Эстель любила Руан. Приехав сюда однажды, она решила, что останется здесь навсегда. Как ни странно, ее мечта сбылась. Удивительно, но Эстель всегда любила Руан больше, чем Париж. Париж казался ей слишком маленьким и чересчур романтичным - а на нее, по мнению окружающих, романтика влияла крайне негативно. Она приехала в Руан на поезде из Парижа и отправилась гулять по Старому городу. Влюбившись в узкие средневековые улочки, старинные фахверковые домики и бесконечную тишину, она перечеркнула свое прошлое и зажила новой жизнью. К ее удивлению, это оказалось очень легко. Здесь, в Руане, начался новый период ее творчества. Прогулки по Старому городу, Руанский собор и бескрайнее серое небо вдохновляли ее на создание лучших картин. По правде говоря, Эстель никогда не считала себя профессиональной художницей. Но в ее произведениях всегда присутствовала нечто особенное - некий импульс, говорящий о непринужденности, легкости ее стиля.
Переехав во Францию, Эстель распрощалась с произведениями своего прошлого и стала творить с новой силой, с новым интересом - словно она ее творческое эго канула в вечность, а затем зародилось вновь. Маленькие картинки, изображающие жизнь Руана, пользовались большой популярностью. Эстель писала их каждый день и в неограниченных количествах. У нее был договор с художественным магазинчиком на улице Нефшатель. Туристы покупали ее картины в качестве сувениров, жителя Руана - в качестве предметов, украшающих интерьер.
Она жила в милом фахверковом домике. Из ее окна можно было увидеть первые городские часы Руана - Гроз Орлож.
Доминик любил Париж. Хотя и попал в этот город совершенно случайно. Он держал турфирму для русскоязычных туристов и знал о Франции практически все. Эта страна стала всей его жизнью. Однажды к нему обратилась милая девушка, приехавшая во Францию и всеми силами пытавшаяся влюбиться в Париж. Так произошло знакомство Эстель и Доминика. В Париж Эстель так и не влюбилась и переехала в Руан через несколько месяцев после знакомства с Домиником. Он был удивлен и обескуражен. И пообещал Эстель приезжать в Руан каждый выходные.
Итак, была обычная суббота. Руан был тих и безмятежен. На улицах практически не было людей. Ровно неделю назад Эстель дала себе обещание - больше никогда в жизни не создавать больших, грандиозных произведений. Она проснулась и принялась за работу. Маленькие картинки, изображающие тихую жизнь Руана - вот, что интересовала ее больше всего на свете.
Доминик звонил ей дважды. Она не брала трубку. Работа отрешала ее от внешнего мира. Так было всегда вне зависимости от ее душевного состояния, настроения и планов на будущее. Когда, наконец, она вспоминала о существовании телефона, то перезвонила Доминику.
- Ты где? - любезно поинтересовался Доминик.
- А где, по-твоему, я должна быть?
- На вокзале.
- С чего бы это?
- Ты забыла, что сегодня суббота?
- Черт... Ну, конечно, забыла. Ты обиделся?
- Нет. Я ко всему привык. Впрочем, хорошо, что ты не пришла встречать меня на вокзал. Я на машине.
- На машине?! И ты меня не предупредил?!
- Эстель, за все то время, что я к тебе приезжаю, ты встретила меня один раз.
- Это неважно. Ты мог меня предупредить. Ладно, где ты?
- У твоего дома.
Они прогулялись по Руану. Они делали это каждую субботу. Доминик проводил для Эстель экскурсии. Она слушала его словно завороженная. Ей безумно нравилось слушать его рассказы о Жанне Д'Арк и площади Старого рынка, Больших часах и производстве сидра. Ей нравилось все, что он делал. Ей нравилось растворяться в этом человеке. А он никогда не думал, что в его жизни появится женщина, способная растворяться в нем больше, нежели в своем творчестве. Картины Эстель отличались особой выразительностью - они была необыкновенны, исключительны и неповторимы.
- Поехали в Онфлер?
- Зачем?
- Просто так. Тебе понравится. Это один из лучших городов Нормандии.
