...Ведите меня, мои давние тропы,
Ведите меня, мои дивные тропы:
Вы тянетесь, как парашютные стропы -
Спасительный купол воздушного замка,
Незыблемый - нерукотворного замка,
Раскроется в озере неба изнанка,
Забыть - никогда! заблудиться - едва ли! -
Смещаются сферы, придвинулись дали, -
И, вместе с тобой отразившись в Граале
Закатных небес накреняется чаша,
Толпою друзей расступается чаща,
И воздух гортань наполняет звучащий:
Наблюдение за планетой, которая сделалась нашей второй родиной, ведётся очень давно. Можно сказать, что она была объектом наблюдения ещё тогда, когда её остывающие породы слагались в хребты, а воды Мирового Океана перекатывались из ложбины в ложбину, нежась, подобно кошке в складках одеяла. Уже в те времена на нашу планету смотрели внимательные, любящие глаза - в ожидании пробуждения и ответного восхищённого взгляда. Воспоминания об этой далёкой эпохе живут в нашей крови, дополняя рассказы наших Старших и отвечая тому, что видели мы сами. Обо всем этом следовало бы говорить в стихах, если бы я не утратил песенного дара; однако же поскольку взамен утраченного я обрёл, как мне представляется, достаточную чёткость восприятия и ясность мысли, чтобы сформулировать то главное, о чём необходимо сказать - то я и буду впредь пользоваться прозой, по известной традиции смешивая низкий стиль с высоким, научно-канцелярский язык с жаргоном и т.п.
Меня неоднократно просили написать о событиях, произошедших у нас в последние годы, а также о том, что мы узнали о своём прошлом. Почему именно меня - сказать трудно; очень вероятно, что просят многих - и очень вероятно, что многие в конечном итоге напишут лучше, чем это сделаю я. Как бы то ни было, лично я уже дошёл до той стадии, когда всё состоявшееся легло и выкристаллизовалось во мне определённым образом - так что невозможно не ответить на побуждение естества взяться за перо. Я вполне отдаю себе отчёт в том, что не обладаю литературным талантом, не умею и не люблю "делать красиво", скруглять углы и спрямлять линии в ущерб действительному положению вещей; что ж! - зато, возможно, мне удастся зафиксировать и донести неискажённой хотя бы часть того, что хранится в моей памяти и моих архивах.
Свой рассказ я собираюсь начать не с доисторических, а с довольно-таки недавних времён. Специфика ситуации такова, что обрисовать весь имеющийся многослойный пирог с одного захода практически невозможно; тут пересекаются несколько в равной мере значимых пластов реальности и событийных планов - и я постараюсь изложить всё по отдельности, по необходимости указывая на связующие звенья. Терпеливый и заинтересованный читатель, без сомнения, во всём этом разобраться сумеет - прогибаться же ради ленивого и равнодушного я в любом случае не собираюсь.
Свою вторую родину я буду называть "Земля" - так, как все мы тут обычно её называем. Надо полагать, что "на стороне" наши Старшие употребляют несколько иное её имя, и теперь я даже подозреваю, какое именно - но говорить сейчас об этом мы не будем, потому что в данном случае это не так важно. Важно тут совершенно иное.
Наблюдение, о котором я говорю, в течение последних столетий и даже последних двух-трех тысячелетий было более чем деликатным. Контакты с нашими Старшими, отбывшими в дальние края, у большинства населения постепенно оказались утрачены - прежде всего потому, что слушать советов предыдущих поколений молодняку не хотелось, а Старшие наши вполне понимали, что обладают чересчур большой мощью и на ментальном, и на энергетическом, и на физическом уровне, чтобы позволять себе давать какие бы то ни было советы в императивной форме. Слава Богу, они никогда не считали себя мерилом истины и свято уважали чужую свободу - особенно свободу младших и слабейших себя - искать собственные пути, возможно, более оптимальные в перспективе, хотя в конкретной ситуации нередко более затруднительные. Они понимали, что каждый должен иметь возможность сделать свои собственные ошибки, чтобы обретённая истина оказалась и в самом деле истиной, а не пустотелым идолом чужого капища.
Короче говоря, в течение указанного периода контакты отчаливших в небесные дали Старших со здешними их потомками были весьма нечастыми и сугубо частными. Кто-то из местных время от времени отбывал к ним "туда", кто-то - куда реже - прибывал "оттуда" обратно на Землю; оказывалась всякого рода индивидуальная поддержка - как правило, в масштабах цивилизации не шибко заметная. Подразумевалось, что более решительное вмешательство возможно только в случае, когда будет совсем край - и, конечно же, только при условии призыва о помощи.
На основе всего вышеизложенного можно сделать вывод, в какой мере наступил край, если наши Старшие в ответ на призыв о помощи разрешили воспользоваться экстренным способом, который не был задействован уже не одну тысячу лет - и на арене всемирной борьбы появились мы. Что такое "мы"? Что представлял из себя боевой отряд под названием "Организация Троек", состоявший по большей части из юнцов - даже и не настоящих разведчиков, а вчерашних подёнщиков? Чтобы правильно оценить эту картину, необходимо понимать, что такое "подёнщик" - или, говоря более высоким стилем, "волонтёр".
Волонтёрство как таковое - явление куда более распространённое, чем это кажется на первый взгляд. Оно хорошо знакомо многим детям и подросткам, большинство из которых, выросши, благополучно обо всём забывает. Соответствующий опыт приобретается вполне безобидным образом, во сне, и в общем случае не имеет никаких побочных последствий. Обычно это происходит так.
Человек во сне вступает в соприкосновение с некоторым миром, иногда сильно непохожим на его родной; действует он, как правило, не в своём собственном теле - напротив, он оказывается сопряжён с одним из местных жителей, с которым пребывает в глубоком ментальном контакте: смотрит на мир его глазами, прикасается к его воспоминаниям, имеет в распоряжении доступную ему информацию и пр. Задача состоит в том, чтобы разовым образом помочь этому местному жителю осуществить некое важное дело, некий "квест" - как правило, кого-нибудь или что-нибудь спасти. Вследствие ментальной сцепки волонтёр может оказать местному жителю мощную моральную, интеллектуальную и психоэнергетическую поддержку - ради чего, собственно, всё это и затевается. Необходимое действие бывает обычно достаточно простым и понятным, чтобы юное существо - волонтёр - мог с ним справиться, что называется, в один приём.
Такой сон обладает особой яркостью и чёткостью, производит сильное впечатление и может надолго запомниться, особенно при условии быстрой фиксации, пересказа и т.п. Кто-то видит подобные сны часто, кто-то - редко; для большинства дальше этого дело и не идет, и впоследствии они выбрасывают всё пережитое из головы - для некоторых же это становится профессией, призванием, делом жизни. Естественно, работа взрослого, настоящего разведчика намного сложнее, ответственнее и интереснее - но отвлекаться на развитие этой темы сейчас не вполне уместно.
Итак, до какой же степени был край, что с поводка были спущены шесть десятков подёнщиков, самонадеянных несмышлёнышей, привычных к решению лишь самых элементарных задач?!.. На наше счастье, мы даже и не в состоянии были тогда оценить объективную тяжесть ситуации - в противном случае неизвестно, не впали ли бы мы в отчаяние и не предпочли бы скорую гибель безнадёжной борьбе. А так - мы усердно пытались вытащить самих себя за волосы из болота, упрямо дрыгая при этом ногами, как лягушка из притчи, тонувшая в кринке - и, что интересно, в конечном итоге сбили-таки это растреклятое молоко в масло. Милосердный покров неведения способствовал этому процессу; лишь сильно спустя, отодвинувшись достаточно далеко от смертельного рубежа, мы сподобились узреть картину мира, что называется, "с высоты птичьего полёта" - и ужаснулись, сколь близка и реальна была общая гибель. Многотысячелетняя цивилизация с удивительной историей, многообразная пестрота народов и культурных пластов, немыслимые контрасты - высочайший уровень науки наряду с практически дикарским бытом, сокровища религии и искусства в соседстве с элементарным невежеством - и всё это великолепие в состоянии одичания, забвения, расточения, страна - в огне тотальной войны, ойкумена - на грани войны всемирной... Призыв о помощи, приведший в конечном итоге к нашему появлению, воистину не был преждевременным.
В начале своей деятельности мы беспечно полагали, что такие молодцы и герои, как мы, непременно должны с ситуацией справиться. Повзрослев, я не раз задавался вопросом - чем руководствовались наши Старшие, отправляя нас, безбашенных пацанов, на такое сложное, почти безнадёжное дело? Не имея в своё время никакой дополнительной информации к размышлению, я пришёл в итоге к следующему выводу. Психологически только такие как мы, подростки-подёнщики, могли естественно вписаться здесь, среди местных подростков, одичавших, обезумевших от войны - чтобы затем спасать положение, уже полностью сделавшись для всех своими. Конечно, мы и сами рисковали потерять при этом голову, игра была, что называется, "ва-банк" - но иначе, пожалуй, вообще бы ничего и не получилось.
Существует, однако, и ещё одна сторона дела, информация о которой дошла до нас лишь недавно - и она естественным образом легла в основу картины, делая весь образ законченным и лаконичным, словно виток морской раковины. Мы узнали о себе следующее.
Поскольку оказать реальную помощь тут могли только те, кто рождён плоть от плоти этой земли - те, кому не потребуется годами входить с нею в резонанс, вбирая в себя её нутряные, глубинные силовые линии - то на самом деле мы вовсе не были сюда "сброшены" как нечто чужеродное. Всех нас, весь наш "ограниченный контингент", непосредственно произвела на свет наша земля - точнее, именно та страждущая часть её, чей стон дошел до слуха её небесных супругов, и они отозвались на зов. Одноактно, в рекордно короткий срок сформировала она наши тела, и мы вышли из сокровенного болотного недра в северный лес, пропитанный первым весенним теплом - на ходу теряя воспоминания о пренатальном покое, погружаясь в информационные потоки, на разные голоса поющие о войне.
