Сюжет фильма вкратце: Макс, мужчина восемьдесят пятого года рождения, проживает с семьёй в Москве, ждёт приезда отца для празднования семидесятилетнего юбилея последнего. Отец не приезжает, Макс сам едёт к отцу в провинцию, попутно воскрешая в памяти события детства. В тмутаракани с грязным подъездом происходит встреча с отцом, всё кончается обнимашками на балконе. Кажется, всё до того тривиально, что... про что?
Это только на первый взгляд. Значится, комедия, надо смеяться. А не смешно. Это что, как у Чехова с "Вишнёвым садом", типа комедия - драма, драматическая комедия?
Актёр Владимир Вдовиченков отчётливо и без сантиментов, уверенно играет, словно пишет портрет знакомого лица. Эмпатия у Бати на нулевом уровне. У Вдовиченкова-Бати ни тени сомнения на лице, ни голос не дрогнет. Батя никогда не сомневается в правоте и безнаказанности своих действий. Владимир Вдовиченков не даёт зрителю повода усомниться, что перед нами именно психопат. Яркие флэшбэки Максима в детство - киножурнал "Ералаш" в садо-мазо версии.
На территории детства, глубоко внутри, Батя ассоциируется у Максима со смертью, тащит в мир покойников. Кладбище возникает в фильме не раз, среди покойников Бате спокойно и комфортно. Батя любит трупы (труп старухи-матери, тридцать тысяч трупов в газетных новостях, памятники на кладбище, поход в мавзолей, зарубленная курица, коровье вымя - мёртвая "сиська"). Батя подвергает мальца физическим и моральным страданиям, запугивает.
Грязь разливается по просторам детских воспоминаний, а вода из крана в ванной не идёт, Макс не может умыться, избавиться. Отношения Бати и сына постоянно связаны с грязью и экскрементами. Возможно, авторы фильма намекают на сексуальное насилие, педофилию с инцестом, о чём на наших кинопросторах говорить прямо неприлично, можно только опосредованно (сцена с грязным яблоком, эпизод с порно, эпизод с забиванием в рот ребёнку мыла, эпизод с отсутствием туалетной бумаги, эпизод совместного мочеиспускания, облизывание за отцом обёртки, эпизод обмотки шлангом). Батя пишет имя сына мочой, попутно замечая, что слово "мама" так осквернять нельзя, а потом кричит с балкона про "обоссанные штаны", унижая ребёнка перед друзьями. Автор доводит до кульминации порочность отношений Бати и сына в сцене с унитазом столь шедевриально, что отпадают все сомнения по поводу педофилии: отец заставляет ребёнка ковыряться руками в фекальной жиже, засовывать руки в дерьмо по локоть. Ребёнка то и дело мучает рвота, так он символически пытается избавиться от Батькиной грязи. Количество грязи в фильме зашкаливает.
В то же время сам Батя-Вдовиченков, герой фальшивого мачизма, имитирует ружьё доской с задвижкой вместо вменяемого фаллического символа. Батя, строящий из себя брутального самца, на деле даже не способен удержать самку. А, может, они ему и не нужны? Очевидно, он способен самоутверждаться лишь за счёт слабого детёныша. Фильм нашпигован сценами морального, физического и сексуального насилия. Не случайно авторы называют фильм не "Отец", а "Батя", используя армейский жаргон. Про дедовщину песню распевает Максик на сцене детского сада. Аплодирует довольный Батя. Остальные в ступоре. Намёк понятен: Батя сам когда-то пел у дедов, заучивал наизусть их уроки.
Ребёнок для Бати - не личность, а животное, которым он по праву собственности владеет, для него Макс - та же кошка, которую Батя вышвыривает в лестничный пролёт. Его совершенно не волнуют чувства и переживания сына, что естественно для психопата с нулевой эмпатией. Накал издевательств зашкаливает, тут авторы изобретательно фонтанируют зверствами: запихивание жертве мыла в рот, поливание одеколона на открытую рану, зажимание и выкручивание руки, сажание на шкаф под потолок, швыряние жертвы по кузову до сотрясения мозга, затягивание кабелем - и снова детская рвота и желание очиститься от слизкой гадости отношений. И никакого вам Айболита. Авторам фильма и этого мало, Батя принуждает дитя целовать труп, убивать курицу, есть кладбищенские конфеты, грязные обслюненные Батей яблоки, пытает дошколенка в ванной и много чего другого. А взрослый мальчик ему уже не интересен, потому что так весело с ним не "поиграешь". Но когда приезжают внуки, Батя продолжает "играть" в том же ключе - и получает слабенький оргазм, обманув внучиков с подарочком и прикинувшись несостоятельной жертвой. В фильме Георгия Данелии и Игоря Таланкина 'Серёжа' 1960г. 'Иди-ка сюда, детка! Вот тебе конфетка!', пятилетний Серёжа в зеркальной ситуации говорит, получив пустой фантик: 'Дядя Петя, ты дурак?', устами ребёнка глаголет истина. Детям Макса следовало бы сказать: 'Дедушка, ты дурак?', но не могут, дети Макса беспрекословно, повторяя пример Макса, смиряются с ролями жертв, встретив агрессора. Макс издевательство Бати над собственными детьми прощает, вроде как так и надо. Да, Максик не орёл, это вам не Коростелев из 'Серёжи', не Фёдор ('Два Фёдора') и не Соколов ('Судьба человека), это даже не папа Дениски Кораблёва. Макс - существо, не способное ни любить, ни защищать своё потомство.
