В календаре праздничных и памятных дат советского народа 25-й день мая отмечался многие годы как день освобождения Африки. Соотечественники постарше наверняка помнят расхожие плакаты с изображением мускулистого негра, рвущего кандалы, и надписью "Африка разрывает цепи".
Не секрет, что с самого начала национально-освободительного движения в африканских колониях Франции, Португалии, Англии, возникшего в конце 50-х годов прошлого века, Советский Союз всячески поддерживал "африканских товарищей". Но вряд ли известно многим, что на территории СССР существовали центры, готовившие для партизанских отрядов "черного" континента идеологические и боевые кадры, попросту - диверсантов. Один из таких отрядов действовал под Симферополем в селе Перевальное. В числе советских офицеров, служивших там, был и политработник Виталий Максимчук, ныне майор запаса. В течение нескольких лет он отвечал за культурно-массовую работу среди курсантов.
- Какой наш главный национальный порок? - спрашивает Виталий Львович. И сам отвечает: "Пьянство". - Наверное, поэтому командир учебного центра генерал-майор Василий Иванович Калашник, сам абсолютный трезвенник, ввел на вверенной ему территории "сухой закон". Это было еще задолго до горбачевской всенародной борьбы с пьянством. В курсантском магазине, так же как и во всем городке, спиртное не продавалось. Существовало правило: разрешение на проведение семейного торжества офицер должен был получить у генерала. Он же просматривал список приглашенных и если кто-то казался ему недостойным, вычеркивал.
На проходившей недалеко трассе "Симферополь-Ялта" был ресторан "Дружба", холостые офицеры ходили в него ужинать. Поужинав, брали у официантки счет. Генерал мог потребовать этот счет в любой момент, чтобы убедиться, ужинал ты с горячительным или без. Конечно, с официантками мы без проблем договаривались, и спиртное в счет не включалось. Так что сказать, любили ли африканцы выпить, я не могу. Алкоголь на нашей территории им просто не был доступен.
Закрытый учебный центр Љ 165 по подготовке борцов за национальное освобождение Африки открыли в Перевальном примерно в 1967-1968 гг. До этого здесь располагалась ракетная часть, одна из тех, данные о которых выдал американцам небезызвестный Пеньковский. Ракеты вывезли, шахты законсервировали, а на территории военного городка разместили через некоторое время учебный центр, куда стали поступать темнокожие курсанты. В основном выходцы из португальских колоний Африки (Гвинея-Бисау, острова Зеленого Мыса. Ангола. Мозамбик). Периодически приезжали повстанцы из англоязычных Намибии, Зимбабве (Южная Родезия), ЮАР. Помню группу из ЮАР, которую не могли отправить обратно месяцев пять, ни одна страна не соглашалась пропустить её нелегально на территорию Южно-Африканской Республики. В то время это было очень закрытое государство.
Доставляли африканцев военными транспортными самолетами, закамуфлированными под самолеты "Аэрофлота". Привозили в Симферополь прямыми спецрейсами из Конакри (Гвинея) и Дар-эс-Салама (Танзания). Когда удавалось договориться, забирали ангольцев непосредственно из Лусаки (Замбия).
Автобусы с надписью "Интурист" подавались в Симферополь прямо к самолету. Африканцев привозили в центр и на 30-40 суток помещали в автономный карантинный городок, где они проходили полное медицинское обследование. Находили у них что угодно: тропическую лихорадку, различные венерические заболевания. Тех, у кого болезнь была в активной форме, ближайшим рейсом отправляли обратно. Во время карантина с африканцами были, без права выхода, наши офицеры и переводчики. Меры предосторожности, чтобы не разнести заразу, соблюдались серьезные. Наказывали за то, что подходил к забору и передавал "на волю" какую-нибудь вещь.
Приезжали африканцы под вымышленными именами, без всяких документов. Мы их принимали по спискам, по этим же спискам отправляли после учебы. Городок, в котором жили курсанты, был обнесен забором с колючей проволокой, караульную службу вокруг него несли наши солдаты. Права индивидуального выхода за пределы городка курсанты не имели.
Одевали их в военную форму кубинского образца (высокие полуботинки, фуражки). Кроме того, выдавалась гражданская одежда - от трусов и носков до пальто и шляпы. В этой одежде курсантов как интуристов через месяц-два вывозили автобусами за пределы городка. Возили в Ялту, на винзаводы Массандры и Нового Света, в богатые колхозы, на передовые предприятия Симферополя. Знакомили с нашим образом жизни, с достижениями социалистического хозяйствования.
Идеологически обрабатывать начинали еще на карантине: рассказывали о значении национально-освободительной борьбы, разъясняли, во имя чего они к нам прибыли, давали начала военных знаний.