Мать Алестра!.. Разум мой не знал тебя тогда, но твои дивные, заросшие папоротниками поляны, твои мхи и валуны, твои потайные тропинки и зачарованные топи неизъяснимой нежностью согревали моё сердце; с каждым новым шагом я всё сильнее ощущал, что не чужой здесь, а родной, что каждая травинка, которой касается мой взгляд, ближе и роднее мне всего того, что встречал я когда бы то ни было в жизни. Мать Алестра! Как сохранить мне эту память до последнего часа, как на переходах белой и чёрной границы не утратить связи с тобой?.. Помни и ты обо мне, самозабвенная Родительница, дольнее лоно, зеркало горних высот!..
Итак, мы прибыли - юные существа, шестьдесят волонтёров, спроецированные через плоть нашей Матери, обретшие в родовых путях её подземного недра новые знания о мире, имеющем нас принять; мы прибыли, чтоб действовать, мы действовали, мы терпели неудачи и добивались успеха - покуда, наконец, не исполнилось то, о чём просила наша Мать, и земля не утешилась миром.
Немногие из нас остались в дальнейшем здесь жить; по мере улучшения ситуации большая часть нашего отряда потихоньку отбыла, не прощаясь - разлетаясь по другим горячим точкам мироздания. О них ли горевала Мать, что не собрать ей птенцов под крылья?.. Что же!.. - разлетались не только рождённые вместе со мною, разлетались в ту пору многие. На рубеже конца войны и начала новой эпохи немало народу отбыло в дальние дали - кто от отчаяния, что с войной здесь не покончить никогда, а кто, напротив, от недоумения, что ещё осталось делать в мире, где с войной по большому счёту уже покончено.
Для меня же сама постановка вопроса об отбытии была совершенно немыслима - я всегда понимал, что покуда являюсь самим собой, никакая сила не заставит меня добровольно покинуть наконец-то обретённую родину. Надо полагать, в этом деле играло роль ещё одно важное обстоятельство, о котором я в ту пору не знал и знать не мог - а именно, что на этой земле у меня имеется не только мать, но и отец, чья судьба в высшей степени зависит от моего рождения и пребывания здесь; это, впрочем, совсем особая история, к которой я непременно вернусь, когда настанет пора.
Теперь мы в полной мере отдаём себе отчёт в том, что значение нашей помощи отнюдь не стоит преувеличивать. Безусловно, наше явление послужило неким катализатором, безусловно, нам удалось поддержать необходимые для выхода из кризиса тенденции - но ни наши наивные призывы к миру и братолюбию, ни наше мощное вооружение и дерзкие боевые акции не достигли бы цели, если б не личный героизм воюющих с обеих сторон, если бы люди - каждый сам для себя! - один за другим не приняли решения раз и навсегда покончить с войной. Мы были при том свидетелями и соучастниками. Не исключено, что наше соприсутствие таинству личного выбора значило для жизни ойкумены гораздо больше, чем сила нашего оружия и мирная проповедь - и что самим актом соучастия мы свидетельствовали и о призыве Матери, и о неравнодушии Отцов.
Как совершалось всё это, мы видели собственными глазами. Выбор, о котором мы говорим, был выбором у последней черты - не тем выбором, когда предпочитают оптимальное, а тем, когда отвергают неприемлемое, хотя бы даже и ценою самой жизни. Один из пришедших расстреливать говорил внезапно: "С меня довольно, лучше убейте и меня вместе с обречёнными!" - и действительно расплачивался за это жизнью; однако в следующий, после-следующий, после-после-следующий раз один, другой, третий из убивавших того, предыдущего несогласного, заявляли и сами: "Ну уж нет, он был прав, чёрт возьми! С меня (с нас) тоже достаточно!" - и далее ситуация могла развернуться уже по-разному, в зависимости хотя бы от того, какое число присутствующих также увидело для себя выход - возможность освободиться от адского колеса, расторгнуть изнурительный, невыносимый компромисс с геенной. Таким вот именно образом - с чудовищным грохотом и скрежетом шестерёнок внутренней передачи, подавив несколько волн-верениц, встававших на пути железного сего монстра - наша общественно-политическая машина затормозила-таки, зависнув передними колёсами над краем пропасти. Придя в себя, мы, оставшиеся в живых, отползли потихонечку от края - и стали обдумывать, как нам быть дальше, как строить новую, незнакомую, мирную жизнь.
Мне представляется исключительно важным подчеркнуть, донести до читателя именно этот момент - значение личного выбора, который каждый делает на своём месте. Именно этот момент и открыл в дальнейшем возможность для создания уникальной ситуации, из-за которой теперь на нашу планету взирает, затаив дыхание, общественное мнение широкой ойкумены. Речь идёт о явлении, изменившем лик нашей цивилизации, а быть может, и нашего мира - о массовом оживлении людей, умерших в разное время и в разных ситуациях - и о том, как наше общество данное явление воспринимает.
Когда всё это только начиналось, мы не знали ну ничегошеньки о предыстории вопроса - ни о том, что на заре жизни нашей планеты практически никто не умирал "насовсем", что смерть была лишь актом обновления, необходимой встряской, чтобы естество не "застаивалось", ни о том, что великое множество вполне местных существ обладало раньше даром оживлять умерших - как восставлять "из праха", так и порождать заново. Мы знали только то, что известно всем более-менее опытным волонтёрам: что наши Старшие могут оживлять нас (это нередко приходится делать по причине профессионального риска) и что возможность сия распространяется в принципе и на разнообразных "местных" (хотя, как правило, для общего удобства приходится изображать дело так, будто человек и не умирал). А ещё мы знали то, что известно всем взрослым, пусть даже и начинающим разведчикам - что всё достояние наших Старших является на самом деле и нашим достоянием, и что для того, чтобы обрести доступ к нему, необходимо только "войти в возраст", чтобы обращаться с этим достоянием сообразно статусу царских сынов, а не безответственных малолеток.
Именно это неоспоримое, основополагающее, доминантообразующее знание и позволило нам в нашей экстремальной ситуации воззвать к Старшим - апеллируя к тому, что пройденные испытания сделали нас взрослыми, и теперь мы вполне в состоянии брать ответственность на себя. Множество знакомых, полузнакомых и незнакомых, но успевших стать близкими нам людей на наших глазах совершили свой выбор, предпочтя гибель соучастию в убийстве - и мы, в свою очередь, не согласны были оставить эту ситуацию "как есть", провозгласить вечную славу героям и по факту смириться со властью мясорубки, зная, что на самом деле положение исправимо. Мы воззвали к нашим Старшим о помощи - точно так же, как на предыдущем этапе воззвала к ним наша Мать. Мы возопили, что это нестерпимо, несообразно, недостойно! - мы вместе сражались, пусть даже с кем-то и на разных сторонах, мы вместе покончили с войной - и мы не согласны оставить тех, кто разделил с нами все невзгоды, ни ради неразглашения тайны своего "особого положения", ни ради сохранения общественного спокойствия и порядка, ни ради чего на свете. Дайте нам "добро", дайте нам средства - мы отвечаем за всё!..
Мы были услышаны - и мы получили просимое. Конечно, невысказанная формулировка "социальный эксперимент" витала в пространстве; что же!.. Мы и правда взялись за то, чего в данном конкретном эоне никто не делал до нас. Сказать ли, что было не страшно?! - ещё как было страшно, временами просто очень! - но точно так же, как и во время войны, нас держала мысль, что лучше умереть, чем предать, лучше потерпеть полный крах, чем отступиться, чем забыть, чем оставить без помощи.
Сначала оживляли тех, кто погиб совсем недавно, по ходу боевых действий - тех, чьё место еще не остыло; близкие их, не успевшие притерпеться к разлуке, принимали возвращённых со слезами радости, просто и естественно, как если б весть о их гибели оказалась ложной. Подобное случалось и раньше, но весьма изредка - теперь же таких вернувшихся появилось великое множество. Наверное, дело могло бы этим и ограничиться; трудно даже представить себе, какой в таком случае стала бы наша жизнь. Но не ограничилось.
Люди начали вспоминать и тех, кто умер гораздо раньше, тех, к чьему отсутствию сердце уже притерпелось, чьё место на земле так или иначе уже занято - и вместо умиротворённых вздохов типа "все там будем" стали говорить: "так давайте скорее оживим и того... и того... и этого... - давайте поспешим, давайте скорее вместе будем здесь, пока есть такая возможность - умереть же всегда успеем!.." После кошмара войны, после бесконечных потерь неизбежные затруднения общежития были сочтены законной и совсем незначительной платой за возможность снова встретить любимых, примириться с врагами, исправить ошибки, уже внесённые в разряд непоправимых - словом, за всё то, что является следствием великого дара жизни.
Очень скоро для нас стали очевидны две вещи. Во-первых, что всем необходимо друг друга простить, не поминать ничего старого, чтобы резня не началась заново; во-вторых, что всем необходимо всерьёз потесниться, чтобы дать место возвращающимся в жизнь. Второе, как ни парадоксально, по существу дела и важнее, и труднее, чем первое: необходимо захотеть жить в таком мире, где постоянно появляются новые (хорошо забытые старые!) люди, где надо быть готовым не только впустить их, но принять и полюбить - иначе такая жизнь постепенно станет постылой, ненавистной и невозможной. Мы выбрали этот образ жизни сознательно, по своей воле - предпочтя сумбур и неразбериху радостных встреч стабильной торжественности безнадёжных расставаний.
