Поэт и Время всегда "скованы одной цепью". А время, в которое довелось жить А. Блоку, - время трех русских революций: 1905 года, февральской и октябрьской 1917 года, и трех войн: русско-японской (1904-1905 гг.), первой мировой (1914-1918 гг.) и гражданской (1918-1920 гг.) - череда исторических катаклизмов.
Нужен небольшой исторический экскурс, чтобы понять, как дворянин, интеллигент А. Блок, внук знаменитого русского ботаника А.Бекетова и зять еще более знаменитого ученого-химика Дм. Менделеева идею революции принял как необходимость для переустройства миропорядка не только российского, но и общечеловеческого. В идею мировой революции Блок верил столь же искренне, как Кампанелла в "Город солнца".
Недовольство социально-экономическим устройством общества, выражавшееся в крестьянских волнениях на Руси началось, наверное, раньше, чем восстание Ивана Болотникова в 1606 году. Именно в это время Кампанелла, сидя в тюрьме, писал свою знаменитую утопию. Крестьянская Русь продолжала бунтовать: вольница Степана Разина прокатилась по всей Волге, Емельян Пугачев воевал с царскими войсками и был близок к захвату Москвы. Голова разбойного атамана покатилась с плахи на Красной площади Москвы, но в тысячах голов продолжали жить свободолюбивые призывы народного бунтаря.
Расширение прав и гражданских свобод добивались и высшие слои общества, что привело к восстанию декабристов в 1825 году. Первое не народное, не крестьянское, не массовое выступление было легко подавлено на Сенатской площади Санкт-Петербурга. Из 121-ого осужденного многие были сосланы на каторжные работы и поселение в Сибирь, а пятеро декабристов повешены. Гуманизация царских законов была налицо: прежние главари восстаний были казнены четвертованием.
Пятеро казненных - стало любимым числом в судебных приговорах. После покушения на Александра II 1марта 1881 года опять повесили пятерых. Ровно через шесть лет в 1887 году опять пятеро повешенных за неудавшееся покушение на Александра III. Среди них был старший брат В.И.Ленина, студент Петербургского университета, член "Террористической фракции организации "Народная Воля" Александр Ульянов.
Через одиннадцать лет на юридический факультет, где учился старший Ульянов, поступит А. Блок. В отличие от непримиримого народовольца, революция совсем не будет его интересовать.
Из письма к отцу 2/V 1901 г.:
"Что касается подробностей учебных волнений, то я знаю о них большею частью по газетам (самое точное). Частные же слухи до такой степени путаны, сбивчивы и неправдивы, а настроение мое (в основании) так отвлеченно и противно всяким страстям толпы, что я едва ли могу сообщить Вам что-нибудь незнакомое".
В дневниковых записях за 1918 год Блок возвращается к событиям того времени, т.е. к 1901 году. Он правдиво пишет о том, что в то время был аполитичен и "эта аполитичность кончилась плачевно".
"Плачевность" заключалась в следующем. Одному из профессоров студенты объявили обструкцию - отказались сдавать экзамен. Кто-то из студентов спросил у Блока, намерен ли тот экзаменоваться? Блок ответил, что он готовился и будет сдавать экзамен. "Вы подлец!" - возмущенно заявил студент.
Не проявив студенческой солидарности, Блок успешно сдал экзамен. В дневнике он оправдывал свой поступок тем, что сидел на втором курсе второй год, и ему необходимо было сдавать экзамен.
Если бы студент Блок отринул свою аполитичность и вошел в ряды активных борцов с самодержавием, то скорее всего Россия потеряла бы большого русского поэта, даже если бы приобрела выдающегося революционера. Кто знает стихи поэта-декабриста Рылеева, казненного в 22 года, поэта, чьё дарование не успело набрать полную силу и войти в анналы русской поэзии? Такая же судьба могла постичь и А. Блока.
В первые годы студенческой поры он еще далек от политики. Но уже в 1903 году, женившись на Л.Д.Менделеевой, Блок запишет в дневнике за 1917 год, заглядывая в свое прошлое: "Едва моя невеста стала моей женой, лиловые миры первой революции захватили нас и вовлекли в водоворот".
