Маленького роста, подтянутый, в сером пальто стильной кройки и тонких очках под густыми черными кудрями, вжавши блестящий чемодан между колен, переваливаясь как пингвин с яйцом, он передо мной с потоком постепенно приближался к кассе, погрузившись в газету Вечерняя Рига, пока пришла его очередь.
Высокая, чуть неспортивная, с чрезмерной грудью к тонкому стану, в черной форменной футболке, она с paldies, veiksmigu dienu! еще протягивала чек вслед уходящей даме, а тяжелые ресницы уже спускались над следующим покупателем.
- Добр-р... - он аккуратно сложил страницы.
- Labdien! - опознавательный значок слегка шатнулся прямо перед его глазами.
- ...ый день, - он положил газету на прилавок. - И винстон, маленькую пачку, пожалуйста.
- Zilo vai peleko? - она была уже возле табачной стойки. Палец пытливо касался то той, то другой масти. В профиле грудь на ней сидела неплохо.
- Изви... А, синий, да, синий.
Через мелкорослую коллегу, вдруг попавшуюся под ноги, она дотянулась до верхней полки, приоткрывая татуировку над молодежно обвисшими штанами.
- И давайте две, да, две, если...
- Ko vel? - она в плавном движении с полки до газеты положила на последнюю две пачки сигарет одну на другой ровно уголок в уголок.
- И, если можно, винтер-р...
- Ko, ludzu?
- Жевачку.
- Kadu?
- Винтерфрэш, - он подправил очки и расстегнул кошелек.
- Vai viss?
- И это всё.
Чемодан выскользнул из-меж колен, но он проворно сомкнул под ним носы сапог.
- Tris eiro, septindesmit cetri centi.
Он положил на прилавок двадцатку евро.
- Jums mazaka naudina neatrastos?
Мгновение молча смотревши ей в лицо, он спросил в ответ:
- Неправильно?
И, звякнув тяжелым портмоне, выложил рядом с купюрой росбанковскую кредитку.
Она, не касаясь карты, взяла банкнот, завесила грудью радугу бумажек в кассовом ящике и принялась ловко считать. Пауза длилась недолго.
Мелочь едва уместилась в тарелку. Он зачерпнул часть ладонью и, не пересчитав, пытался запихнуть в набитый кошелек. Сантимы узвенели по полу.
- Ой, простите, - он пробормотал, всыпнул содержимое ладони просто в карман пальто и собирал по тарелке остаток.
Его чемодан тяжело осел на мокро истоптанный пол.
- Ludzu! - она над черной шевелюрой обратилась ко мне.
Но грудь ей все равно шла и анфас. Уж как виноград лисице, а так ничего.
Еще с полной горстью монет, он отодвинулся, давая место мне: