"Я уже давно ничего не делаю - ни в кого не влюбляюсь, ни с кем не встречаюсь. Просто наблюдаю жизнь.
У меня очень странное личное пространство, то его слишком мало, то его слишком много. Мне тяжело общаться с людьми, их то слишком мало, то слишком много в моей жизни.
А сколько у меня я? Есть несколько я, и с каждым пытаюсь найти общий язык.
Есть я на работе, это главная я. Есть я на природе, это тоже я. Есть я на диване. Есть много других я, и боюсь в них заблудиться, как в чаще дикого леса.
Я люблю смотреть сны, они такие яркие и настоящие, совсем не то, что серые будни. Мне часто снится, как я иду по зеленому лесу, и в нем нет людей. Это не странно и не страшно, это просто лес. Лес моей жизни. Чащоба моей души.
Григорий ушел, а его сигареты на моем подоконнике остались. Это произошло год назад, но нет сил выкинуть эту пачку. И рубашку, которую он забыл. Кучу мелочей, они здесь и там попадаются на глаза в моей крохотной квартире.
Я могла их ему отдать, ведь мы видимся каждый день на работе. Но не получается. Смелости не хватает".
Так думала Вера, стоя на остановке. Вера спешила на электричку в Москву, на работу во французский ресторан. Она была поваром, делала десерты. Вера выпекала очень вкусные торты и пирожные.
Люди столпились на остановке, а автобус никак не приезжал. Вера в самой гуще толпы погрузилась в свои мысли и вдруг чуть не вскрикнула от сильной боли. Оса ужалила ее в руку. Почему из всех людей на остановке насекомое выбрало именно ее, осталось для женщины загадкой. Кусая губы от боли, Вера зашла в запоздавший автобус. У нее была аллергия, и рука начала отекать, а свои таблетки она забыла дома.
Вера очень испугалась, что не сможет работать. Она хотела зайти в аптеку, но дальний путь на работу был рассчитан по минутам, а опозданий строгий шеф-повар Морис не терпел. Он встречал коллег у дверей, глядя на часы. "Лучше приходить на работу на пять минут раньше, чем на две минуты позже", - повторял нетерпеливый француз.
Рука распухла и болела, но Вере удалось скрыть место укуса под широким рукавом просторного платья. В раздевалке она быстро переоделась в рабочую одежду и поспешила на кухню. На ее столе стояли продукты по меню, заботливо приготовленные внимательным шефом.
- Мерси, Морис, - с почтением в голосе громко сказала Вера.
Морис уже колдовал на большом столе в глубине кухни и кивнул головой. Шеф нарезал острым ножом спаржу для украшения мусса из кабачков. Вера знала, что когда он творит, к нему лучше не подходить.
Женщина давно работала с Морисом. Она понимала, что, не услышав "мерси" за свою любезность, шеф будет целый день шептать себе под нос незнакомые французские слова вперемешку с "Вера". Ничего хорошего этот монолог ей не предвещал. Убедившись, что шеф принял ее благодарность, Вера стала читать копию меню, написанного крупными французскими буквами.
Морис не говорил по-русски, а русские повара не говорили по-французски, но они понимали друг друга, им помогали жесты и немного самых важных слов на двух языках. Любимая профессия их сближала.
Сотворив новый кулинарный шедевр, Морис развеселился. Он взял губку для посуды и до блеска начистил ей свои черные ботинки. Увидев, что шеф в хорошем настроении, Зинаида, старшая из поварих, завела разговор:
- Морис, пятница! Завтра уик-энд!
Шеф обожал трудолюбивую Зинаиду. Каждое утро она приходила на работу раньше всех и ставила выпекать круассаны, бриоши и булочки с шоколадом для завтрака. Зинаида жила в деревне, в деревянном доме, и от нее веяло домашним уютом и теплом.
- Нет уик-энд! Работ! - пошутил Морис и изобразил ее занятия в выходные. - Любов! - предположил шеф.
- Аа, морков! - улыбнулся Морис и смешно показал, как она сажает овощи.
Шеф перекусил свежим круассаном и ушел в свой кабинет. Вера облегченно вздохнула. Толстая Антонина за соседним столом готовила гарниры. Воспользовавшись отсутствием шефа, она повернулась к Вере поболтать:
- Посмотри, что с руками, ведро картошки вчера начистила. Даже в постели кое-что не могу держать!
Тоня все делала быстро. Первую дочь она родила в шестнадцать лет, а вторую в восемнадцать. Ее взрослые дочери замуж не торопились, и это очень огорчало их работящую мать. У Антонины был женатый любовник, и на кухне много судачили, споря, расставаться Тоне с ним или продолжать встречаться.
- Тоня, у меня беда, - сказала Вера. - Оса укусила, руку поднять не могу, боль адская. Если Морис узнает, домой прогонит и из зарплаты день вычтет.
Шеф никогда не болел и считал любое недомогание проявлением лени. О болезнях ему не говорили, чтобы не расстраивать.
- Так я в десертах ваших ничего не понимаю, что делать-то надо? - растерялась Тоня.
- Я миксер поднять не могу, - пояснила Вера.