В ноябре 1903 года Блок написал свое первое стихотворение с ярко выраженной социальной направленностью - "Фабрика". В нем нет революционных призывов, но оно разительно отличается от цикла стихов "о Прекрасной Даме". Впоследствии это стихотворение будет запрещено цензурой. "Лиловые миры первой революции" продолжают вовлекать блоковскую музу в свою стихию.
Дневниковая запись "...быть вне политики - тот же гуманизм наизнанку" еще раз подтверждает активную позицию Блока к происходившим революционным событиям.
Блок рано начал писать стихи, но первая публикация появилась только в 1903 году, в альманахе "Северные Цветы" и в журнале "Новый Путь". В 1905 году выходит первая книга - "Стихи о Прекрасной Даме". В нее вошло около ста стихотворений из написанных к тому времени более чем восьмисот. Декадент, неоромантик, мистик, символист - ярлыки навешенные на поэта критиками после выхода первой книги.
Признанный лидер символистов Валерий Брюсов после первого знакомства со стихами Блока в 1902 году, в письме литературному критику В.Перцову написал: "Блока знаю. Он из мира Соловьевых. Он - не поэт". "Правда, что вскоре при личном свидании, по прочтении стихотворений "Я, отрок, зажигаю свечи" и "Когда святого забвения", этот краткий и столь безапелляционный приговор был взят обратно".
Имя А.Блока стало известным в литературных кругах, хотя сборник не имел большого успеха.
Влияние Владимира Соловьева философа и поэта на первом этапе творчества Блока велико. И всё же поэт живет не только в мире мистических чувствований. Происходит сублимация мировоззрения под воздействием реальных жизненных событий, свидетелем и участником которых становится поэт.
В "Фабрике" чувствуется влияние нового учителя, пришедшего на смену В.Соловьеву - Валерия Брюсова.
В 1908 году он несколько запоздало подарит ему свою первую книгу "Стихи о Прекрасной Даме" с дарственной надписью - "...от благодарного ученика". Предтеча "Фабрики" брюсовский знаменитый "Каменщик" был написан еще в 1901 году.
Романтизм и мистицизм постепенно, не сразу начинают уходить из стихов Блока.
"Стихов пишу не очень много и не очень хорошо, как-то переходно; вероятно, чувствую переход от мистической запутанности к мистической ясности.
Социальная направленность в стихах проявляется еще не часто. Среди стихов с явно выраженной аффектацией уже встречаются такие, как Митинг, Сытые, "Всё ли спокойно в народе?.."
- Всё ли спокойно в народе?
- Нет. Император убит.
Кто-то о новой свободе
На площадях говорит.
- Все ли готовы подняться?
- Нет. Каменеют и ждут.
Кто-то велел дожидаться.
Бродят и песни поют.
- Кто же поставлен у власти?
- Власти не хочет народ.
Дремлют гражданские страсти -
Слышно, что кто-то идет.
Знакомство с Дм. Мережковским и З. Гиппиус вводит Блока в круг поэтов-символистов. Он знакомится с А. Белым, Бальмонтом, Федором Сологубом. В 1905 году посещает на башне "среды" Вячеслава Иванова. Здесь собирались, читали стихи, подолгу обсуждали их и различные философские темы. Кроме поэтов-символистов в беседах участвовали философы Н.Бердяев С.Булгаков, В.Розанов. К этому времени Блок был уже заметной фигурой в поэтической когорте символистов.
Стачки, забастовки в разных городах России и "Кровавое воскресение" 9 января 1905 года - всё эти события, безусловно, повлияли на мировоззрение Блока и, как следствие, новые поэтические темы зазвучали уже более резко и внятно в отличие от сильно затуманенных символических образов ранних стихов.
СЫТЫЕ
Они давно меня томили:
В разгаре девственной мечты
Они скучали, и не жили,
И мяли белые цветы.
..............................................
Теперь им выпал скудный жребий:
Их дом стоит неосвещен,
И жгут им слух мольбы о хлебе
И красный смех чужих знамен!
Пусть доживут свой век привычно -
Нам жаль их сытость разрушать.
Лишь чистым детям - неприлично
Их старой скуке подражать.
10 ноября 1905
Здесь Блок еще не разрушает мир "сытых" - "пусть доживут свой век привычно...", но через несколько лет он займет более радикальную позицию. Но об этом позже.
