В конце апреля 1983 года сотрудники КГБ Узбекистана при получении взятки в тысячу рублей задержали начальника ОБХСС УВД Бухарского облисполкома А. Музаффарова. Расследовать дело поручили следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Тельману Гдляну. Никто не предполагал, что из Бухары нити коррупции потянутся по всей республике, положив начало знаменитому "хлопковому делу", потрясшему весь Советский Союз. Оказалось, государство платило Узбекистану за хлопок, которого не было, ежегодные приписки "белого золота" достигали миллиона тонн. Деятельность группы Т. Гдляна и его помощника Н. Иванова привела к отставке и аресту многих крупных партийных функционеров, а имена следователей, которых народ признал главными борцами с коррупцией, стали синонимами слов "перестройка" и "гласность". В группе Гдляна работало много людей. Одним из них был Владимир Тищенко, старший советник юстиции, ныне пенсионер.
- Владимир Павлович, с чего для вас началось участие в "хлопковом деле"?
- В 1983 году я работал старшим следователем по особо важным делам Запорожской областной прокуратуры. 16 октября пришла телеграмма, меня вызывали в Москву. В Генеральной прокуратуре меня встретил начальник следственной части Герман Каракозов. Он сообщил, что нужно срочно ехать в Узбекистан на усиление группы Гдляна. Дело, которым тот занимается, разрослось, и работы невпроворот.
Через два дня я прилетел в Ташкент, встреча должна была состояться в помещении КГБ республики. Мне оформили пропуск, а потом провели в комнату, где сидел Тельман Гдлян, невысокий, чернявый и лысоватый. Он поинтересовался моим местом работы, и мы перешли к делу. Гдлян сказал, чтобы я летел в Бухару. На секретарей райкомов, которые давали взятки первому секретарю обкома партии Каримову, там заведено 16 уголовных дел. Моя задача заключалась в том, чтобы эти дела закончить.
Купив билет, я пошел в гостиницу "Ташкент", где жили следователи, приехавшие из Днепропетровска, Николаева, Ивано-Франковска. Вечером, когда мы собрались, чтобы выпить и поговорить, всех вдруг подняли по тревоге. Планировался срочный вылет, но куда и зачем, нам не говорили. "Что с собой брать: одежду, зубную щетку?". - "Ничего". Показываю свой билет в Бухару, а мне: "Билет сдать дежурному".
Собрали нас - следователей, оперативных работников, комитетчиков - человек двести. Привезли на аэродром, усадили в грузовой самолет. Во время полета никто ни о чем нас не информировал. Прилетели, высадились, кругом темень. "Наверное, Афганистан", - решил кто-то. А из темноты: "Какой Афганистан, это Ургенч". В клубе, где всех собрали, объяснили: будем проводить обыски, искать золото. Распределили по группам, каждому следователю дали по два оперативника и по два понятых. За день в Ургенче было проведено несколько сот обысков. По оперативным данным, спрятанное в тайниках золото должно было "переместиться", вот Гдлян и разработал тайную операцию. Меня поразила ее масштабность.
- А результаты операции?
- Они оказались незначительными, большую часть ценностей, видимо, перепрятали. Но в целом за время следствия золота у узбекских партийных "баев" изъяли много. Больше всего запомнились три молочных бидона, доверху набитые кольцами, браслетами, корпусами часов, золотыми монетами. Бидоны принадлежали Каримову, но хранились в селах у его родственников. Те жили в нищете, в мазанках с земляными полами, у каждого по 10-11 детей. Казалось бы, возьми горсть золота, Каримов не будет знать. Но рабская покорность перед хозяином им не позволяла так поступать.
- А сам партийный вождь Бухары жил богато?
- Зарплата у первого секретаря обкома была 500 рублей (мы, следователи, получали по 250). Каримову каждый день резали свежего барана. За городом в степи у него была дача. С виду неброского вида юрта, а внутри нее бассейн, фазанарий, белый верблюд... Был там и садовник, и прачка. Каримов долго не признавался, что брал взятки: не брал, и все. Говорил: "Я чист, как белый-белый лист бумаги". Только когда бульдозером перерыли дворы родственников, найдя сундуки с золотом, он стал давать показания.
