали взгляду.
   -Я сегодня, может быть, поздно вернусь. Работа большая, не получится быстро сделать. Так что не скучай. Дверь не открывай и из квартиры не выходи, я тебя очень прошу. И не слишком переживай, со мной ничего не случится. Когда ты за меня волнуешься, мне приятно, но плохо, если от этого у тебя на глазах слезы.
   Он смахнул капли с моих ресниц и поцеловал меня в мокрые глаза. Я с тоской попросила:
   -Коуэн, не уходи.
   Он шепнул:
   -Я должен. Я люблю тебя.
   Он еще раз нежно прикоснулся губами к моим губам и вышел из квартиры. На душе у меня было очень тяжело. Я подошла к окну. Коуэн оглянулся и махнул мне рукой.
   Весь день я рассеянно бродила по квартире, бесцельно переставляла предметы с места на место, пробовала читать, но книга валилась у меня из рук. "Жизнь цезарей" не могла отвлечь от печальных мыслей. Я снова думала о Коуэне. Я думала о том, что в моей жизни еще никто никогда не был мне так близок и так дорог, как этот человек. Почему же так получилось? Меня вдруг перестало интересовать что-то вокруг, а все мое счастье, мои мысли и желания оказались заключены в этих больших темных глазах, в этой улыбке и голосе? Я ведь не хотела этого. Я не хотела, я боялась любви. Что же произошло? Почему теперь, когда он поцеловал меня на прощанье, мне захотелось броситься к нему, обнять за шею, прижаться к его груди и сказать: "Коуэн, миленький, не уходи. Не уходи, ведь я так люблю тебя". Я ведь в самом деле его люблю, и уже давно. И он меня любит по-настоящему, я это знаю. И знаю не со вчерашнего дня, когда он мне об этом сказал, а гораздо раньше. Я теперь и дня без него прожить не могу. Что же я буду делать, когда он улетит на Астру? Мы оба сумасшедшие. Мы оба не знаем, что мы делаем, к чему идем. Уже теперь мне легче умереть, чем потерять Коуэна. Я снова представила его лицо. Немного худое, с тонкими правильными чертами и красивыми темными глазами. Я невольно улыбнулась. Да. Теми самими, с угольно-черными ресницами, способными свести с ума очень многих в этом городе. Но вот только многие ему не нужны. А нужна почему-то я. И это удивительно.
   Вечерело. Коуэн предупредил меня, что вернется поздно, и повода для беспокойства не было, но у меня в душе все равно оставалась непонятная тревога. Я то и дело вставала и подходила к окну, всматриваясь в даль улицы. Мне не хотелось растравлять себя напрасным беспокойством, поэтому я старательно отгоняла от себя мысли о Князе и его дружках. Но тревога не уходила, а становилась все сильнее. И я, наконец, решила все-таки сходить к Марте и поговорить с ней.
   Я спустилась на первый этаж и позвонила в квартиру госпожи Памос. Дверь мне открыла Марта, очевидно, ее мать еще не вернулась из гостей. Вид у Марты был довольно растрепанный, и это меня удивило, я привыкла видеть ее безупречно одетой и причесанной. Она встретила меня без особого энтузиазма, но все-таки вяло предложила:
   -Проходи.
   Я робко вошла в квартиру. Только теперь до меня дошло, как я рисковала: ведь у Марты в гостях мог оказаться кто угодно из вчерашней компании. Не только Джонни, но и, пожалуй, сам Князь. Но, к счастью, Марта была одна. Судя по всему, она только что сидела на диване и смотрела телевизор: на полу лежала газета с телепрограммой, а на диване - смятая подушка и тарелка с яблочными огрызками. Марта подошла и выключила телевизор, а потом оглянулась на меня. В ее взгляде был красноречивый вопрос. Ей хотелось знать, зачем я снова к ней пожаловала после вчерашнего. И я сказала:
   -Марта, мне очень жаль, что все вчера так получилось. Я хочу извиниться за Коуэна.
   -Сам он не захотел прийти, чтобы извиниться?
   -Да он с утра опять из дома ушел. Ходит где-то целыми днями, я даже не знаю где.
   -Он вообще какой-то странный, твой Коуэн. Почему он вчера набросился на Джонни? Что он ему сделал?
   Марта недовольно поджала губы. Я произнесла как можно мягче:
   -У меня очень вспыльчивый брат, с ним иногда довольно сложно. Я не знаю, почему Джонни ему не понравился. Он весь вечер искал повод, чтобы к нему прицепиться. Джонни меня вчера поцеловал, вот Коуэн и взбесился.
   Марта обиженно заметила:
   -За своей сестрой-то он следит. А я вчера весь вечер просидела возле него, как дура, а он даже "до свидания" не удосужился сказать. И не улыбнулся ни разу. Он что, совсем улыбаться не умеет, всегда ходит такой серьезный и насупленный?
   -Нет, почему же, умеет. Он часто улыбается, и улыбка у него обаятельная, мне нравится, хорошая.
   Марта не преминула заметить:
   -Да и сам он очень красивый, надо сказать.
   Я безмятежно подтвердила:
   -Да, это многие замечают. Но он ужасно не любит, когда на его внешности заостряется слишком много внимания, сразу начинает злиться.
   Марта искренне удивилась:
   -Серьезно? А я думала, что должно быть наоборот.
   -Да и вчера у него было очень плохое настроение. Мы с ним редко бываем в гостях. А тут к тому же ни одного знакомого лица и какой-то тип пристает к сестре. Коуэн оберегает меня от посягательств, мне еще попало за то, что я надела такое короткое платье.
   -Разве оно было короткое? Я не понимаю, почему он устроил такой скандал из-за пустяка. Подумаешь. Ты понравилась Джонни. Ему захотелось тебя поцеловать. Или Коуэн считает, что его сестра должна стать монашкой? Тебе ведь самой иногда хочется развлечься, правда?
   Я промолчала. Человеку свойственно оценивать других людей с точки зрения собственных привычек и взглядов. Поэтому Марте действительно было непонятно, как это меня может совершенно не тянуть развлекаться. Марта села в кресло, закинув ногу на ногу.
   -А что вы вчера говорили про мотоцикл? Вы что, раньше встречались с Князем?
   Я пробормотала, пытаясь справиться с волнением:
   -Я... не знаю. Может быть, Коуэн встречался, он мне ничего не рассказывал. А кто такой Князь?
   Мне хотелось побольше узнать об этом человеке. Ведь Марта наверняка знает о нем больше, чем я. Она усмехнулась.
   -О, Князь это Князь. Его все здесь очень хорошо знают. Неужели ты ничего о нем не слышала?
   Я отрицательно покачала головой. Говорить Марте о наших встречах с Князем мне вовсе не хотелось. Ни о первой, ни, тем более, о второй.
   -Его здесь все уважают, а многие даже боятся. Вы, наверное, скоро тоже с ним познакомитесь. Когда вы вчера ушли, Джонни сразу отправился к нему и был очень злой. Он неплохой парень, но когда выпьет лишнее, дурной какой-то становится. Теперь ему в голову засела мысль, что Коуэн его обидел и надо, чтобы Князь с ним разобрался.
   Мне стало не по себе: я вспомнила вчерашний вечер. Разбираться у таких людей было принято всемером против одного, с намотанными на кулаки цепями и палками в руках.
   -Марта... Не сердись, пожалуйста, на Коуэна. Он тоже хороший парень, на него только временами что-то находит.
   Марта снова улыбнулась.
   -Да ладно, я уже и забыла. А он у тебя, правда, красивый. Девчонки на нем, наверное, гроздьями виснут. Но я ему, кажется, совсем не понравилась.
   -Ну что ты, Марта! Ты такая интересная девушка, что я тебе даже завидую иногда. Ты просто не могла ему не понравиться. И у тебя вчера такая хорошая вечеринка была, очень здорово, правда.
   Марта довольно улыбнулась.
   -Ничего особенного. А Коуэн тебе родной брат? Вы с ним не слишком похожи. У тебя и волосы светлые, и глаза серые, а он весь темненький.
   Я в замешательстве пожала плечами.
   -Просто он очень на отца похож, а я на маму.
   Я сказала чистую правду, хотя и не стала уточнять, что похож Коуэн на своего собственного отца, а я на свою собственную маму, и связи между ними нет никакой. Но то, что посторонние люди замечают наше несходство, кольнуло меня небольшой тревогой. Если к этому добавить очевидную ревность Коуэна и его заботливое отношение ко мне, неглупому человеку нетрудно будет раскрыть наш обман.
   Визит вежливости, казалось, был завершен. Я извинилась за драку и теперь могла спокойно уходить домой. Но что-то еще словно держало меня. Я сидела на стуле, смотрела на Марту и продолжала нашу светскую беседу.
   -А как Джонни? Я вчера испугалась за него. Коуэн ему ничего не сломал?
   -Кажется, все в порядке.
   -Я рада. Передай ему, как увидишь, что мне жалко, что вчера все так получилось. И что я перед ним тоже хочу извиниться.
   Но тут мне вспомнилось лицо Джонни, когда он стоял вчера в свете фонаря и злорадно улыбался. Не стоило мне перед ним извиняться. Да и фактически не за что. Он действительно получил лишь то, что заслужил. Меня передернуло от мысли, что мне снова придется его увидеть и говорить с ним.
   И тут в дверь неожиданно позвонили. Видимо, на кнопку звонка давили изо всей силы, звук был долгим и настойчивым. Марта улыбнулась.
   -А вот и Джонни. Легок на помине.
   Я испуганно дернулась, но отступать было уже поздно. Марта пошла открывать, и через минуту вместе с ней в комнату, действительно, вошел мой вчерашний ухажер. Увидев меня, Джонни широко развел руки.
   -О, какие люди! Приветствую вас, юная недотрога. - Джонни раскланялся. Я видела, что он паясничает, но тон его речи встревожил меня. - Чем обязаны такому визиту? Уж не братца ли своего вы здесь ищете? Так его здесь нет, как видите. Кстати, как он поживает? Как его здоровье? В порядке? А то я слышал, будто с ним что-то случилось...
   Это была не угроза. Это была информация. Вся кровь отхлынула от моего лица. Я тихо спросила:
   -Где Коуэн? Что вы с ним сделали?
   -Что ты! Я ведь его не видел. Я просто слышал, что Князь хотел с ним снова встретиться и спокойненько поговорить. А то вечно что-то мешает, собаки какие-то, девушки, вцепившиеся в рукава.
   -Где он?
   -Кто?
   -Коуэн!
   Джонни смотрел на меня с неприятной усмешкой.
   -Откуда ж мне знать? Я же говорю - я его не видел. Спроси у Князя.
   Я поняла по его ухмыляющемуся лицу, что он все прекрасно знает, но не хочет говорить. Я не могла дольше оставаться у Марты. Наверное, вот это меня и держало: мне нужно было услышать от Джонни это страшное известие о том, что с Коуэном что-то произошло. Я проговорила непослушными губами:
   -Я пойду, Марта, извини. До свидания.
   Марта сочувственно кивнула головой.
   -Да ты не переживай. Я думаю, что с Коуэном все в порядке. Джонни просто шутит. Правда, Джонни?
   Он широко улыбнулся.
   -Конечно. Я шучу.
   Ей было проще думать о том, что все это лишь шутка. Какое ей дело до Коуэна, кто он ей? Никто, ей все равно, случилось с ним что-то или нет.
   Я с отчаянием взглянула на них обоих и быстро вышла из квартиры Марты Памос. Когда я поднялась к себе на этаж, слезы уже наполнили мои глаза. Я вошла в квартиру, бросилась на кровать и уткнула лицо в подушку. Нет, не напрасно меня весь день сегодня мучила тревога. Коуэн, видимо, прав: между нами есть какая-то энергетическая связь. Теперь я уже не сомневалась в том, что с ним произошло что-то страшное. И от этого у меня разрывалось сердце. Зажав угол подушки, я смотрела перед собой невидящими глазами.
   Коуэн, где ты? Что они с тобой сделали? Почему ты ушел? Я так просила, я так хотела, чтобы ты остался. Я чувствовала, что с тобой что-то случится.
   Я вдруг снова посмотрела в окно. Что же я сижу? Я тут же вскочила. Надо что-то делать, надо помочь ему. Надо его найти. Он лежит где-нибудь в канаве, истекающий кровью. Я должна пойти его искать.
   Я подошла к двери и остановилась. Мне вспомнились слова Коуэна, его просьба и даже приказ: не открывать дверь и не выходить из дома. А ведь он все это знал. Он убеждал меня не волноваться, а сам заранее знал, что с ним что-нибудь произойдет. И я теперь даже подозревала, что он намеренно ушел сегодня из дома, чтобы встретиться с Князем без меня. А о том, что эта встреча будет, нетрудно было догадаться. Мне вспомнилось, как он поцеловал меня перед уходом. Он как будто прощался навсегда. Ведь меня уже тогда встревожило, какой у него печальный взгляд и как не соответствуют его бодрые слова выражению глаз. Нет, я не могу сидеть здесь и ждать.
   Я вскочила, открыла дверь и спустилась по лестнице на первый этаж. Я решила найти Коуэна. Живой он или мертвый, я хотела быть с ним.
   Но когда я уже собиралась открыть дверь и выйти из дома, что-то остановило меня. Чувство, похожее на внезапное беспокойство. Я оглянулась. Подъезд был пуст, никого нет и на лестничной площадке, но сердце мое все равно отчаянно стучало. Я осторожно, стараясь, чтобы не скрипнула, приоткрыла дверь и тут же увидела их. Их было четверо: Князь, Тыря, Джонни и еще один парень, имени которого я не знала. Это был один из тех, что были вчера с Князем на улице. Теперь они снова стояли возле нашего дома и о чем-то говорили. Князь лишь снисходительно слушал и изредка вставлял свое слово.
   Я отшатнулась и прислонилась к стене. У меня не было сил пройти мимо них, я не знала, что будет, если они меня увидят. Хотя именно эти люди наверняка знали, где сейчас Коуэн, задать им этот вопрос я никогда бы не решилась. С тяжелым сердцем я повернулась, медленно поднялась по лестнице и снова вошла в квартиру. Я выполнила твою просьбу, Коуэн, я не стала выходить из дома.
   Я взобралась с ногами на диван, погладила его матерчатую спину: на нем спал Коуэн. Как удивительно вещи сохраняют энергетику людей, которым принадлежат, со временем они становятся словно продолжением самого человека. Вот здесь Коуэн сидел, задумчиво глядя на меня, потом брал меня за руку. Мне вдруг так ярко вспомнилось это, словно Коуэн только что был возле меня. Почему я отталкивала его, говорила "не надо, Коуэн"? Почему не надо? Что мне мешало быть счастливой? Только мой собственный стыд и страх. А как теперь мне хочется, чтобы он вот так обнял меня, привлек к себе, целовал! Почему я боялась любить его?
   Мое горло как будто сжимала чья-то властная железная рука. Я сидела на диване и смотрела в окно. Когда в комнате стало совершенно темно, я свернулась калачиком и легла на диван.
   Неужели это правда? Неужели Коуэна больше нет? Разве мог он умереть, когда он стал так нужен и дорог мне? Я не верю этому. Он придет, обязательно придет. Потому что... Потому что если он не придет, я умру вот на этом диване. Я буду вот так лежать и плакать, а потом тихонько умру. У меня на глаза снова навернулись слезы. Пусть он придет! Приди, Коуэн, пожалуйста. Ты не можешь так просто бросить меня, ты ведь любишь меня. Я знаю, что любишь. Ты только приди, знаешь, как я буду любить тебя! Я ведь и сама не подозревала, что могу так сильно кого-то любить. Я ведь готова за тобой идти на край света, и даже дальше, туда, куда ты сам захочешь. Приди. Я закрыла лицо руками, слезы текли у меня между пальцев.
   Но Коуэн все равно не приходил. Вероятно, это всего лишь красивый поэтический образ - вера в то, что если тебя ждут, ты обязательно вернешься домой. Не только на Астре, на Земле тоже очень много таких стихов, и можно повторять их день и ночь, как заклинание. Но от этого не становится легче.
   Я долго сидела и смотрела невидящим взглядом на предметы, черневшие передо мной в комнате. Стало совсем уже темно, и я уже не могла плакать. Может быть, я уснула. В таком состоянии сознание отключается незаметно. Вздрогнула и проснулась я от того, что мне послышался шорох, доносившийся откуда-то из прихожей. Я напряженно выпрямилась и прислушалась. Долгое время в квартире стояла полная тишина, а потом мне снова показалось, что я слышу какой-то звук. Это было похоже на слабый стук в дверь. Я вскочила с дивана, опрометью бросилась к двери и распахнула ее.
   Хорошо, что Коуэн прислонился к косяку, иначе он непременно бы упал. Он держался рукой за голову, на лице его была засохшая кровь. Когда я открыла дверь, он поднял глаза и попытался улыбнуться. Я почувствовала, что начинаю медленно сползать на пол, все закружилось перед глазами. Потом я бросилась к нему, заплакала, обхватила его руками, прижалась мокрой щекой к его лицу.
   -Коуэн... Миленький мой. Ты жив! Что они с тобой сделали? Почему ты так долго не возвращался?
   Он погладил меня по голове.
   -Ничего... Теперь все в порядке. Не плачь. Видишь, я вернулся, я живой. Пойдем. Не надо стоять в дверях.
   Он тяжело оперся о мое плечо и, пошатываясь, вошел в квартиру. Но не в состоянии долго идти, сел в прихожей на полку для обуви. Я не могла успокоиться, по моему лицу неудержимо текли слезы. Я закрыла дверь, зажгла свет. Коуэн зажмурился и опустил голову. Он убрал руку от лица, и я увидела, что пальцы его тоже в крови.
   -Что это?
   -А... Ничего страшного. Голову чем-то разбили.
   Я беспомощно смотрела на него. Как же ничего страшного? Разбитая голова это ничего страшного? Коуэн тяжело вздохнул, морщась, снял грязную куртку и виновато посмотрел на меня.
   -Ты мне поможешь дойти до ванной? Голова очень кружится, я пока дошел до дома, несколько раз падал.
   Я помогла ему встать, он снова оперся о мое плечо. В ванной Коуэн снял порванную футболку, и я увидела, что тело его в свежих кровоподтеках. А когда он пошевелил левой рукой, то снова поморщился от боли. Я обеспокоено спросила:
   -Что у тебя с рукой?
   -Похоже на растяжение. Князь был не слишком вежлив. Ничего, пройдет.
   Он стал мыть руки и лицо, отмывая кровь. Я стояла и смотрела на него. Что они с ним сделали! Коуэн слабо улыбнулся.
   -Ничего. Ну что ты так испугалась? Все в порядке.
   И тут же он снова покачнулся и едва не упал, успев ухватиться за косяк двери. Я подошла к нему, и он снова положил мне руку на плечи.
   -Что такое. Я как ребенок теперь. Ходить сам совсем разучился.
   Я молчала, закусив губы. У меня сердце разрывалось от жалости. Добравшись до дивана, Коуэн тяжело опустился и хотел посадить меня рядом. Но я твердо возразила:
   -Нет. Надо посмотреть, что у тебя с головой.
   -Все нормально у меня с головой.
   -Коуэн, перестань.
   Я сбегала на кухню, налила в таз кипяченую воду из чайника, вытащила из аптечки все бинты и достала маленькие ножницы. Потом сделала несколько тампонов и бросила их в воду. Волосы у Коуэна очень густые и довольно длинные. Вокруг раны они слиплись от крови, я их безжалостно выстригла. И тогда я действительно смогла увидеть, что у него с головой. Меня обрадовало, что не было обломков кости, череп не был проломлен, и это уже казалось счастьем. Но рана, оставленная каким-то тяжелым предметом, была широкой и глубокой. Я бережно промыла ее водой, закусив при этом губы. Я боялась, что могу причинить Коуэну боль. Но он сидел, молчал и лишь смотрел на меня. Надо было обработать это место антисептиком, но у меня хватило мужества только на слабенький раствор перекиси водорода. Затем я просто положила на рану тампон из стерильного бинта и перевязала голову. Когда я закончила бинтовать, Коуэн благодарно поцеловал меня и попросил:
   -Теперь ты посидишь со мной?
   -Нет, тебе нужно лечь.
   -Я не могу лежать. Когда я опускаю голову, меня сразу тошнить начинает. Мне легче, когда ты рядом. Посиди со мной, пожалуйста.
   -Хорошо, но ты все-таки ляг.
   Я подложила ему под спину еще одну подушку, чтобы голова его была повыше, и заставила его лечь. Коуэн покорно выполнял мои распоряжения. Он стал очень слабым, лицо его сделалось мертвенно-бледным, почти прозрачным. Через бинт просочилась кровь и расплылась на нем большим алым пятном. Я укрыла Коуэна одеялом и села возле него. Он тут же взял меня за руку.
   Я выключила в комнате верхний свет, оставила гореть лишь лампочку в прихожей. Мне больно было смотреть на Коуэна: ему становилось все хуже. Видимо, пока он шел до дома и приходилось бороться, он еще держался, а теперь силы совсем иссякли. У него начался озноб, его сильно трясло. Я дала ему таблетку, но его тут же вырвало. Я уже знала, что таким образом протекает у Коуэна болезнь. Скоро у него поднимется такая высокая температура, что невозможно будет прикоснуться к его телу. Он улыбался, пробовал шутить, а я едва сдерживала слезы. Мне вспоминалась та ночь, когда я, бессильная чем-либо помочь, сидела у кровати и смотрела, как Коуэн борется со смертью. Сейчас я чувствовала такое же бессилие. Я хотела пригласить врача, но Коуэн остановил меня.
   -Не надо. Пойми, мне не нужны лекарства, мне нужно, чтобы ты была рядом.
   И я сидела возле него, держа его руку. Я готова была передать Коуэну все свои силы, лишь бы ему стало легче. Но, может быть, Коуэн просто выдумал совпадение наших энергий, лучше ему не становилось. Его снова начало рвать. Я с жалостью смотрела, как он мучается, но ничем не могла помочь. От слабости Коуэн не мог пошевелиться. На пожелтевшем, осунувшемся лице только блестели глаза. Я давала ему пить теплый чай, держала его голову и иногда целовала. Коуэн смотрел на меня с благодарностью.
   Так прошла ночь. Под утро я заснула, сидя возле дивана на полу и склонив голову Коуэну на грудь. Я уже ничего не соображала от усталости. Коуэн, заметив это, привлек меня к себе, обнял. И я тут же уснула, прижавшись к нему. Проснулась я часа через два. Утро уже наступило, и через незашторенное окно лился бледный, слабый свет. Едва я шевельнулась, Коуэн открыл глаза, хотя только что казался спящим. Он по-прежнему обнимал меня, я полулежала на диване рядом с ним. Я хотела встать, но Коуэн встревоженно глянул на меня и шепнул:
   -Нет. Не уходи.
   Я виновато призналась:
   -Я устала. Я лягу на свою кровать.
   Он пододвинулся к стенке дивана, повернувшись боком, и посмотрел на меня просящим взглядом.
   -Не уходи.
   Я поняла его. Я легла на диван рядом с ним, и он бережно прижал меня к себе. Оказывается, здесь вполне хватало места нам обоим. Я лежала, прижавшись к нему, а Коуэн обнимал меня, но мне от этого совсем не было неловко. После всего, что я пережила вчера, я была счастлива оттого, что Коуэн снова со мной, что я могу прикоснуться к нему, могу лежать рядом и слушать его дыхание.
   Так мы проспали до полудня. Когда я проснулась, то сразу посмотрела на Коуэна и улыбнулась. Он спокойно спал, уткнувшись лицом в мое плечо. Он выглядел значительно лучше, чем ночью, но я твердо решила, что ни под каким предлогом не позволю ему сегодня встать с постели. Я вспомнила, каким он пришел вчера домой, и сердце мое снова тоскливо сжалось. Очень осторожно, чтобы не разбудить Коуэна, я сняла со своего плеча его руку. Не проснулся, только вздохнул во сне. Тогда я медленно встала с дивана, поправила одеяло. Постояла секунду, склонившись над ним. Милый мой. Как я вчера испугалась, что навсегда потеряла тебя.
   Я ушла на кухню и занялась хозяйственными делами. Приготовила обед и заварила Коуэну свежий чай с лекарственными травами. Ему нужно теперь набираться сил. И вдруг услышала его встревоженный голос:
   -Рина!
   Я вошла в комнату. Коуэн приподнялся на локте и смотрел на меня огорченно и растерянно.
   -Почему ты ушла?
   Я поспешно подошла к дивану и села снова рядом с ним.
   -Вот я, никуда не делась.
   -Но ты ведь ушла. Мне было так хорошо, когда ты была рядом.
   -Коуэн, не капризничай. Я тебе сейчас чаю принесу.
   Я побежала на кухню, а когда уже входила в комнату с чашкой в руках, увидела, что Коуэн попытался встать, но снова покачнулся от слабости. Я погрозила ему пальцем.
   -Попробуй только. Не буду с тобой сидеть.
   Он улыбнулся и послушно лег. Я дала ему горячего чаю с сахаром и заставила выпить. Щеки его сразу порозовели. Потом я снова села на край дивана, и Коуэн сразу же меня обнял, сцепив руки замком за моей спиной. Теперь он, видимо, решил никуда меня не отпускать.
   -Как мне хорошо сейчас, ты не представляешь. Ты опять меня спасаешь, в который уже раз. Я знал, что стоит мне добраться до дома, как сразу станет легче.
   -Коуэн, расскажи мне, что вчера случилось. Ты снова встретил Князя? Они тебя били?
   -М-м-м... нет. Мы беседовали. Сначала. Вернее... Сначала мне чем-то разбили голову. Не знаю, откуда этот парень выскочил, ждал где-то за углом. В руках у него был длинный темный предмет, но я видел это уже вполглаза, когда терял сознание. А когда очнулся, передо мной стоял Князь и его компания.
   Он помолчал.
   -Знаешь, давай не будем об этом вспоминать. Ты и так напереживалась вчера.
   Но я с болью посмотрела ему в глаза.
   -Много их было?
   -Не знаю. Не считал.
   -И Джонни?
   -Да. Почему ты о нем спросила?
   Мне вспомнилось ухмыляющееся лицо Джонни: "Я не видел его, но слышал, что с ним что-то случилось". Коуэн сразу нахмурился.
   -Ты все-таки ходила к Марте? Зачем? Я ведь тебе это запретил.
   -Я очень волновалась. Я не могла сидеть и ждать. Я так боялась за тебя. Я думала, что они тебя убили.
   -Меня, оказывается, не так просто убить. Это ты меня заворожила. Дважды пытались, не вышло.
   -Коуэн, не смейся, пожалуйста. Я столько всего вчера передумала.
   -А я совсем и не смеюсь. Это правда. Я не мог умереть.
   Коуэн помолчал секунду, потом тихо продолжил:
   -Они притащили меня на какой-то пустырь и бросили там. И ушли. Я долго лежал, много раз терял сознание и снова приходил в себя. Потом сказал сам себе: "Нет, Коуэн, не можешь ты просто так оставить этот мир. Так что вставай и иди". И я встал и пошел. Потому что у меня не было права не вернуться. Я знал, что ты сидишь вот здесь и ждешь меня. И что плачешь, тоже знал. Полз сначала, потом поднялся кое-как, цеплялся за кусты, за стены домов. А как тебя увидел, понял: все, мы победили.
   Он замолчал. Когда Коуэн смотрел на меня, что-то такое светилось в его глазах, что мне хотелось плакать от счастья. Неужели он снова со мной? Как я боялась его потерять! Коуэн улыбнулся.
   -Ты слишком крепко привязываешь меня к жизни, Рина.
   Он потянул меня к себе, прижал к своей груди. Я лежала и слушала, как стучит его сердце. Коуэн провел рукой по моим волосам и задумчиво признался:
   -Я сейчас вдруг подумал. Как странно. Ведь мы встретились совершенно случайно. Что было бы, если бы не дракон? И если бы ты тогда не упала? Я так и не узнал бы, что ты - это ты, что это вообще возможно, так сильно любить кого-то. И что я буду рад тому, что Гракх меня здесь бросил. Подумать только! Я благодарен Гракху, если бы не он, ничего бы не было. - Коуэн целовал меня, нежно прикасаясь губами к моему лицу, глазам, губам. - И что Коуэн Граис, оказывается, может настолько потерять голову, что способен забыть совсем и об Астре, и о Марке, и вообще обо всем на свете.
   Я удивленно подняла голову.
   -Граис?
   -Да. Это мое полное имя. Коуэн Граис.
   -Я не знала.
   -Тебе не нравится?
   -Нравится. Твое имя можно спеть. Ко-о-уэн Гра-а-ис. Одни гласные.
   Коуэн с улыбкой подтвердил:
   -Да, оранский очень певучий язык. А Гракх - раманиец, я помню, как он первое время мучился с моим именем. Он выучил его по буквам и произносил так: Ко.- У.- Эн. На Граиса его уже просто не хватало.
   -А у меня получается. Ко-о-уэн Граис. Коуэн.
   Я засмеялась и поцеловала его. Коуэн снова прижал меня к себе.
   -Я люблю тебя, Рина.
   -Теперь скажи мне то же самое на своем языке. Наверное, по-орански это звучит не хуже.
   -Аи долию ней.
   Я повторила ему на ухо, стараясь передать те же интонации:
   -Аи долию ней, Коуэн.
  
  
   Часть вторая
   Астра. Синие озера в синих горах

-1-

   Нужно было привыкнуть к работе преобразователя, силового преобразователя пространства. Я не слишком поняла объяснения Коуэна, запомнила только, что этот преобразователь создает условия для "скачка" - особого режима полета, во время которого за доли секунды преодолевается расстояние в несколько десятков тысяч километров. Скорость звездолета при этом такова, что все материальные объекты на нем приближаются к так называемому первичному состоянию. Когда Коуэн мне об этом сообщил, мне, честно говоря, стало плохо. Как можно себе представить, что ты, мыслящее живое существо, на несколько секунд станешь атомной пылью, ничем не отличающейся от той пыли, что получилась из какой-нибудь лампы или пластмассовой стойки? А вдруг произойдет какой-то сбой в работе этого механизма? Что тогда? Коуэн, пряча улыбку, вздохнул:
   -Тогда все, конец. Одно хорошо - мы этого даже не почувствуем.
   Потом уже серьезно он добавил:
   -Рина, вероятность того, что произойдет сбой, ничтожно мала. Шанс погибнуть по этой причине примерно равен тому, что на Земле ты умрешь от прямого попадания метеорита.
   Но я все равно очень боялась. На деле же все оказалось не так уж страшно. Преобразователь включился на третьи сутки полета. В это время корабль уже преодолел притяжение Земли. Моя родная планета маленьким светящимся шариком светло-голубого цвета отплывала куда-то вдаль. Справа был ослепительный диск Солнца. Ярко-желтый круг с размытыми краями казался огромным одиноким фонарем в безбрежной непроглядной темноте. Звезд не было видно из-за Солнца. Его свет был настолько ослепляющим, что глаза просто не могли различить более слабый блеск звезд.
   Коуэн подошел ко мне и предупредил, что через несколько секунд включится преобразователь и что будет лучше, если я сяду и возьму на руки Алинку.
   -Это не больно и не страшно. Но вдруг ты упадешь с непривычки.
   Сам он сел рядом и положил свою ладонь мне на руку. Я ждала с замиранием сердца. Ждала чего-то совершенно необыкновенного, что поразит мой ум. Но ничего не произошло. Было только что-то вроде кратковременной потери сознания, как будто на две секунды сами собой закрылись глаза. Никаких необычных ощущений. Я даже рассмеялась, настолько это не соответствовало моим страхам. Коуэн ласково улыбнулся.
   -Ну, как ты себя чувствуешь? Все в порядке? Следующий такой скачок будет минут через двадцать. Привыкнешь.
   Я действительно быстро привыкла. Можно было и не садиться, заниматься какими-то своими делами. Работа преобразователя никак не отражалась ни на самочувствии, ни на общем состоянии. Она была заметна только в одном: с глаз мгновенно исчезли и Солнце, и Земля. Они остались где-то далеко позади, в гуще придвинувшихся вдруг звезд. Я увидела эти звезды сразу, как только система корабля вошла в обычный режим. Они сияли в обманчивой близости, как огни огромного ночного города, и не двигались, хотя я понимала, что корабль несется с огромной скоростью. Было что-то гипнотизирующее в картине звездного неба, я не могла отвести глаз от иллюминатора. Я так и простояла все двадцать минут до очередного скачка, который заставил меня очнуться.
   Очень скоро я перестала обращать внимание на звезды и снова занялась учебой. Мелькание звезд напоминало смену узора в трубке калейдоскопа. Чуть повернешь - и на смену одному затейливому сочетанию цветов приходит совершенно другое. Периодические отключения сознания, повторявшиеся теперь с четким постоянством, точно так же меняли рисунок звездного неба за хрупкой гранью иллюминаторного стекла.
   Я занялась языком. Коуэн написал мне на отдельных листах транскрипции наиболее труднопроизносимых оранских слов нашими буквами, и теперь я могла учить их, не прибегая каждую секунду к его помощи. Любую свободную минуту я старалась посвятить занятиям. Никогда не думала, что мне настолько трудно будет выучить язык. И не просто выучить - слиться с ним, научиться мыслить образами чужой речи. Я с некоторой завистью смотрела на Алинку, которая ворковала с Коуэном, уютно устроившись на его коленях. Трехлетний ребенок был гораздо способнее меня.
   Я повторяла давно знакомые слова. "Доли" - любить, "кои" - охранять, "аи" - я, "эн" - человек, мужчина, муж. "Коуэн" - охраняющий, "астрен" - житель Астры. "Коуэн Граис - астрен". Слова, которые не нуждаются в переводе. Сколько их я уже выучила... И все равно порой кажется, что я никогда не овладею оранским. Хорошо было Коуэну говорить, что выучить язык - это просто. Ему, знающему девять языков, выучить десятый - пара пустяков, наверное. Но попробуй учить оранский язык по учебнику, в котором все пояснения написаны по-орански.
   Позанимавшись примерно час, я отложила папку в сторону. В глазах у меня уже рябило от замысловатой вязи оранских букв. Почерк Коуэна, знакомый мне до мелочей в земном варианте, ровные, старательно написанные буквы становились неразборчивым орнаментом, как только Коуэн переходил на родной язык. Прежде чем понять смысл слова, надо было постараться хотя бы прочитать его. Я вздохнула и закрыла папку.
   Мое семейство, муж и дочь, уютно устроившись за перегородкой в кресле, оба спали. Алинка, обвив ручонками отца, прижалась к его груди, а он прикрывал дочку ладонью, словно защищая от всех невзгод мира. Слышен тихий гул работающего двигателя, и если положить руку на холодную стальную переборку, ощущается чуть заметная вибрация - это преобразователь накапливает энергию для следующего скачка. В полукруглом коридоре, видном из неплотно прикрытой двери, сияют голубовато-белые плафоны ламп, а в узкие и длинные, словно бойницы, иллюминаторы виден бескрайний звездный океан. А эти двое спят, слышится только ровное сонное дыхание. Словно мы все еще в Баскете, в нашей квартире, и они оба, утомившиеся после игры, задремали на своем диване. Как будто нет никаких проблем...
   Я смотрела на них, на самых для меня дорогих людей, и невольно улыбалась. Как я их люблю. Никогда я не осознавала этого так остро, как сейчас. Я смотрела на Коуэна, на его знакомое до мельчайших черточек лицо, и чувствовала себя бесконечно счастливой. Пусть неизвестно будущее, но ничего не страшно, когда он рядом. Все-таки надо было прожить с ним вместе три года, чтобы понять, что значит на самом деле любить мужчину. Пусть сейчас это чувство менее восторженное и романтичное, чем первая влюбленность, но несравненно более серьезное, более сильное и глубокое. Ведь только когда узнаешь человека и примешь его своим сердцем со всеми его слабостями и недостатками, и приходит настоящая любовь.
   Кто-то из древних философов утверждал, что к красоте привыкаешь так же, как и к безобразию. Это правда. Я привыкла к внешности Коуэна, меня уже не удивляла утонченная правильность его лица. За три этих года Коуэн сделался еще немного выше, я теперь доставала ему только до подбородка. Лицо его становилось все определеннее и тверже. От этого оно не было менее красивым, оно лишь приобретало черты зрелости. И я любила его.
   Я любила его глаза. Когда они блестели, я видела в них свое отражение. Очень часто в них искрился смех. Смех такой искренний, такой беззаботный, что нельзя было не смеяться, когда смеялся Коуэн. Но иногда его темные глаза имели цвет вороненой стали, и тогда в них страшно было смотреть. Но даже в эти мгновения я любила их. Даже когда мы были в ссоре, и его глаза становились непроницаемыми, как лед, они все равно были красивыми. Но особенно я любила одно их выражение. Выражение любви. На лице Коуэна появлялась загадочная улыбка, глаза становились большими-большими, просто огромными. В них исчезал блеск, они приобретали бархатную глубину. Лишь на самом дне вспыхивал и гас таинственный мерцающий огонек. И этот огонь заставлял меня забывать обо всем на свете.
   Я знала каждый уголок его тела. Я могла с закрытыми глазами найти крошечную родинку под его левой лопаткой. Я помнила, что на правой ноге немного ниже колена у него есть небольшой шрам, к которому нельзя прикасаться - Коуэну это неприятно. И я знаю, что будет, если я проведу подушечками пальцев по его шее от уха до плеча - он закроет глаза и с тихим стоном запрокинет голову. Однажды он сознался мне, что такое прикосновение сводит его с ума. Мне нравилось так делать. Мне нравилось подойти к нему сзади, когда он сидит за столом с книгами, запустить пальцы в его волосы и начать целовать его. Он прерывисто вздохнет и откинется на спинку стула, подняв подбородок и подставив свою шею моим губам. И к черту полетят все его занятия, потому что он будет уже не в состоянии думать о чем-либо, кроме меня. Мне нравилось проводить кончиками пальцев по его бровям там, где они делали резкий излом. От этого, когда Коуэн щурил глаза, лицо его принимало слегка высокомерный вид, но это впечатление тут же исчезало, стоило ему улыбнуться. И не за идеальную правильность, не за красоту я любила его лицо, а вот за эту неповторимость. Оно было живым, разным. Я любила его потому, что оно было лицом родного и любимого человека.
   Дочка, подрастая, все больше становилась похожа на отца. К трем годам Алинка вытянулась, стала высокой, тоненькой, с такими же, как у Коуэна, большими темными глазами и мягкими вьющимися волосами. Когда они шли вдвоем по улице, прохожие оглядывались.
   Никто на всей Земле не знал, что Коуэн астрен. Все считали его человеком, приехавшим из далекой страны где-то на краю света, куда нельзя позвонить и откуда не приходят письма. Немного странным человеком, но все же таким, как все, абсолютно земным. Его необычные умения воспринимались так же, как в цирке воспринимаются фокусы талантливых иллюзионистов: со смесью удивления, недоверия и любопытства.
   Алина была истинной дочерью эстета. Один раз, находясь у нас в гостях, бабушка напомнила внучке, что надо мыть руки перед едой, на что та выдала глубокомысленную фразу по-орански, смысл которой сводился к следующему: эстеты не позволяют себе что-то делать грязными руками. Алина хотела абсолютно во всем быть похожей на своего папу. Особенно это стало заметно после того, как ей исполнилось три года. С этого возраста я стала все чаще замечать за ней проявление тех же способностей, что и у Коуэна. Она была дочерью эстета. Это и радовало, и пугало меня. Я помню состояние моей мамы, когда Алинка в первый раз решила продемонстрировать ей свое умение летать. Бабушке, никогда раньше не наблюдавшей явление левитации, стало плохо, я по всему дому искала валерьянку. Потом она к этому привыкла так же, как и я.
   Коуэн был астреном. За все эти годы он ни разу не говорил мне о том, что скучает по своей родной планете. Но порой вечером, когда над Землей загорались звезды, он поднимал голову к небу и смотрел на далекую звезду, затерявшуюся где-то в глубинах Космоса. Алинка затихала, глядя на отца настороженными глазами. Он улыбался, обнимал нас обеих.
   -Как я вас люблю! И что бы я без вас делал?
   А в глазах его все равно оставалась неистребимая грусть. Коуэн очень сильно тосковал по Астре. Его разговоры с Алинкой по-орански, я поняла это, были своего рода отдушиной. Он стремился научить дочь своему родному языку, чтобы хоть один человек на всей Земле мог поговорить с ним. Он с головой уходил в свою работу, обкладывался толстенными словарями, просиживая ночи напролет над составлением своего учебника, потому что это было нужно его родине. К осени этого года, когда должен был прилететь звездолет с Астры, у Коуэна были готовы две папки с листами, исписанными его рукой. В одной размашистая оранская вязь перемежалась ровными кириллическими буквами, в другой - латинским шрифтом. Только теперь я узнала, что второй язык, который выучил Коуэн на Земле, был испанский. Он читал Сервантеса в подлиннике и говорил, что знает этот язык гораздо хуже остальных.
   Особенно сильно тоска стала чувствоваться в конце второго года пребывания Коуэна на Земле. Он учился в медицинском институте Баскета, возвращался домой поздно, часов в двенадцать. Я уже успевала уложить Алинку спать и ждала его, сидя у окна. Однажды я увидела его, когда он подходил к дому. Остановился у подъезда, поднял глаза к небу и долго смотрел вверх, на звезды. И такая безысходность была в его фигуре, что у меня сердце сжалось. Никогда Коуэн не говорил мне о своей тоске, но то, что он чувствует себя несчастным без своей родной Астры, я видела сама.
  
