Меня напрягает это состояние. Этот модус виноватости и поиска оправданий, ставший привычным. Эта роль равнодушного козла, в которой утвердился в ее глазах и которую она старательно полирует, как и свою непрекращающуюся меланхолию.
Субботний сентябрьский вечер. Уже осень, но ночное небо и сейчас не спешит истерить дождем. Далеко еще до бабьего лета, в октябре оно у нас обычно бывает. Но, наверное и здесь весь день было тепло и сухо. Не знаю, потому что приехал я недавно.
Паркую машину на обочине Дрезденского проспекта. Не хочу соваться в основательно запаркованный уже переулок-тупик, упирающийся в уродливо-серое полузакругленное здание. Тиранет еще кто-нибудь, народу-то уже дохренища. Скоро полночь, обычно в это время публика и начинает подваливать сюда. Тем, кто ныряет в нее, плевать на внешний уныло-индустриальный вид этой махины, глотающей их, одного за другим. Потому что они приехали сюда тусить. Это же Тайфун. Тот самый. Давно тут не был, да и сегодня не собирался. Хотя когда-то мне нравился кисляк. Лет в семнадцать все бы отдал, только бы попасть сюда, только хрен бы кто меня пустил. Да и не знаю, был ли он уже тогда здесь и нашлись бы у меня деньги. Времена меняются.
"Андрюш, сильно загружен сегодня, да?" - ее вчерашнее сообщение. Ответ ей был известен.
"Да, зайка, прости. Наверное, только завтра приеду."
":(((( Ладно, главное, к десяти будь. В одиннадцать консультация."
На которую она в итоге идет сама. У меня не получилось, потому что более чем неожиданно на сегодня назначили встречу, на которой я должен был присутствовать. Какой ненормальный назначает встречу на субботу? А я что, говорил, что работаю с нормальными? Насчет чего встреча? А какая разница. И тут еще консультация эта.
Да, знаю. Все, блин, знаю сам. Нечего мне долбить. Она тоже знала, что нечего, вот и не стала говорить ничего. Ни до, ни после консультации.
Вчера до поздней ночи у нас были переговоры по стабфонду. Вернее ночью они не кончились, а продолжались на следующий день. Проходило все в столице, откуда мне из Дюсселя даже ближе, чем Вольфингу. Не знаю, во сколько она проснулась, не знаю, было ли мое сообщение: "Любимая, я не успею с тобой на консультацию..." и тэ-дэ первым, прочитанным ею в это утро. Да и какая разница. Вообще-то, я привык уже к своему ритму жизни. Она - нет. В упор не брала телефон, хоть и звонил ей. Я поехал к ней сразу, как только освободился. Но что значит "сразу", если ты пилишь одну сотню за другой, а твой персональный сереброкрылый сегодня в отпуске? Да, бляха, если нет его у тебя в помине?
Когда подъезжал, она наконец соизволила взять телефон:
- Привет. У меня не было связи.
Да я и не предъявляю. Не совсем лох.
- Привет. Где ты?
- Ко мне Ленка приехала, мы ходили с ней ужинать в Суваде, - ресторан тайский на Дюненвеге. Затем равнодушно так: - Я же не знала, когда ты приедешь.
И знать не хотела. Так, хавать дома, по ходу, нечего. Ладно, не сдохну. Вон, дёнер на углу, пойду туда.
- А потом пойдем в Тайфун. Она давно хотела.
Ну конечно. Она хотела. Эта училка у себя же дергаться спокойно не может, а ну его - ученики спалят. А сегодня как раз такой случай, что ж его упускать. Все? Все. Пока. Увидимся. Отдыхай там (она - мне). Больше ничего не говорим друг другу, не знаю, кто вырубает первым. Она наверняка.
Я не стал даже заезжать в квартиру - а что там делать? Ужинаю за рулем тем самым дёнером, не чувствуя его вкуса. По мне давным-давно разлились грусть и апатия. Поговорили. Я не извинялся, не наезжал и сам. Просто принял к сведению.
Она закадрила Ленку потусить в клубешнике, не знаю, какими правдами или неправдами затянула ее сегодня сюда, хотя еще вчера у нее, нас были другие планы. А Ленку к нам обычно не затащишь. Но ей сильно надо было, вот она и затащила. А консультация? Блин, не спросил. Да подробностями сего меня и не стали напрягать. Мне ж, типа, все равно неинтересно. Забил же, типа, на нее.
