Фурзиков Николай Порфирьевич : другие произведения.

Стивен Бакстер "Поток" (Ксили 3)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Захватывающая история об искусственно сконструированных из сложных соединений ядер олова людях ростом в сотни тысяч раз меньше обычного, которые живут в условиях невообразимо мощных магнитных полей в сверхтекучем слое нейтронов между наружной корой и сердцевиной нейтронной звезды. Питаются они ядрами тяжелых элементов, их метаболизм основан на ядерных реакциях, которые используются также для нагрева и освещения, а металлы им заменяет метастабильная гиперонная материя. Звезда увязла в давнем галактическом конфликте, и защищающаяся сторона, ксили, пытается устранить ее, угрожая уничтожить все живое внутри. Отчаянная вылазка на утлом кораблике к остаткам прежней могучей технологии помогает отвести звезду с гибельного пути и спасти немногих выживших.

Стивен БАКСТЕР

ПОТОК

  
  

Моему племяннику Джеймсу Бакстеру

  

Перевод: Н.П. Фурзиков

  
   Захватывающая история об искусственно сконструированных из сложных соединений ядер олова людях ростом в сотни тысяч раз меньше обычного, которые живут в условиях невообразимо мощных магнитных полей в сверхтекучем слое нейтронов между наружной корой и сердцевиной нейтронной звезды. Питаются они ядрами тяжелых элементов, их метаболизм основан на ядерных реакциях, которые используются также для нагрева и освещения, а металлы им заменяет метастабильная гиперонная материя. Звезда увязла в давнем галактическом конфликте, и защищающаяся сторона, ксили, пытается устранить ее, угрожая уничтожить все живое внутри. Отчаянная вылазка на утлом кораблике к остаткам прежней могучей технологии помогает отвести звезду с гибельного пути и спасти немногих выживших.
  
  

1

  
   Дюра вздрогнула и проснулась.
   Что-то было не так. Фотоны пахли неправильно.
   Перед ее лицом плавала смутно видимая рука, и она согнула пальцы. Возмущенный электронный газ, головокружительно закручиваясь спиралью вокруг линий магполя (магнитного поля), искрился фиолетово-белым вокруг кончиков пальцев. Воздух в ее глазах был теплым, затхлым, и она могла различать только смутные очертания.
   На мгновение она повисла тут, свернувшись в тугой клубок, подвешенная в упругих объятиях магполя.
   Она услышала голоса, пронзительные и возбужденные от паники. Они доносились со стороны сетки.
   Дюра крепко зажмурила глаза и обхватила колени, заставляя себя вернуться в прохладное забытье сна. Только не снова. Она молча поклялась кровью ксили, что не будет еще одного сбоя, не будет еще одного вихревого шторма. Она не была уверена, хватит ли ресурсов у маленького племени человеческих существ, как они себя называли, чтобы отреагировать на новые потрясения... и, на самом деле, хватит ли у нее самой сил справиться с новой катастрофой.
   Теперь задрожало само магполе. Окутав ее тело, оно пробежало рябью по коже, не неприятно, и она позволила ему укачивать себя, как будто была ребенком на руках. Затем - не так приятно, а более грубо - ее ткнули в поясницу...
   Нет, это было не магполе. Она снова распрямилась, потянувшись за пределы поля. Она потерла глаза - мясистые края чашек покрылись коркой налета от сна и казались острыми под пальцами - и тряхнула головой, чтобы прогнать затуманенный воздух из чашек.
   Толчок в спину - это был кулак Фарра, ее брата. Она увидела, что он дежурил в уборной и все еще нес свой плетеный мешок для мусора, сейчас опустевший от обогащенного нейтронами дерьма, которое он собрал в сетке и выбросил в воздух. Его худощавое, растущее тело дрожало в ответ на нестабильность магполя, а его круглое лицо было обращено к ней, сморщившись от почти комичного беспокойства. В одной руке он сжимал плавник своего любимого воздушного поросенка - толстого детеныша размером с кулак Дюры, такого маленького, что ни один из его шести плавников еще не был проколот. Маленькое животное, очевидно, напуганное сбоем, слабо пыталось вырваться; оно выбрасывало тонкие голубые струйки сверхтекучих реактивных выхлопов.
   Из-за привязанности к животному Фарр казался еще моложе своих двенадцати лет - на треть моложе Дюры, - и он цеплялся за поросенка так, словно цеплялся за само детство. Что ж, подумала Дюра, мантия была огромной и пустой, но в ней было очень мало места для детства. Фарру приходилось быстро взрослеть.
   Он был так похож на их отца, Лога.
   Дюра, все еще затуманенная сном, почувствовала прилив нежности и беспокойства к мальчику и протянула руку, чтобы погладить его по щеке, нежно провести пальцами по спокойным уголкам его карих глаз.
   Она улыбнулась брату. - Привет, Фарр.
   - Прости, что разбудил тебя.
   - Ты не виноват. Звезда была достаточно любезна, чтобы разбудить меня задолго до того, как ты собрался это сделать. Еще один сбой?
   - Худший из всех, говорит Адда.
   - Неважно, что говорит Адда, - сказала Дюра, приглаживая свои развевающиеся волосы; их полые трубки были, как всегда, спутанными и грязными. - Мы справимся. Мы всегда справляемся, не так ли? Возвращайся к своему отцу. И скажи ему, что я иду.
   - Хорошо. - Фарр снова улыбнулся ей, неловко изогнулся и, все еще крепко сжимая плавник воздушного поросенка, начал неуклюже плыть к сетке по невидимым траекториям потока магполя. Дюра смотрела, как он удаляется, его стройная фигура уменьшалась из-за мерцающих, заполняющих мир вихревых линий позади него.
   Дюра выпрямилась во весь рост и потянулась, прижимаясь к магполю. Она держала рот широко открытым, пока разминала затекшие конечности и спину. Она почувствовала легкую рябь воздуха, когда он проник через ее горло в легкие и сердце, пронесся по сверхтонким капиллярам и наполнил мышцы; ее тело, казалось, покалывало от его свежести.
   Она огляделась вокруг, принюхиваясь к фотонам.
   Миром Дюры была мантия Звезды, огромная пещера желто-белого воздуха, ограниченная снизу квантовым морем, а сверху наружной коркой.
   Сама корка со стороны мантии представляла собой плодородный матовый потолок, испещренный фиолетовыми прожилками травы и похожими на волосы линиями стволов деревьев. Прищурившись - искажая параболическую сетчатку своих глаз - она смогла разглядеть темные пылинки, разбросанные среди корней деревьев, прикрепленных к нижней стороне корки. Возможно, это были скаты, или стадо диких воздушных свиней, или какие-то другие пасущиеся существа. Они были слишком далеко, чтобы разглядеть их как следует, но приповерхностные животные, казалось, кружились друг вокруг друга, сталкиваясь, сбитые с толку; ей почти показалось, что она слышит холодный звук их страдания.
   Далеко под ней квантовое море образовывало пурпурно-темное дно мира. Море было окутано туманом, его поверхность была нечеткой и смертоносной. Само море, как она с облегчением увидела, не пострадало от сбоя. Только однажды на памяти Дюры произошел сбой, достаточно серьезный, чтобы вызвать моретрясение. Она содрогнулась подобно магполю, вспомнив то ужасное время; как полагала, она была не старше Фарра, когда появились нейтринные источники, унесшие половину человеческих существ - включая Фир, мать Дюры и первую жену Лога - с криками, прочь в тайны за пределы наружной корки.
   Повсюду вокруг нее, заполняя воздух между наружной коркой и морем, вихревые линии представляли собой электрически-голубую клетку. Линии заполняли пространство шестиугольными массивами, на расстоянии примерно десяти человеческих ростов друг от друга; они огибали Звезду издалека - с севера, огибали ее по дуге, как траектории огромных грациозных животных, и на расстоянии миллионов человеческих ростов сходились в размытом красном пятне, которое было южным полюсом.
   Она поднесла пальцы к лицу, пытаясь оценить расстояние между линиями и их рисунок.
   Сквозь пальцы она могла видеть лагерь, маленький сгусток безумных деталей и активности - толкающихся, перепуганных воздушных свиней, карабкающихся людей, дрожащую сетку - все это было погружено в содрогающуюся массу воздуха. Фарр со своим сопротивляющимся воздушным поросенком был жалким обрывком, извивающимся в невидимых трубках потока.
   Дюра пыталась не обращать внимания на маленькую, беспорядочную кучку людей, сосредоточиться на линиях.
   Обычно движение линий было величественным, предсказуемым - достаточно регулярным, чтобы человеческие существа могли измерять по нему свою жизнь. На вечный дрейф линий к наружной корке накладывались импульсы сгущения линий: плотные, резкие скопления, которые отмечали дни, и более медленные, более сложные колебания второго порядка, которые люди использовали для отсчета своих месяцев. В обычное время человеческим существам было легко избежать медленного расползания линий; всегда было достаточно времени, чтобы разобрать сетку и заново разбить свой маленький лагерь в другом уголке пустого неба.
   Дюра даже знала, что вызывает величественную пульсацию линий, и это знание принесло ей много пользы: у Звезды был спутник далеко за пределами наружной корки - планета, шар, похожий на Звезду, но меньше и легче, - который вращался, невидимый, над их головами, притягивая вихревые линии, словно невидимой силой. И, конечно же, за планетой - детские мысли вернулись к ней непрошеными, как обрывки ее затянувшегося сна, - за планетой были звезды ур-людей, невероятно далекие и навсегда невидимые.
   Дрейфующие вихревые линии в обычное время были такими же стабильными и надежными, как пальцы какого-нибудь дружелюбного бога; люди, воздушные свиньи и другие свободно перемещались между линиями, бесстрашно и без какой-либо опасности...
   За исключением случаев сбоя.
   Теперь, по ту сторону ее растопыренных пальцев, вихревая решетка заметно смещалась, поскольку сверхтекучий воздух стремился выровняться с отрегулированным вращением Звезды. Нестабильности - огромные параллельные ряды ряби - уже величественно шествовали по всей длине линий, неся весть о новом пробуждении Звезды от одного полюса к другому.
   Фотоны, испускаемые линиями, пахли тонко и остро. Надвигалась вихревая буря.
  

* * *

  
   Место для сна Дюры было примерно в пятидесяти человеческих ростах от центра нынешнего лагеря человеческих существ, там, где магполе казалось особенно плотным, успокаивающе безопасным. Теперь она начала двигаться в сторону сетки. Извиваясь, взмахивая конечностями, она почувствовала, как по ее эпидермису пробежал электрический ток; и оттолкнулась руками и ногами от невидимого, упругого сопротивления магнитного поля, как будто это была лестница. Теперь, полностью проснувшись, она обнаружила, что ее переполняет запоздалая тревога - тревога, к которой примешивалось чувство вины за свое опоздание, - и, скользя по полю, она растопырила перепончатые пальцы рук и заколотила ими по воздуху, пытаясь разогнаться еще больше. Нейтронная сверхтекучая жидкость составляла большую часть объема воздуха, так что ее руки почти не испытывали сопротивления; но она все равно цеплялась за воздух, ее нетерпение росло, она искала утешения в деятельности.
   Вихревые линии скользили теперь по ее полю зрения, как сны. Рябь неслась огромными ровными цепями, как будто вихревые линии были канатами, которые раскачивали гиганты, расположенные в туманах полюсов. Когда волны бились мимо нее, они издавали низкий, прохладный стон. Амплитуда волн уже достигала половины человеческого роста. Клянусь храбростью Болдера, подумала она, может быть, этот старый дурак Адда на этот раз прав; может быть, это действительно будет самое худшее.
   Медленно, мучительно медленно лагерь превратился из отдаленной абстракции, мешанины движения и шума в сообщество. Он располагался вокруг грубой цилиндрической сетки, сделанной из сплетенной древесной коры и вытянутой вдоль линий магнитного поля. Большинство людей спали и ели привязанными к сетке, и вся длина цилиндра представляла собой лоскутное одеяло из связанных вещей, одеял для уединения, щеток для чистки, простой одежды - пончо, туник и поясов - и нескольких жалких свертков с едой. С веревок сетки свисали обрывки незаконченных деревянных изделий и флажки из необработанной кожи воздушной свиньи.
   Сетка была шириной в пять человеческих ростов и длиной в дюжину. По словам людей постарше, таких как Адда, ей было по меньшей мере пять поколений. И это был единственный дом примерно для пятидесяти человек - и их единственное сокровище.
   Когда Дюра приблизилась к ней, пробираясь сквозь цепляющееся магнитное поле, она внезапно взглянула на хрупкую конструкцию объективным взглядом - как будто она не родилась в одеяле, привязанном к ее грязным узлам, как будто она не умрет, все еще цепляясь за ее волокна. Насколько это было хрупко: какими жалкими, какими беззащитными они были на самом деле. Даже когда она приблизилась, чтобы присоединиться к своему народу в этот трудный момент, Дюра чувствовала себя подавленной, слабой, беспомощной.
   Взрослые и дети постарше мотались на сетке, распутывая узлы, на которых их пальцы казались карликовыми. Она увидела Эска, терпеливо ковыряющегося в секции сетки. Дюре показалось, что он наблюдал за ее приближением, но в этом трудно было быть уверенным. В любом случае, Филас, его жена, была с ним, а Дюра старалась не смотреть в ту сторону. Тут и там Дюра могла разглядеть маленьких детей и грудных младенцев, все еще привязанных к сетке веревками разной длины. Каждый ребенок, оставленный на привязи работающими родителями, братьями и сестрами, был маленьким, плачущим комочком страха и одиночества, тщетно сопротивляющимся своим привязям, и Дюра почувствовала, что ее сердце разрывается от сочувствия к каждому из них. Дюра заметила девушку Диа, которая была на последнем месяце беременности своим первым ребенком. Работая со своим мужем Муром, Диа вытаскивала инструменты и обрывки одежды из сетки и запихивала их в мешок; на ее раздутом обнаженном животе блестел пот. Диа была женщиной с маленькими конечностями, похожей на ребенка, чья беременность сделала ее только более уязвимой и молодо выглядящей; при наблюдении за ее нынешней работой, за каждым ее движением, пропитанным страхом, что-то шевельнулось внутри бездетной Дюры, желание защитить.
   Животные - небольшое стадо племени, состоявшее из дюжины взрослых воздушных свиней и примерно такого же количества поросят - были привязаны внутри сетки вдоль ее оси. Они блеяли, их шум добавлял скорбный контрапункт к крикам и воплям людей; они сбились в кучу в центре сети дрожащей массой плавников, струйных отверстий и тел с выдвинутыми огромными чашеобразными глазами. Несколько человек забрались внутрь сетки и пытались успокоить животных, прикрепить поводки к их проколотым плавникам. Но демонтаж сетки шел медленно и неравномерно, как увидела Дюра, приблизившись, и стадо представляло собой массу панического шума, нескоординированных движений.
   Она услышала голоса, повышенные от страха и нетерпения. Она поняла, что то, что издалека казалось разумно контролируемой операцией, на самом деле было не иначе чем беспорядком.
   Боковым зрением она уловила что-то - движение, бело-голубое и отдаленное... Еще больше ряби в вихревых трубках, идущих с далекого севера: огромные, нерегулярные неровности, совершенно затмевающие небольшие неустойчивости, которые она наблюдала до сих пор.
   Времени было мало.
   Лог, ее отец, висел в магполе чуть поодаль от сетки. Адда, слишком старый и медлительный для срочной работы по разборке лагеря, завис рядом с Логом, его худое лицо исказилось кислой гримасой. Лог выкрикивал приказы своим громким баритоном, но, как уже могла видеть Дюра, это почти не влияло на координацию движений человеческих существ. И все же у Дюры было это странное чувство вневременности, отстраненности, и она изучала своего отца так, словно видела его впервые за много недель. Волосы Лога, прилипшие к голове, были смятыми и пожелтевшими; его лицо было маской, сквозь которую все еще можно было различить присущие Фарру округлые мальчишеские черты, но скрытые сетью шрамов и морщин.
   Когда Дюра приблизилась, Лог повернулся к ней, его карие глаза расширились, мышцы щек напряглись. - Ты не торопилась, - прорычал он ей. - Где ты была? Ты нужна здесь. Разве ты этого не видишь?
   Его слова прорвались сквозь ее отстраненность, и вопреки себе, несмотря на срочность момента, она почувствовала, как в ней нарастает негодование. - Где? Я побывала в сердцевине Звезды в "ночном истребителе ксили". Как думаешь, где я была?
   Лог отвернулся от нее с явным отвращением. - Ты не должна богохульствовать, - пробормотал он.
   Ей хотелось рассмеяться. Раздраженная им, собой, постоянными трениями между ними, она покачала головой. - О, с этим прямо на Кольцо. Что ты хочешь, чтобы я сделала?
   Теперь старый Адда наклонился вперед, открытые поры в его оставшихся волосах блестели от пота. - Не уверен, что ты многое можешь сделать, - невесело сказал он. - Посмотри на них. Какой беспорядок.
   - Мы не успеем вовремя, не так ли? - спросила его Дюра. Она указала на север. - Посмотри на эту рябь. Мы не успеем убраться с дороги, прежде чем она ударит.
   - Может быть. Может быть, и нет. - Старик поднял свои пустые глаза к южному полюсу; его мягкое свечение освещало заднюю часть его глаз, сетчатку чашечек; осколки мусора кружились вокруг ободков, и крошечные очищающие симбионты постоянно входили и выходили из чашечек.
   Лог внезапно взревел: - Мур, ты чертов дурак. Если этот узел застрял, разрежь его. Разорви его. Прогрызи насквозь, если понадобится! - но не оставляй его просто так, иначе половина сетки улетит в квантовое море, когда на нас обрушится шторм...
   - Худшее, что я когда-либо видел, - пробормотал Адда, принюхиваясь. - Никогда не думал, что фотоны пахнут так кисло. Как испуганный поросенок... Конечно, - продолжил он через несколько мгновений, - я помню один вихревой шторм, когда был ребенком...
   Дюра не смогла сдержать улыбки. Адда, вероятно, был самым мудрым среди них в том, что касалось путей Звезды. Но ему нравилась его роль предсказателя конца света... он никогда не смог бы расстаться с тайнами своего собственного прошлого, с дикими, смертоносными днями, которые только он мог помнить...
   Лог в ярости повернулся к ней, его лицо было таким же неустойчивым, как дрожащее магнитное поле. - Пока ты ухмыляешься, мы можем умереть, - прошипел он.
   - Знаю. - Она протянула руку и коснулась его плеча, почувствовав прилив горячего воздуха, который вырвался из его сжатых мышц. - Я знаю. Мне... жаль.
   Он нахмурился, пристально глядя на нее, и потянулся вперед, как будто хотел дотронуться до нее. Но отдернул руку. - Возможно, ты не так сильна, какой мне хотелось бы тебя считать.
   - Нет, - тихо сказала она. - Возможно, я не такая.
   - Пойдем, - сказал он. - Мы поможем друг другу. И поможем нашим людям. В конце концов, пока никто не умер.
  

* * *

  
   Дюра пробралась сквозь линии магполя к сетке. Мужчины, женщины и дети постарше собрались в плотные кучки, их худые тела сталкивались друг с другом, когда они плавали в бурлящем магполе, работая с сеткой. Они бросали испуганные, рассеянные взгляды на приближающийся вихрь нестабильности, и со всех сторон сетки Дюра могла слышать бормотание - или крики - молитвенных песнопений, мольбы о благосклонности ксили.
   Наблюдая за людьми, Дюра поняла, что они жмутся друг к другу для удобства, а не для эффективности. Вместо того, чтобы работать равномерно и систематически по всей сетке, люди фактически мешали друг другу как следует работать при разборке; целые участки запутанной сетки оставались без присмотра.
   Чувство подавленной беспомощности Дюры усилилось. Возможно, она могла бы помочь им лучше организоваться - хоть раз побыть дочерью Лога, устало уговаривала она себя, действовать как лидер. Но, изучая испуганные лица людей, круглые, вытаращенные глаза детей, она распознала усталый ужас, который, казалось, заглушал ее собственные реакции.
   Возможно, сжаться в комок и молиться было таким же рациональным ответом на это последнее бедствие, как и любой другой.
   Она покрутилась в воздухе и махнула в сторону пустого участка сетки, держась подальше от Эска и Филас. Лог должен был вести; Дюра останется одной из ведомых.
   Первая из мощных волн приблизилась к лагерю. Чувствуя растущее напряжение в воздухе, Дюра ухватилась за крепкую веревку сетки и придвинулась всем телом к ее содрогающейся массе. На мгновение ее лицо прижалось к толстой сетке, и она обнаружила, что смотрит на воздушную свинью, находящуюся на расстоянии вытянутой руки от нее. Отверстия, проделанные в плавниках, с возрастом расширились, окруженные рубцовой тканью. Воздушная свинья, казалось, смотрела ей в глаза, ее шесть глазных стебельков торчали прямо из черепной коробки, чашечки поворачивались к ней. Зверь был одним из старейших среди воздушных свиней - в детстве, с тоской вспоминала она, она бы знала имена каждого из их скудного стада - и, должно быть, уже повидал множество штормов. Хорошо, подумала она. Каков твой диагноз? Как ты думаешь, есть ли у нас шанс пережить этот шторм лучше, чем у всех остальных? Доживешь ли ты до того, чтобы увидеть его обратную сторону? Как думаешь?
   Неподвижный, скорбный взгляд существа, карие глубины его наглазников не давали ей возможности ответить. Но от его затхлого животного тепла несло страхом.
   Веревочный коврик перед ее лицом внезапно замерцал сине-белым; ее голова отбрасывала перед ней тень.
   Она обернулась и увидела, что одна вихревая линия переместилась на расстояние в пару человеческих ростов от ее позиции; она мерцала в воздухе, дрожа, кабель излучал электрически-голубое свечение, почти слишком яркое для ее глаз.
   Жители племени, по-видимому, отказались от любых попыток демонтировать сетку; даже Лог и Адда подплыли, махая руками, в сторону иллюзорной безопасности места обитания. Люди просто цеплялись за то, где они были, обхватив руками друг друга и самых маленьких детей, а раскрытая сетка бесполезно хлопала вокруг них. Раздался детский плач.
   И теперь, с внезапной жестокостью, обрушился вихревой шторм. Зазубренный разрыв глубиной в человеческий рост пронесся вдоль ближайшей вихревой линии мимо сетки быстрее, чем мог бы взмахнуть любой человек, быстрее даже, чем могла бы пролететь по воздуху любая дикая воздушная свинья. Дюра попыталась сосредоточиться на прочности волокнистой веревки в своих руках, на успокаивающем магполе, которое, как всегда, мягко сжимало ее тело... Но было невозможно игнорировать внезапную плотность воздуха в ее легких, ревущий тепловой шум, разносящийся по воздуху с такой силой, что она боялась за свои уши, дрожь магполя.
   Она зажмурила глаза так сильно, что почувствовала, как из чашек уходит воздух. Сосредоточься, сказала она себе. Ты понимаешь, что здесь происходит. Эта несчастная воздушная свинья, связанная сеткой, так же невежественна, как самый младший поросенок во время своего первого шторма. Но не ты; не человек.
   И именно благодаря пониманию мы победим... Но, даже когда она произносила эти слова про себя, как молитву, она не могла найти никакой правды в этой благочестивой надежде.
   Воздух был нейтронной жидкостью, сверхтекучей средой. Сверхтекучие вещества не могли поддерживать вращение на больших расстояниях. Итак, в ответ на вращение Звезды воздух наполнялся вихревыми линиями, исчезающе тонкими трубками, внутри которых вращение воздуха было ограничено. Вихревые линии выстраивались в правильные ряды, выровненные по оси вращения Звезды - почти параллельно магнитной оси, за которой следует магнитное поле. Вихревые линии заполняли мир. Люди были в безопасности, пока держались от них подальше; это знал каждый ребенок. "Но при сбое, - с сожалением подумала Дюра, - линии иногда начинают искать тебя... И сверхтекучесть воздуха разрушается вокруг сжимающейся вихревой линии, превращая воздух из тонкой, стабильной, живительной жидкости в нечто, полное смятения и турбулентности".
   Казалось, что самый сильный порыв первого вихря теперь проходит. Все еще цепляясь за сетку, она открыла глаза и быстро оглядела небо.
   Вихревые линии, параллельные лучи, уходящие в бесконечность, все еще величественно маршировали по небу, отыскивая свое новое направление. Это было поистине великолепное зрелище; и на мгновение Дюра почувствовала, как по ее телу пробежал трепет удивления, когда она представила себе ряды вращающихся линий, которые тянулись прямо вокруг Звезды, перестраиваясь, собираясь и распространяясь, как будто Звезда была связана интегрированными мыслями какого-то огромного разума.
   Сетка задрожала в ее руках, ее грубые волокна оцарапали ладони; острая боль грубо вернула ее сюда и сейчас. Она вздохнула, собираясь с силами, когда усталость снова сомкнулась вокруг нее.
   - Дюра! Дюра!
   Детский голос, тонкий и испуганный, донесся до нее с расстояния в несколько человеческих ростов. Схватившись за сетку одной рукой, она обернулась и увидела Фарра, своего младшего брата, висящего в воздухе, как выброшенный клочок ткани и плоти. Он плыл к ней.
   Когда Фарр подобрался ближе, Дюра обхватила его свободной рукой, помогая уцепиться руками и ногами за веревки сетки. Он тяжело дышал и дрожал, и она могла видеть, как покрывавшие его кожу головы короткие волоски пульсировали, когда через них проходила сверхтекучая жидкость.
   - Меня сбросило, - выдохнул он между глотками воздуха. - Я потерял своего поросенка.
   - Да, вижу. Ты в порядке?
   - Думаю, да. - Он уставился на нее снизу вверх, его глаза были широко раскрыты и пусты, и он обшарил взглядом небо, словно ища источник этого предательства его безопасности. - Это ужасно, не так ли, Дюра? Мы умрем?
   Она небрежно провела пальцами по его жестким волосам. - Нет, - сказала она с убежденностью, которую никогда не смогла бы проявить в одиночку. - Нет, мы не умрем. Но мы в опасности. А теперь пошли, нам пора приниматься за работу. Нам нужно разобрать сетку, сложить ее, прежде чем следующая нестабильность обрушится на нас и разрушит ее. - Она указала на маленький, простой на вид узел. - Вот. Развяжи это. Как можно быстрее.
   Он запустил дрожащие пальцы в узел и начал вытаскивать отрезки веревки. - Сколько времени до следующей ряби?
   - Достаточно, чтобы закончить работу, - твердо сказала она. Для подтверждения, все еще теребя упрямые узлы собственными пальцами, она посмотрела вверх против течения - на север - к источнику следующей ряби.
   Мгновенно она поняла, как ошибалась. Из-за сетки она услышала удивленные голоса и растущую тревогу; казалось, через несколько ударов сердца она услышала первые крики.
   Следующая волна приближалась к ним; она уже слышала нарастающий шум тепловых колебаний. Эта новая нестабильность была огромной, по меньшей мере, в пять или шесть человеческих ростов глубиной. Дюра наблюдала, загипнотизированная, ее руки застыли. Рябь уже накатывала на нее быстрее, чем она могла припомнить, и по мере приближения ее амплитуда, казалось, увеличивалась, как будто она питалась энергией сбоя. И, конечно, с большей амплитудой приходила еще большая скорость. Нестабильность представляла собой сложную суперпозицию волновых форм, сгруппированных по длине линии мигрирующего вихря, суперпозицию, которая закручивалась по спирали вокруг линии, как какое-то злобное животное, карабкающееся к ней...
   Фарр сказал: - Мы не можем избежать этого. Не так ли, Дюра?
   Наступил момент тишины, почти спокойствия. Голос Фарра, хотя и все еще ломающийся, как у подростка, внезапно зазвучал полным преждевременной мудрости. Было некоторым утешением, что Дюре не придется ему лгать.
   - Нет, - сказала она. - Мы были слишком медлительны. Думаю, это попадет в сетку. - Она чувствовала себя отстраненной от окружающей ее опасности, как будто вспоминала события давнего, далекого прошлого.
   Даже когда рябь устремлялась к ним, она отклонялась от направления вихревой линии, принимая все более сложные, фантастические формы. Это было так, как если бы был пройден какой-то предел упругости, и вихревая линия под невыносимым напряжением уступала.
   Это было почти красиво, завораживающе наблюдать. И это было всего в нескольких шагах отсюда.
   Она услышала тонкий голос старого Адды откуда-то с другой стороны сетки. - Отойдите от сетки. О, отойдите от сетки!
   - Делай, как он говорит. Давай.
   Мальчик медленно поднял голову; он все еще цеплялся за веревку, и в его глазах не было ни страха, ни удивления. Она ударила кулаком по его руке. - Давай!
   Мальчик вскрикнул и вытащил руки и ноги из сетки, уставившись на нее с круглым лицом, полным ощущения предательства... но это лицо снова было похоже на лицо настороженного ребенка, а не ошеломленного, окаменевшего взрослого. Дюра схватила его за руку. - Фарр, ты должен плыть так, как никогда раньше не плавал. Держи меня за руку, мы останемся вместе...
   Оттолкнувшись ногами, она отлетела. В первые мгновения казалось, что она тащит Фарра за собой; но вскоре его тело двигалось синхронно с ней, извиваясь в плотной массе магполя, и они вдвоем поспешили прочь от обреченной сетки.
   Когда Дюра поплыла изо всех сил, задыхаясь, она оглянулась. Вращающаяся нестабильность, отскакивая, пронеслась по воздуху, как смертоносная бело-голубая палочка. Она устремилась к сетке с ее грузом извивающихся людей. "Это было похоже на какую-то чудесную игрушку", - подумала Дюра; она светилась необычайно ярко, а издаваемый ею тепловой шум был похож на рев, почти заглушающий саму мысль. Блеяние пойманных в ловушку воздушных свиней было пронзительно тонким, и Дюра на мгновение подумала о старом животном, с которым она разделила этот краткий, странный момент полуобщения; ей стало интересно, как много это бедное создание понимало из того, что должно было произойти.
   Возможно, половина людей прислушалась к совету Адды убраться восвояси. Остальные, очевидно, парализованные страхом и благоговением, все еще цеплялись за сетку. Беременная Диа неуклюже поднималась в воздух вместе с Муром; женщина Филас все еще отчаянно и бесполезно ковырялась в сетке, несмотря на мольбы ее мужа Эска отойти. Это было похоже на то, подумала Дюра, как если бы Филас вообразила, что эта работа была магическим заклинанием, которое прогонит нестабильность прочь.
   Дюра знала, что нестабильность вращения быстро теряет энергию. Скоро, очень скоро этот фантастический демон исчезнет, оставив воздух снова спокойным и пустым. И, светящаяся, ревущая, воняющая кислыми фотонами, нестабильность действительно заметно уменьшалась по мере того, как она приближалась к сетке.
   Но, как сразу стало очевидно, сжималась недостаточно быстро...
   С громким воем, похожим на тысячи голосов, нестабильность прорвалась в сетку.
  

* * *

  
   Это было похоже на удар кулаком по ткани.
   Воздух внутри сетки перестал быть сверхтекучим и превратился в жесткую турбулентную массу, взбивающуюся и закручивающуюся вокруг вихревой неустойчивости, как какое-то безумное животное. Дюра увидела, как лопнули узлы; сетка почти изящно распалась на обрывки веревки, на грубые циновки, за которые цеплялись взрослые и дети.
   Стадо воздушных свиней было подброшено в воздух, словно разбросанное гигантской рукой. Дюра могла видеть, как некоторые из зверей, очевидно, мертвые или умирающие, повисли там, куда их бросили, безвольно повиснув на магполе; остальные разлетелись по воздуху, их ревущие внутренности испускали клубы голубого газа.
   Одного человека, в одиночку цеплявшегося за веревочный плот, засосало к самой неустойчивости.
   Он был слишком далеко, чтобы узнать точно, но Дюре показалось, что она узнала Эска. В десятках человеческих ростов от места, где была сетка, она была слишком далеко даже для того, чтобы позвать его - не говоря уже о том, чтобы помочь,- но, тем не менее, она, казалось, видела то, что последовало за этим, так же ясно, как если бы она сама ехала на плече своего потерянного возлюбленного к смертельной арке.
   Эск со своей веревочной циновкой пролетел сквозь плоскость дрожащей неустойчивости в форме арки и был отброшен за саму арку, безвольный, как кукла. Его траектория быстро теряла энергию, и, не сопротивляясь, он по спирали устремился внутрь, вращаясь вокруг арки, как какой-нибудь сумасшедший воздушный поросенок.
   Тело Эска разорвалось, грудная и брюшная полости раскрылись, как открывающиеся глаза, конечности оторвались почти легко, как у игрушки.
   Фарр вскрикнул, без слов. Это был первый звук, который он издал с тех пор, как они оттолкнулись от сетки.
   Дюра потянулась к нему и крепко сжала его руку. - Послушай меня, - прокричала она сквозь продолжающийся шум арки. - Это выглядело хуже, чем было на самом деле. Эск был мертв задолго до того, как врезался в арку. - И это было правдой; как только он вошел бы в область, в которой сверхтекучесть нарушилась, процессы в организме Эска - его дыхание, его кровеносная система, сами его мышцы, все зависящее от использования сверхтекучести воздуха, - прекратились бы. Для Эска, когда силы покидали его конечности, когда воздух скапливался в сверхслабых капиллярах его мозга, это, должно быть, было похоже на легкий сон.
   Так она подумала. Она надеялась.
   Нестабильность прошла через то место, где была сетка, и устремилась в небо, продолжая свою бесполезную миссию на юг. Но прямо на глазах у Дюры форма арки уменьшалась, сжималась, ее энергия расходовалась.
   Она оставила после себя лагерь, который был разорван на части так же эффективно, как и тело бедняги Эска.
   Дюра притянула Фарра ближе к себе, легко преодолев мягкое сопротивление магполя, и погладила его по волосам. - Давай, - сказала она. - Теперь все кончено. Давай вернемся и посмотрим, что мы можем сделать.
   - Нет, - сказал он, прижимаясь к сестре. - Это никогда не закончится. Не так ли, Дюра?
  

* * *

  
   Маленькие группки людей двигались по блестящим, вновь устойчивым вихревым линиям, перекликаясь друг с другом. Дюра пробиралась между сталкивающимися группами, отыскивая Лога или новости о Логе; она крепко держала Фарра за руку.
   - Дюра, помоги нам! О, клянусь кровью ксили, помоги нам!
   Голос донесся до нее с расстояния в дюжину человеческих ростов; это был мужской голос - тонкий, высокий и отчаянный. Она повернулась в воздухе, стараясь найти его источник.
   Фарр взял ее за руку и указал. - Там. Это Мур, вон за тем куском сетки, - видишь? И, похоже, с ним Диа.
   Диа на последнем сроке беременности... Дюра потянула брата за руку и быстро поплыла, махая в воздухе.
   Мур и Диа висели в воздухе одни, голые и без инструментов. Мур держал жену за плечи и баюкал ее голову. Диа лежала, вытянувшись, ее ноги мягко раздвинулись, руки сомкнулись у основания ее вздувшегося живота.
   Молодое лицо Мура было жестким, холодным и решительным; его глаза были темными провалами, когда он смотрел на Дюру и Фарра. - Пришло ее время. Оно пришло рано, но сбой... Тебе придется мне помочь.
   - Хорошо. - Дюра осторожно, но твердо отвела руки Диа от ее живота и быстро провела пальцами по неровной выпуклости. Она чувствовала, как конечности ребенка слабо упираются в стенки, которые все еще удерживали его. Головка была низко опущена, глубоко в области таза. - Думаю, головка втянута, - сказала она. Юное худощавое лицо Диа, искаженное болью, было приковано к ней; Дюра попыталась улыбнуться ей. - Все в порядке. Еще немного...
   Диа прошипела, ее лицо исказилось от боли: - Продолжай в том же духе, черт бы тебя
   побрал.
   - Да.
   Дюра в отчаянии огляделась; воздух вокруг них был по-прежнему пуст, ближайшие человеческие существа находились на расстоянии десятков световых лет. Они были сами по себе.
   Она на мгновение закрыла глаза, пытаясь устоять перед искушением поискать Лога в воздухе. Она заглянула глубоко внутрь себя, собираясь с силами.
   - Все будет хорошо, - сказала она. - Мур, обними ее за шею и плечи. Тебе придется поддержать ее там; если ты немного помашешь, то удержишься на месте, и...
   - Я знаю, что делать, - огрызнулся Мур. Все еще прижимая маленькую головку Диа к своей груди, он схватил ее за плечи и медленно замахал, его сильные ноги молотили по воздуху.
   Дюра чувствовала себя неловко, неадекватно. Черт возьми, подумала она, осознавая мелочность собственной реакции, черт возьми, я никогда раньше не делала этого сама. Чего они ждут?
   Что дальше? - Фарр, тебе придется мне помочь.
   Мальчик завис в воздухе на расстоянии вытянутой руки, разинув рот. - Дюра, я...
   - Брось, Фарр, больше никого нет, - сказала Дюра. Когда он пододвинулся к ней вплотную, она прошептала: - Знаю, ты напуган. Я тоже напугана. Но не так сильно, как Диа. В любом случае, это не так сложно. У нас все будет хорошо...
   Пока все идет нормально, подумала она.
   - Хорошо, - сказал Фарр. - Что мне делать?
   Дюра взяла правую ногу Диа, крепко обхватив пальцами нижнюю часть икры. Мышцы женщины дрожали и были скользкими от пота, и Дюра чувствовала, как раздвигаются ноги; влагалище Диа открывалось, как маленький рот, с тихим хлопком. - Возьми ее за другую ногу, - сказала она Фарру. - Как я. Держи крепче, тебе придется сильно потянуть.
   Фарр, нерешительный и явно напуганный, сделал, как ему сказали.
   Ребенок заметно продвинулся дальше в область таза. Это было похоже на наблюдение за тем, как кусочек пищи исчезает в какой-то огромной шее. Диа запрокинула голову и застонала; мышцы ее шеи были напряжены и выступали из-под кожи.
   - Пора, - сказала Дюра. Она быстро огляделась. Они с Фарром заняли позицию, держа Диа за лодыжки; Мур уже плыл, довольно сильно, толкая жену за плечи, так что маленький ансамбль медленно плыл по воздуху. Глаза Мура и Фарра были прикованы к лицу Дюры.
   Диа снова позвала, без слов.
   Дюра откинулась назад, схватив Диа за икру, и сильно оттолкнулась ногами от магполя. - Фарр! Делай как я. Мы должны раздвинуть ей ноги. Продолжай, не бойся.
   Фарр мгновение наблюдал за ней, затем откинулся назад и помахал рукой, копируя движения своей сестры. Мур вскрикнул и сильно толкнул жену в плечи, удерживая Фарра и Дюру в равновесии.
   Ноги Диа легко раздвинулись. Она закричала.
   Руки Фарра скользнули по бьющейся в конвульсиях икре Диа; от шока он, казалось, споткнулся в воздухе, широко раскрыв глаза. Бедра Диа дернулись навстречу друг другу, мышцы задрожали.
   - Нет! - крикнул Мур. - Фарр, продолжай, ты не должен останавливаться сейчас!
   Отчаяние Фарра было очевидным. - Но мы причиняем ей боль.
   - Нет.
   Черт возьми, подумала Дюра, Фарр должен знать, что здесь происходит. Таз Диа был шарнирным; при столь близких родах хрящ, соединяющий два его сегмента, растворился бы в крови Диа, делая ее таз легко открывающимся. Ее родовые пути и влагалище уже растягивались, широко раскрываясь. Все работало сообща, чтобы позволить головке ребенка легко выйти из утробы в воздух. Это просто, подумала Дюра. И это легко, потому что ур-люди спроектировали это так, чтобы это было легко, может быть, даже легче, чем для них самих...
   - Так и должно быть, - крикнула она Фарру. - Поверь мне. Ты причинишь ей боль, если остановишься сейчас, если не поможешь нам. И причинишь боль ребенку.
   Диа открыла глаза. Чашки наполнились слезами. - Пожалуйста, Фарр, - сказала она, неопределенно протягивая к нему руку. - Все в порядке. Пожалуйста.
   Он кивнул, бормоча извинения, и еще раз потянул Диа за ногу.
   - Полегче, - крикнула Дюра, пытаясь повторить его движение. - Не слишком быстро и не рывками; аккуратно и плавно...
   Родовой канал зиял, как темно-зеленый туннель. Ноги Диа раздвинулись дальше, чем это казалось возможным; Дюра могла видеть, как под тонкой кожей вокруг бедер девушки широко раскрылся таз.
   Диа закричала; ее живот свело судорогой.
   Ребенок появился на свет внезапно, извиваясь в родовом проходе, как воздушный поросенок. Он взмыл в воздух с мягким всасывающим звуком; вокруг него брызнули капельки густого золотисто-зеленого воздуха. Как только он оказался вне канала, младенец начал инстинктивно, но слабо махать ручонкой в магполе, в пределах которого ему предстояло находиться всю свою жизнь.
   Глаза Дюры остановились на Фарре. Он следил за неуверенным перемещением ребенка по воздуху, его рот приоткрылся от удивления; но он все еще крепко держал Диа за ногу. - Фарр, - скомандовала Дюра. - Теперь подвигай ногу ко мне. Медленно, неуклонно - вот и все...
   Единственная опасность для Диа теперь заключалась в том, что ее шарнирные кости не смогут аккуратно встать на место без вывиха; и даже если все пройдет хорошо, в течение нескольких дней она едва сможет двигаться, пока половинки ее таза снова не срастутся. Под руководством Дюры и Фарра ее ноги плавно сомкнулись; Дюра могла видеть, как кости вокруг таза Диа плавно возвращаются на место.
   Муру удалось выхватить тряпку, остатки какой-то одежды, из замусоренного воздуха; теперь он нежно вытирал расслабленное, полусонное лицо Диа. Дюра тоже взяла немного тряпки и вытерла бедра и живот Диа.
   Фарр медленно поплыл в их сторону. Дюра увидела, что он догнал ребенка и поймал его; теперь он прижимал его к груди так гордо, словно это был его собственный ребенок, не обращая внимания на родовую жидкость, которая скапливалась у него на груди. Рот младенца все еще был искажен в характерную форму рога, необходимую для прикрепления к соскам стенки матки, которые поддерживали его до рождения; и его крошечный пенис высунулся из защитного тайника между ног.
   Фарр, ухмыляясь, протянул ребенка его матери. - Это мальчик, - сказал он.
   - Джей, - прошептала Диа. - Это Джей.
  

* * *

  
   Выжили сорок человек из пятидесяти. Пропали все воздушные свиньи, кроме шести взрослых, четыре из них самцы. Восстановить порванную и раскиданную сетку было невозможно.
   Лога не нашли.
   Племя сбилось в кучу на магполе, окруженное безликим воздухом. Мур и Диа прижались друг к другу, баюкая своего нового, хнычущего младенца. Дюра неловко провела людей через короткую службу молитв, призывая милосердие ксили. Адда держался рядом с ней, молчаливый и сильный, несмотря на свой возраст, и рука Фарра постоянно была в ее руке.
   Затем тела, которые им удалось найти, были подброшены в воздух; они заскользили, уменьшаясь в размерах, вниз, к квантовому морю.
   Филас, жена погибшего Эска, подошла к Дюре после службы, натянуто помахав рукой. Две женщины изучали друг друга, не произнося ни слова; Адда и остальные отошли, отвернув лица.
   Филас была худой, усталой на вид женщиной; ее неровные волосы были стянуты сзади куском веревки, отчего ее лицо казалось костлявым. Она пристально посмотрела на Дюру, словно вызывая ее на скорбь.
   Люди были моногамны... но взрослых женщин было больше, чем мужчин. Итак, моногамия не имеет смысла, устало подумала Дюра, и все же мы все равно ее практикуем. Или, скорее, мы говорим об этом на словах.
   Эск любил их обеих... во всяком случае, он проявлял нежность к ним обеим. И его отношения с Дюрой не были секретом ни для Филас, ни для кого-либо еще, если уж на то пошло. Филас это, конечно, не причинило никакого вреда.
   Возможно, подумала Дюра, Филас и она могли бы сейчас помочь друг другу. Возможно, обнять друг друга. Но они даже не говорили об этом.
   А ей, Дюре, даже не позволили бы открыто горевать.
   Наконец Филас заговорила. - Что мы собираемся делать, Дюра? Должны ли мы восстановить сетку? Что нам следует делать?
   Глядя в тусклые наглазники женщины, Дюра хотела уйти в себя, показать свое собственное горе по отцу, по Эску, как щит от требований Филас. Я не знаю. Я не знаю. Откуда я могу знать?
   Но отступать было некуда.
  

2

  
   Десять человеческих существ - Дюра с Фарром на буксире, Адда, только что овдовевшая Филас и шестеро других взрослых - выбрались с места разрушенного лагеря. Они уверенно двигались через магполе в сторону корки в поисках пищи.
   Адда, по своему обыкновению, держался на небольшом расстоянии от остальных, пока они плыли через линии поля. Один его глаз был покрыт возрастными шрамами - думая об этом сейчас, он быстро ткнул в чашку кончиком пальца, чтобы прогнать некоторых из менее желанных маленьких созданий, которые постоянно пытались обосноваться там, - но другой глаз был таким же острым, как и всегда, и помахав рукой, он обвел взглядом воздух над ними, под ними и вокруг них. Ему нравилось держаться в стороне, чтобы следить за происходящим... и это позволяло ему скрывать тот факт, что иногда ему было трудно угнаться за остальными. Он хвастался, что все еще может плыть, махая рукой, не хуже любого чертова мальчишки. Конечно, это было неправдой, но это было его хвастовством. Раньше он извивался по магнитному полю, как воздушный поросенок с нейтринным источником в заднице, с тоской вспоминал он, но это было давно. Теперь он, должно быть, похож на бабушку ксили. Со временем позвонки Адды, казалось, срастались один за другим, так что его взмахи больше походили на взбалтывание; требовалось сознательное усилие, чтобы откинуть таз назад, позволить ногам опускаться вслед за движением бедер, позволить голове двигаться впереди изгиба позвоночника. И его кожа тоже огрубела от возраста, местами стала жесткой, как кора старого дерева; в этом были свои преимущества, но это означало, что у него были проблемы с ощущением мест, где электрические токи, вызванные в его эпидермисе его движением по магнитному полю, были самыми сильными. Черт возьми, сейчас он почти не чувствовал магполя; он невесело отмахивался от воспоминаний.
   В наши дни это очень похоже на секс.
   Как всегда, он нес свое потрепанное и надежное копье, заостренное древко из ценного материала, вырезанное из ствола дерева его собственным отцом сотни месяцев назад. Его пальцы удобно устроились в канавках для захвата, искусно вырезанных в древке, и электрические токи, вызванные магполем в дереве, покалывали его ладонь. Как учил его отец, он держал копье направленным по магполю, по которому они карабкались... потому что, конечно, дерево - фактически любой материал - было прочнее в направлении магполя, чем поперек него. И, как известно любому ребенку, если опасность и приближается, то, скорее всего, вдоль линий магполя, в направлении которых легко двигаться незаметно.
   Было не так много хищников, которые нападали бы на людей, но Адда видел нескольких, и его отец рассказывал ему о худших. Например, скаты... Даже взрослый воздушный кабан - более выносливый родственник воздушной свиньи - может дать мужчине или женщине жестокий бой и, если он достаточно голоден, может унести ребенка так же легко, как срезать криптоновую траву с корки.
   Даже если он вполовину такой голодный, какими гораздо раньше должны стать человеческие существа.
   Он посмотрел вдоль сверкающей сетки вихревых линий, которые уходили в бесконечность красного тумана на южном полюсе, разрезая небо вокруг его спутников. Как всегда - всякий раз, когда он удалялся даже на небольшое расстояние от иллюзорной полноты крошечного человеческого окружения племени, - он был поражен необъятностью мира мантии; и когда его взгляд следовал за сходящимися параллелями вихревых линий, он чувствовал, как будто его крошечный дух, беспомощный от благоговения, каким-то образом нарисован по линиям. Остров разбросанных обломков, отмечавший место их разрушенного лагеря, был пылинкой грязного цвета, затерянной в воздухе среди чистых, желто-белых просторов Звезды. А его спутники - их все еще было девять, он автоматически сосчитал - неосознанно синхронно плыли через линии поля, веревки и сетки свободно обернуты вокруг их талии, их лица обращены к корке. Один человек отделился от остальных; он нашел заброшенную паутину, перекинутую через вихревые линии, и усердно искал в ней яйца.
   Человеческие существа выглядели такими прекрасными, когда двигались. И когда стайка ребятишек закружилась по магполю - размахивая ногами так сильно, что можно было видеть сияние наведенных полей в их конечностях, и закручиваясь по спирали вокруг линий потока достаточно быстро, чтобы превратить их в размытые пятна, - что ж, трудно было представить лучшее зрелище в этом или любом другом из легендарных, затерянных миров ур-людей.
   Но в то же время люди казались такими хрупкими, такими карликовыми из-за необъятности вихревой клетки и глубоких и смертоносных тайн квантового моря далеко внизу. Почему-то воздушная свинья выглядела подходящей для этой среды, подумал он. Круглая, толстая и крепкая... Ведь даже нейтринный источник не обязательно должен был стать концом для воздушной свиньи; все, что ей нужно было сделать, это зажмурить глаза, сложить плавники и переждать бурю. Если только ее совсем не выбросит из Звезды, что могло произойти? Когда с источником было покончено, свинья могла просто развернуться, полакомиться любой листвой, которую могла найти - ибо деревья есть деревья, из какой бы части корки они ни росли, - и спариться с первой попавшейся воздушной свиньей. "Или встретиться с кем-нибудь", - подумал Адда с усмешкой.
   Люди не были такими. Люди были хрупкими. Их легко было разбить, разорвать на части. Он подумал об Эске: тот, конечно, был чертов дурак, но никто не заслуживал такой смерти. И, больше всех на свете, люди были странными. Если бы Адда сейчас вытащил одну из этих раздражающих маленьких кусачек из своего пустого глаза и рассмотрел ее вблизи, он знал, что обнаружил бы ту же базовую конструкцию, что и у обычной воздушной свиньи: шесть симметрично расположенных плавников, впускное отверстие спереди, вентиляционные отверстия сзади, шесть крошечных глаз. Все мантийные животные были одинаковыми, просто с большой и маленькой чешуей или с различиями в пропорциях; основные черты можно было распознать даже у внешне отличающихся существ, таких как скаты.
   ...За исключением людей. Во всем этом мире не было ничего, ни одного другого животного, похожего на человека.
   Конечно, это не было неожиданностью. Каждый ребенок у груди своей матери узнавал, что ур-люди пришли откуда-то издалека - из места, конечно, гораздо лучшего, чем это; Адда подозревал, что каждый человек в каждом мире рос, веря в это, - и оставили детей здесь расти, быть сильными и однажды присоединиться к человеческому сообществу под благотворным и слишком абстрактным взглядом этого множественного Бога, ксили.
   Итак, человеческие существа были помещены сюда. Адда не сомневался в основной правдивости старой истории - черт возьми, достаточно было понаблюдать за людьми в полете, чтобы увидеть ослепительную самоочевидность этого, - но, с другой стороны, подумал он, наблюдая за парящей в небе стаей человеческих существ, он бы на самом деле не хотел быть сложенным так, как воздушная свинья. Толстым, кругленьким и летающим от пердежа?
   Заметьте, метеоризм был одним из навыков, который он развил с возрастом. Возможно, в конце концов, быть воздушной свиньей было бы не такой уж плохой идеей.
   Адда был старейшим из выживших человеческих существ. Он знал, что другие думали о нем: что он был желчным старым дураком, слишком мрачным для своего же блага. Но его это не особо волновало. Он не случайно прожил дольше, чем кто-либо из его современников. Но он был и всегда был, по сути, простым человеком, не одаренным языком и властью над людьми, которую демонстрировал, скажем, Лог. Или даже Дюра, подумал он, хотя она, возможно, еще не осознала этого. Так что, если он раздражал людей анекдотами о своем детстве... но, даже когда они смеялись над ним, если они впитывали какой-либо из маленьких уроков, которые помогли ему выжить... что ж, Адда не возражал.
   Конечно, были фрагменты из прошлого, которыми он ни с кем не делился. Например, он не сомневался, что сбои меняются.
   Сбои, вихревые бури, были всегда. Он даже знал, чем они вызваны, в абстрактном смысле: замедлением вращения Звезды и последующим взрывным выравниванием энергии вращения. Но за последние несколько лет сбои усилились... стали гораздо хуже и гораздо чаще.
   Что-то еще теперь вызывало сбои. Что-то непостижимо мощное, разрушающее Звезду...
   Конечно, у его капризной внешности было главное преимущество - то, в чем он никогда не признавался никому другому и лишь наполовину позволял себе. Когда он вел себя так желчно, ему никогда не приходилось показывать невыносимую любовь, которую он испытывал к своим собратьям-людям, наблюдая за их чуждым, уязвимым, невероятно прекрасным полетом через магполе, или горе, которое он пережил, потеряв даже самую растраченную впустую, самую испорченную жизнь.
   Подняв свое волочащееся копье усталыми пальцами, Адда с удвоенной энергией устремился к верхушкам деревьев корки.
  

* * *

  
   Фарр завис в воздухе, подтянув колени к груди. Четырьмя или пятью резкими толчками он опорожнил кишечник. Он наблюдал, как бледные шарики дерьма без запаха, сверкая, взлетают в пустой воздух и опускаются к нижней части мантии. Насыщенные нейтронами отходы сольются с непригодной для дыхания нижней мантией и, возможно, наконец погрузятся в квантовое море.
   Он никогда не был так высоко.
   Верхушки деревьев теперь колыхались над ним всего в нескольких минутах полета: всего в паре десятков человеческих ростов или около того. Круглые бронзовые листья деревьев, обращенные к квантовому морю, образовывали мерцающий потолок над миром. Махая рукой, он с тоской смотрел на потолок, как будто листья каким-то образом олицетворяли безопасность - и все же он тоже нервно оглядывался. Ибо за листьями были стволы деревьев, подвешенные в темноте; а за стволами лежала сама корка, где рыскали всевозможные существа... По крайней мере, так утверждает старый Адда и некоторые другие дети.
   Но все же, понял Фарр, он предпочел бы быть там, наверху, среди деревьев, чем - подвешенным - здесь.
   Он нажал на магполе и взмыл вверх.
   Фарр, каким бы молодым он ни был, привык к чувству страха. Даже к смертельному ужасу. Но он испытывал какой-то новый для него страх - новизну - и исследовал его, пытаясь понять.
   Девять взрослых вокруг него размеренно плыли, гребя вверх, их лица были обращены к деревьям, как перевернутые листья. Их тела двигались эффективно и с разной степенью грации, и Фарр чувствовал мускусный запах фотонов, которые они излучали, слышал ровный ритм их дыхания, когда они работали, не произнося ни слова. Его собственное дыхание было учащенным; воздух здесь, наверху, казался разреженным, неглубоким. И ему становилось все холоднее, несмотря на тяжелую работу по гребле руками.
   Каким-то образом, сам того не осознавая, Фарр оказался в центре группы плывущих, так что они образовали вокруг него защитный барьер. На самом деле, он осознал, что подплывает к своей сестре Дюре, как будто он был маленьким ребенком, которого нужно было подержать за руку.
   Как неловко.
   Осторожно, не делая этого слишком очевидным, он наклонился вперед так, что скользнул к краю группы, подальше от Дюры. И на краю этот странный новый привкус страха - чувство незащищенности - снова охватил его. Тряхнув головой, словно желая прогнать затхлый воздух, он заставил себя отвернуться от группы, изогнувшись в воздухе так, чтобы смотреть наружу, поверх мантии.
   Фарр знал, что глубина мантии составляет десятки миллионов человеческих ростов. Но люди могли выжить только в полосе толщиной около двух миллионов человеческих ростов. Фарр знал почему... или, по крайней мере, кое-что из этого. Сложные соединения ядер тяжелого олова, из которых состояло его тело (так серьезно объяснил ему отец), могли оставаться стабильными - оставаться связанными путем обмена нейтронными парами - только в пределах этого слоя. Все это было связано с плотностью нейтронов: слишком высоко, и нейтронов было недостаточно, чтобы обеспечить сложную связь между ядрами; слишком глубоко внизу, в прилежащей к сердцевине нижней мантии, было слишком много нейтронов - там те самые ядра, из которых состояло его тело, начали бы растворяться, превращаясь, наконец, в однородную нейтронную жидкость.
   И здесь - близко к верхушкам деревьев, приближаясь к вершине обитаемой полосы - он находился на десятки тысяч человеческих ростов над местом разрушенной сетки.
   Фарр посмотрел вниз, за свои колышущиеся ноги, туда, откуда он поднимался. Вихревые линии пересекали огромное небо, сотни их в виде жесткого параллельного ряда бело-голубых полос, которые таяли в туманных точках исчезновения слева и справа. Линии под ним расплывались, расстояние между ними сокращалось, пока они не превратились в текстурированную голубую дымку над квантовым морем. Само море было фиолетовым синяком под вихревыми линиями, его поверхность была окутана туманом и смертельно опасной.
   ...И поверхность моря изгибалась вниз.
   Фарру пришлось подавить крик, с трудом сглотнув. Он снова посмотрел на море и увидел, как оно неуловимо отступает во всех направлениях; казалось, не было сомнений, что он смотрит вниз на огромную сферу. Даже вихревые линии слегка опускались, когда они изгибались дугой, сходясь к горизонтам моря. Это было похоже на то, как если бы они были клеткой, в которую заключено море.
   Фарр вырос, зная, что мир - Звезда - представляет собой многослойный шар, нейтронную звезду. Корка была внешней поверхностью шара, а квантовое море образовывало непроницаемый центр; мантия, включая уровни, населенные людьми, была слоем внутри шара, заполненным воздухом. Но одно дело было знать такой факт, и совсем другое - увидеть его собственными глазами.
   Он был под кайфом. И он чувствовал это. Теперь он смотрел вниз, глубоко вниз, мимо своих ног, в пустоту, отделявшую его от моря. Конечно, их сетка давно растворилась в воздухе, превратившись в далекую точку. Но даже это, если бы он смог это увидеть, было бы утешительной передышкой в этой надвигающейся необъятности...
   Передышкой от чего?
   Внезапно он почувствовал, как его желудок превращается в воздушную массу, а магполе, по которому он взбирался, казалось не просто невидимым, но неосязаемым, почти не имеющим значения. Казалось, что ничто не удерживает его на ногах...
   Он крепко зажмурил глаза и попытался перенестись в другой мир, в фантазии своего детства. Возможно, он снова смог бы стать воином в войнах сердцевины, эпических битвах с колонистами на заре времен. Когда-то люди были сильными, могущественными, с волшебными четырехгранными "интерфейсами червоточин", которые позволяли им пересекать тысячи человеческих ростов одним прыжком, и огромными машинами, которые позволяли им летать сквозь Звезду и за ее пределы.
   Но колонисты, таинственные обитатели сердца Звезды, вышли из своего клейкого царства, чтобы развязать войну с человечеством. Они уничтожили или унесли с собой чудесные интерфейсы и все остальное - и вообще стерли бы человечество с лица Земли, если бы не коварная хитрость Фарра: Фарр - ур-человек, гигантский бог-воин...
   Наконец он почувствовал прикосновение к своему плечу; он открыл глаза и увидел - не колониста, а Дюру, парящую перед ним с выражением осторожной нейтральности на лице. Она указала вверх. - Мы там.
   Фарр посмотрел вверх.
   Листья - шесть их были расположены аккуратным симметричным узором - свисали прямо над его головой. Испытывая прилив абсурдной благодарности, Фарр подтянулся в темноту за листьями.
   Ветка толщиной примерно с его талию, покрытая гладкой темной древесиной, вела от листа в туманную, светящуюся голубым темноту над ним... Нет, подумал он, это было не в ту сторону; где-то наверху был ствол дерева, подвешенный к корке, и от него выросла эта ветка, а из нее, в свою очередь, выросли листья, обращенные к морю. Он провел рукой по древесине ветки; она была твердой и гладкой, но удивительно теплой на ощупь. Несколько веточек свисали с главного стебля, а крошечные листочки искали просветы между своими более крупными собратьями.
   Он обнаружил, что цепляется за ветку, обхватив ее руками, как если бы это была рука его матери. Тепло дерева просачивалось сквозь его замерзшее тело. В его сознании на мгновение промелькнуло смущение, но он проигнорировал его; наконец-то он почувствовал себя в безопасности.
   Дюра проскользнула сквозь листву и остановилась рядом с ним. Приглушенный свет от дерева подчеркивал изгибы ее лица. Она улыбнулась ему, выглядя смущенной. - Не беспокойся об этом, - сказала она достаточно тихо, чтобы остальные не услышали. - Я знаю, что ты чувствуешь. Я была такой же, когда пришла сюда в первый раз.
   Фарр нахмурился. Неохотно он отпустил ветку и оттолкнулся от нее. - Ты была? Но я чувствую себя так, как будто... как будто меня вот-вот снимут с этого дерева...
   - Это называется боязнью падения.
   - Но это смешно. Не так ли? - Для Фарра "падение" означало потерю сцепления с магполем при плавании. Это всегда заканчивалось самое большее за несколько человеческих шагов - крошечное сопротивление воздуха и токи, возникающие в вашей коже, вскоре замедляли вас. Бояться нечего. И тогда можно было просто помахать рукой, направляясь по магполю туда, куда хотелось попасть.
   Дюра ухмыльнулась. - У меня такое чувство, как будто... - она заколебалась, - ...как будто ты можешь отпустить это дерево прямо сейчас и не сможешь остановить свое скольжение вниз, через магполе и через вихревые линии, все быстрее и быстрее, вплоть до моря. И твой живот сжимается от такой перспективы.
   - Именно так, - сказал он, удивляясь тому, насколько точным было ее описание. - Что это значит? Почему мы должны так себя чувствовать?
   Она пожала плечами, срывая лист. Тяжелая пластина плоти отделилась от прикрепленной к ней ветки с чавкающим звуком. - Не знаю. Лог обычно говорил, что это что-то глубоко внутри нас. Инстинкт, который мы несли с собой, когда люди были доставлены на эту Звезду.
   Фарр подумал об этом. - Что-то связанное с ксили.
   - Возможно. Или что-то еще более древнее. В любом случае, это не то, о чем тебе нужно беспокоиться. Вот. - Она протянула ему лист.
   Он осторожно взял его у нее. Это была бронзово-золотая пластина, радиально испещренная фиолетовыми и синими прожилками, шириной примерно с мужскую ладонь. Она была толстой и мясистой - пружинила под его пальцами - и, как и древесина, была теплой на ощупь, хотя вдали от родительской ветви, казалось, быстро остывала. Он перевернул его, потыкав кончиком пальца; нижняя сторона была сухой, почти черной. Он посмотрел на Дюру. - Спасибо, - сказал он. - Что мне с ним делать?
   Она рассмеялась. - Попробуй съесть это.
   После осторожного изучения ее лица, чтобы убедиться, что это не какая-то шутка - обычно Дюра не подшучивала над ним; она была слишком серьезна для этого... но кто знает, - Фарр поднес лист к губам и откусил от него. Мякоть листа казалась разреженной, на удивление невесомой, и, казалось, таяла на языке; но вкус, который она доставляла, был удивительно сладким, как у мяса самого молодого воздушного поросенка, и Фарр обнаружил, что набивает рот.
   Через несколько секунд он проглотил последний кусочек, смакуя задержавшийся на языке вкус. Это было вкусно, но на самом деле довольно несытно, и мало что дало, кроме того, что еще больше усилило его голод. Он жадно огляделся. Здесь, на верхней стороне потолка из верхушек деревьев, он мог видеть листья, обращенные вниз, к квантовому морю, как слой широких, приплюснутых детских лиц. Фарр наклонился, чтобы сорвать еще один лист.
   Дюра, смеясь, удержала его. - Успокойся. Не обрывай все чертово дерево.
   С набитым ртом Фарр сказал: - Это восхитительно.
   Она кивнула. - Знаю. Но это не насытит твой желудок. Нет, если ты действительно не оборвешь все дерево.... Вот почему нам приходится охотиться на воздушных свиней, которые едят листья - и траву - для нас. - Она поджала губы. Затем тоном, неожиданно и, по мнению Фарра, шокирующе похожим на тон их погибшего отца, сказала: - Давай проведем небольшой урок. Как думаешь, почему листья такие вкусные?
   Фарр задумался об этом. - Потому что в них много протонов.
   Дюра серьезно кивнула. - Достаточно близко. На самом деле они содержат богатые протонами изотопы элементов - криптона, стронция, циркония, молибдена... даже немного тяжелого железа. Каждое ядро криптона, например, содержит сто восемнадцать протонов [это ошибка: ядро криптона содержит всего 36 протонов, а 118 протонов может содержать лишь очень тяжелое гипотетическое ядро пока не открытого на Земле элемента с, вероятно, чрезвычайно коротким временем жизни. Больше протонов, чем у олова, к примеру, в ядрах висмута, свинца, таллия, радиоактивного радона], в то время как ядра олова в наших телах содержат всего по пятьдесят. И нашему организму нужны протоны в качестве топлива. - Тяжелые ядра расщеплялись в желудках людей. Протоны соединялись с нейтронами воздуха, образуя больше ядер олова - олово было самым стабильным ядром в воздухе - и в процессе выделяли энергию. - Итак. Откуда берется материя, богатая протонами?
   - Из корки. - Он улыбнулся. - Все это знают.
   Поверхностная корка, не более плотная, чем воздух, была тонкой, как паутинка. Ее самый внешний слой состоял из ядер железа. Далее возрастающее давление загоняло нейтроны в ядра твердого вещества, образуя все более тяжелые изотопы... пока ядра не становились настолько мягкими, что распределение их протонов начало перекрываться, и нейтроны вытекали наружу, образуя воздух, сверхтекучую нейтронную среду.
   - Хорошо, - сказала Дюра. - Так как же изотопы проходят весь путь от корки до этих листьев?
   - Это просто, - сказал Фарр, протягивая руку, чтобы сорвать еще один сочный лист. - Дерево тянет их вниз, внутрь своего ствола.
   - Используя вены, наполненные воздухом. Верно.
   Фарр нахмурился, чувствуя, как его щеки раздуваются вокруг листа. - Но почему? Что это даст дереву?
   Рот Дюры открылся и закрылся, а затем она улыбнулась, ее глаза были полузакрыты. - Это хороший вопрос, - сказала она. - В твоем возрасте я бы ни за что не подумала об этом... Тяжелые изотопы делают листья менее прозрачными для нейтрино, исходящих из квантового моря.
   Фарр кивнул, продолжая жевать.
   Поток нейтрино, неосязаемый и невидимый, непрерывно исходил из моря - или, возможно, из таинственной сердцевины глубоко под самим морем - и проносился сквозь вихревые линии, сквозь тела Фарра и других людей, как будто они были призраками, и сквозь внешнюю корку в космос. Деревья обращали слегка нейтринно-непрозрачные листья к этому невидимому свету, поглощая его энергию и превращая ее в новые листья, ветви, стволы. Фарр вообразил деревья по всей внутренней части поверхностной корки, тянущиеся к солнечному свету своими листьями из криптона, стронция и молибдена.
   Дюра мгновение смотрела, как он ест; затем, поколебавшись, протянула руку, чтобы взъерошить его волосы. - Открою тебе секрет, - сказала она.
   - Что?
   - Я рада, что ты здесь.
   На мгновение он подумал о том, чтобы оттолкнуть ее руку, сказать что-нибудь смешное или жестокое, чтобы прервать неловкий момент. Но что-то заставило его сдержаться. Он изучал ее лицо. Это было сильное лицо, как он предположил, квадратное и симметричное, с маленькими пронзительными глазами и блестящими желтыми ноздрями. Не красавица, но в ней было что-то от силы их отца; и теперь, с первыми признаками возраста, оно приобретало немного большую глубину.
   Но на этом лице была неуверенность. Одиночество. Нерешительность, потребность в утешении.
   Фарр подумал об этом. С Дюрой он чувствовал себя в безопасности. Не в такой безопасности, как при жизни Лога... Но, с сожалением подумал он, такой безопасности у него никогда больше не будет. Дюра на самом деле была не такой уж сильной, но она старалась изо всех сил.
   И этот момент, когда остальные отошли от них, побыть вместе, тихо поговорить и попробовать листья на вкус, казалось, было важно для нее. Поэтому он хрипло сказал: - Да. Я тоже.
   Она улыбнулась ему, затем наклонилась, чтобы сорвать лист для себя.
  

* * *

   Адда бесшумно скользил по верхушкам деревьев, следуя по грубой окружности шириной в двадцать человеческих ростов. Затем он продвинулся немного глубже в подвешенный лес, двигаясь параллельно линиям стволов. Деревья росли вдоль линий потока магнитного поля, и он держал копье направленным вдоль него, прокладывая себе путь по гладкой коре.
   За исключением низкого, звенящего шелеста листьев и приглушенных разговоров своих спутников, он обнаружил только тишину.
   Он подтянулся вдоль ствола дерева к перевернутому пологу из листьев. Никто из людей - за исключением, может быть, Фарра, сына Лога, который выглядел немного потерянным, - даже не заметил его отсутствия. Адда немного расслабился, жуя тонкую, обманчиво вкусную мякоть листа. Но здоровый глаз он держал широко открытым.
   Человеческие существа сгрудились вокруг одного ствола, беспорядочно обгладывая листья и цепляясь одной рукой за веточки. Они жались друг к другу, чтобы согреться. Здесь, где воздух был разрежен высотой, было холодно и трудно дышать: на самом деле настолько трудно, что Адда почувствовал, как его рефлексы - само его мышление - замедляются, становятся вялыми. И не то чтобы у него был большой запас прочности в этом, размышлял он. Казалось, сам воздух, который приводил в движение его кости, превращался в жидкий кислый суп.
   Мальчик Фарр сидел, прислонившись к куску коры, примерно на расстоянии человеческого роста от всех остальных. Он выглядел так, как будто немного страдал: заметно дрожал, его грудь быстро поднималась и опускалась в разреженном воздухе, его руки запихивали листья в опущенный рот с настойчивостью, которая больше походила на жажду комфорта, чем на еду.
   Адда одним движением ноги быстро подплыл к мальчику, наклонился к нему и подмигнул здоровым глазом. - Как у тебя дела?
   Мальчик поднял на него глаза, вялый, несмотря на дрожь, и его голос, когда он заговорил, звучал глухо от холода. - Я, кажется, никак не могу согреться.
   Адда шмыгнул носом. - Так оно и есть. Здесь, наверху, видишь ли, воздух слишком разрежен для нас. А если подняться выше, к коре, он становится еще тоньше. Но терпеть холод не обязательно.
   Фарр нахмурился. - Что ты имеешь в виду?
   Вместо ответа Адда ухмыльнулся. Он поднял свое копье из укрепленного дерева и выровнял его параллельно стволу дерева, вдоль направления линий магполя. Он подержал его несколько секунд, ощущая его упругое напряжение. Затем он сказал: - Смотри и запоминай.
   Мальчик, широко раскрытыми глазами глядя на дрожащее копье, отполз в сторону.
   Адда прижался к магполю. Одним движением - он оставался гибким, несмотря ни на что, с чем поздравил себя - Адда вонзил острие копья глубоко в ствол дерева. При первом ударе острие копья прошло сквозь кору и, возможно, на длину ладони вошло в древесину. Работая древком копья, крутя его в руках, Адда смог вонзить копье глубже в мякоть ветки, примерно на половину длины руки.
   Покончив с этим, чувствуя, как его грудь сжимается от разреженного воздуха, Адда повернулся, чтобы убедиться, что Фарр все еще наблюдает за ним. - Сейчас, - прохрипел он. - Теперь начинается волшебство.
   Он крутанулся в воздухе и уперся ногами в ветку, поближе к линии своего наполовину воткнутого копья. Затем он наклонился и обхватил обеими руками выступающее древко копья, присел на корточки так, чтобы его ноги были согнуты, а спина выпрямлена, и подтянулся вверх, используя копье как рычаг, чтобы раздвинуть древесину ветки.
   ...На самом деле прошло много времени с тех пор, как он делал это в последний раз, что осознал через несколько ударов сердца после начала. Его ладони стали скользкими от обильного пота, по спине распространилась постоянная боль, и по какой-то причине зрение его здорового глаза начало дрожать и расплываться. И, хотя копье немного изогнулось вверх, когда он напрягся, ветка лишь холодно застонала.
   Он отпустил копье и вытер ладони о бедра, чувствуя, как дыхание с хрипом вырывается из груди. Он тщательно избегал зрительного контакта с мальчиком.
   Затем он снова наклонился к копью.
   На этот раз, наконец, ветка поддалась; пластина размером с его грудь приподнялась, как крышка. Адда почувствовал, как его ноющие ноги выпрямились, и он свалился с ветки. Быстро восстановив достоинство, он покрутился в воздухе, игнорируя протесты спины и ног, и помахал в ответ Фарру и раскрытой ветке. Он оценивающе посмотрел на дело своих рук и кивнул. - Не так сложно, как кажется, - прорычал он мальчику. - Раньше я делал это одной рукой... Но деревья стали крепче с тех пор, как я был в твоем возрасте. Может быть, это как-то связано с этой чертовой погодой.
   Но Фарр не слушал; он подкрался к ране на ветке и зачарованно уставился в нее. Ближе к краю содранной коры древесина была бледно-желтой, она очень походила на материал копья, которое использовал Адда. Но дальше, глубже, чем на длину ладони, дерево светилось зеленым и излучало тепло, которое - даже с расстояния в половину человеческого роста - Адда мог ощущать как успокаивающее, осязаемое присутствие у себя на груди. Отблески дерева заискрились на лице Фарра и вызвали зеленые тени в его круглых глазах.
   Теперь к ним присоединилась Дюра, нескладная дочь Лога; она коротко улыбнулась Адде в знак благодарности, присела на корточки рядом с братом и поднесла ладони к теплу дерева. Зеленый огонь отбрасывал блики на ее конечности и лицо, что делало ее, снисходительно подумал Адда, в кои-то веки наполовину привлекательной. Во всяком случае, до тех пор, пока она не двигалась слишком много и не показывала полное отсутствие грации.
   Дюра сказала Фарру: - Еще один урок. Что заставляет древесину гореть?
   Он улыбнулся ей, его наглазники были полны древесного свечения. - Что-то тяжелое из корки?
   - Да. - Она наклонилась к Фарру так, что головы брата и сестры оказались бок о бок над светящимся деревом, их лица сияли, как два листа. Дюра продолжила: - Богатые протонами ядра на пути к листьям. Видишь ли, ветка дерева похожа на оболочку, заключающую в себе трубу, где давление ниже, чем в воздухе. Но когда оболочка пробита, тяжелые ядра внутри исчезают, быстро распадаясь. То, что ты видишь, - это ядра, сгорающие в воздухе...
   Адда увидел, как сосредоточенно сморщилось гладкое молодое лицо Фарра, когда он усвоил эту новую порцию бесполезных знаний.
   Бесполезных?
   Что ж, может быть, подумал он; но эти драгоценные, абстрактные факты, отшлифованные пересказом и передаваемые из поколения в поколение с самых ранних дней существования людей - со времени их изгнания из города Парц десять поколений назад - были сокровищами. Часть того, что делало их людьми.
   Поэтому Адда одобрительно кивнул Дюре и ее попыткам обучить брата. Человеческие существа были загнаны в эту дикую местность против их воли. Но они не были дикарями или животными; они остались цивилизованными людьми. Да что там, некоторые из них даже умели читать; горстка книг, с трудом нацарапанных на свитках из свиной кожи деревянными стилусами, были одними из главных сокровищ человеческих существ...
   Он наклонился к Дюре и тихо сказал: - Знаешь, тебе придется продолжить. Глубже в лес, к корке.
   Дюра вздрогнула. Она отстранилась от раны на ветке, свет горящих ядер отражался от длинных мышц ее шеи. Другие человеческие существа, находившиеся в нескольких человеческих ростах от них, все еще толпились на верхушках деревьев; большинство из них, набив животы, собирали охапки сочных листьев. Она сказала: - Я знаю. Но большинство из них уже хотят вернуться в лагерь со своими листьями.
   Адда фыркнул. - Тогда они чертовы дураки, и жаль, что плохая погода не забрала их вместо нескольких более разумных. Листья хороши на вкус, но они не насыщают желудок.
   - Да. Я знаю. - Она вздохнула и потерла переносицу, рассеянно провела пальцем по краю одного наглазника. - И нам нужно заменить воздушных свиней, которых мы потеряли во время шторма.
   - Что означает идти дальше, - сказал Адда.
   Она сказала с усталым раздражением: - Тебе не нужно говорить мне, Адда.
   - Тебе придется вести их. Они не пойдут сами по себе; люди не такие. Они как воздушные свиньи: все хотят следовать за лидером, но никто не хочет руководить.
   - Они не пойдут за мной. Я не мой отец.
   Адда пожал плечами. - Они не пойдут ни за кем другим. - Он изучал ее квадратное лицо, видя сомнения и скрытую силу в его тонких чертах. - Не думаю, что у тебя действительно есть выбор.
   - Да, - вздохнула она, выпрямляясь. - Я знаю. - Она пошла поговорить с соплеменниками.
   Когда она вернулась к ядерному огню, с ней была только Филас, вдова Эска. Две женщины помахали друг другу. Дюра отвернула свое лицо, очевидно, раздираемая смущением; выражение лица Филас было пустым.
   Адду на самом деле не удивила реакция остальных. Даже когда это было против их собственных чертовых интересов, они пренебрежительно относились к дочери Лога.
   Однако ему было интересно увидеть Филас с Дюрой. Все знали об отношениях Дюры и Эска; вряд ли это можно было утаить в сообществе, насчитывающем пятьдесят человек, считая детей.
   Это было против правил. Как бы. Но к этому относились терпимо, и вряд ли это было чем-то уникальным - до тех пор, пока Дюра соблюдала несколько негласных соглашений. Например, сдерживала свою реакцию на смерть Эска, держась подальше от овдовевшей Филас.
   Еще одна глупость, подумал Адда. Когда-то людей насчитывались сотни - даже во времена деда Адды взрослых было больше сотни - и, возможно, тогда условности о супружеской измене имели бы смысл. Но не сейчас.
   Он покачал головой. Адда отчаялся в людях задолго до рождения Фарра.
   - Они хотят вернуться, - сказала Дюра ровным голосом. - Но я продолжу. Филас пойдет.
   Женщина Филас, с серым и пустым лицом, с волосами, вяло лежащими на угловатом черепе, выглядела для Адды так, словно ей все равно нечего было терять. Что ж, подумал он, если это помогло двум женщинам разобраться в их собственных отношениях, тогда ладно.
   Однако это должна была быть какая-то охотничья экспедиция.
   Он поднял копье.
   Дюра нахмурилась. - Нет, - сказала она. - Я не могу просить тебя об этом...
   Адда прорычал мягкое предупреждение, чтобы она заткнулась.
   Фарр выпрямился над горящим углублением. - Я тоже пойду, - радостно сказал он, повернув лицо к Дюре.
   Дюра положила руки ему на плечи. - Ну, это просто смешно, - сказала она тоном родителя. - Ты же знаешь, что слишком мал, чтобы...
   Фарр ответил блеющими протестами, но Адда нетерпеливо перебил его. - Пусть мальчик идет, - прохрипел он Дюре. - Думаешь, ему будет безопаснее с этими собирателями листьев? Или вернуться туда, где раньше была сетка?
   Встревоженный взгляд Дюры переходил с Адды на ее брата и обратно. Наконец она вздохнула, приглаживая волосы. - Хорошо. Пошли.
   Они собрали свое нехитрое снаряжение. Дюра обвязала вокруг талии кусок веревки и засунула за спину короткий колющий нож и щетку для чистки; к веревке она привязала небольшой пакет с едой.
   Затем, не сказав больше ни слова остальным, они вчетвером - Адда, Дюра, Фарр и вдова Филас - начали медленное, осторожное восхождение к темной корке.
  

3

  
   Они двигались молча.
   Сначала Дюре легко давалось это движение. Дерево скользило под ней, почти безликое, медленно расширяясь по мере того, как она взбиралась по нему вверх. Ствол дерева рос вдоль направления магполя, и поэтому двигаться вдоль него означало двигаться в самом легком направлении, параллельно магполю, при этом сверхтекучий воздух практически не оказывал сопротивления. Плыть почти не было необходимости; Дюра обнаружила, что достаточно надавить на гладкую, теплую кору руками.
   Она оглянулась. Покрытые листвой верхушки деревьев, казалось, теперь сливались в пол по всему миру, и открытый воздух за его пределами был скрыт от нее. Ее спутники легко двигались вдоль ствола позади нее: вдова Филас, по-видимому, безразличная к окружающему, Фарр с широко раскрытыми наглазниками и вытаращенным взглядом, с широко открытым ртом и напряженной грудью, ловящей разреженный воздух, и милый старина Адда сзади, держа копье перед собой, его здоровый глаз постоянно обводил сложную тьму вокруг себя. Все трое - голые, лоснящиеся, с привязанными к ним веревками, сетями и маленькими мешочками - выглядели как маленькие, пугливые зверьки, когда пробирались сквозь лесные тени.
   Они отдыхали. Дюра сняла со своего веревочного пояса скребок для чистки и поработала над руками и ногами, убирая кусочки листьев и коры.
   Адда скользнул к ней по очереди, ее лицо было настороженным. - Как дела?
   Глядя на него, Дюра подумала о своем отце.
   Конечно, она и раньше участвовала в охотах - как и большинство взрослых людей, - но всегда могла положиться на тактическую осведомленность, глубокое, укоренившееся знание Звезды и всех ее путей Лога и других.
   Она никогда раньше не руководила.
   Часть ее сомнений, должно быть, отразилась на лице. Адда кивнул, его морщинистое лицо оставалось нейтральным. - Ты справишься.
   Она фыркнула. Понизив голос настолько, чтобы только Адда мог слышать, она сказала: - Возможно. Но что в этом хорошего? Посмотри на нас... - Она махнула рукой в сторону маленькой компании. - Мальчик. Две женщины, обезумевшие от горя...
   - И я, - тихо сказал Адда.
   - Да, - подтвердила она. - Спасибо, что остался со мной, Адда. Но даже если каким-то чудом эта группа новичков добьется успеха, мы вернемся только с двумя, может быть, тремя воздушными свиньями. Больше мы не сможем удержать. - Она помнила - в лучшие дни своего детства - охотничьи отряды из десяти или дюжины сильных и ловких мужчин и женщин, с триумфом возвращавшихся к сетке с целыми стадами диких свиней. - И что хорошего это даст? Люди умрут с голоду, Адда.
   - Может быть. Но, возможно, все не так плохо. Мы могли бы найти пару свиноматок, возможно, с поросятами... достаточно, чтобы восстановить наше поголовье. Кто знает? И послушай, Дюра, ты можешь вести только тех, кто хочет, чтобы им руководили. Не кори себя слишком сильно. Даже Лог руководил только с согласия. И помни, Лог никогда не сталкивался с такими тяжелыми временами, как те, что наступают сейчас.
   - Послушай меня. Когда люди достаточно проголодаются, они обратятся к тебе. Они разозлятся, разочаруются и будут винить тебя, потому что винить больше некого. Но руководить ими будешь ты.
   Она обнаружила, что дрожит. - У меня нет выбора, не так ли? Вся моя жизнь, с момента моего рождения, была своего рода логикой, которая привела меня к этому моменту. И у меня никогда не было выбора ни в чем таком.
   Адда улыбнулся, его лицо превратилось в мрачную маску. - Да, - резко сказал он. - Но раз так, какой выбор есть у любого из нас?
  

* * *

  
   Казалось, в лесу не было воздушных свиней.
   Маленький отряд стал раздражительным и усталым. После еще полудня бесплодных поисков Дюра позволила им отдохнуть, поспать.
   Когда они проснулись, она знала, что ей придется вести их дальше по нисходящему потоку. По нему и выше - глубже в лес, к корке.
   К югу - по нисходящему потоку - воздух был плотнее, магполе сильнее. Свиньи, должно быть, убежали в ту сторону после сбоя. Но все знали, что нисходящий поток - опасное направление для передвижения.
   Люди последовали за ней с разной степенью энтузиазма.
   Лес был густым, сложным. Шестиногие корковые пауки шмыгнули от Дюры при ее приближении и бросили паутину, натянутую между стволами деревьев. Коконы пиявок и других неопознаваемых существ густо облепили стволы, похожие на бледные, раздутые листья.
   Скат повернул к ней свою слепую морду.
   Адда предупреждающе зашипел. Дюра прижалась к стволу дерева перед собой, обхватив его руками и стараясь успокоить прерывистое дыхание. Дерево, прижимавшееся к ее животу и бедрам, было твердым и горячим.
   Дуновение воздуха у нее за спиной, слабая тень.
   Она повернула голову вправо, почувствовав, как шероховатость коры царапает щеку. Ее наглазники повернулись, следуя за скатом, который совершенно бесшумно скользил мимо. Существо представляло собой полупрозрачный лист шириной по меньшей мере в рост человека. Сейчас он был не более чем на расстоянии вытянутой руки от нее. Она могла распознать основную архитектуру всех животных мантии: скат был построен вокруг тонкого цилиндрического позвоночника, а шесть крошечных сферических глаз окружали детскую пасть, расположенную в центре его туловища. Но плавники ската были растянуты на шесть широких тонких пластин. Эти крылья были равномерно расположены по всему телу и колыхались при его движении; электронный газ искрился вокруг передних краев. Мякоть была почти прозрачной, так что было трудно даже разглядеть крылья, и Дюра могла видеть темные фрагменты какой-то еды, проходящие по цилиндрической кишке ската.
   Скат был единственным животным - не считая людей - которое передвигалось, размахивая конечностями, а не разбрызгивая реактивные снаряды, как свиньи или кабаны. Двигаясь бесшумно, без сладковатого запаха реактивных снарядов, скат был эффективным хищником. И его пасть, хоть и крошечная, была окружена зазубренными, рвущими кожу зубами.
   Скат скользил мимо четырех людей в течение нескольких ударов сердца, очевидно, не подозревая об их присутствии. Затем, по-прежнему бесшумно, он уплыл в тень леса.
   Дюра досчитала до ста, прежде чем оттолкнуться от ствола дерева.
   Вихревые линии здесь были плотными, почти переплетались между собой среди деревьев. Звезда, вращение которой постоянно замедлялось, постепенно вытесняла вихревые линии из мантии... пока не происходил новый сбой, когда линии рассыпались на смертоносные фрагменты, прежде чем установиться.
   Воздух стал заметно разреженнее. Дюра почувствовала, как ее грудная клетка напряглась от этого дефицита, а сердце колотилось, стремясь наполнить энергией мышцы; из разных точек своего тела до не доносились негромкие хлопки выравнивания давления. Она, конечно, знала, что происходит. Воздух состоял из двух основных компонентов: нейтронной сверхтекучей среды и электронного газа. Нейтроны разрежались; большее давление здесь обеспечивал газ свободных электронов. Когда она поднесла руку к лицу, то увидела призрачное сверкание электронов вокруг своих пальцев, яркое в полумраке и вызывающее тусклые блики от густеющих листьев.
   Но теперь ее зрение, казалось, ухудшалось. Воздух все хуже переносил высокочастотные, высокоскоростные звуковые волны, которые позволяли ей видеть. И, что еще хуже, воздух - каким бы разреженным он ни был - терял свою сверхтекучесть. Он стал казаться липким, тягучим; и когда она пошевелилась, то почувствовала легкий ветерок, слабый, но, несомненно, присутствующий, который теребил ее лицо и пряди волос, затрудняя движение.
   Она поймала себя на том, что дрожит при мысли о том, что это липкое вещество застывает в тонкой сети капилляров, питающих ее мышцы, - сети, которая поддерживала само ее существо.
   Людям не суждено было жить здесь. Даже свиньи проводили рядом с коркой не больше времени, чем требовалось. Она вдыхала вязкий воздух, чувствуя, как он сворачивается в ее капиллярах, и тосковала по открытому пространству мантии под крышей-лесом, по чистому, свежему, густому воздуху.
   Во всех направлениях вокруг нее мир заполняли стволы деревьев. По мере того, как видеть становилось все труднее, стволы, параллельные, слегка изгибающиеся, следуя за магполем, внезапно показались искусственными, зловещими в своей правильности, как нити какой-то огромной сети вокруг нее. Она обнаружила, что ее охватывает медленная паника. Ее грудь вздымалась от неприятного воздуха, дыхание с шумом застревало в горле. Потребовалось сильное, сознательное усилие, чтобы продолжать двигаться, усилие воли только для того, чтобы держать руки на стволе дерева.
   Она беспокоилась за Фарра. Даже в полумраке она могла видеть, насколько он расстроен: его лицо было белым и, казалось, выпученным, глаза полузакрыты; казалось, он едва осознавал, где находится, и неуклюже двигался вдоль ствола.
   Дюра заставила себя отвести взгляд, продолжать. Она ничем не могла ему помочь. Не сейчас. Лучшее, что она могла сделать, - это двигаться дальше, чтобы принести домой результаты успешной охоты. И, как сказал Адда, с ней мальчику, вероятно, было безопаснее, чем где-либо еще...
   По крайней мере, Адда был рядом с Фарром. Дюра поймала себя на том, что просто, по-детски благодарит бдительных ксили за присутствие старика и поддержку.
  

* * *

  
   Когда подъем закончился, это произошло так неожиданно, что поразило ее.
   Ствол дерева, по которому она следовала, утолщался едва заметно, в конце концов достигнув слишком большого размера, чтобы она могла обхватить его руками. Теперь, внезапно, четкие линии ствола превратились в сложное переплетение корней, которые образовали полукруглую платформу над ее головой. Взглянув вверх, она увидела корни, уходящие в тусклую, полупрозрачную внутреннюю часть самой корки; они выглядели почти как человеческие руки, проникающие глубоко в тончайшую твердь в поисках богатых нейтронами ядер молибдена, стронция или криптона.
   Оглядевшись, она увидела, как корневая система дерева слилась с корнями его соседей по лесу, так что их ковер образовал непроницаемый потолок над лесом. Среди корней проросло несколько прядей пурпурной травы. Стволы деревьев, следуя линиям магполя, сходились с корневым потолком под косым углом.
   Вскоре к ней присоединились остальные. Четыре человеческих существа прижались друг к другу, цепляясь за расшатанные корни для устойчивости. Теперь было так темно, что Дюра едва могла разглядеть лица своих спутников, очертания их худых тел. Глаза Филас были тусклыми от усталости и апатии; Фарр, дрожа, обхватил себя руками, и его рот был широко раскрыт, когда он с трудом втягивал остатки воздуха. Адда был, как всегда, безропотен, но лицо его было напряженным и бледным, и Дюра видела, как сгорбились его старые плечи над худой, тяжело вздымающейся грудью. Адда достал листья из объемистого мешка у себя на поясе. Дюра с благодарностью откусила еды. Какой бы несытной и неудовлетворительной эта еда ни была, она, казалось, придала ей сил. Фарр продолжал дрожать; Дюра обняла его и притянула ближе к себе, надеясь передать достаточно тепла своего тела, чтобы остановить дрожь.
   Фарр спросил: - Мы на корке?
   - Нет, - прорычал Адда. - Истинная внешняя корка все еще находится в миллионах человеческих ростов над нами. Но мы добрались до корней; это все, что мы можем сделать.
   Голос Филас в разреженном воздухе звучал низко и резко. - Мы не можем оставаться здесь долго.
   - Нам это не понадобится, - сказала Дюра. - Но, может быть, нам стоит вскрыть ствол и снова запустить ядерное горение, прежде чем мы здесь застынем. Адда, не мог бы ты...
   Старик резко поднял руку. - Нет времени, - выдохнул он. - Просто послушайте... все вы.
   Дюра нахмурилась, но ничего не сказала. Все четверо погрузились в молчание, нарушаемое только их неровным дыханием. Дюра чувствовала себя маленькой, уязвимой, изолированной, карликовой из-за необъятности корневой системы над их головами. Каждый инстинкт приказывал ей бежать, соскользнуть обратно с дерева и пробиться сквозь стену верхушек деревьев на открытый воздух, где ей самое место; и она могла видеть те же побуждения на застывших лицах остальных.
   Там. Шорох, отдаленное ворчание... Они исходили из корневой системы, откуда-то слева от нее.
   Лицо Адды исказилось от разочарования. - Черт бы все это побрал, - прошипел он. - Я ничего не слышу; мои уши превращаются в кашу.
   - Я слышу их, Адда, - сказал Фарр.
   Дюра указала. - Туда.
   Адда кивнул, удовлетворенно прикрыв здоровый глаз. - Я знал, что это не займет много времени. Сколько?
   Дюра и Филас посмотрели друг на друга, каждая надеялась на ответ на лице другой. Дюра сказала: - Не могу сказать, Адда... Думаю, больше одной.
   Несколько секунд Адда непрерывно ругался, проклиная свой возраст, свои слабеющие способности. - Что ж, ну и на Кольцо с этим, - сказал он наконец. - Нам просто нужно надеяться, что в стаде их не слишком много. - Настойчивым, резким шепотом он дал им подробные инструкции о том, как в случае нападения кабана они должны рассеяться... и работать поперек потока магполя, а не пытаться бежать вдоль него. - Потому что именно так пойдет кабан. И, поверьте мне, кабан будет чертовски проворнее вас. - В сумерках его лицо было убийственной, леденящей душу маской.
   Дюра сказала: - Филас, иди с Аддой и плыви в дальний конец стада. Возьмите сети и веревки и зайдите ниже их по потоку. Фарр, оставайся со мной; мы подождем, пока остальные займут позиции, а затем загоним свиней в сети. Хорошо?
   Они поспешно раздали снаряжение, которое им понадобится. Дюра взяла два коротких колющих копья из свертка, который несла Филас. Затем Адда и Филас бесшумно скользнули в темноту, пересекая магполе, размахивая руками и карабкаясь по параллельным стволам деревьев.
   Фарр держался поближе к Дюре, все еще прижимаясь к ней, чтобы согреться, доверяя. Несколько секунд она смотрела на него сверху вниз - его глаза казались пустыми, как будто он был не в полном сознании, - и пыталась представить, что бы она чувствовала, если бы с этим мальчиком что-нибудь случилось в результате ее собственного невежества и беспечности.
   Что ж, с сожалением подумала она, по крайней мере, она сделала для него все, что могла, организовав охоту. Несомненно, было безопаснее быть впереди стада, когда началась охота. И она волновалась бы гораздо больше, если бы сама не осталась с Фарром.
   Крепко обняв в последний раз, она прошептала: - Давай, Фарр. Нам нужно поработать. Давай посмотрим, как близко мы сможем подобраться к этим свиньям так, чтобы они нас не заметили.
   Он тупо кивнул и отодвинулся от нее, все еще дрожа.
   Держа по короткому копью в каждой руке, Дюра начала подтягиваться поперек толстых стволов в направлении звуков, которые она слышала. При движении в этом направлении сопротивление магнитного поля добавлялось к сгустившейся вязкости воздуха, и двигаться было тяжело. Она чувствовала себя погруженной в плотную среду, и ей пришлось подавить приступ паники от ощущения, что она здесь в ловушке, что не может освободиться от этого застывающего воздуха.
   Она не оглядывалась, но чувствовала, что Фарр следует за ней, возможно, на расстоянии вытянутой руки; он двигался бесшумно, если не считать его хриплого дыхания, и она слышала его попытки контролировать даже этот шум. Храбрый маленький охотник, подумала она. Лог гордился бы им.
   Потребовалось всего несколько секунд, чтобы добраться до свиней; вскоре Дюра смогла разглядеть массивные фигуры нескольких животных, скользящих между стволами деревьев, по-видимому, все еще не замечающих людей.
   Поманив Фарра подойти поближе, Дюра устроилась среди стволов деревьев примерно на десять человеческих ростов ниже корневого потолка.
   Там было три воздушные свиньи. Животные, каждое размером с туловище человека, размеренно трудились у корней деревьев, собирая пурпурно-зеленую криптоновую траву и другие мелкие растения. Плавники свиней лениво покачивались, когда они кормились, и Дюра могла видеть, как их глазные стебельки были устремлены на траву перед ними, а рты поджаты, почти закрыты. При пастьбе на распределенном корме, который плавал в свободном воздухе, рот свиньи мог открываться так широко, что занимал всю ее переднюю часть, превращая животное в трубу с открытым концом, грубую машину для поедания с глазными стебельками и плавниками. Но здесь, в этом разреженном воздухе, рты едва открывались, когда они работали, заглатывая и пережевывая криптоновую траву. Свиньи держали свои приземистые тела закрытыми настолько, насколько это было возможно, поддерживая внутренний запас воздуха, необходимого для поддержания жизни; она знала, что таким образом свиньи могли продержаться здесь несколько дней - в отличие от хрупких, слабых и плохо приспособленных человеческих существ.
   Она повернулась к Фарру, который парил рядом с ней, едва высовывая глаза из-за ствола. Она изобразила: "Их всего три. Нам повезло".
   Он кивнул и указал на одну из свиней. Дюра, приглядевшись к животному повнимательнее, увидела, что она крупнее остальных: массивнее, неуклюжее.
   Беременная свиноматка.
   Она почувствовала, как по ее лицу расплывается улыбка. Идеально.
   Она сосчитала сто ударов сердца, затем подняла копья. Филас и Адда уже должны были быть на месте.
   Она кивнула Фарру.
   Двое людей выскочили из-за своего ствола. Дюра закричала так громко, насколько позволял разреженный воздух; она бросилась вдоль потока магполя на свиней, стуча копьями по древесине ствола. Рядом с ней Фарр сделал то же самое, его волосы почти комично спутались.
   При их приближении рты свиней захлопнулись. Их глазные стебельки приподнялись, застыв, чтобы устремить напряженные взгляды на внезапно напавших. Затем, словно в едином порыве, свиньи повернулись и убежали.
   Животные бросились вдоль линий магполя, находя самый легкий и быстрый путь к бегству. Они стучали по стволам деревьев и перепрыгивали через корни, их реактивные отверстия выбрасывали облака окрашенного зеленью, сладко пахнущего воздуха. Дюра и Фарр бросились в погоню, все еще восторженно ревя. Внезапно Дюра почувствовала, что ее охватывает охотничий азарт, и в ней появилась новая энергия.
   Свиньи, конечно же, легко обогнали Дюру и Фарра. В течение нескольких ударов сердца животные исчезли в темноте вдалеке, оставляя за собой облака реактивных снарядов...
   Но там были Адда и Филас, ожидавшие чуть дальше по магнитному полю, с туго натянутой сетью между ними и с колющими копьями наготове.
   Первые две свиньи двигались слишком быстро, чтобы остановиться. Они перевернулись в воздухе и ударились друг о друга, их огромные пасти распахнулись, издавая детский визг, но сначала они влетели в сеть своими задами. Филас и Адда работали сообща, немного неуклюже, но эффективно. В течение нескольких мгновений они набросили сеть на двух свиней и стали подталкивать их, пытаясь заставить утихомириться. Из свиней брызнули зеленые реактивные снаряды, и сеть вздулась, когда перепуганные животные тщетно пытались убежать. К тому времени, когда Дюра доберется туда, они свяжут животных, а затем...
   Позади нее раздался крик. Крик Фарра.
   Она крутанулась в воздухе, забыв об Адде и Филас. Третья свинья - беременная свиноматка, как она увидела, - увернулась от сети Адды. Испуганная и разъяренная, она полетела вниз, прочь от корневого потолка, и теперь стремительно летела сквозь деревья, обратно вдоль магнитного поля... и прямо на Фарра.
   Мальчик уставился на хлопающие плавники животного с неподвижными, вытаращенными наглазниками, как завороженный. Он не собирается убираться с дороги, поняла Дюра. И инерция свиньи раздавила бы его в одно мгновение.
   Она попыталась окликнуть, двинуться к мальчику - но погрузилась в кошмар замедленного движения. Магнитное поле было густым, липким, воздух - вязкой массой, в которую она была погружена. Она изо всех сил пыталась освободиться, крикнуть брату, но стремительная скорость свиньи свела ее усилия к нулю.
   Между свиньей и мальчиком было едва ли расстояние в человеческий рост. Дюра, застрявшая в вязком воздухе, услышала свой крик.
   Внезапно свинья широко раскрыла пасть и взревела в агонии. Воздух окрасился реактивными снарядами, она резко повернула. Один брюшной плавник зацепил Фарра боковым ударом, от которого он ударился о ствол дерева... но, как с облегчением увидела Дюра, он был не более чем шокирован.
   Когда свинья кувыркнулась в воздухе, причина ее страданий открылась сама собой: длинное копье Адды, торчащее из живота свиньи. Копье задрожало, когда животное забилось, пытаясь найти спасение от этой внезапной боли.
   Теперь Адда сам мчался по магполю, неуклюже, но решительно. Позади него две пойманные свиньи пытались высвободиться из брошенной сети. Адда проревел: - Она сбежала... Дюра, доберись до мальчика и держи его подальше.
   Теперь свинья зависла в воздухе, все шесть ее глазных стебельков нацелились на старика. Адда завис в воздухе, раскинув руки и ноги, не сводя взгляда со свиньи.
   Дюра неуверенно сказала: - Адда, уйди с дороги... Думаю...
   - Забери этого чертова мальчишку.
   Дюра поспешила повиноваться, обходя парящую свинью.
   С воем, разорвавшим вязкий воздух, свинья бросилась на Адду.
   Адда изогнулся в воздухе и начал отмахиваться в сторону, его ноги молотили по магнитному полю...
   Но, как мгновенно поняла Дюра, недостаточно быстро.
   Цепляясь за плачущего Фарра, она ничего не могла поделать, когда разворачивались последние, ужасные моменты. На лице Адды не отразилось страха - но и согласия тоже, как увидела Дюра; была только гримаса раздражения, возможно, из-за этой новой неудачи его стареющего тела.
   Когда свинья приблизилась к Адде, оставляя за собой зеленые облака реактивных снарядов, она открыла пасть.
   Огромная круглая пасть сомкнулась на обеих ногах Адды. Инерция несущейся свиньи унесла и свинью, и Адду, и Дюра вскрикнула, увидев, как хрупкое тело Адды ударилось о ствол дерева. Но он все еще был в сознании и сопротивлялся; обоими кулаками он колотил по широкой, дрожащей спине свиньи.
   Дюра оттолкнулась от дерева и изо всех сил поплыла к свинье. Филас приближалась к свинье с противоположной стороны, выставив перед собой копья. Глаза женщины были широко раскрыты, опустошенные шоком и ужасом.
   Свинья, остановленная ударом о дерево, теперь снова оказалась в чистом воздухе и начала, выпуская боковые струи газа, вращаться вокруг своей длинной оси. Адда, казалось, понял, что происходит. Все еще держа ноги в ловушке, он сильнее ударил свинью по боку, яростно ругаясь. Но свинья все еще извивалась, все быстрее, превращаясь, наконец, в размытое пятно из плавников и глазных стебельков. Реактивный газ тянулся вокруг ее тела круглыми лентами, и электронное свечение искрилось на ее плавниках. Адда, наконец, упал навзничь и прижался к длинному боку свиньи, жестко согнув колени.
   Дюра знала, что именно так кабаны убивают свою добычу: кабан вращается так быстро, что избыточная текучесть воздуха, поддерживающая жизнь всех животных в мантии, включая людей, разрушается. Это было просто, но смертельно эффективно. Она знала, что даже сейчас боль в зажатых ногах Адды, агония, вызванная вращением мира вокруг него, уступит место тупому, выводящему из строя оцепенению, когда его мышцы перестанут функционировать, чувства притупятся, и, наконец, даже разум откажет.
   С воплем, идущим из глубины ее нутра, Дюра бросилась на кружащееся животное. Она царапала его гладкую, скользкую шкуру, чувствуя, как ее живот и ноги касаются его горячей плоти. Она ударила по его жесткой коже раз, другой, прежде чем ее отбросило в сторону. Она кувыркнулась назад в воздухе, столкнувшись со стволом с такой силой, что у нее перехватило дыхание.
   Она увидела, что одно из двух ее коротких копий сломалось и теперь бесполезно уплывало прочь. Но другим ей удалось проткнуть кожу свиньи. Раненое животное, из брюха которого все еще торчало копье Адды, пыталось продолжать вращаться; но с отвлечением на боль его движения стали неровными, и свинья начала неуклюже наклоняться, ось ее вращения накренилась, когда она билась в воздухе. Бедного Адду, теперь, очевидно, потерявшего сознание, свинья швыряла взад и вперед, его обмякшее тело пассивно билось о бок животного.
   Филас бросилась на свинью и вонзила еще одно копье в шкуру животного, расширив рану, нанесенную Дюрой. Животное открыло свою огромную пасть, его круглая губастая морда отодвинулась, обнажив окрашенное в зеленый цвет горло, и издало рев боли. Адда, высвободив ноги из пасти, безвольно отлепился от свиньи; Фарр поспешил к нему.
   Филас вонзила свое второе копье в бьющуюся свинью, пронзив обнажившиеся внутри органы. Дюра оттолкнулась от дерева и снова бросилась на свинью; у нее не было оружия, но она вытащила копья, уже вонзившиеся в бока свиньи, разрывая раны, в то время как Филас продолжала работать спереди.
   Это заняло много минут. Свинья билась и рвала воздух до конца, пытаясь использовать остаточное вращение, чтобы сбросить нападавших. Но у нее не было шансов. Наконец, с бесцельным выпуском реактивных снарядов, ее крики превратились в бормотание, борьба свиноматки прекратилась.
   Обе женщины, обессиленные, повисли в воздухе. Свинья была инертной массой, огромной, с разорванной шкурой и широко разинутой пастью. Дюре - тяжело дышащей, едва видящей - было трудно поверить, что даже сейчас животное не возродится к ужасному подобию жизни.
   Дюра медленно подплыла к Филас в воздухе. Две женщины обнялись, их глаза расширились от шока от того, что они натворили.
  