   Звездолет прилетел осенью. Заканчивался сентябрь. Нашей дочери исполнилось три с половиной года. Двадцать шестого числа в дом моей мамы явился посланник. Максим прибежал к нам домой и, запыхавшись от своего торопливого восхождения на пятый этаж, прерывисто доложил:
   -Карина, там Коуэна спрашивают. У мамы. Высокий такой дядька в черном балахоне.
   Коуэн тут же быстро вышел из комнаты.
   -Что он сказал? Где он?
   -Ничего больше не сказал. Просто спросил тебя, и все. Он, мне кажется, плохо по-нашему понимает. Мама попросила, чтобы он подождал, а сама отправила меня к вам. А тут автобуса, как назло, ни одного. Ну, я бегом.
   Я улыбнулась и погладила своего растрепанного братишку по русой голове. Что такое "бегом" для Максима. Подумаешь, четыре остановки! Коуэн стал поспешно одеваться. Я сказала, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и твердо:
   -Коуэн, если твой соотечественник подождет лишних три минуты, ничего страшного, я думаю, не случится. Мы с Алинкой оденемся и поедем вместе с тобой. Бабушку заодно проведаем.
   И я стала помогать Алинке одеваться. Коуэн взял спортивную сумку и аккуратно сложил в нее две пухлые папки. Через пять минут я закрыла квартиру на ключ, и мы вчетвером пошли на автобусную остановку.
   В автобусе мы всю дорогу молчали. Дети, чувствовавшие, что взрослые озабочены чем-то очень важным, тоже присмирели. Коуэн, ничем внешне не выдававший своего волнения, все-таки был как на иголках. Я знала, как он ждал этого дня, дня, когда он встретится с посланцами Астры. Мы не обсуждали, что он будет говорить и как себя вести. Еще летом, когда до возвращения звездолета оставалась уйма времени, он пообещал мне, что не изменит своего решения. Его дом здесь, здесь его семья, его жена и ребенок, поэтому он встретится с представителем отряда, чтобы передать ему результаты своей работы, но на борт звездолета подниматься не будет. Он говорил об этом спокойно и уверенно, как о давно решенном деле. Но мне все равно казалось, что этими словами он старался убедить не столько меня, сколько себя самого. Теперь, в автобусе, за пять минут до встречи с человеком, который прилетел с его родной планеты, Коуэну требовалось все его самообладание для того, чтобы хотя бы выглядеть спокойным. Но меня-то он обмануть не мог. Я не умела читать его мыслей, но зато я очень хорошо его знала.
   Я ожидала увидеть Гракха. Но к моему удивлению, человек, стоявший возле маминого дома, был мне незнаком. Это был высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти. Правую щеку его пересекал неровный багровый шрам. Коуэн, разглядев издалека лицо посланника, просиял.
   -Маю Тай. Не может быть! Нет, точно он.
   Мы подошли к нему поближе. Посланник склонил голову в почтительном приветствии и поднял к лицу выпрямленную ладонь левой руки. Я, поклонившись в ответ, взяла детей за руки и, чтобы не мешать разговору, пошла к дому. Коуэн остановился. Было видно, что и он, и Маю Тай рады встрече. Судя по всему, они очень хорошо знали друг друга. Но, видимо, традиции не позволяли им бурно проявлять свои чувства. Оба вели себя чрезвычайно сдержанно.
   Мама встречала нас на пороге дома. Максим сразу подбежал к ней, запрыгнул на крыльцо.
   -Вот, привел.
   -Молодец. Карина, ваш гость так и не захотел пройти в дом. Спроси, может быть, Коуэн пригласит его. Они, похоже, друг друга хорошо понимают. Я же ведь никак не могла взять в толк, кто он и что ему нужно. Это Максим догадался, что пришли к Коуэну.
   Я оглянулась. Коуэн разговаривал с Маю Таем. Разговор шел не на нашем языке и даже не по-орански, а на совершенно незнакомом наречии. Коуэн, расстегнувший было сумку, чтобы вынуть свои папки, так этого и не сделал. Он слушал, что говорил ему Маю Тай, и взгляд его становился все озабоченней и строже. Наконец, посланник вынул из складок своей одежды маленький белый треугольник. Коуэн взял письмо и поспешно развернул. Он читал, а я смотрела на его лицо. В яркий солнечный день так небо заволакивается тучами, если приближается гроза или ураган. За несколько минут становится совершенно темно, словно на землю легла ночь. Вот настолько же потемнело вдруг лицо Коуэна. Он дочитал до конца, сложил листок, сунул его в карман и кинул пару слов своему соотечественнику. Тот кивнул. После этого Коуэн подошел к нам.
   -Рина, мне нужно будет уйти с этим человеком. Я вернусь через час или, может быть, через два, как получится.
   -Что случилось?
   Он только расстроенно махнул рукой.
   -Вернусь, расскажу.
   Алинка, обхватив отца за пояс руками, просяще заглянула в его глаза. Но Коуэн покачал головой.
   -Нет, Ли. Не сейчас. Останься с мамой.
   Похоже, мысленно Алинка попросила отца взять ее с собой. Коуэн накинул ремень своей сумки себе на плечо и поспешно отправился с Маю Таем. Они шли и о чем-то говорили. Вид у Коуэна был очень встревоженный. Немного не такой представлялась мне встреча Коуэна с посланцем Астры. Вероятно, случилось что-то непредвиденное. Что? Неизвестность хуже любого знания. Она изматывает своей неопределенностью.
   Алинка, слегка насупившись, стояла рядом со мной и трогала рукой головки белых хризантем, распустившихся в мамином саду этой осенью. Дочь была обижена на Коуэна за то, что он не взял ее с собой. И мне в голову пришла неожиданная мысль. Алина была дочерью эстета. Она понимала то, о чем думают другие люди, в том числе и ее отец. И хоть, наверное, это было некрасиво и даже нехорошо, я спросила у нее:
   -Алина, ты поняла, из-за чего так сильно расстроился папа?
   Девочка вздохнула.
   -Да, он письмо прочитал.
   -О чем оно было?
   -Не знаю. Оно было непонятно написано.
   -Но ведь он о чем-то думал после того как прочитал его? О чем? Пожалуйста, скажи мне. Может быть, вместе мы сумеем помочь папе.
   Алина нахмурила лобик.
   -Он думал... о мальчике каком-то.
   -О каком мальчике?
   -О Марке? Я сама не поняла.
   Но уже и этого было достаточно. Я знала уже: то, что случилось на Астре, каким-то образом связано с Марком, а значит, все очень серьезно. И уже в этот момент во мне появилась ноющая тревога, неясное предчувствие чего-то плохого. Коуэн вернулся скорее, чем обещал. Алинка первая увидела его в окно и закричала:
   -Папа! Папа пришел!
   Он вошел в дом, и у него было такое лицо, что даже мама не выдержала и обеспокоенно спросила:
   -Коуэн, что стряслось?
   Я же просто молча смотрела на него и ждала объяснений. Коуэн по очереди посмотрел на всех нас каким-то обреченным взглядом. Алинка подбежала к нему и, обхватив его руками, жалобно сказала:
   -Папа.
   Он погладил дочь по голове.
   -Рина, я могу с тобой поговорить?
   Я встала. От той интонации, какой он произнес эти слова, у меня рухнуло что-то внутри. Мгновенной вспышкой неясное предчувствие оформилось в уверенность. Я уже почти наверняка знала, о чем Коуэн будет говорить со мной. Мы прошли в комнату, в которой когда-то жили. В ней до сих пор все оставалось так же, как тогда: та же мебель, те же занавески на окне. Я села на диван. Коуэн сел рядом и опустил голову. Почти спокойно я спросила:
   -Тебе нужно лететь на Астру?
   Он быстро взглянул на меня и тут же снова отвернулся.
   -Да.
   -Что-то случилось с Марком?
   -Да.
   -Что?
   Он достал из кармана смятый листок бумаги, исписанный незнакомым шрифтом. Письмо действительно было написано не по-орански. Коуэн невесело кивнул:
   -Ланийса оранского не знает. Это по-раманийски.
   Он стал читать про себя и на ходу переводить мне. Вот что было написано в этом письме:
   "Долгих лет и процветания тебе, этери Коуэн! (Этери - это вежливое обращение к эстетам и их официальное наименование на Астре). Я обращаюсь к тебе, жена Марка Топройта, Ланийса Топройт, потому что не к кому мне больше обратиться. Только ты остался во всем мире, кто может нам помочь. Обращаюсь к тебе, помня твою дружбу с моим мужем и любовь его к тебе.
   Марк Топройт, мой муж, находится в Чойнсе. Он там уже двести пятнадцать дней. (Чойнс - это главная тюрьма в Раманийе. Единственная на Астре, куда могут посадить эстета, если он совершил особо тяжкое преступление. Двести пятнадцать дней в переводе на земное время - чуть больше полгода.) Его лишили этерийской неприкосновенности и заморозили его денежные счета. Ведется разбирательство. Тянется это все уже больше двухсот дней, а конца этому делу не видно.
   Вижу я Марка раз в декаду, а бывает, еще реже. Помещение, где его содержат, сырое и холодное, Марк стал сильно кашлять. И кормят его плохо - только, видимо, чтобы не умер. Я теплые вещи ему принесла, да только не помогает это совсем: кашляет он все сильнее. А еду брать Марк отказывается: вам самим, говорит, нужно. Да и то. Деньги, что оставались на моем счету, уже заканчиваются. Пройдет еще дней сорок-пятьдесят, и останусь я вовсе без гроша. Куда тогда пойду и что буду делать, не знаю. Работать бы стала, да только куда я маленького Роя дену? Кто меня возьмет на работу с грудным ребенком? Мать моя знать меня и видеть не хочет, а уж сына эстета своим внуком тем более никогда не признает. Рой вот только ползать начал. Смешной такой. Радоваться бы мне, а я все плачу. Марк за нас переживает, а ведь и сам он не мальчик уже. Как кашлять начнет, так все за грудь держится. У меня сердце разрывается, когда на него смотрю.
   Помоги, Коуэн! Не совсем ведь чужие мы тебе. Помню я, хорошо помню, как ты уговаривал Марка оставить сомнения и жениться во второй раз. И ведь счастливы мы были. Счастливы так, что и не расскажешь. Видел бы ты Марка, когда он узнал, что у него сын родился. Коуэн, помоги. Ты можешь, я знаю. Ты ведь эстет, а вы люди необыкновенные, теперь-то я это хорошо понимаю. Помоги. Если Марк в Чойнсе умрет, то нам с Роем тоже не жить. Ты ведь "Коуэн" - "охраняющий". Охрани нас от беды. Ланийса Топройт."
   Коуэн закончил читать, аккуратно сложил листок и положил его рядом с собой на диван. Он лежал теперь между нами, как граница, разделившая пространство на две половины. В одной половине находилась я, и вместе со мной - вся Земля, все то, что дорого Коуэну здесь: его семья, его дочь. В другой половине - он вместе с Астрой, жестокой, но родной планетой, где в тюрьме умирает друг, заменивший Коуэну отца, и где некому помочь одинокой отчаявшейся женщине и малышу, только-только научившемуся ползать.
   Мы сидели и молчали. Коуэн смотрел в окно, а я смотрела на листок бумаги, белой бабочкой присевший на диван. Коуэн сказал, что должен поговорить со мной, но все было понятно и без слов. Я знала человека, который был моим мужем. Четыре года назад он вернулся на Астру, потому что тогда его помощь была нужна Гракху. Гракху, который предал Коуэна, который бросил его в тот момент, когда ему самому требовалась помощь. И Коуэн все равно полетел. Теперь речь шла о жизни человека, который был очень дорог моему мужу, кого он по-настоящему любил. Он полетел бы, даже если бы не было этого письма, этого отчаянного крика о помощи, обращенного лично к нему, к Коуэну. Взяв письмо и развернув его, я спросила:
   -Что сообщили тебе в звездолете? Ты узнал что-нибудь?
   Коуэн покачал головой.
   -Предводитель отряда ничего не знает о Марке. Ланийса передала ему пакет для Маю Тая. А в конверте оказалась вот эта бумага.
   Он со вздохом провел рукой по лицу.
   -Никто ничего не знает. Никто.
   -А это не может быть обман? Ловушка?
   -Нет. Это почерк Ланийсы. Я расспросил Предводителя о той женщине, которая передала ему письмо. Это она, без всякого сомнения. Да и для чего кому-то нужно было бы меня обманывать!
   -А почему она вложила письмо для тебя в конверт, адресованный другому?
   Коуэн печально улыбнулся.
   -Для безопасности. Вдруг кому-нибудь из контролирующих полет лиц захотелось бы проверить, о чем может писать астренка разведчику, находящемуся на Земле? Тогда до меня оно точно не дошло бы. Маю Тай - человек надежный, ему можно доверять. Мы с ним знакомы уже семь лет, еще с тех времен, когда был жив мой отец.
   -Когда улетает звездолет?
   -Через три дня.
   -Коуэн, мы летим вместе.
   Он повернул ко мне голову. Кажется, он меня не понял. Он смотрел на мое лицо таким взглядом, будто я произнесла эту фразу на незнакомом ему иностранном языке. И я отчетливо повторила:
   -Коуэн, я хочу, чтобы мы с Алинкой полетели вместе с тобой на Астру. Нас пустят в звездолет? Я помню, ты как-то говорил, что достаточно одного твоего слова и никто не будет возражать. Это правда?
   Он молча обнял меня и прижался щекой к моим волосам. Мой муж - сильный и гордый мужчина, но я знала, что теперь лучше помолчать. Мы сидели и молчали очень долго, пока, наконец, Коуэн не справился с собой. Но когда он начал говорить, голос его все равно сорвался.
   -Рина...
   И я тогда поспешно сама сказала:
   -Ведь ты все равно полетишь, правда? Представь, что будет с Алинкой, если ты улетишь один. Ведь вернуться ты сможешь нескоро. Наверное, не раньше, чем через год.
   Коуэн тихо возразил:
   -Может быть, еще позже. Если вообще смогу вернуться. В прошлый раз удачно получилось. Марк тогда столько порогов оббил, чтобы выхлопотать разрешение. Тема работы, деньги. К тому же будет невозможно повторно доказать, что я не летаю на Землю из личных интересов. Уже тогда, три года назад, это многим казалось подозрительным. Никто по доброй воле не летает на Землю, сюда чаще всего отправляют в качестве наказания. А я рвался так, словно от этого моя жизнь зависела.
   У меня сердце захлестнуло запоздалым страхом. Вот даже как... Я несколько секунд смиряла его биение. Потом с трудом проговорила:
   -Тем более. Про себя я не буду говорить, мы сейчас думаем о нашей дочери. Она не сможет жить на Земле без тебя.
   Но тут мне снова перестало хватать воздуха. Я перевела дыхание и продолжала:
   -Это во-первых. Во-вторых, на Астре тебе может понадобиться наша помощь. Там ведь кроме Марка есть еще его жена и ребенок. О них ведь тоже кто-то должен позаботиться. У тебя там есть какие-нибудь деньги? Счет какой-нибудь?
   -Да.
   -Ты посчитай. Она пишет, что денег у нее с ребенком осталось дней на сорок-пятьдесят. То есть, мы с тобой сейчас сидим и разговариваем, а у них уже, может быть, есть нечего.
   Коуэн смотрел на меня и молча слушал, а глаза его светлели и светлели. Конечно, я знала, что он все это и сам прекрасно понимает, но я говорила, убеждая его в том, что нам необходимо всем вместе лететь на Астру. Говорила, только бы не молчать. У меня не было такой силы воли, как у Коуэна, еще чуть-чуть - и я бы разревелась. Теперь настала моя очередь сделать выбор, и я его сделала, не задумываясь. Но чтобы привыкнуть к этой мысли, нужно было время.
   Коуэн вдруг спросил:
   -А как ты скажешь об этом своей маме?
   Да, это самое тяжелое. Мама, наверное, будет плакать. И я тоже буду. Может быть, мы уже никогда больше не увидимся. Может быть, нам с Алинкой всю жизнь придется прожить на Астре. Но я не сомневалась в правильности своего выбора. Я готова была бросить уютный, привычный, благоустроенный мир и лететь навстречу неизвестности, лететь на чужую планету. Потому что я любила своего мужа. Потому что без него я не представляла теперь своей жизни. Коуэн Граис, астрен. Этери Коуэн Граис.
   Позже, уже в звездолете, Коуэн признался мне, что я избавила его от необходимости сделать невозможный для него выбор. Он действительно не мог не лететь на Астру, но оставить на Земле Алинку и меня для него было равносильно смерти. Я приняла решение раньше, чем он отважился сказать мне об этом. Теперь, когда мы все вместе летели на Астру, Коуэн был неимоверно счастлив, но почему-то очень стыдился этого. Может быть, он считал, что его слишком явная радость каким-то образом может оскорбить меня? Ведь я покидала родину, расставалась с тем, что было мне дорого, а он знал, как это тяжело. Он сам прошел через это.
  
   Пока я так сидела, задумавшись, Коуэн проснулся. Он улыбнулся мне счастливой детской улыбкой и посмотрел на дочку. Алинка по-прежнему спала, прижавшись к нему. Очень осторожно он встал, положил ее поудобнее и прикрыл своим вязаным пуловером. Она вздохнула во сне и поджала ноги. Коуэн подошел ко мне и сел рядом. Я шепотом спросила:
   -Хорошо поспал?
   -Да, немного. Что ты делаешь?
   Я показала ему папку.
   -Вот, пытаюсь учить.
   -Много выучила?
   Я вздохнула. Честно говоря, от обилия грамматических форм у меня все перемешалось в голове.
   -Ничего. Постепенно все освоишь.
   Я прижалась к нему, и Коуэн меня обнял.
   -Хорошо тебе говорить. А я как представлю, как мы там будем...
   -Все будет замечательно. Я же привык жить на Земле, и ты привыкнешь. Вот только вытащим Марка из Чойнса.
   -Расскажи мне об Астре. Какая она?
   -Какая? - Коуэн задумчиво улыбнулся. - Красивая. Очень. Немножко похожа на Землю, но в то же время другая. Совсем другая. У нас все ярче. Если снег - то ослепительно белый. Небо - синее, и горы тоже. Рядом с городом - озеро. Соди - большой город, он расположен на восточном берегу Эука. Из нашего окна Эук будет видно.
   -Это озеро так называется?
   -Да.
   -Эук значит... - Я с трудом вспоминала перевод. Знакомое же слово. Коуэн подсказал:
   -Эук значит "теплое". В озере бьют горячие подземные ключи, поэтому оно никогда не замерзает, даже в самую суровую зиму. Ты представь: горы, покрытые снежными шапками и синяя гладь воды. А когда Магни уходит за горизонт, все вокруг становится фиолетовым... Увидишь все сама. - Он вздохнул: - Я так соскучился по дому, не думал даже, что мне так сильно будет не хватать всего этого.
   -Коуэн, а ты сразу к Марку поедешь?
   -Нет, сначала я завезу вас с Алинкой домой. Кто знает, может, мне придется пробыть в Раманийе не один день.
   Я только хотела сказать, что лучше будет нам ехать вместе, но Коуэн уже меня перебил.
   -Нет, Рина, нет. Я не знаю, что там произошло, и не хочу рисковать. В доме безопасно. Не бойся. Ты даже не заметишь, как я вернусь.
   Он поцеловал меня.
   -Не переживай. Все будет в порядке.
   Я вздохнула.
   -Расскажи, что там за люди. Мне кажется, соседи не очень доброжелательно настроены к тебе?
   -Не думай об этом. Люди как люди. Такие же, как и на Земле. Всякие встречаются.
   -Ты уверен, что к нам не будут относиться враждебно? К тому, что твоя жена с Земли? Как ты это объяснишь?
   Коуэн очень серьезно возразил:
   -Во-первых, это никого не касается. Кто моя жена - это мое личное дело. Во-вторых, я не собираюсь всем и каждому об этом рассказывать и тем более что-то объяснять. Когда мы отойдем от звездолета, никто никогда не сможет доказать, что ты не родилась на Астре. Мы купим одежду, вы с Алинкой переоденетесь и ничем не будете отличаться от других астренок. Вот если бы ты была с Куры, было бы гораздо труднее это скрыть.
   -Откуда?
   -С Куры. Подожди, я сейчас. Где-то у Маю Тая я видел звездный атлас.
   Коуэн ушел и через несколько минут вернулся с книгой, не слишком толстой, размером чуть больше альбомного листа. Ее глянцевые листы были густого темно-фиолетового цвета, и на них были изображены звезды, соединенные тонкими белыми линиями. Коуэн пролистал несколько страниц.
   -Да, вот этот квадрат. Смотри. Вот Соул, вот Магния. Вот это расстояние нам надо пролететь. - Он очертил ногтем линию между двумя звездами. - Кассио немного в другую сторону, но все равно. Представь, что вот здесь... - Он приподнял ладонь от страницы. - Здесь находится еще одна звезда.
   Я его перебила:
   -Коуэн, подожди. Соул, Кассио - это названия звезд? - Я старательно рассматривала звездную карту, пытаясь в ней разобраться, но надписи там были сделаны на незнакомом мне языке, не по-орански. Коуэн подтвердил:
   -Да, это названия звезд. И не просто названия звезд, а такие, которые стоит запомнить. Рина, давай я сразу тебе все объясню, чтобы потом не было путаницы. Во всех звездных справочниках Астры Солнце называется "Соул". Соул входит в созвездие Змеи. В переводе с древнекеттского языка слово "Соул" значит "глаз". Вокруг этой звезды вращается несколько планет. На третьей из них астренскими звездолетчиками была обнаружена разумная жизнь. Таким образом, Эрс - четвертая планета в обозримом Космосе, где существует человеческая цивилизация.
   -Эрс?
   -Да. Ни в одной из наших книг нет слова Земля как обозначения названия планеты. Третью по счету планету, которая вращается вокруг Соула, называют "Эрс". Так она была обозначена в бортовом журнале первого звездолета, который опустился на ее поверхность. Переводится как "голубок". Это цветок такой есть на Астре, похожий на пушистый голубой шарик.
   Я вздохнула. Хорошенькие новости. В одно мгновение я лишилась своих родных Солнца и Земли. Но от того трогательного названия, которое дали звездолетчики чужой звездной системы моей Земле, заскребло в горле. Действительно, похоже. Голубая планета, голубой цветок.
   -А почему четвертая? Есть еще и другие?
   -Есть. Начинаем считать с Астры. Астра в системе Магния - раз. Кура в системе Кассио - два. Эоти-бей в системе Тай - три. Эрс в системе Соул - четыре. Это последовательность, в которой данные цивилизации были открыты астренами. Собственную планету мы, конечно, не открывали, но такова общепринятая классификация. Существует мнение, что к Эрсу летали еще в догармонийскую эпоху, но никаких серьезных подтверждений этой гипотезе нет.
   -И что же такого необычного в людях с Куры? Ты предположил, что если бы я была с Куры, это было бы труднее скрыть.
   -Просто они очень смуглые. Цвет кожи - как кора дерева, а глаза светлые. Странное впечатление они производят, поначалу жутковатое. В темноте кажется, что их глаза светятся, и видят они ночью не хуже, чем днем.
   -Ты их видел?
   -Да. В Космопорте их часто можно встретить. У Астры с Курой тесные связи. Она ведь недалеко. На обычном, не сверхдальнем звездолете всего двенадцать суток. Скоро, наверное, сделают что-то вроде рейсового корабля. Будем на Куру летать, как туристы, на экскурсию.
   Коуэн, конечно, смеялся. Но я все же спросила с замиранием сердца:
   -А на Землю?
   Он перестал улыбаться.
   -Нет, Рина. На Землю нет. Во-первых, Земля гораздо дальше, во-вторых... - Он вздохнул. - Считается, что земная цивилизация еще не достигла необходимой степени развития, поэтому контакт признан нецелесообразным. Кура в техническом отношении находится примерно на том же уровне, что и Астра, даже, пожалуй, чуть выше. Поэтому между нашими планетами существует давняя и прочная связь.
   Мне стало немного обидно за свою родную планету.
   -Ну как же так, Коуэн. Ведь вы все равно летаете на Землю.
   -Да, летаем. Чтобы исследовать. Изучаем общество и состояние планеты. А общение пока считается преждевременным. Рина, на что ты обижаешься? Это ведь не мое решение, а Международного Совета. Знаешь, как мне досталось в Управлении за то, что я натворил в Дорптауне!
   Я грустно улыбнулась.
   -Да нет, я не обижаюсь. - Я взглянула на мужа. Разве можно на такое обижаться. Ведь он астрен, и чем дальше, тем больше начинает появляться в его речи интонаций и слов, говорящих о его принадлежности к этому "мы". Нельзя на это обижаться. Живя на Земле, Коуэн старался и говорить, и думать, как землянин. Но теперь невозможно было отнять у него законного права чувствовать себя частью Астры. И чтобы сгладить возникшую неловкость, я заинтересованно спросила:
   -А что третья планета? Что там за люди?
   -Эоти-бей? Там вообще первобытный строй, люди в звериных шкурах еще ходят. Туда почти не бывает экспедиций. Наблюдают за развитием, и все. Раз в сто лет, может быть, отправят корабль. Здесь вмешательство чревато еще более серьезными последствиями. Сделаешь что-нибудь не то, и вся история двинется в другом направлении. Слишком большая ответственность. Да и далеко. Звездная система Тай отстоит от Магнии на двести семь суток полета.
   -А на Куре ты был?
   -Нет. Я ведь не профессиональный звездолетчик. Маю Тай был несколько раз.
   Я едва слышно пробормотала:
   -Может быть, если бы ты побывал на Куре, то нашел бы для себя более достойную пару... С достаточным уровнем развития.
   Коуэн со вздохом возразил:
   -Рина, перестань. Когда я говорил об уровне развития общества, я имел в виду исключительно технический прогресс. К тому же, по-твоему, чудеса - это обычное дело? Ты веришь в то, что я сумел бы там отыскать человека с такими же энергетическими характеристиками, как у нас с тобой? Таких совпадений не бывает. А от подарков судьбы не отказываются. Их удерживают изо всех сил и, если надо, даже сражаются за право ими обладать. Так что перестань думать о всяких глупостях.
   Конечно, я тоже понимала, что сейчас ссориться нам не нужно. Я грустно улыбнулась и виновато прижалась к плечу Коуэна. Как бы там ни было, уже ничего не изменишь. Для меня сейчас он - единственный человек, на которого я могла опереться. Земля давно осталась позади, и скоро мы встретимся с планетой, где нам предстоит прожить жизнь. Встретимся с Астрой.
   Полет по времени длился тридцать суток. Очень мало, если задуматься о расстоянии, которое нам нужно было преодолеть. И очень много, если учесть, каким томительно-однообразным был этот путь. Мне скучать не приходилось - я учила оранский. Коуэн периодически устраивал мне практикумы. С заговорщицким видом они с дочерью переглядывались и неожиданно переходили в разговоре со мной на другой язык. Я настолько быстро, как они, перестраиваться не умела и чаще всего принималась путаться в грамматических формах, когда пыталась хоть что-нибудь сказать связно. Алинка заливисто хохотала. Да, наверное, моя речь действительно казалась забавной. Спасибо, хоть Коуэн не смеялся. Он с серьезным видом исправлял мои ошибки, а потом кивал: "Хорошо. Продолжай. Уже лучше". Вот так мы развлекались.
   Даже не знаю, чем в это время занимались остальные члены экипажа, летевшие на звездолете. Если я правильно поняла, состав отряда был неизменным каждый раз. Но я никогда бы не подумала, что кроме нас на этом корабле находится еще двадцать человек. Все то время, пока мы летели от Земли, в общих отсеках я видела только пилотов, два раза - Предводителя отряда и еще Маю Тая. Но вот Маю Тая нам удалось узнать поближе. Вернее, мне и Алинке удалось, Коуэн и без этого его прекрасно знал.
   Этот угрюмый на вид мужчина со шрамом, пересекающим всю правую щеку, при более близком знакомстве оказался очень добрым человеком. Наша Алинка, эта непоседа, без конца прибегала к нему, и он никогда на нее не сердился. Наоборот, при ее появлении он начинал улыбаться мягкой, совершенно не шедшей его суровому лицу улыбкой. Девочка с любопытством разглядывала его и бесцеремонно допытывалась, откуда у него такой страшный шрам. Маю Тай, в конце концов, сдался и рассказал, что рассек щеку, падая со скалы на Дее - небольшой каменистой планетке неподалеку от звезды Рэда. Вдаваться в подробности он не стал. Уже после его ухода Коуэн добавил, что упал он в тот раз потому, что спасал от гибели своих товарищей. И остался жив лишь по счастливой случайности. Врачи собрали его тело по кусочкам. Маю Таю было тогда двадцать семь лет, на его руках была больная мать и восемнадцатилетняя сестра. И у этой семьи не было денег на операцию. Но девушка училась в университете, где в то время преподавал историю искусств Лайотен Граис. Больше Коуэн ничего не сказал. Я сама догадалась о том, что именно его отец дал деньги на лечение Маю Тая. Видимо, с тех пор и завязалась между ними дружба. Хотя, какая дружба... На Астре, кажется, не было принято выражать свои чувства открыто. При взгляде на них обоих нельзя было сказать, что их связывают очень теплые дружеские отношения, настолько сдержанными были оба. Но все равно было заметно, что при Маю Тае Коуэн держится гораздо спокойнее и раскованнее, чем, допустим, при Предводителе отряда. Когда они разговаривали друг с другом, глаза у обоих теплели.
   Маю Тай выполнял на корабле ту же работу, что в свое время Гракх, то есть командовал рядовыми солдатами, служившими охраной и военной поддержкой. Я поинтересовалась у Коуэна, не знает ли он, почему заменили экипаж звездолета, отправленного на Землю. Ведь обычно и корабль, и персонал были теми же самыми. Об этом как-то обмолвился Маю Тай, и это даже мне казалось разумным. Зачем каждый раз заново готовить людей и технику к высадке на неизвестную планету, если есть те, кто уже приобрел немалый опыт и поэтому совершит гораздо меньше ошибок? На что Коуэн ответил, нервно передернув плечами:
   -Да ты что! Гракх сейчас и близко не подойдет к звездолету, летящему на Землю. У него даже от моего имени теперь начинаются судороги. Мы вдосталь наобщались на прошлом Разбирательстве. Он был уверен в моей смерти и никак не мог ожидать, что из-за меня окажется на скамье подсудимых и подвергнется допросу с контролем правдивости. А это очень неприятная процедура, должен сказать. Да ты, наверное, помнишь, в каком состоянии он прилетел тогда. Оставление в беде командира на вражеской территории - это очень серьезное обвинение. Я мог бы упечь его в тюрьму до конца его дней. Такому, как он, унижаться, упрашивать о снисхождении - смерти подобно. А он, если ты помнишь, унижался и упрашивал.
  
   Да я помнила. Четыре года прошло. А мне все помнилось так отчетливо, словно все это происходило вчера. И как мы приехали в Баскет. И реакцию моей мамы на Коуэна. Весьма отрицательную реакцию. Конечно, я предполагала, что будет нечто подобное. Но совсем не ожидала, что нам придется выдержать настоящую войну, чтобы доказать и ей, и всему миру, что мы не случайно оказались вместе. Ведь, по твердому убеждению Коуэна, я и только я имела право занять место рядом с ним. А мнение кого бы то ни было, пусть даже близких людей, не говоря уже о людях посторонних, его никогда не волновало.
   И то, какую роль сыграли в завершении этой войны Дэн и Максим, ставшие, в конечном счете, самими близкими друзьями Коуэна. Все отлично помню.
   Благодаря Дэну, его инженерному таланту и привычке нести в свой дом всевозможные железки и устройства непонятного назначения, Коуэну удалось послать тот самый сигнал о помощи, который совсем не ждал Гракх. На Астре оставался Марк. Только ради Марка Коуэн стремился сообщить на родину, что остался жив. В старом гараже рядом с маминым домом до сих пор стоит в углу невероятное приспособление, собранное этими двумя техниками-энтузиастами из подручных средств. Дэн тогда долго чесал в затылке и признавался, что уж насколько он разбирается во всяких механизмах, но понять, как эта штука работает, не может. А Коуэн серьезно отвечал, что ему проще собрать еще один такой прибор, чем объяснить принцип его работы. Он-то как раз в технике разбирается очень слабо.
   Максим, неугомонный сорванец, привязался к Коуэну, как к старшему брату, сразу и навсегда. Его покорили фокусы, которые Коуэн показывал мальчишке, и новые игры, в которые он с ним играл. Максим хвостом повсюду таскался за Коуэном, и от этого моя мама еще сильнее сердилась на них обоих. И только благодаря Максиму, его неуемной энергии, а также трагической случайности мама изменила свое мнение. Попробуй, не измени, если парень, к которому она относилась с таким недоверием, фактически спас ее сына! Это лишь эстету, владевшему левитацией, можно было лезть на крышу без опаски. Но Максиму, которому запретили даже подходить к чердачному окну, хотелось быть таким же смелым и ловким. Как Коуэну удалось поймать мальчишку у самой земли, я сама не знаю. Дело окончилось ободранной ногой и вывихнутым плечом, но и их тот же Коуэн залечил за пару минут.
   Так получилось, что вся моя семья приняла Коуэна как родного. И ему уже совсем не хотелось лететь снова на Астру. Особенно после того, как он узнал одну сногсшибательную новость. Он сам догадался, услышав обрывки нашего с мамой разговора и сопоставив некоторые факты. А я лишь подтвердила его, как ему казалось, безумное предположение. Все мужчины по-разному реагируют на сообщение о том, что в ближайшем будущем им предстоит стать отцом. Коуэн, кажется, не поверил. Он смотрел сквозь меня таким странным взглядом, что еще немного - и я расплакалась бы от обиды. Потом он словно с ума сошел. Он схватил меня за руки и всё повторял, с надеждой заглядывая в мои глаза: "Это правда? Неужели правда?". Затем обнял так, что я чуть не задохнулась, и долго не отпускал, уткнувшись лицом мне в волосы.
   А на следующий день к дому моей мамы пришел Гракх. Я даже не узнала его сначала. Куда делась его самоуверенность и властность! Сгорбившийся от невзгод старик стоял у дверей. Его впустила в дом мама. Коуэна не было. Он ушел с Дэном и Максимом по каким-то важным мужским делам. Так что говорить с бывшим старшиной пришлось мне. Звездолет прилетел. И прилетел, чтобы забрать Коуэна.
   Я помню, какой ужас я испытала, когда наши мужчины, наконец, вернулись домой. Перед Коуэном, выпрямившимся, словно стрела, гордо вздернувшим подбородок, бухнулся на колени суровый опытный воин, не раз глядевший в глаза опасности, и униженно, не поднимая глаз, забормотал что-то на незнакомом мне языке. Коуэн, спокойный, сдержанный Коуэн, с тихой яростью отвечал ему, почти не повышая голоса. Но от его слов почему-то мурашки бежали по коже. Я тогда вытолкала всех невольных свидетелей этой безобразной сцены за дверь. Мы сидели в кухне и прислушивались к голосам, не понимая ни слова, но по интонациям прекрасно чувствуя, что происходит что-то страшное. Никогда, ни раньше, ни потом, я не слышала, чтобы Коуэн с кем-нибудь разговаривал таким тоном. Потом стало слышно, как захлопнулась входная дверь, и наступила тишина.
   Я с опаской выглянула наружу. В прихожей никого не было. Гракх ушел, а Коуэна я нашла на втором этаже маминого дома, в нашей комнате, лежащим ничком на диване. Он накрыл голову подушкой и никак не отреагировал на мое появление. Я села возле него. Что-то говорить сейчас было нельзя. Мужчины очень не любят, когда кто-то видит их в таком состоянии. Но тихо посидеть рядом было просто необходимо.
   Потом Коуэн сел, вытер ладонями лицо и глухо произнес:
   -Я никуда не полечу. Пусть провалится к чертям этот Гракх вместе со своим Разбирательством, да и всей Астрой в придачу.
   Мы оба понимали, что это всего лишь бессильная попытка справиться с отчаянием. Что Гракх будет приходить сюда каждый день, умолять, вставать на колени не только перед Коуэном, но и передо мной, в надежде, что я смогу как-то повлиять на него. Что ответственность перед родиной у настоящего эстета слишком сильна. И Коуэн, что бы он ни говорил, не сможет наплевать на свой долг. И лететь ему все-таки придется. Лететь одному. Потому что этот вопрос мы тоже уже обсудили. Слишком рискованно подвергать едва зародившуюся жизнь перегрузкам, которые могут возникнуть во время межзвездного полета. Да и не могла я в то время настолько радикально изменить свою жизнь. Панически боялась.
   Сейчас я очень была рада, что вместо Гракха старшиной на звездолете является Маю Тай. Видеть его еще раз совершенно не хотелось. Слишком печальные воспоминания были связаны с этим человеком.
  
   Но экипаж звездолета состоял из гораздо большего числа людей. На двадцать шестые сутки полета в звездолете стало гораздо оживленнее. В полукруглых коридорах стали появляться высокие неулыбчивые мужчины в темно-зеленой одежде, очень похожей на военную форму. На всех лицах было какое-то ожидание. Я, наконец, спросила у Коуэна:
   -Почему у всех такое настроение? Что должно случиться?
   -Часа через два мы увидим Магнию.
   -Как? Уже долетели?
   -Не совсем. Но уже очень близко. Еще несколько "скачков" и отключится преобразователь. Корабль войдет в зону притяжения звезды. А потом мы увидим Астру.
   И я тоже, немного волнуясь, стала ждать появления незнакомой мне планеты. Когда в обозрении звездолета показалось неясное светлое пятнышко, Коуэн показал мне на него и сообщил:
   -Вот Магния.
   Я с напряжением вглядывалась в расплывчатый круг, сиявший вдали. Уже сейчас было видно, что Магния не похожа на Солнце. Это была ослепительно белая звезда, посылавшая в пространство свет без намека на желтизну.
   Корабль продолжал лететь к Астре, и через пару дней ее стало отчетливо видно. Я сразу почувствовала, что эта планета - другая. Хотя по размерам она не сильно отличалась от Земли, но внешне была совсем на нее не похожа. Не было на ней знакомых спиралевидных очертаний облаков и голубых луж океанов. Она казалась холодным кусочком льда или шариком мороженого. Сплошная белая поверхность, и даже не верилось, что там, внизу, живут люди. Я внимательно вглядывалась в очертания этой планеты, которая должна стать родным домом для меня и для моей дочери.
   Экипаж звездолета тоже заметно оживился. Когда Астра показалась в обозримой части Космоса, все стали подходить к иллюминаторам, что-то радостно говорить. Возвращение домой одинаково действует на всех людей - и землян, и астренов. Коуэн тоже был заметно взволнован. Он подошел ко мне, обнял меня и Алинку, и мы все вместе стали смотреть на медленно приближающуюся к нам планету. "Вот она, моя Астра", - произнес он по-орански, и я вдруг подумала о том, что прекрасно поняла его. Приближалась новая эпоха нашей жизни.
  

