Фурсин Олег Павлович
Победитель Чумы. Viii. Матушка Измарагда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Собирая материалы для написания книги о братьях Орловых (предварительное название "Птенцы степной орлицы"), обнаружили, что материалам этим - от реальных документов эпохи до мифов и легенд - конца и края нет. И приняли решение - не укладывать их в "стол", а представить в виде небольших рассказов и повестей, правда, нам ещё неведомо, войдут ли они в книгу.
  Графу Олегу Михайловичу Данкиру (Кирмасову) - посвящается. С глубоким уважением и благодарностью за то, что привёл меня в российское дворянство, утвердил в стремлении быть достойной истории и памяти великих предков. Дворянское звание - не привилегия,а обязанность и ежедневный тяжкий труд на благо Веры, Царя и Отечества... и лишь потом - на благо Семьи и Себя. Многая Вам лета, Ваше сиятельство!
  
  
   Дорогие читатели!
  
  
  Собирая материалы для написания книги о братьях Орловых (предварительное название "Птенцы степной орлицы"), обнаружили, что материалам этим - от реальных документов эпохи до мифов и легенд - конца и края нет. И приняли решение - не укладывать их в "стол", а представить в виде небольших рассказов и повестей, правда, нам ещё неведомо, войдут ли они в книгу.
  Григорий Орлов, наш герой, который по-орловски лихо ворвался в эпоху, и по-гамлетовски трагично закончил свою жизнь, предстаёт в повести "Победитель Чумы" истинным героем, возглавившим сражение и поставившим точку в нём. Но один в поле не воин, как известно, и у него, как у каждого воина, были соратники. Нельзя было не рассказать о них!
  Удивительные люди, каждый сам по себе - легенда, увы, зачастую - забытая. Ткань истории прядётся людьми. Каждый вносит свою лепту, так или иначе. Вот когда "иначе" - есть, что вспомнить. Есть кому поклониться, кому слово недоброе, а то и проклятие сквозь века отослать. О ком посожалеть...
  
  
   ***
  
  
   VIII
  
  
  Отец Амвросий ожидал Еропкина в Зачатьевском.
  
  Игуменья Измарагда (1), высокая, скорее тощая, чем просто худая женщина, с суровым лицом, на котором ярким светом горели синие, окаймлённые соболиными бровями очи, открытого недовольства не выразила. Но высокие скулы пылали огнём - игуменья страшилась и страдала. За своих, которых оберегала как могла. Она соблюдала предосторожности и в силу того, что женские монастыри вообще-то были более закрыты, нежели мужские; но и распоряжения Амвросия, все приказы владыки, обговорённые с доктором Ягельским, соблюдала втрое. У неё во многих углах горели жаровни, и дымился окуривательный порошок доктора. Смесь серы, сулемы, и многого ещё, чего матушка и знать не хотела, - от знания вонючесть и вредность порошка не убавились бы; и в уксус у ней окунались монеты, ложки, и другое добро... И к иконам своим драгоценнейшим не пускала она молящихся, захлопнув ворота, - оттого чумы не было в монастыре. Она могла бы упрекнуть владыку за то, что в её с сёстрами жилище приглашён посторонний, к тому же мужчина, и нет уверенности, что здоров, - но молчала.
  
  - Досточтимая матушка, - сказал ей владыка после литургии. - Найди мне место для разговора тихого. Удали сестёр. Тебя не убоюсь, останься при разговоре. Пётр Дмитриевич ныне наш управитель, защитник. А мне ведь в Чудовом говорить вслух - страх. Не знаю, какие чужие уши - слышат, а какие злые языки - говорят.
  
  Игуменья кивнула головой. Она знала, каково "любят" владыку Амвросия в Москве за то, что не делает уступок - ни корыстолюбию, ни изуверству и невежеству. Она отдавала должное духовному отцу своему.
  
  А в это время Еропкин ехал к Зачатьевскому. В сопровождении пятёрки драгунов великолуцкого полка. Что там ехать? Рядом же.
  
  Чувство тревоги возникло при подъезде к надвратной церкви (2) монастыря. Над площадью перед воротами плыл явный, отвратный запах тления. Это теперь уже не удивляло в Москве, и всё же именно тут прямо ядом несло, и Еропкин разразился приступом кашля. Драгуны прикрывали носы кушаками, а кучер, не смея бросить вожжи, пытался ткнуться носом в плечо, в грудь себе, не доставал, и ворчал злобно. "Каиновы дети", - это было самым ласковым. Дальше шла матёрна лая...
  Двойного удушливого напора для носа и ушей Пётр Дмитриевич не вынес, всё равно же приехали, и велел остановиться. Как спрыгнул с подножки, разглядел и понял все. К стене монастыря не один труп был подброшен, несколько их было и на самой площади, невдалеке. Смотрелось страшно, а тут ещё стаи чёрных птиц над почерневшими телами. Вороны!
  
  Еропкина едва не стошнило. Ближняя к нему каркуша, оторвав кусок мяса с того, что было лицом молодца лет двадцати, купала кусок в луже вчерашнего дождя. Чтоб помягче было заглотить, наверно...
  
  Отвернулся. Но едва ли и другое зрелище смогло понравиться главнокомандующему.
  У ворот надвратной церкви стояла толпа людей податного сословия. Ремесленники, торговцы, прислуга. По одежде судить если, а так-то - кто ж знает...
  
  Человек двадцать, не более. Но в руках у них - колья, а у других - молоты, у кого -зубило, были и клещи.
  
  Один из них, здоровенный мужик в льняной одежде и кожаном фартуке, стал стучать по кованым воротам молотом.
  
  - Открывай! - кричал он. - Нам сестриц твоих не надобно, матушка, не бойсь. К иконе пусти, мы обет дали. Пусти к Милостивой (3) нас. Отродясь бабы к ней ходят, а почто они одни, нам милость Её не нужна разве? Всем нынче милость нужна, погибаем!
  
  К нему присоединились другие. Криков стало больше.
  
  - Ко Христу ныне всех пустите! Не закрывайте дорогу, скоро все ляжем, так помолиться дайте!
  
  - Со свечами и попами, как положено, с причастием! Они теперь к нам не ходят, в храмах отпевают всех скопом, как помрём!
  
  - Покормите нас! Вы не голодные! О вас Амвросий заботится, а мы-то как же! Пусть помолится, и хлебы ваши Господь удвоит и утроит! А нет - так запасы заберем. Милость по справедливости будет!
  
  Еропкин растерялся вдруг. Как попасть вовнутрь монастыря?
  
  Хорошо ещё, что толпа не обращала особого внимания на повозку, на всадников. Кинули несколько косых взглядов, но занятость не позволяла отвлечься, а драгуны - ну что, есть они и есть, коли стоят - и не движутся, и неприязни не проявляют.
  Один из драгунов, наклонившись с коня по возможности, с которого им не было приказано спешиться ввиду тревожности, шепнул:
  
  - Ваше высокоблагородие, Вам знак подают из храма надвратного.
  
  И действительно, в приоткрытом окне виден был отец Амвросий с цветной тряпкой какой-то.
  
  Он указал на ворота внизу пальцем. Кругом обвёл карету, драгунов - мол, всех запущу, готовьтесь!
  
  Еропкин, стараясь говорить тише, отдал приказ кучеру.
  
  - Ты, Степан, супротив ворот встань, коней разгонишь, да как распахнутся ворота, ворвёшься...
  
  - А когда людей подавлю? А ноги конякам переломаю...- начал было кучер.
  
  - Я тебе сам ноги переломаю! - гаркнул главнокомандующий, но относительно тихо. - Сказал я - делай, иначе всем несдобровать...
  
  И драгунам, чтоб услышали, но вполголоса:
  
  - Ребятушки! Кого плашмя сабелькой по головушке, кого, может, выстрелом в ногу, вы уж сами знаете, а убивать - не велю. Нам вовнутрь надо, здесь опасно, и владыку Амвросия выручать надо...
  
  Перекрестившись, сел в карету сам. Ждал, замирая сердцем.
  
  Раздался низкий, глубокий удар колокола.
  
  Толпа отвлеклась, многие задрали голову к звоннице.
  
  И тут... Кованые ворота распахнулись во всю ширь, влекомые несколькими монастырскими белицами (4), которые едва успели уйти с дороги...
  Кучер издал крик, от которого заложило уши у Еропкина, и хлопнул вожжами по крупам коней...
  
