Федотов Александр : другие произведения.

Люди сердца

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Принятая концепция времени - линейная и одномерная: события по линии времени из прошлого через миг настоящего переходят в будущее. Здесь принята справедливой другая концепция времени. Однако, так как это не научная статья, а художественное произведение, то концепция не излагается, а постепенно "проявляется" по мере изложения. Вещь не закончена. По моему мнению, размещать незаконченную вещь не совсем правильно. Есть две причины, почему я так поступил. Первая. У меня в написании возник серьёзный затык. Уже пару лет несколько раз в месяц заставляю себя продолжить. За это время написано всего несколько страниц. Такими темпами я не закончу и к своей смерти. Причина затыка смешна, о ней стыдно писать. По ходу действия очевидно должен быть экшен в реалиях того времени, где оказались герои. Но я не люблю экшен, да и не умею его писать. Вторая. Разместив неоконченную вещь, тем самым беру на себя неявное обязательство закончить её. Может быть, это подстегнёт меня в окончании. Оценки отключены - вещь не закончена, оценивать нечего. Однако, когда и если кто-то прочтёт и сочтёт возможным оставить комментарий, любой будет принят с благодарностью, особенно по причине незаконченности.

Люди сердца

   Пролог.
  
   Обычная человеческая жизнь наполнена множеством самых разнообразных событий. Чаще всего мы не обращаем на них внимания, пропуская мимо себя. И это нормально. Реагируй мы на всё с максимальной эмоциональной отдачей - надолго нас бы не хватило, мир был бы населён одними неврастениками в стадии острого обострения. Неврастеников и так хватает с избытком. Следуя по линии судьбы от рождения до смерти, мы замечаем далеко не всё, лишь то, что тем или иным образом вызывает в нас душевный отклик. Вот тогда мы считаем, что мы счастливы или в горести, радости или печали. И, в сущности, безразлично, что за событие, происшествие или просто мелочь обратили на себя наше внимание. То, что для другого не будет иметь ни малейшего значения, для нас может оказаться, или - казаться, определяющим всю нашу дальнейшую судьбу. Потому что мы субъективны, субъективны по своей сути.
   В жизни Виталия Тимофеевича Шелгунова наступила чёрная полоса. Очень чёрная, жирная и, казалось, без конца. Что конкретно произошло, - в общем-то, не важно. Может, любимая канарейка сдохла, может, он руку сломал, может, в одночасье погибли все его родные, близкие и друзья, а, может, просто кто-то со вкусом отдавил ему ногу в метро и не извинился. Не имеет значения. Важно другое, Виталию Тимофеевичу, скажем, прямо, было плохо, и уже давно. Подобные приступы депрессии, когда мысли крутятся вокруг одних и тех же событий, которые, начавшись, всё не кончались и не кончались, случались с ним и раньше. И он, уже имея такой печальный опыт, - как-никак, а прожил он пятьдесят три года, - прекрасно понимал, что долго не продержится и уйдёт уже в настоящую глубокую депрессию, в которой или беспробудно запьёт, или совершит нечто иное, столь же тягостное по своим последствиям. Но тот же печальный опыт подсказывал, как, не влиять на события, конечно, которые никак не зависели от его воли, но хоть немножко отвлечься от них, на время забыть их. За свою жизнь он научился придумывать и мысленно тщательно прорисовывать иную жизнь для себя, такую, какую ему хотелось бы иметь в каждом конкретном случае. В психотерапии этот приём имеет, кажется, какое-то красивое научное название. И, если им воспользоваться, то самое главное, не дать увлечь себя придуманным миром, не дать ему затянуть себя в него, иначе возникнет не депрессия, а какое-нибудь иное психическое заболевание. А хрен редьки не слаще! Об этой опасности Виталий Тимофеевич прекрасно знал, потому и был осторожен.
   За свою жизнь Шелгунов отработал несколько безотказных приёмов - представить, как всё вмиг изменится, естественно, с привлечением Deus ex machine, и будет так, как в данный момент ему хочется; или изменить, мысленно, конечно, какое-либо событие в его прошлой жизни, и затем тщательно реконструировать уже новую жизнь; или представить, что оказался в какой-нибудь ключевой момент своей жизни с полным опытом уже прожитого, и, опять же, мысленно, тщательно реконструировать с прописыванием мельчайших деталей свою возможную новую судьбу. Короче, Виталий Тимофеевич был изрядным фантазёром.
   Увы! Ни один из этих способов сейчас не годился. Во-первых, Шелгунов уже многое, если так можно сказать, промечтал, а повторять пройденное - не просто скучно, но и не даст желанной психической разгрузки. Во-вторых, он, будучи реалистом, понимал, что настоящие события изменить уже никак не сможет, а именно в них и был камень преткновения. И всё же он нашёл период своей жизни, очень коротенький, всего две недели, который он мог реконструировать как угодно - этот период, оставив после себя светлые воспоминания, никак более не повлиял на его жизнь. В июле 1968 года отец Виталия Тимофеевича достал - был, был такой термин в советские времена - достал в своём институте две путёвки в ведомственный дом отдыха в Усть-Нарве, на себя и своего сына. Виталий Тимофеевич, а тогда просто Виталик, или Виталька, или Вит, это уж кто как называл его, окончил девятый класс, детство для него прошло, а юность ещё не началась.
  
   Глава1.
  
   Автобус из Ленинграда прибыл в Усть-Нарву около двенадцати часов дня. Ведомственный дом отдыха располагался невдалеке от автобусной остановки и представлял собой десятка полтора разномастных деревянных домов, от одно- до трёхэтажных, беспорядочно разбросанных в огромном старинном лесопарке, тянущемся вдоль моря. Отец и сын, не спеша, шли вдоль дощатого забора дома отдыха в уютном эстонском посёлке. Вдыхали чистый воздух, потихоньку вживались в неспешный ритм предстоящей спокойной жизни. Усть-Нарва располагала к этому. Живописная обильная зелень, могучие древние деревья мило соседствовали с буйной задорной молодой порослью, любовно ухоженные тротуары, непривычные глазу советского человека, небольшие магазинчики, которые казались ну совсем заграничными. Стояла замечательная погода - классическая июльская жара северного лета, сквозь густой лесопарк иногда проникали ласковые дуновения свежего морского ветерка.
   Отец и сын в небольшом деревянном голубого цвета административном здании быстро прошли все формальности регистрации, получили ключи от трёхместной комнаты на первом этаже большого, тоже деревянного, двухэтажного дома, и пошли устраиваться. Шелгуновы уже несколько раз отдыхали в этом доме отдыха, поэтому отлично знали и распорядок дня, и правила, писаные и неписаные, и расположение тех или иных мест развлечений, и легенды этого дома отдыха. По одной, например, в доме, к которому они направлялись по уложенной бетонными плитками дорожке, до революции жила прислуга главного буржуя, усадьба которого и располагалась здесь. Где, правда, находилась сама усадьба никто не знал, да и следов от неё не осталось. А, - подишь ты! - деревянный дом прислуги сохранился в целости.
   Отец с сыном раньше никогда не жили в этом корпусе, поэтому с интересом осмотрели комнату, в которой им предстояло прожить две недели. Увиденное их не обрадовало, но и не огорчило, - и к чему только советский человек не был приучен?! - большая комната с тремя застеленными казёнными кроватями, с тумбочкой около каждой, общий маленький шкаф, небольшой стол у большого с тремя стульями окна- как же можно больше? Трое должны жить, значит и стульев три, - на столе не было даже скатерти, на стене вешалка опять же с тремя крючками. Ничего, жить можно. Они быстро разобрали свои вещи, рассовав их частично по тумбочкам, частично в шкаф, частично повесив на вешалку, а оставшиеся в чемоданах задвинули под кровати, которые, воспользовавшись тем, что их сосед ещё не прибыл, выбрали по своему вкусу. Затем они в нетерпении отправились на пляж, искупаться в чуть солоноватом море, позагорать, поваляться на тёплом песочке до обеда.
   После обеда отец Виталика отправился в бильярдную в центральном корпусе, которая служила местом встречи, обсуждений намерений и тому подобное для лиц среднего и старшего возраста. Виталик же пошёл к теннисному столу в парке, место возле которого было тем же самым, что и для его отца, но в основном для молодёжи.
   Непосредственно у теннисного стола ещё никого не было, а в теннис играли мужчина неопределенного, от сорока лет до шестидесяти, возраста с короткой почти под "ноль" стрижкой и девушка лет двадцати, не толстая, но какая-то мясастая, с необъятным задом, большим губошлёпым ртом и большими же "лошадиными" зубами. Ни того, ни другого Виталик не стал бы характеризовать словом "молодёжь". Он присел на скамеечку метрах в десяти от стола и принялся наблюдать за игрой. Девушка играла даже хуже Виталика, а мужчина предпочитал самую неприятную манеру, он упорно "качал", то есть никогда не атаковал сам, только аккуратно переводил шарик на противоположную от себя половину стола, и выигрывал исключительно на чужих ошибках. Собственно, исход поединка не вызывал у Виталика никаких сомнений, что и подтвердилось через несколько минут - мужчина выиграл двадцать один на очень мало. Девушка положила ракетку, с интересом осмотрела Виталика и спросила:
   - Будешь?
   - Ну, если вы оба не против... - сказал Виталик и встал к столу.
   После небольшой разминки и розыгрыша подачи, которую Виталик выиграл-таки, началась партия. Как ни пыхтел Виталик, как ни упирался, но уверенно проигрывал, хотя, конечно, и не со столь разгромным счётом, семнадцать очков он всё же сумел набрать. Во время их партии девушка с лошадиными зубами незаметно испарилась. Вторую партию Виталик вымучил на игре "до двух". В самом начале третьего поединка к скамейке подошли трое: два парня и девушка. Тут игра у Виталика совсем расклеилась, и виной тому была девушка. Парни были как парни, оба среднего роста, обоим лет по семнадцать-восемнадцать. Девушка тоже, в общем-то, ничего особенного из себя не представляла, тоже лет семнадцати-восемнадцати, невысокая, стройная (впрочем, молоденькие девушки они все такие, стройные - это были уже мысли вспоминающего/играющего Виталия Тимофеевича), крупные карие глаза, небольшие аккуратные ушки, остренький подбородок. И только два, точнее - три, обстоятельства выбили Виталика из колеи.
   Короткая, почти под мальчишку, стрижка у девушки, но, главное не это - волосы то ли уложенные, то ли напомаженные, торчали вверх и в стороны как иголки у ежа, а цвет их просто умопомрачительный - смесь хны с марганцовкой. Рот девушки был среднего размера с очень пухлыми губами, особенно верхней, которая едва заметно нависала над верхней. Внешне девушка была совершенно не во вкусе Виталика, нет, совершенно не во вкусе, однако, когда она смотрела на него снизу вверх, ему казалось, что она смотрит на него только для того, чтобы поцеловать его. У него мелькнула мысль, что, наверное, подобные ощущения возникали у любого представителя мужского пола при общении с ней. Виталик попытался про себя ухмыльнуться с осознанием своего превосходства, что он мгновенно квалифицировал: "А ты, братец, мужской шовинист, однако", - но у него ничего не получилось, потому что девушка, практически не отрывая взгляд, пристально смотрела на него. Из-за этого, собственно, игра у Виталика и пошла вкривь и вкось.
   Он быстро слил партию и плюхнулся на скамейку рядом с парнями. Девушка заняла его место у стола. Один из парней, рыжий, со стрижкой "ёжик", протянул Виталику руку и представился:
   - Виталик.
   Виталик хмыкнул и ответил на рукопожатие:
   - Тёзка.
   Второго парня звали Володей.
   Между тем за столом безо всякой разминки началась игра. Первую подачу девушка отдала мужчине, коротко бросив:
   - Подавайте!
   Виталик, который рыжий, ткнул Шелгунова в бок и зашептал:
   - Смотри, смотри, что сейчас будет!
   Посмотреть действительно было на что. Девушка играла великолепно, даже профан понял бы, что перед ним не дворовая звезда, а мастер своего дела.
   - Да-а, - протянул Виталик, - класс!
   - Ну! - вскинулся рыжий. - Она кандидат в мастера спорта, член сборной Эстонии по настольному теннису.
   - О-ё-ё! - тихо взвыл Виталик. - Мне здесь делать нечего, - он указал пальцем на парней. - Вы что, тоже?
   - Нет, - отрицательно мотнул головой Володя, - мы по-простому, по дворовому.
   Мужчина был обыгран минут за десять. Следующим пошёл играть рыжий, и тоже минут через десять сел обратно.
   - Видал? - он ткнул своего тёзку в бок. - Меня-то Ира пожалела.
   Виталик промолчал, потому что как-то не увидел, чтобы девушка кого-то жалела, а 21:3 или 21:5 - это одно и то же, - мастер позволил себе немножко больше риска.
   - Это моя девушка, - прошептал тёзка.
   - Да?! - изумился Виталик не столько сути заявления, сколько его неуместности - они ведь были едва знакомы с тёзкой.
   Поэтому он поинтересовался:
   - А она об этом знает?
   - Пока нет.
   - Угу, - кивнул Виталик, - ясно.
   - Да чё тебе ясно, чё тебе ясно?! - закипятился рыжий.
   - Ладно, - сказал Виталик, - потом. Моя очередь.
   Он встал к столу и бросил рукой шарик разыграть подачу. Ира поймала шарик, перебросила его обратно и приказала:
   - Подавай!
   - Не, - замотал головой Шелгунов, - меня, кстати, Виталиком зовут, не пойдёт. Ты, Ира, у меня только на моих ошибках выиграешь, а так я дольше постою у стола.
   Право первой подачи он проиграл мгновенно, как и пять Ириных подач, три из них он просто не смог принять.
   Взяв шарик в левую руку и, приготовившись подавать, Виталик на секунду чуть прищурился и замер: что-то такое вдруг выплыло у него откуда-то изнутри. Первую подачу он подал без затей - сильный накат с правого угла своей половины стола на левый противоположной половины. И тут же получил в ответ сильнейший удар накатом на свой правый угол. Впрочем, этого он и ожидал. Чуть присев, он сильно порезал шарик так, что тот высоко взвился над столом и столь же высоко отскочил.
   - Ух, сейчас она даст! - раздался восторженный вопль рыжего.
   Однако ударить по высоко отскочившему сильно подрезанному шарику не так-то просто. И Ира это прекрасно знала. Поэтому удар у неё получился хоть и сильный, но всё же слабее, чем в предыдущий раз. Виталик ожидал это и повторил подрезку. Розыгрыш очка продолжался минуты полторы. Ира медленно отодвигалась от стола всё дальше и дальше, Виталик же, наоборот, приближался к столу. Ира начала бить по уже снижающемуся шарику, и он опускался на половину Виталика всё ближе и ближе к сетке. Наконец, улучив момент, ещё до того, как ракетка Иры коснулась шарика, но удар уже начала, Виталик произвёл огромный прыжок вплотную к столу и благодаря своим длинным рукам поймал шарик непосредственно на отскоке. Он даже не бил, он просто подставил ракетку, направив её ручку вниз, и чуть развернув. Шарик несильно отскочил от ракетки, но не налево от Виталика в сторону Иры, а направо, куда девушка никак не успевала. Ира удивлённо мотнула головой и сдержанно поаплодировала.
   Из оставшихся четырёх подач Виталик выиграл три. Он применял какие-то неправильные, невероятные крутки, перед самым касанием шарика неожиданно выворачивал кисть руки так, что Ира, дёрнувшись в одну сторону, провожала глазами шарик, летевший совсем в другую. Одну подачу Виталик запорол сам, перестаравшись. Конечно, он проиграл. Но счёт 9:21 почёл для себя более чем достойным.
   Выиграв у Шелгунова, Ира положила ракетку на стол и предложила:
   - Давайте двое следующих.
   Она уселась между Володей и Виталиком, посмотрела на него и спросила:
   - Ну, что же ты? Так здорово сделал меня на первой серии своих подач, а потом скис.
   - У-у, - засмеялся Виталик, - да ты что?! У меня же дворовая школа, часа три-четыре чистой игры в общей сложности, да и то лет пять назад. А у тебя класс! А моя первая серия подач - это так! Просто стих нашёл.
   - Ты сегодня приехал?
   - Да, утром, из Питера.
   - Тебе с твоим ростом надо в баскетбол играть.
   Виталик цыкнул зубом:
   - Метр девяносто два - маловато, а прыгучести не хватает - до кольца дотягиваю, а сверху шар положить не могу. Так что, тоже только любитель.
   Между тем подтянулся народ, но, в основном, в возрасте от двадцати пяти лет до тридцати, за теннисным столом образовалась довольно большая очередь. Сыпались шутки, люди узнавали друг друга, здоровались, знакомились. На обоих Виталиков и Володю не обращали внимания - пацаны! А на Иру - наоборот. Но ей это совсем не понравилось. Она предложила Виталику и Володе:
   - Вот сейчас рыжий проиграет качале, пошли в баскетбол поиграем.
   Виталик кивнул:
   - С удовольствием, только мне нужно переодеться: кеды надеть и тренировочные, - я мигом.
   - Угу, - кивнул Володя, - тогда я за мячом пошёл. Встретимся на площадке.
   "А мнением рыжего никто и не поинтересовался" ­- направляясь бегом к себе, отметил Виталик.
   На баскетбольной площадке он появился последним. Володя ему кивнул и сказал:
   - Мы играем с тобой.
   Виталик состроил рожу, которая должна была означать: ну, о чём речь! И вдруг Ира неожиданно громко и твёрдо сказала:
   - Я хочу играть с ним! ­ - и беззастенчиво ткнула в Виталика пальцем.
   Виталик выдержал секундную паузу и, не услышав возражений, с едва угадываемой улыбкой на лице ответил:
   - Почту за честь, сударыня!
   Ира оказалась отличным партнёром. Будучи сама невысокой, метр пятьдесят пять, от силы - шестьдесят, она, неплохо владея ведением мяча и обводкой, делала всё, чтобы использовать физические данные Виталика. Она прекрасно подыгрывала ему. И они начали громить соперников. В один момент в дополнение ко всему они поймали кураж, когда Виталик предложил:
   - Ира, давай змейку сделаем.
   - Это как? - не поняла она.
   - Очень просто, идём по флангам, шаром о землю не стучим, а перекидываем друг другу.
   Ира мгновенно сообразила:
   - Давай!
   Только на четвёртой атаке их противники сообразили, как их обыгрывают, и на шестой - нашли противоядие.
   Виталик понимал, что его напарник - всё-таки хрупкая девушка, и старался делать ей передачи помягче. Но один раз увлёкся, забылся и, вытаскивая в прыжке уходящий в аут мяч, с силой, не глядя, швырнул его в сторону Иры. Она не ожидала, что ему удастся вытянуть мяч, и пропустила его. Мяч с силой врезался ей в правое плечо, едва не сбив Иру с ног. Она схватилась левой рукой за ушибленное плечо, присела на корточки и, скрывая гримасу боли, опустила голову. Виталик подбежал к Ире последней - он находился дальше всех от неё - присел тоже на корточки позади неё и спросил:
   - Ты жива, малышка?
   - Прости дурака, - начал каяться Виталик, - не рассчитал, увлёкся!
   - Да брось ты! - поднимаясь, сердито ответила она. - Сама виновата, варежку разинула, а играть надо было до конца. Ты здорово вытащил мяч!
   Виталик посмотрел на часы и сообщил:
   - До ужина полтора часа, счёт... ­- он сделал небольшую паузу, - 62:18, по-моему, всё ясно. Пошли, искупаемся, а то пропотели мы! И несёт от нас, как от... - он замялся.
   Ира усмехнулась:
   - Чего стесняешься! Как от козлов и несёт, так мы же не в театре сидели. Пошли купаться!
   Сразу всей гурьбой пойти не удалось - надо было отнести мяч, взять полотенце, запасные плавки. Договорились встретиться прямо на пляже.
   Виталик пришёл первым, разделся по пояс и потихоньку остывал под тёплым вечерним бризом. Затем появилась Ира, подошла к нему и тут же взяла быка за рога:
   - Тебе сколько лет?
   Виталик склонил голову набок.
   - Это обязательно?
   - Да!
   - Шешнадцать, - прошамкал Виталик.
   - М-м, - в голосе Иры явно сквозило разочарование.- А мне уже восемнадцать.
   - О да, сударыня, - согласился Виталик, - весьма-а почтенный возраст.
   Тут подошли второй Виталик и Володя, Ира направилась к кабинке для переодевания. Рыжий сразу ткнул тёзку локтём в бок и зашептал:
   - Она специально стала с тобой играть, чтобы меня держать. Видел, как она прижималась ко мне?
   Виталик задумался, припоминая игру, и ответил с обескураженным выражением на лице:
   - Не. Не видел.
   - Да точно, точно!
   Виталик опять задумался, потом развёл руками:
   - Ну, не видел!
   - А ты, Вовка?
   Тот отрицательно покачал головой.
   - Да ну вас, слепни! - махнул рукой рыжий.
   Виталик медленно зашёл в воду по пояс, ополоснул лицо, грудь, набрал воздух в лёгкие и нырнул. Пижоня, он проплыл под водой метров двадцать, вынырнул и, не останавливаясь, быстро поплыл от берега, демонстрируя мощный, хорошо поставленный кроль. Отплыв за буйки метров на тридцать, он остановился, посмотрел на берег, увидел, что мужик на спасательной будке засуетился, быстро вернулся в разрешённую зону. К нему подплыла Ира:
   - Красиво плаваешь, - заметила она.
   - А, - скривился Виталик, - занимался когда-то в детстве. Получил даже второй разряд, только не помню какой: детский, юношеский, а может и взрослый. Всё в прошлом, сейчас не более чем любитель.
   На берегу Виталик, наскоро обтеревшись полотенцем, стоял, греясь в ласковых лучах вечернего солнышка. Тёзка и Володя сидели прямо на песке, а Ира расстелила полотенце и улеглась на него на бок, подперев голову рукой. Фигура у неё была просто изумительная. Единственное, чего ей не хватало, так это шеи подлиннее, шея у неё была коротковата. Рыжий неожиданно заявил:
   - Нам, эстонцам, надо держаться вместе!
   - Да-а?! - изумился Виталик. - Ты эстонец, что ли?
   - У меня мать эстонка.
   - А ты, Володя?
   - Отец, - коротко ответил он.
   Виталик обернулся к Ире:
   - А вы, сударыня?
   Ира едва сдерживая смех, ответила:
   - Мама...
   Виталик тяжело вздохнул:
   - Ну... тогда пошёл я. Что мне, чурке русской, среди суровых нордических эстонцев делать?
   - Да брось ты! - сказал рыжий и разрешил. - Оставайся, свой парень!
   - Спасибо, - вежливо поблагодарил Виталик и поинтересовался. - А почему вам, эстонцам, надо держаться вместе? Я резче сформулирую: против кого дружить собираетесь?
   Ира прыснула.
   - Да не против кого, - сказал рыжий. - Просто мало нас, около миллиона, у вас, вон, в Ленинграде народу больше живёт.
   - Ну, - возразил Виталик, - во-первых, в Питере далеко не все русские, эстонцев, кстати, если не ошибаюсь, согласно последней переписи около семидесяти тысяч. Во-вторых, ты забыл о двух-трёх миллионах эстонцев, живущих заграницей.
   - Во-во, - кивнул рыжий, - только в семнадцатом году завоевали свободу, как - бах! - её и отняли. Вот и побежали с Родины.
   Виталик хмыкнул:
   - Положим, не в семнадцатом году, а в восемнадцатом, и не завоевали, а получили государственность в результате Германо-Российского сговора. Замечу, впервые в своей истории Эстония получила свою государственность.
   Рыжий возмутился до глубины души:
   - Как это впервые?!
   - А так! Литва, Латвия, Эстония и Финляндия впервые в своей истории стали самостоятельными государствами в восемнадцатом году двадцатого века - он ткнул пальцем в тёзку. - И не надо говорить про Великое княжество Литовское, а также Польско-Литовское, это совсем другое государство, на другой территории, а нынешняя Литва, вернее её часть, составляла исчезающе малую величину в том княжестве и заселена была даже по тем меркам полудикими племенами. А в сороковом году двадцатого века в результате Германо-, но уже Советского сговора, прибалтийские государства потеряли самостоятельность. Понимаешь, тёзка, лимитрофы... - увидев обалдение на лице рыжего, Виталик пояснил. - Карликовые государства не могут существовать без разрешения какой-либо великой державы. Вот в во...
   - Да ладно вам! - оборвала его Ира, чувствуя, что разговор может зайти в запрещённую область. - А ты, рыжий, - дурак! Думай, прежде чем говорить! Историю своей страны не знаешь, а туда же: мы, эстонцы, трали-вали... Тьфу!
   Она подняла глаза на Виталика и изумилась. Несколько минут назад она видела шестнадцатилетнего юнца, выпячивавшего грудь посильнее, чтобы произвести на неё впечатление. Сейчас же перед ней стоял очень юный, но уже мужчина, стоял, чуть ссутулившись и с печальным выражением на лице, прищурившись, смотрел куда-то вдаль.
   - Что с тобой, Вит? - спросила Ира.
   - А? - встрепенулся он и растерянно улыбнулся. - Да не, ничего... Ира права, давайте прекратим этот разговор. Только два тезиса. Многонациональность государства, если ею правильно распорядиться, великое благо, как для самого государства, так и для отдельной национальности. И второе. Нам уже давно пора думать о Земле, как о единой многонациональной цивилизации.
   Рыжий удивился:
   - А это ещё зачем?
   - Вырастешь, тёзка, узнаешь.
   - Ну вот! - обиделся тот.
   - Ну, или думай, головой думай, мы ей шапку купим.
  
   Невдалеке от столовой Ира специально дожидалась Виталика. Увидев его, она быстро подошла к нему и сказала:
   - А с тобой, Вит, может быть очень интересно.
   - Угу, - согласно кивнул он головой и широко улыбнулся. - Я, конечно, пацан ещё, но этот недостаток со временем точно пройдёт.
   После ужина Виталик не смог найти Иру, зато познакомился с тремя замечательными девушками: двумя москвичками, Галей и Таней, и Наташей из Силламяэ.
  
   На следующий день после завтрака Виталик с отцом и с наконец прибывшим их соседом, Владимиром Николаевичем Родионовым отправились на пляж. Виталик, выйдя из столовой, на всякий случай посмотрел по сторонам, но никого из вчерашней компании не обнаружил.
   Их сосед оказался на редкость интересным человеком - невысокий крепыш лет пятидесяти-пятидесяти пяти, в разговоре неожиданно выяснилось, что он член-корр. АН СССР. Однако ни малейшего снобизма или кичливости своим рангом Виталик за ним не заметил. Наоборот, Владимир Николаевич отличался каким-то любопытством пятилетнего ребёнка, которому интересно всё. И беседовал он, что с отцом Виталика, что с самим Виталиком абсолютно на равных и совершенно серьёзно. Во время пляжного лежания беседа хаотично перескакивала с одной темы на другую. Родионов, если что-то не знал, совершенно не стеснялся задавать вопросы: как, зачем, почему? - он обладал счастливым даром быть любознательным, - более того, узнав для себя что-то новое, в основном от отца Виталика, но иногда и от Виталика тоже, когда, например, тот объяснил Родионову, как правильно поставить высоту седла у велосипеда, чтобы меньше уставали ноги, Владимир Николаевич искренне радовался: вот ведь, а я и не знал! Короче, их сосед оказался мировым мужиком.
   Поэтому нет ничего удивительного, что отец Виталика, выйдя с ним из столовой после обеда, поинтересовался у него:
   - Ты что сейчас будешь делать, сын?
   - Не знаю ещё.
   - Ну, ты займись чем-нибудь, а мы с Владимиром Николаевичем пойдем, водочки за знакомство выпьем.
   - Зачем же водочки? - сказал подошедший Родионов. - У меня в нашей комнате хороший коньяк припасён.
   Взрослые направились в сторону дома, в котором жили. Виталик же, ещё выйдя из столовой, увидел Иру. Она с самым внимательным видом изучала объявления на стенде, расположенным невдалеке от столовой. Хотя, что там изучать, было совершенно неясно - все объявления старые и самого общего характера, вроде правил поведения на воде. Время от времени Ира посматривала на Виталика. Дождавшись, когда он остался один, она решительно подошла к нему и, глядя на него снизу вверх, не здороваясь, не то предложила, не то приказала:
   - Пошли, погуляем.
   - Вдвоём?! - удивлённо выдохнул Виталик.
   - Угу.
   - С радостью, сударыня! А куда мы пойдём?
   - А куда глаза глядят.
   Они вышли с территории дома отдыха, перешли центральную улицу, тянущуюся параллельно берегу и представлявшую собою кусок шоссе Нарва - Силламяэ, и углубились непосредственно в посёлок Усть-Нарва. Ира с Виталиком под жарким солнцем неспешно шли по типично эстонскому посёлку: пыльные не мощёные улицы, а тротуары уложены крупной плиткой и, что невероятно для русских деревень, все подметены. Домики в посёлке были небольшими и располагались на крохотных участках, но все они, и домики, и участки, явно несли на себе следы заботливых рук - всё радовало глаз.
   Во время своей неспешной прогулки Ира и Виталик, естественно, беседовали, и во время беседы знакомились друг с другом.
   Ира спросила:
   - Ты что, школу с историческим уклоном закончил?
   - Не-а, - мотнул головой Виталик, - не с историческим, а с математическим, и ещё не закончил. Ты забыла, наверное, мне же всего шестнадцать лет, так что, только девятый класс окончил. Последнее лето детства.
   - Да-а, - вздохнула Ира, - всего шестнадцать. А я уже закончила первый курс Таллинского универа, факультет иностранных языков.
   - Ух ты! - искренне восхитился Виталик. - Инъяз! Молодец! А мне, вот, иностранный язык вообще не даётся. Ну вот, так плохо, что и не сказать! А ты сколько языков знаешь?
   - Изучаю, - уточнила Ира, - английский, немецкий, и ещё на факультатив по испанскому хожу.
   Виталик только восхищённо заохал, потом сказал:
   - Ты ещё эстонский добавь, как-никак финно-угорская группа.
   Ира вздохнула:
   - Увы! Родной язык я, к стыду, знаю очень плохо. Впрочем, как и историю, любую. А ты, как я поняла, её знаешь хорошо.
   - Отвратительно! - отрубил Виталик. - Историю люблю. Но её же невозможно изучать, что по школьным учебникам, что по институтским, что по монографиям. Там же противоречие на противоречии, сплошные вопросы, какой период не возьми, а ответов нет.
   - Например? - не поняла Ира.
   - Ой! - всплеснул руками Виталик. - Я на эту тему могу часами говорить. Ты, пожалуйста, останови меня вовремя, вот как вчера. А например... Ну... С какого, например, бодуна Наполеон попёрся в Россию в 1812 году? Ту войну, кстати, в царское время называли тоже Великой Отечественной. Он, что, не знал, что до Москвы ему несколько тысяч километров топать, да с боями, что коммуникации будут так растянуты, что снабжение армии может стать проблематичным, если начнётся партизанская война? А он с партизанской войной уже сталкивался в отдельных районах Испании, и противоядия от неё не нашёл. Он, что, не знал, что в России зимой снега по горло и холодно? В Индию он, видите ли, путь искал! Он бы ещё через Северный полюс в Америку отправился!
   Или тебе ещё "например". С какого хрена Россия ввязалась в Первую мировую, в результате которой стала раком? Ну ладно, там, борьба за передел территорий, трали-вали! У России своих неосвоенных территорий было больше, чем у всех этих колонизаторов вместе взятых. К тому же, если уж и воевать, то на стороне Германии, она естественный союзник России.
   - Это ещё почему? - не поняла Ира.
   - Я могу объяснить, но это долго и достаточно скучно.
   - Не, не надо, - мотнула головой Ира. - Ты лучше ещё какой-нибудь пример приведи.
   - Да пожалуйста! 1813 год, освободительный поход наших войск. Ну, дошли до Парижа, погарцевали там, обогатили французский язык новым словом "бистро". И занесли в Россию заразу революции. А зачем? Кутузов, маршал той победы, был против этого похода. Он сказал, что Россию мы освободили, а остальные пусть сами освобождаются. Коалицию против Наполеона по кусочкам собирал Александр I. Даже англичане, традиционно тогда выступавшие против Франции, с большой неохотой в неё вошли. И чего мы добились? Что делал Наполеон до своего похода в Россию? Создавал то, что сейчас называют Общим рынком, только на совсем других ценностях, не на бабле, а на понятии чести, отваги, самоотверженности, человечности. В первой половине XIX века немцев считали тихими ответственными аккуратными людьми. А во второй половине, когда именно Россия убрала зарождавшееся в Западной Европе образование, немцы выбрали свой путь, стали "белокурыми бестиями". Да, да, нацизм зародился значительно раньше Гитлера. И Россия дважды была вынуждена с ними воевать, как и они с нами. С печальными последствиями для обоих государств. Причём, спровоцировали войну именно англо-саксы. Как и нацизм пошёл от них. Вообще, что ни возьми дрянного в истории, почти всегда это сделали англо-саксы. Есть неподтверждённые данные, что перед смертью Кутузова Александр I пришёл к его одру и попросил прощения за поход 1813-го года. Кутузов сказал, что я-то тебя прощу, государь, но простит ли тебя Россия?
   Ира подняла палец:
   - Стоп! Я поняла, что ты хочешь сказать. Мы оба поняли, о чём идёт речь, но давай не станем произносить это вслух, - и восхитилась. - Но какой ты молодец!
   Виталик замурлыкал, как кот, увидевший сметану:
   - Сударыня, вы меня смуща... Смуща-а... Смуща-а-а-ете.
   Между тем, они вышли на край посёлка. Вдоль посёлка тянулась едва наезженная колея, за ней - ординарная канава, а дальше раскинулся восхитительный сосновый бор. Виталик сделал шаг вперёд и, замерев, выдохнул:
   - Какая красотища! Ах, какая красота! Сразу видно, что южный бор: ласковый, добрый. У нас на Карельском перешейке совсем не так, - он обернулся к Ире. - Пошли туда, а?
   - Конечно, - кивнула она.
   Виталик канаву перепрыгнул, а Ира спустилась вниз, а затем, не обращая внимания на протянутую руку Виталика, на четвереньках выбралась наверх и, не оборачиваясь, пошла в бор. Виталик с вытянутой рукой заковылял за ней. Ира удивлённо оглянулась, улыбнулась и слегка коснулась своими изящными пальчиками его ладони. Виталик облегчённо выдохнул:
   - Леди! Ваша доброта не знает границ. Не окажи вы мне помощь, так и ходил бы я заколдобленный.
   Некоторое время они шли молча, наслаждаясь как самим бором, так и его смоляным запахом. Ира подняла на своего спутника глаза:
   - Виталик, а ты знаешь, что ты красивый парень?
   Он вздохнул и ответил вполне серьёзно:
   - Ну, красивый - громко сказано, но то, что девушки должны на меня обращать внимание, я догадываюсь.
   - Отбоя, наверное, от девушек нет?
   - Отбоя? - удивился Виталик. - Отбоя нет, совсем нет, в силу наличия отсутствия тех, от кого отбиваться.
   Ира изумилась:
   - У тебя что, нет девушки?
   - Не-а, - мотнул головой Виталик, - и никогда не было.
   - Что, и кандидаток нет?
   Виталик скосил на неё глаза:
   - Ну, мы, конечно, не говорим о присутствующих. Не просто кандидаток нет, но и кандидаток в кандидатки нет.
   - Это как же так? - удивилась Ира.
   - Ну, - замялся Виталик, - я ведь не дурак, и понимаю, что должны на меня девушки обращать внимание. Наверное, и обращают. Но я, по-видимому, в этой, э-э, области ужасно толстокожий. На меня обращают внимание, а я - никакой реакции. Ты первая из девушек, которая подошла и прямо предложила пойти погулять с тобой. Спасибо, Ира.
   - М-да, - Ира удивлённо покрутила головой. - Ну, а если говорить о присутствующих?
   Виталик на секунду задумался:
   - Тебе как ответить: честно или вежливо?
   Положительно, этот юнец удивлял Иру всё больше и больше. Она вскинула на него глаза и сказала:
   - Давай честно.
   - Тогда коротко не получится.
   - Ничего, я терпеливая.
   - Конечно, я понимаю, - начал Виталик, - что всё это не более чем теоретизирование, никак не проверенное практикой. Но мне думается, что я всё же прав. Своё отношение к девушкам я условно располагаю по следующей шкале. Я отрицательную часть опущу, начну с нейтральной по восходящей: безразлична, мне приятно смотреть на неё, симпатичная, мне нравится иметь с ней дело, очень симпатичная, нравится, очень нравится, кажется, втрескался по уши, влюблён, люблю...
   - Подожди! - перебила его Ира. - Две последние категории чем отличаются друг от друга?
   - Отношением. Если я влюблён, то я хочу, чтобы предмет моей влюблённости был со мной, потому что мне с ней хорошо. А если люблю, то самое главное, чтобы ей было хорошо. Лучше всего, конечно, если со мной, и я сделаю всё, чтобы так и было. Но, если я, э-э, убедюсь, что ей лучше с другим человеком, а не со мной, то я сделаю всё, чтобы она была с ним... А как при этом будет мне хреново - уже не имеет значения. Вот так.
   Ира, совершенно растерявшаяся, как от такого - да, именно так! - мировоззрения Виталика, так и от его откровенности, неожиданной и уверенной, широко раскрыв глаза, смотрела на него снизу вверх.
   - Ну, и, если говорить о присутствующих, - продолжал Виталик, - откровенно, ведь речь идёт о тебе, то моё отношение к тебе расположено в верхней части той шкалы, которую я тебе описал. Где-то между "нравится" и "люблю", а вот где конкретно? - он развёл руками. - Извини, ещё не знаю, я слишком мало знаком с тобой.
   - Ты что, не целовался ни разу? - спросила Ира.
   Виталик удивился:
   - Так с кем? Нет, конечно!
   - Так как же ты, - чеканя слова, произнесла Ира, - с такими данными дожил девственником до шестнадцати лет?
   Виталик улыбнулся:
   - Наверное, берегу честь смолоду.
   Ира опустила голову и забормотала:
   - Нет, это как-то совсем, это надо... - она подняла голову и не то попросила, не то приказала. - Поцелуй меня.
   Она ожидала чего угодно, что он облапит её, ткнётся губами куда-нибудь, или прижмётся своими губами к её, но совсем не того, что он сделал. Виталик, глядя ей в глаза, едва заметно улыбнулся, взгляд у него потеплел и сделался необыкновенно ласковым. Ира почувствовала, что она тонет в его глазах. Виталик осторожно взял её голову в свои ладони, приблизил своё лицо к её и начал едва касаться губами её лица: лоб, щёки, глаза. Так же нежно и осторожно он стал касаться своими губами её губ в различных местах, вначале едва-едва, но постепенно увеличивая площадь соприкосновения. И в какой-то момент, Ира сама не поняла в какой, эти нежные прикосновения превратились в поцелуй. Ира вытянулась вся вверх, прижалась к нему всем телом, обвила руками его шею и, чуть приоткрыв рот, слегка просунула свой язык ему в рот. Виталик ответил ей тем же.
   Наконец, задохнувшись не то от нехватки воздуха, не то от переполнявших её чувств, она оторвалась от его губ и, по-прежнему прижимаясь к нему, положила голову ему на грудь. Виталик её крепко, но очень чутко, обнимал. Стоило ей чуть пошевелиться, чтобы немножко отодвинуться от него, как он тут же дал ей свободы ровно столько, сколько она хотела.
   Ира медленно подняла на него разгневанные глаза:
   - И ты ещё будешь утверждать, что никогда не целовался с девушкой?!
   - Да что вы, сударыня?! - изумился Виталик. - После того, что произошло, я никогда не смогу утверждать подобного. Признаться, - оч-чень приятно, - и попросил. - Можно ещё?
   И тут Ира поняла, что он не врёт, что он действительно впервые поцеловался с девушкой, что он с ней искренен и правдив, и ещё, что он удивительно нежен и чуток. Глаза у неё повлажнели, и она прошептала:
   - Нужно...
  
   Дальнейшую часть прогулки описывать нет надобности. Они шли, держась за руки, время от времени целовались, говорили о всяческих милых пустяках. В общем, вели себя, как и любые девушка и юноша, питавшие друг к другу по меньшей мере сильную симпатию. Приближался вечер, а с ним и время ужина. Любовь любовью, но и есть тоже надо. Виталик остановился и сказал:
   - Всё! Пора назад, а то голодными останемся.
   - Нет, - заупрямилась Ира, - давай, ещё вон на ту полянку сходим и посмотрим.
   - Нет, - не согласился Виталик, - сначала на ту, потом ещё на одну, потом ещё, - а идти нам назад довольно далеко. Нет, Ира.
   - Нет, пойдём! - приказала Ира и попыталась топнуть ногой, что на мягком мху у неё не получилось.
   Виталик предупредил:
   - Не серди меня, женщина!
   - Да ты что?! - возмутилась Ира.
   Виталик мгновенно подхватил её на руки и удивлённо спросил:
   - Сколько же ты весишь, милое дитя?
   - Сорок три килограмма, - испуганно ответила Ира.
   - Блин! Жертва нацизма, - пробормотал Виталик, чуть выставил левую ногу вперёд и принялся слегка раскачивать Иру, как бы примериваясь к чему-то.
   - Ты что собираешься сделать? - не на шутку забеспокоилась Ира.
   - А вот сейчас заброшу тебя на сосну - будешь знать, как не слушаться! - пообещал он.
   Ира обхватила его шею руками и жарко зашептала на ухо:
   - Вит! Родной мой, миленький, не бросай меня на сосну. Я тебя буду слушаться.
   Обратно по лесу они шли обнявшись: Ира двумя руками обхватила Виталика, а он одной рукой обнял её за плечи. В посёлке, правда, Ира отпустила Виталика и просто взяла его за руку. На подходе к дому отдыха Ира спросила:
   - Вит, а ты не стесняешься войти на территорию дома отдыха вот так, держа меня за руку?
   - А чего тут стесняться? - удивился Виталик.
   - И ничего не боишься? Ну, там, своего отца?
   - Нет! Меня только две вещи... э-э... озабочивают. Во-первых, как бы этих двух горячих эстонских парней не обуяло желание начистить мне рыло за то, что я девушку увёл...
   Ира иронично спросила:
   - Боишься, что ли? Ничего, я за тебя заступлюсь.
   Виталик поморщился:
   - Да нет! Не боюсь. Просто, если такое случится, - противная, безобразная сцена, как для её участников, так и для окружающих, - и с металлом в голосе добавил. - Я ненавижу бить людей!!!
   - А во-вторых? - поинтересовалась Ира.
   - Во-вторых - это главное! Тебе уже восемнадцать лет, у тебя, безусловно, есть парень в Таллине. А в доме отдыха достаточно таллинцев. И до твоего парня обязательно донесут, что, мол, твоя Ирка на отдыхе спуталась с каким-то пацаном из Питера. А я очень не хочу, чтобы у тебя были неприятности, особенно из-за меня.
   Ира с интересом посмотрела на него:
   - Если я правильно помню, что ты мне говорил о своём отношении к девушкам, то получается, что ты считаешь, что ты любишь меня?
   Ире очень хотелось хоть чуть смутить этого великовозрастного юнца. Она и целоваться-то с ним начала отчасти по этой причине. Правда, позднее, причины стали совсем иными. Вот сейчас, задав свой витиеватый вопрос, в котором ясно сказала: а уж не влюбился ли ты в меня, вьюнош? - она надеялась, что Виталик хоть на мгновение смутится. А он не смущался. Ну никак! Вот и на сей раз, он только рукой махнул:
   - Да что ты! Я тебе перечислил только необходимые условия, но совсем не достаточные.
   - А достаточные какие?
   - Об этом как-нибудь в другой раз.
   Ира надула губы и выдернула свою ладонь из его руки.
   - Ну-у, сударыня, - укоризненно сказал Виталик, - ну, надо же мне что-то и на будущее припасти. А так, вывалю сейчас всё перед тобой, и тебе станет со мной неинтересно и скучно. А мне этого очень не хотелось бы.
   Ира посмотрела на него и опять увидела уже знакомый ей чуть печальный взгляд слегка прищуренных глаз куда-то вдаль. Она вздохнула и сказала:
   - Знаешь, Вит, мне, наверное, с тобой никогда скучно не будет.
  
   Питание в доме отдыха было организовано в две смены. Ира ела в первую, а Виталик - во вторую. Поэтому, выйдя из столовой, он ожидал увидеть её, но Иры нигде не было. Но невдалеке стояли два его приятеля, рыжий тёзка и Володя, и явно поджидали его. Недовольно цыкнув зубом, Виталик сам подошёл к ним. Рыжий сказал:
   - Отбил ты у меня девушку, Виталик.
   Тот поморщился:
   - Не отбил. Отбил - активное действие. А здесь девушка попросила меня прогуляться с ней, и я с удовольствием согласился.
   - Отбил, - уверенно заявил рыжий и вздохнул. - Эх, мне бы ещё один день, и фиг бы она тебе досталась.
   Виталик скривился:
   - Во-первых, Ира не вещь, чтобы кому-то достаться, а, во-вторых, ты уверен?
   - Конечно! - ничуть не сомневаясь, воскликнул рыжий.
   Виталик немного подумал и сказал:
   - Ладно! Чёрт с тобой! Завтрашний день твой.
   - Слово даёшь? - скороговоркой выпалил рыжий.
   - Даю, - мрачно ответил Виталик.
   - Обратно не возьмёшь?
   - Только в случае возникновения форс-мажорных обстоятельств.
   - Каких обстоятельств? - не понял рыжий.
   - Форс-мажорных, то есть непредвиденных, неожиданных, которые в корне меняют ситуацию.
  
   На следующий день после завтрака Ира ждала Виталика прямо у выхода из столовой. Она поздоровалась с ним и с отцом Виталика и спросила
   - Пошли?
   - Извини, Ира, - сказал Виталик, - но мы уже договорились с папой, что после завтрака пойдём на пляж.
   Отец Виталика удивился, но виду не подал и на всякий случай поддержал сына:
   - Да, вы уж простите нас, но мы после завтрака всегда ходим на пляж. Надо же пользоваться, пока погода хорошая.
   Ира, молча, вопросительно смотрела на Виталика. А он про себя думал: ох, я идиот, дубина, кретин! Но сдержался и не пригласил её пойти вместе с ними на пляж. Ира, выждав секунду, чуть поморщилась, развернулась и ушла. Отец вопросительно посмотрел на Виталика и сказал:
   - Тебе она не нравится и пристаёт?
   Виталик печально покачал головой:
   - Да нет, пап, тут другое.
   - Я могу тебе помочь?
   - Нет, не надо, я сам.
   - Ну, смотри.
   До обеда Виталик протосковал на пляже. После обеда, выйдя из столовой, Виталик увидел метрах в ста от себя Иру и двух давешних знакомых. Они беседовали. Слова Виталика не достигали, но, судя по жестам, беседа велась на повышенных тонах.
   - О, папа, - сказал Виталик, - я пошёл.
   Увидев, куда направился его сын, отец озабоченно кинул ему вслед:
   - Ты, там, смотри, осторожно, с двумя сразу не задирайся!
   Виталик только рукой махнул: справлюсь, мол.
   Между тем, рыжий схватил Иру за локоть. Дальнейшее Виталик уже слышал.
   - Отпусти руку, - спокойно сказала Ира и, так как рыжий не подчинился, а что-то неразборчиво забормотал, яростно зашипела. - Отпусти руку, болван!
   Виталик даже приостановился на секунду: такой мощной вспышки ярости он никогда ещё не видел, и, конечно, меньше всего ожидал увидеть её от Иры. Рыжий, как обжёгшись, отдёрнул руку. Ира посмотрела в сторону, увидела Виталика, и радостно улыбнулась, как ни в чём не бывало. Когда он подошёл, она с ясной просьбой в голосе спросила:
   - Ну, пойдём?
   Виталик мрачно глянул на рыжего, тяжело вздохнул и ответил:
   - Извини, Ира, у меня сейчас другие дела образовались.
   - С теми тремя коровами? - зло бросила Ира.
   Неожиданно губы у неё задрожали, глаза наполнились слезами, она развернулась и, ссутулившись, понуро побрела прочь.
   Виталик спросил рыжего:
   - Ну что, тёзка, не вышло у тебя?
   - Сейчас получится! - уверенно заявил рыжий.
   - Нет! - твёрдо сказал Виталик. - Девушку мы, в основном - я, огорчили, а я ещё и обидел, мне и исправлять. Обстоятельства - форс-мажорнее не бывают, так что, слово я беру назад, - он крикнул. - Ира! Подожди! - и побежал за ней.
   Почти нагнав её, он услышал сзади неожиданный вопль: "Стой!!!". Виталик обернулся - рыжий бежал за ним, нелепо растопырив локти. Ира тоже остановилась и с некоторым интересом ожидала дальнейшего развития событий. Рыжий подбежал к Виталику и прямо сходу ударил его в лицо. Точнее, попытался ударить. По широкому в половину окружности замаху было совершенно ясно, что драться он совсем не умеет. Виталик просто сделал шаг назад и повернул голову направо. Кулак рыжего едва мазнул его по скуле. Однако реакция Виталика потрясла рыжего - Виталик смертельно побледнел, стиснул кулаки, на глубоком вдохе задержал дыхание, а глаза у него сделались совершенно бешеными. Рыжий засуетился:
   - Ну, ладно! Ну, прости! Погорячился я. Бывает. Хочешь, ударь меня.
   Виталик медленно выпустил воздух из лёгких и тихо ответил:
   - Нет, тёзка, бить я тебя не буду. Потому что, если я тебя ударю, ты можешь умереть.
   Ира, убедившись, что представление закончено, повернулась и быстро пошла прочь. Виталик ещё раз глубоко вздохнул, выдохнул и крикнул её вслед:
   - Да, подожди ты!
   Ира, не останавливаясь, не глядя на Виталика, молча шла вперёд, а он семенил за ней и причитал:
   - Ира, прости меня! Ну, дурак я! Виноват, ну прости! Ирочка!
   Убедившись, что с её стороны реакция нулевая, он в отчаянии выкрикнул:
   - Ну, выслушай хоть последнее слово осуждённого на смерть!
   Ира остановилась, повернулась к Виталику и с интересом спросила:
   - Кто это тут у нас осуждён на смерть?
   - Я, - сердито ответил Виталик. - Вот сейчас скажу всё, что хотел, а потом пойду и утоплюсь.
   Ира скептически прищурилась:
   - Это ты-то утопишься? С твоим умением плавать?
   - Утоплюсь. Как Мартин!
   Ира выпучила глаза и, заикаясь, выдавила из себя:
   - К-какой М-Мартин?
   - Ну, конечно, не тот, который гусь с Нильсом, а который Иден.
   Ира смотрела на Виталика и не знала, то ли ей плакать, то ли смеяться, - перед ней стоял окончательно смущённый, потерянный, даже не юноша, а просто мальчишка. Ира подождала немного, потом приказала:
   - Ну, говори, я жду!
   - Понимаешь, Ира, ну, надутый индюк этот рыжий. Он, как глухарь на току, никого, кроме себя, не видит и не слышит. Но человек ведь. Жалко же сразу его мордой об стол. Вот, я вчера вечером сдуру и пообещал ему, что, мол, сегодня его день, попробуй... Ну, ясно что. Виноват, прости.
   - Тьфу! - плюнула Ира. - Толстовец недобитый! Врач-вредитель! А меня ты спросил, обо мне подумал?
   Виталик опустился перед ней на одно колено, склонил голову и глухо изрёк:
   - Леди! Клянусь, я не встану до тех пор, пока не получу ваше прощение.
   Ира безразлично дёрнула плечиком и пошла прочь. Отойдя метров на тридцать, она обернулась - Виталик не шевелился. Она скрылась между деревьев, остановилась и, зная, что её Виталик увидеть за густым кустом орешника уже не может, принялась наблюдать. Виталик не шевелился. Гуляющие по лесопарку косились на него, а одна женщина даже подошла к нему, что-то спросила, и отошла, озадаченная. Конечно, если бы Ира слышала, как на вопрос женщины: вам плохо, молодой человек? - Виталик процедил сквозь зубы: не мешайте мне медитировать! - она ни за что бы не вернулась. Нет, не вернулась. А, может, и вернулась. Да, наверное, всё-таки всё равно вернулась бы. Она вздохнула, подошла к Виталику и легонько потрепала его по склонённой голове:
   - Вставайте, мой рыцарь, вы прощены.
   Виталик поднял голову, поймал её руку и, поцеловав, прижал к своей щеке:
   - Леди! Вы бесконечно добры и безумно прекрасны! Клянусь честью, я разнесу весть о вас по всему Илиону. Я буду слагать песни о вас на всех дорогах и во всех трактирах и харчевнях! И пусть только какая-нибудь гнусная рожа посмеет усомниться...
   - Вставай, мой дурачок, - ласково сказала Ира.
   Виталик поднялся с колен, нежно, едва касаясь кончиками пальцев, провёл по её щеке и тихо сказал:
   - Ты знаешь, я, по меньшей мере, втрескался по уши.
   Она взяла его за руку и коротко приказала:
   - Пошли!
   - Куда?
   - Без разговоров!
  
