Одному Богу известно, как он поднимался по отвесной стене на третий этаж. Но в итоге он, подтянувшись на руках, одним движением перемахивал через маленький смешной балкончик. На мгновение его силуэт, вырисовывался в проеме вытянутых испанских окон, а затем исчезал в темноте комнаты, когда он нырял под прозрачную занавеску, которая берегла комнату от назойливой мошкары.
Мягко ступая по полу, он добирался до ночника и зажигал свечу. В трепещущем свете, огня его тело отливало матовой бронзой, белки глаз таинственно блестели, и пугливые темные тени разбегались от него по углам комнаты. Успокаивая огонь, он прикрывал свечу рукой и тихо ставил её на столик у кровати. Затем он опускался на колени у постели любимой. Осторожно, стараясь не разбудить спящую резким движением, он касался своей большой ладонью её нежной щеки, и ласково ведя пальцами, прятал непослушный завиток золотых волос за её маленькое ушко.
Но она уже не спала. Скользнув под одеялом тонкими пальчиками, она прижимала свою ладонь к его сильной руке. Плотнее касаясь щекой, она потиралась о его руку как маленький котенок. Тогда он наклонялся, и едва притрагиваясь, нежно и трепетно, целовал своими губами её пухлые почти детские губы. Она отвечала ему, закрывая глаза, и сквозь свою, пылающую жаром кожу, он чувствовал на щеке, прохладу её легкого дыхания. Она обвивала его шею, и он выпрямлялся во весь свой гигантский рост. Обнимаю любимую за талию, он ставил её на кровать. Так они оказывались почти одинакового роста, но ей все равно приходилось тянуться на цыпочках.
Дразнясь, он чуть отстранялся, отступая на шаг. В ответ, она притворно надувала губки, а затем, маня его обратно к себе, чуть наклоняла свою прелестную головку и, ведя пальчиком по изящному плечику, сбрасывала лямку своей воздушной ночнушки. Он смотрел, не отрываясь, как завороженный и она, уже медленнее, смакуя движения, освобождала второе плечо. Легкая ткань, вызывая холодок, скользила по коже вниз и ложилась на кровать, накрывая её маленькие ступни.
Опустив руки, она замирала, и только высоко поднимавшаяся и опадавшая грудь, выдавала её волнение. Изгибы её талии, бедер, все вершины и впадины, долины и взгорья, холмы и ложбинки, манили, звали, тянули.
Он медлил. А она стояла робко и нерешительно, застенчивая улыбка постепенно сходила с её губ. Она каждый раз волновалась, что ему не понравится.
Тогда он делал шаг обратно и обнимал её, проведя ладонями по бархатной коже, от бедер выше на животик и талию, скользя ими за спину и притягивая любимую к себе. Она прижималась к его обнаженной груди и прислушивалась к бешеному стуку его сердца. Одна его рука поднималась вверх по позвоночнику, к прекрасной тонкой шейке, другая скользила вниз. Опускаясь на розовые половинки, чуть сжимая пальцы и отпуская их, он каждый раз чувствовал трепет и тихий вздох своей любимой. Ладонями она обвивала его грудь, хотелось слиться воедино. Игра света и тьмы, переливы неяркого огня свечи, стремясь соединить противоположности, они напоминали инь и янь китайской философии.
Он прижимался к ней бедрами, и она чувствовала его давление. Скользнув ладонью между телами, она забиралась внутрь его простых холщовых штанов. Чувствуя как любимый замирает почти не дыша, она освобождала пояс и его штаны спадали вниз. Касаясь своей маленькой прохладной рукой, она ощущала его мощь и жар.
Не отпуская свою ладонь, она вставала на цыпочки, целуя любимого и чувствуя вкус его пересохших от страсти губ. Их уста смыкались, а глаза закрывались сами собой, головы наклонялась в разные стороны. И тогда его язык, осторожной змейкой проникал в её ротик, обволакивая, играя с её язычком. И казалось, время останавливало свой бег.
Чуть погодя он отстранялся, всматриваясь в её прекрасные глаза, тонул на дне их неизведанных глубин и чувствовал, что... Это невозможно было выразить словами, кто не испытывал, тот не поймет, не оценит тот океан всепоглощающей нежности и страсти, который накрывал их обоих с головой и уносил на гребне волны в просторы неземного счастья.
В объятьях друг друга, они опускались на шелковые перины и он, оказываясь сверху, прижимал её всем своим телом. А она с замиранием сердца, чувствовала себя игрушечной лодкой в открытом море.
Покрывая поцелуями её шейку там, где трепещет голубая венка, он неспешно спускался на грудь. Возвышаясь над ней как скала, он слегка отстранялся, лаская её ладонями. Едва касаясь нежной кожи, он вел их снизу вверх, пропуская её соски между средним и указательными пальцами, чуть сжимая, он ощущал их наливающуюся твердость. Обнимая и чувствуя, как дышит его любимая, он накрывал её груди своими большими ладонями.
Волны жара и холода прокатывались по коже, но он продолжал движение губами вниз. Оставив руки высоко на груди, он опускался все ниже и замирал на мгновение у милого пупочка, прикасаясь к нему своими горячими губами. Любимая выгибалась ему навстречу, и он слышал её нежный вздох. Но он был не умолим в своем стремлении вниз, спускаясь все ниже и ниже.
Её согнутые в коленях ножки чуть подрагивали, когда он там прикасался к ней своими губами. Ощущая её вкус, аромат на языке, он тихо сходил с ума от нежности и изнывал страсти. Обвивая её бедра руками, он забывал все на свете и проникал глубже и глубже, в ту единственную, которая была только его. Он ощущал, как её тонкие пальчики забирались в его курчавые, короткие волосы и она, постанывая, рефлекторно сжимала кулачки.
Она не могла долго выдержать и, выгибаясь навстречу любимому, торопливо поднимала его к себе, чтобы отдаться ему полностью. Навсегда. Он, оказавшись снова вверху, чувствовал, что любит её всю целиком, и каждую её частичку в отдельности. Хотелось окутать её с ног до головы, обвить её всю коконом и защитить любимую от всего на свете. Переполненный страстью он, надавливал бедрами, сливаясь с ней, ощущая весь её внутренний жар, всю её влагу. Он двигался как безумный, глубже и глубже, желая проникнуть туда, куда еще никто никогда не проникал. Её ножки смыкались у него на спине, придавливая его сильнее. И это взвинчивало его до небес. Он начинал двигаться резко и быстро, но равномерно, как машина. От его толчков, она вся сотрясалась и, изнывая, тихонько постанывала в такт его движениям. В какой-то момент они вместе замирали, ощущая, как он отдает ей частичку себя, забирая в ответ её всю.
По инерции они продолжали еще двигаться, но медленнее. Затем замирали. Но он еще оставался внутри, испытывая краткий миг счастья, покоя, единства.
За испанским окном светлело небо. И он не говоря ни слова, подбирал измятые штаны и, пока не взошло солнце, уходил обратно. Она знала, куда он возвращается, и потому уткнувшись в подушку, тихонько плакала, ожидая, когда надсмотрщики погонят темнокожих рабов на маисовые плантации её отца.