Он наслаждением вдохнул аромат, висящий в воздухе тенистой аллеи. Сколько лет прошло с той поры, когда раскидистые кусты боярышника в последний раз кивнули ему вслед? Слишком много, но память хранила, как выяснилось, тепло университетской рощицы. Нет, он не учился здесь, этот путь остался в стороне от его дороги.
Несмотря на тень, лавочка оказалась теплой, Солнце уже давно прогрело воздух, да и лучи его, нет-нет, да пробивались сквозь колыхающиеся ветви. И он не удержался, присев на минуту, отдавая дань прошлому. Провел ладонью по брусьям и понял, что в этом уголке мира ничего не изменилось - все та же шероховатость, все те же сколы. Краска обновлялась, но ветер и дождь неумолимо возвращали все на свои места.
Улыбка скользнула по складкам вокруг рта, и быстро потерялась среди них - чувства он давно загнал под жесткий контроль, став на путь, уготованный судьбой. Хотя, он не мог дать себе четкий ответ на вопрос, зачем пришел сюда. Что-то повлекло, и он не мог отказать зову.
Провалившись на какое-то мгновение в прошлое, он и не заметил, как оказался не один. Мало того, нарушитель уединения стоял прямо перед ним, словно соткавшись прямиком из воздуха. Вернее, нарушительница.
"Цыганка..." - чертыхнулся он внутренне. Похоже, аллея решила подкинуть ему полный букет воспоминаний, не решившись остановиться на чем-то одном.
А юная дева в цветастом жупанчике и ворохе юбок не могла решиться, он видел ее нерешительность и уже посмеивался внутренне. Похоже, цыганка не могла дать оценку сидящему перед ней крепко сбитому мужчине, который щурился от мимолетных солнечных зайчиков, словно старый пес. Дорогая и практичная одежда, стильная обувь, ухоженные руки и волосы - по эти признакам он походил на отдыхающих бизнесменов, что часто приходили сюда и давно стали ее "работой".
Вот только глаза - в них не было ничего собачьего, там таился некто, намного превосходящий любую собаку. Да и мощная грудь, видная в прорехе расстегнутого вороха говорила, что это не привычный ей хиляк в модном прикиде.
Но, она уже вступила на дорожку, отступать нельзя, Яхве не прощает слабости и колебаний.
ќќќќ- Позолоти ручку? Все расскажу, как есть. Прошлое, будущее... Кем был. Кем станешь, кто враг твой и кто не друг тебе. Позолоти, не жалей, а Марго тебе все расскажет. Богом клянусь!
Он смотрел на юную Марго и не знал, как ему прореагировать. Возникший, было, смех мгновенно утих, так и не вырвавшись на волю. Он не хотел продолжения, но что-то мешало ему просто встать и уйти. Словно легкая нить спутала его желания.
"Чертовка" - мелькнула мысль, отдавая удовлетворением. Похоже, перед ним был кто-то из настоящих. И он рассмеялся от мгновенно всплывшего желания. Не унизить, но поиграть.
Марго поняла, что все идет не так, когда ее "клиент" совершенно непредсказуемо рассмеялся, хлопнув себя по колену. Она растерянно улыбнулась, не желая разрывать устанавливающуюся между ними связь, что ткалась из нужных слов. А потом стало не до смеха.
ќ- Что ж, Марго, свет мой, зеркальце. Скажи-ка мне, что ты видишь? В прошлом, в будущем...
Он не просто говорил, каждое слово отдавало легким рыком, где-то на грани ощущений. Словно волк - а Марго вдруг четко осознала, что таилось в глазах незнакомца - решил дать небольшую выволочку щенку, неблагоразумно решившему стать на тропу охоты.
Да, перед ней развалился матерый волчище, решивший почему-то отдохнуть от постоянного бега. А потом он тряхнул головой и плечами, каким-то совершенно не человеческим движением, и из-под рубашки наружу выскочила цепь с вспыхнувшей от Солнца монетой.
- Откуда это у тебя? - Марго потрясенно рассматривала золотой кругляш, узнавая в нем каждую букву и знак. И уже зная, что будет на аверсе. Она не ошиблась - там щерилась рыком волчья голова.
