1.

- Вот чёрт, проворчал Громов, выворачивая баранку далеко не новенькой "лады".

    

Он нервничал. А всё потому, что дорога ни к чёрту

    

Затерянные в бескрайних просторах пересечённой местности две извилистых колеи, имели полное право претендовать на роль полосы препятствий для сверхтяжёлых, современных танков. Они могли бы называться, чем угодно, но только, никак, не дорогой.  Этим заведомо высоким словом, несущим на себе отпечаток цивилизации.

   

- Дьявол! - повторил Громов ещё громче и выплюнул зажжённую сигарету себе на брюки.

    

Потом он с силой вдавил педаль тормоза в пол.

    

Машина дёрнулась и застыла. Двигатель молчал. Как издох.

    

Позади жалобно пискнули. Полина на заднем сиденье изо всех сил пыталась не грохнуться на пол.

    

Громов тяжёлым, неприязненным взглядом повёл по навязанному нелепыми обстоятельствами ландшафту. Справа к дороге, потерянно и сиротливо жался сосновый бор. С другой стороны тянулся давно отцветший  и задорно показывающий острые колючки шиповник.

    

Покряхтывая и матерясь на чём свет стоит, Громов выбрался наружу и хлопнул дверцей.

    

- Чёчилось? - хриплым спросонок голосом поинтересовалась супруга.

    

Полина не очень-то спешила расстаться с объятиями Морфея.

    

Набежавший нечаянный ветерок скользнул по верхушкам чахлых сосёнок, закачав в них полуночные, вызревшие к этому часу звёзды.

    

Но внизу на дороге было тихо. Мертвецки тихо. Да ещё издалёка доносился запах чего-то горелого. Скорее всего, где-то жгли траву. Или она сама горела.

    

Громов бестолково потоптался.

    

; Полина завозилась в машине, потянулась. Совершенно никого не стесняясь, широко, во весь рот зевнула.

    

И в какой-то миг её округлые коленки размашисто мелькнули в окне автомобиля: она сменила  положение тела и тут же прилепилась носом к стеклу.

    

Таким вот нехитрым образом женщина пыталась разглядеть и постичь, преображённый ночью и рассеянным светом звёзд, мир.

    

Где-то далеко умирающим зверем прокричал тепловоз. Невидимый отсюда и, скорее всего, выкрашенный в традиционный для всех тепловозов зелёный цвет - невиданный зверь.

    

Этот резкий, вибрирующий звук гудка  застал женщину врасплох. Она вздрогнула и сжалась в комок. Хотя уже через секунду лицо Полины расправилось, а глаза озорно блеснули. И, вот ведь, на губах женщины появилась насмешливая улыбка! О, эта улыбка была присуща только ей. Полине. Улыбка, которая так нравилась Громову в пору их далёкой и оказавшейся такой быстротечной юности.

    

Не прогоняя с лица этой загадочной улыбки, отработанным движением Полина придвинула к себе дамскую сумочку из крокодильей кожи и достала зеркальце и расчёску.

    

Неторопливо расчёсывала она гладкие и всё ещё густые волосы. Длинные, пепельно-серые волосы.

    

И, как в контраст  к прекрасным волосам  - её далеко не молодое лицо.  Лицо с сеточкой морщин в уголках глаз, лицо с двумя, чуть заметными, складками у рта.  Её лицо выражало какую-то особенную, какую-то глубокую печаль. Может быть, эта печаль являлась следствием нереализованных в жизни возможностей.

    

- Что произошло? Почему остановились? - спросила женщина, пряча расчёску, а на смену ей ловко выгребая из сумочки помаду.

    

На этот раз голос Полины звучал внятно. Абсолютно внятно.

    

Громов поморщился. Потом оглянулся.

    

- Пустяки, - буркнул, прикуривая.

    

Пламя зажигалки на миг высветило скуластое, чуть смуглое лицо с несколько крупноватым носом. На вид Громову можно было дать сорок пять. Однако,  полтинник инженер уже разменял. Хотя и недавно. А, если быть точным, совсем недавно.  В прошлом году.

    

Отвечая на вопрос супруги, Громов казался абсолютно спокойным. Но от внимательных глаз супруги, слишком хорошо знавшей благоверного, не ускользнула едва заметная нервозность в движениях, обычно не присущая Громову.

    

К тому же, руки его дрожали.

    

Впрочем, нет. Руки Громова не дрожали. Они прыгали. Они прыгали и подскакивали, словно кто-то невидимый дёргал их за ниточки. Невидимый, но настойчивый.

    

- Ты лжёшь. Ты всегда мне лжёшь. И на этот раз ты лжёшь. Что-то скрываешь. Я знаю, - убеждённо констатировала Полина. - Твои руки... Они... Тебя что-то напугало. Зачем ты обманываешь?..

    

Громов не позволил супруге договорить. Он сунул зажигалку в карман и, без сожаления, втоптав в землю, недавно раскуренную, сигарету, направился к автомобилю. Взялся за ручку дверцы.

    

Теперь тревога и озабоченность чётко просматривались на его хмуром лице.

    

- Проклятье! Я знал!.. Я знал, что когда-то это произойдёт, - сказал он, тем временем плюхаясь на сиденье. - Когда-то это должно было случиться!

    

Полина отодвинулась вглубь салона и смерила супруга презрительным взглядом.

    

- Да скажешь ты, наконец, в чём дело?! - начинала заводиться она. - Или из тебя правду вытягивать щипцами?

    

- Мы заблудились, - выдавил из себя Громов и   затравленно оглянулся.    

    

     

2.

    

Полина смотрела в затылок супруга немигающим взглядом. Некоторое время она словно выключилась, пытаясь осмыслить услышанное. А потом резко расхохоталась. И в смехе женщины слышалось облегчение.

    

- И только? Только и всего? - поинтересовалась она. - Ты нервничаешь из-за того, заблудился? Я всё правильно поняла?

    

- Я не нервничаю, - попытался не раздражаться Громов. - Я абсолютно спокоен. Это ты нервничаешь. И от того я нервничаю.

    

- Нет. Психуешь ты, - по давно устоявшейся традиции полезла в спор женщина, сводя разговор к банальной перепалке. - Посмотри! Посмотри  на себя! - процедила она сквозь зубы, возвращая тем временем помаду в сумочку. Она ткнула помаду в сумочку с такой гримасой, будто засовывала туда ядовитую змею. После этой весьма глубокомысленной процедуры она приблизила ярко накрашенный рот к уху сидящего за рулём супруга. - Эй, парень, на тебе лица нет! Ты совсем спятил! И всё из-за того, что на какой-то развилке свалял дурака и выехал не на ту дорогу. Кошшшмарр! Мой муж - разиня. - Громов молчал. - И всё же я не понимаю... - Лицо Полины неуловимо изменилось, приняв какие-то злые черты. - Ума не приложу, как ты мог заблудиться, если раз сто проезжал в этих местах?

    

- Не сто, - огрызнулся Громов. - Меньше. А с тобой  мы здесь во второй раз. Не преувеличивай, пожалуйста.

    

- Как хочешь, - кивнула супруга, в то же время, мстительно поджимая губы. - Пусть будет по-твоему.  Во второй. Но только не сиди, ради бога, истуканом. Делай что-нибудь! Ты же, в конце концов, мужчина. Или я ошибаюсь?

    

Громов только поморщился. Ну и норов у бабы! В то время как ему нужны помощь и поддержка, она поедом ест. Такую супругу врагу не пожелаешь!

    

Хотя... Гммм... Если уж честно, в последние пять лет совместной жизни они притерпелись друг к другу. Чего нельзя сказать о предшествовавшему этим пяти годам времени - чуть ли не десятилетней эпохе вражды и раздоров.

    

Громов не успел забыть, как у них в прежние времена не единожды дело доходило чуть ли не до развода. Какое-то время назад они даже почти год жили раздельно. А всё потому, что привыкнуть к резким выпадам супруги, её спонтанной, но с завидной регулярностью возникающей истерике и всесминающей алогичной ненависти, привыкнуть ко всему этому для Громова оказалось делом нелёгким.  А, скорее всего, заранее обречённом на провал.

    

Слава богу, их антагонизм в последнее время уступил место ироничной, всепрощающей мудрости и какому-то, пусть и не идеальному, но, тем не менее, пониманию.

    

Хотя, былая гармония, та, которую они испытали в годы их молодости, никогда не вернулась. А причиной тому было не только их равнодушие друг к другу, но и тот факт, что жили они давно уже каждый своей жизнью.

    

Если верить таким глупостям, как гороскоп, они идеально подходили друг другу. Но, к сожалению, все гороскопы так же далеки от реальности, как звёзды от земли, на основе движения которых и составляются все эти идиотские прогнозы.

    

- Не нервничает он, - шипела супруга. - У тебя такой вид был, когда ты озирался... Там... У бампера! Словно тебя поленом по башке шарахнули. Или ты привидение увидел? Признавайся!

    

Слова Полины о привидениях были последними в этой перепалке. Потому что потом она надолго замолчала.

