Аннотация: Об извилистых и непредсказуемых путях развития.
- Ник-сау! Ник-сау! Ник-сау! - толпа на все лады скандировала его прозвище уже добрых полчаса, причем с огромным неуменьшающимся энтузиазмом. Землеописатель поморщился и вновь вспомнил, что явилось причиной этому масштабному действу, в которое оказалось вовлечено практически все приютившее его племя.
Он жил здесь уже полтора месяца, и за это время успел исписать убористым почерком два толстенных полевых блокнота, а также перезнакомиться, подружиться и научиться более-менее понимать всех Ару-мбонго от мала до велика. В изучении языка племени он сумел изрядно продвинуться, во многом благодаря тому, что приставленная к нему мбеле-ланга Кушика немного понимала наречие белых цивилизаторов. Где ей посчастливилось его изучить, она так и не сказала, но Николас, будучи человеком научного склада ума, сумел сопоставить первоначальную враждебность туземцев, каменеющее при расспросах на эту тему лицо Кушики и пару сушеных голов размером с мужской кулак, на которых имелись остатки длинных рыжих волос - в том числе между носом и верхней губой.
По правде сказать, его сперва едва не убили. Оружие туземцев, хитро заточенные деревянные копья, могло показаться знакомому с огнестрельным оружием человеку каким-то анахронизмом, однако в здешних джунглях, где умелый охотник мог подкрасться и в буквальном смысле схватить жертву за пятки, оно имело ничуть не меньшую смертоносность. При ударе с наконечника скалывались несколько острейших щепок, которые оставались в ране и которые было невозможно вытащить, не проведя иссечение, мешала обратная заточка с зубцами. Более того, если жертва активно двигалась, щепки постепенно углублялись в тело и рано или поздно доставали до жизненно важных органов - конечно, если еще раньше ее не приканчивал яд болотной лягушки, нанесенный на наконечник.
Но все же Ник сумел выжить и найти общий язык с туземцами. Желтая кровь и коричневый пот не в счет, когда он вернется, в приличном обществе никто его и не спросит о малозначительных подробностях контакта. В итоге, каким-то образом туземцы поняли, что видят перед собой человека науки, несущего часть пресловутого "бремени белых". Величественная задача, поставленная перед ним Короной, вела его вперед и вперед, а жар этнографа-естествоиспытателя, помноженный на подсознательную адреналиновую зависимость, не давал бесследно сгинуть в малярийных болотах и сыром зеленом аду джунглей.
Уже полтора месяца он занимался изучением языка и обычаев племени Ару-мбонго, что в переводе на человеческий значило, кажется, "податели камня". Кому, куда и зачем они его подавали, Ник пока не выяснил, и, в общем-то, не слишком и старался. Культуры в его представлении они так и не создали, остановившись в развитии немногим дальше каменного века, и на какие-либо особенные открытия Николас не надеялся. Даже их язык был толком не развит, так, отдельные междометия и пара сотен слов, едва ли способных образовать "список Суодеша". Еще месяц, не более, а потом он двинется дальше. Общее представление он уже получил, а вокруг еще столько неисследованных племен... "Гхару", "брахи", "мейзра" и еще десятки иных. Вообще-то, Николас подозревал, что эти слова не являлись самоназваниями племен, а означали нечто вроде "дураки", "козлы" и "идиоты" на языке Ару-мбонго. В конце концов, науке известно, что все изолированные племена обозначают себя одним и тем же словом - "люди", пускай это слово и звучит у всех по-разному. Наивные. Люди - это чистокровные подданные Короны, единственно достойные называться столь гордо. Остальные же - так, природные сервы, самим Провидением предназначенные служить к вящей славе и силе Короны, как своим трудом, так и своим... отсутствием.
Скоро он уйдет дальше, а здесь останутся терпеливо дожидаться своего часа заботливо укрытые семена горностаевой лозы - адского изобретения геннологов Короны. В сезон дождей они проснутся и начнут бурный рост, попутно продуцируя мириады невидимых единиц "Алой Мэри".