- А вот и расскажи, милая. Расскажи. А если не соврешь ни разу - клянусь Луной, озолочу, как просила.
Она бы сбежала, наплевав на все правила и наказания Яхве. Слишком ярая сила билась в глазах ее нечаянного визави, оказавшегося намного сильнее её, и, мало того - носившего на груди монету её рода. Но, именно это и дало ей сил. И понимания тоже - он не обидит, волк и в самом деле решил дать урок несмышленышу.
Но она уже давно не щенок.
Вздохнув глубоко, даже и не пытаясь вложить в это хоть каплю сексуального позыва, она тряхнула копной волос и с надрывом пропела:
- А давай, дорогой. Все, что есть, что уже нет, что минуло, а что ждет - все скажу. Вот только, прости, просишь ты о многом - не все рука твоя скажет!
- И? - Он с улыбкой взирал на поникшую, было, но нашедшую в себе силы идти дальше молодую гадалку. Марго напомнила ему кое-кого, и он с нетерпением ждал продолжения их игры.
- Рука не скажет, душа - покажет! Готов пережить все заново? - голос Марго вдруг перебился легкой хрипотцой. - Все как есть, как было - все увидишь. И я с тобой. Веришь, нет?
- Верю, Марго. Верю... - слова прозвучали неожиданно устало. - Верю. А потому - давай, заглянем. Там и найдешь ответ на свой вопрос. И, ты знаешь ведь?
Она вопросительно взглянула на него.
- Обманешь - найду... - рычание уже не пряталось за словами, Волк предупреждал. Коротко и ясно.
Она молча кивнула, и текучим движением обхватила его голову узкими ладонями. Глаза в глаза, биение сердца в унисон. Его дыхание постепенно утихало, вторя ее затихающему шепоту, в котором он не мог понять ни единого слова... А, может, и не старался. Ему лишь хотелось оказаться там, далеко...
Память выплюнула на поверхность давно минувшее.
Вечер в тот день выдался неудачный, и пацаны возвращались домой злые и голодные. Им не удалось найти какую-нибудь мелкую подработку, заработав хотя бы на сладкое для детдомовской мелкоты. Те привыкли, что "старшаки" всегда возвращались с гостинцем, и сегодняшняя неудача сильно пошатнёт их веру.
Пьяные - обычный источник денег, тоже не попались. Не подфартило.
Злость срывали на пустых пивных банках, валяющихся повсеместно, около лавочек и просто на дорожках. Чистота не входила в достоинства этого куска местности, на котором городские власти некогда разбили парк. Со временем не культивируемые никем посадки разрослись и превратились в плотные заросли.
Пара фонарей сиротливо помигивала потускневшими от времени лампами, совершенно не освещая местность. Когда-то фонарей здесь было куда больше, но их изломали, оставив лишь эти два.
Ходить здесь, глубоким вечером, мало кто решался, дурная слава закрепилась за парком давно и надёжно.
Ну а они плевали на эту славу. Ещё не сформировавшаяся, но уже стая, в которой чувство локтя стало одним из главнейших - они не страшились ни чёрта ни дьявола. И злость от неудачного дня кипела в их жилах.
Когда из дальних кустов, на самой границе освещенного участка, донёсся истошный женский крик, полный мольбы и боли - они рванули туда без раздумий. Мало ли - вдруг нужна помощь. Или - фарт улыбнулся, и сегодня они не вернутся пустыми.
Более крепкий, Кирилл проломился сквозь кусты первым, где-то позади него пыхтели остальные. На оценку происходящего много времени не понадобилось - всё было до боли прозрачно и понятно. На земле жалась в позе забитого ребёнка, прикрывая разорванное на груди платье, темноволосая женщина. Она уже не кричала, вытирая текущую из носа кровь, размазывая её широкой полосой по подбородку и щекам. Неподалеку валялись босоножки и сумочка. И цветастый платок.
Красивая - почему-то отметил Кирилл, замерев на мгновение. Белеющее в прорехе разорванного платья тело притягивало взгляд, и он не знал, почему.
