Аннотация: открылась, говорю. рассказ, который я не могла не написать.
Всякое бывает...бывают разные дни, случаются разные события...иногда - даже хорошие, что, конечно, очень меня удивляет, а после удивления - радует.
Иногда неприятности идут друг за дружкой, таким рядочком - одна, вторая, третья...у них разные лица - у одних постные мины (такие гордо именуют себя Возмездиями), у других - издевательски ухмыляющиеся рожи (этих я называю Мелкими Падлами).
Когда приходит кто-то из этой компании - больше всего хочется, чтоб он поскорее ушел. Чтобы это существо не стояло над душой, а свалило куда-нибудь подальше. И не возвращалось.
В начале меня уволили с работы. Впрочем, уволили - громкое слово, на работе официально оформлена я не была, поэтому меня просто проинформировали, что "в моих услугах больше не нуждаются". А работа была классная - малоденежная, но ведь не того ищет в жизни прожженный пофигист! - это было славное, тихое, уютное и ненапряжное место, которое я очень любила. Там было просто хорошо. Там бывали люди - но в той пропорции, чтобы не слишком надоедать, там был бесплатный Интернет...
- Слушай, забей ты на эту работу! Найдешь место получше! Там же никакого карьерного роста! И бабки смешные!
- И не по специальности! Ты что ради этого пять лет училась!
Это мои друзья.
Друзья всегда пытаются поддержать и всегда делают это плохо.
Впрочем, возможно, я просто чересчур тяжелый человек. Меня не удержишь.
- Ты же такая творческая личность! Ты же - пишешь! Ну, отнеси свои рассказы в какое-нибудь издательство! Тебя не могут не напечатать!
Это маленькая Ли. Она очень славная, но вечно мелет чушь. Вроде этой. Или еще хуже:
- Может тебе денег одолжить?
Не надо. Спасибо.
А вслух: Спасибо. Не надо.
И улыбнуться.
Потом сломался компьютер. Взял и сдох, скотина такая. Что-то там сгорело. Мне мастер, конечно, объяснил, что и почему, и я даже глубокомысленно покивала ему в ответ, но, разумеется, ничего не поняла.
Компьютер много для меня значил.
Во-первых, это орудие труда.
Во-вторых, средство проведения досуга.
В-третьих, просто старый боевой товарищ.
Предатель, как выяснилось.
Поскребла по сусекам. Прикинула, на что хватит сбережений. Задумалась, от чего следует отказаться. Долго колебалась между статьями расходов "культурно-массовые мероприятия" и "покупка нового пальто". Поначалу склонилась в сторону мероприятий (на Рождество должна была идти рок-опера "Иисус Христос - суперзвезда", которую я давно хотела увидеть) - и, соответственно, отклонилась от пальто.
Ударили морозы.
Пальто стремительно набирало очки.
Я зависла.
Друзья сказали:
- Чего сопли жуешь, работу ищи!
Маленькая Ли снова попыталась дать в долг - на выбор: денег или своё пальто ("Я его вообще не ношу, оно на мне плохо сидит, а тебе пойдет, я уверена!"). Белое, рукава и капюшон оторочены мехом.
Спасибо, не надо (не забыть улыбнуться!)
Да размерчик маловат.
Потом случалась еще всякая фигня:
- заснула и забыла на кухне кастрюлю с кашей. И каша и кастрюля бесславно погибли.
- села на очки и раздавила их - и с горечью задумалась о необходимости сесть на диету.
- разлила чашку кофе на новехонькую библиотечную книгу.
Порой неприятности накрывают с головой - тяжелым и жарким одеялом, и становится так противно дышать затхлым воздухом, полным не особенно ароматных испарений собственной душонки-тушонки. Ты нудишься и думаешь: до чего хреново! И вдруг жизнь решительной рукой срывает этот покров мелких неурядиц - чтобы обрушить на твоё офигевшее сознание весь холод необъятной и непонятной вселенной. Это называется пиздец.
И ты думаешь: а как все хорошо начиналось!
Я еду на поезде "Киев - Санкт-Петербург" на похороны бабушки. В вагоне реально холодно. Люди, завернувшись в несколько одеял (кому сколько удалось выпросить у проводницы) плотными куколками лежат на полках. Окна покрыты толстым слоем ледяных узоров: кажется, будто к стеклу примерзли птичьи перья - да, перья павлина-альбиноса (бывает такой). Ну, или другой вариант - ветки ёлки-альбиноса, но в существовании последней я сильно сомневаюсь.
Я смотрю на окно. Оно красиво, на нем бордовые занавески - под бархат (украинский шик). За окном чья-то ночь - но мне о ней ничего неизвестно, я плохо знаю маршрут.