Раньше я бы только посмеивался над ее выкидоном, узрев в этом нелепом ходе очередную наивную попытку отомстить мне. Что ж теперь? Теперь, запихивая в рот абсолютно игнорируемый мной ужин, смотрю застывшим взглядом в даль Дюненвега - узенькой, но очень длинной улочки с невысокими и небольшими многоэтажными домами с ресторанами и кафе на нижних этажах, пока на горизонте мутит опаленное чем-то светло-коричневым марево заката. Вон там, слева - Суваде. Случайно оказался возле него. Просто Дюненвег недалеко от дома. Туда она ходила сегодня на ужин. Не дождавшись меня. А теперь закат уже отгорел, и на Дюненвег опустилась мягкая, ясная ночь.
Смотрю в эту ночь и вдруг осознаю, отчего парализован. Страх. Откуда взялся? Отчего я, сам себя и ее за это ненавидя, начал побаиваться? От того, что сегодня, сейчас, в эту гребаную, ясную такую звездную ночь в первый раз доходит до меня, что я, оказывается, боюсь ее потерять.
Но она же не ожидает, что эта моя боязнь перерастет в паранойю, и я нарисуюсь там, где сейчас тусит она. Мне похрену, как она отнесется к моему появлению, но втайне я все же надеюсь, что обрадуется. Ей же нравится, чтоб за ней бегали, а она бы выделывалась.
Глазами ищу ее зеленую тачку возле Тайфуна, но не нахожу. На такси прикатила? Решила пить? Напиться? Сюда воообще-то не за этим приезжают. А ну, как фейс не пройду, смеюсь беззвучно, подходя к секьюрити. Да нет, пропускают - видуха стопроцентная, солидная, отдающая обыденностью и безобидностью.
Не задумываясь, как найду ее здесь, бреду под басы Йенса О, резидента здешнего - он и сегодня ставит, верен себе - по кулуарам лаунжа, всюду освещенным ядовито-зеленым - фирменный цвет Тайфуна.
Мне навстречу прут чуваки в детских панамках, с сосками-пустышками на шее. Меня обгоняют телки в детских бодиках и коротких платьицах - под Baby Clash, тему сегодняшнего рейва. Стою некоторое время, прислонившись к мазутно-черной стене в рельефе из пенящихся волн. В рельеф этот кое-где вработаны окошки. Через них просматривается главный зал. Стена напротив выполнена в виде гигантской воронки - водоворота. Стою на фоне пены, тупо зыря в эту воронку, сканируя редкую публику, что изредка вываливает из зала. Должны же и они когда-нибудь выползти подышать. Но ни фига.
Осознаю, что стою там, как дурак, и бреду - сначала в туалет. В одной из кабинок трахаются. Рановато что-то. Может, решили, пока народу поменьше. Затем ползу в главный зал. Под потолками здесь прилеплены обломки кораблей или просто зелено-серое подобие водорослей и тины. Видно только того, кто рядом с тобой, да и то, если на него случайно упадет лазер. Зал еще не совсем битком, и я под видом того, что тоже как-то танцую, пробираюсь вперед, мимо народа, в зависимости от пола кое-где уже голого по пояс либо танцующего в лифчиках. В основном сюда приходят не устраивать либо зырить на стриптизы или тейблдэнс, а тупо оторваться, но со стайлом. Хотя некоторые девушки довольно сексуальны и одеты стильно. Так что кто хочет - возможны варианты.
Оказываюсь неподалеку от пульта и краем глаза вижу, что Йенс, как обычно, зажигает за ним под свои же миксы. Сегодня, как и вообще последние годы, одет в белую футболку, а значит, менее экстравагантно, чем это водилось за ним в девяностых. Видать, остепенился мужик. Давно же уже не нуждается в самомаркетинге. В здешнем Тайфуне, его детище, он ставит бесплатно, много лет. Рядом с ним танцует чувак, похожий на него - Фил, его брат.
Нигде их не вижу, да и как их тут найдешь. Зачем вошел. Зачем вообще приехал. Звоню ей в отчаянии, понимая, насколько это нелепо. Когда включается автоответчик, мой взгляд падает на двух телок, чмокающихся в губки прямо в себяшку. Она чмокает Ленку. Вспышка смартфона освещает вполне голодные лица чуваков вокруг, пристально их разглядывающих. Затем они продолжают танцевать, совсем уже без лесбо-игр, просто отрываются.