Над девушкой склонились два рослых мужика. Один держал в левой руке бутылку водки, в которой ещё плескалось на дне, правую руку, словно сломанную он держал на весу и чертыхался сквозь зубы:
- Ну, курва, счас получишь. Руку зашиб, прикинь, мало что не даёт, так ещё и руки об неё ломаются, - мужик гундосо рассмеялся, обращаясь к подельнику, которой стоял к Кириллу спиной, и судя по всему - расстегивал штаны. - Ну ничё, мы ей счас тоже сломаем. Слышь, курва? Или там уже всё сломано? Так ещё ловчее...
Гундосый снова рассмеялся, склоняясь над девушкой. Протянул к её груди руку, дразня и угрожая. А потом резко ухватил за лоскут платья и дёрнул. Треску платья, расходящегося до самого низа, вторил слабый крик, уже совсем беспомощный.
- Эй, - Кирилл решил внести новую сюжетную линию в происходящее. И свистнул, перебив свист двумя коленцами. Сигнал поняли - шум позади мгновенно стих. Кирилл знал, что пацаны сейчас растекаются по сторонам вбок, охватывая кусок местности, на которой их, несомненно, ждала драка - тактика пацанских разборок прошла сквозь века, и что-то новое изобретать не стоило.
- Опа. - Мужик, стоящий к нему спиной, перестал шебуршить в штанах и повернулся. По тому, как насильника повело при развороте, Кирилл понял, что противник пьян в стельку. Да и опухшее, перекошенное от давнего запоя лицо говорило о том же. Тусклые в неверном свете фонарей глаза алкаша уставились на Кирилла, и его передёрнуло. А алкаш решил разнообразить свою речь. - Паррнишшечка... Ты откуда, пацан? Чё надо?
- Гы-гы, - загундосил второй. - Тоже хочется? А хотелка-то выросла, а?
Женщина, с надеждой поднявшая голову при оклике Кирилла, услышав эти слова, затряслась и снова съёжилась на земле, пытаясь спрятаться от ставшего ещё более страшным близкого будущего.
- Мужики, вы бы женщину оставили в покое, - Кирилл не стал басить, стараясь показаться солиднее и взрослее. Эти уловки могли помочь при разборках со сверстниками, но только не с этими пьяными бугаями, видящими перед собой обычного пацана. Пусть и развитого физически, но - мальчишку. И этот мальчишка ломким, не прошедшим ещё мужское становление голосом сейчас пытался увещевать их.
Они расхохотались, пьяно пришёпетывая.
- Нет, правда. Нельзя женщин насиловать. От этого дети ненужные рождаются, - от этой фразы Кирилла насильников разобрало ещё сильнее. Они ржали конями, уставившись на смешного пацана, и тыкая друг в друга пальцами.
- Не, ты понял - от этого дети рождаются!
Тот, что держал в руке бутылку, оборвал смех и ткнул ею в сторону Кирилла.
- Слышь, пацан. Вали отседова, пока не получил. А с девкой мы уж разберёмся, что и как, не переживай.
Он поддел женщину носком ботинка, и крик боли слился с выкриком Кирилла:
- Бей!
Кирилл прыгнул на ближнего мужика. Одновременно с его прыжком кусты вокруг разродились появившимися из них пацанами. Они с дикими воплями ринулись на двух негодяев, всё ещё недоуменно пялящихся на Кирилла. Пьяные мозги не успевали отработать резкое изменение обстановки, вгоняя владельцев в состояние ступора. Впрочем, рефлексы у них никуда не делись.
Кирилл едва увернулся от выброшенного навстречу кулака, крюком выпрыгнувшего откуда-то снизу. Он знал пацанскую драку, с вознёй и прямым обменом ударов. Сейчас же им противостояли, хоть и пьяные, взрослые, весьма впечатляющих кондиций мужики.
Увернувшись, Кирилл нырнул вниз, вбивая кулак в промежность. Нежностей эти уроды не заслуживали. Хрипло хекнув, мужик перегнулся пополам и нарвался на удар ноги налетевшего из кустов подростка. Дальше его уже запинывали несколько пацанов, отнёсшихся к делу весьма серьёзно.
Второй мужик всё-таки успел среагировать. Марик, мальчишка помладше Кирилла, нарвался на прямой удар и лежал теперь рядом с женщиной, такой же маленькой безмолвной грудой. ещё один из спасителей схлопотал по зубам и сплёвывал кровь, упав на колени.