Периодически по вагону проходит проводница. Это, несомненно, волевая и энергичная женщина. Она контролирует распределение одеял между пассажирами (чтоб всем поровну), и вообще - поддерживает порядок. Иногда из-за этого возникают конфликты:
- Э, прыдурок, прыбэры горилку со стола!
- Чого?
-Того! Нэльзя пыты горилку в общественному транспорти!
- Ну тоди давай пыва!
- Давай гроши - будэ пыво!
- Дэ я тоби визьму гроши?
- Нэма грошэй - нэма пыва! И я тоби ще раз кажу: прыбэры горилку со стола!
Играет радио. Занимающий боковое место парень (руса коса - т.е. хвост - до пояса) мрачно цедит сквозь зубы: "У, попсятина... Сделали бы тише! Типа кто-то это слушает!.."
Я слушаю. Сижу, завернувшись в одеяло, и слушаю.
Валерий Меладзе воет:
- Я не могу без тебя! Я не могу без тебя!
Я реву и вытираю слезы противным колючим одеялом, которое у меня одно, потому что просить второе у проводницы мне влом.
Очень мерзнут ноги.
Надо было надеть две пары носков.
Но я собиралась в такой спешке и в таком ступоре.
Просто внезапно позвонила мама и сказала:
- Бабушка умерла.
И я подумала - надо ехать, подумала - во сколько поезд, подумала - почем билет, подумала - предупредить друзей, что уезжаю. И ничего не почувствовала.
И еще про носки забыла.
Но я же не знала, что дорога будет такой.
Обратно я ехала в гораздо более комфортных условиях. Было тепло, пожалуй, даже жарко, особенно если учесть то, что я надела теплую водолазку, вязаный свитер, две пары колготок, брюки и шерстяные носки.
С собой я везла новое пальто (черное, рукава и капюшон оторочены мехом), очки и кастрюлю.
Соседом по купе оказался первокурсник, возвращавшийся на учебу с каникул. Его провожала мама - расцеловала в обе щеки, назвала "взрослым мальчиком" и наказала "не прогуливать занятий, не питаться всухомятку и не связываться с плохими компаниями". Поначалу "мальчик" (ростом он был где-то метр-восемьдесят) чувствовал себя неловко, но потом мы разговорились. Правда, я не сказала ни слова правды.
- На учебу едешь? - поинтересовался он, увидев у меня в руках книгу.
- Ага, - у меня вид законсервировавшейся вечной студентки, это я знаю.
- А ты где учишься?
- В педагогическом.
- На каком курсе?
- На втором.
- А я на первом. В мореходке, - конечно же, он расспрашивал меня только для того, чтобы потом иметь возможность похвастаться самому.
- Молодец! Здорово!
Легкую издевку в моем голосе он не уловил и был искренне польщен - аж уши покраснели. Тут же спросил:
- А как тебя зовут?
- Аня.
- А меня Саша.
- Ну, Саша, расскажи, как там у вас - в мореходке...
Само собой - я дала ему неправильный номер телефона.
И вот я, двадцатипятилетняя аспирантка (безработная, бескомпьютерная, etc.), вернулась в общагу. Повалилась на кровать - и не встала.
Пришли друзья, поинтересовались, что и как. Все нормально, сказала я.
И мне поверили. Люди склонны верить во всякую чушь.
Пришла маленькая Ли.
- Тебе плохо...- сказала она, - Расскажи мне...
А что я могла ей рассказать?
О том, как я вошла в зал и увидела стоящий на двух табуретках гроб, обитый бордовой тканью под бархат (поминальный шик!), о том, какой непохожей на себя живую показалась мне она, о скольких пережитых страданиях говорило её лицо, и сколько своей вины ощутила я в этих страданиях?
Нет, я не могу этого рассказать!
Быть может, рассказать о том, как собрались вокруг гроба родственники, как поначалу плакали-причитали, а потом потихоньку начали обсуждать собственные дела и заботы, спорить и ссориться?
Пожалуй, и этого я не расскажу.
И уж тем более не рассказать о том - запредельном - как ночью я читала над гробом "Псалтирь" (сама вызвалась). Как дрожали пламя свечи и мой голос, как страшно было оторвать взгляд от текста, чтобы он ненароком не упал туда, куда нельзя было смотреть - в темноту.
Когда я была маленькой, мне делалось ужасно страшно, если дверь в спальню оставляли на ночь открытой. Мне казалось, что там, в дверном проеме, могло вдруг появиться что-то огромное и страшное...непонятное и жуткое...нечто?...ничто...о, я была очень проницательна, я его верно чувствовала! Его не было - я ощущала саму возможность его прихода - и сжималась от ужаса.