  С места в карьер двинулась, понеслась повозка, и старик главнокомандующий упёрся ногами в пол, пытаясь не улететь вперёд. Толпа рассыпалась в сторону, освобождая пространство; засвистели драгуны, закричали, поднимая и опуская сабли и плётки. Раздались звуки ударов, выстрелы, крики раненых, проклятия...
  Наверно, налетели бы лошади, а с ними и повозка, на стену впереди, так неслась быстро сквозь ворота, но стараниями кучера и отца Амвросия - помиловал Господь...
  Амвросий повис на шее у коня, что справа, а кучер набрал вожжи сверху вниз, на себя, упираясь ногами и напрягая спину... Кони встали.
  
  Драгуны оттащили раненых от ворот, спешившись. И захлопнули ворота, а белица с дрожащими руками (впрямь с совершенно белым лицом!) закрыла все засовы один за другим...
  
  - Это как, владыко? Как это? - бормотал Еропкин, хватая и целуя руку архиепископа. - Нешто разбойник какой, на шею коню свалился, а если б под копыта... Это что ж я государыне говорить буду?
  
  - Беспокоиться следует о том, что Всевышнему скажешь, Пётр Дмитриевич, - отвечал ему отдышавшийся и довольный собой архиепископ. - Да и я не всегда в сане был, были времена, когда иной жизнью жил, и сомневался даже, куда идти... Дворянство моё бесспорно, а с ним и удаль некоторая. Впрочем, повинюсь на исповеди, повинюсь, сомнений не держите... Все живы наши, а это - главное. Господи, спаси благочестивыя...
  
  Навстречу им вышла игуменья. Не находя выхода своему волнению, главнокомандующий вдруг напустился на неё:
  
  - А что же, матушка, приказы мои не выполняете? Что это тела у вас за оградою? Вывозить надо за город на кладбища, хоронить. Известили бы, мы бы мортусов прислали...
  
  Матушка только глазами сверкнула. И смолчала.
  
  Владыка Амвросий примиряюще сказал, и вроде даже с лёгкой ироничной улыбкой, хотя не было причин улыбаться:
  
  - Не гневайтесь, Ваше высокоблагородие... Посылали уж за мортусами, и каждый день шлём. Только подбрасывают тела, и днём и ночью подбрасывают, и мортусы уж не справляются... И, грешным делом, которые из них - страшнее смерти самой. Они Бога не боятся, и власти тем более. Так оно ныне в Москве!
  
  И это несоответствие сказанного - и чистой улыбки пастыря, который мог быть и кротким, резануло Еропкина по сердцу. Впоследствии, при воспоминании о владыке Амвросии, у Пётра Дмитриевича именно эта улыбка всплывала перед глазами. Потом - истерзанное, неузнаваемое тело Амвросия, которое предал земле граф Григорий Орлов. Усмиривший город и воздавший всем по делам их...
  
  Повинуясь внутреннему порыву, сказал Пётр Дмитриевич:
  
  - Владыка, примите исповедь мою. Знаю, не время теперь, и совести, видно, нет у меня, просить...
  
  Амвросий взглянул на него внимательно, потом кивнул коротко...
  
  Они пошли вперёд, ведомые игуменьей. А под шатром в ограде монастыря, где был устроен приют для драгунов, слышались смешки, возгласы. Потом обиженный - и повышенный голос - одной из девушек:
  
  - Мы белицы, мы не черницы, и мирское нам во грех не поставится, однако же, сударь, и меру бы надо знать! Вы - дворянин, и я дворянка! Руки ваши пусть саблю держат иль шпагу, а девица - она Вам в жёны годится, женитесь, тогда и потрогаете...
  
  Матушка было остановилась, но владыка будто одёрнул, заговорил, не останавливаясь, на ходу:
  
  - Не все птички певчие твои с тобою останутся. Кого и на волю выпустишь, коль не невеста Христова она по душе. Пусть соблазняемы будут, да не соблазнятся. Значит, учила хорошо. Не век грудью за них вставать, а эта видно, что - бойкая... Головина, помню, помню, и подруга у ней, Аничкова. Ты, матушка, на меня зла не держи за мысли мои, а только думай, все же, как тебе девиц в мир выпустить. Женихов ищи!
  
  Матушка всплеснула только руками.
  
  - Да, и на богатство их не прельстись, матушка, - продолжал Амвросий. Пусть уходят. Не пресекай роды дворянские, только Волею Божьей служение Божье и вершится. Я это чрез себя знаю, и для пташек всегда щель оставляю, або и клеть распахну. Пусть летят...
  
