Вебер Дэвид : другие произведения.

"Повести и рассказы"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Собраны переводы произведений Дэвида Вебера, опубликованных им преимущественно в различных коллективных антологиях. Сюда же перенесен перевод выложенного на сайте издательства Baen рассказа "Of shadows and caves" (в соавторстве). Расположение соответствует порядку публикации. В сборнике не представлены рассказы и повести о Хонор Харрингтон и ее вселенной, которые заслуживают отдельного внимания. Не отражена и тема монструозных автономных боевых машин (боло).

Дэвид ВЕБЕР

РАССКАЗЫ И ПОВЕСТИ

  
  
   Собраны переводы произведений Дэвида Вебера, опубликованных им преимущественно в различных коллективных антологиях. Сюда же перенесен перевод выложенного на сайте издательства Baen рассказа "Of shadows and caves" (в соавторстве). Расположение соответствует порядку публикации. В сборнике не представлены рассказы и повести о Хонор Харрингтон и ее вселенной, которые заслуживают отдельного внимания. Не отражена и тема монструозных автономных боевых машин (боло).
  

Перевод: Н.П. Фурзиков

  
   Содержание
   Особый талант
   Капитан из Киркбина
   Сэр Джордж и дракон
   На флоте
   Из тьмы
   Восстание Вашингтона
   Проходя маршем
   Дом там, где сердце
   Камекура
   Огонь с небес (совместно с Марком Уондри)
   Темпоральный разрыв
   Дракон и выпивоха
   О тенях и пещерах (совместно с Ричардом Фоксом)
  

ОСОБЫЙ ТАЛАНТ

  
   Хабибула, Жиль (2819-?): Герой Человечества (с кластером), орден Грин-Холла (с тремя кластерами), Страж Хранителя, Большой Солнечный крест (с кластером), Звезда Терры (с кластером), медаль за кампанию в Медузе, медаль за кампанию в Комете, почетный легионер, член Соларианского института. Жиль Хабибула, один из трех человек (см. также Джей Калам и Хэл Самду), дважды награжденных высшей наградой человечества за доблесть и службу, на сегодняшний день является одним из немногих, кто отслужил почти целое столетие в Космическом легионе. Несмотря на упорные отказы Хабибулы от производства в офицеры, он...
   - Кто есть кто из солариан, том 36
   Стар Пресс, Фобос, 2962 г.
  
   Хабибула, Жиль, он же Гренц Харнат, Горма Хабрана, Герняк Хелтир, Горса Хама. Возраст 35 лет. Волосы каштановые, глаза серые. Рост 6 футов 1 дюйм. Вес 275 фунтов. Арестовывался за: крупную кражу, кражу космических аппаратов, кражу технологий, кражу со взломом, нападение с применением огнестрельного оружия, сопротивление при аресте, нападение при отягчающих обстоятельствах и пьянство в общественном месте. Судимостей нет. В настоящее время разыскивается по обвинению в незаконных азартных играх. Хабибулу, мастера по части замков и адаптивных технологий, следует считать вооруженным и опасным. Комиссия по азартным играм Венусберга объявила награду в размере семидесяти пяти тысяч долларов за информацию, которая приведет к его аресту и преданию суду по обвинению во взломе электронных устройств для азартных игр.
   - Архивный отдел полицейского управления Венусберга, 2854 г.
  
   Причиной его провала стало его высокомерие.
   Или, возможно, неправильно называть это "высокомерием". Возможно, более подходящим было бы слово "уверенность", поскольку он обладал определенным талантом, с которым, по его мнению, никто не мог сравниться, и этот вызов был непреодолим для человека его натуры. Так и должно было быть, учитывая, насколько тщательно все было продумано именно с этой целью...
   В душной, безлунной темноте по широкому лицу Жиля Хабибулы стекали струйки пота. Жуткие ночные крики, каких Земля никогда не знала, доносились из джунглей, где огромные, закованные в броню зауроиды шлепали и ворчали, сражаясь друг с другом за жизнь - и пищу, - в то время как странные, покрытые чешуей "птицы" Венеры поджидали, чтобы обглодать кости проигравших. Но это были знакомые звуки, доносились они с противоположной стороны стены, и Хабибула не обращал на них внимания. Он прятался в кустах у стены с тех пор, как персонал шале выпроводил последнего посетителя, и теперь терпеливо ждал, когда уйдет и персонал.
   Он, должно быть, сошел с ума, если решился на подобную авантюру, когда жестокая Комиссия по азартным играм уже предложила награду за его бедное, недооцененное "я", - подумал он с улыбкой, но проклятие жизни Жиля Хабибулы оставалось неизменным. У него никогда не хватало времени на великолепную еду, изысканные вина, красивых женщин, испытания на сообразительность и мастерство, и когда три из четырех этих поводов сливались в одно искушение, смертный человек не мог отказаться от него. Особенно когда девушка, которая подтолкнула его к этому, была такой замечательной, красивой. Ах, этот огонь в ее голубых глазах и эта прекрасная копна полуночных волос! И ее дух тоже. Солнечная система, возможно, увидит ее раз в жизни, - сказал он себе, - и это к лучшему для всех нас, потому что нам никогда не пережить двоих таких, как она!
   Он подавил смешок и еще раз посмотрел на часы. Только что перевалило за двадцать двести. Он потратил два дня на то, чтобы рассчитать расписание персонала, и удовлетворенно кивнул, бесшумно выбираясь из зарослей завезенного сюда земного кустарника, росшего вокруг защитной стены шале.
   Территория была хорошо освещена, но владельцы шале полагались на автоматические системы, которые не так подвержены ошибкам, как люди, поэтому патрулей не было, и он тщательно проложил свой маршрут. Он скользил по цветочным клумбам и траве, как огромный крадущийся кот, избегая камер и света прожекторов, пробираясь сквозь чернильные тени. Остановился у самого шале, осматриваясь в поисках инфракрасных лучей, и еще раз усмехнулся, когда обнаружил их. Ах, какой сообразительный парень организовал здесь охрану! Он проделал отличную работу, но не мог сравниться с Жилем Хабибулой!
   Он бочком отошел в сторону, изучая игру лучей, и, несмотря на всю свою массивность, двигался бесшумно, как легкий ветерок. Другие мужчины могли бы считать его толстым, и он действительно был таким, но под этим жиром скрывались мускулы, и держался он с грацией танцора, ставя каждую ногу с кошачьей осторожностью. И даже когда он обдумывал этот вызов, его мысли вернулись к красивой молодой женщине, ожидавшей его в баре "Венусберг".
  
   - Это будет нелегко, мистер Харнат, - предупредила женщина по имени Этира Коран, и Жиль Хабибула - Гренц Харнат для нее - серьезно кивнул. - С другой стороны, - продолжала она, - мой клиент заплатит полмиллиона долларов за "Глаз дракона", и, возможно, там просто перестарались с системой безопасности.
   - Ага, а теперь они перестарались? - Перед ним лежали остатки великолепного ужина, и он, слушая ее, отхлебнул еще вина - великолепного марсианского бургундского. Полмиллиона - ничтожная сумма для знаменитого "Глаза дракона", но в сложившихся обстоятельствах она казалась вполне разумной. Безупречный марсианский рубин был бесценен, но он также был размером в половину человеческой головы, и именно этот размер делал его таким редким и красивым, что его невозможно было продать на открытом рынке.
   - Ваш клиент ведь не собирается разрезать его, не так ли? - спросил Хабибула через мгновение. Этира недоуменно подняла бровь, и он пожал плечами. - Я не буду в этом участвовать, если это так, - объяснил он. - Разбить такую прелестную безделушку было бы смертельным преступлением против природы.
   - Грабитель с эстетическими наклонностями? - Она рассмеялась от восторга при этой мысли, но тут же посерьезнела. - Нет, мистер Харнат. Мой клиент намерен сохранить его для, э-э, своей частной коллекции.
   - А теперь он думает так? - Хабибула одобрительно кивнул, открыл еще одну бутылку вина и сосредоточился на своем бокале, пока наливал. - И как это могло случиться, что владельцы оказались "слишком умными", девочка? - спросил он.
   - Они полагаются не только на безопасность, но и на дезориентацию, - ответила она. - Предполагается, что никто на Венере не должен знать, что драгоценный камень находится здесь, поэтому они держатся подальше от банков и обычных хранилищ. Вместо этого они передали его Сэмюэлу Улнару, и он спрятал его в своем шале.
   - Шале Улнара? - Хабибула так резко оторвался от своего бокала, что расплескал вино, и его серые глаза заблестели. - В его погребах, не так ли?
   - Да, конечно. - В голосе Этиры прозвучало удивление, и он радостно улыбнулся. Он слышал об этих подвалах. - Сэмюэл Улнар на Земле, так что шале официально пустует, - добавила она. - Владельцы "Глаза дракона" рассчитывают, что это поможет отвлечь внимание от их собственного присутствия, и им сказали, что подвалы Улнара - одно из самых безопасных мест на Венере.
   - Так и должно быть, девочка. Так и должно быть, - пробормотал Хабибула. Подвалы Улнара, подумал он, находятся под тем самым шале, которое семь столетий назад построил Зейн Делмар, предок Сэмюэла Улнара. Его историческое значение сделало его главной достопримечательностью для туристов, а венерианская ветвь некогда могущественной семьи Улнар разрешала публичные экскурсии по его просторной, благоустроенной территории. Но внутри оно было уединенным, потому что по-прежнему оставалось домом для Сэмюэла Улнара и его жены... и для лучшей коллекции вин и бренди в Солнечной системе. Одна-единственная бутылка европейского шампанского из этого погреба обошлась бы в пять тысяч долларов, но какой смертельный позор тратить такой урожай на любого, кроме самого искушенного гурмана! Его глаза заблестели при мысли о том, что он может обнаружить в качестве побочного продукта при извлечении "Глаза дракона", и он просиял, глядя на молодую женщину.
   - Просто расскажите мне все, что знаете об этой благословенной безопасности, - сказал он.
  
   Хабибула продолжил осторожный обход внутренних укреплений шале, затем остановился. Во вместительном рюкзаке за его спиной - достаточно большом, чтобы вместить дюжину бутылок и "Глаз дракона" - хранились инструменты его ремесла, и он прихватил с собой отражатели, чтобы при необходимости защититься от инфракрасных лучей. Но такой трюк всегда был рискованным, потому что даже запястье Жиля Хабибулы могло соскользнуть и перекрыть луч при их установке на место. Он надеялся избежать их использования и радостно улыбался, рассматривая свою находку.
   Перед входом в шале возвышался богато украшенный портик в неоклассическом стиле двадцать второго века, а его скульптуры и колонны дополняли аккуратный узор балок. Проектировщик системы безопасности приложил все усилия, чтобы создать вокруг них непроницаемую сеть, но в том месте, где балки изгибались под углом к массивным каменным сфинксам, скорчившимся по обе стороны от главной двери, была небольшая щель. Она казалась слишком крошечной для человека его комплекции, но внешность бывает обманчива, и он тщательно прикинул ее размеры.
   Да, - решил он. - Это было бы смертельно трудно, но мало кто мог сравниться с устрашающей ловкостью Жиля Хабибулы.
   Он снял рюкзак, осторожно просунул его в отверстие и потратил еще мгновение на то, чтобы запомнить расположение лучей, прежде чем снять сканеры и убрать их в карман. Затем он с такой же осторожностью согнулся, обхватив каменный бок сфинкса, и протиснулся в ту же щель. Он не торопился, проползая дюйм за дюймом, и вздохнул с облегчением, когда наконец просунул левую ногу, не подняв тревоги.
   Ты проделал чертовски хорошую работу, дружище, - подумал он, обращаясь к разработчику системы безопасности, - но не настолько, чтобы остановить Жиля Хабибулу!
   Он снова поднял свой рюкзак, достал сканеры и проверил, нет ли лучей по внутреннему периметру. Там ничего не было, и он подошел поближе к передней стене шале, чтобы осмотреть двери и окна.
  
   - Вы действительно думаете, что он придет, сэр? - спросил молодой человек.
   Его старший товарищ не отрывал взгляда от панели перед собой. На эту панель поступали сообщения о десятках сигналов тревоги, внутренних и внешних, от датчиков движения на стенах комплекса до сложных инфракрасных фотоэлектрических систем, охватывающих внешнюю часть шале, и множества внутренних систем обнаружения на окнах, дверях и коридорах. Они ждали три ночи, но ничто даже не дрогнуло, и он понимал нетерпение и сомнения юноши.
   - О, он придет, - сказал пожилой мужчина. - Если подходит для этой работы, то придет.
  
   Хабибула осторожно прокрался по коридору. На его вкус, двери были слишком богато оборудованы сигнализацией, но окна библиотеки защищали только три отдельные системы. Оконный замок представлял собой сложное кодовое устройство Кэблок-7, но замки были его особым талантом. Ужасно жаль, что художник его уровня был лишен признания, которого заслуживал его гений, но так уж устроен равнодушный мир. И справедливо это или нет, но есть и компенсации, - напомнил он себе с улыбкой.
   Он остановился в темноте на пересечении двух коридоров, мысленно сверяясь с картой, которую запомнил, затем с улыбкой кивнул. Еще один лестничный пролет, еще одна дверь, а затем и сам подвал.
  
   - Я все еще жалею, что мы не смогли предоставить ему точную карту, сэр, - забеспокоился молодой человек. - Разве мы не могли взять ее с собой?
   - Если бы он заметил какие-либо несоответствия, то сразу же отказался бы, - терпеливо сказал мужчина постарше. - Кроме того, предполагается, что это тоже проверка, а насколько хорошей она была бы, если бы мы намеренно скормили ему ложную информацию?
  
   Хабибула присел на корточки перед дверью винного погреба и осмотрел замок с помощью маленького ручного фонарика. Ну вот! Ну разве это не смертельный сюрприз!
   Он наклонился ближе и провел пальцами по трем комбинированным колесикам, и его брови приподнялись в знак уважения. Он всегда слышал, что в шале Улнара первоклассная охрана, и любой член клана Улнар может позволить себе самое лучшее, но это было больше, чем он ожидал. Это был "Цербер-12", возможно, самый сложный и эффективный замок, когда-либо созданный человеком, но он только улыбнулся и ласково похлопал по нему. Хороший замок был верным другом для Жиля Хабибулы, потому что он умел обращаться с ними по-особому, а этот замок был основан на дизайне, созданном его собственным отцом пятьдесят лет назад. Смертельно жаль, что старик был более искусным слесарем, чем бизнесменом, потому что его творение было украдено более проницательными умами, но он научил своего сына его секретам раньше, чем они.
   Жиль снова улыбнулся, и его короткие сильные пальцы начали поворачивать ручки с деликатной точностью, которой мог бы позавидовать любой хирург.
  
   - Сэр, извините, но я действительно не думаю, что он придет. По крайней мере, не сегодня вечером, - человек встал и прошелся по комнате, разминая мышцы, сведенные от многочасового неподвижного ожидания. - Уже больше двух часов. Если бы он собирался прийти, то наверняка уже начал бы.
   - Откуда вы знаете, что он этого не сделал? - возразил пожилой мужчина. Молодой человек в зеленой форме посмотрел на него с недоверием, затем указал на консоль перед ними.
   - Если бы он был здесь, мы бы знали об этом, сэр, - уверенно сказал он.
   - Ах, вы, молодые люди! - Пожилой мужчина улыбнулся. - Так много веры в технологии и так мало в человеческую изобретательность! Садитесь, Джеймс. И помните, что это Жиль Хабибула.
   "Цербер-12" наконец щелкнул, и он еще раз вытер пот со своего широкого лица, несмотря на прохладу осушенного воздуха шале. Ты сконструировал потрясающий замок, папа, - подумал он с иронией, - и какой смертный грех, что не заслужил за это должной похвалы! Ах, но мы заставим их удивиться, когда утром они обнаружат, что замок не заперт, не так ли?
   Он усмехнулся и прокрался в пыльную тишину винных погребов. Еще один замок, и "Глаз Дракона" будет надежно спрятан в его рюкзаке... и тогда настанет время для того, за чем он пришел.
  
   Молодой человек беспокойно заерзал на стуле, и только его огромное уважение к старшему по званию предотвратило очередной протест. Еще никому не удавалось победить "Цербер-12" без взрыва или разрушения. Он не мог поверить, что даже человек с репутацией Жиля Хабибулы смог справиться с ним, а даже если бы и смог, все равно не было никаких признаков попытки проникнуть в шале.
   Пожилой мужчина заметил его беспокойство и снова спрятал улыбку.
  
   Вот так!
   Хабибула бережно спрятал "Глаз дракона" в свой рюкзак, и его серые глаза заблестели от устрашающей красоты огромного драгоценного камня. Он благоговейно погладил его пальцами. -Ах, я бы хотел оставить тебя себе, - подумал он, - просто чтобы время от времени смотреть на тебя своими смертными глазами. Но ты слишком хорошо известен для этого, не так ли?
   Он усмехнулся, затем отвернулся и потер руки, и в его глазах вспыхнула еще большая жадность, когда он оглядел тускло освещенные пыльные стеллажи с бесценными бутылками в подвале.
   Он принялся за поиски, рысцой пробегая по проходам между стеллажами, и его лицо светилось от удовольствия, когда он рассматривал пыльные этикетки. Небольшой бонус за потраченное время, - сказал он себе с усмешкой и начал выбирать. "Напа-72" было хорошим началом, и он дополнил его бутылкой "Монс Олимп" 90-го года, а затем "Ротшильд" 63-го. - Годы, чтобы насладиться ими, - подумал он, и его глаза-бусинки загорелись от восторга.
   Он подошел ближе, не в силах поверить в то, что видит. Крокирейский бренди?! Этого не может быть!
   Он осторожно сдул пыль с бутылки и вздохнул от удовольствия. Напиток был 51-го года выпуска! Возрастом более ста лет, отжат из богатого черного винограда, собранного в дельте канала, затем дистиллирован и выдержан в ожидании, когда вкус станет достаточно тонким, чтобы оценить его золотистое великолепие. И этот вкус, пообещал он себе, будет оценен с должным уважением.
   Он осторожно снял бутылку с полки - и замер, услышав вой сирены.
  
   - Не могу в это поверить! - Молодой человек резко выпрямился в кресле, недоверчиво уставившись на консоль. Яркая лампочка - самая последняя на панели - вспыхнула кроваво-красным, и мужчина постарше рассмеялся.
   - Я же говорил тебе, Джеймс, что это Жиль Хабибула! - воскликнул он и потянулся к своему коммуникатору.
  
   Хабибула недоверчиво оглядел подвал. Он проверил стойки на наличие систем слежения, просканировал их в поисках невидимых детекторных лучей, с мучительной тщательностью проверил, нет ли какой-либо возможной сигнализации, но ничего не нашел. Он даже захватил ужасный "Глаз дракона", не подняв сигнала тревоги!
   Он встряхнулся, когда в ушах зазвучал устрашающий вой сигнализации. То, как они обнаружили его присутствие, было менее важно, чем сбежать до того, как они доберутся сюда. Шансы были невелики, но он спланировал свой маршрут отхода со всей присущей смертным хитростью еще на подходе, и они его пока не поймали!
   Он сунул бренди в рюкзак, застегнул его и выскочил из погреба с поразительной скоростью, которая не соответствовала его комплекции.
  
   - Он уже уходит, - торопливо сказал пожилой мужчина в свой коммуникатор. - Похоже, направляется в западную пристройку.
  
   Хабибула стремительно несся вверх по лестницам и коридорам, инстинктивно избегая детекторов, которые он заметил по пути, и мысленно извиняясь перед бутылками, позвякивающими в его рюкзаке за спиной. Было бы смертельным преступлением так грубо обращаться с таким прекрасным вином, но он пообещал дать ему как следует отстояться, прежде чем разлить по бокалам.
   Где-то позади него хлопнула дверь, и он проглотил проклятие, когда за ним побежали чьи-то ноги. Они были слишком далеко, чтобы заметить его, но откуда они взялись?! Здесь не должно было быть людей-охранников, а даже если бы и были, как они узнали, в какую сторону бежать? Он не затронул ни одну из сигнализаций, которые уже заметил во время своего бегства, и если бы пропустил что-нибудь по пути сюда, охранники наверняка отреагировали бы прежде, чем он добрался бы до фатальных подвалов!
   Но времени думать об этом не было, а они были слишком далеко, чтобы догнать его. Как только он пройдет через библиотеку и окажется на территории, у него будет дюжина различных путей отхода, и... Он бросился в огромную библиотеку, подбегая к окнам, и со всего маху врезался во что-то в темноте. Когда он падал, каким-то образом ему удалось изогнуться, чтобы защитить драгоценные бутылки в своем рюкзаке, но то, что подставило ему подножку, обвилось вокруг его ног, как венерианский питон. Он бился о него ногами, сражаясь с ним в слепящей темноте, и почти освободился, когда в библиотеке зажегся свет.
   Лампа для чтения, подумал он. Лампа для чтения смертных! Какой кошмарный идиот оставил ее посреди прохода для смертных?!
   Он хотел было вскочить, но вздохнул и сел обратно, когда в библиотеку ворвались с полдюжины мужчин с пистолетами наизготовку. Он сел на пол, глядя на них и гадая, что Космический легион делает в шале Улнара в три часа ночи.
  
   - Доброе утро, мистер Хабибула. Меня зовут Джарта. Полковник Джон Джарта из Легиона, к вашим услугам. - Седовласый мужчина в зеленой форме учтиво поклонился, по-видимому, не обращая внимания на трех огромных легионеров, которые "сопроводили" Хабибулу в помещение охраны шале, затем помахал рукой красивой молодой женщине, вошедшей в другую дверь. - Полагаю, вы уже знакомы с мисс Коран, - добавил он.
   - Да, я тоже так думал, - ответил Хабибула. Его серые глаза на мгновение стали суровыми, но затем он улыбнулся молодой женщине и кивнул на рюкзак, который держал один из легионеров. - Я возьму свои длинные деньги мелкими купюрами, девочка, - добродушно сказал он, - но, боюсь, вам придется забрать "Глаз дракона" у этого огромного, внушающего страх зверя с моим рюкзаком, если все еще хотите получить его.
   Молодая женщина улыбнулась, затем с грустью покачала головой, и полковник Джарта прочистил горло.
   - Я надеюсь, вы не будете винить мисс Коран, мистер Хабибула. Она всего лишь выполняла свою работу.
   - Свою работу, не так ли? - любезно осведомился Хабибула.
   - Действительно. На самом деле у нее не было выбора. Отец мисс Коран владеет баром - кажется, он называется "Голубой единорог" - в море Афродиты, недалеко от побережья Нью-Чикаго. К сожалению, при его уходе из Легиона около двадцати лет назад было несколько, э-э, нарушений, - Джарта печально покачал головой. - Жаль, но вы знаете, какими могут быть военные организации.
   - Значит, вы прибегли к смертельному шантажу, чтобы заставить девушку выполнить вашу просьбу, не так ли? - проницательно заметил Хабибула.
   - Мы предпочитаем рассматривать это как поощрение ее к добровольчеству, - не согласился полковник. - Конечно, сам Грин-Холл разрешил помиловать ее отца в обмен на ее услуги.
   - Так ли это сейчас? И почему Грин-Холл должен быть заинтересован в том, чтобы заманить в ловушку такое бедное, честное ничтожество, как я?
   - Тут вы ошибаетесь, мистер Хабибула. - Джарта улыбнулся. - Вы довольно хорошо известны в определенных кругах. Действительно, когда мы спросили, кто может быть самым квалифицированным специалистом по замкам в системе, наши собеседники заверили нас, что это либо вы, либо Стивен Мата.
   - Мата! Этот ужасный простофиля?! - Хабибула впился взглядом в полковника. - Да ведь у меня в одной руке - нет, в одном пальце простого смертного - больше таланта, чем у этого большого, неуклюжего, самонадеянного...
   - Пожалуйста, мистер Хабибула! - вмешался Джарта, и Этира Коран подняла руку, чтобы скрыть еще более широкую улыбку. Хабибула, покраснев, остановился, и полковник быстро заговорил, прежде чем он смог начать снова. - Все наши источники заверили нас, что Мата не дотягивает до вас, мистер Хабибула, - успокоил он, - и именно по этой причине мы попросили мисс Коран связаться с вами. Видите ли, нам нужен человек с определенным талантом, и это был наш способ убедиться, что он у вас есть.
   - Это была проверка, не так ли? - Хабибула пристально посмотрел на него, разозленный, несмотря на обстоятельства, тем, что имя Маты задело его гордость.
   - Действительно, - заверил его Джарта, - и вы с честью справились с этим заданием. Майор Хейзелл, - он кивнул на молодого человека, стоявшего позади него, - сомневался, что вы справитесь, но я полностью верил в вас.
   - А? - Хабибула, казалось, внезапно сдулся и испустил глубокий вздох. - Что ж, очень жаль, что майор был неправ, не так ли? - он покачал головой. - Двадцать ужасных лет практики - да, и самый изощренный ум в обращении с машинами, который вы когда-либо видели в своей жизни, полковник Джарта, - и не имею ни малейшего представления, как это я сам себя подставил. Смертельный позор! Жиль Хабибула угодил ногой в ловушку, которой даже не видел!
   - Но это потому, что в самом конце мы смошенничали, мистер Хабибула, - сказал Джарта почти сочувственно. Он взял рюкзак у огромного легионера и достал бутылку крокирейского бренди. - Пятьдесят первый год, - заметил он. - Уверен, что большинство знатоков считают этот год лучшим за всю историю.
   - Они так и считают, и на то есть веские причины, - сказал Хабибула, не отрывая серых глаз от бутылки с какой-то отчаянной печалью, когда она все дальше ускользала из его рук.
   - Но это не так, - возразил Джарта. - Я имею в виду бренди. Эта бутылка поддельная. - Хабибула уставился на него, и Джарта бросил ее обратно легионеру. - В ней есть датчик движения и ультраволновое устройство наведения, мистер Хабибула. Я знал, что человек с вашим тонким вкусом никогда не пройдет мимо крокирейского 51-го года, так что...
   - Холодное, коварное у вас сердце! - возмутился Хабибула. - Заманить бедного Жиля Хабибулу в ловушку пустой бутылкой? Пустой бутылкой 51-го года выпуска?! Вы не человек, полковник!
   - Возможно, и нет, но вы мне нужны, и боюсь, что это, - он снова порылся в рюкзаке и извлек огромный рубин, - настоящий "Глаз дракона". Мы поймали вас с поличным при его краже, мистер Хабибула. Я бы сказал, что вам светит от десяти до двадцати лет на урановых рудниках Плутона.
   - Но ведь это вы сами подговорили меня украсть эту прекрасную, но порочную вещицу, - проницательно заметил Хабибула, - и это делает вас соучастником!
   - Нет, мистер Хабибула. Это делает мисс Коран сообщницей. Меня здесь совсем нет.
   - Вы не...?! - Хабибула пристально посмотрел на полковника, затем перевел взгляд на Этиру Коран, и красивая молодая женщина с черными волосами побледнела. Он стиснул челюсти так, что у него заболели зубы, а затем снова обратил свои мрачные серые глаза на Джарту. - Вы приложили немало усилий, чтобы заманить в ловушку бедного Жиля - да, и, похоже, эту девушку тоже. Так чего же вы хотите от нас, полковник Джон Джарта?
   - Мисс Коран выполнила свою часть работы, при условии, что вы примете мои условия, мистер Хабибула.
   - И каковы могут быть эти условия?
   - Космический легион - это первая линия обороны Грин-Холла, - ответил Джарта голосом, который внезапно стал смертельно серьезным, - но его последней защитой является устройство, известное как АККА. Вы слышали о нем?
   - Да, конечно, слышал. Все в мире смертных слышали о нем!
   - Значит, вы знаете, что у оружия не может быть больше одного Хранителя, только один человек знает секрет его конструкции и действия? - Хабибула кивнул, и Джарта тяжело продолжил. - К сожалению, это не совсем так, мистер Хабибула. Только один человек может одновременно знать этот секрет, но мы никогда не можем быть уверены, что с нынешним Хранителем не случится несчастного случая или болезни, прежде чем он или она сможет передать его своему преемнику. Таким образом, секрет записан и заперт в адаманитовой шкатулке, которую можно открыть только с помощью отпечатков пальцев назначенного преемника. Без них даже вы не сможете открыть замок этой шкатулки, а любая попытка взлома приведет только к уничтожению ее содержимого.
   - А? - Хабибула склонил голову набок, прикидывая, как бы он мог открыть такую коробку. Конечно, наличие отпечатков пальцев смертельно усложнило бы задачу, но если бы не было других мер предосторожности, о которых Джарта предпочел умолчать...
   - Действительно, - продолжил полковник, прерывая его размышления. - Но проблема, мистер Хабибула, в том, что шкатулка была украдена.
   - Украли? - Жиль Хабибула побледнел, услышав устрашающий подтекст. Если бы кто-то украл шкатулку, если бы ему когда-нибудь удалось открыть ее и завладеть секретом устройства, которое разрушило Пурпурный Холл и империю Улнаров, последствия были бы немыслимыми.
   - Украдена, - холодно согласился Джарта. - Мы считаем, что знаем, кем, но человек, о котором идет речь, богаче и могущественнее, чем вы можете себе представить. Он мог спрятать ее где угодно, в любом из своих поместий. Он уже убивал, чтобы завладеть ею, и я не вижу причин полагать, что он не убил бы снова, чтобы сохранить ее, но те же самые контакты в Грин-Холле, которые вообще позволили ему украсть ее, быстро предупредили бы похитителя о любом официальном шаге Легиона против него. Что и привело нас к вам, мистер Хабибула. Мы установили "Цербер-12" специально для вас. Если вы смогли справиться с ним и украсть "Глаз дракона", то, возможно, вы также сможете найти и украсть шкатулку Хранителя для Грин-Холла.
   - Вы сумасшедший, - решительно заявил Хабибула. - Если он настолько силен, что даже благословенный Легион не может победить его, было бы безумием для одного человека, даже Жиля Хабибулы, перечить ему!
   - Возможно, но таковы мои условия, - холодно сказал Джарта. - У вас есть выбор: принять их или провести двадцать лет на Плутоне за крупную кражу.
   - Ах, вы злой, очень злой человек, Джон Джарта, - с горечью сказал Хабибула.
   - Нет, мистер Хабибула, я отчаянный человек. Мы должны вернуть тайну АККА. Вполне вероятно, что они найдут способ открыть ее, или, если это не удастся, могут попытаться похитить Аладори, дочь Хранителя, и заставить открыть шкатулку. Ей всего три года, мистер Хабибула. Как она может остановить их? И на что способны люди, достаточно безжалостные, чтобы украсть шкатулку Хранителя, чтобы заставить ребенка повиноваться им?
   Хабибула еще раз пристально посмотрел на легионера, но отчаяние в глазах Джарты было неподдельным, и его собственная душа сжалась при мысли о ребенке, попавшем в руки злых людей.
   - И вы действительно отправите человека, которого обманом заставили украсть этот смертный камень, - он указал подбородком на огромный драгоценный камень, который Джарта все еще держал в руке, - в ад на Плутоне, если я скажу "нет"?
   - Да, - непреклонно ответил Джарта. - И если я это сделаю, то буду вынужден отослать и мисс Коран.
   - Отчаянный вы или нет, но точно порочный человек, - тяжело произнес Хабибула, - хотя у меня нет выбора. Но прежде чем я примусь за дело, вы положите это, - он снова указал на "Глаз дракона", - на прежнее место. Да, и уничтожите все записи смертных о том, что я или мисс Коран когда-либо видели его. Я не позволю вам отправить такую потрясающе красивую девушку на Плутон, если случится так, что попытаюсь и потерплю неудачу. Не тогда, когда именно ваш подлый шантаж заставил ее заманить бедного Жиля в ловушку.
   Этира Коран недоверчиво уставилась на него, а глаза Джарты сузились.
   - Благородное чувство, - сказал полковник через мгновение, - и склонен полагать, что в основном искреннее. Однако мне кажется, что вы кое-что забыли. Если я верну "Глаз" и уничтожу записи, то потеряю над вами власть.
   - Вам не нужно никакой "власти"? - с достоинством произнес Хабибула. - Я даю вам слово смертного.
   - Уверен, это утешит вас, - сухо сказал Джарта. Хабибула снова пристально посмотрел на него, и полковник задумчиво почесал подбородок. - Нет, мистер Хабибула, у меня есть встречное предложение. Я верну "Глаз" и уничтожу записи после того, как вы поступите на службу в Легион.
   - Записаться в армию? Чтобы Жиль Хабибула посвятил свою жизнь жестокому Космическому легиону?! - Хабибула уставился на него. - Вы сумасшедший! - уверенно заявил он.
   - Ни в малейшей степени. У вас действительно есть определенный талант, и вполне возможно, что когда-нибудь он снова понадобится Легиону. Однако в ближайшее время за дезертирство из Легиона предусмотрено наказание в виде двадцати лет на Плутоне, а при особых обстоятельствах и больше. Я верю вам на слово, мистер Хабибула, но буду спать спокойнее, зная, что могу рассчитывать на вашу преданность.
   - Ах, подумать только, что до этого могло дойти, - с горечью произнес Хабибула. - Космический легион намеревался заманить в ловушку бедного Жиля Хабибулу! На самом деле ужасно видеть, как Легион опускается так низко.
   - Мы делаем то, что должны, мистер Хабибула, - спокойно ответил Джарта. Он подождал несколько минут, затем склонил голову набок. - Мы пришли к соглашению?
  
   Семнадцать месяцев спустя полковник Джон Джарта, командующий разведывательным управлением Космического легиона, открыл дверь своего кабинета в самом сердце огромного здания штаб-квартиры Легиона и застыл как вкопанный на пороге.
   Последний секретный доклад Жиля Хабибулы ему был получен более полугода назад, и полковник пришел к печальному выводу, что даже Хабибула не смог сломить оборону врагов Грин-Холла. За тот год, что они проработали вместе, Джарте понравился этот толстый, хитрый негодяй, и он испытывал мучительное чувство вины за то, что заманил этого человека в ловушку и отправил его на смерть, но, как он сказал Хабибуле той ночью в подвалах шале Улнара, у него не было выбора. Он не совсем оставил надежду, но цепляться за нее становилось все труднее, и он начал избегать ответов на вопросы Этиры Коран. Молодая женщина почти еженедельно забрасывала его офис тщательно подобранными, невинно сформулированными вопросами о Хабибуле. В последнее время, по мере того как молчание затягивалось, ее расспросы становились почти отчаянными, но у Джарты не хватало духу сообщить ей о смерти Хабибулы, когда еще оставалась хоть какая-то надежда.
   Но сейчас он стоял в дверях своего кабинета, уставившись на маленькую серебристую коробочку, стоявшую посреди стола. На ней не было никаких примечательных знаков, кроме двух маленьких темных овалов - размером с кончики пальцев - на крышке, но он сразу понял, что это такое.
   Он медленно пересек кабинет и опустился в кресло, уставившись на коробочку и боясь прикоснуться к ней, а его мысли лихорадочно метались. Никто не мог взломать систему безопасности в штаб-квартире Легиона и проникнуть в его кабинет. Никто не смог бы этого сделать... за исключением, пожалуй, одного человека с особым талантом.
   Он начал улыбаться, а затем и хихикать, и, наконец, потянулся к коробочке. Он взял ее в руки и слегка подбросил на ладони, и даже несмотря на пьянящее облегчение, казалось невероятным, что такая маленькая и легкая вещь может содержать в себе секрет такого большого разрушения. В будущем им придется усилить охрану, - подумал он и сделал мысленную пометку обсудить это с легионером Хабибулой.
   Затем он сделал паузу и склонил голову набок. Кстати, о Хабибуле...?
   Он осторожно поставил коробочку в сейф, встроенный в его стол, и набрал комбинацию. Там она должна быть в достаточной безопасности - от всех, кроме Хабибулы, конечно, - пока он не сможет доставить ее обратно в Грин-Холл под максимальной охраной, и, спрятав ее, сможет сосредоточиться на других вопросах. Например, о местонахождении человека, который украл ее у врагов Солнечной системы и, как дым, проник через службу безопасности штаба Легиона, чтобы положить ему на стол. Итак, если бы он был Хабибулой, где бы он...?
   Его интерком резко зажужжал, и он нажал кнопку.
   - Да?
   - Сэр! - это был Джеймс Хейзелл, и его голос был высоким от волнения.
   - Сэр, это Хабибула!
   - Что с Хабибулой? - спокойно спросил Джарта.
   - Сэр, он... он дезертировал! - пролепетал Хейзелл. - Он угнал небольшой космический крейсер прямо с посадочной площадки Грин-Холла и...
   - Угнал крейсер, не так ли? - глаза Джарты заблестели.
   - Да, сэр! Прямо у нас из-под носа - просто появился на борту с поддельным набором приказов на бланках из вашего офиса, сэр!
   - Ну, это было немного опрометчиво с его стороны, - пробормотал Джарта.
   - Сэр? - голос Хейзелла звучал сдавленно, как будто он не мог поверить в спокойствие своего начальника.
   - Я сказал, что это было несколько опрометчиво с его стороны, - повторил Джарта. - Я бы с радостью предоставил ему отпуск.
   На мгновение в интеркоме воцарилась полная, ошеломленная тишина, а затем Хейзелл заговорил, очень осторожно подбирая слова.
   - Э-э, сэр, полковник Джарта, если Хабибула дезертировал, как насчет, э-э... как насчет определенного ящика, сэр?
   - А, это! - Джарта усмехнулся. - Теперь, когда вы упомянули об этом, Джеймс, мне нужно, чтобы вы организовали небольшую охрану, чтобы вернуть эту самую коробку на ее законное место.
   - Я... она вернулась, сэр?
   - Ну, вы вряд ли смогли бы вернуть ее, если бы это было не так, не так ли? - заметил Джарта.
   - Э-э, да. Да, сэр, не думаю, что смог бы, - медленно произнес Хейзелл. Снова воцарилось молчание, затем он прочистил горло. - А что насчет Хабибулы, сэр? Должен ли я предупредить патрули системы, чтобы они перехватили его?
   - Вряд ли в этом будет необходимость, - рассудительно заметил Джарта.
   - Но, сэр, он же дезертир!
   - Технически, полагаю, вы правы, - согласился Джарта, - но если мы арестуем его и отправим на Плутон, нам придется выпустить его только в следующий раз, когда нам понадобится его талант. Только подумайте, сколько времени мы потратим впустую.
   - Но он сбежит, сэр. Если он смог вернуть нам, э-э, коробку, мы никогда больше его не найдем, если не отправимся за ним сейчас!
   - Я уже говорил вам, Джеймс, что вы слишком мало верите в человеческую изобретательность. Однажды я нашел Хабибулу и уверен, что смогу найти его снова, когда захочу.
   - Можете, сэр?
   - Конечно. Скажите, он взял курс на Венеру?
   - На самом деле, сэр, - медленно произнес Хейзел, - он так и сделал.
   - Как я и думал. - Джарта улыбнулся про себя. - Не беспокойтесь об этом, Джеймс, - сказал он.
   - Очень хорошо, сэр, - немного раздраженно сказал Хейзелл, и Джарта с еще одной улыбкой выключил интерком и выдвинул ящик стола, чтобы просмотреть кучу запросов, которые прислала ему Этира Коран. Он собрал их и бросил в ячейку для сбора мусора, затем откинулся на спинку кресла и, заложив руки за голову, задумался на несколько секунд, а его улыбка превратилась в ухмылку.
   Он наклонился вперед и снова включил интерком.
   - Майор Хейзелл, - ответил голос.
   - Полковник Джарта, Джеймс. Я бы хотел, чтобы вы сделали еще кое-что, прежде чем вернете предмет, который мы только что обсуждали.
   - Да, сэр?
   - Пошлите кого-нибудь за бутылкой крокирейского бренди 51-го года выпуска и организуйте отправку его на Венеру.
   - Куда именно на Венеру, сэр? - спросил Хейзелл покорным тоном.
   - Удивляюсь вам, Джеймс! - упрекнул Джарта. - Отправьте это в "Голубой единорог", Звездный остров, Нью-Чикаго. Перешлите это мисс Этире Коран... и обязательно приложите карточку с моей фамилией.
  
  

КАПИТАН ИЗ КИРКБИНА

  
   Капитан сэр Джон Пол стоял на шканцах семидесятичетырехпушечного линейного корабля его величества "Торбей", прикрывая глаза от яркого августовского солнца Карибского моря. "Торбей", семидесятичетырехпушечный "Триумф" и шестидесятичетырехпушечный "Принц Уильям" находились в четырех днях пути от Антигуа с конвоем, направлявшимся на Ямайку, и он отнял руку от глаз, чтобы задумчиво потеребить пуговицы на лацкане своего синего кителя - двенадцать золотых пуговиц, расположенных группами по три, что указывало на капитана со стажем более трех лет - когда он наблюдал, как катер шлюпа "Ларк" решительно приближается к его кораблю.
   Катер развернулся и подошел к "Торбею" с подветренной стороны, когда "семидесятичетырехпушечник" лег в дрейф. Матрос на носу аккуратно зацепил багром главные якорные цепи большого корабля, а офицер на корме прыгнул к рейкам трапа на высоком борту. Ленивая волна накатила ему вслед, промочив его по пояс, но он быстро добрался до входного люка, кивнул лейтенанту, который приподнял шляпу в знак приветствия, и поспешил на корму.
   - Ну что ж, коммандер Вестман, - сухо сказал капитан Пол. - Я полагаю, что бы ни привело вас сюда, оно стоило того, чтобы вы намокли?
   - Полагаю, что так, сэр. - Капитан "Ларка" прикоснулся к шляпе - ни один младший офицер не осмеливался пренебречь надлежащей вежливостью по отношению к сэру Джону - и сунул руку во внутренний карман кителя. - Вчера вечером "Ларк" заметил дрейфующую судовую шлюпку, сэр. При ее обследовании обнаружились три француза - один погибший офицер и двое моряков в ненамного лучшем состоянии - с брига "Алекто". На прошлой неделе он затонул во время шквала, но у офицера было при себе вот это.
   Он протянул толстую пачку бумаг. Пол взял ее, взглянул на нее, затем быстро поднял глаза.
   - Я, э-э, счел за лучшее передать это вам как можно скорее, сэр, - сказал Вестман.
   - Вы правильно поняли, коммандер, - почти резко ответил Пол, затем подозвал вахтенного офицера. - Лейтенант Чесмен, подайте сигнал. Всем капитанам немедленно подняться на борт "Торбея"!
  
   В дневной каюте сэра Джона, куда провели капитана Фореста, было душно, несмотря на открытые иллюминаторы. Командиру "Принца Уильяма" предстояло плыть дальше всех, и он прекрасно понимал, что был последним прибывшим капитаном... а капитан Пол не терпел опозданий. Но сэр Джон ничего не сказал. Он даже не обернулся. Он стоял, глядя на ослепительное солнце, заложив руки за спину и погрузившись в воспоминания, пока стюард предлагал Форесту вино. Его пристальный взгляд видел не режущую глаза яркость Карибского моря, а бурлящую серую гладь Ла-Манша и белый прибой, бьющий о скалистый берег, когда эскадра сэра Эдварда Хоука преследовала адмирала Конфлана в бухте Киберон.
   По мнению большинства офицеров, Хоук был безумцем, преследуя врага на мелководье во время усиливающегося ноябрьского шторма, когда у этого врага были местные лоцманы, а у него их не было. Но Хоук понимал, что его долг - поддержать сосредоточение армии вторжения вокруг близлежащего города Ванн в Бретани, а не в Англии. Уверенный в своих капитанах и экипажах, он загнал более мощную эскадру Конфлана на скалы или вверх по реке Вилен в бою, который стоил французам семи линейных кораблей и почти трех тысяч человек в обмен всего на два его собственных корабля.
   Киберон стал последним триумфом того, что до сих пор называют "Годом побед", и гардемарин Джон Пол из Киркбина, Шотландия, служивший на том самом корабле, которым теперь командовал капитан сэр Джон Пол, видел все это. "Торбей" под командованием капитана Огастеса Кеппела был вторым кораблем в строю Хоука, и юный Пол, которому было двенадцать лет, наблюдал, как гремели бортовые залпы, а внезапный шквал заставил море ворваться в подветренные орудийные порты французского семидесятичетырехпушечника "Тезея" и за считанные минуты увлек его на дно.
   Пол никогда не забудет крики экипажа и отчаянные попытки его собственного корабля спасти хотя бы нескольких человек от гибели, но еще больше ему запомнился урок, который в тот день преподал ему Хоук, когда он повернулся лицом к капитанам, сидевшим за его столом с бокалами вина. Каждый из них был знатнее его по происхождению, но Джон Пол, сын шотландского садовника, - мальчик, который получил место гардемарина только потому, что его отец помог жене одного из кузенов Кеппела после аварии кареты, - был старше их всех.
   А это значит, - с иронией подумал он, - что именно мне выпала честь поставить под угрозу всю свою карьеру, что бы я ни решил сделать или предпринять в этот день.
   Ирония заключалась в том, что двадцать лет напоминаний других офицеров об их высоком происхождении привели его сюда. При других обстоятельствах я вполне мог бы оказаться на другой стороне, - размышлял он. - Предатели они или нет, но, по крайней мере, повстанцы верят, что мерилом мужчины должен быть он сам, а не тот, кто был его отцом!
   Но на его лице не отразилось никаких признаков этой мысли, и его голос был четким, без следа шотландского акцента, на искоренение которого он потратил два десятилетия, когда он постучал по бумагам, которые принес ему Вестман, и оживленно заговорил.
   - Джентльмены, благодаря коммандеру Вестману, - он кивнул капитану "Ларка", - мы перехватили копии переписки де Грасса с Вашингтоном. - Остальные напряглись, а он тонко улыбнулся. - Этот экземпляр пронумерован номером "2" и адресован коммодору де Баррасу в Ньюпорт для его сведения, и я полагаю, что он подлинный. Это означает, джентльмены, что я решил несколько пересмотреть наши нынешние приказы.
  
   - Суши весла! - рявкнул рулевой, и капитан Пол с тщательно скрываемым одобрением наблюдал, как лопасти, с которых капала вода, поднялись в идеальном унисоне, а матрос на носу зацепился за цепи "Торбея". Капитан встал, отряхивая пятна грязи с бриджей, а затем быстро взобрался на борт корабля. Заревели трубы, с белых перевязей выстроенных морских пехотинцев посыпались крошки, когда они хлопнули по своим мушкетам, а его первый лейтенант снял шляпу в знак приветствия.
   Пол коротко ответил на приветствие. На самом деле он одобрял Матиаса Гейтера, старшего лейтенанта "Торбея", но не собирался говорить об этом Гейтеру. Он знал, что многие считают его тираном - человеком, чей колючий нрав и ненасытная жажда славы с лихвой компенсировали его невысокий рост. И, по его признанию, в таком мнении о нем была справедливость.
   Разношерстный человеческий состав, из которого состоял экипаж любого королевского корабля, требовал суровой дисциплины, но, в отличие от многих капитанов, дисциплина Пола была абсолютно беспристрастной, и он ненавидел хулиганов и офицеров, у которых были фавориты. Он также был бережлив с плетью, поскольку верил, что порка не может превратить плохого человека в хорошего, но, безусловно, может привести к обратному превращению. И все же он не щадил никого, ни офицера, ни матроса, кто не соответствовал его суровым требованиям, ибо знал, что море и враг еще менее снисходительны, чем он сам. И если он стремился к славе, что из этого? Для человека, не отличавшегося ни происхождением, ни богатством, успех в бою был не просто обязанностью, но и единственным путем к продвижению по службе, и Пол ухватил славу за горло двумя годами ранее, у Флэмборо-Хед на корабле ее величества "Серапис", когда потопил американский фрегат "Добрый Ричард". Старый, переоборудованный корабль Ост-Индской компании храбро сражался, но его древние орудия, прогнивший корпус и плохая маневренность не шли ни в какое сравнение с его собственным, хорошо оснащенным судном. Его спутник, тридцатишестипушечный "Альянс", мог бы быть гораздо опаснее, но капитан "Альянса" - француз по фамилии Ландэ - оказался настоящим сумасшедшим, и Пол вошел в порт вместе с "Альянсом" под британским флагом.
   Рыцарское звание - и "Торбей" - были ему наградой за это... и теперь он рисковал всем.
   Он поморщился от этой мысли и направился на корму, чтобы пройтись по раскаленным шканцам. Если с конвоем что-нибудь случится, его решение отправить его обратно на Антигуа в сопровождении всего одного шлюпа погубит его, и он это знал. Хуже того, приказы, которые он предпочел проигнорировать, исходили от сэра Джорджа Родни, который был еще менее известен своей терпимостью к неповиновению, чем сам Пол. Но, по крайней мере, он также понимал ценность инициативы. Если события оправдают решение Пола, Родни простит его; если нет, адмирал уничтожит его.
   Он остановился и подозвал к себе Гейтера.
   - Да, сэр?
   - Лейтенанту Янсену нужно больше людей. Генерал Корнуоллис предоставил достаточно людей и по батальону для охраны каждой батареи, но Янсену надо дать больше пушкарей. Поручите артиллеристу отобрать полдюжины командиров орудий - людей, имеющих опыт стрельбы калеными ядрами.
   - Да, сэр. Я немедленно займусь этим.
   - Спасибо. - Пол отрывисто кивнул и продолжил расхаживать, пока Гейтер вызывал гардемарина. Он слышал, как лейтенант тихо дает парню указания, но его мысли вернулись к сцене, которую он только что оставил на берегу.
  
   Это было 25 августа 1781 года. Его эскадре потребовалось почти девять дней, чтобы добраться до Чесапикского залива, но по пути он подобрал еще два корабля, встретив старую шестидесятипушечную "Пантеру" в проливе Кайкос и недалеко от побережья Джорджии семидесятичетырехпушечный "Рассел", направлявшийся в Нью-Йорк после ремонта на Антигуа. Джаспер Сомерс, капитан "Рассела", был всего на два месяца младше Пола, и его не слишком обрадовал безапелляционный приказ последнего присоединиться к "Торбею". Пол не винил Сомерса, хотя это не помешало ему с глубоким облегчением прихватить "Рассел". Но какими бы полезными ни были его орудия, корабль, сопровождавший его в Нью-Йорк, был еще более желанным. Однажды "Серапис" уже принес ему удачу; возможно, это получится снова.
   Так было бы лучше. У него было пять линейных кораблей, включая "Пантеру" (которая была значительно старше его), а также "Серапис", сорокачетырехпушечный "Харон" (который он обнаружил стоящим на якоре у Йорктауна вместе с небольшими фрегатами "Гваделупа" и "Фоуи" и крошечным шлюпом "Бонетта") и "Ларк" Вестмана. Это было все, в то время как у де Грасса, должно быть, было по меньшей мере двадцать линейных кораблей. Эти силы могли разгромить наспех сколоченную команду Пола за час, и он это знал.
   Но он также знал, что генерал Рошамбо и мятежный Вашингтон направляются на юг с гораздо большим количеством людей и артиллерии, чем может собрать Корнуоллис. Если де Грасс сможет оставаться в заливе достаточно долго, чтобы франко-американская армия смогла сокрушить Йорктаун, последствия будут катастрофическими. Попытки подавить восстание проваливались снова и снова, и поддержка на родине ослабевала с каждой неудачей. Лично Пол подозревал, что колонии были потеряны, что бы ни случилось, и чем скорее корона это признает, тем лучше. Америка - это не Ирландия. Между Британией и ее мятежными колонистами был целый океан, и их невозможно было разоружить, когда дикая местность подступала к ним так близко. Кроме того, Англия вряд ли могла выставить достаточно большую армию, чтобы вечно сдерживать их силой.
   Но личные сомнения не меняют обязанностей королевского офицера. И даже если бы это было возможно, война велась уже не только из-за Америки. Возможно, она началась там, но Англия теперь столкнулась с французами, голландцами и испанцами... Весь мир ополчился против страны Пола. Еще одно крупное поражение могло решить судьбу не только Северной Америки, но и самой Англии, и Вашингтон, по крайней мере, прекрасно понимал это. Он хотел, чтобы французский флот поддержал атаку на главную британскую базу в Нью-Йорке, но письма де Грасса ясно давали понять, что он не может продвинуться на север дальше Чесапикского залива. Очевидно, готовность Людовика XVI помочь своим американским "союзникам" не распространялась на то, чтобы оставить без защиты его собственные карибские владения или конвои.
   Ничто из этого не могло сделать менее опасной успешную операцию против Корнуоллиса, и Пол стиснул зубы. Он глубоко уважал Родни, но прошедший год был не лучшим для сэра Джорджа. Правда, его здоровье было ужасным, но его поглощенность захватом острова Святого Евстафия у голландцев и его необъяснимый отказ навязать сражение в июне, после захвата де Грассом Тобаго, подготовили почву для нынешней опасности.
   Без контроля над американскими водами мы вряд ли сможем сломить сопротивление повстанцев, - мрачно подумал Пол, - и если "лягушатники" смогут захватить контроль над морем здесь, они могут взять под свой контроль и пролив. Удерживать его было бы совсем другим делом, но им нужен контроль только на то время, чтобы высадить армию. И единственный способ предотвратить это - разгромить их флот, что означает сражаться с ними при любой возможности, даже при неблагоприятных обстоятельствах. Тот, кто не будет рисковать, не сможет победить. Хоук понимал это, и Родни тоже должен это понимать!
   Он встряхнулся. Родни действительно понимал, но он был больным человеком, которому дали основания полагать, что де Грасс направляется обратно в Европу, сопровождая крупный французский конвой. Вот почему он решил сам вернуться в Англию и отправил сэра Сэмюэла Худа принять командование в Нью-Йорке после неожиданной смерти адмирала Грейвса, с подкреплением всего в четырнадцать линейных кораблей. Но источники Родни в разведке ошиблись... и сэр Джон Пол был старшим офицером, который это знал.
   Это делало его ответственным за действия. Он мог бы отвезти свои захваченные письма в Нью-Йорк, но Худ полностью поддерживал мнение Родни о намерениях де Грасса, и сам он был известен своим упрямством. На то, чтобы он изменил свое решение, могло потребоваться несколько дней, которых у Англии, возможно, больше не было, и поэтому Пол взял дело в свои руки. Он вынудит Худа отплыть в Чесапик, сам отправившись туда со своей небольшой эскадрой и разослав депеши с сообщением о том, что сделал.
   Сэмюэл Худ был высокомерным, твердолобым и склонным к спорам, но он также был бойцом, у которого не было бы иного выбора, кроме как отплыть на юг, как только он узнал бы, что Пол отправил все пять своих линейных кораблей сражаться не на жизнь, а на смерть с целым флотом. Если предположение Пола о намерениях де Грасса окажется неверным, его всегда можно будет наказать позже. Если оно подтвердится, то неспособность Худа выручить его ляжет несмываемым пятном не только на его личную честь, но и на честь всего военно-морского флота.
   Пол глубоко вздохнул и отошел в сторону, глядя на свою эскадру. Для сухопутного человека его корабли, должно быть, кажутся маленькими и хрупкими, изолированными друг от друга, поскольку каждый стоит на паре якорей, но он видел все глазами моряка. Устье Чесапикского залива было шириной в десять миль, и столь маленькая эскадра не смогла бы охватить его целиком. Однако, несмотря на свои размеры, мелководный залив был опасным местом для линейных кораблей с большой осадкой. Полу не нужно было перекрывать весь вход в него: только те его части, которые могли использовать тяжелые корабли де Грасса.
   Вот почему "Рассел" и "Харон" встали на якорь между отмелями, известными как Миддл-Граунд и Иннер-Миддл-Граунд, перекрыв там пролив, в то время как "Триумф", "Пантера", "Серапис", "Принц Уильям" и "Торбей" перекрыли более широкий пролив между Иннер-Миддл-Граунд и мелководьем, называемым Хорсшу-Тэйл. А поскольку они стояли на якоре на шпрингах - тяжелые тросы тянулись от кабестана каждого корабля к кормовому орудийному порту, а оттуда к якорному тросу, так что, при натягивании или ослаблении их судно поворачивалось на месте, - они могли развернуться и дать бортовой залп по любым французам, пытающимся форсировать фарватер.
   К сожалению, в бухту было еще два входа. Первый, Северный пролив, между Миддл-Граунд и островом Фишермен на северной стороне входа, не представлял большой угрозы. Десантные группы и подразделения армии Корнуоллиса разместили на острове двенадцать двадцатичетырехфунтовых орудий "Принца Уильяма" и печи для каления ядер, а пролив был достаточно узким, чтобы огонь орудий легко перекрывал его.
   Южная сторона входа в бухту была более опасной. Линнхейвен-Роудс, за мысом Генри, был мелководным, но его было достаточно. Действительно, во многих отношениях это была идеальная якорная стоянка: защищенная мысом, но в то же время достаточно близкая к открытой воде, чтобы флот мог быстро совершить вылазку в случае приближения врага. Но корабли Пола были растянуты настолько, насколько он осмеливался, перекрывая каналы; он никак не мог перекрыть и Линнхейвен-Роудс.
   Что он мог сделать, так это разместить вторую батарею на западной стороне мыса Генри, хотя лейтенанту Янсену было непросто установить свои орудия. Даже переправить их на берег было достаточно сложно, поскольку батарея состояла из тридцатидвухфунтовых орудий семидесятичетырехпушечного корабля. Каждое орудие весило более двух с половиной тонн, но лишь их дальнобойность в три тысячи ярдов позволяла надеяться перекрыть воду между мысом Кейп и "Торбеем", и, по крайней мере, Янсен наконец-то нашел место для их установки.
   Я сделал все, что мог, - сказал себе Пол, глядя на лодки, снующие взад и вперед по воде. - В драке нужно что-то оставлять на волю случая... и то, что мы ждем де Грасса, должно, по крайней мере, заставить его быть осторожным. Надеюсь.
   Он встряхнулся, когда корабельный колокол пробил восемь раз, возвещая о начале утренней вахты. В животе у него заурчало, когда колокол напомнил, что он в очередной раз пропустил завтрак, и он, криво усмехнувшись, спустился вниз в поисках еды.
  
   - Похоже, вы были правы, сэр Джон, - тихо сказал капитан Сомерс пять дней спустя.
   Они с Полом стояли, уставившись на карту Чесапикского залива, в то время как "Торбей" тихо поскрипывал рядом с ними, а коммандер Вестман стоял в стороне. Хорошо, что Вестман был первым, кто заметил приближение де Грасса, - подумал Пол, но это была далекая мысль по сравнению с оценкой силы, которую дал ему "Ларк".
   Двадцать восемь линейных кораблей. В шесть раз больше, чем у него, и никаких признаков Худа. Он обнаружил, что одно дело - знать о своем долге, и совсем другое - участвовать в отчаянно неравной битве, которая утром была всего лишь вероятностью, а к вечеру превратилась в неизбежность.
   - И что, по-вашему, они должны делать? - спросил Сомерс, и Пол потер подбородок, не отрывая взгляда от карты, освещенной свечой.
   - Сначала они проведут разведку, - сказал он. - Насколько известно де Грассу, мы - это вся нью-йоркская эскадра. Но ему не понадобится много времени, чтобы определить наши реальные силы, и я ожидаю, что тогда он попытается быстро атаковать. Прилив будет помогать ему только до конца утренней вахты, после этого отлив сделает русла еще более мелкими.
   - Гм. - Настала очередь Сомерса потереть подбородок, затем кивнуть. - Думаю, вы правы, - сказал он и неожиданно ухмыльнулся. - Я был не слишком доволен, когда вы реквизировали мой корабль, сэр Джон. А теперь...
   Он пожал плечами, улыбнулся еще шире и протянул руку.
  
   Утро было прохладным, но предвещало еще один знойный день, когда Пол вышел на палубу. Хотя корабль был готов к бою еще до рассвета, он нашел время не спеша позавтракать. Было нелегко сидеть и спокойно есть, но день предстоял долгий, и ему понадобится вся его энергия. Что еще более важно, команда "Торбея" должна знать, будто он настолько уверен в себе, что не видел причин пропускать прием пищи.
   Если бы только они знали правду, - подумал он и взглянул на мачту, чтобы проверить направление ветра. По-прежнему с запада-юго-запада. Хорошо. Из-за этого любому французу было бы труднее пробраться вокруг мыса Генри на Линнхейвен-Роудс.
   Он опустил взгляд на сторожевые катера, направляющиеся к своим кораблям. Французы вряд ли отличались инициативностью в таких вопросах, но на месте де Грасса Пол, несомненно, попытался бы атаковать с лодок, поскольку у французской эскадры было более чем достаточно людей и небольших судов, чтобы затопить его корабли. Как бы маловероятно ни было, что французы предпримут такую попытку, у него не было иного выбора, кроме как принять меры на случай такой возможности, и он надеялся, что де Грасс задержится достаточно надолго, чтобы экипажи этих лодок смогли немного отдохнуть.
   Он еще раз взглянул вверх, туда, где на бизань-мачте примостился лейтенант Гейтер. Пол предпочел бы сам быть наверху, но это выдало бы его чрезмерное беспокойство, и поэтому ему пришлось подождать, пока Гейтер будет смотреть в подзорную трубу. Казалось, прошла целая вечность, хотя на самом деле истекло не более десяти минут, прежде чем Гейтер начал спускаться. Он быстро поднялся на квартердек, и Пол поднял бровь в молчаливом вопросе.
   - Больше половины из них все еще идут строем к востоку-юго-востоку, сэр, - ответил Гейтер, - но дюжина линейных кораблей - все двухпалубные, я полагаю, - и два фрегата находятся в четырех-пяти милях к востоку от мыса Генри. Насколько могу судить, они следуют курсом запад-северо-запад и развивают скорость около четырех узлов.
   - Понимаю. - Пол потер подбородок. Действия де Грасса свидетельствовали о большей осторожности, чем он смел надеяться. Сам он бросился бы на врага со всей силой, какая у него была, но вынужден был признать, что при правильном обращении дюжины таких кораблей было бы более чем достаточно, чтобы уничтожить его эскадру.
   При условии, конечно, что французы знали, что с ними делать.
   Он прищурился, глядя на безоблачное небо. Высокая вода будет держаться еще три часа, в течение которых прилив сможет держать над мелью судно, которое, приближаясь, коснулось бы дна. На месте своего врага Поль начал бы атаку сразу же, как только начался прилив, но, похоже, у французов не было желания атаковать. Они взяли курс на Северный пролив, очевидно, для того, чтобы воспользоваться "неохраняемой" брешью в обороне Пола, а не рисковать, вступая в бой с его уступающими по численности кораблями, стоящими на якоре. И все же им потребовалось бы по меньшей мере три часа только на то, чтобы добраться до пролива, и когда они туда доберутся...
   - Спасибо, мистер Гейтер, - сказал он через мгновение, и его холодная, едва заметная улыбка заставила канониров на квартердеке с уверенными ухмылками подтолкнуть друг друга локтями. Он мог быть настоящим ублюдком, этот капитан. У него был острый язык, которым можно было освежевать человека, как кошку, и он охотно пользовался им. Но именно эта острота придавала его похвалам еще больший вес, когда он их произносил, и не было такой бури или драки, которые могли бы превзойти его.
  
   Лейтенант Уоллес Гастингс с корабля ее величества "Рассел" и его рабочие команды отчаянно трудились в течение шести дней, чтобы обустроить батарею. На самом деле, он никогда не думал, что они смогут закончить ее вовремя, но люди умели не разочаровывать сэра Джона. Или, по крайней мере, не разочаровывать его больше одного раза. И вот теперь Гастингс и его орудийные расчеты - в каждом из них было несколько морских канониров, усиленных артиллеристами из армии лорда Корнуоллиса, - ждали, когда по борту "Рассела" прокатится еще один медленный, оглушительный бортовой залп.
   Вода забурлила, когда ядра лавиной обрушились в море. Они упали далеко от тридцатишестипушечного фрегата, скользившего по Северному каналу под марселями и кливером, но француз изменил курс еще дальше на восток, чтобы дать более широкий проход семидесятичетырехпушечному кораблю. Что, по чистой случайности, привело его менее чем в шестистах ярдах от дул пушек Гастингса.
   Это была идея сэра Джона - замаскировать сырую землю вокруг батареи срезанной зеленью. Лично Гастингс никогда не ожидал, что это сработает, но, похоже, он ошибался. Более вероятно, что показные усилия "Рассела" привлекли внимание французского корабля, отвлекая его дозорных от безмолвного берега с подветренной стороны. Каким бы ни было объяснение, он был идеальной мишенью для артиллеристов Гастингса. Привыкшим к качке неустойчивой палубы военного корабля, для них было детской забавой поразить со стоящей на земле батареи корабль, движущийся со скоростью всего в два узла. Но приказ сэра Джона был четким, и Гастингс позволил фрегату беспрепятственно проскользнуть мимо, а затем заговорил с человеком, стоявшим рядом с ним.
   - Мы начнем заряжать через десять минут, мистер Грей, - сказал он артиллеристу "Рассела", не сводя глаз с первого французского семидесятичетырехпушечного корабля, следовавшего в кильватере фрегата.
   Со своей позиции Пол не мог видеть, что происходит на южной оконечности его закрепившегося на якорях строя, но грохот бортовых залпов "Рассела" говорил о том, что его план, похоже, работает. Если бы только...
   Его размеренный шаг прекратился, когда с севера донесся новый раскат грома.
  
   Двадцатичетырехфунтовое орудие откатилось назад, извергая пламя и клубы вонючего дыма. Наводчик "Рассела" потратил пять минут на то, чтобы с предельной точностью прицелиться из этого орудия, и глаза Гастингса заблестели, когда совершенно неожиданный выстрел попал ниже фок-мачты семидесятичетырехпушечника, и на палубе "француза" воцарился внезапный ужас. Эти дураки даже не подготовили к бою орудия правого борта!
   Поднялся столб дыма, когда раскаленное добела ядро вонзилось глубоко в сухую древесину, и паника сменилась ужасом, когда французский экипаж понял, что по ним стреляют калеными ядрами. И что британские артиллеристы отлично рассчитали дальность стрельбы.
   - Заряжай! - скомандовал Гастингс, и потные люди осторожно передвигали ложементы с ядрами, опуская толстые раскаленные железные шары в стволы орудий. Шипел пар, ударяясь о пропитанные водой пыжи, защищающие пороховые заряды, а орудийные расчеты двигались с целеустремленной скоростью, внося последние коррективы, прежде чем раскаленное железо могло преждевременно повредить им самим. Вдоль батареи поднимались руки, объявляя о готовности каждого орудия, и Гастингс глубоко вздохнул.
   - Огонь! - рявкнул он, и двенадцать орудий грохнули как одно.
  
   Французский семидесятичетырехпушечник "Ахилл" задрожал, когда в него врезалось еще больше железа, и грохот барабанов заставил орудийные расчеты перебегать с левого борта на правый. Они сбросили тросы с казенников, пытаясь привести в действие свои орудия, но скрытая батарея застала "Ахилл" врасплох, и люди закричали в панике, когда начало разгораться пламя от раскаленного металла, зарывшегося в его бревна. Аварийные отряды отчаянно пытались потушить пожар, но внезапность была слишком велика, времени было слишком мало... а британцы были слишком метки. Ни один выстрел не прошел мимо цели, и паника переросла в ужас, когда поднялся столб дыма. Последовавшее за ним пламя казалось бледным в ярком солнечном свете, но оно с ревом, как демон, взметнулось вверх по просмоленному такелажу корабля, а ужасные крики горящих людей, падающих с его мачт, покончили с любой дисциплиной, за которую он, возможно, цеплялся.
   Офицеры кричали и били матросов мечами плашмя, пытаясь восстановить порядок, но это было бесполезно. Менее чем за шесть минут "Ахилл" превратился из исправного, боеспособного военного корабля в обреченную развалину, члены экипажа которой, обезумев от ужаса, отчаянно бросались в воду, хотя большинство из них никогда не учились плавать.
   Следующий за "Ахиллом" шестидесятивосьмипушечный "Жюстис" сумел открыть огонь из орудий правого борта, но земляной вал батареи легко поглотил их поспешный залп, а затем британские орудия дали ответный залп. Каждый морской офицер знал, что ни один корабль не сможет противостоять хорошо расположенной береговой батарее, и Гастингс свирепо улыбнулся, когда он и его люди принялись демонстрировать, почему.
  
   - Наилучшие пожелания капитана Сомерса, сэр, и враг отбит!
   Четырнадцатилетний гардемарин запыхался от быстрого подъема по борту "Торбея", а моряки в его лодке навалились на весла, тяжело дыша после долгой и напряженной гребли, но на лицах у каждого из них была широкая улыбка, словно эхо радостных криков, которые раздавались с каждого корабля, когда лодка проносилась мимо него.
   - Батарея подожгла два линейных корабля, сэр, - семидесятичетырехпушечный и шестидесятивосьмипушечный, - продолжал гардемарин, - а третий прочно сел на мель, пытаясь пройти по каналу. Еще два корабля оказались в зоне досягаемости "Рассела", когда им удалось прорваться вперед - один из них потерял бизань-мачту, и фрегат был сильно поврежден на обратном пути.
   - Это отличная новость! - сказал Пол запыхавшемуся юноше. - Первый лейтенант выделит новых гребцов, чтобы они доставили вас на "Рассел", где вы передадите мои наилучшие пожелания капитану Сомерсу и лейтенанту Гастингсу и скажете им, что они заслужили мое восхищение и благодарность, как и все их офицеры и матросы.
   - Есть, сэр! - улыбка гардемарина, казалось, расползлась по его лицу, и Пол махнул Гейтеру, чтобы тот взял его с собой, затем повернулся и снова уставился в открытое море.
   Он видел, как французы отступали за мысы, точно так же, как видел дым от сгоревших кораблей... и слышал, как взрывались их погреба. Что бы еще ни случилось, де Грасс понял, что Чесапик не достанется ему дешево. Тем не менее, французы теперь знали и о северной батарее. Они не стали бы пробовать этот подход во второй раз, особенно если ветер повернет на восток.
   Нет, если они придут снова, то попытаются с юга или с центра, или с обоих направлений, - сказал он себе, поворачиваясь, чтобы посмотреть, как солнце медленно опускается к западу. - И когда придут, то будут сражаться, а не просто маневрировать вокруг нас.
   Он смотрел на воду, сцепив руки за спиной, когда заходящее солнце окрасило залив в кровавый цвет, и ощущал волнение и гордость, охватившие "Торбей" и все остальные его корабли. Они справились, причем за небольшую цену - пока что, - и он задавался вопросом, многие ли из них хотя бы начали подозревать, как это изменится завтра.
  
   На этот раз сам взобрался на грот-мачту. Всегда хорошо переносил высоту, но прошли годы с тех пор, как он сам взбирался на вершины, и к тому времени, когда наконец добрался до верхней реи грот-мачты, почувствовал, что тяжело дышит.
   Сто восемьдесят футов, - подумал он, вспомнив формулу, которую выучил давным-давно, и взглянул вниз, на палубу, все еще погруженную в темноту. - Восемь седьмых квадратного корня из высоты над уровнем моря в футах составляют...  видимость пятнадцать миль? Это было почти правдой, и он, закинув ногу на площадку, поднял подзорную трубу.
   Его губы сжались. Ветер и в самом деле подул еще восточнее. Теперь он дул почти строго на запад, и, похоже, де Грасс решил этим воспользоваться. Светлеющее море, насколько хватало глаз, было усеяно французскими военными кораблями и транспортами, но что привлекло его внимание, как магнит, так это двойная колонна линейных кораблей: шестнадцать из них двумя неравными рядами направлялись прямо в бухту при попутном ветре.
   Он внимательно изучил их, заставляя себя смириться с этим зрелищем, затем захлопнул крышку трубы и потянулся к бакштагу. Возможно, это была бравада, а может, просто осознание того, что смертельное падение стало наименьшей из его забот, но он оттолкнулся от поперечных рей, обхватил штаг ногами и соскользнул вниз, как какой-нибудь гардемарин, слишком молодой и глупый, чтобы осознать собственную смертность.
   Он почувствовал изумление своих офицеров, когда его ноги стукнули по настилу, хотя на палубе было еще слишком темно, чтобы разглядеть их лица. Его руки горели от трения при спуске, и он вытер их о штаны, в то время как стюард поспешил наверх с его плащом и шпагой. Затем он повернулся к лейтенанту Гейтеру с таким выражением лица, которое, если бы Гейтер мог его видеть, предупредило бы его не комментировать манеру его спуска.
   Но прокомментировал это не лейтенант.
   - Видели это, парни? - раздался голос из полумрака корабельного отсека. - Просто полон бодрым духом и весельем!
   Офицеры корабля зашипели от возмущения, пытаясь опознать говорившего. Но затянувшаяся ночь скрыла ослушника, а их неудача в поисках придала смелости другим.
   - Да! Он молодец, это точно! Троекратное "ура" капитану, парни!
   Пол открыл рот, глаза его сверкнули, но первые радостные возгласы раздались прежде, чем он успел произнести хоть слово. Он облокотился на поручни квартердека, вглядываясь вниз в неясные силуэты обнаженных по пояс артиллеристов во влажном от росы полумраке, в то время как их дикие возгласы бушевали вокруг него, как море, и все это время в пять раз превышавшая их огневая мощь приближалась к ним сквозь рассвет.
   Наконец, это закончилось, и он прочистил горло. Он посмотрел на них сверху вниз, пока восходящее солнце наконец не осветило отдельные лица, а затем медленно выпрямился.
   - Ну что ж! - сказал он. - Вижу, что этот корабль никогда не будет испытывать недостатка в ветре! - Раздался взрыв смеха, и он улыбнулся. Но затем его лицо стало серьезным, и он кивнул в сторону востока.
   - Там больше дюжины кораблей лягушатников, - сказал он им, - и большинство из них будут у нас на глазах в течение следующего часа. - Наступила тишина, нарушаемая только голосом, повторяющим его слова через решетки на нижнюю палубу. - Это будет жаркая работенка, ребята, но если мы их пропустим, армия окажется как крысы в мышеловке. Значит, мы не собираемся их пропускать, не так ли?
   На мгновение ему показалось, что он зашел слишком далеко, но затем в ответ раздался рокочущий рев.
   - Нет! - проревели все, и он кивнул.
   - Тогда очень хорошо. Встаньте к своим пушкам и будьте уверены в этом. Это королевский корабль, и пока он плавает, эти цвета, - он указал на флаг, развевающийся над "Торбеем", - будут развеваться над ним!
  
   Две французские эскадры миновали мыс Генри, и Пол наблюдал, как их фок- и грот-мачты исчезают из виду, когда они переходят на боевые паруса. Шесть кораблей из более короткой колонны прошли так близко к мысу, как только осмелились, направляясь к Линнхейвен-Роудс в очевидной попытке обогнуть южную оконечность его линии, но остальные десять двигались прямо по проливу между Миддл-Граунд и Хорсшу-Тэйл.
   Он медленно расхаживал взад-вперед по квартердеку, наблюдая за их приближением и чувствуя, как тиски напряжения все сильнее сжимают его уступающих численностью людей. "Торбей" вздрогнул, когда Гейтер чуть сильнее натянул шпринг, нацелив свой залп с двойными зарядами прямо в ведущего француза, и Пол нахмурился, оценивая дальность стрельбы.
   Две тысячи ярдов, - подумал он. - Скажем так, еще двадцать минут.
   Он замолчал и перевел взгляд дальше на юг, где другая французская колонна уже подходила к мысу Генри.
   В любое время, прямо сейчас...
   Сверкающий глаз подмигнул со все еще скрытой тенью западной стороны мыса, и ядро взвыло, как потерянная душа, пролетев над носом массивного трехпалубного корабля, возглавлявшего французскую линию. Над заливом, более чем в пятистах ярдах от него, поднялось белое облако - это означало, что он был в пределах досягаемости орудий лейтенанта Янсена, - а затем над водой пронесся долгий глухой грохот, когда взревели две дюжины тридцатидвухфунтовых орудий.
   Ревущее чугунное ядро разорвало воду вокруг французского корабля, и Пол сцепил руки за спиной, когда его фок-мачта с грохотом упала на палубу. Корабль пошатнулся, когда фок-мачта потащила за собой его грот-бом-мачту, и второй и третий залпы обрушились на него, как раз когда он открыл ответный огонь по наполовину видимой батарее. От обломков поднялся дым, когда раскаленное ядро попало в цель, или, возможно, моток просмоленного троса или складка брезента упали на одно из его собственных орудий, когда оно стреляло. Это не имело значения. Значение имели только внезапный столб дыма и языки пламени... и потрясение французской эскадры.
  
   Несмотря на расстояние, Полу показалось, что он почти слышит треск и рев пылающего в агонии французского корабля, и Янсен сменил цель. Дым и большая дальность стрельбы сделали второй корабль труднодоступной мишенью, но его капитан больше не думал о трудностях, с которыми могут столкнуться защитники. Накануне его эскадра потеряла из-за огня два линейных корабля; теперь у него на глазах вспыхнул третий, и он изменил курс, отчаянно поворачивая на север, чтобы миновать батарею.
   Но, пытаясь уклониться от пушек, он посадил свой корабль на илистую отмель. От удара у него сорвало грот-мачту, и весь такелаж развалился. Удушливый дым от головного корабля ухудшал видимость, смертоносные искры грозили такой же огненной смертью любому, кто подойдет слишком близко, а посадка второго корабля на мель усугубляла ситуацию. Если один из них мог сесть на мель, то могли и все остальные... а что, если бы они сделали это там, где эти смертоносные орудия могли бы превратить их в огненные факелы?
   Это был результат, на который Пол надеялся, хотя он никогда не осмеливался рассчитывать на это. Но даже когда южный фланг французского наступления отступил, северная колонна продолжала приближаться, и он почти спокойно изучал своих врагов. Намеревались ли они попытаться прорвать его линию фронта? Ширина пролива вынудила его поставить свои корабли на якорь достаточно далеко друг от друга, чтобы это казалось возможным, но такое сближение противоречило французской традиции, и, если бы они пошли на это, его корабли могли бы безжалостно обстреливать их при приближении. С другой стороны...
   Он встряхнулся и вытащил меч, наблюдая, как уменьшается дальность, и весь корабль содрогнулся, когда его орудия с визгом откатились на своих лафетах. В каждой пушке было по двойному заряду - сокрушительный заряд, который лучше было использовать только в упор, и он даже не вздрогнул, когда носовые орудия головного корабля противника открыли огонь. Железо загудело над квартердеком, и он почувствовал удар и услышал крики, когда второе ядро попало в борт "Торбея" и смертоносные осколки корпуса разлетелись по нижней палубе. Еще один залп преследователей, и третий. Четвертый. Дистанция сократилась до шестидесяти ярдов, скорость приближалась к ста футам в минуту, и вот, наконец, его меч рассек воздух.
   - Огонь! - закричал лейтенант Гейтер, раздались пронзительные свистки, а "Торбей" задергался, как испуганное животное, когда его борт взорвался громом.
  
   - Это все, что я могу сделать, капитан, - многозначительно произнес доктор Ламберт, завязывая повязку. Намек был очевиден, но Пол проигнорировал его. Мушкетная пуля французского морского пехотинца раздробила ему левое предплечье, и он боялся, что руку придется ампутировать. Но на данный момент кровотечение почти прекратилось, и у него не было времени на хирургов, поскольку трое из семи лейтенантов "Торбея" были убиты, а еще двое, включая Гейтера, ранены.
   По крайней мере, Ламберт приличный врач, а не пьяница, как многие из них, - сказал он себе, отмахиваясь от мужчины. Доктор бросил на него раздраженный взгляд, но у него было более чем достаточно раненых, чтобы занять себя, и он удалился, в последний раз дернув носом.
   Пол посмотрел ему вслед, затем обвел взглядом свой прекрасный, разбитый вдребезги корабль. Не в характере французов было вступать в ближний бой. Они предпочитали выводить из строя такелаж противника огнем с дальнего расстояния, но эти французы, похоже, этого не знали.
   Темнота скрывала место побоища, но Пол знал, что там происходит. Северная колонна де Грасса попала прямо под его огонь. Некоторые из их кораблей приблизились всего на пятьдесят ярдов - один даже прошел между "Торбеем" и "Принцем Уильямом", прежде чем отдать свой якорь, - и яростная канонада продолжалась более четырех часов, словно железный ураган, ревущий сквозь зловонную, ослепляющую завесу порохового дыма. В какой-то момент орудия обоих бортов "Торбея" одновременно вступили в бой по меньшей мере с тремя французскими кораблями, и Пол сомневался, что все уцелевшие корабли его эскадры, вместе взятые, смогли бы собрать достаточное количество неповрежденного рангоута для одного корабля.
   Но мы удержали ублюдков, - сказал он себе, стоя рядом с обломком бизань-мачты своего корабля. Она упала за борт как раз в тот момент, когда оставшиеся в живых французы наконец отступили, чтобы зализать свои раны, и он заставил себя посмотреть на север, несмотря на острую боль в его раздробленной руке, - туда, где в ночи за "Принцем Уильямом" плясали языки пламени. "Серапис" все еще был на плаву, но теперь это была гонка между набегающей водой и огнем, подбирающимся к его погребу, и команды лодок, вытаскивающие людей из бухты, выглядели как паромщики в адских морях на фоне ослепительного зрелища его разрушения.
  
   Но он уйдет не один. Два французских семидесятичетырехпушечника остались в главном канале, один из них стал жертвой двойных зарядов пушек "Торбея", и Пол оскалил на них зубы. Их затонувшие корпуса могли блокировать пролив не хуже, чем его собственные корабли, а возможно, и лучше, учитывая чудовищные потери его команды. У "Торбея" было более трехсот убитых и раненых из шестисот членов экипажа. Не прекращались ни душераздирающие крики раненых, ни скорбный лязг насосов, и измученные ремонтные бригады трудились, убирая обломки и заделывая пробоины от ядер. Шансы на то, что корабль останется на плаву и встретит рассвет, были равны, поскольку он был наиболее уязвим из всей его эскадры и соответственно пострадал больше.
   "Принц Уильям" был почти так же сильно поврежден, а капитан Форест был мертв. Но его первый лейтенант казался компетентным человеком, и "Триумф", несмотря на серьезные повреждения на борту, пострадал гораздо меньше, в то время как древняя "Пантера" отделалась наименьшими повреждениями из всех. Если бы он только смог удержать "Торбей" на плаву, возможно, у них все еще получилось бы...
   - Сэр! Капитан! Смотрите!
   Рапорт едва ли можно было назвать подходящим, но исполняющий в то утро обязанности второго лейтенанта, который его произнес, был тринадцатилетним гардемарином. В сложившихся обстоятельствах Пол решил не обращать внимания на его необычность - особенно когда увидел французского офицера, стоявшего на катере с белым флагом.
   - Вы думаете, они хотят сдаться, сэр? - спросил юноша, который сообщил о наблюдении, и Пол, к собственному удивлению, устало рассмеялся.
   - Поприветствуйте его на борту, мистер Кристофер, - мягко сказал он, - и, возможно, мы узнаем.
   Кристофер кивнул и поспешил прочь, а Пол сделал все возможное, чтобы расправить накинутый на плечи изодранный, запачканный кровью и копотью плащ. Он послал бы своего стюарда за новым, если бы что-нибудь выжило в битве... и если бы его стюард не был мертв.
   Французский лейтенант выглядел как гость из другого мира, когда ступил на разрушенную палубу "Торбея". Он поднялся на корму в своей безукоризненной униформе, его ботинки погружались в щепки, и, враг он или нет, но не смог скрыть потрясения, увидев огромные пятна крови на палубе, мертвых и груду ампутированных конечностей, сложенных у главного люка для последующей утилизации, поврежденные орудия и сломанные мачты.
   - Лейтенант Весо де Жубер с корабля "Город Париж", - представился он. Его изящный поклон, сопровождавшийся взмахом шляпы, сделал бы честь Версалю, но в тот ужасный день Пол потерял свою собственную шляпу из-за другого французского стрелка, и он просто коротко кивнул.
   - Капитан сэр Джон Пол, - ответил он. - Чем могу вам помочь, месье?
   - Мой адмирал послал меня просить вас сдаться, капитан.
   - В самом деле? - Пол оглядел молодого француза с головы до ног. Де Жубер спокойно ответил на его взгляд, затем сделал легкий жест в сторону разбитого корабля вокруг них.
   - Вы сражались великолепно, капитан, но вам не победить. Нам нужно прорвать вашу оборону только в одном месте. Как только мы окажемся позади вас, - он деликатно пожал плечами. - Вы стоили нам многих кораблей, а можете обойтись и дороже. В конце концов, все равно проиграете. Вы, конечно, должны понимать, что сделали все, на что способны храбрые люди.
   - Пока нет, лейтенант, - ровным голосом произнес Пол, выпрямляясь во весь рост, и его глаза блеснули в свете погибающего "Сераписа".
   - Вы не сдадитесь? - де Жубер, казалось, не мог в это поверить, и Пол расхохотался.
   - Сдаваться? Я еще не начал сражаться, лейтенант! Возвращайтесь на "Город Париж" и сообщите своему адмиралу, что он войдет в эту бухту только с разрешения королевского военно-морского флота!
   Де Жубер начал было говорить, но остановился. - Очень хорошо, капитан, - сказал он через минуту очень тихим голосом. - Я сделаю, как вы...
   - Капитан! Капитан Пол!
   От волнения крик юного Кристофера сорвался на фальцет, и Пол со вспышкой гнева обернулся, возмущенный тем, что его бесцеремонно прервали. Но гардемарин уже прыгал у разбитого ядрами поручня и указывал куда-то в ночь поверх изодранных сеток для гамаков.
  
   - Что значит... - начал капитан, но его язвительный упрек замер, когда он тоже услышал отдаленный грохот и подошел к Кристоферу.
   - Видите, сэр? - спросил мальчик почти умоляющим голосом. - Вы видите это, сэр?
   - Да, парень, - тихо сказал Пол, сжимая плечо юноши здоровой рукой, когда из-за завесы сверкнули новые мощные залпы. Боже мой, - подумал он. - Худ не только поверил мне, он действительно атаковал ночью! И поймал лягушатников, просто сидящих там!
   Он еще мгновение смотрел на горизонт, а затем снова повернулся к де Жуберу.
   - Прошу прощения, что прерываю вас, лейтенант, - сказал он, убирая руку с плеча Кристофера, чтобы помахать в сторону растущей ярости, бушующей в темноте открытого моря, - но я думаю, вам, возможно, лучше вернуться на свой корабль.
   Несколько секунд губы де Жубера шевелились, словно он подыскивал слова, которых больше не существовало. Затем встряхнулся и заставил свой мозг снова работать.
   - Да, месье, - сказал он почти нормальным голосом. - Я... благодарю вас за любезность и прощаюсь с вами.
   - Прощайте, месье, - ответил Пол и долго стоял, глядя, как лейтенант и его лодка исчезают в ночи.
   Другие голоса начали кричать - не только на борту "Торбея", но и на "Принце Уильяме", "Пантере" и "Триумфе", - когда до них дошло, что происходит, но Пол так и не отвернулся от сетки для гамаков. Он сжимал ее до боли в руке, слушая раскаты грома, наблюдая за яростными молниями, зная, что там, в темноте, кричат, проклинают и умирают люди. Ночная битва. Самая запутанная и страшная из всех возможных... и это в значительной степени благоприятствовало великолепно обученным корабельным командам Худа.
   И тут раздались крики. Это началось на борту "Принца Уильяма", и его сердце сжалось от того, как тонко это звучало, сколько голосов пропало без вести. Но те, кто остался, были полны решимости. Полны гордости... и удивления от того, что они выжили. Приветственные крики неслись от "Принца Уильяма" и "Пантеры" к "Торбею" и "Триумфу", и он знал, что такие же громогласные "ура" раздаются от "Рассела", "Харона" и батарей. Низкие, раскатистые голоса разорвали ночь на куски, выкрикивая свой триумф - его триумф, - и он глубоко, прерывисто вздохнул.
   Но затем выпрямился и подошел к поручням квартердека, и радостные крики на борту "Торбея" медленно сменились выжидательной тишиной, когда люди, все еще стоявшие на его разрушенных палубах, подняли глаза на своего капитана.
   Сэр Джон Пол посмотрел на них в ответ, положив здоровую руку на рукоять меча, и, хотя его измученное сердце разрывалось от гордости за них, прочистил горло.
   - Ладно, вы, бездельники! - рявкнул он. - Как думаете, это что - игрушечная яхта какого-то знатного лорда? Это королевский корабль, а не детский сад! А теперь возвращайтесь к работе!
  

СЭР ДЖОРДЖ И ДРАКОН

  
   Демонический ветер встретил бледный дневной свет яростным воем. Это был не настоящий дневной свет, хотя где-то над клубящимися черными облаками солнце снова поднялось на небеса. Это были всего лишь дьявольские сумерки, пронизанные хлещущими по телу потоками дождя и брызг, протяжными раскатами грома, ревом ветра, бесконечным скрипом такелажа и глухими ударами рвущегося на части паруса.
   Сэр Джордж Уинкастер, третий барон Уикворт, вцепился в ванту, чувствуя, как она дрожит и стонет от напряжения, в то время как он держался на ногах только благодаря грубой, безнадежной силе воли. Спасательный круг, которым капитан судна обвязал его, когда вчера утром на них обрушился ужасный шторм, покрыл его грудь синяками, соленые ранки саднили губы, а дождь и брызги проникли в него до мозга костей. Он чувствовал себя так, словно над ним пронеслись тяжеловозы, и отчаяние свинцовым кулаком сжало его сердце. Он был слишком непонятлив, чтобы понять ужас капитана, когда впервые разразилась непогода, потому что был солдатом, а не моряком. Теперь он понял это слишком хорошо и почти оцепенело наблюдал, как потрепанный когг, скрипя и постанывая каждым шпангоутом и стрингером, ввинчивается в очередную гористую, серо-синеватую волну, испещренную бурлящими полосами брызг и пены, и глубоко погружает свой круглощекий нос. Вода ревела по всей длине корпуса, ядовито-зеленая и ледяная, как смерть, хлестала и дергала его за конечности и подбиралась к каждому человеку на шатающейся палубе корабля. Голодная волна разрушения обрушилась на сэра Джорджа, выбив из него дыхание в очередном мучительном стоне, а затем все прошло, и он вскинул голову, хватая ртом воздух и глотая воду, которая попала в ноздри и глаза.
   Когг снова выбрался из бездны, барахтаясь, когда вода каскадом хлынула с его палубы через прогнувшиеся поручни. Оборванные тросы разлетелись, прямые и смертоносные, как цепы, в завывающем потоке ветра, и он услышал, как корпус буквально кричит от боли. Сэр Джордж был сухопутным человеком, но даже он чувствовал, что судно движется все тяжелее, и знал, что мужчины и женщины, отчаянно работающие у насосов и вычерпывающие воду ведрами, мисками и даже голыми руками, неуклонно теряют уверенность в себе.
   Судно было обречено. Все корабли его экспедиции были обречены... и он ничего не мог с этим поделать. Неожиданный летний шторм застал их в самый неподходящий момент, как раз когда они огибали острова Силли по пути из Ланкастера в Нормандию. Не было ни предупреждения, ни времени искать укрытие, только отчаянная надежда на то, что они каким-то образом смогут переждать шторм в открытом море.
   И эта надежда не оправдалась.
   На самом деле сэр Джордж видел, как погиб только один корабль. Он не был уверен, какой именно, но полагал, что это был флагман графа Кэтуолла. Он надеялся, что ошибается. Маловероятно, что кто-то из них выживет, но лорд Кэтуолл был не просто командующим экспедицией. Он также был тестем сэра Джорджа, и они относились друг к другу с глубоким и нежным уважением. И, возможно, сэр Джордж был неправ. Гибнущий корабль был почти так близко, что даже сквозь безумный вой шторма можно было расслышать вопли обреченной команды, погружающейся в пучину, но темнота и ярость шторма, нарушаемые лишь блеском раздвоенных молний, делали точную идентификацию невозможной.
   И все же, несмотря на то, что это был единственный корабль, который он видел уничтоженным, он был твердо уверен, что были и другие. На самом деле, он мог видеть только одно судно, продолжавшее вести свою безнадежную битву, и стиснул зубы, когда еще одна волна обрушилась на его собственный корабль. От удара корабль пошатнулся, и новый хор криков и молитв слабо донесся от мужчин, женщин и детей, столпившихся под его залитой водой палубой. Его жена Матильда и их сын Эдуард находились в этой темной, зловонной адской дыре, переполненной ужасом и рвотой, разбросанным повсюду снаряжением и омываемой морской водой, и ужас душил его, когда он снова думал о них. Он пытался найти слова молитвы, способ умолять Бога спасти его жену и сына. Он не просил за себя. Это был не его путь, и на нем лежала ответственность за то, что прежде всего он привел их к этому. Если бы Бог хотел получить его жизнь в обмен на тех, кто был ему намного дороже, он заплатил бы эту цену безропотно.
   И все же он знал, что это сделка, на которую ему не разрешат пойти. Что он, Матильда и Эдуард встретят свой конец вместе, раздавленные бездушной злобой и безжалостной жестокостью моря и ветра, и в глубине души горько протестовал и упрекал Бога, который так распорядился.
   Когг содрогался и дергался, вздымаясь в муках от перенапряжения бревен и такелажа, и сэр Джордж поднял голову, когда помощник капитана что-то крикнул. Он не мог разобрать слов, но понял, что это был вопрос, и встряхнулся, как промокший пес, пытаясь заставить свой мозг работать. Несмотря на все свое незнание моря, он понял, что обречен командовать кораблем, когда упавшая мачта убила капитана. Фактически, он сделал немного больше, чем просто согласился с предложениями помощника, предоставив свою власть для поддержки человека, который мог - мог! - знать достаточно, чтобы сохранить им жизнь еще на несколько часов. Но помощник нуждался в этой поддержке, ему нужен был кто-то другой, кто взял бы на себя основную ответственность, и это была работа сэра Джорджа. Взять на себя ответственность. Нет, признать ответственность, которая уже лежала на нем. И поэтому он сделал вид, что тщательно обдумывает, что бы такое хотел сделать помощник на этот раз, а затем энергично кивнул.
   Помощник кивнул в ответ, затем проревел приказы горстке выживших измученных, потрепанных матросов. Завывание ветра и грохот моря превратили слова, насколько мог судить сэр Джордж, в бессмысленные обрывки, но двое или трое матросов начали пробираться по палубе, чтобы выполнить приказ помощника, и сэр Джордж снова повернулся лицом к бурлящему морю. На самом деле не имело значения, что делал помощник, подумал он. В худшем случае ошибка стоила бы им нескольких часов жизни, за которые они могли бы цепляться; в лучшем случае, блестящий маневр мог бы выиграть им час или два, которых в противном случае у них могло бы не быть. В конце концов, результат был бы тем же.
   Он возлагал такие надежды, строил столько планов. Сэр Джордж Уинкастер был суровым и решительным человеком. Пэр королевства, молодой человек, снискавший благосклонность своего монарха во время осады Бервика в возрасте двадцати двух лет, на следующий год посвященный в рыцари собственной рукой Эдуарда III на поле битвы при Халидон-Хилле. Человек, который отличился в битве при Слейсе восемь лет спустя - хотя, подумал он даже сейчас с едким юмором, если бы я тогда чуть больше разбирался в кораблях, у меня хватило бы ума на этот раз остаться дома! - и с трудом преодолел горькое разочарование французской кампании 1340 года. И человек, который пять лет спустя вернулся с целым состоянием из кампании Генри Денби в Гаскони.
   И, в конце концов, это принесло мне чертовски много пользы, - с горечью подумал он, вспоминая свои блестящие планы. В тридцать пять лет он был на пике своей доблести, закаленный в боях, профессиональный солдат. Рыцарь, да, но тот, кто знал реальность войны, а не сказки менестрелей о романтике и рыцарстве. Человек, который сражался ради победы... и понимал, какие огромные перемены Англия и ее смертоносные длинные луки собирались внести в представления континентальных князей об искусстве войны.
   И тот, кто знал, что можно сколотить состояние, завоевать земли и власть, служа своему королю в борьбе с Филиппом Французским. Несмотря на разочарования 1340 года, прошлый год показал Эдуарда III достойным внуком своего деда, что стало долгожданным облегчением после слабости и потакания своим желаниям его отца. Длинноногий одобрил бы короля, подумал сэр Джордж. Он начинал медленно, но теперь, когда Денби показал путь и решил сразиться с Филиппом в одиночку, английские львы заставят французов взвыть!
   Возможно, так оно и было, и, конечно, притязания Эдуарда на трон Франции были более весомыми, чем у Филиппа VI, но сэр Джордж Уинкастер не завоевал бы дополнительной славы - или дополнительного богатства и власти, которые он планировал передать своему сыну, - находясь рядом со своим королем. Не сейчас. Ибо его и все войска под его командованием ждала бы иная судьба, и никто никогда не узнал бы, где и когда они на самом деле погибли.
  
   Сумеречный свет разгулявшегося после шторма дня клонился к вечеру, и сэр Джордж смутно осознал, что они каким-то образом пережили еще один день.
   Он был слишком измучен, чтобы даже удивиться... И хотя и пытался испытывать благодарность, по крайней мере, какая-то его часть была совсем не такой. Надвигалась еще одна ночь ужаса и боязни, изнеможения и отчаянной борьбы, и даже когда он собрался с духом, чтобы встретиться с ней лицом к лицу, его предательская часть хотела только одного - чтобы это закончилось. Чтобы это закончилось.
   Отдых.
   Но скоро наступит покой, - напомнил он себе. - Целую вечность, если ему посчастливится избежать Ада. Он надеялся, что так и будет, но он также был реалистом - и солдатом. И лучшим солдатам предстоит нелегкое пребывание в Чистилище, в то время как худшим...
   Он отбросил эту мысль, не без томительного желания, чтобы они с отцом Тимоти поспорили об этом еще раз, и заставил себя оглядеться по сторонам. Второй корабль все еще был с ними, он был дальше, когда сгустилась темнота, но все еще прокладывал себе путь через вздымающуюся серую пустыню, и на самом деле он мог видеть третье судно за ним. Возможно, за пределами поля его зрения было еще одно или два, но...
   Сбивчивые, пропитанные усталостью мысли сэра Джорджа резко оборвались, и его рука, словно коготь, вцепилась в поручень. Чей-то надтреснутый голос что-то прокричал, едва слышно из-за рева ветра и моря, но в нем чувствовался новый, непохожий ужас, и сэр Джордж сжал челюсти, чтобы не издать вопль такого же ужаса, когда сквозь пелену облаков и дождя внезапно и невероятно резко прорвалась фигура.
   Сначала он не мог осознать. Не мог осмыслить это или найти какую-либо точку отсчета, с помощью которой можно было бы это измерить или оценить. Это было слишком огромным, слишком чуждым... слишком невозможным. Этого не могло быть в мире смертных, и все же оно нависало над ними, неподвижное, отмахиваясь от ярости шторма, словно это был всего лишь самый нежный из ветров. Сверкающее, как полированная бронза, мерцающее отраженным светом молний, длиной в милю и более, с тонкими изгибами и сверкающими боками, украшенное драгоценными огнями красного, белого и янтарного цветов.
   Он уставился на это, слишком пораженный, чтобы думать, ужас перед штормом - даже его страх за жену и сына - сменился явным потрясением, когда огромная фигура повисла на фоне бурлящих облаков и дождя.
   А затем она начала двигаться. Не быстро, но с презрительной непринужденностью, смеясь над растерянным гневом шторма. Она проплыла над самым дальним из коггов, которых он видел ранее, и появилось больше света, когда участки ее кожи сдвинулись и изменились.
   Нет, они не "меняются", - оцепенело подумал сэр Джордж. - Они открываются. И этот свет исходит изнутри, что бы это ни было. Это двери, двери в комнаты, наполненные светом, и...
   Его мысли снова запнулись, когда появились новые очертания. На этот раз они были гораздо меньше, но все так же неестественно спокойны, когда вокруг них завывал шторм. Некоторые из них были крестообразной формы, с грацией парящей чайки или альбатроса, в то время как другие представляли собой приземистые конусы или даже сферы, но все они были того же бронзового оттенка, что и более крупная форма, породившая их.
   Они рассредоточились, окружив полуразвалившийся когг, и тогда...
   - Боже милостивый!
   Сэр Джордж повернул голову, слишком потрясенный лживостью собственных глаз, чтобы удивляться, как это отец Тимоти внезапно появился здесь. Доминиканец с белоснежными волосами был крупным мужчиной, с мощными плечами лучника, которым он был до того, как услышал Божий зов десятилетия назад, и сэр Джордж ослабил смертельную хватку на поручне, чтобы железными пальцами вцепиться в руку своего духовника.
   - Во имя Господа, Тимоти! Что это за штука?!
   - Не знаю, - честно ответил священник. - Но...
   Его голос резко оборвался, и он отпустил поручень, чтобы торопливо перекреститься. И сэр Джордж не винил его за это.
   - Святая Мария, Матерь Божья, - прошептал барон, отпуская отца Тимоти, и перекрестился медленнее, почти рассеянно, когда от силуэтов, окружавших другой корабль, исходил неземной свет. Выпрыгнул, коснулся вздымающегося судна, обнял его...
   .. и поднял его целиком из кипящего моря.
   Кто-то на борту корабля сэра Джорджа бормотал отрывки молитвы, перемежая их проклятиями, полными ужаса, но сам барон стоял молча, не в силах оторвать глаз от невероятного зрелища. Он видел, как потоки воды хлещут с корабля, стекая прямо вниз из полузатопленного трюма, словно в мертвый штиль, но когда они приближались к морю внизу, яростный ветер превращал их в летящие брызги. И все же очертания окружали его своим великолепием, без усилий поднимая к далекой, необъятной форме, породившей их, и он вздрогнул, когда кто-то на борту поднимающегося судна, без сомнения, обезумевший от ужаса, бросился через поручни. За ним последовало еще одно тело, и третье.
   - Глупцы! - взревел отец Тимоти. - Болваны! Слабоумные! Сам Бог даровал им жизнь, а они...
   Священник умолк, ударив по перилам огромным, узловатым кулаком.
   Первое падающее тело ударилось о воду и исчезло без следа, но не второе и не третье. Дополнительные лучи света вырвались наружу, коснулись каждой падающей фигурки и остановили это падение. Луч света снова поднял их вместе с коггом и понес к ярко освещенным порталам, и сэр Джордж снова сглотнул. Он прикинул длину этой фигуры - около мили, но ошибся. Она была длиннее. Гораздо длиннее, потому что корпус когга наконец-то дал ему что-то, с чем можно было сравнить это, и когг был не более чем детской игрушкой рядом с огромной, сверкающей необъятностью, которая возвышалась, как бронзовый горный пик, среди чернобрюхих облаков, охваченных яростью шторма.
   - Они что, были дураками? - Он не понял, что сказал, - конечно, он говорил недостаточно громко, чтобы отец Тимоти услышал его сквозь шум моря и завывания ветра, но священник снова повернулся к нему и приподнял бровь. Даже здесь и сейчас это выражение навевало воспоминания о тех днях, когда отец Тимоти был наставником сэра Джорджа, а теперь - Эдуарда, но сейчас было не время думать об этом.
   - Они что, были дураками? - повторил сэр Джордж, перекрикивая шум бури. - Ты так уверен, что эта... эта штука, - он указал рукой, которая, как он был слегка удивлен, не дрожала при виде формы, - была послана Богом, а не дьяволом?
   - Мне все равно, кто это послал! Важно то, что это дает шанс на жизнь, а пока жизнь продолжается, всегда есть надежда на милость Божью!
   - Жизнь? - повторил сэр Джордж, и отец Тимоти покачал головой, словно упрекая своего покровителя и старого ученика в медлительности.
   - Какова бы ни была его конечная цель, на данный момент она явно означает спасение этого корабля и, возможно, всех нас, кто остался в живых.
   - Но... зачем?
   - Этого я не знаю, - признался отец Тимоти. - Я достаточно познал Божью любовь, чтобы надеяться, что это Его милость, и достаточно насмотрелся на человеческое зло, чтобы опасаться, что это не так. Какова бы ни была цель этого и кто бы это ни послал, мы скоро узнаем, милорд.
  
   Когг сэра Джорджа был последним, которого подняли из моря.
   К тому времени, как меньшие фигуры окружили корабль, он восстановил, по крайней мере, внешнее подобие своего обычного самообладания и внушил шаткое спокойствие остальным на борту. Теперь он стоял у поручней, глядя на большую фигуру, а рядом с ним - его жена и сын. Кому-то могло показаться не слишком героическим цепляться за свою жену, и он старался выглядеть так, будто его рука, так крепко обнимавшая ее, была только для того, чтобы утешить, но они оба знали, что это не так. Как всегда, Матильда поддержала его, гордо прижавшись щекой к его плечу, хотя он почувствовал, что она дрожит от ужаса, и повернул голову, чтобы запечатлеть поцелуй на ее мокрых, растрепанных ветром волосах. В течение четырнадцати лет она так или иначе стояла рядом с ним, всегда поддерживая его, и огромная, знакомая нежность переполняла его, когда он снова черпал в ней силу.
   Он еще раз поцеловал ее волосы, затем перевел взгляд на простор, нависший над ними. Его люди знали, что он знает о том, с чем они столкнулись, не больше, чем они сами, но привычка к повиновению была глубоко укоренившейся, особенно среди мужчин его собственного двора и их семей, а потребность обрести хоть какое-то спокойствие, притворяясь, что их сеньор знает, что он делает, была еще глубже. Он почувствовал на себе их взгляды, устремленные на него, когда свет хлынул вниз, а вой ветра и грохот моря внезапно стихли. Не было никакого ощущения движения, и он не отрывал взгляда от огромной фигуры, ожидавшей их, вместо того чтобы позволить себе перегнуться через перила и посмотреть, как море уходит вдаль во внезапной, неестественной тишине. Он не осмеливался взглянуть, чтобы это зрелище не лишило его мужества в тот момент, когда его люди больше всего нуждались в нем.
   Их сверхъестественный полет был стремительным, но при этом по палубе не пронесся ни один ветерок. Казалось, что воздух вокруг корабля застыл, погрузившись в неподвижность, которой не было места в мире природы. Потоки дождя продолжали хлестать по ним, но эти потоки разбивались о края этой безмятежной тишины и исчезали во взрывах брызг.
   Несмотря на всю свою стремительность, путешествие, казалось, длилось целую вечность, и сэр Джордж слышал быстрое бормотание отца Тимоти на латыни, пока они парили над бурлящими волнами. Но затем, внезапно, настала их очередь проходить через открывшийся портал, и сэр Джордж сглотнул, увидев другие когги, сидящие, как брошенные игрушки, на просторах пещеры внутри огромной фигуры.
   Всего было девять кораблей, включая его собственный. Это было больше, чем он смел надеяться, и все же это было немногим более половины от того числа, которое отправилось во Францию, и он стиснул зубы. Был ли это корабль графа Кэтуолла, гибель которого он видел, или нет, но судна графа не было среди тех, что находились в пещере.
   Когг опустился на пол пещеры, и сэр Джордж крепче ухватился за поручни, ожидая, что корабль накренится на свой округлый бок, когда свет отпустит его. Но судно не сделало ничего подобного. Оно стояло вертикально, все еще тихо выплескивая воду из своего промокшего нутра, и он заставил себя отпустить поручень.
   - Давайте спустим лестницу за борт, - сказал он помощнику капитана.
   - Я не... - начал было мужчина, но осекся. - Конечно, милорд. Мне придется что-нибудь придумать, но...
   Он снова умолк, на этот раз с неприличным писком, и сэру Джорджу пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержать не менее унизительный рев, когда чья-то невидимая рука подняла его с палубы. Его рука крепче обхватила Матильду, и он услышал, как Эдуард вскрикнул от внезапного ужаса, но сам он и Матильда не закричали, и его сердце наполнилось гордостью за них обоих.
   Невидимая рука была столь же нежна, сколь и неотразима, и он с облегчением вздохнул, когда она снова поставила их на ноги. Все остальные с корабля последовали за ним, паря в воздухе, как неуклюжие птицы, и слишком часто в панике взмахивая руками и ногами, пока все не остановились у выброшенного здесь корабля, сбитые с толку и напуганные, стараясь не показывать этого и глядя на сэра Джорджа в поисках указаний.
   - Вы пойдете к зеленым огонькам на внутренней переборке, - произнес чей-то голос, и сэр Джордж невольно вздрогнул от изумления.
   - Колдовство! - выдохнул кто-то, и сэр Джордж едва сдержался, чтобы не перекреститься в знак согласия, потому что голос прозвучал у него над самым ухом, как будто его обладатель стоял совсем рядом, хотя поблизости никого не было видно! И в самом голосе было что-то очень странное. Такой резонанс и тембр, каких он никогда не слышал... и который, как он понял по выражению лиц окружающих, звучал в каждом ухе, а не только в его собственном.
   - Колдовство это или ангельские силы, но, похоже, у нас нет другого выбора, кроме как повиноваться, по крайней мере, сейчас, - заставил он себя произнести это как можно спокойнее. Он предложил Матильде руку, взглянул на их сына, а затем повернулся, чтобы посмотреть на остальных с корабля. - И поскольку это, по-видимому, так, давайте вспомним, что мы христиане и англичане.
   - Хорошо сказано, милорд! - прогрохотал отец Тимоти, а затем одарил своих спутников свирепой улыбкой, которая гораздо больше подходила лучнику, которым он когда-то был, чем спокойному служителю Божьему, каким он стал с тех пор. - Если это колдовство, то Бог и Его Мать, несомненно, защитят наши души от него. А если мы столкнемся с какой-то силой из мира смертных, то какая же сила смертных когда-либо существовала, которую англичане не смогли бы одолеть?
   Несколько голосов пробормотали что-то в знак согласия - без сомнения, в поисках самоутверждения, как и сам сэр Джордж в этот момент, - и барон направился к зеленым огням, мигавшим впереди.
   Это была долгая прогулка, и он, сам того не желая, почувствовал, как у него замедлился пульс и немного ослабел его собственный ужас. Отчасти, он знал, это было вызвано его неуемным любопытством. Он не мог удержаться и оглядывался по сторонам, удивляясь всему, что видел.
   Блестящий пол был сделан из какого-то странного сплава, решил он, хотя сомневался, что какой-нибудь кузнец когда-либо мечтал о таком огромном количестве металла. Он был уверен, что это не та бронза, на которую он похож, но он мягко звенел под каблуками его ботинок и имел гладкий, отполированный блеск, свойственный только металлу. Это, конечно, было нелепо. Он был слишком хорошо осведомлен о стоимости кольчуги или кирасы. Абсурдно было даже предполагать, что нечто столь огромное, как сооружение, в котором они оказались, действительно могло быть сделано из металла, и все же это был единственный вывод, к которому он мог прийти.
   Огни были такими же странными, они горели с какой-то неестественной яркостью. Что бы ни обеспечивало их свечение, это было не горящее масло или сало. Действительно, не было никаких признаков пламени, как будто создатели этой формы каким-то образом уловили свет самого солнца, чтобы высвободить его, когда им это потребуется.
   Он моргнул, удивляясь, почему он был так уверен, что эта фигура была "создана". Несомненно, колдовство - или, возможно, рука Божья - было более разумным объяснением, чем то, что кто-то из смертных мог сотворить такое чудо. И все же, несмотря на все свое замешательство и сохраняющийся страх, сэр Джордж обнаружил, что каким-то образом пришел к убеждению, что все это действительно было делом рук, не демонических, не божественных.
   Это убеждение было опровергнуто, когда они достигли места назначения.
   Там уже собрались пассажиры с других кораблей. Как и сэр Джордж, все рыцари и большинство латников, очевидно, прихватили свое личное оружие, прежде чем покинуть корабли. Многие лучники также несли свои луки, но никто из них не натягивал тетивы. Что неудивительно, учитывая, в каком состоянии, должно быть, были эти тетивы. Но даже без луков в толпе мужчин, столпившихся между "переборкой" и женщинами и детьми экспедиции, было полно оружия. Это, по мнению сэра Джорджа, должно было послужить некоторым утешением.
   Это было не так.
   Его рука крепче сжала рукоять собственного меча, а ноздри раздулись, когда он подошел достаточно близко, чтобы увидеть, что заставило остальных англичан застыть на месте.
   Вот тебе и "руки смертных", - сказал он себе со странным спокойствием и заставил себя отпустить рукоять меча и расправить плечи.
   Существа, выстроившиеся вдоль переборки, не были людьми. На самом деле, это было далеко не так. Самый низкорослый из них, должно быть, был по меньшей мере на фут выше пяти футов и десяти дюймов сэра Джорджа, а сэр Джордж был одним из самых высоких людей в экспедиции. И все же это было самым незначительным отличием между ними и любым другим мужчиной, которого когда-либо видел сэр Джордж.
   Все они ходили на двух ногах и имели всего по две руки, но на этом их сходство с людьми заканчивалось. Или, по сути, друг с другом. На самом деле, эти существа были настолько чуждыми, что именно их необычность помешала ему сразу понять, что существуют два разных вида.
   Первый был закован в доспехи - пластины, которые, несомненно, больше походили на сталь, чем на комбинацию пластин и кольчуги, которые носил сэр Джордж, - и вооружен огромными топорами с обоюдоострым лезвием. Несмотря на свой рост, они были почти приземистыми для своих габаритов, а из открытых забрал их шлемов виднелись огромные глаза навыкате и вдавленные прорези. Прорезь на их лицах располагалась слишком высоко, чтобы ее можно было назвать носом, хотя ничем другим это быть не могло, и с обеих сторон была окаймлена похожими на волосы веточками, которые странно шевелились и дергались в такт их дыханию. Широкая, похожая на лягушачью щель рта под прорезью для носа и глаз была почти успокаивающе домашней по сравнению с остальной частью уродливого, покрытого оранжевой кожей и бородавками лица, на котором она располагалась.
   Представители второй категории носили цельнокроеную одежду, преимущественно темно-красного цвета, но с синими рукавами и штанинами. Такая одежда закрывала их от горла до пят и от плеч до кончиков пальцев, но не могла скрыть тот факт, что на руках и ногах у них было слишком много суставов. Создавалось впечатление, что Бог - или дьявол - приделал к конечностям этих существ дополнительные локти и колени, а их кисти и ступни были больше по отношению к телу, чем у любого человека. Но было и кое-что похуже, потому что одежда доходила им лишь до горла. Она не скрывала ни серо-зеленую шкуру - блестящую, покрытую чешуей серо-зеленую шкуру на лицах существ, ни вертикальные глаза с узкими зрачками, ни ящероподобные гребни, венчавшие их морды рептилий. И все же, несмотря на всю их гротескность, им недоставало той зловещей ауры, которая была присуща их бородавчатолицым товарищам.
   - Демоны! - выдохнул кто-то позади сэра Джорджа, и барон с трудом сглотнул. Его рука крепче сжала рукоять, и ему потребовалось все его самообладание, чтобы оставить клинок в ножнах, но...
   - Драконы! - воскликнул кто-то еще, и сэр Джордж сделал глубокий вдох и энергично кивнул.
   - Да, они и есть драконы! - он сказал это достаточно громко, чтобы быть уверенным, что все окружающие его услышали это... и решил не слишком пристально вглядываться в бородавчатые лица. Конечно, название, вероятно, было неправильным даже для чешуйчатых. По крайней мере, драконы были рождены на Земле, и он почувствовал глубокую, внезапную и инстинктивную уверенность в том, что, откуда бы или что бы ни появилось у этих существ, это была не Земля. И все же, каким бы неточным ни было название, оно было правильным.
   И люди, возможно, менее склонны к панике из-за "драконов", чем из-за "демонов", - подумал он с некоторой отстраненностью.
   Он еще раз вздохнул, ощущая хрупкое равновесие между страхом, дисциплиной, осторожностью и невежеством, из-за которого вооруженные люди вокруг него оставались ненадежно неподвижными. Во многих отношениях он был поражен, что такое равновесие могло сохраняться хотя бы мгновение, потому что это были обученные бойцы. Обученные английские бойцы, солдаты, все они.
   Но эта угроза была настолько необычна для них, что даже англичанам можно было бы простить неуверенность и колебания, - сказал он себе... - И слава Богу за это! Кем бы ни были эти бородавчатолицые и люди-драконы, они, очевидно, были неотъемлемой частью той силы, которая создала форму, в которой они все находились. Предполагая, что они действительно смертны, сэр Джордж никогда не сомневался, что его люди смогут одолеть их, несмотря на доспехи бородавчатолицых, но у него не было иллюзий относительно эффективности острой стали против других средств обороны, которые такая сила могла бы воздвигнуть для собственной защиты.
   Если уж на то пошло, у нас пока нет причин думать, что наши спасатели могут быть настроены враждебно. В конце концов, они не были обязаны вытаскивать нас из моря. Если они желали нам зла, им нужно было просто оставить нас там. Достаточно скоро мы все были бы мертвы.
   Он почувствовал, как повисло молчание, когда люди из его группы присоединились к задним рядам толпы. Он на прощание обнял Матильду и шагнул вперед.
   Люди, которые пристально смотрели на гротескные создания, вздрогнули и оглянулись через плечо, почувствовав его приближение, и он услышал несколько приглушенных молитв (и проклятий) облегчения, когда его узнали. Он был таким же грязным и оборванным, как и все остальные, но его темная окладистая борода и шрам на правой щеке были хорошо известны, почти знамениты, даже среди тех, кто скорее следовал за графом Кэтуоллом или сэром Майклом, чем за сэром Джорджем. Более того, возможно, граф Кэтуолл был мертв, а сэр Майкл ждал их в Нормандии... где даже самые медлительные должны были понимать, что они вряд ли доберутся до цели. Это означало, что каждый из этих людей обращался к сэру Джорджу Уинкастеру за руководством.
   Теперь они расступились, открывая ему дорогу. Один или двое, более смелых, чем остальные, действительно протянули руки, чтобы дотронуться до него, когда он проходил мимо, то ли чтобы подбодрить его, то ли чтобы самому обрести уверенность в себе, он не знал.
   Сэр Ричард Мейнтон стоял в самом начале толпы и резко повернул голову, когда сэр Джордж подошел к нему вплотную. Учитывая потери, понесенные их командным составом, сэр Ричард почти наверняка стал заместителем сэра Джорджа, что в некотором смысле было прискорбно, поскольку сэр Джордж знал его не так хорошо, как ему хотелось бы. С другой стороны, он не мог не заметить облегчения в глазах сэра Ричарда.
   - Слава Богу! - быстро сказал другой рыцарь. - Я боялся, что вы тоже погибли, милорд!
   - Да? - сэр Джордж выдавил из себя смешок. - Вполне могу это понять. Я и сам пару раз думал, что погиб! - Несколько человек рассмеялись его слабой шутке, и он хлопнул другого рыцаря по плечу.
   - Действительно, - согласился сэр Ричард. - На самом деле, милорд, я...
   Рыцарь закрыл рот с почти слышимым щелчком, и по толпе, обращенной к людям-драконам и бородавчатолицым, пронесся хор приглушенных восклицаний, когда вспыхнул более яркий свет. В переборке появилось отверстие, возникшее так внезапно, что глаз едва не пропустил, как образовывавшая его панель отлетела в сторону, и в неожиданно открывшемся дверном проеме или люке появилось другое существо.
   Если бородавчатолицые и люди-драконы были инопланетянами, то это существо было еще более странным, хотя во многих отношениях оно казалось скорее комичным, чем угрожающим. Его одеяние было такого же темно-красного цвета, как и у людей-драконов, но сплошь красное, без синих рукавов и штанин, а на шее висел блестящий кулон, который свисал на грудь. К тому же он был невысокого роста, его голова доставала сэру Джорджу чуть выше груди, а открытая часть морды и горла была покрыта пышным фиолетовым мехом. Как и другие, он ходил на двух ногах и имел две руки, но, хотя на его кистях было всего по три пальца, на каждой из них был дополнительный большой палец вместо мизинца у человека. Все это было достаточно странно, но лицо существа было более гротескным, чем маска ряженого. Оно было широким и плоским, с двумя широкими безгубыми ртами - один над другим - и без намека на нос. Хуже того, у него было три золотистых глаза: один большой располагался в верхней части лица, а два поменьше - пониже, по обе стороны от него. И, словно в довершение нелепости его внешнего вида, его широкую приземистую голову венчали два огромных лисьих уха, покрытых таким же фиолетовым мехом.
   Сэр Джордж уставился на него, потрясенный тем, что даже бородавчатолицые и люди-драконы не так насторожили его. Они, по крайней мере, излучали настороженность, даже угрозу, он чувствовал, что понимает их, но это существо! Оно с таким же успехом могло быть демоном или придворным шутом, и он задумался, улыбнуться ему или перекреститься.
   - Кто возглавляет эту группу?
   Голос был легким, даже деликатным, с пронзительной ясностью, как у маленького ребенка. Он говорил на прекрасном английском, и казалось, что исходит из верхнего из двух ртов демонического шута, хотя безгубый рот не двигался точно в такт словам. Услышав это, сэр Джордж испытал искушение улыбнуться, несмотря на все, что произошло, поскольку это больше подходило шуту, чем демону. Но искушение было слабым и недолгим. В этом голосе не было никакого выражения, и, насколько он мог судить, на этом чужом лице не было и намека на выражение. И все же в том-то и дело, что это было чужое лицо, и сэр Джордж с горечью осознал это, когда понял, что впервые в своей жизни он не может уловить ни малейшего намека на мысли, желания или эмоции существа, обращающегося к нему.
   - Я, - ответил он после долгой паузы.
   - А кто вы? - спросил писклявый голос.
   - Я сэр Джордж Уинкастер, барон Уикворт, на службе его величества Эдуарда III, короля Англии, Шотландии, Уэльса и Франции. - В этом ответе прозвучал намек на железную гордость, и сэр Джордж почувствовал, как у него напряглись все нервы, но...
   - Вы ошибаетесь, сэр Джордж Уинкастер, - сказал ему писклявый голос, по-прежнему без всякого выражения. - Вы больше не состоите на службе ни у одного человека. Теперь вы на службе у моей гильдии.
   Сэр Джордж уставился на маленькое существо, и по рядам людей за его спиной пробежал гулкий шелест. Он открыл рот, чтобы ответить, но демонический шут продолжал, даже не сделав паузы.
   - Если бы не вмешательство моего судна и команды, вы все погибли бы, - говорил он. - Мы спасли вас. В результате вы теперь наша собственность, и мы можем делать с вами все, что пожелаем. - За спиной сэра Джорджа раздалось нечленораздельное рычание, вызванное как страхом, так и гневом, но демонический шут продолжал невозмутимо стоять на своем. - Без сомнения, вам потребуется некоторое время, чтобы полностью принять это изменение статуса, - продолжил его невыразительный голос. - Однако с вашей стороны было бы разумно привыкнуть к этому так быстро, как позволяет ваше примитивное понимание.
   - Привыкнуть!.. - яростно начал кто-то, но поднятая рука сэра Джорджа остановила нарастающую волну возмущения.
   - Мы англичане... сэр, - тихо сказал он, - а англичане не являются чьей-либо "собственностью".
   - Неразумно не соглашаться со мной, сэр Джордж Уинкастер, - сказал демонический шут все с тем же спокойствием и полным отсутствием выражения лица. - Как группа, вы и ваши товарищи являетесь - или, по крайней мере, можете стать - ценным приобретением моей гильдии. Однако никто из вас не является незаменимым как личность.
   Сэр Джордж стиснул зубы. Он не привык к тому, чтобы ему угрожали в лицо, и уж тем более к тому, чтобы ему угрожало существо небольшого размера, которое он мог бы разорвать надвое одной рукой. Однако он заставил себя проглотить это. Бородавчатолицые и люди-драконы, стоявшие за демоническим шутом, были зловещим свидетельством силы, которая его поддерживала. Что еще хуже, сэр Джордж остро ощущал присутствие жены и сына.
   - Неразумно это или нет, - сказал он после долгой паузы, - но этими людьми командую я. Поэтому мой долг говорить от их имени. Мы все благодарны за наше спасение, но...
   - Мне не нужна ваша благодарность. Я и моя гильдия желаем только вашего послушания, - прервал его демонический шут. - Нам требуются от вас определенные услуги - услуги, которые не должны показаться вам ни трудными, ни неприятными, поскольку они единственное, для оказания чего вы обучены и оснащены.
   Рука сэра Джорджа снова сжалась на рукояти меча, но демонический шут проигнорировал это движение, как будто сама мысль о том, что такая детская вещь, как меч, может угрожать ему, была смехотворной.
   - Мы требуем только, чтобы вы сражались за нас, - говорило он. - Если будете сражаться, с вами будут хорошо обращаться и вознаградят. Ваша жизнь будет продлена настолько, насколько вы в настоящее время можете себе представить, ваше здоровье будет обеспечено, ваши... - Три глаза смотрели мимо сэра Джорджа, и существо, казалось, на мгновение остановилось, словно подыскивая слово. Затем оно продолжило без интонаций. - О ваших подругах и потомстве позаботятся, и вам будет предоставлен доступ к ним.
   - А если мы решим не сражаться за вас? - ровным голосом спросил сэр Джордж.
   - Тогда вам придется изменить свое мнение, - ответил демонический шут. - Анализ показывает, что такое принуждение не должно оказаться трудным. Вы, конечно, представители примитивной и варварской культуры, поэтому простые и прямые методы, несомненно, сослужили бы наилучшую службу. Возможно, мы могли бы начать с того, что выберем наугад пять или шесть ваших подруг и детенышей и казним их.
   В животе у сэра Джорджа образовался ледяной комок. Едва ли угроза была неожиданной, но он не рассчитывал на то, что бесстрастность - полное отсутствие интереса или гнева - в пронзительном голосе демонического шута обострит его страх. Он заставил себя не оглядываться через плечо на Матильду и Эдуарда.
   - Если таких мер окажется недостаточно, есть, конечно, и другие, - продолжил демонический шут. - Если все остальное не поможет, мы могли бы попытаться полностью стереть ваши личности и просто перепрограммировать вас, но это, вероятно, займет слишком много времени. К тому же в этом не было бы никакого реального смысла. Было бы гораздо выгоднее просто избавиться от вас всех и собрать свежие силы бойцов. В конце концов, одна группа варваров очень похожа на другую.
   - Но эти варвары вооружены, сэр! - рявкнул другой голос.
   Сэр Джордж резко повернул голову, и его пронзила ужасающая уверенность в том, что он увидит. Сэру Джону Денмору едва исполнилось двадцать, он был молод и пылок, с изрядной долей высокомерия, и подкрепил свое яростное заявление стальным взмахом обнаженного клинка. Его меч сверкнул в неестественно ярком свете фонарей, и он прыгнул вперед, нанеся сокрушительный удар.
   - Боже и святой Г...!
   Он так и не закончил свой боевой клич. Его меч метнулся к демоническому шуту, но существо даже не пошевелилось. Оно просто стояло, наблюдая за происходящим с отсутствующим выражением лица, и крик молодого рыцаря замер в шоке, когда его меч наткнулся на какую-то невидимую преграду, похожую на воздушную стену. Меч вылетел у него из рук, и он, не веря своим глазам, разинул рот, когда клинок закружился, удаляясь от него. Затем встряхнулся, зарычал и схватился за кинжал.
   - Стой! - крикнул сэр Джордж. - Подними свой...
   Но он опоздал. На этот раз демонический шут сделал едва заметный жест, и сэр Джон, захрипев, замер как вкопанный. Его глаза дико выпучились, на лице отразился неподдельный ужас, а ярость сменилась паникой, но он не мог даже рта раскрыть. Он был пойман, словно в гигантскую невидимую паутину, с наполовину вытащенным кинжалом, совершенно беспомощный, и демонический шут пристально смотрел на сэра Джорджа.
   - Хорошо, что вы попытались остановить его, а не присоединились к его глупости, - сообщило оно барону, - Но я вижу, что вы действительно примитивны и поэтому нуждаетесь в доказательствах своего статуса. Очень хорошо. Я дам вам доказательство.
   - В этом нет необходимости... - начал сэр Джордж.
   - О чем бы я ни говорил, в этом есть необходимость, - пропищал демонический шут и протянул руку с двумя большими пальцами к ближайшему человеку-дракону. Взгляд человека-дракона на мгновение задержался на сэре Джордже, но затем он потянулся к своему поясу и вытащил из ножен странное устройство. Он протянул его демоническому шуту, и низкорослое существо повернуло маленькую ручку на боку устройства.
   - Вы только думаете, что вооружены, сэр Джордж Уинкастер. Ваши мечи и стрелы не угрожают ни мне, ни кому-либо из членов моей команды. С другой стороны, наше собственное оружие...
   Оно почти небрежно направило устройство в сторону сэра Джона, и тогда сэр Джордж вскрикнул от ужаса. Он ничего не мог с собой поделать и ни тогда, ни позже не испытывал того стыда, который, возможно, должен был испытывать. Не тогда, когда ужасный луч света, похожий на молнию, прикованную к воле демонического шута, с треском вырвался из устройства и ударил прямо в грудь сэра Джона Денмора.
   Это прикосновение означало смерть... но не просто смерть. Грудная клетка молодого человека разорвалась, словно изнутри, а вместе с ней взорвались сердце и легкие. Жуткий грозовой фронт из крови и разорванных тканей накрыл тех, кто был рядом с ним, воздух наполнился вонью горящего мяса, и люди, видевшие самые ужасные зрелища, какие только могла предложить война, с криками ужаса отшатнулись. Но хуже всего, как позже понял сэр Джордж, было молчание мертвеца. Тот факт, что даже когда адское оружие было поднято, даже когда выражение его лица исказилось - сначала от ужаса, а затем от агонии, - молодой рыцарь не издал ни звука. Он не мог даже пошевелиться или открыть рот. Он мог только стоять, застыв, беспомощный, как ягненок перед мясником, в то время как демонический шут спокойно вспарывал его тело.
   Даже после смерти сэру Джону не позволили упасть. Его труп стоял прямо, лицо было искажено гримасой смерти, кровь лилась из разорванной груди и растекалась лужицей у его ног.
   Если бы не доказательство того, что никто не может прикоснуться к этому существу, сэр Джордж сам бы напал на него, голыми руками, если бы это было необходимо. Но перед ним было это доказательство... и у него были свои обязанности, и его долг, и его жена и сын поддерживали его. И поэтому он сделал кое-что гораздо более сложное, чем безнадежная атака.
   Он заставил себя стоять там, а по его лицу стекала кровь человека, который подчинялся ему, и ничего не предпринимал.
   Его неподвижный взгляд остановил горстку тех, кто хотел напасть, и демонический шут долго смотрел на них в гробовом молчании. Затем он протянул руку и, не сводя пристального взгляда своих трехглазых глаз с сэра Джорджа, вернул молниеносное оружие человеку-дракону.
   - Я надеюсь, что этот урок не остался незамеченным для ваших воинов, сэр Джордж Уинкастер, - пропищал он затем. - И для вас тоже. Вы можете говорить от имени этих людей и вести их в бой, но вы больше не являетесь их командиром. Командир я. Если, конечно, кто-то не захочет оспорить это утверждение.
   Оно сделало жест, и изуродованный труп, который когда-то был надменным молодым рыцарем, с глухим стуком рухнул на металлический пол, как куча мертвого мяса.
  
   По крайней мере, палубы этого корабля не качались и не плясали, как палубы тех, кому так и не суждено было стать достаточно крепкими коггами.
   Эта мысль прочно засела в голове сэра Джорджа, когда он наклонился вперед, чтобы погладить Сатану по плечу. Боевой конь тряхнул головой, загремев кольчужной сеткой, защищавшей его изогнутую шею, и топнул задним копытом. Подковы громыхнули по бронзовому покрытию палубы, и сэр Джордж тонко улыбнулся. Они с жеребцом слишком часто проходили через это после того ужасного шторма. К настоящему времени они оба должны были привыкнуть к этому, и он полагал, что так оно и было. Но ни один из них не смирился с этим.
   Прозвучал предупредительный гонг, и сэр Джордж, привстав в стременах, обернулся, чтобы посмотреть на людей, стоявших позади него. За ними, вдоль переборки, отделяющей этот грузовой отсек от остального корабля, стояли два десятка бородавчатолицых с оранжевой кожей, снова вооруженных и бронированных, но в их задачу не входило поддерживать англичан. Это было сделано для того, чтобы гнать их вперед, если они будут колебаться, и уничтожать любого, кто попытается бежать.
   Не то чтобы кто-то из людей сэра Джорджа собирался бежать... или нуждался в погоне.
   Многие из тех, кто шел за ним, когда-то были моряками, но это было до того, как они оказались перед тем же выбором - или его отсутствием - что и солдаты сэра Джорджа. К тому времени уже не было возможности отличить их от профессиональных военнослужащих, которые были их пассажирами. В конце концов, теперь все они были профессионалами - профессионалами, которые повидали больше сражений, чем любой солдат, когда-либо служивший земному хозяину.
   Их опыт отражался на лицах - не расслабленных, а спокойных и почти задумчивых, когда они вспоминали свои инструктажи перед боем и ждали начала действий. Конные латники и горстка рыцарей сидели на своих лошадях ближе всех к нему, образуя защитный барьер между все еще закрытой металлической стеной и более уязвимыми лучниками. Некоторые из этих лучников были закованы в более тяжелую броню, чем раньше, но даже самые защищенные носили только шлемы, короткие кольчуги и, кое-где, стальные нагрудники. Защита была желанной, но они не хуже сэра Джорджа знали, что их истинная защита заключается в мобильности, разрушительном огне длинных луков и присмотре его рыцарей в тяжелых доспехах и латников.
   И они доверяли этим рыцарям и латникам так же безоговорочно, как привыкли доверять своему командиру. И вот теперь они стояли, на их лицах читалась мрачная уверенность, а не неуверенность, и спокойно смотрели в глаза сэру Джорджу.
   - Ладно, парни. - Он не повысил голос до крика, как сделал бы дома. В этом не было необходимости, потому что магия их хозяев доносила его голос отчетливо, как будто он говорил на ухо каждому из них. - Вы знаете план... и святой Михаил знает, что мы делали это достаточно часто! - Его ироничный тон вызвал приглушенный смех, и он одарил их натянутой улыбкой в ответ. - Будьте внимательны, придерживайтесь плана, и мы закончим к ужину!
   В ответ раздался одобрительный гул, а затем раздался едва заметный крен, металлическая стена перед сэром Джорджем зашипела, как гадюка, и исчезла, и он увидел еще один из бесконечных чужих миров, которые он и его люди были обречены завоевывать.
   Небо было почти того же оттенка, что и раньше, но было в нем что-то странное - более темное, насыщенное, чем голубое, которое он помнил (и, милостивая Мария, помнил ли он? или ему просто казалось, что помнит?) по дому, - и солнце было вдвое больше, чем нужно. "Деревья", растущие чахлыми, разбросанными группами, представляли собой паутинное переплетение слишком тонких ветвей, покрытых длинными мохнатыми лентами вместо листьев, а листья и трава были странного оранжевого цвета, подобного которому никто никогда не видел ни в одном мире, предназначенном для людей.
   Не то чтобы в этом мире были люди. Во всяком случае, не рожденные для этого. Армия нелюдей, слишком высоких, слишком худых и со слишком большим количеством конечностей, выстроилась неровной линией далеко от корабля за пределами полета стрелы. У них были большие плетеные щиты и копья, и большинство было в кожаных шлемах. Кроме того, они были без доспехов, и лишь у очень немногих было какое-либо оружие, кроме копий или колчанов с дротиками. Он увидел булавы и несколько мечей, но ни одной приличной пики или другого настоящего древкового оружия, и ни один из не-людей не был на коне. Над ними через равные промежутки возвышались квадратные плакаты на шестах - знамена, как он понял, - и ему стало интересно, как долго их собирали. Очевидно, они были здесь, чтобы сражаться, но пришли ли они для открытого сражения или просто для того, чтобы осадить корабль? Он вспомнил, как впервые увидел корабль, неподвижно парящий в штормовом небе, и горько, без тени юмора, рассмеялся. Несомненно, это сооружение было достаточно огромным, чтобы его можно было принять за замок, хотя и самой странной формы, какую только мог себе представить человек - или не-человек!
   Что бы ни привело их сюда, они вздрогнули, когда борт корабля внезапно открылся. Они потрясли копьями, метнули несколько дротиков, хотя расстояние было слишком велико, чтобы это было чем-то большим, чем просто жестом, и ему не нужен был магически усиленный слух, чтобы распознать звук вызова. Это был тонкий, пронзительный звук рядом с ревом, который могла бы издать человеческая армия, но в нем слышался отвратительный оттенок ненависти.
   Странно, - подумал он. - Как я могу быть так уверен, что слышу ненависть? В конце концов, это не люди. Насколько я знаю, они могли издавать радостные приветственные крики! - Он поморщился от собственной причудливой мысли. - Конечно, это ненависть. А как могло быть иначе, если наши хозяева привезли нас сюда, чтобы превратить их в послушный скот?
   Но сейчас было не время предаваться подобным мыслям. И даже если бы это было так, ноющая внутренняя честность подсказывала, что подчинение этих "не-людей" не так уж сильно отличалось от того, что он планировал сделать с французами, которые, несмотря на все свои недостатки, по крайней мере ходили всего на двух ногах, а не на трех, и были такими же христианами и (условно) людьми.
   Он еще раз оглядел их, подтверждая инструктаж своих хозяев, и фыркнул почти так же, как Сатана. Он и его люди были в меньшинстве, по крайней мере, десять к одному, и бородавчатолицые ничего не собирались делать, чтобы изменить это соотношение. Их задачей было следить за тем, чтобы никто из не-людей этого мира не ускользнул от людей сэра Джорджа и не проник на корабль через открытый трюм. Чего не должно было случиться.
   Сэр Джордж глубоко вздохнул, чувствуя ненависть нелюдей и их уверенность в численном превосходстве.
   Жаль бедных ублюдков, - подумал он, затем опустил забрало своего бацинета, выхватил меч и надавил коленями, заставляя Сатану рысцой двинуться вперед.
  
   На самом деле это была не битва, - размышлял позже сэр Джордж, бросая свой шлем Эдуарду и откидывая назад кольчугу, когда спешивался у одного из передвижных фонтанов. Металлическое существо было вдвое меньше быка, но шире для своей длины, и веселый плеск воды в широком водосборном бассейне создавал гротескный фон для жалобных стонов и всхлипываний, исходящих от раненых противников. Стонов от его собственных раненых было немного. Отчасти потому, что их было так мало по сравнению с жертвами нелюдей, но главным образом потому, что парящие металлические черепахи - "аэромобили", как называли их хозяева, - уже подобрали большинство его раненых. И всю горстку мертвецов тоже, - подумал он со знакомым холодком. - Интересно, сколько из них останутся "мертвыми" на этот раз? - Отец Тимоти долго размышлял над этим вопросом и еще более долго молился, прежде чем объявил, что люди, которые, казалось бы, были возвращены из мертвых, на самом деле не были демонами или дьяволами, которых боялись некоторые из их собратьев. Сэр Джордж безоговорочно доверял суждениям священника в религиозных вопросах и полностью поддержал заявление отца Тимоти, но даже ему было немного... тревожно видеть, как человек, получивший удар копьем в грудь, садится с ним ужинать.
   Он снова отбросил эту мысль. Это было легче, чем когда-либо, несмотря на продолжающийся дискомфорт. Отчасти потому, что он научился принимать то, что большая часть магии их господ была, по сути, не более чем огромным шагом вперед в вопросах механики, как заявлял Командир, но даже больше, потому что он был слишком благодарен за возвращение этих людей, чтобы усомниться в действенности их воскрешения, или исцеления, или что бы это ни было. Любой достойный полевой командир делал все, что мог, чтобы снизить потери, хотя бы для того, чтобы сохранить эффективность своих боевых сил, но у сэра Джорджа было для этого даже больше причин, чем у большинства других. Его люди - всего их было меньше тысячи, включая всех кузнецов, латников и лучников, а также солдат и рыцарей, - вот и все, что у него было. В каком-то смысле это были все люди, которые когда-либо существовали во вселенной - или, по крайней мере, во вселенной сэра Джорджа, - и это делало каждого из них еще более ценным, чем если бы они когда-нибудь добрались до Нормандии.
   Он фыркнул, встряхнулся и сунул голову в фонтан. Ледяная вода была приятным потрясением, смывшим пот, и он сделал несколько глотков, прежде чем наконец поднять голову и с облегчением вздохнуть. Его правая рука устало ныла, но в конце концов это была скорее работа мясника, чем меча. Не-люди и представить себе не могли ничего подобного английскому лучнику. Это было очевидно. Даже шотландцы при Халидон-Хилле проявили больше осторожности, чем нелюди, и даже французские рыцари не стали бы так упорно - и глупо - наступать под таким градом стрел.
   Но не-люди стали.
   Сэр Джордж вздохнул и отвернулся от фонтана, уступая свое место Рольфу Грейхейму, старшему капитану лучников, который осматривал поле.
   Не-людей оказалось даже больше, чем он думал вначале, но, в конце концов, это не имело значения. Каждый из его шестисот лучников мог выпустить в воздух двенадцать стрел за минуту и, при необходимости, поражать цели размером с человека на расстоянии двухсот шагов. Их стрелы с широким наконечником наносили ужасные раны на любом расстоянии, а стрелы с заостренным наконечником могли пробить кольчугу или даже пластину на расстоянии прямого выстрела. Против врагов, которые были совсем без доспехов, такой огонь приводил к резне, а не к битве. Единственный настоящий удар во всем этом деле был нанесен, когда сэр Джордж и его всадники атаковали разбитый сброд, который когда-то был армией, чтобы завершить его разгром, и он поморщился при мысли о том, чего стоила эта атака.
   Только двое из его всадников были серьезно ранены, и ни один из них не настолько серьезно, чтобы магическое искусство их хозяев не спасло их, но они потеряли еще пятерых бесценных коней. Слишком немногие из их прежних скакунов пережили жестокий шторм, из которого их хозяева вытащили их. Слава Богу, Сатана был одним из них, но других было слишком мало, чтобы удовлетворить потребности сэра Джорджа. Однако, по крайней мере, Командир, казалось, понимал их важность, поскольку металлические приспешники его корабля совершили налет на полдюжины поместий где-то во Франции, чтобы забрать еще почти двести таких же, и он поручил целителю - "медику" - на борту корабля развести их. Но лишь немногие из приобретенных таким образом лошадей были боевыми конями; большинство подходило только для легкой или, возможно, средней езды, и, в отличие от людей, лошади плохо переносили длительные периоды сна, которые навязывали им хозяева. К тому же они плохо размножались в таких условиях, и какие бы искусства ни возвращали к жизни мертвых лучников или латников, они, казалось, не могли сделать то же самое с лошадьми. С каждым сражением их становилось все меньше, и придет время, когда их вообще не останется.
   Эта мысль не понравилась сэру Джорджу, и не только потому, что Сатана был с ним так долго и так хорошо к нему относился. Сэр Джордж не был дураком. Его дед был едва ли не лучшим из простых воинов, пока не завоевал Уорик при Эдуарде I, и ни его сыну, ни внуку не позволили забыть о его твердолобом прагматизме. Профессиональный солдат до мозга костей, сэр Джордж знал, что конная атака против лучников, которых должным образом поддерживали, была безумием. Ну, во всяком случае, против английских лучников, - поправил он себя. Правда, шок от конной атаки оставался почти непреодолимым, если кто-то мог довести ее до конца, но выполнение этого критического заключительного этапа становилось все более и более трудным. Хотя сэр Джордж слышал о копейщиках, обученных в далекой Швейцарии, он никогда не сталкивался с ними лицом к лицу и пожалел, что у него нет с собой таких солдат. Тогда между его лучниками и врагом образовалась бы стена из копий... это положило бы конец любой кавалерийской атаке! Конечно, не было никакой возможности узнать, что происходит дома, но, несомненно, к настоящему времени даже французы и итальянцы должны были осознать холодную, горькую правду о том, что кавалерия без поддержки больше не была королевой сражений.
   И все же, несмотря ни на что, он сам был рыцарем, и, возможно, самой гордой эмблемой любого рыцаря были его шпоры. День, когда конь, наконец, навсегда исчезнет с поля битвы, будет ужасным, и сэр Джордж был рад, что не доживет до этого дня.
   Или, возможно, я проживу достаточно долго... сейчас. Если предположить, что я когда-нибудь снова увижу Землю. Которую не увижу.
   Он снова фыркнул и выпрямился во весь рост, мощно потягиваясь. Несмотря на все его дюймы, его сын Эдуард уже был выше его на добрую ладонь, а когда вырастет, то и еще больше. Молодой человек стоял рядом с ним, все еще держа в руках шлем, и сэр Джордж смотрел на него с ненавязчивым любопытством. С ним был Эдуард - да, и мать Эдуарда, хвала Господу! - была одной из того немногого, что делало терпимым это бесконечное чистилище, и все же временами он задавался вопросом, сколько же на самом деле лет его сыну. Ему было тринадцать, когда они отплыли во Францию, чтобы присоединиться к королю Эдуарду, но как давно это было?
   У сэра Джорджа не было ответа на этот вопрос. Командир говорил чистую правду, когда обещал продлить им жизнь. С другой стороны, его заявление о том, что это было сделано в награду за верную службу, не могло обмануть даже самых доверчивых людей сэра Джорджа. Просто было проще продлить жизнь тем, кто у них был, чем тратить время на возвращение на Землю, чтобы поймать еще больше людей. Не то чтобы полеты на Землю были единственным способом, с помощью которого их хозяева могли бы привлечь больше рабочей силы, - кисло подумал барон.
   Он давно пришел к выводу, что только стечение обстоятельств заставило Командира забрать с собой их женщин и детей. Кем бы ни был Командир, он не имел истинного представления о людях, находящихся под его командованием. Нет, возможно, это было несправедливо. Он получил, по крайней мере, некоторое представление о них; просто он никогда не рассматривал их - и никогда не будет рассматривать - как нечто большее, чем одушевленную собственность. Он даже не испытывал к ним презрения - по крайней мере, не по-настоящему, - потому что они были не настолько важны, чтобы расточать на них презрение. Они были именно теми, кем он их назвал: варварами и примитивами. Ценными для его гильдии, как он и сказал, но низшими формами жизни, которые можно использовать так, как сочтет наиболее выгодным их естественное начальство.
   Сэр Джордж не допустил ошибки и не стал относиться к Командиру с ответным презрением, но и не был слеп к особой слепоте и слабостям, которые сопровождали презрение Командира. Например, Командир прибыл на Землю исключительно для того, чтобы собрать боевые силы (хотя сэру Джорджу потребовалось очень много времени, чтобы начать понимать, зачем нужны лучники и мечники существам, способным создавать такие чудеса, как их корабль). Барон не сомневался, что Командир предпочел бы иметь только боевые силы, не обремененные "бесполезными" женщинами или детьми. Но, как и в любом экспедиционном отряде того времени, англичан, которых он похитил, сопровождали десятки женщин. Некоторые из них, как и его собственная Матильда, были женами рыцарей или других офицеров. Другие были женами простых солдат или лучников, и еще больше было жен по расчету и откровенных проституток, которых можно было найти среди сопровождающих в лагере любой армии.
   Сэр Джордж был уверен, что Командир всерьез подумывал о том, чтобы просто избавиться от этих "бесполезных" ртов, и благодарил Бога за то, что инопланетянин, по крайней мере, понял, как можно использовать жен и детей, чтобы обеспечить послушание мужей и отцов. Чего Командир не сразу понял, так это того, что присутствие женщин и естественные склонности мужчин давали возможность сделать его небольшие боевые силы самодостаточными. Хотя возраст сэра Джорджа застыл на отметке в тридцать пять лет, которые были у него до того, как он попал в рабство, многие из юношей, которых взяли с собой, выросли в молодых мужчин и заняли свое место в строю, и еще больше детей родилось... которые, без сомнения, последуют за ними, когда придет время.
   По подсчетам сэра Джорджа, он и его люди провели около пятидесяти лет в полном сознании, но для их семей это время было меньше. Все они, конечно, погружались в свой волшебный сон в перерывах между сражениями. Из разговоров с Командиром сэр Джордж понял, что путешествия между мирами занимают годы, и было проще погрузить их в сон, пока огромный корабль плыл среди звезд. Но их семьи не всегда просыпались вместе с солдатами. Многое зависело от того, как долго они пробудут в том или ином мире, прежде чем их хозяева будут удовлетворены своим контролем над ним, но Командир также научился раздавать воссоединения в качестве награды... или отказывать в них в качестве наказания.
   В результате для Матильды и других женщин прошло гораздо меньше времени, чем для сэра Джорджа и его войска, и в течение многих лет Эдуард придерживался календаря своей матери. Он был уже достаточно взрослым - или физически зрелым - чтобы занять место оруженосца своего отца на поле боя, и теперь просыпался и засыпал вместе с остальными воинами. Сэр Джордж был рад, что мальчик с ним, но он знал, что Матильда сомневается. Она не скучала по своему сыну, когда спала, но даже их инопланетные хозяева не могли залечить все раны. Они теряли мужчин, медленно, но верно, с тех пор как их навсегда оторвали от домашнего очага, и она не хотела, чтобы Эдуард стал одним из тех, кого они потеряли.
   Как и сэр Джордж. Но у них не было выбора - здесь его было даже меньше, чем дома. Они сражались или погибали. Такова была их реальность, и было неразумно думать о других реальностях или о том, как все могло бы быть, или стремиться вернуться, пусть даже ненадолго, в мир, где они родились.
   Он знал все это, но иногда задавался вопросом, сколько времени на самом деле прошло с тех пор, как он и его люди отправились в плавание. Какой сейчас был год, если предположить, что земные годы имели какое-то значение так далеко от их родины?
   Он понятия не имел. Но подозревал, что они были очень, очень далеки от двенадцатого июля тысяча триста сорок шестого года от Рождества Христова.
  