    

Громов между тем тронул машину с места и, негромко урча мотором, "лада" медленно покатила вперёд. И каждый из сидящих в салоне супругов в данную минуту думал о том, что, не поступил ли он опрометчиво, отправляясь в безрассудное, как теперь показалось, путешествие. Ведь, поездка не деловая. Это не коммерческое турне, а тривиальное, рядовое посещение тех мест, где родился некогда на свет божий главный инженер авиационного завода, он же супруг Полины Громовой Громов Андрей Николаевич.

    

Они долго ехали в абсолютной тишине, которую лишь временами нарушали скребущие о днище машины комья земли.

    

Полина скорчилась на облюбованном ею месте.  Забившись в уголок  сиденья, она обиженно смотрела в окошко, за которым всё равно ни черта не было видно.

    

; - Ты слыхал про эти места? - в какой-то момент прервала она через чур затянувшуюся паузу. - Говорят...

    

Он не дал закончить.

    

- Эта чёртова, растреклятая дорога! - сказал он. И тут же зло добавил: - Говорят кур доят! Ты можешь хотя бы в дороге не болтать? Целые сутки мы твоей болтовнёй только и пробавляемся. С меня довольно! Я устал! Я голоден. Я двадцать часов за рулём! Так нельзя больше жить. Ещё немного и я свихнусь. Не лезь ради бога ко мне в душу. Дай мне собраться с мыслями...

    

Громов говорил что-то ещё, не видя выступивших на глазах супруги слёз. Но ему и не нужно видеть её слёзы. Он итак знал: поплакать для Полины, как ему сигаретку выкурить.

    

Они ещё помолчали.

    

- Я так не могу больше, - сказала женщина. - Мне нужно поговорить.

    

Она откинулась на спинку сиденья. Сквозь слёзы, туманящие взор, женщина с ненавистью глядела в затылок некогда любимого человека.

    

   Господи! Как всё меняется со временем! Даже - любовь...

    

   Громов, изо всей силы сжав баранку  в руках, судорожно выворачивал руль, избегая встречи с огромной колдобиной, до краёв наполненной тёмной, вязкой грязью. Неожиданно для себя самого он рассмеялся деревянным, деланным смехом.

    

   - Ну, что ж... Давай, вперёд. А я послушаю. Только проку от твоей трескотни обоим мало.

    

   - Зря ты...  Зря ты так. Я ведь не по глупости... Скучно мне. И немного страшно.

    

   - Ты ведь о подругах хотела поговорить? - попытался увести разговор в сторону Громов. Ему, ох, как не хотелось касаться опасной темы. Нутром чуял о чём заговорит супруга. - Только не смей сейчас обсуждать сумму, которую мы собираемся получить от продажи дома!..

    

   У него не вышло. У него ничего не вышло. Не  просто сбить с толку жёну.

    

   - Я не о доме. И о политике мы не будем говорить.

    

   - Так и знал. Так я и знал. Ты хочешь поговорить о сбалансированном питании. Или о любимых актёрах. Сейчас самое время. Женщины любят поговорить о том как они собираются похудеть.

    

   - Не угадал.

    

   И Полина неожиданно даже для себя самой хихикнула.

    

   С мрачной подозрительностью Громов взглянул в зеркальце обзора кабины и увидел следующую картину: несколько рыхлое тело супруги колышется от приступов давящего её смеха. Складки на шее бухгалтерши шевелились, как живые, и от этого шевеления жировых складок Громову стало не по себе. Может быть от того, что была ночь. В голову полезла всякая чушь на тему киношных кошмаров и всё прочее. К сожалению, после сорока Полина перестала следить за фигурой.

    

   - Будь по-твоему. Сдаюсь. - Громов на секунду оторвал руки от баранки и поднял их пальцами к потолку. Этим жестом он демонстрировал свою уступчивость. - Ты хотела о чём-то спросить? Валяй.  Или я ошибаюсь?

    

   - Нет, ты не ошибся, -  промурлыкала кошкой супруга.

    

   - Но, имей в виду, я предпочёл бы не говорить на некоторые темы.

    

   - Плевать.

    

   - Всё в прошлом. Теперь мы живём цивилизованной, насыщенной жизнью. Возврата нет. Ты понимаешь?

    

   - Плевать. Мне решительно Плевать на цивилизацию, которая, не взирая на имеющиеся у этой цивилизации факты, не желает факты признавать, - сказала Полина может быть через чур жёстко. После чего поёрзала ягодицами по сиденью. - Как уже здесь шёл разговор - мне по фигу. Они, ведь, есть. Есть.  Они существуют, мой милый, и от этого никуда не деться.

    

   Громов передёрнул плечами:

    

   - Вот приедем на место, помянем предков и - назад. Больше мы о них и не вспомним. Вперёд туда, где светятся экраны телевизоров, где светофоры и рекламные щиты и полиции, хоть пруд пруди. Катись всё к чёрту! Я нормальный человек и хочу жить нормальной жизнью.

    

   Удерживая в одной руке руль, Громов полез в карман за сигаретами. Конечно, такое случалось не часто. За рулём Громов не курил. А, если и курил, значит сильно волновался. Как сейчас, например.

    

   Кое-что в своей жизни ему не хотелось вспоминать.  Но и забыть это он не мог. А забыть, ой, как, хотелось! Как хотелось!..

    

   Как по закону подлости Громов долго не мог отыскать сигареты в карманах. Будучи поглощён поисками,  он на какое-то время утратил контроль за автомобилем и тот, не преминув воспользоваться случаем, резко вильнул в сторону.

    

   Ветки шиповника с хищной готовностью  заскребли по обшивке. Они словно караулили запозднившиеся автомобили. Громову с большим трудом удалось выровнять машину.

    

   В данной ситуации почему-то совсем не к месту вспомнилось оставленное в химчистке пальто, которое следовало бы забрать ещё в прошлый вторник. Следовало бы, но как-то всё упускал данное обстоятельство из виду. А теперь эта поездка. Нудная, бессмысленная. Совершенно бессмысленная.

    

   И, как назло, обострилась язва. Вот чёрт! Давненько она не беспокоила Громова. С тех самых пор, как... Что же произошло? Что случилось энное количество лет назад?

    

     

3.

    

   Непроглядная апатичность, как мартовская темень, накатила на инженера. Черт бы её забрал. Мир в такие минуты казался Громову чередой ненужных дел и событий.

    

   - Может быть, ты и права, - сказал Громов супруге и пожал плечами. - О чём ещё можно поговорить тёмной ночью за тысячу километров от цивилизации?  Разве что на такую тему, о которой в цивилизованном мире хочется забыть.

    

   Полина подалась вперёд. Она придвинулась вплотную, словно лишь для того, чтобы получше рассмотреть дорогу. Там  впереди.  Там, что-то творилось в нескольких метрах от бампера машины.   В ярком свете фар что-то происходило. Что-то такое, о чём не хотелось думать, но о чём мысли сами собой лезли в голову. Ползучий, липкий страх коснулся спины. Это он обуял её, заставив затихнуть и как избавиться от этого страха она не знала.

    

   - Я видела. И ты это знаешь. Ты сбил его, - сообщила она тусклым, будничным голосом, словно обсуждая цены на картошку.

    

   И тряхнула головой, отбрасывая волосы назад.

    

   - Ты притворялась!? Ты не спала!? - завопил он во весь голос. Нет, он не завопил. Он сказал это тихо. Только ему почудилось, что он слова свои прокричал. - Дьявольщина! Так ты всё видела. Ты всё видела!.. - Он сглотнул. - Поверь, всё вышло случайно. Я не хотел. Я не нарочно. И, если бы господь предоставил мне такую возможность, я бы всё исправил. Боже! Я не мог этого ПРЕДВИДЕТЬ! Нелепая случайность. Досадная случайность!

    

   - Что же теперь? Что нас ожидает? - голос Полины прозвучал совсем тихо, но менее актуальным вопрос, поставленный ею, от этого не стал.

    

   И ещё Громов понял, что супруга выразила мысль, которая терзала его с того самого момента, как он сбил на лесной дороге ... Нет, он не хотел об этом думать! Он не хотел думать о том.

    

   - Да, мы прикончили его! - он только повёл плечами. Ведь руки его были заняты, хотя ему и хотелось жестикулировать. - Мы прикончили ублюдка. Но, что с того? - Женщина отстранённо глядела в окно. -Он мёртв! Что он сделает нам?

    

   - Ты убил его.

    

   - И хрен с ним, - сказал Громов. - Подумаешь, одного прикончил. Да их всех надо кончать.  Ты знаешь сколько их в этих..., - брякнул он и осекся, вовремя поняв, что болтает лишнего.

    

   Женщина соощурилась и рукой откинула непослушную прядь со лба.

    

   - Вот именно. Их много. Их очень много. Они станут охотиться. За нами. Не мне тебе объяснять, что к чему.

    

   - Вот хрень! Вот фигня! - выругался Громов.- Зачем только я поехал в эту глухомань.