Николас вспомнил кадры испытаний этой культуры в степях Жонгана, и невольно поежился. Как хорошо, что Корона в своей мудрости не забыла снабдить всех полевых ученых соответствующей прививкой - выворачивать собственные кишки через рот ему не улыбалось. Взять, что ли, с собой эту туземку, Кушику? Очень уж она хороша в постели. Он полностью одобрял эту забавную традицию туземцев, преподавать свой язык пришельцам посредством красивых и умелых мбеле-ланга, "подательниц любви-и-сути". Будет несколько неудобно без нее, ученому его уровня нужно периодически сбрасывать гормональное давление, чтобы ничто не отвлекало от задач чистого разума. Впрочем, возможно, что и у других племен есть подобный обычай... Да, нужно провести более подробные расспросы - пока есть кого расспрашивать.
Николас не имел ничего личного к этим открытым и гостеприимным дикарям, однако интересы Короны превыше всего. Его стране нужно жизненное пространство, нужны полезные ископаемые, на которых сидят грязными задницами местные туземцы, а это значит, что все они обречены. Не он, так другой - этнографов Корпуса полевых операций было достаточно много для надежного перекрытия квадратов соседей, чтобы в случае гибели кого-то не осталось неохваченных операцией особей туземного населения.
- Ник-сау! - снова грянуло над самым ухом. Несчастные дикари не могли даже правильно произнести его имя, и наградили его этим странным прозвищем. "Сау" означало корень одного местного растения, твердый и крупный, примерно с три банана размером. Против этого прозвища Николас сперва вяло протестовал, но затем привык. Кушика, самая образованная из всего племени, смогла объяснить, что ее сородичи вовсе не имели в виду ничего такого и лишь выражали свое восхищение достоинством белого человека, не шедшим ни в какое сравнение с достоинствами туземцев. При этом она на практике выражала и свое собственное восхищение, в результате чего Ник прекратил возражать уже к утру следующего дня. Да, определенно, ее стоит взять с собой.
Вчерашним вечером он имел неосторожность пожаловаться Кушике на порядком надоевшую аруту - клейкую массу из фруктов, давленых насекомых, в основном, пчел, и меда.
- Какой же пищи желать господин? - спросила та. Слово "господин" она произносила с непередаваемым акцентом, так мило и чуть глуховато, словно перекатывала во рту маленькую карамельку. Для этнографа, служащего Короны тринадцатого разряда, звучало великолепно. Это было первое слово после собственного имени, которому научил ее Ник. Засмотревшись на очертания мягких алых губ, он воспринял вопрос девушки лишь с третьего раза.
- Что? А-а, да, мне бы мяса...
- Ты знать, мы не есть плоть. Ни мбонго, ни мбеле. Арута дать все необходимое для тела.
- Ну тогда рыбу, яйца какие-нибудь... хоть что-то, кроме этой чертовой аруты!
- Рыбу ловить только племена Ахо, их угодья - два неделя путь. Что есть "айтса"?
- Яйца. Яй-ца. Ты не знаешь?
- Нет. Расскажи.
- Ну... такие круглые... - Николас замялся, на манер злейших друзей начал чесать затылок, затем добавил: - Они вываливаются из птиц, а потом из них новые молодые птицы выходят. Яйца собирают и выпивают, очень вкусно.
Кушика озадаченно глянула на него, что-то хотела сказать, как вдруг внимание Николаса привлек шум и гул голосов впереди.
Группа охотников, выделявшихся цветными шнурами на бицепсах, с превеликой осторожностью тащила какое-то большое существо, привязанное к двум длинным жердям. Существо идти не хотело и упиралось, длинные трехпалые ноги с единственным страшным когтем длиной в два фута взрывали землю, рудиментарные крылья, обильно, тем не менее, оперенные, всплескивали двумя пуховыми подушками, а голова на длинной шее периодически курлыкала мощным клювом и негодующе вращала громадными желтыми глазами. Существо напоминало помесь страуса и археоптерикса и отличалось изрядными размерами. При росте примерно девять футов два дюйма, считая с вертикально выставленной шеей, оно весило не менее трехсот фунтов.
Охотники направлялись в центр селения, окруженные шумом и гамом, женщины радостно хлопали в ладоши, а дети носились туда и сюда, норовя подобраться поближе и совершенно не обращая внимания на гигантские когти-шпоры.