-2-

   Только на третьи сутки после того, как мы увидели Астру из иллюминатора, звездолет опустился на ее поверхность. Он описывал вокруг планеты витки, постепенно снижаясь, и, наконец, сел на огромное бетонное поле, мягко содрогнулся, становясь на опоры, и в корабле стало вдруг на несколько секунд тихо-тихо: выключился двигатель. Потом тишина взорвалась от громких голосов людей, вернувшихся на родину. Предводитель отряда немного торжественно опустил трап, и звездолетчики стали спускаться на родную землю. Коуэн, счастливо-взволнованный, с сияющими огромными глазами, взял на руки Алинку.
   -Идемте. Будем знакомиться с Астрой.
   Когда мы спустились вниз, я подняла голову и посмотрела на небо. Я ожидала увидеть ту же плотную белую пелену, которую мы видели над Астрой из Космоса, но вместо этого мне открылась безбрежная синяя даль. Небо над Астрой было темнее, чем над Землей, насыщенного ярко-синего цвета. На нем сиял небольшой, размером примерно с наше Солнце, ослепительно-белый диск - Магния, или Магни, как ласково называли свое светило жители Астры. Коуэн говорил, что сейчас в этой части Астры должна быть весна, и было, действительно, очень тепло - как у нас в мае.
   Я смотрела на землю, где нам нужно будет теперь жить. На кустики сухой зеленовато-черной травы, пробивавшейся сквозь трещины в бетонном покрытии, на далекие деревья, на длинное белое здание впереди, на небо, и сердце мое билось все быстрее. Вот она, Астра - неизвестная планета, где родился Коуэн, планета, о которой он так много рассказывал и на которую так хотел вернуться. Я должна полюбить эту планету. И я чувствовала: я почти уже люблю ее. Люблю за такое же, как и на Земле, небо, за деревья, темнеющие в тумане возле самого горизонта, за траву, за воздух, которым мне легко дышалось.
   Было, очевидно, раннее утро: все виделось в неясной молочно-голубой дымке. Я смотрела на Коуэна, несшего Алинку на руках, и мне казалось, что он сам, если бы это было возможно, был готов обнять и расцеловать и эту землю, и эту сухую траву, и деревья. Но его внутреннее волнение и счастье не выражалось внешне - лишь глаза светились особенным, ярким, радостным светом.
   Мы шли по бетонному покрытию летного поля. Один раз я оглянулась. Звездолет, покинутый людьми, стоял посреди площадки, нацелив в небо свой нос. Последнее воспоминание о Земле. Прощай.
   Вскоре мы вышли к низкому длинному зданию. Коуэн показал на него рукой.
   -Космопорт.
   Вдоль всего края летного поля располагалась длинная узкая клумба, где росли на черной земле какие-то цветы с темно-синими стеблями и белоснежными лепестками. Пьянящий аромат этих цветов был таким сильным, что кружилась голова. Когда мы проходили мимо них, Коуэн пояснил:
   -Это олусы. Символ Астры. Они всегда первыми встречают тех, кто возвращается из дальнего рейса.
   Мы вошли в просторный холл. Стеклянные двери бесшумно открылись, как только к ним приблизились люди. Нам навстречу шли, по-видимому, встречающие. Их было немного, всего пять человек. Одеты они были в просторную одежду, похожую на хламиду Гракха, когда я видела его в первый раз. Они обменялись приветствиями с прилетевшими членами экипажа. Приветствие это было очень сдержанным -- небольшой наклон головы. Все-таки на Астре, видимо, не было принято бурное проявление эмоций, здесь все были очень спокойными.
   Коуэн сразу оказался в центре оживленного, но негромкого разговора, и я, чтобы не мешать, взяв Алинку за руку, незаметно отошла в сторонку. Отсюда, издалека, я наблюдала за мужем. Вскоре большинство звездолетчиков прошли в широкие двери слева от входа, а в холле остались только двое из встречающих, Маю Тай, предводитель отряда и Коуэн. Но и они, видимо, собирались куда-то идти. Коуэн подошел ко мне:
   -Рина, минут через десять начнется конференция по результатам полета, я обязан на ней присутствовать. Это займет не больше часа. Давай я устрою вас с Алинкой где-нибудь в зале для гостей. Когда я освобожусь, мы полетим в Соди.
   Он смотрел на меня немного виновато, но я все понимала. У него неотложные дела. Ведь он вернулся на родину, теперь он должен подчиняться требованиям жизни на Астре.
   Мы пошли по гулкому пустому холлу, в котором отдавались эхом наши шаги, и вскоре вышли в другой зал, где начали встречаться люди. Они попадались навстречу все чаще, и многие провожали нас удивленными взглядами. Я догадывалась, почему. Мы втроем, действительно, очень сильно отличались от окружающих. Здесь, на Астре, было принято одеваться в просторную, широкую, спадающую с плеч мягкими складками одежду длиной почти до пола. И цвета были очень неяркие: светло-серые, голубые, синие, белые. Я в своем коротком плаще кофейного цвета и Алинка в розовой курточке казались двумя бабочками, залетевшими зимой в заснеженный лес. Коуэн не обращал никакого внимания на устремленные в нашу сторону удивленные взгляды, а я чувствовала себя неважно.
   Наконец, увидев в просторном зале, куда мы вошли, низенькие скамейки с вогнутыми спинками, я предложила:
   -Давай вот здесь мы тебя подождем. Ты иди. Тебе, наверное, нельзя больше задерживаться.
   Коуэн рассеянно кивнул.
   -Да. Мы сюда и направлялись. Я только заберу удостоверение и куплю вам что-нибудь поесть.
   Он подошел к небольшому экрану, встроенному в одну из стен. Сбоку были крохотные кнопки с изображенными на них символами. Коуэн быстро набрал комбинацию, на экране четкими оранскими буквами высветились знакомые мне слова: "Коуэн Граис. Этери. Орана". И через несколько секунд из узкой щели возле клавиатуры выскользнула карточка. Коуэн сунул ее в карман рубашки. Я попросила:
   -Что это? Можно мне посмотреть?
   Коуэн протянул мне карточку.
   -Мое удостоверение личности. Вместо паспорта. Перед вылетом полагается сдавать все документы. Хорошо, что терминал исправен, а то пришлось бы идти к начальнику Космопорта и доказывать, что я - это я.
   Это была небольшая, примерно с четверть моей ладони, карточка, сделанная из какого-то легкого и прочного материала. Она отливала приглушенным темно-серым цветом и обладала удивительным стереоэффектом: на одной ее стороне, как бы в глубине, светились слова "Коуэн Граис", на другой были три слегка зазубренные полоски разной длины, толщиной примерно в волос. И все. Никаких данных. Нет ни фотографии, ни даты рождения, ничего. Коуэн взял у меня карточку.
   -Какой смысл в фотографии, если эстет в любой момент может изменить свой внешний облик? Этого вполне достаточно. Подождите, я сейчас приду. Сниму немного наличных денег и куплю вам чего-нибудь перекусить. Не думаю, что здесь будет что-нибудь существенное, но хоть что-то, чтобы скоротать время и перебить аппетит. А то до дома мы еще не скоро доберемся.
   Он пошел через весь этот огромный зал на другой его конец, где виднелась высокая стеклянная стойка, и через пару минут вернулся, держа в руках две блестящие упаковки и стопку купюр светло-голубого цвета с белым рельефным рисунком. В упаковках оказались шарики, и по виду, и по вкусу напоминавшие обычное песочное печенье. Деньги Коуэн отдал мне, сунул свое удостоверение в карман рубашки, наскоро поцеловал нас обеих и быстро пошел туда, откуда мы только что пришли.
   Мы с дочкой устроились на скамейке, стоявшей возле стены. Алинка, успевшая порядком проголодаться, в два счета умяла и свое, и мое печенье, а мне совершенно не хотелось есть. Без Коуэна я чувствовала себя очень неуютно в этом чужом месте. Мимо проходили какие-то люди, с недоумением оглядывавшие нас с дочерью. Я изо всех сил старалась не встретиться ни с кем глазами. Я то и дело поглядывала на часы.
   Мои часы по-прежнему отсчитывали земное время. Оно теперь не совпадало со временем Астры. Неподалеку от нас на стене висели большие часы необычной пятиугольной формы. Здесь были деления по окружности и две стрелки в центре. Правда, стрелки одинаковой длины, одна белая, а другая черная. Приглядевшись, я увидела, что циферблат был разделен не на двенадцать частей, а на десять. Пять делений с одной стороны, пять с другой. Вот почему форма этих часов была пятиугольная! Так что же выходит? В сутках на Астре не двадцать четыре часа, а всего двадцать? Или даже десять? Сколько же нам еще ждать Коуэна?
   Алинка с ее непоседливой натурой очень быстро начала скучать. Она вертелась, пару раз залезала с ногами на скамейку. Я пыталась занять ее какой-то несложной игрой, но у нас не очень получилось. Что и говорить, я сама и мой ребенок были явно не в своей тарелке. Наконец, дочь решительно попросила:
   -Мама, я хочу пить.
   Я вздохнула. Час от часу не легче. Где же я возьму ей воду? Алинка заглянула в мои глаза.
   -Купи сок. Или газировку. Тебе ведь папа дал деньги.
   Я достала деньги, которые мне оставил Коуэн. Девять тонких листочков, достаточно плотных на ощупь. И что я должна с ними делать? Мало того, что я понятия не имею, какого достоинства эти купюры и что можно на них купить, мне страшно было представить, как я сейчас пойду куда-то и буду что-то говорить продавцу. Или там нет никакого продавца? Откуда я могу знать, как нужно вести себя здесь, на совершенно незнакомой планете? Правда, Коуэн говорил, что в Космопорте можно увидеть даже людей с Куры, но все равно. Я и говорить-то по-орански могу кое-как, а вдруг здесь никто не знает оранского? Но Алинка ерзала на скамейке, поэтому я обреченно согласилась:
   -Ладно, пойдем, попробуем что-нибудь купить.
   Мы с дочкой прошли через огромный зал, вымощенный мелкой плиткой, от которой каблуки звонко цокали, и подошли к стеклянной стойке. Из-за нее на меня удивленно уставились глаза молоденькой девушки. Она была довольно симпатичной, но неестественно сильно накрашенной. Густо-черные ресницы загибались вверх, на голове была высокая прическа из завитых темно-каштановых локонов. Но личико было нежным, очень светлым, кожа такая тонкая, что казалось, что лицо изнутри светится. Из одежды на девушке была белая полупрозрачная туника, перехваченная по бедрам широким серебристым поясом. Продавщица уже несколько секунд выжидательно смотрела на меня, а я мучительно подбирала в уме оранские слова.
   -Скажите, у вас продается сок?
   -Вы сказали "сок"? - Она ответила мне по-орански, и я облегченно вздохнула. Видимо, оранский язык был на Астре одним из международных языков, и говорить на нем могли многие, во всяком случае, сотрудники Космопорта им владели. Но было непонятно, что удивило девушку, мое произношение, которое было, безусловно, не идеальным, или сам вопрос, и я поспешно добавила:
   -Моя дочь хочет пить. Что я могу купить для нее у вас?
   Продавщица снисходительно улыбнулась, понимающе кивнула и поставила передо мной небольшой пакетик. Очевидно, это был какой-то напиток. Я снова растерянно взглянула на нее.
   -Сколько я должна заплатить?
   -Сто восемнадцать эдинов.
   Я с сомнением посмотрела на свои деньги и выложила перед девушкой все девять купюр. Она ловко достала из стопки две бумажки, а потом высыпала передо мной кучу серебристых монеток. Я собрала все это, и мы с дочкой вернулись на свое место на скамейке. Вот и состоялось наше первое знакомство с жителями Астры. Надеюсь, что довольно успешно. У меня в груди сердце все еще встревожено билось, как будто я только что выдержала какой-то сложный экзамен.
   Алинка вертела в руках пакетик, не зная, как его открыть. Я взяла его у нее и тоже стала удивленно разглядывать упаковку. Вот ведь еще проблема. И вдруг над моей головой прозвучал приятный мужской голос. Говорили по-орански:
   -Я могу вам чем-то помочь?
   Я встревоженно оглянулась и увидела стоявшего за моей спиной человека. Это был довольно симпатичный молодой мужчина, лет тридцати, со светлыми, почти белыми волосами и голубыми глазами, смотревшими на нас с Алинкой сочувственно и немного насмешливо. Алинка недоверчиво взглянула на незнакомца и вдруг протянула ему пакетик.
   -Помогите открыть, пожалуйста. - По-орански моя дочь говорила гораздо лучше меня.
   Он взял пакетик двумя руками и открыл легким движением, потом протянул его девочке. Она просияла:
   -Спасибо.
   Я тоже благодарно улыбнулась. Мужчина слегка наклонил голову в ответ и пошел прочь. Я посмотрела вслед его высокой фигуре в темно-синем хитоне и подумала о том, что астрены, кажется, вовсе не плохие люди.
   Коуэна не было долго, и я, наконец, начала сильно нервничать. Конечно, я понимала, что его задержали дела, но слишком уж не по себе мне здесь было одной. Я смотрела теперь не на свои часы, а на часы, висевшие на стене. Даже по ним час уже давно прошел. Медленно двигавшаяся черная стрелка, обозначавшая, очевидно, именно часы, передвинулась почти на три деления. И вот я, наконец, услышала знакомые шаги, Алинка тут же сорвалась со своего места.
   -Папа! Ты почему так долго не приходил? Мы тебя ждем, ждем, а тебя все нет и нет.
   Это был действительно Коуэн. Он подхватил дочку на руки и подошел ко мне. Я подавила в себе готовый вырваться упрек, встала со скамейки и улыбнулась.
   -Ты же говорил, что тебя не будет всего час. Что-то случилось?
   Коуэн виновато объяснил:
   -Нет. Ничего особенного. Задержали меня немного с моим отчетом, прости. Я сам не ожидал, что конференция так затянется. Думал, что успеем на двенадцатичасовой десс. Но теперь мы на него опоздали и полетим только в четырнадцать часов. - Он взглянул на часы, висевшие на стене, и добавил:
   -Давайте, пока у нас есть немного свободного времени, зайдем в торговый центр. Полутора часов нам, надеюсь, хватит.
   -Что нам там нужно?
   -Переодеть вас с Алинкой надо, чтобы люди вокруг глаза не таращили.
   И мы пошли вперед. Коуэн нес Алинку на руках, дочка доверчиво прижалась к его плечу. В торговом центре, оказавшимся огромным двухэтажным стеклянным павильоном, Коуэн сам выбрал для меня наряд из кучи принесенных продавцом костюмов.
   -Вот этот мне нравится. Давай ты переоденешься, и мы посмотрим, как ты будешь выглядеть.
   Я вошла в комнату, которую мне указал продавец. Стены здесь были из зеркал, и меня в первый момент немного испугала пустота бесконечного пространства, повторившего много раз мою фигуру. Одежда, которую я надела на себя, состояла из очень узкого платья без рукавов с неглубоким вырезом для головы, длиной немного выше колен. Мягкая, очень эластичная ткань, как вторая кожа, плотно облегала тело, нисколько не стесняя движений. Я совершенно не чувствовала, что на мне что-то надето. Поверх платья надевалась широкая полупрозрачная туника с очень длинными рукавами. Еще в костюм входил серебристый пояс, который я, вспомнив девушку-продавщицу, застегнула на бедрах. Легкая, переливчатая ткань струилась почти до пола. Я посмотрела на собственное отражение. В зеркалах, окружавших меня со всех сторон, я могла видеть свою фигуру как будто посторонним взглядом. Было немного непривычно, но красиво. Вот я и начинаю превращаться в астренку.
   Когда я вышла, Алинка восхищенно обошла вокруг меня, а Коуэн ободряюще кивнул:
   -Рина, ты выглядишь потрясающе. Ты теперь очень похожа на этери.
   Алинку к тому времени тоже переодели. Она походила на синюю бабочку с белой каймой на крыльях. Ее платьице было коротеньким, с длинными и широкими полукруглыми рукавами. Я спросила у Коуэна:
   -А как же ты?
   Он махнул рукой.
   -Дома переоденусь.
   Он единственный оставался в земной одежде: в светло-серой рубашке и в своем пуловере. Он расплатился с продавцом. Я заметила, что деньги были уже другие. В моем плаще лежали голубовато-белые бумажки, а теперь Коуэн отсчитал несколько темно-синих. Пока я переодевалась, он, видимо, снова снял деньги со счета.
   Примерно через час мы полетели в Соди. Мегаполис Соди раскинулся пестрым лоскутным одеялом на берегу огромного, как море, глубокого синего озера в горах. Пока мы летели из Космопорта в Орану, я пристально разглядывала эту страну, где теперь мне предстояло жить. Здесь не было степей и бескрайних равнин. Эта часть Астры была занята горами, покрытыми белыми снежными шапками, ослепительно сверкавшими от света. В ущельях, прорезавших то там, то здесь горные массивы, текли бурные каменистые реки, обрушиваясь водопадами и пенясь на крутых поворотах. Холодные озера с застывшей темно-синей водной гладью отражали силуэты гор и свет Магнии. Это была красивая земля. Но художник, рисовавший Астру, наверное, потерял все свои яркие краски. Белый, синий и черный во всех своих оттенках господствовали повсюду. Никаких солнечных тонов - ни желтого, ни красного. Даже листва на деревьях была холодноватого сине-зеленого цвета, цвета морской воды.
   Одежда на людях была тех же неярких спокойных оттенков. Я заметила это еще в Космопорте. В дессе я могла хорошо разглядеть тех, с кем мне теперь предстояло общаться. Пока мы летели до Соди, я наблюдала за астренами, невольно сравнивая их с землянами.
   Внешне астрены почти ничем не отличались от жителей Земли. Отличия можно было заметить, только внимательно приглядевшись. Во-первых, в большинстве своем они были выше землян. Коуэн на Земле казался довольно высоким человеком, здесь же он был таким же, как все, или даже, пожалуй, чуть ниже среднего роста. Во всяком случае, Маю Тай был гораздо выше Коуэна. При таком высоком росте их телосложение не было мощным - все они выглядели худощавыми. Еще одно отличие: их кожа была немного светлее. Но может быть, это просто действие света. Свет Магнии, ровный, белый, придавал всему окружающему едва заметный голубоватый оттенок. А в остальном астрены были точно такие же, как и земляне. Правда, они не улыбались. На всех лицах была печать какой-то вечной заботы.
   Когда мы вошли в десс, этот непривычный мне летательный аппарат, формой напоминавший обрезанный с одной стороны апельсин, несколько глаз обратились на нас, но, разглядев Коуэна, поспешно отвернулись. Мой муж во всех окружавших нас людях вызывал чувство стесненности или даже боязни, хотя никто явно не демонстрировал ни неуважения, ни враждебности. Его внешность, действительно, сразу выдавала всем его социальную принадлежность, и насколько я успела заметить, это очень мало способствовало возникновению у кого-нибудь желания пообщаться с нами. Люди отворачивались, окинув предварительно меня удивленным, сочувственным, а то и презрительным взглядом. Я встревоженным шепотом спросила у Коуэна:
   -Они догадываются, кто я? Почему все на меня так смотрят?
   -Никто не догадывается, не бойся. Удивляются тому, что ты загубила свою жизнь, связавшись с эстетом. В наше время встретить на Астре семью эстета такую, как наша - жена, ребенок, да еще дочка - слишком большая редкость.
   -Почему?
   -Мало кто из современных астренок может прожить с эстетом больше года. Обычно семья эстета это только два человека - отец и сын.
   -Год, а потом что?
   -Ничего. Оставляют ребенка отцу и уходят к более удобному и материально обеспеченному мужу. Рина, это же Астра. - И Коуэн улыбнулся грустной, горькой улыбкой.
   Это Астра. И ее традиции, которых я совершенно не знаю. Я стала внимательней присматриваться к астренкам. Женщин в дессе было немного. Из двадцати пассажиров - только четыре женщины, считая меня, и один ребенок - наша Алинка. Но женщины были очень красивые. Высокие и стройные, с затейливыми пышными прическами (очевидно, такая мода была сейчас на Астре), с длинными, ярко накрашенными ногтями. На меня с Алинкой они смотрели с удивлением и сочувственным презрением. Что ж. На Астре свое представление о счастье. А я гордилась тем, что я - жена эстета.
   Я думала, архитектура города поразит меня своей необычностью. Но нет, где-то все это я уже видела или, может быть, представляла. Город был громадным. Сверху был хорошо виден его исторический центр: остатки полуразрушенной крепостной стены, оставленной, по всей видимости, как памятник старины, сложенные из обтесанных камней высокие островерхие башни, наверное, древние сторожевые вышки. Стрельчатые готические арки, висящие на цепях мосты, острые крыши домов, узкие улицы - все это напоминало средневековую Европу. И в то же время чуть дальше были видны высотные дома, тонкими белыми свечками поднимавшиеся над окрестностями, стеклянные сооружения непонятного назначения вроде тех, что создавали в своих проектах архитекторы-авангардисты. Были и жилые кварталы - невысокие, чаще двухэтажные частные строения, окруженные маленькими участками земли. А еще были трущобы на окраинах, полуразвалившиеся хибары, где ютились самые малообеспеченные. Город разворачивался, как огромная объемная карта.
   Алина, встав коленями на кресло и выглядывая в иллюминатор, вертела головой и без конца спрашивала:
   -А это что такое? А это? А зачем?
   Коуэн терпеливо объяснял:
   -Это станция скоура. Это энергонакопитель. Рина, помнишь, тебя удивил белый слой над Астрой? Вот, смотри, для чего он нужен. Специальные частицы улавливают энергию от Магнии - лучи особой длины - и передают ее по каналам к поверхности планеты. От главного городского энергонакопителя она идет к энергоприемнику, установленному почти в каждом доме.
   -И зачем?
   Коуэн пожал плечами.
   -Как зачем? Свет горит, приборы работают. Дешевая энергия. У нас уже почти двести лет это единственный источник.
   Мы летели над огромным куполообразным сооружением, нацелившим в небо усы уловителей-антенн. Десс снижался. Внизу стали видны ровные сине-зеленые линии, делившие город на несимметричные части. Это были вершины деревьев с невероятными аквамариновыми листьями. Вдоль всех улиц в Соди росли деревья-великаны с изрезанной глубокими морщинами черной корой и узкими, длинными, словно лезвия, листьями цвета морской волны.
   Такие же деревья росли и вдоль Лайтен-тич, улицы, где находился дом Коуэна. Эта улица располагалась достаточно далеко от главной магистрали, и я вздохнула с облегчением. Движение по этой магистрали было таким, что сверху глаз просто не успевал фиксировать форму проносящихся машин. Я видела поток белых, черных, синих пятен и слышала свист от соприкосновения колес с дорожным покрытием.
   Главная магистраль пронзала город насквозь, деля его на две неравные части. Дом Коуэна находился в малой части, ближе к озеру. Он был таким, каким я его, в общем, и представляла по рассказам. Двухэтажный, с высокой крышей и застекленной верандой, издалека он казался нарядной детской игрушкой. На крыше был установлен тонкий сверкающий стержень энергоприемника. К двери вело крыльцо с крутыми ступеньками. Возле дома был небольшой, не больше двадцати шагов по периметру, участок земли, где росла высокая трава непривычного мне бирюзового цвета. К дому от ограды вела узкая дорожка, выложенная белыми плитками. Когда мы подошли к входу, Коуэн приложил ладонь к металлической пластине, укрепленной на стене, и дверь бесшумно открылась.
   Я удивилась:
   -А на ключ дом не запирается?
   -В отсутствии хозяев электроника сама устанавливает силовую защиту. Посторонний человек никогда не сможет проникнуть в дом. А ключ - вот он. - Коуэн показал мне ладонь правой руки. - Система реагирует на частоту биологического импульса, это точнее любого удостоверения личности. В городе многие аппараты работают с использованием биоимпульсного анализатора. Ну, проходите. Будем знакомиться с домом.
   Мы с Алинкой робко вошли в дом. Коуэн прикрыл дверь, и она закрылась с тихим щелчком. И тут же на противоположной от входа стене засветился нежно-голубым светом большой экран. На нем появилось изображение улыбающейся старушки в цветастом платке. Такими в детских книжках рисуют добрых сказочных бабушек. Она улыбалась, и вокруг ее внимательных глаз собирались тонкие лучики-морщинки.
   -Коуэн домой пожаловал? Неужели это правда? Наконец-то вы, юноша, соизволили появиться. А я уж начала думать, что до самой смерти придется мне дремать. Уже почти заржавела от скуки.
   Коуэн тоже улыбнулся.
   -Домашний компьютер приветствует своего хозяина. Здравствуй, Атона.
   -Здравствуй, Коуэн. С возвращением.
   Голос был абсолютно живой, такой, какой и должен быть у старушки: немного ворчливый и в то же время ласковый, певуче растягивающий оранские слова. Я во все глаза смотрела на экран.
   -Ничего не было чрезвычайного в мое отсутствие? Все исправно?
   Коуэн разговаривал с компьютером, а сам глазами просил меня и Алинку пройти в дом. Я удивленно оглядывалась. Прихожая была просторной, с высоким потолком. Из нее одна дверь выходила в кухню: был виден стол и угол плиты с круглыми конфорками. Прямо находилась лестница, круто уходившая на второй этаж, а справа была еще одна дверь, закрытая. Все такое привычное, почти земное. В углу стояло уютное глубокое кресло и низенький столик. Я села, а Алинка продолжала с любопытством осматривать наше новое жилище. Коуэн тем временем попросил:
   -Атона, давай-ка наведем в доме чистоту. Здесь, наверное, столько пыли скопилось за три года...
   В ответ на это машина снисходительно отозвалась:
   -Что уж я, по-твоему, совсем за порядком не умею следить? Ну, пожалуйста, если хочешь, я снова все почищу. Через восемь минут все будет готово.
   Экран погас. На черном фоне появились светящиеся цифры: 541.135.16.07.41. Последние две быстро менялись со скоростью движения стрелки в секундомере. А в доме появился и стал нарастать какой-то непонятный шум. Отдаленно он был похож на звук работающего пылесоса. Я настороженно прислушалась.
   -Это что?
   -Система автоматической уборки. - Коуэн лукаво подмигнул. - Вот тебе первое преимущество Астры. Здесь тебе не придется самой вытирать пыль и чистить ковры. Электроника сама все сделает. Если начнешь что-то мыть, Атона может обидеться.
   -Обидеться? Она живая?
   -Ну, почти. Она думает и чувствует, и почти все понимает.
   Я устала уже сегодня удивляться и не удивлялась ничему, а только слушала, как шумит в невидимых трубках воздух, вытягивая пыль из комнаты, где мы находились. Мой взгляд остановился на цифрах, светящихся на экране.
   -Коуэн, а что они обозначают?
   -541 - это год. Сейчас на Астре пятьсот сорок первый год Гармонийской эпохи. 135 - это дата от начала календаря, то есть от начала наступившего года. У нас не принято делить год на месяцы, только на декады. 16.09 - это время, сейчас шестнадцать часов девять минут. Вернее, уже десять. - В тот момент, пока Коуэн говорил, цифра на экране поменялась. А я вдруг вспомнила об открытии, сделанном в Космопорте.
   -Коуэн, сколько часов в сутках на Астре? Двадцать?
   Он кивнул.
   -Да, двадцать.
   -Ты никогда не говорил.
   -Это же условное деление, разве оно так уж важно? И тем более...
   Внезапно наступила тишина, система отключилась. Я невольно посмотрела на экран. Всего четыре минуты прошло. Коуэн удивленно спросил:
   -Атона, что-то случилось?
   На экране вновь возникло строгое лицо старушки.
   -В доме кто-то есть. Я не знаю, кто это, это посторонний человек. Только что кто-то чужой прикоснулся к анализатору в кухне.
   В дверях показалась виноватая мордашка Алинки. В ее глазах было самое искреннее раскаяние. Мы за разговором совсем забыли про дочь и не заметили ее исчезновения. Коуэн засмеялся.
   -Ну, все понятно. Как ты достала? Анализатор ведь высоко.
   Дочка рассудительно объяснила:
   -Ну, да, высоко. Я на стол залезла. Там полочка такая, а на полочке стоит баночка. С витаминками.
   -Проголодалась?
   -Нет, я просто хотела посмотреть.
   Коуэн сказал, обращаясь к машине:
   -Атона, все в порядке. Это не посторонний человек, я его очень хорошо знаю. Я сейчас тебя с ним познакомлю.
   Он подвел дочь к компьютеру и положил Алинкину ладошку на широкую серебристую пластину, на которой был изображен силуэт руки.
   -Атона, запоминай. Алина Граис, три с половиной года. Ни в коем случае не включать какие-либо приборы, особенно в кухне. Как я понял, данная особа уже попыталась это сделать.
   Машина отозвалась:
   -Информация принята. Звуковой код.
   Коуэн попросил Алинку:
   -Скажи что-нибудь, чтобы компьютер записал твой голос.
   -А что сказать?
   -Что хочешь. Скажи: "Здравствуй, Атона".
   Алинка послушно повторила тоненьким голоском:
   -Здравствуй, Атона.
   Машина ответила:
   -Здравствуй, Алина Граис. Коуэн, я могу задать вопрос?
   -Задавай.
   -Почему у этого ребенка твое родовое имя?
   Коуэн с улыбкой оглянулся на меня и невозмутимо объяснил:
   -Потому что она моя дочь.
   Наступила пауза. Если бы речь шла о человеке, я бы подумала, что Атона растерялась. Через несколько секунд она неуверенно выдала следующее:
   -У тебя не может быть дочери.
   Коуэн с интересом осведомился:
   -Это почему же у меня не может быть дочери?
   Атона начала говорить терпеливо, словно старая учительница, в десятый раз объясняющая одну и ту же тему нерадивому ученику:
   -Потому что дети - это результат слияния двух клеток: мужской и женской. У тебя не может быть детей, потому что у тебя нет жены.
   Коуэн ожидаемо возразил:
   -Кто тебе такое сказал? У меня есть жена.
   Снова наступила длительная пауза. Секунд через десять Атона произнесла абсолютно человеческим тоном:
   -Не морочь мне голову. Я только что проверила регистрационный архив с начала пятьсот семнадцатого года и по сегодняшний день. В этот промежуток времени этери Коуэн Граис никому не давал официальной клятвы верности.
   -А тебе не пришла мысль проверить до пятьсот семнадцатого года? Например, с начала Гармонийской эпохи?
   Машина с достоинством парировала:
   -Издеваешься? К твоему сведению, у меня есть мозги, хоть и электронные. Если ты родился в середине пятьсот шестнадцатого года, то к началу пятьсот семнадцатого ты не только не мог жениться, но даже ходить еще не научился.
   Коуэн развел руками:
   -Ну что ж, в отсутствии логики тебя упрекнуть сложно, - но все же потом сжалился над машиной и объяснил:
   -Атона, я действительно не давал официальной клятвы верности на Астре. Я дал ее на Эрсе. Проверить этого ты, к сожалению, не сможешь, но даю тебе честное слово этери, в архивах Эрса это зарегистрировано.
   Атона помолчала.
   -На Эрсе? Ты хочешь сказать, что твоя жена эрсенка?
   -Именно это я и хочу сказать.
   Тут Атона снова упрямо повторила:
   -У тебя не может быть детей, если твоя жена эрсенка. Конфликт на уровне физиологии почти в ста процентов случаев.
   Я улыбнулась. Когда электронный мозг так настойчиво отрицает твое собственное существование и существование твоего ребенка, это звучит комично, потому что Алинка стояла буквально в двух шагах от компьютера. Но Атона, по всей видимости, была лишена способности видеть, она умела лишь слушать и говорить сама. Но Коуэн не сдавался.
   -Атона, ты точная машина, давай посчитаем. Ты только что сказала очень важное слово: "почти". Загляни-ка в архив. Сколько браков было заключено между жителями Астры и Эрса за все время регулярного изучения астренами этой планеты?
   -Официально?
   -Разумеется. Остальное мы просто не сможем проверить.
   -Сорок три, начиная со времени открытия.
   Я с удивлением взглянула на Коуэна. Оказывается, я не единственная жительница Земли, прилетевшая на Астру? Это было для меня настоящим откровением.
   -И сколько детей родилось в этих семьях за все время? Только не говори, что их не было совсем. Проверь повнимательнее.
   -В отличие от многих людей, машины не ошибаются. Официально зарегистрировано рождение двух детей в подобных браках. Первый ребенок в триста семьдесят втором году, второй совсем недавно, в пятьсот двенадцатом.
   -Ну вот, а справа от тебя стоит третий ребенок. Ее зовут Алина Граис.
   -Девочка?
   -Да, девочка.
   Атона недоверчиво повторила:
   -Коуэн, мне все кажется, что ты пытаешься меня разыграть или сам в чем-то заблуждаешься. Ты решил надо мной подшутить?
   Коуэн спокойно возразил:
   -Нисколько. Продолжим наше исследование. Посчитай, сколько девочек в среднем рождается в семьях эстетов. Данные бери за последние пятьдесят лет, а то я тебя знаю, начнешь сейчас подсчитывать с начала послегармонийского периода. И результат дай, пожалуйста, в количественном соотношении.
   Компьютер отключился секунд на пять.
   -На сто мальчиков рождается примерно семь девочек. Ты это хотел узнать?
   -Да. Но не столько сам хотел узнать, сколько тебе доказать. Ты говоришь, что у меня не может быть дочери. Я с тобой согласен в том, что вероятность очень близка к нулю, но ведь такая возможность не может быть исключена полностью. И по удивительному закону довольно часто происходит именно то, что кажется абсолютно невозможным. Я прав?
   И он с улыбкой посмотрел на меня. Я же не знала, что сказать, и была растеряна, наверное, еще больше Атоны. Вероятность рождения нашей дочери была сравнима с результативностью поисков иголки в стоге сена. Неудивительно, что он не сразу мне поверил. Лицо бабули на экране приняло скорбное выражение.
   -Хорошо, Коуэн, ты меня убедил. Я буду считать, что это и в самом деле твоя дочь. Хотя я совсем не уверена в том, что ты проводил генетическую экспертизу. Ты всегда был очень впечатлительным и чересчур доверчивым. Ну да ладно. Раз тебе этого очень хочется, пусть так оно и будет. Я ведь даже и предположить не могла, что ты на Эрсе найдешь себе жену. Я думала, что ты до конца жизни останешься верен своей Лаарине-аю.
   Коуэн выдохнул:
   -Нет, только не это! Атона, замолчи. Немедленно!
   Атона сказала голосом обиженной старушки:
   -Вот как, теперь я даже не имею права напомнить тебе о Лаарине-аю.
   -Атона, еще один звук, и я тебя отключу.
   Коуэн казался очень расстроенным. Машина, очевидно, проболталась о том, что он не хотел говорить мне. Но она уже проболталась, поэтому мне хотелось получить объяснения. И так как сам он не изъявлял желания распространяться на эту тему, я улыбнулась и прямо спросила:
   -Коуэн, кто такая Лаарина-аю? Отступать поздно, рассказывай. У меня отличный слух, и я теперь достаточно хорошо знаю оранский язык, чтобы понять, о чем идет речь.
   Я не чувствовала ни досады, ни ревности, просто было интересно. Этот первый день на Астре был богат сюрпризами. Атона, похоже, не слышала меня, потому что продолжала говорить о своем.
   -Сколько времени ты с ней проводил! Ведь совсем недавно. А проходит каких-то три года, и ты запрещаешь мне даже говорить о ней в твоем присутствии.
   Коуэн, не обращая никакого внимания на ее ворчание, печально сообщил мне:
   -Лаарина-аю - это ты. С той самой минуты, как я тебя увидел.
   Атона недовольно осведомилась:
   -Коуэн, с кем ты разговариваешь? И что это за язык необычный? Голос, вроде бы, твой, а слова незнакомые. У меня даже словаря такого нет. В доме еще кто-то есть?
   Он грустно усмехнулся.
   -Есть. Рина, идем я вас познакомлю. Лучше бы я это сделал сразу.
   Я подошла к компьютеру и с замиранием сердца положила ладонь на клавишу с изображением руки. Коуэн сказал:
   -Атона, это Рина. Это моя жена.
   -Эрсенка?
   -Да. Теперь она хозяйка в этом доме. Ты должна слушаться ее и помогать ей. Ты поняла меня? Никаких нареканий.
   Машина ответила ровным голосом:
   -Да, Коуэн. Звуковой код, пожалуйста.
   Я произнесла:
   -Здравствуй, Атона.
   -Здравствуй, Рина.
   Помолчав, машина поинтересовалась:
   -Коуэн, могу я задать еще один вопрос?
   Он вздохнул.
   -Задавай.
   -Это настоящее имя твоей жены, или ты называешь ее так, потому что...
   Коуэн не дал ей договорить.
   -Это настоящее имя моей жены, Атона.
   Но я уже догадалась, о чем хотела спросить умная электронная бабушка. Ведь действительно, Лаарина-аю, Рина - как похоже! Это же в глаза бросается, как я сама сразу не заметила? А ведь Коуэн с самого начала называл меня именно так: не Карина, а просто Рина. Кроме него никто никогда не звал меня этим именем. И мне это нравилось. А это, оказывается, было для него всего лишь напоминанием о бывшей любви?
   Я посмотрела на него. Он отвел взгляд и ничего не ответил. Тогда я спросила по-орански, медленно подбирая слова:
   -Атона, я могу задать тебе вопрос? Ты меня слышишь?
   -Да, Рина, я тебя слышу.
   -Ты знаешь, кто такая Лаарина-аю?
   После секундной паузы Атона подтвердила:
   -Да, я знаю, кто такая Лаарина-аю.
   -Ты можешь рассказать мне о ней?
   -Да.
   Коуэн повернулся и хмуро пригрозил:
   -Попробуй только. Я вывинчу из твоих внутренностей речевой блок.
   В ответ на это машина вдруг дерзко отозвалась:
   -Это твое дело. Память ты мне этим все равно не отобьешь. Я помню все, что ты когда-либо печатал на этих клавишах. Кроме того, существуют и другие способы передачи информации. Рина, подойди поближе к экрану, я хочу тебе кое-что показать.
   Я послушно подошла. На экране неторопливо развернулась картинка. Это был черно-белый графический рисунок, выполненный с четкостью фотографии. Но я сразу поняла, что это создала рука художника. На рисунке была изображена кромка моря, берег и тонкая фигура девушки с длинными волосами. В руках девушка держала горящую свечу. Атона пояснила:
   -Это Лаарина-аю.
   Картинка задержалась на экране несколько секунд, а потом ее сменила другая. Здесь тоже было изображено море. По этому неспокойному морю плыл легкий одномачтовый парусник. У руля в полный рост был нарисован стройный юноша. Весь его облик, фигура почему-то показались мне знакомыми. Я удивленно спросила:
   -А это кто?
   -Не узнаешь? Хочешь поближе? Смотри.
   Картинка придвинулась, изображение увеличилось, и лицо юноши теперь смотрело на меня. Это был Коуэн. Вернее, его очень похожий портрет, сделанный тонкими, четкими линиями. Я оглянулась. Коуэн сидел, подперев голову руками, и не смотрел на меня. Я с недоумением спросила:
   -Кто это рисовал?
   Атона проворчала:
   -Коуэн рисовал, не я же. Мой класс - домашний компьютер. Я могу лишь уже нарисованные линии заполнить цветом, вот и все.
   -Ничего не понимаю.
   -Смотри дальше, поймешь.
   Коуэн встал и со вздохом велел:
   -Хватит. Не надо, Атона, я сам расскажу.
   Машина недоверчиво уточнила:
   -Все расскажешь? И про роман свой тоже?
   -Да! Атона, замолчи, иначе я выполню свое обещание. Поиграла бы лучше с ребенком.
   Алинка и в самом деле давно уже заскучала. Ей было непонятно и неинтересно то, о чем говорили взрослые. Все это ее не касалось, и она ходила из угла в угол, не зная, чем себя занять. Атона милостиво согласилась:
   -Хорошо, я поиграю с ребенком. А ты рассказывай. Если ты что-нибудь забудешь, я дополню.
   Коуэн, теряя терпение, одернул ее:
   -Атона, ты слишком много говоришь, тебе не кажется? Причем о том, что совершенно тебя не касается. Ты добьешься того, что я разберу тебя на блоки и отправлю на свалку.
   Машина спокойно заметила:
   -Не отправишь. Что ты будешь без меня делать? Я тебе нужна.
   -Вот как? Хорошо. Тогда сегодня вечером я вскрою защиту и перепаяю твою нейроэлектронную схему. Ты этого хочешь?
   Угроза подействовала. Экран замигал. Потом на него выскочил веселый человечек с длинными ручками и ножками и вздернутым носиком. Ласково-ласково Атона пропела:
   -Алина, во что мы будем играть?
   Коуэн посмотрел на меня.
   -Идем наверх.
   Я с улыбкой взглянула на дочку, взобравшуюся с ногами на стул возле экрана, и пошла за Коуэном. Когда мы поднимались на второй этаж, мне вспомнилась резкая перемена в интонациях болтливой машины, и я поинтересовалась:
   -А она всегда так с тобой разговаривает?
   Коуэн отрицательно покачал головой.
   -Нет. Не знаю, что с ней сегодня. Атона раньше всегда была очень сдержанной. Видимо, на тебя решила произвести впечатление. Вот и демонстрирует свою независимость.
   Я поднималась по лестнице и рассматривала дом. Он, вопреки ожиданиям, почти ничем не отличался от того, к чему я привыкла на Земле. Здесь не было ничего вычурного или экстравагантного. Все линии имели плавную закругленность, цвета - светло-голубые, светло-серые - были приятны для глаз. Во всем доме не было ничего, что не понравилось бы мне, что мне захотелось бы изменить, переделать по своему вкусу. Все было просто и строго, и в то же время - красиво и уютно. Да, именно в таком доме должна была жить семья эстета.
   Наверху мой взгляд сразу привлекла картина, висевшая на стене. Это было изображение красивой молодой женщины в строгой темной одежде. Черные волосы ее были уложены в высокую прическу. Женщина стояла к зрителю вполоборота и смотрела на нас прекрасными темными глазами. В этих больших глазах была грусть, но губы слегка улыбались. Я остановилась, глядя на портрет. Было что-то завораживающее в строгой красоте этого лица. Коуэн обнял меня за плечи.
   -Вот такой, наверное, могла быть моя мать. Это "Сэя" Гето Квиндаре. Шестьдесят восьмой год эпохи Гармонии. Реликвия.
   Мы несколько минут стояли и смотрели на портрет. А женщина с картины смотрела на нас с печальной улыбкой, как будто знала что-то, чего не знали мы. Потом Коуэн взял меня за руку.
   -Пошли.
   Он повел меня дальше по коридору. Вскоре мы остановились возле одной двери. Коуэн толкнул ее, и она беззвучно открылась. Мы вошли в комнату. Это была не слишком большая комната, с окном, которое занимало одну из стен практически полностью, от пола до потолка. Слева находилась низкая кровать, застеленная темно-синим одеялом. С противоположной стороны был стол, на котором стоял плоский экран компьютера. Небольшой, раза в два меньше того, что располагался в прихожей. Сейчас он был выключен. Над столом на прозрачных подвесных полках аккуратными стопками лежали книги. Нигде ни пылинки, чистота образцовая. Коуэн вошел в комнату и вздохнул.
   -Как будто и не улетал никуда.
   -Это твоя комната?
   -Да.
   Я робко прошла вперед. Я шла, трогая руками предметы. Все на своих местах, нет ничего лишнего. Вот здесь Коуэн жил, пока судьба не забросила его на Землю, где он познакомился со мной. Здесь он мечтал, лежа на этой кровати. Мечтал - о чем? Я оглянулась.
   -Кто же такая Лаарина-аю? Расскажешь?
   Коуэн грустно согласился:
   -Расскажу. Уж лучше я, чем Атона. Только давай не сейчас, а вечером. Уложим Алинку спать, а потом...
   Он посмотрел на меня умоляющим взглядом, и я сказала с улыбкой:
   -Хорошо.
   Коуэн вздохнул с облегчением.
   -Давай я тебе пока покажу дом.
   Мы с ним вышли из комнаты и снова пошли по дому. Вопреки словам Коуэна, дом был достаточно большим. Он пустовал три года, но теперь, благодаря стараниям Атоны, выглядел так, словно Коуэн уехал отсюда только вчера. Из пяти комнат четыре были наверху, одна внизу. Еще в доме была просторная, застекленная от пола до потолка веранда. Во всех комнатах окна были огромными, потолки высокими. Мне было странновато здесь после нашей маленькой квартиры в Баскете и после тесных помещений звездолета. Все приборы в доме, в том числе и освещение, управлялись электроникой.
   Но здесь, разумеется, не было никакой еды. Баночка с "витаминками", которую обнаружила Алинка на кухне, была почти пустой. Каждая такая "витаминка" - концентрат питательных веществ. К этой еде мы привыкли еще в звездолете. На вкус "витаминки" были разные. Желтые - кисловатые, синие - сладкие, а белые - соленые. Чтобы наесться, хватало трех штук. Тех десяти штук, которые оставались в банке, наверное, хватило бы нам на ужин, но часа через два Алинка могла снова сказать, что хочет есть. Коуэн стал одеваться. Я спросила:
   -Куда ты?
   -За продуктами. Линию доставки надо еще оплатить, а включат только через декаду. Все равно надо что-нибудь купить. А то я завтра с утра уеду, вам нечем будет даже позавтракать.
   Он достал из шкафа, встроенного в стену, свою одежду и стал переодеваться. Мужская одежда на Астре не очень сильно отличалась от женской - она была такой же многослойной. Вниз надевалась узкая, плотно облегающая тело рубашка с длинными, до запястий, рукавами, и брюки из такой же плотной эластичной ткани. А сверху Коуэн надел широкую хламиду, которая ничем не застегивалась и не завязывалась. Она спадала с его плеч мягкими складками. Когда Коуэн надел на себя все это, его фигура вдруг совершенно изменилась. Я не узнавала собственного мужа. Передо мной стоял теперь настоящий астрен. Представляю, что бы я почувствовала, если бы увидела его в первый раз тогда, в Дорптауне, вот таким.
   Но для Коуэна эта одежда была столь же привычной, как и земная. Он вытащил из кармана своей старой рубашки деньги - стопку темно-синих и светло-голубых бумажек, пересчитал их, потом вынул свое удостоверение, матово-серую карточку, и положил все это куда-то в складку своей одежды. Я поинтересовалась:
   -Далеко ты пойдешь?
   -Нет, два шага. Торговый центр на перекрестке Лайтен-тич и Оубри. Сейчас вернусь.
   И он ушел. Я стала смотреть в окно. На Астре наступал вечер - первый наш с Алинкой вечер на этой планете. Из окна были видны соседние дома, блестевшие на местном солнце серебристо-серые крыши. Дальше, за домами, белели шапки гор и среди них - густо-синяя гладь озера Эук. Магния садилась за горизонт. Диск ее казался теперь больше и не был уже ослепительно-белым. Он окрасился в фиолетовый цвет, и все вокруг тоже приняло слегка фиолетовый оттенок. Листья деревьев и трава теперь казались совершенно синими, без намека на зелень. Прекрасный, немного фантастический пейзаж, как творение художника-экспрессиониста. Теперь я понимала, почему Коуэн так любит свою родину. Астра была не менее красива, чем Земля, но и в самом деле - совсем другая.
   В доме было двое часов. Стрелки на них показывали: черная - восемь, белая - шесть. Я с трудом привыкала к времени Астры. Мне приходилось считать в уме, сколько же показывают часы. Сейчас было восемнадцать часов тридцать минут. Если сравнивать с земным временем - около десяти часов вечера. Когда Коуэн вернулся, я спросила:
   -А магазин все еще работает? По-моему, уже очень поздно.
   -Магазины работают круглосуточно. Можно идти туда хоть в полночь. Правда, купишь не все. Обслуживает компьютер, рассчитываться приходится не наличными, а через удостоверение, и список товаров ограничен. Но я еще успел.
   Он выкладывал на стол в кухне пакеты и баночки, которые принес с собой. И я, с опаской посмотрев на них, попросила:
   -Коуэн, покажи, как они открываются. А то мы с Алинкой в Космопорте целый час возились с одним таким пакетиком.
   Коуэн улыбнулся и быстро открыл несколько пакетов и пару банок.
   -Сейчас сделаем традиционное оранское блюдо. Называется гиилоти-лу. Я только переоденусь, а ты вскипяти, пожалуйста, воду.
   Он ушел, а я открыла шкаф. Налив воду, я поставила кастрюлю на одну из пяти конфорок и опустилась возле плиты на корточки, обреченно глядя на двойной ряд разноцветных кнопок. Электроника, которой был напичкан весь дом, наверное, была очень удобной, но меня она приводила в отчаяние.
   В этой позе меня и застал Коуэн. Я взглянула на него и вздохнула. Пряча улыбку, он подошел и нажал несколько кнопок. На миниатюрном голубом экранчике, загоревшемся сбоку, высветилась комбинация цифр. А конфорка, на которой стояла кастрюля с водой, стала на глазах наливаться белым сиянием. Но жара не чувствовалось. Ни конфорка, ни кастрюля так и не стали горячими, а вода закипела буквально через несколько секунд. Коуэн ободряюще сказал:
   -Все это не так уж сложно. Разберешься и привыкнешь. Только Алинку пока к плите не подпускай. Ты поняла?
   Он строго посмотрел на дочь, появившуюся в дверях кухни, а она ответила ему чистым, невинным взглядом.
   После ужина Алинка начала клевать носом. Коуэн сам стал укладывать ее спать. Они долго сидели в темноте в его комнате, обнявшись и укрывшись одеялом. Коуэн шепотом рассказывал дочери сказку - одну из тех незнакомых мне оранских сказок, которые помнил с детства и которые каждый вечер рассказывал ей перед сном на Земле. Когда она, наконец, уснула, он включил компьютер. Экран засветился голубоватым светом, и на нем появилось лицо Атоны.
   -Атона, понаблюдай, пожалуйста, за Алиной ночью.
   -Мог бы не напоминать, сама бы догадалась. Коуэн, за столько лет ты так и не привык к тому, что я сама помню о своих обязанностях.
   Он улыбнулся.
   -Ладно, ладно, не ворчи. Счастливых снов.
   Экран погас, и Коуэн осторожно закрыл дверь в комнату. Потом он поцеловал меня и предложил:
   -Идем на улицу. Посмотрим на звезды.
   Ночью стало прохладнее. От озера, блестевшего в темноте, веяло холодом. Хоть оно и было "Эук" - "теплое", вода в нем была, видимо, не слишком теплой. На Астре шел сто тридцать пятый день от начала календаря, заканчивалась весна, и этот вечер в Соди почти ничем не отличался от майского вечера на Земле. На фоне фиолетово-синего неба чернели ажурные силуэты высоких деревьев и треугольные крыши домов. Правда, звездное небо выглядело совсем по-другому. Никакой Большой Медведицы, никакой Полярной звезды. Может быть, эти звезды по-прежнему сияли на небе, но я уже не узнавала их. Очертания созвездий исказились, приняли несколько иную форму. Коуэн поднял руку.
   -Смотри. Вот созвездие "Змея". Девять ярких звезд, вытянувшихся в извилистую линию. Крайняя слева звезда называется "Глаз Змеи". Это звезда Соул.
   -Солнце?
   -Да.
   -А это что?
   Я показала на небольшой светящийся диск, поднимавшийся над горами.
   -Это Деос. Вторая планета в системе Магнии.
   -А вокруг Магнии вращается несколько планет?
   -Две. Астра и Деос. Деос значит "друг". Его орбита под углом к орбите Астры, поэтому его видно не всегда. Сегодня сто тридцать пятый день от начала календаря, поэтому Деос виден как светящийся круг. Через несколько дней это будет уже не круг, а обрезанный эллипс.
   Я подумала: почти как наша Луна. Только Луна казалась размером почти с Солнце, а Деос был немного больше самой яркой звезды.
   -А сколько дней в году на Астре?
   -Четыреста.
   -Такое ровное число?
   -Астрономически, конечно, не совсем ровное. Триста девяносто девять суток, восемнадцать часов, семь минут. Но календарь любит точные числа, поэтому считается, что четыреста. Просто каждый двадцатый год убавляются лишние сутки. Но этот год считается несчастливым.
   -Почему?
   -Триста девяносто девять уже не делится на двадцать без остатка.
   -А обязательно все должно делиться на двадцать?
   Коуэн улыбнулся.
   -Нет, не обязательно. Но вот на Земле число тринадцать в некоторых странах считается несчастливым. А на Астре самыми счастливыми считаются числа, которые делятся на двадцать. Можешь думать, что это предрассудок.
   -И поэтому сутки делятся на двадцать часов?
   -Вполне возможно.
   Я вздохнула и снова стала смотреть на далекую звезду Соул. Она действительно была похожа на глаз огромной змеи, раскинувшей свой хвост через все небо. Где-то там Земля. Хотя нет, не Земля, Эрс. Надо привыкать. Теперь мы живем на Астре. На несколько секунд в моем горле заскребло от нахлынувшей вдруг тоски по родной планете, но я прогнала готовые выступить слезы. Я сама сделала свой выбор и не жалела о нем. Мой муж - астрен, и я буду с ним всегда, как бы тяжело мне ни было. Коуэн посмотрел на меня и, ничего не сказав, прижал мою голову к своей щеке. Я тихо попросила:
   -Коуэн, расскажи о Лаарине-аю.
   -Ты этого очень хочешь?
   -Да.
   Он долго молчал, глядя на звезды. Потом вздохнул.
   -Я чувствовал, что придется тебе все рассказать. Надо было тогда, четыре года назад, но я не мог, да и не хотел, а потом просто боялся. Если бы не Атона, я никогда ничего не стал бы тебе рассказывать, потому что все это уже не имеет никакого значения. Важно только то, что ты моя жена, что я тебя люблю, что у нас дочь и вы вместе со мной на Астре. Важно только это.
   -Все равно рассказывай.
   Он горько улыбнулся.
   -Да, я ведь обещал. Лучше уж мне самому это сделать, а то Атона так тебе все расскажет, что ты поверишь даже в то, чего никогда не было. Атона - машина, хоть и думающая, для нее виртуальный мир неотличим от реальности.
   Мы сели на крылечко, и Коуэн стал рассказывать.
   -Лайотен Граис - мой отец. Он считался лучшим искусствоведом в Оране. Восемь с половиной лет назад, в конце пятьсот тридцать второго года, ему прислали письмо. В этом письме какой-то неизвестный человек просил отца приехать в назначенное место в назначенный час для того, чтобы поработать в качестве эксперта. Еще там была просьба, чтобы встреча прошла в конфиденциальной обстановке. Все это с самого начала показалось отцу подозрительным, и он даже хотел не ходить на встречу, а поставить в известность службы безопасности. Но я его уговорил и напросился в попутчики, чтобы в случае чего у него был свидетель. Отец согласился, правда, очень неохотно.
   Мы приехали в старый, полуразрушенный дом, где нас встретил человек с черной бородкой, явно приклеенной. Он в первую очередь поинтересовался, кто я такой. Когда отец представил меня, незнакомец сразу успокоился и повел нас по коридору. Мы долго шли, наконец, он привел нас в небольшую, захламленную старыми вещами комнату. Посередине комнаты стоял мольберт, на котором находилась картина. Это был старинный холст, натянутый на простую раму, без оправы. На нем была изображена хрупкая девушка с открытым светлым лицом и золотистыми волосами, распущенными по плечам. Она протягивала вперед, к зрителю, свои тонкие руки, в которых держала горящую свечу. А взгляд больших серых глаз был очень печальным. Она словно умоляла о чем-то или звала куда-то.
   Отец очень разволновался. Он подошел к картине, торопливо вытащил свою лупу и стал разглядывать краску. Разглядывал он ее долго и внимательно, сантиметр за сантиметром. Потом вынул платок и вытер вспотевший лоб. Незнакомец нетерпеливо спросил:
   -Ну, что? Определили вы что-нибудь?
   Но отец ничего не ответил. Он снова начал рассматривать краску, холст, обошел картину и оглядел раму. Только после этого он сказал:
   -Без всякого сомнения, это Аят Дау. Две тысячи пятьдесят первый год до эпохи Гармонии. Где вы взяли эту картину? Ей же цены нет.
   Незнакомец накинул на холст какой-то платок и небрежно ответил:
   -Это вам знать совершенно необязательно. Вы сделали свою работу, я узнал все, что хотел. Вот, получите, что вам причитается, и можете быть свободны.
   Он сунул отцу в руки деньги и выпроводил нас. Всю дорогу отец не мог успокоиться. Он так переживал, что у него снова разболелось сердце. Это была знаменитая картина древнего художника Астры, жившего задолго до эпохи Гармонии. Картина называлась "Лаарина-аю". Об этой картине писали и говорили очень много. Она исчезла из хранилища лет двести назад, и с тех пор о ее судьбе ничего не было известно. И вдруг она обнаруживается в развалинах заброшенного дома в руках подозрительного субъекта. Мы с отцом немедленно отправились в Управление по охране произведений искусства и через час вернулись в тот дом с вооруженным отрядом. Но, конечно, ни картины, ни ее хозяина там уже не было. Так все и закончилось. Попробуй доказать людям, ничего не понимающим в искусстве, ценность картины, которой больше двух с половиной тысяч лет. Отцу сказали, что видел он просто очень хорошую копию, а подлинник, скорее всего, давно погиб. И это притом, что Лайотен Граис являлся специалистом с мировым именем, а сотрудники Управления даже не закончили курса искусствоведения. "Лаарина-аю" Аята Дау пропала снова.
   Я внимательно слушала рассказ Коуэна, но не могла понять одного: как связана с ним эта история о старинной картине. Пока я не видела во всем этом ничего такого, что ему нужно было бы скрывать от меня. Он вздохнул.
   -К тому времени я учился на первом курсе филологического факультета Содийского университета, и мне было шестнадцать лет.
   Я прикинула в уме. Речь шла о событиях пятьсот тридцать второго года, а Коуэн родился в пятьсот шестнадцатом году. Правильно, шестнадцать. Коуэн кивнул и повторил:
   -Да, мне было шестнадцать лет. В университете мы начали изучать фольклор догармонийской эпохи, и я взялся писать работу по народному творчеству Древней Раманийи. Марк - раманиец, и раманийский язык мне ближе, почти такой же родной, как и оранский. Но тут мне пришлось выучить еще и древнераманийский, чтобы иметь возможность читать тексты в оригинале. Я читал их в больших количествах, у Марка в доме собрана богатая коллекция старинных рукописей. И вот однажды я наткнулся на легенду о Лаарине-аю.
   Коуэн помолчал несколько секунд. Когда он снова заговорил, голос его звучал тихо и печально.
   -"Лаарина-аю" в переводе означает "надежда на возвращение". Это была легенда, очень красивая легенда о девушке, которая проводила в море своего отца и возлюбленного. В те времена рыбаки выходили на лов на маленьких суденышках, во время шторма они не могли долго продержаться на воде, и поэтому в плохую погоду обязательно должны были возвращаться на берег. В тот день разыгралась страшная буря. Все рыбаки вскоре вернулись и вытащили свои лодки на сушу. Не было только лодки, на которой уплыли отец и возлюбленный Лаарины-аю. Но девушка не могла поверить в их гибель. Она вышла на берег с горящей свечой в руках и простояла так всю ночь. Она держала свечу в вытянутых руках, надеясь, что рыбаки издали увидят родной берег. Мерцающий огонек свечи, не гаснущей на ветру, как маленький маяк, указывал им путь домой. Но они так и не вернулись. Скорее всего, они погибли в морской пучине. Но девушка все равно ждала. Каждый вечер она выходила к морю и до утра держала в руках горящую свечу, с надеждой и мольбой вглядываясь в темноту. Никто не отговаривал ее. Рыбаки, возвращавшиеся в родную деревню после лова, всегда видели одинокую тонкую фигуру девушки на берегу, и огонек светил им навстречу, как надежда. Это была надежда на возвращение. Потому что нельзя не вернуться, если тебя ждут на родном берегу.
   Коуэн, вздохнув, перевел дыхание.
   -Так я узнал, кто была Лаарина-аю. Картина Аята Дау отражала один из самых популярных сюжетов раманийского фольклора. Лаарина-аю была причислена к лику Святых Покровителей. Ей молились все рыбаки и моряки, уходившие в плавание. Очень распространен был в то время такой ритуал. Прежде чем сесть на корабль, каждый зажигал на берегу свечу и смотрел на нее, пока судно отплывало. Если свеча не гасла, значит, плавание будет спокойным и все вернутся домой живыми.
   Коуэн замолчал. В ночной тишине были слышны лишь сонная возня птиц и осторожный шелест деревьев.
   -Рина, ты можешь представить себе человека, которому шестнадцать лет?
   Я улыбнулась. Могу. Если, конечно, речь идет о нем самом, то, зная его, я могу себе представить, каким он был, когда ему было шестнадцать.
   -Тогда я жил с отцом, который слишком часто был занят на работе. Я учился, вечера просиживал с книгами или за компьютером. А еще в то время я с удивлением начал замечать, что на свете существуют девушки. Некоторые из них мне даже нравились. Помнишь, как-то ты спросила, обращал ли на меня внимание кто-нибудь на Астре. И я ответил, что нет. Это была неправда. Я встречал разных девушек. Одни, едва завидев меня, переходили на другую сторону улицы. Другие предлагали мне "любовь". А я в то время мог только догадываться о том, что же подразумевается под этим словом. Но однажды, когда я зашел к Марку, чтобы отдать несколько рукописей, которые брал для работы, застал Кира за просмотром фильма. Ты, наверное, догадаешься, что это был за фильм. Марка дома не было, а Кир был настолько увлечен, что не сразу меня заметил. Я стоял и смотрел. Потом Кир, конечно, меня увидел, смутился, выключил экран, и мы оба сделали вид, что ничего не произошло. Чтобы прийти в себя, мне пришлось подставить голову под холодную воду и простоять так с полчаса. Мне было до такой степени нехорошо, что я тут же поклялся, что никогда и ни при каких обстоятельствах не испачкаю себя подобной мерзостью.
   Я слегка приподняла брови, и Коуэн с досадой добавил:
   -Да. Там, на экране, была именно мерзость. Ради всего святого, не думай ничего и не сравнивай. Мне об этом даже сейчас говорить неприятно. А что уж тогда. В шестнадцать я был наивным ребенком. И вдруг такое... Никому об этом случае я, разумеется, не рассказывал. Если бы об этом узнал мой отец или Марк, досталось бы и Киру, и мне.
   И вот отец получил то самое письмо с просьбой выступить в роли эксперта. И я увидел Лаарину-аю, нарисованную Аятом Дау. Это все произошло в течение одной декады. И этот фильм, и картина, а потом еще через пару дней я прочитал древнераманийскую легенду.
   Коуэн вздохнул.
   -На этой картине она была словно живая. Аят Дау - своеобразный художник, его живописные полотна практически неотличимы от фотографий. Я стоял, смотрел на портрет и думал: вот такая должна быть настоящая любовь. Светлая и чистая. Я сразу словно освободился от грязи, которая прилипла ко мне после того фильма. Потому что несовместимы были хрупкая девушка со свечой и то, что я видел несколько дней назад. Картина Аята Дау пропала, но я пришел домой и нарисовал свою Лаарину-аю. И представил, что именно меня ждет она на морском берегу.
   Коуэн помолчал.
   -Я жил этим почти три года. Я приходил из университета и садился к компьютеру, чтобы поговорить с ней. Даже стал писать роман о любви бедного рыбака и прекрасной девушки с золотистыми волосами. Я представлял ее такой, какой видел однажды на картине древнего художника. Это было безумие какое-то. Не жизнь, а иллюзия жизни.
   Я с грустью сказала:
   -Ты мог бы создать ее и в реальности. Ты же умеешь.
   Он горько кивнул.
   -Да, мог бы. Но это все равно было бы ложью. Это же часть меня. Это было бы то же самое, что целовать собственное отражение в зеркале. Я так не хотел. Я рисовал ее лицо, ее улыбку. Потом...
   Коуэн перевел дыхание, потом тихо продолжил:
   -Потом умер отец. В университете, прямо на лекции у него случился сердечный приступ, и его отвезли в больницу. Я мог бы его спасти. Я не успел. Не успел прийти к нему на помощь, потому что в это время я был с ней, со своей Лаариной-аю, с "надеждой на возвращение". До меня не могли дозвониться, потому что я выключил все внешние каналы связи. Это было предательство.
   Голос Коуэна стал вдруг жестким, глаза сузились. Я встревожено взглянула на него. Господи, что он говорит. Я ведь знала его, я знала, что он не способен...
   -Это было предательство, потому что я променял любовь к реальным людям на любовь к несуществующей мечте, к призраку. Я мог бы избавить отца от той боли, которая порвала ему сердце. И не сделал этого. Только после его смерти я понял, как много он значил для меня и как мало я его ценил. Вот и получил в итоге... прямой результат из Закона соответствия. Я стал искать себе какое-нибудь дело, чтобы быть с людьми. К компьютеру уже просто не мог подойти - сразу вспоминалось, как я предал отца. Атону выключил. Вот тогда я и почувствовал в полной мере, что значит быть эстетом на Астре. Может быть, я и в самом деле казался смешным со своим наивным взглядом на жизнь и нелепыми попытками делать людям добро. Но тогда мне совсем не хотелось смеяться. Никому не нужны были мои добрые дела, и сам я был теперь никому не нужен. Лежал вечерами на кровати, смотрел в потолок сухими глазами и думал о том, что хочу умереть. И плакать не мог. Может быть, стало бы легче.
   Коуэн снова помолчал.
   -Через пятьдесят три дня после смерти отца ко мне приехал Марк, взглянул на меня и велел мне собираться, ехать с ним. Он поселил меня в комнате Кира. В это время началась работа по подготовке очередного полета на Эрс. Марк заставил меня ему помогать. Потом было укомплектование экипажа, и меня познакомили с Гракхом.
   Я тихо сказала:
   -А потом вы полетели на Землю.
   Коуэн грустно повторил:
   -Потом мы полетели на Землю, и мне пришлось выполнять обязанности, которых я до сих пор никогда не выполнял. Первое время это действительно хорошо отвлекало от тоскливых мыслей. Но попробуй быть Предводителем у отряда разболтанных бездельников, привыкших шататься по чужим планетам. Я был единственным человеком в составе экипажа звездолета, кто оказался на Земле впервые. Гракх и все остальные прилетели сюда уже в третий раз, поэтому считали себя вправе вести себя здесь так, как им вздумается. Противно вспоминать, откуда мне их порой приходилось вытаскивать. Такого насмотрелся... Потом мы оказались в Дорптауне с серьезной поломкой звездолета.
   Я снова подсказала:
   -И Гракх предложил тебе сделать дракона.
   -Да, Гракх предложил, и я его сделал. От злости на самого себя и на весь мир. Я воплотил в нем все самое отвратительное и страшное, что только мог себе представить. Дракон шел по улице, а люди разбегались в разные стороны. Я шел и думал: что ж, если мне плохо, пусть другим будет еще хуже. Неожиданно на улице упала девушка. Хрупкая, в белом платье, с распущенными по плечам светлыми волосами. Я заметил ее, когда дракон был уже над ней. Бросился вперед и едва успел подхватить ее на руки.
   Коуэн замолчал. Я тихо попросила, не глядя на него:
   -Дальше.
   -Я нес ее и смотрел на ее лицо. Светлое лицо с закрытыми глазами.
   -И думал о Лаарине-аю.
   Он вздохнул.
   -Да, я думал о ней. Мне казалось, что девушка, созданная моим воображением, вдруг ожила. Та же хрупкая фигура и золотистые волосы, тонкие руки и белое платье. Какое-то нереальное совпадение. Чужая планета, чужой мир и вдруг... Я шел и думал о том, что чуть не стал причиной гибели ни в чем не повинного человека. Меня бросало то в жар, то в холод. Я знал, что виноват. Искал оправдание для себя и снова говорил - я виноват. Я отнес тебя в сквер и ушел, не оглядываясь. Потому что... Даже если это действительно та самая девушка, то я все равно теперь недостоин ее из-за всего, что успел натворить. Что было потом, ты знаешь. Дракон был энергетическим образованием, все они имеют одинаковую природу: они исчезают, как только их создатель перестает о них помнить. Дракон не исчез. Ты была без сознания, и часть энергии перешла к тебе для поддержания твоих жизненных сил. Это возможно только в одном случае: если у двух людей совпадают уровни локализации энергетических основ. Когда я это понял, я думал, у меня остановится сердце. Я бросил все, бросил Гракха, бросил дракона и пошел тебя искать. Изменил внешность, чтобы не привлекать к себе внимания. Наконец, оказался в том зале. Тебя как раз кто-то окликнул, и ты оглянулась. И я тебя увидел. Вот так, сразу. В белом платье, с длинными золотистыми волосами и большими серыми глазами. Ты смотрела на меня в упор несколько секунд, и я тогда понял, что обречен. Вот моя Лаарина-аю, даже имена похожи.
   -Тебе хотелось назвать меня Лаариной-аю, поэтому ты сказал мне "Рина".
   -Очень хотелось. Особенно, когда я очнулся в твоей квартире. Мне вообще показалось, что продолжается бред. Чужая комната, чужая постель. На столе погашенная свеча. Рядом со свечой, положив голову на руки, спит та самая светловолосая девушка. Я думал, это сон и стоит покрепче закрыть глаза, как все исчезнет. Не исчезло. Стол, свеча. И Лаарина-аю. Словно ожила одна из картинок, которые я рисовал дома, в Соди. Потом это чувство пропало. А ты осталась.
   Я медленно сказала:
   -Теперь мне все понятно. Ты любил не меня, а свою Лаарину-аю. Я просто была на нее похожа. Ведь правда?
   Коуэн привлек меня к себе, прижал мою голову к своему плечу.
   -Нет, неправда. Я любил тебя. Только тебя. Всегда. Ну, хочешь, я буду звать тебя Кариной, чтобы ты не думала, будто я принимаю тебя за кого-то другого?
   Я грустно улыбнулась.
   -Не надо. Я привыкла.
   Я улыбалась, но на душе у меня было тоскливо. Не думала я, что после четырехлетнего знакомства я могу узнать о Коуэне что-то подобное. Нет, я не обижалась на то, что когда-то, еще подростком, он придумал себе любовь. Это я могла понять. Я не понимала другого. Для чего ему понадобилось столько лет скрывать от меня это? А я-то удивлялась его сумасшедшей, внезапно вспыхнувшей любви ко мне. Все было проще. Любил он не меня, а выдуманного им человека. Он просто видел во мне ту, другую девушку. Он никогда не полюбил бы меня, если бы у меня не было длинных светлых волос и серых глаз, если бы в тот злополучный день я надела не белое платье, а какое-нибудь другое.
   -Рина, не надо. Вот этого я и боялся больше всего. Я завтра же разберу Атону.
   Я улыбнулась сквозь слезы.
   -Она-то здесь причем?
   Коуэн с горечью сказал:
   -Притом. Болтает слишком много. Рина, почему ты стала сомневаться в моей любви? Какая разница, что было много лет назад? Когда-то это было важной частью моей жизни. Но теперь моя жизнь - это ты. И не за глаза же я тебя люблю, не за волосы.
   Я тихо спросила:
   -А за что ты меня любишь?
   Он ласково прикоснулся губами к моему лицу.
   -Не знаю. За то, что ты у меня есть. За то, что ты сейчас плачешь.
   Коуэн бережно провел рукой по моим волосам.
   -Ты думаешь, я не понимал, что ты не Лаарина-аю? Даже слишком хорошо понимал. Я забыл о ней на следующий день после знакомства с тобой. Она ведь всегда говорила только то, что я хотел услышать. Я сам за нее придумывал слова. А ты всегда поступала по-своему. И я был счастлив от этого. Обижался на тебя, злился, и был по-настоящему счастлив оттого, что могу обижаться и злиться. Представь, что на твоем месте оказалась бы другая девушка в белом платье и со светлыми волосами. Неужели ты думаешь, что я вот так же сразу бы потерял голову?
   Я грустно улыбнулась.
   -Вполне возможно.
   -Нет, неправда. Мне нужна была именно ты. Вот такая колкая недотрога, любовь которой я должен был старательно завоевывать. И должен был каждый день словно пробираться по тонкому льду, не зная, где снова провалюсь. А потом с ума сходить, гадая, где опять ошибся, что опять сделал не так. Помнишь, ты как-то сказала, что выдумала меня? Мы были знакомы тогда всего две недели.
   Я кивнула. Конечно, помню.
   -Рина, мы не выдумали друг друга. Просто нам с тобой приснился один и тот же сон. Я был на Астре, ты на Земле, но во сне мы увидели друг друга. Я увидел, что я встречу светловолосую девушку в белом платье, и вот - я ее встретил. Скажи, в чем я перед тобой виноват?
   Я вздохнула и прижалась к груди мужа. Ни в чем он передо мной не виноват. И я ни в чем не виновата. Действительно, какая разница, что происходило с нами когда-то. Пять лет назад, четыре года назад. Главное, теперь мы вместе. Я примирительно спросила:
   -Коуэн, ты дашь мне почитать свой роман?
   Он облегченно выдохнул и уткнулся лбом в мои волосы.
   -Спроси у Атоны. Эта болтливая машина прокомментирует тебе каждую строчку.
   Утром Коуэн уехал. Он встал еще до рассвета, бесшумно оделся, не включая в доме верхнего освещения, и подошел ко мне. Я с трудом открыла глаза. Коуэн поцеловал меня и шепотом предупредил:
   -Рина, я сейчас полечу в Раманийю. Зайду в Чойнсе к Марку, а потом к Ланийсе.
   Я села на кровати.
   -Привези их сюда с малышом.
   -Попробую. Вот, возьми деньги. Вдруг понадобятся.
   Он протянул мне стопку темно-синих и светло-голубых бумажек. Я неуверенно взглянула на них.
   -Коуэн, ты мне хоть скажи, какая у них стоимость. А то я даже не знаю, что можно на них купить.
   Он показал мне голубую купюру.
   -Вот это сто эдинов. Десять таких бумажек - один экс. Вот он. - Коуэн показал темно-синюю бумажку.
   -А мелочь?
   -Маленькая серебряная монетка - один эдин, большая - двадцать эдинов. На один эдин, пожалуй, ничего не купишь, а за двадцать эдинов можно проехать на электробусе.
   Я взяла деньги.
   -А ты как?
   -Сниму еще.
   Я с беспокойством поинтересовалась:
   -Коуэн, а у тебя на счету еще много денег осталось? Мне кажется, что мы за вчерашний день очень сильно потратились.
   Он улыбнулся.
   -Тебе это просто кажется. Я должен получить еще за свою работу на Эрсе. Ну, я пошел. Поцелуй Алинку за меня, я не буду ее будить.
   -Ты скоро вернешься?
   -Постараюсь к вечеру. Но если меня не будет, значит, приеду утром, не переживай.
   Он снова поцеловал меня и ушел. Я долго лежала, но уснуть уже не могла. Синий рассвет заглядывал в окно. Я встала, прошла в комнату, где спала Алинка. Дочка мирно посапывала, обняв одеяло. Несколько секунд я постояла, глядя на нее. Котенок. Никаких печалей, никаких забот. Спит, как будто в своей кроватке на Земле. Ну, и слава Богу! Я тихонько закрыла дверь и спустилась на первый этаж.
   В прихожей было сумеречно. Экран компьютера слегка отсвечивал. Я подошла к нему, села на стул и опустила ладонь на клавишу с изображением руки. Дисплей сразу включился, засияв голубоватым светом, и на экране появилось приветливое лицо Атоны.
   -Доброе утро, Рина.
   -Доброе утро, Атона.
   -Не спится? Четыре часа двадцать минут.
   -Коуэн уехал.
   -Я знаю. Я с ним говорила.
   -Атона, можно я с тобой поговорю?
   -Можно. О чем ты хочешь со мной поговорить?
   -О Коуэне.
   Наступила короткая пауза. Потом Атона осторожно спросила:
   -Что именно тебя интересует?
   -Все. Атона, я считала, что очень хорошо знаю своего мужа, что у него от меня нет никаких тайн. А вот мы прилетели сюда, и тут же выяснилось, что я очень многого о нем не знаю. Не знаю даже про Лаарину-аю.
   Машина сухо отозвалась:
   -Да. Коуэн говорил со мной. Я не знала, что вести разговор на эту тему не следует.
   -Нет, Атона, нет. Очень хорошо, что ты сказала об этом. Я не хочу, чтобы между мной и Коуэном были какие-то секреты. Ты можешь показать мне его роман? Коуэн разрешил. И вообще, все, что ты знаешь о нем. Ты сказала, что помнишь все, что он когда-либо печатал на этих клавишах.
   -Помню.
   -Пожалуйста, Атона.
   -Коуэн предупредил меня, что если я еще раз позволю себе вмешаться в его жизнь, он лишит меня речевого блока. А мне бы не хотелось...
   -Нет, Атона, он, правда, разрешил.
   Атона сказала с почти человеческим вздохом:
   -Хорошо. Но если все показывать, то будет очень много. Я знаю Коуэна Граиса с начала пятьсот тридцатого года.
   -Вот и замечательно. Давай по порядку. С пятьсот тридцатого.
   -Все подряд в хронологическом порядке?
   -Вот именно.
   И Атона стала показывать мне страницу за страницей все то, что хранилось в ее огромной электронной памяти, напечатанное Коуэном. Сначала это были, видимо, школьные домашние работы. Чаще всего встречались чертежи, схемы, математические задачи. Несколько раз попадались рисунки. Где-нибудь посередине решения сложной задачи мог быть изображен вислоухий пес с унылой мордой. Только теперь я узнала, как Коуэн все-таки замечательно рисует. Сколько еще открытий о собственном муже мне предстоит сделать?
   Я смотрела дальше. Строчки, напечатанные оранскими символами, в моем уме превращались в понятные мне слова. Читать было легко: печатные буквы имели четкие очертания, нигде не сливались, я не обращала внимания, как раньше, на их написание, а воспринимала уже только смысл. Один раз мой взгляд задержался на нескольких строчках. Я заметила, что по-орански они звучат как стихи. Да, это были стихи с красивым плавным ритмом. Оранский язык сам по себе очень напевный, в нем много гласных и редко встречаются грубые, "рычащие" звуки. Но эти строчки были особенно выразительными. Я попыталась их перевести.
   "Синие озера в синих горах
   Похожи на глаза любимой" -
   Так сказал однажды
   Влюбленный безнадежно
   В светлую мечту поэт.
   Сколько лет минуло,
   Нет давно на свете
   Старого поэта,
   Только я
   Повторяю тихо, как древнюю молитву:
   "Синие озера в синих горах..."
   Представляю снова
   Нежную улыбку,
   Ясные, лучистые глаза...
   Только представляю...
   У какого моря,
   Где ее я встречу, любимую?
   Когда-то Коуэн рассказывал мне об Астре и говорил, что здесь уже давно нет ни художников, ни поэтов. А эстеты - только хранители духовных ценностей. Но Коуэн сам был и неплохим художником, и поэтом, но почему-то он не считал это заслуживающим внимания.
   Страницы продолжали сменяться на экране. Рисунки исчезли, темы работ становились все серьезнее. И вдруг я наткнулась на заголовок: "Характерные черты раманийского фольклора. Догармонийский период. Этери Коуэн Граис, первый курс факультета филологии". Вот то, что я искала. Я перелистала эти страницы, не читая. Потом прочитаю. Сразу после этой работы я увидела уже знакомый рисунок. Кромка моря и на берегу - длинноволосая девушка со свечой в вытянутых руках. Я долго, внимательно разглядывала рисунок. Вот она, Лаарина-аю.
   Можно ли ревновать к выдуманному человеку? Если задуматься, то такая ревность просто смешна. Но все-таки, вот она, та девушка, которую любил Коуэн. И меня он полюбил сначала именно потому, что задолго до встречи со мной любил вот этот образ. Старая сказка: Пигмалион и Галатея. Художник, влюбленный в свое творение, и прекрасная мечта, обращенная волей милосердных богов в живую женщину. Только я не мраморная статуя, я человек, я думаю, чувствую. Почему я не замечала тогда, четыре года назад, странностей в поведении Коуэна? Он вел себя так, словно мы действительно знакомы с ним много лет. Он целовал меня, а сам видел во мне вдруг ожившую Лаарину-аю. Я просто имела тело, к которому он мог прикоснуться, волосы, по которым он проводил рукой, губы, которые он мог целовать.
   Проглотив застрявшие вдруг в горле слезы, я стала смотреть дальше. Вот и второй рисунок: парусник в бушующем море и тонкий юноша у руля. Теперь мне не нужно было увеличения, чтобы узнать Коуэна. На крыльях парусов он мчится к родному берегу, где ждет его Лаарина-аю. Рисунков было много. Вот еще один: дом с двускатной крышей и переплетом окна в виде буквы "Т". Обычный дом, какие бывают на Земле в маленьких деревушках. Рядом с домом, держась за руки, стоят и смотрят друг на друга юноша и девушка. Я поскорей перелистнула дальше и вдруг наткнулась на сплошной светло-голубой лист. Экран сиял своей пустотой, только в углу белела тонкая линия.
   -Атона, а здесь что?
   -Ничего. То, что здесь было, Коуэн стер.
   -А что здесь было?
   -Не знаю. Я не могу помнить того, что было стерто из моей памяти. Если бы он просто удалил этот лист, то можно было бы восстановить, но Коуэн вручную стирал, разрозненные точки, собрать и поставить их на место будет очень сложно.
   -А давно он это сделал?
   -Два часа назад.
   Я смотрела на пустой экран, голубевший передо мной, и на губах моих потихоньку появлялась улыбка. Все понятно. Коуэн догадался, что я буду смотреть, и заранее позаботился о том, чтобы на мои глаза не попалось ничего лишнего. Чуткость и забота о душевном состоянии жены. Ладно, что здесь было, мы все равно выясним. Но никакой обиды во мне уже не осталось. Было любопытно и немного смешно.
   Наконец, я нашла и его роман. Это был не роман в точном смысле слова. Это было чередование сцен, обрывков разговоров, рисунков, не слишком связанное последовательной сюжетной нитью. Некоторые куски были достаточно большие: в пять-шесть страниц, другие были меньше одного листа. Я могла представить, как все это создавалось. Коуэн приходил из университета и садился к компьютеру. И сразу переставал существовать этери Коуэн Граис, студент Содийского университета. Оставался Суэн-Ку, бедный рыбак из приморской деревушки, и прекрасная светловолосая девушка Лаарина-аю. Они встречались, разговаривали, иногда ссорились. Я читала все это и невольно улыбалась. Суэн-Ку на самом деле был Коуэном. Я узнавала его во всем: в каждой фразе, в интонациях, манере излагать мысли. Хотя внешне Коуэн постарался сделать своего героя совершенно не похожим на себя, все равно это был он.
   Героиня этого романа, Лаарина-аю, внешне была на меня похожа. Я ждала это описание: худенькая девушка с длинными светлыми волосами и большими серыми глазами. Но по характеру она была совершенно другой: веселой, легкой, неунывающей, способной на отчаянные поступки. И все-таки было в нас обеих что-то общее, наверное, что-то очень важное, раз это позволило Коуэну увидеть во мне Лаарину-аю. Ведь я действительно не единственная девушка во Вселенной с длинными светлыми волосами и серыми глазами, а выбрал он почему-то именно меня. Ведь так?
   Я читала и сравнивала себя с ней. Как бы я поступила в той же ситуации? Что сказала? Там, в тексте, Суэн-Ку просил ждать его на берегу, пока он будет в плавании. А Лаарина-аю не хотела его отпускать.
   -У меня тяжелое предчувствие. Ветер поднялся, будет буря. Все рыбаки вернулись.
   -Ну что ж, вся рыба нам достанется.
   Фраза резко обрывалась, и дальше была голубизна пустого экрана. Я удивленно посмотрела следующую страницу. На следующей странице было заявление этери Коуэна Граиса в Департамент личных дел. Он просил помощи в проведении похорон его отца, Лайотена Граиса.
   Я тихо сидела и смотрела на экран. Сухие строчки резанули острой болью по моему сердцу. Мне вдруг так жалко стало Коуэна, словно он только сейчас получил известие о смерти отца. И его безысходную тоску я ощутила, как свою.
   Дальше мне не хотелось смотреть. Немыслимо было после такого заявления увидеть вдруг продолжение романа. Я и не надеялась его увидеть. Коуэн сам сказал, что после того, как отец умер, он не подходил к компьютеру. Я нажала клавишу по инерции. И вдруг увидела свой собственный портрет. Вернее, не совсем свой...
   Светловолосая девушка в белой одежде держит в руках свечу. Взгляд широко раскрытых серых глаз не то умоляет, не то зовет куда-то. Хоть лицо действительно было очень похоже, узнаваемо, все равно это была не я, это была Лаарина-аю, прекрасная мечта Коуэна о чем-то далеком и нереальном.
   -Атона, давно Коуэн это нарисовал?
   -В пятьсот тридцать седьмом году.
   Я посчитала в уме. Четыре года назад. Я помню, Коуэн говорил мне об этом портрете. Он тогда сдавал экстерном экзамены за последние два учебных года, чтобы окончить университет и получить, наконец, диплом. В тот день ему нужно было сдавать экзамен по курсу истории, а он, вместо того чтобы готовиться, сидел и рисовал мой портрет.
   Я долго рассматривала нарисованную девушку. Вот какой он меня в то время видел. Она была слишком красивой, и лишь отдаленно напоминала то отражение, какое я привыкла видеть в зеркале. Словно икона с идеализированно-правильными, возвышенными чертами. Коуэн тогда постоянно говорил мне о том, что я красива, но я ему не верила. Просто боялась верить. Я многое в то время воспринимала совершенно по-другому, не так, как сейчас. И долго не могла поверить в то, что я ему нужна. Мне казалось несусветной глупостью надеяться, что Коуэн всерьез попытается построить со мной отношения. И уж тем более я вообразить себе не могла, что у него до меня никого не было. Но ведь и правда - не было. Ларина-аю не в счет. Все, что было в реальности, у него впервые происходило со мной. И это не могло быть иначе, с его-то воспитанием и моральными принципами. Только я не сразу это поняла.
  