  Молчальница Измарагда не отвечала владыке, велико почтение было у ней к духовнику, это к другим она могла обернуться иным ликом... Но тяжёлые мысли перебирала в голове - не хотелось девушек отпускать: и рукодельницы, и скромницы, а и с норовом, правда, обуздываемым терпением, а это и нужно игуменье, видит Бог! Вот именно одной из этих отдала бы жезл (5) свой, ей-ей...
  Да, и деньги не лишние монастырю! Но вот война с Турцией случилась, много унесла жизней воинских. А потом и мор, что косит уж всех подряд, и обезлюдела Москва совсем, и надобно думать о граде. Рано или поздно откроет Богородица слух молениям, прекратит войну, прекратит мор, и тогда нужны будут особенно невесты. А уж из Зачатьевского монастыря как нужны! Милостивая даёт им плодородие семейственное...
  
  В Зачатьевской церкви святой Анны постояли вдвоём владыка и главнокомандующий, у иконы Милостивой Божьей матери, помолчали. А игуменья их оставила.
  Удивлялся Пётр Дмитриевич - какова сама Благодетельница, - вот уж и впрямь Услышательница... Левым ушком оборотилась к молящимся, всем видом своим показывая: слышу вас! Просите, и дано будет Вам, когда просите.
  А на руках у ней Христос, и тоже не такой, как на других иконах. Будто бы разыгрался, и хочет спрыгнуть с рук матери, баловаться идти, как иные дети, обычные, простые...
  
  Не бывал тут раньше Пётр Дмитриевич, а жена, пока могла ещё, ходила. Не случилось у них ребёнка, да и ладно, не надо, вот их сколько по Москве теперь, кого оборонять надо, он им отец. Стало быть, вот так их просьбы услышаны...
  Владыка Амвросий провёл Петра Дмитриевича к аналою.
  
  - Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое...
  
  Заикаясь, путая слова, искренне страдая, рассказал Еропкин владыке, как согрешил гневом, непримирением, враждой, ненавистью. Как распорядился расстрелять людей, и как сам стрелял в убийц, не думая о том, что люди они, и подобает христианским милосердием руководствоваться.
  
  - Русские они люди, владыко, православные, однако ж в беде ныне, и сбиваются иные с пути. Не моё это дело - судить, и паче того - наказывать... Во врага стрелял по молодости, только война была, а я присягу давал. Тогда - можно было, однако же сейчас мне не по душе, что и тогда было. А уж то, что со мной случилось нынче... непотребно пред Лицем Божиим сотворил!
  
  Задумался Амвросий. Знал, что сказать, но думал, - как же сказать солдату старому так, чтоб до сердца дошло.
  
  - А ты, Пётр Дмитриевич, как в первый раз стрелял, себя ли защитил, али капитана драгунского?
  
  - Капитана. Верно, - капитана от смерти спас, не пожалел бы убивец жизни молодой... Ни за что бы застрелил!
  
  - А сказано, сын мой, нет больше той любви, чем если человек положит душу свою за близких своих. И положил ты душу свою совестливую, любя, на чашу весов господних, и не опустилась, а поднялась она, вот и значит, что за эту любовь можно простить грех смертоубийства, ибо просто тут: если не ты его - он капитана... або тебя... Ты, Пётр Дмитриевич, солдат. Ты ныне защитник наш, и не тебе умереть сейчас. Выбор всегда непростой, что делать, когда убивать надо... так и ты - не лицо духовное. Жаль, что месть сотворил ты, расстреливая...однако же мысль тут такая - а останься они в живых, разве не творили бы того, что уже сотворили? Другие женщины, другие мужчины... а коли дети! скольких ещё не досчитались бы? Убил правильно, хоть и стыдно тебе теперь. Остался ты в пределах заповедей Божьих, и горит сердце твоё, что убивать пришлось... "Духа не угашайте", - сказывает апостол Павел. Так ты и не угасил.
  
  Так говорил тайносовершитель, и кающийся отвечал:
  
  - Прости меня, честный отче... Раскаиваюсь и жалею, и впредь с милостью Божиею обещаюсь блюстись!
  
  И была Петру Дмитриевичу дана разрешительная молитва (6). Можно жить дальше, пусть со скорбью в душе от ошибок прежних, но и со прощением Господним.
  Игуменья Измарагда ждала их у могилы Иулиании и Евпраксии (7) в церкви Неопалимой купины (8), здесь она часто молилась матушкам - основательницам монастыря, владыка Амвросий знал об этом. Лицо у матушки вновь выражало тревогу, щёки горели.
  