   Она, крепко держа его за руку, быстро и целеустремлённо шла к неведомой ему цели. Они вышли на центральную улицу Усть-Нарвы и направились в сторону Силламяэ. На выходе из посёлка Виталик заныл:
   - Тётенька! Не ешьте меня! Я невкусный! Я жирный! От меня обмен веществ портится, несварение желудка будет, диарея, а по-русски - понос, я вам лучше двух маленьких вместо себя принесу.
   Ира, которая едва сдерживалась, чтобы не прыснуть, от последнего настолько опешила, что даже остановилась:
   - Каких двух маленьких?
   - Да, курочек! - воскликнул Виталик. - Рынок, вон, рядом! Сам ощиплю... или ощипаю?
   Ира, чтобы не рассмеяться, сильно дёрнула себя за нос и устремилась вперёд. Виталик обречённо запел:
   - А посуда вперёд и вперёд
   По полям, по болотам идёт.
   И чайник сказал утюгу:
   Я дальше идти не могу.
   И пояснил:
   - Корней Иванович Чуковский - великий детский писатель.
   Посёлок закончился, и улица превратилась в шоссе, тянущееся вдоль моря. Наконец, шоссе начало круто забирать влево, в сторону от моря, и Ира потащила Виталика сквозь густые заросли ольхи. Когда они продрались сквозь чапарыжник, впереди проступил сосновый бор. "Что за притча? - удивился Виталик. - Здесь никогда никакого соснового бора не было". Додумать он не успел, так как споткнулся обо что-то, и в полусогнутом, чтобы не упасть, положении проскакал метров десять вперёд. И оказался действительно в густом тенистом сосновом бору. Море урчало где-то вдалеке справа, а впереди, прямо по курсу, располагался крутой склон чего-то, уходивший высоко вверх и покрытый таким густым и колючим кустарником, что было совершенно ясно - тут не пройти. Ира, вновь взяв Виталика за руку, уверенно пошла влево вдоль склона, подняла одну из веток густого орешника, сменившего гигантский шиповник. За веткой открывался довольно широкий, но очень низкий проход, ведущий куда-то вверх.
   - Давай за мной, - приказала Ира Виталику и, пригнувшись, нырнула в проход.
   Она-то только пригнулась, а, вот, Виталику пришлось передвигаться в три погибели. Минут через пять Ира услышала сзади отчаянное: да пропади оно всё пропадом! ­- обернулась и прыснула - Виталик полз на четвереньках.
   - Встань, - сказала она ему, - брюки испачкаешь.
   - Поздно уже, грязные уже, - пробурчал Виталик.
   - Порвёшь ведь.
   - Да чёрт с ними! Делай своё дело, Сусанин, ползи меня.
   В конце прохода оказалось столь низкое отверстие, что даже Ире пришлось встать на четвереньки, а Виталик пробрался вообще по-пластунски.
   Наконец распрямившись, Виталик принялся отряхивать брюки и, не закончив движение, замер. Они находились в какой-то старинной полуразрушенной беседке. От крыши остался один остов. Доски пола сохранились через одну, и сквозь щели виднелся гранит. Вдоль одной из стенок беседки сохранились даже скамеечки, а вот противоположная стенка беседки отсутствовала. Виталик подошёл к пролому и в восхищении созерцал открывшийся вид - метрах в двадцати ниже качали своими верхушками могучие сосны. Узкая полоска бора тянулась вдоль столь же узкой полоски пляжа, а дальше расстилалось невероятно синее для такого северного, как Балтийское, море.
   Виталик отошёл от края и, взяв Иру за руку, негромко сказал:
   - Спасибо, Ира. Дважды спасибо. Во-первых, за такую красоту. Но, главное, что поделилась со мной.
   На Иру опять смотрел чуть печальный мудрый мужчина.
   - Вит! - Сказала Ира. - Ты удивительный человек! Я старше тебя на два года, ты - школьник, я - студентка, к тому же девочки взрослеют раньше мальчишек. Я, можно сказать, тебе в матери гожусь. Да так оно обычно и есть, ты вьюнош вьюношем. Но иногда, вот как сейчас, я чувствую себя сопливой девчонкой перед тобой.
   - Ты хороший эмпат, Ира, - тихо сказал Виталик.
   - Эмпат - это что?
   - Это кто. Эмпатия - способность человека, в основном на подсознательном уровне, определять настроение, чувства другого человека. Дословно с греческого эмпатия - это вчувствование. А насчёт сопливой девчонки... Не бери в голову, это у меня опыт предшествующей жизни проявляется.
   - Предшествующей - это как у буддистов, что ли?
   - Нет, не совсем. Я тебе потом объясню, - и воскликнул. - Ну, не здесь же! Здесь надо любоваться красотой.
   Он подошёл к пролому и уселся, свесив вниз ноги, на самом краю. Ира осторожно приблизилась к нему и, крепко вцепившись в его плечи, встала сзади. Через несколько минут она спросила:
   - Ты совсем высоты не боишься?
   - Совсем, - ответил он, - я её уважаю, но не боюсь.
   - А я, вот, очень боюсь, и в то же время меня тянет к ней.
   - Оу! - воскликнул Виталик. - Что же ты раньше не сказала?
   Он осторожно поднялся, повернулся к Ире и вдруг молниеносно, схватив её поперёк живота, оказался с ней на скамейке, крепко прижимая Иру к себе. Она от неожиданности пискнула, а затем разгневанно выпалила:
   - Да ты что?! Отпусти немедленно!
   - Ни за что! - отчеканил Виталик. - И не надо на меня шипеть, как на рыжего, всё равно не отпущу, пока не пообещаешь, что одна здесь не появишься.
   - Да не отпускай, - согласилась Ира.
   - Не! Не! Не! - твёрдо сказал Виталик. - Сначала обещание.
   И тут Ира поняла, что, если сейчас она пообещает, то нарушить своё слово не сможет. Не сможет она обмануть этого вьюношу.
   - Хорошо, - прошептала она, - обещаю. А теперь поцелуй меня.
   Во время поцелуя Ира взяла за кисть руку Виталика и положила его ладонь себе на грудь. Вначале ладонь лежала неподвижно, затем начала легонько поглаживать грудь. Сквозь тонкую рубашку и лифчик пальцы быстро нащупали твёрдый сосок. Затем, как бы невзначай, Виталик расстегнул верхнюю пуговку рубашки Иры, подождал немного и, не слыша возражений, расстегнул все пуговицы сверху донизу. Виталик скосил глаза и увидел, что застёжка на лифчике расположена спереди. Он положил на неё пальца и, опять же, не слыша возражений, неспешно расстегнул её и откинул крылья лифчика в стороны. Его взору открылась восхитительная по форме грудь, скорее небольшая, чем средняя. Виталик опустился перед Ирой на колени и начал нежно целовать то одну, то другую грудь. Ира откинула голову назад и глубоко задышала. Когда он коснулся губами одного из сосков, она чуть застонала и раздвинула ноги. Реакция Виталика была совершенно непредсказуема. Он немедленно остановился, аккуратно застегнул лифчик. Осторожно поправил груди, чтобы им было удобно, потом застегнул пуговицы на рубашке Иры. Затем встал, поднял Иру, заправил ей рубашку в брюки и нежно прижал к себе. Ира чуть-чуть дрожала. Виталик поглаживал её по спине, приговаривая:
   - Спокойно, Дункель, спокойно.
   Когда дрожь у Иры унялась, она, не поднимая головы, глухо спросила:
   - Вит, скажи, ты идиот?
   - Нет! - оскорбился он. - С чего это ты взяла?
   - Чего же ты остановился-то?
   Виталик тяжело вздохнул:
   - Причина, собственно говоря, одна. И тебе, и мне ещё рановато становиться родителями. А я как-то не озаботился этими маленькими штучками от детей. А продолжай я дальше, без завершающего аккорда тебе бы стало очень плохо. По научному это называется фрустрацией, то есть обманутыми ожиданиями.
   - Слушай, ну откуда, откуда ты это знаешь?
   - Да в книгах иногда правду пишут.
   - Я не про это! Дурак набитый! Ты остановился именно тогда, когда надо, ещё чуть-чуть и мне действительно стало бы очень плохо без завершения.
   Виталик втянул носом воздух:
   - Как хочешь это называй, хочешь - интуицией, хочешь - опытом предшествующей жизни.
   Ира подняла на него глаза:
   - Вит, ты первый человек, которого я знаю, сумевший остановиться.
   Виталик улыбнулся:
   - Ладно, ладно. О тех, кто не сумел остановиться, мы в другой раз поговорим.
   Ира ойкнула и густо покраснела.
   - Да брось ты! - сказал Виталик. - Какая, в конце концов, разница, первый, десятый. Ерунда всё это. Главное, мы сейчас вместе.
   - Вместе! - воскликнула Ира. - Вместе, а не рядом! Вит, родной, я чувствую себя сейчас полной дурой, но я, кажется, влюбилась. Я тебя никому не отдам! Ты - мой!
   - Не отдавай, - согласился Виталик. - Ира, пожалуйста, не обижайся на меня за то, что я сейчас тебе скажу.
   Ира напряглась.
   - Я люблю тебя, Ира. Моё признание ни в чём тебя не ограничивает, ничего от тебя не требует, ни к чему не обязывает.
   - Да за что же я должна обижаться? ­- удивилась она.
   Виталик грустно вздохнул:
   - Потом поймёшь. Поверь мне, что бы я сейчас не сказал, до тебя не дойдёт, а позднее ты поймёшь сама.
   - А как ты определил, что любишь меня, а не просто влюблён?
   Виталик смотрел на неё с такой печалью, что она испугалась:
   - Вит, что с тобой?
   Он встряхнулся:
   - Да не, ничего. Сейчас я тебе скажу достаточное условие, но до остального ты должна дойти сама! Любовь - это даже не на всю жизнь, это навсегда.
   - Как это? - естественно не поняла Ира.
   Виталик улыбнулся:
   - No comment's, lady!
  
   Возвращаясь обратно, Виталик вновь споткнулся на том же самом месте и едва не пропахал носом землю. Он с недоумением обернулся: да что же это за место такое дурацкое!
   Все оставшиеся до конца двухнедельной путёвки дни Ира и Виталик расставались только на ночь. Они гуляли, много разговаривали, в плохую погоду скрывались в одной из беседок, разбросанных по лесопарку дома отдыха там и сям, целовались. Но ни разу Виталик не позволил себе зайти так далеко, как тогда в старинной беседке. Даже на прямую просьбу Иры он только молча отрицательно покачал головой.
   В один из пасмурных, но тёплых дней они с утра отправились в Нарву. До обеда погуляли по этому не очень эстонскому городку, перекусили в каком-то кафе и отправились обратно. Когда до Усть-Нарвы автобусу оставалась километров пять, Ира неожиданно предложила:
   - Давай, здесь выйдем.
   Виталик не возражал. Водитель без вопросов остановил автобус по их просьбе, и они остались совершенно одни.
   - Пошли, посмотрим на реку, - предложил Виталик.
   До Нарвы они добирались минут двадцать и долго спускались к реке по высокому крутому глинистому обрыву. Оказавшись на берегу, Ира воскликнула:
   - Ух, ты! Как нам повезло.
   Действительно, река Нарва - широкая, с быстрым течением и прямыми, заросшими ольхой, берегами - здесь по какой-то прихоти образовывала небольшую лагуну с песком вдоль воды и несколькими, выброшенными на берег, топляками.
   - Давай искупаемся, - с вызовом предложила Ира.
   - Давай, - согласился Виталик. - Только я уточню: у меня с собой нет плавок, а у тебя - купальника. Я прав?
   Ира вздёрнула подбородок:
   - Прав. Ну и что? Мы так, голышом, или ты возражаешь?
   - Отнюдь, - мотнул головой Виталик.
   Они разделись, и некоторое время безо всякого стеснения разглядывали друг друга. Затем, взявшись за руки, вошли в холодную, с десяток километров вверх по течению перемешанную Нарвской ГРЭС, воду. Через пару минут Ира с воплем: "У-ю-юй! Холоднющая какая!" - вылетела на берег. Вслед за ней вышел Виталик. Увидев, что Ира вся покрылась гусиной кожей, он принялся энергично растирать ей спину, руки, ноги, старательно избегая любых чувствительных мест. Впрочем, погода стояла тёплая, и они быстро согрелись. Чтобы обсохнуть, они присели рядышком на один из топляков. Ира взяла Виталика под руку, положила голову ему на плечо и сказала:
   - Знаешь, мы с тобой, как муж и жена, - сидим рядышком голые и спокойные.
   - Похоже, - не стал спорить Виталик.
   - Ну, и как ты находишь меня? - поинтересовалась Ира.
   - Восхитительно! Это не комплимент, это правда. Я не люблю слово "красивая", каким-то холодом от него тянет, и ещё штампом. Ты очень симпатичная и невероятно женственная.
   Ира вздохнула:
   - Шея только короткая.
   - Ну, ты уж совсем хочешь, чтобы все мужики вокруг с ума посходили. Меня тебе мало.
   - Вполне достаточно, - сказала Ира.
   Неожиданно она протянула руку и накрыла ладонью его причинное место.
   - Да-а, - протянула она, - это впечатляет.
   - Убери руку! - рявкнул Виталик и взмолился. - Ну, убери, я же не каменный.
   Ира послушно убрала руку и, немножко помолчав, сказала:
   - Знаешь, Вит, у меня странное ощущение, будто я очень, - очень! - давно знакома с тобой. И ты для меня самый близкий и родной человек на свете.
   Виталик ткнулся своим большим носом ей в ухо:
   - Спасибо.
  
   Глава 2.
  
   В последний перед отъездом день они вновь наведались в старинную беседку. Причём на пути туда Виталик опять очень хорошо споткнулся.
   - Да что же это за место такое! - возопил он. - Кончай колдовать, Ирка!
   Они долго молча сидели, обнявшись, на краю обрыва.
   Ира засунула руку в карман своей куртки, вытащила сложенный пополам лист бумаги и протянула его Виталику.
   - Здесь мой адрес и номер телефона, - пояснила она.
   - Угу, - кивнул Виталик, - пойдём, присядем на скамеечку, поговорить надо.
   Устроившись на скамейке, он протянул ей похожий листок бумаги и очень грустно сказал:
   - Только всё это напрасно.
   - Почему?!
   - Потому что мы будем писать друг другу, а письма затеряются на почте и не дойдут до адресата. Мы будем звонить друг другу, но того, кому звонят, обязательно не будет дома. Мы можем приехать - я в Таллин, ты в Питер - и окажется, что как раз ты или я на несколько дней куда-то уехали.
   - Но почему?! - закричала Ира.
   - Просто так, родная, нам с тобой не встретиться.
   Виталик печально смотрел куда-то вдаль.
   Ира прошептала:
   - А как нам встретиться?
   - Я вижу в нашем будущем только две встречи: одна почти наверняка, а одна... Не знаю... Как-то она размыта.
   - Ты что, умеешь предсказывать будущее?
   Виталик поморщился:
   - В очень ограниченных пределах. Одна наша встреча в августе этого года. Если захочешь, мы обязательно встретимся.
   - Конечно, захочу!
   - Тогда запоминай. Один папин хороший знакомый предложит ему какую-то халтуру, для оформления которой будет необходимо съездить в Таллин. Отец возьмёт меня с собой. Мы приедем утром в понедельник третьей полной недели августа, а уедем через три дня. В понедельник мы сначала устроимся для ночлега в одно из общежитий, а потом часов в десять-одиннадцать я тебе позвоню. И, если ты захочешь, мы обязательно встретимся.
   - Конечно, захочу! - крикнула Ира. - Я же тебе сказала. Но почему так странно: в понедельник третьей полной недели?
   Виталик виновато посмотрел на неё, потёр шею, задумался и сказал:
   - Девятнадцатого августа.
   - А вторая встреча когда?
   - Это очень размыто. 1974 год, июль, скорее всего, пятница полной третьей недели... - Виталик споткнулся, подумал и уточнил. - Девятнадцатого июля. Нас, я уже буду учиться в институте, после военных сборов под Таллином перед железнодорожным вокзалом отпустят часов до четырёх погулять по городу. Отпустят, наверное, часов в десять. Если ты придёшь, то я проведу это время с тобой, нет - напьюсь вместе со всеми.
   Ира тихо плакала.
   - Ну что ты, малышка? - попытался её успокоить Виталик.
   Всхлипывая, Ира ответила:
   - Ты говоришь совершенно невероятные вещи. Но я почему-то чувствую, что так оно и есть. Скажи, Вит, а иначе мы не можем встретиться? Встретиться и никогда не расставаться!
   Виталик взмолился:
   - Ирочка, родная, прости меня ради бога! Но я ничего не могу сделать.
   На обратном пути, спустившись с холма, Виталик, чтобы не споткнуться, внимательно смотрел под ноги. Внезапно Ира подставила ему подножку и с силой толкнула в спину. Виталик кубарем покатился вперёд. Не поднимаясь, он с изумлением взглянул на девушку:
   - Ты что, совсем опсихела?
   Ира улыбнулась:
   - Так надо, Вит. Я тебе потом объясню.
   Первым отправлялся автобус на Ленинград, и потому получилось так, что Ира провожала Виталика. Расстались они с грустью, но достаточно спокойно - август был не за горами. В автобусе Виталик немного погрустил, но всё как-то очень быстро подёрнулось как дымкой, и теперь произошедшее воспринималось им, как очень приятный сон.
  
   Глава 3.
  
   Утром третьей недели августа, девятнадцатого числа, Виталик, выйдя из общежития, в котором они с отцом поселились на время пребывания в Таллине, сказал:
   - Папа, как я понимаю, ты сейчас пойдёшь к Моисею Абрамовичу. А у меня здесь дела. Вернусь я, скорее всего, поздно, часов в одиннадцать. Ты не волнуйся.
   - Ты поосторожней, сын, - предупредил его отец, - тебе всё-таки ещё шестнадцать лет.
   Виталик улыбнулся:
   - Не волнуйся, папа, всё будет в порядке.
   Расставшись с отцом, Виталик обвёл глазами улицу, но телефонную будку нигде не обнаружил. Тогда он прошёл по небольшой улочке, примыкавшеё к этой под прямым углом, и на параллельной улице сразу наткнулся на то, что искал. С некоторым волнением он опустил две копейки в щель таксофона и набрал номер. После всего одного гудка в трубке раздалось совершенно по-иностранному:
   - Hallo!
   - Здравствуй, Ира, - сказал Виталик.
   - Ты где находишься? - спросила Ира.
   Не выпуская трубку из руки, он высунулся из телефонной будки и, изучив табличку наверху, ответил:
   - Улица Вабадуси, дом два.
   - Мой адрес, - сказала Ира, - улица Вабадуси, дом четырнадцать, квартира шесть, вход с улицы слева от арки, второй этаж. Жду! - и повесила трубку.
   Виталик вышел из телефонной будки и озадаченно обвёл улицу взглядом. Ему невероятно повезло - прямо напротив, на другой стороне улицы эстонка торговала цветами. Виталик устремился к ней. Посмотрев на неё, Виталик внутренне содрогнулся. Продавщица была совершенно неопределяемого возраста, от двадцати пяти лет до пятидесяти. Но не это вызвало такую неожиданную и странную реакцию у него. При всех правильных чертах лица эстонки оно вызвало у Виталика ни чем не обоснованное, непонятное, поднявшееся откуда-то из глубины спинного мозга, чувство глубокого омерзения. Впрочем, он тут же устыдился этого и успешно задавил это чувство. Продавщица с характерным эстонским акцентом спросила:
   - Што нушно молотому челофеку?
   - Цветы девушке хочу купить.
   - Фыбирайте.
   Виталик осмотрел цветы. Выбор был небогат: гладиолусы, георгины, да несколько астр. И тут он заметил справа внизу три незнакомых ему цветка, стоявших в консервной банке даже без воды. Таких цветов Виталик никогда не видел: тёмно-зелёные стебли толщиной в карандаш, такого же цвета резные, чем-то напоминающие папоротник, листья, каждый из стеблей венчался цветком, скрученным из множества лепестков, идеальной шаровидной формы размером с крупный грецкий орех. Цвет бутонов было трудно описать словами: нечто оранжево-красно-золотисто-пламенное. Без воды цветы грустно склонили свои головки. Виталик присел на корточки и протянул к ним руку. Всё дальнейшее - он решил, что ему только почудилось. Цветы при приближении руки Виталика выпрямили головки, от них к руке протянулся холодный жёлтый язык пламени и ласково лизнул руку.
   - Сколько они стоят? -спросил Виталик, держа в руке необычные цветы.
   - Десять руплей штука.
   - О-о! - разочарованно протянул Виталик. - У меня всего десять рублей.
   - Рас молотой челофек покупает цфеты дефушке, - сказала эстонка, - а цфеты приняли молотого челофека, то он мошет фзять их таром.
   - Нет, - не согласился Виталик, - таром не пойдёт. По рублю штука сойдёт?
   - Сойтёт.
   С цветами в руке Виталик чуть ли не бегом устремился к указанному дому. Взлетев на второй этаж, он даже не успел нажать кнопку звонка. Дверь шестой квартиры отворилась, за дверью стояла Ира и во все глаза смотрела на Виталика. Он молча смотрел на неё. Она сделала два шага назад, по-прежнему не сводя с него глаз. Виталик вошёл, прикрыл дверь, сзади мягко щёлкнул французский замок. И тут Ира перевела взгляд на цветы в его руке, громко ойкнула и взглянула на Виталика выпученными глазами.
   - Где ты взял их? - спросила она.
   Виталик пожал плечами
   - Да купил у какой-то эстонки.
   - Как купил?! - изумилась Ира.
   - Как, как! За деньги.
   - Где ты нашёл эту эстонку?
   - Напротив телефонной будки, из которой я тебе звонил. Слушай, да в чём дело-то?
   - Это очень-очень редкие цветы, - сказала Ира и повторила. - Очень редкие!
   - Да, я такие тоже в первый раз вижу. А как их зовут, знаешь?
   - Это огневики, - Ира продолжала ошарашено крутить головой.
   - Ну и прекрасно! - сказал Виталик и протянул цветы. - Это тебе.
   Ира очень медленно, осторожно, ладонью вверх поднесла руку к цветам. Цветы чуть вытянулись в её сторону и, как давеча Виталика, лизнули её ладонь языком пламени, правда, не чисто жёлтым, а с яркими красными просверками. Только после этого Ира взяла цветы. Она прошла в просторную светлую комнату и поставила их в хрустальный стакан.
   - Им бы воды надо, - сказал Виталик.
   Ира отрицательно мотнула головой:
   - Нет, воды им не надо. Сейчас.
   Она сходила на кухню, вернулась оттуда с чайной ложкой, наковыряла ею из горшка с каким-то домашним растением земли и тонким слоем разбросала её по дну хрустального стакана.
   - Теперь они будут стоять очень долго, - констатировала она и посмотрела на Виталика. - Что угодно благородному рыцарю: чай, кофе, завтрак, обед, ужин?
   - Ну, - замялся Виталик, - если ты не возражаешь, то поцелуй.
   Ира не возражала. Через некоторое время, ещё одетая, но уже в кровати, Ира прошептала ему на ухо:
   - И не беспокойся насчёт этих маленьких штучек от детей, я всё, что надо, уже сделала.
   - А никто не придёт? - поинтересовался Виталик.
   - Мама, но не раньше пяти часов.
   Придя в себя, Ира, лёжа на животе, приподнялась, опёршись на локти, и с восхищением и нежностью взглянула на Виталика:
   - Я даже не представляла, что это может быть так прекрасно. Спасибо, родной мой.
   - Я старался, - скромно ответил Виталик. - И потом, мне было проще - ты, по меньшей мере, влюблена в меня.
   - Не влюблена, - поправила Ира. - Я люблю тебя, Вит.
   Виталик помрачнел:
   - Быстро же ты разобралась.
   - А я вообще умная, - заметила Ира.
   - Да уж, - буркнул Виталик.
   - А почему так мрачно?
   - Потому что у меня было бы значительно легче на душе, если бы ты просто увлеклась мной, не более. А так... А так, пройдёт время, и тебе станет очень трудно.
   - Ничего, - сказала Ира, - я выдержу. И обещаю, что мы с тобой после 1974 года ещё обязательно хотя бы раз встретимся.
   - Когда? - быстро спросил Виталик.
   Ира улыбнулась:
   - Вырастешь, вьюнош, узнаешь. А вообще, ты удивительно чуткий и нежный мужчина. Ведь было совершенно очевидно, что ты впервые имеешь дело с женщиной, и сразу так здорово получилось. Я люблю тебя, Вит, и никому тебя не отдам! Ты мой! Ты можешь заниматься сексом с другими женщинами, сколько тебе угодно, мне это безразлично. Но любить ты будешь только меня!
   - Ты колдунья? - поинтересовался Виталик.
   - Нет. Просто я люблю тебя!
   До половины пятого из постели они выбрались только один раз, перекусить. А в половине пятого оделись и отправились гулять по вечернему Таллину.
   Старый город, Вышгород, произвёл на Виталика неизгладимое впечатление, он навсегда влюбился в этот город. Ира водила его по городу кривыми запутанными улочками, они любовались флюгерами, Старым Томасом, протискивались в средневековые щели между домов. Каким-то совсем уж запутанным маршрутом, через дворы и улочки, Ира вывела Виталика на небольшой балкон, с которого открывался восхитительный вид и на часть Вышгорода, и новые застройки Таллина, и морской порт, и необъятное море.
   Около восьми часов вечера, проходя мимо одного из ресторанов, Ира воскликнула:
   - О! Варьете заработало. Пойдём, поужинаем, заодно и посмотрим, такого в Союзе больше нигде нет.
   Виталик засопел:
   - Там же мест нету.
   - Это не твоя забота.
   - Ира, честно говоря, у меня всего семь рублей. Ну, какой тут ресторан, да ещё и с варьете?!
   - Вот дура! - хлопнула себя по лбу Ира.
   Достала кошелёк и протянула Виталику четыре двадцати пяти рублёвых бумажки:
   - И не спорь! Вит, родной, ну какое имеют значение деньги, когда мне так хочется сделать тебе приятное.
   - Ты уже сделала, - не сдавался Виталик.
   - А мне ещё хочется.
   Виталик обалдел:
   - Что, прямо там, что ли?
   - Престань, Вит! Милый, ну, я тебя очень прошу. Не знаю, кажется, я готова ради тебя умереть.
   - Не, - сломался Виталик, - вот этого не надо. Пошли.
   Ирино удостоверение члена сборной Эстонии по настольному теннису без труда открыло им двери ресторана.
   В стоимость входного билета на представление варьете входил и ужин, поэтому Иру с Виталиком усадили за накрытый стол невдалеке от сцены. Представление уже шло. Под весёлую бравурную музыку на небольшой сцене посреди зала какие-то мясастые тётки в купальниках размахивали ногами. Виталика сиё действо мало заинтересовало и он с удовольствием налёг на еду. Ира же, наоборот, не столько ела, сколько внимательно наблюдала за ним.
   После кордебалета на сцене появилась женщина лет тридцати пяти. На неё были надеты только туфельки на высоких каблуках и узенькие плавки. В зале раздались одобрительные возгласы. Низким голосом женщина запела какую-то эстонскую песню. Виталик оторвался от еды, благо, что почти всё уже съел, и уставился на певицу. Тем временем певица сошла со сцены в зал и, держа в руке микрофон, за которым тянулся толстый чёрный шнур, неспешно пошла между столиками. Она приблизилась к столику, за которым сидели Ира и Виталик, остановилась и, продолжая петь, смотрела прямо в глаза Виталику. Юноша чрезвычайно смутился и, изо всех сил стараясь скрыть это, помимо своей воли бросал взгляды на обнажённую грудь женщины. Песня показалась Виталику бесконечной. Наконец, к его великому облегчению певица вернулась на сцену и запела следующую песню.
   Виталик взглянул на Иру и удивился - Ира была чем-то невероятно рассержена. Яростно сверкая глазами, она отрывисто бросила: пошли отсюда! - и, не дожидаясь ответа, стремительно поднялась и быстро пошла к выходу. Виталик наспех заглотил последний кусок мяса и припустил за ней.
   Выскочив на площадь, на которой располагался ресторан, он увидел, что Ира быстро, не останавливаясь, удаляется. Нагнав её, он довольно грубо схватил её за локоть, развернул и спросил:
   - Да что с тобой?!
   Едва сдерживая гнев, Ира процедила:
   - Я видела, как ты пялился на эту корову, особенно на её вымя!
   - Мамаша! - вздохнул Виталик. - Вьюнош в своей сознательной жизни у второй женщины увидел обнажённую грудь вблизи. Естественно, я глазел на неё. Более того, я сравнивал!
   Ира прижала руки к своему лицу, несколько мгновений постояла неподвижно, а затем, опустив руки, виновато посмотрела на него:
   - Вит! Пожалуйста, прости! Нашло что-то.
   Виталик притянул её к себе:
   - Да я совсем... Всё нормально.
   Ира вздохнула:
   - Я действительно забыла, что ты ещё совсем мальчишка, и любая женщина для тебя что-то непостижимое, - она помолчала. - Ну, и каков результат твоего сравнения?
   - Честно? Ну, после того, что я видел у тебя, я бы сказал так: я бы на месте этой женщины прилюдно лифчик не снимал, - и воскликнул. - Ира, ну, о чём ты?! Тебя сравнивать, я понял - это смешно и глупо.
   Ира обернулась и указала рукой:
   - Вон, видишь девушек под фонарём?
   - Ну, вижу.
   - Я с ними знакома, они с нашего курса. Как они тебе?
   Ничего не понимая, Виталик неопределённо пожал плечами и осторожно ответил:
   - Девушки, как девушки. Довольно симпатичные.
   - А какая тебе больше нравится?
   - Ну, вон та высокая, чёрненькая. Очень ничего.
   Ира улыбнулась:
   - Нора. Она всем нравится. А ты знаешь, что любая из них охотно ляжет с тобой в постель?
   Виталик, услышав это, только поперхнулся.
   - Подожди, - сказала ему Ира и направилась к группе девушек.
   Виталик видел, как, подойдя к ним, Ира о чём-то с ними переговорила, показывая на него рукой. Вернулась к нему она с Норой, высокой симпатичной женственной девушкой.
   - Знакомься, Нора, - представила Ира. - Виталик.
   - Очень приятно, - произнесла Нора низким грудным голосом и протянула ему руку.
   Совершенно обалдевший Виталик пожал её и вопросительно взглянул на Иру. Та сказала:
   - У Норы сегодня свободная квартира, и она охотно возьмёт тебя к себе на ночь.
   Нора кивнула и с явным интересом посмотрела на Виталика. Он помрачнел:
   - Нора, вы простите нас, пожалуйста. У нас тут свои заморочки. Я как-нибудь в другой раз, ладно? Не обижайтесь.
   - Да нет, что ты, - ответила Нора. - Если захочешь, ты меня через Иру найдёшь.
   Она повернулась и направилась к своей компании.
   Виталик долго сумрачно смотрел на Иру. Та стояла перед ним, потупив голову, жалкая и потерянная. Виталик осведомился:
   - Ира, у тебя всё в порядке с головой?
   - Наверное, нет, - выдавила она.
   Потом подняла на него глаза, переполненные страданием, и сказала:
   - Знаешь, что я бы хотела? Я бы хотела, чтобы ты переспал со всеми женщинами мира... А потом... Потом сказал бы мне, что я самая лучшая.
   Виталик нежно привлёк её к себе и, нежно поглаживая по спине, приговаривал:
   - Девочка, маленькая глупенькая девочка. Я люблю тебя, поэтому ты для меня самая, самая лучшая. И я не хочу ни с кем, кроме тебя, ложиться в постель. Понимаешь, не не могу, а активно не хочу. Я люблю тебя.
   - А если ты полюбишь другую?
   Виталик пожал плечами:
   - Не знаю. Я ещё слишком молод, чтобы ответить на твой вопрос. Возможно, я смогу полюбить, по-настоящему полюбить, вторую женщину. Тогда я буду любить двоих, потому что, ты, наверное, забыла, любовь - это навсегда.
   - Нет, - покачала головой Ира, - не забыла. Я только сейчас это поняла.
   - Ты поосторожнее, - забеспокоился Виталик. - Так ведь и сгореть можно.
   Ира, не слыша его, продолжала:
   - Только... Я не знаю, смогу ли я тебя делить с другой женщиной.
   - Ира! Ну, зачем же меня делить? Ты, как мудрая Берта, ищешь повод, чтобы беспокоиться. Двоих любить, именно любить, это ведь надо уметь. Я не умею. И не знаю, научусь ли. Ты - единственная для меня. И давай, закончим эту тему. Мне хочется, чтобы тебе было со мной хорошо, а тебе сейчас со мной плохо. Хочешь, я уйду.
   - Нет! - испугалась Ира. - Нет!
   Перед расставанием около парадной Ира сказала:
   - Вит, завтра мама уезжает в командировку, так что, если сможешь, оставайся завтра у меня.
   - Смогу! - пообещал Виталик.
   Следующие два дня они провели вместе. Перед тем, как отправиться на вокзал, Виталик сказал:
   - Знаешь, Ира, насчёт семьдесят четвёртого года я очень не уверен. Поэтому скажу сейчас. Когда будешь выходить замуж... Да-да-да, ты выйдешь, куда ты денешься? Постарайся, чтобы при всех прочих равных условиях, твой муж был коренным эстонцем, не связанным ни с армией, ни с органами, ни с руководящей комсомольской или партийной работой. Поверь, так тебе будет лучше.
   Ира провожала его и, казалось, совершенно не грустила в связи с расставанием. Перед самым отходом поезда она, никого не стесняясь, крепко обняла его, поцеловала долгим поцелуем, а затем прошептала на ухо;
   - Не надейся, в семьдесят четвёртом я обязательно встречу тебя.
  
   Глава 4.
  
   В десять часов утра в пятницу третьей полной недели июля тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года, девятнадцатого числа, прошедших военные сборы студентов высадили из "пазика" на привокзальной площади Таллина и отпустили гулять по городу до шестнадцати ноль-ноль с наказом больше двух бутылок вина на троих не пить. Виталик стоял вместе со своими четырьмя друзьями, которые активно обсуждали, что и сколько купить и где это выпить. Виталик сказал:
   - Господа! Подождите, мне нужно позвонить. После звонка я скажу: с вами я или нет.
   Он оглянулся в поисках телефонной будки и увидел Иру. Та, поняв, что он заметил её, не побежала, полетела к нему. Виталик едва успел сделать один шаг навстречу, а она уже повисла у него на шее и жарко зашептала на ухо:
   - Господи! Как же я соскучилась!
   Виталик, не выпуская из объятий Иру, повернул голову и сказал:
   - Господа! Я не с вами.
   - Понимаем, - с противной усмешкой сказал Кёльнер, их неформальный лидер.
   Ира, с отчаянием крепко держа его за руку, подвела его к "Жигулям", припаркованным на площади.
   - Твоя? - поинтересовался Виталик.
   - Угу, - Коротко кивнула она.
   Уселась в машину, впустила Виталика и спросила:
   - Вам когда нужно вернуться?
   - В шестнадцать ноль-ноль.
   Ира огорчённо цокнула языком:
   - Совсем мало времени. Знаешь, чтобы не возвращаться к этому. Я замужем, мужа только что проводила в Москву в командировку. Он, как ты и просил, эстонец без всяких, там, связей, детей нет. Живём мы в новом районе, но та квартира на Вабадуси сохранилась за мной. Мама умерла. Вот, пожалуй, всё.
   Виталик крутнул головой:
   - Очень коротко, но невероятно информативно. Ну что же, чтобы не возвращаться, я женат, детей нет, учусь. Всё.
   Ира спросила:
   - Ты любишь свою жену?
   Виталик удивился, не вопросу, а тем, как он был задан, тем, что ему показалось, - ему показалось, что в тоне, каким был задан вопрос Ирой, звучала надежда на утвердительный ответ.
   - Да, - кивнул он, - люблю, именно в том моём определении. Помнишь?
   - Помню. Значит, тебе удалось полюбить вторую женщину.
   - Получается, что удалось. Но, Ира, моё отношение к тебе не изменилось. Я тебя люблю.
   - Да ладно, - сказала Ира, - какая разница, в конце концов? Она - там, я - здесь, и сейчас ты мой.
   - Давай, чтобы закончить эту тему, - предложил Виталик. - Ты своего мужа любишь?
   - Не-а, - мотнула головой Ира, - он хороший человек, но он мне просто нравится.
   И вновь Виталик удивился - она это сказала столь безразлично, что он готов был поклясться, что нет у неё никакого мужа. Придумала? Но зачем?
   Ира с надеждой спросила:
   - А задержаться на день-два ты не можешь?
   - Нет, Ира, жена с ума сойдёт.
   - Жаль. Но что ж поделаешь? - и опять Виталику почудилось, что в её голосе звучит непонятное ему одобрение и радость. - А как зовут твою жену?
   Виталик усмехнулся:
   - Ты не поверишь, но так же, как и тебя.
  
   Ира привезла его в уже знакомую квартиру на Вабадуси 14. Войдя в неё, Виталик понял - его ждали. Ира, по её же словам, здесь не жила, но в квартире было прибрано, вкусно пахло едой. Войдя в комнату, Виталик ахнул и подошёл к огневикам. Те немедленно подняли свои головки и обласкали его своим жёлтым пламенем.
   - Живы! - изумлённо воскликнул Виталик.
   - Да, - подтвердила Ира. - Я же тебе говорила, они очень долго стоят.
   На сей раз в их отношениях было на удивление мало секса. В основном они провели время, тесно прижимаясь друг к другу, предпочитая вербальному общению язык прикосновений. Так они лучше чувствовали, что они вместе, а не рядом.
   В половине третьего Виталик вздохнул и сказал:
   - Скоро уходить, а я ещё должен кое о чём рассказать тебе.
   Ира вопросительно подняла на него глаза.
   - Понимаешь, Ира, всего этого не было.
   - Чего? - не поняла Ира.
   - Всего. В 1968 году мы познакомились в Усть-Нарве, ты выдрала меня в теннис почти под ноль, а той моей серии подач не было. Мы сыграли в баскетбол, перед игрой ты сказала ту замечательную фразу: я хочу играть с ним! Но купаться вчетвером мы не ходили. И с тобой не гуляли, и не целовались. Я вообще тебя в Усть-Нарве видел ещё всего один раз, случайно встретил, когда ты шла навстречу под руку с какой-то женщиной, видимо, матерью. В августе я был в Таллине и три дня пробродил по городу в надежде случайно встретить тебя - даже то короткое общение с тобой произвело на меня неизгладимое впечатление. И сейчас, в 1974 году, я не с тобой провёл время, а напился вместе со всеми.
   - Да что же ты несёшь?! - возмутилась Ира. - Что же, нас с тобой сейчас нет здесь?
   Виталик причмокнул губами:
   - В том-то и дело, что - нет, и в то же время - есть. Это психоз какой-то! Теперь слушай и не перебивай.
   Лето 2005 года для меня и моей жены выдалось очень тяжёлым, не важно, что там случилось. А я, - как тебе сказать? - в тяжёлые моменты научился придумывать различные истории про себя по принципу: что было бы если? Придумывать, чтобы хоть на некоторое время уйти от действительности. Обстоятельства в 2005 году сложились таким образом, что мне, придумывая, не хотелось ничего менять в самом 2005 году - ничего бы не получились, эти обстоятельства сильнее всего придуманного, получилось бы фальшиво. И тут я вспомнил лето 1968 года, последнее лето детства, когда всё уже закончилось и ничего ещё не началось. Вспомнил тебя и принялся фантазировать. Я старательно сохранял себя того, юного, смешного со стороны и глупого. Но, конечно, кое-где не удержался и воспользовался опытом пятидесятитрёхлетнего человек, оставаясь, в общем-то, наблюдателем в теле того юноши. Вот, только сейчас я взял управление полностью на себя, пожилого. Потому что произошла очень странная штука. Как-то лёжа на диване, и только-только начав фантазировать о лете 1968 года, я не то заснул, не то впал в какое-то мне непонятное состояние. Пролежав всего полчаса на диване, я прожил в 1968 году два полноценных дня. Я помнил тебя, твои губы, твоё: не бросай меня на сосну! - твою дикую причёску, которая и сейчас при тебе, твой запах. А память о запахах, как известно, относится к наиболее стойким областям памяти и лежит в глубинных её слоях. И тут я как бы раздвоился: этого всего не было, и в тоже время всё это есть. И ты, родная, и любимая, есть и сейчас рядом.
   Виталик остановился, ожидая вопросов или комментариев, но Ира молчала. Виталик вылез из кровати, достал из кармана куртки листок бумаги, вернулся и протянул его Ире:
   - Вот, возьми. Если в 2005 году, лучше всего где-нибудь не ранее октября 2005 года, у тебя появится желание и возможность, то тут мой адрес, телефон. Улица, на которой я буду жить, существует только в проекте.
   Ира посмотрела на листок и спросила:
   - А что это за число такое - +7 и так далее?
   - Это тоже номер. В 2005 ты будешь знать, что это такое.
   - А как там, в будущем? - поинтересовалась Ира.
   - Не скажу, иначе будет скучно. Там много чего произойдёт, но всё кончится хорошо. Не-не, войны, по крайней мере, мировой, не будет.
   Ира приподнялась, положила свои руки ему на грудь и, глядя прямо в глаза, сказала:
   - Запомни, Вит! Я тебя люблю, поэтому мы с тобой обязательно ещё встретимся, я тебе обещаю.
   - Ты владеешь проскопией? - поинтересовался Виталик.
   - Считай, что так.
   - Когда мы встретимся?
   - Не скажу.
  
   Провожая Виталика у поезда, Ира, не стесняясь, плакала, обнимала и целовала его и шептала ему на ухо:
   - Я буду без тебя так скучать, родной мой!
  
   Глава 5.
  