   Помню, я стояла в ванной, глядя на собственное отражение в зеркале, и расчесывала волосы. Мокрые, они поддавались с трудом. Но расчесать их нужно было именно сейчас. Высохнув, они перепутаются намертво, и что-нибудь сделать с ними можно будет, только оставив половину на зубьях расчески. Поэтому методично и упорно, волосок за волоском, я разбирала темные от воды пряди. Была ночь. Когда я уходила в ванную, было полвторого, теперь, наверное, уже около двух часов. Но голова была ясной, спать не хотелось совершенно.
   Такое со мной бывает довольно часто. Либо с вечера никак не могу уснуть. Либо, как теперь, если тело за день устало, проваливаюсь в сон мгновенно, но потом просыпаюсь среди ночи, и заснуть снова никак не получается. Слишком много мыслей в голове. Они тревожат, не дают разуму отдыхать.
   Сейчас я думала о том, что хочу ребенка. Маленькую девочку с выразительными темными глазками. Крохотное чудо, которое можно будет взять на руки и прижать к груди. Или пусть это окажется мальчишка-сорванец. Неважно. Главное, у меня будет живая память, и никто не сможет у меня эту память отобрать. Ведь Коуэн улетит на Астру. Он не может остаться здесь. Слишком многое держит его на его родной планете. Но пока он рядом, я хочу быть счастливой. Хотя бы недолго. Я жалела о том, что остановила его в прошлый раз, не дала нашим отношениям пересечь ту границу, за которой теперешнее мое желание осуществилось бы. Тогда, в ту ночь, все произошло бы просто и естественно. А теперь... Теперь это практически недостижимо. Ведь Коуэн пообещал мне, что больше никогда не станет... Не могу же я пойти к нему и сказать... Мои щеки запылали. Нет. Я не в силах была произнести эти слова даже мысленно, а уж вслух... Никак.
   Я бросила расческу в тумбочку и вышла из ванной. В квартире стояла тишина, как и положено глубокой ночью. Я зажгла свет в кухне и поставила на плиту чайник. Заварю себе, пожалуй, чай с мятой - вечный спутник моей бессонницы. Я стояла и глядела в темное окно, опираясь ладонями о подоконник и слушая пение закипающего чайника, когда сзади раздалось чуть хрипловато:
   -Рина, ты собираешься ложиться? Ночью все-таки нужно спать.
   Я оглянулась.Коуэн прислонился плечом к дверному косяку и испытующе смотрел на меня. Сегодня днем он снял с головы бинт, и его прическа теперь была, мягко говоря, странной. С одной стороны волосы были по-прежнему длинными, с другой - остриженные почти под корень. Я виновато вздохнула. Надо утром отправить его в парикмахерскую. Сама я вряд ли сумею исправить то, что натворила с его волосами позапрошлой ночью.
   -А ты сам почему не спишь? Или это я тебя разбудила?
   Он не ответил. Я снова вздохнула.
   -Чаю тебе налить?
   Коуэн отрицательно качнул головой.
   -Я не люблю с мятой.
   -А если без мяты? Будешь?
   -Нет.
   И тут мне в голову неожиданно ударило. А откуда он вообще взял, что чай будет с мятой? Я думала об этом, да. Но когда это было! И я стояла здесь, на кухне, а он был в комнате и, вроде бы, крепко спал. Я с подозрением осведомилась:
   -И давно ты уже не спишь?
   -С тех пор, как ты встала.
   Мои щеки снова начали наливаться жаром.
   -И как далеко я должна от тебя находиться, чтобы ты не слышал, о чем я думаю?
   Он ответил не сразу. То ли размышлял, то ли просто не хотел говорить. Наконец все же признался:
   -Здесь, в этой квартире, я постоянно тебя слышу, где бы ты ни находилась.
   -Даже за закрытой дверью?
   -Это не имеет значения.
   Я смущенно проворчала:
   -И как ты до сих пор с ума не сошел, если непрерывно слышишь не только то, что говорят, но и думают окружающие тебя люди?
   Коуэн спокойно возразил:
   -Я не говорил, что постоянно слышу всех. На мешающие чужие мысли можно поставить блокировку. А тебя я хочу слышать, поэтому слышу. Остальные меня не волнуют.
   Он замолчал, а мне и подавно не хотелось теперь говорить. Я чувствовала не только смущение, но и, наверное, легкую досаду. Я снова, в который уже раз, попадаю в неловкое положение из-за того, что забываю об этих его умениях. Не то чтобы у меня были какие-то секреты от Коуэна, но все-таки... Не слишком приятно осознавать, что мысли, которые, как тебе казалось, принадлежат тебе одной, уже известны кому-то еще. А если вспомнить, о чем именно я думала, находясь в ванной... Провалиться на месте от стыда! Видимо, я все-таки никогда не смогу свободно общаться с мужчиной, даже если люблю его. Не сумею преодолеть вот эту свою дурацкую стеснительность. Даже если вдруг наберусь решимости на какой-то важный шаг, все равно в последний момент все испорчу, испугавшись неведомо чего. Ни у одного нормального человека не хватит терпения такое выдержать. Коуэн задумчиво спросил, грустно при этом улыбнувшись:
   -Рина, а ты когда-нибудь пробовала сдавать экзамен по предмету, представление о котором имеешь не то что поверхностное, а вообще впервые о нем слышишь? И притом, что от оценки за этот экзамен зависит вся твоя дальнейшая жизнь? Представь, мужчинам тоже иногда бывает страшно. Когда отсутствует опыт сдачи подобных экзаменов.
   Больше он ничего не сказал, повернулся и снова ушел в комнату. А я осталась стоять на кухне, рассеянно глядя, как из носика закипевшего, наконец, чайника вырывается струя пара. Потом подошла и выключила плиту. Так. Вот и кто я после этого? Определения собственным интеллектуальным способностям на языке вертелись сплошь неблагозвучные. До меня, наконец, дошло то, что надо было понять уже давно. Не замечать, не догадываться, пока мне практически прямым текстом не сообщили то, что было и так очевидно. Ведь это всего лишь миф - представление о том, что мужчина в любовных делах непременно опытнее. У Коуэна не было девушки. Никогда. Для него все происходящее между нами, так же как и для меня, - в первый раз. Он ведь уже говорил об этом. Просто я не давала себе труда это услышать.
   И это понимание вдруг придало мне решимости. Если так, то мне-то уж точно бояться нечего. Я на этом важном жизненном экзамене не студент, а, можно сказать, преподаватель. И наплевать, что сама в предмете не смыслю ничего. Если плавать, так вместе. И учиться тоже.
   Выключив свет на кухне, я вошла в комнату. Как я и предполагала, Коуэн вовсе не лег спать. Он стоял у окна и изучал ночной пейзаж за темным стеклом. Я подошла ближе и нерешительно коснулась его спины рукой:
   -Прости.
   Он изумленно повернул голову.
   -За что?
   -За глупость. Я просто совсем не ожидала. Так это правда? То, что ты сказал?
   -По поводу опыта? Да.
   Я помолчала, набираясь смелости.
   -Знаешь, я ведь тебе уже говорила, что я совсем не строгий экзаменатор. Мне не с чем сравнивать. Поэтому, что бы ты ни делал, все будет правильным. Я хочу... быть с тобой. Прикасаться к тебе...
   Я повторяла его же собственные слова. Он стремительно развернулся и вопросительно заглянул мне в глаза. Я улыбнулась. Ну что же. Пусть все будет так, как будет. Коуэн осторожно провел рукой по моим волосам, а потом прошептал, словно принося какую-то присягу:
   -Оберегать тебя. Делать все, чтобы ты была счастлива. Рина, я никогда тебя не обижу. Обещаю.
   И он снова начал целовать меня. Несмело и бережно. Как это получилось бы лишь у человека, который делает это впервые в жизни. И если раньше я не обратила бы внимания на многие мелочи, то теперь они бросались в глаза. Сердце мое билось так, словно мы взялись за руки и собираемся спрыгнуть с высокого моста в бурную реку. Но останавливать Коуэна я сейчас не собиралась.
   Я проснулась на рассвете. Долго лежала, глядя куда-то в пространство и привыкая к новым ощущениям. Пытаясь осознать, что человек, который лежит рядом, за прошедшую ночь стал гораздо ближе друга и роднее брата. И надо теперь как-то смотреть ему в глаза. Мысли в голову являлись совершенно глупые, приходилось обрывать их, не додумав. Ведь Коуэн был не просто рядом, он находился так близко, что его дыхание щекотало ухо.
   А думалось мне почему-то о всякой ерунде. Например, о том, что моя кровать, похоже, теперь станет лишним предметом в доме. Ночью мы разложили диван, перетащив на него все подушки и одеяла, и свободного места в комнате совсем не осталось.
   А еще почему-то назойливо лезли в голову чьи-то слова, то ли прочитанные где-то, то ли услышанные в каком-то фильме. Мужчина - это завоеватель, которому требуется покорить крепость. И чем сильнее сопротивление защитников, тем приятней победа. Но разграбленная крепость победителю уже неинтересна, его ждут впереди новые свершения. К мужчине, чья рука сейчас лежала на моем плече, это утверждение вряд ли имело отношение, но все равно по спине внезапно проскользнул неприятный холодок. Ну, а вдруг?
   Я искоса, почти не поворачивая головы, взглянула на Коуэна и тут же поняла, что он вовсе не спит, а внимательно смотрит на мое лицо. Причем смотрит с таким возмутительным спокойствием, словно абсолютно ничего не слышал из того, о чем я только что думала. Но я-то наверняка знала, что это не так!
   Коуэн неожиданно сунул руку под свою подушку и что-то оттуда достал. Несколько секунд он по-прежнему лишь молча разглядывал меня, зажав свою добычу в кулаке. Затем взял мою правую руку и аккуратно надел мне на безымянный палец колечко - тоненький гладкий золотой ободок без каких-либо украшений. Я смутилась, поплотнее завернулась в одеяло. Ситуация и сама по себе была необычной, я все еще не могла прийти в себя после ночи, стремительно изменившей наши отношения. А тут еще такой прозрачный намек на серьезность дальнейших планов.
   -Это что такое? Зачем?
   Коуэн тоже немного растерялся. Он приподнялся на локте и, заглянув мне в глаза, встревоженно уточнил:
   -Разве не так должно быть? Я знаю, что по вашим обычаям... Или я просто руку перепутал?
   -Нет, рука правильная, но где ты его взял? Или оно исчезнет, как только ты о нем забудешь?
   Я улыбалась, пытаясь за легкомыслием скрыть нарастающее смятение. Коуэн ответил без улыбки:
   -Оно не исчезнет. И я не забуду. Оно настоящее. Я купил его в ювелирном магазине.
   -Давно?
   -Позавчера.
   -Так ты не только в хозяйственный магазин заходил?
   -Не только. Купил бы и раньше, просто случая подходящего не было. Ты сама сказала соседке, что у меня есть невеста. И я подумал, что это будет правильно. Чтобы другим людям тоже все было понятно. Мне давно уже надоело притворяться твоим братом. А теперь и притворяться нельзя. Это будет совсем уж нечестно.
   -Ну, а как же ритуал? Венчание или хотя бы штамп в паспорте? Свидетельство перед законом и людьми?
   Я шутила. Мне это было совершенно не нужно. К тому же я прекрасно знала, как мужчины трепетно относятся к своей свободе. Только очень серьезные обстоятельства могли заставить их ограничить ее при помощи официального брака. И общая постель таким обстоятельством не являлась. Напротив, в наше время это было естественным продолжением даже легчайшего флирта. И никого ни к чему не обязывало. Но Коуэн вовсе не воспринял мои слова как шутку. Он сегодня вообще казался необыкновенно серьезным.
   -Я не знаю, как по вашим законам, но по моим - ты моя жена с этой ночи и навсегда. На Астре, создавая семью, мы приносим официальную клятву верности. По старинной традиции эстеты могут дать такую клятву за свою жизнь всего один раз. Я слова этой клятвы мысленно произнес уже давно. В то утро, когда сидел на твоей кровати и ждал, пока ты проснешься. Ты еще обиделась на меня, помнишь? За то, что я поцеловал тебя без твоего согласия. Вслух, прилюдно, как это и положено, я произнесу ее тогда, когда ты этого захочешь. Могу сегодня. Могу совсем не произносить, если тебе это не нравится. Но только с моей стороны ничего не изменится. Я свою клятву все равно уже дал.
   -А если бы... - Я растерянно замолчала. Как же это сказать, чтобы его не обидеть? А если бы он понял, что поторопился? Что ему нужен совсем другой человек, не такой, как я? И самое главное, что было бы, если бы я наотрез отказалась иметь с ним какое-нибудь дело?
   Коуэн невозмутимо сообщил:
   -Тогда я принялся бы тебя завоевывать по всем законам военного искусства. Согласно вашим традициям. Но если бы у меня не было никаких шансов, я остался бы лежать на той площади. А то, что нет никакой ошибки, я понял уже в тот момент, когда очнулся в твоем доме. Главное было постараться тебя в этом убедить. Поэтому... Думай по поводу клятвы.
   Я вздохнула. Замечательно. За меня опять уже все решили. Коуэн возразил:
   -Ничего подобного. Решение принимала ты сама. Надо было сначала у меня спросить, к каким последствиям это приведет. Теперь не жалуйся.
   Он придвинулся ближе ко мне, осторожно коснулся губами моего лица и, наконец, ласково улыбнулся, сразу став необычайно родным.
   -Рина, ты что, и в самом деле считала, что для меня это не будет иметь особенного значения? Неужели ты настолько мало меня успела узнать? И я... я просто счастлив. Даже если это все получилось случайно, и ты ожидала чего-то другого, я все равно очень рад. Можешь обижаться и думать обо мне что угодно.
   А мне почему-то вдруг подумалось совершенно о другом. Вот приеду я в гости к маме и скажу: "Мама, познакомься, это мой... муж!" Представляю, какими глазами она на меня посмотрит. Коуэн кивнул.
   -В гости к маме - это обязательно. Родителей о таких важных переменах в жизни надо ставить в известность в первую очередь. Теперь расскажи поподробнее о ритуале. Я как-то выпустил из виду эту сторону вашей жизни. Почти ничего не знаю.
   И вот после этих его слов я наконец-то поверила, что все это - всерьез. Что для Коуэна просто невозможна иная форма близких отношений между мужчиной и женщиной, только отношения между мужем и женой. Законно и официально. Что, приняв этой ночью решение за нас обоих, я на самом деле определила нашу дальнейшую жизнь. Не только на два ближайших месяца - навсегда.
  
   -Рина, прости, что я тебя отвлекаю, но проснулась Алина.
   Я встрепенулась.
   -И что она, плачет?
   -Нет, просто зовет маму.
   Я быстро пошла наверх, в комнату Коуэна, где на кровати сидело мое сокровище.
   -Доброе утро, Алиночка.
   -Доброе утро.
   Дочка обвила руками мою шею. Начинался второй день нашего пребывания на Астре.
  