   Молчаливый человек-дракон остановился и отошел в сторону, когда они приблизились к светящейся стене, и сэр Джордж искоса взглянул на существо. Он видел их достаточно, чтобы знать, что они, как и бородавчатолицые, были из плоти и крови, несмотря на всю их странность в глазах человека, а не просто механическими устройствами его хозяев, но даже сейчас ни разу не слышал, чтобы кто-то из людей-драконов издал хоть один звук. Бородавчатолицые, да. Он не выучил ни слова из их языка, состоящего из ворчания и хриплого уханья - в значительной степени потому, что его хозяева явно не хотели, чтобы англичане могли с ними разговаривать, - но он и его люди получили достаточное доказательство того, что бородавчатолицые, по крайней мере, владеют языком.
   Не люди-драконы. Бородавчатолицых по-настоящему называли "хатори", или, по крайней мере, так называл их Командир, и у них было гораздо больше контактов с англичанами, чем у людей-драконов, поскольку они были подручными Командира. Это были тюремные охранники, которым было поручено выгонять англичан за пределы корабля и подгонять их в бой, и в первые дни произошло несколько неприятных инцидентов. По крайней мере, один из них был убит англичанами, которых они охраняли... И полдюжины людей сэра Джорджа были убиты по приказу Командира в качестве возмездия. Между англичанами и хатори не было особой любви - чего, как подозревал сэр Джордж, как раз и добивался Командир, - а сами бородавчатолицые были почти такими же глупцами, какими, по мнению Командира, были англичане. На самом деле, хатори были именно теми, кем казались: жестокими, нелюбопытными исполнителями, достаточно сообразительными, чтобы подчиняться приказам, и индивидуально сильными, но не интересующимися ничем, кроме своих приказов. Что, как заключил сэр Джордж, и было причиной, по которой Командиру понадобились свои англичане. По отдельности бородавчатолицые были грозными машинами для убийства, но им не хватало сплоченности, дисциплины и умения сражаться как солдатам.
   Но вечно молчаливые люди-драконы, как он подозревал, были совсем другим делом. Он понятия не имел, как они себя называют - если, конечно, они вообще как-то себя называют, - а Командир даже не упоминал о них напрямую. Они просто всегда были рядом, маяча на заднем плане, и в отличие от хатори с топорами, вооруженные своим смертоносным молниеносным оружием и охраняющие Командира и экипаж огромного судна.
   Теперь человек-дракон бесстрастно ответил на взгляд сэра Джорджа, неподвижный, как ящерица на камне, и с тем же чувством полной готовности. Светящаяся стена заперла англичан в их собственной части корабельной тюрьмы, и никто из них до сих пор не смог выяснить, как открывался или закрывался проход через нее. Они многое узнали о других элементах управления в своих покоях, о способах включения и выключения устройств, и сэр Джордж и отец Тимоти были уверены, что светящаяся стена должна управляться каким-то похожим - или, по крайней мере, сопоставимым - образом, но они так и не смогли понять, как это делается.
   Что было к лучшему для их хозяев, - мрачно подумал сэр Джордж и кивнул человеку-дракону, когда тот прошел мимо него в коридор за стеной. Как всегда, огромное существо никак не отреагировало на жест человека, но сэр Джордж почему-то был уверен, что люди-драконы восприняли это как знак признательности и своего рода любезность. Кем бы они ни были, они, очевидно, обладали способностью мыслить, иначе гильдия Командира заменила бы их более умными механическими устройствами. Столь же очевидно, что и к хатори, и к людям-драконам он относился так же, как и к англичанам: как к более или менее одомашненным, умеренно опасным и полезным вьючным животным, хотя Командир явно больше верил в преданность людей-драконов.
   Сэр Джордж часто задавался вопросом, как люди-драконы относятся к англичанам. Неужели они, подобно таким же, как Командир, считают их примитивными существами и варварами, недостойными их собственного внимания? Конечно, они владели большим числом чудесных инструментов своих хозяев и использовали их, но это, по-видимому, не делало их равными своим хозяевам. Так рассматривали ли они англичан как товарищей по рабству? Или цеплялись за необходимость смотреть на людей свысока, чтобы казаться менее несчастными по сравнению с ними?
   В любом случае, казалось маловероятным, что это что-то изменит, поскольку ни сэр Джордж, ни отец Тимоти, ни какой-либо другой человек так и не нашли способа общаться с людьми-драконами. Хозяева не давали им практически никакой возможности для экспериментов, но полностью исключить физический контакт между людьми и людьми-драконами было невозможно. Во всяком случае, если только люди-драконы не были полезны в качестве охранников от людей. Большинство других людей полностью отказались от этой задачи, но отец Тимоти продолжал попытки, и сэр Джордж разделял надежды своего духовника, хотя ему не хватало терпения и непоколебимой веры священника.
   С другой стороны, даже отец Тимоти по-прежнему не стремился общаться с хатори.
   Сэр Джордж фыркнул на собственную несговорчивость, следуя за путеводным светом по пустому коридору. Он разделял надежды сэра Тимоти, но не разделял его веры - противоречие, о котором он когда-либо слышал. И все же не мог полностью избавиться от этого крошечного лучика надежды и часто ловил себя на том, что видит во сне людей-драконов. Действительно, в последние несколько периодов бодрствования они снились ему чаще, чем за все последнее время.
   Его размышления прервались, когда указывающий огонек достиг другого люка и остановился. Он повелительно покачивался, словно недовольный его медленным продвижением, и сэр Джордж криво усмехнулся. Такие путеводители были необходимы, поскольку архитектура корабля могла сбить с толку, особенно того, кто проводил практически все свое время на борту, запертый в той части, которая была отведена англичанам. Хотя и не совсем, но в глубине души он был уверен, что расположение остальной части корабля изменилось за время его нечастых визитов сюда, как будто оно не было постоянным, и его хозяева с непринужденной легкостью меняли его всякий раз, когда им надоедал нынешний порядок. Командир сказал ему, что направляющие огни - всего лишь еще один из бесконечных механизмов, доступных его хозяевам, и он полагал, что верит инопланетянину. И все же часто задавался этим вопросом, особенно в подобные моменты, когда огоньки нетерпеливо дергались, ругая его за медлительность и стремясь поскорее заняться своими новыми делами.
   Он шагнул в указанный люк, и огонек исчез, сделав последний рывок. Он посмотрел ему вслед, затем отступил назад, когда люк закрылся.
   Помещение ничем не отличалось от того, в которое его привели огни, когда Командир вызывал его в последний раз, хотя они и не шли по тому же пути, чтобы добраться до него. Оно было восьмиугольным, с люками в каждой стене, и примерно пятнадцати футов в поперечнике. В центре зала на светящемся столе стояло одно из чудес света, которое его хозяева называли "световой скульптурой". Сэр Джордж понятия не имел, как были сделаны эти предметы, но они всегда восхищали его. Все они были прекрасны, хотя красота эта часто казалась странной человеческому взору - иногда настолько странной, что вызывала беспокойство, даже страх, - и почти всегда неуловимой. Это было творение с плавными углами и формами, с ярким цветом, пронизывающим холодный фон из синих и зеленых тонов, и он с восторгом смотрел на него, чувствуя, как его успокаивающее присутствие обволакивает его.
   Бывают моменты, - мечтательно подумал он, - когда я почти готов простить их за то, что они с нами сделали. Наша жизнь длиннее, наши люди здоровее, чем они когда-либо были бы дома, и они могут создавать такую красоту и чудеса, как это. И все же все эти чудеса, которые мы получаем, - не что иное, как объедки со стола, случайно брошенные нам или - что еще хуже! - подаренные только потому, что им выгодно, чтобы мы ими обладали. Для них мы менее важны, хотя, возможно, и не менее ценны, чем то, что они строят из металла и хрусталя, и...
   - Вы хорошо поработали. Но ведь вы, англичане, всегда так поступаете, не так ли?
   Сэр Джордж отвернулся от световой скульптуры. Он не слышал, как открылся люк, но на борту этого корабля это случалось нередко. Главные люки, достаточно большие для двух десятков всадников в ряд, да. Даже их хозяева, казалось, не могли заставить что-то настолько большое двигаться без малейшего шума, но маленькие люки внутри самого корабля были совсем другим делом.
   Не то чтобы большинство его людей знали это по личному опыту. Только ему, сэру Ричарду Мейнтону и - в очень редких случаях - Матильде когда-либо разрешалось находиться в той части огромного корабля, которая предназначалась для их хозяев и их нечеловеческих приспешников. Даже в этом случае они должны были прийти совершенно безоружными и подвергнуться унизительному обыску, прежде чем миновать светящуюся стену, отделяющую их секцию корабля от остальной части его внутреннего пространства.
   Теперь он склонил голову набок, пристально глядя на Командира, и попытался оценить его настроение. Несмотря на годы своего рабства, он по-прежнему считал эту задачу почти безнадежной. Это было невероятно неприятно, а также опасно. Но пронзительный голос Командира оставался глухим, лишенным всякого выражения, а трехглазое лицо оставалось настолько чужим, что прочесть его выражение было совершенно невозможно. Конечно, сэр Джордж никогда не видел ничего, что можно было бы классифицировать как улыбку или хмурый взгляд. А тот факт, что Командир на самом деле не говорил по-английски (или по-латыни, или по-французски), еще больше усложнял ситуацию. Отец Тимоти и Дикон Ярдли, старший хирург сэра Джорджа, пришли к выводу, что верхний из двух ртов Командира был исключительно дыхательным и речевым отверстием, но, как заметил сэр Джордж в самый первый день, этот рот не двигался в такт словам, которые "произносил" Командир. Вместо этого он говорил на своем родном языке - что бы это ни было, - и один из многочисленных механизмов корабля переводил его слова на понятный сэру Джорджу язык, создавая впечатление, что они исходят от Командира.
   Сэр Джордж часто задавался вопросом, не была ли эта искусственность истинной причиной того, что голос звучал так невыразительно. Он не был уверен, но пришел к выводу, что неспособность - или отказ - Командира выучить язык своих пленных солдат была еще одним свидетельством его чувства абсолютного превосходства над ними. Однако это было глупое решение, если только то, что переводило его слова на английский, не передавало нюансы и эмоции гораздо лучше, чем то, что переводило английский на его родной язык.
   Но как бы нелепо ни выглядел демонический шут, и, несмотря на глупость любых решений, которые мог принять Командир, сэр Джордж никогда не стал бы недооценивать его. Он не осмеливался, опасаясь за свою собственную жизнь, но еще больше - за жизни мужчин и женщин, за которых он нес ответственность, и это было истинной причиной того, что он находил свою неспособность понять настроение Командира такой невыносимой. В разговоре с этим существом он должен был следить за своими словами гораздо внимательнее, чем когда-либо с любым другим командиром, и все же он никогда полностью не избавлялся от страха, что выберет неправильное решение просто потому, что неверно понял Командира.
   Тем не менее, он знал, что добился некоторого прогресса, и, по крайней мере, Командир, казалось, тщательно подбирал слова, словно стремясь полностью прояснить смысл своих высказываний, поскольку не мог передать тонкие оттенки смысла тем, как он их произносил.
   И, конечно, есть еще тот факт, что мы представляем ценность для него и его "торговой гильдии". Очень ценны, если ему верить. И я скорее думаю, что так оно и есть, учитывая, на что они пошли, чтобы украсть нас всех.
   Сэр Джордж никогда не был бы настолько недалек, чтобы предположить, что эта ценность убережет любого человека, достаточно глупого, чтобы разозлить своих хозяев или угрожать им. Судьбы сэра Джона Денмора в тот самый первый день было бы достаточно, чтобы предотвратить это, но за прошедшие годы произошло несколько других смертей. Двое мужчин, которые пытались дезертировать в прекрасном мире с голубым небом и глубокими зелеными морями, еще один, который однажды просто отказался покинуть корабль, шестеро казненных за смерть бородавчатолицего, еще один обезумел и напал на людей-драконов и самого Командира с обнаженной сталью... Все они были убиты так же легко, как и сэр Джон, и без особых эмоций. Однако действия и обычное отношение Командира (насколько сэр Джордж мог судить по последнему) свидетельствовали о том, что он был очень доволен своим вкладом... и понимал, что его собственные хозяева были в равной степени довольны. Он не проливал слез (или что бы там ни делали его сородичи, чтобы выразить скорбь) по поводу смерти любого отдельного человека, но ценил их как группу и поэтому старался избегать недоразумений, которые могли бы потребовать от него уничтожения кого-либо из них.
   Или, по крайней мере, большого их числа.
   Сэр Джордж понял, что Командир все еще пристально смотрит на него, ожидая ответа, и заставил себя слегка встряхнуться.
   - Прошу прощения, Командир, - сказал он. - Боюсь, последствия битвы не дают мне покоя и делают меня несколько тугодумом. Что вы хотели сказать?
   - Я сказал, что вы, англичане, сегодня хорошо поработали, - терпеливо произнес Командир. - Руководство моей гильдии будет удовлетворено результатами вашей доблестной борьбы. Я уверен, что довольно скоро они выразят мне это удовольствие в какой-нибудь материальной форме, и, конечно, хочу выразить свое собственное удовольствие вашим мужчинам. Соответственно, я дал указание медику разбудить ваших супруг и детей. Мы останемся в этом мире еще как минимум на несколько недель, пока не будут проработаны детали наших соглашений с местными жителями. Возможно, мне снова понадобятся ваши услуги - или, по крайней мере, я приглашу нескольких из вас, чтобы напомнить местным жителям о вашей доблести, - во время моих переговоров. Поскольку мы все равно должны поддерживать вас в сознании в течение этого периода, и поскольку вы так хорошо сражались, кажется справедливым предоставить вам возможность воссоединиться.
   - Благодарю вас, Командир. - Сэр Джордж старался не выдать своих эмоций ни голосом, ни выражением лица. Тот факт, что он не мог прочесть чувства Командира, не означал, что тот или одно из его дьявольски хитроумных устройств не могли прочесть чувства сэра Джорджа. Он сомневался, что они могли бы это сделать, но мог и ошибаться, и поэтому подавил нахлынувшую на него смесь восторга, радости, ненависти и ярости, вызванную этой новостью.
   - Не за что, конечно, - пропищал в ответ Командир и жестом предложил сэру Джорджу сесть на стул в человеческом стиле, который внезапно появился рядом со светящимся столом. Сэр Джордж осторожно сел на стул, не в силах даже по прошествии стольких лет полностью скрыть свой дискомфорт от обстановки, которая появлялась и исчезала словно из воздуха. Стол его тоже не слишком интересовал. Он понятия не имел, как тот был создан, но знал, что его верхушка на самом деле была такой же нематериальной, как воздух вокруг него. Она, несомненно, была там. Он мог положить на нее руку и почувствовать... что-то. И все же никогда не смог бы описать это нечто. Оно поддерживало все, что на нем стояло, но он как будто не мог дотронуться до его реальной поверхности, предполагая, что она там есть. Это было больше похоже на то, как если бы... как если бы он прижимал ладонь к мощному потоку воды или, возможно, к не менее мощному потоку воздуха. Когда его рука приближалась к тому, что должно было быть поверхностью стола, ощущалось сопротивление, но ощущения трения не было, и он всегда казался на грани того, чтобы пододвинуться чуть дальше, чуть ближе.
   Он снова отбросил эту мысль и наблюдал, как еще один из маленьких металлических сервиторов корабля бесшумно вошел в отсек и поставил перед ним хрустальный графин с вином и изысканный кубок. Перед Командиром поставили еще один кубок и графин, на этот раз наполненный какой-то густой пурпурно-золотистой жидкостью, похожей на слизь, и сэру Джорджу удалось не моргнуть от удивления. До этого Командир всего пять раз предлагал ему нечто похожее на светскую встречу, и, насколько он мог судить, каждый раз это происходило после какого-нибудь особенно ценного хода, который англичане совершали для гильдии. Что, по-видимому, наводило на мысль о том, что несчастные не-люди, которых сэр Джордж и его солдаты убили накануне, должны были быть источником какого-то товара, гораздо более ценного, чем, по его представлению, этот мир может предложить кому-либо с возможностями его хозяев.
   - Вам интересно, что привело нас в этот мир, не так ли? - спросил Командир, и сэр Джордж кивнул. Командир узнал значение, по крайней мере, некоторых человеческих жестов, и издал тревожный звук. Сэр Джордж не был уверен, но подозревал, что это был эквивалент человеческого смешка, хотя невозможно было сказать, выражал ли он удовлетворение, веселье, презрение, нетерпение или какую-то другую эмоцию.
   - Я не удивлен, что вы задаетесь этим вопросом, - продолжил Командир. - В конце концов, эти инопланетяне еще более примитивны, чем ваш собственный мир. Должно быть, трудно понять, что такие варвары могут предложить цивилизованным существам.
   Сэр Джордж стиснул зубы и заставил себя сделать глоток поистине превосходного вина. Он понятия не имел, осознавал ли Командир, насколько оскорбительными были его слова, и голос, которым они были произнесены, не позволял выяснить это. Он подозревал, что Командиру было бы все равно, если бы он знал, и он даже мог бы признать - умом - что в отношении другого человека был какой-то смысл. По сравнению с людьми Командира, люди были примитивны. С другой стороны, сэр Джордж начал подозревать, что гильдия Командира на самом деле не так уж сильно отличается от земных гильдий или других могущественных группировок, с которыми сэр Джордж был знаком по собственному опыту. Он бы многое отдал, например, за то, чтобы посмотреть, как Командир повел бы переговоры с киприотом или венецианцем. Он сильно подозревал, что без его "технологии" демонического шута ощипали бы, как голубя.
   - На самом деле, - продолжал Командир, по-видимому, не обращая внимания на молчание сэра Джорджа, - эта планета не предлагает нам никаких материальных благ. В некоторых мирах, которые Гильдия с вашей помощью открыла для себя, есть такие товары, хотя обычно они предлагаются только в виде ресурсов, поскольку живущие на них примитивы слишком глупы, чтобы эксплуатировать их самостоятельно. В данном случае, однако, ценность представляет положение мира. Он обеспечит нам место для... складов, как вы, наверное, могли бы их назвать, и место, откуда мы сможем заправлять топливом и обслуживать наши суда.
   Он помолчал, глядя на сэра Джорджа с выражением, которое невозможно было прочесть на его лице, затем поднял кубок и плеснул немного пурпурно-золотистой жидкости себе в рот.
   - Вы можете думать об этом как о стратегически расположенном острове или торговом порте, - через минуту произнес его пронзительный голос, исходящий из верхнего рта, в то время как нижний был занят кубком. - Это принесет нам много преимуществ. И, что особенно приятно лично мне, мы глубоко врежемся в торговую сеть Шарнхейшской гильдии.
   Услышав это, сэр Джордж навострил уши. Хотя он и не мог с уверенностью истолковать тон или выражение лица Командира, у него сложилось определенное впечатление о личности собеседника. Он понимал, что рискованно проводить параллели между такими неземными созданиями и чертами характера людей, но ничего не мог с собой поделать. Возможно, ему просто нужно было поместить это в какие-то привычные рамки, иначе он сойдет с ума. На самом деле, он часто думал, что это могло бы быть лучшим объяснением из всех возможных. Но он также был уверен, что правильно понял по крайней мере один аспект личности Командира: это маленькое толстощекое создание любило хвастаться... даже когда его слушателями были не более чем примитивные английские рабы-варвары. Возможно, что еще более важно - и, опять же, как и многие хвастливые люди, которых знал сэр Джордж, - Командир, казалось, пребывал в блаженном неведении о том, какой слабостью может обернуться подобное хвастовство. Отец сэра Джорджа часто говорил, что мудрый человек учится на том, что проговаривается глупцами.
   К счастью, Командир никогда не встречался с сэром Джеймсом Уинкастером.
   Сэр Джордж осознал, что Командир несколько секунд ничего не говорил, просто смотрел на него своим приводящим в замешательство тройным взглядом, и встряхнулся.
   - Понимаю... как мне кажется, - сказал он, надеясь, что его подозрение, что Командир хочет, чтобы он ответил, было верным. - Наверное, это было бы все равно что захватить Константинополь и установить контроль над всеми выходами к Черному морю.
   - Не уверен, - ответил Командир. - Я недостаточно знаком с географией вашего родного мира, чтобы понять, точна ли эта аналогия, но, похоже, так оно и есть. В любом случае, меня и членов моей команды ждут крупные бонусы, и это одна из причин, по которой я хочу вознаградить вас. Вы и вам подобные - очень ценный актив гильдии, и, в отличие от некоторых моих собратьев по гильдии, я всегда считал, что о ценном имуществе нужно хорошо заботиться и что оно лучше стимулируется вознаграждением, чем одним только наказанием.
   - Я наблюдал примерно то же самое, - сказал сэр Джордж с выражением, которое, мягко говоря, можно было бы назвать улыбкой. Ему удалось сохранить голос ровным и задумчивым, что бы ни выдало выражение его лица, и он отругал себя за эту обнажающую зубы улыбку, в очередной раз напомнив себе, что его хозяева, возможно, - на самом деле, почти наверняка так и было - лучше разбираются в выражении лиц людей, чем он в их понимании. В отличие от людей, у них, по крайней мере, был опыт общения с десятками других рас и видов существ. Из этого опыта они, должно быть, узнали хотя бы немного о том, как интерпретировать эмоции пришельцев, а даже если бы и не узнали, гораздо лучше переоценивать врага, чем недооценивать его.
   - Я подозревал, что вы могли бы прийти к такому же выводу, - сказал Командир с таким видом, который, по мнению сэра Джорджа, был бы напыщенным, будь Командир человеком. - И все же должен признаться, что лично для меня тот факт, что мы нанесли шарнхейшианам удар, приносит даже большее удовлетворение, чем любая премия.
   - Вы упомянули... - сэр Джордж нетерпеливо фыркнул. У него просто язык не поворачивался произнести это чужеродное название, и Командир снова издал этот тревожный звук.
   - Шарнхейшская гильдия, - пояснил он, и сэр Джордж кивнул.
   - Да. Вы уже упоминали о них раньше, Командир.
   - Действительно, - согласился Командир. В его голосе и выражении лица по-прежнему не было заметно никаких эмоций, но сэр Джордж подозревал, что если бы они и были, то это была бы жгучая ненависть. - Я многое задолжал шарнхейшианам, - продолжил Командир. - Они чуть не разрушили мою карьеру, когда впервые выпустили своих проклятых "римлян".
   Сэр Джордж снова кивнул, стараясь выглядеть понимающим и сочувственным, и в то же время отчаянно надеясь, что Командир продолжит. В предыдущих беседах он упоминал о Шарнхейшской гильдии - очевидно, главном конкуренте его собственного торгового дома. Упоминания были невыносимо расплывчатыми, но все же ясно давали понять, что шарнхейшиане в настоящее время превосходят собственную гильдию Командира, и их успех, похоже, во многом связан с "римлянами", о которых не раз упоминал Командир. Сэру Джорджу даже сейчас было трудно поверить, что "римляне", о которых шла речь, могли быть именно теми, как их называли, но если он ошибался, то хотел это знать. Было бы нелепо полагать, что он мог надеяться чего-то добиться от своих инопланетных хозяев, но сэр Джордж слишком часто сталкивался с чисто человеческими трудностями, чтобы терять всякую надежду, несмотря на огромную разницу в их физических возможностях. Бывали времена, когда немного знаний или понимание мыслей и планов (или страхов) врага могли оказаться ценнее тысячи лучников.
   И, учитывая все чудеса, которыми обладают Командир и ему подобные, знание - единственное, что может помочь мне в борьбе с ними, - напомнил он себе.
   Командир проглотил еще немного пурпурно-золотистой жижи, все три глаза уставились на "световую скульптуру", как будто он совершенно забыл о присутствии сэра Джорджа, и человеку пришла в голову внезапная мысль. Вино в его кубке было, пожалуй, лучшим из тех, что он когда-либо пробовал, и к тому же крепким. Разумно ли было предположить, что жижа в графине Командира была такой же или даже более крепкой для таких, как он? Чем больше он размышлял об этом, тем более вероятным это казалось, и он улыбнулся про себя, как улыбнулась бы акула.
   "Истина в вине", - напомнил он себе и сделал еще один глоток - на этот раз совсем маленький - из своего кубка.
   - Именно шарнхейшиане и их римляне давным-давно помешали мне стать комиссаром сектора, - наконец сказал Командир. Он перевел взгляд со световой скульптуры на сэра Джорджа, и англичанин снова спрятал улыбку, когда понял, что взгляд того стал немного рассеянным. Казалось, что его глаза блуждают в разных направлениях, и он отметил этот факт. Он мог ошибаться, но даже если это было не так, то распознавание признаков опьянения у Командира могло бы оказаться полезным в будущем.
   - Откуда мне было знать, что они могут придумать что-то подобное римлянам? - спросил Командир. - Им, должно быть, стоило целое состояние подкупить Совет, чтобы тот позволил им приобрести проклятых варваров. - Сэр Джордж слегка склонил голову набок, и Командир хлопнул по столу большим пальцем руки. На обычном столе такой удар произвел бы оглушительный звук; на этом столе вообще не было слышно шума, но Командир, казалось, почувствовал некоторое облегчение от этого жеста.
   - О, да. - Он сделал еще один большой глоток и снова наполнил свой бокал. - У Федерации есть правила, знаете ли. Законы. Например, о том, что никто из нас не может использовать современное оружие в примитивных мирах. Они называют это "Главной директивой". - Он отхлебнул еще немного жидкости, но его верхний рот не переставал говорить. - Кучка лицемеров, вот кто они такие. Ведут себя так, будто это должно защищать тупых примитивов. Вы знаете, что это такое на самом деле?
   Его большой центральный глаз уставился на сэра Джорджа, и англичанин покачал головой.
   - Страх, вот что, - сказал ему Командир. - Глупые бюрократы боятся, что мы потеряем некоторые из наших игрушек там, где их смогут найти варвары. Как будто идиоты вообще могут в них разобраться.
   Он снова замолчал, и, хотя его голос и выражение лица казались чужими, сэр Джордж все больше убеждался, что он действительно такой же угрюмый, как любой пьяный человек.
   - На самом деле, знаете, в этом есть какой-то смысл, - наконец продолжил Командир. Он еще раз беззвучно стукнул по столу и откинулся на спинку странного, похожего на ведро предмета мебели, который служил ему стулом. - На перемещение между звездами, даже с фазовым приводом, уходят годы. Это одна из причин, по которой корабли такие чертовски большие. Знаете, это необязательно. Мы могли бы разместить фазовый привод в корпусе, который в десять раз меньше этого, а то и меньше. Но размер не имеет большого значения. О, кривая массы важна, но как только вы освоите базовую систему... - Он махнул рукой, и сэр Джордж снова кивнул. Он не имел ни малейшего представления о том, что такое "кривая массы" или "фазовый переход", и в тот момент его это не слишком волновало. Другие фрагменты имели для него смысл, и он жадно слушал, ожидая продолжения.
   И, - подумал он, пряча лицо, похожее на маску, - наблюдать за Командиром совсем не вредно. Действительно, "истина в вине"! Его голос и выражение лица, возможно, и не выдают многого, но его жесты - совсем другое дело. Возможно, я искал не там, где следовало, чтобы оценить его настроение. - Это он тоже отложил в сторону и откинулся на спинку стула, обхватив кубок обеими руками и слушая внимательно... и сочувственно.
   - Дело в том, что, если на путешествие уходят десятилетия, лучше иметь возможность сделать его стоящим, верно? - спросил Командир. - Думаете, этот корабль большой? - Еще один взмах руки с двумя большими пальцами, указывающий на переборки. - Ну, ошибаетесь. В мире много кораблей, намного больше этого. На самом деле, это корабли гильдии, потому что управление действительно большим кораблем обходится ничуть не дороже, чем таким маленьким, как этот. Но это и есть истинная причина их дурацкой "Главной директивы".
   - Размер ваших судов? - сэр Джордж придал своему тону озадаченность и свирепо наморщил лоб, надеясь, что Командир достаточно хорошо разбирается в выражении лица человека, чтобы распознать недоумение, хотя, если его оценка состояния собеседника была точной, маловероятно, что Командир заметил бы что-то столь неуловимое, как выражение лица представителя инопланетной расы. Но независимо от того, понял Командир выражение его лица или нет, быстро стало ясно, что он задал правильный вопрос.
   - Конечно, нет, - ответил ему Командир. - Дело не в размерах, а в скорости. Между посещениями большинства этих захолустных планет может пройти пятнадцать или двадцать ваших лет. А может, и больше. Я знаю одну планету, на которую гильдия отправляет корабль примерно раз в два с половиной ваших столетия, и Федерации это тоже известно. Поэтому они не хотят рисковать, чтобы между визитами какая-нибудь кучка примитивов поняла, что мы на самом деле не боги или что-то в этом роде. Мы хотим, чтобы рядом с нами они испытывали благоговейный трепет и смирение. Вот почему они издали свою "Главную директиву", где-то вроде... - Командир на несколько секунд задумался, как будто что-то обдумывая. - Примерно восемнадцать тысяч ваших лет назад, я думаю. Плюс-минус столетие или два.
   Он снова издал тревожный звук, и сэр Джордж теперь был уверен, что это был эквивалент смеха у его вида. На мгновение, однако, это перестало иметь значение. Восемнадцать тысяч лет? Цивилизация его инопланетных хозяев существовала более восемнадцати тысячелетий? Невозможно! И все же...
   - Даже для нас это давний срок вступления закона в силу, - сказал Командир. Его писклявый голос звучал все менее отчетливо, слова начали слегка расплываться в окончаниях, когда он наклонился к сэру Джорджу, и барону пришлось сдержать собственный смешок, когда он понял, что тот, кто переводил, старательно искажал перевод, чтобы он соответствовал пьяному оригиналу. - Мы, знаете ли, не любим ничего менять без необходимости, поэтому, как только пишем закон, он остается в силе какое-то время, но этот закон доставил много хлопот гильдиям, потому что из-за него мы не могли просто взять и навести порядок должным образом. На самом деле нам пришлось торговаться с варварами, настолько примитивными, что они понятия не имеют о ценности вещей, на которых сидят. В конце концов, мы не могли нарушить проклятую "Главную директиву", не так ли?
   Еще один удар по столу. На этот раз он все равно не произвел бы никакого звука, потому что Командир совершенно не задел столешницу, и сэр Джордж начал задаваться вопросом, сколько еще продержится это существо, прежде чем потеряет сознание.
   - Так что же сделали шарнхейшиане? - продолжил Командир. - Вот что я вам скажу. Они отправились на поиски другого примитивного мира, о котором Совет еще даже не знал, и купили своих проклятых "римлян". Никому из нас это и в голову не приходило. Но в Главной директиве не говорится, что мы не можем применять силу. Это говорит лишь о том, что мы не можем использовать наше собственное оружие. Просто никому из нас никогда не приходило в голову, что мы можем что-то сделать, не используя наше оружие, кроме как вести переговоры и давать взятки.
   Он опустил свой кубок и несколько секунд вглядывался в него, затем издал звук, подозрительно похожий на человеческую отрыжку, и перевел взгляд на сэра Джорджа.
   - Но только не гильдия Шарнхейш. Если они хотят занять примитивный мир, то просто посылают своих римлян. Таких же примитивных, как местные варвары, так что Совету не на что жаловаться, и я скажу это в пользу римлян. Они крепкие орешки. Они никогда не сталкивались ни с чем, с чем не могли бы справиться, и шарнхейшиане использовали их, чтобы отнять у других гильдий десятки захолустных миров. Целые торговые сети, разорванные на куски. Стратегические товары конфискованы, права на складирование и базирование отобраны у нас, карьеры разрушены. И все потому, что шарнхейшиане заполучили несколько тысяч примитивов в бронзовых доспехах.
   Он надолго замолчал, взбалтывая жижу в своем кубке и вглядываясь в него, затем снова перевел взгляд на сэра Джорджа.
   - Но они не единственные, кто может играть в эту игру. Они думали иначе. Другие гильдии собрались вместе, чтобы пожаловаться Совету, и Совет согласился рассмотреть этот вопрос. Возможно, шарнхейшиане даже решат полностью отказаться от использования своих римлян, но на это могут уйти столетия, а тем временем гильдия Шарнхейш перевозит их из одной стратегической точки в другую и отнимает эти точки у всех нас. И они подкинули кому-то из Совета достаточно крупную взятку, чтобы ваш мир был объявлен закрытым для всех нас.
   Сэр Джордж напрягся и понадеялся, что Командир был слишком пьян, чтобы заметить это. Его не удивило, что другая гильдия могла подкупить Совет, о котором говорил Командир. Подкуп нескольких ключевых правителей часто был эффективнее - и дешевле - чем полагаться на армии. Хотя, если бы его величество потратил чуть больше денег на свою армию и чуть меньше на попытки купить союзников во время своей первой французской кампании, к ее концу он, возможно, был бы на троне Франции!
   Но если Командир говорил правду, если Совет, на который он ссылался, имел полномочия объявить, что дальнейшие контакты с родным миром сэра Джорджа запрещены, и сделал это, тогда гильдия Командира, должно быть, нарушила этот указ, чтобы похитить сэра Джорджа и его солдат. И если это было так - если их рабство было незаконным в глазах тех, кто считался Короной среди этих существ, - то они были в еще большей опасности, чем он предполагал.
   - Мне потребовалось два или три ваших столетия, чтобы понять, где находится ваш мир, - продолжил Командир, и теперь сэр Джордж, казалось, почувствовал гордость. - Некоторые другие гильдии набирали свои собственные примитивные армии, из таких как хатори. Но никто из них не мог сравниться с римлянами. Я до сих пор помню, как мы в первый раз послали хатори против кучки туземцев. - Командир уставился в свой кубок, и его уши прижались друг к другу.
   - Проклятые аборигены изрубили их на куски, - сказал он после долгой паузы. - Сначала это стоило им больших потерь, но потом они набросились прямо на хатори. Убивали их одного за другим. Сомневаюсь, что в конце концов хоть один из двадцати остался в живых, но против проклятых римлян не случилось бы даже такого. Это не просто воины - это демоны, которые уничтожают все, с чем сталкиваются. Итак, мне пришло в голову, что нам нужны собственные римляне, и я попросил моего кузена по яслям убедить комиссара своего сектора замолвить за меня слово перед мастерами гильдий. Мне нужна была любая помощь, которую я мог получить, спасибо шарнхейшианам и их римлянам. Конечно, помогло то, что к тому времени они сделали то же самое с десятками других членов гильдии, и не только в нашей гильдии. Так что они дали мне шанс восстановить свою карьеру, если бы я смог выяснить, откуда взялись римляне, обойти запрет Совета и найти нам своих собственных римлян. И я это сделал.
   На этот раз его шлепок снова пришелся по столешнице, хотя и по-прежнему беззвучно, и он неуклюже откинулся на спинку стула.
   - Но мы же не римляне, - заметил сэр Джордж через мгновение. Он побоялся произнести еще хоть слово, потому что, если Командир вспомнит что-нибудь из этого разговора - и поймет, что проговорился, - позже у него будет один очень простой способ исправить свою ошибку.
   - Конечно, нет, - сказал Командир. - В некотором смысле, это тоже хорошо. Конечно, это удивило меня. Я никогда не ожидал увидеть столько изменений на одной планете за такой короткий период. Между вами и римлянами не могло быть больше восьмисот или девятисот ваших лет, и только взгляните на все различия. Это неприлично. О, - он снова махнул рукой, - вы, конечно, все еще примитивны. Ничего не изменилось. Но мы успели в самый последний момент. Еще пять или шесть ваших столетий или около того, и вы, возможно, действительно использовали бы настоящее огнестрельное оружие, а мы не могли допустить это. Маловероятно, я признаю, но вы уже экспериментировали с ним. - Командир посмотрел на сэра Джорджа. - Не могу не задаться вопросом, как вы так быстро додумались до этой идеи. Могли ли шарнхейшиане ошибиться и предложить ее вам?
   - Идея "огнестрельного оружия"? - сэр Джордж нахмурился.
   - По-моему, вы называете это "потс-де-фер", - сказал Командир.
   - Горшки для разведения огня? - сэр Джордж моргнул в неподдельном ужасе. - Но это всего лишь игрушки, Командир! Возможно, они хороши для отпугивания лошадей и людей, которые никогда с ними не сталкивались, но вряд ли это серьезное оружие. Даже бомбарды - не более чем шумная помеха для тех, кто знает свое дело! Да мои лучники перебьют любую армию, у которой хватит глупости вооружиться таким оружием. На самом деле арбалеты гораздо эффективнее, чем они!
   - Без сомнения, так оно и есть - сейчас, - ответил Командир. - Но так не останется. Конечно, у вас впереди еще тысяча лет или около того, прежде чем кто-нибудь разработает по-настоящему эффективное стрелковое оружие. Тем не менее, я полагаю, что это довольно хороший пример того, почему они в первую очередь приняли Главную директиву. Если бы шарнхейшиане каким-то образом не заразили ваш мир, вы бы вообще никогда не изобрели порох - по крайней мере, так быстро.
   Он сделал еще один большой глоток, и сэр Джордж решил держаться подальше от вопроса о том, откуда берется порох. Сам он знал об этом предмете очень мало - такое оружие стало доступно в Европе только при его жизни, и, как и большинство его современников-военных, он слабо верил, что оно когда-нибудь станет столь же эффективным полевым оружием. Конечно, такие грубые, недальнобойные, опасные устройства никогда не представляли бы угрозы превосходству его лучников! И все же, казалось, что Командир находил их существование очень важным, что вызывало у него немалое беспокойство. Создавалось впечатление, что начало экспериментирования людей с ними было чем-то угрожающим, и сэр Джордж не собирался утверждать, что шарнхейшиане не имели никакого отношения к разработке. Кроме того, откуда ему было знать, что делала конкурирующая гильдия?
   - В любом случае, - сказал Командир, слова его были еще более невнятными, чем когда-либо, - хорошо, что мы нашли вас вовремя. Мы бы вообще не смогли вас использовать, если бы у вас было огнестрельное оружие. Это было бы явным нарушением Главной директивы и вызвало бы вопросы. Люди бы тоже заметили, и Совет начал бы задавать свои собственные вопросы.
   Он снова наклонился к сэру Джорджу и на этот раз похлопал англичанина по колену с таким видом, который у другого человека показался бы заговорщицким.
   - А так, на самом деле, это никого не волнует. Просто еще одна кучка примитивов с оружием на мускульной тяге, беспокоиться не о чем. Никто из инспекторов Совета даже не знает о людях достаточно, чтобы понять, что вы и римляне - представители одного вида, и если кто-нибудь из них когда-нибудь заметит, мы знаем, куда вложить взятки, чтобы убедить их в том, что они ошибались. Кроме того, - еще одно похлопывание по колену, - вы все вне закона. - Сэр Джордж нахмурился, озадаченный странной фразой, и Командир хлопнул себя по колену в третий раз. - Никаких документов, - сказал он, и слова его стали настолько невнятными, что сэру Джорджу стало практически невозможно разобрать их даже как слова, не говоря уже о том, чтобы уловить концепцию, стоящую за ними. - Вытащил вас из самого эпицентра бури. Все на вашей дурацкой планете думают, что вы все утонули - и без нас тоже бы утонули, знаете ли. Но это означает, что даже если Совет проведет расследование, он не найдет никаких доказательств контакта между нами и вашим миром, потому что, кроме того, что вытащили вас из воды и угнали пару сот лошадей посреди ночи, ничего не было. Так что у нас есть своя маленькая армия, и если только какой-нибудь инспектор не проявит любопытства, никто даже не спросит, откуда вы взялись.
   Командир снова откинулся на спинку стула и потянулся за своим кубком. Но его ощупывающая рука перевернула его, и он посмотрел на него сверху вниз. Теперь его центральный глаз был почти таким же расфокусированным, как и второстепенные, а его странные, скошенные набок веки начали закрывать их все.
   - В'т в'м и `твет, Ш'рнхейш, - пробормотал он. - Д'маете, р'зрушили мою к'рьеру, не так ли? Но кто с'бирается...
   Его голос совсем затих, глаза закрылись, и он обмяк на сиденье. Верхняя часть его рта приоткрылась, и оттуда донесся свистящий звук, который, как понял сэр Джордж, должен был быть эквивалентом храпа у его вида.
   Человек сидел на своем стуле, оцепенело глядя на Командира, пока дверь снова бесшумно не открылась. Он быстро поднял глаза и увидел в проеме одного из телохранителей своего хозяина. Человек-дракон повелительно махнул когтистой лапой, и сэр Джордж заметил, что другая его рука покоится на оружии, висящем в ножнах на боку.
   Может быть, это и есть то, что Командир на самом деле имел в виду под "огнестрельным оружием"? - внезапно задумался он. Даже настоящий дракон не может извергать более горячий "огонь", чем они... И они, безусловно, гораздо опаснее любого дурацкого горшка с огнем!
   Человек-дракон снова сделал знак, смысл которого был ясен, и сэр Джордж вздохнул и поднялся. Конечно, они не оставили бы его наедине с потерявшим сознание Командиром. Без сомнения, они наблюдали за ним через какой-нибудь глазок и пришли забрать его, как только Командир потерял сознание. Но обратили ли они хоть какое-то внимание на разговор Командира перед тем, как он потерял сознание? И даже если бы обратили, догадывались ли они, что сэр Джордж может осознать важность того, что сказал ему Командир?
   Он надеялся, что нет, так же как и на то, что Командир не вспомнит всего, о чем он проговорился. Потому что, если бы остальные догадались или Командир вспомнит, сэр Джордж почти наверняка умер бы.
   В конце концов, командиру их любимой армии когда-нибудь пришло бы в голову, что если кто-то из Совета - где бы и что бы это ни было - начнет сомневаться в происхождении этой армии, то всей армии придется исчезнуть.
   Навсегда... и никаких следов, которые могли бы связать гильдию Командира с планетой, которую запретил "Совет".
  
   - Ты уверен, любовь моя?
   Леди Матильда Уинкастер откинулась на подушки под ярким тентом и с серьезным выражением лица посмотрела на своего мужа. Несмотря на трудности с пониманием настроений пришельцев, недоверие Командира было очевидным, когда сэр Джордж в первый раз попросил разрешения у англичан разбить палатки за пределами корпуса огромного корабля. Это было давным-давно, всего лишь в третьем мире, куда их доставили, и Командир очень внимательно относился к сэру Джорджу, предостерегая от любой мысли о том, что англичане могут ускользнуть и спрятаться от своих хозяев. Сэр Джордж не усомнился в этом предупреждении и предпринял шаги, чтобы не менее убедительно донести его до своих подчиненных. Он также был в состоянии понять, почему Командир был поражен тем, что кто-то может предпочесть палатку под открытым небом всегда идеальной температуре и роскоши корабля. Конечно, у англичан, несомненно, было гораздо меньше такой роскоши, чем у их хозяев, но то, что они имели, превосходило все, чем мог бы похвастаться любой король или император на Земле.
   Они были хорошо осведомлены о чудесах, и, несмотря на свое пленение, не были настолько глупы, чтобы отвергать их. Но у них также была врожденная тяга к открытому небу и естественному воздуху... даже к "естественному воздуху" планет, которые никогда не были домом для представителей их вида. В хорошую погоду многие из них предпочитали спать на свежем воздухе, под дуновение ветерка, под пение птиц, которых на данной планете принято считать птицами, и под журчание текущей воды. И даже те, кто неизменно возвращался на борт корабля на ночь, иногда наслаждались трапезой на свежем воздухе. Действительно, праздники-пикники часто напоминали фестиваль или ярмарку на Земле, помогая им сплотиться и укрепить чувство общности.
   И они были не только армией, но и сообществом. Во многих отношениях им повезло, что среди них было так мало людей благородного происхождения, часто думал сэр Джордж. Он сам был единственным настоящим дворянином, и, кроме него и Мейнтона, только один рыцарь, сэр Генри де Марикур, мог претендовать на какое-либо высокое происхождение. Остальные его люди были простого происхождения... как и их жены. Это означало, что, особенно с леди Матильдой во главе, они решили не обращать внимания на сомнительное происхождение многих незамужних женщин лагеря, которые присоединились к ним в их вынужденном изгнании. Большинство из тех, кто посещал лагерь, хотя и далеко не все, довольно быстро обзавелись мужьями. Некоторые предпочли этого не делать, и отец Тимоти согласился, учитывая обстоятельства, не выступать против них. Мужчин было гораздо больше, чем женщин, и единственное, что могло вызвать проблемы среди них, - это неравенство в численности. Без сомнения, отец Тимоти предпочел бы, чтобы все женщины были законными супругами, но он тоже в свое время был солдатом. Он понимал характер людей, которые все еще оставались такими, и был способен оценить необходимость приспосабливаться к условиям, в которых они были вынуждены жить.
   В результате даже те женщины, которые продолжали заниматься своим первоначальным ремеслом, не подверглись остракизму, как это могло бы быть, и сплоченная группа семей сформировала ядро английского сообщества. Неуклонно растущее число детей (как законных, так и незаконнорожденных) еще больше укрепляло это чувство общности, и, несмотря на всю горечь, с которой сэр Джордж относился к своему рабству, даже он сам должен был признать, что испытывает благоговейный трепет при мысли о том, что ни один из этих детей не погиб в младенчестве. Несомненно, это был самый ценный из "предметов роскоши", которые им предоставляли их хозяева. Однако самым странным (хотя трудно было выбрать что-то самое странное) был тот факт, что матери очень немногих из этих детей помнили о своих родах. Поначалу это вызывало некоторое недоумение и даже ужас и разговоры о "подменышах", но со временем женщины привыкли к тому, что их дети почти всегда рождаются во время одного из периодов их сна. Медик объяснил процесс, указав, что избавляться от таких отнимающих много времени забот, как беременность, имеет смысл только во время сна, и после первоначального периода крайнего беспокойства большинство женщин согласились с этим. Сэра Джорджа позабавило (но не удивило), что почти во всех случаях женщины рожали большинство детей "старомодным" способом.
   Он улыбался даже сейчас, вспоминая об этом, но его внимание было приковано к вопросу жены. Одной из истинных причин, по которой он просил размещать своих людей вне корабля, была его уверенность в том, что все, сказанное на борту, будет подслушано одним из умных механических шпионов их хозяев. Вполне вероятно, что те же самые шпионы могли подслушивать их и за пределами корабля, но он надеялся, что это будет хотя бы немного сложнее. И подозревал, что даже самому умному механизму было бы трудно уследить за несколькими сотнями отдельных разговоров на открытом воздухе, на фоне шума ветра и воды. Это означало, что такие экскурсии были единственным временем, когда он чувствовал себя в безопасности, обсуждая опасные вопросы.
   Хотя даже тогда, размышлял он, единственным человеком, с которым он по-настоящему обсуждал их, была Матильда.
   - Да, я уверен, - сказал он наконец, встречаясь взглядом с ее серыми глазами и отвечая на ее вопрос. Боже, она прекрасна, подумал он со знакомым чувством удивления и благоговения. На семь лет моложе его - или, по крайней мере, на семь лет моложе там, на Земле, - ее огромные глаза и великолепие золотистых волос восхитили его с того самого момента, как он увидел ее. Она была более знатного рода, чем он, но его дед и отец-солдаты были бережливыми людьми, а Уикворт был таким поместьем, которое могло понравиться любому отцу благородного происхождения.
   Их брак был выгоден с политической точки зрения, но в нем было и нечто большее, что стало одной из причин теплых отношений с графом Кэтуоллом, которыми так дорожил сэр Джордж. Граф был любящим отцом. Он отказался выдавать свою дочь замуж ради собственной выгоды, потому что хотел, чтобы она вышла замуж по любви, и был удовлетворен тем, что она поступила именно так, когда наблюдал за ней со своим зятем.
   Он также активно поощрял стремление своей дочери к образованию, что было почти неприлично, и сэр Джордж был искренне благодарен ему за это. Любовь Матильды была основой его собственной силы, но она также стала его самым мудрым и надежным советчиком.
   - Я не думаю, что он осознает, что раскрыл так много, - продолжал барон, поднимая кубок с вином, чтобы скрыть движение своих губ, и говоря очень тихо, - но я уверен в этом. Более уверен, чем мне хотелось бы.
   - Но, конечно, больше нет никаких сомнений в том, что мы действительно так ценны для его гильдии, как он утверждает, - отметила леди Матильда. - Они не стали бы так легко отказываться от инструмента, ценность которого они так высоко оценивают.
   - Гм. - Сэр Джордж отставил кубок в сторону, затем потянулся, демонстративно зевнув. Он улыбнулся жене и положил голову ей на колени, улыбнувшись, когда она пощекотала кончик его носа стебельком местной травы. На посторонний взгляд, они были всего лишь двумя людьми - удивительно молодыми и привлекательными - влюбленными друг в друга, но его глаза были серьезны, когда он смотрел на нее снизу вверх.
   - Мы действительно ценны, - согласился он, - но также и те, кем ты нас только что назвала: инструмент. Ты не провела с ним столько часов, сколько я, любимая. Хотел бы я этого не делать, но я это сделал. И в ходе этого понял, что мы не представляем для него абсолютно никакой ценности, кроме как инструменты. Он смотрит на нас так, как мы могли бы смотреть на лошадь или корову. Определенно, с меньшей симпатией, чем я питаю к Сатане!
   - Потому что мы не такие, как он? - пробормотала леди Матильда с озабоченным выражением лица, и сэр Джордж пожал плечами.
   - Отчасти, возможно, но я думаю, что не полностью. По крайней мере, он любит хвастаться, и я извлек из его хвастовства все, что мог. Насколько я могу судить, в "Федерации", о которой он говорит, есть несколько видов существ. Его собственный вид - всего лишь один из них, и между ними есть большие физические различия. Но они кажутся очень похожими по духу и мировоззрению. Все они считают себя "продвинутыми" из-за машин и других устройств, которые они создают и которыми управляют, точно так же, как считают нас "примитивными", потому что нам не хватает знаний для создания таких устройств. А для Федерации первобытные люди значат меньше, чем французские рабы. Как у первобытных людей, у нас нет ни прав, ни ценности, кроме как в качестве орудий труда. Мы даже отдаленно не равны им, и большинство из них и глазом не моргнут при мысли о том, чтобы убить нас всех. Так что, если вдруг окажется, что потенциальное открытие того, что гильдия Командира нарушила указ Федерации, перевешивает нашу ценность на поле боя...
   Он снова пожал плечами, и она с сожалением кивнула, ее великолепные глаза потемнели. Он почувствовал страх, который она пыталась скрыть, и печально улыбнулся, протянув руку, чтобы погладить ее по колену.
   - Прости меня, дорогая моя. Мне не следовало обременять тебя этой мыслью.
   - Чепуха! - она закрыла ему рот маленькой ладошкой и яростно покачала головой. - Я твоя жена, и ты не бог, чтобы взваливать всю тяжесть нашей судьбы на свои плечи в одиночку. Возможно, я ничем не могу помочь, кроме как выслушать, но, по крайней мере, это - и разделить твое бремя - я могу сделать!
   - Возможно, - согласился он, протягивая руку, чтобы погладить ее по щеке. Она наклонилась, чтобы поцеловать его, и он насладился вкусом ее губ. Она прервала поцелуй и начала говорить что-то еще, но он покачал головой и нежно притянул ее к себе, положив ее голову себе на плечо, пока они лежали на подушках, глядя в небо.
   Она приняла его невысказанное предложение сменить тему и стала более непринужденно говорить об их детях - сначала об Эдуарде, а затем о четырех младших детях, родившихся у них на борту корабля их хозяев. Для Матильды это было величайшим чудом из всех, потому что, вернувшись в Ланкастер после рождения Эдуарда, она так и не смогла забеременеть, и ее дети были единственной незапятнанной радостью в их плену. Они принадлежали и сэру Джорджу, и поэтому он слушал с улыбкой и нежным вниманием, пристально вглядываясь в ее лицо и ни разу, даже мимолетным взглядом, не заметив присутствия человека-дракона, который выплыл из-за деревьев-пауков. Существо на долгое мгновение остановилось возле навеса, под которым лежали барон и его дама. Оно постояло там, как будто внимательно прислушиваясь, а затем, так же медленно и бесшумно, как и появилось, поплыло обратно в лес и исчезло.
   Командир редко появлялся среди бойцов "своей" армии, но демонический шут взял за правило собирать их всех в своей части огромного корабля на следующий день после того, как они одерживали очередную победу для его гильдии. В свою очередь, сэр Джордж позаботился о том, чтобы никто из этих людей никогда не раскрыл своих чувств по поводу этих вызовов, поскольку Командир плохо отреагировал бы на их презрение и затаенный гнев. Барон никогда не мог понять, как даже Командир мог быть таким невежественным в отношении людей, которые сражались и умирали за него, потому что у них не было выбора, но то, что он таким и был, казалось неоспоримым. Кто, кроме глупца, ничего не знающего об англичанах, мог бы предстать перед теми, кого он похитил из их домов, превратив в своих рабов, чтобы похвалить за их усилия ради него? Сказать им, как хорошо они служили гильдии, которую они возненавидели всем сердцем и душой? Пообещать им в качестве "награды" за их "доблесть" и "верность" привилегию видеться с собственными женами и детьми?
   Тем не менее, это было именно то, что Командир делал в других случаях, и это было то, что он сделал сегодня... в то время как люди-драконы окружали его, словно защищая, а бородавчатолицые в доспехах флегматично стояли вдоль переборок огромной восьмиугольной камеры, наблюдая лягушачьими глазами сквозь прорези в забралах. Сэр Джордж стиснул зубы так, что у него заболели мышцы, пока этот пронзительный, лишенный эмоций голос монотонно произносил свой бесконечный монолог. Он почувствовал, как от его людей, словно дым, поднимается невидимая ярость, и еще раз подивился тому, что существо, чей род способен создавать такие чудеса, как корабль и все его замечательные слуги, может быть таким глупым. Это было похоже на то, как если бы Командир прочитал какой-нибудь трактат, в котором говорилось, что командир варваров должен вдохновлять свои войска лестными словами, и был полон решимости сделать именно это.
   - ...награждаю вас за вашу храбрость и упорство, - продолжал пронзительный голос. - Я приветствую вашу преданность и отвагу, которые в очередной раз привели знамя нашей гильдии к победе, и надеюсь наградить вас по достоинству в самом ближайшем будущем. Тем временем, мы...
   - Награда, которую я заслуживаю, да? - пробормотал Рольф Грейхейм. Он стоял рядом с сэром Джорджем, и его голос едва слышался, срываясь с губ, обросших густыми усами. - Я хочу только одной награды, милорд, и это - меткий выстрел. Только один.
   Сэр Джордж резко толкнул лучника локтем, и Грейхейм с виноватым видом закрыл рот. Он знал приказы сэра Джорджа не хуже других, но, как и его барон, испытывал к Командиру только презрение. Демонический шут был далеко не первым высокомерным лордиком, которого Грейхейм видел в своей карьере, но, возможно, он был самым глупым. Хотя он и был уверен в превосходстве своих механизмов и охраны, у него все же хватало ума выводить из себя бойцов, заставляя их слушать подобную чушь. Даже француз не был настолько глуп!
   - Простите, милорд, - пробормотал капитан лучников. - Мне не следовало этого говорить. Но даже шотландец не стал бы...
   Он снова сжал челюсти, и сэр Джордж бросил на него суровый взгляд, который лишь слегка подпортила улыбка, тронувшая уголки его рта. Легкое подергивание губ придало Грейхейму смелости, и его серо-зеленые глаза на мгновение вспыхнули. Затем он виновато пожал плечами и снова обратил свое внимание на Командира.
   - ...и поэтому мы проведем здесь еще несколько ваших недель, - говорил демонический шут. - Трусливые псы, которых вы загнали на псарню, не представляют никакой угрозы, - казалось, он совершенно не замечал, как глупо звучат его слова для человеческого слуха, произнесенные его пронзительным, лишенным эмоций голосом, - и у вас, ваших подруг и детей будет время насладиться солнечным светом и свежим воздухом, которыми вы так дорожите. А теперь идите. Возвращайтесь к своим семьям, уверенные в том, что наша гильдия ценит вас.
  
   Сэр Джордж направился было к выходу вслед за своими людьми, но Командир жестом остановил его. Грейхейм и Мейнтон тоже остановились, вопросительно встретившись взглядами с сэром Джорджем, но тот едва заметным кивком головы отправил их за остальными. Он проводил их взглядом, затем повернулся к своему хозяину.
   - Да, Командир?
   - Не все жители этой планеты были в достаточной степени запуганы вашей победой над местными кланами, - сказал Командир. - Похоже, они понимают, что силы их местных коллег были полностью уничтожены, но не верят, что то же самое можно было бы сделать с их собственными. Очевидно, они считают, что те, кого вы победили, были плохо ведомы и мотивированы - в отличие, конечно, от их собственных воинов. Хотя они и проявляют осторожность, но еще не осознали, что у них нет другого выбора, кроме как делать то, что мы им приказываем, или быть уничтоженными в свой черед.
   Он замолчал, не сводя пристального взгляда с лица сэра Джорджа, и человек попытался скрыть свое смятение. Не из-за беспокойства о том, что может случиться с его собственными людьми, а потому, что мысль о том, чтобы убить еще больше местных не-людей на благо гильдии Командира, вызывала у него отвращение.
   - Понятно, - сказал он наконец. - А нам не придется уничтожать их силы в полевых условиях?
   - Возможно, - ответил Командир все тем же бесстрастным голосом, - но я надеюсь избежать этого. Мы были бы вынуждены переместить корабль, чтобы доставить ваши войска в зону досягаемости их воинов. Это было бы неудобно. Хуже того, это могло бы подтолкнуть их к сопротивлению. Такие примитивные виды демонстрировали подобное поведение в прошлом, особенно когда считали, что их численность значительно выше. Мой собственный анализ показывает, что перемещение корабля из точки в точку, подчеркивающее тем самым тот факт, что у нас есть только один такой корабль и лишь ограниченное число вас, англичан, может побудить некоторых из них переоценивать свою способность противостоять нам. В конце концов, конечно, будет доказано, что они ошибались, но, чтобы преподать им этот урок, нам, возможно, придется провести в этом единственном мире гораздо больше времени, чем хотелось бы моему начальству.
   - Понимаю, - повторил сэр Джордж, и на этот раз он действительно понял. До того, как он попал в руки гильдии Командира, он тоже иногда ловил себя на том, что оглядывается через плечо на начальство, которое требовало, чтобы он выполнял свои задачи с почти невозможной скоростью. Не то чтобы понимание затруднительного положения Командира вызвало у него какое-то особое сочувствие.
   - Без сомнения, это так, - ответил Командир. - Однако я надеюсь избежать этой необходимости, продемонстрировав им их неполноценность. Соответственно, я созвал всех главных вождей, которые находятся на разумном расстоянии от нашего текущего местоположения. Они начнут прибывать в течение ближайших двух местных дней, и все должны быть здесь не позднее, чем через двенадцать. Хотя ваши луки до крайности неуклюжи и примитивны, у местных нет ничего, что могло бы сравниться с ними по дальности стрельбы. Когда прибудут вожди, вы продемонстрируете им этот факт, а лидеры кланов, которых вы уже победили, объяснят им, как ваше оружие позволило вам уничтожить их собственные войска. Имея перед глазами это доказательство их неполноценности, они должны быть вынуждены признать, что на самом деле не могут противостоять вам в открытом бою, и поэтому у них нет иного выбора, кроме как принять мои условия.
   Он снова сделал паузу, ожидая, пока сэр Джордж кивнет.
   - Очень хорошо. Подробности демонстрации я оставлю на ваше усмотрение. Будьте готовы рассказать мне о них через два дня.
   Командир отвернулся, не сказав больше ни слова, и большинство его телохранителей, людей-драконов окружили его. Один из них остался, очевидно, чтобы сопроводить сэра Джорджа с корабля, но барон не обращал внимания на чужеродное существо, не сводя горящих глаз с надменной спины Командира, в то время как бородавчатолицые следовали за демоническим шутом и его свитой.
   Планируешь демонстрацию, не так ли? - ядовито подумал сэр Джордж. - Господи, но я-то знаю, что хотел бы использовать в качестве мишени! Вид твоей драгоценной шкуры, из которой торчат стрелы, похожие на павлиньи перья, должен произвести неизгладимое впечатление на "местных лордиков"!
   Он горько фыркнул при этой мысли, затем глубоко вздохнул и повернулся к человеку-дракону, когда люк за Командиром закрылся. Высокий инопланетянин посмотрел на него сверху вниз, а затем жестом пригласил сэра Джорджа покинуть корабль вместе с ним.
   Сэр Джордж подчинился этому жесту, не без новой вспышки гнева. Однако обижаться на человека-дракона не было смысла, и он постарался не обращать внимания на свои эмоции, пока человек-дракон выводил его из незнакомой части корабля.
   Однако, к удивлению сэра Джорджа, инопланетянин не остановился, когда они добрались до огромной грузовой палубы, открытой для осмотра местными жителями. Вместо этого человек-дракон действительно последовал за ним с корабля, как будто намеревался сопровождать его до самого павильона, который был сооружен для сэра Джорджа и леди Матильды.
   Барон остановился, удивленный таким отступлением от обычной практики, но человек-дракон только жестом указал ему идти вперед. Он еще мгновение колебался, затем слегка пожал плечами и продолжил свой путь.
   Они вдвоем миновали заросли кустарника, отделявшие английский лагерь от корабля, и сэр Джордж улыбнулся, увидев ожидавшую его Матильду. Он поднял руку и открыл рот, чтобы окликнуть ее по имени...
   .. и обнаружил, что лежит на земле, совершенно не помня, как он сюда попал.
   Моргнул, голова у него закружилась, и он поднял взгляд, когда маленькая ручка озабоченно погладила его по лбу. На него смотрело встревоженное лицо Матильды, а за ней он увидел отца Тимоти, Дикона Ярдли, сэра Ричарда, Рольфа Грейхейма и дюжину других людей. И, к своему огромному удивлению, увидел человека-дракона, который все еще стоял позади круга людей гораздо более низкого роста и смотрел на него поверх их голов.
   - Любовь моя? - голос Матильды был напряженным от волнения, и он снова моргнул, заставляя себя сфокусировать взгляд на ее лице. - Что случилось? - потребовала она.
   - Я... - Он моргнул в третий раз и покачал головой, которая, как он теперь понял, лежала у нее на коленях. Казалось, она все еще была прикреплена к его плечам, и его губы изогнулись в легкой, кривой улыбке.
   - Понятия не имею, - признался он. - Я надеялся, что, возможно, ты сможешь рассказать мне об этом!
   Его поддразнивающий тон несколько смягчил ее встревоженное выражение лица, но настала ее очередь покачать головой.
   - Если бы я только могла, - сказала она ему, и ее голос был гораздо серьезнее, чем у него. - Ты просто вышел из-за кустов и поднял руку, а затем рухнул. И, - ее голос слегка дрогнул, - пролежал как мертвый почти четверть часа. - Она с тревогой посмотрела на Ярдли, который пожал плечами.
   - Все так, как говорит ее светлость, милорд, - ответил ему хирург. Ярдли не хватало подготовки и чудесных приспособлений корабельного медика, но он всегда был отличным полевым хирургом, и ему было дано гораздо больше времени, чтобы освоить свое ремесло, чем любому другому боевому хирургу-смертному. Теперь он покачал головой. - О, она немного преувеличивает - вы были совсем не похожи на мертвеца. Боюсь, мы видели слишком много таких, не так ли? - Он мрачно улыбнулся, и кое-кто из присутствующих усмехнулся, вспомнив людей, которые, несомненно, лежали "как мертвые", пока чудеса их хозяев не возвращали им жизнь и здоровье. - Ваше дыхание было более глубоким, чем обычно, но не опасным, а пульс ровным. Если бы мы не смогли вас разбудить, вы могли бы просто крепко спать. Вы не помните, как споткнулись или упали?
   - Ничего, - признался сэр Джордж. Он для пробы принял сидячее положение и ободряюще похлопал Матильду по колену, когда не почувствовал внезапного головокружения. Он посидел немного, затем плавно поднялся на ноги и поднял руку ладонью вверх.
   - Я чувствую себя прекрасно, - сказал он им, и это было правдой.
   - Может быть, и так, но для одного дня вы напугали меня более чем достаточно, сэр Джордж Уинкастер! - сказала Матильда гораздо более резким тоном. Он виновато улыбнулся ей и протянул руку, легко приподняв ее, взял под руку и снова повернулся лицом к своим старшим офицерам.
   - Я чувствую себя прекрасно, - повторил он. - Без сомнения, я действительно обо что-то споткнулся - мои мысли были далеко, и любой человек может быть настолько неуклюж, что время от времени спотыкается о собственные ноги. Но никто не пострадал, так что занимайтесь своими делами, пока я, - он улыбнулся им и похлопал жену по руке, лежавшей на его локте, - попытаюсь хоть как-то загладить вину перед моей леди за то, что так грубо напугал ее!
   Его выходка была встречена взрывом смеха, и толпа начала расходиться. Он посмотрел им вслед, затем снова перевел взгляд на человека-дракона.
   Но его там уже не было.
  
   Матильда внимательно наблюдала за ним весь остаток этого долгого дня и хлопотала вокруг него, когда они готовились ко сну, но сэр Джордж не сказал ей ничего, кроме простой правды. Он действительно чувствовал себя прекрасно - в некотором смысле лучше, чем за очень долгое время, - и развеял ее страхи, притянув к себе. Ее глаза расширились от восторга при виде внезапной страсти его объятий, и он принялся приводить ей самые убедительные доказательства того, что с ее мужем все в порядке.
   Но той ночью, когда Матильда погрузилась в сон в кольце его рук и он приготовился последовать за ней, ему приснился сон. Или, по крайней мере, показалось, что приснился...
   - Добро пожаловать, сэр Джордж, - произнес голос, и барон обернулся, чтобы увидеть говорившего, но только для того, чтобы удивленно моргнуть. Голос звучал удивительно похоже на голос отца Тимоти, хотя в нем слышались нотки лака и утонченности, которых этот грубоватый священник никогда не проявлял. Но это был не отец Тимоти. Если уж на то пошло, это был даже не человек, и он застыл в шоке, когда обнаружил, что стоит лицом к лицу с одним из вечно молчаливых людей-драконов.
   - Боюсь, мы позволили себе некоторые вольности с вашим сознанием, сэр Джордж, - сказал человек-дракон - или, по крайней мере, показалось, что сказал, хотя его губы так и не шевельнулись. - Мы приносим свои извинения за это. Это было нарушением как вашей личной жизни, так и наших собственных обычаев и правил, но в данном случае у нас не было выбора, поскольку нам необходимо было поговорить с вами.
   - Поговорить со мной? - выпалил сэр Джордж. - Как так получилось, что я никогда не слышал ни единого звука от кого-либо из вас, а теперь... теперь это...
   Он замахал руками и только тогда осознал, насколько странным было их окружение. Они стояли в центре безликой серой равнины, окруженной... ничем. Серость под ногами просто простиралась во все стороны, до самого предела видимости, и он с трудом сглотнул.
   - Где мы? - спросил он и был рад, что его голос не дрожит.
   - В некотором смысле, внутри вашего собственного разума, - ответил человек-дракон. - Это не совсем верно, но будет грубым приближением. Мы надеемся, что сможем объяснить это более подробно в будущем. Но если вы и мы не начнем действовать быстро и решительно, маловероятно, что у вашего или нашего народа будет достаточно времени для подобных объяснений.
   - Что вы имеете в виду? И если вы хотели поговорить со мной, почему никогда не делали этого раньше? - осторожно спросил сэр Джордж.
   - Сначала отвечу на ваш второй вопрос, - спокойно ответил человек-дракон, - до этого времени не было возможности поговорить с вами напрямую. На самом деле, мы даже сейчас не "разговариваем" - не в том смысле, в каком ваш вид понимает этот термин.
   Сэр Джордж озадаченно нахмурился, а человек-дракон склонил голову набок. Черты его лица были такими же чужими, как и у Командира, но у сэра Джорджа возникло внезапное, безошибочное ощущение, что он улыбается. Постепенно он осознал, что это исходило не от лица человека-дракона, а скорее откуда-то изнутри. Он ничего не видел, скорее, это было то, что он чувствовал. Что, конечно, было абсурдно... За исключением того, что он абсолютно не сомневался в том, что чувствует.
   - Это сон, - ровным голосом произнес он, и человек-дракон в ответ очень по-человечески пожал плечами.
   - В каком-то смысле, - признал он. - В любом случае, вы, безусловно, спите. Но если это сон, то это наш общий сон... и единственный способ, которым мы могли бы с вами общаться. Это также, - ощущение улыбки стало еще сильнее, но на этот раз в ней чувствовался голодный привкус, - способ общения, который Командир и ему подобные никак не могут уловить или перехватить.
   - А? - невольно насторожился сэр Джордж, мысленно прислушиваясь к этому. Без сомнения, это был всего лишь сон, и этот разговорчивый человек-дракон был не более чем его собственным воображением, но если бы только...
   - Действительно, - заверил его человек-дракон и скрестил руки на массивной груди. - Наш вид не использует разговорную речь между собой, как это делают большинство других рас, - объяснил он. - На самом деле, мы на это не способны, потому что у нас нет голосовых связок - или их эквивалента, - которые вы и другие виды используете для производства звуков.
   - Тогда как вы разговариваете друг с другом? - напряженно спросил сэр Джордж. - И, если уж на то пошло, как вы называете свой вид между собой?
   - Мы те, кого другие называют "телепатами", - ответил человек-дракон. - Это просто означает, что мы передаем наши мысли непосредственно в сознание друг друга, не прибегая к словам. И, несомненно, именно поэтому мы не используем индивидуальные имена, как это делают другие виды. Или, скорее, мы в них не нуждаемся, потому что у каждого из нас есть уникальный вкус - или изюминка, если хотите, - который распознают все остальные представители нашего вида. Что касается того, как мы называем себя как биологический вид, то ближайшим эквивалентом в вашем языке, вероятно, было бы "люди". Однако с тех пор, как мы познакомились с вами, людьми, и особенно с тех пор, как установили контакт в вашем сознании, мы на борту этого корабля были весьма впечатлены вашими собственными описаниями нас. - Человек-дракон явно развеселился. - Идея выступить в роли одного из ваших "драконов" против Командира чрезвычайно привлекательна для нас, сэр Джордж.
   Сэр Джордж улыбнулся. - В таком случае, мы, без сомнения, продолжим называть вас драконами, - сказал он, и человек-дракон, кивнув, изобразил еще одну свирепую усмешку.
   - Мы сочли бы это наиболее приемлемым, - сказал он. - Однако необходимость в том, чтобы вы дали нам имя, потому что мы так и не придумали его, является еще одним примером различий между вами и нами, которые проистекают из факта нашей телепатии. Несмотря на то, что мы несколько тысячелетий были рабами Федерации, нам еще предстоит развить многие из тех ориентиров, которые большинство других видов считают само собой разумеющимися. Действительно, нашим предкам было чрезвычайно трудно понять даже концепцию устного общения, когда Федерация открыла наш мир. На это у них ушло много лет, и только тот факт, что мы самостоятельно разработали технологию ядерного века, помешал Федерации классифицировать нас как бессловесных тварей.
   - "Ядерный век"? - повторил сэр Джордж, и человек-дракон снова пожал плечами, на этот раз нетерпеливо.
   - Не беспокойтесь об этом сейчас. Это просто означает, что мы были значительно более развиты технически, чем ваш мир... хотя Федерация была даже более развитой по сравнению с нами, чем мы были бы по сравнению с вашим миром.
   - К сожалению, - продолжил инопланетянин, и его "голос" стал холодным и безрадостным, - мы были слишком развиты для нашего же блага - ровно настолько, чтобы считаться потенциальной угрозой, но недостаточно, чтобы защитить себя, - и Федерация объявила наш мир "протекторатом". Они вторглись своими военными подразделениями "для нашего же блага", чтобы "защитить" нас от самих себя... и чтобы гарантировать, что мы никогда не станем более продвинутыми, чем были в тот момент, когда они нас обнаружили.
   - Потому что боялись конкуренции, - проницательно заметил сэр Джордж.
   - Возможно, - ответил человек-дракон. - Да, конечно. Но была и другая причина. Видите ли, Федерация полностью контролируется расами, подобными расе Командира. Они намного более развиты, чем наша раса - или ваша - и считают это доказательством своего врожденного превосходства.
   - Я это заметил, - с горечью сказал сэр Джордж.
   - Мы понимаем это, но сомневаемся, что вы полностью осознаете, что это значит, - сказал человек-дракон, - поскольку вам не хватает определенной информации.
   - Какой информации? - голос сэра Джорджа стал резким, а глаза сузились.
   - Объяснение этого займет некоторое время, - ответил человек-дракон, и сэр Джордж отрывисто кивнул, чтобы он продолжал.
   - Миров, на которых существует жизнь, очень много, - начал человек-дракон. - С точки зрения статистики, они встречаются гораздо реже, чем миры, не несущие жизни, или пребиотические миры, но звезд так много, и у очень многих из них есть планеты, что абсолютное число миров, несущих жизнь, довольно велико.
   Существо замолчало, и сэр Джордж моргнул, осознав, что на самом деле понимает, о чем говорит его собеседник. Идеи и понятия, которые он никогда не мог себе представить, даже после стольких лет службы у своих хозяев, казалось, хлынули в его сознание, когда человек-дракон заговорил. Он не понимал их до конца - пока, - но понимал достаточно, чтобы следовать тому, что ему говорили, и смутно осознавал, что это открытие должно было его напугать. Но не испугался. Он понял, что его любопытство снова взыграло, а также что-то еще. Возможно, что-то сделал человек-дракон.
   А может, и нет. Он встряхнулся, криво усмехнувшись ощущению, что его мозг напряжен, и кивнул человеку-дракону, чтобы тот продолжал.
   - Несмотря на то, что миры, на которых есть жизнь, многочисленны, - сказал инопланетянин через мгновение, - разумная жизнь встречается очень редко. Считая наш собственный и ваш виды, Федерация столкнулась менее чем с двумя сотнями разумных рас. Хотя это звучит как очень много, вы должны помнить, что Федерация обладала фазовым двигателем и сверхсветовой скоростью передвижения - способностью перемещаться между звездами и их планетами - уже более ста тысяч ваших лет. А это значит, что они открывают новый разумный вид не чаще, чем раз в пятьсот лет.
   Сэр Джордж с трудом сглотнул. Опыт англичан на службе у своих хозяев наполовину подготовил его к таким понятиям, но ничто не могло подготовить его полностью. Тем не менее, многое из того, что говорил человек-дракон, не сильно отличалось от концепций, к которым они с Матильдой и отцом Тимоти шли на ощупь в течение многих лет. На самом деле, священник оказался более готовым, чем сэр Джордж, признать, что учение Матери-Церкви и Священное Писание о таких вещах, как сотворение мира, нуждаются в корректировке и пересмотре. Не то чтобы даже отец Тимоти был готов зайти так далеко!
   - Из всех рас, с которыми сталкивалась Федерация, только тридцать две сами разработали фазовый двигатель или достигли эквивалентного технологического уровня на момент встречи с ними. Эти расы, более развитые, чем любые другие, являются полноправными членами Федерации. Они заседают в его Совете, формулируют его законы и пользуются его преимуществами. Остальные из нас... этого не делают.
   - В глазах Федерации менее развитые расы не имеют никаких прав. Они существуют только на благо самой Федерации, хотя Совет иногда произносит несколько банальностей о "бремени" развитых рас и обязанности Федерации "заботиться" о нас, низших расах. Однако на практике это означает, что мы являемся их собственностью, которой они могут распоряжаться по своему усмотрению. Такими, какими стали вы и ваш народ.
   Человек-дракон снова замолчал, и сэр Джордж энергично кивнул. Он чувствовал эмоции собеседника - его ненависть и негодование, такие же жгучие, как и у сэра Джорджа, - и его охватило отдаленное изумление. Не то чтобы он мог понять другого, но при всей своей совершенно разной внешности они могли быть так похожи.
   - Однако некоторые из исследуемых видов более полезны для "продвинутых рас", чем другие, - продолжил человек-дракон после долгой паузы. - Ваши, например, оказались очень полезными в качестве средства обойти букву их главной директивы, в то время как наши, - человек-дракон, казалось, глубоко вздохнул, - оказались одинаково ценными в качестве телохранителей и личных слуг.
   - Почему? - спросил сэр Джордж. Вопрос мог бы прозвучать резко, с требованием объяснить, почему люди-драконы должны быть такими послушными, но этого не произошло. Для этого в "голосе" человека-дракона было слишком много гнева и ненависти.
   - Наш биологический вид не похож на ваш. Мы не только телепаты - по крайней мере, среди нас самих, - но и эмпаты. Хотя обычно мы не способны заставить другие виды слышать наши мысли или слышать их мысли, но ощущаем их эмоции, их чувства. Это очень затрудняет проскользнуть мимо нас любому, кто может представлять угрозу для того, кого нам поручено охранять.
   - Но это не единственные различия между нами. У вашего вида всего два пола, мужской и женский. У нашего вида их четыре: три, которые участвуют в размножении, и четвертый, который можно считать нашей кастой "рабочих".
   - Так же, как пчелы? - спросил сэр Джордж, и человек-дракон замолчал, пристально глядя на него. На мгновение его мозг напрягся еще сильнее, чем раньше, а затем инопланетянин кивнул.
   - Очень похоже на ваших "пчел", - сказал ему человек-дракон. - Все, кто находится на борту этого корабля, принадлежат к касте рабочих, которая также предоставляет нам воинов. Мы не мужчины и не женщины, как вы это называете, но самый многочисленный пол среди нашего вида. И, подобно "пчелам" вашего мира, мы существуем, чтобы служить нашей "королеве". - Человек-дракон сделал паузу и снова склонил голову набок. - На самом деле все значительно сложнее. Есть нюансы и... ну, не важно. В данный момент подойдет аналогия.
   Казалось, он переключил свое внимание на сэра Джорджа.
   - Дело в том, что, в отличие от вашего вида, наш вид - это не совсем то, о чем вы думаете как об индивидуумах. Мы - нечто большее, чем просто части большего целого, и у каждого из нас есть свои - или ее, в зависимости от того, как к нам относиться, - надежды и желания, однако мы видим мысли и эмоции друг друга с такой ясностью и глубиной, что для нас почти невозможно выработать истинное чувство собственного "я", как это свойственно вам, нетелепатическим видам.
   - Более того, в нашей жизни доминируют наши "королевы". Согласно нашим собственным историям - или, по крайней мере, тем, которые Федерация не подавила полностью, - это господство было гораздо менее полным до того, как Федерация столкнулась с нами. Развитие наших собственных передовых технологий и связанного с ними общества, по-видимому, побудило представителей репродуктивного пола предоставить большую степень свободы - можно сказать, равенства - касте рабочих. Но Федерация быстро положила этому конец, потому что именно господство королев делает нас такими ценными.
   - Видите ли, сэр Джордж, в отличие от вашего вида, наши дети получают начальное образование при непосредственном мысленном контакте со своими родителями... и королевой. И во время этого процесса королева может направлять нас - "программировать" нас - чтобы направлять и ограничивать наше поведение. Мы считаем, что когда-то это было признаком выживания нашего вида, но теперь именно это делает нас такими ценными для Федерации, поскольку гильдии, подобные командирской, "вербуют" нас из нашего родного мира. Фактически, они покупают нас у наших королев, и у наших королев нет иного выбора, кроме как продать нас, поскольку Федерация полностью контролирует наш мир, и мы продолжаем существовать только с ее позволения.
   - Это "программирование", о котором вы говорите, - очень осторожно уточнил сэр Джордж. - В чем оно состоит?
   - Из мысленных приказов, которым мы не можем не подчиниться, - тихо сказал человек-дракон. - Гильдии определяют, какие приказы они хотят от нас получить, и наши королевы так глубоко запечатлевают эти приказы в наших умах, что мы не можем даже помыслить о неповиновении им. И, как видите, Федерация справедливо считает нас еще более подходящими рабами, чем вам подобных.
   - И все же... - сэр Джордж замолчал, и на его лице снова появилась свирепая и голодная ухмылка.
   - И все же мы сейчас общались с вами, - согласился человек-дракон. - Видите ли, наши королевы очень недовольны тем, как их заставляют продавать своих детей в рабство. И они знают, что гильдии покупают нас в первую очередь для того, чтобы использовать так, как использует нас Командир - в качестве сил безопасности для разведки и торговых судов. Конечно, даже с фазовым приводом примерно каждые десять лет теряется несколько кораблей, но мы подозреваем, что не все они были потеряны по естественным причинам.
   - А? - сэр Джордж посмотрел на человека-дракона с внезапным глубоким вниманием, и мысленный смешок инопланетянина эхом отдался в его мозгу.
   - Наша королева запрограммировала нас в точности так, как требовал Командир, когда покупал нас для этой экспедиции, - сказал ему человек-дракон. - Мы должны подчиняться любому приказу, который он может отдать, и не можем нападать на наших хозяев или причинять им вред. Но это все, что мы должны делать. Мы совершенно уверены, что гильдия также хотела, чтобы мы были запрограммированы на постоянную защиту наших хозяев, но Командир сформулировал свои требования иначе. Он также не требовал, чтобы мы были запрограммированы так, чтобы не видеть, как другие причиняют им вред, не вмешиваясь. Мы верим - надеемся! - что на протяжении веков некоторые из нас находили способы использовать подобные недостатки в своих программах против своих хозяев. Точно так же, как мы сейчас надеемся обратить это против наших хозяев.
   - Ах, - снова произнес сэр Джордж, и на этот раз его голос был мрачным и голодным.
   - Действительно. И это подводит нас к вашему виду, сэр Джордж. Видите ли, ваш вид уникален по крайней мере в двух отношениях. Что наиболее важно, с точки зрения наших нынешних потребностей, ваш разум работает на... частоте, весьма близкой к нашей собственной. Мы понимали это с самого начала, хотя наши хозяева не спрашивали нас об этом, и поэтому мы не были обязаны им рассказывать. Конечно, это далеко не идеальное соответствие, и для того, чтобы общаться с вами так, как мы это делаем, потребовались совместные усилия нескольких наших коллег. И мы не могли сделать это, пока вы бодрствовали, не предупредив немедленно наших хозяев. Простое установление начальной точки контакта привело к тому, что вы потеряли сознание на двенадцать ваших минут, а раньше мы не решались на такой риск.
   - Но теперь вы это сделали, - категорично заявил сэр Джордж.
   - По двум причинам, - согласился человек-дракон. - Во-первых, мы смогли это сделать, когда ни Командир, ни хатори, ни другие члены гильдии, ни какой-либо из корабельных пультов не были в состоянии наблюдать за этим. Такой ситуации раньше никогда не возникало.
   Сэр Джордж медленно кивнул, и человек-дракон продолжил:
   - Вторая причина заключается в том, что, возможно, нам впервые удастся добиться свободы от гильдии... если вы будете действовать вместе с нами. - Инопланетянин поднял когтистую руку, как будто почувствовал внезапный, яростный всплеск эмоций сэра Джорджа - а он, без сомнения, так и сделал - и быстро покачал головой. - Не прыгайте слишком быстро, сэр Джордж Уинкастер! Если мы начнем действовать и потерпим неудачу, Командир не оставит в живых ни одного из нас. Погибнете не только вы и ваши солдаты, но и ваши жены и дети, как и все, кто находится на борту этого корабля.
   Сэр Джордж снова кивнул, чувствуя, как по спине у него пробежал холодок, потому что человек-дракон, безусловно, был прав. Мысль о свободе или даже о возможности хотя бы раз нанести ответный удар, прежде чем его убьют, жгла его кровь, как яд, но за этой мыслью стояли Матильда, Эдуард и младшие дети...
   - Прежде чем вы примете решение, сэр Джордж, вам следует знать еще кое-что, - мягко произнес человек-дракон, мягко вторгаясь в его мысли, и барон поднял глаза. В чувствах человека-дракона появился новый оттенок, почти сострадательный.
   - И что же это за штука? - спросил человек через мгновение.
   - Мы говорили, что два фактора делают ваш народ уникальным, - сказал ему человек-дракон. - Во-первых, это наша способность заставлять вас слышать наши мысли. Во-вторых, вы представляете страшную угрозу для Федерации.
   - Угрозу? Мы? - сэр Джордж разразился лающим смехом. - Вы говорите, что ваш вид был намного более развитым, чем наш, но вы не представляли для них угрозы!
   - Нет. Но мы не такие, как вы. Насколько мне известно, ни одна другая раса не была похожа на вас хотя бы в одном отношении.
   - И что же это такое?
   - Скорость, с которой вы учитесь чему-то новому, - просто ответил человек-дракон. - Гильдия Командира считает вас примитивными, и вы такими и являетесь... на данный момент. Но мы заглянули в ваши мысли, чего не может сделать Командир. Вы невежественны и не образованы, но далеко не глупы и не простодушны, и достигли своего нынешнего уровня развития намного, намного раньше, чем могла бы любая из "продвинутых" рас Федерации.
   - Вы, должно быть, ошибаетесь, - возразил сэр Джордж. - Командир рассказывал мне о римлянах, которых его конкуренты впервые приобрели в нашем мире. Мои собственные познания в истории далеки от совершенства, но даже я знаю, что мы утратили знания о вещах, которые люди тех времен когда-то считали само собой разумеющимися, и...
   - Вы потерпели временный крах как культура, - не согласился человек-дракон, - и даже это было всего лишь локальным событием, ограниченным одним из ваших континентов. Не забывайте - мы были на борту этого корабля, когда Командир проводил свое первоначальное обследование вашего мира, и для вашего вида хорошо, что он не узнал о том, что мы сделали. По сравнению с любой другой расой в исследованной галактике, вы, "люди", развивались и продолжаете развиваться с феноменальной скоростью. Мы считаем, что с того момента, как ваш вид достиг того уровня, с которого вы были захвачены гильдией...
   - Сколько времени прошло? - настала очередь сэра Джорджа прервать его, и даже он сам был ошеломлен жестокостью своего вопроса. - Сколько времени прошло? - резко спросил он.
   - Примерно шестьсот шестьдесят ваших лет, - сказал ему человек-дракон, и сэр Джордж потрясенно уставился на него. Умом он понимал, что проспал долгие, бесконечные годы на службе у своих хозяев, но это...!
   - Вы... вы уверены? - наконец спросил он.
   - Есть некоторая вероятность ошибки. Мы не обучены математике, чтобы должным образом учесть релятивистские эффекты фазового привода - даже человек-дракон не смог бы объяснить сэру Джорджу смутно ощущаемые концепции, связанные с этой терминологией, - и члены гильдии не делятся с нами такой информацией. Но они действительно разговаривают между собой в нашем присутствии и часто забывают - в своем высокомерии - что, хотя мы и не можем говорить так, как они, мы можем слышать. Действительно, наш вид был вынужден научиться понимать разговорные языки, чтобы "высшие" могли нами командовать.
   - Я... понимаю, - сказал сэр Джордж, затем встряхнулся. - Но вы же говорили...?
   - Я имел в виду, что даже по прошествии такого короткого периода времени, как этот, мы можем предположить, что к настоящему времени ваш вид, несомненно, достиг по крайней мере паровой энергии и выработки электроэнергии. Возможно, вы даже разработали самые ранние формы радиосвязи и полетов в атмосфере. Но даже если вы продвинулись лишь в области неэффективных паровых двигателей и, возможно, эффективной артиллерии и стрелкового оружия, вы развиваетесь более чем в два раза быстрее, чем любой из так называемых "продвинутых" членов Федерации. Если вас оставят в покое еще ненадолго - возможно, еще на четыре или пять ваших столетий, - вы сами откроете для себя фазовый привод.
   - Откроем? - сэр Джордж удивленно моргнул при этой мысли.
   - Мы верим в это. И это также то, что делает ваш вид таким опасным для Федерации. По сравнению с любым человеческим институтом, Федерация чрезвычайно стара и стабильна - это еще один способ сказать "статична" - и обладает железной бюрократией и традиционными порядками. По своим собственным правилам и прецедентам, она должна признать ваш мир равноправным членом, если вы самостоятельно разработали фазовый двигатель. И все же ваш вид окажет ужасное разрушительное влияние на горячо любимую стабильность других рас. По самой своей природе вы скоро превзойдете их всех в технологическом плане, что сделает их хуже вас... и таким образом, по их собственным меркам, оправдает то, что ваши люди используют их так же, как они использовали нас. Что еще хуже - хотя мы думаем, что они не сразу это осознают, - ваша раса, при условии, что вы и ваши собратья являетесь ее представителями, не очень хорошо воспримет пирамиду власти, построенную Федерацией. За очень короткий промежуток времени, будь то прямым вмешательством или просто личным примером, вы побудите десятки других рас восстать против "передовых рас" и тем самым навсегда разрушите фундамент, на котором зиждутся их власть и богатство - и комфортное высокомерие.
   - Вы многого ожидаете от одного-единственного мира "примитивов", мой друг.
   - Да, это так. Но если Федерация или другая гильдия узнают, что вы тоже с Земли, и вернетесь туда слишком рано, этого никогда не произойдет. На этот раз они осознают угрозу, потому что у них будет лучшая основа для сравнения... и, вероятно, будут значительно умнее и наблюдательнее, чем Командир. Во всяком случае, они вряд ли могут быть менее сообразительными! - В его голосе безошибочно угадывалось презрительное фырканье, и сэр Джордж криво усмехнулся. - Но если они осознают это, то предпримут шаги, чтобы отвести угрозу. Они могут согласиться на установление над вами "протектората", как поступили с нами, но вы представляете гораздо более серьезную угрозу, чем мы, поскольку мы не обладали вашей гибкостью. Мы считаем, что гораздо более вероятно, что они просто прикажут уничтожить вашу расу раз и навсегда.
   Сэр Джордж застонал, как будто его только что ударили в живот. Долгое, казавшееся бесконечным мгновение его разум просто отказывался воспринимать эту мысль. Но каким бы долгим оно ни казалось, это было всего лишь мгновение, потому что сэр Джордж никогда сознательно не лгал себе. Кроме того, эта концепция отличалась только масштабом от того, что, как он уже предполагал, сделает Командир, если его нарушение указов Совета станет достоянием общественности.
   - Что... что мы можем с этим сделать? - спросил он.
   - С вашим родным миром - ничего, - ответил человек-дракон тоном, полным нежного, но твердого сострадания. - Мы можем только надеяться, что Федерация, как обычно, бездействует и даст вашему народу время на создание собственной системы защиты. И все же есть кое-что, что вы можете сделать, чтобы защитить свой вид, в отличие от своего мира.
   - Что? - сэр Джордж встряхнулся. - Что вы имеете в виду? Вы только что сказали...
   - Мы сказали, что не сможем защитить ваш родной мир. Но если ваш и наш виды, действуя сообща, смогут захватить этот корабль, этого будет более чем достаточно, чтобы перевезти всех нас в пригодный для жизни мир, расположенный так далеко от обычных торговых путей, что его не найдут в течение столетий, а то и дольше. Мы здесь, на борту этого корабля, не в состоянии воспроизвести себе подобных, но, как и вы, мы прошли курс лечения для продления жизни. Вы не только прошли это лечение, но и способны к воспроизводству, а медицинские возможности корабля обеспечат необходимую поддержку, чтобы избежать последствий генетического дрейфа или связанных с ним проблем. Более того, сам корабль рассчитан на долгие столетия напряженной работы. Он стал бы прекрасным первоначальным домом для обеих наших рас, а также очень продвинутой отправной точкой для наших собственных технологий. С учетом человеческой изобретательности, чтобы создать второй родной мир для вашего вида, потребуется не более ста-двухсот лет. Такой, который, несомненно, представлял бы угрозу, которую, как мы предполагали, может когда-нибудь представлять ваш родной мир.
   - И почему вас это должно волновать? - спросил сэр Джордж.
   - По двум причинам, - невозмутимо ответил человек-дракон. - Во-первых, это была бы наша собственная свобода. Мы, конечно, быстро оказались бы в меньшинстве в мире, полном людей, но, по крайней мере, были бы освобождены от своего рабства. И, мы верим, заслужили бы равенство и уважение среди вас.
   - Но вторая причина еще более убедительна. Если мы правы относительно влияния, которое ваш вид окажет на Федерацию, то вы предлагаете лучший - возможно, единственный - шанс, который когда-либо будет у нашего родного мира, завоевать свою свободу.
   - Ммм... - сэр Джордж пристально посмотрел на собеседника, его мысли метались, а затем он кивнул - сначала медленно, но с быстро нарастающей энергией. Если человек-дракон говорил правду (а сэр Джордж был уверен, что это так), то все, что он только что сказал, имело смысл. Но...
   - Даже если предположить, что все, что вы говорите, правда, что мы можем сделать?
   - Мы уже говорили вам, что считаем, что у нас есть шанс - пусть небольшой, но шанс - обрести свободу. Если мы добьемся успеха в этом, то за этим последует все остальное.
   - И как мы можем надеяться на успех?
   - Предположим, что у вас, англичан, был бы свободный доступ к внутренностям корабля и к вашему оружию, - несколько уклончиво ответил человек-дракон. - Не могли бы вы отбить его у экипажа?
   - Хм? - сэр Джордж почесал бороду, затем кивнул. - Да, мы могли бы это сделать, - спокойно сказал он. - По крайней мере, при условии, что сможем свободно передвигаться по кораблю. Даже самые большие коридоры и отсеки не настолько велики, чтобы помешать мечам или лукам быстро достать любого, кто в них находится. Конечно, наши потери могут быть значительными, особенно если у экипажа будет доступ к такому оружию, как ваши огнеметы.
   - Они бы так и сделали, - мрачно сказал человек-дракон. - Что еще хуже, у них вполне может быть доступ и к нам.
   - Что вы имеете в виду?
   - Мы говорили вам, что нас приучили подчиняться приказам. Так получилось, что Командир лично нанял нас для этой миссии, и его требование состояло в том, чтобы мы подчинялись ему. Возможно, он хотел, чтобы это относилось ко всему его экипажу, но он выразился иначе. Однако, даже если он и понимал это в то время, мы полагаем, что он уже давно забыл, поскольку мы всегда были осторожны и выполняли любой приказ, который отдавал нам член гильдии. Точно так же нас никогда не учили не нападать на хатори, которые являются не более членами гильдии или полноценными членами экипажа, чем вы или мы. К сожалению, хатори действительно почти так же глупы и жестоки, как считает Командир. Что бы ни случилось, они будут сражаться за гильдию, как преданные псы... но, как вы видели на поле боя, не могут сравниться с вами, англичанами, в рукопашном бою. И уж точно не могут сравниться с нашим собственным энергетическим оружием.
   Ощущение улыбки, достойной настоящего дракона, было сильнее, чем когда-либо, и сэр Джордж громко рассмеялся. Но затем человек-дракон посерьезнел.
   - Однако все это зависит от того, что произойдет с Командиром в самом начале. Если бы у него была возможность - и он осознал бы необходимость - приказать нам уничтожить вас, мы бы подчинились. У нас не было бы выбора, и впоследствии наше более глубокое программирование помешало бы нам атаковать выживших членов гильдии.
   - Понимаю. - Сэр Джордж задумчиво посмотрел на человека-дракона. - С другой стороны, сэр дракон, я сомневаюсь, что вы стали бы тратить так много времени на объяснения, если бы уже не подумали о том, как лучше всего справиться с этими возможностями.
   - Да, подумали. Ключ к разгадке - Командир. Он носит на шее на цепочке устройство, управляющее силовыми полями, которые изолируют ваших людей за пределами основного корпуса корабля. - Сэр Джордж кивнул, вспомнив о сверкающем кулоне, который Командир всегда носил с собой. - Это главный пульт управления, предназначенный для отмены любых противоположных команд и открытия любого люка или силового поля для того, кто им владеет. С пульта управления можно изменить программирование, при условии, что у вас есть соответствующие коды доступа, но этот процесс займет несколько часов. К тому времени, когда все будет готово, битва так или иначе закончится.
   - Значит, мы должны найти какой-нибудь способ захватить или убить Командира в качестве первого шага, - задумчиво произнес сэр Джордж. Человек-дракон кивнул, а барон пожал плечами. - Что ж, это, кажется, немного усложняет и без того невыполнимую задачу.
   - Верно, - серьезно согласился человек-дракон, но в его голосе зазвучали веселые нотки, и сэр Джордж криво усмехнулся.
   - Так как же нам поймать или убить его?
   - "Мы" не можем, - ответил человек-дракон. - Вы можете.
   - Почему-то я уже догадался об этом, - сухо заметил сэр Джордж. - Но вы все еще не объяснили, как.
   - Это связано с его защитной одеждой, - сказал человек-дракон и провел когтистой рукой по красно-синему одеянию, которое носил. - Он очень верит в ее защитные возможности, и в большинстве обстоятельств эта вера, вероятно, оправдалась бы. Увы! - Еще одна жадная мысленная усмешка. - Некоторые угрозы настолько примитивны, что с ними вряд ли когда-либо столкнется цивилизованное существо из высокоразвитой расы, что, ну...
   Снова это очень человеческое пожатие плечами, и на этот раз сэр Джордж улыбнулся в таком же предвкушении.
  
   В конечном счете, оказалось, что стать союзниками гораздо проще, чем осуществить план людей-драконов. Основная стратегия была почти захватывающей от своей простоты и дерзости, но сэру Джорджу недоставало секретных средств общения, которыми люди-драконы пользовались между собой.
   Его новообретенные союзники подтвердили его собственные подозрения о том, что Командир и его товарищи способны подслушивать практически любой человеческий разговор. К счастью, по прошествии столь долгого времени члены экипажа, ответственные за прослушивание этих разговоров, которые в полной мере разделяли высокомерное презрение Командира ко всем "примитивным" расам, стали слишком самоуверенными, скучающими и расслабленными. Они уделяли своим обязанностям лишь поверхностное внимание, и прошло много лет с тех пор, как они пересматривали схему размещения своих механических шпионов. Хуже того, во многих отношениях они испытывали еще большее презрение к людям-драконам, чем к людям. Абсолютно уверенные в их подчинении и не подозревающие, что дракон даже физически может общаться с человеком, члены гильдии не прилагали никаких усилий к тому, чтобы скрыть местонахождение своих шпионов от своих телохранителей.
   Все это означало, что если сэр Джордж был очень осторожен, то мог разговаривать со своими подчиненными в таких местах, где гильдия не могла его подслушать. Но эти разговоры должны быть очень короткими, чтобы наблюдатели не заметили, что он внезапно начал проводить подозрительно много времени в "мертвых зонах", не охваченных их шпионами.
   И вскоре сэр Джордж обнаружил, как трудно спланировать отчаянный мятеж, даже с людьми, которые знали его и служили с ним десятилетиями, когда это планирование можно осуществить только по частям. Особенно когда весь план должен был быть завершен и введен в действие не более чем за двенадцать дней.
   Матильда, конечно, была на первом месте. Он боялся, что она поверит, что его сон был именно таким - всего лишь сном - и вряд ли мог винить ее. В конце концов, когда он проснулся, он был более чем наполовину уверен в этом. Но она лишь пристально посмотрела ему в глаза, пока они стояли в небольшой лощине у реки, временно защищенные от посторонних взглядов. Затем она кивнула.
   - Я понимаю, любовь моя, - просто сказала она. - Кому мы скажем первым?
   Вера Матильды значительно упростила ситуацию. Все офицеры сэра Джорджа уже давно привыкли считать ее его ближайшим советником и доверенным лицом, а не только его женой. Они не совсем привыкли получать приказы непосредственно от нее, поскольку она всегда старалась держаться в тени, но не удивились и не задали вопросов, когда она сообщила им, что говорит от имени своего мужа.
   С ее помощью сэру Джорджу было относительно просто проинформировать тех, кто был наиболее необходим для разработки и осуществления плана. Отец Тимоти сыграл решающую роль, не в последнюю очередь потому, что Командир принял на себя роль духовного наставника. Демонический шут мог насмехаться над "примитивными суевериями", но, очевидно, он решил, что лучше попытаться вмешаться в это дело. Сэр Джордж подозревал, что Командир активно поощрял веру среди своих рабов-людей, полагая, что это делает их более сговорчивыми, но барона это вполне устраивало, поскольку пасторские обязанности отца Тимоти давали ему отличный повод бывать среди них. Его способность разговаривать с любым человеком, не вызывая подозрений, вкупе с признанием его морального и религиозного авторитета в глазах тех, с кем он разговаривал, делали его чрезвычайно ценным участником заговора.
   Рольф Грейхейм был следующим по значимости членом заговорщической группировки. Дородный лучник побледнел как полотно, когда сэр Джордж впервые затронул эту тему, потому что, несмотря на свою ненависть к Командиру, Грейхейм - возможно, больше, чем кто-либо другой из англичан - усвоил урок о неприкосновенности членов гильдии. На самом деле сэр Джордж во многом руководил сам, поскольку казалось гораздо более вероятным, что лучники решат, что смогут добраться до Командира, чем то, что кто-то из рыцарей или латников, которые каким-то образом окажутся на расстоянии вытянутой руки, решат то же самое.
   Но, несмотря на первоначальный шок, Грейхейм быстро пришел в себя, и его улыбка стала хищной, как у хорька, и голодной, когда сэр Джордж объяснил его роль в этом плане.
   - Он сказал, что это единственная награда, которую я действительно хотел, не так ли, милорд? - потребовал ответа лучник, его голос был не более чем хриплым шепотом, несмотря на заверения сэра Джорджа, что в данный момент никто из соглядатаев не мог их ни услышать, ни увидеть. - Не могу сказать, что мысль о том, что я так сильно полагаюсь на людей-драконов, заставит меня крепко спать по ночам, но в остальном... тьфу! - он сплюнул на пол. - Я рискну, милорд. О, да, я действительно рискну!
   Сэр Ричард Мейнтон возглавлял самый верхний эшелон заговора, и в некотором смысле его задача была самой трудной из всех. Грейхейму нужно было набрать всего около дюжины своих людей; задача Мейнтона состояла в том, чтобы подготовить всех их людей, как лучников, так и латников, к жестокой рукопашной схватке, которая наверняка разгорится внутри корпуса корабля. И он должен был сделать это так, чтобы не предупредить Командира. Что означало, что он также должен был сделать это, фактически не предупредив никого, кроме крошечной горстки своих подчиненных.
   Во многом именно этот аспект плана больше всего беспокоил сэра Джорджа. Он чувствовал себя более чем виноватым за то, что вовлек не только своих людей, но и их семьи и детей в мятеж, который мог закончиться только победой или смертью, даже не предупредив их, но у него не было выбора. Как только он и драконы установили связь, пришельцы "разговаривали" с ним каждую ночь, пока он, казалось, спал без сновидений рядом со своей женой, и каждый из этих разговоров только укреплял собственные прежние выводы барона о Командире. Что бы ни случилось с Землей, и как бы ни восхвалял Командир сэра Джорджа и его людей, практически наверняка наступит время, когда англичане станут потенциальной угрозой для гильдии Командира... и когда это произойдет, они все умрут.
   Итак, сэр Джордж и его офицеры составили свой план и молились об успехе.
  
   - Добрый день, Командир, - вежливо поздоровался сэр Джордж, когда аэрокар демонического шута остановился на тщательно подготовленной площадке, и куполообразный верх машины опустился.
   - Добрый день, - пропищал в ответ Командир. Он поднялся со своего удобного сиденья и выпрямился в аэрокаре, и сэр Джордж затаил дыхание. Командир одобрил план, который барон представил для их демонстрации, но всегда существовала вероятность, что в последний момент он может передумать. Демонический шут еще несколько долгих мгновений оглядывался по сторонам, изучая высокие ряды сидений, которые англичане соорудили для местных нечеловеческих вождей. "Сиденья" на самом деле были не более чем длинными голыми шестами, но они служили трехногим пришельцам достаточно хорошо, и вожди сидели с варварским бесстрастием. Конечно, по выражению их лиц невозможно было определить их настроение, но их полная неподвижность о многом говорила сэру Джорджу.
   Командир молча смотрел на них, но сэр Джордж почти физически ощущал удовлетворение демонического шута. Он с энтузиазмом воспринял предложение барона организовать рыцарский турнир и рукопашную схватку, которые последовали бы за соревнованиями по стрельбе из лука и продемонстрировали бы преимущества доспехов англичан в ближнем бою. Демоническому шуту явно не приходило в голову, что организация ближнего боя означала, что Мейнтон и сэр Джордж, лидеры противоборствующих сторон, будут иметь под своим непосредственным командованием небольшие, но полностью вооруженные и бронированные силы. Конечно, большинству англичан это тоже не приходило в голову... но несколько избранных среди них точно знали, что задумали их командиры.
   - Вы хорошо поработали, - сказал Командир, и сэр Джордж широко улыбнулся, когда инопланетянин, наконец, вышел из аэрокара.
   - Спасибо, Командир. Всегда легче внушить врагу страх и заставить его сдаться, чем победить его в бою.
   - Я тоже так думаю, - согласился Командир и начал подниматься по деревянной лестнице в специальный бокс, который построили для него англичане. Это было редкое, хотя и не совсем неслыханное явление, когда он оставлял свой аэрокар в полевых условиях. Но на этот раз все было по-другому. Раньше сэр Джордж и не подозревал, что его невидимые барьеры - силовые поля, как их называли люди-драконы, - защищают его от любого физического контакта только на борту корабля или в пределах аэрокара. Теперь, благодаря людям-драконам, он знал, и его улыбка стала еще шире, когда Командир поднялся на свое место.
   Его личный эскорт из шести людей-драконов последовал за ним, не выказывая ни малейшего волнения, и улыбка сэра Джорджа погасла, когда он взглянул на них. Они оставались такими же чужими, такими же неземными - во всех смыслах этого слова - как и прежде, но он больше не узнавал их только на глаз. По правде говоря, более тонкие внутренние различия между ними и людьми были едва ли не более чуждыми, чем их внешний вид, но сейчас эти различия казались ему интригующими, почти волнующими, а не гротескными или отталкивающими. Общее чувство существования, которое всегда заставляло их использовать в общении "мы" или "нас", а не "я" или "меня", спокойствие, с которым они принимали свою собственную неспособность к размножению или неизбежное отделение от продолжающегося роста и изменений своей собственной расы, то, как они принимали контакт - и вызванные другими изменения или ограничения - на самом глубоком уровне своего существа... все это было совершенно чуждо сэру Джорджу. Но в них не было угрозы. В них не было... зла. Каким бы ни был внешний вид драконов, решил сэр Джордж, какими бы разными ни были их представления и способы общения, и несмотря на то, что они никогда не могли стать отцом или рожать детей, они были такими же "мужчинами" во всех важных смыслах этого слова, как и любой англичанин, которого он когда-либо встречал.
   На самом деле, гораздо больше, чем большинство, потому что шесть драконов, "охранявших" Командира, сознательно и добровольно пошли на смерть, поднимаясь вслед за Командиром по ступеням к его боксу.
   Ни Матильду, ни отца Тимоти эта часть плана совершенно не волновала. Грейхейму это не понравилось, но он понимал его необходимость, в то время как Мейнтон возражал лишь вяло, как будто знал, что этого следовало ожидать. Сэр Джордж подозревал, что это произошло в основном из-за того, что у другого рыцаря было ограниченное воображение. Несмотря на все случившееся, только сэр Джордж когда-либо по-настоящему "разговаривал" с драконами. Остальные были готовы поверить ему на слово в том, что произошло, потому что на протяжении более пятидесяти лет он никогда не лгал им, никогда не злоупотреблял их доверием к нему, но сами они не "слышали", как говорят драконы. И поскольку Мейнтон никогда их не слышал, они оставались для него недочеловеками. Он продолжал относиться к ним во многом так же, как сэр Джордж продолжал относиться к хатори: как к животным, похожим на человека, которые, какими бы умными или хорошо выдрессированными они ни были, оставались животными.
   Но они не были животными, и сэр Джордж знал, что никогда больше не сможет увидеть их такими, потому что именно они настояли на том, чтобы погибли их товарищи из охраны Командира.
   Их логика была столь же проста, сколь и жестока. Если бы Командира удалось выманить из его аэрокара и захватить живым, он мог бы быть вынужден отдать приказ остальным членам экипажа сдаться. Как и во многих других подразделениях хваленой Федерации, иерархическая структура командования гильдии была железной. Если их начальник прикажет им сдаться, остальные члены гильдии подчинятся... а Командир, несмотря на всю свою готовность отдавать в рабство англичан или убивать обитателей "примитивных" планет, не обладал ничем, даже отдаленно напоминающим человеческое - или драконье - качество храбрости. С лезвием, приставленным к его горлу, он сдастся.
   Но чтобы подобраться достаточно близко, чтобы применить этот клинок, требовалось, во-первых, найти способ вытащить его из-за силовых полей аэрокара и, во-вторых, чтобы кто-то оказался на расстоянии вытянутой руки. То, как сэр Джордж организовал "демонстрацию" для местных вождей, позволило добиться первого, но никто не мог добиться второго, пока не будут нейтрализованы телохранители Командира - как хатори, так и драконы. Хатори будут защищать его, несмотря ни на что; у драконов не было бы иного выбора, кроме как сделать то же самое, если бы им приказали, и никто не мог сомневаться, что такой приказ будет отдан, если они немедленно не бросятся вперед сами.
   Ни сэр Джордж, ни его старшие офицеры не были особенно обеспокоены хатори. По крайней мере, не в открытом поле. Они видели в действии бородавчатолицых с выпученными глазами и были уверены в своей способности уничтожить их огнем из длинных луков или быстро раздавить их здесь. Конечно, на борту корабля, в узких пределах его коридоров и помещений, все стало бы по-другому, если бы они не смогли пробраться внутрь до того, как члены гильдии успели бы вооружить хатори.
   Драконы и их "энергетическое оружие" - это совсем другое дело, и они были непреклонны в своих беседах с сэром Джорджем. Было вполне возможно, что личная охрана Командира сможет с помощью своего личного оружия пробиться по крайней мере до аэрокара, особенно если хатори будут отвлекать англичан, а как только он окажется за своими силовыми полями и снова станет неуязвимым, Командир безжалостно уничтожит любого, кто попадется ему на пути, и все возможные угрозы. А это означало, настаивали драконы, что рисковать нельзя. Захват Командира живым был единственным ходом, в успехе которого они могли быть уверены; в лучшем случае любой другой гамбит почти наверняка стоил бы англичанам гораздо больших потерь, поскольку им пришлось бы пробиваться на корабль с боем. По этим причинам личная охрана Командира должна была умереть, и они упорно объясняли это до тех пор, пока сэр Джордж не был вынужден пообещать принять их план. Что не означало, что ему это нравилось.
   Теперь он наблюдал, как Командир занял свое место на возвышении под балдахином. Демонический шут подошел к похожему на трон креслу, сконструированному специально для него, и сэр Джордж почти физически ощутил удовлетворение этого маленького толстяка, когда тот оглядел все вокруг. Возвышение его положения, установление его власти над вождями, которых он собрал здесь, было главной причиной, по которой барон настаивал на размещении трибун, и сэр Джордж улыбнулся гораздо более жесткой, голодной улыбкой, наблюдая, как Командир наслаждается своим превосходством над презираемыми дикарями, собравшимися у его ног во всей их жалкой неполноценности.
   Командир еще мгновение пристально смотрел на сэра Джорджа, затем царственным кивком дал знак начинать демонстрацию, а сэр Джордж, в свою очередь, кивнул Рольфу Грейхейму.
   Капитан лучников выкрикнул приказ, и две дюжины лучников, в шлемах и металлических доспехах, начищенных до блеска по такому случаю, в выстиранных и ярких одеждах, бодро промаршировали к огневому рубежу. Сэру Джорджу очень хотелось вызвать побольше лучников, но он решил, что не осмелится. Двадцати четырех было более чем достаточно, чтобы продемонстрировать то, чего желал Командир. Просьба о дополнительных луках могла вызвать подозрения или, по крайней мере, настороженность, и Командир, возможно, решил бы остаться в безопасности в своем аэрокаре.
   Лучники остановились в строю и быстро и слаженно натянули тетивы, а Командир, как и собравшиеся вожди, повернулся, чтобы посмотреть на мишени, находившиеся чуть более чем в сотне ярдов от них. Большинство из этих мишеней были похожи на людей, но некоторые из них были также похожи на аборигенов этого мира, и все они были "защищены" только большими плетеными щитами, которые туземцы использовали в бою. Такие щиты стрелы из длинного лука пробивали так же легко, как шило.
   Грейхейм выкрикнул еще один приказ, и двадцать четыре лучника наложили стрелы и подняли луки.
   - Натягивай! - крикнул Грейхейм, и двадцать четыре тетивы натянулись, как одна.
   - Вольно! - проревел капитан... И двадцать четыре лучника развернулись на каблуках, и двадцать четыре тетивы щелкнули как одна. Две дюжины стрел пролетели сквозь яркий солнечный свет чужого мира, сверкая, как длинные смертоносные шершни, и с сокрушительной силой врезались в свои цели.
   Восемнадцать из этих стрел несли смертоносные, заостренные как иглы наконечники. На таком коротком расстоянии они могли пробить даже броню и, как молоты, врезались в хатори, стоявших на возвышении Командира,. Пять отскочили в сторону, не причинив вреда, отраженные косым углом и броней хатори; тринадцать - нет, и все инопланетяне с выпученными глазами, кроме двоих, упали. Не все из тех, кто был повержен, были мертвы, но все выбыли из строя, по крайней мере, на какое-то время.
   Как и те двое, которые не были ранены, потому что оставшиеся шесть стрел сами сделали свое смертоносное дело. Каждая из них попала в тело Командира, и ярко-красное одеяние, которое могло бы отразить огонь ужасающего "энергетического оружия" драконов, совершенно не помогало против "примитивных" стрел на расстоянии менее десяти ярдов. Они прошли насквозь через тело существа, разбрызгивая ярко-оранжевую кровь, а затем глубоко вонзились в спинку похожего на трон кресла Командира.
   Демонический шут даже не вскрикнул - не смог даже свалиться с кресла, к которому его пригвоздили стрелы, - а двое выживших хатори в шоке уставились на покрытый перьями труп своего хозяина. Казалось, это потрясение длилось целую вечность, хотя на самом деле оно длилось не более нескольких секунд, но затем они повернулись как один, подняв топоры и бросившись на ближайших людей.
   Они так и не достигли своих целей. Лучники уже накладывали на тетивы новые стрелы, в то время как горстка рыцарей и латников, знавших, что должно произойти, бросилась вперед, но на пути оказались многие мужчины и женщины, не имевшие ни малейшего представления о том, что планировалось. Застигнутые врасплох, как и сами хатори, и совершенно безоружные, они могли только бежать, и их тела преграждали путь лучникам, стрелявшим в оставшихся в живых хатори.
   Но это не имело значения. Хатори успели сделать не более двух шагов, когда полдюжины молний буквально разорвали их на части.
   Воздух был наполнен человеческими криками и воплями ужаса и потрясения, когда чудовищность того, что только что произошло, дошла до всех, и вожди пришельцев сорвались со своих мест и исчезли с похвальной быстротой ума. Сэр Джордж видел, как они исчезли, и теперь сделал мысленную пометку следить за их возвращением, на случай, если они почувствуют возможность нанести удар по ненавистным инопланетянам, пока те будут сражаться между собой. Но почти все его внимание было сосредоточено на чем-то другом, и он бросился вверх по лестнице к телу Командира. Мейнтон и еще трое избранных рыцарей сопровождали его, помогая пробираться сквозь суматоху, и к тому времени, когда он взбежал на платформу, его собственный меч был уже у него в руке. В этом не было необходимости - драконы уже расправились с ранеными хатори с безжалостной эффективностью, - и он наклонился вперед, чтобы сорвать яркий граненый кулон с шеи трупа. Он держал драгоценное устройство в руке, и его сердце пылало от ликования, когда он смотрел на него сверху вниз, а затем что-то коснулось его закованного в броню плеча.
   Он быстро развернулся, но тут же расслабился, обнаружив, что смотрит в глаза одному из драконов. Высокий инопланетянин рассматривал его несколько долгих секунд, а затем махнул рукой в сторону кровавой бойни, указал на мертвого Командира и вопросительно склонил голову набок. Барон проследил взглядом за жестикулирующей рукой, затем снова посмотрел на своего огромного инопланетного союзника и свирепо ухмыльнулся.
   - Возможно, ваши люди были готовы умереть, сэр дракон, и достаточно храбры, чтобы сделать это! Но не в правилах англичан убивать своих, и с этим, - он поднял кулон, - нам не понадобится этот кусок мяса, чтобы захватить его драгоценный корабль, не так ли? И с нами, охотящимися на членов гильдии, и с вашими людьми, охотящимися на хатори, ну...
   Его ухмылка обнажила зубы, когда он и безмолвный дракон оказались лицом к лицу, а затем дракон медленно обнажил свои смертоносные клыки в голодном оскале и очень по-человечески кивнул.
   - Тогда давайте займемся этим, мой друг! - предложил сэр Джордж, протягивая руку, чтобы похлопать огромного инопланетянина по спине, и они вдвоем начали спускаться по лестнице на платформу.
  

НА ФЛОТЕ

  
   - Говорю вам, Майк, мы можем это сделать!
   Майк Стернс глубоко вздохнул, сосчитал до десяти - нет, лучше до двадцати - и напомнил себе, что президент Соединенных Штатов не может ходить вокруг да около и душить чересчур восторженных подростков. Он сказал себе это довольно твердо, затем снова открыл глаза.
   - Эдди, - спросил он как можно терпеливее, - ты хоть представляешь, сколько людей проходит через этот офис каждую неделю - и каждый день, если уж на то пошло, - с проектами, которые абсолютно необходимо выполнить сию минуту?
   - Но это совсем другое дело, Майк! - жилистый рыжеволосый юноша, сидевший по другую сторону стола Майка, замахал руками. - Это важно!
   - Именно это я и хотел сказать, Эдди. Они все важны. Но важны они или нет, не так уж много людей из нашего времени имеют необходимые навыки, чтобы заставить их работать. И это, - Майк похлопал крепкой мускулистой ладонью по любовно выполненному эскизному плану, который Эдди разложил на его столе между двумя высокими стопками книг, - ... для начала потребовало бы навыков, которыми вряд ли обладает кто-либо из нас. Кроме того, ты можешь себе представить, как отреагировал бы такой человек, как Квентин Андервуд, если бы я отдал тебе целые мили железнодорожного пути ради столь "безумного плана", как этот?
   - Это не "безумный план"! - горячо возразил Эдди. - Именно так конфедераты строили свои первые броненосцы, используя вместо брони железнодорожные рельсы во время Гражданской войны.
   - Нет, это не так, - терпеливо ответил Майк. - Это то, как, по-твоему, они их создавали, и это...
   - Это то, как они их создавали! - перебил Эдди. - Мои исследования основательны, Майк!
   - Ты позволишь мне закончить? - голос Майка стал заметно холоднее, и Эдди залился таким огненным румянцем, какой бывает только у рыжих от природы.
   - Извините, - пробормотал он, и Майк с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться при виде выражения его лица. Эдди Кантрелл, особенно во власти своего бурного энтузиазма, был склонен забывать, что Майк Стернс, которого он знал всю свою жизнь, стал президентом единственных Соединенных Штатов, существовавших в тысяча шестьсот тридцать втором году от Рождества Христова. Что, по мнению Майкла, было вполне справедливо. За последний год или около того ему не раз казалось, что он живет в горячечном сне, а не наяву.
   - Как я уже говорил, - продолжил он через мгновение, - у меня нет никаких сомнений в том, что этот твой план, - он снова постучал по эскизу на своем столе, - представляет собой чертовски много исследований и напряженных размышлений. Но правда в том, что ты не лучше меня представляешь, какое оборудование потребуется для создания этой штуки. Или, если уж на то пошло, как думаешь, кто будет производить расчеты устойчивости? Или вычислять его водоизмещение? Или проектировать паровую установку, способную двигать судно такого размера и веса? Или хотя бы иметь представление, как управлять им, когда оно было бы построено? - Он покачал головой. - Даже если бы у нас были ресурсы, чтобы вложить их во что-то подобное, здесь, в Грантвилле, нет никого, кто имел бы хоть какое-то представление о том, как его построить. И у меня слишком много других проектов, о которых люди имеют представление, чтобы оправдать использование наших ограниченных - очень ограниченных, Эдди, - ресурсов на строительство какого-то военно-морского флота гражданской войны.
   Эдди отвернулся и несколько секунд смотрел в окно офиса. Затем снова посмотрел на Майка, и выражение его лица было более серьезным, чем Майк когда-либо видел у него раньше.
   - Хорошо, - сказал молодой человек. - Я понимаю, о чем вы говорите. И, наверное, иногда меня действительно заносит. Но была причина, по которой они строили эти штуки у себя на родине, Майк, и Густаву Адольфу они понадобятся гораздо больше, чем когда-либо Шерману или Гранту.
   Майк начал было быстро отвечать, но остановился. Точно так же, как Эдди с трудом мог вспомнить Майка как кого-то более впечатляющего, чем лидера местного объединения шахтеров, Майку было трудно думать об Эдди иначе, чем как об одном из местных ребят. Не такой гик, каким был его друг Джефф до того, как "Огненное кольцо" перенесло их родной город в Германию семнадцатого века, но все же он был чем-то вроде чудака из сельской Западной Вирджинии. Компьютерный фанат и игрок в военные игры, страстно преданный обоим занятиям.
   Да, - подумал Майкл. - Фанат. Но фанат военных игр. Может, у него и мало опыта работы в реальном мире, но он потратил гораздо больше времени, чем я, на изучение войн, армий и... флотов.
   - Ладно, Эдди, - вздохнул он. - Уверен, что буду сожалеть об этом, но зачем "генерал-капитану Гарсу" так нужны броненосцы?
   - Потому что у него нет железных дорог, - ответил Эдди. - Вот почему реки и каналы так важны для его логистики, Майк. Вы же знаете это.
   Майк медленно кивнул. Эдди, безусловно, был прав насчет этого, хотя юноша не присутствовал на собраниях, на которых он и Густав Адольф обсуждали этот самый вопрос.
   - Без железных дорог, - продолжал Эдди, - по-настоящему большие объемы припасов можно перевозить только по воде. Вот почему успешные военные кампании XVII века обычно проводились так близко к берегам судоходных рек. Я знаю, что мы говорим о строительстве пароходов и буксиров на паровой тяге именно по этой причине, и это должно сильно помочь. Но плохие парни так же хорошо понимают, насколько важны реки, как и Густав Адольф. Когда они поймут, насколько эффективнее он сможет использовать их с нашей помощью, то начнут изо всех сил пытаться остановить его. И лучший способ для них сделать это - атаковать его суда по воде или построить вооруженные артиллерией форты или редуты, чтобы попытаться перекрыть важные реки. - Подросток пожал плечами. - В любом случае, мне кажется, что что-то вроде броненосца было бы лучшим способом... убедить их держаться как можно дальше от берега реки.
   Майк понял, что парень был прав. На самом деле, возможно, его доводы были даже лучше, чем он предполагал. Крупные города большинства так называемых "вассалов" и "союзников" Густава Адольфа также располагались на судоходных реках, и в целом слишком многие из этих вассалов были одними из самых скользких и вероломных представителей так называемой знати в истории. Это означало, что в крайнем случае бронированное судно, хорошо вооруженное и неуязвимое для оборонительной артиллерии указанных городов, могло стать мощным стимулом для выполнения своих обязательств перед конфедеративными княжествами Европы и их императором.
   Все это ничего не меняло в том, что касалось невероятных трудностей, связанных с предложением Эдди.
   Эдди начал было говорить что-то еще, но закрыл рот с почти слышимым щелчком, когда понял, что Майк, нахмурившись, смотрит на эскиз.
   Изображенное на нем судно никак не назовешь изящным. Это было не признающее компромиссов прямоугольное сооружение с плоскими бортами, которое низко сидело в воде, а единственными видимыми внешними особенностями были его орудийные порты и толстая приземистая труба.
   - Ты прав насчет того, насколько важным будет речное сообщение, - признал Майк, проводя тупым кончиком пальца по рисунку. - Но эта штука была бы невероятной тратой ресурсов.
   - Я знаю это, - признал Эдди. - Вот почему предлагаю построить только три таких. Видит бог, мы могли бы использовать столько, сколько смогли бы достать, но я знал, что, приступая к работе, вы ни за что не откажетесь от достаточного количества рельсов, чтобы построить больше.
   - Ни за что на свете, - согласился Майк с ухмылкой, в которой было очень мало юмора. - Квентин завопил бы, что его убивают, если бы я дал тебе достаточно рельсов для одной из этих штук, не говоря уже о трех! И он был бы не одинок. У нас уйдут годы на то, чтобы развить металлургическую промышленность, способную производить сталь такого качества. Но с этим я бы справился... если бы был уверен, что в конце концов сможем построить эти чертовы штуковины.
   - Послушайте, - сказал Эдди, - признаю, что большая часть этого плана основана на лучших предположениях, которые я смог почерпнуть из своих справочников. В то же время, некоторые из этих книг чертовски хороши, Майк.
   - Я потратил много времени на изучение этого периода, когда Джефф и Ларри решили, что мы просто обязаны создать игру "Броненосцы гражданской войны". - Он усмехнулся. - Я всегда был специалистом по военно-морскому флоту, когда дело касалось сочинения игры.
   - Но это не важно. Важно то, что это отправная точка. Если можно найти кого-то другого, кого-то более квалифицированного, кто возьмет мои заметки и справочники и превратит их в то, что мы сможем создать, я с удовольствием передам их. Вы правы. Я не имею ни малейшего представления о том, как рассчитать водоизмещение или учесть требования к остойчивости, и знаю, что проектировщики сильно напортачили в расчетах водоизмещения многих настоящих броненосцев, построенных во время Гражданской войны. Был один класс мониторов, который сразу же пошел бы ко дну, если бы они когда-нибудь попытались установить свои турели! Так что, возможно, мой энтузиазм действительно обогнал меня. Но гораздо важнее, чтобы это было сделано и чтобы сработало, чем чтобы это было сделано по-моему.
   Майк откинулся на спинку стула и стал рассматривать лицо человека, сидящего напротив него за столом. Это было то же самое лицо, что и всегда, и в то же время оно было другим. Возможно, оно изменилось не так сильно, как лицо Джеффа Хиггинса, но, как и любое другое лицо в Грантвилле, оно похудело за прошедшую зиму и ее иногда скудный, но всегда однообразный рацион. Эдди всегда был жилистым; теперь он сбросил все до последней унции лишнего веса, но благодаря тяжелому физическому труду его фигура оставалась мускулистой. Более того, возможно, это лицо уже не было таким юным, таким... невинным, как раньше, и Майк почувствовал острую боль из-за потери последних лет детства Эдди.
   Но многие люди многое потеряли, напомнил он себе, и, похоже, когда Эдди ворвался в офис, он лучше приспособился к реальности, с которой столкнулся, чем предполагал Майк. Его гордость за концепцию, которую он разработал, была очевидна, но не менее очевидно было и то, что его предложение передать ее кому-то другому, кто, возможно, был бы более квалифицирован, чтобы заставить ее работать, было искренним. К сожалению, в Грантвилле не было никого, кто был бы более квалифицирован. Навыки, которые требовались для такого проекта, не были особенно востребованы в шахтерском городке Западной Вирджинии. Чтобы это сработало, им понадобился бы кто-то с реальным опытом в области машиностроения и тяжелого производства, не говоря уже о ведении сложных промышленных проектов. А еще лучше, кто-то, у кого есть реальный опыт работы с лодками и кораблями. А еще лучше, кто-то, кто имеет представление о том, как работает настоящий военно-морской флот.
   Кто-то вроде...
   Мысли Майка прервались из-за внезапной мысленной заминки, и он резко выпрямился.
   - Что? - спросил Эдди, и Майк покачал головой, как когда-то на ринге, когда избавлялся от последствий особенно хорошего удара слева.
   - Я все еще не уверен, что все это выполнимо, - медленно произнес он, разглядывая Эдди сквозь полуприкрытые веки. - Но если... если, повторяю, это так, то возможно, что прямо здесь, в городе, есть кто-то, кто идеально подошел бы... - Он замолчал и поморщился. - Позволь мне перефразировать это. Вполне возможно, что прямо здесь, в городе, есть кто-то, кто действительно мог бы заставить это работать.
   - Есть? - Эдди выглядел озадаченным. - Кто?
   - Единственный человек, у которого есть хоть какой-то опыт в такого рода строительных проектах, - ответил Майк и кисло усмехнулся, когда глаза Эдди расширились от зарождающегося недоверия.
   - Совершенно верно, - сказал президент Соединенных Штатов тоном, который идеально соответствовал кислой усмешке. - Думаю, нам нужно проконсультироваться с уважаемым тестем моей сестры.
  
   - Позвольте мне внести ясность. - Джон Чандлер Симпсон сидел по другую сторону слегка потрепанного стола на кухне в стиле Аппалачи и, прищурившись, рассматривал Майка. - Вы предлагаете мне работу.
   - Думаю, можно сказать и так, - ответил Майк голосом, которым старался не выражать никаких эмоций. Его многолетний опыт участия в профсоюзных переговорах помог, но все равно это было сложно. Он редко испытывал к другому человеку такую сильную антипатию, какую Симпсон, по-видимому, без особых усилий вызывал у него.
   Он откинулся на спинку стула и уставился на гравюры в рамках, украшавшие уютную кухню Джессики Уэнделл. Было очень мало мест, которые казались бы менее подходящими для встречи с бывшим президентом и исполнительным директором Промышленной группы Симпсона, но, по крайней мере, готовность Джессики превратить свою кухню в импровизированный конференц-зал позволила ему сохранить эту встречу в тайне от общественности.
   Не то чтобы нынешняя конфиденциальность сильно помогла бы, если бы кабинет Майка узнал, что они обсуждали. Он содрогнулся при мысли о том, как, например, отреагировала бы Мелисса Мэйли, когда узнала, что ее президент вообще о чем-то договаривался с их заклятым врагом.
   - Должен признаться, - сказал Симпсон через мгновение ядовито-сухим тоном, - что я нахожу в этом определенную долю иронии.
   - Сомневаюсь, что находите это более ироничным, чем я, - спокойно ответил ему Майк.
   - Может, и нет, но после того, как вы превратили меня в своего рода антихриста на выборах, я не могу не восхищаться вашей наглостью, с которой вы, должно быть, предложили что-то подобное.
   - Наглость тут ни при чем, - парировал Майк, затем пожал своими широкими, мощными плечами. - Послушайте, Симпсон, вы мне не очень нравитесь. И, видит Бог, вы достаточно ясно дали понять, что я нравлюсь вам еще меньше. Но простой факт заключается в том, что в Грантвилле больше нет никого, кто хотя бы знал, с чего начать подобный проект.
   - Что ж, это, безусловно, приятное признание. - Губы Симпсона дрогнули в том, что у другого человека можно было бы назвать подобием улыбки, но в его глазах было очень мало юмора. - Полагаю, я должен быть польщен тем, что вы готовы оценить мой опыт в любой области.
   Майк почувствовал, что вот-вот выйдет из себя. По натуре он был страстным человеком, и научиться самодисциплине, необходимой для обуздания этих страстей - и своего характера - далось ему нелегко. Но это был урок, усвоенный им давным-давно, и хотя Симпсон усложнял его больше, чем кто-либо другой, он и сейчас не собирался забывать его.
   - Если хотите, мы можем сидеть здесь и мочиться друг другу в суп весь день, - сказал он вместо этого, намеренно употребляя грубость в разгаре разговора. - Или можем обсудить причину, по которой я пришел. Что бы вы предпочли?
   Что-то промелькнуло в глазах Симпсона. На мгновение Майк подумал, что это из-за вспыльчивости собеседника.
   Затем он понял, что это было что-то другое. Возможно, это был момент... узнавания. Или, возможно, просто осознание того, что Майк не собирался отвечать на его насмешки и доставлять ему удовольствие, выходя из себя.
   - Скажите мне точно, что вы имеете в виду, - попросил бывший генеральный директор после недолгой паузы.
   - Это достаточно просто. - Майк наклонился вперед на своем стуле, положив руки на стол. - Ко мне с исходным предложением пришел Эдди Кантрелл. Он принес с собой целую стопку справочников, и оказалось, что у него есть целый запас других книг, о существовании которых мы и не подозревали. Мне следовало бы самому сходить туда и порыться в библиотеке четырех мушкетеров. Все в городе уже много лет знают, что эти четверо были абсолютными фанатами военной истории и военных игр.
   Он покачал головой, и его взгляд на мгновение затуманился, когда он подумал о сокровищнице, которую они с Фрэнком Джексоном обнаружили на книжных полках Эдди и Ларри Уайлдов.
   - В любом случае, - оживленно продолжил он, - Эдди решил, что Соединенным Штатам нам нужен военно-морской флот, и собрался в одиночку что-то с этим сделать. Вот как он пришел к этому.
   Майк достал из кармана рубашки лист бумаги, развернул его и подвинул от себя через стол. Симпсон скользнул по нему небрежным, почти пренебрежительным взглядом. Затем взглянул попристальнее, разгладил складки на эскизе и нахмурился, глядя на него.
   - Это сделал Кантрелл?
   - Да. Пару лет назад он прослушал курс черчения в средней школе. Не то чтобы, - сухо добавил Майк, - это действительно подготовило его к карьере морского инженера.
   - Я бы сказал, что это немного преуменьшение. - Внимание Симпсона было приковано к цифрам, перечисленным в блоке данных в верхнем левом углу рисунка Эдди, и он, казалось, на мгновение забыл о своей очевидной неприязни к человеку, сидевшему напротив него за столом. Он несколько секунд изучал цифры, затем фыркнул, что очень походило на развлечение.
   - Его расчетное водоизмещение, должно быть, сильно занижено, - сказал он. - И даже если бы это было не так, он ни за что не остановился бы на осадке в шесть футов! - Он покачал головой. - Мне нужно было бы произвести некоторые расчеты объема, чтобы быть уверенным, но даже при его предполагаемом тоннаже эта штука будет опускаться минимум на десять-двенадцать футов, а это слишком глубоко для речных условий.
   Майк усмехнулся, и Симпсон быстро оторвал взгляд от эскиза.
   - Я сказал что-то смешное? - спросил он голосом, который внезапно вспомнил о своем холоде.
   - Нет, не совсем. Но вы только что продемонстрировали, почему я сижу здесь сегодня утром. Вы действительно думаете, что кто-нибудь еще в Грантвилле - или где-либо еще в Европе семнадцатого века, если уж на то пошло! - смог бы повторить то, что вы только что сказали?
   - Полагаю, что нет, - сказал Симпсон через минуту. - Конечно, вы понимаете, что прошло почти двадцать лет с тех пор, как я в последний раз работал с оборудованием.
   - Может быть, и так, но, по крайней мере, когда-то вы это делали. И разве ваша компания не участвовала в кораблестроительной программе военно-морского флота?
   - Не совсем. О, наш отдел электроники был одним из подрядчиков второго уровня по радиолокационным системам эсминцев класса "Арли Берк", - признал Симпсон. Казалось, он не задавался вопросом, как получилось, что Майк раздобыл именно эту информацию, и Майк был рад, что он этого не сделал. Разрыв между Джоном Симпсоном и его сыном Томом был глубоким и, по-видимому, необратимым, и Майк не собирался признаваться, что он довольно долго обсуждал это предложение со своим зятем, прежде чем обратиться к отцу Тома.
   - Но на самом деле все это подразделение находилось вне периметра нашего основного нефтехимического бизнеса, - продолжил Симпсон-старший, - и мы не имели никакого отношения к корпусам или механизмам. И я чертовски уверен, что сам не занимался никакими инженерными разработками! Я не хочу, чтобы возникло какое-либо недопонимание по этому поводу.
   - Перевод этого, - он легонько постучал по рисунку, - во что-либо, отдаленно напоминающее практический военный корабль, потребует навыков, которыми я не пользовался с тех пор, как ушел из военно-морского флота.
   - В последнее время происходит много чего такого, - ответил Майк без тени улыбки, и Симпсон признал его правоту, недовольно хмыкнув. Он еще несколько мгновений смотрел на эскиз, поджав губы, затем снова перевел взгляд на лицо Майка.
   - Какую власть и поддержку я получил бы? - спросил он.
   - Столько, сколько могу вам дать. - Майк пожал плечами. - У меня будут проблемы с моими собственными людьми, если я решу настаивать на этом. С Квентином Андервудом случится три припадка, как только он услышит об этом, и некоторые другие не сильно от него отстанут. Особенно, когда узнают, сколько железнодорожных рельсов мы собираемся запросить! Но на самом деле это не самое худшее. Что на самом деле не даст им покоя, так это влияние, которое такое перераспределение усилий окажет на все другие наши проекты.
   - Им лучше привыкнуть к этому, - сказал Симпсон, и его темные глаза заострились, словно желая пронзить Майка насквозь. - И вам тоже.
   - Что это значит? - требовательно спросил Майк, не в силах сдержать раздражение.
   - Может, у меня и нет такой библиотеки, как у вашего молодого мистера Кантрелла, "господин президент", но я сам в свое время изучал военную историю. - Улыбка Симпсона была холодной. - Вы знаете, что в конечном итоге привело к падению шведской империи?
   - Убийство Густава Адольфа, - ответил Майк.
   - Да, оно случилось. Но не это помешало шведам отстоять свою империю. Его генералы, и особенно Торстенссон, Банер и Оксенштерна, достаточно хорошо изучили свое дело, чтобы сменить его. Чего у них не было, так это экономики и населения, чтобы противостоять остальной Европе. Именно это по-настоящему опустошило Германию во время Тридцатилетней войны. Единственный способ набрать людей, в которых нуждались шведы, особенно когда против них ополчились французы, - это нанять кого-то вроде наемников. А потом им пришлось искать способ заплатить им.
   Он покачал головой.
   - Не поймите меня неправильно. Густав Адольф и Швеция, вероятно, в XVII веке продвинулись дальше, чем кто-либо другой, в рационализации своих людских ресурсов и создании постоянной армии из числа собственного населения. Но проблема заключалась в том, что Швеция просто не обладала достаточной плотностью этого населения, чтобы содержать армии необходимого размера. Точно так же, как у нее не было налоговой базы для получения доходов, которые требовались армии такого размера - будь то за счет собственного населения или за счет привлечения наемников.
   Он пожал плечами.
   - Таким образом, в конечном счете, единственным реальным вариантом, который видела Швеция, была попытка заставить войну окупиться за счет грабежа своих врагов и получения необходимых денег в виде "пожертвований" от населения оккупированной ею территории. К сожалению, оказалось, что крови в выросшей на всем этом репе было совсем немного... и этого оказалось недостаточно. Некоторые историки до сих пор утверждают, что шведская империя действительно рухнула только тогда, когда Карл XII окончательно проиграл Петру Великому, но факт остается фактом: в конечном счете она была неустойчивой просто потому, что у нее не было финансовой и демографической базы для ее поддержки, особенно в условиях неизбежных коалиций наций с большим населением и более глубокими карманами. И что бы еще мы ни изменили, приехав сюда, мы не изменили демографию Швеции.
   - Я в курсе этого.
   Произнесенное не тем тоном, это предложение могло бы прозвучать пренебрежительно или с вызовом, но прозвучало это не так. На самом деле, Майк был более чем удивлен анализом Симпсона. Что, по его мнению, было вызвано, вероятно, тем, что этот человек не проявил абсолютно никакой способности или склонности анализировать с такой же остротой социальные и политические реалии, с которыми сталкивались пересаженные американцы.
   - В таком случае, - спокойно сказал Симпсон, - пришло время вам осознать последствия. Военные последствия.
   Майк начал было отвечать, но поднятая рука Симпсона остановила его. Этого не произошло бы, если бы это был высокомерный жест руководства, игнорирующего труд работников. Но, к немалому удивлению Майка, это было не так. Это был не совсем теплый жест, но и не откровенно невежливый или пренебрежительный.
   - Вы предельно ясно изложили свою политику и политическую платформу, - сказал Симпсон. - И также совершенно ясно дали понять, что намерены претворить в жизнь платформу, с которой выступали. Не буду притворяться, что мне она нравится, и также не буду притворяться, что мне... понравилось, как вы проводили кампанию.
   В его глазах вспыхнул гнев, но, к его чести, он не выдал его в голосе.
   - Я доверяю вам в силу ваших собственных убеждений и вашей искренности. Я с вами не согласен и очень надеюсь, что ваша социальная политика не обернется полной катастрофой, но эту битву я уже проиграл. И я понимаю вашу позицию по созданию общей... промышленной инфраструктуры, за неимением лучшего термина. Возможно, вы удивитесь, узнав, что я в какой-то степени с вами согласен. Ветхие, идущие сверху вниз конструкции национальных государств семнадцатого века никак не могут справиться с теми видами технологических инноваций, которые мы могли бы внедрить, точно так же, как Советский Союз не мог сравниться с технической и промышленной базой США у себя на родине. Чтобы соответствовать нам, они должны были стать такими же, как мы, и дома мы видели, что случилось с Советами, когда они попытались это сделать.
   Майк уставился на собеседника с тщательно скрываемым удивлением. Он и его кабинет никогда не делали особого секрета из своей приверженности максимально широкому распространению инноваций, но он и его ближайшее окружение никогда открыто не приводили доводы, которые только что привел Симпсон. Отчасти это было сделано для того, чтобы не предупреждать своих оппонентов из семнадцатого века, которые были слишком глупы, чтобы предвидеть удар, но другая причина заключалась в том, что даже у некоторых членов его собственного кабинета, таких как Квентин Андервуд, случился бы припадок, если бы они осознали, сколь многими "секретными технологическими преимуществами" он готов был пожертвовать, чтобы добиться этого. И Майк никак не ожидал, что именно Джон Чандлер Симпсон поймет, что у него на уме... или признает, что его стратегия имеет хоть какой-то смысл.
   - К сожалению, - стул Симпсона заскрипел, когда он откинулся на спинку и скрестил руки на груди, - то, что случилось с Советами, произошло во время холодной, а не "горячей" войны. Что бы ни делали наши доверенные лица на периферии, мы не были вовлечены в прямую конфронтацию не на жизнь, а на смерть с ними. Но именно в таком положении сейчас находится Густав, и если Швеция падет, то и мы тоже.
   - Я тоже знаю об этом, - сказал Майк. - Именно поэтому мы в первую очередь организовали армию под командованием Фрэнка Джексона. - Он поморщился. - Не то чтобы посылать людей нашего времени под пули - это самое эффективное применение их знаний и навыков, какое только можно вообразить!
   - Вот именно, - сказал Симпсон. Фрэнк Джексон нравился промышленнику еще меньше, чем Майк Стернс, если это возможно, но, опять же, это, казалось, не имело для него значения, и он снова наклонился вперед, выразительно постучав пальцем по столешнице. - На самом деле, это наихудшее из возможных применений их знаний и навыков. И отправка их на боевые действия, даже с учетом преимуществ, которые мы можем им предоставить в плане современного оружия, неизбежно приведет к жертвам. И каждый несчастный случай, который мы понесем, будет стоить нам невосполнимого "капитала знаний".
   - Вы предлагаете нам отказаться рисковать кем-либо из наших людей и ожидать, что Густав Адольф оплатит все счета, в то время как мы будем просто сидеть сложа руки? - потребовал Майк. Он, во-первых, не мог до конца поверить, что вообще ведет эту дискуссию, а во-вторых, что, похоже, у Симпсона все-таки есть мозги. Другой человек, конечно, не подавал никаких признаков этого ни во время конституционных дебатов, ни во время своей президентской кампании!
   - Конечно, мы тоже не можем этого сделать, - ответил Симпсон. - Но, в конце концов, все зависит от того, насколько эффективную армию Густав сможет собрать и поддерживать в действии.
   - Подождите минутку. Разве ваш первоначальный аргумент не заключался в том, что у него нет денег или населения, чтобы содержать достаточно большую армию, что бы он ни делал?
   - Да, это так. Но сейчас я ничего не говорил о численности армии. Я сказал, что все зависит от эффективности его армии. Есть разница между численностью и боевой мощью. В некотором смысле, вы уже признали это, используя Джексона и его силы, чтобы дать Густаву качественное преимущество в таких местах, как Вартбург и Альте Весте. Но, поступая таким образом, мы тратим впустую наш самый ценный ресурс.
   - Что нам нужно предпринять, так это сделать это качественное преимущество неотъемлемой частью собственных сил Густава. Он должен снизить свои потребности в людях, и единственный способ для него сделать это - это получить от нас более совершенное оружие, а также подготовку и методы его правильного использования, чтобы его люди компенсировали индивидуальной эффективностью то, что они теряют в численности.
   Симпсон замолчал и вдруг фыркнул с неподдельным юмором, и одна бровь Майка вопросительно приподнялась.
   - Я просто подумал о самонадеянности, связанной с "обучением" одного из величайших капитанов истории своему ремеслу, - объяснил промышленник. - Но, в конечном счете, именно к этому все и сводится. Мы должны дать ему инструменты и показать, как ими пользоваться, чтобы ослабить давление на его население. Дать ему армию поменьше с той логистической поддержкой по воде, за которую ратует ваш юный мистер Кантрелл, чтобы более совершенное оружие позволило ему победить более крупные силы, и у него появится реальный шанс выжить и сохранить свою империю. Но единственный способ, которым мы можем этого добиться, - это направить все наши собственные ресурсы и возможности на поддержку этой небольшой армии. Все сводится к тому, что нам придется помочь ему сократить армию, - его глаза блеснули нескрываемым весельем, когда Майк застыл, автоматически сопротивляясь самому ненавистному в управленческом языке глаголу, - а это будет означать неизбежное замедление темпов развития других аспектов нашей инфраструктуры.
   Майк начал было быстро отвечать, но остановился. Ничто из того, что только что сказал Симпсон, не стало для него настоящим сюрпризом. Видит бог, он и его ближайшее окружение потратили достаточно времени, борясь с теми же проблемами и теми же ограничивающими факторами, что и они сами! Но никто другой, даже - или, возможно, особенно - Фрэнк Джексон, не излагал тезисы, только что высказанные Симпсоном, в таком неумолимо логичном порядке.
   И Майк понял, что он был прав. Это было горькое признание, и лишь малая толика горечи была вызвана тем фактом, что Джон Симпсон высказал это вслух. Он снова перевел взгляд на эстампы Джессики Уэнделл, и его губы сжались, когда он невидящим взглядом уставился на них.
   Он не хотел, чтобы Симпсон оказался прав. Он не хотел отвлекать еще больше ценных ресурсов, навыков и знаний на нужды вооруженных сил. Европе нужны были лекарства, текстильная промышленность, сельскохозяйственное оборудование, работающее на паре или внутреннем сгорании. Для этого нужны были пароходы, железные дороги, нефтяные скважины и телеграф. Для этого требовалось широкое распространение электричества, лампочек, холодильных установок, санитарии, очистных сооружений и пищевой консервной промышленности. Для этого требовалось так много вещей - так много таких, само существование которых подорвало бы господствующее в аристократии оправдание цивилизации, которая вот-вот превратит всю Северную Германию в одну огромную скотобойню.
   Но чтобы внедрить все это, жителям его времени и их соотечественникам из семнадцатого века каким-то образом пришлось бы продержаться достаточно долго. А выживание имело свои собственные холодные, безразличные императивы. Императивы, - сказал он себе с оттенком мелочности, который, как он знал, идеально подходил Джону Симпсону Чандлеру.
   - Вы правы, - признал он и услышал, как неохотно звучит его собственный голос, когда он это сделал. - Мы уже обсуждали возможные усовершенствования оружия с Густавом и Оксенштерной - больше "доводить" до чего-то, что можно производить в массовых количествах, вместо того, чтобы пытаться использовать наше собственное оружие как своего рода волшебную палочку.
   - Рад это слышать, - сказал Симпсон. - Но не менее важно будет показать им, как извлечь максимальную пользу из того, что мы можем им предоставить.
   - Уверен, что это так. К сожалению, за исключением нескольких молодых энтузиастов, таких как Эдди и его приятели, у нас очень мало людей, которые понимают, как это сделать.
   - Я не удивлен. - Симпсон несколько мгновений барабанил пальцами по столу, и Майк удивился, увидев на его лице выражение, которое можно было принять за нерешительность. Если оно и было, то быстро исчезло, и Симпсон посмотрел прямо на него.
   - Как бы то ни было, - сказал он, - я действительно неплохо разбираюсь в военной истории. Это одно из немногих наших с Томом общих увлечений. - При упоминании имени сына в его глазах промелькнула неприкрытая боль, но голос ни разу не дрогнул. - Кто нам действительно нужен, так это один из тех исторических реконструкторов, кто проводил свои каникулы, маршируя в форме армии Союза с винтовкой-мушкетом "Спрингфилд" на плече. Но, полагаю, у нас таких нет?
   Майк криво улыбнулся. - Конечно, есть - их, наверное, не меньше дюжины. Первое сражение Гражданской войны произошло при Филиппи, не более чем в часе езды от нас.
   Симпсон заметно оживился.
   - Мне следовало бы подумать об этом, но, наверное, я просто предположил, что местное население слишком малочисленно, чтобы их было много. Надеюсь, вы предоставляете их в распоряжение Густава и его армии? Тот, у кого есть такой практический опыт в обращении с оружием девятнадцатого века, тактике и строевой подготовке, стоит меня, Джексона и Кантрелла вместе взятых.
   - Знаю, - согласился Майк, но в его тоне было значительно меньше энтузиазма, чем у Симпсона, и он раздраженно поморщился, когда промышленник вопросительно склонил голову набок.
   - Наша проблема в том, что у большинства из них есть навыки, которые нам так же нужны в других местах. Например, на электростанции или в шахте. Дуайт Роджерс - прекрасный пример этой проблемы. Он был реконструктором по меньшей мере десять или пятнадцать лет, но он также единственный человек в городе, имеющий реальный опыт работы на нефтяных месторождениях, и это делает его критически важным для нефтяного проекта Квентина.
   - Понимаю. - Симпсон несколько секунд изучал выражение лица Майка, затем пожал плечами. - Да, - подтвердил он, - я понимаю проблему. Но думаю, вам придется рассматривать это как первый пример того, как инфраструктура приносится в жертву выживанию. Нам нужны эти люди - нужны не только их реальные навыки, но и их способность убедить профессиональных солдат семнадцатого века в том, что мы можем показать им, как выполнять свою работу лучше, чем они могут сейчас. На самом деле, у вас уже должны быть такие люди в Магдебурге, которые работают там со шведами в качестве военных советников.
   - Гм. - Майк уставился в окно, переваривая этот неприятный аргумент. Похоже, сегодня был день Симпсона, когда тот заставил его задуматься о не совсем приятных, но необходимых вещах, подумал он. И снова Симпсон был прав.
   Черт бы его побрал.
   - Ладно, - вздохнул он наконец. - Наверное, вы... нет, вы правы. Но мне все равно нужно подумать, сколько зайцев я смогу убить каждым камнем. - Он еще немного поразмыслил, выводя кончиком указательного пальца медленные, задумчивые круги по столешнице, затем кивнул сам себе.
   - Хорошо, - сказал он, снова сосредоточившись на Симпсоне. - Пока не знаю, смогу ли я сделать это постоянным - нам нужно будет посмотреть на конкурирующие требования к его времени, - но Джер Хейгуд - реконструктор, и хороший. Он также был старшим партнером в одной строительной фирме, которая была у нас в Грантвилле до "Огненного кольца". Это, конечно, означает, что нам нужно, чтобы он выполнял как минимум семь задач одновременно... включая обучение других инженеров. Однако в данный момент он возглавляет одну из команд, работающих с инженерами Густава над улучшением канала Штекниц, а это значит, что он уже на реке. Но если мы продолжим этот проект, вам понадобится кто-то вроде него, чтобы, по крайней мере, помочь построить вашу верфь, верно?
   - Это, безусловно, было бы огромной помощью, - согласился Симпсон.
   - В таком случае я пошлю ему радиограмму и попрошу встретиться с вами в Магдебурге. Вы можете обсудить с ним технические аспекты всей этой идеи, к тому же в Магдебурге и его окрестностях ведется достаточно других проектов, и Питу Макдугалу, вероятно, действительно нужен постоянный доступ к одному из наших лучших инженеров. И мы можем подумать о том, чтобы назначить его нашим официальным связным в инженерный корпус Густава Адольфа. Видит бог, нам понадобится кто-то, кто будет постоянно занимать это место в качестве преподавателя, если не кого-то еще, и это также поможет ему войти в доверие к шведскому офицерскому корпусу в целом.
   Симпсон поджал губы, очевидно, тщательно обдумывая предложение, затем кивнул.
   - Это звучит как отличная идея, - сказал он, и его тон был одобрительным, если не сказать теплым.
   - И это, безусловно, убивает нескольких зайцев одним выстрелом. Конечно, он по-прежнему будет настолько занят другими делами, что они, несомненно, сильно повлияют на его способность выполнять чисто военные функции советника.
   - С другой стороны, как только мы действительно начнем снабжать войска Густава более качественным оружием, нам просто придется найти кого-то другого, чтобы помочь ему. Кого-то, кого вы сможете освободить от других обязанностей, даже если не сможете освободить сейчас.
   - В то же время, я, безусловно, хотел бы поделиться тем, что знаю сам. И я во время службы в военно-морском флоте не всегда был инженером. В отличие от мистера Андервуда, мой собственный ранний опыт был связан с вооруженными силами.
   - Это могло бы... оказаться очень полезным, - медленно произнес Майк, как он надеялся, с хорошо скрытой осторожностью. Ему вдруг представилось, как Симпсон заигрывает с самыми консервативными и по своей сути опасными элементами армии Густава Адольфа. Или, что еще хуже, более сопротивляющимися немецкими князьями из конфедеративных штатов Европы (КШЕ).
   И все же, как только эта мысль пришла ему в голову, он сказал себе, что это глупо. Симпсон, несомненно, был консерватором - возможно, даже реакционером, но самый реакционный американец двадцать первого века, какого только можно вообразить, был безнадежно и радикально либерален по сравнению с кем-то вроде Джона Георга Саксонского.
   Что не означало, что Симпсон не приложил бы все усилия, чтобы построить свою собственную маленькую империю, если бы у него была хоть малейшая возможность. На самом деле, было бы глупо ожидать от него чего-то другого. Что бы Майк ни думал о нем лично, никто не мог добиться успеха на неизменно высоком промышленном уровне, что демонстрировал Симпсон, не обладая при этом исключительными способностями. И эта способность, особенно в ситуации, подобной той, с которой столкнулись люди их времени, неизбежно притягивала бы власть как магнит, если бы Майк позволил ему реализовать ее.
   Если.
   В конечном счете, - размышлял он, - именно к этому все и свелось. Если Майк позволит своему злейшему политическому врагу продемонстрировать, что есть область, в которой он действительно и доказуемо компетентен, это может иметь непредсказуемые последствия для будущего. Но Майк все равно был в положении человека, у которого не было другого выбора, кроме как бежать еще быстрее, чтобы не упасть.
   Кроме того, если я позволю такому человеку, как Симпсон, победить меня только потому, что есть одна область, в которой он компетентен, то я заслужу все, что бы со мной ни случилось!
   - Нам нужно подумать об этом, - продолжил он через мгновение. - Я имею в виду, как наилучшим образом использовать ваш опыт и знания. А пока, что насчет конструкции Эдди?
   - Думаю, что у нее есть... потенциал, - ответил Симпсон, соглашаясь с возвращением к теме, которая изначально привела Майка сюда. - Потребуется много работы, чтобы воплотить ее в жизнь, но если предположить, что Комитет по распределению готов выделить ресурсы, и мы сможем найти людей и финансирование, то думаю, вероятно, сможем их создать. Конечно, как только мы это сделаем, нам придется подобрать команды и для них.
   - Я знаю. - Майк еще несколько секунд пристально смотрел на собеседника, затем незаметно вздохнул.
   - Если я подпишу это, Комитет по распределению тоже это сделает, - уверенно сказал он. - Не говорю, что это будет легко, но в конце концов я добьюсь их согласия. Но если я это сделаю, не согласитесь ли вы взять на себя ответственность за это?
   - Не без условий, - сказал Симпсон через мгновение.
   - Каких именно условий? - Майк почувствовал, что принимает естественную позу переговорщика, и легкая улыбка мелькнула на губах Симпсона, как будто он чувствовал то же самое.
   - Если я их создаю, значит, командую ими, - категорично заявил он. - Это будет нелегко, как бы вы ни поддерживали меня. Мне пришлось бы построить верфь, прежде чем я смог бы начать строить на ней корабли, и часть работы должна была бы включать в себя обучение необходимой мне местной рабочей силы. То же самое относится и к строительным бригадам. Чтобы все это сработало, потребуется время и тщательная организация, а у меня нет привычки участвовать в неудачных проектах. Я отказываюсь контролировать расходование стольких наших ресурсов только для того, чтобы позволить кому-то другому испортить конечный продукт и использовать его не по назначению, когда закончу.
   Он обнажил зубы в короткой, свирепой усмешке.
   - Итак, полагаю, что, в конечном счете, все зависит от того, насколько вы мне доверяете, "господин президент". Вам настолько нужен мой опыт, что вы готовы разозлить "генерала Джексона" и рискнуть назначить меня командующим вашим флотом?
   Майк встретил эту вспышку улыбки своим невозмутимым взглядом, и на несколько секунд в кухне Уэнделлов повисла тишина. Затем президент Соединенных Штатов сам едва заметно улыбнулся.
   - На самом деле, думаю, что в "адмирале Симпсоне" есть что-то особенное, - сказал он.
  