- Да, я знаю, ты ведь мне сто раз про него рассказывал.
Галереи современного искусства, дивные средневековые улочки и старинные погреба, где выдерживают истинный нормандский кальвадос - все это Онфлер. Так описывал Доминик один из своих любимых городов. Он ни раз предлагал Эстель съездить туда, но она отказывалась - словно боялась каких-либо изменений в их устоявшемся расписании. Утро - приезд Доминика. День - прогулка по Руану. Вечер - ужин в прекрасном ресторане. И это все, что ей было нужно. Эстель никогда не была притязательной и любила наслаждаться маленькими радостями тихой и размеренной французской жизни - жизни, вдохновлявшей ее на создание мини-шедевров. Она боялась, что однажды они не смогут отужинать в привычном для них обоих месте - ресторане "La Couronne", где подают исключительную утку по-руански, что однажды он не сможет рассказать ей о нормандской столице так интересно и непринужденно, как он делает это каждую субботу, что они не проведут незабываемую ночь в ее чудной мансардной квартире и не послушают бой городских часов. Мысли о том, что жизнь может измениться, приводили Эстель в ужас. Она любила Доминика за то, что он стал ее лучшим другом, ее наставником и любовником. Любила его за то, что он относился к ней как к большому ребенку и что всегда давал ей то, в чем она так сильно нуждалась.
Доминик знал, с какой страстью Эстель привязывается в людям, привычкам и вещам и всегда предлагал ей новые маршруты крайне осторожно.
- Ну так что? Мы едем в Онфлер?
- Мне надо подумать.
- То же самое ты сказала в прошлую субботу. И мы, как обычно, провели выходные в Руане. Эстель, ты же обожаешь маленькие французский городки. Может, ты боишься, что извращенные галереи отобьют у тебя желание рисовать?
- Да нет. Просто мне очень хорошо с тобой в Руане.
Доминик замолчал. Он словно придумывал план - как ненавязчиво заставить Эстель забыть обо всем на свете и совершить маленькое путешествие.
- А что если по дороге мы заедем в Трувиль, я накормлю тебя устрицами и напою белым вином?
Это было что-то новое. В глубине души Эстель всегда любила морепродукты и всегда мечтала попасть в Трувиль, но, увы, слишком сильно боялась отступить от привычного расписания. Но что-то заставило ее согласиться.
- Это прекрасная идея.
- Серьезно?
- Я когда-нибудь шутила?
- Нет. У тебя напрочь отсутствует чувство юмора.
- Пошел ты.
Они сели в машину. Доминик не верил, что Эстель, наконец, согласилась. Да и Эстель не могла скрыть своего беспокойства - до такой степени ей было хорошо в милом, уютном Руане, принявшем ее со всеми ее странностями, творческими порывами, упрямством и эксцентричной ранимостью. Эстель не умела заводить друзей. Ее единственными друзьями были Доминик и... Руан, славный и верный Руан.
Да. Она вовсе не хотели ехать в Трувиль. К черту Трувиль! К черту устрицы и белое вино и приятно отвратительный запах океана! К черту романтические поездки! Ведь Доминик никогда не был романтиком, и если он решил отправиться в маленькое путешествие - это как минимум странно... Так считало ее подсознание. И все же она слишком хорошо относилась к Доминику, чтобы отказать ему... в тридцать восьмой раз. Да и что скрывать, Эстель безумно любила уютные рестораны и посиделки на океаническом берегу. По крайней мере, в ее картинах этот сюжет был одним из главных. Ну а что касается Доминика, он слишком хорошо знал Эстель, чтобы позволить ей отказать ему... в тридцать восьмой раз. Эстель была его лучшим другом, деловым партнером и верной любовницей. И он прекрасно понимал, что, несмотря на все нюансы ее поведения, она страшно боится его потерять. И уж точно не допустит, чтобы он подумал, что ей на него плевать.
Дорога в Трувиль была недолгой и немного однообразной. Она пролегала через зеленые поля, холмы и луга с милыми, словно сошедшими с картин Эстель коровами и лошадьми.