-3-

   Где-то к середине дня Алинка устала сидеть в доме и стала проситься на улицу. Ребенку было скучно. В доме, который мы все утро обследовали, было очень много старинных книг, но не было ни одной игрушки. Все Алинкины куклы остались в Баскете, на Земле, с собой на Астру Коуэн разрешил взять только то, что поместится в карманы одежды, которая была на нас. В карман Алинкиной куртки смог поместиться только маленький зайчик, ее любимая игрушка, которую Коуэн подарил дочери полтора года назад. Она не расставалась с ним все время, пока мы были в звездолете, и теперь, в доме, он тоже постоянно был с ней.
   Сначала Алинка в полном восторге бегала по дому. Пять комнат, веранда, прихожая, кухня, лестница на второй этаж - здесь ей действительно было много места для игры. Но потом дочка вдруг притихла. Она села в уголок и грустно стала что-то рассказывать своему зайчику. Я села рядышком и ласково спросила:
   -Ну что, понравился твоему Антошке наш новый дом?
   Вздохнув, она подтвердила:
   -Понравился. Мама, а почему так долго нет папы?
   Я обняла свою девочку.
   -У него дела, Алиночка. Он приедет, как только сможет.
   -Пойдем на улицу? Погуляем.
   Я сдержала невольный вздох. Мне очень не хотелось выходить из дома. Чужая страна, чужой город, чужие люди. Но в то же время я понимала, что рано или поздно все равно придется знакомиться. И тогда я решительно сказала:
   -Пойдем.
   Когда я открыла входную дверь, Атона вежливо спросила:
   -Вы уходите надолго?
   -Нет, Атона, мы немного погуляем.
   Мы с Алинкой шли по улице, залитой светом. За домами с левой стороны виднелись горы и клочок озера, с правой - высотные башни огромного мегаполиса. Над головой у нас тихо шелестели листвой высокие деревья. Людей видно не было. Легкие деревянные подошвы плетеных сандалий звонко постукивали по серым плиткам тротуара. Теплый ветер, играя подолом моего длинного платья, то заворачивал ноги в шелковистую ткань, то надувал ее невесомым парусом. Было тепло, даже почти жарко. Алинка беспечно шагала рядом со мной, весело размахивая моей рукой и время от времени поглядывая на меня своими лукавыми черными глазами.
   По Лайтен-тич располагались в основном двухэтажные частные строения. Вокруг каждого дома был крохотный участок земли. За воротами некоторых домов стояли шикарные автомобили, да и дома эти были гораздо больше и выглядели богаче, чем наш дом. Я смотрела на них с неясной тревогой: что за люди живут здесь?
   Через три дома от нашего был перекресток. Кажется, где-то здесь должен быть магазин. Мы подошли ближе, и я его увидела. Но это был, действительно, не магазин, а торговый центр: высокое стеклянное здание с множеством лестниц и переходов. Мы с Алинкой перешли пустынную улицу и подошли к входу. Первый этаж торгового центра был занят детской площадкой. На площадке было полно ребятни. Я первый раз видела на Астре сразу стольких детей: здесь были ребятишки от четырех-пяти лет и до двенадцати-тринадцати. Как и в любой нормальной ребячьей компании, здесь было шумно. Это были обычные мальчишки и девчонки, точно такие же, как и на Земле - с поцарапанными коленками и улыбчивыми лицами. Одежда на этих детях казалась мне немного странной, однако это обстоятельство нисколько не мешало им играть: бегать, прыгать, кричать и весело смеяться, когда какой-нибудь мальчишка кувыркался с надувной горки вниз головой.
   Алинка, широко раскрыв глаза, смотрела на детей. Я видела, как ей хочется подойти к ним и тоже поиграть. Дома, на Земле, она постоянно была в окружении детей, играла то с Максимом, то с соседскими ребятами, и я не видела смысла в изоляции своего ребенка от детского общества на Астре. Нам тут жить. Я ободряюще ей улыбнулась, и она, выпустив мою руку, робко подошла к ребячьей компании. Алина всегда была очень общительной, легко сходилась с детьми любого возраста, и я за нее не переживала, тем более, что дети на площадке казались мне очень дружелюбными. И я, понаблюдав за ней какое-то время, спокойно отошла в сторону.
   В Соди был разгар рабочего дня. Через перекресток один раз проехала машина и дважды прошли люди, все остальное время на улице было пустынно и тихо. Я вошла в торговый центр. Передо мной были длинные ряды с красиво уложенным товаром. Все продукты были тщательно упакованы, рядом стояли цифры, по всей видимости, цена. Я стояла и внимательно изучала надписи. Коуэн уехал, ничего мне не объяснив и не показав. А я не понимала и половины того, что было написано на этикетках. Вот приедет, я ему скажу...
   И тут вдруг я услышала голос своей дочери. Алинка что-то громко, со слезами говорила по-орански, я сначала даже не поняла смысла ее слов. Я тут же встревоженно вышла снова на детскую площадку. Мужчина в строгой черной форме держал мою дочь за руку, а она, всхлипывая, пыталась ему что-то объяснить. Какое-то внутреннее чувство сразу подсказало мне, что это представитель власти: полиции или другого ведомства, осуществляющего охрану в Соди. Я быстро пошла к нему, на ходу лихорадочно подбирая в уме оранские слова, от волнения они совершенно вылетели из моей головы. Господи, что могло случиться? Алинка, увидев меня, заплакала:
   -Мама, ну скажи ему, чтобы он меня отпустил. Мне больно.
   Она пыталась вывернуть свою ладонь из крепко державшей ее мужской руки. Я, почти задыхаясь, сказала по-орански трясущимися губами:
   -Вы делаете больно моему ребенку. Немедленно отпустите девочку.
   Я не уверена в том, что произнесла это правильно, но охранник меня, во всяком случае, понял: он тут же разжал пальцы. Алинка метнулась от него и прижалась ко мне мокрым лицом. Я погладила дочь по голове, стараясь успокоить. Мужчина несколько минут молча изучал мое лицо, после чего строго сказал:
   -Я прошу у вас прощения, этери, за причиненные неудобства вам и вашему ребенку, однако я всего лишь выполнял свой долг. Поведение этой юной особы вынудило меня прибегнуть к столь жестким мерам.
   -Что? Что мог сделать плохого маленький ребенок за то короткое время, пока я была в торговом центре?
   -Девочка облила водой детей в общественном месте. Это достаточно серьезный проступок, этери.
   -Водой облила? Алина... - Я вопросительно посмотрела на дочь. Алинка виновато шмыгнула носом и спрятала глаза. Тут же я увидела за спиной у охранника трех мокрых мальчишек лет по десять-двенадцать. Вид у них был, действительно, неважный, один все еще вытирал лицо своим рукавом.
   -Это произошло на моих глазах. Я сам лично видел, как девочка создала сосуд с водой и окатила ею вот этих ребят. Я думаю, вам хорошо известно, этери, что в повседневной жизни эстетам запрещается использовать психическую энергию, тем более в целях, вредящих кому-либо, как было в данном случае.
   Я очень вежливо его перебила:
   -Прошу прощения. Перед вами всего лишь ребенок. Мы сегодня только второй день в Соди. И поэтому я прошу отнестись к поступку моей дочери снисходительно.
   Он, нахмурившись, возразил:
   -И все же, этери, за подобные действия предусмотрен штраф. Я обязан составить протокол.
   И тут в разговор решительно вмешался мальчик лет десяти, все это время напряженно слушавший нашу беседу и переводивший свой взгляд то на охранника, то на меня.
   -Да за что их наказывать-то? Всегда у вас эстеты виноваты. Ведь они сами первые начали. Вы ведь не слышали. Если бы мне такое сказали, я тоже в них чем-нибудь запустил бы. А она их только водой облила, и все.
   Я с надеждой посмотрела на Алинкиного защитника. Он был в коротких, длиной чуть ниже колен, серых, не слишком чистых штанах и широкой курточке-балахоне, рукава которой были ему длинны, и он закатал их, как манжеты. А лицо такое хорошее, светлое, слегка курносое. Мальчик бесстрашно смотрел на охранника честными темно-синими глазами. Но тот непреклонно покачал головой.
   -Существует закон, согласно которому...
   И вдруг за моей спиной раздался насмешливый мужской голос, который показался мне почему-то знакомым:
   -Согласно которому за детскую шалость вы готовы упечь в Чойнс? Не правда ли, сэт? Насколько мне известно, Соглашение допускает для эстетов применение психической энергии в целях необходимой самообороны. По-моему, в данном случае дело обстояло именно так. Насколько я успел понять суть происшествия, поступок девочки был ответом на неблаговидное поведение тех, кого вы признаете пострадавшими. Вы со мной согласны? А если это так, то у вас нет повода для применения каких-либо санкций в отношении этих двух этери. Ваше стремление наказать их можно рассматривать как превышение служебных полномочий или предвзятое отношение к эстетам. И то, и другое не сулит вам ничего хорошего.
   Я оглянулась. В двух шагах от меня стоял высокий мужчина с очень светлыми, почти белыми волосами. Он улыбнулся мне.
   -Простите меня, этери. Я вас сначала не узнал. Когда мы встречались с вами в прошлый раз, вы были в другой одежде.
   И я тут же с радостью узнала того человека, который помог нам с Алинкой в Космопорте.
   -Это вы? Здравствуйте.
   Было неожиданно приятно в этом чужом городе вдруг увидеть чуть-чуть знакомое лицо. Он небольшим поклоном ответил на мое приветствие, а потом повернулся к охраннику.
   -Я думаю, сэт, конфликт исчерпан?
   Тот угрюмо кивнул и отошел. Ребята, столпившиеся вокруг нас, тоже стали расходиться. Скоро рядом с нами остались только наш новый знакомый и тот мальчик с синими глазами, который первым вступился за нас с Алинкой. Он стоял, насупившись, и теребил шнурок на своей куртке, но почему-то никуда не уходил. Мужчина белозубо улыбнулся и представился:
   -Адис Экью.
   Он выжидательно наклонил голову, глядя на меня. Очевидно, он хотел узнать мое имя. И я поспешно произнесла:
   -Карина Граис.
   Я представилась так, как привыкла представляться на Земле. Имя Рина, которым называл меня Коуэн, было слишком личным, я никогда не говорила его посторонним людям. Адис Экью почтительно поклонился, приподняв к лицу левую руку. Я, смущенно улыбаясь, добавила:
   -Спасибо, вы нас так выручили...
   -Не стоит благодарить. Это самое малое, что я мог сделать для вас, этери. Да, прошу прощения, забыл представить вам вот этого юного рыцаря.
   Он посмотрел на мальчика.
   -Эдони Экью, мой племянник.
   Он хотел положить свою руку на темный стриженый затылок, но мальчик отклонил голову, настороженно взглянув на дядю. Рука замерла в воздухе, так и не дойдя до его головы. Адис Экью засмеялся и спросил:
   -Эдони, бабушка дома?
   Мальчик, нахмурившись, буркнул:
   -Дома, где же ей еще быть.
   -Скажи ей, что я приехал и зайду к ней примерно через час. Ведь ты сейчас домой идешь, как я понимаю?
   Эдони неохотно отозвался:
   -Да. Что еще ей передать?
   -Больше ничего, иди.
   Не обращая больше внимания на племянника, Адис доброжелательно спросил у меня:
   -Вы позволите мне проводить вас? Как я понял, вы недавно в Соди?
   Но я вежливо отказалась.
   -Нет, спасибо. Нам недалеко идти, мы живем совсем рядом.
   Я была благодарна Адису Экью за помощь, но продолжать это случайное знакомство мне почему-то совсем не хотелось. Не знаю, может быть всему виной была моя непреодолимая застенчивость. Мальчик вдруг уверенно сказал:
   -Лайтен-тич пять. Это через три дома.
   Адис быстро повернулся к нему и спросил неожиданно неприязненным тоном:
   -Откуда ты знаешь этот адрес?
   Эдони съежился и тихо объяснил:
   -В этом районе только один человек носит фамилию Граис. А вчера вечером в этом доме горел свет. Это значит, что Коуэн вернулся.
   Я обрадовалась.
   -Как, ты знаешь Коуэна? Ты живешь рядом с нами?
   -Знаю. Я живу в шестом доме, напротив вашего. А вы Коуэну кто? Жена?
   Адис решительно оборвал его:
   -А это, по-моему, совсем не твое дело. Тебе давно уже надо быть у бабушки.
   Но я поспешно возразила:
   -Нет, нет, все в порядке. Да, я его жена. А Алина - его дочь.
   Эдони посмотрел на Алинку.
   -Дочь? Тогда понятно.
   Адис Экью тут снова вступил в разговор.
   -Значит, вы наши новые соседи. Но тогда нам совсем по пути. Я ведь все равно собирался идти к матери. Я не покажусь назойливым, если снова предложу себя в спутники?
   Он смотрел на меня внимательными голубыми глазами. И я смущенно согласилась:
   -Не покажетесь, конечно. Раз нам все равно идти в одну сторону.
   И мы все вместе неторопливо пошли по улице. Эдони шагал немного впереди, Алинка держала меня за руку, а Адис - чуть в стороне, деликатно давая понять, что не собирается навязывать нам свое общество. Когда мы дошли до нашего дома, он вежливо поклонился.
   -Я был счастлив познакомиться с вами. Надеюсь, мы еще не раз увидимся? Я расскажу матери, что рядом с нами появились такие замечательные соседи, она будет рада.
   Эдони тоже наклонил голову в совершенно взрослом официальном поклоне. Потом оба они пошли к дому, стоявшему на противоположной стороне улицы. У ворот мальчик вдруг оглянулся и, улыбнувшись, помахал нам рукой. Алинка помахала ему в ответ.
   Эта встреча оставила во мне очень хорошее чувство. И мальчик, и его дядя показались мне очень славными. Неприятно начавшийся эпизод закончился неожиданно хорошо. Мы с Алинкой познакомились с соседями и нашли в них друзей. А это было очень важно для нас на этой чужой планете. Я решила, что когда Коуэн вернется, надо будет расспросить его об этой семье. Ведь наверняка он тоже хорошо знает и Эдони, и Адиса. С такими мыслями я зашла в дом. Когда дверь закрылась, на стене засветился экран. Атона сообщила:
   -Рина, только что, две минуты назад, на связи был Коуэн. Он просил передать, что задержится на одни сутки, и велел тебе не волноваться, с ним все в порядке.
   -Спасибо, Атона.
   Я расстроилась. Ну вот! Надо же было нам в это время уйти из дома. Хоть бы чуть-чуть раньше вернулись. Коуэн задерживается. Плохо. Я так надеялась, что увижу его сегодня вечером. Узнать бы, что там случилось. Наверное, что-то очень серьезное, раз ему пришлось остаться. Я очень жалела, что Коуэн не взял нас с собой, хотя разумом понимала, что одному ему гораздо свободнее и проще.
   Сварив суп из полуфабрикатов, мы с дочерью поужинали. Справиться с плитой мне помогла Атона. Там действительно не было ничего особенно сложного. Я убирала посуду со стола, когда Атона снова напомнила о себе:
   -Рина, на связи профессор Агри Тон.
   Я бросила посуду в мойку и торопливо подошла к компьютеру. На экране возникло лицо пожилого человека с усталыми, будто присыпанными пеплом глазами. Я вежливо произнесла по-орански:
   -Здравствуйте. Я вас слушаю.
   Он слегка наморщил лоб.
   -Я могу поговорить с этери Коуэном Граисом?
   -Нет, к сожалению. Коуэн Граис уехал и будет дома только через два дня.
   Профессор заметно огорчился.
   -Жаль. А с кем я разговариваю, простите? У меня не высветились ваши данные.
   -Меня зовут Карина Граис. Я жена Коуэна Граиса.
   -Жена?
   Удивление моего собеседника выразилось в приподнятой левой брови. Если учесть, насколько астрены сдержаны в общении, оно было очень сильным. Но потом, как того требовали приличия, профессор поклонился.
   -Очень приятно. Агри Тон, профессор кафедры филологии, Содийский университет гуманитарного развития. Я услышал в утренних новостях, что вернулся звездолет с Эрса, и хотел поприветствовать своего коллегу. Но раз его нет...
   Я спросила:
   -Может быть, вы хотите что-нибудь передать для Коуэна?
   Профессор после секундной заминки сказал:
   -Д-да, пожалуй. Передайте ему, пусть зайдет ко мне в университет. Я хочу поговорить с ним о его работе. И еще. По поводу отчета. Заседание научного совета состоится уже в начале следующей декады. Пусть Коуэн представит председателю расширенного состава отпечатанную бумажную копию своего доклада. Это устаревшая формальность, разумеется, однако никто ее пока не отменил, в архив переходит на хранение только такой вид документов.
   -Хорошо, я все ему передам. Что-то еще?
   Агри Тон несколько секунд смотрел на меня с экрана, а потом вдруг спросил:
   -Скажите, где вы родились? Я никак не могу понять этого по вашему акценту. Простите мне мое откровенное любопытство, но задета профессиональная гордость. Я был уверен, что знаю особенности произношения всех народов Астры. А вы ведь не так давно начали разговаривать по-орански, не правда ли?
   Я в ответ лишь смогла улыбнуться.
   -Я думаю, этот вопрос вам лучше обсудить с Коуэном.
   -Ох, простите, я совсем не хотел обидеть вас... - Он с раскаянием приподнял ладони от стола.
   -Ничего страшного, профессор. Скажите, к какому сроку Коуэн должен предоставить копию доклада?
   Он тактично принял мою попытку увести разговор от опасной темы.
   -Не позднее сто сорокового дня. То есть сто тридцать девятого. Сто сороковой - конец декады, нерабочий день.
   Коуэн еще не прилетел, а сегодня уже сто тридцать шестой день от начала календаря. Интересно, когда он будет печатать свой доклад, который, насколько я помню, существует пока лишь в рукописном варианте? Вслух я своих мыслей не высказала, и профессор Агри Тон, после повторного извинения и моих заверений в глубочайшем почтении, отключился.
   Я ходила по дому, томясь непонятной тоской. Алина - ранняя пташка, она и встает, и ложится спать рано, поэтому, едва стемнело, она отправилась в свою комнату, то есть бывшую комнату Коуэна. Ей хватило впечатлений на сегодня. Через несколько минут она уже спала спокойным безмятежным сном. А я вдруг вспомнила про Атону. Хоть она и не была человеком, общение с ней хоть в какой-то мере могло скрасить мое одиночество. Я села к компьютеру.
   -Атоночка, можно я с тобой поговорю?
   Она с готовностью откликнулась:
   -Можно, Рина. О чем мы будем говорить?
   -О Земле.
   Экран замигал. Атона сказала голосом провинившейся школьницы:
   -У меня нет информации об этом объекте.
   Я поняла свою ошибку и поправилась:
   -То есть, об Эрсе. Об Эрсе у тебя что-нибудь есть?
   -Да. Но очень немного. Вряд ли беседа получится содержательной.
   На экране высветилась таблица полупонятных символов. Место расположения, расстояние до Астры, размеры, какие-то еще физические характеристики. Так странно было читать о своей родной планете как о рядовом космическом объекте. Знала бы Атона, что для меня Эрс - моя Земля! Была там и краткая историческая справка.
   Планета открыта в двести девятнадцатом году Гармонийской эпохи экспедицией звездолета "Антес". Регулярно изучается экипажами разведывательных звездолетов по различным целевым программам. Установление контакта с разумными обитателями планеты не представляется целесообразным. Решением Комиссии внешних контактов параметры технического и социального развития общества признаны недостаточными. Несмотря на это, периодически отдельные члены экипажа вступали в неофициальный контакт с жителями Эрса, однако никаких существенных последствий для обеих планет это не имело. (Прочитав эту запись, я подумала: зато какие важные последствия это имело для самих жителей и членов экипажа. Но что такое судьба отдельных людей в масштабах планет!)
   Звезда Соул относится к классу желтых звезд, имеет обширную планетарную систему, состоящую из девяти планет разной массы и других более мелких космических тел. Планета Эрс имеет свой собственный крупный спутник. Две трети поверхности планеты заняты океаном. Суша имеет разнообразный рельеф и заселена крайне неравномерно.
   Это все, что было об Эрсе в памяти Атоны. Возможно и даже наверняка, на Астре существовала гораздо более обширная информация о Земле, но для рядовых пользователей, видимо, она была закрыта. Я испытывала разочарование и легкую досаду. Я сама могла бы рассказать о своей родной планете в несколько раз больше. А впрочем... Что Земля... О той планете, где мне предстоит жить, я ведь практически ничего не знаю. Вот о чем надо беспокоиться.
   -Атона, а об Астре у тебя что-то есть?
   На экране появилось лицо Атоны.
   -Об Астре? Хочешь, я подключусь к Хранилищу? Ты сама сможешь выбрать то, что тебе хотелось бы знать об Астре.
   Я представила себе тот гигантский объем информации, который может содержаться в любом из отделов этого Хранилища, и поспешно возразила:
   -Нет, не надо.
   -А что тебе хотелось бы узнать об Астре? - Атона относилась ко мне с явным сочувствием.
   -Давай самые общие сведения из биологии, географии и истории. Только, пожалуйста, самые-самые общие, из справочника какого-нибудь. Если нужно будет поподробнее, я спрошу.
   -Хорошо.
   На экране замелькали строчки. Об Астре Атона знала значительно больше, чем о Земле. Весь вечер я просидела у компьютера, пытаясь вникнуть, запомнить факты, цифры, характеризующие тот мир, который окружал меня. Мир, который должен стать для меня родным.
   Дольше всего я изучала исторический очерк. История Астры, как и история Земли, шла по каким-то неумолимым социальным законам, единым, видимо, для всей Вселенной. История, полная войн, крови, захвата земель и убийства одних представителей разумной жизни другими, тоже мыслящими существами. И происходило все это непременно во имя высоких целей: милости богов и славы царей, всеобщего блага и процветания народов. До странности похожая на земную история. Пусть не те имена правителей и незнакомые названия государств, в основе тот же принцип отношений между людьми, когда прав тот, кто сильнее.
   Существенно отличались от земной истории, пожалуй, только последние пятьсот-шестьсот лет истории Астры. Не случайно несколько тысячелетий, прошедших до этого, объединялись одним термином: "догармонийский период", а потом начиналась новая эпоха, новое летоисчисление, совершенно иная жизнь. Эпоха Гармонии на Астре - это наша Эпоха Возрождения, произошедшая не в феодализме, не в шестнадцатом веке, а веков шесть спустя. Когда человечество, наконец, насытилось войнами и подошло к пониманию, что их маленькая планета слишком уязвима и в один далеко не прекрасный момент может просто исчезнуть со всеми своими разумными и не слишком разумными обитателями. Расцвет искусства на фоне небывалого взлета технической мысли - поистине "Золотой век".
   Дойдя до сто пятнадцатого года Гармонийской эпохи, я поняла, что от усталости уже перестаю воспринимать смысл написанного. Как ни было интересно и ново то, что я читала, за день невозможно освоить то, что цивилизация Астры наработала за много веков. Понемногу я изучу все это в будущем, а пока я оставила в покое компьютер и пошла к дочери. Алинка безмятежно спала, свернувшись клубочком. Насколько проще ребенку адаптироваться в новом мире! Мне кажется, Алинке было все равно, какого цвета трава под окном и за сколько часов проходит день или ночь. А может быть, играла свою роль генетическая память: Алина никогда не была на Астре, но знала все это, восприняв от Коуэна. А мне... Мне приходилось на ходу перекраивать все свои привычные представления. И хуже всего было то, что Коуэна не было рядом. Я чувствовала зыбкость, неопределенность окружавшего меня мира, я не могла найти свое место в этом призрачном пространстве.
   С такими неспокойными мыслями я легла в постель - чужую постель в чужом доме. Не могла долго заснуть, а когда, наконец, забылась, сон напоминал какой-то бред, был томительным и тревожным. Примерно через два часа я проснулась. Сон у меня чуткий, разбудили меня какие-то неясные звуки. Я села на кровати. Сердце билось где-то у горла. Я долго прислушивалась к тишине и, наконец, решила, что во всем виноваты мои расшатавшиеся нервы. Но вдруг далеко в доме раздались шаги и чей-то голос, приглушенный стенами. Это мне уже не мерещилось: через незакрытую плотно дверь слышался явный разговор по-орански.
   Я представила весь этот огромный пустой дом и себя в нем - одинокую и беспомощную. От этого меня охватил мгновенный острый страх, так что заледенели пальцы на руках и ногах. В следующую секунду я вспомнила об Алинке, которая мирно спала в соседней комнате. Это заставило меня подняться с кровати. Я набросила на себя одежду и тихонько вышла в коридор. Шагов уже не было слышно. Я несколько секунд постояла возле двери в Алинкину комнату, а потом решила все-таки спуститься на первый этаж. Коуэн говорил, что в дом никогда не сможет проникнуть чужой человек. Значит тот, чьи шаги я слышала, знаком Атоне, иначе электроника попросту не открыла бы ему дверь. Я осторожно спустилась по темной лестнице. В прихожей тоже было темно, но на кухне горел свет. Я зашла туда и увидела Коуэна.
   Он сидел ко мне вполоборота, перед ним была пустая тарелка, а в тот момент, когда я вошла, он наливал в чашку чай. Я опустилась на стул. Страх мой отхлынул, напряжение спало, и щекам стало жарко.
   -Господи, Коуэн, как ты меня напугал!
   Я ведь и не надеялась, что увижу его сегодня. И то, что он здесь, рядом, обрадовало меня почти до слез. Все мои сомнения тут же испарились. Видеть его - вот этот знакомый поворот головы, глаза, руки, которыми он держит чашку - все такое родное, привычное! Только от этого я чувствовала себя счастливой. Он вздохнул.
   -Прости, что разбудил. Я старался не шуметь. Но знаешь Атону, она не может промолчать.
   Какая все это ерунда по сравнению с тем, что он вернулся! Атона сказала, что он задержится на день, поэтому я не ждала его. Коуэн рассеянно кивнул:
   -Я сам не думал, что вернусь. Так получилось.
   За столько лет, прожитых с ним вместе, я научилась точно чувствовать настроение мужа. И сейчас его интонация сразу меня насторожила.
   -Коуэн, что случилось?
   -Ничего.
   -Коуэн, не темни. Рассказывай.
   -Да ничего не случилось, не переживай. Все хорошо.
   Он сосредоточенно мешал ложечкой в чае. Прошло то время, когда по его лицу можно было читать мысли, Коуэн стал старше. Но я-то теперь очень хорошо знала его, и притвориться передо мной ему было сложно. Я видела, что он очень сильно расстроен, хоть и делает вид, что все в порядке. Я молча смотрела на него и ждала, когда он сам все расскажет. Не может не рассказать. Когда проговариваешь проблему вслух, становится в два раза легче ее решить. Коуэн неохотно признался:
   -Рина, за мной, кажется, следят.
   -Кто?
   -Пока не знаю. Но кто-то наблюдает за каждым моим шагом с того момента, как я сел в десс на вокзале в Соди.
   -И что им нужно от тебя?
   -Не знаю. Возможно, это как-то связано с Марком. Я пока еще очень многого не знаю. Но вам с Алинкой тоже придется быть осторожнее.
   -Ты думаешь, нам может угрожать какая-то опасность?
   Он опять с досадой повторил:
   -Я не знаю. Но я сегодня почувствовал себя совершенно беспомощным и очень пожалел, что взял вас с Алинкой на Астру. Дома вы были бы в безопасности.
   Я категорично отмахнулась.
   -Говоришь ерунду. Что там с Марком?
   Коуэн поднял на меня взгляд.
   -Плохо. Он действительно нехорошо кашляет.
   -Коуэн, я не об этом. За что Марк сидит в Чойнсе?
   -За убийство.
   Он опустил глаза на чашку с нетронутым чаем и снова стал мешать в ней ложечкой. Мое сердце вдруг глухо стукнуло и почти остановилось.
   -О Господи!
   Коуэн с напускным спокойствием объяснил, словно читая главу из какого-то официального документа:
   -Смерть человека, тяжкое увечье, произошедшее по вине или с участием эстета, караются заключением в главной тюрьме Астры. Это единственная причина, по которой эстет может оказаться в Чойнсе. Эту статью Соглашения все эстеты знают чуть ли не с рождения. И не только эстеты.
   Но в моей голове не могло уложиться, как эстет, ближайший друг Коуэна, человек, заменивший ему отца, мог совершить такое страшное преступление. Кого он убил? За что?
   Не глядя на меня, Коуэн медленно произнес:
   -В моей голове это тоже не может уложиться. Давай я все тебе расскажу, а ты потом скажешь, что ты думаешь по этому поводу. Мне интересно твое мнение.
   Коуэн положил локти на стол, сцепил пальцы замком.
   -Марк уже много лет работает в Управлении межзвездных полетов и занимает там довольно хорошую должность. Чуть больше полугода назад, в конце пятьсот сорокового года, он должен был получить разрешение на перевод немалой суммы денег, необходимых для проекта, над которым он тогда работал. Наконец, он это разрешение получил, деньги должны были перевести. Но на счету этих денег не оказалось. Они пропали. Никто, кроме Марка, не знал, когда произойдет данная финансовая операция. Счет проекта был защищен надежным кодом. Да и вообще, кроме Марка, к этому делу никто не имел никакого отношения. Но деньги исчезли. Марк всегда пользовался в Управлении большим авторитетом. К тому же Марк - эстет, и эстет в полном смысле этого слова. А моральные принципы эстетов не допускают даже мысли о присвоении чужих денег. Но когда Марк заявил о пропаже, вперед вышел неприметный уборщик по имени Тор-Ю. Этот Тор-Ю в присутствии всех служащих Управления стал рассказывать следующее.
   Как-то поздно вечером он задержался в кабинетах с уборкой. И вдруг заметил свет под дверью в кабинет Марка Топройта. Заглянув туда, он увидел Марка, работающего за компьютером. Уважаемый этери столь увлекся своим занятием, что не заметил уборщика. Тору-Ю показалось странным, что руководитель отдела занимается работой в столь поздний час и выполняет ее сам, вместо того, чтобы поручить ее кому-нибудь из своих подчиненных. Теперь же он может с уверенностью утверждать, что на экране монитора Марка были счета. Таким образом, это было обвинение. Тор-Ю утверждал, что Марк Топройт сам виноват в пропаже денег, то есть, попросту присвоил деньги Управления.
   Обвинение было нелепым. Марк поначалу даже растерялся. Он не стал ничего объяснять и доказывать. Оправдываться, словно напроказничавшему мальчишке, он считал ниже своего достоинства. Он лишь твердо заявил, что это ложь, и вышел из кабинета. А Тор Ю-настаивал на своих словах. Было решено проверить денежные счета Марка Топройта. Оказалось, что накануне вечером в банке на его имя был открыт новый счет, на котором появилась огромная сумма, в точности совпадающая с пропавшей. После этого все счета Марка сразу же арестовали. Но так как эстеты имеют особый юридический статус, к самому Марку пока никаких санкций не применили. Марк, всегда спокойный и уравновешенный, вышел из себя и наговорил много неприязненных слов, в том числе и в адрес уборщика Тора-Ю. Это опять же слышало все Управление. Потом Марк, как говорится, хлопнул дверью и ушел домой. А на следующее утро Тор-Ю был найден мертвым в своей квартире.
   Я тихо охнула. Коуэн продолжал:
   -Причина смерти была следующей: от мраморной отделки камина был оторван кусок, по весу равный трем таким, как Тор-Ю. Этот камешек раздробил ему голову. Два сотрудника Внутреннего ведомства с трудом приподняли эту глыбу, когда вытаскивали из-под нее тело убитого. Все знают, что такой силой обладают лишь эстеты, да и то только в состоянии очень сильного нервного возбуждения. Против Марка свидетельствовали и другие улики. В квартире Тора-Ю обнаружили несколько вещей со следами прикосновений Марка Топройта. Марка тут же взяли под стражу по обвинению в убийстве и, лишив его этерийской неприкосновенности, отправили в Чойнс.
   Когда Коуэн говорил все это, он вертел в руках чашку из-под чая. Два поворота в одну сторону, два в другую. Взгляд его темных глаз был направлен на стол, как будто в данную минуту на нем находилось что-то очень интересное, от чего он не мог оторваться. Я очень хорошо знала и эти его нервные движения, и этот взгляд, и этот ровный голос. Он рассказывал, а у меня все больше холодело сердце. Когда Коуэн замолчал, я тихо спросила:
   -И ты веришь в то, что Марк убил Тора-Ю?
   Он поднял на меня глаза.
   -Ты тоже не поверила? Все было подстроено, это же очевидно. Марк не мог украсть деньги и тем более убить человека. Да половина сэтов в Чойнсе убеждены в его невиновности.
   -Почему же его там держат?
   Коуэн отхлебнул остывший чай, поморщился и поставил чашку на место.
   -Против фактов не поспоришь. Во-первых, пропавшие деньги действительно оказались на счету у Марка. Как и почему они там оказались, я думаю, мог бы объяснить уборщик Тор-Ю, но он мертв, его не спросишь. Обстоятельства гибели этого человека тоже не в пользу Марка. Все видели и слышали, что Марк очень сильно раздражен и мог держать зло на уборщика. В-третьих, жена Марка, Ланийса, на Разбирательстве не могла сказать, где находился ее муж в тот вечер в промежуток от шестнадцати до двадцати часов - время, когда был убит Тор-Ю. Марк рано пришел домой, пообедал и снова ушел. По ее словам, он был сильно не в духе, но о причинах такого плохого настроения жене не сказал. Вернулся он поздно ночью.
   -Ну а сам Марк что говорит?
   Коуэн вздохнул:
   -Он не может вспомнить, где был тем вечером. Просто ходил по городу. Был в кафе и торговых центрах. Чтобы не привлекать внимания, несколько раз менял внешность. Поэтому опознать его никто не сможет.
   -Коуэн. - Я взглянула на мужа. - А ты видел Марка? - Мне хотелось немного отвлечь его от мрачных мыслей.
   Он грустно подтвердил:
   -Видел.
   -И как он тебя встретил?
   На лице у Коуэна появилась слабая улыбка.
   -Как? Представь сама, как он мог меня встретить. Чуть не задушил меня своими руками. Потом заплакал. Я никогда не видел, чтобы он плакал. Совсем нервы сдали.
   Я с нежностью смотрела на мужа. От того, как просветлело лицо Коуэна, у меня самой на душе стало легче.
   -Он тебя ждал?
   -Нет. Он же знал, что я решил не возвращаться на Астру. Мне в первую секунду даже страшно стало. Побледнел, как стена, стоит и сказать ничего не может. Он ведь и не подозревал, что Ланийса отправила с Маю Таем письмо для меня. О том, что вернулся звездолет с Эрса, он слышал в новостях, но что я прилетел на этом звездолете, не догадывался.
   Я вдруг спохватилась.
   -А Ланийса? Коуэн, ты же хотел привезти ее с сыном сюда?
   -Не захотела. - Он усмехнулся. - Посмотришь на нее и ни за что не скажешь, что у такой мягкой на вид женщины может быть такой железный характер. Сказала - останусь с мужем - и попробуй ее переубеди.
   Я вздохнула.
   -Если бы с тобой что-нибудь случилось, я, наверное, тоже никуда бы не поехала.
   Коуэн улыбнулся.
   -Я знаю. Вот поэтому и не стал настаивать. Жены эстетов в чем-то похожи друг на друга, а свою жену я знаю хорошо.
   -Я хотела бы с ней познакомиться.
   -Познакомишься. Выйдет Марк из Чойнса, поедем к ним в гости.
   -А как же деньги? У нее ведь не было.
   -Я оставил ей двести эксов.
   -Взяла?
   -Взяла. С клятвой, что потом я обязательно заберу их обратно. Заставила меня поклясться самым дорогим, что у меня есть. Иначе отказывалась брать. Она теперь свято верит, что Марк очень скоро выйдет из Чойнса, и тогда они сразу же отдадут этот долг.
   -А он действительно скоро выйдет?
   Коуэн посерьезнел.
   -Нет. Наверное, нескоро. Разбирательство зашло в тупик. Нет явных улик, подтверждающих вину Марка, но и доказательств его невиновности тоже нет. Чтобы оправдать Марка, надо найти настоящих убийц. А пока они на свободе, Марк будет в Чойнсе.
   -И ты ничего не можешь для него сделать?
   -Пока я добился, чтобы Марка перевели в другую камеру и обеспечили нормальным питанием. Сердце ему немного подлечил - опять стало барахлить, купил лекарство от кашля. Вот и все, что успел. Но Марк и сам теперь духом воспрянул. Они с Ланийсой вдвоем смотрят на меня как на Святого Покровителя. Ведь Марк был уверен, что остаток своей жизни проведет в Чойнсе. За жену да за сына больше переживал. Роя, говорит, было жалко. А сын у них действительно замечательный.
   -А ты найдешь настоящих убийц?
   Лицо Коуэна сразу приобрело жесткое выражение.
   -Найду. Уверен. И они, видимо, тоже боятся, что найду. Иначе не стали бы за мной следить. Постоянно чувствовал за собой тень. Приехал, чтобы тебя предупредить. Завтра снова полечу в Раманийю.
   Я растерялась.
   -Как? Ты завтра опять улетаешь?
   Коуэн твердым взглядом посмотрел на меня.
   -Рина, Марк в Чойнсе. Ему там каждый день все равно, что год.
   Нет, я все понимала. Но от неожиданности его слов вдруг ком встал в горле. А я как же, а Алинка? Коуэн ласково коснулся моего лица.
   -Рина... Ты же у меня умница.
   -Коуэн, пока тебя не было, тебя спрашивал профессор филологии Агри Тон.
   Я была рада сменить тему разговора, потому что чувствовала, что еще секунда, и из моих глаз закапают слезы от острой жалости к себе. Не из-за обиды на мужа, а просто так. Коуэн удивился.
   -Тон? Зачем?
   -Он просил зайти в университет по поводу работы. И еще просил передать, что твой доклад на научном совете состоится в начале следующей декады, и чтобы ты к сто тридцать девятому дню принес председателю его отпечатанную копию.
   Коуэн растерянно уставился на меня.
   -Вот черт! Они не могли сделать заседание попозже?
   Он очень расстроился. Я добавила:
   -А еще он поинтересовался, откуда я родом. Он не смог определить это по особенностям моего произношения.
   -Да, в этом он специалист. И что ты сказала?
   -Предложила обсудить этот вопрос с тобой.
   -Занятная будет беседа. - Коуэн задумчиво потер лоб. - Что же делать с докладом? Даже не знаю, как теперь быть.
   Я очень мягко попросила:
   -Коуэн, не улетай пока. Я знаю, что Марк тебя ждет, но ведь нам ты тоже очень нужен. Мы тут с Алинкой без тебя в чужом городе.
   Тут я вспомнила, что до сих пор не рассказала мужу о том, что с нами вчера случилось. Коуэн тут же встревожился:
   -Что-то случилось?
   -Мы вчера были в магазине, и Алинка облила водой каких-то мальчишек. Нам пришлось разбираться с человеком в черной форме.
   -С сэтом?
   -Да, кажется, так его назвали. Он сказал, что за подобное нарушение полагается штраф.
   -Штраф? - Коуэн нахмурился.
   -Да. Видишь ли. Эти мальчишки сказали Алинке что-то обидное, она придумала себе бутылку с водой и облила их. А сэт сказал, что это может расцениваться как применение психической энергии во вред людям.
   -Неужели? - Коуэн нехорошо усмехнулся. - И что было потом?
   -Потом за нас заступился один мальчик. Такой мальчишка хороший! Оказалось, что он живет рядом с нами. Эдони Экью. Ты его знаешь?
   -Эдони? - С лица Коуэна исчезло хмурое выражение. - Знаю, конечно. Я ему пару раз лечил растяжения. Это любитель лазать по чужим заборам. - И он улыбнулся доброй, светлой улыбкой, какой я еще не видела у Коуэна на Астре.
   -Он с этим сэтом так смело разговаривал. Он мне понравился.
   -Да, славный человечек.
   -Он тут с бабушкой живет?
   -С бабушкой. Которая, кстати, терпеть не может эстетов.
   -А родители?
   -Насколько я знаю, родители у него люди деловые, и им некогда заниматься сыном. Да и бабушке, если я правильно помню, он не очень-то нужен. Растет, словно трава в поле.
   -Правда? А мне показалось - обычный, хорошо воспитанный ребенок.
   -Я не об этом. Воспитанием приличных манер занимаются его учителя. Душой он необогретый какой-то. И не сирота, а порой так посмотрит, словно на всем свете нет у него ни одного родного человека.
   -А если я его как-нибудь в гости приглашу, это не будет выглядеть неприлично?
   -Пригласи. Я с ним раньше часто чай пил. Правда, он сейчас старше стал. Кто знает, как будет относиться.
   Я вспомнила глаза этого мальчика - темно-синие, как вечернее небо Астры.
   -Нет, мне кажется, он тебя очень любит.
   Коуэн улыбнулся и ничего не ответил.
  
   В Раманийю он не поехал. С самого утра Коуэн засел за компьютер. Он печатал доклад, копию которого ему нужно было сдать через два дня. Объем был большой. Одна папка включала в себя около двухсот страниц, исписанных мелким почерком. И оттого, что он не успевает к сроку, Коуэн заметно нервничал.
   Я была счастлива, что он рядом, мне очень хотелось помочь ему, но я совсем не была уверена в том, что смогу печатать по-орански быстро и без орфографических ошибок. Наконец, Коуэн сам попросил:
   -Рина, вот здесь есть пробелы. - Он показал мне несколько уже отпечатанных листов. - Кириллического шрифта у Атоны нет, поэтому придется вписать сюда от руки. Разберись, пожалуйста. Хотя бы в этом варианте, для научного совета.
   И я с радостью стала помогать ему. Мы работали весь день. Коуэн печатал текст по-орански, я писала перевод. Для Алинки, чтобы она нам не мешала, Коуэн вытащил из каких-то глухих углов дома кучу старых вещей и, к великой Алинкиной радости, несколько игрушек. Потрепанную собаку с очень симпатичной умной мордой и несколько машин. Все это было, конечно, старое и в пыли, но наша дочь пришла в восторг. Она тут же стала сооружать на веранде свой собственный домик. Недостающие детали она на ходу придумывала и материализовывала, разговаривая вслух сама с собой. Я вздохнула с облегчением. Наконец-то и ей нашлось, во что поиграть.
   Каждый человек, попадая вдруг в мир вещей, связанных с его детством, становится на несколько минут ребенком. Когда Коуэн достал свои собственные детские игрушки, он был рад, по-моему, не меньше Алинки. Думаю, он очень любил когда-то вот этого старого лохматого пса. Теперь Коуэн отдал игрушки Алинке.
   -Играй. Дождался, наконец, старик Аксот, снова увидел белый свет.
   Алинка прижала к себе собаку.
   -Его так зовут - Аксот? Он твой? Ты с ним играл, когда был маленький?
   -Да. Теперь он будет твоим.
   И, оставив дочь с этими бесценными сокровищами, Коуэн снова вернулся к своим взрослым неотложным делам. Но настроение осторожной радости, которое вдруг появилось в нем при виде старых вещей, заставляло его рассеянно улыбаться. Я почувствовала это его настроение и, подойдя к нему сзади, нежно обняла его за шею руками. Мы так сидели и молчали, улыбаясь каждый своим мыслям. Наверное, вот в таком чувстве душевной связи, когда понимаешь состояние родного человека и не нужны никакие слова, и заключается счастье. Потом Коуэн поцеловал меня.
   -Рина, давай работать. А то мы ничего не успеем.
   Я вздохнула и вернулась к страницам его доклада. Коуэн снова застучал по клавишам компьютера.
  

-4-

   К 139 дню два экземпляра доклада Коуэна Граиса по результатам его работы на Эрсе были отпечатаны и оформлены для представления в научный совет. Часов в восемь утра Коуэн был уже готов. Он особенно тщательно осмотрел себя в зеркало. Вид его был безупречен. Одежда Коуэна на Астре теперь всегда имела темные тона - темно-серый или черный. Это придавало ему строгость и какую-то особую солидность. Наглухо закрытые, под горло рубашки, длинные рукава хламид, не оставлявшие на виду ничего, кроме кистей рук - ни капли легкомыслия. Теперь Коуэн выглядел значительно старше своих лет. И глаза его - большие, темные, и волосы вместе с одеждой составляли одно целое, создавали неповторимый облик. Облик эстета.
   Я поинтересовалась:
   -Ты долго будешь в университете?
   -Не знаю. С докладом, наверное, быстро. Отдам бумаги, и всё. Но вот что Тон мне скажет...
   И тогда я попросила:
   -Коуэн, а ты не мог бы взять нас с Алинкой с собой? Мы могли бы подождать тебя на улице возле университета. Нам ведь надо начинать знакомиться с городом.
   Он удивленно повернулся ко мне, но, поразмыслив несколько секунд, все же решительно велел:
   -Хорошо. Одевайтесь. У нас еще есть пара часов. Я покажу вам Соди.
   И я стала поспешно переодеваться.
   Мегаполис Соди был огромным городом - самым большим городом в Оране. И, конечно, ни за два часа, ни даже за два дня невозможно было осмотреть его весь. Уже при первом взгляде поражала его пестрота и многослойность. Город был основан в четыреста втором году догармонийской эпохи, то есть ему было около тысячи лет. В нем с необыкновенной хаотичностью чередовались суперсовременные постройки с древними сооружениями, носившими на себе следы времени. Тихоходный электробус, перевозивший людей от улицы к улице, за весь день делал только один рейс. А стремительный скоур - подобие метро, поезд на магнитных рельсах - пересекал весь Соди за полтора часа.
   Университет гуманитарного развития находился почти в самом центре города. Мы добрались туда за сорок минут. Университет был одним из самых старых зданий в Соди. Архитектурный стиль его сразу напомнил мне древние готические соборы на Земле. Стрельчатые окна и устремленные в небо шпили башен настраивали на торжественный лад. Мощеный булыжником тротуар и высокие ворота довершали впечатление. Казалось, тронь эти ворота, и они заскрипят, с усилием проворачиваясь на проржавевших петлях. Средневековая Франция, Париж, Сорбонна - вот что вспоминалось мне, когда мы входили в здание Содийского университета. И Коуэн в своей традиционной одежде астрена как нельзя лучше вписывался в общую картину. Он напоминал мне ученого магистра в храме науки.
   Но вот он, с улыбкой оглянувшись на меня, открыл дверь - она отошла легко и бесшумно - и иллюзия сразу исчезла. Внутри здание университета выглядело вполне современно. Отделка из пластика, имитирующего белый мрамор, и яркий свет голубовато-белых ламп под потолком вернули меня к действительности. По широким ступеням мраморной лестницы мы втроем поднялись в просторный холл и пошли по коридору.
   Навстречу иногда попадались люди: мужчины со строгими неулыбчивыми лицами. Некоторые из них приветствовали Коуэна уже знакомым мне жестом - поднятой к лицу выпрямленной ладонью левой руки. Он, не останавливаясь, тоже молча поднимал руку. Как я поняла, эти люди тоже были эстетами. Все они очень сильно выделялись в толпе - их лица поражали одухотворенной красотой своих черт. До сих пор я видела только одного эстета - своего мужа. Теперь я могла сравнить его с другими. Какими же совершенными должны были быть люди на Астре в эпоху Гармонии, если все эстеты, последние представители древней эпохи, обладали такой уникальной внешностью! Ведь они были разные, непохожие друг на друга. И все-таки каждый из них мог бы являться эталоном мужской красоты. А для остальных астренов это была лишь печать, выделявшая таких людей в отдельную социальную группу.
   Коуэн не останавливался и не разговаривал с ними. Он спокойно шел дальше, иногда поглядывая на нас с Алинкой и ободряюще нам улыбаясь. Университет был громадным, я одна здесь сразу же заблудилась бы. Мы шли по коридору, поднимались по лестнице, потом снова шли. Наконец, Коуэн остановился перед дверью с табличкой: "Научный совет". Он толкнул эту дверь и жестом позвал нас за собой. Здесь была небольшая приемная: уютная комната, где стоял широкий мягкий диван и низенький стол, а на стенах были развешаны стереофотографии красивых пейзажей. Коуэн распорядился:
   -Садитесь здесь. Ждите меня.
   Алинка сразу забралась на диван и сложила руки на колени, как примерная девочка, а я с интересом начала осматривать комнату. В приемной была еще одна дверь. Коуэн вздохнул, взялся за ручку и оглянулся на меня. Я ему кивнула: ни пуха, ни пера! Он шепнул:
   -К черту! - и вошел в помещение научного совета.
   Его не было достаточно долго. Я устала стоять и тоже села на диван, сразу уютно провалившись в его податливую мягкость. И тут же дверь в приемную снова открылась, и сюда вошел профессор Агри Тон. Я узнала его по запавшим, усталым глазам. Он, видимо, тоже узнал меня: в глазах его промелькнул интерес. Но ничего не сказав мне, профессор тоже прошел в соседнее помещение. Минут через десять он вышел оттуда уже вместе с Коуэном. Они разговаривали.
   -Я понимаю, коллега, что вам тяжело после столь продолжительного полета сразу включиться в напряженный график работы, но, увы, от меня лично ничего не зависит. Я с радостью дал бы вам отдохнуть декаду или даже две, но интерес к результатам ваших исследований столь велик, что заседание расширенного состава было решено провести уже в сто сорок первый день.
   Коуэн слегка поморщился.
   -Я думаю, профессор, что важность моей работы несколько преувеличена.
   Агри Тон покачал головой.
   -Нисколько. Многие члены научного совета слышали ваш отчет на конференции в Космопорте и с нетерпением ждут доклада, чтобы задать вам вопросы. Вы, мой дорогой, готовите сенсацию. Это может в корне изменить наши представления.
   Коуэн невесело усмехнулся.
   -Я был бы счастлив, если бы все обстояло так, как вы говорите. Однако боюсь, что все это лишь громкие слова. И мне бы не хотелось...
   Агри Тон с раскаянием приподнял руки.
   -Ну что вы, Коуэн, я и не думал вас обижать. Скромность, безусловно, украшает ученого. Но нельзя же не признавать заслуги ваши перед наукой.
   -Помилуйте, профессор. Мне двадцать четыре года. О каких заслугах может идти речь?
   -Тем более. Для вас сейчас кажется легковесным то, что вы делаете. Вы играючи совершаете ценные открытия. Но я вас умоляю. Отнеситесь к этому с большей серьезностью. Вы - талантливый лингвист, в вас есть необыкновенное чутье языка, редкое даже среди эстетов.
   Коуэн снова слегка улыбнулся. Агри Тон заметил эту его улыбку.
   -Вы снова мне не верите? Я знаю, что уже на первом курсе у вас была очень оригинальная исследовательская работа по фольклору Раманийи. Это лишнее доказательство. Коуэн, вам не нужно разбрасываться. Станьте специалистом в какой-либо одной области, и вам цены не будет.
   -Я подумаю, профессор.
   -Думайте, Коуэн, обязательно подумайте.
   Я с интересом слушала этот разговор Коуэна с Агри Тоном. Вот как, оказывается, ценят моего мужа в университете. В одном профессор был совершенно прав. Любое дело, за которое брался Коуэн, он выполнял с максимальной ответственностью. Над любой работой он трудился до тех пор, пока у него самого не оставалось к ней никаких претензий. А это о многом говорило. Потому что планка, которой он мерил и себя, и других людей, и вообще все в мире, была очень высокой.
   Но, наверное, только я одна знала, что та проблема, о которой сейчас говорил Агри Тон, то есть необходимость для Коуэна сосредоточиться на каком-то одном деле, в принципе не имела приемлемого решения. Потому что единственное дело, к которому Коуэн действительно имел природную склонность и которым хотел бы заниматься всю жизнь, здесь, на Астре, было для него недоступно. Да, он был очень хорошим лингвистом, прекрасно разбирался в литературе и истории. Но быть он хотел совсем другим специалистом. Он всю свою жизнь хотел быть врачом. Ему всегда нравилось лечить людей, избавлять от боли, возвращать утраченное здоровье и вместе с ним - способность радоваться жизни. А самое главное - он умел это делать. И сейчас это у него получалось гораздо лучше и проще, чем раньше. Потому что врожденные умения подкреплялись теперь знаниями. Знаниями, которые он получил на Земле, в медицинском институте Баскета.
  
   Это было три года назад. Именно тогда Коуэн и стал снова, неожиданно для себя, студентом. На этот раз - земного вуза. Мне даже не пришлось тогда его уговаривать. Просто так получилось, очень удачно. Коуэн прилетел очень вовремя. Это снова был июнь. Алинке только-только исполнилось три месяца. Коуэн появился в доме моей мамы в тот день, в Алинкин день рождения, вломившись без предупреждения на наше семейное застолье. Появился, вызвав во всех моих родных бурю эмоций.
   Дэн растерянно ерошил волосы на голове, не зная, как Коуэн воспримет, если вдруг его заключат в объятья. Максим прыгал, как ошалелая обезьяна, ни о чем не думая и просто повисая на его шее. Мама не скрывала слез. А я... Я стояла и смотрела на него, закусив губы. Смотрела, держа на руках нашего ребенка. Потому что ничего сказать я не могла. Потому что невозможно было передать словами то, что я в тот момент чувствовала. Я ведь не верила в то, что он вернется. Хоть он и обещал.
   Я смотрела и почти не узнавала его. За год Коуэн сильно изменился. Вырос (Коуэн улыбнулся тогда: "Да, я все еще расту!"). Он стал выше меня почти на голову. Возмужал. Разворотом плеч он теперь мог сравниться с Дэном, а у того медвежья фигура. И волосы... Год назад я сама обкорнала его, и даже профессиональный парикмахер не смог исправить положение, длинных волос у Коуэна уже в то время не было. Но теперь на его голове был сантиметровый ежик. Но это был все-таки он, мой Коуэн. Его глаза, его голос. И его руки. Когда он подошел и обнял меня, я, наконец, не выдержала и разрыдалась. Алинка, конечно, тут же проснулась. Утешать ее пришлось нам всем по очереди. А заснула она, к всеобщему удивлению, только на руках у Коуэна. И все последующие три года, кстати, потом засыпала без проблем, если он был рядом.
   Вот тогда, после того, как улеглись радостные треволнения, связанные с его появлением, когда, наконец, мы снова сели за стол и могли хоть что-нибудь обсудить более-менее спокойно, тогда и выяснилось, зачем он вернулся. Работа под кураторством Содийского университета гуманитарного развития. Лингвистическое исследование, сравнительный языковой анализ и составление учебника по нескольким земным языкам с целью облегчить жизнь будущим разведчикам, которых когда-нибудь занесет на Землю. То есть, это я знала, что разведчикам и на Землю. Коуэн в разговоре очень аккуратно обходил вопрос, где именно расположен город Соди, откуда он родом, и где находится этот славный университет. Да, он филолог, и на этот раз его работа была напрямую связана с его специализацией. Но мне в голову неожиданно пришла совершенно ненормальная мысль. И я, почти без всякой связи с темой предыдущей беседы, сообщила:
   -Коуэн, в Баскете есть медицинский институт. В июне принимают заявления. В июле проводятся экзамены. В августе - зачисление. В сентябре начинаются занятия. Ты сможешь одновременно заниматься своим языковым исследованием и учиться?
   Он не удивился.
   -Да. А какие экзамены?
   И я тогда улыбнулась.
   -Завтра сходим и узнаем.
   У нас все получилось. Готовиться к экзаменам Коуэну помогала я - ведь он даже не имел представления о нашей школьной программе и о том, ответы на какие вопросы нужно будет знать. Но здесь помогла привычка Коуэна работать с большими объемами новой информации и великолепная память. Документ о среднем образовании он попросту сфабриковал, взяв за основу мой собственный аттестат, изменив в нем только имя. А паспорт... Паспорт его лежал в мамином шкафу вместе с прочими документами еще с прошлого года. Паспорт, полученный, может быть, и не совсем законным путем, но вполне настоящий. С фотографией и штампом на нужной странице, подтверждающим, что такого-то июля такого-то года был заключен брак с гражданкой такой-то. Ради этого штампа Коуэн и затевал всю ту возню с восстановлением якобы утерянных документов, с кучей поддельных справок и бесконечными хождениями из одной конторы в другую. Пока, наконец, уговорами и своим сокрушительным обаянием не добился, чтобы ему не только в рекордный срок сделали новый паспорт, но и поженили нас без всякого положенного в таких случаях ожидания. Он ждать не хотел.
   Вот так Коуэн стал студентом медицинского института Баскета. И три года потом разрывался между домом, учебой, работой - попробуй кто-нибудь ему сказать, что не мужчина должен содержать семью! - и тем, ради чего, собственно, его и отправляли на Землю. Лингвистическое исследование, сравнительный языковой анализ. Но и эту работу он, очевидно, сделал так, что лучше просто и представить невозможно. Впрочем, я и не сомневалась в этом. Коуэн не может иначе.
  
   Коуэн вдруг сказал:
   -Профессор, я прошу прощения за то, что не представил вам до сих пор мою жену. Почти половину той работы, которую вы так высоко оценили, мы делали вместе. Без ее помощи я вряд ли бы сумел справиться с ней так хорошо.
   От этой характеристики я растерялась. Когда это я делала вместе с Коуэном его работу? Или он считает помощью те слова, которые я вписала от руки в уже отпечатанные листы его доклада? Но Коуэн невозмутимо добавил:
   -Так что вы можете считать ее моим соавтором.
   Агри Тон с вежливой улыбкой поклонился мне.
   -Кажется, я уже имел удовольствие разговаривать с вами, этери?
   Я в ответ тоже поклонилась, так как не знала, как мне себя вести в подобной ситуации, нужно ли мне встать, или можно продолжать сидеть. Этикета Астры я не знала и очень боялась показаться невежливой. Коуэн улыбнулся.
   -Жена говорила, что вы очень заинтересовались особенностями ее произношения.
   -Да... Но я до сих пор не могу понять...
   -Профессор Агри Тон, моя жена родилась на Эрсе. Поэтому вам незнаком этот акцент. Не мучайте себя напрасными сомнениями в своем профессионализме.
   Агри Тон как будто растерялся, но потом кивнул.
   -Да, разумеется. Надо было предположить.
   И он снова обескуражено покачал головой.
   -Ну что же, Коуэн. Я жду вас послезавтра на научном совете. Начало, как всегда, в десять часов. И вы... - он поклонился мне. - Вы, я надеюсь, будете присутствовать на докладе вашего мужа? Буду счастлив видеть вас.
   Он поднял ладонь левой руки к лицу. Коуэн серьезно сделал то же самое. После этого профессор удалился. Я напряженно спросила:
   -Зачем ты сказал ему, что я с Эрса? Ты ведь не собирался об этом никому рассказывать.
   -Но я и не собирался этого скрывать. Тем более, что и так все уже об этом знают. Слухи распространяются с такой скоростью, что диву даешься. - Заметив, что я расстроилась, Коуэн обнял меня и добавил: - Да все нормально. Подумаешь...
   -Коуэн, а что это означает? - Я повторила жест, которым они только что обменялись с Агри Тоном.
   -А, это... - Коуэн поднял к лицу ладонь левой руки. - "Мира и процветания тебе, этери". Традиционное приветствие эстету при встрече и прощании. Эстеты приветствуют друг друга, а все остальные - только если они хорошо знают этого человека. Ну и, разумеется, если хотят пожелать чего-то хорошего.
   -А те люди, с которыми ты здоровался при входе? Ты их знаешь?
   -Нет. Я ведь не могу знать лично всех эстетов в Оране. Просто традиция. Пойдем. Мы ведь хотели еще посмотреть город.
  