* * *

  
   Фарр осторожно положил Адду вдоль ствола дерева, полагаясь на мягкое давление магнитного поля, удерживающего его на месте. Он погладил пожелтевшие волосы старика, подобрал старое потрепанное копье Адды и положил его рядом с ним.
   Подошли Дюра и Филас, Дюра вытирала дрожащие руки о бедра. Она осторожно осмотрела раны Адды, боясь даже прикоснуться к нему.
   Ноги Адды ниже колен представляли собой искореженное месиво: длинные кости, очевидно, были сломаны в нескольких местах, ступни превратились в кашу из размятого мяса. Поверхность грудной клетки Адды была целой, но странно неровной; Дюра боялась даже прикоснуться к нему, предполагая сломанные ребра. Его правая рука свисала под неправильным углом, безвольно повиснув в воздухе; возможно, было сломано плечо. Лицо Адды было мягкой, покрытой синяками массой. Оба наглазника были заполнены липкой кровью, а ноздри затуманены... И, конечно, только ксили знали о повреждениях внутренних органов. Пенис и мошонка Адды выпали из тайника у него между ног; выставленные напоказ, они придавали старику еще более уязвимый, жалкий вид. Дюра нежно обхватила сморщенные гениталии рукой и убрала их в тайник.
   - Он умирает, - сказала Филас неровным голосом. Она, казалось, отстранялась от изуродованного тела, как будто для нее это было слишком.
   Дюра покачала головой, заставляя себя думать. - Он точно умрет здесь, на этом паршивом воздухе. Мы должны унести его отсюда, обратно в мантию...
   Филас коснулась ее руки. Она посмотрела в лицо Дюре, и Дюра увидела, как женщина пытается справиться со своим собственным шоком. Филас сказала: - Дюра, мы должны посмотреть правде в глаза. Он умрет. Нет смысла строить планы или бороться за то, чтобы унести его отсюда... все, что мы можем сделать, это обеспечить ему комфорт.
   Дюра стряхнула легкое прикосновение вдовы, не в силах - пока - принять это.
   Рот Адды произносил слова, слабо формируя дыхание, со свистом вырывавшееся из его губ. - ...Дюра...
   Все еще боясь прикоснуться к нему, она наклонилась ближе к его рту. - Адда? Ты в сознании?
   У него вырвалось подобие смеха, и он повернул к ней слепые наглазники. - ...Я бы... предпочел, чтобы этого не было. - Он закрыл рот и попытался сглотнуть; затем сказал: - С тобой все в порядке?.. Мальчик?
   - Да, Адда. С ним все в порядке. Благодаря тебе.
   - ...А свиньи?
   - Мы убили ту, что напала на тебя. Свинью. Остальные... - Она взглянула на сети, которые парили в воздухе, спутанные и пустые. - Они убежали. Какая это катастрофа.
   - Нет. - Он пошевелился, словно пытаясь дотянуться до нее, затем откинулся назад. - Мы сделали все, что могли. Теперь ты должна... пробовать снова. Возвращайся...
   - Да. Но сначала мы должны решить, как тебя перевезти. - Она уставилась на его раздавленное тело, пытаясь представить, как она могла бы справиться с самыми тяжелыми ранами.
   Снова этот отрывочный, леденящий душу смех. - Не будь такой... чертовски глупой, - сказал он. - Со мной покончено. Не... трать впустую свое время.
   Она открыла рот, готовая возразить, но на нее навалилась огромная усталость, и она замолчала. Конечно, Адда был прав. Как и Филас. Конечно, он скоро умрет. Но, тем не менее, она знала, что должна попытаться спасти его. - Я никогда не видела, чтобы свинья вела себя подобным образом. Кабан, может быть. Но...
   - Мы должны были... ожидать этого, - прошептал он. - Глупо с моей стороны... беременная свинья... должна была... так отреагировать. - Его дыхание, казалось, замедлилось; странным образом, подумала она, изучая его, он, казалось, чувствовал себя более комфортно. Более умиротворенно.
   Она тихо сказала: - Ты еще не умрешь, черт бы тебя побрал.
   Он не ответил.
   Она повернулась к Филас. - Послушай, нам нужно попытаться перевязать его раны. Отрежь несколько полосок от шкуры этой свиньи. Возможно, мы сможем привязать эту поврежденную руку к его телу. И мы могли бы связать ему ноги вместе, используя его копье как шину.
   Филас долго смотрела на нее, затем пошла выполнять приказ Дюры.
   Фарр спросил: - Что я могу сделать?
   Дюра рассеянно огляделась. - Пойди и принеси эту сеть. Нам нужно как-то соорудить люльку, чтобы мы могли отвезти его домой...
   - Хорошо.
   Когда Филас вернулась, женщины попытались выпрямить ноги Адды, готовясь наложить на них самодельную шину. Когда Дюра коснулась его плоти, она увидела, как лицо Адды исказилось, а рот широко открылся в беззвучном крике. Не в силах продолжать, она убрала руки от его изуродованной плоти и беспомощно уставилась на Филас.
   Затем позади нее закричал Фарр.
   Дюра развернулась, ее руки потянулись к копью Адды.
   Фарр все еще работал над запутанной сетью - или работал до этого; теперь он пятился от нее, его глаза расширились от шока. Бросив мимолетный взгляд, Дюра убедилась, что мальчик не пострадал. Затем, когда она поспешила к нему, то посмотрела мимо него, чтобы выяснить, что ему угрожает...
   Она замедлилась и остановилась в воздухе с приоткрытым ртом, от изумления забыв даже о своем брате.
   К ним приближалась парящая в воздухе коробка. Это был куб размерами побольше человеческого роста со сторонами, сделанными из тщательно вырезанных деревянных пластин. Веревки вели к упряжке из шести молодых воздушных свиней, которые терпеливо тащили коробку через лес. И сквозь прозрачную панель, установленную в передней части коробки, на нее смотрело мужское лицо.
   Оно хмурилось.
   Коробка остановилась. Дюра подняла копье Адды.
  

4

  
   Тоба Микксакс натянул поводья. Кожаные тросы просвечивали сквозь герметизирующие мембраны, установленные в передней части аэромобиля, и он мог видеть через окно из прозрачного дерева - и чувствовать по быстрому ослаблению натяжения поводьев - как охотно команда воздушных свиней приняла перерыв.
   Он уставился на четверых незнакомцев.
   ...И какими странными они были. Две женщины, ребенок и изломанный старик - все голые, одна из женщин размахивала перед ним грубым деревянным копьем.
   Сначала Микксакс, естественно, предположил, что это просто очередная группа кули, отдыхающих в лесу, здесь, на окраине его потолочной фермы. Но, конечно, это не могло быть правдой; даже самый тупой из его кули не забрел бы так далеко без баллона с воздухом. На самом деле, он удивлялся, как этот так плохо экипированный маленький сброд выживает так высоко. Все, что у них было, - это копья, веревки, сеть из чего-то, похожего на необработанную кожу...
   Кроме того, он узнал бы своих собственных кули. Во всяком случае, вероятно.
   Он патрулировал лесную местность сразу за границей потолочной фермы, когда наткнулся на эту группу - или, по крайней мере, собирался патрулировать; это выглядело так, как будто, грезя наяву, он забрался немного дальше в лес по восходящему потоку, чем намеревался. Что ж, в этом не было ничего удивительного, сказал он себе. В конце концов, у него было о чем подумать. Он выполнил свою норму пшеницы только на пятьдесят процентов, а финансовый год закончился более чем на три четверти. Он обнаружил, что его руки тянутся к прижатому к груди колесу из вещества сердцевины. Еще одна такая погода с вихрями, как в прошлый раз, и с ним будет покончено; он, со своей женой Ито и сыном Крисом, присоединится к растущим массам на улицах самого Парца, чье выживание зависит от благотворительности незнакомцев. И в Парце Хорка IV было очень мало благотворительности, напомнил он себе с содроганием.
   С усилием он вернул свое внимание к настоящему. Он уставился в окно машины на бродяг. Женщина с копьем - высокая, с проседью в волосах, решительная, с квадратным лицом - вызывающе смотрела на него в ответ. Она была обнажена, если не считать веревки, обвязанной вокруг талии; к веревке было прикреплено что-то вроде сумки для вещей, которая выглядела так, словно была сделана из недубленой свиной кожи. Она была стройной, крепкой на вид, с маленькой, плотной грудью; он мог видеть слои мышц на ее плечах и бедрах.
   Честно говоря, она наводила ужас.
   Кто были эти люди?
   Теперь, когда он подумал об этом, так далеко от Парца они никак не могли быть бродячими кули, даже беглецами с другой потолочной фермы. Ферма Тобы находилась прямо на окраине обширных внутренних земель вокруг Парца... прямо на краю возделывания, напомнил себе Тоба с отголоском старой горечи; не то чтобы это позволяло ему платить меньше налогов, чем кому-либо другому. Даже ферма Коса Френка, его ближайшего соседа, находилась отсюда в нескольких днях пути по нисходящему потоку без машины.
   Нет, это были не кули. Они, должно быть, из восходящего потока... дикие люди.
   Первые, с кем Тоба когда-либо сталкивался.
   Левая рука Тобы описала быстрый, почти непроизвольный круг над грудью. Может быть, ему следует просто натянуть поводья и убраться отсюда, пока у них не появился шанс что-либо предпринять...
   Он упрекнул себя за недостаток смелости. Что они могли сделать, в конце концов? Единственный мужчина выглядел достаточно старым, чтобы быть отцом Тобы, и, казалось, все, что бедняга мог делать, - это продолжать дышать. И даже две женщины и мальчик, работавшие вместе, не смогли бы пробиться сквозь прочные деревянные стенки герметичного аэрокара... не так ли?
   Он нахмурился. Конечно, они всегда могли напасть на него снаружи. Убить воздушных свиней, например. Или просто перерезать поводья.
   Он поднял поводья. Может быть, было бы лучше вернуться за помощью - собрать несколько кули в отряд, и тогда...
   Пятьдесят процентов от квоты.
   Он бросил поводья, внезапно разозлившись на себя. Нет, черт возьми; каким бы бедным он ни был, это был его клочок земли, и он заслужил бы, чтобы его сломали на колесе, если бы позволил банде безоружных дикарей прогнать себя.
   Преисполненный праведной решимости, Тоба притянул к себе рупор громкоговорителя и нараспев произнес в него: - Кто вы? Что вы здесь делаете?
   Потоковые вздрогнули, как испуганные воздушные свиньи, он был рад это видеть. Они отодвинулись немного подальше от машины и направили на него свои короткие копья. Даже старик поднял глаза - или попытался это сделать; Тоба мог видеть, что наглазники раненого были незрячими, затуманенными пропитанным гноем, спертым воздухом.
   Тобу внезапно охватило чувство уверенности, что он владеет ситуацией. Ему нечего было бояться; он внушал страх этим невежественным дикарям. Они, вероятно, никогда даже не слышали о Парц-Сити. Его гнев на их вторжение, казалось, рос по мере того, как уменьшались его опасения.
   Теперь сильная на вид женщина приблизилась к машине - осторожно, как он заметил, и с вытянутым в его сторону копьем, - но, очевидно, не парализованная страхом... как, по его признанию, он мог бы быть, если бы поменялся с ней местами.
   Теперь женщина кричала на него сквозь прозрачное окно, подчеркивая свои слова тычками острия копья ему в лицо; голос был уловлен внешним ухом акустической системы.
   - Кем ты себя возомнил, бабушкой ксили?
   Тоба внимательно слушал. Голос женщины, конечно, искажался из-за ограничений акустики; но Тоба смог это учесть. Он довольно хорошо знал, как работает акустическая система. При работе на потолочной ферме так далеко от полюса, как у Тобы, - так далеко по восходящему потоку, в таких негостеприимных широтах, - его жизнь поддерживали системы аэромобиля. Самые сильные из кули могли продержаться здесь долгое время, и, возможно, некоторые из них даже смогли бы завершить обратный путь к полюсу, в город Парц. Но только не Тоба Микксакс, родившийся и воспитанный в городе; он сомневался, что протянет тысячу ударов сердца.
   Поэтому он усердно учился обслуживать системы аэромобиля, от которых зависела его жизнь... Например, акустическую систему. Воздух, которым он дышал, поступал из резервуаров, вырезанных в толстых, тяжелых деревянных стенах аэромобиля. Акустическая система была основана на тонких трубках, которые пронизывали резервуары; трубки соединяли мембраны, установленные на внутренней и внешней стенках. Трубки были заполнены воздухом, нагретым до идеальной сверхтекучести окружающими их резервуарами, и поэтому были способны передавать без потерь небольшие колебания температуры, которые человеческие уши воспринимали как звук.
   Но узкие трубки, как правило, частично отфильтровывали более низкие частоты. Голос дикарки из восходящего потока звучал тонко и без глубины, а резонансы придавали ей странный, отдающийся эхом тембр. Несмотря на это, ее слова были хорошо сформулированы - очевидно, на его родном языке - и почти без акцента.
   Он нахмурился от собственного удивления. Был ли он так поражен тем, что женщина смогла говорить? Это были дикари-потоковые, но они были людьми, а не животными. Несколько слов женщины внезапно заставили его увидеть в ней разумное, независимое существо, не способное так легко поддаться запугиванию из-за его технологического преимущества.
   Возможно, в конце концов, это было бы не так просто.
   - Что случилось? - прохрипела женщина. Она погрозила ему копьем. - Слишком напуган, чтобы говорить?
   - Меня зовут Тоба Микксакс, свободный человек из Парца. Это моя собственность. И я хочу, чтобы вы убрались отсюда.
   Раненый старик повернул к Тобе незрячие наглазники. Он крикнул - слабо, но достаточно громко, чтобы Тоба услышал: - Парцские ублюдки! Думаете, вам принадлежит вся эта чертова мантия, не так ли? - Приступ кашля прервал старого дурака, и Тоба увидел, как более сильная женщина склонилась над ним, очевидно, спрашивая, о чем он говорит. Мужчина проигнорировал ее вопросы, и как только его кашель утих, он снова крикнул: - Отвали, человек с полюса!
   Тоба поджал губы. Они знали о Парце. Тогда они определенно не были такими невежественными, как он предполагал. На самом деле, возможно, это он был невежественным. Он наклонился к акустической мембране динамика, пытаясь придать своему голосу угрозу: - Я не буду предупреждать вас снова. Я хочу, чтобы вы убрались с моей территории. И если вы этого не сделаете, я...
   - О, заткнись. - Теперь сильная женщина просунула лицо к его окну; Тоба невольно отшатнулся. - Как ты думаешь, что это значит для нас, "твоя собственность"? И вообще... - Она указала на раненого старика. - Мы не можем никуда пойти с Аддой в таком состоянии. - Старик, Адда, что-то крикнул ей - возможно, приказал оставить его, - но она проигнорировала его. - Мы не собираемся двигаться. Делай то, что ты должен делать. И мы... - она снова подняла копье, - сделаем все, что в наших силах, чтобы остановить тебя.
   Тоба уставился в прозрачные наглазники женщины.
   Рядом с ним лежала коллекция маленьких деревянных рычажков с тонкой резьбой. Может быть, сейчас самое время потянуть за эти рычажки, чтобы использовать арбалеты аэромобиля и трубки для метания дротиков...
   Может быть.
   Он наклонился вперед, неуверенный в собственных мотивах. - Что с ним случилось?
   Женщина заколебалась, но мальчик преданно подхватил, его тонкий, чистый голос хорошо передавался через трубки. - Адду забодал кабан.
   Старик хрипло рассмеялся. - О, чепуха. Меня искалечила беременная свинья. Какой же я старый дурак. - Теперь он, казалось, изо всех сил пытался оттолкнуться от ствола дерева, чтобы дотянуться до оружия. - Но не настолько глуп или стар, чтобы не мочь превратить твои последние несколько минут жизни в ад, человек с полюса.
   Тоба встретился взглядом с сильной женщиной. Она подняла копье и скорчила гримасу... А затем, шокирующе, обезоруживающе, ее лицо расплылось в улыбке.
   Тоба, пораженный, обнаружил, что смеется в ответ.
   Женщина ткнула копьем в Тобу, теперь почти не угрожая. - Ты. Тоба Паксакс.
   - Микксакс. Тоба Микксакс.
   - Я Дюра, дочь Лога.
   Он кивнул ей.
   Она сказала: - Послушай, ты же видишь, что у нас здесь неприятности. Почему бы тебе не вылезти из своего свинарника и не оказать нам какую-нибудь помощь?
   Он нахмурился. - Какого рода помощь?
   Она посмотрела на старика, явно раздраженная. - С ним, конечно. - Она посмотрела на машину новыми глазами, как будто оценивая тонкость ее конструкции. - Может быть, ты мог бы помочь нам обработать его раны.
   - Вряд ли. Я не врач.
   Дюра нахмурилась, как будто это слово было ей незнакомо. - Тогда, по крайней мере, ты можешь помочь нам вытащить его из леса. Твоя коробка будет здесь в безопасности, пока ты не вернешься.
   - Это называется машина, - рассеянно сказал он. - Нести его куда? В твой дом?
   Она кивнула и ткнула копьем вдоль линии деревьев, вниз, к внутренней части Звезды. - Несколько тысяч ростов человека в ту сторону.
   Ростов человека? - рассеянно подумал он. - Практичный показатель, если вдуматься... Но что плохого в микронах? Рост человека должна составлять около десяти микрон - стотысячную часть метра - если это означает то, на что похоже...
   - Какие у вас там удобства?
   - ...Удобства?
   Ее колебания были достаточным ответом. Даже если бы Тоба был склонен рисковать собственным здоровьем, возя этого старика по лесу, дома того, очевидно, не ждало ничего, кроме еще большего количества этих голых дикарей, живущих в каком-то невообразимом убожестве. - Послушайте, - сказал он, стараясь быть добрым, - в чем смысл? Даже если бы мы добрались туда вовремя...
   - ...мы бы ничего не смогли для него сделать. - Глаза Дюры были прищурены и встревожены. - Знаю. Но я не могу просто сдаться. - Она посмотрела на Тобу через его окно с чем-то похожим на слабый проблеск надежды. - Ты говорил о своей собственности. Это далеко отсюда? Есть ли у тебя какие-нибудь... э-э... удобства?
   - Вряд ли. - Конечно, для кули были базовые медицинские учреждения, но ничего более амбициозного, чем подлатать их и отправить обратно на работу. Честно говоря, если бы один из его кули был ранен так же серьезно, как старый Адда, он бы ожидал, что тот умрет.
   Фактически, он бы списал его со счетов.
   Только в самом Парце могло быть проведено лечение такого качества, которое необходимо для спасения жизни Адды.
   Он взял в руки поводья, пытаясь переключить свое внимание на собственные дела. У него было много собственных проблем, много работы, которую нужно было закончить, прежде чем он снова увидит Ито и Криса. Может быть, он мог бы проявить милосердие - дать этим потоковым шанс уйти. В конце концов, они вряд ли повредили его потолочной ферме...
   - Мне жаль, - сказал он, пытаясь выйти из этой на удивление неловкой ситуации с каким-то достоинством. - Но я не думаю...
   Женщина, Дюра, смотрела в его окно, ее наглазники были глубокими и острыми, проницательными; Тоба почувствовал, что содрогается от интенсивности ее восприятия. - Ты знаешь способ помочь ему, - медленно произнесла она. - Или думаешь, что знаешь. Не так ли? Я вижу это по твоему лицу.
   Тоба почувствовал, как его рот открывается и закрывается, как жерло пукающего поросенка. - Нет. Черт возьми... Может быть. Ладно, может быть. Если бы мы могли доставить его в Парц. Но даже тогда не было бы никакой гарантии... - Он рассмеялся. - И вообще, как ты собираешься оплачивать лечение? Кто ты, давно пропавшая племянница Хорка? Если ты думаешь, что у меня есть средства, чтобы оплатить это...
   - Помоги нам, - сказала она, глядя прямо в его наглазники.
   Теперь это была не просьба, понял он, и не мольба; это был приказ.
   Он закрыл глаза. Черт возьми. Почему все это должно было случиться с ним? Разве у него не было достаточно проблем? Он почти жалел, что просто не расстрелял их из арбалетов, прежде чем у них появился шанс открыть рот и сбить его с толку.
   Не желая позволять себе думать об этом дальше, он вытащил из-под сиденья баллон с воздухом и протянул руку, чтобы открыть дверцу машины.
  

* * *

  
   В одной из ранее бесшовных стенок деревянного ящика Тобы Микксакса - его машины - появилась круглая трещина. От этого последнего сюрприза Дюра не смогла удержаться и отпрянула назад, замахнувшись копьем на деревянную крышку, которая начала поворачиваться внутрь аэромобиля.
   Дверь полностью открылась со вздохом выравнивания давления. Насыщенный воздух аэромобиля обдал ее, такой густой, что она чуть не закашлялась; она сделала один глубокий вдох и на несколько ударов сердца почувствовала прилив сил, наполнилась энергией. Но затем воздух растворился в затхлой, липкой разреженности леса; и все исчезло, такое же нематериальное, как сон. Очевидно, внутри отсека было больше воздуха, чем снаружи... Но в этом, конечно, был смысл. Зачем еще ездить в деревянной тюрьме, зависящей от сотрудничества поросят, как не для того, чтобы иметь при себе достаточно воздуха, чтобы сидеть с комфортом?
   Тоба Микксакс выбрался из своей машины. Дюра настороженно наблюдала за ним широко раскрытыми глазами. Микксакс уставился на нее в ответ. Долгие секунды они висели так, буравя друг друга взглядами.
   Микксакс был одет. Он носил не просто пояс или сумку для переноски, а костюм из какой-то кожи, который обтягивал его с головы до ног. Она никогда не видела ничего настолько ограничивающего. И бесполезного. Не то чтобы у него было много карманов. На голове у него была шляпа, а лицо закрывала вуаль из какого-то прозрачного легкого материала. Трубки вели от вуали к рюкзаку на спине. На шее на цепочке висел медальон в форме колеса.
   Микксакс был на добрых пять лет старше самой Дюры и, возможно, всего на пятнадцать лет моложе ее отца на момент его смерти. Достаточно взрослый, чтобы его волосы - насколько она могла их разглядеть - по большей части пожелтели, а вокруг неглубоких век образовалась сеть морщинок. В разреженном лесном воздухе он казался запыхавшимся, несмотря на шляпу и вуаль. Он был невысок - на голову ниже ее - и выглядел упитанным: его щеки были круглыми, а живот выпирал под одеждой. Но, несмотря на обилие жира, Микксакс не отличался развитой мускулатурой. Его шея, руки и верхняя часть ног были тонкими, мышцы терялись под скрывающими их слоями кожи; его закрытая голова слегка покачивалась на шее, которая была откровенно тощей.
   В честном поединке, медленно осознала Дюра, Микксакс не был бы ей ровней. На самом деле, ему было бы трудно защититься даже от Фарра. Неужели все жители его странного дома - города Парц - настолько атрофировались, разъезжая в запряженных свиньями машинах?
   Дюра снова начала чувствовать себя уверенно. Тоба Микксакс был странным, но он, очевидно, не представлял особой угрозы.
   Она поймала себя на том, что ее взгляд снова прикован к медальону, висевшему у него на шее. Он был размером с ее ладонь и выглядел как открытое колесо, к которому была прикреплена схематичная фигурка мужчины, раскинувшего руки и ноги на четырех из пяти спиц колеса. Работа была выполнена тонко, и выражение лица маленького вырезанного человечка передавало много смысла: боль и в то же время некое терпеливое достоинство.
   Но ее внимание привлекла не форма кулона, а его материал. Он был вырезан из материала, которого она никогда раньше не видела. Не из дерева, конечно; он выглядел слишком гладким, слишком тяжелым для этого. Что же тогда? Резная кость? Или...
   Микксакс, казалось, заметил, что она смотрит на кулон; вздрогнув, странно виноватый, он закрыл устройство ладонью и спрятал его за ворот куртки, подальше от посторонних глаз.
   Она решила поразмыслить над этим позже. Еще одна загадка среди многих...
   - Дюра, - сказал Тоба. Его голос звучал намного лучше, чем искаженное карканье, которое она слышала сквозь стены машины.
   - Спасибо, что помог нам.
   Он нахмурился, его пухлые щеки опустились. - Не благодари меня, пока мы не узнаем, можно ли что-нибудь сделать. Даже если он переживет поездку отсюда в Парц, нет никакой гарантии, что я найду врача, который вылечит такого потокового, как он.
   Потокового?
   - И даже если я это сделаю, не знаю, как ты собираешься платить...
   Она отмахнулась от этого взмахом руки. - Тоба Микксакс, я бы предпочла разобраться с этими загадочными проблемами, когда до них дойдет. Сейчас мы должны сосредоточиться на том, чтобы посадить Адду в твою коробку... в твою машину.
   Он кивнул и ухмыльнулся. - Да. И это будет не так-то просто.
   Сделав несколько резких взмахов рукой, Дюра подплыла к маленькой группе людей, а Микксакс неуклюже последовал за ней. Глаза Фарра метались между лицом Дюры, шляпой Микксакса и обратно; и его рот открылся, как третий, огромный наглазник. Дюра старалась не улыбаться. - Ладно, Фарр. Не пялься.
   Филас баюкала разбитую голову Адды. Адда повернул к ним свое ослепшее лицо. - Убирайся, человек Парца. - Его голос был булькающим карканьем.
   Микксакс проигнорировал слова и склонился над стариком. Дюра, казалось, увидела раны Адды глазами незнакомца - вывернутую правую руку, раздавленные ступни, разорванную грудную клетку - и почувствовала, как в ее сердце вонзился нож.
   Микксакс выпрямился. Выражение его лица было скрыто вуалью. - Я был прав. Это будет нелегко, даже дотащить его до машины, - тихо сказал он.
   - Тогда не беспокойся, - прошипел Адда. - Дюра, ты чертовски неумна...
   - Заткнись, - сказала Дюра. Она попыталась обдумать ситуацию. - Может быть, - медленно произнесла она, - если бы мы могли связать его - крепко привязать к лубкам, сделанным из наших копий, - это было бы не так плохо.
   - Да. - Микксакс огляделся. - Но те веревки, которые у тебя есть, и сети просто врезались бы в него.
   - Знаю. - Она оценивающе посмотрела на одежду Микксакса. - Так что, может быть...
   Через некоторое время он понял, о чем она спрашивает, и с покорным вздохом начал снимать брюки и куртку. - Почему я? - пробормотал он почти слишком тихо, чтобы она услышала.
  

* * *

  
   Он носил одежду даже под одеждой. Его грудь, руки и ноги были обнажены, но на нем были широкие кожаные шорты, которые прикрывали промежность и нижнюю часть живота. Он не снял шляпу.
   Без одежды он выглядел еще более тощим, с дряблым животом. На самом деле, он выглядел нелепо. Дюра воздержалась от комментариев.
   Конечно, иногда человеческие существа носили простую одежду - пончо и накидки, если дул особенно холодный воздух. Но одежду под одеждой?
   Адда яростно выругался, когда они привязали его - с завязанными штанинами и рукавами - к самодельному каркасу из копий. Но он был слишком слаб, чтобы сопротивляться, и через несколько минут был заключен в кокон из мягкой кожи, его слепое лицо дергалось из стороны в сторону, словно в поисках спасения.
   Дюра и Микксакс, с испуганной Филас, все еще баюкающей хрупкую голову Адды, осторожно засунули кокон со стариком в машину со свиньями. Микксакс забрался следом и принялся за работу, закрепляя его на месте в задней части кабины с помощью отрезков веревки. Даже сейчас, Дюра могла слышать снаружи машины, как Адда продолжал проклинать своего спасителя.
   Дюра устало улыбнулась Филас. - Старый дьявол.
   Филас не ответила. Ее глаза, когда она смотрела на машину, были широко раскрыты... на самом деле, медленно осознала Дюра, ее страх сейчас был самой сильной эмоцией, которую женщина проявляла со времени смерти Эска.
   Дюра потянулась и взяла Филас за руку. Она задрожала в ее ладони, как маленький зверек. - Филас, - осторожно произнесла она. - Мне нужна твоя помощь.
   Филас повернула к Дюре свое вытянутое, изборожденное морщинами от горя лицо.
   Дюра продолжила: - Мне нужно вернуться к нашим людям. Чтобы организовать еще одну охоту... Ты это видишь, не так ли? Но кто-то должен поехать с Аддой в машине в этот город - Парц.
   Филас почти выплюнула это слово. - Нет.
   - Филас, ты должна. Я...
   - Фарр. Отправь его.
   Дюра уставилась на жесткое выражение пустых глаз женщины; гнев и страх излучались, шокируя ее. - Фарр всего лишь ребенок. Ты не можешь быть серьезной, Филас.
   - Только не я. - Филас жестко покачала головой, мышцы ее шеи напряглись от ярости. - Я не сяду в эту штуку, чтобы меня забрали. Нет. Я лучше умру.
   И Дюра, отчаявшись, поняла, что вдова говорила серьезно. Некоторое время она пыталась переубедить Филас, но в решимости молодой женщины не было ни малейшей трещины.
   - Хорошо, Филас. - Проблемы крутились у нее в голове: племя, Фарр... Ее брату придется поехать с ней, в машине, конечно. Адда был прав, интуитивно понимая, что Дюра никогда не сможет расслабиться, если Фарр надолго исчезнет из ее поля зрения. Она сказала Филас: - Тогда вот что ты должна сделать. - Она крепко сжала руку женщины. - Возвращайся к людям. Расскажи им, что произошло. Что мы в безопасности, и что мы собираемся позвать помощь Адде. И мы вернемся, если сможем.
   Филас осторожно кивнула, пронзающий ее ужас утихал.
   - Они должны снова поохотиться. Скажи им это, Филас; постарайся заставить их понять. Несмотря на то, что с нами случилось. Иначе они умрут с голоду. Ты понимаешь? Ты должна рассказать им все это, Филас, и заставить их услышать.
   - Я расскажу. Прости, Дюра.
   Тогда Дюра почувствовала порыв обнять женщину, но Филас удержала ее. Две женщины зависли в воздухе, безмолвно, неловко, на несколько ударов сердца.
   Дюра отвернулась от Филас и повернулась лицом к дверце машины. Внутри было темно, как во рту.
   Ее охватил ужас, внезапный и неожиданный. Она изо всех сил старалась двигаться вперед, чтобы не дрожать.
   Она боялась машины, Парц-Сити, неизвестности. Конечно, боялась. Теперь она задавалась вопросом, действительно ли этот страх, мрачно таившийся в глубине ее сознания, побудил ее приказать Филас пойти с Тобой, невзирая ни на какие другие оправдания. И она задавалась вопросом, поняла ли Филас это тоже.
   Вот еще один слой, устало подумала она, который нужно добавить к и без того чрезмерно сложным отношениям. Что ж, возможно, такова природа жизни.
   Дюра повернулась и медленно забралась в машину; Фарр, безмолвный, покорный, последовал за ней.
   Мужчина с полюса, гораздо менее впечатляющий без верхней одежды, наблюдал, как они забираются в кабину. В машине оказалось тесно для них четверых - плюс импровизированный кокон Адды и просторное сиденье для Микксакса перед множеством органов управления. Микксакс снял шляпу и вуаль с выражением облегчения на лице. Он потянул за рычаг; тяжелая дверь стала закрываться.
   Как раз перед тем, как ее заперли в кабине, Дюра крикнула: - И Филас! Передай им нашу любовь...
   Дверь с глухим стуком вошла в раму. Микксакс потянул за другой рычаг: из стен вокруг них вырвалось шипение, поразительно громкое.
   Воздух заполнил кабину. Это было сладко, бодряще, и это наполнило голову Дюры - но это было, напомнила она себе, чужеродно. Она нашла угол и забилась в него, подтянув колени к груди.
   Микксакс огляделся. Он казался озадаченным. - С тобой все в порядке? Ты выглядишь больной.
   Дюра боролась с желанием броситься на него, колотить по прозрачным деревянным панелям, вделанным в стены. - Тоба Микксакс, мы человеческие существа, - прошипела она. - Нас никогда в жизни раньше не запирали в коробке. Попытайся понять, каково это.
   Тоба казался сбитым с толку. Затем он отвернулся и, выглядя смущенным, натянул поводья, которые проходили сквозь деревянные стенки.
   Живот Дюры дернулся, когда машина тронулась с места. - Тоба. Где находится этот ваш город?
   - На южном полюсе, - сказал он. - В нисходящем потоке. Так далеко, как только возможно.
   Нисходящий поток...
   Дюра закрыла глаза.
  

5

  
   Она неохотно пробудилась ото сна.
   Чувствовалась расслабленность мышц, медленный ритм сердца, насыщенный теплый воздух машины, пульсирующий в ее легких и капиллярах. Она медленно открыла наглазники и оглядела тесный, квадратный салон машины.
   Единственный свет исходил из четырех маленьких прозрачных секций стены - окон, как назвал их Микксакс, - и маленькая деревянная кабинка была погружена в полумрак. Это была странная ситуация: чтобы посрать, ей пришлось открыть панель и присесть на корточки над трубой; когда она потянула за маленький рычажок, отходы вынесло в воздух. Сама кабина была построена из деревянных панелей, прикрепленных к каркасу из стоек и лонжеронов. Каркас окружал ее, причудливо подумала она, как грудная клетка какого-то огромного, защищающего ее существа. Все еще полусонная, она рассеянно вспомнила о своем чувстве угрозы, когда впервые забиралась в машину. Теперь, меньше чем через сутки, она ощущала только утробную защищенность; удивительно, как быстро люди могут приспособиться.
   Носилки Адды все еще были прикреплены к стойкам, к которым они их привязали. Сам Адда, казалось, спал - или, скорее, был без сознания. Он шумно дышал, его рот был разинут, и из него сочилась жидкость; его глаза были полуоткрыты, но даже его здоровый глаз представлял собой маленькое озерцо гноя, который медленно вытекал на щеку и лоб; маленькие, безвредные симбионты покрывали его щеки, слизывая гной. Фарр спал, свернувшись в тугой клубок, забившись в угол прямоугольной кабины; его лицо было уткнуто в колени, а волосы мягко развевались при дыхании.
   Микксакс сидел на своем удобном на вид сидении перед множеством рычагов и приспособлений. Он был к ней спиной, его глаза были сосредоточены на предстоящем им путешествии. Когда он сидел в одних трусах, она снова увидела, каким худым и костлявым на самом деле был этот мужчина из города, какой бледной была его плоть. Но в этот момент, управляя своим аэромобилем, он излучал спокойствие и компетентность. Именно это спокойствие, ощущение нахождения в контролируемой, безопасной обстановке - в сочетании с истощением от неудачной охоты, стрессом из-за травм Адды, разреженностью лесного воздуха - убаюкали Дюру и Фарра, и они заснули почти мгновенно, как только машина тронулась в путь.
   Что ж, Дюра была благодарна за эту краткую передышку спокойствия. Достаточно скоро давление внешнего мира вернется - ответственность за болезнь Адды, уязвимость Фарра и потребность в его защите, невообразимая странность места, в которое их везли. Вскоре она с ностальгической нежностью будет вспоминать эту короткую, безопасную интерлюдию в тесных стенах вагона.
   Медленно расслабляясь, потягиваясь, чтобы снять напряжение с мышц, она выбралась из своего угла и скользнула через маленькую кабину к креслу Микксакса. Она закрепилась, держась за спинку кресла, и посмотрела мимо него в окно.
   Тоба Микксакс вздрогнул, отпрянув от нее. Дюре пришлось подавить смех, когда на его широком лице появилось выражение, близкое к панике.
   - Прости, - тихо сказал он. - Я думал, ты спишь.
   - Думаю, остальные все еще спят. Как долго я была без сознания?
   Он пожал плечами. - Некоторое время.
   Она выглянула через окно "машины", слегка прищурившись от золотистого сияния воздуха. Кожаные ремни вели от передней части аэромобиля к легкому деревянному каркасу, удерживавшему сильных молодых воздушных свиней, которых Микксакс называл своей "командой". Работающие свиньи испускали зеленые облака реактивного дыма, настолько плотные, что наполовину скрывали самих животных; но они заставляли машину плыть по воздуху. Она увидела вихревые линии. Тонкие кожаные веревки - поводья - были прикреплены к проколотым плавникам свиней и вели через плотную мембрану в передней части кабины к рукам Микксакса; тот держал вожжи почти небрежно, как будто его управление свиньями и машиной было бездумным, автоматическим. Дюра недолго пофантазировала о жизни в таком месте, как этот волшебный город Парц, где умение управлять такой машиной было таким же естественным, как грести рукой.
   Ее взгляд проследовал за вихревым туннелем далеко впереди машины до отчетливой точки, где они сливались, заслоняя бесконечность. И сразу за этой красно-белой точкой в бесконечности она различила тусклое сияние южного полюса... и, возможно, подумала она, сияние самого Парц-Сити.
   Корка нависала над ними, как огромный потолок, детали проносились мимо нее с ошеломляющей скоростью. Деревья, среди которых она охотилась, все еще росли здесь. Они свисали с прозрачного вещества поверхностной корки и следовали линиям магнитного поля, как волосяные трубки; чашеобразные формы их нейтринных листьев сверкали, когда ее взгляд смещался. Но деревья, казалось, редели: она различила участки корки, разделяющие небольшие, правильные на вид насаждения деревьев.
   ...И обнажившаяся корка не была голой: ее покрывали прямоугольные отметины, каждая, возможно, в сотню человеческих ростов в поперечнике. Прямоугольники отличались небольшими различиями в цвете, разнообразием текстуры. Некоторые содержали маркировки, которые пересекали участки в направлении магнитного поля, как захваченные вихревые линии, но узоры в других были направлены в сторону от магнитного поля - даже перпендикулярно ему. А на некоторых вообще не было маркировки, за исключением случайных пятен более глубокого цвета.
   Она посмотрела на юг. Прямоугольные ограждения покрывали корку с этого места, как она увидела, выделяя ее лоскутным одеялом, которое уходило в туманную бесконечность за пределами вихревых линий. Маленькие фигурки перемещались по ограждениям, терпеливо работая: люди, казавшиеся карликами из-за расстояния и масштаба ограждений. Тут и там она различала квадратные формы аэрокаров, дрейфующих среди групп людей, контролирующих и инспектирующих.
   Она чувствовала себя униженной, ничтожной. Внутренняя шапка наружной корки вокруг полюса была возделана - но в огромных масштабах.
   До этого путешествия она никогда не видела артефакта крупнее сетки человеческих существ ее племени. Машина Тобы Микксакса, с ее бесконечной сложностью, была достаточно впечатляющей, предположила она, но эти отметины на корке Звезды были совершенно другого порядка: искусственность в достаточно большом масштабе, чтобы бросить вызов кривизне самой Звезды.
   И они нанесены там людьми, такими же, как она сама. Она подавила благоговейный трепет.
   Она искала слова, которые использовал Микксакс. "Потолочная ферма", - вспомнила она наконец. - Тоба Микксакс, это твоя... потолочная ферма?
   Он рассмеялся с ноткой горечи в голосе. - Вряд ли. Эти поля слишком пышные для таких, как я. Нет, мы давно миновали границы моей потолочной фермы, пока ты спала... Какой бы бедной она ни была, ты, вероятно, не смогла бы отличить ее от леса. Когда я подобрал вас, мы были примерно в тридцати метрах от полюса. Сейчас мы находимся примерно в пяти метрах от Парца; здесь воздух гуще, теплее - структура Звезды иная, прямо над полюсом, - и люди могут жить и работать гораздо выше, ближе к самой наружной корке. - Он махнул рукой, поводья небрежно лежали в его руке. - Мы въезжаем в богатейшую пахотную зону. Фермы корки с этого места принадлежат людям гораздо более богатым, чем я. Или с лучшими связями... Ты бы не подумала, что у одного человека может быть столько шуринов, сколько у Хорка IV. Даже хуже, чем был его отец. И...
   - Что они делают?
   - Кто?
   Она указала на поля. - Люди там, наверху.
   Он нахмурился, явно удивленный вопросом. - Они кули, - сказал он. - Те, за кого я принял ваших людей. Они работают на полях.
   - Выращивают кормежку для города, - послышалось рычание позади них.
   Дюра испуганно обернулась. Адда проснулся; хотя его наполненные гноем наглазники были такими же незрячими, как и раньше, он держался немного напряженнее в своем коконе из одежды и веревки, и его рот шевелился, из уголков вырывались пузырьки слюны.
   Дюра быстро подплыла к нему. - Прости, что мы тебя разбудили, - прошептала она. - Как ты себя чувствуешь?
   Его рот искривился, а в горле забулькало в жуткой пародии на смех. - О, потрясающе. Как ты думаешь? Если бы ты была хоть немного красивее, я бы пригласил тебя сюда, чтобы ты согрела меня.
   Она фыркнула. - Не трать время на глупые шутки, старый дурак. - Она попыталась поправить положение его шеи, разглаживая складки на свернутой ткани вокруг нее.
   Каждый раз, когда она дотрагивалась до него, он вздрагивал.
   Тоба Микксакс повернулся. - В том шкафчике есть еда, - сказал он, указывая. - Нам еще предстоит пройти долгий путь.
   В указанном им месте в стене была прорезана маленькая дверца, закрепленная коротким кожаным ремешком; открыв ее, Дюра обнаружила ряд маленьких мисок, каждая из которых была закрыта плотно прилегающим кожаным чехлом. Сняв одно из покрытий, она обнаружила подушечки из какого-то розового мясистого вещества, каждая размером с ее ладонь. Она взяла подушечку и откусила от нее.
   Она предположила, что она была примерно такой же плотной, как мясо, но с гораздо более мягкой текстурой. И это было восхитительно - как листья деревьев, подумала она. Но, насколько она могла судить по своему небольшому образцу, намного плотнее и питательнее, чем любой лист.
   Когда она ела в последний раз? Это было все, что она могла подумать, чтобы не запихнуть всю эту странную еду себе в рот.
   Она вытащила из миски три подушечки для еды, затем накрыла миску и убрала ее в шкаф, отчаянно надеясь, что сильно пахнущие фотоны, которые просачивались из еды, не разбудят Фарра.
   Она поднесла подушечку к губам Адды. - Ешь, - приказала она.
   - Корм городского жителя, - проворчал он; но, вяло откусив кусочек, принялся жевать.
   - В этом нет ничего плохого, - прошептала она, кормя его. - Это просто еда.
   - И это полезно для тебя, - громким шепотом воскликнул Тоба Микксакс, поворачиваясь на своем сиденье, чтобы посмотреть. - На самом деле, это полезнее для твоего здоровья, чем мясо. И...
   - Но что это такое? - спросила Дюра.
   - Ну конечно, это хлеб, - сказал он. - Приготовленный из пшеницы. С моей фермы на потолке. Как ты думаешь, что это такое?
   - Не обращай на него внимания, - прохрипел Адда. - И не доставляй ему удовольствия спрашивать, что такое пшеница. Я вижу, ты этого хочешь.
   - Ты ни черта не видишь, - рассеянно сказала она. Она сделала паузу. - Хорошо, а что такое пшеница, в любом случае?
   - Культивируемая трава, - сказал Тоба. - То, что растет в диком виде в лесу, достаточно хорошо для воздушных свиней, но оно не надолго сохранит жизнь тебе или мне. Но пшеница - это особый вид травы, сорт, за которым нужно ухаживать и защищать, но который содержит достаточно богатых протонами соединений из корки, чтобы прокормить людей.
   - Кашей, - проворчал Адда.
   - Не кашей. Хлебом, - терпеливо сказал Микксакс.
   Дюра нахмурилась. - Мне кажется, я не понимаю. Воздушные свиньи едят траву, а мы едим свиней. Так все устроено. Что в этом плохого?
   Микксакс пожал плечами. - Ничего, если у вас нет другого выбора. И если вы хотите провести свою жизнь, гоняясь по лесам в поисках свиней. Но факт в том, что на кубический микрон корневой массы корки вы можете получить больше пищевой ценности от пшеницы, чем от выпаса свиней. И экономически более эффективно с точки зрения рабочей силы содержать фермы по выращиванию пшеницы, а не свинофермы. - Он рассмеялся с раздражающей добротой. - Или охотиться на диких свиней, как это делаете вы, люди. В конце концов, пшеница остается на одном месте. Она не носится по лесу и не нападает на стариков. - Он выглядел хитрым. - В любом случае, есть некоторые вещи, которые вы не получите, кроме как из выращенных культур. Например, пивной пирог...
   - Эффективно, - прошипел Адда. - Это было одно из слов, которые они использовали, когда прогоняли нас с полюса.
   Дюра нахмурилась. - Кто нас прогнал?
   - Власти в Парце, - сказал он, и его незрячие глаза обескураживающе заблестели. - Я говорю о временах десяти поколений назад, Дюра... Мы больше не говорим об этих вещах. Князья, священники, правеж на колесе. Изгнали нас из густого, теплого воздуха полюса в пустыни восходящего потока. Изгнали нас за нашу веру, потому что мы обращались к более высокому авторитету, чем они. Потому что мы не стали бы работать на их потолочных фермах; мы не приняли бы рабство. Потому что мы были бы неэффективны.
   - Кули - не рабы, - горячо возразил Тоба Микксакс. - Каждый мужчина и каждая женщина свободны в глазах закона Парц-Сити, и...
   - А я бабушка ксили, - устало сказал Адда. - В Парце ты настолько свободен, насколько можешь себе позволить. Если ты беден - кули или сын кули, - у тебя вообще нет свободы.
   Дюра сказала Адде: - О чем ты говоришь? Так вот как ты узнал, откуда Тоба - потому что мы тоже когда-то были из Парц-Сити? - Она нахмурилась. - Ты никогда мне этого не говорил. Мой отец...
   Адда кашлянул, в горле у него задребезжало. - Я сомневаюсь, знал ли Лог. Или, если знал, то заботился ли он об этом. Это было десять поколений назад. Какая разница сейчас? Мы никогда не сможем вернуться; зачем зацикливаться на прошлом?
   Микксакс рассеянно сказал: - Я все еще не придумал, что делать, если ты понесешь расходы на лечение старика.
   - Не нужно много воображения, чтобы догадаться, - прошипел Адда. - Дюра, я же говорил тебе прогнать этого горожанина.
   - Тише, - сказала она ему. - Он помогает нам, Адда.
   - Я не нуждался в его помощи, - сказал Адда. - Нет, если это означало отправиться в сам Парц. - Он слабо бился в своем коконе из одежды. - Я бы лучше умер. Но сейчас я не смог бы справиться даже с этим.
   Испуганная его словами, Дюра прижала руки к плечам Адды, заставляя его лежать неподвижно.
   Тоба Микксакс осторожно позвал: - Ты упоминала "ксили" ранее.
   Дюра повернулась к нему, нахмурившись.
   Он колебался. - Значит, это ваша вера? Вы сектанты ксили?
   - Нет, - устало сказала Дюра. - Если это слово означает то, что я думаю. Мы не считаем ксили богами; мы не дикари. Но мы верим, что цели ксили представляют собой наилучшую надежду на...
   - Послушай, - сказал Тоба более резко, - не вижу, что я тебе еще что-то должен. Я и так слишком много для тебя делаю. - Он пожевал губу, глядя на узорчатую корку за окном. - Но я все равно скажу тебе вот что. Когда мы доберемся до Парца, не афишируй свою веру - свою веру в ксили. Где бы это ни было. Хорошо? Нет смысла нарываться на неприятности.
   Дюра обдумала это. - Еще больше проблем, чем следить за колесом?
   Адда поднял на нее невидящие глаза. Микксакс вздрогнул. - Что ты знаешь о Колесе?
   - Только то, что ты носишь его на шее, - мягко сказала она. - За исключением тех случаев, когда ты считаешь, что тебе нужно это скрыть.
   Горожанин сердито дернул поводья.
   Адда закрыл глаза и дышал шумно, но ровно, очевидно, снова потеряв сознание. Фарр все еще спал. С чувством вины Дюра отправила в рот последние кусочки еды - хлеба - и скользнула вперед, чтобы присоединиться к Микксаксу, державшему поводья.
   Она смотрела в окна. Ошеломляющие детали поверхности корки вздымались над ее головой. Даже вихревые линии, казалось, проносились мимо нее, и у нее возникло внезапное, потрясающее ощущение огромной скорости; она беспомощно падала навстречу тайнам полюса и будущему.
   Тоба изучал ее, осторожно, но с нотками беспокойства. - С тобой все в порядке?
   Она старалась, чтобы ее голос звучал ровно. - Думаю, да. Просто немного ошеломлена скоростью этой машины, я полагаю.
   Он нахмурился и, прищурившись, выглянул в окно. - Мы едем не так быстро. Может быть, метр в час. В конце концов, нам не обязательно пересекать магнитное поле; мы просто следуем по линиям потока домой... В любом случае, ко мне домой. И так далеко в нисходящем потоке свиньи набирают силу, которая полностью будет у них на полюсе. Там они могли бы развить, может быть, вдвое большую скорость при чистом пробеге. - Он рассмеялся. - Не то чтобы в наши дни в Парце было что-то вроде чистого пробега, несмотря на постановления о въезде аэромобилей в город. И лучшие команды...
   - Я никогда раньше не садилась в машину, - прошипела она, стиснув зубы.
   Он открыл рот и кивнул. - Да. Правда. Извини, я не очень вдумчивый. - Он размышлял: - Наверное, меня бы это немного смутило, если бы я никогда раньше не ездил верхом - если бы я не занимался верховой ездой с детства. Неудивительно, что ты плохо себя чувствуешь. Прости; возможно, я должен был предупредить тебя. Я...
   - Пожалуйста, перестань извиняться.
   - В любом случае, мы неплохо провели время. Учитывая, что от полюса до моей потолочной фермы чертовски далеко. - Его круглое лицо исказилось от гнева. - Люди не могут выжить дальше, чем в сорока-пятидесяти метрах от полюса. И моя потолочная ферма находится прямо на краю этой зоны, прямо на окраине внутренних районов Парца. Где в восходящих потоках воздух на вкус как клей, а кули слабее, чем воздушные поросята... Как я, по-твоему, буду зарабатывать на жизнь в таких условиях? - Он посмотрел на нее, словно ожидая ответа.
   - Что такое метр?
   - ...Сто тысяч человеческих ростов. Миллион микрон. - Он выглядел опустошенным, его гнев угасал. - Я не думаю, что ты понимаешь, о чем я говорю. Извини, я...
   - Насколько глубока мантия? - импульсивно спросила она. - От поверхности корки до квантового моря, я имею в виду.
   Он улыбнулся, его гнев заметно испарился. - В метрах или в ростах человека?
   - Метров хватит.
   - Около шестисот.
   Она кивнула. - Меня тоже этому учили.
   Он с любопытством изучал ее. - Вы, люди, знаете о таких вещах?
   - Да, мы знаем о таких вещах, - тяжело сказала она. - Мы не животные; мы воспитываем наших детей... даже несмотря на то, что большая часть нашей энергии уходит просто на то, чтобы выжить без одежды, машин, надувных ящиков и команд воздушных свиней в неволе.
   Он поморщился. - Я не буду извиняться опять, - печально сказал он. - Послушай... вот что я знаю. - Все еще свободно держа поводья, он сложил свои изящные руки с длинными пальцами в шар. - Звезда - это сфера, около двадцати тысяч метров в поперечнике.
   Она кивнула. Две тысячи миллионов человеческих ростов.
   - Она окружена внешней коркой, - продолжил он. - Это триста метров. А квантовое море - это еще один шар, около восемнадцати тысяч метров в поперечнике, плавающий внутри внешней корки.
   Она нахмурилась. - Плавающий?
   Он колебался. - Ну, я думаю, что да. Откуда мне знать? А между внешней коркой и квантовым морем находится мантия - воздух, которым мы дышим, - глубиной около шестисот метров. - Он посмотрел ей в лицо, на котором читалась обескураживающая смесь подозрения и жалости. - Это форма Звезды. Мир. Любой ребенок в Парц-Сити мог бы рассказать тебе все это.
   Она пожала плечами. - Или любое человеческое существо. Возможно, когда-то не было никакой разницы.
   Ей хотелось, чтобы Адда проснулся, чтобы она могла узнать больше о тайной истории своего народа. Она отвернулась к окну.
  

* * *

  
   В последние часы путешествия ландшафт поверхности внешней корки снова изменился.
   Дюра, рядом с которой теперь проснулся Фарр, зачарованно смотрела вверх, наблюдая за медленной эволюцией этого пробегающего ландшафта. От родного леса здесь почти ничего не осталось, хотя несколько деревьев все еще торчали из небольших перелесков. Чистая, упорядоченная правильность полей, по которым они проезжали на севере - "дальний приток", как она училась называть это, - распадалась на мешанину форм и текстур.
   Фарр взволнованно указал, округлив глаза. Дюра проследила за его взглядом.
   Она поняла, что они были не одни в небе: вдалеке, в тумане, что-то двигалось - не машина; это было длинное, темное, похожее на почерневшую вихревую линию. И, как и машина Микксакса, оно направлялось к полюсу, петляя по магнитному полю.
   Она сказала: - Это, должно быть, тысячи человеческих ростов в длину.
   Тоба пренебрежительно взглянул на нее. - Конвой с лесоматериалами, - сказал он. - Прибывает из восходящего потока. Ничего особенного. Вообще-то, чертовски медленно, если застреваешь за одним из них.
   Вскоре в воздухе появилось гораздо больше машин. Микксаксу с ворчанием часто приходилось сбавлять скорость, когда они вливались в потоки транспорта, плавно скользящие по линиям магнитного поля. Аэромобили были всех форм и размеров, от маленьких одноместных колясок до огромных колесниц, запряженных упряжками из дюжины или более свиней. Эти огромные машины, покрытые витиеватой резьбой, совсем затмевали машину бедного Микксакса; машина Тобы, подумала Дюра, которая казалась такой величественной и устрашающей в лесном притоке, теперь казалась маленькой, потрепанной и незначительной.
   Она начинала понимать, что ей очень нравится его владелец.
   Цвета полей корки менялись: углублялись и становились более яркими. Фарр спросил Микксакса: - Разные сорта пшеницы?
   Микксакс не проявлял особого интереса к этим богатым регионам, из которых он был исключен. - Может быть. Цветы тоже.
   - Цветы?
   - Растения разводят ради их красоты - их формы или цвета; или запаха испускаемых ими фотонов. - Он улыбнулся. - Вообще-то, Ито выращивает какие-то цветы, которые...
   - Кто такой Ито?
   - Моя жена. Конечно, ничего столь грандиозного, как это; в конце концов, сейчас мы пролетаем над поместьями Хорка.
   Фарр прижался лицом к окну машины. - Вы хотите сказать, что люди выращивают растения только ради того, как они выглядят?
   - Да.
   - Но как они живут? Разве им не приходится охотиться, чтобы добывать пищу, как это делаем мы?
   Дюра покачала головой. - Здешние люди не охотятся, Фарр. Я многому научилась. Они выращивают особые виды трав и едят их.
   Микксакс горько рассмеялся. - Здешние люди, как ты их называешь, даже этого не делают, это делаю я, на своей захудалой ферме на краю пустыни восходящего потока. Я выращиваю продукты, чтобы прокормить богатых людей в Парце... и плачу им налоги, чтобы они могли позволить себе покупать это. И вот, - с горечью закончил он, - вот почему у придворных Хорка хватает свободного времени, чтобы выращивать цветы.
   Логика этого озадачила Дюру, но, мало что понимая, она пропустила это мимо ушей.
   Внезапно очередь машин перед ними расступилась, и открылся вид впереди.
   Дюра услышала, как у нее перехватило дыхание.
   Фарр вскрикнул, как маленький ребенок. - Что это?
   Микксакс повернулся и ухмыльнулся ему, очевидно, наслаждаясь моментом преимущества. - Это, - сказал он, - город Парц. Мы прибыли.
  

6

  
   Мууб прибыл в галерею приемов незадолго до начала торжественной церемонии представления. Он прошел в переднюю часть галереи, чтобы видеть всю глубину Пэлл-Мэлл, и выбрал себе кокон рядом с обычным местом вице-председателя Хорка. Слуга несколько мгновений слонялся вокруг него, поправляя кокон, чтобы он плотно прилегал, и предлагая ему напитки и другие угощения. Мууб, не в силах избавиться от усталости, счел безобидного маленького человечка раздражающим, как зуд, и прогнал его прочь.
   Мууб посмотрел вниз. Пэлл-Мэлл была главной улицей города. Широкая и наполненная светом, она представляла собой прямоугольный коридор, вертикально прорезанный через сложное сердце Парца - от сложной надстройки дворцовых зданий на самом верху, вниз, через сотни жилых этажей, вплоть до рынка, обширного открытого форума в центре города. Приемная галерея располагалась в начале Пэлл-Мэлл, прямо под самими дворцовыми зданиями; Мууб, пытавшийся расслабиться в своем коконе, купался в слегка затененном свете, просачивающемся сквозь пышные сады дворца, и, казалось, мог обозревать весь город так, словно он был открыт перед ним. Сама Пэлл-Мэлл сияла светом вентиляционных шахт и деревянных светильников, расположенных вдоль ее перфорированных стен; нити шахт, светящиеся зеленым и желтым, сходились к самому рынку, пыльному сердцу города. Большой проспект, обычно забитый машинами, сегодня был пустынен, но Мууб мог разглядеть зрителей, выглядывающих из дверей и смотровых балконов: обычные маленькие лица были обращены к нему, как множество цветов. А на самом рынке - всего в пяти тысячах человеческих ростов под дворцом - была почти собрана процессия с подношениями, поскольку тысячи простых граждан собрались, чтобы представить комитету лучшие плоды труда этого квартала. Коконов там, конечно, не было; вместо этого рынок был опоясан веревками и брусьями, за которые люди цеплялись руками или ногами, или подтягивались в поисках выгодных точек обзора. Для Мууба, наблюдавшего за бурлящей деятельностью, это было все равно, что заглянуть в огромную сеть, полную молодых поросят.
   Сама галерея была оплетена веревками из матовой кожи - чтобы направлять этих членов комитета и придворных, кисло подумал Мууб, слишком бедных, чтобы их можно было просто отнести в их коконы. Прохладный воздух галереи был напоен ароматом прекрасных цветов корки. Вице-председатель Хорк уже сидел на своем месте по соседству с Муубом, рядом с пустым коконом, отведенным для его отца, Хорка IV. Хорк смотрел вперед, угрюмый и молчаливый во всей своей массе, сердито сверкая глазами сквозь бороду. Возможно, половина придворных была на своих местах; но они собрались в задней части галереи, очевидно, чувствуя, в своей смутной, своекорыстной манере, что сегодня неподходящий день для привлечения непостоянного внимания заместителя председателя.
   Итак, уже началась тщательно продуманная социальная толкотня. Это был бы долгий день.
   На самом деле - благодаря недавнему сбою - это и так был долгий день для Мууба. Последний в череде долгих дней. Он был главным врачом первой семьи города, но ему также приходилось руководить больницей - действительно, сохранение его обязанностей в больнице общего блага было условием его согласия на назначение во двор Хорка - и бремя, возложенное на его персонал из-за сбоя, все еще предстояло распутать. Он изучал скучные, красивые, стареющие лица придворных, когда они прихорашивались в своих нарядах, и задавался вопросом, о скольких еще изувеченных телах ему придется позаботиться, прежде чем его заберет сон.
   Заместитель председателя Хорк, казалось, наконец заметил его. Хорк кивнул ему. Хорк был грузным мужчиной, чьи габариты придавали ему видимость медлительного ума - обманчивая внешность, в чем не один придворный убедился на собственном опыте. Под экстравагантной бородой - на самом деле, экстравагантно подстриженной, криво усмехнулся Мууб, - в лице Хорка было что-то от угловатого благородства его отца, с этими пронзительными глубокими черными наглазниками и угловатым носом; но особенности, как правило, терялись в массивном мясистом лице младшего Хорка, так что, в то время как председатель комитета обладал внешностью мягкого, несколько помятого благородства, его сын и наследник казался жестким, непреклонным и грубоватым, утонченные элементы его внешности только подчеркивали присущую ему жестокость. Однако сегодня Хорк казался спокойным. - Итак, Мууб, - позвал он. - Ты решил присоединиться ко мне. Я боялся, что меня будут избегать.
   Мууб вздохнул, глубже забираясь в свой кокон. - Вы слишком сердитесь, сэр, - сказал он. - Вы их всех распугиваете.
   Хорк фыркнул. - Тогда пройди с этим через Кольцо, - сказал он, древнее ругательство легко слетело с его губ. - А как поживаешь ты, доктор? Ты сам выглядишь немного подавленным.
   Мууб улыбнулся. - Боюсь, становлюсь немного староват для такой нагрузки. Я провел большую часть последних нескольких дней в больнице. Мы очень заняты, сэр.
   - Повреждения из-за сбоев?
   - Да, сэр. - Мууб провел рукой по своей выбритой голове. - Конечно, сейчас мы должны были предвидеть худшее... или, скорее, более серьезные случаи, до которых мы еще не добрались, к сожалению, должны быть вне нашей компетенции. Но остается постоянный поток менее серьезных травм, которые...
   - Незначительных?
   - Меньших, - твердо поправил его Мууб. - Что совсем другое. Не угрожающие жизни, но все же, возможно, приводящие к инвалидности. Большинство из них, конечно, пациенты из центральных районов. Когда Долгота I дала сбой...
   - Я знаю, - сказал Хорк, прикусив губу. - Тебе не обязательно рассказывать мне об этом.
   Долгота I была якорной лентой, одним из четырех сверхпроводящих тороидов, обернутых вокруг города, чтобы поддерживать положение сооружения над южным полюсом. Долготы I и II были выровнены по вертикали, в то время как их близнецы Широты I и II были расположены горизонтально, так что тороиды пересекались вокруг города крест-накрест.
   Сбой в значительной степени пощадил полярные регионы, сам город. Но в разгар сбоя, когда вихревые линии запутались вокруг города, Долгота I вышла из строя. Город задребезжал в своей сверхпроводящей клетке, как пойманный воздушный поросенок. Ток якорной ленты был быстро восстановлен, и воздействие на внешние части сооружения, такие как хребет и дворец комитета, было минимальным. Но именно в укромных уголках города, где тысячи клерков и ремесленников трудились не покладая рук, были нанесены самые серьезные увечья.
   - У нас уже есть какие-либо данные о пострадавших?
   Мууб посмотрел на заместителя председателя. - Я удивлен, что вы спрашиваете меня. Я врач вашего отца, но на самом деле всего лишь администратор больницы - один из двенадцати во всем Парце.
   Хорк помахал толстыми пальцами. - Я знаю это. Ладно, забудь, что я спрашивал. Я просто хотел узнать твое мнение. Проблема в том, что агентства, которые собирают для нас подобную статистику, - это как раз те, которые потерпели крах из-за самого сбоя. - Он покачал головой, его челюсти сердито задергались. - Люди думают, что сбор информации - это шутка, в которой нет необходимости. Роскошь. Подозреваю, что даже мой высокоинтеллектуальный отец разделяет это мнение. - Последние несколько слов были выплюнуты ядовито. - Но факт в том, что без таких данных правительство вряд ли сможет работать. Я достаточно часто пытался доказать это своему отцу. Видишь ли, доктор, без функций центрального правительства государство подобно телу без головы. Мы не можем даже успешно собирать десятину, не говоря уже о распределении расходов. - Хорк поморщился. - Из-за этого сегодняшняя торжественная церемония выглядит немного бессмысленной, не так ли, доктор?
   Мууб кивнул. - Понимаю, сэр.
   - Говорю тебе, Мууб, - сказал Хорк, все еще нервно покусывая нижнюю губу, - еще один подобный сбой, и нам конец.
   Мууб нахмурился. - Кто такие "мы"? Правительство, комитет?
   Хорк пожал плечами. - Есть много горячих голов, на потолочных фермах, в динамомашинах, в порту... Кажется, нет способа искоренить таких паразитов. Даже ломая их на колесе, мы создаем только мучеников.
   Мууб улыбнулся. - Мудрое наблюдение.
   Хорк рассмеялся, продемонстрировав ухоженные зубы. - А ты снисходительный старый дурак, который испытывает свою удачу... Мученики. Еще одна тонкость человеческого взаимодействия, которая, кажется, ускользает от моего бедного, отсутствующего отца. - Теперь Хорк пронзительно посмотрел на Мууба. Врач обнаружил, что вздрагивает. - А ты, - сказал Хорк. - Ты чувствуешь запах восстания в воздухе?
   Мууб тщательно обдумал. Он знал, что не находится ни под каким личным подозрением; но также знал, что заместитель председателя - в отличие от его отца - внимательно записывал все, что ему говорили. И у Хорка были десятки, сотни информаторов, разбросанных по всему Парцу и его окрестностям. - Нет, сэр. Хотя есть много недовольных - и много людей, готовых обвинить комитет в нашем затруднительном положении.
   - Как будто мы сами призвали сбои на свою голову? - Хорк поерзал в своем коконе, складки матовой кожи колыхнулись на его пышных формах. - Знаешь, - размышлял он, - если бы только это было правдой. Если бы только сбои были человеческого происхождения, которые можно было бы устранить по команде человека. Но тогда ученые говорят нам - повторяя ту малую мудрость, которой было позволено пережить реформацию - человек был перенесен ур-людьми на эту мантию модифицированным, чтобы выжить здесь. Если когда-то у нас был такой контроль над своей судьбой, почему бы нам в конечном счете не вернуть его себе? - Он улыбнулся. - Ну что, лекарь?
   Мууб улыбнулся в ответ. - У вас живой ум, сэр, и мне нравится обсуждать с вами подобные темы. Но я предпочитаю ограничивать свое внимание практическим. Достижимым.
   Хорк нахмурился, его заплетенные в косички волосы развевались с такой элегантностью, что Мууб внезапно осознал свою лысину. - Возможно. Но давай не будем забывать, что это был аргумент реформаторов десять поколений назад. И их чистки и изгнания оставили нас в таком невежестве, что мы даже не можем оценить ущерб, который они нанесли...
   - В любом случае, я боюсь не бунта, доктор. Это скорее пригодность самого правительства - я имею в виду жизнеспособность нашего государства, независимо от того, кто сидит в кресле моего отца. - Широкое мясистое лицо мужчины повернулось к Муубу, полное непривычного сомнения. - Ты понимаешь меня, Мууб? Могу тебе сказать, чертовски немногие понимают, как внутри этого проклятого двора, так и за его пределами.
   Мууб был впечатлен - не в первый раз - проницательностью младшего Хорка. - Возможно, вы боитесь, что сбои сделают невозможным организованное общество, подобное Парц-Сити. Восстания станут не главными. Сама наша цивилизация падет.
   - Вот именно, - сказал Хорк, и в его голосе прозвучала почти благодарность. - Больше нет городов - нет сборщиков десятины, или парков цветов, или художников, или ученых. Или врачей. Нам всем придется махать руками в восходящем потоке и охотиться на кабанов.
   Мууб рассмеялся. - Есть несколько человек, которые хотели бы увидеть обратную сторону десятины.
   - Только глупцы не могут оценить преимущества. Когда каждый человек должен будет не только содержать свое собственное жалкое стадо свиней, но и изготавливать вручную все инструменты, которыми он пользуется, как самый бедный сборщик мусора... тогда, возможно, он будет вспоминать о налогообложении с ностальгической нежностью.
   Мууб нахмурился, почесывая один глаз. - Вы думаете, такой коллапс близок?
   - Пока нет, - сказал Хорк. - Нет, если только сбои действительно не разнесут нас вдребезги. Но это возможно и становится все более вероятным. И только дурак закрывает глаза на возможное.
   Мууб, опасаясь, какие ловушки могут скрываться за этим замечанием, повернулся и уставился вниз, в пыльный, освещенный воздух Пэлл-Мэлл.
   Хорк прорычал: - Теперь я поставил тебя в неловкое положение. Давай, Мууб, не начинай вести себя как один из этих чертовых придворных поросят. Я ценю твою беседу. Я не хотел сказать, что мой отец такой дурак.
   - ...Но он не обязательно разделяет вашу точку зрения.
   - Да. Черт возьми. - Хорк покачал головой. - И он не даст мне возможности что-либо с этим сделать. Это расстраивает. - Хорк посмотрел на Мууба. - Я слышал, ты недавно его видел. Где он?
   Разве ты не должен знать? - Он в своем саду, в корке. Конечно, он не выносит разреженного воздуха, поэтому в основном сидит в своей машине, наблюдая, как кули продолжают свою работу.
   - Значит, он здоров?
   Мууб вздохнул. - Ваш отец старик. Он хрупкий. Но - да, с ним все в порядке.
   Хорк кивнул. - Я рад. - Он взглянул на врача, ожидая его реакции. - Я серьезно, Мууб. Я расстраиваюсь из-за него, потому что не всегда уверен, что он решает ключевые вопросы. Но Хорк все еще мой отец. И кроме того, - прагматично продолжил он, - последнее, что нам сейчас нужно, - это кризис преемственности.
   По галерее прокатился гул разговоров.
   Хорк наклонился вперед в своем коконе. - Что происходит?
   Мууб указал. - Волынщики выдвигаются на позиции. - Сотня волынщиков, одетых в яркую, бросающуюся в глаза одежду, теперь выплывали из дверных проемов по всей Пэлл-Мэлл и занимали свои позиции, выстраиваясь вдоль маршрута парада. Ближайшие к ним волынщики - четверо, по одному у каждой из составных стен торгового центра - были серьезными молодыми людьми, умело топившими маленькие печи, которые они носили на поясах вокруг талии. Тонкие, заостренные трубки вели от печей замысловатыми завитками к широким, похожим на цветы раструбам; раструбы из полированного дерева зияли над головами волынщиков, как пасти сверкающих хищников.
   - Там! - воскликнул Хорк, указывая вниз по проспекту, его лицо светилось смесью возбуждения и алчности.
   Мууб, подавив вздох, наклонился еще дальше вперед и, прищурившись, оглядел торговый центр, пытаясь разглядеть в воздухе далекие пятнышки, которые могли быть приближающимся парадом в честь дня подношения: серьезные, полные горожане, несущие огромные снопы пшеницы, или гротескно раздутых воздушных свиней.
   Трубачи нажимали клапаны на своих печных коробках. Внутри каждого раструба закручивались сложные воздушные узоры, посылая импульсы тепла вдоль шейки раструбов - импульсы, которые исходили из них в результате процесса, который всегда казался магическим решительно немузыкальному Муубу, как волнующие раскаты звука.
   Далеко внизу, на рынке, ревела толпа.
  

* * *

  
   Тоба Микксакс натянул поводья и, не мигая, уставился в окно. - Я собираюсь отвезти его прямо в больницу общего блага. Это приличное место. Ею занимается личный врач Хорка...
   Машины всех размеров проносились мимо них непрерывным беспорядочным потоком. Свинокоманды испускали клубы зеленого газа. Громкоговорители ревели. Тоба что-то кричал в ответ через систему своей машины, но усиленные голоса были слишком искажены, чтобы Дюра могла понять, что говорится.
   Честно говоря, это было ужасно. Дюра, стоявшая с Фарром позади сиденья Тобы и смотревшая на хаотичный водоворот летящих деревянных ящиков, прикусила тыльную сторону ладони, чтобы не закричать.
   Но каким-то образом Тобе Микксаксу удавалось не только избегать столкновений, но и вести их вперед - медленно, но вперед - к ошеломляющей громаде самого города.
   - Конечно, это не самое дешевое. Я имею в виду общее благо. - Тоба глухо рассмеялся. - Но, честно говоря, ты не сможешь позволить себе даже самое дешевое. Точно так же, как не можешь позволить себе самое лучшее.
   - Твои слова мало что значат, Тоба Микксакс, - сказала Дюра. - Возможно, тебе стоит сосредоточиться на машинах.
   Тоба покачал головой. - Просто мне повезло, что я приехал в город с тремя потоковыми в день великого подношения. Именно сегодня. И...
   Дюра перестала слушать. Она старалась не обращать внимания на облако мчащихся машин на переднем плане своего видения, чтобы разглядеть за ними сам Парц.
   Южный магнитный полюс сам по себе был достаточно впечатляющим - как огромный артефакт, грандиозная скульптура магнитного поля и его линий. Вихревые линии почти повторяли форму магнитного поля, поэтому было легко проследить впечатляющую кривизну магнитного потока. Это было совсем не похоже на плавную, легкую, опоясывающую Звезду кривизну ее родного региона, дальнего восходящего потока; здесь, на самом дальнем нисходящем потоке, вихревые линии сходились со всей мантии и погружались в массу Звезды вокруг самого полюса, образуя воронку магнитного поля, очерченную сверкающими, колеблющимися вихревыми линиями.
   И, подвешенный прямо над устьем этой огромной воронки, словно бросая вызов самому праву полюса на существование, город Парц висел в воздухе.
   Город имел форму тонкой поднятой руки со сжатым в верхней части кулаком. "Рука" представляла собой деревянный стержень, который поднимался вверх из погружающейся вихревой воронки полюса, а "кулак" представлял собой сложную массу деревянных конструкций, растянувшихся на многие тысячи человеческих ростов. Четыре огромных обруча из какого-то сверкающего вещества - "якорные ленты", как назвал их Тоба, два выровненных по вертикали и два по горизонтали - окружали массу кулака; Дюра могла видеть распорки и лонжероны, прикрепляющие обручи к массе "кулака".
   "Кулак", сам город, представлял собой перфорированную деревянную коробку, подвешенную внутри обручей. Отверстия - круглые, эллиптические и прямоугольные - прорезали поверхность коробки, и аэромобили въезжали и выезжали из многих отверстий, как маленькие существа, питающиеся каким-то большим зверем. Ближе к основанию города эти порты были гораздо шире: они зияли, как рты, темные и довольно неприступные, очевидно, предназначенные для массовых поставок. В одном из них Дюра увидела, как из огромного аэропоезда с пиломатериалами вытаскивают стволы деревьев.
   Сверкающие потоки, сотни их, бесконечно вытекали из основания города и поднимались в воздух, довольно красивые: Тоба сказал ей, что это были канализационные стоки, реки отходов тысяч жителей Парца.
   Пока машина петляла по городу - Тоба, бессвязно крича в свою громкоговорящую трубку, очевидно, искал порт для въезда, - Дюра уловила дразнящие проблески сквозь множество широких шахт сложных сооружений, слоев зданий внутри самого города. Сложный комплекс зданий возвышался на вершине города, величественный и элегантный даже на взгляд наполовину сбитой с толку Дюры. Среди этих верхних зданий были даже маленькие корковые деревья, поднимающиеся в воздух дугами. Когда она указала на это Тобе, он ухмыльнулся и пожал плечами. - Это дворец комитета, - сказал он. - Расходы не имеют большого значения, если вы живете так высоко...
   Свет наполнял город, сияя из его многочисленных портов и рассеивая лучи в окружающем его пыльном воздухе, так что Парц был окружен богатой, сложной сеткой зелено-желтого освещения. Город был огромен - почти за пределами воображения Дюры, - но он показался ей ярким, воздушным, полным света и движения. Люди толпились вокруг зданий, а потоки аэрокаров кружились вокруг шпилей дворца. Даже на "руке" под кулаком города, хребте (как называл его Тоба), который рос вниз по направлению к полюсу, были установлены крошечные машинки, которые постоянно карабкались вверх и вниз по веревкам, натянутым по всей длине хребта.
   Город рос по мере того, как они приближались, и, наконец, стал таким огромным, что более чем заполнил маленькое окошко машины. Дюра начала находить все это собрание ошеломляющим по детализации и сложности. Она вспомнила - со странным чувством ностальгии - свою панику, когда впервые увидела машину Тобы. Вскоре она научилась справляться со своей паникой и почувствовала, что почти контролирует этого странного, слабого человека, Тобу Микксакса. Но теперь она столкнулась со странностями невообразимо большего масштаба. Сможет ли она когда-нибудь смириться со всем этим - когда-нибудь снова взять под контроль свою собственную судьбу, не говоря уже о том, чтобы влиять на события вокруг нее?
   Ее смущение, должно быть, отразилось на выражении ее лица. Тоба улыбнулся ей, не без сочувствия. - Это, должно быть, довольно ошеломляюще, - сказал он. - Ты знаешь, насколько велик город? Десять тысяч человеческих ростов, от края до края. И это не считая хребта. - Маленькая машина продолжала осторожно передвигаться по городу, как робкий воздушный поросенок, ищущий место, где можно пососать грудь. Тоба покачал головой. - Бьюсь об заклад, даже на ур-людей произвели бы впечатление десять тысяч человеческих ростов. Да ведь это почти сантиметр...
  

* * *

  
   Машина въехала - наконец-то - в узкий прямоугольный проем, который, как показалось Дюре, уже был заполнен оживленным движением. Машина продвигалась вглубь города по узкому туннелю - "улице", как назвал ее Тоба Микксакс, - по которому сновали машины и люди. Все эти жители Парца были одеты в плотную, тяжелую, яркую одежду, и, как показалось Дюре, все они совершенно не боялись потоков машин вокруг себя. Впечатления Дюры от воздушности и яркости города, оставленные снаружи, теперь испарились; стены улицы сомкнулись вокруг нее, и машина, казалось, все глубже погружалась в липкую темноту.
   Наконец они подъехали к пролому в стене улицы, проходу, ведущему в более светлое место. Это был вход в больницу, сказал Тоба. Дюра молча наблюдала, как Тоба с неосознанным мастерством протискивался на своей машине сквозь последние несколько слоев уличного движения и подбадривал свиней, чтобы они осторожно завели машину в больничный отсек. Когда машина остановилась на полу из полированного дерева, Тоба завязал поводья узлом, оттолкнулся от сиденья и потянулся в воздухе.
   Фарр странно посмотрел на него. - Ты устал? Но свиньи сделали всю работу.
   Тоба рассмеялся и обратил к мальчику покрасневшие глаза. - Научись водить, малыш, и ты узнаешь, что такое усталость. - Он посмотрел на Дюру. - В любом случае, теперь начинается самое трудное. Пойдем; мне нужно, чтобы ты помогла мне объяснить.
   Тоба потянулся к дверце машины. Когда он отпустил защелку, Дюра вздрогнула, наполовину ожидая еще одного резкого изменения давления. Но дверь просто скользнула в сторону, почти не издав шума. В открытый салон аэромобиля хлынуло тепло; Дюра почувствовала покалывание от открывающихся по всему телу охлаждающих сверхтекучих капилляров.
   Тоба вывел Дюру и Фарра из машины, неуклюже протиснувшись в дверной проем. Дюра ухватилась руками за край дверного проема, потянула - и обнаружила, что падает вперед, уткнувшись лицом в спину Тобы с такой силой, что у нее заболел нос.
   Тоба пошатнулся в воздухе. - Эй, полегче. К чему такая спешка?
   Дюра извинилась. Она неуверенно посмотрела на свои руки. Что все это значило? Она с детства так не переоценивала свои силы. Это было так, как если бы она внезапно стала невероятно сильной... или же легкой, как ребенок. Она чувствовала себя неуклюжей, потерявшей равновесие; жара этого места казалась подавляющей.
   Ее уверенность упала еще больше. Она покачала головой, раздраженная и испуганная, и попыталась выбросить этот маленький инцидент из головы.
   Больничный отсек представлял собой полусферу шириной в пятьдесят человеческих ростов. Здесь были подвешены десятки машин, в основном пустых и без своих команд: ремни безопасности безвольно болтались в воздухе, а один угол был отгорожен сеткой, как загон для воздушных свиней. Из одного вагона, гораздо большего, чем у Тобы, выгружали пациентов: раненых, даже выглядевших мертвыми людей, связанных в узлы, как у Адды. Руководил операцией высокий мужчина; он был совершенно безволос и одет в длинный, красивый халат. Люди - все одетые - двигались между машинами, торопясь и с выражением необъяснимой озабоченности на лицах. Некоторые из них нашли время с любопытством взглянуть на Дюру и Фарра.
   Стены из полированного дерева были настолько чистыми, что блестели, отражая изогнутые изображения суеты внутри отсека. Широкие шахты, пронизывающие стены, пропускали яркий воздух снаружи в этот разгрузочный отсек. Огромные колеса без ободов - вентиляторы, как сказал ей Тоба, - вращались в шахтах, разгоняя воздух по отсеку. Дюра медленно вдохнула, оценивая качество воздуха. Он был свежим, хотя и липко-горячим и пропитанным фотонами свиного зловония. Но было что-то еще, аромат, который был одновременно знакомым и в то же время странным, вырванным из контекста...
   Толпа.
   Вот и все; воздух был наполнен всепроникающим, затхлым запахом толпы. Она словно снова стала маленькой девочкой и застряла в самом центре сетки, окруженная потными телами взрослых, других детей. Ей было жарко и она страдала клаустрофобией, внезапно осознав, что здесь, в городе, ее окружает больше людей, чем за многие поколения прожило в ее крошечном племени человеческих существ. Она почувствовала себя голой и не в своей тарелке.
   Тоба коснулся ее плеча. - Пошли, - сказал он с тревогой. - Давай достанем носилки из машины. А потом найдем кого-нибудь, кто...
   - Хорошо. Что у нас здесь? - Голос был резким, насмешливым и с напыщенным акцентом Тобы.
   Дюра обернулась. Двое мужчин приближались, энергично размахивая руками в воздухе. Они были невысокими, коренастыми и носили одинаковые костюмы из толстой кожи; в руках у них было что-то похожее на свернутые кнуты, а на лицах - маски из жесткой кожи, которые приглушали их голоса и не позволяли прочитать выражения их лиц.
   Глаза этих анонимных существ скользнули по Дюре и Фарру.
   Она опустила руки на бедра. Веревка, которую она взяла с собой на охоту на корке, все еще была обернута вокруг ее талии, и она чувствовала мягкое прикосновение своего ножа, скребка для чистки, засунутого за веревку у нее за спиной. Присутствие этих знакомых вещей успокаивало ее, но - за исключением этого маленького ножа - все их оружие все еще оставалось в машине. Глупо, глупо; что бы сказал Лог? Она попятилась назад по воздуху, пытаясь найти свободный путь обратно к машине.
   Тоба сказал: - Господа, я гражданин Микксакс. У меня пациент для больницы. И...
   Охранник, который говорил ранее, проворчал: - Где пациент?
   Тоба махнул ему в сторону машины. Мужчина подозрительно заглянул внутрь. Затем он высунул голову из машины, заметно сморщив нос под маской. - Я не вижу пациента. Я вижу потокового. А здесь... - он махнул рукояткой хлыста в сторону Дюры и Фарра, - я вижу еще двух потоковых. Плюс свиную задницу в трусах. Но пациентов нет.
   - Это правда, - терпеливо сказал Тоба, - что эти люди из восходящего потока. Но старик тяжело ранен. И...
   - Это больница, - нейтрально сказал охранник. - Это не чертов зоопарк. Так что уберите отсюда этих животных.
   Тоба вздохнул и развел руками, очевидно, пытаясь подобрать еще слова.
   Охранник терял терпение. Он протянул руку и ткнул в плечо Дюры пальцем в перчатке. - Я сказал, уберите их отсюда. Я никому не скажу...
   Фарр двинулся вперед. - Прекратите это, - сказал он. И он толкнул, по-видимому, мягко, охранника.
   Мужчина отлетел назад по воздуху, в конце концов врезавшись в обшитую деревянными панелями стену. Его хлыст безрезультатно волочился за ним.
   Фарр откинулся назад от такой реакции; он с удивлением посмотрел на свои руки.
   Второй охранник начал разматывать свой хлыст. - Что ж, - тихо сказал он, - может быть, несколько оборотов колеса помогут тебе понять свое место, малыш.
   - Послушай, все идет наперекосяк, - сказал Тоба. - Я не хотел, чтобы что-то из этого случилось. Пожалуйста, я...
   - Заткнись.
   Дюра сжала кулаки, готовая двинуться вперед. Она не сомневалась, что они с Фарром смогут справиться с этим человеком, в кожаных доспехах или без - особенно с учетом огромной новой силы, которую они, казалось, приобрели здесь. Конечно, в Парц-Сити было больше двух охранников; и в течение следующих нескольких минут она могла представить себе сотни неясных и мрачных вариантов развития событий, расцветающих, как смертоносные бутоны, из этого инцидента... Но этот момент был всем, на что она могла повлиять.
   Охранник замахнулся кнутом на ее брата. Она потянулась за ножом и приготовилась к прыжку...
   - Подожди. Прекрати это.
   Дюра медленно повернулась; охранник опустил хлыст.
   К ним направлялся мужчина, который наблюдал за разгрузкой другой машины - высокий, властный, одетый в красивую, но запачканную одежду, и с головой, шокирующе лишенной волосяного покрова.
   Дюра заметила, что Тоба отпрянул назад. Охранник посмотрел на Фарра и Дюру с выражением неудовлетворенного голода.
   Дюра спросила: - Кто вы? Чего вы хотите?
   Новоприбывший нахмурился. Он был примерно ровесником Лога, решила она. - Кто я? Прошло много времени с тех пор, как меня спрашивали об этом. Меня зовут Мууб, моя дорогая. Я администратор этой больницы. - Он с любопытством изучал ее. - А ты - потоковая, не так ли?
   - Нет, - сказала она, внезапно почувствовав, что ее тошнит от этого слова. - Я человеческое существо.
   Он улыбнулся. - Действительно. - Мууб взглянул на охранников, а затем повернулся к Тобе Микксаксу. - Гражданин, что здесь происходит? Я не приветствую беспорядки в моей больнице; у нас и без этого хватает забот.
   Тоба поклонился; казалось, он дрожит. Его руки скользнули по передней части тела, как будто он внезапно смутился своего нижнего белья. - Да. Мне очень жаль, сэр. Я Тоба Микксакс; я управляю потолочной фермой около тридцати метров отсюда, в восходящем потоке, и я...
   - Продолжайте в том же духе, - мягко сказал Мууб.
   - Я нашел раненого потокового... раненого человека. Я привез его сюда. Он в машине.
   Мууб нахмурился. Затем он скользнул к машине и просунул голову и плечи в дверной проем. Дюра могла видеть, как администратор внимательно осматривает Адду. Казалось, он был очарован копьями и сетями человеческих существ, артефактами, которые использовались для изготовления импровизированных лубков для Адды.
   Адда открыл один глаз. - Отвали, - прошептал он Муубу.
   Администратор изучал Адду, подумала Дюра, как можно рассматривать пиявку или поврежденного паука.
   Мууб выбрался из машины. - Этот человек серьезно ранен. Его правая рука...
   - Я знаю, сэр, - несчастно сказал Тоба. - Вот почему я подумал...
   - Черт возьми, чувак, - беззлобно сказал Мууб, - как, по-твоему, они смогут заплатить? Они же из восходящего потока!
   Тоба опустил голову. - Сэр, - сказал он дрожащим, но твердым голосом, - здесь рынок. И женщина, и мальчик сильные и подтянутые. И они привыкли к тяжелой работе. Я нашел их в корке, они охотились в условиях, которых не выдержал бы ни один кули. - Он замолчал, отвернувшись от остальных.
   Мууб вытер испачканные пальцы о халат и рассеянно уставился в машину. Наконец он мягко сказал: - Хорошо. Вынеси его, гражданин Микксакс.... Охрана, помогите ему. И приведите женщину и мальчика. Приглядывай за ними, Микксакс; если они взбесятся или что-то испортят, я привлеку тебя к ответственности.
   Страдание Микксакса, казалось, немного улеглось. - Да, сэр. Спасибо.
   В зал въехала еще одна машина, очевидно, доставлявшая новых пациентов для больницы; Мууб махнул рукой, на его лице отразилась усталая ответственность.
  