Вопрос о подлинном прощении и взаимном приятии, с одной стороны, и о практической осуществимости такого рода жизнеустройства, о котором мы говорим, с другой - напрямую связан с темой памяти, темой поминовения. Кого мы помним всё время - для того у нас и есть место, того мы и примем с радостью снова; а сколько на самом деле вмещает наше сердце? Кого мы на самом деле помним и любим, кого мы реально готовы впустить, кому действительно будем рады?.. В обыденной жизни человек легко может обманываться относительно себя на этот счет. Наш небывалый "социальный эксперимент" не только позволяет каждому испытать себя ещё до Страшного Суда и общего воскресения, когда мы все волей-неволей окажемся рядом - но и даёт возможность научиться уже здесь и сейчас быть счастливыми, любя и принимая друг друга, вместо того чтобы оставаться несчастными, отвергая.
Практически дело обстоит следующим образом. Чтобы оживить человека, надо его запеленговать, то есть поймать в пространстве-времени его пеленг - некий след, опознавательный знак его личности. Самый простой способ взять пеленг - это чтобы искомого человека вспомнил кто-то, кто имел с ним прямое соприкосновение. Таким вот образом, от человека к человеку, тянутся цепочки вглубь времен - новооживлённые просят за следующих и так далее.
Относительно того, кто может этим заниматься, дело обстоит и ещё проще. Если у человека имеется соответствующее желание, и при этом ему можно доверить работу с людьми - он вступает в наши ряды, и вперёд! Такая практика вербовки разведчиков - тоже своего рода нововведение. Изменился даже оттенок значения самого термина "разведчик"; в нашем контексте это слово обозначает уже не странника по звёздам, изыскателя и хранителя дальних миров. "Разведчик" в нынешнем нашем понимании - это прежде всего исследователь глубин истории, пролагающий пути в прошлом ради поисков нуждающихся в помощи, "разведдеятельность" - это способ оптимально организовать указанный поиск, оживление обнаруженных и необходимую помощь им. Главное же в этой помощи - следующее. К нашему общему счастью, прошлое изменить невозможно - но возможно и зачастую необходимо изменить своё отношение к нему, суметь увидеть свои ошибки, обозначить их для самого себя и других, назвать верные решения. Это и есть то, что называется метанойя, "перемена ума" (= перемена образа мысли) - единственное основание успеха для разведдеятельности любого калибра.
За неполные десять лет, минувшие с нашего прибытия до более-менее чёткого оформления замысла этой книги, указанные исследования прошлого зашли очень далеко. Представления об истории цивилизации и даже о физическом устройстве мира претерпели весьма радикальные изменения.
В течение первых нескольких лет работы мы потихонечку расковыривали ближайшие к нам два-три столетия, оживляя их обитателей и узнавая от них новые и новые подробности реальной истории. По ходу дела мы совершили массу потрясающих открытий и выдвинули немало фантастических предположений относительно более далёкого прошлого - но всё тормозилось по совершенно элементарной причине. Средний возраст обитателей последних столетий составлял от пятидесяти до ста лет, прожившие сто пятьдесят лет и более считались долгожителями; представления о возможности принципиально иных возрастных градаций, о людях с иными психофизиологическими константами, а уж тем более о существах иного физического устройства, чей средний возраст исчисляется несколькими тысячелетиями, были утрачены практически начисто - если не считать сферы сказок и легенд. По известному психологическому закону, человек практически способен распознавать только то, о чём уже имеет хотя бы какое-то малое представление - поэтому даже те факты, которые могли бы помочь нам изменить взгляд на вещи, мы либо вовсе не видели, либо интерпретировали их неправильно.
Указанным образом мы отчасти доползли, отчасти допрыгали до пятисотлетнего рубежа вглубь веков - (во избежание недоразумений подчеркну особо - мы не путешествуем по времени, мы просто оживляем тех, кто жили в те или иные времена, и через их рассказы о своей жизни получаем информацию о прошлом!) - и вот тут ситуация неожиданно для нас оказалась принципиально иной. Мы с величайшим удивлением узнали, что более пятисот лет тому назад произошла война, существенным образом деформировавшая вид и структуру нашей цивилизации. В результате так называемой Стелламарской войны не только прекратила своё существование великая морская держава - Стелламара, наследница Тирской Империи, Престола Владычицы Морей - но и сама память о жизни на морях превратилась в горькую легенду, оказавшуюся к тому же под запретом. С лица земли исчезли древние народы, дети которых могли жить по пятьсот и по тысяче лет без перерывов на обновление естества, те народы, которые традиционно имели общение с Обитателями Глубин и не понаслышке были знакомы с другими "старожилами" планеты... Нетрудно представить, какой урон понесла цивилизация в связи со Стелламарской войной и её последствиями - но нетрудно и догадаться, какой рывок сделала наша разведдеятельность в связи с возвращением указанных народов к жизни.
Нет никакого смысла пересказывать во вступлении то, чему я собираюсь посвятить серию из нескольких книг. Поэтому в довершение сего очерка мне хотелось бы нанести лишь парочку немаловажных штрихов.
Не так редко нам задают каверзный вопрос о риске перенаселения. Ответить на него можно следующим образом.
Конечно же, мы не считаем для себя возможным легкомысленно снимать такой риск с повестки дня напрочь. Немалое количество достаточно серьёзных умов уже сейчас продумывают оптимальные пути использования разнообразных ресурсов планеты, в том числе вопросы территориального размещения. Практически, однако, опасения пока что не имеют под собой оснований. Дело в том, что наша Земля и в древние времена была не слишком-то населена (огромные пустые пространства, заброшенные или вовсе неосвоенные - характерная черта нашей цивилизации), а уж после Стелламарской войны планету постигло особенное, прогрессирующее запустение. С лица Земли постепенно исчезали целые народы и социумы - не только из-за междоусобиц, но и просто тихо вымирая. Поневоле вспоминается старая притча про ангелов, которые неверно поняли указание "делать нечто каждый день" - и принялись усердно "делать ничто", ежедневно выметая метлой вон из мира попеременно хорошее и плохое. Сейчас означенные народы постепенно возвращаются к жизни; конечно, это происходит куда быстрее, чем они покидали этот мир - однако мы активно используем все возможности рационального расселения, и по одному этому места пока что ещё вдоволь.
Кроме того, существует ещё один важный аспект восприятия данной проблемы, имя которому - доверие. Нет сомнений, что необходимо учитывать и планировать всю свою деятельность, применяя максимум ресурсов прогнозирования и т.д. и т.п.; однако намного важнее во всех главных решениях руководствоваться принципом "делай что должен - и будь что будет". Наша любовь к тем, кто ещё только имеет прийти сюда жить, наша готовность принять и оказать помощь имеют куда большее значение для хода процесса, чем самые дерзновенные научные расчёты - хотя и расчёты эти очень даже могут пригодиться. Как сказал один мудрец, когда при нём стали обсуждать перспективы расселения на других планетах - "сохраните бескорыстие, и двери небес откроются перед вами сами - именно тогда, когда это действительно потребуется".
В качестве примера можно привести притчу - а может, и не притчу, а действительную историю, которую участники событий рассказывают как притчу - о некоем человеке, созвавшем к себе людей, чтобы вместе читать Евангелие и беседовать о важных вещах. Народу собралось неожиданно много, а жилище было мало и явно не могло вместить прибывших. Вспомнив о достославном случае, когда Иисус накормил множество голодных всего несколькими кусками хлеба и рыбы, хозяин воспрянул духом и поступил аналогично. Благословясь, он стал вводить людей в помещение по одному-по двое и рассаживать их, находя всякий раз свободное место - пока не рассадил всех, и ещё хватило места самому пробираться между гостями, чтобы напоить их чаем.
Наконец, ещё одна иллюстрация на ту же тему - так называемый "мотив тридцати". Начало соответствующему движению было положено одним из северных кочевых племён, для которых вопрос о количестве свободного пространства на душу населения - это и в самом деле вопрос жизни, как минимум - традиционного образа жизни, имеющего огромное значение для их внутренней культуры. Представители этого племени обратились к разведчикам с просьбой: "Вот у нас список - тридцать человек, наших старших родичей, кого бы мы хотели оживить и взять к себе жить; взамен мы выбрали тридцать добровольцев, готовых отправиться осваивать арктические пустыни - только помогите им для начала обустроиться на новом месте." Весть об этом поступке быстро облетела ойкумену, многим такой подход пришелся по душе. Совершенно необязательно всем рваться в арктические пустыни; важно просто помнить, что для новооживлённых, которым и так нелегко адаптироваться в сильно изменившемся мире, вопрос о привычном месте обитания нередко стоит очень остро - а всевозможные "старожилы", включая и тех оживлённых, кто уже успел освоиться, преспокойно могут подвинуться и переселиться на новые территории, а нередко и найти в этом свою особую прелесть.
На этой мажорной ноте я и заканчиваю своё вступление - с тем, чтобы перейти наконец к первой главе данной книги, разворачивая перед читателем, возможно, незнакомым с местными условиями, многоцветную карту нашей прекрасной планеты на рубеже новой эпохи.
...Но лягут семь моих дорог,
Как семилопастный цветок -
Но развернётся каждый путь,
И всемером вонзятся в грудь,
Как семь ножей и стрел...
1. О некоторых особенностях повествования. Что такое Черта Мира?
Начнём с того, чтобы посвятить читателя в определённые трудности, связанные с изложением материала.