Теперь оно пришло...дверь была открыта - каждая открытая дверь имеет притягательную силу, но сила этой способна сломить и разум, и волю...для этой силы нет времени - потому что ты все равно принадлежишь ей... и отчаянно колотящееся у тебя внутри "не сейчас! не сейчас!" - жалкое бултыхание в трясине неизбежности. Неважно когда. Неважно где. Безразлично.
Открывается тьма - где ни лиц, ни домов, ни дерев - и глотает тебя - ни тебя...
Неужели это только дверь - за которой соседняя комната? Той ночью я сомневалась в существовании соседней комнаты.
Я ничего не расскажу тебе, Ли. Нельзя рассказать ничего...
Но она продолжает тормошить меня:
- Тебе надо поговорить...просто начни говорить...
- Да отстань ты! Не лезь, ради Бога...
Я встаю от стола (чай, печеньки - типа дружеская встреча) и подхожу к окну. Идет снег. Я люблю снег, но этой зимой - с ним явный перебор.
- Опять, - уныло говорю я. - опять снег...ни пройти, ни проехать...завалило все...к кладбищу даже тропинки не протоптано...снегу - по колено...идем - след в след...два могильщика гроб несут, тихо матерясь...а третий...- меня уже начинает трясти, - третий несет крест - черный железный крест - идет впереди меня...и колени так высоко вскидывает...как аист...это смешно, понимаешь? Это очень смешно! - я уже реву: катятся слёзы, хлюпает соплями нос, и сердце стучит - как в дверь, захлопнувшуюся навеки, - а у нас земля такая, не земля - один песок...могила - желтая квадратная яма...засыпали - и всё...почему?.. почему так? зачем? - слезы вдруг остановились, сердце замерло, - зачем я её оставила?
Я еще долго плакала.
Зимний пейзаж все так же безучастно стоял за окном. Двигались люди, собаки, машины. Садилось солнце.
А потом я спросила:
- А как у тебя дела?
Пили чай с печеньками (дружеская встреча).
- Мне лет пять или шесть было, когда она мне показала пакет, где у неё было отложено "погребальное" - платье, платок, тапочки. А тапочки, Ли, прелесть какие хорошенькие, красные, бисером расшитые! Как я их у неё выпрашивала! А она - ни в какую! Я тогда и подумала: "Ну, бабушка!!! Ты сначала умри..."
- А... "Вот тогда я и буду твою швейную машинку вертеть!"
Мы смеемся. Есть такой смех - не оскорбляющий скорби. Жизнь, шаловливое дитя, напроказило, а теперь ластится, в глаза заглядывает - а любя, разве не простишь?
- В тех тапочках её и похоронили...Только пришлось их разрезать: ноги у неё сильно распухли...но все равно - очень красивые тапочки...бабуля модница была...и хозяйка: шила, вязала, вышивала, пироги какие пекла - с капустой, с ливером, с яблоками! Эх...ты бери, бери печенье!...
- Беру, беру!
- Так как там все-таки твои дела? Ну, помимо работы...
- Да всё по-прежнему... - маленькая Ли отводит взгляд в сторону. Ага!
- Нет, я же вижу...
- Да что ты видишь?
- Всё я вижу! Нимб у тебя набекрень!
-Чего?
-Того! Колись давай! А то я обижусь!
-Ну...эээ...мне кажется, я влюбилась!
- Я так и знала!
Жизнь - мудрый старец, все знает, все понимает, ничему не удивляется...
Улыбается - чуть грустно и чуть лукаво. Любя.
Я наскребла денег на новый компьютер (слава Богу, не пришлось одалживать у Ли). Хватило, правда, только на старый - б/у, с кучей разных косяков, но все-таки это лучше, чем ничего. Сейчас вот я стучу по его клавиатуре. Новый рассказ. Я не творческая - я просто так живу. И уж конечно я никуда это не понесу, глупенькая Ли, ни в какое издательство. Я просто это напишу - ему большего не надо.
Надо браться за учёбу. Искать работу.
Нет ни сил, ни желания.
- Я не могу! - говорю я.
- Большой город - не место для депрессий! - отвечают друзья.
- Ты сможешь...ты оптимист! - говорит маленькая Ли. - И ты тоже непременно влюбишься, я знаю!
- Дураки вы все, - злобно отвечаю я. - А влюбляться я не стану принципиально! Я даже морячку симпатичному телефон неправильный дала.
Но вот об этом я все-таки чуточку жалею.
Прошлой ночью мне снилась бабушка. Молодая и красивая, в нарядном платье. Она вязала большое разноцветное покрывало и объясняла мне - как это делается. Учила.
Много цветов в жизни! Много нитей.
Я знаю, что я оптимист, Ли.
Я знаю: все будет хорошо.
До белого снега, желтого песка.
А может - и после.
Я скоро что-нибудь свяжу. Надеюсь, у меня получится.