Размах коррупции в Узбекистане в 70-80-е годы достиг небывалых размеров. Основным источником денег для взяток были массовые приписки во всех сферах производства, включая даже медицину. Перед отъездом из Запорожья я закончил дело судьи, погоревшего на взятке в 4 тысячи рублей. В узбекских делах фигурировали суммы по 150-200 тысяч. За деньги можно было купить любую должность, причем, все совершалось с ведома и одобрения руководства республики. Все эти дела начали всплывать после смерти Брежнева, с приходом Андропова. Массовые разоблачения и аресты продолжились при Горбачеве. К уголовной ответственности привлекли первого замминистра внутренних дел СССР Юрия Чурбанова, в Узбекистане - министра внутренних дел и трех его заместителей, начальников УВД нескольких городов, секретарей ЦК, обкомов, райкомов, председателя Совмина, зампредседателя Президиума Верховного Совета республики, сотни руководителей торговых предприятий, заводов, сельских хозяйств.
- Сколько человек работало в группе Гдляна?
- Состав все время менялся, в некоторые периоды в группе работали 200 человек. Штаб был в Ташкенте и Москве, но отдельные группы, человек по 30, находились в Бухаре, Карши, Самарканде, Ургенче, Фергане, Нукусе. Я работал не только в Ташкенте, приходилось летать в Москву и Алма-Ату. Работали и по выходным дням, Тельман всех эксплуатировал, но и сам мотался по всей республике, проводя допросы.
- Следователям наверняка угрожали. Как вас охраняли?
- Удивительно, но нам никто не угрожал. Охраны у нас не было. Например, в Бухаре мы сначала работали в помещении КГБ, потом перешли в родную прокуратуру. Когда группа выросла, дали несколько кабинетов в здании, где располагалось предприятие сельхозтехники. Установили вывеску на двери "Следственная группа". Вызывая на допрос, указывали в повестке адрес. И никаких мер предосторожности: ни решеток на окнах, ни постового милиционера. Одного следователя из местных, который помогал Гдляну, нашли в арыке с простреленной головой. Чем закончилось расследование, не знаю. Говорили, что это было связано с его женитьбой. Это был единственный случай за два с половиной года моего пребывания в Узбекистане, никто нас не трогал.
Личного оружия мы тоже не имели. Если находили большие суммы, то при изъятии из предосторожности брали с собой двух автоматчиков. Помню, нужно было на одной даче произвести опись имущества. Я взял машину, и вместе с оперативниками мы поехали туда. Когда я зашел в дом, оперативники ждали в машине. Вдруг они буквально перелетели через забор, сбивая с ног хозяев. Это опера, услышав во дворе лай собаки, решили, что я в опасности.
- Какие дела вы вели лично?
- Сначала я вел дело уже упомянутого Каримова. В 86-м дело закончили, в 87-м Каримова осудили. Ему дали расстрел, но Гдлян, понимая, что таким образом уничтожается ценный свидетель, сделал все, чтобы "вышку" заменили двадцатилетним сроком. Потом я вел дело начальника ташкентской милиции Ислама Саттарова. Он был довольно яркой личностью, единственный в республике широко образованный человек среди высокопоставленных милицейских чиновников. Еще до войны учился в театральном училище, рисовал декорации. Позже окончил филфак Казахского университета, потом получил и юридическое образование, дослужился до начальника УВД Ташкентского горисполкома. Добравшись до высокой должности, "сделал" квартиры обоим сыновьям, стал принимать подношения от подчиненных. Не брезговал ни финским плащом, ни чешским сервизом, ни японским приемником. В 1977 году его сын женился на дочери министра внутренних дел Узбекистана Яхъяева. Став сватом министра, Саттаров узнал: для того чтобы иметь поддержку "наверху", нужно систематически преподносить первому заместителю министра внутренних дел СССР генерал-полковнику Юрию Чурбанову подарки, в том числе крупные суммы денег. Яхъяев жаловался на то, что Чурбанов человек ненасытный и размеры подношений его перестали устраивать. В конце концов отношения между Яхъяевым и Чурбановым испортились, последний, добившись увольнения Яхъяева, назначил на его место своего человека - Кудрата Эргашева, за что получил "дипломат", набитый деньгами. Саттаров, боясь, что и его могут снять, сам дважды давал взятки всесильному замминистра. Расследуя эти эпизоды, мне пришлось встречаться с Чурбановым и его женой Галиной Брежневой.