    

   - Я тебя отговаривала, - не преминула напомнить благоверная.

    

   Громов охнул и прибавил газу, стараясь не забуксовать на в песке. Рыхлом и сыпучем, как утренний туман. Он оглянулся назад, как бы отыскивая взглядом путь для того, чтобы отступить в случае необходимости.

    

   - Мы выберемся. Мы их перехитрим, - сказал он.

    

   - Они попытаются убить нас, - повторила Полина.

    

   - Ну... Мы не такие глупцы, чтобы нас было можно просто так прикончить.

    

   - Какая разница... Умными нас прикончат или глупыми. Они это сделают. Можешь поверить.

    

   - В последние годы, блин, здесь всё кишит ими!

    

   Машина опять угодила в рытвину, мотор  закашлялся. Из-под колёс полетела грязь.

    

   - Ещё совсем недавно все думали, что они ушли. О них несколько лет не было слышно.

    

   - Они всегда были рядом. Об этом боялись говорить. Они плодились и размножались. "Плодитесь и размножайтесь...", процитировал Громов Библию не без некоторой иронии.

    

   Машину в который раз занесло. Что значит песчаный грунт.

    

   - Смотри вперёд и меньше болтай, - зашипела супруга. - Ты нас угробишь.

    

   - Спасибо за совет, - съязвил Громов. - Сам бы не догадался.

    

   Супруга уничтожающе посмотрела на Громова.

    

   - Если такой умный, будь добр, веди машину аккуратнее. Заранее - мерси!

    

   Она попыталась сделать книксен, насколько позволяла теснота кабины и то неудобное положение, которое бухгалтерша занимала.

    

   Громов стиснул зубы, но на эту реплику не ответил.

    

   - ОНИ ничего никогда не скажут.  Ведь речь идёт  о психическом здоровье нации. ОНИ  ничего не сообщат. И, вообще, сделают вид будто всё идёт, как по маслу, - сказал он.

    

   Полина шмыгнула носом.

    

   - Ты имеешь в виду цензуру? - поинтересовалась она.

    

   - Именно, - мотнул головой мужчина. - Её. ОНИ  не станут сеять панику в массах, пока стране не угрожает гарантированная гибель.

    

   - Надеюсь, от последнего мы застрахованы?

    

   - Я тоже только надеюсь.

    

   Полина принялась что-то тихонько напевать .

    

   - Психический комфорт... Нация... Кошмар какой-то. Уму непостижимо, - проворчал Громов. Сигарет он так и не нашёл. Видимо обронил, когда садился в машину. - С грязными приёмчиками политиков я знаком. И всё же, всякий раз, когда сталкиваюсь с ними, так сказать, воочию, не по себе становится. - И снова сквозь негромкий рокот мотора пробился далёкий басовитый гудок. - Такое впечатление, как будто мы всё больше и больше отдаляемся от цивилизации. Увязаем в первобытном хаосе. - поделился он соображениями с тем существом, которое давно перестало быть его женщиной.

    

   - Так и есть. Так оно и выглядит на деле. Но ты уже говорил об этом, - напомнила Полина.

    

   - Разве? - удивился он. - Не помню.

    

   - А, что ты помнишь? - театрально выдохнула она. - Если мы, когда ты за рулём, и не влипаем в неприятности, то не из-за твоей расторопности.

    

   - Ценное наблюдение. Кстати, ты не желаешь подменить водилу, дорогая? Я уже достаточно долго за рулём, чтобы сбрендить совершенно. Ещё часок и я поеду прямо лесом.

    

   - Чёртовы твари. Эти чёртовы, как их ... Коджи! - глаза Полины наполнились слезами.

    

   Она сжала кулачки.

    

   - Ты сама хотела, чтобы мы поехали этой дорогой, - не то напомнил, не то выдвинул обвинение Громов.

    

   Он всего лишь защищался.

    

   Полина вытерла слёзы, быстро приходя в себя, а затем зачем-то поправила кофточку на груди.

    

   - Я думала так будет лучше, - шмыгнула носом. - Никто же не знал...

    

   Она осеклась, не договорив.

    

   Но Громов итак всё понял и не преминул сказать в назидание:

    

   - Вот видишь?.. Я не одинокий путник на торной дороге благих намерений.

    

   - Ты сидел за рулём, когда всё случилось!

    

   - Конечно, стрелочник виноват. Ха-ха!.. Кто же ещё? Старо, как мир. Придумай что-нибудь новее.

    

   - Ты часто бываешь невыносим.

    

   - Я лишь хотел, чтобы ты выспалась. Потому не будил. Однако, от судьбы не уйдёшь. Чудится мне: не задави я ублюдка, переехала бы его ты, - Громов в сердцах заехал кулаком по баранке. - Не уйти, - повторил он мрачно. - Я, ведь, не о том, милая. На карте дорога не значится. Её там нет. Эти чёртовы, долбаные картографы! Они всегда всё напутают! Не стоило ехать этой дорогой, моя радость. Мы недостаточно хорошо её знали.

    

   Громов замолчал. Стиснув зубы, поиграл желваками.

    

   Впереди показалось приземистое строение. То ли овин, то ли сарай.

    

   Везение, в последнее время итак не баловавшее супружескую чету благосклонностью, похоже, окончательно решило порвать с ними всяческие отношения. В двухстах метрах от строения произошло то, чего супруги Громовы никак не ожидали. Мотор задрожал, пару раз кашлянул, как старый пёс на сквозняке, и заглох.

    

   Громов нервно, совсем тоненько захихикал.

    

   - Ну вот. Есть повод повеселиться, - заметил он саркастически, выглянув в окошко.

    

   И непроизвольно поёжился, потом забарабанил пальцами по баранке.

    

   Лицо же Полины напоминало бледный ком ваты, парящий в атмосфере ужаса.

    

   - Бензин? У нас кончился бензин? - скорее утвердительно, чем вопросительно проскрипела она.

    

   - Рой глубже, - отозвался, прекратив постукивать пальцами, Громов. И, видя недоумение благоверной, зевнул: - У нас остановился мотор, милая, и я совершенно не понимаю по какой причине.

    

   Она поджала губы, но говорить больше ничего не стала. Скорее всего, бухгалтерша, может быть впервые в жизни, не знала что сказать. Хотя, от возмущения подбородок её так и прыгал.

    

   - Достань, пожалуйста, фонарь, - вывел из оцепенения Полину Громов. - Он в бардачке.

    

   В конце концов, Полина протянула ему фонарь но тот, конечно же,  не работал.

    

   - Чёрт! - не удержался Громов. - Если не везёт, так надолго. А это похуже, чем кошачье дерьмо. Невезение штука хреновая. - Он взглянул в зеркало заднего вида. - Как с твоим братцем... Помнишь?.. Однажды утром его нашли в придорожном кювете с рулевой колонкой, в  груди. Кроме того, голова парня была сорвана с плеч. Но перед тем,  как по пьяни сковырнуться с дороги, он расстался с женой. Та сбежала, разнюхав, что у муженька обнаружили рак и жить ему осталось всего ничего.

    

   - А ещё перед этим он вышел из тюрьмы, - добавила Полина будничным, ничего не выражающим голосом. - Где незаслуженно отсидел по обвинению в воровстве.

    

   - Ну, насчёт "незаслуженно" - спорный вопрос. Думаю как раз наоборот. Однако жизнь у него была действительно сплошные приключения, - вздохнул Громов и выглянул в окошко. - За время, прошедшее с момента остановки их автомобиля, луна, казалось, взошла ещё выше и теперь сияла во всей своей холодной и неприступной красе над зубчатой кромкой деревьев. - Пора  прогуляться, - сказал он. - Кто-то из великих философов как-то сказал и по моему был прав: пусть лучше лопнет совесть, чем мочевой пузырь.

    

   И он вышел из машины и отошёл в сторонку. 

    

   Полине тоже приспичило. 

    

   Через пару минут они собрались вместе, всё в том же салоне машины. Полина посмотрела на мужа и закатила глаза.

    

   Громов нахмурился.

    

   - Мне не нравится, когда ты так закатываешь глаза, - сказал он хмуро.

    

   Полина попыталась улыбнуться. У неё это плохо получилось.

    

   - Как, Громов? Как я закатываю глаза?

    

   Взгляд её был - сама невинность.

    

   - Словно в приличной компании я неправильно повёл себя.

    

   Полина моргнула раз, другой.

    

   - Ты поступил хуже, Громов. Ты завёз меня неизвестно куда, а потом сломал машину.

    

   Настала очередь обидеться Громову. Он уставился на супругу непонимающе.

    

   - Околесица какая-то, - сказал он. - Ты несёшь чушь... Чёрт бы побрал эту идиотскую дорогу. В баках полно бензина, но мотор не работает. Кто предлагал тебе пропустить мероприятие в этом году?

    

   - Что ты собираешься делать? - с мрачной подозрительностью поинтересовалась супруга. - Кто-то божился, что развалюха побежит, как новенькая. Вот и доказывай теперь.

