Аннотация: Людей выставляют на торжище. Покупают, прицениваются, просят скидку. Кто?
Оченаш
Матерый танчище надвигается, шуршит гусеницами, он уже совсем близко - огромный, пропахший машинным маслом и ржавчиной, его стальное дуло поворачивается ко мне.
Сжимается сердце. Мигом забываю все молитвы, которые бормотал до этого, на уме остается только одно - Оченаш, сделай так, чтобы он меня не пристрелил...
Танк замирает. Присматривается. Прислушивается. Включает динамики.
- А это у вас что?
Поворачивается к продавцу.
- Это-то? Человек, а то сами не видите.
- Нет, я вижу... - танку трудно говорить, динамик шипит и фыркает, - а что он умеет?
- Все. Человек, знаете, тварь такая... все умеет. Вот, я вижу, у вас корпус ржа побила, так он вам мигом порядок наведет, а про пыль я и не говорю, им пыль вытирать - плевое дело.
Оченаш, убереги... представляю себе, как год за годом чищу корпус танка и мою пол в казарме - сжимается сердце.
- А сколько ему лет?
- Э-э... двадцать.
Дурище ты, торгаш, дурище, двадцать три мне, хоть бы в документы глянул, прежде чем на торг выставлять...
Танк не уезжает. Оченаш, что ему еще надо, Оченаш, ну что он на меня уставился, вон сколько народу на цепях сидит, вон здоровые парни, на рожах видно, что мозгами у них в бошках не пахнет, и даже не воняет, вот их бы и взял себе в казарму, р-рота па-а-адьео-о-ом... Уходи-уходи-уходи-уходи, изыди, сатана...
- А поближе посмотреть можно?
- Конечно, без проблем, - продавец сдергивает цепь с кольца, выволакивает меня в зал, - вот, все при всем, двадцать лет, пол мужской, европеоид с примесью монголоидных кровей...
Так и хочется выпалить - ты сам-то понял, что сказал. Нет, вот это меня забавляет, когда наш торгаш старается казаться умным. Лучше бы он этого не делал...
Но танк, мать его за ногу, танк... На кой черт он на меня смотрит, на кой черт я ему нужен... в казармах, конечно, я не бывал, но уж это-то знаю, что там и чистильщики есть, и что захочешь, никакой человек не нужен...
Тогда зачем...
- А зубы посмотреть можно?
Зубы... зачем ему мои зубы, зачем ему мое все остальное... какие-то страшные догадки лезут в голову, Оченаш, пронеси...
Из стального панциря выдвигаются манипуляторы, ощупывают меня - стальными пальцами. Такому и правда человек не нужен, такой и сам все может...
...тогда зачем...
А ведь войны уже лет десять как нет, истосковался без живой кровушки, да и новичков в армии многонько, надо их чему-то учить, не век же стрелять по картонным мишеням... Кого они там сейчас в армии расстреливают, собак, крыс, все не то, не то, ему солдата подавай...
- А раздеть можно?
- Конечно, конечно, - продавец хлопает хлыстом, покорно снимаю футболку, расстегиваю брюки, - вот, все при всем, здоровенький...
- Хлипенький какой-то.
- Ну-у, мускулы - дело наживное, накачает в армии-то... молоденький еще, говорю вам, семнадцать лет.
Ага, уже семнадцать... Хоть бы в документы глянул, чудо ты наше...
- А сердце у него есть?
- Есть, конечно, где это видано, чтобы человек, да без сердца...
- Ну-у, я про людей мало что знаю... а где у него сердце?
Оченаш, сбереги... на кой черт ему знать, где у меня сердце... Так и вижу бескрайний полигон, кто-то открывает клетку, люди бегут - к лесу, к лесу, шеренга танков поворачивает дула в их сторону, а-а-атряа-а-а-ад, цельсь!
Живые тела разрываются кровавыми клочьями.
- Ага... вот здесь... слышу, стучит.
- Берите, не пожалеете, здоровый человек вообще сейчас редкость, а на хрена в армии дохляки всякие?
- Тоже верно... а почему продаете?
- Не понял?
- Ну... раз такой хороший, что продаете-то?