   В середине дня Коуэн полетел в Раманийю. Он проводил нас с Алинкой до дома и даже успел пообедать, прежде чем сел в скоур, который отвез его на вокзал. И мы с дочерью снова остались одни.
   Коуэн не мог разорваться. Ему нужно было что-то делать с Марком, разобраться с той паутиной фактов, которая его опутала, надо было определяться с работой, и в то же время я чувствовала, как он тревожится за меня и за Алинку, испытывая вину из-за того, что опять бросает нас. Я успокаивала его, как могла. Ведь я прекрасно понимала, что в Раманийе Коуэн нужнее. Кроме него, никто не сможет вызволить Марка из Чойнса. А я и Алинка потихоньку начинаем привыкать жить на Астре.
   Здесь тоже были люди. Наше знакомство с представителями здешней цивилизации продолжалось. После того, как Коуэн уехал, случайно взглянув в окно, я увидела, что на нашем заборе сидит уже знакомый нам Эдони Экью. Он сидел и болтал поцарапанными ногами в сандалиях с незастегнутыми ремешками. Вид у него был вполне беззаботный, словно располагался этот юный астрен вовсе не на чужом заборе, а на своей территории. Я обрадовалась. Мне нравился этот мальчишка с отчаянными синими глазами. Я открыла дверь и позвала его:
   -Эдони, может быть, тебе будет удобнее, если ты войдешь в дом?
   Он не испугался и не растерялся, а лишь широко улыбнулся.
   -Не-а, мне и здесь хорошо.
   Я вышла из дома и подошла поближе к нему.
   -А что ты делаешь, сидя верхом на заборе? Если ты ждешь Коуэна, то должна тебя огорчить. Он уехал и вернется только завтра к вечеру.
   Мальчишка лег животом на ограду.
   -Да я его видел. Нет, я просто так сижу. Нельзя?
   Я улыбнулась.
   -Можно. Я хотела пригласить тебя на чай. Бабушка не будет тебя ругать, если ты зайдешь к нам в гости?
   -А ее дома нет.
   -А дядя?
   -Адис, что ли? Да ну его!
   Лицо мальчика помрачнело. Похоже, у него с его дядей были не слишком дружеские отношения. Он подумал несколько секунд, потом решительно перекинул вторую ногу и спрыгнул ко мне, приземлившись, как кошка, на согнутые ноги и ладони. Сандалии его при этом слетели, Эдони снова надел их и тщательно застегнул ремешки. Потом выпрямился, отряхнул руки от травы и взглянул на меня открытым веселым взглядом.
   -А я, по правде, вас ждал. Думал, может, увижу. А еще вашу дочку.
   Я удивленно приподняла брови.
   -Вот как? Ну, идем. Эдони, я ведь тебя еще даже не поблагодарила за то, что ты нас защитил тогда, в торговом центре. Не знаю, что было бы, если бы не ты и не твой дядя. Алинка ведь еще маленькая, а я растерялась, честно говоря.
   Мальчик отмахнулся.
   -Ерунда. Все равно бы вам ничего за это не было. А скажите... - Он остановился и посмотрел на меня в упор. Его синие глаза загорелись предчувствием чего-то необычайного. - Это правда, что вы с Эрса?
   Я пожала плечами.
   -Правда. - Вот уж действительно, шила в мешке не утаишь. Откуда только взялись эти сплетни?
   -Ух, ты! - Мальчишка взглянул на меня со смесью восторга и страха. - Здорово! Ну, и как там, на Эрсе?
   Я в тон ему столь же серьезно ответила:
   -Хорошо. Просто замечательно. Ну, давай, проходи в дом.
   Я уже привычным движением - ладонь правой руки на металлическую пластину - открыла дверь. Эдони робко вошел, оглядываясь по сторонам. Алинка в обнимку со своей игрушечной собакой вышла из веранды и, остановившись на пороге, начала внимательно рассматривать нашего гостя. Эдони, увидев ее, слегка смутился, а потом торопливо поднял к лицу выпрямленную ладонь левой руки.
   -Добрый день, этери.
   Это взрослое приветствие, обращенное к ребенку, было столь неожиданным, что Алинка опешила, слегка приоткрыв от удивления рот, а я засмеялась.
   -Эдони, это что?
   Мальчик непонимающе переводил взгляд с меня на Алинку.
   -Но ведь она - этери? Так принято.
   И он вдруг отчаянно покраснел. Я вздохнула. Опять эти трижды проклятые традиции Астры. Мы их совсем не знаем. Оказывается, чтобы нормально жить здесь, недостаточно просто выучить язык. Как Коуэн справлялся на Земле? Я поспешила успокоить нашего гостя.
   -Ты все сделал правильно, Эдони. Это мы еще просто не привыкли. Но я думала, что это приветствие только для взрослых эстетов.
   -Для всех, этери.
   -Эдони, тебе будет очень трудно не говорить нам с Алинкой "этери"?
   Он удивленно посмотрел на меня, а потом улыбнулся.
   -Нет, нетрудно.
   -Тогда, скажи, пожалуйста: "Здравствуй, Алина".
   Он посмотрел на Алинку и, заметно робея, повторил:
   -Здравствуй, Алина.
   Дочь просияла улыбкой:
   -Привет!
   Алинка подошла к нам и посадила свою собаку на стул.
   -Ты будешь со мной играть?
   Эдони вопросительно посмотрел на меня и, так как я ничего не сказала, неуверенно ответил:
   -Буду, если... если ты этого хочешь.
   Но я видела, что он все еще чувствует себя очень скованно в нашем доме, поэтому предложила:
   -Давайте мы сначала попьем чай, а потом... А потом будем пускать мыльные пузыри. Со второго этажа.
   Алинка восторженно запрыгала и захлопала в ладоши:
   -Мыльные пузыри! Ура!
   А мальчик только удивленно округлил глаза:
   -Какие пузыри?
   -Мыльные. Разве ты никогда их не пускал?
   -Нет. А как?
   -Увидишь. Идем пить чай.
   После чая я стала готовить раствор для мыльных пузырей. Пустая баночка и жидкое мыло нашлись очень быстро. Но все дело встало из-за того, что нигде не было подходящих трубочек. Дома мы обычно использовали полые части шариковых ручек, из которых вынуты стержни. Но на Астре не было таких ручек. Несколько пишущих палочек я обнаружила в столе у Коуэна, но они никак не разбирались. Я уже была готова расстроиться из-за того, что не удастся задуманное, но тут Алинка фыркнула и достала прямо из воздуха три обычные земные ручки. Эдони восхитился:
   -Вот это да! Здорово!
   Я спохватилась.
   -Эдони, только ты, пожалуйста, никому не говори, что Алинка так делает. А то опять нам припишут нарушение Соглашения. Ведь эстетам запрещено использовать психическую энергию в повседневной жизни.
   Эдони спокойно отозвался:
   -Дурак я, говорить об этом кому-нибудь? Да и ведь вы сейчас у себя дома. Это на улице нельзя. Дома-то можно.
   Я снова тяжко вздохнула. Видимо, придется мне это Соглашение учить наизусть. И заодно свод законов посмотреть, все, что касается юридического статуса эстетов на Астре. Как же не хватает Коуэна!
   Я открыла окно в Алинкиной комнате, мы расположились на полу: край окна мне был примерно по колено. Алинка первая выдула прозрачный, переливающийся на свету всеми цветами радуги мыльный пузырь. Она стряхнула его, и он поплыл вниз, относимый в сторону еле ощутимым ветром. На лице у мальчика появилась удивленная улыбка. Он опустил голову и долго следил глазами за невесомым шариком, сквозь который была видна трава, кусочек неба и крыша соседнего дома. Алинка засмеялась и выдула еще один пузырь.
   -Лови!
   И она скинула его на руку Эдони. Мальчик подставил ладони, но пузырь, коснувшись кожи, лопнул, брызнув в стороны водяной пылью. Эдони вздрогнул и растерянно посмотрел на меня. Я тоже улыбнулась.
   -Ну, попробуй теперь ты.
   Я дала ему половинку сделанной Алинкой ручки. Он взял ее и недоуменно посмотрел на просвет.
   -А у меня получится? Я ведь не эстет. Я так не умею.
   Я засмеялась, взяла сама трубочку и, обмакнув в мыльный раствор, выдула большой шар. Слегка колыхаясь, он медленно полетел вниз. Эдони тогда тоже опустил конец своей ручки в баночку с мылом. Алинка наставительно посоветовала:
   -Ты дуй потихоньку, и тогда пузырь не лопнет.
   Он стал дуть, и на краю трубочки медленно вырос мыльный шарик, отделился от края и поплыл по воздуху. Эдони счастливо засмеялся, а потом просяще взглянул на меня.
   -Можно еще?
   -Конечно, можно.
   И мальчик снова макнул ручку в мыло. На его лице были написаны такие искренние радость и удивление, что я сама не могла не улыбаться. Как просто сделать человека счастливым! Я радовалась, что мне в голову пришла эта идея. Еще по собственному детству я знала, сколько смеха, сколько счастья может принести эта простая забава. Пускать мыльные пузыри любят все дети - от двух до пятнадцати. Правда, становясь взрослыми, они порой начинают стесняться этого, но не перестают любить. Я сама могла увлечься, и дома мы с Алинкой, бывало, полдня просиживали у окна, занимаясь этим совсем не солидным делом.
   Эдони очень быстро освоил нехитрую науку пускания мыльных пузырей, и они с Алинкой по очереди выдували яркие, радужные, большие и маленькие мыльные шарики. Они летели по воздуху, а потом, не выдержав напряжения, разлетались в мельчайшую водяную пыль.
   Просидев у нас больше часа, Эдони вдруг охнул:
   -Бабка, наверное, уже вернулась! Ну и будет мне сейчас!
   Он торопливо встал, одернул свою куртку-балахон и взглянул на меня извиняющимися синими глазами.
   -Я пойду, ладно?
   Я обеспокоенно предложила:
   -Эдони, может быть, нам тебя проводить? Вдруг твоя бабушка, и правда, будет тебя ругать?
   Он махнул рукой.
   -Не надо. А то еще хуже будет.
   Алинка удивленно уставилась на него.
   -Ты будешь обманывать свою бабушку? Почему нельзя ей говорить, что ты был у нас дома?
   Эдони нахмурился.
   -Так просто. Нельзя и все.
   Он явно не хотел говорить о том, что его бабушка не любит эстетов. И за то, что он был в доме у семьи эстета, его по головке не погладят. Алинка сразу загрустила:
   -Значит, тебе не разрешат со мной дружить?
   Эдони хмуро вздернул подбородок.
   -Вот еще! Буду я спрашивать! Сами никого не любят. Здесь, Коуэн, наверное, самый лучший человек. Ну и что, что эстет! Эстеты, мне кажется, вообще самые хорошие люди на свете. Они никогда никого не обманывают.
   Он искоса взглянул на Алинку и на меня, и щеки его порозовели. Я серьезно попросила:
   -Приходи к нам почаще. Эдони, будь, пожалуйста, нашим другом. Для нас это важно. И мне будет спокойнее, если я буду знать, что есть такой человек, который защитит Алинку и никому не даст ее в обиду.
   Мальчик выпрямился, без улыбки посмотрел на меня ясными глазами и твердо пообещал:
   -Я вам даю слово. Так и будет.
   Когда мы спускались по лестнице, в доме неожиданно раздался мелодичный звонок.
   -Атона, что это?
   Домашний компьютер тут же отозвался:
   -К внешнему анализатору прикоснулась рука незнакомого человека.
   -Кого?
   -Мне неизвестна частота его биологического импульса. Этот человек ни разу не был в доме.
   Я оглянулась на притихших детей и пошла к двери.
   -Эдони, может быть, это твоя бабушка тебя ищет?
   -Чтобы он пошла в дом к эстету - да никогда в жизни!
   Я открыла дверь. На пороге стоял Адис Экью. Увидев меня, он широко улыбнулся.
   -Добрый день. Я прошу прощения за беспокойство. Мой племянник не у вас? Соседи видели, что он сидел на вашем заборе.
   Я оглянулась на мальчика. Эдони насупился, но сделал шаг вперед. И тогда я подтвердила:
   -Да, он здесь. Вы простите, мы заставили вас волноваться. Но это я пригласила Эдони в гости.
   -Ничего страшного. Эдони, я жду тебя.
   Мальчик покорно пошел к двери. У порога он оглянулся и вдруг, подняв к лицу выпрямленную ладонь левой руки, улыбнулся Алинке.
   -До свидания, этери.
   Она помахала ему.
   -Пока, Эдони.
   Адис Экью вежливо поклонился, и они вдвоем пошли к своему дому. Дядя жестко взял племянника за плечо, и мальчик опустил голову. Мужчина что-то говорил, и ребенок опускал свою голову все ниже и ниже. Видимо, дома у Эдони все очень беспокоились, куда он исчез. Я чувствовала себя немного виноватой перед этой семьей. А особенно жалко было то, что теперь, пожалуй, Эдони к нам не отпустят.
  
   Коуэн вышел на трибуну - уверенный, спокойный, красивый. Я с любовью и гордостью смотрела на него. Вот он какой, мой Коуэн. Вокруг меня приглушенно шумел огромный зал, амфитеатром поднимавшийся вокруг трибуны. Все эти люди пришли сюда, чтобы послушать моего мужа. И я испытывала необыкновенное волнение, словно не ему, а мне предстояло сейчас выступать перед этим собранием. Я мысленно пожелала ему удачи, и Коуэн чуть заметно улыбнулся.
   Он поднял левую руку, и зал почти мгновенно затих. Коуэн заговорил, и его голос прозвучал необыкновенно ясно и чисто в этом огромном помещении, заполненном людьми.
   -Позвольте мне поприветствовать всех членов научного совета. Благодарю вас за проявленное уважение. Я имею честь представить вашему вниманию отчет о моей трехлетней работе на Эрсе. Разрешите познакомить вас с основными положениями и результатами моих исследований.
   Коуэн замолчал на пару секунд, а потом снова стал говорить - спокойно и уверенно.
   -В пятьсот тридцать восьмом году Гармонийской эпохи я в составе экипажа звездолета "Сэни" отправился на планету Эрс в системе звезды Соул. Уважаемому научному совету известно, что исследования этой планеты, на которой существует достаточно развитая человеческая цивилизация, проводятся уже в течение трехсот двадцати лет. Однако впервые за всю историю изучения этой планеты основной целью экспедиции было лингвистическое исследование. Моей задачей было составление словаря и изложение основных грамматических особенностей некоторых языков Эрса. Однако как ученый я рассматривал цели своей работы несколько шире. На основании имеющихся у меня сведений провести сравнительно-исторический анализ изученных мной языков Эрса и сопоставить эти данные с тем, что мы знаем о языках Астры. Проведенное исследование заставило меня сделать следующий вывод. Существуют несомненные родственные связи между языками кеттской группы Астры и так называемыми индоевропейскими языками Эрса.
   Зал удивленно загудел. Коуэн поднял левую руку, и шум стих.
   -Речь идет не просто о широких пластах заимствований из древнекеттского языка, происходивших в эпоху формирования означенных языков Эрса, но о корреляции, то есть слиянии, взаимопроникновении одной лексической системы в другую. Натолкнули меня на эту мысль семантические параллели, легко выделяемые в любом из индоевропейских языков. Огромное количество корней этимологически восходят к одному источнику.
   Коуэн переложил перед собой несколько листов.
   -Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров. Я думаю, с древнекеттским языком знакомы почти все.
   Он стал говорить. И с первых звуков я поняла - никакой это не древнекеттский язык, которого я, разумеется, не знала, это была обыкновенная земная латынь. Коуэн сейчас читал стихи. По-моему, это был Вергилий, "Энеида" - эту книжку на латинском языке я видела у него в руках еще дома, на Земле. Он специально заказывал в библиотеке латинские тексты и учил этот язык точно так же, как и все остальные, путем погружения в языковую среду. Люди, сидевшие рядом со мной, стали удивленно переглядываться, пожимать плечами. Коуэн закончил строфу и поинтересовался:
   -Немного странно звучит, не правда ли? Смысл понятен, но слова грамматически неправильно оформлены, часть вообще исковерканы до неузнаваемости. А еще часть - не слишком большая - приобрела новый смысл. Вот вам еще один пример. Одно из самых известных выражений: "Per aspera ad astra".
   Зал снова оживился. Коуэн поднял руку. Шум стих.
   -Это выражение означает дословно: "Через тернии к звездам", но это афоризм, смысл которого сводится к следующему - достижение великой цели лежит через преодоление трудностей. Астра, таким образом, здесь значит "звезда". Так почему же название нашей планеты - имя собственное - превратилось на Эрсе, совершенно чужой, далекой планете в имя нарицательное - наименование одной из многих звезд, видных на небосклоне?
   В зале стояла тишина. И в этой тишине звучал голос Коуэна.
   -Это выражение, как и многие другие, я взял из учебника латинского языка. Мне пришлось учиться на Эрсе в высшем учебном заведении, в котором изучение этого языка является обязательной частью программы. Именно после знакомства с данным учебником мои предположения приняли вид некоторой стройной системы. Латинский язык - один из древних языков Эрса, который оказал огромное воздействие на развитие всей цивилизации этой планеты. Латынь - это язык науки всей средневековой Европы. Его роль почти не уменьшилась и до сих пор. Истоки этого языка связаны с конкретным местом - Древний Рим. Время образования первых государств на данной территории совпадает с эпохой первых космических полетов на Астре. Возможно, не всем известен следующий факт. В две тысячи пятьсот тридцать первом году догармонийской эпохи с Астры стартовал звездолет "Эя", на борту которого находилось пятьдесят человек. Целью этой экспедиции было исследование квадрата Ка-Ю-21. О судьбе этой экспедиции ничего не известно. Принято считать, что звездолетчики погибли из-за столкновения корабля с астероидом. Связь с кораблем была прервана на тридцать шестой день полета и больше не восстанавливалась. Но предположим, что авария, произошедшая со звездолетом, не привела к утрате жизненно важных функций, и он продолжил свой полет. При счастливом стечении обстоятельств, учитывая скорость движения, максимально возможную для корабля такой конструкции, через тридцать два года наши соотечественники могли бы достичь системы Соул и высадиться на Эрс. К тому времени они были бы уже стариками, но цель их жизни - найти обитаемую планету - была бы достигнута.
   Коуэн замолчал, и зал снова оживленно загудел. Мой муж улыбнулся.
   -Я понимаю, что все это - лишь смелая гипотеза, не подкрепленная доказательствами. Однако у меня нет другого объяснения вышеприведенным фактам. Если хотя бы несколько человек, летевших на звездолете "Эя", достигнув Эрса, остались живы, они могли бы влиться в народную среду. И даже, учитывая знания, опыт, умения, которыми они обладали, стать представителями привилегированных сословий. А если предположить, что не несколько, а все эти астрены оказались на Эрсе около трех тысяч лет назад, становится понятным, откуда в латинском языке взялся такой мощный пласт древнекеттских заимствований.
   Затем Коуэн стал рассказывать о том, что было основной целью его работы - о создании учебника, знакомящего астренов с несколькими языками Земли.
   -Выбор не случаен. Эти два языка относятся к так называемым мировым языкам - десятке наиболее распространенных языков на этой планете. Их знание может иметь большое практическое значение для членов экспедиций, направляющихся на Эрс. По моему глубокому убеждению, изучение какой-либо цивилизации невозможно без овладения речью тех людей, с которыми нам предстоит общаться. Цивилизация Эрса, на мой взгляд, достигла в культурном отношении высокого уровня развития и установление контакта между жителями этой планеты и астренами может принести много пользы.
   Зал снова зашумел. Коуэн поднял руку.
   -Я повторю, что это - мое собственное мнение. Однако опыт моей работы на этой планете заставляет меня склоняться к следующим выводам. Во-первых, нельзя отрицать огромный потенциал взаимодействия культуры Астры и культуры Эрса. Перед нами цивилизация, прошедшая свой собственный путь развития от наскальных рисунков до первых космических кораблей. Многие достижения эрсенов могли бы значительно обогатить культурный опыт Астры. Никто же не станет отрицать, что установление контакта с жителями Куры имело огромное прогрессивное значение. Во-вторых...
   Коуэн вынужден был снова поднять руку, устанавливая тишину.
   -Во-вторых, если принять гипотезу о раннем взаимодействии языков Астры и языков Эрса, можно сделать еще один важный вывод. Общение астренов с жителями этой планеты более плодотворно и органично, чем с жителями Куры, поскольку практически отсутствуют различия в физическом плане. Астрены могли незаметно влиться в массу людей и оказать столь мощное воздействие на язык и культуру Эрса именно потому, что внешне они очень мало отличались от эрсенов. Я сам могу подтвердить, что когда я в течение трех лет жил на Эрсе, я имел возможность учиться и работать, не вызывая ни у кого ни малейших подозрений. Таким образом, смею утверждать, что настало время активного сотрудничества. На мой взгляд, уже недостаточно просто пассивно наблюдать за развитием общества на Эрсе. Надо учиться тому, в чем эрсены ушли вперед - я имею в виду искусство и культуру, - и в то же время помочь им воспринять наши достижения. У меня все по вводной части. Если у кого-то из членов научного совета возникли вопросы, я с радостью на них отвечу.
   Коуэн сложил в стопку свои листы и внимательно осмотрел зал. Вопросы были - аудитория гудела, как растревоженный улей. Наконец с места поднялся высокий худощавый старик в темно-фиолетовой одежде, поднял руку и, дождавшись тишины, спросил тихим, слабым голосом:
   -Если я правильно понял вас, этери, вы сказали, что учились на Эрсе в каком-то учебном заведении. Позвольте поинтересоваться, с какой целью и где. Вам кажется недостаточным ваше университетское образование?
   Коуэн спокойно ответил:
   -Я учился в медицинском институте города Баскета. Что касается второй части вашего вопроса, профессор, то, видимо, я не смогу ответить на него однозначно. Я с глубоким уважением отношусь к Содийскому университету гуманитарного развития и считаю, что знания, которые он дал мне, невозможно переоценить. Однако предела человеческому познанию не существует. Учеба была нужна мне для расширения общих представлений о науке Эрса и для повышения эрудиции.
   -Но почему такой странный выбор? По вашему мнению, медицинские знания Эрса опережают достижения медицины Астры?
   -О нет, профессор. В этой области Астра далеко впереди. Стоило учиться три года, чтобы сделать этот лестный для астренов вывод, не правда ли? Еще вопросы?
   В другом конце зала раздался молодой голос:
   -А правда ли то, что вы, этери Коуэн Граис, с Эрса привезли жену и ребенка?
   Зал заинтересованно зашевелился. Коуэн ничуть не смутился.
   -Правда. Но позвольте встречный вопрос - откуда у вас эти сведения?
   -Разрешите мне умолчать о моем источнике информации.
   В зале кое-где раздался смех. Коуэн, не моргнув глазом, невозмутимо констатировал:
   -Я вижу, что эта тема вызывает особенный интерес у членов уважаемого научного совета. Что ж. Еще раз повторю: я действительно привез на Астру жену и дочь, которые родились на Эрсе. Любой гражданин Ораны имеет право выбирать, с кем ему жить. Мой выбор не противоречит ни одному из принятых в нашем государстве законов. Поэтому предлагаю оставить в стороне мою личную жизнь и вернуться к обсуждению лингвистических вопросов.
   Я сидела, сжавшись в комок. Эти вопросы, касающиеся меня лично и жизни Коуэна на Земле, были неожиданными. Я считала, что спрашивать его должны о его докладе, о тех проблемах, которые он в нем поднимал. Но вскоре обстановка в зале заседаний стала деловой, вопросы, которые задавали Коуэну, были уже по существу, и я успокоилась. Стало понятно, для чего требовалось предоставить копию отчета заранее. Каждый член совета должен был ознакомиться с ним, но чтение его на самом заседании заняло бы очень много времени. Теперь Коуэн просто отвечал на вопросы. Но и это заняло больше двух часов.
   Наконец, председатель расширенного состава произнес:
   -Если у членов совета больше нет вопросов к этери Коуэну Граису, я объявляю о закрытии заседания. Свои пожелания и мнения по поводу данной работы я прошу представить в течение двух следующих декад.
   Коуэн стал аккуратно складывать в папку листы своего доклада. А в зале раздался шум отодвигаемых стульев и ровный гул голосов. Члены научного совета покидали зал заседаний. Мимо нас с Алинкой проходили люди, переговариваясь между собой. Их взгляды, не задерживаясь, скользили по нашим лицам. Никто, видимо, не догадывался, что мы и есть те самые жена и ребенок, которых Коуэн привез с Эрса, и сообщение о ком вызвало такой оживленный интерес. И я была очень рада этому. Я до сих пор боялась, что люди на Астре будут смотреть на нас, как на диковинных животных в зоопарке, - с любопытством и страхом.
   Председатель попрощался с Коуэном. Коуэн поднял к лицу левую руку в прощальном приветствии, а потом его взгляд обратился в зал. Отыскав нас глазами в толпе людей, он махнул мне рукой. И мы с Алинкой стали спускаться вниз. Дочка первая сбежала по ступенькам и подбежала к отцу. Он погладил ее по темным кудряшкам и, улыбаясь, о чем-то спросил. Алинка оглянулась на меня. Я спустилась, наконец, со ступенек и подошла к ним. В зале еще оставались люди, я нерешительно на них посмотрела. Кажется, никто не обращал на нас внимания. Никогда не думала, что буду стесняться вот так, при всех подойти к мужу. Коуэн решительно привлек меня к себе.
   -Рина, перестань нервничать. Все хорошо. Я вот о чем подумал...
   Он посмотрел на меня, потом на Алинку, и лицо его вдруг стало очень серьезным.
   -Пойдем-ка в Департамент личных дел.
   -Зачем? - Я сразу растревожилась. - Что-то случилось?
   -Нет. Ничего не случилось. Просто я раздумываю над тем, что мне делать с теми двенадцатью тысячами эксов, что я получил за свою работу.
   -Двенадцать тысяч! Откуда?
   -Двести эксов за декаду. В году двадцать декад. За три года получается ровно двенадцать тысяч. Я ведь не просто так жил на Земле. По документам это была командировка, причем хорошо оплачиваемая. И сейчас нам эти деньги совсем не лишние. Идем.
   Коуэн пошел вперед, и я, по-прежнему ничего не понимая, пошла за ним.
   -Так что ты собираешься делать с этими деньгами?
   -Я собираюсь сходить с тобой в Департамент личных дел, потом открыть на твое имя счет и положить эти двенадцать тысяч на этот счет.
   -Зачем?
   Коуэн остановился и серьезно взглянул на меня.
   -Я сегодня вдруг подумал о том, что по законам Астры у меня нет ни жены, ни дочери. И если вдруг со мной что-нибудь случится...
   Я испуганно перебила:
   -Коуэн, не надо об этом!
   Но он жестко повторил:
   -Если со мной что-нибудь случится, если вдруг завтра меня собьет машина или я окажусь в Чойнсе, то вы с Алинкой останетесь на улице без единого экса за душой.
   Он поднял голову, разглядывая высокий лепной потолок, а потом посмотрел на меня очень печальным взглядом.
   -Рина, это серьезнее, чем мы с тобой думали. Я ввязался в дело Марка. Чем дальше, тем больше это становится опасным. Я не хочу пугать тебя, но будет лучше, если мы заранее позаботимся о таких вещах.
   Дальше мы шли молча. Молча вышли из университета, дошли до остановки скоура, проехали несколько остановок, затем вышли и снова отправились по улице. Я ни о чем не спрашивала Коуэна, хотя его слова очень сильно встревожили меня. Я еще ничего не знала о том, что удалось ему узнать во время поездки в Раманийю. Коуэн приехал сегодня рано утром, успел только переодеться, не стал даже завтракать, и мы поехали в университет. На мой вопрос, как он съездил, коротко ответил, что обо всем расскажет потом. Но и теперь он молчал, а я ни о чем не спрашивала. Но от неизвестности и от ощущения непонятной опасности, нависшей над головой, мне было не по себе.
   Наконец, мы пришли в Департамент личных дел. Эта контора располагалась на тридцать четвертом этаже огромного высотного здания, белой стеклянной свечкой поднимавшегося в небо. Мы сели в лифт, и земля стала удаляться, плавно опускаясь под ногами. Я не боюсь высоты, но даже мне стало немного страшно, когда я взглянула вниз. Прозрачные стеклянные стены кабины производили впечатление неустойчивости, хрупкости всей этой конструкции. Алинка вцепилась в ногу Коуэна и расширившимися от ужаса и восторга глазами смотрела вперед. Мимо нас проплыли крыши соседних зданий, и вот город Соди стал виден весь, заблестели от света Магнии окна дальних домов, и на горизонте в неясной дымке засинели горы. Тут лифт остановился, дверь бесшумно открылась, и мы шагнули в коридор.
   Коуэн повел нас по зданию. Навстречу попадались люди, на ходу просматривающие какие-то бумаги. Отпечаток вечной заботы, который я заметила на лицах астренов в Космопорте, здесь, в Департаменте, был еще сильнее. Эти люди были настолько заняты делами и всем своим видом настолько это показывали, что было страшно отвлекать их посторонними вопросами. Но Коуэн ничего не спрашивал. Видимо, он сам знал, куда надо идти.
   Вскоре он привел нас к двери с табличкой "Регистрационный отдел" и открыл ее, не постучавшись. Мы вошли в просторную комнату. Коуэн - уверенно, я - слегка робея. Одна стена здесь была занята огромным окном, за которым была видна панорама города: высотные дома и часть главной магистрали, где несся сплошной поток машин. Перед окном был широкий стол, на котором стояло несколько плоских экранов. За столом сидел мужчина средних лет в хитоне сине-серого цвета. С очень занятым видом он печатал что-то на клавиатуре компьютера, стоявшего перед ним. Но как только мы вошли, он тут же встал и склонил голову в почтительном поклоне.
   -Чем могу помочь, этери? Пожалуйста, проходите.
   Коуэн прошел к столу. Я положила руки на плечи дочери и осталась стоять возле двери. Коуэн достал свое удостоверение и положил на стол. Человек в хитоне взял его и, взглянув, снова пододвинул Коуэну.
   -Что я могу сделать для вас, этери Коуэн Граис?
   Тон его речи стал еще вежливее. Коуэн сказал:
   -Женщина, которая стоит возле двери - моя жена. Однако это не зарегистрировано в ваших архивах и не отмечено в моих документах. Я прошу вас исправить это досадное недоразумение.
   Архивист поклонился и быстро набрал на клавиатуре несколько слов.
   -Этери Коуэн Граис. Год рождения - пятьсот шестнадцатый Гармонийской эпохи. Дата - сто девяносто восьмой день от начала календаря. Адрес - мегаполис Соди, Лайтен-тич, пять. Все правильно?
   Он вопросительно взглянул на Коуэна. Тот молча кивнул.
   -Даты регистрации официальной клятвы верности нет... - Архивист задумчиво побарабанил пальцами по столу. Коуэн спокойно сообщил:
   -Двести пятнадцатый день пятьсот тридцать седьмого года.
   Я невольно улыбнулась. Он заранее подсчитал? Так как год на Астре отличался от земного, все даты приходилось соотносить весьма приблизительно. Например, его день рождения мы традиционно отмечали четырнадцатого июля. Вот, кстати, еще интересный парадокс. В этом году Коуэну дважды будет исполняться двадцать пять лет. Первый раз - на Земле, и это событие мы уже отметили. Второй раз - на Астре, и это нам еще предстоит. Архивист вежливо возразил:
   -Прошу прощения, этери. Я не имею права вносить информацию без подтверждения комиссии по личным делам.
   Коуэн подавил невольный вздох.
   -Мне придется давать клятву верности во второй раз?
   -Ничего не поделаешь. - Чиновник сочувственно добавил: - Я знаю, этери, это противоречит вашим принципам, но закон есть закон.
   -Хорошо. Во всяком случае, я дам клятву тому же самому человеку. Ну а дочь? Ее существование вы можете зарегистрировать?
   У архивиста глаза расширились от удивления.
   -Дочь? - Он обратил свой потрясенный взгляд на Алинку. - Это ваша дочь?
   Коуэн спросил:
   -Этому тоже нужно подтверждение? Быть может, следует произвести генетическую экспертизу, взять на анализ кровь?
   Он уже начал нервничать. Хоть голос его звучал все еще спокойно, я видела, что Коуэн начинает потихоньку выходить из себя. Но, к счастью, архивист покачал головой.
   -Нет, не нужно. Достаточно вашего устного заявления. Пожалуйста, сообщите имя ребенка, год и дату рождения.
   Коуэн чуть слышно вздохнул.
   -Алина Граис.
   -Этери?
   -Да. Пятьсот тридцать восьмой год. Девяносто первый день от начала календаря.
   Сотрудник регистрационного отдела внес данные, попросил Коуэна подтвердить изменения. После того, как Коуэн приложил правую ладонь на предложенный ему биоимпульсный анализатор - небольшую металлическую пластинку, соединенную с рабочим компьютером, все новые сведения были внесены и в его паспортное удостоверение. Архивист снова взял карточку Коуэна, вложил в небольшую плоскую машинку. С тонким свистящим звуком она нанесла на поверхность пластика еще одну полоску толщиной в волос. После этого архивист вернул удостоверение Коуэну. Пару секунд Коуэн рассматривал эту черточку, потом сдержанно улыбнулся.
   -Благодарю.
   Мужчина в хитоне слегка поклонился.
   -Как только будет подтверждение комиссии, мы внесем и остальную информацию.
   Коуэн усмехнулся.
   -Не сомневаюсь.
   -Мира и процветания вам, этери.
   Архивист не стал поднимать левую руку. Видимо, степень знакомства его с Коуэном не давала ему права на такое приветствие. Мы вышли из регистрационного отдела, и Коуэн облегченно вздохнул.
   -Ну вот. По крайней мере, теперь у меня есть дочь.
   Он снова улыбнулся и положил ладонь на голову Алинки. Та подняла к отцу вопросительные черные глаза. Он кивнул.
   -Да, Ли. Обязательно.
   Я поинтересовалась:
   -И что это тебе дает?
   -Это дает право Алине Граис наследовать дом по улице Лайтен-тич, пять, в случае моей смерти или каких-либо других чрезвычайных обстоятельств.
   У меня опять опустилось сердце. Снова он об этом! Коуэн тихо сказал:
   -Так надо, Рина. Я хочу, чтобы вы с Алинкой были защищены законом.
   И я кивнула. Я понимаю. Я привыкла во всем доверять мужу. Коуэн уже весело предложил:
   -А теперь мы пойдем доказывать, что на свете существует человек по имени Карина Граис.
   Я удивилась.
   -Доказывать?
   -Граждане Астры должны иметь удостоверение личности. Так как у тебя нет такого удостоверения, для закона Астры ты просто не существуешь.
   И мы снова пошли по коридору. Там, где выдавали удостоверения личности, нам сказали, что сначала необходимо пойти медицинское освидетельствование. Я встревожилась было, но Коуэн меня успокоил, сказав, что процедура совершенно безболезненна и займет буквально несколько минут. И действительно. У меня всего лишь взяли на анализ кровь. На Земле группа крови у меня была первой, теперь мне сказали, что моя кровь принадлежит к шестой группе. Но я радовалась тому, что хотя бы никто не стал говорить, что не могут ее идентифицировать. Это с нами уже было. И принесло немало неприятностей и переживаний.
  
   После рождения Алинки сложности начались буквально сразу. Первое, что делают врачи, после того как измерят показатели новорожденного - вес и рост, это пытаются определить, здоровым ли родился ребенок. Для этого анализируют, в том числе, и его кровь. Кровь Алинки выдала такую странную реакцию, что перепуганная медсестра бросила все свои лабораторные склянки и убежала в поисках главного врача.
   Меня потом замучили бесконечными расспросами о наследственных заболеваниях, имеющихся в моей семье и семье мужа. Все медицинские работники разговаривали со мной таким сочувственно-скорбным тоном, что почти доводили до истерики. Нам так и не поставили окончательного диагноза, но постоянно намекали на то, что у моего ребенка, скорее всего, врожденное злокачественное заболевание и девочка долго не проживет.
   Но вопреки этим страшным прогнозам, Алинка росла и развивалась, как обычный, нормальный ребенок. И никаких отклонений от нормы, кроме того, что группу ее крови так и не смогли определить, у нее не было. Так мы благополучно доросли до трех месяцев. А потом появился Коуэн. И добровольно отдал себя на растерзание врачам, лишь бы они больше не мучили нашу дочь бесконечными повторными анализами. В конце концов, был вынесен вердикт, что у девочки врожденная, наследственная, передавшаяся от отца аномалия. Но жить это ни ей, ни ему не мешает, поэтому от нашей семьи, наконец, отстали.
  
   Кроме анализа крови, у меня записали электрограмму биологических импульсов с ладони правой руки и сделали снимок радужной оболочки глаз. Это были показатели, по которым определялась личность любого человека на Астре. Потом все мои данные были занесены в компьютер, и мне, слава богу, все-таки выдали удостоверение личности. Это была пластиковая карточка, по размерам не отличающаяся от карточки Коуэна, только голубовато-серого цвета. Там были записаны имя, год рождения (Коуэн, не задумываясь, назвал мне дату и год - пятьсот шестнадцатый, как и у него, и я все это послушно продиктовала), пол, место постоянного проживания, и, в отличие от карточки эстета, была фотография. На обратной стороне сделали точно такую же насечку, как у Коуэна, содержащую информацию о том, что у меня есть дочь. Вот так я и стала законной жительницей Астры. Оставалось только подтвердить, что между мной и Коуэном Граисом существуют супружеские отношения. Но официальную клятву верности граждане города Соди давали не в Департаменте личных дел, а в главном Соборе, специально предназначенном для этих целей. И Коуэн со вздохом сказал:
   -Ладно. Это давай решим позже.
   Все проголодались, Алинка устала, но Коуэн все же хотел выполнить в этот день еще одно дело. Мы зашли в банк. Муж снял со своего счета двенадцать тысяч и положил их на мое имя. Потом серьезно пояснил:
   -Так мне будет спокойнее.
   И мы пошли домой.
  