Дело в том, что представления о мире, которые мы имели даже не в начале своей деятельности, а позже, на этапе работы с последними двумя-тремя столетиями, весьма существенно отличаются от всего того, что известно нам теперь. Картина мира, бытовавшая в пост-стелламарскую эпоху, была по-своему логичной и завершённой, хотя и оставляла некоторые немаловажные моменты абсолютно без объяснений; картина мира, раскрывающаяся перед нашими глазами ныне, ослепительна и прозрачна, как вид с горной вершины, даёт ошеломляюще простые ответы на иные заковыристые вопросы - но законченной её не назовешь ни в каком смысле.
Ввиду этого обстоятельства мне не совсем понятно, следует ли описывать панораму ойкумены с точки зрения обитателей пост-стелламарской эпохи, синхронов (т.е. современников) последних столетий - или же сразу погружаться в дебри "доисторических" корней нашей цивилизации. И то, и другое имеет свои преимущества: с одной стороны, речь долгое время будет идти исключительно о поздних временах - с другой же, предпосылки большинства поздних событий заложены в более или менее отдалённой древности. Наверное, с литературной точки зрения правильнее было бы делать упор на малое знание, постепенно раскрывая через него большое - но я не литератор, поэтому попытаюсь просто сочетать оба подхода, ориентируясь на максимальную ясность и вразумительность изложения. В какой мере это у меня получится - судить читателю.
Ещё один момент, который требует прояснения с самого начала, касается названия данной книги. Что такое Черта Мира? - ответ на этот вопрос хорошо известен тем, кто уже освоился в нынешней обстановке, но может быть не известен недавно оживлённым или же тем, кто знакомится с жизнью нашей планеты не прямо, а понаслышке - по рассказам, фильмам и так далее. Для удобства сих категорий читателей внесём расшифровку понятия прямо сейчас.
Чертой Мира именуется временная черта, проходящая по Новолетию между последним годом тотальной войны и первым годом мирной жизни - так сказать, условная граница между войною и миром. Условность этой границы в том, что установление мира началось осенью перед Чертой Мира, а последние военные действия завершились весной после неё - однако в течение первого же мирного года было принято решение зафиксировать Черту Мира по точке наступления Нового Года. О том, какие обстоятельства послужили причиной фиксации этой границы, я поведаю позже, когда придёт пора - сейчас же скажу лишь, что датировка нынешних событий, то есть событий, произошедших после Черты Мира, отсчитывается именно от неё. Последний год войны обозначается как первый год до Черты Мира, первый год мира - как первый год по Черте Мира. Нынешний год, то есть год, в который я начинаю данное повествование, обозначается как восьмой год по Черте Мира, кратко - 08 по ЧМ.
Ну а теперь наконец приступим.
Для начала обрисуем ту картину мира, которая соответствует представлениям синхронов пост-стелламарской эпохи, внося в оную картину лишь незначительные коррективы.
Главный наш материк, спокон веков носящий простое название "Северный" - основное место обитания людей позднейших столетий; впрочем, и в древности он очень много значил для всей цивилизации. О конкретных странах и народах мы поговорим несколько погодя. Северный материк занимает большую часть северного полушария, включая северный полюс и часть экватора; Восток и Запад при этом почти смыкаются, разделяемые Проливом шириной примерно в четыре часовых пояса.
Пролив относится к особой части земного шара, называемой "Атлантика", которая простирается от полюса до полюса зоной сложной, веретенообразной формы, захватывая, помимо пролива, немалую часть океана в южном полушарии. О значении Атлантики - об истории формирования соответствующей географической зоны и о так называемом "служении Атлантики" - мы несомненно будем позже говорить отдельно, тем более, что тема эта принадлежит к недавно открывшимся областям знания, однако сейчас углубляться в неё не стоит.
К югу от Северного материка в океанских просторах раскидано множество островов, по преимуществу мелких. Часть из них то погружается в воду, то выглядывает - сейчас там одни только водоросли да птицы, изредка пасутся дюгони, одиночные или семьями. Бывают и довольно большие острова, пригодные для обитания, с ручьями и рощами, а иной раз даже с заброшенными со времён стелламарской войны княжескими крепостями или рыбачьими посёлками.
Передвигаясь от острова к острову, можно добраться до так называемого Южного Материка.
Написание слова "материк" с большой буквы - не опечатка, а философско-орфографический нюанс: наш собственный, Северный материк мы безусловно воспринимаем как "материк" с маленькой буквы - нечто обыденное и само собой разумеющееся, материк "правильный", материк-как-нарицательное - а в названиях чужих и таинственных Южного и Третьего материков слово "материк" является, несомненно, именем собственным, а посему с большой буквы и пишется.
Поверхность Южного Материка огромна - хотя, конечно, нашему Северному он в размерах безусловно уступает. Постепенно сужаясь, Южный Материк тянется от экваториальной зоны к Югу и простирается практически до самых полярных областей, местами едва ли не соприкасаясь со льдами Антарктики.
Южный Материк поражает своей красотой: рощи и джунгли, перелески и саванны, большие и малые реки, озёра и ручьи. Порой прямо на поверхность выходят залежи драгоценных камней - вообразите, как играет в светлых струях на излучине сапфировая отмель, когда плывёшь по середине реки на плоту!..
В изобилии здесь - экзотические цветы и плоды; всё произрастающее на этой земле годится в пищу; ни растения, ни животные, ни насекомые - никто не опасен для человека, не встретишь ни хищных, ни ядовитых. Эдем, да и только! - однако существует одна странная и пугающая особенность: сколько-нибудь продолжительное время пребывать в сознательном состоянии тут невозможно. Все, кому приходилось провести на Южном Материке годы и даже месяцы, свидетельствуют, что человек в этих условиях постепенно расслабляется, забалдевает, впадает в растительное существование - и противостоять этому процессу исключительно трудно. Прибавить к тому определённые сложности с разведением огня, да и вообще местные особенности термохимических процессов... Одним словом, очень многое указывает на то, что цивилизации, подобной нашей, здесь нет и никогда не было. Из этого, впрочем, не следует, что не было никакой.
Вплоть до нынешнего времени на Южном Материке имеется в высшей степени своеобразное население - так называемые "голубенькие". Это существа исключительно женского пола, очень красивые смуглянки с характерной синевой кожи и волос; они живут стайками, веселы и по-своему приятны, однако ужасно надоедливы - так что путешественнику, который и без того борется с накатами расслабленности, встреча с голубенькими сулит большие затруднения. Они тормошат его, развлекают, стараются оставить у себя, всячески мешают двигаться дальше. Впрочем, если по случаю их оказалось немного, две-три, не более пяти штук - то вполне возможно прихватить их с собой, убедив содействовать в путешествии, как если б это было новой захватывающей игрой: до всяческих игр эти существа весьма охочи.
Сами по себе голубенькие размножаются без участия мужчин, но редко, в особых ситуациях: увидев мёртвой одну из своих товарок, голубенькая испытывает физиологический стресс, сам собой приводящий к зачатию и рождению дочери. Однако если голубенькую увезти на материк, её вполне можно цивилизовать и во всех отношениях адаптировать к обычной жизни. В краткий срок она научится всему необходимому, станет хорошей женой, хотя поначалу и проказницей, и рано или поздно сможет рожать как обыкновенная женщина - и сыновей, и дочерей. Потомство голубеньких бывает узнаваемо по чертам, хотя специфический цвет кожи при этом утрачивается - не только у потомков, но и у самой девушки, когда она достаточно долго проживёт на нашем материке.
С некоторых пор всем хорошо известно, что Южный Материк является родиной также и сельвов; однако сами по себе сельвы относятся к довольно-таки древней истории, и рассказывать о них сейчас подробно я не буду. Скажу буквально два слова о самом необходимом. Неукротимые сельвы, больше всего похожие на огнегривых кошек в человеческий рост, были одним из народов, обладавших даром оживлять умерших - правда, исключительно на своей земле и только совместными усилиями. К сожалению, нравом сельвы были чересчур конфликтны, бесконечно ссорились и дрались друг с другом - так что в итоге расточились, разбрелись мелкими группками, постепенно утратили дар и вовсе вымерли.
В старые времена, когда море было обитаемым, а безымянных мест практически не существовало, Южный Материк назывался "Ливия", то есть "Южный", или "Африка", что означает "Лоно". В каком смысле сей дивный край представляет из себя лоно, лично мне непонятно и доныне, хотя нет сомнений, что имеются в виду врата чьей-то животворящей силы, место чьего-то рождения. Многие "лона", о которых мы знаем, являются детородными частями нашей Матери, Алестры, но вроде бы Африка как раз не из них. На свете ещё очень много всяческих тайн - и по-прежнему остаются верны слова мудрецов: чем больше мы о мире узнаём, тем больше убеждаемся в собственном невежестве.
Наиболее загадочный из всех - Третий Материк, называемый также "Земля Нод" и "Атлантида". Он расположен в атлантической части южного полушария. Долгие времена, до самых недавних пор, Третий Материк скрывался под океаном, лишь изредка показываясь из-под воды, но легендарная память о нём сохранялась. С падением Земли Нод связывают события описанного в священных текстах Всемирного потопа.
Исторические легенды насельников Земли Нод - потомков Каина, гордых Наутов - рассказывают о произошедшей трагедии так. Науты, некогда бывшие носителями весьма высокого служения, законно имевшие великую власть на морях, постепенно развратились и впали в полный беспредел. В ночь, омрачённую особо гнусным преступлением, разверзлись бездны, и Землю Нод поглотило море. Из всех Наутов уцелела единственная семья, потомство которой поселилось уже на нашем материке, неся на себе всевозможные обеты и запрещения во искупление вины своих предков - а морской и воздушный океаны сделались вотчиной так называемой Третьей Силы, бывших прислужников Наутов, коварно соблазнивших своих повелителей преступить последнюю черту беззакония, ставшую для них роковой.