7

  
   Тоба неохотно предложил Дюре и Фарру пожить у него дома в городе, пока травмы Адды будут лечить в больнице. Сначала Дюра отказалась, но Тоба бросил на нее раздраженный взгляд. - У тебя нет выбора, - тяжело сказал он. - Поверь мне. Если бы был выбор, я бы рассказал тебе об этом; у меня есть своя жизнь, к которой я должен вернуться, в конце концов... Послушай, тебе некуда идти, у тебя нет денег - даже одежды.
   - Нам не нужна благотворительность.
   - Благородные дикари, - кисло ответил Тоба. - Ты знаешь, сколько времени потребуется, чтобы вас подобрали как бродяг? Ты видела охранников в больнице. И в больнице их выбирают специально за их теплое отношение к пациентам. Бродяги непопулярны. Как говорится, нет десятины комитету, нет и места в городе... Вы бы оказались на принудительных работах на ферме, управляемой комитетом, или того хуже, прежде чем смогли бы вернуться. И кто тогда будет оплачивать счета бедного старика Адды?
   Дюра видела, что выбора действительно не было. На самом деле, подумала она, у них были все основания быть благодарными этому раздражительному маленькому человечку - если бы он не предложил приютить их, у них могли бы возникнуть настоящие трудности. Поэтому она кивнула и смущенно попыталась сформулировать фразу благодарности.
   Тоба сказал: - О, просто садись в машину.
   Тоба повез их по все еще многолюдным улицам прочь от больницы. Улицы - обшитые деревом коридоры разной ширины - были для Дюры запутанным лабиринтом, и после нескольких поворотов она потеряла ориентацию. Повсюду были машины и люди, и не раз упряжка воздушных свиней Тобы почти сталкивалась с другими, заставляя Тобу натягивать поводья. Раздавались голоса, усиленные акустикой. Здесь, в городе, Тоба ехал с открытой дверью машины. Воздух на улицах был шумным, густым, горячим и насыщенным вонью людей и воздушных свиней; яркие лучи пробивались сквозь пыль и зеленые облака реактивных газов.
   Наконец они оставили позади самые оживленные улицы и оказались в районе, который казался более тихим - не таким заполненным мчащимися машинами и воющими свиньями. Улицы-коридоры здесь были широкими и вдоль них тянулись ряды аккуратных дверей и окон, которые обозначали небольшие жилые помещения. Очевидно, при постройке они были практически идентичны, но теперь их владельцы придали им уникальность: маленькие растения в круглых корзинах у окон, искусная резьба на дверных проемах и другие небольшие изменения. Многие из вырезанных сцен изображали мантию за городом: Дюра узнала вихревые линии, корковые деревья, людей, радостно машущих руками в чистом воздухе. Как странно, что эти люди, все еще тоскующие по открытому воздуху, запираются в этой душной деревянной коробке.
   Тоба натянул поводья и плавно повел машину через широкие открытые ворота к месту, которое он описал как "аэростоянку". Он притормозил. - Конец поездки. - Дюра и Фарр в замешательстве уставились на него. - Давайте. Двигайтесь. Боюсь, отсюда вам придется плыть.
   Аэростоянка представляла собой большое грязное помещение, стены которого были испачканы свиными экскрементами и расколоты от многочисленных столкновений. В воздухе висело с полдюжины оставленных аэромобилей, а на большой территории, огороженной неплотно натянутой сеткой, толпились тридцать или сорок свиней. Дюра заметила, что животные казались вполне довольными; они медленно карабкались друг по другу, с удовольствием жуя плавающие в воздухе кусочки пищи.
   Тоба ослабил ремни вокруг своих свиней и повел их одну за другой к огороженной зоне. Он умело провел свиней через приподнятый клапан сетки, каждый раз тщательно закрывая его за собой.
   Закончив, он вытер руки о свои короткие нижние штаны. - Вот и все. Скоро кто-нибудь зайдет покормить и почистить их. - Он шмыгнул носом, вглядываясь в грязные стены аэростоянки. - Убогое местечко, не правда ли? И вы не поверите, какие сборы за него каждый квартал. Но что можно сделать? С тех пор, как вышли постановления, запрещающие парковку на улицах, стало невозможно найти место. Конечно, не то, чтобы это, кажется, останавливало многих людей...
   Дюра напряглась, чтобы уследить за этим. Но, как и большая часть разговора Тобы, это было в значительной степени бессмысленно для нее и, как она подозревала, в любом случае содержало мало важной информации.
   Через некоторое время, не получив ответа от молчаливых, пристально смотрящих человеческих существ, Тоба затих. Он вывел их с аэростоянки на улицу.
   Дюра и Фарр последовали за хозяином по извилистым улочкам. Здесь было странно трудно грести рукой; возможно, снаружи магнитное поле было не таким сильным. Дюра остро ощущала присутствие людей вокруг нее, незнакомцев за этими странно одинаковыми дверными проемами и окнами. Время от времени она замечала худые лица, смотревшие на них, когда они проходили мимо. Взгляды жителей Парца, казалось, сверлили ей спину, и было трудно не обернуться, чтобы противостоять невидимым угрозам позади нее.
   Она не спускала глаз с Фарра, но он казался, во всяком случае, менее напуганным, чем она. Он смотрел вокруг широко раскрытыми глазами, как будто все было уникальным, бесконечно завораживающим. Его обнаженные конечности и грациозные, сильные взмахи выглядели неуместно на этой тесной, слегка обшарпанной улице.
   Через несколько минут Тоба остановился у двери, едва отличимой от сотен других. - Мой дом, - объяснил он со странной ноткой извинения в голосе. - Не так хорош, как мне бы хотелось. Но, тем не менее, это дом. - Он порылся в кармане своих трусов и достал маленький деревянный предмет с тонкой резьбой. Он вставил его в отверстие в двери, повернул, а затем широко распахнул дверь. Изнутри дома доносился запах горячей еды, зеленоватый свет дровяных ламп. - Ито!
   К двери, оживленно махая рукой, подплыла женщина. Она была невысокого роста, пухленькая, с волосами, зачесанными назад со лба; на ней был свободный костюм из какой-то яркой ткани. Она казалась примерно того же возраста, что и Дюра, хотя - как ни странно - в ее волосах не было желтого оттенка. Женщина улыбнулась Тобе, но улыбка исчезла, когда она увидела потоковых.
   Руки Тобы переплелись. - Ито, я должен кое-что объяснить...
   Острые глаза женщины, Ито, скользили вверх и вниз по телам людей, отмечая их обнаженную кожу, растрепанные волосы, их ручное оружие. - Да, черт возьми, так оно и есть, - сказала она.
  

* * *

  
   Жилище Тобы представляло собой деревянный ящик около десяти человеческих ростов в поперечнике. Он был разделен на пять комнат поменьше легкими перегородками и цветными простынями; в каждой комнате аккуратно горели маленькие лампы из дерева, сжигаемого ядерным распадом.
   Тоба показал людям место, где можно привести себя в порядок - комнату с желобами для отходов и сферическими чашами с надушенной тканью. Дюра и Фарр, оставшись одни в этой странной комнате, попытались воспользоваться желобами. Дюра потянула за маленькие рычажки, как показал им Тоба, и их дерьмо исчезло по булькающим трубам в таинственных недрах города. Брат и сестра с открытыми ртами заглядывали в желоба, пытаясь понять, куда все это девается.
   Когда они закончили, Тоба повел их в комнату в центре маленького дома. Центральным элементом был деревянный шар, подвешенный в центре комнаты; по всей поверхности шара были установлены поручни, а в нем были вырезаны углубления размером с кулак. Ито, переодевшаяся в более легкое, струящееся одеяние, разливала по полостям какую-то горячую, неузнаваемую еду. Она улыбнулась им, но ее губы были плотно сжаты. В комнате находился третий член семьи - сын Тобы, которого он представил как Криса. Крис казался немного старше Фарра, и оба мальчика смотрели друг на друга с откровенным, недружелюбным любопытством. Крис показался Дюре более мускулистым, чем большинство горожан. Его волосы были длинными, развевающимися и в желтых крапинках, как будто он преждевременно состарился; но цвет был ярким даже при тусклом свете лампы, и Дюра заподозрила, что их покрасили таким образом.
   По приглашению Ито люди из восходящего потока подошли к сферическому столу. Дюра, все еще обнаженная, с ножом за спиной, чувствовала себя большой, неуклюжей, уродливой в этом хрупком маленьком месте. Она постоянно ощущала силу своих мышц, как у полюса, и чувствовала себя скованной, боясь прикоснуться к чему-либо или двигаться слишком быстро, опасаясь что-нибудь разбить.
   Копируя Тобу, она отправляла еду в рот маленькой деревянной посудой. Еда была горячей и незнакомой, но с сильным вкусом. Едва начав, Дюра обнаружила, что зверски проголодалась - на самом деле, если не считать нескольких кусочков хлеба, которые Тоба предложил ей во время долгого путешествия в город, она ничего не ела со времени их злополучной охоты - и теперь казалось, как давно это было!
   Они ели в молчании.
   После трапезы Тоба отвел человеческих существ в маленькую комнату в одном из углов дома. Единственная лампа отбрасывала длинные тени, а поперек комнаты были подвешены два плотных кокона. - Я знаю, что она маленькая, но тут должно хватить места для вас двоих, - сказал он. - Надеюсь, вы хорошо выспитесь.
   Два человеческих существа забрались в коконы; ткань на коже Дюры на ощупь была мягкой и теплой.
   Тоба Микксакс потянулся к лампе, но заколебался. - Вы хотите, чтобы я приглушил свет?
   Дюре это показалось странной просьбой. Она огляделась, но в глубине Парц-Сити, конечно, не было ни световодов, ни выхода на открытый воздух. - Но тогда было бы темно, - медленно произнесла она.
   - Да... Мы спим в темноте.
   Дюра никогда в жизни не была в темноте. - Почему?
   Тоба выглядел озадаченным. - Не знаю... Я никогда не думал об этом. - Он убрал руку от лампы и улыбнулся им. - Приятных снов. - Он быстро махнул рукой, закрывая за собой комнату.
   Извиваясь внутри своего кокона, Дюра отмотала от пояса кусок веревки и свободно обмотала его вокруг одной из завязок кокона. Другим концом она обмотала эту веревку вокруг своего ножа, достаточно близко, чтобы при необходимости дотянуться до него. Затем она забралась поглубже в кокон и, наконец, просунула в него руки. Это было странное ощущение - быть вот так полностью закрытой, хотя и странно успокаивающее.
   Она взглянула на Фарра. Он уже спал, уронив голову на грудь. Она почувствовала прилив нежности к брату - и все же, с сожалением осознала, что он, казалось, меньше нуждался в защите, чем она сама. Фарр, казалось, впитывал чудеса и тайны этого сложного места с гораздо большей стойкостью и открытостью, чем могла найти в себе Дюра.
   Дюра вздохнула, цепляясь за остатки своего рассеивающегося чувства защищенности. Забота о брате, по крайней мере номинально, помогла ей забыть о собственном чувстве изоляции и угрозы. Возможно, странным образом, сонно подумала она, она нуждалась в Фарре больше, чем он нуждался в ней. В тишине комнаты она услышала звуки, доносящиеся из-за окружающих ее стен. Тоба пробормотал что-то невнятное, неровный голос мальчика, Криса; и затем это было так, как если бы сфера ее осознания расширилась за пределы этого единственного дома, так что она могла слышать тихое жужжание тысяч насекомых-людей вокруг нее в этом огромном людском улье. Деревянные стены тихо поскрипывали, расширяясь и сжимаясь; ей казалось, что весь город дышит вокруг нее.
   Вскоре кокон стал горячим, сковывающим; она нетерпеливо вытянула руки навстречу чуть более прохладному воздуху. Ей потребовалось много времени, чтобы заснуть.
  

* * *

  
   На следующий день Ито казалась немного дружелюбнее. Покормив их еще раз, она сказала им: - У меня сегодня выходной...
   - Где ты работаешь? - спросила Дюра.
   - В мастерской сразу за Пэлл-Мэлл. - Она улыбнулась, выглядя усталой при мысли о своей работе. - Я создаю интерьеры аэромобилей. И я рада, что у меня есть немного свободного времени. Иногда, в конце моей смены, мне кажется, что я не могу избавиться от запаха дерева на своих пальцах...
   Дюра внимательно слушала все это. Разговор этих городских жителей был похож на сложную головоломку, и она задавалась вопросом, с чего начать процесс разгадывания. - Что такое Пэлл Мэлл?
   Крис, сын, посмеялся над ней. - Это не какая-то Пэлл Мэлл. Это просто Пэлл-Мэлл.
   Ито успокоила его. - Это улица, дорогой, главная, ведущая от дворца к рынку... Все это, должно быть, очень странно для тебя. Почему бы тебе не пойти посмотреть достопримечательности со мной?
   Неуверенная, Дюра посмотрела на Тобу. Он кивнул. - Давай. Мне нужно вернуться на потолочную ферму, но ты не торопись; пройдет несколько дней, прежде чем Адда будет готов к приему посетителей. И, может быть, Крис сможет присмотреть за Фарром какое-то время.
   Ито с сомнением разглядывала обнаженные конечности Дюры. - Но я не думаю, что нам следует брать тебя с собой в таком виде. Нагота хороша для эпатажа, но в Пэлл-Мэлл?
   Ито одолжила Дюре одну из своих собственных вещей, цельный комбинезон из какого-то мягкого, эластичного материала. Ткань приятно прилегала к коже Дюры, но когда она застегнула переднюю часть наряда, то почувствовала себя замкнутой, испытывая странную клаустрофобию. Она попробовала в качестве эксперимента помахать рукой по комнате; материал шуршал по ее коже, а швы стесняли движения.
   Немного подумав, она обернула свой потрепанный кусок веревки вокруг талии и засунула деревянный нож и скребок внутрь комбинезона. Домашний уют этих предметов заставил ее почувствовать себя немного в большей безопасности.
   Крис уставился на нее со скептической ухмылкой. - Нож тебе не понадобится. Здесь, знаешь ли, не восходящий поток.
   Ито снова заставила его замолчать; двое взрослых вежливо воздержались от комментариев.
   Оставив Фарра с Крисом, две женщины вышли из дома вместе с Тобой. Он повел их к своей машине, ожидавшей на аэростоянке. Дюра помогла ему запрячь упряжку свежих свиней из загона в углу.
   Тоба повез их по новому лабиринту незнакомых улиц. Вскоре они оставили позади тихий жилой район и оказались в оживленных центральных районах. Дюра попыталась отследить их маршрут, но снова обнаружил, что это невозможно. Она привыкла ориентироваться по великим особенностям мантии: вихревым линиям, полюсу, квантовому морю. Она подозревала, что сохранять чувство направления, пробираясь по этому лабиринту деревянных коридоров, было навыком, который дети Парца должны приобретать с рождения, но на изучение которого ей придется потратить много месяцев.
   Тоба вывел их на самый широкий проспект на сегодняшний день. Его стены - по крайней мере, на расстоянии ста человеческих ростов друг от друга - были украшены светящимися зеленым светом лампами и замысловатыми окнами и дверными проемами. Тоба вывел машину из потока машин и натянул поводья. - Вот и вы на Пэлл-Мэлл, - объявил он. Он обнял Ито. - Я отправлюсь на ферму; вернусь через пару дней. Наслаждайтесь...
   Ито вывела Дюру из машины. Дюра неуверенно наблюдала, как машина вливается в поток других машин.
   Проспект был самым большим замкнутым пространством, которое Дюра когда-либо видела, и, несомненно, самым большим в самом городе. Это был огромный вертикальный туннель, забитый машинами и людьми, полный шума и света. Две женщины стояли близко к одной стене; Дюра могла видеть, что вдоль стены тянулись витрины, все искусно украшенные и с надписями, за которыми виднелись ряды разноцветной одежды, сумок, скребков, бутылок и шаров, лампы с искусной резьбой, искусно изготовленные артефакты, которые Дюра даже не могла распознать. Люди - сотни людей - перелезали через стену, как животные, ищущие пищу; они возбужденно болтали друг с другом, ныряя в дверные проемы.
   Ито улыбнулась. - Магазины, - сказала она. - Не беспокойся о давке. Здесь всегда так.
   Все четыре стены проспекта были увешаны "магазинами". Стена напротив, на расстоянии целой сотни человеческих ростов, представляла собой далекий цветной гобелен с бесконечным движением людей, слегка размытый пыльным воздухом; по всей ее поверхности рядами сверкали лампы, а из круглых воздуховодов лились лучи света.
   На Пэлл-Мэлл было оживленное движение. Сначала роящиеся, ревущие машины, казалось, двигались хаотично, но постепенно Дюра различила закономерности: она увидела несколько потоков, движущихся вверх и вниз по проспекту параллельно его стенам, и время от времени машина сворачивала - опасно, как ей казалось, - из одного потока в другой или свернула бы с Пэлл-Мэлл в переулок. Воздух был насыщен зеленым реактивным топливом, оживленным визгом свиней. Какое-то время Дюре удавалось следовать за машиной Тобы, пока она пробиралась по проспекту, но вскоре она потеряла ее в вихре уличного движения.
   Стоял сильный, сладкий запах, почти всепоглощающий. Это напомнило Дюре о надушенных полотенцах в ванной Ито.
   Ито, коснувшись ее руки, потянула ее в сторону магазинов. - Пойдем, дорогая. Люди начинают пялиться...
   Дюра с трудом удержалась, чтобы не таращить глаза на людей, толпящихся в магазинах. Мужчины и женщины были одеты в экстравагантно раскрашенные одежды и комбинезоны, форма которых подчеркивала обнаженную плоть; повсюду были шляпы и драгоценности, а волосы были уложены в огромные разноцветные пучки.
   Ито провела Дюру по двум или трем магазинам. Она показала ей драгоценности, безделушки, изысканные головные уборы и одежду; Дюра рассматривала товары, удивляясь тонкому мастерству, но совершенно не в состоянии понять терпеливые объяснения Ито об использовании предметов.
   Настойчивость Ито, казалось, немного ослабла, и они вернулись на главную улицу. - Мы пойдем на рынок, - сказала Ито. - Тебе это понравится.
   Они присоединились к потоку людей, направлявшихся - более или менее - в тот конец Пэлл-Мэлл, который находился в глубине города. Почти сразу же Дюру ударило в поясницу что-то мягкое и круглое, похожее на слабый кулак; она обернулась, безуспешно шаря по своей одежде в поисках ножа.
   Мимо нее торопливо проплыл мужчина. Он был одет в развевающийся сверкающий халат. В своих мягких белых руках он держал поводья двух жирных поросят, и его самым недостойным образом, как показалось Дюре, тащило за поросятами, его ноги болтались в облаках реактивного топлива. Как раз один из этих поросят ударил Дюру в спину.
   Мужчина едва взглянул на нее, проплывая мимо.
   Ито улыбалась ей.
   - Что с ним не так? Разве он не может грести рукой и плыть, как все остальные?
   - Конечно, может. Но он может позволить себе этого не делать. - Ито покачала головой, видя замешательство Дюры. - О, да ладно, это заняло бы слишком много времени, чтобы объяснять.
   Дюра принюхалась. Сладкий запах стал еще сильнее. - Что это?
   - Свиной пердеж, конечно. Надушенный, естественно...
   Они мягко опустились на проспект, делая легкие гребки. Дюра почувствовала себя смущенной неловким молчанием, возникшим между ней и этой доброй женщиной, но между ними было так мало общего.
   - Почему ты живешь в городе? - спросила Дюра. - Я имею в виду, когда ферма Тобы так далеко...
   - Ну, у меня есть своя работа, - сказал Ито. - Ферма большая, но находится в бедной зоне. Прямо на окраине внутренних районов, так близко к восходящему потоку, что даже кули трудно заставить там работать из-за страха... - Она остановилась.
   - Из-за страха перед потоковыми. Все в порядке.
   - Ферма приносит не так много, как следовало бы. И все, кажется, стоит так дорого...
   - Но ты могла бы жить на своей ферме. - Мысль об этом понравилась Дюре. Ей нравилась идея оказаться на открытом воздухе, вдали от этого душного муравейника - и в то же время быть окруженной зоной возделывания, порядка; знать, что зона твоего контроля простирается на многие сотни человеческих ростов вокруг тебя.
   - Возможно, - неохотно согласилась Ито. - Но кто хочет заниматься натуральным хозяйством? И еще нужно подумать об обучении Криса.
   - Ты могла бы учить его сама.
   Ито терпеливо покачала головой. - Нет, дорогая, не так хорошо, как профессионалы. И их можно найти только здесь, в городе. - К ней вернулся вид усталой, измученной заботами женщины. - И я полна решимости, чтобы Крис получил лучшее образование, которое мы можем себе позволить. И будет придерживаться этого до конца, несмотря на его мечты о серфинге.
   Серфинг?
   Дюра замолчала, пытаясь разобраться во всем этом.
   Ито просияла. - Кроме того, при всем уважении к тебе и твоим людям, дорогая, я бы не хотела жить на какой-нибудь отдаленной ферме, когда меня могло бы окружать все это. Магазины, театры, библиотеки в университете... - Она с любопытством посмотрела на Дюру. - Я знаю, все это кажется тебе странным, но разве ты не чувствуешь здесь кайф жизни? И если бы однажды мы могли переехать немного дальше вверх...
   - Вверх?
   - Ближе к дворцу. - Ито указала вверх, в ту сторону, откуда они пришли. - В верхней части города. Вся эта часть города, над рынком, перевернута.
   - И под рынком...
   Ито моргнула. - Ну, там, конечно, нижний город. Где находится гавань, и динамомашины, и грузовые порты, и канализационные стоки. - Она фыркнула. - Никто не стал бы жить там по своей воле.
   Дюра терпеливо гребла рукой, непривычная одежда царапала ее ноги и спину.
   По мере того как они спускались, стены Пэлл-Мэлл отгибались от них, словно открывающаяся глотка, и проспект плавно переходил в рынок. Это было сферическое помещение, возможно, вдвое шире самой Пэлл-Мэлл. Рынок, казалось, был конечной точкой дюжины улиц - не только торгового центра, - и через него постоянно проходили транспортные потоки. Машины и люди хаотично наталкивались друг на друга; в пыли и шуме Дюра видела, как водители высовывались из своих машин, выкрикивая друг другу непонятные ругательства. Здесь были магазины, но это были просто маленькие, ярко раскрашенные киоски, расположенные рядами по всему залу. Продавцы сновали по всем углам, размахивая своими товарами и крича проходящим покупателям.
   В центре рынка стояло деревянное колесо диаметром примерно в рост человека. Оно было установлено на огромном деревянном веретене, которое пересекало зал из стороны в сторону, прорезая беспорядочные прилавки; веретено, должно быть, было вырезано из цельного куска дерева, подумала Дюра, и ей стало интересно, как плотникам удалось доставить его сюда, в сердце города. У колеса было пять спиц, с которых свисали веревки. Форма колеса показалась Дюре смутно знакомой, и после недолгого раздумья она вспомнила странный маленький талисман, который Тоба носил на шее: человек, распростертый на колесе. Разве оно тоже не было с пятью спицами?
   Ито сказала: - Разве это не здорово? Эти маленькие киоски выглядят не слишком привлекательно, но тут можно получить реальные скидки. К тому же товары хорошего качества...
   Дюра обнаружила, что пятится назад, к торговому центру, из которого они вышли. Здесь, прямо в центре этого огромного города, шум, жара и постоянное движение, казалось, окружали ее, угрожая захлестнуть с головой.
   Ито последовала за ней и взяла ее за руку. - Пойдем, - сказала она. - Давай найдем место потише и что-нибудь съедим.
  

* * *

  
   В комнате Криса царил беспорядок. Скомканная одежда, вся кричаще раскрашенная, парила в воздухе, как сброшенная кожа; из-под одежды торчали пустые бутылки с краской для волос, поблескивая в свете лампы. Крис уверенно прокладывал себе путь в этой трясине, отбрасывая одежду с дороги. Фарру было не так-то просто войти в комнату. Тесное пространство, одежда, мягко касающаяся его тела, вызвали у него острое чувство клаустрофобии.
   Крис неправильно истолковал его замешательство. - Извини за беспорядок. Мои родители меня за это ругают. Но, похоже, я просто не могу разобраться во всем этом барахле. - Он опрокинулся назад в воздухе и обеими ногами врезался в груду одежды; одежда скомкалась в комок и сжалась в одном углу, отчего воздух стал немного чище; но даже пока Фарр наблюдал, одежда медленно расползалась, вслепую протягивая пустые рукава.
   Фарр огляделся, гадая, что он должен был сказать. - Некоторые из твоих вещей - привлекательны.
   Крис бросил на него странный взгляд. - Привлекательны. Да. Ну, они и вполовину не так привлекательны, как могли бы быть, будь у нас чуть больше свободных денег. Но времена сейчас тяжелые. Они всегда тяжелые. - Он снова нырнул в свертки с одеждой, раздвигая их руками, очевидно, что-то разыскивая. - Полагаю, там, где ты вырос, деньги ничего не значат.
   - Да, - сказал Фарр, все еще не уверенный, что такое деньги на самом деле. Странно, но он услышал зависть в голосе Криса.
   Крис извлек что-то из облака одежды: доску, тонкий лист дерева длиной примерно в рост человека. Ее края были закруглены, а поверхность, хотя и с бороздками для захвата, была тщательно обработана и отполирована так хорошо, что Фарр мог видеть в ней свое отражение. В дерево были вставлены тонкие полоски из какого-то блестящего материала. Крис любовно провел рукой по доске; Фарру показалось, что он словно ласкает кожу любимого человека. Крис сказал: - Звучит здорово.
   - Что значит?
   - Жизнь в восходящем потоке. - Крис неуверенно посмотрел на Фарра.
   И снова Фарр не знал, что ответить. Он оглядел комнату Криса, полную вещей - Фарр был готов поспорить, что ничего из этого он не сделал сам - и позволил своему взгляду задержаться на коренастой, упитанной фигуре Криса.
   - Я имею в виду, ты там такой свободный. - Крис провел рукой по краю своей полированной доски. - Послушай, через год я заканчиваю учебу в школе. И что потом? У моих родителей нет денег на дополнительное образование - чтобы отправить меня, может быть, в университет или медицинский колледж. В любом случае, у меня не хватает мозгов ни на что из этого. - Он засмеялся, как будто гордился этим фактом. - Для кого-то вроде меня здесь есть только три варианта. - Он пересчитал их на своих пальцах без мозолей. - Если ты глуп, то в конечном итоге окажешься в гавани, вылавливая вещество сердцевины из недр мантии - или, может быть, сможешь работать лесорубом, или можешь оказаться на канализационных стоках. Что угодно. Но если ты немного умнее, ты мог бы поступить на государственную службу, куда-нибудь. Или - если ты ничего из этого не выносишь, если ты не хочешь работать на комитет - ты можешь пойти своим путем. Открыть киоск на рынке. Или работать на потолочной ферме, как мой отец, или строить машины, как моя мать. И проводить свою жизнь, изнуряя себя работой и отдавая большую часть своих денег в виде десятины комитету. - Он пожал плечами, вцепившись в свою доску; его голос был тяжелым от уныния, от усталости от мира. - И это все. Не такой уж большой выбор, не так ли?
   Если бы Фарр закрыл глаза, он мог бы представить, что слушает старого, избитого временем человека вроде Адды, а не мальчика в начале его жизни. - Но, по крайней мере, в городе ты сыт, в безопасности и уюте.
   - Но не все хотят чувствовать себя комфортно. Разве в жизни нет чего-то большего, чем это? - Он снова посмотрел на Фарра со странным оттенком зависти. - Это то, что предлагает мне серфинг... Ваша жизнь, в восходящем потоке, должно быть, такая интересная. Просыпаться на свежем воздухе каждый день. Никогда не знаешь, что принесет день. Приходится выходить на улицу и добывать себе еду голыми руками... - Крис посмотрел на свои гладкие руки, когда говорил это.
   Фарр не знал, что на все это ответить. Он привык считать городских жителей более мудрыми, и для него было шоком обнаружить, что один из них несет такую чушь.
   Подыскивая, что сказать, он указал на доску, которую Крис все еще держал в руках. - Что это?
   - Моя доска. Моя доска для серфинга. - Крис заколебался. - Ты никогда раньше такой не видел?
   Фарр протянул руку и провел кончиками пальцев по полированной поверхности. Она была обработана так тонко, что он едва ощущал неровности дерева; это было все равно что прикасаться к коже - возможно, к коже очень маленького ребенка. Сетка из блестящих нитей была выложена тонкой сетью в бороздках, достаточно глубоких, чтобы их можно было почувствовать.
   - Это красиво.
   - Да. - Крис выглядел гордым. - Это не самое дорогое, что ты можешь достать. Но я вложил в это чертовски много труда, и теперь сомневаюсь, что по эту сторону Пэлл-Мэлл есть доска получше.
   Фарр заколебался, смущенный своим полным невежеством. - Но для чего она?
   - Для серфинга. - Крис держал доску горизонтально и подбросил в воздух, упираясь босыми ногами в ребристую поверхность. Доска, конечно, уплыла от него, но Фарр мог видеть, как умело ноги Криса двигались по поверхности, почти как если бы они были второй парой рук. Крис вытянул руки и покачался в воздухе. - Ты едешь по магполю, вот так. Нет ничего подобного. Ощущение силы, скорости...
   - Но как? Ты гребешь руками?
   Крис рассмеялся. - Нет, конечно, нет. - Затем он призадумался. - По крайней мере, не совсем. - Он оттолкнулся от доски, сделав аккуратное сальто назад в тесной комнате, и поймал доску. - Видишь провода, встроенные в поверхность? Это материал сердцевины. Сверхпроводник. Вот что делает доски такими чертовски дорогими. - Он потряс доску в воздухе руками. - Работай вот так, ногами, - видишь? Это все равно что махать рукой, но с доской вместо тела. Токи в сверхпроводниках воздействуют на магнитное поле, и... - Он взмахнул рукой в воздухе. - Вжик!
   Фарр подумал об этом. - И ты можешь двигаться быстрее, чем если махать рукой?
   - Быстрее? - Крис снова рассмеялся. - Ты можешь быть быстрее любой машины, быстрее любой пукающей свиньи - когда ты легко мчишься высоко над полюсом, тебе кажется, что ты летишь быстрее, чем думаешь. - Выражение его лица стало затуманенным, похожим на сон.
   Фарр наблюдал за ним, очарованный и любопытный.
   - Так вот для чего нужна доска... вроде как. Но это также и мой способ выбраться отсюда. Из моего будущего. Возможно. - Крис теперь казался неловким, почти застенчивым. - Я хорош в этом, Фарр. Я один из лучших в своей возрастной группе; я выиграл множество соревнований, на которые до сих пор имел право. И через пару месяцев попаду на большой турнир, игры. Я буду бороться с лучшими, это мой первый шанс...
   - Игры?
   - Самые большие. Если ты преуспеешь там, станешь звездой игр, тогда Парц просто раздвинет для тебя ноги. - Крис грубо рассмеялся над этим, и Фарр неуверенно улыбнулся. - Я серьезно, - сказал Крис. - Вечеринки во дворце. Слава. - Он пожал плечами. - Конечно, это не длится вечно. Но если ты достаточно хорош, ты никогда не потеряешь это, ауру. Поверь мне... Ты все еще будешь рядом на играх?
   - Не знаю. Адда...
   - Твой друг в больнице. Да. - Настроение Криса, казалось, снова сменилось смущением. - Послушай, прости, что я заговорил о серфинге. Знаю, ты в трудной ситуации.
   Фарр улыбнулся, надеясь успокоить этого сложного парня. - Мне нравится слушать, как ты говоришь.
   Крис задумчиво изучал Фарра. - Слушай, ты когда-нибудь пробовал заниматься серфингом? Нет, конечно, нет. А ты бы хотел? Мы могли бы встретиться с некоторыми моими знакомыми...
   - Не знаю, смогу ли я.
   - Это выглядит просто, - сказал Крис. - Просто по концепции, но трудно выполнить хорошо. Нужно сохранять равновесие, держать доску зажатой между собой и магнитным полем, продолжать прижиматься к линиям потока, чтобы увеличить скорость. - Он на мгновение закрыл глаза и покачался в воздухе.
   - Не знаю, - снова сказал Фарр.
   Крис посмотрел на него. - Ты должен быть достаточно сильным. И, судя по восходящим по потоку, твое чувство равновесия и направления должно быть хорошо развито. Но, возможно, ты прав. У тебя бочкообразная грудь, а ноги немного коротковаты. Даже в этом случае, возможно, для тебя не будет невозможным задержаться на доске на несколько секунд...
   Фарр поймал себя на том, что сдерживается от такой холодной оценки. Он скрестил руки на груди. - Давай попробуем, - сказал он. - Где?
   Крис ухмыльнулся. - Пойдем. Я тебе покажу.
  

* * *

  
   Ито повела Дюру в музей.
   Он располагался в университетском районе города - далеко вверху, как научилась называть его Дюра; на самом деле, не очень далеко под самим дворцом. Университет представлял собой ряд больших помещений, соединенных между собой коридорами, богато отделанными панелями. Ито объяснила, что здесь не разрешалось нарушать академическое спокойствие самих аудиторий, но она смогла указать на библиотеки, помещения для семинаров, заполненные группами серьезных молодых людей, ряды маленьких камер, в которых ученые работали в одиночку, углубляясь в свои непонятные исследования.
   Университет находился близко к внешней городской стене и был настолько залит естественным светом, что воздух, казалось, светился. Здесь царила атмосфера спокойствия, напряженности, из-за которой Дюра чувствовала себя не в своей тарелке (даже больше, чем обычно). Они прошли мимо группы старших преподавателей университета; те были одеты в развевающиеся мантии, с бритыми головами и едва взглянули на двух женщин, когда пренебрежительно махнули рукой, проплывая мимо.
   Она наклонилась ближе к Ито и прошептала: - Мууб. Тот администратор в больнице. Он побрил голову. Ему тоже здесь место?
   Ито улыбнулась. - Я никогда не встречала этого человека; он находится слишком высоко для таких, как мы. Но нет, если он работает в больнице, то теперь у него нет связи с университетом. Возможно, он когда-то учился здесь, и он носит лысину как напоминание остальным из нас о том, что когда-то он был ученым. - Ее улыбка была тонкой, подумала Дюра, и выглядела усталой. - Знаешь, люди делают такие вещи.
   - Ты - училась - в университете? Или Тоба?
   - Я? - Ито мягко рассмеялась. - Неужели я выгляжу так, будто когда-нибудь могла себе это позволить?.. Было бы замечательно, если бы Крис смог приехать сюда. Если бы только мы могли заработать средства - это дало бы ему что-то более высокое, к чему-то лучшему, к чему можно стремиться. Может быть, он не тратил бы столько времени на эту чертову доску для серфинга.
   Музей представлял собой большое сооружение в форме куба в центре университетского комплекса. Он был пронизан проходами и осветительными шахтами, так что свет просачивался сквозь всю его пористую массу. Пока они медленно продвигались по лабиринту проходов, множество окон и дверных проемов, казалось, скрывали сотни тайников с сокровищами.
   В одном коридоре рядами стояли свиньи, скаты и пауки с корки. Сначала существа, вырисовывающиеся из темноты, заставили Дюру отшатнуться; но вскоре она поняла, что эти животные не представляют угрозы для нее - и никогда не будут представлять ни для кого другого. Они были мертвы, каким-то образом сохранившиеся, прикрепленные к стенам этого места в мрачных пародиях на их живые позы: глядя на великолепные распростертые крылья ската, приколотые к деревянной раме, Дюра почувствовала необъяснимую грусть. Чуть дальше на витрине была изображена воздушная свинья - мертвая, как и остальные, но разрезанная и вывернутая наружу с органами - небольшими участками ткани, прикрепленными к внутренней стенке тела, - которые теперь блестели, выставленные для ее осмотра. Дюра вздрогнула. Она убила десятки воздушных свиней, но никогда не смогла бы заставить себя прикоснуться к этой холодной, чистой витрине.
   Как ни странно, в этих коридорах не было запаха ни жизни, ни смерти.
   Они пришли в место, где хранились человеческие артефакты. Как поняла Дюра, многое из этого было из самого города, но из прошлых веков; Ито рассмеялась, указывая на одежду и шляпы, развешанные по стенам. Дюра вежливо улыбнулась, на самом деле не поняв шутки. Там была модель города, искусно вырезанная из дерева, высотой примерно в человеческий рост. Внутри была даже лампа, так что модель была наполнена светом. Дюра некоторое время с восхищением разглядывала ее, а Ито указывала на особенности города. Вот игрушечный поезд с лесоматериалами въезжает в один из крупнейших портов нижнего города, а вот хребет, идущий вниз, в мантию; крошечные вагончики с моделями рыбаков спускаются вдоль хребта в поисках залежей драгоценного вещества сердцевины. А дворец в самом центре города - на самой дальней вершине из всех - представлял собой богатый гобелен, сияющий жизнью и красками.
   Дальше стояли небольшие витрины с артефактами из-за пределов города. Ито коснулась ее руки. - Возможно, ты узнаешь кое-что из этого. - Там были копья и ножи, все вырезанные из дерева; она увидела сети, пончо, отрезки веревки.
   Артефакты потоковых.
   Ни один из них не выглядел так, как будто они принадлежали человеческим существам. Но, по словам Ито, это было не так уж удивительно; полосы восходящих потоков были по всему периметру внутренних районов Парца, прямо вокруг полярной шапки Звезды. Дюра изучала предметы, не забывая о своем собственном ноже, веревка все еще была обмотана вокруг ее талии. Она поняла, что вещи, которые она несла, были бы уместны на одной из этих витрин. С оттенком горечи она задалась вопросом, хотели бы эти люди повесить ее и ее брата на стенах, как того бедного, мертвого ската.
   Наконец, Ито подвела ее к самому известному экспонату музея (по ее словам). Они вошли в сферическую комнату, возможно, в дюжину человеческих ростов в поперечнике. Свет здесь был тусклый, исходивший только от нескольких замаскированных деревянных светильников, и глазам Дюры потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте.
   Сначала она подумала, что здесь ничего нет, что комната пуста. Затем медленно, словно выныривая из тумана, перед ней обрел очертания объект. Это было облако примерно в человеческий рост в поперечнике, сетка из какой-то блестящей субстанции. Ито посоветовала ей придвинуться немного ближе, приблизить лицо к поверхности сетки. Экспонат был похож на запутанную сеть, состоящую из ячеек, возможно, шириной в ладонь. И Дюра увидела, что внутри ячеек основной сетки было больше деталей: подсетки, состоящие из мелких ячеек не шире волосяной луковицы. Возможно, подумала Дюра, если бы она могла видеть достаточно хорошо, то обнаружила бы еще больше ячеек, почти невидимо крошечных, внутри сетки размером с волос.
   Ито показала Дюре табличку на стене, с текстом на дисплее. "Фрактальная структура". - Ито тщательно произнесла эти слова. - То есть, она показывает сходную структуру во многих масштабах. Вещество сердцевины обладает этим свойством, поскольку состоит из гиперонов, упаковок кварков, в которых растворены упорядоченные нуклоны - протоны и нейтроны - человеческого мира.
   - В регионах, где могут обитать люди, вещество сердцевины существует в виде больших метастабильных островов материи - знакомых айсбергов, добытых рыбаками и используемых для изготовления якорных лент, среди прочих изделий...
   - Но дальше, в глубинах сердцевины, гиперонная материя может объединяться, образуя необычные, богатые структуры, подобные этой модели. Представление здесь основано на догадках - на фрагментарных рассказах времен войн сердцевины и на полусвязных рассказах рыбаков. Тем не менее, университетские ученые считают, что...
   - Но, - перебила ее Дюра, - что это?
   Ито повернулась к ней, ее лицо было круглым и гладким в тусклом свете. - Да ведь это колонист, - сказала она.
   - Но колонисты были людьми.
   - Нет, - сказала Ито. - Не совсем. Они бросили нас, украли наши машины и спустились в сердцевину. - Она выглядела мрачной. - И вот кем они стали. Они жили в этих структурах сердцевины.
   Дюра уставилась в глубокие, угрожающие глубины модели. Это было так, как если бы здесь, в чреве города, ее перенесли в самое сердце и оставили наедине с этим причудливым, чудовищным существом.
  

8

  
   Сжимая в руках доску для серфинга, Крис повел Фарра через центр города.
   Они плыли по переплетению второстепенных улиц, избегая основных маршрутов. Фарр пытался запомнить их путь, но в городе его элементарное чувство направления вскоре было подавлено. Потерянный, сбитый с толку, но упрямо следовавший за Крисом, он невольно огляделся по сторонам, пытаясь найти квантовое море, угол наклона вихревых линий, чтобы сориентироваться. Но, конечно, здесь, глубоко в недрах Парца, безликие деревянные стены скрывали мир.
   Однако через некоторое время он понял, что они, должно быть, миновали неровный экватор города и въехали в район, называемый нижним городом. Обнесенные стенами улицы здесь были скромнее, с освещающими шахтами и деревянными фонарями, расположенными далеко друг от друга. Машин было мало, прохожих - еще меньше, а двери жилых домов на нижних улицах, обшарпанные и грязные, выглядели непробиваемо прочными. Крис никак не прокомментировал изменившуюся обстановку - он продолжал болтать о серфинге, словно ничего не замечая, - но Фарр заметил, как городской парень крепко прижимал свою драгоценную доску к груди, прикрывая ее своим телом.
   Наконец они подошли к широкому овальному проему в уличной стене. Шахта за этим проемом, около десяти человеческих ростов в поперечнике, была гораздо более простой, чем любая городская улица - длинная и безликая, с обшарпанными, выглядевшими недостроенными стенами, - но Фарр увидел, что она вела к эллипсу чистого, драгоценного воздушного света. Он жадно вглядывался в этот свет, поражаясь тому, как ярко-желтое свечение отражается от гладких участков стены.
   - Мы собираемся спуститься сюда?
   - Через этот грузовой порт? Наружу через обшивку? Но это противоречит городским постановлениям... - Крис ухмыльнулся. - Еще бы. - С этим возгласом Крис положил одну руку на край эллиптического выхода и кувыркнулся в шахту. Держа доску над головой, он взмахнул руками, двигаясь вниз по шахте ногами вперед. Более неуклюжий Фарр перелез через край люка и нырнул вниз. Со смехом, их голоса эхом отражались от деревянных стен, мальчики выплыли на открытый воздух.
   Фарр выскочил из-за давящей городской стены и раскинул руки и ноги, вдыхая сияющий желтым воздух и глядя вверх на дугу вихревых линий.
   Крис скептически смотрел на него. - Ты в порядке?
   - Я просто рад оказаться на свежем воздухе... даже если это такая липкая полярная дрянь.
   - Верно. Не такой, как в старом добром восходящем потоке, а? - Крис выровнял доску, для пробы придавил ее ладонью против магнитного поля.
   Фарр с наслаждением перевернулся в воздухе. Порт, из которого они вышли, был устьем с грубыми краями, расположенным в деревянном наружном корпусе - обшивке, - и он все еще нависал над ними, словно угрожая обрушиться на них, чтобы проглотить обратно в деревянные внутренности города. Но мальчики парили в воздухе, удаляясь от города, и Фарр увидел, что этот порт был всего лишь одним из множества подобных входов, которые тянулись по всему городу во всех направлениях, насколько он мог видеть. Фарр попытался выделить отличительные черты "их" порта, чтобы при необходимости найти его снова. Но это была просто грубо обработанная прорезь в деревянной обшивке, без опознавательных знаков, и ничто не отличало ее от сотен других. Фарр вскоре оставил попытки запомнить. В конце концов, если он действительно заблудится, и даже если снова найдет этот конкретный порт, то никогда не отыщет дорогу обратно к дому Микксаксов по городским улицам.
   Он развернул ноги и отплыл немного подальше от города. Обшивка была похожа на гигантскую маску, нависшую над ним. С такого близкого расстояния он мог разглядеть ее в деталях - как грубо она была сколочена из разнокалиберных кусков дерева и вещества сердцевины, - но, тем не менее, это было чрезвычайно впечатляюще. Десятки грузовых проемов в этой части обшивки, подумал он, были похожи на рты, постоянно принимающие пищу; или, возможно, на капиллярные поры, всасывающие гранулированный воздух, состоящий из древесины и пищи. Когда он отступил еще дальше, то увидел огромные, нескончаемые водопады из канализационных стоков, раскинувшиеся по всей территории города; грохот полутвердых смесей, падающих в нижнюю часть мантии, казалось, наполнил воздух.
   Город - каким бы потрепанным и несовершенным он ни был - был великолепен, медленно осознал он; похож на огромное животное, шумное и живое, совершенно не замечающее его собственного крошечного присутствия перед своим лицом.
   Он услышал, как его окликнули по имени.
   Он оглянулся, но Крис уже уплыл. Фарр почувствовал абсурдный приступ дезориентации - в конце концов, здесь у него было гораздо меньше шансов заблудиться, чем в городских трущобах, - и повернулся, оглядываясь по сторонам. Крис был там, в ярком оранжевом комбинезоне, далекая, колышущаяся фигура, подвешенная на доске для серфинга. Он был близко к обшивке, но намного дальше головы Фарра. Он ускользнул, пока Фарр грезил наяву.
   Смущенный, немного раздраженный, Фарр сделал выпад в воздух, позволив нарастающей силе в ногах швырнуть его к Крису.
   Крис наблюдал за его приближением, раздражающе ухмыляясь. - Не отставай. Нас ждут люди. - Он забрался обратно на свою доску, повернулся и поплыл впереди.
   Фарр последовал за ним, отставая, возможно, на рост человека; один за другим мальчики взмыли над городом.
   Техника серфинга Криса была впечатляющей, но имела мало общего с урезанной карикатурой, которую он показал Фарру в городе. Крис поставил на блестящую доску одну босую ногу, одновременно упираясь другой пяткой в заднюю часть доски, заставляя ее энергично раскачиваться. Его босые подошвы, казалось, могли цепляться за тонкие выступы поверхности. Для равновесия он держал руки вытянутыми в воздухе, и мышцы ног городского парня работали плавно. На самом деле весь процесс выглядел удивительно простым, и Фарр почувствовал тупой зуд - в пояснице и икрах, - когда уставился на Криса. Ему очень хотелось самому опробовать доску для серфинга. Он, с его повышенной силой, мог заставить эту чертову штуку летать здесь, на полюсе...
   Но он не мог отрицать мастерства Криса, поскольку тот умело использовал свою массу и инерцию, преодолевая мягкое сопротивление магнитного поля. Скорость и грация движений Криса, сопровождаемые потрескиванием электронного газа вокруг встроенных в доску полос вещества сердцевины, были беспечными и впечатляющими.
   Они поднимались вверх и огибали поверхность города, как правило, вдали от источников сточных вод у основания, но по диагонали, пересекающей поверхность. Они пересекли одну из огромных долготных якорных полос. Фарр увидел, как полоса крепилась к обшивке с помощью колышков из вещества сердцевины через равные промежутки по всей ее длине. Эта блестящая лента была шире человеческого роста, и - в ответ на огромные токи, проходящие через сверхпроводящую полость ленты, - электронный газ непрерывно играл на ее гладкой поверхности. Магнитное поле здесь было искажено, сжато полем полосы; на ощупь оно было неровным, жестким, туго давило на грудь Фарра.
   Крис слез со своей доски и присоединился к Фарру, который отплывал от обшивки, осторожно обходя крепежную ленту. - Магполе здесь слишком колючее, - коротко сказал Крис. - Тут не получится взять правильный захват.
   За якорной лентой обшивка развернулась перед взором Фарра. Он ожидал, что ее внешний вид будет невыразительным, однородным, за исключением случайных дефектов конструкции. Но вскоре он понял, что она была слишком огромной, чтобы обеспечить такое единообразие. По мере того как они поднимались к экватору города, к верхним районам, огромные грузовые порты и общественные вентиляционные шахты становились все более редкими, заменяясь меньшими, более аккуратными дверными проемами, очевидно, предназначенными для людей и аэрокаров, и небольшими порталами, которые, должно быть, были окнами или световыми шахтами для частных жилищ. Мужчина высунулся из окна и выплеснул миску с чем-то похожим на сточные воды; смесь заискрилась, рассеиваясь. Крис сложил ладони рупором и выкрикнул приветствие. Мужчина - приземистый и светловолосый - испуганно уставился в небо. Когда он заметил мальчиков, то погрозил им кулаком, выкрикивая что-то сердитое, но неразборчивое. Крис выкрикнул оскорбления в ответ, и Фарр присоединился к нему, потрясая кулаком. Он рассмеялся, обрадованный таким проявлением неуважения; он чувствовал себя свободным, молодым, здоровым, вырвавшимся за пределы города, и сравнение с угрюмым стариком в его камере с окнами делало его состояние еще более приятным.
   Они пролетели мимо участка корпуса, покрытого грубым каркасом, прямоугольной решеткой из дерева. За каркасом обшивка была вскрыта, обнажая небольшие помещения внутри города, освещенные тусклыми зелеными деревянными лампами. Огромные секции деревянных панелей парили в воздухе за пределами города, неплотно прикрепленные к каркасу отрезками веревки; мужчины и женщины карабкались по каркасу, подтягивая панели и вбивая их на место в щели в обшивке.
   - Ремонт, - ответил без интереса Крис на вопрос Фарра. - Они продолжают все время. Мой отец говорит, что город никогда по-настоящему не будет закончен; всегда есть какая-то его часть, которая нуждается в восстановлении.
   Они летели по высокой дуге над сравнительно чистым участком корпуса, не запятнанном ни дверью, ни окном, ни проемом. Фарр оглянулся назад, чтобы увидеть, как последние маленькие порталы исчезают за плотно изогнутым горизонтом города, и вскоре в поле зрения не осталось ни единого пролома в обшивке. Крис продолжал серфинг в тишине, подавленный. Двигаясь по этому безликому ландшафту, Фарр тоже чувствовал себя нелепо, как будто город отверг его, вышвырнул вон и избегал - как будто он повернулся к нему спиной.
   Теперь они миновали другую группу людей, карабкавшихся по обшивке. Сначала Фарр подумал, что это, должно быть, еще одна группа ремонтных рабочих, но обшивка здесь была целой, явно неповрежденной. И не было никаких ремонтных лесов - просто свободная сетка, натянутая поперек обшивки. Группа примерно из двадцати взрослых сгрудилась в одном углу своей сетки, занятая каким-то непонятным делом. Заглянув вниз, когда они пролетали мимо, Фарр увидел, что в сетку неплотно засунуты пожитки; он увидел копья, грубую одежду и свернутые сети поменьше, которые не показались бы неуместными среди вещей человеческих существ. Была даже небольшая колония воздушных свинок, которые медленно жались к деревянной стене, привязанные веревками к колышку, вбитому в обшивку. Младенец извивался в сетке, плача; его вопли, нежные и отдаленные, доносились до Фарра сквозь безмолвный воздух.
   Толстая обнаженная женщина оторвалась от того, чем она занималась со своими спутницами, и посмотрела на мальчиков. Фарр увидел, как сжались ее кулаки. Он посмотрел на Криса в поисках подсказки, но городской парень просто помахал своей доской, не сводя глаз с маленькой колонии внизу.
   Фарр, сгорая от любопытства, снова взглянул вниз. К своему облегчению, он увидел, что женщина отвернулась и возвращается к своим спутникам, очевидно, забыв о мальчиках.
   - Скин-райдеры, наездники на обшивке, - пренебрежительно сказал Крис. - Падальщики. Целые их колонии живут на подобных дальних участках обшивки.
   - Но как они выживают?
   - В основном за счет мусора из канализационных источников. Отфильтровывают его с помощью своих сеток. Часть этого они потребляют сами, а часть используют для кормления своих свиней. Многие из них охотятся.
   - Никто не возражает?
   Крис пожал плечами. - С чего бы это? В таких местах, как это, скин-райдеры никому не мешают, и они не тратят никаких ресурсов города. Можно сказать, что они делают Парц более эффективным, извлекая все, что могут, из отходов других людей. Комитет принимает меры против них только тогда, когда они становятся жуликами. Становятся бандитами. Некоторые племена так и поступают, ты знаешь. Они стучат в выходные порталы, ожидая, когда кто-то спустится на медленно движущихся машинах. Они убивают водителей и крадут свиней; сами машины им не нужны. И иногда они нападают друг на друга, ведя глупые маленькие войны за обшивку, которые больше никто не понимает. Тогда вмешиваются охранники. Но, кроме этого, я думаю, город достаточно велик, чтобы содержать на своем лице несколько пиявок. - Он ухмыльнулся. - В любом случае, скин-райдеры всегда будут; ты никогда не сможешь их уничтожить. Не каждый может прожить свою жизнь в шести деревянных стенах. - Он согнул колени, размахивая доской. - И это одна из причин, по которой я сегодня здесь. Я думал, ты поймешь это, Фарр. Возможно, скин-райдеры немного похожи на твой народ.
   Фарр нахмурился. Возможно, это поверхностное сравнение, подумал он. Но человеческие существа никогда бы не позволили себе стать такими - такими грязными, подумал он, такими бедными, жить так плохо, - как те наездники в шкурах, которых он видел.
   И ни одно человеческое существо его племени не смирилось бы с унижением жить, собирая чужие отходы.
  

* * *

  
   Убогая маленькая колония скин-райдеров вскоре скрылась за деревянной частью городского фасада, и Крис повел Фарра дальше по безликой обшивке.
   Фарр заметил девушку раньше, чем ее увидел Крис.
   Она была компактной, гибкой фигурой, парящей над вихревыми линиями высоко над городом. Электронный газ искрился вокруг ее доски для серфинга, подчеркивая контуры ее тела. В ее движениях была грация, естественность, которые, по мнению Фарра, намного превосходили даже мастерство Криса. Девушка отметила их приближение и приветственно замахала руками, прокричав что-то неразборчивое.
   Они подплыли к другой сетке, натянутой на деревянную обшивку между рядом колышков, точно такой же, какой была у скин-райдеров. Но эта сеть, очевидно, была заброшена: порванная и истрепанная, она хлопала пустыми крыльями, в ней не было ничего, кроме того, что выглядело как половинки сломанной доски для серфинга, нескольких предметов одежды, засунутых за узлы в сети, и каких-то грубых на вид инструментов.
   Крис остановился над сеткой и поудобнее закрепил руку в петле из веревки. - Эта девушка - Рэй, - сказал он с завистью. - Во всяком случае, так она себя называет... в честь скатов из корковых лесов, понимаешь.
   Фарр прищурился на девушку; она лениво кружила по вихревой линии, приближаясь к ним, электронное свечение ослепляло ее кожу. - Она хорошо выглядит.
   - Она хороша. Чертовски хороша, - сказал Крис с оттенком кислинки. - И она на год младше меня... Надеюсь, что в играх найдется место для нас обоих.
   - Что это за место?
   Крис подбросил свою доску для серфинга в воздух и наблюдал, как она кувыркается. - Нигде, - сказал он. Его голос был намеренно небрежным. - Просто старая сеть скин-райдеров в том уголке их пространства, который почти никто не посещал. Мы просто используем его как базу. Ну, знаешь, место для встреч, для серфинга, для хранения нескольких инструментов для досок.
   Просто база для серфинга.... Тон Криса говорил о том, что для него это гораздо важнее. Фарр наблюдал, как девушка небрежно и умело приближается, замедляясь, когда она скользила по магполю к обшивке. Он подумал о том, каково это, должно быть, быть принятым группой таких людей, как Крис и эта девушка Рэй, - иметь такое место, куда можно приходить, скрытое от взоров семей и остального города.
   Он едва мог себе это представить. Он внезапно осознал, что никогда не терял из виду свою семью до того, как произошел сбой, убивший его отца. Подобное место, должно быть, очень много значит.
   Он хотел задать Крису еще несколько вопросов. Кто были эти серферы? На что они были похожи? Сколько их там было?.. Но промолчал. Он не хотел быть неуклюжим аутсайдером, потоковым - не здесь, не с этими двумя. Он хотел, чтобы они приняли его, сделали одним из своих - хотя бы на один день.
   Возможно, если бы он держал рот на замке как можно дольше, они бы подумали, что он знает больше, чем на самом деле.
   Девушка, Рэй, выполнила последний бросок в воздухе и легко сошла со своей доски перед ними. Одним движением маленькой лодыжки она подкинула доску вверх, поймала ее одной рукой и засунула в щель в сетке. Она просунула руку в сетку рядом с рукой Криса и улыбнулась ему и Фарру. Она была обнажена, и ее длинные волосы были убраны с лица; на голове были полосы желтой краски, как и у Криса.
   - Ты сегодня одна? - спросил Крис.
   Она пожала плечами, тяжело дыша. - Иногда мне так больше нравится. Можно заняться настоящим делом. - Она повернулась к Фарру с выражением живого интереса на лице. - Кто это?
   Крис ухмыльнулся и похлопал Фарра по плечу. - Его зовут Фарр. Он гостит у нас. Он из племени, называемого человеческие существа.
   - Человеческие существа?
   - Потоковые, - сказал Крис, бросив извиняющийся взгляд на Фарра.
   Улыбка девушки стала шире, и Фарр заметил, что ее светлый взгляд скользнул по нему с новым интересом. - Потоковый? Правда? Итак, что ты думаешь о Парце? Свалка, не так ли?
   Фарр попытался найти, что сказать.
   Он не мог отвести глаз от девушки. Ее лицо было широким, умным, ярко-живым, ее идеальные ноздри блестели. Она все еще глубоко дышала после физических нагрузок, и ее грудь и плечи плавно поднимались и опускались. Капиллярные поры на ее бюсте и между маленькими грудями были широкими и темными.
   Крис странно смотрел на него, а Рэй наблюдала за ним, заинтересованная, забавляющаяся. Ему нужно было найти, что сказать. - Все в порядке. Парц в порядке. Интересный. - Интересный. Что за глупость он сказал. Его голос звучал гулко и неконтролируемо, и он осознавал свое громоздкое, чрезмерно мускулистое тело, свои огромные и бесполезные руки, висящие по бокам.
   Она позволила себе придвинуться к нему немного ближе. Он старался не сводить глаз с ее лица. Ее нагота была впечатляющей. Но это не имело смысла; человеческие существа всегда ходили голыми, за исключением редких ремней для инструментов или пончо, так почему же он должен быть так встревожен сейчас? Он, должно быть, уже привык к телам, скрытым городской одеждой, вроде легких комбинезонов, которые были на нем и Крисе; внезапную наготу Рэй, по контрасту, невозможно было игнорировать. Да, должно быть, так оно и есть...
   Но теперь он почувствовал глубокое тепло внизу живота. О, кровь ксили, помоги мне. Как независимое существо - совершенно помимо его воли - его пенис пытался выбраться из своего тайника. Он наклонился вперед, надеясь, что складки ткани его комбинезона скроют его. Но глаза девушки были широко раскрыты и оценивающие, и он мог видеть, как на ее маленьком ротике появляется улыбка. Она знала. Она знала о нем все.
   - Интересно, - повторила она. - Может быть, если тебе не пришлось в этом расти.
   - Мы видели, как ты тренировалась, - сказал Крис. - Ты хорошо выглядишь.
   - Спасибо. - Она смущенно посмотрела на Криса. - Меня выбрали для участия в играх. Ты слышал об этом?
   - Уже? - Фарр мог видеть, как зависть на лице Криса борется с привязанностью к девушке. - Нет, я... имею в виду, я рад за тебя. Правда, рад.
   Она коснулась плеча Криса кончиками пальцев. - Знаю. И для тебя еще не слишком поздно. - Она вытащила свою доску из сетки. - Давай потренируемся.
   Крис взглянул на Фарра. - Да, скоро. Но сначала... - Он протянул Фарру свою доску. - Хочешь попробовать?
   Фарр нерешительно взял доску. Он провел ладонью по ее поверхности. Дерево было обработано тоньше, чем любой предмет, который он когда-либо держал в руках, а инкрустированные полоски вещества сердцевины были холодными и гладкими. - Ты не возражаешь?
   Крис непринужденно рассмеялся. - Пока ты приносишь ее целой, нет. Иди с Рэй - она лучший серфер, чем я, и лучший учитель. Я подожду здесь, пока ты не закончишь.
   Фарр посмотрел на Рэй. Она улыбнулась ему. - Давай, это будет весело. - Она взяла у него доску - ее пальцы легонько коснулись тыльной стороны его ладони, отчего по нему пробежала дрожь, заставившая его пенис снова зашевелиться, - и положила доску ровно вдоль магполя. Она погладила ее поверхность, украшенную крест-накрест полосками вещества сердцевины. - Заниматься серфингом легко. Это все равно что грести, но не ногами, а ступнями и доской. Все, что тебе нужно помнить, - это поддерживать контакт с доской, продолжать отталкиваться от магполя...
   С помощью Рэй и Криса Фарр взобрался на доску и научился раскачивать ее пальцами ног и пятками. Сначала это казалось невозможным - он продолжал неуклюже отталкивать доску ногой - и он чувствовал на себе взгляд Рэй, следящей за каждым его движением. Но каждый раз, когда он падал, он поднимал доску и забирался обратно.
   И вдруг у него получилось. На самом деле секрет был не в силе, а в мягкости, податливости, чувствительности к мягкому сопротивлению магполя. Достаточно было устойчиво и равномерно раскачивать доску по траекториям магполя, чтобы давление его ног было меньше противодавления поля, так чтобы доска оставалась прижатой к подошвам его босых ног. Когда удар вниз одной ногой был отработан, он медленно согнул ноги и, в свою очередь, опустил другой конец доски вниз. Постепенно он научился наращивать темп этого раскачивающего движения, и струйки электронного газа обвились вокруг его пальцев ног, когда индуцированный ток начал протекать по вставкам вещества сердцевины.
   Доска - покачиваясь, как и сказала девушка - грациозно, без усилий перенесла его через линии потока.
   Он научился замедляться, поворачивать, ускоряться. Он узнал, когда нужно перестать раскачивать доску, просто чтобы позволить инерции нести его по дуге через игровое поле.
   Он понятия не имел, сколько времени у него ушло на то, чтобы освоить основы серфинга. Он лишь краем сознания осознавал неизменное терпение Криса и даже на довольно продолжительные периоды забывал о близости обнаженного гибкого тела Рэй. Он плыл по небу. Это было, подумал он, все равно что впервые научиться грести рукой. Доска ощущалась естественно под его ногами, как будто она всегда была там, и он подозревал, что маленькая, совершенно увлеченная внутренняя часть его - что бы он ни делал и куда бы ни пошел - всегда будет цепляться за воспоминание об этом опыте.
   Рэй опустилась перед ним, перевернувшись и уперев руки в голые бедра. - Хорошо, - сказала она. - Ты усвоил основы. Теперь давай по-настоящему займемся серфингом. Давай!
  

* * *

  
   Высоко над полюсом Фарр несся по коридорам света, отмеченным шестиугольными рядами вихревых линий. Линии проносились мимо него с огромной, невообразимой скоростью. Мягкие тельца плавающих яиц паука-прядильщика шлепали его по лицу и ногам, когда он летел, а воздух касался его щек, крошечная вязкость его несверхтекучего компонента слабо сопротивлялась ему. Квантовое море было фиолетовым дном далеко под ним, разделяющим желтый воздух; а город был огромным, сложным блоком из дерева и света, висящим над полюсом, огромным, но в то же время карликовым на фоне пейзажа мантии.
   Впереди него девушка Рэй с неосознанным мастерством огибала вихревые линии, электронный свет мерцал на ее икрах и ягодицах.
   Его лицо растянулось в свирепой ухмылке. Он знал, что улыбка была там, он знал, что Рэй, должно быть, могла ее видеть, и все же он не мог скрыть ее со своего лица. Серфинг был великолепен. В его голове проносились элементы сложных, нереалистичных схем, с помощью которых он мог бы приобрести свою собственную доску, присоединиться к этой странной, нерегулярной маленькой труппе серферов, возможно, даже самому поучаствовать в каких-нибудь будущих играх.
   Рэй повернулась и подлетела к нему поближе. - У тебя все хорошо, - крикнула она.
   - Я все еще чувствую себя так, словно могу упасть в любой момент.
   Она рассмеялась. - Но ты сильный. Это многое объясняет. Ну давай же. Попробуй спираль.
   Она показала ему, как отклонять туловище назад и толкать доску через магполе, чтобы двигаться медленными, неровными, размашистыми изгибами вокруг вихревой линии. Он все еще мчался вперед по небу, но теперь огромная панорама неуклонно вращалась вокруг него. Он уставился на свое тело, на доску; синие блики от коридоров вихревых линий и мягкое фиолетовое свечение моря отбрасывали сложные тени на его доску.
   Он сильнее оттолкнулся от воздуха, пытаясь, как Рэй, закрутить свои спирали вокруг вихревых линий. Это был самый сложный маневр, который он когда-либо пробовал, и он был вынужден сосредоточиться, обдумывать каждое движение своих рук и ног.
   Его нога поскользнулась на ребрах доски. Он, спотыкаясь, полетел по воздуху вверх, к вихревой линии на оси своей спирали. Доска выпала у него из-под ног. Когда он оказался на высоте человеческого роста от линии, он почувствовал, как воздух сгустился, давя на грудь и конечности. Его подхватило и швырнуло вокруг вихревой сингулярности, а затем кувырком подняло в воздух.
   Он перекатился на спину и легко ударил ногой по воздуху, заставляя себя остановиться. Он лежал, прижавшись к мягкому сопротивлению магполя, тихо смеясь, его грудь втягивала воздух.
   Рэй проскользила по магполю на своей доске; она несла доску Криса под мышкой. - Держу пари, ты не смог бы сделать это снова, даже если бы попытался.
   Он забрал у нее доску. - Думаю, я должен отнести ее Крису. Он был очень терпелив.
   Она пожала плечами и убрала с лица выбившуюся прядь волос. - Полагаю, да. Хочешь сначала еще один прогон?
   Он заколебался, затем почувствовал, что его улыбка возвращается. - Еще один.
   Внезапно он крутанул доску в воздухе, согнул колени и подсунул доску себе под ноги. Он оттолкнулся от доски так быстро, как только мог, и взмыл вверх по туннелю из вихревых линий. Позади себя он услышал, как она рассмеялась и забралась на свою доску.
   Он снова проплыл над полюсом, над пассивной громадой Парц-Сити. Он оттолкнулся от доски, все еще неуклюже, как он знал, но теперь используя всю свою силу восходящего по потоку. Вихревые линии, казалось, проносились мимо, как копья, медленно изгибаясь, и слабый ветерок трепал его волосы.
   Коридор вихревого света был бесконечен перед ним. Легкость передвижения, после ограничения движения по спирали, была волнующей. Он двигался быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Он открыл рот и закричал.
   Он услышал, как Рэй кричит позади него. Он оглянулся через плечо. Она все еще преследовала его, но он дал себе хороший отрыв. Ей потребуется некоторое время, чтобы догнать его. Она прикрывала рот ладонью и что-то кричала, даже когда летела на доске. Он нахмурился и присмотрелся повнимательнее, но не смог разобрать, что она пыталась ему сказать. Теперь она указывала на него - нет, мимо него.
   Он снова повернул голову, чтобы посмотреть в направлении своего полета. На его пути что-то было.
   Паутина.
   Тонкие сияющие нити, казалось, покрывали небо перед ним. Он мог видеть, где паутина была подвешена к массиву вихревых линий с помощью маленьких плотных колец, которые окружали эти линии, не касаясь светящихся вращающихся сингулярностей. Между анкерными кольцами длинные нити перекручивались через вихревые решетки. Сложные переплетения нитей были почти невидимы по отдельности, но они улавливали желтое и фиолетовое свечение мантии, так что линии света образовывали сложный гобелен на небе впереди.
   Это действительно было очень красиво, рассеянно подумал Фарр. Но это была стена поперек неба.
   Сам паук-прядильщик был темной массой в верхнем левом углу его поля зрения. Он выглядел как расширенная, растопыренная воздушная свинья. Каждая из его шести ног была в рост человека, а раскрытая пасть была достаточно широка, чтобы обхватить его туловище. Казалось, тот работал над своей паутиной, возможно, восстанавливая порванные нити. Он задавался вопросом, заметил ли паук его - начал ли уже двигаться к точке, где он столкнется с сетью, или будет ждать, пока он не запутается в ее липких нитях.
   Прошла всего пара ударов сердца с тех пор, как он увидел сеть, и все же он уже заметно сократил расстояние до нее.
   Он вращал бедрами и бил по магнитному полю доской для серфинга, пытаясь сбросить скорость. Но он не смог бы вовремя остановиться. Он быстро оглядел небо, отыскивая края паутины. Возможно, он мог бы отклониться, а не останавливаться, безопасно облететь ловушку. Но он даже не мог разглядеть края паутины. Паутина паука может достигать сотен человеческих ростов в поперечнике.
   Может быть, ему удастся прорваться сквозь паутину, перебраться на другую сторону прежде, чем паук доберется до него. Это должно было быть невозможно - паутина состояла из нескольких слоев, перед ним была огромная глубина липких нитей, - но это казалось его единственным шансом.
   Как он мог быть настолько глуп, чтобы попасть в такую ловушку? Предполагалось, что он будет взбалмошным, необузданным мальчишкой; и все же он совершил одну из самых элементарных ошибок, которые только может совершить человек. Рэй и Крис сочли бы его дураком. Его сестра сочла бы его дураком, когда услышала. Он представил себе ее голос, с оттенком интонаций их отца: "Всегда смотри вверх - и опускайся вниз. Всегда. Если ты напугаешь воздушного поросенка, в какую сторону он двинется? В нисходящем потоке или восходящем, но всегда вдоль направления потока, потому что так он может двигаться быстрее всего. Это самое простое направление для передвижения любого животного - пересечешь пути потока, и магнитное поле воспротивится твоему движению. И именно поэтому хищники устанавливают свои ловушки поперек путей потока, ожидая, что что-нибудь достаточно глупое побежит вдоль направления потока, прямо в открытую пасть..."
   Паутина расползлась по небу. Теперь он мог разглядеть больше деталей - толстые узлы на пересечении нитей, блестящую липкость самих нитей. Он развернулся в воздухе и оттолкнулся доской, стараясь набрать как можно больше скорости. Он склонился над доской, его колени и лодыжки все еще лихорадочно работали, и прикрыл голову руками.
   Он останется в сознании после того, как запутается в нити. Вероятно, не пострадает. Он задавался вопросом, сколько времени потребуется пауку, чтобы спуститься к нему. Будет ли он все еще в сознании, когда паук начнет свою работу с его телом?
   Что-то пролетело над его головой, направляясь к паутине. Он вздрогнул, чуть не потеряв доску, и посмотрел вверх. Неужели паук уже покинул свою паутину и пришел за ним?..
   Но это была девушка, Рэй. Она погналась за ним и обогнала его. Теперь она нырнула, опередив Фарра, глубоко в путаницу паутины. Она двигалась по тугой спирали, входя в паутину, и край ее доски прорезал блестящие нити. Фарр видел, как свисающие нити задевают ее руки и плечи, одна за другой натягиваясь, а затем ослабевая по мере того, как она продвигалась дальше и дальше сквозь слои паутины.
   Он понял, что она прорубала туннель в паутине для него. Туннель с неровными стенами уже закрывался - паутина, казалось, была предназначена для самовосстановления, - но у него не было выбора, кроме как воспользоваться шансом, который она ему дала.
   Он бросился вглубь паутины.
   Это было все вокруг него, сложная трехмерная сетка света. Нити опускались перед его лицом и ложились на плечи, руки и лицо; они разрывали ткань его комбинезона, кожу и волосы и отрывались с маленькими, болезненными разрывами. Он вскрикнул, но не осмелился закрыть лицо руками, или закрыть глаза, или поднять руки, чтобы отбросить нити, из страха потерять свой слабый контроль над доской.
   Внезапно, так же быстро, как он вошел в паутину, он прошел ее. Последние нити мягко разошлись перед ним с тихим, всасывающим вздохом, и он оказался в пустом воздухе.
   Рэй ждала его в сотне человеческих шагов от границы паутины, аккуратно зажав доску под мышкой. Он остановил свою доску рядом с ней и позволил себе грациозно соскользнуть.
   Он повернулся и посмотрел назад. Туннель в паутине уже закрылся - все, что от него осталось, была темная цилиндрическая дорожка сквозь слои паутины, показывающая, где их прохождение нарушило структуру паутины, - а сам паук-прядильщик медленно и терпеливо пробирался мимо вихревых линий по своему пути к исследованию этого возмущения в его царстве.
   Фарр почувствовал, что дрожит; он не стал утруждать себя попытками скрыть свою реакцию. Он повернулся к Рэй. - Спасибо тебе...
   - Нет. Не говори этого. - Она ухмылялась. Он понял, что она не выказывала страха. Поры ее лица были широко раскрыты, а глаза вытаращены, и снова она излучала ту яркую, невыносимо привлекательную живость, которая поразила его при первой встрече с ней. Она схватила его за руки и встряхнула. - Разве это не было фантастично? Что за поездка. Подожди, я расскажу об этом Крису...
   Она вскочила на свою доску и взмыла в воздух.
   Наблюдая за тем, как ее гибкие ноги работают на доске, и пока реакция на его столкновение со смертью проносилась в его потрясенном сознании, Фарр снова почувствовал, как нежеланная эрекция пробивается наружу из его тайника.
   Он забрался на свою доску и отправился в путь, прокладывая широкий, медленный курс вокруг паутины.
  

9

  
   Через несколько дней Тоба вернулся и сказал Дюре и Фарру, что он устроил их в лавку рабочей силы на рынке. Дюре дали понять, что Тоба оказал им этим еще одно одолжение, и все же он отводил глаза, обсуждая это с ними, а когда они поели, Крис, казалось, смутился и погрузился в необычное молчание. Ито суетилась вокруг восходящих, ее наглазники были глубокими и темными.
   Дюра и Фарр, как обычно, оделись в одежду, которую им одолжила семья. Но Тоба тихо сказал им, что на этот раз они должны раздеться. Дюра сняла свой комбинезон из толстой материи со странной неохотой; вряд ли она могла сказать, что привыкла к нему, но она знала, что на оживленных улицах будет чувствовать себя незащищенной - явно обнаженной.
   Тоба смущенно указал на талию Дюры. - Тебе лучше оставить это здесь.
   Дюра посмотрела вниз. Ее потрепанный кусок веревки, как всегда, был завязан узлом на талии, а маленький нож и скребок успокаивающе лежали на спине чуть выше бедер. Рефлекторно ее руки потянулись к веревке.
   Тоба беспомощно посмотрел на Ито. Ито нерешительно подошла к Дюре, сложив руки вместе. - Действительно, было бы лучше, если бы ты оставила свои вещи здесь, Дюра. Думаю, я понимаю, что ты чувствуешь. Я не могу представить, как бы справилась на твоем месте. Но тебе не нужны эти твои вещи, твое оружие. Ты же понимаешь, что здесь они все равно не смогут тебя защитить...
   - Дело не в этом, - сказала Дюра. В ее собственных ушах ее голос звучал отрывисто и немного дико. - Дело в том...
   Тоба нетерпеливо подался вперед. - Дело в том, что мы опаздываем. И если ты хочешь добиться успеха сегодня, Дюра, - а я полагаю, ты хочешь, - тебе придется подумать о том, какой эффект окажут твои примитивные артефакты на потенциального покупателя. Большинство людей в Парце думают, что ты всего лишь наполовину прирученное животное.
   - Тоба... - начала Ито.
   - Мне жаль, но это правда. И если она пойдет по торговому центру с ножом на поясе - что ж, нам повезет, если нас не схватит охрана еще до того, как мы доберемся до рынка.
   Фарр придвинулся ближе к Дюре, но она отмахнулась от него. - Все в порядке, Фарр. - Теперь ее голос звучал тверже. Более рационально. - Он прав. Какая вообще польза от этой дряни? Это всего лишь мусор потоковых.
   Она медленно распутала веревку у себя на поясе.
  

* * *

  
   Шум рынка разогревал воздух даже в удушливой духоте полюса. Люди толпились среди прилавков, которые теснились вокруг огромного центрального колеса, цвета их костюмов были экстравагантными и кричащими. Дюра скрестила руки на груди и животе, напуганная множеством глазеющих на нее лиц.
   Фарр молчал, но казался спокойным и настороженным.
   Тоба подвел их к киоску - помещению, отгороженному от остального рынка рамой из деревянных брусьев. Внутри киоска находилось десять или дюжина взрослых и детей, все подавленные, неопрятные и бедно одетые по сравнению с большинством обитателей рынка; они с тупым любопытством смотрели на наготу Дюры и Фарра.
   Тоба пригласил их войти в киоск.
   - Теперь, - сказал он с тревогой, - вы понимаете, что здесь происходит, не так ли?
   - Да, - сказал Фарр, прищурившись. - Ты собираешься продать нас.
   Тоба покачал своей круглой головой. - Вовсе нет. В любом случае, меня это не касается. Это рынок труда. Здесь вы собираетесь продавать свой труд, а не самих себя.
   Четверо преуспевающих на вид людей - трое мужчин и женщина - уже вышли из толпы на рынке и подошли к киоску. Они с любопытством изучали обоих людей, но, казалось, особенно заинтересовались Фарром. Дюра сказала Тобе: - Сомневаюсь, что это будет иметь большое практическое значение. Не так ли?
   - В этом вся разница в мире. Вы подписываете срочный контракт... Ваша свобода остается за вами. И в конце концов...
   - Извините. - Женщина-покупатель прервала Тобу. - Я хочу взглянуть на мальчика.
   Тоба улыбнулся в ответ. - Фарр. Выходи. Не бойся.
   Фарр повернулся к Дюре с открытым ртом. Она закрыла глаза, внезапно устыдившись того, что так мало могла сделать, чтобы защитить своего брата от этого. - Давай, Фарр. Они не причинят тебе вреда.
   Фарр проскользнул сквозь деревянные прутья и вышел из кабинки.
   Женщина была примерно ровесницей Дюры, но гораздо полнее; ее волосы-трубочки были искусно завязаны в золотисто-белый пучок, а на скулах виднелись слои жира. С видом профессионала она заглянула в наглазники, уши и ноздри мальчика; она велела ему открыть рот и провела пальцем по деснам, изучая соскобы, которые она извлекла. Затем она потыкала в подмышки Фарра, задний проход и тайник для пениса.
   Дюра отвернулась от страданий своего брата.
   Женщина сказала Тобе: - Он достаточно здоров, хотя и недоедает. Но он не выглядит слишком сильным.
   Тоба нахмурился. - Вы рассматриваете его для рыбалки?
   - Да... Он, очевидно, стройный и легкий. Но...
   - Мадам, он любитель рыбалки, - самодовольно сказал Тоба.
   - Действительно? - Женщина уставилась на Фарра с новым любопытством. Она даже немного отстранилась от него, вытирая руки о свою одежду.
   - И это, конечно, означает, что для своего роста и массы он невероятно силен здесь, на полюсе. Идеально подходит для колоколов. - Тоба повернулся к Дюре, и его голос был ровным и тренированным. - Видишь ли, Дюра, материал наших тел изменился здесь, на полюсе, потому что магнитное поле тут сильнее. - Казалось, он говорил ради этого - чтобы заполнить тишину, пока женщина размышляла о судьбе Фарра. - Связи между ядрами становятся крепче. Вот почему вам кажется, что здесь жарче, и почему ваши мышцы...
   - Я уверена, что вы правы, - перебила женщина. - Но... - Она заколебалась. - Он...
   - Не поврежден внутри? - резко перебила Дюра.
   - Дюра, - предупредил ее Тоба.
   - Леди, он человеческое существо, а не дикий кабан. И он может говорить сам за себя.
   Тоба быстро сказал: - Мадам, я могу поручиться за добрый характер мальчика. Он жил в моем доме. Ел с моей семьей. И, кроме того, он представляет хорошую ценность за... - его лицо надулось, и он, казалось, быстро подсчитывал, - за пятьдесят шкурок.
   Женщина нахмурилась, но на ее толстом, широком лице отразился интерес. - На сколько? Стандартные десять лет?
   - С обычными штрафными санкциями, конечно, - сказал Тоба.
   Женщина заколебалась.
   Вокруг центрального колеса рынка собиралась толпа. Уровень шума повышался, и в воздухе витало возбуждение... опасное возбуждение, почувствовала Дюра; внезапно ей захотелось, чтобы киоск образовал вокруг нее более прочную клетку.
   - Послушай, у меня нет времени торговаться; я хочу посмотреть на казнь. Сорок пять, и я приму его вариант.
   Тоба колебался всего мгновение. - Согласен.
   Женщина растворилась в толпе, бросив последний заинтригованный взгляд на Фарра.
   Дюра высунулась из будки-клетки и коснулась руки Тобы. - Десять лет?
   - Это стандартное условие.
   - А работа?
   Тоба выглядел смущенным. - Это нелегко. Не буду пытаться это скрывать. Его посадят в колокол... Но он сильный, и он это переживет.
   - А после того, как он станет слишком слаб, чтобы работать?
   Он поджал губы. - Он не будет в колоколах вечно. Возможно, он мог бы стать супервайзером или каким-нибудь специалистом. Послушай, Дюра, я знаю, это должно показаться тебе странным, но таков наш путь, здесь, в Парце. Это система, которая существует на протяжении поколений... И это система, которую вы приняли безоговорочно, когда согласились приехать сюда на машине, чтобы найти способ оплатить лечение Адды. Я действительно пытался предупредить вас. - Его круглое, унылое лицо стало вызывающим. - Ты поняла это, не так ли?
   Она вздохнула. - Да. Конечно, я поняла. Не во всех деталях, но... Я не видела другого выбора.
   - Да, - сказал он твердым голосом. - Что ж, теперь у тебя нет выбора.
   Она поколебалась, прежде чем продолжить. Она ненавидела просить. Но, по крайней мере, Тоба и его дом были фиксированными точками в этом новом мире, узлами сравнительного знакомства. - Тоба Микксакс. Не мог бы ты купить нас... нашу рабочую силу? У тебя есть потолочная ферма на корке. И...
   - Нет, - резко сказал он. Затем, более сочувственно, продолжил: - Прости, Дюра, но я не состоятельный человек. Я просто не могу позволить себе тебя... Или, скорее, я не могу позволить себе справедливую цену за тебя. Ты не смогла бы оплатить счета Адды. Ты понимаешь? Послушай, сорок пять шкур за десять лучших лет жизни Фарра, каким бы неумелым он ни был, могут показаться тебе целым состоянием; но поверь мне, эта женщина заключила выгодную сделку, и она это знала. И...
   Его голос потонул во внезапном реве толпы, собравшейся вокруг огромного колеса. Люди толкались и отталкивали друг друга, пробираясь вдоль направляющих канатов и поручней. Дюра - вялая, едва заинтересованная - смотрела сквозь толпу, отыскивая источник волнения.
   Сквозь толпу протаскивали мужчину. Двое его сопровождающих, энергично размахивавших руками, были одеты в униформу, похожую на форму охранников в больнице Мууба, а тяжелые кожаные маски придавали их лицам сверхъестественно угрожающий вид. Их пленник был на добрых десять лет старше Дюры, с густой гривой пожелтевших волос и изможденным терпеливым лицом. Он был раздет по пояс и, казалось, руки у него были связаны за спиной.
   Толпа вздрагивала, когда он проходил мимо, даже когда они подбадривали его похитителей ревом.
   Дюра потерла нос, подавленная и сбитая с толку. - Я не понимаю, о чем ты говоришь. Почему сорок пять шкурок - это целое состояние? Шкуры чего?
   Ему пришлось кричать, чтобы его услышали. - Это означает, э-э, сорок пять шкурок воздушной свиньи.
   Так, кажется, понятнее. - Так ты говоришь, что труд Фарра стоит столько же, сколько сорок пять воздушных свиней?
   - Нет, конечно, нет.
   К киоску подошел новый покупатель, мужчина, который коротко спросил о Фарре. Тобе пришлось отказать ему, но он указал, что Дюра свободна. Покупатель - грубый, крепко сбитый мужчина, одетый в плотно облегающий халат, - бегло осмотрел Дюру, прежде чем пройти дальше.
   Дюра вздрогнула. В оценке этого человека не было ничего угрожающего, тем более сексуального. На самом деле - и это была самая ужасная, удручающая часть - в ней вообще не было ничего личного. Он смотрел на нее - на нее, Дюру, дочь Лога и предводителя человеческих существ, - так, как она могла бы взвесить копье или нож, вырезанный кусок дерева.
   Как на инструмент, а не на личность.
   Тоба все еще пытался объяснить ей, что такое шкуры. - Видишь ли, мы говорим не о настоящих свиньях. - Он покровительственно улыбнулся. - Это было бы абсурдно. Ты можешь представить, что люди везут пятьдесят, сто воздушных свиней, чтобы торговать друг с другом? Видишь ли, все основано на кредите. Шкура эквивалентна стоимости одной свиньи. Таким образом, можно обменивать шкуры - или, скорее, суммы кредита в шкурах - и это эквивалентно бартеру свиньями. - Он весело кивнул ей. - Понимаешь?
   - Итак, если бы у меня был кредит в размере одной шкуры, я могла бы обменять ее на одну свинью.
   Он открыл рот, чтобы согласиться, но затем его лицо вытянулось. - Ах, не совсем. На самом деле, свинья - здоровая, плодовитая взрослая особь - обойдется тебе примерно в четыре с половиной шкуры по сегодняшним ценам. Но стоимость настоящей свиньи не имеет значения... Дело совсем не в этом. Разве ты этого не видишь? Все это связано с инфляцией. Воздушная свинья является основой валюты, но...
   Она отвернулась. Она знала, что важно разобраться в поведении этих людей, если она хочет когда-нибудь выпутать себя и своих подопечных из этой передряги, но границы понимания, через которые ей придется переступать, были пугающими.
   Теперь подошел другой мужчина, чтобы осмотреть ее. Этот был невысоким, суетливым и одет в свободный костюм; его волосы были выкрашены в бледно-розовый цвет. Он и Тоба пожали друг другу руки. Казалось, они знали друг друга. Мужчина вызвал ее из кабинки и, к ее стыду, начал подвергать интимному осмотру, которому ранее подвергся Фарр.
   Дюра старалась не думать о щупающих пальцах странного маленького человечка. Она наблюдала за пленником, которого теперь подвели к деревянному колесу. Охранники грубо вытянули его руки и ноги и привязали веревками к четырем спицам, в то время как вокруг его шеи был затянут ремень, чтобы прикрепить голову к пятой спице. Дюра, несмотря на то, что она терпела собственное унижение, вздрогнула, когда ремень врезался в плоть мужчины.
   Толпа взревела, извиваясь вокруг колеса в безумном предвкушении; несмотря на пышность их одежды, Дюре это напомнило кормление воздушных свиней.
   Тоба Микксакс коснулся ее плеча. - Дюра. Это Кос Френк. Он заинтересован в твоем труде.... Боюсь, всего пять лет.
   Кос Френк, покупатель с розовыми волосами, закончил осмотр. - Возраст настигает нас всех, - сказал он с грустным сочувствием. - Но моя цена справедлива - пятнадцать шкурок.
   - Тоба Микксакс, это покроет расходы на Адду вместе с гонораром Фарра?
   Он кивнул. - Вот-вот. Конечно, самому Адде придется искать работу, как только он поправится. И...
   - Я приму предложение, - уныло сказала она Тобе. - Скажи ему.
   Колесо начало вращаться вокруг своей оси.
   Толпа закричала. Сначала вращение было медленным, и человек, прижатый к ней, казалось, улыбался. Но вскоре инерция набралась, и Дюра смог увидеть, как голова мужчины ударилась о спицу.
   - Дюра, я знаю Коса, - сказал Тоба. - Он будет хорошо к тебе относиться.
   Кос Френк кивнул ей, но не недоброжелательно.
   - Насколько близко я буду к Фарру?
   Тоба колебался, странно глядя на нее. Кос Френк казался смущенным.
   Теперь наглазники жертвы закрылись; его кулаки были сжаты от боли при вращении. Воспоминания о нападении свиньи на Адду вернулись к Дюре. По мере того как человека крутили, воздух в его капиллярах терял свою сверхтекучесть, начинал сворачиваться и замедляться; сфера мучительной боли распространялась по его телу от нижней части живота, окружая оболочку онемения. И...
   - Дюра, ты не понимаешь. Кос владеет потолочной фермой, которая граничит с моей. Итак, ты будешь работать на корке... как кули. Я объяснил Косу, насколько хорошо вы, восходящие по потоку, приспособлены к такой работе; на самом деле я нашел вас на корке, и...
   - Что насчет Фарра?
   - Он будет в гавани. Он будет рыбаком. Разве ты этого не поняла? Дюра...
   Теперь мужчина вращался так быстро, что его конечности превратились в размытое пятно. Он, должно быть, уже без сознания, подумала Дюра, и было бы хорошо, если бы он не мог видеть своего лица.
   - Где гавань, Тоба Микксакс?
   Он нахмурился. - Прости, - сказал он с искренним раскаянием в голосе. - Иногда я забываю, насколько все это ново для тебя. Гавань находится у основания города, на вершине хребта... деревянного столба, который спускается от самого основания. Колокола из гавани следуют по всей длине хребта, ныряя глубоко в мантию. И...
   - И это неприемлемо, - прорычала она. Кос Френк отшатнулся от нее, широко раскрыв глаза. - Я должна быть с Фарром.
   - Нет. Послушай меня, Дюра. Это не вариант. Фарр идеально подходит для гавани; он молод и легок, но невероятно силен. Ты слишком стара для такой работы. Мне жаль, но так оно и есть.
   - Мы не расстанемся.
   Лицо Тобы Микксакса стало жестким, его слабый подбородок выдвинулся вперед. - Послушай меня, Дюра. Я сделал все, что мог, чтобы помочь тебе. Ито и Крис полюбили тебя; я вижу это. Но у меня есть своя жизнь, которую я должен вести. Прими это сейчас, или я просто уйду отсюда. И оставлю тебя и твоего драгоценного брата на милость охранников... и через полдня вы присоединитесь к этому человеку на колесе, как еще двое безработных бродяг.
   Теперь колесо превратилось в размытое пятно. Толпа восторженно завопила.
   Раздался хлопающий звук, тихий и непристойный. Колесо быстро замедлило ход; руки, ноги и голова мужчины болтались, когда колесо совершало последние обороты.
   Брюшная полость заключенного лопнула; воздушные сосуды свисали среди складок плоти, как толстые, окровавленные волосяные трубки. Толпа, словно охваченная благоговейным страхом, притихла.
   Тоба, ничего не замечая, все еще смотрел в лицо Дюре. - Что будет тогда, Дюра? - зашипел он.
   Охранники сняли сломленного человека с колеса. Толпа, с нарастающим гулом разговоров, начала расходиться.
  

* * *

  
   Дюре и Фарру разрешили навестить Адду в его больничной палате - его палате, вспомнила Дюра.
   На одной стене медленно вращался огромный вентилятор, и в палате было приятно прохладно - почти как на открытом воздухе. Больница находилась недалеко от внешней стены города, и палата была соединена с внешним миром всего лишь коротким коридором и была сравнительно светлой; войдя в нее, Дюра почувствовала бодрость и энергичность.
   Но эти первоначальные впечатления быстро развеялись при виде Адды, который был подвешен в центре комнаты в лабиринте веревок, лент и бинтов, почти все его избитое тело было скрыто тонким материалом. Врач по имени Дени Макс, кругленькая, чопорная на вид женщина, чей пояс и карманы изобиловали таинственным оборудованием, суетилась вокруг подвешенного человеческого существа.
   Адда посмотрел на Дюру и Фарра из своего гнезда из марли. Его сломанное правое предплечье было покрыто кучей бинтов, а голени были стянуты вместе в клетке из шин. Кто-то соскоблил гной с его здорового глаза и наложил мазь, защищающую от симбионтов.
   Дюра, как ни странно, теперь испытывала больше брезгливости к ранам Адды, чем когда пыталась справиться с ними голыми руками в корковом лесу. Это неприятно напомнило ей о мертвых животных, выставленных в музее. - Ты хорошо выглядишь, - сказала она.
   - Лживая свинья, - прорычал Адда. - Что, во имя костей ксили, я здесь делаю? И почему ты не убралась, пока могла?
   Врач прищелкнула языком, поправляя повязку. - Ты знаешь, почему ты здесь. - Она говорила громко, как будто Адда был глухим ребенком. - Ты здесь, чтобы исцеляться.
   Фарр сказал: - В любом случае, мы скоро уедем. Я ухожу на работу в порт. А Дюра отправляется на потолочную ферму.
   Адда смерил Дюру одноглазым ядовитым взглядом. - Ты тупая сука.
   - Теперь все кончено, Адда, я не буду с этим спорить.
   - Вам следовало дать мне умереть, а не превращать себя в рабов. - Он попытался поднять руки, обмотанные марлей. - Как ты думаешь, какая жизнь у меня теперь будет?
   Дюра нашла тон Адды отталкивающим. Он казался диким, неконструктивным, неуместным в этой огромной, упорядоченной среде. Она поймала себя на том, что противопоставляет жестокость Адды тихой робости Ито, которая проживала свою жизнь серией крошечных движений, как будто едва осознавая ограничения толпы людей вокруг нее. Дюра не поменялась бы местами с Ито, но она чувствовала, что теперь понимает ее. Ярость Адды была грубой, непонимающей. - Адда, - резко сказала она. - Оставь это. Дело сделано. Мы должны извлечь из этого максимум пользы.
   - Действительно, - философски вздохнула доктор. - Разве так бывает не всегда?
   Адда уставился на женщину. - Почему бы тебе не держаться подальше от этого, ты, отвратительная старая карга?
   Дени Макс покачала головой с легким неодобрением.
   Дюра, сердитая и выбитая из колеи, спросила доктора, выздоравливает ли Адда.
   - У него все так хорошо, как мы могли ожидать.
   - Что это должно означать? Почему вы, здешние, не можете говорить прямо?
   Улыбка доктора стала еще шире. - Я имею в виду, что он будет жить. И похоже, что его сломанные кости срастаются - медленно, из-за его возраста, но срастаются. И я зашила лопнувшие сосуды; большинство его капилляров теперь способны выдерживать давление...
   - Но?
   - Он никогда больше не будет сильным. И он, возможно, не сможет покинуть город.
   Дюра нахмурилась; краткие, эгоистичные мысли о длительных периодах оплаты счетов промелькнули у нее в голове. - Почему? Если он выздоравливает, как ты говоришь...
   - Да, но он не сможет поддерживать прежний уровень пневматического давления. - Макс вопросительно нахмурилась. - Понимаешь, что это значит?
   Дюра стиснула зубы. - Нет.
   - О боже. Так легко забыть, что вы все потоковые...
   Адда закрыл глаза и откинулся на спинку своей марлевой сетки.
   - Послушайте, - сказала Макс, - наши тела функционируют, используя свойства воздуха переносить массу... Нет? Хорошо. - Она указала на вентилятор, вмонтированный в стену. - Вы знаете, почему этот вентилятор здесь - почему вентиляторы установлены по всему городу? Для регулирования температуры - чтобы нам было прохладно здесь, в жаре южного полюса. Воздух, в котором мы обитаем, представляет собой нейтронный газ, и он состоит из двух компонентов - сверхтекучей и обычной жидкости. Сверхтекучая жидкость не поддерживает перепады температур - если вы ее нагреваете, тепло проходит прямо сквозь нее.
   - Итак, это означает, что если вы добавите больше сверхтекучей жидкости в массу воздуха, его температура упадет. И аналогично, если вы удалите сверхтекучую жидкость, температура повысится, потому что останется обычная жидкость. И это принцип, по которому работают настенные вентиляторы.
   Фарр нахмурился. - Какое это имеет отношение к Адде?
   - Тело Адды наполнено воздухом - как твое, так и мое. И оно пронизано сетью крошечных капилляров, которые могут втягивать сверхтекучую жидкость, чтобы регулировать его температуру. - Дени Макс подмигнула Фарру. - В наших телах есть крошечные воздушные насосы... их много, включая само сердце. И для того же нужны волосяные трубки... чтобы выпускать воздух из вашего черепа, поддерживать в вашем мозге нужную температуру. Вы знали об этом?
   - И это тот механизм, который сейчас не может работать так хорошо для Адды.
   - Да. Мы, конечно, восстановили основные сосуды, но после разрыва они уже никогда не будут прежними - и он просто потерял слишком большую часть своей капиллярной сети. Он также остался ослабленным. Вы понимаете, что воздух также питает наши мышцы?.. Послушайте, предположим, вы нагрели бы замкнутую камеру, например, эту комнату. Знаете ли вы, что произошло бы со сверхтекучей жидкостью? Неспособная поглощать тепло, она улетучилась бы из комнаты - энергично и так, как только могла. И, поступая так, она повысила бы давление в другом месте.
   - Когда Адда хочет поднять руку, он нагревает воздух в легких. Он, конечно, не осознает, что делает это; его тело делает это за него, сжигая часть энергии, которую он запасает во время еды. И когда его легкие нагреваются, воздух устремляется наружу; капилляры доставляют воздух к мышцам, которые расширяются и...
   - Так вы говорите, что из-за повреждения этой капиллярной сети Адда больше не будет таким сильным?
   - Да. - Она перевела взгляд с Дюры на Фарра. - Конечно, вы понимаете, что наши легкие на самом деле не легкие, не так ли?
   Дюра покачала головой, сбитая с толку этим последним скачком. - Что?
   - Ну, мы, конечно, артефакты. Созданные существа. Или, по крайней мере, наши предки были такими. Люди - настоящие люди, я имею в виду - пришли в этот мир, на эту Звезду, и создали нас такими, какие мы есть, чтобы мы могли выжить здесь, в мантии.
   - Ур-люди.
   Макс улыбнулась, довольная. - Ты знаешь о ур-людях? Хорошо... Что ж, мы считаем, что у первоначальных людей были легкие - резервуары некоторого количества газа - в их телах. Так же, как и у нас. Но, возможно, функция их легких была совершенно иной. Видите ли, наши легкие - это просто хранилища воздуха, рабочего газа для пневматических систем, которые питают наши мышцы.
   - Какими они были, эти ур-люди?
   - Мы не можем быть уверены - войны сердцевины и реформация не оставили нам никаких записей, - но у нас есть несколько убедительных гипотез, основанных на законах масштабирования и аналогиях с нами самими. Анатомия аналогов была моим основным предметом в студенческие годы... Конечно, это было давно. Они были очень похожи на нас. Или, скорее, мы были созданы по их образу и подобию. Но они были во много раз больше нас - фактически, примерно в сто тысяч раз выше. Поскольку в среднем ур-человеке доминировало равновесие между различными наборами физических сил, он был ростом в метр или больше. И его тело не могло быть основано, как наше, на связи ядер олова ... Вы понимаете, о чем я говорю? Ядра олова, из которых состоят наши тела, содержат пятьдесят протонов и сто сорок четыре нейтрона [ошибка: если учитывать только стабильные изотопы, то число нейтронов в ядрах олова изменяется от 62 для изотопа Sn112 до 74 для изотопа Sn124]. Видите, это двенадцать на двенадцать. Нейтроны собраны в сферическую форму с симметриями третьего и четвертого порядка. Как видите, много симметрии; множество простых способов соединения ядер путем совместного использования нейтронов, множество способов образования цепочек и сложных структур ядер. Связь ядер олова является основой всей жизни здесь, включая нашу собственную. Но не для ур-людей; физика, которая доминировала в их структуре - плотности и давления, при которых, как мы думаем, они обитали, - вообще не допускала бы никаких ядерных связей. Но у них, должно быть, был какой-то эквивалент оловянной связи...
   Она протянула руки и пошевелила пальцами. - Итак, они были очень странными. Но у них были руки и ноги, как у нас - так мы считаем, потому что иначе зачем бы они дали их нам?
   Дюра покачала головой. - Это не имеет никакого смысла.
   - Конечно, так и есть, - улыбнулась Макс. - О, от пальцев есть польза. Но разве не было моментов, когда ты променяла бы свои длинные неуклюжие ноги на реактивный пузырь воздушной свиньи? Или на простой лист кожи, похожий на доску для серфинга, который позволил бы тебе перемещаться по магнитному полю в десять, в сто раз быстрее, чем вы можете сейчас? Вы должны признать это, моя дорогая... Мы, люди, плохо подходим для окружающей среды мантии. И причина, должно быть, в том, что мы являемся микромоделями ур-людей, которые создали нас. Без сомнения, форма ур-людей идеально подходила для того странного мира, из которого они пришли. Но не здесь.
   Разгоряченное воображение Дюры наполнило ее разум видениями огромных, туманных, богоподобных людей, вскрывающих корку и выпускающих пригоршни крошечных искусственных людей в мантию...
   Дени Макс пристально посмотрела в наглазники Дюры. - Тебе это ясно? Я думаю, важно, чтобы ты поняла, что случилось с твоим другом.
   - О, это ясно, - крикнул Адда из своего кокона. - Но это не имеет ни малейшего значения, потому что она ничего не может с этим поделать. - Он засмеялся. - Ничего, теперь она приговорила меня к этому сущему аду. Правда, Дюра?
   Гнев Дюры хлынул, как разогретая сверхтекучая жидкость Дени. - Меня тошнит от твоей горечи, старик.
   - Ты должна была дать мне умереть, - прошептал он. - Я же говорил тебе.
   - Почему ты не рассказал нам о Парц-Сити? Почему вы оставили нас такими неподготовленными?
   Он вздохнул, в уголке его рта образовался пузырь густой мокроты. - Потому что нас вышвырнули десять поколений назад. Потому что наши предки проделали такой долгий путь, прежде чем построить дом, что никто из нас не думал, что когда-нибудь снова встретит Парц. - Он рассмеялся. - Лучше было забыть... Что хорошего было бы в том, чтобы знать о существовании такого места? Но откуда мы могли знать, что они распространятся так далеко, испачкав корку своими потолочными фермами и колесами? Черт бы их побрал...
   - Почему нас отослали из Парца? Это было из-за... - Она повернулась, но Дени Макс делала пометки на свитке стилусом из вещества сердцевины и, казалось, не слушала. - Из-за ксили?
   - Нет. - Он скривился от боли. - Нет, не из-за ксили. Или, по крайней мере, не напрямую. Это было из-за того, как наша философия заставляла нас вести себя.
   Люди верили, что знания о ксили появились до прибытия людей на Звезду - что они были принесены туда самими ур-людьми.
   Говорили, что богоподобные ксили господствовали в таких огромных пространствах, что по сравнению с ними сама Звезда была не более чем пылинкой в глазу гиганта. Люди, стремящиеся к превосходству, возмущались ксили - даже вступили в безнадежную войну против великих проектов ксили, таких конструкций, как легендарное кольцо.
   Но с течением поколений - и по мере того, как продолжались ужасные поражения - в человеческом мышлении появилось новое направление. Никто не понимал великих целей ксили. Но что, если их проекты были направлены не на низменные цели человеческого масштаба, такие как господство над другими, а на гораздо более высокие устремления?
   Ксили были намного могущественнее людей. Возможно, так было всегда. И, возможно, как следствие, они были гораздо мудрее.
   Итак, некоторые апологеты начали утверждать, что люди должны доверять ксили, а не выступать против них. Пути ксили были непостижимы, но должны быть основаны на великой мудрости. Апологеты разработали философию, которая была принимающей, уступчивой, спокойной и доверяющей пониманию, превосходящему понимание любого человека.
   Адда продолжил: - Видишь ли, Дюра, мы следовали пути ксили, а не пути комитета Парца. Мы не подчинились. - Он покачал головой. - Поэтому они отослали нас прочь. И в этом нам повезло; теперь они могли бы просто уничтожить нас на своих колесах.
   Дени Макс коснулась плеча Дюры. - Вам следует уйти сейчас.
   - Мы вернемся.
   - Нет. - Адда с ужасающей медлительностью ворочался в своем коконе из веревок, очевидно, пытаясь облегчить свою боль. - Нет, не возвращайтесь. Уходите. Как можно дальше и как можно быстрее. Убирайтесь прочь...
   Его голос перешел в булькающее рычание, и он закрыл глаза.
  