-5-

   Наутро, так ничего и не рассказав, Коуэн снова уехал в Раманийю. На мои встревоженные вопросы о том, что удалось ему узнать по делу Марка, он отвечал неопределенно, говоря, что пока ничего конкретного нет, а есть лишь догадки, не подкрепленные доказательствами. Я понимала, что он знает гораздо больше, но не хочет говорить, чтобы меня не расстраивать. Перед самым выходом из дома Коуэн взглянул в окно.
   -А, Эдони уже тут.
   Наш юный сосед, действительно, снова восседал на заборе. Коуэн вышел из дома и подошел к нему. Мальчик расцвел улыбкой. Коуэн о чем-то с ним поговорил несколько минут, потом Эдони спрыгнул к нам во двор и пошел к дому вместе с Коуэном. Когда они показались в дверях, лицо у мальчишки было веселым, и в то же время, каким-то торжественным. Коуэн положил руку ему на плечо.
   -Вот этот молодой человек отныне будет вашим охранником. Можете давать ему самые сложные поручения.
   Я засмеялась.
   -Ты думаешь, это понадобится?
   -Да мало ли что.
   И я очень серьезно сказала:
   -Хорошо. Раз Коуэн доверяет свою семью этому молодому человеку, я обещаю: если вдруг нам понадобится какая-нибудь помощь, мы обязательно обратимся к нему.
   Мальчик, польщенный доверием, слегка покраснел. Этот ребенок тянулся ко всем нам - ко мне, к Алинке, к Коуэну с такой искренностью, что нельзя было этим пренебречь. И я поняла, что хотел сказать Коуэн, поручая нас заботам Эдони. Он просил меня отнестись к мальчику с вниманием и добротой. Да меня и просить-то не надо было. Эдони немного напоминал Максима, моего маленького брата, оставшегося на далекой Земле. Когда я смотрела на этого мальчика, какое-то щемящее чувство появлялось в моей душе.
   Коуэн снова уехал, и от этого мне было грустно и тревожно. Что там, в Раманийе? Долго ли еще придется Коуэну ездить туда-сюда? Скоро ли Марк выйдет из Чойнса? Не было ответов ни на один из этих вопросов. Потом ко всем нашим проблемам добавилась еще одна.
   Эдони, пользуясь разрешением Коуэна, теперь целыми днями пропадал у нас в доме. Это нисколько не тяготило меня. Я была рада, что у Алинки появился такой замечательный товарищ для игр. Эдони относился к девочке, как старший брат, а она командовала им, как хотела. В свои десять лет он был необыкновенно серьезным и ответственным человеком. Я без страха могла отпустить Алинку вместе с ним на детскую площадку в торговом центре по улице Оубри и была уверена - мою дочь там никто не обидит. Эдони знакомил свою маленькую подружку с правилами жизни, принятыми в ребячьих компаниях на Астре. Алинка, захлебываясь от восторга, рассказывала о своих новых знакомых и об играх, в которые она играла. Алинка, благодаря Эдони, понемногу вживалась в этот мир. А я по-прежнему чувствовала себя здесь чужой. Коуэна не было, и мне становилось все грустней и грустней. Одиночество было таким безнадежным, что хотелось плакать.
   В эти вечера, сидя у окна и рассматривая фиолетово-серебристые крыши соседних домов, я вспоминала Землю. До комка в горле, до слез мне хотелось увидеть золотисто-красный, распахнутый на полнеба закат и родную, зеленовато-желтую, нежно просвечивающую на солнце листву. Розы, одуванчики, календулу, маки - все те яркие, солнечные, красные и желтые цветы, на которые дома я и внимания-то никогда не обращала. Не было их здесь. Белые олусы и голубые файи цвели на узких клумбах в Соди. Трава и листья были сине-зелеными, цвета морской воды, а закат был похож на размытые молоком фиолетовые кляксы чернил.
   Настроение мое поднималось, только когда с улицы прибегали дети. Эдони проходил в дом, сдавал мне с рук на руки Алинку, стесняясь, соглашался на ужин, а потом они оба уплетали за обе щеки приготовленный мной при помощи Атоны десерт. При этом они чему-то смеялись и стреляли то друг на друга, то на меня лукавыми черными и синими глазами. Это их веселье было настолько заразительным, что я тоже невольно начинала улыбаться.
   Но наш юный друг жил в Соди не один. У него были родители, бабушка и дядя. Про родителей Эдони почти ничего не рассказывал. Он виделся с ними очень редко. Как выяснилось, это было нормальным явлением на Астре. Эдони еще повезло: он жил с родной бабушкой, матерью его отца. Большинство детей воспитывались в закрытых учебных заведениях, куда их родители с легким сердцем отдавали чуть ли не с пеленок. Свободные, красивые, гордые женщины Астры считали воспитание детей слишком большой обузой, на которую не стоит тратить свою молодость и здоровье.
   Бабушку свою Эдони уважал и побаивался. А вот с дядей у него были немного странные отношения. Я заметила это еще в день нашего знакомства. Адис Экью, кажется, очень любил племянника и искренне желал ему добра, беспокоился о нем. А сам Эдони с большой настороженностью относился ко всем этим проявлениям родственных чувств.
   Адис Экью появился в нашем доме на второй день после отъезда Коуэна. Он был, как всегда, безупречно вежлив и доброжелателен. Извинился, что беспокоит нас и снова спросил про Эдони. А я в это время попросила мальчика сходить в магазин и купить кое-что из продуктов. Поэтому, немного смутившись, я объяснила:
   -Эдони скоро вернется. Вы можете подождать его здесь. Проходите, пожалуйста.
   Адис не отказался от приглашения, прошел в дом и с интересом огляделся по сторонам. Я предложила ему присесть, спросила про чай, и он ответил, что с удовольствием выпьет чашечку. Он не был ни смущен, ни скован, вел себя так, словно каждый день бывал в нашем доме.
   Адис Экью был довольно привлекательным мужчиной лет тридцати. Черты его лица нельзя было назвать красивыми - ему, безусловно, было очень далеко до утонченной красоты эстетов. Однако в них была какая-то притягательная сила. Резко очерченные черные брови, пронзительные голубые глаза, вдруг мгновенным изучающим взглядом окидывающие меня, и почти белые волосы создавали необычный контраст, сразу привлекавший внимание к этому незаурядному лицу. Я разглядывала этого человека с удивлением. Я не могла бы сказать, что он мне нравится. Но Адис Экью был, однозначно, одним из тех мужчин, которые вызывают интерес у женщин. Его внешность была не столько красивой, сколько выразительной.
   Он пил чай и, в свою очередь, внимательно рассматривал меня. Через пару минут томительного молчания гость спросил:
   -Вы уже освоились в Соди? Это необыкновенно красивый город, правда?
   Я поспешно кивнула.
   -Да, город, в самом деле, красивый. Здесь много старинных зданий. Но мы еще не успели осмотреть его весь. Он очень большой.
   -А в Маги-центре вы были?
   -Нет.
   -Непростительная оплошность! Это, на мой взгляд, самое интересное место в Соди.
   Я вежливо улыбнулась.
   -Если вы так считаете, мы обязательно сходим туда, как только вернется муж.
   Адис поставил свою чашку и немного наклонился в мою сторону.
   -Ваш муж... Он снова в отъезде? Занят делами?
   Я неуверенно подтвердила:
   -Да. - Мне очень не хотелось говорить о Коуэне с посторонним человеком. В глазах Адиса появилась легкая насмешка.
   -О да! Эстеты - самые занятые люди на Астре. Их всегда волнуют судьбы других людей.
   Потом он прямо посмотрел на меня и серьезно добавил:
   -Простите мне мой тон. Я просто не понимаю, как можно оставлять надолго такую очаровательную женщину, как вы. Создается впечатление, что ваш муж не слишком ценит то сокровище, которым обладает. Признаю - я не слишком-то люблю эстетов. Мне кажется, их больше заботят интересы человечества, чем собственная семья.
   Я удивленно взглянула на собеседника.
   -Вы так считаете?
   -Убежден. Понимаю. Вы можете обидеться и даже прогнать меня. Ведь речь идет о вашем муже, которого, очевидно, вы любите, раз живете с ним. Но я не могу не высказать то, что думаю. Только человек, которому нет дела до своей жены, может так поступить. Привезти в чужой город и оставить без поддержки, без друзей.
   Я хотела возразить, но сдержала свое желание. Совсем необязательно Адису Экью знать о том, какие именно дела заставляют моего мужа находиться вдали от дома. Но чтобы вызвать его на дальнейший разговор, я сделала вид, что согласна с ним.
   -Да, вы правы, мне здесь очень одиноко.
   Он придвинулся ближе ко мне. В глазах его появился блеск.
   -Такая красивая женщина, как вы, не должна скучать в одиночестве. Признаюсь, когда я вас увидел впервые, мое сердце дрогнуло. Но я подумал, что вы - этери, а завоевать расположение такой женщины практически невозможно. Но теперь я знаю, что это не совсем так. И у меня появилась надежда...
   -Вот как? - Я с недоумением смотрела на Адиса. Его признание порядком удивило меня. - Надежда? Вы меня простите, но должна напомнить, что я замужем и действительно люблю своего мужа.
   -Любите мужа? А любит ли он вас? Достоин ли он этой преданности? Вы одиноки, вы сами сказали. И я... - Адис придвинулся еще ближе. - Я так же одинок, как и вы. Я уже отчаялся найти настоящую любовь. Вот такую женщину, рядом с которой можно почувствовать себя по-настоящему счастливым. И вдруг я увидел вас. Там, на скамейке в Космопорте. Такую же одинокую и отчаявшуюся, как и я... Мы могли бы спасти друг друга от одиночества.
   Я встала и произнесла немного дрожащим голосом:
   -Я прошу вас - замолчите. Мне жаль, что я дала повод для появления у вас таких мыслей. Но все, о чем вы говорите - невозможно.
   Адис тоже встал. С удивлением глядя на меня, он спросил:
   -Я вас обидел? Простите меня. Если вам так неприятно, то я больше не заикнусь о своих чувствах. Прощайте. Передайте, пожалуйста, Эдони, что я жду его дома.
   Он поспешно откланялся и ушел. А я села на свое место, смиряя бешено бухавшее сердце. Разговор с Адисом совершенно выбил меня из нормального состояния. Это неожиданное признание по-настоящему испугало меня. Мне совсем не льстила мысль, что я могла вызвать в этом человеке какие-то чувства. Мне совершенно не нужна была чья-то любовь. Тем более что любовью в истинном смысле тут и не пахло. Судя по всему, Адиса потянуло на экзотические приключения. Как же! Эрсенка! Такой женщины у него наверняка не было, вот и любопытно. А сыграть на переживаниях человека, оказавшегося в такой ситуации, как я, может любой мало-мальски сведущий в психологии мужчина. Кроме того, мне страшно было представить, что будет, если об этом узнает Коуэн. При его ревности он способен на самые отчаянные поступки.
   Я сидела и успокаивала себя. Коуэн ничего не узнает. Адис, я думаю, не такой дурак, чтобы рассказывать ему о своих чувствах к его жене. Алинки дома не было. Значит, мне самой надо обо всем забыть, никогда не думать и не вспоминать. И самое главное - успокоиться!
   Когда Эдони с Алинкой пришли из магазина, я как о совершенно незначительном факте сказала:
   -Эдони, приходил твой дядя. Он попросил передать, чтобы ты возвращался домой.
   Я хотела, я очень хотела, чтобы поскорей вернулся Коуэн. Только рядом с ним я могла чувствовать себя уверенно и спокойно. Но Коуэн не возвращался. Через два дня он связался с домом через Атону и предупредил, что задержится еще дня на три. Разговаривая с ним, я улыбалась и старалась ничем не выдать своей тревоги и грусти. И была очень рада, что на таком расстоянии Коуэн не может читать моих мыслей. Хоть я видела мужа прямо перед собой, на самом деле он был слишком далеко.
   А Адис Экью был рядом. Вопреки моей надежде, что он не появится больше после нашего разговора, он пришел на следующий же день. Спокойный, предельно вежливый. Извинился, что снова побеспокоил меня своим посещением. В это время мы были за столом и обедали. Эдони, как обычно, был у нас. Мне ничего не оставалось, как пригласить и его дядю. Он принял это предложение с видимой радостью.
   Алинка смотрела на Адиса во все глаза, а он, ничуть не смущенный общим молчанием, начал рассказывать какие-то смешные истории из собственного детства. По его словам, мальчишкой он был отчаянным сорвиголовой. Бабушка Эдони может это подтвердить. Эдони, опустив глаза, молчал.
   Я испытывала смущение и страх. Мне трудно было объяснить, почему этот мужчина вызывает во мне такое волнение. Я убеждала себя в том, что Адис пришел к нам в дом, потому что здесь находился его племянник. И в то же время понимала, что это неправда. Слишком очевидно было, что Эдони - всего лишь повод, а пришел Адис для того, чтобы увидеть меня. Я не могла бы упрекнуть этого человека ни в нарушении приличий, ни в некорректности, но все равно, я знала: то, что он сидит со мной за одним столом и улыбается, глядя на меня, - это нехорошо.
   Я всегда была верной женой своему мужу. Так получилось, что для меня он был моим первым и единственным мужчиной. Мне совсем не трудно было сохранять эту верность. Я никогда даже не задумывалась об этом. Мой муж был воплощением всех лучших качеств, которые могут быть в мужчине. Он давал мне все, что может давать мужчина женщине - и любовь, и ласку, и уважение, и чувство защищенности. Я могла иногда сердиться на него, ругаться с ним - такое тоже иногда случалось, ведь мы разные люди, и у нас могут быть какие-то разногласия. Но я никогда в жизни не думала о том, что могу променять его на кого-то другого. Такой мысли у меня не возникало даже в тот тяжелый год, когда Коуэн улетел на Астру, а я осталась на Земле с твердой уверенностью, что больше никогда его не увижу.
   И вот теперь появился Адис Экью. Я слушала его болтовню и сама отвечала на какие-то его вопросы, но наш разговор происходил на совершенно ином, невербальном уровне. Его откровенные глаза прямо, без уловок говорили мне о том, что я ему нравлюсь. Я чувствовала, что чем дольше он сидит здесь и вот так смотрит на меня, тем больше растет в нем уверенность, что его чувства взаимны. И я лишь для виду ломаюсь, на самом деле набивая себе цену. Я испытывала вину перед мужем из-за того, что в его доме сидит посторонний мужчина, неприкрыто разглядывает его жену, и жена это спокойно позволяет. А особенно нехорошо мне стало после того, как ко мне подошла Алинка - мы уже проводили наших гостей и убирали со стола - и шепотом сообщила:
   -Мама, ты ему, правда, нравишься.
   Я вспыхнула:
   -Ты о чем?
   -О дяде Эдони. Он думал о тебе весь вечер.
   Я строго сказала:
   -Алина, я тебя очень прошу: не надо говорить об этом. Мне это неприятно. А еще больше это будет неприятно папе.
   Но приказав дочери не говорить, я не могла заставить ее не думать. И мне было страшно, когда я представляла, что будет, если на днях вернется Коуэн. Я заранее мысленно прокручивала свой разговор с ним и постоянно ловила себя на том, что пытаюсь оправдаться перед мужем. Я говорила себе, что мне оправдываться не в чем, что это глупо и унизительно для нас обоих, и в то же время знала, что ссора почти неизбежна.
   Это чувство неизбежности, какой-то обреченности нарастало с каждым днем отсутствия Коуэна. Адис настойчиво искал встреч со мной. Я не стала пускать его к нам в дом - он ждал меня у нашей ограды. Мне из окна была хорошо видна его одинокая фигура. И не мне одной ведь она была видна. Ужас состоял в том, что и соседи все это видели. И никто не знает, о чем они в это время думали.
   Я почти не выходила из дома. И Алинку не пускала гулять. Дочь ни о чем не спрашивала, послушно играя на веранде или во дворе. Но за покупками все равно приходилось ходить. Адис пристраивался рядом, приноравливая свой шаг к моей походке. Он говорил со мной прерывистым шепотом, заглядывая мне в лицо умоляющими глазами. И я чувствовала себя ужасно оттого, что не могу все это прекратить. Пару раз я прямым текстом пыталась послать этого настырного ухажера подальше. Но, к сожалению, мне не хватало знания языка, чтобы сделать это достаточно эффективно. А простых, общеупотребительных слов для этой цели было явно мало. Эдони Экью, как только его дядя стал вести себя подобным образом, настойчиво и откровенно добиваясь моего расположения, перестал бывать в нашем доме.
   Мне было очень тяжело. Я чувствовала себя так, словно меня все больше и больше опутывает какая-то липкая паутина. С этим надо было что-то делать. Адис, прямо глядя мне в глаза, говорил теперь о том, что любит меня, что ему наплевать на моего мужа, и что, если я его отвергну, он покончит с собой. И эта смерть будет на моей совести. Его слова казались абсолютно правдивыми, глаза лихорадочно блестели, а в голосе слышалась решимость.
   Может быть, любая женщина на моем месте, покоренная искренностью чувств, которые она сумела вызвать в этом вовсе не отвратительном мужчине, сдалась бы под таким напором. Но я не могла. Дело было даже не в какой-то особенной моей добродетельности. Просто я не могла представить себе, что какой-то другой мужчина, а не Коуэн, может коснуться моего тела. Изменить мужу я не могу - это я знала твердо.
   Впрочем, я понимала и то, что, возможно, в отношении меня Адис просто выбрал неправильную тактику. Меня напугала именно его настойчивость и поспешность. Я привыкла к другому обращению.
   Кроме всего прочего в отношении к Адису Экью меня всегда что-то настораживало. Его слова, его поведение казались непритворными и в то же время как-то чересчур открытыми, словно напоказ. Он краснел, волновался, говорил сбивчиво и торопливо, как мог бы говорить безумно влюбленный человек. И все-таки звучала порой в этой музыке какая-то фальшивая нота. Что-то, что я ощущала каким-то особым чувством, и что не поддавалось логическому объяснению.
   Наконец, все объяснилось - просто и откровенно. В этот день Адис настоял, что ему надо встретиться со мной для очень важного разговора. Встреча была назначена на восемнадцать часов. В шестнадцать в дверь нашего дома кто-то быстро и негромко постучал. Я подошла к двери. На пороге стоял запыхавшийся Эдони.
   -Что случилось?
   Ни слова ни говоря, он проскользнул в дом. Я закрыла дверь.
   -Что случилось, Эдони?
   Я не видела мальчика уже несколько дней, и теперь его необычное поведение и растрепанный вид порядком испугали меня.
   -Вот. - Он мне показал маленький черный кружок, зажатый в его вспотевшей ладони. - Я только хотел записать новую песню, а тут... Вы только послушайте!
   Он метнулся к Атоне и прижал этот кружок к клавише биоимпульсного анализатора, нажал на какие-то кнопки клавиатуры. Из динамика раздались голоса, слегка измененные акустической системой машины. Это был разговор двух мужчин. Один голос сразу показался мне знакомым. После двух-трех фраз я поняла, что это голос Адиса Экью. Голос второго мужчины был мне неизвестен. Адис называл этого человека Роун. Интонации у него были недовольные и самоуверенные, как у начальника. Но разговаривали они на "ты", как равные.
   Роун: -Что-то долго ты возишься.
   Адис: -Что поделаешь. Здесь особый подход нужен. Крепкий орешек, сразу не раскусишь. Кажется, она одна из тех женщин, которые фанатично преданы своему мужу. Говорят, среди жен эстетов такие иногда встречаются.
   -Э... что ты говоришь. Нет женщин, которых нельзя уговорить. Есть мужчины, которые не умеют уговаривать.
   -Не считаешь ли ты, что я - один из них. Все не так уж плохо. Она, наконец, согласилась встретиться со мной. Паду на колени. Женщины обожают кого-нибудь жалеть.
   -Нужно скорее все закончить. Он начинает мне мешать. Надо его отвлечь.
   -Не сомневайся. Сегодня все устрою.
   -Уж постарайся.
   -Я же сказал - сегодня. Правда, сил много пришлось потратить, никогда я столько не трудился. Не думал, что красивая женщина может оказаться настолько неприступной. Я сам немного увлекся. Что, эрсенки все такие?
   Роун засмеялся.
   -Знал я одну эрсенку. Такая была...
   Он произнес слово, значения которого я не поняла. Коуэн никогда при мне не употреблял таких слов, и в словаре его тоже не было. Я слушала разговор, и в груди у меня все больше холодело. Любовь Адиса Экью была хорошо разыгранным спектаклем. Я не знала целей этих людей, но мне было совершенно ясно, что я была орудием в достижении этих целей. Главным лицом здесь был мой муж - то, что "он" - это Коуэн, было вполне очевидно. Именно ради него была затеяна вся эта игра.
   Половину из того, о чем говорили эти двое, я не понимала. Речь шла о чем-то таком, что было хорошо известно им обоим. Но одно я услышала очень четко: "Когда он вернется". Что-то готовилось для Коуэна в день его возвращения. И частью этого "что-то" должна была стать я.
   Адис и Роун еще довольно долго разговаривали о чем-то, смеялись, но я уже слушала их разговор вполуха. В моей голове стучала мысль: что теперь делать? Что? Я не чувствовала никакой особенной злости на Адиса Экью за его отвратительную игру со мной - отношение к этому человеку волновало меня сейчас меньше всего. Я лишь сопоставляла мысленно все факты. Каждая моя встреча с Адисом происходила в отсутствие Коуэна. Начиная с Космопорта, он оказывался возле нас именно тогда, когда рядом не было моего мужа. Теперь я понимала, что это было отнюдь не случайностью. Кто-то следил за Коуэном, а Адис Экью следил за мной и за Алинкой. А Коуэн ничего не знает, я ни разу не говорила ему об Адисе. Я чувствовала себя соучастницей этих людей. Они готовили Коуэну удар там, где он ожидал его меньше всего.
   Запись кончилась - в динамике вместо голосов послышалось шуршание и проблески мелодии какой-то полустертой песенки. Я взглянула на Эдони - он смотрел на меня напряженным, вопросительным взглядом.
   -Как ты сумел это записать?
   -Да я... Я просто в другой комнате был, хотел переписать песню, а тут...
   -Эдони... - Я подошла к мальчику, положила руки ему на плечи и заглянула в его синие глаза. - Эдони, спасибо тебе большое. Ты не представляешь, как это важно.
   Он слегка покраснел.
   -Нет, просто я подумал... Вдруг вы решите, что дядя Адис, правда, вас любит и...
   Я улыбнулась, поняв, что тревожило мальчика. Эдони, искренне любящий Коуэна, испугался, что я, его жена, могу увлечься другим мужчиной. И тогда Коуэну будет больно. Именно поэтому он перестал появляться в нашем доме. Часть вины за ту боль, которая может быть причинена Коуэну, он брал на себя.
   -Нет, Эдони, я не об этом. Я люблю Коуэна и не перестану его любить, что бы ни случилось. И твой дядя тут совершенно ни причем. Скажи, он знает о том, что ты записал его разговор с этим человеком?
   Эдони покачал головой.
   -Нет. Это было днем. Я записывал. Потом они ушли, а я стал слушать, что записалось, и вот...
   Я облегченно вздохнула.
   -Как хорошо! Эдони, об этом никто не должен знать. Никто! Сейчас иди домой. Когда Адис вернется, ты ни в коем случае не говори ему о том, что был сегодня у нас. Так надо. Потом... - Я посмотрела на часы. - В девятнадцать часов постарайся как-нибудь незаметно выйти из дома и приходи к нам. Я предупрежу Атону, дверь будет открыта.
   В синих глазах загорелось любопытство.
   -А зачем?
   -Когда Коуэн уезжал, он просил тебя быть нашим защитником, помнишь?
   Он кивнул.
   -Сегодня как раз такой день, когда нам очень нужна твоя помощь. Придешь?
   -Да.
   -А эту запись, оставь, пожалуйста, мне. Это важное доказательство. Нельзя, чтобы она попала к твоему дяде.
   В глазах Эдони было счастливое возбуждение. Вся таинственность и необычайность опасного приключения очень нравились мальчику. Для меня же все это выглядело гораздо серьезнее.
   -Больше мне не на кого опереться. Я на тебя надеюсь, Эдони.
   -Не сомневайтесь, я не подведу!
   Когда Эдони ушел, я села в кресло, обняв голову ладонями. План, который смутно бродил в моей голове, понемногу начал выкристаллизовываться. Одно я знала твердо. Коуэн должен узнать обо всей этой истории не когда вернется, а гораздо раньше. Тогда у нас будет время что-то придумать. Коуэн был в Раманийе. Я не могла с ним связаться через Атону, потому что не знала его адреса: Коуэн соединялся с домом каждый раз из разных мест, судя по всему, случайных. Да и невозможно было об этом говорить вот так, посредством компьютера. Вдруг разговоры прослушиваются. Поэтому я сама должна лететь в Раманийю. У меня был только один ориентир, чтобы найти Коуэна - Чойнс. Я должна отправиться туда и поговорить с Марком. Он наверняка знает, где искать Коуэна.
   Я отчетливо понимала всю трудность и даже опасность подобного предприятия. Вероятно, в нормальном состоянии я никогда не решилась бы лететь ночью в незнакомый город, разыскивать там тюрьму, разговаривать с чужими, враждебно настроенными людьми. Но положение казалось мне безвыходным.
   Я попросила Атону узнать, есть ли этой ночью десс в Раманийю, и она, к моей великой радости, сообщила, что десс отправляется ровно в двадцать часов, то есть в полночь. Я не знала, как я буду добираться от вокзала до Чойнса, но старалась пока не думать об этом. Все будет ясно потом. Несколько дней назад я не поверила бы, если бы мне сказали, что я серьезно могу решиться на столь безрассудную авантюру. Я - слабая, не очень решительная и, наверное, не слишком умная женщина. Но в какие-то важные моменты моей жизни у меня неизвестно откуда брались и силы, и решительность, и голова начинала работать расчетливо и ясно. Теперь я не сомневалась, что мне необходимо лететь в Раманийю к Коуэну, точно так же, как раньше я не сомневалась в своем решении лететь с ним на Астру.
   На восемнадцать часов была назначена встреча с Адисом Экью. И он пришел ровно в восемнадцать часов, минута в минуту. В некотором отношении он был безупречно точным человеком. Когда я увидела его спокойное, уверенное лицо, лицо человека, довольного собой и своей жизнью, во мне поднялось глухое раздражение. Я усилием воли подавила его, заставив себя вежливо улыбнуться гостю. Адис ни в коем случае не должен был догадаться о том, что его игра раскрыта.
   Ровным голосом мужчина поблагодарил меня за то, что я приняла его предложение и согласилась на эту встречу. Потом он достал из складок своей одежды и положил передо мной плоскую коробочку красивой формы. В таких на Земле принято дарить драгоценности. Я удивилась.
   -Что это?
   -Посмотрите. Это для вас.
   Осторожно я открыла крышку. Так и есть. В коробочке, уложенная правильным эллипсом, лежала широкая цепочка из серебристо-белого металла. На черном фоне было хорошо заметно, как она светится мягким матовым светом. Точно такая же цепочка, только очень тонкая, почти паутинной толщины, была на шее у Коуэна. Я спросила:
   -Можно мне подержать ее в руках?
   Адис улыбнулся.
   -Можете надеть ее на шею. Этот подарок - знак моей любви к вам.
   Я внутренне усмехнулась. Разумеется. Такие подарки никто не дарит просто так. Какая женщина откажется отблагодарить, приняв от мужчины такую вещь? Я взяла цепочку и повесила ее на запястье. От соприкосновения с телом она засияла ярче.
   -Что это за металл?
   Адис взглянул на меня слегка удивленно.
   -Целин. Неужели вы думаете, что я способен подарить подделку?
   -Наверное, такая цепочка стоит очень дорого?
   Он сдержанно ответил:
   -Не очень. Не дороже моей любви к вам.
   Я еще раз полюбовалась сияющей серебристо-белой змейкой на своей руке, потом положила цепочку обратно в футляр.
   -Спасибо вам, Адис, за подарок. Это действительно очень красивая вещь. - И еще безумно дорогая, подумалось мне. Таких подарков мне никто никогда не делал. Но я совершенно не привыкла к драгоценностям, поэтому ничуть не страдала от их отсутствия. Единственным моим украшением, с которым я никогда не расставалась, было тонкое золотое кольцо на безымянном пальце правой руки. То самое, которое когда-то надел мне на руку Коуэн. И оно мне было дороже всех ценностей мира, независимо от того, сколько они стоят в денежном эквиваленте. - Но я не могу принять это.
   Он нахмурил брови.
   -Почему? Я ведь от всей души хотел сделать вам приятное.
   -Спасибо. Вы это сделали. Мне приятно. Но взять подарок я действительно не могу. Как я объясню мужу, откуда у меня такая дорогостоящая вещь?
   Адис опустил голову, чтобы я не видела, как зло сверкнули его глаза. В его голосе за безупречной вежливостью засквозило начинавшее нарастать раздражение.
   -Вы ведь можете и не показывать ее мужу. Пусть она просто хранится у вас.
   -Нет.
   -Моя любовь не имеет для вас никакого значения?
   Я не могла сдержать улыбки.
   -Адис, я с глубоким уважением отношусь к вашим чувствам. Но я вам опять повторяю. Я люблю своего мужа и не собираюсь его предавать, как бы странно это вам ни казалось.
   Я никогда не думала, что этот спокойный, корректный мужчина может прийти в такое бешенство. Краска бросилась ему в лицо, оно побагровело, исказилось, стало почти страшным. Он вдруг шагнул ко мне и стиснул мои плечи.
   -Мужа? Если бы ты знала, как я его ненавижу, твоего мужа! Да я его убью, если ты не согласишься стать моей сию же секунду.
   Мне на самом деле стало страшно. Я взглянула в его глаза и поняла, что он не шутит. Рушились все его планы, и, чтобы выполнить поручение, данное ему человеком по имени Роун, Адис мог запросто переступить границы совести и человечности. Решение надо было принимать быстро. Поэтому я тихо спросила:
   -Что ты хочешь от меня, Адис?
   Он хрипло ответил:
   -Хочу, чтобы ты стала моей. Сегодня. Сейчас.
   -И для того, чтобы я согласилась, ты делаешь мне больно?
   Его руки по-прежнему изо всей силы сжимали мне плечи. Адис словно только теперь заметил это. Он посмотрел на свои руки и ослабил пальцы.
   -Нет. Прости, я не хотел причинять тебе боль. Но ты просто вынудила меня! Я уже с ума начинаю сходить. Как ты не видишь, что я в твоем присутствии спокойно дышать не могу. Никогда еще ни одна женщина не заставляла меня так мучиться, как ты. Я не понимаю, чего ты так держишься за него, за этого твоего мужа. Он никогда не даст тебе того, что мог бы дать тебе я. Эти эстеты, эти хлипкие мечтатели, далекие от реальной жизни. Я знал твоего мужа, когда он был еще сопливым мальчишкой. Нервный идеалист без гроша за душой. А я мог бы засыпать тебя деньгами, ты купалась бы в них. Ты забыла бы, что значит ходить пешком, я купил бы для тебя серебристый хьюлинк. Ты могла бы жить в комфортабельной зоне Юдесси, а не в этом паршивом муравейнике Соди.
   -А дочь? Как она на это посмотрит?
   При упоминании о дочери Адис поморщился.
   -Дочь. Я и забыл, что у тебя есть дочь. Да оставь ты ее этому своему... мужу. Зачем она тебе? Красивая женщина должна блистать, а не нянчить этих вечно орущих детей.
   Я усмехнулась. О да! Разумеется! На Астре существуют свои моральные принципы.
   -Я подумаю, Адис. Я хорошо обдумаю твое предложение и отвечу тебе завтра. Сегодня уже поздно. Приходи завтра часов в двенадцать. Мы с тобой хорошо все обсудим и тогда...
   Но он снова нахмурился.
   -Завтра? Нет, сейчас. Ты ответишь мне немедленно. Я так хочу.
   И он опять очень сильно меня обнял. Лицо его горело. В эту секунду он, видимо, совсем не притворялся. Возбуждение, как хорошее вино, ударило в его голову. Глаза его вспыхивали холодным голубым огнем. Мне было больно от того, как он сжимал мое тело, и было страшно. Ведь я не справлюсь с ним, он сильнее меня намного. Коуэн, где ты? Почему тебя нет рядом?
   Торопливо расстегивая пояс на моем платье и делая шаг за шагом, Адис увлекал меня в угол, там у нас стояли кресла и столик. Почувствовав, что мои колени уперлись в твердый край стола, я протянула назад руку. Там, на столе, стояла массивная керамическая ваза - старинная и очень ценная вещь. Возможно, я все-таки разбила бы ее о голову Адиса, но вдруг сверху раздался удивленный голос:
   -Мама?
   Алинка, которая к тому времени давно уже спала, вышла из своей комнаты и теперь стояла наверху лестницы, поджимая замерзшие пальцы босых ног. Адис, заскрежетав зубами, разжал руки и отпустил меня.
   -Черт! Эти дети всегда мешают. Будь они прокляты. Но завтра... запомни, завтра!
   Выразительно взглянув на меня, он направился к двери. Я привела в порядок платье и поправила волосы. Когда дверь за Адисом защелкнулась, я поднялась по лестнице к дочери.
   -Почему ты не спишь, Алиночка?
   Она испуганно взглянула на меня и опустила глаза.
   -Я спала. Мне показалось, что кто-то кричал.
   Она замолчала. Моя маленькая Алинка понимала гораздо больше, чем могли понимать дети ее возраста. Мы, взрослые, часто недооцениваем способности наших детей. Многие из них чувствуют гораздо острее и осознают все лучше, чем мы можем вообразить. И теперь во взгляде Алинки, видевшей всю эту сцену между мной и Адисом, было горькое недоумение. Ведь только папа мог обнимать и целовать маму. Зачем же это делал совершенно чужой дядя? Я обняла свою дочку.
   -Алиночка, скоро придет Эдони. Он посидит с тобой.
   -А ты?
   -А я должна уехать. Мне срочно нужно найти папу. Ему обязательно надо вернуться домой.
   -Зачем?
   Я вздохнула.
   -Ох, не спрашивай меня об этом, Ли. Так надо.
   Маленькое личико Алинки стало серьезным. Это невольно вырвавшееся у меня обращение, обращение Коуэна, только он называл дочь этим именем, вдруг сразу убедило ее в том, что дело, которое я делаю, очень важно для папы. Она обняла меня за шею тонкими ручками и прошептала:
   -Только ты будь поосторожнее, ладно?
   Я молча кивнула.
   Эдони пришел, как я и просила, ровно в девятнадцать часов. Я объяснила ему его задачу: сидеть с Алинкой, чтобы она не боялась, и ждать моего возвращения. К завтрашнему дню я надеялась вернуться - из Соди до Чойнса десс летел чуть больше двух часов.
   Вокзал, откуда отправлялся десс в Раманийю, был мне знаком. Сюда мы прилетели из Космопорта, сюда заходили вместе с Коуэном, когда он уточнял расписание. Поэтому я без особого волнения дождалась нужного мне рейса, купила билет, заплатив пару эксов, и заняла место в салоне. И вот тогда-то, в дессе, меня и охватила зябкая нервная дрожь. Я вдруг впервые за последние сутки схватилась за голову. Боже, что я делаю? Как я найду Коуэна в чужом незнакомом городе? Как я могла оставить одних в пустом доме двух маленьких детей? Но было уже поздно что-то менять. Десс уже поднялся над Соди - огромным светящимся муравейником, раскинувшимся среди горных хребтов. Я смотрела вниз, и сердце мое сжималось от непонятной тоски.
   Во время полета я уснула и открыла глаза, когда в иллюминатор стал виден свет еще одного громадного города, показавшегося на горизонте. Он был виден сначала как зарево далекого пожара, потом, по мере приближения, стали различаться отдельные огни. И вот он - Чойнс, город, давший название главной тюрьме на Астре. Они стали синонимами - город и тюрьма.
   Я вышла из десса и остановилась посередине большого зала ожидания, растерянно глядя на проходивших мимо людей, равнодушными взглядами скользивших по моему лицу. Куда теперь? Не знаю. От этой беспомощности у меня, как это часто бывало дома, на Земле, к глазам вдруг подошли слезы. Но я моргнула ресницами, прогоняя их. Нет. Нельзя. Надо действовать. Сейчас от меня зависит наше счастье, а, может быть, и жизнь Коуэна. Я медленно пошла вперед, выискивая глазами какое-нибудь указание, куда идти и что делать. Вот оно - то, что я не могла предусмотреть. Я, знавшая единственный язык Астры, оранский, находилась в Раманийе. Все надписи и указатели здесь были сделаны по-раманийски. Я не могла прочитать этих указателей. Я не могла спросить у встречных людей, куда мне идти, потому что не была уверена, что они меня поймут. Это было почти безвыходное положение. Слезы опять подошли к глазам, и опять я их прогнала.
   И вдруг, взглянув случайно влево, я увидела фигуру высокого худощавого мужчины, разговаривавшего со своим знакомым. Он стоял ко мне спиной, но я все-таки разглядела черты его лица и узнала его. Он повернулся и собрался уходить, и тогда я закричала на весь этот огромный зал:
   -Маю Тай! Маю Тай! Подождите!
   Люди, которые находились возле меня, оглянулись в мою сторону испуганно и недоумевающе. С точки зрения астренов моя выходка была по меньшей мере неприличной. Но мне сейчас было наплевать на приличия и на все традиции Астры. Я так обрадовалась, увидев Маю Тая, что побежала к нему, подхватив подол своего длинного платья, чтобы не запутаться.
   Маю Тай, когда я окликнула его, удивленно обернулся. Сначала он не видел меня, с напряжением вглядываясь в толпу, но потом, когда я к нему побежала, шокируя своим поведением окружающих, и все люди стали расступаться, на его хмуром лице появилась улыбка.
   Про улыбку Маю Тая надо сказать отдельно. Его угрюмое лицо, обезображенное страшным шрамом, могло бы показаться на первый взгляд некрасивым. В обычное время оно было мрачным, пепельно-серые глаза полуприкрыты тяжелыми веками. Правую щеку пересекал шрам, неровной полосой проходивший через все лицо. Взгляд невольно останавливался на этом шраме, и невозможно было уже видеть что-то другое. Но если на лице Маю Тая вдруг появлялась улыбка, этого человека было просто не узнать. Сначала по его лицу проходило что-то вроде легкой дрожи, углы губ слегка приподнимались, а в следующее мгновение все лицо расцветало открытой, ясной и красивой улыбкой. Глаза широко раскрывались и становился виден взгляд - умный, острый и слегка насмешливый. И после того, как рассмотришь глаза этого человека, просто перестаешь замечать уродующий его шрам.
   Теперь Маю Тай улыбался, глядя на меня, пока я шла к нему, пробираясь через толпу. А я испытывала невероятное счастье, увидев в этом чужом месте лицо знакомого, почти родного человека, друга Коуэна и его старшего товарища.
   -Маю Тай! Это вы! Как хорошо, что я вас встретила!
   -Этери Карина? Меньше всего я ожидал увидеть вас сейчас здесь. Что случилось? Почему вы совершенно одна? Где Коуэн? Совсем не место молодой красивой женщине на вокзале в третьем часу ночи.
   -Я знаю, Маю Тай. Я только что прилетела из Соди. Мне нужно найти Коуэна. Он уже много дней в Раманийе. А тут дома... Мне очень нужно его найти. Вы мне поможете? Я ведь кроме оранского никакого языка не знаю. Пожалуйста, Маю Тай!
   Маю Тай больше ничего не спрашивал. Он молча кивнул, и мы с ним пошли к выходу. Я даже не спросила его, что он здесь делал в такой поздний час, что за дела у него были - так обрадовалась, что он согласился мне помочь. Возле здания вокзала Маю Тай остановил автотакси и, когда мы были уже в машине, поинтересовался:
   -Куда мы едем?
   -В тюрьму.
   Он вопросительно посмотрел на меня. Я торопливо стала объяснять.
   -Коуэн поехал в Раманийю из-за друга своего отца, Марка Топройта. Марк сидит в Чойнсе. Я думаю, что только Марк знает, где сейчас находится Коуэн.
   -Но... Может быть, стоило ехать туда утром, а не ночью? Я сомневаюсь, что кто-нибудь в этот час даст нам необходимую информацию. Нас попросту не впустят в Чойнс.
   Я чуть не заплакала.
   -Но что же делать, Маю Тай? Завтра уже может быть поздно. Мне нужно увидеть Коуэна сегодня, сейчас.
   Маю Тай задумался.
   -Марк... Марк... Кажется, я знаю, где находится квартира этого человека. Если Коуэн занимается делом Марка, можно предположить, что он остановился в его доме, и тогда все гораздо проще.
   -Вы знаете, где живет Марк?
   -Да, если, конечно, за те шесть лет, которые я там не был, он не изменил своего адреса.
   -Он что, живет в Чойнсе?
   -Нет. Дом его находится в Крейвнсе, а здесь всего лишь служебная квартира. Ему часто приходится бывать в Чойнсе по делам Управления, поэтому... Поехали!
   Маю Тай решительно развернул машину, и мы поехали в другую сторону. У меня взволнованно стучало сердце. Все складывалось как нельзя лучше. Как хорошо, что я встретила Маю Тая! Что бы я делала без него!
   Мы долго ехали по широкой дороге. Ночной город, ярко освещенный огнями рекламы, оставался за моей спиной. Потом машина стала петлять в лабиринте узких улиц и, наконец, остановилась возле темной громады неосвещенного дома. Было, наверное, около трех часов ночи. Маю Тай приложил ладонь правой руки к биоимпульсному анализатору. Где-то в глубине здания раздался звонок. Через несколько минут мы услышали шаркающие шаги, и сонный голос что-то недовольно спросил по-раманийски. Маю Тай ответил. Из всей фразы я поняла только одно слово: "Топройт". Это была фамилия Марка.
   Дверь открылась. В проеме возникло заспанное лицо пожилого человека, запахивающего полы своей одежды. Видимо, мы подняли его с постели. Он оглядел нас с Маю Таем неприязненно-равнодушным взглядом и кивком головы пригласил войти.
   Старик проводил нас по узкому, ярко освещенному коридору до лифта и сказал этаж, на который нам нужно было подняться. Несколько минут, показавшихся томительно-длинными, мы ехали в лифте. Потом дверь открылась, и мы снова пошли вперед. В этом доме, как в пчелином улье, было много сот-квартир. Одну из них занимала семья Марка Топройта. Маю Тай не очень уверенно осматривался по сторонам. Наконец, он остановился перед одной дверью.
   -Кажется, здесь?
   -Вы уверены?
   -Процентов на восемьдесят. Я был здесь всего два раза. К тому же с тех пор прошло шесть лет.
   И Маю Тай виновато улыбнулся. Я пожала плечами.
   -Что же делать? Давайте попробуем позвонить. Если вы ошиблись, мы просто извинимся.
   Он усмехнулся.
   -Вряд ли наши извинения будут нужны тем, кого мы поднимем в три часа ночи. Пожалуй, без сэтов дело не обойдется. Но давайте попробуем. Делать нечего.
   И он решительно положил ладонь на металлическую пластину, укрепленную рядом с дверью. После звонка прошло минут пять, и наконец, где-то далеко раздались быстрые легкие шаги. Мелодичный женский голос что-то встревожено спросил по-раманийски. Маю Тай очень вежливо начал объяснять цель нашего позднего посещения. Дверь вдруг открылась, и на пороге мы увидели довольно красивую молодую женщину с печальными темными глазами и похудевшим, усталым лицом. Я сразу догадалась, что это и есть Ланийса, именно такой я себе ее и представляла. Она внимательно посмотрела на Маю Тая, а потом перевела свой взгляд на мое лицо. Ланийса изучала меня так пристально, что я даже смутилась. Я робко взглянула на Маю Тая и шепотом попросила:
   -Вы не можете узнать, здесь ли Коуэн, а если нет, где мы можем его найти?
   Но Ланийса, услышав имя "Коуэн", не дожидаясь, пока Маю Тай переведет мой вопрос, улыбнувшись, закивала головой и, отступив на шаг, жестом пригласила нас войти. Она что-то быстро говорила по-раманийски, с улыбкой переводя глаза с меня на Маю Тая. Выждав паузу в ее речи, Маю Тай перевел:
   -Она просит прощения за то, что сразу нас не впустила. Коуэн здесь. Она давно хотела познакомиться с его женой, но не ожидала увидеть ее в своем доме, во всяком случае, сейчас. Ей почему-то сразу показалось, что вы и есть та самая эрсенка...
   Меня неприятно корябнули эти слова. Вот почему она так внимательно изучала мое лицо. Я для нее - диковинное существо, которое Коуэн привез с другой планеты. Можно понять, конечно, но все равно неприятно. Глядя ей в глаза, я снова спросила:
   -Так где же Коуэн?
   Маю Тай повторил мой вопрос по-раманийски. И тут в глубине квартиры раздался удивленный голос:
   -Рина? Что ты тут делаешь? Что-то случилось? С Алинкой что-нибудь?
   Коуэн, мой родной и любимый, вышел из какой-то дальней комнаты в прихожую и теперь смотрел на меня удивленно и встревожено. Я взглянула на него и закусила запрыгавшие губы. Слезы, которые не раз сегодня подступали к моим глазам, теперь, вопреки всем моим усилиям, покатились по щекам. Не знаю, почему, но я испытывала горечь, и обиду, и жалость к себе, и боялась разреветься в голос. Коуэн подошел ко мне и обнял.
   -Господи, что стряслось, Рина? Что произошло?
   Неожиданно он перешел на мой родной язык, и от этого я, прижавшись к его плечу, расплакалась еще сильнее. А он продолжал допытываться:
   -С Алинкой что-нибудь случилось? Где она?
   Я отрицательно покачала головой.
   -Я оставила ее с Эдони.
   -Тогда с тобой?
   Я не ответила. Коуэн вытер ладонями мои щеки и успокаивающе сказал:
   -Ну, все, все. Сейчас разберемся. Не плачь. А вообще... - Он вдруг удивленно посмотрел на Маю Тая. - Как ты меня нашла? - И что-то спросил у Маю Тая уже по-раманийски. Тот пожал плечами, ответил.
   Маю Тай, с тех пор, как мы вошли в квартиру Топройтов, скромно стоял в стороне и ничем не напоминал о своем присутствии. Этот человек умел становиться совершенно незаметным. Теперь они с Коуэном говорили о чем-то по-раманийски, а я, не понимавшая их слов, просто стояла, прижавшись к груди мужа, и смотрела то на него, то на Маю Тая, то на Ланийсу, тоже внимательно слушавшую разговор. Почему-то мне было неприятно смотреть на эту, безусловно, очень привлекательную молодую женщину. Я смотрела на нее, и какое-то неосознанное глухое раздражение поднималось в душе.
   Я думала о том, что, видимо, зря я приехала сюда. Заставила волноваться Коуэна, оторвала от какого-то важного дела Маю Тая, подняла среди ночи Ланийсу. Наверное, нужно было просто дождаться приезда Коуэна, и все. И в то же время я понимала, что это только сейчас мне в голову приходят такие мысли. Сейчас, когда я стою, обняв мужа, и слушаю его голос. А дома, в Соди, я, наверное, с ума бы сходила от тревоги и неизвестности. Наконец, Коуэн сказал по-орански:
   -Маю, ты подожди нас. Ланийса тебе сейчас чаю нальет. А мы с женой должны поговорить.
   Маю Тай молча кивнул. Коуэн, по-прежнему обнимая, повел меня в комнату. Закрыв дверь, он включил свет. Маленькая уютная комната наполовину осветилась настенной лампой с затемненным абажуром. Коуэн усадил меня на разобранную кровать - видимо, на ней он только что спал - и, серьезно посмотрев на меня, велел:
   -Рассказывай.
   Оглядывая комнату, я сказала:
   -Вот, значит, где ты жил все это время. Хорошая комната. Неудивительно, что ты не торопишься возвращаться домой. А Ланийса где спит?
   Коуэн смотрел на меня внимательным взглядом.
   -В соседней комнате. Они освободили для меня комнату Роя. Она с малышом теперь в комнате Марка. Здесь днем потише - окна не на улицу выходят, а во двор. Рина, ты приехала из-за того, что ревнуешь меня к Ланийсе?
   Я дернула подбородком. Коуэн своим проницательным взглядом сразу разглядел то, в чем я сама себе не могла признаться. Да, когда я увидела Ланийсу, такую красивую, стройную, с прекрасными большими глазами, и узнала, что Коуэн все эти дни провел с ней вместе в одной квартире, шевельнулось во мне что-то такое... Я давно уже не ревновала мужа ни к кому. Я слишком хорошо знала, как сильно он любит меня и дочь. Но сейчас, когда я не видела его уже много дней, когда я сама безумно соскучилась по нему, увидеть его в обществе привлекательной молодой женщины было мне неприятно. Коуэн напомнил без улыбки:
   -Рина, мы на Астре. Ревновать одного эстета к жене другого эстета - это по меньшей мере странно. Я тебе клянусь: мысль о том, что между нами может что-то быть, никогда не придет в голову не только мне или Ланийсе, но и Маю Таю, и Марку, и даже соседям. Этого просто не может быть. Не может, и все.
   Я шмыгнула носом. Ну конечно. Такая мысль может прийти в голову только глупой ревнивой женщине с Земли. Интересно, а ревновать к жене эстета не эстета, а обыкновенного человека можно? Марк стал бы ревновать, если бы вместо Коуэна в этой квартире жил Маю Тай? Коуэн задумчиво улыбнулся.
   -Вот насчет этого я ничего сказать не могу. Я одно знаю: Маю Тай - очень порядочный человек. Лично я доверил бы ему свою жену без малейших опасений.
   -То есть, к Маю Таю ты бы меня не ревновал?
   -К Маю Таю - нет.
   Я вздохнула. Коуэн гладил меня по волосам и, тихо улыбаясь, целовал, едва касаясь губами моего лица.
   -Я так соскучился по тебе, ты не представляешь. Я тут без тебя уже почти умираю, а ты еще к Ланийсе меня ревнуешь.
   И он своей ласковой, нежной рукой провел по моему телу привычным, знакомым движением, от которого у меня всегда что-то начинало дрожать внутри. Мое тело мгновенно отозвалось на прикосновение любимого, бесконечно желанного мужчины. Я даже потянулась к нему и он, наклонившись, поцеловал меня, завладев моими губами, так, как всегда целовал в такие минуты... И вдруг я вспомнила, где нахожусь. Что за стеной в соседней комнате сидит Маю Тай, которого я привела сюда, и Ланийса, которой мы помешали спать. И что все-таки мне нужно все рассказать мужу. Я резко села на кровати и посмотрела на Коуэна мгновенно отрезвевшим взглядом.
   -Коуэн, я должна тебе кое о чем рассказать. Об очень важном.
   Он сразу встревожился.
   -Так значит, что-то все-таки случилось?
   -Еще не случилось, но может случиться. Вот.
   Я показала мужу черный плоский кружок с той записью, которую принес мне Эдони.
   -Что это?
   -Помнишь, ты как-то сказал, что за тобой следят от самого Космопорта? Так вот, за мной и за Алинкой тоже следили. И я знаю, кто это делал.
   Взгляд Коуэна мгновенно изменился, лицо затвердело.
   -Так. Все как можно подробнее. Ничего не пропускай.
   И я стала рассказывать.
   -Помнишь, я тебе говорила, что у нас с Алинкой случился конфликт в торговом центре? За нас тогда заступился Эдони. Но я тебе в тот раз не все рассказала. Так получилось, я не хотела от тебя что-либо скрывать.
   Коуэн, не отводя глаз, смотрел на меня и внимательно слушал. Я слегка покраснела.
   -Там, в торговом центре, был еще один человек. Наверное, ты его знаешь. Его зовут Адис Экью. Это дядя Эдони.
   -Да, я знаю его.
   -Я сначала не обратила на это внимания... Видишь ли, в первый раз я этого человека встретила еще в Космопорте. Мы с Алинкой сидели и ждали тебя. Ты был тогда на конференции. Он проходил мимо и остановился возле нас буквально на пару секунд. Потом я увидела его в торговом центре - он помог нам уладить этот конфликт с сэтом. Потом он пришел к нам домой... Я тебе об этом не рассказывала. Эдони был у нас в гостях, мы пускали мыльные пузыри и немного увлеклись. Адис пришел, чтобы позвать Эдони домой. Потом... ты опять уехал, а он опять пришел.
   Я волновалась, не зная, как рассказать мужу об этом, чтобы он все понял правильно. Коуэн молчал и слушал. Я еще больше покраснела, щеки мои пылали.
   -И вот он начал приходить к нам в дом каждый день. И стал говорить мне о том, что любит меня, что не может без меня жить. И что, если я его отвергну, он покончит с собой. И все в том же духе.
   -И что ты? - Коуэн казался спокойным, но я-то знала, что это за спокойствие. Он побледнел, а глаза цветом напоминали вороненую сталь. И я заторопилась.
   -Я запрещала ему об этом говорить, не пускала его в дом, но он все равно приходил. Маячил на виду у соседей, подпирая ограду.
   -Так вот что происходило, пока меня не было. Интересно.
   Я чуть ли не со слезами крикнула:
   -Да подожди ты! Коуэн, все это не по-настоящему. Это была игра. Я была всего лишь мостиком, чтобы подобраться к тебе. Сегодня Эдони принес мне вот эту запись. Он случайно записал разговор своего дяди с каким-то человеком, который приходил к ним домой. Ты должен это послушать. Мне кажется, это очень важно.
   Коуэн взял у меня из рук черный кружок.
   -Нужна специализированная воспроизводящая система. Идем.
   Мы отправились с ним в соседнюю комнату, где Маю Тай о чем-то вполголоса разговаривал с Ланийсой. Он сидел на диване и держал в руках чайную чашку. Коуэн что-то спросил у Ланийсы, та кивнула, поспешно встала и ушла в третью комнату, туда, где по всей видимости, спал ребенок - через приоткрытую дверь слышалось тоненькое сонное сопение. Через минуту она принесла небольшой плоский ящичек с прозрачной крышкой и двумя рядами овальных кнопок.
   Коуэн вставил диск, нажал на кнопку. И я снова услышала голоса Адиса Экью и неизвестного Роуна, обсуждавших достоинства эрсенок. Мне еще неприятнее было слушать их разговор, но теперь я с надеждой смотрела на мужа. Он все уладит, он справится с этим. А Коуэн становился все мрачнее. Он понимал во всем этом гораздо больше меня, потому что, когда запись кончилась, он сказал:
   -Вот оно, недостающее звено. Теперь мне все ясно. Рина, ты не представляешь, насколько важно то, что ты привезла. Я бьюсь над этим уже столько дней, но у меня не было ни одной зацепки. Теперь я прижму Адиса к стене, и он выложит мне все. Ты умница. Только объясни, что имел в виду Адис, когда говорил, что все устроит сегодня? Что он собирался устроить?
   Я снова отчаянно покраснела и ответила тихо, невольно перейдя на свой родной язык:
   -Адис домогался меня сегодня вечером. Не знаю, что было бы, если бы не Алинка. Она помешала, и Адис ушел, хлопнув дверью. Он сказал, что придет завтра, и если я ему не отдамся, он тебя убьет.
   -Что?
   Коуэн повернулся и уставился на меня неподвижным взглядом. Глаза его расширились и из черных внезапно стали совершенно серыми. Я давно не видела его в таком состоянии. Не замечая этого, он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Неестественно спокойно Коуэн сказал, от волнения снова перейдя на оранский:
   -Я убью его. Он не доживет до завтрашнего вечера.
   Маю Тай вдруг отчетливо произнес:
   -Коуэн, не говори глупостей. Неужели ты не понимаешь, что ведешь себя именно так, как им и нужно? Ты убьешь его или покалечишь, и тут же сам окажешься в Чойнсе. На это и был сделан расчет.
   Я робко взглянула на него. Он все-таки знает наш язык? Или просто догадался? Коуэн закрыл ладонями лицо.
   -Что мне делать, Маю?
   -Ехать домой, прижать Адиса к стене и заставить его выложить все, что он знает. Но говорить с ним будешь не ты, а я. Я тебя знаю. Выйдешь из себя и натворишь дел. Тебя же потом и обвинят в нарушении Соглашения. Поехали. Может быть, мы еще успеем на четырехчасовой десс.
  