Так выглядит означенная коллизия с точки зрения современных Наутов. Историческая правда, насколько она открыта нам теперь, гораздо менее прямолинейна. Науты и Третья Сила и в самом деле связаны исключительно давно, не только общим служением, но и весьма интимной дружбой, знанием глубинных и тонких душевных и телесных особенностей друг друга. И те, и другие были поставлены с своё время хранителями Атлантики, носителями функции Стражей - и, конечно же, неприглядную роль в событиях затопления атлантических земель эти два народа сыграли не без взаимного подстрекательства. Всё это - особая история, для понимания основ сложения нашей ойкумены очень важная, но вдаваться в её подробности сейчас не совсем уместно. Отметим лишь, что статус Третьей Силы как проштрафившихся Стражей был определенно обозначен даже ранее конфликта с Наутами - в связи со скандальной историей, называемой в источниках то "восстанием Денницы", то "падением Денницы"; несмотря на противоположный смысл этих наименований, речь идёт об одном и том же историческом сюжете.
По своему телесному устройству Третья Сила (они же - "холодные русалки", правильное название - "зыби", с филологической точки зрения не склоняемое, в разговорной же речи склоняемое легко и свободно) - очень сильно отличаются от большинства обитателей Земли. Плоть их можно уподобить радиоволнам или электромагнитным полям, и живут они в своём "натуральном" виде не по-отдельности, а "слитно", роем. Частица "би" в названии "зыби" подразумевает "бир" - что означает "множество, составляющее единство", термин одновременно математический и социально-философский. Классический пример бира в живой природе - муравейник. Зыби - один из "бирных" этносов; их своеобразная "бестелесность" усиливает взаимозависимость, связь каждой особи с роем - они имеют общую память, склонны "слипаться", сливаться, не отличать себя друг от друга и от роя. Вместе с тем каждая/каждый зыби в принципе может отделиться (или быть насильственно отделён) от роя, поселиться среди людей и постепенно обрести психическую независимость вкупе с полноценной плотской телесностью; нужно только следить, чтобы рой не поглотил такое ещё не окрепшее существо обратно - рой очень подозрительно относится к отделившимся зыби и стремится "переварить" их или уничтожить вовсе.
Достославная история "восстания / падения Денницы" с точки зрения роя зыбей как раз и состояла в том, что кое-кто из них обрёл чересчур большую самостоятельность, смутил определённую часть роя и опозорил весь рой как таковой перед лицом ойкумены, произведя воспрещённые действия с воротными, "взлётно-посадочными" механизмами Атлантики, которые рой в первую очередь и должен был охранять - что привело к неуправляемым последствиям, в том числе к затоплению ряда атлантических земель. С тех самых пор зыби не только как огня боятся "отделенцев" своей породы, но и, что называется, "ревностно не по разуму" стерегут Атлантику и вообще всё, что может иметь отношение к внешним вратам планеты. Они не пускают людей в космос и даже в стратосферу, преследуют всех, кто приближается к полюсам или кто пытается преодолеть Пролив. Своими боевыми действиями зыби подкрепляют грозную силу Мальстрема - "злого течения", препятствующего прямому общению крайнего Востока и крайнего Запада, так что форсировать Пролив при помощи какого бы то ни было плавсредства обыкновенный человек не может. Морским народам известен был старый способ преодолеть Мальстрем, который назывался "пройти овердрайвом" - но способ этот подразумевает своего рода "погружение в смерть", и далеко не всякий капитан решался им воспользоваться.
Когда прекратила своё существование держава на морях, многие сыны которой умели давать зыбям отпор, Третья Сила распоясалась окончательно - и мореплавание стало практически невозможным. В течение последних пятисот лет судоходство обречено было на речное и прибрежное существование, да и воздухоплавание было относительно безопасным только над Северным материком.
Полярные области планеты тоже пребывают в давнем запустении. Земли, примыкающие к северному полярному кругу, заселены весьма умеренно - полоса городов на Востоке, ряд кочевых племен на Западе - а южный полярный круг и вся Антарктида, бывшая некогда цветущим оазисом тепла, в течение последних столетий и даже тысячелетий необитаемы вовсе.
Теперь настало время перейти к нашим государствам. После гибели Стелламары их осталось всего три: наша страна, то есть Арийская Территория (называемая также "Арийский Запад"), а также Приморье и Восток. Начнём с последнего.
Восток, или Восточное ("Остатское") государство, по сравнению с другими странами занимает самую большую площадь. Естественную границу между Востоком и Арийской Территорией образует горный хребет, пересекающий практически весь Северный материк с севера на юг. Хребет расположен отнюдь не посредине - едва ли не две трети поверхности материка приходится на долю Востока, немногим более трети остаётся Западу, то есть Приморью и нашей стране в совокупности. Приморье, правда, совсем крохотное.
Восточное государство - весьма высокоразвитая держава. Науки, промышленность, индустриализованное сельское хозяйство, система общего образования, государственная медицина, всевозможные социальные дотации... - к нашему времени на Востоке можно было жить совершенно бесплатно. Деньги требовались только для приобретения роскоши (типа личная субмарина), и государственным образом платили их мало кому и очень понемногу.
Идеология Востока последних столетий внешним образом была безоблачно-лучезарной - гуманизм, прогресс, равенство и братство. О тёмных сторонах жизни считалось, что они давно изжиты, и сомнение в этом есть явное свидетельство психической неуравновешенности; непримиримая борьба с чем бы то ни было ушла в прошлое. Память о Стелламарской войне тщательно изглаживалась, пока не стёрлась вовсе. Национальный вопрос на последнем этапе принято было игнорировать - по идее, все между собою равны; тему религии полагалось обходить стороной, считая интимной, почти что неприличной - воинствующий атеизм давно позади, пускай себе все верят во что хотят. Многие граждане умудрялись жизнь прожить, искренне считая, что всё так и обстоит на самом деле, и немалое число из них - действительно порядочные люди. Столкнувшись с неожиданной проблемой, они честно пытались сделать всё, что в их силах - и тогда перед ними раскрывалась обратная сторона благолепной пасторали: повсеместная ложь, истерическая ксенофобия, близорукий конформизм - дающие простор насилию, особенно гнусному на фоне тотального равнодушия.
Если говорить о нелегальной, как бы "ночной" стороне восточной жизни - то в строгом смысле слова "ночной" её называть не стоит: представители "дневных" и "ночных" кругов преспокойно сосуществовали "днём", ходили по одним и тем же улицам и посещали одни и те же официальные инстанции, отчасти не замечая, отчасти игнорируя друг друга. Всякого рода "государств в государстве" на Востоке хватало спокон веков; "сопредельные державы" могли при этом пересекаться, отдалённые - быть знакомы понаслышке или же вовсе не иметь друг о друге никаких представлений. Мир нелегальной науки с будничными экспериментами на людях, леденящими кровь открытиями и рутинной работой на мафию; пёстрый и многоукладный мир мафий - от патриархальных до беспредельствующих, промышляющих от контрабанды мехов и кофе до торговли живым товаром и частями тела для нигромантии; мир нигромантии - большие и малые сообщества чёрных магов, мэтры и ученики, тайны и суеверия, шарлатанство и натуральные человеческие жертвы демонам; миры древних народов, со своими собственными местами обитания, сферой деятельности и общения - царственный Клан Стражей, ясновидящие Серинги, коварные Фамилиары, вездесущие волхвы; мир контрразведки, да! - ещё ведь и такое бывает!.. - грозная и громоздкая, лишь незначительной частью врастающая в государство махина службы безопасности, своими конструкциями и обитателями распростёртая вглубь и вширь многовековой истории... - таковы отдельные фрагменты поздневосточной панорамы.
Рассмотрим теперь обитающие на Востоке народы. Собственно говоря, многие из них проживают также и на Западе - однако по ряду причин восточный контекст позволяет обрисовать их особенности более выпукло, так что сим мы и воспользуемся, чтобы набросать этническую картину в целом.
Развязанная Восточным государством Стелламарская война и последовавшие за ней по всей территории Востока гонения на инокровных очень сильно деформировали эту самую этническую картину - поскольку многие народы, традиционно жившие на материке, но состоявшие в родстве с морскими, вынуждены были спасаться бегством или скрываться вплоть до полного забвения своих корней. Представления об этнической истории таким образом существенно обеднились и упростились вплоть до полной неузнаваемости.
Принято считать, что основное население Востока - так называемые восточные неарийцы. Отчасти это даже верно, особенно при учёте ряда необходимых уточнений и поправок. Восточное государство, безусловно, пришло на смену и в полной мере наследует царству Таголинов - династии западно-неарийского происхождения, в своё время объединившей разрозненные племена, обитавшие в северных и центральных землях восточнее Хребта. Следует, однако, иметь в виду, что на территориях Востока и тогда проживали отнюдь не только восточные неарийцы, так что итогом таголинской интеграции явился весьма оригинальный этнический сплав. И всё же классический "восточник", каким его представляют - герой боевиков, агиток и рекламы - это именно восточный неариец, широко улыбающийся белозубый атлет с ясным взором светлых глаз и пышной, но аккуратной копной пшеничных волос - в спецовке ли с молотом, в косоворотке ли с серпом, в форменке ли с винтовкой на защите мира для всего мира. Со всеми, как говорится, плюсами и минусами, равно как и прочими вытекающими отсюда последствиями.