- Ну что, шпана... - гундосый сплюнул в сторону Кирилла. Судьба товарища, которого так и месили в сторонке, этого выродка, похоже, не интересовала. - Что будем делать-то?
Он не успел получить ответ. С земли разжавшейся пружиной прянуло тело женщины. Она что-то кричала тонким пронзительным голосом, совсем непонятное. Крик закончился визгом, а прыжок - ударом пальцами насильнику прямо в глаза. Он слепо отмахнулся рукой с бутылкой, попав вскользь ей по плечу. От удара женщину отбросило. Хрипло воя, она снова бросилась на насильника, но её оттёрли пацаны, облепившие мужика со всех сторон. Кто-то кинулся в ноги, кто-то толкнул... Пинали, как и первого, увлечённо и жёстко.
Кирилл подошёл к женщине, которая стояла, пошатываясь, в стороне и смотрела оцепенело на две туши, распростертые на земле. Они были живы, но вот за целость их рук, ног и некоторых других конечностей Кирилл не мог ручаться. Насильники получили то, что заслужили.
Он приблизился к ней. Стянул с себя свитер, порванный в горловине при падении, и протянул женщине. Она непонимающе посмотрела на протянутое, затем на Кирилла.
- Надень, - он смущённо отвёл глаза, почему-то упорно соскальзывающие на обнажённую грудь молодой женщины.
Да, теперь он уже мог разглядеть её лицо и фигуру. Высокие скулы, чёрные густые брови и, такие же чёрные, бездонные глаза - ей было лет двадцать пять. На шее болталось какое-то ожерелье, на котором Кирилл увидел несколько монет. И сопоставив платок на земле, понял.
- Рома? - В детдоме учился один цыганёнок. Он появился совсем недавно, но уже успел рассказать многое о жизни в кочующих таборах. Что из рассказанного соответствовало истине - Кирилл не знал, но запомнил кое-что.
- Роза. - Женщина гордо вскинула голову, так и не взяв протянутый свитер. Стиснула руками края разорванного платья, сводя их вместе, потом резким движением перекинула волосы. Роскошная грива чёрных волос окутала её до пояса. Роза смотрела Кириллу в глаза, и он почувствовал, как у него в голове словно забегали мурашки. Мелкие-мелкие мурашки, они разбежались по всему телу, покалывая и щекоча. И - пропали. А Роза отвела взгляд и расслабилась. А потом снова посмотрела ему в глаза, но теперь её взгляд налился тяжестью и чернотой.
- Что решили с этими? - она зло кивнула на распростёртые тела.
- С ними? - Кирилл недоумённо оглянулся вслед кивку Розы. - А что с ними, они уже своё получили. Сейчас мы своё тоже возьмем, и свалим. - Пацаны шустро обыскивали одежду насильников, извлекая отовсюду всё, что могло иметь ценность.
- Кирилл, у этого гайка не снимается, - Марик, уже отошедший от полученного удара, показал Кириллу на руку гундосого. На среднем пальце у самого основания прикипел массивный перстень-печатка.
- Ломай, - буднично сказал Кирилл, и сухой треск ломаемого пальца вызвал глухой короткий стон.
Роза что-то пробормотала. Кирилл не разобрал, по-видимому, цыганка говорила на родном языке.
- Что не так? - развёл он руками. - Что? Они заработали своё. А мы берём добычу, законно.
- А, да нет, я о своём. Вы молодцы. Они заслужили полученное. Но этого мало, кости срастутся, а ума не прибавится. Это - ваша добыча. А моя месть будет потом. - От девушки полыхнуло осязаемой тёмной волной, и Кирилл снова ощутил топот мурашек, шустро пробежавших по телу.
- Что, - он облизнул пересохшие губы, глядя в чёрные глаза и вспоминая рассказы цыганёнка. - Что ты хочешь с ними сделать? Убить?
- Убить? - Роза рассмеялась, но её смех в заброшенном парке прозвучал зловеще. - Не-е-ет, смерть - это легко, молодой волчонок. Смерть - это избавление, а не наказание. Они будут жить, но не будут иметь радости от этого. Такова моя месть. - Она горделиво вскинула голову.