- И как же эти встречи происходили?
- В октябре 1979 года в Ташкенте проходило совещание работников органов внутренних дел, которое открывал прибывший из Москвы Чурбанов. Как показал на допросах Саттаров, перед этим его срочно вызвал на совещание Эргашев. В присутствии нескольких генералов - начальников УВД, он потребовал, чтобы каждый приготовил гостю ценный подарок или крупную сумму. Вскоре в резиденции ЦК Компартии Узбекистана Саттаров на глазах у Эргашева вручил Чурбанову конверт с десятью тысячами рублей.
Второй эпизод относится к октябрю 1982 года, когда Чурбанов проводил в Ташкенте коллегию МВД Узбекистана. Эргашев приказал Саттарову приготовить денежную сумму не меньшую, чем в прошлый раз, предупредив, что иначе до пенсии он может и не дожить. Все происходило по прежней схеме, с той лишь разницей, что конверт с деньгами был передан генерал-полковнику вместе с томиком стихов Омара Хайяма. Интересно, что сам Чурбанов сначала признался в получении от Саттарова шести взяток на сумму сто тысяч рублей. Однако на очной ставке с Саттаровым в Лефортово (тюрьма была забита обвиняемыми по "узбекскому делу"), выслушав его пояснения, согласился, что взяток было две. Свою забывчивость он объяснил тем, что за годы пребывания на высоком посту "подарки" ему преподносились систематически и многими лицами, поэтому он попросту мог перепутать (В 2001 году в одной из телепередач канала НТВ "Герой дня" Юрий Чурбанов говорил, что инкриминировалось ему 66 эпизодов взяточничества, однако осудили его только по двум - "за тюбетейку и за халат". Свой семилетний срок заключения Юрий Михайлович назвал политическим заказом. - Ю.Г.) Хорошо помню, каким ухоженным, в отличие от других арестованных генералов, выглядел Чурбанов летом 87-го: худой, высокий, с аккуратной прической. Брюки выглажены, рубашка чистая. И вел себя достойно, даже охрана стояла перед Чурбановым по стойке смирно.
Для полноты доказательств по факту второй взятки мне нужен был сборник Омара Хайяма. Когда обыск проводился на квартире в Жуковке, никто в книги не заглядывал. А предложить Галине самой найти книгу, было равнозначно тому же, что и предупредить ее о повторном обыске. На мои вызовы в прокуратуру она не реагировала. Но однажды явилась: "Я пришла, что вам надо?". Вошла, ну копия Леня Брежнев. В очках, черном платье с красными разводами, в волосах черный бантик. Трезвая. Гдлян предупредил: лишних вопросов не задавай, после нас она бежит в КГБ, где докладывает, о чем прокуратура расспрашивала. Но Галина сама стала рассказывать о себе: работала последнее время у Андрея Громыко, ушла оттуда на хорошую пенсию в 200 рублей. После смерти отца ее вызвали в КГБ, вручили под роспись сберегательную книжку с 65 тысячами - больше от папы ничего не осталось. Теперь, сказала она, меня пьяницей сделали, а вы спросите там, где я работала... Раньше столько друзей было, а сейчас, после того как Юрика посадили... Все это немолодая женщина произносила манерно, тоном обиженной девочки.