   Во второй половине октября 2005 года Виталий Тимофеевич после завтрака привычно уселся за компьютер. Характер работы Шелгунова позволял ему большую её часть выполнять дома. Около часа дня раздался сигнал домофона. Виталий Тимофеевич снял трубку и спросил:
   - Кто там?
   - Это я, Ира, которая: я хочу играть с ним!
   - Открываю, - сказал Шелгунов и нажал кнопку.
   Потом открыл дверь и стал ждать, понимая, что он, кажется, сходит с ума.
   Лифт поднялся на его этаж, створки дверей разошлись, и из лифта вышла Ира. Она совершенно не изменилась, только короткая дикая причёска стала нормальной.
   Виталий Тимофеевич молча впустил Иру в квартиру, помог ей снять куртку и, улыбнувшись, спросил:
   - Что угодно леди: чай, кофе, завтрак, обед, ужин?
   - Поцелуй, Лики, - прошептала Ира и, привстав на цыпочки, обвила его шею обеими руками.
   Через некоторое время Виталий Тимофеевич сказал:
   - Да, давно меня не целовала юная прекрасная девушка. Я, признаться, и забыл уже, что это такое.
   Ира, держа его за обе руки, глядя ему прямо в глаза, негромко произнесла:
   - Лики, я пришла за тобой.
   - За мной... - эхом повторил Шелгунов, открыл дверь, ведущую в комнату их однокомнатной квартирки, и сказал. - Видишь, здесь даже сесть негде, поэтому, давай, я тебя приму по старой доброй советской традиции - на кухне.
   Ира не возражала. Усадив её за кухонный столик, Виталий Тимофеевич поинтересовался:
   - И всё же, чай кофе, завтрак, обед?
   - Сигарету, - коротко ответила Ира.
   Достала из сумочки пачку и вытянула из неё сигарету. Шелгунов, щёлкнув зажигалкой, дал ей прикурить и взял пачку сигарет в руки. Затем не поленился, сходил в комнату за очками и, внимательно изучив пачку, вернул её Ире. Она спросила:
   - А тебе не надо?
   - Нет, - ответил Виталий Тимофеевич, - эти, насколько я помню, слишком крепкие для меня, я свои, суперлёгкие.
   Он тоже закурил и, усевшись за столик напротив Иры, вопросительно взглянул на неё.
   - Я из Патруля времени, - сказала и замолчала.
   Молчал и Шелгунов. Наконец, Ира взмолилась:
   - Лики! Мне и так трудно, я не знаю, как тебе всё объяснить, а ты молчишь. Спроси что-нибудь!
   Виталий Тимофеевич неопределённо повёл плечами:
   - Понимаешь, Ира, мне пока не о чем спрашивать. Недостаточно информации для осмысленных вопросов. Я, конечно, отметил несколько фактов, ну, скажем так, не вполне ординарных. О двух я тебе скажу. Ты совершенно, за исключением причёски, не изменилась. Я имею в виду тот 1968 год, не нафантазированный мною. А ведь прошло ни много, ни мало, а тридцать семь лет. И второй факт - вот эта вот твоя в высшей степени интересная пачка сигарет. Я не знаю, возможно, в нынешней Эстонии и выпускают сигареты "Tallinn", но уж точно не в таком виде. Не могут в современной Эстонии на пачке сигарет напечатать: сигареты высшего качества, ГОСТ, там, такой-то, сделано в СССР, - тем более, по-русски.
   Он замолчал.
   - А Патруль времени?
   - Ну, а что Патруль времени? - переспросил Виталий Тимофеевич. - Может, это название какой-нибудь рок группы, в которой ты подвизаешься.
   - Нет, это на самом деле Патруль ВРЕМЕНИ.
   - Как у Пола Андерсона, что ли? - не поверил Шелгунов.
   - Ну, - замялась Ира, - в чём-то похоже.
   Виталий Тимофеевич печально улыбнулся:
   - Ира, ты поздно пришла. Мне пятьдесят три года, у меня проблемы со здоровьем, и мне совершенно не хочется скакать, аки козёл, по времени и предупреждать темпоральные анахронизмы. Тебе бы лучше для этого обратиться к какому-нибудь спецназовцу.
   - А почему ты решил, что земляне занимаются оперативной работой? - спросила Ира.
   - Земляне? - переспросил Шелгунов.
   - Да. Патруль времени - это жаргон. На самом деле организация называется: Галактическая служба времени.
   Виталий Тимофеевич удивлённо вскинул брови:
   - Во как - аж Галактическая!
   - Да, именно так. И оперативной работой у нас занимаются тэгуины, у них удивительное чутьё на то, что можно изменять во времени, а что никак нельзя, и, как предотвратить анахронизмы. А спецназ у нас - крейгеры - разумные крабовидные. Они вполне антропоморфны - две руки, две ноги, только голова совершенно нечеловеческая, да руки оканчиваются тремя небольшими клешнями. Их цивилизация основана на культе Воина. Они изучили все виды единоборств, существующие в Галактическом союзе, в частности, в совершенстве владеют медитативным способом ведения боя. Панцирь, которым они покрыты, редкое земное огнестрельное оружие пробьёт, реакция у них раз в двадцать-тридцать лучше человеческой, а своими "руками" они могут развивать усилия до нескольких тонн. Так что, любой самый суперменистый супермен им и в подмётки не годится, что уж говорить о реальном человеке.
   - Впечатляет, - согласился Виталий Тимофеевич. - Что же тогда осталось на долю слабого человечка?
   - Очень важная роль, - укоризненно ответила Ира. - Земляне оказались, ну, - она ехидно улыбнулась и передразнила, - скажем так, прекрасными аналитиками. Мы занимаемся анализом случившихся или предстоящих катастроф, обычно они все тем или иным образом связаны со временем, от планетарного, до, в теории, галактического масштаба. Мы изучаем их и ищем способы минимизации последствий этих катастроф. Никто в союзе лучше нас эту работу не делает. Когда мы находим решение проблемы, то реализацию решения проводят в жизнь другие, кто лучше всех может это сделать, конкретная цивилизация или цивилизации - зависит от катастрофы и решения.
   Виталий Тимофеевич иронично усмехнулся:
   - Ну, как всегда, без нас всё развалится.
   Ира вспыхнула:
   - Ты не прав! Создание полноценной Галактической службы охраны времени стало возможным только после того, как образовался Галактический союз в нынешнем составе - убери любую из цивилизаций, и Патруль времени развалится. Я тебе, конечно, всех перечислять не буду, никакого времени не хватит. Но, вот, например, практически всё техническое обеспечение осуществляют фаяне - наиболее развитая технократическая цивилизация, а ваальцы, которые пять-семь тысяч лет назад были наиболее технократически развиты, ушли в, ну... наверное, это можно приблизительно назвать так, ушли в эзотерику. Как ты убедишься, без них тоже ничего не получится.
   Шелгунов хмыкнул:
   - Хм, убедюсь, значит. Ну, ладно. И когда же земляне удостоились чести вступить в сей союз?
   Ира наморщила лоб:
   - Я точно не помню, где-то в XXVII веке.
   - А ты, прелестное дитя, когда родилась?
   - В 2078 году.
   - И как же тебе удалось, - Виталий Тимофеевич покрутил пальцем в воздухе, - через шестьсот лет перескочить?
   Ира вздохнула:
   - Ты не веришь мне...
   Шелгунов поскрёб затылок:
   - Да не то, чтобы не верю. С помощью твоей гипотезы можно объяснить, и несколькими способами, те два странных факта, на которые я указал. Но нельзя тот, про который я не упомянул.
   - Какой?
   - Об этом пока рано. Дело в другом, Ира. Ну, допустим. И всё равно ведь я не гожусь вам. Я не знаю, известно тебе или нет, но у меня проблемы с мозговым кровообращением. Голова уже совсем не та, что раньше. Конечно, сделай ты мне предложение тогда, шестнадцатилетнему юнцу, я бы только крыльями от радости захлопал. А ныне... Увы!
   - Да известно мне о твоих проблемах со здоровьем! - воскликнула Ира. - У нас нет больных и пожилых. Вот, смотри!
   Она достала из сумочки мужские часы на кожаном ремешке и положила их на стол. Шелгунов внимательно изучил часы, снял с руки свои и принялся сравнивать. Минуты через две он воскликнул:
   - Абсолютно точная копия моих часов вплоть до царапин и морщинок на ремешке. Вот, перемешай их сейчас на столе, я не определю, какие мои.
   - Ну, я-то определю, - возразила Ира и провела над часами ладонью.
   На одном циферблате в левом верхнем углу засветился жёлтый огонёк. Ира пояснила:
   - Это, чтобы ты не подумал, что я хочу тебе незаметно всучить этот прибор.
   - Ну, и что это за прибор? - поинтересовался Шелгунов.
   - Это нормализатор, - пояснила Ира. - В Союзе нет понятия "деньги", но есть понятие "трудоёмкость". Так вот, это чрезвычайно трудоёмкий прибор. Изготавливают его фаяне и более десяти-одиннадцати штук в год у них не получается, не успевают. Любая цивилизация готова отдать за такой прибор, если не всё, то очень-очень многое. Не смотря на трудоёмкость, половину годового производства фаяне отдают в Патруль времени. У землян сейчас пять нормализаторов, один ты видишь перед собой, ему специально придана форма твоих наручных часов. Жёлтый огонёк означает, что нормализатор находится в режиме ожидания. Я не знаю, как он работает. Но я знаю, что он делает. Если ты примешь моё предложение и наденешь нормализатор на руку, жёлтый огонёк сменится зелёным, это означает, что нормализатор включился, а затем погаснет. Несколько дней он будет изучать твой организм, а затем, составив программу, начнёт приводить его в состояние наилучшего физического здоровья. Естественно, произойдёт омоложение организма. Для тебя это, видимо, будет соответствовать физическому возрасту двадцать пять-двадцать семь лет.
   Виталий Тимофеевич невесело усмехнулся:
   - Приблизительно этого я и ожидал. Угу! Пришёл дьявол-искуситель и предложил, ну, не вечную, наверное, но очень долгую жизнь в возрасте расцвета за, нет, не за душу - кому эта душа нужна? - конечно, а за работу в Патруле времени.
   Глаза Иры наполнились слезами:
   - Напрасно ты так! - с обидой сказала она.
   - Прости, Ира, - извинился Шелгунов. - Это я от безысходности. Поздно уже. Понимаешь, у меня есть жена, двое детей, трое внуков - их всех я очень люблю. Ты мне предлагаешь выбор: или ты и Патруль времени, или они. Если я правильно понимаю, ты и Патруль времени и они - несовместимы.
   Ира кивнула. Виталий Тимофеевич тяжело вздохнул и сказал:
   - Прости меня, любимая моя, но я выбираю их.
   Ира, опустив голову, тихонько всхлипнула. Затем достала из сумки платок, вытерла глаза, нос, подняла глаза, наполненные страданием и болью, на Шелгунова и попросила:
   - Лики! Можно, я ещё раз попробую? Пожалуйста...
   - Пробуй, - безразлично разрешил он.
   - Я начну с самого начала, - сказала она. - Нас, землян, в Патруле времени сто двадцать семь человек, разбитых на четыре группы. В нашей группе тридцать один человек. Место базирования нашей группы - Усть-Нарва, 1968 год, естественно, вне реального временного потока. Мы относительно этого потока просто немного сдвинуты в одном из темпоральных измерений. Течение времени у нас и течение времени в реальности различное, сейчас, в 1968 году, отношение приблизительно как один к ста, то есть здесь проходит сто минут, а у нас одна. Поэтому мы сейчас находимся в декабре 1968 года. Но соотношение масштабов времён может и изменяется, и на прямо противоположное, и зависит и от пространственных координат. Это очень неудобно, да и является причиной многих неприятностей и катастроф. Проблема в том, что нет единой точки отсчёта, темпорального репера, если хочешь. Но об этом в другой раз.
   1968 год выбран потому, что это было время застоя, то есть для нас это спокойствие и более или менее равномерное течение реального времени. Когда в реальном времени наступит 1985 год, мы сменим место дислокации. Ну, до этого дожить надо, так как скоро соотношение времён сменится на обратное, наше время непостоянно.
   Людей, способных работать в патруле времени очень мало. Во-первых, мы не так уж и умны, но не это главное. Существует ряд критериев, которым должны удовлетворять сотрудники Патруля времени. Я не буду перечислять их все, потому что на двух из них режутся все, проверенные нами земляне, за крайне редким исключением. Первый критерий - это способность принять любую, самую безумную, гипотезу и на её основе делать логические построения. В начале деятельности землян в Патруле времени они начали проверять различных выдающихся людей: академиков, лауреатов, скрытых гениев и так далее. Так вот, все они, за очень редким исключением, крутили пальцем у виска. Ты, кстати, спокойно отнёсся к моим высказываниям.
   - Это всё может быть отнесено только к людям, жившим до того времени, пока не был установлен контакт с другими цивилизациями, - уточнил Шелгунов.
   - Конечно, - согласилась Ира. - Все остальные режутся на отсутствии ксенофобии. Цивилизации условно можно подразделить на следующие категории: закрытые - к себе никого не пускают и ни с кем не вступают в контакт, только, если с позиции силы; полузакрытые - к себе никого не пускают, а сами иногда очень неохотно наведываются к другим цивилизациям. Эти два типа цивилизаций не входят в Галактический союз. Далее: полуоткрытые - к себе пускают не очень охотно, но сами посылают своих представителей много и куда угодно. К этому типу цивилизаций относится Земля и вообще большинство цивилизаций Союза. Просто мы ещё молоды и не переросли ксенофобию. Ну, и наиболее развитые цивилизации - фаяне и ваальцы - открытого типа, вступают в контакт с кем угодно и на каком угодно уровне.
   Мы активно ищем землян, способных работать в Патруле времени, нас банально мало. Но проверить каждого во все времена и по всей Земле не хватит ничего, ни сил, ни времени. Поэтому на каждой станции, в том числе и на нашей, стоит прибор, который сканирует всех в радиусе пятнадцати километров. А через Усть-Нарву до 1985 года проходит очень много людей. Одна наша группа, кстати, базируется в Крыму 2124 года, ещё одна - во Флориде 1972 года, и последняя - в Санкт-Морице 1958 года.
   Когда ты появился в доме отдыха, прибор указал на тебя, как на возможного кандидата в сотрудники Патруля времени.
   - Подожди обо мне, - прервал её Виталий Тимофеевич. ­- Тебе сколько биологических лет?
   - Восемнадцать.
   - То есть 2096 год. Как же тебя нашли?
   - Совершенно случайно. Фаяне, отрабатывая методику поиска землян, пригодных для Патруля времени, работали как раз в 2096 году и как раз обнаружили меня. Случайность.
   Шелгунов скептически хмыкнул:
   - Случайность. М-да... Но, продолжай.
   - Прибор говорит только о возможности, - продолжала Ира, - но не о реальности. На проверку отправили меня: я была свободна, да и возраст подходящий. Ты не подумай, никаких, там, детекторов лжи. Просто реакция на некоторые естественные вопросы, утверждения, мимику и тому подобное. Я сейчас не буду подробно рассказывать, а то мы с тобой до утра с тобой не закончим. В реальный мир мы можем выходить, так сказать, въяве, и тогда этот период времени для того, кто выходил въяве, в дальнейшем наглухо закрыт. Эффект доппельгангера.
   - Угу, - кивнул Шелгунов, - когда при встрече один из двойников помирает.
   - Не совсем так. При появлении двойника реальность перестраивается таким образом, что его встреча с местным оригиналом становится неизбежной. Но, вопреки общераспространённому мнению, умирает, а точнее, просто исчезает, пришелец. Понятно, что при таком выходе, во-первых, тщательно фиксируется период выхода с точностью до кванта времени, чтобы не оказаться там ещё раз, и, во-вторых, мы очень дорожим такими выходами, и делаем их не часто.
   Можем выходить в реальный мир под мимикрантом. В этом случае мы всё видим, слышим, но нас никто не видит и не слышит, и мы никак не можем оказать влияние на реальный мир. Попросту говоря, мы в этом случае для реального мира абсолютно не материальны во всех смыслах. Из возможности такого выхода, сам понимаешь, вытекают очень серьезные требования к кандидатам в этическом плане. Можно впасть в ловушку вуайеризма, а попросту - подглядывания.
   К тебе, естественно, я вышла въяве. По дороге ко мне привязались двое парней, один из них - этот рыжий, дурак-эстонец. После партии в теннис с тобой всё стало практически ясно - ты подходишь. Но ты мне приглянулся, и я захотела ещё некоторое время побыть с тобой, поэтому я и предложила сыграть в баскетбол, и сказала, сама не знаю почему, ту фразу, которая тебе так понравилась: я хочу играть с ним! Позднее для окончательной проверки я ещё раз встретилась с тобой, когда - помнишь? - шла под руку с якобы матерью. А на самом деле с простейшим биороботом, это, чтобы всякие дураки по дороге не привязывались.
   Но просто так вырвать человека из реального мира нельзя, можно создать такой анахронизм, что потом за века не расхлебаешь. Мы сообщили твои данные тэгуинам, они покумекали и ответили, что ранее октября 2005 года тебя приглашать нельзя. Нас это устраивало, так как существует ещё возрастной порог, для мужчин твоего времени - это, приблизительно, шестьдесят пять-семьдесят лет, у более старших нормализатор не сумеет восстановить человека до наивысшей кондиции, да и вообще не сумеет никак восстановить. Я уже намеревалась отправиться в 2005 год, и тут началось самое странное.
   Я вновь оказалась в доме отдыха, но уже жила в нём по путёвке, обладала полной ложной памятью о своей жизни в реальном мире и ведать не ведала, что я из Патруля времени. Тогда-то всё и случилось то, что впоследствии ты назвал своим психозом с раздвоением личности, то, что для тебя было и не было одновременно. Я полюбила тебя, Лики, полюбила на самом деле, а не в твоих фантазиях. Я только четыре раза вспомнила, что я из Патруля времени, и воспользовалась этим, - Ира улыбнулась. - Помнишь, ты каждый раз спотыкался при входе-выходе в и из бора, в котором располагалась та беседка?
   - Ещё бы! - с чувством воскликнул Виталий Тимофеевич.
   - Конечно, та беседка и тот бор на берегу не могли находиться около Усть-Нарвы. Я тебя водила в бывшую усадьбу известного Елисеева - помнишь Елисеевский магазин? - от неё до Усть-Нарвы километров шестьдесят. Я установила телепорт таким образом, чтобы уровень выхода с любой стороны был выше уровня входа, вот, ты и спотыкался. А иначе ты бы почувствовал телепортацию, при ней, хоть и незначительные, но есть необычные ощущения. А в последний раз, когда ты пошёл очень осторожно, высоко поднимая ноги, я подставила тебе ножку. А иначе как бы я от тебя скрыла переход через телепорт? Ты уж извини, пожалуйста.
   Шелгунов рассмеялся:
   - Да что ты! Всё понятно, продолжай, пожалуйста.
   - Когда ты уехал, я без подробностей - они наши, и никому до этого дела нет! - рассказала о случившемся. И тут начался период Великого Стояния На Ушах. Первыми на уши встали мы. Просканировав твою линию жизни в июле 1968 года, мы обнаружили, что на две недели твоего отдыха она раздвоилась. По научному, возникли прямая и обратная темпоральные вилки. Прямая - это, когда линия реальности раздваивается на две, обратная - две линии реальности сходятся вместе. Локальная - означает, что вилка захватывает ограниченный участок пространства и ограниченное число живых существ, если они попадают на разветвление. До этого этих вилок не было!!! Вилки распространили своё действие на те области пространства, где мы с тобой побывали... - тут Ира задумалась. - Правда, про усадьбу Елисеева я не рассказывала, поэтому её не проверяли, но, скорее всего, и на неё тоже. Из людей вилки в полной мере подействовали на тебя и меня, в некоторой степени на твоего отца, на остальных воздействие было пренебрежимо мало. При соединении линий на обратной вилке, так как они были в нашем случае несовместимы, одна линия должна была исчезнуть. Исчезла, естественно, второстепенная...
   Ира внезапно остановилась и безумным взглядом посмотрела на Шелгунова. Он забеспокоился:
   - Что случилось?
   - Лики... - прошептала Ира, - Лики... - и вскрикнула. - Лики! Лики!!! Я не знаю, какая линия была второстепенной! И никто не знает!!! Господи! Да что же это? Тогда... Тогда...
   Она потёрла виски пальцами и продолжила:
   - Ладно, будем считать, что второстепенной была линия, на которой мы с тобой были вместе. Твой отец всё, относящееся к ней, благополучно забыл, а у нас с тобой на этот период времени образовалось классическое раздвоение личностей. В худшем случае это могло окончиться сумасшествием. К счастью, обошлось.
   Теоретически мы знакомы с возможностью существования темпоральных вилок, но никогда с ними непосредственно не сталкивались. Поэтому сообщили о случившемся в вышестоящие инстанции и фаянам, они, в основном, занимаются разработкой общей теории времени.
   Она вновь остановилась. Шелгунов с обеспокоенностью спросил:
   - Что-то не так, Ира?
   - Не знаю, Лики, не знаю, милый. Вот, рассказываю тебе то, что сама видела и в чём принимала участие, всё было ясно и понятно. А сейчас начинают лезть в голову странные вопросы. Например, почему именно фаяне занимаются разработкой общей теории времени? Ты ещё не знаком с историей цивилизаций. Не им бы было естественным этим заниматься. Возникают странные мысли, как та, о главной и второстепенной линиях, и другие. Ты прости, ты ещё не знаешь. Это очень странно и необычно, - она невесело усмехнулась. - Теперь и я встала на уши.
   Прости. Я продолжу. Фаяне примчались мгновенно, используя массовую телепортацию, штука, скажу тебе, весьма энергоёмкая, - локальные темпоральные вилки крайне редкое явление. Натащили свою аппаратуру, обнаружили два затухающих эха этого разветвления временной линии - август 1968 года, три дня, и июль 1974 года, несколько часов. И сами встали на уши. Они не смогли обнаружить причину возникновения вилок. Тут до меня дошло, что, если я немедленно не отправлюсь в август 1968 года, то проживу это время снова с раздвоением сознания, - время поджимало
   Я отправилась в квартиру, которую мы, наша группа, зарезервировали для себя в Таллинне и дожидалась твоего звонка. И тут ты пришёл с тремя огневиками в руке. Вначале я решила, что окончательно и бесповоротно спятила. Но ты протянул их мне!
   - Да что же такого особенного в этих огневиках? - спросил Виталий Тимофеевич.
   - Это очень редкие, ну, скажем так, цветы. Растут они только на одной планете, известной Союзу, на Хевронии. От Хевронии до Земли пятьсот с лишним парсек!
   - Ого! - изумился Шелгунов.
   - Вот тебе и ого! - сказала Ира. - Да сих пор неизвестно, растения это, животные или какая-то иная форма жизни, разумны они или нет. Для хевронцев, это полуоткрытая цивилизация по типу земной, огневики - предмет поклонения и различных табу. Например, хевронцы категорически запрещают проводить какие-либо исследования огневиков, пусть даже бесконтактные, на большом расстоянии. Впрочем, огневики и сами к себе практически никого не подпускают, исключения крайне редки, о них у хевронцев сложены легенды. Звери уже научены и сами обходят за десять вёрст огневиков, которые произрастают иногда довольно приличными колониями. При приближении к огневикам разумного существа, они вначале выбрасывают по направлению к существу что-то вроде ярко красного агрессивного языка пламени. Если существо не внемлет предостережению, то оно подвергается воздействию высокотемпературной плазмы, и от существа не остаётся даже частички пепла, всё испаряется. Фаяне в своём желании узнать новое могут быть очень бесцеремонными. Однажды они навезли на себе кучу дистанционной микро и наноаппаратуры с большим радиусом действия. Закончилось всё это очень печально. Из пяти фаян трое погибли, а двое получили жуткие ожоги. Скандал был страшный! У хевронцев с фаянами до сих пор натянутые отношения.
   И тут ты мне, как ни в чём не бывало, как самое простое и заурядное дело, протягиваешь три огневика! Хорошо, что они выбросили ко мне язык пламени жёлтого цвета с отдельными ярко красными просверками - лизнули меня, чуть укусив. По преданиям хевронцев жёлтый цвет пламени огневиков говорит об их приязни.
   Шелгунов улыбнулся:
   - А меня они облизали, как самая верная собачонка, но я и понятия не имел, что это за цветы.
   - Естественно, не имел, - кивнула Ира. - После августа 1968 года я сразу отправилась в июль 1974 года, а затем вернулась на базу, и без деталей рассказала обо всём. На базе уже стояли на ушах ваальцы и тэгуины. Представляешь, возвращаюсь, - а все стоят на ушах.
   Услышав про огневиков, фаяне мне не поверили. Они не посчитали, что я лгу, это совершенно невозможно представить в рамках этики Союза, они решили, что я стала жертвой галлюцинации. В квартиру отправили наблюдателя, чтобы он проверил мой рассказ, как раз в вечер понедельника, когда мы с тобой гуляли. Как ты помнишь, при входе в квартиру через дверь в комнату, если дверь оставить открытой, виден столик, на котором стояли в хрустальном стакане огневики. Это Ханса и спасло, - Ира запнулась и с ужасом посмотрела на Шелгунова. - Лики, - прошептала она, - Лики, мне страшно.
   Её прямо трясло. Виталий Тимофеевич подошёл к ней, она порывисто встала, прижалась к нему и в отчаянии шептала:
   - Мне страшно, страшно...
   - Ира, - мягко сказал Шелгунов, - ты забыла, что я практически ничего не знаю. От чего тебе страшно?
   Она подняла на него глаза и громко прошептала:
   - Я специально оставила дверь в комнату открытой. Специально! Я ещё не знала, что пришлют для проверки Ханса, но откуда-то знала, что дверь в комнату должна быть обязательно открытой. Никакой мамы не было, но я откуда-то знала, что нам вечером нужно уйти из квартиры. Лики, мной кто-то управлял!
   - Ну, - кивнул Виталий Тимофеевич, - предположим. И что?
   - А вдруг и сейчас мною управляют? Я пытаюсь тебя убедить, но это не я, а кто-то извне. Я не хочу! Не хочу!
   - Что не хочешь, чтобы я согласился на твоё предложение?
   - Нет, не этого. Я безумно хочу, чтобы ты ушёл со мной. Я не хочу быть марионеткой!
   - В вашем Союзе используются техники управления личностью?
   - Да ты что?! - воскликнула Ира. - Это категорически запрещено! Более того, не знаю про всех, но сотрудников Патруля времени специально обучали тому, чтобы никто и никогда не смог ими управлять.
   - При обучении не могли в подсознание незаметно внедрить управляющую программу?
   Ира вздохнула:
   - Теперь я ни в чём не уверена. Но вряд ли. Ваальцы обучили нас противостоять возможному управлению таким образом, чтобы эта блокировка была на уровне нашего подсознания, а, по их словам, подсознание землян - наиболее сильная штука из им известного.
   - Ваальцам можно верить?
   - Лики! Если не верить им, то тогда нельзя верить никому!
   Шелгунов удовлетворённо кивнул:
   - Вот и отлично. Поскольку у нас нет причин считать иначе, примем это, как данность. А там видно будет. Правда, остаётся одна смутная возможность, но я не готов о ней говорить.
   - Какая? Лики, умоляю тебя!
   - Сама понимаешь, я сейчас очень много услышал от тебя неожиданного для себя. Вполне допустимо по любым этическим соображениям управление человека самим собой, что, вкупе с теми штучками про время, про которые ты успела мне рассказать, не исключено, что-то может дать. Но я, сама понимаешь, совершенно не готов мыслить такими категориями.
   - Ну, может быть, - с сомнением сказала Ира.
   Виталий Тимофеевич провёл пальцами по её щеке:
   - Ты забыла ещё одно. Любовь - это самое сильное, что есть во Вселенной, а мы с тобой любим друг друга. Да и... Ты так и не убедила меня принять твоё предложение.
   - Да, - согласилась Ира.
   Вновь села и продолжила:
   - Открытая дверь в комнату спасла Ханса - он увидел огневиков на расстоянии, да и было их всего трое. Как только Ханс телепортировался в прихожую, огневики немедленно выбросили в его сторону невероятно красный с какой-то чернотой узкий мощный язык пламени. Ханса мгновенно телепортировали обратно на базу, автоматика сумела опередить огневиков. Хорошо, что у него на лбу был закреплён визор, который всё и зафиксировал. Увидев, что произошло с Хансом, фаяне позеленели, в буквальном смысле, но не от злости или зависти. Обычно кожа у них белого цвета с нежнейшим розово-фиолетовым оттенком. А её зелёный цвет означает крайнюю степень недоумения, если хочешь, полного обалдения. При общении с фаянами и ваальцами испытываешь лёгкий комплекс неполноценности, не то, чтобы они надменны, но после разговора с ними остаётся ощущение, что они легонько похлопывали тебя по плечу, как несмышлёное дитя. А тут мне показалось, что они начали даже заискивать перед людьми.
   Потом мы искали ту эстонку, которая продала тебе огневики. Ну, не было её там! Как ты вышел из будки, видели. Ещё мгновение и ты с огневикам несёшься ко мне. А эстонки нет! Как она выглядела, Лики?
   - Вообще-то, она странно выглядела, - признал Виталий Тимофеевич. - Рост человеческий, руки-ноги на месте, черты лица правильные, на голове плотный платок, закрывающий и шею тоже. Но при первом взгляде на неё у меня откуда-то из глубины, даже не души, а значительно глубже, выползло какое-то мерзопакостное ощущение. Я даже устыдился и успешно задавил его. Честно говоря, стыжусь того, что выползло такое и сейчас. Надо же, что, оказывается, есть у меня внутри! Да! - хлопнул он себя по лбу. - Только сейчас вспомнил, у неё был шестигранный зрачок и просто огромные миндалевидные бирюзовые с карими кляксами глаза. Как же я раньше на это не обратил внимание?
   - И как ты с ней пообщался? - поинтересовалась Ира.
   - Да нормально! - воскликнул Шелгунов.- Мало ли, что, там, у меня выползло! Это мои проблемы, а не её.
   - Да-а, - удовлетворённо протянула Ира, - ксенофобией ты совершенно не страдаешь. Судя по твоим описаниям, по твоей первой реакции на неё, это хевронка. Из всех в Союзе они наиболее человекоподобны, видимо, поэтому мы с ними, а они с нами наиболее трудно общаемся. Даже из сотрудников Патруля редко кто может спокойно на хевронку, ну, или, если, хевронец, на землянина посмотреть. А уж поговорить... Только с какого беса она приволокла тебе огневики, да ещё сумела так замаскироваться, что её ни фаяне, ни ваальцы не смогли обнаружить. Уму непостижимо!
   В общем-то, я уже заканчиваю. Ваальцы стояли на ушах по следующей причине. Получив сообщение о прямой и обратной локальных темпоральных вилках, ваальцы со свойственной им интуицией посоветовали нам проследить всю твою линию жизни, с рождения. Получив результаты, они немедленно вместе с тэгуинами примчались, сами всё проверили и встали на уши. Ваальцы очень мало говорят, а, если и говорят, то совершенно непонятно. Начнёшь спрашивать, ответят, что вы должны сами понять, никто за вас ничего делать не будет. Но здесь они, не вдаваясь в подробности, в немногих словах сообщили, что тогда в 1952 году по земному летоисчислению родилась очень необычная душа, у которой было, по словам ваальцев, весьма важное предназначение. Мы начали понимать сами и не поняли ничего. Ты на данный момент прожил, согласись, вполне рядовую жизнь. Мы проследили судьбу твоих прямых потомков на много поколений вперёд, но ничего особенного не обнаружили. Ну, были среди них в основном весьма достойные люди, были и не очень, но ничего экстраординарного. А ты в годик с небольшим начал умирать.
   - И вы меня спасли? - саркастически заметил Шелгунов.
   - Да зачем же? - удивилась Ира. - Мы же знали, что ты доживёшь до 2005 года. Неожиданно ты оказался обвешанным, как мы сами говорим, ваальцы употребляют многосложный зубодробительный термин на десять страниц, якорями, и остался жив. Поясню. В Патруль большинство из нас, я говорю только про людей, у других иначе, но об этом как-нибудь потом, попадает непосредственно перед смертью, чтобы не создавать анахронизм. Ваальцы объясняют иначе, если очень приблизительно перевести на наш язык, то тогда, когда задачи человека им выполнены или уже невыполнимы, и человека ничего не удерживает на Земле. В этом случае мы с помощью ваальцев обвешиваемся, ну, якорями, которые удерживают нас на Земле, а попросту пороками той или иной степени тяжести - от пороков надо освободиться, эти задачи и становится якорями, которые нас удерживают. Ты же оказался обвешанным пороками по самые уши.
   Василий Тимофеевич сварливо осведомился:
   - Позвольте полюбопытствовать, это какими же?
   - Похоть, враньё, раздражительность, вспыльчивость, пьянство, курение. Правда, сейчас остались только раздражительность, вспыльчивость и курение.
   - У тебя тоже пороки есть? - спросил Шелгунов.
   - Конечно, - сказала Ира, - меня же перед самой моей смертью забрали. По случаю моего восемнадцатилетия родители мне организовали кругосветный круиз, а стратолайнер, на котором я летела, возьми и гробанись на посадке. Но меня уже в нём не было. Перед полётом мне предложили пойти в Патруль времени, и я, хлопая крыльями, по твоему выражению, согласилась. Но о тебе.
   По мнению ваальцев никто, кроме тебя самого, не мог так обвешать тебя якорями. Все теоретические и практические знания ваальцев, вся их колоссальная интуиция, говорили, что такого не может быть. Но это было. Ну, они встали на уши. По словам фаян ты сам организовал эти прямую и обратную темпоральные вилки своими действиями в самой "вторичной" линии реальности, особенно после того не рассказа в 1974 году, а вот того листка бумаги с несуществующим ещё адресом и телефонами. Фаяне говорили, что это теоретически невозможно, но пришли к твёрдому выводу, что так оно и есть, и позеленели ещё гуще. Вот, собственно, и всё.
   Ира замолчала. Шелгунов встал, опёрся ягодицами о подоконник и сказал:
   - Спасибо, Ира. Очень интересный рассказ. Но... мои аргументы ты не опровергла. А так, конечно, ля-ля-ля, турум-турум, мы всем им дали, э-э, прокашляться, утёрли носы и поставили на место.
   Ира встала, подошла к нему, уткнулась лбом в его грудь и глухо произнесла:
   - Я не хотела этого говорить, Лики...
   Виталий Тимофеевич нежно обнял её, прижался щекой к её волосам и мягко сказал:
   - Да не терзайся, любимая. Не дурак, чай. Я уже понял - помру скоро.
   Ещё глуше Ира пояснила:
   - Не скоро, а очень скоро.
   - Когда?
   - Не считая сегодняшнего дня, в следующие три дня вероятность твоей смерти исчезающе мала, не то 10-6, не то 10-7, точно не помню, а вот к концу седьмого дня она вырастет до пяти девяток после запятой.
   - И от чего я умру? - поинтересовался Шелгунов.
   - Этого никто никогда не знает. Сердце побаливает - можешь умереть от острой сердечной недостаточности; начнёшь лекарства пить - или инсульт случится со смертельным исходом, или кирпич на голову упадёт. Да мало ли что!- Ира поморщилась. - Прости, мне неприятна эта тема.
   Виталий Тимофеевич выпустил её из своих объятий, закурил и надолго задумался. Ира ждала его решения, ни жива, ни мертва. Он сказал:
   - Серьёзный, конечно, аргумент. Но всё же я откажусь.
   Ира всхлипнула.
   - Понимаешь, - пояснил Шелгунов, - три дня у меня точно есть, и два дня - предположительно. И эти дни я смогу провести с любимыми мною людьми: женой, детьми, внуками. Ты одна, а их много, и вы несовместимы. Тем более, ты знаешь, что я умру, а они к моей смерти не готовы.
   Ира зарыдала в полный голос, обняла Виталия Тимофеевича и крепко прижалась к нему. Он её тоже обнял и грустно сказал:
   - Дело даже не в этом. Тебе тоже невероятно тяжело сознавать, что я умру. А то, что ты одна, а их много, не имеет значения, количественное сравнение в этом случае невозможно. Ты представь, я неожиданно для них умру, для всех, конечно, огромное горе. Но человек смертен. Согласись, если я пропаду без вести, им будет несоизмеримо хуже, особенно Ире, моей жене. Я люблю её без памяти. Она до конца своей жизни будет надеяться, что я появлюсь, она верит мне и в меня. А я, если честно, предам её.
   Ира вдруг перестала рыдать, отстранилась от Шелгунова и принялась вытирать мокрое лицо ладонями, рукавами блузки. И тут до Виктора Тимофеевича дошло, что она не использует ни грана косметики, что всё у неё, чёрные брови, алые губы, румянец на щеках - совершенно естественные.
   - Ты прекрасна, - сказал Шелгунов.
   - Я - дура! - безапелляционно заявила она. - Полная и безнадёжная дура! Я забыла самую важную, наверное, вещь. Ты знаешь, от чего тэгуины встали на уши?
   - Ну, откуда же?!
   - Мы всегда, забирая человека перед его смертью, высказываем эту просьбу тэгуинам. Они уже, по-моему, даже смеяться над нами устали. Они говорят, что это совершенно невозможно, это гарантированный анахронизм, это даже дураку очевидно. Пусть мы дураки, но каждый раз мы непременно повторяем эту просьбу, а тэгуины, надо отдать им должное, всякий раз проверяют.
   Ты не умрёшь для окружающих!
   - То есть? - не понял Шелгунов.
   - Ты тот уникальный случай, проверив который, тэгуины встали на уши. Тебя можно заменить киборгом!
   - Биороботом, что ли? - спросил Виталий Тимофеевич.
   - Да ну, что ты! - воскликнула Ира. - Биоробот - это так, дешёвка. Киборг - невероятно трудоёмкая штука. Собственно, я не уверена, согласились бы фаяне его изготовить, не позеленей они тогда от изумления. Этот киборг - твоя полная, вплоть до молекулярного уровня, копия. С твоим полным сознанием, памятью, привычками и так далее. Ни сейчас, ни в достаточно отдалённом будущем ни одно из исследований, как технических, так и, скажем, психических, не сможет обнаружить хоть мельчайшую разницу между тобой и им.
   Шелгунов спросил:
   - Он разумен?
   - Нет. В него фаяне внедрили невероятно сложную адаптирующуюся программу. Но он не разумен.
   Виталий Тимофеевич поморщился:
   - Блин! Сколько же в меня вложено - нормализатор, киборг... Что у тебя ещё есть? Вспоминай, выкладывай, чтобы попусту время не терять.
   Ира отрицательно покачала головой:
   - Больше ничего.
  
   Глава 6.
  
   Шелгунов надолго задумался. Он курил, мерил шагами кухню, изредка поглядывал на Иру. Та сидела тихо, как мышка, и с трепетом ожидала его решение. Наконец, Виталий Тимофеевич сказал:
   - Ну, как на духу. Верю, вы вложили в меня очень много, допускаю, что далеко не каждой цивилизации перепадает за год от Союза столько. Но, Ира, это не моё. Не мои проблемы. Я их не чувствую. Они меня не трогают.
   Ира беззвучно безнадёжно заплакала.
   - Но, - продолжал Шелгунов и Ира замерла в безумной надежде, - есть одно обстоятельство, о котором я не буду сейчас тебе говорить, прости, которое не позволяет мне твёрдо сказать тебе: нет!
   Хорошо. Положим, на словах ты меня предварительно убедила. Но мне нужны более существенные доказательства.
   Ира в голос разрыдалась, она всхлипывала, давилась слезами, размазывала их по лицу и никак не могла остановиться.
   - Ну, что же ты? - огорчился Шелгунов. - Тебе нечего мне предъявить, кроме этого фокуса с жёлтым огоньком на часах?
   - Сейчас, сейчас, - давясь слезами, ответила Ира, - это разрядка. Прости, родной мой.
   Шелгунов с печалью смотрел на неё, но не проронил ни слова. Ира пошла в ванную и умылась холодной водой. Вернувшись, ещё изредка, как маленький ребёнок, неожиданно прерывисто всхлипывая, спросила:
   - Чего бы ты хотел?
   - Ты можешь перемещаться со мной вместе во времени и пространстве под мимикрантом?
   - Конечно! Именно к этому я и готовилась, и абсолютно не ожидала, что мне придётся так долго и безнадёжно убеждать тебя.
   Ну, - сказал Виталий Тимофеевич, - тогда вначале давай в Усть-Нарву, 1968 год, прямо перед началом того баскетбольного матча.
   Ира взяла его за руку, и не успел Шелгунов и глазом моргнуть, как они оказались там, куда он и заказывал. Он вновь увидел, но уже со стороны, как та Ира ткнула пальцем в одного юнца, в котором Шелгунов не сразу признал себя, и сказала: "Я хочу играть с ним!" Матч начался. Шелгунов спросил:
   - Если здесь есть ещё кто-то под мимикрантом, мы можем заметить друг друга?
   - Нет, - отрицательно покачала головой Ира, - это никак невозможно.
   - Угу, - кивнул Виталий Тимофеевич. - Достаточно. Теперь, если это возможно, на побочную линию за прямой локальной темпоральной вилкой, - тщательно выговорил он, - в тот момент, когда мы с тобой там, на следующий день, входили в лес.
   Ира, так и не отпустившая его руку, кивнула, и они оказались там, где он и просил. Он вновь увидел себя со стороны, нелепо ковыляющего за Ирой, и недовольно поморщился.
   - Что-то не так? - не на шутку забеспокоилась Ира.
   - Да нет, всё так. Просто смотрю на себя со стороны - ну и дурацкий же у меня вид! Пыжусь, цыплячью грудь свою выпячиваю.
   - Ну и что? - возразила Ира. - Ты же здесь совсем юный.
   - Да я не этим недоволен. Вот, лет через сорок посмотрю на себя нынешнего и подумаю так же. А? То-то. Хреново!
   Ира услышала его "через сорок лет", вздрогнула, и её сердечко радостно затрепыхалось.
   Когда Ира и Виталик начали целоваться, Шелгунов сказал:
   - Даже за самим собой подсматривать нехорошо, - Ира улыбнулась и удовлетворённо кивнула. - Давай-ка на мои похороны, как я понимаю, они ещё не отменены, на отпевание.
   Ира вздрогнула, но просьбу его выполнила. Шелгунов осмотрел открывшуюся ему картину и произнёс:
   - Да, весьма тягостно.
   Ира уткнулась ему лицом в грудь и глухо выдавила:
   - Не могу на это смотреть, даже в вероятностном варианте.
   Виталий Тимофеевич поинтересовался:
   - А почему всё как-то размыто?
   - Потому, - объяснила Ира, - что вероятность этого события далека от единицы. Перед разговором с тобой была около 0.5-и, а сейчас, надеюсь, и того меньше.
   - Хорошо, - сказал Шелгунов. - А теперь давай годика на три вперёд, в ту возможную реальность, где я принял твоё предложение, хочу на своего киборга в деле посмотреть. Места я не знаю.
   - Зато я знаю, - улыбнулась Ира.
   Они очутились на дворе перед коттеджем на берегу озера. Киборг играл с пацанами в футбол.
   - Где это мы? - поинтересовался Шелгунов.
   - На берегу Балахановского озера, это ваш коттедж, - пояснила Ира.
   Виталий Тимофеевич грустно вздохнул:
   - Всю жизнь мечтал. У меня не получилось. А ему удалось?
   - Да, ему удалось.
   Тут игроки в футбол заорали: "Пендаль! Пендаль!" Киборг азартно растолкал мальчишек и заявил:
   - Сейчас я буду бить, а то вы все мазилы!
   Он аккуратно установил мяч, разбежался и от души влепил по мячу. Мяч со свистом пролетел мимо вратаря, тот даже не шелохнулся, и вмазался в окно. Со звоном посыпались разбитые стёкла.
   - У-ю-юй! - взвыл киборг.
   - Ну, дед! - радостно завопил Петька, старший внук Шелгунова. - Ты даёшь! Класс!
   На крыльцо вышла жена Виталия Тимофеевича - Ирина Константиновна. Шелгунов на неё не смотрел, он внимательно наблюдал за Ирой рядом с собой. Она впилась взглядом в Ирину Константиновну, напряглась, вся вытянулась по направлению к ней. Шелгунову по её лицу казалось, что она сейчас бросится к ней, обнимет, приласкает. Ирина Константиновна разгневанно заявила:
   - Виталий! - Шелгунов вздрогнул, и его глаза расширились. - Сколько можно?! Ты совсем как ребёнок!
   Киборг с покаянно опущенной головой приблизился к ней и осторожно тронул за руку:
   - Прости, Ира! Сейчас я всё починю.
   Ирина Константиновна резко отбросила его руку в сторону и ушла в дом. Шелгунов, наблюдавший за этой сценой с острым вниманием, сдавленно застонал.
   - Что?! - вскрикнула Ира. - Лики, родной, что?! Что не так?!
   - Сдаётся мне... - замогильным голосом начал Виталий Тимофеевич и оборвал себя. - Ладно, сейчас это несущественно, об этом позднее. Теперь: время - реальное, когда мы начали с тобой эти прыжки, а вот место я не знаю, но на Земле точно. Это возможно?
   - Если ты говоришь про конкретного человека, то возможно, если он есть в базе данных. Кто он?
   - Светлана Скалдине.
   Ира помрачнела, стиснула зубы и с некоторой задержкой ответила:
   - Это невозможно. Она у нас.
   - Вот даже как! - удивился Виталий Тимофеевич. - Тогда к моему начальнику, он сейчас на работе.
   Начальник Шелгунова сидел за компьютером и набирал какой-то документ. Изучив из-за его плеча документ, Шелгунов сказал:
   - А теперь домой.
   Оказавшись дома, Шелгунов спросил:
   - Если я сейчас позвоню на работу и выясню, что за документ набирает мой начальник, я не создам анахронизм?
   - Да что ты! - воскликнула Ира. - В этом случае точно нет.
   - Прости, Ира, но эта проверка необходима.
   - Лики, милый! Ты можешь проверять всё, что посчитаешь нужным. Всё! Я для тебя сделаю всё, что могу. Всё! Скажешь, голой пойду по улице! Отвечу на любой вопрос. Каким бы неприятным или очень личным он не был для меня. Я готова умереть, чтобы ты согласился на моё предложение и пошёл со мной, но с живой. Я люблю тебя, Лики!
   После разговора по телефону с начальником, убедившись, что всё совпадает, Шелгунов сказал:
   - Я тебя ещё не замучил?
   - Нет.
   - Тогда последнее. Если это возможно, конечно. Нельзя ли моего киборга перенести сюда? Хочу с ним познакомиться.
   - Естественно, можно, - ответила Ира. - Это было предусмотрено, предусмотрено, что тебе этого захочется.
   Она прикоснулась указательным пальцем к своему воротничку и в пространство сказала:
   - Мэйсон, пришли, пожалуйста, киборга Шелгунова сюда.
   Пространство перед раковиной затуманилось, и в нём материализовался Шелгунов собственной персоной. Только стоял он неподвижно с непроницаемым лицом. Виталий Тимофеевич подошёл к нему, внимательно осмотрел и констатировал:
   - Вообще-то, фигово я выгляжу.
   Киборг неожиданно улыбнулся:
   - Ничего, я курить брошу, займусь спортом, через год меня будет не узнать.
   - На сколько ты запрограммирован прожить? - спросил Шелгунов.
   - На два месяца дольше Ирины Константиновны. Она тихо умрёт во сне, а за ней через два месяца я. Конечно, на самом деле я не умру, меня заберут и заменят биоманекеном.
   - Когда это произойдёт?
   Киборг вопросительно посмотрел на Иру. Шелгунов повысил голос:
   - Я тебя спрашиваю, машина!
   Киборг осуждающе покачал головой:
   - А вот так не надо, Виталий Тимофеевич. Машина-то я машина, но могу и по морде заехать.
   Шелгунов рассмеялся:
   - Нормально! - и обернулся к Ире. - И всё же, когда моя Ира здесь умрёт?
   - В 2026 году, - коротко ответила Ира.
   Виталий Тимофеевич спросил киборга:
   - С моей работой знаком?
   - Естественно.
   - Ну, пойдём, чудо техники, покажешь.
   Шелгунов усадил киборга за так и не выключенный компьютер и предложил:
   - Начинай.
   Работу Шелгунова киборг знал, это было совершенно очевидно. Киборг сказал:
   - Это работа в твоём темпе. А когда никто не видит, можно работать так.
   По экрану монитора с невероятной скоростью замелькали какие-то кадры, человеческий глаз не успевал за ними. Киборг пояснил:
   - Это я переключил монитор на себя, потом я его заменю на более быстродействующий.
   Через пару минут мелькание прекратилось, и Шелгунов, посмотрев, на результаты, воскликнул:
   - Ёлки! Ты мою недельную работу сделал.
   - Конечно, - кивнул киборг, - на дом-то надо деньги зарабатывать.
   Шелгунов улыбнулся:
   - Ладно! Ира, отправляй этого нахала обратно.
   После отправки киборга они вновь прошли на кухню. Ира пояснила:
   - Ты не обращай внимания на его поведение, он ведь не запрограммирован на общение с тобой, но свою задачу знает, и в силу своих умений попытался вселить в тебя уверенность.
   - Я понял, - кивнул Виталий Тимофеевич. - Ира, и действительно самое последнее: я хочу посмотреть на свою жену перед тем, как она заснёт и умрёт в этом сне.
   Ира встала, обошла кухонный столик, уселась Виталику на колени, обняла его и сказала:
   - Лики! Ведь ты уже решил. Поэтому я тебя очень прошу, конечно, если ты будешь настаивать, то я уступлю, но я тебя очень прошу: тебе надо будет это обязательно сделать, но, давай, после того, когда ты пройдёшь полный курс нормализации.
   Шелгунов согласился:
   - Хорошо, давай, когда и если, потому что ты ошиблась, я ещё ничего не решил, - Ира вскрикнула как раненая птица. - Мне надо подумать.
   Ира вернулась на своё место и тусклым голосом сказала:
   - Конечно, только, очень прошу, не думай дольше двух дней.
   - Нет, Ира, ты не поняла. Я действительно не решил, я не знаю сейчас, что выберу, поэтому может так случиться, что мне очень понадобятся эти два дня совсем не для раздумий. Я буду думать сейчас. Уже поздновато. Ты можешь, ну, не знаю, затормозить здесь время по отношению к реальности или, там, опять накрыть нас мимикрантом, чтобы он не двигался во времени?
   - Конечно, - сказала Ира. - Мне уйти?
   - Как хочешь. Ты мне не мешаешь.
   Виталик встал, подошёл к окну и долго смотрел в него. Он ходил по кухне, курил, присаживался и вновь вставал. Ира сидела, не шелохнувшись, только смотрела на него и вновь видела того Виталика, когда из юноши он неожиданно превращался в очень юного мудрого и печального мужчину. Она спросила:
   - Лики! О чём ты думаешь?
   - О чём? - переспросил Виталик и пожал плечами. - Не знаю.
   - Может, тебе чего-то не хватает? Спрашивай.
   - Нет, Ира, информации достаточно. Задача корректно определена. А я сейчас... - он пожал плечами. - Пробую решения на ощупь, какое колется, какое нет, какого они, решения, цвета, тёплые или холодные, чем пахнут, как они ложатся на моё сердце... Прости, я невнятно объясняю.
   Наконец, он присел напротив неё и пристально взглянул ей в глаза. Ира обмерла, она поняла, что он принял решение.
   - Н-да, - негромко сказал Виталик, - цена ошибки - бесконечность... Ну, родная, давай твой прибор. На ночь я его снимать не буду. И забери мои часы, чтобы они тут никому не попались на глаза.
   Ира прошептала:
   - Лики, я сейчас умру, - увидев его движение к ней, она остановила его. - Нет, нет, от счастья. Я уже перестала верить.
   И она негромко, чуть поскуливая, заплакала.
  
   Когда Виталик надел нормализатор на руку, тот подморгнул ему зелёным огоньком.
   - Включился, - пояснила Ира. - Лики! Я сейчас отправлюсь на трое с лишним суток вперёд. Смену лучше всего произвести ночью, ты войдёшь в туалет, а вернётся вместо тебя киборг.
   - Нет, - не согласился Виталик. - У меня есть основания снизить риск до минимума. Поэтому приходи через трое суток без нескольких часов, например, в то же время, как и сегодня. Я буду один и буду ждать тебя. Только... Почему ты так спешишь, сразу отправляешься на трое суток вперёд?
   Ира грустно улыбнулась:
   - Дважды в 1968 году и один раз в 1974 году я провела время с тобой на одном дыхании. А затем наступила пауза в тридцать один год - это, если проводить время на базе, чуть больше трёх месяцев. Вначале я хотела честно прожить их, сменить причёску, которая тебе не понравилась. Через неделю я решила, что и двух месяцев достаточно, через две - одного, а через три недели я понеслась к тебе. Вот так, Лики!
  
   Два дня Шелгунов прощался со своими родными. Навестил сына и дочь, вволю навозился со внуками. Был предельно внимателен к своей жене. Но, прямо скажем, на душе у него было очень плохо. Он отдавал себе отчёт, что проживи он, как и Ира, до 2026 года, то лет через пять внукам он уже будет не нужен, а через десять-пятнадцать - станет обузой для детей. И у него останется только его Ира, которую он любил без памяти, как и она его. Но как раз здесь он питал безумную надежду, что, в первую очередь, и подтолкнуло его к этому выбору. Однако от этого настроение не улучшалось.
   Через трое суток без малого, одетый в джинсы и свитер и кроссовки, он с сигаретой ожидал Иру. Она появилась, как и обещала, около часа и с тревогой посмотрела на него. Он её понял и успокаивающе кивнул:
   - Я своё решение не изменил. И, Ира... Ты же поверила мне, отдала нормализатор, я же могу и не вернуть его, это я понимаю. Как же я могу предать тебя? Как могу не оправдать твою веру мне и в меня?
   Она обняла его, уткнувшись носом ему в шею, зашептала:
   - Прости меня, Лики, прости дуру. Я грешная несовершенная женщина, я придумываю неприятности там, где их нет. У меня много недостатков. Но в жизни я знаю точно только одно: я люблю тебя! Люблю больше жизни! Я делаю всё, что могу, чтобы ты был со мной, но, если тебе будет лучше...
   - Стоп! - сказал Виталик и улыбнулся. - Я это знаю, понимаю и принимаю, и ты тоже узнала, поняла и приняла. А теперь, веди меня, мой Вергилий!
   Ира укоризненно посмотрела на него:
   - Напрасно ты так, Лики! Напрасно про Вергилия.
   Виталик улыбнулся:
   - Тогда, ползи меня, Сусанин, - и звонко расхохотался.
   Ира тоже радостно засмеялась.
  
   Глава 7.
  
   Продолжая смеяться, они оказались в небольшой, пустой, ярко освещённой комнате. Источников освещения Шелгунов не обнаружил. Он вопросительно посмотрел на Иру.
   - Это одна из трёх наших финиш-комнат. В принципе можно финишировать в любом месте базы, но, когда финиширующие несколько раз чуть не до икоты напугали задумавшегося сотрудника, решили выделить специальные фишиш-комнаты, - створки двери разъехались в стороны, и она сделала приглашающий жест рукой. - Прошу, мой рыцарь!
   Они вышли в торце вытянутого зала, основную часть которого занимал длиннющий стол со множеством кресел возле него. Вдали за другим столом, приставленным поперёк к длинному, сидел молодой человек лет двадцати пяти-тридцати и работал.
   - Это наш конференц-зал, - пояснила Ира, - там сидит Мэйсон, наш начальник, - и со словами. - Пошли! - взяла Виталика под руку и повела на встречу с начальством.
   Мэйсон оторвался от виома, встал и вышел им навстречу.
   - Очень рад, Виталик! - сказал Мэйсон и протянул руку для рукопожатия.
   Виталик молча пожал протянутую руку. Мэйсон посмотрел на Иру:
   - Молодец, Ира!
   Та махнула рукой - а, мол, ерунда! Неожиданно нормализатор на руке Шелгунова издал тонкий звенящий звук. Виталик с недоумением посмотрел на него - экран нормализатора светился ярким зелёным светом. Через пару секунд он погас.
   - Ну, вот, - удовлетворённо сказал Мэйсон, - программа реконструкции твоего организма составлена, и она, собственно, реконструкция, конечно, а не программа, началась.
   Шелгунов спросил:
   - А зачем эта программа? Я у Иры как-то не успел поинтересоваться.
   - Ну, как же! - воскликнул Мэйсон. - Представь, что тебе восстановили двигательную систему, а сердце ещё не успели. Ты побежишь, а оно может не выдержать, - и продолжил. - Я понимаю, основной твой вопрос: а что же тебе делать дальше? В первую очередь, ждать, пока нормализатор закончит свою работу. Это месяц-полтора. И, во-вторых, учиться. Методы и способы обучения у нас несравненно эффективнее ваших, так что, основы ты выучишь быстро. Где? Где угодно. Хочешь - на базе, она расположена в очень приятном месте.
   Виталик глянул в окно и увидел красивый лесопарк середины сентября.
   - Хочешь, - продолжал Мэйсон, - в любом месте и времени реального мира, времени, в котором ты ещё не был. А хочешь, круиз по Галактике организуем.
   - Я бы предпочла на Вайоне, - негромко сказала Ира и, отвечая на вопросительный взгляд Виталика, пояснила. - Эта планета - практически дубль Земли, за исключением разумной жизни, которой там нет, и географии.
   - О, Вайона! - усмехнулся Мэйсон. - Это дикая головная боль всех без исключения специалистов, занимающихся космогонией. Единственная из всех известных планет, являющаяся дублем другой. На Вайоне флора и фауна, за исключением разумных существ, идентичны земным. Ну, возникновение разумной жизни - тайна, покрытая полным мраком. Никто в Галактическом союзе не может не то, что объяснить, но даже предложить более или менее разумную теорию возникновения, э-э, разума.
   На Вайоне нашёлся период времени, соответствующий Земному от первого до тридцать пятого века. На Вайоне это около пятидесяти тысяч лет без сколь-нибудь заметных планетарных или звёздных катастроф, это мы специально проверили. Поэтому Вайона для нас по сути - санаторий. Первые двадцать пять тысяч лет выбрали для проживания, а следующие - для встреч. Понимаешь, Виталик, вот захочет кто-то с кем-то встретиться, а нельзя, каждый уже жил в период времени товарища, поэтому, чтобы избежать путаницы, и сделали такое разбиение на два периода.
   - Да что вы меня уговариваете! - воскликнул Шелгунов. - Сами понимаете, СЕЙЧАС мне всё равно, - и спросил Иру. - Когда отправляемся?
   - Немедленно!
   - А... - ошеломлённо выдавил Виталик. - А познакомиться с сотрудниками? В некотором роде с коллегами.
   - Это - пожалуйста, - сказал Мэйсон. - Только, сейчас они все очень плотно заняты, сидят по норкам, и, честно говоря, не придут в восторг, если ты их оторвёшь от работы. Потом, учти, на Вайоне сейчас по причине рассинхронизации времени в галактическом масштабе пройдёт, к примеру, сорок пять дней, а здесь не более полусуток.
   Виталик спросил:
   - Ира, может быть, тебе тоже надо работать? Я могу как-нибудь и сам.
   Ира отрубила:
   - Претопчутся! - крепко ухватила его за руку и приказала. - Пошли!
  
   Шелгунов даже попрощаться с Мэйсоном не успел, как оказался в довольно обширном зале круглой в плане формы. Половину сферической стены занимал, как показалось Виталику, экран, по которому бежали абстракционистские, совершенно непонятные ему, картины. Посередине зала спинкой к ним стояло большое кресло. Кто сидел в нём - видно не было. Через пару секунд из кресла выбралось некое существо. Так Шелгунов впервые, если не считать ту хевронку с огневиками, увидел инопланетянина: невысокого роста, изящного, с тоненькими ручками и ножками, конусовидной, вершиной вниз, головой, безносое - только две дырки, с маленьким ртом и огромными, как показалось Шелгунову, фасеточными чёрными глазами, лицо, с кожей зеленоватого оттенка. Короче, пресловутый зелёный человечек. Существо подошло к ним, не протягивая руки, поздоровалось на чистом русском языке.
   - Рада тебя видеть, Каэноуин, - сказала Ира. - Знакомься, это Виталий Тимофеевич Шелгунов, - и поинтересовалась. - Сейчас период дежурства тэгуинов на Вайоне?
   - Да, - ответил Каэноуин. - Я сам попросился на это дежурство. Мне, как любите говорить вы, люди, смерть, как хотелось очно познакомиться с тобой, Виталий. Заочно я уже знаком с тобой. Я принимал, как вы метко выразились, участие в Великом Стоянии На Ушах. Под ушами вы подразумеваете ушные раковины, каковые, как вы сами видите, у тэгуинов отсутствуют. К тому же, на этом дежурстве можно неспешно поразмышлять. Виталий, не удивляйся, что я по вашему обычаю не протянул тебе для рукопожатия руку - она слишком хрупка, если напарником является землянин.
   - Да ну! Ерунда какая! - воскликнул Виталик, - Ка... ­- и запнулся.
   - Каэноуин, - терпеливо произнёс тэгуин.
   - Каэноуин, - аккуратно повторил Виталик.
   - Вы, земляне, - продолжал тэгуин, - обычно удивительно нелогично и экспрессивно говорите. Но самое поразительное, что смысл того, что вы хотите сказать, передаёте совершенно верно! Эта станция просто располагает к размышлениям о...
   Ира рассмеялась:
   - Остановись, Эн! - и пояснила Виталику. - Если его не остановить, он кого угодно может заговорить до смерти. Однажды даже Усвага Кворрум взвыл.
   - Сиё верно, - согласился тэгуин, - взвыл, безусловно, с учётом поправок на вашу экспрессивность и нелогичность. Виталий, друзьям дозволено называть меня каким-либо сокращённым вариантом моего имени. Ира выбрала: Эн. В тебе я не чувствую неприязни, коею вы определяете как ксенофобию, поэтому, думаю, ты, если пожелаешь, тоже можешь выбрать какую-либо сокращённую форму моего имени. Если я не ошибаюсь, у землян подобная форма обращения означает определённую степень доверительности.
   - Спасибо, - сказал Виталик. - Я остановлюсь, как и Ира, на - Эн. Ты, в свою очередь, можешь звать меня ­- Вит. Смею заметить, что дружбой у землян...
   - Лики!!! - возопила Ира. - Ты стал его повторять! Немедленно остановись!
   - Лики? - заинтересованно спросил Каэноуин. - Ира зовёт тебя Лики? Дозволено ли мне будет звать тебя так же?
   Виталик засмеялся:
   - Извини, Эн. Ира не просто друг, она - любимая женщина, поэтому так обращаться ко мне может только она.
   - Понимаю, - кивнул тэгуин, - интимная степень доверительности, которую дозволено демонстрировать окружающим.
   - Милый Эн! - взмолилась Ира. - Да заткнись ты!
   - Заткнулся! - отрапортовал тэгуин.
   Ира сказала:
   - Ты знаешь, зачем мы сюда прибыли. Нам бы в начале времён коттедж. А, вот, где и в какое время года? Лики, ты бы что хотел?
   - Ну, если ты не возражаешь, - сказал Шелгунов, - на берегу озера, а лучше - системы озёр, в сосновом бору, время года - июль, жаркий, но с хаотичными ливнями и грозами.
   Ира не возражала. Виталик мог поклясться, что тэгуин не шевельнулся, но он доложил:
   - Исполнено. У вас, землян, вкусы удивительно схожи с нашими.
   - Пока, Эн! - кивнула Ира и потащила за собой Виталика столь стремительно, что он успел только помахать рукой и крикнуть: "Пока!"
   Флаер представлял собой два кресла по типу авиационных, расположенных на тоненькой маленькой пластине из неизвестного Виталику материала. После взлёта флаера, когда он вместе с пассажирами поднялся в воздух и вылетел наружу в раскрывшийся проём потолка, Шелгунов поинтересовался:
   - Может нам ремнями какими-нибудь пристегнуться? А то ещё вывалимся наружу.
   - А ты попробуй, - предложила Ира.
   Виталик вытянул правую руку в сторону и наткнулся на невидимую упругую непроницаемую перегородку.
   - Какое-то силовое поле? - заинтересовался он.
   - Нет, - пояснила Ира, - мембрана, частично проницаема для воздуха, чтобы мы не задохнулись.
   - А почему ты выбрала эту конструкцию - ведь это ты выбрала, верно? - которую я обозвал флаером, а не телепортировала нас?
   - Да неинтересно ведь всё время через порталы ходить! Иногда хочется и по сторонам поглазеть. Но, если ты настаиваешь...
   - Не, не, не, - быстро сказал Виталик.
   Флаер летел над сплошным красивым сосновым бором. Потом начали попадаться мелкие озёра, затем озёра покрупнее. А потом флаер пошёл над целой системой, соединявшихся между собой протоками, озёр мелкими и крупными, круглыми как блин и с прихотливо изрезанными берегами. Минут через пять неспешного лёта флаер начал снижаться и приземлился - или привайонился? - под небольшой сосной невдалеке от небольшого уютного коттеджа.
   Выбравшись из флаера, Шелгунов осмотрелся. Коттедж стоял метрах в сорока от озера, всё пространство между ним и водой, за исключением узкой песчаной полоски непосредственно у воды, занимала ровная лужайка, покрытая короткой мягкой травой. Невдалеке слева на лужайке стоял большой тент от солнца, а, при случае, и от дождя, с двумя деревянными шезлонгами под тентом.
   - Ну что, спросила Ира, - пойдём в дом, знакомиться?
   - Подожди, - попросил Виталик, - я так сразу не могу... Слишком неожиданно всё... Давай, сначала искупаемся. Только... Крокодилы здесь не водятся?
   - Давай, - согласилась Ира. - А крокодилы? Ну, малюсенькие-малюсенькие, не крупнее, чем, скажем, в реке Нарве.
   Она прошла вперёд и быстро скинула одежду с себя на траву, затем обернулась. Виталик и так отстал, а теперь просто замер, с восхищением и неуверенно глядя на Иру, нагую, кокетливо закинувшую руки за голову.
   - Ты прекрасна! - выдохнул он.
   - А ты?
   - Оу! - огорчённо воскликнул Шелгунов. - Я толстый и старый.
   - А вот это мы сейчас и проверим, - сказала Ира и приказала. - Раздевайся!
   Виталик, раздевшись, со смущением смотрел на Иру. Она окинула его сверху донизу внимательным взглядом и сказала:
   - Ты на себя наговариваешь. Ты очень ничего! Даже более того.
   Она взяла его, как маленького ребёнка, за руку, и они медленно вошли в тёплую чистую воду. Они долго купались. Шелгунов не был расположен к каким-либо забавам, не спеша, плавал, изредка ненадолго нырял. Ира, почувствовав его настроение, уплыла от берега, и довольно далеко. Виталик первым вылез из воды и уселся обсыхать прямо на удивительно мягкую траву. Через некоторое время Ира тоже вышла из воды и присела рядом с ним, обняв его руку и положив голову ему на плечо.
   - Господи! Хорошо-то как! - воскликнула она. - Целый месяц мы будем с тобой вдвоём, и никто нас не потревожит.
   Она улеглась на спину, провела указательным пальцем по спине Виталика и попросила:
   - Лики, пожалуйста, поцелуй меня.
   Виталик охотно исполнил её просьбу. Когда Ира ясно дала ему понять, что хочет идти дальше, он честно предупредил её:
   - Ира, мужик я сейчас, в общем-то, никакой. Не обессудь!
   - А вот это мы сейчас и проверим, - сказала Ира, - и не беспокойся о противозачаточных средствах.
   По прошествии некоторого времени, придя в себя, она положила ему свою голову на грудь и спросила:
   - Зачем же ты на себя наговаривал?
   - Я не наговаривал, - возразил Шелгунов, - просто опыта у меня сейчас несравненно больше, тебя знаю лучше, да я, вообще-то, не полный импотент. Но, вот, второй раз, - увы, только через несколько часов, а то и дней. Как тогда, в августе, когда мы из постели практически не выбирались, не получится.
   Ира засмеялась:
   - Посмотрим, что ты запоёшь через месяц. А в тот август ты, если откровенно, заездил меня чуть не до смерти. Я ещё молоденькая, для меня столько - перебор.
   Она встала, сгребла в охапку, не разбирая где чья, одежду и, бросив Виталику: "Пошли, посмотрим, что там в доме!" - так, нагишом, и направилась к коттеджу.
  
   Глава 8.
  
   Они с интересом осматривали свой дом. На первом этаже были: прихожая, холл, гостиная, кухня, ванная, туалет. На втором этаже обнаружив ещё один туалет, Шелгунов подумал: с жиру бесятся. Нигде не было видно никаких нагревательных приборов, ни отопительных, ни для приготовления пищи. Когда Виталик поинтересовался у Иры, почему так? - она пояснила, что дом поддерживает постоянную температуру внутри сам, а готовить пищу? Ира улыбнулась, достала из шкафчика на кухне что-то вроде рулона бумаги, оторвала кусок, растянула его на кухонном столике и сказала:
   - Вот это плита, на ней я буду готовить для нас.
   - Сама? - спросил Виталик. - Это обязательно?
   - Конечно, нет. Можно всё заказать. Но у тебя ещё брюхо больное, тебе нужна диета. И, потом, для своего мужчины я хочу готовить сама.
   - Заказать? - переспросил Шелгунов. - Кто будет заказывать?
   - Я, продукты, ты ещё не умеешь.
   На втором этаже коттеджа располагались четыре спальни. Виталик подивился их количеству, зачем нам столько?
   - Незачем, - согласилась Ира, - но коттедж стандартный, потому и четыре. Если хочешь, можно приказать коттеджу перестроить второй этаж, и будет у нас одна спальня, но огро-омная!
   - Да ладно, - сказал Шелгунов, - обойдёмся. Да и, потом, в зале спать - как-то непривычно будет.
   Из гостиной на первом этаже был выход на не застекленную веранду с замечательным видом на озеро. Был небольшой тренажёрный зал и небольшой ангар с самой обычно вёсельной лодкой. На кухне отсутствовал столь привычный для Шелгунова холодильник.
   - Зачем? - пояснила Ира. - Если все необходимые продукты немедленно оказываются здесь, проблемы снабжения не существует.
   Правда, на кухне был какие-то агрегаты, смутно напоминающие Виталику микроволновку и посудомойку. Коттедж был создан специально для Иры и Виталика, в нём находилось всё необходимое для их жизни в нём, вплоть до нижнего белья.
   Около недели Шелгунов не замечал каких-либо изменений в своём физическом состоянии. По-прежнему что-то нет-нет, да и заболит, заскрипят суставы, после небольшой пробежки тут же появлялась одышка. Как-то, бреясь утром, он обратил внимание, что корни волос чёрные. Седина на них исчезла. Ира тоже обратила на это внимание и предложила ему постричься наголо, чтобы волосы на всю свою длину были чёрные, какими и были у него волосы когда-то. Шелгунов с улыбкой отказался: ничего, пегим похожу, когда ещё такое будет? Постепенно, едва заметно, начали исчезать возрастные морщины, но складки, формирующие его нынешнее выражение лица, оставались. Потихоньку улучшалась подвижность суставов, исчезли всяческие мелкие боли, к которым он, оказывается, уже настолько привык, что и не замечал их. Например, полностью восстановилось плечо, которое он вывихнул в юности. Последним из внешних изменений, но которое его несказанно удивило, было то, что вырос зуб, который вырвали в незапамятные времена. Восстанавливались и внутренние органы. Перестал непрестанно болеть живот, исчезла одышка, появилась необыкновенная лёгкость в теле. Шелгунов не только забыл, что это такое, но он никогда так легко и хорошо не чувствовал себя. Хотелось не идти, а подпрыгивать, как мальчишка. Ему казалось, что ещё чуть-чуть и он полетит в буквальном смысле.
   Виталик начал по два-три часа проводить в тренажёрном зале, бегать по десять-пятнадцать километров в день, много плавать, не взирая на погоду. Ира искренне удивлялась:
   - И чего это всех нормализовавшихся так тянет на физические упражнения?
   Виталик засмеялся, он теперь часто и радостно смеялся:
   - Ты себе представить не можешь, как это здорово - вновь стать здоровым! Хочется просто насладиться им. К тому же - опыт, теперь я не стану так запускать свой организм, - и вновь засмеялся. - Ну, немножко, наверное, буду - ленив-с.
   - Ну, я понимаю, восстановившиеся до наивысшей физической кондиции во всём вначале просто кидаются на лиц противоположного пола, - продолжала Ира. - Вон, один, например, вначале всех женщин на базе перепробовал, а потом исчез, вполне возможно, пустился во все тяжкие где-нибудь на Земле. Но, вот, физические упражнения... - Ира вздохнула. - Нет, не понимаю, я ещё слишком молода, мне восемнадцать лет.
   Шелгунов язвительно уточнил:
   - Всех перепробовал?
   - Всех, всех! А что ты от меня хочешь? Мне же интересно было, что это такое? К тому же с полной гарантией от беременности и каких-либо иных неприятностей. Признаться, он меня разочаровал. Я ожидала чего-то необыкновенного, а тут пыхтение, елозание, и ещё чем-то довольно противным в тебя лезут. Так это тогда мне всё это представилось.
   - А второй? - спросил Шелгунов.
   - Второй? - задумалась Ира. - Мне тогда показалось, что я влюбилась. Тогда было немножко приятно. А потом я встретила тебя и поняла, что он мне просто нравился. Ты мне и объяснил сколь прекрасно удивительно невыразимо может быть это.
   Шелгунов покачал головой и сказал:
   - А третий просто предложил тебе руку и сердце и всё.
   Ира с изумлением посмотрела на него:
   - Да. Но откуда ты знаешь?
   - Об этом позднее, - сказал Шелгунов. -Только... Когда же ты всё успела? Сколько времени ты провела на базе до первой встречи со мной?
   - Три месяца, не считая периода обучения. На самом деле больше, я отлучалась с базы в реальный мир для выполнения пустяковых заданий, так что, по биологическому времени для меня прошло...
   Она наморщила лоб, принялась загибать пальцы, затем плюнула и обратилась к когитру. После ответа она огорчённо цокнула языком:
   - Ну вот, свой день рождения проспала - мне уже девятнадцать с лишним лет.
   Внезапно она прижала ладони к щекам и в отчаянии взглянула на Виталика:
   - Лики! Не слушай меня! Я с тех пор, как помню себя после рождения, всю жизнь искала. Не понимала, что ищу, но упорно искала тебя. Я тебя потеряла. Влюблялась и разлюблялась, потому что каждый раз это был не ты. Росла, взрослела, и продолжала искать. И никак не находила. А потом встретила и не узнала! Ты меня разбудил, я проснулась. Это было такое счастье, проснуться и вновь увидеть тебя!
   В тот вечер Ира заснула раньше Виталика. Она едва слышно уютно посапывала у его плеча, а он смотрел на неё в неясном свете Луны и думал: милая, родная, дорогая, любимая девочка, сколько же ты перенесла, сколько сил и мужества тебе понадобилось. Ревновать меня к самой себе, наверное, - это самое трудное. Ощущать и свою боль и, опять же, свою. Ощущать отчаяние бессилия, когда ты сама отнимала меня у себя. Когда ты шла против себя и убивала меня для себя вопреки самой себе. И не опускала руки до самого конца, когда уже и верить перестала, но боролась вопреки всему, вопреки мне, вопреки самой себе, против самой себя. Люблю тебя!
  