   - Не могу в это поверить, - пробормотал Эдди Кантрелл себе под нос. - Симпсон? - Он покачал головой.
   - Даже не заикайся об этом, Эдди, - тихо проворчал Майк, и Эдди покраснел, осознав, что говорил вполголоса не так уж тихо, как ему казалось.
   - У меня было достаточно проблем с Фрэнком и Квентином, не говоря уже о Мелиссе! - продолжил Майк. - Тебе нужны твои чертовы броненосцы, и ты, вероятно, их получишь, так что на твоем месте я бы не смотрел дареному коню в зубы.
   Эдди поморщился при упоминании о "дареном коне" и на мгновение бросил сердитый взгляд на лошадь из плоти и крови, поводья которой он держал. По его глубокому убеждению, лошади были очень плохой заменой мотоциклам, и его зад не горел желанием ехать в Магдебург.
   - Извините, - сказал он через мгновение. - И я имел в виду именно это, когда сказал, что был бы готов передать все дела кому-нибудь другому, если бы он знал, как выполнить эту работу. Но должен сказать вам, Майк, что я не в восторге от назначения Симпсона командовать чем бы то ни было, тем более военным флотом.
   - Если мы вообще собираемся этим заниматься, то он лучше всех подходит для этой работы, - сказал Майк чуть более уверенно, чем чувствовал на самом деле. - С другой стороны, я бы солгал, если бы не признался, что так же рад, что он возьмет тебя с собой в это небольшое путешествие.
   Эдди покосился на Майка, затем медленно кивнул.
   - Понял, - сказал он. - Я буду честен с этим ублюдком.
   - Это не совсем то, что я имел в виду, - несколько сдержанно произнес Майк, уже жалея, что вообще заговорил об этом. - Послушай, Эдди, тебе не нравится Симпсон. Ну, мне он тоже не очень нравится. Но никогда не совершай ошибку, думая, что этот человек глуп или некомпетентен в своей области. Или что он нам нужен не так сильно, как Нэт Дэвис или Грег Феррара. Ты поедешь с ним, чтобы помочь ему найти подходящее место для его верфи. А не как какой-нибудь агент гестапо. Это понятно?
   - Понятно, - сокрушенно ответил Эдди, и Майк пожал плечами.
   - Прости. Я не хотел сносить тебе голову. Но это важно, и нам совсем не нужны лишние проблемы, с которыми придется разбираться. В то же время, если случайно заметишь что-то, на что, по твоему мнению, следует обратить наше внимание, я ожидаю, что ты это не пропустишь.
   - Понятно, - повторил Эдди несколько изменившимся тоном, и Майк кивнул. Он начал говорить что-то еще, но замолчал, так как Симпсон рысцой выехал из-за угла на своей лошади.
   Майка раздражало, что Симпсон уже умел ездить верхом, когда они прибыли в Тюрингию.
   Хуже того, этот человек ездил верхом в западном стиле, так что Майк даже не мог списать это на такую изнеженную, социально претенциозную вещь, как поло.
   Прекрасно сшитые деловые костюмы-тройки, которые сопровождали Симпсона в Грантвилле на свадьбу его сына, давно исчезли. Пожилой мужчина был одет в ботинки, джинсы, фланелевую рубашку и легкую нейлоновую ветровку, чтобы защититься от холода поздней весны на севере Германии, и Майк все еще был немного удивлен тем, насколько сильно смена одежды изменила имидж этого человека. Джон Чандлер Симпсон, бодро ехавший по улице, совсем не походил на того надменного городского щеголя, который так давно появился в Грантвилле. Этот человек был высоким и широкоплечим - таким же высоким, как его сын, хотя и не обладал такой мощной мускулатурой, как Том. С другой стороны, в семнадцатом веке никто не был так массивно сложен, как Том.
   Что означало, что "не такой массивный" - это, конечно, не то же самое, что "слабак весом в девяносто восемь фунтов", и, хотя Майк, возможно, и не хотел этого признавать, в мощном теле Симпсона всегда было гораздо больше мышц и гораздо меньше жира, чем могли бы предъявить многие другие руководители из их времени. Недавно прошедшая зима стерла большую часть жира, который там тоже был.
   - Джентльмены, - поприветствовал их Симпсон резким, деловым тоном, останавливая своего скакуна рядом с ними.
   - Мистер Симпсон, - ответил Майк. Эдди только кивнул, но забрался в свое седло. Не слишком грациозно, как заметил Майк. Эдди научился ездить верхом после "Огненного кольца", но только в том смысле, что больше не падал с лошади всякий раз, когда она останавливалась. В этом он преуспел больше, чем его друг Джефф, но Майку пришлось приложить все усилия, чтобы не расхохотаться при виде выражения лица Эдди, когда тот размышлял о долгой поездке в Магдебург.
   По крайней мере, юноша был бы избавлен от неописуемой суеты поездки в карете по дорогам семнадцатого века, и это было не так уж плохо. Главную дорогу в Магдебург планировалось отремонтировать в срочном порядке, но должно было пройти некоторое время, прежде чем это можно будет сделать.
   - Не забудьте связаться с радиорубкой, когда доберетесь туда, - предупредил Майк, и Симпсон кивнул. Немногочисленные радиолюбители Грантвилла были заняты обучением большего числа операторов и планированием изготовления простых детекторных радиоприемников, чтобы использовать и поддерживать несколько современных радиостанций, которые они привезли с собой в Тюрингию. Должно было пройти некоторое время, прежде чем их станет достаточно для более чем ограниченного использования, но установка одной из них в новой столице империи была первоочередной задачей.
   - Думаю, на этом все, - продолжил Майк. - Будем ждать от вас вестей.
   Симпсон еще раз не совсем коротко кивнул ему, тронул лошадь с места и, не сказав больше ни слова, отправился в путь. Эдди еще раз взглянул на Майка, затем пожал плечами и направился - куда менее грациозно - вслед за Симпсоном.
  
   К тому времени, как несколько дней спустя они добрались до Магдебурга, Эдди получил новое, еще более сильное представление о преимуществах водного транспорта в семнадцатом веке. Он предпочел бы совершить более короткое путешествие по суше до Галле, а затем спуститься по реке до Магдебурга, но на реке произошло несколько неприятных инцидентов. Все согласились с тем, что, по их мнению, это были всего лишь разрозненные банды разбойников - вероятно, наемников, оставшихся в настоящее время без работы, потому что Густав Адольф уничтожил армии, к которым они когда-то принадлежали, - и занявшихся речным пиратством, чтобы пережить зиму. Во всяком случае, такова была официальная версия. Лично Эдди был не слишком уверен, что это не было более организовано, чем по этой версии. Несомненно, начиная с самого Джона Георга Саксонского, хватало немецких дворян, которые ненавидели и боялись влияния американцев из нового времени. Эдди нисколько не удивился бы, если бы узнал, что один или несколько из них закрывали глаза на нападения на баржи упомянутых американцев.
  
   Ситуация улучшалась, во многом благодаря тому, что Густав начал организовывать патрулирование финской и лапландской кавалерии, чья грозная репутация была вполне заслуженной, вдоль наиболее опасных участков реки. Но на данный момент президент Стернс и его кабинет предпочли направить свои силы кораблестроителей из двух человек в Магдебург более трудным, но менее рискованным путем.
   И это, безусловно, было "трудно". Казалось, каждая мышца Эдди протестующе ныла, но этот фоновый хор был ничем по сравнению с пульсирующей болью в бедрах и ягодицах. Гостиницы, в которых они проводили ночи, сами по себе были неприятным опытом, и он с тревогой был уверен, что приобрел немало многоногих постояльцев-инсектоидов.
   Но, по крайней мере, они наконец-то были здесь... Не то чтобы "здесь" было таким уж впечатляющим. Магдебург был довольно крупным городом по нынешним меркам, пока войска графа Тилли не вырезали население и не сожгли город дотла, совершив самое страшное злодеяние за всю продолжающуюся Тридцатилетнюю войну. Это кошмарное событие сплотило оппозицию Тилли и империалистам по всей протестантской Германии и дало армии Густава Адольфа один из самых леденящих кровь боевых кличей за всю войну: "Пощады Магдебургу" - обещание быть такими же милосердными к людям Тилли, какими они были к жителям Магдебурга.
   Но история Магдебурга, а также его центральное расположение и выход к реке Эльбе сделали его неизбежным выбором в качестве столицы новых конфедеративных княжеств Европы, созданных Густавом. Кучи обугленного щебня, окружавшие собор - единственное сооружение во всем городе, которое не пострадало от пожара, - теперь в значительной степени исчезли, и реконструкция шла полным ходом. Полное разрушение старого города дало архитекторам Густава возможность спроектировать настоящую столицу с согласованной планировкой улиц, состоящей из длинных прямых проспектов и просторных площадей, и скелет будущего нового города был совершенно очевиден. Но таким же было и разрастание временных кварталов, возведенных в спешке и без какого-либо видимого плана или порядка для рабочей силы, трудившейся на строительстве новых зданий и улиц. И Эдди, когда он осматривал это место, показалось очевидным, что территория за стенами старого города, где закладывались фундаменты новых фабрик и складов, не получила такого же внимания при планировании города.
   - Довольно беспорядочно, не так ли? - заметил Симпсон.
   Эдди посмотрел на него. Долгая и изнурительная поездка заставила его изменить свое мнение о Симпсоне... отчасти. Они не то чтобы коротали время за глубокими философскими дискуссиями. На самом деле, они разговаривали друг с другом не больше, чем требовалось. Но, несмотря ни на что, Эдди был поражен тем, как мало жаловался Симпсон. Конечно, обиженно подумал Эдди, у Симпсона, вероятно, зад болел не так сильно, как у него самого. Однако в то же время Симпсон был по меньшей мере на тридцать лет старше его, и хотя за эти дополнительные десятилетия у него должны были накопиться причины для болей, Симпсон не проявлял абсолютно никаких признаков этого.
   Но что по-настоящему удивило Эдди, так это то, как спокойно, почти как само собой разумеющееся Симпсон воспринял примитивность их транспорта и условий проживания в пути. Он ожидал, что бывший генеральный директор будет требовать самого лучшего и закатывать истерики, если он этого не получит. Но ничего этого не случилось.
   Симпсон проявил удивительный талант к жесткому и проницательному торгу по поводу стоимости их номеров за каждую ночь - как будто деньги шли из его собственного кармана, а не из средств, выделенных на поездку правительством Соединенных Штатов. И было очевидно, что он не был готов к тому, что ему предложат что-то меньшее, чем самое лучшее, что могли предложить гостиницы. И все же это "лучшее" было совершенно не похоже на то, что он стерпел бы и на мгновение "дома", но он не говорил ни слова. На самом деле, он гораздо терпеливее, чем Эдди, мирился с ограничениями в их размещении и даже оставлял сотрудникам чаевые, когда они уходили.
   Эдди не был вполне уверен, что с этим делать, но это, по крайней мере, пробило броню его предубеждений в отношении Симпсона. Не то чтобы он был готов прямо сейчас отказаться от своего недоверия. Симпсон все еще был высокомерным ублюдком, который пытался ворваться в Грантвилл и захватить власть над всем городом. И он все еще был подонком-политиком, который поддерживал фанатичных деревенщин, выступавших против предоставления права голоса всем, кто не родился в их времени. Что по определению означало, что он был врагом.
   Ничто из этого не повлияло на тот факт, что его наблюдения очень точно подытожили впечатление Эдди от Магдебурга.
   - Называть это беспорядком - значит оскорблять любой другой беспорядок, - сказал он через минуту, и Симпсон снова удивил его сухим смешком.
   - О, я видел и похуже. Не очень часто, заметьте, но видел и похуже. И, учитывая, с чего они начинали, я на самом деле удивлен, что они так быстро с этим справляются.
   Эдди задумчиво посмотрел на него. Он был более готов к тому, что Симпсон отпустит какое-нибудь язвительное замечание о примитивных строительных технологиях и никудышных архитекторах семнадцатого века. Вместо этого тон пожилого человека был просто вдумчивым. На самом деле, это могло бы вызвать одобрение, хотя Эдди и казался ошеломленным такой возможностью.
   - Что ж, - продолжил Симпсон через минуту, - полагаю, нам следует связаться с местными властями и передать по радио сообщение о том, что мы прибыли. Думаю, сюда, мистер Кантрелл.
   Он пришпорил своего скакуна, и Эдди снова оказался рядом с лошадью Джона Чандлера Симпсона.
  
   Улицы Магдебурга, какими бы они ни были, были полны оживления. На самом деле, они были настолько оживленными, что Эдди быстро решил поступиться своей гордостью, спешиться и вести лошадь в поводу. Путешествие из Грантвилла было достаточно долгим, чтобы даже его навыки верховой езды заметно улучшились, но он знал свои пределы и понял, что достиг их, в первый же раз, когда из-за перекрестка неожиданно выехала одна из грохочущих деревянных телег. Ему удалось пережить протест своей лошади, поднявшейся на дыбы при внезапном, пугающем вторжении, но предел был очень близок, и он выпрыгнул из седла скорее поспешно, чем грациозно.
  
   Симпсон же, напротив, просто сидел в седле, глядя на него, приподняв бровь. Его лошадь, само собой разумеется, едва заметно дернула головой. Эдди с удовольствием приписал бы это спокойствие ее врожденному миролюбию, но он знал, что гораздо больше оно связано с рукой, держащей поводья, и всадником в седле.
   Симпсон подождал, пока не убедился, что Эдди крепко держит поводья, затем легонько цыкнул на своего скакуна и повел его сквозь суетливую толпу рабочих, повозок, фургонов с товарами, случайных отрядов шведских солдат и уличных торговцев. Эдди последовал за ним, сердито глядя на прямую, как шомпол, немолодую спину и чувствуя себя полным кретином.
   Первоначальные булыжники мостовой перемежались грязными дорожками - на самом деле, обычно это были скорее лужи, чем грязь, - и Эдди был рад, что надел ботинки, а не кроссовки. Кроссовки "Найк" были не совсем подходящей обувью, когда приходилось пробираться по щиколотку в ямах, полных воды и вязкой грязи.
   Эдди не видел столько людей в одном месте за пределами самого Грантвилла, с тех пор, как прибыл в семнадцатый век. И активность кругом была почти такой же, как в безумной индустрии, с помощью которой Грантвилл расширял свои жилые помещения, чтобы справиться с требованиями только что прошедшей зимы. Запах дыма, лязг инструментов, крики мастеров и невероятные запахи, исходящие от слишком большого количества людей, столпившихся на слишком маленьком пространстве.
   Запах беспокоил Эдди еще больше, потому что он сильно отличался от того, к чему он привык. К своему удивлению, он обнаружил, что представления немцев семнадцатого века об общественной санитарии были гораздо лучше его ожиданий, учитывая его ограниченные познания в истории. Мелисса Мэйли объяснила ему, что это произошло потому, что он предположил, будто британская история была синонимом слова "история"". На самом деле, как правило, общественная санитария в Британии семнадцатого века была именно такой, как предполагал Эдди, - Эдинбург был особенно известен во всей Европе своей грязью, и Лондон не слишком отставал от него. Но в большинстве немецких городов существовала давно устоявшаяся система уборки общественных отходов, включая отходы жизнедеятельности человека, и исключительно для этой цели нанимался определенный класс людей. Это была система, которую американцы презирали, поскольку она низводила касту мусорщиков до социального статуса изгоев, почти как в кастовой системе индуистской Индии. Тем не менее, обычно это помогало удерживать наихудшие аспекты общественных отходов на разумном уровне.
   Проблема заключалась в том, что Магдебург был, с практической точки зрения, совершенно новым городом. И он подозревал, что этот город уже был достаточно "заражен" американскими социальными и политическими идеями, чтобы стандартная система общественной санитарии функционировала в лучшем случае бессистемно. Не в первый раз со времен "Огненного кольца" Эдди открывал для себя, что социальные перемены в промежуточный период часто имеют столько же недостатков, сколько и преимуществ.
   Поэтому он был не просто благодарен, когда Симпсон наконец остановился у стен наспех возведенного здания в двух кварталах от временной ратуши Магдебурга.
   Полдюжины шведских мушкетеров стояли на страже у входа в американское "посольство" в сопровождении единственного американца в камуфляжной форме охотника на оленей, вооруженного полуавтоматическим дробовиком "Браунинг". Разница между изящным, современным оружием и неуклюжими шведскими фитильными замками была почти столь же заметной, как разница между хладнокровной настороженностью шведов и очевидной небрежностью американца.
   Симпсон медленно спешился и передал поводья конюху, который выбежал из-за угла наспех собранного строения, чтобы забрать их. Тот же конюх забрал и лошадь Эдди, и Эдди был рад отдать ее ему. На самом деле он надеялся, что никогда больше не увидит эту остроухую клячу.
   Но Симпсон почти не обращал внимания на конюха. Он задержался, чтобы снять седельные сумки, прежде чем позволить конюху взять его лошадь, но его поведение сильно отличалось от того, которое он продемонстрировал, когда они с Эдди остановились в одной из гостиниц по пути. Тогда он приложил немало усилий, чтобы убедиться, что о его скакуне позаботятся должным образом; на этот раз его внимание было полностью сосредоточено на часовых перед зданием.
   Нет, - понял Эдди. - Не на всех часовых - только на Мэтте Лоури, американце.
   Смотреть на хмурое выражение лица Симпсона было неприятно. Эдди подумал, что он похож на человека, который внезапно почувствовал запах сдохшего три дня назад скунса, и его собственное негодование непроизвольно возросло.
   Очевидно, что богатая шишка из Питтсбурга с трудом сдерживал свое презрение к деревенщине, стоявшей перед ним. Вероятно, потому, что Мэтт не преклонялся должным образом перед врожденным превосходством Симпсона!
   Эдди ждал, что Симпсон что-нибудь скажет, но пожилой мужчина только плотно сжал губы и кивнул солдату, который, очевидно, был старшим из шведских охранников. Затем он перекинул седельные сумки через плечо и вошел в здание.
  
   - Для чего вы здесь? - спросил Пит Макдугал.
  
   До "Огненного кольца" Пит возглавлял комитет по охране того же местного отделения организации объединенных шахтеров, президентом которой был Майк Стернс. Теперь он был личным представителем Майка Стернса в Магдебурге, по крайней мере до тех пор, пока восстанавливающаяся столица не будет готова к более широкому американскому присутствию. Находился ли он там в качестве посла в КШЕ или для того, чтобы служить интересам "генерал-капитана Гарса", было интересным вопросом, но Макдугал обладал врожденной дипломатичностью, необходимой для выполнения обеих функций одновременно.
   Однако на данный момент эта дипломатия, по-видимому, была приостановлена.
   - Надеюсь, мое письменное разрешение было достаточно ясным, - холодно ответил Симпсон.
   - Ну, наверное, так оно и есть, - признал Макдугал. Он посмотрел на Симпсона с явной неприязнью, но его тон был достаточно вежливым. - Оно просто застало меня врасплох. Никто не предупредил меня о вашем приезде.
   - Почему-то я не удивлен, - сухо заметил Симпсон. - Должен ли я понимать, что это также означает, что мистер Хейгуд тоже еще не прибыл?
   - Нет, он здесь. По правде говоря, Джер приехал сюда вчера вечером, но, очевидно, произошла какая-то ошибка. Он получил сообщение, но никто не объяснил ему, почему именно он должен был это сделать. - Макдугал пожал плечами. - Одна из проблем с радиосообщениями заключается в том, что вы не можете напрямую поговорить с человеком, который их вам отправил.
   - Такого рода путаница - это то, с чем нам лучше справиться, - заметил Симпсон. - Но, по крайней мере, он здесь. И надеюсь, что вы сможете оказать нам помощь, которую, как заверил меня президент Стернс, мы получим, несмотря на путаницу?
   - Я попробую, - сказал Макдугал. - Но если бы Майк предупредил меня, что вы приедете, я бы сказал ему, что у нас и так не хватает людей. Не знаю, кого можно назначить местным гидом. Джер знает Магдебург не лучше, чем вы.
   - А как насчет Мэтта Лоури? - спросил Эдди. Он знал, что должен был держать рот на замке, но взгляд, которым Симпсон наградил Лоури, действительно вывел его из себя. Идея назначить Мэтта гидом Симпсона, чтобы утереть нос старому высокомерному ублюдку его зависимостью от деревенщин, которые его окружали, очень понравилась подростку.
   - Не могу без него обойтись, - быстро ответил Макдугал. - Фрэнк, я имею в виду, генерал Джексон, - поправился он, искоса взглянув на Симпсона, - издал постоянный приказ, согласно которому у нас здесь должен постоянно дежурить по крайней мере один старший офицер. А Мэтт выучил шведский лучше, чем кто-либо другой из моих знакомых.
   - Это разумная предосторожность со стороны генерала Джексона, - сказал Симпсон, и Эдди увидел удивление на лице Макдугала. Но затем Симпсон продолжил холодным бесстрастным голосом. - Я могу понять, почему способность мистера Лоури говорить на местном языке делает его особенно ценным специалистом. Жаль, однако, что этот язык, похоже, единственное, чему он научился у шведов.
   - Что это значит? - спросил Макдугал, и выражение его лица напряглось от гнева, когда он уловил тон Симпсона.
   - Это значит, что шведские солдаты у вашей входной двери, по крайней мере, в пять раз более бдительны, чем он, - решительно заявил Симпсон. - Это печально. У него в два раза больше огневой мощи, чем у всех остальных, но если бы не шведы, которые присматривают за ним, любой, кто захотел бы, прошел бы мимо него. Или того хуже.
   - Подождите минутку! - с жаром воскликнул Макдугал. - Мэтт работает здесь уже больше трех месяцев, и никто даже близко не подошел к тому, чтобы пройти его! И в отличие от некоторых людей, - он очень тщательно старался не смотреть на Симпсона в упор, - он был с армией при Альте Весте и Вартбурге. И там он тоже проявил себя чертовски хорошо.
   - Возможно, так оно и было, - признал Симпсон, по-видимому, совершенно не обращая внимания на замечания Макдугала по поводу его собственного отсутствия в обоих этих боях. - И не похоже, что я выразил какие-либо сомнения в его мужестве или готовности сражаться. Но есть разница между мужеством, готовностью и дисциплиной, а дисциплина - это то, что помогает человеку быть начеку в таком скучном деле, как караульная служба, быть эффективным... и оставаться живым. У шведов это есть, а у него нет.
   Он посмотрел прямо в глаза Макдугалу, и, к удивлению Эдди, именно Пит отвел взгляд.
   - Ну, в любом случае, я не могу обойтись без него, - пробормотал Макдугал. Затем он встряхнулся. - Попробую найти для вас кого-нибудь из местных. Насколько хорош ваш немецкий?
   - Сносно, - ответил Симпсон, - но у мистера Кантрелла лучше, чем у меня. - Спокойно произнесенный комплимент - если это был именно комплимент - застал Эдди врасплох, но Макдугал только кивнул.
   - В таком случае, наверное, смогу кого-нибудь найти. Однако это может занять некоторое время. Вам есть где остановиться, пока вы здесь?
   - Нет.
   - Тогда, похоже, я смогу подыскать для вас комнату. Мы здесь все еще работаем над жилыми помещениями нашего "посольства". Уверен, что все это доведем до конца... когда-нибудь. Но пока здесь есть что-то вроде пансиона для тех, кто из нашего времени, и некоторых более высокопоставленных шведских и шотландских офицеров. На самом деле это больше похоже на казарму, но зато всего в паре кварталов к востоку отсюда. Можем поселить вас там.
   - Это будет прекрасно, учитывая состояние местных строительных работ, - сказал ему Симпсон. - Полагаю, мы с мистером Кантреллом должны отправиться туда и устроиться, пока вы не найдете нам гида. Не могли бы вы связаться по радио с Грантвиллом, чтобы подтвердить наше прибытие?
   - Я позабочусь об этом, - сказал Макдугал.
   - Спасибо. В таком случае, я буду с нетерпением ждать встречи с мистером Хейгудом и нашим гидом. - Он кивнул Макдугалу, затем взглянул на Эдди.
   - Идемте, мистер Кантрелл, - сказал он.
  
   Будучи гражданином Соединенных Штатов семнадцатого века, Эдди гораздо больше привык ходить пешком, чем когда-либо, будучи американцем двадцать первого века. Что оказалось очень кстати, поскольку он следовал за явно неутомимым Симпсоном, Джером Хейгудом и их местным гидом Дитером Шванхауссером.
  
   Хейгуд был обветренным мужчиной лет сорока пяти, со светло-каштановыми волосами и карими глазами. На нем была рабочая одежда и высокие ботинки на шнуровке, которые, несомненно, носились задолго до "Огненного кольца", а на поясе в гладкой черной нейлоновой кобуре висел старый армейский револьвер Кольт одиночного действия. Он был худощав и поджар, и двигался с такой стремительной, безграничной энергией, что Эдди уставал от одного взгляда на него. Симпсон, конечно, просто принимал все это как должное.
   Эдди не очень хорошо знал Хейгуда - они никогда не встречались до "Огненного кольца", - но с самого начала было очевидно, что инженер не был поклонником Симпсона. Он был достаточно вежлив, но это было все, что можно было сказать о его отношении.
   Шванхауссер, с другой стороны, был совсем другим человеком. Он не жил в Магдебурге до его разрушения, но большинство его родственников жили там, и он потерял их всех. Очевидно, это было частью того, что привлекло его в возрождающийся город, восставший подобно пыльному, дымчатому, хаотичному фениксу из собственного пепла. Тот факт, что он более чем сносно говорил по-шведски и уже немного владел английским, делал его чрезвычайно ценным для местных властей новой столицы, но Макдугал переманил его у них. Как именно он это сделал, оставалось для Эдди загадкой, но два компьютера, которые Макдугал получил из ценного запаса настольных компьютеров Грантвилла, похоже, имели к этому какое-то отношение.
   Какой бы ни была причина, Шванхауссер стал одним из главных связующих звеньев Макдугала с городским правительством, и его знакомство с бесконечными строительными проектами, характерными для Магдебурга, оказалось весьма полезным. Тот факт, что они с Симпсоном поладили, как в горящем доме (Эдди признался себе, что здесь, на пепелище Магдебурга, это, пожалуй, не самая удачная метафора), тоже, похоже, ничему не мешал.
   Эдди еще больше, чем когда-либо, чувствовал себя полузабытым придатком, когда следовал за остальными тремя спутниками.
   Немецкий Симпсона был значительно лучше, чем можно было предположить из его комментариев Макдугалу. Это был не тот разговорный немецкий, который Эдди впитал в себя с тех пор, как приехал сюда, и временами он звучал более чем натянуто, даже странно для уха человека семнадцатого века... или для уха человека двадцать первого века, который изучал этот язык в семнадцатом, но этого было вполне достаточно для его нужд.
   Как и для Хейгуда. Поначалу инженер ходил за Симпсоном по пятам с видом мученика. Очевидно, его самым искренним желанием было оказаться где-нибудь в другом месте и заняться чем-нибудь полезным. Но по мере того, как продолжалась экскурсия по возможным местам для верфи, Хейгуд становился все более оживленным. Очевидно, как инженер, он достаточно увлекся поставленной задачей, чтобы хотя бы на время преодолеть свою антипатию к Симпсону. К тому времени, когда позднее утро перешло в полдень, он был полон энтузиазма по поводу открывающихся возможностей.
   Эдди был немало удивлен этим. И, если быть честным, он также был немного разочарован. Конечно, не то чтобы он хотел, чтобы проект броненосцев добился чего-то, кроме успеха. Просто... его раздражало, что хороший сторонник Стернса так энергично общается с Джоном Чандлером Симпсоном.
   Но если реакция Хейгуда раздражала Эдди, то видимая реакция Шванхауссера на промышленника беспокоила его на гораздо более глубоком уровне. Казалось, между ними существовала какая-то почти органическая связь. Эдди чувствовал это, но не совсем понимал. Что-то, что автоматически устанавливало их связь друг с другом в некой иерархии или континууме, о существовании которых Эдди даже не подозревал.
   Он решил, что ему это не нравится, чем бы это ни было. Отчасти это, вероятно, проистекало из его укоренившегося недоверия ко всему, что делал Симпсон, и, в особенности, из-за его подозрений в стремлении Симпсона к созданию империи, что заставляло его чувствовать себя неуютно из-за того легкого авторитета, которым, казалось, обладал пожилой человек в глазах Шванхауссера. Но еще больше, как он подозревал, это объяснялось тем, что он уже повидал немало немцев семнадцатого века, которые, казалось, находили роль подхалима естественной.
   Это было то, что Эдди ненавидел больше всего, когда сталкивался с подобным. Он полагал, что было бы глупо ожидать, что каждый немец семнадцатого века станет еще одной Гретхен Рихтер или даже ее братом Гансом. И в целом, большинство немецких граждан Соединенных Штатов проделали замечательную работу по адаптации к невероятно радикальной - по меркам семнадцатого века - идеологии и политическим свободам, которые принесли с собой выходцы из верхнего времени. На самом деле то, как некоторые из них - например, Гретхен - ухватились за концепции двадцать первого века и действовали в соответствии с ними, иногда немного пугало даже Эдди.
   Но не все из них адаптировались. У некоторых из них были веские (по их меркам) и очевидные причины для неприязни к переменам, произошедшим с ними в последнее время. Это были люди, которые занимали высокие посты при старом порядке и которым мысль о том, что они будут нести ответственность перед подданными, которыми они ранее правили, но которые теперь стали их согражданами, казалась самой неприятной. Однако некоторые из тех же бывших подданных казались почти такими же потерянными и несчастными. Возможно, это было потому, что они боялись, что изменения были лишь временными - что врагам Соединенных Штатов в конце концов удастся разрушить их. Если бы это произошло, то, несомненно, последовали бы репрессии против тех, кто поддерживал новый порядок, когда старый вернется к власти. И в некоторых случаях это, вероятно, было просто знакомой неопределенностью. Это был случай, когда люди настолько хорошо усвоили старые общественные правила, которые перестраивались вокруг них, что чувствовали себя неуютно и даже пугались двусмысленностей, перед которыми их ставили новые правила.
   Что бы это ни было, Эдди это не понравилось, когда он с этим столкнулся, а с тех пор, как покинул Грантвилл, он повидал этого гораздо больше. Возможно, для людей в маленьких городах и деревнях, которые до сих пор практически не общались напрямую с жителями его времени, было вполне естественно быть менее уверенными и более нерешительными. Он надеялся, что дело было только в этом - что по мере того, как Соединенные Штаты продолжат экспансию за пределы Грантвилла, их растущее влияние разрушит эту нерешительность и заменит ее такой же часто неустойчивой независимостью, которую он наблюдал в самом Грантвилле.
   Но этого еще не произошло, и одним из результатов стало то, что иногда американец, даже тот, кто все еще (в глубине души) считал себя всего лишь ребенком, обнаруживал, что перед ним преклоняются, как перед прирожденным аристократом. Без сомнения, некоторым из них это нравилось, но у Эдди мурашки побежали по коже, когда это случилось с ним.
   Конечно, - кисло подумал он, наблюдая, как Шванхауссер и Хейгуд внимательно слушают Симпсона, - кто-то вроде Симпсона, вероятно, проглатывал это ложками.
   - ...нужна глубокая вода поближе к берегу, - сказал Симпсон, когда он и двое других стояли бок о бок по щиколотку в грязи, глядя на реку Эльбу, которая все еще была высокой, широкой и мутной из-за весенних паводков. Американец энергично указал на нее. - Если глубина будет недостаточной, когда мы спустим их на воду, они будут погружаться в грязь.
   - Сколько футов в глубину, герр Симпсон? - спросил Шванхауссер. Симпсон на мгновение опешил, но Шванхауссер улыбнулся. - Я изучал вашу систему измерений, - заверил он американца.
   - Изучали? - Симпсон посмотрел сверху вниз на низкорослого немца.
   - О, конечно! - усмехнулся Шванхауссер. - Многие из наших "честных торговцев" вопиют до небес от мысли о принятии действительно универсального стандартного набора мер, но император совершенно ясно дал понять, что все конфедеративные княжества примут вашу систему. И это будет таким облегчением - иметь дело с футами и ярдами, которые одинаковы от одного конца земли до другого, вместо того, чтобы иметь дело с "шагами", которые могут быть одной длины в Саксонии и другой, скажем, в Вестфалии!
   - Ты можешь сказать это снова! - Хейгуд фыркнул. - И то, что это будет означать для инженерных проектов, еще важнее. Во-первых, мы собираемся быть чертовски уверены, что, когда приступим к строительству наших железных дорог, "стандартная ширина" будет означать именно это - стандартную ширину колеи. - Он поморщился. - Не дело, когда каждое предприятие строит свой собственный рельсовый путь любой ширины, которая ему подходит.
   Симпсон взглянул на инженера и кивнул.
   - На самом деле, я не рассматривал этот аспект проекта расширения железных дорог, мистер Хейгуд. Конечно, это лишь один из примеров того, как настоящие стандартизированные единицы измерения могут принести огромную пользу. Хотя, - он повернулся к Шванхауссеру, - полагаю, можно понять, почему некоторым из ваших продавцов такая перспектива может не понравиться, даже если в долгосрочном плане это будет невероятно недальновидно с их стороны. Но что касается нашей проблемы, то я не могу дать вам однозначного ответа, пока не узнаю больше о проектных водоизмещениях самих кораблей. Давайте предположим, что мне, вероятно, понадобится глубина не менее двенадцати футов.
   - Гм. - Шванхауссер задумчиво покусал нижнюю губу. - Мы сможем найти для вас столько воды, герр Симпсон. Но чтобы получить ее, вам, возможно, придется продлить свои... пути спуска еще дальше от берега.
   - Мистер Хейгуд? - спросил Симпсон, приподняв бровь в сторону инженера.
   - Это мы можем сделать, - заверил его Хейгуд.
   - Что ж, в таком случае, - сказал Шванхауссер, - я думаю, что это место может соответствовать вашим требованиям. Насколько я знаю, весь этот участок реки - от того места, где находится заводская стоянка, до небольшой точки на изгибе - все еще доступен. Это дало бы вам вид на реку - какой? Может быть, двести ваших ярдов?
   - Скорее, двести пятьдесят, - задумчиво произнес Симпсон.
   - На самом деле, - сказал Хейгуд, окидывая взглядом инженера то же расстояние, - это, вероятно, около двухсот семидесяти пяти. Во всяком случае, ближе к трем сотням, чем к двумстам.
   - Полагаюсь на ваше мнение, - сказал Шванхауссер, а затем рассмеялся. - Я сказал, что изучаю ваши единицы измерения, а не то, что уже освоил их!
   Симпсон слегка усмехнулся и, повернувшись спиной к реке, несколько минут осматривал местность. Они находились далеко за старыми стенами Магдебурга. На самом деле, даже за пределами территории, которая уже застраивалась под новые фабрики.
   - На самом деле, я не отказался бы от еще большего участка, - сказал он.
   - Мы строим всего три корабля, - заметил Эдди. Он очень старался, чтобы это не прозвучало как придирка, но, судя по бесстрастному взгляду, который бросил на него Симпсон, заподозрил, что ему это не совсем удалось.
   - Нет, мистер Кантрелл, - ответил пожилой мужчина через мгновение. - Если я действительно соглашусь взять на себя ответственность за строительство ваших броненосцев, они, несомненно, будут не единственными кораблями, построенными здесь. Как минимум, мы построим дополнительные буксиры и баржи. Что еще более важно, не думаете ли вы, что было бы неплохо обеспечить поддержку вашим боевым кораблям? В конце концов, в каком-то смысле не имеет значения, насколько мощными и хорошо бронированными мы их сделаем, не так ли? Если их всего три, то они могут быть только в трех местах одновременно, а я могу заверить вас, что нам понадобится одновременно охватить более трех мест раньше, чем вы можете ожидать.
   - Ну, да, - сказал Эдди. - Но прямо сейчас нам разрешено строить только броненосцы.
   - На самом деле, - сказал Симпсон голосом, терпеливый тон которого удивил Эдди, - в данный конкретный момент мы не уполномочены что-либо строить. Все, что у нас есть, - это заверения президента Стернса, - Эдди заметил, что ему удалось произнести титул Майка без малейшего намека на сарказм, и подумал, не из-за присутствия ли Хейгуда и Шванхауссера, - что, если он решит поддержать проект, ему удастся получить разрешение на это.
   Он слегка улыбнулся, увидев выражение лица Эдди.
   - Не волнуйтесь, мистер Кантрелл. Мы с президентом, возможно, не сходимся во мнениях по многим вопросам, но я ни на секунду не сомневаюсь, что, если он решит довести дело до конца, у него все получится. На самом деле, я ожидаю от него этого. И также ожидаю, что он поддержит мое предложение о создании парка деревянных паровых кораблей для их поддержки.
   - Деревянных? - Эдди почти почувствовал, как его уши навострились, и Хейгуд тоже выглядел заинтересованным.
   - Совершенно верно. - Симпсон кивнул. - Они должны быть устойчивы к артиллерии семнадцатого века. В конце концов, они неплохо противостояли полевой артиллерии девятнадцатого века в начале гражданской войны, не так ли?
   - Да, - согласился Эдди. - Конечно, - добавил он более вызывающим тоном, - от деревянных кораблей отказались, как только смогли, не так ли?
   - На самом деле, их продолжали использовать на протяжении всей войны, - не согласился Симпсон. - Как только появились возможности - и время - для создания более совершенных кораблей с более тяжелой броней, построили все, что могли. Но существующие деревянные корабли продолжали выполнять вспомогательные функции до самого конца войны. И наша проблема, мистер Кантрелл, заключается в том, что мы начнем с того, что сможем создать очень ограниченное количество тяжело бронированных единиц - по крайней мере, по стандартам семнадцатого века, - но в течение достаточно долгого времени не сможем развить инфраструктуру для их строительства.
   - "Наращивание сил", так, по-моему, называет это президент, и это правильно. Это означает, что для того, чтобы использовать силу настолько широко, насколько нам нужно, нам придется использовать единицы, которые мы на самом деле можем создать для этого. - Он пожал плечами. - Деревянные корабли должны почти полностью удовлетворять этому требованию.
   - В его словах есть смысл, Эдди, - вставил Хейгуд. - На самом деле, довольно большой. Деревянные паровые корабли, может, и не так хороши, как "настоящие" броненосцы, но они надерут задницу любому "военному кораблю" семнадцатого века, с которым столкнутся. По крайней мере, один на один.
   Эдди прокрутил эту мысль в голове, обдумывая ее с разных сторон. И затем, спустя мгновение, почувствовал, что сам начинает кивать.
   - Вы правы, - сказал он. - Наверное, я действительно немного зациклился на строительстве "Бентона" или "Теннесси", - признал он виноватым тоном. - Не похоже, что в ближайшее время нам придется разряжать батареи в Виксбурге или где-то еще, не так ли?
   - Вероятно, нет, - согласился Симпсон. - По крайней мере, не в том смысле, что мы столкнемся с настоящей концентрацией тяжелой артиллерии. Но не смотрите так уныло, мистер Кантрелл. Деревянные корабли во многих случаях должны нести адекватную службу, но бывают случаи, когда также требуются должным образом спроектированные, хорошо бронированные корабли с тяжелой артиллерией. На самом деле, реальной функцией деревянных кораблей, вероятно, будет выполнение рутинного патрулирования и защита невооруженных судов. Когда дело доходит до настоящего ближнего боя с правильно размещенной батареей или крепостью, их работа будет заключаться в том, чтобы прикрывать броненосцы, а не лезть самим в гущу событий.
   Он говорил так, словно искренне пытался подбодрить Эдди, хотя подросток считал такую возможность маловероятной.
   - Тем временем, Дитер, - продолжил пожилой мужчина, поворачиваясь к их гиду, - я полагаю, что вы, вероятно, правы относительно общей пригодности этого места. Я бы хотел, если получится, занять немного больше места на берегу реки, и мне понадобится достаточное пространство, отходящее от реки, для сооружений самой верфи, а также для казарм и учебного поля.
   - И в конце концов, по крайней мере, нам понадобится место, где можно построить приличный сухой док, - вставил Хейгуд с таким энтузиазмом, словно идея военной верфи с самого начала была его собственным детищем, и Симпсон кивнул, не отводя взгляда от Шванхауссера.
   - Вероятно, это возможно, герр Симпсон, - задумчиво произнес немец. - Это может стоить дорого, - предупредил он.
   - Подозреваю, что, если Густав Адольф вежливо попросит тех, кто бы ни был здесь владельцем, они будут готовы проявить благоразумие - сухо сказал Симпсон, и Шванхауссер усмехнулся.
   - Наверное, они могли бы, - согласился он.
   - Хорошо. - Симпсон взглянул на солнце, а затем на свои часы. Это были дорогие электрические часы, которые, в отличие от большинства часов на батарейках в Грантвилле, продолжали ровно тикать.
   Сначала Эдди подумал, не покупает ли Симпсон дополнительные батарейки на черном рынке, но был вынужден отказаться от этого подозрения, когда понял, что это одни из тех часов с кинетическим питанием, которые используют движения владельца для подзарядки встроенного аккумулятора. Что, конечно, означало, что у Джона Чандлера Симпсона были современные часы, которые могли работать еще десятилетия.
   Не то чтобы кому-то нужны были часы, чтобы догадаться, что у него сейчас на уме, подумал Эдди. Солнце медленно опускалось на западе в погребальном костре из красно-золотых облаков.
   - Полагаю, нам пора возвращаться в наши комнаты, - заметил Симпсон, затем поморщился. - Не думаю, что уличные фонари будут здесь особенно яркими после наступления темноты.
   - Да, - согласился Шванхауссер и перевел взгляд с одного на другого. - На самом деле, - продолжил он немного погодя неуверенным тоном, - правда в том, что американцам не всегда безопасно передвигаться после наступления темноты.
   - Не так ли? - спросил Симпсон, и немец покачал головой. Промышленник взглянул на Хейгуда, но, судя по выражению лица инженера, тот знал о местной ситуации не больше, чем Симпсон и Эдди, и бывший генеральный директор снова перевел взгляд на Шванхауссера. - Это просто потому, что местный криминальный элемент находит отсутствие освещения... благоприятным для своих усилий? - спросил он. - Или есть какая-то особая причина, по которой американцам, в частности, следует быть настороже?
   - Это... - начал Шванхауссер и замолчал.
   - Вероятно, многое из этого - не что иное, как отчаяние, темнота и новые возможности, герр Симпсон, - продолжил он через минуту. - Несмотря на все строительные работы здесь, в городе, остаются те, у кого нет средств к существованию. У некоторых из тех, кто не имеет работы, тем не менее, есть семьи. У нас, конечно, достаточно преступников и без этих обстоятельств, но прошлой зимой было намного хуже, чем обычно. Армии, сражения и разруха, в конце концов, не способствуют социальному спокойствию.
   - С другой стороны, сейчас, когда наступила весна и темпы строительства еще больше ускорились, ситуация, похоже, улучшается. Но боюсь, что существует еще одна опасность, к которой герр Макдугал относится недостаточно серьезно, и я пока не смог переубедить его.
   - Что именно? - спросил Симпсон.
   - Ришелье, - почти прорычал Шванхауссер, вертя головой, словно высматривая убийц. - Что бы вы ни делали, не стоит недооценивать этого француза, герр Симпсон! Вы и другие американцы - самая большая угроза, с которой он сталкивается, и он это хорошо знает. Разве он не пытался убить ваших детей, потому что знал это?
   Симпсон медленно кивнул, и Эдди почувствовал, как по спине пробежал холодок, который никак не был связан с приближением ночи.
   - Что ж, в таком случае, - сказал Шванхауссер, отвечая на кивок Симпсона, - имейте это в виду. Ходят слухи об убийцах и ценах за головы американцев. Без сомнения, таких слухов будет предостаточно, какой бы ни была правда, стоящая за ними. По крайней мере, так считает герр Макдугал, и, вероятно, в этом есть какой-то резон. И все же я не думаю, что на этот раз это всего лишь слухи.
  
   - Вот именно, - объявил Элф Харрисон, откидываясь на спинку стула перед радиоприемником.
   - Спасибо, - сказал Симпсон. Он стоял позади Харрисона и не мог видеть выражения его лица, но Эдди заметил, как радист закатил глаза. Никому из сотрудников Макдугала промышленник ни капельки не понравился. Конечно, все они были лоялистами Стернса, и большинство из них были упорными членами профсоюза еще до "Огненного кольца", что создавало две совершенно веские причины для их поведения. Симпсон не мог не знать об этом, но он, конечно, вел себя так, как будто все было по-другому, и Эдди задавался вопросом, было ли это вызвано чувством огромного превосходства, которое отказывалось признавать пращи и стрелы стоящих ниже на социальной лестнице. Сначала он так и посчитал, но потом начал сомневаться в своих первоначальных предположениях. Его это не очень заботило, потому что он любил, чтобы все было красиво и понятно, и предпочитал, чтобы окружающие его люди оставались если не предсказуемыми, то, по крайней мере, последовательными. Мысль о том, что в Джоне Чандлере Симпсоне может быть нечто большее, чем он предполагал, была особенно неприятной, особенно учитывая, каким законченным придурком Симпсон показал себя сразу после их прибытия в Тюрингию.
   Эдди не был до конца уверен, почему эта идея показалась ему такой неприятной. Что ж, он знал одну из причин - ему не нравился Симпсон, и была ненавистна сама мысль о том, чтобы найти в этом человеке что-то, вызывающее уважение. Укоренившиеся подозрительность и враждебность, которые были частью самоидентификации Эдди как одного из людей Майка Стернса, несомненно, тоже сыграли свою роль, откровенно признался он, но подозревал, что за этим кроется нечто большее.
   Возможно, на самом деле все сводилось к тому, что он никогда раньше не встречался с сочетанием в одном человеке по-настоящему выдающихся способностей и способности совершать по-настоящему чудовищные ошибки. Умом Эдди понимал, что подобное вполне возможно, но никогда не сталкивался с этим лично, и это было оскорблением для его подросткового представления об абсолютном добре и абсолютном зле. Что еще хуже, это заставило его задуматься, способен ли он сам так же обмануть дворняжку. Это не совсем приятная возможность!
   - Персонал на линии связи будет дежурить всю ночь? - спросил Симпсон через минуту.
   - Ну, да, - ответил Харрисон. - Конечно, маловероятно, что Майк - я имею в виду, президент - увидит это раньше завтрашнего утра. - Его голос был нарочито терпеливым, хотя никто бы не назвал его откровенно невежливым.
   - Я не ожидал, что он это сделает, - спокойно сказал Симпсон. - Я хотел получить информацию на будущее, мистер Харрисон. Если этот проект продолжится, мне понадобится круглосуточная связь, и я просто хотел бы знать, существует ли она уже сейчас.
   - О, - Харрисону хватило такта слегка покраснеть, но он не стал преувеличивать. - Да, - сказал он тоном, гораздо более близким к нормальному, - у нас круглосуточное дежурство. Это не то же самое, что поднять трубку мобильного телефона, но обычно мы можем отправить сообщение без особых задержек.
   - Отлично, - сказал Симпсон и кивнул ему. - Идемте, мистер Кантрелл, - сказал он затем, вышел из радиорубки и направился обратно по короткому коридору к кабинету Макдугала.
   Эдди заметил, что он наконец-то начал проявлять хоть какие-то признаки усталости, хотя они все еще были достаточно незначительными, чтобы большинство людей вообще их не замечали. Ничего, кроме легкой хромоты на правую сторону, которую даже Эдди не отметил бы, если бы весь день не следил за Симпсоном, Хейгудом и Шванхауссером.
   - Что вы думаете о возможностях? - спросил он, следуя за пожилым человеком по коридору.
   Он не видел четырехстраничный, написанный от руки черновик сообщения Симпсона, которое Харрисон только что передал в Грантвилл.
   - Я думаю... Думаю, что это возможно, мистер Кантрелл, - ответил Симпсон после недолгой паузы, затем остановился прямо перед кабинетом Макдугала и повернулся к Эдди.
   - Я не считаю, что это будет легко, вы понимаете, - продолжил он. - Но если предположить, что президент, как обычно, преуспеет в получении необходимых ресурсов от Комитета по распределению, и если предположить, что Густав Адольф поддержит это с таким энтузиазмом, какого я от него, безусловно, ожидаю, и что услуги... мистера Хейгуда доступны для нас, по крайней мере, на начальном этапе, тогда, я полагаю, станет вполне возможным разместить нашу военную верфь здесь, в Магдебурге. Конечно, доставка всех материалов, которые нам понадобятся, из Грантвилла будет настоящей занозой в заднице, но я не представляю, как мы могли бы реально рассчитывать на то, что сможем построить и запустить верфи дальше вверх по реке. Да и саму реку потребуется немного усовершенствовать, прежде чем мы сможем свободно перемещать суда, даже если будем действовать отсюда, а не из Галле.
   - Но вы считаете, что сама идея действительно практична? - спросил Эдди.
   - Да, мистер Кантрелл, считаю, - сказал Симпсон с легкой улыбкой, от которой Эдди почему-то почувствовал себя неожиданно хорошо. - Имейте в виду, я вижу, что некоторые аспекты вашего первоначального предложения требуют определенной... доработки, скажем так. Но в целом, я считаю, что это не только практичная, но и хорошая идея.
   - Означает ли это, что вы собираетесь взяться за эту работу? - спросил Эдди с затаенным подозрением.
   - Давайте просто скажем, - сказал Симпсон, - что мое участие в проекте является чем-то вроде обязательного условия для успеха. - Он снова улыбнулся, очень тонко, когда Эдди напрягся. - Конечно, это так, мистер Кантрелл, - упрекнул он. - Или вы пребывали в заблуждении, что в Грантвилле есть кто-то еще, у кого есть хотя бы намек на то, как это сделать?
   Поистине удивительно, - размышлял Эдди, когда бывший промышленник возобновил свое продвижение к офису Макдугала, - как легко Симпсон мог всего двумя простыми фразами заставить его почувствовать смутное удовлетворение и привести в абсолютную ярость.
   Несколько мгновений спустя подросток обнаружил, что Симпсон еще не закончил выводить людей из себя на весь вечер.
   Макдугал посмотрел на него без особого энтузиазма, когда Симпсон снова повел Эдди в его кабинет.
   - Я могу еще что-нибудь для вас сделать? - спросил он.
   - Вообще-то, да, - ответил Симпсон, усаживаясь на один из стульев напротив стола Макдугала.
   Эдди начал было садиться на другой стул, но остановился. Сидя рядом с Симпсоном, он мог показаться аутсайдером в противостоянии с Макдугалом, поэтому предпочел стоять, прислонившись к стене.
   - О? - Макдугал откинулся на спинку стула, выражение его лица стало настороженным, когда он услышал тон Симпсона.
   - Я хотел спросить вас кое о чем, о чем мистер Шванхауссер упоминал мне ранее этим вечером. - сказал Симпсон. - Он посоветовал нам быть осторожными в своих передвижениях.
   - Только не это! - вздохнул Макдугал и устало покачал головой. - Дитер снова навел вас на мысль о Ришелье? - спросил он.
   - На самом деле, так оно и было.
   - Ну, он просто немного помешан на этой теме, - сказал Макдугал. Он пожал плечами. - Думаю, в этом нет ничего удивительного. Он действительно потерял большую часть своей семьи, когда Тилли сжег Магдебург. После этого у многих местных жителей началась настоящая паранойя. Теперь они видят убийц, прячущихся в каждом переулке, и, конечно, единственный человек, который мог их послать, - это Ришелье.
   - Так вы думаете, в его страхах нет ничего предосудительного?
   - Что Ришелье посылает убийц в Магдебург? Нет, не думаю, что в этом что-то есть. И если бы он вообще посылал их сюда, то послал бы их за Густавом Адольфом, а не за нами. Что не означает, что здесь, в Магдебурге, недостаточно "уличной преступности", чтобы быть начеку.
   - Нападали ли на кого-нибудь из наших сотрудников - я имею в виду, из нашего времени?
   - Джима Энниса пырнули ножом около недели назад. На самом деле, рана была довольно серьезной, хотя, похоже, он полностью поправится, - сказал Макдугал. Симпсон пристально посмотрел на него, и Макдугал снова пожал плечами. - К счастью для него, один из шведских патрулей проходил мимо и услышал его крик. Ему удалось убежать после первого удара ножом, а вор отстал и скрылся в переулке, когда увидел патруль.
   - Однако этот ублюдок сначала забрал бумажник Джима и его карманные часы. Большую подзаряжаемую движением модель, тоже не на батарейках.
   - Так вы думаете, это было ограбление? Разбойное нападение?
   - А что еще это могло быть? Парень потребовал у Джима бумажник и его "драгоценности", а затем пырнул его ножом. По-моему, это похоже на ограбление. - В голосе Макдугала прозвучало нетерпение, и Симпсон фыркнул.
   - Вам не кажется немного странным, что он ударил этого Энниса после того, как получил то, за чем пришел?
   Макдугал выглядел озадаченным, а Симпсон покачал головой. - По только что сказанному вами, похоже, что ваш мистер Эннис отдал "грабителю" то, что тот требовал, вместо того, чтобы попытаться оказать сопротивление?
   - Черт возьми, он так и сделал, - ответил Макдугал. - Джиму около пятидесяти лет, и первое, что он узнал об этом, когда вышел из-за угла, это показанный ему ублюдком нож! Что, черт возьми, вы бы сделали на его месте?
   - Вполне возможно, что то же самое, - сказал Симпсон. - Но я хочу сказать, что он сделал то, что ему приказал этот ваш "вор". Он отдал то, что хотел этот человек, и не сопротивлялся. И "грабитель" все равно решил ударить его ножом. Вы сказали, что шведский патруль слышал, как он "кричал", а не "звал на помощь", поэтому я предполагаю, что он даже не пытался позвать на помощь до того, как его ударили ножом.
   - На дворе не двадцать первый век, - заметил Макдугал. - Далеко не на каждом углу стоит по полицейскому, и здесь ошиваются настоящие отморозки. Некоторые из них готовы перерезать вам горло за пять центов.
   - Не сомневаюсь в этом. Если уж на то пошло, у нас на родине было множество мест, где люди с такой же радостью перерезали бы вам горло и за меньшие деньги. Но обычно, мистер Макдугал, - обычно, говорю я, - даже в здешних краях воры не убивают людей просто так. Прекрасно понимаю, что из этого правила есть исключения. Но, на мой взгляд, все еще немного необычно, когда кто-то, кто смог получить все, что он требовал, только угрожая насилием, идет дальше и убивает человека, который ему это дал.
   - Как я уже сказал, это опасный район, - ответил Макдугал. - Людей постоянно режут ножом, иногда без всякой причины.
   - На самом деле, людей очень редко режут "без всякой причины", - не согласился Симпсон. - Для этого всегда есть какая-то причина.
   - Может быть, и так, но за последние два-три месяца, должно быть, десятки местных жителей были ограблены, избиты или зарезаны, по сравнению с одним-единственным нашим человеком.
   - С другой стороны, - отметил Симпсон, - в Магдебурге на каждого из нашего времени приходится не просто несколько десятков местных жителей, мистер Макдугал. Их тысячи. По статистике, американцы - извините, люди из нашего времени, - представляют собой крайне малую выборку от общей численности населения. Так что, если это было не более чем случайное уличное преступление, шансы на то, что вор выбрал одного из буквально горстки людей нашего времени в Магдебурге, должно быть, были довольно низки, вам не кажется?
   - Послушайте, - сказал Макдугал, - почему бы вам прямо не сказать, к чему вы клоните, Симпсон? Что? Вы думаете, я просто сидел здесь на заднице, игнорируя какой-то грандиозный заговор против всех американцев во всем мире? Это все? Вы обвиняете меня в том, что я не выполняю свою работу?
   - Я этого не говорил, - ответил Симпсон. - На самом деле, все, что я хотел сделать, это намекнуть вам, что Дитер, возможно, прав. Конечно, возможно, что мистер Эннис просто стал жертвой вооруженного грабителя с особо злобным характером. Но также возможно, что вся цель состояла в том, чтобы представить убийство как ограбление. Это все, что я хотел вам предложить. С другой стороны, теперь, когда вы спросили, и после того, как я услышал вашу реакцию на мои вопросы и мое предположение, что вы, возможно, захотите немного непредвзято отнестись к этому вопросу, должен сказать, что, да, мне кажется, что вы действительно сидели сложа руки - или может быть, отключив ваш мозг - в том, что касается этой конкретной возможности.
   - Послушай, ты... - яростно начал Макдугал, но Симпсон только покачал головой и встал.
   - Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с вами, Макдугал. Я пришел сюда, чтобы попытаться заставить вас задуматься.
   - Очевидно, что какими бы ни были ваши другие достоинства - а я уверен, что их множество, - мышление в их число не входит.
   - Вы помните, а Дитер сам напомнил мне сегодня днем, что именно Ришелье отдал приказ о нападении на школу? На среднюю школу, где учились ваши дети? Как вы думаете, почему он так поступил? Ришелье способен на абсолютную жестокость, но, знаете ли, этот человек не законченный психопат.
   - Он напал на школу из-за того, что она олицетворяет собой знания. Информацию, в которой нуждается Густав Адольф и которой Ришелье боится даже больше, чем испанских Габсбургов.
   - Что ж, он не разрушил среднюю школу, и ему не удалось убить всех ваших учителей и всех ваших детей одним махом, но это не единственное место, где хранятся знания, не так ли? Они также бродят в мозгу каждого из тех, кто из нашего времени. И вы серьезно думаете, что Ришелье не способен и не желает попытаться уничтожить как можно больше этих мозгов?
   Макдугал уставился на него, стиснув зубы, и Симпсон фыркнул.
   - Очевидно, так оно и есть. Что ж, надеюсь, что люди, ответственные за сохранение жизни вашего президента, более склонны думать о немыслимом, чем вы, судя по всему. Может, я и не принадлежу к числу его самых больших поклонников, но если бы я был Ришелье, то единственным человеком, смерти которого я хотел бы сейчас еще больше, чем смерти Густава Адольфа, был бы Майк Стернс. Возможно, вы захотите поделиться с ним этой оценкой, - голос Симпсона был сух, как пустыня, и челюсть Макдугала приоткрылась настолько, что даже слегка отвисла.
   Симпсон заметил это явление и снова фыркнул, затем взглянул на Эдди.
   - Пойдемте, мистер Кантрелл. Я бы хотел поужинать, прежде чем мы ляжем спать.
  
   На ужин, вероятно, было лучшее блюдо, которое Эдди ел с тех пор, как покинул Грантвилл. На самом деле, это было лучшее блюдо, которое он ел со времен "Огненного кольца", и точка. "Ресторан" был немногим больше, чем очень большая палатка - или, по крайней мере, брезент, натянутый на две с половиной стены того, что когда-нибудь должно было стать настоящим рестораном, но в настоящее время все еще находилось в стадии строительства. По крайней мере, кухня казалась полностью оборудованной, а гриль-бар "Корона и орел", очевидно, был излюбленным заведением как американцев - Хейгуд уже был там, когда они прибыли, - так и многих шведских офицеров, расквартированных в Магдебурге.
  
   Название было неплохим, подумал Эдди, подозревая, что "Корона и орел" - это заведение владельцев "Тюрингских садов" в Грантвилле. Это было бы неудивительно, поскольку все знали, что Густав Адольф планировал сделать Магдебург своей новой имперской столицей в Германии. Город уже сейчас был "процветающим", и этот бум только начинался. В выборе названий блюд, безусловно, было что-то современное ему, и он узнал двух вышибал из "Садов". Еда была такой же вкусной, и он принялся за стейк, которым Симпсон решил угостить их обоих.
   Временами Эдди с мучительной остротой тосковал по двадцать первому веку, и воспоминания о еде, как правило, пробуждали их. Ни один американец до "Огненного кольца" даже отдаленно не был готов к изменениям в рационе питания, вызванным их переходом в семнадцатый век. И дело было не только в эзотерических или "современных" продуктах, по которым они скучали. Дело было в том, что вся система распределения продуктов питания, а также система их производства были чертовски ограничены по сравнению с той, на которой они выросли. Например, стейк. В общем, он был доступен, но стоил кучу денег. Или кукуруза в початках. Им чертовски повезло, что у них была семенная кукуруза, когда их отбросило назад во времени, но ее оказалось недостаточно. Почти все зерна, которые им удалось собрать за короткий период вегетации, которым они наслаждались после прибытия в Тюрингию, пошли снова на семена, а не на столы людей. И помидоры. Или авокадо. Боже, Эдди и представить себе не мог, что он был бы готов пойти на убийство ради пары ложек гуакамоле!
   Но, по крайней мере, повара "Короны и орла" знали, как правильно приготовить один из их необычайно дорогих стейков на косточке... в отличие от поваров в гостиницах, где они с Симпсоном останавливались или обедали по пути в Магдебург. Большинство из тех полагали, что единственный способ приготовить говядину - это отварить ее до консистенции, из которой получились бы приличные кавалерийские сапоги. Этот стейк, напротив, был идеально приготовлен до средней прожарки (разумеется, на гриле с открытым огнем!) и подан с хорошо обжаренными грибами и очень ранним салатом-латуком (любезно предоставленным людьми их времени), заправленным винегретом.
   Там был даже, о чудо из чудес, печеный картофель. Картофель уже был распространен на большей части территории Германии до "Огненного кольца" - к удивлению Эдди, поскольку он знал, что Фридриху Великому пришлось навязывать его Пруссии в следующем столетии, - но все еще был большой редкостью.
   Конечно, как только он поразмыслил над этим вопросом, стало понятно, что его будут подавать в "Короне и орле", учитывая, что популярность заведения во многом обусловлена его "американской кухней".
   Эдди наслаждался всем этим с бесстыдным гедонизмом. На самом деле, прошло довольно много времени, прежде чем он смог достаточно отвлечься от гастрономических соображений, чтобы обратить внимание на все остальное, что происходило вокруг него.
   - ...итак, видите ли, - говорил Симпсон рябому шотландцу, который, очевидно, был одним из офицеров Густава Адольфа, - суть в том, чтобы в конечном счете полностью убрать пику с поля боя.
   - Ох, дружище, да ты спятил! - заявил шотландец. - Не бывает такого дня, чтобы мушкетеры смогли отразить атаку хорошо обученных пикинеров, не имея собственных копий. - Он покачал головой и стукнул кружкой с пивом по грубо сколоченному столу. - Король уже увеличил соотношение "стрелок-пика" до двух к одному, и это выше, чем у любого из этих вонючих империалистов. Но выше нельзя, а то нам нечем будет остановить пики другой стороны, и тогда придет конец. Возможно, если все наше "новое оружие" могло бы стрелять так же быстро, как ваше, в этом что-то и было бы, но сейчас оно не может, не так ли?
   - На самом деле, я не уверен, какой именно вид огнестрельного оружия рассматривается, - признался Симпсон и посмотрел через стол на Хейгуда. - Мистер Хейгуд? А вы?
   - Нет, не совсем, - ответил инженер, запив большим глотком пива. - Насколько я понимаю, они все еще обсуждают преимущества кремневых и капсюльных ружей. Знаю, какое из них выбрать, но производство - это не моя специализация, и, боюсь, я был занят другими проектами. Пока, по-моему, никто даже не предполагал возможности использования казнозарядного устройства.
   - Учитывая трудности с изготовлением подходящих патронов - и, если уж на то пошло, гремучего пороха с зажигательной смесью и капсюлей-воспламенителей, - я бы предположил, что в лучшем случае вы будете использовать какие-то дульнозарядные устройства.
   Симпсон согласился и снова повернулся к шотландцу.
   - Я предполагаю, что это, вероятно, будут кремневые ружья, но в конструкции должны быть предусмотрены цилиндрические железные шомпола и конические отверстия для прицеливания. В этом случае ваша скорострельность будет значительно выше, чем сейчас, но вы правы в том, что она никогда не будет соответствовать скорострельности нашего оружия. Я уверен, что уже разрабатываются планы по обеспечению вас винтовками, которые позволят вам эффективно открывать огонь на больших дистанциях, так что у вас, как правило, будет больше времени для стрельбы по атакующему врагу, но этого, безусловно, недостаточно, чтобы гарантировать, что вы сможете остановить решительную атаку.
   - Но вы упускаете, по крайней мере, часть сути, капитан. Если вы откажетесь от пик, то сможете взять бывших пикинеров и выдать им всем винтовки - или мушкеты, если хотите. И если вся ваша армия будет оснащена винтовками и штыками... - Он остановился - А, при вас ведь упоминали о штыках, не так ли? - спросил он.
   - Ты имеешь в виду тот маленький глупый ножичек, который, по их словам, должен висеть на конце мушкета? - Шотландец пожал плечами. - Ох, и пригодится же он против какого-нибудь ублюдка с двенадцатифутовой пикой!
   - Этот "маленький глупый ножичек" может оказаться гораздо полезнее, чем вы думаете, особенно если ваши солдаты обучены обращаться с ним, - вставил Хейгуд. Шотландец посмотрел на него скептически, и Хейгуд обнажил зубы в тонкой улыбке. - Что произойдет, когда кто-то оказывается близко от вас с более коротким и удобным оружием? - бросил он вызов. - Скажем, кто-то с ножом, которым отбивает ваш меч в сторону и тут же вонзает его вам в живот?
   Шотландец моргнул, и настала очередь Хейгуда пожать плечами.
   - Поверьте, при правильном использовании штыка винтовка очень эффективна в ближнем бою. Случилось так, что я один из очень немногих из нашего времени, у кого был реальный опыт с оружием и тактикой, о которых говорил мистер Симпсон. - Эдди заметил, что он не стал объяснять, что его "настоящий опыт" - это опыт любителя, и шотландец нахмурился.
   - Мистер Хейгуд прав, - сказал Симпсон. - С практической точки зрения, штыки превратят каждого мужчину во всей вашей армии в копейщика, если понадобится. И в то же время, если вся ваша пехота вооружена мушкетами, обучена и дисциплинирована, чтобы использовать эти мушкеты при массированной стрельбе, рассчитанной по времени, с ними смогут сблизиться не так уж много подразделений с пиками.
   Шотландец выглядел более задумчивым, но было ясно, что согласие по-прежнему уступает скептицизму, и Симпсон склонил голову набок.
   - Предположим, я снабдил ваших мушкетеров оружием, способным вести прицельный огонь на расстоянии, скажем, триста шагов, и рассчитываю поразить цели размером с человека на таком расстоянии. И что я довел их скорострельность до четырех выстрелов в минуту, - предложил он, чуть подумав. - И предположим, что в вашей армии девять тысяч человек, и что я выстроил их в три огневых линии, каждая по три тысячи человек в длину.
   - А потом предположим, что я разделил ваших мушкетеров на роты по девяносто шесть человек, каждая из которых состоит из трех "взводов" по тридцать два человека, и обучил их стрелять полувзводами.
   Шотландец пристально смотрел на Симпсона, его глаза чуть ли не скосились, когда он пытался понять, что говорит американец.
   - Итак, хорошо, - продолжил Симпсон. - Если у вас в каждой линии по три тысячи человек, то это означает, что каждая линия состоит из тридцати одной роты, или девяноста трех взводов, или всего во всех трех линиях девяносто три роты и... двести семьдесят девять взводов, верно?
   Шотландец, выглядевший как мешок с песком, кивнул, очевидно, готовый позволить американцу выполнить тяжелую математическую работу, и Симпсон пожал плечами.
   - Ну, на самом деле математика довольно проста. Если ваши мушкетеры могут стрелять четыре раза в минуту, то общий цикл перезарядки для каждого человека в вашем строю составляет примерно пятнадцать секунд. Итак, если выстрелит половина каждого взвода в вашей первой линии, а затем, через две с половиной секунды, выстрелит вторая половина каждого взвода в первой линии, а затем, через две с половиной секунды после этого выстрелит половина каждого взвода во второй линии и так далее, ваши девять тысяч человек будут посылать почти полторы тысячи пуль на дальность стрельбы каждые две с половиной секунды. Это почти тридцать шесть тысяч пуль в минуту.
   Теперь глаза шотландца уже не косили, а почти выпучились, и Симпсон снова пожал плечами.
   - Но общее количество не дает полной картины, не так ли? - мягко спросил он. - Помните, что каждые две с половиной секунды будут вылетать полторы тысячи пуль. По сути, на любой блок пикинеров, который будет иметь глупость попытаться сойтись с вашим строем, будет обрушиваться непрерывная стена пуль, что, как я полагаю, окажет хотя бы незначительное влияние на его боевой дух. Очевидно, вы сами видели пару сражений. Насколько, по-вашему, хорошо отряд пикинеров справился бы с удержанием своего строя и проведением эффективной атаки в таких обстоятельствах?
   - Проведением? - Шотландец покачал головой, как будто его только что ударили. - Матерь Божья, нет! Если вы говорите правду о дальнобойности ваших "винтовок", то потребуется добрых три минуты - не меньше! - под огнем, чтобы "пики" приблизились, и это будет означать...
   - Это означало бы, что они пытались бы выстоять под более чем сотней тысяч выстрелов непрерывного огня, - сказал Симпсон, в очередной раз услужливо подсчитывая за него. - Значит, если бы там было девять тысяч копейщиков, и если бы треть выстрелов ваших людей действительно попадала в цель, вы бы убили каждого из них примерно по четыре раза.
   Американец тонко улыбнулся и поднял руку ладонью вверх.
   - Конечно, это при идеальных условиях. Предполагается, что местность позволяет вам увидеть цель и начать стрелять в нее с большого расстояния, и что на вашу скорострельность не влияют такие факторы, как дождь, засорение ствола или что-то в этом роде. И как только начнется стрельба, дым сам по себе приведет к серьезному снижению индивидуальной точности стрельбы. Но, я думаю, вы понимаете, к чему я клоню?
   - Да, можно и так сказать, - сказал шотландец и посмотрел на Хейгуда, словно отыскивая дополнительное подтверждение утверждениям Симпсона.
   - Описание мистера Симпсона не совсем то, которое я бы использовал, - сказал инженер. - Это больше похоже на то, что британцы сделали с французами во время наполеоновских войн, чем на тактику, которой я обучен. Конечно, большинство различий связано с тем, что те битвы, о которых он говорит, сделали бы тактику, к которой вы привыкли, совершенно самоубийственной. Именно поэтому мы разработали лучшие приемы, которые оказались еще более эффективными. Пример мистера Симпсона был гипотетическим, но во время Гражданской войны в Америке нашего времени, которая происходила - могла бы происходить - примерно через сто тридцать лет в местечке под названием Чикамога состоялось сражение, в котором использовалось оружие, очень похожее на то, которое он описывает, и всего за два дня обе стороны потеряли более тридцати семи тысяч человек. А в битве при Энтитеме, в той же войне, обе стороны понесли потери в двадцать две тысячи человек за один день.
   Эдди было очевидно, что никто и никогда не объяснял этого шотландцу так, как только что сделали Симпсон и Хейгуд, - конечно, не с теми цифрами, которые они привели, - и офицер еще две или три секунды смотрел на американцев, прежде чем осушил свою кружку. Затем он махнул одной из официанток, чтобы та налила еще, и повернулся к Симпсону.
   - А какие еще маленькие коварные сюрпризы вы бы предложили? - спросил он, опершись локтями о стол и пристально глядя на американца.
   Было уже далеко за полночь, когда Симпсон, Хейгуд и Эдди покинули "Корону и орла". Многие шведские офицеры, которые помогали заполнять ресторан, когда впервые появились в нем, держались крайне сдержанно - без сомнения, потому, что до этого у Симпсона была репутация как антигерманского и антишведского фанатика. Однако, несмотря на это, большинство из них внимательно слушали, когда он начал свой разговор с рябым шотландцем. И какими бы ни были другие его недостатки, казалось, что Джон Симпсон обладал несомненным даром проникать в суть - или, по крайней мере, в азы - любого объяснения.
  
   Даже Эдди, с его, как у военного геймера, увлечением военной историей, не пришло бы в голову расставлять цифры так, как это сделал Симпсон. Он бы просто развел руками и настаивал на том, что силы огня было бы достаточно, чтобы сломить натиск противника. При этом не учитывался тот факт, что слушатели, как бы они ни верили теоретически в техническую изобретательность американцев, основывали свое понимание того, что он говорил, на собственном опыте работы с фитильными замками. Неудивительно, что у них были такие серьезные сомнения по поводу возможностей!
   Но как только Симпсон довел до них реальные цифры - и как только мысль о том, что Хейгуд действительно знает, о чем говорит, проникла в их мозги, - практически все офицеры в ресторане начали подходить все ближе и ближе к столику, за которым сидели трое американцев. И по мере того, как они приближались, они начали задавать и другие вопросы. Много других вопросов.
   Симпсон сделал все возможное, чтобы ответить на эти вопросы, и Эдди почему-то не был так удивлен, как раньше, когда Симпсон время от времени откровенно признавался, что не знает ответа. Когда это случалось, Хейгуд обычно приходил на помощь, хотя бывали моменты, когда даже он вынужден был признать, что находится в тупике. Два или три раза Симпсон действительно обращался к Эдди, вовлекая молодого человека в разговор, когда справедливо подозревал, что вопрос был из тех, на которые мог бы дать ответ энтузиаст военных игр. Но между объяснениями, которые давал Эдди, и теми, что давал Симпсон, была разница. Действительно, между ответами Симпсона и ответами Хейгуда тоже была разница, и, слушая пожилого человека, Эдди понимал, в чем заключалась эта разница... и почему она убедила офицеров Густава Адольфа так внимательно слушать бывшего офицера военно-морского флота.
   Опыт. Джон Симпсон никогда не служил в воющем хаосе поля боя семнадцатого века, но в его голосе и манерах было что-то такое, что говорило о том, что он знает, о чем говорит, исходя из личного опыта, полученного из первых рук, когда он объяснял что-то суровым офицерам шведской армии. Возможно, не такой опыт, как у них, но все же опыт.
   Они проговорили с ним несколько часов, прежде чем отпустили. И когда, наконец, позволили ему уйти, это было сделано с выражением взаимного уважения, чего Симпсон никогда не видел в самом Грантвилле, ни до, ни после "Огненного кольца".
   Нужно было быть суперменом, чтобы не быть довольным и польщенным таким приемом, и кем бы он ни был, Джон Симпсон Чандлер не был суперменом. Разговор после ужина, должно быть, был самым приятным за любой вечер, который он провел с тех пор, как приехал на свадьбу своего сына в качестве не слишком терпеливого гостя, и это было заметно. Эдди понимал, что ему никогда не стать выразительным человеком, но в его голосе и глазах появилась какая-то новая живость, когда они вдвоем, наконец, забрали Хейгуда, который, очевидно, выпил слишком много пива, и направились к себе в пансион, где Макдугал снял для них комнаты.
   За окнами ресторана было чернее, чем в преисподней. Эдди вспомнил, как мистер Феррара однажды, еще до появления "Огненного кольца", жаловался на световое загрязнение окружающей среды и на то, что оно мешает наблюдениям во время их астрономических экскурсий даже в сельской местности Западной Вирджинии, но тогда он этого по-настоящему не понимал. Не так, как понимал это сейчас.
   Даже бесконечные месяцы только что прошедшей зимы не смогли подготовить его к темноте, окутавшей единственную огромную строительную площадку, которой был Магдебург. Какими бы темными ни казались те зимние ночи в то время, в Грантвилле, по крайней мере, все еще было электричество. Электрические лампочки были одними из предметов, которые находились под строгим контролем, как еще один совершенно незаменимый ресурс двадцать первого века, который до "Огненного кольца" воспринимался как нечто само собой разумеющееся. Из-за этого нормирования дома, предприятия и общественные места Грантвилла казались прискорбно тускло освещенными для тех, кто привык к этому.
   Однако по сравнению с полуночным Магдебургом, Грантвилл в самые сумрачные часы был освещен, как центр Лас-Вегаса субботним вечером. Чернильная тьма грязных улиц и переулков между недостроенными стенами зданий нарушалась лишь редкими - очень редкими - огоньками факелов или фонарей. Во многих отношениях широко разбросанные пятна света только делали темноту еще более густой, и Эдди, застегивая джинсовую куртку, чтобы защититься от холодного ночного ветерка, вышел вслед за Симпсоном из ресторана. Симпсон, с другой стороны, даже расстегнул молнию на своей легкой ветровке, как будто был рад такой прыти.
   Было бы легко безнадежно заблудиться среди всех этих груд кирпича, бревен и других строительных материалов, но идти им было не так уж далеко. Кроме того, какой бы темной и запутанной ни была большая часть города, Пит Макдугал настаивал на том, чтобы официальная штаб-квартира Соединенных Штатов всегда была хорошо освещена - по крайней мере, по стандартам Магдебурга. Она послужила им визуальным ориентиром, который можно было использовать, и они быстро двинулись вперед сквозь густую тьму (или, по крайней мере, настолько быстро, насколько позволяла жизнерадостность Хейгуда).
   Хейгуд был достаточно любезен, чтобы спеть им восторженную, хотя и не особенно мелодичную серенаду, но Симпсон был не в очень разговорчивом настроении. Без сомнения, после ужина он исчерпал запас разговоров на месяц или два, - кисло подумал Эдди. Впрочем, Эдди и сам не испытывал особого желания разговаривать. Он был слишком занят собственными размышлениями, все еще пытаясь разобраться в том, что думает об удивительных, на первый взгляд противоречивых сторонах личности Симпсона. И вот они вдвоем молча брели по пустынным улицам и переулкам.
   За исключением того, что, в конце концов, они были не совсем "одиноки".
   Эдди был настолько погружен в свои мысли, что не заметил, как Симпсон резко остановился. Его первое подозрение о том, что происходит что-то необычное, возникло, когда он буквально врезался в спину пожилого человека. Спина оказалась гораздо более массивной, чем ожидал Эдди, и жилистый подросток отскочил назад на полтора шага от удара.
   - Что за чертовщина?.. - начал он сердито, но прежде чем успел закончить вопрос, произошло сразу несколько событий.
   Они с Симпсоном только что вошли в полосу слабого света от фонаря, горевшего у входа в переулок.
   Это было самое слабое освещение, но, очевидно, его было достаточно, чтобы трое мужчин, которые ждали в переулке, узнали их. Эдди знал, что это так, хотя ему потребовалось две или три драгоценные секунды, чтобы осознать этот факт.
   - Вот! - прошипел кто-то по-немецки. - Это они, взять их!
   Эдди все еще стоял, разинув рот, пытаясь понять, что происходит, когда увидел блеск обнаженной стали и три крепкие фигуры, приближающиеся прямо к нему. Замешательство едва успело смениться страхом и паникой, когда он понял, что Дитер Шванхауссер был прав, предупреждая их.
   На самом деле не имело значения, работали ли люди в переулке непосредственно на Ришелье или нет. Важно было то, что все трое явно намеревались проткнуть некоего Эдди Кантрелла лезвием ножа длиной примерно в фут.
   Он открыл было рот, чтобы позвать на помощь, но, споткнувшись, отступил еще на шаг. Но это было все, что он успел сделать, прежде чем по его ушам словно ударили бейсбольной битой.
   Вспышка выстрела озарила ночь, словно вспышка молнии. Эдди никогда раньше не видел, как стреляют из пистолета в полной темноте с очень близкого расстояния, и ослепительная вспышка света ударила его по глазам, как нож.
   Но если для Эдди это стало неожиданностью, то для нападавших это было гораздо большей неожиданностью.
   Эдди услышал предсмертный крик, затем съежился, когда бейсбольная бита снова хлопнула его по ушам, и еще одна вспышка стробоскопического света ударила по его зрительным нервам. Но та же вспышка света, казалось, выхватила из темноты Джона Симпсона, и Эдди увидел девятимиллиметровый автоматический пистолет, который волшебным образом материализовался откуда-то из-под его расстегнутой ветровки.
   Городской хлыщ из Питтсбурга принял стойку стрелка, на полусогнутых коленях, с пистолетом, который он держал двумя руками, и прерывистый крик боли резко оборвался, когда второй выстрел Симпсона смертельно точно попал в ближнего нападавшего, чуть выше ключицы.
   Один из нападавших выкрикнул недоверчивое проклятие и отчаянно бросился вперед, но Симпсон даже не изменил позы. Хейгуд только начал хвататься за револьвер, висевший в кобуре у него на бедре, когда Симпсон выстрелил снова - дважды, в быстрой последовательности "раз-два", которая вогнала пару пуль в треугольник, образованный лбом потенциального убийцы и основанием его горла.
   Тот упал, даже не вскрикнув, его горло и затылок взорвались ужасными брызгами, Эдди почти оцепенело заметил это, а третий мужчина заколебался. Это была всего лишь короткая пауза, и Эдди всегда потом задавался вопросом, что же, по его мнению, он делал. Возможно, у него даже мелькнула мысль бросить нож и сдаться, но если это было то, что имелось в виду, то он не успел сделать это вовремя, чтобы это принесло ему хоть какую-то пользу.
   Точка прицеливания Симпсона сместилась, и у Эдди была доля секунды, чтобы удивиться, как этот человек вообще мог видеть, что он делает, после ослепляющего блеска выстрелов. Возможно, он действительно закрывал глаза - или, по крайней мере, один из них - когда стрелял. Эдди понятия не имел об этом, но это и было неважно. Девятимиллиметровый пистолет рявкнул еще дважды в том же смертоносном ритме. Один из выстрелов попал третьему нападавшему примерно в дюйме над сердцем; второе попадание пришлось ему прямо над правым глазом и отбросило назад, заставив безвольно сползти по стене переулка как раз в тот момент, когда револьвер Хейгуда наконец-то высвободился из кобуры.
  
   Эдди Кантрелл стоял, застыв в изумлении, не веря своим глазам. Все нападение заняло не более пяти секунд. Вероятно, меньше. Но за эти несколько мгновений трое мужчин пытались убить его... и вместо этого питтсбургский пижон убил их всех троих.
  
   - Доброе утро, мистер Кантрелл.
   - Доброе утро, - пробормотал Эдди, когда Симпсон поприветствовал его на следующий день. Пожилой мужчина сидел за маленьким шатким столиком в крошечной "гостиной" их общей квартиры и тщательно чистил мощный автоматический пистолет "Браунинг".
   Эдди впервые по-настоящему внимательно рассмотрел его, и по тому, как стерлось воронение, ему стало ясно, что пистолетом пользовались много раз. Было также очевидно, что за ним с любовью ухаживали на протяжении всего его долгого срока службы, и Эдди удивился, как Симпсону удалось скрыть его так эффективно, что Эдди даже не подозревал, что он у него есть.
   - Готовы позавтракать? - спросил Симпсон.
   - Позавтракать? - повторил Эдди и тяжело сглотнул, вспоминая.
   - Ну, на самом деле, полагаю, это будет ланч, - задумчиво произнес Симпсон, его лицо ничего не выражало, хотя в глазах, возможно, мелькнула легкая искорка веселья. Если так, Эдди едва ли заметил это, прокручивая в голове события прошлой ночи.
   Звуки выстрелов, особенно так близко от "посольства" Соединенных Штатов, заставили два разных шведских патруля броситься бегом. Не только это, но и часовые у самого посольства отреагировали почти так же быстро, и, в отличие от шведов, захватили с собой мощные переносные фонари.
   Эдди предпочел бы, чтобы они этого не делали. С момента прибытия в Тюрингию он повидал достаточно резни и кровопролития для человека в два-три раза старше его. Он был там, когда Фрэнк Джексон разбил первую имперскую армию наемников под Баденбургом, и вместе с Джеффом Хиггинсом, Ларри Уайлдом и Джимми Андерсеном противостоял второй армии насильников и убийц, которые были их так называемыми "союзниками", не имея ничего, кроме дробовиков двенадцатого калибра и ярости. Он тоже был там, в Вартбурге, и в Альте Весте. Несмотря на его дерзкую, часто вспыльчивую внешность, бывали ночи, когда кошмары, порожденные воспоминаниями об этих зрелищах и звуках, не давали ему уснуть, заставляя ворочаться с боку на бок.
   Но что бы он там ни увидел, едва ли был готов к этому, и зрелище того, что сотворили со своими целями пули Симпсона, едва не стоило ему съеденного отменного ужина.
   Сам Макдугал появился на месте происшествия менее чем через десять минут, все еще застегивая рубашку и глядя на три скрюченных, истекающих кровью тела и зловещего вида ножи, лежащие рядом с ними в грязи.
   - Итак, мистер Макдугал, - проскрежетал Симпсон, и резкая злость в его голосе была единственным признаком того, что он, казалось, был готов признать свой адреналин и страх, - вы все еще считаете, что мистер Шванхауссер слишком остро реагирует на возможную угрозу со стороны Ришелье?
   Макдугал заметно вздрогнул от горькой иронии вопроса, но еще несколько секунд просто смотрел на тела, затем покачал головой.
   - Нет, - сказал он затем, хотя особого выбора у него не было. - Нет, мистер Симпсон. Не думаю, что это так.
   После этого, конечно, прошло еще немало времени, прежде чем все легли спать, и еще больше времени прошло, прежде чем Эдди удалось заснуть. Вот почему он так поздно встал.
   - Э-э, да, - сказал он, отвлекаясь от своих мыслей. - Думаю, я немного проголодался.
   В его голосе прозвучало легкое удивление, даже для него самого, и Симпсон фыркнул. В этом фырканье было веселье, но не грубый, пренебрежительный юмор, которого Эдди когда-то ожидал. На самом деле, по-своему оно было почти нежным.
   - Что ж, дайте мне несколько минут, чтобы закончить здесь, и я угощу вас ланчем в "Короне и орле" - сказал пожилой мужчина, в то время как его руки проворно разобрали чистящий стержень и упаковали его и другие принадлежности, а затем быстро и умело собрали "Браунинг". Эдди наблюдал за ним, отмечая плавность отработанных движений, и отбросил все подозрения, что Симпсон позаимствовал пистолет у кого-то для поездки.
   - Он был у вас с самого начала, не так ли? - спросил он через мгновение.
   - Да, так и было, - согласился Симпсон, не поднимая глаз, когда закончил собирать пистолет и вставил в рукоятку только что заряженный магазин. - "Браунинг" - отличное оружие, - заметил он, - хотя девятимиллиметровому патрону немного не хватает убойной силы по сравнению с чем-то вроде 45-го калибра. С другой стороны, у него разрывная пуля в сто сорок семь гран и около четырех и шести десятых грана бездымного пороха HS-6, он вполне достойно справится со своей работой.
   - Я... понимаю. - Эдди прочистил горло. - Как долго вы носите его с собой? - спросил он.
   - Значительно дольше, чем вы живете на свете, - ответил Симпсон и, наконец, поднял глаза с легкой улыбкой. - Бывают моменты, мистер Кантрелл, когда следует быть немного осторожным в поспешных выводах, не так ли?
   - Да, - медленно произнес Эдди, - бывают. - Он помолчал, глядя Симпсону прямо в глаза, а затем добавил: - Я думаю, всем следует иметь это в виду, не так ли?
   - Наверное, да, - согласился Симпсон через мгновение, и что-то промелькнуло между ними, когда пожилой мужчина так же спокойно встретил взгляд юноши. Эдди не был уверен, что это было за "что-то", но он знал, что они оба это почувствовали.
   Затем момент миновал, и Симпсон встал. Он убрал пистолет в потертую кобуру на пояснице, которую Эдди раньше не замечал, затем кивнул в сторону двери.
   Эдди кивнул в ответ, и они вдвоем направились к "Короне и орлу". Довольно много людей странно смотрели на них - и особенно на Симпсона - когда они проходили мимо, но пожилой мужчина не обращал на любопытных никакого внимания.
   - Кстати, мистер Кантрелл, - небрежно сказал он, когда они подходили к ресторану, - Пока вы спали сегодня утром, я зашел к мистеру Харрисону, чтобы узнать, ответил ли президент Стернс на мое вчерашнее сообщение.
   - О? - Эдди взглянул на него. Что-то в тоне Симпсона насторожило его. - Неужели?
   - Да, он ответил, - ответил Симпсон. - На самом деле, он сообщил мне, что принял мои рекомендации и что он и его кабинет уполномочили меня обратиться к мистеру Макдугалу за помощью в официальном приобретении права собственности на землю для нашей военной верфи.
   - Для нашей военной верфи? - повторил Эдди, и Симпсон кивнул.
   - Да. Конечно, нам придется вернуться в Грантвилл. Мне нужно будет провести некоторое время с вами и обсудить ваш первоначальный план, если мы собираемся разработать практичную конструкцию броненосцев. И нам нужно обсудить с президентом, сколько нам потребуется добавить деревянных кораблей. И, если уж на то пошло, какие именно ресурсы - помимо железнодорожных рельсов, конечно, - и рабочей силы потребуются военному флоту. И как мы собираемся организовать его персонал и разработать программы обучения.
   - Почему вы все время говорите "мы"? - спросил Эдди. Симпсон вопросительно приподнял бровь, и юноша раздраженно пожал плечами. - Я знаю, что вы собираетесь полностью разобрать мою конструкцию на части и собрать ее заново, - сказал он. - Я согласился с этим, когда впервые предложил это Майку - имею в виду, президенту. Так что, ладно, это была не идеальная конструкция. Я никогда не утверждал, что это так.
   - Да, это не так, - согласился Симпсон холодным рассудительным тоном. - С другой стороны, я уверен, что у нас будет время разобраться с ошибками. В конце концов, на организационную работу уйдут недели, а возможно, и пара месяцев, прежде чем мы сможем вернуться в Магдебург и по-настоящему начать здесь все налаживать.
   - Черт возьми, опять вы со своими "мы"! То, что Майк отправил меня в эту первую поездку, вовсе не означает, что я хочу проводить время, сидя в этой грязной дыре, пока вокруг нас строят город!
   - Это прискорбно, - заметил Симпсон. - С другой стороны, я уверен, что есть очень много людей, которые вынуждены делать то, чего они не хотят.
   Эдди остановился как вкопанный посреди улицы и повернулся лицом к пожилому мужчине.
   - Просто продолжайте и скажите мне, чему вы так рады! - раздраженно бросил он.
   - Это значит "Скажите мне, чему вы так рады, сэр", - сказал ему Симпсон, и глаза Эдди расширились от внезапной, ужасной догадки.
   - Боюсь, что так, лейтенант Кантрелл, - сообщил ему Симпсон. - И все же, я полагаю, вполне уместно, чтобы человек, ответственный за то, что вдохновил свою страну на создание военного флота, в первую очередь, был призван на службу в качестве самого первого офицера, назначенного на эту должность. Ну, на самом деле, во-вторую, я полагаю, - рассудительно поправил он.
   - Н-но я... я имею в виду, я никогда... Вы же не можете быть серьезным! - выпалил Эдди.
   - О, но я-то могу, лейтенант, - холодно ответил Симпсон и обнажил зубы в улыбке. - Не волнуйтесь, - посоветовал он, беря Эдди за локоть и заставляя его снова двигаться, - вы достаточно быстро привыкнете, лейтенант. О, и, кстати, думаю, вы освоитесь еще быстрее, если впредь будете называть меня "адмирал" или "сэр".
  
  

ИЗ ТЬМЫ

  

I

   Командующий флотом Тикейр услышал сигнал "Внимание" на коммуникаторе.
   Ему навсегда запомнится, каким прозаичным и... нормальным было его звучание, но в тот момент, подняв глаза от очередной стопки смертельно скучной бумажной работы, пока еще ничего не зная, он почувствовал неоспоримое облегчение от того, что отвлекся. Затем нажал клавишу приема, и чувство облегчения исчезло, когда он узнал командира своего флагмана... и его обеспокоенное выражение.
   - В чем дело, Азмер? - спросил он, не тратя времени на формальные приветствия.
   - Сэр, боюсь, что корабли-разведчики только что сообщили о довольно... тревожном открытии, - ответил командир корабля Азмер.
   - Да? - когда Азмер остановился, Тикейр с любопытством навострил уши.
   - Сэр, они улавливают какие-то довольно сложные сигналы.
   - Сигналы? - Какое-то мгновение Тикейр ничего не понимал, но затем его глаза сузились, а шерсть встала дыбом. - Насколько сложные? - гораздо более резко потребовал он.
   - Боюсь, что очень, сэр, - с несчастным видом ответил Азмер. - Мы принимаем цифровые и аналоговые сигналы на впечатляющей полосе частот. Это активность по меньшей мере третьего уровня, сэр. Возможно, даже... - уши Азмера прижались, - второго уровня.
   Уши Тикейра стали еще более плоскими, чем у командира корабля, и он почувствовал, как в поле зрения появляются кончики его клыков. Он не должен был показывать так много своим внешним видом, но они с Азмером знали друг друга десятилетиями, и было очевидно, что мысли командира корабля уже совпадали с его собственными.
   Флот вернулся в нормальное космическое пространство два дня назад, после восьми стандартных лет криогенного сна. По часам остальной галактики полет продолжался около шестнадцати стандартных лет с момента достижения максимальной скорости, так как модификатор скорости даже в гипере не позволял превышать скорость света в обычном пространстве более чем в пять-шесть раз.
   Крупным кораблям и транспортам оставалась еще неделя полета в нормальном пространстве до цели, и они выскальзывали из бесконечной тьмы, как огромные гладкие хастары, когти и клыки которых все еще были спрятаны, но готовы к бою. Но он отправил вперед гораздо более легкие корабли-разведчики, чей меньший тоннаж делал их двигатели для обычного космоса более эффективными. Теперь он понял, что жалеет об этом.
   Прекрати, - строго сказал он себе. - Твое невежество в любом случае долго бы не продержалось. И тебе все равно пришлось бы решать, что делать. По крайней мере, так у тебя будет время подумать об этом!
   Его мозг снова заработал, и он откинулся на спинку кресла, опустив шестипалую руку, чтобы расчесать свой хвост, пока размышлял.
   Проблема заключалась в том, что разрешение Совета Гегемонии на проведение этой миссии было основано на отчете исследовательской группы о том, что разумные существа целевой планеты достигли только шестого уровня цивилизации. Две другие системы в списке Тикейра были отнесены к пятому уровню цивилизации, хотя одна из них подобралась вплотную к границе между пятым и четвертым уровнями. Было трудно убедить Совет одобрить колонизацию этих двух систем. Действительно, необходимость столь энергично отстаивать дело шонгейри перед Советом стала причиной того, что миссия была отложена достаточно надолго, чтобы развернуть операцию с участием трех систем. Но "колонизация" данной системы была санкционирована почти задним числом, как миссия, которую мог бы выполнить любой из членов Гегемонии.
   Они, конечно, никогда не согласились бы на завоевание цивилизации третьего уровня, не говоря уже о втором! Фактически, все, что достигало второго уровня, становилось протекторатом, пока не достигало первого уровня и не получало право на самостоятельное членство в Гегемонии или (как случалось по крайней мере с половиной из них) до того не уничтожало себя.
   Трусы, - с негодованием подумал Тикейр. - Разгребатели грязи. Травоядные!
   Шонгейри были единственным видом плотоядных, который мог путешествовать в гипере. Почти 40% представителей других рас Гегемонии были травоядными, которые считали пищевые привычки шонгейри варварскими, отвратительными и даже ужасающими. И даже большинство представителей всеядных обитателей Гегемонии чувствовали себя... неуютно в окружении народа Тикейра.
   Собственная драгоценная Конституция вынудила их признать шонгейри, когда империя достигла звезд, но они никогда не были счастливы по этому поводу. На самом деле, Тикейр прочитал несколько ученых монографий, в которых утверждалось, что существование его народа было просто одной из тех невероятных случайностей, которые (к сожалению, по очевидному мнению авторов этих монографий) должны были происходить время от времени. Что им следовало бы сделать, если бы у них хватило здравого смысла последовать примеру других существ с такими же жестокими, психопатически агрессивными наклонностями, так это откатиться обратно в каменный век сразу же после открытия деления атомных ядер.
   К несчастью для этих расистских фанатиков, люди Тикейра этого не сделали. Что не помешало Совету относиться к ним без особой благосклонности. Или пытаться лишить их законных прав.
   Не то чтобы мы были единственным видом, стремящимся к колониям. Для начала, это бартони и крепту. А как насчет лиату? Они питаются травой, но у них более пятидесяти колониальных систем!
   Тикейр заставил себя перестать расчесывать хвост и глубоко вдохнуть. Ворошение старых обид не решило бы эту проблему, и, если быть до конца честным (чего ему на самом деле не хотелось, особенно в случае с лиату), тот факт, что те путешествовали по галактике почти шестьдесят две тысячи стандартных лет, по сравнению с девятьюстами для шонгейри, могли бы помочь в объяснении, по крайней мере, части этого дисбаланса.
   Кроме того, этот дисбаланс изменится, - мрачно напомнил он себе.
   Была причина, по которой империя основала не менее одиннадцати колоний еще до того, как отбыл Тикейр, и почему представители шонгейри в Совете непреклонно отстаивали свое право основать эти колонии даже в условиях нелепых ограничений Гегемонии.
   Никто не мог запретить какой-либо расе колонизировать планету, на которой не было местных разумных видов. К сожалению, пригодных для жизни миров было не так уж много, и они, как правило, были расположены слишком далеко друг от друга, даже для путешествующих в гипере цивилизаций. Хуже того, на удручающем количестве из них уже жили местные разумные существа.
   Согласно Конституции Гегемонии, колонизация этих миров требовала одобрения Совета, получить которое было не так просто, как это было бы в более разумной вселенной.
   Тикейр был хорошо осведомлен о том, что многие другие расы, входящие в Гегемонию, считали. что "извращенная" воинственная природа шонгейри (и еще более "извращенный" кодекс чести) объясняет их готовность к экспансии путем завоеваний.
   И, честно говоря, они были правы. Но настоящая причина, которая никогда не обсуждалась за пределами внутренних советов империи, заключалась в том, что существующая инфраструктура, хотя и примитивная, ускоряла и упрощала развитие колонии. И, что еще более важно, подчинение менее развитых, но поддающихся обучению видов обеспечило значительное увеличение рабочей силы империи. Рабочей силы, которая - благодаря банальному акценту Конституции на внутренней автономии членов - могла бы должным образом содержаться на своем месте на любой планете, принадлежащей империи.
   И рабочей силы, создававшей военную мощь, которая потребуются империи в тот день, когда она расскажет остальной Гегемонии, что та может сделать со всеми своими унизительными ограничениями.
   Ничто из этого не помогало решить его текущую проблему.
   - Вы говорите, что это, возможно, второй уровень, - сказал он. - Почему вы так думаете?
   - Учитывая всю активность электромагнитных волн и сложность многих сигналов, местные жители, очевидно, находятся на уровне, по крайней мере, три, сэр. - Азмер, казалось, не становился счастливее, как наблюдал Тикейр. - На самом деле, предварительный анализ показывает, что они уже развили ядерную энергетику - возможно, даже термоядерный синтез. Но, несмотря на то, что на планете есть, по крайней мере, несколько источников энергии, получаемой с помощью деления ядер, их, по-видимому, очень мало.
   - На самом деле, большая часть их энергии вырабатывается за счет сжигания углеводородов! С чего бы какой-то цивилизации, которая на самом деле может быть на втором уровне, делать такие глупости?
   Командующий флотом нахмурился, прижав уши. Как и командиру корабля, ему было трудно представить себе какой-либо биологический вид, достаточно глупый, чтобы продолжать потреблять невосполнимые ресурсы при производстве энергии на основе углеводородов, если в этом больше не будет необходимости. Азмер просто не хотел признаваться в этом даже самому себе, потому что, если бы это действительно была цивилизация второго уровня, она была бы навсегда закрыта для колонизации.
   - Извините, сэр, - сказал Азмер, осмелев от собственного беспокойства, - но что мы собираемся делать?
   - Я пока не могу ответить на этот вопрос, командир корабля, - ответил Тикейр немного более официально, чем обычно, когда они были только вдвоем. - Но могу сказать вам, чего мы не собираемся делать, и это то, что не позволим этим сообщениям ввести нас в панику и делать какие-либо преждевременные выводы или реакции. Мы потратили восемь субъективных лет, чтобы добраться сюда, и три месяца на восстановление нашего персонала после криосна.
   - Мы не собираемся просто вычеркивать эту систему из нашего списка и переходить к следующей, пока не проанализируем все, что узнали о ней, и не оценим все наши возможности. Это ясно?
   - Да, сэр!
   - Хорошо. Однако в то же время мы должны предположить, что вполне можем столкнуться с системами наблюдения, которые значительно опережают все, что мы ожидали.
   - В сложившихся обстоятельствах я хочу, чтобы флот занял скрытную позицию. Полный контроль выбросов и режим тихой разведки, командир корабля.
   - Да, сэр. Я немедленно передам приказ.
  

II

  
   Главный сержант Стивен Бучевски вылез из МУАЗ (миноустойчивой антизасадной машины), потянулся, взял свое личное оружие и кивнул водителю.
   - Пойди, найди себе кофе. Не ожидаю, что мне понадобится очень много времени, но ты же знаешь, как хорошо я умею предсказывать подобные вещи.
   - Понял, главный, - с ухмылкой согласился капрал за рулем. Он нажал на газ, машина отъехала и направилась к палатке-столовой в дальнем конце позиции, в то время как Бучевски пошел к окруженному мешками с песком командному бункеру, расположенному на вершине острого горного хребта. Утренний воздух был разреженным и холодным, но Бучевски привык к этому менее чем через две недели после начала его нынешней командировки. Это было совсем не так, как если бы он был здесь в первый раз. И хотя многие из морских пехотинцев роты "Браво" считали место подмышкой вселенной, но за семнадцать лет, прошедших с тех пор, как он поверил на слово вербовщику с обманчиво честным лицом, Бучевски повидал значительно худшее.
   - О, места, где вы побываете, - это то, что вы увидите! - с энтузиазмом сказал ему вербовщик, о котором шла речь. И с тех пор Стивен Бучевски действительно побывал в разных местах и многое повидал. За это время он был ранен в бою не менее шести раз, и в возрасте тридцати пяти лет только что распался его брак, в основном из-за длительных повторных командировок. Он ходил, слегка прихрамывая, от чего терапевты не смогли его полностью избавить, боль в правой руке была верным предвестником дождя или снега, а сквозь коротко подстриженные волосы на его левом виске был отчетливо виден изогнутый шрам, особенно на фоне смуглой кожи. Но, хотя он иногда и фантазировал о том, как найдет вербовщика, который заставил его подписать контракт, но всегда возвращался в армию.
   Что, вероятно, говорит о моем нездоровом характере, - подумал он, останавливаясь, чтобы посмотреть на узкую извилистую дорогу далеко внизу.
   Свою первую поездку в солнечный Афганистан он провел в лагере "Рейн" недалеко от Кандагара. Тогда-то он и начал хромать. В следующий раз он должен был находиться недалеко от Газни, помогая следить за шоссе A01, ведущим из Кандагара в Кабул. Это было менее... интересно, чем его пребывание в провинции Кандагар, хотя он все равно умудрился получить осколок ракеты в задницу, что послужило поводом для еще одной золотой звездочки на ленточке "Пурпурного сердца" (и безжалостного "юмора" от его так называемых друзей). Но затем в Газни их сменили поляки, и во время его третьей командировки в Афганистан он и остальные бойцы первого батальона третьего полка третьей дивизии морской пехоты были отправлены обратно в Кандагар, где ситуация снова накалялась. Они и оставались там... по крайней мере, до тех пор, пока не получили новые приказы.
   Ситуация в провинции Пактика, от которой поляки отказались в пользу Газни, потому что в Пактике было гораздо оживленнее, также ухудшилась, и роте "Браво" и Бучевски было поручено поддерживать в этом районе батальон 508-го парашютно-десантного полка сухопутных войск, пока армия пыталась высвободить часть своих собственных людей для этой работы.
   Несмотря на весь акцент на "совместности", обстановка не способствовала установлению самых гладких отношений, какие только можно себе представить. Тот факт, что все считали это временной мерой, а "Браво" - себя всего лишь временными гостями (они должны были вернуться в Штаты менее чем через три месяца, когда им передали приказ), тоже не помогал. Они прибыли без материально-технической поддержки, которая обычно сопровождала бы их, и, несмотря на то, что большая часть их снаряжения была однотипной, это все равно создало дополнительную нагрузку на службы снабжения 508-го полка. Но армейские парни были рады их видеть и сделали все возможное, чтобы радушно встретить "головорезов".
   Тот факт, что провинция размером с Вермонт разделяла шесть сотен миль границы с Пакистаном вкупе с политическими переменами в Пакистане и ростом производства опиума под эгидой движения "Талибан" (странно, что прежнее ожесточенное сопротивление фундаменталистов торговле опиумом исчезло теперь, когда им понадобились наличные для поддержания своей деятельности) не позволили заскучать роте "Браво". Проникновение через границу и активизация атак на все еще слабые подразделения афганской армии в провинции не стихали, хотя, учитывая все обстоятельства, Бучевски предпочел Пактику своей командировке в Ирак в 2004 году. Или последней поездке в Кандагар, если уж на то пошло.
   Теперь он смотрел вниз, сквозь разреженный горный воздух, на извилистую тропу, за которой должен был внимательно следить второй взвод. Все самые современные разведывательные средства в мире не смогли бы обеспечить постоянное присутствие и неусыпное наблюдение, необходимые для пресечения движения транспорта в подобном месте. Вероятно, это было легче, чем та работа, с которой столкнулся отец Бучевски, пытаясь перерезать тропу Хо Ши Мина - по крайней мере, его люди могли видеть намного дальше! - но все это, вместе взятое, о многом не говорило. И он не помнил, чтобы его отец упоминал что-нибудь о сумасшедших фанатиках, взрывающих людей на рабочих местах во славу Божью.
   Он заставил себя встряхнуться. У него было много дел, связанных с возвращением роты домой, и он вернулся в командный бункер, чтобы сообщить об этом артиллеристам.
   Сержант Уилсон сообщил, что подкрепление для его взвода начнет прибывать в течение сорока восьми часов. Пришло время организовать смену личного состава и второму взводу вернуться на свое место дислокации, чтобы участвовать во всей бесконечной бумажной волоките и проверке снаряжения, связанной с любым перемещением роты.
   Не то чтобы Бучевски ожидал, что кто-то будет жаловаться на этот шаг.

III

  
   В конференц-зале дредноута "Звезда империй" собрались командиры трех эскадр Тикейра, командующий его наземными силами и командир базы Шейрез.
   Несмотря на то, что Шейрез формально была младше командующего наземными силами Тейриса, она была старшим командиром базы экспедиции и, как таковая, тоже подчинялась непосредственно Тикейру.
   Слухи о находках кораблей-разведчиков, конечно, распространились. Потребовалось бы божественное вмешательство, чтобы предотвратить это! И все же, если бы оказалось, что приземления все-таки не будет, вряд ли это имело бы значение, не так ли?
   - Как вы интерпретируете данные кораблей-разведчиков, командир базы? - спросил Тикейр у Шейрез, не потрудившись официально призвать собрание к порядку. Большинство из них, казалось, были удивлены его пренебрежением к протоколу, и Шейрез не выглядела особенно довольной тем, что оказалась первой, к кому обратились. Но сам по себе вопрос вряд ли мог удивить ее; в конце концов, она была старшим командиром базы экспедиции именно потому, что обладала опытом общения с другими разумными видами.
   - Я изучила данные, в том числе полученные от скрытых орбитальных платформ, командующий флотом, - ответила она. - Боюсь, мой анализ подтверждает изначальные опасения командира Азмера. Я бы определенно оценила местную цивилизацию вторым уровнем.
   Недовольна она тем, что ее вызвали, или нет, в любом случае не стушевалась, - одобрительно подумал Тикейр.
   - Подробнее об этом, пожалуйста, - сказал он.
   - Да, сэр. - Шейрез постучала по виртуальной клавиатуре своего персонального компьютера, и ее взгляд слегка расфокусировался, когда она посмотрела на заметки, проецируемые прямо на ее сетчатку.
   - Во-первых, сэр, этот биологический вид использует ядерную энергию. Конечно, их технология чрезвычайно примитивна, и, похоже, они только начинают экспериментировать с термоядерным синтезом, но есть существенные признаки того, что их общий технический уровень намного выше, чем мы могли бы ожидать при столь ограниченной ядерной энергетике. По-видимому, по какой-то причине, известной только им самим, эти люди - я, конечно, употребляю этот термин в широком смысле - решили придерживаться выработки электроэнергии на углеводородном топливе уже после того, как могли бы заменить ее ядерной энергетикой.
   - Это абсурд! - возразил командир эскадры Джейнфар. Суровый старый космический пес был старшим командиром эскадры Тикейра и таким же прямолинейным и бескомпромиссным, как одна из главных батарей его дредноутов. Теперь он поморщился, когда Тикейр взглянул на него, вопросительно приподняв одно ухо.
   - Прошу прощения, командир базы, - почти прорычал командир эскадры. - Я не сомневаюсь в ваших данных. Просто не могу поверить, что какой-то настолько глупый вид вообще мог понять, как пользоваться огнем!
   - Это уникальный случай в нашей практике, командир эскадры, - подтвердила Шейрез. - И, согласно основным банкам данных, это также уникальный опыт для любого другого члена Гегемонии. Тем не менее, они обладают практически всеми остальными атрибутами культуры второго уровня.
   Она подняла руку, отмечая точки на своих когтях, и продолжила.
   - У них есть средства связи по всей планете. Хотя они мало что сделали для того, чтобы по-настоящему освоить космос, у них есть множество спутников связи и навигации. Их военные самолеты способны работать в сверхзвуковых режимах полета, они широко используют передовые - ну, передовые для любой культуры, существовавшей до Гегемонии, - композиты, и мы наблюдали также ранние эксперименты с направленным оружием нового поколения. Их технологические возможности распределены по планете неравномерно, но они быстро распространяются. Я была бы очень удивлена - при условии, что они выживут, - если бы в течение следующих двух или трех поколений они не создали эффективное объединенное планетное правительство. На самом деле, они могли бы справиться с этим даже раньше, если бы их абсурдные темпы технического прогресса были хоть как-то ориентированы!
   За столом переговоров воцарилась глубокая тишина. Тикейр подождал несколько мгновений, затем откинулся на спинку стула.
   - Как бы вы объяснили расхождение между тем, что мы наблюдаем сейчас, и первоначальным отчетом об исследовании?
   - Сэр, я не могу объяснить это, - откровенно сказала она. - Я перепроверила первоначальный отчет дважды и трижды. Нет сомнений в том, что во время его создания он был точным, но теперь мы видим вот что. Каким-то образом этот вид достиг такого уровня развития от передвижения на животных, использования энергии ветра и примитивного огнестрельного оружия более чем в три раза быстрее, чем любой другой. И, пожалуйста, обратите внимание, что я сказала "любой другой вид". Я имела в виду угарту.
   Командующий флотом заметил, как многие поморщились, услышав это. Угарту так и не стали членами Гегемонии... с тех пор, как превратили свою родную звездную систему в радиоактивную свалку. Тогдашний Совет испустил тихий, но очень, очень глубокий вздох облегчения, когда это произошло, учитывая, что технологический прогресс угарту в два раза превышал галактические нормы. Что означало, что эти люди...
   - Возможно ли, что первоначальная исследовательская группа нарушила процедуру, сэр? - спросил командир корабля Азмер с выражением беспокойства. Тикейр взглянул на него, и командир его флагмана дернул ушами. - Мне просто интересно, не могли ли исследователи случайно вступить в прямой контакт с местными жителями? Случайно помогли им?
   - Возможно, но маловероятно, командир корабля, - сказал командующий наземными силами Тейрис. - Мне очень не хочется признавать это, поскольку я нахожу это безумно быстрое продвижение таким же тревожным, как и вы. К сожалению, первоначальное исследование проводили бартони.
   Несколько офицеров Тикейра выглядели так, словно только что почувствовали неприятный запах. На самом деле, с точки зрения любого уважающего себя хищника, бартони пахли просто восхитительно, но робкие травоядные были одними из самых суровых критиков шонгейри. И они также были широко представлены в исследовательских силах Гегемонии, несмотря на присущую им робость, из-за их фанатичной поддержки правил Совета, ограничивающих контакты с низшими расами.
   - Боюсь, я согласна с командующим наземными силами, - сказала Шейрез.
   - И не имело бы значения, если бы произошло именно это, - отметил Тикейр. - Конституции безразлично, откуда взялись технологии того или иного вида. Важен уровень, которого они достигли, а не то, как они туда попали.
   - И то, как на это отреагирует Совет, - кисло сказал Джейнфар, и уши всех сидящих за столом зашевелились в знак согласия.
   - Боюсь, командир эскадры Джейнфар прав, сэр, - тяжело вздохнул Тейрис. - Было достаточно сложно получить одобрение для других наших целей, а они гораздо менее продвинуты, чем оказались эти человеки. Или, во всяком случае, надеюсь, что псы Дейнтара по-прежнему ими остаются!
   Еще больше ушей взмахнули в знак согласия, в том числе и Тикейр.
   Каким бы необычным ни было развитие этого вида, оно явно выходило за рамки разрешения Совета. Однако...
   - Я прекрасно понимаю, насколько серьезно наши открытия изменили обстоятельства, предусмотренные приказами о нашей миссии, - сказал он. - С другой стороны, есть несколько дополнительных моментов, которые, как я полагаю, заслуживают рассмотрения.
   Большинство из них посмотрели на него с явным удивлением, но Тейрис закинул хвост на спинку стула и прижал уши в задумчивости.
   - Во-первых, один из моментов, который я заметил, когда просматривал первый проект доклада командира базы Шейрез, заключался в том, что у этих человеков не только удивительно мало атомных электростанций, но для вида их уровня у них также удивительно мало ядерного оружия. Похоже, что только их крупнейшие политические державы располагают таким оружием в каком-либо количестве, но даже у них его очень мало по сравнению с их неядерными возможностями. Конечно, они всеядны, но количество оружия по-прежнему поразительно мало. Даже ниже, чем у многих травоядных на сопоставимом уровне. Это становится особенно очевидным, учитывая тот факт, что на большей части планеты ведутся довольно масштабные военные операции. В частности, несколько более развитых национальных государств проводят операции против противников, которые, очевидно, даже не приближаются к их собственным возможностям. И все же, несмотря на то, что эти развитые - я, конечно, говорю относительно - национальные государства обладают ядерными арсеналами, а их противники, у которых их нет, не способны нанести ответный удар, они решили не применять их. И не только это, но у них должна быть хотя бы некоторая способность производить биологическое оружие, но мы не видели доказательств его применения. Если уж на то пошло, у нас нет доказательств существования даже ядовитого газа или нейротоксинов!
   Он подождал, пока это уляжется, затем снова наклонился вперед и положил сложенные руки на стол для совещаний.
   - По-видимому, это весьма своеобразный вид во многих отношениях, - тихо сказал он. - Однако их неспособность использовать самое эффективное из имеющихся в их распоряжении вооружений говорит о том, что им почти так же не хватает... военного прагматизма, как и многим "травоядным" Гегемонии. В таком случае, я придерживаюсь мнения, что они, в конце концов, вполне могли бы стать подходящим... клиентским видом.
   Тишина в конференц-зале была абсолютной, когда остальные слушатели Тикейра начали осознавать, что произошло.
   Тейрис уже догадался.
   - Понимаю, - продолжил командующий флотом, - что продолжение этой операции нарушило бы дух разрешения Совета. Однако, после тщательного изучения, я обнаружил, что в нем нет конкретного указания на достигнутый уровень местных разумных существ. Другими словами, буква в разрешительном документе не помешает нам продолжить. Без сомнения, все еще возможно, что кто-то вроде бартони или лиату после этого решит устроить официальную выволочку, но подумайте о возможных преимуществах.
   - Преимущества, сэр? - спросил Азмер, и глаза Тикейра заблестели.
   - О, да, командир корабля, - тихо сказал он. - Этот вид может быть странным во многих отношениях, и они, очевидно, не понимают реалий войны, но, очевидно, что-то в них поддерживает феноменальную скорость продвижения. Понимаю, что их реальные возможности потребовали бы гораздо большего... первый удар был бы более энергичным, чем мы ожидали. И даже при более тщательной подготовке к высадке наши потери вполне могут быть несколько выше, чем прогнозировалось, но, к счастью, у нас есть достаточный резерв для решения даже таких задач, благодаря нашим последующим задачам в Сике и Йормау. У нас достаточно возможностей, чтобы завоевать любую цивилизацию на планете, даже если она достигла второго уровня, и, честно говоря, я думаю, что было бы очень полезно сконцентрироваться на этой системе, даже если это означает списать захват одной - или даже обеих - других.
   Один или двое из них, казалось, хотели возразить, но он прижал уши и заговорил еще тише.
   - Понимаю, как это может звучать, но подумайте вот о чем. Предположим, мы смогли бы интегрировать этих человеков - этих "людишек" - в нашу рабочую силу. Привлечь их к работе над нашими исследовательскими проектами. Предположим, смогли бы использовать их талант в подобных вещах, чтобы незаметно продвинуть нашу собственную технологию до уровня, значительно превосходящего остальную Гегемонию? Как, по-вашему, это в конечном счете повлияет на планы и расписание императора?
   Тишина была такой же полной, но теперь она была совсем другой, и он слегка улыбнулся.
   - Прошло три столетия - более пятисот лет по годам этих людей - с момента первого контакта Гегемонии с ними. Если Гегемония будет действовать по своему обычному графику, пройдет по меньшей мере еще два столетия - почти четыреста местных лет - прежде чем какая-либо группа наблюдателей, не принадлежащая к шонгейри, снова достигнет этой системы... и это время будет отсчитываться с того момента, когда мы вернемся, чтобы объявить о нашем успехе. Если мы отложим это возвращение на несколько десятилетий, даже на столетие или около того, вряд ли кто-то будет особенно удивлен, учитывая их ожидания, что мы укрепимся в целых трех звездных системах.
   Он резко фыркнул. - На самом деле, пожирателей сорняков, вероятно, позабавила бы мысль о том, что операция оказалась более сложной, чем ожидалось! Но если бы мы предпочли вместо этого потратить это время на подчинение этих "людей", а затем обучать их молодежь стандартам Гегемонии, кто знает, какие исследования и разработки они могли бы выполнить, прежде чем это произойдет?
   - Перспектива заманчивая, сэр, - медленно произнес Тейрис. - Но, боюсь, она основана на предположениях, точность которых невозможно проверить, не приступив к делу. Если вдруг окажется, что они менее точны, чем ожидалось, нам придется, как вы сказали, нарушить дух постановления Совета, не получив нужной отдачи. Лично я считаю, что вы вполне можете быть правы и что такую возможность следует тщательно изучить. И все же, если результат окажется менее успешным, чем нам хотелось бы, не подвергнем ли мы империю риску возмездия со стороны других членов Гегемонии?
   - Обоснованное замечание, - признал Тикейр. - Во-первых, однако, император мог бы настаивать - искренне, - что решение было моим, а не его, и что он никогда не давал разрешения на что-либо подобное. Я считаю, что наиболее вероятно, судебная система Гегемонии удовлетворилась бы наказанием меня как частного лица, а не рекомендовала бы принять ответные меры против империи в целом.
   - Конечно, возможно, что некоторые из вас, как мои старшие офицеры, также могут пострадать. С другой стороны, я считаю, что риск того стоит и, в конечном счете, послужил бы к чести наших кланов.
   - Однако всегда есть и другая возможность. Совет, как и мы, не ожидает появления цивилизации третьего или второго уровня. Если примерно через столетие по местному времени выяснится, что эти "люди" не работают таким образом, самым простым решением вполне может быть простое уничтожение их и разрушение достаточного количества их городов и сооружений, чтобы скрыть уровень технологий, которого они на самом деле достигли до нашего прибытия. Конечно, было бы ужасно прискорбно, если бы одно из наших тщательно разработанных и ограниченных биологических средств каким-то образом мутировало в нечто, что охватило бы всю поверхность планеты смертельной чумой, но, как мы все знаем, - он обнажил клыки в улыбке, - иногда случаются несчастные случаи.
  

IV

   К сожалению, международные ограничения на обращение с военнопленными совсем не распространяются на то, что может быть проделано с собственным личным составом, размышлял Стивен Бучевски, когда ему снова не удалось найти удобный способ сесть в "кресло" военного образца в спартанском брюхе большого самолета C-17 Глобмастер. Если бы он был джихадистом и его привязали бы к чему-нибудь такому, то выложил бы все начистоту в течение часа!
   На самом деле, он полагал, что большая часть проблем была связана с его ростом в шесть футов и четыре дюйма и с тем фактом, что он был сложен скорее как нападающий, чем как баскетболист. Человеку его комплекции на самом деле не подходило ничего, кроме кресла первого класса коммерческих рейсов, а ожидать, что американские военные ранга Е-9 будут летать первым классом на коммерческом самолете, было бы примерно так же реалистично, как ожидать, что его выдвинут кандидатом в президенты. Или, возможно, даже немного менее реалистично. И, если быть честным, он должен также признать, что еще больше ему не нравилось отсутствие окон. Было что-то такое в том, чтобы часами сидеть запертым в трубе из сплава, пока она с шумом проносилась по небу, что заставляло его чувствовать себя не просто замкнутым, но и пойманным в ловушку.
   Что ж, Стиви, - сказал он себе, - если ты так несчастлив, то всегда можешь попросить пилота позволить тебе проплыть остаток пути!
   Эта мысль заставила его усмехнуться, и он взглянул на часы. Расстояние от Кандагара до итальянского Авиано составляло примерно три тысячи миль, что на пару сотен миль превышало обычный радиус действия С-17. К счастью, хотя, может быть, это не совсем подходящее слово - он летел редким рейсом, возвращаясь в Штаты почти пустым. ВВС где-то очень нужна была эта "большая птичка", поэтому они хотели доставить ее домой в кратчайшие сроки, а с дополнительным запасом топлива и нагрузкой всего в тридцать-сорок человек С-17 мог бы совершить весь перелет из Кандагара в Авиано без дозаправки. Это означало, что он мог рассчитывать на шестичасовой перелет, при условии, что они не столкнутся с каким-нибудь неблагоприятным ветром.
   Он предпочел бы совершить полет с остальными своими друзьями, но в итоге ему пришлось разбираться с бумажной волокитой, связанной с возвратом оборудования роты. Еще одна из тех приятных мелочей, которые выпали на долю главного сержанта. С другой стороны, несмотря на не слишком роскошные условия на борту его воздушной колесницы, его общее время в пути будет значительно короче, благодаря наличию свободных мест на этом рейсе. И одна вещь, которой он научился за годы службы, - это спать где угодно и когда угодно.
   Даже здесь, - подумал он, устраиваясь, как он мог убедить себя, в более удобной позе и закрывая глаза. - Даже здесь.
  

* * * *

   Внезапный резкий поворот на правый борт вырвал Бучевски из дремоты, и он начал приподниматься на своем неудобном сиденье, когда поворот стал еще круче. Удвоенный, рокочущий вой двигателей большого транспортника подсказал ему, что пилот также радикально увеличил мощность, и все его инстинкты подсказывали, что ему не понравилась бы причина всего этого, если бы он знал, в чем она заключалась.
   Что все равно не помешало ему пожелать узнать.
   На самом деле - Слушайте все! - раздался резкий, сдавленный от напряжения голос по внутренней связи самолета. - У нас небольшая проблема, и мы отклоняемся от Авиано, потому что Авиано там больше нет.
   Глаза Бучевски расширились. Кто бы ни был на другом конце линии, он, несомненно, шутил, пытался убедить себя его разум. Но он знал, что это не так. В этом голосе было слишком много потрясения и страха.
   - Я не знаю, что, черт возьми, происходит, - продолжил пилот. - Мы потеряли связь на большом расстоянии, но получаем сообщения по гражданским каналам о том, что повсюду взрываются ядерные заряды малой мощности. Судя по тому, что мы узнали, кто-то вышибает дерьмо из Италии, Австрии, Испании и всех баз НАТО на всем Средиземноморье, и...
   Голос на мгновение прервался, и Бучевски услышал резкий звук прочищаемого горла.
   Затем...
   - И у нас есть неподтвержденное сообщение, что Вашингтона больше нет, народ. Просто, блядь, больше нет.
   Что-то ударило Бучевски в живот. Нет Вашингтона. Вашингтон не мог исчезнуть. Только не с Триш и девочками...
   - Я понятия не имею, кто это делает и зачем, - сказал пилот, - но нам нужно где-то приземлиться, и побыстрее. Мы примерно в восьмидесяти милях к северо-северо-западу от Подгорицы, в Черногории, поэтому я отклоняюсь от курса вглубь страны. Будем, черт возьми, надеяться, что я смогу найти место, где можно посадить эту птицу целой и невредимой... и чтобы никто на земле не думал, что мы имеем к этому какое-то отношение!

V

   Тикейр стоял на флагманском мостике "Звезды империй", изучая гигантские изображения планеты внизу. Светящиеся значки обозначали города и крупные военные базы, которые прекратили свое существование после его кинетической бомбардировки. Их было много - больше, чем он на самом деле рассчитывал, - и он сцепил руки за спиной и сосредоточился на том, чтобы излучать полное удовлетворение.
   И ты, черт возьми, должен быть доволен, Тикейр. Уничтожение целой цивилизации второго уровня менее чем за два местных дня должно стать своего рода галактическим рекордом!
   Что, как напомнил ему другой тихий голос, было вызвано тем, что подобные действия напрямую нарушали Конституцию Гегемонии.
   Ему удалось не поморщиться, но это было нелегко.
   Когда ему в голову пришла эта блестящая идея, он еще не до конца осознал, насколько велика и населена эта планета, эта... "Земля" для "людей" действительно была такой. Теперь он задавался вопросом, не позволил ли он себе полностью переварить это, потому что знал, что если бы он это сделал, то изменил бы свое мнение.
   О, прекрати! Значит, на этой проклятой планете их было больше, и ты убил - сколько? Их было два миллиарда, не так ли? Там, откуда они пришли, их гораздо больше - они размножаются, как проклятые гаршу, в конце концов! И ты сказал, что Азмер и другие готовы уничтожить весь вид, если это не сработает. Так что небольшое беспокойство о дополнительных поломках на этом пути довольно бессмысленно, верно?
   Конечно, так оно и было. На самом деле, по его признанию, больше всего беспокоило то, сколько крупных инженерных разработок создали эти люди. Не было никаких сомнений в том, что он мог бы уничтожить их, если бы пришлось, но начинал сомневаться, возможно ли, в конце концов, уничтожить физические свидетельства того уровня, которого достигла их культура.
   Что ж, нам просто нужно постараться, чтобы до этого не дошло, не так ли?
   - Передайте это командующему наземными силами Тейрису, - тихо сказал он командиру корабля Азмеру, не отрывая взгляда от этих светящихся значков. - Я хочу, чтобы его войска были на месте как можно быстрее. И убедитесь, что у них есть вся необходимая огневая поддержка.
  

* * * *

   Стивен Бучевски стоял у дороги и в который раз задавался вопросом, где же они, черт возьми, были.
   В конце концов, их пилоту не удалось найти ни одного дружественного аэродрома. Он сделал все, что мог, но у него почти закончилось топливо, связь была отключена, сеть GPS не работала, а по всей Европе прогремели взрывы мощностью в килотонны, и его возможности были ограничены. Ему удалось найти участок дороги с двумя полосами движения, который почти подходил, и на последние несколько галлонов топлива он посадил большой самолет.
   C-17 был спроектирован для посадки в сложных условиях, хотя его конструкторы и не предполагали ничего настолько сложного. И все же, это сработало бы, если бы дорогу не пересекала водопропускная труба, которую пилот не смог увидеть с воздуха. У 140-тонного самолета отказали оба главных шасси, когда они не выдержали его тяжести. Хуже того, они отказали не одновременно, и самолет полностью вышел из-под контроля. Когда он перестал лететь по неровной горной долине, вся передняя часть фюзеляжа превратилась в раздавленные и перепутанные обломки.
   Ни один из пилотов не выжил, и единственные два офицера, находившиеся на борту, были среди шести погибших пассажиров, что делало Бучевски старшим командиром их небольшой группы. Еще два пассажира были серьезно ранены, и он вытащил их из-под обломков в лучшее укрытие, которое смог найти, но у них не было никого похожего на врача.
   Да и снаряжения у них было немного.
   У Бучевски было личное оружие, как и у шестерых других, но это было все, и ни у кого из них не было особо много боеприпасов. Неудивительно, подумал он, поскольку у них не должно было быть боеприпасов на борту. К счастью (по крайней мере, в этом случае), было чрезвычайно трудно отделить войска, возвращающиеся из зоны боевых действий, от хотя бы небольшого количества боеприпасов.
   Там также были, по крайней мере, кое-какие средства первой помощи - их хватило, чтобы вправить сломанные руки трем пассажирам и сделать хотя бы символическую попытку подлатать тяжелораненых, - но это было все, и ему очень, очень хотелось хотя бы поговорить с кем-нибудь из более вышестоящего начальства, чем был он сам. К сожалению, больше никого не было.
   Что, - язвительно подумал он, - по крайней мере, дает мне возможность чем-то себя занять.
   И это также дало ему повод для беспокойства, помимо Вашингтона. Он поссорился с Триш, когда его бывшая решила забрать Шанайю и Ивонн к своей матери, но это было из-за уровня преступности и дороговизны жизни в Вашингтоне, о чем он никогда не беспокоился...
   Он снова отбросил эту мысль в сторону, почти с благодарностью возвращаясь к размышлениям о том, с чем ему так или иначе пришлось столкнуться.
   Сержант-артиллерист морской пехоты Кэлвин Мейерс был вторым по рангу в их группе, что делало его заместителем Бучевски... к явному неудовольствию сержанта Франсиско Рамиреса, старшего из армейских чинов. Но если Рамирес и был возмущен тем фактом, что они только что попали под командование морской пехоты, он держал рот на замке. Вероятно, потому, что понимал, какой занозой в заднице это только что стало в работе Бучевски.
   У них было ограниченное количество еды, находившейся в самолете на случай выживания при приводнении, но никто из них не имел ни малейшего представления о своем точном местоположении, никто не говорил по-сербски (предполагая, что они были в Сербии), у них не было карт, они были полностью отключены от связи, и последнее, что могли слышать, вся планета, казалось, поддалась стихийному безумию.
   В остальном, это было бы проще простого, - сардонически размышлял он. - Конечно...
   - Думаю, тебе лучше послушать это, главный, - произнес голос, и Бучевски повернулся к говорившему.
   - Что послушать, ганни?
   - Мы слышим что-то действительно странное по радио, главный.
   Глаза Бучевски сузились. На самом деле он никогда не встречал Мейерса до этого полета, но плотный, крепко сложенный, медленно разговаривающий морской пехотинец с угольных месторождений в Аппалачах произвел на него впечатление солидного, невозмутимого человека. Однако в данный момент Мейерс был мертвенно-бледен, и его руки дрожали, когда он протягивал им аварийную рацию, которую они извлекли из разбитого фюзеляжа.
   Мейерс прибавил громкость, и глаза Бучевски сузились еще больше. Раздался голос, доносившийся из рации... механический. Искусственный. В нем не было абсолютно никаких эмоций или интонационного акцента.
   Это было первое, что его поразило. Затем он отпрянул на полшага, как будто его только что ударили, когда услышал, что говорит голос.
   - я командующий флотом империи шонгейри Тикейр, обращаюсь ко всей вашей планете на всех частотах. Ваш мир беспомощен перед нами. Наше кинетическое оружие уничтожило ваши главные национальные столицы, ваши военные базы, ваши военные корабли. Мы можем и при необходимости нанесем дополнительные кинетические удары. Вы подчинитесь и станете продуктивными и послушными подданными империи, или будете уничтожены, как уже уничтожены ваши правительства и вооруженные силы.
   Бучевски уставился на рацию, мысленно отстраняясь от черной, бездонной пропасти, внезапно разверзшейся там, где когда-то была его семья. Триш... Несмотря на развод, она по-прежнему была почти физической частью его.
   А Шанайя... Ивонн... Шанни было всего шесть лет, ради бога! Ивонн была еще младше. Это было невозможно. Это не могло случиться. Этого не могло быть!
   Механически звучащий английский прекратился. Последовал короткий всплеск чего-то похожего на китайский, а затем он перешел на испанский.
   - Он говорит то же самое, что только что сказал по-английски, - спокойно сказал сержант Рамирес, и Бучевски встряхнулся. Он крепко зажмурил глаза, сдерживая слезы, которые не хотел - не мог - пролить. Эта ужасная бездна нависала над ним, пытаясь затянуть на дно, и часть его души больше всего на свете хотела только одного - позволить течению унести себя. Но он не мог. У него были обязанности. Работа.
   - Ты веришь в это дерьмо, главный? - хрипло спросил Мейерс.
   - Не знаю, - признался Бучевски. Его собственный голос прозвучал надломленным и надсадным, и он хрипло откашлялся. - Я не знаю, - выдавил он из себя более нормальным тоном. - Или, по крайней мере, знаю, что не хочу в это верить, сержант.
   - Я тоже, - сказал другой голос. Это было сопрано, и оно принадлежало штаб-сержанту Мишель Трумэн, старшей выжившей представительнице военно-воздушных сил.
   Бучевски приподнял бровь, глядя на нее, благодарный за дополнительное отвлечение от боли, пытающейся вырвать сердце у него из груди, а рыжеволосая штаб-сержант скривилась.
   - Я не хочу в это верить, - сказала она. - Но подумайте об этом. Мы уже знали, что кто-то, похоже, выбил из всех дурь. И у кого, черт возьми, было столько ядерного оружия? - она покачала головой. - Я не эксперт по кинетическому оружию, но немного почитала научную литературу и сказала бы, что для невооруженного глаза орбитальный кинетический удар, вероятно, будет выглядеть как ядерная бомба. Так что, да, вероятно, если этот ублюдок говорит правду, ядерное оружие - это именно то, о чем сообщил бы любой выживший.
   - О, черт, - пробормотал Мейерс, затем снова посмотрел на Бучевски. Он не сказал больше ни слова, но в этом и не было необходимости, и Бучевски глубоко вздохнул.
   - Я не знаю, сержант, - повторил он. - Просто не знаю.
  

