Аннотация: Этот рассказ написан под когда-то услышанную мною песню и значительно перекликается с ней
Летние ночи теплые и нежные - уже не жарко, как днем, но и совсем не холодно, особенно если идти. Шагать, бесцельно отмеряя новые куски от пути предстоящего для уже пройденного. Шагать пытаясь дойти из пункта А в пункт Б. Шагать, стремясь заставить рассвет прийти в другом месте - где угодно, только не там, где он наступил в прошлый раз.
Она еще не устала, за плечами у нее был рюкзак с вещами, денег хватало, а в случае необходимости можно было снять с карточки, в голове вилась какая-то ненавязчивая попсовая песенка. Ночь явно удалась - все лучше, чем ночи, сдобренные шумом дождя. И прохладно, и ходить неприятно, и еще много чего.
Идеальный способ провести каникулы - стащить у матери карточку и отправиться путешествовать в поисках острых ощущений. Сначала она хотела позвать с собой кого-нибудь из друзей, а потом передумала. Эти дураки только и могут, что ныть об опасностях и просить остаться. А еще была велика вероятность того, что они доложатся матушке и тогда она каникулы провела бы не в захватывающем путешествии, а в четырех стенах, наказанная за такие идеи. Раз в три дня она включала мобильник и отправляла сообщение о том, что жива и здорова... и старалась не думать о том, что с ней станет по возвращении домой.
Шла она по тропинке, с двух сторон окруженной густыми деревьями - слева был какой-то очень важный завод, огороженный высокой бетонной стеной. Фонари, которые зачем-то стояли за забором, светили вовсю, однако она все равно двигалась, постоянно спотыкаясь и оступаясь - свет то слишком слабо пробивался сквозь листву, то светил слишком ярко, ослепляя.
Однако вскоре таинственная тропинка, ночной воздух вокруг которой звенел от стрекота кузнечиков, вывела ее к шоссе. По нему она и двинулась, обрадованная, что выбралась на более-менее ровную дорогу. Боялась ли она за себя в таких прогулках? Нет. Уверенная в своих силах и неуязвимости она считала, что всякие мифические "маньяки" нападают только на тех, в ком чувствуют слабость, они ищут себе жертв. Следуя этой логике, она старалась спать днем, а путешествовать ночью, якобы бросая вызов всем психам в округе - если она бродит ночью одна, то она не жертва, вот и все. И никто никогда ее не тронет.
Но шла она относительно недолго, вскоре рядом с ней затормозила черная машина - она не слишком хорошо разбиралась в марках автомобилей, чтобы сказать что-то определенное. Автостопом она тоже не брезговала, но сначала всегда смотрела на водителя. Если он казался ей странным, ни за что не садилась. Водитель этой машины был странным, однако странным он не казался никак.
Молодой человек с отсутствующим выражением лица строго смотрел на нее и хмурился. Он не внушал страха. Просто молодой человек лет на десять ее старше, не красивый и не уродливый, абсолютно ничем не примечательный. Только вот он этой теплой летней ночью для поездки на машине выбрал темно-синий деловой костюм, коричневое теплое пальто и темно-коричневые кожаные перчатки. Как будто не лето было на дворе, а ноябрь. Это было странно.
- Тебе куда? - спокойно сказал странный человек.
- Куда-нибудь подойдет? - осторожно спросила она. - Где захочешь, там и высадишь.
- Вполне. - После недолгого раздумья кивнул он. - Садись.
Она села, захлопнула дверь и машина плавно и тихо тронулась. Мужчина молчал, не отрываясь от дороги, а она ерзала и не находила себе места. Все было хорошо: в машине уютно, водитель не вызывает опасений, нет никакого плохого предчувствия... но в салоне очень странно пахнет. Чем-то сладким и пряным.
- А чем это пахнет? - решила спросить она.
- Не знаю, я ничего не чувствую. У меня насморк. - Она тихонько про себя усмехнулась: люди, которые умудряются подхватить простуду в середине лета, законченные неудачники. А если они еще разгуливают в таком виде, то тут и говорить нечего.