    

   - Я не виноват, что твой папашка оказался жлобом и пожалел деньги на новый двигатель, - не выдержал Громов.

    

   Мысль о том, что, всё равно, куда-то придётся идти и что-то делать, пришла в голову первому Громову. Махнув рукой, он выключил фары авто и самым невинным тоном поинтересовался:

    

   - Ты обратила внимание?

    

   - ??

    

   - Сейчас, насколько я понимаю, соловьиная пора.

    

   - Что с того? - Полина  фыркнула кошкой.

    

   - А то, что я их не слышу. Не поют.

    

   - Передохли поди, - подкинула идейку супруга. - Вон химикаты находят даже на северном полюсе. Что уж говорить об обжитых местах.

    

   Громов выбрался из машины и зашагал к примеченному ранее сараю. Супруга тоскливо смотрела вслед. Громов её раздражал, но оставаться в машине одной не хотелось.

    

   Холодный, безжизненный лунный свет падал на колени женщины, он же лился на спину уходящего Громова.

    

   - Хуже кошачьего дерьма, - твердил про себя Громов через каждые десять шагов, пока шёл к сараю. - Эта поездка, определённо, хуже кошачьего дерьма!

    

   - Свет луны - всего лишь отражённое, ослабленное сияние солнца. - Думала Полина, чтобы хоть чем-то занять вдруг опустевшую до гулкой болезненности голову. - Зеркальное, ослабленное отражение дневного светила. Надтреснутое старое зеркало, которому четыре миллиарда лет.

    

    

   На поверку сарай оказался, заброшенным домом. Покалеченный временем и непогодой он холодно встретил прохожего пустыми глазницами окон. Признаки какой бы то ни было жизни напрочь отсутствовали в строении. Зато, за домом-калекой виднелись другие. Ухоженные. Из окон этих домов лился свет. Жизнеутверждающий и жизнеподтверждающий электрический свет. В застекленных окнах теплилась жизнь.

    

   Конечно, само по себе, явление не из ряда вон выходящее в наши дни. Но, когда у тебя в глухую полночь  ломается  машина - поневоле обрадуешься.

    

   Громов сразу определил: домов в деревушке не более трёх десятков. И только в двух горел свет. Может быть потому, что время позднее.

    

   Да, как ни верти, а они совершенно неожиданно для себя выехали к человеческому жилью. Есть чему радоваться. Люди в такой глуши, скорее всего, доброжелательны и гостеприимны. Встретят, обогреют, накормят.

    

   Он только не знал, стоит ли сначала сходить за Полиной, а потом уже отправиться на переговоры к хозяевам домов. Поговорить о ночлеге. Пока Громов терзался сомнениями, за его спиной послышалось деликатное покашливание.

    

   - Именно так и поступают все мужчины, если их не контролировать.  Ты бросил меня! - сказала Полина, лишь только подошла.

    

   Мёртвой хваткой она вцепилась в локоть супруга.

    

   - Не выдумывай, - безуспешно попытался вырвать руку Громов. - Я тебя оставил на короткое время. Оставил только лишь затем, чтобы сходить в разведку. - Он всё ещё пытался освободиться из отработанного захвата. - Нужно, ведь было всё узнать.

    

   - Ты лжёшь. Если бы я не догнала тебя, сидела бы всю ночь,  в том грёбаном автомобиле, который не работает даже. А ты бы и к утру не заявился.

    

   Она поудобнее перехватила руку муженька. И тот, в конце концов, сдался, прекратил сопротивление.

    

   - Мы у цели, - сказал он примирительно. - Здесь живут люди. Они помогут.

    

   - А как же, - нервно хихикнула супруга. - Держи карман шире. Ты знаешь людей?  Они не пустят тебя на порог, лишь только обнаружат, что ты им не знаком.

    

   - Они не могут так поступить. Мы граждане одной страны.

    

  

4.

    

   - Иногда ты пугаешь меня своей наивностью, - заметила женщина.

    

   Слегка отстранившись, она с любопытством  посмотрела на мужа.

    

   "А ты меня - своей стервозностью" - подумал он.

    

   - Ты несправедлива к людям, - сказал между тем он вслух.

    

   - Ну, давай. Скажи побольше хороших слов.  Большому кораблю большая мель. Душелюб и людовед, - не без сарказма заметила Полина.

    

   Громов сам вдавил кнопку звонка приделанного к калитке. Полина стояла, не мешая. Она только хищно дышала Громову в затылок.

    

   - Подотрись своим дерьмом, - сказал, повернувшись к ней, но ни к кому не обращаясь, Громов.

    

   Сказал по-гангстерски:  негромко, одним уголком рта. Как видел это в голливудских фильмах.

    

   Луна смотрела из чёрной разлагающейся тверди неба, будто глаз трупа, полуприкрытый веком. И под этим недреманным оком Громов, пританцовывая от нетерпения, нажимал маленькую, пластмассовую кнопочку. И  жена стояла рядом, упираясь в спину инженера грудью.

    

   - Чёрт всё забери! Живёт, в конце концов, в этой норе кто-нибудь или нет? - вопрошал Громов после уже какого-то по счету сделанного им звонка. - У меня такое ощущение, что всю жизнь меня стремятся никуда не впускать. На работе, дома, в гостях!

    

   - Так и есть, - услышал за спиной злобное дыхание.

    

   Наконец в  сенях, приделанных к дому, послышались шаги и загремел засов.

    

   - Кто? - раздался вопрошающий хриплый голос. Очень низкий голос. Практически бас. Потом тот же голос этот добавил: - Игнат, ты, что ли?

    

   Громов кашлянул. Обдумывал, как правильнее ответить. Он выбирал,  нужно ли отвечать на все вопросы или выбрать только один.

    

   - Нет, - наконец, разродился он, прекращая в то же время пританцовывать. - Вы нас не знаете. Мы проездом. У нас сломалась машина... Мы были бы... очень признательны, - Громов представил,  как искажается гримасой негодования лицо супруги за спиной. Её всегда раздражала чья-то чрезмерная вежливость. Раздражала до белого каления. Но его учили всегда по возможности быть вежливым. - Мы были бы благодарны вам, если бы вы впустили нас переночевать. До утра далеко, а в машине спать неудобно.

    

   - Мы заплатим, - пересиливая врождённое отвращение к сюсюканью, вякнула жена.

    

   Громов прекрасно понимал: для незнакомых людей, каковыми они, собственно, хозяину дома и представлялись, их просьба выглядит, в лучшем случае, самонадеянной. Но другого выхода не было. Ночевать в машине, скрючившись в четыре погибели после того как он почти сутки провёл за баранкой? Нет уж. Лучше вломиться в чью-то хибару, если добром не впустят и занять её боем. К тому же, неясно было, что случилось с двигателем. Возможно в нём весьма серьёзная поломка.

    

   - У нас есть немного денег. Мы дадим их вам, - подала голос супруга и Громов мысленно обругал её. Кто же говорит о деньгах в глухую ночь незнакомым людям.

    

   Полина дрожала. Становилось ощутимо прохладнее. Только этим были продиктованы её чрезмерная торопливость и непродуманность поступков.

    

   - Ходят тут всякие, - проворчали за дверью не очень приветливо всё тем же низким, чуть хрипловатым голосом.

    

   И Громову показалось, что он уже слышал этот как бы простуженный,  надтреснутый баритон. Хотя, конечно, мог и ошибаться. Мало ли похожих голосов на этом донельзя грёбаном белом свете?

    

   Нет, у него не могло быть здесь знакомых. По логике вещей. Тем временем за дверью загремел ещё один засов. Забывшие, что такое смазка петли проскрипели и на пороге появился сам обладатель голоса. Даже в свете луны было видно, какой это здоровый и плечистый мужчина.

    

   Но лишь величину хозяина дома и успел разглядеть в эти первые минуты Громов. В следующий  миг громадной лапищей бугай сгрёб супругу инженера, вытащив её из-за спины Громова, как дешёвую куклу, и так же бесцеремонно втащил в дверь. Полина пикнуть не успела. Задвинув её себе за спину, здоровяк посоветовал Громову не торчать пнём у порога, а быстренько зашвыриваться в дом.

    

   Он так и сказал - "зашвыриваться". Но в данной ситуации это слово не казалось вычурным или обидным.

    

   - Ну что ты стал, идиот, тебе же говорят, - прорыдала из-за широкой спины стервозным голосом бестия в голубенькой кофточке и Громову ни с того, ни с сего захотелось разрезать её на мелкие кусочки, вложить в дешёвые конверты без обратного адреса и разослать по почте в разные уголки света. Нет, не для того, чтобы оригинальничать. Об этом он и не думал. А просто, чтобы и духу её здесь не было. О, как она осточертела ему за всю их поездку!