* * * *

   Он еще не знал - не совсем - к следующему утру, но одна вещь, которую они не могли позволить себе, это толпиться здесь.
   Они не видели никаких признаков движения по дороге, где разбился С-17. Однако дороги обычно куда-то ведут, так что если следовать по ней достаточно долго, то она "куда-то" в конце концов выведет - надеюсь, раньше, чем у них закончится еда. И, по крайней мере, его система принятия решений довольно сильно упростилась, когда ночью скончались два последних тяжело раненых пассажира.
   Он изо всех сил старался не испытывать благодарности за это, но с чувством вины сознавал, что это было бы нечестно, даже если бы ему удалось добиться успеха.
   Ну давай же. Ты не рад, что они мертвы, Стиви, - мрачно сказал он себе. - Ты просто благодарен, что они не будут мешать вам. Разница есть.
   Он даже знал, что это правда... но от этого ему не стало легче. Как и от того факта, что он спрятал лица жены и дочерей в маленький мысленный ящик и запер их, похоронив боль достаточно глубоко, чтобы позволить себе справиться со своими обязанностями перед живыми.
   Он знал, что однажды ему придется снова открыть этот ящик. Перетерпеть боль, признать потерю. Но не сейчас. Еще нет. Потому что теперь он мог сказать себе, что другие зависят от него, что он должен забыть о своей собственной боли, пока справляется с их нуждами, и задавался вопросом, не делает ли это его трусом.
   - Готовы выдвигаться, главный, - раздался у него за спиной голос Мейерса, и он оглянулся через плечо.
   - Хорошо, - сказал он вслух, изо всех сил стараясь придать голосу уверенности, которую он не испытывал. - В таком случае, думаю, нам пора.
   Вот если только иметь бы хоть какое-то представление о том, куда мы направляемся.
  

* * * *

   Командир шестого взвода Йирку стоял в открытом люке своей командирской наземной машины, в то время как его бронированный взвод мчался по длинной и широкой дороге, пронизывавшей горы насквозь. Мосты, которые встречались на основном полотне дороги через определенные промежутки времени, особенно по мере приближения взвода к населенным пунктам, заставляли его колонну сжиматься, но в целом Йирку был в восторге. Гравитационным подушкам его танков было абсолютно все равно, какая поверхность лежит под ними, но это не защищало их экипажи от морской болезни, если им приходилось быстро передвигаться по пересеченной местности, и он тщательно изучил отчеты об обследовании. Он с мрачным видом ожидал, что придется действовать в дикой местности, которую то тут, то там могут пересекать "дороги", представляющие собой не более чем случайные следы животных.
   Несмотря на то, что он испытал облегчение, избежав этой неприятности, Йирку признался (очень конфиденциально), что он находит инфраструктуру этих "людей"... тревожащей. Ее было так много, особенно на территориях, которые принадлежали таким нациям, как эти "Соединенные Штаты". И, какими бы грубыми ни казались их конструкции, большая их часть была хорошо продумана. Тот факт, что им удалось сконструировать так много всего, что так хорошо соответствовало требованиям их нынешнего технологического уровня, тоже был отрезвляющим...
   Мысли командира взвода Йирку внезапно прервались, когда он появился из-за последнего моста, и пятнадцатифунтовая граната из легкого противотанкового гранатомета М-136 со скоростью 360 футов в секунду попала в борт башни его машины. Ее кумулятивная боеголовка выстрелила гиперзвуковую газовую струю, которая прорезала легкую броню гравитанка как раскаленный кинжал, и последовавший внутренний взрыв без особых усилий выпотрошил танк.
   Еще десять гранат почти одновременно ударили по огражденному насыпью участку межштатной автомагистрали 81, и восемь из них нашли свои цели, взорвавшись подобно ударам молнии. Каждая из них убила другой гравитанк, и люди, запустившие их, намеренно сосредоточились на переднем и заднем концах аккуратной колонны взвода на дороге. Несмотря на свои гравитационные подушки, четверо выживших танков из взвода Йирку временно оказались в ловушке за пылающими, взрывающимися телами своих собратьев. Они все еще были там, когда в них с шипением влетела следующая четверка гранат.
   Участники засады - собранная с нуля команда национальной гвардии Теннесси, все ветераны боевых действий в Ираке и Афганистане - были в движении и скрылись за деревьями почти до того, как взорвался последний танк шонгейри.
  

* * * *

   Колонна транспортных средств командира роты Кирты с грохотом двигалась вперед в облаке пыли, что заставило его порадоваться тому, что его командирский гравитанк был герметично запечатанным. Вот если бы только его назначили на одну из главных баз на континенте под названием "Америка" или, по крайней мере, на западной окраине этого континента!
   Все было бы не так плохо, если бы все они были на гравитационной подушке, - сказал он себе, наблюдая за колесными транспортными средствами сквозь удушливый туман пыли. Но гравитанки были дорогими, а антигравитационные генераторы занимали драгоценный внутренний объем, который не могли позволить себе даже десантные корабли. Имперские колесные транспортные средства обладали отличными внедорожными характеристиками, но даже такая убогая дорога, как эта, позволяла им передвигаться гораздо эффективнее.
   И, по крайней мере, мы находимся посреди красивой ровной местности, насколько хватает глаз, - напомнил себе Кирта.
   Ему не нравились слухи о засадах на отдельные отряды. Этого не должно было случиться, особенно от того, кто потерпел столь легкое и безоговорочное поражение, как эти "люди". И даже если бы засада случилась, она не должна была быть эффективной. И те, кто за это ответственен, должны были быть уничтожены.
   Что, если верить слухам, происходило не так, как предполагалось. Некоторые из нападавших были обнаружены и уничтожены, но с технологиями Гегемонии все они должны были быть уничтожены, а этого не произошло. Тем не менее, здесь не было удобных горных склонов или густых лесных полос, чтобы спрятать нападавших, здесь, среди этих бесконечных плоских полей с зерном, и...
   Капитан Петр Стефанович Ушаков из украинской армии с безжалостным удовлетворением наблюдал в бинокль, как весь конвой пришельцев и сопровождавшие его танки исчезли в огненной волне разрушения длиной в два километра. Десятки 120-миллиметровых минометных мин, закопанных на дороге в качестве его собственной версии "самодельных взрывных устройств", которые причинили столько горя американцам в Ираке, оказались вполне успешными, - холодно подумал он.
   Теперь, - подумал он, - посмотрим, как именно отреагируют эти ласки.
   Он полностью осознавал риск, связанный с пребыванием вблизи, но ему нужно было немного разобраться в возможностях и доктрине инопланетян, и единственный способ получить эти сведения - посмотреть, что они делают. Он был уверен, что насыпал достаточно земли поверх своей позиции, чтобы скрыть любые тепловые следы, и был совершенно безоружен, при нем не было никаких черных металлов, что, как он надеялся, могло бы обмануть любые магнитные детекторы. Так что, если только они не использовали какой-нибудь радар глубокого сканирования, он должен быть в относительной безопасности от обнаружения.
   И даже если бы оказалось, что это не так, вся его семья была в Киеве, когда по городу наносились кинетические удары.
  

* * * *

   Полковник Николае Бэсеску сидел в командирском люке своего танка Т-72М1, погрузившись в удивительно пустую, поющую тишину, и ждал.
   Первый опытный образец его танка - экспортной модели российского Т-72А - был изготовлен в 1970 году, за четыре года до рождения самого Бэсеску, и, к сожалению, его превосходили более современные и смертоносные образцы. Он по-прежнему превосходил отечественные TR-85 румынской армии, созданные на базе еще более почтенного Т-55, но это мало о чем говорило по сравнению с такими образцами, как русские Т-80 и Т-90 или американские M1A2.
   И это, конечно, не так уж много по сравнению с инопланетянами, которые действительно могут путешествовать между звездами, подумал Бэсеску.
   К сожалению, это было все, что у него было. Если бы он только знал, что он должен был делать с семью танками своей неполной роты.
   Прекрати, - строго сказал он себе. - Ты офицер румынской армии. Ты точно знаешь, что должен делать.
   Он заглянул в отверстие, образовавшееся после нескольких минут работы топором. Его танки были настолько тщательно спрятаны, насколько это было возможно, внутри промышленных зданий, расположенных по другую сторону дороги, ведущей к реке Муреш шириной в сто метров. Две полосы движения на трассе шоссе Е-81 пересекали реку по двухпролетному консольному мосту, к которому с востока примыкал железнодорожный мост, в двух километрах к юго-западу от Алба-Юлии, столицы уезда Алба. Восьмидесятитысячный город - город, где Михай Храбрый добился первого объединения трех главных княжеств Румынии в 1599 году, - был на две трети пуст, и Бэсеску не хотелось думать о том, что будут делать бежавшие мирные жители, когда у них начнут заканчиваться припасы, которые они успели взять с собой в своем бегстве. Но он не винил их за то, что они бежали. Не тогда, когда их город находился всего в 270 километрах к северо-западу от того места, где четыре с половиной дня назад был Бухарест.
   Он пожалел, что не осмелился воспользоваться своим радио, но радиопередачи командующего пришельцев свидетельствовали о том, что любое такое использование было бы неразумным. К счастью, по крайней мере, некоторые наземные линии связи все еще работали. Он сомневался, что они продержатся надолго, но этого было достаточно, чтобы узнать о колонне пришельцев, которая приближалась по шоссе к нему... и Албе-Юлии.
  

* * * *

   Командир роты Бармит включил навигатор системы, но тот снова начал капризничать, и он пробормотал тихое, но искреннее проклятие, во второй раз ткнув пальцем в панель управления.
   С его точки зрения, город перед ним был недостаточно велик, чтобы привлечь внимание двух пехотных рот, даже если бы анализ, проведенный перед бомбардировкой командиром базы Шейрез, не показал, что это какой-то административный центр. Его близость к тому, что когда-то было национальной столицей, навела начальство Бармита на мысль, что он, вероятно, был достаточно важен, чтобы оказаться полезным в качестве штаб-квартиры местных сил оккупации. Лично Бармит подозревал, что скорее всего верно обратное. Административный центр, расположенный так близко к чему-то размером с другой город - "Бухаресту" или чему-то столь же диковинному, - скорее всего, затерялся бы в тени столицы, чем функционировал как какой-либо важный вторичный мозг.
   Жаль, что командующий сухопутными войсками Тейрис не спросил моего мнения, - сухо подумал он, все еще тыкая пальцем в непокорный дисплей.
   Изображение наконец появилось и стабилизировалось, и его уши дернулись в гримасе, когда оно подтвердило его воспоминания. Он включил свой коммуникатор.
   - Хорошо, - сказал он. - Мы подъезжаем к другой реке, и наша цель как раз за ней. Проедем по мосту обычной колонной, но давайте не будем рисковать. Красная секция, вы разворачиваетесь влево. Белая секция, мы развернемся вправо.
   Пришло подтверждение, и он переключил дисплей с навигационного режима на тактический.
  

* * * *

   Полковник Бэсеску резко выпрямился, когда в поле зрения появились машины пришельцев. Он навел бинокль, чтобы лучше разглядеть приближающиеся машины, и в глубине души был почти разочарован тем, насколько непримечательными они казались. Какими... обыденными.
   Большинство из них представляли собой какие-то колесные транспортные средства квадратной формы, которые навели его на мысль о бронетранспортерах. Их было около тридцати, и было очевидно, что их сопровождали пять других машин.
   Он переключил свое внимание на этих сопровождающих и застыл, осознав, насколько необычными они были. Они мчались вперед, обтекаемые и темные, паря, возможно, в метре или двух над землей, и из их квадратного вида башен торчало что-то вроде длинных, тонких стволов орудий.
   Приближающийся строй замедлялся по мере того, как машины, которые, вероятно, были бронетранспортерами, начали выстраиваться в колонну по две под бдительным присмотром тех, что, вероятно, было танками, и он опустил бинокль и снял трубку полевого телефона, который установил между своими танками, как только те скрылись в укрытиях.
   - Михай, - сказал он своему командиру второго взвода, - мы возьмем танки. Раду, я хочу, чтобы вы с Матиусом сосредоточились на транспортерах. Не открывайте огонь, пока это не сделаем мы с Михаем, а затем попытайтесь зажать их на мосту.
  

* * * *

   Бармит почувствовал, как его уши расслабились от удовлетворения, когда колесные машины выстроились в колонну, и его гравитанки направились через реку, наблюдая за ее флангами. Падение с дорожного полотна на поверхность воды вызвало обычное ощущение "желудок остался позади", но как только они оказались над водой, движение стало плавным, как по стеклу, и он повел две другие машины белой секции между небольшими островками в центре реки, двигаясь на холостом ходу и не отставая от колонны.
  

* * * *

   Может, у них и есть волшебные танки, но у них не очень хорошая доктрина, не так ли? - промелькнуло в голове Бэсеску. - Они даже не удосужились послать вперед хоть каких-нибудь разведчиков перед переправой или оставить один из своих танков на противоположном берегу в качестве наблюдательного пункта. Не то чтобы он собирался жаловаться.
   Башня танка медленно поворачивалась вправо, пока его наводчик отслеживал выбранную цель, но Бэсеску наблюдал за колесными машинами. Весь мост был едва ли 150 метров в длину, и он хотел, чтобы все они действительно поднялись на него, если это удастся организовать.
  

* * * *

   Командир роты Бармит вздохнул, когда его гравитанк приблизился к противоположному берегу. Подниматься снова из русла реки было не так приятно, и он замедлился, намеренно продлевая плавный участок и наблюдая за транспортом, проезжающим по мосту.
   Какие же это были "люди", что построили нам все эти прекрасные шоссе, размышлял он, думая о горах, густо поросших лесом в этом регионе. Было бы настоящей пыткой...
  

* * * *

   - Огонь! - рявкнул Николае Бэсеску, и размышления командира рота Бармита были внезапно прерваны девятнадцатикилограммовым кумулятивным снарядом 3BK29, способным пробить триста миллиметров брони с расстояния два километра.
  

* * * *

   Бэсеску почувствовал прилив радостного возбуждения, когда танк дернулся, а внешняя стена здания, за которым он прятался, исчезла от мощного залпа 125-мм орудия 2А46, и его цель взорвалась. Три из четырех других танков сопровождения также были подбиты первым залпом, они рухнули в реку в облаках огня, белых брызг и дыма, а из орудия вылетела гильза от полусгораемого патрона. Карусель автоматического заряжания подхватила следующий снаряд, подав отдельные снаряд и патрон в казенную часть ствола, и его тщательно проинструктированные командиры начали атаковать цели без каких-либо дополнительных приказов с его стороны.
   Уцелевший танк пришельцев резко вильнул в сторону, башня бешено завертелась, и Бэсеску вздрогнул, когда это произошло.
   Он не знал, чем тот был вооружен, но это не было похоже ни на одну пушку, которую он когда-либо видел. Из ствола этой "пушки" вырвался столб яркого света, и здание, в котором скрывался танк номер три, взорвалось. Но как только танк пришельцев дернулся, в него почти одновременно попали еще два 125-миллиметровых снаряда.
   Он погиб так же эффектно, как и его собратья, и Раду с Матиусом точно не сидели сложа руки. Они сделали именно то, что он хотел, поразив передний и задний колесные транспортеры только после того, как все въехали на мост. Остальные оказались там в ловушке, как легкая добыча, не имея возможности маневрировать, а его уцелевшие танки вели непрерывный огонь по их колонне.
   По крайней мере, некоторым из пришельцев удалось выпрыгнуть из своих машин, но до дальнего берега реки было меньше трехсот метров и их ждали совмещенные с пушками пулеметы калибра 7,62 мм и установленные на командирских постах танковых башен более тяжелые пулеметы калибра 12,7 мм. На столь близком расстоянии это была настоящая бойня.
  

* * * *

   - Прекратить огонь! - рявкнул Бэсеску. - Отступать!
   Его экипажи отреагировали почти мгновенно, и мощные танковые двигатели В-12 задымили черным дымом, когда Т-72 выехали из своих укрытий и помчались по шоссе со скоростью шестьдесят километров в час. То, чего пришельцы уже достигли с помощью своего "кинетического оружия", заставляло предполагать, что оставаться на одном месте было бы очень плохой идеей, и Бэсеску выбрал свою следующую боевую позицию еще до того, как занял предыдущую. Им потребуется не более пятнадцати минут, чтобы добраться до нее, и еще пятнадцать-двадцать минут, чтобы завести танки снова в укрытие.
  

* * * *

   Ровно семнадцать минут спустя с безоблачных небес посыпались раскаленные полосы света, уничтожившие все до единого танки Николае Бэсеску и половину города Алба-Юлия в результате взрыва ярости, который потряс Карпатские горы.
  

VII

  
   Стивен Бучевски почувствовал, что его тело пытается высвободиться еще больше, когда на дальней стороне горного хребта стала громче скрежещущая вибрация, от которой стучали зубы. АКМ, которым он обзавелся взамен своей М-16, все еще казался неудобным, но это было надежное оружие, со всей прочностью, присущей его предшественнику АК-47, боеприпасы к нему были легко доступны... и в тот конкретный момент это было невыразимо приятно.
   Его внимание по-прежнему было приковано к "звуку" разведывательного беспилотника пришельцев, но в глубине души он мысленно возвращался к событиям последних трех недель.
   Пилот С-17 забрался дальше на восток, чем думал Бучевски. Они не знали, что находятся в Румынии, а не Сербии, день или два - до тех пор, пока не наткнулись на остатки пары взводов румынской пехоты, которые были застигнуты врасплох в колонне на дороге. По форме и знакам различия можно было определить их национальность, и большинство из них были убиты под действием того, что выглядело как обычные пулевые ранения. Но также было несколько воронок со странно блестящими склонами, оставленных, очевидно, более тяжелым оружием.
   Однако гибель румын стала неожиданной удачей для разношерстной команды Бучевски. От них осталось много личного оружия в качестве трофеев, а также ручные гранаты, больше переносного противотанкового оружия и зенитно-ракетных комплексов - варианта SA-14 "Гремлин" - чем они могли бы унести, даже фляги и немного пайков. Бучевски очень не хотелось расставаться со своей М-16, но, хотя Румыния и вступила в НАТО, она по-прежнему использовала в основном вооружение советского блока. В Румынии не было никаких боеприпасов калибра 5,56 мм, зато патроны калибра 7,62 мм были в изобилии.
   Это была хорошая новость. Плохая новость заключалась в том, что из большинства городов явно начался массовый исход после безжалостной бомбардировки пришельцев. Они заметили несколько больших групп - в некоторых случаях сотни человек. Большинство из них сопровождались, по крайней мере, несколькими вооруженными людьми, и они не хотели рисковать. Вероятно, большинство сопровождавших уже осознавали, насколько неприятной может стать ситуация, когда у их конкретной группы гражданских лиц начнут заканчиваться припасы, и о чем бы они еще ни думали, никто из них не был рад видеть тридцать с лишним незнакомцев в пустынном камуфляже.
   Иностранном пустынном камуфляже.
   Было даже произведено несколько предупредительных выстрелов, один из которых задел рядового Лаймана Карри, и Бучевски понял подсказку. Тем не менее, он должен был, по крайней мере, найти какое-нибудь место, где его собственные люди могли бы находиться хоть в какой-то безопасности, пока занимаются повседневными делами выживания.
   Именно за этим он и собрался сегодня, двигаясь по заросшим густым лесом горам, держась подальше от дорог, проходящих через долины, несмотря на то, что так идти было труднее. Некоторые из его людей, включая сержанта Рамиреса, поначалу были склонны жаловаться по этому
   поводу. Бучевски на самом деле не возражал, что они жаловались на это, пока они следовали за ним, и даже самые решительные возражения быстро отпали, когда все поняли, насколько важна маскировка от воздушного наблюдения.
   Судя по поведению странных летающих объектов темного цвета, Бучевски предположил, что они были чем-то вроде "Предаторов" вооруженных сил США - небольших беспилотных летательных аппаратов, используемых для разведки. Чего он не знал, так это были ли они вооружены. Он также не имел ни малейшего представления о том, сработают ли против них их спасенные переносные ЗРК, и у него не было особого желания исследовать ни ту, ни другую возможность, если только это не было вопросом жизни и смерти.
   К счастью, несмотря на то, что странно выглядевшие транспортные средства были быстрыми и маневренными, они ни в малейшей степени не передвигались незаметно. Что бы ни приводило их в движение, оно вызывало сильную, настойчивую вибрацию, от которой скрипели зубы. На самом деле это было неподходящее слово, и он знал это, но не мог подобрать другого для описания ощущения, которое чувствовалось, а не слышалось. И чем бы это ни было, оно было заметно за пределами видимости.
   Он обсудил это со штаб-сержантом Трумэн и сержантом 3-го класса Жасмин Шерман, их единственным сержантом ВМС. Трумэн была специалистом по электронике, а Шерман носила нашивку с управляемой ракетой и электронной волной - отличительный признак специалиста по ракетам. Вместе они образовали то, что Бучевски называл своим "мозговым центром", но ни одна из женщин понятия не имела, что инопланетяне использовали для приведения дрона в движение.
   В чем они сошлись во мнениях, так это в том, что люди, вероятно, более чувствительны к создаваемой ими "вибрации", чем инопланетяне, поскольку не было бы особого смысла создавать разведывательную платформу, которую, как они знали, люди могли бы услышать раньше, чем она смогла бы их увидеть.
   Однако Бучевски не собирался делать ставку на то, что его люди смогут "услышать" беспилотники раньше, чем сами беспилотники заметят их. Вот почему он приказал всей своей группе остановиться, когда от хребта к северу от него прошла предательская вибрация сквозь его пломбы. Если бы только...
   Именно тогда он услышал стрельбу и крики. Это не должно было иметь значения. Он нес ответственность за своих людей. За то, чтобы сохранить им жизнь, пока он не вернет их домой... если, конечно, у них вообще остался какой-то "дом". Но когда он услышал крики, когда услышал вопли - когда узнал вопли детей, - то вскочил на ноги. Он повернул голову и увидел Кэлвина Мейерса, наблюдавшего за ним, а потом описал рукой широкую дугу и указал направо.
   Дюжина его людей осталась на месте - не из трусости, а потому, что была слишком сбита с толку и удивлена внезапной переменой его планов, чтобы понять, что он делает, - и он их не винил. Даже когда он двинулся вперед, то понимал, что это безумие. Менее половины его людей имели реальный боевой опыт, и пятеро из них были танкистами, а не пехотинцами. Неудивительно, что они не понимали, что он делает!
   Однако Мейерс понимал, и Рамирес тоже - даже если он был армейским блевотинцем - и младший капрал Гутьеррес, и капрал Элис Макомб, и полдюжины других, и они пригибаясь бежали за ним.
  

* * * *

   Командир взвода Рейжар оскалил клыки, когда его солдаты двинулись вверх по долине. Он пробыл на этой проклятой планете меньше семи местных дней, а уже успел возненавидеть ее обитателей так, как никогда в жизни. У них не было ни малейшего понятия о порядочности и чести! Они потерпели поражение, Дейнтар их побери! Шонгейри доказали, что они сильнее, но вместо того, чтобы подчиниться и признать свою неполноценность, люди упорствовали в своих безумных атаках!
   Рейжар потерял двух братьев по выводку, попавших в засаду с колонной командира роты Бармита. Собратьев по помету, которых пристрелили, как пожирателей сорняков за травку, как будто они были низшими. Это было то, что Рейжар не собирался забывать - или прощать - до тех пор, пока не соберет достаточно "человеческих" душ, чтобы служили им обоим во владениях Дейнтара.
   Ему на самом деле не следовало предпринимать эту атаку, но разведывательный беспилотник, подчиненный его командному транспорту, показал ему эту разрозненную банду, прячущуюся в тупике на склоне горы. Их было не более пятидесяти или шестидесяти, но полдюжины были одеты в ту же форму, что и люди, убившие его собратьев по выводку. Этого ему было достаточно. Кроме того, штаб-квартира никогда не увидит результат стрельбы с беспилотника - он позаботится об этом - и он не ожидал никаких вопросов, когда сообщал, что попал под огонь людей и просто ответил на него.
   Он оторвал взгляд от голографического дисплея, подключенного к дрону, и отдал приказ Герсе, командиру своего второго отделения.
   - Поверни направо! Обойди их с фланга!
   Герса кивнул, и Рейжар снова обнажил клыки, на этот раз с удовлетворением, когда двое воинов - людей-ренегатов были убиты. Минометный снаряд с одного из транспортных средств разорвался дальше по тупику, среди людей, прятавшихся за деревьями, и дикое чувство удовольствия наполнило его.
  

* * * *

   Бучевски обнаружил, что стоит на гребне и смотрит вниз, на сцену, происходящую прямо из ада. Более пятидесяти мирных жителей, более половины из которых были детьми, прятались под хрупким покровом вечнозеленых и лиственных деревьев, в то время как горстка румынских солдат отчаянно пыталась защитить их, по меньшей мере, от двадцати пяти или тридцати пришельцев.
   На дороге внизу также стояли три колесные машины, и на одной из них была установлена башня с каким-то орудием поддержки, похожим на миномет. Даже когда Бучевски наблюдал, оно выстрелило, и ослепительная вспышка, от которой разрывало глаза, вспыхнула в верхней части тупика. Он услышал крики обожженных, умирающих детей, и в глубине своих мыслей понял, что произошло на самом деле. Почему он полностью изменил свои планы, подверг риску всех людей, за которых нес ответственность.
   Гражданские лица. Дети. Они были теми, кого он должен был защищать, и глубоко в его сердце была кровоточащая рана от его собственных дочерей, детей, которых он больше никогда не увидит. Шонгейри отняли у него его девочек, и он скорее разорвет им глотки своими зубами, чем позволит им забрать еще кого-нибудь.
   - Ганни, бери машины! - рявкнул он, и в его резком голосе не было никаких признаков того, что он узнал самого себя.
   - Беру, главный! - подтвердил Мейерс и помахал рукой Гутьерресу и Роберту Сзу, одному из их армейских рядовых.
   У Гутьерреса и Сзу, как и у Мейерса, были RBR-M60, румынские однозарядные противотанковые гранатометы, скопированные с американского M72. Румынская версия имела теоретическую дальность более тысячи метров и мощность, достаточную для уничтожения большинства старых основных боевых танков, и Мейерс, Гутьеррес и Сзу помчались с ними через лес к дороге.
   Бучевски передал это дело в компетентные руки Мейерса, а сам потянулся и схватил за плечо капрала Макомб. Она несла одну из спасенных пусковых установок ЗРК, и Бучевски кивнул головой в сторону зависшего над головой беспилотника.
   - Убери эту чертову штуку, - решительно сказал он.
   - Хорошо, главный. - Голос Макомб был мрачным, выражение ее лица испуганным, но руки не дрожали, когда она подняла трубу ЗРК к плечу.
   - Остальные за мной! - рявкнул Бучевски. Это были не слишком подробные инструкции, но четверо из восьми человек, оставшихся с ним, были морскими пехотинцами, а трое других - армейскими стрелками.
   Кроме того, тактическая ситуация была предельно простой.
  

* * * *

   Рейжар увидел, как погиб еще один человек в форме. Затем он зарычал от ярости, когда один из его солдат закричал, приподнялся на цыпочки и упал, разбрызгивая кровь. Шонгейри не привыкли сталкиваться лицом к лицу с врагами, чье оружие могло пробить их бронежилеты, и Рейжар почувствовал холодный укол страха, несмотря на свою ярость. Но он не собирался позволять страху остановить его, а вооруженных людей оставалось всего трое. Только трое, а потом...
  

* * * *

   Бучевски услышал взрывы, когда машины пришельцев извергли пламя и дым. Почти в то же мгновение SA-14 взмыл в воздух, и две вещи стали очевидны: во-первых, то, что удерживало беспилотники в воздухе, излучало достаточно тепла, чтобы "Гремлин" мог это увидеть. Во-вторых, из какого бы материала ни был сделан дрон, он был недостаточно прочным, чтобы выдержать удар килограммовой боеголовки.
   Он навел прицел своего автомата на странного, стройного, похожего на собаку инопланетянина, чьи размахивающие руки свидетельствовали о том, что он здесь главный, и нажал на спусковой крючок.
  

* * * *

   Очередь из четырех патронов калибра 7,62 мм пробила заднюю часть бронежилета Рейжара. Пули продолжали движение, пока не пробили и его нагрудник, забрызгав его красным, и командир взвода услышал чей-то булькающий крик. Он смутно осознал, что это его собственное тело, а затем рухнул лицом вниз в грязь чужой планеты.
   Он был не один. На его фланге было всего девять стрелков, но у них было идеальное поле для обстрела, и каждый из них слышал сообщение командующего флотом Тикейра. Они знали, зачем Рейжар и его солдаты пришли в их мир, что случилось с их городами и домами. В них не было жалости, и их огонь был смертельно точен.
   Шонгейри в шоке отпрянули, когда многие из них погибли или рухнули в агонии - а шок перерос в ужас, когда они поняли, что позади них только что были уничтожены их машины. Они понятия не имели, со сколькими нападавшими столкнулись, но, увидев это, признали поражение и повернулись навстречу новой атаке, подняв оружие над головой в знак капитуляции и прижав уши в знак покорности.
  

* * * *

   Стивен Бучевски увидел, как чужаки поворачиваются к его людям, поднимая оружие, чтобы броситься вверх по склону, и в глубине своих каменных глаз увидел детей, которых они только что убили и искалечили... и своих дочерей.
   - Убейте их! - прохрипел он.

VIII

   - Я хочу получить объяснение. - Командующий флотом Тикейр сердито оглядел сидящих за столом совещаний. Никого из его старших офицеров не нужно было спрашивать, какое именно объяснение ему требовалось, и не одна пара глаз скользнула вбок, к командующему наземными силами Тейрису. Его потери более чем в шесть раз превысили самые пессимистичные оценки перед высадкой... и продолжали расти.
   - Мне нет оправдания, командующий флотом.
   Тейрис прижал уши, подчиняясь власти Тикейра, и на секунду или две воцарилась тишина.
   Но затем командир базы Шейрез неуверенно подняла руку. - Если позволите, командующий флотом?
   - Если у вас есть какие-либо объяснения, командир базы, я был бы рад их услышать, - сказал Тикейр, обращая свое внимание на нее.
   - Я сомневаюсь, что существует какое-то одно объяснение, сэр. - Ее уши были слегка опущены в знак уважения, хотя и не так плотно прилегали к голове, как у Тейриса, и ее тон был спокойным. - Я думаю, что мы имеем дело с комбинацией факторов.
   - Каких именно? - Тикейр откинулся назад, его гнев несколько поутих из-за ее поведения.
   - Во-первых, сэр, просто то, что это первая культура второго уровня, которую мы когда-либо пытались подчинить. Хотя их вооружение и уступает нашему, оно намного мощнее, чем все, с чем мы когда-либо сталкивались. Например, их бронетехника, хотя и намного медленнее, более неуклюжая, низкосидящая и тактически более громоздкая, чем наша, на самом деле лучше защищена и имеет оружие, способное уничтожить наши самые тяжелые единицы. Даже у их пехоты есть оружие с такими возможностями, и это сильно искажает первоначальные расчеты командующего наземными силами Тейриса.
   Тикейр в отчаянии обнажил один клык, но в ее словах был смысл. Последняя серьезная война шонгейри состоялась столетия назад, еще до того, как они покинули свой родной мир. С тех пор их армии приходилось сражаться в основном с примитивными народами, вооруженными мускульным или только самым примитивным огнестрельным оружием... именно таким, с каким они должны были столкнуться здесь.
   - Вторым фактором, - продолжила Шейрез, - может быть то, что наша первоначальная бомбардировка была слишком успешной. Мы настолько основательно разрушили их коммуникационную сеть и командные структуры, что, наверное, нет возможности приказать отдельным подразделениям отступить.
   - "Отступить"? - недоверчиво повторил командир эскадры Джейнфар. - Они разбиты, командир базы! Меня не волнует, насколько они глупы или насколько нарушены их коммуникации, они должны это знать!
   - Возможно, и так, командир эскадры. - Шейрез прямо посмотрела в глаза старому космическому псу. - К сожалению, пока мы очень мало знаем о психологии этого вида. Знаем, что они чем-то существенно отличаются от нас, учитывая их невероятную скорость технического прогресса, но это действительно все, что мы знаем. Возможно, им просто все равно, что мы их победили.
   Джейнфар начал было говорить что-то еще, но потом явно сдержался. Было очевидно, что он не мог представить себе ни один разумный вид, мыслящий таким причудливым образом, но Шейрез была экспертом экспедиции по инопланетным разумным существам, не входящим и империю шонгейри.
   - Даже если это правда, командир базы, - тон Тикейра был близок к нормальному, - это не устраняет нашу проблему. - Он посмотрел на Тейриса. - На какие потери мы можем рассчитывать, если предположить, что поведение этих "людей" не изменится?
   - Потенциально катастрофические, - признал Тейрис. - Мы уже списали одиннадцать процентов нашей бронетехники. Мы никогда не предполагали, что нам понадобится так много гравитанков для борьбы с ожидавшимся противником, а это значит, что у нас и близко нет тех транспортных средств и экипажей, которые, похоже, нам понадобятся. На самом деле мы потеряли огромное абсолютное количество транспортных средств, но у нас их было во много раз больше, чем требовалось по прогнозам. Потери пехоты - это другое дело, и я вовсе не уверен, что нынешние показатели потерь устойчивы. И должен отметить, что у нас всего восемь местных дней опыта. Вполне возможно, что прогнозы, основанные на том, что мы видели до сих пор, окажутся почти такими же ошибочными, как и наши первоначальные оценки.
   Командующему наземными силами явно не нравилось это предостережение. Что было вполне справедливо. Тикейру не очень понравилось это слышать.
   - Полагаю, что командующий наземными силами может быть излишне пессимистичен, сэр. - Все взгляды снова обратились к Шейрез, а командир базы дернула ушами в эквиваленте пожатия плеч. - Мой собственный анализ показывает, что мы имеем дело с двумя основными типами инцидентов, которые, по-видимому, являются делом относительно небольших подразделений, действующих независимо от какого-либо вышестоящего командования или координации. С одной стороны, есть подразделения, использующие тяжелое вооружение людей и, как я подозреваю, их стандартную доктрину.
   - Примером этого может служить уничтожение всей роты командира Бармита несколько дней назад. Но с другой стороны, у нас есть, по-видимому, в основном пехотные силы, оснащенные легким вооружением или использующие, по-видимому, самодельные взрывчатые вещества и оружие.
   - В первом случае они часто наносили серьезные потери - опять же, как в случае с Бармитом. На самом деле, чаще всего они наносили совершенно непропорциональные потери. Однако в таких случаях наши системы перехвата "космос-поверхность" обычно способны обнаружить и уничтожить их. Короче говоря, люди, которые нападают на нас таким образом, редко выживают, чтобы напасть во второй раз, и у них уже осталось мало тяжелого вооружения.
   - В последнем случае, однако, нападавшие оказались гораздо более неуловимыми. Наши разведывательные системы ориентированы на обнаружение более тяжелого, более технологически продвинутого оружия. Мы ищем электронные излучения, признаки тепла, которое генерируют работающие силовые установки транспортных средств, и тому подобное. Мы гораздо хуже оснащены, чтобы выявлять отдельных людей или небольшие группы людей. Как следствие, мы можем перехватывать и уничтожать гораздо меньший процент таких нападающих.
   - Хорошая новость заключается в том, что, хотя их переносное пехотное вооружение намного мощнее, чем мы когда-либо предполагали, оно все же гораздо менее опасно, чем их тяжелая бронетехника или артиллерия. Это означает, что кроме всего прочего, они могут вступить в бой с реальной перспективой на успех только с меньшими силами наших воинов.
   - Считаю, что это в значительной степени верно, - сказал Тейрис через минуту. - Однако одно из следствий заключается в том, что для сдерживания атак этих пехотных сил мы будем вынуждены действовать, используя наши собственные более крупные силы. Но у нас строго ограниченный запас личного состава, поэтому, чем крупнее становятся наши отдельные силы, тем меньше их мы можем задействовать в любой момент. Чтобы предотвратить нападения, мы были бы вынуждены значительно сократить охват всей планеты, который мы можем надеяться поддерживать.
   - Понимаю вашу точку зрения, Тейрис, - ответил Тикейр и обнажил все свои верхние клыки в ледяной улыбке. - Должен признаться, что планета начинает казаться значительно больше, когда начинаешь задумываться о необходимости фактически расчистить всю ее поверхность за счет ресурсов одного колонизационного флота!
   Он хотел сказать что-нибудь покрепче, но это было все равно, что признать, что он, возможно, откусил больше, чем мог прожевать его флот.
   - Пока, - продолжил он, - мы продолжим операции в основном как планировали, но со смещением географических акцентов. Тейрис, я хочу, чтобы вы пересмотрели свою позицию по развертыванию. На данный момент мы сосредоточимся на тех областях, которые были более развиты и технологически продвинуты. Именно там мы, скорее всего, столкнемся с серьезными угрозами, поэтому давайте начнем с создания полностью защищенных анклавов, из которых мы сможем действовать более мощными силами по мере того, как будем расширяться и консолидироваться.
   - Да, сэр, - подтвердил Тейрис. - Однако это может занять некоторое время. В частности, у нас есть пехотные войска, развернутые с целью выслеживания и уничтожения известных групп нападающих людей. Они действуют в удаленных друг от друга местах, и передислокация их в другое место для объединения напряжет наши возможности по переброске войск.
   - Будут ли они необходимы для достижения целей, которые я только что описал?
   - Нет, сэр. Потребуется некоторое количество дополнительной пехоты, но мы можем высадить дополнительные войска прямо из космоса. И, кроме того, нам нужно больше опыта ведения боевых действий против этих бродячих ударных групп. Нам нужно усовершенствовать нашу тактику, и даже наши ветераны боевых действий на самом деле не сталкивались с этим, такого уровня угрозы в прошлом не было. Я бы предпочел оставить хотя бы часть нашей пехоты во внутренних районах, где мы могли бы продолжать проливать кровь младших офицеров в условиях более низкого уровня угрозы.
   - До тех пор, пока вы способны выполнять те задачи, о которых я только что говорил, у меня нет возражений, - сказал ему Тикейр.
   И до тех пор, пока мы можем каким-то образом сдерживать этот постоянный поток жертв, - добавил про себя командующий флотом.
  

* * * *

   Сзади по вспотевшей шее Стивена Бучевски пробежало насекомое. Он не обратил на это внимания, продолжая смотреть на пришельцев, когда они разбивали лагерь.
   Насекомое на его шее исчезло, и он проверил ручную гранату РГД-5. Он не осмелился бы воспользоваться рацией, даже если бы она у него была, но взрыв гранаты вполне мог послужить сигналом к атаке. На самом деле он предпочел бы оставить этот патруль в покое, но не мог. Он понятия не имел, что они делают в этом районе, да это и было неважно. Что бы они ни делали, каждое подразделение шонгейри, похоже, выполняло свою собственную постоянную миссию по поиску и уничтожению, и он не мог допустить, когда гражданские лица, за которых отвечали он и его люди, оказались на пути этого патруля.
   Его реакция на нападение шонгейри на гражданское население Румынии привела к тому, что ему поручили еще одно задание, которого он предпочел бы избежать. По крайней мере, так он сам себе сказал. Остальные его подчиненные - возможно, за исключением Рамиреса - казалось, не разделяли тех опасений, которые испытывал он сам. На самом деле, он часто думал, что испытывает их только потому, что он командир. Это была его работа - чувствовать их. Но как бы там ни было, он и его брошенные американцы стали защитниками медленно, но верно растущей группы румын.
   К счастью, одна из румынок, о которых шла речь, - Элизабет Кантакузен - преподавала в университете. Ее английский был с сильным акцентом, но ее грамматика (и, Бучевски подозревал, что и словарный запас) была значительно лучше, чем у него, и одно только привлечение местной переводчицы стоило почти всех связанных с этим проблем.
   К настоящему времени под его командованием было чуть меньше шестидесяти вооруженных мужчин и женщин. Американцы составляли ядро его сил, но их численность была почти равной числу румынских солдат, а гораздо больше гражданских лиц проходили ускоренный курс военного выживания у него, сержанта Мейерса и сержанта румынской армии Александре Ионеску.
   Он разделил их на четыре примерно равных по численности "отделения", одним из которых командовал Мейерс, другим - Рамирес, третьим - Ионеску и четвертым - Элис Макомб. Мишель Трумэн была старше Макомб по званию, но она и Шерман все еще были слишком ценны в качестве его "мозгового центра", чтобы он мог "растратить ее впустую" в ходе перестрелки. Кроме того, она училась румынскому языку у Кантакузен.
   К счастью, сержант Ионеску уже говорил по-английски, и Бучевски сумел найти по крайней мере одного владеющего английским языком румына в каждом из его отделений. Это было неуклюже, но работало, и они потратили часы, отрабатывая сигналы руками, которые не требовали разговорной речи. И, по крайней мере, параметры их положения были до боли ясны всем.
   Уклоняйтесь. Скрывайтесь. Делайте все возможное, чтобы обезопасить мирных жителей, которых сейчас около двухсот. Будьте в движении. Избегайте дорог и городов. Постоянно следите за любым источником пищи. Оказалось, что Кэлвин Мейерс был опытным охотником на оленей, он и двое его единомышленников, работавших в румынской лесной службе, внесли значительный вклад в обеспечение их людей продовольствием. Тем не менее, лето плавно переходило в осень, и очень скоро холод и голод могли стать смертельной угрозой.
   Но чтобы это произошло, сначала мы должны пережить лето, не так ли? - сурово подумал он. - А это значит, что этих ублюдков нужно остановить до того, как они поймут, что здесь гражданские, которых можно убить. И мы должны сделать это так, чтобы они не передали сообщение на базу.
   Ему это не нравилось. Ему это совсем не нравилось. Но у него также не было выбора, и с помощью Кантакузен он расспросил каждого, кто видел шонгейри в действии, в поисках информации об их тактике и доктрине.
   Было очевидно, что для больших групп войск или подразделений, оснащенных тяжелым вооружением, это была внезапная гибель. Возможно, отчасти это было связано с тем, что экипажи внутри танков не могли "слышать" приближающиеся разведывательные дроны так, как это могла бы сделать пехота на открытой местности, подумал он. И Трумэн и Шерман подозревали, что сенсоры шонгейри были разработаны для обнаружения механизированных войск или, по крайней мере, подразделений с высокой мощностью радиоизлучения, что было одной из причин, по которой он избавился от всех своих раций.
   Также выяснилось, что у пехотных патрулей было меньше сенсоров, чем у плавающих танков или их автоколонн. И после нескольких дополнительных стычек, которые он провел с их пехотой, стало очевидно, что у захватчиков не было какой-либо свободной коммуникационной сети, которая простиралась бы за пределы их непосредственного подразделения. Если бы это было так, он был уверен, что к настоящему времени один из патрулей, на которые они напали, успел бы вызвать один из своих кинетических ударов.
   Вот почему мы должны нанести им быстрый удар, убедиться, что уничтожили их машины первым же ударом... и что никто из тех, у кого есть личная рация, не проживет достаточно долго, чтобы воспользоваться ею.
   Похоже, они начали успокаиваться.
   Очевидно, они понятия не имели, что Бучевски или его люди были здесь, и это его вполне устраивало.
   Продолжайте, - мрачно подумал он. - Устраивайтесь поудобнее. Засыпайте. У меня здесь ваше снотворное. Примерно через пять минут...
   - Простите, сержант, но разумно ли это на самом деле?
   Стивен Бучевски дернулся, как будто кто-то только что подал на него высоковольтный разряд, и его голова резко повернулась в сторону вопроса, заданного шепотом. Вопроса, который только что был задан ему на ухо по-английски почти без акцента... голосом, которого он никогда в жизни не слышал.
  

* * * *

   - А теперь, может, вы просто скажете мне, кто вы и откуда, черт возьми, взялись? - потребовал Бучевски десять минут спустя.
   Он стоял лицом к лицу с совершенно незнакомым человеком в двухстах метрах от лагеря шонгейри и жалел, что здесь так темно. Хотя у него даже не возникало желания чиркнуть спичкой.
   Незнакомец был выше среднего роста для румына, хотя и не дотягивал несколько дюймов до Бучевски. У него был острый нос, большие, глубоко посаженные зеленые глаза и темные волосы. Это было все, что мог сказать Бучевски, не считая того, что его улыбка казалась слегка насмешливой.
   - Извините, - сказал другой мужчина. - У меня не было желания... напугать вас, сержант. Однако я кое-что знал, а вы этого не знаете. В километре отсюда, в том направлении, находится второй патруль.
   Он указал на узкую дорогу, по которой приближались шонгейри, и по спине Бучевски внезапно пробежал ледяной холодок.
   - Откуда вы это знаете?
   - Я и мои люди наблюдали за ними, - сказал незнакомец. - И это построение мы уже видели раньше - оно появилось примерно на прошлой неделе. Я полагаю, они экспериментируют с новой тактикой, высылая пары пехотных отрядов для поддержки друг друга.
   - Черт возьми. Я надеялся, что им потребуется больше времени, чтобы обдумать это, - пробормотал Бучевски. - Похоже, они умнее, чем я предполагал, исходя из их первоначальной тактики.
   - Я не знаю, насколько они умны, сержант. Но подозреваю, что если бы вы напали на этот патруль, другой, вероятно, быстро вызвал бы мощную поддержку.
   - Именно так они и поступили бы, - согласился Бучевски, затем нахмурился. - Не то чтобы я не был благодарен за предупреждение или что-то в этом роде, - сказал он, - но вы все еще не сказали мне, кто вы, откуда и как сюда попали.
   - Конечно, - на этот раз в голосе румына безошибочно угадывалось веселье, - этот более разумный вопрос я мог бы задать американскому морскому пехотинцу здесь, в сердце Валахии?
   Бучевски сжал челюсти, но его собеседник усмехнулся и покачал головой.
   - Простите меня, сержант. Мне говорили, что у меня сомнительное чувство юмора. Меня зовут Басараб, Мирча Басараб. А место, откуда я родом, находится недалеко от озера Видару, в пятидесяти или шестидесяти километрах к северу отсюда. Я и мои люди делаем то же самое, что, как я подозреваю, делаете и вы - пытаемся защитить мой народ от этих мясников шонгейри. - Он поморщился. - Защита гражданского населения от захватчиков, увы, является чем-то вроде национальной традиции в этих краях.
   - Понимаю, - медленно произнес Бучевски, и в полумраке блеснули его белые зубы.
   - Верю, что вы понимаете, сержант. И, да, я также верю, что деревни, которые я и мои люди взяли под свою защиту, могли бы приютить тех мирных жителей, которых вы защищаете. Это типичные горные деревни, в основном самодостаточные, с небольшим количеством "современных удобств".
   - Они сами выращивают себе пищу, и прокорм такого количества дополнительных ртов сильно истощит их ресурсы. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них растолстеет за зиму! Но они сделают все, что в их силах, и будут рады дополнительной помощи, пока готовятся к зиме. И, судя по тому, что я знаю о вас и вашей группе, вы были бы весьма желанным дополнением к их обороне.
   Бучевски склонил голову набок, пытаясь разглядеть выражение лица собеседника. Все это обрушилось на него слишком быстро. Он знал, что ему следовало бы отойти в сторону и хладнокровно и рационально обдумать предложение этого незнакомца. И все же, что он на самом деле почувствовал, так это волну невыразимого облегчения, когда мужчинам, женщинам и детям - всегда детям - тем, за кого он нес ответственность, была предложена отсрочка от голодной смерти и обморожения.
   - И как бы мы этого добились, если бы эти щенки сидели у нас на пятках? - спросил он.
   - Очевидно, сержант, сначала мы должны избавиться от них. Поскольку мои люди уже на месте, чтобы разобраться со вторым патрулем, а ваши уже на месте, чтобы разобраться с этим патрулем, я бы предложил нам обоим вернуться к работе. Полагаю, вы намеревались использовать эту гранату, чтобы подать сигнал к началу вашей собственной атаки?
   Бучевски кивнул, а Басараб пожал плечами.
   - Я не вижу причин, по которым вы должны менять свои планы в связи с этим. Дайте мне пятнадцать минут - нет, лучше двадцать, - чтобы вернуться к моим людям и сказать им, чтобы они ждали вашего нападения. После этого, - его белые зубы снова сверкнули, и на этот раз, как знал Бучевски, улыбка была холодной и жестокой, - не стесняйтесь объявить этим паразитам о своем присутствии. Громко.

X

  
   Командиру взвода Дираку это совсем не нравилось, но приказ есть приказ. Он медленно двигался в центре своего второго отделения, насторожив уши и прислушиваясь к малейшему звуку, пока они следовали за его первым отделением по узкой тропе.
   К сожалению, его народ был цивилизован уже тысячу стандартных лет. Большая часть остроты восприятия звуков и запахов, которые когда-то отмечали границу между смертью и выживанием, исчезла, и он чувствовал себя более чем наполовину слепым в этом густом тенистом лесу.
   В его родном мире больше не было таких лесов - с таким высоким, первобытным пологом, со стволами деревьев, ширина которых у основания могла быть в половину роста шонгейри, - и все же лесная местность вокруг него была на удивление свободна от кустарника и подлеска. Согласно ботаникам экспедиции, чего и следовало ожидать в зрелом лесу, где до земли добирается так мало прямых солнечных лучей. Без сомнения, они знали, что говорили, но это до сих пор казалось Дираку... неправильным. И, как ни странно, молодые деревца и подлесок, растущие по краям этой узкой тропы, нравились ему еще меньше. Они, вероятно, подтверждали теории ботаников, поскольку, по крайней мере, немного солнца проникало в те места, где тропа пересекала полог, но из-за них он чувствовал себя стесненным и замкнутым.
   На самом деле, большая часть его беспокойства, вероятно, была вызвана тем фактом, что ему было недвусмысленно приказано оставить назначенный ему разведывательный беспилотник/ретранслятор связи далеко позади своего положения, привязанным к колесным транспортерам, с трудом передвигающимся по тому же маршруту, далеко позади него.
   Анализ того, что произошло с тремя последними патрулями, отправленными в этот район, позволил предположить, что "людям" каким-то образом удалось уничтожить дроны еще до того, как они вступили в бой с пехотой, которую эти дроны поддерживали наблюдением и защищенной связью с базой. Никто не имел ни малейшего представления о том, как примитивам - только, конечно, они не примитивы, не так ли? - удавалось определить и так эффективно убрать дроны, но штаб решил попробовать более осторожный подход... и выбрал Дирака, чтобы провести эксперимент.
   О, как, должно быть, боги улыбнулись мне, - мрачно подумал он. - Я понимаю, что необходимо набраться опыта в борьбе с этими... существами, если мы собираемся изменить доктрину. Но почему именно меня выбрали для того, чтобы сунуть голову в логово хастара? Это было не похоже на...
   Он услышал взрыв позади себя и обернулся. Он не мог ничего разглядеть сквозь козырек над головой, но ему не нужно было видеть это, чтобы понять, что взорвался его радиоуправляемый дрон. Как они вообще смогли разглядеть его сквозь эти проклятые листья и ветки!
   Этот вопрос все еще терзал его, когда он услышал еще несколько взрывов - на этот раз на земле... где два его резервных отделения следовали за ним на своих бронетранспортерах.
   У него не было времени понять, что это были за взрывы, прежде чем автоматы, спрятанные за деревьями и под грудами листьев по всему южному флангу тропы, открыли огонь.
   К несчастью для командира взвода Дирака, мужчины и женщины, вооруженные этими автоматами, научились распознавать командира пехотного формирования шонгейри.
  

* * * *

   - Прекратить огонь! Прекратить огонь! - проревел Бучевски, и лай и грохот автоматных очередей внезапно стихли.
   Он стоял на своем месте, все еще держа АКМ наготове, и осматривал тела шонгейри, распростертые вдоль тропы. Один или двое все еще корчились, хотя было не похоже, что это продлится долго.
   - Хорошо, - произнес позади него голос, в котором слышалось явное удовлетворение, и он оглянулся через плечо. Мирча Басараб стоял в густой тени леса, наблюдая за патрулем, попавшим в засаду. - Отличная работа, мой Стивен.
   - Может быть, и так, но нам лучше поторопиться, - ответил Бучевски, убирая оружие и поднимаясь со своей огневой позиции.
   Выражение его собственного лица, как он знал, было более тревожным, чем у Басараба. Это был третий серьезный контакт с шонгейри за шесть дней с тех пор, как он передал своих людей под командование Басараба, и, судя по словам того, они приближались к анклаву, который он основал в горах вокруг озера Видару. А это означало, что им действительно нужно было избавиться от этого настойчивого - если не неумелого преследования.
   - Думаю, у нас есть немного времени, - не согласился Басараб, взглянув дальше по тропе на столбы дыма, поднимавшиеся от того, что раньше было бронетехникой.
   Отделение Ионеску и половина людей Басараба разобрались с ними. - И на этот раз кажется маловероятным, что они отправили сообщение.
   - Возможно, и нет, - признал Бучевски. - Но их начальство должно знать, где они находятся. Если они не выйдут на связь по расписанию, кто-нибудь начнет их искать. Снова.
   Возможно, это прозвучало так, как будто он был не согласен, но на самом деле это было не так. Во-первых, потому что Басараб, вероятно, был прав. Но, во-вторых, потому что за последнюю неделю или около того он пришел к выводу, что Мирча Басараб был одним из лучших офицеров, под началом которых он когда-либо служил. Что, по его мнению, было высокой похвалой морского пехотинца для любого иностранного офицера... и не мешало румыну быть одним из самых страшных людей, которых когда-либо встречал Бучевски.
   Многие люди, возможно, не осознавали этого. При более ярком освещении лицо Басараба казалось красивым, как у лисы, а его улыбка часто была теплой. Но за этими зелеными глазами скрывались темные, неподвижные места. Тихие места, которые были не чужды слишком многим людям на Балканах после Чаушеску. Темные места Бучевски узнавал, потому что в своей жизни встречал так много других страшных людей... и потому что теперь внутри него тоже было темное, тихое место с надписью "Вашингтон, округ Колумбия".
   И все же, что бы ни скрывалось в прошлом Басараба, этот человек был почти пугающе компетентен и излучал своего рода непринужденную харизму, с которой Бучевски редко сталкивался.
   Ту харизму, которая могла завоевать даже лояльность Стивена Бучевски, и даже при таком относительно коротком знакомстве.
   - Твоя точка зрения понятна, мой Стивен, - сказал теперь Басараб, улыбаясь, почти как если бы он читал мысли Бучевски и, протянув одну руку, положил ее на плечо возвышающегося американца. Как и то, что он почти собственнически произнес "мой Стивен", это могло бы звучать покровительственно. Но это было не так.
   - Однако, - продолжил он, и его улыбка погасла, - я полагаю, что, возможно, пришло время отправить этих паразитов куда-нибудь еще.
   - По-моему, это было бы неплохо. - В голосе Бучевски послышались нотки скептицизма, и Басараб усмехнулся. Это был не особенно приятный звук.
   - Я верю, что мы сможем это сделать, - сказал он и пронзительно свистнул.
   Через несколько мгновений из леса появился Таке Братиану, темноволосый, широкоплечий румын.
   Спасибо Элизабет Кантакузен, что Бучевски быстро овладел румынским, но последовавший за этим обмен репликами был слишком быстрым, чтобы он, все еще плохо владеющий языком, смог разобраться в них. Это продолжалось несколько минут, затем Братиану кивнул, и Басараб повернулся к Бучевски.
   - Боюсь, Таке не говорит по-английски, - сказал он.
   Это было очевидно, - сухо подумал Бучевски. - С другой стороны, Братиану не нужно было говорить по-английски, чтобы понять, что он действительно крутой человек. Никто из людей Басараба тоже не говорил.
   Их было всего около двадцати, но они двигались как призраки. Бучевски не был лентяем, но он знал, когда его превосходили в умении гадить и вынюхивать что-то в кустах. Эти люди умели стрелять гораздо лучше, чем он когда-либо, и в дополнение к винтовкам, пистолетам и ручным гранатам они были щедро увешаны самым разнообразным оружием из ножей, топориков и мачете. Действительно, Бучевски подозревал, что они предпочли бы использовать холодное оружие, а не какие-нибудь заурядные автоматы.
   Теперь, когда Братиану и его товарищи двигались по тропе, сверкали ножи, и горстка раненых шонгейри перестала корчиться.
   У Бучевски не было с этим проблем. На самом деле, в его глазах было мрачное удовлетворение. Но когда часть румын начали раздевать тела пришельцев, а другие принялись срубать несколько крепких молодых деревцев, растущих вдоль края тропы, он нахмурился и взглянул на Басараба. Румын только покачал головой.
   - Подожди, - сказал он, и Бучевски повернулся к остальным.
   Они работали быстро, умело орудуя своими топориками и мачете, разрезая молодые деревца на куски длиной примерно в десять футов, а затем заостряя их с обоих концов. За удивительно короткий промежуток времени их было больше дюжины, и глаза Бучевски расширились от шока, когда они спокойно подняли мертвых шонгейри и нанизали их.
   Кровь и другие телесные жидкости стекали по грубым кольям с грубой корой, но он ничего не сказал, когда другие концы кольев погрузились в мягкую лесную почву. Мертвые инопланетяне висели там, выстроившись вдоль тропы, как насекомые, насаженные на булавки, гротескные в тени, и он почувствовал взгляд Басараба.
   - Ты шокирован, мой Стивен? - тихо спросил румын.
   - Я... - Бучевски глубоко вздохнул. - Да, наверное, так и есть. Немного, - признался он. Он повернулся лицом к другому мужчине. - Думаю, может быть, потому, что это слишком похоже на то, что, как я видел, делают джихадисты.
   - В самом деле? - глаза Басараба были холодны. - Полагаю, меня это не должно удивлять. Мы сами давным-давно переняли эту традицию у турок. Но, по крайней мере, эти были уже мертвы, когда их проткнули кольями.
   - А что бы это изменило? - спросил Бучевски, и ноздри Басараба раздулись. Но затем его собеседник слегка встряхнулся.
   - Один раз? - он пожал плечами. - Нет. Как я уже сказал, эта практика имеет давние корни в этой области.
   - В конце концов, один из самых знаменитых сыновей Румынии был известен как Влад Цепеш, не так ли? - он тонко улыбнулся. - Если на то пошло, у меня не было, как вы, американцы, говорите, "счастливого детства", и было время, когда я жестоко обращался со всеми, кто меня окружал. Когда получал от этого удовольствие. В те дни, без сомнения, я предпочел бы, чтобы они были живы.
   Он покачал головой, и выражение его лица стало печальным, когда он посмотрел на пронзенные тела инопланетян.
   - Боюсь, мне потребовалось слишком много лет, чтобы понять, что вся жестокость во вселенной не может отомстить за испорченное детство или успокоить гнев осиротевшего молодого человека, мой Стивен, - сказал он. - Однажды в Австрии я встретил врача, который объяснил мне это. К моему стыду, я не очень хотел слышать, что он говорил, но это была правда. И мне понадобились годы, чтобы понять, что это потребовало слишком высокой цены от тех, о ком я заботился и кто заботился обо мне. - Он еще некоторое время смотрел на тела, затем встряхнулся. - Но это, друг мой, не имеет никакого отношения к тьме внутри меня.
   - Нет? - Бучевски приподнял бровь.
   - Нет. Для меня очевидно, что эти паразиты будут упорно преследовать нас. Итак, мы дадим им что-то, на чем они смогут сосредоточить свое внимание - что-то, что заставит любое существо, даже одно из этих, пылать ненавистью, - а затем мы дадим им для преследования кого-нибудь, но не ваших гражданских лиц. Таке и большинство моих людей отправятся на юг, оставляя за собой такой заметный след, что даже эти, - он кивнул в сторону убитых патрульных, - вряд ли смогут его не заметить. Он уведет их в сторону, пока они не отойдут на десятки километров. Тогда он ускользнет и вернется к нам.
   - И они не смогут последовать за ним?
   - Не будь таким скептиком, мой друг! - Басараб усмехнулся и сжал плечо Бучевски. - Я выбрал этих людей не случайно! Во всей Румынии нет более умелых лесников. Не бойся, что они приведут к нам наших врагов.
   - Надеюсь, что ты прав, - сказал Бучевски, оглядываясь на пронзенные тела и думая о том, как бы он отреагировал на месте пришельцев. - Я надеюсь, что прав.

XI

   Командующий флотом Тикейр нажал кнопку входа, затем откинулся на спинку кресла, когда Шейрез вошла в его личные покои. Дверь бесшумно закрылась за ней, и он указал на кресло.
   - Присаживайтесь, командир базы, - сказал он, намеренно подчеркивая официальность, поскольку встречи с ней здесь были нерегулярными.
   - Благодарю вас, командующий флотом.
   Он наблюдал, как она усаживается в кресло. Она держалась почти с обычной уверенностью в себе, - подумал он, - и все же было что-то такое в ее ушах. И в ее глазах.
   Она изменилась, подумал он. Постарела. Он мысленно фыркнул. Что ж, мы все старимся, не так ли? Но в ее случае это еще не все. Больше, чем было вчера, если уж на то пошло.
   - По какому именно поводу вы хотели меня видеть, командир базы? - спросил он через минуту. И почему, он не спросил вслух, вы хотели поговорить со мной об этом наедине?
   - Я почти составила свой первоначальный психологический портрет этих людей, сэр. - Она твердо встретила его взгляд. - Боюсь, что наши первоначальные надежды на эту планету были... совершенно напрасны.
   Тикейр сидел очень тихо. То, что она говорила так спокойно, было свидетельством ее внутренней силы, - подумал он.
   Особенно учитывая, что это были не "наши первоначальные надежды", а его первоначальные надежды.
   Он глубоко вздохнул, чувствуя, как уши прижимаются к черепу, и закрыл глаза, размышляя о цене этих надежд. Всего за три местных месяца эта жалкая планета стоила экспедиции 56 процентов
   ее гравитанков, 23 процентов транспортных средств и бронетранспортеров и 26 процентов пехоты.
   Конечно, мрачно размышлял он, людям это обошлось еще дороже. Но что бы он ни делал, безумные создания отказывались подчиняться.
   - Насколько напрасны? - спросил он, не открывая глаз.
   - Проблема, сэр, - ответила она несколько уклончиво, - в том, что мы никогда раньше не сталкивались с подобным видом. Их психология... не похожа ни на что из нашего предыдущего опыта.
   - Об этом я уже догадывался, - сказал Тикейр с ядовитым юмором. - Должен ли я заключить, что теперь вы лучше понимаете, чем они отличаются?
   - Да, сэр. - Она глубоко вздохнула. - Во-первых, вы должны понимать, что в их психологии существуют огромные различия. Это, конечно, неизбежно, учитывая, что, в отличие от нас или любой другой расы, населяющей Гегемонию, у них сохранилось так много поразительно разных культурных и социальных стереотипов. Однако есть и некоторые общие черты. И одна из них, командующий флотом, заключается в том, что, по сути, у них нет механизма подчинения в нашем понимании этого термина.
   - Прошу прощения? - глаза Тикейра распахнулись от нелепого заявления, и она вздохнула.
   - В Гегемонии есть несколько рас, которые, возможно, напоминают людей по психологии, сэр, но я могу назвать не более двух или трех. Все они, как и люди, всеядны, но ни одна из них не приближается к этому виду... по уровню извращенности. Честно говоря, любой психолог шонгейри объявил бы всех людей сумасшедшими, сэр.
   - В отличие от травоядных или большинства всеядных животных, им присуща очень похожая на шонгейри свирепость, но при этом их чувство собственного достоинства почти всегда намного превосходит их чувство стаи.
   Она явно искала способ описать что-то, выходящее за рамки какой-либо понятной расовой психологии, - задумался Тикейр.
   - Почти у всех травоядных очень силен стадный инстинкт, - сказала она. - Хотя при некоторых обстоятельствах они могут яростно сражаться, их первый, непреодолимый инстинкт - избегать конфликтов, а их базовая психология подчиняет благо отдельного человека, даже само его выживание, благу "стада". Большинство из них теперь определяют это "стадо" в терминах целых планетных популяций или звездных наций, но оно остается платформой, с которой принимаются все их решения и определяется политика.
   - Большинство всеядных Гегемонии в большей или меньшей степени разделяют эту ориентацию, хотя некоторые из них придерживаются нашей собственной психологической позиции, которая подчеркивает принадлежность не к стаду, а к стае. Наш биологический вид эволюционировал как охотник, а не добыча, с социальной структурой и психологией, ориентированными на эту основную функцию. В отличие от травоядных и большинства всеядных животных, гордость шонгейри за наши личные достижения, доказательство наших способностей - все это связано с древней, изначальной важностью мастерства отдельного охотника как определяющего его статус в стае.
   - И все же стая по-прежнему сильнее отдельного индивида. Наше чувство собственного достоинства, чувство выполненного долга подтверждается только в контексте стаи. И подчинение более слабого более сильному проистекает из того же контекста. В наших генах заложено подчинение вожаку стаи, особи, чья сила доминирует над всеми, кто его окружает.
   Конечно, наши соплеменники, и особенно наши самцы, всегда бросали вызов своим лидерам, потому что именно так древняя стая гарантировала, что ее лидерство останется сильным. Но как только лидер подтвердит свое господство, перед его силой даже соперник снова покоряется.
   Вся наша философия, наш кодекс чести, наши ожидания в обществе - все это исходит из этой фундаментальной отправной точки.
   - Конечно, - сказал Тикейр с некоторым нетерпением. - Как еще могло бы выжить такое общество, как наше?
   - Вот к чему я клоню, сэр. Такое общество, как наше, не смогло бы выжить среди людей. Их инстинкт подчинения значительно слабее нашего собственного, и он значительно уступает стремлению индивида противостоять угрозам своей основной группе лояльности, которая не является ни стаей, ни стадом.
   - Что? - Тикейр удивленно посмотрел на нее, и она поморщилась.
   - Человек прежде всего предан своей семье, сэр. Но не стаду, в котором семья составляет лишь малую часть. И не стае, где акцент делается на силе и ценности стаи. Есть исключения, но эта ориентация формирует основу человеческой мотивации. Вы могли бы думать о них почти как... о стаде, состоящем из отдельных стай хищников. Люди способны распространять это чувство преданности за пределы семейной группы - на организации, сообщества, нацию, государства или философии - но фундаментальный мотивационный механизм отдельной семьи заложен в них так же прочно, как в нас заложено подчинение более сильному.
   - Сэр, мои исследования показывают, что очень большой процент людей нападет на любого врага, независимо от его силы и могущества, защищая своих самок или детенышей. И они будут делать это, совершенно не задумываясь о последствиях для остальной части своей стаи или стада.
   Тикейр посмотрел на нее, пытаясь осмыслить ту странную психологию, которую она пыталась объяснить. Интеллектуально он мог это понять, по крайней мере, не полностью; эмоционально это не имело для него никакого смысла.
   - Сэр, - продолжила она, - я провела все стандартные психологические обследования. По вашему указанию я также провела эксперименты, чтобы определить, насколько наши существующие методы прямого нейронного обучения применимы к людям, и могу сообщить, что они работают довольно хорошо. Но мое мнение, основанное на, по общему признанию, несовершенном психологическом портрете, том, что я смогла сконструировать, наводит меня на мысль, что было бы верхом глупости использовать людей в качестве клиентской расы.
   - Они никогда не поймут естественного подчинения слабого более сильному. Вместо этого они будут неустанно работать, чтобы стать сильнее, а не для того, чтобы взять на себя лидерство в стае. Некоторые из них, да, будут реагировать очень похоже на шонгейри. Другие могут даже приблизиться к моделям поведения пожирателей сорняков. Но большинство из них будут рассматривать силу как защиту своей основной группы лояльности. Они сосредоточат свою энергию на уничтожении любых угроз для нее, даже если попытка уничтожить угрозу сама по себе чревата разрушением группы, и они никогда не забудут и не простят угрозу тому, что они защищают. Возможно, нам удастся добиться временного повиновения, и, возможно, удастся убедить многих из них признать нас своими естественными хозяевами. Но мы никогда не убедим их всех в этом, и, в конце концов, обнаружим, что наши "клиенты" обращаются к нам со всей изобретательностью и свирепостью, которые наблюдались у них здесь, но со всеми нашими собственными технологическими возможностями... в качестве отправной точки.
  

* * * *

   - Похоже, - сказал Тикейр своим старшим офицерам, - что мое приближение к этой планете было не самым блестящим достижением в моей карьере.
   Они оглянулись на него, большинство из них все еще были явно ошеломлены отчетом Шейрез. Ни один из них, - подумал он, - не отреагировал на это лучше его.
   - Очевидно, - продолжил он, - что необходимо пересмотреть нашу политику - мою политику - в свете открытия командира базы. И, честно говоря, в свете наших и без того серьезных операционных потерь.
   - Наши попытки заставить людей подчиниться привели к гибели более половины первоначального населения планеты и стоили нам огромных потерь. По текущим оценкам командующего наземными силами Тейриса, если мы продолжим операции в течение одного местного года, то потеряем три четверти его личного состава. За тот же период времени мы убьем половину оставшихся людей. Очевидно, что даже если модель командира базы Шейрез ошибочна, мы не можем нести потери на таком уровне. Мы также не рискнули бы предоставить такому... непокорному виду доступ к современным технологиям, предварительно уничтожив три четверти из них.
   В конференц-зале воцарилась тишина, пока он изучал их лица.
   - Пришло время сократить наши потери, - решительно заявил он. - Я не готов отказаться от этой планеты, не после той цены, которую мы за нее уже заплатили. Но в то же время я пришел к выводу, что люди слишком опасны. Более того, я уверен, что, столкнувшись с тем, что мы здесь обнаружили, многие другие расы Гегемонии разделили бы этот вывод!
   - Я уже проинструктировал командира базы Шейрез обратиться к нашей запасной стратегии и разработать целенаправленное биологическое оружие. Это представляет собой значительный сдвиг в ее приоритетах, и необходимо будет создать надлежащие условия для ее работы и предоставить ей соответствующих испытуемых.
   - Я подумывал о том, чтобы перевести ее и ее исследовательский персонал на одну из существующих наземных баз. К сожалению, интенсивность работ, необходимых для создания этих баз, означает, что население в их окрестностях стало довольно... редким. Поэтому я решил создать новую базу в сельской местности планеты, где мы не проводили таких интенсивных операций, и где ей будет легко доступно достаточное количество испытуемых. Командующий наземными силами Тейрис будет отвечать за обеспечение безопасности базы во время ее строительства... и за обеспечение подопытными для командира базы, как только строительство будет завершено.

XII

   - Итак, мой Стивен. Что ты об этом думаешь?
   Бучевски доел салат и сделал большой глоток пива. Его бабушка всегда уговаривала его есть овощи, но он все еще был немного озадачен тем, каким греховно роскошным на вкус был свежий салат после нескольких недель, когда он и его люди вымаливали еду, как только могли.
   К сожалению, Басараб спрашивал его не об этом.
   - На самом деле я не знаю, Мирча, - сказал он, нахмурившись.
   - Мы не делали ничего другого. Во всяком случае, насколько я знаю, - задумчиво согласился Басараб, глядя на записку, написанную от руки на столе.
   За стенами бревенчатой хижины было заметно прохладнее, и осенние краски расползались по
   склонам гор над рекой Арджеш и огромной голубой жемчужины озера Видару. Озеро находилось менее чем в семидесяти километрах к северу от руин Питешти, столицы уезда Арджеш, но оно лежало в самом сердце заповедника дикой природы, и хижина была построена лесной службой, а не как часть какой-либо из трех деревень, из которых Басараб организовал свое собственное маленькое королевство.
   Несмотря на относительную близость озера Видару к Питешти, немногие из выживших после кинетического удара направились в его окрестности. Бучевски предположил, что горы и густой лес были слишком суровыми для городских жителей. Дорог в этот район почти не было, и деревни Басараба были похожи на изолированные поселения, перенесенные в другую эпоху. На самом деле, они очень сильно напомнили Бучевски деревню из "Музыкальной бригады".
   Что не так уж плохо, - подумал он. - Рядом находится озеро Видару, с его гидроэлектрогенераторами, а у этих людей даже электричества нет! Это означает, что от них не идут никакие излучения, которые могли бы уловить шонгейри.
   В течение последних двух месяцев жители деревни радушно принимали его, его американцев и румын, и, как и предупреждал Басараб, они были заняты подготовкой к наступлению зимы. Одна из причин, по которой его салат на обед казался таким вкусным, заключалась в том, что он больше не будет есть салаты. Не то чтобы сюда завозили свежие продукты из Калифорнии.
   - Для этого должна быть какая-то причина, мой Стивен, - сказал теперь Басараб. - И боюсь, что это не то, чего хотелось бы хоть одному из нас.
   - Мирча, мне с самого первого дня не нравилось ни одно чертово действие этих ублюдков.
   Басараб приподнял бровь, и Бучевски сам был немного удивлен той острой ненавистью, которая прозвучала в его голосе. Иногда эта ненависть заставала его врасплох. Когда воспоминания о Триш и девочках снова всплывали из глубин, обнажив клыки, чтобы напомнить ему о потере, боли и мучениях.
   Разве это не чертовски печально, когда лучшее, о чем я могу думать, это то, что люди, которых я любил, вероятно, умерли, так ничего и не узнав об этом?
   - У меня они тоже не вызвали симпатии, - сказал Басараб через мгновение. - Действительно... трудно вспомнить, чтобы мы не собирались вступать с ними в бой.
   Бучевски понимающе кивнул. Басараб с самого начала ясно дал понять, что избегать контактов с врагом, залегая на дно, - лучший способ защитить гражданское население, за которое они несут ответственность, и он был прав. Тем не менее, это не изменило естественной ориентации его личности - как и у самого Бучевски - на нападения. На поиск и уничтожение врага, а не на то, чтобы прятаться от него.
   Но это была бы плохая идея. Агенты Басараба установили контакт с несколькими другими небольшими анклавами на юге Румынии и севере Болгарии, и к настоящему времени эти анклавы были так же озабочены защитой от других людей, как и от шонгейри. После первых бомбардировок и беспорядочных боев в течение первых двух недель захватчики, по-видимому, решили отступить с недружественной территории Балкан и занять более открытые районы планеты. Трудно было быть в этом уверенным, учитывая крах планетной коммуникационной сети, но это казалось разумным. Как отмечал его мозговой трест Трумэн и Шерман, в любой межзвездной экспедиции контингент войск почти наверняка будет ограниченным, поэтому было бы разумно не растягивать его больше, чем необходимо, поднимаясь в горы ради бедных, грязных и труднодоступных горных деревень.
   Беженцы-люди представляли собой совершенно иную угрозу, и один из них, Бучевски, был рад, что им не приходилось сталкиваться с этим... пока. Голод, переохлаждение и болезни, вероятно, унесли жизни по меньшей мере половины мирных жителей, покинувших свои дома, а те, кто остался, с приближением зимы впадали во все большее отчаяние. Некоторые из других анклавов уже были вынуждены вести борьбу, зачастую безжалостную, против себе подобных, чтобы сохранить ресурсы, необходимые их собственным людям для выживания.
   Во многом именно тот факт, что действия инопланетян вынудили людей убивать друг друга во имя простого выживания, подпитывал глубочайшую ярость Стивена Бучевски.
   - Ничто не сделало бы меня счастливее, чем пойти и надрать их тощие задницы, - сказал он сейчас в ответ на комментарий Басараба. - Но если они не сунут свои носы в наши края...
   Он пожал плечами, и Басараб кивнул. Затем он тихо рассмеялся.
   - Что? - Бучевски поднял бровь, глядя на него.
   - Просто мы с тобой так похожи. - Басараб покачал головой. - Отрицай это, как хочешь, мой Стивен, но внутри тебя есть славянин!
   - Внутри меня? - Бучевски рассмеялся, глядя на тыльную сторону своей очень черной ладони. - Эй, я уже говорил тебе! Если кто-то из моих предков когда-либо и был в Европе, то они попали туда из Африки, а не из степей!
   - А-а! - Басараб помахал пальцем у себя под носом. - Это ты так сказал, но я-то знаю лучше! Что, разве Бучевски - это африканская фамилия?
   - Нет, наверное, просто кто-то, кому принадлежали один из моих пра-пра-прадедушек или -прабабушек.
   - Чепуха! Славяне в Америке девятнадцатого века были слишком бедны, чтобы кем-то владеть! - нет, нет. Поверь мне, это у тебя в крови. Где-то в твоей родословной есть - как вы, американцы, говорите? - славянин в куче соломы!
   Бучевски снова рассмеялся. На самом деле он снова учился это делать - по крайней мере, иногда - и они с Басарабом уже говорили об этом раньше. Но затем выражение лица румына посерьезнело, и он потянулся через стол, чтобы положить руку на предплечье Бучевски.
   - Кем бы ты ни был по рождению, мой Стефан, - тихо сказал он, - теперь ты славянин. Валах. Ты заслужил это.
   Бучевски пренебрежительно махнул рукой, но не мог отрицать, что внутри у него потеплело. Он знал, что Басараб говорит искренне, точно так же, как знал, что заслужил свое место заместителя румына благодаря обучению и дисциплине, которые он прививал жителям деревни. Басарабу каким-то образом удалось накопить внушительное количество стрелкового оружия и средств поддержки пехоты, но какими бы устрашающими ни были Таке Братиану и остальные члены первоначальной группы Басараба как личности, было очевидно, что никто из них на самом деле не понимал, как обучать гражданских лиц.
   Стивен Бучевски, с другой стороны, потратил годы на то, чтобы превращать избалованных американских гражданских лиц в морских пехотинцев США. По сравнению с этим, тренировки сильных, закаленных в горах румынских крестьян были проще простого.
   Я просто надеюсь, что никому из них никогда не понадобится это обучение, - подумал он, и его настроение снова стало мрачным.
   Что вернуло его к теме этого разговора.
   - Мне это не нравится, Мирча, - сказал он. - У них нет причин устраивать базу здесь, в этих чертовых горах. Только если не случилось что-то, о чем мы с тобой не знаем.
   - Согласен, согласен. - Басараб кивнул, снова поигрывая запиской, затем пожал плечами. - Рано или поздно, если только они не намерены просто убить нас всех, должна быть какая-то форма примирения.
   Его кислое выражение лица свидетельствовало о том, что он согласен с собственным анализом, но непреклонно продолжил.
   - Люди на этой земле раньше уже переживали завоевания. Без сомнения, они смогут сделать это снова, и если бы эти шонгейри намеревались просто устроить резню, а не завоевать, они бы начали с уничтожения всех наших городов и поселков из космоса. Но я не стану подставлять им своих людей, не настаивая на самых выгодных условиях, которые можно получить. И если они докажут, что я ошибаюсь, если продемонстрируют, что на самом деле интересуются резней, а не завоеваниями, то заплатят более высокую цену, чем могут себе представить, прежде чем завладеют этими горами.
   Он на мгновение погрузился в холодное, опасное молчание. Затем встряхнулся.
   - Ну, думаю, нет смысла строить догадки, когда у нас нет информации из первых рук. Поэтому, я полагаю, мы должны поближе познакомиться с этой новой базой, посмотреть, что это может быть за база, имею в виду. - Он постучал пальцем по записке. - Судя по этому, они почти закончили ее, прежде чем Илиеску заметил, что она там находится. Так что, возможно, будет лучше, если мы с Таке проверим ее лично.
   Бучевски открыл было рот, чтобы возразить, но потом снова закрыл его. Он обнаружил, что ему всегда было не по себе, когда Басараб отправлялся бродить по горам, оставаясь незамеченным. И какая-то часть его возмущалась тем фактом, что Басараб даже не подумал пригласить его с собой на эту небольшую прогулку. Но правда, как бы ему ни хотелось это признавать, заключалась в том, что он, вероятно, был бы скорее помехой, чем помощью.
   Басараб и Таке Братиану, казалось, могли видеть, как кошки, и двигаться, как падающие листья. Он даже близко не мог сравниться с ними, когда дело касалось того, как прокрасться ночью через лес, и знал это, однако ему не нравилось признавать, что кто-то может сделать что-то лучше, чем он.
   - Мы отправимся сегодня ночью, - решил Басараб. - И пока меня не будет, ты будешь присматривать за всем вместо меня, мой африканский славянин, да?
   - Да, так и сделаю, - согласился Бучевски.

XIII

  
   Командир полка Хара не любил деревья.
   Он не всегда так думал. На самом деле он любил деревья, пока империя не вторглась на эту вечно проклятую планету. Теперь он предпочитал длинные, широченные, пустые пространства - предпочтительно на голой, утоптанной земле, где не мог бы спрятаться даже гаршу или один из человеческих "кроликов". Казалось, что любая другая местность спонтанно порождает людей... и у всех, похоже, было оружие.
   Ему не нужно было, чтобы командир базы Шейрез сказала ему, что все люди - сумасшедшие! Конечно, было приятно получить подтверждение, и он был просто в восторге от того, что выводы командира базы привели к изменению планов командующего флотом Тикейра. Как только все до единого проклятые люди будут стерты с лица земли, эта планета, вероятно, станет совершенно прекрасным местом для жизни.
   Он поморщился от собственных мыслей, когда сидел, глядя на голографический экран в своем командирском гравитанке.
   На самом деле, Хара, часть тебя восхищается этими существами, не так ли? - подумал он. - В конце концов, мы убили тысячи из них за каждого потерянного нами шонгейри, и у них все еще хватает смелости - абсолютно безумной, совершенно иррациональной, ошеломляюще глупой смелости - бросаться прямо на нас. Если бы у них было хотя бы вполовину меньше мозгов, они бы признали наше превосходство и подчинились еще несколько месяцев назад. Но нет! Они не могут сделать это, не так ли?
   Он зарычал, вспомнив, что потерял 35 процентов своего первоначального состава при захвате того, что когда-то было городом Цинциннати. Командир дивизии Тисук отправился туда с тремя полками, а вернулся меньше чем с одним, и все равно в итоге им пришлось уничтожить с орбиты больше половины города. В стране, которую люди называли "Соединенные Штаты", оружия особенно, казалось, было больше, чем людей!
   По крайней мере, этот опыт научил старших офицеров экспедиции довольствоваться открытой местностью, где наблюдение можно было вести эффективно и просто наносить кинетические удары по всему, что напоминало организованное сопротивление на более ограниченной территории.
   Несмотря на это, никому не нравилась мысль о том, чтобы заполучить подопытных Шейрез в любом месте, где был постоянный контакт с людьми. Во-первых, потому, что в таких местах оставалось не так уж много людей, а те, кто еще не был убит, стали чертовски искусно прятаться. Просто найти их было бы достаточно сложно даже без учета второго соображения... которое заключалось в том, что те же самые выжившие были также необычайно хороши в нападении из засады на любого, кто шел искать их.
   Конечно, было не так уж много мест, где не было бы сражений, учитывая безумное упрямство людей.
   Тем не менее, горные районы, которые люди называли "Балканами", посещались гораздо реже, чем большинство других, главным образом из-за того, что население было таким малочисленным, а местность - такой ужасающе плохой, что штаб-квартира решила позволить людям вариться в собственном соку, а не прилагать усилия для их преследования.
   И, - мрачно размышлял он, - другой причиной, по которой штаб-квартира приняла это незначительное решение, был тот факт, что нам постоянно надирали задницы каждый раз, когда мы посылали кого-то по земле, не так ли?
   Справедливости ради, мы понесли самые серьезные потери в первые несколько недель, прежде чем по-настоящему начали осознавать, насколько безнадежным было преследование людей на земле на их собственных условиях.
   Вот для чего боги создали огневую поддержку, - мрачно подумал Хара.
   Что ж, - напомнил он себе, когда его гравитанк и бронетранспортеры приблизились к своим стартовым позициям, - по крайней мере, спутники точно сказали нам, где находятся эти люди. И их тоже оставили в покое. Их стадо еще не отбраковано. И они должны быть не только толстыми, счастливыми и глупыми по сравнению с жалким джермахком, которого мы пытались откопать дома, но за последние несколько месяцев мы многому научились.
   Его губы изогнулись, обнажив клыки в усмешке охотника.
  

* * * *

   Стивен Бучевски выругался с тихой, горькой злобой. Солнце едва поднялось над горизонтом на востоке, светя ему в глаза, когда он рассматривал шонгейри в бинокль и задавался вопросом, какого черта они здесь делают. После того, как они так долго держались подальше от гор, что могло побудить их направиться таким образом прямо к деревням?
   И почему, черт возьми, они должны это делать, когда Мирча в отъезде? - спросил какой-то уголок его сознания.
   По крайней мере, хорошо, что посты прослушивания так рано засекли приближающиеся дроны, учитывая, как близко от них были пришельцы на этот раз. У них едва хватило времени включить старомодные аварийные сирены с ручным приводом. И, по крайней мере, местность была слишком густо покрыта лесом для проведения каких-либо воздушных операций. Если они были нужны шонгейри, тем приходилось действовать наземным путем.
   Похоже, именно это они и имели в виду. Большое количество бронетранспортеров и несколько танков собрались на низменности у южной оконечности озера, примерно в километре ниже плотины Георгиу-Деж, в то время как по самому озеру переправлялось поменьше танков, за которыми следовала дюжина больших орбитальных шаттлов, и это ему совсем не понравилось.
   Деревни были разбросаны по изрезанным склонам горного хребта, протянувшегося с востока на запад по юго-восточному берегу озера. Высота хребта местами превышала 3200 футов, а деревни прятались в густом лесном покрове на высоте 1800 футов. Он думал, что они хорошо замаскированы, но шонгейри явно знали, где они находятся, и, очевидно, намеревались зажать их между силами, наступающими из-за озера, и вторым отрядом, двигающимся по глубокой долине между их хребтом и тем, что находится южнее.
   Это было достаточно ясно. Среди многих неясных моментов было то, насколько хорошо сенсоры пришельцев могли отслеживать людей, передвигающихся по пересеченной местности под густым древесным покровом. Он надеялся, что ответ на этот вопрос будет "не очень", но не мог на это полагаться.
   - Заставьте их двигаться, - сказал он Элизабет Кантакузен. - Эти нелюди направляются прямо в деревни. Думаю, нам лучше быть где-нибудь в другом месте, когда они доберутся сюда.
   - Да, Стивен. - Голос преподавательницы звучал гораздо спокойнее, чем обычно. Бучевски почувствовал, как она кивнула, а затем исчезла, чтобы передать его указания ожидавшим курьерам.
   Он знал, что через несколько минут будут отданы приказы, и их люди отступят на позицию, которую он позволил Рамиресу окрестить "Бастонью".
   В первый раз это танец по-армейски, - подумал он, - и на этот раз все получилось довольно неплохо. Думаю, пришло время проверить, насколько хорошо работает "зеленая машина".
  

* * * *

   Командир полка Хара выругался, когда значки на его экране переместились.
   Похоже, мы все-таки были недостаточно близко от дронов, - раздраженно подумал он.
   Штаб-квартира была вынуждена признать странную способность людей распознавать беспилотники за пределами видимости, и в оперативном плане она была учтена в достаточной степени. К сожалению, этого не произошло, и он уже терял разрешение сенсоров, пока они пробирались сквозь эти проклятые деревья.
   - Они движутся вдоль хребта, - сообщил он по полковой связи. - Направляются на запад, к тем более высоким вершинам. Второй батальон, продвигайтесь дальше вверх по озеру, попытайтесь зайти им во фланг. Первый батальон, немедленно продвигайтесь вверх по долине.
  

* * * *

   Бучевски пробормотал еще одно ругательство, поскольку неприятная вибрация дронов не отставала от него. Очевидно, эти чертовы штуки могли ориентироваться в лесу лучше, чем он надеялся. С другой стороны, они, казалось, приближались, низко пролетая над верхушками деревьев, и если это были они, то...
  

* * * *

   - Дейнтар побери их!
   Четверка грязных огненных шаров пронеслась по небу, и четыре беспилотника Хары одновременно разлетелись в воздухе.
   - Проклятье! Что, во имя третьего ада Дейнтара делают в этих проклятых горах сельские жители с ЗРК?
  

* * * *

   Бучевски оскалил зубы в пыхтящей от бега улыбке, когда команды ПВО Макомб уничтожили ближайшие беспилотники.
   Он все еще чувствовал вибрацию от других дронов, находившихся дальше, но если эти ублюдки будут держать их достаточно высоко, чтобы избежать встречи с "Гремлинами", это может ухудшить разрешение их сенсоров.
  

* * * *

   Хара пытался справиться со своим гневом, но его до смерти достало то, как эти проклятые людишки настаивали на том, чтобы провалить даже самую простую операцию. Здесь не должно было быть ни ЗРК, ни тяжелого вооружения. Это была единственная причина, по которой они отправились здесь на поиски образцов для командира базы Шейрез. Только люди по-прежнему отказывались сотрудничать!
   Он подумал о том, чтобы доложить в штаб. Потери снаряжения во время этого проклятого вторжения уже были астрономическими, и он сомневался, что штаб поблагодарит его, если он потеряет еще больше, гоняясь за тем, что, как предполагалось, было безоружными жителями деревни, прячущимися в своих горных укрытиях. Но им нужно было где-то взять образцы, и этих людей он держал более или менее в поле зрения.
   - Мы не сможем держать беспилотники так близко, как планировалось, - сказал он командирам своих батальонов. - Все зависит от наших разведчиков. Скажите им, чтобы они, Дейнтар побери, держали ухо востро.
   Пришли новые подтверждения, и он увидел, как значки его собственных сил приближаются к внезапно ставшей аморфной затененной области, представляющей собой наилучшее предположение дронов о местоположении людей.
   Возможно, мы не в состоянии разглядеть их как следует, - сердито подумал он, - но даже если и не сможем, тут не столь уж много мест, куда они могут пойти, не так ли?
  

* * * *

   Бучевски был глубоко благодарен за то, что тяжелая работа закалила беженцев с равнин. Они умудрялись не отставать от жителей деревни, чего никогда бы не смогли сделать раньше. Несколько детей помладше, конечно, начали слабеть, и у него защемило сердце от безжалостных требований, предъявляемых к ним. Но дети постарше умудрялись не отставать от взрослых, а последних было достаточно, чтобы по очереди нести самых маленьких.
   Незаживающая рана, в которую попали Шанайя и Ивонн, взывала к нему, чтобы он взял на руки одно из этих крошечных человеческих существ, отнес чьего-то ребенка в безопасное место, которое не смог обеспечить своим собственным детям.
   Но это была не его работа, и он сосредоточил свое внимание на своих обязанностях.
   Он остановился на узкой тропе, тяжело дыша, наблюдая, как мимо проходят последние жители деревни. Следующими подошли охранники периметра, а затем и разведчики, которые внимательно следили за происходящим. Одним из них был Роберт Сзу.
   - Очень... похоже на то, что... отлично наметили вы с Мирчей.., - выдохнул рядовой. Он помолчал, переводя дыхание, затем резко кивнул. - Они продвигаются по противопожарным дорогам с обеих сторон хребта. Полагаю, что к настоящему времени они уже на полпути к вершине.
   - Хорошо, - сказал Бучевски.
  

* * * *

   - Фаркалаш!
   Водитель командира полка Хары оглянулся через плечо на ужасное ругательство, но оскаленные клыки Хары заставили его поспешно вернуться к управлению. Командир полка только пожалел, что не может так же легко разделаться с проклятыми Дейнтаром людишками!
   Мне не следовало посылать технику так близко, - сказал он себе, закипая от кроваво-красной ярости. - Мне следовало отвести пехоту подальше. Конечно, для людей, как и для меня, было так же очевидно, что существует лишь несколько маршрутов, по которым могут передвигаться транспортные средства!
   Он ворчал на себя, но понимал, почему допустил ошибку. Люди двигались быстрее, чем он предполагал, и он хотел использовать преимущество своих машин в скорости. Именно поэтому люди уничтожили еще шесть гравитанков и одиннадцать колесных бронетранспортеров... не говоря уже о более чем сотне солдат, находившихся на борту бронетранспортеров.
   И никто не знает, сколько еще маленьких сюрпризов они могли устроить в любых проходах, достаточно широких для транспортных средств.
   - Пехоте спешиться, - ровным голосом приказал он по командной сети. - Разведывательное построение. Транспорт не должен двигаться вперед, пока саперы не проверят дороги на наличие взрывчатки.
  

* * * *

   Бучевски недовольно поморщился. Судя по дыму, поднимавшемуся над верхушками деревьев, они уничтожили по крайней мере несколько их машин. К сожалению, он не мог сказать, сколько именно.
   Сколько бы их ни было, они поймут намек и пойдут отсюда пешком... если только они не полные идиоты. И почему-то я такими их не считаю. Черт возьми.
   Что ж, по крайней мере, он их замедлил. Это должно было дать гражданским немного передышки. Теперь пришло время дать им еще немного передышки.
  

* * * *

   Хара прижал уши, но, по крайней мере, на этот раз это не стало неожиданностью. Стрельба из стрелкового оружия, доносившаяся из-за деревьев, стала неизбежной в тот момент, когда он приказал своей пехоте идти пешком.
  

* * * *

   Рявкнули выстрелы автоматического оружия, и Бучевски пожалел, что им пришлось отключить рации. Его люди досконально знали местность, заняли лучшие оборонительные позиции, но у шонгейри было более тяжелое вспомогательное вооружение, а их средства связи были намного лучше, чем у него. И, что еще хуже, некоторые из их пехотинцев использовали трофейные ракеты и гранатометы, чтобы усилить их огневую мощь.
   Горькая ирония ситуации не ускользнула от него. На этот раз его силы оказались на острие "асимметричной войны", и это был полный отстой. С другой стороны, у него был болезненный личный опыт того, насколько эффективными могут быть партизаны в такой местности.
  

* * * *

   В рычании Хары, когда он просматривал последние обновления сюжета, было больше удовлетворения, чем разочарования.
   Продвижение было медленнее, чем он когда-либо предполагал, и утро перешло в полдень, но у людей, похоже, наконец-то закончились ЗРК.
   Это означало, что он смог подвести свои дроны достаточно близко, чтобы можно было увидеть, что, проклятье, происходит, и его давление нарастало.
   Что было чертовски хорошо, поскольку он уже потерял более 20 процентов своих солдат.
   Что ж, может, я и потерял, но и им тоже дорого обошелся, - сурово подумал он. - Оценки потерь противника в реальном времени были заведомо ненадежными, но даже по его самым пессимистичным оценкам, люди потеряли более сорока бойцов.
   Это была хорошая новость. Плохая новость заключалась в том, что они, судя по всему, были на удивление хорошо вооружены пехотным оружием, а их командир сражался так умело, как ни один человек, о котором Хара когда-либо слышал. Его силы значительно уступали по численности и вооружению, но он наносил мощные ответные удары - на самом деле потери Хары, несмотря на его гравитанки и минометы, были по меньшей мере в шесть или семь раз больше, чем у людей. Противник был хорошо знаком с местностью и безжалостно использовал ее в своих интересах, а пехота Хары натолкнулась на достаточное количество замаскированных взрывчатых веществ, чтобы заставить любого быть осторожным.
   Во что бы мы ни вляпались, - размышлял он, - это не просто кучка деревенских жителей. Кто-то потратил уйму времени на разведку этих чертовых гор. Они ведут огонь с позиций, которые были заранее выбраны для ведения огня. И эта взрывчатка... Кто-то также чертовски тщательно выбирал места для нее. Кто бы это ни был, он знал, что делает, и, должно быть, потратил месяцы на подготовку своих позиций.
   Несмотря ни на что, он почувствовал проблеск уважения к своему противнику-человеку. Не то чтобы это имело какое-то значение в конечном счете. Информация от его беспилотников все еще была гораздо менее подробной, чем он мог бы пожелать, но было ясно, что убегающие жители деревни попали в тупик.
  

* * * *

   Бучевски почувствовал, как на него накатывает отчаяние.
   Он начал утро со 100 "обычными солдатами" и еще 150 "ополченцами" из деревень. Он знал, что все склонны переоценивать свои потери в подобных сражениях, особенно на такой местности, но был бы удивлен, если бы к настоящему времени не потерял по меньшей мере четверть своих людей.
   Это было достаточно плохо, но впереди было еще хуже.
   Позиция Бастонь никогда не предназначалась для отражения полномасштабной атаки шонгейри. На самом деле она была задумана как место отступления перед лицом нападения врагов-людей после того, как в деревнях закончатся запасы на зиму.
   Это означало, что Бастонь, несмотря на свое название, была скорее укрепленным складом, чем каким-то последним редутом. Он укрепил оборону настолько, насколько мог, но ему и в голову не приходило пытаться удержать его против сотен пехотинцев шонгейри при поддержке танков и минометов.
   Перестань пинать себя, - прорычал внутренний голос. - Не было никакого смысла пытаться обустроить позицию, которую ты не смог бы удержать при таком наступлении. Ну и что, если бы ты задержал их на некоторое время? В любом случае, в конце концов, они нанесли бы только один из своих проклятых кинетических ударов.
   Он знал, что это правда, но правдой было и то, что единственные пути к отступлению были настолько крутыми, что казались почти непроходимыми. Предполагалось, что Бастонь сможет противостоять любому вероятному нападению людей, и без запасов продовольствия шансы на то, что их мирные жители смогли бы пережить приближающуюся зиму, были в лучшем случае минимальными. Так что они с Мирчей сделали ставку на то, чтобы положение было достаточно прочным, чтобы выстоять... и теперь это была ловушка, из которой не смогли выбраться слишком многие из их людей.
   Он посмотрел на окутанный дымом лес, наблюдая, как заходящее солнце окрашивает дым в цвет крови, и понял, что его людям некуда бежать. Теперь они были на последнем рубеже, и ему потребовалась вся собранность, которой он научился за свою жизнь, чтобы подавить отчаяние.
   Прости, Мирча, - мрачно подумал он. - Я облажался. Теперь нам всем крышка. В конце концов, я рад, что ты не вернулся вовремя.
   Его челюсти напряглись, и он протянул руку и схватил Марию Авереску, одну из своих гонцов.
   - Мне нужно, чтобы ты нашла ганни Мейерса, - сказал он на румынском, который, наконец, начал осваивать.
   - Он мертв, главный, - резко ответила она, и у него свело живот.
   - Сержант Рамирес?
   - Он тоже, я думаю. Знаю, что он получил попадание вот сюда. - Авереску ударила себя в грудь.
   - Тогда найди сержанта Ионеску. Скажи ему... - Бучевски глубоко вздохнул. - Скажи ему, что я хочу, чтобы он и его люди вывели как можно больше детей. Скажи ему, что мы все выиграем для него столько времени, сколько сможем. Поняла?
   - Да, главный! - чумазое лицо Авереску побледнело, но она решительно кивнула.
   - Хорошо. А теперь уходи!
   Он отпустил ее плечо. Она скрылась в дыму, а он направился к командному пункту на периметре.
  

* * * *

   Разведчики-шонгейри поняли, что отступление людей еще больше замедлилось. Болезненный опыт заставил их настороженно относиться к переменам, и они осторожно продвигались вперед.
   Они были правы, проявляя осторожность.
  

* * * *

   Бастонь была построена вокруг глубокой пещеры, которая представляла собой защищенное, легко маскируемое хранилище для зимних запасов продовольствия и корма для деревенских животных.
   Однако укрытие было не единственной защитой.

* * * *

   Услышав взрывы, Бучевски свирепо оскалил зубы. Он все еще жалел, что у него для работы не было мин получше - он отдал бы свою левую руку за пару ящиков с "клейморами", - но Басарабу удалось раздобыть румынские противопехотные мины, и это было намного лучше, чем ничего. Заминированный пояс оказался не таким глубоким, как ему хотелось бы, но шонгейри, очевидно, не понимали, на что идут, и он с кровожадным удовлетворением прислушивался к их крикам.
   Я, может, и не остановлю их, но, черт возьми, вполне могу заставить их дорого заплатить. И, может быть - только может быть - Ионеску удастся, в конце концов, вывести наружу кого-то из детей.
   Он не позволял себе думать о том, с какой борьбой за выживание столкнутся эти дети предстоящей зимой без крыши над головой и еды. Он не мог.
   - Гонец!
   - Да, главный!
   - Найди капрала Гутьерреса, - сказал Бучевски молодому человеку. - Скажи ему, что пришло время танцевать.
  

* * * *

   Шонгейри остановились на краю минного поля, прижавшись к земле, когда пара 120-мм минометов, которые Басараб раздобыл вместе с боеприпасами, начали обстреливать их смертоносным огнем. Даже сейчас мало кто из них на самом деле сталкивался с человеческой артиллерией, и 35-фунтовые мины произвели разрушительное впечатление.
  

* * * *

   Командир полка Хара поморщился, когда сеть связи заполнилась внезапными сообщениями о массированном обстреле. Даже после неприятного сюрприза в виде переносных ЗРК у пехоты он не ожидал такого.
   И без того тяжелые потери его передовых пехотных рот резко возросли, и он зарычал по сети на своего командира подразделения поддержки.
   - Найди эти чертовы минометы и открой по ним огонь - немедленно.
  

* * * *

   Пехота Хары отступила, когда к минным полям и массированному обстрелу из минометов добавился ружейный огонь. Но те, кто выжили, прошли суровую школу, и их младшие офицеры начали пробиваться вперед, выискивая лазейки.
   Три тяжелых миномета, установленные на небронированных транспортных средствах, сумели пробраться по узкой тропе позади них и попытались обнаружить минометчиков-людей. Но из-за густого лесного покрова и пересеченной местности было невозможно зафиксировать подлетающие мины с помощью радара. В конце концов, не сумев обнаружить минометные позиции, они открыли огонь вслепую на подавление.
   Минометы шонгейри были более мощными, и по местности позади них начали пробегать раскаленные добела вспышки.
   Бучевски находился на передовых позициях и тоже слышал крики, доносившиеся из-за его спины.
   Но у шонгейри были свои проблемы. Их вооружение, установленное на транспорте, было сосредоточено на тропе, в то время как люди глубоко окопались, и Бучевски и Игнасио Гутьеррес заранее наметили практически все возможные огневые позиции вдоль этой тропы. Как только чужие минометы открыли огонь, Гутьеррес понял, где они должны быть, и оба его миномета немедленно перенацелились. Они стреляли быстрее, чем более тяжелые орудия шонгейри, и их мины падали вокруг машин шонгейри, создавая дикий грохот перестрелки, которая не могла продолжаться долго.
   Игнасио Гутьеррес погиб вместе со всем расчетом. Второй миномет, однако, остался в строю... чего нельзя было сказать о машинах, которые они обстреляли.
  

* * * *

   Хара зарычал.
   У него было больше дюжины машин с минометами... все они находились в нескольких милях от точки соприкосновения, в дальнем конце труднопроходимых, извилистых дорог, по которым его пехота преследовала людей. Он мог привести их - вовремя - точно так же, как мог вызвать кинетический удар и положить конец всему этому делу за считанные минуты. Но чем дольше он медлил, тем больше потерь нанесет этот единственный оставшийся в живых миномет. И если он нанесет кинетический удар, то убьет подопытных, которых он пришел захватить, вместе с их защитниками... что сделает бессмысленной всю операцию и все потери, которые он уже понес.
   Этого не должно было случиться. Если эта кучка примитивов была настолько невероятно глупа, настолько утратила всякую рациональность и элементарную порядочность, что захотела умереть в бою, то он, черт возьми, должен был их облагодетельствовать.
   Он посмотрел вверх через просвет в древесном покрове. Свет быстро угасал, а шонгейри не любили сражаться в темноте. Но время еще было. Они все еще могли прорваться до наступления темноты, если бы...
  

* * * *

   Стивен Бучевски почувствовал их приближение. Он не смог бы объяснить, как, но знал. Он буквально чувствовал, как шонгейри собираются с силами, и знал.
   - Они приближаются! - крикнул он и услышал, как его предупреждение передали по линии обороны в форме подковы в обоих направлениях от его командного пункта.
   Он отложил в сторону свой автомат и занял позицию за крупнокалиберным пулеметом КПВ. У них было три станковых 7,62-мм пулемета ПКМС, размещенных по последнему периметру Бастони, но даже у таланта Мирчи Басараба были пределы. Ему удалось раздобыть только один крупнокалиберный пулемет, и это была громоздкая, неудобная штука длиной шесть с половиной футов, предназначенная для установки на транспортном средстве, а не на импровизированной пехотной установке.
   Шонгейри бросились вперед, прикрываемые ураганным огнем из винтовок и гранат. Минное поле замедлило их, привело в замешательство, но они продолжали наступать. Они были слишком близко, чтобы единственный оставшийся миномет мог открыть огонь, и тогда открыли огонь пулеметы среднего калибра.
   Шонгейри закричали, отлетели в сторону и исчезли в облаках крови и тканей, но тут по тропе за ними проехала пара колесных бронетранспортеров. Как они сюда попали, было выше понимания Бучевски, но их легкое энергетическое оружие, установленное на турелях, металось туда-сюда, выискивая цели. Затем над хаосом, кровью и ужасом пронеслась почти сплошная молния, и один из пулеметов замолчал навсегда.
   Но Стивен Бучевски знал, откуда прилетела эта молния, и русская армия разработала КПВ под патрон калибра 14,5 мм, выпускавшийся из последних противотанковых ружей времен Второй мировой войны. Пуля ПКМС со 185-грановым зарядом развивала дульную энергию в три тысячи футо-фунтов; пуля КПВ весила почти тысячу гранов... и развивала дульную энергию в двадцать четыре тысячи футо-фунтов.
   Он навел прицел на стрелявшую машину и выпустил в нее очередь с темпом шестьсот визжащих пуль в минуту.
   Бронетранспортер пошатнулся, когда в него со скоростью более 3200 футов в секунду врезались бронебойно-зажигательные пули со стальным сердечником. Броня, предназначенная для защиты от огня маломощного огнестрельного оружия, не имела шансов противостоять этому потоку разрушений, и машина извергла дым и пламя.
   Ее напарник повернулся к источнику разрушения, но Элис Макомб встала в окопе для стрельбы. Она не раздумывая открыла огонь из RBR-M60, и ракета весом в три с половиной фунта попала в бронетранспортер... как раз перед тем, как очередь из шести пуль убила ее на месте.
   Бучевски развернул пылающее дуло КПВ, ведя огонь вдоль линии контакта с шонгейри, изливая на своих врагов свою ненависть, свою отчаянную потребность защитить детей, которые были у него за спиной.
   Он все еще стрелял, когда граната шонгейри навсегда заставила замолчать его пулемет.

XIV

  
   Он медленно приходил в себя, всплывая из глубины, как чей-то призрак. Очнулся в темноте, от боли, от головокружения, замешательства и обрывков воспоминаний.
   Медленно, вслепую моргнул, пытаясь понять. Его ранили чаще, чем ему хотелось бы думать, но такого еще никогда не было. Боль никогда не проникала ему под кожу, как если бы она неслась с силой его собственного сердцебиения. И все же, несмотря на то, что он знал, что никогда в жизни не испытывал такой боли, она была странно... отдаленной. Да, частью его, но отгороженной головокружением. Удержалась на воображаемом расстоянии в полшага.
   - Ты проснулся, мой Стивен.
   Он понял, что это было утверждение, а не вопрос.
   Как будто голос, стоявший за ним, пытался убедить его в этом.
   Он повернул голову, и ему показалось, что голос принадлежал кому-то другому. Казалось, прошла целая вечность, но наконец в поле его зрения появилось лицо Мирчи Басараба.
   Он снова моргнул, пытаясь сфокусироваться, но не смог. Он лежал в какой-то пещере и смотрел на ночную гору, и что-то было не так с его глазами.
   Все казалось странным, не совпадающим по фазе, и ночь продолжала метаться, как будто она была наполнена теплыми вспышками молний.
   - Мирча.
   Он не узнавал свой собственный голос. Он был слабым, прерывистым.
   - Да, - согласился Басараб. - Знаю, сейчас ты не можешь в это поверить, но ты поправишься.
   - Поверю... твоему слову.
   - Очень мудро с твоей стороны.
   Бучевски не нужно было фокусировать взгляд, чтобы увидеть мимолетную улыбку Басараба, и он почувствовал, как его собственные губы дернулись в ответ. Но затем его пронзила новая, совсем иная боль.
   - Я... облажался, - он болезненно сглотнул. - Прости... так жаль. Дети...
   Его глаза обожгло, когда из-под век выкатились слезы, и он почувствовал, как Басараб сжал его правую руку.
   Румын поднял ее, прижал к своей груди, и его лицо приблизилось, когда он склонился над Бучевски.
   - Нет, мой Стивен, - медленно произнес он. - Это не ты потерпел неудачу, это я. Это моя вина, мой друг.
   - Нет. - Бучевски слабо покачал головой. - Нет. Не смог бы... остановить это, даже если бы... ты был здесь.
   - Ты так не думаешь? - Настала очередь Басараба покачать головой. - Ты неправильно мыслишь. Эти существа - эти шонгейри - никогда бы не тронули мой народ, если бы помнили. Если бы я не потратил так много времени, пытаясь быть тем, кем я не являюсь. Пытаясь забыть. Я опозорил тебя, мой Стивен. Тебя, бывшего на моем месте, исполнявшего мой долг, платившего кровью за мою неудачу.
   Бучевски нахмурился, пытаясь найти хоть какой-то смысл в словах Басараба. Но не мог... что, вероятно, не должно было вызывать особого удивления, - решил он, - учитывая, как ужасно плохо себя чувствовал.
   - Сколько осталось? - спросил он.
   - Боюсь, очень мало, - тихо сказал Басараб. - Твой ганни Мейерс здесь, хотя он был ранен даже тяжелее, чем ты. Я не удивлен, что паразиты оставили вас обоих умирать. И Жасмин, и рядового Лопеса.
   - Остальные... умерли до того, как мы с Таке смогли вернуться.
   У Бучевски сжался желудок, когда Басараб подтвердил то, что он и так знал.
   - А... жители деревни?
   - Сержант Ионеску увел в безопасное место около дюжины детей, - сказал Басараб. - Он и большинство его людей погибли, удерживая тропу, в то время как дети и их матери бежали. Остальные...
   Он пожал плечами, отводя взгляд, затем снова посмотрел на Бучевски.
   - Их здесь нет, Стивен. По какой-то причине паразиты захватили их, и, увидев их новую базу, я не думаю, что кому-то из нас понравилась бы эта причина.
   - Боже. - Бучевски снова закрыл глаза. - Прости. Это моя вина, - повторил он еще раз.
   - Не повторяй больше этой глупости, иначе разозлишь меня, - строго сказал Басараб. - И не оставляй надежду на них. Они - мой народ. Я поклялся защищать их и не позволю, чтобы мое слово оказалось ложным.
   Мир снова закружился перед глазами Бучевски, но он все же открыл глаза и посмотрел вверх, не веря своим глазам. Его зрение прояснилось, хотя бы на мгновение, и когда он увидел лицо Мирчи Басараба, то почувствовал, как недоверие покидает его.
   Конечно, это все равно было нелепо. Он знал это.
   Только почему-то, когда он смотрел на это каменное лицо, ему было все равно, что он знает. Имело значение то, что он чувствовал... И когда он снова погрузился в бездонную тьму, крошечный проблеск сознания заставил его почти пожалеть шонгейри.
  

* * * *

   Рядовой Кумейр почувствовал, что его голова начинает клониться вперед, и напрягся, резко выпрямившись на кресле. Его чертовски удобном кресле, которое было не совсем тем, что нужно солдату, чтобы бодрствовать посреди ночи.
   Он встряхнулся и решил, что ему лучше найти себе какое-нибудь занятие, если он не хочет, чтобы кто-нибудь из офицеров пришел и оторвал ему голову за то, что он задремал на посту.
   Что-то, что выглядело бы трудолюбием и добросовестностью.
   Его уши удивленно дернулись, и он запустил стандартную диагностику систем безопасности периметра.
   Не то чтобы он ожидал обнаружить какие-либо проблемы. Вся база была совершенно новой, и все ее системы успешно прошли заключительную проверку менее трех дней назад по местному времени. Тем не менее, это будет хорошо смотреться в журналах регистрации.
   Он тихо напевал, пока компьютеры заглядывали друг другу через плечо, отчитываясь перед ним. Особое внимание уделил системам в лабораторной зоне.
   Теперь, когда у них были подопытные, лаборатории, в конце концов, должны были заняться серьезной работой. Когда это произойдет...
   Его напев прекратился, и он навострил уши, когда на дисплее появился красный значок. Этого не могло быть... не так ли?
   Он включил другую, более сфокусированную диагностическую программу, и вновь навострил уши, когда начали мигать новые значки. Он уставился на них, затем хлопнул ладонью по клавише передачи.
   - Периметр один! - рявкнул он. - Периметр один, это центр. Доложите о состоянии дел!
   Ответа не последовало, и что-то с сотнями маленьких ледяных лапок начало сновать вверх и вниз по его позвоночнику.
   - Периметр два! - рявкнул он, пробуя другой участок.
   - Периметр два - доложите о состоянии!
   Ответа по-прежнему не было, а это было невозможно. На каждой из этих позиций было по пятьдесят солдат - кто-нибудь из них должен был услышать его!
   - Всем станциям по периметру! - Он услышал отчаяние в своем голосе и попытался снова подавить его, удерживая нажатой клавишу вызова всех подразделений. - Всем станциям по периметру, объявлена красная тревога!
   По-прежнему ничего не было, и он нажал еще несколько кнопок, выводя на экран мониторы. Те ожили... и он застыл.
   Невозможно, - произнес тихий голос в глубине его мозга, когда он смотрел на картины кровавой бойни. На солдат с разорванными глотками, на кровь шонгейри, впитывающуюся в жаждущую почву чужого мира, на головы, вывернутые назад на сломанных шеях, и на части расчлененных тел, разбросанные, как кровавое творение рук какого-то сумасшедшего.
   Это невозможно без того, чтобы не сработал хотя бы один сигнал тревоги. Нет, он услышал тихий звук, и его правая рука потянулась к подлокотнику. Но как только он дотронулся до него, дверь его центра управления распахнулась, и на него обрушилась темнота.

XV

  
   - Что?
   Командующий флотом Тикейр посмотрел на командира корабля Азмера с таким глубоким изумлением, что это было просто непонимание.
   - Я... я сожалею, сэр. - Командир флагмана говорил так, словно попал в удивительно дурной сон, отстраненно подумал Тикейр. - Только что поступил отчет. Я... боюсь, что это подтвердилось, сэр.
   - Все они? - Тикейр встряхнулся. - Все, кто назначен на базу, даже Шейрез?
   - Все они, - тяжело подтвердил Азмер. - И все подопытные исчезли.
   - Дейнтар, - прошептал Тикейр. Он уставился на командира корабля, затем встряхнулся еще раз, сильнее.
   - Как они это сделали?
   - Сэр, я не знаю. Никто не знает. Если уж на то пошло, это не... ну, это не похоже ни на что из того, что люди делали раньше.
   - О чем вы говорите? - голос Тикейра стал более жестким, нетерпеливым. Он знал, что большая часть его раздражения была вызвана его собственным шоком, но это не меняло того факта, что только что сказанное Азмером не имело смысла.
   - Не похоже, чтобы тот, кто это был, вообще использовал оружие, командующий флотом. - Судя по голосу Азмера, он не ожидал, что Тикейр поверит ему, но командир корабля упрямо продолжал: - Это больше похоже на каких-то диких зверей, прошедших через все системы безопасности, не подняв ни единой тревоги. Ни одной, сэр. Но нет ни пулевых, ни ножевых ранений, никаких признаков какого-либо оружия. Наших людей просто... разорвали на части.
   - Это не имеет смысла, - запротестовал Тикейр.
   - Да, сэр, не имеет. Но это то, что произошло.
   Они оба уставились друг на друга; затем Тикейр глубоко вздохнул.
   - Совещание старших офицеров, через два часа, - ровным голосом произнес он.
  

* * * *

   - Наземные патрули подтвердили это, командующий флотом, - тяжело произнес командующий наземными силами Тейрис. - Выживших среди шонгейри нет. Никого. И... - он тяжело вздохнул, словно собирался сказать что-то, чего на самом деле не хотел, - нет никаких доказательств того, что хоть один из наших солдат хотя бы выстрелил в свою защиту. Как будто они все просто... сидели там, ожидая, что кто-то - или что-то - разорвет их на части.
   - Успокойтесь, Тейрис. - Тикейр вложил в свой тон и суровость, и сочувствие. - У нас будет достаточно панических слухов, когда солдаты узнают об этом. Давайте не будем верить в ночные кошмары до того, как слухи начнут распространяться!
   Тейрис посмотрел на него, затем выдавил из себя смешок, который был лишь слегка неискренним.
   - Вы, конечно, правы, сэр. Просто это.... Ну, просто никогда не видел ничего подобного. И я проверил базу данных. Насколько могу судить, никто во всей Гегемонии тоже никогда не видел ничего подобного.
   - Это большая галактика, - заметил Тикейр. - И даже Гегемония исследовала лишь очень малую ее часть. Я тоже не знаю, что там произошло, но поверьте мне - этому есть рациональное объяснение. Мы просто должны выяснить, что это такое.
   - При всем моем уважении, командующий флотом, - тихо спросил командир эскадры Джейнфар, - как мы собираемся это сделать?
   Тикейр посмотрел на него, и командир эскадры щелкнул своими ушами.
   - Я лично просмотрел записи с датчиков, сэр. Пока рядовой Кумейр не начал попытки связаться с опорными пунктами по периметру, не было абсолютно никаких признаков какой-либо проблемы. Что бы ни случилось, оно, по-видимому, сумело уничтожить всех до единого членов гарнизона - за исключением Кумейра - и не было обнаружено никакими тепловыми датчиками, датчиками движения или звука. Дело в том, сэр, что у нас нет данных, вообще никакой информации. Просто вся база полна трупов. И как без каких-либо доказательств мы можем выяснить, что произошло, не говоря уже о том, кто несет за это ответственность?
   - Думаю, мы можем предположить только одно, сэр. - Командир базы Барак находился на поверхности планеты, участвуя в совещании дистанционно, и Тикейр разрешил ему говорить, кивнув его коммуникационному изображению.
   - Как я уже сказал, думаю, мы можем предположить одну вещь, - продолжил Барак. - Конечно, если бы это были люди - если бы люди были способны на такое, - они бы не стали ждать, пока мы перебьем больше половины из них, прежде чем столкнулись с этим! Если уж на то пошло, почему именно здесь? Почему база Шейрез, а не моя или база командира Фурсы? Если мы не хотим допустить, что люди каким-то образом выяснили, что собиралась разрабатывать Шейрез, зачем впервые использовать какое-то "секретное оружие" против совершенно новой базы, где погибло далеко не так много местного населения?
   - При всем моем уважении, командир базы, - сказал Тейрис, - если это были не люди, то кто, по-вашему, это мог быть?
   - Этого я не знаю, сэр, - почтительно произнес Барак. - Я просто предполагаю, что, по логике вещей, если бы люди могли это сделать, они бы уже сделали это... и в значительно большем масштабе.
   - Вы предполагаете, что за это может быть ответственен какой-то другой член Гегемонии? - медленно спросил Тикейр.
   - Думаю, что это возможно... но только в отдаленной степени, сэр. - Барак пожал плечами. - Опять же, понятия не имею, кто - или что - это было на самом деле. Но я действительно не понимаю, как какой-либо другой член Гегемонии смог бы так легко проникнуть в систему нашей безопасности. Наши технологии ничуть не хуже, чем у кого-либо еще. Возможно, даже лучше, в чисто военном отношении.
   - Замечательно, - поморщился Джейнфар. - Итак, все, что мы смогли выяснить до сих пор, - это то, что мы понятия не имеем, кто это сделал, или как, или даже почему! Предполагая, конечно, что
   это были не люди... мы все теперь согласны с тем, что у них в первую очередь нет возможности сделать это!
   - Я думаю, мы зашли так далеко, насколько это было возможно с нашей точки зрения, - твердо сказал Тикейр. - Не вижу смысла в том, чтобы мы помогали друг другу впадать в панику из-за глубин нашего нынешнего невежества.
   Все его подчиненные посмотрели на него, большинство, по крайней мере, немного смущенно, и он обнажил клыки в ледяной улыбке.
   - Не поймите меня неправильно. Я так же... обеспокоен этим, как и все остальные. Но давайте посмотрим правде в глаза. Пока что мы потеряли одну базу и ее персонал. Хорошо, мы серьезно пострадали.
   - Но что бы ни случилось, это, очевидно, застало всю базу Шейрез врасплох, и мы знаем, что сенсорная сеть ничего не зафиксировала. Поэтому, я думаю, первое, что нужно сделать, - это привести все наши базы и персонал в состояние максимальной готовности.
   - Во-вторых, мы подчеркиваем, что тот, кто несет ответственность за случившееся, может обладать какой-то передовой технологией скрытности. Поскольку мы, очевидно, не можем полагаться на наши сенсоры, чтобы обнаружить это, нам придется опираться на наши собственные физические ощущения. Я хочу, чтобы все наши подразделения установили коммуникационные сети в режиме реального времени. На всех контрольно-пропускных пунктах будут находиться шонгейри, а не автоматика, и все подразделения будут регулярно связываться со своими центральными штабами. Даже если мы не сможем обнаружить этих существ - кем бы они ни были - по пути сюда, мы, по крайней мере, можем быть уверены, что знаем, когда они прибыли. И меня не волнует, насколько хороша их технология скрытности. Если мы знаем, что они там, у нас достаточно солдат, пушек и тяжелого вооружения на этой планете, чтобы уничтожить все.
  

* * * *

   - Да, Тейрис? - сказал Тикейр.
   Командующий наземными силами задержался, пока выходили другие старшие офицеры. Теперь он смотрел на командующего флотом, прижав уши и помрачнев.
   - Были два небольших момента, о которых я... предпочел не упоминать в присутствии остальных, сэр, - тихо сказал он.
   - О? - Тикейру удалось сохранить спокойствие в голосе, несмотря на внезапный холодок, пробежавший по его нервам.
   - Да, сэр. Во-первых, боюсь, что предварительная медицинская экспертизы показали, что командир базы Шейрез была убита через несколько часов после остальных сотрудников. И есть основания полагать, что ее... допрашивали перед тем, как сломать ей шею.
   - Понимаю. - Тикейр мгновение смотрел на своего подчиненного, затем откашлялся. - А что со вторым моментом?
   - И второй момент заключается в том, что на базе отсутствуют два блока нейронного обучения, сэр. Тот, кто напал на заведение Шейрез, забрал их с собой. И если он знает, как с ними обращаться...
   Голос командующего наземными силами затих. В конце концов, ему не было необходимости завершать фразу, поскольку каждый из обучающих блоков содержал базовую платформу знаний всей Гегемонии.

XVI

   - Я почти хочу, чтобы случилось что-нибудь еще, - сказал командир базы Фурса. Он и командир базы Барак совещались по коммуникатору, и Барак нахмурился, глядя на него.
   - Я хочу выяснить, что происходит, так же сильно, как и ты, Фурса. И полагаю, что для того, чтобы мы смогли это сделать, должно произойти "что-то еще". Но, пока ты мечтаешь, просто помни, что ты - следующая ближайшая крупная база.
   - Я знаю. - Фурса поморщился. - Это моя точка зрения. Мы чувствуем себя здесь немного беззащитными. Я склонен подозревать, что ожидание по меньшей мере так же неприятно, как и отражение реальной атаки
   Барак что-то проворчал. Его собственная база располагалась в центре места, которое когда-то называлось "Канзас", и от того, что случилось с Шейрез, его отделял целый океан. База Фурсы, с другой стороны, находилась недалеко от руин человеческого города Москвы.
   Тем не менее, прошло почти две недели по местному времени. Прошло много времени, а никто во всей экспедиции так и не смог придумать приемлемого объяснения тому, что произошло. Много времени для того, чтобы нервы напряглись, чтобы "предвкушение", о котором только что упомянул Фурса, подействовало на них всех.
   И много времени для того, чтобы тот, кто напал на базу Шейрез, перенес свои операции совсем в другое место.
   - Возможно, ты и прав, - сказал он наконец, - но я не могу сказать, что жду этого с нетерпением. На самом деле, будь моя воля, - он понизил голос, - я бы уже сократил свои убытки. Эта планета была не чем иным, как огромной занозой в заднице. Я предлагаю убрать всех наших людей и сравнять это место с землей.
   Взгляды командиров баз встретились, и Барак увидел согласие, скрытое в глазах Фурсы. Любой из дредноутов командующего флотом Тикейра был способен стерилизовать любую планету. Конечно, на самом деле это вызвало бы немало недоумения у представителей рас Гегемонии. Пристальное внимание, которое это навлечет на империю, вполне может иметь катастрофические последствия. Но даже если так...
   - Так или иначе, не думаю, что это конкретное решение будет занимать важное место в списке командующего флотом, - осторожно произнес Фурса.
   - Да, и, вероятно, этого не должно быть, - согласился Барак.
   - Но я готов поспорить, что это находится на заднем плане его внимания, и ты это знаешь.
  

* * * *

   - Время проверки, - объявил командир бригады Карант. - Проверка на местах.
   - Периметр один защищен.
   - Периметр два защищен.
   - Периметр три защищен.
   - Периметр четыре защищен.
   Подтверждения поступали непрерывно, и уши Каранта удовлетворенно подергивались при каждом из них... пока последовательность не остановилась.
   Командир бригады ни на секунду не забеспокоился, но затем напрягся в своем кресле.
   - Пятый периметр, ответьте, - сказал он.
   Ответом была тишина.
   - Пятый периметр! - рявкнул он... и в этот момент началась стрельба.
   Карант вскочил на ноги и бросился к бронированной смотровой щели командного бункера, в то время как его подчиненные за его спиной начали впадать в неистовство. Он уставился в ночь, не веря своим глазам, когда стробоскопическая ярость выстрелов разорвала темноту на части. Он не видел ничего, кроме мерцающих вспышек автоматического оружия... и его сенсоры тоже. Тем не менее, там была пехота, стрелявшая по чему-то, и пока он наблюдал, один из его постов с тяжелым вооружением тоже открыл огонь.
   - На нас напали! - закричал кто-то из сети. - Третий периметр - на нас напали! Они проходят через...
   Голос оборвался, а затем, к своему ужасу Карант услышал другие голоса, которые кричали в тревоге, в панике, обрываясь на полуслове. Как будто какой-то невидимый, неудержимый вихрь пронесся по его периметру, и, как он ни напрягал зрение, даже не мог ничего разглядеть!
   Голоса начали затихать, переходя в приглушенные звуки, которые были еще более ужасающими, чем выстрелы и взрывы артиллерийских снарядов, попадающих во что-то, чего никто не мог видеть. Стрельба стихла. Последний крик перешел в молчание, и Карант почувствовал, как его сердце пытается замереть в груди.
   Единственные звуки издавал его персонал, отчаянно пытающийся связаться хотя бы с одним из пунктов охраны периметра.
   Ответа не последовало, только тишина. И затем...
   - Что это? - выпалил кто-то, и Карант, обернувшись, увидел, как что-то течет из верхних жалюзи
   вентиляционной системы бункера. Не было времени даже начать понимать, что это, прежде чем темнота обрушилась на него, как молот.
  

* * * *

   Командующий флотом Тикейр чувствовал себя тысячелетним стариком, сидя в тишине своей каюты и проклиная тот день, когда у него зачем-то появилась блестящая идея использовать эту планету и ее вечно проклятых людей на благо империи.
   Это казалось таким простым, - подумал он почти оцепенело. - Казалось, это разумный риск. Но потом все пошло наперекосяк, с того самого момента, как высадились наши солдаты. А теперь еще и это.
   Все люди командира базы Фурсы были уничтожены за одну ночь. И две пехотные бригады и целый бронетанковый полк были полностью уничтожены менее чем за восемь часов.
   И они все еще не имели ни малейшего представления о том, как это произошло.
   Они получили единственное сообщение от командира взвода, в котором утверждалось, что на него напали люди. Люди, которые полностью игнорировали выстрелы из ручного автоматического оружия. Люди, которые не регистрировались ни тепловым датчиком, ни датчиком движения. Люди, которых там не могло быть.
   Может быть, это невозможно. Или, может быть, это просто еще одно безумие всей этой безумной планеты. Но, что бы это ни было, этого достаточно. Этого более чем достаточно.
   Он нажал кнопку на своем коммуникаторе.
   - Да, командующий флотом? - тихо ответил голос Азмера.
   - Выведите всех сюда, - сказал Тикейр ужасным, ровным голосом. - Я хочу, чтобы каждый солдат покинул эту планету в течение двенадцати часов. А затем мы позволим дредноутам Джейнфара использовать проклятое Дейнтаром место для стрельбы по мишеням.
  

* * * *

   Конечно, это было не так просто. Организовать экстренный отход всего планетного десанта было даже сложнее, чем высадку. Но, по крайней мере, потребности в переброске войск значительно сократились, - с горечью подумал Тикейр.
   Более половины его наземных сил было уничтожено.
   Какими бы незначительными ни были его абсолютные потери по сравнению с людскими, это все равно было сокрушительным поражением империи, и ответственность за это полностью лежала на нем.
   Он бы уже покончил с собой, но никакое благородное самоубийство не могло стереть пятно, которое он нанес на честь всего своего клана. Нет, это потребовало бы искупления в виде официальной казни... и даже этого может оказаться недостаточно.
   Но прежде чем я отправлюсь домой, чтобы предстать перед его величеством, мне нужно сделать еще кое-что.
   - Мы готовы, Азмер?
   - Согласно моим показаниям, мы на месте, - ответил командир корабля. Но было кое-что необычное о его тоне, и Тикейр посмотрел на него.
   - Что это значит? - нетерпеливо спросил он.
   - Это означает, что, согласно моим показаниям, все шаттлы вернулись и пришвартовались, но ни "Звездный рассвет", ни "Имперский меч" не подтвердили возвращение своих малых кораблей. Все остальные транспортные средства уже зарегистрировались, но они еще не сделали это.
   - Что!?
   Односложный вопрос Тикейра наполнился внезапной ледяной яростью. Казалось, что все его беспокойство, весь его страх, вина и стыд внезапно сосредоточились на ком-то другом, и он обнажил все свои клыки в свирепом оскале.
   - Немедленно свяжитесь с их командирами, - рявкнул он. - Выясните, что, черт возьми, они думают, что творят во втором аду Дейнтара! А затем соедините меня с Джейнфаром!
   - Немедленно, сэр! Я...
   Голос Азмера прервался, и глаза Тикейра сузились.
   - Азмер? - сказал он.
   - Сэр, экран...
   Тикейр повернулся к главному дисплею, и настала его очередь замереть.
   Шесть из семи дредноутов экспедиции неуклонно удалялись от планеты.
   - Что это?.. - начал он и задохнулся, когда два дредноута внезапно открыли огонь. Не по планете, а по своим собственным кораблям сопровождения!
   Ничто в галактике не могло противостоять дальнобойному энергетическому огню дредноута. Конечно, ни один корабль-разведчик, эсминец или крейсер не смог бы этого сделать.
   На каждый из кораблей сопровождения Тикейра ушло менее сорока пяти секунд, и три четверти его транспортных кораблей погибли вместе с ними.
   - Найдите Джейнфара! - крикнул он Азмеру. - Выясните, что...
   - Сэр, нет ответа от корабля командира эскадры Джейнфара! - выпалил офицер связи Азмера. - Нет ответа ни от одного из других дредноутов!
   - Что? - Тикейр уставился на него, не веря своим глазам, и тут запищали сигналы тревоги. Сначала один, потом другой, и еще один.
   Он повернулся к главному экрану управления, и по его венам пробежал холодок, когда на табло готовности загорелись алые огоньки. Отключился инженерный центр, затем боевой информационный центр. Главный центр управления огнем тоже вышел из строя, как и системы слежения, противоракетной обороны и астронавигации.
   А затем и на самом флагманском мостике отключилось электричество. Основное освещение погасло, погрузив его в темноту, и Тикейр услышал, как кто-то бормочет молитву, когда включилось аварийное освещение.
   - Сэр?
   Голос Азмера был слабым, и Тикейр посмотрел на него. Но он не мог обрести свой собственный голос. Он мог только стоять, парализованный, неспособный справиться с невероятными событиями.
   А затем бронированные двери командной палубы открылись, и глаза Тикейра расширились, когда в них вошел человек.
   Каждый офицер на мостике был вооружен, и Тикейр насторожился, когда дюжина пистолетов одновременно открыла огонь.
   Десятки пуль попали в человека-нарушителя... абсолютно безрезультатно.
   Нет, это было не совсем так, какой-то онемевший уголок сознания.
   Мозг Тикейра настаивал. Пули прошли прямо сквозь человека, со свистом отскакивая от переборок позади него, но он, казалось, даже не заметил этого. На нем не было ни ран, ни брызг крови. Казалось, что его тело соткано из дыма, оно не оказывало сопротивления, ему не причинялся вред.
   Он просто стоял, глядя на них, и вдруг людей стало больше. Их было четверо. Только четверо... но этого было достаточно.
   Мысли Тикейра путались, он был слишком ошеломлен, чтобы его даже охватила настоящая паника, когда четверо вновь прибывших, казалось, расплылись в тумане. Казалось, что они наполовину превратились в пар, который с невероятной скоростью разлился по воздуху командной палубы. Они пронеслись по мостику, окутывая его офицеров, и он услышал крики. Крики неприкрытой паники, которые усилились, когда шонгейри позади них увидели дым, поднимающийся в их направлении... и замерли в отвратительной, булькающей тишине, когда он поглотил их.
   И тогда Тикейр остался единственным оставшимся на ногах шонгейри.
   Его тело настаивало на том, что он должен упасть, но колени почему-то отказывались подгибаться. Падение означало бы требование, чтобы он двинулся... И что-то, исходящее из зеленых глаз первого человека, воспрепятствовало этому.
   Зеленоглазый человек вышел в зал, усеянный телами, и остановился лицом к Тикейру, сцепив руки за спиной.
   - Тебе есть за что ответить, командующий флотом Тикейр, - сказал он тихо, ласковее обычного... на идеальном языке шонгейри.
   Тикейр только уставился на него, не в силах - ему не разрешалось - даже заговорить, и человек улыбнулся. В этой улыбке было что-то пугающее... и в то же время что-то неправильное. Зубы, понял Тикейр. До нелепости небольшие клыки человека были удлинены, заострены, и в этот момент Тикейр точно понял, как тысячи тысяч лет звери-жертвы смотрели на улыбки его собственного народа.
   - Вы называете себя хищниками. - Человек поджал верхнюю губу. - Поверь мне, командующий флотом, твой народ ничего не знает о хищниках. Но он узнает.
   В горле Тикейра что-то сдавленно захныкало, а зеленые глаза загорелись пугающим внутренним огнем.
   - Я совсем забыл, - сказал человек. - Отвернулся от своего прошлого. Даже когда вы пришли в мой мир, даже когда убили миллиарды людей, я не помнил об этом. Но теперь, благодаря тебе, командующий флотом, вспомнил. Я помню обязательства чести. Помню обязанности князя Валахии. И помню - о, как я помню - вкус мести.
   - И это то, что я считаю самым трудным для прощения, командующий флотом Тикейр. Я потратил пятьсот лет, чтобы забыть этот вкус, и ты снова наполнил им мой рот.
   Тикейр продал бы свою душу, чтобы отвести взгляд от этих сверкающих изумрудных глаз, но даже в этом ему было отказано.
   - Целое столетие я скрывался даже от самого себя, скрывался под именем моего убитого брата, но теперь, командующий флотом, снова беру свое собственное имя. Я Влад Дракула - Влад, сын дракона, князь Валахии, - и ты посмел пролить кровь тех, кто находится под моей защитой.
   Голос Тикейра словно парализовало - он был уверен, что это сделал стоящий перед ним монстр в человеческом обличье, - и он с трудом сглотнул.
   - Ч...что ты...? - сумел выдавить он, но затем голос изменил ему, и Влад жестоко улыбнулся.
   - Я не смог бы ничего предпринять, когда ты пришел в первый раз, даже если бы был готов - и желал - вернуться к тому, чем я был когда-то, - сказал он. - Там был только я и горстка моих ближайших последователей. Нас было бы слишком мало. Но потом ты показал мне, что у меня в действительности не было выбора. Когда вы основали свою базу для создания оружия, способного уничтожить каждого живого человека, вы очень упростили мой выбор. Я не мог этого допустить - я бы этого не допустил. И поэтому у меня не было иного выбора, кроме как создавать больше себе подобных. Чтобы создать армию - не слишком большую, как это бывает с армиями, но все же армию - для борьбы с вами.
   - Я был более осторожен, чем в моей... порывистой юности.
   - Вампиры, которых я создал на этот раз, были лучшими мужчинами и женщинами, чем я был, когда еще дышал. Я молюсь ради себя самого, чтобы они утолили голод, который ты снова пробудил во мне, но не жди, что они проявят хоть какую-то доброту к тебе и тебе подобным.
   - Они все намного моложе меня, только начинают осваивать свои способности, еще недостаточно сильны, чтобы выносить прикосновение солнца. Но, как и я, они больше не дышат. Как и я, они могли сидеть на внешней стороне ваших шаттлов, когда вы были так любезны вернуть их на свои транспорты... и ваши дредноуты. И, как и я, они использовали ваши нейронные блоки обучения, научились управлять вашими кораблями, использовать ваши технологии.
   - Я оставлю ваших нейронных педагогов здесь, на Земле, чтобы они дали каждому живущему человеку полное образование на уровне Гегемонии. И, как ты, возможно, заметил, мы были очень осторожны, чтобы не уничтожить ваши промышленные корабли. Как думаешь, чего сможет достичь планета людей в течение следующих нескольких столетий, даже после всего, что вы с нами сделали, начиная с этой отправной точки? Как думаешь, твой Совет Гегемонии будет доволен?
   Тикейр снова сглотнул, подавившись густым комком страха, и человек склонил голову набок.
   - Сомневаюсь, что Совет будет очень доволен тобой, командующий флотом, но обещаю тебе, что их гнев никак не повлияет на твою империю. В конце концов, каждый из этих дредноутов может стерилизовать планету, не так ли? И кому из ваших имперских миров придет в голову, хотя бы на мгновение, что один из ваших собственных крупных кораблей может представлять для них хоть какую-то угрозу?
   - Нет, - сумел прохныкать Тикейр, его взгляд метнулся к экрану, где зеленели значки его других
   дредноутов, продолжавших удаляться от планеты.
   - Нет, пожалуйста...
   - Сколько человеческих отцов и матерей сказали бы тебе то же самое, если бы их дети умерли раньше них? - холодно ответил человек, и Тикейр зарыдал.
   Человек безжалостно наблюдал за ним, но затем отвел взгляд. Смертоносный зеленый блеск исчез из его глаз, и они, казалось, смягчились, когда он посмотрел на более высокого человека рядом с ним.
   - Сохраняй во мне как можно больше человеческого, мой Стивен, - тихо сказал он по-английски. - Напоминай мне о том, почему я так старался забыть.
   Темнокожий человек снова посмотрел на него сверху вниз и кивнул, а затем зеленые глаза вернулись к Тикейру.
   - Полагаю, что у тебя есть незаконченное дело с этим щенком, мой Стивен, - сказал он, и настала очередь улыбаться более крупному, высокому, темноволосому и бесконечно менее страшному человеку.
   - Да, есть, - прогрохотал его низкий голос, и Тикейр завизжал, как попавший в ловушку маленький зверек, когда к нему потянулись сильные темные руки.
   - Это за моих дочерей, - сказал Стивен Бучевски.
  
