Я больше не хочу в Тмутаракань; нет жизни для меня в Тмутаракани. В лубочную малиновую рань меня не затащить и на аркане. Мне больше это всё не по плечу - одноколейки да нескорый поезд... Но я и в мегаполис не хочу. Глаза бы не видали мегаполис. В деревне буду слишком на виду; везде - от Сахалина и до Бреста... Моей душе не близок Катманду: в его названье слышу непотребство. Жить в Польше? - но меня не любит лях, арабов до хрена в Александрии. На кампучийских рисовых полях всё дюже гарно, кроме малярии. Во Франции - заносчивый халдей, в Израиле кругом одни евреи. А в Эритрее кушают людей, я лучше обойдусь без Эритреи. В Гренландии - неприхотливый быт, на Кубе слово молвить запретили... В Бангкоке наводнения и СПИД, на Амазонке - перебор рептилий. Фекалии легли на вечный Рим; южней его - сплошная "Коза Ностра"...
Поэтому мне ближе остров Крым (хоть он, по мненью многих, полуостров).
Здесь не полезет в голову Страбон, не тянет слушать оперу "Эрнани", поскольку здесь полнейший расслабон, не отягченный жаждою познаний. Здесь очень хорошо депрессий без, здесь далеки война и мирный атом... Здесь, разбивая лоб о волнорез, летит волна стремительным домкратом на шумный пляж, где тучные тела соседствуют с модельными телами, где радостным знакомствам несть числа (и прочим отношеньям меж полами). В песок зарылись люди, как кроты; им отпуск - и надежда, и отрада... Им просятся в иссушенные рты беременные гроздья винограда; забыт любой континентальный криз, забыты дом, заботы и поступки, пока с ума сводящий легкий бриз летит от Феодосии к Алупке. И здорово средь этой красоты, на этом ослепительном просторе вовсю кидать эвксинские понты, как камни в зеленеющее море.
Писателям здесь тоже ничего, и даже - не поверите! - поэтам. А то, что не бывал здесь Ивлин Во - так он и сам не раз жалел об этом. Качает шевелюрой кипарис, погодным соответствуя канонам, и вдохновенье, словно главный приз, является к нуждающимся в оном. Поэт в Крыму сверкает, как рубин; фантазиям его открыты двери, и создает он всяких черубин; придумает - да сам же в них поверит. И я б хотел сидеть на берегу, как многие Великие сидели, и убеждать себя, что я могу, и этот факт доказывать на деле созданием невероятных строк, что станут для людей небесной манной... А чуть поздней, когда наступит срок, я звучно их прочту своей желанной; и для нее взыграют краски дня от мощи поэтического слова...
Увы, но без стихов она меня не любит. Как Волошин - Гумилёва.
Но дело в том, что нет меня в Крыму, и горизонт мой слишком редко ясен. И в Бостоне я грустен, как Муму, которую несет к пруду Герасим. Сижу, на всех и каждого похож. Обжил отменно жердочку насеста... А кто-то всё твердит, что это ложь - считать, что человека красит место, что, дескать, всё как раз наоборот, что человек сильнее обстоятельств... Но лучше б он закрыл на время рот и с глаз свалил долой, по-рачьи пятясь. Мы все, пока свободою горим, о дальних странах сочиняем песни...
Сегодня мне опять приснился Крым. И будет сниться завтра. Хоть ты тресни.