Я попытался свести разговор к книгам. Говорю, мол, Юрий Михайлович, увлекся в тюрьме восточной поэзией, просит принести что-нибудь почитать. Нет ли у вас дома чего? Галина удивилась: раньше он вроде бы не увлекался. Стала перебирать авторов, пока не назвала Омара Хайяма. Пообещала мне привезти этот сборник. Я предложил ей поехать вместе, а она мне: "Чего вам ехать? Я на машине". - "Ну, теперь долго будешь ждать, - сказал Гдлян. - Надо было с ней ехать". Тем не менее, книгу она привезла, оставив ее вместе с запиской "Владимиру Тищину от Галины Брежневой" у дежурного. Только этот сборник Омара Хайяма оказался не того года выпуска, который был нужен мне. А вечером Тельман Гдлян сообщил, что после моего допроса Галина Брежнева попала в больницу. "Как, мы так мило поговорили?" - удивился я. - "Да она после этого напилась, упала и ногу сломала". Этим история со стихами и закончилась. Больше с дочерью покойного генсека я не встречался.
- 23 января 1988 года "Правда" опубликовала большую статью "Кобры над золотом" о том, как следственная группа Прокуратуры СССР борется с организованной преступностью в Узбекистане. С той публикации и началась всесоюзная известность Тельмана Гдляна. Но ведь в республике были и другие группы, возглавляемые опытными профессионалами?
- Началом всего был Гдлян. Позже в Узбекистане и Казахстане работало много групп, которые находили большие деньги, но о них не писали. Гдлян сумел привлечь к себе внимание журналистов. Он представлял конкретные доказательства: вот три бидона с золотом, вот "дипломат" с деньгами. Но нас хвалили недолго, в том же 88-м вдруг все перевернулось: начались массовые отказы, тысячи людей, дававшие взятки, заговорили о том, что во время допросов на них оказывали давление с целью получения ложных сведений. Дела против этих лиц были прекращены.
- На самом деле давления не было?
- В принципе само следствие - это насилие. Нужна определенная тактика, чтобы человек признался во взятке. Но чтобы бить по голове или выкручивать руки - такого не было. Это потом пошла молва, что выбивали показания, доводили до самоубийства. А еще начались нападки на следователей, слежки... Гдлян говорил, что за его машиной были погони, проволоку натянули перед самолетом при взлете.
- Как вы такой поворот объясняете?
- В своих разоблачениях Гдлян зашел далеко. Не хотел отпускать меня в отпуск, говорил: куда ты, мы начинаем штурмовать Кремлевскую стену. Мы ведь вышли на эпизоды, когда взятки давали в туалетах Кремля. Чувствовалось, что какие-то могучие силы заинтересованы в сокрытии правды. Гдлян обещал еще много разоблачений, а их не было. Тогда на него обрушилась и оппозиция: Рой Медведев, к примеру. В прессе стали появляться статьи о неграмотных следователях. Но ведь нас контролировала Генпрокуратура Союза. Помните ХIХ партконференцию, когда Гдлян сказал, что среди делегатов сидят взяточники? Он написал письмо Горбачеву, но оно не дошло. Гдлян пошел к Коротичу в "Огонек". Тот хотел обнародовать уголовный материал, а ему не дали.
- В апреле 1990 года с формулировкой "за грубое нарушение социалистической законности при расследовании финансовых дел" Гдляна и Иванова уволили из прокуратуры. Ответ на вопрос, выбивали ли следователи из арестованных нужные показания или действительно "прищемили хвост" высшим кремлевским сановникам, так и не был получен.
- Было обидно, что прокуратура не встала на защиту Гдляна и Иванова. Мы ведь поверили в перестройку, годами работали вдали от семей. Когда Гдляна исключили из партии, я подумал: все, конец, мафия настолько сильна, что все вернулось на круги своя. В 90-м меня вызвали в Москву, где два дня женщина-следователь из Тамбова с пристрастием допрашивала меня о действиях нашей следственной группы. А с распадом Союза все благополучно и тихо закончилось.