На Оксанке беленькая кофточка из прозрачного светлого кружева, проглядывающий из-под нее зеленый лифчик да ярко-зеленые шортики, надетые на колготки из неоново-белой сеточки. На ногах зеленые туфельки на платформе, которые вижу на ней в первый раз. Волосы волнами спадают на плечи. Ленка одета скромнее. Мне вспоминается вдруг время лет десять тому назад, те пару раз, что видел ее на танцполе. С невольной улыбкой подмечаю, что и тогда было так.
Их танцы не остаются без внимания. Иногда мне кажется, что их, ее чекают, пытаются подрулить, но она не ведется. Хотя бы так. У Йенса идет нескончаемый семплинг, а Оксанка и Ленка - те еще энерджайзеры, им будто вкололи что-то, и два их разноцветных перпетуум мобиле, мелькающие в темноте - Оксанкин попестрее, Ленкин пооднотонней - вскоре становятся неотъемной составляющей этого лазерно-душного интерьера.
Меня не тянет туда, к ней, танцевать возле нее. Я тупо стою и наблюдаю, как рассыпает во все стороны свои бело-зеленые лучи этот неугомонный неоновый попрыгунчик, такой обиженный на меня, а сейчас - такой веселый и забивший.
А мой вуайеризм - дело безобидное, но и неудовлетворительное. В который раз спрашиваю себя, что делаю здесь и почему в нашей с ней жизни больше случаев, когда я лишь наблюдаю за ней, танцующей, а не танцую с ней сам. И откуда взялось вдруг это чувство, что это я не вписываюсь в ее интерьер, в ее вечер, в ее жизнь?
Проходит полчаса, час, наверное, и они наконец устают и выходят, а я иду за ними. Народу уже как следует подвалило. Когда и я вываливаюсь в лаунж, вижу их у пенистой стены напротив воронки. Они только что сфотографировались, чем привлекли внимание каких-то троих щеглов. Пока я медленно приближаюсь, до меня доносится голос одного из них:
- Вот скажите, девчонки... Все к вам подъезжают... А вы тусовщицы со стажем, видно же... И все одни и те же избитые подкаты... Из года в год... Ну и как вам - не надоело...
В интернете, по ходу, погуглил, как подъехать оригинально. Провокационно. Ничего лучше не нашел. Или просто поприкалываться решил. Оксанка с Ленкой в недоумении отмахиваются от них, а те и сваливают уже.
- Привет, - подхожу тихонько.
Она заметила меня ровно секунду назад. За эту секунду выражение ее лица успело смениться с весело-недоуменного на уперто-обиженное.
- Привет, - устремляет она взгляд куда-то в пол.
Но мне этого довольно. Я вижу ее вблизи и осознаю, как соскучился еще раньше, как скучал по ней, когда наблюдал за тем, как она танцует одна, без меня. Скучаю и теперь, потому что несмотря на то, что стою в сантиметрах от нее, мне кажется, что только сейчас вторгся в ее жизнь. Что она проводила время без меня, и я поэтому мешаю ей сейчас. Мне тоскливо от того, что я не входил в ее планы, и мне хочется в них войти. Обида у нее на лице говорит мне о том, что и ей не все равно. Что не все потеряно и войти еще можно. Поэтому я беру ее за руку и нежно касаюсь губами ее губ. Что это? Мне показалось или от этого прикосновения и по ней пробежала легкая дрожь?
Оторвавшись - Ленке:
- Привет, Лен. Рад видеть. Как ты?
- Привет, Андрей, нормально, спасибо.
Обнимаю Ленку в знак приветствия, не выпуская Оксанкиной руки. Поздоровавшись, обнимаю Оксанку одной рукой, руку ее держу в другой. От ощущения ее мне становится легче и уютней. Я будто успокаиваюсь, словно она - мой спасательный круг. Нет, скорей соломинка, за которую держусь, только бы меня не унесло в воронку, что зияет напротив. Или еще куда-нибудь.
Ленке:
- Молодец, что приехала.
- Да, я тоже рада вас видеть. А тут так классно. У нас такого нет. Ребята, я за водой схожу. Вам... - мы уже не смотрим в ее сторону, - ...тоже принесу, - она сплавляется, а мы стоим на фоне мазутной пены.
- Как консультация прошла? - спрашиваю, прижимая ее к себе.