Вся учеба длилась от 6 до 9 месяцев, некоторые группы задерживались до года. Обучали боевой и тактической подготовке, инженерно-саперному и подрывному делу. Был построен специальный городок с улицами, макетами одноэтажных домов. В окнах этих домов появлялись мишени, которые нужно было поражать с колена, лежа, на ходу. На макете аэродрома учились выводить из строя самолеты, на макете железнодорожного полотна - закладывать мины и фугасы. Была так называемая тропа партизана, где обучали преодолевать водные преграды, скалы, ущелья. Отдельные группы готовили к диверсиям на судах, их на небольшой срок командировали в одно из подразделений Черноморского флота. Большое внимание уделялось физподготовке, рукопашному бою. Преподавателей ниже, чем мастер спорта, не было.
Прибывали группы на обучение не регулярно, от нашего командования это не зависело. Одновременно в центре могло находиться от 100 до 500 курсантов. В конце каждого учебного цикла проводились учения, где африканцы показывали, чему научились.
Однажды прибыла группа курсантов из Палестины. Они сразу же потребовали, чтобы их кормили отдельно от негров. Но самое главное - возмутились тем, что вокруг центра стоит забор, и они здесь вроде заключенных. Еще палестинцы потребовали свободного выхода в город и доступа к женщинам. С собой они привезли пачки советских денег, все купюры были по 50 и 100 рублей.
Нужно сказать, - продолжает Виталий Максимчук, - что были палестинцы очень агрессивны, многие из них прошли школы коммандос. Приходя из своих партизанских рейдов, они отчитывались отрезанными ушами, получая за это плату. Не добившись уступок от командования центра, палестинцы устроили забастовку: уселись на плацу, отказавшись от приема пищи. Возник конфликт, который не знали, как разрешить. Из Генштаба же отвечали: "Решайте сами".
В это же время в газетах промелькнуло сообщение о приезде в Москву по приглашению ЦК КПСС лидера ООП (организация освобождения Палестины) Ясира Арафата. Замом у Калашника был Герой Советского Союза полковник Черных. И вот он получает задание: поехать в Москву, любыми путями пробиться к Арафату и доложить о сложившейся ситуации. Черных это удалось. Арафат был потрясен тем, что отважный советский офицер, ставший героем еще во вторую мировую войну, обучает его людей. И вручил полковнику высшую награду палестинского движения - Пальмовую ветвь с голубем мира.
Узнав о том, что случилось, Ясир Арафат изменил программу пребывания в СССР и неофициально приехал в учебный центр. Собрал палестинцев в зале, о чем-то поговорил с ними. Потом, позвав наше командование, заявил, что зачинщики, предавшие идеалы революции, выявлены, он, Арафат, увезет их с собой. Тогда же командование части получило полномочия принимать любые решения, касающиеся палестинских курсантов. Эти решения будут определять судьбы курсантов на их родине.
Никаких "свободолюбивых" поползновений со стороны палестинцев больше не наблюдалось. На смену этой группе приехала еще одна, но уже третья смена не приезжала. В дальнейшем свои боевые кадры Палестина готовила в Ливии, Иордании и Саудовской Аравии.
Самыми дисциплинированными были курсанты из Гвинеи-Бисау, Мозамбика, Анголы. Они прибывали по 20-30 человек уже сформированными в так называемые БИ-группы (боевые группы). Во главе групп стояли назначенные командиры, имевшие опыт партизанской войны. Поездки их в Советский Союз считались своеобразным поощрением (отдых, лечение). Национальные объединения возглавлялись комитетами во главе с комиссарами. Полномочия их были очень большими, за серьезную провинность, скажем, отказ от учебы комитет мог вынести смертный приговор. Исполнялся он после возвращения на родину. Было заметно и то, что подбирались группы с учетом клановой, племенной принадлежности.
В основном контингент прибывал малограмотный. К примеру: цифры 1,2,3 еще понимали. А то, что больше трех - 100, 1000 - для них просто "много". Первые дни курсанты были очень забиты, но им создавали такие привилегированные условия, что они это чувствовали и быстро наглели. Официантку могли наказать, если она, подавая хлеб в столовой, назовет его черным. Это расценивалось как унижение. Хлеб должен был быть белым и серым. Случалось, негры устраивали провокации, подбивая женщин (медперсонал, официанток) на сожительство. Достаточно было написать в рапорте, что медсестра оскорбила курсанта или потребовала денег, её, не разбираясь, увольняли в течение 24-х часов. Получали, кстати, курсанты по 20 рублей в месяц, тогда как нашим солдатам платили по 3,80.
На территории городка был отдельный курсантский магазин, где продавалось практически все. Черная икра была всегда и стоила 18 рублей за килограмм. Некоторые национальные группы, подчиняясь решениям комиссаров, денег не тратили. Их собирали, и в конце учебы сообща покупали стиральные или швейные машинки, чтобы увезти с собой и передать в фонд национально-освободительной борьбы.