   Больше всего Шелгунов боялся обучения. Он боялся, что ему окажется не по силам перескочить через века, что его менталитет не сумеет воспринять то качественно новое, что появилось за это время. Однако как раз это прошло наиболее легко - методы и способы обучения оказались весьма эффективными. Ему в специальном классе для обучения напрямую в память закачивалась информация, и ему оставалось лишь, как он говорил, "разархивировать" её. После "закачки" на большой голографический экран выводилась закачанная информация, и Шелгунову было достаточно прочесть пару-другую слов или посмотреть несколько кадров, или услышать несколько слов, как вся закачанная информация, имевшая отношение к фрагменту, выведенному на экран, вставала на своё место. В классе для обучения он ежедневно проводил по два, три часа. Этого было более чем достаточно. Интенсивность обучения была столь плотной, что ничего нового более он уже после этих часов не мог воспринять. Однажды Ира ознакомилась с его программой обучения и хмыкнула. Виталик вопросительно посмотрел на неё.
   - Понимаешь, - сказала она, - каждому человеку составляют индивидуальный план первоначального обучения. Это понятно. Но мне несколько удивительно, что в твоём плане нет ни звука о цивилизациях Союза, ни звука о Патруле времени, а ведь тебе в нём работать. В то же время, у тебя крайне насыщенная программа обучения. Конечно, останется проблема научиться пользоваться знаниями, применять их, но - это дело наживное.
   После её слов Шелгунов попытался посредством когитра сам кое-что узнать о Союзе, но убедился, что после сеанса обучения он не в состоянии ничего усвоить, мозг был нагружен по максимуму и отказывался принимать ещё что-то. Он, например, запросив сведения о какой-либо цивилизации, просто не понимал, не мог понять, видит ли он представителя этой цивилизации или какое-то животное, проживающее на этой планете.
  
   Через месяц и четыре дня нормализатор издал громкий писк, его экран залился зелёным светом, а затем жёлтым.
   - Всё! - сказала Ира. - Реконструкция закончена. По возвращении на базу отдай нормализатор Мэйсону, а вместо него держи, внешний вид можно поменять.
   Она протянула ему его часы.
   - Это не часы, - пояснила она. - Это тоже очень сложный прибор, при помощи которого мы можем делать очень многое, в частности, перемещаться во времени и пространстве, накрываться мимикрантом и многое другое. Он тебе сам всё объяснит, теперь ты его поймёшь. Вы определите наиболее удобный способ управления им: телепатический, вербальный, мимикой, смешанный, какой-нибудь другой.
   Виталик достаточно быстро нашёл общий язык с, как он его назвал, исполнителем. Только для начала договорился, что все его приказы тот будет выполнять только после слова: давай!
  
   Глава 9.
  
   Подошло время возвращения. Ира с напряжением в голосе, со с трудом скрываемым волнением спросила у Виталика:
   - Возвращаемся?
   Шелгунов отрицательно покачал головой и ответил:
   - Ещё рано. Мне надо побывать у своей жены, если честно, в прошлой жизни, перед тем, как та Ира заснёт и умрёт.
   Ира шёпотом спросила:
   - Лики, можно, я тоже там буду под мимикрантом?
   - Конечно, - кивнул он, - более того, это было бы весьма желательным.
  
   Виталик оказался в небольшой тёмной комнате, по-видимому, на втором этаже деревянного дома, скорее всего, того коттеджа, который он видел, когда Ира предоставляла ему доказательства сказанного. Темноту рассеивал только небольшой ночник на столе, стоявшем между окном и кроватью справа от окна. На кровати тихо с закрытыми глазами лежала Ирина Константиновна, жена Виталика. Он неслышно подошёл к кровати и осторожно присел на краешек. Острая булавка кольнула его сердце - Ирина сильно постарела и превратилась в сухонькую сморщенную старушку. Волосы она уже не красила, и они были не просто седыми, а какими-то белесыми. Виталик вглядывался в родное лицо и ему хотелось разрыдаться. Неожиданно Ирина Константиновна открыла глаза, улыбнулась своей тёплой улыбкой и негромко сказала:
   - Лики! Какой же ты молодой и красивый! Я уже умерла, да?
   - Нет ещё, - дрожащим голосом ответил Виталик, не удержался, нагнулся и начал осыпать нежными поцелуями её лицо.
   Ира обвила руками его шею и прошептала ему на ухо:
   - Лики, родной мой! Как же я без тебя соскучилась, как устала ждать тебя!
   Виталик, не стесняясь, плакал.
   - Ничего, родная, ничего. Мы скоро встретимся.
   - На том свете? - спросила она.
   Виталик сквозь слёзы улыбнулся:
   - Нет.
   Ира совершенно спокойно сказала:
   - Не надо меня утешать, Лики! Господи, как же давно я не говорила этого слова! Я знаю, я скоро умру.
   - Непременно встретимся! - твёрдо сказал Виталик. - Только, пожалуйста, выполни одну мою просьбу.
   Она ответила:
   - Если смогу - обязательно.
   - Я знаю, ты сможешь. Очень прошу тебя, родись, пожалуйста, ещё один раз, в 2078 году. Постарайся выбрать семью, где тебя вновь назовут Ирой. И ещё. Запрограммируй сама себя на восстановление твоей памяти о нынешней жизни по ключевой фразе: я хочу играть с ним! - не важно, кто её произнесёт, может быть, даже ты сама.
   Ира улыбнулась:
   - Какой замечательный сон!
   Она крепко взяла Виталика за руку и закрыла глаза. Постепенно её дыхание стало ровным - она заснула. Виталик попытался вынуть свою ладонь из её, но не сумел, она не отпускала его.
   Приблизительно через час дыхание её стало тише, последовало несколько судорожных вдохов, и Ирина Константиновна умерла. Виталик нежно погладил её лицо, перекрестил, поцеловал в лоб и встал. Взглянув в темноту комнаты, где, по его мнению, стояла под мимикрантом Ира, тяжело вздохнул и сказал:
   - Возврат на Вайону в холл нашего коттеджа. Давай!
  
   Ира была уже там. Увидев Виталика, она встала с дивана, неуверенно приблизилась к нему и, крепко обняв, прижалась к нему. Виталик её тоже обнял и тихо прошептал:
   - Спокойно, Дункель, спокойно.
   Ира только помотала головой и, всхлипнув, разрыдалась.
   - Ну что же ты? - удивился Виталик.
   Ира подняла заплаканное лицо и взглянула ему в глаза:
   - Ты давно понял?
   - Иди, умойся холодной водой, - сказал Виталик, - затем возвращайся, и поговорим.
   Они уселись на диване. Виталик обнял её за плечи, прижал к себе и сказал:
   - Первый явный звонок - неявные-то, если смотреть ретроспективно, были и раньше - прозвучал в октябре 2005 года, когда ты пришла за мной и с порога обратилась ко мне: Лики! До этого ты звала меня: Вит! А Лики называла меня только моя жена. Я тогда очень удивился. Это тот факт, о котором я тогда умолчал, уж слишком он был невероятен, и я тогда не смог никак объяснить его. Помнишь, как ты пришла к этому моему имени?
   - Конечно, - кивнула, Ира, - разве я могу забыть то прекрасное и удивительное, что ты тогда сделал для меня, и это твоё имя просто вырвалось из моего сердца.
   Виталик кивнул:
   - Потом мы по моему условию начали скакать по времени и оказались около коттеджа, когда киборг, заменивший меня, разбил мячом окно. Эта сцена чуть всё не погубила! Потому что Ира, моя жена, а тогда у меня не возникло даже предположения, что ты и она - одно и то же. Ира обратилась к киборгу: Виталий! Она, ты, меня так никогда в жизни не звала! Ты не любила моё полное имя без отчества. И я понял, что она, не знаю уж каким образом, поняла, что это не я. Я твёрдо решил отказаться от твоего предложения и взглянул на тебя. Ты во все глаза смотрела не на меня, не на киборга или кого-нибудь ещё, ты смотрела на неё. Ты буквально рвалась к ней! А на лице у тебя была написана такая мука! И тут меня посетила самая безумная мысль из всех: а может быть?!!! Эта безумная мысль не давала мне покоя, она вновь и вновь заставляла вернуться к ней. Трудный был выбор... Очень... Позднее, уже здесь, я присмотрелся к тебе. Жесты, движения, мимика, манера говорить - ну, всё совпадает! - кроме внешности, даже то, что ты относишься ко мне, как к своему большому ребёнку. Я убедился, что ты - это она, что ты едина, и понял, что мне надо сказать тебе перед той твоей смертью.
   Ира крепко прижалась к нему и прошептала:
   - Спасибо, родной мой.
   - Да за что же спасибо?! - вскричал Виталик. - Ведь я же предал тебя!
   - Да ты что?! - удивилась Ира. - Я сама этого очень хотела. И... меня бы сейчас не было, если бы ты это не сделал.
   - Не было бы здесь, - уточнил Виталик. - Как и меня тоже. Не знаю, что лучше. Пусть с обыденной точки зрения я ничего изменить не мог. Пусть. Но я предал тебя! Предал, когда оставил тебя одну, и ушёл с тобой. Ушёл, не будучи уверен, что она - это ты... Да и будучи уверен... Это всё рано предательство. Мне невероятно стыдно и плохо. Прости меня, любимая!
   Ира ещё крепче прижалась к нему и сказала:
   - Если тебе станет легче, то уже давно простила, - она на секунду замолчала и продолжила. - А как я киборга раскусила? Очень просто. Я его не любила! Лики я продолжала любить, а его нет! Вначале я отнесла всё это на счёт своих прибабахов. А потом присмотрелась... Нет, чего бы там фаяне в него не засунули, человеческому подсознанию оно и в подмётки не годятся. Даже Лера как-то заметила: чего это не то с нашим отцом. Так и сказала: отцом, - а всегда называла тебя только папой. Я, конечно, её отчитала.... Ух, ка-ак мне было плохо! Очень плохо! Я всю оставшуюся жизнь ждала тебя. Верила, надеялась. И ты ведь пришёл, Лики, пришёл, мой родной, перед самой моей смертью тогда. Зато потом... Я же могла выбрать: три-четыре дня с тобой, потом твоя смерть и жизнь без тебя, а что там после смерти, я и тогда не знала, и сейчас не знаю. Или эти долгие годы без тебя, с надеждой вопреки всему, с надеждой отчаяния, слёз в подушку, чтобы никто не видел, с этим уродом-киборгом рядом, когда даже жестом не можешь выдать, что у тебя на душе вечная ночь, но потом встреча с тобой, юным, любимым. И пусть я не знала, что выберешь ты, что ты можешь отказаться, и я останусь с той вечной ночью, которая, если ты откажешься, опустится на меня и здесь, но я выбрала. Я выбрала тебя, Лики! - она застенчиво улыбнулась. - Зато потом и здесь на Вайоне мне изумительно хорошо. С тобой! Я счастлива! Ради этого стоило потерпеть.
   Виталик улыбнулся и заметил:
   - Угу, наслаждение по-китайски.
   Ира, чуть порозовев, хрюкнула и укорила:
   - А-я-яй! И это молоденькой - юной! - девушке.
   - Угу, молоденькой! Ты старше меня на двадцать один год.
   - Не-а, - весело сказала Ира, - на сорок.
   Виталик подумал и согласился.
   - Память полностью восстановилась? - спросил он.
   - Не знаю. Но провалов и разрывов в ней нет.
   - Скажи, Ира, - поинтересовался Виталик, - откажись я тогда от твоего предложения, ты рассказала бы мне, что ты и есть моя жена?
   Ира медленно покачала головой из стороны в сторону:
   - Нет, этого я бы тебе ни за что не рассказала.
   - Понимаю, - Виталик привлёк её к себе. - А когда ты ушла от самой себя там, в коттедже, где была недавно? Ведь ты ушла раньше меня.
   - Когда я заснула. Я не смогла смотреть на собственную смерть. Знаешь, это странное ощущение, как будто ещё мгновение и я снова умру.
   - Угу, - кивнул Виталик и воскликнул. - Нет, ну надо же: влюбился в свою собственную жену ещё до того, как обратил на неё внимание! Получается, что у меня в жизни была только одна женщина - ты!
   - Вот, вот! - менторским тоном заявила Ира. - Запомни это! Ты - мой! И я тебя никому не отдам!
   - Не отдавай, - согласился Виталик.
   - Мы скоро вернёмся на базу, - продолжала Ира, - у нас там нравы довольно-таки свободные. Ты можешь спать с кем угодно, с женщиной, конечно, но любить должен только меня!
   - Ты же знаешь, Ира, я не сплю с чужими женщинами. Никогда! Попытался в юности, когда был глуп. Да, вот, не вышло, ею оказалась ты. А любить... - он печально посмотрел на неё. - Ты сама научила меня любить двух женщин одновременно: тебя и мою жену - я только недавно понял, что это одна женщина. Ну, ты сама знаешь. Я же честно тебе во всём признался.
   - Угу! - грустно кивнула Ира. - Ты меня бросишь?
   - Не дождёшься! - твёрдо сказал Виталик, потом хлопнул себя по лбу. - С этим временем, ну, полная путаница! Ведь я научился любить двух женщин до того, как возникли эти вилки... или я полюбил тебя сразу, когда увидел в Усть-Нарве, ещё до вилок... или, - он потряс головой. - Так и свихнуться можно! Но, если помнишь, когда я стал перед выбором, то выбрал тебя. Так что, не дождётесь, сударыня!
   Ира грустно улыбнулась:
   - Помню. Тебе долго-долго было очень плохо...
   - Перестань! - оборвал её Виталик. - Я тогда сделал свой выбор и, окажись я вновь в подобной ситуации, даже с нынешним опытом, не изменил бы его.
   - Лики! - попросила Ира. - Давай останемся ещё на день, а на базу отправимся послезавтра утром. Ну, подумаешь, на базе не пройдёт и лишних полчасика. Хотя... - она посоветовалась со своим исполнителем, - исполнитель сообщил, что мы можем вернуться на базу буквально через мгновение, после того, как ушли. Это не всегда возможно, иногда всё-таки приходится возвращаться позднее не...
   - Да что ты мне теорию объясняешь? - возмутился Виталик.- Я уже знаком с ней.
   - Ах, да! - вспомнила Ира. - Но, давай, всё же десять минут пропустим - Мэйсон, конечно, много всякого повидал, но вернись мы тут же, твой мгновенно изменившийся внешний вид может и его, э-э, ошарашить. А так, - Ира поморщилась, - на базу надо бы побыстрее.
   - В чём дело?
   - Да проблемы там. Кстати, с Землёй 2006 года, и, вроде бы, как раз тот редкий случай, когда проблемы не связаны со временем.
   - Проблемы, проблемы... - пробормотал Виталик. - Давай, ты два дня проживёшь без проблем.
   - А ты? - удивилась она. - Какие у тебя здесь проблемы?
   Виталик улыбнулся:
   - Не здесь, а всегда. У меня одна главная проблема - ты!
   Ира обиделась:
   - Почему это Я вдруг стала твоей проблемой?
   Виталик весело рассмеялся:
   - Я должен наизнанку вывернуться, на уши встать, но сделать так, чтобы тебе было хорошо!
   Ира ударила его своим кулачком в грудь:
   - Дурак!
  
   Ещё два дня они провели на Вайоне - загорали, купались, гуляли, - наслаждаясь, как они интуитивно чувствовали, последними беззаботными днями. Виталик как-то поинтересовался: вот, мол, информация в него, да и во всех тоже, загружается очень быстро и в огромных объёмах, но это ничтожно малая величина по сравнению с тем, сколько накоплено информации в Галактическом союзе, так вот, хватит ли ёмкости человеческого мозга? Ира ответила, что он прошёл только начальный курс обучения, поэтому и не знает, что не только хватит, но останется свободной большая часть мозга, процентов девяносто-девяносто пять. По словам Иры выходило следующее. Человек обладал совершенно уникальным мозгом, чему фаяне завидовали невероятно, а ваальцы в присущей им загадочной манере говорили, что человеческий мозг не ограничен физическим телом мозга. Он мог адекватно отобразить в себе весь известный мир, каждый атом, электрон, элементарную частицу и тому подобное, и при этом места в нём останется предостаточно. Ваальцы, изучая человеческий мозг, пришли в полный восторг, пока не столкнулись с тем, что человек называет своим подсознанием. Они с согласия Галактического совета, землян и испытуемого, имя которого они до сих пор держат в секрете, растормозили у испытуемого подсознание и поставили перед ним, как они считали, невыполнимую задачу. Как раз в это время на окраине Галактики объявилась бродячая планета: холодное безжизненное тело размером чуть более Земли. Эта планета направлялась прямиком к территории, подконтрольной Галактическому союзу, и на своём пути могла натворить достаточно бед, например, она чрезвычайно помешала бы гиперпереходам кораблей. Фаяне начали готовить нудную, скучную, но достаточно трудоёмкую операцию по её уничтожению. Так вот, ваальцы попросили человека, у которого они растормозили подсознание и который находился на одной из ваальских планет непосредственно в центре Союза, уничтожить эту бродячую планету. Результат их не просто ошеломил, он ввёл их в шоковое состояние. Человеческое подсознание, выпущенное на свободу, уничтожило требуемую планету, пару мёртвых звёздных систем поблизости, одну только что появившуюся сверхновую, четыре чёрных дыры и, по утверждениям ваальцев, намеревалось приступить к уборке мусора, по своему, конечно, разумению, в Галактике. Да как уничтожило! Без каких-либо регистрируемых внешних эффектов, пространство и время остались не потревоженными, никаких, там, энергетических или любых других выбросов. Просто, вот, только что всё это было, а потом исчезло. Ваальцам с огромным трудом удалось вернуть испытуемого человека к привычному ему состоянию. По словам ваальцев, получалось, что человеческое подсознание - невообразимо сильный, с не представимыми возможностями младенец.
   Виталик, обдумав всё это, должен был признать, что, не исключено, в этом есть зерно истины. Так как известные локальные временные вилки придумал он, а кто их реализовал? Может быть, как раз его подсознание.
   Он за месяц получил очень много новой, иногда совершенно невероятной с точки зрения его опыта, информации. И это было только начало. Более всего его поразил один факт, а, точнее, закон - в Реальности не могло быть немотивированных поступков разумных существ. Любой, казалось бы, действительно случайный поступок при тщательном анализе превращался в хорошо обусловленное, мотивированное действие. Этот закон накладывал, в первую очередь, очень строгие ограничения на манипуляции со временем, в прошлом, будущем или ином его измерении. Получалось, что тэгуины выступали в роли Хранителей Времени.
   Виталик задумался о мотивации своих поступков в прошлом, когда он, сам, не осознавая того, образовал эти пресловутые темпоральные вилки. И ничего иного, кроме любви, не сумел обнаружить. И тут до него дошло, что более сильной мотивировки и существовать не может - Вселенная склонялась в низком поклоне перед Любовью.
  
   Глава 10.
  
   Как и просила Ира, они появились на базе через десять минут после своего ухода с неё. Мэйсон взглянул на них и сказал:
   - Прекрасно выглядите. Особенно поразительна перемена в тебе, Виталик. Ну, наверное, здравствуйте.
   Виталик протянул Мэйсону нормализатор. Он взглянул на него и заметил:
   - Месяц с небольшим, как я и предполагал. Устраивайтесь и включайтесь в работу. А ты, Виталик, попутно продолжай обучение.
   Ира провела его в уютную комнату с двумя окнами с видом на море.
   - Здесь мы будем жить, - сказала она, открыла ещё одну дверь слева от входной, - а здесь - работать.
   Виталик заглянул туда и, не обнаружив ничего, кроме двух кресел, вопросительно взглянул на Иру. Та объяснила:
   - В них мы будем сидеть. Как ты будешь работать, договоришься сам с исполнителем и когитром базы: то ли непосредственно в виртуальном пространстве, то ли когитр будет, как тебе сейчас более привычно, выводить информацию на имитацию экрана. Только... - она замялась. - Лики, во время работы я отгорожусь от тебя непроницаемой мембраной, иначе, - она жалобно взглянула на него, - я всё время буду торчать у тебя за спиной. А связаться мы сможем через когитра.
  
   День на базе начался недавно, поэтому оба, не сговариваясь, уселись каждый в своё кресло и приступили к работе. Оба начали с подробного ознакомления с проблемой, возникшей на Земле в 2006 году. Шелгунов, правда, предварительно "закачал" в себя очередную порцию информации. "Разархивировав" её, он понял, что, наконец, в совершенстве овладел всеязом, общим языком для всего Галактического союза. Этот язык являлся универсальным средством для всех цивилизаций, входящих в Союз, однако ни в коей мере не подменял и не вытеснял исконные языки цивилизаций, коих, языков, было великое множество.
   Строго говоря, проблема Земли не имела непосредственного отношения к деятельности Патруля времени. Но, так как она напрямую затрагивала судьбу Земной цивилизации, пусть и в догалактическую эпоху, то по просьбе земной группы найти способ её решения поручили землянам, а именно: группе, возглавляемой Мэйсоном.
   В 2004 году в Солнечную систему вторглась превосходящая по массе Землю бродячая планета. Даже не планета, а, по сути, космический корабль, так как на ней проживала высокоразвитая технократическая цивилизация абсолютно закрытого типа. Известно про эту цивилизацию было очень немного, поскольку она не просто отказывалась вступать с кем-либо в контакт. Попытка полноценного контакта была всего одна. В 1992 году по земному летоисчислению фаяне обнаружили в открытом космосе заселённую планету и, естественно, сделали попытку вступить в контакт. В силу высокого развития фаян и обитателей бродячей планеты проблем с пониманием не возникло. Однако в самом начале дистанционного контакта, осуществляемого по М-связи, фаянам было заявлено, что представители планетарной цивилизации считают себя безусловно высшей формой жизни разумных существ, все остальные же, в том числе и фаяне, - не более, чем грязь и пыль у них под ногами, а посему, впредь никому не разрешено совать нос в их дела, в противном случае у них достаточно сил и средств наказать виновного вплоть до их полного тотального истребления.
   Фаяне, естественно, были несколько раздражены подобным заявлением, но более всего они изумились очевидной глупости сути этого заявления. Прямо по пословице фаян: если у тебя в руках тяжёлая палка, жди, что найдётся кто-то с палкой потяжелее. Ну, впрочем, не хотят, так не хотят, это их дело. Но фаяне не были бы фаянами, если бы не попытались провести и исследование этой цивилизации, и расследование следов её деятельности. Порыскав по межзвёздному пространству, подняв архивы, фаяне выяснили следующее. Это была действительно планета - межзвёздный и планетарный корабль, которая не имела привязки ни к одной из звёздных систем во всём обозримом прошлом. Следы деятельности этой цивилизации ясно просматривались во многих незаселённых разумными существами звёздных системах. Проведя анализ, фаяне установили маршрут движения этой планеты, в достаточной мере хаотичный. В звёздных системах обитатели планеты пополняли свои запасы, в первую очередь, различными металлами, иногда зачёрпывали некоторое количество плазмы прямо из кроны звезды и отправлялись дальше. Были чрезвычайно охочи до углеводородов, весьма ценной и редкой в Галактике группы веществ. При этом заброды, как их позднее стали называть с лёгкой руки землян, не обращали никакого внимания ни на экологию планет, несколько с жизнью они просто погубили, ни на экологию звёздной системы, которую грабили. У фаян, в своё время переживших страшную экологическую катастрофу своей звёздной системы, из которой они выбрались только, благодаря бескорыстной и самоотверженной помощи ваальцев, сразу зачесались руки надрать забродам задницу, да так, чтобы они и сами впредь зареклись, и своим детям и внукам крепко-накрепко заказали так поступать. Фаяне трепетно относились к вопросам экологии в любом масштабе. Но после длительного заседания Галактического совета было принято решение пока не прибегать к силовым методам.
   В межзвёздном пространстве планета перемещалась очень быстро, используя неизвестные принципы и, вероятно, двигатели - скорость планеты в межзвёздном пространстве на многие порядки превышала скорость света, но при этом планета не выпадала из обычного пространства, как, например, при гиперпространственном прыжке. В звёздной системе планета двигалась несоизмеримо медленнее, с планетарными скоростями. Цели и задачи этой цивилизации были совершенно неизвестны и непонятны. Да, в конце концов, это их дело, не хотите - никто к вам насильно в гости не полезет. Если бы не одно обстоятельство.
   В 2004 году по земному летоисчислению заброды вторглись в Солнечную систему. Причём заброды очевидно знали о существовании на Земле развитой цивилизации, потому что выбрали для себя такую орбиту, поддерживаемую искусственным образом, что с Земли их увидеть, даже если знать, где они находятся, было никак невозможно - между Землёй и планетой забродов всегда находилось Солнце. Затем заброды принялись методично грабить Солнечную систему. Тут ироничные уравновешенные фаяне просто взбеленились - они прекрасно знали, что остаётся от системы после забродов. К тому же земляне хоть и не вступили ещё в Галактический союз, но очень скоро вступят!
   Но надо отдать должное фаянам, они всё-таки вновь попытались вступить в контакт с забродами, но в ответ получили направленный залп антиматерии, каковую они, впрочем, шутя нейтрализовали, да ещё и с пользой для себя. После этого фаяне не без оснований посчитали, что до определённого предела руки у них развязаны. Зная, что заброды интересуются углеводородами, и какую роль сыграют углеводороды в развитии земной цивилизации, фаяне установили патруль вблизи Земли, и на свой страх и риск несколько транспортов забродов, летевших к Земле, отправили далеко в прошлое. Очень далеко. Энергии фаяне не пожалели. "Пусть они во временах Большого взрыва покувыркаются!" - злорадно говорили фаяне. Таки достали заброды фаян. Затем они, сколь возможно не проявляя себя, затруднили забродам восполнение запасов. Всё-таки техническое развитие цивилизации забродов фаянам и в подмётки не годилось. То есть пополнение запасов забродами фактически прекратилось, то у них что-то ломалось, то куда-то не туда попадали, и всё, вроде бы, естественным образом. Проявить себя фаяне, по крайней мере, без санкции на то Галактического совета, всё-таки не могли - не хочет цивилизация вступать в контакт - её право. Собственно, на этом конфликт был бы исчерпан - грабёж фаяне пресекли, заброды, поняв, что получают несоизмеримо меньше, чем тратят, сами бы через год-полтора убрались бы из Солнечной системы. Если бы не одно обстоятельство. Любая звёздная система - хорошо сбалансированная, тонкая, чуткая, ну, опять же, система. Планета забродов одним своим присутствием в Солнечной системе серьёзно нарушила равновесие. Уровень развития земной цивилизации на тот момент не позволял это определить, но фаяне ясно видели, что Солнечная система медленно скатывается к состоянию, после которого она пойдёт вразнос. Уже ясно регистрировались признаки, куда движется Солнечная система. В частности, на Земле возникали и исчезали озоновые дыры, участились мощные и непрогнозируемые землетрясения, начал меняться климат.
   Фаяне сделали срочный доклад в Галактическом совете и предложили вломить забродам так, чтобы небо с овчинку показалось. Воспротивились этому решению земляне из Галактической службы охраны времени.
   - Всё-таки, - сказали они, - в первую очередь, это нас касается. Дайте нам три недели, мы попробуем найти более мягкое решение. А так, ну что ж сразу-то в морду бить?
   - В морду?! - вскинулся Алэоканан, представитель фаян в Совете. - Да я бы их дубьём!! Дубьём!! Да по гениталиям! По гениталиям!! Ну, ладно, ваше право! Три недели у вас есть, но если что, вы только свистните: дадим так, что жить будут, но мало не покажется!
  
   Шелгунов с интересом ознакомился с информацией, отметил, что до истечения срока осталось четыре дня, и начал знакомиться с предложениями по решению проблемы. И изумился. По сути, предложений не было. Точнее, было два и по ним сейчас, судя по непрерывно изменяющейся информации, велась активная работа. Однако предложения были совершенно бесперспективные, тупиковые.
   Согласно одному предложению, используя технику ваальцев, осуществить минимальную мнемокоррекцию лидеров этой цивилизации, так чтобы они решили, что пора уходить из этой системы. Каких лидеров? Кто их знает? Есть ли они вообще? Как вариант рассматривалась общая мнемокоррекция забродов. Это восемнадцати миллиардов? Ничего не зная ни об их физиологии, ни об их психике, ментальности и тому подобное. Какими волновыми пакетами осуществлять коррекцию, какой мощности... После проведения, скрытного, заметим, проведения, всех необходимых работ можно было надеяться, что лет через пятьдесят заброды вдруг решат покинуть Солнечную систему. Особенно, если учесть, что дольше трёх-четырёх лет в одной системе заброды не оставались. Да, это было что-то!
   Второй способ представлялся более перспективным: обстрелять планету забродов группами метеоритами, чтобы, так сказать, пинками выгнать их из Солнечной системы. Этот способ был даже опробован. Попытка только подтвердила предполагаемый нулевой эффект. Заброды, естественно, обладали превосходной противометеоритной защитой: все опасные и ненужные тела они уничтожили на дальних подступах, а остальные, очевидно, с удовольствием утилизовали. Конечно, можно было организовать такой рой, что никакая защита не справится, но тогда на планете забродов камня на камне не останется. К тому же, энергозатраты по генерации необходимого количества метеоритов выходили за все мыслимые рамки. Уж проще было дать свободу фаянам - они, в свойственной им манере, всё сделают изящно: и вломят по первое число, и энергозатраты будут минимальны.
   Виталик поскрёб в затылке, подумал немного, шмыгнул носом и отправился к Мэйсону.
   Мэйсон поднял на него глаза, взгляд у него был совсем не радостный:
   - Ну, с чем пришёл? Да ты присаживайся.
   Виталик уселся на стул и начал:
   - Мэйсон,...
   Тот поморщился:
   - Да Стив меня зовут. Нашёл решение?
   - Стив, - согласно кивнул Виталик, - нашёл - это громко сказано! Оно здесь есть, - Виталик неопределённо повёл рукой в воздухе.
   - Как это есть? - оскорбился Мэйсон.
   - Да ты глаза разуй! Я удивляюсь, почему... Ладно! - оборвал он себя. - Излагаю: темпоральный метеоритный рой.
   - Темпоральный... - задумчиво произнёс Мэйсон. - Да, действительно, получается. С темпоральной физикой заброды не знакомы... Но ведь жертвы будут.
   - Они в любом случае будут! Даже при ментокоррекции кто-то согласится, кто-то нет, драка наверняка случится. Да они у себя половину населения ухайдакают! Кстати, о жертвах. У нас на Земле от этих козлов уже больше десяти миллионов человек погибло. А с метеоритами - надо будет всё хорошенько промоделировать. Распределение плотности населения по планете известно - надо будет, чтобы метеориты, какой величины, надо определить, били в наименее заселённые участки. Да там более одного-двух метеоритов и не понадобится. Надо будет, чтобы один, или два, или три появились в пространстве так, чтобы заброды сумели их перехватить на пределе своих возможностей, а один или два по поверхности саданули.
   - Но, - спросил Мэйсон, - как они воспримут такую атаку?
   Шелгунов смотрел на Мэйсона и не понимал: смеётся он над ним, что ли? Но всё же ответил.
   - Да ноосфера на них ополчилась! Ноосфера! Это-то им прекрасно известно. Не даром они более трёх-четырёх лет в звёздной системе не сидят. Ведут они себя нагло, вот ноосфера на них и ополчается. А у нас ещё и разумная жизнь есть, так что, наша ноосфера на порядок помощнее. Даже не сделай мы ничего, через полгода им бы и так несладко пришлось. Только за эти полгода на Земле весьма вероятна глобальная катастрофа... Да что я тут перед тобой распинаюсь?! Все эти материалы есть!
   Мэйсон расцвёл:
   - Молодец, Виталик! Нашёл решение.
   Виталик возмутился:
   - Ничего я не нашёл! Что ты мне лапшу на уши вешаешь? Оно было! Мы где работаем? В Патруле времени! Так что же мы колесо к телеге не смогли приставить?!
   В комнату влетела Ира и сходу заявила:
   - Стив! Есть решение! - затем увидела Виталика и осеклась. - Ты тоже нашёл?
   При виде Иры Мэйсон весь засиял и очень мягко, можно сказать, нежно, предложил:
   - Присаживайся, Ира.
   Шелгунов понял, кто был тем человеком, в которого некоторое время была влюблена его Ира. Но это факт Виталика совершенно не взволновал. Скорее, наоборот, он испытал к Мэйсону симпатию: всё-таки влюбился он в очень достойную женщину, увы ему, не его.
   - Ну, - продолжал Мэйсон, - и какое же решение нашла ты?
   - Темпоральный метеоритный рой, - Ира оглянулась на улыбающегося Виталика и чуть сникла. - Лики, ты то же самое нашёл?
   - Да не нашёл я! - возопил Виталик. - Оно там уже было! На поверхности. И я, вот, пытаюсь добиться от Стива вразумительного объяснения, почему этот хренов Патруль времени за две с лишним недели не мог сложить два и два!
   Мэйсон улыбнулся:
   - Всё очень просто. Вы, ребята, и ещё Светочка Скалдине, её, кстати, надо срочно вызвать с Тимеллы - лучший виртуальщик Патруля, так вот, вы трое в Патруле времени - единственные, кто родился до двадцать пятого века, - и остановился, как будто это всё объясняло.
   В голове у Виталика щёлкнуло и он подумал: "А ведь неувязочка здесь, да не одна, с тем, что мне Ира рассказывала". Впрочем, обдумывание возникших неувязок он отложил до лучших времён и спросил:
   - Ну и что?
   - Дело в том, Виталик, что к двадцать пятому веку у землян полностью изменился менталитет, мировоззрение, так сказать. Понимаешь, мы за свою историю крови напились - на сотни цивилизаций на тысячи лет хватит! Трудно, медленно, болезненно, постепенно, но приблизительно к двадцать пятому веку мы сумели измениться. Нет, ты не бойся, при необходимости наорать я на тебя смогу. Но, вот, применить силу... в безвыходной ситуации сможем, но это крайний, запредельный случай. Поэтому все варианты с попаданием метеоритов на планету забродов подсознательно не рассматривались. Если ты обратил внимание, то основное внимание в разработке этих вариантов уделялось тому, чтобы метеориты не попали на поверхность планеты.
   - Ах, как плохо! - искренне огорчился Виталик.
   - Чем плохо? - изумился Мэйсон. - То, что вы с Ирой нашли этот вариант? Да ты не волнуйся, конечно, вариант - не сахар, но лучший из худших. А то ведь дай фаянам волю, они так вломят, что заброды лет шестьдесят кровью блевать будут. Или плохо, что...
   - Да нет! - досадливо махнул рукой Шелгунов. - Плохо то, что я, Ира или Света показали или покажем вам прелесть простоты негуманных решений. Вы теперь, как дети с новой игрушкой, будете их в первую очередь рассматривать.
   Мэйсон покачал головой:
   - Ты не понял. У нас сменился менталитет! Мы подобные варианты в любом случае рассматривать не будем. Да, это наш недостаток, а у вас достоинство. Но упаси Бог человечество от такого достоинства!
   Воцарилась тишина. Виталик то вопросительно посматривал на Иру, то смущённо отводил глаза. Ира погрустнела и, в свою очередь, печально смотрела на мужа. Наконец, она не выдержала и взмолилась:
   - Лики! Я знаю, о чём ты хочешь спросить. Спрашивай!
   Виталик мрачно затряс головой:
   - Нет! Не буду! Не надо это!
   Ира порывисто схватила его ладонь и принялась осыпать её поцелуями.
   - Ира!!! - взвыл Шелгунов.
   Ира отпустила его руку и улыбнулась:
   - Ты мой маленький глупенький дурачок! Ведь ты же меня сам две жизни учил, а я способная ученица. Если тебе ещё раз будет так плохо, я умру, - она вскинула глаза на Мэйсона. - Стив! Когда Виталик сможет увидеться со Светланой?
   Внешне Мэйсон никак не отреагировал на разыгравшуюся перед ним сцену и спокойно и обстоятельно ответил:
   - Света уже здесь и приступила к работе. Задача, конечно, не из сложных, но часов шесть-семь она будет занята. Затем, естественно, ей желательно отдохнуть. Если у тебя нет ничего срочного, Виталик, то лучше всего завтра после завтрака.
  
   Вечером, уже лёжа в кровати, Ира устроилась на плече Виталика и тихо дышала ему в основание шеи. Виталик одной рукой обнял её, а другой нежно поглаживал её по волосам. Оба молчали, только Виталик изредка, едва слышно, вздыхал. Ира подняла голову и попыталась взглянуть ему в глаза. Не удалось.
   - Да не терзайся ты, - сказала она.
   Виталик промолчал. Ира вздохнула:
   - Ну что мне с тобой делать? В первой жизни я долго была глупой. А потом я полюбила тебя. Затем, я всё ещё была глупой, я решила, что любить одного - всю жизнь! - это никуда не годится. Ну, ты сам всё помнишь. Потом я начала умнеть и поняла, что жизнь без тебя - это не жизнь, мир без тебя - это не мир, а так, иллюзия. Хотя, нет, последнее я поняла позднее, когда жила уже без тебя, с киборгом. Когда я вновь родилась, я с самого детства твёрдо знала, что я кого-то люблю, только никак не могла его найти. Казалось, вот, нашла, ан нет - ошиблась. А потом я опять встретила тебя, и всё встало на свои места, и жизнь стала жизнью, и мир стал миром. Уже в этой жизни я увидела тебя - была с тобой! - и юным, и пожилым, и мужчиной в полном расцвете сил. Но всё это уже не имеет большого значения. Любовь - это навсегда! Я это знаю на собственном опыте, - Виталик попытался что-то сказать, но она остановила его, - подожди, дай мне до конца высказаться. Ты уже здесь, - она приложила руку к верхней части своей груди. - Я, даже если и захочу, никому тебя не отдам, потому что это означает вырвать собственное сердце, в буквальном смысле вырвать! Но я также знаю, что я у тебя тут, - она приложила руку к его груди, - и ты меня тоже никому не отдашь. Мы с тобой едины. Да, у нас у каждого своё сознание, индивидуальность, и в то же время мы едины и неразделимы. Я тебя, как и ты меня, никогда ни с кем делить не буду. Разделить тебя - это разорвать и тебя, и себя.
   Я знаю, ты любишь Свету. Это было в прошлой моей жизни. Я помню, как тебе было невероятно плохо. Мне тоже было плохо. Я ревновала тебя и думала, что мне плохо от этого, от того, что я тебя могу потерять. Я ошибалась! Мне было плохо потому, что было плохо тебе. Я не понимала, не чувствовала, что уже никогда-никогда не потеряю тебя, - она зажала ему рот рукой. - Молчи! Лики! Это было в прошлой жизни. Сейчас иная, ты - другой, я - другая, Света - другая. Ты не думай, я ещё буду скандалить, ругаться. Но это всё - не я! Я взрослая старая юная мудрая женщина. Я не могу, как ты, полюбить другого мужчину. Молчи, Лики, молчи! Но ты во мне, и я могу любить того, кого любишь ты. Только не путай, это не лесбиянство, это даже не секс, это не вожделение. Это любовь, Лики! Она захлёстывает меня, рвётся наружу.
   Завтра я, может быть, скажу совсем иначе, но это будет неправда! А сейчас я хочу, чтобы Света была с нами, - Ира улыбнулась. - Когда ты повзрослеешь, станешь мудрее, ты тоже научишься любить мною. Это прекрасно, Лики!
   - Ты знаешь, - сказал Виталик, - я сегодня увидел, как на тебя смотрит Мэйсон, и понял, кто был тем человеком, в которого ты, ещё юная девушка, влюбилась.
   - Он хороший человек, Лики.
   - Да я не против. Ты помнишь, каким я был в юности ревнивым до безумия. А сейчас... Я испытал к нему симпатию, ведь он, как и я, хочет, чтобы ты была счастлива, - Шелгунов помолчал. - А что касается твоего монолога... Тебе честно ответить или вежливо?
   - Честно, - твёрдо сказала Ира.
   - Мне стало только хуже.
   - Ничего, - сказала Ира, - подрастёшь - научишься. Тем более, она тебя ждет, не дождётся.
   - Ну, ты загнула! - воскликнул Виталик. - Я тогда её так, - он поморщился, - так грубо, бестактно!
   Ира вздохнула:
   - Тогда так, а потом иначе.
   - А потом ничего и не было, - возразил Виталик.
   - Ну, это как сказать, - не согласилась Ира. - Спи! Утро вечера мудренее.
  
   Утром, ещё до завтрака, Ира и Виталик поинтересовались у когитра базы, как проходит операция по выдворению забродов из Солнечной системы. Вместо ответа когитр вывесил голографическую картину родной системы, вид сверху и сбоку. Планета забродов, обведённая красным пунктиром, на всех парах улепётывала из системы, непрерывно отбиваясь от возникающих из ничего метеоритов.
   - Да, - усмехнулся Виталик, - порка продолжается.
   Когитр пояснил:
   - Это сделано по настоянию фаян с целью закрепления воспитательного эффекта.
   Виталик нахмурился и спросил у Иры:
   - Фаяне - они, что, такие агрессивные?
   - Да что ты! - засмеялась Ира. - Они наивные, любознательные, непосредственные, невероятно отзывчивые и очень добрые... Просто... Они как дети, ну, знаешь, дети ведь не знают, не формулируют законы, но прекрасно понимают, что хорошо, а что плохо. Помнишь, в детстве: это честно, это не честно. И при всём этом фаяне удивительные педанты, зануды и формалисты, - Ира развела руками. - Вот такое вот сочетание несочетаемого.
  
   Глава 11.
  
   Выйдя в конференц-зал и поздоровавшись с Мэйсоном, Виталик сразу спросил:
   - Когда и где я могу увидеть Светлану Скалдине?
   - Сейчас, - ответил Мэйсон и мотнул головой, - вон, в окно посмотри.
   Виталик обернулся. На лужайке под ветвями столетнего дуба в шезлонге отдыхала женщина. Сердце у Шелгунова затрепыхалось, кровь бросилась в голову, и на ватных ногах он направился к выходу, успев подумать: как мальчишка на первое свидание, честное слово!
  
   Светлана Олафовна Скалдине и Виталий Тимофеевич Шелгунов познакомились в самом начале 1997 года, когда женщина поступила на работу в отдел, в котором числился и Шелгунов. Так уж вышло, что он оказался её непосредственным руководителем. Конечно, Шелгунов не смог не оценить свою новую подчинённую как женщину. Светлана обладала выдающейся внешностью: высокая стройная худенькая натуральная блондинка, удивительные глаза, меняющие цвет в зависимости от освещения и от настроения от серо-голубых до зелёных, изящные красивые руки с красивыми кистями. Виталий Тимофеевич оценил необыкновенную женственность Светланы. Её имя замечательно отражало её сущность, она была аккуратной, деликатной, чистой и удивительно светлой женщиной. Виталий Тимофеевич очень удивился, узнав, что ей двадцать восемь лет, более двадцати лет он ей никак не давал, да и то только потому, что она уже закончила институт, поэтому она никак не могла быть моложе. Она была замужем и имела шестилетнего сына. Ко всему прочему Светлана оказалась умной женщиной, а Виталий Тимофеевич всегда любил работать с умными женщинами, ничуть не комплексуясь тем, что женщины бывали умнее его. Впрочем, ни о каких иных отношениях, кроме деловых, со Светланой Шелгунов и помыслить не мог, хотя бы потому, что разница в семнадцать лет - всё-таки слишком много. Значительно позднее, вспоминая беседы с ней, Виталий Тимофеевич понял, что Светлана неоднократно пыталась перейти на более доверительный, интимный уровень общения с ним. Но тогда он попросту не замечал этого. Прорыв в их отношениях произошёл в конце декабря 1997 года, и совершила его Светлана. Теперь Виталик отлично понимал, как ей при её деликатности и чуткости трудно было это сделать.
   На работе отмечали пятидесятилетие одного из сотрудников отдела. Празднование удалось - было много народу, от души веселились, что в те времена было редкостью. Как-то очень быстро и незаметно проскочили официальную часть, и в большой компании установилась редкая доверительная душевная атмосфера. Виталий Тимофеевич изрядно выпил, но не осоловел как обычно, а, напротив, развеселился, направо и налево сыпал шутками, весёлыми историями. Когда начались танцы, он даже пару раз пригласил на танец нравившихся ему сотрудниц, чего ранее с ним никогда не случалось. И вдруг, неожиданно для него, к величайшему его изумлению, его пригласила на танец Светлана. Ещё за столом он заметил, что она, сидевшая напротив него чуть в стороне, иногда надолго задерживает на нём свой взгляд, но, по своему обыкновению, не придал этому никакого значения. Он, сохраняя между ней и собой дистанцию, галантно повёл её в танце. Светлану это не устраивало. Она обняла его за шею и прижалась щекой к его груди. Виталий Тимофеевич изумился до полного обалдения, даже протрезвел. По окончания танца Светлана, не отрываясь от него, прошептала:
   - Спасибо, Виталий Тимофеевич.
   - Да что вы, - возразил Шелгунов, - это вам спасибо.
   Весь оставшийся вечер он провёл, как он сам определил, неудержимо ухлёстывая за Светланой. Проводить её ему не удалось - за ней приехал муж. Но, уходя, Светлана непрерывно оборачивалась и смотрела на Шелгунова шальными совершенно сумасшедшими глазами. Но даже тогда Виталий Тимофеевич ничего не понял ни про Светлану, ни, что странно, про себя.
   При следующей встрече участники подобного маленького флирта обычно вели себя, как будто ничего не случилось. Таковы были не писаные правила, которые все понимали и принимали. У Светланы и Виталия Тимофеевича получилось иначе. Светлана при каждой встрече с Шелгуновым начинала вся светиться от счастья. В разговоре с ним голос у неё менялся и обретал необыкновенно ласковые интонации. Наверное, к лучшему, что до Нового года они увиделись всего дважды, и обстоятельства складывались таким образом, что им никак не удавалось остаться наедине. Тридцать первого декабря им неожиданно выдали изрядно задержанную зарплату, поэтому случаю на работу пришли все. Кое-кто из женщин, в их числе была и Светлана, привели с собой детей. Предновогодняя суета, да ещё рядом маленький ребёнок - не лучшая обстановка для установления определённости в отношениях. Они и не пытались сделать это, только прошли вместе до метро и проехали несколько остановок. Светлане нужно было выходить первой. Поезд замедлял ход, она, уже стоя у дверей, обернулась и закричала на весь вагон:
   - Виталий Тимофеевич!! С новым годом вас! Счастья вам, Виталий Тимофеевич! Счастья, Виталий Тимофеевич!
   Мягко говоря, на них удивлённо зоазирались, и было с чего - юная прекрасная женщина и мужчина весьма средних лет. И в глазах Светланы было столько счастья и любви...
   Затем были новогодние десятидневные каникулы, еще неофициальные, но общепризнанные. За это время Шелгунов во всём, как ему казалось, разобрался и принял решение, но ещё не осознал его. Осознание пришло позднее. Сразу после каникул Света решила по вполне понятным Шелгунову причинам и с явными намерениями отметить свой день рождения на работе. Она лихорадочно ждала, когда же закончится официальное застолье и начнётся неофициальная интимная часть с танцами в полутьме, с шептаниями в укромных уголках...
   Не дожидаясь окончания застолья, Шелгунов вышел якобы покурить, торопливо оделся и ушёл. Несколько часов он бродил по морозному вечернему Петербургу. И всё яснее понимал, что далее ему будет всё хуже и хуже. Конечно, седина в бороду - бес в ребро. Но, если б только в этом дело, можно потерпеть чуть-чуть, терпеть Шелгунову было не впервой, и пройдёт. Некрасиво поступил он с женщиной, обидел её и обидел сильно. Но он не представлял, как разрешить возникшую проблему. Он любил свою жену и уже знал, что любовь - это даже не на всю жизнь, это навсегда. Но он любил и Свету, он честно признался себе в этом. А здесь и сейчас Ира и Света были несовместимы. Бегать от одной к другой, врать, изворачиваться - он бы не смог. Он усмехнулся, смог бы, себе-то не ври, ты не сможешь разрываться между обеими, не сможешь видеть, как они обе мучаются, из-за тебя старого дурака, не сможешь жить разорванным между ними, потому что ты для каждой будешь один без второй женщины. И он принял решение и никогда в нём не раскаивался. Да, Свете стало плохо. Но пусть лучше она считает его гадом и сволочью, чем разрывает себе душу, как он, который понимал, от какого чудесного человека он отказался. Шелгунов, сколь мог, скрывал своё состояние от Иры. Но много ли скроешь от любимого и любящего человека? Ира, может быть, не будучи знакомой со всеми деталями, страдала вместе с ним, принимала на себя часть его мук. Страдала и ревновала невероятно.
  
   И вот сейчас, когда многое столь разительным образом изменилось, Виталик на ватных ногах приближался к Свете.
  
   Когда Шелгунов вышел за дверь, в конференц-зале появилась Ира, подошла к окну и замерла около него.
   - Ира, - обеспокоено спросил Мэйсон, - как ты? Может, тебе лучше не смотреть?
   Ира обернулась и улыбнулась ему:
   - Стив! Ты человек с западным менталитетом, тебе не понять загадочную русскую душу. Я люблю Лики, он любит меня, и Свету тоже любит. Понимаешь, обеих любит, вот в том, самом высоком смысле этого слова. Я ещё не знаю, люблю ли я Свету, но я знаю, точно знаю, что хочу, чтобы мы были все трое вместе.
   Мэйсон покрутил головой:
   - Ох, уж эти русские! Накрутили тут! Нет, чтобы просто спать друг с другом... Не понимаю... А как же твои... - Мэйсон замялся.
   Ира погрустнела:
   - Да, это серьёзно. Уже накатывает. Я им сейчас такую сцену устрою - небесам жарко станет. Стив, поможешь нам?
   Мэйсон изумился:
   - С радостью, но чем?
   - Не знаю. Но ты же умный, догадаешься.
   Мэйсон пожал плечами:
   - Хорошо, попробую. Ну, а потом, позднее?
   - Позднее... - улыбнулась Ира, - позднее всё будет хорошо, и сцены я буду закатывать уже не им. Может тебе.
   - Упаси бог! - с чувством воскликнул Мэйсон.
  
