Аннотация: Те же условия, которые породили в русском народе дикость и невежество, породили и единственное сознательное, человеческое чувство - ненависть к этим условиям, которая и вылилась в октябре 1917 года
"Порицая наш народ за его склонность к анархизму, нелюбовь к труду, за всяческую его дикость и невежество, я помню: иным он не мог быть. Условия, среди которых он жил, не могли воспитать в нем ни уважения к личности, ни сознания прав гражданина, ни чувства справедливости, - это
были условия полного бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и зверской жестокости. И надо удивляться, что при всех этих условиях, народ все-таки сохранил в себе немало человеческих чувств и некоторое количество здорового разума".
(А.М. Горький, май 1917 г.)
Столетия крепостничества, когда царская власть держала народ в узде при помощи плётки, когда всякое стремление к образованию объявлялось злом и подвергалось гонениям, конечно, не могли сделать наш народ культурным. Ещё Герцен в "Былом и думах" пишет:
"...Помещик говорит слуге: "Молчать! Я не потерплю, чтоб ты мне отвечал!"
Начальник департамента замечает, бледнея, чиновнику, делающему возражение: "Вы забываетесь, знаете ли вы, с кем вы говорите?
Государь "за мнения" посылает в Сибирь, за стихи морит в казематах - и все трое скорее готовы простить воровство и взятки, убийство и разбой, чем наглость человеческого достоинства и дерзость независимой речи..."
Там же Герцен описывает, как лучшие умы России, готовые послужить обществу, не в силах найти себе применение в этой затхлой обстановке, спивались, сводили счёты с жизнью или просто опускали руки, впадая в уныние. Глупо обвинять русского мужика, поднявшего дубину, в варварстве и жестокости - он другого обращения не знал и не видел. "Бойтесь народного бунта, бессмысленного и беспощадного", - писал великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин. И вдвойне лицемерно, когда эти обвинения в "дикости" большевиков исходили от "культурной" буржуазно-помещичьей верхушки, державшей народ в дикости и ударами плетей - "лучших педагогов" - научившей народ революционному учению. "Он с волками жил, и по волчьи взвыл", - как поёт Владимир Высоцкий в песне про козла отпущения, намекая эзоповским языком не только на забитость нашего народа, но и на растущий протест.
Глупо обвинять революционных матросов, что при штурме Зимнего они изнасиловали женщину из батальона охраны, что гадили в ценнейшие вазы, являющиеся произведениями искусства - надо сначала вспомнить крепостное право, помещицу Салтычиху, зверски убивавшую своих крестьян, Кровавое воскресенье 1905 г., Столыпина-вешателя, казни на фронтах Первой мировой войны. Надо вспомнить и о тысячах подобных случаях несправедливости со стороны властей, случающихся на каждом шагу, но ни в какие исторические архивы не вошедшие.
"...Какие чудовищные преступления безвестно схоронены в архивах злодейского, безнравственного царствования Николая! Мы к ним привыкли, они делались обыденно, делались как ни в чём не бывало, никем не замеченные, потерянные за страшной далью, беззвучно заморенные в немых канцелярских омутах или задержанные полицейской цензурой.
Разве мы не видали своими глазами семьи голодных псковских мужиков, переселяемых насильственно в Тобольскую губернию и кочевавших без корма и ночлегов по Тверской площади в Москве до тех пор, пока князь Д. В. Голицын на свои деньги велел их презреть?..."
В данном случае можно привести аналогию с современностью. Нынешние "цивилизованные варвары", как называл Ленин империалистов, цинично обвиняют талибов ("новых большевиков", как их назвала Маргарет Тэтчер) в уничтожении статуй Будды в афганской провинции Бамиан - ценнейшего достояния мировой культуры, но трусливо умалчивают, как "братская помощь" со стороны великих держав, обернувшаяся на деле грабежом, довела народы этих беднейших стран до нищеты и отчаяния, до того, что сегодня принято называть "международным терроризмом". Много кричат о "преступлениях чеченских террористов" - и почему-то не вспоминают о преступлениях на Кавказе царского генерала Ермолова, о сталинском геноциде чеченцев в годы Второй мировой войны, о полковнике Буданове - современной Салтычихе.