    

   Громов вспомнил, как однажды, очень давно, за бутылочкой пива один перебравший пива приятель рассказывал ему о том, как ему, этому приятелю хочется придушить свою супругу, только из-за того, что та громко храпит по ночам. Громов тогда не поверил знакомому, отнеся его признание к чёрному юмору. И, лишь, годы спустя, с удивлением узнал, что тот знакомый всё-таки осуществил своё намерение и отправил благоверную к праотцам.

    

   Наверное, нечто подобное испытывал сейчас в душе Громов. Не то, что бы его супруга так громко храпела по ночам, хотя и такое случалось, чего в жизни не бывает. Но безапелляционные нотки в её голосе порой выводили Громова из себя настолько, что ему всякое мечталось.

    

   - Подотрись дерьмом, - сказал вполголоса Громов, снова ни к кому обращаясь, - Буду вечно молодым, - и шагнул к нетерпеливо поджидавшей его парочке.

    

   Он не смог бы с определённостью сказать, кого ему сейчас напоминали его законная супруга и этот здоровенный увалень с повадками не то медведя, не то борца. Конечно, не Бонни и Клайд. Только ему ясно было, как божий день, эти голубки спелись. Они распознали друг в друге родственничков с первого взгляда. Такие видят своих издалека.

    

   Иногда, наблюдая с какой лёгкостью его супруга сходится с другими людьми, Громову впадал в паранойю. В такие минуты ему казалось, что весь мир восстаёт против него. И, стоит супруге только захотеть, всё человечество ополчится. Оно ополчится против Громова.

    

   Хозяин плотно затворил дверь, лишь гость ввалился. После с завидной обстоятельностью  запер её на засовы, крючки и замки, которых на двери  Громов насчитал не менее дюжины.

    

   Но ещё перед тем, как дверь захлопнулась, чуть не отхватив Громову палец, на мгновенье Громов успел увидеть луну над пустынной дорогой. Ночное светило заливало дорогу, лес и крыши других строений призрачным светом и что-то жутко нереальное проглядывало во всей этой картинке! Жуткое и необычное. "Что-то не так! - хотелось выкрикнуть. - Что-то  здесь не так. Неверно и неправильно! Что-то идёт наперекосяк. Кто-то обманывает нас, а мы не замечаем того.

    

   Вот так хотел сказать Громов, но вместо этого лишь сдавленно всхлипнул и, набычившись, изготовился принять реальность такой, какова она есть, а не такой, как  хочется.

    

   - Жизнь, милок, совсем не такая, какой тебе её хочется видеть! - вспомнились слова из третьесортного фильма.

    

   Действительно, жизнь всего лишь третьесортная грошовая опера и ничего более, - подумал Громов, зная в то же время, что внутри себя, где-то в самых потаённых уголках своей души совершенно не согласен с этим, своим же  определением. Ведь жизнь Громов любил. И, в основном любил её, скорее всего, за её парадоксальность. За то, что на поле жизни, наряду с приятным, встречалось много чего такого, что хотелось бы выкинуть поскорее вон и забыть. Но это негативное вносило в жизнь свой особенный трепет, остроту, что ли...

    

   Внезапно в какой-то миг до него дошло, что он в мыслях философствует и тогда он встрепенулся. Да пошло оно всё куда подальше! Ему, что, больше других надо!

    

   Внутреннее убранство дома не поражало изысканностью. И, скорее всего, было таким же убогим, как и существование в этих глухих, забытых богом местах. Столы, стулья, шкаф, парочка кроватей и обязательный рукомойник в углу. В общем, интерьер - спокойное, тихое крестьянское счастье. Российская глубинка, не избалованная европейскими стандартами.

    

   Во второй половине, отделенной от первой, оклееной обоями, фанерной перегородкой виднелся японский телевизор без кабеля и, насколько мог судить Громов, без антенны.

    

   Полы, выкрашенные отчего-то синим, были застелены самоткаными дорожками, скорее всего полученными в наследство. Ведь такая продукция теперь не изготавливалась ни где.

    

   Кивком головы амбал указал на старые расшатанные стулья, расставленные вокруг небольшого стола, застеленного не глаженой, но чистой скатертью и молча уставился на них, когда те сели.

    

   Теперь и у гостей появилась возможность разглядеть радушного хозяина. Правда, Громова передёрнуло, едва он взглянул на физиономию радетеля.

    

   "Ну и рожа!", - подумал не без внутреннего содрогания. Ни с того ни с сего у Громова появилось стойкое убеждение, что лицо хозяина напоминало физию человека, которому в самое ближайшее время светит немалый срок за изнасилование при отягчающих обстоятельствах. Какие такие отягчающие обстоятельства могут усугубить степень вины при изнасиловании Громов  не знал. Он не был юристом. Но фраза, где-то раз услышанная, напрочь засела в мозгу и не хотела оттуда выбираться, на полную катушку ассоциируясь с вышеупомянутым типом.

    

   При всём при том, что фигурой незнакомец был хорошо сложен, лицо его, с широким носом, тонкогубым, маленьким ртом и глубоко посаженными бегающими глазками-буравчиками не вызывало даже намёка на доверие.

    

   "С таким лицом, голубчик, тебе только в глуши сидеть", - подумал Громов. Дабы не пугать сограждан на пустынных улицах городов поздними вечерами. Особенно, учитывая тот факт, что вдобавок к, мягко выражаясь, не очень притязательным чертам, кожу на лице здоровяка изъело некогда нечто наподобие оспы. "Она словно побита молью", - прокралось в сознание.

    

   Ему б сыграть сына Крюгера в известном сериале, если кто отважится снимать продолжение, - хихикнул мысленно Громов.

    

   И Полина, скорее всего, как заметил Громов, была на это раз солидарна с муженьком. Потому что она с не меньшим интересом разглядывала обладателя... гммм... пикантной физиономии.

    

   - Ничто не может сравниться со старыми добрыми временами, - сказал, чтобы завязать беседу, Громов.

    

   Сказал и тут же пожалел, так шикнула на него супруга. И, то правда, не всем по душе оригинальничание в начале разговора.

    

   - Мой муж, - вставила Полина, - до сих пор не может забыть Хрущова, который ему очень уж нравится, как руководитель, и которого он боготворит до сих пор, считая идеальным государственным деятелем.

    

   В выражении лица верзилы проступило нечто звериное. Да, чем-то хищным дохнуло от хозяина на гостей. Громов, может быть, несколько торопливо перевёл взгляд на супругу и их глаза встретились.

    

   - Боишься? - как бы спросила она взглядом мужа.

    "Нет", - покачал головой Громов.

    

   При всей своей конфронтации они неплохо понимали друг друга.

    

   И вот какя ещё напасть. Почему-то в этом доме инженер чувствовал себя неуютно!

    

   - Значит, - тем временем развил мысль здоровяк, - вы... Заблудились, что ли?

    

   - Есть маленько, - Громов даже не пытался улыбнуться.

    

   Зато сам поразился поспешности, с какой произнёс свою фразу.

    

   "Дьявол! - воскликнул мысленно. - Вот я и становлюсь неврастеником! Неврастеником, которых на земле пруд пруди. Да, господа, я - нев-рас-те-ник-параноик!.. Вот так! -   Он повторил это слово про себя несколько раз, смакуя и, пробуя его как бы на вкус, и оно ему не понравилось. Слишком длинно, слишком вычурно, - думал он. - Чтобы выжить в этой жизни, нужно быть проще. Быть, как большинство. Быть, как все. И это главное правило бытия. Не высовываться!

    

   О, как инертно человечество!  Человеческий эгрегор не любит тех, кто отличается. Это по утверждению некоторых умников - каждый должен стремиться вырваться вперёд. На самом деле те, кто вырывается, обозначают себя. И остальным это не нравится. И вырвавшиеся пожинают бурю, потому что сеют ветер. Вот ведь как! Господи, мне уже далеко за пятьдесят, а я до сих пор ничего не добился в жизни! - вдруг с болезненной  отчётливостью подумалось ему.

    

   Отчего-то сердце Громова запрыгало в груди, как маленькая обезьяна в тесной клетке. Кровь пульсировала в висках. Здоровяк тем временем отвёл свой гипнотизирующий взгляд в сторону.

    

   - Откуда сами? - спросил грубовато.

    

   И Громов удивился, что несмотря на пронизывающий, тяжёлый взгляд таёжного аборигена, в голосе амбала напрочь отсутствовала агрессия.

    

   Полина слегка качнулась. Но, она ничего не ответила хозяину дома.

    

   - Мы из-под Твери, - ответил Громов. - Колокольцево... Может слышали? - голос его был надтреснутым и отстранённым. Супруга во все глаза  разглядывала через чур крупного фермера. - Мы едем к родственникам. Они живут  Ярцево. Мы поломались. У нас заглох мотор и не получается завести. Завтра я посмотрю, что с машиной. Наверное, небольшая поломка. Думаю, ремонт не займёт много времени и мы уедем. Ну, а пока..., - Громов развёл руками.

    

   - Селиванов, - прохрипел мужчина. - Бывший  военный. Теперь вот...  пенсионер. По инвалидности.

    

   Полина встрепенулась и встретилась глазами с верзилой.