10

  
   - Ты, тупая пукающая задница, потоковый! - закричал Хош в лицо Фарру. - Когда я захочу, чтобы в этот бункер загрузили целый чертов ствол дерева, я тебе об этом скажу! - Теперь надзиратель порта выставил вперед свое костлявое лицо, и его тон понизился до едва слышного, бесконечно угрожающего шипения. - Но пока я этого не сделаю... И если это тебя не слишком обеспокоит... может быть, ты мог бы колоть дрова чуть помельче. Или... - изо рта у него сочились дурно пахнущие фотоны, - может быть, ты хотел бы последовать за делом своих рук в бункер и закончить там свою работу? А?
   Фарр подождал, пока Хош закончит. По горькому опыту он знал, что попытка защититься только усугубит ситуацию.
   Хош был маленьким жилистым человеком с плотно сжатым ртом и наглазниками, которые выглядели так, словно их просверлили в его лице. Его одежда была грязной, и Фарру всегда казалось, что от него пахнет застарелой едой. Его конечности были настолько худыми, что Фарр был уверен, что с его замечательной силой здесь, на полюсе, он - или Дюра - в честном бою сможет переломить надзирателя пополам...
   Наконец Хош, казалось, исчерпал свой гнев и махнул рукой в сторону какой-то другой части очереди за хопперами. Рабочие, собравшиеся, чтобы насладиться унижением Фарра, - как мужчины, так и женщины - прекратили тайное наблюдение и с самодовольством пощаженных жертв снова сосредоточили свое внимание на работе.
   Воздух забурлил в капиллярах и мышцах Фарра. Я потоковый. Он снова назвал меня потоковым. Он наблюдал, как сжимаются его кулаки...
   Огромная ладонь Бзиа обхватила обе руки Фарра и с непреодолимой, нежной силой потянула их вниз. - Не надо, - сказал Бзиа, его голос холодным рокотом исходил из глубин необъятной груди. - Он того не стоит.
   Ярость Фарра, казалось, металась между начальником и этим огромным рыбаком, который вставал у него на пути. - Он назвал меня...
   - Я слышал, как он назвал тебя, - ровным голосом сказал Бзиа. - И все остальные тоже... именно так, как и предполагал Хош. Послушай меня. Он хочет, чтобы ты отреагировал, ударил его. Он не хотел бы ничего лучшего.
   - Он не сможет ничего любить после того, как я оторву ему голову.
   Бзиа запрокинул голову и разразился хохотом. - И как только ты это сделаешь, охранники набросятся на тебя. После побоев ты вернулся бы на работу - не к Хошу, к другому начальнику, который действительно возненавидел бы тебя и не упустил бы возможности показать это, - и к дополнительным пяти или десяти годам здесь, чтобы выплатить ему компенсацию.
   Фарр, в котором все еще бурлили остатки гнева, посмотрел в широкое, избитое лицо Бзиа. - Но я только начал эту смену... На данный момент я буду счастлив просто пройти через это.
   - Хорошо. - Огромной, сильной рукой Бзиа взъерошил волосы Фарра. - Вот как надо об этом думать... Тебе не обязательно проходить все свои десять лет сразу, помни; только по одной смене за раз.
   Бзиа был огромным мужчиной с мускулами размером с воздушных поросят. Он был таким же громоздким, мощным и нежным, насколько надзиратель был маленьким и злобным, как игла-кинжал. Лицо Бзиа было искажено маской из рубцовой ткани, которая закрывала одну сторону его головы и превращала один глаз в жуткую пещеру, уходящую вглубь черепа. Фарр узнал его как простого человека, который прожил свою жизнь в бедной части города, поддерживая себя за счет использования своих гигантских мускулов для повседневного, трудного и опасного труда, который позволял функционировать остальной части Парц-Сити. У него были жена Джул и дочь Шар. Каким-то образом, несмотря на тяжелую жизнь, он сохранил добрый и терпеливый характер.
   Теперь он сказал Фарру, подмигнув ему своим здоровым наглазником: - Знаешь, тебе не следует быть суровым к старине Хошу.
   Фарр разинул рот, пытаясь подавить смех. - Я суров к нему? Старый любитель ксили имеет на меня зуб.
   Бзиа потянулся к конвейеру и поднял кусок ствола дерева, который был длиннее, чем рост Фарра. Одним ударом топора он расколол его, обнажив светящуюся сердцевину. - Посмотри на это с его точки зрения. Он руководитель этого отдела.
   Фарр фыркнул. - Разбогател на нашей работе. Ублюдок.
   Бзиа улыбнулся. - Ты быстро учишься, не так ли? Ну, может быть. Но он также несет ответственность. У нас пропал еще один колокол, в прошлую смену. Ты слышал? Погибли еще трое рыбаков. За это тоже несет ответственность Хош.
   Бедствия, казалось, обрушивались на гавань с удручающей регулярностью, подумал Фарр. Тем не менее, его по-прежнему раздражала терпимость Бзиа, и он начал перечислять недостатки Хоша.
   - В нем есть все это, и еще кое-что, для понимания чего ты слишком молод. Возможно, он не справляется с возложенной на него ответственностью.
   - Но - я повторю это еще раз - сможет он справиться или нет, он все равно несет ответственность. И когда один из нас умирает, частичка его тоже должна умереть. Я видел это по его лицу, Фарр, несмотря на всю его порочность. Помни об этом.
   Фарр нахмурился. Он засунул в бункер еще горящей древесины. Это было так сложно. Если бы только Лог или Дюра были здесь, чтобы помочь ему разобраться во всем этом...
   Или если бы только он мог выбраться отсюда и заняться серфингом.
  

* * *

  
   Остаток смены прошел без происшествий. После этого Фарр вместе с остальными рабочими направился в маленькое, тесное общежитие, которое они занимали. Общежитие, в котором проживало сорок человек, представляло собой запятнанный ящик, перетянутый веревками для сна. Там воняло дерьмом и едой. Фарр съел свой дневной рацион - сегодня это была небольшая порция черствого хлеба - и поискал надежное гнездо в паутине спальных веревок. Он еще не был достаточно уверен в себе, чтобы бросить вызов пожилым, мощного вида рыбакам, мужчинам и женщинам, которые монополизировали стены камеры, где воздух был немного менее загрязнен хрюканьем и пуканьем других. Закончил он, как обычно, недалеко от центра общежития.
   Однажды, - сказал он себе, закрывая глаза и пытаясь уснуть. - Однажды.
   В начале своей следующей смены, с наглазниками, все еще покрытыми коркой от недосыпания, он вернулся на свой пост среди дровоколов.
   Гавань представляла собой неправильной формы комплекс больших помещений, построенных из мореного дерева и прикрепленных к основанию города - в тени нижней части, вдали от ярких, фешенебельных секторов верхних уровней. Она находилась как раз под огромными динамомашинами, приводившими в действие якорные ленты, и глубокая, гулкая вибрация машин наверху была постоянным сопровождением жизни рыбаков. Гавань была темным, жарким, грязным местом для работы, и контраст жара печей, скрежещущего рева поршней и шкивов с открытым воздухом восходящего потока делал это почти невыносимым для Фарра.
   Тем не менее, по мере того, как его смена подходила к концу, Фарр расслаблялся в тяжелом, размеренном ритме своей работы. Он снял следующий массивный ствол дерева с конвейерной ленты, которая непрерывно двигалась позади ряда рабочих. Он был вынужден бороться с куском дерева; его инерция, казалось, превратила его в своевольное живое существо, решившее прокладывать свой собственный путь в воздухе независимо от желаний Фарра. Мускулы на его руках и спине вздулись, когда он уперся в пол камеры и замахнулся на секцию ствола своим деревянным топором с прочным острием из вещества сердцевины. Ствол был жестким, но расщеплялся достаточно легко, если он поворачивал лезвие вдоль волокон. Когда трещина стала достаточно глубокой, Фарр просунул руки в растрескавшуюся древесину и открыл секцию ствола, выпустив поток тепла и зеленого света из горящего изнутри ядерного реактора, который омыл его лицо и грудь. Затем, когда ядерный огонь все еще был ярким, он сбросил горячие осколки в зияющую пасть бункера перед собой.
   Рубка дерева была той частью его работы, которая, как ни странно, нравилась Фарру больше всего. Требовалось применить определенный навык, чтобы найти точно подходящее место для лезвия топора, навык, который Фарр с удовольствием приобретал и применял. И когда дерево раскололось под его уговорами, высвобождая свою энергию с теплым вздохом, это было похоже на раскрытие какого-то спрятанного сокровища.
   Рядом с Фарром трудилась вереница рабочих, почти незаметная во мраке гавани; работая посменно, они безостановочно кормили ненасытную пасть хопперов. Работа была тяжелой, но не такой уж невыполнимой для Фарра, благодаря его рельефным мышцам. На самом деле, ему приходилось следить за тем, чтобы не работать слишком быстро; превышение нормы не приносило ему никакой популярности среди коллег по работе.
   Тепловая энергия, выделяемая при сжигании древесины, накапливалась в больших, укрепленных сосудах - котлах - в другой части портового комплекса. Сверхтекучий воздух, бегущий от жары, использовался для приведения в движение поршней. Эти поршни представляли собой огромные кулаки из закаленного дерева в два раза выше Фарра, которые погружались в свои оболочки с частотой сердцебиения.
   Поршни с помощью огромных раздвоенных поворотных рычагов вращали шкивы; и именно шкивы отправляли колокола, полные перепуганных рыбаков, в таинственные и смертоносные глубины мантии.
   Это так отличалось от его жизни с человеческими существами, где не было устройств сложнее копья, не было источника энергии, кроме мышц людей или животных. Гавань была похожа на огромную машину, единственной целью которой было отправлять рыбаков в мантию. Ему казалось, что он сам является составной частью этой огромной машины или работает в сердце какого-то гиганта, построенного из дерева и веревки...
   Кроме Бзиа, другие рабочие не проявляли никаких признаков принятия Фарра. Казалось, что их недовольство своей участью здесь, в этом шумном, вонючем аду, было обращено внутрь, на самих себя и друг на друга. Но все же, как только начиналась каждая новая смена, рабочие, казалось, входили в определенный ритм, и на линии воцарялось дружеское настроение - настроение, которое, как чувствовал Фарр, распространялось даже на него, пока он держал рот на замке.
   Он скучал по Дюре и остальным человеческим существам племени, и он скучал по своей прежней жизни в восходящем потоке. Конечно, скучал. Его заключение в этой гавани, казалось, растянулось на вечность. Но он был способен смириться со своей участью, пока его разум был сосредоточен на поставленной задаче, и он находил утешение там, где мог его найти. По одной смене за раз, в этом был секрет, как сказал ему Бзиа. И...
   - Ты. - Чья-то рука легла ему на плечо, схватив за грязную тунику. Его грубо выволокли из строя.
   Хош уставился на него, его ноздри болезненно побелели. - Смена задания, - прорычал он.
   - Что?
   - Колокол, - сказал Хош.
  

* * *

  
   Когда Дюра приблизилась - с двадцатью другими новыми кули в огромной машине, запряженной дюжиной крепких воздушных свиней, - потолочная ферма Френка сначала показалась крошечной, отпечатком ладони ребенка на фоне необъятности самой корки. Остальных кули, казалось, больше интересовала другая ферма, еще более отдаленная и трудноразличимая, чем ферма Френка. Как сказали Дюре, она принадлежала Хорку IV, председателю Парц-Сити. Рассеянный председатель уклонился от своих гражданских обязанностей - оставив Парц в коварных руках своего сына - и занялся сложными сельскохозяйственными экспериментами здесь, на корке. Говорили, что на потолочной ферме Хорка были колосья пшеницы выше человеческого роста, а корковые деревья не длиннее человеческой руки и перевязаны кусками проволочной сетки...
   Дюра едва могла сосредоточить свое внимание на этой болтовне. Мысль о том, что она останется одна на корке, в компании только этих тупиц, заставила ее сердце сжаться.
   Наконец за окнами машины показалась потолочная ферма Френка. Машина остановилась в центре группы грубых деревянных строений, и двери открылись.
   Дюра выбралась наружу и помахала рукой остальным. Она глубоко вдохнула чистый, безлюдный воздух, наслаждаясь ощущением в легких и капиллярах. Воздух простирался вокруг нее, огромный, непрерывный слой, простирающийся прямо вокруг Звезды; это было все равно, что находиться внутри легких самой Звезды. Что ж, компания, возможно, оставляла желать лучшего, но, по крайней мере, здесь она могла дышать воздухом, вкус которого не был таким, как у того, что уже прошло через легкие дюжины человек.
   Сам Кос Френк был там, чтобы поприветствовать их. Он выбрал Дюру, улыбаясь ей с очевидной добротой, и, пока другие кули разбредались по зданиям, предложил показать Дюре свою ферму.
   Френк - щеголеватый, кругленький и прилизанный, его розовые волосы ниспадали на замысловатый плащ - уверенно греб рядом с ней. - Работа достаточно простая, но требует концентрации и тщательности... качества, к сожалению, которыми в наши дни обладают не все кули. Я уверен, ты прекрасно справишься с работой, моя дорогая.
   На Дюре был подаренный ей Ито на прощание комбинезон, сотканный из какой-то грубой ткани из растительных волокон. Когда она плыла в нем, он постоянно терся о ее кожу, как будто натирал ее всю, и ей хотелось сорвать его. На спине она несла круглую деревянную коробочку - баллон с воздухом, похожий на тот, который, как она видела, носил Тоба, с маленькой маской, которую она должна была надеть на лицо, чтобы помочь ей дышать разреженным воздухом верхней мантии. Громоздкая, неестественная вещь стесняла ее движения даже больше, чем одежда городского производства, но Френк настоял, чтобы она носила ее с собой. - Видишь ли, предписания по охране здоровья, - сказал он, философски пожав плечами, и его богато украшенный плащ обвился вокруг худых плеч.
   Под комбинезоном у нее все еще были моток веревки и маленький нож.
   Ферма была в основном расчищена от стволов деревьев; обнажившийся после леса свод был засеян аккуратными рядами золотисто-зеленой пшеницы и измененной травы. Здесь, паря всего в нескольких человеческих ростах под колышущимися, вздувшимися верхушками травы-мутанта, она больше не могла видеть границ фермы. Казалось, что естественная дикость поверхности корки была изгнана, захвачена этой вызывающей клаустрофобию упорядоченностью.
   Конечно, упорядоченность охватывала только два измерения. Третье измерение вело вниз, к чистому, свободному воздуху мантии, которая висела под ней, огромная и пустая. Народ Парца еще не преуспел в ограждении самого воздуха... Все, что ей нужно было сделать, это швырнуть этот баллон с воздухом в круглое, нежное лицо Коса Френка и махнуть в бесконечность. Эти мягкотелые горожане - даже кули - никогда не смогли бы ее поймать.
   Но она никогда не смогла бы покинуть это место, отказаться от своих обязательств, пока не будут оплачены счета Адды. Узы долга удерживали бы ее здесь так же надежно, как в любой клетке.
   Кос Френк моргнул, изучая ее. - Знаю, это, должно быть, странная ситуация для тебя. Я хочу, чтобы ты знала, что тебе нечего бояться, кроме тяжелой работы. Я владелец потолочной фермы, и в этом смысле владею твоим трудом. Но я не совершаю ошибку, воображая, что владею твоей душой.
   - Я не жестокий человек, Дюра. Я считаю, что со своими кули нужно обращаться так хорошо, как я могу себе позволить. И...
   - Почему? - Дюра обнаружила, что рычит. - Потому что ты такой благородный человек?
   Он улыбнулся. - Нет. Потому что для меня экономически выгоднее иметь счастливую и здоровую рабочую силу. - Он рассмеялся, и Дюре показалось, что этим стал немного человечнее. - Это должно тебя успокоить, если ничего другого не помогает. Я уверен, тебе здесь будет хорошо, Дюра. Что ж, как только ты освоишь профессию, я не понимаю, почему мы не должны думать о тебе как о будущем руководителе или специалисте по навыкам.
   Она заставила себя улыбнуться в ответ. - Хорошо. Спасибо тебе. Я понимаю, ты делаешь для меня все, что в твоих силах. Что я должна буду сделать?
   Он указал на ряды созревающей пшеницы, свисающие с потолка корки над ними. - Через несколько недель мы будем готовы к сбору урожая, и тогда начнется настоящая работа. Но пока твоя задача - обеспечить беспрепятственный рост пшеницы. Ищи очевидное, например, кабанов, которые ломают стебли. Или нарушителей границы. - Он выглядел опечаленным. - У нас сейчас много такого... я имею в виду мусорщиков. Видишь ли, в городе много бедности. Остерегайся порчи. Любое изменение цвета или аномалии роста... При обнаружении каких-либо заболеваний мы изолируем участок и быстро стерилизуем его, пока инфекция не распространилась.
   - Ищи дикую траву, любые растения, растущие среди корней, которые повреждают пшеницу. Мы не хотим, чтобы что-либо еще поглощало прекрасные изотопы корки, которые предназначались для нашего урожая... И это включает молодые деревья. Ты была бы удивлена, насколько быстро они растут. - Он широко развел руками. Дюра поняла, что его энтузиазм почти подкупает. - Ты бы не подумала, но когда-то вся эта часть корки была местным лесом.
   - Замечательно, - сухо отрезала Дюра, вспомнив обширные, нетронутые леса своей родной области в далеком восходящем потоке.
   Френк неуверенно посмотрел на нее.
   Они встретили еще одну работницу, женщину, которая плыла, погрузив голову в золотисто-зеленый урожай и свесив ноги в воздух. Женщина вытаскивала маленькие растения из-под зеленых стеблей пшеницы и запихивала сорняки в мешок, привязанный к ее поясу.
   - А, - сказал Френк с улыбкой. - Одна из моих лучших сотрудниц. Раук, познакомься с Дюрой. Только что прибыла сюда. Возможно, ты будешь так добра показать ей окрестности...
   Женщина медленно спустилась с вызревающего урожая. На голове у Раук был ее воздушный шлем - вуаль из мягкой полупрозрачной кисеи, которая спускалась с широкополой шляпы. Вуаль немного оттопыривалась, показывая, что она питалась воздухом из резервуара на спине женщины.
   Френк сделал суетливый взмах.
   Раук была стройной и одета в простой халат из грязной кожи, хотя ее руки были обнажены. После ухода Френка она несколько мгновений мрачно смотрела на Дюру, не произнося ни слова. Затем развязала вуаль и подняла ее. У нее было худое и усталое лицо, темные круги под глазами; на вид она была примерно ровесницей Дюры. - Итак, ты - из восходящего потока, - сказала она, и в ее голосе послышалось унылое нытье уроженки города.
   - Да.
   - Мы слышали, что ты приедешь. Мы были рады. Знаешь почему?
   Дюра безразлично пожала плечами.
   - Потому что вы, из восходящего потока, сильны... Вы будете усердно работать, поможете нам выполнить наши нормы. - Она фыркнула. - Пока вы не показываетесь нам на глаза, вы будете достаточно популярны.
   - Понимаю. - Она поняла, что эта женщина пыталась предупредить ее. - Спасибо, Раук.
   Раук повела ее под золотыми потолочными полями обратно к скоплению строений в центре фермы, где Дюру высадили при первом прибытии. Машины Коса Френка нигде не было видно; Дюра представила, как он возвращается в свой уютный, душный дом в черте города. Сейчас, в середине смены, маленькие хижины казались заброшенными: это были небольшие прямоугольные строения из дерева, подвешенные на веревках к обрезанным стволам хвойных деревьев. Там было небольшое неухоженное стадо свиней. Раук сказала, что стадо содержалось не в коммерческих целях, а для того, чтобы обеспечить мясом кули, кожей для халатов и шляп. Раук показала ей небольшие запасы одежды, надувных мешков и инструментов. Там была пекарня, внутренние стены которой почернели от жары; здесь для кули готовили хлеб, являющийся основным продуктом питания. Крупный мужчина с избыточным весом трудился в полумраке пекарни; он хмуро посмотрел на Дюру и Раук, когда они заглянули к нему. Раук скривилась. - Что ж, хлеб свежий, - сказала она. - Но это все, что можно сказать по этому поводу... Сюда попадает пшеница самого низкого качества, а также любые крупинки, которые мы можем найти, в то время как лучшие сорта отправляются в Парц.
   Там было здание общежития, маленькая, тесная коробка, набитая рядами коконов. Примерно половина коконов была занята. Сонное женское лицо поднялось, чтобы посмотреть на них, прежде чем снова погрузиться в сон, рот открыт, волосы свисают. Раук указала на свободный кокон, который Дюра могла бы занять для себя. Но Дюра не могла представить, что будет спать здесь, вдыхая храп и пуканье других, в то время как свежий воздух мантии уносил все вокруг нее. Это заставило ее резко осознать, что здесь она будет так же не на месте, как и в самом Парце. В конце концов, большинство кули родились в городе - и в основном в его нижней части, где условия были еще более стесненными, чем в среднем. Итак, не работающие в смену кули забивались в эту вонючую коробку, прислушиваясь к дыханию друг друга и притворяясь, что они не застряли здесь, в мантии, а спрятались в уютных пределах Парца.
   Раук улыбнулась ей. - Думаю, мы поладим, Дюра. Ты можешь рассказать мне о своих людях. И я покажу тебе, как здесь обстоят дела.
   - С Френком, кажется, все в порядке...
   Раук выглядела удивленной. - О, он достаточно порядочный. Но это не имеет значения. Не изо дня в день, не так. Я познакомлю тебя с руководителем нашего отдела, Ли. От нее многое зависит... Но не так сильно, как ей нравится думать. Теперь Робис, управляющий магазинами, - вот у него настоящая власть. Заставь его улыбнуться тебе, и мир станет светлее.
   Дюра заколебалась. - Френк говорит, что я, возможно, в конце концов стану надзирателем.
   - Он говорит это всем, - пренебрежительно сказала Раук. - Давай, давай найдем Ли; она, наверное, где-то в полях... - Но она колебалась, испытующе глядя на Дюру. Затем, оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает, она порылась в глубоком кармане своего халата и вытащила маленький предмет. - Вот, - сказала она, вкладывая предмет в руку Дюры. - Это сохранит твое здоровье.
   Это было крошечное колесико с пятью спицами, похожее на то, что она видела на шее Тобы Микксакса... модель устройства для казни на рынке. - Спасибо, - медленно произнесла Дюра. - Думаю, я понимаю, что это значит.
   - Правда? - теперь взгляд Раук стал настороженным.
   Дюра поспешила успокоить ее. - Не волнуйся. Я не предам тебя.
   - Колесо запрещено в Парц-Сити, - сказала Раук. - Теоретически оно запрещено везде, по всей мантии... везде, куда могут дотянуться арбалеты охранников. Но мы здесь далеко от Парца. На потолочных фермах колесо допускается. Что-то, что сделает нас счастливыми... Этот старый дурак Френк говорит, что для нас экономически выгодно, чтобы нам разрешили исповедовать нашу веру.
   Дюра улыбнулась. - Это похоже на Френка.
   - ...Но никогда не знаешь наверняка. А ваши люди следуют Колесу?
   - Нет. - Она изучала Раук. Та не казалась очень сильной или бунтаркой; но, очевидно, это дело с колесом давало ей утешение. - Я видела колесо, используемое в качестве орудия казни.
   - Да.
   - Тогда почему это символ веры?
   - Потому что им пользуются, чтобы убивать. - Раук посмотрела ей в глаза в поисках понимания. - Так много человеческих жизней было сломано, что колесо, сама его форма, стало чем-то человеческим само по себе. Или больше, чем человек. Понимаешь? Держа его рядом с собой, мы остаемся рядом с самой благородной и храброй частью себя.
   Речь Раук была напряженной и серьезной. Дюра с сомнением покрутила колесико. Культ, должно быть, распространен довольно широко. В конце концов, Тоба Микксакс был его приверженцем... и владельцем фермы на потолке. Распространен, значит, по Звезде и по всему обществу.
   Если эти сектанты Колеса когда-нибудь найдут лидера, они могут стать грозными противниками для таинственного комитета, который управляет городом.
   Раук выглядела уставшей. - Пошли. Давай найдем Ли и начнем с тобой работу.
   Бок о бок две женщины гребли руками в упорядоченном воздухе фермы, над ними висели золотистые стебли пшеницы.
  

* * *

  
   Фарр смутно осознавал, что другие рабочие отодвигаются от него, лукавые взгляды выражают их удовольствие от его замешательства. Куски корковых деревьев прокатывались мимо по ленте конвейера, игнорируемые всеми.
   Раздалось рычание. - Нет. - "Бзиа", - понял Фарр, парящий у него за спиной.
   Костлявая голова Хоша повернулась к Бзиа, наглазники были глубокими и пустыми. - Ты со мной споришь, рыбак?
   - Этот слишком молод, - сказал Бзиа, кладя огромную ладонь на плечо Фарра. Фарр, не желая навлекать на своего друга неприятности, попытался стряхнуть его руку.
   - Но его наняли для этого. - Мускул на щеке надзирателя задергался. - Он маленький и легкий, но у него невероятная сила. И у нас не хватает трудоспособных...
   - У него нет навыков. Нет опыта. И в последнее время мы понесли много потерь, Хош. Это слишком большой риск.
   Мышцы щеки Хоша, казалось, жили своей собственной жизнью. Когда он ответил, это был внезапный крик. - Я не спрашиваю твоего совета, ты, любитель ксили! И если ты так беспокоишься об этом поросячьем дерьме, ты тоже можешь спуститься. Понял? Понял?
   Фарр опустил голову. Конечно, Хош был нелогичен. Если его - Фарра - отстраняли из-за его габаритов, то Бзиа, конечно, не должен был...
   Бзиа просто кивнул, по-видимому, его не тронул ни гнев Хоша, ни его собственное внезапное назначение в опасное дело. - Кто третий?
   - Я сам. - Ярость Хоша все еще проявлялась в пульсации мышц на его лице, в дрожании оправы его очков. - Я сам. А теперь пошевеливайтесь, любители свиней, и, может быть, у нас есть шанс спуститься туда до того, как квантовое море застынет...
   Фарр и Бзиа последовали за Хошем из бункерной камеры. Фарр не расслышал продолжающиеся оскорбления Хоша и мог вспомнить только то, что Бзиа сказал ему о Хоше и ответственности.
  

11

  
   Помещение, где они должны были подняться на борт колокола, находилось в самом основании города. В помещении были стены, верхняя поверхность - но не было пола. Фарр, следуя за Хошем и Бзиа, уцепился за направляющие канаты и посмотрел вниз, на чистый воздух, упиваясь его свежестью после нескольких дней затхлой вони гавани. Он осознавал огромную громаду города над собой; он тихо поскрипывал, как какое-то задумчивое животное.
   Сам колокол представлял собой сферу из закаленного, потрепанного дерева в два человеческих роста шириной. Вокруг него были обмотаны обручи из вещества сердцевины. Колокол был подвешен к огромному шкиву, который почти терялся в темноте над головой Фарра. Другие тросы свободно прикрепляли колокол к хребту. Фарр мог различить в полумраке наверху бледные пятна - лица портовых рабочих, стоявших рядом со шкивом.
   Хребет представлял собой деревянную колонну, которая выходила, волоча за собой кабели, из этой камеры и пронзала густой воздух под городом. Он превратился в темную линию, едва видимую, медленно изгибающуюся, следуя за потоком магнитного поля. Тросы тянулись по всей его длине, уходя далеко-далеко вниз, в далекую, синюшно-фиолетовую, смертоносную массу мантии.
   Фарр, следя за изгибом хребта, почувствовал, как замедляется биение его сердца.
   Колокол казался невероятно хрупким. Как он мог защитить его от растворения в глубинах нижней мантии, парящей над кипящей поверхностью самого квантового моря? Несомненно, его раздавило бы, как лист; неудивительно, что погибло так много рыбаков.
   Хош открыл большую дверь сбоку колокола и с трудом забрался внутрь. Бзиа подтолкнул Фарра вперед. Приблизившись к сфере, Фарр увидел, насколько сильно потерта и поцарапана внешняя поверхность. Он провел пальцем по одному глубокому шраму; это выглядело так, как будто какое-то животное напало на это хрупкое на вид устройство, раздирая его зубами или когтями.
   Обнадеживающе, сухо подумал он.
   Фарр ожидал, что интерьер колокола будет чем-то похож на аэромобиль Микксакса, с удобными сиденьями и окнами, пропускающими свет. Вместо этого он въехал в полосу мрака - фактически он чуть не столкнулся с Хошем. Единственными окнами были маленькие панели из прозрачного дерева, которые почти не пропускали света; деревянные лампы испускали дымчатое, извиняющееся зеленое свечение. По всей длине оси сферы проходил столб, и Фарр уцепился за него. Там была небольшая панель управления - с двумя потертыми на вид переключателями и рычагом, - а корпус был увешан шкафчиками и чем-то похожим на баллоны с воздухом.
   Бзиа ввалился в колокол. Внутри внезапно стало тесно; и когда огромные руки рыбака обхватили опорный столб, колокол наполнился сильным домашним запахом Бзиа. Хош обошел их обоих, чтобы закрыть люк - массивный деревянный диск, плотно вставленный в раму.
   Они ждали в почти полной темноте. Со всех сторон корпуса доносился оживленный скрежет. Фарр, выглядывая в иллюминаторы, увидел, как портовые рабочие регулируют положение обручей из вещества сердцевины так, чтобы они равномерно окружали сферу, закрывая люк. Фарр перевел взгляд с Хоша на Бзиа. Бзиа ответил ему терпеливым согласием, темнота смягчила линии его шрамов. Надзиратель уставился в пространство, злой и напряженный.
   Раздалось жужжание, странно равномерное. Весь колокол вибрировал от него. Казалось, оно пронизывало все его существо; он чувствовал, как сокращаются его капилляры. Он посмотрел на Бзиа, но рыбак закрыл свой здоровый глаз, его лицо застыло; его поврежденный наглазник был туннелем в бесконечность.
   ...И что-то изменилось. Что-то было отнято у Фарра, впервые в его жизни. Единственный раз, когда он чувствовал что-то отдаленно похожее, было во время той последней, судьбоносной охоты с человеческими существами, когда он испытал тот дезориентирующий страх падения. Что с ним происходило? Он почувствовал, как его хватка за опорный столб ослабла, пальцы соскользнули с дерева. Он закричал, отлетая назад.
   Сильная рука Бзиа схватила его за волосы и подтащила обратно к столбу; Фарр обхватил руками и ногами твердое дерево.
   Хош смеялся, его голос звучал хрипло.
   Кто-то постучал по колоколу тяжелым кулаком. Теперь возникло ощущение движения - рывков, покачиваний; Фарр слышал, как тросы дребезжат о колокол и друг о друга.
   Итак, это началось. В напряженной, сбивающей с толку тишине они спускались в мантию.
   - Мальчик не был готов ни к чему из этого, Хош. - В голосе Бзиа не было и следа гнева. - Я же говорил тебе. Как он может действовать, если его невежество парализует страх?
   - Поговори с потоковым, если хочешь. - Надзиратель отвернулся со своим худым, морщинистым, погруженным в себя лицом.
   - Что со мной происходит, Бзиа? Я чувствую себя странно. Это только потому, что мы спускаемся, следуя вдоль хребта?
   - Нет. - Бзиа покачал головой. - Мы снижаемся, но это нечто большее. Слушай внимательно, Фарр; важно, чтобы ты понимал, что с тобой происходит. Может быть, это поможет тебе выжить.
   Эти слова, просто произнесенные, вызвали у мальчика больше страха, чем все разглагольствования Хоша. - Скажи мне.
   - По мере того, как мы спускаемся, воздух становится гуще. Ты понимаешь это, не так ли?..
   Фарр понял. В смертоносных глубинах мантии давление и плотность были настолько велики, что атомные ядра были прижаты друг к другу, вдавливались друг в друга. Структуры связанных ядер, из которых состояли человеческие тела - и вся материя, из которой состоял мир Фарра, - не могли оставаться стабильными. Ядра атомов растворялись в нейтронной сверхтекучей среде, которой был воздух; и высвобожденные из ядер протоны образовывали сверхпроводящую жидкость в нейтронной смеси.
   Наконец, внутри квантового моря Звезда была похожа на единое огромное гиперядро; там не могла сохраниться никакая жизнь на соединениях ядер.
   - Как этот деревянный колокол может защитить нас? Разве дерево просто не растворится?
   - Это случилось бы, ... если бы не обручи из вещества сердцевины. - Обручи представляли собой полые трубки из такого гиперонного вещества. Трубки содержали протонный сверхпроводник, извлеченный из нижней мантии. Другие трубки шли по кабелям к динамомашинам в гавани, которые генерировали электрические токи в обручах колокола.
   - Токи в обручах генерируют сильные магнитные поля, - сказал Бзиа. - Как наше собственное магнитное поле. И они защищают нас. Поля как дополнительная стена вокруг колокола, защищающая его от давления.
   - Но что заставляет меня чувствовать себя так странно? Это магнитное поле колокола?
   - Нет. - Бзиа улыбнулся. - Обручи вытесняют магнитное поле - я имею в виду поле Звезды - из внутренней части колокола.
   - Мы все растем в магполе. Оно влияет на нас постоянно... Мы используем поле для передвижения, когда гребем руками. Фарр, впервые в жизни ты не чувствуешь магполе... Впервые ты не можешь сказать, где ты находишься.
  

* * *

  
   Не было никакой возможности отследить время. Тишину нарушали только лязг кабелей, глухие удары корпуса колокола о хребет и почти беззвучное сердитое бормотание Хоша. Фарр держал глаза закрытыми и надеялся заснуть.
   Спустя неопределенный промежуток времени колокол сильно накренился, едва не выбив осевой столб из рук Фарра. Он вцепился в него, оглядывая тускло освещенную каюту. Что-то изменилось; он чувствовал это. Но что? Ударился ли колокол обо что-то?
   Колокол все еще двигался, но качество его движения изменилось - по крайней мере, так подсказывало ему ощущение внизу живота. Он был уверен, что они все еще спускались; но теперь спуск колокола был гораздо более плавным, и его случайные удары о хребет прекратились.
   Было такое ощущение, что колокол свободно плавает в мантии.
   Бзиа положил массивную, добрую ладонь ему на плечо. - Бояться нечего.
   - Я не...
   - Мы освободились от хребта, вот и все.
   Фарр почувствовал, как у него округляются глаза. - Почему? Что-то не так?
   - Нет. - Маленькие дровяные лампы в объеме отбрасывали мягкий свет в углубление поврежденного глаза Бзиа. - Так и задумано. Смотри, хребет уходит вниз всего на сотню метров или около того от города. Это глубже, чем кто-либо мог бы преодолеть без посторонней помощи. Но мы должны пройти гораздо, гораздо глубже. Теперь наш колокол опускается без направляющего стержня.
   - Кабели по-прежнему соединяют нас с Парцем. И ток, который они пропускают, будет продолжать защищать нас и кабель от здешних условий, пока мы спускаемся. Но...
   - Но мы дрейфуем. И наш трос может запутаться или порваться. Что произойдет, если он порвется, Бзиа?
   Бзиа твердо встретил его взгляд. - Если он порвется, мы не вернемся домой.
   - Такое когда-нибудь случалось?
   Бзиа повернулся лицом к лампе. - Когда это произойдет, в гавани почти сразу заметят, - сказал он. - Кабель перестанет разматываться. Они сразу узнают худшее. Им не нужно ждать, пока возвратится пустой конец...
   - А мы? Что бы с нами случилось?
   Хош наклонил свое худое лицо вперед. - Ты задаешь много глупых вопросов. Я тебя немного утешу. Если кабель оборвется, ты ничего об этом не узнаешь. - Он сжал руку в кулак и щелкнул им перед лицом Фарра.
   Фарр вздрогнул. - Может, тебе стоит сказать мне, что еще может убить меня. Тогда, по крайней мере, я буду готов...
   Раздался грохот, при котором он оторвался от опорного столба. Колокол закачался, раскачиваясь в густой жидкости нижней мантии.
   Фарр обнаружил, что барахтается в душном воздухе колокола. И снова ему понадобился Бзиа, чтобы протянуть руку и оттащить его обратно к центру.
   Бзиа поднес палец к губам, призывая к молчанию; Хош лишь сердито посмотрел на него.
   Фарр затаил дыхание.
   Что-то царапнуло по внешней части колокола; это было похоже на скрежет ногтей по дереву. Это продолжалось несколько ударов сердца, а затем стихло.
   После нескольких минут молчания шаткое путешествие продолжилось; Фарр представил себе многие метры кабеля у себя над головой, по всей длине которого тянулись перегибы высотой в человеческий рост.
   - Что это было? - Он взглянул на окна, которые неохотно пропускали рассеянный фиолетовый свет. - Мы находимся в квантовом море?
   - Нет, - сказал Бзиа. - Нет, само море все еще находится в сотнях метров под нами. Фарр, мы едва ли проникаем в верхние слои нижней мантии. Но сейчас мы уже на пару сот метров ниже хребта.
   - Да, - сказал Хош, не сводя глубоких глаз с Фарра. - И это был колонист, вернувшийся из мертвых, чтобы посмотреть, кто его навещает.
   Фарр почувствовал, как у него отвисла челюсть.
   - Это айсберг из вещества сердцевины, - уверенно сказал Бзиа. - Вещество сердцевины. Вот и все.
   Хош усмехнулся, его взгляд скользнул по каюте.
   Фарр знал, что Хош насмехается над ним, но внезапный шок от этих слов проник в его воображение. Ему всегда нравились истории о войне, ему нравилось вглядываться в недостижимую поверхность квантового моря и пугать себя видениями древних, измененных существ, рыщущих в его глубинах. Но истории о войне, о потерях человечества казались настолько далекими от повседневного опыта, что казались бессмысленными.
   Но Дюра рассказала ему о фрактальной скульптуре, которую она видела в университете Парца - скульптуре физического облика колониста, как сказала Ито. И теперь он сам спускался в нижнюю мантию, защищенный только шаткой, едва понятной технологией.
   Он вцепился в столб, уставившись на тусклый свет в окнах.
  

* * *

  
   Снова послышался скрежет по корпусу. Колокол снова закачался, отчего у Фарра скрутило живот.
   На этот раз Хош и Бзиа, казалось, не были удивлены. Хош повернулся и прижался лицом к окну, в то время как Бзиа ослабил хватку на опорном столбе и согнул пальцы своих огромных рук.
   - Что теперь? - прошептал Фарр.
   - Мы думаем, что зацепили айсберг...
   Под поверхностью квантового моря не могли выжить ядра - скопления протонов и нейтронов. А еще глубже, в темном чреве самого моря, плотность становилась настолько высокой, что сами нуклоны входили в соприкосновение друг с другом. Из сталкивающихся нуклонов могли образовываться гипероны, экзотические комбинации кварков. Гипероны могут объединяться в стабильные островки плотного материала - айсберги из вещества сердцевины, которые могут сохраняться вдали от формирующих их плотностей сердца Звезды. Айсберги под действием течений квантового моря поднимались на более высокие уровни, где их подбирали рыбаки и транспортировали в Парц-Сити.
   - Они цепляются за внешнюю сторону колокола, - сказал Бзиа. Он изобразил удар айсберга кулаками по колоколу. - Видишь? Его притягивает туда магнитное поле колокола, его обручей из вещества сердцевины. И он остается, приклеенный магнитным полем, созданным в ответ в его собственном объеме.
   Хош снова ухмыльнулся, и Фарр почувствовал зловонное дыхание надзирателя. - Удачной рыбалки. Нам повезло. Мы не можем находиться более чем на четыреста метров ниже Парца. Теперь, парень. Смотри. - Величественным жестом Хош повернул два переключателя на маленькой панели управления рядом с собой.
   Фарр затаил дыхание, но, казалось, ничего не изменилось. Колокол все еще тревожно раскачивался в нижней части мантии - на самом деле, казалось, что он вращается, подсказал ему желудок, возможно, его закрутило ударом айсберга.
   Бзиа терпеливо сказал: - Он послал сигнал в гавань по тросам. Что мы готовы к подъему.
   Хош ухмыльнулся ему. - И именно поэтому мы здесь, парень. Вот почему они сажают людей в эти клетки и опускают их в мантию. Все для того, чтобы повернуть эти маленькие выключатели - видишь? Иначе как бы еще порт узнал, когда поднимать колокола?
   - Почему нас трое? Почему не всего один рыбак?
   - Двойное резервирование, - сказал Хош. - Если что-то случится с миссией - что ж, один из нас может прожить достаточно долго, чтобы переключить рубильники и вернуть домой драгоценный материал сердцевины. - Ему явно доставляло удовольствие дразнить страх Фарра.
   Фарр попытался огрызнуться. - Тогда тебе следовало рассказать мне, что происходит, раньше. Что, если бы что-то пошло не так, и я не знал бы, что делать?
   Бзиа бесстрастно посмотрел на Хоша. - Парень прав, Хош.
   - В любом случае, - сказал Фарр, - не требуется большого мастерства, чтобы повернуть простой переключатель...
   - О, дело не в навыке, - тихо сказал Хош. - Навык заключается в том, чтобы оставаться в живых достаточно долго, чтобы сделать это.
  

* * *

  
   Колокол тревожно покачнулся в нижней мантии, потеряв равновесие из-за массы материала, прилипшего к его боку. Фарр попытался оценить их нахождение, но не смог отделить подлинные признаки их восхождения к свету - ощущения в животе, рассеивание мрака в маленьких окнах - от оптимистичного воображения. Он с тревогой смотрел на синевато-фиолетовое свечение в окнах, не в силах взять ничего из еды, которую Бзиа предложил ему из маленького шкафчика, встроенного в корпус колокола.
   Колокол содрогнулся от нового удара. Фарр вцепился в свой столб. Раздался скрежещущий звук, и неуклюжее суденышко, содрогнувшись, остановилось.
   Фарр поборол искушение закрыть глаза и свернуться калачиком. Что теперь? Чем еще они могут в меня швырнуть?
   Он почувствовал шершавые пальцы Бзиа на своих плечах. - Все в порядке, парень. Это признак того, что мы почти дома.
   - Что это было?
   - Это наш айсберг царапает по хребту. Сейчас мы всего на сто метров или около того ниже самого Парца.
   Хош потянул за рычаг на панели управления, кряхтя от усилия; гул, который Фарр научился связывать с токами, питающими защитное магнитное поле колокола, стал менее интенсивным. Хош повернулся к нему, его настроение, очевидно, перешло к спокойному, лукавому тону. - Твой приятель наполовину прав. Но мы еще не в безопасности. Далеко не все.
   На самом деле это была одна из самых опасных частей миссии. Айсберг, ударяясь о хребет, мог легко оборвать их тросы или повредить сам хребет.
   - Итак, - вкрадчиво произнес Хош, - один из нас должен выйти наружу и немного поработать.
   - Что за работа?
   - Обмотать айсберг веревками. Привязать его к корпусу, - мягко сказал Бзиа. - Вот и все. Что предотвращает раскачивание айсберга и защищает тросы от столкновений с веществом сердцевины.
   Хош уставился на Фарра.
   Бзиа поднял свои огромные руки. - Нет, - сказал он. - Хош, ты не можешь быть серьезным. Ты не можешь отправить мальчика туда.
   - Я никогда не был более серьезным, - сказал Хош. - Как вы оба мне говорили, мальчик не протянет здесь и пяти ударов сердца, если не научится ремеслу. И есть только один способ сделать это, не так ли?
   Бзиа попытался возразить, но Фарр остановил его. - Все в порядке, Бзиа. Я не боюсь. В любом случае, он, наверное, прав.
   Бзиа сказал: - Послушай меня. Если бы ты не боялся, ты был бы дураком или мертвецом. Страх держит твои наглазники открытыми и чистыми.
   - Веревки в том шкафчике, - сказал Хош, указывая.
   Бзиа начал вытаскивать туго свернутые толстые веревки; вскоре маленькая кабина, казалось, была заполнена этим барахлом. - И ты, - рявкнул Хош на Фарра. - Открой люк.
   Фарр выглянул в иллюминатор. Воздух - если это можно было назвать воздухом, такая глубина - был фиолетовым, почти как у моря. В конце концов, они все еще находились на целых сто метров - десять миллионов человеческих ростов - ниже Парца.
   Он почувствовал, как чья-то подошва уперлась ему в спину. - Действуй, - прорычал Хош. - Это тебя не убьет. Возможно.
   Фарр уперся плечами в круглый люк и толкнул. Он был тяжелым и жестким, и когда он нажал, то услышал скрежет удерживающих колокол обручей из вещества сердцевины, которые соскальзывали в сторону.
   Люк распахнулся, вылетев за пределы его досягаемости. Воздух снаружи колокола был густым и клейким, и он заполнил кабину, подавляя более разреженный, чистый воздух внутри. Свет ламп кабины, казалось, сразу потускнел.
   Фарр задержал дыхание, его рот закрылся почти сам по себе. На грудь давило, как будто более плотный воздух пытался проникнуть в легкие через кожу. Усилием воли он разлепил губы. Приторный, пурпурный воздух с трудом проникал ему в горло; он чувствовал его на губах, вязкий и горький. Он вздохнул, расширяя легкие; этот воздух обжигал, проходя через его капилляры.
   Итак, после нескольких коротких ударов сердца, он оказался в нижней мантии. Он поднял руки для пробы, разминая пальцы. Его движения не нарушились, но он чувствовал себя более слабым, вялым. Возможно, доля сверхтекучего воздуха в этом слое была ниже, чем в настоящей мантии.
   - Крышка люка, - сказал Бзиа, указывая. - Тебе лучше достать ее. - Голос Бзиа был приглушенным, как будто он говорил через слой ткани.
   Фарр кивнул. Он выбрался из люка.
   Желто-фиолетовый воздух был таким густым, что едва пропускал свет; казалось, что он находился в пузыре с темными стенками диаметром около четырех человеческих ростов. Колокол был подвешен как дрейфующая масса в центре пузыря. За ним хребет был стеной, массивной и неприступной, ее верхняя и нижняя кромки терялись в туманной мгле воздуха. Теперь, глядя на хребет, Фарр мог видеть обернутые вокруг него и проложенные по всей длине кабели из материала сердцевины - кабели, которые должны подавать ток для создания магнитного поля, подобного магнитному полю колокола, чтобы хребет сам по себе не растворился в нижней части мантии. Кабели самого колокола змеились вверх и исчезали из виду, направляясь к миру верхней мантии, миру, который казался Фарру невероятно далеким.
   Незакрепленная крышка находилась недалеко от него. Он достаточно легко подгреб к ней рукой, хотя воздух, в который он был погружен, был приторным присутствием вокруг него. Он поймал крышку и быстро вернул ее Бзиа.
   - Теперь айсберг, - крикнул Хош. - Ты видишь это?
   Фарр посмотрел. Между колоколом и хребтом была какая-то бугристая фигура. Она была в половину человеческого роста длиной, темная и неправильной формы, как нарост на чистых, искусственных линиях колокола.
   - Разве мне не нужны веревки?
   - Сначала пойди и осмотри айсберг, - крикнул Хош. - Посмотри, не причинил ли он нам какой-нибудь ущерб.
   Он глубоко вдохнул спертый воздух и размял ноги. Потребовалось всего несколько взмахов, чтобы подплыть к куску сердцевины.
   Приблизившись, он увидел, что поверхность айсберга неровная из-за небольших ям и скосов. Трудно было представить, что именно из этого материала сделаны блестящие обручи вокруг колокола, или городские якорные ленты, или изящные вставки на досках для серфинга. Он был на расстоянии вытянутой руки от айсберга, все еще плавно покачиваясь... Если бы он прожил достаточно долго, то хотел бы увидеть мастерские - литейные, как называл их Бзиа, - где происходило преобразование этого материала...
   Невидимые руки схватили его за грудь и ноги, дернув в сторону. Он обнаружил, что кувыркается кубарем прочь от колокола. Он закричал. Он хватался за воздух, но не мог ухватиться, и его ноги молотили по пустоте в тщетной попытке грести.
   Дрожа, он замахал руками в воздухе, пытаясь выровнять движение. Хош смеялся над ним, понял он; и Бзиа, похоже, тоже с трудом сдерживал улыбку.
   Значит, просто еще одна маленькая игра; еще одно испытание для новичка.
   Он закрыл глаза, желая унять дрожь в конечностях. Он попытался подумать. Невидимые руки? Только магнитное поле могло так встряхнуть его - защитное магнитное поле колокола. И, конечно же, его отбросило в сторону; именно так поля воздействовали на движущиеся заряженные объекты, такие как его тело. Вот почему при плавании было необходимо перемещать ноги и руки поперек линий магнитного поля, чтобы генерировать движение вперед.
   Значит, его отбросило собственное магнитное поле колокола. Большая шутка.
   Лог, вероятно, отчитал бы его за то, что он не предвидел этого, понял он. Тоже посмеялся бы над ним, чтобы донести суть.
   Страх Фарра превратился в гнев. Он с нетерпением ждал того дня, когда ему больше не нужно будет так многому учиться... и он, возможно, смог бы сам преподать несколько уроков.
   К Фарру вернулось самообладание, и он начал неуклюже пробираться обратно к колоколу. - Дай мне веревки, - сказал он.
  

12

  
   Огромный караван пиломатериалов было видно в течение многих дней, прежде чем он достиг потолочной фермы Коса Френка.
   Дюра, спускавшаяся с пшеничного поля в конце смены, рассеянно наблюдала за приближением каравана. Это был темный след на изгибающемся горизонте, цепочка стволов деревьев, пробирающаяся сквозь вихревые линии из диких лесов на окраине внутренних районов, на пути к городу в самом дальнем месте нисходящего потока. Ее это не слишком интересовало. Небо во внутренних районах, даже так далеко от Парца, никогда не было пустынным. Караван должен был пройти через пару дней, и на этом все.
   Но этот караван проплыл не так быстро. С течением времени он продолжал увеличиваться в ее представлении, и Дюра постепенно начала осознавать его истинный масштаб и степень, в которой расстояние и перспектива вводили ее в заблуждение. Цепочка из срубленных стволов деревьев, протянувшаяся вдоль вихревых линий, должно быть, растянулась более чем на сантиметр. И только когда караван приблизился к ближайшей к ферме точке, Дюра смогла разглядеть людей, путешествующих с караваном - мужчин и женщин, размахивающих руками вдоль стволов или управляющих упряжками воздушных свиней, разбросанных вдоль стволов, совершенно незначительных по сравнению с масштабами самого каравана.
   Закончилась еще одна смена. Потирая руки и плечи, затекшие после долгого дня ухода за растениями, Дюра перекинула баллон с воздухом через плечо и стала медленно грести в сторону трапезной.
   К ней подошла Раук. Дюра с любопытством изучала ее. Раук стала для Дюры кем-то вроде подруги - во всяком случае, настолько, насколько она подружилась здесь, - но сегодня худенькая маленькая кули казалась другой. Какой-то рассеянной. Хотя Раук тоже только что закончила смену, она уже переоделась в чистый халат и расчесала волосы, очищая их от грязи и пшеничной шелухи. Улыбка на ее худом, вечно усталом лице была нервной.
   - Раук? Что-то не так?
   - Нет. Нет, вовсе нет. - Маленькие ножки Раук переплелись в воздухе. - Дюра, у тебя есть какие-нибудь планы на выходные?
   Дюра рассмеялась. - Поесть. Поспать. А что?
   - Пойдем со мной к фургонам.
   - Что?
   - Караван с лесоматериалами. - Раук указала вниз, себе под ноги, туда, где караван впечатляюще двигался по небу. - Нам не потребуется много времени, чтобы подплыть туда.
   Дюра попыталась скрыть свое нежелание. Нет, спасибо. Я уже повидала достаточно города, глубинки, новых людей, этого мне хватит на всю жизнь. Она с легкой тоской подумала о маленьком гнездышке, которое ей удалось соорудить для себя на окраине фермы - просто кокон и ее маленький тайник с личными вещами, подвешенный под открытым небом, вдали от тесных спален, которые предпочитали остальные кули. - Может быть, в другой раз, Раук. Спасибо, но...
   Раук выглядела неоправданно разочарованной. - Но караваны проходят только примерно раз в год. И Броу не всегда может получить назначение в нужный караван; если нам не повезет, он окажется в нескольких сантиметрах от фермы, когда пройдет эту широту, и...
   - Броу? - Раук упоминала это имя раньше. - Твой муж? Твой муж с этим караваном?
   - Он будет ждать меня. - Раук потянулась и взяла Дюру за руки. - Пойдем со мной. Броу никогда раньше не встречал людей из восходящего потока.
   Дюра сжала ее руки. - Ну, я никогда не встречала лесоруба. Раук, это единственный раз, когда ты видишь своего мужа? Ты уверена, что хочешь, чтобы я была с тобой?
   - Иначе я бы не спрашивала. Это сделает встречу особенной.
   Дюра почувствовала себя польщенной и сказала об этом. Она прикинула расстояние до фургона. - Хватит ли у нас времени, чтобы добраться туда и обратно, и все это за одну свободную смену? Может быть, нам стоит сходить к Ли и перенести нашу следующую смену - сделать потом двойную.
   Раук ухмыльнулась. - Я уже все устроила. Давай, найди себе что-нибудь чистое, и мы пойдем. Почему бы тебе не взять свои вещи восходящей? Твой нож и веревки...
   Раук последовала за Дюрой к ее спальному гнездышку, возбужденно болтая всю дорогу.
  

* * *

  
   Две женщины спрыгнули с потолочной фермы и легко спустились в мантию.
   Дюра наклонилась вперед, протягивая руки к каравану, и начала отталкиваться ногами. Махая рукой, она все еще сомневалась, хорошая ли это идея - ее ноги и руки все еще болели после долгой смены, - но через некоторое время устойчивые, легкие упражнения, казалось, сняли боль с ее мышц и суставов, и она обнаружила, что наслаждается комфортным, естественным движением по магполю - что так непохоже на стесненную неловкость ее работы в поле, когда она прячет голову в воздушную маску, поднимает руки над головой, вонзает пальцы в корни какого-то непокорного растения-мутанта.
   Караван растянулся по небу перед ней. Это была цепочка из неошкуренных стволов, но без корней, веток и листьев; стволы были связаны друг с другом кусками веревки группами по два или три, а группы были соединены большим количеством звеньев прочной плетеной веревки. Дюре пришлось повернуть голову, чтобы увидеть передний и задний концы цепочки стволов, которые уменьшались в перспективе среди сходящихся вихревых линий; на самом деле, размышляла она, весь караван был похож на деревянную копию вихревой линии.
   Два человека повисли в воздухе на некотором расстоянии от каравана. Они, казалось, ждали Раук и Дюру; когда женщины приблизились, они что-то крикнули и отправились по воздуху, чтобы поприветствовать их. Это были мужчина и женщина, как увидела Дюра. Они оба были примерно одного возраста с Раук и Дюрой, и на них были одинаковые, практично выглядящие свободные жилеты, снабженные десятками карманов, из которых торчали обрывки веревок и инструменты.
   Раук бросилась вперед и обняла мужчину. Дюра и женщина-лесоруб стояли сзади, неловко ожидая. Женщина была стройной, сильной на вид, с жесткой, обветренной кожей; она - и мужчина, очевидно, муж Раук Броу - гораздо больше походили на выходцев из восходящего потока, чем любой житель глубинки или города, которого Дюра встречала до сих пор.
   Раук и Броу разомкнули объятия, но остались рядом, сцепив руки. Раук притянула Броу к Дюре. - Броу, это подруга с фермы. Дюра. Она - из восходящего потока...
   Броу повернулся к Дюре с выражением удивленного интереса; его взгляд скользнул по ней. Он был очень похож на Раук. Его тело было худощавым, выглядевшим сильным под жилетом, а узкое лицо было добрым. - Восходящая? Как получилось, что ты работаешь на потолочной ферме?
   Дюра заставила себя улыбнуться. - Это долгая история.
   Раук сжала руку Броу. - Она может рассказать тебе позже.
   Броу потер переносицу, все еще глядя на Дюру. - Иногда мы видим людей из потока. На расстоянии. Когда мы работаем в дальнем восходящем потоке, прямо на краю внутренних районов. Видишь ли, чем дальше в восходящем потоке продвигаться к диким лесам, тем лучше растут деревья. Но... - Он смущенно замолчал.
   - Но тем опаснее это становится? - Дюра продолжала улыбаться, решив на этот раз проявить терпимость. - Ну, не волнуйся. Я не кусаюсь.
   Они рассмеялись, хотя и принужденно.
   Раук представила женщину рядом с Броу. Ее звали Каэ, и они с Раук обнялись. Дюра с любопытством наблюдала за ними, пытаясь понять смысл их отношений. Между Раук и Каэ чувствовалась скованность, настороженность; и все же их объятия казались искренними - как будто на каком-то уровне, под внешним напряжением, они разделяли основную симпатию друг к другу.
   Броу потянул Раук. - Иди и посмотри на остальных; они скучали по тебе. Мы скоро будем есть. - Он взглянул на Дюру. - Ты присоединишься к нам?
   Женщина Каэ подошла к Дюре с оживленным дружелюбием. - Дюра, давай ненадолго оставим этих двоих наедине. Я покажу тебе караван... Не думаю, что ты раньше встречала таких людей, как мы...
  

* * *

  
   Дюра и Каэ плыли рядом вдоль всего каравана. Каэ указала на особенности каравана и описала, как он работает, в оживленной, будничной манере, ее речь была пронизана бесконечными ссылками на предполагаемое невежество Дюры. Дюра уже давно устала от того, что эти жители Парца относились к ней как к забавной чудачке, но - на сегодня - она сдержала едкие ответы, которые, казалось, так легко давались ей. Эта женщина, Каэ, не хотела причинить никакого вреда; она просто пыталась быть доброй с незнакомкой.
   Может быть, я учусь заглядывать людям под кожу, - подумала Дюра. - Не реагировать на мелочи. - Она улыбнулась самой себе. Может быть, она наконец повзрослела.
   Цепочка стволов скользила по воздуху примерно со скоростью, равной половине скорости легкого гребка. Там были команды запряженных воздушных свиней, их комплекты упряжи были прикреплены - не к аэромобилям, а к веревочным звеньям в цепи деревьев. Свиньи визжали и фыркали, натягивая кожаные ремни. Люди, часть которых была детьми, ухаживали за животными. Свиней кормили из мисок размятыми листьями корковых деревьев, а их упряжь бесконечно регулировали, чтобы упряжки тянули в одном направлении вдоль длинной линии стволов.
   Люди приветствовали Каэ, когда она проплывала мимо, и с любопытством поглядывали на Дюру. Дюра предположила, что с этим караваном путешествует, должно быть, сотня человек.
   Женщины остановились, чтобы понаблюдать за разделением одной команды. Животных освободили от упряжи, но они все еще были связаны веревками, прикрепленными к проколотым плавникам. Животных отвели, чтобы привязать в другой части каравана для отдыха, в то время как на их место была закреплена новая упряжка.
   Дюра нахмурилась, увидев это. - Не проще ли было бы остановить караван, чем пытаться переставить свиней в полете?
   Каэ рассмеялась. - Вряд ли. Дюра, когда караван собран на краю восходящего потока, обычно требуется несколько дней, чтобы команды свиней довели его до нужной скорости. И как только эта масса дерева начнет двигаться, гораздо легче поддерживать ее движение, чем постоянно останавливать и запускать. Видишь?
   Дюра внутренне вздохнула. - Я знаю, что такое импульс. Значит, вы даже не останавливаетесь, когда спите?
   - Мы спим посменно. Мы спим, привязанные к сетям и коконам, прикрепленным к самим стволам. - Каэ указала на ближайшую команду свиней. - Мы меняем свиней в полете. Управлять караваном не так уж сложно; все, что вам нужно делать, это следовать за вихревыми линиями по нисходящему потоку, пока не доберетесь до южного полюса... Дюра, такой караван никогда не прекращает движение, как только он отправляется с окраины внутренних районов. Не раньше, чем он окажется в пределах видимости самого Парца. Затем свинокоманды разворачивают для торможения, и караван разбивается, чтобы его отвезли в город.
   Дюра попыталась прикинуть расстояние от восходящего потока до Парца. - Но при такой скорости, должно быть, потребуются месяцы, чтобы добраться до города.
   - Обычно целый год.
   - Год? - Дюра нахмурилась. - Но как город может так долго ждать пиломатериалы?
   - Не может. Но это и не обязательно. - Каэ улыбалась, но в ее тоне, казалось, не было никакого нетерпения из-за медлительности Дюры. - В любое время есть целый поток таких караванов, направляющихся в город со всех концов внутренних районов. С точки зрения Парца, существует постоянный приток древесины, в которой он нуждается.
   - Раук точно знала, в какой день спуститься к каравану. На самом деле, вы с Броу ждали, чтобы поприветствовать нас.
   - Да. Мы пришли вовремя. Мы всегда такие, Дюра; все караваны такие, прямо через внутренние районы. Все тщательно спланировано.
   Дюра подумала о десятках, а может быть, и сотнях подобных караванов, бесконечно прибывающих в Парц со своими драгоценными лесоматериалами... и все вовремя. Она испытывала благоговейный трепет при мысли о том, что люди способны систематически планировать и действовать в таком масштабе и с такой точностью.
   Они двинулись дальше вдоль каравана. В некоторых местах стволы были вскрыты, чтобы показать зеленое свечение древесной сердцевины, сжигаемой ядерным топливом. Люди двигались вокруг светящихся пятен и кругов, целеустремленные и занятые. Со стволов свисали сети и обрывки веревок, и Дюра увидела спальные коконы, инструменты, одежду, тюки с едой, засунутые в сети. В одном месте была небольшая группа младенцев и маленьких детей, надежно запертых внутри мелкоячеистой сетки.
   - А что, - сказала она, - караван сам по себе похож на маленький город. Город в движении. Здесь живут целыми семьями.
   - Верно. - Каэ улыбнулась, немного печально. - Но разница в том, что этот город будет разрушен через несколько месяцев, когда мы доберемся до Парца. И нас отправят обратно в глубинку на машинах, чтобы начать работу над другим.
   Они миновали еще одну сетку, полную спящих детей.
   Дюра мягко спросила: - Почему Раук не путешествует с караваном? С Броу?
   Каэ слегка напряглась. - Потому что там, где она сейчас, ей платят больше, она работает кули у Коса Френка. У них есть ребенок. Она тебе говорила? Они с Броу отправили ее учиться в школу в самом Парце. Они должны так работать, чтобы оплатить ее учебу.
   Дюра позволила себе зависнуть в воздухе. - Итак, Раук находится на потолочной ферме в глубинке, ее ребенок в том деревянном ящике на полюсе, а Броу потерялся где-то в потоке с караванами пиломатериалов. И если им повезет, они встретятся - что? раз в год? - Она подумала о Микксаксах, которые также вынуждены проводить так много времени порознь, и во многом по тем же мотивам. - Что это за жизнь, Каэ?
   Каэ отстранилась. - Ты говоришь так, как будто не одобряешь, Дюра. - Она махнула рукой. - Всего этого. Того, как мы живем. Ну, знаешь, мы все не можем жить как игрушечные дикари в восходящем потоке. - Она прикусила губу, но продолжила. - Так обстоят дела. Раук и Броу делают все, что в их силах, для своей дочери. И если ты хочешь знать, что они чувствуют из-за такой долгой разлуки, тебе следует спросить их.
   Дюра ничего не сказала.
   - Жизнь сложна для нас - возможно, больше, чем ты можешь себе представить. Нам всем приходится идти на компромиссы.
   - В самом деле? И каков твой компромисс, Каэ?
   Глаза Каэ сузились. - Пошли, - сказала она. - Давай найдем остальных. Должно быть, пришло время поесть.
   Они проделали обратный путь вдоль сложного линейного сообщества в напряженном молчании.
  

* * *

  
   Около дюжины человек собрались у ствола одного из огромных срубленных деревьев в центре каравана. На стволе было вырезано колесо: аккуратное, с пятью спицами, достаточно большое, чтобы огибать цилиндрическую форму ствола. Маленькие мисочки с едой были втиснуты в светящиеся углубления рисунка.
   Люди привязывали себя к самому стволу или к веревкам и кускам сетки, свисающим со ствола, устраиваясь вокруг зарева ядерного пожара. Время от времени кто-нибудь из них запускал руку в огонь и доставал миску.
   Дюра немного нервно присоединилась к группе. Но ее встретили нейтральными, даже дружелюбными кивками. С их кочевой жизнью, пересекающей внутренние районы, эти караванщики, должно быть, так же привыкли принимать незнакомцев, как и все остальные в огромных, раскинувшихся вокруг Парца внутренних районах.
   Она нашла короткий отрезок веревки и обмотала его вокруг руки. Веревка, ведущая к стволу дерева, тянула ее с постоянным усилием. Итак, она поняла, что стала частью каравана, привязана к нему и несется вперед благодаря его огромной инерции. Она оглядела группу. Их лица, их расслабленные тела в практичных жилетах образовывали грубую полусферическую оболочку поверх обнаженной деревянной сердцевины. Зеленое свечение подчеркивало их лица и конечности и отбрасывало мягкий свет на их наглазники. Дюра чувствовала себя комфортно - ее здесь принимали - и она подплыла поближе к теплу ядерного огня.
   Она заметила Раук и Броу, прижавшихся друг к другу в дальнем конце маленькой группы. Раук коротко помахала ей, но быстро вернула свое внимание мужу. Осторожно оглядевшись, Дюра увидела, что большая часть компании разделилась на пары, свободно связанные разговорами. Оставшись одна, она повернулась, чтобы посмотреть на ровный отблеск огня.
   Кто-то похлопал ее по руке. Она обернулась. Каэ устроилась рядом с ней. Она улыбалась. - Будешь есть?
   Дюра не смогла удержаться и украдкой огляделась. Казалось, рядом с Каэ никого не было, ни напарника. Не было никаких признаков прежней вспышки враждебности Каэ - у нее сложилось впечатление, что в Каэ есть что-то от глубокого несчастья, спрятанное недалеко под поверхностью. Она улыбнулась в ответ, стремясь проявить любезность. - Спасибо. Я так и сделаю.
   Каэ потянулась к углублениям для костра, вырезанным в дереве. Она вытащила одну из вделанных туда мисок, стараясь держать пальцы подальше от самого горячего дерева. Миска представляла собой небольшой шар, вырезанный из дерева, и в ней была еда - темно-коричневая масса неправильной формы. Она протянула миску Дюре.
   Дюра сунула руку в миску и осторожно потыкала в еду. На ощупь она была горячей. Она взяла ее и вытащила. Поверхность была пушистой, но мех был обожжен до хрустящей корочки, которая потрескивала, когда она сжимала ее.
   Она с сомнением посмотрела на Каэ. - Что это?
   - Сначала попробуй это. - Каэ лукаво посмотрела в зеленом отсвете.
   Дюра теребила мех. - Целиком?
   - Просто откуси кусочек.
   Дюра пожала плечами, быстро подняла комочек, широко открыла рот и впилась зубами в мех. Поверхность была эластичной, ее трудно было проколоть зубами, и мех щекотал нёбо. Затем кожица лопнула, и кусочки горячего, липкого мяса брызнули ей на рот и подбородок. Она поперхнулась, но вытерла лицо и проглотила. Блюдо было сочным, теплым, мясистым. Она откусила кусочек от кожуры и медленно прожевала его. Он был жестким и без особого вкуса. Затем она обсосала оставшееся внутри мясо. В самой середине была твердая сердцевина, которую она выбросила.
   - Это вкусно, - сказала она наконец. - Что это?
   Каэ позволила пустой миске повисеть в воздухе; она ткнула в нее указательным пальцем и смотрела, как она катается в воздухе. - Яйцо паука-прядильщика, - сказала она. - Я знала, что ты не догадаешься. Но это единственный способ съесть это. На самом деле это деликатес в некоторых частях страны. На краю дикого леса даже есть сообщество, которое выращивает пауков, чтобы добывать яйца. Очень опасно, но очень выгодно. Но вы должны знать, как обрабатывать яйца, чтобы раскрыть их вкус.
   - Не думаю, что я бы вообще узнала в этом яйцо паука.
   - Его нужно собирать только что снесенным - когда молодой паук еще не сформировался, и внутри яйца просто что-то вроде кашицы. Твердая часть в центре - основа экзоскелета существа; молодой паук врастает в свой скелет, потребляя питательные вещества.
   - Спасибо, что рассказала мне, - сухо сказала Дюра.
   Каэ рассмеялась и открыла мешочек у себя на поясе. Она достала кусочек пивного пирога. - Вот, съешь немного этого. В Парце хороший рынок для экзотических продуктов из глубинки. Мы получаем от этого хорошую побочную прибыль. Сейчас. Как насчет мяса воздушной свиньи?
   - Положительно. Пожалуйста. И тогда ты сможешь рассказать мне, как ты присоединилась к этим караванам с лесоматериалами.
   - Только если ты расскажешь мне, как ты оказалась здесь, так далеко от восходящего потока...
   С разогревающей едой внутри и с бодрящим жужжанием пивного пирога, наполнявшим ее голову, Дюра рассказала Каэ свою запутанную историю; и немного позже, в ровном свете колеса ядерного огня, она повторила свой рассказ для остальных лесорубов, которые внимательно слушали.
  

* * *

  
   С шариками с едой, лежавшими в углублениях для костра, было покончено. Разговор постепенно стих, и Дюра почувствовала, что собрание подходит к концу.
   Раук высвободила руку из руки мужа и вышла вперед, одна, в центр маленькой группы. Она молча смотрела на колесо, вырезанное в стволе дерева.
   Последние обрывки разговоров стихли. Дюра озадаченно наблюдала. Атмосфера менялась - становилась более торжественной, печальной. Лесорубы отодвинулись друг от друга, застыли в своих позах в воздухе. Дюра взглянула на лицо Каэ. Ее наглазники были широко раскрыты, освещенные отблесками костра, и устремлены на Раук.
   Медленно Раук начала говорить. Ее слова состояли из имен - все они были неизвестны Дюре - произносимых ровным монотонным голосом. Голос Раук был усталым, тихим, но, казалось, он обволакивал собравшихся. Дюра прислушивалась к убаюкивающему, ритмичному пению имен, которое продолжалось удар за ударом, равномерно считываемое Раук большому колесу, вырезанному в дереве.
   Это были имена жертв, медленно осознала Дюра. Жертв чего? Жестокости, болезней, голода, несчастных случаев; это были имена погибших, поминаемые теперь в ходе этого простого обряда.
   Некоторые имена, должно быть, восходят к поколениям, подумала она, их смерти были настолько древними, что все подробности были забыты. Но имена остались, сохраненные этим нежным, изящным культом колеса.
   И у людей, которые жили в небе, не могло быть другого мемориала, кроме слов.
   Наконец список подошел к концу. Раук повисла в воздухе перед угасающим сиянием углублений колеса, ее лицо было пустым. Затем она пошевелилась и оглядела лица, наблюдающие за ней, как будто просыпаясь. Она помахала в ответ мужу.
   Группа распалась. Броу заключил свою жену в объятия и увел ее прочь. По всей группе пары прощались и расходились.
   Дюра исподтишка наблюдала за Каэ. Женщина наблюдала за Броу и Раук с отсутствующим выражением лица. Она осознала присутствие Дюры, улыбнулась, но ее голос звучал напряженно. - У меня такое чувство, что ты снова осуждаешь меня.
   - Нет. Но, думаю, теперь я понимаю твои компромиссы.
   Каэ пожала плечами. - Мы вместе, Броу и я, большую часть времени. Раук знает это и вынуждена с этим жить. Но Броу - любит - Раук. Этот день с ней стоит сотни, проведенных со мной. И мне приходится с этим жить. Нам всем приходится идти на компромисс, Дюра. Даже тебе.
   Дюра подумала об Эске, давно умершем, и о подобном болезненном треугольнике. - Да, - сказала она. - Мы все должны идти на компромисс.
   Каэ предложила ей переночевать где-нибудь в переплетении сетей и веревок, из которых состоял этот странный линейный город. Дюра с улыбкой отказалась.
   Она попрощалась с Каэ. Лесоруб кивнула, и они посмотрели друг на друга со странным, спокойным пониманием.
   Дюра оттолкнулась от ствола и ударила ногой по воздуху, направляясь на потолочную ферму к своему безопасному, личному маленькому гнездышку.
   Караван растянулся под ней, костры в форме колеса горели в дюжине мест.
  

13

  
   В сопровождении нервно выглядящей медсестры из больницы общего блага раненый старый восходящий неуверенно проплыл в дворцовый сад. Когда Мууб заметил его, он поманил медсестру - поверх голов любопытных придворных - чтобы она сопроводила восходящего к нему у источника. Затем он вернулся к медленному балету сверхтекучего фонтана.
   Сад представлял собой корону, возвышающуюся на вершине Парц-Сити, дорогое украшение дворца городского комитета. Сад был разбит поколениями ранее при одном из предшественников Хорка IV. Но именно особый гений нынешнего заведующего садом и его восхищение окружающим миром природы превратили это место в то чудо, каким оно было. Теперь это был роскошный парк с экзотическими растениями и животными со всей мантии, собранными в упорядоченной, со вкусом подобранной экспозиции. Невысокие, но экстравагантные здания, из которых состоял сам дворец, были разбросаны по парку, сверкая, как драгоценные камни в оправе из богатой ткани. Придворные бродили по саду маленькими группками, сбиваясь в кучки, как группы ярко раскрашенных животных.
   Мууб не был любителем прогулок на свежем воздухе, но сад ему нравился. Он запрокинул затекшую шею, вглядываясь в желто-золотой воздух. Находиться здесь, под изогнутыми, сверкающими вихревыми линиями полюса - и в то же время в надежном окружении творений рук человеческих - было приятным, освежающим опытом. Казалось, его упорядоченное сердце укрепляло то, что сад был артефактом, музеем прирученной природы - но артефактом, который простирался вокруг него не менее чем на квадратный сантиметр... Сада было достаточно, чтобы заставить поверить, что человек способен на любые достижения.
   Он окинул внимательным взглядом врача приближающегося восходящего. Адда быстро поправлялся, но все еще едва мог передвигаться без посторонней помощи. Обе его голени были закованы в шины, а грудь обмотана бинтами; правое плечо закрывала вырезанная деревянная шина. Его голова тоже представляла собой массу перевязанной ткани, а в уголке единственного действующего глаза старика терпеливо сидела пиявка.
   - Рад, что ты смог присоединиться ко мне, - поприветствовал его Мууб с профессиональной улыбкой. - Я хотел поговорить с тобой.
   Адда сердито посмотрел мимо своей пиявки на бритую голову Мууба, на его наряд. - Почему? Кто или что ты такое?
   Мууб позволил себе на мгновение замолчать. - Меня зовут Мууб. Я врач комитета... и администратор больницы общего блага, где лечили твои травмы. - Он решил перейти в наступление. - Видишь ли, мы встречались раньше, когда один из наших граждан впервые доставил тебя в больницу. В тот раз - хотя и не ожидаю, что ты помнишь - ты сказал мне "отвали". Что ж, я не принял это предложение, решив вместо этого заняться твоим лечением. Я попросил тебя осмотреть сад сегодня в качестве моего гостя, в качестве дружеского жеста по отношению к тому, кто впервые в Парце и кто здесь один. Но, честно говоря, если ты не готов быть вежливым, ты можешь уйти.
   - О, я буду хорошо себя вести, - проворчал Адда. - Хотя не стану притворяться, что вы оказали мне какую-то услугу, обработав мои раны. Я очень хорошо знаю, что вы требуете солидную плату трудом Дюры и Фарра.
   Мууб нахмурился. - А, твои компаньоны из восходящего потока. Да, я понимаю, они заключили контракты.
   - Рабский труд, - прошипел Адда.
   Мууб заставил себя расслабиться. Любой, кто смог выжить при дворе Хорка IV, мог смириться с небольшим подстреканием со стороны одноглазого старого дурака-потокового. - Я не позволю тебе подкалывать меня, Адда. Я пригласил тебя сюда, чтобы насладиться садом - зрелищем - и полностью уверен, что именно так мы проведем день.
   Адда несколько мгновений удерживал его взгляд, но не стал продолжать спор и повернул голову, чтобы посмотреть на источник.
   Фонтан со сверхтекучей средой был центральным элементом сада. Его основой был цилиндр из прозрачного дерева диаметром двадцать микрон, закрепленный на высоком тонком пьедестале. Внутри цилиндра парил медленно подрагивающий шероховатый газовый шар, окрашенный в фиолетово-синий цвет. Цилиндр - сам по себе, конечно, баснословно дорогой - был опоясан пятью обручами из полированного вещества сердцевины и щетинился шестами, выступавшими из его поверхности. Деревянные бочки, украшенные стилизованной резьбой в виде голов Хорка IV и его предшественников, - были прикреплены к концам шестов внутри цилиндра.
   Красивые молодые акробаты - мужчины и женщины, полностью обнаженные - эффектно кружились в воздухе вокруг цилиндра, приводя в действие его сложные механизмы. Электрический синий цвет вихревых линий отбрасывал мерцающие блики на прозрачную древесину, а мягкая, безупречная кожа акробатов светилась золотистым воздушным светом.
   Адда, восходящий, издал отвратительный звук носом. - Ты привел меня сюда, чтобы я это увидел?
   Мууб улыбнулся. - Я бы не ожидал, что ты поймешь, что видишь.
   Адда нахмурился, его враждебность была очевидна. - Тогда скажи мне.
   - Сверхтекучесть, - указал Мууб. - Цилиндр содержит область низкого давления. Там почти нет воздуха, я имею в виду... за исключением сферы в центре. Это просто воздух, но окрашенный в синий цвет, чтобы его можно было видеть. Обручи вокруг цилиндра генерируют локализованное магнитное поле. Ты меня понимаешь? Как магполе, но искусственное. Управляемое. Магнитное поле предохраняет цилиндр от разрушения давлением воздуха снаружи. И оно предназначено для того, чтобы удерживать немного воздуха внутри цилиндра в этом шарике в центре.
   - Ну и что?
   - Таким образом, мы можем рассматривать воздух, в который мы обычно погружены, как бы снаружи.
   - Адда, воздух - это нейтронная сверхтекучая жидкость - совершенно необычная субстанция, которая, если бы ее открыли жители какого-нибудь другого мира, показалась бы чудесной. Квантованная циркуляция - явление, которое заставляет все вращение в воздухе собираться в вихревые линии, - это только один аспект. Теперь наблюдай, как сосуды опускаются и поднимаются из сферы воздуха.
   Красивая молодая акробатка - девушка с выкрашенными в синий цвет волосами - ухватилась за один из шестов, выступающих из цилиндра, и протолкнула его сквозь стенку из прозрачного дерева. Основание богато украшенной бочки на дальнем конце погрузилось в сферу голубого воздуха. Бочка была погружена не полностью; девушка держала бочку неподвижно, так что ее край выступал над поверхностью воздуха на добрых два-три микрона.
   Окрашенный в синий цвет воздух заметно поднимался по стенкам бочки и над краем, скапливаясь внутри. Это все равно что наблюдать за живым существом, - подумал Мууб, как всегда очарованный этим зрелищем.
   Когда бочка заполнилась до уровня остальной части сферы, акробатка медленно извлекла ее из сферы и снова поставила на место, так что ее основание находилось примерно в пяти микронах над поверхностью. Теперь голубой воздух скользил по бортам и вытекавшим с основания сосуда тонким слоем с готовностью возвращался в центральную сферу.
   Труппа акробатов поддерживала это представление в любое время суток, затрачивая весьма значительные средства. Адда просмотрел цикл пару раз, его здоровый глаз ничего не выражал.
   Мууб исподтишка наблюдал за ним, затем покачал головой. - Неужели тебе это совсем не интересно? Даже твоя глазная пиявка проявляет больше осведомленности, чувак! - Он чувствовал абсурдное побуждение оправдать зрелище. - Источник демонстрирует сверхтекучесть. Когда сосуд опускают в бассейн, на поверхности сосуда адсорбируется тонкий слой сверхтекучей жидкости. И воздух использует этот тонкий слой толщиной всего в несколько нейтронов, чтобы получить доступ внутрь сосуда. Когда сосуд извлекается, воздух по тому же каналу возвращается в основную массу, сферу. Весьма примечательно.
   - Обручи поддерживают небольшой магнитный градиент от геометрического центра цилиндра. Этот градиент ограничивает остаточный воздух сферой в центре... и именно результирующая разница в электромагнитной потенциальной энергии приводит в действие цикл фонтана. И...
   - Захватывающе, - сухо сказал Адда.
   Мууб воздержался от резкого замечания. - Что ж, я знаю, что у вас, людей племени, разные приоритеты в жизни. Давай осмотрим остальную часть сада... возможно, что-то из этого напомнит тебе о мире, который ты оставил позади. Мне любопытно, как вы жили на самом деле.
   - Мы, потоковые? - едко спросил Адда.
   Мууб спокойно ответил: - Вы, человеческие существа. Например, сверхтекучесть... Сохранили ли вы много знаний о таких вещах?
   Адда сказал: - Большая часть знаний, усваиваемых нашими детьми, практична и повседневна... как починить сеть; как содержать себя в чистоте; как превратить изуродованный труп воздушной свиньи в еду, одежду, источник оружия, моток веревки.
   Мууб почувствовал, что его слегка передернуло.
   - Но знания - это наше общее наследие, горожанин, - пробормотал Адда. - Мы вряд ли позволили бы вам отнять у нас это, как вы отняли у нас наше место здесь десять поколений назад.
   Повернувшись, Мууб медленно повел Адду прочь от источника. Рядом с юношеской грацией акробатов неуклюжая скованность Адды была смехотворной - и в то же время душераздирающей, подумал Мууб. Они прошли через одну из экспериментальных площадок Хорка по выращиванию на потолке. Вот новый сорт пшеницы - высокорослой и с толстыми стеблями - вырастает из имитированного участка корневой системы коркового леса.
   - Скажи мне, Адда. Каковы твои планы на данный момент?
   - Почему тебя это должно волновать?
   - Мне любопытно.
   Адда некоторое время молчал; затем неохотно ответил: - Я собираюсь вернуться. Вернуться к восходящему потоку. Что еще?
   - И как ты собираешься этого добиться?
   - Я, черт возьми, хорошо помашу там, если придется, - прорычал Адда. - Если я не смогу уговорить кого-нибудь из ваших граждан отвезти меня домой на одной из тех запряженных свиньями машин, которые у вас есть.
   Муубу захотелось поиздеваться. Он попытался вызвать сочувствие, поставить себя на место Адды - одинокого и далекого от дома в месте, которое, должно быть, кажется ему пугающе странным, несмотря на его браваду. - Друг мой, - сказал он ровным голосом, - при всем уважении к навыкам моих сотрудников в деле общего блага и к замечательному прогрессу, которого ты достигаешь... я должен сказать, что пройдет много времени, прежде чем ты будешь готов к такому путешествию. Даже на машине этот поход убьет тебя.
   Адда зарычал. - Я рискну.
   - И если ты доберешься домой, ты никогда не будешь таким сильным, каким был, честно говоря. Твоя пневматическая система ослаблена намного ниже номинального уровня.
   Ответ Адды, когда он пришел, показался сомнительным. - Я не смогу охотиться?
   - Не сможешь. - Мууб решительно покачал головой. - Даже если бы ты смог грести достаточно быстро, чтобы подкрасться, скажем, к старой и негодной воздушной свинье... - это вызвало легкую улыбку у восходяшего - даже в этом случае ты никогда не смог бы выжить при низком давлении, в разреженном воздухе верхней мантии. Видишь ли, ты был бы обузой для своего народа, если бы вернулся. Мне жаль.
   Гнев Адды, по-видимому, теперь был направлен вовнутрь. - Я не буду обузой. Я хотел умереть после своего ранения. Вы не позволили мне умереть.
   - Это был выбор твоих друзей. Они не позволили тебе умереть; они продали свой труд, чтобы оплатить твое дальнейшее здоровье. Адда, ты в долгу перед ними, чтобы максимально использовать твою новую жизнь.
   Адда напряженно покачал головой, бинт зашуршал у него на шее. - Я не могу вернуться домой. Но у меня здесь ничего нет.
   - Возможно, ты смог бы найти работу. Все, что ты смог бы заработать, уменьшило бы нагрузку на твоих друзей. ... И, кроме того, помогло бы, - Мууб воздержался добавлять, - оплатить Адде еду и кров после завершения его лечения.
   - Что я могу сделать? Разве вы здесь охотитесь? Я не вижу особой пользы в том, чтобы выслеживать травинки-мутанты.
   Теперь они подошли к симуляции дикого коркового леса. Карликовые корковые деревья - тонкие плети не выше человеческого роста - торчали из крыши Парца. Стайка молодых скатов, прикованных к поверхности крыши короткими отрезками веревки, бросилась к ним, когда они проходили мимо. Мууб взглянул на Адду, интересуясь реакцией старика на этот игрушечный лес. Но Адда повернул лицо к вихревым линиям, проносящимся над городом; его здоровый глаз был полузакрыт, как будто он вглядывался во что-то, и игнорируемая пиявка ползла по его лицу.
   Мууб заколебался. - Когда я впервые встретил тебя, ты был обмотан самодельными бинтами. И у тебя были шины... помнишь? Шины на самом деле оказались копьями разной длины и толщины. Все украшено прекрасными гравюрами.
   - И что из этого? Ты предполагаешь, что я мог бы получить деньги за них здесь? Я думал, что ваши люди, ваши охранники, достаточно хорошо вооружены своими луками и кнутами.
   - Действительно. Нет, нам не нужно ваше оружие... как оружие. Но как артефакты, копья обладают определенной новизной. - Мууб искал правильные слова. - Своего рода примитивное мастерство, которое действительно довольно привлекательно. Адда, я подозреваю, что ты мог бы получить приличную цену за свои артефакты, особенно от коллекционеров предметов примитивных культур. И если бы случайно ты смог произвести больше...
   Качество света вокруг них странно изменилось. Мууб огляделся, наполовину ожидая обнаружить, что они попали в тень аэрокара; но небо было пустым, если не считать линий вихря. Тем не менее, ощущение перемен сохранялось, тревожа Мууба; он плотнее запахнул халат.
   Адда рассмеялся. - Я лучше умру, чем стану продажным.
   Мууб открыл рот, обдумывая ответ. Возможно, это и есть выбор, старик... Но теперь среди придворных вокруг них возникло какое-то волнение. Больше не запутываясь в своих напряженных узелках интриг, придворные собирались вместе, словно ища утешения, указывая на небо. - Интересно, что случилось. Они кажутся испуганными.
   - Посмотри вверх, - сухо сказал Адда. - Возможно, испуг как-то связан с этим.
   Мууб посмотрел на желчное, избитое лицо старика, а затем поднял голову на свежий воздух.
   Линии потока двигались. Они устремлялись вверх, прочь от города, поднимаясь подобно огромным лезвиям ножей к поверхности корки.
   - Сбой, - сказал Адда напряженным голосом. - Еще один. И плохой. Мууб, ты должен сделать все, что в твоих силах, чтобы защитить своих людей.
   - Город в опасности?
   - Не знаю. Возможно, и нет. Но те, что на потолочных фермах, определенно...
   Мууб, в последний момент перед тем, как броситься к своим обязанностям, нашел время вспомнить, что люди Адды тоже были подвержены всему этому, затерявшись где-то в небе.
   Воздух над ними, казалось, замерцал; где-то закричал придворный.
  