- Три-ару-сау, три-ару-сау! - скандировала толпа. Николас попытался перевести про себя название, получилось что-то вроде "шесть-камень-корень". Он помотал головой - чепуха какая-то, бессмыслица. Тем временем существо протащили мимо него, и Николас увидел, что позади болтается одно большое кожаное яйцо.
- Вот! - он показал рукой, - Похожие на это, в птичьих домах выходят из-под хвоста у птиц, они на них сидят, а потом появляются новые маленькие птицы.
Дьявол бы побрал этот дурацкий язык! С таким бедным словарным запасом далеко не уедешь. Ну что это такое - в языке туземцев даже нет слов "гнездо" и "яйца"!
Кушика вновь задумалась, затем ее лицо вдруг просветлело. Она кивнула и подбежала к главному охотнику, начав ему что-то втолковывать скороговоркой. Тот сначала никак не мог понять речь девушки, потом тоже просветлел лицом и громко крикнул на всю округу:
Туземцы выглядели несколько ошарашенными, словно не могли поверить в сказанное, все лица повернулись к Николасу и уставились на него с немым вопросом. Видя непонимание на лице ученого, Кушика показала жестом, как что-то подносит к губам и выпивает.
Все обрадовались, девушки немедленно надели на него множество душистых венков, повязали какие-то ленточки, и под ритмичные притопы-прихлопы повлекли следом за охотниками к центру селения.
Николас несколько растерялся. Он предполагал, что Кушика просто пожарит ему сносную яичницу, когда наконец удастся объяснить ей, чего же он хочет, но такой бешеной популярности не ожидал. Впрочем, разворачивающееся действо было весьма интересным, туземцы были настроены дружелюбно и чему-то радовались чисто по-детски. Он решил не отказываться от участия - по крайней мере, потом, когда проснется "Алая Мэри", а туземцы... закончатся, останутся записи в его этнографических дневниках, можно будет дописать диссертацию, а там и книгу-другую тиснуть.
Толпа вынесла его на центр, где имелась утоптанная до каменной твердости площадка. В середине стоял большой помост с пятью столами звездой, на которых были распластаны захваченные вчера пленники из дальнего племени "мейзра", три девушки и два парня. Все они были крепко привязаны в миссионерской позиции - в положении лежа на спине, ноги согнуты в коленях, разведены широко в стороны и зафиксированы отдельными мохнатыми лианами. Запрокинутые головы при этом свешивались с края стола в специальное углубление. Вокруг тел на столах в определенном порядке были разложены разные фрукты и сладкие коренья, особенно много было спелых корней сау.
Мальчишки метнулись и притащили еще один стол, звезда стала шестиконечной. Ученого водрузили на него, как памятник самому себе, добавили еще парочку венков и сунули в руки истекающие соком плоды дерева аратаги. Они были очень вкусны и редки, достать неповрежденные спелые плоды считалось большой удачей, племя ело их по самым важным праздникам. У Николаса немедленно потекли слюнки, попробовав однажды такой плод, он признал его вкус превосходным, достойным даже королевского стола. Кушика улыбнулась, что-то сказала стайке девушек, отчего те звонко прыснули, и жестом показала, что есть не только можно, но и нужно. Николас сел и с удовольствием впился зубами в плод, терпкий сладкий сок потек по подбородку, но он и не думал вытирать его, завороженный внезапно открывшимся зрелищем. Прямо напротив стоял стол с одной из пленниц, и он мог видеть при ярком свете дня ее раскрытую розовую раковину. Крепкая упругая грудь задиристо торчала прямо вверх, колыхаясь в такт быстрому дыханию.
Тут вокруг снова заорали свое "три-ару-сау мбонго!", и на помост взошли охотники с уже освобожденным от жердей существом. Все вдруг затихли. "Археострауса" подвели как раз к той пленнице, которую рассматривал Ник, существо повело головой, принюхалось, лизнуло, затем его хвост приподнялся, одинокое яйцо поехало вниз, и из скрытого доселе места высвободился странный орган, похожий на длинный кривой лингам, вдоль основания которого внизу болталось шесть больших кожаных мешочков, тремя парами друг за другом. Да это и был лингам! - вдруг осенило Николаса, просто очень необычный, больше похожий на хобот слона.