Конструкция фильма должна бы включать персонаж матери как в фильме "Вор" (Павел Чухрай, 1997г.), но здесь мать остаётся за скобками, мелькает в эпизодах бледной бабочкой. Мать-покойница Бати и мать мальчика Макса в виде мелькнувшей тени. Женщины в ущербном маскулином мире батьковщины лежат на кладбище или сбегают. Поэтому треугольник "агрессор - жертва - спасатель" превращается в странную унылую конструкцию. Видимо, авторы так захотели. Нельзя, что ли смастерить стол с двумя ножками?
Во что превратилась маленькая жертва, при отсутствии спасателя, оставшаяся в бинарных отношениях с агрессором (спасателя нет, и нет воды отмыться, и нет туалетной бумаги оттереть фекалии)?
Взрослый сын-жертва в свои тридцать пять вроде бы успешен, не пьёт и не курит, имеет жену (в отличие от Бати) и двух детей. Вроде, производит впечатление успешного человека, но что-то с ним не так. Что не так с Максимом? В детстве для выживания, когда силёнок не было противостоять насилию, единственное, что ему оставалось - полюбить агрессора. В одном из интервью режиссёр картины "Ночной портье"(1974г.) Лилиана Кавани рассказывает, что в концлагере выживали либо глубоко религиозные люди, либо те, кто смог полюбить своих мучителей. Религиозности в "Бате" чистейший вакуум, а вот садо-мазо - о, да! Вот уже Максим взрослый столичный муж-отец, ан нет - непреодолимая сила гравитации тянет его к Бате невидимым потоком, а жена с детьми невесомо отлетают на задний план. Макс горит желанием видеть изверга-отца в Москве, жаждет ублажать садиста торжествами, а потом, подвергшись очередному Батькиному линчеванию и презрению, устремляется к Бате в провинцию, заказывая тайное желание, чтобы жена с детьми за ним не увязалась. Макс внушает себе, что не будет в своём отцовстве таким, как Батя, осознаёт порочность их отношений, но абсолютно не состоятелен как родитель, поскольку получил глубокие психотравмы. Он хотел бы любить своих детей и воспитывать по-другому, не по-батьковски, но не знает, как. Любить не может, никто в детстве не научил. Макс не видит то, что видит жена, не испытывает эмпатии к уставшим детям, не сострадает заболевшему сыну, не чувствует, что дети устали, что им нужно отдохнуть в долгой дороге, не понимает, что детям необходимы маленькие радости для счастья - покормить лося из руки булкой. Макс словно за матовым стеклом. И один свет за этим стеклом светит - Батя с его садо-мазо играми, к которому Макс стремится душой и телом наперекор родной семье. Дедушка Фрейд сказал бы: "Да уж...". Но дедушку Фрейда Макс, видно, не читал, и "убей отца" не для него, ни в прямом, ни в переносном смысле. Он как был жертвой, так и остался. Макс не сделал то, что сделал мальчик Санька в фильме Павла Чухрая "Вор", то, что доктор Фрейд драматургам прописал, поэтому в личностном плане прогресс у протагониста отсутствует. Жертва на всех парах мчится к своему мучителю-агрессору, чтобы поздравить с юбилеем. Да, это, кажется, комедия. Макс расстроен, что Бате он, взрослый и в роли отца, не интересен, как Гумберту Гумберту беременная Лолита. Макс ненавидит своё нынешнее состояние, и тут он вместо "убей отца" и развивайся дальше (может, полковником станешь, как Санька в "Воре") абсорбирует Батю внутрь себя и, взяв в руки пластиковый автомат, яростно расстреливает пластиковыми шарами свою семейку, взвизгивающих от боли детей. Вот и повторение матрицы. И теперь, наконец, у агрессора-Бати и жертвы-Макса наступает долгожданное воссоединение: они отправляются на балкон курить сигареты, которых у них нет. У этой парочки не только сигарет нет, у них и самолёты не летают, и автоматы не настоящие: у Бати - доска с задвижкой, а у сына - пластиковый, из детского магазина.