* * *

  
   Именно Раук первой заметила перемену в небе.
   Дюра и Раук работали вместе в углу потолочной фермы Коса Френка. На Дюре был обязательный баллон с воздухом, но она откинула с лица вуаль; и тяжелый деревянный баллон ударял ее по спине, когда она работала. Она высоко засунула голову и плечи в стебли пшеницы, так что оказалась окруженной бездонной клеткой желто-золотых растений. Она подняла над головой обе руки, зарываясь пальцами в корни пшеницы. Стебли царапали ее обнаженные руки. Вот и еще одно молодое деревце; на ощупь оно было теплым и мягким, несомненно, живое растение, тонкая нить с тяжелыми ядрами, пульсирующими вдоль его оси. Молодые корковые деревья были самой постоянной опасностью для урожая Френка, они бесконечно разрастались, несмотря на постоянную прополку. Молодые деревца - тоньше, чем в палец толщиной - было трудно разглядеть, но их легко было выделить среди стеблей пшеницы на ощупь. Она позволила своим пальцам провести по всей длине деревца дальше в тень пшеницы. Она ощупала его корни, которые извивались в переплетении корней и растений, составляющих потолок, и терпеливо извлекла их наружу.
   Это была скучная, бессмысленная работа, но не лишенная определенного удовлетворения: она наслаждалась ощущением растений в своих пальцах и получала удовольствие от применения простых навыков, которым училась. Возможно, в какой-то другой жизни она могла бы стать хорошим фермером, подумала она. Ей нравился порядок на ферме - но не давление других людей, - и работа была достаточно простой, чтобы позволить ее разуму свободно блуждать, думать о Фарре, о приливе и...
   Раук слегка рассмеялась. - Посмотри на это. Дюра, смотри... Как странно.
   Слегка раздраженная этим вторжением в ее мечты, Дюра отпрыгнула от перевернутого поля. Выбравшись на чистый воздух, она отряхнула руки от пыли. - Что такое?
   Раук зависла в воздухе, мягко помахивая; она указала вниз. - Посмотри на вихревые линии. Ты когда-нибудь раньше видела, чтобы они вели себя подобным образом?
   Вихревые линии ведут себя странно?
   Дюра резко опустила голову и окинула взглядом небо.
   Вихревые линии мерцали - они были заполнены таким количеством мелких неустойчивостей, что трудно было разглядеть сами линии. На пределе видимости Дюра могла различить только отдельные волны, пробегающие вдоль линий, как маленькие снующие животные. И линии устремлялись вверх, из мантии к наружной корке. К ферме. К ней.
   Все линии двигались так глубоко в небе, насколько она могла видеть; параллельные ряды их равномерно устремлялись к ней.
   Было и кое-что еще: темная фигура вдали, на краю ее периферийного зрения; она прочертила желтый горизонт карандашом сине-белого света.
   - Раук, - сказала она. - Мы должны двигаться.
   Раук подняла на нее глаза, на худом, усталом лице под шляпой с вуалью отразилось безразличие. -Почему? Что случилось?
   Дюра стянула с головы шляпу, нетерпеливо расстегивая лямки баллона с воздухом. - Дай мне свою руку.
   - Но почему...
   - Это сбой. И если мы сейчас же не пошевелимся, нас убьет. Дай мне руку. Сейчас же!
   Рот Раук широко раскрылся. Дюра увидела шок на ее лице, но страха пока не было. Что ж, для этого еще будет достаточно времени. Она схватила Раук за руку; ладонь работницы огрубела от работы, но рука была прохладной, без жара ужаса. Она ударила по магнитному полю обеими ногами, махнув вниз, прочь от корки и в сторону приближающихся линий потока. Сначала Раук следовала за ней по инерции, но после нескольких гребков она сама начала грести.
   Когда у Звезды происходил сбой, мантия не могла поддерживать равномерное, слегка замедляющееся вращение. Сверхтекучий воздух пытался вытеснить избыточное вращение из своей массы, выталкивая массивы вихревых линий - линий квантованной завихренности - к корке. И сами линии страдали от нестабильности и могли разрушаться...
   Женщины упали в мчащийся лес вихревых линий. Линии обычно находились примерно в десять человеческих ростов друг от друга, так что - в обычное время - их было легко избежать. Но сейчас, при зарождении этого вихревого шторма, они уже поднимались быстрее, чем мог плыть человек. Вихревые линии с шипением проносились мимо женщин, сверкая электрическим синим. Нестабильности размером с кулак проносились вдоль них, сталкиваясь, сливаясь, разрушаясь.
   Раук захныкала. Непрошеные образы последнего сбоя, Эск, взрывающийся вокруг линии блуждающего вихря, заполнили голову Дюры. Она сосредоточилась на ударах воздуха о свою обнаженную кожу, на его слабом, неестественном привкусе на губах, на смертоносном блеске вихревых линий. Сейчас - это было все, что имело значение - сейчас, и выжить дальше благодаря этому моменту.
   Вихревые линии становились все плотнее по мере того, как они приближались к корке, стремясь к невозможному бегству от Звезды. Становилось все труднее уклоняться от линий, когда они проносились мимо нее, как бесконечные лезвия; она была вынуждена извиваться взад и вперед, скользя между ними. Нестабильность также становилась более заметной; теперь рябь высотой почти в рост человека шла вдоль парящих линий, углубляясь и ускоряясь по мере прохождения. Была ужасающая красота в том, как сложные формы волн всасывали энергию из вихревых линий и устремлялись вперед. Воздух был наполнен оглушительным, заглушающим жар ревом линий.
   Вскоре руки и ноги Дюры, и без того окоченевшие от долгой смены, заболели, и воздух, казалось, с трудом проникал в ее легкие и капилляры. Но теперь, когда они проникли сквозь стремительный вихревой лес и углубились в мантию, линии начали истончаться. Дюра с благодарностью посмотрела вниз и увидела, что они приближаются к объему, где линии, хотя и по-прежнему рассекали воздух со сверхъестественной скоростью, располагались примерно с их нормальной плотностью. Далее в "неподвижном" воздухе, казалось, почти не было линий, временно избавившихся от своей завихренности.
   Дюра отпустила руку Раук и рискнула оглянуться.
   Вихревые линии устремились вверх в наружную корку, прорезая ядерную материю и встраиваясь в сложные ядра материала корки. Когда они входили в лесной потолок, линии становились нестабильными, посылая в воздух кусочки разорванного вещества. Линии разрывали потолочную ферму Коса Френка. Посевы, за которыми она ухаживала всего несколько минут назад, теперь были вырваны с корнем, толстые стебли пшеницы разлетелись в воздухе. По иронии судьбы, Дюра могла видеть саженцы корковых деревьев, прикрепленные своими более глубокими корнями к потолку леса, пережившие вихревой шторм там, где мутировавшая трава не смогла.
   Еще дальше здания в центре фермы Френка срывало с их креплений к потолку; одно из них взорвалось, превратившись в ливень деревянных щепок. Кули и надсмотрщики появлялись с полей и из зданий по всей ферме. Они были похожи на тучу неуклюжих насекомых, падающих с полей к мчащимся вихрям. Даже сквозь бурю Дюра слышала их крики; она подумала, не было ли среди них голоса самого Коса Френка. Некоторые люди отчаянно извивались под смертоносным вихревым дождем, как это сделали Дюра и Раук; но большинство из них покинули его слишком поздно. Не в силах протиснуться сквозь заграждение из извилистых линий, они были вынуждены повернуть назад, чтобы подняться к самой корке.
   Но там не было убежища.
   Дюра увидела, как женщина, все еще с маской на лице, забралась в пшеницу, как будто зарываясь в корку. Когда ударили вихревые линии, ее тело изогнулось вокруг них, откинувшись назад, вытянув руки и ноги. Крики женщины стали громче, тонкие и отчетливые, прежде чем резко оборваться.
   Дюра сосредоточилась на легком запахе потревоженного воздуха, его резком ощущении в ноздрях, на небе и губах. Она и сама еще не была вне опасности. Она наблюдала, как рядом с ней появилась нестабильность. Нестабильность росла, как опухоль, и рассекала воздух, ее движение вдоль линии сочеталось с движением линии вверх, чтобы провести ее по диагонали мимо нее. По мере того, как глубина ее превысила рост человека, сложная грация ее формы волны искажалась; казалось, что у ее основания образуется горловина, а вторичные неустойчивости пульсировали по ее окружности, как сопровождающие.
   Горловина начала смыкаться. Дюра зачарованно уставилась на нее.
   Сверкающая линия вихря пересекла саму себя. Горловина сомкнулась, и от линии отделилось кольцо завихрения диаметром, возможно, в две человеческих роста. Сама линия, освобожденная от своей раздражающей нестабильности, отскочила от кольца плавным всплеском, а затем устремилась к наружной корке. Кольцо, дрожа, повернулось в воздухе, прокладывая диагональную траекторию через множество вихревых линий.
   Вихревое кольцо.
   Считалось, что кольца образуются, возможно, раз в поколение, при экстремальных погодных условиях вращения. Дюра никогда раньше не видела ничего подобного, и, насколько она знала, ее отец тоже, за свою долгую жизнь в восходящем потоке.
   Она почувствовала укол глубокого беспокойства. Вихревое кольцо. Со Звездой происходит что-то экстраординарное.
   Она вспомнила странное отдаленное движение, которое видела в начале шторма, иглы голубого света на вогнутом горизонте. Возможно, этот голубой свет был причиной всего этого. Убедившись, что ей не угрожает непосредственная опасность, она оглядела небо в поисках странного видения...
   Крик. Раук.
   Дюра крутанулась в воздухе, молотя ногами по магнитному полю. Раук незаметно отплыла от нее. Она почувствовала прилив гнева на себя, на свою беспечность, на свое мечтательное увлечение вихревым кольцом.
   Крик донесся с траектории вихревого кольца, когда оно поднималось к наружной корке. Высоко в редеющем, стремительном лесу вихревых линий раздался грохот. Она, должно быть, увидела ущерб, причиненный ферме, и решила вернуться. Чтобы помочь. И теперь она была прямо на пути поднимающегося вихревого кольца. Глаза Раук и ее круглый разинутый рот были похожи на три пятна темной краски на ее круглом лице. Взрослая женщина висела в воздухе, загипнотизированная колебаниями кольца, не предпринимая никаких попыток убежать.
   Дюра взмахнула ногами и руками в воздухе, устремляясь к удаленной сцене. - Уйди с дороги! Раук, о, уйди с дороги! Это убьет тебя...
   Но она не смогла догнать кольцо. Раук, казалось, почти терпеливо ждала, когда кольцо попадет к ней. Воздух заскрежетал во рту и горле Дюры. Она царапала ногтями воздух, ее забота о терпеливой, безобидной Раук сливалась со слоями жестоких воспоминаний: ее опустошение от потери Эска и своего отца, ее постоянная, беспомощная боль при мысли о Фарре, таком далеком от нее.
   Кольцо было механизмом, с помощью которого вихревая линия избавлялась от нестабильности, теряла избыточную энергию в попытке восстановить утраченное равновесие. Но само кольцо было нестойким. Поднимаясь, оно дрожало в воздухе, казавшись почти хрупким, и заметно уменьшалось в размерах: оно уже потеряло, пожалуй, половину своего первоначального диаметра и уменьшилось до ширины не более человеческого роста. И его траектория изогнулась в воздухе, когда его вращение усилилось из-за газа, через который оно проходило. На мгновение Дюра дико задалась вопросом, может ли комбинированный эффект сжатия и отклонения траектории увести кольцо от Раук. Возможно, если бы Раук просто отплыла немного в сторону, в сторону от изгиба пути...
   Нет. Было слишком поздно. Раук была все еще жива, дышала полной грудью, находилась в сознании; но это было так, как будто она уже была мертва.
   Кольцо ударило Раук в живот. Она, казалось, взорвалась вокруг ленты вихря. Ее халат разорвался и стянулся вперед, обнажая спину; Дюра увидела осколки кости, торчащие из разорванной плоти. Одна рука была вывернута и оторвана, оставив ужасный, искривленный обрубок связок и кости. Голова Раук осталась целой, но, казалось, превратилась в кашицу; ее лицо было гротескно вытянуто, уголки рта разорваны.
   Вихревое кольцо прошло сквозь останки Раук, быстро сокращаясь.
   Дюра позволила себе дрейфовать до остановки в чистом объеме воздуха. Она почувствовала, как напряжение покидает ее мышцы; она медленно свернулась в клубок, как будто хотела уснуть. Этого не должно было случиться, подумала она. Это неправильно. Мы не заслуживаем такой судьбы. Это - противоестественно.
   И теперь к списку караванов добавилось еще одно имя.
   На горизонте что-то двигалось. Объект рассекал воздух; он был похож на луч с сияющими золотыми крыльями, которые били по воздуху... но он был намного больше любого луча, достаточно большой, чтобы его можно было увидеть, хотя он почти терялся в тумане горизонта. Сине-белый свет ударил из чрева великого небесного луча в синевато-фиолетовую массу квантового моря внизу.
   К ней вернулось еще больше воспоминаний, легенд из уст и пристальных взглядов напряженных, худощавых стариков. Я знаю, что это такое. Мог ли он быть причиной сбоев с этими лучами?
   Я знаю, что это. Это корабль из-за пределов Звезды.
   Она опустила голову вперед, на колени.
   Ксили.
  

14

  
   - Ксили.
   Хорк держал голову своего отца на коленях среди обломков зданий фермы. Он посмотрел на Мууба, отчаяние и ярость сверкали на его бородатом лице.
   Мууб изучал изуродованное тело Хорка, председателя комитета Парца, полный решимости забыть об опасности лично для себя - поскольку он был подвержен непостоянному гневу младшего Хорка - и рассматривать этого разбитого человека просто как еще одного пациента.
   Как только известие о последнем сбое достигло Парца, Хорк, опасаясь за жизнь своего отца, вызвал Мууба. И вот, меньше чем через день, они были на экспериментальной ферме корки.
   Немногочисленный медицинский персонал, работавший здесь, явно был потрясен катастрофой. Они встретили Мууба по прибытии со странной смесью облегчения и страха - стремясь передать ответственность за пострадавшего председателя, и в то же время опасаясь последствий, если их сочтут халатными. Что ж, здешний персонал явно старался изо всех сил, и Мууб сомневался, что внимание, которое уделялось Хорку, могло быть лучше даже в его собственной больнице общего блага. Но работа медиков была безрезультатной, Мууб сразу увидел это. Большой, изящный череп председателя комитета явно был раздавлен.
   Охранник с заряженным арбалетом навис над телом, исподтишка наблюдая за Муубом.
   Хорк поднял лицо к Муубу; Мууб прочитал горечь, опасения и решимость в круглых, жестких чертах Хорка. Он попытался не обращать внимания на интерес, проявленный охранником к его передвижениям. Хорк был скорбящим сыном, сказал он себе. - Сэр, - медленно произнес он. - Он мертв. Мне жаль. Я...
   Наглазники Хорка, казалось, стали еще больше. - Я вижу это, черт бы тебя побрал. - Он оглядел изуродованное тело своего отца, теребя тонкую председательскую мантию.
   - Здешний персонал боялся сказать вам, - сказал Мууб.
   - У них есть на то причины?
   Мууб попытался оценить настроение Хорка. Он был достаточно честен, чтобы признаться самому себе, что без угрызений совести доставил бы несчастных слуг сюда, на суд гнева Хорка, если бы считал, что это необходимо для его собственного спасения. Но Хорк, хотя и был явно шокирован, казался рациональным. И в глубине души он не был мстительным человеком. - Нет. Они сделали все, что могли.
   Хорк провел рукой по редким желтым волосам своего отца. - Обязательно передай им, что я ценю их работу. Проследи, чтобы они поняли, что им ничего не угрожает из-за их участия в этом... И проследи, чтобы они продолжили лечение остальных раненых здесь.
   - Конечно. - Здесь было много работы для медиков. Когда воздушная колесница проносилась над опустошенными внутренними районами, Мууб уловил шокирующие, яркие отблески разбитых полей - мертвые кули и вырванные с корнем стебли пшеницы, одинаково парящие в безмятежном воздухе, - и разрушенные, взорванные здания. Воздушные свиньи рыскали среди дрейфующих трупов в поисках пищи. Он вздрогнул. - Возможно, я сам буду вынужден остаться здесь, сэр, после того, как вы улетите. По всему этому району предстоит срочная работа по поиску и лечению раненых, прежде чем...
   - Нет. - Хорк все еще гладил отца по голове, но его голос был бодрым, деловым. - Я намерен остаться здесь на один день, чтобы убедиться, что дела моего отца в порядке. В течение этого времени ты можешь делать здесь все, что тебе заблагорассудится. Но потом я вернусь в Парц, и ты должен вернуться со мной. - Он поднял лицо к небу и оглядел изнанку корки, на недавно застывшие вихревые линии. - Разрушения не ограничиваются только этой фермой или даже этой частью корки. Мууб, повреждения были нанесены в широком кольцевом пространстве прямо вокруг полюса, на огромной полосе, пересекающей большую часть лучших внутренних районов Парца. Как мне сказали, все это связано с режимами вибрации Звезды. - Он покачал головой. - Если это тебя утешит, то, должно быть, подобные полосы разрушения охватили Звезду на всех широтах, вплоть до северного полюса. "Звезда зазвенела, как колокольчик", - сказал мне один жизнерадостный идиот.... Теперь я должен убедиться, что работа по оказанию помощи скоординирована настолько хорошо, насколько это возможно, и начать рассматривать последствия такого большого ущерба для внутренних районов Парца. И мне нужно, чтобы ты был со мной, Мууб; у тебя тысячи пациентов по всей стране, а не только несколько десятков здесь. И у меня есть на примете для тебя другое задание...
   - Как скажете.
   Хорк все еще смотрел в небо. - Ксили, - повторил он.
   Его разум был полон образов разрушения, Мууб попытался сосредоточиться на том, что говорил избранный председатель.... Это казалось Хорку очень важным. И поэтому, устало подумал он, это было важно для Мууба.
   - Извините, сэр. Я не понимаю.
   - Это то, что они говорят.
   - Кто?
   - Простолюдины... обычные люди здесь, на потолочной ферме. Кули и их начальники. Даже кое-кто из медицинского персонала, который должен быть достаточно образован, чтобы знать лучше. - Лицо Хорка исказилось в жутком подобии улыбки. - Они все видели лучи в небе, корабль из-за пределов наружной корки. Реальность этих видений кажется несомненной, Мууб. И у простолюдинов есть только одно объяснение... что ксили вернулись, чтобы преследовать нас. - Он посмотрел на пострадавшую голову своего отца. - Очевидно, чтобы уничтожить нас.
   Встревоженный Мууб протянул руку и схватил Хорка за толстое плечо; он почувствовал напряжение в массивных мышцах Хорка. - Сэр, это чепуха. Простолюдины ничего не знают. Вы не должны...
   - Вздор, Мууб. - Снова этот дикий взгляд; но Мууб, осмелев, удержал руку на месте. - Кажется, все знают все о ксили, даже спустя столько времени. Так много для поколений подавления со времен реформации, а? Я начинаю думать, что эти суеверия подобны сорнякам на полях моего отца. То же самое и с культом чертова колеса - неважно, скольких ублюдков ты сломал, они продолжают возвращаться снова. Совершенно неистребимо. Даже в самом суде, Мууб! Ты можешь в это поверить?
   Мууб почувствовал, что напрягся. - Сэр, на нас обрушилась большая беда. Мы должны разобраться с последствиями сбоя. Мы не можем обращать внимание на сплетни невежественных людей. И...
   - Не указывай мне на мои обязанности, Мууб, - сказал Хорк. - Конечно, я должен разобраться с последствиями этого сбоя. Но я не могу игнорировать то, что было замечено, доктор. - Круглое лицо Хорка было суровым, решительным. - Огромный корабль, проникающий сквозь внешнюю корку из пространств за пределами Звезды. И, похоже, стреляющий каким-то оружием, копьем, сделанным из света, в квантовое море. Мууб, что, если корабль вызывает сбои? Что тогда? В чем будет заключаться мой долг?
   Мууб отстранился от Хорка. Несмотря на усталость и шок, он почувствовал, как по его телу пробежал трепет благоговения, глубокий и первобытный. Хорк планировал бросить вызов самим ксили.
   - Теперь, когда моего отца нет, двор станет гнездом интриг. В хаосе этой катастрофы, возможно, даже произойдет покушение на убийство... и у меня нет времени разбираться ни с чем таким. Мы должны найти способ противостоять угрозе со стороны ксили. Нам нужны знания, Мууб; нам нужно понять врага, прежде чем мы сможем сразиться с ним.
   Мууб нахмурился. - Но через столько поколений после реформации наши знания о мифах ксили были сведены к фрагментам легенд. Возможно, я мог бы проконсультироваться с учеными в университете...
   Хорк покачал своей тяжелой головой. - Все книги были отправлены в портовые бункеры много поколений назад... И головы этих "ученых" так же пусты, как и обриты наголо.
   Мууб заставил себя не провести застенчивой рукой по собственной голой голове.
   - Мууб, мы должны мыслить шире. Даже выйти за пределы города. Как насчет тех странных из восходящего потока, о которых ты мне рассказывал? Старик и его спутники... дикари из дикой природы. Они следуют культу ксили, не так ли? Может быть, они могли бы нам что-то рассказать; может быть, они сохранили знания, которые мы по глупости уничтожили.
   - Возможно, - покорно сказал Мууб.
   - Приведи их в Парц, Мууб. - Хорк взглянул на своего отца. - Но сначала, - тихо сказал он, - ты должен позаботиться о своих пациентах.
   - Да. Я... извините меня, сэр.
   Собравшись с силами, Мууб отмахнулся от ужасной маленькой картины и вернулся к своей работе.
  

* * *

  
   Дюра плавно остановилась, столкнувшись с мягким сопротивлением магнитного поля. Она позволила своим конечностям свободно отдохнуть в поле; они болели после стольких дней плавания с разрушенной потолочной фермы.
   Она огляделась вокруг, на пустое желто-золотое небо. Квантовое море было вогнутым синяком далеко внизу, и новые вихревые линии изгибались вокруг нее, чистые и нетронутые. Это было так, как будто недавнего сбоя никогда не происходило; Звезда, сбросив свою избыточную энергию и угловой момент, восстановила себя с поразительной скоростью.
   Жаль, подумала Дюра, что люди не могут сделать то же самое.
   Она понюхала воздух, пытаясь оценить расстояние между вихревыми линиями, глубину покраснения далекого южного полюса. Должно быть, это примерно правильная широта; наверняка небо выглядело примерно так же на месте стоянки человеческих существ. Она запустила руку в мешок, привязанный к веревке у нее на поясе. Мешок, неуклюже наполненный массой хлеба, когда она отправлялась в этот поход, теперь было удручающе легко нести. Она вытащила маленькую пригоршню сладкого, набивающего желудок хлеба и начала жевать. Она наверняка могла находиться не более чем в сантиметре или около того от места обитания людей племени; она должна была бы уже видеть их. Если, конечно, они не ушли дальше - или, подумала она с тяжелым сердцем, если только их не уничтожил сбой. Но даже в этом случае она наверняка найдет их артефакты, разбросанные здесь - или их тела. И...
   - Дюра! Дюра!
   Голос доносился откуда-то сверху, со стороны коркового леса. Дюра перевернулась в воздухе и посмотрела вверх. Было трудно различить движение на фоне туманной, сложной текстуры леса, но - там! Мужчина, молодой, стройный, обнаженный, машущий в одиночестве - нет, она увидела, что его что-то сопровождало: стройная маленькая фигурка, которая жужжала вокруг его ног, когда он махал ей. Она прищурилась. Воздушный поросенок? Нет, быстро поняла она, это был ребенок, человеческий младенец.
   Она взмыла в воздух, направляясь к лесу; она все еще ощущала усталость в ногах, но теперь это казалось далеким, неважным.
   Двое взрослых остановились в воздухе, возможно, на расстоянии человеческого роста друг от друга; младенец, которому было не больше нескольких месяцев, прижался к ногам мужчины, в то время как взрослые изучали друг друга со странной настороженностью. Мужчина - на самом деле он сам был не более чем мальчиком - осторожно улыбнулся. Казалось, на его лице совсем не было жира, а в волосах виднелись пряди преждевременной желтизны; когда он улыбался, его наглазники казались огромными, а зубы выдающимися вперед. Несмотря на поверхностные изменения, вызванные голодом и усталостью, это лицо было таким же знакомым, как ее собственное тело, лицо, которое она знала полжизни. После тысяч незнакомцев, с которыми она столкнулась в Парце, а позже на потолочной ферме, Дюра поймала себя на том, что смотрит на это лицо так, словно заново открывает для себя свою собственную личность. Ей казалось, что она никогда не была вдали от людей, и ей хотелось насладиться этой близостью.
   - Дюра? Мы никогда не думали, что увидим тебя снова.
   Это был Мур, муж Диа. А это, должно быть, Джей, мальчик, роды которого Дюра помогла принять сразу после сбоя, убившего ее отца.
   Она подошла к Муру и заключила его в объятия. Кости в спине Мура были острыми под ее пальцами, а его кожа была грязной, скользкой от кусочков листьев коркового дерева. Младенец у его ног захныкал, и она рассеянно протянула руку, чтобы погладить его по голове.
   - Мы думали, ты, должно быть, умерла. Потерялась. Прошло так много времени.
   - Нет. - Дюра заставила себя улыбнуться. - Я расскажу тебе все об этом. Фарр и Адда оба в порядке, хотя и далеко отсюда. - Теперь она изучала Мура более внимательно, пытаясь разобраться в потоке своих первоначальных впечатлений. Признаки голода, бедной жизни были очевидны. Она провела рукой по голове маленького мальчика. Сквозь редкие волосы она почувствовала кости черепа, пластины еще не сомкнулись. Теперь ребенок рылся в ее мешке, его крошечные пальчики теребили комочки еды, лежавшие там. Мур попытался оттащить младенца, но Дюра вытащила горсть хлеба, раскрошила его и протянула ребенку. Джей схватил кусочки хлеба обеими руками и запихнул их в рот; его челюсть скребла по раскрытым ладоням, загребая хлеб, он ел с невидящими глазами.
   - Что это?
   - Хлеб. Еда... Я все это объясню. Мур, что здесь происходит?
   - Нас - меньше. - Его взгляд оторвался от ее лица, и он посмотрел на своего кормящегося сына, словно в поисках отвлечения. - Последний сбой...
   - Остальные?
   Ребенок уже доел хлеб. Он безмолвно протянул руки к Дюре, умоляя о большем; она могла видеть кусочек, который он проглотил, как отчетливую выпуклость высоко в его пустом желудке.
   Мур оттащил ребенка от Дюры, успокаивая его. - Пойдем, - сказал он. - Я отведу тебя к ним.
  

* * *

  
   Человеческие существа разбили примитивный лагерь на самой опушке коркового леса. Воздух здесь был разреженным, не удовлетворяя легкие Дюры, а квантовое море изгибалось далеко внизу. Между ветвями деревьев были натянуты веревки, а на веревках были подвешены предметы одежды, незаконченные инструменты и остатки еды. Дюра осторожно дотронулась до одного из кусочков пищи. Это было мясо воздушной свиньи, такое старое, что оно было жестким и кожистым на кончиках ее пальцев. Ветви деревьев на некотором расстоянии вокруг были очищены от листьев и коры, что свидетельствовало о том, как люди питались.
   Там осталось всего двадцать человек - пятнадцать взрослых и пятеро детей.
   Они столпились вокруг Дюры, протягивая руки, чтобы дотронуться до нее и обнять, некоторые из них плакали. Знакомые лица окружали ее, выглядывая сквозь маски голода и грязи. Ее сердце тянулось к этим людям - ее народу - и все же она чувствовала себя отделенной от них, далекой; она позволяла им прикасаться к себе и обнимала в ответ, но часть ее хотела отшатнуться от их детского, беспомощного пожатия. Она чувствовала себя чопорной, цивилизованной. Сама нагота этих людей была поразительной. Она тоже чувствовала себя массивной, холеной и громоздкой по сравнению с их истощенной худобой.
   Она поняла, что пережитое, знакомство с Парц-Сити изменило ее; возможно, она больше никогда не будет довольствоваться маленькой, тяжелой, ограниченной жизнью человека.
   Она отдала Муру свой мешок с хлебом и сказала, чтобы он распределял его по своему усмотрению. Когда он двигался среди человеческих существ, она видела, как зоркие глаза следили за каждым его движением; аура голода, витавшая над людьми, сосредоточенная на мешке с хлебом, была подобна чему-то живому.
   Она нашла Филас, вдову Эска. Дюра и Филас отплыли подальше от центра примитивного лагеря, подальше от слуха остальных человеческих существ. Странно, но Филас казалась теперь красивее; как будто лишения позволили проявиться костистой симметрии, скрытому достоинству ее черт. Дюра не видела ни горечи, ни следа соперничества, которое когда-то молча разделяло их.
   - Ты сильно страдала.
   Филас пожала плечами. - Мы не смогли восстановить сетку после того, как ты ушла. Мы выжили; снова охотились в лесу и поймали в ловушку несколько свиней. Но затем произошел второй сбой.
   Выжившие отказались от открытого пространства в пользу опушки леса. Это было не особенно логично, но Дюра думала, что понимает; потребность в какой-то форме прочной основы, чтобы иметь ощущение защитных стен вокруг себя, доминировала бы над логикой. Она подумала о жителях Парца в их спрессованных деревянных ящиках, чьи тонкие стенки обеспечивали иллюзорную защиту от дебрей мантии всего в полусантиметре от того места, где они лежали. Возможно, у всех людей были одни и те же базовые инстинкты, независимо от их происхождения - и, возможно, эти инстинкты пришли с человечеством с той далекой звезды, которая породила ур-людей.
   Сейчас было невозможно найти воздушных свиней, независимо от того, насколько широко охотились человеческие существа. Последний сбой, каким бы диким он ни был, разогнал стада свиней, а также разрушил труды человечества. Люди пытались выжить, питаясь листьями, и даже экспериментировали с блюдами из мяса пауков-прядильщиков.
   Конечно, питаться листьями было невозможно. Без нормальной пищи люди наверняка умерли бы. (И я тоже умру, теперь, когда у меня нет хлеба, подумала она с неожиданным приступом эгоизма.)
   Дюра замкнулась в себе, пытаясь понять свои собственные мотивы возвращения к своему народу. После смерти Раук и после того, как она помогла справиться с наихудшими разрушениями на ферме Коса Френка, она узнала, что большинство кули должны были быть освобождены от своих обязательств. Кос, в розовых волосах которого виднелись желтые корни, а маленькие ручки сжимали друг друга, объяснил, что намерен сохранить все, что сможет, из урожая этого года, а затем начать медленную, мучительную работу по восстановлению своего хозяйства. Пройдет много лет, прежде чем ферма снова заработает, а тем временем она не будет приносить Френку никакого дохода; поэтому он больше не сможет их нанимать.
   Кули, казалось, поняли. Френк отвозил обратно в Парц-Сити тех, кто этого хотел; остальные, как ни в чем не бывало, разбрелись искать работу на соседних фермах.
   Дюра постепенно осознала, что потеряла контракт, по которому должна была оплатить лечение Адды в больнице. Ошеломленная и шокированная, она решила вернуться к своему народу, к человеческим существам. Позже, возможно, когда все уляжется, она вернется в Парц и займется проблемами Фарра, долгами Адды.
   Теперь, изучая унылое, молчаливое лицо Филас, она задавалась вопросом, что же она ожидала найти здесь, среди человеческих существ. Возможно, скрытая, детская часть ее надеялась, что все вернется к тому, каким было, когда она была маленькой девочкой... когда Лог был сильным, защищая ее, и мир был - по сравнению с этим - стабильным и безопасным местом.
   Конечно, это была иллюзия. Ей негде было спрятаться, не было никого, кто мог бы присмотреть за ней.
   Она подняла руки к лицу. На самом деле, подумала она с уколом постыдного эгоизма, вернувшись сюда, она только подвергла себя опасности голодной смерти и снова взяла на себя ответственность за человеческих существ.
   Если бы только я сразу вернулась в Парц. Я могла бы найти Фарра и найти способ жить. Возможно, я могла бы забыть, что когда-то жила с людьми племени...
   Она выпрямилась. Филас ждала ее, ее лицо было серьезным и прекрасным. - Филас, мы не можем здесь оставаться, - сказала Дюра. - Мы не можем так жить. Это нежизнеспособно.
   Филас серьезно кивнула. - Но у нас нет выбора.
   Дюра вздохнула. - Да. Я рассказывала тебе о Парц-Сити... Филас, мы должны поехать туда. Это огромное расстояние, и я не знаю, как мы справимся с путешествием. Но там есть еда. Это наша единственная надежда.
   - Что мы будем делать в Парц-Сити? Как мы будем добывать еду?
   Дюре захотелось рассмеяться. Мы будем просить милостыню, подумала она. Мы будем голодными уродами; если нам повезет, нас накормят, а не сломают на колесе. И...
   - Дюра!
   Мур ломился к ним через лес; его глаза были широко раскрыты от шока.
   Дюра почувствовала, как ее руки скользнули к ножу, заткнутому за веревку у нее на поясе. - Что это? Что случилось?
   - Там что-то есть за деревьями... Деревянный ящик. С запряженными воздушными свиньями! Именно так, как ты это описала, Филас...
   Дюра повернулась, вглядываясь сквозь тонкую листву. Там, хорошо различимый за ободранными ветками лесной опушки, стоял аэрокар, огромный и гладкий. Он звал тонким, усиленным голосом.
   - ...Дюра... восходящая Дюра... Если ты меня слышишь, покажись. Дюра...
  

* * *

  
   - Расскажи мне о ксили, - попросил Хорк V.
   Дворцовая приемная представляла собой полую сферу диаметром около пяти человеческих ростов, свободно закрепленную в саду. Внутри были натянуты тонкие веревки, и тут и там были подвешены легкие, удобные сетчатые коконы. В сетках поменьше хранились напитки и сладости.
   Адда, Мууб и Хорк занимали три кокона. Все трое находились лицом друг к другу ближе к центру помещения. Адда чувствовал себя так, словно попал в паутину паука в корке.
   Адда счел требовательный тон Хорка, его пристальный взгляд поверх зарослей нелепых волос на лице довольно оскорбительными. Это был новый председатель комитета Парца. Ну и что? Такие титулы ни черта не значили для Адды, и день, когда они станут значить, будет печальным, полагал он.
   Пусть они подождут. Адда позволил своему взгляду скользнуть по роскоши этого зала.
   Расписанные стены, конечно, были абсолютной глупостью. Они были спроектированы так, чтобы создавать иллюзию открытого воздуха. Он изучал нарисованные вихревые линии, фиолетовую краску, которая изображала квантовое море. "Как абсурдно, - подумал Адда, - что эти городские жители закрываются от мира в своих коробках из дерева и материала сердцевины, а затем прилагают столько усилий, чтобы воспроизвести то, что можно найти снаружи".
   Центральным элементом прихожей было ручное вихревое кольцо. И, по признанию Адды, это было впечатляюще. Оно содержалось во вложенных друг в друга шарах из прозрачного дерева, которые непрерывно вращались вокруг трех независимых осей, поддерживая вращение воздуха, заключенного внутри. Каждый ребенок знал, что если нестабильная вихревая линия отбросит кольцо, то тор прожорливости быстро потеряет свою энергию и распадется; но это захваченное кольцо подпитывалось энергией благодаря искусному вращению шаров и поэтому оставалось стабильным.
   Конечно, это было не так впечатляюще, как вихревые линии длиной в миллион человеческих ростов, которые охватывали мантию и изгибались дугой над садом, и которые были доступны для просмотра бесплатно или без усилий...
   - Я рад, что вы находите помещение таким интересным. - В тоне Хорка слышалось терпение, но с затаенной угрозой.
   - Я не знал, что вы торопитесь. В конце концов, вы продержались десять поколений, не разговаривая с нами, человеческими существами; к чему сейчас спешка?
   - Никаких игр, - прорычал Хорк. - Давай, восходящий. Ты знаешь, почему я позвал тебя сюда. Мне нужна твоя помощь.
   Мууб мягко вмешался: - Вы должны сделать скидку этому старому негодяю, сэр. Он радуется тому, что с ним сложно... возможно, это привилегия возраста.
   Адда повернулся, чтобы свирепо посмотреть на Мууба, но доктор избегал встречаться с ним взглядом.
   - Я спрашиваю тебя снова, - тихо сказал Хорк. - Расскажи мне о ксили.
   - Не раньше, чем ты скажешь мне, что мои друзья будут возвращены из изгнания.
   - Свободными от обязательств, - нетерпеливо сказал Мууб. - Черт возьми, Адда, я уже заверил тебя, что за ними послали.
   Адда наблюдал за Хорком, его губы были плотно сжаты.
   Хорк кивнул, движение было нетерпеливым спазмом, от которого по передней части его груди пробежала рябь. - Их долги погашены. Теперь дай мне мой ответ.
   - Я расскажу все, что тебе нужно знать, в нескольких словах.
   Хорк запрокинул голову, его ноздри раздувались.
   Адда медленно произнес: - Ты - не - можешь - драться - с - ксили.
   Хорк зарычал.
   - Это твое намерение, не так ли? - спокойно спросил Адда. - Ты хочешь найти способ отбиться от ксили, как если бы они были разъяренными воздушными кабанами; ты хочешь найти способ помешать им разгромить ваш прекрасный дворец...
   - Они убивают людей, за которых я несу ответственность.
   Адда наклонился вперед в своей перевязи. - Горожанин, они даже не знают, что мы здесь. Ничто из того, что ты мог бы сделать, даже не привлекло бы к тебе их внимания.
   Мууб качал головой. - Как ты можешь уважать таких - таких первобытных монстров? Объясни это, Адда.
   - У ксили есть свои собственные цели, - сказал Адда. - Цели, которые мы не разделяем и даже не можем постичь...
   Ксили - движущиеся за туманами легенд - были огромны. Возможно, они соотносились с ур-людьми так же, как ур-люди соотносились с человеческими существами. Они были подобны богам - и все же ниже богов.
   Возможно, человеческая душа могла бы терпеть богов. Но не ксили. Ксили были соперниками.
   Хорк крутился в своем коконе, злой и нетерпеливый. - Итак, ур-люди, неспособные вынести отчужденное величие этих ксили, бросили им вызов...
   - Да. Были великие войны.
   Погибли миллиарды. Уничтожение ксили стало расовой целью ур-людей.
   - ...Но не всех, - сказал Адда. - По мере того, как росла злоба нападений, росло и понимание ур-людьми великих проектов ксили. Например, было обнаружено кольцо...
   - Кольцо? - зарычал Хорк.
   - Кольцо Болдера, - сказал Адда. - Огромная конструкция, которая однажды сформирует врата между вселенными...
   - О чем болтает этот старый дурак, доктор? Что это за вселенные, о которых он говорит? Они находятся в других частях Звезды?
   Мууб развел свои длинные, изящные руки и улыбнулся. - Я так же озадачен, как и вы, сэр. Возможно, вселенные находятся в других Звездах. Если такие существуют.
   Адда хмыкнул. - Если бы я знал ответы на все вопросы, я бы посвятил свою жизнь чему-то большему, чем вырезание копий и охота на свиней, - невесело сказал он. - Послушай, Хорк, я расскажу тебе то, что знаю; я передаю тебе то, что сказал мне мой отец. Но если ты будешь задавать глупые вопросы, то получишь только глупые ответы.
   - Продолжай в том же духе, - пробормотал Мууб.
   - Даже если бы мудрые ур-люди могли добиться успеха, - сказал Адда, - они пришли к выводу, что уничтожать ксили может быть так же неразумно, как для ребенка уничтожать своего отца. Ксили работают от нашего имени, ведя огромные невидимые битвы, чтобы спасти нас от неизвестной опасности. Мы не можем понять их пути; мы для них как пыль в воздухе. Но они - наша лучшая надежда.
   Хорк уставился на него, запустив толстые пальцы в бороду. - Какие есть доказательства всему этому? Это все легенды и слухи...
   - Это правда, - сказал Мууб, - но мы не могли ожидать большего от такого источника, сэр...
   Хорк высвободился из своей перевязи, его тело задрожало в воздухе, как мешок с жидкостью. - Ты чертовски терпелив, доктор. Легенды и слухи. Бредни старого дряхлого дурака. - Он подплыл к плененному вихревому кольцу и ударил кулаком по изящным сферам, окружавшим его. Самая внешняя сфера раскололась звездой вокруг его кулака, и вихревое кольцо распалось на цепочку колец поменьше, которые быстро уменьшались в размерах, кружась друг вокруг друга. - Неужели я должен ставить будущее города, моего народа на карту из-за такой тарабарщины? А как насчет нас, потоковый? Забудь об этих мифических людях из других миров. Почему ксили интересуются нами?.. и что мне с этим делать?
   Адда смотрел мимо широкого сердитого лица Хорка, как изо всех сил пытается восстановиться захваченное вихревое кольцо.
  

15

  
   Бзиа пригласил Фарра навестить его в своем доме, расположенном глубоко в нижней части города.
   Предполагалось, что портовые рабочие будут спать внутри самой гавани, в огромных, вонючих общежитиях. Власти предпочитали размещать свой персонал там, где они могли быстро вызвать его в случае какой-либо катастрофы - и где у них был лишний шанс сохранить их пригодными к работе. Чтобы получить доступ в остальную часть города, за пределы портовых стен, Бзиа и Фарру нужно было организовать не только совпадающие выходные, но и совпадающие выезды, и им пришлось ждать несколько недель, прежде чем Хош - неохотно и сопротивляясь - разрешил это.
   Гавань, огромное сферическое сооружение, встроенное в основание города, была обнесена собственной оболочкой и имела свой собственный каркас из вещества сердцевины, укрепленный таким образом, чтобы выдерживать усилия, прилагаемые колокольными лебедками. Фарр пришел к выводу, что гавань была хорошо спроектирована для выполнения своих функций, но интерьер вызывал жуткую клаустрофобию даже по стандартам Парца. Поэтому он почувствовал легкое облегчение, когда вышел из огромных, устрашающих ворот гавани и снова вступил в лабиринт улиц Парца.
   Улицы - узкие, разветвляющиеся, неразборчиво сложные - петляли во всех направлениях. Фарр огляделся, уже чувствуя себя заблудившимся; он знал, что у него мало надежды найти дорогу в этом трехмерном лабиринте.
   Бзиа потер руки, ухмыльнулся и махнул рукой вниз по одной из улиц. Он двигался быстро, несмотря на свое огромное, покрытое шрамами тело. Фарр изучал улицу. Она показалась ему такой же, как и дюжина других. Почему именно эта? Как Бзиа узнал это? И...
   А Бзиа уже почти скрылся из виду за первым поворотом улицы.
   Фарр оттолкнулся от внешней стены гавани и бросился вслед за ним.
   Район вокруг гавани был одним из самых убогих в городе. Улицы были тесными, старыми и извилистыми. Шум динамомашин, которые находились как раз над этим районом, был постоянной, глухой пульсацией. Жилища представляли собой темные рты, в большинстве из них отсутствовали двери или куски стен; поспешая за Бзиа, Фарр ощущал любопытные, голодные взгляды, устремленные на него. Тут и там мимо неравномерно проплывали люди - мужчины и женщины, некоторые из них портовые рабочие, и многие из них находились в странном состоянии, называемом "опьянение". Никто не заговаривал ни с ним, ни с кем-либо еще. Фарр поежился, чувствуя себя неуклюжим и бросающимся в глаза; это было все равно что заблудиться в корковом лесу.
   После недолгого оживленного плавания Бзиа начал сбавлять скорость. Должно быть, они уже почти у его дома. Фарр с любопытством огляделся. Они все еще находились в самом глубоком месте, почти на вершине гавани, и здания здесь были такими же съежившимися, как и в районах, расположенных ближе всего к самой гавани. Но в этом районе была разница, постепенно заметил Фарр. Стены и двери были залатаны, но в основном целы. И не было никаких "пьяниц". Для него было удивительно, как за такое короткое время характер места смог так полностью измениться.
   Бзиа ухмыльнулся и толкнул дверь - одну из тысяч дверей в этих извилистых коридорах. Фарр снова удивился, откуда Бзиа знает, как ориентироваться с такой безошибочной точностью.
   Он пролез вслед за Бзиа в дверной проем. Внутри дом представлял собой единственную комнату - грубую сферу, тускло освещенную деревянными лампами, прикрепленными, казалось бы, случайным образом к стенам. Он почувствовал, как его чашеобразная сетчатка растягивается, приспосабливаясь к низкому уровню освещенности.
   Ему в грудь ткнули шарообразной чашей с крошечными листьями.
   Он отшатнулся в воздухе. Над миской, как оказалось, висело широкое ухмыляющееся лицо - поразительно похожее на лицо Бзиа, но наполовину лысое, нос приплюснутый и деформированный, ноздри притуплены. - Ты из восходящих по потоку. Бзиа рассказывал мне о тебе. Возьми лепестков.
   Бзиа протиснулся мимо Фарра в маленький домик. - Сначала впусти бедного парня, женщина, - добродушно проворчал он.
   - Хорошо, хорошо.
   Женщина удалилась, сжимая свой шар с лепестками и все еще улыбаясь. Бзиа обхватил огромной ручищей предплечье Фарра и втащил его в комнату, подальше от двери, затем закрыл за ними дверь.
   Они втроем кружили неровным кругом. Женщина подбросила шар с лепестками в воздух и протянула руку. - Я Джул. Бзиа - мой муж. Тебе здесь рады.
   Фарр взял ее за руку. Она была почти такого же размера, как у Бзиа, и такой же крепкой. - Бзиа тоже рассказывал мне о тебе.
   Бзиа поцеловал Джул. Затем, вздохнув и потянувшись, он отошел в полутемную заднюю часть маленького дома, оставив Фарра с женой.
   Тело Джул было квадратной, компактной, хотя и бесформенной массой мышц. На ней было что-то похожее на местами залатанный универсальный комбинезон для работы в порту. Одна сторона ее тела была сильно повреждена - волосы на голове с этой стороны отсутствовали широкими прядями, а рука с той же стороны была искривлена, атрофирована. У нее отсутствовала нога ниже колена.
   Он уставился на обрубок ноги, на штанину ниже колена. Внезапно ему стало невыносимо стыдно, он поднял глаза на лицо Джул.
   Она похлопала его по плечу. - Нет особого смысла искать эту ногу; ты никогда ее не найдешь. - Она ласково улыбнулась. - Вот. Съешь лепестки. Я это имела в виду.
   Он запустил руку в шар, вытащил пригоршню маленьких листочков и запихнул их в рот. Они были невесомыми, как и все листья, и с сильным вкусом - таким сильным, что его голова, казалось, наполнилась их сладким ароматом. Он закашлялся, забрызгав хозяйку кусочками листьев.
   Джул запрокинула голову и рассмеялась. - У твоего друга-восходящего не очень-то утонченные вкусы, Бзиа.
   Бзиа принялся за работу в углу тесной комнатушки, под двумя смятыми спальными коконами; его руки были погружены в большую круглую бочку, полную осколков - крошек какого-то материала, - которые хрустели и перемалывались друг о друга, когда он сжимал в кулаках куски ткани. - Мы тоже, Джул, так что перестань дразнить мальчика.
   Фарр подобрал лепесток. - Это листик?
   - Да. - Джул отправила один в рот и шумно прожевала. - И да, и нет. Это от цветка... маленького декоративного растения. Их вывели здесь, в Парце. Ты ведь не встречал их в дикой природе, не так ли?
   - Они растут во дворце, не так ли? В их саду. Ты там работаешь? - Он изучал ее. Судя по тому, как Крис описал ему дворец комитета, Джул казалась немного грубоватой для такой работы.
   - Нет, не во дворце. Есть и другие участки обшивки, чуть выше нижнего города, где выращивают цветы и деревья бонсай. Но не для показухи, как в саду.
   - Тогда почему?
   Она хрустнула еще одним листом. - Для еды. И не для людей. Для свиней. Я обслуживаю воздушных свиней, юный Фарр. - Ее глаза сияли и смеялись.
   Фарр был озадачен. - Но эти листья - лепестки - не могут быть очень питательными.
   - Да, они не делают свиней такими сильными, какими они могли бы быть, - сказала она. - Но у них есть и другие преимущества.
   - О, перестань дразнить парня, - снова крикнул Бзиа. - Знаешь, она раньше работала в порту.
   - Мы там познакомились. Я была его начальницей, пока не повысили этого кретина Хоша. Боюсь, за счет этого огромного болвана Бзиа. Фарр, хочешь пивного пирога?
   - Нет. Да. То есть, нет, спасибо. Не думаю, что мне стоит его есть.
   - О, попробуй немного. - Джул повернулась к встроенному в стену шкафу и открыла его дверцу. Дверца была плохо подогнана, но в продуктовом отделении внутри было много продуктов и чисто. - Держу пари, ты никогда этого не пробовал. Что ж, посмотрим, на что это похоже. Какого черта. Мы не дадим тебе надраться, не волнуйся. - Она достала кусок толстого, липкого на вид пирога, завернутого в тонкую ткань; она отломила горсть и передала Фарру.
   Бзиа крикнул: - Пирог хорош, если жевать его медленно и знать, когда остановиться.
   Фарр осторожно откусил от пирога. После остроты лепестков он показался кислым, густым, почти неперевариваемым. Он тщательно прожевал его - вкус не улучшился - и проглотил.
   Ничего не произошло.
   Джул повисла в воздухе перед ним, скрестив огромные руки. - Просто подожди, - сказала она.
   - Забавная штука, - сказал Бзиа, все еще работая над своим шаром с хрустящими крошками. - Пивной пирог изобрели на самом дне города. Предполагаю, что мы сделали это, чтобы предотвратить скуку, отсутствие разнообразия, отсутствие стимуляции. Цветник бедняка, да, Джул?
   - Но теперь это деликатес, - сказала Джул. - Его едят во дворце, из шаров прозрачного дерева. Можешь в это поверить?
   Тепло взорвалось внизу живота Фарра. Оно распространялось, как раскрывающаяся ладонь, охватывая его торс и пробегая по конечностям, словно токи, вызванные каким-то новым магнитным полем; его пальцы рук и ног покалывало, и он почувствовал, как восхитительно болят его поры, когда они открываются.
   - Ух ты, - сказал он.
   - Хорошо сказано. - Джул протянула руку и взяла пивной пирог из его онемевших пальцев. - Думаю, на данный момент этого достаточно. - Она завернула пирог в кусок ткани и убрала его в шкаф.
   Фарр, все еще дрожащий, пересек комнату, чтобы присоединиться к Бзиа. Руки большого рыбака все еще были погружены в бочку с крошками, а его широкие ладони возились с одеждой - туникой большого размера - в гуще крошек, протирая поверхности друг о друга и соскабливая крошки с ткани. Бзиа вытащил тунику из бочки и добавил ее к грубому шару из скомканной одежды, который вращался вокруг его широкой спины. Бзиа ухмыльнулся Фарру, потер руки и бросил в бочку пару брюк. - Джул с нетерпением ждала встречи с тобой.
   - Что с ней случилось?
   Бзиа пожал плечами, вытянув руки перед собой. - Несчастный случай с колоколом, глубоко в мантии. Это произошло так быстро, что она даже не может вспомнить все. В любом случае, она оставила там половину себя. После этого, конечно, она была нетрудоспособна. Так сказали в порту. - Он улыбнулся с необоснованной терпимостью, подумал Фарр. - Но ей все равно нужно было выполнить свой контракт. Итак, она вышла из гавани с одной ногой, изворотливым мужем и долгами.
   - Но сейчас она работает.
   - Да.
   Он замолчал, и Фарр с любопытством наблюдал, как он возится с одеждой.
   Бзиа почувствовал на себе его пристальный взгляд. - В чем дело?.. О. Ты ведь не знаешь, что я делаю, не так ли?
   Фарр заколебался. - Честно говоря, Бзиа, я устал все время спрашивать, что происходит.
   - Что ж, могу посочувствовать этому. - Бзиа невозмутимо продолжал протирать песок через одежду.
   После нескольких мгновений молчания Фарр сдался. - О, хорошо. Что ты делаешь, Бзиа?
   - Стираю, - сказал Бзиа. - Содержу свою одежду в чистоте. Не думаю, что ты часто этим занимался у себя в восходящем потоке...
   Фарр был раздражен. - Мы следим за чистотой, даже в восходящем потоке. Ты знаешь, мы не животные. У нас есть скребки...
   Бзиа похлопал по боку своей бочки с крошками. - Это идея получше. Ты протираешь свою одежду через эту массу крошек - осколки костей, деревяшки и так далее. Ты обрабатываешь массу руками, видишь - вот так - втираешь ее в ткань... Крошки измельчаются, становятся все мельче и мельче, и втираются в ткань, выталкивая грязь. Гораздо менее грубо, чем скребком. - Он вытащил рубашку из бочки и показал ее Фарру. - Хотя это отнимает много времени. И немного скучновато. - Он задумчиво посмотрел на Фарра. - Послушай, Фарр, пока ты в городе, тебе следует в полной мере насладиться богатством его жизни. Почему бы не попробовать?
   Он нетерпеливо отодвинулся от бочки, стряхивая слой костяной пыли со своих рук.
   Фарр, прекрасно понимая, что его снова дразнят, взял другую рубашку - на этот раз жесткую от грязи - и сунул ее в бочку. Как, по его наблюдениям, делал Бзиа, он разминал ткань пальцами. Крошки потрескивали друг о друга и извивались вокруг его пальцев, как живые. Когда он снова вытащил рубашку, пыль покрыла его руки, так что пальцы странно соприкасались друг с другом, как будто были в перчатках. Но рубашка вряд ли казалась чище.
   - Для этого нужна практика, - сухо сказал Бзиа.
   Фарр засунул одежду обратно в бочку и припустил сильнее.
   Джул готовила еду; теперь она хлопнула Бзиа по плечу. - Каждый раз, когда кто-то приходит к нам, он заставляет их стирать его белье, - сказала она.
   Бзиа запрокинул свое исковерканное лицо и расхохотался.
   Джул провела Фарра в центр маленькой комнаты. Здесь висело деревянное колесо с пятью спицами, в щели между спицами которого были вставлены чаши с крышками. Повиснув в воздухе, все трое тесно сгрудились вокруг стола-колеса, заключив его в грубую сферу из лиц и конечностей, свет деревянных ламп играл на их коже. Теперь Джул сняла крышки с чаш и позволила им подняться в воздух. - Брюшко воздушного поросенка, приправленное лепестками. Почти так же вкусно, как может приготовить Бзиа. Яйца лесного ската... когда-нибудь пробовал такое, Фарр? Фаршированные листьями. Еще пивной пирог...
   Фарр, по подсказке Бзиа, запустил руки в миски и запихнул острую, ароматную еду в рот. Пока они ели, разговор иссяк, поскольку и Бзиа, и Джул тоже были слишком поглощены едой. Он не мог удержаться от сравнения маленького домика с домом Микксаксов в верхней части среднего города. Тут была только одна комната, в отличие от пяти в доме Микксаксов. Мусоропровод - скрупулезно чистый - пронизывал другую стену комнаты, в которой они ели. А Джул и Бзиа были гораздо менее опрятны, чем Микксаксы. Куча выстиранной одежды была просто брошена Бзиа, и теперь она парила в воздухе, рукава медленно разматывались, как безвольные лапки паука-прядильщика. Но здесь было чисто. И он заметил связку свитков, неплотно связанных и засунутых в один угол. Символ колеса был повсюду - вырезан на стенах, форма стола, за которым они ели, вылеплен на обратной стороне двери. Здесь было гораздо больше ощущения возраста, плохой конструкции и обшарпанности, чем в среднем городе... Но здесь было больше души, медленно решил он.
   Он посмотрел на широкие, помятые, понимающие лица Бзиа и Джул, пока они занимались едой. Свет ламп, казалось, рассеивался вокруг них, так что их лица были равномерно освещены (он понял, что кажущееся случайным расположение ламп на самом деле было чем угодно, только не таким). "Здесь был тихий, неприхотливый разум", - подумал он.
   Он на мгновение представил, как живет с этими людьми. Что, если бы он вырос здесь, в глубине Парца, в этой странной, старой, тесной части города?
   Это было бы не так уж плохо, решил он. Его настроение сменилось чувством поросячьей преданности этим двум порядочным людям.
   Он украдкой покачал головой, задаваясь вопросом, повлиял ли пивной пирог на его суждения.
   Он заметил, что Джул и Бзиа с любопытством наблюдают за его лицом.
   Он выпалил: - У вас есть дети?
   Джул улыбнулась, набрав полную пригоршню еды. - Да. Одна, девочка. Шар. Мы редко ее видим. Она работает за городом.
   - Разве вы не скучаете по ней?
   - Конечно, - просто сказал Бзиа. - Именно поэтому я не упоминал о ней раньше, Фарр. Чему нельзя помочь, о том не следует задумываться.
   - Почему бы не вернуть ее обратно?
   - Это зависело бы от нее, - мягко сказал Бзиа. - Сомневаюсь, что она захотела бы приехать. Это слишком далеко. Она кули с фермы на потолке. Как и твоя сестра, судя по тому, что ты говоришь.
   Фарр почувствовал смутное возбуждение. - Интересно, встретятся ли они.
   Джул рассмеялась. - Внутренние районы могут показаться небольшим местом для человека из потока, Фарр, но там сотни потолочных ферм. Шар отбывает свой контракт. Ей трудно вернуться домой, пока он не истечет. Тогда, возможно, она получит более ответственную работу на ферме. Она работает на порядочного владельца. Справедливого.
   - Я не понимаю.
   Джул нахмурилась. - Что? Как мы можем вот так жить порознь? - Она пожала плечами. - Я бы предпочла, чтобы она была вдали от нас и в безопасности, чем здесь, в гавани. Просто так у нас обстоят дела...
   - У Фарра есть семья, - сказал Бзиа.
   Джул кивнула. - Сестра. Кули. Да? И с тобой еще один из восходящих, старик...
   - Адда.
   - И ты отделен от них обоих. Так же, как и мы с Шар.
   Фарр кивнул. - Но Дюру возвращают с ее фермы на потолке. За ней отправилась Дени Макс.
   - Кто?
   - Врач. Из больницы общего блага... И Адду отвезли к главе города. Это все связано с устранением неполадок...
   - Хм, - сказал Бзиа. - Возможно. Фарр, я не верю всему, что слышу с самого начала, и я бы посоветовал тебе тоже проявить немного скептицизма. Тем не менее, надеюсь, что ты скоро увидишь свою сестру.
   Джул трудилась над донышком миски с мясом поросенка. - Итак, что ты думаешь о нашей части города?
   Фарр доел свой кусок. - Здесь все по-другому. Это... - Он заколебался.
   - Темно, грязно, угрожающе. Верно?
   Фарр покачал головой. - Я собирался сказать, тесновато. Даже теснее, чем где-либо еще.
   - Ну, это сердце города, - сказала Джул. - Я не сентиментальна по этому поводу, но это правда... Это самая старая часть Парца. Первая из построенных вокруг входа в гавань, когда хребет впервые опустили к нижней мантии.
   Фарр представил себе те древние времена, храбрость мужчин и женщин, решивших добыть основные материалы, необходимые для строительства своего города, а затем возвести это огромное сооружение голыми руками и инструментами, которые, как он предположил, были немногим более совершенными, чем сейчас у среднего человеческого существа.
   Джул улыбнулась. - Я знаю, о чем ты думаешь, парень из восходящего потока. Зачем кому-то строить вокруг себя такую маленькую коробку? Зачем перекрывать доступ воздуха?
   - Потому что, - сказал Бзиа, - они пытались восстановить то, что, как им казалось, они потеряли, когда колонисты удалились в центр Звезды. - Он выглядел задумчивым. - Итак, Парц - это воплощение древней мечты в дереве и веществе сердцевины...
   - Вы оба очень умные, - Фарр поймал себя на том, что говорит.
   Муж и жена одновременно запрокинули головы и расхохотались во все горло. В тесноте комнаты они представляли собой нелепое, чрезмерно большое, веселое зрелище.
   Джул протерла свои наглазники. - Ты говоришь то, что думаешь, не так ли?
   Бзиа похлопал ее по руке. - С нашей стороны нечестно смеяться, Джул. В конце концов, мы знаем множество людей - даже в нижней части среднего города, не говоря уже об верхах, - которые думают, что все в нижнем городе недочеловеки.
   - И, - сказал Фарр, - с человеческими существами - из восходящего потока - еще хуже.
   - Но это чушь, - горячо возразил Бзиа. Он схватил из миски яйцо ската и помахал им перед лицом Фарра. - Насколько я могу судить, люди более или менее равны, независимо от того, откуда они родом. И я пойду дальше. - Он откусил кусочек яйца всмятку и заговорил, не переставая жевать. - Я верю, что люди на этой Звезде разумны - имею в виду, в большей степени, чем представители других человеческих миров; возможно, даже более разумны, чем средний ур-человек.
   Джул покачала головой. - Послушай его, правителя ста звезд.
   - Но в том, что я говорю, есть логика. Подумайте об этом, - продолжил Бзиа. - Мы произошли от избранной группы инженеров, помещенных на Звезду, чтобы модифицировать ее; построить цивилизацию в мантии. Ур-люди не включили бы дураков в этот список, точно так же, как они не сделали бы нас слишком слабыми или слишком плохо приспособленными.
   - Анатомы, специалисты по аналогиям, разработали многое из того, что мы знаем о проекте "Ур-люди", исходя из нашей плохой адаптации, - сказала Джул, ее широкое лицо было живым и заинтересованным. - Из нашей неподходящей формы, основанной на прототипе ур-человека. И...
   Их беседа, содержательная и информативная, обтекала Фарра; он слушал, спокойный и расслабленный, незаметно пережевывая еще немного пивного пирога.
   Джул повернулась к Фарру. - Конечно, мы были не настолько умны, чтобы избежать создания жесткого, стратифицированного общества, с помощью которого мы могли бы контролировать друг друга.
   - Во всяком случае, здесь, в Парце, - сказал Фарр.
   - Здесь, в Парце, - признала она. - Вы, человеческие существа, очевидно, слишком умны, чтобы мириться со всем этим.
   - Мы были такими, - мягко сказал Фарр. - Вот почему мы ушли.
   - И теперь ты вернулся, - сказал Бзиа. - В самые нижние слои, на дно города... Верх, низ, низ-низ-верхушка; все эти понятия "верх-низ" являются реликтами человеческого мышления - ты знал об этом?.. здесь, в нижнем городе, нас считают менее умными, менее осведомленными, чем остальные. В прошлом люди здесь реагировали на это. - Его большое, избитое, задумчивое лицо выглядело грустным. - Плохо. Если вы относитесь к людям как к недочеловекам, часто они ведут себя подобным образом. Пару поколений назад эта часть нижнего города была трущобами. Джунглями.
   - Кое-где они сохранились до сих пор, - сказал Джул.
   - Но мы вытащили себя из этого. - Бзиа улыбнулся. - Самопомощь. Образование. Устные истории, умение считать, грамотность там, где у нас есть материалы. - Он откусил кусочек пивного пирога. - Комитет делает, черт возьми, все для этой части города. Порт делает меньше, хотя большинство из нас являются портовыми служащими. Но мы можем помочь себе сами.
   Фарр слушал все это с некоторым удивлением. Эти люди были похожи на изгнанников в своем собственном городе, подумал он. Как человеческие существа, затерявшиеся в этом лесу из дерева и корешков. Он рассказал им об уроках и обучении среди человеческих существ - истории племени и великого человечества за пределами Звезды, рассказанные старейшинами маленьким кучкам детей, подвешенных между вихревыми линиями. Бзиа и Джул задумчиво слушали.
   Когда с едой было покончено, они немного отдохнули. Затем Бзиа и Джул придвинулись немного ближе друг к другу, очевидно, неосознанно. Их огромные головы склонились, так что их брови почти соприкасались. Они потянулись вперед и положили широкие сильные пальцы на обод колеса. Они тихо заговорили - в унисон, медленно, торжественно перечисляя имена, ни одно из которых не было знакомо Фарру. Он молча наблюдал за ними.
   Когда они закончили, после, наверное, сотни имен, Бзиа широко раскрыл свои наглазники и улыбнулся Фарру. - Немного устной истории в действии, друг мой.
   На лице Джул снова появилось прежнее лукавое, игривое выражение. Она потянулась через столик-колесо и коснулась рукава Фарра. - Ты уже понял, в чем заключается моя работа?
   - О, перестань дразнить мальчика, - громко сказал Бзиа. - Я расскажу тебе. Она собирает лепестки в садах верхнего города и доставляет их на свинофермы - небольшие городские фермы, разбросанные по Парцу, где содержатся свиньи для аэромобилей, курсирующих в пределах города.
   - Подумай об этом, - сказала Джул. - На улицах города жарко и тесно. Закрыто. Все эти машины. Все эти свиньи...
   - Лепестки измельчают и добавляют в корм свиньям, - сказал Бзиа.
   Фарр нахмурился. - Для чего?
   - Чтобы с ними было легче жить. - Торжественно Джул наклонилась вперед, согнула обрубок ноги, обхватила свои широкие ягодицы через комбинезон, раздвинула их и громко пукнула.
   Бзиа рассмеялся.
   Фарр неуверенно переводил взгляд с одного на другую.
   Затем до него донесся запах. Ее пердеж благоухал лепестками.
   Бзиа со вздохом покачал головой. - О, не обращай на нее внимания, это только раззадорит ее. Еще пивного пирога?
  

16

  
   Водителем машины из Парц-Сити была Дени Макс, младший врач, которая лечила Адду. Дюра хотела броситься к ней, чтобы узнать новости о Фарре и Адде.
   Человеческие существа - все двадцать, включая пятерых детей - вышли из своего убежища в лесу и последовали за Дюрой. Дени Макс выглянула из открытого люка, равнодушно глядя мимо нее на кольцо тощих человеческих существ. - Я рада, что нашла тебя.
   - Я удивлена, что тебе это удалось. Восходящий поток - большое место.
   Дени пожала плечами. Она казалась раздраженной, нетерпеливой. - Это было не так сложно. Тоба Микксакс дал мне точные указания пути от своей фермы на потолке до места, где он впервые нашел тебя. Все, что мне нужно было сделать, это разведать окрестности, пока ты не откликнешься на мой зов.
   Филас придвинулась поближе к Дюре. Вдова прижалась губами к уху Дюры; Дюра с неловкостью ощутила сладковатый, тонкий запах листьев и коры в дыхании Филас. - Кто она? Чего она хочет?
   Дюра отдернула голову. Она чувствовала на себе оценивающий взгляд Дени. Она испытывала водоворот противоречивых эмоций: раздражение из-за властных манер Дени и все же некоторое смущение из-за неловкого, детского поведения людей. Неужели она была такой примитивной при первой встрече с Тобой Микксаксом?
   - Садись в машину, - сказала Дени. - Нам предстоит долгое путешествие обратно в Парц, и мне сказали поторопиться...
   - Кто? Почему меня отзывают? Это как-то связано с моим контрактом? Наверняка ты видела потолочную ферму Коса Френка - или то, что от нее осталось; она больше не функционирует. Кос освободил нас, и...
   - Это не имеет никакого отношения к твоему контракту. Я объясню по дороге. - Дени забарабанила пальцами по дверце машины.
   Дюра чувствовала на себе пристальные взгляды остальных членов племени, которые молча ждали, когда она примет решение. Она почувствовала краткий эгоистичный укол нетерпения по отношению к ним; они были зависимы, как дети. Она хотела вернуться в Парц. Она наверняка могла бы, сказала она себе, узнать больше о ситуации Фарра и Адды там, чем если бы она осталась с людьми в качестве еще одного простого притока беженцев. И, в конечном счете, - оправдывалась она перед собой, - возможно, она смогла бы сделать больше для помощи всем людям, вернувшись, чем оставаясь здесь. Должно быть, от нее требовалось что-то важное, раз город прислал за ней кого-то вроде Дени Макс. Возможно, каким-то странным образом она могла повлиять на события...
   Филас потянула ее за руку, как ребенок, требующий внимания. Дюра сердито отдернула руку - и тут же пожалела о своем порыве.
   Правда заключалась в том, призналась она себе, что испытала облегчение от того, что у нее появился предлог и средства сбежать от удушающей компании человеческих существ. Но она чувствовала себя такой виноватой из-за этого.
   Она быстро приняла решение. - Я поеду с тобой, - сказала она Дени. - Но не одна.
   Дени нахмурилась. - Что?
   - Я заберу детей. - Она развела руками, указывая на пятерых детей - младшим был младенец Мур, Джей, старшей была девочка-подросток.
   Дени Макс разразилась потоком жалоб.
   Дюра повернулась спиной и встала лицом к людям. Они в озадаченном молчании прижали к себе своих детей, их огромные глаза были устремлены на нее. Она раздраженно провела рукой по волосам. Медленно, терпеливо она описала, что ожидало детей в Парц-Сити. Еда. Приют. Безопасность. Конечно, она могла бы уговорить Тобу Микксакса найти временное пристанище для детей. Все они были достаточно молоды, чтобы показаться симпатичными горожанам, прикинула она, удивляясь собственному цинизму. И через несколько коротких лет они смогли бы превратить свои мышцы-подъемники в приносящую доход работу.
   Она поняла, что обрекает детей на жизнь в нижнем городе. Но это было лучше, чем голодать здесь или разделить эпический поход их родителей по опустошенным внутренним районам Парца. И в конце концов, настаивала она ошарашенным родителям, они сами доберутся до Парца и воссоединятся со своими отпрысками.
   Взрослые были сбиты с толку и напуганы, изо всех сил пытаясь разобраться с концепциями, которые они едва могли себе представить. Но они доверяли ей, медленно осознала Дюра со смесью облегчения и стыда - и так, один за другим, дети были доставлены к Дюре.
   Дени Макс свирепо смотрела, как перепачканные тела детей переносили в ее машину, и Дюра задалась вопросом, собирается ли Дени даже сейчас выдвинуть какое-нибудь жесткое возражение. Но когда доктор увидел, как Дюра укладывает маленького Джея - испуганного и плачущего, зовущего свою мать, - на руки старшей девочки на заднем сиденье машины, раздражение Дени заметно смягчилось.
   Наконец-то это было сделано. Дюра собрала обездоленных взрослых в кучку и дала им строгие инструкции о том, как добраться до полюса. Они внимательно выслушали ее. Затем Дюра обняла их всех и забралась в машину.
   Пока Дени приводила в движение команду воздушных свиней, Дюра смотрела через огромные окна на людей. Лишенные своих детей, они выглядели потерянными, сбитыми с толку, бесполезными. Диа и Мур прижались друг к другу. Я отняла у них будущее, - поняла Дюра. Их смысл в жизни.
   Или, возможно, я сохранила их будущее.
   Когда люди скрылись из виду - и несмотря на продолжающийся плач испуганных, дезориентированных детей - Дюра устроилась в одном из дорогих коконов аэромобиля, облегчение и чувство вины снова боролись за ее душу.
  

* * *

  
   Дени с неосознанным мастерством вела машину по обновленным вихревым линиям. - Город принимает раненых из глубинки. Это было нелегко для всех нас. - От жизнерадостной, довольно покровительственной женщины-доктора, которая лечила Адду, мало что осталось, подумала Дюра; наглазники Макс были окружены темнотой и твердыми отложениями сна; ее лицо, казалось, замкнулось в себе, став изможденным и суровым, и она сгорбилась над поводьями с напряженными, узловатыми мышцами.
   Дюра угрюмо смотрела из огромных окон машины на корку, проплывающую над ними. Она вспомнила, как восхищалась упорядоченностью огромной глубинки с ее потолочными фермами и садами, когда впервые увидела ее вместе с Тобой Микксаксом. Теперь, напротив, она была потрясена разрушениями, которые вызвал сбой. На больших участках корка освободилась от ферм, обнажив голый корневой покров. Кое-где на разрушенной земле все еще терпеливо трудились кули, но в голом потолке не было и намека на мощь естественного леса; непристойно лишенный своих прямоугольников возделывания, он выглядел как открытая рана.
   Дени попыталась объяснить, как наружная корка отреагировала на сбой звоном - вибрацией в секторах, по-видимому, по всей Звезде; разрушения происходили упорядоченными волнами, со смертельной и оскорбительной аккуратностью. Дюра позволила словам захлестнуть ее, едва понимая.
   - Разрушения продолжаются прямо во внутренних районах, - сказала Дени. - По меньшей мере половина потолочных ферм перестала функционировать, а остальные могут работать только частично. - Она взглянула на Дюру. - Знаешь, в Парц-Сити не так много запасов продовольствия; он полагается на ежедневный трафик с потолочных ферм. И ты знаешь, что они говорят...
   - Что?
   - Любое общество находится всего в нескольких шагах от революции. Хорк уже ввел нормирование. Сомневаюсь, что этого будет достаточно в долгосрочной перспективе. Тем не менее, на данный момент люди, кажется, понимают проблемы, с которыми мы сталкиваемся: терпеливо ждут своей очереди на медицинскую помощь за рядами кули, выполняя приказы комитета. В конце концов, я думаю, они обвинят комитет в своих бедах.
   Дюра глубоко вздохнула. - Точно так же, как ты обвиняешь меня?
   Дени повернулась к ней, широко раскрыв глаза. - Почему ты так говоришь?
   - Твой тон. Твое поведение со мной с тех пор, как ты приехала, чтобы вернуть меня.
   Дени потерла нос, и когда она снова посмотрела на Дюру, на ее губах играла слабая улыбка. - Нет. Я не виню тебя, моя дорогая. Но мне действительно неприятно быть водителем парома. Мне нужно лечить пациентов... В такое время у меня есть дела поважнее, чем...
   - Тогда почему ты приехала за мной?
   - Потому что Мууб дал мне такой приказ.
   - Мууб? О, администратор.
   - Он чувствовал, что я была единственным человеком, который мог бы тебя узнать. - Она фыркнула. - Старый дурак. В конце концов, на потолочной ферме Коса Френка не так уж много потоковых.
   - Я все еще не понимаю, почему ты здесь.
   - Потому что твой друг настоял на этом. - Она нахмурилась. - Адда? Худший пациент в мире. Но какую прекрасную работу мы проделали с его пневматическими сосудами!..
   Воздух казался густым во рту Дюры. - Адда жив? Он в безопасности?
   - О, да. Он был с Муубом, когда случился сбой. Он вполне здоров... или, по крайней мере, так же хорошо, как и раньше. Ты знаешь, с такими травмами это чудо, что он может передвигаться. И...
   Дюра закрыла глаза. Раньше она не осмеливалась спросить об этом своих сородичей - как будто сама постановка вопроса искушала судьбу. - А Фарр?
   - Кто? О, этот мальчик. Твой брат, не так ли? Да, с ним все в порядке. Он был в гавани...
   - Ты его видела? Ты убедилась, что он в безопасности?
   - Да. - В голосе Дени послышалось сочувствие. - Дюра, не беспокойся о своих людях. Адда приказал доставить Фарра во дворец...
   - Во дворце?
   - Да, очевидно, это было условием его работы с Хорком.
   Дюра рассмеялась; это было так, словно с ее сердца сняли огромное давление. Но все же, что делал Адда, раздавая приказы во дворце? Почему они вдруг стали такими важными? - Все изменилось с тех пор, как меня не было.
   Дени кивнула. - Да, но не спрашивай меня об этом... Мууб расскажет тебе, когда мы причалим. - Она зарычала. - Еще одного врача забрали от исцеления людей... Я надеюсь, что этот проект Хорка, чем бы он ни был, действительно достаточно важен, чтобы стоить столько жизней.
   Теперь они приближались к южному полюсу; вихревые линии, обманчиво упорядоченные, начинали сходиться. Дюра изучала корку. Элегантные, красивые фермы и сады на потолочном ландшафте здесь в значительной степени были избавлены от разрушений, вызванных сбоем, но было кое-что странное: корка имела тонкую текстуру, как будто она была покрыта тонкими темными мехами - мехами, которые медленно колыхались по направлению к полюсу.
   Дюра указала на это Дени. - Что это?
   Дени подняла глаза. - Беженцы, моя дорогая. Со всех концов опустошенных внутренних районов. Больше не в состоянии работать на своих фермах, они стекаются в Парц-Сити, надеясь на спасение.
   Дюра оглядела небо. Беженцы. Корка казалась черной от человечины.
   Дети снова заплакали. Дюра повернулась, чтобы успокоить их.
  

* * *

  
   Когда Хорк услышал, что двоих людей из восходящего потока - мальчик из гавани и женщина Дюра - нашли и доставили в верхний город, он позвал Мууба и старого дурака Адду на следующую встречу в дворцовой приемной.
   Адда устроился в своем веревочном коконе, нелепо болтая ногами в лубках, и обвел своим отвратительным кривым взглядом приемную, как будто это место принадлежало ему.
   Хорк подавил раздражение. - Ваши люди в безопасности. Они внутри города. Теперь я хотел бы продолжить нашу дискуссию.
   Адда вытаращил глаза, разглядывая его, как будто он был кули на рынке. Наконец старик кивнул. - Очень хорошо. Давай продолжим.
   Хорк увидел, как Мууб вздохнул, очевидно, с облегчением.
   - Я возвращаюсь к своему последнему вопросу, - сказал Хорк. - Я признаю существование ксили. Но меня не интересуют мифы. Я не хочу слышать об удивительных расовых целях ксили... Я хочу знать, чего они от нас хотят.
   - Я же говорил тебе, - ровным голосом произнес Адда. - Им ничего от нас не нужно. Я не думаю, что они даже знают, что мы здесь. Но они действительно хотят чего-то от нашего мира - нашей Звезды.
   - Очевидно, они хотят уничтожить его, - сказал Мууб, проводя рукой по своей обнаженной голове.
   - Очевидно, - сказал Адда. - Хорк, мудрость моего народа, передаваемая устно с момента нашего изгнания из...
   - Да, да.
   - ...ничего не говорит о каком-либо предназначении Звезды. Но мы точно знаем, что люди были доставлены сюда, на эту Звезду. Ур-людьми. И мы были приспособлены к выживанию здесь.
   Мууб кивнул на это. - Это не удивительно, сэр. Исследования анатомии аналогов привели к схожим выводам.
   - Я изо всех сил пытаюсь сдержать свое восхищение, - едко сказал Хорк. Беспокойный, расстроенный, он выпутался из своей перевязи и начал быстро плавать по комнате. Он наблюдал за вращением маленького мощного охлаждающего вентилятора, установленного в одном углу нарисованного неба; он изучал плененное вихревое кольцо в гнезде из сфер прозрачного дерева. Он устоял перед искушением снова разбить сферы, несмотря на растущее разочарование; стоимость ремонта была разорительной - фактически неоправданной в такие времена, как сейчас. - Продолжай работать со своим сообщением. Если люди были привезены сюда, созданы для того, чтобы соответствовать мантии, то почему вокруг нас нет свидетельств этого? Где устройства, которые создали нас? Где эти "другие" ур-люди?
   Адда покачал головой. - Когда-то было много свидетельств. Чудесные устройства, оставленные здесь ур-людьми, чтобы помочь нам выжить и работать здесь. Интерфейсы червоточин. Оружие, огромные сооружения, которые затмили бы ваш убогий город...
   - Где они сейчас? - рявкнул Хорк. - И не говори мне, что в прошлом они были конфискованы, намеренно уничтожены какой-нибудь мстительной администрацией Парца.
   - Нет. - Адда улыбнулся. - Вашим предкам не нужно было скрывать вещественные доказательства... просто правду.
   - Продолжай в том же духе.
   - Колонисты, - медленно произнес Адда.
   - Что?
   - Когда-то люди путешествовали по всей Звезде. Квантовое море было для них, благодаря их чудесным машинам, прозрачным, как воздух. Они могли безнаказанно проникать даже во внешние слои сердцевины. И там были чудесные врата, называемые интерфейсами червоточин, которые позволяли людям даже путешествовать за пределы самой Звезды.
   Люди, следуя командам своих ушедших создателей, ур-людей, приступили к заселению Звезды. И таинственные колонисты, спящие в своем кварковом супе в сердцевине, стали враждебны растущей мощи людей.
   Колонисты вышли из центра. Начались краткие, разрушительные войны.
   Человеческие машины были уничтожены или переброшены в квантовое море. Человеческое население было разорено, выжившие оказались под открытым небом практически без ресурсов.
   В течение нескольких поколений рассказы о происхождении человека на Звезде, повесть о колонистах, превратились в смутную легенду, еще одну барочную деталь в богатой словесной картине человеческой истории о невидимых мирах за пределами Звезды.
   Мууб громко рассмеялся, его длинное аристократическое лицо исказилось от веселья. - Извините, сэр, - сказал он Хорку. - Но здесь мы нагромождаем миф на миф. Как долго мы будем продолжать этот фарс? Мне нужно позаботиться о пациентах.
   - Заткнись, Мууб. Ты останешься здесь столько, сколько мне понадобится.
   Хорк крепко задумался. У него было чертовски мало свободных ресурсов. Он должен был ухаживать за ранеными и обездоленными, а в долгосрочной перспективе восстанавливать внутренние районы, облегчать голод людей.
   И все же, и все же...
   Если бы - приложив немного усилий - он смог устранить фантастическую угрозу ксили от города - фактически, из всего мира - тогда он мог бы стать величайшим героем истории.
   Хорк знал, что в таком видении была гордость, самовозвеличивание. Ну и что? Если бы он смог дать отпор ксили, человечество по праву признало бы его.
   Но как это сделать?
   Он, конечно, не мог бросить армию ученых на сбор воедино фрагментарных легенд о происхождении человека. И у него не было многих лет, чтобы ждать, пока такая дисциплина, как "сравнительная анатомия" Мууба, обдумает свой предмет. Он должен был расставить приоритеты, извлечь максимальную выгоду.
   Он пристально посмотрел на Адду. - Ты говоришь, что эти существа - колонисты - забрали интерфейсы и другие магические машины с собой обратно в квантовое море. Вне досягаемости наших рыбаков. Значит, у нас нет причин полагать, что устройства были уничтожены?
   Адда поднял голову; пиявка, покусывавшая его глаз, потревоженная, скользнула по щеке. - И никаких доказательств того, что они сохранились.
   Мууб фыркнул. - Теперь у старого дурака хватает наглости говорить о доказательствах!
   Что, если в этой легенде о колонистах и древних технологиях есть доля правды? Тогда, возможно, предположил Хорк, некоторые из этих устройств все еще могут существовать глубоко в квантовом море. Стоило бы иметь интерфейс...
   - Мууб, - задумчиво спросил он. - Как мы могли бы проникнуть в квантовое море?
   Мууб посмотрел на него, как будто шокированный этим предположением. - Мы, конечно, не можем, сэр. Это невозможно. - Его глаза сузились. - Вы же не думаете гоняться за этими абсурдными легендами, тратить ресурсы на...
   - Ты не будешь читать мне нотации, врач, - отрезал Хорк. - Думай об этом как о научном эксперименте. По крайней мере, мы многое узнаем о Звезде и о наших собственных возможностях... и, возможно, опровергнем раз и навсегда эти причудливые легенды о колонистах и чудесах древности. - Или, он позволил себе представить, возможно, я найду сокровище, потерянное человечеством на протяжении многих поколений.
   - Сэр, я вынужден заявить протест. Люди продолжают гибнуть по всей территории страны. Сам Парц может быть затоплен приближающимся потоком беженцев. Мы должны отказаться от этих фантазий о невозможном и обратить наше внимание на сиюминутное, практическое.
   Хорк изучал врача - Мууб был напряжен, дрожал в своем веревочном коконе. Его раздражение из-за непреклонного гнева Мууба внезапно сменилось уважением к этому достойному человеку. Должно быть, врачу потребовалось немало мужества, чтобы высказаться подобным образом. - Мууб, мой дорогой Мууб, как только я закончу это собрание, то погружусь в сиюминутное, практическое... в боль десяти тысяч человеческих существ. - Он улыбнулся. - Я хочу, чтобы ты взял на себя руководство этим проектом.
   - Достичь квантового моря, - выдавил Мууб. - Задача невыполнима.
   Хорк кивнул. - Конечно. В течение двух дней принеси мне варианты.
   Затем он отвернулся от них и, выпрямив спину, устремился по воздуху к двери и своим обязанностям.
  

17

  
   После того, как Дюра пережила короткий, беспокойный сон в тесной кабине Дени, ее вызвал посыльный из комитета. Посыльный был маленьким, довольно печальным человечком в потертой тунике; его кожа была тонкой и бледной, а глаза казались синяками, обесцвеченными глубоко внутри чашечек. Возможно, он провел слишком большую часть своей жизни, выполняя тяжелую работу в городе, подумала Дюра, вдали от свежего воздуха.
   Ее увели из больницы и повели по улицам. Они прошли через рынок и поплыли вверх тормашками вдоль Пэлл-Мэлл. Большая улица показалась ей более тихой, чем она помнила. Ряды аэромобилей двигались гораздо проще, чем раньше, между редко расставленными машинами был чистый воздух, и многие магазины были закрыты, их деревянные фонари потускнели. Она начала понимать, как катастрофа во внутренних районах повлияла на экономику города.
   Несмотря на это, шум был постоянным, рычащим, а нескольких вентиляторов и вентиляционных отверстий, казалось, было недостаточно. Вскоре Дюра обнаружила, что борется с клаустрофобией. И все же всего несколько дней назад она чувствовала беспокойство в ограниченной компании восходящих по потоку. Пережитое действительно сделало ее неудачницей, мрачно подумала она.
   Они свернули с торгового центра недалеко от его верхней конечной точки и, к удивлению, оказались в чистом воздушном пространстве. Они вплыли в огромное открытое помещение, куб со стороной в сотню человеческих ростов. Его ребра были сложены из тонких балок, оставляя фасады открытыми ясному небу - это место, должно быть, прилепилось к городской стене, как какая-то огромная деревянная пиявка, - но, как ни странно, воздух здесь был не свежее, чем в недрах города, и не было заметно ни ветерка. Присмотревшись повнимательнее, она поняла, что кажущиеся открытыми грани этого куба были покрыты огромными панелями из прозрачного дерева; она находилась внутри прозрачного деревянного ящика, достаточно большого, чтобы вместить, по ее быстрым подсчетам, тысячу человек.
   Это было впечатляюще, но крайне странно; Дюра почувствовала себя ошеломленной - как это часто бывало раньше - необычностью города.
   Посыльный коснулся ее локтя. - Вот мы и пришли. Это стадион. Конечно, сегодня он пуст; когда он используется, он забит людьми... Там, наверху, вы можете увидеть ложу комитета. - Он указал на тонкий балкон, нависающий над самим стадионом; его голос был тонким, заискивающим. - Люди приходят сюда посмотреть игры - наши спортивные мероприятия. У вас среди восходящих есть игры?
   - Зачем меня сюда привезли?
   Маленький человечек шарахнулся в сторону, его покрытые синяками наглазники закрылись.
   - Дюра...
   Фарр?
   Она крутанулась в воздухе. Ее брат был всего на расстоянии одного роста от нее; он был спокоен и, по-видимому, здоров, одет в свободную тунику. С ним были люди - Адда и трое горожан.
   Она увидела все это за то мгновение, которое потребовалось, чтобы преодолеть разделявшее их расстояние и заключить брата в объятия. Он обнял ее в ответ - но не как непосредственный ребенок, медленно осознала она; он обнял ее и погладил по спине, успокаивая.
   Она отпустила его и держала на расстоянии вытянутой руки. Его лицо было квадратным и серьезным. Казалось, он стал старше, и в нем стало больше от их отца.
   - Я в порядке, Дюра.
   - Да. Я тоже. Я подумала, что ты, возможно, пострадал во время сбоя.
   - Меня не было в колоколе, когда произошел сбой. У меня была свободная смена, и я был в порту...
   - Это не имеет значения, - с горечью сказала она. - Ты слишком молод, чтобы посылать тебя за такими вещами.
   - Просто так обстоят дела, - мягко сказал он. - В колоколах служили мальчики младше меня. Дюра, во всем этом нет твоей вины... даже если бы я пострадал, это была бы не твоя вина.
   Он утешал ее. Он действительно взрослел.
   - В любом случае, я какое-то время не возвращался в гавань, - продолжил Фарр. Он улыбнулся. - Нет, с тех пор, как Адда попросил Хорка послать за мной. Я остановился у Тобы.
   - Как поживает семья?
   - Хорошо. Крис учил меня серфингу. - Фарр поднял руки в воздух, как будто балансируя на невидимой доске. - Тебе придется попробовать это...
   - Дюра. Ты сделала это, я рад, - к ним по воздуху подплыл Адда. Дюра быстро оглядела старика; его плечи, грудь и голени все еще были перевязаны несвежими бинтами, но двигался он достаточно свободно. Он тащил за собой предмет, похожий на шкуру воздушной свиньи; зашитая и надутая, она покачивалась вослед его неуклюжему продвижению, как игрушка.
   Она нашла свободное место на его лице - подальше от глазной пиявки - и поцеловала его. - Я бы обняла тебя, если бы не боялась сломать.
   Он фыркнул. - Итак, ты преодолела сбой.
   Вкратце она рассказала свою историю; глаза Фарра округлились, когда она описала корабль ксили. Она рассказала им, как человеческие существа пережили сбой - ценой двадцати погибших. Когда она произносила знакомые, утраченные имена, ей вспомнился простой, трогательный церемониал произнесения имен лесорубов.
   Она рассказала Адде и Фарру о пятерых детях восходящих, которые на сегодня поселились у Дени Макс. Фарр и Адда улыбнулись и пообещали навестить детей.
   - Теперь расскажи мне, что мы здесь делаем. И почему ты таскаешь за собой мертвую свинью.
   Адда поморщился, отчего пиявка скользнула по его сморщенной щеке. - Ты узнаешь... чертова глупость, все это. - Он оглянулся на остальную компанию; Дюра узнала Мууба, врача больницы, с двумя другими мужчинами. - Пошли, - сказал Адда. - Нам лучше продолжить.
   С помощью Дюры и Фарра, помогавших Адде, трое людей племени направились к Муубу и его спутникам.
  

* * *

  
   Все шестеро парили вместе близко к центру огромной пустоты стадиона; Дюра чувствовала холод и изоляцию, несмотря на липкость полюса. По всему огромному пространству вокруг них были натянуты веревки и направляющие, молчаливое свидетельство того, что это место было спроектировано для размещения толпы.
   Врач Мууб был одет в строгий темный халат. Как и прежде, Дюра не могла не смотреть на величественный купол его лысой головы. Он приветствовал их улыбкой, которая казалась достаточно профессиональной, но немного натянутой. - Спасибо, что уделили мне время.
   Адда усмехнулся. - О, у нас был выбор?
   Улыбка Мууба стала еще шире. Он живо представил двух своих спутников: портового надзирателя по имени Хош, худого, как труп, который, казалось, знал Фарра, судя по кислым взглядам, которые он бросал на мальчика; и высокого, худощавого, как ствол дерева, человека по имени Секив Троп, которого Мууб описал как эксперта по магполю. Как и у Мууба, прекрасная старая голова Тропа была выбрита наголо, в стиле академиков университета.
   Мууб быстро набросал предысторию директивы Хорка. - Честно говоря, я не уверен в ценности этой программы; с таким же успехом я могу сказать вам это с самого начала. Но я действительно разделяю точку зрения Хорка. - Он огляделся, выражение его лица стало жестким. - Мне нужно быть здесь, на этом хрупком стадионе, чтобы только понять, как мы должны найти какой-то способ защитить себя от случайной опасности сбоев.
   Дюра нахмурилась. - Но почему здесь мы? Я имею в виду, мы, люди племени. Вам нужны эксперты. Что мы можем добавить?
   - По двум причинам. Во-первых, вы являетесь экспертами - или самыми близкими из тех, что у нас есть - по ксили. Так, во всяком случае, считает Хорк. И, во-вторых, больше некому. - Он поднял руки, как будто хотел обнять город. - Дюра, Парц может показаться тебе большим и богатым местом, но экономика серьезно пострадала от сбоев. Все наши ресурсы направлены на преодоление последствий, на восстановление внутренних районов... все, кроме нас, и мы все, кого Хорк счел возможным пощадить. - Он улыбнулся им. - Нас шестеро, включая мальчика. И наша миссия - спасти мир. Возможно, у нас получится; и какие аплодисменты мы заслужим, если сделаем это.
   Он замолчал. Они вшестером стояли неровным кольцом, настороженно изучая друг друга - все, кроме эксперта по магполю Секива Тропа, который смотрел вдаль сквозь свои изящно выточенные наглазники.
   - Хорошо, - оживленно сказал Мууб. - Хорк попросил меня придумать варианты достижения невозможного - проникнуть в мантию глубже, чем любой человек с доисторических времен. И я, в свою очередь, попросил Хоша и Адду предоставить нам предложения для работы. Колокола из гавани опускаются на глубину около сотни метров. Наши первые оценки показывают, что мы должны проникнуть по меньшей мере в десять раз глубже - на глубину тысячи метров ниже Парца, глубоко в мантию. Секив, вы здесь, чтобы прокомментировать, если хотите, и добавить все, что сможете.
   Троп оживленно кивнул. - Я сделаю все, что в моих силах, - сказал он тонким, манерным голосом. Секив Троп явно был самым старшим в группе. Его почти голый череп был покрыт тонкими пучками желто-золотых волос, оставленных небрежно небритыми. А его костюм - свободного покроя и с огромными карманами - был более потрепанным и залатанным, чем Дюра ожидала от жителей большого города.
   Этот старик был довольно милым, решила Дюра. Фарр спросил: - Почему мы здесь? На этом стадионе?
   - Из-за твоего друга. - Мууб с сомнением посмотрел на свиную шкуру. - Адда сказал мне, что предпочел бы продемонстрировать свою идею, а не описывать ее. Я подумал, что ему лучше отвести как можно больше места.
   Начальник порта Хош скривил лицо в усмешке. - Тогда, может быть, нам лучше позволить старому дураку покончить с этим, пока его чертов свиной труп не начал вонять по всему зданию.
   Адда ухмыльнулся и потянул за короткую веревку, которой надувная свиная шкура крепилась к его поясу. Он держал ужасный артефакт перед собой, явно наслаждаясь брезгливой реакцией горожан. Дюра признала, что шкура была отвратительной; ее отверстия были грубо зашиты, и в нее закачивался воздух, чтобы раздуть ее квадратное тело, заставляя шесть плавников выпрямиться. Ее нечеловеческая морда, казалось, смотрела на нее. И, как она поняла, она действительно немного воняла.
   Хош усмехнулся. - Это что, какая-то шутка? Старый дурак думает, что мы все могли бы надеть свиные шкуры и доплыть до чертовой сердцевины.
   Адда помахал надутой кожей перед лицом надзирателя. - Ошибаешься, горожанин. Вы, люди, разъезжаете на колесницах, запряженных свиньями. Сначала я задавался вопросом, могут ли люди путешествовать на одной из них до самой сердцевины... но, конечно, свиньи никогда не смогли бы пережить путешествие в мантию. Итак, мы строим свинью... искусственную свинью из дерева и вещества сердцевины. Достаточно прочную, чтобы выдержать давление нижней мантии.
   Секив кивнул. - Как это устройство будет приводиться в движение?
   Адда ткнул пальцем в реактивное отверстие свиньи. - Реактивными движками, конечно. Как у настоящих. - Он щелкнул надутыми плавниками. - А это сохранит его стабильным. - Затем он прижал кожу между рукой и забинтованными ребрами; воздух хлынул из выходного отверстия, и труп свиньи закачался в воздухе в жуткой, комической пародии на жизнь.
   Хош громко рассмеялся. - И откуда возьмется пердеж, потоковый? Из тебя?
   Секив нахмурился, его растрепанные волосы развевались. - Вы могли бы имитировать внутреннюю работу анатомии свиньи. Аэромобиль мог бы перевозить баллоны с воздухом, нагреваемым запасом древесины в котле, работающем на ядерном топливе, и выпускаемым через отверстие клапана. - Изящным пальчиком он протянул руку и осторожно потыкал в один дряблый плавник. - Вы могли бы даже попытаться управлять, установив эти плавники на карданы, приводимые в действие изнутри судна. А сопла для пердежа можно было бы сделать направленными, проявив немного изобретательности. - Старик одобрительно кивнул Адде. - Практичное предложение во многих отношениях.
   Адда - вопреки себе, поняла Дюра - раздулся от похвалы; Хош выглядел недовольным.
   Фарр серьезно сказал: - Но как это могло бы уцелеть в мантии? Адда, в колоколе я узнал, что не только давление способно разрушить такое судно, раздавив его... - Он внезапно сжал кулак, заставив Дюру вздрогнуть; она удивилась, где он научился таким грубым драматическим трюкам. Фарр продолжал: - Материя из ядер - обычная материя - растворилась бы.
   Хош быстро сказал: - Ну, конечно, так и было бы. Любой, у кого есть хоть капля опыта, знает это. Наши колокола защищены от давления магнитными полями, посылаемыми турбинами в городе.
   Секив Троп покачал головой. - Это неправильное понимание, инспектор. Если быть точным, колокола питаются электрическими токами, которые генерируются в гавани... но защитная магнитная оболочка генерируется в самом колоколе с помощью сверхпроводящих обручей, которые опоясывают колокол.
   Хош оглядел старика с ног до головы. - Я полагаю, вы рыбак. Мы, должно быть, работали в разные смены...
   Мууб тронул Хоша за плечо. - Секив разработал нынешнее поколение колоколов - колоколов, на которых вы плаваете каждый день. Хош, твоя жизнь зависит от его опыта; тебе не идет насмехаться над ним.
   Хош успокоился. - Ну и что из этого? Точка зрения мальчика остается в силе.
   Секив казался невосприимчивым к оскорблениям. - Нужно было бы просто опоясать эту искусственную свинью сверхпроводящими обручами и нести оборудование для создания магнитного поля изнутри. - Он нахмурился. - Конечно, основная масса корабля была бы увеличена.
   Дюра спросила: - А внутри деревянной свиньи не станет жарко, если все время будет происходить ядерное горение?
   Секив кивнул. - Да, это было бы трудностью... хотя само по себе не непреодолимой. Более серьезной проблемой была бы подача воздуха для топлива. Степень сжатия даже в наших самых совершенных баллонах не очень высока. Достаточно для полета к потолочным фермам на аэрокаре, но вряд ли достаточно для экспедиции такого масштаба. - Он печально посмотрел на Адду. - Опять же, возможно, это можно преодолеть. Но есть два гораздо более разрушительных недостатка. Во-первых, отсутствие стабильности. В конце концов, у воздушной свиньи есть нечто большее, чем задний проход и несколько плавников. У свиньи шесть глаз, с помощью которых она управляет движением...
   - Ну, - защищаясь, сказал Адда, - у вас могло бы быть шесть окон из прозрачного дерева. Или больше.
   - Возможно. Но за каждым окном будет находиться пилот - да? - который затем должен был бы передавать инструкции экипажу - пяти или шести мужчинам, которые усердно тянули бы за направляющие плавники, надеясь скорректировать движение. Адда, боюсь, ваша деревянная свинья будет барахтаться в воздухе.
   Дюра сказала, - Но тут не обязательно использовать плавники. В конце концов, эта штука не обязательно должна быть в точности похожа на свинью. Возможно, мы могли бы использовать реактивные снаряды, которые выходят из боков свиньи.
   - Да. - Мууб выглядел задумчивым. - Это могло бы быть гораздо точнее.
   Секив снисходительно улыбнулся. - Тем не менее, я бы ожидал неустойчивости. Кроме того, боюсь, что мое следующее возражение фатально.
   Адда впился в него взглядом, его глазная пиявка скользнула по щеке.
   - Ваш способ передвижения не мог бы работать в недрах мантии, не говоря уже о квантовом море. В условиях высокого давления воздух не мог бы быть вытеснен; он был бы вытеснен обратно в тело свиньи.
   Хош почесал затылок. - Ненавижу конструктивно относиться к этой глупой идее, - сказал он, - но не могли бы вы отвести магнитное поле от корпуса свиньи? Тогда пердеж выбрасывался бы в воздух при нормальном давлении.
   Секив посмотрел на него и запустил костлявые пальцы в свои всклокоченные волосы, очевидно, подыскивая простое объяснение. - Но вытесненный воздух все равно находился бы внутри магнитного поля, которое, в свою очередь, было бы прижато к кораблю силовыми линиями. Воздух будет давить на магнитную оболочку, которая потянет корабль назад. Видите ли, это вопрос действия и противодействия...
   Мууб жестом призвал его к молчанию. - Я думаю, мы можем поверить тебе на слово, Секив. - Он улыбнулся Адде. - Сэр, похоже, все согласны с тем, что мы не можем принять твое предложение; но оно было оригинальным, и, возможно - ты согласен, Секив? - некоторые его аспекты могут сохраниться в окончательном проекте. Кроме того, мне кажется, что мы могли бы использовать эту идею для создания аэромобилей, отличающихся конструкцией от тех, что у нас есть сейчас, - аэромобилей, для движения которых не нужны были бы свиньи. В конце концов, ни одна из проблем, о которых мы говорили, не возникла бы, если бы аппарат работал в открытом воздухе.
   Адда, сжимавший свободной рукой свою добытую свинью, выглядел необычайно довольным собой. Дюра подтолкнула его локтем и тихо сказала: - Тебе это нравится. Ты забываешь, что ты жалкий старый пердун. Сбиваешь их с толку.
   Адда свирепо посмотрел на нее. - Ну? Кто следующий? Этот рыбак так умно отнесся к моим предложениям; теперь давайте послушаем, что он скажет.
   - Действительно. Хош?
   Надзиратель порта развел пустыми руками, обращаясь только к Муубу. - Моя идея проста, и мне не нужно пускать в ход свиные шкуры, чтобы описать ее. Я говорю, что мы придерживаемся того, что знаем. Я говорю, что мы удлиняем хребет... наращиваем его настолько, насколько нам нужно, вплоть до нижней мантии.
   Секив Троп потер подбородок. - Что ж, как вы говорите, это имеет преимущество знакомого. Деревянный хребет нуждался бы в защите от растворения в нижней части, но мы могли бы использовать сверхпроводящие катушки для достижения этого, как мы делаем сейчас... Но каким потрясающим предприятием это было бы. Я сомневаюсь, что такой хребет смог бы сохранить свою структурную целостность в требуемом масштабе длины. И это могло бы повлиять на стабильность самого города. Смогут ли анкерные ленты поддерживать наше положение здесь, на полюсе, с таким противовесом?
   Мууб покачал головой. - Хош, мы не можем выделить ресурсы на это. Вы, должно быть, знаете, что поставки древесины из корки прекратились после сбоя, поэтому мы не получаем древесину. И в любом случае у нас нет лишних людей...
   - Кроме того, - сказала Дюра, - что, если произойдет сбой? Хребет будет настолько хрупким, что разрушится в считанные мгновения.
   Хош сложил руки на груди и скрестил ноги, превратив свое жилистое тело в шар решимости. - Тогда это невозможно. Мы можем также перестать тратить наше время и сказать об этом Хорку.
   Мууб повернулся к нему. - Честно говоря, Хош, я не пожалею, если мы придем к такому выводу. Я бы предпочел не тратить на это дурацкое поручение больше времени и усилий, чем необходимо.
   - О, нет. - На сморщенном лице Секива Тропа отразилось раздражение. - Мы вообще не пришли к такому выводу. Мы просто исключили возможные варианты. И у нас, возможно, есть некоторые элементы работоспособного решения.
   У Мууба был недовольный вид, и он потянул за нитку на своей мантии. - Продолжай.
   - Во-первых, мы знаем, что этому гипотетическому устройству - этому новому свободно плавающему колоколу - потребуется защитное магнитное поле, чтобы удержать его от растворения, и некоторые средства приведения в движение. Он должен быть самоподдерживающимся; наши традиционные методы не могут быть распространены на такие глубины, поэтому мы исключили подачу тока из города. Таким образом, устройство должно было бы оснащаться простой турбиной для создания защитного поля.
   - Как она будет крутиться? - спросила Дюра. - Я думала, вы сказали, что реактивные двигатели не могут работать.
   - И поэтому они не годятся, - сказал Секив. - Но есть другие средства приведения в движение...
   - Грести, - сказал Фарр, и его круглое лицо оживилось. - Как насчет этого? Может быть, мы могли бы сделать колокол, который мог бы свободно плавать, колокол, который мог бы грести.
   - Точно. - Секив кивнул с довольным видом. - Мы могли бы протащить себя вдоль магнитного поля, точно так же, как мы делаем, когда гребем в воздухе. Молодец, молодой человек.
   Мууб потянул себя за нижнюю губу. - Но, может быть, магнитное поле не проникает в нижнюю мантию.
   - Мы считаем, что это так, - сказал Секив. - Мантия и море пронизаны заряженными частицами - протонами, электронами и гиперонами, которые поддерживают магнитное поле.
   Хош усмехнулся. - Что бы мы сделали, прикрепили пару искусственных ног к спине?
   Фарр, чье воображение, казалось, было захвачено, взволнованно сказал: - Нет, вы бы размахивали катушками из сверхпроводника. Как якорные ленты. Вы могли бы переместить их изнутри колокола и...
   - Еще раз хорошая мысль, - спокойно сказал Секив. - Но вы могли бы пойти немного дальше. Не было бы необходимости двигать сами катушки физически; само движение тока внутри них могло бы генерировать поступательное движение.
   Мууб медленно кивал. - Понимаю. Таким образом, вы бы заставили ток течь взад и вперед.
   - Пусть это будет поочередно. Точно. Тогда катушки можно было бы жестко закрепить на корпусе. И, конечно, такая конструкция обеспечивала бы определенную экономию: двигательная установка корабля была бы такой же, как и система магнитного экранирования. - Он нахмурился. - Но мы все равно столкнулись бы с проблемой чрезмерного нагрева внутри корабля, генерируемого турбиной, работающей на ядерном топливе, в замкнутом пространстве...
   Хош, казалось, не хотел говорить, как будто, подумала Дюра, ему искренне не хотелось вносить что-либо позитивное. - Но вам не нужно было бы использовать ядерное сжигание, - сказал он наконец. - Для приведения в действие турбины было бы достаточно чего угодно... возможно, даже человеческих мышц.
   - Нет, боюсь, наши мускулы были бы слишком слабы для такой задачи. Но мы могли бы использовать силу животных - упряжку свиней, запряженных в какую-нибудь турбину - да, действительно! - Он рассмеялся и хлопнул Адду по спине, отчего старик медленно закружился, как забинтованный веер. - Похоже, в конце концов, мы будем кататься на свиньях до упаду!
   Адда взял себя в руки, широко улыбаясь.
   Мууб оглядел группу. - Я не могу поверить в это. - В его голосе звучало разочарование. - Похоже, мы придумали кое-что, что могли бы создать... что-то, что действительно могло бы сработать.
   Секив потянул себя за подбородок; Дюра никогда не видела таких костлявых и изящных рук. - Мы должны создать прототип - с конструированием все еще могут возникнуть непредвиденные проблемы. И, конечно, как только начнется спуск, аппарат столкнется с условиями, о которых мы можем только догадываться.
   - И затем, - сказала Дюра, по спине у нее пробежали мурашки, - есть колонисты. На самом деле, миссия будет провалена, если она не столкнется с колонистами. Что тогда?
   - Действительно, что? - серьезно повторил Секив.
   Мууб провел рукой по своей лысой голове. - Черт бы вас побрал. Черт бы вас всех побрал. Вы слишком хорошо преуспели; я не могу сообщить Хорку о том, что эта его идея невыполнима. - Он посмотрел на надзирателя порта. - Хош, я хочу, чтобы ты взял на себя ответственность за проектирование и изготовление прототипа.
   Хош обиженно посмотрел в ответ, его худое лицо побагровело.
   Мууб сказал ледяным тоном: - Бери этих троих из восходящего потока и частично можешь рассчитывать на Секива. Что касается рабочей силы, используй кого-нибудь из твоих работников в порту. Но сделай это просто и дешево, хорошо? Нет необходимости тратить на это больше энергии, чем необходимо. - Он развернулся в воздухе, отпуская их. - Извести меня, когда прототип будет готов.
  