Тем временем существо обошло стол и нависло своей массой над ним, голова пленницы оказалась под его брюхом, короткое движение, и привязанное к столу тело вздрогнуло и начало судорожно извиваться. Ник завороженно смотрел, как "археостраус" раз за разом проникает в горло пленницы, наконец бьет крыльями, издает трубный крик-клекот и рывком выходит обратно. Ару-мбонго разом заорали изо всех сил, охотники заколотили копьями в землю, порождая глухой гул. В течении десяти минут это повторилось еще четыре раза со всеми оставшимися пленниками, в том числе и парнями. Николасу, приобщившемуся за время учебы в "лиге плюща" ко всяким видам... отношений, это не казалось особенно отталкивающим, скорее наоборот, он почувствовал невероятное возбуждение, чему в немалой степени способствовали и проворные ручки Кушики, под шумок забравшиеся куда нужно. Толпа скандировала что-то неразборчивое, кто-то потрясал копьем, стучал деревяшками, топал и орал не в такт, вокруг стоял невероятный шум, еще более усиливавшийся при каждом успехе "археострауса".
Наконец пленники закончились. Под непрестанные крики охотники подвели существо к столу Николаса, и он увидел, что под лингамом остался только один мешочек, остальные сдулись, скукожились и походили на морщинистые пупырышки. Кушика показала на него:
Он недоуменно уставился на туземку. Вдруг страшная догадка пронзила мозг.
- Ты что? Ты мне - предлагаешь это?
С детской непосредственностью Кушика схватила лингам у основания и потрясла им. Штуковина и не думала сгибаться, твердостью схожая с эбонитовой палочкой. Улыбнулась:
- Господин, трихо силен, кохана-гуа сау крепок! Пить хорошо, птички быть много, Ник-господин большой - много птички.
Рассвирепевший этнограф хватил девушку по лицу. Он и в самом деле был силен, путешествия в джунглях либо делают тело жилистым, либо тело прекращает свою деятельность. Кушика отлетела в сторону, жалобно вскрикнув, и без движения упала на землю. Ее крик прозвучал резким диссонансом с радостно-возбужденными воплями толпы, настолько резким, что все селение мгновенно умолкло и наступила полная тишина. Ник повел взглядом вокруг - и видел только враз одервеневшие маски на месте живых смуглых лиц.
Вперед выступил вождь. Украшенный влетенными в косы перьями диковинных разноцветных птиц, он казался еще выше своих шести с половиной футов. Вождь указал узловатым пальцем на Ника и рыкнул:
- Тхари-то!
Мгновенно его схватили десятки железных рук. Он не мог даже пошевелиться - охотники на спор давили пальцами костяные орехи и могли часами висеть на деревьях, подобно обезьянам, от которых, в сущности, недалеко ушли.
Вождь покосился на Кушику, которую женщины уже подхватили и подняли на ноги, на ее щеке на глазах расплывался большой синяк. Вновь наставил палец на этнографа:
- Кушика - мбеле-ланга, их то эмичэн сагал!
- Эй, ну подумашь, съездил бабе по уху! Пускай не бормочет всякую ересь. Где это видано - предлагать гостю отсосать у какого-то страуса?
- Кушика - мбеле-ланга!
- Ну да, и что? То, что я ее трахаю, не значит, что ей можно нести чепуху!
- Мбеле-ланга, эмичэн - табу!
- Да с чего бы? Пусть знает свое место! Всего-то разок съездил... Да отпустите же, дурачье, чего вцепились!
Тут с опушки донесся протяжный крик. Все повернулись - из джунглей выбежал подросток с копьем и кожаным мешком и изо всех сил понесся к селению. Добежав, он замер перед вождем, не в силах сказать ни слова, грудь его запаленно вздымалась. Мальчишка вытянул руку с мешком и протянул вождю, тот развязал кожаный ремень и раскрыл горловину. Ник обмер. Со стола ему было хорошо видно, что в мешке лежат молодые побеги знакомого неестественного ярко-зеленого окраса!
- Ай-я-яй, как нехорошо... - вождь поднял на него свои спокойные карие глаза. Ник сначала даже не понял, что он говорит отнюдь не на языке ару-мбонго, а когда, наконец, дошло - вмиг облился липким холодным потом. Вождь задумчиво продолжал:
- Горностаевая лоза, значит... Господин Ник, вам известно, что она не растет в наших краях? Да и вообще нигде не растет...
