Кино, как агрессивнейшее из искусств, демонстрирует в особо тяжком случае, две терминальные формы, между которыми располагается сиропчик с "радугой вкуса" - зрелища с попкорном.
Стало быть, на одном жанровом полюсе - фильмы демонстрирующие животную жажду жизни, не смотря ни на что, и заряжающие зрителя неукротимым оптимизмом, - на другом - тот же экзистенциализм, но индифферентного характера, - рисующие смерть как докуку, которую можно вызвать одним презрением или, наоборот, покорить пренебрежением, как женщину; в общем-то, жизнь в этом случае рисуется инфернальным существованием, и экзитус леталис лишь является, как сказано в одном японском фильме, полным релаксом.
Удивительным образом, экономный на палитру Аки Каурисмяки, добивается в своём творчестве, в целом, и в данном фильме в частности, совмещения антагонизмов:
Эроса и Танатоса в перверсивной связи.
Лицо актёра - в широком смысле этого понятия - для решения двуединой задачи, должно вбирать обе ипостаси.
По общему заблуждению, тех кто не работал в анатомическом театре, глаза придают выражение лицу..., - скорее наоборот - глаза это цветные шарики со способностью к рефлексам - и только, - лишь мимика активный ингредиент.
Актёр стеклянных глаз, которому обстоятельства сюжета придают значение, содержание, эмоции, вписывается в решение амбивалентной творческой задачи. Отказ от жизни, и борьба за неё - две тенденции, как будто накладываются, создавая сюрреалистичный мир...