    

   - Громов, - представился Громов и указал рукой перед собой. - Моя жена. Полина.

    

   Мужчина, назвавшийся Селивановым, молча кивнул. Затем он встал со скрипучего стула и направился в какой-то закуточек, отгороженному листами фанеры углу.

    

   Некоторое время он возился там. Потом из-за загородки донеслось шкворчание яичницы и сопутствующий ей аромат.

    

   К этому времени, согревшаяся Полина, приосанилась. Громова наоборот, разморило. Потянуло в сон. Он чувствовал себя так, словно по нему накануне проехался асфальтовый каток.

    

   Вернувшийся с двумя мисками, здоровяк обнаружил Громова спящим. Положив голову на край стола, инженер нервно подёргивался во сне, сладко улыбаясь, в то же время. Из уголка рта гостя стекала нитка липкой, мутной слюны.

    

   Селиванов с грохотом припечатал к столу миски, в которых громоздилась яичница вперемешку с жареной ветчиной.

    

   От шума Громов проснулся. Поднял голову, вопросительно глядя на хозяина. Но тот лишь молча подсунул Громову под нос яичницу, а в руку вложил вилку.

    

   - Вот так лучше, - сказал верзила, обнаружив, что визитёр сфокусировал, осоловевший, взгляд на блюде.

    

   И, тем не менее, Громов не сразу сообразил, чего от него хотят. Сонно моргая, скорее рефлекторно, чем осознанно потянулся вилкой к яичнице, а затем  принялся её жевать меланхолично и бездумно. Как это делают коровы, когда жуют сено, без всякого выражения в глазах.  Со стороны создавалось впечатление, что Громов продолжает спать.

    

   У Полины тоже не было аппетита. Что-то напрягало её в этом доме, а что она и сама не знала. Как тогда, много лет назад, когда в тёмной, пахнущей мочой и табаком, подворотне подростки избили и ограбили её подругу. Полина чувствовала, за день до ограбления, что с девчонкой что-то произойдёт. Что-то мерзкое и опасное. Но не могла никому сказать об этом. Ведь, и сама не была уверена в своём предчувствии на все сто. И даже после ограбления, в больнице, навестив  избитую подругу, не смогла заставить себя рассказать, что заранее знала о происшествии.

    

   Вот и теперь... Поломка машины? Пустяк по сравнению с тем, что должно произойти дальше. Возможно даже этой ночью.

    

   - В жизни не ел ничего вкуснее, - прочавкал Громов с откровенным равнодушием к тому, о чём говорил.

    

   - Как придурок, - оценил бы своё нынешнее состояние сам Громов, будь он сейчас в здравом уме.

    

   А Полина, глядя сейчас на Громова, сравнивала его движения с ужимками и гримасами шимпанзе. Вроде бы делает что-то целенаправленное, но...

    

   " Господи, - в душе воскликнула она, - как же близок человек к краю пропасти за которой безумие и пустота разума. Воистину, сон разума рождает чудовищ!"

    

   И она пребольно лягнула суженого по щиколотке ногой. Так ей невыносимо было смотреть на это чудовищное гримасничанье глупой спящей плоти, которую оставили на время без освещения изнутри фонариком  разума.

    

   На этот раз Громов проснулся. Он с недоумением, ясно читаемом на лице, посмотрел на супругу.

    

   - Проснись, раздолба, нас обворовали! - прошипела та в ухо Громову. И, забавляясь растерянным видом, ошарашенного, муженька добавила для полноты ощущений: - Хватай мешки, вокзал уходит. До-о-оди-ик!

    

   Громов с выражением лица, какое появляется у человека, которому показали через чур мудрёный фокус, посмотрел на зажатую в его же собственной руке вилку, а потом отшвырнул столовый прибор от себя.

    

   С громким стуком вилка покатилась по столу, едва не упав на пол.

    

   И в это же самое время стукнули в окошко.

    

   Нет, не стукнули, пожалуй. Удар был очень сильным. Настолько сильным, что стекло едва не рассыпалось в куски. И только то обстоятельство, что удар пришёлся главным образом на оконную раму, спасло стекло от разрушения.

    

   Полина вздрогнула. Громов просто ничего не успел сообразить. Зато Селиванов казался спокойным и собранным. Он, вроде бы, ждал удара. 

    

Тяжело поднявшись с расшатанного, скрипучего стула, на котором до того восседал, здоровяк шагнул в узкое пространство, образованное столом и окном и выглянул наружу. Супруги Громовы, молча, наблюдали за ним.

    

Между тем, удовлетворённо крякнув, здоровяк выудил откуда-то из-под стола двустволку - простое охотничье ружьё, старой марки, но выглядящее довольно сносно для своего возраста - и тут же взвёл курки. Металл сухо щёлкнул, отзываясь на движения толстых, похожих на сардельки, пальцев.

    

Потом Селивёрстов так посмотрел на гостей, что инженер решил, что здоровяк вот-вот пристрелит их, а трупы закопает под утро в лесу. И Громову грешным делом даже чудился уже стук острой лопаты о землю.

    

Однако, судя по всему у Здоровяка были совсем иные планы на сегодняшнюю ночь. И, скорее всего, здоровяк пока не собирался никого убивать в этом доме. Крепко зажав ружье в широких ладонях и, как он полагал, ободряюще улыбаясь ничего не понимающим гостям, он кивнул.

    

- Сидите, - коротко бросил он. А потом, слегка скособочась, вышел в сенцы. - Мозго..., - только и успели услышать супруги до того, как дверь захлопнулась.

    

Громов побледнел.

    

- Что?.. Что он сказал? - поинтересовался он у супруги, как будто та могла расслышать больше.

    

- Что сказал, то и сказал, - отрезала супругаи поджала свои тонкие и без помады - совсем лиловые губы.

    

У Громова всегда вертелась в мозгу песенка про лилового человечка-лилипута, когда он смотрел по утрам на перекошенный лиловый рот супруги. Он всегда вставал раньше и потому имел чудесную возможность полюбоваться спящим рядом существом в бигудях , с выщипанными бровями, не накрашенным ртом и безобразно распухшим от сна лицом.

    

- Как она постарела, - думал в такие моменты Громов и ему даже страшно становилось. За себя, за Полину, за всё человечество! Ведь какая судьба уготована им всем: вместо взлёта падение, вместо развития деградация. И как ни старайся, хоть в лепёшку расшибись, скопи несметные богатства к концу жизни, женись на молоденькой топ-модели и вставь себе платиновые зубы, старость все равно незаметно подберётся. Она возьмёт человека изнутри. Старость, как чемпион  единоборств, уложит любого на лопатки, и глазом не успеешь моргнуть. Мигом окажется на ковре, лицом вверх, и переигрывать бой никому уже не позволят. Таковы правила. Сражайся только раз. Сражайся по-настоящему. Без поблажек. Без слёз, уговоров, зная в то же время точный исход этого обычного и в тоже время небывалого сражения, прекрасно понимая, что обречён. Ты можешь лишь ценой невероятных усилий оттянуть окончание поединка. И только. Потому как никто уже тебе не скажет сколько секунд, часов или дней ты отыграл у жизни, а сам ты этого никогда не поймёшь.

    

Много ли люди вообще знают о себе, знают ли они хоть что нибудь о том мире, в котором живут? Вот вопрос!..

    

  

5.

    

-  Он сказал МОЗГОВЫСАСЫВАТЕЛИ, - сказала Полина. - Он так и сказал. МОЗГОВЫСАСЫВАТЕЛИ.

    

-  Ты смотри, как мудрёно,- ввернул Громов. - В кабаке после восьмой кружки пива не всякий выговорит.

    

- О себе вспомнил? -желчно заметила супруга. Глаза женщины хищно и недобро сузились. - А я-то думаю, где это ты пропадаешь вечерами, после чего от кое-кого несёт, как от пивной бочки. "Я только стаканчик пива, дорогая", - передразнила Полина. - Небось ещё и по девкам шляешься. - Она оценивающе взглянула на Громова. - Хотя, куда тебе.

    

Она хохотнула.

     

- Ладно. Будет. Поскандалить захотелось? - попытался успокоить супругу инженер.

    

Дура тонкогубая и толстозадая! Господи, когда же всё это кончится?..

    

Громов подумал о конце и ужаснулся. Он и сам с определённой точностью не мог сказать, что имел в виду под словом "кончится". В данное время конец, концовка, окончание в его понимании ассоциировались с концом вообще. Тем концом, той чертой, за которой ничего нет. Абсолютно ничегошеньки. Только тьма. Только пустота...   

    

Додумать эту мысль Громов не успел, так как внимание его отвлекли посторонние звуки.

    

На улице за окном что-то сверкнуло и грохнуло так, что зазвенело в ушах. Селивёрстов стрелял в кого-то! А, возможно, стреляли по нему, Селивёрстову! У Громова от ружейного выстрела ещё звенело в ушах и нехорошо ныло под ложечкой, когда он услышал ещё один звук, более слабый, но ещё более неприятный, чем грохот выстрела. Это был, выворачивающий душу наизнанку, скрип. Так скрипело бы, если б кто-то провёл по оконному стеклу ногтём, а потом пропустил этот звук через мясорубку мощного усилителя.