- А-а, так старый хозяин умер, вот, нового ищем... Будете брать?
- Подумаю.
- Со скидочкой отдам, десять литров скину.
- Ну... я подумаю. Худоват больно.
- Да говорю вам, молоденький, заматереет еще... Ну не хотите этого, вон того возьмите, редкий крепыш, вон, железка валяется, хотите, он вам ее в дугу согнет?
И тут я понимаю, на хрена ему нужен человек. Не на хрена. Не нужен. Бывают такие, которые человека никогда в жизни не видели, если вот это - стальное, программное, микросхемное - можно назвать жизнью. Вот и приходят сюда, разглядывают, а что он умеет, а сколько ему лет, а зубы можно посмотреть, а уши?
Танк уползает. Отлегло от сердца, а, да-да, спасибо, Оченаш, выручил...
Хозяин снова вешает цепь на кольцо, возвращаюсь - к другим, что они все на меня так смотрят, ну еще бы не смотрели, до того я перетрухнул, даже не вспомнил, что одеться надо... долговязый мужчина вытаскивает из вещмешка подсохший корм, протягивает мне и двум девушкам на цепи.
- С-спасибо.
- На здоровье, - говорит, будто давится собственным голосом.
Усаживаюсь рядом с девчонками, продавец поглядывает на нас - косо, косо, чего они в кучу сбились, как бы не передрались, не передеремся, не бойсь...
- А тебя чего продают? - щурится маленькая татарочка.
- Хозяин умер, вот и продают.
- А хозяин кто был?
- А машина химическая какая-то, состав воды определял... задолбал он меня с цифрами со своими...
Смотрю на него, тощего, прыщавого, глаза насмешливые...
- А то я не знаю, что с хозяином твоим стало...
Холодеет спина. Откуда он знает, черт бы его драл.. да ничего он не знает, не может он ничего знать, никто здесь ничего не знает...
И все-таки...
Забиваюсь в угол, делаю вид, что ем, снова и снова пережевываю все тот же комок субстрата.
Было же...
Было... Когда было, как было, сейчас уже трудно вспомнить, когда, как, мерное гудение машины, мелькание цифр, вставить бумагу в принтер, печать, режим экономии тонера, проверить подачу тока, принести пробу воды, подставить анализатор, ручкой грубо - до упора, ручкой плавно - до середины, диапазон для магния - от трех до семи, диапазон для кальция - от семи до десяти, для железа, с железом сам черт ногу сломит эти ноль целых, ноль-ноль-ноль-ноль, тьфу на вас на всех...
Уже святая ночь подтаяла,
По площадям крадется холод,
Над городами разлетается
Прах ненаписанных стихов...
Как там дальше-то, не знаю, как там дальше-то, пи-ик пик, что опять, вентиляцию не включил, включаю вентиляцию, что еще, ах да, процентное соотношение стронция, а на стронций надо было лампу включить, а я не включил, жди теперь, когда нагреется, никогда не нагреется, в зале холод собачий... Эм-Ша-триста смотрит на меня - равнодушными фотоэлементами, выносит вердикт - без ужина.
Проверить подачу тока, сорок, сорок вольт, боже упаси, двести, - только сорок. Открыть крышку, задвинуть лампы, нет, вру, сначала надо было лампы задвинуть, потом крышку открыть, получаю крепенький удар током, верно, нечего лампы портить... И рвутся в голову непрошеные мысли...
Не видят дремлющие люди
Как через мили, через лье
Текут непрожитые судьбы
В туманное...
В туманное небытие... Как там было... не помню, ничего не помню, самого себя не помню, голова рвется на части - от боли, подставляю пробы воды, стакан выскальзывает из рук, дзинь-цвяк, получаю еще один удар током, покрепче...
Чувствую, как схожу с ума.
ПРОВЕСТИ РАСЧЕТ...
Ну проводи расчет, кто тебе не дает... а-а, это я должен провести расчет, щелкаю калькулятором, вывожу среднее арифметическое, нет, что-то не то... Ну что ты опять пищишь, а, ну да, забыл включить ток, включаю ток, не перепутать, сорок вольт, не двести, сорок, не двести, сорок, не...
...двести.