- Это платная дорога - неожиданно подчеркнул Доминик. Десять евро вычту из твоего ужина.
- Пошел ты.
Это был ее обычный ответ на саркастические замечания Доминика. И хотя ей это стоило огромных усилий, Эстель научилась делать вид, будто они ее нисколько не задевают. Пожалуй, это было одним из самых мудрых решений в ее жизни.
- Они ведь противные?
- Ты про что?
- Да эти чертовы устрицы.
- Ну, я их ел единственный раз в своей жизни и больше не собираюсь. Эти мерзкие сопли не по мне.
- Что? Ты поэтому так хотел меня ими накормить?
- Конечно.
- Пошел ты.
И все же Эстель хотела попробовать устрицы. Она прекрасно знала, что Доминик никогда не мог похвастаться изысканным, безупречным вкусом. Более того, всякий раз, когда Доминик выказывал негативное мнение к чему бы то ни было - произведению искусства, кулинарному шедевру, сорту вина или фильму - она делала вывод, что непременно должно увидеть, попробовать, посмаковать или посмотреть это удивительное нечто. Да. В глубине души ей очень хотелось насолить Доминику. Не то чтобы она плохо к нему относилось - нет, дело вовсе не в этом, ведь Доминик был ее лучшим другом, любимым мужчиной и она, как вы помните, страшно боялась его потерять. То была жажда маленькой мести. Хотя Эстель толком и не знала, за что временами сердилась на Доминика и откуда брались обиды, что без ее ведома проникали в ее эксцентричную душу.
Трувиль оказался маленьким, симпатичным городком, наполненным духом французской провинции, слега приглушенным запахом морепродуктов.
- Так ты готова влюбиться в Трувиль?
- Да, пожалуй.
- Тогда шевели задницей.
- Какой же ты грубый. Знаешь, полгода назад я и представить не могла, что ты можешь так хамить любимой женщине.
- Да брось. С чего мне быть любезным? Да кто ты вообще такая?
- Я та, что ненавидит всех, кроме тебя.
- Ах, да. Прости, я все время об этом забываю.
- Ну а я больше не буду тебе об этом напоминать.
Доминик рассмеялся. Он всегда смеялся, когда Эстель пыталась быть жестокой. Уж слишком неправдоподобно это выглядело.
Рынок морепродуктов в Трувиле оказался вполне себе обычным и все же было в нем что-то сказочное.
Эстель заказала дюжину устриц, речных улиток и бутылку шардоне.
- Это все тебе? А я по-твоему должен просто наблюдать за тем, как ты ешь?
- Ты же сказал, что не любишь морепродукты.
- Ну не умирать же теперь с голоду.
Эстель знала, что Доминик ненавидит морскую кухню от всей души. Но она так давно мечтала отведать устриц и гребешков, что ей было плевать. И ему тоже. Он помогал ей очищать маленьких морских чудовищ от жутких раковин и подносил к ее губам, и ей это безумно нравилось, хотя она терпеть не могла показной нежности... впрочем, она не считала, что нежность Доминика была показной - она ни на секунду не сомневалась в его искренности. Пожалуй, искренность Доминика было единственным, в чем Эстель никогда не сомневалась.
Устрицы были великолепны. Запах побережья удивительным образом оттенял их изысканный вкус. Эстель получила истинное удовольствие, что случалось крайне редко. Она считала себя настоящим бедным художником и ей казалось, что каждая минута, проведенная вне мастерской, умаляет ее талант и отнимает у нее творческую энергию. Что ж. Возможно, она была права. Но сейчас, отправившись в сказочное путешествие с человеком, пробуждавшим в ней бесконечно разные эмоции, она чувствовала себя счастливой, и это было подобно чуду, сотворенному Вселенной, чтобы скрасить ее бескрайне однообразную творческую жизнь.
- Прогуляемся по набережной?
- Хорошо.
Трувиль был маленьким и уютным городком. И прогулка по набережной окончательно лишила Эстель привычного ощущения самой себя.
- Мы едем в Онфлер.
- Это обязательно?
- Да.