   Света увидела, что к ней кто-то приближается, прищурилась, затем приложила ладонь козырьком ко лбу, заслоняясь от низкого осеннего солнца. Узнав мужчину, она порывисто вскочила, сделала пару неуверенных шагов навстречу и замерла, прижав руки к груди и вся вытянувшись в его сторону.
   - Виталик! - почти простонала она. - Господи, Виталик! Здравствуй!
   Шелгунов невероятно удивился. Он никогда не был со Светой на "ты", они всегда, даже, пожалуй, подчёркнуто, обращались друг к другу на "вы". Но, подумал, он, может, здесь так принято, ко всем на "ты", вон, Мэйсон сразу "тыкать" начал. Потому он, улыбнувшись, ответил:
   - Здравствуй, Света!
   - Виталик, - спросила она, - это правда, то, что ты мне тогда сказал?
   - Тогда, это когда? - не понял Шелгунов.
   - Ну, тогда, 8-го марта 2004 года.
   Шелгунов встречался со Светой в последний раз в декабре 1999 года, и более с ней, даже по телефону, не общался.
   - Света, - сказал он, - есть одна небольшая неувязочка. Я тебя очень прошу. Посиди здесь, подожди минут пятнадцать-двадцать. Я обязательно вернусь. Что бы ни случилось - землетрясение, Большой взрыв - не уходи. Умоляю, дождись меня!
   - Угу, - кивнула она.
   Но глаза её, только что излучавшие на Виталика неимоверное счастье, потухли.
   - Нет!! - в отчаянии затряс головой Шелгунов. - Не так! Посмотри мне в глаза! Светка! Хочешь, я перед тобой на колени встану? Дождись меня!
   Света улыбнулась:
   - Хорошо, я тебя дождусь. Только ты торопись, я тебя буду очень ждать!
   Шелгунов стремглав припустил обратно на базу. Ворвавшись в конференц-зал, он только мельком взглянул на мрачную Иру, уселся напротив Мэйсона и выпалил:
   - Ну, каким образом я встречался с ней в 2004 году?
   Мэйсон вздохнул:
   - Давай по порядку, Виталий Тимофеевич. Хронология согласно земному летоисчислению в реальном потоке времени, иначе мы с тобой сутки будем разбираться, что и в какой последовательности произошло. Начнём.
   В июле 2003 года нам поступило приказание от начальства Патруля времени обратить внимание на предмет возможного сотрудничества с Патрулём на Светлану Олафовну Скалдине. Координаты прилагались. Мы провели стандартную проверку, на встречу в реале ходил Рутбергер, убедились, что она полностью подходит для работы в Патруле, выяснили время и дату её смерти - 2132 8-го марта 2004 года, и направили тэгуинам стандартный запрос о том, когда её можно будет забрать, возможно, заменив на киборга или биоробота, и можно ли будет, если возникнет необходимость, помочь ей чем-нибудь. Ответ тэгуинов был, ну, можно сказать, редкий, то есть столь жёстких ограничений они нам никогда, до тебя, кстати, не ставили. Света была намертво впаяна в реальность до полудня 7 марта 2004 года: любая, самая малейшая попытка вмешаться в её судьбу ранее приводила к кошмарным, вплоть до Вселенских, катаклизмам. Я предполагаю, что не мы одни получили приказ обратить внимание на её судьбу, потому что фаяне, в свою очередь, нам сообщили, что, если Света уйдёт в Патруль позднее 1928 8 марта 2004 года, то они не сумеют восстановить её до наивысшей кондиции, более того, они вообще не сумеют её восстановить, никак. И, вообще, её нормализация, если её забрать после января 2004 года, проблематична. Нонсенс! Человека можно нормализовать, даже взяв его в состоянии клинической смерти. Существуют только две причины, по которым невозможно физическое восстановление человека: глубокая старость и длительная наркомания. У тридцатипятилетней женщины и глубокая старость - бред! Тогда мы отследили её судьбу, только событийно, никаких наблюдений за исключением трёх случаев, но о них ниже.
   Поверь, Виталик, мы многое видели, но даже нас то, что мы узнали, повергло в шок. Так что, приготовься.
   В середине августа 2003 года у неё утонул сын.
   - О, Господи! - прошептал Виталик, уже догадываясь, к чему всё идёт.
   - Это только начало. В конце сентября 2003 года от неё ушёл муж. Впрочем, к этому всё давно шло, но всё же. В октябре в связи с сокращением деятельности фонда Сороса в России её уволили. В начале ноября, буквально сгорев от рака за две недели, умерла её мать. Отец, как ты знаешь, у неё уже давно умер. Вопрос с квартирой, который перед ней стоял, отпал, потому что она, де-юре будучи её владелицей, стала владелицей де-факто и получила возможность туда переехать. Да! С матерью жила тётя Светы, которая умерла на следующий день после смерти матери. Света начала готовиться к переезду, чтобы осуществить его до Нового 2004 года. В декабре её младшая сестра, последняя её родственница, которая, как тебе тоже, наверное, известно вышла замуж за мексиканца и проживала в Мексике, погибла при осмотре одной из индейских пирамид. Её укусила гюрза. Света вылетела на похороны, на поминках напилась до беспамятства и более пить не прекращала. Нам стало понятно предупреждение фаян.
   Вернувшись в Россию, Света продолжала беспробудно пить, спустила все деньги, продала за бесценок квартиру, оставшись в коммуналке на Петроградской стороне, быстро пропила и эти деньги. И... полностью опустилась. Мы три раза кидали виом, чтобы определить её местонахождение: дважды - сразу после полудня и вечером 7 марта 2004 года, и третий раз в 1801 8 марта. Мы ходили к ней дважды, 7 марта, она категорически отказалась от наших предложений.
   - Кто ходил? - спросил Шелгунов.
   - Я и Ира.
   Виталик потрясённо посмотрел на Иру:
   - Ты??? Ты ходила за НЕЙ???
   - Я, Лики, я. Родной мой! Прости меня! Мне не удалось.
   - Что, так плохо?
   - Это ужасно, Лики!
   - Ну ладно, - сказал Шелгунов, - третий виом, как я понимаю, вы бросали для меня?
   - Да.
   - Я успею?
   - В каком смысле? - не понял Мэйсон.
   - Ну, там же, когда я появлюсь в реале, сработает эффект доппельгангера, - ответил Виталик. - Прежде, чем я начну совершать неконтролируемые мною поступки, должен же быть какой-то временной зазор. Успею я за это время что-нибудь сказать Свете?
   - О-о! Всё не так просто, - сказал Мэйсон. - Во-первых, никакого временного зазора нет, эффект доппельгангера срабатывает за один квант времени. Ты, Вит, плохо усвоил теорию. После второй попытки к нам пришло очередное указание сверху. Дозволялась ещё только одна попытка, а о кандидатуре десантника нам сообщат позднее. Когда появился ты, сообщили, что ты и будешь тем человеком, который отправится к Свете. Самое главное, что мы уже зна... Ладно! Тебе это сейчас ни к чему.
   - Блин!!! - выругался Шелгунов. - Как марионетку за верёвки дёргают!
   Мэйсон невозмутимо продолжал:
   - Теперь об эффекте доппельгангера. Вот, смотри, - он указал на прямую зелёную линию, повисшую прямо в воздухе. - Это, условно, твоя линия жизни ДО ТОГО, как ты появился у нас, а вот она же ПОСЛЕ ТОГО, как ты появился у нас. Видишь, вертикальную стрелочку остриём вниз. Даю увеличение. Внизу твоя реальная линия жизни, а вверху короткий отрезок- тоже твоя реальная линия жизни, которая появилась ПОСЛЕ ТОГО, как ты пришёл к нам. И отрезок нигде не пересекается с твоей линией жизни. Эффект доппельгангера должен быть налицо и, теоретически, он есть, но он не сработал, ни один из тебя не аннигилировал, - Мэйсон усмехнулся. - Фаяне уже привычно позеленели, ваальцы послушно перевернулись на уши, только тэгуины философски заметили: бывает, вероятность подобного события исчезающе мала, но ведь больше нуля. Обрати внимание, на длительность второго отрезка твоей жизни - с 1801 до 1928, последнее с точностью до пикосекунды совпадает с тем, что нам дали в качестве предельного срока фаяне.
   - Короче, - сказал Шелгунов, - я сейчас отправляюсь. Где вы меня выбросите?
   - Да куда же ты торопишься? - удивился Мэйсон. - Сейчас или завтра - безразлично.
   - Это тебе безразлично, - огрызнулся Шелгунов, - а мне - нет! И вернусь сюда я в следующий квант времени после отправки. Короче - где?
   Мэйсон пожал плечами:
   - Ну, как знаешь. Выбросим мы тебя около входа в, - он запнулся и старательно выговорил по-русски, - сортир за станцией метро "Горьковская", его ещё к тому времени не открыли, так что, там безлюдно.
   Виталик хорошо знал это место, поэтому попросил:
   - Тогда, дайте мне фонарик.
   - Зачем? - удивился Мэйсон, а Ира прыснула.
   - Затем, что там всё засрано, - пояснил Шелгунов, - в дерьмо запросто вляпаюсь. Ты представляешь, убеждаю женщину к нам идти, а от меня за версту говном несёт!
   Мэйсон выпучил глаза:
   - Я не понимаю, почему там должно быть засрано, там же туалет ещё не открыт!
   Шелгунов только рукой махнул:
   - Ещё куртку какую-нибудь с деньгами, и я пошёл.
   - Да подожди ты! - прикрикнула на него Ира. - Посмотри сначала, где ты с ней встретишься, и на неё. Потому что ты её не узнаешь, а, когда узнаешь, тебя может кондрашка хватить!
   В воздухе повисла вечерняя панорама небольшой площади-сквера на пересечении Кронверкского и Каменностровского проспектов в направлении от станции метро "Горьковская" к ряду магазинов, которые сейчас Виталик не знал, но в застойные годы один из них в народе называли "Главтабак". Из-за угла со стороны Каменностровского проспекта на площадь "выбрела", иного слова и не подобрать, женщина. Опустившийся бомж, или бомжиха, если хотите. Прохожие обходили её задолго до того, как она приближалась к ним. Выглядела женщина жалко, пошло и омерзительно: на бесформенной фигуре грязное летнее пальто неопределённого серо-буро-малинового цвета, на ногах стоптанные, изношенные до стадии разложения, летние "лодочки", когда-то стройные худые ноги женщины отекли, на одной ноге чулок сполз до щиколотки, на второй - был усеян крупными дырами. Женщина брела нетвёрдой, по-видимому, пьяной походкой. Её лица видно не было, она свесила голову вперёд и смотрела строго под ноги. Грязные лохмы волос болтались омерзительными перьями. Виом совершил "наезд" на женщину, развернулся и показал крупным планом её лицо.
   - Она?! - в ужасе ахнул Виталик.
   - Она, она, - печально подтвердила Ира.
   Когда-то милое очаровательное лицо, с хорошо оформленным крупным ртом, с чувственными манящими губами, расплылось в пьяном безумии, отекло, мраморная когда-то кожа приобрела свекольный оттенок. Прекрасные миндалевидные глаза почти скрылись в набрякших сиреневых веках. И, наверное, самое омерзительное - это даже не накрашенные губы, а какая-то грубая мазня помадой ярко красного пошлого цвета вокруг рта.
   Шелгунов почувствовал, как на его сердце проступают капельки крови.
   Он спросил Мэйсона:
   - Отчего она умерла?
   - Видишь, у неё в правой руке, - указал Мэйсон, - нy,... холщовый мешок. В нём две бутылки вина, плохого вина, а в той, на которой белая этикетка, вино очень плохое. Не яд, но употребление внутрь чревато самыми тяжёлыми последствиями. Светина печень не выдержит, и она.. ну... умрёт, тяжело умрёт, прямо в своей комнате.
   Шелгунов попросил:
   - Кинь, пожалуйста, виом во время и место, когда следственная бригада будет обследовать труп и место смерти, и произведи запись.
   Ира кивнула:
   - Да, это может помочь.
   Шелгунов молча надел куртку, взял в руки фонарик и приказал исполнителю:
   - Давай! Ты знаешь куда и когда.
   Мэйсон хотел было что-то сказать, но лишь тяжело вздохнул. Ира прошептала:
   - Господи! Не дай ему умереть!
  
   Глава 12.
  
   Виталик благополучно выбрался из загаженной каверны бывшего туалета, быстро перешёл Кронверкский проспект и встал на площади как раз в том месте, по которому должна была пройти появившаяся из-за угла Света. Она почти наткнулась на Виталика, заметила внизу чьи-то ноги и, не поднимая головы, повернулась, чтобы обойти препятствие. Шелгунов предвидел это и сделал шаг в сторону, преграждая ей путь, сделал на полном "автомате", потому что сейчас он предпринимал титанические усилия, чтобы не сблевануть. До этого он только видел, но не нюхал. Понятно, почему прохожие обходили Свету по широкой дуге. Виталика обдала густая волна отвратительных запахов: грязи, кислый запах давно немытого тела, мочи, ещё какой-то мерзости; и поверх всего этого был положена сильнейшая вонь дешёвого одеколона.
   Света, наконец, подняла голову, и Виталика обдало густым запахом перегара, даже не винного, а какого-то химического. Света мутными пьяными глазами тупо рассматривала стоящего перед ней мужчину. Через десяток томительных секунд наступило узнавание, и лицо Светы расползлось в подобие пьяной улыбки. Голос её, красивый, низкий, на удивление остался прежним. Но речь - о, ужас!
   - Виталь Тифееич! - пьяно залепетала она. - Какая встрча! К-какой вы крсивый, эле... элегнантн...
   Капельки крови на сердце Шелгунова набухали.
   - Здравствуйте, Света, - мягко сказал он. - Вы позволите, я вас до дому провожу?
   - Кнчно... С тким мжчиной приятно пройтсть.
   Он галантно предложил ей руку и деликатно, но твёрдо, забрал сумку.
   - Не волнуйтесь, - успокоил он Свету, - мы ваше вино донесём до дому в целости и сохранности.
   Опёршись на руку Шелгунова, Света не только стала твёрже стоять, но и говорить начала яснее.
   - Конечно, Виталь Тимофеич, сегодня праздник. Вы угостите женщину вином? А я знаю, как мужчину отблагодарить, уж поверьте, знаю.
  
   До дома Светы было минут пять-шесть неспешной ходьбы, но они добирались более получаса. Светлана всё порывалась прямо сейчас вспрыснуть такую встречу, потом попыталась затащить Шелгунова в винный магазин, чтобы позднее не бегать. А затем у неё как-то резко, враз, опьянение прошло и наступило кошмарное похмелье, а, скорее, ломка. Она рухнула на подвернувшуюся скамейку и, сипло дыша, отказалась куда-либо двигаться. Шелгунов, не отдавая ей сумку, понимая, что без неё она никуда не уйдёт, сбегал до ближайшего ларька и купил бутылку самого лёгкого пива.
   Света жадно пила пиво прямо из горлышка. Пиво вытекало у неё из уголков рта, струилось по подбородку и по вялой морщинистой шее устремлялось под одежду. Выпив пиво, Света громко рыгнула и на несколько минут замерла. Шелгунов смотрел на неё и в отчаянии думал: нет, это не Света, это остатки распавшейся личности под управлением примитивных рефлексов, ей что-либо говорить про Патруль времени бессмысленно. Света аккуратно, со словами: пятьдесят копеек на дороге не валяются, - бережно положила пустую бутылку в сумку. Затем она посмотрела прямо в глаза Шелгунову, пьяным бессмысленным взглядом. Лишь на исчезающе малое мгновение её взгляд стал чистым и ясным. И Шелгунов понял: Света здесь, внутри этой жуткой оболочки, она от отчаяния сжалась в позу эмбриона и с нетерпением ждёт, когда же это всё закончится, когда же она, наконец, умрёт.
   "Если я не достучусь до неё, - подумал Виталик, - всё будет бесполезно. Но я достучусь!"
   Капли на сердце Шелгунова стали сливаться между собой.
   Пиво благотворно подействовало на Светлану. Они, по сравнению с предыдущим, даже быстро дошли до её парадной и всего с одной остановкой поднялись на третий этаж. Путь в комнату Светы лежал через кухню. Какая-то женщина средних лет сказала:
   - Опять эта шлюха какого-то кобеля привела.
   В ответ Света буднично, равнодушно, как мимоходом поздоровалась, бросила:
   - Заткнись, старая засраная жопа.
   В комнате Шелгунов помог Свете снять пальто и, не найдя другого места, положил его на обшарпанный продавленный диван. Света установила два ободранных стула около круглого стола, сделанного в 50-х годах, и достала из старого буфета два гранёных стакана. Она посмотрела на Шелгунова и спросила:
   - Ну, мужчина откроет вино?
   - Да, - кивнул Виталик, уселся на один из стульев, поставил две бутылки вина на стол и удивился.
   Он и не предполагал, что в 2004 году где-нибудь ещё продавалось вино, запечатанное полиэтиленовыми пробками, как в старые застойные годы.
   - Ну, - поторопила Светлана, усаживаясь на второй стул.
   - Сейчас, - кивнул Шелгунов, - сейчас, подождите... Света, мне надо с вами поговорить.
   - Вита-аль Тифееч, - протянула Света, - после стаканчика вина разговор будет гораздо приятнее, я вам обещаю.
   - Да подождите, Света! Успеете вы выпить.
   - Вы опять про Патруль времени? - спросила Света.
   Шелгунов с изумлением взглянул на неё. На него смотрела трезвая, смертельно бледная женщина. В её глазах плескалось дикое отчаяние и безысходность.
   - Не надо, Виталий Тимофеевич, - угрюмо сказала она, - поздно. Вокруг мрак, пустота, холод. Я одна... одна... холодно.
   - Да нет же Света! Вас вылечат.
   - Не надо, Виталий Тимофеевич, - повторила Света, - мне уже всё это говорили, один симпатичный мужчина и одна очень хорошая девушка. Понимаете... Нет цели... Нет смысла... Нет жизни... Я одна...
   Капли крови на сердце Шелгунова слились в ручейки и потекли вниз.
   Лицо Светы начало расплываться, взгляд потускнел.
   - Света! Вы сегодня умрёте!
   Она встрепенулась:
   - От чего?
   - Это же не вино, а практически яд, особенно в одной из бутылок. Ваша печень не выдержит!
   - В какой? - с жадным интересом спросила Света. - Скажите мне, умоляю Вас!
   - Вы хотите посмотреть, как вы будете выглядеть после смерти?
   - Ну-у-у... Покажите.
   - Когитр! - громко сказал Шелгунов. - Запись!
   По направлению к двери повисла панорама той же комнаты, в которой они сидели. На полу, лицом вниз в непотребной позе лежало тело Светланы. Голова её буквально плавала в огромной луже блевотины омерзительного цвета. Около тела стоял милиционер и рядом с ним два человека в штатском. Все зажимали пальцами носы и брезгливо осматривали тело.
   Шелгунов поинтересовался:
   - Запахи дать?
   Свету всю передёрнуло:
   - Уберите это! И всё равно, Виталий Тимофеевич, нет, - и безразлично добавила. - Конечно, я ценю вашу заботу...
   Как-то в одно мгновение она вновь превратилась в пьяную отвратительную тварь. Она схватила одну из бутылок и со словами: "Ну, зачем же вы, Виталь Тифеич, мучаете слабую бедную женщину!" - принялась зубами сдирать пробку. Шелгунов вырвал бутылку у неё из рук и в ярости закричал:
   - Да оставь ты в покое эту отраву! Выслушай меня до конца!!
   Света завизжала:
   - Да кто тебе дал право так со мной обращаться?!
   В стену комнаты громко застучали. Шелгунов взял себя в руки и, вздохнув, сказал:
   - Да, Света, права мне никто не давал. Но есть одно обстоятельство, которое позволяет мне так поступать. Я люблю тебя!
   - Меня? - недоумённо переспросила Света. - Меня? - её всю скривило. - Виталик да ты посмотри на меня! Я ведь даже не шлюха, я распоследняя дрянь, которую только ленивый импотент не поимел. За стакан вина я такое могу сделать... Тебе лучше не знать.
   Сердце Шелгунова разорвалось, и кровь струёй хлынула вниз.
   Резкая боль прошила левую сторону его груди. "Чёрт! - подумал Шелгунов. - Только сейчас не хватало дуба дать!" Исполнитель на его руке задёргался, и Шелгунов почувствовал несколько сильных уколов в запястье. На мгновение он потерял сознание. Очнувшись, он увидел, что Света - Света!!! - с тревогой смотрит на него.
   - Что с тобой? Тебе плохо?
   - Не, не, - успокаивающе поднял руку Шелгунов, - всё нормально. Ты только не уходи опять, Света! Прошу тебя, не уходи! Я люблю тебя.
   Света сморщилась:
   - Вот такую грязную, вонючую, мерзкую?
   - Да! Только не грязную, вонючую и мерзкую, а прекрасную и удивительную, которой так замечательно подходит её имя. И ты вновь станешь такой, обещаю тебе!
   Глаза Светы наполнились слезами:
   - Повтори, пожалуйста, что ты сказал до этого.
   - Я люблю тебя.
   Шелгунов взял её голову в свои руки и принялся нежно целовать её в глаза, губы, щёки.
   - Не надо! - вырвалась Света. - Я мерзкая!
   - Нет...
   Виталика прервал исполнитель, выбравший почему-то в данный момент противный скрипучий голос:
   - До начала действия эффекта доппельгангера осталось ровно пять минут.
   - Ну, ё-моё! - вырвалось у Шелгунова. - Только этого не хватало!
   - Что за доппельгангер? - спросила Света. - Двойник?
   - Ну да, я же в Патруле времени только в конце 2005 года оказался. А здешний я ни сном, ни духом не знал, что с тобой происходит?
   - Чем это тебе грозит?
   Ответил исполнитель:
   - Через четыре минуты десять секунд возникнет реальность, в которой находящийся здесь, в этой комнате, Шелгунов гарантированно погибнет не позднее, чем через час.
   - Я согласна!! - крикнула Света. - Давай, быстрее!
   - Только, Света, я в Патруле времени окажусь почти через два года. Пожалуйста, дождись меня.
   - Дождусь!
   - Обещай!
   - Я обещаю обязательно дождаться тебя.
   - Мэйсон! - громко в пространство сказал Виталик. - Телепорт на меня! Забирай Свету Скалдине.
   - Кто говорит?
   - Шелгунов.
   - Какой Шелгунов? - не понял Мэйсон.
   - Какая разница?! - заорал Виталик. - Мне до доппельгангера всего ничего осталось!
   Со словами: "Ясно!" - Мэйсон материализовался в комнате и протянул Свете руку: пошли!
   Когда они исчезли, Шелгунов хлопнул себя по лбу: ёлки-палки! А как же труп? И тут глаза у него полезли на лоб - в комнате вновь появилась Света, пьяная, грязная, мерзкая.
   - Не волнуйтесь, Виталий Тимофеевич, я - биоробот. Я всё сделаю: вначале приму ваш вид и уйду, потом телепортируюсь обратно, вино выпью, комнату заблюю, дуба дам. А вы поспешите, у вас двадцать секунд осталось.
   - Домой! - заорал Виталик.
  
   При появлении Шелгунова когитр базы тоже заорал:
   - Шелгунову немедленно в стационар!
   - Что с тобой? - встревожилась Ира.
   - Ничего, - ответил Виталик.
   Когитр пояснил:
   - У Шелгунова несколько минут назад был купирован обширный инфаркт.
   - Так купирован же! - возразил Шелгунов. - Не, не, не.
  
   Виталик взял ладошки Светы и, нагнувшись, нежно поцеловал кончики пальцев.
   - Света! - произнёс он. - Всё, что я сказал тебе восьмого марта 2004 года, - правда. Я люблю тебя. Только... Понимаешь, когда я подошёл к тебе, - он взглянул на часы, - двадцать восемь минут назад, возникла одна неувязка. Я ведь недавно в Патруле, чуть больше месяца, и двадцать восемь минут назад по локальному времени базы я ещё не встречался с тобой в 2004 году. А теперь уже встретился.
   - Так ты прямо оттуда? - ужаснулась Света.
   - Угу.
   - И ты только что говорил со мной, той, грязной, пошлой... - она прижала ладони к щекам. - Господи! Стыд-то какой!
   Шелгунов обнял её:
   - Ну что ты Света! Я говорил не с той, я говорил с этой. Ты только очень хорошо запряталась, и мне, признаться, пришлось приложить немало усилий, чтобы найти тебя и... разговорить.
   Она порывисто обняла его и прижалась:
   - Ты никуда не уйдёшь?
   - Никуда и никогда, - ответил Виталик. - Света, ты должна знать про меня всё. Я женат.
   - Ну и что?
   - И я люблю и свою жену, и тебя.
   - Замечательно! - сказала Света. - Значит, мы станем близкими подругами, у нас очень много общего - мы любим одного человека. Наверное, она - Ира, она тогда, до тебя, приходила ко мне. И тогда, и позднее, она как-то пару раз обмолвилась о тебе с такой нежностью и заботой! Можно, я тоже буду звать тебя Лики?
   - Угу.
   - Угу!!! - раздался резкий злой голос сзади.
   Виталик обернулся, а Света ойкнула. Позади них стояла Ира, уперев кулаки в бёдра, а лицо у неё было злое и решительное.
   - Ну что, притащил шлюху, добился своего? - начала Ира.
   Виталик обалдел:
   - Ира, что ты несёшь?
   - Я не несу, я констатирую факт. Тебе мало молодой жены, тебе нужна ещё эта старая потаскуха!
   - Да как вы... - начала Света.
   - А ты молчи, пока тебя не спрашивают! - отрезала Ира. - А то, ишь, мало ей было кобелей, нового захотелось!
   - Ира, перестань! - закричал Шелгунов.
   - Ну, уж нет! А то любовь, тили-тили-тесто... Правда глаза режет!
   - Да я совсем... - опять начала Света.
   - Молчи, шлюха! Пока я не разрешу тебе говорить.
   - Да как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне!
   Перепалка разгоралась. Шелгунов возвёл очи горе и тихо сказал:
   - Господи, а, может, мне было лучше тогда помереть?
   До поры до времени он в каком-то отрешённом состоянии слушал брань, в основном Ирину, двух любимых им и любящих его женщин. И понял, что Ира холодна как лёд, она осознанно и целенаправленно бьёт Свету по самому больному месту, предельно унижая её. А у Светы вот-вот случится истерика. Волна ярости затопила Виталика, он заорал:
   - Да пропади он пропадом этот Патруль времени! Ухожу!
   Как рефери на ринге, он развёл женщин в стороны и, пройдя между ними, решительно направился в сторону базы.
   - Нет!!! - вскрикнули обе женщины одновременно. - Нет, Лики! Не надо! Нельзя! Любимый наш! Умоляем тебя, не надо!
   Каждая просила за обеих сразу! Боль вновь разлилась по левой стороне груди Виталика. Он на секунду остановился. Воспользовавшись моментом, женщины вцепились каждая в одну из его рук: не пустим!!! Шелгунов недоумённо посмотрел по сторонам, затем сделал движение руками, как будто стряхивал с них воду, обе женщины повалились наземь, и пошёл дальше.
  
   Нависнув над Мэйсоном, Шелгунов процедил:
   - Стив, я не знаю, как уходят из Патруля, но, так как я никаких письменных заявлений не делал, то, думаю, будет достаточно устного. Я ухожу из Патруля!
   - Нет! - одновременно воскликнули Ира и Света, оказавшиеся тут как тут.
   Наливаясь кровью, Мэйсон медленно поднялся со стула и, не смотря на то, что был ниже Шелгунова, навис над всей троицей несокрушимой скалой. Метнул грозный взгляд на заглянувшего сотрудника, тот немедленно испарился.
   - Молчать! - негромко, но очень страшно приказал он. - Сесть! Во-первых, впредь будьте любезны, устраивать семейные разборки в своих личных апартаментах - нечего мне остальных сотрудников в шизофреников превращать. Во-вторых, Виталик, из Патруля просто не уходят.
   "Угу, - подумал Виталик, - из Патруля уходят не просто, а очень просто", - но мысль эту оставил при себе.
   - В-третьих, - продолжал Мэйсон, - до тех пор, пока я не прикажу: выполняйте! - сидите и внимательно слушайте, а затем бегите со всех ног. Ты, - он ткнул пальцем в Свету, - немедленно отправляешься обратно на Тимеллу и подчищаешь там хвосты, - он ткнул пальцем в Иру. - Ты - на Элькадор Мейдигон. Скорее всего, там ничего серьёзного, но они просили для консультации земного аналитика. Разберись, прими меры или доложи. А ты, Виталик, - на Хевронию.
   Шелгунов намеревался было всё послать очень далеко и надолго, но, услышав про Хевронию, передумал.
   - Нельзя ему на Хевронию, - совершенно спокойным голосом сказала Ира.
   - Рано ему туда, - сказала Света, - опыта никакого.
   - Сам знаю! - отрезал Мэйсон. - Но это прямой приказ сверху.
   - Так вот кто за верёвки дёргает! - воскликнул Шелгунов. - Доберусь до них - сам им руки-ноги повыдергаю!
   - Ну что сидите?! - рявкнул Мэйсон. - Бегом!
   Женщины встали, а Шелгунов не пошевелился.
   - Ах, да! - вспомнил Мэйсон. - Время на этих планетах сейчас полностью синхронизировано с временем на нашей базе, поэтому ровно через сутки, секунда в секунду, не взирая ни на какие обстоятельства, быть здесь. Всем троим!
   Шелгунов по-прежнему не шевелился.
   - Тебе что, - удивился Мэйсон, - особое приглашение нужно?
   - Насколько я правильно помню слова уважаемого начальника, - противным гнусавым голосом начал Шелгунов, - до тех пор, пока он не соизволит приказать: выполняйте! - нам надлежит сидеть и внимательно слушать. Я пока не слышал слова...
   - Да я тебя... - Мэйсон протянул напряжённые руки с растопыренными пальцами к горлу Шелгунова.
   Того со стула, как ветром сдуло.
  
  
   Глава 13.
  
   Так, продолжая это стремительное движение, он и влетел в какую-то комнату на Хевронии. С размаху снёс стул, ударился бедром о край стола и зашипел, потирая ушибленное место.
   - Да, землянин, - донёсся из угла комнаты, от окна, нежный мелодичный голосок, - твоё появление весьма эффектно.
   Шелгунов осмотрелся, обошёл кругом стол и опустился в кресло рядом, ну, судя по волосам до плеч, хевронкой. Та с интересом и без малейшего напряжения, впрочем, как на лице у хевронцев проявляется интерес и каково у них напряжённое выражение лица, Шелгунов не имел ни малейшего представления, без малейшего напряжения рассматривала его. Шелгунов вздохнул:
   - Начальство дало такие энергичные указания, что под влиянием их импульса я и влетел сюда. Приношу свои извинения.
   - Пустое, - сосем по человечески мотнула головой хевронка.
   - Меня зовут... - начал Виталик.
   Хевронка жестом оборвала его:
   - Мне известно твоё имя, землянин. О твоём прибытии было сообщено заранее. Поэтому, - она обвела комнату рукой, - никого, кроме меня более и не было.
   - Уважаемая хевронка, ведь ты - хевронка?
   - Да, для тебя можно сказать так. И имя моё Элайя-эм.
   - И мне дозволено обращаться к тебе по имени?
   - Как тебе будет угодно.
   - Хорошо, - кивнул Шелгунов. - Уважаемая Элайя-эм! Мне известно, что хевронцам и землянам в силу их большой внешней схожести, по сравнению с представителями других цивилизаций, трудно общаться между собой. Поэтому, если тебе...
   - Оставь, землянин, - улыбнулась Элайя-эм, её улыбка напоминала, скорее, оскал, - я принадлежу к тому малому числу хевронцев, кто спокойно общается с землянами. Более того, это общение мне приятно, потому здесь я, а не кто-то другой. А вот, если тебе...
   - Оставь, хевронка, - в ответ улыбнулся Шелгунов, - я спокойно, как выяснилось, общаюсь с хевронцами. Но, честно сказать, первая встреча на меня произвела сильное впечатление, но мне удалось полностью и окончательно справится с проклюнувшейся, было, ксенофобией.
   - Вот как? - искренне удивилась Элайя-эм. - Однако ты мне не встречался среди того малого количества людей, которые общались с нами. Справедливости ради, стоит отметить, что и нас было таких не много.
   - О! Это было очень давно и всего один раз при достаточно неожиданных обстоятельствах, и с одной хевронкой.
   Элайя-эм только хмыкнула.
   - Элайя-эм, - попросил Шелгунов, - я в Патруле без году неделя, чуть более месяца. Я практически ничего не знаю. Из инопланетян, кроме тебя, видел только одного тэгуина. Знания мои находятся в самом зачаточном состоянии. Я ничего не знаю о хевронцах, об их обычаях, культуре, табу, кроме, пожалуй, табу на огневиков, что можно говорить, что нельзя, какие жесты дозволительны, какие нет. Поэтому, во-первых, заранее прошу у тебя прощения за возможную бестактность вплоть до смертельного оскорбления. Буде такое случится, оно произойдёт не по злому умыслу, а исключительно по незнанию. И, во-вторых, не могла бы ты, когда будешь рядом, конечно, опекать меня здесь на предмет предостережения от действий, которые... которые... - Виталик замялся.
   - Я понимаю, землянин, - кивнула Элайя-эм. - А ты не боишься сам по незнанию оказаться в глупом, смешном положении?
   - Вот это переживу! - твёрдо сказал Шелгунов. - Конечно, в том случае, если это не нанесёт урон нашей цивилизации в целом.
   Элайя-эм улыбнулась:
   - Ты хороший человек, землянин, с тобой приятно общаться. Что же касается твоей опеки, так, собственно, я для этого сюда и вызвана.
   - Кем? - быстро спросил Шелгунов.
   - Непосредственно начальством Галактической службы охраны времени.
   Виталик только руками развёл:
   - Ё-моё! И сюда влезли!
   - Что же касается возможных бестактных слов или действий с твоей стороны, - продолжала Элайя-эм, - то очень немногое считается таковым у нас и не считается таковым у вас, и наоборот. Хотя различий между нами значительно больше, чем общего, но и последнего много. В частности, базовая мимика, жестикуляция у нас очень похожи. За исключением, пожалуй, того, что мы плачем чаще от радости, чем от горя. В последнем, впрочем, и не каждый хевронец разберётся.
   - Ну-у, - протянул Виталик, - и у нас смех бывает нервическим, истерическим, и не сразу разберёшь, от горя он или от радости.
   - А теперь, ­ сказала Элайя-эм, - я бы хотела, чтобы ты ознакомился с моей фигурой, дабы не испытать шока в самый неподходящий момент. Раздеваться я, естественно, не буду.
   Впрочем, этого и не требовалось. Рабочий комбинезон туго обтягивал её фигур, среднего по земным меркам, роста. Пока она медленно поворачивалась вокруг вертикальной оси на триста шестьдесят градусов, Шелгунов сумел достаточно хорошо рассмотреть её: лицо почти человеческое, очень красивые даже по земным меркам, губы, вот, рот, пожалуй, крупноват, глаза миндалевидные, но значительно больше человеческих, крупный шестигранный зрачок, радужная оболочка нежно-бирюзового цвета с круглыми карими кляксами, шея длинная в большом количестве продольных кожистых складок, широченные плечи, ключицы уходили от плечевых суставов не горизонтально, как у человека, а спускались к грудине под углом почти в сорок пять градусов, мощная бочкообразная грудь, ни намёка на молочные железы, впалый живот, узкие бёдра и при этом хорошо развитые ягодицы, длинные, но массивные ноги, изящные хрупкие руки и длинные кисти с пятью почти человеческими пальцами.
   Шелгунов тоже начал вставать.
   - Не надо, не надо, - остановила его хевронка, - ты тут при переходе так прыгал и извивался, - вот, язва, подумал Шелгунов, - что я хорошо сумела тебя рассмотреть. У тебя приятная для глаз фигура. Для моих глаз, - уточнила она.
   - Ты мне тоже понравилась.
   - Ну, ну, ну, не надо, - скептически заметила Элайя-эм.
   - Элайя, - начал Шелгунов, - я, кажется...
   Хевронка отрубила:
   - Меня зовут Элайя-эм!!!
   - Извини. Я впредь учту это. Элайя-эм! Я, кажется, не давал тебе повода усомниться в своей искренности.
   Впервые хевронка оставила чуть иронический тон и сама искренне удивилась:
   - Тебе, что, я действительно понравилась?
   Шелгунов, в свою очередь, подивился тому, в какую сторону зашёл их разговор, но ответил честно;
   - Да! Да, фигура не человеческая, иная, но... изящная и очень женственная. Глядя на тебя, только полный идиот, из землян, конечно, примет тебя за мужчину.
   Элайя-эм некоторое время молчала, ошарашено рассматривая Шелгунова, наконец, сказала:
   - Ты удивительный человек, землянин. Удивительный!
   Не выдержав его пристальный взгляд глаза в глаза, она, чуть порозовев, наклонила голову вперёд, и прядка золотистых волос свалилась с её аккуратного ушка на лоб. Шелгунов осторожно, нежно провёл по этой прядке кончиками пальцев и столь же осторожно заправил её на место. Элайя-эм с улыбкой и непониманием смотрела на него:
   - Этот жест, это... э-э?
   - Ну, - сокрушённо поник головой Шелгунов, - на Земле за подобный жест я в пределе мог схлопотать по физиономии от женщины, с которой только что познакомился. Хотя, скорее, дело ограничилось бы негодующим фырканьем и словесным внушением.
   - Почему? - не поняла Элайя-эм.
   - Потому что этот жест предполагает некоторую доверительную близость между мужчиной и женщиной. Нет, нет, не любовь, не секс, только чуть-чуть больше доверия, открытости друг другу, и не всегда это, особенно со стороны женщины, приветствуется.
   - Ну что ж, - сказала хевронка, - а мне понравилось.
   Она тряхнула головой и непослушная прядка вновь валилась на лоб. Шелгунов повторил своё движение и заметил:
   - Женщина, очевидно, - ты хочешь меня охмурить.
   - Женщина-эм, - как-то не очень уверенно поправила хевронка.
   - Женщина-эм, - согласился Виталик.
   - Скажи, землянин, какие действия мужчины по отношению к женщине дозволительны, но, скажем так, на грани дозволенного?
   Виталик на секунду задумался, потом ответил:
   - Сейчас продемонстрирую. Действительно на грани, но допустимо фактически по отношению к любой женщине и показывает ей высшую степень уважения, даже обоготворения.
   С этими словами он взял правую ладонь Элайи-эм в свою и, наклонившись, поцеловал ей руку. Распрямившись, он обомлел. Хевронка сидела совершенно прямо, пунцовая до крайней степени, глаза её метали не то громы и молнии, не то выражали предельную степень то ли отчаяния, то ли смущения.
   - Э-э... - забормотал Шелгунов, - ну-у...
   - Землянин! - придя в себя, сказала Элайя-эм. - Только твоё незнание и предварительное твоё предупреждение об этом уберегли тебя от хор-рошей оплеухи. Никогда! Слышишь, никогда не прикасайся ни к одному хевронину ротовым отверстием.
   Шелгунов с облегчением развёл руками:
   - Ну, знал бы, ни за что...
   - Ладно, давай к делу, - оборвала его Элайя-эм. - Когитр, вероятность!
   Впереди над столом высветилось число 0,52. Элайя-эм несколько секунд оторопело смотрела на него и быстро спросила:
   - Когда произошло изменение?
   - Повышение вероятности благоприятной реальности с 0,48 до 0,52, - обстоятельно пояснил когитр, - с точностью до кванта времени совпадает с моментом появления здесь, - когитр на секунду задумался, - данного землянина.
   Элайя-эм совершенно сумасшедшими глазами уставилась на Шелгунова и взмолилась:
   - Землянин! Спаси нас! Умоляю тебя, спаси! Ты сможешь, землянин!
   - Э-э, - озадаченно забормотал Шелгунов, - я бы и рад. Только я абсолютно не представляю, о чём идёт речь. Я же тебе сказал, я здесь без года неделя.
   - Так что же ты сидишь?! Иди. Работай, вон туда, за угол, там тебе будет удобно, - и уже в спину жалобно добавила. - Спаси нас, землянин...
  
   Ознакомившись с проблемой, Шелгунов помрачнел. Он прекрасно отдавал себе отчёт, что эта проблема по своему уровню несоизмеримо превосходит его, как знания, так и возможности. Но почему же тогда именно его, не спросив его мнения, отправили сюда? Что за подковёрные игры?
   Две недели назад, по космическим меркам очень близко от системы планеты Хеврония из какого-то незарегистрированного темпорального измерения вынырнуло гигантское облако антиматерии, состоящее из антипротонов. Опять же по космическим меркам, оно начало не спеша надвигаться на систему Хевронии. Массы облака и его размеров хватало с избытком, чтобы аннигилировать все планеты в системе, бо?льшую часть звезды, а затем отправиться дальше. До следующей звёздной системы облако, если не нырнёт обратно в какое-то темпоральное измерение, добиралось бы сотни полторы лет - система Хевронии располагалась в области пространства с очень высокой концентрацией звёзд. До катастрофы оставалось пять дней. Весь Галактический союз, за исключением до последнего времени, группы Мэйсона, занимался этой проблемой.
   Было предложено немедленно начать экстренную эвакуацию - эта цивилизация не вела космическую экспансию и вся проживала на одной планете. Однако вероятностный анализатор показал, что вероятность катастрофической реальности составляет всего 0,005, - то ли облако нырнёт куда-нибудь, то ли будет найдено решение по его уничтожению, то ли ещё что, вероятностный анализатор не определял причины, - поэтому Хеврония отказалась от эвакуации. За неделю вероятность катастрофической реальности возраста до 0,52 и замерла. К эвакуации сумели приступить только сегодня, но время было безвозвратно упущено - более 10-15% населения спасти никак не успевали, не говоря уж о культурных, и, тем более, материальных ценностях.
   Фаяне пригнали в систему и её окрестности огромное количество генераторов материи. Их совокупной мощности десятикратно хватило бы, чтобы уничтожить облако. Но что было делать с выделившейся энергией? Она гарантированно сжигала все планеты системы Хевронии, а попутно пары заселённых систем поблизости. Даже с учётом того, что выделившаяся энергия распространится по пространству сферической волной, теряя плотность пропорционально квадрату расстояния от взрыва, Союзу ещё долго пришлось бы ждать, пока плотность энергии упадёт до значения, которое позволит приступить даже не к утилизации её, а лишь нейтрализации. Была возможность попытаться выбросить облако в какое-нибудь пустое темпоральное измерение, да и оставить там. Однако механизмы появления облака в нашем пространственно-временном континууме были неизвестны, и не существовало гарантии, что оно вновь не выскочит где-нибудь. Но дело даже не в этом, в конце концов можно было и рискнуть. Материальное тело из обычной или антиматерии можно выкинуть в иное темпоральное измерение только с занимаемым им пространством. Подобные генераторы, генераторы выброса, тоже существовали и были уже доставлены фаянами. По космическим меркам плотность облака была чудовищной, тысячи антипротонов на кубический метр, но очень мала для индивидуального выброса каждого антипротона - на это ушло бы несколько сотен, если не тысяч лет. Выбрасывание в иное темпоральное измерение всего объёма, занимаемого облаком, привело бы к возникновению огромной пространственной дыры, которая, схлопнувшись, породила бы вначале взрыв пространства, затем пространственное цунами, ураганы, штормы и тому подобное. Эта катастрофа уничтожала не только систему Хевронии и близлежащие системы, но и полгалактики, не исключено, что и всей Вселенной пришлось бы несладко.
   На этом заканчивались технические проблемы, но существовали, так сказать, научно-этические. Дело в том, что на заре исследований передвижения в темпоральном континууме, около сорока тысяч лет назад по отношению к началу исследований, фаяне столкнулись с полностью аналогичной катастрофой. Цивилизация, которой грозило подобное, не исключено, что то же самое, облако антиматерии, только вышла в ближний космос и поэтому не подозревала о грозящей ей гибели. Фаяне не только не стали им что-либо сообщать, но и входить в контакт поостереглись. Перебросить необходимое количество техники даже для спасения ничтожного количества разумных, хотя и непонятно зачем, через сорок тысяч лет было не под силу только что образовавшемуся Галактическому союзу. Тогда обратились за помощью к только начинающему формироваться Патрулю времени, который насчитывал в своём составе всего сто пятьдесят семь существ. К тому времени Хеврония ещё не вошла в Союз. Сначала в эту систему с огромным трудом и большими для Союза того времени энергетическим затратами переправили самых разнообразных специалистов Патруля, за исключением людей. Их тогда в Патруле было всего восемь человек, и они только приступили к своему обучению. Вероятностный анализатор, как показывал 0,1 (вероятность благоприятной реальности) на 0,9 (вероятность катастрофической реальности), так и продолжал показывать. Решили переправить людей. По техническим ограничениям того времени их переброска началась одномоментно, а на место они прибывали один за другим. Когда они начали прибывать, с каждым прибывшим анализатор сбрасывал с вероятности благоприятной реальности ровно 0,0124 и девять в периоде, и с прибытием последнего человека вероятность благоприятной реальности стала равна практически нулю, то есть исчезла. Ту цивилизацию спасти не удалось.
   Именно поэтому земляне не спешили непосредственно на Хевронию. Тем более, проблем с доступом к информации, как в предыдущем случае, всё происходило здесь и сейчас, не существовало. Если бы не прямой приказ руководства Патруля, Мэйсон ни за что не разрешил бы Шелгунову отправиться на Хевронию.
  
   Ну, ладно, - начал думать Шелгунов. - Предположим, именно вследствие моего появления здесь нужная всем вероятность увеличилась с 0,48 до 0,52. Я - чего себе-то врать? - полный профан в подобных проблемах, недоучка и недоумок. Но, вот, увеличилась. Возьмём за основу, что моё участие в ликвидации или предотвращении катастрофы необходимо. Не будем надувать щёки и растопыривать пальцы, там, кому-нибудь в нужный момент подушечку под локоток подложу.
   - Землянин!!! - истошно завопила Элайя-эм. - Землянин!!! - она подбежала к нему. - Ты что сейчас делал?!!!
   - Ничего, - испуганно ответил Виталик. - Честное слово, ничего!
   - Что ты делал?!!!
   - Думал я, - сердито ответил Шелгунов. - Да в чём дело-то?
   - Только что, - пояснила Элайя-эм, - вероятность подскочила до 0,55 и упала до 0,47. Учти, мысли значительно влияют на вероятностные процессы во Вселенной.
   - О, ё! - воскликнул Виталик. - Только этого не хватало! Это же иногда такое подумаешь! Но серьёзно. Когитр, сюда, - он указал пальцем слева от себя, - непрерывную индикацию благоприятной вероятности с точностью... до десятого знака после запятой. Так. Сначала я принял за основу, что моё непосредственное участие в ликвидации катастрофы необходимо. О! Снова 0,55, затем я решил, что, вряд ли, сделаю что-либо существенное, так, на подхвате буду. Оу! 0,48. Ну ладно, я не на подхвате, я - главный. Ну, ни фига себе! Одну тысячную добавил - 0,551. Удобно работать с подсказкой. Знать бы ещё, о чём спросить подсказку.
   - Думай, землянин! Правильно думай!
   Шелгунов улыбнулся:
   - Милая Элайя-эм, если бы я это умел...
   Элайя-эм порозовела, по-видимому, от смущения.
   - Ну вот, опять я тебя... Прекрасная женщина... эм, - с некоторой паузой добавил он, - я хочу, чтобы тебе было со мной хорошо, весело, радостно, а ты... ну вот, плачешь...
   - Я тебе всё сказала, - сквозь слёзы выдавила она, - вспоминай, - и ушла на своё место.
   Но Виталик не отстал от неё. Он присел рядом и сообщил:
   - Я полдня буду вспоминать, а кто работать будет?
   - Тупой ты! Тупой!
   - Какой есть, - развёл руками Шелгунов.
   - Я же тебе ясно сказала: у нас чаще плачут, как у вас смеются, от хорошего настроения.
   Виталик расцвёл:
   - Серьёзно?
   Он взял её руку в свою и ладонью, тщательно избегая рта, прижал к своей щеке ближе к уху:
   - Приятно.
   - Ты сумасшедший, - тихо сказала Элайя-эм.
   Шелгунов не стал спорить:
   - Может быть. Только... - он кинул взгляд в сторону. - Я, конечно, тупой, но за время нашего разговора, замечу, на тему, не имеющую ни малейшего отношения к катастрофе, вероятность увеличилась на двадцать семь десятитысячных.
   - В-в-в... - начала Элайя-эм, остановилась, помолчала и вновь. - В-в-ви... - сжала зубы, зажмурила глаза и через пару секунд твёрдо произнесла. - Землянин! Мне нужно подумать! И отпусти мою руку!!... Ну, пожалуйста, отпусти...
   Когда Виталик встал, она негромко сказала:
   - Ты какой-то ненормальный землянин. Ты псих! Ты ещё очень пожалеешь об этом.
   - Пусть я псих, - ответил Шелгунов. - Но, Элайя, я тебе не обещаю, я тебе гарантирую, что об этих минутах я никогда не пожалею.
   - Эм, - потерянно добавила Элайя, - эм...
   - Эм, эм, - сердито буркнул Шелгунов. - Я пошёл думать в нужном направлении.
  
   - Итак, я главный, - продолжал размышлять Шелгунов, - трали-вали, турум-турум. Хорошего в этом мало. Ответственности - воз и маленькая тележка, а вот, что делать, - ни малейшего представления, ни умения, ни знаний. Так! Проехали!
   Очевидно, в ликвидации катастрофы должны принять участие огромное количество народу, всякого. Столь же очевидно, что не я один должен находить решение. И только не надо убеждать меня в обратном! - Шелгунов опасливо скосил глаза: на его последнюю сентенцию вероятностный анализатор никак не отреагировал. - Кто ещё? Так как решать мне, то... Элайя-эм! - крикнул он.- Я тут немножко поэкспериментирую, так что, не обращай внимания на возможные скачки в показаниях анализатора. Значит, кто? Ну, только кто-то из тех, кто мне известен, про остальных я по определению не могу ничего предполагать по причине отсутствия для меня предполагаемых. Итак: Элайя, Мэйсон, тэгуин Эн и, безусловно, мои любимые женщины. В этом порядке и начнём, - через некоторое время он констатировал. - Собственно, этого можно было ожидать, Ира, Света и Элайя. Кстати, чем она здесь занимается - ведь чем-то она занимается, - кроме того, что явно приставала ко мне? Тоже, кстати, зачем? Только затем, чтобы помочь мне адаптироваться на Хевронии? Не верю! Мне здесь пока, если и нужна адаптация, то только к ней. Элайя-эм! - опять крикнул он. - Чем ты здесь занимаешься, кроме того, что опекаешь меня?
   - Дурью! - донеслось из-за угла. - Рассчитываю для каждого отдельного антипротона его выброс в другое темпоральное измерение вместе с направленным строго на него протоном, - было слышно, как она громко вздохнула. - Работы и всего-то тысяч на двадцать-тридцать лет.
   - Ну хорошо, - думал Шелгунов, - вот сейчас я приволоку сюда своих любимых женщин, - он взглянул на показания анализатора и вздохнул. - Да это я и сам понимаю! Где-то мои женщины?... Так! Стоп! Прежде, чем их привлечь к работе, нужно её определить. Что делать? Старинный вопрос русской интеллигенции. И отвечать на него надо мне. Лично. Ну, со следующим вопросом русской интеллигенции: кому морду бить? - пока погодим.
   Создать новую теорию я не могу, изобрести новый аппарат - тоже, скомбинировать действия уже существующего - нет, нет, я толком даже не знаю, что существует. Стоп! Это я не знаю, а вчетвером мы, скорее всего, знаем. Но всё же, мои женщины сейчас заняты и ранее завтрашнего дня я их никак не увижу, а решение, судя по активной реакции "подсказки", уже есть, надо его только найти. Где я его могу найти? Очевидно, в уже существующей информации. Но её ведь такая уйма, мне жизни не хватит её лопатить. Кретин! Причём патентованный! А по крупным блокам? Начали!
   Один необходимый массив информации он нашёл довольно быстро: теория времени. Это был ожидаемый массив, всё-таки он числился сотрудником Патруля времени, поэтому вполне резонно было предположить что, что-то относящееся ко времени будет нужно. А вот дальше дело застопорилось. В какой-то момент он почувствовал, что Элайя-эм стоит у него за спиной, и попросил:
   - Сядь рядом, у меня атавистические комплексы, терпеть не могу, когда кто-то дышит мне в затылок.
   Элайя-эм послушно уселась рядом и, так как Шелгунов по давней привычке, оставшейся ещё из его прошлой жизни, всё отображал на голографическом экране, внимательно наблюдала за его действиями. Через некоторое время Шелгунов устало потёр глаза, взглянул на часы и сказал:
   - Пора принимать стимуляторы.
   - Нет! - твёрдо сказала Элайя-эм. - Тебе нужно сейчас поспать часов пять-шесть, а стимуляторы прибережём на будущее, кто знает, что там случится.
   - Да я на них неделю спокойно продержусь! - возмутился Шелгунов.
   - Нет! - не согласилась Элайя-эм. - У тебя и так проблемы с сердцем.
   Шелгунов ехидно осведомился:
   - Когитр наябедничал?
   - Да, - не стала спорить Элайя-эм, - ну и что? Принцип твоей работы я поняла, иди и поспи, а я продолжу. Тем более, каких-либо оформленных идей у тебя нет. Ведь так? Наугад ищешь.
   - Так, - согласился Шелгунов и предложил. - Слушай, а если всех, - всех! - вас, фаян, ваальцев, других, посадить за эту работу? Будет только лучше!
   - Я думала об этом, но, судя по подсказке, - она указала пальцем на показания вероятностного анализатора, - станет только хуже.
   Виталик забеспокоился:
   - А ты-то как без сна? Или хевронцам он не нужен?
   Элайя-эм улыбнулась:
   - Нужен. Но женщины-эм совершенно свободно, без каких-либо последствий для себя, без угнетения нервной и мозговой деятельности и так далее, могут не спать три-четыре недели. А я как раз перед тем, как отправиться сюда, отлично выспалась, почти двое суток проспала.
  
   Глава 14.
  
   Сон освежил Шелгунова. Он наскоро ополоснулся, перекусил и присел рядом с Элайей-эм.
   - Ну как?
   - Я нащупала один блок, только... как-то странно это. История гиперпространственных полётов. Я попыталась сузить тему и получила историю гиперпространственных кораблей. С какого они здесь боку, - она совсем по-человечески пожала плечами, - ума не приложу!
   Ещё несколько часов они бродили по информационным залежам и ничего не нашли.
   - Надо прекращать, - сказал Шелгунов, - всё просмотреть нам не удастся, нам и десяти жизней не хватит. Вот только... какая-то странная штука. Теория волновых процессов даёт увеличение на единичку в забытом десятом знаке после запятой - на пределе возможностей аппаратуры, но уберёшь эту теорию - единичка стабильно исчезает. А тема-то обширнейшая, она в себя включает фактически всё.
   - Ну, и выкини её, - предложила Элайя-эм.
   - Но реакция-то есть. Давай, уберём слово "теория". О! Две единички в десятом знаке прибавились. А тема-то как расширилась! Убираем слово "процессы". Упс! Пять сотых прибавилось. Только... Что нам делать со словом "волновые"?
   - Ты знаешь, землянин, - сказала Элайя-эм, - это не блок информации, это тема для размышлений.
   - По-видимому, - согласился Шелгунов. - Думай, голова, думай, мы тебе шапку купим.
   Посмотрев на часы, он спохватился:
   - Элайя-эм, мне нужно на несколько минут отлучиться, - он развёл руками, - приказ начальства. Но я очень быстро вернусь, и не один, а с двумя помощниками, точнее, прелестными помощницами.
   Элайя-эм спросила:
   - Это твои женщины?
   - Любимые женщины, - ответил Виталик.
   - Ну что же, мне будет интересно с ними познакомиться... - сказала Элайя-эм, на несколько секунд задумалась, решая, продолжать или нет, и всё же добавила. - Мне будет приятно, землянин.
  
   Из финиш-комнат Ира, Света и Виталик вышли одновременно, коротко кивнули друг другу и уселись за стол перед Мэйсоном. Виталик оказался посередине. Не дожидаясь, пока Мэйсон заговорит, он обнял обеих женщин, притянул к себе и сказал:
   -Милые мои, родные, давайте на время забудем все наши разногласия, трения - мы трое нужны на Хевронии, это доказанный факт.
   Но они не слышали его. Света, прижавшись к Виталику, настороженно смотрела на Иру. А та, наоборот, отстранившись от него, доброжелательно с тёплой улыбкой смотрела на Свету. После некоторого молчания Ира сказала:
   - Света, прости меня, пожалуйста, за ту сцену. Я тебе обещаю, что никогда больше Лики к тебе и тебя к нему не приревную!... Ведь это мой... - она тяжело вздохнула и развела руками.
   - Господи! - ужаснулась Света и встала.
   Ира тоже поднялась. Света сделала шаг навстречу к ней и положила руки её на плечи:
   - Господи! - повторила она. - Как же ты с этим живёшь? Бедная девочка!
   Ира улыбнулась:
   - Ну... живу. А насчёт девочки... Мне, Света, почти сто лет.
   Глаза у Светы округлились:
   - Ско-олько? Когда же ты успела?
   Тут подал голос и Мэйсон:
   - Ты чего несёшь, Ира?
   - Всё именно так и есть, - подтвердил Виталик. - Только, девочки, время тикает. Цигель, цигель, ай-лю-лю, "Михаил Светлов" ту-ту! У нас есть всего четверо суток. Мы тебе, Света, всё позднее расскажем.
   От одного вопроса Света всё же не удержалась:
   - Тебе тоже, что ли, сто лет?
   - Нет, - мотнул головой Виталик, - пятьдесят три года по личному биологическому времени. Но об этом и многом другом - потом. Присаживайтесь, - и обратился к Мэйсону. - Стив, ты отпустишь со мной Иру и Свету на Хевронию?
   Мэйсон помрачнел:
   - А как я могу тебе запретить, если оттуда, - он ткнул пальцем в потолок, - тебе спущен карт-бланш на проведение этой операции? Так что, сейчас не я твой начальник, а ты - мой.
   - Откуда это оттуда? - не понял Шелгунов.
   - От руководителей Патруля.
   Виталик воскликнул:
   - Ну, кукловоды хреновы - доберусь я до вас! - потом хлопнул себя по лбу. - Да! Девочки, как вы общаетесь с хевронцами? Непереносимого отвращения, надеюсь, нет.
   Света пожала плечами:
   - Нормально. Я несколько раз работала с ними. У меня проблем не возникало. У них - не поинтересовалась.
   Ира ответила:
   - Не волнуйся, у меня к хевронцам полная толерантность.
   - Отлично! - удовлетворённо воскликнул Шелгунов. - Тогда вперёд!
  
   Оказавшись в той же комнате, которую совсем недавно покинул, Шелгунов взял женщин под руки и подвёл к вставшей хевронке.
   - Знакомьтесь, девочки, - сказал Виталик.- Элайя-эм - очень приятная милая женщина, - он обратился к хевронке. - Ира и Света.
   Ира и Света настороженно переглянулись и промолчали. Элайя же с открытой искренней улыбкой сказала:
   - Очень рада с вами познакомиться, - и протянула руку для рукопожатия.
   После мгновенной паузы Ира и Света пожали протянутую руку.
   Виталик отвёл женщин к своему рабочему месту и, усадив в кресла - Свету справа от себя, Иру - слева, подробно ознакомил с результатами своей работы.
   - Ну, и чем же мы будем заниматься? - поинтересовалась Ира.
   - Тебе, Света, теорией времени...
   - Ого! - воскликнула Света. - Это же такое море, по сравнению с которым океан лужей покажется.
   - Ну, ты найди, что там нужно, методика тебе известна, систематизируй.
   - По какому принципу?
   - Ну, откуда же я знаю?! - удивился Виталик. - А тебе, Ира, история конструкций гиперпространственных кораблей. Только, девочки, выводите показания вероятностного анализатора для себя лично, а то вконец запутаемся, что на что влияет.
   Ира поинтересовалась у него:
   - А ты чем будешь заниматься?
   Шелгунов тяжело вздохнул:
   - Правильно думать на тему "волновой".
   Женщины синхронно откинулись на спинки кресел и замерли. Виталик, хотя сам ещё не умел так работать, прекрасно знал, что они ушли в виртуал, но слышат и, при желании, могут видеть, что происходит вокруг. Поэтому он, чтобы не мешать, неслышно встал и, как можно тише, направился к Элайе. Они вместе вновь принялись ломать головы по поводу слова "волновой". Минут через сорок к ним подошла Ира и начала:
   - Слушай, Лики,...
   - Лики!! - вскрикнула Элайя. - Лики!! Землянин, у тебя есть второе имя?!
   - Ну да, - ошарашено ответил Шелгунов, - есть. Но только для моих любимых женщин. Да что случилось, опять какое-то табу нарушил?
   - Нет, нет, - сказала Элайя, встала, повернулась к ним спиной, подошла к окну и уткнулась лбом в стекло.
   Шелгунов только недоумённо пожал плечами. Света, тем временем тоже подошедшая к ним, тронула Иру за локоть и, когда та обернулась, едва слышно шепнула: "Ты слышала - опять?" - и озабоченно покрутила головой. Ира, молча, кивнула ей.
   - Ну, так что у тебя, Ира? - спросил Шелгунов.
   - Ты знаешь, если бы не показания анализатора, я бы решила, что мы спятили. Цивилизация на грани гибели, а мы какой-то бредятиной занимаемся. Мне, например, судя по показаниям, следует загрузить в память всю историю конструкций гиперпространственных кораблей. Это мне на сутки почти непрерывной работы.
   Света кивнула:
   - Угу! У меня - аналогично. Только в память нужно загрузить спецификацию темпорального оборудования. Хотела бы я знать, какое отношение имеет эта ерунда к облаку антиматерии?
   Шелгунов подумал немного и осведомился:
   - У вас есть другие предложения?
   Женщины синхронно вздохнули и в один голос ответили:
   - Нет!
  