* * *

  
   Человеческие существа, слабо сцепив руки, медленно последовали за Муубом и остальными со стадиона.
   - Итак, - сказала Адда. - Шанс встретиться лицом к лицу с богами из прошлого.
   - Не богами, - твердо сказала Дюра. - Даже ксили не боги... Но эти колонисты могут быть монстрами, если они существуют. Вспомните войны сердцевины.
   Адда фыркнул. - Эта чертова дурацкая экспедиция все равно никогда не зайдет так далеко. Этот раскачивающийся колокол будет раздавлен.
   - Возможно. Но тебе не нужно быть таким занудой, Адда. Я знаю, тебе нравилось играть с идеями там, в прошлом. Ты должен восхищаться воображением, духом этих горожан.
   - Ну, и что теперь? - спросил Адда. - Ты хочешь найти свою подругу Ито?
   - Позже... Сначала мне нужно кое-что сделать. Мне нужно кое-кого найти - дочь подруги с моей фермы на потолке. Подруги по имени Раук.
   Адда подумал об этом. - Девочка знает, что стало с ее матерью?
   - Нет, - тихо сказала Дюра. - Я собираюсь рассказать ей.
   Адда кивнул, его сморщенное лицо ничего не выражало, казалось, он понял.
   И однажды, подумала Дюра, мне придется отправиться в леса восходящего потока и рассказать Броу...
   Она взглянула на Фарра. Глаза мальчика были устремлены куда-то вдаль, а лицо ничего не выражало. Ей казалось, что она может читать его мысли. Люди собирались построить корабль, чтобы найти колонистов. Это действительно была идея, полная удивления... Глубоко внутри нее самой, как она обнаружила, тоже была маленькая искорка благоговения.
   И Фарр был достаточно молод, чтобы наслаждаться поездкой.
   Но Адда был прав. Это была совершенно убийственная перспектива. И, конечно, подумала она, по крайней мере, один из них троих, как "эксперт" Хорка по ксили, был бы назначен в это путешествие, если бы оно когда-нибудь состоялось...
   Она крепко сжала руку Фарра и прижалась к нему еще теснее, решив, что Фарр никогда не совершит того путешествия, о котором мечтал.
  

18

  
   Пробуждение медленно овладевало Муром.
   Медленно, по крупицам, он начал осознавать шелест древесной коры, вонь усталости от собственного тела, бесконечное желтое свечение воздуха, проникающего в его закрытые наглазники. Он использовал несколько петель из потрепанной веревки, чтобы свободно привязать себя к ветке ближайшего дерева, и теперь мог чувствовать неоспоримую реальность веревок, когда они впивались в тонкую плоть его груди и бедер.
   Затем началась боль.
   Его желудок, так долго остававшийся пустым, казалось, медленно взрывался, наполняя центр его тела тупой, тянущей болью. Его суставы запротестовали, когда он начал шевелиться - затекшие суставы были совершенно неожиданным побочным эффектом голода, из-за чего в плохие дни его движения становились как у старика, - и внутри черепа возникла острая боль, как будто мозг отделялся от кости.
   Он зажмурил глаза и обхватил себя руками, чувствуя, как собственные костлявые локти впиваются ему в ребра. Как странно, что никогда в жизни он не спал так крепко, как в эти невероятно трудные времена. В то время как жизнь наяву становилась все более невыносимой, сон становился все более комфортным, соблазнительным, другим царством, в котором растворялись его физическая боль и душевные страдания.
   Если бы только я мог остаться там, подумал он. Как легко было бы никогда больше не просыпаться...
   Но боль уже слишком глубоко проникла в его сознание, чтобы этот вариант был доступен сегодня.
   Со вздохом он открыл глаза и потрогал чашки одним пальцем, обрабатывая острые края с твердыми отложениями сна. Затем он медленно выбрался из своей ослабленной веревочной перевязи. Остальные человеческие существа - остальные четырнадцать - были разбросаны по нижнему краю леса, привязанные такими же веревочными петлями. Болтаясь там в полусне, они были похожи на куколок насекомых, возможно, деформированных пауков-прядильщиков.
   Мур выплыл из леса, избегая смотреть в глаза тем, кто уже не спал.
   Он потянулся, его мышцы все еще болели после вчерашней гребли руками. Он сорвал с дерева пригоршню листьев, а затем согнул ноги и с трудом опустился в мантию. Примерно на двадцать человеческих ростов ниже кромки лесного потолка он задрал тунику и подтянул ноги к груди. Его бедра и колени протестовали, но он обхватил голени и подтянул бедра ближе к животу. Сначала его кишечник не реагировал на это побуждение - как и вся остальная система, его процессы пищеварения и выведения, казалось, медленно отказывали, - но он упорствовал, обхватив ноги руками.
   Наконец нижняя часть его кишечника содрогнулась, и - с уколом боли, пронзившим все его тело, - твердая масса отходов была выброшена в воздух. Он взглянул вниз. Отходы, уплывающие в мантию, были плотными, слишком темными.
   Он умылся пригоршней листьев.
   Диа, его жена, спустилась вниз из импровизированного лагеря в лесу. Когда она спускалась, он увидел, как она моргает, прогоняя остатки сна, и сжимает свои наглазники, защищаясь от яркого воздуха; но она уже - всего через несколько мгновений после пробуждения - щурилась вдоль вихревых линий на юг, к далекому полюсу, пытаясь оценить, как далеко они продвинулись, сколько еще осталось от этой огромной одиссеи.
   Подплыв к Муру, она посмотрела ему в лицо, поцеловала в губы и обняла его за грудь. Он обнял ее и погладил по спине. Сквозь ее поношенное пончо он мог чувствовать кости ее позвоночника. Им нечего было сказать друг другу, поэтому они прильнули друг к другу, повиснув в безмолвном воздухе, а под ними расстилалось квантовое море.
   С тех пор как Дюра и горожанка улетели на своем аэрокаре, забрав детей, включая их собственного Джея, пятнадцать покинутых людей пересекли мантию в направлении полюса. Медленные пульсации вихревых линий отмечали бесконечные дни путешествия. Не имея запасов пищи, человеческие существа были вынуждены следовать по опушке леса; листья деревьев были едва ли питательны, но они служили для того, чтобы одурачить организм и заставить его на некоторое время забыть о голоде. Каждые несколько дней у них заканчивалась еда, и они были вынуждены прерывать марш. Здесь водилась какая-то дичь, но лес был незнакомым, а животные, все еще напуганные и разбежавшиеся после последнего сбоя, были осторожными, и их было трудно поймать в ловушку.
   Без собственного стада человеческие существа медленно умирали от голода. И в этом безнадежном походе, с его бесконечными днями медленного, болезненного раскачивания, они, вероятно, сжигали свою энергию быстрее, чем могли ее восполнить. Мур не мог забыть богатство "хлеба", который принесла им Дюра, когда она так неожиданно спустилась с неба со своими поразительными историями о городах в воздухе.
   Их продвижение по изгибу мантии было незаметным, сокрушительно разочаровывающим ползанием. Каждый раз, когда Мур просыпался и видел очередной неизменный пейзаж мантии, он чувствовал себя обескураженным. И даже когда полюс приблизится, человеческим существам все равно придется пересечь внутренние районы, возделываемый пояс вокруг полюса. Как жители этих регионов, которые сами страдают от сбоев, встретят эту группу голодающих беженцев, когда они окажутся под их потолочными фермами?
   Логичнее всего для человеческих существ было бы отказаться от этого похода. Их лучшим шансом на выживание было бы остаться здесь или даже отступить немного дальше в восходящий поток и попытаться основать новый дом на краю коркового леса. Хватит тратить силы на этот поход. Они могли бы построить новую сетку, завести новое стадо воздушных свиней. Они могли бы даже, ошеломленно подумал он, помахивая рукой в безмолвном воздухе, поэкспериментировать с поддержанием стаи скатов. Мякоть ската была жесткой и не такой вкусной, как у воздушной свиньи, но она размягчалась при обжаривании на ядерном огне; и яйца были хороши в употреблении и просты в хранении.
   ...Но, конечно, это было невозможно, потому что благонамеренная Дюра отняла у них детей и перевезла их на южный полюс. Когда Мур смотрел на тусклое малиновое свечение полюса в дальнем нисходящем потоке, он чувствовал себя так, словно цепь длиной с вихревую линию соединяла его непосредственно с его ребенком, цепь, которая неумолимо тянулась к его сердцу. Поступок Дюры, несомненно, был в наилучших интересах детей. Но это заставило Мура осознать, что его единственный шанс снова встретиться с сыном - остаться в живых и завершить этот поход до самого города на полюсе.
   Он сжал Диа один раз, а затем они расстались и приготовились вернуться в корковый лес, встретиться лицом к лицу с остальными и начать дневную работу.
   - Диа! Мур! - голос, доносившийся из коркового леса, излучал возбуждение.
   Диа и Мур в замешательстве замедлили подъем и посмотрели вверх. Филас падала к ним, ее худые ноги молотили воздух. Добравшись до пары, она схватила их за руки, чтобы остановиться.
   Диа держала Филас за плечи. - Что такое? Что случилось?
   Филас, тяжело дыша, с выступающими под стянутыми сзади волосами чертами лица, покачала головой. - Все в порядке. Но... взгляни. Посмотри туда. - Она указала вниз, мимо их ног, в мантию.
   Все трое разделились и накренились в воздухе. Мур посмотрел вниз, пытаясь проследить направление жеста Филас. Он увидел упорядоченный ряд вихревых линий, тускло-фиолетовый синяк квантового моря за прозрачным воздухом. Казалось, там не было ничего необычного, за исключением...
   Там. Маленький темный сгусток в воздухе, намек на движение.
   Он повернулся к Диа. - У тебя глаза острее, чем у меня. Что это?
   - Люди, - сказала она, прищурившись. - Группа людей. Двадцать или тридцать, может быть. Похоже на лагерь. Но в центре что-то есть...
   - Что?
   Филас приблизила свое лицо к Диа. - Ты видишь это?
   - Думаю, да, - медленно произнесла Диа. Ее глаза сузились. - Но это может ничего не значить. Филас...
   Мур был сбит с толку. - Что это? Что ты видишь?
   Неуверенность и страх исказили маленькое, симпатичное личико Диа. - Это тетраэдр, - сказала она.
  

* * *

  
   Пятнадцать человек собрались на нижней опушке леса и обсуждали, что делать. Диа, испуганная, неуверенная, подумала, что им не следует тратить время на эту случайную встречу; она хотела просто продолжить путь к полюсу. Мур посочувствовал. Человеческие существа и без того были разобщены, вялы, становились все более апатичными. Становилось все труднее поддерживать запал этого путешествия по мантии; и как только этот запал исчезнет, его, возможно, будет невозможно восстановить.
   Они застряли бы, где бы ни остановились. И это, конечно, было бы невыносимо для тех, у кого на полюсе есть дети.
   Филас и другие решительно выступали за то, чтобы что-то предпринять. - Подумайте об этом, - горячо сказала она, ее тонкие руки были подняты над головой, когда она говорила, широко растопырив пальцы. - Что, если это действительно интерфейс червоточины, оставшийся с прошлого? Что, если он все еще работает?
   - Это невозможно, - сказала Диа. - Интерфейсы были перенесены в центр колонистами после войн сердцевины.
   - Мантия - большое место, - сказал кто-то. - Возможно, некоторые интерфейсы остались функционирующими. Возможно...
   - Да, - нетерпеливо сказала Филас, - только подумайте об этом. Мы знаем, что в дни, предшествовавшие войнам, люди могли пересекать мантию огромными скачками, используя червоточины. Если там, внизу, есть работающий интерфейс, мы могли бы завершить это невозможное путешествие в мгновение ока!
   Мур оглядел лица, заострившиеся от голода и изнеможения. Филас лелеяла мечту о том, чтобы отказаться от этого ужасного путешествия и в считанные мгновения достичь своей цели с помощью волшебной древней технологии. Это было соблазнительно, неотразимо, почти непреодолимо.
   Несмотря на свою преданность Диа, он почувствовал, что подпадает под чары этой мечты.
   - Там уже есть люди, - медленно произнес он. - Вокруг интерфейса. Если это интерфейс. Кто может сказать, как они отреагируют на нас? Они просто позволят нам подняться и побродить по территории?
   - Может быть, они колонисты, - сказала Филас.
   - В любом случае, - сказал кто-то, - мы не узнаем, пока не отправимся выяснить...
   Послышался шепот согласия. Диа опустила голову.
   Филас и Мура выбрали разведчиками, чтобы они отправились к артефакту и провели расследование, пока остальное племя остается в лесу до их возвращения.
   Мур попытался утешить Диа. - Это не займет у нас много времени. И, возможно...
   - Возможно, что? - Она с горечью посмотрела на него. - Возможно, там есть волшебники, которые могут вернуть нам маленького Джея. Это то, чего ты ожидаешь?
   - Диа...
   Она, казалось, осела, как будто из нее выпустили воздух. - Мы собираемся провести здесь остаток нашей жизни. Прямо здесь. Вымираем один за другим. Не так ли, Мур?
  

* * *

  
   Филас и Мур нырнули подальше от леса в мантию. До четырехгранного артефакта могло быть полдня пути, поэтому каждый из них нес по мешку с небольшим количеством драгоценного и истощающегося запаса свиного мяса племени.
   Сначала Мур часто оглядывался на корковый лес. Лицо Диа, повернутое вниз, как маленький круглый лист, следило за ними, пока они спускались, выражение ее лица вскоре стало слишком отстраненным, чтобы его можно было прочесть. Затем она нырнула обратно в лес. Некоторое время Мур мог следить за передвижениями других людей, когда они работали в лесу, используя это время для охоты и ремонта поврежденных инструментов, веревок и одежды. Но, наконец, место временного лагеря людей затерялось в клубящемся сложном переплетении стволов и ветвей, из которых состоял корковый лес.
   Мур некоторое время разглядывал лес, тщательно запоминая расположение стволов, чтобы они могли снова найти человеческих существ.
   Филас молча спускалась к артефакту. Ее худое лицо было сосредоточено на цели, ничего не выражая; Мур не видел ее такой сосредоточенной со дня смерти Эска. Она порылась в своей сумке и с деловитой регулярностью откусила кусочек мяса.
   Мур, наедине со своими мыслями, провалился сквозь вихревые линии. Артефакт и маленькая колония вокруг него росли в его поле зрения мучительно медленно. Но прошло совсем немного времени, прежде чем он смог безошибочно определить, что артефакт действительно представлял собой тетраэдр со стороной около десяти человеческих ростов.
   История колонистов и их войн сердцевины была частью знаний человеческих существ. Когда ур-люди впервые достигли Звезды, совершив путешествие из своих собственных невообразимых миров, на Звезде не было человеческой жизни. Колонисты были первым поколением, основанным на Звезде ур-людьми. Их задачей было породить первых истинных обитателей Звезды: всех их, смертных, хрупких предков людей, жителей Парца и внутренних земель, всех обитателей мантии.
   По сравнению с человеческими существами колонисты были подобны богам. Возможно, у них было больше общего с ур-людьми, предположил Мур. С помощью технологии ур-людей они пронзили мантию червоточинами и основали огромные города, которые проплывали сквозь мантию обширными, упорядоченными массивами. Первые поколения человеческих существ работали со своими прародителями, путешествуя по линиям червоточин и строя общество по всей мантии.
   Затем начались войны сердцевины.
   Когда они приблизились к артефакту и небольшому поселению неправильной формы вокруг него, Мура охватило возбуждение. Усталость и голод подействовали на него, когда он взмахивал рукой, и он осознал, что его мышление становится более свободным, фрагментарным. Его голова, казалось, наполнилась видениями, новыми надеждами; и боль в его уставшем, протестующем теле, казалось, утихла. Могли ли они действительно быть колонистами, а этот артефакт - фрагментом из волшебного прошлого?
   Он хотел верить. Он устал - так устал - от боли, от смерти, от того, чтобы вырывать свое маргинальное существование из неумолимого воздуха. Обнаружить артефакт колонистов было бы все равно что вернуться в объятия давно умерших родителей.
   Взглянув на Филас, он распознал ту же жажду верить - найти дом - в выражении ее лица, в позе ее тела, когда она взмахивала рукой.
   Примерно за пятьсот человеческих ростов, отделявших их от артефакта, два человека отделились от группы вокруг тетраэдра. Эти двое осторожными взмахами подплыли навстречу Филас и Муру.
   Мур замедлил ход и придвинулся ближе к Филас.
   Пара из тетраэдра остановилась на дюжину ростов ниже человеческих существ. Это были мужчина и женщина, и у них были деревянные копья. Женщина подплыла немного ближе и направила свое копье в живот Мура. - Чего вы хотите?
   Мур осмотрел женщину. Ей, должно быть, было около сорока лет. Копье было хорошо обработано, но это было просто копье - ничего более сложного, чем заостренная деревянная палка, ничего такого, что человеческие существа не могли бы изготовить сами. На женщине было грубое пончо с карманами из чего-то, похожего на свиную кожу, и широкополая шляпа. По краю шляпы были завязаны складки ткани. Женщина была мускулистой, но костлявой; ее широкое и плоское лицо было обезображено хмурым выражением. - Ну? - спросила она. - Ты глухой, что ли?
   Мур вздохнул, в нем нарастало разочарование. Он повернулся к Филас. - Очевидно, это не колонисты.
   - Тогда кто они?
   - Откуда мне знать? - раздраженно огрызнулся он в ответ.
   Он немного подался вперед, широко раскинув руки, в ладонях ничего не было. - Меня зовут Мур. Это Филас. Мы - беженцы. - Он решил не упоминать остальных людей. - Мы потеряли все, что у нас было, во время сбоя. Мы пытаемся добраться до Парц-Сити. Ты знаешь это место?
   Глаза женщины сузились; она не ответила. Она неуверенно подняла копье и снова ткнула им в живот Мура, заменив ответ агрессивностью.
   - Мы зря тратим время, - прошептал Мур Филас. Но Филас оторвалась от него и неровными, дрожащими движениями своих тонких ног махала незнакомцам.
   - У вас есть интерфейс, - сказала она.
   Мужчина, такой же грязный и хмурый, немного моложе женщины, присоединился к своей спутнице. На нем тоже была потрепанная широкополая шляпа. Они уставились на человеческих существ с таким же подозрением, подумал Мур, как пара привязанных воздушных свиней.
   - Пожалуйста, - сказала Филас. - Мы проделали долгий путь. Мы пытаемся достичь полюса. Можем ли мы... - Она запнулась на своих словах, как будто внезапно осознала, насколько глупо они звучат. - Поможет ли нам ваш интерфейс? - Она переводила взгляд с одного на другого. - Вы понимаете, о чем я спрашиваю?
   Мужчина открыл рот, лишенный зубов, и рассмеялся, но женщина положила руку ему на плечо, удерживая. Ее голос оставался строгим, но немного смягчился. - Да, я понимаю. И ты права; это интерфейс - из старых времен, еще до войн сердцевины. Но ты не можешь им пользоваться.
   Филас дрожала. - Мы заплатим, - сказала она дико. - Ты должна...
   Мур схватил ее за плечи и попытался унять дрожь, вызванную его собственной инерцией. - Прекрати, Филас. Неужели ты не понимаешь? Даже если бы мы могли заплатить, интерфейс больше не работает. Эти люди так же беспомощны, как и мы.
   Филас обиженно посмотрела ему в лицо, затем отвернулась; ее тело сотрясала дрожь.
   Мужчина и женщина с любопытством наблюдали за ними.
   Мур устало повернулся к ним. - Почему бы вам не убрать свое оружие? Вы можете видеть, что мы не представляем для вас угрозы.
   Они осторожно опустили свои копья, но держали их направленными примерно в направлении человеческих существ. Мужчина сказал: - Вы действительно беженцы из дальнего восходящего потока?
   - Да. И мы действительно пытаемся добраться до места под названием Парц-Сити, которого мы никогда не видели. Но это на полюсе.
   - На каком полюсе? - спросила женщина. - На южном полюсе?
   Мужчина хихикнул. - Если ты начинаешь отсюда, это вряд ли имеет значение, не так ли?
   - О, заткнись, Борз, - сказала женщина.
   Мур обнял Филас за плечи. - Вы позволите нам взглянуть на ваш интерфейс?
   К своему стыду, он прочитал удивленную жалость на лице женщины. - Если хотите, - сказала она. - Но держитесь поближе к нам двоим. Вы понимаете? Мы видим достаточно воров и нищих...
   - Мы не попрошайки, - сказала Филас с искрой воодушевления. Она отстранилась от Мура и расправила плечи.
   - Тогда пойдем.
   Борз и женщина отвернулись от них и разделились на пару человеческих ростов. Держась за руки, Мур и Филас осторожно поплыли вперед.
   Вскоре они приближались к артефакту, сопровождаемые копьями и хмурыми взглядами.
   Мур сжал руку Филас. - Тебе следовало сказать, что мы не воры, - прошептал он. - Я думал попробовать немного попрошайничать.
   Она выдавила из себя легкий смешок. - Это бы не сработало. У этих людей не больше, чем у нас есть... или было до того, как мы потеряли наш дом. - Она указала на Борза слева от них. - Посмотри, какая на нем шляпа.
   На полях шляпы были сложены складки из тонкого материала, закрепленного завязками, продетыми через отверстия в коже шляпы. Мур представил, как развязывает эти завязки; возможно, что-то вроде сетки опустится вниз, вокруг головы.
   - Это странно, но что с того?
   - Помнишь рассказы Дюры о том, как она работала на потолочной ферме. Баллоны с воздухом, которые ее заставляли носить, когда она работала высоко, близко к корке. Маски...
   - О. Точно. - Мур кивнул. - Эти шляпы, должно быть, были к баллонам с воздухом у кули.
   - Итак, я предполагаю, что эти люди раньше были кули. Возможно, они сбежали.
   - Но они должны знать о Парце.
   Филас невесело рассмеялась. Казалось, она снова овладела собой, но настроение у нее было мрачное. - Итак, они что-то скрывают от нас. Что ж, мы солгали им. Похоже, так устроен мир.
   Мур уставился на шляпу Борза. Не считая аэромобиля Дени Макса, это был первый хотя бы отдаленно связанный с городом артефакт, который он когда-либо видел. И то, что он узнал его сейчас по описанию Дюры, каким-то образом придало правдивости ее странному рассказу. Он почувствовал странное успокоение от подтверждения этой маленькой детали, как будто где-то в глубине души он предполагал, что Дюра может лгать или сойти с ума.
   Люди обернулись и с подозрением и враждебностью уставились на человеческих существ, которых Борз и его спутница привели в лагерь. В маленькой колонии, казалось, было около сорока человек, возможно, пятнадцать из них были детьми и грудничками. Взрослые чинили одежду и сети, точили ножи, бездельничали на воздухе и разговаривали. Дети извивались вокруг них, как крошечные лучики, их обнаженная кожа потрескивала от электронного газа. Ничто из этого не выглядело бы неуместным ни в одном из лагерей человеческих существ, - подумал Мур.
   Четырехгранный артефакт вырисовывался за пределами мелкомасштабной деятельности человека. Это был каркас скелета, неуместный, острый, темный.
   Борз и женщина отошли в сторону, когда Мур и Филас нерешительно приблизились к неприступной геометрии тетраэдра. Мур всмотрелся в каркас. Ребра представляли собой шесты чуть толще его запястья, каждый длиной около десяти человеческих ростов. Они были точно выточены из какого-то тусклого, темного вещества. Четыре треугольные грани, очерченные ребрами, не заключали в себе ничего, кроме обычного воздуха - на самом деле, люди здесь натянули секции сетки, чтобы окружить небольшое стадо ссорящихся, выглядящих изголодавшимися воздушных свиней в геометрическом центре каркаса. В других местах на каркасе обрывками веревки были закреплены грубые мешки; неровные выпуклости подсказали Муру, что в мешках, вероятно, были еда, одежда и инструменты.
   Мур шагнул вперед, неуверенно протянул руку и приложил ладонь к одному краю. Материал был гладким, твердым и холодным на ощупь. Возможно, это и был тот самый материал сердцевины, о котором говорила Дюра, извлеченный из неприступных глубин мантии городскими жителями (а теперь, невообразимо, мальчиком Фарром, рядом с которым вырос Мур).
   Филас спросила: - Можно нам зайти внутрь?
   Женщина рассмеялась. - Конечно, можно. Твой друг был прав... больше ничего не работает.
   Мужчина что-то проворчал Муру. - Вряд ли мы стали бы держать там наших свиней, если бы их в любой момент собирались отправить на северный полюс.
   - Думаю, что нет.
   Филас осторожно прошла по одной грани тетраэдра. Мур увидел, как она вздрогнула, пересекая невидимую плоскость, отмеченную ребрами. Она зависла рядом со свиньями и повернулась в воздухе, вглядываясь в углы тетраэдра.
   Человек - Борз - хмыкнул. - О, что за чертовщина. - Он порылся в одном из пакетов, висевших на четырехгранной раме, и извлек пригоршню еды. - Вот.
   Мур схватил еду. Это было несвежее, слегка вонючее мясо воздушной свиньи. Мур позволил себе откусить один большой кусок, прежде чем запихнуть остальное за пояс. - Спасибо, - сказал он с набитым ртом. - Я вижу, у вас немного лишнего.
   Женщина придвинулась к нему ближе. - Когда-то, - медленно произнесла она, - эта рамка сверкала бело-голубым. Как будто она была сделана из вихревых линий. Вы можете себе это представить? И это действительно был интерфейс червоточины; вы могли пройти сквозь него и пересечь мантию в мгновение ока. - На мгновение в ее голосе прозвучала грусть - ностальгия по дням, которых она никогда не видела, - но затем к ней вернулось пренебрежительное выражение. - Во всяком случае, так говорят. Но потом начались войны сердцевины...
   Вырастив несколько поколений человеческих существ, колонисты внезапно ушли. Согласно фрагментарным устным рассказам человеческих существ, колонисты отступили к центру Звезды, забрав с собой большую часть замечательных технологий ур-людей и уничтожив все, что они были вынуждены оставить.
   Человеческие существа остались висеть в воздухе, беспомощные, без каких-либо инструментов, кроме голых рук.
   Возможно, колонисты ожидали, что человеческие существа вымрут, подумал Мур. Но они этого не сделали. Действительно, если рассказы Дюры о Парце и его окрестностях были точны, они начали строить собственное новое общество, не используя ничего, кроме собственной изобретательности и ресурсов Звезды. Цивилизация, которая - если еще не охватила всю мантию, то, по крайней мере, по масштабам могла сравниться с великими днями древних.
   - Червоточины разрушились, - сказала женщина. - Большинство интерфейсов были перенесены в сердцевину. Часть из них осталась, как этот. Но его вихревой свет погас. Теперь он просто дрейфует в магполе...
   - Интересно, что случилось с людьми внутри червоточин, - сказал Мур. - Когда дыры схлопнулись.
   Филас выплыла из тетраэдра. - Поплыли, Мур, - устало сказала она.
   Мур поблагодарил Борза за кусочек еды и кивнул женщине, чье имя, как он понял, ему так и не сказали.
   Пара едва отреагировала, и их хмурые взгляды, казалось, вернулись. Мур заметил, что они так и не выпустили копья из рук.
   Они помахали, выходя из маленького лагеря. Ребенок насмехался над ними, пока один из родителей не заставил его замолчать; Мур и Филас не оглянулись.
   Они начали подниматься вверх, бок о бок.
   Мур посмотрел на корковый лес. - Кажется, это чертовски долгий путь назад, - сказал он. - Проделать весь этот путь ради горсти мяса...
   - Да, - свирепо сказала Филас, - но мы могли бы найти богатства. Невообразимые богатства. Мы должны были прийти.
   - Интересно, почему они остаются здесь, рядом с интерфейсом. Как думаешь, это защищает их, когда возникают сбои?
   - Сомневаюсь в этом, - сказала Филас. - В конце концов, они сказали, что эта штука свободно плавает. Это просто реликвия, руины прошлого.
   - Тогда почему они остаются?
   - По той же причине, по которой горожане Дюры построили свой город на полюсе. - Филас махнула руками в сторону пустого ландшафта мантии, изгибающихся вихревых линий. - Потому что это неподвижная точка во всей этой пустоте. Что-то, за что можно уцепиться, что можно назвать домом. - Она вытерла глаза тыльной стороной ладони; казалось, ей уже не хватает дыхания. - Это лучше, чем дрейфовать, как это делаем мы. Лучше, чем это.
   Мур поднял лицо к корковому лесу и стал сильно грести, не обращая внимания на усиливающуюся боль в бедрах, коленях и лодыжках.
  

19

  
   Дюра убедилась, что Хорк выбрал именно ее, а не Фарра, для путешествия в нижнюю мантию.
   Сначала Адда пытался объяснить Фарру доводы Дюры, чтобы навести мостик между ними; но он видел, что Фарр был опустошен. Мальчик слонялся, как пойманный в ловушку воздушный поросенок, по квартире верхнего города, которую Хорк одолжил людям. Адда с тоской наблюдал, как он крадется, напоминая Лога в молодости. Путешествие в мантию имело много сильных сторон для Фарра - шанс защитить свою сестру, заняв ее место, внутреннее волнение от самой прогулки. Фарр все еще был такой смесью мальчика и мужчины.
   Но - если кто-то из трех людей племени должен отправиться в это абсурдное путешествие - тогда Дюра была лучшим выбором. Фарру не хватало зрелости, а самому Адде - сил, чтобы справиться с трудностями, с которыми столкнется путешествие...
   Адда молча проклинал себя. Даже в уединении своего собственного разума он начинал использовать размытый язык городского люда, поддаваясь влиянию их серого мышления. В сердцевину с этим.
   Правда заключалась в том, что тот, кто спустился бы внутри этого ветхого корабля в нижнюю мантию, почти наверняка погиб бы там. Квалификация Дюры заключалась лишь в том, что из них троих она одна обладала навыками и силой, которые немного повышали шансы на спасение.
   Итак, зная, что решение Дюры было правильным, Адда отказался от попыток убедить Фарра. Вместо этого он пытался оправдать решение в сознании Фарра тонкими способами - принимая решение как данность, даже не пытаясь его обосновать. Он сосредоточился на попытке отвлечь Фарра от его тревожного, сердитого беспокойства за сестру, которое усиливалось по мере приближения дня запуска их корабля. С этой целью Адда был доволен дружескими отношениями, которые Фарр завел за свое недолгое пребывание в городе - с Крисом и рыбаком Бзиа - и старался поддержать их.
   Когда Крис предложил Фарру снова заняться серфингом, Фарр сначала отказался, не желая прерывать свои дела с Дюрой; но Адда настоял на том, чтобы он принял приглашение. В конце концов, это была небольшая компания из четырех человек - Крис, Фарр, Адда и Бзиа, - которые за два дня до отплытия Дюры отправились по коридорам на открытый воздух.
   Адде понравился огромный, потрепанный рыбак, и он почувствовал, что Бзиа оказал Фарру большую поддержку - вероятно, больше, чем Фарр предполагал, - во время короткого пребывания Фарра в гавани. Теперь Фарр был свободен от своего контракта, благодаря прихоти Хорка V, и - вот мальчик снова демонстрирует свою незрелость, подумал Адда - теперь он, казалось, мало сочувствовал Бзиа, который застрял в ситуации, из которой Фарр сбежал, - в огромных, вонючих залах портовых машин, и глубинах нижнего города. Вместо этого Фарр пожаловался на то, как мало он видел Бзиа.
   Адда без колебаний принял помощь Бзиа, когда они пробирались по оживленным коридорам; присутствие огромной руки Бзиа, направляющей его, было каким-то образом менее покровительственным, менее оскорбительным, чем у любого другого горожанина.
   По мере того, как они удалялись от центра города, улицы-коридоры становились все более пустынными, без дверей и зданий, а воздух - все более пыльным. Наконец они добрались до обшивки. Здесь было темно, пустынно, почти тревожно, и над ними и под ними простирался корпус города. Адда критически осмотрел мастерство изготовления: изогнутые листы грубо отесанных деревянных досок, насаженные на толстый каркас. Это было похоже на то, что находишься внутри огромной маски. Снаружи город производил впечатление, даже на такого искушенного в жизни человека, как он сам; но, если посмотреть изнутри, было легко различить его примитивный дизайн и конструкцию. Эти городские жители на самом деле не были такими продвинутыми, несмотря на их легкость в обращении с веществом сердцевины; ур-люди наверняка посмеялись бы над этим деревянным ящиком.
   Они медленно двигались вдоль обшивки, не произнося ни слова, пока Крис не подвел их к маленькой двери, вделанной в обшивку и запертой колесом. С помощью Бзиа Крис повернул тугое колесо - оно заскрипело при вращении, поднимая маленькие облачка пыли, - и толкнул дверь.
   Адда протиснулся сквозь дверной проем и оказался на открытом воздухе. Он отмахал несколько ростов человека в сторону от города и завис в воздухе, вдыхая его свежесть с чувством облегчения. Отряд появился примерно на полпути прямоугольной громады города - в средней части, напомнил себе Адда, - и обшивка Парца, похожая на лицо великана, закрывала половину неба у него за спиной. Внушительный изгиб долготной якорной ленты пронесся по неровной поверхности в нескольких десятках человеческих ростов от них; электронный газ шипел по краям вещества сердцевины, зримое напоминание об удивительных токах, протекающих через его сверхпроводниковую структуру.
   Легкие Адды, казалось, расширились. Вихревые линии пересекали сияющее небо вокруг него, погружаясь в малиново-фиолетовый бассейн, который был полюсом под городом. Воздух здесь был густым и липким - в конце концов, они находились прямо над полюсом, - но внутри города у него всегда было ощущение, что он вдыхает чужой пердеж.
   Двое мальчиков взмыли в воздух, таща за собой доску для серфинга; Адде было приятно видеть, как естественная юношеская энергия Фарра выходит на поверхность, когда он энергично размахивал руками в воздухе, реагируя на освежающую открытость. Бзиа присоединился к Адде; двое пожилых мужчин повисли в магполе, как листья.
   - Эта дверь была немного тугой, - сухо сказал Адда.
   Бзиа кивнул. - Не многие горожане пользуются пешеходными выходами.
   Пешеход. Еще одно древнее, ничего не значащее слово.
   - Большинство из них вообще никогда не покидают городских стен. А те, кто покидает - потому что им приходится, как твоему другу, фермеру-потолочнику, - берут свои машины.
   - Как думаешь, это хорошо?
   Бзиа пожал плечами. На нем был потертый, плохо сидящий комбинезон, и под грубой тканью его плечевые мышцы бугрились, как независимые животные. - Ни то, ни другое. Просто так обстоят дела. И так было всегда.
   - Не всегда, - пробормотал Адда. Он оглядел небо здоровым глазом и принюхался, пытаясь оценить погоду. - И, возможно, не навсегда. Город не застрахован от изменений, вызванных этими неестественными сбоями. Даже ваш великий лидер Хорк признает это.
   Бзиа кивнул на мальчиков. - Приятно видеть, что Фарр выглядит немного счастливее.
   - Да. - Адда улыбнулся. - У тела есть своя мудрость. Когда кувыркаешься в воздухе, трудно помнить о других проблемах.
   Бзиа похлопал себя по пышному животу. - Хотел бы я вспоминать, как делал бочки в воздухе. Тем не менее, понимаю, что ты имеешь в виду. - Теперь Крис установил свою доску. Фарр прислонил ее к мягкому, ровному сопротивлению магполя, и Крис поставил на нее ноги, для пробы разминая их. Адда увидел, как напряглись мышцы мальчика, когда он прижался к магполю; его руки были вытянуты, а пальцы, казалось, щекотали воздух, словно оценивая силу и направление поля. Фарр толкнул его, отскочив примерно на длину человеческого роста, и Крис уверенно раскачал доску. Он скользил по воздуху с впечатляющей скоростью и грацией; мальчик и доска выглядели как единое целое, неразделимое.
   Крис выполнял медленные, элегантные повороты в воздухе; затем - оттолкнувшись от доски и вращая ногами почти так быстро, что слезящиеся глаза Адды не могли уследить за этим - он взмыл вверх и перевернулся, сделав петлю одним резким движением. Мальчик летел над слепым фасадом Парц-Сити, электронный газ искрился голубым вокруг его сверкающей доски.
   Он остановился рядом с Бзиа и Аддой и грациозно сошел со своей доски. Фарр махнул рукой, приглашая присоединиться к ним. Все еще немного ошеломленный мастерством Криса, Адда увидел контраст с Фарром: у человеческого существа была врожденная сила, увеличенная полюсом, но рядом со спортивной грацией Криса он выглядел неуклюжим, массивным и нескоординированным.
   Но Фарр не мог позволить себе роскошь всю жизнь играть в игры в воздухе.
   - Ты хорошо ездишь на этой штуке.
   - Спасибо. - Крис опустил голову со странно выкрашенными волосами; он казался вполне приемлемо неуверенным в своем мастерстве.
   - И ты участвуешь в играх, я слышал, - сказал Бзиа.
   Адда нахмурился. - Какие игры?
   - Они проводятся раз в год, - нетерпеливо ответил Фарр. - Крис рассказывал мне о них. Виды спорта в воздухе - серфинг, санный спорт, акробаты, вейвбокс. Половина людей в городе ходит на стадион, чтобы посмотреть.
   - Звучит забавно.
   Бзиа ткнул Адду в ребра острым большим пальцем. - Это весело, старый хрыч. Тебе стоит пойти с нами, пока ты все еще здесь.
   - Это больше, чем весело. - Тон Криса был глубже обычного, серьезнее; Адда с любопытством изучал его. Крис был хорошим мальчиком, решил он, - поверхностным, но достойным другом Фарра. Но теперь его голос звучал по-другому: он был напряженным, его веки были глубокими и темными.
   Бзиа сказал Адде: - Игры могут многое изменить для такого талантливого молодого человека, как Крис. Минута славы - деньги - приглашения во дворец...
   - Это третий год, когда я подаю заявку на серфинг, - сказал Крис. - Все это время я был в пятерке лучших в своей возрастной группе. Но это первый раз, когда они меня допустили. - Он выглядел невеселым. - Даже если так, я не посеян. У меня паршивая жеребьевка, и...
   Адда осознавал, что Фарр неловко топчется рядом с ними, его мозолистые руки тяжело опущены по бокам. Контраст с Крисом был болезненным. - Что ж, - сказал он, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало враждебности к болтовне городского мальчишки, - тогда тебе следует попрактиковаться.
   Мальчики снова разбежались. Крис взобрался на свою доску и вскоре снова взмыл в воздух, насекомое, шипящее электронным газом перед лицом Парца; Фарр махал ему вслед, возбужденно крича.
   - Не будь строг к мальчику, - пробормотал Бзиа. - Он городской парень. Ты не можешь ожидать от него большого чувства перспективы.
   - Игры для меня ничего не значат.
   Бзиа повернул свое покрытое шрамами лицо к Адде. - Но они значат для Криса все. Для него это шанс - возможно, его единственный шанс - вырваться из той жизни, которая была уготована ему. Нужно иметь доброе сердце, чувак, чтобы не посочувствовать мальчику за то, что он пытается изменить свою судьбу.
   - И что потом, рыбак? После нескольких мгновений его славы - после того, как великий народ перестанет использовать его как свою последнюю игрушку. Что с ним тогда станет?
   - Если он достаточно умен и хорош, это не закончится. Он может использовать свои таланты для продвижения по карьерной лестнице, прежде чем станет слишком взрослым, чтобы блистать на доске для серфинга. И даже если нет - черт возьми, восходящий, для него это праздник. Отдых от тяжелой работы, которая составит большую часть его жизни.
   Над ними раздался крик. Крис поднялся на своей доске высоко над городом и теперь несся в искрящемся воздухе недалеко от полосы долготы. Электронный газ закружился вокруг его доски и тела, потрескивая и искрясь голубым. Другие молодые люди - очевидно, друзья Криса - присоединились к ним, появляясь из трещин на обшивке словно из ниоткуда - по крайней мере, так казалось Адде - и они носились по полосе долготы, как молодые лучи.
   - Они не должны этого делать, - пробормотал Бзиа. - Строго говоря, это противозаконно. Если Крис подойдет слишком близко к долготе, градиенты потока могут разорвать его на части.
   - Тогда зачем он это делает?
   - Чтобы научиться управлять движением, - сказал рыбак. - Чтобы научиться преодолевать более крутые уклоны, с которыми он столкнется, когда будет участвовать в играх и мчаться через полюс.
   Адда фыркнул. - Итак, теперь я знаю, как вы выбираете своих правителей - по тому, могут ли они балансировать на деревяшке. Неудивительно, что в этом городе такой чертов бардак.
   Смех Бзиа эхом отразился от глухой, грубо отделанной городской стены. - Мы тебе не очень нравимся, не так ли, Адда?
   - Не очень. - Он нерешительно посмотрел на Бзиа. - И я не понимаю, как ты сохранил чувство юмора, мой друг.
   - Принимая жизнь такой, какая она есть. Я могу сомневаться, но не могу измениться. В любом случае, Парц - это не какая-то огромная тюрьма, как ты, кажется, себе представляешь. Это дом для многих людей - это как машина, созданная для улучшения жизни таких молодых людей, как Крис.
   - Тогда машина, черт возьми, не работает.
   Бзиа спокойно сказал: - Ты бы променял жизнь Фарра и его опыт на сегодняшний день на жизнь Криса?
   - Но мышление Криса такое узкое. Игры, его родители... как будто этот город был всем миром, безопасным и вечным. Вместо того, чтобы... - Он подыскивал слова. - Вместо ящика, сколоченного из старых досок, плавающего в необъятности...
   Бзиа коснулся его плеча. - Но именно поэтому мы с тобой здесь, старик. Держать мир подальше от таких мальчиков, как Фарр и Крис, - дать им место, которое кажется таким же стабильным и вечным, как у твоих родителей, когда ты был ребенком, - пока они не станут достаточно взрослыми, чтобы смириться с правдой. - Он повернул свое покрытое шрамами лицо к северу, с легкой тревогой вглядываясь в расходящиеся вихревые линии. - Интересно, как долго еще мы сможем этого добиваться.
   Снова и снова Крис Микксакс кружил вокруг огромной полосы вещества сердцевины.
  

* * *

  
   Это был день спуска на воду. Зияющая пасть гавани, здесь, в самой глубокой части города, обрамляла чистый желтый воздух. Несколько человек махали рукой у входа и вглядывались в темноту. Инженеры бессвязно переговаривались, ожидая прибытия Хорка и начала собственно запуска. Пахло старым, трескающимся деревом.
   Дюра вцепилась в поручень рядом с краем входного люка, держась особняком. Она уже попрощалась. Тоба приготовил им прекрасный ужин в своем маленьком домике в среднем городе, но это было трудное мероприятие; Дюре пришлось приложить немало усилий, чтобы пробиться сквозь обидчивую сдержанность Фарра. Она тихо попросила Адду держать Фарра сегодня подальше от места запуска. У нее было бы достаточно поводов для размышлений и без эмоционального груза еще одного раунда прощаний.
   Даже, подумала она, обхватывая себя руками, если бы они оказались последним прощанием.
   Она посмотрела вниз на корабль, изучая линии, которые стали ей знакомы за недели проектирования, сборки и тестирования. Хорк V решил назвать свое необычное судно "Летающая свинья". Это было неуклюжее, уродливое название, подумала Дюра; но, возможно, оно отражало суть неуклюжего, уродливого судна. Окончательно построенный корабль - после двух неудачных прототипов - представлял собой приземистый цилиндр в два человеческих роста в поперечнике и, возможно, три в высоту. Корпус из полированного дерева был прорезан большими окнами из прозрачного дерева для наблюдения. В верхний и нижний торцы цилиндра также были вставлены панели из прозрачного дерева. Все судно было обвязано пятью обручами из прочного материала сердцевины. В иллюминаторах виднелись воздушные свиньи, чье пуканье приводило судно в движение, - сгустки напряженной, обузданной энергии. Корабль был подвешен на толстых тросах к огромным расцепленным блокам, которые - в обычные дни - несли колокола вниз, к квантовому морю.
   Таким образом, это было судно, которое могло доставить двух человек в смертоносные глубины нижней мантии. В темном, плотном воздухе городской гавани эта штука выглядела достаточно прочной, предположила Дюра, но она сомневалась, что будет чувствовать себя в такой же безопасности, когда они отправятся в путь.
   Над ней послышалась возня, звук захлопывающихся люков. Хорк V, председатель Парц- Сити, блистательный в сверкающем комбинезоне, спустился из мрака наверху. Он, казалось, светился; его бородатое лицо расплылось в широкой улыбке. Дюра увидела, что врач Мууб и инженер Секив Троп следовали за ним. - Добрый день, добрый день, - окликнул Дюру Хорк и дружески похлопал ее по лопатке. - Готова к отплытию?
   Дюра, с головой погруженная в свои сожаления и страхи, молча отвернулась.
   Секив Троп спустился, остановившись рядом с ней. Он осторожно коснулся ее руки; многочисленные карманы его комбинезона были, как обычно, забиты неопознаваемыми - и, вероятно, не относящимися к делу - предметами. - Безопасного путешествия, - сказал он.
   Она обернулась, сначала раздраженная, но на его тонко очерченном лице читалось искреннее сочувствие. - Спасибо, - медленно произнесла она.
   Он кивнул. - Понимаю, что ты чувствуешь. Тебя это удивляет? - старый зануда Секив, ни на что не годный без своих стилусов и таблиц. Но я все равно человек. Ты боишься предстоящего путешествия...
   - Было бы лучше сказать, напугана до смерти.
   Он поморщился. - Тогда, по крайней мере, ты в здравом уме. Ты уже скучаешь по своей семье и друзьям. И ты, вероятно, не надеешься когда-либо вернуться.
   Она почувствовала небольшой прилив благодарности к Секиву; это был первый раз, когда кто-то действительно указал на ее самый очевидный страх. - Да, честно говоря.
   - Но ты все равно пойдешь. - Он улыбнулся. - Ты ставишь безопасность мира превыше своей собственной.
   - Нет, - отрезала она. - Я ставлю безопасность моего брата превыше своей собственной.
   - Этого более чем достаточно.
   Как она и подозревала, городские власти настояли на том, чтобы в это путешествие отправился кто-то из человеческих существ. Адда был исключен из-за возраста и травм. Отстранение Фарра, которое привело к его разочарованию, не было предрешено заранее; его молодость, в глазах тех, кто принимал решения, едва ли перевешивала его опыт рыбака-новичка. Дюра была вынуждена упорно спорить.
   Второй член экипажа стал сюрпризом: им должен был стать Хорк, председатель Парца, собственной персоной. Теперь Хорк ходил по отсеку, приветствуя инженеров. Дюра невесело наблюдала за его успехами. Он, должно быть, подвержен тем же страхам, что и она сама, и - во всяком случае, в последние месяцы - огромному личному давлению, и все же он выглядел расслабленным, непринужденным, полностью владеющим собой; у него была естественная властность, которая заставляла ее чувствовать себя маленькой, слабой.
   - Он хорошо скрывает свой страх, - нехотя признала она.
   Секив дернул уголком рта. - Возможно. Или, возможно, его страх не отправиться в путешествие, остаться здесь сильнее. Знаешь, он очень сильно рискует в этом путешествии.
   Этот трюк... Да, Дюра действительно знала; она достаточно погрузилась в политику Парца, чтобы быть в состоянии - с помощью Ито и Тобы - кое-что понять о ситуации Хорка. Каким бы неразумным это ни было, жители Парца ожидали, что Хорк решит их проблемы - отменит нормирование продуктов питания, восстановит перевозки древесины и заставит все снова заработать. Откроет магазины, черт возьми. То, что ему явно не удалось этого сделать (и как он мог добиться успеха?) поставило его позицию под сомнение; при его дворе и в более крупном комитете были фракции, которые охотились за ним с разной степенью открытости.
   Эта нелепая прогулка в нижнюю мантию была последней азартной игрой Хорка. Все или ничего. Если это удастся, то он, Хорк, вернется как спаситель города и всех народов мантии. Но если это не удастся - что ж, с беспокойством подумала Дюра, возможно, для Хорка было бы лучше умереть в славный миг, глубоко в мантии, чем от рук убийцы здесь, в светлых коридорах Парца.
   Члены экипажа должны были забираться на корабль через откидной люк, расположенный в верхнем торце цилиндра. Хош, как надзиратель порта, проверял простые системы корабля; теперь Дюра наблюдала, как его худые, сгорбленные плечи появляются из корабля через люк для экипажа. Как и ожидал Мууб, Хош оказался хорошим менеджером строительного проекта, несмотря на свой желчный характер; он смог эффективно использовать деятельный опыт таких специалистов, как Секив Троп, и сочетать его с практическими навыками своих портовых инженеров.
   Хош поднял глаза и увидел, что и Дюра, и Хорк готовы. - Пора, - сказал он.
   Дюра почувствовала, как что-то отступает внутри нее. Словно во сне она наблюдала, как работают ее собственные руки и ноги, когда она спускалась к кораблю.
   Она неуклюже пролезла через люк внутрь, протиснувшись мимо ряда связанных, напрягающихся воздушных свиней и гладкой турбины рядом с ними. Она испытала смесь радостного облегчения от того, что находится в движении, и привкуса чистого, невозможного ужаса.
   Громко попрощавшись с инженерами, Муубом, Секивом и остальными, Хорк пожал худую руку Хоша и забрался в кабину, протиснув свое сверкающее тело через люк. Казалось, он не обращал внимания на то, что его блестящий костюм запачкан свинячьей грязью. Он закрыл за собой люк и плотно задвинул деревянные защелки.
   На мгновение Хорк и Дюра зависли рядом с люком, впервые оказавшись там наедине. Их глаза встретились. Теперь, подумала Дюра, теперь они оба связаны друг с другом, хорошо это или плохо. Она могла видеть медленное, оценивающее осознание этого в выражении лица Хорка. Но в нем не было страха; она прочла юмор, энтузиазм.
   Клянусь кровью ксили, подумала она. Он действительно наслаждается этим.
   Не говоря ни слова, они спустились глубже в корабль.
   Свиньи были пристегнуты ремнями в верхней части цилиндра. Дюра забралась в свою свободную упряжь поближе к свиньям. Стены кабины были заполнены баллонами с воздухом, запасами продовольствия, шкафчиками для снаряжения и примитивным отхожим местом. Жужжали охлаждающие вентиляторы, стены были увешаны деревянными лампами с тусклым зеленым свечением.
   Хорк занял свое место ближе к основанию корабля за простой панелью управления кораблем - панелью, расположенной перед одним из широких окон и оснащенной тремя рычагами и рядом переключателей. Он закатал рукава на руках со всеми признаками удовольствия.
   Послышались удары по корпусу.
   Хорк с энтузиазмом откинулся назад, ухмыляясь в бороду. - Итак, - сказал он, затаив дыхание, - итак, начинается!
   Корабль пришел в движение. Дюра услышала приглушенные возгласы инженеров в гавани, скрип шкивов, когда они начали натягивать трос.
   Через несколько секунд судно вышло из гавани. Золотистое сияние полярного воздушного света залило внутренности корабля, наполнив Дюру ностальгической болью, вызванной клаустрофобией. Силуэты машущих людей - некоторые из них были детьми - сопровождали корабль, когда он начал свой спуск из города.
   Хорк смеялся. Дюра посмотрела на него сверху вниз, не веря своим ушам.
   - О, да ладно, - оживленно сказал Хорк. - Мы отправляемся! Разве это не великолепное приключение? И какое это облегчение - что-то делать, куда-то идти. А, Дюра?
   Дюра фыркнула, придав своему лицу кислое выражение. - Ну что ж, Хорк, вот я и отправляюсь в ад в брюхе деревянной свиньи. Немного трудно найти повод для улыбки. С уважением. И у нас действительно есть над чем поработать.
   Выражение лица Хорка было жестким, и ей на мгновение стало не по себе - она пробыла рядом с ним достаточно долго, чтобы стать свидетельницей нескольких приступов его ярости. Но он просто снова громко рассмеялся. Его шумное, буйное присутствие было подавляющим в тесной кабине; Дюра почувствовала, что съеживается от него, словно уходя в себя. Хорк сказал: - Совершенно верно, капитан! И не пора ли тебе заняться свиньями?
   Он был прав; Дюра развернулась на своей подвеске, чтобы начать работу. В течение некоторого времени аппарат не будет отсоединен от троса, но им нужно было убедиться, что внутренняя турбина и магнитные поля полностью функционируют. Упряжь животных, перекинутая через всю кабину, удерживала зады свиней направленными прямо на широкие лопасти турбины. Примерно в микроне перед схематичными шестиглазыми мордашками свиней было закреплено вырезанное из необработанного дерева корыто, и теперь Дюра достала из шкафчика пакет с листьями и наполнила корыто сочным растительным кормом, измельчая его по ходу дела. Вскоре кабину наполнил восхитительный аромат листьев. Дюра заметила, что Хорк склонился над своей консолью, очевидно, отгоняя запахи; что касается ее самой - ну, она почти ощущала вкус протонов, капающих ей на язык.
   Свиньи едва могли это вынести. Их шестиугольные наглазники выпучились, а рты широко раскрылись. С протестующим ворчанием они бросились на неподатливую обвязку к листьям, их реактивные двигатели взорвались в тесной атмосфере кабины.
   Под постоянным давлением реактивного потока начали вращаться широкие лопасти турбины. Вскоре сладкий мускусный запах свиного пердежа наполнил воздух кабины, напомнив Дюре, если она закрывала глаза, о запахах ее детства, о сетке с огороженным стадом. Она бросила по несколько кусочков еды в разинутые пасти свиней. Ровно столько, чтобы они утолили голод, но недостаточно, чтобы заинтересовались чем-то еще.
   Анатомия здоровой воздушной свиньи была достаточно эффективной, чтобы она могла пукать в течение многих дней при очень небольшом количестве пищи. Свиньи могли преодолевать метры, позволяя преобразоваться в энергию испускаемого газа такому количеству вещества своего тела, какое требовалось; у этих пяти, хотя они и были напуганы и разочарованы условиями, в которые их поместили, не должно было возникнуть проблем с вращением турбины столько, сколько требовалось людям. И была запасная система - печь, работающая на дровах, сжигаемых ядерным способом, - на случай, если они впадут в отчаяние, чтобы рискнуть ее теплом в пределах кабины.
   Хорк, ворча себе под нос, для эксперимента щелкнул переключателями. Корабль содрогнулся в ответ, и Хорк выглянул в иллюминатор, оценивая влияние токов, генерируемых в сверхпроводящих обручах.
   Лицо Фарра внезапно появилось снаружи корабля, в иллюминаторе напротив Дюры. Выражение его лица было серьезным, пустым. Он сильно греб, поняла она; они, должно быть, уже быстро снижались, и скоро он и другие плывущие не смогут угнаться за ними.
   Фарр, должно быть, ускользнул от Адды. И вот, в конце концов, это было последнее прощание. Она заставила себя улыбнуться Фарру и подняла руку.
   Раздался глухой удар по корпусу "Летающей свиньи"; маленькое суденышко задрожало в воздухе, прежде чем опуститься дальше.
   Дюра нахмурилась. - Что это было?
   Хорк поднял голову, его широкое лицо было бесстрастным. - Отсоединился портовый трос. Точно по расписанию. - Он взглянул в иллюминатор на темные тени сверхпроводящих колец. - Сейчас мы падаем сами по себе; токи в кольцах увлекают нас все глубже в Звезду. И обручи - единственный способ вернуться домой... Мы одни, - сказал он. - Но мы в пути.
  

20

  
   Глубина триста метров.
   Это была глубина, которую Дюра не могла постичь. Люди были заключены внутри мантии, слоя из сверхтекучего воздуха толщиной всего в несколько сот метров. Ее первое путешествие с Тобой к полюсу от восходящего потока - настолько далекое, что ей казалось, будто она путешествует по изгибу самой Звезды, - составило всего около тридцати метров.
   Теперь она просверливала целые сотни метров в неумолимой громаде самой Звезды. Она представила, как Звезда сокрушает их крошечную деревянную лодку и выплевывает их, как крошечную заразу. И слабым утешением было помнить, что их путешествие прервется, не достигнув такой глубины, только в том случае, если они достигнут своей цели... если невообразимое действительно, в конце концов, выйдет из сердцевины, чтобы поприветствовать их.
   К концу второго дня они были уже значительно ниже туманной границы пригодного для жизни слоя воздуха. Желтизна воздуха за окнами поблекла - до янтарного, затем более насыщенного оранжевого и, наконец, до кроваво-фиолетового цвета, напоминающего квантовое море. Дюра прижалась лицом к холодному прозрачному дереву, надеясь увидеть что-нибудь - что угодно: экзотических животных, неизвестных, нечеловеческих людей, какую-нибудь структуру внутри Звезды. Но там был только мутный пурпур сгущающегося воздуха и ее собственное искаженное, нечеткое отражение в зеленом свете деревянных ламп. Она была заперта здесь - со своими страхами и с Хорком. Она ожидала почувствовать себя маленькой, уязвимой внутри этой крошечной деревянной коробки, когда та прокладывала себе путь в необъятных недрах Звезды; но густая темнота за окном вызвала у нее клаустрофобию, она оказалась в ловушке. Она ушла в себя. Она ухаживала за беспокойными свиньями, спала столько, сколько могла, и старалась не встречаться взглядом с Хорком.
   Его решительные попытки поговорить с ней на третий день казались вторжением.
   - Ты задумчива, - его тон был оскорбительно бодрым. - Надеюсь, это приключение не вызывает у тебя никаких... э-э... философских трудностей.
   Он отошел от своего пульта и проплыл по каюте, приблизившись к ее месту возле упряжи для свиней. Она уставилась на широкое, заплывшее жиром лицо, на заросли бороды вокруг рта. Когда ее впервые представили Хорку, она была очарована и обескуражена - как, несомненно, и предполагал Хорк - этой бородой, этим человеком с волосами на лице. Но теперь, присмотревшись повнимательнее, она смогла разглядеть, как корни волосяных луковиц бороды расположены на подбородке Хорка аккуратным шестиугольным узором... Борода была пересажена либо с головы самого Хорка, либо с одного из его наименее удачливых подопытных.
   Так что борода не впечатляла, решила она. Просто декадентская. И, кроме того, она желтела быстрее, чем волосы на его голове; еще несколько лет, и Хорк выглядел бы по-настоящему нелепо.
   Каким огромным, каким навязчивым, каким раздражающим он был. Напряжение между ними, казалось, потрескивало, как электронный газ.
   - Философские трудности? Я не суеверна.
   - Я и не предполагал, что ты суеверна.
   - Мы не религиозны в отношении ксили. Я не боюсь, что мы собираемся навлечь на себя гнев ксили, если вы это имеете в виду. Но человеческие существа - в одиночку - никогда бы не предприняли это путешествие в Звезду.
   - Потому что ксили будут заботиться о вас, как мама на небесах.
   Дюра вздохнула. - Вовсе нет. На самом деле, совсем наоборот... Мы должны безоговорочно принять действия ксили, поскольку верим, что их цели в долгосрочной перспективе принесут пользу всем нам, людям как расе. Даже если это означает уничтожение Звезды - даже если означает наше собственное уничтожение.
   Хорк покачал головой. - Вы, из восходящего потока, полны юмора, не так ли? Что ж, это холодная вера. И чертовски холодное утешение.
   - Вы не понимаете, - сказала Дюра. - Это не должно успокаивать. Там, наверху... - она ткнула большим пальцем вверх, в мир света и людей - там мое утешение. Моя семья и мой народ.
   Хорк изучал ее. Его лицо под слоями жира было широким и грубо очерченным, но - неохотно признала она - не лишенным проницательности и чувствительности. - Ты боишься смерти, Дюра, несмотря на свои знания.
   Дюра рассмеялась и закрыла глаза. - Я говорила вам; знание не обязательно приносит утешение. У меня нет причин не бояться смерти... и, да, сейчас я боюсь ее.
   Хорк глубоко вздохнул. - Тогда верь в меня. Мы выживем. Я чувствую это. Я знаю это...
   Его лицо было близко к ней, так близко, что она чувствовала запах сладкого хлеба в его дыхании. Выражение его лица было ясным, решительным. Казалось, от него исходила решимость; всего на мгновение Дюра почувствовала искушение позволить себе погрязнуть в этой решимости, расслабиться в его огромной силе, как будто он был ее возрожденным отцом.
   Но она сопротивлялась. Она резко сказала: - Значит, вы не боитесь смерти? Поможет ли вам ваша власть в Парце преодолеть последнюю катастрофу?
   - Конечно, этого не произойдет, - сказал он. - И я не лишен страха. Это удивляет тебя, не так ли? Я не дурак без воображения, чтобы бояться, женщина из восходящего потока; и не настолько самонадеян, чтобы считать себя недосягаемым для смерти. Знаю, что, в конце концов, я так же слаб, как и любой другой человек, перед лицом великих сил Звезды, не говоря уже о неизвестных за ее пределами. Но как раз в этот момент я... - Он махнул рукой в воздухе. - Я в восторге. Я делаю нечто большее, чем просто жду, когда следующий сбой поразит Парц, или справляюсь с разрушениями, вызванными предыдущим. Я пытаюсь изменить мир, бросить вызов существующему порядку вещей. - Его наглазники были темными колодцами. - И я не смог бы вынести, если бы кто-то другой отправился в темноту в сердце Звезды вместо меня. - Он посмотрел на нее. - Ты можешь это понять?
   - Некоторые говорят, что вы убегаете от реальных проблем. Что подлинное мужество заключается в том, чтобы остаться и бороться с катастрофой, а не отправляться в захватывающую, расточительную прогулку.
   Он кивнул с мрачной улыбкой. - Знаю. Мууб среди них. О, не волнуйся, я ничего не буду с этим делать. Это точка зрения. Та, которую даже я разделяю в свои самые мрачные моменты. - Он ухмыльнулся. - Но мне нравится думать, что мой отец гордился бы мной, если бы мог видеть меня сейчас. Он всегда думал, что я такой практичный. Такой лишенный воображения. И все же...
   Раздался глухой удар по корпусу "Летающей свиньи"; маленькое суденышко содрогнулось в воздухе. Свиньи завизжали, забившись в своем стойле, и одним непроизвольным движением Дюра и Хорк схватились друг за друга.
   Корабль успокоился. Обширный живот Хорка, мягкий под покровом блестящей ткани, тяжело давил на живот и грудь Дюры.
   - Что это было?
   Небольшие, правильные пряди волос на краю его бороды колыхались при дыхании. - Айсберги из вещества сердцевины, - сказал он напряженным голосом. - Это все айсберги. Если бы кто-нибудь из нас был рыбаком, мы бы не удивились - вот почему они спускаются сюда в первую очередь: половить айсберги из вещества сердцевины. "Свинья" спроектирована так, чтобы справляться с подобными небольшими ударами; бояться нечего. - Его руки все еще обнимали ее - а ее руки, в свою очередь, обхватывали его торс, ее ладони цеплялись за слои ткани на его спине - и теперь он потянулся, чтобы погладить ее по волосам. Внезапно ей захотелось зарыться в эту громоздкую силу, спрятаться глубоко в теплой темноте наглазников, которые были огромными перед ней.
   Она порылась в его одежде, нашла ряд пуговиц по шву на боку и почувствовала, как его толстые, неуклюжие пальцы скользят по ее собственному комбинезону.
   Последняя крупица здравого смысла заставила ее оценить выражение его лица, открытый рот и раздувающиеся, блестящие ноздри, и она увидела, что его потребность была так же велика, как и у него.
   Его одежда разъехалась, и она сняла слой толстой дорогой ткани с его живота и груди. Она провела левой рукой вниз по изгибу его живота и нашла его тайник; ловким, нежным движением она вытащила маленький пенис, обхватила его пальцами и нежно сжала. Он быстро набухал, толкаясь в ее ладони, как маленький зверек. Теперь он расстегнул ее комбинезон, и она сбросила его, нетерпеливо вытягивая ноги из облегающей материи и позволяя одежде парить в воздухе. Она почувствовала, как рука Хорка, сухая и горячая, скользнула вверх по ее бедру и между ног; она мягко раздвинула бедра, и он провел пальцами по ее расщелине, неуклюже и нетерпеливо, как подросток. Внутри нее было прохладно, и она знала, что готова, что мембраны внутри нее уже вдыхают в нее смазывающий воздух. Теперь она взяла пенис Хорка - он ритмично пульсировал - и протолкнула его глубоко внутрь себя; он легко вошел в нее. Он вздохнул и уткнулся лицом ей в плечо; она повернула голову, прижавшись щекой к его волосам. Его пенис был подобен теплому, бьющемуся сердцу внутри нее. Его ноги, все еще в одежде, были теплыми и шершавыми по сравнению с ее ногами, когда она начала двигать бедрами взад и вперед, позволяя ритму своих движений стимулировать мышечные стенки внутри себя.
   Наконец она почувствовала, что крепко прижимается к нему; она вздрогнула и услышала, как он вздохнул, его тело тяжело прижалось к ее телу, когда они парили в воздухе. Ее мышцы пульсировали вокруг него, и в течение нескольких секунд она чувствовала трепет, удары, когда ритмы их тел стремились слиться. Вскоре они слились воедино, и она почувствовала прилив триумфа, когда стенки ее влагалища запульсировали в унисон с Хорком.
   Он кончил быстро, а она - всего на несколько ударов сердца позже. Они вскрикнули и задрожали, прижимаясь друг к другу; она почувствовала, как мышцы его спины задвигались под ее пальцами.
   Хорк прижался к ней. Она прижала его к себе, запустив пальцы в его волосы, не желая отпускать его тепло и массу. Она чувствовала, что его пенис все еще внутри нее, маленький и горячий. Момент близости тянулся, и она подумала о том, какой странной показалась бы ей эта связь - глубоко в смертоносных глубинах Звезды с правителем удивительного города - если бы она могла себе это представить за несколько дней до того, как покинула восходящий поток. По какой-то причине она подумала о Дени Макс, бойком докторе из больницы Мууба. Но наблюдающему за вами ур-человеку ваше совокупление показалось бы гораздо более странным, - представила себе Дюра ее слова. - Мы полагаем, что их сексуальный механизм был основан не на сжатии, как у нас, а на силах трения. Очевидно, что это невозможно для нас, встроенных в сверхтекучую среду, какими мы являемся, поэтому, когда они проектировали нас...
   Постепенно близость исчезла. Звуки корабля - сопение кормящихся воздушных свиней, мягкое жужжание оси турбины, медленное шипение деревянных ламп - снова просочились в ее сознание. Тело Хорка снова казалось отделенным от нее, и она почувствовала складки ткани, неудобно зажатые между их телами, скованность в спине, когда ее тело наклонилось вперед над его животом.
   Она мягко оттолкнула его. Его пенис вывалился из нее с мягким, теплым звуком.
   Он посмотрел ей в глаза, улыбнулся - у него был такой вид, словно он плакал, мельком подумала она, вздрогнув, - и спрятал свой пенис обратно в тайник. Он подтянул комбинезон по окружности живота, и она потянулась за своей сброшенной одеждой.
   - Ну, - сказала она наконец, - откуда это взялось?
   Он отодвинулся от нее и откинулся на спинку маленького сиденья рядом с пультом управления; она увидела, что его сверкающий комбинезон стал заметно менее элегантным, помятым и косо сидящим на плечах. - Страх, - просто сказал он. Она видела, что к нему вернулось самообладание, но он не потрудился вернуть свой обычный суровый вид. Атмосфера между ними изменилась; напряжение, царившее на корабле с момента его запуска, рассеялось. - Страх. Очевидно. Мне нужно было - утешение. Мне нужно было забыться. Я не знаю, достаточная ли это причина; прости.
   - Не стоит, - она рассеянно протянула руку и скормила свиньям еще несколько кусочков листьев из кормушки. - Я тоже этого хотела.
   Он провел руками по простым приборам перед собой. - Я имел в виду то, что сказал, ты знаешь. Что касается меня, я предпочел бы быть здесь, управлять этим кораблем, чем где-либо еще на Звезде. В Парце проблемы, с которыми мне приходится сталкиваться изо дня в день... - На краткий, полный сочувствия миг она смогла представить, каково это - оказаться в таком положении, как у Хорка, когда на его плечах лежит благополучие не только его самого, не только его семьи, но и тысяч людей. Она наблюдала за выражением его лица и вспомнила намек на слезы, который, как ей показалось, она уловила; на мгновение ей показалось, что она понимает его. Он сказал: - Видишь ли, ничто никогда не решается. В этом-то и проблема. А если и случается, то на следующий день становится еще хуже. По крайней мере, здесь... - Он потрогал простые элементы управления. - По крайней мере, здесь я что-то делаю. Куда-то иду!
   - Да, но что делаешь? Куда идешь?
   Он поднял на нее глаза. - Ты знаешь, что на это нет ответа. Мы ищем помощи у тех, кто однажды вышел из сердцевины, чтобы уничтожить нас.
   - И как мы должны это найти?
   - Ты говоришь как финансовый подкомитет, - невесело сказал он. - Все, что мы можем сделать, это поставить себя в такое положение, чтобы они могли нас найти... кем бы они ни были.
   Она почувствовала, что теперь ее настроение отвлекается от него; ей стало жарко и она ощущала себя слегка испачканной, и снова тесные изгибы стен, казалось, сомкнулись вокруг нее. Теперь она вспомнила, что они ни разу не поцеловались. Ей даже не нравился этот мужчина. - Значит, ты рад, что идешь куда-то. Всегда. Это то, ради чего все это на самом деле затевается? - чтобы дать тебе отдохнуть от твоего ужасного бремени? И если это так, тебе действительно нужно было тащить меня за собой на дно?
   На мгновение на его лице отразилась обида, и губы приоткрылись, как будто он собирался возразить; но затем он улыбнулся, и она увидела, как он снова замкнулся в себе. - Сейчас, сейчас. Давай не будем препираться. Мы же не хотим, чтобы нас застали в ссоре, когда наш хозяин из сердцевины придет нас встречать, не так ли?
   - Не думаю, что смогу сдерживать себя в течение такого долгого ожидания, - сказала она с презрением и повернулась обратно к своим свиньям, поглаживая и успокаивая их.
   Раздался еще один глухой удар по корпусу, царапанье по всей длине корабля. На этот раз удар был мягче, чем раньше, но Дюра все равно почувствовала, что дрожит. Она успокаивала нервных свиней тихими словами и задавалась вопросом, была ли она права - действительно ли это будет такое долгое ожидание, в конце концов.
   Электронный газ, потрескивая, вырывался из их сверхпроводящих обручей, крошечный деревянный кораблик сантиметр за сантиметром продвигался в сгущающиеся глубины нейтронной звезды.
  

* * *

  
   Бзиа должен был работать в две смены внутри колоколов. Он не знал, когда у него в следующий раз будет достаточно свободного времени, чтобы выбраться из гавани между погружениями. Поэтому он пригласил Адду и Фарра проводить его в место, которое он назвал "баром".
   Адда нашел это место с некоторым трудом. Бар представлял собой маленькое, тесное помещение, спрятанное глубоко в нижнем городе. Единственный свет исходил от оплывающих деревянных светильников на стенах; в зеленом, убогом полумраке Адда отчетливо осознавал, как глубоко он погребен внутри каркаса города.
   В одном углу бара была стойка, за которой пара человек, по-видимому, что-то подавала, какую-то еду. Помещение крест-накрест пересекали поручни без видимого рисунка; мужчины и женщины собирались небольшими группами на поручнях, медленно поедая из мисок что-то похожее на хлеб и отрывочно переговариваясь. Адда увидел тяжелые рабочие туники, покрытую шрамами плоть, толстые, искривленные конечности. Один или два оценивающих взгляда были направлены на него.
   Бзиа стоял один у поручней, ближе к дальней стене. Он увидел Адду и поднял руку, подзывая его; к поручню рядом с ним были прикреплены три маленькие миски.
   Адда протолкался вперед, чувствуя себя неловко в своих бинтах, и неуклюже пробрался через людное место, прислушиваясь к гулу разговоров вокруг него.
   - Адда. - Бзиа улыбнулся своим искаженным лицом и махнул Адде, указывая на свободное место у перил. Адда зацепился одной рукой за перила, удобно устраиваясь на месте. - Спасибо, что спустился. - Бзиа один раз взглянул мимо Адды на дверь, затем снова повернулся к своим мискам.
   Адда перехватил этот взгляд. - Фарра нет, - тяжело сказал он. - Прости, Бзиа. Я не смог его найти.
   Бзиа кивнул. - Думаю, он снова занимается серфингом.
   - Знаю, ты много сделал для него, когда он работал в порту; он должен был...
   Бзиа поднял свою толстую ладонь. - Забудь об этом. Послушай, если бы я был в его возрасте, я бы предпочел затеряться в небе с серфингистами, чем сидеть в столь убогом месте, с двумя потрепанными старикашками. А поскольку через пару дней начнутся игры, у них на уме будет только одно. Ну, может быть, две вещи, - лукаво сказал он. Он кивнул на три миски на поручне. - В любом случае, это просто означает, что нам достанется больше.
   Адда посмотрел вниз на ряд мисок. Они были грубо вырезаны из дерева, были чуть больше его сложенной чашечкой ладони и прикреплены к поручню обрезками дерева. В чашах лежали маленькие кусочки того, что могло быть хлебом. Адда осторожно вытащил маленький круглый ломтик; он был плотным, теплым и влажным на ощупь. Он с сомнением повертел его в руках. - Что это, черт возьми?
   Бзиа рассмеялся, выглядя довольным собой. - Не думаю, что ты уже слышал об этом. В восходящем потоке нет баров, а, друг мой?
   Адда сверкнул глазами. - Я должен есть это?
   Бзиа вытянул пальцы, приглашая Адду сделать то же самое.
   Адда понюхал пластичную штуковину, сжал ее и, наконец, откусил маленький кусочек. Он был таким же горячим, плотным и сырым, каким казался на вид - неприятным во рту - и на вкус кислым, не поддающимся определению. Адда проглотил кусочек. - Отвратительно.
   - Но ты должен правильно с этим обращаться. - Бзиа опустил руку в миску, зачерпнул полную пригоршню этого кушанья и запихнул его в рот. Его большие челюсти работали, когда он дважды прожевал это кушанье, а затем проглотил его одним глотком. Он закрыл глаза, когда горячая пища прошла по его горлу; и через несколько секунд слегка вздрогнул, подавляя вздох. Затем он рыгнул. - Вот как надо принимать пивной пирог.
   - Пивной пирог?
   - Попробуй еще раз.
   Адда потянулся к своей миске и поднес ко рту здоровую горсть пирога. Он оказался у него во рту, горячий, плотный и в высшей степени неудобоваримый; но, собравшись с духом, он откусил от него пару раз, а затем проглотил, заставляя горло принять несжимаемую массу. Пирог прошел по его горлу твердым, болезненным комком. -Потрясающе, - сказал он, когда все закончилось. - Я так рад, что пришел.
   Бзиа ухмыльнулся и поднял ладонь.
   ...И тепло, казалось, плавно поднималось из живота Адды, затопляя его тело и голову; ладони и ступни покалывало, как будто над ними работали невидимые пальцы, а череп, казалось, увеличивался в размерах, наполняясь вместительным, комфортным теплом. Он удивленно посмотрел на свое тело, наполовину ожидая увидеть искрящийся вокруг кончиков пальцев электронный газ, услышать, как его кожа вздыхает от нового тепла. Но внешних изменений не было.
   Через несколько секунд жар прошел, но когда он отступил, Адда почувствовал себя неуловимо изменившимся. Бар казался уютнее - дружелюбнее - чем даже мгновение назад, а запах оставшегося пивного пирога был приятным, гармоничным, манящим.
   - Добро пожаловать к пивному пирогу, мой друг, и в новые отношения на всю жизнь.
   Приятное тепло, вызванное пирогом, все еще пронизывало Адду. Он ткнул в него пальцем с новым удивлением. - Ну, я никогда раньше не ел ничего с таким эффектом, ни в восходящем, ни в нисходящем потоке.
   - Я так и думал. - Бзиа взял кусочек пирога и сжал его между пальцами. - Должен сказать, Фарр тоже не сразу распробовал. Это пюре, в основном из листьев коркового дерева. Но оно ферментируется - в огромных емкостях из вещества сердцевины, в течение нескольких дней...
   - Ферментируется?
   - Вместе с суслом в чаны помещают паутину паука-прядильщика. Что-то есть в паутинке, может быть, в блестящем веществе, которое делает его липким, что вступает в реакцию с пюре и превращает его в пивной пирог. Волшебство.
   - Конечно. - Адда откусил еще кусочек пивного пирога; он был таким же отвратительным, как и раньше, но предвкушение его последствий заставило намного легче смириться с его вкусом. Он проглотил его и позволил теплу разлиться по всему его существу.
   - Сколько это стоит?
   - Ничего. - Бзиа пожал плечами. - Это предоставляют нам портовые власти. Столько, сколько мы хотим, пока мы в состоянии выполнять свою работу.
   - Что ты имеешь в виду? Это так плохо?
   - Если переусердствовать, то да. - Бзиа потер лицо. - Он воздействует на капилляры в твоей плоти - расширяет их - и на некоторые из основных пневматических сосудов в мозге. Поток воздуха слегка изменяется, видишь ли, и...
   - И ты прекрасно себя чувствуешь.
   - Да. Но если употреблять его слишком часто, то не сможешь восстановиться. Капилляры остаются расширенными...
   Адда оглядел бар, это безопасное, чудесное место. - Мне кажется, все в порядке.
   - Конечно. Твоя голова была бы прекрасным местом для жизни. Но ты не мог бы функционировать, Адда; ты не мог бы выполнять работу. И если станет совсем плохо, ты даже не сможешь прокормить себя без подсказок. Но, да, ты бы чувствовал себя прекрасно.
   - И не думаю, что этот город настолько снисходителен к людям, которые не могут удержаться на работе.
   - Не очень.
   - А управляющие портами не беспокоятся, что они потеряют слишком много своих рыбаков из-за этого пирога? Зачем раздавать его бесплатно?
   Бзиа пожал плечами. - Они теряют нескольких. Но им все равно. Адда, мы расходный материал. Обучение нового рыбака не займет много времени, и, с другой стороны, всегда есть много новобранцев. И они знают, что благодаря пирогу мы остаемся здесь, в барах, счастливыми, спокойными и доступными. Они выигрывают больше, чем теряют. - Он откусил еще кусочек. - И я тоже.
   Адда медленно опустошал миску, осторожно наблюдая за усиливающимся воздействием пирога на него. Время от времени он двигал пальцами рук и ног, проверяя координацию. Он пообещал себе, что остановится, если дойдет до того, что ему только покажется, будто можно потерять контроль.
   Рыбак замолчал; его огромные пальцы играли с пирогом.
   - Я слышал, у тебя двойная смена. Что бы это ни значило.
   Бзиа снисходительно улыбнулся. - Это значит, что меня назначают дежурить в колоколах в два раза чаще, чем обычно. Это потому, что они совершают в два раза больше погружений, чем обычно.
   - Почему?
   - Из-за сбоя в подаче топлива. В город не поступает древесина. В любом случае, ее недостаточно. Люди жалуются на нормирование продуктов питания, но в долгосрочной перспективе нехватка древесины не менее важна. И давай надеяться, что никогда не настанет день, когда им придется нормировать пивной пирог... В любом случае, им нужно больше металла сердцевины, чтобы использовать его в качестве строительного материала.
   - Строить? Они расширяют город?
   - Перестройка. Это происходит постоянно, Адда, в основном глубоко в недрах этого места. Мелкий ремонт, техническое обслуживание. Хотя, - сказал он, заговорщически наклоняясь вперед, - ходят слухи, что повышенный спрос вызван не только необходимостью продолжать текущий ремонт.
   - А чем же?
   - Они пытаются укрепить структуру города. Перестроить каркас, добавив больше материала сердцевины. Они не кричат об этом, опасаясь вызвать панику; но они пытаются сделать его более надежным перед лицом будущих проблем. Похожих на более близкий сбой.
   Адда нахмурился. - Они могут это сделать? Это сработает?
   - Я не инженер. Не знаю. - Бзиа рассеянно жевал пирог. - Но сомневаюсь в этом, - сказал он без эмоций. - Город такой огромный; вам пришлось бы вырвать большую часть его внутренностей, чтобы значительно укрепить его. И это ветхое строение. Я имею в виду, что оно выросло, как никогда не планировалось. Оно было построено для простора, а не для прочности.
   Парц был одним из первых постоянных поселений, основанных после того, как человечество было рассеяно по мантии после войн сердцевины. Сначала Парц был случайным сооружением из веревок и дерева, не более значительным, чем дюжина других, свободно дрейфующих над полюсом. Но на самом полюсе тела мужчин и женщин были значительно крепче, и поэтому Парц быстро рос; а его положение в единственной географически уникальной точке южного полушария мантии придавало ему стратегическое и психологическое значение. Вскоре он стал торговым центром и накопил достаточно богатства, чтобы позволить себе правящий класс - первый в мантии со времен войн. Был основан комитет, и рост и объединение Парца шли быстрыми темпами.
   Богатство Парца резко возросло, когда была основана гавань - Парц стал первым и единственным сообществом в мантии, способным добывать и эксплуатировать ценное вещество сердцевины. Вскоре все разрозненное сообщество на мысе мантии вокруг Парца, регионе, который со временем стал называться внутренними районами, подпало под экономическое влияние Парца. В конечном счете внутренние районы и город стали работать как единая экономическая единица, сырье и налоги из внутренних районов перетекали в Парц, а в обратном направлении шли вещество сердцевины и, что более важно, стабильность и регулирование, обеспечиваемые законом Парца. В конце концов, отделенными от Парца остались только дальние восходящие потоки, мрачные и негостеприимные, где обитали несколько похожих на человеческих существ Адды племен охотников и банды изгнанников из Парца.
   Адда откусил еще кусочек пирога. - Я удивлен, что люди смирились с тем, что их вот так захватили. Никто не сопротивлялся?
   Бзиа покачал головой. - Это не рассматривалось как завоевание. Парц - это не империя, хотя тебе может так показаться. Адда, люди помнили времена до войн, когда они жили в безопасности по всей мантии. Мы не могли вернуться к тем временам; мы слишком многое потеряли. Но Парц был лучше, чем ничего: он предлагал стабильность, регулирование, рамки для жизни. Люди жалуются на свою десятину - и никто не собирается притворяться, что комитет всегда поступает правильно, - но большинство из нас предпочло бы налоги дикой жизни. При всем уважении к тебе, мой друг. - Он откусил от своего пирога. - И это по-прежнему верно сегодня; так же верно, как и всегда.
   Две миски были уже пусты. Адда почувствовал соблазнительность этого места, он мог бы долго сидеть здесь в этой дружеской беседе с Бзиа. - Ты действительно в это веришь? Посмотри на свое собственное положение, рыбак; посмотри на опасности, с которыми ты сталкиваешься ежедневно. Действительно ли это лучшая из всех возможных жизней для тебя?
   Бзиа ухмыльнулся. - Ну, я бы поменялся местами с Хорком в любой день, если бы думал, что смогу выполнять его работу. Конечно, я бы поменялся. И в гавани есть много знакомых мне людей, которых я бы с радостью придушил, если бы думал, что это сделает мир лучше. Если бы не думал, что они просто приведут кого-нибудь похуже. Признаю, что нахожусь в самом низу кучи, здесь, Адда. Или близко к этому. Но я верю, что таков порядок вещей. Я буду бороться с несправедливостью - но признаю необходимость существования самой кучи. - Он внимательно посмотрел на Адду. - В этом есть смысл?
   Адда обдумал это. - Нет, - сказал он наконец. - Но, похоже, это не имеет большого значения.
   Бзиа рассмеялся. - Теперь ты понимаешь, почему нам дают это бесплатно. Держи. - Он протянул третью миску. - Твое здоровье, мой друг.
   Адда потянулся за пирогом.
  

* * *

  
   Пару дней спустя смены Бзиа должны были дать ему еще один перерыв. Адда поискал Фарра, но не смог его найти, поэтому спустился в бар один. Он вошел, неуклюжий и застенчивый в своей одежде, заглядывая в самые темные углы.
   Он не смог найти Бзиа и не остался.
  

21

  
   Внутри Звезды не было четких границ, просто постепенные изменения в доминирующей форме вещества по мере увеличения давления и плотности. Таким образом, не было ни драматического погружения, ни сильных ударов, когда "Летающая свинья" погружалась все глубже: просто медленное, удручающее уменьшение последних остатков воздушного света. И сияние, отбрасываемое деревянными лампами, прикрепленными к стенам, не могло заменить их; из-за дымчатой зелени и длинных мерцающих теней полумрак в кабине был довольно зловещим.
   Для Дюры, сгорбившейся в своем углу корабля, этот долгий, медленный спуск в темноту был подобен затяжной смерти.
   Однако вскоре полет стал гораздо менее ровным. Корабль тревожно покачивался и в какой-то момент чуть не перевернулся. Трудящиеся свиньи, чьи тени казались огромными на крыше корабля, жалобно заблеяли; Хорк рассмеялся, его наглазники превратились в лужицы зеленой тьмы.
   Пальцы Дюры шарили по гладким деревянным стенам в поисках опоры. - Что происходит? Почему нас так бьет?
   - По каждому колоколу бьют течения нижней мантии. Единственная разница в том, что у нас нет хребта, который поддерживал бы нас. - Хорк говорил с ней медленно, как будто она была глупой. С момента их единственного физического контакта его отстраненное неприятие стало заметным. - Вещество мантии на этих глубинах отличается от нашего воздуха... по крайней мере, так мне говорили мои наставники. По-видимому, это все еще сверхтекучая жидкость из нейтронов, но другого типа, чем воздух: она анизотропна - обладает разными свойствами в разных направлениях.
   Дюра нахмурилась. - Итак, в некоторых направлениях это как воздух, и это не мешает нашему продвижению. Но в других...
   - ...на ощупь оно густое и вязкое, и бьется о наш магнитный щит. Да.
   - Но как ты можешь определить, в каких направлениях оно похоже на воздух?
   - Не можем. - Хорк ухмыльнулся. - В этом-то и прикол.
   - Но это опасно, - сказала она, с тревогой осознавая, как по-детски это звучит.
   - Конечно, это так. Вот почему гавань несет так много потерь.
   ...И вот куда я отправила своего брата, подумала она с дрожью. Она почувствовала странный, ретроспективный страх. Здесь, дрейфуя сквозь этот анизотропный кошмар, она как будто впервые испугалась за своего брата.
   Тем не менее, через некоторое время Дюра обнаружила, что может игнорировать - почти - постоянные, неравномерные удары. Погруженная в жаркую, зловонную атмосферу корабля, с теплой вонью свиных пердежей и терпеливой, молчаливой работой Хорка за своим пультом управления, она даже смогла задремать.
   Что-то ударило в борт корабля.
   Дюра закричала и резко проснулась. Она почувствовала, что дрожит от удара, как будто кто-то ударил ее по черепу, и огляделась вокруг дикими глазами в поисках источника катастрофы. Свиньи яростно визжали. Хорк, все еще сидевший за штурвалом, смеялся над ней.
   - Черт бы тебя побрал. Что это было?
   Он развел руками. - Просто маленькая приветственная открытка из квантового моря. - Он указал. - Выгляни в окно.
   Она повернулась, чтобы посмотреть сквозь прозрачную древесину. Мантия здесь была совершенно темной, но лампы корабля отбрасывали зеленое свечение на несколько микрон сквозь мутную, бурлящую материю. И в этом тусклом океане дрейфовали какие-то формы - массивные, неправильной формы, многие из них были островами, достаточно большими, чтобы поглотить их крошечное суденышко. Блоки бесшумно скользили вверх мимо корабля к далекой мантии - или, скорее, как поняла Дюра, сама "Свинья" неслась вниз мимо них по пути к центру.
   - Айсберги сердцевины... Острова гиперонной материи, - сказал Хорк. - Ни один рыбак не стал бы ловить айсберги такого размера... Но, с другой стороны, ни один рыбак никогда не забирался так глубоко.
   Дюра мрачно уставилась на огромные, медленно движущиеся громады гиперонной материи. Она поняла, что если им не повезет, если они будут захвачены сочетанием достаточно большой массы и неблагоприятного течения, их маленький корабль будет раздавлен, как череп ребенка, независимо от того, есть магнитная защита или нет. - На какой глубине мы находимся?
   Хорк уставился на примитивные счетчики на своей панели управления; его борода мягко царапала деревянные крышки счетчиков. - Трудно сказать, - пренебрежительно сказал он. - Наши ручные эксперты были очень умны в поиске способов для нас забраться так далеко, но не настолько умны в том, чтобы сообщить нам, где мы находимся. Но я бы предположил... - Он нахмурился. - Возможно, в пятистах метрах под городом.
   Дюра ахнула. Пятьсот метров... Пятьдесят миллионов человеческих ростов. Да что там, наверняка даже ур-человек пришел бы в благоговейный трепет от такого путешествия.
   - Конечно, мы по-настоящему не контролируем свое положение. Все, что у нас есть возможность сделать, это спуститься и, если мы переживем это, подняться снова. Но мы могли бы всплыть где угодно; мы понятия не имеем, куда нас несут эти течения.
   - Мы обсуждали эту проблему. Где бы мы ни всплыли, нам нужно только следовать по магнитному полю до южного полюса.
   Хорк улыбнулся ей. - Но это может быть в десятках метров от города... На возвращение могут уйти месяцы. И тогда мы будем полагаться на твои навыки выживания в восходящем потоке, которые позволят нам выжить в отдаленных дебрях Звезды. Я отдаю себя в твои руки и ожидаю, что путешествие домой будет... интересным.
   Удары гиперонных айсбергов теперь были сильными и быстрыми. Хорк потянул за деревянные рычаги на своей панели управления и замедлил их продвижение до ползания; Дюра наблюдала через иллюминаторы, как сгущающиеся массы вещества сердцевины собираются вокруг "Свиньи", удерживаемые от того, чтобы раздавить ее, только невидимыми стенками магнитного щита.
   Наконец Хорк переключил управление и оттолкнулся от панели. - С таким же успехом ты можешь дать животным отдохнуть, - сказал он Дюре. - Это все, что мы собираемся сделать.
   Дюра нахмурилась и выглянула в окно. - Мы не можем проникнуть еще глубже?
   Хорк пожал плечами и демонстративно зевнул. - Нет, если только не откроется канал через айсберги. Отсюда айсберги похожи на сплошную массу - ты можешь сама убедиться. Нет, это конец путешествия. - Он прошелся по кабине, взял несколько нетронутых кусочков листьев из кормушки для свиней и без энтузиазма пожевал их. Он протянул еще несколько пригоршней еды Дюре. - Держи, - сказал он.
   Дюра взяла еду и задумчиво откусила кусочек. Вой турбины теперь стих, и она повисла в тишине, нарушаемой только хриплым сопением свиней и мягким стуком гиперонных осколков о магнитный экран. Свиньи, все еще привязанные к своим упряжкам, дрожали в панике из-за того, что им мешали бежать; их шестикратные глаза закатились. Во время еды Дюра провела руками по расширенным порам на их боках; простое действие по успокоению испуганных животных - по уходу за существами, еще более напуганными, чем она сама, - казалось, успокоило и ее.
   Хорк скрестил руки на груди, его массивные мышцы плеч напряглись под сверкающим костюмом. - Что ж, это самый странный пикник, который я когда-либо устраивал.
   - Что мы теперь будем делать?
   - Кто знает? - Он улыбнулся ей, демонстрируя частичку своего профессионального обаяния. - Может быть, это все, ради чего мы так далеко зашли. - Он указал в окно. - Вещество сердцевины. Тяжелое, опасное и мертвое. В любом случае, это еще не конец. В конце концов, мы только что прибыли. Мы можем остаться здесь на несколько дней, если понадобится.
   Дюра рассмеялась. - Может быть, тебе стоит выйти и произнести речь. Разбудить колонистов от их тысячелетнего сна.
   Хорк бесстрастно изучал ее, двигая тяжелой челюстью, затем отвернулся, полностью отвергнув ее.
   Она почувствовала себя одинокой и немного глупой. В воцарившейся тишине каюты ее снова охватил страх. Она погладила дрожащих свиней и пососала листья.
   Она задавалась вопросом, как долго им придется ждать здесь, прежде чем Хорк сдастся - или, что ужасно, прежде чем что-то случится.
   В конце концов, им вообще не пришлось ждать очень долго.
  

