Дорога от станции вела сразу к дому. Снег хрустел. Морозец покусывал нос. Пашка каждый день ездил в московскую школу и возвращался затемно. В местной не хватало предметников и все, кто имел хоть мало-мальскую возможность, с пятого класса отправляли своих детей в Москву за знаниями. Одни родители - их было меньшинство, точнее всего трое, - оплачивали недорогую частную школу, другие же - регистрировали своих отпрысков у родственников или знакомых, что позволяло учиться по прописке. Так или иначе, но приоритеты были расставлены правильно: полноценное обучение, в итоге, стоило и денег на проезд, и времени оторванного от детства. Ныне и в обувном магазине редкий продавец не имеет высшего образования, хотя зарплата всегда и оставляет желать лучшего.
В мертвом свете уличных фонарей следы и лица прохожих желтели. Чуть в стороне желтел и купол храма, путь к которому был узок, как ручей, впрочем, последний никогда не пересыхал, и, что удивительно, если дорогу от станции в ненастье иногда и заметало полностью и приходилось даже привлекать технику для ее расчистки и специальных людей в оранжевых жилетах с лопатами, то к храму всегда кто-то шел узкой тропой, проложенной по снежному броду, и след ее не терялся.
Церквушки теперь не редкость и в городе: словно коренастые малыши плечами раздвигают дома-великаны, отвоевывая себе пространство под небом и в жизни людей. Бывает даже так: пройдешь метров триста-пятьсот, и снова взгляд натыкается на часовеньку или храмик: как опоры повсюду кресты, дающие уверенность в завтрашнем дне.
Последним уроком была физкультура. Ноги ломало, и они путались в снегу. К тому же, помимо портфеля со сменкой пришлось тащить еще и лыжи с палками. Шапка нависла над бровями и сужала поле зрения до пространства под ногами. Руки были заняты, но даже если бы они были свободны, то сил и желания поправить ее все равно не было. Известную дорогу можно хоть с закрытыми глазами пройти. Вдруг взгляд мальчика споткнулся о блестящий предмет. Это был маленький нательный крестик, который своим оловянным блеском почти сливался со снегом: как раз такой, какой он видел сегодня в раздевалке у Серёги. На потном теле здоровенного детины тускнел точь-в-точь такой же, только на шнурке. Пашка остановился скорее от сходства увиденного, чем по какой другой причине.
"Как он мог упасть с груди, из-под одежды?" - удивился мальчик. Он присел на корточки, стянул варежки и прикоснулся к крестику. Странно, но металл был теплее снега. Возможно, его только обронили: и он еще не успел остыть и хранил тепло чего-то тела. Пашка, повинуясь своей логике, встал и, подняв находку над головой, пару раз крикнул:
- Кто обронил крестик, нательный крестик?!
Никто не оглянулся, люди обходили мальчика и даже не смотрели в его сторону. "И что теперь делать, как быть? Не положить же его на место?" - подумал он, расстегнул пуховик и через ворот джемпера добрался до нагрудного кармана, бережно опустил туда крестик и пошел домой.
Наутро мальчик вышел загодя и расклеил три написанных от руки объявления: два на фонарных столбах возле станции и еще одно на воротах храма. В них он просил не отчаиваться потерявшего крестик, а просто позвонить ему, Паше, на указанный номер.
Школа встретила его звонком. Пашка быстро переоделся, пока тот не закончил свою тревожную трель, и влетел в класс. Все только рассаживались. Урок литературы был не самым сложным: учительница говорила о русских поэтах, их непростой жизни и высоком творчестве. Каждый мог заниматься своими делами. Но самым главным из дел было домашнее задание по математике. Класс не успевал по этому предмету почти поголовно, но Пашка был силен в нем. Всегда, по-традиции, у него просили списать, однако, всякий раз он проявлял характер и принципиальность:
- Нет, списывать не дам. Это моя работа.
Но сегодня с ним произошло что-то странное. Он испугался, что потерял чужой крестик, когда сломя голову несся на урок. Пашка долго искал его в нагрудном кармане и никак не мог поверить, что тот на месте, что собственные пальцы не обманывают его, натыкаясь на холодный предмет. А достать крестик он не решался. Наконец, специально уронил ручку на пол и только там, под партой, достал его из кармана. Сразу как-то легко и тепло стало на душе. Повинуясь непонятному желанию, взял тетрадь с домашним заданием по математике и пустил свой труд по рядам. Ребята украдкой списывали, а Пашка, с ранее не известным чувством, слушал стихи.