   Виталик и Элайя довольно скоро убедились, что в своих размышлениях и гипотезах относительно слова "волновой" идут по кругу. Поэтому Элайя вернулась к своим безнадёжным вычислениям, а Шелгунов принялся мерить шагами комнату. В голову ничего стоящего не приходило, и Виталика постепенно начало охватывать отчаяние. Изредка, а затем всё чаще и чаще, его обдавало изнутри волной жара: решение есть, он, теоретически, может его найти, но даже не представлял, по какому пути ему двигаться, а не найдёт он решение - цивилизация погибнет. Погибнет вот этот замечательный не то лес, не то парк за окном, с редкими огромными, в пять-шесть обхватов, деревьями, тянущимися вверх в невообразимую высоту. Только там, высоко вверху, высокие ровные стволы венчали зелёные облачка крон. Почти идеально ровную поверхность леса покрывала непривычная, но, на первый взгляд, очень приятная трава, даже не трава, а, скорее, мох. Погибнет эта замечательная женщина Элайя-эм. Шелгунов ничуть не сомневался, что она останется здесь до самого конца, трагического или счастливого. Какого? А это уже зависело от Шелгунова, от него лично.
   К вечеру он совсем извёлся. Заныло сердце. Его терзания прервал ровный голос когитра:
   - Земляне, вам необходимо отдохнуть. И не спорьте. Ваша работоспособность упала практически до нуля. После отдыха и сна вы всё наверстаете. А тебе, Виталий Тимофеевич, поспать просто необходимо - случись у тебя сейчас инфаркт миокарда, ты на неделю выйдешь из строя, так как это будет второй инфаркт у тебя за трое суток.
   - Какой инфаркт?! - всполошилась Света.
   - У Шелгунова, - пояснил когитр, - вследствие сильных эмоций сейчас начались сбои в управлении сердечной деятельности. Семь-восемь часов хорошего здорового сна. И без разговоров!
   Света тоном, не терпящим возражений, сказала:
   - Немедленно в постель!
   В небольшой соседней комнате, оборудованной под их спальню, женщины уложили Шелгунова в постель и решительно пресекли его попытки заняться не сном, а совсем другим. Не известно, преуспели бы они в своих намерениях, но на помощь им пришёл когитр, погрузив Шелгунова в сон. Когда Виталик тихо засопел, Ира взглянула не Свету и предложила:
   - Ну что, пойдём, погуляем, поговорим?
   - Угу, - кивнула Света.
  
   Глава 15.
  
   Они, не спеша, прогуливались по лесопарку. Трава пружинила под ногами. Хеврия, звезда, вокруг которой вращалась Хеврония, опускалась к горизонту. Её свет с трудом проникал сквозь кроны редких огромных деревьев, вокруг царил приятный спокойный полумрак.
   Ира, опуская несущественные детали, рассказала Свете о своей совместной жизни с Виталиком, о своей смерти и рождении, о том, как Виталик познакомился с ней, нынешней, до того, как обратил внимание на неё ту, до её смерти.
   - И что там, между жизнями? - спросила Света.
   Ира пожала плечами:
   - Не знаю. Ничего не помню.
   - Ира, а кем ты себя ощущаешь - девятнадцатилетней девчонкой или... - Света замялась.
   - Или столетней старухой? - закончила за неё Ира.
   Света самым решительным образом отрицательно замотала головой:
   - Нет! Мудрой опытной женщиной.
   Ира улыбнулась:
   - Когда как. А, вообще, и той, и другой одновременно. И девятнадцатилетней шалопутной оторвой, и девчонкой, и опытной умудрённой женщиной. На самом деле, это здорово, мне нравится, - она вновь улыбнулась. - Подрастёшь, девочка, станешь такой и тоже оценишь.
   Они присели на скамейку, вырубленную целиком из ствола огромного дерева. Света сказала:
   - Ира, не сердись на меня, пожалуйста, за то, что я так бесцеремонно вторглась в вашу жизнь. Я не собираюсь ни отнимать у тебя Лики, ни делить его. Я его люблю, и больше всего на свете хочу, чтобы ему было хорошо. А без тебя ему будет плохо.
   - Ну, зачем же его делить? - удивилась Ира. - Мы его обе любим. Ему с нами обеими вместе лучше, чем с каждой порознь. И нас он обеих любит, это я точно знаю. Ты не держи на него обиду за тот случай, ну, тогда, на твоём дне рождения в 1998 году.
   Света хмыкнула:
   - Теперь я тебе расскажу. Тогда я очень обиделась...
   - Он... - начала Ира.
   - Подожди, подожди, - остановила её Света. - Обиделась, ох, как я обиделась! Ты сама знаешь, как он тогда поступил. А потом... в конце 2003 года всё, что у меня было, - рухнуло, исчезло, рассыпалось в пыль. В самолёте, когда я летела на похороны сестры, я, чтобы хоть как-то придти в себя, начала вспоминать приятные радостные светлые моменты в своей жизни, но никак не связанное с тем, что случилось в том году. Поездку в детстве с родителями на юг, студенческие годы, первые девичьи влюблённости... Конечно, вспомнила и Виталия Тимофеевича, тогда я к нему даже мысленно так обращалась. Вспомнила обиду... И тут меня как ударило! Я поняла, что он тогда так поступил осознанно, прекрасно представляя все последствия, сделал только для того, чтобы я о нём подумала плохо, чтобы мне было легче расстаться с ним. Я же видела, как ему потом было плохо!
   - Я тоже видела, - тихо произнесла Ира.
   - И я - дура! - ничего не сделала, чтобы помочь ему. Наоборот!! И вот, когда я это поняла, вот тогда для меня всё окончательно пропало... Ну... Дальше - ты знаешь, что было со мной.
   Ира вздохнула:
   - Мы, Света, с тобой тогда были несовместимы.
   Света с тревогой спросила:
   - А сейчас?
   - Сейчас... Я рада, что ты с нами. Ты мне нравишься, Света.
   - И ты мне! - выдохнула она.
   В едином порыве они обнялись, как могут обняться только очень близкие подруги, ощущая полное доверие друг к другу.
   Через некоторое время они отодвинулись друг от друга. Света с огорчением заметила:
   - Бабы мы с тобой! Вот, уже и глаза на мокром месте.
   Ира рассмеялась:
   - Так это и хорошо, что бабы. Иначе Лики на нас и внимания бы не обратил.
   Света осторожно начала:
   - Ира, скажи, я Лики ещё недостаточно знаю, у него... с сексуальной ориентацией... э-э... всё в порядке?
   Ира прыснула:
   - Не волнуйся, не извращенец - предельно гетеросексуален.
   - Значит, идеальный бабник! - потерянно сказала Света.
   Ира изумилась:
   - С чего это ты так решила, подруга?!
   - Ну, ты же видела, как он за Элайей ухлёстывал. А она же хевронка. Хевронка!!!
   Ира вздохнула:
   - Видела. У Лики, конечно, есть всё необходимое, и с избытком, чтобы быть бабником. Но, поверь мне, бабником он никогда не был, и не будет. У него в жизни во всех смыслах была только одна женщина - я. А теперь ты и я.
   - А Элайя?
   Ира опять вздохнула:
   - Боюсь, именно боюсь, что он её полюбил. Он способен на такое.
   - Но она же эм!! - воскликнула Света. - Ты знаешь, кто такие хевронки-эм?
   - Очень хорошо знаю, - сказала Ира.
   - А Лики знает?
   - Нет. Он пока про другие цивилизации практически ничего не знает. Ещё не успел. У него была довольно странно составлена программа первоначального обучения - в неё ничего не было включено о других цивилизациях. Я не знаю, почему такую программу выбрали для него, не использовав стандартную, и кто выбрал.
   - Ира! - выдохнула Света. - Меня не обрадовало бы появление третьей женщины, но с этим я бы смирилась. Но эм - для Лики это катастрофа! Тем более, у него проблемы с сердцем - умрёт, и никакая самая навороченная медицина не поможет!
   Ира в очередной раз вздохнула:
   - Ты права, - и неожиданно спросила. - Ты знаешь, что Лики верующий?
   Света изумилась:
   - Верующий?!
   - Да, - кивнула Ира. - Только у него своеобразные взгляды. Очень своеобразные. Я, конечно, плохо в этом разбираюсь, но мне кажется, что в этой области он обогнал ваальцев. Во всяком случае, узнай они о его системе воззрений, они надолго бы прилипли к нему, тем более и он готов на эту тему говорить вечно. Ну, это я отвлеклась. Так вот, не смотря на всю своеобразность его системы взглядов, он ею успешно пользуется. Иногда, кажется, несёт такую ахинею - уши сворачиваются, а пройдёт некоторое время и с досадой убеждаешься, что он был прав. Лики говорил, что человек, рождаясь, ставит перед собой некоторые задачи, которые при жизни здесь обязан решить. Причём, если задача решена неправильно, то задача вновь и вновь встаёт перед ним, и во всё более жёсткой постановке. Вот, мы с тобой в предыдущий раз не сумели решить задачу, поставленную перед нами обоими задачу - мы не смогли преодолеть себя и отвергли друг друга. Сейчас, только что, решили её. Мы с тобой совместились.
   - Ты уверена, что мы её правильно решили? - не поверила Света.
   - Да, - кивнула Ира, - уж очень на душе стало хорошо, когда мы с тобой обнялись. Для Лики Элайя, - если он её полюбил или ещё полюбит, это третья попытка. Для Элайи тоже, наверное, какая-то задача, не знаю.
   Света поинтересовалась:
   - А предыдущие попытки Лики?
   - Первый раз эта задача встала перед ним на заре его юности, он её попросту проигнорировал. Второй раз - это ты, Света, в 1997-1998 годах. Задачу он решил неверно. Поэтому, судя по всему, Элайя - это третий раз.
   - Но как же! - воскликнула Света. - Ведь я же сейчас с вами. Следовательно, он решил задачу.
   - Нет, - возразила Ира, - согласись, ситуация с тобой тогда совершенно отличается от ситуации с тобой сейчас, - и она опять вздохнула, - не в последнюю очередь потому, что мы с тобой решили задачу сами.
   - Но, Ира, постановка задачи с хевронокой-эм - не жёсткая, а жестокая, она по определению не имеет решения!
   - Не имеет, - согласилась Ира. - Но Лики говорил, что, если перед человеком ставится какая-нибудь задача, она обязательно имеет решение.
   - Ну, не знаю, - недовольно сказала Света. - Это всё какие-то мудрствования. Я считаю, что, как только ситуация с Хевронией прояснится, Лики нужно немедленно забирать отсюда. Согласна?
   - Безусловно! - энергично кивнула Ира. - Немедленно заберём... Только... Если Лики прав, и задача ему уже поставлена, боюсь, ничего у нас не получится.
   - Ну, это мы ещё посмотрим! - Света секунду помолчала. - Уму непостижимо, как человек может полюбить хевронку. Хевронку! Невероятно!
   Ира улыбнулась:
   - Для Лики - нет. К тому же Элайя необычная хевронка.
   - Чем же она необычная?
   Ира хмыкнула:
   - Ты только не обижайся, но вы с ней очень похожи.
   Света выпучила глаза:
   - Я и она - похожи?! Чем же?
   - Нет, конечно, не внешне, - пояснила Ира. - Вы обе очень женственны
   Света задумалась, потом сказала:
   - Ну, про себя трудно объективно судить. А вот Элайя действительно очень женственна. Только... Я бы сказала, что ты и она в смысле женственности очень похожи. То есть мы с тобой не гарем.
   - Почему? - не поняла Ира.
   - Гарем - это, не когда много жён, а когда они разные.
  
   Глава 16.
  
   Вернувшись, Ира и Света улеглись в постель рядом с Виталиком, каждая со своей стороны. Может быть, они и надеялись, что он проснётся, обнимет их... Но Шелгунов крепко спал.
   Утром Виталик проснулся первым, обнаружил рядом с собой любимых женщин, обнял их и крепко прижал. Они, ещё полусонные, в свою очередь прильнули к нему.
   - Я самый счастливый человек, - сказал Виталик, секунду помолчал, и неожиданно сел. - Не обижайтесь, девочки, время тикает, всего трое суток осталось. Давайте позднее.
   Перед обедом Ира и Света закончили свою работу. Это незначительно увеличило вероятность благоприятного исхода - всего на три тысячных. Очевидно, что дело было за Шелгуновым, а он никак не мог даже подступиться к правильному решению. Что уж говорить о самом решении? Женщины, конечно, тоже ломали головы, но безуспешно, более того, все без исключения их предположения немедленно снижали вероятность. Только на любые предположения Шелгунова анализатор никак не реагировал. Виталик уже с раздражением смотрел на его показания: он, что, издевается, что ли?
   За обедом, который проходил в той же комнате за одним из столов, Шелгунов был совершенно неадекватен. Он полностью ушёл в себя, рассеяно поглощал еду и не обращал на окружающих ни малейшего внимания. Наконец, когда он вперил немигающий взор куда-то в сторону и машинально пытался нацепить что-нибудь на вилку, скребя ею по пустой тарелке, Ира не выдержала и воскликнула:
   - Лики! Да приди же в себя!
   Он повернул к ней голову, но смотрел сквозь неё, и вдруг сказал:
   - Кретин! Патентованный идиот! Сколько времени угрохал понапрасну... - немножко помолчал и уверенно сказал. - Ну, конечно же! Когитр! Проведи сбор всей информации по темпоральным волновым процессам.
   Когитр озадаченно крякнул, но за несколько минут справился с порученным заданием.
   - Что так долго? - удивился Шелгунов.
   - Так ведь более двух миллиардов термов, - пояснил когитр. - Пришлось несколько десятков тысяч банков данных опросить.
   - Больше двух миллиардов! - ужаснулся Шелгунов. - Нет, это никуда не годится. Значит так, выкини все дискуссии, обоснования, программы исследований...
   - Виталик! - перебила его Элайя. - Оставь только определения.
   Шелгунов расцвёл:
   - Умница! Когитр, только словесные определения основных понятий...
   Неожиданно напротив стола, за которым сидели земляне и хевронка, возникла голограмма ваальца. Он представился:
   - Усвага Кворрум, председатель Галактического совета. Простите меня за столь бесцеремонное вмешательство. Дело в том, что в Совет, естественно, непрерывно поступает информация по проблеме Хевронии из самых разнообразных источников. То, что происходит сейчас здесь, мне показалось очень важным, поэтому, если вы не возражаете, конечно, я просил бы у вас разрешения, так сказать, "лично" поприсутствовать. Безусловно, если оное присутствие вам не помешает.
   Шелгунов вначале внимательно посмотрел на своих коллег и, не обнаружив у них и тени недовольства, только после этого сказал:
   - Пожалуйста! - и обратился к когитру, - Ну, сколько там получилось?
   - Шестьдесят четыре терма.
   - Нормально. Начинаем работать. Давай с самого начала.
   - Какого? - не понял когитр. - По какому или по каким признакам упорядочить термы?
   - От общего к частному.
   - Исполнено!
   Шелгунов привычным для себя образом вывесил текстовые сообщения прямо в воздухе. Термы он менял голосовой командой, а "страницы" внутри одного терма "листал" движением пальцев правой руки. Он быстро пробегал глазами содержание термов и бормотал себе под нос:
   - Темпоральная волна - изменяющаяся в темпоральном континууме по... Дальше! Дифракция темпоральных волн... Дальше... Интерференция... Дальше.
   Через несколько минут он приказал:
   - Стоп! Назад! Искажающая темпоральная волна (ИТВ) - теоретически доказана возможность её существования Гаокином в... - Шелгунов пошевелил пальцами. - Как следует из теории... - опять шевеление пальцами. - При прохождении ИТВ через область пространства в любой из известных на данный момент геометрий происходит выброс материальных тел в одно или несколько темпоральных измерений. После прохождения ИТВ тела возвращаются обратно. Вследствие ячеистой структуры ИТВ (см. структура темпоральных волн) любые материальные тела, вплоть до отдельных молекул, состоящих из более чем одного атома, поскольку выброс в другие темпоральные измерения носит стохастический характер, под воздействием ИТВ подвергаются полной деструкции. Одиночные атомы, элементарные и виртуальные частицы и тому подобное деструкции не подвергаются. При прохождении ИТВ пространство и время нашей Вселенной остаются неизменными.
   - Вот! - воскликнул Виталик. - Вот оно!
   Элайя, которая с надеждой слушала Шелгунова, огорчённо поморщилась:
   - Что оно? Вопросов больше, чем ответов. Ну, выбросим мы антипротоны в другие темпоральные измерения - так что с того? - они, после прохождения ИТВ благополучно вернутся обратно - антипротоны деструкции не подвержены. Если выбрасывать их вместе с протонами, чтобы они провзаимодействовали друг с другом в иных темпоральных измерениях, то, во-первых, далеко не в каждом темпоральном измерении безопасно проводить аннигиляцию - энергия из этих измерений вернётся к нам. И, во-вторых, ИТВ производят выброс материальных тел в бесконечномерном темпоральном континууме, поэтому все эти протоны и антипротоны просто размажутся по этому континууму поодиночке в каждом измерении, благополучно вернутся назад и уже здесь грохнут.
   Шелгунов улыбнулся:
   - Не так всё просто. Давайте, начнём с начала. Во-первых, существуют ли излучатели ИТВ? - он посмотрел на Иру.
   Та отрицательно покачала головой:
   - Среди гиперпространственных кораблей мне таковые неизвестны. Вокруг каждой обитаемой звёздной системы есть десятка два поглотителей ИТВ.
   Света добавила:
   - Подобная аппаратура мне тоже неизвестна.
   Шелгунов удовлетворённо кивнул головой:
   - Ну что же, обратимся к фаянам. Когитр! Связь с кем-нибудь из фаян, компетентным в возникшем вопросе.
   Через минуту рядом с голограммой Усваги Кворрума зависла голограмма фаянина. Неожиданно для Шелгунова фаянин выглядел так, как он себе его и представлял: тонкие четырёхпалые руки, тощая шея, абсолютно лысая голова с огромной черепной коробкой, ушные раковины и нос отсутствовали, на их месте размещались четыре отверстия, безгубый рот и два огромных агатовых глаза. Какое тело у фаянина, Шелгунов не определил, - на фаянине было надето что-то вроде не то хламиды, не то тоги. И, самое главное, цвет кожи фаянина - очень светлый нежно-фиолетовый. Фаянин оглядел присутствующих и начал говорить:
   - Приветствую всех собравшихся: тебя, Ирина Николаевна, тебя, Светлана Олафовна, - о! - тебя, Элайя-эм, тебя, уважаемый Виталий Тимофеевич, ну, и, конечно, тебя, Усвага, - ваалец радушно оскалился. - Чем могу быть полезен? Ой! Забыл представиться почтеннейшей публике: Алдакайнил.
   Шелгунов коротко кивнул ему и спросил:
   - Скажи, пожалуйста, Алдакайнил, корабли - поглотители ИТВ, разработали и изготавливают фаяне?
   - Истинно так.
   - А не делали ли вы излучатели ИТВ?
   Фаянин чуть ли не подпрыгнул от услышанного:
   - Это же запрещено!
   Менторским тоном Шелгунов продолжал:
   - О том, что их производство, скорее всего, запрещено и дурак поймёт - слишком опасная штука. Но я тебя, Алдакайнил, не об этом спрашивал, повторю: а не делали ли вы излучатели ИТВ, лучше всего прямо на гиперпространственных кораблях?
   - Ну-у... - замялся фаянин, - как тебе сказать...
   Усвага Кворрум заухал, так у него звучал смех:
   - Если не знаешь, что говорить, говори правду, Алдакайнил. Я тебе облегчу задачу. Фаянами два поглотителя ИТВ были переделаны в излучатели. Сейчас эти два корабля законсервированы находятся в ангарах Галактического совета на Герона Мейдиган.
   Фаянин поник и сокрушённо развёл руками, но всем было очевидно, что он ничуть не раскаивается в содеянном. Шелгунов расцвёл:
   - Вот, чем вы мне симпатичны, фаяне, так это воистину детским неуёмным любопытством. А скажи, Алдакайнил, нельзя ли сделать ИТВ поляризованной?
   Фаянин напрягся:
   - Как ты сказал, поляризованной? - он на мгновение задумался, затем повернул голову и бросил кому-то, не попавшему в поле голограммы, но находившемуся рядом. - Эй вы, умственные кастраты! Посыпьте свои головы пеплом, сгрызите генс до корня, - он вздохнул, - вместе со мной - Шелгунов решил проблему Хевронии. Горе нам горе! Опять этот землянин обскакал нас.
   Элайя вскрикнула:
   - Как решил?!
   Шелгунов рассердился:
   - Алдакайнил! Ты не ответил на вопрос.
   - Ответил! - возмутился фаянин.
   - Действительно, - согласился Шелгунов, - извини.
   - Давай, я тебе подробно и сразу, - сказал Алдакайнил, - а то у нас тут уже копытом бьют, землю роют. Излучатель ИТВ изготавливается из поглотителя за несколько минут перенастройкой поглотителя, - он хитро улыбнулся, - но надо знать, как перенастраивать, где и когда. Перенастроить излучатель на поляризованную ИТВ дольше, но тоже достаточно быстро. За сутки мы пригоним тысячу-полторы излучателей ИТВ в систему Хевронии, маловероятно, что там понадобится больше. Но ты, Виталий Тимофеевич, должен нам сказать их точное количество, где их расставить вместе генераторами материи, полный график операции со всей самой тщательной синхронизацией действий. Точность поляризации пусть тебя не волнует, и темпоральное измерение, куда будет всё выброшено нам тоже известно.
   Шелгунов остолбенел:
   - Дык... Как же... Я же в этом ни уха, ни рыла!
   - Вита-алик! - укоризненно протянул Алдакайнил. - Рядом с тобой находится лучший виртуальщик Союза - многоуважаемая Светлана Олафовна, она всё прекрасно смоделирует, ничуть не сомневаюсь!
   - Да подождите! - возопила Света. - Я ничего не понимаю, а вы мне уже моделировать предлагаете!
   Все внимательно посмотрели на Шелгунова. Он шмыгнул носом, цокнул языком, тяжело вздохнул и неуверенно сказал:
   - Ну-у... Попробую. Это так, только смутный образ, потому что в евклидовой геометрии, даже многомерной, не получается. Генераторы материи располагаются непосредственно вокруг облака, за ними по направлению от облака излучатели ИТВ, а вслед за ними - поглотители ИТВ. Генераторы выплёвывают, ну, видимо, протоны в нужном количестве и немедленно уходят в гипер, за ними срабатывают излучатели, излучая условно сферическую ИТВ, идущую к облаку вслед за протонами, и тоже ныряют в гипер. Длина ИТВ и время её генерирования должны быть такими, чтобы волна выбросила протоны и антипротоны в другое темпоральное измерение на срок, достаточный для протекания реакции аннигиляции межу протонами и антипротонами в таком числе, чтобы количество не успевших прореагировать антипротонов, и вернувшихся обратно, уже не представляли опасности. Энергия реакции, насколько я понимаю, к нам уже не вернётся, а рассеется по темпоральному измерению. Но тут очевидная нестыковка. Необходимо послойно отправлять протоны и антипротоны - ведь ИТВ единая и идёт вслед за протонами, поэтому выбросит вначале только их и только потом антипротоны. Я тут прикинул, протоны вернутся раньше, чем в иное темпоральное измерение попадут антипротоны, не говорю уж о реакции аннигиляции. Или ИТВ, если увеличить её скорость, перебросит все протоны и только часть антипротонов, или аннигиляция начнётся, да вся и произойдёт в нашем пространстве. Нестыковка. Конечно, можно подумать о высокочастотной ИТВ...
   - Забудь! - твёрдо сказал Алдакайнил. - Я уж не буду говорить, что поляризация вся поплывёт, там пойдёт речь о микро-, если не наносекундах, корабли не смогут с такой частотой скакать туда-сюда, да и не смоделировать такую ситуацию. Нереально. Я думаю... - он прищурился. - Может, в К-геометрии попробовать?
   - Нет, ­ - возразил Усвага, - в К-геометрии тоже не получится. Надо работать в пси-геометрии.
   - М-да, - согласился Алдакайнил, - в пси- всё, похоже, стыкуется, за исключением одной ма-аленькой такой штучки, - в этой геометрии вся наша автоматика хрюкнется! Абсолютно вся, вплоть до элементарных логических устройств, я уж не говорю о бортовых когитрах.
   - Это преодолимо, - сказал Кворрум, - потому что корабли будут управляться вручную, а управлять будем ими мы, ваальцы, - мы в этой геометрии хорошо ориентируемся. Вот, если бы каппа-геометрия, тогда дело труба!
   - Э-э, Усвага, - забеспокоился Алдакайнил, - ты отдаёшь себе отчёт в степени опасности для управляющего кораблём непосредственно?
   Кворрум наклонил голову:
   - Вполне.
   - Тогда так, - решил Алдакайнил, - экипаж каждого корабля будет состоять из двух членов - ваальца и фаянина. И не спорь, Усвага! Вы, безусловно, в пси-геометрии работать сможете, но реакция у вас никакая. Там, конечно, время потечёт иначе, но без нас вам не обойтись. Ваальцы будут подавать команды, а мы исполнять.
   - Согласен, - кивнул Кворрум.
   - Да стойте вы! - закричала Света. - Всё уже распланировали! Но я не знакома с пси-геометрией! Я остановилась на К-геометрии. Как же я буду моделировать операцию?
   - Замечательно, - сказал Усвага. - Значит, ты сможешь освоить пси-геометрию, соответствующий пакет, адаптированный для человека, ждёт тебя.
   Света скривилась и замычала, как будто у неё внезапно разболелся зуб:
   - Всё-таки стимуляторы, получается. Когитр! Пакет я освою самостоятельно, а затем подготовь стимуляторы.
   - На какой срок? - осведомился когитр.
   - Полтора суток с максимальным эффектом - больше у нас нет времени.
   Она прошла к своему рабочему креслу, уселась в него и, откинувшись на спинку, вошла в виртуал. Ира тоже прошла на своё рабочее место и сказала:
   - Мне пакет по К-геометрии, - и, обернувшись, пояснила. - Моё образование закончилось на неримановой геометрии, мне пси- сразу не потянуть.
   - И мне тоже, - подала голос со своего места Элайя, - только К-геометрию.
   - Правильно, - одобрил их действия Усвага, - Свете понадобится помощь, а К-геометрия отличается от пси- только логикой.
   Виталик, который перестал что-либо понимать, ошеломлённо спросил:
   - А мне что делать?
   - Увы, - ответил Алдакайнил, - тебе только ждать. Ты знаком лишь с евклидовой геометрией, потому можешь освоить так, чтобы уметь пользоваться, лишь геометрию Лобачевского. Через ступеньки здесь невозможно прыгать. Ну, ладно, удачи вам всем. Пошёл работать.
   - Удачи, - пожелал Кворрум и тоже исчез.
  
   Женщины вышли из виртуала практически одновременно. Шелгунов видел: усвоение информации далось им нелегко - они похожими движениями растирали глаза, под которыми у всех, даже у Элайи, обозначились синеватые мешки. Придя в себя, Ира и Элайя молча смотрели на Свету и ждали. Она же, уперев локти в подлокотники кресла, положила подбородок на сцепленные пальцы и надолго задумалась. Секунды тянулись невыносимо медленно, но все терпеливо ждали её решения. Наконец, Света глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, резко выдохнула и решительно приказала:
   - Когитр! Каску!
   - Светка! - ахнула Ира. - Ты с ума сошла!
   Света, напряжённо прищурившись, посмотрела на неё и сказала:
   - Ирочка, на кону существование космической расы - не до сантиментов сейчас!
   Ира тряхнула головой:
   - Хорошо! Возьмёшь меня? Я К-геометрию усвоила: ты будешь командовать - я исполнять.
   - Спасибо, - поблагодарила Света. - Прорвёмся, Ирка!
   - Девочки... - подала голос Элайя.
   Виталик поразился, он и представить себе не мог, чтобы эта гордая уверенная решительная женщина-эм может так жалко, униженно, нерешительно просить о чём-то.
   - Девочки, я тоже усвоила К-геометрию.
   Ира и Света переглянулись. Света помрачнела, а Ира сказала:
   - Света! Ты права, сейчас не до сантиментов.
   Света кивнула:
   - Элайя, твоя помощь будет нам очень и очень не лишней.
   - Спасибо! - Элайя с жалостью и восхищением смотрела на землянок. - И простите меня, пожалуйста, за то, что я согласна.
   Женщины синхронными движениями надели на головы, непонятно откуда взявшиеся шлемы, похожие на мотоциклетные, откинулись на спинки кресел, с лёгким щелчком опустили на лица тёмные непрозрачные забрала и замерли.
  
   Глава 17
  
   Шелгунов с полным недоумением переводил взгляд с одной женщины на другую и, наконец, спросил:
   - Когитр! Чего случилось-то?
   Когитр ответил с заметной задержкой:
   - Да, Виталий Тимофеевич, я не знаю, уступаете или нет вы, земляне, фаянам в любопытстве, но в безрассудстве вы их точно обскакали.
   - Давай без эмоций, по существу! - оборвал его Шелгунов.
   - По существу? Эти три женщины работают в виртуале в режиме полного сопряжения с ним. Более половины всех когитров Галактического союза обслуживают их, в том числе и головной, загрузка всех когитров максимальная. Энергопотребление огромное. Вся деятельность Галактического союза, за исключением жизненно необходимой, а также связанной с Хевронией, приостановлена.
   - Что за режим такой - полного сопряжения?
   - Случайно открыт в три тысячи...
   - Давай без истории! - приказал Шелгунов. - По сути и коротко!
   - По сути сложно, - после некоторой паузы ответил когитр. - Собственно, до сих пор неизвестно, что это такое. Наиболее популярная гипотеза: при работе в этом режиме происходит полное совмещение виртуального мира, генерируемого когитрами, и ментального - пользователей. В понятиях, существующих в данный момент у тебя, наиболее близко следующее: загрузка виртуала производится непосредственно в мозг разумного.
   Шелгунов взглянул на женщин, и увиденное ему совсем не понравилось: они часто и неровно дышали, из-под шлема по шее у них тянулись струйки пота.
   - Когитр! - приказал Виталик. - Выведи индикацию их пульса.
   Разобравшись в цифрах, Шелгунов чертыхнулся и спросил у когитра:
   - Твои комментарии?
   - У землянок пульс колеблется в пределах 30-178 ударов в минуту, от брахи- к тахикардии. У хевронки, как ты видишь, два числа - у неё два сердца. У основного картина, как и у землянок, вспомогательное ей сейчас не нужно, поэтому она его сейчас практически остановила - 1-2 удара в минуту. Пока ничего угрожающего.
   Шелгунов изумился:
   - Да что может грозить в виртуале?
   - В обычном - ничего, - ответил когитр, - за исключением эмоций, определяемых возбудимостью самого пользователя. В режиме полного сопряжения с виртуалом - не известно, а потому всё, что угодно. Например, порезавшись в обычном виртуале ты можешь испытать боль, а можешь и не испытать, всё определяется твоим личным отношением к этому. В режиме полного сопряжения с виртуалом, порезавшись там, у тебя может пойти кровь уже здесь, в реальном мире, - так называемые, стигматы, - правда, может и не пойти. Но не это главное...
   - А что?
   - Без небольшого исторического экскурса не обойтись.
   Шелгунов возмутился:
   - Да ты что?! Время дорого, давай коротко, всё, что посчитаешь нужным.
   Шелгунов и не подозревал, что когитр просто тянет время.
   - Впервые в режиме полного сопряжения с реалом достаточно случайно во время рутинной работы оказался ваалец Шенгорзен Айва. Позднее он ещё один раз опробовал этот режим работы в виртуале, обнаружил эффект стигматов, и, прекратив дальнейшие исследования в этом направлении, настоятельно не рекомендовал кому-либо использовать этот режим при работе в виртуале. После опубликования результатов Шенгорзена Айвы фаяне предприняли шесть одиночных и две парных попытки работы в режиме полного сопряжения с виртуалом. После этих попыток у всех фаян, опробовавших этот режим работы, в дополнение к эффекту стигматов, найденному Шенгорзеном Айвой, возникли достаточно серьёзные нервные расстройства, впрочем, успешно излеченных. Никакой системы в характере расстройств обнаружено не было. У тех, кто работал в паре, в дополнение к нервным расстройствам возникло устойчивое умеренное нежелание в дальнейшем работать и иметь дело с партнёром по совместному сопряжению. Объяснения подобного поведения весьма туманны и не выглядят убедительными. Основное впечатление от работы в паре в режиме полного сопряжения с виртуалом сводится к достаточно бессвязному, что для фаян совершенно не характерно, эмоциональному восклицанию: как противно, когда кто-то ЧУЖОЙ копается в твоём мозге! По-видимому, имеет значение то, что фаяне истинные гермафродиты.
   Это предположение выдвинуто на основе результатов попыток землян работать в режиме полного сопряжения с виртуалом. Они сделали попытки: сорок две одиночных и двенадцать парных во всех сочетаниях - мужчина-мужчина, мужчина-женщина, женщина-женщина. Для людей всё закончилось значительно печальнее: у всех серьёзные нервно-психические расстройства, до конца так и не излеченные. У пар в дополнение возникла сильная стойкая неприязнь друг к другу. Они до сих пор, в том числе и бывшие муж и жена, избегают друг друга. При их случайной встрече неизбежно возникает напряжение, которое, если не принять превентивные меры, может перерасти даже в рукоприкладство. От людей никаких объяснений подобного поведения по отношению к партнёру по бывшей совместной работе в режиме полного сопряжения с виртуалом получено не было. Конечно, отсутствие объяснений может быть связано с проблемами с психикой
   У фаян и людей первые признаки нервных и нервно-психических расстройств начинали фиксироваться от нескольких часов, до нескольких недель после выхода из виртуала. Необходимо отметить, что люди категорически отказывались описывать свои ощущения от подобной работы под предлогом, что это очень личное, интимное.
   Прецедентов выхода в виртуал в режиме полного сопряжения с ним трёх или более субъектов, тем более, принадлежащих различным космическим расам, не было, поэтому последствия подобного абсолютно непредсказуемы. Вот, пожалуй, всё.
   - За исключением одного, - заметил Шелгунов. - Эффективность работы в этом режиме увеличивается.
   - Не просто увеличивается, - уточнил когитр, - увеличивается на порядки!
  
   Родные мои девочки, с тоской думал Шелгунов, как же вам там сейчас приходится? С чем вы столкнулись и столкнётесь? Ну, почему в самый нужный момент я не могу быть с вами? Я же вам просто помешаю, вы работаете в той области, которую я даже приблизительно представить не могу.
   И тут началось страшное. Женщины одновременно жалобно вскрикнули и задёргались. На кистях рук и шее, единственных открытых местах, у них, - Шелгунов мог поклясться! - проступили следы укусов. Только форма укусов была странной, необычной, а потому страшной, - зигзагообразные, как молнии в небе. Укусы покрылись мелкими капельками настоящей крови. Когитр тут же наложил коагулянт.
   - Выведи их оттуда! - приказал Шелгунов.
   - Без прямого приказа пользователя, - ответил когитр, - это невозможно, за исключением случая потери сознания.
   Шелгунов не выдержал и заорал:
   - Каску!!
   - Невозможно, Виталий Тимофеевич, - возразил когитр. - Вы в обычном виртуале работать не умеете, что уж говорить про этот режим. К тому же, ваше пребывание там бессмысленно - вы, если и воспримете пси-геометрию, то крайне превратно.
   - Послушай, - устало сказал Шелгунов, - у меня карт-бланш на проведение данной операции. Я тебе приказываю.
   Когитр упёрся:
   - Нет, Виталик, это выходит за рамки твоих полномочий.
   - Так запроси разрешение у начальства Патруля времени, кем бы они ни были!
   Через пару томительных минут когитр сообщил:
   - Виталик, если бы я мог испытывать эмоции, то я бы сказал, что чрезвычайно изумлён - разрешение получено!
   Шелгунов уже взял в руки шлем с твёрдым намерением его надеть, как вдруг сзади раздался несколько скрипучий голос:
   - Обожди, Виталик!
   Он вместе с креслом развернулся - перед ним собственной персоной стоял ваалец. Ранее Шелгунов не сумел рассмотреть Усвагу Кворрума - его голограмма была только по грудь сверху, теперь же ваалец стоял перед ним в полный рост. Картина была, скажем прямо, жутковатая: высокий, под два с половиной метра, скелет, обтянутый толстой в морщинах тёмно-коричневой кожей, череп в виде вытянутого вверх параллелепипеда со сглаженными острыми кромками покоился на довольно длинном костяке шеи, губы отсутствовали полностью и крупные тёмно-жёлтые зубы впечатляли, но глаза были изумительные, совсем человеческие, вытянутые, ясные, цвета весеннего неба. Из одежды на ваальце была только набедренная повязка и что-то вроде перьевого наспинного украшения у индейцев, Шелгунов не помнил, как эта штука называется, плюмаж, что ли? Впрочем, было не ясно, является ли это одеждой или частью тела ваальца. "Да, - подумал Шелгунов, - такого ночью на кладбище встретишь и кондрашка обеспечена". Виталик чувствовал, что от ваальца к нему исходит волна доброжелательности и приязни.
   - Усвага? - уточнил Шелгунов.
   - Угу, - кивнул ваалец и с надеждой спросил. - Страшен?
   Шелгунов засмеялся:
   - Нет!
   - Жаль, - искренне огорчился Усвага и уселся в кресло, выросшее из пола. - Но к делу. Виталик, ты убеждён в правильности того, что собираешься сделать?
   - Да! - твёрдо ответил Шелгунов.
   - У меня противоположное мнение. Хотя, в данном случае я склонен доверять твоему, а не своему. Выслушай меня внимательно, мальчик. Ты собираешься выйти в область, о которой не имеешь ни малейшего представления. Если бы ты не был человеком, я бы уверенно сказал, что ты там ничего не увидишь и не почувствуешь, что, впрочем, не исключено, имей это в виду. Но ты - человек, у вас, людей, и у хевронцев уникальный мозг, точнее, разум, он не ограничивается вашей весьма малой черепной коробкой. По-видимому, вы и хевронцы - следующая ступень в развитии разума... Стоп! Это меня понесло. Скорее всего, твой мозг выведет понятную тебе картину. Я не знаю, что и как ты увидишь. Но! В любом случае эта картина будет очень далека от реальности - в пси-геометрии, в понятных тебе терминах, очень приблизительных, нелинейная криволинейная метрика, нецелочисленное изменяющееся число измерений более семи, многосвязная нелинейная топология, и, главное, нелинейная многомерная логика, вплоть до нарушения причинно-следственного закона. Да и время, если там вообще можно говорить о времени, течёт совсем иначе. Поэтому не поддавайся эмоциям, продумывай и контролируй каждое своё действие. Захочешь почесать там нос, если, конечно, он у тебя там будет, десять раз подумай. Ну, не пугайся, не пугайся...
   Шелгунов пожал плечами:
   - Да я, как-то, не боюсь.
   - Это хорошо. То, что тебе поведал когитр о режиме полного сопряжения с виртуалом, не столь мрачно. Он намеренно сгустил краски, дабы... Ну, это не важно. Виртуальный мир - ошибочный, а потому крайне неудачный термин. Уж лучше бы вы использовали "ментальный", что тоже не верно. Запомни, и особенно важно, не забывай об этом там, виртуальный мир в режиме полного сопряжения будет существовать только в твоём сознании, в настоящем случае в объединённом сознании вас четверых. Но будет существовать для вас полностью реально, понимаешь, это не фантазии, не игры ваших сознаний, это будет для вас реально существующий мир, там можно умереть реально, тогда умрёшь и здесь. Но там очень трудно умереть, невероятно трудно. Мир ваших сознаний полностью управляем. Например, если тебе понадобится, ты сможешь превратиться в тиранозавра. Но! Ты сможешь использовать только то, что уже знаешь. В кангарокса ты, к примеру, не сможешь превратиться, хотя, он несоизмеримо страшнее тиранозавра - ты не знаешь, кто такой кангарокс. Ты, по-видимому, слышал термин "кевларовая броня"? - Шелгунов кивнул. - А что такое кевлар, ты знаешь? Тебе известны его, для данного случая, прочностные характеристики?
   - Нет, - сказал Шелгунов.
   - Значит, кевларовой бронёй ты не сможешь воспользоваться. Титановой, да, сможешь. Но она всё равно будет тяжеловата.
   Кворрум замолчал. Шелгунов после раздумий поблагодарил:
   - Спасибо, Усвага! Я понял тебя. Только, я же могу там пополнить свои знания.
   Усвага отрицательно покачал головой
   - Там - уже нет! К тому же, любое пополнение знаний требует времени, а там у тебя его не будет, - Усвага помолчал. - Ты знаешь, Виталик, прости меня, старого дурака.
   "Ничего себе, старичок!" - подумал Шелгунов.
   - Мне не хватило прозорливости, - печально продолжал Кворрум, - предвидеть, что твои женщины решатся на столь отчаянный шаг, хотя и очень эффективный шаг, - Усвага тяжело вздохну. - Иначе я рассказал бы им то, что сейчас тебе... Ну, я, - как это у вас говорится? - буду за вас держать фигу в кармане.
   - Спасибо, - поблагодарил Шелгунов. - Ты будешь нас ждать?
   - Нет. Отправлюсь знакомиться со своим кораблём, генератором материи.
   - Ты?! - изумился Шелгунов. - Мне казалось, что с твоим рангом...
   - Оставь! - махнул рукой Усвага. - Такое приключение и пройдёт без меня! Созна?юсь тебе, я самым злостным образом использовал своё служебное положение, чтобы принять участие.
   Перед Шелгуновым сидел озорной, задорный ребёнок, поэтому Виталик улыбнулся:
   - Хорошо, Усвага, я, когда вернусь, и операция начнётся, тоже буду держать за вас фигу в кармане.
   - Будь любезен, - попросил Усвага, - твоя фига нам всем очень понадобится. Ну, удачи, малыш!
   - И тебе, папаша! - ехидно ответил Шелгунов.
   Кворрум широко раскрыл пасть и глухо заухал - Шелгунов понял, что он на самом деле так смеётся, искренне, от души, - и исчез.
   Виталик откинулся на спинку кресла и надел шлем.
  
   Глава 18.
  
   Он оказался в полной темноте, тишина стояла невероятная - уши закладывало. Извне не поступало практически никаких сигналов, для Шелгунова остались только его внутренние. Он ощущал силу тяжести, но не понимал, здесь или там, в кресле, потому что кресло он тоже ощущал, несколько неудобных складок на комбинезоне... Неожиданно Шелгунов понял, что уже не сидит, а стоит по-прежнему в тишине и в темноте. Без визуальных ориентиров, ему начало казаться, что он раскачивается из стороны в сторону. К горлу подступила тошнота, закружилась голова. Виталик широко расставил ноги и сосредоточился на ощущении силы тяжести. Тошнота и головокружение уменьшились. Простояв так некоторое время, - сколько его прошло, он не представлял, даже биологическое ощущение времени давало сбои, то ему казалось несколько минут, то часов, - он начал не спеша осторожно ощупывать правой ногой поверхность, на которой стоял, условно он назвал её "полом". В пределах досягаемости ноги пол был идеально ровный, но не скользкий. Осторожно, скользя подошвами по полу, он сделал несколько шагов. Куда? Вперёд, назад, вбок? Он не знал, даже в воображаемом двумерном пространстве поверхности пола он не ориентировался. Вот эти насколько маленьких шажков - были ли они в одном направлении, зигзагом, вперёд и назад? - он не мог сказать.
   Наконец, глаза, самый важный источник информации для человека, начали адаптироваться к непривычному миру. Вначале периферийным, а затем и центральным, зрением Виталик зафиксировал небольшое светлое пятнышко. Если бы он стоял на земле, то сказал бы, что пятнышко очень далеко от него, где-то на горизонте. Но горизонта здесь не было, ровная равнодушная чернота и небольшое светлое пятнышко. Всё так же осторожно скользя подошвами по "полу", Виталик направился к светлому пятнышку. Оно стремительно, совсем не пропорционально скорости его движения, приближалось. И всего через несколько секунд по внутреннему биологическому времени Виталик оказался перед ЭТИМ. Шелгунов отдавал себе отчёт, что то, что он видит, не имеет ни малейшего сходства с тем, с чем работают его женщины, но воспринимать иначе, чем в привычном и знакомом трёхмере, не мог.
   Памятуя о словах Усваги Кворрума, он не приближался к ЭТОМУ, он застыл на месте и выждал несколько десятков томительных секунд, методично осматривая ЭТО. На по-прежнему абсолютно чёрном, а потому невидимом, "полу" располагался невысокий, сантиметров тридцать, отполированный постамент круглой формы в плане, диаметром метров в пять. Его острая верхняя кромка была закруглена. Определить материал постамента Шелгунов затруднился - постамент непрерывно менял цвет от цвета светло-серого гранита через зелёный к тёмно-бордовому, и обратно. Но совершенно очевидно было, что постамент был каменным, не исключено, что он менял и свой состав от гранита через малахит к яшме и обратно. На постаменте покоилось огромное, метров двадцать пять-тридцать в диаметре, тело неправильной шарообразной формы. Приблизительно до двух третей высоты ЭТО было строгим шаром, покрытым тёмными разноцветными чешуйками размером в несколько ладоней каждая. Некоторые чешуйки имели строго очерченные края, но большинство - какие-то разлохмаченные. Верхняя, не покрытая чешуйками, часть сфероидного тела колыхалась, переливалась различными цветами, выпячивалась и опадала. Тело ощутимо полыхало жаром. Самая верхушка сфероидного тела была раскалена до светло-жёлтого свечения. Ниже жёлтый цвет темнел, превращался в красный, а ещё ниже начинались чешуйки. Женщин Шелгунов, как ни всматривался, не увидел.
   Постояв немного, он начал медленный осторожный обход ЭТОГО. Внешний вид тела, открывавшийся по мере обхода, качественно не менялся - да, граница между покрытой чешуйками частью тела и непокрытой была неровной, то уходила вверх, то падала вниз, но и всё. Наконец, в высоте Шелгунов увидел своих женщин. Они, подобно ангелам, нет, не ангелам, феям, взмахивая хрупким крылышками, кружились вокруг непокрытой чешуйками частью этого огромного жаркого тела. На женщинах не было никакой одежды, и Шелгунов залюбовался. В одной из женщин, часто-часто взмахивающей крылышками, зависшей на одном месте, он узнал Свету. Шелгунов понял, что она отдаёт команды своим напарницам. Ира и Элайя-эм, подчиняясь ей, стремительно летали над непокрытой поверхностью и прилепляли к ней чешуйки, которые невесть каким образом оказывались в их руках.
   Вспомнив, что он может полностью управлять своей частью виртуала, Шелгунов увеличил остроту зрения и с благоговением любовался женщинами. Они были прекрасны и удивительно гармонировали друг с другом: хрупкая миниатюрная Ира, длинноногая стройная Света, Элайя-эм... Неожиданно Шелгунов понял, обнажённая Элайя-эм должна выглядеть совсем иначе, чем если бы он мысленно реконструировал её тело по тому, что видел ранее. Положим, небольшую красивую грудь он мог и не заметить под комбинезоном. Но куда делась бочкообразная грудная клетка? И ключицы Элайи-эм имели самый привычный вид, исчезли продольные складки на шее. С изяществом её шеи могли поспорить длинные худые ноги, которые, как помнил Шелгунов, были довольно массивны. Только голова и лицо у Элайи-эм совершенно не изменились. Сейчас Элайя была похожа на земную женщину, высокую, с чуть широковатыми плечами и узкими бёдрами. Про таких женщин на Земле говорят, что у них мальчишеская фигура. Виталик понимал, маловероятно, чтобы Элайя в виртуале сконструировала для себя такую внешность, скорее уж, это он её здесь так "видел". Он ошибался, как ошибался и в допущении с малой вероятностью, что такую внешность сконструировала себе сама Элайя.
  
   Шелгунов прислушался к командам Светы в надежде, что он сможет чем-то помочь женщинам. Однако её команды представляли полную абракадабру. Разобрав: "гомеоморфный образ группы", - он перестал слушать Свету.
   Женщины работали споро, слаженно, очевидно, никакая помощь им не требовалась. Шелгунов вспомнил, как они выглядели там, в реальности, и подумал: "Наверное, и моё тело сейчас сидит в кресле и потеет". Но, всё же глазеть просто так на работающих в поте лица в прямом и переносном смысле женщин, он не мог. И он продолжил обход ЭТОГО. На противоположной от женщин стороне, когда они полностью скрылись из глаз, Шелгунову что-то не понравилось. Очень не понравилось. Он долго пытался сообразить, что именно, всматривался в поверхность сфероидного тела, крутил головой, стараясь что-то рассмотреть в полной черноте. Наконец, понял - внизу, приблизительно на уровне его груди чешуйки потеряли свой обычный очень тёмно-зелёный цвет и стали, видимо, от температуры обуглившимися, чёрными. В центре бесформенного чёрного пятна чешуек постепенно начало проявляться светло-чёрное пятнышко на фоне тёмно-чёрного. Он осторожно приблизился к подозрительному месту, здесь жар, исходящий от тела, был вполне терпим, и присмотрелся к подозрительному месту. Нет, ему не показалось, - стык двух ячеек истончался, светлел. И лопнул. Края ячеек начали стремительно расходиться, и из прорехи стала выпирать раскалённая тестообразная масса. Шелгунов лихорадочно осмотрелся, но женщины по-прежнему находились на противоположной стороне сфероидного тела. Недолго думая, Виталик попытался ладонями запихнуть "тесто" обратно и взвыл от нестерпимой боли.
  
   - Вы слышали? - встрепенулась Элайя.
   - Да, - подтвердила Ира, - как будто кто-то вскрикнул.
   - Хм, вроде было, может... - начала Света и закричала. - Девочки! Развал процесса в шестой координате с обратной связью на тепморальную сингулярность минора!
   Они, позабыв про всё, принялись изменять модель.
  
   Виталик заглушил свой крик. Молчать! Молчать, дурак! Не мешай им! Кожа на ладонях шипела, начала дымиться. Едва не теряя сознание, Шелгунов отдёрнул руки. Прореха стремительно расширялась и удлинялась. "Тесто" буквально пёрло из неё, ещё чуть-чуть и оно поползёт вниз, а затем и по постаменту. А вот этого, понял Виталик, нельзя допустить ни в коем случае, иначе вся работа женщин пойдёт насмарку и всё придётся начинать сначала. Но только руками остановить "тесто" было уже невозможно, дыра стала слишком большой. Шелгунов, крепко уперевшись ногами, успев подумать: ну, Матросов недорезанный! - навалился на "тесто" всем телом.
   Произойди это в реальном мире, Виталик сразу бы потерял сознание. Однако здесь, в очередной раз, вспомнив наставления Усваги Кворрума, он успел отстраниться от боли. Да, она была, но была рядом, а не в Шелгунове, сила её уменьшилась, но она не смогла завладеть им. Больше всего Виталик боялся закричать и отвлечь женщин от их работы. "Молчать! - твердил он внутри себя. - Молчать!" И это помогло, он ещё больше отстранился от боли. Уже не прореха, не дыра, а пробоина росла, и "тесто" начало обтекать Виталика. Он уже не обращал внимания на кошмарный запах горелого мяса, вцепился пальцами в края пробоины и попытался их стянуть вместе. Стянуть не удалось, но вверху края пробоины, где Шелгунов держал их, перестали расходиться. Сознание Виталика было помрачённым, и думал он как бы в фоновом режиме. "Эх, - мелькнула мысль, - мне бы вместо ступней кисти рук". Неожиданно он почувствовал, что внизу у него не ноги, а как у обезьяны, руки, и немедленно вцепился ими внизу в края пробоины. Он, распяленный, висел на ней. В воздухе уже отчётливо запахло горелой костью. "Сгорят ведь, - подумал Виталик. - Меняю их на карбид молибдена". Боль от этого действия не уменьшилась, но кости гореть перестали.
   Всю пробоину закрыть собою Шелгунову не удалось, "тесто", обтекая его тело, продолжало выпирать в отверстия. Последним осмысленным усилием Шелгунов вырастил из карбида молибдена плёнку между каждой из рук и головой, между руками и ногами и между ногами, тем самым полностью запечатав пробоину. К сожалению, эта плёнка тоже чувствовала всё. Боль стала совсем запредельной. Ясное сознание покинуло Шелгунова. Остались только три мысли: "Молчать!", "Не потерять сознание!" и "Держать! Держать!".
  
   Женщины, закончив работу, провели последнее тестирование модели, и Света, едва ворочая от усталости языком, спросила:
   - Ну что, выходим?
   - Выходим, - согласилась Ира, - я уже никакая.
   Элайя хотела ответить, но вскрикнула и, указав пальцем на группу рядов, выбросилась из этой виртуальной реальности. Света присмотрелась, взвыла:
   - Да что же его сюда принесло-то?! - и вместе с Ирой устремилась за Элайей.
   К счастью, они были опытными пользователями и без труда смогли переключиться со своего восприятия виртуала на восприятие Шелгунова.
  
   Его пальцы кто-то отдирал от краёв пробоины, но он из последних сил продолжал держаться.
   - Да отпусти ты, горе ты моё! - сквозь рыдания причитала Света, не в силах расцепить его, как судорогой сведённые, пальцы.
   - Ладно! - сказала она. - Элайя, ты - руки, Ира - ноги. На счёт "три" разом дёргайте, а я заделаю дыру.
   Совместными усилиями им удалось оторвать Виталика от модели. Но выращенная им мембрана осталась на пробоине. Света изумилась:
   - А модель-то подправлена, и давно, причём в базе! Вы, девочки, представляете, что бы случилось, не появись здесь Лики?
   - Угу, - угрюмо кивнула Элайя, - вначале всё бы грохнуло, потом мы долго приходили бы в себя, а потом... потом всё начали бы с самого начала, а времени и никаких сил нам бы не хватило ни на что.
   - Да! - согласилась Света. - Конечно, решение не изящное, но надёжное, как египетская пирамида - негармонические ряды. Молодец! Додумался!
   Ира так же, как и Элайя, угрюмо кивнула:
   - Да, додумался. Вот только... как? Он же понятия не имеет, что это за штука, негармонические ряды, - и всполошилась. - И понесли его скорей! Раз он ещё здесь, то, значит, он в сознании!!!
   Элайя ужаснулась:
   - Боже мой! Ведь ему же невероятно больно!
   Они подхватили Шелгунова и едва ли не бегом направились к выходу. По пути они предавались самобичеванию: "Дуры мы! Если нас только чуть покусали одномерные несобственники, представляем, что с ним сделали эти звери с бесконечным числом сингулярностей! Как они его на ремни не располосовали?! Дуры мы!"
   Приблизительно на середине пути остатки сознания благостно покинули Шелгунова, когитр его мгновенно выдернул из виртуала, и Виталик оказался в реале раньше женщин, однако по-прежнему был без сознания.
  
   Глава 19.
  
   Женщины, покинув виртуал, медленно приходили в себя. Досталось им, конечно, меньше, чем Виталику, но, по сравнению с ним, работу они провели огромную, требующую колоссальной сосредоточенности. Устали они невероятно, все движения им давались с огромным трудом. Лица у них осунулись, глаза окружали сине-чёрные круги, щёки ввалились. Да, досталось им.
   О Шелгунове они сейчас не тревожились, - когитр должен был принять все необходимые меры, а они сейчас ничем помочь Виталику не могли. Да и душевных сил уже не осталось, они просто не могли, всё они выложили там, когда несли Шелгунова.
  
   Усвага Кворрум не видел, конечно, ничего, но он внимательно следил за параметрами созданного ими виртуала по косвенным признакам, которые ему мог предоставить главный когитр. Усвага был удивлён полноте и масштабу, созданного женщинами виртуала, но был просто потрясён тем, что они делали с виртуалом, когда выносили Виталика. О том, что он был там, он знал, но не представлял, что с ним произошло. Узнав всё, Кворрум был впервые за многие столетия выбит из колеи. Он неспешно, по обыкновению ваальцев, надолго ушёл в размышления об этих четверых разумных, о всей дикости, невозможности неизбежно складывающейся ситуации. И он им всем очень по-доброму позавидовал.
  