26 ноября 1905 года в приложении к газете "Новая жизнь" напечатаны стихи Блока "Барка жизни встала...", "Шли на приступ. Прямо в грудь..." и "Вися над городом всемирным...", за что номер был конфискован полицией.
После революционных событий 1905 - 1907 гг. наступают годы реакции - 1906 по 1910 гг. Государство, чтобы сохранить власть вынуждено бросить на борьбу с народным возмущением репрессивно-полицейскую машину. Тотальные слежки и аресты коснулись многих активистов протестного движения. В письме к матери в декабре 1906 года Блок пишет:
"Обыски настолько повальные, что к нам, я думаю, придут скоро. Но не найдут ничего, только выворотят всё и, может быть, украдут ложки, как бывает иногда".
Обыска не последовало, но опасения Блока были небезосновательны.
"Блок в октябре ходил по Невскому с красным флагом" Так выражал поэт свою солидарность с рабочим стачечным движением.
Жизнь за пределами литературных салонов и родового поместья Бекетовых Шахматово была совсем другой. Инфантилизм первых студенческих лет прошел. Взгляд на многое изменился. Наверное, Блок многое поменял бы в своей анкете "Признания", составленной в 1897 году в Нунгейме, где отдыхал с матерью в пансионате. Вот некоторые из них:
Чем я хотел бы быть - Артистом импер. театров.
Мои любимые героини в художественных произведениях - Наташа Ростова.
Мои любимые герои в действительной жизни - Иоанн IV, Нерон, Александр II, Петр I.
Мои любимые героини в действительной жизни - Екатерина Великая.
Какие характеры в истории я всего более презираю - Малюта Скуратов, Людовик XVI.
Какую реформу я всего более ценю - Отмена телесных наказаний.
Каким природным свойством я желал бы обладать - Силой воли.
Каким образом я желал бы умереть - На сцене от разрыва сердца.
Мой девиз - Пусть чернь слепая суетится,
Не нам бессильной подражать...
Парадоксальность некоторых ответов поражает. Блок больше всего ценит реформу об отмене телесных наказаний, но любимыми героями называет Ивана IV и Нерона. О Нероне древнеримский историк Гай Светоний писал, что тот "казнил кого угодно и за что угодно", но в начале своего правления проводил реформы, облегчающие жизнь низшим слоям общества. О кровавом правлении Ивана IV достаточно исторических документов и сведений даже в школьных учебниках. Может быть, выбирая в герои Ивана IV и Нерона, Блок руководствовался принципом - цель оправдывает любые средства для ее достижения.
Меняется время - меняются взгляды на окружающий мир, и кто знает, не взял бы спустя пару лет Блок девизом другие пушкинские строки:
"Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!"
Здесь можно только предполагать, но молодому Блоку был свойственен политический романтизм. В стихотворении "Поднимались из тьмы погребов", написанном до событий "кровавого воскресения" января 1905 года, поэт предрекает гибель старого мира и приход новых людей.
................................................
Мы не стали искать и гадать:
Пусть заменят нас новые люди!
В тех же муках рождала их мать.
Так же нежно кормила у груди...
В пелене отходящего дня
Нам была эта участь понятна...
Нам последний закат из огня
Сочетал и соткал свои пятна.
Не стерег исступленный дракон,
Не пылала под нами геенна.
Затопили нас волны времен,
И была наша участь - мгновенна.
10 сентября 1904
Чуткая мембрана интуиции помогает услышать поэту "гул" и "музыку" надвигающейся революции. Битва в стихотворении "На поле Куликовом" - это предтеча "высоких и мятежных дней".
Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжел, как перед боем.
Теперь твой час настал. - Молись!
Блок в эти годы (1906 - 1910) много пишет: выходят четыре сборника стихов, в московских и петербургских журналах появляются статьи по вопросам литературы и театра. Он выступает с публичными докладами, сотрудничает в журнале "Золотое Руно", где ведет литературно-критическое обозрение (1907-1908 гг).
Блок предчувствует крах старого мира, он ратует за приход нового и хочет способствовать этому приходу.
"...я - интеллигент, литератор, и оружие мое - слово. Боясь слов, я их произношу. Боясь "словесности", боясь "литературщины", я жду, однако, ответов словесных; есть у всех нас тайная надежда, что не вечна пропасть между словами и делами, что есть слово, которое переходит в дело"
Блок остро чувствует разделяющую черту между народом и интеллигенцией: две человеческие формации, разделенные пропастью. Блок понимал, что никогда эти формации не сольются в одну и его судьба поэта, интеллигента гибельна.
"С екатерининских времен проснулось в русском интеллигенте народолюбие, и с той поры не оскудевало, ходят в народ, исполняются надеждами и отчаиваются; наконец, погибают, идут на казнь и на голодную смерть за народное дело. Может быть, наконец поняли даже душу народную; но как поняли? Не значит ли понять всё и полюбить всё - даже враждебное, даже то, что требует отречения от самого дорогого для себя, - не значит ли это ничего не понять и ничего не полюбить?"
Эта четко сформулированная мысль была изложена задолго до революций 1917 года, в 1908 году. Трагедия Блока как поэта и как человека заключалась именно в том, что когда наступили это время выбора, время революционного перелома, он и отрекся от самого дорогого для себя, но не смог полюбить то враждебное, что требовало отречения.
В первые годы реакции "красный смех чужих знамен" вселял надежду в решительные перемены в жизни. Шли годы, а перемены не наступали и оптимизм заменяло неверие.
"Более чем когда-нибудь, я вижу, что ничего в жизни современной я до смерти не приму и ничему не покорюсь. Ее позорный строй внушает мне только отвращение. Переделать уже ничего нельзя - не переделает никакая революция".
Обострение семейных отношений, смерть отца и ребенка - сын родился очень слабым и прожил всего одну неделю усилило пессимистическое настроение Блока.
Но приходит 1917 год и февральская революция вновь возносит блоковские надежды на гребень оптимистической волны. Революционные события застают Блока на фронте. Вернувшись в Петроград во второй половине марта, он восторженно приветствует революцию.
"Произошло то, чего никто еще оценить не может, ибо таких масштабов история еще не знала, не произойти не могло, случиться могло только в России. < " "> Для меня мыслима и приемлема будущая Россия, как великая демократия (не непременно новая Америка)".
Самодержавие свергнуто, власть у временного правительства, а что же дальше? Блок "вышвырнутый из жизни войной", плохо разбирался в политической жизни, весьма запутанной. На голосовании в городскую Думу он подал голос за социалистический блок (эс-эры и меньшевики). Выбрал этот блок, спросив у швейцара и кухарки, за кого голосовали они. Он путал большевиков с меньшевиками. В Думе меньшевиков было больше, чем большевиков, и Блок называл их большевиками. Он неожиданно для себя выясняет, что Дан и Либер меньшевики, а он представлял их матери, как большевиков. Поэт - не политик, ему не трудно заблудиться в этом дремучем политическом лесу.
"Я не имею ясного взгляда на происходящее, тогда как волею судьбы я поставлен свидетелем великой эпохи. Волею судьбы (не своей слабой силой) я художник, т.е. свидетель. Нужен ли художник демократии?".
На этот вопрос Блок мучительно ищет ответ. Зинаида Гиппиус вспоминает, что он в разговоре с ней спрашивал: "...как же теперь... ему... русскому народу... лучше послужить?"
Царское правительство арестовано, министры - в казематах Петропавловской крепости. Блоку предлагают работу в Чрезвычайную следственную комиссию по делам бывших царских министров в качестве одного из редакторов стенографических отчетов. Он присутствует на многих допросах, посещает заключенных в камерах Петропавловки. (Допросы проводились и в Зимнем дворце). С мая 1917 года и по октябрь Блок, редактирует стенограммы. Работа в Чрезвычайной комиссии не приносит морального удовлетворения. Уже в мае 17-ого года он записывает в дневнике, пытаясь разобраться и уяснить для себя, что же происходит в стране?
""Революционный народ" - понятие не вполне реальное. Не мог сразу сделаться революционным тот народ, для которого, в большинстве, крушение власти оказалось неожиданностью и "чудом"; скорее просто неожиданностью, как крушение поезда ночью, как обвал моста под ногами, как падение дома. Революция предполагает волю; было ли действие воли? Было со стороны небольшой кучки лиц. Не знаю, была ли революция?".