Нельзя не вспомнить о пытках в полицейских участках, где хладнокровно делают человека инвалидом, если не трупом.
"...Чтобы знать, что такое русская тюрьма, русский суд и полиция, для этого надобно быть мужиком, дворовым, мастеровым или мещанином. Политических арестантов, которые большею частию принадлежат к дворянству, содержат строго, наказывают свирепо, но их судьба не идёт ни в какое сравнение с судьбою бедных бородачей. С этими полиция не церемонится. К кому мужик или мастеровой пойдёт потом жаловаться, где найдёт суд?
Таков беспорядок, зверство, своеволие и разврат русского суда и русской полиции, что простой человек, попавшийся под суд, боится не наказания по суду, а судопроизводства. Он ждёт с нетерпением, когда его пошлют в Сибирь - его мученичество оканчивается с началом наказания. Теперь вспомним, что три четверти людей, хватаемых полициею по подозрению, судом освобождаются и что они прошли через те же истязания, как и виновные.
Пётр III уничтожил застенок и тайную канцелярию.
Екатерина II уничтожила пытку.
Александр I ещё раз её уничтожил.
Ответы, сделанные "под страхом", не считаются по закону. Чиновник, пытающий подсудимого, подвергается сам суду и строгому наказанию.
И по всей России - от Берингова пролива до Таурогена - людей пытают; там, где опасно пытать розгами, пытают нестерпимым жаром, жаждой, солёной пищей; в Москве полиция ставила какого-то подсудимого босого, градусов в десять мороза, на чугунный пол - он занемог и умер в больнице, бывшей под начальством князя Мещерского, рассказывающего с негодованием об этом. Начальство знает всё это, губернаторы прикрывают, правительствующий сенат мирволит, министры молчат; государь и синод, помещики и квартальные - все согласны с Селифаном, что "отчего же мужика и не посечь, мужика иногда надобно и посечь!".
Комиссия, назначенная для розыска зажигательств, судила, то есть секла - месяцев шесть кряду - и ничего не высекла. Государь рассердился и велел дело окончить в три дня; виновные были найдены и приговорены к наказанию кнутом, клеймению и ссылке в каторжную работу. Из всех домов собрали дворников смотреть страшное наказание "зажигателей". Это было уже зимой, и я содержался тогда в Крутицких казармах. Жандармский ротмистр, бывший при наказании, добрый старик, сообщил мне подробности, которые я передаю. Первый осуждённый на кнут громким голосом сказал народу, что он клянётся в своей невинности, что он сам не знает, что отвечал под влиянием боли, при этом он снял рубашку и, повернувшись спиной к народу, прибавил: "Посмотрите, православные!"
Стон ужаса пробежал по толпе: его спина была синяя полосатая рана, и по этой ране его следовало бить кнутом. Ропот и мрачный вид собранного народа заставили полицию торопиться, палачи отпустили законное число ударов, другие заклеймили, третьи сковали ноги, и дело казалось оконченным. Однако сцена эта поразила жителей; во всех кругах Москвы говорили об ней. Генерал-губернатор донёс об этом государю. Государь велел назначить новый суд и особенно разобрать дело зажигателя, протестовавшего перед наказанием.
Спустя несколько месяцев прочёл я в газетах, что государь, желая вознаградить двух невинно наказанных кнутом, приказал им выдать по двести рублей за удар и снабдить особым паспортом, свидетельствующим их невинность, несмотря на клеймо. Это был зажигатель, говоривший к народу, и один из его товарищей..."