    

- ТВАРИ! - выдохнул хозяин, лишь только вернулся. - Это всё Твари!

    

Его побелевшие от напряжения пальцы с силой стискивали дробовик. - Не рекомендую выходить из дома, - обратился он к Громовым. - До утра сидите здесь.

    

После отметающей всякое возражение инструкции хозяин скользнул взглядом по ружью и перевёл взгляд на окно. Может быть он рассчитывал увидеть за оконным переплётом то, что ещё совсем недавно его так незабываемо взъярило. Сочно плюнул на бог весть когда метеный пол.  - Они ещё у меня попляшут, - буркнул он.

    

Насколько поняла ситуацию Полина, плясать в недалёком будущем кому-то по любому придётся. Но, скорее всего, не кому-то, а им. Людям. Во всяком случае Полине так виделись грядущие события.

    

- Кто там был? По ком вы стреляли? - спросил Громов у бывшего военного. - Селивёрстов не отвечал. Он лишь сосредоточенно разглядывал пол под своими ногами. -  Вы стреляли в хищника? Ах, да, - с облегчением рассмеялся Громов. - Здесь полно медведей! Здесь простони не дают людям прохода. Как я мог запамятовать! Это же саамы настоящие джунгли. Северные джунгли, а  зверья здесь не сосчитать!

    

- Медведь?- с лёгким удивлением переспросил Селивёрстов и склонил голову набок, как бы задумавшись над предположением инженера.

    

- Заткнись, - попробовала облагоразумить муженька Полина. - Ты сам всё слышал! Ты знаешь, какой это медведь! Медведи не воют. Они так не воют! У них просто силёнок не хватит так выть, у этих твоих долбаных мишек... Чёрт бы нас всех побрал!

    

Разгневанная женщина ещё что-то кричала, брызгая слюной, а вошла в истерическое пике, скорее всего, потому, что была перепугана не на шутку.

    

Когда она умолкла, в доме стало тихо.

    

Здоровяк вытащил из ружья использованную гильзу, от которой ещё пахло порохом, и швырнул её в сторону с таким выражением на лице, словно это была и не гильза вовсе, ядовитый аспид, каких он видел как-то в приезжем террариуме одного из, он уже не помнил какого, городов необъятной России.

    

- Мерзость! - просипел он. И голос его был похож на шипение тех самых змей, что он некогда видел. - Мерзкие, ублюдочные твари. - Ударившись об пол, цилиндрик гильзы невысоко подпрыгнул и закатился под стул  Громова. Склонив голову, инженер с интересом наблюдал, как гильза катится под стул. Селивёрстов тем временем вставил на место вынутой гильзы заряженный патрон. - Медведь по сравнению с этими тварями безобидный ангелочек. - Он крякнул. - Но вы в безопасности. Просто соблюдайте меры предосторожности и это всё, что от вас требуется.

    

- Это почему вы так решили? Почему мы в безопасности? - вроде как бы оскорбилась женщина. - Этот ваш... кто он?.. Не тронет нас, что ли?..

    

- Зачем ему, - шмыгнул носом Здоровяк. - Вы им без надобности. Вы чужие. Не местные. - Он вскинул ружьё прикладом к плечу и посмотрел через мушку прицела на Громова. - Ихняя цель перебить население Хомутовска, не более.

    

Громов присвистнул.

    

- Хомутовска?.. Хомутовцы... э-э...  кому-то  дорогу перешли? - немного успокоилась Громова. - Это, что... вендетта? - вспомнила  она полузабытое слово не то из итальянского, не то из мексиканского фильма.

    

Здоровяк не ответил. Только перевёл стволы ружья на засиженную мухами лампочку под потолком.

    

- Они об этом ничего не говорят, - наконец, выдавил он из себя.

    

Громов от чего-то почувствовал сильное облегчение.

    

- В таком случае не хотел бы я оказаться на месте хомутовцев, - сказал он Здоровяку с простодушным откровением.

    

- И не окажешься. Если умницей будешь. Заберёшь бабу и уедешь завтра скоренько по добру по здорову.

    

Здоровяк хмыкнул.

    

- Может вы все таки..., - внезапно обиделась за "бабу" Полина.

    

Но бывший спецназовец резко оборвал женщину.

    

- Нет! - сказал он. - Я вам ничего не расскажу. И уж точно ничего не стану объяснять. - Он загадочно прищурился. - Так вам будет спокойнее. Радуйтесь!.. Радуйтесь жизни! Живите без хлопот. Уже завтра вы окажетесь далеко.  Информация, которой владею я, никогда не омрачит вашего существования. - Здоровяк замолчал, словно бы прислушиваясь к тому, что творилось за стеной, а потом удовлетворённо кивнул каким-то своим мыслям. - Может быть, они дадут вам уйти. Если... Если вам повезёт.

    

Последние слова он сказал тихо. Почти шёпотом. И слова эти расслышать смог только Громов, сидевший в непосредственной близости от здоровяка.

    

Громов поднял взгляд, словно лишь для того, чтобы убедиться, что слова такие ему не померещилось. И тут же он увидел в правом верхнем углу окна неистовствующую, словно выплавленную из нездешнего космического металла луну.

    

- Хуже кошачьего дерьма, - подытожил он.

    

Внезапно ему стало плохо. Он даже ощутил позывы к тошноте.

    

"Как бы не опозориться!", - подумал.

    

Положение спасла Полина.

    

- Что-то за окном, - сказала. - Что-то движется.

    

Чувство страха у Громова пересилило тошноту.

    

Ответить Полине он ничего не успел. Совершенно неожиданно для всех над входной дверью затрещал звонок. Обычный звонок. Сигнальный электрический звонок.

    

Селивёрстов выдержал паузу, а затем не торопясь прошёл к окну.

    

- Игнат! Ты? - прокричалон, стараясь голосом перекрыть противный и въедливый треск звонка.

    

- Я, - послышалось с улицы. - Открой. Поговорить надо.

    

Как-то не понравился Громову голос за стенкой. Сильно не понравился. Но возможно Громов и привередничал.

    

Селивёстов некоторое время раздумывал. Он словно застыл в ступоре. Потом с удивительной быстротой для его грузного тела метнулся в сенцы. Там пинком ноги открыл  дверь и выпалил из ружья  в местность, залитую лунным сиянием. Выпалил, не целясь, и не раздумывая, из обоих стволов. Наверное, он сделал это всего лишь для острастки

    

- Убирайтесь, пока целы! - проворчал хрипло. - Убирайтесь все! Мерзкие твари. Убира-а-айтесь!!

    

Эхо выстрелов, многократно отражённое деревьями, гуляло у кромки леса, над посёлком и вокруг, а Селивёрстов всё кричал и кричал. Он будто сошёл с ума.

    

Сквозь вопли Селивёрстова и сквозь эхо пробивались некие противные, скрежещущие звуки, топот множества ног и мерзкое, наводящее оторопь шуршание. А, может, то было шипение и никакое не шуршание... Кто ж его знает?

    

Полина, до того сидевшая неподвижно, встала. Она широко открыла глаза, сжав руки в кулачки.

    

- Оставьте нас! Уйдите, мерзкие твари! - кричал вслед удаляющемуся топоту Здоровяк.

    

- Чёрт с вами! - решительно сказала Полина, лишь только Селиванов умолк. - Оставайтесь здесь, если вам так хочется! Я ухожу. Одна.

    

И мягкой и грациозной походкой женщина направилась к двери. Громов перехватил супругу в последний момент.

    

- Ты с ума сошла! - чуть ли не с ненавистью шипел он. - Куда лезешь! - Он заговорил ещё тише. - Мы даже не знаем, что там! Ты...

    

Он держал её за руку. Он стоял напротив неё. А она пыталась высвободиться из цепких пальцев супруга.

    

; - Ты прекрасно всё понимаешь! Нам  незачем притворяться! - отрезвила Громова женщина. - Ты всё понимаешь. Не валяй дурака.

    

- Я хотел сказать...

    

- Не надо. И не стой на пути. У меня на пути.

    

Она выдернула руку из стального захвата.

    

-Я не дам... Я не дам тебе уйти, - упрямился Громов. - Это самоубийство. Если желаешь свести счёты с жизнью, сделай это прямо здесь. У всех на виду. Чтобы я видел и знал, что ты умерла не в лапах жутких тварей.

    

- Какая разница как я умру, - посмотрела на Громова Полина с явным любопытством.

    

Громов замотал головой:

    

- Я не хочу слышать твой предсмертный визг, доносящийся с улицы, - сказал он. Посмотрел внимательно в лицо супруги. - Для меня это будет через чур.         

    

Перед тем как отойти, женщина сильно ударила по его рукам ладонью.