Блок не был непосредственным свидетелем событий февральской революции. Он не видел, как масса людей переходила по невскому льду к центру города (мосты были перекрыты полицией и военными). Он не видел демонстраций на Невском или на Выборгской стороне. Не видел как на Знаменской площади и у здания Думы солдаты стреляли в воздух, а потом по демонстрантам, и десятки людей оставались лежать на мостовой
Отречение царя и арест правительства произошел, но видимых перемен в жизни народа не случилось. Поэтому Блок и задает вопрос - "была ли революция?".
Из разговора солдат у Петропавловской крепости, он узнал, что "стрелки убили сапера за противуленинизм..." и охрана "всячески противится выдачи еды заключенным".
"Не большевизм, а темнота" - запишет в дневнике Блок в мае 17-ого.
Продолжая ходить на работу в Зимний дворец, он начинает тяготиться ею:
"Как я устал от государства, от его бедных перспектив, от этого отбывания воинской повинности в разных видах. Неужели долго или уже никогда не вернуться к искусству?"
Это горестное восклицание поэта еще хранит какую-то надежду на возвращение в родную стихию поэзии. Увы, а пока приходится работать беспристрастным летописцем уже свершившихся событий: оставить для потомков максимально объективные протоколы допросов, без каких-либо личных оценок.
Блок присутствует на первом съезде Советов рабочих и солдатских депутатов 16 июня 1917 года. В дневнике он описывает свои впечатления от съезда, но не дает никаких политических оценок или характеристик. Не упоминается и о знаменитом возгласе из зала Ленина - "есть такая партия!" - на утверждение лидера меньшевиков Церетели, что нет такой партии, которая бы могла полностью взять власть в свои руки.
"Временное правительство" было настолько временным, что едва продержалось до октября 1917 года.
Вал кризисных событий нарастал: продолжается война, от России отделяется Финляндия и Украина, надвигается голод. Корниловский мятеж только усилил авторитет большевиков в рабочей среде. И на волне недовольства бездействием временного правительства, народная масса идет за многообещающими лозунгами большевиков. Блок сочувствует большевикам. Он отказывается участвовать в антибольшевистской газете Савинкова "Час", куда его приглашают сотрудничать З.Гиппиус и Д.Мережковский.
Пришло время еще одной революции - Октябрьской.
На Дворцовой площади жгли костры, дежурили солдатские пикеты. В одну из таких ночей Маяковский случайно встретил Блока.
"Помню, в первые дни революции проходил я мимо худой, согнутой солдатской фигуры, греющейся у разложенного перед Зимним костра. Меня окликнули. Это был Блок. Мы дошли до Детского подъезда. Спрашиваю: "Нравится?" -- "Хорошо", -- сказал Блок, а потом прибавил - у меня в деревне библиотеку сожгли".
Вот это "хорошо" и это "библиотеку сожгли" - было два ощущения революции, фантастически связанные в его поэме "Двенадцать". Одни прочли в этой поэме сатиру на революцию, другие -- славу ей".
В этой небольшой статье, написанной Маяковским сразу после смерти Блока, Маяковский признает Блока как поэта эпохи и замечает, что "поэт надорвался". Но и сам Маяковский, верный оратай революции, через девять лет пустит себе пулю в голову, поняв, что служил не тому богу.
В советском литературоведении отмечалось, что Блок встретил Октябрьскую революцию восторженно. По природе своей, Блок был весьма скуп на проявление эмоциональных состояний. И если согласиться с этой сентенцией, то его восторженность длилась недолго.
1 февраля 1918 года в лево-эсеровской газете "Знамя труда" появляется статья Блока "Интеллигенция и революция". Блок обличает современную интеллигенцию и защищает революцию, даже в ее перегибах: разрушении памятников и церквей, гибели людей невиновных, но не попадающих в ногу с ритмом революционного марша. "Те из нас, кто уцелеет, кого не "изомнет с налету вихорь шумный", окажутся властителями неисчислимых духовных сокровищ". Он допускал, что революция "легко калечит в своем водовороте достойного; она часто выносит на сушу невредимыми недостойных; но - это ее частности...". Кто-то может безвинно пострадать, но жертвы искупятся тем, что будет построено новое общество и "лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь станет справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью".