- Но что за срочность? Давай останемся здесь. Я даже готова провести с тобой ночь в каком-нибудь маленьком захолустном отеле.
- Брось. Ты же боишься отелей.
- Вовсе нет. Просто я предпочитаю ночевать дома.
- Именно это я и сказал.
- Нет. Ты сказал совсем другое.
- Брось. Поехали в Онфлер.
Эстель была зла. Она обожала злиться на Доминика, делая подавленное выражение лица и не говоря ни слова. Она знала, что ей вовсе необязательно выражать свои эмоции, поскольку она всегда может прийти в свою любимую мастерскую и написать все, что она пережила, испытала и осознала за прошедший день. Она никогда не говорила Доминику о том, что чувствует.
Они сели в машину.
- Мы доедем туда за двадцать минут. Это совсем рядом.
- Ладно, ладно. Я же села в машину, значит я уже на все согласна.
- Нет. То, что ты села в машину, ни о чем не говорит.
- Неужели? Можно подумать, ты так хорошо меня знаешь.
- Ты удивишься. Но да, я хорошо тебя знаю. Я знаю тебя даже лучше, чем ты сама. Я знаю, что ты в глубине души ты хочешь в Онфлер. Со мной. Прямо сейчас. Ты бы путешествовала со мной каждый день, если бы перестала стесняться своих желаний.
- Ну надо же. Круто.
Возможно, Доминик был прав. Однако Эстель старалась не предавать его словам особого значения. Она хотела верить в то, что он никогда не разгадает ее до конца.
Онфлер встретил Доминика и Эстель рождественской ярмаркой, солнечными лучами, золотящими крыши милых средневековых домов и... тишиной.
Эстель обожала тишину маленького города и потому решила, что Онфлер - один из лучших городов на планете. Как и Руан.
- Я хочу показать тебе одно место.
- Только не устраивай мне экскурсию - я этого не выдержу.
- Не волнуйся. Экскурсия тебе не нужна. Ты ведь знаешь Онфлер гораздо лучше.
- Сомневаюсь.
- Брось. Я видел твой книжный шкаф. Ты перечитала всю мыслимую и немыслимую литературу о Франции на всех возможных языках. Я не скажу тебе ничего нового.
- Я не читаю эти книги. Они часть моего интерьера, только и всего.
- Ты можешь сколько угодно обманывать себя, но со мной этот номер не пройдет. Да и еще, неужели тебе и правда нравится казаться хуже, чем ты есть на самом деле?
Эстель усмехнулась и погрузилась в небытие. В действительности в ней было много того, отчего она страстно желала избавиться. Ей не нравилось то, что она не умеет общаться с людьми, слишком трепетно относится к своим произведениям, боится всего на свете... но одно всегда оставалось за пределами ее понимания - какого черта ей так нравилось казаться хуже, чем она была на самом деле.
Она никогда не думала о том, что Доминик любит ее такой, какая она есть, и искренне пыталась понять, что же ей нужно сделать, для того чтобы стать счастливой. Порой она задавала этот вопрос Доминику, но он отвечал лишь: ничего. То есть как? - недоумевала Эстель. Вот так - настаивал Доминик, - абсолютно ничего. Ну нет - не сдавалась Эстель, - так не бывает.
- Ну и куда же мы идем?
- Увидишь.
Улочка была настолько узкой, что казалось Эстель искусственной, выдуманной, ненастоящей.
Они подошли к маленькому фахверковому домику со стеклянными дверьми.
- Заходи.
- Зачем? Что мы будем здесь делать?
- Закрой глаза.
- Черт возьми, Доминик, что происходит?
Доминик... Эстель так редко называла своего друга по имени, что каждый раз, произнося это совершенно не сложное сочетание фонем, ловила себя на мысли, что порой, на мгновение, становится кем-то другим - женщиной, не боящейся своих чувств, женщиной, всегда готовой довериться своему мужчине, женщиной, точно знающей чего она хочет. Она лишь не могла не понять, почему он вовсе не ценит того, что раз в год она отбрасывает все своих страхи и называет его этим божественным именем - Доминик...