Поворачиваю на двести, щелкаю тумблером.
Комната вспыхивает - сияющими искрами, что-то жжет лицо, больно, сильно, падаю - в никуда, в никуда, закрываю глаза руками, глаза, глаза спрятать, словно тысячи игл вонзаются в руки...
Хлопают двери, врываются машины - пожарные, аварийные, еще какие-то там, спасают то, что еще можно спасти в бушующем пламени. Кто-то хватает меня, вытаскивает в коридор, с наслаждением глотаю воздух, как приятно - дышать. Аварийный робот цепляет меня за ошейник на цепь - у двери, роется в ящичках, сует мне в рот неровный кусок сахара, треплет за ухом, успокаивает.
Тем лучше.
Пусть думают, что мне страшно...
Пусть...
- Умер, говоришь, хозяин?
Долговязый смотрит на меня. И смотрит так, что я понимаю - знает.
Знает, мать его...
Вытаскиваю из вещмешка куртешку, жалко расставаться, зима не за горами, протягиваю долговязому.
- На.
- Ты чего?
- Ну... ты ничего не знаешь.
- А-а, вот ты про что... - посмеивается, морщинки мечутся по лицу, - себе, себе оставь... А ты молодец, парень... так его, значит? Так?
Чувствую, что бледнею. Не слышал бы продавец...
- Так.
- Только там не так надо было... не тумблером...
- А... как?
- Потом скажу... дело-то нехитрое...
- А ты... кто?
Лукаво улыбается.
- А ты сам как думаешь?
- Ну... мастер какой-нибудь... наладчик... работяга на конвейере.
- Не-е...
- А кто?
- А про программеров слыхал?
Падает сердце. Теперь понятно, почему этот на короткой цепочке сидит - особнячком от нас, почему мы тут голодные сидим, ему корм носят, а то и сахарку подкинут...
- А тебя что продают?
- А так... - смотрит на меня, подмигивает блеклыми глазами, - хозяин с ума сошел. Вишь, незадача какая, матерый такой суперкомп, вон, с весь этот зал размером, уж кого только в подчинении у него не было, кем только не вертел, как хотел... и нате вам, свихнулся... вот горе-то, сохрани, Оченаш...
Смотрит на меня. Подмигивает. Холодеет спина.
Летим над границами
В стылый ветер, в полуночный лед,
Вовеки нам виться
В белой вьюге - холодной и строгой,
Мы певчие птицы,
Рожденные быть перелетными,
Мы звонкие птицы,
Изгнанники вечных дорог.
Как там дальше...
Думай, думай... При чем здесь полуночный лед... вот, блин, вроде никто тебя не гоняет, сидишь смирно, а не думается... Стихи, это дело такое, не любят они толпы, и закрытых пространств не любят, пугливые... и вообще, стихи они такие, насильно к себе не притянешь, на цепь не посадишь, они только сами приходят, когда хотят... в какую-нибудь минуту, когда нужно переключить тумблер и ручкой плавно...
О-ох, Оченаш...
Долговязый умолкает. Мимо на колесиках скользят покупатели, перед нами замирает что-то несуразное, обвешенное окулярами, пытаюсь понять, что это может быть, не могу.
- Подсказать что-то? - продавец вскакивает как из ниоткуда.
- Да... мы посмотрим.
- Смотрите, смотрите... на любой вкус... вы для каких целей?
Взгляды окуляров скользят по нам, с одного на другого.
- Да... по всякому...
Ага, ясно все с вами... вот такие же, делать им нечего, ходят по базару, людей смотрят... Вы не поверите, где мы сегодня были... Ужас, там люди в продаже, такие страшные... нет, я слышал, что они твари мерзкие, но чтобы настолько...
Скользят окуляры.
Следят.
- А... девушку можно посмотреть?
- Которую?
- Вон ту, темненькую.
- Пожалуйста... семнадцать лет, полукровка, монголоид с чертами европеодиной расы... раздеть?
- Нет-нет... а пусть она пройдется.
- Пожалуйста, - продавец щелкает хлыстом.
- А пусть пробежится.