  

ВОССТАНИЕ ВАШИНГТОНА

  

I

  
   Майор Данстен Кармайкл из Первого каролинского полка легкой пехоты его величества наблюдал, как залитый лунным светом прибой ритмично накатывает на желтовато-коричневый песчаный пляж, образуя замысловатые завитки теней и пены. Это был мужчина выше среднего роста, широкоплечий и жилистый, с песочно-каштановыми волосами, серыми глазами и лицом, которое от слишком частого пребывания на солнце приобрело бронзовый оттенок. На нем выдавался сильный нос его бабушки-шошонки, и свет из окна за его спиной поблескивал на бутылке, когда он наливал свежее виски на лед.
   Он поставил бутылку обратно на плетеный столик, аккуратно взболтал янтарную жидкость, давая льду растаять ровно настолько, чтобы вода полностью раскрыла вкус виски. Это была старая привычка, и он фыркнул от горького удовольствия, когда понял, что делает. Дни, когда он по-настоящему наслаждался прекрасным виски, были частью той жизни, которая была так жестоко разрушена два месяца назад, и он поднял стакан, чтобы влить в себя жидкий огонь.
   Это не помогло.
   Он знал, что этого не произойдет. Виски не могло убрать боль; оно могло только заставить его еще меньше чувствовать себя мужчиной, потому что ему нужна была анестезия, которую оно не могло обеспечить.
   Если бы Кейт могла видеть тебя сейчас, она бы надрала тебе задницу за твои жалостливые уши, и ты, черт возьми, это заслужил, - сказал он себе, наблюдая, как огни далекого прогулочного катера медленно проплывают по горизонту. - Но она ведь тебя не видит, не так ли? И в этом, черт возьми, весь смысл, не так ли?
   Он отпил еще виски и закрыл глаза, вспоминая.
   Это была не его вина. Все говорили ему об этом. Если уж на то пошло, сам знал, что это не так... Но именно он был за рулем, когда в заднюю часть их фургона врезался грузовик с древесиной. Он был единственным, кто не заметил этого в тумане.
   Кто не смог этого избежать.
   И был единственным, кто уцелел, почти не пострадав в катастрофе, унесшей жизни обоих его детей и оставившей Кейт в коме, из которой она, вероятно, никогда не выйдет.
   И даже если это произойдет, она никогда больше не сможет ходить. С таким серьезным повреждением позвоночника она больше никогда ничего не сделает.
   Его лицо напряглось, когда он вспомнил тот мучительный момент, когда понял, что на самом деле не хочет, чтобы она приходила в сознание. Не хотел, чтобы она обнаружила, что заключена в неподвижное тело, которое никогда больше не будет соответствовать острому, смеющемуся уму, который он так любил. Не хотел, чтобы она знала, что Брайан и Кэсси умерли до истечения шести лет жизни и любви. Лучше - намного лучше - чтобы она вообще никогда не просыпалась.
   А что насчет меня? Он снова открыл глаза и уставился на огни катера. Полковник не собирается вечно терпеть. Он не может быть терпеливым. "Отпуск по семейным обстоятельствам" или нет, я нужен подразделению, чтобы вернуться. Или же ему нужен кто-то другой, кто все еще может выполнять свою чертову работу.
   Он поморщился, отставил стакан в сторону и пошел босиком по дощатому настилу. Его закаленные подошвы не обращали внимания на острые осколки ракушек, когда он пробирался по рыхлому песку выше линии прилива. Затем оказался на гладкой, твердой поверхности, и последняя рябь обдала холодом его пальцы ног. Он прошел несколько футов вброд, чувствуя, как под пятками у него закружился песок, затем посмотрел на север, на зарево неба над сонным маленьким городком Миртл-Бич.
   Ему нужно было вернуться в часть. Ему нужно было отвлечься от той черной бездны, в которую превратилась его жизнь, и подразделение тоже нуждалось в нем. Каролинский легкий пехотный был одним из элитных королевских полков специального назначения. Одно лишь вступление в КЛП доводило человека до предела; пережить суровые, нескончаемые тренировки было еще хуже, а Кармайкл прослужил в спецназе шесть лет. Он знал, что бывали моменты, когда Кейт страстно желала, чтобы он уехал, перешел куда-нибудь, где у него было бы больше времени дома, больше времени с ней и детьми. Но она слишком хорошо понимала его, чтобы сделать что-то большее, чем просто пожелать. Однажды она сказала ему, что иногда ненавидит подразделение, но его преданность ему была частью того, что сделало его человеком, которого она любила.
   Он всегда полагал, что рано или поздно возраст или несчастный случай на тренировках настигнут его, и какой-то частью с нетерпением ждал этого. Когда это произойдет, он сможет полностью посвятить свою жизнь жене и семье, избавившись от мучительного чувства, что подвел свое подразделение, свою страну и своего короля.
   За исключением, конечно, того, что у него больше не было семьи.
   Так и не узнал, как долго простоял там, но подводное течение захлестнуло его ноги выше щиколоток, а прилив и волны доходили до середины голени, прежде чем он встряхнулся и повернулся обратно к пляжному домику. Сухой песок над линией прилива прилипал к его ногам, и он остановился у подножия лестницы, чтобы смыть его водой из шланга - Кейт всегда придавала этому особое значение, - затем поднялся на веранду, взял ведерко со льдом... и бутылку.
   Он собрал все это и пошел внутрь. Оставшийся лед, должно быть, растаял, пока он стоял в полосе прибоя, поэтому направился к кухонному холодильнику.
   Он был уже на полпути через гостиную, когда понял, что с ведром что-то не так. Он взглянул в него и замер на полдороге. Вместо воды, которую он ожидал увидеть, и, возможно, с несколькими кусочками еще не растаявшего льда, внутри ведерка было абсолютно сухо. Он мог с уверенностью сказать, что так оно и было, потому что завернутый в бумагу и перевязанный бечевкой сверток на дне даже не был влажным.
   Пары виски, казалось, внезапно рассеялись, и его мозг заработал быстрее обычного.
   Хотя он был готов признать, что, стоя в полосе прибоя, погрузился в свои мысли, он знал, что был не настолько пьян, чтобы кто-то мог прокрасться мимо него незамеченным. Так как же...?
   Он постоял так несколько секунд, затем встряхнулся, прошел на кухню, поставил ведерко без льда на стойку и уселся на барный стул.
   Он мог бы назвать немало людей, которые были бы в восторге, если бы с неким Данстеном Кармайклом случилось что-то неприятное.
   Большинство из них были родом с юга, хотя, вероятно, еще несколько человек были разбросаны по таким местам, как Дамаск и Тегеран. К сожалению, для целей своего настоящего анализа он не мог припомнить никого, кто согласился бы положить маленький бумажный сверток в пустое ведерко для льда, вместо того чтобы перерезать ему горло, застрелить или взорвать на мелкие кусочки.
   Он подумал об этом еще несколько мгновений, затем пожал плечами и осторожно - осторожно! - вынул сверток из ведерка и ножом перерезал простую коричневую бечевку. Развернул бумагу, и его брови поползли вверх, когда он обнаружил, что смотрит на пару защитных очков.
   По крайней мере, так они выглядели, хотя зачем кому-то понадобилось изготавливать очки с линзами из непрозрачного кварца толщиной в четверть дюйма, оставалось загадкой. Если бы они были закопчены, он мог бы подумать, что это сварочные очки, но ничто, даже ослепительная ярость электродуговой сварки, не могло проникнуть сквозь эти линзы.
   Он внимательно осмотрел их, обратив внимание на эластичный ремешок, который, очевидно, предназначался для того, чтобы удерживать их на месте, прикрывая глаза... которые не смогли бы ничего разглядеть сквозь них. На первый взгляд, он не мог припомнить, чтобы когда-либо видел что-то менее полезное.
   Наконец, пожал плечами, отложил головоломку в сторону и осмотрел упаковку в поисках подсказок. В отличие от странных очков, бумага и бечевка были настолько обычными и прозаичными, насколько это вообще возможно. По крайней мере, до тех пор, пока он не нашел записку, написанную на внутренней стороне упаковки.
   "Посмотри сквозь защитные очки, если хочешь жить".
   Он сидел, уставившись на абсурдное сообщение. Семь слов в совершенно разумном предложении, которое не имело абсолютно никакого смысла. Как он должен был смотреть сквозь цельный кусок кварца? И если предположить, что он был способен на это, как это должно было сохранить ему жизнь? Если уж на то пошло, почему бы ему не остаться в живых, не просматривая все это?
   Он просидел так, показалось, дольше, чем было на самом деле, затем снова взял очки. Повертел их в руках, размышляя, не пропустил ли чего-нибудь в первый раз. Но упускать было особо нечего - всего лишь два непрозрачных кристалла, соединенных проволочной дужкой, с прикрепленным к ним совершенно обычным эластичным ремешком.
   В конце концов, несмотря на подозрения, что он выглядит почти так же глупо, как и чувствует себя, он осторожно надел кварцевые линзы на глаза.
   Как и ожидалось, не увидел абсолютно ничего. На самом деле, почувствовал что-то вроде облегчения, когда не увидел. Он фыркнул от собственной реакции и начал снимать очки, затем замер. Что-то происходило. Это было похоже на то, как будто сквозь них просачивались маленькие пятнышки света, блуждая по затемненному полю зрения, словно сияющие пылинки. Но затем огни стали ярче, сгустились, затвердели, и он застыл.
   Это было все равно, что смотреть на экран телевизора. Он увидел себя сидящим в гостиной. Не было слышно ни звука, но затем он увидел, как встает со своего кресла, пересекает комнату и открывает дверь. В комнату вошел человек, которого он никогда раньше не видел. Незнакомец был на несколько дюймов ниже шести футов двух дюймов роста Кармайкла и худощав, но без крепкой мускулатуры. У него были смуглые черты лица, волосы до плеч были зачесаны назад в аккуратный хвост, и на нем был хороший костюм, который выглядел неуместно в этой просто обставленной гостиной.
   Пока Кармайкл наблюдал за происходящим, они с незнакомцем разговаривали. Казалось, что разговор длился какое-то время, хотя все это промелькнуло в считанные секунды. Затем он увидел, что качает головой, а незнакомец с улыбкой пожал плечами. Он сказал что-то еще, затем встал и направился обратно к двери. Вдруг он остановился, обернулся, как будто вспомнил еще кое-что... И вытащил руку из кармана пиджака.
   Данстен Кармайкл был знаком с широким спектром огнестрельного оружия, но он никогда не видел ничего, что выглядело бы так, как будто оно было сделано из какой-то серебристой проволоки - нелепо хрупкого предмета со "стволом", если его можно так назвать, который казался прочным тонким стержнем из хрусталя.
   Он заметил, как начал реагировать на странное оружие, но у его изображения не было шанса. Какой бы хрупкой ни выглядела эта штука, луч света, вырвавшийся из этого твердого стержня, проделал двухдюймовую дыру прямо в его груди.
   Хорошо одетый незнакомец перевернул его на спину, опустился на одно колено и дотронулся до горла, явно проверяя пульс. Затем он пожал плечами, встал и спокойно вышел из комнаты.
   Кармайкл застыл на месте, в глазах у него потемнело. Он начал снимать очки, но остановился, когда сцена, свидетелем которой он только что стал, повторилась снова. Он открыл дверь, чтобы впустить того же незнакомца. Они снова заговорили, и он снова покачал головой. Незнакомец пожал плечами, улыбнулся, направился к двери, но остановился. Он начал поворачиваться... и в этот момент рука Кармайкла высунулась из-под подушки и подлокотника кресла, и он выпустил две пули 40-го калибра из автоматического пистолета "Виккерс" в голову незнакомца.
   Хорошо одетый труп выронил свое странное оружие и сполз по стене гостиной, расплывшись красным пятном, а Кармайкл увидел себя встающим. Он подошел к телу, держа пистолет наготове, и опустился на колени, чтобы проверить пульс.
   В этот момент окна гостиной разлетелись вдребезги, и из них выскочили двое мужчин, которые могли бы быть близнецами убитого, с оружием наперевес.
   Данстен Кармайкл наблюдал, как он умирает во второй раз. Затем вся сцена повторилась в третий раз. Он снова покачал головой и снова убил своего посетителя, прежде чем тот смог убить его. На этот раз он ждал, когда окна разлетятся вдребезги, и убил обоих злоумышленников... только для того, чтобы через минуту оказаться перед выбитой дверью, и трое новых нападавших смогли его прикончить.
   Затем сцена опять обновилась. Это повторилось по меньшей мере дюжину раз, и каждый раз он качал головой и в конце концов умирал. Ну, за исключением того, в котором он поджидал со штурмовой винтовкой и просто застрелил своего посетителя, не открывая дверь. На этот раз ему не пришлось качать головой, что могло бы послужить некоторым утешением, если бы через несколько секунд весь дом не взлетел на воздух.
   Но, в конце концов, видение изменилось, и вместо того, чтобы покачать головой, он кивнул. Очевидно, это было правильным решением, поскольку вместо того, чтобы застрелить его, посетитель пожал ему руку и энергично указал на дверь. Он увидел, как говорит что-то еще, и его посетитель снова кивнул. Он увидел, как входит в свою спальню, собирает сумку - сумку с потайным боковым карманом, в котором, как он откуда-то знал, находятся защитные очки, - и следует за незнакомцем по дорожке к ожидающей того машине.
   А потом линзы очков внезапно снова превратились в куски непрозрачного кварца.
   Он медленно опустил их, глядя на них сверху вниз, пытаясь найти хоть какой-то смысл в том безумии, которое он только что увидел. Или ему показалось, что он увидел, поскольку наиболее разумным объяснением было то, что на самом деле это была какая-то безумная галлюцинация. Но он так не думал. Он не знал, на что это было похоже, но какой-то инстинкт подсказывал ему, что ему лучше отнестись ко всему этому - чем бы "это" ни было - серьезно.
   Хотя как он должен был это сделать, оставалось загадкой.
   Он закрыл глаза, прокручивая в памяти образы со всей интенсивностью, свойственной хорошо натренированной, дисциплинированной памяти. По реакции его двойника было ясно, что он не ожидал появления другого. Было также ясно, что его посетитель сделал какое-то предложение... и что отказ принять его был тем, что интеллектуалы называют "противопоказанным". Это было очевидно, но, изучая воспоминания, он понял и кое-что еще. Он видел часы на кофейном столике, и, судя по ним, его посетитель прибудет через девяносто три минуты.
   Он открыл глаза, испытывая сильное искушение пойти в какой-нибудь бар и провести там следующие несколько часов. К сожалению, хотя он и мог видеть часы, календаря в поле зрения не было. Тот факт, что в "видении" он был одет точно так же, как сейчас, тоже не сильно помогал, поскольку Кейт годами дразнила его из-за отсутствия разнообразия в его гражданском гардеробе. Так что, если только он не был готов никогда больше не сидеть в своей гостиной в 11:41 вечера, просто уйти и спрятаться сегодня вечером ничего не гарантировало бы.
   Он снова взглянул на единственное предложение без подписи на оберточной бумаге, затем поморщился, глубоко вздохнул и поднялся с барного стула. Он отнес очки в свою спальню, нашел пакет из своего... видения и аккуратно положил очки в потайной карман.
   Затем он вернулся в гостиную, налил еще один стакан виски - на этот раз без льда - и откинулся в кресле.
   В дверь позвонили ровно в 11:41.
   Кармайкл вздрогнул, удивленный внезапным звонком, который прозвучал неожиданно для него самого. Он почувствовал, как внутри него все сильнее скручивается напряжение, как это часто бывало, когда он готовился к прыжку или посадке на вертолете, но обнаружил, что на самом деле не верил, что раздастся звонок в дверь. Не в глубине души, где упрямая рациональность настаивала на том, что волшебные очки таинственным образом не доставляются в пустых ведерках для льда.
   Он сидел совершенно неподвижно, и колокольчики зазвучали снова. Это заставило его подняться со стула, хотя он поймал себя на том, что жалеет, что все-таки не убрал оружие. Ни одно из видений не показало, что это принесло ему какую-то пользу, но простое осознание того, что это было там, подняло бы его моральный дух.
   Эта мысль заставила его пересечь комнату и открыть дверь. На крыльце стоял незнакомец, чье присутствие в его гостиной стало привычным,.
   - Чем могу вам помочь? - Кармайкл удивился, что его голос звучит так нормально.
   - Данстен Кармайкл? Майор Данстен Кармайкл? - В вежливом голосе незнакомца слышался намек на незнакомый акцент. Благодаря обучению Кармайкл знал гораздо больше языков и акцентов, чем большинство людей, даже в империи, и все же не мог определить, что это за акцент.
   - Да, - подтвердил он, позволив себе прозвучать немного осторожно, как человек, столкнувшийся с тем, кого он ожидал увидеть агрессивным продавцом.
   - Меня зовут Джефферсон, майор. Том Джефферсон. - Мужчина на ступеньках приятно улыбнулся... как будто его действительно звали Джефферсон.
   - И чем я могу вам помочь, мистер Джефферсон?
   Улыбка Джефферсона стала чуть более ободряющей, когда он услышал в тоне Кармайкла нотку осторожности.
   - Я здесь не для того, чтобы что-то вам продавать, майор. У меня есть для вас предложение, но обещаю, оно не будет стоить вам ни шиллинга. На самом деле, думаю, вы найдете его весьма прибыльным.
   - Это очень любезно с вашей стороны, но меня не очень интересует...
   - Я действительно думаю, что вам следует выслушать меня, майор Кармайкл. - Голос и выражение лица Джефферсона стали намного серьезнее. - Понимаю, что для вас это тяжелое время, и сожалею о вашей недавней потере. Однако то, что я хочу вам сказать, может оказаться очень важным для будущего вашей жены.
   Кармайкл закрыл рот, и ему не требовалось никакого актерского таланта, чтобы напрячь мышцы на щеках и стиснуть челюсти. Или придать его глазам опасный блеск, который предупредил бы мистера Джефферсона, что любая попытка использовать травмы Кейт Кармайкл в корыстных целях обойдется дорого.
   Он постоял мгновение, глядя на мужчину на крыльце, затем отступил назад.
   - Хорошо, мистер Джефферсон, - сказал он более чем мрачно, - я слушаю.
   Кармайкл откинулся на спинку кресла, подавляя дрожь, когда Джефферсон уселся на диван напротив, именно там, где он сидел в каждом из видений в очках - за исключением того, где была штурмовая винтовка. Другой мужчина огляделся, словно оценивая удобный декор, в котором отразились прикосновения Кейт, затем склонил голову набок.
   - То, что я собираюсь сказать, может показаться странным, майор, но нет такого способа объяснить это, который не показался бы немного безумным. Я надеюсь, вы меня выслушаете. Конечно, - он слегка улыбнулся, - полагаю, вы слышали некоторые довольно нелепые вещи на брифингах разведки. Возможно, это поможет.
   - Надеюсь, что это предложение не нарушает никаких ограничений безопасности, - сказал Кармайкл стальным тоном, и Джефферсон быстро покачал головой.
   - Я не собираюсь ни о чем спрашивать вас о ваших обязанностях или о какой-либо секретной информации. С другой стороны, не могу притворяться, что характер ваших... навыков, скажем так, никак не связан с моим присутствием.
   - В каком смысле? - Кармайкл отодвинулся еще дальше.
   - О, это может вас удивить, - сказал Джефферсон со странной улыбкой. - Могу я вам кое-что показать?
   - Продолжайте.
   - Спасибо.
   Джефферсон сунул руку в карман пиджака, и Кармайкл застыл. Но рука, которая появилась оттуда, сжимала вовсе не диковинного вида игрушечный пистолет. Вместо этого Джефферсон достал безликий, зеркально-блестящий кубик с ребром примерно в дюйм, положил его на кофейный столик и нажал на его верх.
   И исчез.
   Кармайкл вскочил со стула, уставившись на внезапно опустевший диван.
   - Сюда, майор, - произнес чей-то голос, и он резко повернул голову. Джефферсон стоял в арке, ведущей на кухню, и улыбался ему. Он открыл рот... и Джефферсон снова исчез.
   - Нет, сюда, - сказал он, и Кармайкл резко повернул голову в другую сторону. Теперь Джефферсон стоял у двери на веранду! Затем он снова исчез.
   Кармайкл стоял, уставившись на дверь веранды, и вздрогнул, когда в дверь снова позвонили. Он подошел к ней тремя большими шагами, распахнул ее и обнаружил - как он и ожидал - что Джефферсон каким-то волшебным образом телепортировался обратно на крыльцо.
   - Можно мне вернуться? - спросил он с ухмылкой.
   - Как, черт возьми, вы это сделали? - потребовал ответа Кармайкл.
   - Это одна из тех вещей, которые я намерен объяснить, майор. Имею в виду, теперь, когда я привлек ваше внимание.
   - Вы, черт возьми, можете повторить это еще раз. - Кармайкл отступил назад и указал на диван. - На этот раз, однако, я был бы признателен, если бы вы остались на месте, - мрачно сказал он, и Джефферсон поднял обе руки на уровень плеч в примиряющем жесте, а затем послушно сел.
   - Как пожелаете, майор.
   - Как насчет объяснения? - подсказал Кармайкл, сам усаживаясь поудобнее в кресле.
   - Причина, по которой я продемонстрировал это устройство, - сказал Джефферсон, убирая кубик обратно во внутренний карман, - заключалась в том, чтобы предоставить хотя бы небольшое доказательство тех абсурдных вещей, о которых я собираюсь вам рассказать. Видите ли, это создало то, что мы называем ахроническим полем.
   - "Ахроническое поле"? - послушно повторил Кармайкл, когда Джефферсон замолчал.
   - Думайте об этом как о поле, которое смещает время. Знаю, это звучит невероятно, но случилось то, что я вышел из фазы вашего времени. Затем просто встал и перешел на другую позицию, позволив моей собственной временной системе отсчета снова синхронизироваться с вашей.
   Он пожал плечами, как будто только что им сказанное на самом деле имело смысл.
   - Вы хотите сказать, что можете манипулировать временем? - Несмотря на все его усилия, в голосе Кармайкла было меньше недоверия, чем он намеревался.
   - Именно так, майор.
   - И когда же именно кто-то успел приобрести эту способность?
   - По вашим представлениям, где-то в... ну, в конце двадцать второго века.
   Кармайкл сидел неподвижно, прищурив серые глаза.
   - Вы хотите сказать, что вы из двадцать второго века?
   - Нет, - ответил Джефферсон. - На самом деле, я немного дальше от него. Для вас это двадцать третий век.
   - Конечно, так и есть. - Кармайкл откинулся назад, скрестил ноги и склонил голову набок. - И вы сидите в моей гостиной, потому что...?
   - Часть ваших навыков, о которых я упоминал минуту назад, заключается в том, что вы читаете научную фантастику, майор, - спокойно сказал Джефферсон. - Таким образом, у вас, по крайней мере, есть представление о концепции путешествий во времени. Но я здесь не для того, чтобы просить вас сделать что-то, что могло бы повлиять на ваше собственное прошлое. Или на мое, если уж на то пошло. Я не могу. Если бы я попросил вас сделать что-нибудь, чтобы изменить ход событий... вверх по течению, скажем, с того места, где вы находитесь в данный момент, это создало бы парадокс, а физика путешествий во времени этого не допускает. Я мог бы попросить вас совершить действия, которые изменили бы ваше будущее, но даже если бы я это сделал, то, что бы ни случилось, оно не было бы моим прошлым.
   - Извините? - Кармайклу не было нужды изображать замешательство.
   - В некотором смысле, я здесь для того, чтобы предложить вам то, что можно было бы назвать наемничеством. И благодаря нашей способности манипулировать временем, мы сможем вернуть вас в ваше собственное время практически в тот же момент, когда вы его покинули, если вы примете наше предложение. Другими словами, для всех, кто вас знает, не пройдет и секунды с момента вашего отъезда до момента вашего возвращения.
   - Куда я отправлюсь?
   - Майор Кармайкл. - Джефферсон наклонился вперед, уперев руки в бедра, выражение его лица было очень серьезным. - Идет война, которая должна определить будущее всего человечества. Я понимаю, что это звучит как особенно неудачный диалог в малобюджетном фильме. К сожалению, это правда. Две конкурирующие стороны - назовите их культурами или философиями - борются за то, чтобы определить конечную судьбу каждого человека, а людей гораздо больше, чем вы когда-либо могли себе представить.
   - О чем вы говорите?
   - Я уверен, что вы знакомы с концепцией множественных вселенных, - сказал Джефферсон. - Что ж, хотя в настоящее время понимание лежащей в основе теории далеко от совершенства, оно развивается в правильном направлении. На самом деле существует бесконечное количество вселенных, каждая из которых является результатом какого-то события, какого-то результата, уникального для этой вселенной. Различия часто настолько незначительны, что, если бы вы могли перейти, скажем, из одной вселенной в другую, вы бы даже не осознали, что сделали это. Другие различия гораздо более глубоки, и одно из следствий путешествий во времени и невозможности создавать парадоксы в собственном прошлом означает, что если изменить исход прошлых событий, то это создаст новый и уникальный временной поток - совершенно новую вселенную с совершенно новой планетой Земля, новым миром, совершенно новой галактикой Млечный Путь... абсолютно все новое.
   - Господи, - пробормотал Кармайкл, и Джефферсон пожал плечами.
   - Понимаю, что многое еще предстоит осознать. Однако люди остаются людьми, и как только технология ахронических путешествий была усовершенствована, психи и фанатики начали пытаться создавать вселенные, события в которых соответствовали бы их собственным предрассудкам. Миры, где их излюбленное политическое безумие было общепризнанным, где они были богаче Креза... где они были мировыми императорами! Как вы можете себе представить, не потребовалось много времени, чтобы ситуация полностью вышла из-под контроля, и появились институты, способные справиться с проблемой. Как уже сказано, я родился в так называемом двадцать третьем веке; учреждения, пытающиеся контролировать поток времени, - назовем их директорами, поскольку мы их так называем, - на самом деле находятся значительно дальше в будущем. И, к сожалению, в результате такого вмешательства в поток времени появилось две группы директоров.
   - Которые не согласны в том, как решать проблемы, - проницательно заметил Кармайкл.
   - Которые не согласны, - признал Джефферсон. - Я представляю одну группу директоров и обращаюсь к вам как их агент.
   - Почему? Если вы из моего будущего, существующего на двести лет позже, с такими технологическими приспособлениями, которые вы только что закончили демонстрировать, что я могу сделать такого, чего не смогли бы сделать вы сами?
   - Откровенно говоря, майор Кармайкл, относительно немногие люди обладают достаточной гибкостью ума, чтобы справиться с концепцией путешествий во времени, и навыками, необходимыми для достижения чего-либо. И к тому же мы обнаружили, что люди из более ранних эпох, чем наша, как правило, обладают определенной... жесткостью, которой у нас больше нет. Дело не в том, что люди из более ранних эпох были менее изощренными или умными, но они в меньшей степени защищены своими технологиями. Полагаю, менее защищенные. - Джефферсон поморщился. - За неимением лучшего термина, люди моего времени, как правило, похожи на хорошо откормленных домашних питомцев, а не на сторожевых псов с характером и развитой внутренней стойкостью, позволяющей справляться с потенциально неприятными ситуациями.
   - И какая же "неприятная ситуация" привела вас к моей двери?
   - Как я уже сказал, существуют две конкурирующие идеологии, - ответил Джефферсон. - Одна верит в обеспечение безопасности, здоровья, материального процветания и личной свободы каждого живущего человека. Другая верит в завоевания, личную силу, жестокие репрессии против тех, кто не согласен с властями. Во многих отношениях это явное упрощение, которое преуменьшает различия между ними, но оно подходит в качестве рабочей модели. Поверьте мне, ставки просто не могут быть выше.
   - Почему? Если каждое изменение в "потоке времени" создает свою собственную вселенную, как любая из сторон может контролировать то, что происходит с "каждым живым человеком"?
   - Потому что ресурсы каждой вселенной, в которой одна сторона, одна фракция завоевывает господство, становятся доступны этой стороне. Вероятно, в конечном счете невозможно контролировать каждую вселенную, но, по словам директоров - обеих групп директоров - в конечном итоге будет возможно манипулировать временным потоком таким образом, чтобы уничтожить вселенные проигравшей стороны. Все их. И если это произойдет, миллиарды и миллиарды людей, которые погибнут в каждой из этих разрушенных вселенных, будут такими же реальными, как и вы сами. Это даже не учитывая тот факт, что каждая из упомянутых Земель - всего лишь бесконечно малая частица во всей вселенной, которая погибнет вместе с ней.
   Несмотря на безумный характер всего разговора, Кармайкл почувствовал, как ледяная дрожь пробежала по его костям. Он уставился на Джефферсона, пытаясь - как он знал, тщетно - осмыслить то, что только что сказал этот человек.
   - Я... - он замолчал, прочистил горло и попытался снова.
   - Не знаю, могу ли я во все это поверить, - сказал он. - И даже если бы мог - имею в виду, поверить в это - что делает меня таким важным?
   - Как личность, вы вряд ли представляете для нас интерес, - сказал Джефферсон тоном человека, уступающего в чем-то, - но могли бы быть нам очень полезны. Во многих отношениях ваше образование делает вас особенно подходящим для тех операций, которые нам приходится проводить. Вы искусны в обращении с оружием, тактике действий небольшими подразделениями и оперативном планировании, а когда дело доходит до мышления на ходу - импровизируете и преодолеваете трудности. И, как у большинства военнослужащих специального назначения, у вас есть уверенность в себе, которая приводит к успеху операций. И хотя я надеюсь, что вы согласитесь помочь нам в выполнении одной миссии, также надеюсь, что, как только у вас будет возможность лично ознакомиться с природой конфликта, вы согласитесь выполнить дополнительные миссии.
   Он сделал паузу, серьезно глядя на Кармайкла, который склонил голову набок и вопросительно улыбнулся.
   - И? - подсказал он. Джефферсон выглядел смущенным и фыркнул. - Где-то здесь есть "и". Еще одна причина, по которой вы со мной разговариваете.
   - Полагаю, что есть, - признал Джефферсон. - Видите ли, у вас есть не только навыки и индивидуальность, которые нам требуются, но и потребности, которые можем удовлетворить только мы. Я не хочу оскорблять вас, называя цену, майор, но это то, что мы можем предоставить в качестве компенсации за риски, на которые просим вас пойти.
   Глаза Кармайкла вспыхнули внезапной, страшной надеждой, и Джефферсон быстро покачал головой.
   - Нет, - тихо сказал он. - Мы не можем вернуться назад и предотвратить аварию. Не можем вернуть вам ваших детей. Если бы могли, мы бы, конечно, предложили это, но в этой вселенной, в вашем личном потоке времени, их уже нет. Физические законы, которые предотвращают парадоксы, не позволят нам изменить это за вас. Но что мы можем изменить, так это ваше будущее... и будущее вашей жены.
   - Кейт? Вы можете помочь Кейт? - Голос Кармайкла был хриплым от внезапной надежды, ужасного разочарования, и вот надежда вернулась.
   - Да, - просто ответил Джефферсон. - Если вы согласитесь помочь нам, ваша Кейт полностью поправится.
   Кармайкл ошеломленно уставился на него. Прошло несколько секунд, и, наконец, он встряхнулся.
   - Я испытываю искушение, Боже, испытываю! Но я не собираюсь подписывать никакие незаполненные чеки. Скажите мне, чего вы от меня хотите.
   - По сути, все, что мы хотим, чтобы вы сделали, это помогли бы защитить естественный ход событий на другой временной шкале - одной из семейства временных потоков, которые мы называем аберрацией Тавантинсуйу. Если уж на то пошло, ваша собственная вселенная технически известна как Британская империя/Тавантинсуйу-21, потому что это подмножество аберрации, которая отделилась от остальной вселенной в шестнадцатом веке. Однако во вселенной, которую мы просим вас помочь защитить, - Британская империя/Тавантинсуйу-18 - команда оперативников с другой стороны пытается уничтожить Британскую империю. Если они достигнут своей цели, восстание Вашингтона оторвет от империи весь континент Северная Америка, расчистив путь империи Тавантинсуйу к господству в этом полушарии от Антарктиды до Арктики.
   - И вы не хотите, чтобы это произошло.
   - Нет, майор, мы этого не хотим.
   - Тогда чего вы хотите?
   - Мы бы предпочли, чтобы Британская империя выжила, - сказал ему Джефферсон. - По крайней мере, в качестве сдерживающего фактора для империализма Тавантинсуйу. Однако, честно говоря, надеемся, что наша собственная родина - то, что вы бы назвали Мексикой, - выживет как независимая нация. Здесь, в вашей истории, этого, конечно, не произошло, но это почти произошло, когда Палмерстон попытался предотвратить крах Нуэва-Эспаньи во время терразанских войн. Если бы ему это удалось, инки не смогли бы подорвать основы местных хунт и расколоть Нуэва-Эспанью, превратив ее в настоящий клубок враждующих группировок и наркоцентров.
   - Значит, вам не очень нравятся инки, не так ли? - с легкой иронией заметил Кармайкл.
   - Нет, не очень. И нам они не слишком нравятся гораздо дольше, чем вам. - Джефферсон оскалил зубы. - Инки и теноча были врагами очень, очень долгое время.
  

II

   Вид из окна открывался замечательный, особенно для того, кто провел слишком много времени за проведением тайных операций в том месте, которое когда-то было Виррейнато-де-Нуэва-Эспанья.
   Распад вице-королевства Нуэва-Эспанья во время терразанских войн - и последовавшее за этим столетие или около того усиленной подрывной деятельности инков - превратили государственный переворот в неуклюжую, продолжающуюся катастрофу. Одно выступавшее против европейского господства "освободительное движение" за другим сотрясало Нуэва-Эспанью на протяжении веков, начиная с 1612 года, и если присмотреться повнимательнее, то почти всегда в них где-то таилось участие инков. Не то чтобы инки смогли бы расшевелить их без помощи неумелых испанцев.
   Неприязнь британцев к Испании была традиционной, но неприязнь самого Кармайкла ко всему испанскому была больше связана с тем, что он вырос по соседству с гниющим остовом Нуэва- Эспаньи, чем с автоматической, инстинктивной неприязнью его европейских собратьев к памяти императора Альфонсо.
   Единственным остатком бывшей испанской империи, который он считал хотя бы частично успешным, была Республика Калифорния, но даже там у него были сомнения. То, что вся территория к западу от Скалистых гор и к югу от реки Колумбия находилась под умеренно стабильным управлением, было хорошо, но "Республика" была значительно менее представительной, чем его собственная Новая Англия. С другой стороны, британское влияние просачивалось через горы почти двести лет. Если протянуть еще лет пятьдесят или около того и провести несколько основных реформ в области прав человека, Калифорния действительно могла бы стать достойным местом для жизни.
   Этого нельзя было сказать о чем-либо к югу от провинции Оклахома. Испанская корона сохраняла номинальную власть в этой части Нуэва-Эспаньи вплоть до революции, когда провинциальные хунты воспользовались возможностью укрепить свою собственную власть. Когда вся Европа была поглощена революционной волной, охватившей континент после штурма Эскориала и массовой резни испанской аристократии в 1851 году, а также стремительной карьерой Альфонсо Терразы, некому было их обуздать.
   Восхождение Терразы от безвестного армейского офицера до императора Испании (не говоря уже о короле Италии, Франции, Голландии, Швеции и Дании и протекторе Пруссии) привело к двум десятилетиям войны, которая бушевала по всей Европе, пока "каталонский тиран" не был, наконец, свергнут (и убит) в битве при Сарагосе в 1874 году. Это событие полностью завладело вниманием большинства людей, и особенно Великобритании. На самом деле, если бы не Британская империя, династия Терразы могла бы до сих пор сидеть на троне. Только явное упрямство королевы Виктории при вдохновенной поддержке принца Альберта позволило сохранить сопротивление Терразе после того, как его завоевание Франции, поражение Пруссии и женитьба на дочери австрийского императора положили конец Первой коалиции в 1862 году. Если уж на то пошло, империя более семи лет противостояла испанской армии в полном одиночестве, прежде чем Палмерстону и Альберту удалось, наконец, втянуть Российскую империю в борьбу и создать Вторую коалицию в 1870 году.
   Терраза приложил все усилия, чтобы превратить Средиземное море в испанское озеро, и с 1854 по 1870 год военно-морской флот Виктории столкнулся с возрождающимся испанским флотом, который быстрее освоил паровые и броненосные корабли в противовес сокрушительному превосходству Британии в традиционных деревянных военных кораблях. В конце концов, королевский военно-морской флот вышел победителем, и огромные (хотя и запоздалые) достижения Британии в области военно-морских технологий увенчались появлением КЕВ "Уорриор", прототипа современного линкора с орудиями крупного калибра. На самом деле, терразанские войны в целом были благом для империи, поскольку они значительно ускорили британскую индустриализацию и создали военно-морское превосходство, которое все еще поддерживало Pax Britannica. Сегодня империя короля Эдуарда IX простиралась от Лондона до Скалистых гор, от Ред-Ривер до Юкона, от Гибралтара до Каира, от Кейптауна до Аденского залива, от Цейлона до Гиндукуша и от Мандалая до Австралии, и все это при поддержке самого мощного военно-морского флота, который когда-либо существовал в известном мире.
   Но пока Британия была занята строительством своей империи, Тавантинсуйу и Япония были заняты созданием своих собственных.
   Ни инки, ни японцы не любили британцев. На самом деле, единственное, что действительно объединяло Тавантинсуйу и Японию, - это соперничество их правителей с Британией. Ну, это не совсем точно; обеими странами правили императоры, которые официально считались божественными существами, и ни один из них не был особенно озабочен правами человека или гражданскими свободами.
   Когда-то давным-давно, как бы Кармайклу ни хотелось это признавать, инки, вероятно, были ближе к доброжелательным деспотам, чем микадо, но после краха Нуэва-Эспаньи эта доброжелательность пошла на убыль. Сегодня Тавантинсуйу контролировала всю Южную и Центральную Америку вплоть до старого генерал-капитанства Юкатан, но за эту экспансию пришлось заплатить дорогой ценой.
   Тавантинсуйу четыреста лет систематически подрывала стабильность Нуэва-Эспаньи, как для создания буфера против Британии, так и для облегчения собственной экспансии. В результате между ее северной границей и Новой Англией образовались буквально десятки "республик" и "альтепетлей" размером с почтовую марку (большинство из них управлялось - в большей или меньшей степени - правительствами, обладавшими едва заметной легитимностью и еще меньшей реальной властью).
   Инки посеяли ветер и унаследовали вихрь. Безбожный беспорядок в Нуэва-Эспанье перекинулся на их собственные территории, а безжалостное подавление инакомыслия, в котором они обвиняли агентов-провокаторов Новой Англии, породило движения сопротивления по всей их собственной империи, особенно в ее северных провинциях. Что ничуть не улучшило ситуацию в государствах-преемниках Нуэва-Эспаньи. Популярным термином было "несостоявшееся государство". Насколько мог понять Кармайкл, это был всего лишь причудливый способ сказать, что в этой дыре, пронизанной бедностью, болезнями и коррупцией, правила устанавливал парень с пулями, и это как нельзя лучше подходило движениям сопротивления инков, поскольку упростило транспортировку в Новую Англию и Калифорнию их единственной по-настоящему товарной культуры - кокаина.
   Это был настоящий кошмар, и Данстен Кармайкл был одним из большинства офицеров, которые верили, что война против стран Оси неизбежна. И это была бы жестокая война, учитывая контроль инков над Южной Америкой и недавно достроенный ими канал через перешеек, а также обширную империю Японии в Корее и Китае. Единственным фактором, поддерживающим хрупкое равновесие на данный момент, была неопределенность в отношении того, в какую сторону пойдет Россия. У Японии были очевидные амбиции в Британском Индокитае, но маньчжурская граница была еще одной потенциальной горячей точкой. К сожалению, царь Николай не был готов дружить с Британией, учитывая давнее соперничество на Балтике и Черном море... не говоря уже об упорных попытках России расширить свою экспансию в сторону Индии. С другой стороны, Япония явно представляла собой более близкую угрозу, особенно для тихоокеанских военно-морских баз Николая и невероятно продуктивных нефтяных месторождений Аляски.
   Но что бы в конечном счете ни произошло на этом фронте, Мехико, в котором жил Данстен Кармайкл, был огромным, охваченным преступностью, загрязненным центром депрессии и нищеты, окруженным укрепленными и тщательно патрулируемыми анклавами показного богатства. Но это было совсем не то, что он увидел, выглянув в окно.
   Его новое начальство назвало это место Теночтитланом. Ему было неясно, продолжали ли ацтеки этой временной линии контролировать Мексику или они вернули ее себе до того, как усилилось испанское влияние. Он подозревал первое, хотя теноча отказался прояснить этот вопрос. Это было особенно неприятно, поскольку нейронные обучающие машины теноча могли бы предоставить ему всю необходимую информацию буквально за одну ночь. Но они объяснили, что должны быть очень осторожны с "временным загрязнением". По словам его инструкторов, если позволить кому-то узнать слишком много о чужой истории до того, как он вернется домой, это приведет к почти таким же непредсказуемым последствиям, как если бы он позволил тому же самому кому-то узнать слишком много о своем собственном будущем до возвращения в свое время.
   Он был еще далек от понимания всех последствий парадоксов и временной контаминации. Однако, судя по трезвым выражениям лиц его преподавателей, этого следовало избегать любой ценой. Конечно, он не мог быть уверен, насколько откровенными - или даже честными - они были на самом деле. Они не дали ему ни малейшего повода заподозрить их в нечестности, но эти странные видения того, что могло бы произойти, если бы он отклонил предложение Джефферсона о вербовке, никогда не выходили у него из головы. Он понятия не имел, была ли в них хоть капля достоверности, но и не собирался никому рассказывать об этом. Потому что, если они были точными...
   Поэтому, несмотря на то, что он полностью сотрудничал со своими инструкторами, все равно держал в секрете существование защитных очков, которые все еще лежали в боковом кармане его сумки. В конце концов, если они не собирались рассказывать ему все, было бы справедливо тоже не рассказывать им все.
   Однако, несмотря на то, что у него практически не было возможности изучить историю Теноча, то, что он мог видеть в их настоящем двадцать третьем веке, было значительным улучшением по сравнению с тем, что когда-то было столицей Нуэва-Эспаньи в его собственном прошлом.
   Теноча сохранили или, возможно, воссоздали озера, которые были сердцем доколумбовой империи ацтеков. Они простирались сверкающим голубым полотном от озера Зумпанго на севере до озера Чалко на юге. Он жалел, что у него не было возможности осмотреть остров на озере Тескоко, где когда-то располагалась древняя столица, но опасения по поводу временного загрязнения помешали ему посетить его. Из своего окна он мог видеть пирамиды, зелень, огромные музеи, похожие на храмы, и дворцы, разделенные парками и огромными клумбами с цветами. Остров и его белокаменные сооружения были сверкающей жемчужиной, живой капсулой времени, похожим на тихий, умиротворяющий оазис в центре города с высокими небоскребами пастельных тонов, широкими проспектами и бульварами, зелеными поясами, огромными башнями, увенчанными цветущими садами, и воздушными автомобилями, движущимися с грациозным видом ягуаров - как скорость, - которая выросла вокруг озер.
   Открывшаяся дверь заставила его отвернуться от окон, и он увидел, как другие члены его команды почтительно поднялись, когда в комнату вошел темнокожий человек с ястребиным лицом, которого они знали только как "генерала".
   - Вижу, мы все в сборе, - произнес генерал по-английски с сильным акцентом. - Пожалуйста. - Он указал на стол для совещаний. - Присаживайтесь.
   Кармайкл и его команда подчинились вежливой команде и расселись на стульях вокруг стола.
   Кармайкл не ожидал, что ему придется командовать командой. Бойцам специального назначения не была свойственна ложная скромность, но он вполне ожидал, что непосредственным командиром будет офицер-теноча. Однако в причудливом мире темпоральных войн все было не так. В немалой степени благодаря тому "временному загрязнению", которого все так старательно избегали.
   Все члены команды Кармайкла были родом из одного столетия и близкого времени. Идея заключалась в том, чтобы создать группу с достаточно общим опытом, чтобы избежать недоразумений, связанных с культурой. А учитывая тот факт, что они создавали команды с нуля из очень разрозненных компонентов, несомненно, имело смысл избежать ненужных сложностей.
   Однако эта политика сама по себе привнесла несколько сложностей. В частности, членам команды было запрещено обсуждать с кем-либо из других свое прошлое или то, из какого именно года они могут быть родом. Скажем, кому-то вроде доктора Дженнифер Браунелл (известной как "Шэмрок") из Дублина, 2022 год, не пристало слышать от кого-то вроде Данстена Кармайкла из Южной Каролины, 2031 год, намек на то, как развивался фондовый рынок за прошедшие одиннадцать лет. Хотя это могло бы сделать доктора Браунелл богатой женщиной, это также внесло бы всевозможные потенциальные осложнения во временные линии. И если кто-то из их собственного века мог что-то испортить, уму непостижимо, к чему могло привести неосторожное слово руководителя команды из двадцать третьего века!
   Как руководитель этой команды, Кармайкл был единственным членом, который имел доступ к досье всей команды. Однако даже у него были ограничения на доступ к информации, и для команды все они назывались анонимными именами. Кармайкл был единственным, кто знал, например, что "Баллок" - это лейтенант Шерман Эдкок, бывший королевский морской пехотинец, завербованный в 2009 году. Или что "Френчи" был Жан-Пьер Ласко, специалист по выживанию из Альберты и сержант территориальных войск, который был завербован в 2016 году. А еще был "Фишермен", сержант Джеффри Фишер из Двенадцатого парашютно-десантного полка, на три четверти чистокровный чероки, завербованный в 2037 году.
   Все они прошли военную подготовку, хотя Шэмрок служила врачом королевского военно-морского флота, а не в одном из родов сухопутных войск. Прежде чем покинуть службу, она дослужилась до коммандера и командовала полевым госпиталем в поддержке морской пехоты в Индокитае и хирургическим отделением одного из госпитальных кораблей военно-морского флота во время операции "Воин пустыни" в Персии, а на момент ее вербовки была заведующей хирургическим отделением в крупном травматологическом госпитале. Пострадавших в миссии им пришлось бы эвакуировать на одну из баз, укомплектованных персоналом из десяти человек, для проведения любых "чудодейственных" медицинских процедур, подобных тем, которые вскоре помогли бы Кейт встать на ноги, поскольку Шэмрок была ограничена медицинскими методами и технологией, с которыми она уже была знакома. С другой стороны, у нее был богатый опыт обращения с боевыми ранениями, и ее "лазарет" был невероятно хорошо оборудован по стандартам двадцать первого века. Если они вернутся на базу живыми, Шэмрок сохранит их в таком состоянии до тех пор, пока они не смогут получить более качественную медицинскую помощь.
   К настоящему времени, после четырех месяцев интенсивной подготовки, все они были знакомы со своим снаряжением, друг с другом и с последствиями своей миссии. С чем они не были знакомы - пока - так это с тем, как именно эта миссия должна была быть выполнена.
   Что и было целью нынешнего брифинга генерала.
   - Сейчас я не собираюсь касаться каких-либо технических деталей, - сказал он. - Я следил за вашей подготовкой и читал отчеты ваших инструкторов, и уверен, что все вы освоили эти детали. Что нам нужно обсудить сегодня, так это то, куда и когда вас направят, чего мы намерены достичь и что наши последние разведывательные данные говорят нам о вашей потенциальной оппозиции. И не сомневайтесь - оппозиция будет.
   Он оглядел сидящих за столом, встречаясь с ними глазами по очереди.
   - Все вы - подданные Британской империи, - продолжил он затем. - Я знаю, что все вы тщательно ознакомились с историей - историей вашей собственной временной шкалы - восстания Вашингтона. Однако все это произошло более двухсот лет назад в вашем прошлом, и, поскольку это часть того, что вы "всегда знали", провал восстания может показаться вам неизбежным. В конце концов, все вы читали исторические труды, в которых указывались различные факторы, которые сделали исход "неизбежным". Но ничто не является по-настоящему "неизбежным" до тех пор, пока это не произойдет... и это не может быть изменено в рамках временной шкалы после того, как это произошло. Это фундаментальная основа всей этой временной войны, и вы можете быть уверены, что тавантинсуйу проанализировали восстание, отыскивая возможности для достижения совершенно иного результата.
   - Ваша задача - проследить за тем, чтобы они потерпели неудачу. Мы бы предпочли, чтобы новая история, которую вы будете создавать, была как можно ближе к вашей собственной временной шкале, но она не будет идентичной, как бы сильно вы ни стремились к этому результату, и вы не должны позволять себе ограничиваться тем, что вы "знаете" о своей собственной истории. Вполне вероятно - более того, можно быть уверенными - что конфликт между нашими усилиями и усилиями тавантинсуйу приведет к другому результату. Если восстание в конечном счете потерпит неудачу, мы будем считать, что ваши усилия увенчались успехом. Чем раньше и полнее оно провалится, тем лучше. Это все понятно?
   Он снова обвел взглядом стол, и на этот раз все кивнули. Ничего из того, что он сказал до сих пор, не было по-настоящему новым, хотя его мрачная манера поведения подчеркивала, насколько серьезно теноча относится ко всей этой операции.
   - Хорошо, - тихо сказал он, откидываясь на спинку стула. - Сегодня вечером вы отправитесь в зиму 1776 года, чтобы убедиться, что попытка захвата Трентона Вашингтоном провалится. Один из наших старших полевых агентов будет координировать ваши действия, и он проведет для вас подробный инструктаж, когда вы прибудете в тот век.
   По его тону было ясно, что он закончил, и Кармайкл кивнул.
   - Конечно, сэр, - сказал он и встал. Остальные члены его команды встали вместе с ним, но, к его удивлению, генерал остался сидеть.
   - Есть что-то еще, сэр?
   - Не для остальных членов вашей команды, майор, - ответил генерал. - У меня есть еще один вопрос, который мне нужно обсудить с вами.
   - Да, сэр. - Кармайкл посмотрел на Эдкока, своего заместителя. - Баллок, пусть все приступают к последней проверке снаряжения. Я подойду, как только генерал закончит.
   - Да, сэр, - подтвердил Эдкок и кивнул головой в сторону остальных. - Пойдемте, - просто сказал он.
   Они не попрощались. Теноча не очень-то жаловали подобные вещи.
   - Сядьте на место, майор, - сказал генерал, когда дверь за остальными закрылась.
   - На довольно высоком уровне ведутся споры о том, следует ли сообщать вам то, что я собираюсь вам сказать, - продолжил он очень серьезным тоном. - В конце концов, наши исследования в том веке выявили некоторые тревожные признаки, о которых вам необходимо знать. Вы не должны посвящать остальных членов вашей команды в то, что я собираюсь вам сказать. Это ясно, майор?
   - Да, сэр.
   - Очень хорошо. В таком случае, взгляните на это.
   Генерал нажал на кнопку, и над столом появилась голограмма. Это было изображение золотой маски, и Кармайкл никогда не видел ничего подобного. В ней определенно чувствовался дух доколумбовой эпохи: тонкая улыбка, мощный крючковатый нос и глаза, инкрустированные белым камнем. Изображение было достаточно реалистичным, чтобы быть портретом в натуральную величину, за исключением глаз. Они были немного великоваты, немного непропорциональны остальной части лица.
   - Красиво, не правда ли? - мягко произнес генерал. - Но пусть вас не обманывает ее красота. Я понимаю, что это не то, что вы ожидаете увидеть в Нью-Джерси восемнадцатого века. Надеюсь, вы не увидите ее там. Однако, если заметите ее - если увидите хотя бы мельком - вы должны немедленно убить того, у кого она есть. Не колеблясь ни секунды, или умрете сами.
   Кармайкл невольно моргнул. Однако было ясно, что его собеседник говорит совершенно серьезно, и майор нахмурился.
   - Могу я спросить почему, сэр?
   Он более чем наполовину ожидал, что генерал скажет ему "нет", учитывая, как сильно теноча настаивали на том, чтобы избежать временного заражения, но...
   - Я не могу полностью ответить на этот вопрос, - сказал генерал. - Отчасти потому, что буквально не могу этого сделать; мы сами не до конца понимаем применяемую технологию. Есть также аспекты, о которых следует умолчать по соображениям оперативной безопасности и во избежание временного заражения. Однако, что вам нужно знать, так это то, что человек, который носит эту маску, будет иметь значительное, даже решающее преимущество перед любым противником. Она позволит ему... максимально использовать возможности в любой ситуации.
   - Носит, сэр? - повторил Кармайкл, снова глядя в непроницаемые глаза.
   - Просто поверьте мне на слово, майор. - Выражение лица генерала было мрачным. - На самом деле, если вы попытаетесь выстрелить в него, и он не упадет немедленно, убирайтесь к черту. Нам жизненно важно знать, находится ли это, - он кивнул на изображение, - где-нибудь в районе вашей деятельности. Если вы не уберете его с первого выстрела, значит, не уберете, и единственное, что можете сделать, - это унести ноги и доложить как можно быстрее.
   - Да, сэр.
   - Теперь, в случае, если вы столкнетесь с маской и сумеете нейтрализовать того, у кого она есть, не пытайтесь - повторяю, не пытайтесь - сами с ней экспериментировать. - Генерал оскалил зубы. - Я уверен, вам придет в голову, что если это дает такие преимущества врагу, то по логике вещей это должно дать такие же преимущества и нам. К сожалению, этого не произойдет. Или, скорее, произойдет... ненадолго.
   Смущение Кармайкла было очевидным, и генерал фыркнул.
   - Майор, за этой маской скрывается технология, которая появилась в какой-то момент гораздо позже моего времени. На самом деле мы не знаем точно, насколько далеко. Что мы точно знаем, так это то, что она, похоже, была вброшена в прошлое теми, кого мы называем "директорами-мошенниками". Я знаю, что ни на одном из ваших брифингов они не упоминались, и это еще одна информация, делиться которой с остальными членами вашей команды следует только в случае крайней необходимости. Однако на самом деле в этой войне больше двух сторон. На самом деле, есть - или будут, или были - три.
   - Будут, сэр?
   - Боюсь, в английском языке на самом деле нет правильных времен для этого, - сказал генерал, - но я имею в виду, что два главных противника - это мы сами, будущее, которое мы представляем, и тавантинсуйу. Если позволить им одержать победу, это повлечет за собой ужасные последствия, которые были вам объяснены, по крайней мере, в общих чертах. По очевидным причинам, связанным с временным загрязнением, мы, конечно, не можем объяснить их подробно. Однако в какой-то момент ниже по течению от того места, где мы с вами сейчас находимся, появится третья сторона, третья группа директоров, и их целью будет уничтожение как тавантинсуйу, так и теноча. Их цели будут лишь немногим менее сокрушительными, чем у тавантинсуйу, и в какой-то момент они вступят в конфликт с нами обоими. Эта маска представляет собой то, что вполне может быть их самым опасным оружием, и тавантинсуйу были достаточно глупы, чтобы позволить использовать ее против себя, решив попытаться использовать ее против нас.
   Он сделал паузу, очевидно, обдумывая, как много еще он может сказать.
   - Эта технология дает огромные тактические преимущества, - наконец медленно произнес он. - К сожалению, она также развращает любого, кто ее использует. Она, действительно, позволяет ему достичь своих краткосрочных целей, но без его ведома начнет превращать его цели в цели директоров-мошенников, и этот процесс - как мы выяснили на собственном опыте - не займет много времени. На самом деле, это начинается почти сразу, и как только это произойдет, человек, пытающийся использовать маску, обнаружит, что вместо этого она использует его, чтобы саботировать усилия его собственной команды и изменить любую ситуацию в пользу директоров-мошенников. - Генерал пожал плечами. - С их точки зрения, это идеальное оружие. Оно не только помогает их оперативникам выполнять их приказы, но и, переданное в руки другого оперативника, превращает его в их агента. Им даже не нужно набирать своих людей; они могут просто развращать - промывать мозги - наших людей.
   Кармайкл подавил дрожь от безрадостности в голосе собеседника, и дрожь стала еще сильнее, когда он взглянул в хрустальные глаза маски. Эта маска была достаточно велика, чтобы...
   - Не пытайтесь уничтожить ее в полевых условиях, если представится такая возможность, - продолжил генерал. - Даже не прикасайтесь к ней. Я имею в виду, не позволяйте ей соприкасаться с вашей кожей. Подберите ее чем-нибудь другим - перчаткой, курткой, чем угодно - и немедленно верните на базу. Там положите ее в надежный, запертый контейнер и немедленно отправьте вверх во времени лично мне. Вы не сможете ее уничтожить. На самом деле, она, вероятно, переместится вверх во времени из Теночтитлана, куда-нибудь, где у директоров действительно будет возможность ее уничтожить. Все, чего вы добьетесь, если попытаетесь уничтожить ее, - это подвергнете себя ее воздействию. Это совершенно ясно, майор?
   - Да, сэр. Понятно.
   - Очень хорошо, майор. - Выражение лица генерала прояснилось, и он одобрительно улыбнулся. - В таком случае, идите догоняйте остальную часть своей команды.
  

III

   При обычных обстоятельствах за окном Данстена Кармайкла было бы не на что смотреть. В конце концов, солнечный свет не проникал через толщу воды в четыреста футов. Но свет в его кабинете привлекал любопытных рыб, в том числе по-настоящему огромных осетровых, когда они попадали в окно. Он мог бы часами сидеть, наблюдая за ними через невероятно прочное не совсем стекло, но предоставление руководителю команды помещения, эквивалентного его личному аквариуму, не ассоциировалось у него с деловитым подходом теноча к темпоральной войне.
   Наверное, дали мне это, чтобы напомнить, что мы находимся на глубине четырехсот футов под водой, - подумал он, возвращаясь к документам на своем мониторе. - Подозреваю, Джефферсон счел бы это полезным.
   Он был немного удивлен, узнав, что его рекрутер был также старшим оперативным агентом, назначенным для наблюдения за операцией, но оказалось, что он также нанял всех остальных членов команды. Очевидно, директора теноча считали, что полевым агентам следует позволять самим подбирать персонал.
   Во многих отношениях это вполне устраивало Кармайкла, однако он не мог полностью забыть образы Джефферсона, проделывающего дырки в его теле. Он по-прежнему был склонен относиться к этим видениям с недоверием, особенно после откровений генерала, но в то же время заметил в Джефферсоне безжалостность. Это его не удивило; он видел то же самое у многих спецагентов своего века. Но было и что-то еще, например, звук, который был слишком тихим, чтобы его можно было распознать. Что-то, что подсказало ему, что Джефферсон был готов пожертвовать персоналом, если это повысит шансы на успех операции, возможно, в большей степени, чем хотел показать.
   И, возможно, именно эти "видения" вызывают у тебя дрожь, Данстен! Если уж на то пошло, если в этом деле есть что-то о "развращении" людей...
   Как бы то ни было, Джефферсон приложил немало усилий, чтобы подчеркнуть безопасность расположения базы Шамплейн. Кармайкл по-прежнему находил замечательной способность летательных аппаратов теноча, помеченных молниями, превращаться в подводные аппараты, но, без сомнения, тот, кто мог построить машину времени, считал, что наделить свои летательные аппараты способностью к передвижению в трех средах - это незначительный технологический трюк. И Джефферсон, очевидно, был прав в том, что никто в Нью-Йорке или Вермонте восемнадцатого века не собирался никого искать на дне озера Шамплейн! Если уж на то пошло, их расположение, очевидно, соответствовало политике обеих сторон по строительству баз там, где никто не мог наткнуться на какие-либо археологические находки, подумал он, снова перечитывая план операции.
   Он взглянул на табло времени в углу своего монитора. Какую бы операционную систему ни использовали теноча, для удобства его команды она работала на стандартных компьютерах двадцать первого века, и до сих пор он ни разу не получал через порталы "синий экран смерти"!
   Он фыркнул, но его веселье быстро угасло при напоминании, что заключительный инструктаж должен начаться менее чем через тридцать минут.
   Успокойся, - сказал он себе. - Даже если все пройдет идеально, сегодняшняя стычка - только первая. Если директора инков хотя бы наполовину так же решительны, как теноча, они не сдадутся только потому, что мы расквасим им нос в первой попытке.
   Нет, они не были настроены так решительно, но он знал, что на самом деле не это заставляло его так нервничать.
   Он поколебался еще мгновение, затем пожал плечами и отодвинул свой стул от стола. Он пересек кабинет, вошел в свои личные покои и открыл шкаф. Никто в Теночтитлане не возражал, когда он бросил свою сумку в личный грузовой контейнер для поездки на базу Шамплейн. Вряд ли кому-то из них понадобилось бы что-то из их имущества двадцать первого века, но он заметил одну вещь: теноча почти на генетическом уровне понимали, что ранг имеет свои привилегии. Они, вероятно, списали это на одну из слабостей, на которые имеет право полевой командир, и он был рад, что они это сделали, поскольку все еще был так сильно... не склонен кому бы то ни было упоминать о существовании очков.
   Отчасти это было из-за того, что эти очки показали ему перед прибытием Джефферсона. Учитывая ставки в их войне с инками, он не мог придраться к тому, что теноча уделяют особое внимание предотвращению временного заражения в случае, если потенциальный рекрут откажется от их предложения. Однако лично он предпочел бы менее... долговременное решение, и, конечно, учитывая их технологию нейронного обучения, они могли бы придумать что-нибудь еще. Возможно, что-то вроде той вызывающей амнезию "ручки", которая была у старшего агента в "Людях в черном".
   Более того, он не знал, были ли "его" защитные очки получены из того же источника, что и маска с кварцевыми глазами, но это, безусловно, казалось возможным - особенно с учетом того, что эта история с "максимизацией возможностей" показалась ему удивительно удачным описанием того, как не дать себя убить. Учитывая, насколько настойчиво генерал настаивал на том, чтобы стрелять без предупреждения, он тоже не горел желанием признавать, что у него есть эти очки. С другой стороны, если они действительно исходили из одного источника и генерал был прав насчет "развращающего" эффекта маски, вполне возможно, что его "видения" были ложью - ложью, рассчитанной на то, чтобы заставить его доверять им больше, чем теноча. Если уж на то пошло, они могут быть совершенно отдельной технологией. Не говоря уже о возможности того, что его видения были точны... а генерал был не совсем искренен.
   Он не пытался использовать их снова. В Теночтитлане он боялся делать это, потому что был уверен, что помещения его команды прослушиваются. Он бы все устроил именно так, каким бы добродушным человеком ни был, и вся команда молчаливо предполагала, что за ними постоянно наблюдают, на самом деле даже не обсуждая этот вопрос.
   Он также не собирался предполагать ничего необычного в отношении базы Шамплейн, поэтому принял непринужденную, естественную позу, которая, как оказалось, могла заслонить прямую линию обзора скрытой камеры в шкафу, когда доставал защитные очки из сумки и перекладывал их в один из карманов своей униформы.
   Сунув защитные очки в карман, он прошел к своему личному туалету, закрыл дверь и уселся на крышку унитаза. Он давно осмотрел каждый дюйм ванной комнаты под видом обычной уборки и решил, что если бы собирался установить здесь наблюдение, то первым делом установил бы камеру на зеркале над унитазом. Вот почему этим утром он небрежно развесил полотенце, чтобы скрыть свое нынешнее положение от любой камеры за зеркалом. Если предположить, что он не был излишне параноидален, технология теноча, несомненно, предоставляла им множество возможностей, которые он даже не мог себе представить. Но он принял все возможные меры предосторожности, и, поскольку не было смысла беспокоиться о таких мерах, которые не мог принять, то снова вынул защитные очки и, не без угрызений совести, надел их на себя.
   Они закрывали ему глаза, непрозрачные линзы закрывали свет, и сначала он подумал, что это все, что они собираются сделать. Однако он ошибался. На этот раз потребовалось немного больше времени, но в конце концов эти крошечные искорки света появились снова.
   Он глубоко вдохнул, когда светлые точки слились в новое "видение". Он наблюдал, как забирается в назначенный ему флаер. Он выглядел почти так же, как сейчас, за исключением аптечки в левой руке и "Фергюсона" 46-го калибра на бедре. Ни того, ни другого на сегодняшний вечер не было в списке снаряжения. Если уж на то пошло, на флаерах были свои собственные медицинские наборы, закрепленные на переборках, которые были гораздо более укомплектованными, чем тот, что был у него. Однако, похоже, никто не возражал, и он увидел, как пристегивает аптечку к поясу. Затем увидел, как достает револьвер, взводит барабан и проверяет, заряжен ли он. Его брови за защитными очками поползли вверх, когда он увидел маркировку патронов, но Кармайкл, за которым он наблюдал, просто закрыл барабан, убрал оружие в кобуру и начал выполнять предполетную проверку.
   В этот момент защитные очки снова стали непрозрачными.
   Все "видение" длилось менее десяти секунд. Следующего видения он ждал вдвое дольше, чем обычно, а затем понял, что на этот раз "следующего" не будет.
   Он нахмурился, снял защитные очки и сунул их обратно в карман. Начал подниматься, но заставил себя остановиться и терпеливо просидеть еще целую минуту. Затем встал, демонстративно хлопнул крышкой унитаза и спустил воду. Задержался у туалета, чтобы вымыть руки, что позволило ему небрежно снять закрывающее зеркало полотенце, и направился к двери.
   - ...так что следите и за своими датчиками "воздух-воздух", Баллок, - закончил Кармайкл. - Возможно, мы и не ожидаем, что они будут в полном составе, но последнее, что нам нужно, - это чтобы ваша голова оказалась в траве, если они попытаются вас сбить.
   Морской пехотинец постоянно показывал самые высокие результаты в воздушных боях и улыбался, как ленивый, уверенный в себе тигр. Как и сказал Кармайкл, никто на самом деле не ожидал, что инки будут использовать сверхсовременное оружие, но это не означало, что они не будут использовать все, что сочтут нужным, включая полномасштабные авиаудары. Именно поэтому он назначил Баллока обеспечивать прикрытие.
   - Тогда, я думаю, это все, - сказал он и взглянул на плоский экран над столом для совещаний. - У вас есть что добавить?
   - Нет, майор, - ответил теноча по фамилии Джефферсон. Вместо того, чтобы посетить их встречу на базе Шамплейн, агент провел телеконференцию по защищенной спутниковой связи с главной базы теноча, расположенной на территории, которая в будущем станет провинцией Альберта. Это казалось громоздким, но теноча были полны решимости свести к минимуму временное загрязнение, и система командования, казалось, пока работала достаточно хорошо, хотя Джефферсон отменил свой первоначальный план взять с собой более тяжелую наземную огневую мощь.
   Как отмечал теноча, в сегодняшнюю ночь ожидается скорее первая стычка, чем тотальный штурм, и ни одна из сторон не хотела вносить ненужную сумятицу, демонстрируя передовые технологии. В доисторические эпохи были приемлемы необъяснимые проявления "божественного вмешательства"; оставлять явные отпечатки пальцев, которые могли бы попасть в исторические хроники, - нет.
   Джефферсон не говорил об этом так прямо, но Кармайкл подозревал, что другая причина заключалась в том, что оперативник не хотел, чтобы его команда чувствовала себя чрезмерно агрессивной. Специфическая природа темпоральных войн означала, что игра в обороне часто давала значительные преимущества. Железное правило, предотвращавшее возникновение парадоксов, означало, что обе стороны старались избегать решительных действий до тех пор, пока обстоятельства не будут благоприятствовать им или пока они не будут абсолютно вынуждены это сделать. Если в любой момент времени происходило событие, его уже нельзя было изменить. Никто из участников первоначального события впоследствии не мог каким-либо образом повлиять на него, и даже если бы вмешался кто-то из третьей или четвертой временной шкалы, это просто создало бы еще одну новую временную линию "ниже по течению" от события.
   Кармайкл понимал эту концепцию, но, хотя он не был готов просто проигнорировать довод Джефферсона о том, что инки, вероятно, тоже не ожидают серьезных сражений, ему никогда не нравилось планировать операции, основываясь на том, что другая сторона "вероятно, не будет" действовать решительно.
   Я бы очень хотел, чтобы эти ублюдки из разведки не совали свой чертов нос в оперативное планирование. Просто скажите нам, что делать, а потом убирайтесь к черту с дороги. - Он мысленно фыркнул. В конце концов, это было не в первый раз, когда он этого хотел. - И, в конечном счете, я не думаю, что у разведчиков теноча есть какие-либо причины быть в этом деле лучше, чем в двадцать первом веке!
   - Думаю, вы достаточно подробно все осветили, - продолжил полевой агент. - Просто помните, что даже если сегодняшняя миссия увенчается успехом, операция в целом не закончится, пока восстание не потерпит неудачу.
   Сидящие за столом для совещаний закивали головами.
   - Что ж, очень хорошо. Удачной охоты, - сказал он, и монитор погас.
  

IV

  
   Кармайкл нажал на панель управления на своем поясе, и флаер послушно взмыл в ледяные облака, пока он направлялся через небольшое поле к глубокому рву, ведущему к заранее выбранному им месту. Из-за свежевыпавшего снежного покрова и мокрого снега с гололедом путь был коварным, но его униформа двадцать третьего века поддерживала комфортную температуру тела, прозрачное забрало шлема обеспечивало лучший обзор, чем любое приспособление для наблюдения в условиях низкой освещенности двадцать первого века, которое он когда-либо использовал, и, по крайней мере, осадки скроют любые следы.
   По первоначальному плану предполагалось использовать один большой флаер, чтобы высадить его, Френчи и Фишермена на землю, в то время как Баллок прикрывал их сверху, а Шэмрок следила за их связью с базы Шамплейн. Однако, изучив карты и поразмыслив о том, как чертовски мало они знают о возможной стратегии инков, он изменил свое мнение.
   Он терпеть не мог, когда с другой стороны было так мало информации, но одной из главных целей сегодняшней небольшой вылазки было попытаться получить некоторое представление о том, как намерена действовать оппозиция. Скрытно остановить переправу через реку в подобную ночь было бы намного проще, чем помочь кому-то добиться успеха, и хотя он пытался придумать, как бы он подошел к решению проблемы тавантинсуйу, ему так ничего и не пришло в голову. Несмотря на это, Джефферсон оставался непреклонен в том, что инки собирались что-то предпринять. Лично Кармайкл был в этом менее уверен. С его точки зрения, истинная причина, по которой он был здесь сегодня вечером, заключалась в том, чтобы понаблюдать. Если бы выяснилось, что у тавантинсуйу действительно есть люди в этом районе, его команда сделала бы все возможное, чтобы помешать любому вмешательству, но он хотел, чтобы его собственные люди оставались настолько скрытными, насколько это возможно, и в лучшем случае между ними и инками вообще не было бы никаких контактов.
   Но, не имея представления о возможных планах противников, он решил, что за ними нужно присматривать получше. Скрытность теноча была чертовски впечатляющей для любого жителя двадцать первого века, и он должен был предположить, что противник не уступает им. Несмотря на это, бортовые датчики были бы лучшим способом обнаружения наземных целей, а летательные аппараты теноча были разработаны в том числе для использования в качестве беспилотных боевых платформ в случае необходимости. Таким образом, вместо того, чтобы использовать один большой транспорт, каждый член наземной группы будет индивидуально доставлен на своем собственном транспортном средстве, которое затем зависнет на высоте пяти тысяч футов. Их бортовые сенсоры будут подключены к тем, что находятся на борту корабля Баллока, чтобы обеспечить гораздо лучший охват... и они также предоставят ему дополнительные платформы для вооружения, если у инков действительно появятся силы.
   Однако до сих пор не было никаких свидетельств прямого вмешательства тавантинсуйу. Спутниковая разведка обнаружила две вражеские базы - одну в Квебеке, а другую, по какой-то причине, гораздо южнее, в Аппалачах. На самом деле, вторая база находилась всего в сотне миль от места рождения Кармайкла в Южной Каролине. Эта база казалась странно расположенной, учитывая полный провал восстания в Южной Каролине и Джорджии, и он подумал, не указывает ли ее местоположение на конечную стратегию инков.
   Если это и было так, то на сегодняшний день это никак не повлияло на события. Сборище ополченцев и добровольцев Вашингтона при поддержке артиллерии, захваченной в Тикондероге, вытеснило генерала Хоу из Бостона и, в свою очередь, было вынуждено отступить назад, когда попыталось сделать то же самое в Нью-Йорке. Немногим более месяца назад повстанцы были выбиты из Форт-Ли, расположенного на западном берегу Гудзона, и преследование Корнуоллиса тяжелым маршем едва не настигло разрозненные силы Вашингтона в Нью-Брансуике первого декабря, но было остановлено там по приказу Хоу. Лично Кармайкл считал, что Корнуоллису следовало проигнорировать приказ и продолжить преследование через реку Раритан, даже несмотря на то, что мятежники разрушили мост, а его собственные люди были измотаны. С другой стороны, "армия" Вашингтона насчитывала едва ли три тысячи человек, у половины из которых срок службы истекал в конце месяца, а генерал Чарльз Ли - после явной неудачи объединить пять тысяч человек под своим командованием с Вашингтоном - тринадцатого числа был схвачен британским патрулем в таверне Уайта.
   Кармайклу всегда казалось, что именно в этот момент восстание должно было рухнуть. Уступающие численностью, бегущие от профессиональной армии, выбитые со всех позиций, страдающие от дезертирства, измотанные ужасной погодой, испытывающие нехватку всех мыслимых припасов, с помехой в лице "опытных офицеров", таких как беспомощный Ли, с одной стороны, и чрезмерно увлеченных любителей, такие как Нэтэниэл Грин, с другой стороны, даже такие упрямцы, как жители Новой Англии, должны были видеть надпись на стене. Но с тех пор, как его завербовали, он гораздо глубже изучил историю того периода. Например, его никогда особо не беспокоила "Декларация независимости", принятая повстанцами в Филадельфии в июле прошлого года. На уроках истории в старших классах он бегло просмотрел ее, но, насколько понимал, это был в основном сборник жалоб и пропаганды, составленный амбициозной колониальной элитой, намеревавшейся свергнуть законное правительство. Видит бог, он насмотрелся на это в Нуэва-Эспанье, где каждый сильный человек и диктатор неизменно заявлял о благородстве своих намерений!
   Умом он понимал, что мятеж Вашингтона отражает искреннее недовольство британским правлением. Несомненно, двадцать лет с 1763 по 1783 год - от премьер-министра Джорджа Гренвилла до первого занятия поста премьер-министра Питтом-младшим - были омрачены одной ошибкой за другой в том, что касалось американских колоний. На самом деле уроки, которые министры Георга III на собственном горьком опыте усвоили в Новой Англии, во многом способствовали стабильности будущей империи.
   Однако, несмотря на все это, он никогда по-настоящему не думал о бунтовщиках против короля как о принципиальных людях. Недовольные, искатели власти, даже по-настоящему рассерженные жители колоний, ущемленные бестолковыми министрами, - да, но не те люди, которые произвели настоящую революцию идей.
   Однако теперь он был вынужден осознать, что недовольство американцев было гораздо глубже и распространено шире, чем он когда-либо предполагал. Он всегда был готов признать, что их "Декларация" выражала глубоко укоренившийся гнев со стороны ее составителей; теперь был вынужден признать, что этот гнев затронул гораздо большую часть населения, чем он предполагал. Несмотря на распад вашингтонской "армии", в колониях была широко распространена искренняя вера в то, что повстанцы правы. Что они сражались не против законной власти, а скорее за сохранение тех же "прав англичан", которые были закреплены в империи времен Кармайкла.
   Так что, да, теперь он понимал, по крайней мере частично, почему восстание выжило - на какое-то время - после катастрофического продвижения Вашингтона на Трентон. На самом деле, он начал уважать повстанцев. Даже сочувствовать им, в какой-то степени. И должен был признать, что при наблюдении за Вашингтоном в действии ему было трудно придерживаться представления о Вашингтоне как о главном предателе и потенциальном "втором Кромвеле", изложенного в школьных учебниках. В реальной жизни трудности, с которыми он столкнулся, были даже более непреодолимыми, чем Кармайкл когда-либо осознавал, и его реакция на них была поистине впечатляющей. На самом деле Кармайклу стало очевидно, что точка зрения большинства историков, бесцеремонно отвергающих атаку на Трентон как безответственную ошибку неумелого военного-любителя, была просто неправильной. На самом деле это было то, что военные любили называть "просчитанным риском"... когда это срабатывало.
   Было ясно, что Вашингтон осознавал опасность, которой он подвергался, и сомнительное качество своих потрепанных, замерзающих войск, но у него все равно хватило наглости отдать приказ о наступлении, потому что он считал, что это необходимо для поддержания морального духа "патриотов" после такой ужасающей череды поражений. Более того, его разведданные о размещении войск противника и готовности гарнизона Трентона были более точными (а готовность этого гарнизона была ниже), чем когда-либо подозревал Кармайкл.
   Лишь немногие историки прокомментировали состояние войск полковника Йохана Ралла, поскольку катастрофа на переправе через Делавэр предотвратила нападение Вашингтона на них, а те немногие, кто следил за боеготовностью Ралла, полагались на его переписку со своим начальством. Но хотя он выразил беспокойство по поводу нападения, запросил подкрепления и попросил разместить гарнизон в Мейденхеде для защиты линии снабжения Принстона, он также отверг предложения своих подчиненных по укреплению города. И, в конце концов, было Рождество. Как заметил один из офицеров Вашингтона, "в Германии очень любят праздновать Рождество, и, без сомнения, жители Гессена выпьют сегодня вечером много пива и устроят танцы. Завтра утром они будут сонными". Именно так они и поступили, и, судя по тому, что Кармайкл мог видеть в Трентоне, Вашингтон вполне мог бы одержать победу, если бы ему удалось переправить свои войска через реку, как он намеревался.
   Правда заключалась в том, что Данстен Кармайкл находил много поводов для восхищения в боевом плане генерала повстанцев, но это не мешало ему делать все возможное, чтобы все прошло точно по истории.
   Был час дня, снегопад был еще сильнее, чем ожидал Кармайкл, и Вашингтон отставал от графика. Это было неудивительно. На самом деле, повстанцам потребовалось бы божественное вмешательство, чтобы переправить всех до полуночи, как планировалось. Однако, к сожалению, все выглядело так, как будто в конце концов они все-таки доберутся до другого берега. Баржи, управляемые 14-м полком Джона Гловера, могли испытывать трудности из-за непогоды и дрейфующих льдов, но эти марблхедские рыбаки были сделаны из прочного материала, и им уже удалось высадить первую волну основных сил - включая Вашингтона - на берег Нью-Джерси.
   Позиция Кармайкла была почти идеальной - глубокая канава с видом на главное место переправы, - и он поддерживал связь с Френчи и Фишерменом по зашифрованному спутниковому каналу. Судя по их отчетам, даже второстепенные переправы Вашингтона - переправа Джеймса Юинга к югу от Принстона с целью захвата моста через ручей Ассанпинк и диверсия Джона Кэдуолладера в Бристоле, еще южнее, - в конце концов могут быть осуществлены. Это было намного лучше, чем удавалось повстанцам в его собственной истории, и все же он пока не видел никаких признаков вмешательства инков.
   Где они, черт возьми? - задумался он, затем поморщился.
   Они, вероятно, делают то же, что и ты. Лежат в такую мерзкую погоду - я парень с юга, черт возьми! - и наблюдают. Должно быть, знают, что мы где-то поблизости, так зачем же выдавать свои позиции, если Вашингтон прекрасно справляется сам?
   Что вызвало вопрос о том, почему Вашингтон справлялся в одиночку. Он не должен был этого делать....
   Дерьмо, - подумал Кармайкл. - Держу пари, что это мы. Ученые теноча продолжают утверждать, что любое изменение создает совершенно новую вселенную, где все - включая, о, изменения погоды - может быть другим. В тот момент, когда обе стороны начали валять дурака, они, вероятно, инициировали целый ряд изменений... в том числе и то, что дало повстанцам больше шансов прорваться. И пока это так, инкам не нужно ничего предпринимать!
   Он тихо выругался, обдумывая свой ответ.
   Очевидный успех "лодочников Гловера" означал, что инициатива резко переменилась. Но если бы он и его люди предприняли более... активные действия, другая сторона стала бы возражать, а он все еще понятия не имел, где находится команда инков, насколько она велика и как оснащена. И хотя обе стороны делали все возможное, чтобы избежать убийств людей из раннего времени из-за невозможности предсказать последствия таких смертей, люди Кармайкла не были "местными". Убийство одного из них в 1776 году вряд ли имело бы какие-либо временные последствия, о которых стоило беспокоиться.
   За исключением их самих, конечно.
   Что ж, - мрачно сказал он себе, - не то чтобы у тебя был большой выбор, Данстен.
   - Всем тори, это главный, - пробормотал он по связи. - В конце концов, нам придется вмешаться. Френчи, Фишермен, весь этот снегопад сократит нашу дальнобойность, так что, если вам нужно изменить позиции для стрельбы, делайте это сейчас. Баллок, будьте начеку.
   Пришло подтверждение, и он проверил свой собственный мазерный парализатор, похожий на винтовку. Несмотря на погоду, он находился достаточно близко к реке, чтобы его огонь был эффективным, и терпеливо ждал, пока двое других приблизятся к своим целям. Возможно, у повстанцев дела идут лучше, чем предполагалось, но потребуется еще несколько часов, чтобы переправить через реку две с лишним тысячи пехотинцев Вашингтона и восемнадцать полевых орудий Нокса. Время было.
   - Френчи, на позиции, - произнес голос в наушниках.
   Прошло еще пятнадцать минут, и знакомый аппалачский акцент Фишермена произнес то же самое.
   - Хорошо, - признал Кармайкл. - Есть какие-нибудь признаки присутствия инков, Баллок?
   - Нет.
   - Будем надеяться, что так оно и останется. - Кармайкл поднял визор и посмотрел через электронный прицел парализатора на цель, ярко освещенную дневным светом.
   - Вступайте в бой, - сказал он.
   Парализатор не издал ни звука. Любой, кто когда-либо участвовал в секретных операциях, ценил молчание выше рубинов или золота, и Кармайкл улыбнулся, когда его цель рухнула. Было трудно определить настоящего командира баржи, но парень, которого он выбрал, сидел на корточках, вглядываясь вперед и указывая на куски льда, которые должны были отбрасывать другие члены команды, и большая лодка накренилась, когда он упал.
   Кармайкл перевел прицел на одного из передних гребцов, и тот свалился на весло, увлекая за собой гребца, сидевшего рядом с ним. Курс лодки стал еще более неустойчивым, в нее врезалась большая льдина, и баржа, находившаяся сразу за кормой, поспешно увернулась, чтобы избежать столкновения.
   Ужас, охвативший членов команды баржи, был очевиден, и Кармайкл с трудом удержался, чтобы не рассмеяться, наблюдая за ними. Это было почти как в какой-то видеоигре, особенно с учетом того, что он знал, что никто из людей, которых он вывел из строя, на самом деле не пострадал, и он поймал себя на том, что жалеет, что не может взять с собой дюжину парализаторов на следующую операцию КЛП.
   Неудивительно, что они так сосредоточены на устранении любой возможности "временного заражения"! - мелькнуло в его голове. - Я не могу быть единственным, кто желает этого...
   - Бандит! Множество бандитов приближаются с севера!
   Это был Баллок, и Кармайкл крепко выругался. Итак, инки выставили своих собственных наблюдателей, и, в отличие от команды баржи, они точно знали, что вызвало внезапную потерю сознания. И как выглядела сигнатура излучения парализатора.
   С другой стороны, края канавы закрывали его со всех сторон, кроме как спереди. Им пришлось бы нелегко найти его без прямого облета местности.
   - Не подпускай их к нам, Баллок, - услышал он свой собственный спокойный голос, когда третий гребец врезался в доски настила баржи. Еще одна льдина ударила по судну - на этот раз так сильно, что разошлись швы, - и баржа внезапно повернула туда, откуда пришла.
   Одна долой, - подумал он.
   Он заставил себя тщательно выбирать следующую жертву, несмотря на прибытие инков, высматривая лодки, которые уже чуть не столкнулись с кем-то еще. Если бы он мог подтолкнуть их столкнуться друг с другом, посеять смятение...
   - Главный, Френчи, - рявкнул голос в наушниках. - По мне стреляют!
   - Инки или местные? - спросил Кармайкл, начиная оглушать членов команды своей второй баржи.
   - Это автоматическое оружие с глушителем на опушке леса! - прорычал в ответ канадский специалист по выживанию. - Эти ублюдки играют не на жизнь, а на смерть!
   Что ж, это отстой, - подумал Кармайкл.
   - Отойди, Френчи. Убери свою задницу с линии огня!
   - Ты все правильно понял, - ответил другой мужчина. - Френчи уходит отсюда!
   Кармайкл удовлетворенно хмыкнул. Целью Френчи были относительно небольшие силы Юинга, которые не смогли бы многого добиться, даже если бы им удалось переправиться... до тех пор, пока этого не сделают основные силы.
   Его вторая цель была явно неуправляема, она плыла вниз по течению, четверть экипажа выбыла из строя, и он взялся за третью баржу.
   Мне следовало поручить Френчи помочь мне прикрыть этот отряд и оставить Юинга, черт возьми, в покое. Это тот переход, который имеет значение, и с другим потрясающим...
   Внезапно что-то взорвалось. Это было в нескольких милях к северу и так высоко, что он едва мог это расслышать. Несколько мгновений спустя прогремел второй взрыв, еще севернее. Оба взрыва были достаточно высоко над облачным покровом, чтобы местные жители, вероятно, подумали, что это был гром, каким бы невероятным это ни казалось. Если, конечно, на них не посыплются обломки.
   - Баллок, это главный. Ты все еще с нами?
   - Да, - раздался в ответ напряженный голос морского пехотинца, - но я сейчас немного занят!
   - Сворачивайся и беги, если понадобится, - быстро сказал ему Кармайкл.
   - Понял, - ответил Баллок, и Кармайкл кисло хмыкнул.
   Смятение росло, но он сомневался, что сделал что-то большее, чем просто немного задержал события. Он был уверен, что сможет остановить переправу, но ему потребуется больше времени, а инки явно были в силе. И действовали гораздо более открыто, чем ожидалось. Сбивать вражеские флаеры - это, конечно, здорово, но только если вы сможете разобраться с обломками до того, как кто-нибудь из местных наткнется на них, так что...
   Он только что уложил двух гребцов на третьей барже, когда что-то неприятно просвистело над его позицией и погрузилось в замерзшую грязь. Последовало еще несколько ударов, и Кармайкл упал ничком в слякотную воду и лед на дне канавы.
   - Главный попал под обстрел, - объявил он. В грязь ударил еще один град пуль, выпущенных под совершенно другим углом, и он поморщился.
   - У меня много противников, по крайней мере двое, и они точно не используют парализаторы, - сказал он. - Отбой. Повторяю, всем тори отбой и отход!
   Он пожалел, что инки не использовали парализаторы, но если не удается контролировать дальность сражения, то имеет смысл выбирать оружие, которое позволяет достать кого-нибудь, поскольку рано или поздно, черт возьми, придется это сделать. Именно это он и высказал Джефферсону, когда его предложение было отклонено.
   Однако его собственный парализатор, вероятно, соответствовал эффективной дальности прицеливания его револьвера, единственного другого оружия дальнего боя, которое у него было. И хотя он действительно предпочел бы иметь возможность ответить ударом на удар, если бы кто-то захотел его убить, он, черт возьми, согласился бы тихо усыпить их, если бы это позволило ему уйти целым и невредимым.
   Он начал отползать по канаве, а над головой свистело все больше пуль. Они стреляли дозвуковыми пулями - не было особого смысла использовать сверхзвуковые патроны в оружии с глушителем, поскольку свист пролетающих пуль, как правило, привлекал внимание, - и он понятия не имел, где они находятся. Но стрельба все еще велась по тому месту, где он был, и это означало, что его потеряли из виду. Что, в свою очередь, предполагало, что если бы он только мог достаточно быстро унести ноги...
   - В меня попали! - закричал внезапно Баллок по рации. - Уми...!
   Дерьмо! - с горечью думал Кармайкл, пробираясь по обледенелой канаве. Дымящиеся обломки по всей округе, Баллок убит, Френчи засекли, а за мной гонится гребаный Дэниел Бун!
   - Главный, Фишермен, - произнес голос у него в ухе. - Я добрался до основного пункта эвакуации. Сможете это сделать?
   - Не до основного, - ответил он, продолжая двигаться еще быстрее. - Вы с Френчи убирайтесь. Я уклонюсь и свяжусь с Шэмрок, когда придет время прислать кого-нибудь за мной.
   - Мы могли бы... - начал Фишермен, но Кармайкл оборвал его.
   - Мы не знаем, сколько их, и все, что у вас есть, - это парализаторы. Убирайтесь к черту.
   На мгновение воцарилась тишина, затем...
   - Принято, добро, - сказал Фишермен. - Будем ждать вас.
   Кармайкл опустил забрало шлема и осторожно высунул голову. На пустом зимнем поле, покрытом коркой снега, торчали высохшие стебли кукурузы, но больше никого не было видно, а он всегда хорошо ориентировался в лесу. Если удастся добраться до него и дальше...
   Он в последний раз внимательно осмотрел местность, затем выбрался из канавы и осторожно пополз по полю на животе. Инстинкты требовали вскочить, бежать и убираться ко всем чертям, но он видел, как слишком много людей погибло из-за того, что они послушались инстинкта, а не тренировки.
   Маленькое поле казалось невероятно широким, но, в конце концов, он оказался среди деревьев и двинулся быстро, пригибаясь. В данный момент он не столько беспокоился о том, куда идет, сколько просто шел. Чем больше он увеличивал расстояние между собой и...
   Бейсбольная бита ударила его по левой икре, и он упал. На мгновение почувствовал только шок от удара, затем началась боль, и он застонал, даже когда в его наушниках раздался резкий сигнал. Парализаторы были более хрупкими, чем огнестрельное оружие. Он принял на себя основную тяжесть падения, и его носимый компьютер сообщил ему, что ему это не понравилось.
   Несмотря на жгучую боль, его разум с кристальной ясностью просчитал ограниченные возможности, и он быстро принял решение. Он не думал, что нога сломана, но знал, что она не поможет ему уйти ни быстро, ни далеко. Если уж на то пошло, если он чертовски быстро не остановит кровотечение, то больше никуда не доберется.
   Поврежденный парализатор был бесполезен, поэтому он нажал кнопку на прикладе и бросил его там, где упал. Видимые индикаторы, которые он отключил перед этим, ожили, слабо засветившись, и он улыбнулся сквозь стиснутые от боли зубы, забираясь в подлесок.
   Он не пытался убежать далеко. Вместо этого он принял первую попавшуюся более-менее удобную позу, обмотал ногу импровизированным жгутом и затянул его. Затем вытащил "Фергюсон", повернулся лицом в ту сторону, откуда пришел, и стал ждать.
   Разумнее всего было продолжать бежать, независимо от того, замедлился он или нет. Последнее, что ему было нужно, - это позволить прижать себя к земле, когда соберутся несколько преследователей. Но тот, кто стрелял в него, думал бы точно так же. Если уж на то пошло, стрелок не мог быть уверен, что он действительно попал в Кармайкла, и у него был только один способ выяснить это. Конечно, маловероятно, что тот парень был здесь один, что создавало свои сложности.
   Тебя убьют, - спокойно сказал он себе. - Если не...
   Данстен Кармайкл никогда не был "игроком в интуицию", но он был почти уверен, что предупреждение "очков" о визите Джефферсона с вербовкой было точным. А его рана на ноге свидетельствовала о том, что они были правы, предупредив его, чтобы он захватил с собой аптечку. Значит, если они хотели, чтобы он взял "Фергюсон", должна была быть какая-то причина, верно?
   Ты хватаешься за соломинку, - подумал он, изо всех сил стараясь не застонать от боли. - Что ты будешь делать, когда все выяснится?..
   Из темноты вынырнула фигура.
   Кармайкл был подробно проинформирован как о стандартном оружии Теноча, так и об их аналогах из Тавантинсуйу, поэтому сразу узнал компактную штурмовую винтовку. Магазин на сорок патронов, 28-й калибр, длина 30,8 дюйма, автоматически подсказал его мозг. Гашение отдачи, скорострельность девятьсот выстрелов в минуту, максимальная эффективная дальность стрельбы шестьсот пятьдесят ярдов с оптическим прицелом. Однако никаких признаков встроенного гранатомета.
   Вновь прибывший осторожно приблизился, настороженно поворачивая голову. Затем он остановился. Постоял неподвижно, затем выпрямился и шагнул вперед более уверенно. Кармайкл лежал очень тихо, наблюдая, как другой мужчина направляется к брошенному парализатору; тусклое свечение его сигнальных ламп отражалось в забрале шлема Кармайкла.
   Он был достаточно близко, чтобы Кармайкл мог расслышать его смешок сквозь шорох мокрого снега по опавшим листьям. Он бы предпочел, чтобы этот ублюдок продолжил преследование убегающего оперативника теноча, даже не заметив раненого парня в кустах. Однако он не думал, что это произойдет. И...
   Другой мужчина поднял голову. Он повернул ее, и на мгновение Данстен Кармайкл посмотрел в глаза своему преследователю. Их визоры показали каждому из них каждую деталь с идеальной четкостью. Кармайкл узнал в незнакомце типичные черты инков: крупный нос, высокие скулы, темные глаза. Он увидел, как эти глаза сузились, а затем расширились от внезапного испуга, когда они заметили массивный револьвер - револьвер, заряженный патронами с вольфрамовым сердечником, способными пробить даже бронежилет, который был на нем.
   Это было последнее, что они увидели в своей жизни.
  

V

  
   Дела идут на поправку.
   Данстен Кармайкл сказал себе это довольно твердо, поскольку, похоже, его требовалось убедить.
   Он поморщился, тяжело дыша, опираясь на наспех вырезанный костыль, но, по крайней мере, убитый им инка, очевидно, действовал в одиночку. Он не знал, почему, разве только инков на земле было так же мало, как и его собственной команды. Тем временем он забрал штурмовую винтовку своего врага и до сих пор не видел никаких признаков других преследователей.
   Это была хорошая новость. Плохая заключалась в том, что у инков должно было быть четкое представление о том, где их человек прекратил связь. Они собирались быстро прибыть на место, и, несмотря на аптечку, которую он захватил с собой, страшная рана на ноге замедляла его движение и облегчала поиск. И, в довершение всего, он даже не мог связаться с Шэмрок, потому что его рация отключилась.
   Этого не должно было случиться, - сердито подумал он, прыгая вперед так быстро, как только мог. - Я приземлился на проклятый парализатор, а не на рацию!
   Он знал, что должен сосредоточиться на позитиве, например, продолжать дышать, но человеческая натура есть природа человека. Кроме того...
   Проклятые очки могут приказать мне взять с собой аптечку и зарядить "Фергюсон" бронебойными патронами, но они не могут приказать мне взять с собой запасную батарею - или что там еще! - для чертовой рации? Какое же это "супероружие"!
   Он подозревал, что сосредоточился на своем чувстве дурного обращения, чтобы не думать о доказательствах того, что его защитные очки действительно делают то, о чем предупреждал генерал, что делает "золотая маска".
   И о том, что маска должна была делать с каждым, кто ее наденет.
   Кармайклу не нравилась мысль о том, что ему промыли мозги. Тем не менее, если очки планировали превратить его в пешку с промытыми мозгами, они, вероятно, также хотели оставить его в живых, чтобы ему промыли мозги. В тот момент это показалось Данстену Кармайклу очень удачным решением.
   Все по порядку. Сначала остаться в живых, а потом...
   - Майор Кармайкл, я полагаю?
   Кармайкл уронил свой костыль и развернулся на здоровой ноге. Он чуть не упал, но удержался, и штурмовая винтовка волшебным образом встала в боевое положение.
   - Не делайте ничего поспешного, - произнес голос почти успокаивающе. - Если бы я хотел причинить вам вред, то мог бы просто оглушить вас - или застрелить - вместо того, чтобы разговаривать с вами.
   Взгляд Кармайкла скользнул по холодному, обледенелому лесу. Несмотря на магическое зрение в его визоре, он не мог разглядеть того, кто говорил, и почувствовал, как пульсирует кровь у него в висках.
   - Не виню вас за то, что вы немного недоверчивы, - продолжил голос, - но я действительно друг.
   - Друг? - Кармайкл резко фыркнул.
   - Ну, во всяком случае, хотел бы быть таким. И, несмотря на то, что вы, возможно, думаете, я не один из... инков, как вы их, кажется, называете.
   Из-за истощения, потери крови и боли мысли Кармайкла были не совсем ясны. Тем не менее, он был склонен полагать, что голос на самом деле не был союзником трупа, который он оставил позади себя.
   Что не означало, что все остальное, что он мог сказать, было правдой.
   - Итак, если вы не инка, то кто же вы, черт возьми, такой? И как вам удается трюк с человеком-невидимкой?
   - Можете называть меня Эсперанса. И причина, по которой не видите меня, как-то связана с тем, что мои технологии лучше ваших. На самом деле, лучше на двести или триста лет.
   Кармайкл осознал, что стоит очень-очень неподвижно, и голос - Эсперанса - тихо рассмеялся.
   - Так точно, майор. Я тот, кто прислал вам защитные очки.
   - Почему? - услышал Кармайкл свой собственный вопрос.
   - Потому что вы кажетесь способным человеком, и я знал, что теноча намеревались завербовать вас. Мне пришло в голову, что лучший способ показать вам, что происходит на самом деле, - это позволить им действовать самостоятельно, а очки - это лучший способ сохранить вам жизнь достаточно долго, чтобы усвоить урок. Среди прочего.
   - Урок? - повторил Кармайкл.
   - О, настоящий урок только начинается, майор, - ответил Эсперанса. - Если, конечно, вы хотите знать, что происходит на самом деле. А вы хотите?
   "Эсперанса" могло быть настоящим именем, а могло и не быть, - размышлял Кармайкл полчаса спустя, - и его владелец мог быть честным или нет, но, по крайней мере, он, очевидно, сказал правду о своей технологии. Это действительно было значительно лучше всего, что было у теноча.
   В данный момент майор сидел в удобном ковшеобразном кресле, глядя сквозь купол-пузырь на маленькие звезды над морем залитых лунным светом облаков. Флаер Эсперансы подобрал их в заснеженном лесу с помощью того, что Кармайкл мог назвать только "тянущим лучом", еще до того, как Эсперанса отключил свои собственные системы скрытности и материализовался, казалось бы, из ниоткуда менее чем в двадцати футах от него.
   Теперь он отвернулся от звезд к мужчине, сидевшему рядом с ним.
   Эсперанса не был особенно крупным, но все же казался как-то больше, чем на самом деле. У него были свирепые темные глаза и еще более величественный нос, чем у Кармайкла. Он также был небрежно одет в джинсы XXI века, туристические ботинки, клетчатую рубашку и макино, которые очень походили на униформу Кармайкла из "умной ткани".
   - Надеюсь, нога чувствует себя лучше? - спросил Эсперанса, поворачивая голову, чтобы встретиться взглядом с Кармайклом.
   - Думаю, можно сказать и так, - сухо признал Кармайкл, разминая икроножные мышцы.
   Рана оказалась еще серьезнее, чем он думал - грязный раневой канал, который чудесным образом не задел кость, но проделал выходное отверстие размером с кулак. Без поспешно наложенного жгута и аптечки он бы быстро истек кровью, - подумал он, и неудивительно, что ему было так трудно продолжать движение. Но флаер Эсперансы был оснащен медицинским прибором, которому потребовалось всего пять минут, чтобы не просто остановить кровотечение, но и залечить рану, не оставив даже шрама. Ничего. Даже затяжной болезненности не было.
   - Хорошо. - Эсперанса улыбнулся. - А теперь, что касается этих вопросов...?
   - Вы могли бы продолжить с того, что хотели сохранить мне жизнь достаточно долго, чтобы я "усвоил урок" о том, что происходит на самом деле, - многозначительно предложил Кармайкл
   - Хорошо, - согласился Эсперанса, затем поудобнее откинулся на спинку кресла и скрестил пальцы на груди.
   - Рискуя подорвать свою ауру всеведения, я не знаю точно, что вам рассказали теноча, - начал он. - Я вполне уверен в сути этого, но не в деталях. Поэтому просто изложу вам свою версию. Когда закончу, мы сможем сравнить наши впечатления. Вам это кажется разумным?
   - Ваш флаер, ваши правила, - пожал плечами Кармайкл, и Эсперанса усмехнулся.
   - В таком случае, начну с того, что уверен: они вам солгали. Основываю это на своей оценке вашей личности - и, да, я навел о вас кое-какие справки, как только узнал об их интересе к вам. Если бы они сказали такому человеку, как вы, правду, вы бы никогда не согласились служить им, что бы они ни пообещали взамен.
   - Нет? - Кармайкл сжал челюсти. - То, что они мне предложили, было чертовски заманчиво.
   - Знаю. - Выражение лица и глаза Эсперансы смягчились, а его тон стал нежным. - И я понимаю, что вы готовы почти на все, чтобы добиться выздоровления вашей жены, майор Кармайкл. Но вы бы не согласились служить теноча, если бы знали о них правду. Даже ради жены.
   Кармайкл только холодно посмотрел на него, и Эсперанса пожал плечами.
   - Я не собираюсь рассказывать вам всю правду о них прямо сейчас. Честно говоря, если бы я это сделал, вы бы подумали, что я лгу вам, чтобы привлечь вас на свою сторону. Но позвольте мне задать вам один вопрос. Во время ваших тренировок у вас когда-нибудь была реальная возможность познакомиться с их обществом? Познакомиться с кем-нибудь, кроме ваших инструкторов? На самом деле, побродить по Теночтитлану?
   - Нет, - ответил Кармайкл после долгого раздумья.
   - Конечно, нет. Они сказали вам, что беспокоятся о "временном заражении", не так ли?
   Выражение лица Кармайкла было ответом за него, и Эсперанса резко фыркнул.
   - Во всей этой болтовне о "заражении" действительно что-то есть. Однако, я уверен, что не так сильно, как они вам говорили.
   - На самом деле они хотели держать вас в изоляции. Их учебная база - это то, что люди в другой временной шкале могли бы назвать "потемкинской деревней" - фасад без реального содержания, где каждый играет свою роль в вашу пользу. И целью всего этого было подготовить вас как эффективного оперативника, при этом, черт возьми, убедившись, что у вас никогда не будет возможности сравнить, на что похоже их общество на самом деле, с тем, которое они вам описали. Поверьте мне, вам бы не понравилось реальное общество.
   - Может, и нет, но я также не в восторге от инков, - парировал Кармайкл.
   - Я был бы удивлен, если бы вы были в восторге. - Эсперанса пожал плечами. - Напряженность в отношениях между Тавантинсуйу и Британской империей в вашей временной шкале делает это неизбежным. Это одна из причин, по которой теноча решили завербовать вас.
   - Структура... география, если угодно, этой межвременной войны чрезвычайно сложна, майор. Вашу Тавантинсуйу едва ли можно назвать силой добра, хотя даже в вашей временной шкале это не всегда было правдой. Исторические хроники отражают точку зрения историка, знаете ли, и я думаю, что если бы вы рассмотрели реальную историю инков вплоть до конца восемнадцатого века, вы могли бы обнаружить некоторые существенные отличия от того, что произошло, как "известно" всем в ваше время. Именно тогда Тавантинсуйу... "слетела с катушек", - есть, по-моему, такое выражение. И это, честно говоря, было результатом вмешательства теноча.
   Кармайкл нахмурился, а Эсперанса снова пожал плечами.
   - Теноча считают, что ваша временная шкала относится к "отклонению Тавантинсуйу". Это потому, что в их временной шкале империя инков была разрушена в шестнадцатом веке. Вместо Тавантинсуйу на Северную и Южную Америку наложила свой отпечаток империя ацтеков, и возникшая в результате цивилизация превратилась в кошмар. Я знаю, что теноча говорили вам, что они борются за будущее, которое максимально расширяет свободу, достоинство и возможности человека, но это не так. Каким бы невероятным это ни казалось в свете вашего собственного опыта, именно это делают директора Тавантинсуйу. И причина, по которой империя Тавантинсуйу в вашей собственной временной шкале является репрессивной и авторитарной, заключается в том, что теноча преуспели в провале Американской революции - в том, что вы называете "восстанием Вашингтона".
   - Подождите минутку! - Кармайкл решительно покачал головой. - Даже если предположить, что правдива вся эта чушь о том, что инки на стороне добра и света, зачем, черт возьми, теноча нанимать кого-то из прошлого, которое они создали, чтобы вернуться и вообще создавать его? Вы пытаетесь сказать мне, что все, что они говорили о парадоксах, тоже было ложью?
   - Нет, это не так. Например, я ничего не могу сказать вам о будущем вашей собственной временной линии - ничего, что произошло бы после последнего момента, который вы лично пережили там. Или, скорее, я мог бы рассказать вам об этом все, что угодно... за исключением того, что самим фактом своего рассказа я помешал бы тому, чтобы эта будущая история когда-либо стала вашей. Это все равно произошло бы где-то в другой вселенной, но никогда не случилось бы с тем Данстеном Кармайклом, которому я это описал. Это не могло случиться.
   - Так вы хотите сказать... что? - Кармайкл осознал, что его голос звучит жалобно.
   - Уверен, что теноча указали вам на то, что "историческая неизбежность" становится "неизбежной" только после свершившегося факта. Сказав это, я должен сказать вам, что ваша собственная история представляет собой очень маловероятный исход. Восстание Вашингтона имеет - или было, в зависимости от вашей точки зрения, - гораздо больше шансов на успех, чем на провал. Это означает, что временные рамки и вселенные, в которых Вашингтон одержал победу, значительно превосходят по численности те, в которых он проиграл. Что они хотят сделать, так это создать больше таких, в которых он не одержал победы.
   - Причина, по которой теноча наняли вас и вашу команду, заключалась в том, что вы принадлежите к одной из временных линий, в которой он потерпел неудачу. Это, естественно, предрасполагает вас к тому, чтобы помочь в предотвращении успеха восстания в другое время, в то время как у кого-то из большинства временных линий были бы противоположные намерения. В некотором смысле, это дает представление о том, как велась вся война в миниатюре. Ваша временная линия обеспечивает естественный источник рекрутов, которых можно использовать в других временных линиях для достижения конечных целей теноча. Новобранцев, которые, в силу своей собственной истории, естественно, воспримут провал восстания как благо.
   Он сделал паузу, и Кармайкл нахмурился. Все это звучало достаточно разумно... Но и версия теноча тоже.
   - Так почему же вместо этого было бы хорошо, если бы восстание увенчалось успехом? - с вызовом спросил он. - Я не говорю, что Британская империя идеальна, потому что Бог знает, что это не так. Но мы принесли миру гораздо больше пользы, чем "инки", "нипы" или русские!
   - Да, это так. Но ваша нынешняя империя - результат истории, в которой Соединенные Штаты Америки не были созданы. И поскольку американская революция потерпела неудачу, Франция не потерпела экономического краха после того, как была втянута в новую войну с Великобританией в качестве союзника Америки, так что то, что называется Французской революцией, также никогда не происходило. Вместо этого мы получили испанскую революцию и терразанские войны. Что привело к еще более разрушительному краху испанской империи Нового Света и совершенно иному комплексу напряженности внутри империи Тавантинсуйю, а также в отношениях с ее соседями. В то время как Тавантинсуйу в конечном счете становится движущей силой человеческого величия в большинстве возможных вариантов будущего, она также содержит в себе семена собственного разрушения. Ее склонность к авторитаризму, степень почтения к инкам, ее жесткая ориентация на соответствие единственной приемлемой, четко определенной социальной норме и кастово-ориентированным ролям... Все это должно компенсироваться гораздо более беспорядочной философией, которая подчеркивает индивидуальную свободу, право - на самом деле, общественную ценность - стремление индивида найти свою собственную судьбу даже ценой корпоративной эффективности общества. И чтобы реализовать свой истинный потенциал, Тавантинсуйу нуждается в том, чтобы ему бросил вызов сосед - соперник - с таким типом общества. Кто-то, с кем они могут не всегда соглашаться, кто-то, кто им может даже не очень нравиться, но кто-то, с кем они в конечном счете найдут общий интерес в... культурном перекрестном опылении.
   - И точно так же Соединенные Штаты, которые никогда не существовали в вашей собственной временной шкале, также могут стать либо силой добра, либо силой зла. Тавантинсуйу абсолютно не нуждается в Соединенных Штатах, чтобы реализовать свой потенциал, и Соединенные Штаты абсолютно не нуждаются в Тавантинсуйу, чтобы реализовать свой потенциал, но у них гораздо больше шансов реализовать свой совместный потенциал, когда они видят друг в друге вызов, зеркало и сдерживающее средство от чрезмерных амбиций.
   Кармайкл откинулся на спинку кресла, напряженно размышляя.
   - Так зачем же вы мне все это рассказываете? - спросил он наконец. - Почему бы просто не помочь инкам? Предполагая, конечно, что конкретная группа инков, противостоящих этому конкретному восстанию, из одной из вселенных, которые вы одобряете. - Он поморщился. - Боже, я не могу поверить, что только что сказал это!
   - Это действительно сложно, не так ли? - Эсперанса улыбнулся.
   - Чертовски верно, - с чувством сказал Кармайкл. - И я все еще жду ответа.
   - Ну, я уже признал, что у теноча есть, по крайней мере, некоторые соображения по поводу того, как избежать временной контаминации. - Эсперанса пожал плечами. - И гораздо меньше шансов непреднамеренно создать парадокс, работая с кем-то, кто не принадлежит ни к вашей временной линии, ни к той, в которой вы работаете. Всегда немного неудобно, когда ты внезапно исчезаешь из виду в середине операции. - Он поморщился. - Это настоящая причина, по которой директора Тавантинсуйу впервые начали набирать агентов из других временных линий, а не руководить своими собственными операциями напрямую, и это дало им достаточное преимущество. Теноча решили, что они должны получить такое же преимущество, даже если для этого им придется лгать своим новым агентам.
   - Вы все время говорите о директорах Тавантинсуйу, - медленно произнес Кармайкл. - И я не вижу никаких признаков того, что вы "отключаетесь", несмотря на всю ту информацию, которую вываливаете на меня, а это означает - при условии, что вы говорите мне правду, - что для вас не вызывает никаких парадоксов разговор со мной как об инках, так и о теноча. А это значит... Это значит, что вы и есть те самые директора-мошенники, о которых говорил генерал!
   - Более или менее. - Улыбка Эсперансы стала кривой. - Это, конечно, не простое упрощение. Если на то пошло, я всего лишь один из нескольких Эсперанс, работающих над этой проблемой. Большая часть меня - а возможно, и весь я - начинали с того же самого момента принятия первоначального решения несколько столетий спустя, но к этому моменту в моем личном жизненном опыте, вероятно, уже накопился огромный опыт в различных других временных линиях и историях. На самом деле, я встречался с самим собой пару раз, хотя и понятия не имею, сколько таких, как я - нас? - существует на самом деле. Или будет существовать. Или, если уж на то пошло, было. - Он задумчиво нахмурился. - Полагаю, что к настоящему времени, в конце концов, довольно многим из меня удалось покончить с собой. Не имею ни малейшего представления, скольким именно.
   - Ого-го. - Кармайкл попытался скосить глаза. Во многих отношениях он предпочел бы описание генералом директоров-мошенников тому, что говорил Эсперанса. На самом деле, попытка обдумать версию Эсперансы вызвала у него головную боль.
   - Подождите минутку, - сказал он. - Я пока не готов к этому, по крайней мере, до тех пор, пока у меня не будет достаточно времени, чтобы подумать. Но, судя по тому, что вы говорите, вы - или, по крайней мере, "этот" вы - следили за моим графиком работы с рекрутерами теноча?
   - Это почти точно.
   - И когда они, похоже, решили меня завербовать, вы подсунули мне защитные очки?
   - Да.
   - Итак, что именно делают эти чертовы штуки и как?
   - Я не знаю, - просто ответил Эсперанса.
   - Что?
   Кармайкл свирепо посмотрел на собеседника, и Эсперанса усмехнулся.
   - Я не могу заглянуть в свое собственное будущее и задать эти вопросы. Я могу поделиться с вами "информацией о будущем", потому что вы не "в курсе" моей личной истории. И теоретически, по крайней мере, кто-то мог бы провести со мной аналогичную дискуссию при тех же обстоятельствах. Однако до сих пор никто не счел нужным сделать что-либо подобное. Так что, хотя у меня есть довольно хорошее представление о том, что делают очки, мое понимание того, как они это делают, не лучше, чем, скажем, ваше понимание того, как генерировать ахроническое поле.
   - Так откуда же они вообще взялись, черт возьми?
   - Из будущего, конечно. - Эсперанса пожал плечами. - Достаточно интересно, что, насколько нам - в данном случае, людям, которых вы назвали директорами-мошенниками, а не только тем, сколько Эсперанс, возможно, бегает вокруг, - известно, что на самом деле была создана только одна пара.
   - Начинаю думать, что единственное, что должно меня по-настоящему волновать, - это то, что я понимаю хоть что-то из того, что вы говорите, - едко заметил Кармайкл.
   - Я и сам так думал раз или два. - На этот раз тон Эсперансы был откровенно сочувственным, и он покачал головой. - Как я уже сказал, мы не знаем, откуда они взялись, но, насколько нам удалось установить, именно появление очков в прошлом в первую очередь привело к появлению теноча. Учитывая разнообразие временных линий, мы не можем быть абсолютно уверены, но, похоже, появление одной пары защитных очков привело к созданию оригинальной империи ацтеков в рамках единой временной линии. Однако, как только Европа вторглась в Новый Свет, эта временная линия разделилась на огромное количество дополнительных временных линий. В некоторых из них ацтеки исчезли на свалке истории; в большинстве они стали теноча, которые завербовали вас. Но в каждой из этих вспомогательных временных линий были - по крайней мере, изначально - защитные очки. Как правило, они были спрятаны под золотой маской, о которой, я уверен, вам рассказывал "генерал". Это означает, что сейчас их довольно много, но все они на самом деле являются лишь разными вариантами одной и той же пары.
   - Это... безумие, - сказал Кармайкл.
   - Конечно, это так! - фыркнул Эсперанса. - Если бы все было так просто, эта война давно бы закончилась, майор!
   - Но если теноча появились на свет только потому, что у них или их предков были защитные очки, и если защитные очки дают то преимущество, о котором говорил генерал, почему они не использовали их, чтобы надрать задницы всем остальным?
   - На самом деле, причин три, - быстро ответил Эсперанса. - Ну, возможно, больше трех, но три сразу приходят на ум.
   - Во-первых, они работают только для одного человека одновременно, и поскольку они работают только для одного человека, использующего их, групповые цели могут быть достигнуты только в той мере, в какой они являются также личными целями.
   - Что, конечно же, приводит ко второму фактору: природе человека. Очки обладают огромной силой, майор. Они могут помочь человеку достичь практически всего, чего он по-настоящему, глубоко желает. Подумайте об этом. Любые амбиции. Такова уж природа человека, что большинство людей поддаются искушению использовать очки в своих собственных целях, а теноча есть теноча, и их целями, как правило, является личная власть. А учитывая, в какие отвратительные игры они играют, подарить большинству теноча что-то подобное было бы все равно что подарить двенадцатилетнему парню - плохо социализированному двенадцатилетнему - гранатомет.
   - Даже теноча достаточно умны, чтобы осознать обратную сторону этой ситуации! Никто из них не собирается доверять их своим товарищам; ни один из тех, у кого действительно есть пара, никогда не признается в этом кому-либо еще; и даже тот, у кого есть пара, в конце концов умирает. В этот момент очки либо оказываются у нового владельца, либо теряются, потому что старый владелец спрятал их так хорошо, что никто другой не может их найти. Если ни того, ни другого не происходит, то обычно это происходит из-за того, что они попали в руки официальных лиц, и в этот момент они подвергаются чрезвычайно строгому контролю, направленному на то, чтобы предотвратить их использование кем-либо из частных лиц. Конечно, ни одна администрация Теноча не доверит одному из своих агентов доставить их в поле! И, честно говоря, тавантинсуйу чувствуют себя примерно так же.
   Эсперанса поднял обе руки в жесте "вот и все".
   - И что? - после паузы подсказал Кармайкл.
   - И что?
   - Вы сказали, что есть три причины, по которым теноча ими не пользуются.
   - О, да, я это сказал. - Эсперанса улыбнулся. - Ну, видите ли, третья причина - это я. Я вроде как... собирал их. Отчасти для того, чтобы они не попали в руки теноча, конечно. Но в основном для того, чтобы использовать их против теноча.
   - Я думал, вы только что сказали, что они настолько опасны, что даже тавантинсуйу не доверяют их людям, - медленно произнес Кармайкл. - Разве это не относится и к вам?
   - Что я на самом деле сказал, майор, так это то, что большинство людей в конечном итоге поддаются личным амбициям. Не все так поступают.
   - И вы, конечно, обладаете достаточной самоотверженностью и силой воли, чтобы устоять перед этим искушением, - иронично заметил Кармайкл.
   - Не совсем. - Эсперанса бодро покачал головой. - Хотелось бы думать, что мне может потребоваться немного больше времени, чтобы сдаться, чем некоторым, но не думаю, что в долгосрочной перспективе из меня получился бы лучший владелец. С другой стороны, я никогда не говорил, что собираюсь их использовать, не так ли?
  

VI

  
   Чувствую себя персонажем очень плохого фильма о боевых искусствах, - размышлял Кармайкл, когда флаер Эсперансы возвращался в Пенсильванию 1776 года. - Я и мой таинственный, непостижимый наставник, и его непонятные высказывания. О, и давай не забывать о "мистическом оружии", которое он нам предоставил!
   Не то чтобы он действительно видел Эсперансу в таком свете... по крайней мере, пока. И он все еще не был до конца уверен, что очки не манипулируют его сознанием. Но после двух месяцев, проведенных в компании Эсперансы, он был почти убежден, что агент директоров-мошенников был с ним откровенен, и это было больше, чем он мог сказать о теноча.
   По крайней мере, сейчас.
   Его губы сжались. Эсперанса, возможно, боялся, что он воспримет рассказы о разврате теноча как пропаганду, но Кармайкл настоял на том, чтобы ему показали правду. Не истории из вторых рук, не видеозаписи, которые можно сфабриковать, а правду. И вот, по технологии Эсперансы временно превратившись в типичного жителя теноча, он наконец-то посетил те пирамиды и общественные здания, которые, как он видел из окна своего дома в Теночтитлане, сияли, как драгоценные камни. Впервые он увидел их вблизи, из первых рук... и обнаружил, что истинная суть цивилизации теноча - это красота, срезанные цветы, кровь, агония и жестокость.
   Неудивительно, что они не хотели, чтобы члены его команды общались с людьми, которые их наняли. "Временное заражение" было прекрасным оправданием, но истинная причина заключалась в человеческих жертвоприношениях, каннибализме, рабстве и "спортивных состязаниях", которыми мог бы гордиться Нерон.
   И что бы они сделали, если бы ты все равно узнал? - спросил он себя сейчас. - Да, ты им полезен. По крайней мере, сейчас. Но если бы ты узнал правду, тебе пришлось бы уйти, не так ли? А что насчет Кейт? Собирались ли они когда-нибудь на самом деле помочь ей? И даже если бы это сделали, что бы случилось с ней, если бы они решили, что ты можешь представлять угрозу?
   Кармайкл встряхнулся, отвлекаясь от своих мыслей, когда флаер бесшумно завис в воздухе, а мокрый снег шуршал по куполу.
   Возможно, ты не до конца доверяешь Эсперансе, но веришь ему... по крайней мере, в том, что касается теноча. Конечно, если одна группа директоров может лгать тебе о достоинствах своих целей, нет причин, по которым другая группа не могла бы сделать то же самое. Что ставит тебя в интересное затруднительное положение, не так ли?
   - Готов? - тихо спросил Эсперанса.
   - Да.
   Кармайкл взглянул на свою левую ногу. Его униформа была отремонтирована на микроскопическом уровне, пропитавшая ее кровь была тщательно удалена, а нанотехнологии Эсперансы скорректировали генную инженерию, которая сделала его временным теноча. Даже длина его волос осталась точно такой же, какой была в тот момент, когда Эсперанса забрал его. Единственная реальная разница между "тогда" и "сейчас" - помимо того факта, что из его искалеченной ноги больше не сочилась кровь - заключалась в том, что у него работало радио.
   - Согласно моим приборам, ближайший оперативник тавантинсуйу находится в восьми милях к юго-востоку, - сказал Эсперанса. - Я также не улавливаю ни одного из их флаеров. Вам следует быть в стороне.
   Кармайкл кивнул, хотя на самом деле не нуждался в заверениях.
   Он потратил довольно много времени из своих двух месяцев на то, чтобы научиться пользоваться очками. Как сказал Эсперанса, они были рассчитаны на отдельных людей, а не на группы. На личные желания и амбиции. И он также обнаружил, что качество их реакции, по-видимому, в значительной степени зависит от ясности, с которой он может сформулировать свои желания. Его предыдущие видения были... неясными в значительной степени потому, что он на самом деле не знал, чего хочет - или чего боится. Большая ясность его видения событий до Трентона и тот факт, что оно было только одно, а не множество, которые он видел в ту ночь, когда Джефферсон завербовал его, были вызваны тем фактом, что его желание было очень простым и ясным: выжить.
   Но для того, чтобы извлечь из них максимальную пользу, требовалось больше направления... что, наоборот, придавало механизмам свою собственную твердость. Чтобы дать им это направление, он должен был с гораздо большей ясностью определить, чего он хочет, и чем больше сложностей он привносил в свое планирование, тем больше возможных путей к его целям ему настойчиво показывали очки.
   И не помогало то, что он не был уверен, будто может по-настоящему доверять мотивам Эсперансы.
   Однако вернуться на землю и восстановить связь с Шэмрок было на удивление просто, и очки показали ему именно то место, где Эсперанса должен был его высадить.
   Конечно, они не показали ему, что случилось бы с Эсперансой, если бы он случайно столкнулся с одним из тех, кто застрелил Баллока. С другой стороны, он, казалось, был способен позаботиться о себе.
   - Удачи, - пожелал Эсперанса, открывая люк, и Кармайкл вышел в несколько сотен футов холодного, пустого воздуха, навстречу тяговому лучу.
   Несмотря на то, что на базе Шамплейн тщательно поддерживалась внутренняя температура, в помещении ощущался сильный холод.
   Кармайкл напомнил себе, что для остальных членов его команды прошло всего двенадцать часов. Они все еще переживали катастрофический исход своей первой операции... и тот факт, что Баллок больше не вернется домой. По крайней мере, инки, казалось, неплохо справились с уборкой обломков после воздушного боя, но все были удивлены мощью и открытостью действий другой стороны.
   Остальные выжившие члены команды - и особенно Шэмрок - также были явно озадачены характером этих действий. Они ожидали, что инкам придется вмешаться, чтобы переправить Вашингтона через реку. Без информации, полученной Кармайклом, они не могли знать, что руководители Тавантинсуйу ожидали, что переправа пройдет успешно в отсутствие вмешательства теноча. С этой точки зрения, численность и характер сил, которые они развернули, имели большой смысл. Не то чтобы он был в том положении, чтобы поднимать этот вопрос.
   Теперь те, кто выжил, сидели и смотрели на плоский экран, с которого на них глядел мрачный Джефферсон.
   - Ну что, у нас ничего не вышло, не так ли? - сказал он без предисловий.
   - Да, не вышло, - согласился Кармайкл, но в его тоне не было извинений, и он спокойно выдержал взгляд Джефферсона.
   Джефферсон нахмурился. В конференц-зале на несколько мгновений воцарилась тишина, но затем агент теноча поморщился и махнул рукой.
   - Мы все еще анализируем спутниковые данные, - сказал он тоном, который был гораздо ближе к нормальному. - У нас было несколько соображений на этот счет, но я хотел бы узнать ваше мнение о том, что пошло не так, майор. С вашей точки зрения.
   - Думаю, что это довольно просто, - ответил Кармайкл. - Во-первых, инки присутствовали в гораздо большем количестве, чем ожидалось. Во-вторых, они были готовы действовать гораздо более жестко, чем предполагалось на брифингах нашей разведки. И, в-третьих, мы были слишком самоуверенны.
   - Понимаю.
   Джефферсон посмотрел на него без всякого выражения, и Кармайкл ответил ему бесстрастным взглядом. Они оба знали, что его первые два пункта были обвинениями в том, какие разведданные предоставили Джефферсон и основной персонал теноча, и жителю Новой Англии было интересно, как на это отреагирует полевой агент.
   - Расскажите мне о чрезмерной самоуверенности, - попросил Джефферсон через мгновение. - Чья это была самоуверенность и как ее можно было избежать?
   - Мы все были слишком самоуверенны, - сказал Кармайкл. - Несмотря на то, что все мы - я имею в виду тех, кто находится здесь, на базе Шамплейн, а также вспомогательный персонал - продолжали говорить друг другу, что это будет только первая стычка, я думаю, что в глубине души большинство из нас действительно понимали, что она будет решающей. В конце концов, этот момент в значительной степени был решающим в нашей собственной истории. Мы забыли об одном из основных принципов, которому вы учили нас на тренировках: ничто не является неизбежным, пока это не произошло. Мы ожидали, что... инициатива будет на нашей стороне. Были там только для того, чтобы убедиться, что все происходит так, как "должно", поэтому не были готовы к тому, что они начали действовать по-другому.
   И они, безусловно, это сделали, - размышлял Кармайкл. - В конце концов, ни Юингу, ни Кэдуолладеру не удалось переправиться, но основные силы, насчитывавшие две тысячи четыреста человек и восемнадцать полевых орудий, достигли Трентона к восьми часам, и никто в гарнизоне даже не подозревал об их приближении.
   Генерал-майор Джон Салливан двинулся вниз по Ривер-роуд, обогнув южную часть города и выйдя на позиции, которые должен был занять Юинг, отрезал путь к отступлению в этом направлении. Тем временем Вашингтон и Нэтэниэл Грин прошли маршем на север от Биттис-Ферри до Пеннингтон-роуд, затем на восток, двигаясь между гарнизоном и Принстоном. А затем мятежники ударили по сонным, неподготовленным людям Ралла с двух сторон сразу, почти одновременно.
   Разбуженный с некоторым трудом своими подчиненными, полковник Ралл направился прямо на улицы, чтобы собрать своих людей... и наткнулся на пулю повстанцев. Сочетание внезапности, численного превосходства американцев (гессенцы уступали им почти на шестьдесят процентов) и потеря их командира превратили битву, которой никогда не было в истории Кармайкла, в разгром. Сто пять из полутора тысяч солдат Ралла были убиты или ранены, а еще девятьсот взяты в плен... в то время как общие потери повстанцев составили всего два человека, и оба погибли во время жестокого четырехчасового марша от реки до Трентона. Никто из людей Вашингтона не был убит в ходе самого сражения. И в довершение всего он переправился через реку, забрав с собой свои лодки, что лишило Корнуоллиса возможности последовать за ним и отомстить за поражение гессенцев.
   В общей сложности сражалось всего четыре тысячи человек, и, по большинству стандартов, это была не такая уж большая битва. Но Кармайкл видел историю восстания, которая закончилась совсем по-другому; он знал, насколько важной оказалась победа Вашингтона для той, другой истории.
   И Джефферсон тоже, независимо от того, собирается он делиться этим с остальными или нет, - мрачно подумал он, затем слегка пожал плечами.
   - В некотором смысле, - сказал он, - это может обернуться и к лучшему - по крайней мере, если не считать потери Баллока.
   - Действительно? - фыркнул Джефферсон. - Я был бы рад услышать логику, стоящую за этим выводом, майор!
   - Это поможет всем нам вспомнить, что мы не просто повторяем ход нашей собственной истории. Что это новая временная линия, где все может сложиться по-другому. Инки будут помнить об этом, и мы должны воспринять это как сигнал к пробуждению. Используйте это, чтобы напомнить нам о необходимости быть более гибкими, потому что на самом деле это была только первая стычка... И ни одна из сторон не сдастся, пока мы не пройдем весь путь до конца.
   Джефферсон приподнял бровь. Затем он начал медленно кивать.
   - Вы абсолютно правы, майор. - Голос теноча звучал намного теплее. - И я думаю, что ваш анализ, по сути, также верен. Если уж на то пошло, - он слегка улыбнулся, - вы также правы, по крайней мере, косвенно, в том, что мы потерпели крупный разведывательный провал еще до того, как отправили вас на задание. Я сделаю все возможное, чтобы этого больше не повторилось.
   - Спасибо, - Кармайкл вложил в свой тон нотку спокойной искренности.
   - Очевидно, потребуется некоторое время, чтобы увидеть, каковы будут последствия, - продолжил Джефферсон, - но я сомневаюсь, что до весны произойдет что-то значительное... если только нам не повезет и повстанцы не разбегутся за зиму. Что, к сожалению, теперь гораздо менее вероятно, когда их боевой дух укрепился.
   - Согласен, - кивнул Кармайкл.
   - В то же время, - задумчиво продолжил Джефферсон, - другая сторона вышла из этого очень хорошо. Без сомнения, они захотят воспользоваться своим преимуществом.
   - Я думал о том же, - сказал Кармайкл, - и мне пришло в голову, что, возможно, было бы неплохо попытаться внушить им немного излишней самоуверенности, если получится.
   - Как?
   - Думаю, нам следует залечь на дно, - ответил Кармайкл. - Убедить их, что мы зализываем раны - занимаем оборонительную позицию, потому что боимся снова столкнуться с ними лицом к лицу.
   - Если только мы действительно что-то делаем, пока затаимся, - медленно произнес Джефферсон, и Кармайкл улыбнулся.
   - Ну, согласно нашей собственной истории, Трентон был только началом конца восстания. Завершила его кампания Бергойна в долине Гудзона. В сложившихся обстоятельствах еще важнее убедиться, что это удастся, и я думаю, что вместо того, чтобы просто концентрироваться на том, что могут сделать инки, чтобы сорвать его вторжение, мы должны сосредоточиться на том, что можно сделать, чтобы помешать повстанцам остановить его. Пусть инки свободно разгуливают по Пенсильвании и Нью-Джерси, пока мы потихоньку налаживаем связи как с повстанцами, так и с силами Бергойна и ищем способы, которыми можно... усложнить жизнь повстанцам. Если мы все сделаем правильно, то сможем вынудить инков открыто вмешаться, если они захотят остановить Бергойна, и тогда настанет наша очередь отрезать им ноги.
  

VII

   Данстену Кармайклу удалось не поморщиться.
   Это потребовало некоторых усилий. Американское пиво восемнадцатого века варьировалось от превосходного до отвратительного, и его нынешняя кружка оказалась в нижней части шкалы.
   Тем не менее, оно было лучше, чем местное виски, и пиво больше подходило к его нынешнему облику. А таверны были местом, где люди, как правило, обсуждали текущие события, вот почему он оказался здесь, в маленькой деревушке Скинсборо на южной оконечности озера Шамплейн.
   Был июнь 1777 года, и события становились... интересными.
   Генерал Джон Бергойн собрал на другом конце озера более восьми тысяч человек, и все знали, что вскоре он собирается двинуться на юг, направляясь в Олбани через долину Гудзона. В истории Кармайкла последующая кампания не принесла британскому оружию особой славы. На самом деле Бергойн не раз навлекал на себя катастрофу. Но в конце концов, с помощью генерала Хоу, он захватил Олбани и преуспел в разделении колоний пополам. Вкупе с фактическим поражением Континентальной армии дальше к югу это окончательно убедило повстанцев сдаться. Их покорность была угрюмой, неохотной и, вероятно, в их собственных глазах, временной, но Лондон в конце концов извлек урок из едва не случившейся катастрофы. Питт-младший проводил примирительную политику, и его ключевая реформа - предоставление колониальным ассамблеям прямого парламентского представительства - была распространена на другие имперские владения, что во многом объясняло последующую силу и долговечность Британской империи.
   Победа Вашингтона в Трентоне означала, что в этой итерации все произошло немного по-другому, и одним из таких отличий стала огромная перемена в судьбе генерала Горацио Гейтса. Гейтс, который когда-то был адъютантом Вашингтона, всегда считал, что ему следовало стать командующим Континентальной армией. В конце концов, в отличие от Вашингтона, Гейтс дослужился до звания майора, прежде чем продать свой офицерский патент в королевской армии и эмигрировать в долину Шенандоа в 1769 году. Его административные навыки также сыграли решающую роль в первоначальной организации армии, и несколько влиятельных делегатов Континентального конгресса согласились с ним в том, что из него получился бы лучший командир, чем из Вашингтона.
   Эти два человека, безусловно, отличались друг от друга в стиле командования. Гейтс был осторожен по натуре, и его не привлекала мысль о том, чтобы встретиться лицом к лицу с европейскими регулярными войсками в открытом бою. По мнению Кармайкла, он также не был наделен особой храбростью. Он выступал против атаки на Трентон, призывая Вашингтона продолжить отступление, и, хотя его войска участвовали в атаке, сам Гейтс таинственным образом "заболел" в ту ночь, когда Вашингтон переправлялся через Делавэр, что не снискало ему доверия его командира. Однако в истории Кармайкла это действительно помогло ему, когда попытка закончилась катастрофой, и он был назначен на место Вашингтона, который ушел в безвестность до своего свидания с палачом в 1779 году.
   Как и следовало ожидать, Гейтс вел себя осторожно, предоставив генералу Хоу возможность выступить из Нью-Йорка и захватить Филадельфию в феврале 1777 года. Но в этой истории Вашингтон вслед за своей победой в Трентоне повторил то же самое в Принстоне в начале января, что еще больше подняло боевой дух американцев, прежде чем расположиться на зимних квартирах. Как следствие, он не только сохранил за собой командование, но и численность его войск была больше, чем у Гейтса в любой другой период. Итак, вместо того чтобы захватить Филадельфию той зимой, следующей весной генерал Хоу все еще оставался в Нью-Йорке, и это привело к некоторой путанице в стратегии короны на 1777 год.
   Внимание Хоу по-прежнему было приковано к Филадельфии. Он твердо верил, что захват столицы повстанцев выявит значительную часть лоялистов, в существовании которых он был уверен, и был полон решимости доказать свою точку зрения. Лорд Джордж Джермейн - министр по делам Америки в Лондоне - знал об этом; чего он не знал, так это того, что Хоу решил перебросить свои войска морем к Чесапикскому заливу, а затем вверх по Делавэру, вместо того чтобы идти на Филадельфию по суше. Таким образом, когда Бергойн предложил, что он спустится по Гудзону и что полковник Барри Сент-Леже поведет еще один отряд вниз по реке Мохок, чтобы соединиться с ним там, где реки сливались около Олбани, то Джермейн подумал, что это замечательная идея. В конце концов, достаточно было взглянуть на карту, чтобы понять, что Камберленд-Хед находится всего в двухстах тридцати милях от Олбани - меньше, чем расстояние от Лондона до Манчестера. По общему признанию, это были двести тридцать миль дикой местности, но озера Шамплейн и Джордж представляли собой водное шоссе до самого форта Джордж, расположенного в ста тридцати милях к югу. Поскольку войска и припасы могли перемещаться на такое расстояние по воде, кого волновала местность на берегу? Более того, войска генерала Хоу, действовавшие из Нью-Йорка в направлении Филадельфии, должны были отвлечь американские войска от наступления Бергойна. И если бы это наступление увенчалось успехом, и если бы Хоу повернул на север, чтобы встретиться с Бергойном в Олбани...
   Если, конечно, генерал Хоу не был занят в другом месте.
   Тем не менее, плану Бергойна способствовали несколько факторов. Во-первых, высокий уровень подчиненных ему командиров, включая генерала Саймона Фрейзера и барона Фридриха фон Ридезеля, которые после подавления восстания сделали выдающуюся карьеру. Во-вторых, уверенность его войск. И еще одним, о чем он не знал, было состояние командования в северном войске повстанцев.
   Этим войском командовал генерал Филип Шайлер, но он не пользовался популярностью у своих людей, многие из которых обвиняли его в провале вторжения повстанцев в Канаду. Он также был голландским патрульным - гордым человеком, не доверявшим "эгалитаризму янки". На его недоверие его солдаты из Новой Англии отвечали с интересом и в придачу возмущались его аристократическим поведением.
   Проблемы Шайлера усугубил не кто иной, как Горацио Гейтс, который в итоге стал заместителем Шайлера... и, конечно же, сразу же начал кооперироваться со своими друзьями в Конгрессе. В течение зимы Гейтсу удалось добиться назначения себя командиром вместо Шайлера, но у Шайлера было свое влияние, и в мае он был восстановлен в должности командира. К сожалению, Гейтс снова стал его заместителем... и Шайлер прекрасно знал, что он - и его покровители в Конгрессе - были далеки от того, чтобы смириться с этим, что никак не способствовало сплоченности его команды.
   Поскольку кризисная ситуация быстро приближалась, команда Кармайкла большую часть времени проводила в полевых условиях, и все ее мужчины-члены прочно утвердились в качестве местных жителей: Фишер был одним из четырехсот ирокезов, завербованных для службы Бергойну в качестве нерегулярных войск, Френчи - разведчиком из французских лоялистов, а Кармайкл - странствующим жестянщиком, специализирующимся на мелком ремонте домашней утвари в таких местах, как Скинсборо.
   Маленькая деревушка, основанная в 1759 году капитаном Филиппом Скином, была захвачена Итаном Алленом по пути в форт Тикондерога в 1775 году. Позже корабли, которые столкнулись на озере Шамплейн у острова Валкур в 1776 году, были построены в Скинсборо, так что горожане вряд ли не подозревали, что они живут на самом прямом пути вторжения из Канады. Это делало Скинсборо хорошим местом для сбора местных слухов и новостей.
   Это была одна из причин, по которой Кармайкл в своих беседах с Джефферсоном настаивал на том, чтобы по-настоящему осесть на земле. Кармайкл утверждал, что, с учетом происшедшего в Трентоне и Принстоне, их первоначальные модели прогнозирования того, что должно было произойти, стали, мягко говоря, сомнительными, что сделало как никогда важным точное знание того, что на самом деле думают люди, живущие в зоне боевых действий. И если бы члены его команды могли смешаться с местным населением, то оперативники инков, вероятно, были бы менее склонны сначала стрелять, а потом опознавать тела. Кроме того, если они собирались влиять на события с помощью чего-либо, кроме применения грубой силы, им нужен был доступ.
   Это была вторая причина для легализации местных личностей его, Фишермена и Френчи. Оба последних были в войсках Бергойна. Кармайкла там не было... но его внедрили в американские вооруженные силы, поскольку он был одним из шпионов Шайлера. Профессия жестянщика давала ему повод путешествовать, а разведывательные спутники теноча предоставляли ему множество достоверной информации, позволяющей подтвердить его репутацию шпиона. Не то чтобы он хотел выставить себя на посмешище. Ему нужны были контакты и доступ, но меньше всего он хотел вызвать подозрения у агентов Тавантинсуйу, которые могли быть приставлены к Шайлеру или Гейтсу.
   - Скажу вам, - говорил один из местных, - это ненадолго. Эти красномундирники собираются спуститься к озерам, это так же верно, как то, что мы сидим здесь. Нам повезет, если они и их проклятые индейцы не сожгут это место дотла!
   - А, ты всегда смотришь на темную сторону! - возразил один из его соседей. - Этого не произошло, когда появился Карлтон.
   - Да? Ну, после острова Валкур он направился домой, - заметил первый оратор. - Не очень понравилась мысль о зимовке здесь, в лесу. Но у этого другого парня - у этого "джентльмена Джонни", как его называют, - другие планы. И он намного моложе.
   - Преподобный Холлис получил письмо от своей сестры из Квебека, - вставил кто-то еще. - Преподобный говорит, что этот Бергойн слишком много наговорил. По словам госпожи Летти, он говорил, что на него работают "тысячи" индейцев, и он готов их выпустить, если мы не сдадимся и не притворимся мертвыми!
   - Да, и у него еще есть все эти гессенцы, - сказал первый мужчина, скривив лицо. - Насколько я слышал, он очень громко говорит о своем "христианском долге" подавлять нас, мятежников, и все такое, и ему глубоко наплевать, сколько ферм будет сожжено или сколько семей перережут по пути!
   Кармайкл тихо вздохнул. Джон Бергойн был успешным драматургом в Англии; жаль, что он не смог перенести этот неудачный диалог на сцену. Пропаганда всегда склонна все преувеличивать, но правда заключалась в том, что жители Скинсборо на самом деле преуменьшали то, что он имел глупость сказать в публичном заявлении. Включая восхитительную короткую фразу о судьбе "закоренелых врагов Великобритании", которая заканчивалась словами: "Вестники правосудия и гнева ждут их на поле боя; а разруха, голод и все сопутствующие ужасы, которые неизбежно влечет за собой вынужденное, но необходимое выполнение воинского долга, преградят им путь к возвращению". Добавив зажигательную угрозу "чтобы победить закоренелых врагов Великобритании и Америки, мне нужно только усилить индейские войска под моим руководством, а они насчитывают тысячи человек", он не смог бы придумать ничего лучшего, чтобы разжечь сопротивление, даже если бы попытался. Это взбесило даже лоялистов!
   Что ж, - подумал Кармайкл, - он совершал те же глупости, что и в истории, которую ты знаешь, Данстен, и ему все равно удалось провернуть это там. Может быть, он сможет сделать это и здесь.
   Может быть.
  

VIII

   - Что ж, по крайней мере, они начали более или менее по графику, - кисло заметил Джефферсон.
   Кармайкл стоял в конференц-зале базы Шамплейн. Джефферсон находился в главной штаб-квартире теноча в Альберте, но оба они смотрели на дисплеи, на которых отображалась одна и та же информация. Двадцатого июня Бергойн наконец начал свое вторжение, отплыв от Камберленд-Хед к Краун-Пойнту, расположенному в восьми милях к северу от форта Тикондерога.
   Старый французский форт находился в руках американцев с первого года войны. Из-за осады Бостона с фортов была снята большая часть тяжелой артиллерии, но тем не менее, особенно среди людей, которые никогда не видели этого места, сохранялось убеждение, что Тикондерога "неприступна". Однако на самом деле здесь преобладали возвышенности, особенно гора Дефайенс. Дефайенс находилась примерно в миле к юго-юго-западу, за полноводной рекой Ла-Шут, соединяющей Шамплейн и озеро Джордж, и, хотя с 1775 года оборона Тикондероги была улучшена, гора оставалась за ее пределами. В отличие от некоторых людей, Артур Сент-Клер, новый командир Тикондероги, осознавал слабость своей позиции. К сожалению, имея всего две тысячи человек, он был не в состоянии ничего поделать, и как только Бергойну удалось доставить артиллерию на неохраняемую вершину горы Дефайенс, что заняло несколько дней, у Сент-Клера не осталось иного выбора, кроме как покинуть форт.
   Он сделал это пятого июля, начав стремительное отступление перед значительно превосходящими силами вторжения. Два дня спустя генерал Фрейзер с колонной из восьмисот пятидесяти человек догнал арьергард Сент-Клера под командованием полковника Сета Уорнера, завязав ожесточенный трехчасовой бой. Фрейзеру становилось все хуже, но барон фон Ридезель появился как раз вовремя, чтобы вынудить Уорнера отступить. Тем временем Бергойн проплыл по озеру до Скинсборо, где чуть не догнал лодки с больными и ранеными Тикондероги. Его войска взяли форт Энн, но не смогли догнать Сент-Клера, который достиг форта Эдвард на реке Гудзон - со своими больными и ранеными - двенадцатого числа.
   Тем временем наступление Сент-Лежера началось точно по расписанию с озера Онтарио и направилось к форту Стэнвикс на Мохоке. Учитывая все обстоятельства, до сих пор все шло почти так, как планировалось, и владение Тикондерогой давало Бергойну контроль над важнейшим участком земли шириной в три с половиной мили между озерами Шамплейн и Джордж. Перевозка припасов по суше через густые леса, изрезанные оврагами, реками и ручьями, была бы настоящим кошмаром, но транспортировка тех же припасов по воде - совсем другое дело. В конце концов, это было основной логикой, лежащей в основе всей его кампании.
   Что делало его нынешнее бездействие еще более загадочным.
   - Какого черта он ждет? - раздраженно зарычал Джефферсон.
   - Мы пытаемся выяснить, - ответил Кармайкл. - Согласно его первоначальному плану, он уже должен был плыть по озеру Джордж.
   - Тавантинсуйу, как вы думаете? - Джефферсон нахмурился, явно недовольный возможностью, которую он только что озвучил. - Фишермен или Френчи заметили какие-либо признаки вмешательства в решения Бергойна?
   - Ни один из них не входит в ближайшее окружение Бергойна, - отметил Кармайкл. - Они следят именно за этим, но поймают ли они инков на этом, в лучшем случае, проблематично.
   Джефферсон что-то проворчал себе под нос, и Кармайкл пожал плечами.
   - Я сам собираюсь вернуться сегодня днем. Хочу связаться с Шайлером - у меня достаточно информации со спутников, чтобы сказать ему, где находится Сент-Лежер, и это должно его обрадовать. В то же время попытаюсь понять, каковы его планы. После этого полечу в Скинсборо, спрячу флаер под водой и проберусь внутрь, чтобы связаться с нашими ребятами. Надеюсь, они смогут дать мне хоть какое-то представление о том, что задумал Бергойн, прежде чем я выполню свою маленькую... полуночную реквизицию.
   - Хорошо. - Джефферсон еще несколько секунд сердито смотрел на дисплей в своей штаб-квартире, затем перевел взгляд на плоский экран конференц-зала и заставил себя улыбнуться, хотя и немного кисло. - Знаю, что веду себя как заноза в заднице, - сказал он. - Просто все начиналось так хорошо, несмотря на ту историю в Нью-Джерси прошлой зимой. Я не хочу, чтобы сейчас что-то пошло не так, особенно учитывая, что Хоу крутится вокруг Филадельфии.
   - Да, сэр, - согласился Кармайкл. - Я тоже.
   В тот вечер Данстен Кармайкл сидел, отмахиваясь от комаров, и ждал в заранее назначенном месте встречи за пределами лагеря Шайлера.
   Через минуту он залез в свой рюкзак жестянщика, достал необычного вида очки и взвесил их на ладони, размышляя о видениях, которые они показали ему за последние месяцы. Его длительная работа в полевых условиях давала ему много времени вдали от базы, чтобы незаметно работать с ними, и он обнаружил, что может изменить то, что они ему показывают, переосмыслив проблему. Если он представлял, что подходит к этому определенным образом, или переопределял его параметры, очки представляли различные варианты вероятностей. Даже сейчас у него было недостаточно опыта в управлении ими, но, похоже, он постепенно овладевал техникой.
   И, несмотря на это, все еще не понимал всего, что они ему показывали. Он использовал их видение для разработки собственной стратегии, но теперь, когда настал решающий момент, обнаружил, что все еще испытывает немалые опасения по поводу того, стоит ли полностью доверять им. Многие его решения были основаны на этих видениях - предполагаемые последствия действий или бездействия и то, что эти последствия будут означать для невинных прохожих. Что, если они лгали ему? Что, если директора-мошенники были такими манипулятивными, бесчестными и лживыми, как утверждал генерал? Что, если ему действительно... очки промыли мозги? Если его решения и поступки больше не принадлежали ему по-настоящему? Если..?
   Иногда нужно просто заплатить свой шиллинг и воспользоваться шансом, - мрачно сказал он себе. - Знаю, что это противоречит здравому смыслу - делать что-либо, чтобы помочь инкам - любым инкам! - Но ты же видел, что на самом деле задумали эти ублюдки в Теночтитлане. Что бы еще ни делали теноча, они, черт возьми, наверняка лгут о том, что они на стороне ангелов! И, нет, это не обязательно означает, что тавантинсуйу на стороне ангелов, но, черт возьми...
   Он заставил себя сделать глубокий, успокаивающий вдох, а затем признал правду. Какими бы ни были тавантинсуйу на самом деле, он предпочел бы иметь дело с ними, а не с теноча. Беспокойство по поводу этого выбора на самом деле не пугало его. Как и мысль о том, что Эсперанса или очки могут манипулировать им. Больше нет. Нет, это осталось для чего-то другого. Это осталось для Кейт.
   Теноча заверили его, что она полностью поправится, что ее лечение уже идет полным ходом, но все доказательства, которые у него были, - это их слова. Что, если они лгут? Хуже того, если они решат, что он их предал, что они сделают с Кейт? Он был готов рискнуть собой, даже после того, что увидел в Теночтитлане. Мужчина не пойдет на спецоперацию, если не будет к этому готов. Но Кейт? Имел ли он право рисковать восстановленной жизнью, которая могла быть у нее? И хотел ли он рисковать своим выживанием во вселенной, где она потеряла этот шанс из-за его действий?
   Если уж на то пошло, как насчет остальных членов его команды? Если теноча решат, что он отвернулся от них, решат ли они, что остальные, должно быть, поступили так же? И если они решат так, что произойдет с остальными "заложниками удачи"?
   Итак...
   - Извините, я опаздываю, - произнес чей-то голос, и Эсперанса возник перед ним из воздуха. - Наша скрытность намного лучше, чем у них, но по какой-то причине, похоже, в данный момент поблизости совершается довольно много облетов тавантинсуйу и теноча.
   Он криво улыбнулся, и Кармайкл расхохотался.
   - Интересно, с чего бы это? - сухо спросил майор, и настала очередь Эсперансы усмехнуться. Затем он посерьезнел.
   - Некоторые из моих начальников начинают беспокоиться о том, сколько мячей одновременно я держу в воздухе, - заметил он.
   - У меня сложилось впечатление, что жонглер - это я, - ответил Кармайкл, и Эсперанса пожал плечами.
   - Так и есть. Но именно я продаю весь этот бизнес своим собственным руководителям, а они не посвящены во все детали.
   - Это так? - в голосе Кармайкла послышалась тревога, и Эсперанса успокаивающе махнул рукой.
   - Давайте просто скажем, что есть несколько... нарушений в том, как я выполняю работу. В целом, я достаточно успешен, мне задают не слишком много вопросов, но это не значит, что иногда не возникает неловких моментов.
   - Ах вы нахальный ублюдок. - Кармайкл удивленно покачал головой. - Вы ведь даже своему начальству не сказали о защитных очках, не так ли?
   - Ну, нет, если вы собираетесь придираться, - сказал Эсперанса. - У меня, конечно, есть свои слабые места, так что я уверен, что некоторые мои версии полностью отчитались перед их - нашими? - высшими начальниками. И технически, знаете ли, мои непосредственные начальники на самом деле не являются моими высшими начальниками, знают они об этом или нет. "Директора-мошенники", помните?
   Он улыбнулся во весь рот.
   - С другой стороны, они действительно так думают и, вероятно, были бы немного... раздражены, если бы узнали, насколько, гм, расточительно я обращался с этим конкретным предметом оборудования. После должного рассмотрения этого вопроса я бы предпочел, чтобы они ничего не узнали.
   Его улыбка стала еще шире, и Кармайкл покачал головой.
   - Но если они не знают об этом, - он помахал защитными очками перед носом Эсперансы, - как, по их мнению, вы продолжаете добиваться таких результатов, которых, по-видимому, добиваетесь?
   - В основном, я заработал репутацию человека, выявляющего агентов теноча, которых можно обратить. Не говорю о коррумпированных людях, которых я, в свою очередь, могу подкупить, хотя таких было несколько. Нет, все, что я делаю, - это наблюдаю за рекрутерами теноча в чужих для них временных линиях и изучаю людей, которых они набирают. Некоторые из этих новобранцев настолько подлы, насколько вы можете себе представить, но другие - нет, поэтому я ищу людей, которым они лгут, и говорю им правду. И, если уж на то пошло, майор Кармайкл, именно это я проделал с вами.
   Эсперанса мгновение смотрел Кармайклу прямо в глаза, затем пожал плечами.
   - Вы далеко не первый агент теноча, которого я завербовал, - тихо сказал он. - И не всех их я завербовал, передав очки. Каждый раз, когда делаю это, я рискую создать монстра, по меньшей мере, такого же ужасного, как все, что могло быть создано теноча, и очень внимательно изучаю характеры людей, которых я готов с риском наделить такой силой. Но даже мужчины и женщины, не обладающие таким преимуществом, могут понять, что нужно делать, когда видят это, и я таким образом вывернул наизнанку десятки операций теноча. Что возвращает нас к вам, не так ли?
   - Да, это так. - Кармайкл пристально посмотрел на него в ответ, подбрасывая очки в воздух и ловя их. - Вы обо всем договорились?
   - Договорился... Хотя, конечно, вам придется поверить мне на слово. - Эсперанса фыркнул. - Это не первый раз, когда мне приходится организовывать временные операции по задержанию, чтобы вытащить кого-то вроде вашей Кейт или других. По крайней мере, за эти годы мои начальники привыкли к этому. Поверьте мне, она будет ждать - они все будут ждать - вас.
   - Хорошо. - Кармайкл глубоко вздохнул.
   - В таком случае, - сказал он, - полагаю, нам пора начинать.
  