То же самое и в современной России:
"...В России пытки, в частности, в милиции, носят массовый и систематический характер, заявила недавно правозащитная организация "Хьюман Райтс Уотч". По ее данным, Россия вместе с Египтом, Филиппинами, Шри-Ланкой, Сирией и Узбекистаном занимает "почетное" место в списке стран, где пытки стали традицией. Скандальные фото граничащих с пытками издевательств над заключенными в иракских тюрьмах потрясли весь мир. Президент США Джордж Буш и британский премьер Тони Блэр были вынуждены извиняться за действия военнослужащих коалиции.
А в России тем временем, по данным правозащитников, не менее 30% подозреваемых в уголовных преступлениях сталкиваются с пытками, при помощи которых милиция выбивает из них показания. Раскрываемость преступлений же в России составляет 70%, а в Европе, к примеру, - около 40%. Пытки, по словам экспертов, массово применяются в российской армии и в Чечне. Точной статистики на эту тему нет - люди, как правило, боятся жаловаться..."
Много говорится сегодня о жестоких нравах современной молодёжи, о росте преступности - и умалчивается, что такими их воспитывает семья, школа, улица, "социальные педагоги" и "комиссии по делам несовершеннолетних", где всё воспитание сводится к истязаниям. "Из ножей и из кастетов, из обрезов и пистолетов сделаны наши мальчишки", - справедливо признаёт в своих песнях современный певец-реалист Юрий Клинских, также, кстати, загубленный этой бесчеловечной деспотической системой, загубившей в своё время и Пушкина, и Лермонтова, и Высоцкого, и многих других (видный деятель мирового революционного движения Роза Люксембург, будучи к тому же и литературным критиком, по праву считала, что гибели Пушкина и Лермонтова на дуэлях - лишь замаскированные самоубийства).
Говоря о России и российском народе, нельзя не вспомнить и о других странах, где положение простого люда мало чем отличается. Вспомним о работе Фридриха Энгельса "Положение рабочего класса в Англии", написанной им в 1845 году. В этой работе он описал, в каких бесчеловечных условиях жили и работали английские пролетарии. Говорится о случае, когда в одном доме на втором этаже жили люди, а первый этаж был заброшен, и население всего квартала использовало его под туалет. Говорится о случаях, когда в одной маленькой комнатушке жило по десять и более человек, и взрослые и дети, - в этой комнате одновременно и ели, и опорожнялись, и спали вповалку, да ещё содержали свиней. Говорится о случаях, когда в шахте при температуре 40-50 градусов работали и взрослые и дети обоих полов, раздетые догола, чтоб спастись от жары. Учитывая, что проходы в шахтах были настолько узкие, что два человека с трудом могли протиснуться, понятно, что нравственность там не ночевала. Герцен пишет об Англии: "... женщин нигде не бьют так часто и так больно, как в Англии... отец готов бесчестить дочь, муж - жену, юридически преследовать их... "Таймс" как-то, года два тому назад, считал, что средним числом в каждой части Лондона (их десять) ежегодно бывает до двухсот процессов о побоях женщин и детей. А сколько побоев проходит без процессов?..."
И это в "цивилизованной" Англии, "мастерской мира", как её по праву в то время называли.
Английские пролетарии, по признанию Энгельса, были очень мало втянуты в систему просвещения - и тем лучше: хоть у них не было и теоретических знаний (их им заменяла жизненная практика), но зато не было и предрассудков, которыми забиты головы кабинетных учёных - этих лакеев капитала, "учёных ослов", как называл их Маркс.
То же самое с ещё большей уверенностью можно сказать и о предреволюционной России, где большинство населения было безграмотно.
В этой же работе Энгельс пишет, что, хоть пролетариев и обвиняют в дикости, они не могут быть другими в этих диких жизненных условиях, и единственное человеческое чувство, которое в них есть - это чувство ненависти к этим условиям, чувство ненависти к бесчеловечной буржуазной системе.
То же самое относится и к России. Те же условия, которые породили в русском народе дикость и невежество, породили и единственное сознательное, человеческое чувство - ненависть к этим условиям, которая и вылилась в октябре 1917 года.