- А как тебя зовут?
- Не думаю, что тебе нужно это знать. - И не спросил, как зовут ее. Скучный неприветливый тип. И неразговорчивый. И еще в салоне его машины пахнет чем-то приятным и вкусным, только вот ничего подобного в ней нет. Это что, какой-то новый освежитель воздуха?
- А что ты делаешь в такое время в таком месте? - Он все-таки соизволил обратиться к ней с вопросом. Правильный такой. Точно никогда бы не убежал путешествовать как она. Он прямо как матушка, без полета и без души. Серый. Обычный.
- Путешествую из одного места в другое.
- Откуда ты?
- Не скажу. А сам ты здесь что делаешь? - Он сначала замолчал, видимо, думая, отвечать ему или нет. Но потом все же раскрыл рот.
- Еду с работы домой. - Она хотела бы знать, с какой такой работы возвращаются глубокой ночью, но не решилась спрашивать. Портить свое отличное настроение его скучными ответами совсем не хотелось.
Но через какое-то время настроение все равно испортилось: у Господина Сноба даже радио не играло, сам он молчал, а у нее не было никакого желания пытаться завязать с ним разговор, поэтому, чем дальше, тем скучнее ей было ехать. Она бы уже могла попросить его остановиться и высадить ее, но не делала этого, потому что на улице не было такого чудесного запаха, как в машине.
- Ты можешь хотя бы какую-нибудь музыку поставить, а то совсем скучно ехать? - Он, как будто делая одолжение, выполнил ее просьбу. Музыка появилась, но крайне странная и бесконечная - он ее звуков, вкупе с запахом, у нее отчаянно закружилась голова.
- Что это за песня такая странная? - через некоторое время удивленно спросила она. - Он не кончается совсем.
Тогда Господин Сноб медленно к ней обернулся, отвлекшись от дороги:
- Это песня необычная как панихида в Лас-Вегасе. Она кончается, как и другие песни, просто стоит на повторе.
- А поменять ее нельзя?
- Поменять нельзя.
Она, надувшись, отвернулась и стала смотреть в окно. Сначала она видела только смутные очертания долин, укрытых от глаз ночью, однако со временем она стала понимать, что пейзаж за окном медленно, но неумолимо светлеет. Она, удивившись, захотела рассказать об этом ему, но потом передумала: если бы она отвернулась, могла бы пропустить что-нибудь необычное.
Все вокруг становилось светлее и... ярче. Гораздо ярче. Пустые равнины с редкими домиками по бокам от дороги внезапно стали пестрыми и преувеличенно яркими, цветными как картины странных художников, пишущих странные картины. Весь мир вокруг стал странной безумной картиной. Сладкий запах усилился, но пока еще не был удушливым.
И тогда она решилась отвернуться от окна к Господину Снобу.
- Ты видишь то, что вижу я? - И он снова задумался перед ответом.
- Это зависит от того, что ты видишь.
Она уже хотела расписать ему то, что видит, когда заметила у него в руках красивый густо-оранжевый листок - слишком яркий, чтобы быть настоящим. Она была точно уверена, что раньше обе его руки были пусты и покоились на руле.
- А где ты взял этот листочек? - Он посмотрел на листок в своей руке и бесстрастно выбросил его в окно. Она уже хотела спросить, зачем он это сделал - листок был очень красивый - когда увидела странную вещь. Лист, который Господин Сноб выкинул в окно, увеличился в размерах и стал целеустремленно и уверенно лететь немного впереди машины - яркий, оранжевый, броский.
И тогда, словно по мановению волшебной палочки, долины перестали быть безжизненными и стали еще ярче и страннее, чем были. И теперь ей меньше всего хотелось покидать машину человека в пальто - мир вокруг был слишком необычным, он был настолько странным, что от него хотелось кричать. Хотя, возможно он был странным только в этой машине с ее вкусным запахом и бесконечной музыкой.