  - Владыко, обратилась она к архиепископу московскому, - беда во граде сем...
  
  - Знаю, дочь моя, - отвечал ей архиепископ с кроткою улыбкою, - и молюсь...
  Но Измарагда не настроена была шутить.
  
  - Владыко! Беда! В Чудовом - бунтовщики... Архимандрит Никон (9) схвачен, били его нещадно. За Вас, владыко, приняли.
  
  - Жив? - спросил Амвросий, побледневший. - Жив брат мой?
  
  - Жив, владыко! Но едва жив...
  
  - Мне хотел помочь, как всегда. Все заставы преодолел, все дороги прошёл. В июле приехал, и прогнать его я не смог. Господи Боже мой, а Владимир? Что племянник мой?
  
  - Здоров, владыко, я его к драгунам пристроила, он же ведь вести и принёс. Драгуны чашу поднесли, его и сморило, спит. Устал очень, целый день по Москве скитался зачем-то, говорит, - правду искал... Ушёл невредим от татей, волею Божьей, руцей Его ведомый. Сказывал, разграбили библиотеку Вашу, и палаты. Все вынесли! А что не вынесли, так разбили и попортили.
  
  - А Никон где? Где Николенька мой, не томи, рассказывай, мне ехать надо, Измарагда. Мне помочь ему надо. Он меня ждёт, я знаю!
  
  Игуменья сочувственно покачала головой. Потом рукою махнула - мол, о чём, владыко!
  
  - В Комендантском (10) доме он. Туда снесли, как поняли, что живой, и супостаты от него ушли. Шафонский сейчас там, Самойлович...Что можно, всё делается. Только туда нельзя Вам, владыко. Я уж и не знаю, куда Вам можно. Убивцы эти вина из подвалов повытаскали, пьют. Их теперь совсем и не выгнать из Михаила-Архангела (11). А коли попадётесь в руки...
  
  На лице женщины отразился ужас, она бормотала : "Господи помилуй!" и крестилась бессчётно.
  
  Вдруг озарилось лицо её новою мыслью.
  
  - Спрячу! У Римских-Корсаковых спрячу! (12) В склепе. Не пущу никуда, владыко, и не перечьте мне. Али смерти своей хотите? Грех это!
  
  Владыка даже ногою топнул, - так осерчал.
  
  - Матушка игумения, попомни, что духовная особа! Этак языком молоть! Дай мне толком мыслями озаботиться, всё твои поперёк моих скачут, сорока!
  
  Он присел на скамью, задумался. Меж тем Измарагда ополчилась на Еропкина, понимая, что владыка её слушать уже не станет.
  
  - Да хоть Вы, Пётр Дмитриевич, что сделайте! Власти мирские вовсе заснули, кто не сбежал. Хоть есть, хоть их нет. Вот где мортусы ваши, скажите! С раннего утра быть должны, и звать их не должно, сами прийти обязаны... знают ведь беду нашу! Что нам к полицмейстеру бегать!
  
  Главнокомандующий пожал плечами. А что тут сделаешь? Вот уж сам мортусов этих пострелял. Лично. Генерал-поручик. Куда уж дальше-то? Этак на исповедь каждый день бегать придётся. Говорят же: не согрешишь - не покаешься...
  
  Впрочем, последнюю мысль генерал не стал бы произносить вслух: федосеевцы (13) её привнесли в разноцветный московский мир, а федосеевцев, особливо Илью Ковылина (14), владыка Амвросий не жаловал.
  
  Измарагда задохнулась от возмущения, что ей не отвечают, затем, что не слушают. А потом - от вновь нахлынувшего ужаса.
  
  - Да спасите хоть Вы его, Ваше высокоблагородие! Как же так, архиепископа не уберечь, коли человека не хотите...
  
  Еропкин собрался, выпрямил спину.
  
  - Ваше высокопреосвященство! Честь имею пригласить Вас на жительство в дом мой. Мои возможности защиты Вам известны. Человек четыреста у меня есть. Это больше, чем ничего, и потом - лучшие люди. Они не разбегутся, давно могли бы. И оружие имеется, и честь наша не запятнана ничем...
  
  Владыка молчал. А Еропкин пробормотал - пусть простовато, глупо, зато искренне:
  
  - А уж моя-то обрадуется!
  