Весьма значительную часть населения Востока составляют волхвы. В древности немалая доля восточных территорий - весь юг и средняя полоса, фактически до границы северных лесов - принадлежала Волхвитской Империи, с которой Таголинское Царство самым причудливым образом делило управление окраинами. Волхвитская Империя не знала границы по Хребту, столь значимой для многих народов, и арийский Юг, то есть южные земли западнее Хребта, в течение долгого времени также находился под её властью. Волхвитская Империя была велика, сильна и, с нашей точки зрения, совершенно ужасна - строгое деление на касты, изуверские законы, бюрократия, теократия, магия и крючкотворство во всех сферах жизни... - в конечном итоге она, ко всеобщему облегчению, изжила сама себя и рухнула, но остались волхвы. Неутомимые, циничные, любопытные, бесстрашные, откровенно презирающие инокровных - они были бы невыносимы, если б не врождённое чувство юмора, грациозный драйв хищного обаяния и завораживающая искусность во всём. Волхвитский театр, где до колик смеётся и профан, и завзятый ценитель; волхвитский табор - все сто шесть ступеней совершенства в любовных делах, веселящие зелья, чары и предсказания "безо всякого мошенства"; волхвитская изощрённость в научных и философских трудах, непревзойдённое мастерство волхвитских врачевателей... - словом, без волхвов и на Востоке, и на Западе зачастую просто никуда. Многих не-волхвов, конечно, всё это сильно раздражает - так что, не будь волхвы так зубасты, их бы здорово притесняли. Интересно, что при этом в волхвитской среде время от времени начинают блуждать идеи реванша - мечта о воссоздании империи, где волхвы вновь управляли бы прочими народами - однако, к нашему общему счастью, эти идеи не слишком популярны.
Теперь наконец настала пора поговорить о чёрных этносах, которые столь много значат в жизни как Востока, так и Запада. Однако для начала нам придётся несколько отвлечься, чтобы разобраться в причинах и особенностях традиционного деления народов и их отдельных представителей на "чёрных" и "белых".
Прежде всего следует иметь в виду, что область значений этих терминов в разные эпохи и в разном контексте может сильно различаться - с изменением условий содержание понятий смещается, и значения "плывут" - однако главная мысль этой дихотомии в целом пребывает неизменной. Сформулировать её можно приблизительно так.
"Белый" - это такой человек, который растёт и развивается, живёт и действует самостоятельно, без опоры на предковую память, вне ментальной поддержки / ментального контроля со стороны родных по плоти; контакт с окружающими у "белого" принципиально "внешний" - с осмыслением или без оного, но он принимает от них ровно столько, сколько желает принять: "Извольте разговаривать со мною снаружи!" - то есть "словами через рот", а не "неизвестно чьими мыслями в моём мозгу". Присловье "свою голову другому не дашь" - это как раз про отношения белых людей между собой. По этой причине белые достаточно беспомощны в малолетстве, отсюда же проистекает их слабость во всякого рода экстрасенсорных взаимодействиях - ведь подобные взаимодействия с окружающим миром требуют, как правило, наличия устойчивых ментальных каналов связи с разнообразными источниками сил, в том числе и со своим родом. Столь очевидные минусы естественного устройства белых компенсируются живостью и гибкостью ума, склонностью и способностью комбинировать предлагаемое внешней средой для оптимального достижения желаемого результата. Белый легко учится у окружающих всему тому, что в силах освоить, а кроме того - может играючи организовать их деятельность даже в малознакомой сфере.
Философским образом понятие "белый" может быть осмыслено так. Белый цвет означает отрешённость и чистоту; это может быть цвет торжества или цвет погребения - в любом случае он ассоциируется с отказом от старого опыта, с "очищенностью" для восприятия нового. Ослепительная белизна света подразумевает самоотрешённое слияние семи цветов радуги - подобным же образом белизна человеческого естества содержит в своей подоснове "семицветье" сокровищницы природных даров, от неосмысленного, "инстинктивного" / "автоматического" использования которых человек отказывается ради прохождения самостоятельного пути, ради возможности охватить всё это богатство свободным произволением и разумным пониманием.
Понятие же "чёрный" говорит о силах недр, об изначальном мраке, покрывающем основы мироздания, о связи человеческого существа с этими потаёнными глубинами. Плоть чёрных народов хранит запечатлённой память о их истории, вплоть до первых шагов исхождения из тьмы бессознательного состояния; в пределе она хранит память и о тех Старших, кто породил эти народы, кто призвал их в достоинство того или иного служения. Подобные светлые воспоминания могут очень поддержать в трудную минуту жизненного выбора - но они же и очень обязывают, а ведь человек, с детства растущий "связанным-обязанным", иной раз куда больше и чаще ощущает изнурение и напряг, чем радость обладания наследственным сокровищем.
Чёрные сильно связаны со своим родом - они знают своих предков кровью, то есть могут иметь о них представление даже если никогда их не видели, могут обладать доступом к их памяти, могут раскрывать в себе возможности самых разнообразных своих прародителей - что, конечно же, даёт простор процветанию множества необычайных дарований. Плата за это - затруднения при отделении себя от родовых уз, при вычленении собственных проблем из всевозможного родового "прогруза".
Со своим телом чёрный соотносится принципиально иначе, чем белый - это соотношение напоминает скорее союз всадника с конём, чем взаимодействие пассажира с рейсовым автобусом. Чёрный практически всегда способен добиться от своего тела того, чего ему надо - но при этом и сам в высшей степени от него зависим. Эмоциональные колебания, связанные с телесным состоянием, сотрясают чёрного куда сильнее, чем белого; такие метафоры как "умереть от огорчения" или "помолодеть от радости" для чёрного - отнюдь не красочные образы, зачастую это вполне себе обыденная реальность.
Можно было бы сформулировать так: девиз, основной принцип существования белого - свобода, чёрного же - верность. Нетрудно представить, каким благом было бы для всех и для каждого научиться сочетать эти принципы, научиться переходить по необходимости из фазы "чёрного" в фазу "белого" и наоборот! Это было бы вполне естественно - при том, что все живущие на Земле имеют по сути дела общее происхождение, что одни и те же народы в зависимости от контекста воспринимаются то как "белые", то как "чёрные", что дети из одной семьи могут делать различный жизненный выбор и реализовывать себя по-разному, волевым образом определяя себя "белыми" или же "чёрными"... - однако исторически, в масштабах ойкумены, всё сложилось не так. Конечно, сейчас мы пытаемся осознать своё прошлое, желая исправить былые ошибки и вновь обрести утраченные возможности - но не следует обольщаться и забывать о том, что мы сделали всего лишь несколько шагов по этому пути, и что только будущее покажет, в какой мере желаемое будет реализовано как действительное.
Пара слов о дрейфе понятий. Всё указывает на то, что в древности никакого противопоставления между "белыми" и "чёрными" не было, и расклад представлений выглядел так: бывают обычные люди, "как все" (которые могут называться по-разному, в зависимости от контекста), а бывают необычные - "белые", которые могут и умеют то, чего не умеют обычные люди, и при этом недолюбливают многое из того, к чему обычные люди привычны. В новые же времена, особенно в пост-стелламарскую эпоху, всё оказалось перевёрнуто с ног на голову: бывают обычные люди, "как все", то есть - "белые", которые ничего "такого" по своей природе не могут и не умеют - а бывают необычные, "чёрные", которые владеют тайными знаниями и тайными силами, недоступными для "обычных", то есть белых людей, ни к чему подобному, повторим, природно не способных. Акцентируем внимание: в древности "белый" - это тот, кто сознательно не желает, не позволяет себе прибегать к родовому арсеналу, а своей родне - хозяйничать у себя в голове; в новейшие времена "белый" - это тот, кто ни к чему такому принципиально не способен. Разница ощущается? - попросту говоря, в новейшие времена любой, кто не хотел бы, чтобы его этническая "белизна" оказалась под сомнением, необходимо должен был не только скрывать какие бы то ни было необычайные дарования, но и всеми силами подавлять их развитие в самом себе и в своих близких. Катастрофические последствия такого подхода в смысле обнищания жизни ойкумены нетрудно себе представить.
Возвратимся теперь к разговору о чёрных народах Востока.
Прежде всего следует иметь в виду, что обитающие на Востоке чёрные этносы очень разнообразны. Если западные чёрные, осознающие себя как таковые - чаще всего довольно-таки дикие лесные колдуны, ведущие патриархальный образ жизни в глухих чащобах в состоянии перманентной обороны ото всех ближних и далёких, то чёрные Востока - по преимуществу высококультурные, нередко даже высокопоставленные роды и семьи (хотя архаичные, "дикарские" чёрные этносы на Востоке тоже бывают). Соотношения с восточным государством у разных чёрных социумов очень различны - одни имеют официальные документы и заседают в министерствах и городских советах, других вечно тиранит мэрия, санэпидстанция и роно. Чёрные обычно нуждаются в несколько иных, чем окружающие, условиях существования, что нередко идёт вразрез с государственными предписаниями - официально же, как уже говорилось, никаких чёрных не существует, равно как и проблем с ними. Хорошо, когда в реальности местные власти понимают, что к чему, и не пытаются проводить массовых акций вроде прививок, от которых чёрные дети нередко погибают, а родные их оказываются вынуждены беспощадно мстить чиновникам и врачам - однако адекватное понимание ситуации встречается далеко не всегда.
