В одной из телепередач из цикла "Момент истины" ведущий гневно критиковал издателей русского перевода шведской книги для детей, в которой популярно рассказывается о смерти, фактически уравняв такую литературу с детской порнографией и поставив в один ряд смерть и сексуальность. Действительно, почему маленьким детям лучше не слишком рано узнавать о феномене смерти (не говоря уже об эротике), и каковы причины социальных запретов на откровенные проявления любви и смерти? Не связано ли это стем, что массам не следует демонстрировать (особенно в раннем возрасте, когда человек ещё не сознаёт вполне куда он попал) неприглядную изнанку жизни, которая одновременно составляет и основное её содержание?
Разумеется, что при всем желании этот мир едва ли можно назвать миром гармонии и согласия; напротив, мы постоянно становимся свидетелями разнообразных противоречий. Поэтому с момента рождения у человека включается механизм болезненного неприятия негативных реалий, действие которого не следует нарушать путём внешнего вмешательства. При этом, как уже было сказано, негативные реалии располагаются в области основных составляющих человеческой жизни и культуры: любовь и смерть, эрос и танатос.
В разработанной Юнгом психологии индивидуальности в качестве доминирующей силы первой половины жизни рассматривается сексуальность, а второй - проблема приближения смерти. Юнг считал естественным размышления о смерти во второй половине жизни, проявления же повышенной озабоченности этой темой в молодости расценивал как психопатологический феномен. Что касается экзистенциалистов, то наиболее полно их мировоззренческая позиция по данному вопросу отражена в работе М. Хайдеггера "Бытие и время"(1927). Согласно его концепции, в каждой минуте человеческой жизни неуловимо присутствует осознание собственной бренности и конечности бытия. Хайдеггер пишет: "Жизнь - это бытие, обращенное к смерти". Осознание смертности трактуется им как основа подлинного существования, открывающего смысл бытия и освобождающего от иллюзий, сопровождающих человека. По мнению М. Хайдеггера, посредством страха для человека раскрывается единственно-реальная из возможностей его экзистенции - смерть. Следовательно, чем раньше это происходит, тем скорее данный человек интеллектуально состоялся? В пользу такого предположения свидетельствует и статистика суицида, чаще всего его совершают мужчины с высшим образованием и с обострённым восприятием несправедливости и трагизма жизни.
При этом источники трагизма человеческого бытия, образующие области многочисленных общественных запретов, смерть и сексуальность, неразрывно связаны между собой: ведь фактически первое, выступая в качестве механизма воспроизводства поколений, влечёт за собой второе. Многослойная аура смерти облекает носительницу любви - женщину. Связь женщины с полюсом смерти проявляется как мировая универсалия в похоронном обряде, она представлена везде, где женщины выполняют роль плакальщиц. Единство артефактов любви и смерти указывает на то, что социальные запреты на открытую демонстрацию сцен, связанных с откровенной сексуальностью и реальной (непостановочной) смертью, а также общественное неприятие самоубийства - всё это имеет один и тот же источник: витальные мотивы. Жизненный путь человека - это сумма метафор сексуальности и связанной с ней смерти, которые часто объясняются страхом перед покойником. Ведь любовь - это своего рода болезнь. Известно, что болезнь начинается, когда существует угроза жизни, а она есть всегда, показателем чего и является распространённость феномена самоубийства, который можно рассматривать в качестве находящегося под запретом подтекста человеческого "успеха" и "счастья". Страх перед болезнью, смертью и умершими приводит, в частности, к тому, что в любом обществе ритуально предпринимаются меры, чтобы покойник не вернулся. Основная идея состоит в том, что мёртвый должен быть неподвижен, поскольку движение - предикат здорового и живого человека. Преодолению страха смерти способствует и возрастная инициация - модель умирания ради жизни. В целом в традиционных обществах ритуальная жизнь более непосредственно связана с любовью и смертью, чем в современных, поскольку для архаических культур характерен постулат коллективного здоровья, исходящий из того, что первично оно, а здоровье и жизнь отдельного индивида несущественны. Человек западной культуры располагает иллюзией собственной относительной свободы, но остаётся наедине с неизбежностью материального небытия и со своим экзистенциальным одиночеством.
Как говорилось вначале, наш несовершенный мир едва ли предназначен для счастья. Для того, чтобы входящие в жизнь дети не узнавали об этом слишком рано и существуют общественные запреты на демонстрацию откровенной сексуальности и акцентирование внимания на неизбежности смерти. Ведь у одних субъектов мировоззренческое неприятие мира может принять формы чисто растительного существования по принципу "быть как все", у других - различные формы наркотических и иных зависимостей, а у третьих перерасти в социальный гнев, что особенно опасно для системы. Согласно определению Маркса, "стыд-это своего рода гнев, только обращённый вовнутрь". Видимо историко-культурное место, предназначенное аффекту гнева, направленного против мира, состоит в том, чтобы перевести его в гнев, направленный на самого себя и тем самым перевести в стыд - основание совести. Отсюда и стыд, который служит причиной культурного табу на неприкрытые любовь и смерть. Как говорил в этой связи Марк Твен,"человек - это единственное животное, которое способно стыдиться и имеет для этого поводы".
![[]](/img/f/filatow_w_w/sexsmert/ljubowx3.jpg)