Тем временем пацанята уже закончили тормошить тела. Судя по весёлым лицам, нашлось немало. Что ж, добыча с боя вдвойне приятна.
- Всё? - Кирилл обвёл товарищей взглядом, получил утвердительные кивки и вскинул руку. Ребята затихли, ожидая команду.
- Так, значит всё. Знатно. - Он улыбнулся и кивнул пацану, до сих пор сплёвывающему кровь с разбитых губ. - Зубы все целы? Нет? Чёрт... Всё ищем Тёмкин зуб. Если эти уроды заяву напишут, здесь потом менты всё перероют, сами знаете. Быстро, ищем зуб, мои маленькие зубные феи.
Детдомовцы расхохотались и рассыпались по земле, ползая на карачках.
А Роза подошла к телам и присела рядом. Перевернула вверх лицом, Кирилл удивился тому, как легко она это сделала. Положила на лоб каждому ладонь и что-то тихо, но страстно зашептала. Кирилл ощутил, как из ниоткуда навалилось ощущение мороза, обрушившегося на тела насильников. До него долетало лишь ощущение. А шёпот Розы перетек в гортанный говор, её качало из стороны в сторону невидимым ветром. Наговор резко оборвался, она встала, провела руками над каждым телом, гибким собирающим жестом, словно забирая что-то. И ощущение мороза пропало.
- Страшно? - Роза подошла к Кириллу вплотную и заглянула ему в глаза. У самой же в глазах плясало что-то, то ли безумное, то ли весёлое. А может - сразу и тот и то. - Ты не бойся. Я у них забрала их мужское. Совсем забрала. Жить будут, а зачем - вопрос. Больше ни к кому не пристанут! - Она зло рассмеялась.
Потом резким движением прижалась к Кириллу и крепко поцеловала в губы. Не по-сестрински, и не по-матерински. Кирилла обожгла горячая волна, исходящая откуда-то изнутри, мысли спутались...
А Роза отпрянула и засмеялась легко.
- Спасибо тебе, парень. И ребятам твоим спасибо. А за поцелуй прости, мне нужно было тёплое что-то, настоящее. Да и запомнишь Розу, не целованный ведь. Чувствую так - нецелованный, ай, как интересно. Знаешь, ты - настоящий, и кровь в тебе правильная.
Ошарашенный Кирилл не знал что ответить. Цыганка расхохоталась и махнула рукой в сторону аллеи.
- Пойдём?
На аллее, само собой никого не было, вечер уже перетёк в ночь, и фонари еле-еле разгоняли сгустившийся мрак.
Стайка пацанов стояла перед цыганкой, благодарящей их за спасение. Она что-то долго говорила, подходя к каждому и прикасаясь к их лицам. Что-то на родном языке, по-видимому, призывая своих богов. А в конце подошла к Кириллу.
- А тебе, юный волк, я обещаю, что помогу, если возникнет в том нужда у тебя. Не золотом, не клинком... Словом правильным. Словом верным. Словом страшным.
Роза расстегнула ожерелье и сняла с низки монетку. Вложила в ладонь Кириллу, сжала крепко, и прошептала.
- А это храни. Всегда храни. Носи, и будет тебе счастье.
Кирилл сжал кулак, помолчал, а потом всё-таки спросил:
- А тебе ведь не помогло.
Роза улыбнулась.
- Разве? Мы здесь, они там. Ещё как помогло, волк.
- Почему ты упорно называешь меня волком?
- Так кровь в тебе волчья, ярая. Вижу так. И сила в тебе есть, да вот только что даст она тебе - не вижу, закрыто от меня.
Роза цыкнула, потирая разбитую скулу.
- Проводите меня? Защита у меня есть, да... - она усмехнулась. - Но с вами надежнее будет.
И направилась на выход из парка, натягивая на ходу свитер Кирилла. Как и когда она его взяла - он так и не понял. Просто свитер вдруг оказался у неё в руках.
Они проводили цыганку до дороги и усадили в такси, в котором она и уехала навсегда.
Наваждение разорвалось.