Естественные дарования чёрных народов многообразны; есть много такого, что свойственно для всех чёрных в целом, но бывает и такое, к чему способны только особые этносы и даже только отдельные их представители. Практически все чёрные могут видеть во тьме, подолгу не есть и не спать, лечить руками и наносить удары на расстоянии; очень многие способны к тем или иным формам мысленного общения; есть этносы, чья плоть более "текуча", и они легко превращаются, меняют обличье - причём далеко не всегда по собственной воле, нередко это происходит под влиянием внешнего эмоционального воздействия; существуют также и такие, которые умеют передвигаться "сквозняком", покрывая огромные расстояния в кратчайшие сроки, а ещё встречаются такие, которые умеют летать... В общем, дарования чёрных весьма разнообразны - и посему практически любой конкретный экземпляр обладает большой ценностью для использования его как в магических, так и в научных целях. Использованы могут быть силы и возможности живого чёрного, равно как и отдельные части его тела, а также всевозможные препараты, экстракты и лекарственно-магические средства, изготовленные из них. Нетрудно догадаться, что всё это в совокупности делает торговлю живым товаром, органами и препаратами весьма выгодным бизнесом - особенно в условиях Востока, где существование таких этносов официально отрицается. Самое печальное, что в новейшее время не только нелегальные, но и государственные лаборатории и институты иной раз позволяли себе держать в хозяйстве чёрных невольников - инвентарные ведомости бесстрастно фиксировали таковых в качестве особого рода подопытных животных или даже искусственно созданных приборов и механизмов. Что же касается тех существ, кого действительно можно считать одушевлёнными приборами и механизмами, а также тех существ, кто естественным образом во всевозможных приборах и механизмах обитает - то участь всех этих, уже в полной мере бесправных, насельников Востока складывалась по-разному, иной раз лучше, чем участь жертв работорговли, иной раз - гораздо хуже.
На этом пока что о Восточном государстве хватит; обратимся теперь к антиподу Востока - Приморью.
Приморье - держава маленькая, но исключительно грозная. Расположенная на крайнем Западе Северного материка и отделённая от остального мира неприступной Приморской Стеной, территория Приморья в течение многих столетий являла собой сплошной город; отвращение приморцев к живой природе вошло в поговорку. Порождённое идеологией переустройства мира, это отвращение поддерживалось условиями жизни - теснота, нездоровье, жёсткая дисциплина, аскетизм и пр. обычно не способствуют добрым отношениям с естественной биологической средой, так что страх перед "необузданной" стихией природы, с которой приморцы реально почти не встречались, был вполне искренним, и это в полной мере отвечало государственным интересам: вольное дыхание фауны и флоры - дурной пример для верноподданных граждан.
Мало кто помнит, что в библейские времена эта самая земля носила имя "Обетованная", что на зеленеющих берегах достославного Приморского внутреннего моря возлежал, увенчанный виноградниками и лилиями, стольный град Иерусалим, что воспетые в псалмах ступени семи спусков омывали именно эти волны. Трудно узнать в механистическом, закованном в электронику и сталь Приморье запечатленный более трёх тысячелетий назад в Священном Писании, вдохновенный и вместе с тем целомудренный лик Царской Невесты.
Описанная в евангельских текстах общественно-политическая драма привела к резким переменам в жизни страны. Конфликт между светской и духовной властью, назревавший в течение нескольких предыдущих поколений, ко времени евангельских событий обострился до предела. Происшествиями вокруг Проповеди, Распятия и Воскресения Христова были взбудоражены буквально все слои населения. Воспользовавшись всеобщим смятением, светская власть фактически произвела переворот - деморализованное же ситуацией высшее духовенство оказалось беспомощным. Если ещё совсем недавно правящие клирики действовали в пылу борьбы бесшабашно, ни с чем не считаясь - "Несомненно, это самозванец, а совсем не Тот, за Кого он себя выдаёт! - а если всё же нет, если мы ошиблись - то нам хана, а ну и наплевать!" - то теперь они, словно впав в гипнотическое оцепенение, позволили светской администрации делать с ними и со страной буквально всё что угодно.
Для начала вне закона были объявлены последователи нового еретического учения, то есть христиане. После стремительной расправы и изгнания оставшихся в живых из страны пришёл черёд так называемых "верных" - то есть последователей традиционного служения и вероучения. За границу была выплеснута следующая волна изгнанников - те же, кто наотрез отказался покинуть родину, были собраны в первые печально знаменитые приморские концлагеря - "кацеты". Руками верных и христиан, закованных в одни и те же кандалы, в стремительно короткий срок была воздвигнута великая Приморская Стена - надёжная защита Нового Града от всего остального мира. "Довольно с нас религии, долой любых священников, обойдёмся вообще без Бога!" - новорождённое Приморское Государство сразу высоко вознесло мятежную главу. Место религии в жизни приморцев, однако, не могло остаться не занятым: культ Родины-Матери, беззаветное служение Ей - только такой накал страсти, накал любви, граничащей буквально с самосожжением, мог удовлетворить неутолимо жаждущую огня вечной истины душу Избранного Народа.
Далее мы видим странный и удивительный путь развития - формирование ни с чем не сопоставимых обычаев, особенностей жизни общества, черт национального характера. Приморье, приморцы, приморский - для всего прочего мира эти понятия превратились в нарицательные, носящие обозначение загадочного единства противоположных вещей: лицемерие и несгибаемость, героизм и коварство, беспощадная пунктуальность и безбашенная щедрость, сухая расчётливость и пламенная страсть. Сочетание неубиваемого юмора с исключающей какие бы то ни было шутки идеологией породило причудливый язык внутринационального общения - принцип коего в том, что все говорят совершенно не то что думают, отчётливо и ясно понимая при этом, что и зачем они делают. Никакой расхлябанности, никакой расслабленности в мыслях - трезвость и бдение круглосуточно, каждый миг начеку! Высоким и рискованным искусством такого образа жизни приморские дети овладевали с пелёнок. Пока отцы и матери во благо Родины бились в трудовом экстазе вдали от своих чад, юные приморцы на личном опыте постигали, что жизнь есть сумма парадоксов. Одной из первых истин они, как и положено детям Избранного Народа, узнавали великую истину о Боге - что Его нет! - и всю дальнейшую жизнь имели возможность делать на эту тему свои выводы, наблюдая практическую, самую что ни на есть житейскую роль прочих "несуществующих" явлений. Удивительные люди, удивительные страсти!.. Представьте себе жизнь какого-нибудь номенклатурного функционера: вот он вдохновенно ораторствует перед народом, на глазах - лицемерные слёзы; вот на закрытом банкете он зло и цинично язвит обо всём на свете, уже до слёз смеясь; вот, оказавшись за рубежом, он вступает в альянсы, делает бизнес, во все тяжкие кутит-гуляет в компаниях соотечественников и иноплеменников - но Родина зовёт, и вот - вообразите! - он собственной волей едет назад, чтобы погибнуть дома или же занять новый пост - что именно произойдёт с ним сейчас, практически всё равно, поскольку по правилам игры финиш карьеры ждёт его рано или поздно за колючей проволокой кацета. Однако там ли или же где-нибудь в другом месте он умрёт, слёзы счастья на глазах его в смертный час будут искренни - счастья, что он жил и умирает в Приморье, на земле, с которой не сравнится ничто в целом свете.
Знакомясь с приморцами, то и дело испытываешь шок. Первое впечатление - что они патриоты и идиоты; второе - что, напротив, они интеллектуалы, распутники и циники; потом теряешься в недоумении - а когда, наконец, поймёшь их, то попросту влюбляешься без памяти. Что за народ, для которого "Родина-Мать" однозначно рифмуется с непечатным бранным словом - и всё равно остаётся горячо любимой и единственной?!.. Ответ на этот вопрос можно видеть на страницах Священной Книги. Устами пророков заклеймена неоднократно эта Мать - Жена-Блудница, забывшая Того, Кто давал ей елей, хлеб и вино, на распутьях и торжищах отдававшая себя ваалам. Что говорит ей на это Супруг её? - что любовь Его не иссякла, что Он силен убелить, очистить осквернённые одежды её плоти, если она возвратится. А что же дети её, сыновья, выросшие под сенью преступления и разврата? - они знают всё. Любовь Отца не скрыта от них так же, как не скрыто бесчестье Матери. Таковы приморцы.
Что ещё можно добавить к этой картине?
Следует, пожалуй, сказать пару слов отдельно о "мужской любви" - то есть о сексуальных отношениях между мужчинами. В Приморье таковые отношения имеют совершенно особое значение - они весьма распространены и активно культивируются, находясь при этом под строгим запретом со стороны закона. В этих отношениях складывается многое значимое: и карьера (желают - стало быть, ценят), и возможность свободной дружбы (всё общение с женским полом - и брак, и проституция - строго регламентировано), и некоторый известный момент национального самовосприятия, осознания собственного образа: приморские мужчины презирают женщин, исключение - Родина-Мать, страсть к которой должна быть сыновней - а значит, серьёзные любовные отношения допустимы только друг с другом. По этой причине даже и те, кто сами по себе вообще чужды стихии эроса, устойчиво держат соответствующий имидж, особенно за рубежом - всем окружающим дают понять, что ужасно страстны и весьма опасны. Ну и момент превосходства, конечно, тоже играет свою роль: "знайте все, что приморцы - супермужчины!" Всё это порождает множество забавных ситуаций, анекдотов, фольклорных сюжетов и поводов к созданию трагических и драматических произведений - как внутриприморского, так и внешнего по отношению к приморцам происхождения. Для самих приморцев, кстати, очень характерно сочетание трагического надрыва с грубо-площадным комизмом - и в искусстве, и в жизни. Так они видят вещи, особенно вещи для них важные.
По поводу того, что приморцы склонны вышучивать всё, в особенности - всё патриотическое и патетическое, не могу не привести одну мелкую, но характерную деталь. Общеизвестно, что в Приморье по любому сколько-нибудь важному поводу принято устраивать шествия с флагами, транспарантами и портретами героев дня, а также портретами почётных гостей. Неофициально, но вполне общепринятым образом такой портрет носит наименование "г. на палочке" - что расшифровывается как "герой (или гость) на древке знамени". Выражение "г. на палочке" может быть с совершенно невозмутимым видом озвучено в ходе подготовки к любому мероприятию, может быть произнесено чиновником любого ранга вот только что не с высокой трибуны, может даже и в деловые бумаги просочиться - при этом особый кайф состоит в том, что ответственные лица обретают таким образом возможность до полного удовлетворения ущучивать друг друга за "клеветнические непристойности, имеющие целью оскорбление патриотических чувств и государственного строя" - и всякими способами от этих обвинений отделываться, как в какой-нибудь развесёлой игре с повышением ставок, с передачей фитилька по кругу и т.д. и т.п. Получается сразу целое море удовольствия в одном флаконе - и дело делается, и патриотизм утверждается, и здоровый уровень острых ощущений поддерживается в норме. Ну вот и всё прочее у них так.