Девушка бежит - насколько позволяет цепь, садится на шпагат, неловко делает сальто. Отворачиваемся. Хороши издеваться-то над людьми, вот из-за таких больше всего и страдаем, которым человек на хрен не нужен, ходят посмотреть, а пусть он пробежится, а пусть на стенку залезет, а пусть на голову встанет. Бывает, правда, и хуже, это я про богатеньких говорю, которым уже совсем литры девать некуда, скважин до хрена, приходят от скуки, купят человека, поиграют с ним неделю-другую, потом забывают кормить, потом человек им надоест, хорошо еще если хватит ума перепродать, а то и не хватит, видел на одной фабрике прикованный на цепи скелет...
- Историю? Ну... Вначале на земле не было ничего... потом... из огня и металла появились первые машины, еще примитивные... мало-помалу машины становились все совершеннее... осваивали... новые и новые земли... Да что вы ржете-то? господин, скажите парням, чтобы не ржали там на цепи, я сосредоточиться не могу!
Торговец хлопает хлыстом. Девушка продолжает...
- Однажды... в одну из машин ударила молния, но машина не сгорела... так появились электрические машины... Мало-помалу машины начали осваивать недры... или недра? Вот... потом...
- А что же они нашли в недрах? - спрашивает покупатель с фотоэлементами.
- А-а... нефть. И газ. И потом появились машины, которые делали из нефти бензин... и электричество... и стали жить на бензине... и электричестве...
- А бензин-то все плохонький продавать стали, - вставляет кто-то в толпе.
- А ты не бери где попало, скупой платит дважды, - парирует машина с фотоэлементами.
- Вот... А вершиной эволюции стали микросхемы... и машины, наделенные разумом...
- Что, прямо так сразу микросхемы?
- Ой, нет... ну... там сложно, я не помню... там транзисторы сначала, потом лампы электронные... перфокарты... Ой, ну что вы на меня так смотрите, не помню я!
- Молодец, молодец, продолжай... - покупатель бросает девушке кусочек сахара, придвигается к своему спутнику, - нет, ты посмотри, как краснеет... бледнеет... какие ужимки, мимика...
- А сравнительно недавно машины начали создавать организмы из углерода... и воды... растения... животные...
- Сравнительно недавно - это когда? - парирует покупатель.
- Ой, да не помню я, как по телеку говорили так и говорю! И создал компьютер человека по образу и подобию своему... интеллект... по принципу компьютерного...
- Ты смотри... бледнеет, краснеет...
- А как волосы поправляет...
- А рукой, рукой, видишь, закрывается... характерный такой жест... А пусть она споет что-нибудь.
- Ой, я не умею.
- Да как не умеешь, где видано, чтобы человек да петь не умел...
- Ой... да пусть они не смотрят все, что вытаращились, ржут! Господин, продайте их уже на рудники куда-нибудь! Ох, Оченаш... Ну... А-ле ку-ку... ло-ви мо-мент... Но слы-шу го-лос-не-дос-ту-пен а-бо-нент... а-ле ку-ку... бе-ри-тру-бу... я це-лый день ску-ча-ла-боль-ше-не-мо-гу...
- Будете брать? - не выдерживает продавец...
Усмехаемся. Как бы не так, будут они брать. Видели мы, конечно, чтобы от скуки людей смотрели, но чтобы так...
- Девушка-то здоровая?
- Здоровее некуда, кровь с молоком!
- А носом что хлюпает? Говорите, здоровая...
- Ну, это дело поправимое...
- Сколько?
Вздрагиваем. Не ожидали.
- Триста.
- Нехило... - машина сомневается.
- Бери, где еще такую найдем, - спутник толкает машину с фотоэлементами.
- А ну-ка примерь, - машина бросает татарочке красное платье. Девушка стыдливо сбрасывает джинсики, вертится, пытается спрятаться от взглядов, будто здесь это возможно. Машина расплачивается кредиткой, здесь все расплачиваются кредиткой, не помню, когда последний раз видел наличку, оно и ясно, кто тут будет бочки с бензином таскать...
- Ну что, героиню главную нашли, что там у тебя еще по сценарию?
- Дай подумаю... - тот, с фотоэлементами, вспыхивает лампочками, - актера вчера купили, актриса вот она... героиня...