Предполагал ли Блок, что жертвы эти будут исчисляться миллионами человеческих жизней? Риторический вопрос, но в 1917 году Блок еще полон сил, надежды и веры в "прекрасную жизнь".
Об этой прекрасной жизни мечтали многие писатели-гуманисты, и среди них Чехов и Некрасов.
"Жаль только - жить в эту пору прекрасную
Уж не придется - ни мне, ни тебе".
В мае он пишет письмо З.Гиппиус и удивляется, почему она "за октябрьскими гримасами" не увидела "октябрьского величия".
"Октябрьские гримасы" не прошли и мимо Блока: заведующий Петроградским отделением Госиздата, И.И. Ионов запретил печать третьего тома стихов Блока, разграблена библиотека в Шахматове. А Блок защищает революцию, громит "интеллигентов" и "пророков революции", которые оказались "предателями и прихлебателями буржуазной сволочи", защищает крестьян, грабящих помещичьи усадьбы: "...как же мол, гарцевал барин, гулял барин, а теперь барин - за нас? Ой, за нас ли барин? Барин - выкрутится. И барином останется. А мы - "хоть час, да наш"". Он оправдывает народную анархию, но уже иначе относится к большевикам, отмечая их исключительную способность "вытравлять быт и уничтожать отдельных людей".
После появления статьи "Интеллигенция и революция" Блоку объявляют бойкот литературные соратники и друзья - З.Гиппиус, Д.Мережковский, А.Ахматова, Ф.Сологуб, В. Иванов, В.Пяст.
В газете московского отделения эсеров "Труд" Илья Эренбург выступает со статьей, в которой - под таким же названием, но с подзаголовком (Ответ Александру Блоку), - оппонирует поэту, и, веря в искреннюю любовь Блока к России, говорит о том, что того мало интересуют "различные эксперименты над живой плотью родины. <" " "> Миллионы крестьян, хотят они гибельного и прекрасного безрассудства - или земли, дешевых товаров, порядка? Опыт делается без их ведома, но за их счет. Делается кучкой интеллигентов, которым интересы доктрины важнее жизни России".
Реакция Блока на статью Эренбурга неизвестна, но надо полагать, что он не отказался от своих убеждений в понимании враждебности интеллигенции к народу и правоты большевиков. Беспощадность народной расправы и кровь невинных Блок воспринимал как справедливость революционного возмездия. Он выбрал единственный ответ на вопрос - с кем Вы российский поэт Александр Блок? И ответ прозвучал не только в статье "Интеллигенция и революция", но и в новой поэме "Двенадцать".
Закончив поэму, он записывает в дневнике: "Сегодня я гений".
Он мучительно искал окончание поэмы и образ Христа явился как бы не по его воли. Блок говорил, что вместо Христа "должен был быть кто-то Другой". Кто? Антихрист? Блок не знал ответа на этот вопрос. Он вообще не мог объяснить логически свое произведение. Оно было написано чисто интуитивно. Январь 1918 года - революция только свершилась, несколько секунд назад (в историческом понимании времени). Поэт как чуткий барометр, чувствующий атмосферное давление, передает на своем поэтическом языке вихревой приход революции.
Поэма сразу обозначила своих сторонников и противников. В книге воспоминаний "Под серпом и молотом" Бунин пишет о том, что в Москве собрались писатели на чтение и обсуждение поэмы "Двенадцать". Среди присутствующих были А.Н.Толстой и И.Эренбург. О Блоке Бунин не упоминает. Наверное, его тогда не было. После прочтения поэмы раздался чей-то восхищенный возглас: изумительно, превосходно!
Бунин выступил с резкой оценкой стихов:
""Двенадцать" есть набор стишков, частушек, то будто бы трагических, то плясовых, а в общем претендующих быть чем-то в высшей степени русским, народным. И все это прежде всего чертовски скучно бесконечной болтливостью и однообразием все одного и того же разнообразия, надоедает несметным ай, ай, эх, эх, ах, ах, ой, тратата, трахтахтах... Блок задумал воспроизвести народный язык, народные чувства, но вышло нечто совершенно лубочное, неумелое, сверх всякой меры вульгарное".
Оценок других присутствующих писателей Бунин не приводит. Наверняка были и противоположные.