* * *

  
   Хорк закричал, его голос был тонким и пронзительным от ужаса.
   Каким-то образом Дюра снова оказалась спящей. Она резко проснулась, душный воздух забил ее легкие и глаза. Она быстро огляделась.
   Зеленое сияние ламп наполняло кабину жуткими, резкими тенями. Свиньи в ужасе визжали, выгибаясь дугой в своих оковах. Хорк, у которого не осталось и следа его высокомерия и дерзости, прислонился спиной к стене, его комбинезон был измят и испачкан, руки безуспешно искали оружие. Это было так, как если бы обитатели "Летающей свиньи", как люди, так и животные, разлетелись в разные стороны от сердца цилиндрического корабля, подобно осколкам медленного взрыва. Дюра моргнула, пытаясь прояснить зрение. Нет, не взрыв, она увидела; в геометрическом центре цилиндра - средоточии всего этого ужаса - парил другой человек. Третий человек, здесь, где больше никто не мог находиться...
   Или, скорее, она поняла, присмотревшись повнимательнее, это было нечто, имеющее форму человека. Она увидела грузную женщину, очевидно, старше себя, одетую во что-то, что могло быть рыбацкой туникой. Но материал светился мягким малиновым светом и казался бесшовным. Темно-черные волосы были туго стянуты вокруг головы. Фиолетовое свечение исходило из наглазников, ноздрей и рта.
   ...Но она увидела, что в этих наглазниках что-то было. Там была плоть, сферы, которые двигались независимо от лица, как животные, запертые внутри черепа.
   Она почувствовала, как съеденные листья подступают к горлу; ей хотелось закричать, вцепиться в стены корабля, чтобы спастись от этого. Она держалась так неподвижно, как только могла, заставляя себя изучать видение.
   - Это похоже на женщину, - прошептала она Хорку. - Человек. Но это невозможно. Как человек мог выжить здесь, внизу? Здесь нет воздуха, чтобы дышать, или...
   Хорк казался нетерпеливым, хотя его дыхание все еще прерывалось от страха. - Это явно не человек. Это... что-то другое, использующее форму человека. Огненный мешок в форме человека.
   - Что еще? Что это?
   - Откуда мне знать?
   - Думаешь, это ксили?
   - Ни один человек никогда не видел ксили. В любом случае, ксили - это просто легенда.
   Удивительно, но она обнаружила, что в ней нарастает гнев. В такой момент она чувствовала себя опекаемой. Она посмотрела на него и прошипела: - Легенды - вот почему ты привел меня сюда, помнишь?
   Председатель Парц-Сити бросил на нее раздраженный взгляд; затем он повернулся лицом к женщине-существу, и когда он заговорил, Дюра обнаружила, что восхищается твердостью его тона. - Ты, - бросил он вызов. - Незваная гостья. Чего ты хочешь от нас?
   Тишина, нарушаемая хрипом свиней, казалось, растягивалась; Дюра, уставившись на уродливые лоскуты плоти, закрывавшие ушные полости существа-женщины, задавалась вопросом, может ли оно слышать Хорка, а тем более отвечать ему.
   Затем существо-женщина открыло рот. Из его напряженных губ полился свет, и возник звук - более глубокий, чем любой голос, исходящий из человеческой груди, - и поначалу бесформенный.
   Но, удивляясь, Дюра поняла, что начинают появляться слова.
   Я... Мы ждали вас. Вы не торопились. И нам пришлось изрядно потрудиться, чтобы найти вас. - Она оглядела "Свинью", ее шея неестественно поворачивалась, как шаровой шарнир. - Это лучшее, что вы могли сделать? Нам нужно, чтобы вы проникли гораздо глубже; условия передачи ужасны...
   Хорк обменялся изумленным взглядом с Дюрой.
   - Ты можешь меня понять? - спросил он существо. - Ты колонистка?
   - Конечно, оно может понять тебя, Хорк, - прошипела Дюра, в свою очередь раздраженная. Она чувствовала себя очарованной, несмотря на свой ужас перед этим мешком из кожи. - Как получилось, что ты говоришь на нашем языке?
   Рот существа шевелился, непристойно напоминая рот воздушной свиньи, и шарики плоти в наглазниках перекатывались; пока Дюра смотрела, ей казалось, что существо-женщина становится все менее и менее похожим на человека. Она поняла, что это всего лишь марионетка какого-то непостижимого гиперонного существа за пределами корпуса; она поймала себя на том, что смотрит в иллюминатор, гадая, какие огромные темные очки могут быть направлены на нее даже сейчас.
   Существо-женщина улыбнулось. Это была жуткая пародия.
   Конечно, я могу тебя понять. Я колонистка, как ты нас называешь... но я еще и твоя бабушка. Или, прабабушка, во всяком случае...
  

* * *

  
   За неделю до дня игр врач Мууб отправил Адде приглашение присоединиться к нему и посмотреть игры из ложи комитета, расположенной высоко над стадионом. Адда чувствовал, что к нему относятся покровительственно: он не сомневался, что в глазах Мууба он оставался неисправимым дикарем из восходящего потока, и для Мууба реакция Адды на великие события города была бы развлечением - развлечением самим по себе.
   Но он не отказался сразу. Возможно, Фарру понравилось бы наблюдать за играми с такой привилегированной точки зрения. Настроение Фарра оставалось сложным, и Адде было трудно проникнуть в него. На самом деле, в эти дни он почти не видел Фарра; мальчик, казалось, был полон решимости проводить как можно больше времени с мятежным, отдаленным сообществом серферов, которые полжизни прожили, цепляясь за городскую жизнь.
   В конце концов, Фарр не приехал на игры.
   Город стал не тем, чем был. Даже за то короткое время, что Адда знакомился с ним, Парц, пострадавший от последствий сбоев, потерял часть своего сердца. На больших проспектах половина магазинов и кафе сейчас были закрыты, и бросалось в глаза отсутствие демонстративно богатых люди с их шлейфами надушенных воздушных поросят. Было ощущение - не совсем кризиса, но строгой экономии. Времена были трудные; многое предстояло сделать и пережить, прежде чем ситуация улучшится и город снова сможет наслаждаться жизнью.
   Но, похоже, игры будут другими. С приближением дня он почувствовал, как участился пульс города. Казалось, на улицах стало больше людей, которые спорили и азартно делали ставки на исходы различных соревнований со странными названиями. Санный спорт. Слалом. Прыжки к полюсу... Игры были бы праздником для города, избавлением от тяжелой работы.
   Адде было любопытно.
   Поэтому, в конце концов, он решил принять приглашение Мууба.
   Стадион представлял собой огромную коробку со стенами из прозрачного дерева, прикрепленную к одному из верхних краев города. Ложа комитета представляла собой балкон, который нависал над самим стадионом с верхней стороны города, и чтобы добраться до него, Адде пришлось подняться на самый верхний этаж, в сад, окружающий сам дворец. Чувствуя себя более неуместным, чем когда-либо, в этой роскошной обстановке, он проплыл мимо миниатюрных скульптурных деревьев, размахивая своей несвежей повязкой, как оружием. Его подвергли тщательному осмотру три слоя презрительных охранников, прежде чем он добрался до самой ложи; ему нравилось оскорблять их, когда они обыскивали его персону.
   Наконец его провели в ложу, прямоугольную платформу высотой в двадцать человеческих ростов, увенчанную куполом из прозрачного дерева. Платформу заполняли аккуратные ряды коконов, свободно прикрепленные к конструкции мягкими нитями. Адда увидел, что примерно половина коконов была уже заполнена; придворные и другие вельможи уютно устроились в их мягкой коже, как огромные блестящие личинки насекомых. Их разговоры были оживленными и громкими, их смех оглушительным; стоял тяжелый, приторный запах духов.
   Адду проводила в первый ряд ложи маленькая, скромного вида женщина в серой тунике. Мууб был уже там. Он отдыхал в своем коконе, спокойно скрестив длинные тонкие руки на груди, и его голый череп мягко блестел, когда он осматривал стадион внизу. Он повернулся, чтобы кивком поприветствовать Адду. Адда неохотно позволил служанке помочь ему облачиться в запасной кокон; его ноги оставались неподвижными, а правое плечо едва двигалось, так что, к его смущению, его пришлось втискивать в кокон, как будто он был деревянной статуей. Другая женщина, улыбаясь, подошла к нему с коробкой конфет; Адда с рычанием прогнал ее.
   Мууб снисходительно улыбнулся ему. - Я рад, что ты решил прийти, Адда. Я верю, что этот день покажется тебе интересным.
   Адда кивнул, стараясь быть любезным. В конце концов, он принял приглашение Мууба. Но что же было такого в манерах этого человека, что так раздражало его? Он кивнул через плечо на сверкающие ряды придворных. - Кажется, эти люди согласны с тобой.
   Мууб смотрел на придворных с отстраненным презрением. - День игр - зрелище, которое не перестает волновать неискушенных, - тихо сказал он. - Неважно, сколько раз его смотрят. И, кроме того, Хорк отсутствует. Как ты прекрасно знаешь. И до возвращения председателя среди моих более недалеких коллег существует что-то вроде вакуума власти. - Мгновение он прислушивался к болтовне придворных, склонив набок свою большую хрупкую голову. - Это слышно по их тону. Они как дети в отсутствие родителей. - Он вздохнул.
   Адда ухмыльнулся. - Что ж, - сказал он, - приятно знать, что твое высокомерие распространяется не только на потоковых. - Он намеренно проигнорировал реакцию Мууба; он наклонился вперед в своем коконе и уставился сквозь стену из прозрачного дерева под собой.
   Стадион громоздился на верхней границе города. Деревянная обшивка проплывала под ним, огромная, неровная, потрепанная; громадные якорные ленты из вещества сердцевины казались серебристо-серыми дугами, рассекающими небо. Далеко под городом хребет был массой синевато-фиолетового цвета. Вихревые линии мерцали по небу вокруг города, направляясь к своему собственному полюсу вращения вокруг кривизны Звезды...
   Адда на мгновение уставился на вихревые линии. Были ли они более плотными, чем обычно? Он попытался уловить движение в воздухе, предвестие очередного сбоя. Но он не был на открытом воздухе - не мог почувствовать изменения в фотонах, ощутить на вкус возмущение воздуха - и не мог быть уверен, что произошли какие-либо изменения.
   Стадион был переполнен людьми, которые роились в воздухе, перебираясь друг через друга и по канатам и поручням, натянутым поперек огромного пространства. Даже сквозь слои прозрачного дерева Адда мог слышать возбужденный гул толпы; звук, казалось, шел волнами интенсивности, искрясь фрагментами отдельных голосов - плачем младенца, пронзительными криками продавцов, работающих в толпе. Канализационные стоки выбрасывали потоки прозрачных отходов из корпуса стадиона в терпеливый воздух.
   Вдали от основной массы города в воздухе плавно покачивались акробаты в качестве прелюдии к собственно играм. Они были молоды, гибки, обнажены, их кожа была окрашена яркими основными цветами; взмахивая ногами и руками, они закручивались по спирали вокруг вихревых линий и ныряли друг к другу, хватая друг друга за руки и унося по новым траекториям. Адда прикинул, что их было, должно быть, сотня; их танец, хаотичный, но явно тщательно поставленный, был подобен взрыву молодой плоти в воздухе.
   Он осознал, что Мууб наблюдает за ним; в неглубоких наглазниках врача читалось любопытство. Адда отвесил челюсть, изображая туриста с вытаращенными глазами. - Честное слово, - сказал он. - Какая куча народу.
   Мууб запрокинул голову и рассмеялся. - Хорошо, Адда. Возможно, я это заслужил. Но ты вряд ли можешь винить меня за то, что я восхищен твоей реакцией на все это. Такие сцены ты едва ли мог вообразить себе в твоей прежней жизни в восходящем потоке.
   Адда огляделся вокруг, пытаясь охватить всю сцену как единое целое - огромную человеческую конструкцию самого города, тысячи людей, собравшихся внизу с единственной целью, едва ли правдоподобную роскошь придворных в ложе с их прекрасными одеждами, сладостями и слугами, акробатов, размахивающих своими конечностями в воздухе в их огромном танце. - Да, это впечатляет, - сказал он. Он пытался найти способы выразить то, что он чувствовал. - Более чем впечатляет. В некотором смысле поднимает настроение. Когда люди работают вместе, мы можем бросить вызов самой Звезде. Полагаю, приятно осознавать, что не всем приходится добывать пропитание из воздуха, едва сводя концы с концами, как это делают наши человеческие существа. И все же...
   - И все же, почему должны существовать богатство и бедность? Город был чудесным сооружением, но в масштабе Звезды он казался карликом - и был, вероятно, не больше большого пальца обычного человека. Но даже в его крошечных стенах существовали бесконечные жесткие слои: придворные в своей ложе, отгороженные от толпы внизу; верхний и нижний город; и невидимые, но вполне реальные барьеры между ними. Почему должно быть так? Это было так, как если бы люди строили подобные места с единственной целью - найти способы доминировать друг над другом.
   Мууб выслушал неуклюжее высказывание Адды по этому поводу. - Но это неизбежно, - сказал он с нейтральным выражением лица. - У вас должна быть организация - иерархия - если вы хотите управлять сложными взаимосвязанными системами, которые поддерживают такое общество, как город с его внутренними районами. И только в рамках такого общества человек может позволить себе искусство, науку, мудрость - даже самый откровенный досуг, вроде этих игр. А с иерархией приходит власть. - Он снова снисходительно улыбнулся Адде. - Люди не очень благородны, восходящий по потоку. Оглянись вокруг. Их темная сторона найдет выражение в любой ситуации, где они смогут превзойти друг друга.
   Адда вспомнил времена восхождения по потоку, когда он был молод, и мир был менее коварным, чем стал в последнее время. Он вспоминал охотничьи группы из пяти или шести мужчин и женщин, полностью погруженных в тишину воздуха, их чувства были открыты, они с трепетом воспринимали окружающую среду. Полностью осознающие себя и живые при их совместной работе.
   Мууб был наблюдателем, понял он. Полагающим, что он выше остального человечества, но на самом деле просто отстраненным. Холодным. Единственный способ жить - это быть самим собой, в этом мире и в компании других людей. Город же был похож на огромную машину, созданную для того, чтобы помешать своим гражданам делать именно это - он насаждал отчуждение. Неудивительно, что молодые люди выбирались из грузовых портов и жили на обшивке, летая по воздуху благодаря уму и мастерству. В поисках жизни.
   Свет изменился. Насыщенный желтый цвет воздуха над полюсом казался ярче. Озадаченный, он повернул голову в сторону восходящего потока.
   Из ложи донесся гул предвкушения, которому ответил гул со стадиона. Мууб коснулся руки Адды и указал вверх. - Смотри. Серферы. Ты их видишь?
   Серфингисты держались шестиугольной группой, сияющие пылинки были разбросаны по воздуху. Даже Мууб, несмотря на свою отстраненность, казался взволнованным, когда смотрел вверх, очевидно, задаваясь вопросом, каково это - плыть в потоке так высоко, так далеко от города.
   Но Адду все еще беспокоило изменение освещения. Он осмотрел горизонт, проклиная искажение стены прозрачного дерева перед собой.
   Затем он увидел это.
   Далеко по восходящему потоку, далеко на севере, исчезли вихревые линии.
  

* * *

  
   Ее - ее - звали Карен Макрей. Она родилась в месте под названием Марс, тысячу лет назад.
   - Это стандартные земные годы, - сказала она. - Которые, конечно, составляют около половины марсианских лет. Но они такие же, как и ваши годы... Видите ли, мы сконструировали ваши биологические часы так, чтобы они соответствовали стандартному уровню метаболизма человека, и мы заставили вас считать ритмы нейтронной звезды, чтобы у нас был общий язык дней, недель, лет... Мы хотели, чтобы вы жили в том же темпе, что и мы, могли общаться с нами. - Карен Макрей заколебалась. - С ними, я имею в виду. Со стандартными людьми.
   Дюра и Хорк посмотрели друг на друга. Он прошипел: - Как много из этого ты понимаешь?
   Дюра уставилась на Карен Макрей. Плавающее изображение теперь отдалялось от центра кабины и, казалось, становилось все более грубым; на самом деле это было не единое изображение, а своего рода мозаика, образованная маленькими, сталкивающимися кубиками цветного света. Дюра спросила: - Ты ур-человек?
   Карен Макрей разозлилась. - Что? О, ты имеешь в виду обычного человека. Нет, я не такая. Я была, хотя...
   Карен Макрей и еще пятьсот человек прибыли на Звезду откуда-то еще. Возможно, с Марса, подумала Дюра. Они разбили лагерь за пределами Звезды. Когда они прибыли, на Звезде не было людей; там были только местные формы жизни - свиньи, скаты, пауки-прядильщики и их паутина, корковые деревья.
   Карен Макрей прилетела, чтобы заселить Звезду людьми.
   - Структура нейтронной звезды удивительно богата, - прошептала Карен Макрей. - Вы понимаете это? Я имею в виду, сердцевина похожа на огромное одиночное ядро - гиперядро, на двадцать четыре процента состоящее из гиперонной материи. И оно фрактально. Вы понимаете, что это значит? В нем есть структура на всех уровнях, вплоть до...
   - Пожалуйста. - Хорк поднял руки. - Это буря слов, которые ничего не передают.
   Блоки лица Карен толкались, как маленькие насекомые. - Я колонистка в первом поколении, - сказала она. - Мы создали виртуальную среду в гиперядре - в сердцевине. Я была загружена через отвод из моего мозолистого тела - загружена в окружающую среду здесь, в сердцевине. - Карен Макрей опустила покровы кожи на мясистые, непристойные штуки, гнездящиеся в ее наглазниках. - Вы меня понимаете?
   Хорк медленно произнес: - Ты - копия. Ур-человека. Живущая в сердцевине.
   Дюра спросила: - Где ур-человек Карен Макрей? Она мертва?
   - Она ушла. Корабль улетел, как только мы обосновались здесь. Я не знаю, где она сейчас... - Дюра попыталась уловить эмоции в голосе женщины-существа - была ли она обижена на оригинала, который создал ее, который засунул ее в сердцевину Звезды? Завидовала ли она? - но качество голоса было грубым, слишком резким, чтобы сказать наверняка; Дюре вспомнилась акустическая система в аэрокаре Тобы Микксакса.
   Колония человеческих копий, загруженных в сердцевину, имела устройства, которые взаимодействовали с физической средой Звезды, как сказала им женщина-существо. У них была система для производства чего-то, называемого экзотической материей; они пронизали мантию червоточинами, соединив полюс с полюсом, и построили цепочку красивых городов.
   Когда они закончили, мантия была похожа на сад. Чистая, пустая. Ожидающая.
   Дюра вздохнула. - Затем вы создали нас.
   - Да, - сказал Хорк. - Именно так, как говорит нам наша раздробленная история. Мы созданы из вещей. Как игрушки. - Его голос звучал сердито, униженно.
   На планете царил мир. Не было необходимости бороться за жизнь. Не было никаких сбоев (во всяком случае, их было немного). Загруженные колонисты, все еще проживающие в сердцевине, были рядом с людьми, как бессмертные, всеведущие родители.
   Через транзитные пути червоточин можно было перелететь от восходящего потока к полюсу в мгновение ока.
   Хорк протолкался вперед, столкнувшись лицом к лицу с женщиной-существом. - Вы ожидали, что мы придем сюда, искать вас.
   - Мы надеялись, что вы придете. Мы не могли прийти к вам.
   - Почему? - Казалось, сейчас он рычит, подумала Дюра, беспричинно злясь на эту древнюю, очаровательную женщину-оболочку. - Зачем мы тебе сейчас нужны?
   Карен Макрей повернула голову. Световые коробочки дрейфовали, бесшумно сталкиваясь - нет, Дюра видела, они проплывали друг сквозь друга, так плавно, как будто были сделаны из цветного воздуха.
   - Сбои, - медленно произнесла она. - Они повреждают сердцевину... они повреждают нас.
   Дюра нахмурилась. - Почему вы их не остановите?
   - У нас больше нет физического интерфейса. Мы убрали его. - Голос Карен становился все более невнятным, ее составные блоки увеличивались; очертания человека постепенно теряли детализацию.
   Хорк оттолкнулся от стены кабины, упершись тяжелыми ладонями в дерево. - Почему? Почему вы отступили? Вы построили нас, забрали наши инструменты и бросили нас. Вы развязали войну против нас; вы забрали наши сокровища, наше наследие. Почему? Почему?
   Карен повернулась к нему, ее рот был открыт, фиолетовые пузырьки стекали с ее грубо очерченных губ. Она расширялась и расплывалась, квадратики, составляющие ее изображение, увеличивались.
   Хорк бросился на изображение. Он вошел в него, как будто это был не более чем воздух. Он похлопал по дрейфующим, рассыпающимся световым кубикам раскрытыми ладонями. - Зачем вы нас создали? Какой цели мы служили для вас здесь? Почему вы нас бросили?
   Коробки взорвались; Дюра вздрогнула от чудовищного, раздувающегося изображения лица Карен Макрей, бледных форм, заполонивших ее наглазники. Последовало беззвучное сотрясение, поток фиолетового света заполнил кабину, прежде чем вырваться сквозь стены корабля в океан за ее пределами. Человекоподобное существо, подобие Карен Макрей, исчезло. Хорк крутанулся в воздухе, в отчаянии ударяя кулаком в пустоту.
   Но теперь в кабине были новые тени, сине-зеленые тени, отбрасываемые чем-то позади Дюры. Чем-то снаружи корабля. Она обернулась.
   Объект был тетраэдром, она сразу узнала его; четырехгранный каркас из светящихся голубых линий, похожих на фрагменты вихревых линий. Грани, переливаясь, блестели как листы золота. Конструкция была примерно десять человеческих ростов в ширину, а ее грани были достаточно широкими, чтобы пропустить корабль размером со "Свинью".
   Это были ворота. Четырехгранные ворота...
   Дюра снова почувствовала себя ребенком; она обнаружила, что по ее лицу расползается улыбка, медленная и полная удивления. Это был интерфейс червоточины, самое ценное из всех сокровищ, потерянных в сердцевине.
   Это могли быть врата из Звезды.
   Она вцепилась в тунику Хорка, удивление вытеснило страх. - Неужели ты не понимаешь, что это значит? Мы сможем путешествовать, пересечь Звезду за мгновение, как могли до войн...
   Он грубо оттолкнул ее. - Конечно. Я понимаю, что это значит. Карен Макрей не может остановить сбои. И вот - впервые с тех пор, как она бросила нас в мантии много лет назад, с тех пор, как бросила нас на произвол судьбы - она и ее друзья, заражающие сердцевину, нуждаются в нас. Нам - тебе и мне - придется пройти через эту штуку, куда бы она нас ни привела, и самим устранить сбои.
  

22

  
   Крис Микксакс взобрался на свою доску. Дерево под его босыми ногами было отполированным, теплым, знакомым; его подошвы цеплялись за ребристую поверхность, а вделанные в дерево вставки вещества сердцевины ощущались как холодные, твердые кости. Он для пробы согнул колени. Электронный газ зашипел вокруг его лодыжек и пальцев ног, когда доска прорезала линии потока. Магполе казалось упругим, твердым.
   Крис свирепо ухмыльнулся. Это было приятно. Все это было приятно. Наконец-то этот день настал, и он должен был принадлежать ему.
   Небо вокруг него было огромной диорамой. Южный полюс с его задумчивым пурпурным сердцем, погруженным глубоко в квантовое море, находился почти прямо под ним; он мог чувствовать массивное полярное искажение магполя, пронизывающего его тело. Над ним поверхность корки казалась достаточно близкой, чтобы ее можно было потрогать, свисающие деревья, похожие на блестящие волоски, были невероятно детализированы; образцы культивации проявлялись в прямоугольных пятнах цвета и текстуры - резкие, прямолинейные края, наложенные людьми на яркую природу Звезды.
   Город парил в воздухе над полюсом. Парц был так далеко под ним, что он мог накрыть его ладонью и представить, что он один в небе - один, если не считать своих коллег-гонщиков. Парц был похож на какую-то искусно сделанную деревянную игрушку, окруженную клеткой из блестящих якорных лент и пронизанную сотней отверстий, из которых сочился тошнотворный зеленый свет деревянных ламп. Сточные воды постоянно стекали с его нижней стороны, огибая остов гавани. Он мог видеть сияющую выпуклость, которая была стадионом; тот прилепился к верхней губе города, как хрупкий нарост, а здание комитета - красочным балконом над ним. Где-то там, он знал, за ним наблюдают его родители - молятся за его успех, ему хотелось бы думать. Но, возможно, они желали, чтобы он потерпел неудачу - отказался от этой мечты, от этого развлечения в виде серфинга и снова присоединился к ним в их тихой, стесненной жизни.
   Он покачал головой, глядя на город сверху вниз, как будто он был неким богом, парящим над ним. Здесь, снаружи, внутренняя сторона, фрустрация его жизни в городе и вокруг него казались далекими, сведенными к тривиальности; он чувствовал себя возвышенным, способным смотреть на все это с состраданием, уравновешенно. Его родители любили его, и они хотели для него самого лучшего - как они это понимали. До него доносились крики стюардов гонки, крошечных на фоне огромного светящегося неба. Почти время. Он огляделся. Там была сотня серфингистов, вытянувшихся неровной линией поперек неба; теперь они шли ровно, вровень с отрядами стюардов в их характерной красной униформе. Крис щелкнул по своей доске, раз, другой; он почувствовал, как она ударила по магполю и вернула его точно на его место в шеренге. Он уставился вперед. Он стоял лицом вдоль направления вихревых линий, к центру вращения; ближайшая линия находилась в нескольких человеческих ростах от него, и линии обтекали его, как стены какого-то неосязаемого коридора, маня его в бесконечность.
   Задача гонки состояла в том, чтобы проплыть вдоль вихревых линий далеко по крыше мира - через полюс - до финишного створа; там другая группа стюардов разметила участок неба, как люди-пауки. Гонку выигрывал не обязательно самый быстрый, первым завершивший дистанцию, но, возможно, тот, кто проявил больше технических навыков, больше стиля при следовании по трассе.
   Он посмотрел вдоль линии. Рэй, как он знал, была на три места ниже его - единственная из его друзей, прошедшая квалификацию на Игры в этом году. Вот и она, ее гибкое обнаженное тело изогнулось над доской, волосы зачесаны назад, а зубы сверкают в широкой, голодной улыбке. Он поймал ее взгляд, и она подняла кулак, ее улыбка стала шире.
   Теперь все серфингисты были на своих местах; он видел, как они расположились над своими досками, сосредоточившись, расставив ноги и подняв руки. Стюарды продолжали сновать вдоль линии, как встревоженные зверьки, проверяя позиции, поправляя доски легкими толчками. По линии разнеслась тишина; стюарды удалялись. Крис почувствовал, что его чувства обострились. Доска под его ногами, шипение магполя, свежесть воздуха, столь далекого от чрева города, проникающего через его рот и капилляры, - все это было жизненно важным и реальным, проникавшим в его голову; он никогда не чувствовал себя таким живым.
   И, возможно, далекая, нежеланная часть его говорила, что он никогда больше этого не сделает.
   Что ж, если так и должно было случиться - если его жизнь должна была стать затяжным разочарованием после этого великолепного момента - тогда пусть так и будет; и пусть это будет его лучшее время.
   Стюарды переглянулись вдоль своей шеренги. В унисон они подняли правые руки - и опустили их с рубящим ударом, крикнув - Начинайте!
   Крис яростно ударил по своей доске. Он почувствовал, как магполе пронзило доску и его конечности, увлекая за собой потоки заряженных частиц. Он с криком бросился вперед, рассекая воздух. Туннель из вихревых линий, казалось, взорвался вокруг него; сине-белый электронный газ заискрился над его телом. Он наполовину осознавал похожие крики вокруг себя, от остальной части линии, но он отгородился от других серферов; он сосредоточился на своей доске, магполе, своем равновесии и положении в воздухе.
   Шеренга стюардов, неровная и распадающаяся, пронеслась под ним.
   Он открыл рот и снова закричал, бессвязно. Боковым зрением он увидел, что только Рэй и еще один или два человека повторили его старт. Он лидировал, уже опережая других серферов! И он знал, что у него хороший стиль, правильный баланс; магполе разлилось по его телу, как волна жара. Он поднес руку к лицу и наблюдал, как с кончиков пальцев струится электронный газ; окутанный голубым светом, он, должно быть, выглядел как фигура из сна, мчащаяся по небу...
   Доска с грохотом взлетела вверх, ударив его по ногам.
   Он задохнулся, ударом его чуть не сбросило с доски. Это было похоже на удар обо что-то твердое в магполе. Он позволил коленям согнуться, пытаясь погасить подъем вверх; но все равно его подбросило в воздух, с опасностью для равновесия на доске. Вихревые линии скользили по небу вокруг него, а линии магполя разрывали его живот и грудь, когда его грубо протаскивали через них.
   Он услышал крики серфингистов вокруг него.
   Волна прошла. Потрясенный, с болью в коленях и лодыжках, он выпрямился. Рискнул оглянуться налево и направо. Шеренга серфингистов была неровной, рассеянной, разбитой. Что бы ни вызвало эту волну, это ударило по остальным так же сильно, как и по нему.
   ...Рэй пропала. Он увидел мерцающую искорку, которая, возможно, была ее доской, переворачивающейся в воздухе из конца в конец; но самой девушки не было видно.
   Он почувствовал укол беспокойства - ужасное, незнакомое чувство опустошенности, - но это чувство потонуло в потоке триумфа. Благодаря удаче или мастерству, или и тому, и другому, он выжил. Он все еще был на своей доске, все еще участвовал в гонке и все еще был полон решимости победить.
   Но все равно что-то было не так. Он дрейфовал вниз по шестиугольному ряду линий. Он скорректировал траекторию полета, изо всех сил оттолкнулся от магполя - но снова наступил этот проклятый дрейф вниз. Он чувствовал себя сбитым с толку, дезориентированным, как будто инстинкты предавали его.
   ...Нет, медленно осознал он; его инстинкты, его мастерство были в порядке. Он держал свою линию. Сами вихревые линии дрейфовали вверх, к корке Звезды.
   Он был городским парнем, но знал, что это значит.
   Мантия теряла свой вращательный импульс. Сбой.
   Внезапно, впервые за все время, он почувствовал себя потерянным, уязвимым, одиноким в небе. Он не мог удержаться от крика, страстно желая вернуться в отдаленное деревянное чрево Парца.
   Он заставил себя сосредоточиться. Ему пока не угрожала прямая опасность. При удаче и мастерстве он все еще мог бы пройти через это.
   Он все еще несся по небу, держась на одной линии с дрейфующими вихревыми линиями. Но теперь он немного замедлился, оглядываясь по сторонам. Теперь он был практически один; из сотни стартовавших в гонке, возможно, тридцать все еще были на своих досках, параллельно его пути в воздухе. От остальных - стюардов - не было никаких признаков. Город все еще висел в воздухе, как пыльный фонарь, твердый и невозмутимый.
   Вихревые линии дрейфовали быстрее. Они выглядели запутанными, неопрятными. Присмотревшись повнимательнее, он увидел, что вдоль линий как восходящего, так и нисходящего потока нарастает нестабильность; огромные, сложные формы волн проходили друг сквозь друга, казалось, притягивая и усиливая друг друга.
   Он оглянулся через плечо на дальний восходящий поток. Там воздух светился желтой пустотой. Вообще никаких вихревых линий.
   Теперь воздух наполнился фиолетовым светом, внезапным, шокирующим, так что его доска отбрасывала тень на его ноги и руки. Он перегнулся через доску и посмотрел вниз.
   Квантовое море взорвалось прямо под городом; нейтринный фонтан неуклонно приближался к Парцу, словно огромный кулак.
   Криса захлестнуло негодование. Нет, подумал он. Не сегодня. Не в мой день...
   Магполе снова рванулось вперед, врезаясь в его доску с силой и непосредственностью.
   Я выигрывал! О, я выигрывал!
  

* * *

  
   Подобно куску пищи, плывущему навстречу собственному назначению, грубый деревянный цилиндр с драгоценным грузом людей и животных с трудом продвигался к незапятнанному устью артефакта ур-человека.
   Дюра работала с воздушными свиньями, кормила и терпеливо успокаивала, пока их пердеж приводил в действие турбину. Чтобы доставить "Свинью" ко входу в червоточину, Хорк провел корабль по длинному ровному проходу в положение над одной из граней интерфейса. Сквозь широкие окна она наблюдала, как врата червоточины ненадолго погрузились в пышное мерцание мантии, чтобы снова появиться, как будто выныривая на поверхность, когда они снова приблизились к ним.
   Теперь интерфейс поднимался к ним, как протянутая рука, обрамленная панелью из прозрачного дерева, вмонтированной в основание корабля; внутри него вспыхнул свет, невероятно далекий и похожий на синюю вихревую линию.
   Хорк яростно орудовал рычагами управления. Несмотря на всю свою внешнюю легкомысленность на ранних этапах путешествия, он, казалось, пришел в ярость после встречи с Карен Макрей. Или, возможно, этот гнев был в нем с самого начала, подумала Дюра; возможно, его всегда возмущало положение людей, брошенных на произвол судьбы и беспомощных на этой Звезде. Но теперь, впервые, у него появился повод для этой ярости: Карен Макрей и ее неосязаемые спутники-колонисты в сердцевине Звезды.
   Дюра удивлялась собственному самообладанию. Она была напугана, да; и внутренняя подвижность угрожала захлестнуть ее, когда она смотрела в приближающуюся пасть червоточины. Но в то же время она осознавала, что не противостоит неизвестному, как Хорк. Знания человеческих существ были спокойными, подробными и аналитическими. Вселенная за пределами Звезды, вселенная прошлого за пределами здесь-и-сейчас: эти царства были абстрактными, отдаленными, но для Дюры они были такими же реальными, как мир воздуха, свиней, деревьев. Хотя она никогда их не видела, она выросла с ксили и их творениями, с артефактами ур-людей, и для нее они были не более экзотичны, чем дикие воздушные кабаны на корке Звезды.
   Возможно, в конце концов, знания человеческих существ, ее племени - их тщательное, почти навязчивое сохранение явно бесполезных знаний из прошлого - на самом деле были механизмом выживания.
   Дюра увидела, что интерфейс теперь был очень близко; тонкие, идеальные вершины верхней грани расходились в сторону от изогнутого иллюминатора корабля, а остальная часть кадра была укорочена перспективой.
   Затем четкие линии артефакта начали скользить по иллюминаторам корабля, медленно, как лезвие ножа по коже. Нисходящая траектория корабля неуклонно приближала его к центру грани; но теперь они явно дрейфовали, скользя к одному острому, как нож, ребру.
   Что-то было не так.
   Хорк дернул за рычаги и ударил ладонью по хрупкой консоли. - Черт возьми. Он не отвечает. Магнитное поле здесь нарушено - возможно, из-за наличия интерфейса - и...
   - Смотри! - Дюра указала вниз.
   Хорк уставился на край, его шипящий голубой свет рисовал глубокие, движущиеся тени на его лице по мере приближения. Он выругался. - Это ударит по нам.
   - Возможно, мы в безопасности. Может быть, ур-люди спроектировали эту червоточину так, чтобы она была максимально безопасной; может быть, корабль просто отскочит, и...
   - А может, и нет. Возможно, ур-люди не ожидали, что кто-то окажется настолько глуп, чтобы влететь в их дверной проем на деревянном корабле. Я думаю, что эта чертова штука собирается разрезать нас надвое.
   Ребро интерфейса, проплывающее мимо окон, превратилось из абстрактной линии в светящийся стержень толщиной с человеческую руку.
   Дюра обхватила себя руками. Позади нее свиньи были уютной, теплой массой, оазисом знакомого. - По крайней мере, попытайся, черт бы тебя побрал. Может быть, тебе удастся превзойти магнитное поле интерфейса.
   Теперь за стенами корабля произошла впечатляющая вспышка, внезапный шквал бело-голубого света, который затопил каюту и заставил ее вскрикнуть. Свиньи снова завизжали от ужаса. Корабль накренился. Хорк перекатился на своем сиденье, а Дюра схватилась за удерживающие ремни свиней.
   - Мы попали! - закричала она.
   Хорк потянул за рычаги. - Нет. Это собственное поле корабля; должно быть, оно касается края... Корабль реагирует. Думаю, Дюра, ты права; похоже, мы начинаем работать против поля артефакта. Продолжай кормить этих животных, черт бы тебя побрал!
   Вспышки продолжались, и содрогание корабля приобрело устойчивый, неистовый ритм. Дюра вцепилась в упряжь свиней, стараясь кормить их в своем собственном непоколебимом ритме.
   Медленно, мучительно медленно вращение ребра замедлялось, и голубое сияние, заполнившее кабину, начало уменьшаться. Дюра посмотрела в иллюминаторы; ребро удалялось, и магнитные вспышки уменьшались, становясь прерывистыми и нерегулярными, прежде чем полностью исчезнуть.
   Теперь корабль со всех сторон окружали три стержня грани, стена бледного света медленно поднималась мимо нее. Наконец корабль проходил сквозь грань, поняла Дюра; они действительно входили в интерфейс.
   - Да, - пробормотала она. - Но вряд ли мы в безопасности.
   Хорк поднял руки над панелью управления. Затем он намеренно нажал все три рычага вперед; корабль устремился вперед, к интерфейсу. Она услышала гудение тока в защитных лентах вокруг корпуса. - Мы идем дальше, - сказал Хорк.
   Дюра ожидала разглядеть синие линии интерфейса, этот световой прямоугольник, изнутри. Но не было никаких признаков других граней, остальной части червоточины; вместо этого за стенами корабля была только темнота, еще более глубокая, чем сумеречное свечение нижней мантии. Это было так, как если бы они входили - не в коробку света, а в устье коридора, похожего на один из темных переулков Парца. На самом деле, казалось, что она могла различить линии коридора, тянущегося через червоточину и дальше в бесконечность; черное на черном, это было все равно что смотреть в горло. В глубине коридора были вспышки - резкие, тихие и отдаленные, свет, который на мгновение расплескивался по тусклым стенам. Медленно в ее сознании складывалась картина, каждая вспышка давала новый фрагмент; коридор представлял собой цилиндр с гладкими стенками, возможно, пять человеческих ростов в поперечнике и...
   И насколько глубокий?
   Стены теперь окружали их со всех сторон; черное горло обхватило хрупкое судно, как будто его проглотили. Она почувствовала порыв воздуха через капилляры в голове; освещенные вспышками, фрагменты стен проносились мимо корабля, как обрывки сна. Стены, казалось, сходились на большом расстоянии, смыкаясь вокруг точки в бесконечности. Но это было невозможно, не так ли? - потому что сама граница раздела, четырехгранная рамка света, имела всего десять или дюжину человеческих ростов в поперечнике.
   Но, конечно, коридор был очень длинным - невозможно длинным - поскольку само назначение червоточины состояло в том, чтобы соединять отдаленные места. И теперь она входила в такую червоточину; скоро корабль пройдет через устройство, чтобы появиться...
   Где-то в другом месте.
   На мгновение страх, примитивный, иррациональный и абсолютный, всплыл в ее сознании; это было так, как будто тайна всего этого проникала в ее глаза, уши и разум. Она закрыла глаза и вцепилась пальцами в мягкую кожу упряжи для свиней. Неужели она сейчас впадет в панику суеверия?
   Червоточина была артефактом, сказала она себе. И артефактом, созданным людьми - возможно, ур-людьми, но, тем не менее, людьми. Она не должна съеживаться перед простым устройством.
   Она заставила себя открыть глаза.
   Корабль содрогнулся.
   Дюра закричала: - Слишком быстро! Ты едешь слишком быстро, черт возьми; мы перевернемся, если ты не притормозишь... Ты с ума сошел?
   Рычаги управления все еще были зажаты в мясистых руках Хорка, но когда он повернулся к ней, его широкое лицо было пустым и удивленным. - Это не я, - медленно произнес он. - Я имею в виду, это не корабль... мы больше не движемся сами. Дюра, нас затягивает в червоточину. - Он уставился на маленькую консоль управления, как будто искал там ответ. - И я ничего не могу с этим поделать.
  

* * *

  
   Крис почти автоматически преодолел турбулентное магнитное поле. Он зачарованно уставился на нейтринный источник, почти забыв о собственной опасности. Источник был башней, темной, невообразимо массивной, выступающей из бурлящей массы квантового моря. Когда он поднялся в воздух мантии, вязкое фиолетовое вещество моря покрылось коркой, разбиваясь вдребезги, фрагменты по спирали поднимались вверх вокруг плотных линий магнитного поля.
   Здесь было вещество из глубин сердцевины Звезды - глубже, чем опускался любой колокол, возможно, даже глубже, чем смог бы достичь деревянный корабль Хорка. Здесь происходило вытеснение вещества из огромного единого ядра, которое было душой Звезды, из-под туманной границы между морем и сердцевиной. Материя источника была гиперонной; каждый гиперон представлял собой огромное скопление кварков, намного более массивных, чем любой обычный нуклон, и гипероны были связаны вместе путем обмена кварками в сложные фрактальные массы. Но по мере того, как материя извергалась через горловину полюса, ее структура разрушалась, неспособная поддерживать себя в условиях пониженной плотности мантии. Кварковые пакеты распадались, высвобождая поток энергии, и преобразовывались в ливни нуклонов; а свободные нуклоны - протоны и нейтроны - быстро застывали, образуя охлаждающиеся куски вещества сердцевины.
   Этот смертоносный град теперь пронзал мантию насквозь и вскоре должен был обрушиться на город. И он почувствовал энергию, высвобожденную этой огромной волной гиперонного распада, когда она устремилась вверх, нейтрино пронеслись сквозь его тело, горячие и острые, как иглы, на пути к пустоте над внешней коркой.
   Теперь, прямо на его глазах, спиралевидные траектории заряженных кусков остывающего вещества сердцевины, казалось, искажались - сплющивались - как будто само магнитное поле менялось в ответ на катастрофу.
   Внезапно Крис понял.
   Магполе менялось. Выброс этого огромного количества заряженной материи из сердцевины нарушил поле; морской источник был подобен электрическому току невообразимой силы, проходящему через сердце полюса магнитного поля Звезды, временно конкурируя с мощными магнитными двигателями в сердцевине самой Звезды. То, что он почувствовал - неожиданные скачки напряжения в поле - было не более чем отдаленным эхом того огромного возмущения.
   ...Но теперь вокруг него пронеслось еще одно магнитное эхо. На этот раз его ноги соскользнули с доски, и он с криком упал вперед; доска ударила его в грудь и подтолкнула вверх, к корке. Он беспомощно цеплялся за доску, его ноги скребли по ее гладкой поверхности, когда он поднимался быстрее, чем когда-либо раньше в занятиях серфингом. Если он потеряет доску, ему конец, это он знал. Его мысли метались. Возможно, его выбросит за пределы дистанции, доски и всего остального! Что тогда? Распадется ли его тело на остывающие фрагменты в пустоте за пределами, точно так же, как материя сердцевины застыла в мантии?
   Осознает ли он, как это произошло?
   Но подъем прекратился так же внезапно, как и начался.
   Доска стабилизировалась в воздухе, задыхаясь, Крис потащился вперед по доске; его грудь болела от удара доски в полете. Там был город, далеко под ним, но все еще достаточно близко, чтобы он мог разглядеть детали - хребет, зияющие грузовые порты, инкрустацию сада на его верхней поверхности. Он почувствовал прилив облегчения и даже немного стыда; в конце концов, его не могло подбросить так невероятно высоко.
   Осторожно, с опаской он поджал под себя колени, уперся ступнями в доску и встал. Магнитное поле дрожало под ним, как живое, и он раскачивал доску, сгибая ноющие лодыжки; но на данный момент поле было довольно устойчивым. Предсказуемым. Он мог бы заняться серфингом на нем... и ему придется это сделать, если он хочет пройти через это.
   Он оглядел небо. Теперь он был один; не было никаких признаков присутствия других серфингистов из сотни. Он снова почувствовал прилив триумфа, сопровождаемый стыдом. Выжил ли он потому, что был лучшим? Или, возможно, самым удачливым?
   И, напомнил он себе, он может присоединиться к остальным в анонимности смерти еще до того, как закончится этот день.
   Вихревые линии вокруг него извивались, измученные нестабильностью, невозможными, неуклюжими формами, которые деформировались по мере распространения, накапливая энергию. Конец вихревых линий - граница объема воздуха, в котором не было вихревых линий, - несся к нему, стена пустоты. Он знал, что в этом регионе турбулентность воздуха, вызванная нейтринным штормом из сердцевины, была такова, что его сверхтекучие свойства нарушились. Он не смог бы заниматься серфингом; трение было бы невозможным. Черт возьми, он не смог бы дышать. Его капилляры закупорились бы, сердце напряглось бы от сгущающегося воздуха...
   Он покачал головой, пытаясь сосредоточиться. Он посмотрел вниз. Ему нужно было вернуться в город до того, как его настигнет турбулентность. (Эта отдаленная часть его сознания подталкивала его к этому. Почему в городе ему должно быть безопаснее, чем снаружи?) Он снова покачал головой, ворча на себя. Город был единственным местом, куда можно было пойти, безопасно это или нет. Поэтому он пойдет туда. Но куски замороженного морского мусора уже разлетались по городу. Царапина от одного из этих...
   Думать об этом было бессмысленно. Он уперся ступнями в доску, согнул ноги и оттолкнулся.
   Он вкладывался в серфинг так, как никогда раньше - возможно, так, как никто раньше не занимался серфингом. Он ударял по доске снова и снова, проталкивая паутину ее вставок из вещества сердцевины по дрожащему магполю. Он парил между колеблющимися вихревыми линиями, пригибаясь и пикируя. Вскоре он двигался так быстро, что остаточная составляющая нормальной жидкости в воздухе хлестала его по волосам, по лицу. Но он все равно ускорялся, нажимая ногами на доску до боли в подошвах.
   Вдалеке что-то было, новый фактор в хаосе, в который превратилось небо. Он рискнул бросить короткий взгляд. Он увидел линии, пересекающие небо, проникающие сквозь корку через вихревые линии и проникающие в сердцевину - сине-белые лучи, которые перемешивали сердцевину, как ложками.
   Теперь он входил в перевернутый дождь из взорвавшегося моря. Осколки замерзшего моря были неправильной формы, твердые глыбы в два или три человеческих роста в поперечнике. Они кувыркались в воздухе вокруг него, сверкая острыми краями, их внутренности были окрашены в пурпур цвета морской волны. У фрагментов были свои собственные вращающиеся магнитные поля; призрачные пальцы-потоки хватали Криса, когда они проходили мимо него. Он следовал по извилистой тропинке, ныряя вниз по хребту в сторону города; разминая ноги, бедра, шею, он скользил по осыпающимся вихревым линиям, по морским осколкам.
   Какой спорт! Это было чудесно! Он громко орал, выплескивая свое возбуждение.
   Теперь город был впереди него. Казалось, он вырос из воздуха, его обшивка вздулась перед ним, неровная, уродливая, как будто ее раздували изнутри.
   Он был почти дома.
   Клянусь кровью ур-людей, подумал он. Я действительно мог бы пережить это. И если бы он это сделал, какую историю ему пришлось бы рассказать. Каким героем он стал бы...
   Но теперь магнитное поле вздыбилось снова, предавая его.
   На этот раз он упал назад, ударившись позвоночником о доску. У него перехватило дыхание, и он свалился с доски, тщетно цепляясь за ее край.
   Доска отлетела от него, покатившись по поверхности города.
   Падая голышом по воздуху, он наблюдал, как доска удаляется. Он попытался грести, покачать ногами в воздухе, но силы покинули его; он не мог зацепиться за магполе.
   В любом случае, он двигался слишком быстро.
   Странно, но он не испытывал страха, только что-то вроде сожаления. Подойти так близко и не успеть...
   Обшивка Парца возвышалась перед ним огромной стеной, закрывавшей небо.
  

23

  
   По всему городу вверх от полюса устремлялись остывающие фрагменты квантового моря, огромные и угрожающие.
   На стадионе царила паника.
   Адда наклонился вперед в своем коконе и заглянул вниз. Большая часть стадиона представляла собой бурлящую массу человеческих торсов и борющихся конечностей; прямо у него на глазах сеть тонких направляющих канатов, которые пересекали стадион крест-накрест, рухнула, породив еще больший хаос, поскольку тысячи людей пытались спастись бегством. Толпа кричала, как загнанные в ловушку животные. В свалке Адда разглядел фиолетовую униформу стюардов и продавцов еды, которые карабкались вместе с остальными.
   Очевидно, что все они хотели выбраться. Но выбраться куда? Где можно было найти безопасность - внутри уютной обшивки города? Но эта обшивка была всего лишь оболочкой из дерева и ребер из вещества сердцевины; она лопнула бы, как ободранная кожа, если бы...
   Его сильно ударили в спину. Он задохнулся, когда воздух вышел из его легких, и упал вперед; затем веревка, удерживающая его кокон с одной стороны, порвалась, и его закрутило.
   Он выбрался из своего кокона, игнорируя протесты затекших суставов, и приготовился сразиться с тем, кто его ударил. Но это было невозможно определить. Ложа комитета была полна паникующих придворных, их накрашенные лица были искажены страхом, они пытались освободиться от коконов и стесняющих одежд. Адда открыл рот и рассмеялся над ними. Итак, все их наряды и прекрасные титулы не давали никакой защиты от смертельного ужаса. Где же теперь их сила?
   Мууб изо всех сил старался выбраться из своего кокона.
   Адда спросил: - Куда ты пойдешь?
   - В больницу, конечно. - Мууб поплотнее запахнул мантию на ногах и оглядел ложу в поисках самого быстрого выхода. - Это будет долгий рабочий день... - Очевидно, повинуясь импульсу, он схватил Адду за руку. - Восходящий. Пойдем со мной. Поможешь мне.
   Адде снова захотелось рассмеяться, но он заметил серьезность в глазах Мууба. - Почему я?
   Мууб указал на суетящихся придворных. - Посмотри на этих людей, - устало сказал он. - Мало кто хорошо справляется с кризисом, Адда. - Он оценивающе взглянул на восходящего. - Ты считаешь меня немного бесчеловечным - холодным человеком, далеким от людей. Возможно, так оно и есть. Но я достаточно долго проработал врачом, чтобы получить конструктивное представление о том, на кого можно положиться. И ты один из них, Адда. Пожалуйста.
   Адда был удивительно тронут этим, но он высвободил свою руку из хватки Мууба. - Я приду, если смогу. Обещаю. Но сначала я должен найти Фарра - моего родственника.
   Мууб оживленно кивнул. Не говоря больше ни слова, он начал, довольно эффективно используя локти и колени, прокладывать себе путь сквозь толпу придворных, все еще блокировавших выход из ложи.
   Адда еще раз окинул взглядом переполненный стадион. Давка там теперь становилась смертельной; он видел развороченные грудные клетки, обмякшие конечности, страдающие от нехватки воздуха лица, похожие на белые цветы в массе тел.
   Он отвернулся и бросился к выходу.
  

* * *

  
   Фарр мог быть в любом из множества мест - со скин-райдерами за пределами самого города, или где-нибудь рядом с гонками серферов, или в гавани со своими старыми друзьями по работе, - но он наверняка отправился бы к Микксаксам, чтобы найти Адду. Середина верхнего города, где жили Микксаксы, находилась на противоположной стороне Парца, и Адда начал долгое путешествие по охваченному суматохой городу.
   Это было так, как если бы какой-то злобный великан, хохочущий подобно вихревой буре, захватил город и потряс его. Люди, молодые и старые, хорошо одетые богачи и невзрачные работники физического труда, бежали по улицам-коридорам; крики эхом разносились по проспектам и вентиляционным шахтам. Возможно, у каждого из этих суетящихся людей была какая-то своя смутная цель перед лицом сбоя - точно так же, как у Адды. Но все вместе они роились.
   Для Адды это было похоже на путешествие через ад. Никогда прежде он не чувствовал себя таким ограниченным, таким замкнутым в этой коробке, построенной сумасшедшими для содержания сумасшедших; ему хотелось оказаться на открытом воздухе, где он мог бы увидеть, что делает Звезда. Он добрался до Пэлл-Мэлл. Большой вертикальный проспект был полон шума и света; люди и машины напирали друг на друга, ревели динамики. Витрины магазинов были разбиты, и мужчины и женщины спешили сквозь толпу с полными руками товаров - одежды, украшений. Над его головой, на вершине торгового центра - самой верхней его части - золотистый свет дворцового сада просачивался сквозь миниатюрные кусты и пруды, такие же мирные и роскошные, как всегда. Но теперь ряды охранников отгораживали территорию дворца от любого гражданина, который думал, что это может быть хорошим направлением для бегства.
   Адда, находившийся сейчас недалеко от середины торгового центра, почувствовал абсурдный порыв рассмеяться. Стража. Мародеры... Чего надеялись достичь эти люди? Что, по их мнению, происходило с окружающим миром? Это был бы триумф, если бы их драгоценный город пережил эту катастрофу достаточно целым, чтобы мародеры нашли возможность выставить напоказ свое нечестно нажитое богатство.
   Словно в ответ на его мысли, город накренился.
   Торговый центр - огромный вертикальный столб света и люди вокруг него - наклонился вправо. Он замахал руками в воздухе, пытаясь сохранить равновесие. Улица изменилась с шокирующей внезапностью. Раздался оглушительный стон; он услышал, как раскалывается дерево, трескаются прозрачные вставки, пронзительный звук, который, должно быть, был звуком ломающегося ребра из вещества сердцевины.
   Люди дождем посыпались в воздух.
   Беспомощные, они даже не выглядели как люди - они были похожи на неодушевленные предметы, возможно, на резные фигурки из дерева. Их тела ударялись о витрины магазинов и колонны зданий; торговый центр оглашался криками и тихим, тошнотворным хрустом.
   Женщина ударилась о грудную клетку Адды, снова лишив его дыхания. Она вцепилась в него с отчаянной силой, как будто думала, что он каким-то образом сможет спасти ее от всего этого. Ей, должно быть, было столько же лет, сколько и самому Адде. На ней было богатое, тяжелое одеяние, которое теперь было разорвано, открывая обнаженный торс, покрытый жиром, ее свободные ягодицы болтались; ее волосы представляли собой спутанный беспорядок из окрашенных в синий цвет прядей с желтыми корнями. - Что происходит? О, что происходит?
   Он отодвинул женщину от своего тела, отстраняя ее так мягко, как только мог. - Это сбой. Вы понимаете? Магнитное поле, должно быть, смещается - искажается заряженным веществом, извергающимся из квантового моря. Город пытается найти новую, стабильную...
   Он остановился. Ее глаза были прикованы к его лицу, но она не слушала ни слова.
   Он задернул ее халат и завязал его. Затем он почти протащил ее через торговый центр и оставил цепляться за колонну перед витриной магазина. Возможно, она одумается и найдет дорогу домой. Если нет, Адда мало что мог для нее сделать.
   Он нашел выход на боковую улочку. Он прокладывал себе путь по ней быстрыми толчками ног, пытаясь не обращать внимания на опустошение вокруг.
  

* * *

  
   Путешествие через червоточину длилось всего несколько ударов сердца, но Дюре оно показалось вечностью. Она вцепилась в свое место, чувствуя себя такой же беспомощной и напуганной, как визжащие свиньи.
   Вышедшая из-под контроля, несмотря на все тщетные усилия Хорка над пультом, "Летающая свинья" с грохотом ударилась о почти невидимые стены коридора. Впечатляющие вспышки вспыхнули вокруг неуклюжего судна.
   Путешествие кончилось внезапно.
   Свет - электрически-голубой - расцвел из точки бесконечности, под падающим кораблем в конце коридора. Свет пронесся по коридору, как неотвратимый кулак. Дюра уставилась на него, чувствуя, как от его интенсивности щиплет глаза.
   Свет взорвался вокруг них, затопив корабль и превратив фонари кабины в зеленых призраков. Свиньи завизжали.
   Затем свет погас - нет, поняла она; свет сгустился в каркас вокруг них, еще одну четырехгранную границу раздела. Тонко нарисованная клетка света поворачивалась вокруг них с величественной грацией; очевидно, "Свинья", выброшенная из червоточины, была почти остановлена и теперь медленно вращалась.
   За клеткой света была только темнота.
   Дюра оглядела корабль. Не было никаких явных признаков повреждения корпуса, и турбина все еще была надежно закреплена на месте. Постепенно стихли визг свиней и вонь от их тщетных попыток убежать.
   Хорк остался в кресле пилота. Он уставился в иллюминаторы, его большой рот был разинут, как третий наглазник посреди бороды.
   Дюра подплыла к нему. - С тобой все в порядке?
   Сначала ее вопрос, казалось, не был услышан; затем, медленно, его голова повернулась в ее сторону. - Я не ранен. - Его лицо исказилось в улыбке. - Не уверен, насколько здоров умом после этого небольшого путешествия, но не ранен. А ты? Свиньи?
   - Я не пострадала. Животные тоже.
   - А турбина?
   Она восхитилась его быстрым отказом от чудес путешествия, его сосредоточенностью на практическом. Она пожала плечами.
   Он кивнул. - Хорошо. Тогда у нас есть возможность передвигаться.
   - ...Да, - медленно произнесла она. - Полагаю, да. Но только если магполе простирается так далеко.
   Он изучал ее лицо, затем неуверенно взглянул сквозь иллюминаторы. - Ты думаешь, что этого не может быть? Что мы вышли за пределы магполя?
   - Мы проделали долгий путь, Хорк.
   Она отвернулась, опустив глаза на свои руки. Тени, отбрасываемые на ее кожу, были мягкими, серебристыми; рассеянное сияние, казалось, сглаживало возрастные изъяны ее кожи, морщины и мелкие шрамы.
   ...Серебристыми?
   Снаружи корабля освещение изменилось.
   Она отошла от Хорка и выглянула из корабля. Вихрево-синий тетраэдр исчез. Теперь вокруг корабля была комната, четырехгранный ящик, построенный из какого-то прозрачного серого материала. Это было так, как если бы это гладкое, как кожа, вещество покрыло каркас, превратив интерфейс из открытой клетки в четырехгранную коробку, в которую была заключена "Свинья".
   Однако стены не были безликими. На одной стене было какое-то украшение - круглые разноцветные заплатки, а в другой был вырезан прямоугольник с закругленными краями, который мог быть только дверью.
   ...Дверью во что?
   Хорк почесал затылок. - Хорошо. Что теперь? Ты видела, откуда взялись эти стены?
   Дюра прижалась лицом к окну из прозрачного дерева. - Хорк, не думаю, что мы сейчас в мантии.
   - Ты предполагаешь. - Его лицо исказилось от разочарования.
   Она указала на комнату за окном. - Думаю, там есть воздух. Я думаю, мы могли бы жить там.
   - Откуда ты можешь это знать?
   - Конечно, я не могу знать. - Дюра почувствовала, как ее наполняет спокойная уверенность. Она поняла, что начинает чувствовать себя в безопасности, доверяя силам, в чьи руки она себя отдала. - Но зачем нас привезли бы в место, которое смертельно для нас? Какой в этом был бы смысл?
   Он нахмурился. - Ты думаешь, что все это спланировано? Что наше путешествие должно было быть таким, чтобы привести нас сюда?
   - Да. С тех пор, как мы вошли в червоточину, мы были в руках древних машин ур-людей. Несомненно, они построили свои машины, чтобы защитить нас. Думаю, мы должны доверять им.
   Хорк глубоко вздохнул, тонкая ткань его костюма царапнула грудь. - Ты говоришь, что мы должны выйти туда. Выключить турбину и нашу магнитную оболочку - оставить "Свинью" и выйти наружу?
   - Зачем еще мы сюда пришли? - Она улыбнулась. - В любом случае, я хочу посмотреть, что это за знаки на стене.
   - Хорошо. Если нас не раздавит в первый же момент, мы поймем, что ты права. - Решение принято, его манера была быстрой и прагматичной. - И думаю, свиньям все равно нужен отдых.
   - Да, - сказала Дюра. - Наверное, нужен.
   Хорк повернулся к своему пульту управления и пощелкал переключателями. Дюра ухаживала за свиньями, снабжая их немалыми пригоршнями листьев. Пока они кормились, их пердеж превратился в тонкую струйку, а турбина с усталым жужжанием замедлилась.
   В кабине воцарилась тишина, впервые с момента отлета с Парца.
   Хорк прошептал: - Оно исчезло. Наше магнитное поле. Оно отключилось.
   Мгновение Хорк и Дюра смотрели друг на друга. Сердце Дюры бешено колотилось, и она обнаружила, что не может сделать вдох.
   Ничего не изменилось; корабль по-прежнему медленно кувыркался в прохладных серых стенах камеры с червоточиной.
   Хорк ухмыльнулся. - Что ж, мы все еще живы. Похоже, ты была права. А теперь... - Он указал на люк в верхней части корабля. - Ты первая, - сказал он.
  

* * *

  
   Люк открылся с мягким хлопком.
   Дюра вздрогнула, когда газ - воздух? - ворвался в корабль мимо ее лица. Она обнаружила, что задерживает дыхание. Усилием воли она выдохнула, опустошая легкие, и открыла рот, чтобы глубоко вдохнуть.
   - С тобой все в порядке?
   Она вздохнула. - Да. Да, я в порядке. С воздухом все в порядке, Хорк... Кажется, нас ждали. - Она принюхалась. - Воздух прохладный - прохладнее, чем на корабле. И он - я не знаю, как это описать - свежий. Чистый. - Чистый, по сравнению с затхлым воздухом города, к которому она привыкла. Когда она закрыла глаза и вдохнула незнакомый воздух, ей показалось, что она почти вернулась к человеческим существам в восходящий поток.
   ...Почти. И все же воздух здесь был плоским, безжизненным, искусственным. Он был очищен от запахов, медленно осознала она.
   Хорк протиснулся мимо нее и вышел из кабины в комнату. Он огляделся, сжав кулаки, с агрессивным любопытством, его мантия ярко выделялась на фоне мягкого серого света стен. Дюра, подавляя приступы страха, последовала за ним прочь от иллюзорной защиты деревянного корабля.
   Они повисли в воздухе камеры с червоточиной. "Летающая свинья" медленно кувыркалась рядом с ними - покрытый шрамами деревянный цилиндр, грубый и неуместный в стенах этого прекрасно построенного помещения.
   - Интересно, что бы они сказали, если бы строители ур-людей могли увидеть нас сейчас?
   Хорк хмыкнул. - Вероятно, "где вы были все это время?" - Он помахал рукой для пробы и продвинулся вперед на человеческий рост или около того. - Привет. Здесь есть магнитное поле.
   - Это магполе?
   - Не знаю. Не могу сказать. Если это и так, то слабее, чем я когда-либо чувствовал раньше.
   - Может быть, оно искусственное... помещено сюда, чтобы помочь нам передвигаться.
   Хорк ухмыльнулся, его уверенность заметно возросла. - Думаю, ты права, Дюра. Эти люди действительно ожидали нас, не так ли? - Он оглянулся через плечо на "Свинью", оживленно осматривая корабль. Он указал, взмахнув расшитым рукавом. - Посмотри на это. Мы привезли груз.
   Дюра повернулась. Что-то цеплялось за борт корабля; оно было похоже на огромную металлическую пиявку, портящую чистые цилиндрические линии корабля. - Это вещество сердцевины, - сказала она. - Мы прихватили с собой айсберг из этого вещества на весь путь через червоточину. Должно быть, он застрял в наших полевых обручах...
   - Да, - сказал Хорк. - Но это не случайно. - Он шутливо отсалютовал куску сердцевины. - Карен Макрей. Так рад, что ты смогла составить нам компанию!
   - Ты думаешь, она там? В том айсберге?
   - Почему бы нет? - он улыбнулся ей, его веки потемнели от волнения. - Это возможно. Возможно все.
   - Но почему?
   - Потому что эта поездка так же важна для Карен Макрей, как и для нас, моя дорогая.
   Дюра согнула ноги; взмахи легко перенесли ее по воздуху. Она отплыла от туши "Свиньи" к стенам комнаты. Она неуверенно протянула руку и осторожно положила ее на серый материал стены. Под ее пальцами и ладонью его гладкое совершенство не нарушилось. На ощупь стена была прохладной - не совсем неприятной, но немного холоднее, чем ее тело.
   - Дюра. - Хорк казался взволнованным; он осматривал настенный дисплей, который Дюра видела изнутри "Свиньи". - Подойди и посмотри на это.
   Дюра быстро подплыла к Хорку; бок о бок они уставились на дисплей.
   На стене были нарисованы два круга, отличающиеся по размеру. Больший был окрашен в желтый цвет и имел ширину, возможно, в микрон. Цвет был наиболее насыщенным в центре круга и светлел, становясь почти размытым, по мере того как глаз следовал за цветом к краю круга. Диск был испещрен серией синих нитей, которые пронизывали его изнутри - немного похожих на вихревые линии, подумала Дюра, за исключением того, что не все эти линии шли параллельно, а местами даже пересекали друг друга.
   Каждая синяя линия заканчивалась парой крошечных розовых тетраэдров, по одному на каждом конце. Большая часть тетраэдров была собрана в центре диска, так что линии огибали тяжелую янтарную сердцевину диска. Но пять или шесть нитей вырвались из узла в центре. Одна из них заканчивалась на полюсе диска, прямо внутри его поверхности. Остальные линии, извиваясь спиралями, выходили из самого диска и пересекали пустое пространство промежуточной стены ко второму, меньшему кругу; полдюжины тетраэдров толклись внутри маленького круга, как насекомые.
   Дюра озадаченно нахмурилась. - Не понимаю. Возможно, эти маленькие тетраэдры имеют какое-то отношение к червоточинам...
   - Конечно, имеют! - Голос Хорка был бодрым и уверенным. - Разве ты этого не видишь? Это карта - карта всей Звезды. - Он провел кончиком пальца по чертам диаграммы. - Вот корка; а внутри нее - эта самая внешняя, более светлая полоса - находится мантия, содержащая воздух, которым мы дышим. Весь мир, который мы знаем. - Кончик его пальца проложил дорожку в сердце изображения Звезды. - Эти темные участки - это нижняя часть мантии и квантовое море, а вот и сердцевина.
   - И тетраэдры, нити, соединяющие их...
   - ...это карты червоточин! - Его наглазники были расширены и заполнены серым светом камеры. - Разве это не очевидно, Дюра? Посмотри. - Он ткнул в сердцевину. - А вот интерфейсы червоточин, перенесенные в центр колонистами после войн сердцевины. Во всяком случае, большинство интерфейсов. И таким образом, коридоры червоточин, отмеченные этими нитями, ведут только обратно в сердцевину.
   Смысл его слов медленно дошел до нее. - Значит, существует много червоточин - десятки, сотни - не только та, по которой мы путешествовали?
   - Да. Только подумай об этом, Дюра; когда-то червоточины, должно быть, пронизывали Звезду насквозь. - Он покачал головой. - Ну, колонисты положили этому конец. Теперь мы вынуждены ползать вокруг Звезды в деревянных ящиках, запряженных воздушными свиньями. - Снова гнев, обида зазвучали в его голосе.
   - Ты думаешь, мы все еще здесь? - Она указала на сердцевину карты Звезды, на узел червоточин, которые закольцовывались вокруг нее.
   - Нет, - резко ответил он. - Зачем нам нужен интерфейс, который перенесет нас в сердцевину? Помни, у колонистов тоже есть цель - они также должны найти способ остановить сбои. Они, конечно, не могут использовать червоточины сами - в конце концов, мы знаем, что червоточины были построены для людей. Я имею в виду настоящих людей. Нас. Поэтому им приходится полагаться на нас.
   Она обнаружила, что дрожит. - Тогда, если мы не в сердцевине, мы должны быть здесь. - Она провела пальцем по нитям путей-червоточин, которые выходили из главного круга и пересекали серые пространства ко второму, меньшему диску. - ...За пределами Звезды. - Она посмотрела на него. - Хорк, что мы обнаружим, когда откроем дверь в эту комнату?
   Он уставился ей в глаза, его дерзость исчезла, он был совершенно не в состоянии ответить.
  

* * *

  
   Фарр ждал Адду в доме Тобы Микксакса. Ито Микксакс была там, но Тобы и Криса не было. Крен города внес беспорядок в домашнюю жизнь Микксаксов: посуда и другие предметы были разбиты о стены, а осколки плавали в воздухе.
   Ито обняла Фарра, пытаясь утешить или приободрить его; когда Адда открыл дверь в дом, Фарр приветствовал его появление с облегчением и улыбкой, в то время как Ито выглядела просто разочарованной тем, что это был не ее муж или сын. Они оба не пострадали, хотя Фарр выглядел потрясенным. Адда подошел к ним обоим и положил руки им на плечи. Они втроем дрейфовали там, в центре уютной комнаты Микксаксов, их человеческого тепла хватило на краткий миг.
   Затем они отстранились друг от друга. Ито Микксакс выглядела измученной, но собранной. - Что ты собираешься делать? Ты хочешь остаться здесь?
   Он посмотрел на Фарра. Мальчик, должно быть, ужасно беспокоится о своей сестре. Но оставаться здесь и позволять ему предаваться размышлениям не имело смысла. Кроме того, несмотря на сохраняющуюся домашнюю атмосферу, каким убежищем было это место, не больше, чем остальной Парц? - Мы едем в больницу, - твердо сказал он. - Или, по крайней мере, мы попытаемся добраться туда. Мы найдем там работу. А как насчет тебя?
   - Тоба был со мной на Играх. На стадионе. - Она вздохнула, выглядя скорее усталой, чем испуганной. - Мы расстались. Мне придется подождать его здесь. Затем, полагаю, мы начнем искать Криса. Мы должны быть в состоянии вывести машину из города. - Она посмотрела на Адду, оценивая его, очевидно, пытаясь сосредоточиться на его потребностях. - Ты хочешь отдохнуть здесь? Ты голоден?
   - Нет. - Он потянулся к Фарру; мальчик взял его за руку, покорно, как ребенок. - Давай, Фарр. В этой чертовой больнице им будет не хватать не еды, а силы, мужества и изобретательности. И...
   В центре города раздался взрыв - нет, не взрыв, подумал Адда, а оглушительный рвущийся звук, громкий выдох.
   На мгновение воцарилась тишина. Затем по городу прошел шок.
   Казалось, сама ткань здания прогнулась. Маленькая комната загрохотала вокруг них, и осколки посуды, уже разбитой вдребезги, тонким градом застучали по стенам.
   Когда дрожь прошла, Фарр спросил: - Что это было? Еще одна стабилизация магполя?
   - Я так не думаю. Это было резче - более отрывисто... Давай, парень. Давай пошевеливаться.
   Ито быстро поцеловала их обоих в щеку. - Будьте осторожны, - сказала она.
   Больница общего блага находилась в верхней части нижнего города, и Адда решил, что самый быстрый способ добраться туда - и, скорее всего, без помех - будет через Пэлл-Мэлл. Итак, они с Фарром направились по одной из главных улиц-артерий к широкой оси города. Адда обнаружил, что теперь передвигаться стало немного легче; большинство людей, должно быть, добрались до места назначения, которое они искали, или, с грустью размышлял он, лежат раненые в каком-нибудь уголке города. Но аэромобили представляли все большую угрозу. Машины неслись по пустеющим улицам с упряжками перепуганных воздушных свиней; несколько раз человеческим существам приходилось отклоняться в сторону, чтобы их не сбили. Однажды они наткнулись на аэромобиль, который врезался носом в витрину магазина. Водителя нигде не было видно, но упряжка воздушных свиней все еще была прикреплена к его машине. Свиньи напрягались в своих оковах, их круглые рты широко раскрылись, когда они кричали.
   Фарр ослабил ремни. Освобожденные свиньи разбежались в тени коридоров, отскакивая от стен, как игрушки.
   Они добрались до перекрестка улицы-артерии и торгового центра. Адда на мгновение задержался на прямоугольном выступе улицы, затем приготовился броситься в главную шахту. Но Фарр схватил его за руку и удержал. Мальчик указал вниз. Адда уставился ему в лицо, затем прищурился и заморгал, чтобы очистить свой здоровый наглазник.
   Нижняя часть торгового центра - огромного сферического рынка - была залита светом. Слишком много света, который отражался от направляющих, киосков, огромного колеса казни... Желтый воздушный свет, который лился в центр города из новой неровной шахты, проходившей прямо через торговый центр, прямо над рынком.
   Так вот в чем была причина шока, который они испытали с Ито.
   Края шахты были аккуратными - настолько аккуратными, что Адда почти мог подумать, что она создана человеком как еще один проход. Но поперечное сечение этой шахты было неправильным - бесформенным, ничего общего с четкими прямоугольниками и кругами, которые определяли Парц, - и она была смещена от центра, перекошена, слишком широка.
   Адда немного отошел в торговый центр и уставился на разрез.
   Внутренняя обшивка торгового центра была содрана, магазины и жилые дома срезаны так чисто, словно по ним провели лезвием. А в самой ране он мог видеть поперечные сечения разрезанных домов, магазинов. Там были брызги разорванной плоти. Он слышал человеческие голоса, но не крики: были стоны и низкий непрерывный плач.
   Фарр присоединился к нему в воздухе. - Что это? Что случилось?
   - Осколок квантового моря, - мрачно сказал Адда. - Город пострадал. Выглядит так, как будто айсберг прошел прямо сквозь нас... Нам повезло, что город не был разнесен вдребезги... Давай, Фарр. Давай посмотрим, работает ли еще эта чертова больница.
   Они спустились по широкой, почти пустой шахте торгового центра, отыскивая способ добраться до больницы.
  

24

  
   Хорк провел толстыми пальцами по дверному косяку. Затем, нетерпеливо размахнувшись, чтобы усилить давление, он уперся ладонями в дверь и толкнул.
   Дверь отворилась на невидимых петлях, тяжелая и бесшумная; воздух зашипел.
   Сквозь дверной проем Дюра мельком увидела другую комнату, побольше, со стенами из такого же невыразительного серого материала.
   На мгновение Хорк и Дюра замешкались перед дверным проемом.
   - Давай продолжим, - прорычал Хорк. Он ухватился за края дверной рамы. Одним плавным движением он протащил свое тело внутрь; его небольшие ноги, мягко покачиваясь, исчезли в раме.
   Со вздохом Дюра взялась за раму. Как и остальные материалы стен, края рамы были прохладными на ощупь, но казались тонкими, как нож, и впивались в ладони. Она осторожно положила руки на внешнюю поверхность стены, за рамой, и протиснулась внутрь.
   Внешняя камера представляла собой еще один тетраэдр - и была построена из вездесущего серого материала - но, возможно, в десять раз больше, сто человеческих ростов в поперечнике или больше. Эта комната была бы такой же большой, как любое закрытое пространство в Парц-Сити. Камера, из которой она вышла, плавала в центре этой новой комнаты, ее вершины и ребра совпадали по ориентации с камерой, в которую она была встроена. Дюра смутно задавалась вопросом, что удерживало меньшую камеру на месте; не было никаких признаков распорок, опор или веревок.
   Возможно, они были в гнезде из этих четырехгранных камер, одна заключена в другую, размышляла она; возможно, если бы они вышли за пределы этих стен, они бы вплыли в третью камеру, снова в десять раз большую, а затем дальше...
   Но в этой внешней камере не было двери. Стены были безликими: их не нарушало даже устройство для составления карт, украшавшее внутреннюю камеру. Выхода, должно быть, не было; возможно, это был конец их путешествия.
   Хорк подошел к ней, махая рукой. - Дюра. Я кое-что нашел. - Взяв ее за руку, он почти протащил ее по внутренней камере. Он махнул, чтобы Дюра остановилась, заставив ее налететь на него, и указал на свою находку. - Там. Что ты об этом думаешь?
   Это была коробка неправильной формы, примерно в половину человеческого роста в поперечнике. Дюра осторожно обогнула кругом зависший в воздухе предмет, находясь в нескольких микронах от него. Выполненный из знакомого серого стенового материала, он состоял из массивного блока, из которого выступала более тонкая прямоугольная пластина; по бокам прямоугольника вперед выступали цилиндры меньшего размера...
   Его назначение было безошибочным.
   - Это сиденье, - сказала она.
   Хорк нетерпеливо фыркнул. - Очевидно, это чертово сиденье. - Он обошел предмет, смело тыкая в его поверхности. Рычаги - толстые обрубки, по-видимому, предназначенные для человеческих кулаков, - выступали из концов каждого подлокотника кресла. В левый подлокотник был встроен поворотный указатель.
   Дюра спросила: - Как думаешь, это предназначено для нас... я имею в виду, для людей?
   Хорк застонал. - Конечно, это так.
   Дюра обиделась. - В этой ситуации нет ничего очевидного, Хорк. Если карта была верна, мы путешествовали по космосу - вдали от самой Звезды. Почему мы должны ожидать чего-то, кроме крайней странности? Это чудо, что мы нашли воздух, которым можно дышать, не говоря уже о... мебели.
   Он пожал плечами; покрытые жиром мышцы проступили под его комбинезоном. - Но это, очевидно, предназначено для людей. Видишь, как отлиты спинка и сиденье? - И, прежде чем Дюра успела возразить, Хорк развернул свое тело в воздухе и уселся в кресло. Сначала он ерзал, явно испытывая дискомфорт - он даже выглядел встревоженным, - но вскоре расслабился и широко улыбнулся. Он положил руки на подлокотники кресла; казалось, оно соответствовало форме его массивного тела. - Идеально, - сказал он. - Знаешь, Дюра, этому креслу, должно быть, триста поколений. И все же оно выглядит как новенькое, и подходит мне так хорошо, как будто было разработано лучшими мастерами Парца.
   Дюра нахмурилась. - Ты не выглядел таким счастливым, когда садился на сиденье.
   Он заколебался. - Это было странно. Поверхности, казалось, обтекали меня. - Он улыбнулся, его уверенность восстановилась. - Полагаю, оно приспосабливалось ко мне. Это сбивало с толку, но длилось недолго... Как думаешь, для чего эти рычаги? - Его массивные кулаки зависли над стержнями, торчащими из подлокотников сиденья.
   - Нет! - Она накрыла его руки своими.
   Через мгновение он расслабился и убрал руки с рычагов, оставив их нетронутыми. - Интересно, - мягко сказал он. - Они выглядят точно так же, как рычаги управления в "Летающей свинье". Возможно, есть какие-то основные общие черты строения человека, просто все должно быть определенным образом...
   - Но, - твердо сказала она, - в отличие от "Свиньи", мы не имеем ни малейшего представления о том, для чего предназначены эти элементы управления.
   Хорк выглядел как ребенок, которому сделали выговор. - Что ж, как ты сказала мне ранее, мы не добьемся никакого прогресса, если не воспользуемся несколькими шансами. - Он взглянул на устройство со стрелкой, встроенное в левый подлокотник сиденья. - А как насчет этого, например?
   Дюра подплыла поближе. Устройство представляло собой цилиндр толщиной в палец, шарнирно закрепленный в центре; оно находилось в середине небольшого кратера, выдолбленного в подлокотнике. Край кратера был отмечен полосой, разделенной на четыре четверти: белую, светло-серую, темно-серую, черную. Стрелка указывала на черный квадрант. Казалось очевидным, что она была предназначена для того, чтобы ее крутил сидящий в кресле.
   Хорк посмотрел на нее. - Ну? Это кажется достаточно безобидным.
   Дюра подавила маниакальный смешок. - Ты не имеешь ни малейшего представления, что это такое...
   - Черт бы тебя побрал, восходящая, мы проделали весь этот путь не для того, чтобы прятаться. - И судорожным движением он схватил стрелку и повернул ее.
   Устройство щелкнуло через четверть оборота.
   Дюра вздрогнула, обхватив себя руками. Даже Хорк не мог не вздрогнуть, когда стрелка остановилась, указывая на темно-серый сектор шкалы. Затем он тяжело выдохнул. - Видишь? Никакого вреда не причинено... На самом деле, кажется, вообще ничего не произошло. И...
   - Нет. - Она покачала головой. - Ты ошибаешься. - Она указала. - Смотри...
   Хорк заерзал на сиденье.
   Стены камеры стали прозрачными.
  

* * *

  
   Бзиа дремал, свободно обхватив руками осевую опору колокола, когда начались синие вспышки.
   Он резко проснулся.
   Это было долгое, бесплодное погружение, и он с нетерпением ждал возвращения домой, чтобы съесть немного пивного пирога с Джул. Но теперь что-то было не так.
   Он быстро оглядел каюту. Хош, его единственный спутник в этой поездке, был бодр; они обменялись короткими вопросительными взглядами. Бзиа осторожно положил руки на полированное, потертое дерево опорной стойки. Необычной вибрации не было. Он прислушался к равномерному гудению огромных обручей, которыми был обмотан корпус колокола; звук был ровным, говорящим ему о том, что ток из города по-прежнему течет по кабелям так же равномерно, как и всегда, набрасывая магнитный покров на их хрупкий корабль. Он заглянул в ближайшее из трех маленьких окошек колокола. Воздух снаружи - если его можно было так назвать, находясь так далеко внизу - был мутно-желтым, но достаточно ярким, чтобы сказать ему, что они находятся где-то в верхней мантии. Он даже мог видеть тень хребта; они все еще были близко к его нижней оконечности, не более чем в сотне метров под городом...
   Там. Еще одна ослепительная голубая вспышка, прямо за окном. Она была электронно-газово-голубой и, казалось, окружала корабль; лучи голубого света ненадолго проникали в каюту через маленькие круглые иллюминаторы.
   Колокол дернулся.
   Хош обхватил своими тонкими руками опорный столб. - Почему мы не умерли?
   Это был хороший вопрос. Облака электронного газа вокруг колокола обычно означали скачки тока в кольцах вещества сердцевины. Возможно, кабель, идущий от порта, был изношен, или обруч вышел из строя. Но если бы это было так, поле колокола отказало бы почти сразу. Колокол уже должен был взорваться.
   - Подача тока по-прежнему стабильна, - сказал Бзиа. - Послушай.
   Они оба затаили дыхание и уставились в воздух; у Хоша было выражение пустых глаз человека, пытающегося сосредоточиться на слушании.
   Еще одна вспышка. На этот раз колокол действительно закачался в супе мантии, и Бзиа, крепко вцепившегося в столб, раскачивало, как мешок. Он подтянулся поближе к столбу и обхватил его ногами.
   Изо рта надзирателя воняло мясом и старым пивным пирогом. - Хорошо, - сказал он. - Мы знаем, что подача из порта стабильная. Что вызывает вспышки?
   - Должно быть, скачки тока в кольцах вещества сердцевины.
   - Если подача тока из города стабильна, это невозможно.
   Бзиа покачал головой, напряженно размышляя. - Нет, не невозможно; скачки просто вызваны чем-то другим.
   Хош поджал губы. - Ой. Изменения в магполе. Верно.
   Колокол не был неисправен; само магполе подводило их. Оно стало нестабильным, и это вызывало всплески тока зарядов в их защитных кольцах и уводило их с пути наверх, к дому.
   - Что вызывает изменение магполя? - спросил Бзиа. - Еще один сбой?
   Хош пожал плечами. - Вряд ли это имеет значение, не так ли? Мы не доживем до того, чтобы узнать.
   Произошел толчок вверх, на этот раз без сопутствующей синей вспышки.
   Бзиа ухватился за столб. - Чувствуешь это? Это была гавань. Они тянут нас вверх. Мы еще не умерли. Они пытаются...
   И затем синий свет появился снова, и на этот раз остался ярким. Бзиа почувствовал, как извивающееся магполе потянуло его за живот и за волокна его тела, даже когда оно разорвало сам колокол.
   Электронный газ заискрился на кончиках его пальцев серпантином. Это было действительно довольно красиво, рассеянно подумал он.
   Колокол отбросило в сторону, подальше от хребта. Руки Бзиа оторвались от опорного столба. Изогнутая стенка колокола поднялась ему навстречу, как огромная сложенная чашей ладонь. Его лицо сильно ударилось об окно. Его тело отклонилось назад, вжимаясь в узкий внутренний изгиб стены. Конструкция колокола содрогнулась и застонала, и над ним раздался отдаленный поющий звук. Это оборвались тросы, подумал он сквозь боль. Он почувствовал странное удовлетворение от собственной сообразительности при таком умозаключении.
   Стенки дрогнули, осели; колокол зазвенел.
   Он провалился в темноту.
  

* * *

  
   За прозрачными стенами над людьми нависали огромные призрачные здания.
   Третья камера была огромной, достаточной, чтобы вместить миллион городов Парца. Стены - казалось, сделанные из обычного серого материала - были так далеко, что казались далекими геометрическими абстракциями. Возможно, это странное место представляло собой ряд вложенных друг в друга тетраэдров, уходящих в бесконечность...
   Она подплыла к Хорку и потянулась к нему вслепую; все еще сидя в кресле, он взял ее за руки, и, хотя его пожатие было крепким, она почувствовала, как его ладони покрылись испариной. На мгновение она ощутила отголосок страсти, которую они ненадолго обрели, спасаясь от ужаса во время путешествия.
   Прозрачные конструкции парили вокруг них, как застывший воздух. Это были полупрозрачные коробки высотой в сотни тысяч человеческих ростов. А внутри некоторых зданий можно было увидеть еще больше встроенных устройств; внутренние сооружения были призраками внутри призраков, серыми на сером.
   Четырехгранная коробка, в которой находилась "Свинья", маленькое твердое кресло, сам Хорк и Дюра были похожи на кусочки дерева, плавающие в какой-то пестрой жидкости. На самом деле, поняла она, весь тетраэдр, который они занимали, был встроен в одно из огромных зданий; его серые линии разделяли пространство вокруг них, и она смотрела сквозь его призрачную плоть.
   - Как думаешь, почему мы не можем видеть эти вещи ясно? И мне интересно, какова их цель. Как ты думаешь...
   Хорк вглядывался в "здание", в которое они были встроены. Он уставился в его углы и на туманные выступы, а затем быстро опустил взгляд на стул, в котором сидел.
   - Что не так?
   - Здание-призрак, внутри которого мы находимся. Посмотри на это... У него такая же форма, как у этого кресла. - Серый свет полупрозрачных форм отражался в его наглазниках. - Оно в сто тысяч раз больше по размеру, и сделано из чего-то прозрачного, как прозрачное дерево, и тоньше воздуха... но, тем не менее, это огромное - призрачное - кресло.
   Она подняла голову. Медленно она осознала, что Хорк был прав. В этом огромном "здании" - по меньшей мере, метр высотой - было сиденье, спинка; и там, так далеко над ней, что было трудно разглядеть, были две руки, каждая со своим рычагом управления.
   Хорк ухмыльнулся, его лицо оживилось. - И думаю, я знаю, для чего все это. Смотри на это!
   Он изогнулся всем телом. Его кресло повернулось в воздухе.
   Она ахнула, в тревоге отмахиваясь; но кресло остановилось, и, казалось, никакого ущерба нанесено не было. - Что ты делаешь?
   - Ты что, еще не поняла? Посмотри вверх!
   Она запрокинула голову.
   Другое "кресло" - призрачный аналог - тоже повернулось, подстраиваясь под наклон Хорка.
   - Видишь? - прокричал он. - Кресло каким-то образом привязано к моему; что бы я ни заставлял делать свое, большое должно следовать за ним. - Хорк раскачивался из стороны в сторону, смеясь, как ребенок с игрушкой. Дюра наблюдала, как гигантский аналог неуклюже танцует, подражая движениям Хорка, словно какое-то огромное домашнее животное. Предположительно, подумала она, когда устройство поворачивалось, его вещество должно было двигаться вокруг нее - фактически, сквозь нее, как беспричинный ветерок. Но она ничего не почувствовала - по крайней мере, не более чем внутренний холод, который с таким же успехом мог быть вызван ее благоговением и страхом.
   Наконец Хорку надоели его игры. - Я могу заставить его делать все, что захочу. - Он выглядел немного более задумчивым. - И поэтому, если я нажму на эти рычаги...
   - Нет. Нам нужно разобраться с этим, Хорк. - Она подняла глаза. - Это - призрак, этот артефакт размером с город - сиденье, достаточно большое для великана...
   - Это очевидно. Но...
   - Но, - перебила она, - гигант определенной формы... гигант в форме человека, метрового роста. - Она изучала его лицо, ожидая, что он придет к тем же выводам.
   - Метровые... ур-люди.
   Она кивнула. - Хорк, думаю, что кресло-призрак - это устройство, созданное человеком. Похоже, мы находимся в маленьком воздушном пузыре, плавающем внутри комнаты для людей.
   Она запрокинула голову назад, чувствуя, как плоть в верхней части позвоночника собирается в комок под черепом, и посмотрела вверх, в комнату-призрак, которая внезапно обрела смысл.
   Они находились внутри огромного человеческого кресла. Но там были и другие кресла - она насчитала их четыре, исчезающие в тумане, как ряды городов. Они были расставлены перед длинной плоской поверхностью, и она уловила намеки на сложную структуру под этой поверхностью и за ней. Возможно, это была какая-то форма панели управления. Если посмотреть дальше, то четырехгранная структура, окружающая все это, была наброском, нарисованным на фоне тумана.
   Хорк коснулся ее руки. - Посмотри туда, - указал он. На стене комнаты для людей, противоположной ряду сидений, был столб вздымающегося газа - но, конечно, это, должно быть, неправильно; она пыталась забыть о своей малости, увидеть это глазами людей. Это была конструкция, состоящая из чего-то мягкого, податливого, сложенного на нижней плоской поверхности. Это было похоже на кокон, уложенный плашмя.
   Спали ли ур-люди?
   Хорк снова показывал пальцем. - На вершине этой поверхности перед креслами. - видишь? Инструменты, созданные для гигантских рук.
   Дюра увидела цилиндр длиннее ствола дерева. Его конец был острым и выступал за край поверхности. Возможно, это был стилус, которым, как она видела, Дени Макс пользовалась в больнице. Она попыталась представить руку, которая могла бы обхватить ствол дерева и использовать его для написания заметок... Рядом со "стилусом" был еще один цилиндр, но он был установлен вертикально. Он казался полым - цилиндр был прозрачен для глаз Дюры, и она могла разглядеть структуру из толстых стен, окружающих пустое пространство, - и верхней поверхности не было.
   Она нахмурилась и указала Хорку на второй цилиндр. - Как думаешь, что это такое? Похоже на крепость. Возможно, ур-людям нужно было укрыться - возможно, они подверглись нападению...
   Он смеялся над ней, не без злобы. - Нет, Дюра. Ты потеряла масштаб. Посмотри на это еще раз. Это может быть - сколько? - десять тысяч человеческих ростов в высоту?
   - В десять раз больше, чем твой славный город Парц.
   - Возможно, но все равно это всего десять сантиметров или около того. Дюра, ур-люди были метрового роста. Рука ур-человека могла обхватить этот цилиндр. - Он лукаво наблюдал за ней. - Ты уже видишь это? Дюра, это сосуд для еды. Чашка.
   Она уставилась на него. Чашка, достаточно большая, чтобы вместить дюжину городов размером в Парц?
   Она пыталась продолжать думать. - Что ж, - сказала она, - тогда это чертовски странная чашка. Вся еда выплыла бы наружу. Не так ли?
   Хорк неохотно кивнул. - Можно так подумать. - Он вздохнул. - Но, с другой стороны, есть много вещей о ур-людях, которые мы не можем понять.
   Она представила себе эту маленькую коробочку из материала мантии снаружи. - Это как если бы они создали эту внутреннюю камеру вокруг интерфейса червоточины в качестве украшения. Небольшой участок Звезды, чтобы они могли изучать людей. Мы бы выглядели для них игрушками, - пробормотала она. - Меньше, чем игрушки; маленькие животные, возможно, ниже уровня видимости. - Она посмотрела на свою руку. - Они были в сто тысяч раз выше нас; даже "Свинья" была бы не больше пылинки на ладони ребенка ур-человека... - Она вздрогнула. - Как ты думаешь, кто-нибудь из них все еще здесь? - Она представила гигантскую ур-форму, вплывающую через какую-то полуоткрытую дверь, лицо шире, чем на день пути, надвигающееся на нее....
   - Нет, - быстро сказал Хорк, - нет, не думаю. Они ушли.
   Она нахмурилась. - Откуда ты знаешь?
   Он ухмыльнулся. - Во-первых, именно об этом говорят нам ваши драгоценные легенды. Но решающим фактором является это сиденье. - Он похлопал по подлокотникам. - Ур-люди обустроили это место, чтобы мы могли работать с их машинами. Если я передвину стул, я смогу имитировать все, что мог бы сделать ур-человек... Дюра, они сделали меня таким же могущественным, как любой из них. Видишь? - Он ощупал неподатливую поверхность кресла. - Если бы у нас хватило ума, мы могли бы управлять другими устройствами. - Он жадно оглядел призрачную комнату. - Здесь, должно быть, есть чудеса. Оружие, о котором мы и не мечтали.
   Ур-люди хотели, чтобы люди Звезды прибыли сюда, чтобы поработать с устройствами, которые они оставили, возможно, когда сбои станут слишком серьезными. Возможно, было что-то, что они должны были сделать сейчас... Но что?
   - У твоего устройства со стрелкой нет аналога в кресле человека, - медленно произнесла она, указывая вверх. - Видишь? Значит, эта штука со стрелкой, должно быть, предназначена только для нас. Возможно, чтобы помочь нам понять, что происходит. - Она нахмурилась. - Ты повернул ее только на четверть. Что, если ты повернешь ее снова?
   - Есть только один способ узнать.
   Он потянулся к стрелке.
   Сначала он повернул стрелку обратно к самому темному сектору шкалы. Стены из гладкого серого материала обнадеживающе сомкнулись вокруг них, закрыв камеру с ур-людьми. И когда Хорк повернул стрелку в другую сторону, стены исчезли, открыв огромные устройства.
   - Хорошо, - сказал он. - Переход от черного к темно-серому позволяет нам увидеть немного больше. Немного дальше. А что, если я поверну его еще на четверть, к светло-серому?
   Дюра невольно отшатнулась. - Просто поверни, - хрипло сказала она.
   Он уверенно повернул стрелку на третью из четырех четвертей.
   Свет, казалось, сочился из воздуха.
   Устройства ур-людей, стены их призрачной камеры, стали еще более прозрачными. И за этими далекими стенами была тьма, тьма, которая опустилась на двух людей, прижавшихся друг к другу, поскольку они были в слоях необъятности.
   Точки света повисли в этой темноте.
   Дюра изогнулась в воздухе, оглядываясь по сторонам. - Не понимаю. Я не вижу стен следующей камеры. И что это за огни?
   - Здесь больше нет стен, - мягко сказал Хорк. - Разве ты не видишь? Больше нет камер. Мы смотрим в космос, Дюра, на объемы, которые даже ур-люди не смогли бы вместить.
   Она обнаружила, что ее рука скользит в его кисть. - И эти огни...
   - Ты знаешь, что это такое, Дюра. Это звезды. Звезды и планеты.
  

* * *

  
   - Проснись, Бзиа, ты, бесполезный мудак.
   Хош отвесил ему пощечину. Бзиа покачал головой, моргая, чтобы прояснить зрение. Он был удивлен, что остался жив; колокол должен был взорваться.
   Его поврежденный наглазник вспыхнул от боли. Он осторожно поднес к нему кончик пальца и обнаружил, что чашечка заполнена липким веществом. У него болела спина, прямо у основания, там, где она была выгнута назад, прижимаясь к изгибу колокола.
   - Значит, мы не мертвы, - сказал он.
   Хош ухмыльнулся, его худое лицо исказилось от страха. - Мы не так глубоко в мантии. Этого не может быть, иначе колокол бы уже рухнул. - Он колотил ногой по краю рамы люка, пытаясь расколоть ее каблуком.
   Бзиа размял руки и пальцы ног. Он почувствовал смутное разочарование. Рыбалка была не самым безопасным занятием; он всегда знал, что однажды это его доконает. Но не сегодня - не так близко от дома, не после такого бесполезного погружения. - Ты заставишь люк провалиться внутрь, если будешь продолжать в том же духе.
   - Это... - Удар - ... идея. - Удар. Удар.
   - И что тогда? Будем плыть?
   - Ты догадлив. - Удар, удар. - Мы потеряли трос. У нас нет других вариантов. - Рама уже начала раскалываться. Люк представлял собой деревянный диск, удерживаемый на месте внешним давлением на раму с фланцами. Как только Хош достаточно повредит фланец, люк легко опустится внутрь.
   Бзиа выглянул в окно. - Мы недостаточно глубоко, чтобы колокол раздавило, но, безусловно, слишком глубоко для нас. Никто никогда не забирался так глубоко без посторонней помощи. До нас, должно быть, все еще девяносто метров.
   - Тогда мы станем чертовыми легендами. Если у тебя нет идеи получше, ты, бесполезный болван. Помоги мне...
   Но в этом Бзиа не понадобился.
   С тысячью крошечных взрывов по всей раме фланец раскололся. Кусочки дерева с грохотом разлетелись по кабине; они полетели в лицо Бзиа, и он слабо отбил их. Затем люк упал вперед, поддавшись через мгновение. У Бзиа на мгновение возникло впечатление, что масса жидкости - плотной, янтарной и несжимаемой - заполняет пробитую кабину.
   Деревянные лампы погасли, подавленные.
   Затем она обрушилась на него.
   Она омыла его конечности, проникла в рот, горло и наглазники; это было жесткое физическое вторжение, как будто в него вдавливались кулаки. Он ничего не мог видеть, слышать или пробовать на вкус. Он запаниковал и закрутил головой взад-вперед, пытаясь извергнуть мерзкую гадость из легких. Но, конечно, он не мог ее вытолкнуть; он был погружен в этот плотный, непригодный для жизни материал - в слой толщиной в девяносто метров.
   Его легкие расширились, разрываясь от напора.
   ...И они нашли воздух. Фрагменты, занозы воздуха, которые жалили, пробиваясь из его легких в капилляры. Его грудная клетка вздымалась, увлекая за собой жидкость вокруг него. Здесь был воздух, но с незначительной долей его нормальной плотности.
   Черт возьми, может быть, я смогу выбраться из этого....
   Затем началось горение.
   Это было по всему его телу, как тысяча иголок. И внутри него тоже - клянусь колесом! - обжигающее в легких и желудке; оно затопило капилляры, проходившие по его телу, превратив сеть тонких трубочек, пронизывавших его, в массу боли, каждый нитевидный капилляр был наэлектризован им.
   Слишком плотный. Слишком плотный...
   При таких экстремальных значениях плотности и давления ядра олова на всех поверхностях его тела искали новую стабильную конфигурацию. Ядра отделялись друг от друга и распадались на составляющие их нуклоны, которые затем устремлялись в огненный воздух в поисках единственного огромного гиперядра, заполнявшего сердце Звезды... Бзиа растворялся.
   Он пнул жидкость, погружая в нее ноги. Он почувствовал тупой удар, когда ударился обо что-то головой. Должно быть, это была стенка колокола. Он почувствовал смутное удивление, обнаружив, что от знакомой внешней вселенной осталось что-то за пределами этого царства боли и растворения. Но он сумел сдвинуться с места. Он начал грести.
   Он провел рукой по жидкости, изобразил на груди знак колеса. Он не мог видеть, но мог дышать и мог грести. Он собирался выбраться отсюда.
   Он ударился верхней частью лица. Тогда он, должно быть, стоял лицом к задней стенке кабины; должно быть, его развернуло поступающей из мантии жидкостью. Он повернулся, развел руки за спиной по стене. Боль затмила его прикосновение, но он мог чувствовать изгиб стены, круглый профиль окна. Он представил себе кабину, какой она была в то последнее мгновение перед тем, как открылся люк. Хош был где-то справа от него.
   Он оттолкнулся от стены и сделал гребок в ту сторону, нащупывая дорогу перед собой.
   Его руки что-то нащупали. Это должен был быть Хош. Он провел руками по груди и голове Хоша; Хош не ответил. Кожа Хоша осыпалась под прикосновениями Бзиа - или, может быть, это была плоть собственных пальцев и ладоней Бзиа.
   Он нашел руку Хоша и сжал ее в своей руке.
   Два сильных гребка, и он обнаружил открытый люк. Он все еще был слеп, и его осязание слабело - возможно, с ужасом подумал он, оно никогда не вернется; даже если он выживет, возможно, ему придется жить в этой оболочке боли, без света и звука... Но он чувствовал край люка, осколки, оставленные храбрым пинком Хоша.
   Он попытался выпасть вперед, за пределы колокола, но что-то удерживало его. Что-то твердое, неподатливое, что давило ему на грудь и ноги - обручи вещества сердцевины, обернутые вокруг колокола. Он уперся ногами в нижний обруч, схватился за верхний онемевшей рукой и попытался выпрямиться. Его поясницу, и без того травмированную, пронзила боль. Он почувствовал резкое движение, когда обручи разъехались в стороны. Он поднял ноги и позволил своему телу скользнуть вперед через щель; он поднял руки над головой и почувствовал, как обмякшее тело Хоша задребезжало по обручам, следуя за ним.
   Он вывалился из колокола, увлекая за собой надзирателя.
   Ему нужно было найти хребет. Он повернулся влево и ударил ногой. Он крепко держал Хоша за руку - по крайней мере, ему так казалось; теперь до него доходила только боль в руках, ногах и лице. Он почувствовал, как что-то шепчущее тянет его собственное тело... Нет, подумал он, это было нечто большее; тысячи отдельных рывков впивались в его плоть, словно крючья, впивающиеся в кожу. Его плоть, медленно осознал он, осыпалась с него, когда он взмахнул рукой.
   Он вытянул вперед свободную руку. Его зрение исчезло, оба наглазника теперь были бесполезны. Это был обратный путь к хребту, насколько он помнил, с того момента, как колокол был оторван волнами магполя. Конечно, с тех пор он был без сознания. Колокол мог даже перевернуться вверх дном...
   Но у него не было никаких других предположений. Он замахнулся на растворяющую жидкость, стараясь не прикидывать, как далеко он отплыл от колокола, насколько дальше, прежде чем убедится, что промахнулся мимо хребта.
   К счастью, боль, казалось, уменьшалась. Жжение, разложение его плоти, должно быть, повредило сами нервные окончания. Скоро он действительно окажется изолированным внутри своего тела.
   Что ж, я больше никогда не буду заниматься серфингом. Или ваять. Или, и теперь его внутренняя улыбка погасла, или ощущать женскую кожу.
   Он почувствовал новый укол боли в вытянутой руке, бесполезном обрубке кисти. Рука подогнулась, оттесненная назад чем-то твердым.
   Его тело столкнулось с твердой поверхностью. Он попытался ощупать грудь, бедра и лицо.
   Хребет. Благословенный хребет.
   Он провел свободной рукой по поверхности, пока она за что-то не зацепилась. Вот, у него это было - кабель колокола. Он сделал из своей руки крюк и обогнул им кабель. Все еще вяло таща за собой Хоша, он прижался к деревянной поверхности хребта и снова начал грести по всей его длине, используя кабель в качестве ориентира.
   Какая ирония, подумал он, если бы он греб не в ту сторону, вниз, к сердцевине.
  