Кирилл встряхнулся, приводя чувства в порядок. Воспоминания удивили свежестью и ясностью. Он даже не подозревал, что так чётко помнит тот вечер.
Он понял, вдруг, что крепко сжимает цепь с волчьей монетой. Видимо, колыхнуло крепко, коли ухватился за привычный якорь.
Рядом тяжело дышала Марго, отряхивая ладони и ругаясь в голос. То, что это ругань - сомнений не вызывало никаких, слишком уж экспрессивно даже для цыганки.
Кирилл осторожно заглянул ей в глаза, показывая свое участие.
- Ты как, Марго? Или - Маргаритка?
Она обреченно всплеснула руками, но ругаться перестала. Молча уставилась ему в глаза, и он вдруг понял, что так знакомо в облике девушки.
Глаза. В них вдруг проступила та бесшабашная веселая злобность, что так запомнилась ему в прошлом. Том самом, что не забыл, но предпочитал и не помнить.
Розу после того случая Кирилл больше не встречал.
Произошедшее быстро раскатилось молвой среди детдомовцев, войдя в копилку избранных историй. Милиция пару раз совалась к ним - дело всё-таки получило огласку - но прицепиться к чему-то так и не смогла.
Бывало так, что он вспоминал данное спасенной цыганкой обещание, попав в жёсткие переделки, помощь в которых совсем не помешала бы. Но, каждый раз сумел вывернуться сам.
Те мужики оклемались, но лучше бы они и не жили. Мутные пустые глаза, вялые движения - живые мертвецы с опущенными плечами и руками. Пацаны обходили их стороной, встречая на улице. Но вины за собой никто не держал - такова жизнь, каждый наматывал себе карму сам, каждым поступком и желанием.
И вот, перед ним снова те же глаза. Марго, только молодая, и лишь на пороге своего долгого пути.
- Ты её дочь?
Он не спрашивал, да и она понимала, что это не вопрос. Молча кивнула, признавая правоту уже не чужака. И понимая, что, несмотря на только что произведенное действо, которое не каждому по силам - она не выиграла. Ведь она не увидела сразу на нем печать Волка, ту самую, что некогда узрела в нем ее мать, великая Роза. Да, до матери пока далековато. А еще, она не знала этой истории, да и умение забирать мужское естесство слегка напугало. Что ж, ей будет к чему стремиться.
- Спасибо, Марго. Правда, спасибо. Мне было нужно это вспомнить.
Кирилл неожиданно понял, что все так есть. Тот пацан из детдома, оказывается, еще жив в нем. И его робингудовские замашки - тоже. И это знание стоило всего золота мира. Кроме одной монеты. Но...
- С меня причитается, дева.
Марго испуганно дернулась. Она не хотела никакой платы, слишком грубо она ошиблась изначально. Лишь монета из материнского монисто влекла ее - это было ценностью иного рода.
И она не смогла удержать восторженного вздоха, когда тяжесть змеящейся цепи и монеты легла на её ладошку.
- Бери. И носи по праву. Мать твоя когда-то показала мне будущее, пусть я и не понимал тогда всего. Ты - показала мне прошлое, и понимание пришло в полной мере. Передай ей, что Волк крепко стоит на своей тропе. И что он передает давний дар к её дочери. За оказанную услугу. И не думай перечить - я в своем праве! Хорошо?
Конечно, она и не думала возражать. Слишком большой подарок в ее руке, причем сделанный по всем правилам. Она заработала его. И теперь на ее шее появится первая настоящая отметина ее зрелости.
- Вот только без благодарностей. - Кирилл пресек на корню движение девушки. Волк в нем ухмыльнулся детской простоте щены. И рыкнул, показывая ей дальнейшую дорогу. - Все путем, красавица. Передавай Розе привет, возможно когда-нибудь и свидимся. Хотя, и так неплохо вышло. Да, неплохо.
Марго окатило теплом от совершенно мальчишеской улыбки, вдруг омолодившей Кирилла на пару десятков лет.
И это тепло долго еще грело ее, когда он легким движением, полным волчьей грации, сорвался со скамейки и устремился вперед. Мгновение, и на аллейке остались лишь она и играющие друг с другом солнечные зайчики.
Кирилла звала его Тропа. И теперь она будет намного легче.