   Когда мы прилетели в Соди, уже наступило утро. Небо стало светло-серым, вся природа замерла в ожидании появления своего светила - величественной и прекрасной звезды, дающей жизнь и тепло всем обитателям маленькой планеты по имени Астра. Всю дорогу в дессе Коуэн держал меня за руку и молча смотрел на меня. Я не знаю, о чем он думал в это время - я и не спрашивала. Я лишь знала, что мой муж со мной, и потому чувствовала себя спокойной и счастливой. Уже когда мы подлетели к Соди, Коуэн вдруг тихо признался:
   -Я так виноват перед тобой, Рина. Ничего бы не случилось, если бы я не бросил вас с Алинкой одних. Прости.
   Я потянулась к нему и поцеловала.
   -Я люблю тебя, Коуэн.
   Это было тихое, безветренное утро обещавшего быть теплым весеннего дня. Войдя в дом, мы сразу увидели спящего в кресле, поджав ноги и склонив голову на руки, Эдони. Наш юный рыцарь преданно выполнял данное ему задание: охранять спокойствие Алинки. Она расположилась тут же, в прихожей, на диванчике. Маю Тай, увидев детей, сдержано улыбнулся.
   -Завидую я тебе, Коуэн. Я вот до седых волос дожил, а не было у меня такого счастья и, похоже, никогда не будет. Честное слово, нашел бы если такую, чтобы согласилась родить мне кучу ребятишек, сразу повел бы давать клятву верности, не раздумывая. Да только где ее, такую, возьмешь. Одного-то не хотят.
   -Я сам себе завидую, Маю Тай. Помоги мне.
   Коуэн осторожно взял на руки Алинку и глазами показал Маю Таю на Эдони. Я смотрела на то, как Маю Тай бережно поднимает мальчика, с какой сдержанной нежностью несет его по лестнице, и мне было очень жаль этого доброго и сурового человека. Как несправедлива судьба! Каким прекрасным отцом мог быть этот звездолетчик, потративший жизнь на изучение далеких планет, какой огромный нерастраченный запас любви был в его душе. С какой, должно быть, завистью он смотрел на нашу семью. И мне было очень грустно оттого, что я ничем не могу ему помочь.
   Современной астренской цивилизации, которая была старше земной примерно на 3-4 тысячи лет, уже не угрожала проблема перенаселения. Прекрасная, технически развитая, благоустроенная жизнь привела к тому, что астрены не очень-то хотели заводить детей. Рождаемость на Астре практически была равна смертности. А та была довольно низкой. Успехи медицины не слишком увеличили продолжительность жизни, но они значительно продлили людям молодость. На Астре и семидесятилетний не считал себя стариком и вел активную, интересную жизнь. Умирали астрены, в основном, от перегрузок нервной системы. Неполная семья была фактически нормой. Но в отличие от Земли, где обычно мать всегда воспитывала детей, на Астре растил ребенка отец. Подавляющее число таких семей составляли семьи эстетов - отец и сын. Так продолжалось из поколения в поколение. Так что у Маю Тая, действительно, были основания завидовать Коуэну. Наша семья была на Астре очень редким исключением.
   Мы сидели на кухне и вполголоса разговаривали, когда раздался звонок. Коуэн переглянулся с Маю Таем. Быстро и бесшумно они оба заняли позиции. Коуэн за дверью в кухню, Маю Тай - в комнате, выходившей в прихожую. Я пошла открывать.
   Адис Экью, немного более возбужденный, чем всегда, стоял на пороге. Он прошел в дом, не говоря мне ни слова. Я закрыла дверь и оглянулась. Адис стоял посередине прихожей и пристально вглядывался в меня.
   -Ты обдумала мое предложение? Ты сказала, что ответишь мне сегодня.
   Я замешкалась. Пришлось приложить немало сил, чтобы не посмотреть на дверь кухни.
   -Я...
   Он решительно перебил:
   -Я не спал всю ночь. Я думал о тебе. - По его лихорадочно блестевшим, воспаленным глазам можно было понять, что он говорит правду. Адис казался слегка встрепанным, говорил быстро и отрывисто.
   -За эту ночь мое решение еще больше окрепло. Ты будешь моей. И мне неважно как. Еще ни одна женщина не могла устоять передо мной. Твое упорство разжигает мне кровь. Я привык побеждать. И если я чего-то хочу, я этого добьюсь. Я добьюсь этого, чего бы мне это ни стоило.
   Он говорил и смотрел на меня, не отводя глаз. И мне было совершенно ясно одно. Сегодня Адис настроен решительно. И если ему будет отказано в его просьбе, он все возьмет силой. Мне было немного страшно. Хотя я знала, что за дверью стоит Коуэн, да и Маю Тай не даст ситуации выйти из-под контроля, все равно какой-то холодок пробегал по спине. Я холодно и твердо произнесла:
   -Адис Экью, слушайте меня внимательно. Вот вам мое решение. Я уже вам говорила и теперь снова повторю. Вашей я быть не могу, не хочу и никогда не буду. Возможно, вам неприятно слышать отказ, но иначе быть просто не может. Я прошу вас уйти и больше никогда не приходить в этот дом.
   Он вдруг схватил меня за руку и рывком привлек к себе.
   -Нет, ты будешь моей. Сегодня. Сейчас.
   Адис жадными горячими губами стал целовать меня, а я пыталась оттолкнуть его, отворачивая голову. Но справиться с взрослым здоровым мужчиной, который был намного выше и сильнее меня, мне было не под силу. Да это от меня и не требовалось. Уже через секунду чьи-то руки оторвали его от меня, и он был сбит с ног. От следующего мощного удара Адис отлетел в угол и, падая, опрокинул стол. С молчаливой яростью Коуэн замахнулся, чтобы нанести еще один удар, но другая решительная рука перехватила его руку. Маю Тай оттащил Коуэна от Адиса.
   Все это произошло молниеносно, за какую-то секунду. Мой муж, бледный, с сузившимися, серыми от бешенства глазами смотрел на Адиса Экью и тяжело, медленно дышал. Маю Тай, первые несколько мгновений закрывавший Коуэну дорогу собственным телом, теперь настороженно поглядывал то на одного, то на другого. Адис ни на кого не смотрел. Он вытирал ладонью кровь со щеки, которую рассек, падая на опрокинувшийся стол и разбившуюся вазу. Тихо, с ненавистью, он произносил слова, которых я не понимала, хотя Адис, кажется, говорил по-орански. Маю Тай приказал:
   -Коуэн, успокойся. Успокойся, я тебе говорю.
   Он оттолкнул Коуэна, который, сжав кулаки, снова двинулся к Адису. Коуэн опустил голову.
   -Маю, отойди.
   -Не дури. Мы с тобой договорились.
   -Я убью его.
   -Этого я и боюсь. Иди и сядь вон туда, в кресло. А я пока поговорю с этим типом. Я не эстет, мне нарушение Соглашения не припишут. Иди, сядь.
   Но Коуэн по-прежнему стоял возле стены, куда оттолкнул его Маю Тай. Я подошла к нему, прижалась к его груди, и он обнял меня, стиснув руками мое тело почти до боли. Мое сердце испуганно подпрыгивало. Только теперь до меня дошло, что лишь благодаря Маю Таю Адис Экью все еще жив. В том практически невменяемом состоянии, в котором сейчас находился Коуэн, он прибил бы этого незадачливого донжуана, и о последствиях этого поступка даже страшно было подумать. Мне совершенно не жалко было Адиса. Мне страшно было за Коуэна, который оказался бы виновен, и ему пришлось бы отвечать за содеянное перед законом.
   Коуэн вдруг взял ладонями мое лицо и стал быстро целовать - в глаза, в лоб, в губы, а потом снова обнял, прижав мою голову к своему плечу. Коуэн очень редко показывал свои чувства ко мне при посторонних людях, но сейчас, кажется, ему было все равно. Маю Тай тактично отвернулся и подошел к Адису, по-прежнему сидевшему на полу, и присел рядом с ним на корточки.
   -Ну, рассказывай. Кто же тебя так подставил?
   Адис огрызнулся.
   -Я не понимаю.
   -Все ты понимаешь. Надо быть полным идиотом или законченным мерзавцем, чтобы согласиться на такую грязную работу. И много тебе заплатили?
   -Иди ты!
   Адис встал с пола. Маю Тай тоже выпрямился. Коуэн отпустил меня и хотел подойти к ним, но я встревожено удержала его за руку. Коуэн шепнул:
   -Не бойся, все хорошо.
   Маю Тай тоже озабоченно оглянулся на него. Коуэн повторил:
   -Ничего, Маю, я спокоен. Слушай, ты... - Он взял Адиса обеими руками за одежду и слегка встряхнул - послышался треск рвущейся ткани. - Я ведь и без применения психической энергии из тебя душу вытрясу. Сейчас ты расскажешь мне все, что ты знаешь о Роуне Крассе и о деле, которое он тебе поручил.
   Адис слегка развязно возразил:
   -Я не знаю ничего о Роуне Крассе. Я впервые слышу это имя.
   Коуэн опустил глаза и нехорошо как-то улыбнулся.
   -Адис, я не боюсь Чойнса. Я возьму тебя за глотку и выверну наизнанку. Ведь Роун Красс именно этого добивался, когда поручал тебе соблазнить мою жену? Ты только одного не учел, Адис. Ты пешка в этой игре. И тебя подставили, чтобы добраться до более важных фигур. Роуну Крассу было нужно, чтобы я тебя убил. И я тебя убью. Ты посмел оскорбить мою жену, и так просто ты отсюда не уйдешь. Я вытряхну из тебя душу и со спокойным сердцем отправлюсь в Чойнс. Мне будет приятно думать, что сижу я там за действительно совершенное дело, а не за сфабрикованное, как Марк Топройт.
   Адис настороженно уточнил:
   -А причем тут Марк Топройт?
   Коуэн с досадой повторил:
   -Притом, что ты дурак, Адис, хоть и считаешь себя необыкновенно хитрым. Роун Красс - известная птица. Он делает свое дело чужими руками, а потом убирает ненужных свидетелей. Что он сказал тебе, когда предлагал эту работу?
   Слова Коуэна, наконец, подействовали, Адис немного побледнел.
   -Он сказал... Он сказал, что мне нужно будет немного последить за одной женщиной. Эрсенкой. С кем встречается, о чем говорит.
   -И все?
   -Нет. Через несколько дней Красс дал мне еще одно задание. Он велел мне сделать так, чтобы она изменила мужу. И муж об этом узнал. Еще лучше, если об этом узнают соседи, сослуживцы - чем больше людей, тем лучше. Всё. Больше я ничего не знаю.
   Коуэн присел на край перевернутого стола.
   -Адис, я хочу рассказать одну историю. Мне кажется, тебе она будет интересна. Примерно год назад небезызвестный Роун Красс вышел из тюрьмы, где он отбывал срок за подлог и мошенничество. Тогда же он встретился с неприметным человеком по имени Тор-Ю. Роуну Крассу порекомендовали его как опытного хакера. Красс предложил Тору-Ю выгодную работу. Нужно было проследить (улавливаешь сходство, Адис?), проследить за одним эстетом, работавшим в Управлении Межзвездных полетов, за Марком Топройтом. В течение длительного времени Тор-Ю исправно поставлял Крассу необходимую информацию. Наконец, стало известно, что Марк ждет поступления значительной суммы денег на оплату проекта, над которым Управление работало в это время. Красс велел Тору-Ю взломать код и перевести все деньги на личный счет Марка Топройта. Для хакера со стажем, каким был Тор-Ю это не составило большого труда. Ему оставалось выполнить только одно дело: обвинить Марка в краже, сообщив вымышленные доказательства. Что он и сделал. В этот же день должна была состояться его встреча с заказчиком, обещавшим выплатить оставшуюся оговоренную сумму. И Тор-Ю пошел на встречу. Хозяин на этот раз не появился. Вместо него пришли несколько дюжих ребят, которые без лишних разговоров затолкали незадачливого хакера в машину и отвезли куда-то на окраину города. Где, очевидно, в каком-нибудь подвале раскроили бедняге голову. Затем ночью тихонько отвезли его домой, благо жил он не в центре, где было бы слишком много лишних глаз. Аккуратно положили на пол, взяли ломики, отодрали от камина мраморную глыбу и бросили на голову так и не пришедшего в сознание бывшего уборщика. Точно установлено, что смерть его наступила именно в этот момент. Все это было сделано, чтобы подозрение пало на Марка Топройта. Для большей убедительности в квартире оставили несколько предметов, похищенных в свое время у Марка самим же Тором-Ю.
   Коуэн рассказывал, а я не сводила глаз с лица Адиса. Поначалу он слушал рассеянно, всем своим видом показывая, что все это его совершенно не интересует, но потом, не отрываясь, стал смотреть на Коуэна, бледнея все больше и больше. Под конец в его глазах отразился самый настоящий страх.
   -Вот и скажи мне, Адис Экью, как, по-твоему, Роун Красс задумал убить тебя, чтобы окружающие подумали, будто это сделал я?
   Адис спросил вдруг охрипшим голосом:
   -Почему ты решил, что он хочет меня убить?
   -Сопоставляю факты. Тебе не приходило в голову, для чего Роуну было нужно, чтобы о скандале в моей семье узнало как можно больше людей? Для того, чтобы сделать больно мне, вполне достаточно было бы поставить в известность одного меня. Так что же? Не лучше ли мне самому все закончить, не утруждая работой столь почтенного человека? А, Адис?
   Коуэн порывисто встал и шагнул к нему. Адис отшатнулся, а Маю Тай предостерегающе поднял руку. Коуэн усмехнулся.
   -Не бойся. Я еще не дошел до такого состояния, чтобы устраивать в своем доме кровавые расправы. Говори, когда Красс должен встретиться с тобой.
   -С-сегодня. В шестнадцать часов, в заброшенном доме по Илиони-тич. - Губы у Адиса словно примерзли и не слушались его.
   -Где именно? Илиони-тич сплошные трущобы.
   -Дом восемнадцать.
   -Отлично. Сегодня ты пойдешь туда, Адис.
   Он категорично помотал головой.
   -Нет. Ни за что. Роун сказал мне, что сегодня он со мной окончательно расплатится. Я догадываюсь, что это будет за расплата.
   -Ты пойдешь туда, Адис, и поможешь нам поймать Роуна Красса. Только в этом случае я соглашусь простить тебе то, что ты сделал.
   Адис Экью закрыл ладонями лицо. Его сгорбленная фигура выражала отчаяние. В этот момент на лестнице послышались робкие шаги. Эдони, поеживаясь, вышел к нам. Увидев Коуэна, он искренне обрадовался.
   -Коуэн! Ты приехал! Значит, этери Карина тебя все-таки нашла? Я так боялся, что она не успеет.
   -Да, Эдони, она меня нашла.
   -Тебе пригодилась моя запись?
   -Очень пригодилась. Спасибо тебе, Эдони. Ты здорово нас всех выручил.
   Тут Адис поднял голову.
   -Запись? Значит, это ты... Это ты, щенок... А я-то все понять не мог, откуда они могли узнать. Я же видел, как ты возился в комнате со "спевосом", как я сразу не догадался. За это ты мне еще ответишь.
   В его голосе звучала ненависть и неприкрытая угроза. Маю Тай прикрикнул на него.
   -Закрой свой рот, Адис, или я тебе сам его закрою. Спасибо скажи мальчишке за то, что он тебе жизнь спас.
   Адис зло рассмеялся.
   -Спас? Чтобы вы потом сами отправили к Крассу, который меня теперь обязательно прикончит. Нечего сказать, спасибо огромное.
   Он коротко, отрывисто вздохнул, так что это было похоже на всхлип, и сел в кресло, справедливо полагая, что Коуэн его сейчас ни за что не отпустит.
  

-6-

   До шестнадцати часов была еще масса времени, поэтому Эдони Коуэн отправил домой, опасаясь, как бы его не хватилась бабушка. На это мальчик только махнул рукой.
   -Да ей все равно, ночевал я дома или нет. У нее вчера свидание было с одним типом, ей не до меня.
   Он все-таки пошел домой, беспечно размахивая руками, болтавшимися в широких рукавах его куртки-балахона.
   Маю Тай остался у нас. Адиса заперли в маленькой комнате на первом этаже, чтобы не вздумал сбежать. Алинка, проснувшись и увидев Коуэна, повисла у него на шее. Она вцепилась в него и руками, и ногами и молча прижалась щекой к его груди. И Коуэн опять виновато посмотрел на меня. Я чувствовала, какое огромное раскаяние он испытывает из-за того, что за решением проблем других людей совсем забыл о своей семье. Но я не упрекала его. Я все простила ему за один вот такой любящий и виноватый взгляд.
   Весь день Маю Тай провел в нашем доме. Коуэн о чем-то разговаривал с ним по-раманийски. Адис Экью смотрел на всех с угрюмой настороженностью. Ему, очевидно, совсем не нравилась роль приманки, с помощью которой Коуэн хотел поймать Роуна Красса. Как затравленный зверь, опустив голову и наморщив лоб, он сидел на полу в той комнате, куда поместил его Маю Тай. Когда кто-нибудь проходил мимо него, по лицу его пробегала дрожь. Было видно, что какая-то неотвязная мысль сидит в его мозгу. При Коуэне, который без труда мог бы разгадать любой его замысел, Адис напускал на себя развязный вид и начинал что-то насвистывать. Коуэн морщился.
   -Адис, я не звал тебя в свой дом. Если бы ты был не столь жадным и самоуверенным, тебе сейчас не пришлось бы изощряться в употреблении ненормативной оранской лексики. Я ее тоже неплохо знаю, поверь.
   Когда Коуэн отходил, лицо Адиса искажала злобная гримаса, а потом оно опять застывало в угрюмой задумчивости.
   В четырнадцать часов мы сели обедать. За столом был слышен только веселый щебет Алинки. Слушая ее голос, суровый, неулыбчивый Маю Тай оттаивал, лицо его становилось доверчивым, мягким, почти детским. И я снова думала о том, что этому доброму человеку очень не хватает простого семейного счастья, женской любви и детского смеха. Коуэн смотрел на меня, потом, опустив глаза, чему-то улыбался. Я, спохватившись, вопросительно взглядывала на мужа. Не увидел ли он в моем отношении к Маю Таю что-то большее, чем просто жалость? Еще не хватало, чтобы он меня приревновал к другу. Но Коуэн чуть заметно покачал головой. Я поняла, что это было ответом на мой вопрос, и вздохнула. Тяжело быть все-таки женой эстета!
   Закончив обедать, Маю Тай встал и сказал, что отнесет еду нашему пленнику. Он вошел в комнату, а потом стремительно вышел.
   -Коуэн! Адис сбежал!
   -Сбежал?
   -В комнате никого нет. Окно открыто.
   Коуэн вскочил со своего места и почти влетел в пустую комнату. Адиса действительно не было в ней, а окно было распахнуто настежь.
   -Ч-черт! Атона!
   Домашний компьютер тут же невозмутимо отозвался:
   -Что? Я слушаю тебя, Коуэн.
   -Почему ты не дала сигнал, когда открывалось окно? Почему оно вообще было не заблокировано?
   -Окно открывалось с внутренней стороны. У меня не было запрещения. Ты мне ничего не сказал, поэтому не надо на меня кричать. У меня есть данные об этом человеке, он был в доме более пяти раз.
   Коуэн сразу остыл. С досадой он потер лоб и сказал:
   -Да, ты права, Атона. Прости, ты ни в чем не виновата. Это я сам... Вот ведь невезенье. Маю, давай так. Я сейчас быстро схожу в дом номер шесть. Может быть, Адис пошел туда. Хотя я в этом не уверен. Скорее всего, он рванул сейчас к вокзалу, в течение этого получаса наверняка будет какой-нибудь десс. Ты поедешь туда и проверишь. А потом, даже если Адиса не найдешь, езжай на Илиони-тич. Нам нельзя упустить Роуна Красса. Встретимся там.
   Проходя мимо меня, Коуэн на ходу обнял меня, прикоснувшись губами к моему лицу.
   -Пожелай мне удачи.
   -Удачи. Коуэн, будь осторожнее. Ради бога.
   Я мысленно перекрестила его спину, когда за ним закрывалась дверь
   После ухода Коуэна и Маю Тая в нашем доме стало тихо и грустно. Я не находила себе места от беспокойства. Мысль о том, что Коуэн подвергается какой-то серьезной опасности, заставляла меня нервно кусать губы. Алинка, почувствовав мою тревогу, молча подошла ко мне и прижалась, обняв меня своими тонкими руками. Я села, взяла дочку себе на колени. Она, как громоотвод, бескорыстно брала на себя груз наших семейных проблем. Мне всегда становилось легче на душе, когда она сидела рядом со мной, доверчиво прижавшись ко мне своим маленьким теплым телом, в котором стучало искреннее доброе сердечко. Так мы сидели с ней, просто молча обнявшись, когда вдруг в дверь позвонили. Я встрепенулась.
   -Атона, кто это?
   Машина ответила:
   -Не знаю. Этот человек ни разу не был в доме. Мне незнаком его биологический импульс.
   -Это не Маю Тай?
   -Нет.
   Я осторожно подошла к двери и неуверенно спросила:
   -Кто там? Назовите свое имя, пожалуйста.
   В ответ мне прозвучал вызывающий женский голос.
   -Это Линда Экью. Открывайте. Я не собираюсь разговаривать через дверь.
   Я открыла. На пороге стояла высокая женщина с резкими чертами лица. Накрашена она была так сильно, что я затруднялась определить ее возраст. Но судя по одежде - очень откровенной по меркам Астры - она должна была быть довольно молодой. Женщина, уперев руки в бока, надменно оглядела меня. Под этим неприязненным взглядом я съежилась и внутренне ощетинилась.
   -Что вам нужно?
   -Я хочу вас предупредить. Если не прекратятся эти бесконечные хождения моего внука в ваш дом, я знаю, куда мне нужно обратиться. Мне надоело, что Эдони тут обрабатывают, настраивая его против родных. Мальчик из-за вас постоянно втянут в какие-то авантюрные дела. И я не потерплю, чтобы какие-то эстеты решали, куда ему идти и что делать. Я его бабушка! Это понятно? И только я отвечаю за него перед его родителями.
   Ошеломленная таким несправедливым нападением, я растерянно спросила:
   -Да что случилось-то?
   -Что случилось? Она еще спрашивает? Приехали какие-то люди на машине, сказали Эдони, что Коуэн велел ему ехать с ними, мальчишка и сорвался с места! И бабушка ему уже не указ!
   -Как Коуэн велел? Он ведь...
   Я замолчала. Внезапный острый страх прошел по мне ледяной волной. Я прекрасно понимала, что Коуэн, полчаса назад отправившийся искать Адиса, не мог прислать за Эдони машину. Да и зачем ему это нужно? Какие-то люди, манипулируя именем Коуэна, заманили Эдони в ловушку. Такая сильная тревога за этого мальчика, который стал для меня таким же родным, как сын или брат, овладела мной, что меня слегка тряхнуло. Я быстро спросила:
   -Как выглядели эти люди? Сколько их было? На какой машине они приезжали?
   Бабушка Эдони недовольно поморщилась.
   -Это тут причем? Я вам говорю - я вас предупреждаю...
   -Поймите вы! Коуэн не мог прислать за Эдони машину. Это сделал кто-то другой. Я догадываюсь - кто. Поэтому я и спрашиваю - на какой машине они приехали? Мальчику грозит опасность!
   -Опасность? Я так и знала! Вот до чего доводит дружба со всякими... эстетами.
   Я чуть не закричала:
   -Скажете вы или нет?!
   -Номера я не запомнила. Темно-синий хьюлинк. Буквы, кажется, "эу", "си" и еще какие-то.
   -Сколько их было?
   -Двое. Симпатичные такие ребята. Но я предупреждаю: если с Эдони что-нибудь случится, ответите за это вы!
   Она многозначительно на меня посмотрела и повернулась ко мне спиной. Я взглянула на часы. Они показывали пятнадцать часов десять минут. Закрыв дверь, я подошла к дочери.
   -Алиночка, слушай меня внимательно. Я должна сейчас снова уйти. Эдони попал в беду, и мы должны его выручить. Ты посидишь дома и подождешь нас, договорились?
   Алинка молча кивнула. Она не стала плакать и капризничать. Моя девочка была умненькой, она все понимала.
   -Дверь никому не открывай. Никому, слышишь? Я и папа откроем сами, а если придет Маю Тай, скажешь ему, пусть идет искать Эдони.
   Я поцеловала ее.
   -Не бойся, мы скоро вернемся. Если будет очень страшно, поговори с Атоной. Пусть она с тобой во что-нибудь поиграет.
   Алинка снова кивнула.
   -Мама, а с Эдони ничего плохого не случится?
   -Нет, маленькая. Все будет хорошо.
   Я дала инструкции Атоне, быстро собралась и вышла из дома. На улице я со вздохом огляделась по сторонам. Я совсем не была уверена в том, что все будет хорошо. Предчувствие беды не оставляло меня. Я с замиранием сердца думала об оставленной в пустом доме дочери, но она находилась под защитой Атоны. А вот Эдони... Что с ним, где он сейчас? Подручные Роуна Красса похитили мальчика. Кому еще могло понадобиться увозить мальчишку? Роун Красс что-то задумал против Коуэна. И пока преимущество было на его стороне.
   Я знала, куда мне нужно ехать. Илиони-тич, дом восемнадцать. Именно там была назначена встреча Роуна Красса с Адисом Экью, там договорились ждать друг друга Коуэн и Маю Тай. В скоуре была подробная электронная карта города Соди. Я набрала на клавиатуре название улицы, и на экране высветилась узкая ленточка на северо-западе мегаполиса, почти на самой окраине. И тут же тонкими паутинными линиями обозначились номера маршрутов, которые были мне нужны, чтобы добраться до этого места. Мне нужно было сделать две пересадки. На всю дорогу должно было уйти не больше получаса. И я подгоняла скоур, который и так мчался с немыслимой скоростью: "Скорее! Скорее!"
   Мне повезло. Я почти не задерживалась на остановках, когда делала пересадку. Интервал движения скоура был около пяти минут - какими долгими они кажутся, когда торопишься! Но я попадала с одного поезда на другой почти сразу. Наконец, моя остановка: "Илиони-тич". Я вышла, и двери за моей спиной захлопнулись с тихим свистящим звуком. Поезд покатился дальше, увозя своих многочисленных пассажиров по их неотложным делам, а я робко вступила на покрытие дороги.
   Илиони-тич была узкой улицей, застроенной старыми домами, многие из которых давно пустовали, покинутые жителями, уехавшими в более престижные районы. С ощутимым страхом входила я на эту незнакомую территорию. Не люблю я заброшенных мест вроде пустырей, свалок и заколоченных домов. Обычно они являются пристанищем всяких темных личностей, встреча с которыми представляет реальную угрозу для жизни.
   Я шла, внимательно всматриваясь в номера и с опаской поглядывая в пустые глазницы выбитых окон. Если бы мне пришлось идти здесь вечером или ночью, я, наверное, не смогла бы сделать и шагу от страха. Но сейчас, к счастью, был еще день. Магния только-только начинала склоняться к горизонту, заливая улицу яркими лучами, которые уже приобретали слегка фиолетовый оттенок.
   Я шла, стараясь, чтобы шаги мои были уверенными и твердыми, а в душе замирала от ужаса. О том, где находится дом восемнадцать, я догадалась задолго до того, как увидела номер. На улице, совершенно пустынной, стояла машина. Темно-синяя, буквы "эу", "си" на капоте. Неприятная холодная волна прокатилась по моей спине. Вот я и пришла. Что, если Роун Красс и его ребята здесь, а Коуэна здесь нет? Или уже что-то случилось непоправимое с ним, с Маю Таем или Эдони? Зачем я приехала сюда? Чем я могу помочь своему мужу? И тут же я ответила сама себе: ну уж, конечно, не тем, что буду стоять здесь и трястись от страха. Надо что-то делать. Эта мысль придала мне сил. Мне нужно туда идти, потому что Коуэну, возможно, необходима моя помощь. Превозмогая слабость, от которой дрожали мои колени, я вошла в подъезд дома номер восемнадцать по улице Илиони-тич.
   Дом был нежилым. Пятиэтажное здание с ветхими стенами, с которых кое-где совершенно осыпалась штукатурка, обнажив скелет деревянных перекрещенных реек, засыпанные мусором ступени лестницы и поломанные перила - все это отдавало старостью и запустением. Я шла, и под моими ногами хрустели разбитые стекла и сухая штукатурка. В тишине звучали только мои робкие шаги. Настороженность не покидала меня. Ощущение засады заставляло меня вжимать голову в плечи. Я ждала, что в любой момент кто-то страшный кинется на меня из-за обшарпанной стены. Сердце мое сжималось, когда мне приходилось сворачивать за угол.
   Я поднялась до третьего этажа и вдруг услышала чьи-то голоса. Они звучали приглушенно, скрадываемые толщей стен, но акустика пустого здания позволяла расслышать каждое слово. И голос был знакомым. Лучше бы я никогда его не слышала.
   -Да, долго я смеялся, когда этот дурак Адис рассказал мне, как ты хотел поймать меня. Меня! Роуна Красса! Сопляк! Как всегда - самонадеянность эстетов, считающих себя лучшими из лучших. Элитой. Хотя надо признать - ты хорошо поработал. Еще чуть-чуть, и ты действительно узнал бы всю правду.
   -Я и так ее узнал. - Услышав голос Коуэна, я едва не закричала. Где он? Что с ним? Господи, да когда закончится эта проклятая лестница!
   -Нет, то, что ты узнал, это так, пыль. То, что принято называть "факты". Я немножко отомстил твоему другу, Марку Топройту. Тому самому, который шесть лет назад упек меня в этот вонючий могильник Таурити-ту. Неужели он думал, что я ему это прощу? Роун Красс такого не прощает. Меня обвинили в присвоении денег Управления. Если бы не этот принципиальный идиот, никто никогда не узнал бы ни о чем. Но ничего. Теперь он сам понял, что такое сидеть в камере. Чойнс по сравнению с Таурити-ту - это рай. Но одно меня радует. Для вас, хлюпиков-эстетов и эта тюрьма - могила. Жаль, ты в ней уже вряд ли окажешься. Тебе я приготовил другой сюрприз.
   -Ты меня собираешься убить? Не боишься? За нарушение этерийской неприкосновенности тебе самому Таурити-ту раем покажется.
   Красс зло рассмеялся.
   -Что ж, по-твоему, я пойду к сэтам и сам на себя донесу? Никто никогда ничего не узнает. А жена твоя ничего не сумеет доказать. Ее просто нет. Пар, воздух, эрсенка. Ее словам никто не поверит. А если по правде... Хочешь узнать всю правду? Напоследок? Я просто ненавижу. Не тебя. А всех вас, всех эстетов. Возомнили себя чуть ли не богами и считаете, что вправе указывать, как нужно жить. Меня бесит, когда я вижу на улице ваши физиономии. Вы - пережиток прошлого, от которого необходимо избавиться. Вот это я и делаю - уничтожаю вас одного за одним. Очищаю планету, чтобы нормальным людям дышалось свободнее. Не нужны вы Астре. И мне не нужны.
   Я шла и сердце, гулко стучавшее в моей груди, причиняло мне боль. Коуэн в опасности. Надо помочь ему, но как? Если бы я могла стать вдруг могущественной богиней, способной наказывать и награждать людей по справедливости. Или хотя бы... Лариной-аю, покровительницей и заступницей всех тех, кто ушел из родного дома в плаванье по жизненному морю. Но я всего лишь слабая женщина из плоти и крови. И что мне делать - не знаю.
   И вдруг я увидела Маю Тая. Он стоял, прижавшись к стене и напряженным взглядом смотрел в мою сторону. Встретившись со мной глазами, он поднял палец к губам. Я замерла. Мне все стало ясно. Коуэн один угодил в засаду. Маю Тай пришел незадолго до меня и теперь выжидает, выбирая удобный момент, чтобы выручить друга. В руках у Маю Тая было оружие - печально знакомая мне длинная серебристая палка. Судя по всему, он разоружил охранника, которого, без сомнения, оставили при входе. Вот почему меня никто не остановил! Но теперь мне надо быть вдвойне осторожней, чтобы не помешать Маю Таю. Я вжалась в стену.
   С моего места мне был хорошо виден дверной проем и стоявший спиной к нам в скучающей позе высокий широкоплечий парень. Он играл ключами, вертя их между пальцами. Скорее всего, это был телохранитель Роуна Красса. Он мог в любой момент оглянуться и поднять тревогу. Маю Тай показал жестами на меня и на лестницу вниз. Потом изобразил, словно топает ногами. А затем показал на себя и на косяк двери. Я поняла его. Маю Тай хотел, чтобы я отвлекла охранника. Услышав шум на лестнице, он непременно захочет выяснить, что там происходит. И у Маю Тая появится шанс, не привлекая лишнего внимания, избавиться еще от одного противника. Вряд ли он его убьет, скорее всего, просто оглушит.
   Я согласно кивнула и начала осторожно спускаться. Когда я оказалась ниже этажом и можно было не опасаться, что меня увидят, я огляделась, вздохнула и стала снова подниматься вверх, стараясь производить как можно больше разнообразных звуков. Надеюсь, что план Маю Тая сработает.
   И вдруг сверху раздался шум. Звуки борьбы, а потом - выстрелы. Я бегом преодолела оставшееся до места событий расстояние. Не знаю, сумела бы я помочь мужу или, что вернее, помешать. Но к моему появлению все было закончено. В комнате, освещавшейся косыми лучами местного солнца - Магнии, было несколько человек. В дверном проеме лежал без сознания уже знакомый мне широкоплечий телохранитель. Возле окна Маю Тай укладывал на пол еще одного, вырубленного точным ударом. То, что происходило в глубине комнаты, мне не было видно. Но главное, я увидела Коуэна. Он был жив и здоров. Заметив меня, Коуэн перескочил через тело охранника, схватил меня за руку, оттащил от дверного проема и прижал к стене.
   -Как ты здесь оказалась, Рина? Стой тут и не высовывайся.
   Затем он снова метнулся в комнату. Оттуда три раза подряд прогремели выстрелы. У меня ослабели ноги. Я ринулась вперед, перешагнула через лежащего парня, но в комнате уже Маю Тай перехватил меня за руку.
   -Куда! Сказано - стой здесь!
   Как я могла стоять на месте, зная, что мой муж ранен или даже убит? Но, повинуясь властному жесту Маю Тая, я села на единственный в комнате стул. Обстановка комнаты была совсем скромной. Кроме этого стула, на котором до меня, по всей видимости, сидел Роун Красс, здесь ничего не было. Голые стены со следами побелки, и больше ничего. В центре комнаты навзничь лежал еще один мужчина. Надеюсь, раненый или оглушенный, а не убитый. В боковой стене, как оказалось, была еще одна дверь, сейчас приоткрытая. Именно туда, очевидно, скрылся Роун Красс, и туда же пошел Коуэн. Маю Тай, вооружившись уже каким-то другим оружием, больше похожим не на винтовку, а на автомат, осторожно проскользнул следом за ними. Где-то далеко в доме раздался еще один выстрел. Я в отчаянии закрыла лицо руками.
   Несколько минут, казавшиеся бесконечными, я так сидела, не шевелясь, но потом уже не в силах была выносить тишину и неизвестность. Я вскочила и быстро пошла в ту же сторону, где скрылись Коуэн и Маю Тай. Соседняя комната оказалась пустой. Но за ней открывалась еще и еще одна - целый ряд точно таких же комнат со сквозным проходом. Это был запутанный лабиринт бесконечных ходов и пустых помещений. Я испугалась, что могу заблудиться, и вернулась назад, в то место, где на полу лежали без сознания трое мужчин. Один из них, тот, что лежал в центре, как раз застонал и приподнял голову. Я закричала:
   -Маю Тай! Ты где?
   В дверях бесшумно появился Маю Тай, легонько ударил очнувшегося по голове рукоятью своего массивного, по виду, автомата. Тот снова рухнул на пол. Маю Тай озабоченно посмотрел на пленников.
   -Связать их надо, пожалуй. Посмотри пока.
   Он положил свое оружие на пол рядом с моими ногами, волоком перетащил всех бессознательных наемников в одно место. Затем достал из кармана веревку и начал связывать им руки за спиной, соединив всех трех дополнительным узлом. Когда все было закончено, я робко спросила у Маю Тая, панически боясь услышать страшный ответ:
   -Маю Тай, что там с Коуэном?
   -Ничего. Вот он.
   В этот момент в комнате действительно появился Коуэн. Он вытирал рукой кровь с поцарапанной щеки. Я подбежала к нему, обхватила его руками и прижалась щекой к его груди.
   -Живой... Как я испугалась. Тебя ранили?
   -Ерунда, царапина.
   Я осторожно прикоснулась к его лицу. Рана действительно была небольшой, пуля прошла вскользь. Но прошла в миллиметре от головы. Коуэн взял меня за руку и серьезно спросил:
   -Рина, объясни мне, как ты здесь оказалась. Почему ты здесь? Где Алинка?
   -Дома. Коуэн...
   Но от пережитого страха у меня вдруг перехватило горло. Я прижалась к мужу и заморгала глазами, которые снова наполнились слезами. Коуэн прикоснулся губами к моим волосам и погладил меня по голове.
   -Ну все, все, успокойся. Все хорошо.
   Я тихо спросила, вытирая горячие капли со щек:
   -Ты догнал Роуна Красса?
   -Нет. У них там еще одна машина была. Во дворе. Он сбежал и еще один его подручный. Но ничего. Теперь ему не спрятаться. Теперь у меня есть несомненные доказательства. Я добьюсь, чтобы был объявлен международный розыск. У меня есть четыре свидетеля, которые подтвердят мои слова. Маю Тай и вот эти. - Он взглянул на пленных. - Чтобы спасти собственные шкуры, они готовы будут подтвердить что угодно.
   -Роун Красс стрелял в тебя?
   -Не попал же.
   -Коуэн, они похитили Эдони.
   -Что?
   -Вы только ушли, к нам домой пришла бабушка Эдони и стала кричать, что якобы ты велел мальчику сесть в машину и ехать куда-то. Она возмущалась тем, что мы дурно влияем на ее внука. А я подумала - как ты мог прислать за ним машину? Это наверняка Роун Красс твоим именем выманил Эдони из дома. Я испугалась - вдруг они с ним что-нибудь сделают? Поэтому я приехала сюда. А тут машина стоит, та самая, про которую говорила бабушка Эдони. Коуэн, ты не видел его?
   Коуэн медленно покачал головой. А Маю Тай хмуро заметил:
   -Вот про какой сюрприз говорил Роун Красс.
   -Маю... - Коуэн быстро взглянул на своего друга. - Мы должны найти мальчика. Надо обыскать дом. Наверняка они прятали его где-то здесь. Вперед. Быстрей!
   Мы втроем пошли по этому огромному пустому дому, перекликаясь и зовя Эдони. Эхо прокатывалось по комнатам и отдавалось где-то в дальних уголках. Квартиры переходили одна в другую, и весь дом представлял собой огромный, нескончаемый лабиринт.
   Наконец, в одном месте послышались тихие стоны. Первым туда подошел Маю Тай.
   -Коуэн, иди сюда, полюбуйся. Ну что, беглец, спасло тебя твое бегство? Ты, гадина, зачем мальчишку подставил? Мало было тебе про нас Роуну рассказать, ты еще и племянника решил ему отдать?
   Адис, жалкий, беспомощный, со связанными за спиной руками и заклеенным ртом, лежал на полу. Увидев мрачное лицо Коуэна, не обещавшее ему ничего хорошего, он задергался. А когда ему освободили рот, быстро заговорил:
   -Я не виноват. Они следили. Я не успел за ограду выйти, меня схватили и затолкали в машину. Они били меня.
   -И чтобы спасти свою паршивую жизнь, ты рассказал о том, что мы будем в этом доме и что мы собираемся захватить врасплох Роуна Красса? Так? Отвечай, когда тебя спрашивают!
   Адис вжал голову в плечи. Коуэн, поднявший руку, чтобы ударить его, поморщился и опустил ее снова.
   -Мы встретимся еще на Разбирательстве. И тогда ты все расскажешь. Я всегда знал, что ты способен на подлость, но не догадывался, что до такой степени. Ты думал, что Роун Красс отпустит тебя, если ты свалишь всю вину на ребенка?
   -Я ничего не знаю про Эдони. Что они с ним сделали?
   -Мы тоже этого пока не знаем. Но узнаем обязательно. И моли Святых Покровителей, чтобы мальчик оказался жив и здоров. Вставай.
   Коуэн рывком поднял Адиса с пола. Маю Тай уточнил:
   -Отведешь его к тем троим?
   -Да.
   -Привязать не забудь, а то снова убежит.
   -Не забуду.
   Коуэн повел Адиса, а мы с Маю Таем снова пошли по дому. Снова бесконечный лабиринт пустых комнат. Кое-где встречались обломки старой мебели: столы, стулья, абажуры ламп - следы кипевшей когда-то здесь жизни. Печальное это было зрелище. Маю Тай остался где-то сзади, когда я вошла в одну из таких комнат, захламленную старыми вещами. В углу чернело что-то бесформенное. Я подошла ближе и увидела, что там, прикрытый какими-то картонными листами, скрючившись, лежит Эдони. Я закричала:
   -Коуэн! Сюда! - и наклонилась над мальчиком. Его поза была позой очень замерзшего человека. Он подтянул колени к подбородку и обхватил их руками. Но по его закушенным губам и белому-белому лицу я поняла, что согнулся он так не от холода, а от боли. Эдони был в сознании, он смотрел на меня страдающими, широко раскрытыми глазами и молчал. Под его телом на полу расплывалась кровавая лужа. Я крикнула во второй раз, уже со слезами:
   -Коуэн! Ну где же ты?!
   Сзади бесшумно возник Маю Тай.
   -Что здесь?
   Он взглянул на Эдони, и желваки на его щеках заходили.
   -Ребенка-то за что?
   И тут, наконец, я услышала шаги Коуэна. Он быстро подошел к мальчику и опустился перед ним на колени.
   -Что с тобой, малыш?
   Мальчик выдохнул:
   -Коуэн... Я умру?
   Коуэн сказал очень спокойным, уверенным тоном:
   -Ну что ты выдумал? Выброси эту глупость из головы. Давай-ка я лучше посмотрю, что там у тебя.
   Эдони жалобно признался:
   -Мне больно, Коуэн.
   -Ничего, малыш. Сейчас все пройдет.
   Я стояла рядом, закусив губы. Коуэн попросил:
   -Рина, нужен свет. - Пока мы ходили по дому, стало уже темнеть.
   Я бросилась в угол, где я видела разорванную коробку со свечами. Я взяла столько, сколько могла удержать в руках. Маю Тай достал спички. Мы зажгли все свечи.
   Коуэн взял Эдони за плечи и осторожно положил на спину. Мальчик доверчиво смотрел в его глаза. Боль, видимо, отпустила, лицо его расслабилось, и на губах даже появилась слабая улыбка. Коуэн молча смотрел на рану в животе у мальчика. Когда Эдони разогнулся, из нее заструилась кровь. Маю Тай тоже застыл. Я тихо спросила, благоразумно перейдя на свой язык:
   -Что, Коуэн? Очень плохо?
   -Безнадежно.
   От этого горького слова у меня вдруг задрожали губы. Я смотрела на Эдони, в его чистые синие глаза и не хотела верить в то, что мальчик должен умереть. Вот он, маленький, доверчиво смотрит в наши глаза и надеется, что теперь все будет хорошо. Почему мы его обманываем? Неужели совсем ничего нельзя сделать? Я умоляюще взглянула на Коуэна. Он сказал опять на моем языке, не глядя на меня:
   -Рина, он умрет по дороге в больницу. Слишком большая кровопотеря. Его можно попытаться спасти, но только если операция будет сделана сейчас, немедленно. Да и то, один шанс из ста, что он выживет.
   -Коуэн, ты должен это сделать! Даже если есть всего один шанс, ты не имеешь права лишать его мальчика.
   Голос мой вдруг зазвенел от слез. Эдони и Маю Тай немного встревоженно слушали наш разговор, непонятный для них. Ребенок, видимо, не чувствовал боли, но он слабел на глазах. Личико его стало почти прозрачным. Я требовательно посмотрела на мужа. Коуэн сжал губы и покачал головой.
   -Рина, я не смогу сделать такую операцию.
   -Коуэн, ты врач. Ты хирург.
   -Я закончил всего лишь третий курс медицинского института. Для выполнения операции такой сложности требуется огромный опыт.
   -Коуэн, ты должен. Ты обязан спасти мальчика. Ты сможешь, я знаю.
   Он опустил глаза.
   -Рина, я не имел бы права на выполнение такой операции даже на Земле, имея незаконченное медицинское образование. На Астре, если я сделаю ее и мальчик умрет, я прямым ходом отправлюсь в Чойнс.
   Я прямо посмотрела на него.
   -И ты этого боишься?
   Он вскинул взгляд. Мы две секунды смотрели в глаза друг другу. Я все понимала. Я понимала страх Коуэна. Страх не за себя - за нас с Алинкой. Если он окажется в Чойнсе, что будет с нами на Астре? Я понимала его неуверенность в собственных силах. Сделать сложную хирургическую операцию - это совсем не то же самое, что лечить растяжения связок или ушибы. Я знала, как дорог Коуэну Эдони. Если мальчик умрет под его руками, он себе этого не простит. Но только сможет ли он простить себе то, что мог спасти ребенка и не захотел? Это он себе простить сможет?
   Коуэн вдруг сказал:
   -Рина, у меня нет инструментов.
   -Ты можешь их сделать. Ведь можешь?
   Он выдохнул:
   -Да. А нитки? Их нельзя создавать. Представь, что будет, если после операции они исчезнут.
   Я быстро спросила:
   -Шелковые? Вот такие подойдут?
   Я скинула через голову свой хак - верхнее одеяние - и осталась в коротком, плотно облегающем тело платье. Маю Тай глянул с недоумением. Ах, да. На Астре считается неприличным появляться в таком виде при посторонних. Плевать. Коуэн сказал:
   -Подойдут. Рви.
   Я стала разрывать тонкое шелковое полотно на узкие ленты, а их уже разбирать на нити. Он в это время, сосредоточившись и закрыв глаза, стал брать из воздуха блестящие хирургические инструменты. Тут же неизвестно откуда взялась небольшая плитка с кипящей на ней водой в плоской прямоугольной емкости. Коуэн один за другим клал туда созданные им самим пинцет, зажим, иглу и еще какие-то инструменты, ни названий, ни назначения которых я не знала. Потом он взял у меня пучок шелковых ниток и бросил туда же, в кипяток.
   Маю Тай и Эдони с тревогой следили за нашими действиями. Маю Тай спросил, наконец:
   -Будешь делать операцию?
   -Да.
   -Не боишься?
   -Боюсь. Очень. Помоги мне. Надо поднять и перенести мальчика на стол. Рина, будешь держать свечи. Встань вот здесь.
   Я быстро выполнила его требование. С той секунды, как Коуэн решился на операцию, тон его слов изменился - стал уверенным и спокойным. И я помогала ему всем, чем могла. Я была уверена в своем муже. Я знала, что это ему по силам. Эдони не умрет.
   Я повторяла про себя, как заклинание. Эдони не умрет. Во мне не было ни тени сомнения. Если Коуэн взялся за эту операцию, значит, он спасет мальчика. Я уже забыла его слова об одном шансе из ста, о зловещей тени Чойнса, стоявшей за нашей спиной. Я верила во всемогущество человека, которого любила.
   Коуэн ласково погладил Эдони по голове. Мальчик только слабо ему улыбнулся. Коуэн прошептал:
   -Прости меня, малыш, - и резко убрал свою руку с его тела. Эдони тихо вскрикнул и потерял сознание. Я со вздохом спросила:
   -Зачем?
   -У нас нет анестезии. Я не могу ее создать.
   Он быстро взял из воздуха пузырек со спиртом и вылил на свои руки. Брошенный на пол пустой пузырек мгновенно исчез. Так же мгновенно испарилась вода из емкости с инструментами. Все предметы, материализованные Коуэном, подчинялись его воле, словно мановению волшебной палочки.
   Я с напряжением смотрела на лицо Коуэна. Я не могла смотреть на рану и на то, что он с ней делает. Я видела лишь глаза мужа и его затвердевшие скулы. И верила в одно - Эдони будет жить.
   Не знаю, сколько времени длилась операция. Наверное, долго. Секунды и минуты вдруг повисли в воздухе, каждая из них была бесконечной. И вдруг Коуэн замер с иглой в руках. Лицо его резко побледнело, на лбу выступила капельки пота. Он смотрел на Эдони. Запрокинув голову, мальчик лежал, чуть приоткрыв рот. И не видно было пульсации на тонкой голубой жилке у него на шее. Я посмотрела на него, на Коуэна, снова на Эдони. Тоскливый страх тугой петлей был готов уже захлестнуть мое сердце, но я усилием воли прогнала его. Нет, это неправда. Эдони не умер. Я всеми силами души хотела, чтобы мальчик был жив. Мне вспомнилось, как когда-то, несколько лет назад Коуэн лежал умирающий в моей квартире в Дорптауне. И как мне тогда тоже один раз показалось, что все кончено. Но потом я подошла и взяла его за руку. И оказалось, что он просто спит. Эдони не умер. Он не может умереть, потому что мы все очень сильно хотим, чтобы он жил.
   Коуэн несколько секунд смотрел на меня, потом судорожно вздохнул и снова взглянул на мальчика. Эдони был жив. Он даже чуть повернул голову. Коуэн снова склонился над его раной. Но я заметила, как вдруг затряслись руки, державшие иглу. Усилием воли Коуэн унял дрожь и продолжил свою работу.
   Когда, наконец, все было закончено, Коуэн наложил повязку на рану и взял Эдони за руку. Тонкая мальчишеская рука утонула в его ладони. Коуэн считал пульс. Потом попросил Маю Тая:
   -Маю... Вызови, пожалуйста, медицинскую помощь. Теперь мальчик сможет доехать до больницы.
   Когда Маю Тай ушел, Коуэн сел на пол прямо возле стола и обхватил руками голову. Невыразимая усталость была в его фигуре. Я поставила свечи на пол и подошла к мужу. Он поднял голову и хрипло сказал:
   -Рина, так не бывает.
   -Что?
   -Иди сюда, обними меня.
   Я поспешно опустилась на колени рядом с ним и прижалась к его плечу. Его тон и слова пугали меня. Что случилось? Ведь Эдони жив, сейчас придет машина и увезет его в больницу. Коуэн сумел, он его спас. Я верила, что у него все получится. Коуэн вдруг тихо сообщил:
   -Рина, во время операции у Эдони остановилось сердце.
   Эти слова словно ударили меня. Я вскочила и с ужасом взглянула на Эдони. На лице мальчика стал появляться румянец. Но я все-таки положила ладонь на его шею. Кожей я ощутила ровные пульсирующие толчки. Несколько секунд я стояла и слушала, как бьется это маленькое сердце.
   -Коуэн, он жив.
   Он улыбнулся странной улыбкой.
   -Да, сейчас он жив.
   -Коуэн, не пугай меня.
   -Рина, он жив только потому, что ты очень сильно этого захотела. Разве ты этого не почувствовала? Его сердце остановилось. Оно не билось в течение полутора минут. Это ты силой своего желания заставила его снова биться.
   Я растерянно повторила:
   -Так не бывает.
   Коуэн улыбнулся краем рта.
   -Кажется, бывает. Это уже второй случай за время нашего знакомства.
   -Как второй?
   -Ты ведь сама только что вспомнила - когда я лежал в твоем доме. Я остался жив только потому, что ты очень этого хотела. Ведь правда? Ты очень этого хотела?
   -Да.
   -Тогда я был без сознания и не мог проследить за тем, как ты это делаешь.
   Я почти со страхом смотрела на него.
   -И как я это делаю?
   -Очень мощный узконаправленный импульс положительного воздействия на энергетическую систему. Проще говоря, прямой переход психической энергии, причем огромной силы. Меня самого слегка тряхнуло.
   -Но ведь ты говорил, что переход возможен, только если совпадают уровни...
   -Говорил. Но, видимо, мы еще не все знаем о психической энергии. Ты спасла Эдони.
   -Ты делал операцию.
   -Я делал операцию, но жив он благодаря тебе.
   -Теперь Эдони не умрет?
   Коуэн встал и взглянул на спящего мальчика.
   -Нет, теперь он не умрет.
   За окном послышался завывающий сигнал машины медицинской помощи. Следом раздалась еще одна сирена - это Маю Тай вместе с медицинской помощью вызвал отряд сэтов. Когда врачи в синих халатах бережно перенесли Эдони в машину, сэты в черной форме с дубинками у пояса поднимали связанных подручных Роуна Красса.
   Коуэн взмахом руки создал широкий лоскут тонкой полупрозрачной ткани, и я завернулась в него наподобие индийского сари. Все же неприлично было показываться на улице в том виде, каком я находилась. Коуэн обнял меня за плечи, и мы пошли к выходу. У двери Коуэн остановился и оглянулся.
   -Маю Тай, ты идешь?
   Тот грустно улыбнулся и махнул рукой.
   -Идите. Я задержусь. Может быть, в больницу поеду, узнаю, как Эдони.
   -Поезжай. Только потом к нам, обещаешь?
   Маю Тай кивнул. И поднял левую руку к подбородку. Коуэн тоже коснулся лица выпрямленной ладонью, и мы с ним пошли вперед. Прошли Илиони-тич, на остановке подождали нужный нам маршрут и сели в скоур. Всю дорогу до дома мы не разнимали рук, не обращая никакого внимания на окружающих людей. Ни мне, ни Коуэну не было до них дела. Коуэн смотрел на меня, и в его взгляде я читала, как и несколько лет назад: "Я люблю тебя". Или по-орански - "Аи долию ней". Ведь смысл не меняется оттого, что эти слова будут сказаны на другом языке.
   Мне казалось, я до сих пор чувствую в своих руках тепло горящей свечи, которую я держала над Коуэном и Эдони, пока шла операция. "Ларина-аю" в переводе с древнераманийского значит "Надежа на возвращение". И теперь я точно знала - для того, чтобы были живы те, кого мы любим, нужно очень сильно этого хотеть. И тогда даже маленький огонек свечи в непроглядной темноте будет светить ярче, чем маяк.
   Из окна скоура, плавно снижавшего свой ход перед остановкой, были видны синие горы, покрытые снежными шапками, и нежно-фиолетовый большой диск Магнии, садившейся в волны прекрасного озера Эук. Заканчивался еще один день нашего пребывания на Астре.
  
  

Конец

  
  
  
  

Оценка: 5.97*11  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"