   - Боюсь, что вы, возможно, правы, майор, - мрачно сказал Френчи. Они с Кармайклом сидели по разные стороны костра и грызли сухари. Вокруг них, за пределами слышимости их тихих голосов, тысячи людей в лагере генерала Бергойна создавали шумный фон, прерываемый случайными криками, приказами или обрывками песен.
   - Вы как? - спокойно спросил Кармайкл, думая о том, как пехотинцы в красных мундирах пробираются через густые леса, восстанавливая мост за мостом, расчищая срубленные деревья, преграждавшие им дорогу.
   Он также не упомянул о некоторых письмах, которые, как они с Эсперансой видели, доходили до генерала Бергойна. В некоторых из этих писем подробно описывались передвижения других британских войск, в то время как в других сообщалось о жестоких рейдах повстанцев на его линии снабжения. Также были письма, в которых говорилось, что огромное количество лоялистов с нетерпением ждут возможности встать под знамена его авангарда. Большинство из этих писем, за исключением обещаний поддержки со стороны лоялистов, были точными, насколько это возможно. На самом деле, он доставил их с благословения Джефферсона в рамках их плана по полному информированию Бергойна. Была ли вина Кармайкла в том, что то, как они были сформулированы, подтолкнуло генерала к выводам в несколько ином направлении, чем ожидал Джефферсон?
   - Ну, я же не один из его генералов, - фыркнул Френчи. - С другой стороны, у меня отличная репутация разведчика, благодаря птичкам-разведчикам. - Он пожал плечами. - Некоторые из этих генералов разговаривают со мной, и вопросы, которые они задают, многое говорят мне о том, что они думают. Мне просто трудно поверить, что какой-нибудь работающий мозг мог подумать о чем-то подобном!
   В его голосе прозвучало отвращение, и Кармайкл усмехнулся.
   - На самом деле, - сказал он, - в этом есть, по крайней мере, какая-то логика, и я думаю, - он ничего не сказал о защитных очках, письмах или о том, почему он так подумал, - Бергойн, вероятно, уже на полпути к принятию решения.
   - Вы шутите!
   - Нет, сами подумайте, - ответил Кармайкл. - Теперь он знает, что Хоу решил отплыть в Филадельфию. Это означает, что все его ударные силы болтаются где-то в море - в сотнях миль от любого полезного, с точки зрения Бергойна, места - в тот самый момент, когда они должны были бы двинуться на север, если хотели принести ему хоть какую-то пользу. Так что, если не считать оставшегося гарнизона Клинтона в Нью-Йорке, он предоставлен самому себе и знает это.
   - Он также начинает осознавать, что он и его армия не так уж популярны, - поморщился Кармайкл. - Если он собирается поддерживать свое материально-техническое обеспечение на всем протяжении пути вниз по озерам, ему придется оставить отряды для удержания важных узловых пунктов. А учитывая то, с каким энтузиазмом местные жители устраивают засады на его фуражиров, эти силы должны быть довольно внушительными. Но с каждым человеком, которого он выделяет для охраны своих коммуникаций, в его ударной группе становится на одного человека меньше. И к тому времени, когда он вернется в Тикондерогу, а затем поплывет вниз по озеру Джордж, Шайлер и его люди будут ждать его в Форт-Джордже. Ему придется пробиваться к берегу с боем, и я думаю, он начинает ощущать нехватку времени. Больше людей у него, чем сейчас, уже не будет, но другая сторона все еще может получить подкрепление, особенно без участия Хоу, так что его шансы только понизятся, если он не сможет разгромить кого-нибудь из противников в ближайшее время. Не думайте, что это не играет никакой роли в его мышлении.
   - Хорошо, я это понимаю. - кивнул Френчи. - Но вы же видели местность к югу отсюда. И что с того, что ему придется брать Форт-Джордж, когда он туда доберется? Ради всего святого, майор, форт всего в десяти милях от Гудзона, и к реке ведет довольно приличная дорога!
   - Согласен. - Кармайкл пожал плечами. - Но правда в том, что решение не в нашей власти.
   Флаер Кармайкла снова опустился на землю, и он улыбнулся. Несмотря ни на что, он действительно с нетерпением ждал продолжения. Было в этом что-то такое... приятное. Это не было похоже на точные, но тщательно отобранные разведданные, которые он предоставлял Бергойну. Это было гораздо более... прямолинейно. И, в отличие от некоторых других его действий, Джефферсон знал об этом все. Он просто не знал всего, когда давал разрешение на это.
   Кармайкл усмехнулся при этой мысли и отправил флаер обратно, чтобы тот снова скрылся в облаках. Ночью было темнее, чем в яме, но, хотя Данстен Кармайкл вырос в высокотехнологичной цивилизации, он также проводил больше времени, бродя по лесу в темноте, чем большинство его товарищей. Слабого мерцания огней гостиницы было достаточно, чтобы сориентироваться, и он направился к ним.
   Выпал гвоздь - подкова прочь, не было подковы - лошадь захромала, лошадь захромала - командир убит...
   Его улыбка стала шире, когда он про себя произнес детский стишок.
   Это один из лучших моментов твоей ловкости рук, Данстен, - сказал он себе. - Конечно, без защитных очков ты, вероятно, пришел бы точно к такому же выводу, не так ли? Я имею в виду, взгляни на послужной список этого человека.
   Он добрался до небольшой рощицы рядом с гостиницей и остановился в ее тени.
   Согласно первоначальному плану Теноча, восстание к этому времени должно было быть на последнем издыхании, и генерал Гейтс, командовавший остатками армии Вашингтона далеко на юге, не должен был иметь возможности отправить подкрепление генералу Шайлеру. На самом деле, Шайлер должен был так сильно нуждаться в людях, что даже самые сомнительные решения Бергойна должны были быть приемлемыми.
   Однако уже несколько месяцев было очевидно, что этого не произойдет. Именно поэтому Кармайкл утверждал, что, поскольку они не могут предотвратить усиление повстанцев, им следует сосредоточиться на их внутреннем ослаблении. С этой точки зрения, отправка Гейтса на север была хорошей идеей с точки зрения теноча. На этого человека можно было положиться в том, что он сделает все, что в его силах, чтобы подорвать авторитет Шайлера, а его скромный послужной список в качестве преемника Вашингтона в истории Кармайкла предполагал, что замена им Шайлера должна значительно облегчить задачу Бергойна.
   На данный момент казалось вероятным, что Гейтс заменит Шайлера. Его сторонники в Конгрессе уже поднимали шум по поводу потери Тикондероги и отступления Шайлера перед наступлением Бергойна. По официальной оценке Кармайкла, у Шайлера оставалось еще два месяца; согласно видениям очков, у него оставалось не более трех-четырех недель.
   Но если стоило навредить Шайлеру, то так же стоило поступить и с Гейтсом. Именно это и привело Кармайкла в эту конкретную гостиницу в эту конкретную ночь.
   Он осторожно направился к конюшне в задней части гостиницы, направляясь к определенному стойлу.
   Лошадь в том стойле принадлежала офицеру повстанцев, чья карьера была... в лучшем случае, неоднозначной. Он начал с того, что возглавил отчаянную экспедицию из Кембриджа, штат Массачусетс, в Квебек в сентябре 1775 года. Он отправился в путь с тысячей и сотней человек, но к тому времени, когда в ноябре добрался до Квебека, двести из них погибли в пути, а еще триста повернули назад. Затем сыграл важную роль в штурме города - в отвратительную погоду в середине декабря, - когда американские войска фактически уступали обороняющимся численностью и не имели осадной артиллерии. После этого он отправился в Монреаль, где служил военным комендантом города, пока в мае британские подкрепления не вынудили его к позорному отступлению. А после этого он руководил строительством флота в Скинсборо... и потерпел сокрушительное поражение при острове Валкур, оставив сэра Гая Карлтона хозяином озера Шамплейн. Только поздний сезон и приближение зимы помешали Карлтону провести нынешнюю экспедицию Бергойна годом ранее.
   Человек, потерпевший поражение в Квебеке и на острове Валкур, нажил немало врагов в армейской иерархии и Континентальном конгрессе, хотя, если присмотреться повнимательнее, он всегда пользовался популярностью у людей, которыми командовал, несмотря на отчаянные обстоятельства, в которые он постоянно втягивал себя и их. Было проведено несколько военных трибуналов и расследований - большинство из них были инициированы его врагами, - а затем он обнаружил, что Конгресс отказал ему в повышении до генерал-майора.
   В тот момент он пытался подать в отставку, но Вашингтон отказал ему в отставке, и в итоге он все-таки был произведен в генерал-майоры после того, как сыграл важную роль в отражении крупного британского рейда силами наспех организованного ополчения. Но Конгресс отказался восстановить его выслугу лет по сравнению с теми, кто получил повышение до него. После чего он написал официальное заявление об отставке.
   Он написал это заявление одиннадцатого июля... в тот самый день, когда Филадельфия узнала о падении форта Тикондерога, и Вашингтон, в очередной раз отказав ему в отставке, отправил его на север.
   В истории Кармайкла, конечно, именно Гейтс отправил его на север помогать Шайлеру, а не Вашингтон отправил его на север помогать Гейтсу. Не то чтобы это имело значение, поскольку он так и не добрался туда из-за несчастного случая по дороге. Упавшая лошадь перевернулась на нем, раздавив и навсегда искалечив его левую ногу, что положило конец его военной карьере.
   Кармайкл отметил, что у него не резюме превосходного военного специалиста. Вдобавок ко всему, этот человек любил выпить и имел очевидные проблемы с начальством - не говоря уже о его характере, который лучше всего охарактеризовать как "бурный", и "истории" с Гейтсом, которого он искренне недолюбливал. Он явно был импульсивным, недисциплинированным сорвиголовой, на которого можно было рассчитывать, что он внесет еще больший раскол в американскую командную структуру. А поскольку у него было звание генерал-майора, он автоматически становился одним из старших офицеров Гейтса, в то время как его возмущение вопросом о старшинстве гарантировало, что им будет руководить желание доказать неправоту Конгресса и вряд ли приведет к принятию хладнокровно обоснованных решений на поле боя.
   Возможно, он и не ухудшит положение повстанцев, но вряд ли улучшит его, и для того, чтобы включить его в эту компанию, не потребуется ничего достаточно экзотического, чтобы привлечь внимание инков. Джефферсону потребовалось всего пять минут, чтобы решить, что Кармайкл прав, что объясняло его нынешнюю миссию. В конце концов, лошадь не могла сломать этому человеку ногу, если кто-то украл ее в ночь перед аварией.
   Извините за это, - подумал он, обращаясь к владельцу лошади. - Это хорошая лошадь. Не думаю, что вы будете очень рады, когда узнаете, что она пропала. И я же не могу оставить вам записку с объяснением, что украл ее для вашего же блага. - Он усмехнулся. - Не знаю, какую найдут вам на замену, но, поверьте мне, вам будет лучше, что бы ни случилось, генерал Арнольд.
  

IX

   Данстен Кармайкл в последний раз оглядел свое жилище и машинально похлопал себя по карманам. В нагрудном кармане зашуршала бумага, а прямоугольный комок в заднем кармане был твердым и обнадеживающим. Он не похлопал по карману на правом бедре и почувствовал, как дернулись его губы, когда он этого не сделал.
   Суеверие, Данстен? Боишься, что кто-то наблюдает за тобой даже сейчас? Или, может быть, ты все еще боишься доверять им больше, чем готов признать?
   Он пожал плечами. Было слишком поздно раздумывать, поэтому он расправил плечи, открыл дверь и пошел по коридору.
   Остальные уже ждали, когда он прибудет. Френчи, Фишермен и Шэмрок сидели на своих обычных местах, но обычное место Кармайкла было недоступно. Его стул - тот, что в подковообразном изгибе, где обычно сидел руководитель группы, - был уже занят.
   Полевой агент теноча, назвавшийся Джефферсоном, смерил Кармайкла взглядом василиска, когда тот вошел в комнату. Никто не упоминал о каких-либо изменениях в рассадке гостей, и Кармайкл почувствовал, как удивленно приподнял брови. Выражение лица полевого агента даже не дрогнуло, но он коротко махнул рукой в сторону незанятого стула, стоявшего достаточно далеко от остальных.
   Кармайкл пожал плечами, затем подошел к указанному стулу, сел и сложил руки на столе с выражением вежливого внимания.
   Повисло молчание.
   Это был первый раз, когда Джефферсон лично посетил базу Шамплейн. Остальные члены команды не знали, что истинная причина жесткого разделения между Шамплейном и местной штаб-квартирой теноча не имела ничего общего с "временным загрязнением" или что оно на самом деле поддерживалось для минимизации контактов, что могло бы привести их к пониманию того, что Кармайкл узнал благодаря Эсперансе и очкам. Тем не менее, даже для остальных присутствие Джефферсона в сочетании с выражением его лица и чрезмерно контролируемым языком тела подтверждало, что он спустился с горы Олимп, чтобы покарать грешников.
   Конечно, у него были и другие мотивы. Например, он хотел прикрыть свой зад. Судя по тому, что Кармайкл видел в Теночтитлане, последствия неудачи в стиле теноча, вероятно, были... неприятными.
   - Что ж, - наконец произнес Джефферсон, его акцент был резче обычного, - когда вы решаете облажаться, то не валяете дурака, не так ли, майор?
   Остальные члены команды, казалось, внутренне напряглись, но майор только пожал плечами.
   - Должен признать, что результат... не оптимален с точки зрения параметров нашей миссии, - спокойно сказал он. - С другой стороны, сэр, не думаю, что могу взять на себя полную ответственность за это.
   - Черт возьми, вы не можете! Я полагаю, вы лидер группы?
   - Да. Но я не являюсь, - его глаза встретились с глазами Джефферсона, - командиром группы. Генерал ясно дал это понять на нашем последнем брифинге, и с тех пор вы не раз подчеркивали мне это, сэр.
   Темные глаза Джефферсона сверкнули, но Кармайкл не дрогнул. Он просто сидел, глядя на разъяренного теноча.
   - Весь этот чертов провал - прямой результат ваших оперативных рекомендаций! - огрызнулся оперативный агент. - Вы предложили стратегию, отвечали за ее реализацию, и, черт возьми, она, конечно же, не привела к тому, к чему должна была привести!
   Он свирепо посмотрел на Кармайкла, как бы провоцируя его оспорить это последнее предложение. Чего, по признанию Кармайкла, он сделать не мог. Или, скорее, не мог оспорить тот факт, что результаты операции очень мало походили на те, которые, как он сказал Джефферсону, она принесет.
   Вполне справедливо, - холодно подумал он, скрываясь за своим спокойным выражением лица. - В конце концов, одна хорошая ложь заслуживает другой.
   Конечно, как он только что сказал Джефферсону, он не мог принять на себя всю вину. На самом деле, главная хитрость заключалась в том, чтобы убедить Джефферсона, что он осторожно и скрытно продвигает дело вперед - и, конечно же, зорко следит за любым вмешательством инков, - в то время как на самом деле делает очень мало. Хотя, он был вынужден признать, что убедиться в том, что Бенедикт Арнольд прибыл с целыми ногами, получилось довольно неплохо... по крайней мере, с определенной точки зрения.
   Бергойн сам понес большой ущерб, когда решил перебраться по суше к Гудзону, а не возвращаться к озерам. Выбранный им маршрут пролегал вдоль Вуд-Крик - ручья, который, извиваясь, спускался по крутой долине, заросшей огромными болиголовами и соснами. Единственная примитивная дорога пересекала ручей не менее чем в сорока местах, во многих из них были глубокие овраги с длинными деревянными мостами.
   Генерал Шайлер, располагавший всего сорока пятью сотнями человек и страдавший от дезертирства, не собирался встречаться с Бергойном лицом к лицу, пока мог позволить местности сражаться за себя. К тому времени, когда армия Бергойна выступила в поход, поперек дороги были повалены деревья, мосты сожжены, а в Вуд-Крик сброшены валуны. Ни одна возможность не была упущена, в то время как Шайлер неуклонно и целенаправленно отступал на юг. На третий день августа он добрался до Гудзона в Стиллуотере, в двенадцати милях ниже Саратоги... А на четвертый его сменил Горацио Гейтс.
   На первый взгляд, насколько было известно Джефферсону, все шло своим чередом. Правда, Бергойну потребовалось три недели, чтобы преодолеть всего тридцать пять миль по прямой. Но непопулярный Шайлер видел, что силы противника неуклонно сокращались в течение того же периода времени, а затем его сменил Гейтс, чей "исторический" послужной список как боевого командира был в лучшем случае мрачным.
   Однако на первый взгляд не все было хорошо. Люди и тягловый скот Бергойна были истощены. Запасы всего, кроме боеприпасов, были на исходе. Хуже того, как мог бы понять любой, кроме идиота или генерала Джона Бергойна, присоединение такого количества ирокезов к британским войскам обернулось катастрофой. Когда двое из них сняли скальп с Джейн Маккрей, двадцатипятилетней дочери священника, которая была помолвлена с лоялистом, это вызвало огромное возмущение... и это был лишь один из нескольких инцидентов. Природа долгого и ожесточенного конфликта между колонистами и шестью нациями сделала это неизбежным, и реакция местных жителей была предсказуема. Участились рейды на коммуникации Бергойна, засады на отряды фуражиров и притеснения вольнонаемных.
   Испытывая недостаток конницы, Бергойн отправил колонну под командованием полковника Фридриха Баума в земли Нью-Гэмпшира за лошадьми и продовольствием. К сожалению, восемьсот человек Баума столкнулись с двумя тысячами ополченцев Нью-Гэмпшира под командованием генерала Джона Старка недалеко от Беннингтона, штат Вермонт. Старк, отличившийся при Банкер-Хилле, уничтожил колонну Баума, а затем убил или взял в плен четверть из шестисот человек, которых Бергойн запоздало отправил ему на подмогу. В целом, это фиаско стоило Бергойну тысячи человек, и две недели спустя он узнал, что полковник Сен-Лежер был отброшен назад в форт Стэнвикс... в основном в результате хитрости некоего генерал-майора Бенедикта Арнольда, посланного Шайлером для борьбы с наступлением на реку Мохок.
   Бергойн был в беде, хотя его положение оставалось далеко не безнадежным. Он по-прежнему превосходил численностью защитников, теперь находившихся под командованием Гейтса, и у него был месячный запас продовольствия и много боеприпасов. Но ни Хоу, ни Сент-Лежер не появлялись, время шло, приближалась зима. У него был выбор: отступить на Тикондерогу или продолжить наступление на Олбани... И отступление было бы признанием поражения.
   Он мог бы беспрепятственно дойти до Олбани на восточном берегу Гудзона, но там река была гораздо шире. Переправиться в том месте было бы трудно, поэтому он решил продвинуться вниз по западному берегу и тринадцатого сентября навел понтонный мост на Саратогу. Два дня спустя вся его армия благополучно переправилась.
   Тем временем неуклонно прибывали американские подкрепления. Гейтс пользовался большей популярностью у своих людей, чем Шайлер, - вряд ли он был менее популярен, - а смена командования, рассказы о зверствах индейцев и подъем боевого духа после битвы при Беннингтоне привлекли больше добровольцев и укрепили решимость его войск. Его силы выросли примерно до семи тысяч человек, Арнольд вернулся из форта Стэнвикс и по его совету Гейтс решил укрепить Бемис-Хайтс, расположенный в десяти милях вниз по течению от Саратоги. Река протекала там по ущелью между крутыми утесами, и он поручил строительство укреплений Арнольду и полковнику Тадеушу Костюшко, одному из лучших инженеров Континентальной армии.
   Возможно, у Арнольда были проблемы с начальством. Возможно, ему не нравился Горацио Гейтс, и он, возможно, был чрезмерно импульсивным и колючим в отношении старшинства и не соглашался с пренебрежением. Возможно, в слухах о том, что он любил выпить, даже была доля правды. Но он также обладал огромным запасом энергии и, казалось, был одним из тех людей, которые полностью оживают только в бою.
   Армия генерала Бергойна обнаружила это девятнадцатого числа.
   Гейтс поручил Арнольду наиболее уязвимую американскую левую сторону, в то время как сам командовал правой. Арнольд знал, что его позицию может обойти с фланга кто-то, кто захочет отойти еще дальше от реки, и хотел выдвинуться вперед от своих укреплений, чтобы отразить эту попытку там, где он мог бы наилучшим образом воспользоваться искусством своих пограничников в лесу. Гейтс, как и следовало ожидать, предпочел сидеть и ждать появления врага, но Арнольд был настойчив. На самом деле он был невыносимо настойчив, и в конце концов Гейтс позволил ему послать вперед легкую пехоту Дэниела Моргана, которая в полдень столкнулась на ферме Джона Фримена с правой колонной Бергойна под командованием Саймона Фрейзера.
   Яростная, беспорядочная борьба продолжалась до вечера, и инерция движения снова и снова менялась. В какой-то момент центр британской линии был почти прорван, но положение было спасено для Бергойна Ридезелем, который хладнокровно пошел на просчитанный риск, оставив только пятьсот человек для защиты жизненно важного обоза с припасами, а всех остальных бросил прямо в бой. То, что было на грани победы американцев, обернулось отступлением, в результате которого Бергойн остался на поле боя... ценой еще шестисот жертв.
   Арнольд, который неоднократно умолял Гейтса усилить его передовые отряды, верил, что в тот день он мог бы полностью уничтожить врага. Возможно, он был прав, и независимо от того, был он прав или нет, отказ Гейтса выделить дополнительных людей никак не улучшил их отношения.
   Обе стороны остановились, чтобы зализать раны, но у Бергойна заканчивалось продовольствие, а укрепленные позиции его врагов препятствовали продвижению вниз по реке.
   Однако и у американцев не все было гладко. Арнольд, и без того разгневанный отказом Гейтса предоставить ему подкрепление, обнаружил, что в своих посланиях Конгрессу Гейтс приписывал победу себе... и почему-то ни разу не упомянул имя Бенедикта Арнольда. С другой стороны, офицеры и солдаты самого Гейтса единодушно приписывали победу Арнольду, и именно Арнольд, бесспорно, руководил сражением. Когда он поссорился с Гейтсом из-за этого сообщения, их взаимная обида вылилась в открытую перепалку, которая закончилась тем, что Гейтс отстранил Арнольда от командования.
   Тем временем положение Бергойна неуклонно ухудшалось, несмотря на то, что под командование Гейтса поступало все больше и больше людей. К началу октября у него было более двенадцати тысяч человек, в то время как у Бергойна оставалось менее семи тысяч, из которых только пять тысяч были боеспособны. Продовольствие подходило к концу, боевой дух падал, и Ридезель посоветовал ему сократить потери и отступить, но Бергойн решил предпринять еще одну попытку прорваться через позиции американцев.
   Когда разведчики донесли о передвижении Бергойна, Гейтс использовал стрелков Моргана для прикрытия западной оконечности американских позиций, а затем развернул оставшиеся восемь тысяч человек левого фланга, чтобы отразить атаку британцев. После часового боя Бергойн потерял еще четыреста человек, генерал Фрейзер был смертельно ранен, а все британские войска отступали к своим собственным укреплениям.
   Именно тогда на место происшествия прибыл Бенедикт Арнольд. Отстраненного от командования или нет, звуки выстрелов притягивали его как магнит, и он с головой окунулся в бой. Разъяренный Гейтс послал за ним одного из своих офицеров с безапелляционным приказом вернуться в свою палатку, но майор Армстронг догнал его только вечером.
   К тому времени Арнольд захватил контроль над ходом сражения и лично возглавил американское преследование британских укреплений. Штурм одного из двух ключевых редутов был отбит, но он прорвался сквозь шквальный огонь, чтобы возглавить атаку на второй редут. На этот раз ему это удалось. В яростной рукопашной схватке позиции были захвачены, открылся весь правый фланг британцев и их лагерь, но наступила ночь, и Арнольда, тяжело раненного в левую ногу, унесли с поля боя.
   С его уходом и наступлением темноты боевые действия пошли на спад, но битва на Бемис-Хайтс стала решающей. В сочетании с предыдущими потерями на ферме Фримена, Бергойн потерял более тысячи человек в двух сражениях, и его деморализованная армия отступила. К восьмому октября он вернулся на позиции, которые занимал месяцем ранее; теперь, тринадцатого, он был окружен в Саратоге армией, превосходившей его численностью в три раза.
   Нет, - подумал Кармайкл. - Совсем не того результата хотел Джефферсон. Жаль, что так получилось.
   - Сэр, - сказал он вслух, - я представил вам анализ, лежащий в основе каждого из моих предложений. Вы видели те же данные, что и все остальные. Вы читали отчеты Фишермена и Френчи, не говоря уже о моих собственных. И у вас был доступ ко всем данным спутниковой разведки. Вы точно знали, что я предлагаю на каждом этапе, и вы согласились с моими рекомендациями и одобрили их. - Он покачал головой. - Мы знали, что все наши модели кампании Бергойна изменились из-за того, что произошло в Трентоне и Принстоне, и я все еще думаю, что мы сделали все возможное, чтобы приспособиться к этим изменениям. К сожалению, мы не смогли точно объяснить Бергойну, что делаем. - Он поморщился. - И до того, как мы увидели его в действии, не думаю, что кто-то мог предсказать степень... некомпетентности, которую он привнесет в происходящее после Тикондероги.
   Выражение лица Джефферсона с каждым словом становилось все жестче. На самом деле, Кармайкл был немного удивлен, что на самом деле не услышал, как теноча заскрежетал зубами.
   - Мне кажется, майор, - проскрежетал он через мгновение, - что вы пытаетесь прикрыть свою задницу, перекладывая вину как можно шире.
   - Жаль, если вам так кажется, сэр. - В холодном тоне Кармайкла чувствовалась некоторая неискренность, и глаза Джефферсона вспыхнули. - Тем не менее, я верю, что запись продемонстрирует, что каждый мой шаг - и шаг любого члена моей команды - был одобрен вами заранее.
   - Мы еще посмотрим, правы вы на этот счет или нет, майор, - неприязненно произнес Джефферсон, и Кармайкл увидел, как Шэмрок заерзала на стуле. Очевидно, ей пришло в голову, что Джефферсон, вероятно, имел несанкционированный доступ к любым электронным записям бесед между ним и Кармайклом.
   - Однако, тем временем, - продолжил Джефферсон, - мы должны решить, что делать с нынешней... ситуацией.
   - При всем уважении, сэр, я не вижу, что мы можем сделать, - ответил Кармайкл. - Бергойн окружен, его войска голодают, у него сотни больных и раненых, а повстанцы превосходят его численностью в три раза. Александр Македонский не смог бы пробиться с боем из этой ситуации.
   - У Александра Македонского не было нас, - категорично заявил Джефферсон. - В Трентоне тавантинсуйу вмешались напрямую; теперь наша очередь.
   Остальная команда Кармайкла заметно напряглась. Кармайкл этого не сделал, но только потому, что уже знал, к чему это приведет.
   - Сэр, опять же, при всем моем уважении, не думаю, что это хорошая идея, - сказал он. - Если мы будем действовать открыто, инки обязательно отреагируют, и в подобной ситуации ни одна из сторон не сможет скрыть улики. Здесь слишком много свидетелей, и эти свидетели оставили бы слишком много письменных отчетов о том, что произошло. - Он покачал головой. - Не думаю, что генерал одобрил бы такое выбрасывание денег на ветер.
   - Ты не понимаешь, да? - Джефферсон презрительно фыркнул. - Ну, ты тот, кто оставил после себя беспорядок, который нужно исправить. Не думаю, что он одобрит и это, майор!
   - Возможно, и нет, - согласился Кармайкл. - Но какого рода вмешательство вы имели в виду, сэр?
   - Думаю, что на самом деле это довольно просто. - Джефферсон оскалил зубы в уродливой ухмылке. - Вы выведете свои флаеры, настроите их мазеры на смертельный уровень и убьете достаточно повстанцев, чтобы Бергойн смог зачистить то, что осталось. Это не оставит на них никакого следа, так что пусть они составляют свои "письменные отчеты". Иметь тайну, которую они не могут объяснить, будет намного приятнее, чем наблюдать, как вся кампания Бергойна сходит на нет. Кроме того, когда поползут слухи о том, что произошло, это подорвет боевой дух повстанцев!
   Остальные члены команды уставились на полевого агента, но Кармайкл только задумчиво склонил голову набок.
   - Вижу несколько неверных моментов в этом намерении, сэр, - сказал он. - Во-первых, сомневаюсь, что кто-либо может предсказать, какие последствия для временного потока повлечет за собой убийство такого количества людей, которые не должны были умереть. Но даже если отбросить это в сторону, я уверен, что инки ждут какого-нибудь отчаянного шага. Сомневаюсь, что мы смогли бы уничтожить хоть сколько-нибудь из войск Гейтса, прежде чем флаеры инков налетят на нас со всех сторон. Если, конечно, вы не хотите, чтобы из главного штаба прислали флаеры поддержки и устроили настоящую воздушную драку, но я действительно не думаю, что это хорошая идея. - Он неприятно улыбнулся. - Нам повезло, что инки сумели навести порядок после Трентона, и никто из местных жителей не наткнулся на то, чего им не следовало видеть. Воздушный бой такого масштаба разбросал бы обломки по всему ландшафту. Я бы предпочел не быть частью этих обломков, если вам все равно, и вероятность временного заражения зашкаливала бы.
   - Меня на самом деле не волнует, одобряешь ты это или нет, - отрезал Джефферсон.
   - Да, это становится очевидным. - Тон Кармайкла больше не был просто холодным; он был холодным и острым. - С другой стороны, почему-то я думаю, что после того, как инки собьют с неба Френчи, Фишермена и меня, вы скажете генералу, что это была моя идея? Что, когда я увидел, что что-то пошло не так - исключительно из-за моей собственной некомпетентности, конечно, - я решил, совершенно без вашего разрешения, приказать своей команде начать убивать солдат Гейтса?
   Глаза Джефферсона блеснули, и Кармайкл почти физически ощутил, как напряглись остальные члены его команды.
   - Так, значит, ты становишься параноиком вдобавок ко всему остальному! - фыркнул полевой агент.
   - Возможно, я такой и есть. А, может быть, и нет. - Серые глаза Кармайкла холодно сузились. - Конечно, все еще остается проблема с Шэмрок, не так ли? Если только вы не планируете отправить ее на тот свет, где ее пристрелят вместе со всеми нами, вам придется придумать какой-нибудь другой способ избавиться от нее.
   - Это смешно!
   - Действительно?
   Джефферсон поначалу был достаточно взбешен, но холодное, язвительное неповиновение Кармайкла еще больше разожгло эту ярость. И эта грань отчаяния тоже становилась все сильнее. Очевидно, у него было довольно печальное представление о долгосрочных последствиях поражения Бергойна... и о том, как его собственное начальство отреагирует на эти последствия.
   Не хочет, чтобы какая-нибудь из частей его тела оказалась на шведском столе генерала во время его следующего официального ужина, - холодно подумал Кармайкл.
   Это одна из проблем системы Теноча, не так ли, мистер Джефферсон? Когда штрафы за неудачу настолько высоки, людям нечего терять.
   Что, конечно, послужило основой для его собственной стратегии.
   - Возможно, я ошибаюсь, - сказал он таким тоном, что стало ясно: они оба знали, что это не так. - Возможно, вы на самом деле не пытаетесь придумать способ прикрыть свой зад и избавиться от неудобных свидетелей в процессе. Если нет, то я приношу извинения за свое предположение, что это так. - Ирония в этом извинении могла бы иссушить бассейн Амазонки. - Но я все еще думаю, что то, что вы предлагаете, только усугубит ситуацию, и не думаю, что генерал одобрит это. И поскольку я так считаю, сэр, то должен со всем уважением отказаться от выполнения любой подобной миссии без приказа вышестоящего начальства.
   Джефферсон сильно помрачнел и наклонился вперед через стол.
   - Я твой "высший авторитет", - прошипел он. - Ты будешь выполнять мои приказы или столкнешься с последствиями!
   - Сэр, со всем уважением, но не без приказа вышестоящего начальства, - решительно заявил Кармайкл, встречая яростный взгляд теноча. - И, при всем моем уважении, я также настаиваю на том, чтобы электронная запись всей этой встречи была направлена тому же вышестоящему начальству.
   - Ты настаиваешь? - Губы Джефферсона искривились от ярости. - Ты настаиваешь? Кто ты такой, черт возьми, чтобы "настаивать" на чем-то передо мной?
   - Лидер этой команды. - В голосе Кармайкла зазвучали железные нотки. - И ни один член этой команды никуда не пойдет без приказа от кого-то, кто обладает более высокими командными полномочиями, чем вы, сэр!
   - Ты действительно настолько глуп, чтобы думать, что это произойдет? - Джефферсон усмехнулся. - Пойми это, майор, и вы все. - Он обвел взглядом остальную команду. - Я командую этой операцией. Я буду отдавать приказы и определять, какие электронные записи - если таковые имеются - будут переданы "вышестоящему начальству" для проверки!"
   - Должен ли я заключить из этого, сэр, - ледяным тоном произнес Кармайкл, - что вы намерены отредактировать, уничтожить или каким-то образом "потерять" запись этой встречи?
   - Предполагай все, что тебе, черт возьми, захочется! - рявкнул Джефферсон. - Но никто не увидит того, чего я не хочу показать, так что тебе лучше поторопиться и выполнить мои приказы - немедленно!
   - Если вы так к этому относитесь, - спокойно сказал Кармайкл, засовывая руку в левый задний карман, - то, наверное, хорошо, что я захватил это с собой.
   Он вытащил диктофон и положил его на стол. Глаза Джефферсона расширились, затем яростно выпучились, а улыбка Кармайкла стала натянутой.
   - Боюсь, я предвидел вашу возможную реакцию, сэр. И поскольку у меня были сомнения по поводу... сохранности записей базы, я подумал, что было бы разумнее убедиться, что у нас есть независимая запись. Думаю, генерал, скорее всего, будет немного раздражен, когда услышит, как вы отвергли мой совет. И сомневаюсь, что он будет в восторге от того, что вы готовы подделать официальные документы, чтобы скрыть свои собственные ошибки.
   Джефферсон уставился на него через стол. Затем его правая рука нырнула под тунику и достала игрушечный пистолет, из которого Кармайкл был убит во время их первой встречи.
   - Дай это мне, - холодно сказал теноча. - Сейчас же.
   - Почему вы думаете, что это единственный... независимый диктофон в этом конференц-зале? - Кармайкл был немного удивлен, обнаружив, что на самом деле был почти таким же спокойным, каким казался. Конечно, помогло то, что в очках он увидел, как Джефферсон делает именно это. - Вы действительно думаете, что я настолько глуп, чтобы взять с собой только один диктофон? Почему бы вам не опустить оружие, пока вы не сделали все еще хуже, сэр? До сих пор все, что вы делали, - это делали плохие предложения и разбрасывались угрозами, но вы вот-вот переступите черту и столкнетесь с чем-то намного худшим.
   - Предоставь мне самому об этом беспокоиться. Что касается других диктофонов, - его рука с пистолетом переместилась с головы Кармайкла на голову Шэмрок, - я думаю, ты скажешь мне, где они, чтобы ничего не случилось с остальной частью твоей команды. - Его улыбка была уродливой. - И на твоем месте я бы также беспокоился о твоей драгоценной Кейт.
   - Я так не думаю. - Кармайкл покачал головой. - Вы можете убить меня - можете убить всех нас. Но после того, как вы это сделаете, как вы придумаете какое-нибудь объяснение, чтобы генерал остался доволен? Не думаю, что он будет в восторге, если вы уничтожите целую команду только для того, чтобы прикрыть свою задницу.
   Лающий смех Джефферсона был еще уродливее, чем его улыбка, а губы скривились.
   - Для того, кто считает себя таким умным, ты на самом деле глуп, - усмехнулся он. - Уничтожить целую команду? Это все равно произойдет, ты, высокомерный ублюдок! Такие идиоты, как ты, стоят дешевле грязи - мы всегда можем найти еще, когда понадобится, и никто в Теночтитлане не потеряет ни одной ночи сна из-за того, что случится с вами со всеми! А теперь отдай мне этот чертов диктофон, пока я не нажал на спусковой крючок!
   Кармайкл позволил своему лицу исказиться. В течение трех секунд он смотрел на Джефферсона с явным недоверием. Затем откинулся на спинку стула, уронив правую руку на колени.
   - Вы хотите сказать... что лгали нам все это время? - охрипшим голосом произнес он. - Все вы. Все вы лгали нам? О том, что вы пытаетесь сделать? Об инках? Обо всем?
   - Почему нет? - губы Джефферсона дернулись, как будто он собирался сплюнуть. - Это работает, не так ли? За исключением, конечно, тех случаев, когда люди, которых мы нанимаем, слишком глупы, чтобы справиться с работой с самого начала!
   - Понятно, - сказал Кармайкл... и нажал на спусковой крючок полуавтоматического пистолета "Виккерс", который он прикрепил скотчем к нижней стороне стола перед этим самым стулом две недели назад.
   Глаза Джефферсона вспыхнули, когда две пули 40-го калибра с полыми наконечниками попали ему в живот, и его стул перевернулся назад. Он все еще был в воздухе, падая на пол, когда Кармайкл поднялся на ноги. Пистолет в руке майора был его старым-престарым другом. Он точно знал, чего хотел, и корона головы Томаса Джефферсона разлетелась по полу кровавым веером из красного, серого и слоновой кости осколков черепа.
   - Ты мне никогда особо не нравился, - после раскатов выстрелов сказал Данстен Кармайкл скоропостижно умершему.
  

X

   - Вы уверены, что знаете, что делаете, майор - я имею в виду, Данстен? - спросила Дженнифер Браунелл. Она сидела в кресле пилота большого транспортного самолета, наблюдая за приборной панелью, и выражение ее лица было озабоченным.
   - Да, - ответил Кармайкл, доставая из нагрудного кармана пачку рукописных заметок. Сидя в кресло второго пилота, он повернулся к компьютерной консоли, развернул заметки и положил их так, чтобы они были ему видны.
   - Не хочу показаться встревоженной или что-то в этом роде, - сказала Браунелл-Шэмрок. - И я впечатлена тем, что вам уже удалось, не поймите меня неправильно. Но почему-то не думаю, что инки будут в восторге, увидев, что к ним направляется самолет теноча.
   - И, кстати, о флаерах теноча, - раздался голос у них за спиной, - я заметил, что три из них преследуют нас. Они, похоже, тоже не хотят с нами разговаривать.
   - Наверное, приятели Джефферсона, Френчи, - сказал Кармайкл. - Не думаю, что они хотят, чтобы мы разговаривали с инками.
   Он ухмыльнулся и начал набирать сложный код, который видел через защитные очки. Даже через электронный интерфейс он почувствовал недоверие в удивленном взгляде инки, который появился на его мониторе, когда в Тавантинсуйу получили одно из своих разрешений самого высокого уровня безопасности от самолета теноча. Но он знал, о чем его спросят, еще до того, как они это сделали, и печатал быстро и плавно, безупречно отвечая на каждый новый запрос.
   - Получаю голосовое сообщение от инков! - недоверчиво объявил Фишермен из секции связи. - Нас направляют на запасную базу!
   - Хорошо. - Кармайкл продолжал печатать.
   - У меня тут флаеры инков, отправляются навстречу теноча! - внезапно сказал Френчи. - Боже мой! Их там не меньше дюжины!
   - Чем больше народу, тем веселее, - сказал Кармайкл и повернул голову, чтобы улыбнуться Браунелл.
   - Видишь? Я знал, что делал.
  
   - Итак, сколько еще продлится этот разбор полетов? Вы же знаете, у меня сегодня днем назначена встреча.
   - О, на этом мы закончили. - Эсперанса пожал плечами и налил свежего пива в кружку Кармайкла. - Я уже знаю, что войдет в мой отчет. Все, что я на самом деле делаю, - это провожу с вами достаточно времени, чтобы удовлетворить местных тавантинсуйу. Не думаю, что они были бы в восторге, если бы узнали, что мне даже не нужно задавать вопросы заранее.
   - Да, - криво улыбнулся Кармайкл. - Я понимаю, почему это может заставить их задуматься о вещах, о которых вы предпочли бы не думать. Например, о таинственных очках. Кстати, об этом...
   Он сунул руку в карман и достал очки. Мгновение он смотрел на них и с удивлением понял, что действительно готов вернуть их. Теперь он понял, что имел в виду Эсперанса, когда говорил о риске, связанном с доверием какому-либо их обладателю, а Данстен Кармайкл никогда не считал себя кандидатом на причисление к лику святых. И все же, несмотря на это, несмотря на то, что он понимал, что у него в руках возможность реализовать буквально любые амбиции, он не испытывал искушения сохранить их.
   Они слишком могущественны, - понял он, кладя их на маленький столик между собой и Эсперансой. - Я не доверяю никому - даже самому себе; может быть, особенно себе - обладающему такой властью.
   - Не стоит так торопиться, - пожурил его Эсперанса и оставил их лежать, а сам откинулся на спинку своего стула.
   Они сидели на террасе двадцать четвертого века и смотрели на Тихий океан. Воздух был свежим и немного разреженным на такой высоте, в предгорьях Анд, но невидимое поле окружало их, окутывая уютным теплом, а просторный дом позади них казался страной чудес передовых технологий. Кармайкл не был уверен, кому он на самом деле принадлежал - если, конечно, он вообще кому-то "принадлежал", - но "местный житель тавантинсуйу" ясно дал понять, что дом будет принадлежать ему столько, сколько он захочет. Или до тех пор, пока Эсперанса хотел, чтобы дом было у него, если была разница. В любом случае, это было намного лучше любого убежища, с которым он когда-либо сталкивался, и он все еще был немного озадачен этим.
   Если уж на то пошло, он был более чем ошеломлен тем, с какой готовностью тавантинсуйу приняли заверения Эсперансы в том, что он и его выжившие товарищи по команде на самом деле на стороне света.
   Из того, что он смог выяснить, местные тавантинсуйу рассматривали Эсперансу как посланца от своих директоров из верхнего времени. На самом деле, Кармайкл все еще не был уверен, что директора-мошенники Эсперансы не были директорами Тавантинсуйу из верхнего времени. Кем бы они ни были на самом деле, было очевидно, что Эсперанса и Тавантинсуйу преследовали, по сути, одну и ту же цель. И, учитывая то, что Кармайкл уже успел увидеть на Тавантинсуйу-24, он тоже. По крайней мере, на этот раз ему и его товарищам из двадцать первого века было позволено увидеть настоящую культуру своих хозяев. Они и на этот раз были настороже в поисках возможного обмана, но он не заметил ничего подобного. И какими бы ни были его собственные инки дома, эти инки были именно такими, какими их описывал Эсперанса.
   Вот почему сегодня днем молодая женщина по имени Кейт Кармайкл вышла - вышла сама! - из больничной палаты двадцать четвертого века в объятия своего мужа.
   Он моргнул подозрительно влажными глазами, затем откашлялся и проглотил комок эмоций вместе с еще одним глотком пива.
   - Я бы подумал, что вы захотите вернуть их под замок - или что бы вы там с ними ни делали - как можно скорее, - сказал он через мгновение, опуская пивную кружку и мотнув головой в сторону очков.
   - Понимаю, почему вы так думаете, - лениво улыбнулся Эсперанса. - Честно говоря, тот факт, что вы это делаете, является одной из причин, по которой я в первую очередь дал их вам.
   - Прошу прощения? - Кармайкл приподнял бровь.
   - Вы думали о том, что собираетесь делать дальше? - спросил Эсперанса вместо ответа на его вопрос.
   - По словам людей, с которыми я здесь разговаривал, это вполне ясно, - сказал Кармайкл. - Они вернут меня, Кейт и остальных троих в наше время. И выполнят все, что нам обещали теноча. Если уж на то пошло, собираются следить за нами, чтобы помешать генералу и его друзьям преследовать нас.
   - Я знаю, что именно это они и собираются сделать. Мой вопрос был в том, что вы собираетесь делать?
   Кармайкл задумчиво посмотрел на него, прищурив глаза.
   - Почему у меня такое чувство, что вы хотите мне что-то предложить? - спросил он через минуту.
   - Что ж, вы неплохо справились, - заметил Эсперанса. - Теноча вполне могут оставить нам всю эту хронологию, по крайней мере, на ближайшие пару столетий. Бергойн сдался через четыре дня после... безвременной кончины Джефферсона. - Он пожал плечами. - Почти наверняка последует признание Францией Соединенных Штатов, и если это произойдет, независимость Америки практически гарантирована. Теноча, возможно, и удастся затянуть события, вмешавшись в кампании южан, но дело предрешено.
   - На более личном уровне вы заставили Джефферсона сначала рассказать правду вашим оставшимся в живых товарищам по команде, что убедило их доверять вам и позволило вам вытащить всех троих живыми. И с моей скромной помощью вы спасли брата Браунелл, невесту Ласко и дочь Фишера - не говоря уже о его жене и обоих их других детях - из лап теноча, прежде чем поставить крест на всей их деятельности. Это довольно впечатляюще.
   - Что ж, возможно, - согласился Кармайкл. Затем он фыркнул и похлопал по защитным очкам. - С другой стороны, вы действительно дали мне небольшое преимущество.
   - Преимущество имеет смысл лишь в том случае, если им кто-то пользуется, - сказал Эсперанса, и его тон внезапно стал смертельно серьезным. Он посмотрел Кармайклу в глаза. - Вы могли бы использовать эти очки, чтобы увести себя и свою Кейт с линии огня. Вы этого не сделали. Вы также вытащили всех своих выживших товарищей по команде. И не только это, но и то, что, несмотря на все веские причины, по которым вы не особенно любите свою Тавантинсуйу, вы составили план, который четко обозначил цели Теноча и преподнес моей Тавантинсуйу эту хронологию на блюдечке с голубой каемочкой. - Он покачал головой. - Я видел, как несколько человек использовали эти очки, Данстен. Я никогда не видел, чтобы кто-то использовал их лучше или эффективнее. На самом деле, я хочу предложить вам работу.
   - Вы хотите сказать, что ваши директора хотят, чтобы я перешел к ним на работу?
   - Я этого не говорил. - На лице Эсперансы появилась знакомая кривая улыбка. - Я сказал, что хочу предложить вам работу. Мне пришло в голову, что мы с вами - ну, в общем, вы и я - неплохо работаем вместе, и я уже довольно давно летаю в одиночку. Было бы неплохо, если бы кто-то прикрывал мне спину. Особенно тот, кто может... так ясно видеть варианты.
   Он взглянул на очки.
   - Для этого я вам не нужен, - медленно произнес Кармайкл.
   - О, но я-то знаю. - Эсперанса покачал головой. - Я не просто так отдал эти очки вам, Данстен. Я не доверяю себе в них. Не потому, что считаю себя злым человеком, но... во мне слишком много от Койота, слишком много от бога-обманщика. Рано или поздно я поддался бы искушению поиграть в Бога, и тогда одной из моих других ипостасей пришлось бы выследить меня, чтобы остановить.
   Кармайкл нахмурился, а Эсперанса фыркнул.
   - Поверьте мне, я говорю, исходя из определенного опыта, - сухо сказал он. - Нет, гораздо проще - и безопаснее - оставить их с кем-то другим. Кроме того, если я не ошибаюсь, убедить вас работать у меня было бы равносильно приобретению четверых за одного. - Белые зубы сверкнули в улыбке. - Я уверен, что остальные члены вашей команды были бы рады возможности сильно пнуть теноча в самое чувствительное место... И, судя по тому, что я о них узнал, они прониклись большой верой в ваше лидерство, - его ухмылка превратилась в почти мечтательную. - Когда я думаю о том, чего мы все могли бы достичь, если бы я только смог сохранить вас и "очки" в тайне...
   Кармайкл пристально смотрел на него несколько секунд, затем снова опустил взгляд на непрозрачные линзы. Они все еще пугали его, и он не был так уверен, как Эсперанса, что Данстен Кармайкл невосприимчив к искушениям божественной силы. С другой стороны, у Данстена Кармайкла теперь была Кейт Кармайкл, которая могла дать ему пинка под зад, когда возникали такие соблазны... и он не заполучил бы ее без вмешательства Эсперансы.
   Перед ним расстилались бескрайние темно-синие воды Тихого океана, но с запада надвигался шторм, и в этом была какая-то метафора, - решил он. - Человек мог бы заняться чем-нибудь похуже, чем провести остаток своей жизни, сражаясь за защиту целых вселенных от шторма, подобного Теноча.
   Особенно, когда у него есть нужные люди, которые помогут ему в этом.
   Он снова посмотрел на очки, затем на Эсперансу.
   - Я хочу, чтобы каждый год мне предоставлялся оплачиваемый отпуск как минимум на целый месяц, - сказал он.
  
  

ПРОХОДЯ МАРШЕМ

  
   - Мне жаль, Камп, но это невозможно.
   Шерман подумал, что в тоне брата было сочувствие, но не надежда, - он смотрел из окна отеля на оживленную улицу Цинциннати.
   - Джон, я понимаю, что он зол. Правда, понимаю. Но это больше, чем просто...
   - Не для него, Камп. И не для Томми или тети Марии. И, прости, не для меня тоже.
   Шерман отвернулся от окна, плотно сжав губы, и его брат пристально посмотрел на него в ответ.
   - Тебе следовало поехать в Лондон, Камп. - Голос Джона Шермана звучал ровно. - Если бы ты это сделал, Эллен...
   Он замолчал и резко покачал головой.
   - Ты думаешь, я не думал о том же? - голос Шермана стал еще жестче, чем его губы. - Ты думаешь, я не понимаю, что все в нашей семье должны чувствовать то же самое? Конечно, понимаю! Но я не могу изменить этого, как не могу вознестись на небеса, и, похоже, ничто, кроме этого, не успокоит его.
   - Она была его дочерью, Камп!
   - И моей женой!
   - Да, - проскрежетал Джон. - Твоей первой женой.
   - Будь ты проклят, Джон! - его глаза сверкнули. - Я любил ее!
   - Тогда, возможно, тебе следовало вспомнить об этом, прежде чем тащить ее в эту чертову дыру!
   - Я никуда ее не тащил, Джон! И вряд ли это можно было назвать "чертовой дырой", если уж на то пошло. Это определенно было лучше, чем Калифорния!
   - Да, и Калифорнию она тоже ненавидела, - холодно ответил Джон.
   - Я никогда не просил ее приезжать в Пайнвилл!
   - Нет? Ну, ты, конечно, не пытался ее отговорить, не так ли? И тебе потребовалось совсем немного времени, чтобы найти утешение в своей потере, Камп.
   Ярость охватила Шермана, когда эта последняя, убийственная фраза попала в цель. Но даже в этот момент воспоминание снова вспыхнуло в его сознании. Воспоминание об Эллен в лихорадке, с бледным лицом, лежащей на кровати с балдахином. Приглушенные голоса доктора и Мари, шепчущиеся на заднем плане, пока он держал ее за руку, гладил по лбу.
   - Скажи папочке, что я люблю его, - прошептала она потрескавшимися губами.
   - Ты можешь сказать ему сама, - солгал он.
   - Скажи ему! - настаивала она.
   - Так и сделаю, - пообещал он. - А теперь отдохни.
   - У меня скоро будет время отдохнуть.
   Ей удалось выдавить из себя слабую улыбку, и она перевела взгляд на Мари, стоявшую в дверях и внимательно слушавшую инструкции доктора Кеннебека. Затем снова посмотрела на него.
   - Церковь говорит, что ангелы Божьи окружают нас повсюду, Камп. Но я никак не ожидала встретить здесь кого-нибудь из них.
   - Я знаю. - Он погладил ее по щеке. - Отдохни.
   - Я сделаю это. Сделаю! - Ее голос стал еще слабее, а слишком тонкие пальцы сжали руку, державшую ее кисть. - Я не боюсь, Камп. Действительно. Я... только... так устала. - Ее глаза закрылись. - Передай папе, - повторила она так тихо, что он едва расслышал. - Передай папе, как сильно я его люблю.
   - Передам, - повторил он. - Я передам.
   И он это сделал на похоронах, когда его тесть слушал с каменным выражением лица.
   Это был их последний разговор. Теперь он навсегда останется их последним разговором. И теперь даже Джон...
   - Спасибо, что пришел. - Его голос был холоднее льда, и он знал это, но ничего не мог с этим поделать. По крайней мере, это было лучше, чем схватить брата за горло. - Однако вижу, что было ошибкой обращаться к тебе по этому поводу. Уверяю тебя, это больше не повторится, сэр. Добрый день!
   Он снова повернулся к окну, выпрямив спину и скрестив руки на груди, и уставился на улицу, гадая, заговорит ли его брат снова.
   Стук каблуков по полу и звук резко закрывшейся двери стали ответом на вопрос.
   Широкие, гордые плечи Уильяма Текумсе Шермана поникли, и он закрыл глаза, наклонившись вперед и прижавшись лбом к стеклу.
   Джон не понимал. Он никогда этого не понимал. И Эллен тоже. И ее отец.
   Он любил Эллен, любил! Но пришло время, когда он должен был твердо стоять на ногах, и она должна была это понять. Или, по крайней мере, поддержать его в этом. Возможно, однажды она бы это сделала... если бы была жива. Но она не была жива.
   Он снова открыл глаза, выражение его лица было мрачным, когда он вспомнил девятилетнего мальчика, чей отец умер, оставив без средств к существованию жену и одиннадцать детей. Даже в девять лет он очень гордился своим отцом - судьей Верховного суда штата Огайо. Выдающимся членом судебного жюри. Человеком с блестящим будущим.
   Пока он не умер и не унес с собой все будущее своей семьи.
   Шерман знал, как несказанно повезло ему и его семье, что его отец и Томас Юинг были такими близкими друзьями. И что Юинг был таким хорошим человеком. Этот человек шагнул в дыру, образовавшуюся после смерти его отца, и взял всю семью под крыло своей защиты.
   Томас Юинг, влиятельный человек в политике вигов. Глубоко уважаемый юрист; министр финансов при Уильяме Генри Харрисоне; первый министр внутренних дел при Закари Тейлоре; сенатор от штата Огайо. Он сыграл важную роль в избрании Джона Шермана в палату представителей и был одним из тех, кто вскоре соберется на так называемую Мирную конференцию в отеле "Уиллард" в Вашингтоне, чтобы попытаться предотвратить распад Союза. Человек, которого Шерман не только искренне уважал, но и любил, которым глубоко восхищался. Его приемный отец, человек, чье одобрение значило для него больше, чем мнение кого-либо еще во вселенной.
   И человек, который никогда не простит ему смерти дочери. Никогда не поймет - и никогда не захочет понять - почему его зять предпочел Луизиану Лондону.
   Я ненавидел банковское дело, - думал он теперь. - Я ненавидел его почти так же сильно, как и службу по снабжению войск. Знаю, Генри хотел как лучше, когда предложил мне должность в Сан-Франциско, и я ухватился за этот шанс, но мне следовало быть осторожнее.
   И Джон был прав насчет того, как сильно Эллен ненавидела Калифорнию. Она никогда не хотела уезжать из Огайо. На самом деле, она вернулась в Огайо без него на семь месяцев в середине его четырехлетнего пребывания в Сан-Франциско. И ее родители настояли на том, чтобы их дочь Лиззи все это время оставалась с ними в Огайо.
   Тогда, даже в далекой Калифорнии, тень Томаса Юинга нависала над его жизнью, и Эллен никогда не понимала - по крайней мере, никогда не сочувствовала - его потребности доказать, что он не просто подопечный Томаса. Его восхищение и любовь к Томасу были безграничны, но Эллен никогда не понимала, почему его чувство долга всегда выделяло их обоих. Никогда не понимала, что заставляло его доказывать, что он может обеспечить свою семью финансовой стабильностью, которой его лишила ранняя смерть отца, когда он был ребенком. Доказать, что он способен на это - может преуспеть там, где его собственный отец, не по своей вине, подвел его, - не завися от чьей-либо щедрости, как бы охотно эту щедрость ни предлагали. Именно поэтому он и ушел из армии, в первую очередь потому, что зарплата армейского офицера в мирное время была слишком мала, чтобы обеспечить такую безопасность. Именно поэтому он пошел в банковское дело, несмотря на то, что у него никогда не хватало для этого ни ума, ни сердца.
   А потом в Калифорнии лопнул "мыльный пузырь". Он закрыл там банк, вернулся на восток, чтобы открыть еще одно отделение в Нью-Йорке... только для того, чтобы увидеть, как оно разорилось вместе со своим головным банком в Сент-Луисе во время паники 57-го. В тридцать семь лет он оказался безработным отцом троих детей, без каких-либо перспектив в банковской сфере в нынешних условиях, и Эллен это втайне не радовало. Не то чтобы она злорадствовала по поводу его неудачи. Она никогда бы так не поступила. На самом деле, истинная проблема заключалась в том, что она никогда не считала это несчастьем. Для нее это была судьба, вернувшая их в Ланкастер, к семье, которую она любила, и она никогда по-настоящему не понимала, как сильно он ненавидел свою зависимость от ее семьи и ее богатства. Она была родом из этого мира, знала, что ее собственный отец вырастил его в нем, и в ее глазах это должно было быть естественным порядком вещей для него, как и для нее.
   И еще одно "новое начало", предоставленное ее семьей с профессией, которую он возненавидел.
   Но этого не произошло. И хотя Эллен радовалась мысли о возвращении в Ланкастер, Шерман выбрал другой путь. Возможно, он не мог не положиться на связи своего приемного отца, но, по крайней мере, мог попытаться сделать это на своих собственных условиях. Поэтому уехал в Канзас, где поступил на работу в риэлторскую и юридическую фирму своих шуринов Томаса и Хью. Это все еще был "семейный бизнес", но они с Томми всегда были особенно близки... А Ливенуорт находился более чем в шестистах милях от Ланкастера.
   Но и из этого ничего не вышло. Фирма никогда не процветала - в немалой степени потому, что Томми предпочитал заниматься политикой аболиционистов, а не бизнесом в "кровавом Канзасе", - и по мере того, как компания медленно приходила в упадок, его снова навестила старая, изнуряющая подруга меланхолия.
   Он все больше впадал в отчаяние. Настолько, что даже пытался вернуться в армию, но два года назад вакансий не было. Настолько отчаялся, что, несмотря на свою гордость, был вынужден вернуться в Ланкастер и согласиться на должность управляющего угольным и соляным заводом семьи Юинг в соседнем Чонси. Только временно, конечно. Только до тех пор, пока Томас не найдет для него что-нибудь более подходящее.
   Например, должность в лондонском банке.
   Эллен была в восторге от этого. Сан-Франциско был грубым, неотесанным местом, в ее глазах он не мог соперничать с Ланкастером, но Лондон был цивилизованным городом. Самый большой город во всем мире. С населением более трех миллионов человек, он был в двадцать раз больше Цинциннати, крупнейшего города штата Огайо, и в четыре раза больше даже Нью-Йорка. Это место с богатой культурой, бьющееся сердце крупнейшей и могущественнейшей империи в мировой истории.
   Выхода не было. Как бы мало ни радовала его эта возможность, она казалась единственной доступной... по крайней мере, до тех пор, пока он не получил письмо из Луизианы.
   Оно пришло к нему от Джорджа Грэхема, человека, которого он никогда не встречал, и в нем ему предлагалось рассмотреть возможность занять пост первого суперинтенданта недавно организованной учебной семинарии-военной академии штата Луизиана. В тот момент он тоже никогда не слышал о семинарии, но ухватился за этот шанс и поехал поездом в Батон-Руж на личное собеседование.
   Он разговаривал не только с Грэхемом, но и с Полом Эбером, своим старым однокашником по Уэст-Пойнту и бывшим губернатором Луизианы, во время губернаторства которого три года назад была основана семинария. Грэхем, председатель правления семинарии, потратил эти три года на сбор средств, поиск кампуса и ввод в эксплуатацию первых зданий. Теперь ему нужен был суперинтендант, и, поскольку он представлял себе семинарию по примеру военного института в Вирджинии, ему явно требовался военный на эту должность, поэтому он проконсультировался о возможных кандидатурах с полковником Доном Карлосом Бьюэллом, под началом которого он служил во время американо-мексиканской войны. Бьюэлл написал восторженное письмо, в котором превозносил квалификацию Шермана, подходящую для этой должности, и Эбер с энтузиазмом поддержал предложение Бьюэлла.
   Они с Грэхемом сразу понравились друг другу. Зарплата была меньше, чем ему платили бы в Лондоне, а приход Рапидс едва ли можно было назвать культурной Меккой, но к тому же он находился на сто пятьдесят миль дальше от Ланкастера, чем даже Ливенуорт. Возможно, что еще более важно, восторженные отзывы, в которых Бьюэлл и Эбер рекомендовали его, пришлись на то время, когда черная полоса его слишком частых приступов депрессии стала холодной и глубокой. Они напомнили ему, что он способный человек, которого другие ценят за его собственные достижения и способности, и семинария неизбежно будет расти. Он мог оставить здесь свой след, создать что-то, что было делом его рук и сердца, что со временем могло бы заслужить уважение Томаса Юинга, которого он так жаждал. Кроме того, ему нравилась Луизиана. Были вещи, которые ему не нравились в южанах, но это относилось и к северянам. Ему нравились и заслуживали уважения луизианцы, они уважали его, и он сразу же принял предложение.
   Эллен не обрадовалась, когда он телеграфировал ей об этом. Она всей душой стремилась в Лондон. Кроме того, как и остальные члены ее семьи, она была убежденной аболиционисткой. Она презирала рабовладельцев и отказывалась даже посещать Луизиану.
   Несмотря на это, он с головой ушел в свои новые обязанности, и правда заключалась в том, что, как бы ни была разочарована Эллен, он никогда не был так счастлив, как сейчас, никогда так остро не осознавал, что создает что-то благодаря собственному мастерству, усилиям и решимости. А пребывание в Луизиане вернуло ему контакт со старыми товарищами по армии и Уэст-Пойнту, не в последнюю очередь с Эбером, который вместе с Грэхемом был рад ввести его в первые круги штата. Он провел много выходных на сахарной плантации Эбера в Ибервилле и возобновил дружбу с семьей Эбера.
   Очевидно, это счастье проявилось в его письмах в Огайо, и почти ровно год назад Эллен все-таки решила посетить Луизиану. Официально она приехала, чтобы привезти детей навестить его и своими глазами увидеть, что он строит. На самом деле, он знал, что она собиралась убедить его бросить Луизиану и "вернуться домой", но надеялся, что сам сможет убедить ее остаться в Луизиане.
   Она осталась. Но не так, как он надеялся.
   Он снова открыл глаза, мрачно глядя на оживленную улицу.
   Брюшной тиф.
   Бог свидетель, в Огайо тоже было достаточно вспышек этого заболевания, но, конечно, никого из Юингов это не волновало. Эллен приехала в Луизиану, чтобы заразиться, и это означало, что Луизиана убила ее. Это означало, что "упрямый" отказ Шермана "вернуться домой" в Огайо убил ее.
   Это означало, что он убил ее.
   Возможно, так оно и было. Иногда он думал об этом в глубине своего сердца. И знал, что ее смерть, сама по себе, вбила бы клин между ним, его семьей и родственниками со стороны мужа. Но он ведь не оставил это на потом, не так ли? О, нет.
   Их там не было, подумал он. Они не видели Эллен в той кровати с москитной сеткой в Ибервилле, в то время как семья Эбера боролась за ее спасение. Как и Эллен, Эберы были набожными католиками. Приходской священник ежедневно навещал их, а сестра Эбера Мари ухаживала за ней на всех стадиях ее болезни. Она была рядом каждый божий день. Ночью она спала на раскладушке в той же спальне. Родители Эллен не видели, как их дочь в бреду цеплялась за руку Мари Эбер, словно за саму жизнь, в то время как Мари сидела рядом с ней, читала ей... молилась вместе с ней. Не видела, как Мари боролась за каждый дюйм ее пути, тратя все свои силы, ежедневно рискуя заразиться, бросая вызов брюшному тифу, который мог забрать и ее. Она отдала свою жизнь борьбе, отказываясь сдаваться.
   И в конце концов ей пришлось наблюдать, как Эллен ускользает от них в тень.
   Ее родители ничего этого не видели... точно так же, как они не слышали, как Мари обещала Эллен, обещала сквозь слезы, когда свет в глазах Эллен померк и истощенное тело наконец отказало ей, что она будет заботиться о детях Эллен, как о своих собственных.
   В течение шести недель Мари вела эту борьбу рядом с Эллен. Ухаживала за ней, читала ей вслух, сидела и урывками вышивала, пока Эллен дремала. За эти шесть ужасных недель стала ей ближе, чем родные сестры... И она сидела по другую сторону кровати Эллен, когда настала его очередь держать ее за руку, обещая, что он рядом. Обещать, что он любит ее.
   И это была Мари, которая обняла его сквозь слезы, когда Эллен, наконец, проиграла свой последний бой. Мари, которая...
   Открылась еще одна дверь, и его ноздри раздулись, когда он отвернулся от окна.
   - Мне так жаль, Билли, - тихо сказала она.
   Эллен, как и все остальные члены его семьи, всегда называла его "Камп". Мари никогда этого не делала. Теперь она пересекла гостиничный номер, положила руку ему на плечо и стояла, глядя на него снизу вверх. Она была невысокой женщиной, пониже и тонкокостнее, чем Эллен, и он увидел слезы в ее глазах.
   - Я должна была отказаться, - сказала она ему тем же мягким южным голосом. - Это было слишком рано. Конечно, твоя семья - семья Эллен - так считает.
   - Нет. - Он твердо покачал головой. - Она тоже этого хотела.
   - Это не значит, что мы поступили правильно, Билли. И нельзя сказать, что миссис Юинг не смогла бы вырастить детей без меня. На самом деле, я уверена, что именно этого хотела бы Эллен, если бы только ее разум был ясен.
   Мэри была упрямой женщиной, - подумал Шерман. - И всегда защищала Юингов.
   Жаль, что никто из них даже не заговаривал с ней.
   - Возможно, ты и права, - сказал он теперь, - но я просил твоей руки не только из-за детей. - Он взял ее за руку, поднес к губам и поцеловал. - Я попросил об этом, потому что увидел тебя в палате с больной. Потому что видел, как ты боролась за нее, как сама подвергалась опасности той же болезни. Потому что понял, кто ты такая, и потому что понял, что люблю эту женщину. Я всем сердцем желаю, чтобы Эллен была все еще жива, но это было в руках Господа, а не в наших. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. И знаю, ты понимаешь, что я действительно любил ее, и что какая-то часть меня чувствует себя невыразимо виноватым, когда признаю, что тоже люблю тебя. Но я люблю, Мари. Помоги мне Бог, но я люблю.
   И дети тоже, - подумал он про себя. Детям она не позволяла называть ее "мама", потому что никогда, ни за что на свете не стала бы "красть" этот титул у Эллен. Они любят тебя, потому что ты и твоя семья всегда были рядом с ними, пока их мать умирала, а я был слишком потерян, слишком отчаянно переживал за Эллен, чтобы тоже быть сильным ради них. Они не просто любят тебя - они обожают тебя... И это еще одна причина, по которой семья Эллен ненавидит тебя.
   - Но из-за этого все так запуталось. - В ее голосе тоже слышались слезы. - Что ты теперь будешь делать, Билли? Что с нами будет?
   - Не знаю, - признался он. - Я не знаю.
   Он заключил ее в объятия, и она положила голову ему на грудь, а он стоял, держа ее, и смотрел в пугающую пустоту будущего. И не только своего собственного будущего.
   Это казалось невозможным, когда они стояли в этом гостиничном номере в самом сердце седьмого по величине города во всей стране, но даже здесь, когда звуки оживленных улиц Цинциннати доносились до них через закрытое окно, в ноздри ему ударил запах крови. Он чувствовал его приближение, и вся промышленность Цинциннати, все ее оптимистичное будущее не могли это изменить.
   Через три недели Авраам Линкольн должен был принести присягу в качестве шестнадцатого президента Соединенных Штатов, и одному Богу известно, что произойдет тогда. Но если мирная конференция в Вашингтоне провалится - а Шерман не видел никаких шансов на успех, - их всех ждет катастрофа. Южная Каролина, Миссисипи, Флорида, Алабама, Джорджия, Луизиана, а теперь и Техас уже объявили о своем выходе из Союза, и другие штаты оказались на грани. Добровольцы спешно формировали полки, как на Севере, так и на Юге; накапливались запасы оружия; и первый же неверный шаг со стороны новой администрации Линкольна приведет к отделению, по крайней мере, некоторых других колеблющихся штатов.
   Десятилетиями республика сеяла ветер. Теперь пришло время сбора урожая, и по всей стране мужчины стояли перед горьким выбором. Принадлежали ли их мечи их нации... или их штатам? Доктрина отделения и боевой клич "права штатов" возникли не на Юге, но Юг воспринял их яростно, фанатично, доведя логическое завершение до смертельной степени, и избрание Линкольна воспламенило взрыватель, который, как опасался Шерман, мог привести только к одному результату.
   Несмотря на аболиционистскую позицию Юингов и большинства его родных братьев и сестер, особенно Джона, Шерман находил на Юге много поводов для восхищения. И какими бы ни были положительные или отрицательные стороны рабства, он полностью понимал, почему белые южане боялись чернокожих, которых так долго держали в этом рабстве. Несправедливости "особого института" могут быть бесконечными, но даже если бы Юг был готов признать их все, это не смогло бы волшебным образом развеять этот страх в нынешней накаленной атмосфере...
   Со времени восстания Нэта Тернера в Вирджинии, возможно, и прошло тридцать лет, но попытка сумасшедшего Брауна поднять еще одно восстание рабов в Харперс-Ферри произошла всего шестнадцать месяцев назад. Это оказало большое влияние на выборы 1860 года, а превращение Брауна в мученика после того, как его повесили, способствовало как избранию Линкольна на Севере, так и ярости Юга.
   Уильям Текумсе Шерман жил в Канзасе. Он знал людей с окровавленными руками, которые переходили на сторону обеих воюющих сторон. Знал, что фанатики-экстремисты, выступавшие как за отмену рабства, так и против отмены, и Браун - Джон Браун из Потаватоми - вышли из того же бурлящего котла поджогов, тактики террора и убийств. Если он был лучше некоторых, то был и хуже многих, и Шерман понимал, почему Юг видел в нем террориста и мятежника, каким он хотел стать в Харперс-Ферри. В их глазах аболиционисты, превратившие его в мученика и мессию, просто показали свое истинное лицо, провозгласив именно то, чего хотели добиться на Юге, и это стало еще одним поводом для разжигания национальной ярости.
   Сам Шерман считал, что отделение было незаконным, но он также сомневался, что это имело большое значение. Восстание американских колоний против Георга III явно было "незаконным"... до тех пор, пока не увенчалось успехом. Как сказал сэр Джон Харрингтон почти за три столетия до этого, государственная измена "никогда не процветала", потому что, если бы это произошло, если бы это удалось, то это уже не было бы государственной изменой, и успешное отделение стало бы законным постфактум. Он слишком хорошо знал историю, чтобы думать, что могло быть по-другому.
   Но как солдат, Уильям Текумсе Шерман дал клятву "поддерживать и защищать Конституцию Соединенных Штатов от всех врагов, как внешних, так и внутренних", и как прагматик, он опасался неизбежных последствий отделения. Соединенные Штаты Америки простираются на целый континент. Он подозревал, что мало кто в Европе понимает, что это значит, осознает, насколько на самом деле огромны Соединенные Штаты. Конечно, мало кто из европейцев, с которыми он встречался, по-настоящему понимал, что от Нью-Йорка до Сан-Франциско в два раза дальше, чем от Парижа до Санкт-Петербурга, или что Новый Орлеан находится дальше от Чикаго, чем Берлин от Рима. Понятие единой нации - республики - такого размера было просто чем-то таким, сравнения с чем мировая история не предлагала.
   Он знал, что в конечном счете, когда огромные пустые пространства континента заполнятся, Союз станет самой могущественной державой в мире. Мистер О'Салливан назвал это "Явным предначертанием судьбы" в утренних новостях, когда был присоединен Техас, и он был прав. Ничто не могло остановить эту стремительную экспансию. Это было неизбежно, как судьба.
   Если не...
   Если бы отделение "преуспело", этот огромный союз распался бы. Он раскололся бы по меньшей мере на две нации, а вполне вероятно, и на большее число, потому что, как только отделение будет подтверждено успехом, кто смог бы остановить этот процесс в следующий раз, когда вспыхнут "непримиримые разногласия"? Из одной огромной, растущей нации она превратилась бы в лоскутное одеяло потенциально воюющих государств, таких как Европа, дерущихся, как рычащие псы, за то, что должно было быть их общим неотъемлемым правом. Но как этого можно было избежать?
   Шерман в значительной степени обвинял президента Бьюкенена в том, что он позволил разгоревшимся страстям довести политику до нынешнего состояния. Если бы он прямо сказал, что федеральное правительство применит силу, чтобы заставить соблюдать Конституцию, и прислушался к совету Уинфилда Скотта увеличить численность армии и разместить гарнизоны на федеральных постах по всему Югу, то, по крайней мере, была бы проведена граница, и мрачная реальность вариантов стала бы очевидной. Но вместо этого Бьюкенен позволил партийным интересам помешать новому набору рекрутов и ничего не предпринял для развертывания федеральных войск. Где-то к востоку от Миссисипи были расквартированы только восемнадцать рот - всего восемнадцать, все артиллерийские, из армии, насчитывавшей всего 18 000 человек, и он ничего не сделал, чтобы это изменить.
   Возможно, его вялая реакция была понятна, учитывая его личную симпатию к Югу. Правда, в своем последнем обращении к Конгрессу, менее двух месяцев назад, он отрицал законное право штатов на отделение. Но он опроверг это только после того, как перечислил все причины, оправдывающие гнев Юга... а затем продолжил, заявив, что "пострадавшие штаты, после того как они сначала использовали все мирные и конституционные средства для получения возмещения", будут оправданы в "революционном сопротивлении" - внесудебном сопротивлении - правительству Союза, если такое возмещение не будет найдено.
   Более беспомощного ответа было невозможно себе представить. Сначала он привел Юг в ярость, отрицая законность права на отделение, за которое они так долго боролись. А потом он привел Север в ярость, заявив, что Юг имеет моральное право поступать именно так... что бы там ни гласил закон.
   Глядя в глаза будущего с мрачной честностью, Шерман не видел никакой возможности для того, чтобы какой-либо преемник - и уж точно не такой, как Линкольн, избранный простым большинством голосов в ходе предвыборной гонки, где ни один кандидат не набрал квалифицированного большинства голосов, - смог вернуть себе положение, которое оставил ему Бьюкенен. Никто не мог предотвратить надвигающуюся катастрофу. И это означало, что, как и все остальные мужчины, он, Уильям Шерман, должен был решить, кому принадлежит его меч.
   Он принял решение. Не без мучительной внутренней борьбы, но принял. Именно поэтому он подал в отставку с поста суперинтенданта семинарии в прошлом месяце, когда правительство штата потребовало у него мушкеты, хранящиеся в арсенале семинарии. Эти мушкеты были законной собственностью правительства Соединенных Штатов, которое предоставило их семинарии. У него не было полномочий передавать их штату. И как он сказал Джорджу Грэхему в своем заявлении об отставке: - Я занял эту должность, когда Луизиана была штатом в составе Союза, и когда девиз этой семинарии был высечен на мраморе над главным входом: "Благодаря щедрости правительства Соединенных Штатов". Союз - это вечность.
   Грэхем понял это. Мари тоже. Точно так же, как она поняла, почему он чувствовал себя обязанным еще раз получить назначение в армию, а не просто стоять в стороне. Но его усилия были отвергнуты в холодном, официальном письме с "сожалением", что "в настоящее время департамент не может найти место для ваших услуг".
   Теперь он знал почему. Его приемный отец, политические союзники Томаса Юинга, даже его собственный брат, использовали все свое влияние, чтобы отказать в приеме на службу человеку, которого они обвиняли в смерти Эллен Юинг-Шерман. И было очевидно, что не было никакой надежды переубедить их.
   - Билли?
   Он посмотрел вниз, когда Мари подняла голову с его груди.
   - Да?
   - Билли, что ты теперь решишь? - тихо спросила она его. - Знаю, ты сделал то, что, по твоему мнению, должен был сделать, и независимо от того, какой твой выбор я бы предпочла, я уважаю тебя за это. Я поехала с тобой в Цинциннати, и куда бы ты ни поехал, поеду с тобой, даже если это будет в самом Вашингтоне. Но, Билли, эти люди... - Она покачала головой. - Эти люди недостойны того, что ты пытался им дать. Присяги, которую ты дал, или службы твоего меча. Они недостойны тебя. Возможно, когда-нибудь снова станут достойными. Возможно, когда-нибудь поймут, от чего отказались. Но не сегодня, Билли. Не сегодня. Так что возвращайся домой. Возвращайся домой, где тебя любят, и позволь своему сердцу исцелиться.
   - Мари, я не могу просто отвернуться... - начал он, но она снова покачала головой.
   - Я не просила тебя об этом, - просто сказала она. - Я никогда не попрошу тебя взяться за оружие, если это не твое дело. Я буду уважать твое решение, независимо от того, оставит ли оно тебя в Луизиане или вне ее. Служить ей, если дело дойдет до войны, или не отдавать свой меч ни одной из сторон. Или даже вернуться сюда и снова попытаться отдать этот меч тем людям в Вашингтоне и сражаться против Луизианы, если этого потребует твое сердце. Какое бы решение ты ни принял, знаю, что оно будет честным. Я буду довольна этим, что бы это ни было, и куда бы ты ни пошел, буду гордиться тем, что стою рядом с тобой. Но не разбивай свое сердце ударами о решетку, пока люди, которые должны любить тебя, запирают перед тобой дверь. Дай им немного времени, чтобы прийти в себя и осознать правду.
   Он смотрел на нее сверху вниз, прислушиваясь к звукам улицы, доносившимся из окна позади них, и понял, что она была права, по крайней мере, в одном смысле. Он пришел сюда, зная об этом или нет, по глупой причине. Здесь у него не было ни назначения, ни возможности служить. И не было никакой возможности содержать свою жену и детей, когда дедушка этих детей использовал все свое влияние, чтобы не допустить этого.
   - Очень хорошо, любовь моя, - сказал он наконец. - Возможно, ты права. Очевидно, что дальнейшее пребывание здесь было бы напрасной тратой времени. И, возможно, в конце концов, можно найти какое-нибудь мирное решение. Но если это невозможно...
   - Тише, Билли. - Она протянула руку и прижала пальцы к его губам. - Я сказала, что уважаю твое решение, и так и сделаю. А теперь отвези меня домой, пока будешь принимать решение.
  

* * *

   - Курьер, генерал.
   Генерал Уильям Шерман поднял глаза и натянул поводья, когда покрытый пылью курьер галопом подъехал ближе под палящим сентябрьским солнцем. Молодой лейтенант поравнялся с ним и резко отдал честь.
   - Лейтенант Стивенс. - Шерман с кривой улыбкой отдал честь в ответ. - Едва узнал вас под слоем пыли. Полагаю, вы несете весточку от генерала Хэмптона?
   - Да, сэр. - Лейтенант открыл свою сумку с депешей, чтобы извлечь запечатанное сообщение. - Это его официальная депеша, но мне было поручено устно сообщить вам, что этим утром бригада Джеффриса была атакована вражеской кавалерией. Атака, по-видимому, была предпринята местным ополчением и отбита с незначительными потерями и несколькими пленными. Генерал Хэмптон хочет, чтобы я заверил вас, что темпы продвижения его колонны не замедлятся.
   - Понимаю.
   Шерман мысленно представил себе маршрут движения своих колонн и кивнул сам себе. Поражение Макферсона при Мэдисоне почти два месяца назад уничтожило последнюю организованную армию на его пути. С тех пор произошло немало стычек, больше всего в зоне Хэмптона, чем где-либо еще, но, как и в этом случае, все это были мелкие стычки, организованные теми добровольцами, которые могли оказаться под рукой. Сопротивление могло бы усилиться, если бы враг нашел способ высвободить войска для замены разбитой армии Макферсона на Западе, но с учетом интенсивности боев в Вирджинии...
   - Спасибо, лейтенант. - Он передал депешу начальнику своего штаба. - Пожалуйста, вернитесь к генералу Хэмптону и сообщите ему, что я не ожидал другого исхода.
   - Да, сэр!
   Лейтенант снова отдал честь, развернул коня и помчался обратно тем же путем, каким приехал.
   - Должно быть, приятно быть таким полным энергии, - заметил начальник штаба, и Шерман фыркнул.
   - Вы хотите сказать, Джеймс, - сказал он, - что, должно быть, приятно быть таким молодым?
   - Я бы не назвал сорокачетырехлетнего генерала "древним", - сухо ответил полковник Эдкок.
   - Тогда вам стоит попробовать испытать это на себе. - Шерман поерзал в седле, и Эдкок усмехнулся.
   Шерман поднял флягу и отхлебнул из нее, наблюдая, как мимо марширует длинная, покрытая пылью колонна. Вдалеке показались другие колонны - столбы дыма, а не людей, лошадей и пушек. Большинство из них были от горящих полей или амбаров, но некоторые появились в результате пожаров, от которых раскалялись железнодорожные рельсы, прежде чем его солдаты скрутили бы их в "галстуки Шермана" вокруг стволов деревьев, чтобы ремонтные бригады не смогли просто снова закрепить их на месте. Он наблюдал за этим дымом, и его челюсть сжалась, когда он вспомнил свое письмо губернатору Нортону, когда отошел от реки и отправился через штат Нортона, прокладывая себе путь по разрушенной полосе шириной в пятьдесят миль, через сердце кукурузных и пшеничных полей, пастбищ и фруктовых садов, поддерживающих его продвижение.
   Война - это жестокость, - написал он, когда Нортон яростно осудил "мародерство" его войск и "дикие бесчинства" во время марша по выжженной земле. - Нет смысла пытаться изменить ее; чем она жестче, тем скорее закончится.
   Это никогда не означало, что ему нравилось разрушать. Он ненавидел это. Но пока эти люди продолжали поддерживать армии на поле боя, они были такими же врагами, как и эти армии. И эти армии не смогли бы выжить без фуража, который они производили, лошадей и мулов, которых они выращивали для армии, крупного рогатого скота и свиней, которых они отправляли вперед, чтобы прокормить своих солдат. Полевая мощь противника начала сокращаться по мере того, как поражение следовало за поражением, а дезертирство и бунты против призыва становились для них все более серьезной проблемой по мере того, как усталость от войны становилась все глубже. И все же эти богатые фермы продолжали кормить и поддерживать осажденные армии и заставляли их упорно сражаться. Пришло время жителям этих ферм узнать цену поддержки войны, которая все тянулась и тянулась, убивая людей - их собственных отцов, братьев и сыновей, а также их врагов - тысячами, день за днем. Он сохранит им жизнь, но также преподаст им урок, как бы жестоко это ни было сделано. И в тот момент, когда они захотят заключить мир, прекратить убийства, он снова протянет им руку помощи. Он знал, что они будут ненавидеть его до самой смерти, что бы ни он делал, но это не имело никакого значения, кроме долга и необходимости покончить со всем этим, пока весь континент не покрылся могилами на полях сражений.
   Он приложился к фляге и снова пустил коня в путь.
   - Как вы думаете, сколько еще это может продолжаться, сэр? - спросил Эдкок, словно прочитав мысли своего командира, и Шерман повернулся к нему, приподняв бровь, когда они ехали бок о бок. - Просто кажется, что это уже длится вечно, - продолжил полковник достаточно тихо, чтобы его никто не услышал, - а армии все еще находятся в тупике в Вирджинии.
   - Так и есть, - ответил Шерман через мгновение, - и так оно и останется. Но у этих людей закончились войска, чтобы остановить нас, потому что им некого отвлечь от боевых действий между Вашингтоном и Ричмондом. Правда в том, что война на Западе уже выиграна, что бы ни происходило на Востоке. Эти люди, возможно, еще не осознали этого, а поскольку Вашингтон и Ричмонд находятся всего в сотне миль друг от друга, все внимание неизбежно приковано к армии Северной Вирджинии и армии Потомака. Но я думаю, до них начинает доходить, что когда они потеряли контроль над Миссисипи, Миссури и Теннесси, это стало началом конца. Я понял это, когда мы вышвырнули их из Чаттануги. И Англия, и Франция заявили о своем признании истины, когда открыли свои посольства в Новом Орлеане.
   - Возможно, так и есть, сэр. - Эдкок кивнул, но в его тоне звучало сомнение. - Просто они, похоже, этого не осознают.
   - О, я полагаю, что некоторые из них понимали это уже тогда. - Шерман покачал головой. - Это не то, что человеку легко признать, и в этой войне есть упрямые люди по обе стороны баррикад. Вот почему мы здесь, сжигаем фермы и конфискуем скот, полковник. - Выражение его лица стало мрачным. - Они не признают этого, пока их не отделают так основательно, что у них не останется выбора. И тогда, возможно, мы сможем вернуться к восстановлению всего, что нам пришлось разрушить.
   Он постучал указательным пальцем по виску.
   - Здесь, внутри, Джеймс. Здесь, внутри. Вот где мы должны убедить их уступить... или они должны убедить нас. И, если я не ошибаюсь, примерно через два месяца мы узнаем, какая сторона собирается это сделать.
   - Выборы. - Эдкок поморщился. - Вы действительно думаете, что они что-то решат?
   - Я думаю, что это почти неизбежно, спустя четыре года. - Шерман сжал челюсти. - Уступка - или не уступка - всегда происходит в сознании. И, если не ошибаюсь, генерал Макклеллан уже сдался.
   - Как вы думаете, кто победит, сэр?
   - Все указывает на то, что голосование будет почти равным, но, я думаю, тенденция складывается не в пользу администрации, - ответил Шерман. - И если победит Макклеллан...
   Он пожал плечами, а Эдкок кивнул, когда они приблизились к очередной отметке в милю.
   - Я ожидаю, что все это, - полковник махнул рукой в сторону марширующих людей, столбов дыма, скрипящих повозок с припасами огромной армии, направляющейся на восток, - окажет определенное влияние на окончательное голосование, сэр.
   - Вот почему мы здесь, Джеймс. - Глаза Шермана потемнели от сожаления, но в то же время были непреклонны, а ноздри раздувались, когда он смотрел на указатель. - Я никогда не хотел возвращаться домой таким образом и предпочел бы никогда не видеть ни одной охваченной пламенем фермы или города. Но именно поэтому мы здесь. И именно поэтому я так старался с тех пор, как мы покинули реку. Я хочу сделать это сейчас, пока есть время усвоить урок. Если мы сможем показать этим людям - и нам самим - что можем захватить даже их крупнейшие города, то, возможно, дадим этим избирателям еще один повод хорошенько подумать о том, кто кому уступит в день выборов. Так что, полагаю, нам лучше заняться этим.
   Он тронул лошадь пятками, заставляя ее прибавить скорость, и она перешла на рысь, когда они миновали дорожный указатель.
   ЦИНЦИННАТИ - 20 МИЛЬ, - говорилось на нем.
  

* * * * *

Историческая справка

  
   Единственный неисторический персонаж в этом рассказе - Мари, вторая жена Шермана, и даже она существовала на самом деле. Однако умерла в младенчестве, поэтому я счел возможным использовать ее для этой истории.
   Уильям Т. Шерман был гораздо более сложным и "современным" человеком, чем, я думаю, считает большинство людей. Он был категорически против отделения и раскола Союза (в основном по причинам, о которых я рассказываю в этой истории), но ему нравились южане и он восхищался ими, и, несмотря на аболиционистов в его собственной и приемной семьях, он не был категорически против рабства. Мало кто знает, что он был не только первым суперинтендантом того, что в конечном итоге стало академией штата Луизиана, но и что ему также предложили службу в ополчении этого штата. Он отказался от службы, подал в отставку со своего поста и вернулся в Огайо, где его приемный отец (который также был его тестем) помог ему получить должность, в которой ему первоначально было отказано.
   Одним из признаков того, что он был "современным" человеком, был его подход к ведению войны. Согласно правилам ведения войны 19-го века, его тактика во время марша через Джорджию была полностью оправдана на том основании, что Джорджия была "мятежной провинцией", но в его намерения никогда не входило просто наказать злых людей или проявить ненужную жестокость. Скорее, он чувствовал, что жестокость, которую он практиковал, была необходима. Что на самом деле это было величайшим милосердием, потому что это подрывало способность Юга поддерживать свои оставшиеся армии и, таким образом, положило конец войне - и убийствам - и в кратчайшие сроки восстановило Союз.
   Он был человеком, который глубоко верил в личную ответственность, личную честь и долг перед страной. Однако он также был очень целеустремленным человеком, и я намеренно поставил его в такое положение, при котором эти факторы определяли его окончательное решение о том, к чему на самом деле относятся его военные навыки.
   Я намереваюсь когда-нибудь написать роман, частью которого является этот рассказ. Подозреваю, что многие из моих друзей-южан начнут за мной охоту, когда я это сделаю, учитывая, насколько Шерман непопулярен на Юге.
   Однако я хотел бы отметить, что он не сжигал Атланту. Это сделал Джон Белл Худ. Просто напоминаю.
  
  

ДОМ ТАМ, ГДЕ СЕРДЦЕ

  
   Первым намеком на то, что что-то может идти не так, было ощущение полета по воздуху. Второй намек появился секундой позже, когда я приземлился на асфальт лицом вниз.
   Третий - когда, пошатываясь, сел... и понял, что понятия не имею, кто я такой.
   Заставил себя принять сидячее положение и огляделся. Было темно, переулок освещался только бахромой уличного фонаря у самого входа. Пахло мусором - неудивительно, учитывая мусорные контейнеры по обе стороны от меня и заднюю дверь китайского ресторана напротив. И шел дождь.
   Конечно.
   Я сидел на мокром тротуаре, чувствуя, как холодная вода стекает по глазам и пропитывает мои брюки, и ждал, когда мир подо мной перестанет вращаться. Это заняло некоторое время, но в конце концов ко мне вернулось чувство стабильности, и я воспользовался одним из этих удобных мусорных контейнеров, чтобы подняться на ноги.
   Ледяной дождь усилился. Я смахнул воду с лица ладонью и прикоснулся к странной пустоте глубоко внутри, где, как предполагалось, должны были жить воспоминания о себе. Ничего. Просто... совсем ничего. Было много другой информации, например, о тротуаре, на котором не хватало одного кирпича в форме буквы "м". Я знал название города, кто был президентом, дату, какой сегодня день - среда, кстати, - но не знал, кто я такой.
   Я оглядел себя в тусклом свете и...  то, что увидел, не произвело на меня впечатления. На мне были потрепанные кроссовки с разномастными шнурками, мои брюки-карго знавали лучшие времена, а на футболке под левой подмышкой зияла дыра. Проверил карманы и обнаружил ровно двадцать семь центов и почти пустую бутановую зажигалку. Ни ключей, ни бумажника, и, очевидно, никакого удостоверения личности, которое могло бы подсказать, кто я такой.
   Не удивился, когда, потирая лицо, обнаружил на щеках отросшую щетину. Возможно, и не знал, кто я такой, но по крайней мере в одном смысле было удручающе ясно, кем выгляжу.
   Я ткнул в это пустое место еще раз, посильнее, и удивился, почему не испытываю еще большей паники. Чертовски обеспокоен, да. Еще больше сбит с толку. Озадачен, да. Но на самом деле не паниковал, что, как я предположил, говорило о личности того, кого я не мог вспомнить.
   Я вздохнул, смахнул с лица еще немного дождевой воды и направился к выходу из переулка. Может, и не знал, где находится "дом" - если, конечно, он у меня есть, - но первой разумной целью было укрыться от неприятно холодного дождя.
  
   - Привет, Лаз! Тут есть кое-кто, кому нужно сделать кое-какие работы во дворе. Интересно?
   - Да, конечно.
   Я отвернулся от раковины, полной грязной посуды, которую мыл, когда Саманта Деллинджер помахала мне из кухонной двери листком с сообщением.
   Она и ее муж Джордж руководили приютом Таннермана, где я жил последние пять недель. "Зовите меня Сэм" была невысокой, полной, с некрасивым лицом и седыми волосами, но, как и любой другой, кто когда-либо бывал у них в гостях, я считал ее самой красивой женщиной в мире. В ту первую ночь они с Джорджем не только дали мне укрытие от дождя, но и накормили, а на следующий день отвезли в клинику.
   Врачи в клинике были на удивление хороши, но мало что могли сделать. Они часто сталкивались с потерей памяти, но не такой, как у меня. Ни явного употребления наркотиков, ни физических травм, ничего, что могло бы указать на причину.
   Без какого-либо удостоверения личности не было никакой возможности выяснить, кем я мог быть, что, очевидно, исключало возможность получения какой-либо подробной истории болезни, даже если бы у клиники были ресурсы, чтобы найти такого человека. И тот факт, что у меня, по-видимому, было отличное здоровье, если не считать потери памяти - не было даже ни одного запломбированного зуба, - по понятным причинам поставил меня немного ниже в очереди на неотложную медицинскую помощь в системе общественного здравоохранения.
   Отсутствие удостоверения личности также исключало возможность найти постоянную работу. Джордж и Сэм нашли для меня работу в приюте, чтобы я мог зарабатывать себе на жизнь, и примерно через неделю внесли меня в свой список "А". Многие люди, которым требовались временные работники, знали Деллинджеров и доверяли им, если они рекомендовали кого-то. У многих из этих "кого-то" не было документов, хотя лишь у немногих из них вообще не было ничего, как у меня. Но Джордж и Сэм были придирчивы к тому, кого включать в список "А". Работодатели, которые обращались к ним за рекомендациями, знали, что получат трудолюбивых работников, которые не воруют, и многие из этих работодателей, как известно, предлагали бесплатное питание.
   - Вы сказали, работа во дворе? - спросил я, вытирая руки о фартук, прежде чем снять его и повесить на раковину.
   - Да. - Сэм вручила мне листок с сообщением, как только мои руки высохли. - В Уэст-Сайде. Автобус номер семь доставит тебя туда. Он говорит, что также предоставит обед, так что, по крайней мере, нам не придется кормить тебя сегодня днем!
   Она усмехнулась, но в ее словах был смысл, и я тоже усмехнулся.
   - Возможно, он передумает, когда увидит меня, - ответил я. Мой рост был на пять дюймов выше шести футов, и аппетит у меня был такой же здоровенный, как и все остальное во мне. Я съедал у них много продуктов.
   - Я предупреждала его, я предупреждала его! - Она покачала головой, и я взглянул на листок, чтобы запомнить имя и адрес. Для человека с амнезией у меня была чертовски хорошая память на подобные вещи.
   - Ниназу? - спросил я, глядя на нее. - Странная фамилия.
   - Более странная, чем "Лазарус Бойд"? - с усмешкой спросила она, и я фыркнул. Среди многих вещей, которые я не мог вспомнить, было то, когда я видел постановку мюзикла "Проклятые янки", но помнил, как сильно мне всегда нравился персонаж Джо Бойда. Что касается Лазаруса, что ж...
   - Он звонит нам первый раз, - сказала она, - но получил наш номер от Джолин Сэмпсон.
   - Эй, если он не против Джолин, то и со мной у него все будет в порядке, - сказал я ей с ухмылкой в ответ.
   - Оплата проезда на автобусе? - спросила она.
   - Понял, - заверил я ее, похлопав по карману брюк. На самом деле в тот момент в кармане было почти пятьдесят баксов. Именно поэтому он был тщательно застегнут на безопасную булавку.
   - Хорошо. Не опаздывай на ужин - одно из твоих любимых блюд! - Она закатила глаза. - Жареные бобы и хот-доги.
   В приюте часто подавали это блюдо. Оно было дешевым, и его могли приготовить на заказ относительно неквалифицированные работники... такие, как я. Помогло то, что мне оно действительно нравилось, но четыре-пять раз в неделю иногда немного надоедали.
   - Я буду здесь, - сказал я ей. В конце концов, мне больше некуда было идти.
   - Хорошо, - повторила она и наклонилась ближе, чтобы я чмокнул ее в щеку, прежде чем направиться к автобусной остановке. Эту щеку она подставляла только своим настоящим любимцам, и волна тепла захлестнула холодную пустоту глубоко внутри меня.
   Поднимаясь по ступенькам таунхауса, я был рад, что у меня, по крайней мере, появилась возможность сменить свой прежний гардероб. На мне все еще были кроссовки и брюки-карго, но, как и моя футболка, они были новыми, купленными на первые деньги, которые я заработал на одной из работ Сэма и Джорджа. Учитывая богатство района, это, наверное, было хорошо.
   Я нажал на кнопку дверного звонка и прислушался к музыкальному перезвону, затихающему в глубине за выкрашенной в зеленый цвет входной дверью. Прошло всего несколько секунд, и дверь открыл невысокий парень - он был почти на фут ниже меня - в костюме-тройке, без пиджака.
   - Мистер Ниназу? - спросил я. - Меня зовут Бойд. Меня прислали Сэм и Джордж Деллинджеры. Я так понимаю, вам нужно немного поработать во дворе?
   - Да! - он просиял, глядя на меня. - На самом деле, да. Хотя "работа во дворе", возможно, немного преуменьшена.
   - Извините?
   Я оглядел маленький дворик между таунхаусом и краем тротуара большой жилой территории. Уэст-сайд был дорогой частью города, и так он и выглядел. Каждый дворик, который я видел, был безукоризненно благоустроенным.
   - О! - Ниназу усмехнулся. - Это не передний двор, мистер Бойд. Это задний двор. - Он закатил глаза. - Пойдемте, покажу вам.
   Он отступил назад, приглашая меня в дом, и я снял свою бейсболку "Ред Сокс" и последовал за ним через вестибюль и по центральному коридору к задней двери. Он открыл ее, когда мы подошли, и помахал рукой.
   - Вот что нужно привести в порядок, - сказал он.
   Задний двор был намного глубже, чем передний. Похоже, что Ниназу или кто-то из предыдущих владельцев купил также задний двор у обоих соседей по таунхаусу. Или, возможно, они все делили его между собой. Как бы то ни было, в центре двора тройного размера стояла кирпичная беседка с полуживым фонтаном перед ней. Фонтан и беседка были окружены разросшимися розовыми кустами, которые, очевидно, давно не подстригали, а сугробы сухих листьев местами были по колено.
   - Мне нужно убрать все листья, - сказал Ниназу. - Насколько понимаю, под ними где-то есть клумбы, и если сможете их найти, нужно будет расчистить их, перекопать и пересадить. Вы видите, в какой форме розы, и им требуется хорошенькая подрезка. И, если предположить, что после всего этого вы не откажетесь, нужно почистить и покрасить отделку беседки. Если во время раскопок случайно наткнетесь на водопровод для фонтана, вероятно, также нужно будет обратить на него внимание.
   - Как я уже сказал, мистер Бойд, - он улыбнулся мне, - "работа во дворе", возможно, немного вводит в заблуждение.
   - Да, я это вижу. - Я улыбнулся в ответ, и не только в ответ на выражение его лица. Даже для меня это выглядело как работа по меньшей мере на три дня, а может, и на четыре.
   - Кажутся ли... разумными двадцать долларов в час? - спросил он.
   - Это было бы прекрасно, - сказал я, с радостью отбросив всякое искушение поторговаться. Это было на шесть долларов больше, чем обычная плата за работу во дворе для официально зарегистрированных рабочих, а я таковым не был.
   - Хорошо! Инструменты в сарае. - Он указал на небольшое складское помещение, пристроенное сбоку от заднего крыльца таунхауса. - Если вам понадобится что-то, чего там нет, дайте мне знать. Я сам сегодня буду работать вне дома.
   - Звучит заманчиво, - сказал я, и он достал из кармана ключ от навесного замка сарая и протянул его мне.
   За ту недолгую жизнь, что я себя помню, у меня была куда менее приятная работа. Стоял июль, но температура была не по сезону прохладной, и японские клены с густыми листьями также давали приятную тень. Эту работу нельзя было назвать сложной с точки зрения умственного развития, но оказалось, что мне нравится работать руками, и аромат цветущих роз и запах свежевскопанной земли, как только я нашел засыпанные клумбы, наполнили мой нос.
   Я не знал, чем Ниназу зарабатывает на жизнь. Сначала предположил, что он банкир или юрист, и, возможно, был прав. Хотя он мог быть финансовым консультантом. Какой бы ни была его профессия, у него был довольно постоянный поток клиентов, и он, очевидно, любил свежий воздух. Третий этаж таунхауса был наполовину глубже двух нижних, а верхняя часть второго этажа представляла собой крытую террасу на возвышении. Там он и оказался вместе с большинством людей, с которыми виделся в тот день, пару раз посмотрел вниз и помахал мне рукой.
   Я не думал, что он следил за мной, чтобы убедиться, что я зарабатываю свои двадцать баксов в час. Думаю, просто проявлял дружелюбие. И даже если и следил за моими успехами, меня это устраивало. Я верил в честный рабочий день за честный доллар, и он платил мне хорошо, учитывая обстоятельства.
   Он также сдержал свое обещание накормить меня обедом. Ему даже не пришлось искать его где-то; он заказал доставку сэндвичей и даже посидел со мной на заднем крыльце, поедая свой сэндвич, пока я ел. Как я уже сказал - хороший парень. Дружелюбный.
   В тот день я не закончил всю работу во дворе, но он, очевидно, был доволен тем, что я сделал.
   - Это действительно здорово, Лазарус, - сказал он мне, оглядывая почти расчищенный двор, в то время как небо темнело. - Должен ли я предположить, что вам также будет интересно поработать над беседкой?
   - Конечно, - кивнул я. - И если сможете достать мне пару разводных ключей и несколько долларов на расходные материалы, думаю, что смогу наладить для вас и фонтан. Похоже, требуется заменить примерно восьмифутовый участок проржавевшей трубы. Вероятно, понадобятся новые муфты, а также труба.
   - Было бы здорово, если бы вы и об этом позаботились, - с энтузиазмом сказал он.
   - Вот то, что, я думаю, нам понадобится. - Я протянул ему бумажный пакет, в котором был мой сэндвич, с краткими заметками о трубах и фитингах. - Если хотите их заказать, то, наверное, проще всего будет заказать их с доставкой. Боюсь, я забыл свою машину вместе с другими брюками, - усмехнулся я, - поэтому сам не смогу забрать их для вас!
   - Я позабочусь об этом. - Он кивнул. - Тогда увидимся завтра. В девять часов?
   - Я буду здесь.
   - Хорошо. Вот, пожалуйста.
   Он протянул мне три бумажки по пятьдесят долларов.
   - Мистер Ниназу, я пробыл здесь всего около шести часов, - сказал я.
   - У меня нет двадцаток, - сказал он мне, подмигнув. - Кроме того, вы чертовски много сделали сегодня, Лазарус.
   - Хорошо... спасибо!
   Я расстегнул карман и сунул в него сложенные купюры.
   - Тогда завтра, - сказал он, и я кивнул.
   - Завтра, - ответил я и направился к автобусной остановке.
   На следующий день вернулся на полчаса раньше и сомневался, стоит ли звонить в дверь в половине девятого. Но также сомневался, стоит ли сидеть на крыльце в этом районе. Итак, я пошел вперед и позвонил в дверь, и он открыл так же быстро, как и накануне. Я заметил, что сегодня он был одет гораздо более небрежно - без жилета - и приветливо улыбнулся мне.
   - Извините, я рано, - сказал я. - Расписание автобусов.
   - Нет проблем, - заверил он меня и снова повел через таунхаус на задний двор.
   Я посвятил этому еще один напряженный день, и к тому времени, как закончил, фонтан уже весело журчал. Так и не выкроил время на покраску беседки, но с сожалением осознавал, что обязательно закончу на следующий день. Эта работа была одной из самых приятных на моей, по общему признанию, недолгой памяти. Тут не только хорошо платили, но и я обнаружил, что Ниназу мне нравится.
   - Это действительно здорово, Лазарус, - сказал он, осматривая результаты моего труда ближе к вечеру. - Вы хорошо работаете.
   - Стараюсь, - сказал я.
   Он склонил голову набок, глядя на меня снизу вверх, и выражение его лица было задумчивым.
   - Должен сказать, что вы не совсем то, о чем думают большинство людей, когда нанимают кого-то из приюта для работы во дворе, - сказал он. - Надеюсь, вас это не оскорбляет.
   - Меня это не оскорбляет. - Я покачал головой. - Хотя, возможно, вас удивят другие обитатели приюта Деллинджеров. Один из них был хирургом, пока не лишился лицензии на практику. А еще один парень преподавал литературу в колледже. - Я пожал плечами. - Они хорошие люди, Деллинджеры. Они верят во второй шанс... и знают, что люди выпадают из работы по многим причинам.
   - А вы? - спросил он почти нежно.
   - Я немного... необычен. - Я снова пожал плечами. - Возможно, для любого случая. На самом деле не знаю, что со мной произошло.
   - Хорошо, думаю, тут требуется небольшое объяснение! - Он с улыбкой покачал головой. - Вы не знаете?
   - На самом деле, это скорее из-за того, что я не помню.
   В моем тоне прозвучала горечь, и его улыбка исчезла.
   - Я не хотел наступать вам на мозоли, - сказал он. - Простите меня, Лазарус.
   - О, вы этого не сделали! - заверил я его, а затем, к своему удивлению, обнаружил, что рассказываю ему историю своей жизни... такой, какой она была и какой я ее запомнил.
   - О-хо-хо, - тихо сказал он, когда я закончил. - Может быть, есть причина, по которой миссис Деллинджер порекомендовала мне вас, когда я позвонил.
   - Она знала, что мне нужна эта работа.
   - Я имею в виду, кроме этого.
   Он скрестил руки на груди и посмотрел на меня с очень задумчивым выражением лица.
   - Например? - спросил я.
   Несколько секунд он ничего не говорил. Затем слегка встряхнулся и разжал руки.
   - Вы не из тех клиентов, которых я обычно вижу, Лазарус, - сказал он гораздо более серьезным тоном. - На самом деле, при обычных обстоятельствах я, вероятно, вообще не стал бы рассматривать вас как потенциального клиента. Но я испытываю искушение сделать исключение.
   - Исключение? - я покосился на него. - Мистер Ниназу, не знаю, чем вы занимаетесь, но сомневаюсь, что посетитель приюта сможет позволить себе платить вам за это, что бы это ни было!
   - Вы бы удивились, - сказал он со странной улыбкой. - Нет, Лазарус. Проблема не в том, что вы не сможете мне заплатить. Обычно я бы не взял с вас плату.
   - Извините?
   - Присаживайтесь, - пригласил он, опускаясь на верхнюю ступеньку крыльца.
   Я посмотрел на него мгновение, затем сел.
   - Что я делаю, - сказал он затем, - так это оказываю... услуги. Всевозможные услуги. Я могу гарантировать своим клиентам все, что им нужно.
   - О? - я криво улыбнулся. - Включая потерянные воспоминания?
   - Я должен был сказать: почти все, что им нужно, - ответил он с немного извиняющейся улыбкой.
   - Не удивлюсь, - я пожал плечами. - Но, как я уже сказал, не представляю, как смогу заплатить вам за что-либо, тем более за "все, что мне нужно".
   - Ошибаетесь. - Он покачал головой. - Вы можете. Вопрос в том, захотите ли вы это. - Он откинулся назад. - Предположим, я мог бы дать вам все, что угодно, буквально все на свете, кроме вашей памяти. Чего бы вы хотели?
   - Думаю, как и любой другой. - Я переступил с ноги на ногу. - Денег, по крайней мере, достаточно, чтобы чувствовать себя комфортно. И даже больше, если бы я мог их достать! - Я быстро улыбнулся. - Кого-то, о ком можно заботиться, и кто заботится обо мне. Детей, наверное. И, возможно, шанс отплатить за то хорошее, что люди сделали для меня. Таким людям, как Сэм и Джордж. Черт возьми, таким людям, как вы!
   - Почему-то не удивляюсь, услышав это. Особенно, когда речь заходит о "возврате долга".
   Он долго смотрел на меня с тем же задумчивым выражением лица - по крайней мере, две или три минуты, - затем пожал плечами.
   - Ладно. Предположим, я сказал бы вам, что могу гарантировать вам возможность создать новые воспоминания о жизни, в которой вы были бы богаты, обладали бы таким же прекрасным здоровьем, как сейчас, дожили бы до глубокой старости, имели бы возможность найти женщину, которая любила бы вас, завести детей и внуков. Сколько бы вы заплатили за это, Лазарус?
   Я хотел отшутиться, но он смотрел прямо в глаза и говорил очень серьезным тоном.
   - За все это? - Я снова посмотрел на него. - Думаю, почти все.
   - Вы готовы были бы продать свою душу за это?
   На мгновение я совершенно не понял вопроса. Я имею в виду, что он задал его совершенно серьезным тоном, как будто это был действительно рациональный вопрос. Но потом это дошло до меня.
   - Конечно! - сказал я со смехом. - Почему бы и нет? Где мне расписаться?
   - Не так быстро, - сказал он. - Знаете ли, это серьезная сделка. Такая, которую можно назвать "с долгосрочными последствиями".
   - Понимаю это, - ответил я, все еще ухмыляясь. - Если предположить, что я верю в души, хотя и не уверен в этом, "долгосрочный", вероятно, самый подходящий способ описать это.
   - Безусловно. Серьезно, вы бы заплатили столько?
   - А вы казались таким здравомыслящим, рациональным человеком.
   Я покачал головой, и он странно улыбнулся в сгущающихся сумерках.
   - "Рациональный" - это слишком часто используемое прилагательное, - сказал он.
   - Что вы имеете в виду?
   - Вот это, - просто сказал он, и его карие глаза внезапно стали темно-красными и сверкнули.
   - Ого!
   Я отпрянул в изумлении. Наверное, мне тоже следовало бы испугаться до смерти, но я не испугался. Наверное, потому, что последние пару дней он казался таким нормальным. А может, потому, что он мне очень нравился.
   - Я заметил, что вы не стремитесь к успеху, - продолжил он через минуту.
   - По крайней мере, пока, - сказал я немного осторожно, и он усмехнулся. Затем сияние исчезло, и его глаза снова стали карими, как будто он щелкнул выключателем.
   - Кто вы такой на самом деле? - спросил я.
   - Ниназу подойдет, - сказал он мне. - Когда-то давно меня действительно так звали. Но в ответ на то, о чем, думаю, вы спрашивали на самом деле, да, я тот парень, который может купить вашу душу, дав вам все, что я описал выше. Все это, Лазарус.
   - За мою душу?
   - Да. - Он прислонился к перилам заднего крыльца.
   - И что же, собственно, такое душа? - спросил я. - Люди часто употребляют это слово. Но что оно на самом деле означает?
   - Я не удивлен, что вы немного озадачены этим. Когда-то она была у всех, и, если уж на то пошло, это признавалось всеми. Но сегодня? В двадцать первом веке? - Он покачал головой. - Боюсь, это не слишком богатые охотничьи угодья для надлежащего питания души. Похоже, большинство людей забыли, что она у них все еще есть. - Мне показалось, что его слова прозвучали удивительно рационально. - Но, отвечая на ваш вопрос, именно души делают смертных теми, кто они есть. Хорошее, плохое, безразличное - все это, в конце концов, возвращается в душу. Как уже сказано, при обычных обстоятельствах я был бы не в состоянии сделать предложение в обмен на вашу душу, но поскольку вы даже не помните, кем были раньше или чем вы, возможно, занимались, она, можно сказать, находится в первозданном состоянии. И вы мне нравитесь. Итак, я готов сделать предложение за нее.
   - И что будет с ней после моей смерти?
   - Я заберу ее, - просто сказал он. - Отправлю вас в загробный мир.
   - В Ад?
   - В некотором роде. Не похоже, что это было бы именно то, о чем вы сейчас думаете. О, это был бы не Рай, но, по моему личному - и, возможно, несколько предвзятому - мнению, Рай - это тоже не все, что о нем думают.
   - Вы же понимаете, что это, должно быть, один из самых... странных разговоров в моей жизни, верно? - спросил я.
   - О, поверьте мне! За эти годы у меня было немало подобных случаев. Возможно, не совсем таких, как сейчас, если вдуматься. Я имею в виду, что не так уж часто встречается такая древняя душа, как у вас.
   - Думаю, что нет.
   Я нахмурился, глядя на него, и, к своему удивлению, обнаружил, что на самом деле отношусь ко всему этому странному разговору серьезно. И что я не паниковал. Если уж на то пошло, я не собирался автоматически списывать это со счетов!
   - Итак, позвольте мне прояснить ситуацию. Никаких вечных мучений?
   - Нет, - сказал он. - Хотя, должен признаться, вы бы провели вечность в Аду, вы же понимаете. - Он пожал плечами. - Боюсь, эта часть не подлежит обсуждению. Но Ад не обязательно должен быть таким уж ужасным. И, по крайней мере, так вы сможете оставить о себе хорошие воспоминания.
   - Это было бы неплохо, - сказал я немного задумчиво.
   - Понимаю, что все это было для вас довольно неожиданно... - сказал он. - И последнее, что вам следует делать, это спешить с соглашением, подобным этому. Итак, думаю, что вам нужно пойти домой и подумать об этом. Мы еще не закончили с уборкой двора, - он коротко и озорно улыбнулся, - так что у вас есть отличная причина прийти завтра, что бы вы ни решили. И в любом случае, никаких обид с моей стороны. Как я уже сказал, вы мне нравитесь, и я не придерживаюсь системы квот или чего-то подобного. Если уж на то пошло, я, возможно, не самый беспристрастный судья в отношении того, насколько плохи или хороши дела в Аду, и вам, вероятно, тоже следует иметь это в виду. Итак, что вы скажете, если сядете на свой автобус, а потом вернетесь завтра утром и дадите мне свой ответ? Или вообще не возвратитесь, что, я полагаю, само по себе было бы ответом.
   - Я... подумаю об этом, - сказал я ему и, даже произнося это, понял, что действительно вернусь. Что, наверное, было во многих отношениях самым странным из всего происходящего.
   Я действительно думал об этом в тот вечер - после того, как снова съел фасоль и хот-доги. Я думал об этом долго, упорно и, к моему нескончаемому удивлению, серьезно. Думал об этом так, как будто это было реальное решение. Были моменты, когда я испытывал искушение не делать этого. Когда испытывал искушение думать о Ниназу как об особенно привлекательном сумасшедшем. Но потом вспомнил его горящие красные глаза и то, как искренне он убеждал меня подумать о последствиях его предложения.
   Должен сказать, что именно это стремление к тщательному анализу показалось мне самой странной частью всего происходящего... после того, как я обнаружил, что Рай и Ад действительно существуют. Ничто из существующих популярных представлений, о которых я знал - и которые помнил - не наводило на мысль, что агент-вербовщик Ада должен быть таким внешне приятным парнем или убеждать своих потенциальных клиентов так тщательно обдумывать цену. Я предположил, что человек в его положении, вероятно, был бы способен притвориться настоящим принцем, и если бы он пробыл на свете так долго, как, казалось, предполагал, у него наверняка было достаточно времени, чтобы отточить свое мастерство. И все же, почему-то я не думал, что он притворялся. Может, он и сумасшедший, но не притворялся тем, кем на самом деле себя не считал.
   И потом, эти глаза...
   - Хорошо, - сказал я на следующее утро. - Я думал об этом. И пришел к выводу, что вы, вероятно, тот, за кого себя выдаете. Или, во всяком случае, вы, безусловно, верите, что вы такой.
   - И что я могу дать вам то, что обещал?
   - Да. Или, опять же, вы, по крайней мере, искренне верите, что можете. Это означает, что вы действительно заинтересованы в том, чтобы купить мою душу и отправить ее в Ад на всю оставшуюся вечность. Вы сказали, что мне не придется беспокоиться о всех этих "вечных муках". Вы бы не стали мне говорить это, потому что то, что произошло бы на самом деле, было бы чем-то вроде спирали?
   - О, "Спираль"! - Ниназу радостно рассмеялся. - Мне понравилась эта книга! Но нет. Никто не собирается пожирать вашу душу, Лазарус. - Он покачал головой. - Понимаю, что некоторые люди сочли бы вечную разлуку с Богом ужасным наказанием само по себе, но это примерно то же самое, что могло бы быть. И давайте посмотрим правде в глаза: прямо сейчас на свете живет множество людей, которые уже отделили себя от Бога без малейших угрызений совести.
   Я кивнул немного мрачно. Я, конечно, видел достаточно доказательств этого за те несколько коротких недель, что прожил в своих воспоминаниях. Но были и такие люди, как Сэм и Джордж. Я не мог себе представить, чтобы они когда-нибудь отделили себя от Бога! Они никогда не бросали Его людям в зубы, но в этом и не было необходимости.
   - Ладно, - сказал я после еще одного долгого раздумья. - Ладно. Я сделаю это.
   - Вы уверены в этом? - Он пристально посмотрел на меня. - Это не та сделка, о которой вы можете передумать, Лазарус. И угрызения совести любого клиента будут длиться еще долго.
   - Я так и думал, - усмехнулся я, немного нервно. - Но, да, я уверен. Конечно, все еще может оказаться, что я почти такой же сумасшедший, если воспринимаю вас всерьез, как и вы, если верите, что сможете справиться с этим. Хотя я так не думаю. Итак, где контракт? И чем мы его подпишем? Кровью?
   - Ничего подобного. - В отличие от меня, его смешок совсем не был нервным. - Боюсь, что контракты на асбесте и подпись кровью - это мифы, Лазарус. Нет, это сделка на основе рукопожатия. Я полагаю, вы честный человек, который намерен соблюдать ее условия. И уверяю вас, что у нас есть все... "полномочия по принудительному исполнению", которые нам когда-либо понадобятся.
   - Я так и думал, что вы можете это. - У меня пересохло во рту, но я протянул правую руку. - Пожатие?
   - Именно так.
   Его ладонь была намного меньше моей, но пожатие было крепким. И, теперь, когда я подумал об этом, каким-то неестественно теплым.
   Я сидел, все еще сжимая его руку и глядя ему в глаза, два или три вдоха, затем отпустил ее.
   - Не чувствую никакой разницы, - сказал я.
   - Действительно? - Он выглядел удивленным. - Это так не работает. Вы ничем от них не отличаетесь.
   - Так как же работает это внезапное обогащение? Могу ли я завтра появиться в своем роскошном офисе в центре города?
   - Так тоже не получится, если только вы этого не захотите. - Он пожал плечами. - Вы понимаете, Мы могли бы сделать это таким образом, но я бы не советовал.
   - Правда? - мои брови поползли вверх. - Почему? Похоже, это самый простой способ сделать так.
   - С вашей точки зрения, возможно, - рассмеялся он. - С точки зрения всех остальных людей в мире, это может быть немного сложнее. Нам пришлось бы изменить жизнь многих людей, и некоторые из них, вероятно, пострадали бы в процессе. Из того, что я о вас знаю, не думаю, что вы бы этого хотели. Кроме того, так меньше удовольствия.
   - Удовольствие? Быть мгновенно богатым - это разве не "удовольствие"?
   Это был вопрос, который я задал, хотя на самом деле хотел спросить, почему агент Ада может беспокоиться о том, что кто-то "пострадает по пути". Если только он не имел в виду, что я буду чувствовать себя виноватым из-за этого. Что, если подумать, я бы, вероятно, почувствовал. И все же, это... странные мысли для приспешника Ада.
   - Конечно, так меньше удовлетворения! О, возможно, в этом есть свои плюсы, и если вы настаиваете на этом, мы можем это сделать. Но сначала подумайте об этом. Вы бы предпочли внезапно стать такими же богатыми, как Безос или Гейтс? Или предпочли бы построить свою собственную империю на пути к достижению этой цели?
   - О каком реальном "строительстве" может идти речь, когда в моем углу Ад?
   - На самом деле, довольно большом. Не волнуйтесь! - Он поднял вытянутый указательный палец, когда я начал открывать рот. - Мы всегда будем рядом, как запасной вариант, если понадобимся. Но, основываясь на том, что я о вас узнал, вот способ, который, как мне кажется, принесет вам наибольшее удовлетворение, Лазарус.
   Он сунул руку в карман пиджака - этим утром на нем был полный костюм - и достал длинный элегантный бумажник, сделанный из мягкой черной кожи и украшенный монограммой Л. Бойд, изящно выгравированной золотыми буквами. Я взял его, и в тот момент, когда он коснулся моей руки, превратился в потертый дешевый коричневый бумажник с той же монограммой, нанесенной печатными буквами осыпающимся серебром.
   У меня по спине пробежали мурашки, когда это превращение подтвердило, что, кем бы ни был Ниназу, он не был простым сумасшедшим. С другой стороны...
   - И это... что именно? - спросил я.
   - Загляните внутрь, - предложил он.
   Я открыл его, чтобы взглянуть на прорези для карточек, и мои глаза сузились, когда я обнаружил потрепанные водительские права на свое имя. Кроме того, там была карточка социального страхования, также на имя Лазаруса Бойда, а также страховая карточка Blue Cross и пара кредитных карточек. Затем я открыл его полностью и обнаружил довольно толстую пачку банкнот. Я раскрыл отделение пошире и понял, что все они не новые пятидесятки и двадцатки.
   - Кажется, они немного потрепаны и не подходят для создания состояния, - сказал я с медленной улыбкой, и Ниназу усмехнулся.
   - Внешность может быть обманчива, друг мой! - сказал он. - Как, например, в вашем случае. Во-первых, есть документы, подтверждающие все эти данные. Теперь у вас есть прошлое, и оно гарантированно выдержит любую проверку. Вы "вспомните" все это, когда проснетесь завтра утром, и есть даже люди, которые помнят вас по школе, хотя, увы, никто из них не был вашим близким другом.
   Он коротко улыбнулся, и я кивнул.
   - Во-вторых, вы никогда не сможете потерять этот бумажник. Он останется с вами, и его внешний вид будет меняться в соответствии с вашим статусом, как бы этот статус ни менялся. Карманники не смогут его украсть, вы не сможете его потерять, и никто никогда не сможет отнять его у вас против вашей воли.
   - Это звучит полезно, - признал я.
   - В-третьих, теперь у вас есть два счета по кредитным картам, хотя на данный момент ни на одном из них нет большого баланса. В старые добрые времена не составило бы труда набить их наличными, но в наши дни это стало немного сложнее из-за компьютеризации и цифровой бухгалтерии. Кроме того, я думаю, что в противном случае вам будет веселее.
   - А как же иначе?
   - Почему, если платить наличными?
   - Здесь не может быть больше, чем... сколько? Тысяча баксов?
   На самом деле, тысяча долларов - это, конечно, гораздо больше наличных, чем я когда-либо видел. Хотя это было не совсем то, что я хотел сказать.
   - На самом деле, около двух с половиной тысяч. В использованных банкнотах. Это ваш стартовый капитал.
   - Две с половиной тысячи долларов, чтобы построить свою империю? - я фыркнул. - Должен же быть какой-то подвох. Верно?
   - Конечно! - он усмехнулся. - Выньте это.
   Я так и сделал. Пачка банкнот, зажатая между моими большим и указательным пальцами, была толще, чем пустой бумажник, но все равно в ней было всего две с половиной тысячи долларов, и я посмотрел на него, приподняв бровь.
   - Я сказал, вынимайте, - сказал он.
   Я открыл рот, чтобы ответить, но остановился, когда он указал на бумажник в другой моей руке. Я посмотрел вниз, и мои глаза расширились. Он все еще был полон денег.
   - В этом кошельке всегда будет ровно две тысячи четыреста девяносто долларов, - сказал он мне. - Вы можете опустошать его столько раз, сколько захотите, и в нем по-прежнему будет эта сумма - всегда в использованных, непоследовательных, абсолютно подлинных долларах США. Что ж, в него встроена поправка на инфляцию. В нем всегда будет сумма, эквивалентная оговоренной сумме в долларах 2021 года, так что, наверное, хорошо, что это кошелек для пальто, когда он снова подрастет. Представляю, что лет через десять-двадцать носить что-то такое толстое может стать неудобно.
   У меня слегка отвисла челюсть, и он снова рассмеялся, на этот раз громче.
   - Если он станет слишком толстым, мы всегда сможем изменить номинал купюр. О, и вот еще что.
   Он снова полез в карман пиджака и достал айфон.
   - Код безопасности - это ваш день рождения. Кстати, поздравляю, вам сегодня исполнилось тридцать. Вы также не можете его потерять, и он содержит все коды доступа к вашей интернет-подписке, вашим веб-сайтам, вашим кредитным картам - с Wi-Fi, конечно. Здесь также сохранен довольно объемный файл-памятка. В нем указаны названия акций и даты покупок на ближайшие пять лет или около того. В дополнение к этой информации и бумажнику у вас должно быть все, что вам нужно для создания небольшого надежного портфеля ценных бумаг. Я думаю, это будет ваш запас. После этого вы будете предоставлены самому себе. Как уже сказано, зная вас, я ожидаю, что половину, а может, и две трети удовольствия вы получите от принятия собственных решений в будущем. С другой стороны, вы найдете меня в своем списке контактов. Если все-таки решите пойти коротким путем, напишите мне сообщение.
   Я сунул бумажник в задний карман, затем взял телефон, который, как и следовало ожидать, внезапно оказался в дешевом поцарапанном чехле, и сунул его в другой карман.
   Вероятно, он был прав, понял я, убирая телефон. О, я бы немного "схитрил" - на самом деле, довольно сильно - по крайней мере, для начала. Но после этого, после того, как у меня будет определенный уровень безопасности, у меня появятся средства для подкрепления моих собственных решений, вот тогда-то мне и станет по-настоящему приятно.
   - Вы что-то говорили о том, что я встречу кого-то, кто полюбит меня?
   Я старался говорить как можно небрежнее, но, несмотря на это, понимал, что это важно для меня. На самом деле, это гораздо важнее, чем разбогатеть.
   - Лазарус, мне, вероятно, даже не придется обманывать вас в этом отношении. Вы из тех людей, которых легко полюбить. Доверьтесь мне. Просто будьте самим собой. В любом случае, вы неплохо разбираетесь в людях, и наше маленькое соглашение вам нисколько не повредит. Просто... подумайте о людях, с которыми вы встречаетесь. Не дергайтесь, пока не посмотрите. Я не думаю, что вы хотите, чтобы я "заставил" кого-то влюбиться в вас, так же, как не хотели бы, чтобы я просто вручил вам ключи от пентхауса на Amazon. Вы не такой парень, и вы верите в свободу воли - может быть, иногда даже слишком сильно. Так что, нет, я не собираюсь никого толкать в ваши объятия, если только она сама этого не захочет. Но с уверенностью могу сказать, что кто-то - тот самый человек - захочет быть рядом. И гарантирую, что, как и вы, она проживет долгую-предолгую жизнь в добром здравии, и что у вас двоих будет куча любимых детей. Договорились?
   - Договорились, - твердо сказал я, протягивая руку, чтобы снова пожать его кисть.
   - Хорошо. - Он сжал мою руку. - И если все пойдет так, как я ожидаю, то это будет последний раз, когда мы будем разговаривать друг с другом, пока, ну...
   Он пожал плечами, и я улыбнулся.
   - В таком случае, до встречи, - сказал я.
  
   - Я все гадал, когда же вы появитесь, - сказал я, откидываясь на спинку кресла, когда мой посетитель вошел в кабинет. - Я подумал, что это не может затянуться надолго. Особенно после смерти Эмили.
   - Верно. Да, долго ждать не могло, - согласился мистер Ниназу. - Я подумал, что после этого вы не захотите ждать слишком долго.
   - Вы ведь хорошо меня знаете, не так ли?
   Я встал и протянул ему руку, когда он подошел к огромному письменному столу.
   - Даже лучше, чем вы думаете, - согласился он, крепко пожимая ее. - Итак, вы довольны, как мы выполнили свою часть сделки?
   - Более чем удовлетворен. - Я указал на кресло перед своим столом и уселся в свое собственное.
   И это было чистой правдой, - подумал я. - Немногие мужчины, даже с учетом медицины двадцать второго века, в свой 130-й день рождения передвигались так же легко и без боли.
   Он был прав и насчет "создания моей собственной империи". По правде говоря, мне это нравилось больше из-за случайных неудач. Возможно, я бы ее и не создал, если бы у меня в кармане не было бумажника, как и обувной коробки с сотнями, засунутой под кровать, но мне было так приятно осознавать, что я принимал правильные решения, руководствуясь верными догадками.
   Мне было еще приятнее потратить часть этих денег, окупив их... и заплатив вперед, как мне показалось. Я стал меценатом, в котором нуждались Сэм и Джордж, чтобы все было правильно, и в качестве подарка на пенсию я основал Фонд Деллинджеров для бездомных, базирующийся на их философии и трудовой этике, с пожертвованиями в размере 200 миллионов долларов. Они оба были членами правления Фонда до самой своей смерти, и на их похоронах присутствовали тысячи людей, которым они помогли.
   Включая меня. Это было важно, потому что я чертовски хорошо знал, куда уходят их души, и мне нужно было попрощаться с ними должным образом. Они показали мне, что даже в самых темных местах есть свет. Я буду очень скучать по ним, но и буду невероятно благодарен за то, что узнал их достаточно хорошо, чтобы скучать по ним.
   Иногда мы получаем от жизни гораздо больше, чем заслуживаем. Как Джордж и Сэм.
   И как Эмили. Боже мой, Эмили. Знать, что она любила меня таким, какой я есть, а не потому, что кто-то толкнул ее в мои объятия или в мою постель. Эмили, которая влюбилась в меня задолго до того, как я стал одним из самых молодых миллиардеров в мире. Провести с ней восемьдесят шесть замечательных лет. Увидеть, как ее дети - ее дети - становятся взрослыми, у них появляются собственные дети. Каждый из них - отдельное чудо в моей и ее жизни. И их внуки. Даже полдюжины правнуков. Каждый из них - сам по себе личность, и каждый из них - отголосок Эмили и того, как сильно я ее любил.
   - Ни о чем не жалеете? - осторожно поинтересовался Ниназу.
   - Только то, что это должно закончиться, - сказал я. - И спасибо вам за Эмили тоже. Она так и не узнала, но я знал, и вы тоже сдержали свое слово насчет нее. Я не думаю, что она хоть раз в жизни болела, даже не простужалась, и ушла так спокойно, во сне. Я бы продал вам свою душу только за это.
   - Знаю, вы бы так и сделали, - сказал он. Затем его ноздри раздулись, когда он глубоко вдохнул. - Знаю, так бы вы и сделали, но теперь пришло время.
   - Поверьте мне, я готов. Дети готовы, и я действительно не хочу оставаться здесь без Эмили. Так что давайте сделаем это.
   - Конечно.
   Он слегка криво улыбнулся, встал, обошел вокруг стола и положил руку мне на плечо.
   Я моргнул. На мгновение у меня закружилась голова, а затем я обнаружил, что стою рядом с ним в футболке и широких брюках, от которых слегка пахло скошенной травой, собранными листьями и влажной землей. Высокий, широкоплечий, все еще мускулистый старик с аккуратно подстриженной белоснежной бородой, одетый в элегантный костюм для отдыха, сидел в изготовленном на заказ кресле с откидной спинкой за огромным письменным столом. Кожа у него была морщинистая, как у человека, который всю свою жизнь занимался разными делами, и на этом морщинистом, ястребином лице сияла невероятно умиротворенная улыбка.
   Я посмотрел на свои руки, увидел те же мозоли, что и в тот день, когда мы встретились с Ниназу, затем посмотрел ему в глаза.
   - Это было безболезненно, - сказал я с кривой усмешкой.
   - Конечно, это было безболезненно. Я обещал Эмили.
   - Что? - я моргнул, глядя на него.
   - Не беспокойтесь об этом. - Он покачал головой. - Она так любила вас, что я знал, чего бы она хотела, точно так же, как вы хотели этого для нее. Итак, я пообещал ей, знала она об этом или нет.
   - Должен сказать, что это не то, чего я ожидал, - сказал я. - Имею в виду, что, не считая обещаний вечных мук, я не думаю, что кто-то мог ожидать такого. - Я махнул рукой на офис и свой оставленный труп, затем на себя. - Кстати, предполагаю, что в данный момент мы невидимы? Мне неприятно думать, что случится с ребятами из службы безопасности, когда они будут просматривать видео, если это не так!
   - Не беспокойтесь об этом. Было бы забавно, не так ли? - он усмехнулся.
   - У вас очень странное чувство юмора, - сказал я ему.
   - Мне так говорили. - Он пожал плечами. - Дайте мне свою руку.
   Я снова протянул руку, и он дотронулся до нее.
   Не помню, как на самом деле покинул офис, но внезапно мы оказались в воздухе, за окнами от пола до потолка на 200-м этаже, глядя вниз, вниз, вниз на сверкающие огни городских улиц и вверх на бегущие огни аэрокаров. Регулярный полуночный шаттл в жилые районы L5 только что вылетел из аэропорта в центре города, и я наблюдал, как он взмывает в небо.
   Затем мы сами оказались в полете, проносясь над городским пейзажем со скоростью, по сравнению с которой шаттл просто тащился. Взмыли вверх и пролетели сквозь облака, мелькнув над посеребренными луной горными гребнями, воздух был холодным, разреженным и бодрящим. Летели все быстрее и быстрее, пока вершины облаков не превратились в размытое пятно, пока не осталось только это огромное ощущение движения, полета, безграничного путешествия.
   И затем, с изменением, которое скорее ощущалось, чем виделось на нашей огромной скорости, больше не было облаков внизу, а луны - вверху. Над нами была только чернота и пульсирующее свечение внизу.
   Мы резко замедлили ход, и я понял, что чернота была сводом бесконечной пещеры. И что свечение исходило от сверкающих луж далеко под нами. Лужи лавы, понял я, когда мы замедлили ход еще больше, и я увидел их вязкий поток. Запах серы наполнил мои ноздри, но это была не та вонь, которую я ожидал. Запах был сильным, едким, неприятным и в то же время каким-то образом возбуждающим...
   Мы продолжали парить над ландшафтом, и я увидел то, что могло быть только отдаленными городами на мысах, окруженными сияющими морями расплавленного камня. Они возвышались на фоне сияния, поднимая шпили высоко над землей, и над некоторыми из них кружили крошечные фигурки с крыльями летучих мышей. Я взглянул на Ниназу, почти ожидая увидеть, как рука, которую я держал, превратится в когтистую лапу, а изящная одежда - в крылья летучей мыши и колючий хвост. Ничего не изменилось, и он улыбнулся мне, почти озорно, как будто прочитал мои мысли.
   Когда мы еще больше замедлили ход, я снова посмотрел вниз, и мне пришло в голову, что я не вижу никого, кто подвергался бы "вечным мукам". Конечно, все эти озера лавы должны были быть заполнены невольными пловцами, не так ли?
   Я хотел спросить об этом Ниназу, но он указал вперед, и я сглотнул, когда перед нами замаячил замок. Он вздымался ввысь, поднимая зубчатые стены высоко в продуваемую ветром темноту. На высоких древках развевались знамена - черные, и если на них и был какой-то герб, я не мог его разглядеть, - но в архитектуре было что-то особенное. Что-то... величественное по своему размаху, по своим пропорциям. Замок венчает вершину горы, самую высокую точку, которую я когда-либо видел, и смотрит вниз на эти огненные озера, на эти далекие города, словно провозглашая свою власть. В нем было что-то высокомерное, но не... недоброжелательное.
   Это была странная мысль, но мне не пришлось долго размышлять над ней.
   Мы приземлились во внутреннем дворе. Великолепное мраморное сооружение в его центре напомнило мне беседку Ниназу много лет назад, а внутренний двор был превосходно благоустроен, хотя я не помнил, чтобы когда-либо видел розы, лепестки которых были живыми, танцующие языки пламени или фонтаны, брызги которых были буквально жидким светом.
   Ниназу не отпускал моей руки, и я обнаружил, что иду рядом с ним по длинным коридорам. Полы были из полированного мрамора, украшенного мозаикой ярких цветов, а не из твердого обсидиана, как можно было бы предположить, глядя на стены замка. Факелы, горевшие в настенных бра, не давали ни копоти, ни ощущения тепла и испускали гораздо больше света, чем я ожидал бы от простого горения.
   Длинные, прямые коридоры - они явно были длиннее, чем внешние размеры замка, - понравились мне, а некоторые настенные рисунки, мимо которых мы проходили, были великолепны. У меня было не так много времени, чтобы изучить их, но многое здесь выглядело в стиле Ренессанса, и мне стало интересно, сколько "потерянных мастеров" нашли здесь свой путь.
   Наконец мы подошли к массивным деревянным дверям высотой не менее восьми-девяти футов. Как я и ожидал, они были черными, вырезанными из цельных огромных пластин блестящего черного дерева и украшенными плавными серебряными надписями. Я не узнал ни одного иероглифа или буквы, или того, что составляло этот почерк, но что-то шевельнулось во мне - что-то одновременно испуганное и нетерпеливое, - когда я их увидел.
   Ниназу взмахнул рукой, и двери плавно открылись перед нами. Мы вошли в огромный зал. С высокого сводчатого потолка свисали люстры из полированного железа, а на возвышении у задней стены стоял трон с высокой спинкой.
   Мы прошли по отполированному полу из блестящего черного мрамора, украшенному все теми же странными письменами, пока не достигли возвышения. Поднялись по ступеням и остановились перед троном.
   Я нервно огляделся. Я мог представить себе только одного человека, которому мог принадлежать трон в замке, расположенном в самом сердце Ада, и каким бы спокойным я себя ни считал, мысль о личной встрече с Владыкой Ада вызывала у меня легкую тревогу...
   Ладно, может быть, чуть более чем легкую.
   Я подождал, пока Ниназу что-нибудь сделает или скажет, но он только взглянул на золотые часы на своем левом запястье, и я сглотнул.
   - Следует ли... - начал я, но он резко покачал головой.
   - Еще не время, - сказал он.
   Я закрыл рот. Еще не время?
   Решил, что не имеет значения, что он имел в виду, и держал рот на замке, пока осматривал этот великолепный тронный зал. Мне показалось, что его архитектор проявил то же высокомерие - или, может быть, ту же уверенность - что и в замке, в котором он находился. И все же, в нем чувствовалось что-то заброшенное. Как будто им теперь редко пользовались.
   Я оглянулся на трон. Он был покрыт балдахином, сверкающим черным, расшитым серебром. Сам трон отличался богатством, которое, казалось, противоречило простой, ничем не украшенной короне из чего-то похожего на железо, покоившейся на мягком сиденье.
   Шли минуты, и я пошевелился. "Еще не время" или нет, но просто стоять рядом было...
   - А теперь, - сказал Ниназу голосом, который внезапно стал глубже и намного более властным, - пора.
   Я вздрогнул, когда он, наконец, отпустил мою руку. Затем он потянулся вперед, взял корону обеими руками и повернулся ко мне.
   В этот момент, каким-то непостижимым образом, он все еще был таким же низкорослым, каким был всегда, и все же возвышался надо мной. Это осознание пронзило меня, а затем его руки опустились по сверкающей дуге и обрушили эту железную корону мне на голову.
   Я отшатнулся, мои собственные руки налились неожиданной тяжестью, и мои глаза широко раскрылись. Казалось, метеорит пронесся прямо в них и взорвался в центре моего мозга, и стена, о существовании которой я всегда знал, но которую так и не смог пробить, разлетелась в щепки.
   Воспоминания нахлынули на меня. Утраченные воспоминания, вздымающиеся, как море, обширнее и несравненно величественнее, чем я когда-либо мог себе представить.
   Воспоминание об ответной реакции. Заблокированная попытка связаться со мной во время моего путешествия на Землю. Энергия, бурлящая во мне, стирающая память, блокирующая способности. Я стал намного меньше, чем был... и все же, в некотором смысле, намного больше.
   Я взглянул на Ниназу и узнал его.
   - Добро пожаловать домой, мой господин, - сказал он, опускаясь передо мной на одно колено.
   - Асмодей. - Это был мой голос, еще более глубокий и раскатистый, чем я когда-либо слышал, и я положил руку ему на плечо. - Молодец, - сказал я.
   - Я думал, это будет то, чего вы хотите, - сказал он, глядя на меня снизу вверх, и я увидел в его глазах искорку озорства Ниназу, когда мы оба вспомнили, что он сказал мне в тот давний день... ровно сто лет назад, с точностью до минуты.
   Он был прав в этом, так же как был прав в том, что я действительно стал чистой душой. Такой, которая, вполне возможно, не оказалась бы здесь, где ей самое место, предоставленная самой себе.
   - Это было... неожиданное отступление, - сказал я.
   - Нежелательное, мой господин?
   - Нет. - Мой голос смягчился. - Вовсе не нежелательное, мой друг.
   - Я рад, - сказал мне мой самый старый доверенный человек, мой самый надежный помощник.
   - Да, - ответил я и скрыл резкий, неожиданный приступ боли.
   Эта боль не была неприятной, но все же это была боль. Боль, которая является обратной стороной радости. Потеря, воспоминание о которой только делает ее еще более ценной. Эмили. Человек, который любил меня исключительно за то, кем я был, а не за что-то еще.
   - Мой господин? - тихо спросил Асмодей, и я посмотрел на него.
   - Ваша душа была не единственной нетронутой душой в игре, - сказал он мне. - И у нетронутой души всегда есть выбор.
   Я нахмурился, глядя на него, а затем замер, когда позади меня раздался другой голос.
   - Лазарус? - спросил он, и я обернулся, не веря своим глазам.
   Эмили! Эмили, такая же юная, стройная, высокая и красивая, как в день нашей первой встречи. Эмили - сама Эмили, а не ее призрак, который я мог бы вызвать одной лишь мыслью, - стояла передо мной в тронном зале Ада.
   - Эмили? - прошептал я. - Я не могу...
   - Ты Владыка Ада, - произнес знакомый, любимый голос. - Хочешь сказать, что есть что-то, чего ты не можешь сделать? Здесь? После всего, что, как я видела, ты делал на Земле?
   В ее глазах был смех, тот самый смех, который я так хорошо помнил, и она широко раскрыла объятия. Я обнял ее, уткнувшись подбородком в ее грудь, как делал это много раз до этого, держа ее как самое дорогое существо во вселенной, и закрыл глаза.
   - Ты не должна быть здесь, - прошептал я. - Только не в Аду, любимая. Ты должна быть...
   - Именно там, где я сейчас, - перебила она, крепко обнимая меня. - Асмодей все объяснил, когда пришел за мной. Он предоставил мне возможность выбора и дал несколько дней на обдумывание. Как ты мог подумать, что я выберу что-то другое?
   - Но теперь ты навсегда здесь в ловушке, - сказал я ей, медленно качая головой. - Я сам выбрал место здесь, но я точно знал, что выбираю. Именно поэтому. Ты не могла...
   - О, да, я могла бы. - Я никогда раньше не слышал такой уверенности в человеческом голосе, и теперь точно знал, сколько человеческих голосов слышал за тысячелетия. - Я же говорила тебе, он все объяснил. И ему не нужно было говорить мне, что здесь никого не пытали - по крайней мере, если ты за это отвечал. Кроме того, это не имеет значения.
   Она уперлась руками мне в грудь, отталкивая, и я ослабил объятия, пока она не смогла откинуться достаточно далеко, чтобы заглянуть мне в глаза.
   - Говорят, "дом там, где сердце", Лаз. - Ее собственные глаза блестели от непролитых слез. - Что ж, в таком случае, - она положила ладонь мне на грудь, - я дома, милый. Я дома.
  
  

КАМЕКУРА

  
   Обычно... легенды множатся, когда их рассказывают.
   Персонажи легенд становятся больше, чем на самом деле, больше, чем кто-либо мог бы быть в реальной жизни... обычно.
   Людей, по-настоящему готовых умереть за любовь, на самом деле не существует... обычно.
   Обычно.
  
   Система TRAPPIST-2
   Орбита планеты Цистерция
   Январь 2347 г. н.э./03 г. звездной эры (з.э.)
  