Дрожащий этнограф смог выдавить из себя лишь синематографическое:
- Это не то, что вы думаете! Я все объясню!
- Да-а? И "Алую Мэри" тоже?
- Короне нужны новые земли! Ничего личного, просто бизнес!
- Короне нужны земли...
- Вас все равно сметут! Можете убить меня, но следом придут солдаты, они выкосят ваши чертовы джунгли пушками под корень! Да и соседи ваши уже скоро стануть харкать кровью - как и вы, все вы!
- Ник-сау, вы, белые, совершаете одну страшную ошибку. Боюсь, в конце концов она станет для вас фатальной. Очарованные углем и железом, вы отказываетесь понимать, что возможны и иные пути...
- Что ты мелешь, идиот! - с храбростью обреченного заорал этнограф. - Какие еще иные пути? Наука сильнее ваших дремучих плясок с лингамом наперевес, пуля сильнее дурацкого деревянного копья! Вам конец - и совсем скоро!
- Николас, оглянитесь. - по-прежнему спокойно сказал вождь.
Почти против воли тот повернулся - и глаза его расширились до предела. Его взору предстало странное, невероятное зрелище - тела пленников, ранее привязанные к столам, были освобождены от лиан и лежали в первозданной наготе. С ними что-то происходило. Тела слабо подергивались, дрожали какой-то непонятной дрожью, кожа то и дело меняла цвет, причем разный на разных участках - потом внезапно то, что ранее было людьми, развалилось на сотни небольших кусков, эти куски мгновение лежали неподвижно - и вдруг встряхнулись, расправили крылья и с гомоном взмыли в воздух тучей веселых радужных птиц!
- Мейзра уходят так, - сказал голос над ухом. - Гхару уходят змеями, Ахо - рыбами, мы, ару-мбонго, - зверями и очень-очень редко - три-ару-сау. Это круговорот вечен. В природе нет ничего лишнего, даже принесенные тобой зерна смерти послужат делу Жизни. Смотри.
По знаку вождя один из охотников поднес мешок к голове "археострауса". Существо запустило клюв в мешок, чуть подумало - и в два присеста слопало все побеги. Все туземцы затянули громкую аритмичную песню и начали раскачиваться из стороны в сторону. Вокруг существа из ниоткуда сгустился зеленоватый туман, он обвил его полупрозрачными ложноножками, завернул полностью в многослойный кокон, а спустя пять минут бесследно впитался в тело.
- Вот и все, Ник-сау. "Алая Мэри" стала, скажем, "Черной Мэри". Птицы вскоре донесут ее до ваших мест, и в положенный срок она устранит всякую опасность для племен. Прощай, Ник.
Вождь с достоинством повернулся и удалился неторопливо, а десятки рук завалили бешено выгибающегося этнографа назад, прижали к столу, зафиксировали голову и опутали тело прочными мохнатыми лианами. Перед глазами мелькнули знакомые смуглые бедра, он узнал их даже в перевернутом виде и неистово заорал:
- Кушика! Кушика!
Девушка присела рядом.
- Ник-господин?
- Кушика, мы же столько ночей провели с тобой. Прости, извини, что я ударил тебя, извини пожалуйста, я не со зла, просто не понял тебя. Отпусти меня, ты же мбеле-ланга, они послушают. Я... я... женюсь на тебе, обещаю! Отпусти-и...
Она задумчиво провела длинными чуткими пальцами по его щеке.
- Господин... Ты ведь так любишь это слово, Ник-сау? Ты силен и щедр, явился из самой метрополии с такими необычными подарками... Ни у кого таких нет... Пожалуй, я склонна выйти за тебя. Но сперва - Ник-господин сейчас хорошо пить последний ару, пить длинный трихо-сау, делать много птичка. Много-много птичка...
Железные пальцы схватили его за щеки, губы, сдавили ямки возле челюстей, и от невыносимой боли Николас был вынужден широко открыть рот. Последнее, что он видел - стремительно приближавшийся склизкий напряженный лингам "археострауса". И началась кохана.