Она пожимает плечами:
- Не знаю. Не буду оперироваться, скорее всего.
Почему это? В отместку мне?
- ClearView меня не очень впечатлили, - поясняет она, не дожидаясь моего вопроса. - С виду вроде приличные, но - сама не знаю. Отзывы о них что-то так себе. Мол, если наверняка, то надо идти в университетскую клинику, там у профессора опыт - более двадцати тысяч операций.
- Так пойдем туда, - беру в руки ее лицо, целую в лоб. Меня словно прорвало что-то, нежность какая-то к ней. Да и радуюсь, что позволяет мне целовать себя, хоть и все еще злится, как пить дать.
- Но там лазер пятнадцать штук стоит, а в ClearView только две с половиной.
- Оксан, это не проблема, ты же знаешь, - настойчиво целую ее лицо.
Она молчит, хмурится, отворачивается, а я в который раз реально не понимаю, в чем проблема. Вообще, откуда в ней эта заметная перемена настроения резко в худшую сторону, которую наблюдаю за последнее время. Ведь явно случилось что-то.
- Оксан, с тобой... все в порядке?
- Со мной - да.
- Может я что-нибудь сделал?
- Нет. Не сделал.
- Оксан, прости, что не приехал сегодня.
- Ты ж приехал. Когда смог.
Она не язвит, говорит спокойно, констатирует факт.
- Я правда не мог. Мне очень хотелось...
Быть с тобой почаще. Приезжать всюду вовремя. Но не получается. И так будет еще долго, много лет. Возможно, дальше будет хуже. Но мы же оба взрослые люди. Живут же другие как-то. Надо ценить то время, что есть у нас.
- Оксан, - говорю ей мягко, но настойчиво, - пожалуйста, не забрасывай мысль об операции. Подумай только... Ведь это совсем другая жизнь будет.
- Нет, не надо.
- Ты о чем?
Она молчит, видимо, зная, что я рассержусь, когда услышу ответ.
- О деньгах?
То есть, о том, что ей денег моих не надо? Ничего от меня не надо?
Затем опускает глаза. У нее на лице бездонная, безысходная грусть. Насколько не вяжется это с ее ярким, кричащим прикидом, с неоновой подсветкой в тон ее прикиду, с электро-басами, что бьют из соседнего зала по моим мозгам, в которых внезапно начало щемить. А я в полных непонятках и чувствую, как воронка опять облизывается по мне, по нам своей голодной пастью.
Подваливает Ленка.
- Пойдем потанцуем? - срывается с места Оксанка. Увиливает от разговора.
Мы тусим вместе, хотя мне абсолютно не до этого сейчас. Это она может мгновенно переключиться на танцы, окунуться в ритм, забыться и даже настроение себе поднять. Я не могу.
А она танцует, как заведенная. Оглядывается на меня с улыбкой, смеется мне иногда. А может и хорошо, что мы сегодня здесь. Я уже ни в чем ничего не понимаю, потерял нюх. Но от ее этого детского, беззаботного веселья мне постепенно становится немного легче, и я почти забываю, что мы прервали наш нудный, не клеявшийся разговор, да так ничего и не решили.
И не думал даже, что моя рокерша может так отрываться на рейве, не ходим же с ней по клубешникам. Но она как-то говорила, что музыка для нее - это не стиль жизни, а просто музыка. Разная. Разнообразная. Главное - хорошая. Ну, если технарь вообще можно назвать музыкой, смеялась она. И если ей что-то нравится, то отрывается она на все сто, уж я-то знаю.
Не знаю, сколько проходит времени, пока мы так танцуем, только теперь она - это уже больше не скачущая неонка, далекая, удаленная от меня. Нет, она - огонечек мой, голубенький мой огонечек. Я уже забыл обо всем - о чем там вообще был стеб? Я в голубой ее пелене - случайность, что "пелена" и "плен" так похожи? Что это, Оксан? Сияешь? Опять излучаешь его, свой свет? Или это я гоню просто? Как хочешь, малыш, но он окутывает, затягивает меня. Ты затягиваешь меня. И почему я никогда не ходил с тобой танцевать?