Сначала из окна долго была видна только длинная ярко-черная, бросающаяся в глаза пустота. Из ее глубин поднимались яркие маленькие точечки, однако, поднимаясь на поверхность пустоты, точечки начинали разрастаться. Они росли, надувались изнутри и взлетали в кислотно-голубое небо бесконечным потоком воздушных шариков самых ярких и неожиданных цветов, еще сильнее раздуваясь в полете, и, наконец, лопались где-то в высоте с оглушительным грохотом.
Когда пустота кончилась, и грохот остался позади, стали видны холмы, покрытые ярко-малиновой травой. На одном из них человека засунули в большую пушку с огросной салатовой звездой на боку и выстрелили. Человек перелетел на другой холм, шлепнулся как куча тряпья, однако его тут же подхватили другие люди, снова запихнули в пушку, но уже с кроваво-алой звездой и выстрелили им в тот холм, откуда он прилетел. Там его снова подхватили...
Она в ужасе обернулась к водителю, однако обнаружила его удивительно спокойным. Самой ей хотелось вопить от ужаса и безудержно смеяться одновременно, а в нем совсем ничего не изменилось вовсе - так, как вел себя он, себя ведут люди, которые сталкиваются с чем-то, что видят каждый день. Или те, которые вовсе ничего не видят.
Тем временем пейзаж немного изменился: среди малиновой травы показались цветы всех мыслимых видов и цветов. Среди них неловко вальсировали пары в вечерних костюмах с распустившимися бутонами роз вместо голов. Ближе к дороге цветочки собирали мужчины, очень напоминавшие Господина Сноба по возрасту и даже в таких же темно-синих костюмах, однако у каждого из них ядовито-желтый язык торчал наружу, глаза были навыкате и еще обрывок петли болтался на шее вторым галстуком.
Она не могла больше смотреть в окно, сосредоточилась на "ла-ла-ла", заменяющем все слова в песне, играющей в салоне машины, и закрыла глаза. Но неожиданно для нее машина стала останавливаться, а в следующий миг в стекло кто-то постучал. Она открыла глаза и все-таки закричала: в салон заглядывала женщина с обвислой кожей лица и невероятными глазами: вместо глаз у нее были две ночные бабочки. Их усики были тонкими бровками, тельца - огромными мягкими и противными зрачками, а рисунок на крыльях заменял и радужку глаза, и белок, и веки...
- Ты же ее не впустишь? - С ужасом спросила она у второго нормального человека, не считая ее самой.
- Нет. Не впущу. Хватит с меня и одной попутчицы. - Буднично сказал он. Машина тронулась, оставляя монстра с глазами-бабочками позади. А она задумалась над его поведением: или он не замечает этих странностей, или он их не боится. Или вдруг в ней есть тоже какое-то жуткое уродство, такое же, как у существ снаружи машины, а она его не видит - видит Господин Сноб? Он не сказал, что ему не хочется брать монстра, он сказал, что ему хватит и одной пассажирки. Он странный...
Она снова закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать и просто вдыхать приятный и домашний запах его машины. Но мысли все-таки роились в голове: она проклинала себя за то, что села в машину. За то, что поехала неизвестно куда. За то, что ушла из дома, хотя ей там было неплохо. За то, что как дурочка искала приключений, а нашла совсем не то, что хотела. За то...
Среди малиновой травы лежала на боку огромная белоснежная чашка, ушком направленная к дороге, и с нее начинала свое течение вполне широкая река с темно-коричневой водой. На берегах ее стояли женщины и мужчины в цветных закрытых купальниках, блестящих и твердых на вид, как панцири жуков. Они не торопились заходить в саму реку, но если уже кто и отваживался, он тут же начинал вопить от восторга и камнем погружался на дно.
Машина свернула и переехала над мостом через реку, тогда она смогла заглянуть в саму чашку: не ясно, откуда в ней брался чай, потому что он только и делал, что стекал тонкой струйкой по стенке в реку...
Не в силах смотреть, она уткнулась лбом в промежуток между сидением и дверью.
- Куда мы едем?
- Ты сама сказала, что мы едем куда-нибудь, а я где захочу, там тебя и высажу. Здесь я пока высаживать тебя не буду, еще немного проедем.