  Владыка поднялся со скамьи, тяжеловато, с трудом.
  
  Сказал прочувствованно обоим:
  
  - Благодарю. Благослови Бог... Ни у девиц под лебяжьим крылом, ни у солдат под белыми рубахами прятаться не стану. Господь - моя защита, это всего более будет. Его воля на всё. Может, напьются, проспятся, да одумаются. Наши-то разбойные люди драгун испугались - и ушли. И эти уйдут. Русские люди, православные, от них ли мне прятаться, отцу их духовному. Я смерти не ищу, - я в Донской монастырь. Бог даст, и утихнет всё, и поеду Николеньку повидать. Он ко мне приехал, на язву моровую внимания не обратив, а я вот вдрух (15) покину брата, спрячусь от него куда-то. Ему моя помощь нужна...
  
  
   ***
  
  
  Авторы приносят извинения за большое количество сносок. Как оказалось, оба любят их с детских лет! Оба утверждают, что ещё в детстве получали из них сведения исторические, иногда больше и глубже, чем в учебниках, которые грешили умолчаниями и искажениями. Если не считать английских и иных переводов (шлите свои замечания, владеющие языком, Гугл-переводы часто грешат стилистическими и прочими ошибками), можно сноски и не читать, смысл не потеряется. А нам - приятно!
  
  
  1. Измарагда (Афанасьевна Захарова; 1699 - No?), игумения с 4 апреля 1767 по 14 августа 1775 года (уволена на покой). В монашество пострижена в 1732 году в Московском Страстном девичье монастыре, а в 1757 году произведена в Московский Варсонофьевский девичий монастырь в игумении, где находилась по 1764 год. В 1764 году Варсонофьевский монастырь был упразднен, а монашествующие переведены по другим местам. Так, по одним сведениям, до произведения в игумении Зачатьевского монастыря игумения Измарагда продолжала проживать в московском Варсонофьевском женском монастыре за штатом. По другим сведениям, в 1764 году она была переведена в Новодевичий монастырь "на монашескую порцию", а уже оттуда в 1767 году была назначена в Зачатьевский монастырь на должность игумении. В 1774 году игумения Измарагда за старостью и болезнями попросилась на покой и была уволена от игуменской должности на одну "монашескую порцию" вместе со своими келейницами.
  
  2. Надвратная церковь - церковь, устроенная в надвратной башне монастыря или кремля, прямо над его главным входом. Такое расположение выполняло важную оборонительную и символическую функцию. Проездные ворота всегда были самым уязвимым местом крепостной стены, а размещение над ними храма освящало это стратегическое укрепление, символически посвящая его защиту Богу и небесным покровителям. Также надвратная церковь экономила пространство внутри монастырских стен, что было особенно ценно в условиях плотной городской или крепостной застройки. Она не занимала отдельного участка земли, а эффективно использовала уже существующее оборонительное сооружение - башню. Первые свидетельства о строительстве надвратных храмов на Руси известны с XI века
  
  3. Первое упоминание об иконен Богородицы Милостивой встречается в монастырской описи XVIII века. Икону Божией Матери "Милостивая" в в народе называют "Услышательница", потому что ушко у Богоматери на образе приоткрыто.
  
  4. В религиозном контексте - женщина, готовящаяся к поступлению в монашество, но ещё не принявшая обета, или женщина, живущая в монастыре, но не постриженная в монашество.
  
  5. В православии посох служит символом пастырской, духовной власти архиерея, а также настоятеля монастыря в сане архимандрита или игумена (игуменьи). Посох вручают каждому епископу при хиротонии. Самая древняя форма жезла имела форму пастушеского посоха - деревянной палки с изогнутым или загнутым верхом. Ныне навершие богослужебного посоха увенчивается крестом.
  
  6. Молитва, которую священник произносит в конце таинства исповеди, возложив на голову кающегося епитрахиль: "Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти чадо (имя), и аз недостойный иерей властию Его мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь".
  
  7. Преподобные Иулиания и Евпраксия были родными сёстрами святителя Алексия, митрополита Московского. Основательницы московского женского монашества и русского женского общежития в целом, первоначальницы Зачатьевского монастыря преподобные Иулиания и Евпраксия, подобно жёнам - мироносицам, следовали за своим старшим братом святителем Московским Алексием ко Христу, движимые любовью к Богу.
  