Жалостливая Тоня принесла тяжелый миксер, и Вера стала смешивать продукты для шоколадного мусса. Сладости из шоколада получались у нее особенно вкусными.
Десерты были самым сложным участком на кухне. Вера начинала работать на "мясе". Рассказывая об этом, женщина хлопала себя по бедру, показывая, как готовила окорок.
Морис Веру повысил, перевел на десерты, где нужна была смекалка и точное соблюдение рецептов. Она закончила строительный институт в родной Перми, работала на стройках в Подмосковье. Но получив на работе в строительстве квартиру, Вера нашла свое сладкое призвание во французском ресторане. Красивая и опрятная женщина, всегда с прической и макияжем, она была неизменно услужлива с гостями. Посетители Веру благодарили и заказывали ее торты и пирожные на домашние праздники.
- Шарман, мадам, - галантные французы восхищались Верой и ее выпечкой.
- Я бабушка уже! - отвечала Вера.
Детей у нее не было, а ее племянница в Перми недавно родила дочь. Вера хотела усыновить ребенка из детского дома, но подруга отговорила.
Племянница приезжала к ней, хотела устроиться в Москве. Но квартира у Веры была маленькая, зарплата небольшая, а характер неуживчивый. Племянница вернулась к родителям в Пермь.
****
К обеду на кухне появился Григорий с разноцветными пакетами в руках. Он покупал продукты по спискам поварих.
- Бонжур, мадам, - Гриша подмигнул Вере. - Консервированные груши для пирога, красная смородина, ежевика, клубника для тарталеток - все купил.
Вера пять лет была любовницей Гриши, потом пять лет его женой. Григорий вернулся к первой жене, с которой у него был сын. Многие завсегдатаи ресторана все еще принимали Веру и Гришу за супругов.
- У меня рука так болит, что сил никаких нет. Оса укусила. Сходи в подвал в морозилку и принеси упаковку замороженных круассанов, - накинулась на него Вера.
В подвале хранились разные деликатесы, Морис заказывал их во Франции.
Когда Григорий вернулся с круассанами, Вера хотела освободить для них место на подоконнике, которое занимал большой пакет.
- Достань темный пакет! - сказала она Грише.
Мужчина протянул ей сверток. Вера увидела, что в нем были вьетнамские немы с креветками. Вчера вечером в ресторане был фуршет, и лакомство забыли подать к столу.
- Почему ты не напомнил! - заорала она на Гришу. - Быстро все в мусор, да заверни получше. Шеф увидит, всем достанется.
Григорий вчера вечером не работал и хотел ответить Вере, но сладкая мадам уже отвернулась от него и аккуратно раскладывала шоколадный мусс по тарелкам. Наступило время обеда.
****
Морис всегда разрешал поварам немного посидеть и пообедать остатками блюд. Коллеги собирались за большим столом и угощались.
Вере совсем не хотелось есть. Она быстро перекусила зеленым салатом и вернулась к работе.
Она не услышала, как Григорий жаловался Зинаиде:
- Какая же она злая, Верка. Как с ней тяжело.
Зинаида с аппетитом жевала бутерброд с ветчиной. Она была склонна к полноте и ничего не ела до позднего обеда. Женщина вставала в пять часов, чтобы успеть приготовить утреннюю выпечку, и Григорий не понимал, как она выдерживает такой долгий голод среди изысканных блюд. Заканчивала Зина работать иногда очень поздно, когда была чисто вымыта последняя тарелка. В такие дни она оставалась ночевать у дочери в Москве.
Стол был уставлен французскими яствами, но Григорий ел картошку с селедкой. Селедки в меню не было. Григорий купил ее на сдачу, женщины его очень об этом просили.
- Надоела эта работа, - пожаловалась и Зина. - Вот крышу отремонтирую и уйду. Всех друзей растеряла из-за этой работы.
Зинаида жила с престарелой матерью и семье дочери тоже помогала.
- Как такое может быть, - не унимался Григорий. Он часами мог говорить о Вере. - В постели полная гармония, а детей нет.
- Я ведь тоже молодая была, - предалась воспоминаниям Зина. - Было мне тридцать лет, сидели мы с Пашей в кафе на Ленинградском вокзале...
Григорий, как и все в ресторане, знал, что за Зинаидой долго ухаживал Доминик, французский бизнесмен. К Морису часто приходили его соотечественники, и один из них влюбился в Зинаиду. Доминик познакомил женщину со своими детьми и недавно сделал ей предложение, просил уехать с ним жить во Францию. Зинаида отказалась, вся в заботах о маме.
****
Когда Морис решил вернуться во Францию, коллеги подарили ему на память красивый сервиз Гжель.
Новый шеф Жислен давно жил в Москве и хотел работать со своими людьми. Первым он уволил Григория, затем Антонину. Вера ушла сама, ей предложила работать у нее дома жена французского финансиста, красивая блондинка с тонкими губами. Француженка обожала оперу и порядок. В первый день хозяйка показала Вере одну губку для посуды, вторую для обеденного стола, третью для раковины. Готовить француженка Веру не просила. "Кушать надо меньше", - сказала хозяйка.
В ресторане из старой команды осталась только Зинаида. Она по-прежнему приходила раньше всех и выпекала чудесные ароматные круассаны к завтраку.