Расселяли африканцев по национальному принципу. В комнатах жили по 3-4 человека. Лидер группы и комиссар жили по одному. В комнатах была хорошая мебель, прикроватные коврики, марселевые покрывала. Каждому выдавалось по два полотенца, хотя, возможно, кто-то до этого не видел ни одного. Случались и казусы. Утром зайдешь в комнату, а они спят на ковриках на полу, говорят - на белой постели нельзя. Но проходило немного времени, и они требовали третье полотенце для гениталий, шампунь для мытья головы и т.д.
Питались в столовой, где единственным военным человеком был заведующий. Остальные - повара, обслуга, официантки - вольнонаемные. У курсантов был усиленный лётный паек, по праздникам давали черную и красную икру.
В каждой роте (национальной группе) была своя комната отдыха с соответствующей наглядной агитацией. Там уже в то время стояли цветные телевизоры, магнитофоны, пианино, бильярд. Ежедневно показывали фильмы. Отдельно для владеющих английским и португальским языками. Переводчик одевал наушники и синхронно озвучивал. Нравилось курсантом кино про войну, со стрельбой и погонями. А вот наших комедий, фильмов на бытовые темы, не понимали и не любили. От кожи африканцев исходил специфический запах. После каждого сеанса воздух в помещении очищали мощными вентиляторами. В бане, которая была общей для курсантов и наших солдат, всегда проводили серьезную санобработку.
Командование центра делало все возможное, чтобы группы не конфликтовали между собой, учитывались все нюансы. Единственным местом, где могли возникнуть какие-то споры, был стадион. Мы постоянно проводили первенства по футболу среди национальных групп. Нужно сказать, что играли африканцы классно. Проводились и смотры художественной самодеятельности. Курсантов пытались обучить нашим танцам, но они их не воспринимали, говоря, что это не танцы, а спорт.
Однажды в центре появился молодой анголец по имени Агостиньо. Это был необычный курсант. Освободительные силы Анголы, рассчитывавшие добиться независимости страны, заранее готовили себе национальные профессиональные кадры, направляя одаренную молодежь учиться в СССР. Агостиньо учился в Москве, если не ошибаюсь, в архитектурном институте. Во время учебы он женился на русской девушке, у них родился ребенок.
После учебы его сразу же отправили в наш закрытый центр, но парень сумел каким-то образом сообщить жене, где находится. Она приехала к нам с ребенком, и командованию ничего не оставалось, как предоставить супругам свидание в симферопольской гостинице "Украина". Из гостиницы семья попыталась скрыться, но эта попытка была пресечена.
Девушку отправили к родителям в Харьков, а Агостиньо национальный комитет его роты приговорил к смерти. До исполнения приговоры ангольцы предложили командованию центра отстранить Агостиньо от учебы, переведя на работу в кочегарку и посадив на хлеб и воду. Наш генерал ответил, чтобы ангольцы командовали у себя дома, а здесь решения принимает он. Ближайшим рейсом Агостиньо отправили в Африку, расстреляли его или нет, не знаю, - вспоминает Максимчук.
Советское государство тратило огромные средства на то, чтобы помочь Африке разорвать "колониальные цепи". Чтобы рассказать советским людям об успехах национально-освободительных движений, журналист-международник Олег Игнатьев вместе с партизанами прошел рейдом по контролируемым ими территориям и снял документальный фильм "Партизанскими тропами Анголы". Фильм показывали в СССР массовому зрителю, в том числе в нашем учебном центре.
За время службы в Перевальном видел многих африканских революционных лидеров, приезжавших в учебный центр вдохновлять своих бойцов-партизан. Самым сильным народным вождем Африки был тогда Амилкар Кабрал, возглавлявший борьбу за независимость Гвинеи и островов Зеленого Мыса. Запомнилось, что, приезжая в холодное время, он носил одну и ту же простенькую вязаную шапочку. Кабрала убили в январе 1973 года, как тогда писали, "агенты португальской охранки".
Поэт и будущий президент Народной республики Ангола Агостиньо Нето в один из своих приездов поставил по моей просьбе автограф на выпущенной в Союзе книжке своих стихов. А будущий глава Мозамбика Самора Машел запомнился своей флегматичностью, держался всегда за спинами остальных членов посещавших нас делегаций.
Представители Генштаба, военного отдела ЦК КПСС инспектировали работу центра регулярно. Самым высокопоставленным лицом, посетившим Перевальное в семидесятые годы, был секретарь Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе.
В 60-70-е годы многие страны "черного континента" добились своей независимости. Но на боевом знамени учебного центра не появилось ни одной награды ни одного африканского государства. Помощь СССР была забыта. Агостиньо Нето, когда Ангола стала свободной, пригласил охранять свои алмазные копи не нас, а кубинцев, которым доверял больше.
Закрытый учебный центр в Перевальном просуществовал лет пятнадцать. Потом его реорганизовали в военное училище, готовившее офицерские кадры идеологически близким нам странам Африки, Азии и даже Южной Америки. Курсанты приезжали уже по своим документам, имели свободный выход в город. С распадом СССР распалось и это училище. Сейчас на его территории располагается одна из воинских частей Украины.