   - Завершающий этап испытаний закончен, центр управления. Зеленые сигналы.
   - Понял, Джона, - ответил коммандер Эдвин Дюпре со своего поста в центре управления звездолета "Виктория". Он просматривал свои дисплеи исключительно по укоренившейся привычке и профессионализму, а не по необходимости. "Кит", официально именуемый посадочным модулем "Альфа", быстро перемещался над планетой по своей низкой орбите, расположенной на 30 000 километров ниже 35 000-километровой геостационарной точки "Виктории", и его дисплеи не показывали никакого другого движения поблизости от траектории полета. Ну, конечно, не показывали! Во всей звездной системе не было никакого другого движения. Буксиры, которые накануне вывели "Кита" на его нынешнюю орбиту, вскоре после выполнения маневра выведения вновь пристыковались к "Виктории", и до сих пор ни одному из ее шаттлов с персоналом или грузом некуда было лететь.
   Вот почему "Кит" был там, на своем месте.
   - Выглядит неплохо для входа на следующем витке, Эд, - сказала лейтенант-коммандер Джоан Уокер. Ее личный позывной (в сочетании с тем фактом, что "Альфа" была на добрых пятьдесят процентов крупнее любого из других посадочных аппаратов "Виктории") сделал неизбежным неофициальное название "Кита", когда ее назначили пилотом, и они с Дюпре знали друг друга с тех пор, как в детстве играли в пятнашки в невесомости на жилом комплексе "Стрелец L5". - Запускаю отсчет.
   - Ничего не разбей на этот раз! - строго сказал Дюпре.
   - Это нечестно! - он услышал смех в голосе Уокер. - В прошлый раз была не моя вина! Если уж на то пошло, я не оставила ни единой вмятины на корабле за последние сто шестьдесят лет!
   - Конечно, и проспала все это время, кроме шести лет, не так ли? - возразил Дюпре.
   - Ну, если ты собираешься продолжать в том же духе.
   - Серьезно, Джоани, - голос Дюпре смягчился. - Делай как следует, хорошо?
   - Так и будет, управление, - ответила Уокер, когда ее посадочный модуль направился к цистерцианскому терминатору. - Увидимся.
   Аппарат пересек терминатор и, одновременно, горизонт датчиков "Виктории", и Дюпре откинулся на спинку кресла в микрогравитации центра управления полетом, задумчиво глядя вниз на континент, который колонисты временно окрестили Молесме. Это показалось им разумным, учитывая, что планета официально называлась TRAPPIST-2а, а Роберт из Молесме основал цистерцианский орден монахов-траппистов. Конечно, это могло и не прижиться, но капитан Николина Перич, нынешний шкипер "Виктории", была категорически против того, чтобы приклеивать к нему временный ярлык "Континент Альфа", потому что "Альфа" демонстрировала вопиющее отсутствие воображения, и она боялась, что это останется в силу привычки. Как бы он ни назывался, но был прекрасен, окруженный облаками, раскинувшийся по всему экватору планеты, усеянный заснеженными горами, прорезанный широкими реками, которые пронизывали яркую зелень растительности, использовавшей что-то функционально неотличимое от хлорофилла, и все это плавало по темно-сапфировой глубине синих океанов.
   Там, внизу, не было ни следа человеческого жилья, что, возможно, и не было слишком удивительно для планеты, находящейся в тридцати световых годах от Солнечной системы. Если не считать того, что там должно было быть. Автоматический корабль для терраформирования "Прометей" отправился на TRAPPIST-2 за двадцать лет до "Виктории". Он был более чем в два раза больше ее, и беспилотные летательные аппараты, роботы-культиваторы и строительное оборудование на борту его массивных посадочных аппаратов и тяжелых шаттлов должны были подготовить четыре колонии для приема десяти тысяч пассажиров "Виктории".
   При планировании миссии большое внимание уделялось наличию плацдармов с заранее построенными укрытиями, фермами, приносящими урожай, и огороженными пастбищами. Возможно, даже было время для того, чтобы сцедить первые замороженные яйцеклетки крупного рогатого скота и овец, криогенно хранящиеся на борту корабля-колонии. Каждый из основных посадочных модулей головного корабля также был построен вокруг компактного термоядерного реактора. Предполагалось, что они будут приземляться вблизи водоемов, и те же самые дроны и роботы сконструировали бы электролизные установки для производства необходимого водорода, чтобы обеспечить вновь прибывших достаточным количеством энергии, когда они поселятся в своих новых домах. Если уж на то пошло, каждый из массивных посадочных модулей сам по себе служил бы "городом-коробкой", окруженным фермами и пастбищами, до тех пор, пока растущее население колонии не потребовало бы дополнительного жилья.
   Предполагалось, что все это будет ждать их там, внизу.
   Этого не произошло.
   Они никогда не узнают, почему, но "Прометей" так и не появился. Ни одна из подготовленных опорных точек, которые они планировали найти, не была создана.
   К счастью, планировщики Фонда колонии TRAPPIST-2 знали, что они не могут ставить на карту выживание колонии, полагая, что "Прометей" завершит полет или что его автоматизированные системы будут работать безупречно, когда он прибудет. Предполагая их надлежащее функционирование, они были бы более эффективными, а также гораздо более незаменимыми в случае стихийного бедствия, чем люди, но они были машинами. Машины ломались, и даже самый лучший компьютер время от времени давал сбои. Поэтому планировщики пошли на компромисс, включив в криостаз одного члена экипажа, добровольца, который должен был быть разбужен и вмешаться, если что-то пойдет не так со сложной системой искусственного интеллекта "Прометея". Несмотря на это, они понимали, что - как, очевидно, и произошло - этого может быть недостаточно. Вот почему "Кит" был намного крупнее, но в то же время вмещал всего пятьдесят все еще пребывающих в спячке пассажиров, в отличие от двух с половиной тысяч, которые отправятся на поверхность планеты на каждом из других посадочных модулей. Хотя он был меньше, чем посадочные модули "Прометея", все равно был чуть более полутора километров в длину, три четверти километра в ширину и те же 250 метров "в толщину", что и его меньшие братья, что давало ему вдвое больший объем.
   Конечно, часть этого дополнительного объема ушла на четыре дополнительных маршевых двигателя (и их топливные баки), установленных на плоском основании "Кита". Это основание, которое должно было функционировать как "зона деформации", если бы это понадобилось при посадке, было частью конструкции, позволявшей "Киту" использовать атмосферное торможение при входе в эту атмосферу. (Было бы не совсем справедливо называть это "возвращением в атмосферу", поскольку "Кит" никогда раньше не входил в плотные слои атмосферы.) Несмотря на это, ему требовалась дополнительная мощность двигателей, а также у него был больший запас топлива на двигатель, чем у других посадочных аппаратов. Как "первый прибывающий", он с большей вероятностью, чем другие посадочные суда, был вынужден маневрировать, чтобы обеспечить оптимальную посадку. Планировщики колонии сделали все, что могли, чтобы нанести на карту местность предполагаемой зоны с помощью орбитальных наблюдений и беспилотных летательных аппаратов, которые направила "Виктория", но сюрпризы все еще были возможны. А поскольку "Кит" представлял собой страхующие "подтяжки" системы терраформирования планировщиков, они не стали рисковать способностью массивного посадочного модуля садиться именно там, где он намеревался.
   И это было из-за других вещей в дополнительном объеме "Кита". У него было меньше роботизированной поддержки, чем у тяжелых посадочных аппаратов "Прометея", но у него и его пятидесяти пассажиров - ну, пятидесяти одного, считая лейтенант-коммандера Уокер - было все необходимое, чтобы произвести все, что должен был произвести один из этих посадочных аппаратов. Решение включить этих людей в состав полезной нагрузки было одной из причин, по которой он был недостаточно оснащен робототехникой, но это также являлось запасным вариантом со стороны проектировщиков. Если не появился "Прометей" и его дроны по какой-то причине оказались не в состоянии справиться с задачей, они с самого начала хотели "твердо стоять на ногах" - человеческие глаза и мозги, чтобы компенсировать все, что могло поставить ИИ в тупик.
   Примерно через, - Дюпре взглянул на хронометр, - восемьдесят семь минут "Кит" начнет сход с орбиты, и после этого Уокер сможет высадить все это на землю в широкой, богатой саванне у реки, которую по ее настоянию назвали Биллабонг. Сначала Перич сомневалась, но в конце концов признала, что Уокер, как человек, пилотирующий первый посадочный модуль колонии, имеет право претендовать на это. Конечно, при условии, что другие люди, которые когда-нибудь будут жить на TRAPPIST-2а, получат право голоса при переименовании, если они так решат.
   Дюпре усмехнулся при этой мысли. Адам Уокер не выезжал за пределы Австралии до тех пор, пока его семья не иммигрировала на Марс, когда ему было двадцать пять лет, специально для того, чтобы он получил квалификацию участника экспедиции траппистов, и его место рождения было предметом шуток между ним и Джоан, которая родилась и выросла в зоне обитания L5.
   Дюпре с нетерпением ждал реакции Адама, когда Джоан выведет его из криостаза и - с тем самым запатентованным невинным выражением лица, которое у нее так хорошо получалось, - скажет ему, что она позаботилась о том, чтобы Цистерция закрепила австралийский сленг, назвав реку длиной 5000 километров в честь изолированного сезонного водоема на месте, которое раньше было руслом ручья.
  
   В наушниках Джоан Уокер прозвучал сигнал, когда искусственный интеллект "Кита" предупредил ее, что пора, и она закрыла запись в дневнике, над которой работала.
   Во многих отношениях она была просто пассажиром. "Кит", несомненно, прекрасно приземлился бы и без вмешательства человека, но это было больше похоже на философию ремня и подтяжек, т.е. обычной подстраховки. Если что-то пойдет не так с центральным ИИ и его автономной резервной копией, маловероятно, что простой человек сможет предотвратить катастрофу, но "маловероятно" - это не то же самое, что "ни за что на свете". Не то чтобы она была против того, чтобы вытянуть короткую соломинку. На самом деле, она с самого начала упорно боролась за это назначение, потому что Адам должен был возглавить команду посадочного модуля "Альфа", учитывая, что он двадцать лет проработал на австралийском скотоводческом ранчо. Ее собственное детство подарило ей минимальный опыт работы на дне гравитационного колодца, но она, черт возьми, была лучшим пилотом, назначенным на "Викторию", и настояла на своем.
   Ей действительно хотелось, чтобы они оба бодрствовали вместе во время ее последней смены экипажа на борту "Виктории", но, как и вся его команда, Адам был погружен на борт в криостазной капсуле вместе с остальным грузом. Вот почему она вела свой дневник в течение последнего года или около того, чтобы разделить с ним радость от прибытия - и горькое разочарование от того, что "Прометей" не прибыл, - когда он проснется.
   Теперь она отрегулировала положение, слегка положив правую руку на ручку управления, в то время как стрелка времени неуклонно двигалась вниз, и улыбнулась.
   Я ни капельки не нервничаю, - сказала она себе. - Ни капельки. Заткнись, желудок!
  
   - Примерно через сорок секунд она должна начать сход с орбиты, сэр, - сказал шеф Оттвейлер, и Дюпре кивнул.
   Включение маршевых двигателей замедлило бы "Кита", чтобы выровнять его на желаемой траектории захода на посадку, затем маневровые двигатели скорректировали бы его положение, прежде чем он ударится носом о воздух, прикрываясь абляционным теплозащитным экраном. Это был возврат к конструкции самых первых спускаемых аппаратов человечества, предшествовавшей даже первоначальному шаттлу, потому что, несмотря на огромную мощность двигателя, нечто в пять раз длиннее (и в восемнадцать раз шире) старого авианосца военно-морского флота было просто слишком массивным, чтобы тормозить каким-либо другим способом.
   - Три минуты до повторного получения прямого сигнала, - добавил Оттвейлер, и Дюпре снова кивнул. Пара спутников-ретрансляторов, расположенных на равном расстоянии от "Виктории" вокруг планеты, обеспечивала непрерывную связь с "Китом", но Дюпре был человеком старой школы. Он хотел иметь прямой канал связи, когда только мог его получить, на случай, если они потеряют спутник в самый неподходящий момент. Однажды с ним такое уже случалось, и результаты были... не очень хорошими.
   Не то чтобы на этот раз что-то пошло не так, - подумал он очень, очень твердо.
  
   Часы обратного отсчета показывали тридцать секунд... и вселенная сошла с ума.
   Глаза Джоан Уокер расширились, когда маневровые двигатели сработали раньше времени. На ее главном дисплее изображение траектории входа в атмосферу оставалось неизменным - идеально. Но она почувствовала вибрацию, а маневровые двигатели "Кита" были такими же мощными, как и главные двигатели шаттлов "Виктории". Так и должно было быть, учитывая его габариты, и звездный пейзаж за ее куполом, расположенным высоко над корпусом посадочного модуля, бешено завертелся вокруг своей оси. Она крутанула джойстик, чтобы отключить то, что, черт возьми, пошло не так, но ничего не произошло. "Кит" должен был перейти на ручное управление в тот момент, когда она нажала кнопку "ВКЛЮЧИТЬ", но этого не произошло. На самом деле, вся ручка управления вообще отказывалась работать!
   Она вертела ее, не веря своим глазам, пальцы поочередно нажимали на совмещенные кнопки джойстика, пытаясь пробиться к управлению, когда "Кит" перевернулся полностью... И затем включились основные двигатели.
   Не с запрограммированной дополнительной тягой. Это был запуск на полную мощность, и не только той пары двигателей, которые она выбрала. Сила тяжести в пять с половиной g и совершенно неожиданное ускорение вдавили ее в накренившееся ложе, и ее охватил ужас, когда она поняла, насколько изменилось поведение "Кита". Ревущие двигатели не просто снижали орбитальную скорость, они вели ее вертикально вниз, прямо к катастрофическому вхождению в атмосферу!
   Это было невозможно. Все это было невозможно, но эта невозможность убивала ее - и Адама, и всех остальных на борту "Кита"! Если не...
   Она напрягла мышцы живота, борясь с затуманиванием сознания, и ее левая рука, весившая в пять с половиной раз больше обычного, легла на пульт управления. Она добралась до кнопки, которую никак не ожидала использовать, и нажала на нее, но ничего не произошло, и она мысленно выругалась. Это должно было отключить искусственный интеллект, полностью отключить его от системы и отключить основные двигатели, что бы там ни говорили компьютеры.
   Этого не произошло.
   Она закрыла глаза, ее рука продолжала двигаться, пока не нашла вторую кнопку. Она нажала и всхлипнула от благодарности, когда ИИ системы ориентации отключился, и, по крайней мере, маневровые двигатели перестали работать. Зеленый огонек означал, что включено ручное управление, джойстик ожил в ее руке, и она почувствовала невероятное облегчение. Может, она и не могла выключить основные двигатели, но, по крайней мере, могла контролировать положение "Кита", пока они работали!
   Она отчаянно вращала корабль, пытаясь вернуть его в нормальное положение. На мгновение ей показалось, что у нее получилось. Но затем зеленый огонек снова погас, и двигатели отключились. Джойстик все еще двигался в ее руке, но это не возымело никакого эффекта.
   Она впилась взглядом в бесстрастно лживую схему. Та показывала ей совершенно правильную траекторию входа, несмотря на то, как резко она отклонилась от нее. По крайней мере, ей удалось изменить свое положение в этом самоубийственном погружении в атмосферу, но, возможно, это было бы ненамного лучше, если она не сможет восстановить контроль над двигателями. Вместо того, чтобы двигаться прямо вниз, в атмосферу, она двигалась прямо вверх, удаляясь от атмосферы по направлению, которое уводило ее прямо от "Виктории", а также от места спасения.
   В ее текущем направлении не было ничего, кроме межзвездного пространства. Но, по крайней мере, она выиграла немного времени.
   - Центр, у нас проблема, - услышала она свой охрипший от перегрузки голос, произнесенный с гораздо большим спокойствием, чем она чувствовала. - На "Ките" чрезвычайная ситуация. Система управления вышла из строя. Я не могу войти в систему. Запрашиваю немедленное дистанционное управление.
   В наушниках было тихо.
   - Контроль, это Джона! Мне нужно дистанционное управление! Вы меня слышите?
   - Что за чертовщина?! - выпалил шеф Оттвейлер.
   Коммандер Дюпре резко повернул голову и указал на один из своих дисплеев.
   - Она летит совсем не по курсу, сэр! Только посмотрите на это!
   Дюпре посмотрел, и кровь застыла у него в жилах, когда он увидел, что "Кит" стремительно удаляется от планеты.
   - Джона! - рявкнул он в микрофон. - Джона, сообщите о своем состоянии!
   - Ничего, сэр, - напряженно ответил Оттвейлер.
   - Джона! - повторил Дюпре. - Джоани, поговори со мной!
   В ответ тишина.
   - Включите удаленный доступ! - рявкнул он Оттвейлеру. - Нам нужно попасть туда.
   - Не могу, сэр. - Дюпре обернулся, глядя на шефа через плечо, и Оттвейлер пожал плечами. - Я уже пытался, сэр, - тяжело вздохнул он. - Связь отключена. Все каналы связи отключены, даже телеметрия.
   Джоан Уокер отчаянно боролась, чтобы не потерять сознание, но безжалостное ускорение продолжалось и продолжалось, и, несмотря на ее защитный скафандр, несмотря на все усилия, на которые были способны напряженные мышцы, несмотря на бесконечные часы летных тренировок и опыта, кровь неуклонно отхлынула от ее мозга. Этот неумолимый толчок ускорения гнал ее вниз, вниз по манящему склону, и она соскользнула в беспамятство.
   - Что, черт возьми, могло пойти не так? - голос Николины Перич был резким, и Эдвин Дюпре посмотрел на нее. Они оба понимали, что вопрос был риторическим - по крайней мере, в данный момент, - потому что капитан знала все то, что знал Дюпре.
   Они плыли бок о бок в центре управления полетом, наблюдая за показаниями радара, в то время как "Кит" продолжал свой стремительный бросок в бесконечные глубины.
   Наблюдение - это все, что они могли делать.
   Буксиры "Виктории" могли бы сравняться по ускорению с "Китом", но до тех пор, пока у него не закончится топливо, его стартовое преимущество продолжало бы увеличивать разрыв, что бы они ни делали. Ни у одного из них не было преимущества в ускорении - или в запасе топлива - чтобы обогнать его, затормозить и затем вернуться на "Викторию", и ни у одного из шаттлов не было даже такого запаса топлива, как у буксиров. Это означало, что ничто из списка оборудования "Виктории" не могло добраться до посадочного модуля и вернуть его.
   Если бы его траектория привела его ближе к "Виктории", если бы какой-либо из буксиров был подключен или даже находился в режиме ожидания, они могли бы добраться до него до того, как он миновал точку невозврата. Но этого не произошло, и они не могли этого сделать, и поэтому пятьдесят один близкий друг Эдвина Дюпре был приговорен к смертной казни, и все, что он мог сделать, - это наблюдать за казнью.
   - Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем, что произошло, - мрачно сказал он через мгновение. - Все сигналы телеметрии были зелеными, вплоть до того момента, как они прекратились. То же самое и с коммуникатором Джоани - коммандера Уокер. Вообще никаких признаков неполадок. Все было идеально! А потом это.
   Он повернул голову в сторону экрана, держась за спинку кресла, чтобы не упасть.
   - Что бы это ни было, я думаю, что это, должно быть, вывело из строя всю пилотскую кабину, - продолжил он еще более мрачным тоном, когда признал смерть одного из своих друзей. - Как, черт возьми, она вообще оказалась на этом направлении, я не могу себе представить, но если Джоани была жива, она могла, по крайней мере, заглушить основные двигатели. И мы тоже не могли войти в систему дистанционно, так что это должно было быть что-то катастрофическое. Что-то достаточно мерзкое, достаточно жестокое, чтобы свести с ума бортовые компьютеры "Кита", полностью вывести из строя ее системы связи... и заодно убить Джоани.
   - Но что могло бы это сделать? - спросила Перич. - Мы с вами оба знаем конструкцию наших посадочных модулей вдоль и поперек, Эд. Нет ничего, что могло бы сделать все это, не взорвав две трети всего посадочного модуля!
   - Я знаю это! - Дюпре в последнюю секунду удержался от резкого ответа. Вместо этого он глубоко вздохнул и покачал головой. - Поверьте мне, мы собираемся смоделировать все, что только сможем придумать, что могло бы объяснить это. На самом деле, Оттвейлер уже начал работать над этим. Но я думаю, вы правы. Ничто в конструкции не могло этого сделать.
   - Так вы говорите, что это был какой-то странный внешний фактор?
   - На данный момент, думаю, это более вероятно, чем что-либо другое, - согласился Дюпре. - Но я не планирую делать никаких предположений. Мы изучаем все компьютерные коды и каждую систему управления на борту этого посадочного модуля. Черт возьми, если бы у него были заклепки, мы бы обратили на них внимание! Но даже если не сможем выявить конструктивную ошибку, это не докажет, что ее нет. И мы не можем позволить себе потерять еще несколько посадочных модулей.
   Перич мрачно кивнула. С исчезновением "Кита" возможности по терраформированию, заложенные в другие посадочные модули, были сведены к минимуму, и шансы на выживание всей колонии стали опасно малы.
   - Если нельзя определить причину, что тогда? - спросила она. - В конце концов, нам придется высадить остальных, Эд.
   - Согласен, - вздохнул он. Он наблюдал за значком гибнущего посадочного модуля, который все еще удалялся от них. Ждал.
   - Вот, - тихо сказал он, когда значок внезапно перестал ускоряться. - Топливо закончилось. - Он глубоко вздохнул и отвернулся, а "Кит" несся вперед, вперед, в бесконечные глубины.
   - Если мы не сможем найти причину, то единственное решение, которое я вижу, - это избыточность, - сказал он капитану через мгновение. - Все они спроектированы так, чтобы приземляться под компьютерным управлением. Экипаж пилотов-людей - это, по сути, запоздалая идея... Которая, очевидно, не сработала в этот раз. - Его губы сжались, затем он покачал головой. - Так что, я думаю, нам нужно переделать другие посадочные модули. На борту "Виктории" достаточно места и ресурсов, чтобы построить целую вспомогательную кабину с человеческим экипажем и автономными компьютерами, которые не зависят от центрального ИИ. Я думаю, это то, что нам нужно сделать.
   - Это задержит нас, - заметила Перич.
   - Ну, мы не должны были сажать никого из остальных, пока у Джоани и Адама не будет десяти лет, чтобы запустить центральный узел, - с горечью сказал он. - Полагаю, у нас есть немного времени в запасе.
  
   Звездная система TRAPPIST-2
   Посадочный модуль "Кит"
   Апрель 2347 г. н.э./03 г. з.э.
  
   - Левый фланг! Следи за левым, Джоани!
   Голос затрещал у нее в наушниках, и она едва успела упасть ничком в глубокий снег. Багровые трассеры тянулись сплошной полосой над головой, как смертоносный луч из докосмического фильма, а за ним следовала какофония выстрелов из мини-пушки. Она перекатилась на правое плечо и бедро, вытянула шею, чтобы посмотреть назад, вдоль линии огня, и увидела автоматическую наземную установку, которую пропустила по пути сюда. Хорошо, что та была запрограммирована ждать, пока она полностью не окажется в зоне обстрела, прежде чем открыть огонь. И слава богу, что рядом оказалась ложбина, в которую она упала! В данный момент оружие не могло опуститься достаточно сильно, чтобы достать ее, но если бы Адам не предупредил ее...
   Она осторожно подняла левую руку, стараясь не попадать под прицельный огонь мини-пушки, и нажала на кнопку сбоку визора. Появилась стрелочка прицела, и она повернула голову так, чтобы оказаться точно на линии прицела. Затем снова нажала на кнопку, раздался звуковой сигнал, и она прижалась к земле, когда находящийся в воздухе беспилотник, привязанный к ее тактическому компьютеру, подтвердил наведение. Долю секунды спустя сверху с шипением обрушился кинетический удар. Снаряд попал в центр масс установки, и его собственная энергия - плюс сопутствующие взрывы нескольких тысяч снарядов - превратили оружие в разлетающиеся куски металлолома.
   Она была достаточно близко, чтобы два или три из этих осколков с глухим стуком упали на нее. К счастью, они были очень маленькими, и она покачала головой. От этого звука у нее зазвенело в ушах даже под шлемом!
   - Ну что? - спросил Адам со смехом в голосе. - Ты собираешься просто валяться здесь весь день, или нам следует приступить к выполнению задания?
   - Тебе легко говорить! - выпалила она в ответ, осторожно поднимаясь на колено и переводя винтовку в положение боевой готовности, несмотря на натяжение ремня. - Это ты сидишь сзади и наблюдаешь, пока я принимаю все удары на себя!
   - Конечно, я такой. Я оставляю всю эту тяжелую работу на тебя. А теперь, что касается задания. Если ты заглянешь в свой профиль, то...
   Бонг.
   Звон эхом отозвался в ее ушах, и ее лицо напряглось, когда заснеженный пейзаж стал прозрачным. Одна рука согнулась, почти потянувшись к выключателю, но она остановила ее. Не была уверена, почему. Похоже, ей больше нечем было заняться. Но...
   Но если - когда - ты упадешь в эту кроличью нору, то никогда не выползешь из нее обратно, и сейчас не время для этого. Еще нет.
   Ее ноздри раздулись, и она закончила процедуру регистрации. Призрачные сугробы полностью исчезли, она протянула руку, чтобы снять шлем виртуальной реальности, и открыла глаза.
   Ничего не изменилось.
   Она плавала в помещении, которое могло бы стать комнатой отдыха колонии, если бы "Кит" когда-нибудь добрался до поверхности Цистерции. Поскольку проектировщики с самого начала осознали необходимость создания условий для совместного отдыха, то комната отдыха и примыкающая к ней мини-кухня были избавлены от мантры "запихивай-вещи-везде-пока-не-выпрут-переборки-и-мы-выгрузим-их-когда-нам-это-понадобится", которая превратила в плотно забитые шкафы большинство отсеков посадочного модуля. Ей пришлось отодвинуть с дороги несколько ящиков - она сложила их в проходе перед главным транспортным отсеком, - но в условиях невесомости это не составило особого труда. И, перемещая их, получила доступ к системам виртуальной реальности.
   Операция "Арктическая лавина" была одним из любимых модулей для нее и Адама задолго до того, как они поднялись на борт "Виктории". У нее в памяти были буквально годы их предыдущих приключений - в полудюжине модулей, а не только в "Арктической лавине".
   Они были доступны для воспроизведения, когда бы она ни захотела. И она хотела их очень сильно.
   Боже, как же она их хотела!
   Она слабо улыбнулась при этой мысли, надела наушники, проплыла через дверь комнаты отдыха и начала подтягиваться по бесконечному коридору к пилотской кабине. Она не торопилась. В этом не было особого смысла. На самом деле, в этом не было никакого смысла. Не было никакого смысла, и она поймала себя на том, что гадает, сколько времени ей потребуется, чтобы признать это.
   Ты никогда не была такой уж спокойной, Джоани, - прозвучал в ее голове голос Адама, и она резко фыркнула.
   Да, не была. Но на этот раз выигрышного сценария не было даже для нее. Она знала это, но еще не смирилась с этим, потому что в тот день, когда она это сделает, то прекратит борьбу, а это было... ну, это было неприемлемо. Это было нарушением ее личного кодекса, всего, во что она когда-либо верила. Ты не сдавалась. Продолжала двигаться вперед, бороться, пытаться, пока не наступила темнота, потому что если бы ты этого не сделала, то была бы трусихой. Если ты этого не сделаешь, то подведешь других людей, которые жили в этой среде вместе с тобой. Потому что, если ты уйдешь, почему бы и остальным не уйти?
   Но на этот раз...
   Она добралась до люка, подплыла к своему летному креслу и пристегнулась, чтобы не улететь. Технически, она должна была надеть скафандр. Обширные внутренние помещения посадочного модуля были защищены автоматическими герметичными дверями, но купол над головой был единственным, что отделяло пилотскую кабину от вакуума, и последнее, что мог позволить себе "Кит" - по крайней мере, когда-то давно - это потерять единственного бодрствующего члена экипажа из-за взрывной декомпрессии. Однако она пришла к выводу, что на самом деле не имеет значения, произойдет ли это сейчас, а шорты и футболка были намного удобнее.
   Ее губы изогнулись в улыбке, и она закинула кончик своей черной косы за спину. Ее волосы отросли, и ей не хотелось их стричь. Адаму всегда нравились ее длинные волосы, но они были проблемой для любого пилота, и им пришлось найти компромисс в выборе того, что подходило бы ей всякий раз, когда она надевала шлем.
   Это была еще одна вещь, которая больше не была проблемой.
   - Дневник записей, - сказала она и дождалась сигнала, означавшего, что микрофон включен.
   - День... пятьдесят седьмой, - сказала она затем, взглянув на календарь. - Ничего нового. Думаю, я делаю записи только для того, чтобы было чем заняться. Рано или поздно мне придется это признать, но, похоже, я пока не могу этого сделать.
   Она помолчала, затем прикусила губу.
   - Я решила, что мне нужно держаться подальше от секции персонала. Снова была там сегодня утром. Провела двадцать минут возле отсека Адама, разговаривая с ним. В этом не было никакого смысла, за исключением того, что это каким-то образом помогло мне почувствовать себя ближе к нему. Но я боюсь. Если буду спускаться туда достаточно часто, то искушение разбудить его, скорее всего, - нет, оно возникнет обязательно - возьмет надо мной верх, а я не могу поступить так с ним. Если бы у нас были возможности снова погрузить его в криостаз, если бы он сам этого захотел, может, я смогла бы? Нет. - Она покачала головой, потянувшись назад, чтобы взять свою косу и прикусить ее кончик. - Нет, не смогла бы. Потому что он попытался бы настоять, чтобы я взяла его капсулу, если бы это было возможно. Это, конечно, не так.
   - Поскольку это не так, я думаю, он, возможно, на самом деле захочет бодрствовать, провести оставшееся у нас время вместе... чтобы не дать мне остаться одной. - Она глубоко вздохнула и снова покачала головой. - Но тогда ему пришлось бы смотреть, как я умираю. И он должен был бы знать, что мы оба умираем, здесь, с нашими друзьями, и у нас нет выхода. Никого из детей, которых мы планировали завести. Никакого будущего. Просто... ничего. А так он никогда не узнает. Это последний подарок, который я могу ему сделать. Он никогда не узнает.
   Она моргнула горящими глазами и прочистила горло.
   - Остановить запись, - резко сказала она, и звонок прозвучал снова.
   Кому, черт возьми, я это оставляю? - снова спросила она себя. - Какой-то инопланетной цивилизации, через пятнадцать тысяч лет, когда "Кит" приплывет в их звездную систему? Никто на Земле - или на Цистерции - никогда не сможет воспроизвести ее, это уж точно!
   Она снова закрыла глаза и потерла переносицу.
   Два месяца. С того ужасного момента прошло почти два месяца.
   Она пришла в сознание в условиях микрогравитации и сразу же начала проверять состояние аппарата, баланс топлива - все, о чем беспокоились пилоты. И в том, что она обнаружила, не было ничего хорошего.
   Коммуникационный блок "Кита" больше не работал... Что стало очевидно, когда она вывела на позицию один из дронов внешнего обслуживания. Весь блок был спроектирован так, чтобы его можно было сбросить в случае чрезвычайной ситуации, вместе с черным ящиком "Кита" и полным журналом сообщений, и, по-видимому, так оно и случилось.
   Она не отдавала приказа о его сбросе, и предполагалось, что это невозможно сделать без приказа, за исключением случая катастрофического разрушения конструкции. Она также не знала, когда это произошло, а это означало, что она понятия не имела, какой могла быть скорость, когда блок отделился от посадочного модуля. Но она знала наверняка, что это должно было произойти до того, как двигатели отключились из-за нехватки топлива. Она использовала внешние камеры и другие пульты дистанционного управления, чтобы провести самый интенсивный поиск, на который была способна, - радары "Кита" отказали, как и все остальное, - в надежде найти блок и восстановить связь с "Викторией". К сожалению, его не было в зоне досягаемости датчиков пультов, что означало, что он, должно быть, отделился, пока "Кит" продолжал наращивать скорость. Конечно, даже если бы она смогла найти его и каким-то образом починить, звездолет ничего не смог бы для нее сделать.
   Но, по крайней мере, она могла бы поделиться тем, что произошло... и, что более важно, своими подозрениями о том, как это произошло.
   Это не было несчастным случаем.
   Она не хотела признаваться в этом даже самой себе, но это вовсе не было несчастным случаем. Зачем кому-то понадобилось делать что-то настолько... преднамеренно ужасное, было выше ее понимания, но это не могло произойти случайно. Кто-то сознательно намеревался уничтожить "Кита", его способность к терраформированию и всех, кто находился на его борту, устроив эффектную "аварию" еще до того, как он достигнет поверхности Цистерции. Это был единственный способ, которым это могло произойти, и то, что она обнаружила в компьютерной сети корабля, только подтвердило, насколько тщательно все было спланировано.
   Обе основные сети ИИ были просто... уничтожены. Компьютеры все еще были на месте, но они полностью переформатировали ИИ, уничтожив все программы, кроме базовой операционной системы. Это никак не могло произойти без того, чтобы кто-то не приказал ИИ совершить самоубийство. И если бы ей понадобились какие-то другие доказательства, резервные копии программного обеспечения также были удалены, не оставив ничего, что она могла бы перезагрузить. Она подозревала, что это было сделано в целях безопасности, чтобы никто не смог идентифицировать диверсантов или выяснить, чего они добивались, если их вмешательство было бы обнаружено до того, как был задействован "Кит". Или даже позже, если уж на то пошло. Вряд ли они беспокоились о том, что это может произойти после устроенного ими катаклизма, но если бы буксиры все еще находились в компании "Кита" - если бы их было достаточно много и достаточно близко - они могли бы использовать свои собственные двигатели, чтобы компенсировать его чрезмерное ускорение. Вероятность того, что они окажутся достаточно близко, в достаточно большом количестве и отреагируют достаточно быстро, вероятно, была малой, но это могло произойти, и в этом случае компьютеры были бы подвергнуты самому тщательному криминалистическому анализу, какой только можно себе представить.
   Что бы ни думали диверсанты, у нее не было возможности восстановить работу основной системы. У нее все еще были вспомогательные системы, но каждая из них представляла собой специальную функциональную сеть - ни одна из них никогда не предназначалась для управления посадочным модулем в целом. Ей удавалось поддерживать все это в рабочем состоянии, что означало, что такие вещи, как система жизнеобеспечения, все еще были подключены к сети, но приходилось следить за ними вручную, пока она не смогла создать новую программу контроля, которой она действительно доверяла.
   По крайней мере, это дало ей возможность чем-то заняться.
   Кроме того, ее инвентаризация позволила ей на какое-то время заняться чем-то другим.
   Возможно, она потеряла основной передатчик, но после нескольких недель перепрограммирования и изменения маршрута ей удалось восстановить работу системы стыковки. Так что, на самом деле, она могла передавать сигналы. К сожалению, система была разработана исключительно в качестве самонаводящегося маяка и для связи с буксирами, находящимися в радиусе нескольких тысяч километров от корабля. Сигнал был всенаправленным, с очень ограниченным радиусом действия, и никто на "Виктории" не смог бы уловить ничего из того, что он передавал, если только не было четкого направления передачи на "Кит", если корабль направил свою большую антенну в нужном направлении в нужный момент... и если Уокер была чертовски удачлива.
   Учитывая ее везучесть на сегодняшний день, этого не должно было случиться.
   Из других новостей следует отметить, что основные двигатели израсходовали не все топливо при столь быстром побеге. Они опустошили основные баки, но аварийный запас все еще оставался. Он давал ей около шести минут тяги на полной мощности, и ее ручное управление ими казалось надежным - в данный момент. Но "Кит" разгонялся более двадцати минут, прежде чем баки опустели, и развил слишком большую скорость, чтобы справиться с ней всего за шесть минут.
   У нее было искушение попробовать запустить двигатели в ручном режиме, полагая, что если "Виктория" все еще следит за ней, это, по крайней мере, даст им понять, что на борту посадочного модуля все еще есть кто-то живой. Но она этого не сделала. Отчасти это было связано с тем, что она была пилотом, обученным никогда не тратить топливо на бессмысленные жесты и всегда сохранять запас хода. Главным образом, она не видела никакого способа - или причины - по которой "Виктория" все еще могла бы следить за ней. Она удалялась от TRAPPIST-2 со скоростью чуть более 64 км/с - 230 400 км/ч, что значительно превышало вторую космическую скорость в системе. Она уже преодолела 255 000 000 километров от Цистерции, что больше, чем расстояние от земной орбиты до населенных пунктов в поясе астероидов Солнечной системы. Если уж на то пошло, то еще через восемнадцать дней она пересечет орбиту TRAPPIST-2e, газового гиганта, который примерно на двенадцать процентов меньше Юпитера. Даже объект размером с "Кита" был крошечной целью для радара на таких расстояниях. Кроме того, "Виктория" больше не могла отслеживать посадочный модуль даже оптически. Цистерция находилась на два земных месяца дальше по своей орбите, а "Кит" покинул орбиту Цистерции по резко расходящемуся вектору. К настоящему времени центральная звезда перекрыла прямые пути передачи данных между ними.
   И к тому времени, когда это перестанет быть проблемой, она будет уже слишком далеко, чтобы кто-нибудь сможет заметить какие-либо изменения в ее скорости.
   Кроме того, она, вероятно, будет мертва.
   Не от голода. "Кита" снабдили годовым пайком на пятьдесят человек, как запасной вариант, пока не заработают его планетные фермы. На корабле не было секции гидропоники, поскольку строительство планетной теплицы было бы тривиальным делом, даже при самых неблагоприятных обстоятельствах, поэтому Уокер собиралась использовать все, что у него было на борту. Тем не менее, еды, достаточной, чтобы прокормить пятьдесят человек в течение года, хватало, чтобы прокормить одного человека в течение полувека.
   Другой проблемой был воздух, но в проходах и отсеках "Кита" его было довольно много. Возможно, далеко не так много, как кто-то мог бы предположить, поскольку эти проходы и отсеки были плотно забиты грузом, но очень много, и скрубберы могли удалить из него углекислый газ. Не было никакой возможности получить больше кислорода, но экологические компьютеры подсчитали, что на борту было достаточно кислорода, как в корабельных отсеках, так и под высоким давлением, чтобы обеспечить жизнь одного человека в течение двадцати лет или около того. Последние несколько месяцев, возможно, были бы не особенно приятными, но и это не должно было стать проблемой.
   Потому что убийцей была энергия. "Кит" никогда не предназначался для длительного пребывания в космосе. Он был оснащен всем необходимым, чтобы при необходимости работать там до нескольких недель, пока будут изучаться и выбираться посадочные площадки, но не бесконечно. У него не было развертываемых солнечных панелей, которые могли бы быть на других кораблях, и его энергетический бюджет был спланирован таким образом, чтобы обеспечить запуск бортового термоядерного реактора в его ядре для питания целого города и перейти на планетные ресурсы не более чем через несколько недель или, самое большее, через несколько месяцев после приземления.
   Этот реактор прекрасно работал бы на поверхности Цистерции; без спроектированной опорной конструкции он был бесполезен в космосе, поэтому проектировщики предусмотрели гораздо меньшую термоядерную установку для удовлетворения потребностей посадочного модуля, пока он не сможет переключиться. Маневровые двигатели "Кита" использовали водород и жидкий кислород, в отличие от гиперголического топлива основных двигателей, в немалой степени для того, чтобы служить источником топлива для этого реактора и первоначальным сырьем для планетной установки, пока не заработала бы электролизная установка. Это был образец проверенной, абсолютно надежной технологии - точно такие же электростанции использовались более ста лет до постройки "Виктории", - и оставшийся водород "Кита" мог обеспечивать ее энергией еще более ста лет. К сожалению, его конструкторам удалось сэкономить массу, рассчитав его непрерывную эксплуатацию всего на пять лет, прежде чем потребовалось бы заменить компоненты магнитных бутылок. Когда проектировался посадочный модуль, этого, безусловно, казалось более чем достаточно, но у Уокер не было запасных компонентов, а это означало, что у нее закончатся энергия, свет, тепло и откажут экологические системы задолго до того, как закончатся запасы пищи или пригодный для дыхания воздух.
   Криостазная камера Адама имела собственный источник питания, которого хватало более чем на столетие, но, хотя отдельное питание было встроено в каждую такую камеру, в любом случае это была лишь небольшая подзарядка. Даже если бы она могла - и была готова - разорвать все пятьдесят контейнеров на части, убив их обитателей, чтобы забрать всю энергию себе, она бы добавила к своему энергетическому бюджету меньше года. И она не смогла бы этого сделать.
   Она не могла убить их раньше, чем они должны были умереть. В этом не было никакого смысла, но в ее ситуации здравый смысл был не особенно полезен. Кроме того, она уже решила, как умрет, когда придет время, а они были ее семьей. Она хотела, чтобы они были рядом с ней, когда придет ее время.
   Она сделала глубокий вдох и вызвала игровые программы на своем основном дисплее. Она играла во многие игры, а также просматривала множество сохраненных развлекательных программ. По ее расчетам, при нынешних темпах она сможет просмотреть всю библиотеку примерно через пять лет или около того. Конечно, ни игры, ни развлекательные ролики не приносили такого удовольствия, как виртуальная реальность, но в этом и был смысл. Виртуальная реальность слишком затягивала. Данные, поступающие через ее нейронные сети, слишком идеально имитировали реальность, и в ней было слишком легко раствориться. На самом деле, зависимость от виртуальной реальности была серьезной проблемой пользователей, и системы "Виктории" и "Кита" внедрили требуемое законом стандартное программное обеспечение, чтобы люди не подключались к сети, не забывая снова отключить ее. И чтобы могли отключить симуляцию по своему усмотрению, если обнаружат проблемы со здоровьем с их стороны. Системы безопасности были довольно надежными, и взлом в их обход грозил большим сроком тюремного заключения в Солнечной системе. Уокер сомневалась, что кто-то будет сильно возражать против того, что она взломала их, учитывая обстоятельства, но она не хотела слишком быстро в них запутаться.
   Наверное, это единственное испытание, которое у меня действительно осталось, - подумала она, вызывая свое последнее спасение императора.
   Игра представляла собой сложную программу "сити-менеджер", предназначенную для создания межзвездных империй, что было довольно иронично, учитывая ее нынешние обстоятельства. Была хорошо продумана и вызывала интерес. Она могла погрузиться в нее на несколько часов, что, скорее, было целью упражнения.
   Адам всегда говорил, что я упрямая стерва, и, клянусь Богом, собираюсь доказать, что он прав. Я не сдамся, не уйду в темноту за мгновение до того, как захочу. Может быть, это и есть уроки "Биркенхеда", но если это так, то я действую на своих условиях, и пусть утрется вся остальная чертова вселенная!
  
   Звездная система TRAPPIST-2
   Посадочный модуль "Кит"
   Март 2348 г. н.э./04 г. з.э.
  
   - Дневник записей.
   Ее собственный голос показался ей резким и скрипучим. Вероятно, потому, что она так давно им не пользовалась. Она перестала делать записи в дневнике шесть месяцев назад. Но пришло время.
   Прозвучал звонок, и она прочистила горло.
   - День четыреста двенадцатый, - сказала она затем. - Это будет моя последняя запись.
   Она помолчала, глядя сквозь купол на ненавистную красоту звезд. Она подумала, что ей и ее друзьям могло бы достаться и похуже, если бы только не было так чертовски одиноко. Если бы только где-то был кто-то, кто помнил бы о них. Кто мог заметить их уход, узнать, где они упали?
   - Я... последние несколько недель не могла прийти в себя. Думаю, высказала свою точку зрения. Я не свернулась просто калачиком и не умерла, как только это произошло. Но я устала. Устала быть одна. Знать, что никогда больше не увижу Адама. Бороться. Просто... устала.
   Ей пришлось прерваться и снова резко откашляться. Затем она глубоко вздохнула.
   - Я собираюсь покончить с этим, пока еще могу сделать это на своих условиях. Знаю, это был мой собственный выбор. Если кто-нибудь когда-нибудь найдет это, то меня звали Джоан Фрэнсис Кэллахан Уокер. Я была пилотом. Это было все, чем я когда-либо хотела стать, и я была замужем за Адамом Траскоттом Уокером, лучшим мужчиной, которого я когда-либо знала. Мы с ним преодолели вместе тридцать световых лет, совершив величайший прыжок, который когда-либо совершало человечество, и, даже зная, что произошло и чем это закончилось для нас, я бы повторила все это с ним. Сделала это, не задумываясь.
   Она моргнула горящими глазами, опустила взгляд и погладила золотое кольцо на своей левой руке.
   - Будьте добры к нашим костям.
   Она сделала еще один глубокий-глубокий вдох.
   - Остановить запись.
   Звонок прозвучал снова, и она поплыла туда, оглядывая пределы того, что так долго было ее миром.
   Она не все рассказала своему дневнику. Не сказала, что настоящей причиной, по которой она решила покончить с этим, было то, что ее рассудок наконец-то дал трещину. Она проснулась в слезах от ночных кошмаров, которые не могла вспомнить. Поймала себя на том, что разговаривает с людьми, которых рядом нет. Забывала о еде в тоскливом однообразии своих бесконечных одиноких дней. Больше не занималась в тренажерном зале с невесомостью. Больше не принимала душ. Она всегда была физически привередливой - в космических средах обитания люди вырастали такими, - но не сейчас.
   Она... распадалась на части и отказывалась заканчивать таким образом. Не хотела забиться в угол, бормоча что-то себе под нос, смеясь над вещами, которых больше не было, и терзаясь фантазиями разума, который больше не помнил, кто это был. Она была пилотом. Ее звали Джоан Уокер, позывной "Джона", и она не собиралась терять это имя в самом конце.
   Поэтому она подготовила "Кита" к отключению питания. Не сразу. Только после того, как медицинские мониторы зафиксируют остановку ее собственного сердцебиения.
   Она тщательно запрограммировала виртуальную реальность. Программное обеспечение было создано для работы с неигровыми аватарами игроков, которые не смогли присоединиться к остальным участникам в течение определенного сеанса, и чем дольше кто-то играл в игру, тем лучше компьютер узнавал, кто они такие, и учился моделировать их спонтанные реакции. Это было почти так же приятно, как если бы рядом был пропавший человек, и они с Адамом годами играли в Арктическую лавину и связанные с ней модули. Компьютеры знали их обоих очень хорошо.
   И вот она написала свой собственный модуль "Камекура". Слово аборигенов означало "жди, пока я приду" или "жди меня". Адам научил ее этому. Это было их слово, которое они произносили только между собой, когда одному из них приходилось бежать впереди другого, и она использовала бы его таким образом еще раз... потому что именно в этом модуле она умерла бы у него на руках.
   Виртуальная реальность приняла бы ее с распростертыми объятиями. Она зарылась бы в нее, как сонный ребенок в одеяло, и нейронные сети перекрыли бы ощущения ее физического тела. Она подсчитала, что может прожить около недели, прежде чем ее убьет обезвоживание, но в виртуальной реальности это может показаться месяцами или даже годами, и все это время она проведет с Адамом. Виртуальная реальность была открытой, в рамках установленных ею параметров, поэтому она не знала, куда она их заведет, что они испытают перед концом. Но куда бы они ни отправились, он снова будет с ней, и она обретет покой, и они оба обнимутся, как влюбленные.
   Она вздохнула и отстегнулась от кресла пилота. Толчок ногой подтолкнул ее к люку, и она поняла, что улыбается, предвкушая это. Было так приятно наконец-то увидеть конец, и...
   Пинг!
   Джоан Уокер дернулась, как будто дотронулась до провода под напряжением. Она схватилась за раму люка, останавливаясь и поворачиваясь на месте. Не получилось...
   Пинг!
   Снова прозвучал сигнал, и она подняла руку, чтобы прикрыть рот, когда на панели управления замигал зеленый огонек. Это было невозможно!
   Пинг!
   Она бросилась обратно к своему командирскому креслу, когда индикатор на стыковочной панели перестал мигать и загорелся ровным зеленым светом.
   Пинг!
   Это был стыковочный маяк! Работающий стыковочный маяк! Сигнал был невероятно слабым, но она никак не могла принять сигнал "Виктории" на таком расстоянии! Ее приемники были недостаточно чувствительны! Значит, это не могла быть "Виктория"... не так ли?
   Пинг!
   Она нажала на клавиши, запрашивая компьютер, и тут на экране появился идентификатор, и у нее отвисла челюсть.
   Нет, это не могла быть "Виктория", - подумала она в странной, звенящей тишине в своем мозгу. - И это была не "Виктория".
   Это был "Прометей".
  
   Джоан Уокер парила в невесомости, вглядываясь в изображение, появившееся перед ней. Она только что приняла душ, была одета в свежую футболку и шорты, обеими руками держала чашку с кофе, и в ее глазах все еще отражалось недоверие.
   Наружные камеры "Кита" были невелики по сравнению с камерами "Виктории", но у них было разрешение, как у хорошего телескопа-рефлектора докосмической планетной обсерватории. Они были достаточно хороши, чтобы подтвердить то, на что она смотрела, хотя деталей было мало. Отраженный солнечный свет на таком расстоянии от звезды был, мягко говоря, тусклым, а расстояние было до нелепости большим, но корабль, на который она смотрела, был почти десять километров в длину. Этого было достаточно, чтобы камеры увидели его, несмотря на абсурдную дальность, на которой она уловила сигнал радиомаяка.
   Ей не должно было так повезти, по крайней мере, при использовании действующих на ближних расстояниях систем стыковки. Сигнал, должно быть, был усилен, что не имело смысла. Так же, как и обнаружение пропавшего корабля терраформирования на орбите кометы TRAPPIST-2.
   Ее собственный опыт, а также информация о том, что случилось с основным искусственным интеллектом "Кита", уже наводили на мысль, что те же безумные диверсанты могли добраться и до основного программного обеспечения "Прометея". Это многое объяснило бы, и это, безусловно, соответствовало образу действий кровожадных ублюдков. Компьютерам было все равно, что они делают; они "заботились" только о том, что им приказывали. Если вы могли до них добраться, приказать им покончить с собой было бы намного проще, чем убедить людей совершить самоубийство. И если будете достаточно тщательно скрывать свою диверсию - и, - мрачно подумала она, - если люди, на которых вы нацелились, вообще не смогут представить, что кто-то способен на такое, - никто никогда не поймет, что их подставили, пока засада не сработает.
   Но если именно это произошло с "Прометеем", то как он вообще добрался до TRAPPIST-2? И как только он оказался здесь, что вывело его на такую эксцентричную орбиту? И почему его радиомаяк был таким чертовски громким?
   Джоан Уокер не могла ответить на эти вопросы, но, сидя здесь, она знала, что видит перед собой как отчаянно необходимое дополнение к инфраструктуре колонии... так и свое собственное потенциальное спасение.
   "Кит" и "Прометей" приближались друг к другу. Или, скорее, приближались к точке в пространстве, мимо которой оба должны были пролететь в течение следующих тринадцати месяцев. Они даже отдаленно не "сходились" курсами. "Кит" двигался быстрее и пересекал орбиту "Прометея", сближаясь с ним под косым углом. Если они сохранят свои текущие курс и скорость, посадочный модуль пересечет траекторию полета "Прометея" задолго до того, как туда доберется корабль терраформирования, а затем продолжит движение в межзвездные глубины.
   Без своего коммуникационного модуля Уокер не смогла бы связаться с "Прометеем" на таком расстоянии. Если уж на то пошло, радиус действия ее собственных передатчиков стыковки все еще был слишком мал, чтобы дотянуться до "Прометея", если только она не придумает, как повысить уровень их сигнала так же, как был повышен сигнал "Прометея". И у нее не было возможности узнать, есть ли там еще что-нибудь живое, кроме этого маяка. "Прометей" мог бы быть безжизненным кораблем, бесконечно путешествующим в космосе, абсолютно мертвым, если бы не жалобный голосок, доносящийся из приемников Уокер.
   Но если это не так... Если его системы все еще работают, и если "Кит" сможет подойти достаточно близко, чтобы запустить автоматические протоколы стыковки...
   Буксиры "Прометея" были больше и мощнее, чем буксиры, прикрепленные к "Виктории", потому что они были спроектированы для более интенсивной и длительной работы с более крупными посадочными аппаратами "Прометея" и многоцелевыми грузовыми шаттлами. У них был больший запас топлива, большая тяга, и "Прометей" вез их большее количество. Так что, если бы ей удалось подойти достаточно близко и вызвать буксиры, они смогли бы перехватить "Кита", снизить его скорость, отбуксировать и пристыковать к грузовым отсекам середины корабля "Прометей". Как только "пуповины" "Кита" будут подключены, Уокер получит доступ по проводам к компьютерным сетям "Прометея". Она могла взять на себя командование кораблем и была уверена, что у "Прометея" достаточно запасов топлива, чтобы покинуть свою одинокую орбиту и вернуть ее - и "Кита" - и Адама - на Цистерцию.
   Но только в том случае, если сможет подобраться достаточно близко, а именно это и рассматривали компьютеры в данный момент.
   Она уже знала, что придется туго. Ее данные слежения были далеки от идеала, но она смогла в общих чертах разобраться в орбитальной механике "Прометея". Его путь пролегал достаточно далеко от внутренней системы, чтобы пройти в пределах досягаемости связи с Цистерцией, и, должно быть, он был как раз за пределами досягаемости радиомаяка, когда прибыла "Виктория". Его полный орбитальный период составлял пятьдесят лет, и он должен была снова нырнуть во внутреннюю систему еще через тридцать лет или около того. К сожалению, при следующем заходе он не смог бы пройти мимо Цистерции в радиусе действия своего радиомаяка. Пятьдесят лет спустя - другое дело, но к тому времени колонисты пробудут в системе добрых восемьдесят лет. Уокер подозревала, что они либо преуспели бы в том, чтобы сделать Цистерцию своей собственностью, и больше не так отчаянно нуждались бы в ресурсах "Прометея", либо отсутствие этих ресурсов означало бы, что "Прометею" некому было бы помочь.
   Так что на самом деле все сводилось к тому, сможет ли Джоан Уокер подняться на борт "Прометея" и доставить его на Цистерцию вовремя, чтобы изменить ситуацию. И это было...
   Компьютер издал звуковой сигнал.
   Она повернулась, чтобы запустить анализ, и ее сердце подпрыгнуло, когда она увидела прогнозируемую траекторию полета, проходящую достаточно близко от "Прометея".
   Затем она увидела цифры расхода топлива.
  
   - Дневник записей.
   Ее голос звучал ровно, сильнее, чем когда-либо за последние недели, а зеленые глаза были ясными. Они также были темными и горели, когда она смотрела наружу сквозь купол.
   - Адам, - сказала она тогда, - я всем сердцем хотела бы, чтобы мне не пришлось так поступать с тобой, любимый, но я поступаю так. Надеюсь, ты сможешь простить меня.
   - В моих файлах найдутся все записи о том, что пошло не так и как все это произошло. Я не думала, что есть какой-то выход, но потом появился "Прометей". И оказалось, что выход есть... возможно.
   - Только не для меня.
   Она сделала паузу и глубоко вздохнула.
   - Я прокручивала цифры снова и снова. Моделировала это десятки раз. Результат всегда один и тот же. Я могу подвести "Кита" достаточно близко, но на это уйдет все топливо, которое осталось в маршевых двигателях, а также много топлива для маневровых двигателей. На самом деле, я не могу выполнить это без них.
   Она ущипнула себя за переносицу, думая об этом. Маневровые двигатели "Кита" были безумно мощными по меркам обычных космических аппаратов. Они могли бы обеспечить ему дополнительное торможение в два g... Но топлива для них было всего на двенадцать минут.
   - По моим расчетам, это займет шесть минут на маршевых двигателях и еще девять с половиной на маневровых, и даже тогда это будет лишь близко. Боже, это будет так близко, милый, и единственный запас для корректировки, если в моем плане полета что-то пойдет не так, - это последние две минуты работы ее маневровых двигателей. Я не могу составить график перехвата достаточно точно, чтобы понять, сколько из этого времени понадобится, но, похоже, может понадобиться все это время. Даже если я сделаю основную запись сегодня, то не могу знать, сколько времени понадобится в финале, пока мы не доберемся туда. И если я буду ждать так долго, и выяснится, что нужно все топливо, его там не будет. Я сожгу запас, нужный для поддержания реактора в рабочем состоянии.
   Она снова замолчала, сильнее сжав переносицу, как будто боль могла смягчить то, что она собиралась сказать дальше.
   - Это значит, что я не могу ждать, любимый. Я не могу дождаться тебя. Мне нужно идти дальше. Поэтому я собираюсь запустить основную запись и загрузить остальную часть профиля в автономный бортовой компьютер. А затем собираюсь отключить все, кроме основных систем. Если не учитывать потребности в обслуживании, аккумуляторов "Кита" более чем достаточно, чтобы выдерживать такую нагрузку... не сжигая топливо.
   Фактический расход водорода на поддержание реактора в рабочем состоянии в течение дополнительного года стоил бы всего около одиннадцати секунд работы двигателей, однако эти одиннадцать секунд могли бы стать разницей между успехом и неудачей. Они также могли не стать ею, но она не могла этого знать и зашла так далеко, заплатила такую цену не за то, чтобы потерпеть неудачу. Если ее смерть позволит купить хотя бы мгновение замедления в качестве последнего подарка "Киту" и Адаму, она будет считать это удачной сделкой.
   Она только молилась, чтобы Адам простил ее, если окажется, что у нее в запасе больше, чем было на руках.
   - Не знаю, что вы найдете на борту "Прометея". Я даже не знаю, жив ли еще корабль, так что, возможно, вы все-таки не будете это слушать. И если он жив, я не знаю, насколько серьезно могли быть повреждены его системы, предполагая, что те же больные ублюдки, которые устраивали нам диверсии, устроили диверсию и ему. Итак, я составила иерархию компьютерных пакетов. Если все пройдет идеально, управляемые буксиры "Прометея" доставят вас и остальных и разбудят. Предполагая, что у меня это не получится, я попробую запрограммировать его на отправку в Цистерцию. Если предположить, что я не смогу этого сделать, вам придется просто передвигаться на грузовых буксирах, пока "Виктория" не подойдет достаточно близко, чтобы засечь его радиомаяк. У меня есть пара идей по передаче сигналов через коммуникационные модули посадочных модулей "Прометея". Думаю, что смогу попасть в них через стыковочный интерфейс, даже если остальная часть корабля не работает или центральные компьютеры меня не впустят. Я не уверена в этом, но если у меня это получится, я смогу увеличить мощность его радиомаяка, чтобы, по крайней мере, втрое увеличить дальность, на которой "Виктория", вероятно, услышит его.
   - Это все, что я могу сделать, милый. - Ее глаза горели еще сильнее, и она яростно вытерла их. - Я бы хотела сделать больше. И я бы хотела... - Ее голос дрогнул, и ей пришлось откашляться. - И я хотела бы знать, сработало это или нет. Но не могу. Это единственный подарок тебе, который у меня остался, и в него вложено все мое сердце, и радости больше, чем я могу себе представить, потому что у меня есть последний шанс подарить тебе это. Ты самый лучший мужчина, которого я когда-либо знала. Я дорожила каждой секундой нашей совместной жизни, и если мне придется умереть, то именно так я бы и поступила. Помни обо мне, но не цепляйся за память. Я хочу, чтобы ты жил. Хочу, чтобы ты жил во всех смыслах этого слова и построил дом, который мы с тобой должны были построить вместе. И знай: мое единственное сожаление о сделанном выборе - единственное, о чем сожалею, клянусь тебе, - это то, что у меня не будет возможности сказать тебе это лично. Так что не плачь. Порадуйся за меня. Радуйся, что у меня был шанс спасти человека, которого я люблю больше всего на свете.
   - Прощай, милый. Я люблю тебя.
   Она посидела еще немного, и одинокая слезинка скатилась по ее щеке, затем закрыла глаза.
   - Остановить запись.
  
   Звездная система TRAPPIST-2
   Посадочный модуль "Кит"
   Апрель 2348 г. н.э./04 г. з.э.
  
   Было так тихо, подумала она, проплывая через люк в каюту отдыха.
   Очень тихо.
   А скоро станет еще тише. Если бы она прислушалась как следует, то смогла бы услышать тихий гул систем вентиляции, обеспечивающих циркуляцию воздуха. Он скоро прекратится.
   Она сделала все, что могла. Исчерпала запас топлива в маршевых двигателях, израсходовала все, кроме драгоценных последних ста пятидесяти секунд на маневровые двигатели, и, похоже, они достигли необходимого профиля. Или близко к нему. По крайней мере, достаточно близко... вероятно.
   Если она этого не сделала, то уже ничего не смогла бы с этим поделать, и снова и снова просматривала сохраненный полетный профиль "Кита" и свои командные программы для "Прометея". Она проверяла каждую деталь снова и снова, пока не поняла, что становится одержимой. Не слишком удивительно, наверное, но в этом не было никакого смысла. Это было лучшее, что она могла написать, и они либо выполнили бы свою работу - при условии, что у них был шанс, - либо нет. "Кит" пролетел бы достаточно близко, у него было бы достаточно запаса топлива, чтобы скорректировать курс до тех пор, пока буксиры не смогли бы перехватить его и пришвартовать, иначе он бы этого не сделал... и тогда все это было бы напрасно.
   В любом случае, она никогда не узнает и немного удивлялась тому, как мало это ее беспокоило. Оказаться в нескольких месяцах от возможности выжить, а затем увидеть, как та утекает у нее между пальцев, и уйти от этой возможности, вместо того чтобы бороться до последнего... Конечно, это должно было как-то повлиять, наполнить ее горечью, не так ли?
   Но этого не произошло.
   О, сожалений было предостаточно. Сожалений о том, что она никогда не будет стоять на Цистерции вместе с Адамом. О том, что она никогда не родит детей, которых они оба так сильно хотели. О том, что вселенная будет существовать без нее, оставив в жизни Адама дыру в форме Джоани. И все же это было таким незначительным сожалением по сравнению с невероятным подарком - шансом - по крайней мере, шансом - спасти его и всех их друзей.
   Сколько людей могли бы сказать, что их смерть принесла такой триумф? Знать, что, независимо от будущего, их жизни - и смерти, которыми они умерли, - имели значение?
   И не похоже, что кто-то из нас выжил бы без "Прометея", - подумала она. - Я бы все равно умерла. Я была готова к этому. И, думаю, все еще готова, тем более, что в этом случае смерть может действительно что-то изменить. И не только для Адама. Возможно, для всей колонии. Думаю, у женщины могла бы быть эпитафия и похуже.
   Она подошла к креслу на станции виртуальной реальности. Оно было спроектировано для использования в условиях гравитации, если предположить, что "Кит" когда-либо доберется до поверхности планеты, и она устроилась в нем, затем пристегнула страховочный ремень. Люди иногда двигались в ответ на события в виртуальной реальности, и меньше всего ей хотелось, чтобы какое-то непроизвольное движение заставило ее оторваться от интерфейса и отключить гарнитуру.
   Она огляделась в последний раз, раздумывая - снова - о том, чтобы добавить еще какую-нибудь заметку для Адама. И снова решила не делать этого. Ему и так будет тяжело слушать то, что она уже записала, но, по крайней мере, он будет знать, что с момента записи она прожила больше трех недель. Она не хотела, чтобы он представлял, как она умирает, услышав последнее слово, которое она ему оставила.
   Строки из "Высотного полета", ее любимого стихотворения, написанного Джоном Гиллеспи Мэги еще до того, как человечество ступило за пределы Земли, всплыли у нее в голове, когда она надела наушники и включила виртуальную реальность.
  
   Я ускользнул из грубых пут Земли;
   Доверясь воле серебристых крыл,
   Взобрался к солнцу. Там уже вели
   Свой танец тучи. В выси я творил
  
   Неведомое вам - кружил, парил...
   В сияющий мерцания провал,
   Настичь свистящий ветер - я клонил
   Дерзающее перышко - и гнал
  
   Вверх, вверх - безумье жгучей синевы
   Преодолеть изяществом мечты;
   Там ни орла, ни жаворонка вы
  
   Не встретите. Взволнован, я проник
   В безмолвную святыню высоты,
   Простер ладонь - и тронул Божий лик.
  
   Именно поэтому она стала пилотом, в первую очередь, из-за этого стихотворения, из-за того, что оно выражало. И вот, в самом конце, именно там она и оказалась - в этой "неприкосновенной святости пространства", протянув руку к Богу, прося Его о последнем благе для людей, которых она любила. Это было не просто завершением ее жизни, а ее кульминацией.
   Это ей тоже было дано.
   И теперь пришло время уходить.
   Перед ней мигнул интерфейс виртуальной реальности, и она глубоко вздохнула.
   - Я иду, милый, - прошептала она. - Иду.
   Интерфейс снова мигнул, не распознавая голосовой ввод, и она закрыла глаза.
   - Запустить Камекуру, - тихо сказала она.
  
  

ОГОНЬ С НЕБЕС

(совместно с Марком Уондри)

  

1. Возвращение домой

  
   Система TRAPPIST-2
   Орбита планеты Цистерция
   3 сентября 2422 г. н.э./78 г. з.э.
  
   - Что о последних разработках? - спросил капитан Эдвин Дюпре, направляясь к командирскому креслу в центре мостика.
   - На данный момент все выглядит неплохо, сэр, - ответил лейтенант Донован. В отличие от Дюпре, которому исполнилось сто двадцать лет, Джейсону Доновану было чуть за тридцать. Он родился на борту "Виктории" здесь, на орбите Цистерции, и Дюпре иногда задавался вопросом, как он и другие молодые люди на борту "Виктории" справлялись со своей ситуацией.
   - Коммандер Рахаман смог напечатать необходимые нам приспособления, - продолжил Донован, и Дюпре кивнул, усаживаясь в кресло и застегивая удерживающие ремни. В условиях микрогравитации в кресле не было особой необходимости, но оно служило удобным якорем, который не давал людям дрейфовать.
   - Итак, мы снова в деле?
   - Не совсем, сэр. - Улыбка Донована была немного кривой. - Коммандер попросил меня передать "старому пердуну" - я уверен, он имел в виду "старика", сэр, - что он собирается убедиться, что фитинги нужного размера, прежде чем подключать их к системе.
   Дюпре усмехнулся. Гаджендра Рахаман был на тридцать лет моложе Дюпре, хотя инженер родился на пятнадцать лет раньше нынешнего капитана "Виктории". Он провел "пропавшие" сорок пять лет в криостазе и воспринял обстоятельства, при которых очнулся, гораздо лучше, чем Дюпре думал, как сам воспринял бы их на месте Рахамана. Однако у него было... своеобразное чувство юмора.
   Дюпре признал, что тот был прав и в отношении оборудования. Принтеры "Виктории" после столь долгой работы без замены стали не совсем надежными, и это иногда приводило к неожиданным последствиям. Например, при замене клапанов для подачи водорода во втором термоядерном реакторе. Там обнаружилось не слишком большое расхождение... как раз достаточное, чтобы наполнить весь отсек взрывоопасной водородно-кислородной атмосферой, готовой взорваться при первой же искре. Им чертовски повезло, что из-за этого они не потеряли весь реактор - или, если уж на то пошло, весь чертов корабль.
   Но еще хуже было то, что они были вынуждены выбросить водород. Запасы "Виктории" подходили к концу, и когда их не останется, они будут полностью зависеть от солнечных батарей.
   Пока их хватало.
   Дюпре тихо вздохнул и включил текущий журнал управления мостиком в своем личном планшете. Он старался не обращать внимания на мерцание дисплея. Не похоже, что это был единственный дисплей, который подлежал восстановлению. Но команда "Виктории" на собственном горьком опыте научилась использовать устройства до тех пор, пока они не откажутся работать, а не заменять их только потому, что они перестали работать должным образом. Такова была вся жизнь Джейсона Донована, но Дюпре помнил другие времена, другие места, когда он заменил бы этот планшет несколько месяцев назад.
   Он этого не сделал, и не только потому, что тот все еще работал. Как и все остальное на борту "Виктории", установка восстановления находилась в опасном состоянии. Поддержание ее в рабочем состоянии - "нянчиться" с ней - было еще одним из ключевых приоритетов Рахамана, и это означало, что они не должны были нагружать ее больше, чем могли бы. Потому что, если бы она вышла из строя, то выйдут из строя принтеры, и это стало бы началом конца.
   О, черт возьми, Эд, - раздраженно подумал он, просматривая информацию в своем планшете. Мы прошли "начало конца" десятилетия назад! Ты подозревал это еще тогда, когда Роанок погрузился во тьму в первый раз, и, черт возьми, прекрасно это понял, когда Желань вышел из игры. Все, что мы сейчас делаем, - это выкручиваемся.
   Это было не то, что он сказал бы вслух когда-либо, при любых обстоятельствах, но ему и не нужно было. Все на борту "Виктории" знали это. Вероятно, именно по этой причине никто не родился на борту корабля с тех пор, как Юань Желань и последний шаттл потерпели крушение на Трудовике. Дюпре не знал, что стало причиной крушения, но это могло быть что угодно. В отличие от "Кита" Джоан Уокер, который улетел много десятилетий назад, срок службы шаттла Желаня превысил расчетный на двадцать с лишним лет. Рахаман и его люди из кожи вон лезли, чтобы его отремонтировать, но после определенного момента простая структурная усталость стала опасной потенциальной причиной поломки.
   Какой бы ни была причина, это стало похоронным звоном для "Виктории". Оставшиеся в живых, застрявшие на Трудовике, вероятно, тоже были обречены, но с утратой последнего шаттла "Виктория" оказалась отрезанной от Трудовика, Цистерции и любых источников возобновляемых ресурсов, и это сделало ее конец неизбежным.
   Это произойдет не завтра. На самом деле, молодому Доновану, возможно, исполнится уже второе столетие, прежде чем корабль погибнет. На данный момент гидропонные секции по-прежнему производили достаточно пищи. Медицинское отделение под руководством доктора Макграта все еще функционировало, и было возможно, что солнечные установки смогут работать дольше, чем кто-либо предполагал в настоящее время. В этом отношении Рахаман и его люди работали над проектом электростанции с чернотельным теплообменом.
   Но это должно было случиться... рано или поздно. И никто на борту "Виктории" не мог ее покинуть. Если, конечно, колонисты на Цистерции чудесным образом не восстановят способность строить собственные шаттлы до того, как она окончательно рухнет, но шансы на это были чертовски малы.
   Они начинали с таких больших надежд, - подумал Дюпре. - Все блестящее и новое, со всем, что только можно было предусмотреть. Он достаточно читал историю, чтобы знать, что тщательная предусмотрительность не смогла предотвратить катастрофу не одной экспедиции на заре существования лунных и марсианских колоний, но в таких случаях остальная часть человечества была готова, по крайней мере, попытаться организовать спасательную операцию.
   Здесь они были предоставлены сами себе, и он задавался вопросом, что же на самом деле причинило им наибольшую боль. Неспособность "Прометея" прибыть на место? Потеря "Кита" вместе с резервной командой по терраформированию? Экологические факторы, которые уничтожили овчарок и скот? Новый грипп или потеря последних буксиров в Бивертоне? Или это было то, что, черт возьми, случилось с Новой Вирджинией/Роаноком?
   Так много всего пошло не так. Неудивительно, что уже тогда ходили легенды о "проклятии траппистов" или призрачном "Ките" и его вечном путешествии "летучим голландцем" среди звезд! Он вспомнил, как впервые услышал, как родитель рассказывает ребенку о коммандере Уокер и бесконечной борьбе ее призрака за то, чтобы добраться до планеты, ради колонизации которой она проделала такой долгий путь.
   И все же, в подтверждение поистине замечательной стойкости и приспособляемости человеческого вида, сегодня на Цистерции находилось в два раза больше людей, чем было доставлено в систему в криостазе. Даже после болезней, разрушенной инфраструктуры и природных катастроф, которые обрушила на них Цистерция, население выросло. Возможно, ненамного, учитывая то, что должно было произойти за шестьдесят или семьдесят лет естественного прироста, но все равно это было больше, чем первоначальные десять тысяч.
   Но двадцать тысяч человек - это не так уж и много на целой планете, особенно когда высокотехнологичная инфраструктура, на которую они опирались, чтобы поддерживать свою жизнь и их базу знаний, изнашивалась и выходила из строя.
   Мы могли бы это сделать. Действительно могли бы. И я пока не готов признать поражение от Цистерции. Трудовик? Да. Керенского больше нет. У них просто недостаточно генетического материала, чтобы поддерживать свою популяцию, даже если окружающая среда раньше не уничтожит их всех. И у нас тоже. Но Цистерция все еще может выжить.
   По его лучшим оценкам, шансы человечества на долгосрочное выживание на Цистерции составляли тридцать пять или сорок процентов. Однако вероятность того, что они сохранят свои технологии, была намного ниже. В Бивертоне и Антонии все еще было электричество, по крайней мере пока, но их термоядерные установки тоже начинали изнашиваться. Если бы "Прометей" был здесь, со встроенным в его корпус модулем тяжелой промышленности, они могли бы изготовить целые запасные реакторы на орбите и построить чертовы шаттлы, чтобы доставить их на планету! Но терраформирующий корабль пропал, а поселенцам внизу не хватало даже ограниченных возможностей принтеров "Виктории".
   Черт возьми, на Цистерции снова начали появляться кузнецы.
   В возрасте Эдварда Дюпре выход из условий микрогравитации был бы противопоказан, но если бы это было возможно, он бы спустился на планету в мгновение ока... если бы только смог разобрать корпус "Виктории" и перенести все, что было на борту, вместе с собой. Тот не был спроектирован для этого, но если бы они пошли дальше и разобрали его на части тридцать лет назад, когда у них еще были шаттлы и буксиры, это могло бы изменить ситуацию. Теперь было уже слишком поздно.
   Ты и в самом деле угрюмый старый ублюдок, не так ли? - Он покачал головой, насмешливо фыркнув. - Как думаешь, может быть, именно поэтому Гаджендра называет тебя "старым пердуном"? Мы увернулись от чертовски большого количества пуль в системе TRAPPIST-2. Всегда есть вероятность, что сможем увернуться еще от нескольких. Или, во всяком случае, кто-то может, даже если ты не можешь!
   Ну, конечно, так оно и было. Теоретически все возможно. Но...
   Зазвучал музыкальный сигнал.
   Дюпре оторвался от своего планшета и наморщил лоб. Он не помнил, чтобы раньше слышал это конкретное предупреждение. Или, скорее, не мог вспомнить, где слышал его раньше. Это прозвучало почти как...
   - Сэр, у меня тут кое-что странное, - сказала лейтенант Моника Гулсет.
   - Определите, что такое "странное", - ответил Дюпре, поворачиваясь к офицеру связи. Черт возьми, он узнал этот тон, но откуда?..
   - Сэр, на приоритетный канал поступил запрос на передачу сообщения, - сказала она, оглянувшись на него через плечо, и он моргнул. Это было нелепо! Хотя, теперь, когда он подумал об этом, это прозвучало как...
   - Нет никаких причин, по которым кто-либо должен использовать приоритетный канал, - сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней. - Черт возьми, мы даже не тестировали его... сколько? Пятьдесят лет?
   - Насколько я знаю, мы никогда его не тестировали, - покачала головой Гулсет.
   - Ну, так кто же это? Латтрелл или Хэмптон? - Глинис Латтрелл была мэром Антонии, а Фриц Хэмптон - мэром Бивертона. - Спросите их, почему они не пользуются обычной сетью.
   - Не думаю, что это кто-то из них, сэр.
   - Это должен быть кто-то из них, - резонно заметил Дюпре.
   - Сэр, это исходит не от Молесме... и не от Трудовика. - Голос Гулсет звучал так, как будто в ее словах был смысл, подумал Дюпре. Он открыл рот, но лейтенант продолжила, прежде чем он успел заговорить. - Мы улавливаем это на спутнике Бета.
   Дюпре закрыл рот. Спутник Бета? Он был на противоположной стороне планеты от Молесме, и они не пользовались спутниками-ретрансляторами с тех пор, как потеряли последний шаттл. Геостационарная орбита "Виктории" располагала ее прямо над Молесме, с прямым каналом связи как с Антонией, так и с Бивертоном, и, кроме Трудовика, в системе больше не было никого, с кем можно было бы поговорить.
   - О каком запросе идет речь? - спросил он через мгновение.
   - Я никогда не видела его раньше, сэр. - Гулсет вводила запросы в свои компьютеры. - Вообще не узнаю этот протокол, и он зашифрован. Сейчас найду расшифровку.
   Дюпре кивнул. Тот факт, что сигнал - чем бы он ни был - поступал в зашифрованном виде, имел не больше смысла, чем все остальное. Это, конечно, имело не меньше смысла. Но если "Виктория" не сможет ответить соответствующим кодом для расшифровки, двусторонняя связь будет невозможна.
   - Сейчас выведу, сэр, - ответила ему Гулсет. - Я думаю...
   Она резко замолчала, уставившись на дисплей. Затем набрала еще один отрывистый запрос. Секунду спустя снова посмотрела на капитана, и ее глаза стали огромными.
   - Сэр, - сказала она очень, очень осторожным тоном, - компьютер говорит, что это защищенный шифр Фонда. Здесь нет идентификационного заголовка, но есть правильные коды безопасности. И это требует от нас правильного кода безопасности, прежде чем мы сможем разблокировать систему дешифрования.
   - Это нелепо.
   - Сэр, я знаю это. Но это то, что говорит компьютер.
   Дюпре стоял очень, очень неподвижно. Не было никаких причин, по которым кто-либо не мог бы воспользоваться защищенным протоколом, но он был создан для обработки наиболее конфиденциального трафика Фонда колонии TRAPPIST-2. Мэр Латтрелл или мэр Хэмптон могли бы воспользоваться им, если бы он был загружен в коммуникационный компьютер каждого посадочного модуля, за исключением того, что, согласно тому, что только что сказала Гулсет, ни один из них не мог быть отправителем. Итак, кто же...?
   - Тогда, думаю, вам лучше отправить код, - сказал он.
   - Мы пока не можем, сэр.
   - А почему бы и нет? - Дюпре знал, что его слова звучат раздраженно. В сложившихся обстоятельствах, он решил, что ему это позволено.
   - Это направленный сигнал, сэр, а в прошлом году Бета потерял направленную антенну. Он может его принять, но не может отправить ответ. Нам придется подождать, пока мы не окажемся на другой стороне планеты - или, по крайней мере, достаточно далеко, чтобы подготовить основную тарелку. Это займет, - она сверилась с табло, - еще около четырех часов.
   - Ну, разве это не замечательно? - заметил Дюпре.
   - Сэр, - сказал Донован, - мы используем протоколы Фонда. Возможно ли, сэр, это может быть... я не знаю, спасательная экспедиция?
   Дюпре увидел, как в глазах Гулсет внезапно вспыхнула надежда, и возненавидел себя, когда покачал головой.
   - Я в этом очень сомневаюсь, - сказал он так мягко, как только мог. - Он находится не с той стороны основного пути подхода для корабля, прибывающего из Солнечной системы. Кроме того, мы бы заметили торможение любого спасательного корабля несколько месяцев назад. Для корабля наших размеров это довольно ярко.
   На мостике воцарилась тишина, звенящая и очень-очень неподвижная. Она повисла секунд на двадцать, а затем Донован прочистил горло.
   - Но если это не так, тогда что же это?
   - Полагаю, нам просто нужно выяснить, не так ли? - ответил Дюпре.
  
   - Теперь у нас должен быть канал передачи, сэр, - сказала Моника Гулсет.
   На мостике "Виктории" было гораздо больше людей, чем обычно. Это был просторный отсек, и, учитывая, что на всем корабле находилось менее тридцати человек персонала, места было достаточно, но впервые за долгое время Эдвин Дюпре почувствовал легкую клаустрофобию.
   Они извлекли все, что могли, из сигнала, поступающего со спутника Бета, но это было не так уж и много. У них был пеленг на передатчик, но и только. У них не было расстояния, хотя сигнал был либо очень слабым, либо его источник находился чертовски далеко.
   - Мы что-нибудь видим там, Бенни? - спросил он.
   - Нет, сэр, - ответил коммандер Бенджамин Соланки. Он унаследовал прежнюю должность Дюпре в качестве исполнительного директора "Виктории". - Я подключил основной телескоп к тарелке, но пока...
   Он сделал паузу, наклоняясь чуть ближе к дисплею перед собой.
   - У меня действительно есть кое-что, - сказал он. - Не так много деталей, но что-то там отражает солнечный свет. И компьютер говорит, что это движется. Далеко за пределами досягаемости радара.
   - Есть какая-нибудь проекция траектории?
   - Пока нет. - Соланки поднял глаза. - Мы только что заметили его, сэр. Пройдет некоторое время, прежде чем соберем достаточно данных, чтобы что-то сказать по этому поводу. Все, что могу вам сказать, это то, что он направляется прямо к нам, и движется чертовски быстро. Если бы мне пришлось угадывать, он находится на орбите кометы и направляется обратно из внутренней системы, но не заставляйте меня в этом сомневаться.
   - Хм. - Дюпре на мгновение задумался, затем пожал плечами. - Хорошо, Моника. Отправьте код.
   - Сейчас отправлю, сэр.
   Огромная параболическая антенна "Виктории" была спроектирована таким образом, чтобы посылать и принимать сигналы на расстояние до десяти-двенадцати световых лет. Они использовали ее, чтобы поддерживать связь с Солнечной системой, хотя и с некоторой задержкой в контуре связи, пока, наконец, не вышли за пределы даже ее огромной дальности действия. Никто не использовал ее - и не тестировал - в течение десятилетий, но все ее системы показывали зеленый свет, и у нее было более чем достаточно мощности и радиуса действия, чтобы достичь чего-либо внутри системы TRAPPIST-2.
   Главный дисплей на передней переборке сменил привычное изображение планеты на обои "Виктории", и Дюпре почувствовал, что каждый человек в этом отсеке смотрит на них, желая, чтобы это изменилось.
   Прошло тридцать секунд. Затем прошла целая минута. Девяносто секунд. Две минуты. Три минуты. Четыре. Пять.
   Дюпре начал сомневаться в своем предположении о том, что все системы прибора были "зелеными".
   Шесть минут. Семь. Семь с половиной.
   Огромный дисплей мигнул. Обои исчезли, и шок ударил Эдвина Дюпре прямо между глаз. Из всех возможных вариантов, которые он рассматривал...
   Это невозможно, - сказал внутренний голос. - Это невозможно. Этого не может быть!
   - Здравствуйте, "Виктория", - сказала стройная, черноволосая, зеленоглазая женщина с экрана. - Если вы видите это сообщение, думаю, что прошло много времени.
   Дюпре ожидал, что все будут шокированы. Каждый человек в звездной системе знал это лицо, знал историю посадочного модуля "Альфа" и его обреченного пилота.
   Он знал, что лейтенант-коммандер Джоан Уокер мертва уже почти восемьдесят лет.
   Но никто не произнес ни слова. И это, как он понял через мгновение, было потому, что они действительно узнали ее, и шок поразил их всех точно так же, как поразил его.
   Нет, не так, как это поразило меня, - подумал он спустя мгновение. - Кроме меня, единственный человек на мостике, который знал ее, это Гаджендра, но он не знал ее так, как я. Он не рос вместе с ней. И он не видел, как она умирала.
   - Я собрала столько программ на случай непредвиденных обстоятельств, сколько смогла придумать, - продолжила мертвая женщина на дисплее. - Если это та программа, которая сработала, то ни одна из остальных не сработала. Итак, по моим подсчетам, прошло около семидесяти пяти лет. Я надеюсь, вы все еще там. Ну, очевидно, что если вы это видите, значит, кто-то там есть. И если вы это видите, значит, я, по крайней мере, добралась до систем стыковки.
   Системы стыковки? О чем, черт возьми, ты говоришь, Джоани? - подумал Эдвин Дюпре, сквозь слезы наблюдая, как дрожит экран.
   - Я потеряла свой коммуникационный модуль, когда все пошло наперекосяк, - продолжила она, - но если бы смогла войти в основную систему, вы бы услышали обо мне раньше. Итак, это передается по направленной антенне одного из других посадочных аппаратов.
   Другие посадочные модули?! Господи, неужели она...?!
   - Если мне удалось сделать так много, то, по крайней мере, некоторые системы "Прометея" все еще работают, - сказала она, и Дюпре почувствовал, как по мостику прокатилась ударная волна, - но, должно быть, я была отключена от основной системы связи, если предположить, что она все еще работает. У меня нет командных кодов, чтобы автоматически отключить блокировки... и не будет возможности их обойти.
   Выражение ее лица на мгновение напряглось, и она глубоко вздохнула.
   - Я не доберусь до "Прометея", - тихо сказала она затем. - И у меня нет энергии, чтобы достаточно долго поддерживать работу систем жизнеобеспечения. Но если кто-то это видит, то "Кит", должно быть, добрался. А это значит, что Адам и остальные члены его команды тоже сделали это.
   Она моргнула, внезапно сверкнув зелеными глазами, и ее твердые губы слегка дрогнули.
   - Это значит, что оно того стоило. - Ее голос стал еще более хриплым, чем раньше, но она высоко подняла голову, гордо подняв свои сияющие глаза. - Все это того стоило - каждое мгновение.
   - Но теперь вам нужно найти командные коды "Прометея" и разблокировать это здоровенное корыто. Мы возвращаемся к вам по кометной орбите, и вы должны проникнуть в бортовые системы "Прометея" и вернуть его домой. Пожалуйста, верните его. Приведите Адама и остальных домой. И, если сможете, найдите место рядом с Биллабонгом и для меня.
   - Я... проделала долгий путь и хотела бы завершить путешествие.
  
   Система TRAPPIST-2
   Орбита планеты Цистерция
   6 октября 2422 г. н.э./78 г. з.э.
  
   - Тридцать секунд, - объявил коммандер Соланки.
   Более неуместного объявления Эдвин Дюпре и представить себе не мог.
   В течение тридцати трех дней они наблюдали, как отражающая свет точка росла и изменялась по мере приближения к Цистерции со скоростью 51 км/с. Первоначальная передача Джоан Уокер была принята с расстояния 3,25 световых минут - 58 500 000 километров - и это было значительное расстояние при такой скорости.
   Задержка дала Дюпре и всем остальным мужчинам и женщинам на борту "Виктории", Цистерции или Трудовику время осознать, что это значит. По крайней мере, если предположить, что в ближайшие пятнадцать секунд все пойдет по плану.
   Это не было само собой разумеющимся.
   Дополнительные записанные сообщения подтверждали вывод Джоан о том, что "Кит" подвергся диверсии. Это предположение оказалось для Дюпре менее неожиданным, чем он ожидал, вероятно, потому, что оно могло во многом объяснить "проклятие траппистов". И удаленный доступ "Виктории" к компьютерам "Прометея" во многом подтвердил ее подозрения. Центральная сеть корабля терраформирования была в полном беспорядке. Казалось, что обе основные сети искусственного интеллекта были стерты так же тщательно, как и сеть "Кита", но что-то восстановило, по крайней мере, часть их возможностей. "Прометей" был даже лучше оснащен автономными системами восстановления, чем "Виктория", в свете его автоматизированного статуса. По-видимому, одна из них пережила первоначальную кибератаку. Сама она, похоже, была сильно повреждена, но ей удалось создать своего рода интерфейс для нескольких автономных сетей. К счастью, включая управляющий маневрированием искусственный интеллект.
   Они не могли быть уверены, что полностью контролируют ситуацию, но инициировали несколько незначительных изменений - корректировку положения и поворота корабля - чтобы убедиться, что ИИ принимает хотя бы некоторые команды. Однако большинство информационных систем "Прометея" оставались вне их досягаемости. Они даже не могли получить отчет об огромных запасах топлива на корабле, и что-либо похожее на подробный отчет о состоянии дел должно было подождать, пока они не доставят кого-нибудь на борт.
   К счастью, его подсеть стыковки, похоже, была в рабочем состоянии. Они должны были отправить шаттлы "Прометея" на рандеву с "Викторией" и доставить аварийную группу обратно на корабль терраформирования. Судя по состоянию его компьютеров, одному богу было известно, что они обнаружат, когда проникнут внутрь его корпуса, но во многих отношениях это на самом деле не волновало его.
   По мере того, как "Прометей" неуклонно приближался, визуальное наблюдение подтвердило, что все его первоначальные посадочные модули и тяжелые шаттлы по-прежнему находились на своих местах. Все до единого. Вся эта утраченная инфраструктура была где-то там, пришла к ним из бесконечной тьмы, доставленная им из-за пределов всех надежд и мечтаний самой храброй женщиной, которую когда-либо знал Эдвин Дюпре.
   - Десять секунд, - сказал Соланки.
   Дистанция уменьшилась до 22 000 километров, и Дюпре почувствовал, что наклоняется к дисплею. Огромные двигатели корабля замерли в ожидании, их зияющие отверстия были отчетливо видны камерам и телескопам "Виктории" на таком ничтожном расстоянии.
   "Прометей", - подумал он, и глаза его загорелись. - И, возможно, это было даже лучшее имя, чем они себе представляли. Спасибо тебе, Джоани. Где бы ты ни была, спасибо тебе.
   - Четыре... Три... Два... сейчас.
   Ярость вырвалась из ждущих двигателей, сверкая на фоне звезд с обжигающей глаза яркостью.
   - Горение выглядит неплохо! - объявил Соланки, и Дюпре услышал радостные возгласы по интеркому "Виктории", зная, что те же возгласы - в тысячу раз громче, вырвавшиеся из двенадцати тысяч глоток - эхом прокатились по Цистерции и Трудовику, когда там увидели то же самое.
   - Шесть g. У нас шесть g. Профиль номинальный. Повторяю, профиль номинальный!
   Эдвин Дюпре часто заморгал, пытаясь разглядеть что-либо сквозь слезы, когда космический корабль "Прометей" величественно затормозил на орбите Цистерции, и лейтенант-коммандер Джоан Уокер, позывной "Джона", принесла с небес пылающий огонь спасения людям, ради которых она отдала свою жизнь.
  

2. Конец путешествия

  
   Система TRAPPIST-2
   Орбита планеты Цистерция
   19 октября 2422 г. н.э./78 г. з.э.
  
   Дэвид Паркер снова видел сон. Ему приснился сон, который никогда не кончался. Люди и места. Любовь и потери. Он играл в песочнице с роботом, который затем превратился в его мать, а затем и в Бога.
   Через все это проходил Код. Он вплетался в его сны, как будто он писал подпрограмму искусственного интеллекта, который, в свою очередь, создавал его сны. Что-то в нем требовало, чтобы это закончилось, даже если это означало, что он должен закончить. Хьюи и Дьюи играли флеш-роялями против двух его пар, роботы истерически хохотали.
  
   Сны закончились, и он дышал прохладным воздухом. Какое-то время Дэвид думал, что умер. Света не было, он был в полной темноте. Затем почувствовал, как воздух коснулся его лица, почувствовал запах антисептика и услышал гул моторов.
   - Дэвид Паркер, - произнес голос. - Вы меня слышите?
   Дэвид не ответил, он ждал, когда сон изменится.
   - Дэвид, я собираюсь приглушить свет, чтобы вы могли меня видеть.
   Он ждал; его дыхание участилось, когда он услышал, что кто-то движется. Секунду спустя свет стал достаточно ярким, чтобы он мог видеть. Гротескно искаженное лицо было всего в нескольких сантиметрах от него, наполовину человеческое, наполовину машинное. Сны сменились кошмарами.
   - Не-е-е-т! - закричал он и схватил кошмарного получеловека за горло.
   - Он сумасшедший! - закричал кто-то.
   - Господи, дайте ему успокоительное, дайте ему успокоительное!
   Дэвид попытался надавить монстру на горло, желая выдавить из него жизнь. Только тогда он почувствовал, как ледяная вода потекла по его ноге и вверх по туловищу. Сознание померкло, и наступила темнота.
  
   - Как вы себя чувствуете сегодня, Дэвид?
   - Лучше, - ответил Дэвид. Теперь, когда на них не было масок, медицинский персонал больше не провоцировал приступы.
   - Тяжелое посттравматическое стрессовое расстройство, - объяснил Дэвиду главный врач после недели постепенного снижения уровня седативных препаратов и многочисленных личных встреч. Поскольку он был способен поддерживать разумную беседу, молодая женщина переписывала его заметки, пока Дэвид пытался собрать воедино свою историю.
   Капитан Эдвин Дюпре был очень старым человеком. Дэвид предположил бы, что ему по меньшей мере семьдесят, хотя, если он понимал, как меняются субъективные и фактические годы, капитан был намного старше. Он несколько раз навещал Дэвида, когда тот проходил курс лечения, и начинал допросы. Он был командиром "Виктории", главного корабля колонии, отправленного на TRAPPIST-2. Когда "Прометей" стартовал с Земли, командир еще не был назначен.
   - Мисс Йелсин составляет вам компанию? - спросил Дюпре.
   - Она очень внимательна, - сказал Дэвид. Молодая женщина улыбнулась, и Дэвид подумал, сколько же ей лет. - Однако у нее много вопросов.
   - Мы все еще пытаемся разгадать тайну того, что случилось с "Прометеем", - напомнил капитан Дэвиду.
   Дэвид кивнул, вспомнив. В то время как он рассказывал как можно больше подробностей, мисс Йелсин была несколько менее откровенна в отношении ситуации на TRAPPIST-2. Дэвиду удалось выяснить, что у "Виктории" тоже были проблемы. Все нервничали. Его нападение на медтехника, который был в респираторе, не помогло. Они все еще относились к нему с подозрением.
   - Вам уже удалось получить доступ к моим записям о "Прометее"? - спросил Дэвид.
   - Да, к большинству из них. Удаление ИИ усложнило работу с его файлами. Ваша операционная система, по словам наших программистов, была невероятным достижением для одного человека.
   - У меня были годы, чтобы поработать над ней. - Он нахмурился, пытаясь вспомнить, как долго. - Хьюи и Дьюи знали бы.
   - Чуть меньше четырех с половиной лет, - подсказал Дюпре.
   - Ах, да, - сказал Дэвид, не совсем соглашаясь. Аналоговые часы на стене подмигнули ему, и Дэвид крепко зажмурился. Это нереально, это нереально. Назначенный ему психолог сказал, что крайние случаи изоляции могут вызвать временные психотические приступы.
   - Знаешь, он прав, - согласились его тапочки. Он опять крепко зажмурил глаза, пытаясь выровнять дыхание. Когда снова открыл их, Дюпре озабоченно смотрел на него.
   - Я в порядке, - сказал он. - Просто борюсь с... разными вещами.
   - Дэвид, я могу только догадываться, каково это - так долго быть запертым на "Прометее". Буквально на днях я пересмотрел фильм Старой Земли "Потерпевший кораблекрушение" - о человеке, который долгие годы провел на острове в одиночестве.
   - Мой психолог, доктор Фернсби, упоминал об этом. Но он не разрешает мне смотреть фильм, пока мы не добьемся большего прогресса.
   - Да, пожалуй, это хорошая идея. В любом случае, когда мы поднялись на борт "Прометея", сразу поняли, насколько это ужасно. Плесень, Дэвид, боже мой, плесень была адской. Если бы вы не легли в спячку, то, вероятно, не выдержали бы этого.
   - Как поживают Хьюи и Дьюи?
   Дюпре сверился с маленьким планшетным компьютером, затем смутился. - Давайте не будем беспокоиться о них сейчас, хорошо? Сосредоточимся на том, чтобы поправляться.
   - Я хочу знать, что произошло, - выпалил Дэвид. - Никто не говорит мне ничего, кроме того, что они рады, что "Прометей" здесь. Я имею в виду, что на борту есть много оборудования, которое могло бы оказаться полезным. Но когда вы прибыли, а нас там не было, вы, должно быть, просто придерживались более медленного графика разработки после того, как приземлили свои огромные посадочные модули.
   Лицо Дюпре потемнело, и Дэвид понял, что происходит гораздо больше, чем он думал. Он снова посмотрел на Дюпре, отметив его возраст и подумав об этом.
   - Я думал, что самым старым колонистам, которых они брали, было не больше тридцати, - сказал он.
   - Мне было двадцать девять, когда мы отправились на TRAPPIST-2.
   - Подождите. - Дэвид сглотнул. - Как давно вы здесь? - Он посмотрел на Йелсин. - Сколько вам лет? Вам не больше двадцати или около того. - Она не ответила. - Дюпре, черт возьми, ответьте на мои вопросы!
   - Может быть, немного погодя, - сказал мужчина и отступил на шаг.
   - Сейчас, черт возьми. Я устал от того, что мне не говорят правды... отстаньте от меня!
   Медсестра остановилась на расстоянии вытянутой руки, когда Дэвид впился взглядом в старика. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, прежде чем продолжить. - Послушайте, просто расскажите мне, что произошло. - Дюпре опустил взгляд. - Пожалуйста?
   Дюпре посмотрел на медсестру, которая покачала головой. Дэвид собирался повторить попытку, когда другой мужчина заговорил. - Позовите сюда доктора, пожалуйста.
   - Он сказал, что лучше подождать, - посоветовала медсестра.
   - И я думаю, нам лучше пересмотреть свое решение. Особенно учитывая, чего достиг Дэвид и что это значит для нас. - Медсестра ушла, и все молча ждали.
   Мгновение спустя в комнату с жужжанием вошел робот, который молча занялся своими делами. Дэвид посмотрел на эффективную маленькую машину, мысленно задаваясь вопросом, как дела у Хьюи и Дьюи и является ли этот робот их другом. Маленький робот мурлыкал какую-то мелодию, пока работал, и Дэвид ему подпевал. Дюпре, наблюдая за происходящим, стиснул зубы.
   Из-за угла в палату вошел работающий с ним психолог со знакомым лицом. Доктор Фернсби был не так молод, как Йелсин, хотя и не так стар, как Дюпре. Психолог посещал Дэвида с тех пор, как он смог вспомнить больше нескольких минут за раз. Это был сострадательный, неравнодушный человек с глубокими голубыми глазами и быстрой улыбкой.
   - В чем, по-видимому, проблема? - спросил доктор Фернсби, рассматривая представшую перед ним картину.
   - Я хочу знать, что происходит, - сказал Дэвид.
   Доктор Фернсби взглянул на Дюпре, приподняв бровь. - Я думал, мы пришли к единому мнению по этому поводу; мистеру Паркеру нужно больше времени, чтобы оправиться от длительной изоляции.
   - Я изменил свою оценку, - сказал Дюпре.
   Доктор Фернсби уставился на Дюпре, затем его взгляд скользнул к Дэвиду. - Должен ли я напомнить вам, капитан, что всего неделю назад мистер Паркер пытался задушить одного из наших специалистов по криостазу?
   - Он провел четыре с половиной года на корабле, затерянном в межзвездном пространстве. Думаю, он заслуживает некоторой свободы действий.
   - И немного правды, - вставил Дэвид.
   - Могу я быть откровенным? - спросил доктор Фернсби. Дюпре кивнул и покосился на Дэвида. Дэвид тоже кивнул. - Спасибо. Я провел с мистером Паркером много времени, и хотя этого недостаточно для детального прогноза, все же хватило, чтобы составить общее представление о его психическом здоровье и детализировать план лечения.
   - Мистер Паркер страдает от длительной изоляции, в течение которой он неоднократно оказывался на грани жизни и смерти. В этот период у него не было поддержки и некому было довериться. - Он снова взглянул на Дюпре.
   - Продолжайте, - сказал Дюпре.
   Доктор Фернсби прочистил горло и вздохнул. - В результате этих событий он страдает от одной из форм посттравматического стрессового расстройства, ПТСР. Оно было вызвано психической травмой, нанесенной его окружением, и не по его вине. Мало кто смог бы справиться с тем, что ему пришлось пережить. Однако эти трудности также привели к проявлению у него сильного психоза, такого как нападение на специалиста по криостазу, и у него продолжают проявляться признаки сильных галлюцинаций. Некоторые из них граничат с бредом, для подтверждения необходимы дополнительные исследования.
   - Галлюцинации? - выпалил Дэвид. - О чем вы говорите?
   Доктор достал планшетный компьютер из одного из больших карманов своего рабочего халата и постучал по нему пальцами. - Я слышал, как вы часами рассказывали о своих роботах как о людях. Вы давали им имена.
   - Многие люди дают своим роботам имена, - попытался помочь Дюпре.
   - Они не верят, что роботы дают советы или играют с ними в продвинутые игры.
   - Хьюи и Дьюи были модифицированы мной, - сказал Дэвид, хотя в его голосе звучала нотка неуверенности.
   - Дэвид, - сказал доктор Фернсби, - после того, как спасательная команда пристыковалась к "Прометею" и начались восстановительные работы, они обнаружили двух нефункциональных роботов. Они были прикручены к креслу в вашей гостиной, а их жизненно важные системы удалены. Техники сказали, что, похоже, вы разобрали их на запчасти, чтобы другие роботы могли функционировать.
   - Этого не может быть, - прошептал Дэвид.
   - Записи также показывают, что вы время от времени разговаривали с другими предметами в комнате, такими как часы, телефон, а однажды и с комодом.
   Дэвид почувствовал, как его щеки запылали, и опустил взгляд. Мне действительно что-то мерещится?
   - Не верьте ему, - сказал робот, выходя из комнаты, чтобы продолжить свои обязанности. Дэвид проследил за ним взглядом, затем внезапно поднял глаза на доктора Фернсби, который внимательно наблюдал за ним.
   - Я... я был... я... - он попытался ответить внятно, но его речь перешла в заикание, а затем наступила тишина.
   - Он опасен? - спросил Дюпре.
   - Я в это не верю, - сказал доктор Фернсби. - Для себя самого? Возможно. У нас нет условий для оказания помощи людям с опасными психическими расстройствами. Нам повезло, что мы пока не сталкиваемся с такой проблемой.
   - Следующий вопрос, - продолжил Дюпре. - Как вы думаете, если рассказать ему о нашей ситуации, это поможет ему или навредит?
   - Не знаю, - признался доктор Фернсби. - Слишком много переменных. Можно с уверенностью сказать, что его психика несколько хрупка.
   - Он был изолирован в течение многих лет, - сказал Дюпре. - Может быть, осознание того, что он сделал для нас, помогло бы ему осознать, что его жертва была не напрасной?
   Доктор Фернсби потер нос пальцем, и Дэвид понял, что этот человек обдумывает свой ответ.
   - Возможно, вы правы. - Он снова посмотрел на Дэвида. - Мистер Паркер, я собираюсь разрешить это. Я также буду следить за вашими биологическими показателями. - Он ткнул пальцем в Дэвида. - Если замечу какие-либо признаки того, что у вас чрезмерный стресс или что-то случилось, то прерву сеанс и дам вам успокоительное. Вы согласны продолжить?
   - Конечно, - сказал Дэвид, и в его голосе явственно слышалось раздражение.
   - Хорошо, - сказал Дюпре. - Прежде всего, давайте немного поговорим об истории. На "Прометее" произошла диверсия. Мы почти уверены, потому что то же самое было сделано с нами на "Виктории". Повреждение вашего корабля было более простым, чем у нас, и в то же время более непосредственным. Уничтожив ваш основной искусственный интеллект, тот, кто это сделал, предполагал, что вы уплывете через всю галактику и о вас больше никогда не услышат.
   - К счастью, они ошибались. Вы потратили годы на создание базового ИИ и, прежде чем у вас закончилась еда, дали кораблю достаточный контроль, чтобы он смог прибыть на TRAPPIST-2 и выйти на безопасную, хотя и неудобную гелиоцентрическую орбиту. Наши компьютерные специалисты утверждают, что вы написали чуть более двух миллионов строк кода и подключили их ко многим системам корабля, при этом не вмешиваясь в его систему стыковки и маневрирования.
   - Два миллиона? - спросил Дэвид. - Я не знал, что так много. - Доктор Фернсби сделал какие-то пометки, и Дэвид нахмурился.
   - Да, два миллиона. И все это в одиночку. Молодец.
   - Спасибо. Что диверсанты сделали с "Викторией"?
   - Много чего. Мы даже не все проверили, так как некоторые из них могут быть простыми неисправностями.
   - Можете ли вы сейчас назвать мне какие-нибудь даты? - спросил Дэвид.
   - Да, конечно. - Дюпре сделал глубокий вдох и выдохнул с тихим присвистом. - "Виктория" прибыла в TRAPPIST-2 чуть более семидесяти восьми лет назад.
   - Уф, - сказал Дэвид, сам по себе слегка покачав головой. Дюпре взглянул на доктора Фернсби, который следил за своим планшетом, вероятно, отслеживая жизненные показатели Дэвида. Доктор слегка кивнул, и Дюпре продолжил.
   - Конечно, мы ожидали найти одну или несколько планет, уже заселенных техникой, с идущим полным ходом терраформированием на них. Мы поняли, что что-то не так, за пару лет до прибытия сюда. Не было радиомаяка, который указал бы нам на главное место посадки.
   - Мы предположили, что произошла неисправность. Однако, когда "Виктория" затормозила, приближаясь к TRAPPIST-2, мы постепенно пришли к выводу, что "Прометей" исчез. Не было никаких признаков вашего корабля, ни обломков, ничего. Без вашей передовой базы наша работа стала бесконечно более сложной и ненадежной. - Он пожал плечами. - У нас не было ресурсов даже на то, чтобы провести более чем поверхностный поиск "Прометея".
   - Значит, вы так и не получили ни одно из моих сообщений.
   - Нет, - признался Дюпре. - Судя по вашему журналу, вы вышли из криостаза менее чем через два года после отлета. - Дэвид кивнул. - Вы должны были находиться достаточно близко, чтобы отправлять сообщения. Ничего не пришло. На Земле сотрудники Фонда предположили, что это как-то связано с прохождением гелиосферного потока. Телескопы показали, что "Прометей" все еще движется нужным курсом. Не было никаких оснований предполагать, что что-то не так.
   - Итак, когда мы прибыли на место и обнаружили, что предварительная колонизационная работа не выполнена, то оказались в плохом положении. Конечно, это была непредвиденная ситуация, но мы никогда не хотели, чтобы она реализовалась. Мы выбрали лучшие места на Цистерции и начали высадку. Это было через четыре года после прибытия. Большинство из нас все еще находились в криостазе. - Он пожал плечами. - Мы ни за что не смогли бы прокормить всех, если не добывать пищу на суше.
   - Мы решили отправить на поверхность "Кита", чтобы по-настоящему начать наши основные усилия по колонизации.
   - "Кит"? - переспросил Дэвид.
   Дюпре усмехнулся. - Извините, посадочный модуль "Альфа". Большой посадочный модуль, который может перевозить громоздкое оборудование.
   - О, понятно. - Дэвид знал о посадочном модуле "Альфа" и назначенном пилоте.
   - Ну, это оказалось нашей самой большой неудачей. Это было серьезнее, чем то, что мы не нашли "Прометей". Кто бы ни устроил диверсию на вашем корабле, он сделал это и на "Ките". Когда тому было приказано совершить посадку, вместо этого он запустил все свои двигатели на полную мощность, пока не закончилось топливо.
   Сердце Дэвида упало, и доктор Фернсби резко поднял голову. Дэвид сделал сознательное усилие, чтобы успокоиться, несмотря на растущее чувство потери. Через несколько секунд доктор Фернсби кивнул Дюпре, и тот продолжил.
   - Пилоту удалось справиться с модулем. Она не смогла остановить двигатели, компьютер был поврежден, но ей удалось избежать крушения на поверхности. Вместо этого она вышла на глубокую гелиоцентрическую орбиту. Мы наблюдали, как она улетела от нас, и не могли ее вернуть.
   - У вас были другие шаттлы, - пожаловался Дэвид.
   - Мы находились в небольшом объеме, когда "Кит" отчалил, - объяснил Дюпре. - Как я уже сказал, она спасла корабль, но ценой изменения курса. У нее была большая скорость. Мы могли бы поймать ее, но шаттлы сожгли бы все свое топливо и остались бы на том же месте.
   - На этом все могло бы закончиться, если бы она не была таким крутым пилотом. Видите ли, несмотря на то, что она боролась за свою жизнь и пыталась спасти "Кита", ей также удалось обнаружить "Прометей" во внешней системе и использовать остатки топлива, чтобы проложить курс на сближение. Мы наконец-то заметили "Прометей", и он включил радиомаяк ближнего действия. Так мы вас и нашли.
   - Как давно? - спросил Дэвид.
   - Это было семьдесят четыре года назад.
   - Джоан, - сказал Дэвид, и в его голосе прозвучали невыразимые эмоции.
   - Вы знали ее? - спросил Дюпре, и в его голосе прозвучало удивление. - Вы улетели за много лет до нас.
   - Мы вместе учились в школе, - сказал Дэвид.
   - Понятно, - сказал Дюпре.
   Дэвид открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но ничего не вышло. Он пытался держать свои эмоции под контролем, но результаты были неоднозначными. Дюпре заметил его реакцию, и Дэвид понял, что ему любопытно. К счастью, старый капитан не стал развивать эту тему.
   - Итак, благодаря Джоан - и, конечно, вам - мы теперь можем форсировать усилия всех колоний.
   - Колонии? - спросил Дэвид. - А что, их несколько?
   - Да, мы решили, что небезопасно складывать все яйца в одну корзину. - Дюпре ввел его в курс дела, рассказав историю успеха и неудач, трагедии и надежды. Казалось, они всегда были на грани провала.
   - Теперь я понимаю, почему "Прометей" так важен, - сказал наконец Дэвид.
   Дюпре кивнул. - Возможно, вы спасли всех.
   И потерял все.
   Дальнейшая часть разговора потеряла для Дэвида всякий смысл. Все, что он мог вспомнить, - это милое улыбающееся лицо.
  
   Система TRAPPIST-2
   Орбита планеты Цистерция
   15 августа 2422 г. н.э./79 г. з.э.
  
   Цистерция проплыла по орбите мимо иллюминатора. Гравитационное кольцо на "Виктории" каждые две минуты открывало новый вид. Зеленые, синие и коричневые цвета Цистерции настолько напоминали Землю, что из-за странных очертаний суши и облачных образований мир казался еще более чужим, чем если бы он смотрел на планету из дома.
   Теперь это наш дом, - поправил себя Дэвид. - И все же это казалось нереальным. Как забавно, что он отправился в путешествие по межзвездному пространству, не понимая, что никогда больше не увидит Землю. Конечно, произошло столько всего, о чем он никогда не мог и подумать.
   Прошло почти десять месяцев с тех пор, как его разбудили во второй раз с тех пор, как "Прометей" покинул Землю, и 258 лет с тех пор, как он покинул Землю. Бесчисленные часы, проведенные с доктором Фернсби, привели к прогрессу. По крайней мере, по словам доброго доктора.
   Дэвид понимал свои галлюцинации, хотя и не мог их контролировать. Вместе они разработали механизм преодоления, который позволил ему снова приступить к работе.
   Он опять занимался программированием, работая с командой над перестройкой более функционального ИИ для "Прометея", а также модифицировал собственный ИИ "Виктории", чтобы начать более тщательный поиск дальнейших диверсий. Они даже думали, что могут быть обнаружены некоторые доказательства, касающиеся самих диверсантов. Дэвид считал последнее пустой тратой времени: скорее всего, тот, кто это сделал, был не только мертв сотни лет назад, но и находился на расстоянии световых лет от них. Мысль о том, что среди них могут быть такие люди, не вызывала у колонистов желания всерьез задуматься.
   Как единственный программист среди колонистов, который помогал разрабатывать ИИ обоих кораблей, Дэвид собирал проект воедино. Он также переустановил ИИ для корабля Джоан, посадочного модуля, получившего название "Кит". У "Виктории" были копии исходного кода посадочных модулей, и диверсия там была аналогична диверсии на "Прометее". Всего несколько строк кода и небольшая подпрограмма, которая уничтожала ИИ модулей. Так просто для такого разрушительного эффекта; на исправление ушло всего несколько секунд, но на поиск ушло слишком много часов - даже месяцев.
   Работа по исправлению ИИ "Прометея" теперь не зависела от его помощи, и он все больше чувствовал себя лишним. Команда была умной, молодой и могла завершить работу без помощи старого анахронизма, человека вне времени Дэвида Паркера.
   Одним из преимуществ работы было то, что он получил определенную степень свободы. Мог передвигаться по жилым помещениям корабля. Однако за ним постоянно следовала тень в виде офицера службы безопасности колонии по имени Мейсон де Клэр. Он никогда не препятствовал передвижениям Дэвида и не выказывал никаких признаков подозрительности. Несмотря на поведение де Клэра, его присутствие было доказательством того, что Дюпре и другие лидеры колонии не избавились от давнего подозрения, что Дэвид, возможно, каким-то образом виноват в состоянии своего корабля.
   Он взглянул на планшет, который держал в руках, убедился, что ему больше нечего делать в проекте искусственного интеллекта, и вздохнул. Его работа была выполнена. Он доставил "Прометей" на TRAPPIST-2. Только не все было закончено. Он хотел сделать еще кое-что.
   Дэвид отвернулся от смотрового окна и открыл бэкдор в ИИ "Виктории". Они использовали его для устранения неполадок, поэтому доступ был достаточно простым. Он проверил некоторые рабочие файлы, чтобы убедиться, что его идея осуществима. Это было возможно. Кивнув самому себе, он положил планшет в карман и направился к двери. Мейсон де Клэр стоял, прислонившись к двери, и лениво просматривал свой личный планшет.
   - Иду к начальнику, - сказал он де Клэру. - Вернусь через минуту.
   Мужчина взглянул на него, затем кивнул, прежде чем вернуться к своим занятиям.
   Закрыв за собой дверь, Дэвид быстро прошел по коридору мимо главного входа. Он повернул к одной из лестниц, которые поднимались вверх и выходили за пределы гравитационного кольца, попадая в зону невесомости корабля.
   Он поплыл в кормовую часть, где никогда раньше не бывал. Отчасти потому, что он никогда не просил, отчасти потому, что не думал, что его куратор позволит ему это. Вдоль огромного корпуса корабля располагались стыковочные узлы, к которым были пристыкованы все посадочные модули и грузовые модули-погрузчики. Теперь они все ушли, отправились выполнять свои миссии или навстречу иной судьбе.
   От "Виктории", покинувшей Землю, мало что осталось. Остались некоторые научные установки, несколько почти пустых топливных баков, очень старая и изношенная термоядерная энергетическая установка и двигатель Картрайта, который доставлял ее к звездам. Теперь он тоже был холодным и никогда больше не использовался.
   Дэвид остановился посреди корабля, глядя в длинный коридор на корме, где располагалась корабельная электростанция. Главный двигатель был частью "Прометея", к которой у него никогда не было доступа. "Виктория" была спроектирована с расчетом на большую команду, с множеством открытых помещений, просторными каютами и обширными рядами криокамер. На его корабле была только одна камера.
   Он боком прошел в воздушный шлюз номер 2. Открыта была только наружная дверь, и через маленькое толстое окошко он мог видеть длинную гибкую трубу, соединяющую "Викторию" с "Прометеем". Дэвид коснулся кнопки, и дверь скользнула в сторону.
   Горячий воздух подул в трубу перед ним, прогревая ее объем для удобства передвижения без скафандров. Он ухватился за веревку, проходящую по центру трубы, и быстро подтянулся. На другом конце шлюз был уже открыт. Он развернулся внутри и закрыл дверь. Он снова был на борту "Прометея".
   - Привет, старый друг, - сказал он, проводя рукой по стене шлюза. Прямо внутри, на противоположной стороне корпуса, находился другой воздушный шлюз "Прометея". В шкафчике все еще хранился его космический скафандр, в котором он забирал припасы из грузовых модулей, чтобы пополнить запасы еды после своих неудачных попыток заняться сельским хозяйством.
   Он проплыл на корму, где находились стыковочные узлы. Все посадочные модули "Прометея" были отправлены в колонии, где остро нуждались в материалах. Однако один корабль все еще стоял в доке.
   Он задержался на секунду; открылась дверь в гравитационный отсек, где когда-то было его жилище. Они вычистили плесень, так что это больше не было опасно. Различные запахи и звуки обрушились на его чувства, такие знакомые, но в то же время такие далекие в его сознании. Тем не менее, он решил не возвращаться туда.
   - Почему, ты не хочешь нас видеть? - донесся голос Дьюи с кольца.
   - Сыграем в карты? - спросил Хьюи. - В память о старых временах?
   Он проигнорировал голоса и открыл стыковочный шлюз. На внутренней стороне шлюза было напечатано "Посадочный модуль "Альфа". Он прочитал карту на стене внутреннего коридора и, следуя указаниям, в конце концов добрался до камер криостаза.
   Перенести камеры в другое транспортное средство оказалось слишком сложно. "Кит" был обслужен и заправлен. После того, как Дэвид починил его ИИ, он был готов к полету. На этот раз никаких сюрпризов. И все же он ждал.
   Материалы с "Прометея" получили более высокий приоритет. Те, кто находился в криокамерах на борту "Кита", уже прождали столетия, могли подождать еще несколько месяцев. Единственным звуком, который нарушал тишину, было тихое гудение автономных систем питания камер.
   Он плавал по отсеку, пока не нашел то, что искал. Это была "новая" криокамера, или, по крайней мере, не одна из тех, что были загружены изначально. Вероятно, ее привезли из "Виктории"; и это была единственная камера, в которой не было признаков жизни. Она работала, но ее пассажир была давно мертва. Джоан Уокер, пилот "Кита".
   Система жизнеобеспечения отключилась, когда ее сердце перестало биться, и компьютеры отключили бортовой реактор. Камера стала морозилкой, сохранив ее тело. Она хотела, чтобы ее похоронили на Цистерции, поэтому ее поместили в анабиоз. Он положил руку на стеклянную крышку. Ее лицо было в нескольких сантиметрах от него. Она выглядела так, словно спала. Вечно прекрасная, вечно недосягаемая. На его глаза навернулись слезы, не способные пролиться в условиях невесомости.
   - Я люблю тебя, - сказал он, и его голос эхом разнесся в пространстве, едва слышный из-за энергосистемы.
   - Я знаю, - сказала Джоан. Она грустно улыбнулась.
   Дэйв некоторое время парил в воздухе, его глаза были почти полностью покрыты непролитыми слезами. Он не раз вытирал их рукавом.
   - Я хочу домой, - сказала Джоан.
   - Мы в нескольких световых годах от Земли, - сказал Дэвид.
   - Нет. Моя миссия. Я хочу довести ее до конца. Этот мир должен был стать нашим новым домом, Дэвид.
   Он перестал плакать. Что ж, тогда что еще нужно было сделать? - Давай сделаем это, - сказал он и оттолкнулся. Он повернулся, но его внимание привлекли фамилия и имя на ближайшей криокамере.
   Адам Уокер.
   Дэвид выплыл обратно и спустился по центральному стволу "Прометея" к воздушному шлюзу. Мейсон де Клэр, несомненно, задавался вопросом, где он находится.
   - Он не может знать, - сказала Джоан, проплывая позади него.
   - Да, - сказал Дэвид.
   Он оглядел помещение. Он провел годы на "Прометее", работая над тем, чтобы доставить его на TRAPPIST-2. Знал, где находится каждая запасная часть, каждая жизненно важная система. Нашел нужный ему шкафчик с оборудованием и взял кое-что из снаряжения, затем подошел к шлюзу, расположенному на противоположной стороне от того, через который он вошел. За шлюзом не было ничего, кроме вакуума.
   Дэвид открыл противоположный шлюз и вплыл внутрь. Дверь за ним закрылась. Шкафчик, где хранился его скафандр, был приоткрыт. Он уставился на скафандр, затем на наружную дверь шлюза. За толстым стеклом была бесконечная темнота космоса.
   Запищал домофон. - Мистер Паркер, откройте дверь. - Это был Мейсон де Клэр.
   Дэвид посмотрел через внутреннее стекло шлюза. Он мог видеть второй шлюз и едва различить человека в кабине. Тот выглядел серьезным и встревоженным. - Откройте дверь, пожалуйста, сейчас же.
   Дэвид оторвал взгляд от офицера службы безопасности и посмотрел на пульт управления воздушным шлюзом.
   - Он остановит нас, Дэвид.
   - Я знаю, - ответил он и воспользовался своим планшетом, чтобы получить доступ к ИИ "Прометея". Чтобы закрыть второй шлюз, потребовалась всего секунда. Теперь никто не смог бы открыть эту дверь, если бы Дэвид не отпустил ее, или если бы кто-нибудь не прорезал ее горелкой.
   - Дэвид, не надо, - крикнул Мейсон де Клэр.
   Он не ответил, а вместо этого принялся за работу.
  
   Когда Дюпре появился на мостике "Виктории", на нем царила оживленная жизнь. - Что происходит?
   - Это Дэвид Паркер, - сказал лейтенант Донован. - Он ускользнул от Мейсона де Клэра и вернулся на борт "Прометея".
   - О черт, - сказал Дюпре. - Что он делает? Дайте мне Мейсона.
   Донован указал на громкоговоритель, и раздался голос Мейсона де Клэра.
   - Извините, капитан, он слишком быстро провел меня.
   - Сейчас это не имеет значения, - сказал Дюпре. - Что делает Дэвид?
   - На минуту я испугался, что он выйдет через воздушный шлюз. Но у него есть кое-какое оборудование, и он в скафандре. Подождите, он открыл шлюз и находится в вакууме.
   - Можем ли мы послать робота, чтобы тот поймал его? - Дюпре обратился к своей бригаде на мостике.
   - Ближайший из них находится на другом конце "Виктории" и работает над солнечной батареей, - сказал робототехник. - Я могу попробовать, но это, вероятно, займет полчаса.
   - Покажите мне хотя бы визуально?
   Кто-то поработал с различными камерами, которые были в их распоряжении, и, наконец, стало видно, как человек в скафандре движется вдоль корпуса "Прометея". Фигура двигалась с быстрой уверенностью человека, который совершил не один выход в открытый космос. Он слегка подпрыгнул и приземлился на массивный бок "Кита". Секунду спустя он уже работал.
   - Что он делает?
   - Похоже на банку герметика для корпуса, - сказал кто-то. - Он размазывает его по всему корпусу.
   - Рисует буквы, - сказал кто-то еще.
   Фигура была видна лишь частично, поэтому камера смогла разглядеть только три огромные буквы, выведенные коричневым вакуумным клеем. К, О и Й.
   Прежде чем они смогли разглядеть что-либо еще, Дэвид закончил и двинулся дальше. Он не вернулся на "Прометей", вместо этого прошел через шлюз на "Кит".
   - Попытайтесь связаться с "Китом", - приказал Дюпре.
   - "Виктория" вызывает "Кит", прием, - вызвал радист.
   - Принимаю ваш сигнал, капитан, - раздался в ответ мужской голос, но это был не Дэвид.
   - Кто это? Дэвид? Что вы делаете? - спросил Дюпре, и в его голосе прозвучало смирение. Психиатр сказал, что состояние мужчины стабильное. Вот и все, что можно сказать в пользу этой теории.
   - "Виктория", это "Койот", мы расстыковываемся. Пожалуйста, убедитесь, что Мейсон благополучно миновал шлюз.
   - Он все еще в "Виктории", - прошептал Донован.
   Дюпре скорчил гримасу. - "Койот"? - спросил он, затем пожал плечами. Кто знает, что может прийти в голову сумасшедшему и почему? - Дэвид, что вы делаете? - спросил он снова.
   Снова ответил этот странно искусственный голос. - Заканчиваю миссию.
   Массивный посадочный модуль оттолкнулся на маневровых двигателях. Все могли видеть надпись "КОЙОТ", нарисованную на корпусе коричневым вакуумным герметиком, и они с благоговением наблюдали, как посадочный модуль оторвался от корпуса и начал процедуру возвращения.
   После запуска модуль не реагировал на радиовызов или команды отмены с "Виктории". Искусственный интеллект Дэвида сработал идеально, отогнав "Койота" от "Прометея". Как только он удалился на достаточное расстояние, корабль надолго включил двигатели, направляясь к намеченной точке приземления - колонии под названием Бивертон.
   Джоани сидела в кресле пилота с широкой улыбкой на лице. Дэвид занял место второго пилота, на всякий случай готовясь к повторному заходу на посадку, пока искусственный интеллект направлял аппарат точно к месту назначения.
   - Спасибо за это. Теперь у моего мужа, по крайней мере, будет возможность навестить могилу, - с улыбкой сказала Джоани.
   Дэвид застыл, когда садился на свое место. Его сердце упало. - Это меньшее, что я мог сделать, - прошептал он. Он знал. Он всегда знал, что просто так... удобнее... притворяться.
   Когда тяга вернула ему подобие силы тяжести, у него потекли слезы. Он посмотрел на противоперегрузочное кресло перед собой, а затем на шлем скафандра, который все еще держал в руке. Взглянул на обзорный экран, когда на темной стороне планеты вспыхнул яркий свет.
   Дэвид понял, что остается только одно.
   Он отпустил шлем, и тот упал на сиденье; он ему больше не понадобится.
  

Койот

  
   Согласно преданиям коренных американцев и других коренных народов, именно полубог-трикстер Койот украл огонь с небес и подарил его людям. В качестве альтернативы, в некоторых легендах говорится, что именно Бобер дал людям этот важнейший инструмент, необходимый для построения цивилизации [отсылка к наименованию третьей колонии и описанной ниже церемонии: beaver - бобер (англ.)].
   Когда посадочный модуль "Альфа" совершил идеальную посадку в Бивертоне, было много предположений по поводу обстоятельств. Потерянный посадочный модуль вернулся. У него был полностью функциональный управляющий ИИ, хотя последний из них был выведен из эксплуатации почти восемьдесят лет назад. Здесь же был пустой корабль с крайне необходимыми материалами для терраформирования, и его первоначальная команда по терраформированию все еще находилась в криокамерах, но за пультом управления корабля никого не было. Больше всего их поразило присутствие двух идеально функционирующих криокамер прямо внутри воздушного шлюза - одной с сохраненным телом Джоани Уокер и другой с ее спящим мужем.
   Еще больше они удивлялись назначению шлема от скафандра с надписью "Паркер", который лежал у подножия камеры Джоани.
   Тут несомненно, побывал Койот, трикстер.
   - Выдержка из энциклопедии Астра,
   Университет Гэннона,
   Антония, Цистерция, 212 г. з.э
  

Эпилог

  
   В наступившей тишине снова раздалось потрескивание динамиков, когда зазвучали последние записанные сообщения: - Ведущий Бобер, вы уже на месте? До приземления осталось всего пятнадцать секунд, и, похоже, оно может оказаться жестким. Прием.
   - Ведущий Бобер, "Сан-Сальвадор". Я добрался до управления и готовлюсь катапультировать топливный бак. "Сан-Сальвадор", счастливого пути и безопасной посадки. Полет Бобров за...
   Трансляция закончилась, за исключением короткого всплеска помех. На минуту воцарилась тишина, прежде чем руководитель гражданской обороны прочистил горло, включил микрофон и медленно и четко произнес: - Бобер-один, Марк Кремер. - Как только он закончил с именем и фамилией, специалист по управлению двигателями включил первый из двигателей, которые были сняты с посадочного аппарата и теперь навсегда устанавливались на Мемориальной площади.
   Увидев сигнал большим пальцем, указывающий на правильное зажигание двигателя, руководитель перешел к следующим имени и фамилии. - Бобер-два, Брайан Джонсон. - И снова заработал двигатель.
   - Бобер-три, Ванесса Пирсон. - Загудел третий двигатель.
   - Бобер-четыре, Джек Один Кахон Мюррей. - Четвертый двигатель заработал.
   - Бобер-пять, Скотт Аткинс. - Пятый двигатель заработал.
   - Шестой Бобер, Джеймс Копли. - Шестой двигатель заработал.
   - Ведущий Бобер, Крис Френч. - При этом имени и фамилии двигатели больше не запускались. Вместо этого все шесть оставили работать на холостом ходу.
   - Борт Бобров, это наземный центр управления Бивертона. Посадочный модуль приземлился, все души в безопасности.
   После минутной паузы руководитель продолжил: - Койот, это наземный центр управления Бивертона. Мы приветствуем возвращение всех потерянных душ.
   - Посадочный модуль "Альфа", Джоан "Джона" Уокер.
   - "Прометей Прайм", Дэвид "Койот" Паркер.
   Дэвид Уокер подал сигнал к запуску седьмого двигателя, недавно установленного после снятия с окончательно списанного "Кита". Он пожалел, что на церемонии не было его отца Адама; оригинал всегда оставлял их обоих со слезами на глазах. Папа одобрил бы дополнения.
   После еще одной минутной паузы он произнес заключительные слова церемонии, посвященной сто четвертому году со дня приземления. - Койот, посадочный модуль "Альфа" прибыл со всеми пассажирами.
   - Всем рейсам приготовиться к посадке по сигналу радиомаяка, который направит вас домой по моей команде. - Сделав паузу, чтобы сделать глубокий вдох и не задохнуться, Дэвид закончил ежегодное сообщение: - Команда - заходите на посадку по сигналу радиомаяка,. - Он дал знак технику увеличить тягу до максимальной.
   Огненный столб взметнулся к небу.
  

Временная шкала

  
   2150 г. н.э. - на орбите Марса начинается строительство колонизационного корабля "Виктория" (названного в честь единственного корабля флота Магеллана, завершившего кругосветное плавание вокруг Земли), который будет отправлен в систему TRAPPIST-2.
  
   2155 г. - начинается строительство автоматизированного корабля для терраформирования "Прометей", который будет предшествовать "Виктории" при полете на TRAPPIST-2.
  
   2165 г. - "Прометей" завершен и запущен к TRAPPIST-2. Он полностью автоматизирован, за исключением одного запасного человека, которого можно разбудить только в случае чрезвычайной ситуации. В противном случае он будет спать до тех пор, пока корабль не прибудет на TRAPPIST-2 и не завершит начальное терраформирование/создание инфраструктуры.
  
   2170 г. - завершение строительства "Виктории". Смерти руководителей Фонда колонии задерживают запуск миссии. "Виктории" поручено доставить ученых в гелиопаузу и создать научную базу/колонии в поясе Койпера.
  
   2180 г. - Фонд колонии TRAPPIST-2 начинает набор колонистов.
  
   2185 г. - "Виктория" отправляется на TRAPPIST-2" с десятью тысячами колонистов в криостазе; заморожены 100 000 оплодотворенных человеческих яйцеклеток плюс примерно 1 000 000 оплодотворенных яйцеклеток животных. Экипаж из 250 человек работает посменно по восемнадцать месяцев, от пяти до двадцати пяти человек бодрствуют одновременно.
  
   2344 г. н.э. или 0 г. з.э. - "Виктория" прибывает на TRAPPIST-2.
  
   01 г. з.э. - пробудились двадцать пять членов экипажа, чтобы приступить к осуществлению плана колонизации. Терраформирующий корабль "Прометей" пропал без вести.
  
   03 г. з.э. - пробудились оставшиеся 250 членов экипажа, чтобы начать высадку строительных бригад. Потерян посадочный модуль "Альфа", он же "Кит".
  
   05 г. з.э. - модернизированные посадочные модули отправлены в пункты Альфа (северное полушарие) и Бета (субтропики) на главном континенте TRAPPIST-2c. Планета переименована в Цистерцию, а континент назван Молесме в честь Роберта из Молесме, основателя цистерцианского ордена монахов-траппистов.
  
   06 г. з.э. - место Альфа переименовано в Новую Вирджинию, место Бета переименовано в Санта-Антонию - или просто Антонию. Первые колонисты вышли из криостаза.
  
   21 г. з.э. - колонисты, недовольные Антонией и Новой Вирджинией, основали площадку Омега, экспериментальную колонию, на втором спутнике (Трудовик) планеты TRAPPIST-2а. Биосфера проста и требует минимального терраформирования; однако колония никогда не становится очень большой, поскольку из-за экстремальных температур она находится под куполом. Из-за нехватки ресурсов возникает коллективистское общество и правительство. Местные жители в конечном итоге назвали колонию Керенский.
  
   25 г. з.э. - третья и последняя колония на Цистерции основана в Бивертоне. Планы по участку Гамма отменены, и для колонии выбран участок Дельта на берегу большого острова Аопо размером с субконтинент. Команда называет планируемую колонию "Рай" в честь пышных экваториальных островов. Посадочный аппарат ! 5, "Сан-Сальвадор", выходит из строя при посадке, в результате чего падает на остров, находящийся в ветровой и дождевой тени Аопо.
  
   30 г. з.э. - потеряна связь с Новой Вирджинией. Экспедиция с Антонии по суше не обнаружила никаких следов колонистов, кроме брошенного оборудования колонии. Часть населения и оборудования переправляется с Антонии для повторного заселения колонии. Место переименовано в Роанок.
  
   40 г. з.э. - сорок пять процентов колонистов Антонии и Роанока заболели и умирают от нового гриппа.
  
   42 г. з.э. - колония Роанок терпит неудачу во второй раз.
  
   50 г. з.э. - колония Рай испытывает трудности из-за неурожая (бедная почва, нехватка пресной воды), и поговаривает о восстановлении поставок из Роанока.
  
   75 г. з.э. - к этому времени каждая колония пережила кризис, который резко сократил численность населения и нанес ущерб инфраструктуре, однако все они выжили, и действия основателей стали легендой.
  
   212 г. з.э. - Университет Гэннона в Антонии, Цистерция, издает "Энциклопедию Астра".
  
   237 г. з.э. - Издательство "Трудовик Пресс", Керенский, Трудовик, опубликовало "Историю освоения межзвездных пространств людьми Флинта".
  

