1.
Входя в аорту, стильный как игла,
Бессовестно взрезая альвеолы -
Ты новый, ты упругий и веселый.
И я - нова, упруга, весела!
Твоя душа, ах нет, Твоя Душа,
Фальшива, как шоссе у башен Рима.
Как девочка, как кофе растворимый,
Как месса в исполненьи алкаша.
Нигде, ни в чем себе не прекословь,
Люби навзрыд тупое отраженье,
На паперти оставив без движенья
Ущебную сопливую любовь.
2.
Набегает коса на камень.
Волны замерли у земли.
Рассыпаются сквозняками
Пучеглазые корабли.
Капитан не убит - простужен
В Королевстве медовых рос,
И готовит не тризну - ужин
С горьким заревом папирос.
Пальцы сломаны, спины взмокли,
И тревожен подземный гул.
Не разбиты еще бинокли,
Не заштопаны рты акул.
И в немыслимом восхищенье
Улетает, мечты круша,
Получившая всепрощенье,
Все прощающая душа.
3.
Под жаркий стрекот тарантеллы
Играют слабенькую пьеску -
Не то чумного пиранделлу,
Не то кошмарного ионеску.
Дымится кофе с шоколадом,
Вздыхают булочки с корицей,
И льется сладкая баллада
Из окон с запахом больницы.
Контраст вообще принципиален -
На пьяццо пьют, играя в нарды,
Матрона с шармом этуали,
Нарцисс с улыбкой Леонардо.
И все бесстыдно лгут зачем-то,
И накачавшись кока-колой,
Ползут, ползут из кватроченто
К телеприемникам с футболом.
4.
- Ну что ж ты, королева красоты,
В туманах грез, как в пламени порочном,
Порхаешь среди бабочек полночных,
Со всеми незнакомцами на ты,
Трепещущая, хрупкая, устань!
(Внимает и словами пузырится,
И не умеет ядом не напиться.
И рвется в клочья нежная гортань)
- Я твой, но ты беги меня, беги!
Рассыпь песок отчаянной минуты,
В гордыне, словно в зарослях цикуты
Сожги себя, вчерашнюю, сожги!
Воткнись в ребро колючей мушмулой,
Тревожной китобойной каруселью,
Да так, чтоб намертво и наискось - веселье,
И в лоб - сосудом с времени золой!
Приму, как раб, любой императив,
Вакханка, ведьма, грешница, менада!
Упрашивать, унизившись? Не надо!
Любовь? Искусство?
Секс. Презерватив.
5.
Вдалеке от невзгод, от змеиных и пагубных смыслов,
Как в снегах, в перламутровом платье, в вуали туманной,
Из причуд, словно пену взбивая крылатой кипридой,
Собираешь словесных узоров плетеные строки,
Желтый стелется дым, и не высохнуть сада слезинкам,
И не пойманы зерна в плодах, и озерная мякоть
Принимает ножи рыбаков, и притихшие жены
Как весталки, сидят у окон, уповая на малость.
Ты снисходишь до них. Твои мысли и фразы крылаты.
И замазана надпись на левой колонне у входа,
Значит кончится заполночь пир, и предчувствие дразнит,
Коготочками раня живые цветы олеандра.
6.
Дышит в ухо погребок
Сброшенные платьица
Лета пьяный колобок
По асфальтам катится
Сохнет синяя земля
От любви и голода
И гуляют тополя
По загривку города.
7.
Мы не верим в тяжкие труды.
Мы дождей не видим без воды.
А на юге все дома подряд
На маслиньих косточках стоят.
Расцветай под солнцем, мой маслин,
В перламутре розовых долин!
Без нужды не сорванным да будь,
И питательной среды себе добудь!
Если много думать и не спать,
Жадным все имущество раздать,
Если одолеет тяжкий сплин,
Будешь, как подопытный маслин.
8.
Ягуар, ягуар, забери меня вдаль.
Не туда, где грохочут кантаты,
А в соленую глушь, где дурманит миндаль,
И дружок твой гуляет хвостатый.
Загляни в мой манеж, в мой мажорный мирок,
И, привстав на мягчайших котурнах,
Отпружинь в мою явь, в мой слоеный пирог
Снов и образов карикатурных.
Загрызи, ягуар, эту смертную тень,
Что скользит по затылкам паяцев,
Как табу охраняя чудеснейший день,
Когда души идут похмеляться.
9.
Не то метроном, не то пульс.
Швы разошлись - и пусть
Все в пух и прах - и даже
Я, за игрушку принят,
Выставлен на продажу
В выщербленной витрине.
Кто ап, кто даун,
Кто, саундом ошарашен,
Скандирует, чуть поддавши,
Long live and fuck you
Russia.
Неспешно бинтую рану.
А в лес, как в подъезд, поутру
Ломятся партизаны,
Лошади, кенгуру.
(Мама, ты брось меня, брось.
Лево и право - врозь,
Смело и прямо, мама).
Череп свербит под шапкой.
Ищет партнера дама
В дебрях его ландшафта.
Выбрасывая колени,
Словно почуяв клад,
К бревнам крадется Ленин,
Бронзовый как закат.
Не то метроном, не то пульс.
Пуст дирижерский пульт.
10.
А потом они лежали, две неумерших надежды,
Как обугленные спички, без движенья, без одежды,
И песчинки голубые между ребрами бежали,
И стрекозьи командиры самолетами жужжали,
Пахло водкой и едой.
И шептались, и качались на волнах горячей мяты,
Шоколадом растекались у костра постели смятой,
Им и вправду так казалось - будет вечно тайна длиться,
Обрученные со счастьем, обреченные как птицы,
Между небом и бедой.
***