Большевики восприняли поэму как революционную: здесь досталось и буржую и "товарищу попу". Правда, немного подпортил картину неожиданно возникший в снежной вьюге Христос. О.Д. Каменева в разговоре с Л.Д. Блок просила ее не читать нигде поэму "Двенадцать", "...потому что в них восхваляется то, чего мы, старые социалисты, больше всего боимся". Узнав об этом разговоре от жены, Блок записывает в дневнике: "Марксисты - самые умные критики, и большевики правы, опасаясь "Двенадцати" <" " "> Разве я "восхвалял"? (Каменева). Я только констатировал факт: если вглядеться в столбы метели на этом пути, то увидишь "Иисуса Христа". Но я иногда сам глубоко ненавижу этот женственный призрак".
Вот такие противоположные оценки дает автор сразу после написания поэмы и спустя полтора месяца: "сегодня я гений" и - "ненавижу этот женственный призрак". Блок никогда не правил свою поэму ни в угоду большевикам, ни их противникам. Он не подчинялся требованиям конъюнктуры. То, что написано в минуты творческого вдохновения и есть если не истина, то правда, не требующая политических подпорок. "Двенадцать" резко выделяется из всего написанного Блоком, но это его дитя, пусть и нелюбимое им впоследствии, но отречься от него он не мог.
Весной Блок приступает к работе в Репертуарной секции Петроградского театрального отдела Наркомпроса. Осенью приглашен к работе в издательстве, организованном по инициативе Горького, "Всемирная литература".
Луначарский вспоминал, как Блок говорил ему: "Хочется постараться работать с вами. По правде сказать, если бы вы были только марксистами, то это было бы мне чрезвычайно трудно, от марксизма на меня веет холодом; но в вас, большевиках, я все-таки чувствую нашу Русь, Бакунина, что ли. Я в Ленине многое люблю, но только не марксизм".
И Блок начинает активно работать на всех предложенных ему постах. Избирается председателем Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов, работает в репертуарном отделе вновь образованного театра (БДТ). Сторонник классического репертуара и противник идей Пролеткульта, он читает с коллегами по отделу десятки пьес новых пролетарских авторов. Кроме невеселого смеха эти "произведения" у них ничего не вызывают. Наркомпрос требует, чтобы в репертуаре были современные пьесы, понятные пролетариату, а театр ставит пьесу Шиллера "Дон Карлос". Блок пишет статью в газету "Речь", где говорится, что не следует уступать "смазному сапогу современного бытового и психологического репертуара". Блок выступил с резкой однозначной оценкой современного театрального репертуара. Но "смазной сапог" наступил на горло и самому поэту - его активность сменяется апатией.
Сильным ударом, послужившим перемене отношения Блока к революции послужил его арест в феврале 1919 года.
Власть большевиков безжалостно расправлялась со своими политическими оппонентами. Блока арестовали по подозрению в политическом заговоре. Блок - в заговоре?! Абсурднее ничего нельзя было придумать. Ни в каких партиях, ни в каких тайных обществах он не состоял. Да, печатался в эсеровской газете, принимал участие в допросах ЧК временного правительства - вот и все его прегрешения перед большевиками.
После многочасового допроса, по ходатайству Луначарского, на следующий день Блок был освобожден. В дневнике нет ни одной записи по поводу этого важного события. Очевидно, он опасался писать об этом, чтобы вновь не быть арестованным. Летом того же года, на невинный стиховедческий вопрос К.Чуковского: "Не окрашены ли для Вас какой-нибудь особой эмоциональной окраской звуки а о у ы э я ё ю и е?" Блок ответил так:
"Все это, конечно, имело свои окраски и у меня, но память моя заржавела, а новых звуков давно не слышно. Все они притушены для меня, как, вероятно, для всех нас. Я не умею заставить себя вслушиваться, когда чувствую себя схваченным за горло, когда ни одного часа дня и ночи, свободного от насилия полицейского государства, нет, и когда живешь со сцепленными зубами. Было бы кощунственно и лживо припоминать рассудком звуки в беззвучном пространстве".
Если бы это попало в печать, то последствия могли быть более суровые, чем первый арест.
О полицейском государстве Блок говорит и в статье "Крушение гуманизма", дискутируя с некоторыми положениями Гонеггера.