   Света стянула шлем с головы. Волосы под шлемом насквозь вымокли, как после купания, свалялись отдельными прядями, липкая противная потная плёнка покрывала лицо, в комбинезоне неприятно мокро хлюпало. Света обтёрла рукавом лицо и только потом осмотрелась: Ира повернулась к Элайе, а та вперила полный ужаса взгляд куда-то в сторону. Света обернулась и обомлела. Шелгунов всё ещё в шлеме неподвижно полулежал в кресле, его руки безвольно свисали вниз - кисти и пальцы в страшных, до костей, ожогах! - комбинезон спереди топорщился какими-то непонятными вздутиями. Элайя, мешая всеяз и хевронский, закричала:
   - Когитр!! Шшоохх бон дума!!! Какого чёрта ты хлопаешь ушами?! Что с Виталиком?!
   Когитр обиделся:
   - Прошу, обращаясь ко мне, не использовать ненормативную лексику, особенно ТАКУЮ! Все необходимые мероприятия касательно Шелгунова я уже провёл. Сейчас происходит накопление энергии телепорта для телепортации сюда универсального меда - это вам не хухры-мухры, а шестнадцать с лишним тонн массы покоя, - и, так как женщины в едином порыве рванулись к Виталику, предупредил. - Настоятельно не рекомендую вам прикасаться к Шелгунову, у него сильные ожоги. Ими займётся мед.
   Женщины как в стену упёрлись. Света массировала себе горло, как будто ей там что-то мешало. Элайя, прижав руки к груди, вся вытянулась, прервав стремительный полёт к Виталику. Ира, ссутулившись, посерев лицом, с невыносимой болью смотрела на любимого.
   - Господи... - прошептала Света. - Где же он был, с чем работал?
   Ира обернулась к ней:
   - Ты уверена, что, когда мы его забирали из виртуала, то были в ЕГО виртуале?
   - Теперь нет, - покачала головой Света. - Точнее, уверена в обратном.
   Наконец, появился долгожданный мед и немедленно приступил к работе. Манипуляторами он осторожно, но безжалостно вскрыл шлем. Женщины в ужасе вскрикнули - лицо Шелгунова было всё покрыто огромными волдырями от страшных ожогов. Когда мед снял с Виталика комбинезон, женщины застыли - вся кожа спереди у него пузырилась огромными ожоговыми полусферами. Мед нежно поднял тело Виталика и положил его на койку внутри себя, накрыл его прозрачным колпаком и двинулся в сторону спальни землян. Элайя пришла в себя первой и жёстко спросила:
   - Мед! Прогноз?
   - Благоприятный, - проворчал мед, удаляясь в спальню, - боли он сейчас не чувствует, через четырнадцать-четырнадцать с половиной часов будет в полном порядке. Но на будущее, с сердцем надо что-то делать: или снижать у Шелгунова уровень эмоциональной возбудимости, или ставить искусственное сердце. Иначе всё это может закончиться трагически.
   Ира совсем поникла:
   - Ну почему, почему, я ему не запретила соваться в виртуал? Ведь хотела, а забыла!
   - Не терзайся, - попыталась успокоить её Света, - без него ничего бы не получилось.
   - Как и без нас тоже, - заметила Элайя. - Мистика какая-то - без любого из нас всё бы провалилось. Не верю я в такие совпадения, ну, не верю и всё!
   С вымученной улыбкой Света процитировала:
   - Что мост рухнул - верю, а что никто не погиб - не верю. Кстати, а какова вероятность? - она обернулась и воскликнула. - Опа! Всего ноль семьдесят восемь - чего же так мало-то? Где-то мы что-то прохлопали, девочки, надо возвращаться.
   - Не надо, - возразил когитр. - Операция спланирована безукоризненно. Фаяне оценили вероятность её успешного выполнения в три девятки после запятой. Операцию по уничтожению облака антиматерии начнут через пятнадцать с половиной часов.
   - Почему же анализатор показывает всего ноль семьдесят восемь? - продолжала недоумевать Света.
   Ира огорчённо поморщилась:
   - Что-то где-то мы не учли, где-то ошиблись, не учли, не поняли... Не нравится мне это, ох, не нравится!
   Она посмотрела на Свету, та кивнула в ответ и сказала:
   - Когитр! Хорошо бы Виталика вместе с медом отправить на Землю.
   - Да зачем же? - удивился когитр. - Сударыня, вы должны знать, что нуль-переход не совсем безразличен для индивидуума, особенно, если перемещаемая масса столь велика - перебрасывать Шелгунова надо вместе с медом, тем более, учитывая состояние Виталия Тимофеевича. Рискованно, Света, очень рискованно.
   Света недовольно поморщилась, но согласилась с когитром:
   - Да, ты прав. Подождём, пока он не придёт в сознание.
   - Ну-у, - протянул когитр, - мед его ранее, чем не вылечит полностью, в сознание не приведёт.
   Света принюхалась, вновь поморщилась и предложила:
   - Девочки, пошли, помоемся. А то несёт от нас, несёт как от козлов!
   Она стащила с себя комбинезон, пропитанное потом нижнее бельё и, шлёпая босыми ногами по полу, направилась в душевую. Ира последовала её примеру. Элайя осталась на месте. На пороге душевой Ира со Светой обернулись и одновременно спросили:
   - А ты что?
   - Ну-у... - замялась Элайя.
   Света испугалась:
   - Что, уже началось?
   - Что началось? - не поняла Элайя.
   - Ну... взаимная неприязнь.
   - Какая неприязнь?! С чего? - обалдела хевронка. - Что ты несёшь? - потом поняла. - А-а... Чушь всё это! Не будет никакой неприязни.
   - Почему? - спросила Света. - У всех же людей, кто работал в паре, была.
   - Потому, - уверенно сказала Элайя, - что они не работали в режиме полного сопряжения с виртуалом, а исследовали это состояние. А мы работали, и работали плотно, нам некогда было копаться друг в друге. Кстати, фаяне тоже, в основном, работали, поэтому у них и возникла только лёгкая неприязнь, - Элайя усмехнулась. - Знаете, девочки, если бы вы, земляне, не сделали столько попыток исследовать режим полного сопряжения с виртуалом, это сделали бы мы. Между нами и вами значительно больше общего, чем принято думать.
   Ира сварливо осведомилась:
   - Ну, и почему же ты тогда стоишь здесь, как шиш в чистом поле?
   - Действительно! - изумилась Элайя, скинула с себя одежду и тоже направилась в душевую.
   Спала она, впрочем, в своей комнате, а Ира со Светой направились к себе в спальню. Мед сделал непрозрачным колпак, которым был накрыт Шелгунов, пробурчав: "Нечего сейчас на него смотреть, это не эстетично". Засыпая, Света успела пробормотать: "Проснуться бы к началу операции...".
  
   Они проспали чуть менее одиннадцати часов и проснулись одновременно. Первой встала Света. Она сладко потянулась и воскликнула:
   - Ой, а есть-то как хочется!
   Ира, глядя на неё с тёплой улыбкой, заметила:
   - Красивая ты, Светка! Даже не красивая, а женщина женщиной!
   Света улыбнулась:
   - Да ты тоже не мужик. Я бы, кстати, на их месте тебе проходу не давала.
   - Ну-у... - протянула Ира.
   - Не прибедняйся, не прибедняйся, девушка!
   Света подошла к меду. Колпак, накрывавший Шелгунова, вновь сделался прозрачным. Внешне Виталик выглядел совершенно здоровым, он лежал на спине и просто спал. Света с нежностью смотрела на него, в ней поднималась волна любви к нему, сейчас ей было достаточно только чуть коснуться своими губами его. Ира подошла к ней и приобняла её за плечи:
   - И ведь не супермен и не супермодель.
   - Да, - кивнула Света. - Но встретишь на улице, и хочется обернуться. Познакомишься - хочется прижаться к нему, чтобы защитил от всего-всего, потому что он может. И в то же время, хочется его обнять, спрятать и тоже защитить от всего-всего... Мужик мужиком и ребёнок одновременно... Люблю его больше жизни!
   Ира улыбнулась:
   - Как ты хорошо сказала, Света!
   Света посмотрела на Иру и, поколебавшись, решилась:
   - Ира! Я тебя тоже люблю, - и испугалась. - Я тебя обидела?
   - Ну что ты! И я тебя люблю...
   - Только, - Света замялась, - Я... ну...
   Ира погладила её по голове:
   - Да я всё понимаю. У нас, к сожалению, часто подменяют любовь сексом. Мы любим друг друга, я и Лики имею в виду тоже. Я люблю тебя, я люблю Лики, я хочу, чтобы тебе и ему было хорошо, но, ты уж извини, Света, секс только с тобой... Как-то меня никогда не тянуло в этом смысле на женщин. Но, если вмести с Лики и с тобой, я не знаю, может, это будет замечательно. Эта мысль не вызывает у меня внутреннего неприятия.
   - Ира, я ведь тоже не лесбиянка. Но... Не знаю... С тобой... Я хочу сначала с Лики, я ведь даже не поцеловала ни разу. Но, я дура, наверное, хочу, чтобы и с тобой одновременно... Но как мы с тобой и с ним сможем?
   Ира подняла брови:
   - Ну, посмотрим. Научимся.
   - Скажи, Ира, а каков Лики в постели?
   Ира, размышляя, внимательно смотрела на Свету. Та испугалась:
   - Извини, это, конечно, личное.
   - Нет, - качнула головой Ира, - теперь это может быть личным только у нас всех вместе. Просто я в затруднении, рассказать тебе или лучше, чтобы ты сама узнала. Похвастаться хочется ужасно, - созналась Ира, - но я удержусь. Скажу лишь, что Лики невероятно нежен. Остальное сама узнаешь. Ты не разочаруешься.
   Света прижала ладони к пылающим щекам и смущённо сказала:
   - Куда-то меня не туда занесло.
   Ира смотрела на неё и думала: вот, и ещё одна проблема, как ей объяснить, что ничего противоестественного в том, что она спрашивает, чем озабочена, нет, как объяснить, что это совсем не то, о чём стоит беспокоиться, что самое главное, что любовь - это даже не на всю жизнь, это навсегда. Ира улыбнулась:
   - Ничего, Света, как занесло, так и вынесет.
  
   Ели женщины все трое вместе. После отдыха у них разыгрался зверский аппетит, что, впрочем, было вполне понятно. Без Шелгунова настроение за столом царило довольно грустное. Так грустишь при расставании, кто-то ещё остался, кто-то уже уехал, кажется, всё, как и было, но с грустью понимаешь, что уже никогда не испытать того, что случилось. Пусть не всегда это было приятно, но, вот, кончилось - и оказалось, что что-то потерял.
   После еды Ира предложила:
   - Ну что, до начала операции осталось около трёх часов. Пойдёмте, прогуляемся.
   Света молча кивнула. А Элайя жалобно посмотрела на землянок и униженно попросила:
   - Девочки, можно, я рядом с Виталиком посижу?
   Ира со Светой переглянулись, и Света неожиданно для себя разрешила:
   - Что ж с тобой поделаешь? Сиди.
   Ира с едва заметной улыбкой посмотрела на Свету и одобрительно кивнула головой.
   Женщины через услужливо раскрывшиеся двери вышли на улицу, и Света удивлённо воскликнула:
   - Ночь!
   - Угу, - кивнула Ира, - самое начало ночи. А красота-то какая!
   Хеврония не имела спутника, подобного Луне у Земли, но при безоблачном, как сейчас, небе миллионы ярких и таких близких звёзд светили ярче, чем Луна в полнолуние. Женщины в молчании, не спеша, ступали по мягкой траве. Древесные великаны в неровном призрачном свете склонялись к ним и шептали что-то ласковое. Какой-то лесной зверёк едва слышно пробежал невдалеке от них. Остановился, принюхался, хрюкнул что-то ободряющее и побежал дальше по своим делам.
   - Хорошо, - негромко сказала Света, - тихо, умиротворённо, спокойно. Все тревоги позади.
   - Да, - согласилась Ира, а про себя, чтобы не нарушить умиротворение Светы, подумала: "Передышка, только передышка. Просто судьба увидела, что все мы уже на пределе, и дала нам немножко передохнуть. Что-то будет дальше?"
   Света, будто уловив её настроение, спросила:
   - Ты считаешь, я напрасно разрешила Элайе посидеть рядом с Лики?
   - Нет, не напрасно, - ответила Ира. - Ей сейчас очень тяжело. Она любит Лики. Влюбиться до инициации - редкость среди эм. А уж в землянина - это вообще ни в какие ворота не лезет. Она, безусловно, умна, на удивление много знает про нас, людей, поэтому прекрасно понимает последствия того, что ей очень хочется сделать.
   Света удивилась:
   - Ты думаешь, она понимает, каким ударом будет для Лики. Когда он узнает об эм всё?
   - Нет, - сказала Ира,- это вряд ли. Она, судя по всему, много знает об отношениях между мужчиной и женщиной землянах. Эти знания, наверное, причудливым образом перемешались с пониманием отношений среди хевронцев. Она переживает о том времени, когда Лики, если она сейчас решится, останется без неё. Она любит его, ей сейчас плохо оттого, что ему будет плохо потом.
   - Да, - согласилась Света, - трудно ей. Жаль её.
   - Жаль? - переспросила Ира. - Ну, может быть. Хотя, мне кажется, здесь уместно более сильное определение.
   Света затрясла головой:
   - Не поняла.
   - Да я, если честно, и сама себя не понимаю, - призналась Ира. - Обычное человеческое сострадание, тем более, приятному тебе существу. Но... По мне, так и это - мало.
   - Да ты что? - испугалась Света. - Да нет! Ты просто переутомилась.
   Ира уныло кивнула:
   - Возможно.
   После некоторого молчания Света сказала:
   - Ира, всё никак не могу отвязаться от этого. Я вспоминаю слова Элайи о том, что мы не будем испытывать друг к другу отвращения, потому что мы работали вместе. Но Лики-то был в режиме совмещения одновременно с нами, но работал он в одиночку. А он не испытает...
   - Нет! - резко оборвала её Ира. - Нет и нет! Относительно нас Элайя права, а о Лики она тогда и не говорила. Есть ещё одно существенное и главное обстоятельство: мы: ты, я, Лики, - любим друг друга, все друг друга, и по отдельности, и вместе. А любовь - это самое великое во Вселенной. Это Лики так считает, и здесь я согласна с ним. Возможно, нам будет трудно, возможно, очень трудно, возможно, невыносимо трудно... Но отвращение к Лики и нас к Лики - бред!
   - А ты считаешь, - усомнилась Света, - среди тех людей, кто парами выходил в виртуал в режиме полного сопряжения, не было любящих друг друга?
   - Значит, не было! - отрезала Ира.
   - То есть, - уточнила Света, - для нас всех выход в виртуал в этом режиме обойдётся без последствий?
   - Этого я не говорила, - сказала Ира. - Не исключаю, что последствия будут, просто мы их ещё не чувствуем.
   - Какие? - встревожилась Света.
   Ира улыбнулась:
   - Не скажу. Если я ошибаюсь, то у тебя не будет разочарования, а если нет - мы это всё равно узнаем. Думаю, это будет здорово, хотя мне немножко страшно.
   Света воскликнула:
   - Ну вот, успокоила!
   Они присели на уже знакомую скамейку. Света откинулась на спинку и любовалась непривычным, но от этого не менее замечательным, небом. "Как хорошо, - думала она. - Спасибо Лики, спасибо Ире. А что было бы, не вытащи он меня тогда? - она содрогнулась. - Господи! Как я их обоих люблю! И они любят меня. Как мне хорошо!"
   Ира уже довольно долго сидела в напряжении, поднеся пальцы левой руки к виску и, время от времени, бросая на Свету короткие и очень странные взгляды. Света заметила, что с Ирой творится что-то неладное, забеспокоилась:
   - Что с тобой, Ира? Тебе нехорошо?
   Ира растерянно улыбнулась:
   - Кажется, началось. Последствия.
   - Отвращение! - ахнула Света.
   - Тьфу ты! - в сердцах плюнула Ира.- Да что ты зациклилась на этом?!... Я, ну... Как бы это сказать?... Ощущаю тебя, хуже Элайю - она дальше, а Лики спит. Слабо ощущаю, но медленно, постепенно, всё лучше и лучше.
   - Как это ощущаешь? - не поняла Света.
   - Твоё настроение, эмоции, чувства, - отвечая на невысказанный вопрос Светы, отрицательно покачала головой. - Нет, мысли не читаю. А ты разве ничего не чувствуешь?
   Света прислушалась к себе, недоумённо пожала плечами и сказала:
   - Нет, ничего не чувствую. А ты что чувствуешь, расскажи, а?
   Ира хмыкнула:
   - Хм, значит, у меня первой началось. А ты?... Минут десять назад ты была спокойная, умиротворённая и... Как же ты нас любишь, Светка!... Позднее ты тревожилась обо мне. А сейчас тебе до обморока любопытно.
   - Точно! - просияла Света. - А что Элайя?
   Ира помрачнела:
   - Её я ещё чувствую очень слабо. Но она до безумия любит Лики, и... сейчас ей плохо, невероятно плохо.
  
   Глава 20.
  
   Элайя, когда землянки удалились, не слышно, на цыпочках, прошла в их спальню, уселась рядом с медом, положила ладони на прозрачный колпак, отделявший её от Виталика, и принялась рассматривать его. Она честно призналась себе, что ей нравится то, что она видит. Она столь же честно призналась себе, что это, если не противоестественно, то, по меньшей мере, необычно. Но всё это было второстепенно. Землянин, думала она, что же мне делать, землянин? Эм полюбила до инициации! Да половина хевронцев будет помирать от смеха, а вторая половина ужаснётся, потому что эм полюбила землянина. Нет, нет, нет! Тебя, Лики! Не-ет!!! Тебя, Виталик. Я люблю тебя до беспамятства. У вас говорят: больше жизни. Но для эм жизнь - не ценность. Поэтому для нас наивысшая степень: до беспамятства, до безумия! Я сошла с ума, Виталик... Это невозможно, это противоречит всему, что я знала, знаю, чему меня учили, - я смогу полюбить и твоих женщин, Виталик. Они необыкновенные, удивительные! Но самый необыкновенный - это ты! Ну почему ты повстречался мне? Жила-была маленькая эм, умная, смышлёная, и этой маленькой эм пришла в голову странная детская мечта. Глупая, необычная, невероятная. Ну, жили бы и жила эта дурочка, мечтала, нашла тех, для кого предназначена, да позабыла бы свою детскую мечту. А мечта оказалась сильнее этой маленькой эм. Эм росла, взрослела, а мечта оставалась. Невероятная несбыточная мечта. И никакой надежды навсегда. Но вот пришёл ты - и всё чудесным образом сбылось. Я знаю, я тебе нравлюсь. Это невозможно: хевронка нравится землянину! А она, дура, и рада. Ко мне от тебя идёт такое тепло. С тобой мне так хорошо и уютно. Я, наконец, пришла туда, куда шла всю жизнь, без надежды, вслепую, брела и брела, не уставая. И вот, я в шаге от цели, всего смысла моей жизни, как оказалось, только я этого не знала. Не знала до того, как увидела тебя. Тебя, который так смотрел на меня, так прижимал мою ладонь к своей щеке, говорил такие необыкновенные вещи, не словами, нет, своим сердцем. Лучше бы я была тебе, как и обычно для землян и хевронцев, противна! Тогда я бы знала, как мне поступить - ну что ж, дурацкая мечта, она и есть дурацкая. Виталик, прости меня, если я не смогу удержаться. Тебе будет очень хорошо, и твоим женщинам - тоже. Но потом, без меня, вам всем станет плохо, особенно тебе, мой родной! Я знаю, каково потом должно быть землянам. Что же мне делать, Виталик? Что?...
  
   Глава 21.
  
   Света пожала плечами:
   - Тут ничего не поделаешь, Ира.
   Ира подняла на неё страдающие глаза и промолчала. Света закричала:
   - Ира! Немедленно остановись! Против природы не попрёшь!
   - Поздно, - сказала Ира, - мы любим её, Светка. Не знаю, как это получилось, через то, что Лики любит её, или через то, что мы трое любим одного человека. Ясно одно, это последствия нашего совместного выхода в виртуал.
   - Да ну, - неуверенно возразила Света, - ты про меня не говори.
   - А ты прислушайся к себе, вспомни Элайю, вспомни, как она обматерила когитра в тревоге за Лики, вспомни, вспомни...
   Света замерла, мысли её блуждали, она то вспоминала Элайю, то прислушивалась к себе. Неожиданно она жалобно вскрикнула, прижала ладошки к вискам и обмякла. Ира всё поняла, обняла её, прижала её голову к своей груди и, нежно поглаживая, зашептала:
   - Тихо, тихо. Спокойно, Света. На самом деле, это чудесно. В первую очередь отдели себя от того, что ты чувствуешь за других, другими. Не спеша, не спеша. Ну вот, хорошо. А теперь разберись, что от кого к тебе приходит.
   Света медленно приходила в себя. Она, не отрывая голову от груди Иры, подняла на неё сияющие глаза:
   - Ира! Это прекрасно! Не только самой любить, но и чувствовать, как тебя любят, не догадываться, не предполагать - чувствовать!
   Глаза у неё затуманились. Ира оттолкнула её от себя, встряхнула за плечи и отвесила ей звонкую пощёчину. Света мотнула головой и, ничего не понимая, посмотрела на Иру.
   - Извини, - сказала та, - ты попала в резонанс. Так и спятить можно, - и, так как Света по-прежнему ничего не понимала, пояснила. - Ты, похоже, получила сразу всё, а у меня, к счастью, постепенно проявляется. Ты, посмотрев на меня, ощутила, как я люблю тебя, это усилило твои эмоции, я их почувствовала, соответственно, мои эмоции тоже усилились, передались тебе усиленные, твои тоже усилились, и так по кругу. Но у тебя, так сказать, коэффициент усиления больше единицы, а у меня - ещё меньше. Потому, когда я поняла, что ты сейчас сгоришь, - она вздохнула, - и треснула тебя.
   - Спасибо, - поблагодарила Света, - учиться будем. Но как это замечательно!
   - И трудно, - добавила Ира.
   - Почему?
   - Мы можем ненароком, в плохом настроении, сделать очень больно любимому человеку, и, в конечном итоге, всем, и себе самой. Ты представляешь, какой нам нужен теперь самоконтроль?
   - Да, - согласилась Света, - конечно. Но всё равно, замечательно. Понимать друг друга с полуслова, с полужеста, с полумысли. Понимать и быть понятой!
   - Да, - кивнула Ира, - но сейчас есть одно но...
   - Ну?
   - Элайя...
   Света едва не застонала от боли, потом собралась и спросила:
   - Ты случайно не знаешь, сколько ей лет?
   - Знаю, двадцать один год.
   - Ох! - охнула Света. - Что же она ждала-то до таких лет, старая дева?!
   - Откуда ж я знаю? - сказала Ира. - Да и какое теперь значение имеет её возраст?
   - Никакого, - согласилась Света и добавила. - Пора возвращаться, Лики просыпается.
  
   Сразу у входа их встретила Элайя. Выглядела она не намного лучше, чем после давешней совместной работы в виртуале. Пожалуй, даже хуже. Взгляд её блуждал, руки совершали нервные беспорядочные движения.
   - Девочки! - сразу обратилась она к ним. - Девочки, вам известно, кто такие хевронки-эм?
   - Да, - кивнула Света, - хорошо известно.
   - Тогда проще. Заберите Виталика отсюда, заберите немедленно, как только он проснётся! Если я не выдержу, и он меня инициирует, у меня же произойдёт полная смена всех приоритетов. А после, после... - она поникла.
   - Конечно, - сказала Ира, - заберём. Но он упрямый. Ты поможешь нам?
   - Безусловно! Обязательно!!
  
   Ира со Светой сидели возле меда и терпеливо ждали, когда Виталик проснётся. Им было не легко, каждая из них смотрела на Виталика не только своими глазами, но и подругой. Их чувства эмоции перемешивались, усиливали друг друга, они плохо отличали, где каждая из них, а где не она. Но это было прекрасно, они были одновременно и единым, и каждая индивидуальностью, личностью. Но они чувствовали и свою неполноту, с ними не было Элайи и Виталика, они ещё ничего не чувствовали, и Элайе было плохо, а Виталик спал. И Ира, и Света ощущали внутри себя два чёрных провала.
   Виталик открыл глаза, повернул голову и радостно улыбнулся. Женщины не только поняли, но и буквально ощутили его тёплую нежную радость, его любовь к ним. Они начали потихоньку "плыть". Света, глядя Лики прямо в глаза, счастливая, умирающая от переполнявшей её любви и нежности, медленно, очень медленно, встала и вся потянулась к нему. Виталик сел и осторожно коснулся кончиками пальцев её щеки. Ира, чтобы не мешать Свете, сдержалась, осталась на месте, и внутренне чуть посмеивалась в предвкушении неизбежной сцены неловкости, которая по её мнению должна была последовать - Виталик был совершенно голый! Но получилось совсем иначе. Несколько дней назад, скорее для красного словца, чем всерьёз, Ира сказала Лики, что научилась любить им. Сейчас это сбылось! Она любила Лики не только сама, но и Светой, любила им Свету. Её и Светины чувства перемешались, стали для них общими. Хорошо, что Шелгунов сейчас ещё оставался прежним, иначе непонятно, чем бы всё это закончилось, куда они втроём могли ухнуть. И хватило бы сил у них выбраться? Но Ира всё равно не выдержала, привстала и приблизилась к ним. Немедленно и Лики, и Света обняли её. Ира привычно положила руку на грудь Лики и начала медленно сдвигать её вниз, сначала на его живот, а потом... Потом не получилось! Света - Света! - сумела взять себя в руки, жёстко перехватила ладонь Иры, и отодвинулась от них. Они с недоумением смотрели на неё.
   - Времени мало, - объяснила Света, - минут двадцать пять-тридцать. А у нас с тобой, Ира, ещё дело есть.
   - Какое дело? - спросил Виталик.
   - Так, наше, женское, - уклончиво ответила Света.
   - А почему времени мало?
   - Операция по уничтожению облака антиматерии начнётся минут через двадцать пять.
   - Получилось? - обрадовался Шелгунов.
   - Да, - кивнула Ира, - вероятность её успешного завершения фаяне оценили в три девятки после запятой, а, вот, вероятностный анализатор показывает всего ноль семьдесят восемь.
   Шелгунов сразу принял информацию как данность, немного подумал и, хмыкнув, сказал:
   - Что-то мы, мальчики-девочки, не поняли, что-то не учитываем. Ладно! Пойду, ополоснусь, - и воскликнул. - Ёё! Есть-то как хочется!
   Тут до него дошло, что он сидит перед женщинами совершенно голый, и с долей смущения, но, в основном, иронично-испытующе посмотрел на Свету. Она, естественно, уловила его эмоции, вначале слегка порозовела, а затем густо покраснела. Упрямо вскинула голову и, глядя Виталику прямо в глаза, с вызовом сказала:
   - Ну и что?! Ты голый! А мне нравится! - она перевела взгляд ниже. - И это тоже нравится. Впечатляет!
   Настал черёд смутиться Шелгунову. Он крякнул, пробормотал:
   - Ладно, ладно, - легко соскочил с койки и направился в душевую.
   Когда он удалился, Света заметила:
   - Хорошо, что он ещё нас не чувствует. Ира! Мы ведь не сможем кривить душой перед друг другом, у нас не останется секретов друг от друга.
   - Угу, - кивнула Ира. - Если бы мы не любили друг друга, в ужасе разбежались бы в стороны, чтобы никогда больше не встретиться. Трудно нам будет, сумеем ли?...
   - Сумеем! - твёрдо сказала Света. - Это стоит того! Ирка, сумеем! Сумеем!
   Ира улыбнулась:
   - Спасибо, Светочка. Какой же ты молодец! И как быстро научилась себя контролировать. Да, без тебя я пропала бы, замучилась в сомнениях. Спасибо.
   - Ира! А может, сейчас рассказать Лики про эм?
   - Нет! - покачала головой Ира. - Времени действительно мало, а двумя словами здесь не обойдёшься. Но, главное, Элайя здесь. Лики же побежит с расспросами к ней. И что будет с ней, когда она поймёт ВСЁ?
   Света помрачнела:
   - Ты права. Она, скорее всего, убьёт себя.
   - И что будет после этого с нами? Особенно, учитывая проблемы с сердцем у Лики.
   Света вздохнула:
   - Да-а. Картина великого русского художника Ильи Ефимовича Репина "Приплыли!".
   Ира кивнула:
   - Это точно.
  
   По-настоящему ел только Шелгунов. Ира и Света ограничились кофе, Элайя, повернувшись ко всем спиной, замерла у окна. От неё растекалась печаль, твёрдо принятое решение, от которого не хотелось дышать.
   - Успел! - удовлетворённо констатировал Виталик, покончив с завтраком. Или ужином? - Еще семь минут есть.
   - Земляне! - не поворачиваясь, глухим замогильным голосом попросила Элайя. - Вы своё дело замечательно исполнили, а двадцать два процента есть двадцать два процента - не много, но и не мало. Рисковать вам совершенно ни к чему. Отправляйтесь на Землю.
   - О! Действительно! - засуетился Виталик. - Девочки, давайте, давайте на Землю, быстренько!
   - А ты? - спросила Света.
   - А я постою под мостом, - сказал Виталик.
   - Лики! - в голосе Светы слышалось отчаяние. - Тебе тоже нужно на Землю!
   Негромко, равнодушно Шелгунов уронил:
   - Нет.
   - Лики! - закричала Света.
   Ира остановила её:
   - Оставь! Я его знаю - бесполезно.
   Элайя-эм развернулась и жёстко приказала:
   - Виталик! Отправляйся немедленно на Землю!!!
   Шелгунов удивился:
   - Хевронка-эм! У тебя проблемы со слухом? Я повторю громко: нет!
   Ира и Света вздрогнули: ну как же так, разве с ней сейчас можно говорить таким тоном? - Лики, Лики, как же ты это не почувствовал?
   - Тогда и мы остаёмся. - заявила Света.
   - А вот это - нет, - уверенно сказал Шелгунов. - Никто с меня ещё не снимал ответственность за эту операцию, так что, сейчас я ваш непосредственный начальник, и я вам прика... - он осёкся, так как, посмотрев на анализатор, увидел, что число, которое он высвечивал, стремительно уменьшается.
   Шелгунов махнул рукой:
   - Ничего я вам приказывать не буду, поступайте, как знаете.
   Вероятностный анализатор восстановил свои показания: 0,78.
  
   Когитр начал обратный отсчёт времени. Ира и Света просто ждали. Элайя сидела за столом в стороне от них, у окна. Свои руки она, ладонями вниз, положила на стол, а на них лицом вниз покоилась голова. От неё распространялась безысходность и, одновременно, её полная беззащитность. Шелгунов с тревогой посматривал на неё, с трудом удерживаясь от того, чтобы не подойти, присесть рядом и просто молча приласкать. Ира и Света угрюмо переглядывались.
   Когитр громко сказал:
   - Ноль! - и без паузы продолжил. - Операция по уничтожению облака антиматерии прошла успешно. Два генератора материи получили незначительные повреждения, экипажам оказывается вся необходимая помощь, их жизням и здоровью ничего не угрожает.
   Виталик спросил:
   - Усвага Кворрум не пострадал?
   Когитр ответил:
   - Нет. - и продолжил. - Начинаю ретроспективный показ операции.
   - Сколько же она продолжалась? - удивился Виталик.
   - Как и было запланировано, двадцать четыре миллисекунды.
   - Ничего себе! - воскликнул Виталик.
   Когитр вывесил голографическое изображение системы Хевронии, вид сверху и сбоку, оконтурил облако антиматерии, разноцветными полупрозрачными слоями обозначил эшелоны кораблей Союза... "Скучно как! - подумал Шелгунов. - У нас бы, в XXI веке, в кино, так бы показали - кровь бы в жилах застыла. А тут - работа и работа". Он взглянул на Элайю. Её плечи мелко-мелко дрожали.
   Шелгунов присел рядом с ней и негромко спросил:
   - Элайя, что с тобой?
   - Ничего, ничего, - сдавленно ответила она и жалобно заскулила.
   Ира и Света сидели с лицами, посеревшими от боли сопереживания ей.
   - Это ты от радости? - спросил Шелгунов.
   - Нет.
   - От горя, что ли? - удивился он.
   Ира и Света вздрогнули и едва сдержались, чтобы не наброситься на него с кулаками - он не был ни в чём виноват, он ничего не знал и ещё не мог чувствовать Элайю так, как они.
   - Нет, - Элайя заплакала навзрыд и, всхлипывая, выдавила. - Это прос... просто истерика.
   Шелгунов осторожно привлёк её к себе, прижал и, нежно поглаживая, приговаривал:
   - Ну, успокойся, девочка, успокойся. Всё позади, всё в порядке.
   Элайя крепче прижалась к нему и начала потихоньку приходить в себя. Да, она приняла решение, от которого не собиралась отказываться, но сейчас она ловила последние мгновения своего счастья быть рядом с ним. Виталик дал ей платок. Она благодарно кивнула, прижав платок к лицу, встала и отошла к окну. Шелгунов вернулся к Ире и Свете, но не сел рядом, а стоял напротив них и о чём-то раздумывал. Они не могли читать его мысли, но прекрасно чувствовали в каком направлении они идут.
   - Лики! - начала Света. - Нам срочно нужно...
   Закончить она не успела. Одна из внутренних дверей в комнату неожиданно открылась и в комнату с диким воплем: "А-а! Земляне, получилось! А-а!" - влетел хевронец. Виталик с изумлением уставился на представителя мужского пола хевронцев. Тот был огромен. Не ростом, всего на полголовы выше Шелгунова, размерами ­- широченные плечи, бочкообразная грудь, тумбообразные руки и ноги. Хевронец подбежал к Шелгунову и от души хлопнул его по плечу.
   - Ёё! - взвыл Шелгунов. - Козёл! Ты мне плечо сломал! Что же вы за люди такие - хевронцы?! У одной истерика, когда радоваться надо, второй меня лупцевать начинает! - он ощупал плечо и с удивлением констатировал. - Не, вроде не сломал.
   Хевронец смутился:
   - Ну, извини, Виталик. От избытка чувств. Ведь получилось! Мы теперь с вас троих пылинки сдувать будем, на руках носить станем.
   Шелгунов засмеялся:
   - Да, ладно! Проехали!
   Створки двери, через которую влетел хевронец, вновь раздвинулись, и в глубине открывшегося коридора показалась толпа хевронцев. Они оживлённо жестикулировали, что-то кричали по-хевронски и быстро приближались. Шелгунов испугался.
   - Стопчут! - пробормотал он. - Или на сувениры порвут. Девочки, где здесь выход на улицу?
   - Сзади тебя, - удивлённо ответила Ира.
   - Так, - приказал Шелгунов. - Встали, и слушать меня беспрекословно!
   Когда хевронцы начали заполнять комнату, Шелгунов, оттирая спиной Иру и Свету к выходу, выкинул вверх, ладонью вперёд руку и громко крикнул:
   - Внимание! Важное сообщение! Всем стоять! - и с трудом удержался, чтобы не добавить: "Полиция! Вы окружены!"
   Озадаченные хевронцы замерли. Шелгунов, услышав сзади лёгкий шорох раскрывающихся створок двери, крепко взял своих женщин за руки, стремительно развернулся вместе с ними и с криком: ходу! - бросился наружу.
  
   Глава 22.
  
   Они, как бесплотные ангелы в призрачном свете звёзд, едва касаясь стопами травы, летели по парку вперёд.
   Через некоторое время Света энергично затормозила и, отдуваясь, спросила:
   - Лики! Уф! Ради бога, объясни нам - уф! - куда мы несёмся, зачем и, главное, почему?
   Виталик задумчиво поскрёб затылок и сконфуженно признался:
   - По совести говоря, не знаю.
   - Тогда надо возвращаться, - сказала Ира. - Ну, неудобно же!
   Шелгунов согласно кивнул головой и тут заметил прямо впереди светлое зарево.
   - А это что? - спросил он.
   - О-о! - воскликнула Света. - Туда нельзя - это огневики!
   Лучше бы она этого не говорила.
   - Огневики! - ахнул Виталик и взмолился. - Пойдёмте, посмотрим.
   - Опасно! - сказала Света.
   - Ну что же там опасного? - возразил Шелгунов. - Мы же осторожненько, они нас заранее предупредят.
   - Ну, - неуверенно согласилась Ира, - если только осторожненько.
   Они медленно пошли вперёд. Теперь уже не Виталик Иру и Свету, а они его крепко держали за обе руки.
   На довольно большой поляне, в её дальней части, компактно произрастала колония огневиков. Они вытянули свои головки в сторону землян.
   - Хватит! - твёрдо сказала Света.
   - Ещё чуть-чуть, - возразил Виталик, - они же ещё не реагируют.
   Приблизившись шагов на двадцать к огневикам, люди замерли. Огневики, как и положено, выбросили им навстречу пламенный трезубец. Но, если боковые острия трезубца, направленные женщинам прямо в лицо, были жуткие агрессивные чёрно-красные, то средний, тянущийся к Шелгунову, имел ласковый золотистый цвет, стелился по траве, подползал к Виталику, как верная собачонка.
   - Подождите меня, - сказал Виталик, - я сейчас, - и сделал шаг вперёд.
   Женщины отчаянно, в один голос, закричали:
   - Лики! Нельзя!
   - Можно, можно, - возразил Шелгунов, высвободил руки и пошёл вперёд.
   - Лики... - горестно прошептали Ира и Света, отступая под натиском боковых языков трезубца.
   Шелгунов вошёл в средний язык. Боковые языки тут же начали укорачиваться, менять цвет на золотистый и слились со средним. Вокруг Виталика, хаотично перемещаясь, засверкали золотистые блёстки. Двигаясь в этом удивительном и красивом облаке, он приблизился к огневикам, опустился на колени и протянул руки вперёд. Огневики, как один, вытянулись в струнку в его сторону.
   - Да что же это делается? - замычала Ира. - Только этого ещё не хватало!
   - Не пугайтесь, девочки, - раздался сзади них знакомый женский голос.
   Ира и Света обернулись. Элайя, прижав руки к груди, с благоговейным восхищением смотрела мимо них на Шелгунова.
   - У вас, девочки, - сказала Элайя, - удивительный, необыкновенный мужчина! У меня просто слов нет!
   - Что с ним? - хмуро осведомилась Света.
   Элайя, наконец, посмотрела на них:
   - Не знаю. Огневики приняли его.
   - И что теперь с ним будет?
   - Не знаю. Последний раз это было так давно - у нас ещё и письменности не существовало. Поэтому вся информация изустная и очень-очень расплывчатая. Говорят, что те, кого приняли огневики, становятся равными богам.
   - Богам?! - скептически заметила Ира. - Ну-ну!
   Шелгунов поднялся с колен, и, делая успокаивающие жесты руками, громко произнёс:
   - Всё, всё, ребята! Хватит! Я же не железный.
   А огневики всё тянулись и тянулись к нему.
   Вернувшись к женщинам, Виталик сказал:
   - Видите, ничего страшного!
   - Ну, и как твоя божественная сущность? - ядовито осведомилась Ира.
   Шелгунов обалдел:
   - Чего?!
   - Элайя говорит, что те, кого приняли огневики, становятся равными богам.
   - Богам?! Чушь какая!! Просто их кто-то очень давно обманул и сильно обидел. А они... - Виталик рассеяно улыбнулся. - Они... Да пойдёмте, сами поймёте!
   С этими словами он взял Иру и Свету за руки и увлёк за собой.
   - Нет! - упёрлись они. - Лики, не надо, пожалуйста!
   - Не волнуйтесь, всё будет замечательно!
   Огневики выбросили им навстречу знакомый трезубец с двумя угрожающими и одним ласковым языком. Шелгунов остановился и громко сказал:
   - Ну, вот что, ребята! Это мои любимые и любящие меня женщины. Либо вы принимаете нас всех троих, либо не принимаете никого! Решать вам.
   Через несколько томительных мгновений агрессивные языки сменили цвет на золотистый с небольшими ярко-красными просверками. Эти языки приблизились к женщинам, как бы обнюхали их, и вдруг, рывком, все три языка объединились в один и накрыли людей золотистым облаком.
   Все трое стояли перед огневиками на коленях, вытянув вперёд руки. Казалось, тысячи, десятки тысяч маленьких нежных пушистых детёнышей устремились к ним, старались прижаться, чтобы каждого погладили, приласкали. Своими маленькими мокрыми носиками они ласково целовали их руки, щёки, глаза... Ира и Света разрывались между ними - нельзя было никого пропустить, каждый нуждался в их ласке, внимании.
   Шелгунов единственный из них троих сохранил более или менее трезвую голову. Потому, когда эмоциональный накал у женщин стал непереносимо прекрасным, за которым была пропасть нервного срыва, он осторожно, но непреклонно, поднял их с колен и отвёл в сторону.
   - Ну, - поинтересовался он, когда женщины немножко пришли в себя, - как ваши божественные сущности?
   - Да ну тебя! - отмахнулась Ира. - Они же... - и рассеянная светлая улыбка озарила её лицо.
   Элайя, когда земляне приблизились к ней, смотрела только на Шелгунова. Прерывающимся голосом она спросила:
   - Землянин! Кто ты? Тебя слушаются огневики. Кто ты, землянин?
   - Человек я, - буркнул Шелгунов. - Человек, со своими достоинствами, недостатками. Обыкновенный человек.
   Элайя отрицательно покачала головой:
   - Нет, не обыкновенный человек!
   Шелгунов взглянул за плечо Элайи. Там, невдалеке, в сумраке древесных исполинов собралась довольно приличная толпа хевронцев. Элайя недоумённо обернулась и что-то резко спросила на хевронском. Ей довольно пространно ответили. И тут земляне изумились. Она тоном, который может быть, например, у генералиссимуса, если он снизойдёт, отчитывающего провинившегося старлея, что-то приказала им. Хевронцы повернулись и все молча ушли.
   - Земляне! - сказала Элайя. - Я уполномочена сообщить вам следующее. Во-первых, вы трое можете потребовать от нас всё, что вам угодно. И, если мы сможем, не взирая на трудозатраты, исполним ваши пожелания.
   Люди несколько обескуражено переглянулись, пожали плечами, и за всех ответила Света:
   - Спасибо. Но... Как-то у нас всё есть... Так что, ничего нам не надо.
   - И, во-вторых, - продолжала Элайя, - Высший Хеврон просит вас троих в любое, удобное вам, время нанести им визит по случаю проведения торжественного приёма в вашу честь.
   - У-у-й! - как от зубной боли скривился Виталик. - Как я этого не люблю!
   - Надо, Лики! - строго сказала Ира по-русски. - Совсем-то уж хамом нельзя быть. Сейчас драпанул, на приём не придёшь. Нехорошо!
   - Да сам знаю, - грустно согласился Шелгунов.
   - Элайя, - сказала Света, - Высший Хеврон мы посетим завтра, а о времени посещения сообщим утром, тут кое-какие обстоятельства есть.
  
   Элайя, прижав руки к груди, глядя сумасшедшими от счастья глазами на Шелгунова, сделала неуверенный шаг к нему. Он приблизился к ней. Ира, пытавшаяся его удержать, только безнадёжно махнула рукой.
   - Виталик! - прерывающимся от волнения голосом попросила Элайя. - Виталик! Дозволь мне называть тебя Лики!
   Шелгунов мягко улыбнулся:
   - Конечно, Элайя-эм!
   Ира и Света потерянно смотрели на них, понимая, что они уже не в силах ничего изменить, даже удивительное счастье Элайи, которое они чувствовали, как своё, ушло куда-то вглубь.
   То, что совершила далее хевронка, было настолько неожиданно, что Шелгунов на время замер в ступоре. Элайя опустилась перед ним на колени, взяла в свои руки его ладони и прижалась к их тыльной стороне лбом. Через несколько секунд она подняла сияющие глаза и сказала:
   - Господин, твоя раба готова исполнить любое твоё приказание или умереть!
   Виталик выдавил из себя страшным шёпотом:
   - Встань!! Немедленно встань!!
   Элайя, не отпуская его ладони, поднялась.
   - Никогда, - уже нормальным тоном продолжал Шелгунов, - никогда, слышишь, не вставай ни перед кем на колени. Я тебе запрещаю!
   - Будет исполнено, господин.
   - И господина оставь.
   - Хорошо.
   - Слушай, - в свою очередь попросил Виталик, - а можно мне не добавлять к твоему имени "эм" - противно это моей артикуляции.
   - Тебе, Лики, всё можно.
   - А... - замялся Шелгунов, - ну... Я, конечно, понимаю - табу... Поцеловать тебя можно? - выпалил он.
   Вместо ответа Элайя привстала на цыпочки и подставила ему свои губы.
   Ира уселась по-турецки прямо на траву, опёрла локти на расставленные колени, а подбородок положила на сцепленные пальцы рук.
   - Да, - сказала она Свете, - следующая картина великого русского художника: "Попали!".
   - Нет, - не согласилась Света, усаживаясь в той же позе, что и Ира, - это его последняя картина: "Крепко попали!".
   Ира только удручённо кивнула головой.
  
   Бог мой, как Элайя целовалась! Шелгунов позабыл про всё на свете. Её язык мягко вошёл Лики в рот и начал ласкать его изнутри. Виталику казалось, что её язык находится сразу во всех местах, везде. Ничего подобного он никогда не испытывал. Нежный, настойчивый, ласковый язык Элайи находил во рту Лики необыкновенно чувствительные места. Губы Элайи были прекрасны. Ира и Света тоже начали плыть. Света собрала всю волю в кулак и зашептала Ире на ухо: "Нельзя, Ирочка, нам сейчас никак нельзя. Позднее.". Ира встряхнулась и отстранилась от целующихся.
   После поцелуя Шелгунов не отпускал от себя Элайю, продолжая её обнимать.
   - Да, - сказал он, - за такой поцелуй наши мужики полжизни отдадут.
   Он вспомнил про Иру и Свету и, отпустив Элайю, обернулся к ним с виноватой улыбкой. Они в ответ постарались тоже улыбнуться ему, ободряюще, но у них получилась вымученная улыбка. Шелгунов взглянул на зарево от огневиков и задумался. "Вот ведь, - думал он, - как всё сходится. Нарочно не придумаешь". Затем он обратился к Элайе:
   - Знаешь, приказаний для тебя у меня никогда не будет, - Элайя явно огорчилась, - а, вот, просьба есть.
   - Я слушаю тебя, Лики.
   - Не могла бы ты ненадолго смотаться в август 1968 года на Землю?
   Элайя жалко улыбнулась:
   - Лики, я не сотрудник Галактической службы охраны времени, я не имею права телепортироваться по своему желанию. Прости.
   - Ничего, - успокоил её Виталик, - это поправимо. Когитр! Я разрешаю Элайе телепортироваться на Землю во вторичную линию реальности в август 1968 года на углу улицы Вабадуси и...Ира, как называлась та улица, на пересечении с которой стояла телефонная будка, из которой я тебе тогда звонил?
   - Последний коммунистический тупик, - недовольно буркнула Ира.
   - Что, серьёзно?! - изумился Шелгунов.
   - Да не знаю я, как называлась та улица. Отстань!
   - Я знаю, - сообщил когитр. - Всё будет исполнено Виталик.
   - Туда и обратно! - подчеркнул Виталик.
   - Естественно.
   - Значит так, Элайя, - обратился к ней Виталик, - тебе надо будет одеться по земной моде того времени - юбка длинная, голова замотана платком, шея им тоже закрыта. Признаться, больше я ничего не помню. Ну, вы с когитром разберётесь. Ты будешь изображать продавщицу цветов. Расположишься напротив телефонной будки, сама будешь под мимикрантом. Когда я, в то время юнец, выйду из будки и начну шарить глазами по сторонам, накроешь меня своим мимикрантом. Я подойду к тебе. Разговаривать ты со мной будешь по-русски, придётся выучить, с эстонским акцентом. Ты попросишь с меня по десять за цветок, сойдёмся на рубле. Теперь цветы. У тебя будет несколько георгинов, астр и гладиолусов в жестяных ведёрках с водой. И три огневика в консервной банке без воды.
   - Огневики?! - ахнула Элайя. - Но как же...
   Шелгунов перебил её:
   - Язык ты выучишь на базе прямо сейчас, подробности обговоришь с когитром, на базе же и получишь всё необходимое, оденешься, ну и тому подобное. А огневики? Сейчас разберёмся.
   Он направился к огневикам, но золотистый язык, выброшенный ими к нему, движением руки остановил.
   - Ребята, мне нужна ваша помощь, - все огневики заколыхались. - Дело сугубо добровольное. Откажетесь, ну, значит, нет. Мне нужны трое из вас.
   После этих слов огневики буквально подпрыгивать начали все.
   - Не спешите, - остановил их Шелгунов. - Трое из вас отправятся, если я правильно понимаю, лет на четыреста назад, на другую планету, далёкую планету, до неё отсюда более пятисот парсеков, отправятся очень надолго. И не со мной, - огневики замерли. - Правда, там я, только молодой, и Ира встретим вас. Если согласны, выберете троих из вас. Спасибо.
   Несколько минут огневики, судя по их энергичному беспорядочному покачиванию, то ли обсуждали, стоит ли отправляться куда-то, то ли спорили, кому? Затем три цветка отделились от остальных и спланировали в протянутую руку Шелгунова.
   - Спасибо, - ещё раз поблагодарил Виталик и вернулся к Элайе.
   - Смотрите, друзья, это Элайя, тоже моя любимая женщина...
   - Лики! - ахнула Элайя. - Спасибо!!
   - Да что ты, - смутился Виталик. - Эта замечательная женщина и отвезёт вас на Землю, мою родную планету.
   Огневики даже не "обнюхивали" Элайю, как ранее Иру и Свету, они сразу на несколько секунд обволокли её золотистым облаком. Элайя, приняв от Шелгунова огневиков, негромко сказал:
   - Лики! Ты волшебник, ты всё можешь. Ведь и меня огневики приняли.
   - Ну, ну, - проворчал Шелгунов. - Не надо. А то возгоржусь.
   - Я быстро, - сказала Элайя, - туда и обратно. Вы не успеете соскучиться.
   - Быстро не получится, - возразил когитр, - в силу рассогласованности времени сейчас и на Земле 1968 года, задержка с возвращением - две недели, плюс-минус четыре часа. И непосредственно отсюда по понятным причинам тоже не получится, только с базы.
   - Ничего, Элайя, - ободряюще кивнул ей Шелгунов, - мы продержимся. Ты найдёшь нас с помощью когитра, потому что с Хевронии мы уже, скорее всего, отбудем.
   - Я сделаю, Лики, - сказала Элайя, развернулась и побежала в сторону базы.
   Когда она скрылась за деревьями, Ира встала, за ней поднялась и Света. Они внимательно смотрели на Виталика.
   - Ну, - спросила Ира, - кто у нас так много говорил о тех, кто дёргает верёвки, как марионеток?
   - Ну, - неуверенно признал Шелгунов, - я говорил.
   - Так это ты!
   - Я?!
   - Конечно! - продолжила Ира. - Кто организовал прямую и обратную вилки? Ты. Кто отправил себе огневиков? Ты. Кто придумал, как обеспечить Элайе скрытность? Тоже ты. Так кто же у нас за верёвки дёргает?
   - Ага, - саркастически заметил Виталик, - ты ещё скажи, что я сижу наверху и заправляю всем Патрулём.
   - Нет, - отрицательно качнула головой Ира, - это было бы перебором.
   - Гордыней, - добавила Света.
   Ира строго посмотрела на Виталика и сказала:
   - Пошли, любвеобильный ты наш.
   - Куда?
   - Поговорить надо, серьёзно поговорить. А тут неподалёку есть очень уютная скамеечка.
  
   Глава 23.
  