Осталось наконец осветить международные отношения.
Крошечное Приморье и громадный Восток вполне сопоставимы по своему промышленному, научному и военному потенциалу. Разделённые с одной стороны света непроходимым Проливом, с другой - дикими и опасными просторами Арийской Территории, две эти супердержавы соперничают, одновременно дружа и враждуя, при каждом из танцевально-фехтовальных своих пируэтов согласно кивая в сторону молчаливо присутствующей при всём этом нашей страны. По ряду причин, о которых будет сказано ниже, Арийское государство давно уже не участвует в международных отношениях как дееспособный субъект - однако неизменно учитывается как фактор: "а что на это скажут/сделают арийцы? то-то и то-то нужно/нельзя, а не то арийцы..." - и так далее. Время от времени Восток разрывает с Приморьем дипломатические отношения, напоровшись на очередной мошеннический или прямо разбойный акт с приморской стороны - но потом всё постепенно возвращается в колею. Надо же с кем-то общаться, с кем-то играть? - в пост-стелламарскую эпоху существуют всего лишь три страны, и раз Арийский Запад исключается, остаётся только Приморье. Такие дела.
Кто из этих двух сил, Приморье или Восток, представлял на последнем этапе наибольшую угрозу для ойкумены в смысле вооружения и агрессивности - сказать трудно. С одной стороны - Восток велик, множество учёных работают во всех направлениях, в том числе и на армию; правда, все они - вот именно что кто куда и кто во что горазд, между собой бесконечно собачатся, открытия от государства скрывают и норовят продать нелегалам, а то и вовсе теряют... - вот, вроде бы, и нет никакой угрозы, а может, просто не видна. С другой стороны - тоталитарное Приморье, вдохновенный каторжный труд научных работников размерен как часы, число запланированных открытий растёт с каждым десятилетием - страшно подумать, что могут наворотить одержимые наукой маньяки под руководством не менее одержимых шовинистов-политиков!.. Но почему-то вроде бы тоже всё тихо. Восток успокаивает себя мыслью: может, приморцы совсем поглупели там у себя, задохнувшись без свободы и демократии?.. Однако не тут-то было!
Только теперь стало известно, какое несметное количество леденящих кровь приморских изобретений и сокрушительных для мировой безопасности приморских открытий было недрогнувшей рукою сложено в подобные свинцовым гробам папки с грифом "совершенно секретно" - и погребено навсегда. На том или ином этапе бюрократической волокиты непременно находился человек, который брал эту ответственность на себя - нижестоящих, самоотверженно принесших Родине очередной грозный дар, достойно наградить или примерно наказать, а означенный дар положить под сукно, спустить на тормозах - долой, в пучину забвения, безмолвно и безвозвратно. Отлаженный стараниями многих поколений безвестных приморских бюрократов механизм пресечения угрозы для жизни на Земле поистине работал как часы.
Той малой толики изобретений и открытий, что доходила до внедрения, с лихвой хватало на то, чтобы обеспечить Приморье мощным передовым вооружением. Приморские баллистические ракеты дальнего действия, заключённые в специальные шахты и готовые к бою, располагались даже на Арийской Территории - о чём наши весьма воинственные соотечественники безмятежно не подозревали. Реальная беда, однако, пришла в конечном итоге не из Приморья, а с Востока - вольные учёные-криминалы из-за своих амбиций едва не взорвали Землю к чёртовой матери, и с последствиями этой затеи мировое сообщество разбиралось ещё долго; впрочем, обо всём об этом непременно будет рассказано в подходящее время.
Теперь наконец о нас.
Наша страна в разговорной речи зачастую зовётся просто "Запад", хотя самая западная оконечность материка принадлежит Приморью, а не нам. Противостояние "Запад - Восток" в истории нашей цивилизации не менее важно, чем противостояние "Восток - Приморье", но имеет несколько иное значение. Образ "вольного Запада" являет собою противовес как единой железной воле Приморья, так и самодовольному произволу Востока. Земля вооружённых мужчин, ответствующих перед Небесами каждый сам за себя, за свой дом, за любого из взятых под свою руку - каждый сам за себя, без посредников! - вот что такое Арийский Запад. Страна, где нелегко выжить изнеженному чужеземцу - однако всегда найдётся пристанище бедствующему беглецу, а наглому преследователю дороги не будет.
Вкратце история нашего государства такова.
Начало формирования арийской нации было положено тем самым изгнанием из Приморья верующих - сперва христиан, а вслед за ними и верных - которое произошло около трёх тысяч лет назад и о котором было рассказано на предыдущем этапе. Изгнанники отправились жить на окраинные территории Ветхозаветной державы - на те земли, которые считались глубокими провинциями и находились более или менее далеко от новопостроенной Приморской Стены. Эти земли были по преимуществу расположены по южному побережью Северного Материка - то есть, собственно, по так называемому Южному Побережью.
Основными обитателями Южного Побережья спокон веков были довольно-таки близкие родственники Избранного Народа - племена, на последнем историческом этапе носящие имя южноарийцев (в просторечии - ю/а). Ко времени массового изгнания приморцев указанные племена были уже в известной мере цивилизованы и обращены в веру Ветхого Завета, хотя по существу дела оставались дикарями, легко и охотно впадающими в новые формы поклонения самым разнообразным земным, небесным и преисподним силам. Простодушные, темпераментные, любопытные, кровожадные и любвеобильные, ю/а приняли беглецов из Приморья с распростёртыми объятиями. Изгнанники для начала осели у ю/а и некоторое время жили среди них, проповедуя и брачуясь - после чего произошло окончательное размежевание христиан и верных, сопряжённое с разделением территорий. И та, и другая партия ко времени размежевания успела весьма серьёзно обогатить свои ряды за счёт проповеди среди ю/а и смешанных браков с ними - поэтому раскол в среде конфликтующего внутри себя, но тем не менее изначально единого этнического ядра ни для одной из сторон трагедией не стал. Верные расселились по Южному Побережью, а затем и по всему Югу, христиане же двинулись осваивать неарийский Север. Так началась Великая Историческая Миссия Арийской Цивилизации.
Рассуждение о названии нашего народа следует начинать издалека. Попробуем разъяснить ситуацию с учётом той глубины исторических познаний, которая доступна нам на сегодняшний день. В конце концов, если новые познания образуются по ходу написания этой книги - ничто не возбранит нам подкорректировать уже написанное, если же книга увидит свет ранее появления новых, более точных и достоверных сведений - никто не осудит нас, если дополнения будут выпущены вдогонку.
Понятие о том, кто такие "арийцы" и что такое "арийский", в культуре нашей ойкумены уходят в глубокую древность. Мы сами ещё не вполне во всём разобрались, но совершенно очевидно, что соответствующий корень означает "избранный/ превознесенный/ высокий/ возносящийся/ восходящий/ восстающий/ возрастающий"... - можно продолжать далее. Подобно тому как обстоит дело с другими древними корнями, смыслы здесь "текут", смещаются и расползаются, охватывая разнообразный и весьма широко распространившийся пул понятий.
Похоже, что одним из довольно-таки ранних народов, обозначаемых как "арийцы" (не рискнём сказать "самым ранним", чтобы не соврать) были так называемые вейвы - на нашей планете они вообще не местные жители, а пришельцы, причем пришельцы, единовременно явившиеся большой массой народу. "Восходящими" (стало быть, "арийцами") вейвов называют по многим причинам - как по чисто внешним (они способны менять свой рост - изначально вейвы малорослы, в условиях нашей планеты их "натуральный" рост с локоть, но они свободно могут и увеличиваться до среднестатистических человеческих размеров), так и по глубоко внутренним (вейвы - "профессиональные" странники по межзвёздным путям, своего рода "проводники по вершинам и расщелинам" соответствующих космических трасс, и посему зваться "восходящими" им вполне пристало). По масштабам человеческой цивилизации, приход вейвов был одним из довольно-таки ранних массовых переселений на нашу планету (не-массовых было много всегда - наша планета издревле представляла собою достаточно значительный "порт", но это отдельная история). Таким образом, вейвов смело можно считать "первыми арийцами" эпохи антропоморфной ойкумены.
Следующим "массовым заездом" были, судя по всему, те самые, кого сейчас именуют "неарийцами". Это был совсем другой вариант заселения, чем приход вейвов - можно сказать, что сами условия их "транспортировки" были таковы, что новоприбывшие "неарийцы" оказались по плоти своей едва ли не "роднее" всему местному миру, чем явившиеся намного раньше вейвы. По сути дела, вейвы так и остались "странниками и пришельцами" на нашей земле - а неарийцы фактически сделались символом связи человека с его родной природой. Как бы то ни было, эту волну по всем параметрам следовало обозначить как "новые арийцы" (по сравнению со "старыми арийцами" - вейвами: и то, и это - народы, "восстающие" для новой жизни на новой земле) = "нео-арийцы", что и превратилось впоследствии в простецкое "неарийцы" - особенно в противопоставлении со следующими "нео-нео-арийцами", иначе говоря - просто арийцами, то есть, собственно, нами. О них, то есть о нас, и пойдёт речь далее.