- Просто закрой глаза, Эстель.
Эстель... она называл ее по имени каждую минуту, каждого дня. Для нее это было слишком обыкновенно.
- Хорошо. Я закрою глаза.
Доминик взял Эстель за руку.
- Открывай.
- Так быстро...
Эстель открыла глаза и увидела то, что было всей ее жизнью. Она увидела свои картины. Место, куда ее привез Доминик, было маленькой художественной галерей. Возможно, еще вчера здесь висели совершенно другие картины, совершенно другого художника. Но сегодня всякий, кто прогуливался по Онфлеру, могу увидеть картины Эстель.
Они висели в галерее современного искусства словно символ ее жизни.
- Нравится?
- Кто это сделал?
- Какая разница?
- Чертов инициатор. Это ты!
- Просто наслаждайся моментом.
Наслаждаться моментом... Подобное предложение запросто могло поставить Эстель в тупик. Ее сознание было бесконечно и недифференцируемо, и в нем не было места моментам наслаждения. У Эстель была мечта стать счастливой в самом глобальном смысле этого понятия. Но она и представить не могла, как подобраться к своей мечте. Ведь момент наслаждения вовсе не гарантирует счастья.
- Я ведь подарила эти картины тебе. Я писала их для тебя. Зачем ты их обнародовал?
- Может затем, чтобы ты наконец поняла, что ты не просто художник, а очень хороший художник.
- Ты хоть понимаешь, что я немного расстроена?
- Еще бы.
- Мои картины это моя жизнь. А я, как ты знаешь, не люблю делать свою жизнь достоянием общественности.
- Да, я понимаю. Но ты взгляни на этих людей. Они не жалеют, что зашли, тебе не кажется?
- Ну и что?
- А то, что ты можешь доставлять людям эстетическое удовольствие. Разве этого мало, для того чтобы принять право быть счастливой.
- Я не должна быть счастливой, Доминик.
- Ты редко называешь меня по имени. Наверное, у тебя шок или состояние фрустрации, ну что-то вроде того...
Да. Все это время Доминик знал, что Эстель не любит имен. И он ценил моменты, когда она называла его по имени, и несомненно это доставляло ему удовольствие. Она поняла это по огоньку в его глазах.
- Ты поедешь со мной в Париж?
- Что??? Да ты редкий засранец. Ты сделал это лишь для того, чтобы я наконец согласилась поехать с тобой в Париж???
- Думай, что хочешь. Но только не игнорируй тот факт, что я предлагаю тебе шанс стать счастливой.
- Ты что помешался на моем счастье?
- Может быть. Я не хочу, чтобы ты принимала решение прямо сейчас. Но просто подумай.
- Это невозможно. Ты устроил мою выставку, рассчитывая на то, что я изменю свое решение. Блеск!
- Не думал, что ты считаешь меня такой редкой сволочью.
- Я не считаю, я просто пытаюсь объективно оценивать твои поступки.
- А я пытаюсь помочь тебе.
- Мне вовсе не нужно помогать, я сама в состоянии о себе позаботиться. И вообще у меня прекрасная жизнь, я живу в Руане, очень люблю этот город и пишу восхитительные картины. Я вовсе не хочу менять свою жизнь.
- Ты просто боишься перемен.
- Да нет же! О, это какой-то кошмар. Опять мы ругаемся, как ненормальные старики.
- Но у нас классно получается.
Они спорили еще очень долго и, казалось, получали от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Между тем люди заходили в галерею и с загадочным интересов изучали картины Эстель. Наверное, они не думали о том, кто автор этих произведений и какие душевные перипетии вдохновили его на создании маленьких милых шедевров, исполненных страсти и декаданса, энергии и полного отсутствия жизненных сил, обид, ненависти и бесконечного счастья. Они не задумывались о том, как эти картины попали в скромную галерею современного искусства.
А Эстель убеждала в Доминика в том, что никогда не сделает того, чего он страстно желает. И все же крупица ее сознания рисовала картины бесконечно романтичного и сказочного Парижа. И предстоящая поездка казалась ей путешествием в вечность.