* * *

  
   К тому времени, когда его извлекли из жидкости, он был почти изолирован от мира, внутри омертвевшего тела. Он чувствовал себя таким же осознающим, таким же бодрым, как всегда, но больше почти ничего не ощущал. Даже боль теперь прошла. Но он чувствовал, как расширяется его грудная клетка, втягивая разреженный, очищающий воздух, и он чувствовал, как магполе сжимает его живот, его центр.
   Он все еще был здесь, подумал он. Просто немного потрепанный по краям.
   Он думал, что продолжал грести до конца, и думал, что удержал Хоша. Но трудно было быть уверенным.
   И теперь его снова трогали, более деликатно. Он попытался улыбнуться. Рыбаки, должно быть, спустились за ним и Хошем во втором колоколе.
   Он был рад, что не мог видеть выражения их лиц, когда они ухаживали за ним.
  

25

  
   Последним рывком команда добровольцев пронесла пациента через выбитую больничную стену в машину, ожидавшую в воздухе за ней. Адда наблюдал, как машина осторожно отплывает от больницы, а затем поворачивает, чтобы присоединиться к потокам беженцев, направлявшихся к восходящему потоку.
   Как только началась эвакуация города, это отделение больницы общего блага, расположенное прямо за обшивкой Парца, было быстро приспособлено для использования в качестве места погрузки. Теперь это был трехмерный рой больничного персонала, волонтеров, пациентов и их близких. Пациенты кричали или стонали, а персонал отчаянно требовал друг от друга шин, бинтов, лекарств. И по мере того, как пациентов вывозили на машинах наружу, все больше их - все больше - стекалось со всего разрушенного города. Адда чувствовал себя подавленным, обескураженным, встревоженным, измученным. Возможно, он, наконец, увидел слишком много перемен. Слишком много катастроф; слишком много искалеченных тел...
   Он высунулся наружу, за пределы обшивки. Он открыл рот, пытаясь изгнать из легких больничную вонь застоявшегося в капиллярах воздуха. Но даже снаружи воздух был кислым; он чувствовал запах ядер горящей древесины, реактивных выхлопов, запах человеческого страха. Это было похоже на то, как если бы город в своей предсмертной агонии был окутан невидимым облаком кисло пахнущих фотонов, подобно огромному умирающему существу, выпускающему из своих капилляров последний воздух.
   Город, сильно страдающий от стонов дерева и режущего визга разрушающегося металла сердцевины, содрогался вокруг него. Больница располагалась в нижнем городе, так что Адда выглядывал из-под обшивки, как насекомое из стены. Якорные ленты все еще функционировали; электронный газ сиял вокруг них в ответ на огромные токи, проходящие через их сверхпроводящие внутренности, пока город боролся за сохранение своего положения.
   Обшивка была размытым пятном движения. По всему городу хрупкий корпус был отброшен. Люди выбирались из города и садились в ожидающие машины; большинство из них тащили за собой пожитки через проделанные ими рваные дыры. Машины и размахивающие руками люди рассеивались вдали от города расширяющимся, расплывающимся облаком. Воздух был наполнен криками людей, громкими командами динамиков.
   За пределами жалкой человеческой реки искаженные сбоями вихревые линии были просто набросками, каракулями нестабильности. Магполе ощутимо содрогалось по мере того, как продолжались мощные выбросы из квантового моря.
   А вдалеке сине-фиолетовый огонь кораблей ксили прорезал мантию. Это было зрелище, до которого он никогда не думал дожить.
   - Адда!
   Неохотно он отвернулся от открытого пространства и снова сосредоточился на работе.
   Следующая пациентка, женщина, которую нужно было эвакуировать, кричала от боли. Она была так замотана грязными бинтами, что все, что можно было увидеть, - это разинутый рот. Дени Макс следовала за этим гротескным свертком, поглаживая женщину по волосам и бормоча бесполезные слова утешения. Дени посмотрела на Адду с немой мольбой. Он пытался скрыть свое нежелание прикасаться к раненой женщине. Он придвинулся ближе к женщине и заглянул ей в лицо, бормоча грубые, успокаивающие слова. Это было все равно, что успокаивать раненого воздушного поросенка. Но наглазники женщины были черными от синяков, и он сомневался, что она его услышала.
   Они быстро погрузили женщину в ожидающий аэрокар. Наконец машина отъехала от здания, и крики женщины постепенно стихли.
   Дени задержалась у импровизированного дверного проема и жадно вдохнула промозглый полярный воздух. Она посмотрела вдаль, на фиолетовые ветви лучей "звездолома" ксили, легко проходящие сквозь Звезду.
   - Будем надеяться, что эти чертовы штуки держатся подальше от города, - сказал Адда.
   Она откинула назад прядь грязных волос. - И от ваших людей, где бы они ни были... В любом случае, если лучи попадут прямо в нас, это будет несчастьем. Цель ксили, очевидно, состоит в том, чтобы разрушить сердцевину; они не стали бы тратить усилия на такое крошечное, беспомощное сооружение, как город.
   - Да. Вот и все об экспедиции Хорка в нижнюю мантию.
   - Возможно. Но, Адда, та храбрая и глупая экспедиция была единственной надеждой, которая была у каждого из нас. Я цеплялась за нее так, что это выходило за рамки разумного. - Она тонко улыбнулась. - На самом деле я все еще цепляюсь за нее. Почему нет? До тех пор, пока это помогает мне функционировать.
   Он оглядел тонкие следы аэрокаров и людей, растворяющиеся в клубящемся воздухе. Большие машины вдалеке казались силуэтами спасающихся насекомых на фоне обжигающего света ксили.
   Дени потерла подбородок. - Возможно, ты этого не понимаешь, Адда, но большинство жителей города никогда раньше не выходили за пределы Парца. Для них город всегда был самым безопасным местом в мире. Теперь, когда все вокруг них разваливается, они чувствуют себя преданными. Как ребенок, брошенный родителями. - Она заколебалась. - Мы говорим о надежде. Но, в некотором смысле, для многих худшее уже случилось.
   - Как думаешь, для нас здесь есть что-то хорошее?
   Она выглядела напряженной. - Что ж, мы выталкиваем пациентов из этого импровизированного порта так же быстро, как они прибывают - раздавленные на стадионе или обожженные и изрезанные вторжением айсберга сердцевины через средний город... Но будут ли они там в большей безопасности, чем в том, что осталось от города, я не берусь судить. - Она невесело улыбнулась. - Но, по крайней мере, мы чувствуем себя лучше, помогая им. Ты не согласен?
   Мимо них протащили еще одного пациента и посадили в ожидающую машину. Фарр был в этой последней рабочей группе, и как только пациент - ребенок без сознания - был доставлен, Фарр повернулся, чтобы вернуться в хаос палаты. Адда положил руку ему на плечо, удерживая его. Вокруг глаз мальчика были глубокие синяки; его плечи были сгорблены, а рот шевелился, как будто он что-то бормотал себе под нос.
   Адда легонько встряхнул его. - Фарр? С тобой все в порядке, парень?
   Фарр сосредоточился на старике. - Я в порядке, - сказал он высоким и тонким голосом. - Я просто немного устал, и...
   - Послушай, ты не обязан продолжать в том же духе.
   Фарр выглядел оскорбленным. - Адда, я не ребенок.
   - Я не говорю, что ты ребенок, черт возьми...
   Дени плавно встала между ними, к ней вернулось что-то от былого блеска компетентности. - Фарр, ты проделываешь замечательную работу... и мне нужно, чтобы ты продолжал это делать. Так что я согласна с Аддой; думаю, тебе следует сделать небольшой перерыв - найти что-нибудь поесть, место для отдыха.
   Фарр, казалось, был готов протестовать дальше, но Дени легонько толкнула его в грудь. - Давай. Это приказ.
   С тонкой улыбкой мальчик подчинился.
   Дени вопросительно посмотрела на Адду. - Могу сказать, что ты никогда не был родителем.
   Адда безмолвно зарычал.
   Новый аэрокар приблизился к неровному краю открывшейся стены; пять нервных поросят толкались друг о друга, ударяясь об обшивку, как надутые игрушки. Дверь машины открылась, и водитель перегнулся через нее. - Адда, - сказал Тоба Микксакс, и его широкое усталое лицо расплылось в улыбке. - Я рад, что нашел тебя. Ито сказала, что ты пытался попасть сюда с Фарром.
   - Ну, он здесь. С ним все в порядке. Он усердно работает. - Адда всегда находил круглое, плоское лицо Тобы довольно мягким и невыразительным; но теперь он мог видеть настоящую боль в наглазниках Тобы, в маленьких морщинках в уголках его рта. - Криса здесь нет. Мне жаль.
   Выражение лица Тобы почти не изменилось, но Адда увидел, как в нем погас огонек. - Нет. Я, э-э... не ожидал, что он будет здесь.
   - Да.
   Двое мужчин отвели взгляды друг от друга, на мгновение смутившись.
   - Как Ито? Где она?
   - На потолочной ферме. В том, что от нее осталось. Она нашла себе много занятий. Она мастерица, Адда, и она занялась ремонтом вместе с кули, которые остались. - Он покачал головой. - Однако все разбито вдребезги. Ты не поверишь. - В голосе Тобы слышалась горечь. - Этот последний сбой не пошел нам на пользу, Адда.
   Слова Тобы заставили его задуматься о том, что сказала Дени - что ксили были здесь, чтобы разрушить сердцевину, опустошить саму Звезду. Адда не отличался богатым воображением; он сосредоточивался на здесь и сейчас, на том, что было достижимо. Но он внезапно задался вопросом, что, если Дени Макс была права - что на этот раз ксили действительно пришли, чтобы прикончить Звезду - покончить с ними всеми?
   Он оглядел мрачное небо. Внутри себя он ожидал, что этот сбой, в конце концов, закончится - как и все другие сбои в его долгой жизни, какими бы серьезными они ни были. Но что, если на этот раз это было неправдой? В конце концов, этот сбой создавали ксили; его предыдущий опыт не был надежным руководством. Что, если ксили продолжат упорствовать до тех пор, пока сама сердцевина не вырвется из дыр в квантовом море...
   До сих пор Адда ожидал только своей собственной смерти и смерти многих других - даже тех, кто был ему близок. Но, возможно, этой новой катастрофе суждено было пойти гораздо дальше - обозначить уничтожение самой расы. Внезапно его охватило видение Звезды, очищенной от людей, от всех будущих поколений - все, ради чего Адда работал, - уничтожено, потеряло смысл.
   Тоба все еще говорил. Адда долгое время не слышал ни слова из того, что он сказал.
   Адда отстранился и глубоко вздохнул. Если миру суждено было закончиться сегодня - что ж, Адда мало что мог с этим поделать. Тем временем у него была работа.
   Дени Макс присоединилась к Адде в импровизированном дверном проеме. - Спасибо, что пришли помочь нам, гражданин.
   Тоба пожал плечами. - Мне нужно было чем-то себя занять. - Сейчас через палату проносили еще одного пациента; Тоба Микксакс смотрел мимо Адды на изуродованное тело, и его круглое лицо превратилось в мрачную маску.
   - Что ж, ты нашел занятие, - мрачно сказал Адда.
   Дени Макс коснулась его руки. - Давай, восходящий. Давай вернемся к работе.
   Вдалеке лучи звездолома, словно огромные кинжалы, продолжали пронзать мантию. Адда еще мгновение смотрел вдаль; затем, в последний раз кивнув Тобе, отвернулся.
  

* * *

  
   Когда-то Звезда казалась ей огромной. Теперь она оказалась здесь, затерянная в необъятности этого космического неба, звезд и планет, и почти с ностальгией вспомнила уютный мир мантии - с гладким фиолетовым дном квантового моря под ней, внешней коркой, как одеялом над ней, и самой мантией, похожей на огромную утробу, поддерживающую ее. Все это было уничтожено этим удивительным путешествием и видящими устройствами ур-людей.
   Она запрокинула голову и открыла глаза так широко, как только могла, пытаясь осознать все это, подавить свой благоговейный трепет и построить модель этой новой вселенной в своей голове.
   Небо вокруг них - пространство между звездами - не было абсолютно черным. Она различала намеки на структуру: облака, завитки, оттенки серого. Там, за прозрачными стенами, должен быть какой-то воздух - воздух, но не воздушность: тонкий, полупрозрачный, неоднородный, но достаточный, чтобы придать небу неуловимую форму. Это было немного похоже на беглые призрачные узоры, которые она могла видеть в темноте своих собственных наглазников, если крепко зажмуривала глаза.
   А за тонкой газовой завесой виднелись звезды, разбросанные по всему небу. Это были фонари, ясные и без мерцания; они были всех цветов и всех уровней яркости, от самой слабой искры до интенсивного, благородного пламени. И, возможно, подумала она с почти религиозным благоговением, эти огни в небе сами по себе были мирами. Может быть, на этих далеких огнях были другие формы людей, размещенные там ур-людьми для своих собственных непостижимых целей. Возможно ли это когда-нибудь узнать? - говорить с этими людьми, путешествовать туда через такие необъятные просторы?
   Она попыталась разглядеть закономерности в распределении звезд. Возможно, там был намек на кольцевую структуру - и дюжина звезд выстроилась в линию в этом уголке неба...
   Но так же быстро, как она находила такие крупицы упорядоченности в неуправляемом небе, она снова теряла их. Постепенно она пришла к пониманию истины - что порядка не было, что звезды были разбросаны по небу случайным образом.
   Впервые с тех пор, как она покинула "Летающую свинью", ее охватила паника. Дыхание со скрежетом вырывалось из горла, и она почувствовала, как расширяются капилляры по всей ее плоти, впуская больше воздуха, несущего силу.
   Почему случайность должна так расстраивать ее? Потому что, медленно осознала она, здесь не было никаких вихревых линий, ни ровного потолка корки, ни поверхности моря. Всю свою жизнь она провела в небе без границ - небе, где любой намек на неправильность был настолько необычен, что считался признаком смертельной опасности.
   Но здесь не было никаких границ, никаких обнадеживающих точек опоры для ее разума.
   - С тобой все в порядке? - голос Хорка звучал спокойнее, чем у нее, но его наглазники были широко раскрыты, а ноздри над кустом бороды раздувались, пылая, как дерево, горящее при ядерном распаде.
   - Нет. Не совсем. Не уверена, что смогу принять все это.
   - Знаю. Знаю. - Хорк поднял лицо. В свете звезд внутренняя грубость его черт, казалось, растаяла, оставив спокойное, почти элегическое выражение. Он махнул рукой в небо. - Посмотри на звезды. Посмотри, как меняется их яркость... Но что, если это изменение - иллюзия? Ты думала об этом? Что, если все звезды примерно такие же яркие, как одна или другая?
   Ее разум, как обычно, медленно следовал за его логикой. Если бы все звезды имели одинаковую внутреннюю яркость, то некоторые из них должны были бы находиться дальше. Гораздо дальше.
   Она вздохнула. Нет, черт возьми. Она об этом не подумала.
   Почему-то она представляла звездную ур-вселенную как оболочку вокруг себя - как внешнюю корку, хотя и гораздо дальше. Но это было не так; ее окружало бескрайнее небо, по которому звезды - сами по себе миры - были разбросаны, как яйца паука.
   Вселенная раздулась вокруг нее, превратив ее в бессмысленную пылинку, искру осознания. Это было угнетающе, за гранью ее воображения; она вскрикнула, закрыв лицо руками.
   Хорк казался смущенным. - Успокойся.
   Сквозь благоговейный трепет пробивалось раздражение. - О, конечно. И ты, я полагаю, совершенно спокоен. Извини, что ставлю тебя в неловкое положение...
   - Дай мне передохнуть.
   Она отвернулась от него, стараясь успокоиться. - Хотела бы я знать, каков надлежащий ответ на все это - быть здесь, в этом древнем месте, видеть глазами ур-людей...
   - Ну, не совсем, - мягко сказал Хорк. - Помни, что вокруг нас все еще есть стены, которые, должно быть, каким-то образом помогают нам видеть. Ур-люди видели вещи не так, как мы. Спроси Мууба об этом, когда мы вернемся... Мы "видим" с помощью звуковых волн, которые передаются по воздуху. - Он махнул рукой. - Но за пределами этого маленького пузырька воздуха нет. На самом деле, люди-земляне жили не в нашем воздухе. И они "видели", фокусируя пучки фотонов, которые...
   Она сморщила нос. - Они могли чувствовать запах звезд?
   - Конечно, нет, - отрезал он. - В воздухе фотоны могут распространяться очень медленно, рассеиваясь. Поэтому мы используем их для обоняния. И мы "слышим" колебания температуры.
   - В пустом пространстве все по-другому. Фононы вообще не могут перемещаться - поэтому мы были бы слепы. Но фотоны движутся невероятно быстро. Таким образом, ур-люди могли "видеть" фотоны... В любом случае, это теория Мууба.
   - Тогда как они слышали? Или обоняли, или пробовали на вкус?
   Он нетерпеливо зарычал. - Откуда, черт возьми, мне знать? В любом случае, я думаю, что эта третья камера предназначена для того, чтобы позволить нам увидеть Вселенную так, как это делали ур-люди. - Он задумчиво потер подбородок. - И на консоли со стрелками еще осталась настройка, четвертая... Мы еще не закончили с нашими способами видения.
   Она забыла об этой последней настройке. Какая-то ее часть, спрятанная глубоко внутри, дрогнула еще немного.
   Поворачиваясь в воздухе, она огляделась, все еще выискивая закономерности. Небо не было равномерно темным, поняла она; неуловимый газ из серого превратился в темно-малиновое свечение в дальнем конце помещения. - Давай. Я думаю, что за камерой с червоточиной есть что-то еще...
   Все еще держась за руки, они прошли мимо кресла управления и обогнули затемненный тетраэдр, в котором находились портал червоточины и "Свинья". Через открытую дверь Дюра мельком увидела их корабль; его грубо обтесанные деревянные стены, полосы из вещества сердцевины, медленно просачивающийся запах пердежа воздушных свиней - все это казалось невыносимо примитивным в этом зале чудес ур-людей.
   Сияние неба усиливалось по мере того, как они приближались к его источнику. Наконец сияние заглушило звезды. Дюра почувствовала, что отстраняется, уклоняясь от новых откровений. Но Хорк сжал ее пальцы в крепкой, удушающей хватке и подтолкнул ее вперед. - Давай, - мрачно сказал он. - Не подводи меня сейчас. - В центре сияющего неба была одинокая звезда: крошечная, яркая и желто-красная, ярче любой другой на небе. Но эта звезда не была изолирована в космосе. Звезду окружало кольцо из какого-то светящегося газа, и - что еще более удивительно - огромный шар света висел рядом со свирепой маленькой звездой. Шар сам по себе был похож на звезду, но уменьшенный, раздутый, его внешние слои были настолько размыты, что почти сливались со всепроникающим газовым облаком. Щупальца серого света змеились от звезды-шара и уходили далеко в газовое кольцо.
   Это было похоже на огромную скульптуру из газа и света, подумала Дюра. Она была ошеломлена зрелищем и в то же время очарована его пропорциями, масштабом, глубиной оттенков и цвета.
   Она видела газовое кольцо вокруг звезды с края... на самом деле, она постепенно осознала, что конструкция ур-людей вокруг нее на самом деле находилась внутри тела кольца. И она могла видеть за центральной звездой дальнюю сторону газового кольца; расстояние превращало дальний конец кольца в линию света, на которую была нанизана маленькая звездочка, похожая на кулон.
   Она могла видеть турбулентность в кольце, огромные ячейки, достаточно большие, чтобы поглотить тысячу колоний землян. Ячейки вспыхивали и сливались, изменяясь на ее глазах, несмотря на их немыслимый масштаб. И, казалось, вокруг звезды происходило движение, горсть искр вонзалась в ее каркас...
   - Значит, это правда, - выдохнул Хорк.
   - Что?
   - Что мы больше не внутри Звезды. Что нас перенесли через червоточину на планету за ее пределами. - Кольцевой свет заливал его лицо, отбрасывая сложные блики на бороду. - Разве ты не видишь? Это наша звезда - Звезда - и, как и было указано на карте, мы находимся на планете, вращающейся вокруг Звезды. Но на карте не было показано кольцо. - Он повернулся к ней с волнением в глазах. Она поняла, что это было волнение от понимания, от собирания кусочков головоломки. - Итак, теперь мы знаем, как устроена система нашей Звезды. - Он изобразил руками. - Вот Звезда, в центре всего этого. Газовое кольцо окружает ее, вот так. Планета, должно быть, дрейфует внутри кольца. А над всем этим у нас висит нечто в виде шара, тускло светящееся и истекающее газом.
   Дюра уставилась на свою Звезду. Она была маленькой и убогой, подумала она, разочаровывающей по сравнению с великолепными фонарями, которые сверкали в других частях неба. И все же это был дом; она почувствовала странное смятение, укол грусти, потери. - Наш мир так ограничен, - медленно произнесла она. - Откуда мы могли знать, что за пределами наружной корки столько чудес, необъятности, красоты...
   - Ты знаешь, я думаю, что у этой большой газовой сферы есть собственное свечение. Я имею в виду, что она отражает не только звездный свет.
   Шар был похож на огромную подвеску на кольце, совершенно затмевая саму Звезду. Хорк, похоже, был прав; интенсивность его серо-желтого свечения увеличивалась к неровному центру. И на самом деле это была не сфера, медленно осознала она; возможно, когда-то так оно и было, но теперь она вытянулась в форме капли, с тонким кончиком, прикрепленным к кольцу пуповиной из светящегося газа. Внешние слои звездного шара были туманными, неспокойными; Дюра могла видеть сквозь них темноту космоса.
   - Это как сама звезда. Но...
   - Но это выглядит неправильно. - Дюра поискала подходящее слово. - Это кажется... нездоровым.
   - Да, - согласился он. - Это выглядит так, как будто из большой звезды вытягивают вещество и помещают в кольцо. - Он задумчиво взглянул на Дюру. - Возможно, Звезда каким-то образом извлекает плоть из большой звезды, чтобы создать кольцо. Возможно, планета, на которой мы находимся, построена из материала кольца.
   Она вздрогнула. - Ты говоришь о Звезде как о живом существе. Как о глазной пиявке.
   - Звездная пиявка. Что ж, возможно, это самое хорошее объяснение, какое мы когда-либо получим... - Он улыбнулся ей, его лицо было призрачным в свете кольца. - Давай. Я хочу попробовать последнюю настройку стрелки.
   - О, Хорк... У тебя есть хоть какая-то способность испытывать благоговейный трепет?
   - Нет. - Его улыбка стала шире сквозь бороду. - Думаю, это свойство выживания. Я называю это ментальной стойкостью. - Он повел ее обратно по внутренней комнате-порталу и лукаво посмотрел на нее. - Итак, мы увидели звезды. Важное событие. Что осталось?
   - Поверни стрелку и узнай.
   Он так и сделал.
   Вселенная - из звезд и звездного света - взорвалась.
   Дюра закричала.
  

26

  
   Звезды - все, кроме Звезды - исчезли, забрав с собой весь свет с неба. Звезда, с ее кольцом и огромным, истекающим кровью спутником, висела в пустом небе...
   Нет, поняла она, это было не совсем так. Небо опоясывал бант - разноцветная лента, тонкая и совершенная, которая обвивала среду обитания ур-людей - и, как она увидела, проходила позади самой Звезды.
   Это была лента, которая опоясывала Вселенную, и в ней содержался весь звездный свет.
   Хорк возвышался перед ней, звездный луч добавлял бликов к серому освещению его лица. - Ну? - раздраженно спросил он. - Что теперь?
   Она потерла лоб. - Каждая настройка этого устройства показывала нам больше того, что нас окружает - больше Вселенной. Это как если бы с наших глаз снимали последовательные слои, завесы.
   - Верно. - Он поднял глаза на звездную ленту. - Так это, должно быть, правда? Последняя постановка, которая снимает все завесы? - Он покачал головой. - Но что это значит?
   - Небо, которое мы видели раньше - звезды, разбросанные по небу - было для нас странным... даже удивительным. Но это выглядело естественно. Звезды были такими же, как наша Звезда, только гораздо дальше.
   - Да, в то время как это кажется искаженным. И как получилось, что мы все еще можем видеть нашу Звезду? Почему ее свет тоже не размазан в этом абсурдном кольце?
   Размазанный звездный свет... Да. Мне это нравится. Хорошо, это очень проницательно...
   Дюра крутанулась в воздухе, пытаясь подавить крик. Голос, сухой и мягкий, исходивший из пустоты огромной комнаты позади нее, был совершенно ужасающим.
   - Карен Макрей, - сказал Хорк, его голос был полон враждебности.
   Набросок плеч и головы, выполненный из бледных цветных кубиков света, висел в воздухе на расстоянии вытянутой руки от них. Четкость изображения была хуже, чем в мантии - цвета размыты, движущиеся световые кубы больше. Карен Макрей открыла глаза, и снова Дюра испытала отвращение при виде мясистых шариков, уютно устроившихся в чашечках.
   Хорк был прав; каким-то образом Карен Макрей проделала с ними весь путь из глубин Звезды в это отдаленное, суровое место в куске вещества сердцевины, прикрепленном к борту "Свиньи".
   - Звездный свет размыт; да. И очень важно, чтобы вы понимали, почему он размыт, что с вами происходит. Стены этого места - не окна; у них есть вычислительная мощность - они фактически полуразумны, на самом деле - способны устранять доплеровские искажения...
   Хорк зарычал и махнул вперед. - Говори прямо, черт бы тебя побрал.
   Размытая голова медленно повернулась. - Доплеровское искажение. Синее смещение. Вы - мы - невероятно быстро перемещаемся в пространстве. Почти так же быстро, как сам свет. Вы видите? И так далее...
   - И таким образом, мы опережаем звездный свет, - сказал Хорк. - ...Думаю, я понимаю. Но почему мы все еще видим саму Звезду и ее систему колец с гигантским компаньоном?
   Колонистка, казалось, уходила в свою собственную наполовину сформировавшуюся голову; мясистые штуковины в ее наглазниках скользили вокруг, как независимые животные.
   Дюра изо всех сил пыталась ответить Хорку. - Потому что Звезда путешествует с нами. И именно поэтому мы все еще можем видеть ее свет. - Она с сомнением посмотрела на него. - В этом есть смысл?
   Хорк зарычал. - Эта колонистка и ее болтовня о загадках... Все в порядке. Давай предположим, что ты права. В конце концов, у нас нет лучшего объяснения. Давай предположим, что мы и Звезда путешествуем в пространстве со скоростью света. Почему? Откуда мы пришли? И куда мы направляемся?
   Ответа от Карен Макрей не последовало. Световые кубики ползали по ее лицу, как пиявки.
   Хорк и Дюра уставились друг на друга, как будто искали ответы на раздраженных лицах друг друга.
   Они еще раз огляделись, пытаясь разобраться в искаженном небе. Дюра чувствовала себя маленькой, хрупкой, беспомощной в этом ансамбле несущихся миров. В размытом свете вокруг них была симметрия, и после некоторого спора они решили, что пункт их отправления и назначения должен находиться на полюсах воображаемого шара вокруг них, шара, экватор которого был отмечен звездным лучом.
   Хорк потянулся к устройству со стрелками. - Хорошо. Тогда давай посмотрим, сможем ли мы увидеть, что там лежит... - Он установил указатель в предпоследнее положение.
   Звезды покинули разрушающуюся звездную арку и вернулись в свои разбросанные по небу дома.
   Хорк махнул в сторону одного из воображаемых полюсов, вглядываясь в космос сквозь массивные облачные устройства ур-людей. Для Дюры, которая оставалась ближе к Карен Макрей, он выглядел игрушкой, пятнышком, плавающим на фоне расплывчатых необъятностей ур-людей.
   - Здесь ничего нет, - сказал он наконец разочарованно. - Просто безымянное скопление звезд.
   - Тогда это, должно быть, в другом конце зала. Другой полюс. Двинемся.
   Она подождала, пока он вернется. Затем, взявшись за руки, они поплыли в направлении полета Звезды.
   ...И там, на полюсе неба, было что-то: что-то на фоне звезд, что-то огромное - хотя и уменьшенное расстоянием - и четко очерченное.
   Карен Макрей что-то говорила. Шелестящие слова эхом разносились по огромной тишине зала.
   Дюра и Хорк поспешили назад и прижались лицами к помутневшим губам колонистки. - Что это? - потребовала Дюра почти в отчаянии. - Ты не попробуешь еще раз? Что ты нам говоришь?
   ...Кольцо. Вы видите это? У меня здесь так мало вычислительной мощности... сложно... кольцо...
   Дюра отвернулась и посмотрела на артефакт; и страх, порожденный детскими сказками, старыми, искаженными легендами, нахлынул на нее.
  

* * *

  
   Машина отъехала.
   Адда ухватился за импровизированный дверной косяк палаты и втянул воздух в легкие. Он оглядел небо. Панорама, теперь мрачная и темно-желтая, становилась все меньше и меньше похожей на безопасный, упорядоченный ландшафт пространства мантии, в котором он состарился: вихревые линии были прерывистыми фрагментами вращающихся петель, пытающихся перестроиться, а лучи звездолома продолжали неестественно вертикально рассекать воздух и проникать в сердцевину.
   Каким бы усталым он ни был, что-то шевельнулось на краю его сознания. Казалось, стало темнее, чем раньше. Почему так должно быть? Он вытолкнул себя из палаты и устало махнул рукой в небо. Позади него обшивка представляла собой бесконечную деревянную стену, которая закрывала половину неба. Она была ограничена огромными анкерными лентами и испещрена сотнями грубых порезов; замедляющаяся струйка машин и людей все еще стекала с раскрытых стен и рассеивалась в пустоте воздуха. Обшивка была темной, пугающей...
   Слишком темной. Вот и все.
   Адда подгреб еще немного и покрутил головой, разглядывая якорные ленты вещества сердцевины. Огромные обручи были похожи на серую клетку на деревянном фасаде города - но они были тусклыми, безжизненными там, где чуть раньше потрескивали голубым электронным газом.
   Свечение газа исчезло.
   Итак, динамомашины, огромные легкие города, работающие на дровах, наконец-то остановились. Возможно, они были покинуты своими служителями; или, может быть, какая-то существенная часть городской инфраструктуры вышла из строя из-за напряжения, вызванного необходимостью удерживать город от изменчивого магполя.
   Это едва ли имело значение.
   Раздался резкий взрыв. Град осколков разлетелся веером от основания города, на стыке хребта и главной жилой части. Осколки улетели сквозь потоки сточных вод, все еще падающих с основания Парца.
   Возможно, осталось не больше нескольких ударов сердца.
   Адда решительно махнул рукой в сторону импровизированного больничного входа и нырнул в толпу спеленутых пациентов, страдающего персонала и волонтеров. Он нашел Фарра, помогающего Дени Макс накладывать повязки пациенту. Он грубо схватил Фарра и Дени за руки; он оттащил их от лежащего без сознания пациента к выходу.
   - Мы должны выбираться отсюда.
   Дени уставилась на него, темно-желтый воздушный свет прорисовывал тени на ее лице. - Что это? Я не понимаю.
   - Якорные ленты потеряли мощность, - прошипел Адда. - Они не могут поддерживать город здесь, над полюсом. Город будет дрейфовать - подвергнется сильному стрессу... Мы должны убираться отсюда. Город никогда этого не выдержит...
   Фарр оглянулся на пациентов и помощников. - Но мы еще не закончили.
   - Фарр, - сказал Адда со всей убедительностью, на которую был способен, - все кончено. Ты проделал замечательную работу, но больше ты ничего не можешь сделать. Как только проявятся последствия сбоя в работе лент, мы все равно не сможем завершить эвакуацию.
   Дени Макс пристально посмотрела ему в лицо, плотно сжав губы. - Я не уйду.
   Адда почувствовал, как его старое сердце, покрытое шрамами, снова разбилось.
   - Но ты умрешь, - сказал он, услышав мольбу в своем голосе. - Эти несчастные люди все равно никогда не смогут выжить. В этом нет смысла...
   Она вырвала свою руку из его хватки. Она оглянулась на палату, как будто все это было простым отвлечением от ее работы.
   Когда он положил руку на грубый дверной косяк, то почувствовал глубокую, сотрясающую вибрацию, исходящую от самых костей города, и дрожь турбулентности пробежала по обнаженной коже его рук и шеи.
   Может быть, было уже слишком поздно. Он протиснулся через импровизированный дверной проем на свежий воздух.
   Он оглянулся на палату. Дени Макс с застывшим лицом пробиралась обратно в хаос пациентов и помощников. Она уже проигнорировала его предупреждение. Забыла, наверное. Но Фарр все еще стоял у двери; он оглянулся на палату, явно растерявшись.
   Что ж, Дени была потеряна, но не Фарр. Еще нет.
   Адда схватил Фарра за волосы и, собрав все оставшиеся у него силы, вытащил мальчика задом наперед из больницы и подбросил его в воздух. Фарр остановился в пустом воздухе, борясь; он был похож на какое-то застрявшее насекомое, казавшееся карликом на фоне огромного, израненного лица города. Он впился взглядом в Адду. - Ты не имел права так поступать.
   - Знаю. Знаю. Тебе придется просто возненавидеть меня, Фарр. А теперь греби, черт бы тебя побрал; греби так сильно, как ты никогда в жизни не делал!
   С севера шло зарево, глубокое, зловещее красное свечение, разлившееся по всему небу. Это был свет, которого Адда никогда раньше не видел. Он пропитал мантию темнотой, в которой лучи звездолома ксили светились, как раскаленные бревна.
   Из недр города вырвался еще один вопль рвущегося дерева и разваливающегося вещества сердцевины. Обшивка покрылась рябью; волны высотой, возможно, в микрон распространились по ее поверхности, и древесина раскололась крошечными взрывами.
   Адда опустил голову и ударил ногой по бурлящему воздуху, отмахиваясь от Парца изо всех сил.
  

* * *

  
   Расстояние превратило кольцо в сверкающий драгоценный камень, прекрасный и хрупкий.
   - Я верила большей части этого, - медленно произнесла Дюра, - большинству историй, которые рассказывал мне мой отец... Но не думаю, что когда-либо до конца верила в само Кольцо.
   Кольцо Болдера, величайшее инженерное сооружение во Вселенной. Настолько массивное - вращающееся так быстро - что оно проделало дыру в самом космосе.
   - Кольцо - это дверь во вселенную, способ для ксили сбежать от своего неизвестного врага, - сказала она Хорку.
   Его кулаки сжались; на фоне огромного неба вокруг него его воинственность выглядела абсурдной. - Я знаю ваши легенды. Но что за враг? - Он придвинулся вплотную к Карен Макрей и ударил кулаком в облако толкающихся кубиков, из которых состояло ее лицо. Его рука прошла насквозь, по-видимому, не задетая. - Какой враг, черт бы тебя побрал?
   Карен Макрей медленно начала говорить, шарики в ее наглазниках поблескивали. Она говорила нерешительно, отрывками.
  

* * *

  
   Звезда возникла в галактике, диске из ста миллиардов звезд. На самом деле она была древней, остывающим остатком гигантского взрыва, который уничтожил большую часть массы огромной звезды и опустошил серого компаньона, который все еще сопровождал ее. Со временем Звезда извлекла материал из компаньона, связав газ в планеты.
   Затем появились ур-люди.
   Они загрузили колонистов - свои отображения - в сердцевину; и колонисты построили первых людей Звезды.
   В течение пяти столетий колонисты и звездные люди работали вместе. На северном полюсе Звезды были построены огромные двигатели - разрывающие двигатели, как называла их Карен. Команды людей Звезды управляли мощными устройствами под руководством колонистов.
   Глаза Хорка сузились. - Ах, - выдохнул он. - Значит, мы действительно нужны им, этим колонистам. Мы - руки, сильные руки, которые построили мир...
   Разрывающие двигатели выбросили Звезду с места ее рождения. Она вылетела из своей галактики и свободно поплыла по космосу.
   Кольцо находилось близко к родной галактике Звезды - так близко, что свету потребовалось бы не более десяти тысяч лет, чтобы пересечь пустоту и добраться до Кольца, сказала Карен Макрей; так близко, что огромная масса Кольца уже искажала структуру галактики, растягивая ее на части. Звезда - со своим спутником, планетами, газовым кольцом и драгоценным грузом жизни - падала через космос к Кольцу, светясь в темноте, как горящий факел.
   Внутри Звезды прошло столетие. Тысячи лет пролетели во Вселенной за пределами наружной корки. (Дюра ничего не могла с этим поделать.)
   Кольцо приближалось.
   Колонисты испугались. Люди Звезды испугались.
   - Почему? - потребовала ответа Дюра. - Почему они должны бояться Кольца? Что произойдет, когда мы достигнем его?
   Колонисты отступили в сердцевину. Они построили там для себя чудесный виртуальный мир - нереальные Земли... И они верили, что там они будут в безопасности, что они смогут пережить любую катастрофу, которая может обрушиться на Звезду.
   Людей Звезды оставили в мантии, как брошенных детей. У них были свои червоточины и другие устройства, но без руководства родителей-колонистов эти устройства были похожи на множество безвкусных игрушек.
   Негодование росло, вытесняя страх. Люди Звезды решили, что последуют за колонистами в их убежище в сердцевине, если смогут, а если нет, то заставят самодовольных колонистов бояться так же сильно, как и их самих.
   Интерфейсы червоточин были сорваны со своих мест крепления в мантии и сброшены вниз, в сердцевину. Армии с мрачными лицами прорывались через червоточины на импровизированных кораблях. Технологии, которые когда-то создавали разрывающие двигатели, были использованы пиратами для создания страшного оружия.
   - Войны сердцевины, - медленно произнес Хорк. - Значит, они действительно произошли.
   Гнев Хорка был сильным; как будто, подумала Дюра, огромная несправедливость заброшенности произошла только вчера, а не несколько поколений назад.
   Колонисты, какими бы призрачными они ни были в сердцевине, тем не менее сохранили огромную материальную мощь. Война была короткой.
   Энергия отказала; оружие взорвалось или растворилось, убив своих операторов. Интерфейсы были втянуты в сердцевину или пришли в негодность, соединяющие их туннели-червоточины разрушились. Когда-то мантия поддерживала единое сообщество людей Звезды, объединенных сетью червоточин. За несколько мгновений эта общезвездная культура рухнула.
   Люди, голые, беззащитные, падали в воздух.
   В Звезде воцарилась ужасающая тишина.
   Когда война закончилась, колонисты отступили в сердцевину и приготовились к вечной жизни.
  

* * *

  
   Хорк стукнул кулаком по ладони. - Ублюдки. Трусливые ублюдки. Они бросили нас, обрекая поколения на страдания. Болезни, недуги, сбои. Но мы показали им. Мы построили Парц-Сити, не так ли? Мы выжили. И теперь, спустя пять столетий после того, как нас бросили, мы снова нужны им...
   Дюра не могла отвести глаз от Кольца. Над огромным сооружением мерцали огни, беззвучно танцуя. - Что происходит с Кольцом? Я не понимаю.
   Хорк фыркнул. - Разве это не очевидно? Кольцо атаковано. Это война, Дюра; кто-то нападает на ксили.
   Он указал на неуместно тонкие световые узоры. - И было бы слишком большим совпадением, если бы мы прибыли сюда, на борт этой Звезды, как раз в тот момент, когда идет первая битва. Дюра, эта война - нападения на Кольцо - должно быть, продолжалась долгое время. - Он потер подбородок. - Возможно, поколения; столетия войн...
   Она почувствовала, как пульс забился у нее в горле. - Люди? Это корабли ур-людей? - Она уставилась на картину, заставляя себя видеть более четко, выискивая огромные корабли этих призрачных гигантов.
   Битва разворачивалась медленно, прямо у нее на глазах. Некоторые из сверкающих кораблей исчезли, очевидно, уничтоженные защитниками ксили. Другие, как она видела, провалились сквозь Кольцо; и если старые истории были верны, эти корабли теперь затерялись в разных вселенных. Она задавалась вопросом, выживут ли экипажи этих кораблей... и если выживут, то какие странные истории им придется рассказать.
   - О, да, - мрачно сказал Хорк. - Да, нападающие - люди. Во всяком случае, ур-люди.
   - Как ты можешь быть так уверен?
   - Потому что Звезда направляется прямо к Кольцу. Разве ты еще не видишь этого, Дюра? Звезда нацелена на Кольцо. Мы собираемся столкнуться с ним...
  

* * *

  
   Дюра уставилась на далекий мерцающий огонь битвы. Был ли Хорк прав? - Не знаю, насколько велико Кольцо. Возможно, оно больше Звезды; возможно, оно выживет. Но, несомненно, Звезда будет уничтожена.
   Хорк прижал кулаки к груди. - Неудивительно, что ксили атаковали Звезду; они пытаются уничтожить ее до того, как она доберется до Кольца. Дюра, Звезда была запущена по этой траектории, прямо на артефакт ксили, в виде ракеты. - Его тон стал тихим, почти благоговейным. Дюра посмотрел на него с любопытством; его глаза были прикованы к изображениям далекой битвы, очевидно, как у зачарованного.
   Она задавалась вопросом, был ли он все еще в здравом уме. Эта мысль встревожила ее.
   Так вот почему мы здесь, подумала она. В этом цель всего проекта. Колонисты, создание людей Звезды ... В этом смысл, цель моей расы. Моя жизнь.
   Мы - производное расходного оружия, обслуживающего огромную войну, находящуюся за пределами нашего понимания.
   И когда Звезда уничтожит себя в битве с Кольцом - или будет уничтожена первой, звездоломами ксили - тогда они все умрут вместе с ней, их цель будет достигнута.
   Нет.
   Это слово прозвучало как крик в суматохе ее разума. Она должна была что-то сделать.
   Не позволяя себе думать о последствиях, она быстро махнула через зал в сторону плавающего кресла управления.
   - Что ты делаешь? Дюра, мы ничего не можем здесь сделать. Мы во власти огромных сил; сил, которые мы едва понимаем. И...
   Она заняла свое место на сиденье. Призрачное сиденье ур-человека вокруг нее повернулось, задрожав в ответ на ее прикосновение. Она взялась за двойные ручки, прикрепленные к подлокотникам сиденья.
   В воздухе возник шар, толстый и угрюмо-красный; его поверхность покрывала аккуратная сетка, выложенная наподобие якорных полос вокруг Парц-Сити.
   Дюра, пораженная этим внезапным появлением, потеряла самообладание; она закричала.
   Хорк рассмеялся над ней. Его голос, высокий и пронзительный, выдавал его собственное напряжение. - Черт возьми, Дюра, ты только что стала свидетелем битвы, масштаб которой превосходит нашу способность постичь. Ты узнала, что наш мир обречен. И все же тебя пугает такой простой фокус!
   - Но что это?
   В поперечнике глобус был примерно в рост человека; он завис прямо перед сиденьем. - Разве это не очевидно? - рявкнул Хорк. - Убери руки с рычагов. - Она так и сделала; шар продержался несколько секунд, затем неуклюже сдулся и, наконец, исчез. - Это вспомогательное средство, - оживленно сказал Хорк. - Как... - Он неопределенно махнул рукой. - Как окно в аэрокаре. Помощь пилоту.
   Она попыталась сосредоточиться на этой новой головоломке. Она посмотрела через зал на Звезду, это хмурое желто-красное пятнышко в центре огромного скопления газа и света. - Но этот шар выглядел как сама Звезда.
   Хорк рассмеялся, в его голосе все еще слышались пронзительные нотки; его наглазники расширились от волнения. - Конечно, же! Разве ты не видишь? Дюра, человек предназначен для управления Звездой с помощью этих замечательных рычагов...
   - Но это абсурд, - запротестовала она. - Как можно управлять Звездой - целым миром - как одним из ваших аэрокаров?
   - Но, моя дорогая, кто-то уже сделал это. Звезда была запущена на Кольцо с сознательным намерением. То, что мы нашли устройство для этого, вряд ли удивительно. А это карта-звезда, которая поможет тебе управлять миром...
   Она снова взялась за ручки, и шар-глобус возник снова, широкий, изящный и зловещий. Она собрала все свое рассеянное мужество. - Хорк, мы не можем позволить, чтобы наш мир был разрушен.
   Он придвинулся к ней ближе. Его наглазники были широкими и пустыми, дыхание поверхностным. Он казался огромным. Его руки были отведены от тела. Она крепче сжала пальцы на ручках кресла, наблюдая, почти ожидая, что он бросится на нее.
   - Дюра, встань с кресла. Тысячу лет наша Звезда пересекала космос. У нас есть долг, который мы должны выполнить, есть предназначение.
   Она покачала головой. - Ты потерял себя в этом, Хорк. В очаровании всего этого... Это не наша битва.
   Он хмуро посмотрел на нее, его бородатое лицо превратилось в свирепую маску. - Если бы не битва, нас бы даже не существовало. Поколения людей жили, умирали и страдали ради этого момента. Это цель нашей расы, ее апофеоз! Я вижу это сейчас... Как такой человек, как ты, может взять судьбу мира в свои руки?
   - Но я не могу - принять - это. Я должна что-то предпринять. Мы должны попытаться спастись сами.
   Сомнение - своего рода тоска - отразилось на широком лице Хорка. - Тогда подумай вот о чем. Предположим, мы правы. Предположим, наш мир действительно является ракетой, нацеленной на ксили. Тогда - если действительно возможно прицелиться в Звезду с помощью этого устройства - почему устройство здесь?
   Она боялась его - не только физически, но и этой новой, неожиданной стороны его характера, этого фанатизма самосожжения.
   - Подумай, - потребовал он. - Если бы ты была конструктором, обычным человеком, который спланировал эту фантастическую миссию, что бы ты хотела, чтобы человек, сидящий в этом кресле, сделал сейчас, в кульминационный момент проекта?
   Она заколебалась, размышляя. - Это предназначено для уточнения траектории. Чтобы еще точнее направить Звезду к ее цели.
   Он широко развел руками. - Верно. Возможно, здесь есть бездействующие устройства, сообщения, инструктирующие нас - или того, кто должен был здесь находиться, - как именно это сделать. А что, если мы этого не сделаем, Дюра? Что, если мы не выполним нашу миссию? Возможно, сами ур-люди вмешаются, чтобы наказать наше высокомерие.
   Ее ладони были скользкими от пота; его слова были как бы выражением внутреннего конфликта. Кем она была, чтобы решать судьбу мира, поколений?
   Она вспомнила свою жизнь, необычную, разворачивающуюся последовательность событий, которые привели ее к этому моменту. Однажды, не очень большую часть своей жизни назад, она дрейфовала в мантии, отдаваясь на милость мельчайшего случайного сбоя вместе с остальными человеческими существами племени. Этап за этапом, по мере того как события уводили ее так далеко от дома, ее понимание мантии, Звезды и роли человечества раскрывалось, подобно слоям восприятия, постепенно открывающимся благодаря видящим стенам этой конструкции ур-людей.
   И теперь она была здесь, обладая большей властью над событиями, чем кто-либо из людей со времен войн сердцевины. У нее кружилась голова, это чувство она помнила по своим первым полетам со своим отцом к окраинам коркового леса, когда была маленькой девочкой.
   Ее сознание, казалось, взорвалось. Она начала осознавать свое тело - широкие, растянутые поры на коже, напряжение в мышцах, нож, все еще засунутый за потертую веревку, туго обмотанную вокруг талии. Она посмотрела в широко раскрытые, вытаращенные глаза Хорка. Она увидела в нем безрассудство, возбуждение, опьянение, грани безумия. Хорк, ошеломленный путешествием, царством ур-людей, колонистов и звезд, забыл, кто он такой. Она - нет. Она знала, кто она такая: Дюра, человеческое существо, дочь Лога - не больше и не меньше. И в этот момент она была не более, не менее квалифицирована, чтобы говорить от имени народов Звезды, чем кто-либо другой. И именно поэтому именно ей придется действовать сейчас.
   Ее неуверенность переросла в решимость. - Хорк, меня не волнуют цели этих чертовых людей-монстров из прошлого. Все, что меня волнует, это мой народ - Фарр, моя семья, остальные человеческие существа. Я не стану жертвовать ими ради какого-то древнего конфликта; по крайней мере, пока у меня есть хоть какая-то надежда что-то изменить.
   Широкий, искаженный рот Карен Макрей снова открылся; когда она заговорила, Дюра, отвлекшись на детали, заметила, что губы Карен не совсем синхронно произносят ее шелестящие слова.
   Время в нашем виртуальном мире тянется долго. Но, тем не менее, оно подходит к концу. Сбои повредили нам. Некоторые уже потеряли связность.
   Остановите полет. Мы обнаруживаем, что не хотим умирать.
   Дюра закрыла глаза и вздрогнула. Колонисты больше не могли действовать. И вот они привели людей Звезды - они привели ее - в это место, чтобы спасти свой мир.
   Когда она посмотрела на Хорка, он ухмылялся, запрокинув голову, как какое-то животное. - Очень хорошо, восходящая. Кажется, я в меньшинстве, и не в первый раз - хотя обычно это меня не останавливает. Мы тоже люди, каково бы ни было наше происхождение, и мы должны действовать, а не смиренно умирать, как пешки в чужой войне! - Он крикнул: - Сделай это!
   Она вскрикнула; она чувствовала себя отстраненной, оцепеневшей. Она изо всех сил нажала на рычаги.
   Багровое пламя вырвалось из основания звезды-карты.
  

27

  
   Голубой свет ксили озарил воздух. Фрагменты разрушенных вихревых линий закружились вокруг Адды. Он яростно размахивал руками, извиваясь в воздухе, чтобы избежать их смертоносного прикосновения, не обращая внимания на боль в спине и ногах. Но даже плавание было ненадежным; сила и направление магполя менялись почти причудливо, и он должен был постоянно помнить о его новой ориентации, о том, в какую сторону его взмахи приведут его среди опаснейших вихревых фрагментов.
   Он выплыл на более чистый участок воздуха. Он изогнулся, его бедра и поясница протестовали, и махнул рукой, приказывая себе остановиться. Он оглянулся на город, находившийся теперь примерно в тысяче человеческих ростов. Огромный деревянный каркас заметно накренился, навалившись на магполе, которое больше не поддерживало его. Его обшивка все еще была ульем активности, с выбитыми панелями и беспорядочной эвакуацией; Адде это напомнило о разложении, о роях насекомых, ковыряющихся в умирающем лице.
   Фарра нигде не было видно.
   Адда оглянулся на верхнюю часть здания, где располагалась больница. Он мог видеть движение внутри расширяющейся раны на коже, но самого Фарра разглядеть не мог. Черт, черт... Он не должен был отпускать мальчика; он должен был физически оттащить его подальше от города, от чертовой больницы, пока либо у него не кончатся силы, либо город все равно не развалится на части.
   Он старик, черт возьми. С него было достаточно; он увидел достаточно. Теперь все, чего он хотел, - это отдохнуть.
   Что ж, похоже, ему еще предстояло поработать. Покачав головой, он приподнялся в воздухе и замахал руками в сторону стонущего города.
   В больнице общего блага пациентов продолжали доставлять к выходу. Еще один глухой взрыв прозвучал где-то в недрах города, но - к изумлению Адды - работающие волонтеры едва подняли головы. Ему хотелось накричать на них, надавать пощечин, заставить этих храбрых, глупых людей принять реальность того, что происходило вокруг них.
   Возвращающихся обратно машин сейчас не было. Но, тем не менее, доброволец подтащил беспомощный сверток - возраст и пол не установлены - к пробитой обшивке. Доброволец выбрался вслед за пациентом, ухватился за повязку обеими руками и, плывя назад, потащил пациента прочь от разрушающегося города. Добровольцем был обнаженный молодой человек, его кожа была разрисована сложными завитушками. Очевидно, это был один из акробатов, которые должны были сегодня участвовать в представлении великих игр; вместо этого он был здесь, его тело было измазано краской и заляпано гноем, он вытаскивал полумертвого пациента из умирающего города. Адда вглядывался в лицо мальчика, пытаясь понять, что должен чувствовать акробат при таком крушении своей жизни, своих надежд; но он прочел только усталость, тупое непонимание, решимость.
   - Адда!
   Это был голос Фарра. Адда вгляделся в полумрак палаты, моргая, чтобы очистить свой единственный действующий наглазник.
   - Адда, ты должен мне помочь...
   Там. Фарр был ближе к задней части палаты; он нависал над другим пациентом, массивной неподвижной фигурой, завернутой в кокон. Мальчик все еще казался невредимым, с облегчением заметил Адда.
   Он проталкивался через головы толпы.
   Пациент был скрыт в коконе, и виднелось лишь немного плоти: огромный, смятый кулак, участок плеча или груди размером с ладонь Адды. Обнаженная плоть была без поверхности, изжевана.
   Адда подавил дрожь и посмотрел на Фарра. Лицо мальчика было осунувшимся, в его наглазниках виднелась усталость, на щеках расширенные поры, похожие на кратеры.
   - Я рад, что ты вернулся.
   - Ты чертов дурак, парень. Я хочу, чтобы ты знал это сейчас, на случай, если у меня не будет возможности сказать тебе позже.
   - Но я должен был вернуться. Я услышал голос Бзиа. Я...
   Что-то шевельнулось глубоко внутри кокона - возможно, голова повернулась? - и похожий на коготь палец высунулся из-за края ткани, чтобы плотнее затянуть горловину кокона. Это крошечное движение отдавало стыдом.
   - Это Бзиа?
   - Им пришлось вытаскивать его из мантии. Он чуть не потерялся - Адда, ему пришлось бросить свой колокол. Он тащил Хоша, но тот был мертв. - Мальчик посмотрел вниз на своего друга, его руки были переплетены. - Мы должны увезти его отсюда - подальше от города.
   - Но...
   Раздался еще один глухой удар, глубоко в недрах города. Казалось, сам воздух содрогнулся от него, и потолок палаты осел, дерево раскололось с серией щелчков. Затем обрушилась секция потолка высотой в человеческий рост, посыпались острые деревянные щепки. На этот раз работникам и пациентам пришлось обратить на это внимание; к беспорядку приказов и лихорадочной деятельности добавились крики, и пациенты закрывали лица голыми или забинтованными руками.
   - Хорошо, - сказал Адда. - Ты берешься за голову, я буду толкать в ноги. Шевелись, черт бы тебя побрал...
   Они бросились к выходу из палаты, протаскивая кокон под расколотым потолком. Им пришлось пробиваться сквозь толпу, отталкиваясь ногами от медленно двигающихся конечностей и голов.
   Дени нигде не было видно.
   Казалось, потребовалась целая жизнь, чтобы добраться до открытого выхода. Они подняли Бзиа в воздух, над разбитой губой порта; Бзиа перекатился в воздухе, беспомощный в своем коконе. Адда и Фарр вскарабкались за ним. Фарр попытался еще раз ухватиться за головной конец кокона Бзиа, но Адда остановил его. Он развернул Бзиа вдоль, так что рыбак почти лежал у них на коленях. - Мы берем его вот так, - сказал Адда. - Держись. Мы оба поплывем задом...
   Фарр кивнул, быстро все поняв. Он схватился за кокон пальцами, и вскоре они с Аддой параллельно отталкивались ногами в воздухе, волоча за собой массивный кокон.
   Город, нависший над ними огромной громадой, снова осел, на этот раз со скрежетом, доносившимся из глубины его структуры. Адда представил, как огромные балки каркаса, его громадные кости, изгибаются, разрушаясь одна за другой. Взрывы раскалывающегося дерева прокатились по всей обшивке. На деревянном лице появились огромные прямолинейные складки, как будто обшивка начала складываться сама по себе.
   Адда отчаянно колотил ногами по плотному воздуху, игнорируя онемевшие ноги, боль в пальцах, которые превращались в когти, когда они цеплялись за ткань кокона. Вихревые фрагменты продолжали градом носиться по воздуху, кольца и другие фантастические формы проносились мимо них.
   Внезапно тело Бзиа изогнулось в воздухе. Тяжелые ноги рыбака ударили Адду в грудь, заставив его ослабить хватку. Адда услышал, как рыбак застонал из своего кокона при этом последнем нарушении.
   Адда резко остановился и вцепился в скользкий дорогой материал кокона, пытаясь обрести опору.
   Фарр перестал плыть. Он просто остановился в воздухе, уронил кокон и уставился на город.
   - Клянусь кровью ксили, мальчик...
   - Смотри. - Фарр указал назад, на вход в больницу. - Я думаю, это Дени.
   Адда вытер грязь со своего здорового глаза и уставился на фигуры в палате. Они казались карликами на фоне огромной деревянной панорамы из обшивки вокруг них. Да, это была Дени Макс; маленький доктор, сама энергия и компетентность, работала у входа, чтобы вывести еще одного пациента.
   Из громады города донесся новый звук - сдавленный вздох, который быстро перешел на более высокую ноту, почти как от облегчения. Обшивка осыпалась огромными кусками дерева, обнажив под собой каркас из балок. Это выглядело так, словно кости проступали сквозь разлагающуюся плоть. И прямо на глазах у Адды балки, тускло поблескивая, сминались, складывались пополам.
   Адда схватился за кокон и ударил ногой по воздуху. Его руки скользнули по ткани, и инертная масса Бзиа едва шевельнулась в воздухе; но Адда вцепился в материал и попытался снова. Через мгновение Фарр присоединился к нему, и вскоре они вдвоем рванулись назад, прочь от города, их развевающиеся лохмотья трепетали.
   Лицо города - зияющие огромные дыры - рухнуло под маской из якорных лент и накренилось над ними. Конструкция вещества сердцевины оказала не больше сопротивления, чем если бы она была изготовлена из мягкой свиной кожи. Деревянные щепки дождем посыпались вперед, вырываясь из сминающейся кожи.
   Фарр закричал: - Дени!
   Сквозь хаос сминающейся поверхности больничной палаты Адда смог разглядеть все еще работающую компактную фигурку доктора. Она мельком взглянула на обвисшую обшивку над собой. Затем повернулась обратно к своим пациентам.
   Выход больничной палаты закрылся, как рот.
   В самый последний удар сердца Адда увидел, как Дени подняла руку, защищаясь от огромной челюсти из дерева и вещества сердцевины, которая сомкнулась над ней, как будто - наконец-то - пытаясь спастись. Рваные края дерева встретились, как сцепившиеся зубы, разрывая ее тело. Облако деревянных обломков и пыли поднялось над разрушенным фасадом города, скрыв больницу из поля зрения Адды.
   Фарр бессвязно кричал, но все еще размахивал руками, волоча за собой кокон Бзиа.
   - Кричи! - заорал Адда, перекрывая оглушительный рев города. - Кричи и плачь сколько хочешь, черт бы тебя побрал! Но не переставай плыть!
  

* * *

  
   Хорк прижался лицом к нереально тихому дисплею. - Это реактивный двигатель, - удивленно сказал он. Он рассмеялся. - Я с трудом могу в это поверить. Реактивный двигатель с северного полюса Звезды!
   Дюра вцепилась в рычаги управления, заставляя свои руки оставаться сжатыми. Рычаги были теплыми, удобными; казалось, они хорошо ложились в ее ладони. Она чувствовала себя так, словно оказалась в ловушке внутри своей головы, беспомощным наблюдателем за собственными действиями. Она попыталась представить, что должно происходить внутри мантии, если эта карта-глобус действительно изображает саму Звезду.
   Хорк махнул рукой в сторону прозрачной стены и уставился на крошечное изображение битвы. В конце концов он повернулся к Дюре и крикнул: - Думаю, этого достаточно... Ты можешь отпустить.
   Дюра уставилась на свои руки. Ее пальцы не разжимались; ей пришлось пристально смотреть на свои непослушные руки, сознательно желая, чтобы они разжались.
   Отпущенные рычаги мягко вернулись в исходное положение.
   Источник, исходящий от Звезды-карты, уменьшился, превратившись в тонкий шлейф, прежде чем полностью исчезнуть; сама карта свернулась и исчезла.
   - Все кончено? Мы больше не нацелены на Кольцо?
   Хорк помахал в ответ через огромное помещение. Он поворачивал стрелку подлокотника то в одну, то в другую сторону, поочередно изучая звездный луч и поле звезд, пытаясь оценить изменения, внесенные Дюрой.
   Дюра откинулась на спинку кресла, наблюдая, как звездные поля беззвучно взрываются по небу.
   - Мы не повернули Звезду, если ты это имеешь в виду, - сказал Хорк. - Но мы отвернули ее в сторону. Во всяком случае, я так думаю... Кольцо отодвинулось от центра этой стены, - указал он. - Мы все еще направляемся на поле боя, но мы отклонили Звезду; мы не попадем в Кольцо.
   Она нахмурилась, ее не покидало ощущение отстраненности, незначительности. - Как думаешь, этого будет достаточно?
   - Чтобы остановить ксили, уничтожающих нас? - Он пожал плечами. - Я не знаю, Дюра. Но мы сделали все, что могли.
   Дюра посмотрела на Хорка, увидев на его широком лице выражение, соответствующее ее собственному чувству замешательства, разочарования.
   Хорк протянул руку. - Пойдем. Я думаю, нам нужно отдохнуть после таких эпических деяний. Давай вернемся на наш деревянный корабль. Мы поедим и постараемся расслабиться.
   Она позволила ему вытащить себя из кресла. Держась за руки, они поплыли в сторону внутреннего тетраэдра.
   Когда они вошли, Дюра направилась к открытому люку "Свиньи", но Хорк удержал ее за руку. - Дюра. Подожди, посмотри на это.
   Она обернулась. Он указывал на карту на внутренней стенке тетраэдра - карту-Звезду, схему червоточины, которую они изучали ранее. Один из маршрутов червоточины - путь, который змеился от центра Звезды к ее корке на северном полюсе, - медленно и целенаправленно мигал.
   Хорк медленно кивнул. - Думаю, я понимаю. Вот как был создан двигатель Звезды. - Он провел по червоточине кончиком пальца. - Видишь? Когда ты потянула за рычаги, Дюра, эта червоточина, должно быть, открылась. Она забрала вещество из сердцевины Звезды и перенесла его на наружную корку. Материал сердцевины, должно быть, сразу взорвался при более низком давлении, высвободив огромную энергию.
   Дюра чувствовала себя странно; ей казалось, что она видит Хорка как будто в дальнем конце длинного темного коридора.
   - На северном полюсе должны быть огромные двигатели для использования этой энергии - разрывающие двигатели, приводящие в движение саму Звезду, о которых говорила Карен Макрей. - Его взгляд был отстраненным. - Дюра, когда-нибудь мы должны добраться до этих двигателей. И мне интересно, как поживали колонисты, когда эта червоточина изверглась...
   В глазах Дюры все краски отхлынули от лица Хорка; даже зловещая карта на стене тетраэдра приобрела оттенки коричневого, а на языке появился странный, тонкий привкус.
   Она поняла, что устала. В будущем у нее будет достаточно времени для планов и мечтаний. А пока она тосковала по сравнительной привычности и безопасности "Свиньи", по еде и сну.
   Насыщенный, сладкий запах воздушных свиней встретил ее, когда она достигла входа в корабль.
  

* * *

  
   Он тронул Фарра за руку. - Подожди. Здесь мы остановимся. Этого достаточно.
   Фарр выглядел смущенным. Он сделал еще пару взмахов, как бы автоматически; затем, неуверенно, его ноги остановились. Он ослабил хватку на ткани кокона и посмотрел вниз на свои руки, которые были согнуты в жесткие когти.
   Адда позволил себе оторваться от кокона и повиснуть в воздухе, впервые с начала катастрофы дав волю усталости. Магполе поддерживало его, но он чувствовал, что оно продолжает содрогаться. Он понял, что боли в ногах, руках, спине и кистях вышли за рамки простой усталости, переутомления и превратились в настоящую боль. Он надул грудь, втягивая промозглый полярный воздух, и почувствовал, как густая жидкость обжигает его легкие и капилляры. Он вспомнил страшные предупреждения бедной, потерянной Дени Макс о том, что после стычки с воздушной свиньей его организм никогда не восстановит свою пневматическую эффективность. Что ж, он только что проверил этот диагноз на прочность.
   Город представлял собой потрепанную деревянную коробку, настолько маленькую, что ее можно было обхватить ладонью, с длинным элегантным острием, спускающимся от основания к нижней части. Над верхним городом рассеялось облако, туман из обломков и рассеивающихся беженцев.
   Лучи звездолома ксили продолжали проходить сквозь мантию. Вихревые струны окружали их со всех сторон, смертоносные и банальные.
   Он почувствовал, что его глаза закрываются; усталость и боль захлестнули его разум, отгораживая от мира. Это была худшая часть старения: медленный, бесконечный отказ его тела, который постепенно изолировал его от мира, от других людей, погружая его вместо этого в крошечную, вызывающую клаустрофобию вселенную его собственной слабости. Даже сейчас, даже когда мантия переживает величайший кризис...
   Что ж, маленькая, недовольная часть его подумала: "По крайней мере, я не стану старше, чтобы узнать, насколько все становится хуже".
   - ...Адда. - В голосе Фарра было больше удивления, чем страха. - Посмотри на город.
   Адда посмотрел на мальчика, затем повернул свою ноющую шею к далекой картине Парца.
   Город уже сместился далеко от своего обычного местоположения прямо над полюсом магполя, медленно наклоняясь и изгибаясь по мере своего перемещения. Теперь этот дрейф ускорялся. Парц со всем своим драгоценным грузом жизни раскачивался в воздухе, как огромный паук-прядильщик. Это было странно грациозно, подумал Адда, словно огромный танец. Затем раздался треск, резкий звук, который донесся даже на такое расстояние, неприятно напоминающий ломающуюся кость. Обломки дерева разлетелись на стыке города и его хребта - осколки, которые, должно быть, размером с аэрокары, чтобы быть видимыми на таком расстоянии.
   Хребет обломился.
   Он оставался подвешенным в глубинах полярного магполя, подобно огромному, потрепанному стволу дерева. Хребет, должно быть, обеспечивал большую часть остаточного закрепления города в магполе, потому что теперь похожая на коробку верхняя часть Парца, в иллюминаторах которой все еще мерцал зеленый свет деревянных фонарей, выдвинулась вперед, как огромная, гротескная пародия на болтающуюся голову.
   Сооружение не могло долго выдерживать такой нагрузки.
   Крепежные ленты вещества сердцевины, тусклые и бесполезные, сгибались, трескались и отваливались огромными кусками. Прозрачный деревянный пузырь, окружавший стадион, с треском вырвался наружу. Дворцовые здания на верхней поверхности, похожие на искусно раскрашенные игрушки с их миниатюрными лесами и витринами, почти грациозно взмыли в воздух, обнажив голую деревянную поверхность внизу.
   И вот открылся сам город, разваливающийся, как гнилое дерево.
   Каркас раскололся продольно, почти аккуратно, вокруг центрального структурного дефекта Пэлл-Мэлл. Из проломленных улиц, магазинов и домов в воздух взлетели аэромобили и люди. Рынок раскрылся, как яйцо паука-прядильщика, и огромное колесо казни взмыло в воздух.
   Звуки трескающегося дерева, скручивания вещества сердцевины разносились по воздуху, милосердно заглушая крики людей.
   Адда попытался представить ужас этих оказавшихся в затруднительном положении граждан; возможно, некоторые из них никогда раньше не выходили за пределы обшивки, и теперь они были выброшены в воздух, беспомощные среди облаков ничего не стоящего имущества.
   Теперь остаточная структура Парца разлетелась на фрагменты. Все следы облика города были утрачены. Облако обломков, дерева, мусора и борющихся людей поплыло по воздуху прочь от ампутированного хребта, медленно рассеиваясь.
   Адда закрыл глаза. В этой страшной смерти было величие. Почти изящество, вызов действиям ксили, которые были, по-своему, великолепны.
   - Адда. - Фарр тянул его за руку и указывал.
   Адда проследил за пальцем мальчика. Сначала он ничего не мог разглядеть - только зловещее малиновое зарево вокруг северного горизонта, желтый хаос воздуха...
   Затем он понял, что мальчик указывает на отсутствие.
   Лучи звездолома исчезли.
   Адда почувствовал, как что-то отлегло от его сердца. Возможно, некоторые из них еще смогут пережить это.
   Но затем к ним устремилось еще больше вихревых фрагментов, лишая возможности мыслить; сжав руку мальчика так сильно, как только мог, Адда уставился в пасть шторма и ухватился за кокон Бзиа.
  

28

  
   Интерфейс светился.
   Крики пробудили Борза от глубокого, безмятежного сна. Он потянулся и хмуро огляделся по сторонам, отыскивая источник беспокойства. Он потянулся к поясу, вытащил свою воздушную шляпу и нахлобучил ее на голову. Конечно, на самом деле ему не нужна была шляпа, но он думал, что это дает ему немного больше авторитета среди мусорщиков и воров, которые постоянно приходили и...
   Интерфейс светился. Ребра его четырех треугольных граней сияли синим, как вихревые линии, так ярко, что он был вынужден прищуриться. И сами грани, казалось, были покрыты светлой кожей, тонкой и золотистой, которая отражала желтый свет мантии, линии вихрей, его собственное громоздкое тело.
   Глубокий суеверный трепет шевельнулся в Борзе.
   Не было никаких признаков свиней, которых они держали в центре тетраэдра. А различное имущество - одежда, инструменты, оружие - которое было прикреплено к ребрам тетраэдра обрывками веревки и сетки, теперь болталось в воздухе. Мимо него проплыл кусок веревки. Он схватил его и положил на свою огромную ладонь; веревка выглядела обожженной.
   Люди, как взрослые, так и дети, отплывали от интерфейса, плача и причитая в панике. Борз - и двое или трое других мужчин и женщин - остались на своих местах.
   Интерфейс не работал в течение нескольких поколений - со времен войн сердцевины; все это знали. Но сейчас он, очевидно, работал. Почему? И - Борз провел языком по своим горячим, лишенным воздуха губам, и почувствовал, как поры на его лице расширяются - и что же могло просачиваться сквозь него?
   Свет на лицах медленно погас. Лица снова стали прозрачными. Свечение четырехгранной рамки померкло до тусклой черноты.
   Интерфейс снова был отключен; снова это была просто рамка в воздухе. Борз почувствовал странный, непривычный укол сожаления; он знал, что никогда больше не увидит этих цветов, этого света.
   Свиньи исчезли из сердцевины каркаса. Но их заменило что-то другое - артефакт, неуклюжий деревянный цилиндр высотой в три человеческих роста. В стенки цилиндра были вмонтированы прозрачные панели, а его широкий каркас окружали полосы из какого-то материала, тускло отражающего свет.
   Люк в верхней части цилиндра был открыт. Мужчина - просто мужчина - высунул наружу свое лицо; лицо было скрыто экстравагантной бородой.
   Мужчина улыбнулся Борзу. - Какое облегчение, - сказал он. - Нам нужно было подышать свежим воздухом. - Он заглянул в цилиндр. - Видишь ли, Дюра, я знал, что Карен Макрей доставит нас домой.
   - Привет. - Борз замахал своими толстыми ногами, пока его лицо не оказалось на одном уровне с лицом незнакомца. - Эй, ты. Где наши свиньи?
   - Свиньи? - Мужчина казался озадаченным, затем он оглянулся на мертвый интерфейс. - Ой. Понимаю. Вы держали своих свиней внутри этих ворот, не так ли?
   - Где они?
   Мужчина выглядел удивленным, но сочувствующим. - Боюсь, это далеко отсюда. - Он понюхал воздух и огляделся, его взгляд был откровенным, уверенным и пытливым. - Скажи мне, в какой стороне юг?
  

29

  
   Тоба Микксакс, чье круглое лицо побледнело от жары, высунул голову из своего аэрокара. - Похоже, Мур и Леа снова спорят.
   Машина Тобы подъехала незамеченной. Дюра трудилась, закрепляя веревки на участке обшивки. Она оторвалась от своей работы, ее руки болели. Даже здесь, на внешней поверхности рассеивающегося облака обломков, которое отмечало место разрушенного города, жара и шум были почти невыносимыми, а работа была долгой, тяжелой и опасной. Прислушиваясь сейчас, она могла слышать повышенные голоса Леа и Мура. Она почувствовала укол раздражения - как долго ей придется держать этих людей за руки, прежде чем они научатся работать вместе, как взрослые?
   Но когда она изучила знакомое круглое лицо Тобы - с неуверенным выражением, расширенными от жары порами - раздражение исчезло так же быстро, как и появилось. Она выпрямилась и улыбнулась. - Приятно видеть тебя, фермер.
   Ответная улыбка Тобы была слабой. - Ты выглядишь усталой, Дюра... Полагаю, мы все вымотаны. В любом случае, - в его голосе послышалось напряжение, - я больше не фермер.
   - Но ты снова им станешь, - сказала Дюра, махнув в его сторону. - Мне жаль, Тоба.
   Разминая затекшую спину, она оглядела небо. Вихревые линии преобразились и теперь пересекали небо знакомыми шестиугольными рядами, окружая, упорядочивая и вселяя уверенность; магполе, восстановившее стабильность, представляло собой прочную сеть потоков в воздухе - основу для плавания, для нового строительства.
   Она изучала линии, пальцами проверяя расстояние между ними. Их медленное пульсирование подсказало ей, что скоро наступит время участия Хорка в церемонии Колеса в сердце разрушенного города.
   - Как дела на ферме? - осторожно спросила она. - Ито...
   - Мы снова собираем все воедино, - сказал Тоба. - Медленно. Ито... держится. Она очень тихая. - На мгновение его маленький, почти комичный рот дернулся, как будто он изо всех сил пытался выразить свои чувства. - Ты знаешь, что Фарр там с ней. И некоторые друзья Криса, серферы. Крис погиб. Но я думаю, что Ито находит утешение в молодых людях, которые ее окружают.
   Дюра дотронулась до его руки. - Все в порядке. Тебе не обязательно ничего говорить. Давай; может быть, ты поможешь мне разобраться с Леа и Муром...
   Тоба выбрался из своей машины.
   Вместе они пробирались по территории города. Парц превратился в облако из плавающих фрагментов обшивки, скрученных кусков балок из вещества сердцевины, пропитанных бесконечными мелочами человеческого мира, небрежно разбросанными в воздухе. Она могла видеть в грубом центре облака колесо казни, отброшенное по течению от старого рынка. Даже с этой выгодной точки обзора - близко к внешнему краю облака - Дюра могла видеть одежду, игрушки, свитки, коконы, кухонные принадлежности: содержимое тысяч исчезнувших домов. Те немногие районы города, которые пережили последний сбой, продолжали спазматически разрушаться - даже сейчас, спустя недели после ухода ксили, - и для невнимательного глаза толпы людей, ползающих по плавающим останкам, должно быть, выглядят, подумала она, как пиявки, падальщики, ускоряющие разрушение какого-то огромного, разлагающегося объекта, трупа, плывущего по течению в душном воздухе полюса. Многие из бывших жителей города, недавно ставшие беженцами, вернулись в Парц, чтобы забрать свои вещи и помочь с восстановлением. Правда, кое-что было разграблено - и слишком много людей вернулось сюда, намереваясь понаблюдать за остатками города, который еще много лет не будет восстановлен в прежнем виде.
   Но чрезвычайные указы Хорка, запрещающие массовое возвращение в город, казалось, оставались в силе. Достаточное количество бывших жителей города разъехалось по восстанавливаемым фермам во внутренних районах и осталось там работать, чтобы уменьшить опасения голода. И сейчас идет настоящее восстановление. Командам рабочих уже удалось обнаружить уцелевшие динамомашины. Огромные двигатели, которые когда-то производили токи в якорных лентах, были очищены от обломков и остатков инфраструктуры. Теперь динамомашины плавали в открытом пространстве, их бугристые шкуры тускло поблескивали в фиолетовом свете квантового моря, как будто они были огромными охраняемыми животными.
   Все еще могло пойти не так, с тревогой подумала Дюра. Хрупкое общество, брошенное на произвол судьбы из-за вызванного ксили сбоя, все еще может развалиться - распасться в самоубийственном конфликте из-за истощающихся ресурсов, из-за некогда ценных товаров из старого Парца, которые из-за катастрофы превратились в безделушки.
   Но не сейчас. Теперь люди, казалось, в целом были готовы работать сообща, восстанавливать. Это было время надежды, возрождения.
   Дюра радовалась собственным ноющим мышцам и затекшей спине. Это было свидетельством тяжелой работы, которая составляла ее собственную небольшую часть усилий по восстановлению всей мантии. Она почувствовала прилив оптимизма, энергии; она подозревала, что предстоящие дни станут одними из самых счастливых в ее жизни.
   На свободном пространстве в нескольких ростах от машины человеческое существо Мур показывал Леа - симпатичной девушке, которая когда-то была серфингисткой, - как плести сети из сплетенной коры корковых деревьев. Они оба были окружены облаком наполовину свернутых веревок и брошенных отрезков сетки. Маленький Джей, воссоединившийся со своим отцом, извивался в воздухе вокруг них, голый и скользкий, хватаясь за обрывки веревки и булькая от смеха. Леа размахивала куском веревки перед лицом Мура. - Да, но я не понимаю, почему я должна делать это заново.
   Голос Мура срывался от гнева, отчего он казался совсем юным. По сравнению с городской девушкой Мур все еще выглядел болезненно худым, подумала Дюра. - Потому что это неправильно, - сказал он. - Ты сделала это неправильно. Снова! И я...
   - И я не понимаю, почему я должна мириться с подобными разговорами от таких, как ты, потоковый.
   Тоба положил руки на плечи девушки. - Леа, Леа. Ты не должна так разговаривать с нашими друзьями.
   - Друзьями? - Девушка разразилась впечатляющим потоком ругательств. Тоба побледнел и в смятении отстранился от нее.
   Дюра взяла веревку, от которой Леа отказалась. - Возможно, Мур не все объяснил, - спокойно сказала она. - Тебе нужно переплести веревку дважды, чтобы придать ей дополнительную прочность. - Она потянула за отдельные ее участки, демонстрируя ее прочность.
   - Но то, как он разговаривает со мной...
   - Это плетение выполнено превосходно. - Она посмотрела на Леа. - Это ты сделала?
   - Да, но...
   Дюра улыбнулась. - Большинству людей требуются годы практики, чтобы овладеть таким навыком, а ты уже почти овладела им.
   Леа, отвлеченная похвалой, явно старалась не злиться; она откинула со лба искусно выкрашенные волосы.
   Дюра передала ей веревку. - После совсем небольшой помощи Мура я приду к тебе за инструкциями. Давай, Тоба, сделаем перерыв; я бы хотела посмотреть, как дела у Адды.
   Когда они отошли, Дюра старалась не показывать виду, что оглядывается по сторонам, но она могла видеть, как Мур и Леа осторожно приближаются друг к другу и снова поднимают обрывки веревки.
   Она чувствовала себя отчасти самодовольной из-за своего успеха в разрешении небольшой ситуации. И втайне была довольна этим свидетельством того, что человеческим существам, ее племени, удавалось приспосабливаться к ситуации, с которой они столкнулись здесь, на полюсе, - казалось, лучше, чем некоторым из бывших обитателей Парца. Дюра ожидала, что человеческие существа будут шокированы и разочарованы, прибыв на полюс после своего эпического путешествия по небу, но не обнаружат ничего, кроме рассеивающегося облака обломков. На самом деле они отреагировали гораздо более хладнокровно, чем она ожидала... особенно после воссоединения со своими детьми. Человеческие существа просто не знали, чего здесь ожидать. Они не могли представить себе Парц во всей его красе - так же, как и она сама, до того, как Тоба привел ее сюда в первый раз. Для маленькой группы человеческих существ огромное количество людей, огромные таинственные двигатели, драгоценные артефакты, почти небрежно разбросанные по воздуху, были достаточным чудом.
   Один участок неровного, расширяющегося городского облака был неофициально оцеплен, чтобы служить территорией больницы. Дюра и Тоба проталкивались сквозь облако обломков, пока не оказались среди групп пациентов, удобно парящих в воздухе и свободно связанных друг с другом кусками веревки. Дюра бросила беглый, слегка смущенный взгляд на пациентов. Многие люди были настолько повреждены сбоем, что никогда больше не смогут полноценно функционировать; но уход, который они получали, был явно квалифицированным. Повязки и шины казались целыми и чистыми. Одним из преимуществ разрушения Парца было то, что его масштабы были настолько огромны, что многие более мелкие и надежные предметы в городе - например, медицинское оборудование - просто взлетели в воздух, не повредившись.
   Когда они приблизились к центру импровизированной больницы, навстречу им вышел Мууб, бывший придворный врач. Мууб отказался от своего непрактичного наряда, заменив его чем-то похожим на рыбацкий халат с множеством карманов. Его улыбка была широкой и приветливой под сияющим голым черепом, и врач выглядел таким счастливым, каким Дюра едва могла припомнить его, - даже раскрепощенным.
   Мууб привел их к Адде. Старый восходящий угрюмо охранял огромный запечатанный кокон. Дюра знала, что в коконе находится Бзиа, рыбак-калека, который все еще мог делать немногим больше, чем выкрикивать полусвязные фразы из своего искалеченного рта. Бзиа, очевидно, спал. Но Адда, казалось, был доволен тем, что проводил большую часть своего времени бодрствования со своим другом, присматривая за ним и при необходимости выполняя роль неуклюжей сиделки, помогая Джул и их дочери Шар, вернувшейся с потолочной фермы, ухаживать за ним.
   Адда обнял Дюру и спросил об остальных людях. Дюра рассказала ему о Муре и Леа, и Мууб добавил: - Есть точки соприкосновения. Но ваши восходящие хорошо работают с жителями Парца. Ты не согласен, Адда?
   Старик проворчал, его лицо было таким же кислым, как всегда. - Может быть. А может и нет. Может быть, мы чертовски хорошо "вписываемся".
   Дюра улыбнулась. - Ты слишком циничен, дорогой Адда. Никто не заставлял человеческие существа приходить сюда, помогать горожанам откапывать дорогу из-под завалов.
   - Хотя мы рады, что вы здесь, - экспансивно сказал Мууб. - Без ваших закаленных мышц у нас не было бы и половины того прогресса, которого мы добились до сих пор.
   - Конечно. До тех пор, пока мы не используем наши "закаленные потоком мышцы", чтобы построить для себя еще одну красивую, аккуратную клетку.
   Дюра сказала: - Итак, Адда...
   Тоба Микксакс нервно сказал: - Но ты никогда не был в клетке. Я не понимаю.
   Мууб поднял руки. - Адда прав. И пока мы восстанавливаем наш город, пришло время подумать и о восстановлении наших сердец. Люди были в клетке, Тоба. Как и все мы: в клетке невежества, предрассудков и подавления.
   Дюра внимательно посмотрела на него. - Ты действительно так думаешь?
   - Нужен ли нам вообще город? - кисло спросил Адда. - Может быть, пришло время начать все сначала без него.
   Дюра покачала головой. - Не думаю, что согласна с этим. Больше нет. Преимущества города - стабильность, сохранение знаний о достигнутом, доступ к медицине - все это поможет нам всем, каждому в мантии. - Она пронзила Мууба острым взглядом. - Не так ли?
   Он серьезно кивнул. - Мы никогда не смогли бы продвинуться вперед, опираясь на натуральное хозяйство. Но город никогда больше не должен превратиться в крепость-тюрьму. Вот почему мы планируем целую серию сообществ-спутников, центром которых будет город. Мы не должны запирать большую часть человечества в одном месте, столь уязвимом для бедствий извне - и из наших собственных сердец.
   Адда фыркнул. - Вы говорите о природе человека. Что может помешать природе человека вновь заявить о себе там, где речь идет о тюрьмах и крепостях?
   - Только решительные и продолжительные усилия хороших мужчин и женщин, - спокойно сказал Мууб. - Хорк разделяет эти цели. Он говорит о новых типах властных структур - представительных советах, которые дали бы всем жителям мантии право голоса в управлении делами.
   - Зная Хорка, - призналась Дюра, - мне немного трудно в это поверить.
   - Тогда старайся усерднее, - сурово сказал Мууб. - Хорк не сентиментальный мечтатель, Дюра. Он сталкивается с реальностью и действует в соответствии с ней. Он знает, что без древней мудрости людей племени - без подсказок, которые вы, человеческие существа, дали о войнах сердцевины, возможности восстановить некоторые из древних технологий - город был бы стерт с лица земли нападением ксили, даже не зная его причины. Возможно, сама раса погибла бы... Мы нужны друг другу. Хорк признает это и собирается убедиться, что мы не потеряем то, что приобрели. Несомненно, его сегодняшняя литания является свидетельством его доброй воли. Возможно, мы могли бы создать новую, интегрированную философию, включающую лучшие элементы всех этих направлений - философию ксили, последователей Колеса - и создать новую веру, которая будет направлять нас...
   Дюра рассмеялась. - Возможно. Но сначала нам придется восстановить город.
   Адда потер нос. - Возможно. Но я не думаю, что Фарр будет здесь, чтобы помочь нам.
   - Нет, - сказала Дюра. - Он полон решимости вернуться в квантовое море на новой, улучшенной "Летающей свинье". Чтобы снова найти колонистов. Но он смирился с тем, что сначала ему нужно потратить некоторое время на восстановление своего собственного мира, прежде чем улетать завоевывать новые...
   - Неплохие амбиции, - сказал Мууб, тонко улыбнувшись. - Многие из нас заинтригованы тем, что вы узнали о колонистах... и огромных двигателях, созданных людьми на северном полюсе. Конечно, мы не знаем ни одного способа удалиться от южного полюса более чем на несколько десятков метров, не говоря уже о пересечении экватора... но мы найдем его.
   - Почему вообще должен быть какой-то способ? - цинично спросил Адда. - Эта Звезда - враждебная среда, помните. Сбои заставили нас задуматься об этом, если не о чем другом. У нас нет гарантии, что мы когда-нибудь сможем достичь гораздо большего, чем можем сделать сейчас. После того, как все ур-люди оставили нас умирать вместе со Звездой, они не верили ни в какое будущее для нас.
   - Может быть. - Мууб улыбнулся. - Но, возможно, и нет. Вот вам предположение. Что, если ур-люди не хотели, чтобы мы были уничтожены при столкновении Звезды с Кольцом? Что, если ур-люди оставили нам какие-то средства сбежать со Звезды?
   Дюра сказала: - Как червоточина на планету...
   - Или, - сказал Мууб, - даже корабль - аэрокар, который мог бы путешествовать за пределами самой Звезды. - Он посмотрел на корку, на его лице появилось выражение смутного недовольства. - Что находится за этой сдерживающей крышей над нашим миром? Проблески, которые ты видела, Дюра, других звезд - сотни, миллионы их - возможно, на каждой из них есть жизнь - не такая, как мы, и все же человеческая, произошедшая от прародины... И затем, за всем этим, сами ур-люди, все еще преследующие свои собственные отстраненные цели. Увидеть все это - какой это был бы приз! Да, Адда; многим из нас действительно очень любопытно, что может находиться на дальнем полюсе...
   - Но даже это так мало расскажет нам об истинной истории нашей Вселенной. Какова истинная цель Кольца Болдера? Каковы намерения ксили - кто, где враг, которого они, кажется, так сильно боятся? - Он улыбнулся, выглядя задумчивым. - Я буду до смерти возмущен, не получая ответы на такие вопросы, и, несомненно, буду...
  

* * *

  
   Вдалеке, в открытом сердце города, на расстоянии сотен человеческих шагов, заревели трубы: Хорк созывал к себе своих граждан. Мууб поспешно попрощался со своими друзьями.
   Вместе с Аддой Дюра начала пробираться к центру облака обломков. Когда они мирно поплыли рядом, она взяла его за руку.
   - Мы проделали долгий путь, дочь Лога, - сказал Адда.
   Дюра посмотрела на него с некоторым подозрением, но в выражении его лица не было и намека на иронию; его здоровый глаз ответил на ее взгляд с мягкостью, которую она не часто видела в нем раньше.
   Она кивнула. - Да, это так... - И некоторые из нас немного больше других, подумала она. - Как Бзиа?
   Он шмыгнул носом. - Выживает. Принимает то, что у него есть. Что, я полагаю, немало; сейчас с ним Джул и Шар...
   - И ты, - сказала она.
   Он не ответил.
   - Как думаешь, ты останешься с ними?
   Он пожал плечами с отголоском своей прежней сварливости, но выражение его лица оставалось мягким.
   Она сжала его руку. - Я рада, что ты нашел дом, - сказала она.
   Когда они приблизились к Колесу в центре облака обломков, они снова услышали тонкий, чистый голос доктора Мууба, обращавшегося к собравшейся там толпе.
   - ...Закрытое, контролируемое общество Парца не могло приспособиться к культу ксили, с его акцентом на более высокие цели, чем те, которые преследуются здесь и сейчас. Власти думали, что город сможет выжить только благодаря подавлению этих элементов - изгнанию сторонников культа ксили, уничтожению реформацией любых подлинных сведений о прошлом.
   - Что ж, они ошибались.
   - Природа человека будет прорываться, несмотря на строжайший контроль. Человеческие существа из восходящего потока сохранили свои древние знания почти нетронутыми - на протяжении поколений, практически не прибегая к записям или письменным принадлежностям. В пустыне, оставленной разрушением верований и знаний, расцвели новые религии, такие как культ Колеса. - Мууб заколебался, и - не имея возможности видеть его - Дюра вспомнила, как его чашеобразные сетчатки характерно на короткое время утратили часть своей сфокусированной формы, когда он обратился к своему внутреннему видению. - Интересно, что как среди изгнанных людей, так и среди почти в равной степени обездоленных "низов" здесь, в Парце, подробная мудрость прошлого сохранилась только благодаря устной традиции. Если мы все происходим от звездных инженеров - из высокоинтеллектуального поколения, - возможно, нам не следует удивляться таким проявлениям мышления, передающимся из поколения в поколение. Действительно, систематическая растрата такого таланта кажется преступлением. Насколько большего мог бы достичь человек на этой Звезде к настоящему времени, если бы не мелкие предрассудки и суеверия...
   Адда фыркнул. - Елейный старый пердун.
   Дюра рассмеялась.
   - И я хотел бы видеть лицо Хорка, когда он размахивает руками, вынужденный слушать это.
   - Возможно, ты недооцениваешь его, Адда.
   - Возможно. Но все же, - сказал он медленно - осторожно, как ей показалось, - я никогда не был с ним так близок, как ты.
   Она снова пристально посмотрела на старика, задаваясь вопросом, как много он знает - или что он мог прочитать по ее лицу. Он наблюдал за ней, ожидая какой-то реакции, его избитое лицо ничего не выражало.
   Но какова была ее реакция? Чего она хотела сейчас?
   Так много всего произошло с того первого сбоя - сбоя, который отнял у нее отца. Несколько раз она думала, что ее жизнь закончена - она никогда по-настоящему не верила, что вернется в мантию, с того момента, как поднялась на борт "Летающей свиньи" в гавани Парца. Теперь, как стало понятно, она была просто благодарна за то, что осталась жива; и этот простой факт никогда не покинет ее, наполнит радостью все оставшееся время.
   И все же...
   И все же пережитое изменило ее. То, что она увидела так много - путешествовала дальше, сделала гораздо больше, чем любой человек со времен самих колонистов, - сделало бы невозможным для нее вернуться к стесненному образу жизни городского жителя - и еще меньше как человеческое существо ее племени.
   Она рассеянно скрестила руки на животе, вспоминая свой единственный момент страсти с Хорком - когда она позволила преодолеть свою сильную потребность в уединении, когда думала, что ее жизнь почти потеряна, глубоко в недрах мантии. Она нашла там краткую искру человеческого тепла; и Хорк, несомненно, был мудрее, чем она думала сначала. Но, тем не менее, она заглянула в душу Хорка в комнате ур-людей и отшатнулась от того, что обнаружила - от гнева, отчаяния, потребности найти что-то, за что стоит умереть.
   Хорк не мог быть для нее компаньоном.
   - Я изменилась, Адда, - сказала она. - Я...
   - Нет. - Он печально качал головой, читая по ее лицу. - Не совсем. Ты была одинока до всего этого - до того, как мы прилетели сюда - и сейчас ты все еще одинока. Разве не так?
   Она вздохнула. Немного резко она сказала: - Если мне суждено быть такой, то, возможно, я должна принять это. - Она повернулась; за облаком обломков Парца она могла видеть поля во внутренних районах: голые, начисто вычищенные от возделывания - и все же, в некотором смысле, обновленные. - Может быть, именно туда я и отправлюсь, - сказала она.
   Он повернулся, чтобы посмотреть. - Что, и станешь фермером? Производить кукурузу для широких масс? Ты?
   Она усмехнулась. - Нет. Нет, создам свое собственное место... маленький островок порядка во всей этой пустоте.
   Адда презрительно фыркнул, но его рука сильнее сжала ее пальцы, нежно, тепло.
   Крики волынщиков были яркими и резкими. Со всех концов облачного города люди махали в воздух, направляясь к Колесу в центре облака. Вглядевшись теперь в ту сторону, Дюра разглядела массивную фигуру Хорка - разноцветное пятнышко в мантии, его массивные руки покоились на огромном колесе. Ей показалось, что она уже слышит его голос, когда он произносит литанию - первую признанную литанию Колеса, список всех тех, о ком известно, что они погибли во время финального сбоя, были ли они из Парца, внутренних районов, восходящего потока, обшивки.
   Это была литания, призванная примирить и исцелить.

Об авторе

  
   Стивен Бакстер родился в 1957 году. Вырос в Ливерпуле, получил диплом математика в Кембриджском университете и степень доктора философии в Саутгемптоне. Сейчас он работает в сфере информационных технологий. Бакстер продал свои первые рассказы издательству Interzone в 1986 году и стал лауреатом конкурса "Писатели будущего". Его первый роман "Плот" был опубликован в 1991 году с большим успехом, а в 1992 году за ним последовал "По ту сторону времени". Он женат и живет в Бэкингемшире, Англия.
  
  
  
  
   Copyright Н.П. Фурзиков. Перевод, аннотация, 2024.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"