    

- Ты заметил, какая ограда у дома? - между тем продолжила она. - Её, ведь, не разберёшь быстро. И, вообще, такой забор не свалишь даже танком. Хотя по всему заметно, защиту ставили в спешке. На скорую руку и из подручного материала.

    

В избу вошёл Здоровяк. Громов только кивнул на замечание супруги, как бы дав понять, что в этом вопросе полностью солидарен с супругой..

    

- Всё, - сказал Здоровяк как-то растроенно. - Игната нет. Его больше нет. - Он повторил: - Нет!

    

- Понятно. Ты грохнул его, - уверенно заявила Полина. - Но зачем?

    

- Грохнул? - недоумённо переспросил мужчина. - Ты хочешь сказать, что я убил родственника? Но кто сказал, что я убил его? Нет, я его не убивал. Это сделали они! Твари! Он им понадобился. Им понадобился его... мозг. Они голодны. И здоровяк неопределённо махнул дробовиком в сторону. Потом подбросил и перехватил его поудобнее. Повернулся к входной двери и одним коротким, ударом приклада вогнал в стену, прямо в штукатурку электрический звонок. Вколотил его туда вместе с гвоздём, на котором тот крепился. - Сдаётся, эта штука больше не понадобится, - сказал он.

    

Когда Громов в очередной раз взглянул на Полину, волосы на голове супруги стояли короной. Женщина во все глаза, в которых плескался ужас, смотрела на окно. 

    

- Там... Там тень, - указала она рукой. - Я думала там что-то... Но там...  Тень! Только тень. Большая и чёрная. Тень от луны.

    

Остатки звонка меланхолично раскачивались на проводе.            

    

Селивёрстов с шумом втянул в лёгкие воздух. Его взгляд рассеянно скользил по стене. Словно Здоровяк надеялся найти и прочитать на покрытой штукатуркой поверхности  инструкцию к дальнейшим действиям.

    

- Вам нужно отдохнуть, - сказал он.- До того как вы уберётесь из дома и посёлка , вы должны выспаться. Иначе не хватит сил добраться до Тригорска. Поспите.

    

   - Дельное предложение, - скорее машинально, чем осознано кивнул Громов. - Да... гмм... Впервые за последние несколько часов слышу стоящее предложение.

    

Полина провела ладонью по лицу. Она тоже устала и хотела покоя. До чего же она устала!..

    

- Я чувствую себя...  лягушкой. Маленькой зелёной лягушкой, которую надули через соломинку, а потом прихлопнули на болотной кочке тяжёлым, истоптанным кирзовым сапогом.

    

Точно так чувствовал себя и Громов. Только ему не понравилось сравнение супруги и он предпочёл не ввязываться в эту историю с лягушкой. И, наверное, именно поэтому он сказал, конечно, не вслух, а только мысленно, имея в виду всё и всех:

    

"Несомненно, это хуже даже кошачьего дерьма".

    

Каким-то образом Здоровяк понял, о чём сейчас подумал Громов. Громов это чётко читал в глазах хозяина дома.

    

- Вам сегодня повезло, будем надеяться, что везение не оставит вас и в дальнейшем... Пожалуй, принесу матрац, - сказал Селивёрстов, широко улыбаясь.

    

И эта улыбка в сочетании с его недоверчивым взглядом выглядела по меньшей мере странной. Если уж по правде, то в данный момент улыбка Здоровяка ничем не отличалась от оскала дикого волка.

    

А в небе буйствовала луна. Притворившись дохлой медузой, она поджидала тех глупцов, которые ещё не знали, кто она есть на самом деле и бодро и легкомысленно направлялись к щупальцам её света, по наивности принимая свою грядущую смерть за какое-то благо.

    

Громов нервно потянулся.

    

- Чёртова реальность, - воскликнул он. Впрочем, воскликнул не так уж и громко. - Вырубимся и всё. Все  кошмары жизни останутся по эту сторону.

    

- Держи, философ, - кинул Громову подушку Селивёрстов и инженер едва успел поймать её.

    

; А потом он повалился на бок и тут же уснул. Уснул  мертвецким сном. Полина постояла некоторое время рядом, глядя на бледное даже во сне лицо супруга. Потом тоже забралась на матрац.

    

В отличие от Громова она долго не могла уснуть. А, когда уснула, ей снились жутко идиотские сны, в которых её, царевну-лягушку надували-надували  компрессором и она всё увеличивалась в размерах пока не заполнила собой весь мир и объявила себя вселенной, но вдруг лопнула с жутким хлюпающим звуком и, кто-то объявил голосом радиодиктора, что вселенная сколапсировала  и, что, именно, таким вот образом, это и происходит с периодичностью в несколько миллиардов лет. Якобы из-за того, что кто начинает о себе много мнить.  Дальше учёный перешёл на научную трескотню, формулы.  И Полина-лягушка не могла ничего понять из сказанного диктором.

    

Зато она первой узнала утреннюю новость. Эта новость касалась состояния автомобиля. Их автомобиля. Новость была неутешительной. Да, блин-блинище, их авто больше не существовало! 

    

Кроме этого они увидели на небе звёзды. Звёзды?.. Много звёзд! И всё это в то время, как взошло солнце. На улице начинался день и, тем не менее, весь небосклон был просто усеян яркими, голубыми, холодными, как лёд, звёздами. Звёзд было много... Так много их Громов не видел никогда.

    

; - Это не наши...  Это не наши звёзды, - прошептал он, как в бреду. - Это не наше небо! Оно чужое.  Я не узнаю ни одного созвездия. - Это невероятно! - не мог удержаться от эмоций. - Ты только посмотри, что за лесом!

    

Полина привстала на цыпочки. Вроде это могло бы ей помочь. Но и так она чётко видела за жиденьким, прозрачным леском нечто серое и бескрайнее. Оно простиралась во все стороны, куда глаз хватал. Будто впереди была степь.

    

Ещё ночью супругам лес казался густым и бескрайним.

    

- Пустыня! - сказал Громов приглушённо и с убеждением. - Там точно пустыня!..

    

- Похоже на то, - кивнула Полина. - Как на чёрно-белых фото луны. Сделанных астронавтами на лунной поверхности.

    

- Это она и есть. Луна. Или что-то очень и очень похожее на лунную поверхность, - выдохнул Громов. - Смотри! Там флагшток! Там флагшток  и... кажется - флаг! Он, определённо, американский!

    

- Скорее всего, игра света, - Полина приставила ладонь козырьком ко лбу.

    

Вскоре, взявшись за руки, они брели по какому-то полю, удивительно напоминавшему поверхность Луны. А позади на них ошеломлённо взирал, приветивший скитальцев накануне, хозяин дома. Полина и Громов уходили всё дальше. Они уходили от того, что их делало людьми и помогало сохранять остатки разума. Они уходили от всего этого.

  

Их ни сколько не тронули,  вдруг послышавшиеся позади звуки борьбы и сдавленный голос Здоровяка, умолявшего кого-то не трогать его. Они никак не отреагировали на душераздирающий крик, в конце концов, раздавшийся за их спинами и раскатившийся длинным эхом по лесу, а вернее по остаткам леса в виде кое-где сохранившихся деревьев. С некоторых пор они не видели ничего логичного в акте спасения кого бы то либо.

  

У этой парочки теперь была только одна цель: идти вперёд через серебристо серую пустошь, через пустыню. Идти и не останавливаться ни под каким предлогом, даже если бы случился конец света.

  

А он, наверное, и случился, когда появилась эта серебристая пустыня. Что-то словно тащило куда-то двух людей, мужчину и женщину, гипнотизируя их, заставляя брести по щиколотку в лёгкой, невесомой пыли. И даже странные существа, то и дело, высовывавшиеся из небольших кратеров, разбросанных тут и там по этой монохромной, далеко не ровной поверхности, не сильно пугали их.

  

Существа разглядывали людей большими, фасетчатыми глазами. Разглядывали с изрядной долей любопытства. Но людям неясно представлялось, чего хотят эти очень уж уродливые твари, с совсем бледной, как у подземных червей, кожей.

  

Возможно, существа питались людьми.

  

- Зачем мы сюда приехали, Громов? - чуть слышно пролепетала женщина, опустив голову, словно из опасения увидеть то, что окружало их. - Разве нам дома плохо было?

Её попутчик не отвечал. Он не слушал женщину. Он вообще ничего не слышал, так как находился в состоянии близком к шоковому. Существа в кратерах и норах его тоже слегка пугали.

Громов открыл рот, словно выброшенная на отмель рыба, он, видимо, хотел что-то сказать. Но внезапно раздавшийся шум двигателя автомашины не позволил ему этого сделать.

Всего лишь в нескольких метрах от них взревел мотор и дорогу перегородил старенький грузовик. Автомашина была настолько изношенной, что казалось просто невероятным, что эта штука ещё способна ездить.

Из окна высунулось лицо знакомого им Здоровяка.

- Запрыгивайте в машину! Да поживее! - взревел Здоровяк и кивнул на свободные места рядом с собой. - Что стали столбом?! - повторил он.