Пространство слева поросло голым кустарником. Над взъерошенными клубками веток торчали облупленные асбестовые столбы и рваная ржавая сетка - огрызки забора. Из забитого сухоломом оврага лезли седые длинные пряди прошлогодней травы.
Справа шли рельсы, блестящие, еще не заржавелые, и если смотреть строго в ту сторону и не коситься вперед, покажется, что они пролегли из минус бесконечности в плюс. Но впереди пути уже разобрали, и остались только гранитные шпалы, - цепочка одиноких шпал, что протянулась по гравию, точно следы на песке.
Человек не спешит. Торопиться ему некуда. Как хорошо вот так: идешь, глазеешь по сторонам, вдыхаешь утро и слушаешь тишину - а вокруг никого, ни души. Он обнаруживает, что почти счастлив, и это кажется несправедливым. Ведь каждый шаг уносит его всё дальше и дальше в изгнание, в неведомую пустыню, раскинувшуюся где-то впереди под огромным блистающим небом.
А если обернуться, то в белесой дымке на горизонте еще можно различить Город. Там сейчас тоже утро: открываются окна, отворяются двери и на порог выходят люди. Начинается новый день старой жизни, и позавчера только человек строил на этот день какие-то планы, которые всё еще видятся во всех подробностях. Даже странно, что память до сих пор цепляется за это прошлое - обрубленное навсегда, но еще очень близкое. Зовущее вернуться. Чтобы заглушить зов, человек приказывает себе вспомнить, как бежал из Города, и - главное - почему бежал. Но не возрождаются ни страх, ни стыд, ни тоска смертная - зыбятся где-то, смутные, как далекий сон. Всё прогорело, остался лишь пепел, тяжко осевший на дно души.
Прошлого не вернешь. Больше он не увидит Города, где прошла жизнь. А жизнь вот - не кончилась. Она лишь стала намного, неохватно бедней. И раньше приходилось расставаться с друзьями, терять их в муравейнике Города. Пусть тогда была надежда - зыбкая, призрачная - встретиться, перекинуться весточкой. А сейчас сам муравейник растворяется в тумане, и человек остается один. Но всё равно оживает душа. Может, он еще сам не поверил?..
Тает поминальная скорбь.
Скрипит под ногами гравий, нежится на горизонте туман, светит медное солнце, - и легко на душе. Впереди - дорога, еще не оттянул плеч рюкзак. Пусть известно рассудку: ничего светлого не ждет в конце пути. Мысль эта не задерживается в голове.
Впереди - дорога!
Цепочка одиноких шпал прекращается и лежит на гравии, бессильно, как мертвая. В двух шагах за последней шпалой человек останавливается и вдыхает влажный утренний воздух. И вместе с воздухом вдыхает тусклое солнце, разобранный путь, скрип гравия под ногами, поросшую кустарником пустошь. Из груди поднимается что-то, неясное, неоформленное. Быть может, так рождаются песни? Но он не поэт и не птица, и нет у него ни слов, ни мелодии, чтобы - воспеть? отпеть?..