О каком полицейском государстве речь? Вообще? или о конкретном государстве, в котором живет поэт? Блок экстраполирует положения Гонеггера, относящиеся к XIX веку, на XX век, на вновь образованное государство - РСФСР и называет его полицейским.
"Полицейское государство <" " "> откровенно поставило на первый план вопрос о подчинении и властвовании,
<" " "> властвование требует прежде всего разделения (то есть натравливанья одной части населения на другую, одного класса на другой, - divide et impera, <" " "> различные министерства народного просвещения - всегда занимают второе место в полицейском государстве, занятом по необходимости (в целях самосохранения) прежде всего содержанием армии военных и чиновников". Актуально звучит и в свете сегодняшнего дня.
К пониманию трагической ошибки в российской истории Блок пришел только в конце своей жизни. 1919 год был тем годом, после которого он уже не жил, а доживал. Все мемуаристы замечали, что он сильно изменился внешне. И причиной был не только голод, когда приходилось довольствоваться мёрзлой картошкой, селедкой и хлебом, который доставала прислуга, стоя в очередях. Прислуга ушла, и хозяйством пришлось заниматься жене. Продавали вещи, украшения, а потом и книги.
Трудная, полуголодная жизнь осложнилась тем, что в городе шло "уплотнение". Блока выселили из квартиры и пришлось с женой переезжать к матери. Отношения жены и матери были совсем не безоблачными. Жизнь втроем стала для Блока невыносимой.
Матрица революционного романтизма просуществовала недолго. Большевики начинали действовать более жестко. Многопартийность не могла существовать при установлении в стране диктатуры. Пресса (издательства и типографии) захватывались силой, неугодные арестовывались или просто изгонялись, печать теперь отражала идеологию только одной партии.
Блок еще работает в театральной репертуарной комиссии БДТ, ходит на Моховую в издательство "Всемирной литературы", но всё это только для того, чтобы получать лишний паек. Поэт лишается главного в своей жизни - свободы творчества.
В 1920 и в 1921 гг. Блок приезжал в Москву и читал свои стихи в Политехническом музее, в Доме печати, в Итальянском обществе, но никогда, даже если просили, не читал "Двенадцать". На одном выступлении, один из слушателей вышел не сцену и заявил: "...где здесь динамика? Где здесь ритмы? Всё это мертвечина и сам тов. Блок - мертвец". Блок спокойно слушал эти выкрики и согласно кивал головой: "Верно, верно! <" " ">Я действительно мертвец".
Перед смертью, Блок сжег часть записных книжек и просил жену сжечь, если остались книги с "Двенадцатью"..
В речи, посвященной памяти А.С.Пушкину, он говорил, что поэт погиб не от пули Дантеса, а от нехватки воздуха. Тоже самое происходило и произошло с Блоком.
В апреле 1921 года в дневнике появится такая запись:
"...вошь победила весь свет, это уже совершившееся дело, и всё теперь будет меняться в другую сторону, а не в ту, которой жили мы, которую любили мы".
Запись сделана после подавления Кронштадского мятежа - еще одного удара революции по вере и надежде в "справедливую, чистую и прекрасную жизнь".
"Город солнца", как чудесный мираж коммунистической утопии, исчез и унес с собой жизнь еще одного идеалиста, верившего в переустройство мира, Александра Александровича Блока.
Кампанелла (1568 - 1639 гг.) итал. философ, поэт, полит. деятель
Из воспоминаний Перцова
Письмо к отцу. 1903 г.
из письма Брюсова к Перцову от 17/II-1906г
из стихотворения Пушкина "Добрый совет" (1817)
из статьи А. Блока, "Народ и интеллигенция".
из статьи А. Блока, "Народ и интеллигенция".
письмо к матери. 20февраля 1909 г.
письмо к матери. Петроград 19-20 марта 1917 года.
дневник. 14 апреля 1917 г.
стих. А.Н.Некрасова "Железная дорога"
Каменева О.Д. 1883 - 1941 гг. Жена Л. Каменева, сестра Л.Троцкого,
председатель ТЭО (театрального отдела Наркомпроса).
эта запись А. Блока частично опубликована в книге: К. Чуковский.Александр Блок как человек и поэт. Л., 1924.
Гонеггер (1825 - 1896гг) - швейцарский историк литературы и культуры.