На перемене вышла еще более странная история. Все мальчишки как обычно погнали заику Семена по школьным коридорам, чтобы традиционно, загнав в угол, по очереди попинать его школьную форму пыльными кедами. Это называлось у них разминка. Бег полезен для здоровья всем: и заикам и нормальным людям. Били не сильно: без злобы, для развлечения. Пашка нагнал первым Сему, и, когда тот присел на корточки, прижавшись к стене и прикрыл руками голову, вдруг, не ожидая от самого себя, резко остановился и развернулся лицом к ребятам. Те чуть не налетели на него.
- Ты чо, дурак? Пришибем ведь случайно! - Громила Серёга тяжело дышал. - Отойди, дай вдарить!
- Нет. Не отойду.
- Ты чо? Сам не бьешь и другим не даешь. Ни себе ни людям!
- Теперь я вместо Семёна. Бейте меня. - Пашка сложил руки за спину и бесстрашно посмотрел на ребят.
Пользуясь замешательством Семён встал, но не побежал, а ударил Пашку кулаком в спину, видно желая навсегда переключить игру на нового побиенца. Другие, повинуясь инстинкту, ожидали как поведет себя их вожак Сергей. Семен не мог быть вожаком по определению, несмотря на то, что нанес удар первым. Серёга понимал, что ребята ждут его удара, и, в принципе, ничего сложного в этом не было. Бить все равно надо. Но тут Пашка взял инициативу в свои руки:
- Что смотришь? Снимай нательный крестик и бей!
- Ты что, дурак? Его снимать нельзя никогда!
- А просто так бить можно?
- Так то игра! А это, - верзила ткнул себя пальцем в грудь, - защита Бога!
- Тогда бей! Посмотрим станет ли тебя после этого Бог защищать. Не попадешь ли под машину, например. Или, быть может, пожар дома начнется. Всякое может случиться. Бей и проверим!
Семён по стеночке отошел на безопасное расстояние, чтобы не получить за компанию с Пашкой, а потом и вовсе встал на сторону ребят. Серёжка в этот момент вспомнил про младшую сестренку, которую вчера забрала "Скорая", и ему стало не по себе. Родители утром говорили, слава Богу, что вовремя до больницы довезли, а то та уже задыхаться начала в машине. Его губы и руки задрожали, он достал из кармана телефон и стал быстро стучать по кнопкам, набирая номер мамы. Затем повернулся спиной ко всем и быстрыми шагами ушел прочь. Ребята расступились и каждый, у кого он был, прикоснулись к нательному крестику. Разошлись. Остались только двое.
В следующие две недели никто списывать не просил, Семёна не гоняли, но и по объявлению о божественной находке тоже не звонили. Позвонили в воскресенье, когда Пашка уже не спал, но и вставать не торопился - ждал, когда мама позовет к столу. В выходные семья завтракала вместе и не на скорую руку. Мужской, незнакомый голос, будто тщательно прожевывая каждое слово, заструился из трубки:
- Тебя Павел зовут? Ты нашел нательный крестик?
- Да, я нашел. Это вы потеряли, что же Вы так долго не звонили?
- И меня Павел зовут. Отец Павел. Я настоятель вашего Храма.
- Так это Ваш крестик у меня, Вы его потеряли?
- Бог с тобой, мальчик! Свой крест нельзя потерять, его можно только найти.
- Значит я нашел свой крестик и он теперь только мой?
- Выходит так. Только чтобы его носить, нужно покреститься. Но это уж не в моей воли и не в воли бога. Это только твой выбор и твоих родителей. Если надумаете, приходите в Храм. И если не надумаете, тоже приходите. Двери его открыты для всех как и сердце Христово. Аминь.
Так разговор и закончился. Пашка взял крестик и пошел на кухню. Мама хлопотала у плиты.
- Доброе утро, мама!
- Доброе утро, сынок!
- Мам, смотри, что мне Бог подарил! - На ладонь упали лучи раннего зимнего солнца и крестик заискрился, как иней. - Покрестите меня, пожалуйста, в нашем Храме.
***
С четверга на пятницу звездное небо казалось прозрачным. Тяжелые черные сапоги приминали к земле пушистый снежок, и его хруст разрывал тонкую ткань ночи. Человек в черном брел по спящим улицам и каждые двести метров ронял блестящие крестики, сея разумное, доброе, вечное. Это был отец Павел.