  8. Храм - часовня "Неопалимая Купина" впервые был построен в Зачатьевском монастыре в 1766-1768 гг. усердием белицы-дворянской девицы Анны Михайловны Аничковой, именно ради сугубого молитвенного поминовения первоначальниц монастыря.
  
  9. Архимандрит Никон (в миру Николай Степанович Зертис-Каменский) родился в 1722 году. В своем Послужном списке он писал: "Сначала обучался в Киевской Академии в малых школах латинскому языку; потом в Санкт-Петербурге рисовальному и живописному художествам; с 1742 года был в Троице-Сергиевой лавре при семинарии рисовальным мастером, а с 1748 года по 1756 находился в Новый Иерусалим именуемом монастыре при строении в должности живописного искусства надзирателя, где как сам трудился, так и многих сему художеству обучил". Николай Степанович был родным братом архиепископа Амвросия, управлявшего Воскресенским монастырем с 1748 по 1765 год.
  
  10. Троице-Богоявленский монастырь - бывший мужской монастырь в Москве, располагавшийся у Троицких ворот Кремля. Был основан в XIV веке при жизни Сергия Радонежского и являлся подворьем Троице-Сергиевого монастыря. В XVII столетии в обители жили кандидаты в патриархи до их посвящения в сан и в архимандриты Троице-Сергиева монастыря. Монастырь использовали и для государственных приёмов. Так, при избрании на царство Михаила Романова в нём встречали депутации москвичей и других россиян.. В 1764 году по указу Екатерины II территория Троицкого подворья была передана государству. В зданиях монастыря разместили Судебный приказ и Комендантский дом. В 1807-1808 годах храмы подворья демонтировали, а на их месте начали строительство Оружейной палаты.
  
  11. Название происходит от посвящения соборного храма монастыря - во имя Чуда святого Архистратига Михаила в Хонех.
  
  12. Построенный в конце XVII века, Надвратный храм ныне является старейшим храмом Зачатьевского монастыря, сохранившимся до нашего времени. В царствование императора Петра I стольником Андреем Леонтьевичем Римским-Корсаковым, женатым на княжне Марии Федоровне Шаховской, с согласия игумении монастыря Александры и с разрешения епархиального начальства в 1696 году над вратами монастыря воздвигнута церковь во имя Нерукотворного Образа Спасителя, вместо ветхой деревянной часовни Всемилостивого Спаса, стоявшей на том же месте со времен царя Алексея Михайловича. До 1775 года церковь состояла в ведении Корсаковых, "снабжавших ее ризницей и всей прочей церковной утварию" и считавших ее своей домовой церковью. Богослужение здесь совершали монастырские священнослужители, по договору, "из известной руги" - годовой платы, получаемой от Римских-Корсаковых. В церковь было два входа: один, извне монастыря, - для семьи Корсаковых; другой, с внутренней стороны ограды, - для монашествующих. В нижней части была устроена усыпальница Римских-Корсаковых и Шаховских. В ее стенах с внутренней и наружной сторон были вмурованы плиты с именами погребённых.
  
  13. Иное название направления федосеевцев - старопоморцы. Направление возникло в конце XVII - начале XVIII столетий на северо-западе европейской части России, среди старообрядцев-крестьян и посадских. Основателем первой общины федосеевцев был бывший дьякон деревни Крестецкий Ям, близ Новгорода, Феодосий Васильев (1661-1711) из рода бояр Урусовых. Федосеевское согласие оформилось в начале 90-х годов XVII в. На Новгородских Соборах было сформулировано учение о бытии Церкви во времена царствования духовного антихриста. С самого своего выделения федосеевцы отличались непримиримостью к государству. Они отрицали моление за царя на имя. Федосеевцы считали, что вступление в брак несовместимо с истинной верой, так как наступили последние времена и нужно готовиться к встрече с Господом. Важнейшая догматическая особенность федосеевцев - неприятие брака как такового из-за канонической невозможности совершения Таинства Венчания при отсутствии священства.
  
  14. Главным популяризатором этого направления в описываемый период стал московский купец Илья Алексеевич Ковылин. Федосеевцы долгое время подвергались гонениям и преследованиям, и вот как раз-таки Ковылин смог добиться для своих братьев по вере некоторой лояльности от властей. Илье Ковылину приписываются фразы "Брак хуже блуда" и "Не согрешишь - не покаешься"
  
  15. Вдруг, устар.
  
   ***
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"