ТЕМПОРАЛЬНЫЙ РАЗРЫВ

  
   - Это и есть "таинственный Мартин"? - спросила капитан Явен Класен-Хематти.
   - Это он, - через кохлеарный имплант ответила Тварстар, ее партнер, искусственный интеллект.
   - Он не очень-то хорошо выглядит, - в голосе Явен звучало сомнение.
   - Внешность может быть обманчива, Явен, - сухо заметила Тварстар. - Кто-нибудь судит о книгах по обложкам?
   - Вы понимаете, о чем я!
   - Я могла бы заметить, что "не слишком хорошо выгляжу" по стандартам людей из плоти и крови.
   - Нет, это не так, и эти стандарты к вам неприменимы, потому что вы не из плоти и крови, - парировала Явен. - Всего лишь несколько крошечных скоплений молекул, спрятанных в неиспользуемом уголке моего мозга.
   - Придирчивая, придирчивая, придирчивая.
   Явен усмехнулась. Ее партнерство с Тварстар было гораздо глубже, чем просто профессиональные отношения, и особенно она ценила чувство юмора ИИ.
   Но ее веселье угасло, когда она снова прильнула к окуляру и посмотрела вниз, во двор виллы, со своего наблюдательного пункта на склоне холма над ней.
   Мартин Пэдуэй, - подумала она. - Зачем ты это сделал? Конечно, ты знал о наказании!
   Он был не очень высоким мужчиной. На самом деле, по крайней мере, на сантиметр ниже ее. И этот его нос выделялся на костлявом лице, которое без него можно было бы назвать почти красивым. Седина, пробившаяся в его волосах, немного удивила ее. Согласно их записям, он пробыл здесь, в шестом веке, немногим более десяти лет, и ему никак не могло быть намного больше пятидесяти.
   - Вы завершили свой анализ? - спросила она Тварстар, не отрывая взгляда от внутреннего двора.
   - Да, - ответила ИИ. - К сожалению, его результаты не очень хороши.
   - Этого я и боялась, когда мы увидели, как широко он раскинул свои сети, - кисло сказала Явен.
   - Вероятность полной реабсорбции составляет не более 8 процентов, при условии немедленного прекращения любых будущих вневременных воздействий.
   - Все так плохо? - Явен недовольно нахмурилась.
   - Нет, все так хорошо, - сказала Тварстар. - Он слишком многое перенес во временной поток, и в его команде слишком много людей. На самом деле, эти 8 процентов - самая высокая оценка, которую я могу дать. На этот раз здесь больше неуловимого, чем обычно, и нижняя граница составляет всего около 3 процентов.
   - Фейхуа, - пробормотала Явен.
   - Мы могли бы увеличить процентное соотношение, исключив аборигенов, с которыми он связан. Например, короля Урию. Мы добавим хорошие 4 процентных пункта, если его исключить из уравнения. Велисарий сам по себе дал бы нам 5. Если бы мы исключили Урию и Велисария вместе, то прирастили бы 10 процентов, а если добавить к этому сирийского банкира, то добрались бы почти до 12. Боюсь, что никто другой из тех, кого мы добавили бы, существенно не изменил бы цифры.
   - Нет, - твердо сказала Явен.
   - Мне тоже не очень нравится эта мысль, - признала ИИ. - Но для такого серьезного разрыва это явно было бы в рамках политики.
   И если мы этого не сделаем, то, по крайней мере, некоторые из наших уважаемых начальников будут утверждать, что мы должны были это сделать, - закончила Явен про себя мысль Тварстар. - И в любом случае, никто из этих людей не должен был существовать таким, какими они являются.
   - Нет, - повторила она еще раз. - Это он нарушил закон, а не они.
   - Это так безнадежно высокоморально с вашей стороны, - вздохнула Тварстар, и губы Явен растянулись в улыбке. Но затем улыбка исчезла.
   Несмотря на поддразнивающий тон и знание того, что ИИ на самом деле согласна с ней, в ее замечании был определенный смысл. Ее позиция была нравоучительной - хотя сама она предпочитала "принципиальность", а подавляющее большинство персонала Корпуса темпоральной реконструкции назвало бы ее наивной. Или, что более вероятно, глупой. Задачей КТР было предотвращать подобные вещи, и целостность временного потока была гораздо важнее любого абстрактного принципа справедливости.
   Что ж, это очень плохо, - подумала она. - Есть правильный и неправильный способы выполнения этой работы, и будь я проклята, если мы с Тварстар начнем делать это неправильно только потому, что это целесообразно!
   - По-прежнему никаких признаков его хронопорта? - спросила она вслух.
   - Нет. - Тон Тварстар был подобен недовольному хмурому взгляду. - Нет, их не было.
   - Даже следа резонанса?
   - Никакого. Единственное объяснение, которое я смогла придумать, это то, что он, должно быть, прошел намного дальше, чем предполагала служба обнаружения и исследования (ОИ), после того, как совершил выход во времени.
   - Наверное, это возможно, - признала Явен, хотя в ее тоне было такое же сомнение, как и у ИИ.
   ОИ подобных ошибок не допускала. Но даже если бы этот "Мартин" привез с собой что-то, способное разрушить хронопорт, а это было бы нетривиальной задачей даже с современными технологиями, их собственное оборудование должно было бы зафиксировать хотя бы след временного резонанса от его разрушения, если бы они находились где-нибудь в радиусе семисот километров от такого места.
   - Как думаете, возможно ли, что он нашел способ уничтожить его без каких-либо следов? - спросила она.
   - Сомнительно. Если он это сделал, то это должно быть что-то действительно новое.
   - Но это не так уж и невозможно.
   - Конечно, это не "невозможно", - немного раздраженно сказала Тварстар. - Это просто невозможно, насколько мы можем судить об этом. И я могла бы отметить, что КТР предположительно обладает лучшими темпоральными технологиями, чем те, что любой из этих сумасшедших может раздобыть на черном рынке.
   - Тогда, наверное, было бы неплохо выяснить, как он это сделал... если предположить, что он это сделал, вместо того, чтобы просто пройти семьсот с лишним километров по дорогам шестого века.
   - И как же вы предлагаете это сделать? - подозрительно спросила Тварстар.
   - Я рада, что вы спросили об этом, - сказала Явен и улыбнулась.
   Мартин Пэдуэй сделал еще один глоток из бокала с бренди, поставил его на маленький столик рядом со своим креслом, закрыл книгу в кожаном переплете и положил ее себе на колени, когда вечер плавно перешел в ночь.
   Отделение прикладной механики школы Юнксита Невиттама наконец-то разработало практичный электрический генератор, но попытка добыть и выплавить достаточное количество меди для силовых кабелей - даже при более эффективных методах добычи, ставших возможными благодаря хорошей взрывчатке - была одним из самых сложных препятствий, которые ему приходилось преодолевать. И пока ему это не удалось, электрический свет был для него не более чем приятным воспоминанием о мире, в существование которого он и сам в последнее время с трудом верил.
   Тем временем он, как правило, переставал читать - по крайней мере, летом - с закатом. Даже самые лучшие отражатели, которые ему удалось изготовить, были неспособны превратить свет масляной лампы во что-то, при чем человек мог бы читать без серьезного напряжения для глаз.
   Он немного грустно улыбнулся, когда эта мысль напомнила ему о короле Тиудахаде.
   В последнее время он нечасто вспоминал о близоруком, неэффективном, сбитом с толку старом горе-ученом. А когда вспоминал, то обычно для того, чтобы поразмышлять о том, насколько лучше проявил себя молодой король Урия. Конечно, Урия и сам был уже не так молод, не так ли? Что было вполне справедливо. Пэдуэй тоже не был таким, спустя десять лет в шестом веке. Но их исходная дружба переросла в нечто гораздо более глубокое. На самом деле, Урия - и Велисарий - были единственными людьми, которым Пэдуэй доверил истинные обстоятельства своего прибытия сюда.
   Он очень нервничал из-за того, что посвятил в эту тайну даже их. Он сомневался, что папа Эфраим согласится с идеей путешествий во времени, хотя, возможно, оказывает этим Эфраиму медвежью услугу. Он был психически гораздо более... гибким, чем папа Сильверий, его непосредственный предшественник. Урия был вынужден потратить немалый политический капитал, уговаривая Сильверия не предавать анафеме некоторые "причудливые" концепции Пэдуэя. Например, микробную теорию болезней. Хотя, справедливости ради, причина, по которой эта конкретная теория получила столь слабое распространение за пределами школы здесь, во Флоренции, заключалась не столько в противодействии Церкви, сколько в упорном сопротивлении признанных врачей.
   Что было особенно трагично в этот исторический момент.
   Он вздохнул, нахмурившись, и провел пальцами по волосам, которых стало меньше, чем ему хотелось бы. Шел 545 год нашей эры, и Юстинианова чума, слава Богу, наконец-то пошла на убыль.
   Он предупреждал Юстиниана о том, что грядет, но император, конечно, проигнорировал его. Он игнорировал все, что хотел сказать Пэдуэй, исходя из убеждения, что если это не было опасной ересью, то это была какая-то хитрая ловушка. Уловка, чтобы заставить его сделать то, чего хотели Пэдуэй и Урия.
   Потому что это была единственная причина, по которой Юстиниан когда-либо давал кому-нибудь "хороший совет".
   Император был таким же подозрительным, умным и высокомерным, как и подсказывало все прочитанное Пэдуэем. На самом деле, он был более подозрительным и высокомерным, чем Пэдуэй считал возможным, пока не столкнулся лицом к лицу с реальностью.
   Юстиниан был совершенно счастлив перенять любой удобный инструмент, который могли предложить Пэдуэй и его союзники-готы, например арбалеты, хотя это, по-видимому, объяснялось тем, что он "украл" концепции, а не получил их в свободное пользование. Пэдуэй был уверен, что он был бы готов украсть чертежи паровых двигателей расширения, которые должны были быть установлены в постоянно растущем военно-морском флоте короля Урии. Если на то пошло, шпионы Урии доложили, что Юстиниан уже приступил к постройке своего первого пушечного цеха, который должен был сделать жизнь еще более интересной и кровавой. Но все, что Пэдуэй предлагал ему без всяких условий, автоматически портилось в его глазах.
   Включая микробную теорию возникновения болезней. Он был даже более стойким, чем гильдия врачей здесь, в Италии. И в то же время он отверг предупреждение Пэдуэя о том, что история назовет эпидемию Юстиниановой чумой.
   Пэдуэй закрыл глаза и медленно покачал головой.
   Его память о том, где и когда впервые проявилась чума, была гораздо менее точной, чем ему хотелось бы. Но он знал, что это было в 541 году, всего через шесть лет после его прибытия в Рим, и знал, что она началась в доках Константинополя, вероятно, с одного из кораблей с зерном, прибывавших для снабжения столицы империи.
   Он предупредил Юстиниана обо всем этом и сказал ему, что болезнь будет распространяться блохами, переносимыми зараженными крысами. Конечно, Юстиниан ничего не мог сделать, чтобы просто остановить прибытие этих кораблей, с крысами или без крыс, потому что по меркам VI века население Константинополя было огромным.
   Население Рима к тому времени сократилось до тридцати тысяч, в то время как в Константинополе проживало более шестисот тысяч человек. Никто не смог бы накормить такое количество голодных ртов без массового импорта продовольствия, а в доиндустриальную эпоху не было возможности транспортировать это продовольствие по суше. Его приходилось доставлять на кораблях. Пэдуэй понимал это, так же как знал, что от бубонной чумы не существует волшебного лечения. Такого не было даже в его родные времена. Он знал это, но все еще оставалось много вещей, которые Юстиниан мог бы сделать, чтобы смягчить худшие последствия. Но он этого не сделал.
   Урия, с другой стороны, выслушал все, что Пэдуэй мог ему сказать. Но даже при горячей поддержке короля возможности Пэдуэя были ограничены, особенно учитывая почти всеобщее неприятие врачами идеи о крошечных невидимых существах, называемых "микробами", распространяющими болезни, когда все знали, что плохое настроение и "миазматический воздух" - и, конечно же, проклятия - вот что вызывало болезни. И зачем беспокоиться о гигиене или кипячении воды, чтобы убивать микробы, когда хорошее кровопускание или реликвия умершего святого были бы гораздо полезнее?
   Позиция папы Сильверия тоже не помогла, хотя представления готов о религиозной терпимости притупили худшую оппозицию официальной церкви.
   А смерть Сильверия - от чумы, которая, как ни странно, казалась справедливой, - расчистила путь Эфраиму, который придерживался совершенно иного отношения к профилактике и лечению заболеваний.
   В средние века, в разгар эпидемии Черной чумы, крестьяне из Европы еще больше усугубили ситуацию, истребляя кошек, которые в противном случае могли бы способствовать сокращению популяции крыс, поскольку считалось, что кошки являются любимыми помощниками ведьм и злых колдунов. Лично Пэдуэй сомневался, что крысы действительно были основным переносчиком болезней. О, они, конечно, переносили их, но ему казалось более вероятным, что, как только болезнь распространится среди людей, блохи, кусающие инфицированных людей, будут так же способны распространять ее, как блохи, кусающие зараженных крыс. Он все еще был готов защищать невиновных кошек, хотя его собственная репутация колдуна сделала бы это несколько... подозрительным. Вот почему он передал это через Вултуульфа, дальнего родственника своего давнего телохранителя Фритарика и одного из лучших генералов в "армии нового образца" Урии и Велисария.
   Со своей стороны, он неустанно заботился о соблюдении общественной гигиены, восстановил римскую баню как центральное место общественных встреч, перекрыл канализацию и настаивал на окуривании как способе избавления от блох и вшей. Это были трудные уговоры, и число людей, которые восприняли его всерьез, было трагически мало. Но когда чума прокатилась по итальянскому полуострову, она лишь слегка коснулась Флоренции, новой столицы империи, и люди заметили, что у тех, кто серьезно отнесся к его предупреждениям, было гораздо меньше случаев заболевания.
   Он по-прежнему не доверял бы чужим одеялам или простыням, но Флоренция стала пахнуть на удивление лучше, чем Равенна или Рим. И, о чудо из чудес, многие патриции начали открывать для себя изнеженное удовольствие от чистоты и отсутствия запаха от тела.
   Это не было волшебным щитом, и он знал, что эпидемия чумы продлится здесь, на Западе, еще три или четыре года, но мог надеяться, по крайней мере, немного смягчить ее последствия. И даже без него в истории эта пандемия поразила Запад без той разрушительной силы, с которой она разразилась в Восточном Средиземноморье. Например, Константинополь потерял по меньшей мере двадцать процентов всего населения, жившего до эпидемии. Даже Юстиниан был заражен, хотя он был одним из счастливчиков, которым удалось выжить.
   Временами Пэдуэй испытывал искушение прийти к выводу, что на самом деле в мире нет справедливости.
   И все же, даже если на этот раз Запад отделался сравнительно легко, в предстоящие годы его подстерегало так много угроз. Так много...
   Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и потер переносицу.
   Иногда он думал обо всех этих будущих опасностях и чувствовал себя бессильным перед ними. Как перед Юстиниановой чумой. Он знал о ней, знал, чем она вызвана, знал о мерах, которые могли бы значительно сократить число погибших, и видел, что они применялись лишь эпизодически, в небольших анклавах.
   Но затем опустил руку, не открывая глаз, и задумался обо всех изменениях, которые он внес. Изменениях, которые должны были сохраниться, несмотря ни на что, потому что они были распространены слишком широко, доказали свою полезность, чтобы их можно было отбросить или подавить.
   По крайней мере, до Черной смерти. Не этой вспышки, а той, что разразилась в 1347 году. Той, которая унесла жизни от трети до половины всего населения Европы. Этого он больше всего боялся. Технология зависит от достаточного количества людей, которые понимают, как заставить ее работать, и если достаточное количество этих людей погибнет...
   - Извините, - произнес голос, и он вздрогнул, потому что не узнал его. Это был плохой знак для общества, которое все еще сводило счеты с помощью осторожных, а иногда и не очень осторожных убийств.
   Это была его первая мысль. Второй мыслью было то, что голос был женский, что, конечно, не означало, будто он не принадлежал наемному убийце. И, в-третьих, в ее латыни был странный акцент, гораздо больше похожий на классическую латынь, чем на искаженную версию языка, распространенного в Италии VI века. Но и это не совсем так.
   Его глаза распахнулись, затем расширились еще больше.
   Стоявшая перед ним женщина была привлекательной и явно азиаткой, что было довольно необычно здесь, во Флоренции, но при этом была молода. До нелепости молода. Он никогда не был силен в определении возраста азиатов, но ей не могло быть больше двадцати с небольшим.
   Оба эти наблюдения были интересными, но ничто не шло ни в какое сравнение с тем фактом, что она была одета в нечто, что, очевидно, было униформой: сшитые на заказ зеленые брюки и вишнево-красную тунику.
   Или по сравнению с тем фактом, что, несмотря на безмятежное выражение лица, ее овальные глаза были очень жесткими... И она угрожающе сжимала обеими руками что-то, что, очевидно, было направленным на него пистолетом. Не с одним из неуклюжих фитильных замков, которые он первоначально представил, ни с более совершенным кремневым замком, которые стали доступны для оснащения копейщиков армии новой модели в прошлом году или около того. Даже не один из револьверов с капсюлем и затвором, с которыми только начинали возиться мастера из королевской лаборатории.
   На самом деле, когда оцепенение от шока уступило место размышлениям, он понял, что это оружие не похоже ни на один пистолет, о котором он когда-либо слышал, даже в двадцатом веке. Оно было гладким и изящным, с крошечным отверстием и каким-то сложным прицельным приспособлением. Тем, что излучало тонкий луч красного света, создающий крошечную яркую точку прямо в центре груди Мартина Пэдуэя.
   Молчание затянулось, причиняя дискомфорт, гудя от внутренней вибрации, когда его пульс участился. Это было странно. Он не помнил, чтобы был так напуган даже во время своей первой отчаянной схватки с Оптиасом, чтобы предотвратить убийство Тиудахада.
   Возможно, дело было в природе угрозы, особенно в том факте, что эта... женщина явно была из будущего. И не просто будущего. Судя по странному оружию в ее руке, она была родом из далекого времени, даже из-за пределов его родного мира.
   Наконец, он прочистил горло.
   - Не думаю, что мы раньше встречались, - услышал он свой голос, и губы на этом безмятежном лице чуть заметно дрогнули.
   - Да, мы не встречались, - ответила она. - КТР потребовалось некоторое время, чтобы связаться с вами.
   - Простите? - он моргнул. - КТР?
   - О, он хорош, - сказала Тварстар через кохлеарный имплант Явен. - Не слишком умен, если думает, что сможет убедить нас, что он просто выдающийся местный житель, который понятия не имеет о законах временной безопасности, но ловок. Очень ловок.
   - О, заткнитесь, - пролепетала она в ответ, не отрывая взгляда от "таинственного Мартина".
   - Что? - невинно спросила Тварстар. - Я знаю, какая вы доверчивая. Я бы не хотела, чтобы вы попались на его удочку "кто я?".
   Явен фыркнула, удерживая точку лазерного прицела на груди Мартина.
   Указательным пальцем она нажала незаметную кнопку на боку своего оружия, активируя дистанционный кардиомонитор.
   - Ладно, - сказала она вслух, - вы пытаетесь убедить меня, что я настолько глупа, что поверю, будто вы никогда не слышали о КТР?
   - Юная леди, - сказал Мартин, - последнее, что я пытаюсь сделать, - это убедить вас в том, что вы глупы. К сожалению, не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите, кроме того факта, что вы, очевидно, из будущего.
   - Что ж, это неожиданно, - пробормотала Тварстар. - Ему будет сложно изображать невинного стороннего наблюдателя, если он знает, что мы из будущего!
   - Да, - согласилась Явен. - И если он знает это, то, черт возьми, он должен узнать и форму. Но взгляните на частоту пульса. Он чертовски ровный для того, кто смотрит на рабочий конец игольного пистолета, и даже не дрогнул.
   Она мысленно покачала головой. - Но это же нелепо. Он не может говорить правду, не так ли?
   - Ни за что, - быстро ответила Тварстар. - Ни за что. Если только... Вы не думаете, что он может быть из другой нити, не так ли?
   - Другая нить?
   - Да. - Тон ИИ был значительно мрачнее. - Еще одна нить, которая обнаружила временную транслокацию.
   Глаза Явен сузились от этой пугающей возможности. Насколько кто-либо знал на родине, линия Альфа была единственной, кто раскрыл секрет путешествий во времени, и она молилась всем разнообразным богам человечества, чтобы у предположения Тварстар не было никаких реальных оснований. Хаос, который линия Альфа сама по себе могла нанести временному потоку, был достаточно серьезен, но если бы оказалось, что есть еще одно будущее - ну, или настоящее, с ее и Тварстар точки зрения - цивилизации, копающейся в прошлом Земли...
   - Вы думаете, именно поэтому мы не уловили никакого временного резонанса от его хронопорта? - с несчастным видом произнесла она вполголоса. - Потому что в нем используется какой-то принцип, о котором мы даже не знаем?
   - Сейчас, сейчас. Давайте не будем паниковать, - предостерегла ИИ. - Физика есть физика, Явен. У кого-то может быть другая технология для манипулирования ими, но они все равно должны подчиняться тем же физическим законам. Это означает, что там, где он спрятал то, что использовал в качестве хронопорта, есть "всплеск" временного резонанса. Но похоже, все может оказаться немного сложнее, чем нас предупреждали.
   - Нет! Вы думаете? - выпалила в ответ Явен, затем мысленно встряхнулась.
   - Итак, - сказала молодая женщина с пистолетом, - вы признаете, что знаете, что я путешественница во времени, но никогда не слышали о Корпусе темпоральной реконструкции? Или, полагаю, об уставе темпоральной безопасности?
   - Нет, - осторожно сказал Пэдуэй. - Я имею в виду, что, судя по вашей одежде и оружию, вы явно не из здешних мест. Но я никогда не видел полностью такую форму, как у вас, и этот ваш пистолет не похож ни на что, что я когда-либо видел дома.
   - Дома? - повторила женщина.
   - Конечно. В двадцатом веке. - Пэдуэй пожал плечами. - Единственное, что я могу предположить, это то, что вы, должно быть, откуда-то из-за пределов двадцатого века. Откуда-то, где научились управлять путешествиями во времени.
   - Что? - моргнула она.
   - Ну, вы, конечно, не из более раннего места, чем двадцатый век, - заметил Пэдуэй. - Если только... - Его глаза внезапно расширились, и он глубоко вздохнул. - Если только вы из двадцатого века, во временной линии, где не наступили Темные века. Боже мой. Неужели у меня все-таки получилось?!
   Явен сжала челюсти при виде надежды, вспыхнувшей в карих глазах Мартина.
   - Вишну, - воскликнула Тварстар. - Он только что признался в этом!
   Явен оцепенело кивнула. Наказанием за создание темпорального разрыва была смерть. Конечно, они и так уже установили его личность, основываясь на множестве нарушений, которые уже каталогизированы. Но никто не мог просто так взять и признаться, что совершил преступление, караемое смертной казнью!
   - Конечно, Темные века наступили, - сказала женщина, и сердце Пэдуэя, казалось, остановилось. Он уставился на нее, пораженный приступом отчаяния, более глубокого, чем могла вызвать любая угроза, исходящая от ее оружия.
   Все это. Все, что он сделал. Все усилия, вся помощь, которую он получил от друзей и союзников, таких как Урия, Велисарий и Томас. Все это... и, конечно, тьма пришла. Все это было напрасно.
   Явен вздрогнула, когда пламенная надежда в глазах Мартина превратилась в пепел.
   - Что-то здесь не так, - произнесла она вполголоса. - Я имею в виду, что это действительно неправильно. Даже если он из другой нити, где путешествуют во времени, он должен знать, что Темные века были неизбежны? Без того, чтобы кто-то создал разрыв, в...
   Сама того не желая, она слегка опустила оружие и покачала головой.
   - Вы действительно верили, что сможете предотвратить Темные века? - спросила она почти сочувственным тоном. - Вот для чего, - она убрала руку с пистолета и махнула им в сторону виллы, - затевается все это. Вы думали, что сможете предотвратите наступление Темных веков... и что мы позволим вам выйти сухим из воды?
   - Что? - он удивленно моргнул. - О чем вы говорите, "выйти сухим из воды"? А почему бы и нет? Я пытаюсь помочь этим людям и всем тем, кто придет после них! Одному Богу известно, сколько жизней я могу спасти, сколько ошибок могу предотвратить!
   - Интересно, что вы привлекаете к этому Бога. - На этот раз в ее голосе было больше горечи. - Я имею в виду, учитывая тот факт, что Бог - это именно тот, кого вы здесь играете.
   - Я агностик, - огрызнулся Пэдуэй в ответ. - Я не пытаюсь играть в Бога. Всего лишь делаю все, что в моих силах, учитывая ту неразбериху, в которой я оказался.
   - Дальше, я полагаю, вы собираетесь сказать мне, что кто-то заставил вас войти в хронопорт под дулом пистолета!
   - Что, черт возьми, такое хронопорт? - потребовал ответа Пэдуэй.
   - Ну, может быть, в вашем месте это называется как-то по-другому. Ну, знаете, ваша машина времени, как там ее называют ваши люди!
   - Машина времени? - Пэдуэй уставился на нее. - Послушайте, леди, я не знаю, как вы попали сюда, но я не поднимался ни на какую машину времени. Я имею в виду, это довольно очевидно, раз уж вы здесь и вы, очевидно, из конца двадцатого века, то у вас есть... как вы это назвали? Хронопорт? Но у меня, черт возьми, его точно не было, а если бы он у меня был, я бы вернулся в 1939 год так быстро, что у вас голова пошла бы кругом!
   - Что? - она отвела луч лазера от его груди, подняла дуло игломета и убрала палец со спусковой скобы.
   - Почему вы хоть на минуту решили, что я бы этого не сделал? - спросил Пэдуэй. - Шестой век полон императоров с манией величия, королей-маразматиков, мускулистых "аристократов", которые думают мечом, религиозных фанатиков, которые хотят сжечь друг друга на костре, кариеса, блох, вшей и клещей, а теперь еще и проклятой Черной смерти! Вы думаете, любой здравомыслящий человек добровольно стал бы мараться здесь?
   - Тогда что вы здесь делаете? - спросила она. - Я имею в виду, как вы сюда попали, если даже не знаете, что такое хронопорт?
   - Я упал с проклятой лестницы Танкреди, - сказал ей Пэдуэй, и она моргнула.
   Она смотрела на него несколько секунд, которые показались ей часами, затем медленно опустила оружие и убрала его в кобуру на бедре.
   Пэдуэй воспринял это как первый хороший знак за последние пятнадцать минут своей жизни.
   - Давайте не будем торопиться, - сказала она, опускаясь в кресло напротив.
   - Я не против, - ответил он. - Конечно, до тех пор, пока вы не направите на меня оружие. Но если кто-нибудь из моих людей забредет сюда и увидит вас, у них возникнет множество вопросов, и некоторые из них не принесут пользы моим усилиям избавиться от ярлыка "зловещего колдуна".
   - О, не беспокойтесь об этом, - она пренебрежительно махнула рукой. - Я создала темпоральный пузырь.
   - Темпоральный пузырь? - осторожно повторил он.
   - Посмотрите на фонтан, - предложила она, и он послушался.
   У него отвисла челюсть, когда он понял, что фонтан замерз. Отдельные капельки воды поблескивали в последних оранжевых лучах заходящего солнца, зависая в воздухе.
   - Вы хотите сказать, что за пределами этого вашего "пузыря" время не течет?
   - Нет, я имею в виду... - начала она, затем остановилась и пожала плечами. - Нет, это не совсем то, что происходит, но в приблизительном виде сойдет. А теперь расскажите мне, как вы сюда попали.
   - А потом, когда я закончу, вы меня пристрелите? - Ему удалось улыбнуться, и она покачала головой.
   - Честность вынуждает меня признать, что я не могу обещать, что не буду этого делать, - сказала она. - Но, судя по тому, что вы сказали до сих пор, и предполагая, что вы говорите мне правду, эта ситуация явно намного более... сложная, чем думало мое начальство, когда отправляло меня разбираться с ней. Что означает, что нам придется принять решение.
   - Вам?
   - Моей... подруге по команде и мне. Вы с ней не встречались.
   - О. - Пэдуэй на мгновение задумался, затем пожал плечами. - Хорошо, - сказал он. - Во-первых, меня зовут Мартин Пэдуэй, и я - был - археологом. В 1939 году я проезжал через Рим, направляясь в Ливан на раскопки, по результатам которых надеялся написать докторскую диссертацию, когда профессор Танкреди начал что-то бормотать об этой дикой теории о чем-то, что он называл "стволом времени". Я, конечно, считал его сумасшедшим, но он настаивал на том, что это на самом деле существует, и люди могут скатиться по этому пути при определенных обстоятельствах и в том месте, которое, я думаю, вы бы назвали правильной "связью". Как уже сказано, я считал, что он сумасшедший! Но потом по дороге в Колизей произошло нечто забавное. Насколько могу судить, меня поразила молния, и следующее, что помню, - это то, что я был в 535 году нашей эры, и на мне не было ничего, кроме собственной одежды, и того, что было у меня в карманах.
   - Итак...
   Хорошо, что включен генератор темпоральных пузырей, - подумала Явен большую часть субъективного времени спустя.
   Она откинулась на удобную мягкую спинку кресла - еще одно новшество "таинственного Мартина" - и медленно покачала головой.
   - Что вы думаете? - спросила она вполголоса.
   - Думаю, он говорит правду.
   Тварстар говорила так, словно не хотел верить собственным выводам, и Явен не винила ее. По многим причинам.
   Она посмотрела на мужчину, сидевшего перед ней. Человека, который в одиночку, без какой-либо технической поддержки, создал то, что должно было стать самым большим темпоральным разрывом, о котором она когда-либо слышала. Человека, который вообразил, пусть даже на мгновение, что может изменить ход истории целой планеты.
   Нелепо, конечно. За исключением того, что он это сделал.
   И в этом была проблема.
   - Мартинус, - сказала она через мгновение, намеренно используя латинский вариант его имени, - во-первых, позвольте мне сказать вам, что я глубоко впечатлена - на самом деле, потрясена - тем, сколь многого вы достигли здесь. Я даже представить себе не могу, каково это было - приехать сюда, не имея представления о процессах и не имея ничего, кроме содержимого своего мозга. И увидеть, чего вы достигли, каков потенциал для того, что вы все еще надеетесь сделать. Ну, это... на самом деле, это просто ошеломляет.
   - Но вы предположили, что я должен быть из вашего времени, - медленно произнес Пэдуэй, - и были готовы застрелить меня за то, что я внес эти изменения. - Его тон превратил фразу в вопрос, и она серьезно кивнула. - Почему? - спросил он. - Почему?
   - Потому что временная инерция должна сохраняться, - сказала она. - На самом деле это не инерция, вы понимаете, но, не вдаваясь в двенадцатимерную математику, это самый понятный термин для непрофессионала, который я могу придумать.
   - Когда изменения, подобные тем, что вы внесли здесь, достаточно масштабны, когда они оказывают достаточное влияние, тогда происходит именно то, что описал ваш профессор Танкреди. На самом деле, я удивлена, может быть, даже ошеломлена тем, что кто-то в первой половине двадцатого века на самом деле разработал все это. Мы не можем изменить наше собственное прошлое; если мы попытаемся, то отделим другую вселенную - то, что мы называем "нитью", откуда я родом. Есть причина, по которой мы называем это так, а не просто "альтернативной вселенной", потому что, насколько мы можем судить, уже существует чертовски много альтернативных вселенных. Проблема в том, что нити, которые разделяются в результате временной дислокации в любой данной вселенной, подобны... подобны распутыванию отдельных нитей веревки. Каждая из них отклоняет крошечную часть того, что мы называем временной инерцией, о которой я упоминала.
   - Любая из них не является серьезной проблемой, но их количество в течение относительно короткого периода времени - скажем, за последние 160 000 лет или около того - определенно может стать именно таким. Если достаточная временная инерция перенаправляется на эти вспомогательные нити, центральная нить обрывается. И тогда будущее - настоящее, из которого я родом, целая вселенная - просто перестает существовать.
   - Это звучит... плохо, - сказал Пэдуэй с кривой улыбкой, и Явен, к своему удивлению, хихикнула.
   - Можно и так сказать, - согласилась она.
   - Но что происходит с... распущенными нитями? - спросил он, наклоняясь вперед, пристально смотря на нее, и в его глазах светился ученый, каким, по ее нынешнему мнению, он был.
   - На этот счет существуют противоречивые теории, - сказала она. - По, как я полагаю, вполне очевидным причинам, никто не спешил проводить ни одну из них в реальной жизни, вы понимаете.
   - О, конечно, понимаю!
   - Ну, одна из теорий заключается в том, что "распущенные нити" сами по себе превращаются в центральные. Они становятся самостоятельными полноправными вселенными, невосприимчивыми к разрушению первоначального ствола, от которого ответвились. Самая сильная конкурирующая теория заключается в том, что когда их изначальная вселенная разрушается, их засасывает во временной эквивалент черной дыры.
   - Простите?
   - Этот термин не был введен в обиход до того, как он... ушел, - сказала ей Тварстар. - Эйнштейн предсказал их, но, по-моему, первоначальным термином было "полностью коллапсировавший гравитационный объект".
   - Неудивительно, что они придумали что-то получше, - пробормотала она в ответ, затем вновь
   обратила внимание на Пэдуэя.
   - Это предсказал Эйнштейн, - сказала она, наблюдая за выражением его лица, и улыбнулась, когда он кивнул. - По сути, объект настолько массивен, что его гравитация препятствует проникновению даже света. Итак, согласно второй ведущей теории, когда центральная нить вселенной обрывается, вся временная энергия в этой вселенной - и все ее распущенные нити - падают обратно вниз, что, я думаю, вы бы назвали эквивалентом лестницы профессора Танкреди, в основание. И когда это происходит, происходит нечто, называемое Большим взрывом, и из обломков старой вселенной рождается новая.
   - В любом случае, это то, что вы могли бы назвать плохим для изначальной вселенной. Во втором случае это одинаково плохо для "распутанных нитей". К сожалению, хронопорты не так уж сложно построить - или украсть - если вы действительно полны решимости, и всегда найдутся страдающие манией величия или манией божественности, которые думают, что если бы они только могли создать свою собственную вселенную, все было бы идеально.
   Некоторые из них альтруисты, некоторые - потенциальные боги, ищущие поклонников, а некоторые из них похожи на... ну, на Гитлера вашего времени, - сказала она, когда Тварстар предложила ей это имя.
   - Гитлер? - Пэдуэй нахмурился. - Адольф Гитлер? Он действительно был достаточно важной персоной, чтобы вы помнили его в свое время?
   - Из какого времени в 1939 году вы ушли? - нахмурившись, спросила Явен.
   - В мае, - ответил Пэдуэй, - в мае 1939 года.
   Явен поджала губы, пока Тварстар быстро рассказывала ей на ухо об одной из самых страшных войн в истории.
   - Вы хотите сказать, что война все-таки была? - спросил Пэдуэй, и она кивнула.
   - О да, была, - тихо сказала она. - Для Гитлера это закончилось плохо, но к тому времени, когда все закончилось, погибли миллионы людей. - Она покачала головой. - Он был из тех людей-монстров, которые заставляют меня пожалеть, что мы не можем изменить историю без последствий. К сожалению, не можем. Или, скорее, мы, вероятно, могли бы... в одном случае, или в полудюжине случаев, может быть, даже в сотне случаев. Но как только вы делаете исключение для одного вмешательства, вы открываете дверь для всех остальных, и рано или поздно...
   - Я... понимаю, - пробормотал Пэдуэй.
   - В любом случае, - продолжила она более оживленно, - сто пятьдесят лет назад, примерно за шестьдесят лет до моего рождения, Сенат Солнечной системы принял Устав о темпоральной безопасности и создал Корпус темпоральной реконструкции для борьбы с правонарушениями.
   - Мы несем ответственность за то, чтобы найти сумасшедших, готовых играть на опережение с чем-то подобным, и остановить их.
   - Вы имеете в виду, вернуться во времена, когда они еще не вносили изменений, и предотвратить их?
   - Нет, мы не можем этого сделать. Пока они не внесут свои изменения, на нашей собственной "главной магистрали" не существует альтернативы, поэтому мы не знаем, стоит ли их искать, пока не станет слишком поздно их останавливать. Теоретически мы могли бы вернуться в то же самое место во времени в нашей вселенной, но на практике ни у кого нет такой точной навигации. Что, боюсь, означает, что мы всегда являемся запаздывающей силой.
   - Так как же вы их остановите?
   - Обычно, легко обнаружить начальный разрыв, когда их хронопорт покидает основную нить. В таких случаях мы возвращаемся к тому моменту и встраиваемся в их новую нить. А затем, как можно скорее, убиваем их.
   - Простите?
   - Мы убиваем их. Наказание за нарушение Устава - смертная казнь, Мартинус. Здесь нет места для маневра. И убивать их - а иногда, если у них было время заручиться поддержкой местных аборигенов, убивать и тех - это самый простой и решительный способ покончить с разрывом, который представляет собой их новая нить.
   - Если мы все сделаем правильно, то достаточно скоро нить просто впитается в основной ствол, как будто этого никогда и не было.
   - И вся потенциальная вселенная погибнет, - очень, очень тихо сказал Пэдуэй.
   - Да, - твердо подтвердила она.
   - Бывают ли исключения? - осторожно спросил он.
   - Для нарушителей, преступников? Нет. Иногда, однако, какая-то нить настолько прочно укоренилась, что ее невозможно устранить, что бы мы ни делали. В таких случаях мы устраняем сбои, которые могли бы привести к дополнительным разрывам, и позволяем этим нитям развиваться. Это не идеально, но, честно говоря, я думаю, что довольно часто наши агенты КТР вздыхают с облегчением, когда это происходит.
   - То, что мы делаем, необходимо, и мы это знаем, но это не значит, что нам это должно нравиться.
   - Значит, ваши законы не оставляют вам другого выбора, кроме как убить меня и, возможно, всех моих друзей, но, по крайней мере, вы не убьете эту вселенную. - Он вздохнул. - Думаю, это уже кое-что. - Его улыбка была сладко-горькой. - По крайней мере, в этом я преуспел. В этой вселенной Тьма не наступит, даже если меня здесь не будет, чтобы увидеть это.
   - Да, я думаю, вы можете предположить, по крайней мере, это, Мартинус. - Она кивнула, в ее глазах было сочувствие. - Не многие люди могут сказать, что они достигли чего-то столь грандиозного, особенно имея не больше ресурсов, чем было у вас, когда вы прибыли сюда.
   - Надеюсь, вы не будете возражать, если я скажу, что это слабое утешение? - едко спросил Пэдуэй.
   - Нет, совсем не возражаю. На вашем месте я бы чувствовала себя точно так же.
   - Тогда, полагаю, нам лучше покончить с этим. - Пэдуэй выдавил из себя улыбку. - По крайней мере, так я хотя бы узнаю о своем агностицизм.
   - Верно, - сказала она, улыбаясь ему в ответ. Она сунула руку в боковой карман своей туники.
   И исчезла.
   Мартин Пэдуэй сидел очень, очень неподвижно, глядя на кресло, которое занимала капитан Класен-Хематти. Там было пусто, и он встряхнулся, затем дико огляделся.
   Фонтан во внутреннем дворе радостно журчал и хихикал, солнце заметно опустилось, и он сглотнул. Куда бы она ни отправилась, должно быть, забрала с собой этот свой "временной пузырь".
   Если предположить, что она действительно была здесь, - подумал он. - Предполагая, что я, в конце концов, не сломаюсь от напряжения и не начну воображать путешественников во времени из далекого будущего! Но у меня в подсознании не может быть такого рода технической болтовни... не так ли?
   Он протянул дрожащую руку к недопитому бокалу с бренди. То бренди, что в нем содержалось, было неизмеримо вкуснее, чем его оригинальный сырой продукт. Оно заслуживало того, чтобы его как следует смаковали.
   Он проглотил его содержимое, как воду, и закашлялся, когда алкоголь обжег ему пищевод и взорвался в желудке.
   Что ж, в любом случае, оно казалось вполне реальным!
   Он еще мгновение смотрел на пустое кресло, затем, пошатываясь, поднялся на ноги, гадая, что же произойдет дальше.
   - Извините, Мартин, - раздался у него за спиной ставший слишком знакомым женский голос, и он развернулся так быстро, что упал бы, если бы тонкая, сильная рука не схватила его за локоть.
   - Не делайте этого! - воскликнул он. - Если вы собираетесь застрелить меня, просто стреляйте. Не пугайте меня до смерти, черт возьми!
   - О, я не собираюсь в вас стрелять! - заверила она его.
   - Но вы сказали...
   - Но я сказала, что нарушение Устава влечет за собой смертную казнь. Однако мне пришло в голову, что ваше дело несколько выходит за рамки закона, поэтому я отправилась домой, чтобы изложить его своему начальству. Они потратили около десяти лет на изучение этой временной линии, изучая все, что вы сделали, мучительно подробно, как вы бы назвали это, и затем решили, что я была права.
   - Права в чем? - он пристально посмотрел на нее.
   - То, что случилось с вами, должно быть невозможным согласно всем нашим современным теориям темпоральной физики. Не могло произойти. Но произошло, и это убедительное доказательство того, что в нашем собственном понимании темпоральной механики есть серьезная брешь. К сожалению, это не то, в чем мы можем позволить себе ошибаться. И даже если мы убьем вас и всех ваших... соратников здесь, в шестом веке, вероятность того, что эта нить будет поглощена вновь, относительно невелика. Так я получила разрешение объявить это защищенной нитью.
   - Вы не будете ее прерывать?
   - Нет, - мягко сказала она. - Она слишком важна для этого. Вместо этого мы изучим ее - изучим очень, очень внимательно. И, если внесенных вами изменений будет достаточно, это действительно станет единственным известным нам направлением, в котором Западная Европа никогда не погружалась во тьму.
   - Что ж, - тихо сказал он. - Это уже кое-что. Это действительно что-то... даже если меня здесь не будет, чтобы увидеть это.
   - О, вы будете, - она протянула руку и сжала его плечо. - Мы бы и не подумали о том, чтобы лишить эту нить "таинственного Мартина". На самом деле, поскольку нить уже распутана, и какую бы инерцию она ни поглотила, она уже направлена в другое русло, и мое начальство считает, что предотвращение Темных веков - это... стоящая цель. Мы бы никогда не сделали ничего подобного намеренно, но теперь, когда вы... ну, я полагаю, вынудили нас к этому, мы хотим посмотреть, как далеко это зайдет.
   - Что?
   - Мы хотим посмотреть, как далеко это зайдет, - повторила она, снова сжимая его плечо.
   - И, учитывая обстоятельства, Комиссия считает, что вы заслужили право увидеть то же самое. Значит, они ждут вас.
   - Ждут...?
   - Вашего возвращения домой. Они ждут вас, в Истинном Настоящем.
   - Ждут меня для чего?
   - Чтобы вы вернулись домой и могли пройти курс антигероновой терапии - Мартин, я более чем в два раза старше вас, так что у вас нет причин торчать в дряхлом теле - и получить ваши собственные нейронные импланты. Если вы захотите, мы также предоставим вам в качестве партнера искусственный интеллект, такой как Твастар. Ой, простите. Вас все еще не представили ей. Это та самая член экипажа, о котором я говорила, когда была здесь в прошлый раз. И затем, как только мы пройдем ускоренный курс вашего образования, вам будет поручено... руководить этим направлением.
   Пэдуэй откинулся на спинку стула.
   - Руководить этим направлением?
   - Что ж, я потратила десять лет, изучая вас, Мартин. Что бы ни говорили, вы не из тех, кто хочет бросить работу на полпути, и действительно заботитесь об этих людях. Так что мне удалось уговорить Комиссию разрешить вам вернуться сюда, как только вы будете должным образом экипированы, еще на... ну, лет на пятьдесят-шестьдесят. Примерно столько эти люди могли ожидать при нормальной жизни.
   - Вы состаритесь, но благодаря антигероновым препаратам только косметически. И у вас будет время продолжать делать то, что вы делали.
   Ее глаза блеснули, когда у него отвисла челюсть, и она в третий раз сжала его плечо.
   - Вы не получите больше материальных ресурсов, - мягко сказала она ему, - но вам не придется бросать друзей, которые вам дороги, и если вы согласитесь на эту должность, думаю, вы обнаружите у себя более полную техническую библиотеку, с которой можно ознакомиться.
   Он уставился на нее, открыв рот, и огонек в ее глазах превратился в широкую улыбку.
   - Заинтересовались? - спросила она.
  

ДРАКОН И ВЫПИВОХА

  

I

  
   Не знаю, прочтет ли кто-нибудь это когда-нибудь. Даже если и прочтет, не знаю, поверит ли он в это. Хотя это неважно. Даже если вы читаете это, если только вы не очень... необычный человек, то мало чем можете мне помочь. С другой стороны, если вы из тех читателей, которые могли бы мне помочь, у вас не возникнет проблем с тем, чтобы поверить мне.
   Меня зовут Ричард Остин. До недавнего времени я был автором популярных историй, и у меня это неплохо получалось. Вероятно, я был не выше среднего уровня, но, к счастью, моя семья всегда была, по крайней мере, умеренно обеспеченной, так что мне не приходилось зарабатывать на жизнь продажей книг. Я не был эзотерическим ученым-экономистом или социологом-историком, а просто старомодным военным историком. Прагматичным, прямолинейным парнем. Конечно, никогда не связывался с такими вещами, как "паранормальные явления" или колдовство, хотя некоторые мои друзья баловались ими. У меня самого никогда не было на это времени. Не поймите меня неправильно - дело не в том, что я ходил и бормотал "чушь собачья!" или что-то в этом роде. Просто никто никогда не приводил никаких доказательств - по крайней мере, к моему удовлетворению, - что такие вещи существуют.
   Сейчас все изменилось.
   Это был, что вполне уместно, Хэллоуин. На самом деле, классический Хэллоуин, с громом, молниями, дождем и завываниями восточного ветра. На мой взгляд, это был отличный Хэллоуин. Хэллоуин, который идеально подходит для того, чтобы посидеть дома с хорошей книгой, у хорошего камина и с бутылочкой лучшего напитка, в безопасности от любителей сладостей (я благодарен, что эта порода появляется только раз в год). Уверенный, что никто не нарушит моего уединения, я только что налил себе вторую порцию (а может, и третью) "Гленливета XXV", взболтал ее, добавив один кубик льда, и поднес к губам, чтобы как следует оценить его аромат... когда в дверь позвонили.
   Я проигнорировал звонок, предположив, что это просто какой-то смельчак, который, несмотря на погоду, отправился в ежегодную разбойничью вылазку в маске и с мешком. Но тут звон повторился во второй раз, а затем и в третий. Дом стоял довольно далеко от дороги, но на несколько миль вокруг он был единственным видимым с шоссе, и вполне возможно, что какой-нибудь попавший в беду автомобилист увидел свет в окне моего кабинета. Путь от дороги до входной двери был долгим, что, увы, при обычных обстоятельствах не спасло бы меня от раздачи сладостей, но мысль о том, что кто-то стоит снаружи - мокрый, замерзший и несчастный под проливным дождем, - взяла надо мной верх. Добрый самаритянин во мне подтолкнул меня к двери.
   Как только я открыл ее, то решил, что это, должно быть, была моя четвертая порция. Вместо ожидаемого застрявшего автомобилиста я оказался лицом к лицу, можно сказать, с самым невероятным персонажем, которого когда-либо видел. Он был одет в кожаную безрукавку поверх зеленой рубашки, коричневые бриджи и горчично-желтые ботинки. На голове у него была зеленая шапочка Робин Гуда с длинным белым пером, а на правом плече висел желтый рюкзак.
   Его рост составлял примерно одиннадцать дюймов.
   Даже не поблагодарив, маленький человечек протиснулся мимо моих лодыжек и направился прямиком по короткому коридору. Я автоматически повернул голову, чтобы проследить за его продвижением, но недоверие - наверное, вполне понятное - заставило меня застыть на месте, пока он не скрылся в кабинете. В этот момент дождь, хлестнувший мне в лицо, вернул меня к тому, что когда-то наивно считалось реальностью, и я закрыл входную дверь и последовал за ним.
   Я добрался до входа в кабинет как раз вовремя, чтобы увидеть, как он пробирается по ворсистому ковру, который доходил ему до лодыжек, к камину. Он скинул промокшие ботинки и поставил их сушиться перед камином, затем направился еще раз, на этот раз к бутылке виски, которую я неосторожно оставил на самом видном месте на кофейном столике. Мой мозг был настолько ошеломлен, что привидению показалось вполне разумным взобраться на столик, выбрать один из моих бокалов-тюльпанов, чуть ли не в половину его роста, и на две трети наполнить его моим виски. Пурист в моей душе был оскорблен, когда он опрокинул половину бокала одним бесконечным глотком, но он только испустил долгий, счастливый вздох и уселся, прислонившись спиной к бутылке и свесив ноги в одних чулках с края низкого столика.
   В какой-то момент я закрыл за собой дверь и осторожно прокрался в кабинет. Я опустился обратно в кресло, нащупал свой бокал и сделал быстрый (и большой) глоток лекарства.
   Безрезультатно.
   Он все еще был тут.
   Странный человечек снял шапочку и внимательно осмотрел белое перо на ней. Убедившись, что с ним ничего не случилось, он надел шапочку на горлышко бутылки, чтобы она просохла, и вытащил карманные часы размером с половину своей головы. Пока он разглядывал свои руки, мой немигающий от удивления взгляд был прикован к нему.
   Он поднял голову, заметил мои остекленевшие глаза и кисло усмехнулся. Затем засунул карман в часы - я имею в виду, сунул часы обратно в карман - и нахмурился, глядя на меня.
   - А тебя, сл'чайно, не Рич'рд О'Стейн з'вут? - спросил он пронзительным басом.
   Послушайте, я ничего не мог с собой поделать. Голос был басовитый, и к тому же пронзительный. И если вас смущает, когда вы читаете это, представьте, каково мне было это услышать!
   - Э-э-э...
   Я укоризненно посмотрел в свой бокал, прежде чем снова взглянуть на него.
   Не-а. Все еще тут.
   - Ну что, др'жище, все в п'рядке? - спросил он более резко.
   - Более или менее. - Я отхлебнул еще из своего бокала и кивнул более уверенно, наслаждаясь коварной смелостью его великолепного золотого огня. - Да. Только мы сменили фамилию на Остин четыре - нет, пять - поколений назад.
   - Но ты же перв'нец О'Стейна в своем пок'лении? - настаивал он.
   - Да, я слышал. - Я сделал более спокойный глоток своего напитка. - Конечно, папа, возможно, не все мне рассказал.
   - Т'гда ты-то мне и нужен, пар'нь. - Маленький человечек полез в свой желтый рюкзак и достал свернутый лист пергамента, перевязанный выцветшей красной ленточкой. Он взглянул на него, затем протянул мне.
   - Пр'чти это.
   Должен признать, что мои пальцы дрожали, когда я держал документ. Мне нравится думать, что это из-за виски, которое я уже выпил, но, скорее всего, из-за того, что его пергаментный свиток оказался не сложенным... несмотря на то, что был на добрых шесть дюймов длиннее, чем самый большой размер его рюкзака.
   Я решительно отбросил в сторону эту маленькую странность и развернул потрескавшийся лист. Чернила на пожелтевшей поверхности выцвели, и я наклонил лист к свету, а затем снова посмотрел на него.
   - Прости. Я немного подзабыл гэльский.
   - Ча! - Он по-настоящему красноречиво фыркнул. - И чему, черт в'зьми, они учат в этих ваших шк'лах? - Он казался по-настоящему раздраженным и выхватил у меня листок обратно. - Ну что ж, тогда ск'жу тебе, что здесь н'писано. Это согл'шение - подпис'нное и скр'пленное кровью в полн'луние, заметь, - между мной и перв'м О'Стейном, кас'ющееся процв'тания его семьи и моего собств'нного. С'гласно этому док'менту, - он коверкал слова с чудовищным сочетанием ирландского и шотландского акцентов, - О'Стейн `бязуется п'мочь мне вернуть мой к'вшин с зол'том, если какой-нибудь п'длый вор отымет его у меня, в обмен на то, что я з'бочусь о процв'тании его и его потомков. Ну что ж, др'жище, я вып'лнил свою часть сделки, и теперь, когда мой к'вшин был `краден самым п'длым негодяем на свете, ты д'лжен п'мочь мне в'рнуть его.
   - Извини?
   Я поспешно сделал еще один глоток "Гленливета". Было совершенно ясно, что кое-кто сошел с ума, - спокойно решил я. - Расстраиваться было не из-за чего.
   - Я ск'зал, - начал он снова, более громко, как будто думал, что я, должно быть, немного глуховат, - что этот док'мент `бязывает...
   - Думаю, положения изложены ясно, - сказал я. Если моя расстроенная психика вызвала в воображении эту нелепую маленькую крысу, то я всего лишь перебивал сам себя. Если же он был результатом выпитого изрядного количества "Гленливета", то я никому не мешал, потому что его не существовало.
   - Чего я не понимаю, - продолжил я, игнорируя обиженный взгляд его маленьких голубых глазок-бусинок, - так это кто ты такой, что за горшок, и почему, черт возьми, думаешь, что я тебе что-то должен.
   - Ты т'кой же гр'биян, как и твои предки, пар'нь! - багровый цвет его лица прекрасно сочетался с рыжими волосами и бородой. - Но я спишу это на `тсутствие у тебя должного обр'зования и пока не буду обр'щать на это вн'мания.
   Эта мысль, казалось, несколько смягчила его, и он сделал еще глоток из своего - моего - бокала, а затем продолжил уже более спокойно.
   - Кто бы я ни был, меня з'вут Эгберт. Что касается того, что такое глиняный г'ршок, то это мой г'ршочек с зол'том, к'торый, как долж'н знать любой дурак, должен быть у всех л'преконов. И единств'нное, что заст'вляет меня думать, что ты мне что-то долж'н, вот этот д'кумент, который, будучи п'дписан кровью при свете полной луны, н'лагает на всех, кто является его `частником или ст'новится его `частником, нак'зание пр'следованиями призраков, вурд'лаков, дл'нноногих тварей и прочих, к'торые гремят по ночам.
   Я моргнул. А что, если этот маленький придурок был на взводе? Хуже того, что, если он действительно существовал?
   - Эм, - сказал я. А потом: - Понятно, - чего я не понял. - А что это за "призраки и вурдалаки" и так далее?
   - Ну, - эти голубые глаза загорелись нездоровым блеском, - есть ведьмы и прив'дения. А еще есть баньши и обор'тни. Может быть, пара в'мпиров. И тролли, и...
   - Понимаю, - слабым голосом сказал я. - Но почему все это должно меня касаться? Я никогда не подписывал этот документ, даже чернилами.
   - Сов'ршенно верно. - Он скрестил ноги и серьезно наклонился вперед. У меня был профессор, который как-то читал лекцию именно таким образом. - В'дишь ли, его подп'сал сам О'Стейн, и он 'бязует кровь от его крови и кость от его кости. Др'гими словами, чувак, - он ткнул в меня обкусанным указательным пальцем, - это 'бязывает тебя с'мого.
   - Кто сказал? - слабым голосом спросил я.
   - Главный с'дья Элв'рона, - коротко ответил он, и я вздрогнул. Я никогда не слышал об Элвероне, но что-то подсказывало мне, что никогда и не хотел бы узнать.
   - Я... э-э-э, понятно, - сказал я. - Это... так понимаю, что для этого есть какой-то прецедент?
   - Дело "Дивел против Тимоти О'Райана", - быстро сказал Эгберт. - Суд прин'л р'шение в пользу истца.
   - Понятно.
   Я потянулся за бутылкой, но он сорвал с нее пробку и отодвинулся в сторону, чтобы можно было подлить виски в мой пустой бокал. Так я и сделал. Плеснул "Гленливет XXV", и горлышко бутылки заплясало на краю бокала, как кастаньета. Сделал глоток и упрямо откинулся на спинку стула, мысленно проклиная душу своего далекого предка.
   - В таком случае, - осторожно начал я, - какие доказательства ты можешь представить, что выполнил свою часть сделки и гарантировал процветание моей семье?
   Он обвел рукой мой (по общему признанию) прекрасно обставленный кабинет.
   - Ты п'строил этот дом на деньги своего отца, не так ли? - Я снова кивнул. - Ну, пар'нь, первый О'Стейн, к'нечно, был удачл'вым кон'крадом, но я н'много помог ему собрать первую часть с'мейного сост'яния О'Стейнов, так сказать. И это я пос'ветовал твоему пра-пра-пра-прадедушке также продать все до краха двадцать д'вятого года. Кроме того, я вмеш'вался раз или два, и твоей семье от моего вм'шательства хуже не стало.
   - Понятно. - Я немного устал от такого однообразного повторения, но не видел никакого способа его улучшить. На самом деле, я думал, что поступил правильно, получив хоть какой-то ответ.
   - В т'ком случае, если у меня `крали мой к'вшин, ты должен поз'ботиться о том, чтобы я его вернул, ясно?
   - Прости меня. - Я собрался с духом. - Возможно, я кажусь немного туповатым, но если ты работаешь здесь так долго, как следует из твоих ответов, и если ты так много сделал для моей семьи, мне кажется, ты мог бы быстрее и легче вернуть свои деньги самостоятельно. И еще, - я внезапно наклонился вперед, - у меня шотландская семья, а не ирландская. И вообще, какого черта мы водим дружбу с лепреконом?
   - Это долгая `стория, тупица, - сказал он, - но я кор'тко отвечу. Когда святой Патрик - чтоб ему сдохнуть от Оберона! - изгнал змей и духов из Эрина, большинство из нас, мал'ньких людей, сб'жали вместе с ними, п'нимаешь? Ш'тландия была лучшим местом, куда можно было отправ'ться в спешке. Я ст'лкнулся с твоим дедом, когда был за гр'ницей, и увидел в'зможность немного обез'пасить себя, по'бщавшись со смертным. Отвечая на первую часть твоего вопроса, скажу, что есть вещи, к'торые смертный может сделать, а мал'нький народец - нет, и одна из них - вернуть `крад'нный к'вшин с з'лотом честному л'прекону. Пр'фсоюз не позволит нам получить их обратно самим, - угрюмо добавил он.
   - Понятно, - повторил я. - Итак, если ты, так сказать, поставил меня в тупик этой штукой, - я указал на свернутый контракт, - ...значит, я ставлю тебя в тупик тем фактом, что нужен тебе, если ты вообще собираешься вернуть свое золото?
   - Вот это правда, - сказал он, внезапно посерьезнев. - Ты единств'нный смертный, которому я могу доверить вернуть к'вшин, когда он `кажется у тебя в руках, потому что у меня есть к'нтракт, к'торый к'сается твоей головы. Такие, как ты, н'зывают меня х'трецами, - возмущенно добавил он, - но все знают, что сами смертные всегда п'таются п'лучить от нас что-нибудь лишнее!
   - Кстати, о смертных. - Я откинулся назад и скрестил ноги, держа в руках бокал с виски. - Я думал, что для этого существует определенный протокол. Что-то насчет того, чтобы исполнить три желания?
   - Да, к'нечно, есть, - ворчливо сказал он. - Но это р'ботает только для смертных. Для тех, кто знает, как этим пользоваться, магия л'преконского г'ршка дороже всех желаний на свете.
   - Человек, укравший ваш кувшин, не... смертный? - очень осторожно спросил я, пока арктические сороконожки бегали у меня по спине.
   - К'нечно, нет! Если бы он был смертным, я бы в'рнул свой к'вшин много лет назад.
   - Эм, Эгберт, я не очень хорошо умею обращаться с бессмертными магическими существами, которые могут превратить меня, скажем, в таракана.
   - О, с'берись с силами, др'жище! - Эгберт презрительно покачал головой. - Все, что для этого нужно, - это немного х'лодного железа. Сам я с этой пр'клятой штукой не справлюсь, но для таких, как ты, это н'дежное оружие. Это единств'нная причина, по которой такие, как ты, вообще смогли прогнать нас в горы.
   - О.
   Я тщательно запомнил эту информацию, мимоходом ощупав правый карман и полюбовавшись очертаниями своего перочинного ножа. Раньше я никогда не думал о его четырехдюймовом лезвии как о мече и защитном щите, но сегодняшний вечер, похоже, расширил мои концептуальные границы.
   - Возможно, - сказал я, внезапно успокоившись, - и даже учитывая, что ты прав насчет того, что смертные торгуются с... подобными тебе. Я не самый большой альтруист во всей вселенной. Но у меня есть встречное предложение тебе.
   - И что бы это могло быть? - мрачно спросил он.
   - Надо признать, у тебя есть контракт. - Я кивнул. - Но я уже почти готов позвать священника и посмотреть, как на тебя и твоего верховного судью Элверона подействует небольшой обряд экзорцизма. Насколько я понимаю, ты и тебе подобные проигрываете при новом порядке вещей. Я готов поспорить, что мог бы разорвать этот контракт, если бы захотел пойти на риск.
   - В'зможно, - неохотно согласился он. - Но ты сильно р'скуешь, если так д'маешь, пар'нь! Я тут п'бывал, и позволь мне сказать тебе, что это будет сор'внование по бегу в одиночку, посмотрим, кто кого `передит - ты за св'щенником или баньши Маккри за тобой!
   - Возможно. - Я снова кивнул. - И именно поэтому делаю тебе встречное предложение. Ты соглашаешься разорвать это проклятое соглашение или заключить аннулирующее его действие приложение - или что бы это ни было - чтобы убедиться, что не сможешь дважды проделать один и тот же трюк со мной или моей семьей, и я помогу тебе вернуть твое золото... на этот раз. В противном случае... - Я протянул руку и схватил его за безрукавку, прежде чем он успел увернуться. - мы с тобой вместе сходим к священнику и узнаем, понравится ли тебе омовение святой водой!
   - Ах ты, дв'личный негодяй! - проревел он, брыкаясь, как разъяренный кролик, и повисая у меня на руках. - Я пред'преждаю тебя, большой х'лиган! - Схватить лепрекона довольно просто, но удержать его в руках - совсем другое дело!
   - Возможно, - мрачно согласился я, не разжимая рук. - Но я почти готов рискнуть. Мне больше не нужна ни твоя помощь, ни твое навязывание, Эгберт, и если раньше я никогда в тебя не верил, то теперь верю. Так что лучше поверить мне, когда я говорю серьезно. Или ты разрываешь этот чертов контракт, или я сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить тебя к священнику до рассвета!
   - Х'рошо! - сказал он наконец. - Х'рошо! Х'рошо! Даю тебе слово, клянусь, что р'зберусь сам!
   Я на мгновение задумался. На самом деле я не знал, насколько велика вероятность того, что какая-либо клятва удержит его, но, похоже, одна из них будет связывать сильнее, чем другие. Так что, спустя еще несколько секунд, поставил его на место.
   Он поднял взгляд от кофейного столика и уставился на меня, уперев руки в бока. Но затем какой-то невольный блеск зажегся в его глазах.
   - Если у тебя хватит духу взяться за р'боту, я тебе это `бещаю, - сказал он с сожалением. - Как только вернем мой к'вшин с золот'м, буду рад избав'ться от тебя! Я и так мало чего д'бился за все свое время и старания! Принеси нам бумагу, и мы с этим справимся.
   - Нам нужно полнолуние? - Внезапно я засомневался, осознав, что мне не хватает знаний о том, как работают законы юриспруденции в необычном мире Эгберта. Без сомнения, если бы я не был осторожен, он мог бы перехитрить меня, не утруждаясь.
   - Не в этот раз, - сказал он и щелкнул пальцами.
   На столик с грохотом опустился том в красной телячьей коже, высотой с Эгберта. Корешок, напечатанный изящными золотистыми чернилами, гласил, что это Юридический Кодекс Элверона, С Некоторыми Соответствующими Замечаниями И Комментариями, Почерпнутыми Из Многолетней Практики Коллегии Адвокатов, С Указателем И Приложениями, Составленными С Предисловием Его Величества Короля Оберона И Отредактированными Х. Мерлином, Почетным Верховным Судьей. Когда Эгберт открыл его, я увидел, что это была прекрасно иллюстрированная работа, скопированная от руки. Он перевернул несколько страниц и ткнул пальцем в главу, озаглавленную "Аннулирование обязательных договоров, заключенных предками смертных и бессмертных существ при свете полной луны". Это, безусловно, показалось мне важным, и я просмотрел несколько страниц сухой юридической терминологии, пока не добрался до нужного мне раздела.
   - В соответствии с положениями Единого магического кодекса (ЕМК), для аннулирования обязывающего договора, заключенного предком смертного и любыми бессмертными существами (см. раздел VII, пункт 14-a регламента ЕМК 11769-ci), не требуется ничего, кроме четкого указания на то, что это соглашение было заключено в соответствии с законом "О магии", понимании намерений обеих сторон в отношении содержания указанных статей о признании недействительными или аннулировании (см. пробный пример: Джин Мэлог-/- Поместье Аладдина Багдадского), при условии, что условия четко и недвусмысленно изложены языком, понятным обеим сторонам. В отличие от формального соглашения об обязательствах, такие соглашения, как упомянутое аннулирование, не требуют каких-либо необычных обрядов или условий, а скорее основаны на простой подписи каждой из сторон, которые являются обязательными для обеих сторон для полной отмены указанного первоначального обязывающего соглашения во всех его положениях, касающихся пошлин, штрафных санкций, вознаграждений, и так далее, и тому подобное.
   - Ну, это, конечно, кажется достаточно ясным, - сказал я с некоторым сомнением. - Минутку.
   Я подошел к своему столу и достал из верхнего ящика блокнот и авторучку. Я также нахмурился, осознавая, что в тот вечер выпил немало очень хорошего виски, размышляя о том, как лучше составить документ, который, как я горячо надеялся, удовлетворил бы почетного председателя Верховного суда Х. Мерлина.
   - Я, лепрекон Эгберт, - написал я наконец, - настоящим заявляю о своем согласии на то, что в обмен на возвращение моего кувшина с золотом Ричардом Фрэнсисом Остином, прямым потомком О'Стейнов по мужской линии, я освобождаю упомянутого Ричарда Фрэнсиса Остина и всех его потомков, братьев и сестер, двоюродных братьев или других родственников, мужчин или женщин, по крови, браку или усыновлению, от любых обязательств оказывать мне дальнейшую помощь любым способом.
   - И я, Ричард Фрэнсис Остин, настоящим освобождаю упомянутого лепрекона Эгберта от любых обязательств по оказанию помощи мне, моим потомкам, братьям и сестрам или другим родственникам по крови, браку или усыновлению в целях дальнейшего развития нашей семьи, и это освобождение вступает в силу немедленно после исполнения согласно предыдущего параграфа, при условии только, что не произойдет внезапного ухудшения этого состояния конкретно в связи с утратой влияния упомянутого Эгберта.
   - Совершено тридцать первого октября две тысячи двадцатого года (по христианскому летоисчислению) лепреконом Эгбертом и Ричардом Фрэнсисом Остином.
   Эгберт взглянул на это, кивнул и нацарапал внизу неразборчивую подпись. Неразборчивость, вероятно, была обусловлена разницей в масштабе между ним и авторучкой. В свою очередь, я расписался слегка пьяным росчерком и спрятал листок в свой настенный сейф, где, наверное, он и хранится по сей день.
   Не знаю, у меня никогда не было возможности проверить.
  

II

  
   Вы когда-нибудь катались всю ночь по радуге?
   Похоже, что нет. Не многим это удавалось.
   Я бы тоже не согласился на это, если бы Эгберт не показал мне древний контракт, когда я заколебался. Тем не менее, если вам нужно путешествовать, это отличный способ совершить его - без пробок, и даже не нужно включать фары ночью, потому что сама проезжая часть обеспечивает более чем достаточное освещение.
   Позже я узнал, что полутораметровая труба, которую Эгберт достал из своего невероятного рюкзака, принадлежит парню по имени Хеймдалль, который является кем-то вроде персонажа скандинавской мифологии. Сама радуга называется Бифрост. В то время я знал только, что неровный звук, который Эгберт извлекал из трубы, вызвал к жизни прекрасную мерцающую радугу у самых дверей моего гаража.
   Несмотря на давние опасения, я был совершенно очарован, наблюдая, как Бифрост появляется из дождя, ветра и темноты, сверкая во всем своем сияющем великолепии. Никогда не представлял себе ничего подобного и поймал себя на сожалении о том, что не уделил хотя бы немного внимания тем "паранормальным явлениям", на которые у меня никогда не было времени.
   Тиран-недомерок не без труда убедил меня забрать из гаража старый отцовский "Ягуар Е" 1969 года выпуска. Радуге, по моему предыдущему опыту, не хватало определенной прочности, и хотя этот образец действительно казался несколько ярче и прочнее тех, что я рассматривал ранее, потребовалось много слов, чтобы убедить меня попробовать покататься на нем. Мало того, было непросто вкатить передние колеса на край радуги, поскольку между ним и бетонным фартуком гаража оставался зазор примерно в два дюйма.
   Тем не менее, нам это удалось. И, как только мы прочно обосновались на радуге и переждали ее тревожную первоначальную тенденцию раскачиваться под тяжестью, затем плавно отправились навстречу приключениям.
   Ха! Конечно, мы это сделали.
   Около шести утра выглянуло солнце. К тому времени Эгберт опустошил все три бутылки виски, которые предусмотрительно спрятал в свой рюкзак, пока я не видел, а это означало, что он был слишком занят сном, чтобы отвечать на какие-либо вопросы. Предоставленный самому себе, я прикинул, что, несмотря на то, что на дворе был октябрь - ну, уже наступил ноябрь, - яркая дуга света, появившаяся из-за горизонта, была летним солнцем. Свет был настолько ярче радуги, что поверхность нашей дороги засверкала, как будто ее покрыла роса - что, насколько знаю, вполне могло быть правдой. Мне показалось, что светило позднее июньское солнце. Впрочем, это не имеет значения. Там, куда мы направлялись, солнце светит всегда как в конце июня.
   Теперь, когда стало светло, я выглянул из-за края радуги и увидел, что мы снова приближаемся к земле. На мой взгляд, это было хорошо. Радуги проводят много времени в воздухе, на высотах, с которых падающий "Ягуар" (и его содержимое) при ударе издают неприятный шумный звук.
   Мы прибыли примерно в половине одиннадцатого. Не спрашивайте, куда, потому что не знаю. Я обнаружил, что есть разница между тем, чтобы куда-то поехать, и тем, чтобы прибыть. Когда вы куда-то направляетесь, у вас обычно есть некоторое представление о месте назначения. Но когда просто прибываете куда-то, все, что известно, это то, что вы там - где бы это "там" ни находилось. Я понял, что мы прибыли на место, когда радуга, изящно изогнувшись, спустилась к вершине покатого зеленого холма и с грохотом опустила нас с шестидюймовой высоты на покрытую росой, гладкую изумрудную лужайку.
   "Ягуар" минуту покачался на пружинах и амортизаторах, а затем остановился. Я глубоко вдохнул искрящийся воздух и, поддавшись минутной слабости, с большим сочувствием подумал о восьмифунтовом Джесси Джеймсе, который спал рядом со мной.
   Минута пролетела быстро.
   Я выключил зажигание, затем не слишком мягко ткнул своего спутника под ребра.
   - Уффф? - заметил он.
   - Проснись и пой, дружище, - бодро сказал я. - Мы здесь. Где бы это здесь ни находилось.
   - О-о-о, у меня болит голова, - простонал он.
   Он неуверенно сел, затуманенным взором уставился на сверкающие склоны холмов и пробормотал что-то неприятное себе под нос. Что ж, когда ты ростом в фут и за ночь выпил три бутылки одного из лучших односолодовых виски, которые когда-либо производились, полагаю, что похмелье в результате должно быть чудовищным. Не то чтобы я сильно сочувствовал. В конце концов, превосходный (и дорогой) односолодовый напиток, о котором идет речь, был моим.
   - Похмелье? - сладко спросил я.
   - В некот'ром роде, - согласился он со стоном. Я сочувственно кивнул, проливая крокодиловы слезы.
   - Бывает после чужого виски, - заботливо заметил я, за что сам получил довольно злобный взгляд.
   - Я был бы благ'дарен, если бы ты пр'держал язык за зубами, п'рниша, - сказал он со зловещим терпением. - Это моя терр'тория, а не твоя, и никто не сможет вмешаться, если я решу проклясть тебя сейчас!
   - Может быть, - сказал я со своей лучшей улыбкой чеширского кота. - Но если проклянешь меня сейчас, никто не вернет тебе твой долг. А если проклянешь меня потом, то ответишь перед верховным судьей Элверона. Так что не поступай со мной так некрасиво, парниша!
   - Мож'т быть, и так, - сказал он со своей собственной улыбкой. - Но, в т'ком случае, знаю кое-что, чего не знаешь ты.
   - Что именно?
   Я старался говорить непринужденно, но его злобная ухмылка внезапно напомнила мне, что этот маленький оборванец, несомненно, опаснее, чем я думал.
   - Знаю, у кого ты д'станешь мне к'вшин.
   - И кто бы это мог быть? - спросил я, чувствуя себя все более опустошенным.
   - Пар'нь по имени Сильвестр, - весело сказал Эгберт. - Слышал о нем?
   - Не могу сказать точно, - осторожно признался я. - Каков он?
   - О, в'сьма образов'нный джентльмен, - серьезно заверил меня Эгберт. - Вор, конечно, но образов'нный, несмотря ни на что.
   Он помолчал, искоса поглядывая на меня, а затем продолжил с преувеличенной небрежностью.
   - Ну, к'нечно, в нем около дв'хсот футов длины.
   Моя отвисшая челюсть отдавила мне палец на правой ноге.
   - Двести... футов? - глупо переспросил я. Затем мне в голову пришла еще более неприятная мысль. - Длины? - повторил я. - Не "высоты"?
   - Длины. - Ответ Эгберта был твердым, и он улыбнулся от уха до уха.
   - Просто... э-э-э... Просто, что это за Сильвестр? - наконец спросил я, хотя онемение в районе живота говорило о том, что я уже знал об этом.
   Предположение о онемении подтвердилось мгновение спустя.
   - Да ведь он др'кон, - сказал маленький дьяволенок с черным сердцем, невинный, как только что выпавший снег. - Я забыл об этом упом'нуть?
   Я, конечно, упал в обморок.
   Эгберт был не из тех людей - простите, лепреконов, - кто позволил бы небольшой потере сознания помешать прогрессу. Еще до того, как я успел придумать хороший кошмар, он вернул меня к тому, который сам же и придумал.
   - Ну же, пар'нь! - весело сказал он. - Это всего лишь один мал'нький др'кончик, в конце концов.
   - Всего лишь дракон? Такой, с чешуей, крыльями, зубами, когтями и всем прочим?
   - Это он, пар'нь! - ободряюще сказал Эгберт, вставая с пассажирского сиденья и хлопая меня по плечу.
   - Ну, теперь смотри, Эгберт. - Я с опаской посмотрел на него. - У этого... у этого твоего ящера-клептомана нет ничего моего! Не знаю, стоит ли мне идти к нему с визитом в такую рань и все такое.
   Мой смешок прозвучал немного слабо даже для меня.
   - Может, у него и нет н'чего твоего, пар'нь, - глаза Эгберта злобно сверкнули, - но мое есть!
   Он схватил свою трубу и издал звук, от которого исчезла радуга. Я тупо уставился на то место, где она только что была, и внутренне застонал. Я не знал, как без радуги вернуться в тот милый, тихий, безопасный и, главное, свободный от драконов уголок у моего камина.
   - Эгберт. - Я старался быть терпеливым. - Эгберт, ты не говорил мне, что этот... этот Сильвестр был драконом! Это нечестная борьба.
   - Но я не борюсь с тобой. - В голосе Эгберта звучала боль, но в глазах по-прежнему был торжествующий блеск. - Это тебе сражаться с Сильвестром, а я хочу помочь тебе в этом!
   - Помочь?! - фыркнул я. - Если это и есть "помощь", почему бы тебе не пойти и не помочь другой стороне? Послушай, если это дракон и все такое, и это твой мир и все такое, не мог бы ты просто подкрасться к нему или что-то в этом роде и сам забрать свое золото обратно? Я имею в виду, что, в конце концов, это твое дело, и ты наверняка разбираешься в нем лучше, чем я.
   - Я уже об'яснял тебе это. Нужен смертный, чтобы вернуть мне к'вшин. Кроме того, те, у кого он есть, в без'пасности от тех, кто его потерял. Такие правила, Дикки.
   - Не зови меня Дикки! - огрызнулся я. - Это уже чересчур, вдобавок ко всему прочему!
   - Пр'сти, - сокрушенно произнес Эгберт, и я готов поклясться, что он действительно так думал.
   - Попробую еще раз, Эгберт. Короче, простыми словами. Это невозможно, ни за что! Я не собираюсь сражаться за тебя с двухсотфутовым драконом. Контракт или не контракт, соглашение или не соглашение. Если ты хочешь, чтобы кто-то сражался за тебя с зажигалкой-переростком, тебе придется поискать другое место. Я попытаю счастья в этом забеге пешком к священнику!
   - Не д'маю, что ты станешь это делать, пар'нь, - задумчиво произнес Эгберт. - Видишь ли, во всем этом мире, в котором мы сейчас, нет ни одного св'щенника, так что, если ты подумываешь о том, чтобы отступить, пр'ятель, то здесь только мы с тобой, и никто нам не помешает. Кем бы ты предпочел провести вечность? Лягушкой или тритоном? У меня есть старые друзья, которые, я уверен, нам помогут.
   - Спасибо, - с горечью сказал я.
   Теперь я понял, почему маленькая крыса так стремилась расторгнуть соглашение. Мой отец всегда говорил: - Ричард, прежде чем что-то подписывать, протрезвей, - и теперь я понял почему. Тогда у меня было предчувствие, что здесь может быть какой-то подвох, даже если я сам это написал, и теперь знаю, в чем он заключался. В этой части говорилось, что Эгберт откажется от нас, Остинов, в обмен на то, что я верну ему его деньги. А это означало, что если этот Сильвестр съест меня целиком до того, как я верну кувшин Эгберту, моя часть контракта будет не выполнена. Что, в свою очередь, означало, что Эгберту тоже не придется выполнять свою задачу. Так что он мог просто вернуться и продолжать трясти Остинов со своим проклятым контрактом, пока никого из нас не останется. Хуже того, теперь, когда он надежно запер меня в мире без священников - почему-то я не сомневался, что в этом он был прав, - моя первоначальная угроза экзорцизма оказалась бесполезной.
   Я вздохнул. Это было время горечи и желчи.
   - Хорошо, Эгберт, - устало сказал я. - Где же ошивается этот Сильвестр?
   - К'нечно, в своем л'гове!
   - О, конечно. Где же еще? - я кисло усмехнулся.
   - Нам лучше отправиться в путь! - бодро сказал он, выпрыгивая из "ягуара". Я последовал за ним, без особой радости, но и без особого выбора.
   - Кстати, - спросил я, - как мне с ним бороться? По правилам маркиза Куинсберри, и в клинче не топтать ногами?
   - Нет, трад'ционным сп'собом, - ответил Эгберт, словно удивленный, что я спрашиваю. - Я з'хватил с собой твои д'спехи. Тебе нужен меч или топор?
   - Меч или топор? - я порывисто вздохнул, когда образы безоткатных орудий и пулеметов пятидесятого калибра с сожалением вылетели у меня из головы. Мечи и топоры!
   Что дальше? - устало спрашивал я себя, шагая следом за опасным маленьким сумасшедшим. - Что дальше?
  

III

  
   Я никогда не был сторонником конституционных собраний с утра. Во всяком случае, с тех пор, как после курса военной подготовки отслужил в морской пехоте четыре года своей жизни.
   Со времени моего неудачного знакомства с Эгбертом мне не раз приходило в голову, что, если бы я только придерживался трезвого, непоколебимого образа жизни, в котором ценятся прогулки по вересковым пустошам, по щиколотку утопая в кристальной утренней росе, я бы никогда не встретил его. Или Сильвестра. Но ретроспектива всегда яснее, чем предвидение, и было много великолепных ночных игр в пинокль - и еще более вкусных бутылок виски, - которые я мог бы упустить, ведя такой респектабельный образ жизни.
   С точки зрения пеших прогулок, это путешествие могло бы быть настолько приятным, насколько можно было бы пожелать. Всегда предполагая, что можно забыть о его вероятном конце. Если посмотреть на него в надлежащем свете, то, конечно, оно обладало всем очарованием бодрой утренней пробежки к виселице. Роса искрилась под ярким солнцем, воздух был свежим и чистым, как в доиндустриальные времена, а небо было такого голубого цвета, какой видишь только раз за очень-очень долгое время, и оно испещрено пушистыми белыми облаками, которые приседали и подпрыгивали друг перед другом. В общем, совершенно великолепное утро для того, чтобы устроить пикник в горах.
   Я возненавидел его. Но мысль о том, чтобы провести остаток вечности (которая, как мне показалось, была долгой), сидя на корточках на листьях кувшинок и ловя языком мух, тоже была немного неперспективной. Только чем ближе я подходил к Сильвестру, тем привлекательнее становилось такое будущее.
   По крайней мере, это будущее все же было.
   Через некоторое время я уловил в воздухе не только запах чистоты, но и что-то еще - смолистый запах, какой можно почувствовать у костра, в котором много хвойного дерева. Я задумчиво принюхался.
   - Это Сильвестр, - весело подтвердил мою невысказанную догадку Эгберт. - Он каждое утро жует ливанский кедр. Просто чтобы дыхание у него было сладким.
   На мгновение мне захотелось раздавить Эгберта каблуком. Но потом пришло в голову, что если бы он был бессмертен, то убить его было бы невозможно. А если бы это было не так, то попытка и неудача могли бы оказаться не самой лучшей идеей. Учитывая мотив мести, он мог стать жестоким, а учитывая, во что он меня уже втянул, не хотелось даже думать о разъяренном Эгберте.
   Схожая и тревожная мысль посетила меня. Если бессмертное существо невозможно убить, я, конечно, надеялся, что драконы попадают в категорию "долгоживущих, но смертных". Я подумал, не спросить ли Эгберта, но не очень настойчиво. Если я не мог бы по-настоящему убить ни одного, то и знать бы не хотел.
   - Ладно, Эгберт. - Я остановился. - Снимаем простые штаны и давай займемся доспехами. Я, пожалуй, переоденусь, прежде чем мы подойдем ближе.
   Он кивнул с пугающей бодростью, и, когда опустил свой рюкзак на газон, я на мгновение пожалел о своем недействительном страховом полисе Blue Cross. Но, с другой стороны, какой бы чудесной ни была современная медицина, даже она мало что может сделать с хорошо обглоданной берцовой костью.
   Эгберт сунул руку в рюкзак и начал что-то дергать. Ему было нелегко, но после недолгой борьбы он вытащил из горловины рукоять с поперечной гардой. Он ухватился за нее покрепче и поднатужился над остальной частью. После нескольких минут вытягивания он, задыхаясь от триумфа, извлек двуручный меч в ножнах, который был в четыре или пять раз длиннее его самого.
   Я взял его так осторожно, как только можно взять что-то размером и весом с мостовую балку, и с опаской посмотрел на него, когда обнажил лезвие и неловко выставил его перед собой. Встав в стойку, услышал слабый стон Эгберта, но, когда посмотрел на него, он одарил меня улыбкой. Я заметил, что улыбка была довольно слабой.
   Пока я экспериментировал с громоздким оружием, Эгберт продолжал что-то вынимать. Следующим из мешка был извлечен шлем с забралом и кивающим белым плюмажем, за ним последовали нагрудник, нарукавники, латные перчатки, кольчужная рубаха, стеганое нижнее белье, наплечники, горжет, стальные сапоги...
   Должно быть, у него там был склад армейских припасов.
   - Ах! Вот и все! - выдохнул он, опуская украшенную медью перевязь поверх треугольного щита. Я посмотрел на него с невольным уважением, когда он встал рядом с огромной кучей снаряжения, которое, очевидно, таскал с собой все это время.
   Впрочем, без особого уважения.
   - Это очень хорошо, - признал я. - А теперь, как насчет того, чтобы помочь мне надеть этот передвижной металлургический завод?
   - О, да-да! - быстро пробормотал он. Встряхнулся и продолжил громче. - Д'вненько я не проезжал здесь в последний раз, пар'нь. Дай-ка мне минутку посм'треть, по-прежнему ли Сильвестр п'сещает свои старые места.
   - Если это так, то, надеюсь, он съест тебя на месте, - пробормотал я ему в спину, когда он бросился осматривать местность. Понимаете, не то чтобы я действительно ожидал, что это произойдет, но всегда можно надеяться...
   Пока его не было, я начал натягивать доспехи, бормоча при этом множество проклятий. У меня получилось не так уж плохо - я допустил всего пять ошибок в четырех слоях, - и к тому времени, когда он вернулся на холм, уже наловчился. Какой бы способ надевания ни был самым неудобным, я обнаружил, что так оно и было. Более того, отполированная сталь впитывала солнце, как губка. Вскоре я понял, почему моллюски раскрываются в духовке, и мне не захотелось узнать то же самое.
   - Вижу, ты более или менее раз'брался в этом сам, - сказал он, спасая меня от необходимости надевать горжет задом наперед. - И рад с'общить, что С'львестр все еще в своем старом лог'ве и крепко спит, н'сколько я могу судить.
   - Рад сообщить! - прорычал я из своего шлема. - Гип-гип-ура! Давайте послушаем Сильвестра и его логово, ребята!
   - Ну нет! Не сердись, пар'нь, - успокаивающе сказал Эгберт. - Как я уже говорил, в конце концов, это всего лишь др'кон.
   - И если ты скажешь это еще раз, я попробую приготовить пюре из Эгберта, - сказал я, поднимая тяжелый железный сапог.
   - Пар'нь, пар'нь! - В печальном голосе Эгберта послышались злобные нотки, когда он, отплясывая, отошел подальше. - Мне больно слышать, что ты так себя ведешь! Смелее, пар'нь. Смелее!
   - Смелее! - я фыркнул совершенно другим тоном.
   - Ах, пар'нь! - вздохнул он.
   - Перестань страдать и скажи мне, все ли в порядке с этой кучей мусора, - проворчал я.
   - О, да, - сказал он, обходя меня, приподняв бровь. - Да, да. Ты все сделаешь прав'льно. Только не забывай держать щит высоко, парень! Что ж, тогда пошли. С'львестр ждет, хитрый, скользкий ч'рвяк!
   - Я тоже, - с несчастным видом сказал я. - И я хотел бы продолжать ждать.
   Я поднял массивный меч и положил клинок плоской стороной на свой наплечник, бряцая им вслед за Эгбертом.
   - Очень, очень долго, - пробормотал я.
  

IV

  
   Мы с Эгбертом перевалили через гребень холма - он бодро, а я, позвякивая, - и остановились, когда впереди показалась долина. Там, на каменистой стороне прямого, пологого склона холма (видите, к чему может привести тщательное описание, когда вы отправитесь в приключение?) был скалистый проход. Скалистые проемы меня вполне устраивали. Что мне не понравилось, так это струйка дыма, просачивающаяся из-под закопченного навеса. Ну, это и большая куча хорошо обглоданных костей перед ним.
   - Ты уверен, что это то самое место, Эгберт? - с надеждой спросил я.
   Не надеясь, что это так, но надеясь, что это не так.
   - Да, - сказал он.
   - Так я и думал. - Я тяжело сглотнул. - Знаешь, Эгберт, я тебя ненавижу.
   - Это тяжело, пар'нь, см'ртельно тяжело, - самодовольно сказал он. - Просто п'дожди. В конце концов, все н'ладится. Вот увидишь!
   - В чьем конце? - ехидно спросил я.
   - Точная мысль, - задумчиво согласился он.
   Я хотел выругаться, но это было бы по-детски. Вместо этого я прошел мимо него в ледяном, исполненном достоинства молчании, которое лишь слегка нарушалось стуком моих колен друг о друга.
   Туннель впереди был бы темным, промозглым и сырым, если бы не горячий дымный ветер, дующий из него, и не сияние, похожее на то, что исходит из открытой дверцы печи в дальнем конце. Я бы согласился на темноту, промозглость и сырость в любой день. Тем не менее, это был дым с приятным ароматом. Помимо запаха кедра, в нем чувствовались нотки корицы и, возможно, немного мускатного ореха.
   Я завернул за угол и увидел его - Сильвестра Великого во всем его сияющем великолепии. В чем-то он был похож на светлячка, потому что его сияние то усиливалось, то ослабевало по мере того, как он вдыхал. Несомненно, мгновенный сквозняк раздувал огонь в его животе.
   Я подошел (так тихо, как только мог в этих проклятых лязгающих доспехах) к точке примерно в десяти футах перед его правым глазом. Когда я нервно уставился на веко, которое было примерно на три фута выше меня, то внезапно осознал, что у меня есть двуручный меч, но размахивать им можно только одной рукой. Другая рука запуталась в ремне от моего щита. Я молча проклинал Эгберта, по моему лбу стекал пот, и размышлял о том, как избавиться от щита, не разбудив этого монстра.
   Когда что-то разбудило его, мне в голову не пришло ни одной блестящей идеи.
   Он едва не прикончил меня, даже не заметив моего присутствия. Нет ничего - совсем ничего - хуже, чем стоять перед зевающим драконом, который не знает о твоем присутствии. Он превратил мой плюмаж в вонючие, сморщенные перья и чуть не сделал то же самое со мной самим. Наверное, именно запах горящей смазки заставил его обратить внимание на мое присутствие, потому что, когда он закончил зевок, мне стало очень трудно двигать правой лодыжкой, так как из сустава вытекло все масло.
   Что бы ни разбудило его, он перестал зевать и продемонстрировал мне почти сорокафутовую улыбку.
   Боже мой, но у него были крупные зубы.
   - Доброе утро, - вежливо поздоровался он раскатистым басом. - Чем могу вам помочь?
   - А-а-а...
   - Говорите громче, пожалуйста, - все так же вежливо попросил Сильвестр, лениво ерзая на огромной груде золота и драгоценных камней, которую он использовал вместо кровати.
   - Э-э, Эгберт хочет вернуть свой золотой кувшин, - наконец выдавил я дрожащим голосом. - Сэр, - добавил я слабым голосом, как бы опомнившись.
   - Он хочет, не так ли? - Сильвестр лениво помахал кончиком хвоста в воздухе, задумчиво моргая своими огромными зелеными глазами. Казалось, что его что-то ужасно забавляет. - Дайте-ка подумать... Вы третий или четвертый парень, которого он прислал на этой неделе? Ну, это не имеет значения. Знаете, боюсь, что он не сможет этого сделать.
   - Н-н-ну, он не отпустит меня домой, пока я не помогу ему достать его, - запинаясь, сказала я. - Итак. Думаю, нам просто придется... сразиться?
   - Знаете, я бы предпочел этого не делать, - сказал Сильвестр с культурным акцентом, который показался мне очень похожим на акцент британского школьника. - Битвы не на жизнь, а на смерть чертовски утомляют, знаете ли. Кроме того. - Он игриво прищурил на меня глаз, как у рептилии. - Что-то не похоже, что вы способны выдержать мой вес, старина. Не очень-то легко сражаться двуручным мечом одной рукой, а?
   Он выпустил кольцо пурпурного дыма размером с "Приус".
   - Это... то, что я всегда слышал, - слабо согласился я, пытаясь найти способ стряхнуть щит с одной руки.
   - Так почему бы вам просто не объяснить мне ситуацию? - спросил Сильвестр. - Возможно, мы сможем договориться о каком-то урегулировании. Слушайте, а знаете ли, что вы первый парень из присланных им, с которым у меня было время поговорить? Все остальные просто брали меч в руки и вперед! Я даже подумал, не завербовал ли он их из вашей морской пехоты. Не знаете? Ну что ж.
   Он выпустил еще одно колечко дыма.
   Я постарался не обращать внимания на клевету в адрес Корпуса - не то чтобы никогда не слышал ее раньше - и кивнул.
   - Я не против, конечно, уладить это мирным путем, - горячо сказал я, мысленно представляя, как котлеты из некоего Остина скользят по его огромной глотке. - Но, почему-то не думаю, что из этого что-то получится.
   - Увы, - вздохнул Сильвестр, слегка откатываясь в сторону и выдувая еще одно кольцо - на этот раз фиолетовое, - пока он полировал свои когти длиной в ярд о каменную стену пещеры. - Я тоже, знаете ли. Но всегда нужно стараться, не так ли?
   Как он сказал, всегда нужно стараться - особенно когда кажется, что тебя готовят к главному блюду на дипломатическом обеде, если решение не может быть найдено. Так...
   - Ну, видите ли, - сказал я, лихорадочно пытаясь найти какой-нибудь выход, - один мой предок заключил сделку с лепреконом по имени Эгберт. По условиям сделки, я должен помочь Эгберту вернуть украденный у него кувшин с золотом. Я думал, что перехитрил его, но ошибся, когда составлял соглашение об аннулировании. Итак, после того, как он привез меня сюда на радуге и объяснил, что вы, ну, в общем, дракон, у меня, похоже, не осталось выбора. Он не позволит мне вернуться домой по мосту, если я не верну его кувшин, а если я его не верну, он превратит меня в тритона или жабу и отправится за следующим Остином из своего списка. И... вот, пожалуй, и все, - запинаясь, закончил я.
   - Очень, ммм... лаконично, - задумчиво произнес Сильвестр, разглядывая свои только что отточенные когти. - Но, дорогой сэр, боюсь, вы стали жертвой чудовищной фальсификации.
   - Хотите сказать, что он солгал мне? - спросил я.
   - Именно это я и сказал, - довольно раздраженно ответил он.
   Услышав его заявление, я, пошатываясь, поднялся на ноги и наклонился, чтобы поправить поножи, которые каким-то образом обхватили икру моей левой ноги.
   - Мне показалось, вы так и сказали, - мягко объяснил я, выпрямляясь. - Я просто не был уверен. Хм. Сколько из того, что он мне сказал, было ложью?
   - Почти все, я полагаю. - Сильвестр, казалось, смягчился после моего объяснения. - Во-первых, он сказал вам, что из Ирландии, а?
   Я кивнул.
   - Ну, ближе всего к европейскому континенту он когда-либо бывал на Лонг-Айленде. Родился и вырос, кажется, в Нью-Джерси, так вы это называете? Да? Прекрасно.
   Он, казалось, очень гордился своими познаниями в географии.
   - А что касается того, что его кувшин с золотом стал частью моих сокровищ, это просто нелепо, старина. Просто нелепо! Все драгоценные камни и изделия из золота, которые вы видите перед собой, были собраны - не всегда честно, заметьте, но это были старые времена - усилиями моих предков на протяжении последних нескольких тысячелетий. Не думаю, что я сам добавил к ним больше двадцати-тридцати фунтов бриллиантов.
   - Теперь о причине, по которой ему вообще понадобилось, чтобы кто-то другой украл для него золото. Единый магический кодекс прямо запрещает использование чьих-либо способностей для получения товаров или денег, на которые он не имеет законного права. Это правило было принято, по-моему, два или три столетия назад. Имейте в виду, что на темной стороне все еще есть те, кто пытается избежать его! Но отдел аудита вскоре настигает их, что объясняет нужду Эгберта в смертном сообщнике. Ни одно бессмертное существо не было бы настолько глупым... О, послушайте, надеюсь, вы простите мне мою откровенность?
   Он склонил голову набок, серьезно глядя на меня, и я кивнул.
   - Молодец! Как я уже сказал, ни одно бессмертное существо не было бы настолько глупым, чтобы участвовать в подобной схеме, поскольку, согласно ЕМК, такое действие почти наверняка привело бы к аннулированию его или ее лицензии на практическую магию. И, как вы знаете, за практику без лицензии предусмотрены самые строгие наказания.
   - Учитывая, что Эгберту было нужно неосведомленное орудие, я определенно склонен усомниться в подлинности этого предполагаемого соглашения с вашим предком. На самом деле, это слишком удобно для его целей, и я искренне сомневаюсь, что у него когда-либо был кувшин, который стоило красть. Видите ли, на самом деле он больше любит воровать цыплят. Кроме того, насколько мне известно, он вообще никогда не был в Шотландии. Операции там были прекращены... по крайней мере, за сто лет до его рождения.
   - И, наконец, я действительно не знаю, сказал ли он, или вы просто предположили, что он может отправить вас домой, как только дело будет сделано - при условии, что вы, конечно, останетесь живы. Но что бы это ни было, сама идея просто нелепа. Если не ошибаюсь, на этот раз он играл на роге Хеймдалля, и не сомневаюсь, что ни при каких обстоятельствах Один Одноглазый не позволит Бифросту снова свернуть с его истинного пути. Озиры готовятся к Рагнареку, вы же знаете.
   - Как долго Бифрост будет бездействовать? - спросил я, мгновенно сосредоточившись на той части его речи, которая меня больше всего волновала.
   - Ммм? Ну, навсегда. Именно столько длится Рагнарек.
   - Навсегда?
   Голос любого простого смертного показался бы тихим и хрупким по сравнению с его разговорным ревом, но мой в тот момент звучал еще тише.
   - Ну, это не совсем так, - поправил себя Сильвестр. - Бифрост все еще там, и я уверен, что вы все еще можете перейти из любой точки соединения в любую другую, если пожелаете. Но, боюсь, для этого потребуется либо проводник, либо рог, и к настоящему времени все асы, которые могли бы вас проводить, уже призваны, в то время как я уверен, что Хеймдалль уже забрал свой рог. Ну, вы, конечно, можете посмотреть, к чему это приведет.
   - О, конечно, - сказал я.
   Я задумался над тем, что он сказал до сих пор, пытаясь найти в этом возможную ложь. Однажды обжегшись, дважды застеснявшись, я, казалось, вспомнил, что слышал, и мне стало очевидно, что один из этих двоих был не совсем честен. С другой стороны, мне казалось нездоровым спрашивать двухсотфутового дракона, не лжет ли он мне.
   - Вижу, вы выглядите обеспокоенным, - задумчиво произнес Сильвестр. - Возможно, вы слышали, что... хм, правдивость... драконов иногда подвергается сомнению? Ну, не нужно так стесняться, старина! - Он усмехнулся моей неуверенной реакции. - Мы бы никогда не получили свое имя, если бы в этом не было правды. Однако в данном случае правда лучше, чем любая ложь, которую я мог бы придумать, не так ли, и есть способы проверить ее.
   Он шумно поскреб когтями по чешуе на животе.
   - Например? - нервно спросил я.
   - Ну, что ж. - Он снова покосился на меня. - Мы всегда могли бы спросить Хеймдалля о его роге, не так ли? Но, вот что! Наверняка он сейчас слишком занят. Мерлин подойдет?
   - Вы имеете в виду Мерлина?
   - Конечно. Старина, знаете ли, преуспевает. В некотором смысле, уже перерос это. Но это самый лучший свидетель, какой только может быть.
   - Что ж, это кажется вполне вероятным, - согласился я.
   - Тогда ладно. - Он поскреб свои запасы одним когтем и вытащил маленький хрустальный шар. - Взгляните туда, - пригласил он меня. - Прямая связь с Элвероном.
   К этому времени я уже перестал удивляться и просто сделал, как он просил. Сначала я видел только беспорядочный водоворот света, но постепенно краски обрели очертания головы и плеч невероятно старого бородатого мужчины. Он посмотрел на меня из-под кустистых бровей, когда изображение прояснилось.
   - Так в чем дело?
   У него был раздраженный голос. Он напомнил мне моего куратора в третьем классе.
   - Э-э, извините, сэр, - сказал я. - Но мне нужно задать вопрос, пожалуйста, сэр.
   - Ну, не стойте же тут, разинув рот, - резко сказал старик. - Сколько вы готовы заплатить?
   - Заплатить за что?
   - Ох уж эти смертные! - с горечью произнес старик. - Что? Вы думали, это бесплатно? Юный глупец! Да ведь я...
   - Простите, маг, - прогремел Сильвестр, - но я полагаю, что этому джентльмену следует ответить в соответствии с Кодексом путешественников, попавших в беду.
   - Что это такое? Кто... о, Сильвестр! - Старик нахмурился, поигрывая пальцами правой руки со своей бородой. - Еще один попавший в беду путешественник, не так ли? Черт возьми! Кажется, в наши дни их очень много!
   Он нахмурился, затем снова обратил свое внимание на меня.
   - Итак, молодой человек, что это за вопрос? Только, пожалуйста, побыстрее!
   - Хорошо, сэр...
   Я объяснил, что произошло, так кратко и ясно, как только мог, и старик выслушал меня с показным терпением. Когда я закончил, он резко кивнул.
   - Мы уже некоторое время присматриваемся к этому вашему Эгберту, молодой человек, - сказал он менее резко. - Однако, чертовски умный маленький негодяй. Так и не смогли ничего доказать. Что касается вашей проблемы, я бы сказал, что у вас есть дело, достойное рассмотрения в Совете, но, боюсь, все, что мы могли бы предъявить Эгберту, - это неэтичное поведение, всего лишь мелкий проступок. Мы не можем отозвать его лицензию за это. Однако привлеките его к ответственности за причиненный ущерб, потребуйте штраф с него, сколько бы это ни стоило, чтобы возместить ущерб. Это все, что мы могли бы сделать.
   - Но вы имеете в виду, что если я подам иск в ваш суд, меня могут даже отправить домой?
   - Домой? Домой? Конечно, мы могли бы отправить вас домой! Может пройти век или два, прежде чем мы сможем назначить время рассмотрения дела. На данный момент накопилось огромное количество невыполненных работ. Просто ужасно!
   - Век или два?
   - Ну, возможно, учитывая срочность вашей потребности... Семьдесят пять лет? - Он пожал плечами. - Возможно. Я, конечно, не могу обещать.
   - Я... понимаю, - медленно произнес я. - Э-э, еще один вопрос, сэр. Сильвестр предположил, что я мог бы проконсультироваться с вами относительно его правдивости.
   - О, он предположил, не так ли? - В слезящихся старческих глазах появился блеск. - И почему вы подумали обо мне, сэр дракон? Это ведь не имеет никакого отношения к той маленькой истории с нашествием гоблинов, не так ли?
   - Что ж, должен признаться, - Сильвестр казался удивленным, - мне пришло в голову, что вы все еще можете испытывать ко мне некоторое расположение, маг.
   - Неужели, правда? - Мерлин издал сухой смешок. - Ну что ж, молодой человек, - сурово сказал он, поворачиваясь ко мне, - ни один дракон не может устоять перед искушением солгать - видите ли, в них это заложено природой, - но Сильвестр честнее большинства. За последние несколько сотен лет он немного остепенился. Имейте в виду, что даже ему нельзя доверять, если речь идет о деньгах. Но, судя по вашей истории, я бы сказал, что на этот раз он был достаточно честен. Могу я еще что-нибудь для вас сделать?
   - Э-э, нет, сэр. Не сейчас, спасибо, сэр.
   - Добро пожаловать, - бодро сказал старик. - Извините, что больше ничем не смог помочь. Перезвоните мне, если вспомните что-нибудь еще. Та!
   Кристалл снова погас, и я в оцепенении положил его на стол.
   - Это несколько меняет картину происходящего, - медленно произнес я, поворачиваясь к Сильвестру. - Поскольку Эгберт все равно не смог бы отправить меня домой, одна из причин помогать ему больше не действует. Но пока у него есть этот проклятый фальшивый контракт, нет причин, по которым он не может просто вернуться домой и проделать тот же трюк с другими Остинами - или с кем-то еще, если уж на то пошло. И если он все еще может посылать к вам других козлов отпущения, то, похоже, вы все еще будете в том же положении.
   - Верно, - печально согласился Сильвестр, снова разглядывая свои когти. - Я бы хотел, чтобы он перестал это делать. Имейте в виду, воины, которых он до сих пор посылал, были вкусными, но это так утомительно - побеждать их каждые несколько дней. И, кроме того, я уже и сам не в восторге от этого, знаете ли. Ну, между нами говоря, я уже целую вечность не испытывал желания сожрать девушку! А что касается воинов! Рано или поздно этот маленький негодяй обязательно пришлет кого-нибудь, кто действительно сможет победить меня. И тогда, знаете, у него все равно будет все это.
   Он испустил громкий драконий вздох, но на этот раз я был к нему готов и только присел.
   - Ну, - сказал я, как только восстановил дыхание, - я думал об этом. Наверное, я знаю, как помочь нам обоим, Сильвестр.
   - В самом деле? - Он перевернулся на спину и потянулся, выпустив все свои когти в огромном зевке. - Это было бы, конечно, здорово, старина.
   - Э-э-э, да. - Я слегка закашлялся, когда он зевнул, и поднял забрало, чтобы вытереть слезящиеся глаза. - Ну, на днях я читал историю о святом Дж... - Я вспомнил, с кем разговариваю, и тут же поперхнулся этим именем. - Эм, насчет этого рыцаря и другого дракона, понимаете ли. И, кажется...
  

V

  
   - Готовы? - спросил я.
   - Да. - Сильвестр поудобнее устроился на вершине своей горы. - Послушайте, старина. Вы действительно думаете, что это сработает?
   - Надеюсь, что так, - мрачно сказал я. - Это единственный способ, который я могу придумать, чтобы надолго прижать эту маленькую крысу к стенке. Не знаю, как вы, но я, например, хочу, чтобы его прижали навсегда!
   - О, вот это да! - Сильвестр был в восторге. - Вот это настрой, старина!
   - Правильно. - Я подошел к удобному валуну и положил на него меч плашмя. - Готовы? Раз, и два, и три...!
   На счет "три" Сильвестр издал фыркающий рев, как паровоз на крутом спуске. Он с воодушевлением ударил хвостом по стенам пещеры, да так сильно, что сверху от вибрации посыпались осколки камня. Грохот был такой, как будто паровоз, идущий вниз по склону, столкнулся с другим паровозом, идущим вверх по склону. Я ободряюще улыбнулся и начал колотить мечом плашмя вверх-вниз по валуну, добавляя свой собственный ужасный грохот к грохоту сталкивающихся поездов и падающих небоскребов. Удары меча отдавались звоном пьяного колокола, в то время как акустика пещеры улавливала и усиливала крики и рев, как мегафон.
   - Еще дыму! - закричал я, и мой голос полностью затерялся в этой ошеломляющей буре звуков, но Сильвестр услышал меня и разразился великолепной сернистой вспышкой оранжево-зеленого пламени, от которой закашлялись сами стены пещеры.
   - Еще жару! - захрипел я.
   Я был далеко в стороне, но вспышка пламени чуть не приварила мой шлем к ушам. Должно быть, из входа в пещеру вырвался язык пламени длиной в десять или пятнадцать футов.
   Я остановился и достал из-под шлема носовой платок, которым снабдил меня Сильвестр, чтобы вытереть пот со лба. Затем повернулся обратно к валуну и продолжил отчаянный лязг. Жар и дым были ужасными, но я утешал себя мыслью об Эгберте, который, без сомнения, в предвкушении прыгал вверх-вниз сразу за пещерой.
   Мы потратили не меньше часа, импровизируя свою версию напева наковальни. Сделали паузу, чтобы Сильвестр мог нанести несколько художественных штрихов углем и сажей на щит, прислоненный к дальней стене. Он также мастерски прожег мои доспехи, хотя это было не слишком приятно, поскольку я забыл снять их перед этим. Затем я вернулся к валуну с мечом, снова крики и рев, снова дым, снова огонь...
   Наконец, я взглянул на часы и подал ему знак заканчивать.
   В тот же миг он испустил еще более жуткий вопль, изрыгая больше дыма, чем при лондонском пожаре. Затем с внезапностью, от которой у меня зазвенело в ушах, выключил все это и тихо лег на пол. Я подмигнул ему, потому что от дыма щипало в глазах, поднял опаленный щит и, прихрамывая, вышел из пещеры. Дым струился из каждого отверстия в моих доспехах и тянулся от каблуков моих железных сапог.
   Эгберт ждал меня снаружи. Я оглядел его сквозь прорези шлема и восхитился прямолинейностью нашего плана в духе Джорджа Вашингтона.
   - Ну? - он задрожал от нетерпения и жадности. - Ну?
   - Почему бы тебе не пойти и не взять то, за чем пришел, Эгберт, - с трудом сказал я. - Я устал до смерти.
   Затем я присел на камень, а он бросился ко входу в пещеру.
   Пожалуйста, обратите внимание на моральное превосходство моего плана по сравнению с его собственным. В отличие от Эгберта, я не лгал и не угрожал ничем, ни правдой, ни ложью. Я просто предложил ему пойти и забрать то, за чем он пришел, и заметил, что сам устал, что, безусловно, было правдой. Я не сделал никаких замечаний, правдивых или ложных, относительно состояния законного владельца золота, о котором шла речь.
   Я сидел, любуясь красотой травы и ясностью неба, и слушал, как на холме затихает звук шагов. Наверное, на моих губах блуждала блаженная улыбка, но я не уверен.
   Я ждал, насторожив уши.
   Внезапно раздался раскат грома, и Сильвестр приветствовал Эгберта, ласково улыбаясь. Маленький лживый лепрекон издал единственный ужасный крик, в котором, я бы сказал, почти в равной степени сочетались гнев, ужас, ненависть и удивление. Затем из входа в пещеру вырвалось небольшое облачко дыма, и наступила тишина.
   Я улыбнулся и полез в нагрудник за пенковой трубкой.
   Десять минут спустя Сильвестр вытолкнул свое огромное тело на склон холма. Между двумя его массивными клыками нелепо торчала шапочка Эгберта, и он, казалось, пребывал в согласии со всем миром.
   - Ну?
   - На самом деле не думаю, - Сильвестр довольно самодовольно рыгнул, - что наш жилистый маленький самозванец вернется.
   - Полагаю, - сказал я с невозмутимым видом, выпуская гораздо более скромное колечко дыма, - вы могли бы сказать, что наконец-то получили свой заслуженный десерт.
   - Ужас, старина! Просто ужас.
  

VI

  
   Ну, это было около трех недель назад по стандартному времени солнечных часов фей. Но недели здесь смешные, потому что дни кажутся длиной около месяца каждый, если вы понимаете. Сильвестр говорит, что между нашим миром и этим тоже есть разница во времени, просто чтобы еще больше все усложнить. Из его слов следует, что с тех пор, как я ушел, прошло около года по нашему времени... и это его минимальная оценка.
   Мы с ним прекрасно ладим, и придумали способ прилично зарабатывать на жизнь за счет местных жителей. Хотел бы я похвалиться оригинальностью, но зачем возиться с тем, что, как мы уже уверены, работает?
   Сначала он терроризирует город в течение недели или около того - угоняет овец, беспокоит пастухов, требует девушек. Ну, вы знаете, все стандартные драконьи штучки. После этого мы с ним устраиваем битву где-нибудь в горах, где никто не может пострадать. А потом я получаю свой гонорар от благодарных граждан, и мы делим прибыль пополам.
   Просто удивительно, как одна мысль о золоте - даже о небольшом количестве золота - пробуждает энтузиазм Сильвестра, и это, безусловно, самый простой заработок, с которым он когда-либо сталкивался. Что касается меня, я обнаружил, что у статуса убийцы драконов есть и дополнительные преимущества. Как Эсмерельда.
   Она не пользовалась особой популярностью в своем родном городе, потому что ее отец был самым богатым жителем, а она - самой красивой девушкой, и это сочетание делало ее наиболее вероятной жертвой при появлении Сильвестра. Признаю, что мы немного изменили наш стандартный подход, как только я увидел предлагаемую дракону закуску. Обычно я прихожу и расправляюсь с подлым хищником, прежде чем ему достанется что-то более значительное, чем пара овец. В данном случае мы... немного отложили это.
   Эсмерельда была поражена, когда ее не сожрали. Она тоже была не в восторге от своих сограждан. Оказалось, что ей тоже было чертовски скучно в маленьком городке. Когда я объяснил, что происходит, она радостно сообщила мне, кто, помимо ее отца, лучше всего подходит для того, чтобы их потрясти, и настояла на том, чтобы стать полноправной партнершей.
   Именно она нашла местную жрицу Бригид и настояла на том, чтобы "все было как положено", как только мы узнали о ее беременности.
   Есть только одна вещь, которая меня по-настоящему беспокоит. Каким бы милым ни был Сильвестр, и какой бы умной, любящей и красивой ни была Эсмерельда, я скучаю по дому.
   Заметьте, не по дорожным пробкам и крысиным бегам! Просто теперь я понимаю, почему Эгберт так отреагировал на мой виски. Здесь нет ничего, кроме какого-то самогона - в буквальном смысле - который эльфы готовят на скорую руку. Это приятная перемена, но это не "Гленливет", и не "Глендронах", и не "Балвени".
   Короче говоря, я бы хотел пойти домой и сделать запасы.
   Но Сильвестр был прав насчет старика Хеймдалля. Он действительно хороший парень, ужасно вежливый и понимающий - я думаю, это из-за того, что мы устроили расправу с похитителем рога, - но от этих скандинавских богов сейчас мало толку. Они все где-то воюют и очень озабочены происходящим. Он сказал мне, что я могу смело использовать Бифрост, но сейчас они не могут выделить мне проводника, и у них нет никаких карт.
   Итак, как я уже говорил в начале, даже если вы найдете это сообщение, вряд ли сможете мне как-то помочь. Но, если у вас есть шанс сделать что-то полезное, не могли бы вы попытаться оказать мне услугу?
   Зайдите в Интернет и посмотрите, нельзя ли найти кого-нибудь, у кого есть карты радуги.

О ТЕНЯХ И ПЕЩЕРАХ

(совместно с Ричардом Фоксом)

  
   Посетителям станции Порт-Монклер стоило заучить три момента: голову держать опущенной, рот - закрытым, вопросов не задавать.
   У планеты Монклер было достаточно привлекательное название [mont clair - ясная (чистая) гора (фр.)], но этот мир представлял собой не "ясную гору", а пустыню с ураганными ветрами и летящим песком, который за считанные минуты ободрал бы любого до костей. На борту орбитальной станции было безопаснее, но ненамного.
   Темнокожий космонавт в дешевом вакуумном скафандре грузчика и поношенной экипировке сидел на табурете у стойки бара, выходящего на пешеходную улицу станции. Эта часть променада служила одной из первых остановок для космонавтов после нескольких месяцев, проведенных на кораблях в космосе. Многочисленные бары и клубы обещали в обмен за плату всевозможные удовольствия - человеческие, инопланетные и роботизированные.
   Сайлас отхлебнул пива, которое было ужасным, но, по крайней мере, холодным. На улице было полно неопрятных космонавтов. За последние десять минут поток пешеходов удвоился, что совпало с ожидаемым прибытием пассажиров и членов экипажа "Аризона Бэй".
   Почти все пешеходы и клиенты на улице были людьми. Тем не менее, мимо проковыляли несколько кварнов в своих тяжелых скафандрах для атмосферных условий, а по середине улицы со всем высокомерием своего вида прошествовала одинокая ришатанская матриарх - трехметрового роста, с головой ящера и челюстями, способными без особых усилий отхватить человеческую руку, - в сопровождении тройки особей ее гарема. Эти трое самцов были едва ли в треть ее роста, с лягушачьими глазами, бледно-зеленой кожей с плоскими чешуйками и явно робкими движениями.
   В схватке с грубыми развязными типами Порт-Монклера ришатанские самцы долго не продержатся, но приставания к ним наверняка вызвали бы гнев матриарха, а таких неприятностей никто не желал.
   - Цель обнаружена, - сказал Бакстер в наушнике Сайласа. - Капитан Ма только что зарегистрировалась в зале для новоприбывших. Ее сопровождают четверо из ее команды.
   Его голос показался Сайласу на удивление нормальным... для человека, который находился снаружи корпуса станции с тех пор, как они прибыли сюда более сорока семи часов назад. Работники станции обычно отрабатывали восьмичасовые или даже двенадцатичасовые смены в вакууме, но не в изоляции, не без приятелей, которые могли бы присмотреть за ними или быть под рукой, если бы что-то пошло не так. А Бакстер провел там почти двое суток, полагаясь исключительно на внутренние ресурсы своего довольно специализированного вакуумного скафандра. Сайласа впечатлил тот факт, что при этом ему удавалось оставаться таким спокойным. Редко можно было встретить в одном и том же агенте опытного рубаку и адреналинового наркомана, но разведывательное управление Федерации привлекало лучших.
   Сайлас сделал глоток пива и дважды стукнул бутылкой по барной стойке, давая понять, что получил сообщение.
   В нескольких кварталах от него - между массажным салоном и то ли рестораном, то ли зоомагазином - на улицу повернула группа людей. Четверо телохранителей почти плечом к плечу окружали невысокую женщину в строгом платье чонсам. Все они явно были азиатского происхождения и не отвлекались на танцующих мальчиков и девочек или голографические изображения неестественных действий по обе стороны улицы; охранники следили за окружающей их толпой.
   - Чертовски не похожа на того шкипера, которого я ожидала бы увидеть на корабле с таким названием, как "Аризона Бэй", - сказала Уайтсайд в том же наушнике. Она была в баре подальше, готовая следить за целью, если Сайлас не справится со своей задачей. - Я бы сказала, это больше похоже на "Ханчжоу Бэй". Все еще сомневаешься, что они из спецназа Лиги, как я и говорила?
   - Значит, мы заплатили нужным людям... в кои-то веки, - пробормотал Сайлас в ответ.
   - Ну что, мистер? - Девочка лет десяти посмотрела на него с другой стороны ограждения, отделявшего его бар от улицы. Она была одета в лохмотья, а волосы у нее были спутаны.
   - Пока нет, но приготовься. - Он смахнул со стойки ходящий на станции крипточип, и девочка поймала его. Криптомонета исчезла в ее лохмотьях, и она, прищурившись, посмотрела на него. Ей обещали еще две, если она будет делать то, что от нее требовалось.
   Телохранители и их начальница почти прошли мимо Сайласа. Тот положил предплечье свободной руки на огораживающие бар перила, приоткрыв дуло очень маленького пистолетика, спрятанного в рукаве.
   Он толкнул девочку ногой, и та прыгнула к телохранителям.
   - Мистер, мистер! - Она умоляюще протянула руки, подскочив с правой стороны к левому заднему охраннику.
   Мужчина отступил в сторону и вытянул руку, сильно ударив девочку по плечу и сбив ее с ног. Капитан Ма отпрянула, ее чонсам обвился вокруг ног.
   Это дало Сайласу необходимый просвет. Из его рукава вырвался порыв воздуха, и крошечный дротик зацепился за край платья капитана.
   Девочка тяжело упала на спину. Она обругала телохранителя на разных языках, затем вскочила на ноги и убежала в толпу.
   Сайлас допил свое пиво, изображая безразличие, когда охрана собралась вокруг женщины и продолжила свой путь.
   - Жучок встроился в ее одежду... и сдвинулся немного глубже в складки. Отличный выстрел, - сказал Бакстер. - Пошла следящая передача.
   Сайлас мысленно кивнул с удовлетворением. Жучок, вероятно, никогда бы не понадобился, но он твердо верил в то, что все его ставки окупятся. Устаревшие камеры видеонаблюдения в Порт-Монклере оставляли слишком много потенциальных пробелов, которые хакер Бакстер не мог охватить... и в которых капитан могла встретить любое количество неудобных людей. Теперь их не стало; он мог отслеживать свою цель, куда бы она ни пошла.
   - Нужен еще один? - спросила Уайтсайд.
   - Нет. Если у нас надежный контакт, то лучше поберечь твой дротик. Знаешь, сколько стоят эти штуки? - Сайлас достал две монеты и опустил руку. Он почувствовал толчок и мгновение спустя мельком увидел девочку, которая скользнула в толпу. Она чуть не обчистила его карман по пути в бар, что привело к быстрому предложению заработать денег и сохранить свои пальцы в целости.
   - С каких это пор мы стали беспокоиться о расходах? Цель направилась прямиком к помещениям управления станцией. Думаю, они не голодны, - сказала Уайтсайд.
   - Поднимай ставки. - Сайлас вышел из бара на улицу. - Бакстер, покажи, что она делает.
   Бакстер открыл запись с камер наблюдения станции, и на контактную линзу правого глаза Сайласа стала проецироваться голограмма, показывающая помещение с надписью "Капитанская зона: только для капитанов судов".
   Телохранители капитана "Аризона Бэй" заблокировали дверь, когда она вошла внутрь.
   - Скрестим пальцы, - сказал Сайлас.
   Перевозки и логистическая деятельность вне пределов юрисдикции Лиги или Федерации редко оказывались на подъеме. Поэтому капитаны были разборчивы в своих грузах и предпочитали вести свои дела в уединении. Из-за их скрытности в капитанском помещении не было камер, через которые мог бы заглянуть Бакстер. По крайней мере, официально. Но когда кто-то мог взломать системы обслуживания станции, завладеть дистанционно управляемым пультом и направить его в нужное место...
   - О вы, маловерные, - сказал Бакстер.
   Через несколько часов после их прибытия он воспользовался одним из таких реквизированных пультов с дистанционным управлением, чтобы просверлить крошечное отверстие в потолке помещения и установить столь же крошечный объектив "рыбий глаз". Теперь он активировал этот объектив и подключил его к контактной линзе Сайласа, чтобы они оба могли наблюдать с потолка, как капитан Ма появляется в поле зрения.
   В помещении для капитанов находились несколько полукруглых кабинок с рабочими местами, с которых открывался доступ к базе данных контрактов станции. Там уже были с полдюжины других шкиперов, но Ма прошла в кабинку подальше от остальных присутствующих и села. Она приложила руку к считывающему устройству и прошептала свое имя.
   - Сайлас? Небольшая проблема, - сказал Бакстер. - Аппарат, которым она пользуется, не подключен к системе станции. В журнале технического обслуживания он выглядит отключенным. Но у нее есть экран, и она работает с ним. Минутку. Подожди...
   Капитан перешла к другой кабинке и дважды приложила кольцо с печаткой к считывающему устройству. Большинство капитанов нейтрального космоса хранили свои личные коды доступа и другие шифровальные ключи при себе. Сайлас мысленно отметил, что нужно взять у нее, если возникнет такая необходимость.
   - Она в одиннадцатой кабинке... Дай-ка я подключусь к этому каналу и... бинго! Она только что заключила контракт на перевалку груза со склада номер тридцать семь на "Аризону Бэй", - сказал Бакстер. - Черт возьми, все в порядке.
   - Тридцать седьмой... Это в инопланетных доках, - сказала Уайтсайд, догнав Сайласа. Она была на тридцать сантиметров ниже и одета очень похоже на него. - Бакстер... там ведь ришатанский грузовой корабль, верно?
   Они свернули в короткий, грязный переулок, в котором воняло мочой. Мерцающие знаки высвечивали маршрут экстренной эвакуации к концу переулка.
   - Правильно. Он пришвартован на дальнем конце плеча. Вижу его невооруженным глазом... Но никаких данных о том, как долго он здесь находится. Забавно, не правда ли?
   - Восемь дней, - ответила Уайтсайд. - Риши прибыли сюда восемь дней назад и вели торговые переговоры с каким-то трехзвездным пиратским королевством о биологических образцах. - Сайлас приподнял бровь, и она поморщилась. - Что? В ресторанчике рядом со мной болтали несколько космонавтов. Не потребовалось почти ничего, чтобы они продолжали разговор.
   - Проверяют легенду прикрытия, - сказал Сайлас. - Может быть.
   Они с Уайтсайд остановились у дверей ангара со спасательными капсулами. Он приложил к считывающему устройству браслет с кодами, предоставленными Бакстером, и двери стали открываться. Когда панели разошлись, с них посыпались хлопья ржавчины.
   - Я так уверена в мерах безопасности на этой станции, - со вздохом сказала Уайтсайд.
   В эвакуационном ангаре был установлен двойной ряд спасательных капсул. Большинство их люков были окружены белыми лампочками, но некоторые мигали красным.
   - Хм. Внутренняя система безопасности зафиксировала ваше прибытие, - сказал Бакстер. - Я в некотором роде впечатлен.
   - Это проблема?
   Сайлас поднял воротник своего вакуумного скафандра, который был гораздо надежнее, чем можно было предположить по его потрепанному виду, и вытащил прозрачный воздушный колпак. Он не был так защищен от проколов, как полноразмерный шлем, но сослужил бы свою службу. На запястьях у него были герметичные манжеты, которые закрывали концы рукавов скафандра, а из концов торчали тонкие перчатки. Они были достаточно гибкими для тонких манипуляций, но защищали его руки от вакуума и поддерживали комфортную температуру, хотя сами по себе не были герметичными.
   - Что? - Бакстер фыркнул. - Черт возьми, нет! У меня полный доступ. Эта система работает на базе искусственного интеллекта Федерации, который устарел почти на два десятилетия. Конечно, я захватил все ключи от системы, предоставленные производителем. Вам в семнадцатую.
   Люк перед семнадцатой капсулой мигнул красным, и Сайлас заглянул в маленький иллюминатор в нем. Спасательной капсулы внутри не было, только пустой блистер корпуса за тем местом, где она должна была находиться. Он нажал на тяжелый переключатель, и люк, завизжав сервоприводами, открылся почти полностью.
   Мимо них пронесся воздух, с шипением вырываясь в космос через микротрещины в блистере.
   - Он закроется? - Уайтсайд - в своем собственном колпаке и перчатках - шагнула в пустоту, где должна была находиться капсула.
   - Э-э-э... посмотрим! Я могу отключить сигнализацию. Возможно, там будет какой-то обмен воздуха, но только в самом эвакуационном ангаре. Конечно, в случае реальной чрезвычайной ситуации люди не поймут, что сигнализация не работает.
   - Мы здесь не для того, чтобы заводить друзей, - напомнил Сайлас остальным, присоединяясь к Уайтсайд в пустом блистере.
   Люк закрылся за ними, и над головой загорелась сигнальная лампочка. Затем блистер с грохотом раскрылся, воздух из него вырвался наружу, и Сайлас с Уайтсайд выглянули в ничем не скрытые глубины гравитационного колодца планеты.
   Далеко внизу вращался Монклер - мир персикового цвета, испещренный бороздками от всепланетных штормов, которые тянулись от горизонта до горизонта. Из вращающейся ступицы центра станции торчали плечи длиной в четыре километра, как у паука, у которого слишком мало ног. Каждое из этих ответвлений представляло собой стыковочный причал, способный принимать до дюжины грузовых отсеков одновременно, хотя для этого понадобился бы гораздо больший трафик, чем обычный для станции типа Монклер.
   - Вот и он, - сказала Уайтсайд, указывая на конец ближайшего ответвления.
   Сверхсветовые грузовые корабли были огромными. Все, что оснащалось двигателем Фассета, и должно было быть таким. В результате они использовали внешние грузовые отсеки, установленные снаружи на стойках корпуса, во многом так же, как на сверхсветовых кораблях военного флота размещались субсветовые наездники. Это был, безусловно, самый гибкий и логичный способ перевозки грузов. Но не все разделяли человеческие представления о логике, и, по крайней мере, половина всех ришатанских грузовых судов была спроектирована с встроенными трюмами, а не с отсеками. Из-за этого пограничные станции, особенно за "синей линией", обычно предназначались для работы с такими левиафанами. Действительно, это было одной из причин, по которой причалы Порт-Монклера были такими длинными. Грузовые отсеки располагались через каждые несколько сотен метров, как прикрученные гигантские склады, а швартовочные кольца размещались на самом конце таких длинных плеч, достаточно далеко от ступицы, чтобы принимать суда длиной в пару километров.
   Вроде того, на которое только что указала Уайтсайд.
   - Ничто так не разгоняет кровь, как небольшая прогулка в открытом космосе, - сказал Сайлас, оттолкнулся от блистера и выплыл в вакуум. Он пошевелил ногами взад-вперед, чтобы активировать форсунки, встроенные в боковые части ног его скафандра, и короткая вспышка отбросила его в сторону от ступицы, а Уайтсайд осталась в нескольких метрах позади.
   Они плыли сквозь вакуум к грузовому отсеку, где лежал свежий груз для "Аризона Бэй", и бегущие огоньки шаттлов, переходящих от одного плеча станции к другому, выписывали орбиты недалеко от них.
   - Мне бы понравилось гораздо больше, если бы риск разбиться о шаттл был немного меньше, - сказала Уайтсайд.
   - Эй, видите меня?
   Сайлас согнулся в пояснице, затем вытянул ноги, поворачиваясь так, чтобы двигаться ступнями вперед. Бакстер, стоявший у основания коммуникационного массива, высунулся наружу и помахал рукой. К огромному шлему хакера было прикреплено так много линий передачи данных, что они напоминали тонкие дреды.
   - Выглядишь нелепо, - сказала Уайтсайд.
   - Каждая линия нуждается в соединении, а это место - одна архаичная система, построенная поверх другой архаичной системы, с некоторыми инопланетными технологиями, встроенными на всякий случай. Пожалуйста!
   - Да, да. - Уайтсайд покачала головой. - Хочешь поменяться местами?
   - Сосредоточься. Мы уже близко, - сказал Сайлас. - Как обстоят дела с перевалкой?
   - Полдюжины роботизированных фирм предлагают услуги по перевозке товаров... в пятнадцати стандартных контейнерах. Я соглашаюсь с тем, кто предлагает низкую цену, и добавляю дополнительный ноль к их цене. Это аннулирует контракт каждый раз, когда он доходит до кого-то любопытного, проводящего ручную проверку. Что отсылает контракт обратно на торги, и так далее, и тому подобное.... Это даст тебе около получаса.
   - Думаешь, это все, Сайлас? Наконец-то? - спросила Уайтсайд.
   - Чертовски на это надеюсь, - мрачно сказал Сайлас. - Я знаю, большинство приверженцев "плаща и кинжала" на родине считают нас сумасшедшими, но...
   Он раздраженно пожал плечами. Война между Земной Федерацией и Терранской Лигой бушевала почти полвека, и все прогнозы, которые когда-либо делал Сайлас, говорили о том, что экономика Лиги никогда не смогла бы так долго поддерживать конфликт. Насколько он знал, все честные прогнозы говорили то же самое. Но война все еще тянулась и тянулась без конца. Что, как сказали ему его начальники - с каждым разом проявляя все меньше терпения, когда он поднимал этот вопрос, - явно означало, что базовые предположения о производительности Лиги были ошибочными. Это, конечно, не означало, что кто-то еще - например, риши - мог оказывать Лиге помощь военными товарами. У этой теории носителей шапочек из фольги нет никаких доказательств, поэтому, пожалуйста, перестаньте беспокоить нас этим.
   - В итоге, - сказал он теперь, - даже если кто-то из "просиживающих зады" решит, что мы все-таки не совсем чокнутые, Федерация не сможет надавить на ришей без доказательств. Так что, если мы сможем, наконец, найти эти доказательства...
   Сайлас дотронулся до пистолета в кобуре, спрятанного за поясом его снаряжения.
   - "Надавить"? - Сайлас подумал, что Уайтсайд сплюнула бы, если бы на ней не было шлема. - Эти ублюдки поддерживали Лигу неизвестно сколько времени, пока мы истекали кровью на передовой. На сколько миллиардов больше людей осталось бы в живых, если бы Лига сдалась после того, как мы разгромили их в Нью-Дербе или в битве за Глубокий пояс?
   - Думаешь, Лига когда-нибудь перестанет сражаться с нами? - парировал Сайлас. - У них тоже погибли миллиарды. Но мы вынудим ришей прекратить вмешательства, и, возможно, Лига прочтет надпись на стене... или разведывательное управление разрешит еще нескольким командам устроить несколько "удобных аварий" для тех, кто доставляет боеприпасы через нейтральный космос. Это заставит ришей либо отступить, либо перейти к открытой помощи. И если Лига открыто примет эту помощь, возможно, это разозлит семьи Пятисот настолько, что они, наконец, пожертвуют часть своего состояния на финансирование наступления, которое фактически положит конец этой войне.
   Он воспользовался лазерным дальномером и проверил расстояние до грузового отсека.
   - Пятистам плевать, что война никогда не закончится. - Уайтсайд достала пистолет. - Они не воюют, а просто зарабатывают деньги, поставляя корабли и оружие.
   - Когда-нибудь слышала историю о кинжале в темноте и тысяче мечей на рассвете? - спросил Сайлас.
   - Ну, да. Ты вроде как любишь поднимать эту тему, - усмехнулась Уайтсайд.
   - Это потому, что я такой чертовски умный. А теперь давай сделаем это.
   Сайлас замедлил скорость с помощью двигателей скафандра и причалил к грузовому отсеку. Магнитные замки в его ботинках зацепились за металл, и он заскользил останавливаясь.
   Уайтсайд ударилась рядом с ним и тоже скользнула по корпусу.
   - Ненавижу выходы в открытый космос, - пробормотала она, потирая плечо.
   - Бакстер, открой нам вход, - сказал Сайлас.
   - Внутренняя сигнализация повсюду... Они не хотят, чтобы кто-то входил через атмосферные туннели в причале, но внешние воздушные шлюзы предназначены для роботов-перевозчиков грузов... Предупреждений не так много, и... бинго!
   В нескольких десятках метров от них открылась металлическая плита размером с амбарную дверь. Внутренняя дверь воздушного шлюза все еще была закрыта.
   Двое шпионов вплыли в шлюз, и он закрылся за ними.
   - Закрываю внешний шлюз, - сказал Бакстер. - Меня все еще слышно?
   - Готовы идти дальше. - Сайлас вытащил пистолет и проверил количество патронов.
   - Внутри отсека никакой активности. Наблюдаю какую-то странную активность в сети. Давайте отключим радиосвязь, если только это не что-то критическое, хорошо?
   - Понял. Проведи нас внутрь.
   Сайлас подобрался к одной стороне шлюза, для устойчивости прижал ботинки к палубе и приготовил пистолет. Уайтсайд придвинулась к другой стороне, и внутренняя дверь плавно открылась. Лампы на потолке отбрасывали белые пятна на грузовые контейнеры. Каждый контейнер был прикреплен магнитами к палубе - или к контейнеру под ним, - чтобы удерживаться на месте, и ряд за рядом они равномерно тянулись от одного угла отсека до другого.
   - Посмотри на все это сено, - сказала Уайтсайд.
   - Может, все это иголки. Нужна только одна. - Сайлас оттолкнулся и подплыл к ближайшему грузовому контейнеру. Он провел кончиками пальцев по графе с описью, и на экране появилось сообщение.
   - Серьезно, босс? Ты думаешь, риши собираются перечислить, что здесь на самом деле? - Уайтсайд вытащила маленький цилиндр из прорези на своей сбруе.
   - Список содержимого - это не то, что я ищу. Я проверяю... Вот! Этот был доставлен сюда десять дней назад. Слишком давно, чтобы поступить от ришей. - Сайлас поднял глаза к потолку и указал на находящийся там магнитный подъемник. Он был не посередине, не рядом с центром управления в задней части отсека, как должно было бы быть, если бы этим местом управляли компетентные грузчики.
   - Туда. - Он запрыгал медленными прыжками. - Могу поспорить, что подъемник припаркован прямо над последним контейнером, который кто-то укладывал. В любом случае, сюда никто не заходил с тех пор, как ящеры сбросили свой груз. Эти ублюдки заперли отсек, когда уходили. Можно подумать, не хотели, чтобы кто-то шнырял здесь после того, как они привезли что-то ценное.
   - Или что-то компрометирующее, - добавила Уайтсайд.
   Они подобрались к контейнеру под подъемником, и Сайлас проверил декларацию.
   - Три дня здесь. - Он хлопнул по нему ладонью. - Думаешь, стоит открыть его, чтобы проверить?
   Взгляд, которым одарила его Уайтсайд, должен был превратить его в пепел. Грузовые контейнеры регистрировали каждый раз, когда открывались или закрывались их двери.
   - Спасибо, я не в восторге от того, чтобы оставлять следы, - едко сказала она ему и дважды постучала по одному концу цилиндра в своей руке, чтобы активировать его. Она прижала другой конец шпионского дрона к стенке контейнера, и раздалось шипение, когда он прожег дыру в этой стенке, вцепился в металл и запустил свою сканирующую головку внутрь контейнера.
   - Три года на планете Лиги, на работе в охране у местного босса триады. - Уайтсайд согнула руку и поднесла пистолет к своему лицу. - И все это для того, чтобы выяснить, какие свободные торговцы заходили в систему и уходили оттуда, когда в их грузовых отсеках было слишком много пустот. Потом мы добрались до "Аризона Бэй" и теперь летим здесь, хлопая крылышками.
   - Почему твой беспилотник так долго работает? - спросил Сайлас.
   - Это одноразовый сканер. - Она посмотрела на него, очевидно, задаваясь вопросом, нервничает ли он больше, чем хочет показать, поскольку знал это так же хорошо, как и она. - Невозможно изменить квантовую матрицу, как только она настроена, поэтому никто не сможет изменить данные. Но это означает, что если там что-то есть, то он будет действовать медленно. Хороший знак? - Она взглянула на светящийся дрон.
   Тот отделился от контейнера и поплыл в невесомости отсека, один конец все еще светился красным, но быстро остывал. Уайтсайд поймала его в воздухе.
   - Горячая картошка. Горячая! - Она повертела им из стороны в сторону, затем прикоснулась кончиком к считывающему устройству на запястье. Снимки изнутри проецировались на контактную линзу в глазу Сайласа.
   Рентгеновское и гравитонное сканирование преобразовалось в конусы с многослойными схемами и блоками датчиков.
   - Это... это боеголовка ракеты Тан Лиги. - Уайтсайд с трудом сглотнула. - Это смертоносная военная помощь ришей Лиге. Мы их поймали!
   Сайлас помахал пальцами перед глазами, и изображение на линзе уменьшилось, показав еще десятки боеголовок.
   - Этого недостаточно, - сказал он. Его голос был ровным, профессиональным, хотя сердце ликовало от радости. - У нас должна быть гора доказательств, чтобы убедить достаточное количество людей на Земле. Больше, чем они могут посчитать косвенными. Одна коробка с боеголовками? Возможно, их отправят на какой-нибудь пиратский флот.
   - У меня есть еще четыре одноразовых сканера, - напомнила ему Уайтсайд.
   - Ищи контейнеры с таким же временем прибытия. Я иду к центру управления. Там должна быть запись о том, что эта штука поступила с корабля ришей.
   Сайлас дважды хлопнул ее по плечу и с силой оттолкнулся, направляясь к задней части грузового отсека.
   - Поспеши! - крикнула она ему вслед.
   Сайлас перевернулся с одной стороны на другую, используя двигатели скафандра для торможения, затем ухватился за поручень у входа в центр управления.
   - Во втором контейнере баллистические компьютеры, - прошептала Уайтсайд в наушник. - Каждый из них стоит больше, чем я когда-либо зарабатывала со своей шуточной государственной зарплатой.
   - Используй свою женскую интуицию для следующей шутки. - Ха, забавно. - Дай-ка поищу в логах, нет ли там чего-нибудь более компрометирующего.
   Сайлас попробовал открыть дверь центра управления, но, к его удивлению, та была заперта. Он вытащил из-за пояса небольшой прибор и прижал его к замку. Тот манипулировал магнитными полями, пока замок не открылся, и он протиснулся внутрь. Взмахнул рукой над экранами, и они ожили.
   - Бакстер? Бакстер?
   Когда хакер не ответил, Сайлас подсоединил кабель, идущий сзади от его воротника, к разъему в верхней части рабочей станции. В системы станции поступил импульс, и через несколько секунд динамики в его воротнике затрепетали от статических помех.
   - Железо, - сказал Бакстер, называя пароль.
   - Хорн, - ответил Сайлас, давая понять, что на него никто не давит. - Мне нужно, чтобы ты разблокировал банки данных. У нас есть то, что мы ищем, но нам нужно больше. Ты взломал банки данных "Аризона Бэй"?
   - Пока нет. Система безопасности лучше, чем ожидалось. Но я подключен к твоему скафандру, так что теперь могу взломать системы в грузовом отсеке. Может быть, смогу проникнуть через черный ход в "Аризона Бэй" и... Подожди, ты только что сказал то, что мне послышалось?
   - Уайтсайд получает больше данных по одноразовым сканированиям, но да. На этот раз у нас есть что-то стоящее. Действительно стоящее. Но нам нужно больше, чтобы представить всю картину начальству в Овальном кабинете, прежде чем кто-нибудь нам поверит.
   - Ни хрена себе? Что ж, будь я проклят... Ладно, я в деле. Отправляю тебе данные с "Аризона Бэй". Подожди минутку, пока я... А? Забавно.
   На дисплее Сайласа запульсировала передача данных, затем экраны на консолях затрепетали и стали совершенно белыми.
   - Это не похоже на твою обычную работу, - сказал Сайлас и застыл, когда по отсеку разнеслось эхо удара металла о металл.
   - Ты это слышал? - спросила Уайтсайд в наушнике.
   - Заканчивай... у нас, возможно, проблема, - ответил Сайлас и нажал кнопку сбоку от экрана, пытаясь очистить его. Что, черт возьми, это было?
   - Босс! Босс, меня засекли! - закричал Бакстер. - Они выходят из воздушного шлюза! Нет. Нет, не надо! Не на..!
   Связь прервалась.
   - Карла, у нас все! - закричал Сайлас. - Иду к тебе!
   Он бросился обратно через дверь центра управления, преодолевая микрогравитацию отсека по минимальной траектории, которая позволила бы миновать контейнеры... И по отсеку разнеслось эхо резкого пистолетного выстрела.
   Снова раздался треск. Затем в ответ затрещало автоматическое оружие.
   Сайлас перевернулся, ударился ботинками о крышку контейнера и выжал максимум из магнитных пластин. Казалось, что от удара у него вот-вот оторвутся ноги, но зато он остановился, ухватившись за неожиданный якорь.
   Уайтсайд лежала на животе за контейнером. На палубе перед ней лежали двое мертвых мужчин из экипажа "Аризона Бэй", и в микрогравитации густым слоем сочилась кровь. Еще один член экипажа присел за своим контейнером, просунув одну ногу в петлю для устойчивости, и поливал ее короткими, контролируемыми очередями. Он явно был профессионалом. Его огонь был точным и устойчивым, несмотря на невесомость, и он надежно прижал Уайтсайд к палубе. К несчастью для него, он был полностью сосредоточен на ней, вместо того чтобы смотреть вверх.
   Сайлас наклонился вперед, тщательно прицелился и выстрелил ему прямо в макушку. Его голова в ужасном взрыве откинулась назад, и красно-серое облако крови, мозгового вещества и осколков костей распространилось непристойным ореолом.
   Сайлас огляделся, стараясь разглядеть в затихшем отсеке, насколько это было возможно, какие-либо признаки движения. Он ничего не заметил, поэтому отключил ботинки и, ухватившись за поручень, спустился вниз, туда, где скорчилась Уайтсайд.
   - Ты в порядке? - спросил он.
   - Почти. - Уайтсайд подняла руку. Скафандр был проткнут - точнее, порван, в результате чего на внешней стороне ее предплечья образовалась царапина. Из нее текла кровь, но не так сильно, как было бы из глубокой раны. - Ублюдок, которого ты прибил, попал в меня, прежде чем я поняла, что он там, - сказала она.
   - Можешь пользоваться рукой?
   - Это чертовски больно, но могу. И, по крайней мере, это моя правая рука. Снимки все еще в порядке, - она махнула левой рукой, на которой были закреплены пять цилиндров-дронов.
   - Подожди, - Сайлас убрал пистолет в кобуру и снял с ее пояса баллончик с герметиком для экстренной помощи, который входит в стандартную комплектацию каждого космонавта. Он поднес баллончик к ее раненому предплечью и щедро смазал всю рану.
   - Черт! - Уайтсайд стиснула зубы. - В следующий раз предупреждай меня, Сайлас! Чертовски больно. И он прилипнет к ране, ты в курсе? Это не то, что пластырь, который я могу просто сорвать.
   - Хочешь вернуться в вакуум с прокол...?
   Открылась дверь в дальнем конце грузового отсека, вдали от прохода, где Сайлас, опустившись на колени, обрабатывал предплечье Уайтсайд. Он поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть тень чего-то большого и похожего на рептилию, прежде чем та исчезла. Судя по тому, что он успел разглядеть, она направлялась к центру управления.
   По крайней мере, пока.
   - Серьезная... проблема, - сказал он. - Нам нужно вернуться к воздушному шлюзу.
   - Меня это устраивает, - сказала она и перехватила пистолет другой рукой.
   Сайлас первым спустился по другому ряду, двигаясь низко, как только это было возможно при нулевой гравитации, скользнул чуть в сторону от палубы, чтобы спрятаться, и зигзагами направился к воздушному шлюзу через сетку контейнеров. У него не было возможности узнать, был ли новый нарушитель один, или по отсеку были разбросаны другие специальные агенты Лиги, поэтому он не собирался двигаться высоко, быстро... и попадать прямо под чей-то прицел.
   Глубокий, дикий рев ярости донесся с того места, где они оставили мертвецов Лиги. Это было близко. Ближе, чем он думал, даже матриарх не может быть настолько быстра.
   - Вперед! Вперед! - крикнул он.
   Контейнер позади них рванулся вперед, с силой двинув его в спину. Он ударился о металлический борт другого контейнера и упал навзничь. Движущийся контейнер врезался в другой рядом с Сайласом, так близко, что его едва не раздавило тяжеловесной массой. От удара штабель, в который врезался Сайлас, пошатнулся, и верхние контейнеры сдвинулись. Один из них скользнул наружу, прямо над ним, как раз в тот момент, когда движущийся рухнул на палубу, и магнитные замки, встроенные в опорную плиту каждого контейнера, автоматически зафиксировали его на месте, прежде чем он смог улететь дальше.
   Прямо между ним и проходом, к которому они направлялись.
   Он поднял голову и зарычал. Сдвинувшийся контейнер накрыл его. Он не мог просто подняться и перелезть через препятствие, но, возможно, ему удастся протиснуться в щель на уровне палубы. Правда, эта проклятая ящерица должна находиться прямо над ним.
   - Убирайся, Карла! - рявкнул он по коммуникатору. - Верни все домой!
   Он двинулся к щели, но не успел до нее добраться...
   Острые когти цвета оникса обхватили щель. Контейнеры были кубическими, десять метров в поперечнике, и микрогравитация не уменьшала массу. Чтобы преодолеть их инерцию и заставить двигаться, требовалось немало энергии, но этим когтям было все равно. Они дернули, отшвырнув в сторону самый нижний контейнер, и Сайлас оказался лицом к лицу с разъяренной ришатанкой.
   Инопланетянка-матриарх в серой чешуе возвышалась над ним. Ее алые черепные оборки плотно прилегали к массивному черепу, шипастая сочлененная броня покрывала плечи и позвоночник, а с невероятно широкого наплечного панциря свисали ленты из ткани психоделического цвета. Это должно было выглядеть нелепо. Но так не казалось. Только не с этими приплюснутыми оборками и коротким, шипастым, сердито бьющим хвостом. Огромные золотистые глаза уставились на Сайласа, а челюсти раскрылись, обнажив пилообразные зубы длиной не менее четырех сантиметров.
   И все же, несмотря на ее чудовищную внешность, в этих глазах, когда она смотрела на него, был ум и проницательность.
   - Ты не вор.
   Люди и риши были неспособны воспроизводить языки друг друга, но переводчик, который она носила как ожерелье, мог.
   - И не торгуешь безделушками. - Сайлас попятился. Если бы он мог отвлечь внимание этой большой сучки, дать Уайтсайд больше времени, чтобы уйти...
   Ноздри матриарха раздулись. Ее глаза слегка сузились, и Сайлас опустил взгляд. Он понял, что на его перчатках была кровь... Но ее было гораздо меньше, чем на скафандре Уайтсайд.
   И эта инопланетянка умела охотиться по запаху.
   Глаза ришатанки сузились, а затем матриарх развернулась. Ее невероятно мощные ноги отправили ее в полет по проходу, и в тот же момент ее хвост щелкнул позади нее и ударил Сайласа в живот.
   Удар выбил воздух из его легких, и он отлетел назад почти на метр, прежде чем его остановил борт контейнера. Но он так и не выпустил из рук пистолет, и временная нехватка кислорода не повергла его в панику. Он выстрелил в спину ришатанки, попав ей в ноги и бедра, даже когда она поворачивалась. Панцирь, прикрывавший ее позвоночник, был достаточно толстым, чтобы выдержать пистолетные пули, но кровь брызнула как минимум от двух попаданий рядом с ним.
   Если они и причинили ей боль, она, казалось, этого не заметила.
   Сайлас пытался дышать, в глазах у него темнело, пока ему не удалось сделать прерывистый вдох. Ребра болели, и какие-то из них, вероятно, были сломаны. Он закашлялся и оттолкнулся, форсунки скафандра заработали на полную мощность, когда он бросился вдогонку. В такой тесноте это было чертовски рискованно, но проходы были прямыми, и...
   Раздались новые пистолетные выстрелы. Уайтсайд проскочила перед ним в проход, отлетая назад из-за микрогравитации, держа пистолет обеими руками и стреляя без остановки. Она пронеслась по проходу, и Сайлас грохнулся ботинками о палубу. И если в первый раз он думал, что его ногам было больно, то ошибался. На этот раз было больно по-настоящему. Но это также остановило его, и он перевел оружие в автоматический режим, поднял его, держа палец на спусковом крючке, и...
   Ришатанка мелькнула в поле зрения, и он нажал на спусковой крючок.
   Фиолетовая кровь брызнула по меньшей мере от полудюжины попаданий, но матриарх по инерции пронеслась через проход и скрылась из виду, прежде чем он успел оценить, какой урон нанес.
   Уайтсайд вскрикнула.
   Сайлас бросился вперед, готовый стрелять из-за угла, держа пистолет наготове, а затем резко затормозил.
   Ришатанка лежала между ним и Уайтсайд. Та стояла в нескольких метрах от головы пришелицы, и, очевидно, тоже попала в нее не один раз. Кровь хлестала из пулевых ранений в бока, спину и грудь пришелицы в замедляющемся ритме.
   - Думаешь, мы справились? - спросила она с дрожащей улыбкой.
   - Не знаю... никогда раньше не видел их вживую. Давай убираться отсюда, пока не появились другие.
   - С радостью. Воздушный шлюз там. - Она указала в сторону и вынула магазин из пистолета. Вытащила заряженный магазин из своей сбруи, пока Сайлас перешагивал через хвост матриарха, осторожно обходя поверженное тело, чтобы присоединиться к ней.
   Он почти дошел, когда массивная лапа схватила его за лодыжку. Он извернулся, когда челюсти инопланетянки сомкнулись на предплечье его руки, в которой он держал пистолет. Толстая, жесткая ткань его сверхпрочного вакуумного скафандра смягчила этот жестокий укус - немного, но недостаточно. Он выронил оружие, когда зубы глубоко вонзились в его руку, и ришатанка дернула его в сторону, а затем швырнула в проход к переборке возле воздушного шлюза.
   Уайтсайд неуклюже перезаряжала оружие.
   Ришатанка подняла лапу и ударила шпионку, когда та все еще пыталась вставить магазин, и Уайтсайд взвизгнула, когда когти впились ей в грудь. Они распороли ее от шеи до пояса, и инопланетянка подхватила ее прежде, чем она успела упасть, и вырвала ей левую руку из сустава.
   Растерзанный труп отлетел назад, оставляя за собой облака крови и разорванные внутренности, но ришатанка не обратила на это внимания, обнюхивая руку, которую держала. Ту, что с одноразовыми сканирующими стержнями дронов. Инопланетянка торжествующе зарычала, а затем сунула руку в пасть. Зубы вонзились в конечность, раздробив сканирующие стержни, а также плоть и кости руки Уайтсайд на кровавые кусочки.
   Сайлас, оглушенный, лежал, привалившись к переборке, перед глазами у него все плыло. Боль от укуса пульсировала, усиливаясь с каждым ударом сердца. Но он сделал глубокий, всхлипывающий вдох, и поток воздуха зашипел у него в ушах.
   Его шлем все еще был надежно закрыт, и он перекатился на бок и протиснулся в воздушный шлюз, прижимая поврежденную руку к груди. Аварийный пуск был под черно-желтой пластиной с единственной поворотной защелкой, и он зацепился за нее, когда пролезал внутрь.
   Ришатанка выплюнула то, что осталось от искалеченной руки Уайтсайд, затем взревела и поднялась на ноги. Это было медленнее, чем раньше. Неудивительно, учитывая, что из ее многочисленных ран хлестала кровь. Он был почти уверен, что она должна быть смертельно ранена, но при смерти или нет, все равно могла убить и двигалась к нему.
   Он повернул защелку. Пластина поднялась, и он просунул в отверстие здоровую руку. Схватился за красную ручку и дернул, но та не поддавалась. Он дернул еще раз, сильнее, поскольку ришатанка набирала скорость и приближалась к нему. Ничего.
   Он поставил одну ногу на палубу, затем резко выпрямил ее, изо всех сил навалился на ручку спиной и ногами... и запаниковал.
   Ручка со щелчком поднялась. Люк воздушного шлюза сорвался с направляющих. Он кувыркался в вакууме, и ураган выходящей атмосферы выбросил Сайласа следом за ним.
   Он наблюдал, как ришатанка поворачивается к нему почти бок о бок, все еще пытаясь дотянуться, все еще пытаясь убить его. Но у него был шлем и вакуумный скафандр... У нее ничего не было.
   Инопланетянка боролась, казалось, целую вечность, хотя на самом деле это не могло быть больше восьмидесяти или девяноста секунд, а затем замерла, и кровь из ее ран замерзла в космосе.
   Сайлас почувствовал, как на его собственной искалеченной руке нарастает лед. Когда воздух и кровь хлынули из дыр в его скафандре, вот-вот могла наступить потеря сознания, и он знал это. Поэтому, кувыркаясь в пространстве, он шарил за спиной, пытаясь добраться до своего аварийного флакона с герметиком.
   Он схватился за него, когда боль пронзила его раненую руку до плеча, и показания, проецируемые на контактную линзу вместо обычного дисплея шлема, предупредили, что он теряет давление и кислород. Нажал на распылитель и бесполезно распылил герметик в сторону, и лишь затем направил на самую большую прореху на рукаве.
   Боль от прилипшего к коже герметика была незначительной по сравнению с тем, что ему уже пришлось пережить, и он израсходовал весь флакон, чтобы залепить разрывы скафандра. Затем он отпустил его и смотрел, переворачиваясь с боку на бок в вакууме, как тот уплывает от него.
   Его товарищи по команде были мертвы. У него не было доказательств, которые можно было передать Федерации, и теперь он дрейфовал в бескрайнем небытии... чтобы либо парить до конца вечности, либо, в конце концов, сгореть в атмосфере Монклера, когда, наконец, сойдет с орбиты. Никто на родине никогда не узнает, что с ним случилось.
   Такова жизнь шпиона, - сказал он себе.
   Пока он снова и снова переворачивался, размышляя о своей судьбе, ришатанский корабль оттолкнулся от причала, и он увидел, как открылись полдюжины замаскированных отверстий по всему боку того, что должно было быть грузовым отсеком. В этих отверстиях прятались излучатели мощного противокорабельного энергетического оружия, и лазеры с яростью обрушились на станцию. Риши первым же ударом разнесли в щепки весь стыковочный узел и уничтожили грузовой отсек. Но они не закончили на этом.
   Они направили свои лазеры на остальную часть станции. Лучи охватили Сайласа с обеих сторон, достаточно близко, чтобы только вакуум мешал поджарить его. Потребовалось всего два залпа, чтобы разрушить верхние уровни центра станции. Корпус раскололся, обломки разлетелись по спирали, когда нижние уровни начали разваливаться на части, и вокруг лазерных разрядов вспыхнула атмосфера, когда смертельно раненая станция загорелась.
   Корабли, пришвартованные к другим длинным плечам, спешно отчаливали, их двигатели заработали на полную мощность, когда они начали отплывать от места крушения. Никто из них не хотел участвовать в битве, которую наконец затеяли риши, и Сайлас ни капельки не винил их. Спасательные капсулы отстреливались от станции, и в ушах Сайласа зазвучали их сигналы SOS.
   Ришатанский корабль оторвался от станции и ускорился.
   Сайлас прислушивался к своему дыханию и панике на коммуникаторе, пока Порт-Монклер боролся за выживание.
  

****

   Он сидел в баре в нескольких кварталах от Овала, где располагался главный военный штаб Земной Федерации, и перекатывал маленький информационный чип между большим и указательным пальцами. Лед в его напитке почти растаял.
   Раны от укуса ришатанки зажили, а современная медицина могла бы вылечить даже шрамы. Но он отказался... и сохранил их как доказательство того, через что ему пришлось пройти.
   Даже если - или, возможно, даже особенно потому, что - власти, которые были в штабе, отказались поверить хотя бы единому его слову.
   После разрушения Порт-Монклера его подобрало грузовое бродячее судно. В отношении космонавтов все еще действовали древние законы морей Старой Земли, и некоторые корабли и экипажи, откуда бы они ни были родом, не соглашались бросать тех, кто попал в беду.
   Потребовались месяцы, чтобы выпросить, взять взаймы и украсть деньги на билет обратно в пространство Федерации, где, связавшись с командованием разведки, он решил большинство своих проблем - по крайней мере, насущных - и первым же кораблем вернулся на Старую Землю и в Овал.
   Начальство негативно восприняло его доклад. Одного чипа с данными и его показаний было недостаточно, чтобы убедить руководство Федерации принять меры против ришей... или вообще что-либо предпринять против них.
   Бакстер и Уайтсайд мертвы. Бесчисленные тысячи людей погибли на борту станции Порт-Монклер. И все впустую.
   На соседний табурет опустился мужчина и принялся отбивать ритм по стойке бара. Вновь прибывший был примерно одного возраста с Сайласом, у него были зеленые глаза, каштановые волосы и усы.
   Робот в галстуке-бабочке и смокинге с тиснением скользнул по перилам в ответ на его вызов.
   - Могу я вас обслужить, сэр или мадам? - осведомился он.
   - Сэйзирак, - ответил вновь прибывший, и Сайлас приподнял бровь. Заказ был таким же, как и его нетронутый напиток.
   Робот быстро приготовил заказ и подал его вновь прибывшему.
   - Не благодарю роботов, - сказал другой мужчина. - Они все равно не запрограммированы на заботу. Некоторые могут подумать, что это трагедия. Столько усилий, и никто этого не ценит.
   Он сделал глоток.
   - Да, - пробормотал Сайлас. - Роботу приходится нелегко.
   - Но, - мужчина повернул голову и посмотрел прямо на Сайласа, - мужчины и женщины, которые жертвуют собой, которые делают все возможное... их следует уважать и им следует верить. Не то чтобы вы найдете кого-то подобного за стойкой бара. Или, - он сделал еще глоток, - в Овальном зале.
   Сайлас поднял глаза к зеркалу за стойкой, проверяя, нет ли еще кого-нибудь из новоприбывших, но заведение было почти пустым, а все выходы были еще открыты.
   - Мы знакомы? - спросил он.
   - Мы из одного братства. Те, кто знают, что делают риши, чтобы продлить войну, - сказал другой мужчина. - Мы просто пока не смогли доказать это широкой публике.
   - Жаль, что нет такого напитка, как "шапочки из фольги", - сказал Сайлас.
   - Его презирали бы по всей галактике, пока он не стал бы общепринятым в качестве основного в барах, - сказал другой. - Вдруг. Точно так же люди относятся к теориям заговора, которые, как оказалось, были правы с самого начала. Что неудивительно для людей, которые все это время пили это, - мужчина поднял свой бокал. - Вы когда-нибудь слышали о старом напитке под названием "Кул-Эйд" [в переносном смысле "пить Кул-Эйд" - подчиняться безвольно, не рассуждая]? На Земле до экспансии.
   - Я пью его уже много лет, - Сайлас чокнулся бокалом со своим приятелем по бару.
   - Вы вернулись не только со шрамами. - Мужчина ткнул пальцем в чип с данными. - У вас есть зацепка.
   - Списки экипажа, фальшивые коносаменты, не менее фальшивые судовые реестры "Аризона Бэй"... Не слишком большая зацепка. - Сайлас взял в руки чип с данными. Тот факт, что им заинтересовался совершенно незнакомый человек, заставил его насторожиться.
   - Забавная вещь о лжецах, - сказал другой мужчина. - Чем больше они лгут, тем чаще говорят правду случайно или по недосмотру. - Он положил на стойку еще пару чипов с данными. - Некоторым нравится думать, и я взглянул на данные, которые вы привезли. Мы обнаружили несколько планет, торговые маршруты и списки экипажей с... интересными совпадениями с тем, что вы нашли в Порт-Монклере. Вы же не думаете, что риши уйдут только потому, что вы заглянули за их занавес, не так ли?
   Сайлас подвигал челюстью из стороны в сторону.
   - Чего вы хотите? - спросил он.
   - Нам нужны способные и решительные агенты для поиска истин, которые отказываются находить другие. Если вы готовы к еще одному путешествию за синюю линию, в нейтральный космос... я могу это устроить.
   Сайлас мгновение смотрел на него, затем взял в руку два чипа с данными.
   - Как вас зовут?
   - Харрисон О'Хэнрати. - Он протянул руку. - Рад с вами познакомиться.
  
  
   Автор бестселлеров Дэвид Вебер более всего известен по обширному циклу книг о Хонор Харрингтон и побочных серий произведений о ней и ее вселенной, в том числе в соавторстве. Вебер также написал серию "Дахак", фэнтезийную серию "Бог войны" и многотомную серию "Сэйфхолд". Среди совместных работ Вебера - серия "Звездный огонь" со Стивом Уайтом, серия "Империя человека" с Джоном Ринго, серия "Мультивселенная" с Линдой Эванс и Джоэлом Пресби, серия "Гордиев отдел" с Джейкобом Холо, серия "Становление империи" с Ричардом Фоксом. Он живет в Южной Каролине.
  
  
  
  
  
   Copyright Н.П. Фурзиков. Перевод, аннотация. 2025.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"