О, что это? Та-да-да-да-дам? Даруд? Этот трек его еще ставят? Старье какое. Йенс как раз на него какой-то электро-микс делает, не слышал нигде такого. Хотя, что я вообще слышал, я же не в теме давно. Его авторский микс, наверное. Оксанка тоже его узнает и шаловливо сверкает на меня звездочками своих глаз: "Помнишь?" - кричит она мне. Нет. Откуда мне чего помнить, покачиваю головой ей с улыбкой, любуясь ее искрящимися глазками и искрящимися движениями под музыку. "В Wheel его тоже ставили в тот раз, только оригинальный микс дарудовский. Как раз появился тогда." Это тот, что с "выстрелами". Тут их нет, но почему-то именно о них вспоминаю. "Только ты бухал с Сашкой" - кричит она мне, смеется. Да, случались с ними такие заскоки, бывало и нормальную музыку ставили. Этой в тот вечер не помню. Но раз помнит она - какое же это совпадение. Я ведь тоже как раз вспомнил, увидел опять ее свет, а она словно и сама о нем вспомнила. А теперь еще приятнее танцевать с ней. Улыбаюсь ей еще лучезарнее. Та-да-да-да-дам.
Заводит она меня, эта моя девушка. Завораживает. Мы уже то и дело целуемся на танцполе. Так и установил я для всех вокруг, кто имел на нее виды: моё. Теперь если мужские взгляды и переключаются на меня, чеканув до этого ее, то с удовлетворением читаю в них недоумение от мнимой несовместимости меня с этой яркой райской птичкой, которой впору вспорхнуть сейчас да под электро-биты улететь от меня наверх к лазерам. А схавайте, смеюсь я беззвучно. Потому что вам-то не понять, но я совмещаюсь. Обхватив руками ее попку, трогаю зубами ее ушко, в которое шепчу-ору: - Не устала? Попрыгунья моя, - скольжу по ушку языком. - Долго еще хочешь прыгать? Пойдем дома допрыгаем.
Она смеется, и мы втроем с Ленкой выходим в лаунж.
Ленка скрывается "ненадолго", а я прижимаю Оксанку к мазутистой пене, освещенной зеленым, и уже очень смачно целую, прогнув назад ее спинку. Языком, пролезшим к ней в горлышко, чувствую вибрации от ее легоньких стонов.
- Ты подействовала, - смеюсь я. - У меня ж встает, когда ты танцуешь, знаешь же. Что, соскучилась по мне? - делаю вид, будто хочу залезть рукой к ней в шортики, а она делает вид, будто шокирована и пытается меня оттолкнуть. Но глаза ее потемнели, их зеленый, похотливый блеск выдает ее с потрохами. Выдает и то, как она смотрит на мою предательскую ширинку, под которой мне давно и изрядно тесно. Перехватывая ее взгляд, подначиваю ее, а она смеется:
- Не давит?
- Давит, - вздыхаю.
Мы заведены оба основательно и радуемся нашему желанию, радуемся друг другу.
Что-то Ленки все нет, а уже очень домой охота.
- У девочек очередь всегда в три раза длинней, - поясняет Оксанка.
Неизвестно откуда чувствуется вдруг сладковатый запах дури. Удивленно с ней переглядываемся. Это уже прямая провокация. С наркотой в Тайфуне вообще-то строго. Слишком масштабный клуб. Кто там какую синту закидывает втихаря - это уже его личные проблемы, кишки же никому не вывернешь. Пусть себе хавают, если незаметно да без запахов. Но чтоб так, явно...
- Тормоза, - пожимаю плечами...
Она тоже пожимает: - Интересно, какой вообще кайф после косяка рейвить. Кумарит же, залечь тянет...
- А ты чего это рассуждаешь, как будто знаешь? - толкаю ее в бочок.
Что это? На лицо ее наплыло непонятное, едва заметное выражение. Я не успел пока его заметить, переключиться, а она уже говорит:
- Я курила один раз.
- Давно? - спрашиваю. Сам-то не вышел еще из радостно-желающего модуса, хотя все недвусмысленно говорит мне, что пора уже выходить.
- Недавно.
Та-да-да-да-дам. С выстрелами теперь.
- Сама? - спрашиваю после недолгой паузы, которая нужна мне, чтобы переварить это одно-единственное сказанное ею слово. Дальше у меня уже не будет на это времени. За этим словом следует шквал информации, и каждая фраза лупит в меня подобно битам в минуту.
- Нет, - бах. - С Себастианом, - бах. - После сделки, на афтер-ворке, - бах. - Мы... - БАХ... КАКИЕ ЭТО ЕЩЕ НАХ...Й МЫ... - ...очень устали тогда и в тот вечер, в клубе он организовал косячок...