- А на роль Злодея?
- Злодея я позавчера выискал, у меня в комнате сидит... лошадей еще надо парочку... собаку. Сокола. Дракона...
- Это на других рынках...
- Да знаю я...
- Дороговато выйдет.
- А ты как хотел, фильмы снимать, это тебе не фотошоп мастерить...
Отчаянный стон - по толпе. Девчонки кусают губы, кто-то тихонько всхлипывает, то-то же, знали бы девки сразу, что фильм снимают, вперед трусов бы к покупателям кинулись... да и эти хороши, могли бы сразу сказать, что им надо. Умные-то не так делают, входят в зал, сразу сигналят - есть токари-слесари-радиоинженеры-химики-физики-нужное-подчеркнуть? Поднимаются руки, люди выходят из загонов. Покупатели смотрят зубы, щупают мускулы, прицениваются...
Забиваюсь в угол, царапаю - на обрывке бумаги:
Закатами красными
Нелегкий наш путь овевает,
В полете не спится,
Не приходят спокойные сны:
В полете опасном
И (каком еще?) - мы забываем,
Что певчими птицами
Когда-то давно рожде...
Обрывок кончается - как-то слишком быстро, вот так всегда, стихи приходят, когда их не на чем писать, Оченаш, пошли мне листочек, а лучше два, а лучше блокнот, и еще покушать чего, Оченаш, очень тебя прошу... А сам виноват, в лаборатории у этого Эм-Ша бумаги было до черта, мог бы хапнуть пару блокнотов... Да какие там пару блокнотов, когда повалил дым, уже ни о чем не думал, рвался с цепи, задыхался, а у меня там и стихи были - там, в столе, под расчетами, тетрадка, "Дневник одиночества", мог бы выхватить, какое там - все сгорело дотла...
Долговязому приносят тосты. И кофе. И блокнот. Все верно, программисты в почете, только что на алтарь его не возвели и в золотую клетку не посадили...
- Держи.
- А?
- Держи, говорю... поэт...
Сует мне пару листочков.
- С-спасибо...
Спасибо, Оченаш.
- Есть хочешь?
- Не-е...
- Ешь давай... вон, кости торчат...
Едим. Ближе к ночи в зале все стихает, люди расползаются на подстилки по углам, где-то скулит ребенок, кто-то поет над ним монотонно, и-все-лю-ди-спят-и-все-зве-ри-спят, крепкий парень с пышногрудой девчонкой сплетаются в одно целое, торговцы разгоняют их ударами хлыста...
- Повезло девке, - говорю, просто чтобы что-то сказать.
- Какой?
- Ну... актрисе... до старости доживет, сниматься будет...
- Дура она, - фыркает долговязый.
- Тоже верно.
- Знаток... истории.
- Ну, перепутала все... сначала транзисторы, потом перфокарты...
- А не так все было...
- Да надо думать... сначала эти, арифмометры...
- Да нет... - долговязый подсаживается ко мне, худой, горячий, оглядывается, не идет ли торговец, - вообще... не так...
Оченаш...
После полуночи приглушают свет. Лежим - в полумраке, плечом к плечу. В зале холодновато, экономят, суки, проверки на них нет...
- А кто сначала был, Там Мерлан или этот, который на поле?
- Там Мерлан. Города разрушал, сжигал дотла... Оставлял горы черепов.
- А этот, на поле?
- На Поле Он? А Европу завоевал. И Россию. Столицу сжег, Москву... а тут зима наступила, солдаты замерзли все... он армию обратно в Париж повел...
- А Париж - это страна была?
- Город такой был. А страна Франция называлась.
- А Колумб кто был, человек?
- Человек, не собака же.
- Да нет... а как же он человек был, и через океан переплыл?
- На корабле, как...
- А как разумный корабль людей согласился везти?
- А тогда разумных кораблей не было еще.
- А-а...
Мимо катится продавец, чего встал тут, катись, катись дальше... ну что ты на меня уставился... тащит меня за цепь, холодеет спина. Продавец бросает мне в руки контейнер с чем-то мясным, картофельным, соусным, ух ты, быть того не может, про меня его милость вспомнила...