И вы курили его на двоих? Вот так вот, как в гребаном кино? Где-нибудь в туалете в Палке? Сидели на грязном полу, прижавшись другу к другу спинами? Он касался своим гребаным ртом того места, которого прежде касалась ты, а потом ты - после него?.. Да?..
уже изрядно отлуплен битами, ее битами. Смотрю на нее ошалело, не соображая, где я и кто она. Внезапно до меня доходит, что она, возможно, просто хотела рассказать мне, хотела чтобы я знал. Не хотела более скрывать. Я прав? Тогда почему не вижу на ее лице раскаяния, почему она не выглядит виноватой? Да потому что виноватой себя не чувствует. Да и с чего? А я и сам не знаю. Вроде ничего страшного, только... почему сразу не рассказала? Как могла вот так вот, с каким-то левым чуваком... МЫ... Если со мной хотя бы... Или там одним косячком не обошлось... Она что - издевается, смеется надо мной? Если хотела сделать больно - удалось. И удалось еще кое-что: я растерян. И потерян. И беспомощен. Вот она, воронка. А я-то, дурак, думал, что стоит мне подержаться немножко за нее, соломинку мою, и все будет ништяк. Ни хрена... Это она же меня - за башку и в воду, в воду...
- Ты ему нравишься? - спрашиваю.
- Не знаю.
- Врешь, знаешь.
- Андрей, я такого никогда и ни о ком не знала. Я не расчетливая, Андрей. Не самоуверенная.
А, блин, помню. Закомплексованная, типа.
- А он - тебе? Да? И ты крутишь с ним? Назло мне, за то, что меня рядом нет? Или реально хочешь его?
Она смотрит на меня с каким-то отчаянием и ничего не говорит, а я чувствую, как почва уходит у меня из-под ног. Зачем задавать вопросы, если не выдержишь ответа? Слабак. И дурак.
- У нас с ним ничего нет, я же тебе говорила.
- Я не это спросил.
- Хорошо. Нет.
Поздно. Меня выворачивает наизнанку, бля, неужели сейчас стошнит. Как же это тупо. А как же я... Она же сама говорила, что любит. Сколько раз говорила. За что она так со мной. За что эта бессердечная сука меня так ломает.
- Андрей... Андрюша... Не надо, - она вдруг хватает меня в охапку и крепко прижимает к себе, утапливая у себя в груди мое лицо, чтобы никто вокруг нас не видел, как я... да, плачу, бл...ть...
Она тащит меня куда-то за собой, подальше от чужих взглядов, и мы заваливаемся в уголок, на один из диванчиков, обитых неоново-зеленой клеенкой, пока из моих глаз льются злые, обиженные слезы. Несильно льются, скупо так и прекращаются вскоре - и все же для меня это шок. Не помню себя таким беспомощным. Меня пугает этот хренов бесконтроль. Как ей удалось? Как она сделала это со мной? А она только гладит, целует мои волосы, прижав меня к себе, и все повторяет:
- Прости... Прости меня, пожалуйста... Прости... Только... не надо... Я люблю тебя...
Да? Правда? А я ведь пока верил тебе. Верил на слово. Раз говоришь, значит, так оно и есть, да? Ведь мне казалось, что для тебя и в мире никого нет, кроме меня. Разве не говорила когда-то, что не врешь мне?
Она вытирает руками мои глаза, покрывает поцелуями мое лицо, я чувствую, как сладкая зараза ее поцелуев уже поражает меня, и не хочу ей сопротивляться. Я надломлен, и пока она опутывает меня своей паутиной, я не пытаюсь высвободиться, а только говорю ей:
- Я тоже люблю тебя, Оксана. Это и мука, и наслаждение.
Тут трясет уже ее, но она, видно, решает, что я нуждаюсь в ее поддержке, поэтому она должна взять себя в руки и не реветь. Все так же продолжает обнимать меня, а сама выбивает что-то на своем смарте. Это она вызвала Ленке такси до нашего дома и попросила ее доехать саму. Мы сейчас не можем. Я сейчас не могу. Не могу отклеиться от клеенчатого дивана, выпутаться из ее цепких объятий. Не могу и не хочу.
![[]](/img/f/flo_rencen/glava9taifun/20190521_131104_slightly_improved.jpg)