   Пока они молча шли, Шелгунов весь истерзался. Ах, как нехорошо получилось! Ведь я на время про Иру и Свету совсем забыл, как будто их нет вовсе. Как посмотрела на меня Элайя, так сразу голову и потерял. А уж поцелуй... Пацан и бабник! Сейчас Ира как закатит мне сцену, и Света добавит. И правильно сделают. И поделом мне. Так мне и надо. Ах, как же нехорошо!
   Однако сцену ему никто не закатил. Женщины в полном молчании уселись на скамейку по обе стороны от него, Ира - справа, Света - слева. Ира, вывесив голограмму, начала:
   - Это хевронец, голый. Обрати внимание, отсутствуют соски, пупок и гениталии. Гениталии отсутствуют не по причине нравственности.
   - Внутренние, - догадался Шелгунов.
   - Да, только совсем не в том месте, про которое ты думаешь. В остальном, - голограмма хевронца медленно повернулась вокруг вертикальной оси на триста шестьдесят градусов, - сходство с земным мужчиной велико. А это, - продолжала Ира, - хевронка-ан.
   - Ух ты! - воскликнул Виталик.
   - Да, ух ты! - согласилась Ира. - Пупок и гениталии тоже отсутствуют, а вот грудей - восемь, четыре пары сверху вниз. Бывает, редко, правда, и шесть грудей. Груди вполне человеческой формы. В остальном хевронка-ан имеет большое сходство с земной женщиной. Плечи широковаты, бёдра узковаты. Но попочка, смотри, какая аппетитная. А шея - лебединая. Для земного мужчины вполне доступный объект сексуальных вожделений. Только, не знаю почему, хевронки-ан никогда не принимают участие в контактах с другими цивилизациями, в том числе и с нами, хотя, казалось бы, именно им и надо.
   - А вот это - хевронка-эм, - жёстко сказала Ира.
   Шелгунов, взглянув на голограмму, только крякнул.
   - Соски, пупок, внешние гениталии, молочные железы, - ровным тоном говорила Ира, - отсутствуют. Плечи широкие, грудь - бочкой, вдоль шеи мощные кожистые складки, задница огромная при узких бёдрах. Что ещё? Ключицы идут к грудине вниз под углом в сорок пять градусов, приличные жировые отложения на животе. Учти, это всё - норма! Так, Света, дальше, наверное, тебе лучше.
   - Хорошо, - согласилась Света и продолжила. - Половое созревание у хевронца и хевронки-ан наступает в шестнадцать-восемнадцать лет, продолжительности жизни у обоих сто двадцать-сто тридцать лет. Лет в двадцать пять-тридцать хевронец и хевронка-ан образуют то, что у нас называют семьёй. Браки очень прочны, разводы случаются крайне редко. Естественно, если не случается какой-либо трагедии. Женщина-эм. Половое созревание в двенадцать-тринадцать лет, продолжительность жизни - двадцать пять-двадцать шесть лет.
   - Ско-олько? - протянул Шелгунов.
   - Ты всё слышал, - мрачно сказала Света. - Не перебивай.
   - А сколько Элайе лет?
   - Двадцать один год.
   - М-да.
   - Я продолжаю, - предупредила Света. - У хевронцев женщина-эм только рожает детей, а выкармливает их женщина-ан. Мы - двуполые, а хевронцы, по сути, - триполые. За время жизни в семье хевронцев, естественно, бывает несколько женщин-эм. До восьми-десяти.
   - Ничего себе! - удивился Виталик. - А Элайе, говорите, двадцать один год, у неё детей, наверное, куча.
   - У неё детей нет вообще! - отрезала Ира.
   - А ты откуда знаешь?
   - Потому что она жива! - жёстко сказала Ира.
   - Что-о?
   - Слушай и не перебивай! Ты думаешь, нам легко это рассказывать тебе? Продолжай, Света.
   - Вот внутренний продольный разрез, вид спереди, неважно кого, хевронца, ан, эм - внешне у них всё идентично. Ну, аналоги наших: печени, селезёнки, желудка, два лёгких и так далее. Отличия. Два сердца: основное, как и у нас, - четырёхкамерное, и дополнительное - двухкамерное, о нём ниже. А вот теперь продольный разрез, вид сбоку. Видишь, за трахеей и пищеводом ещё одна трубка, верхнее отверстие которого выходит в рот. Внизу, за лёгкими, эта трубка переходит в мешок, наподобие желудка, в котором расположен детородный орган. У всех троих он различен, но выглядит одинаково. Оплодотворение у хевронцев, с нашей точки зрения, происходит достаточно сложно. Главным элементом любовный игры является поцелуй рот в рот. Во время любовной игры детородные органы вторым сердцем наполняются кровью и выдвигаются наружу, то есть в рот...
   - Понятно, - грустно сказал Шелгунов, догадываясь, к чему всё идёт. - То-то, мне, дураку, Элайя чуть по морде не засветила.
   - Когда? - удивилась Ира.
   - Да ещё до того, как я вас привёл, она попросила меня продемонстрировать что-нибудь земное, показывающее высокую степень уважения мужчины к женщине у нас, но на грани дозволенного. Я её руку-то и поцеловал.
   - Что-о? - выпучила глаза Ира. - И она сдержалась и не заехала тебе по физиономии?
   - Ну, я её до этого предупредил, что совершенно не знаком с их обычаями, и по незнанию, а не по злому умыслу, могу совершить что-либо непотребное.
   - И всё равно, - сказала Ира, - какая удивительная, чудесная женщина!
   - Ира, - сказала Света, - а ведь она уже тогда любила Лики. Тогда!
   Ира ошеломлённо взглянула на неё и прошептала: "Точно..."
   - Да вы что?! - изумился Виталик. - С чего это вы взяли?
   - Она, Лики, - ответила Света, - отлично знакома с человеческими обычаями. Она надеялась, что ты поцелуешь ей руку или, более того, в щёчку чмокнешь. Ну, не могла же она прямо сказать тебе: поцелуй меня, землянин, - Света улыбнулась. - Ах, какая умная, хорошая, удивительная женщина!
   - И вы на меня за неё... - замялся Виталик.
   - Да ни капельки! - воскликнула Ира. - Неужели ты до сих пор не догадался? Мы все четверо: ты, я, Света, Элайя - любим друг друга. Но не только друг друга, но и ДРУГ ДРУГОМ!
   - Это как? - не понял Виталик.
   - Давай об этом позднее. Тут столько всего! Запутаемся. А что касается Элайи - если бы я её не любила, я бы тебе такую сцену ревности закатила! Ведь это мой второй якорь. Один - курение, а второй - дикая, бешеная, часто немотивированная ревность.
   - Это я догадался, - сказал Виталик. - Но, вот, с Элайей и вами палец к носу приставить не сумел. Света, у меня, для справки, кроме курения, раздражительность, иногда переходящая в плохо контролируемое бешенство.
   - А у меня, - призналась Света, - Конечно, тоже курение, и... - она покраснела.
   - Да не надо! - остановил её Виталик. - Не надо.
   Света усмехнулась:
   - Всё равно ведь узнаете. Да и надо, Лики. Теперь надо... Иногда необоримая страсть к украшениям и макияжу. Посмотрю на себя, когда всё пройдёт, - ужас! - вся в побрякушках, как новогодняя ёлка, и разукрашенная абстракционистом-шизофреником. Но, Лики, давай ближе к делу, а то мы никогда не кончим. А ещё поспать неплохо бы, да на приём сходить к Верхнему Хуралу... Не, Верховному Хеврону. Тьфу ты! Высшему Хеврону. Так на чём мы остановились?
   - Детородные органы хевронцев во время поцелуя наполняются кровью и выдвигаются в рот, - напомнила Ира.
   - Да, - согласно кивнула Света. - Процесс оплодотворения у хевронцев условно можно разделить на несколько этапов. Ан в любовной игре выступает равноправным партнёром, но на первом этапе оплодотворения её роль нулевая. Надо отметить, что у эм фантастический метаболизм, невероятно сложная гормональная система, и столь же невероятно подвижен генетический аппарат. Итак, на первом этапе, во время поцелуя, эм изучает своего мужчину, в основном с помощью того, - Света усмехнулась, - что ты, Лики, принял за язык, когда целовал Элайю.
   Шелгунов усмехнулся:
   - Оральный секс наоборот - ну, надо же!
   - Собрав всю необходимую информацию, эм выделяет сложный ферментный букет, который проникает внутрь детородного органа хевронца, запуская у него механизм созревание, так сказать, сперматозоидов. Они знакомым нам образом поступают внутрь эм, и та с высокой степенью вероятности забеременевает. После этого эм вырабатывает новый ферментный букет, который вводит хевронцу. Этот букет, во-первых, выключает механизм созревания сперматозоидов, и, во-вторых, следующим образом подключает ан. Хевронец при поцелуе с ан выделяет уже для неё набор ферментов, которые включают у неё механизмы, к вскармливанию будущего потомства. Вот, собственно, в общих чертах вся физиология.
   - Не слабо! - сказал Виталик.
   - Очень не слабо, - подтвердила Ира. - Сам процесс оплодотворения происходит обычно с первой-второй, редко с третьей, попытки. Срок беременности эм - полтора-два месяца. Посмотри сам, как протекает у эм процесс беременности. Но без нас со Светой - зрелище для человека не из приятных. И береги нервы, если что, когитр немедленно по твоему приказу прервёт показ и изложит всё в сухой устной форме.
   С этими словами Ира со Светой встали, прошли вперёд и уселись невдалеке прямо на траву, оперевшись спинами на ствол одного из деревьев.
   - Ну, - обратился Шелгунов к когитру, - с чего начнём?
   - Вот, - сказал когитр и вывесил голограмму стоящей обнажённой хевронки-эм, - Посмотри вначале, как хевронка-эм изменяется внешне в процессе беременности. Учти, что в это время она очень много ест.
   У хевронки начали расти жировые складки на животе. Затем рост складок прекратился, но её грудная клетка начала выпирать вперёд и в стороны. Через некоторое время хевронка-эм начала стремительно худеть: исчезли жировые отложения на животе, ягодицы опали, истончились руки и ноги. Неизменным оставалось лицо и по-прежнему продолжало распирать грудную клетку.
   - Вот, - прокомментировал когитр, - концы рёбер отсоединились от грудины. Обычно они прорывают кожу и торчат наружу. Показать?
   - Ну-у... - неуверенно протянул Шелгунов.
   Представшее перед ним зрелище было с человеческой точки зрения ужасным. Шелгунов приказал:
   - Убери! Как же ей больно!
   - Нет, - возразил когитр, - не больно. После оплодотворения у эм блокируются все болевые сигналы. За эм в этот период необходим непрерывный контроль - она может, например, порезаться и не заметить этого. И вообще, после зачатия эм испытывают счастье, собственно, в этом её предназначение - родить потомство. Рождается всегда один хевронец, одна, редко, две, ан и пять-шесть эм. На роды будешь смотреть?
   - Немножко, - сказал Виталик.
   Эм начала совершать движения, очень похожие на рвотные. Шея у неё невероятно растолстела, складки на шее расправились, рот начал раскрываться и оттуда полезло что-то омерзительно осклизлое, красное. Нижняя челюсть у эм уходила всё ниже, вырвалась из суставов и легла женщине на грудь. Две женские руки подхватили новорожденного и так, не обмывая, приложили к груди ан. Младенец тут же присосался каким-то хоботком к соску.
   - В будущем, - пояснил когитр, - этот хоботок преобразуется в детородный орган.
   Изо рта эм появился следующий младенец.
   - Хватит, хватит! - замахал руками Шелгунов. - Достаточно.
   - Что происходит внутри эм во время вынашивания потомства, будешь смотреть? - спросил когитр.
   - А что, надо?
   - Решать тебе, я могу и рассказать.
   - Ну-у, ладно, - неуверенно сказал Виталик, - покажи.
   Когитр вывесил новую голограмму и пояснил:
   - Продольный разрез хевронки-эм во время беременности, вид сбоку. Зародыши находятся, ну, условно, в "матке", в питательной жидкости, в которую преобразовался детородный орган эм. Она в этот период времени как раз очень много ест.
   Уровень жидкости в "матке" начал понижаться. Зародыши зашевелились, начали высовывать вытягивать хоботки и присасываться ими к стенкам "матки". Кончики хоботков стремительно передвигались внутри женщины-эм, выгрызая её изнутри. Эм начала стремительно худеть.
   - Убери! - заорал Шелгунов, когда голограмма погасла, сказал. - Ужас какой! Они же её съёдают!
   - Да. - подтвердил когитр. - Чудовищно с человеческой точки зрения, но... так распорядилась эволюция. Посмотри ещё одну картину, Виталий Тимофеевич. Я могу рассказать, но это действительно лучше увидеть. Не беспокойся, ничего страшного, скорее, наоборот.
   Шелгунов затравленно кивнул. Когитр показал сверху лежащую на полу после родов хевронку-эм. Зрелище, прямо скажем, было неприятное - фактически скелет, обтянутый кожей, с вывернутыми вперёд рёбрами. Затем когитр сделал "наплыв" на её лицо. Шелгунов присмотрелся и воскликнул:
   - Так она ещё жива?!
   - Да, - подтвердил когитр, - эм после родов живут ещё полтора-два часа и никто из милосердия их не убивает. А, вот, почему? Присмотрись внимательно к её лицу?
   Шелгунов начал изучать лицо эм. Оно практически не изменилось, за исключением того, что рот был полуоткрыт. Шелгунов смотрел, напряжённо всматривался, изучал каждую чёрточку и ничего не мог понять. Зачем ему когитр посоветовал это сделать? И внезапно до Шелгунова дошло: хевронка-эм находилась не просто в сознании, а в очень ясном, кристально ясном сознании, и она была... счастлива!!! Виталик не поверил своим глазам.
   - Она, что, действительно счастлива? - спросил он.
   - Очень счастлива, - сказал когитр, - как никогда в жизни.
   Шелгунов долго сидел в оцепенении. Уже вернулись Ира и Света, пристроились рядом с ним и терпеливо ждали. А он молчал и не шевелился.
   Всё когда-нибудь кончается. Встрепенулся и Шелгунов.
   - Я понимаю, - сказал он, - природа, развитие и так далее... Но от этого не легче... Одно радует, Элайя - хевронка, я - землянин, и она от меня забеременеть никак не сможет.
   - Сможет, - тихо сказала Света, - ещё как сможет. Во время вашего поцелуя она, чисто рефлекторно, конечно, собрала о тебе информацию, и сейчас её генетический аппарат в части деторождения стремительно перестраивается.
   - Значит, целоваться с ней не буду, оральным сексом не буду заниматься.
   - Не поможет, - печально сказала Ира. - Она... Эм - универсальные существа, изначально предназначенные природой для деторождения. Она выделит такие феромоны, лично для тебя, да и для нас тоже, что ты за полкилометра от неё потеряешь голову, потеряешь, Лики. И в этом нет твоей вины. Она любит тебя, не от природы, не от инстинктов. Она любит, как и мы тебя. Сердцем!
   Света кивнула:
   - Я немножко знакомилась с историей Хевронии и с эм. Когда-то эм были детородными механизмами, но с развитием интеллекта они превратились в жриц любви, принося в жертву ей себя! Эм очень странные существа, о них мало, что известно, и им самим, в том числе. В истории Хевронии была какая-то жуткая трагедия, связанная с эм. Об этой трагедии не сохранилось практически никакой информации.
   - Грустно, - вздохнул Виталик. - И очень жаль. Жаль, что мы с ней больше никогда не увидимся.
   Света с Ирой обняли его, прижались. Света прошептала:
   - Родной наш, любимый, это ещё не всё...
   Шелгунов поник:
   - Ну, что ещё? Разве можно придумать что-то более жуткое?
   Ира вздохнула:
   - Можно, Лики. Света, это я, наверное,...
   - Нет, - возразила Света, - лучше я, у тебя нервы и так звенят, вот-вот лопнут.
   Понимаешь, Лики, эм подразделяются на латентных и инициированных. Термины неудачные, но они прижились в среде ксенологов. Бо?льшую часть жизни эм проводят в латентном состоянии и только в самом конце её инициируются. Прежде, чем забеременеть, эм должна инициироваться, она должна быть готова к оплодотворению. Нечто похожее на инициацию проходят и хевронец, и ан. Хевронец инициирует ан, хевронца - эм, и у него начинает созревать семя. Но хевронец и ан проходят эту инициацию многократно в течение жизни - эм, забеременев, возвращает хевронца в латентное состояние. Ан становится латентной самостоятельно, после вскармливания потомства. Эм инициируется только однажды в своей жизни. Лет триста-четыреста назад, я точно не знаю, инициация эм осуществлялась с первым поцелуем с хевронцем. Но у эм очень короткий срок жизни, поэтому есть некоторые особенности в их развитии, по сравнению с остальными хевронцами. В частности, у них развился, хотя, могло быть и наоборот, очень сильный интеллект. Они умны, Лики, очень умны. Ныне свою инициацию они проводят сами, ментальным усилием, плюс сопутствующий обряд. У хевронца-мужчины два имени: одно общеупотребительное, второе - для семьи. Помнишь, как взвилась Элайя, узнав, что у тебя есть второе имя для нас с Ирой: Лики, - такое второе имя для нас не является обязательным. До того, как она узнала о твоём втором имени, она, наверное, обращалась к тебе "землянин", а после - Виталик. Для неё, так как она хорошо знакома для хевронки с земными обычаями, назвать тебя "Виталик" было равносильно тому, что примкнуть к твоей семье, а этого она тогда не могла себе позволить без твоего разрешения. Так вот, обряд её инициации прошёл, когда она на просьбу называть тебя Лики, получила твоё согласие, и встала перед тобой на колени...
   Света замолчала, не в силах продолжать.
   - Ну, - поторопил Шелгунов.
   Света тяжело вздохнула:
   - У эм, как ты понял, очень сложный метаболизм, физиология, генетика... перечислять можно долго... Если в течение двух недель - это минимальный срок, но не более трёх - это максимальный строк, инициированная эм не забеременеет, то у неё включается программа самоуничтожения...
   - Что-о-о?
   - Её организм начинает выделять яды длительного действия, которые медленно, очень медленно, разъедает её изнутри. Процесс медленного умирания длится столько же, как и беременность, два-два с половиной месяца. Самоубийство и эвтаназия на Хевронии - табу, причём столь сильное, что об этом даже думать считается предосудительным. Не знаю, почему так? А процесс умирания эм в этом случае чудовищно болезненный. Мне, когда я интересовалась историей Хевронии, когитр крайне настоятельно не советовал смотреть на это, сказав, что все наши инквизиторские штучки, все пытки, которые мы, как сам понимаешь, весьма изобретательны в этой области, придумали за свою историю - не более, чем невинные детские шалости по сравнению с тем, что испытывают инициированные, но не оплодотворённые эм... На Хевронии были свои тёмные века, преследования, аналогичные нашим, ведьм. Преследовали в основном эм, сжигали, топили... ну, ладно. Но самой страшной казнью считалась следующая: эм привязывали к кресту, почему к кресту, не знаю, мне было противно копать глубоко, что-то религиозное, наверное, целовали и до самой смерти насильно поили и кормили, - Света вздохнула. - Вот теперь всё, Лики.
   Шелгунов поднял голову и констатировал:
   - Значит, я убил Элайю.
   - Да, - согласно кивнула Ира.
   Света испуганно посмотрела на неё. Шелгунов встал и, не разбирая дороги, побрёл куда-то. Света встрепенулась, хотела броситься за ним, но была остановлена Ирой.
   - Зачем ты так жестоко?! - вскрикнула Света.
   - Так лучше, поверь мне, - сказала Ира. - Ты его ещё недостаточно знаешь. Конечно, ему невероятно плохо, и нам вместе с ним. Надо терпеть, Света, надо! Потерпи немного. Если мы немедленно начнём его успокаивать, утешать, он окончательно замкнётся в себе, уйдёт в себя и будет переживать очень-очень долго... Если переживёт... Когда у него проснутся наши способности, а они обязательно проснутся, и он их осознает, поймёт, что от него идёт к нам, он будет терзаться тем, что свою вину, а он в ней не сомневается, свою боль взвалил и на нас. Потерпи немножко. Мы обязательно поможем ему, сегодня, сейчас, но чуть позже. Я тебе скажу когда. Если он всё это переживёт... Не сейчас, а потом, значительно позднее. Господи! Помоги ему, поддержи!
   Женщины сидели обнявшись, сжавшись в комок, и ждали. Им было не лучше, чем Шелгунову, на них навалилась и его боль, и боль за него, и боль за Элайю. Как они только вынесли всё, объясняя сложившуюся ситуацию Лики?! Но всё же, они были вдвоём, вместе, а Шелгунов - в одиночестве.
   Наконец, Ира встрепенулась и скомандовала:
   - Пора!
   Шелгунов, сгорбившись, стоял на коленях, уткнув лицо в ладони. Женщины приникли к нему, принялись обсыпать поцелуями, ласкать, шептали что-то бессмысленное, но нежное, ободряющее. Шелгунов не шевельнулся. Ира сказала:
   - Ладно, Лики, хватит, не престало мужчине плакать.
   - Я не плачу, - глухо ответил Шелгунов и посмотрел на них совершенно сухими глазами.
   Света даже головой затрясла. По её ощущениям он рыдал, захлёбывался слезами, а оказалось, что всё это было только внутри у него. Шелгунов медленно тяжело поднялся и твёрдо сказал:
   - Элайя не умрёт!!
   И такая убеждённость исходила от него, что Ира и Света, не веря своим ушам, с сумасшедшей надеждой смотрели на него. Света, всё же, позволила себе усомниться.
   - Лики, - возразила она, - это же законы природы, против них не попрёшь.
   - Света! Запомни! - сказал Шелгунов. - Любовь - самая великая вещь во Вселенной, и, если законы природы противоречат ей, тем хуже для законов!... Если же перейти на уровень жестокого разума... Света, Ира, когда мы искали пути решения проблемы Хевронии, согласно показаниям вероятностного анализатора, вам ясно было указано, что каждой из вас нужно изучить. Скажите, девочки, вам эти знания для решения проблемы понадобились?
   Они синхронно покачали головами: нет.
   - Правильно. Вероятность успешного проведения операции по уничтожению облака антиматерии оценили в три девятки после запятой, а анализатор - всего 0,78. Точнее, мы посчитали, что так он оценил вероятность успеха операции. И в этом мы ошиблись. Вероятностный анализатор оценивает вероятность существования данной реальности в целом, а не вероятность успешного проведения отдельной операции. Для оценки вероятности выполнения отдельной операции его невозможно привлечь, да и не нужно, фаяне и без него успешно справились. Не знаю, каким образом эта операция оказалась завязана на существование этой реальности. Да и оказалась ли завязана? Потому что ваши знания, которые вы приобрели, пока никак не пригодились. Не знаю, девочки, не знаю. Но есть двадцать два процента, - это вероятность той реальности, в которой Элайя не умрёт. Как это может случиться, как изменятся законы природы по отношению к ней, - этого я тоже ещё не знаю. Но я сделаю всё, чтобы эта реальность реализовалась.
   - А наша исчезнет? - испуганно спросила Света.
   - Нет, изменится. Только ли для Элайи или для всех эм - не знаю. Мы в этом сейчас очень многого не знаем и не понимаем. Ваши знания, девочки, понадобятся, когда мы найдём способ, как реализовать эти двадцать два процента.
   - Нет, Лики, - возразила Света, - ты ошибаешься. Наши знания всё-таки работают на "семьдесят восемь процентов", а не на "двадцать два".
   Шелгунов подумал и согласился:
   - Да, верно. Но это не опровергает меня. Мы что-то не учитываем, многого, судя по всему, не знаем, и ничего не понимаем. С позиций разума ситуация с нами четверыми абсурдна. Но при восприятии ситуации, её оценке, мы пользуемся не только разумом, да и не столько им. Затрудняюсь сказать, чем ещё. Сердцем, что ли? Вот смотрите. С позиций разума. Положим, хевронка-эм может быть оплодотворена земным мужчиной, в чём я, что бы вы ни говорили, очень и очень сомневаюсь. После родов она умрёт. Но это, как бы дико для нас не звучало, естественно. Так почему бы не смириться с этим естественным ходом событий? Да, для нас это непривычно, но для Элайи - норма жизни. Однако ни вы, ни я не принимаем этот путь. Абсолютно! Более того, не только я считаю, что убил Элайю таким способом, жестокость которого мы и вообразить не можем, но и вы считаете, что тоже убили её... - Ира и Света тревожно переглянулись. - Да что вы всё переглядываетесь?! - воскликнул Виталик.
   - Лики, - взмолилась Света, - давай, потом, а? Ты прав, здесь очень много закручено вместе. Мы с Ирой тоже не железные. Давай, чуть отдохнём.
   Ира вздохнула:
   - Ох, Лики! Хорошо бы, чтобы ты был прав. Только у нас очень мало времени: две недели, на которые Элайя задержится с возвращением с Земли, и ещё две недели в этой точке темпорального континуума.
   - Знаю, - мрачно сказал Виталик.
  
   Приём, устроенный в высшем органе Хевронии в честь землян, может быть, и понравился бы им, если бы не их общее тягостное настроение. Вопреки опасениям Шелгунова, на приёме не звучали безудержные хвалебные речи, не было дифирамбов, многословия, клятв в вечной любви и дружбе - всё в меру чинно и официально. Прощаясь с хевронцами, земляне искренне поблагодарили их за тёплую встречу. Радовало то, что хевронцы стали общаться с землянами существенно менее напряжённо, чем ранее.
  
   Глава 24.
  
   По прибытии Иры, Светы и Виталика на базу тоже обошлось, к счастью, без торжеств и славословия. Шелгунову понравилось отношение к ним: сделали свою работу - молодцы, но это работа, и ёё нужно делать хорошо. Мэйсон, правда, воспользовался случаем, собрал всех сотрудников базы вместе, представил им нового коллегу, а затем учинил всем разнос.
   - Ну что, любезные соратники? - ехидно осведомился он после представления Шелгунова. - Перед вами наглядный пример важности в нашей работе любой информации. Наш новый сотрудник, не прошедший полностью общий курс обучения, ничего толком не умеющий, одним словом, чечако, только с помощью анализа доступной ему информации нашёл верное решение не простой проблемы. Сколько раз я вам твердил: продолжайте усваивать новую информацию, это наше главное оружие. И что? Поднимите руку те, кто по собственной инициативе изучил что-то новое для себя... Света, Ира, если вы имеете в виду только ту информацию, которую усвоили на Хевронии, то опустите руки, - вы усвоили её не по собственной инициативе... Ну! Я жду... Где же лес рук? Я и одной не вижу. Ясно. Мне это надоело. Ознакомьтесь с тем, что каждому предстоит изучить, и со сроками. И попробуйте не выполнить!
   После некоторого молчания вначале последовал вопрос:
   - Шеф! А меняться можно?
   - Нет! - отрезал Мэйсон.
   Тогда начались душераздирающие стоны.
   - О, ё-ё-о! Основные ритуальные обряды крачичей. Там нужно изучать широкополосные спектры, а я в физике ни уха, ни рыла!
   - Значит, - отрезал Мэйсон, - дополнительно изучишь общий курс физики. И в те же самые сроки!
   - Да зачем мне изучать моду бангаларов? Там же волоски в тринадцатиричной системе счисления считать надо!
   - Блин! Основы родовспоможения у ихтонов. Мамочки! Они же икру мечут!
   Ире и Свете повезло, им следовало изучить новые разделы математики. Шелгунова данное указание начальства не коснулось - он должен был закончить освоение основного курса обучения. Только сейчас ему было рассказано о цивилизациях, входящих в Галактический союз. Обычно в общем курсе данный раздел располагался в начале, а не в конце курса, поэтому Виталик поинтересовался у когитра, кто таким образом изменил для него курс, и неожиданно услышал:
   - В ответе отказано.
   Шелгунов опешил:
   - Кем отказано?
   Вновь последовало:
   - В ответе отказано.
   Опять эти невидимые кукловоды, с раздражением думал Шелгунов. Эх, времени сейчас нет с ними разбираться, сейчас главное - Элайя, а ввяжешься в поиск этих кукловодов, и можно в этом полностью утонуть. Затем он подумал, что не так уж эти кукловоды не правы. Например, знай он об особенностях хевронцев, до того, как встретился с Элайей, маловероятно, что события развивались бы так, как произошли в итоге. А он, и Света с Ирой, не смотря на всю тягостность ситуации, не считали, вопреки всему, что то, что у них четверых произошло - это плохо. Вот, не считали и всё.
   По собственной инициативе Шелгунов с головой влез в изучение истории хевронской цивилизации, сделав упор, естественно, на хевронках-эм. Он узнал много нового и интересного, и о хевронцах, и про эм, но ничего конкретного, что натолкнуло бы его на мысль о решении поставленной перед ними задачи. Один период в истории Хевронии привлёк внимание Шелгунова.
   Хеврония развивалась по биократическому пути и достигла довольно высокого уровня. Хевронцы достаточно свободно, но осторожно, использовали генное модифицирование, выращивали новые биообъекты. Но около полутысячи лет назад у них произошла какая-то катастрофа. Описание, упоминания и вообще всё, что относилось к этой катастрофе, были самым тщательным образом уничтожены. По косвенным признакам можно было сделать вывод, что, возможно, у них случилась генная катастрофа. В базе данных сохранилось лишь одно имя - Энгорн Коста, до самой катастрофы одного из ведущих генетиков Хевронии. В результате катастрофы Хеврония была отброшена на сотни лет назад, начались тёмные века для этой цивилизации. Каким-то образом, как свидетельствовали косвенные данные, имелась связь между причиной катастрофы и хевронками-эм. Но каким? Оставалось неясным. У хевронцев существовал жанр литературного творчества. Шелгунов обратил внимание на тот факт, что до катастрофы о хевронках-эм в литературе говорилось лишь как о механизмах чисто физиологического наслаждения, а после катастрофы - хевронки-эм неожиданно стали объектом возвышенных чувств. По этой причине в тёмные века основная охота велась на хевронок-эм, а они защищались, проявляя ранее не упоминавшийся у них высочайший интеллект. Сведения о тёмных веках тоже были скупы и противоречивы.
   Возможно, знания о катастрофе и тёмных веках Хевронии содержали необходимые данные для решения задачи, но знания отсутствовали. Шелгунов постепенно входил в суть работы Патруля времени, поэтому подумал о возможности организовать широкомасштабную исследовательскую экспедицию по изучению событий катастрофы и тёмных веков, но отказался от этой мысли. Во-первых, он не считал возможным в личных целях подавать заявку на проведение экспедиции, требующую больших энерго- и трудозатрат. Во-вторых, фаяне, любознательные во всём, как оказалось, хотели провести подобную экспедицию, но получили от хевронцев без объяснения причин твёрдое запрещение на неё. Однако самое главное заключалось в другом. Шелгунов наглядно убедился, как не хватает того, о чём когда-то мимоходом упомянула Ира, - единого темпорального репера, абсолютной точки отсчёта времени.
   Не раз Шелгунов слышал, что при перемещении в темпоральном континууме время возврата в исходную точку могло быть смещено в будущее от неё на различный срок, причём величина этого срока не зависела пропорционально от времени нахождения в прошлом. Случалось, что можно было вернуться через мгновение после ухода, а, бывало, ­- через достаточно продолжительный срок. Когда Ира вместе с Лики пробыли на Вайоне более месяца, они могли вернуться на базу практически сразу после ухода. А Элайя, которая ушла на Землю 1968 года минут на десять, возвращалась обратно только через две недели после ухода.
   У всех цивилизаций, входящих в Галактический союз, за исключением, по-видимому, ваальцев, в ходу было интуитивное представление о времени, как и у землян, - линия, на которой прошлое и будущее отделялись друг от друга точкой мига настоящего. Ваальцы, похоже, как-то иначе представляли себе время, но в этом Шелгунов не разобрался. Интуитивное линейное представление времени являлось в корне ошибочном, но другое отсутствовало, поэтому все "перемещения" во времени привязывались к "линейному" приближению. Неожиданным оказалось и то, что разработкой общей теории времени занимались в первую очередь фаяне - технократическая цивилизация с устойчивой привязкой к "линейному" приближению времени, ­- а не ваальцы, которые оперировали многомерным приближением времени. По "линейному" приближению время во Вселенной текло с различной скоростью, причём скорость течения изменялась в зависимости, как от положения на временной линии, так и от положения в пространстве. Например, уйди Элайя в 1968 год на Землю не с Хевронии, а с базы Патруля времени на Земле, то она смогла бы вернуться назад через час, а не через две недели. Уйди она в 1968 год не на Землю, а в другую точку пространства, то время возвращения тоже изменилось бы. В темпоральном континууме отсутствовали понятия прошлое, настоящее и будущее, в "линейном" приближении они существовали. Поэтому по причине того, что все, за исключением одной, цивилизации оперировали "линейным" приближением, приходилось делать пересчёт перемещений в модели линейного времени. Однако в этой модели отсутствовало некая единая для всей Вселенной точка отсчёта, темпоральный репер. Сейчас в качестве точки отсчёта была принята точка существования Вселенной в XXIX веке по земному летоисчислению, точка, которую все цивилизации считали для себя мигом настоящего. Естественно эта точка отчёта медленно смещалась вперёд по линии времени.
   Шелгунов ничего не понял ни в физической модели, ни в математической, темпорального континуума. По его интуитивному представлению Вселенная сейчас походила на быстро растущего подростка, у которого различные органы и части тела росли с разной скоростью. Он обнаружил, что однажды на Галактическом совете поднимался вопрос о создании, ­- именно так: создании! - темпорального репера. Однако все материалы по этому вопросы к изумлению Шелгунова оказались закрыты для доступа. Он понимал, что в Галактическом союзе могут быть материалы, закрытые для всеобщего доступа, как, например, материалы по конструированию генераторов искажающих темпоральных волн. Но, чтобы для сотрудников Патруля времени оказались закрыты материалы, имеющие непосредственное отношение к устройству времени - по меньшей мере, очень странно. Попутно Шелгунов выяснил, что эффект доппельгангера обнаружен только теоретически, никто, естественно, на себе проверять, существует ли он на самом деле или не существует, не стал.
   Организация широкомасштабной экспедиции по изучению прошлого Хевронии ничего не дала бы для решения проблемы с Элайей. В текущем моменте времени на её проведение требовалось не менее года при оптимальном выборе места старта. Год - никак не устраивал ни Виталика, ни Иру, ни Свету. Всё это, конечно, не улучшало их настроение.
  
   Пожалуй, единственным светлым моментом для них стало раскрытие Шелгуновым у себя новых возможностей, таких же, как у Иры и Светы, и их совместное обучение и расширение их. Они у него, как и у Иры, проявлялись постепенно, медленно. Вначале он огорчался и раздражался - его чувствуют, ощущают, а он ощущает Иру и Свету только как некий фон. Постепенно "фон" усиливался, начал становиться привычным и жизненно необходимым. Тогда, Виталик понял, что лучше так, чем скачком, как у Светы. Да и у Светы скачок в ощущении любимых ею произошёл только в самом начале, когда ещё ни у кого, кроме Иры, не проявились эти способности, поэтому Света и сумела справиться с помощью Иры с тем, что внезапно пришло к ней. Теперь Ира и Света отлично чувствовали друг друга, Лики, чувствовали друг другом. Произойди сейчас подобное у Лики скачком, он, признался он себе, не смог бы справиться со всем. Сейчас Света, Ира и Виталик учились пользоваться этими способностями втроём, жить с ними, подтягивая его к уровню женщин. Конечно, у них возникли трудности не только в общении, но и в жизни. Теперь они фактически не могли уединяться: каждый ощущал каждого. Это далеко не всегда было приятным, ну, например, при некоторых естественных для человека, но не выставляемых напоказ обязательных действиях. Сам закрыться никто не мог, но любой мог на некоторое время перестать ощущать кого-нибудь. Они упорно учились этому. И преодоление только этих, далеко не самых серьёзных, трудностей подарило им удивительную радость безграничного доверия друг к другу - ты сам не мог закрыться, но твёрдо знал, что, если по каким-то причинам захочешь этого, а все немедленно чувствовали состояние тебя, то другие без твоего разрешения ни за что не нарушат твоего временного уединения. Они убедились, что на взаимное чувствование не оказывает никакого влияния расстояние - на любом, проверенном ими расстоянии, они прекрасно чувствовали друг друга, как будто находились рядом, - но абсолютное влияние оказывало время. Однажды, Шелгунов сместился во времени, мгновенно он перестал ощущать своих женщин, а они своего мужчину. Это было жутко. Более они таких экспериментов не проводили.
   Раньше было невозможно непрерывно испытывать, ощущать любовь к кому-нибудь, а теперь они всегда находились в состоянии взаимной любви. Конечно, встала перед ними и проблема сексуальных взаимоотношений. Все прежние стереотипы никак не годились. Любой из них, когда они уединялись, умирал от желания доставить удовольствие другим. Ведь что такое секс? - очень сильное, сложное, но физиологическое удовольствие, ничем не отличающееся, по сути, от того, как писал Козьма Прутков: чесать, где чешется. Секс в их отношениях перестал существовать. Они и сами не поняли, как и когда это произошло, физические ощущения гармонично влились в их со-ощущение друг друга, в котором не было различных частей, это было единое. Конечно, их "чувства", которые чувствами в обычном понимании уже нельзя было назвать, имели в разное время различную степень глубины, иногда такую, что, казалось, ещё мгновение и не выдержишь и умрёшь от любви. Они всё лучше и лучше осваивались со своим новым состоянием, понимая, что иначе жить уже никогда не смогут. Они не понимали, как вообще можно жить иначе. Однако они всё яснее осознавали, чувствовали свою неполноту - с ними не было Элайи. В их ощущениях на её месте была чёрная дыра. Это было едва выносимо, только то, что они вместе, не давало уйти в глубочайшую депрессию.
   Они обсуждали возможные причины появления такого единения и сошлись во мнениях, что оно, очевидно, следствие их совместной работы в режиме полного сопряжения с виртуалом. Но женщины на этом и останавливались, а Шелгунов с ними не соглашался, считая, что та совместная работа - лишь механизм реализации, не подвернись она, случилось бы что-то иное, и они всё равно обрели бы единение, потому что, по глубокому убеждению Виталика, причиной являлась их взаимная любовь.
   Но Элайи с ними не было!
  
   Глава 25.
  
   По мере бесплодности своих усилий решить проблему жизни и смерти Элайи у Шелгунова копилась психологическая усталость. Он становился раздражительным и несколько раз с трудом сдерживался, чтобы не вспыхнуть по пустякам. Все, в том числе и Ира со Светой, отлично понимали его состояние, понимали, что это проявление пресловутых "якорей", и со страхом и надеждой одновременно ждали, когда же Шелгунов сорвётся, разрядится и вновь превратится в самого себя, спокойного уравновешенного человека. И это совместное ожидание, когда чувства надежды и страхи каждого объединяются с чувствами надеждами и страхами других, изматывало всех. Но они бы теперь ни за что не променяли свою новую жизнь на прежнюю, без понимания и чувствования любимых.
  
   Виталик сорвался на десятый день пребывания на базе. Утром Света, Ира и он пришли в столовую, которую в относительно спокойное сейчас время многие охотно посещали. Не ради еды, для обмена мнениями, поговорить, просто пообщаться. Над Светой, Виталиком и Ирой добродушно посмеивались и называли всех вместе нашими Шелгуновыми. В этот раз, когда они появились, один из сотрудников базы, Миллер, несколько ехидно заметил:
   - А вот и наш султан со своим гаремом.
   Лучше бы ему промолчать в это утро или завести разговор на другую тему. Но - не свезло. Виталик взорвался. В один прыжок он преодолел и расстояние до столика, и перепрыгнул через него, лишь опёршись костяшками пальцев левой руки о поверхность столика. Правой рукой Шелгунов сгрёб за грудь этого человека и впечатал его в стену так, что тот только носочками ног касался пола
   - Из какого ты времени, хам?! - рявкнул Виталик.
   И вновь, лучше бы Миллер промолчал, ну, видел же, что Шелгунов не в себе, знал о возможности и таких "якорей". Но, напротив, Миллер принялся возмущаться, грозить дисциплинарным взысканием. Шелгунов чуть сдвинул правую руку вверх и сжал горло Миллера. Тот, понятно, по естественным причинам немедленно заткнулся.
   - Ты будешь отвечать только на мои вопросы, - сквозь зубы процедил Виталик, - и делать только то, что я тебе скажу. Понял? - и чуть разжал пальцы.
   Миллер сипло втянул воздух в лёгкие и начал:
   - Я из две тысячи...
   - Только на мои вопросы и то, что я прикажу. Понял? Это был последний вопрос. Понял?
   Миллер кивнул.
   - Хорошо, что ты такой понятливый. А теперь ты искренне и проникновенно извинишься перед Светой и Ирой. Начинай.
   Миллер рассыпался в самых изысканных извинениях. Собственно, на этом инцидент был исчерпан - все понимали, что произошло и почему, Мэйсон только подивился необыкновенной силе и скорости Шелгунова. А он, испытывая жгучий стыд за свой поступок, открыл было рот, чтобы попросить у всех прощения. Но тут из финиш-комнат вышли три крейга - три двухсоткилограммовые боевые машины. Средний, по-видимому, старший, сказал:
   - Мы получили от вашего когитра тревожный сигнал о том, что одному из вас грозит серьёзная опасность. Виктор Тимофеевич Шелгунов, пройдёмте с нами.
   На Шелгунова вновь накатило. Он приблизился к ним и тихо и зловеще произнёс:
   - Шли бы вы, ребята, отсюда подобру-поздорову. Это наши проблемы и мы сами с ними разберёмся.
   Кто бы предупредил Виталика, что с крейгами подобный тон не просто недопустим, но опасен. Старший громко, чтобы впоследствии запись была ясной, отчеканил:
   - Ввиду отказа Шелгунова подчиниться приступаю к задержанию.
   Вначале он потянулся к станнеру, но понял, что обездвижить одного Виталика и не задеть никого другого не удастся. Поэтому он медленно и, как показалось Шелгунову, с издёвкой протянул к нему трёхклешнястую лапу. Виталик правой рукой перехватил эту лапу, и на секунду они замерли, что само по себе уже было невероятно. А затем произошло нечто, вовсе ни в какие представления не укладывающееся, - лапа крейга с хрустом сломалась в локтевом суставе. Тут и до двух остальных крейгов дошло, что дело приняло серьёзный оборот, и они вместе с начальником всерьёз, на полную катушку, принялись за Виталика. Что же на самом деле произошло, никто рассмотреть не успел, - слишком всё быстро случилось. Буквально через мгновение три неподвижных тела крейгов с переломанными конечностями, проломленными панцирями на груди тихо и мирно лежали на полу. Все в остолбенении замерли. Только ничуть не пострадавший Шелгунов обвёл всех налитыми красными глазами, проорал:
   - Да пропади он пропадом этот Патруль времени!!! - и выскочил на улицу.
   С отчаянным криком: "Лики!!!" - Ира со Светой бросились за ним. Виталика и след простыл. Его нигде не было! Его не было в этом времени. Женщины остались только вдвоём. Это было страшно и жутко, особенно потому, что они представляли, как страшно и жутко сейчас Лики, одному во всём мире.
   - Когитр! - сказала Ира. - Где Шелгунов?
   - Неизвестно. На территории базы он отсутствует.
   - Да ты издеваешься! - взорвалась Света. - Немедленно объяви его глобальный поиск! Немедленно!
   - Запрещено.
   - Кем?
   - Запрет исходит непосредственно от руководства Галактической службы времени.
   - Связь с руководством Патруля!
   - В доступе отказано.
   Света ошеломлённо замотала головой, а Ира пробормотала:
   - Да что же это делается?
   - Ира! - закричала Света. - Лики сейчас уйдёт в реал со своим двойником - и всё! Конец! Доппельгангер!
   - Типун тебе на язык! - прикрикнула на неё Ира и после секундного раздумья решила:
   - К Мэйсону!
   На базе женщины обнаружили ещё одного крейга, который, преисполненный печальной меланхолии, наблюдал за погрузкой троих своих соплеменников в медицинские капсулы. Тут до Иры дошло, что дело совсем плохо, - Лики оказал сопротивление, и весьма успешное, трём крейгам, находящимся при исполнении служебных обязанностей. Это уже выходило за рамки базы, и последствия сего будут для Лики самыми печальными. Поэтому она на время оставила мысль просить Мэйсона о помощи и обратилась к дееспособному крейгу:
   - Простите...
   Крейг развернул глаза на стебельках в её сторону.
   - Они живы? - Ира указала на побитые туши крейгов.
   Глаза крейга подпрыгнули вверх и вернулись на место:
   - А что им сделается?! Через пару дней будут как новенькие. Вы, по-видимому, плохо представляете наши способности к регенерации.
   - Уф! - облегчённо выдохнула Ира. - Лики это не нарочно сделал, он находился...
   - Суда-арыня! - укоризненно протянул крейг. - О чём речь? Эти три оболтуса, когда восстановятся, получат от меня на полную катушку! Уж я прослежу! Явились! Не разобрались, в чём дело! Сразу пошли на задержание! И это при исполнении! Что о нас в Союзе подумают? Стыд!! Позор!!
   Ира не верила своим ушам:
   - И вы никаких обвинений против...
   - Какие обвинения?! - искренне возмутился крейг. - Дело совершенно очевидное и обычное для сотрудников Патруля. Что же касается этих троих... - он презрительно указал глазами на соплеменников. - Никаких претензий! Более того, когда уважаемый Виталий Тимофеевич вернётся, передайте ему, пожалуйста, что мы будем чрезвычайно рады, если он соблаговолит посетить нас.
   С этими словами он поклонился и исчез вместе с капсулами. Ира, ошеломлённо озираясь, остановила свой взгляд на Мэйсоне. Тот пояснил:
   - Крейги боготворят тех, кто в честном бою набьёт им морду. Правда, это очень редко случается. В последний, если не ошибаюсь, и единственный раз это удалось Усваге Кворруму, тысячи две лет тому назад, и то один на один. А тут сразу троих! Силён Виталик! Ира, передай ему, чтобы в следующий раз, когда на него начнёт накатывать, пусть идёт в парк и ломает деревья. Уж лучше так, чем на самом деле пришибёт кого-нибудь.
   "Парк, деревья, - замелькало в голове у Иры, и тут её осенило. - Ну конечно же!" Она закрутила головой в поисках Светы. Света пристроилась в уголке на небольшом диванчике и тихо плакала. Ира присела рядом с ней, обняла, прижала к себе и зашептала на ухо:
   - Светка! Реви дальше, не останавливайся.
   Света, естественно, тут же прекратила всхлипывать и попыталась взглянуть на Иру. Та зашипела:
   - Реви!!
   Света вновь заплакала.
   - Я сейчас выведу тебя на улицу, якобы успокоить, а ты продолжай реветь - я, кажется, знаю, где Лики.
   Света вздрогнула и завыла во весь голос. Сопровождаемая сочувствующими взглядами, - уже стало известно, что Шелгунов пропал, - Ира, обнимая Свету за плечи, вывела её на улицу и отвела далеко в сторону, где их никто не мог видеть. Затем она сказала:
   - Ну всё, утри сопли!
   Света обтёрла лицо рукавом и с надеждой взглянула на Иру.
   - Руку! - приказала она.
   Взяв Свету за руку, она вместе с ней совершила нуль-переход. Осмотревшись, Ира сказала:
   - М-да, я, вообще-то, рассчитывала не здесь оказаться.
   - А где? - с испугом спросила Света.
   - Наверху, прямо в беседке, той, в которой мы с Лики на побочной временно?й ветке так замечательно проводили время. Ну ладно, придётся ножками.
   - А когда мы? - поинтересовалась Света.
   - Август 1968-го, утро четверга, как раз вчера я проводила Виталика в Ленинград. Поползли.
  
   Глава 26.
  
   Шелгунов действительно находился наверху в беседке. Он сидел на краю пролома беседки, свесив одну ногу вниз, опёршись спиной об один из сохранившихся столбов, неспешно курил и любовался видом, открывавшимся внизу. Услышав шорох и недовольные голоса, он повернул голову. Ира и Света на четвереньках выбрались из узкого отверстия, которым оканчивался проход. Поднимаясь, Света начала:
   - Ну, Ирка!... - и тут она увидела Лики, родного и живого, и с восторженным визгом. - Лики! - бросилась к нему.
   Виталик успел вскочить на ноги и, обняв её, сказал:
   - Тише ты, оглашенная! Сейчас как загремим вниз - костей не соберём!
   Ира медленно подошла к ним, обняла их и уткнулась Виталику в низ его шеи.
   - Молодец, Ира, - похвалил её Шелгунов, - быстро сообразила.
   - Я вообще умница, - негромко произнесла она и горько-горько заплакала.
   Шелгунов почувствовал нестерпимый стыд. Он понял, что совершил поступок, которого будет стыдиться всю жизнь. Там, будучи в ярости, он совсем забыл про них, про самых дорогих ему людей, делать больно которым, какими бы причинами это не объяснять, ему никогда нельзя.
   - Лики, - попросила Ира, - в следующий раз не делай так, пожалуйста, а то мы со Светой уж бог знает что напридумывали.
   "Особенно вместе, - с ужасом подумал Лики.- Родные мои! Простите меня! Я буду стараться." А говорить вслух ничего и не требовалось, они и так отлично понимали друг друга.
   Они устроились на сохранившейся скамейке, Шелгунов по установившейся традиции - в центре, и Ира спросила:
   - Почему ты не пустил нас сразу в беседку? Я целилась прямо сюда.
   - Я? - удивился Виталик. - Как я мог вас не пустить? Хотя... - он задумался. - Вот интересно! Знаешь, я подумал, что, когда ты поймёшь, где и когда я, хорошо бы Свете смеха ради тоже проползти по этому лабиринту.
   - Ну, спасибо, благодетель! - с чувством поблагодарила Света.
   - Да не делал я ничего! - возопил Виталик. - Подумал только...
   - Аккуратнее в следующий раз думай, - посоветовала Ира. - Скажи, а как ты ухитрился крейгам морду набить?
   - Ну, это просто, - сказал Виталик, - смотрите.
   Он как можно тщательнее представил свои тогдашние ощущения.
   - Действительно, просто, - изумилась Света, первая прочувствовавшая механизм изменений. - И всего-то, собственное время ускорить! Где ты этому научился, Лики?
   - Не где, а кто, - сказал Виталик. - Помните слова Элайи, что те, кого принимают огневики, становятся равными богам? Богам, не богам, но этому они НАС обучили, всех троих. И не уверен, что у нас это единственное умение от них.
   - Элайя... - тихо произнесла Ира, и все погрустнели.
  
   Глава 27.
  
   Элайя вернулась на Хевронию и как в непреодолимую стену с разбега влепилась, всем телом, в кровь, когда в глазах темнеет, дышать невозможно. На Земле 1968-го года она без особого труда выполнила то, о чём её попросил Виталик. С любовью и лёгкой улыбкой она смотрела на своего Лики, юного, смущающегося, старающегося не показать своего смущения и от того смущающегося ещё сильнее. Как ни рвалась её душа к нему, она никак не выдала себя. Продала ему огневиков - как они к нему потянулись! - и немедленно отправилась обратно.
   Лики нигде не было! Нигде! Об этом ей сообщил когитр, добавив, что глобальный поиск Шелгуновых не дал никаких результатов. Элайя не была бы эм, если бы лично всё не проверила самым тщательным образом. Поиск проводился с размахом, с задействованием всех сил и средств. Никаких результатов. Правда, часть информации по поиску, относящаяся к компетенции Галактической службы времени, была засекречена, и, как ни пыталась Элайя, получить к ней доступ ей не удалось. Как бы то ни было, Шелгуновы отсутствовали в доступной Союзу части Вселенной.
   Ещё на Земле 1968-го года Элайя, увидев Лики, почувствовала какое-то внутреннее неудобство от того, что с ним не было Иры и Светы. Тогда она не придала этому чувству значения. Но сейчас, оказавшись без Лики, она поняла, что ей не хватает не только Лики, но и его женщин, и не меньше, чем его. Очень странно всё получалось. Элайя, как эм, отлично знала, какие чувства испытывают хевронки-эм к членам своей семьи, одному хевронцу и одной хевронке-ан. Пусть Ира и Света не были ан, для эм это не играло никакой роли, но их было двое. А вот это эм уже никак не могли принять. Подобное отношение в хевронках-эм было "зашито" на самом глубоком генетическом уровне - одна семья: один хевронец, одна ан, одна эм, и никак иначе. Хевронки-эм обладали как богатым спектром чувств, так и могучим разумом. Сейчас Элайя, понимая, что чувства мало могут ей дать, использовала свой разум на полную мощность. Она знала, что существенно отличается от остальных хевронок-эм.
   Элайя родилась в семье, где и мужчина, и её ан работали ксенологами. Свою эм Элайя, конечно, не могла помнить, но по рассказам родителей узнала, что и она до её рождения тоже была ксенологом. Возможно, характером их работы объяснялось то, что все три её родителя прожили вместе два года без инициации эм. Такое случалось, но крайне редко. Родители Элайи, будучи ксенологами, не смогли работать в контакте с землянами. Они старались, изучали землян, узнали их очень близко, но не сумели преодолеть ксенофобию по отношению к ним непосредственно во время контакта в реале. Для родителей Элайи это оказалось серьёзным потрясением, они не могли считать себя полноценными ксенологами. Однако именно это обстоятельство послужило, как она поняла позднее, для Элайи тем, что позднее стало целью её жизни, - она любила землян, стремилась к ним. Элайя росла в атмосфере, в которой едва ли не половина всех разговоров велась о землянах, причём в самом благожелательном ключе и, понятно, с грустью невозможности общаться с ними непосредственно. Элайя ознакомилась не только с огромным объёмом информации о землянах, но и сама глубоко познакомилась с их культурой, творчеством. Элайя была эм. Эм на Хевронии после тёмных времён были объектом возвышенного поклонения и восхищения. Эм любили и уважали. Им посвящали стихи, своё творчество множество хевронцев, как мужчин, так и ан. Казалось, они хотят хоть как-то загладить свою страшную вину перед эм в тёмные времена, когда эм десятками тысяч уничтожались самыми жестокими способами. Эм были верными служителями любви, за которую они отдавали свои жизни. Поэтому Элайя глубоко приняла и поняла преклонение землян-мужчин перед своими женщинами. Мужчины-земляне могли, не смотря ни на что, вопреки разуму, ради любимых женщин совершать самые безумные поступки, не задумываясь отдавать за них свои жизни, уходить по своей воле из жизни только по причине несчастной любви. То, что женщины-землянки тоже способны на безумные поступки по любви, Элайе, как хевронке-эм, казалось вполне естественным. Элайя не пошла по стопам родителей и не стала ксенологом, поэтому она толком не знала, что в действительности у землян всё обстоит далеко не так. Не знала, что земляне нередко совершали преступления против любви, осознанно и намеренно. Она, воспитанная на романтической литературе, идеализировала землян. С детства у неё возникла несбыточная мечта - взаимно полюбить землянина. Несбыточная не только по причине взаимной ксенофобии, в конце концов, почему бы и не найтись такому землянину, который полюбит её, а она его? Дело в том, что Элайя по меркам хевронцев была очень красива, женственна. По меркам хевронцев, а по земным - особенно отвратительна. Ни один землянин или землянка из тех, кто не испытывал к хевронцам отвращения, не мог общаться с Элайей. Шелгуновы стали первыми и единственными. И это тоже было странно.
   Итак, хладнокровно рассуждала Элайя, подведём итоги. Имеем сумасшедшую хевронку-эм, которая, как нарочно, так воспитана с самого детства, что всё способствовало тому, чтобы она стремилась к невозможному, к придуманному ею землянину. Ну, невозможно это, я сумасшедшая, пусть. Я смирилась с тем, что желаю невозможного... Да себе-то что врать, к противоестественному, по нашим меркам - очевидное извращение. Но, как нарочно, опять же, находится вначале землянин, которому я приглянулась, и которого я не могла не полюбить. Но не только землянин, но и две его женщины, причём такие, что про них смело можно сказать, что и он их, целиком и полностью, и они все друг друга, и нет мне среди них места. Тем более, для меня, как эм, невозможно ещё две женщины при моём мужчине. Ну, невозможно это! Категорически и безусловно! Увы тебе, Элайя, оказалось не просто возможно, но и не только мужчина, но и две - две! - женщины, они тоже твои. Столь же дороги тебе, как и Лики. Этого быть не может! Но это есть... Вселенная меняется? И на всё про всё у тебя, глупая Элайя, есть две с половиной, три недели, а потом мучительная смерть. Эвтаназия - это из области недопустимого. Да, я знаю, что в подобных редких случаях практикуется оплодотворение от другого мужчины. Но для меня такой выход невозможен, я ни за что так не поступлю. Не знаю почему, но не поступлю! Лучше умру в страшных мучениях.
   Элайя ничего не могла сделать. Она понимала, что Шелгуновых продолжают искать, хотя надежды, что найдут, уже не было. Разум ей кричал, что всё, их нет, они умерли, погибли! Даже, если и не умерли, то Элайе не на что надеяться, слишком мало ей времени отпущено, поэтому разумно, понятно, объяснимо, логично избежать мучительной смерти и быть оплодотворённой другим хевронцем. Элайя уже умела, не смотря на то, что разум у эм играл, как ни парадоксально, решающую роль, не обращать на доводы разума внимания, если сама считала иначе. Страшно было то, что и чувства ей тоже вопили, что Шелгуновых нет во Вселенной. У неё внутри, там, где они должны были находиться, зияла кровавая рана, причинявшая ей невыносимую боль. Их не было нигде, ни во Вселенной, ни внутри неё. И вопреки всему она надеялась без надежды, ждала с пониманием, что не дождётся. Ждала.
  
   Глава 28.
  
   Им было грустно, но всё равно хорошо, пусть и на короткое время они расстались, но это ужасно - не ощущать непрестанно друг друга, когда они уже не могли иначе, и вот они снова вместе.
   - Лики! - встревожено спросила Света, самая практичная из них. - А как же эффект доппельгангера?
   Виталик усмехнулся:
   - Доппельгангеров. А никак. Ты ещё не родилась, Ира, которая с нами, физически совсем не та, которая здесь. А я... Честно говоря, не знаю. Я, который здесь, уехал в Ленинград, а меня совсем туда не тянет.
   - Давай, у когитра спросим, - предложила Света. - Может, тебе, как и тогда в 2004-м в случае со мной, допустимо здесь находиться. Хоть узнаем, если так, сколько времени допустимо.
   - Нет, - не согласился Виталик, - думаю, светиться пока не следует.
   - Да не бойся ты! - воскликнула Света. - Инцидент с крейгами улажен. По словам Мэйсона они боготворят тех, кто им рыло начистит, и ждут они тебя с нетерпением, как самого дорогого и желанного гостя.
   - Све-ета, - укоризненно протянул Шелгунов, - что за словеса в устах молоденькой хорошенькой девушки: рыло, начистил?
   - А у кого набралась? А?
   - Ладно, - примирительно сказал Виталик. - Но с когитром давайте пока подождём. Всё равно я уже здесь. В конце концов, стукнете меня по темечку покрепче и бесчувственное тело переправите в безопасное место. Насколько я помню, вариант доппельгангера для одного из разумных в присутствии других не смогли описать, слишком много параметров, невозможно-с.
   Ира поинтересовалась:
   - Ну, и что мы сейчас будем делать?
   - В Таллин поедем, - ответил Шелгунов, - на квартиру Патруля на улице Вабадуси. Выйдем на шоссе, поймаем попутку.
   - Вижу, ты всё продумал, - заметила Ира. - То есть это был не экспромт?
   - Не совсем, - сознался Виталик.
   - Ага, всё продумал. Как же! - скептически сказала Света. - Выйдем на шоссе, поймаем попутку. Вот так и выйдем и поймаем, без денег, в комбинезонах из синтена. Угу.
   - М-да, - задумался Виталик, - без денег - не проблема, можно договориться о повышенной оплате по приезде. На квартире ведь есть деньги? - спросил он у Иры.
   - Есть, - кивнула она, - там много чего есть. А вот синтен и комбинезоны наши здесь не поймут. Не забывайте, здесь сейчас всё-таки отменное полицейское государство - заметут.
   - Ну вот, - констатировал Виталик, - и у тебя словеса. Но действительно, могут замести. Ничего не поделаешь, придётся телепортироваться прямо туда. Ира, ты не знаешь, сколько времени после нашего расставания здесь и сейчас квартира была свободна.
   - Если правильно помню, - ответила Ира, - до июля 1974 года. Но, Лики, это ничего не значит, если сочтут необходимым, не зная, что мы здесь, квартирой могут воспользоваться в любой момент.
   - Придётся рискнуть. Неохота мне сейчас возвращаться на базу. Но, если вы возражаете...
   Света удивилась:
   -- А чем мы рискуем? Мы же ничего противозаконного или запрещённого не делаем: квартира Патруля, мы его сотрудники - так что...
   - Действительно! - воскликнул Виталик. - Тогда чего же мы здесь рассусоливаем и сопли жуём?
   - К вопросу о словесах, - кротко заметила Ира.
   Шелгунов только огорчённо крякнул.
  
   Квартира пустовала. Ира и Виталик ожидали найти в ней мимолётные следы своего недавнего по местному времени пребывания здесь, хоть уловить какие-то запахи. Но ничего не ощутили. Огневики стояли на прежнем месте. Почувствовав присутствие знакомых людей, они потянулись к ним и "облизали" их золотистым облаком. Света обошла квартиру и отметила:
   - Уютно! Давайте, немножко поживём здесь. Хорошее спокойное время, да и люблю я конец лета - начало осени.
   - Хорошее и спокойное для нас, - сказал Виталик, - посторонних, в общем-то, здесь людей. Местным обитателям тяжело здесь жилось под непрерывным прессом всеобщего оболванивания.
   - Лики, Света, - сказала Ира, - вернёмся к нашим проблемам. Когда ты пропал, Лики, я приказала когитру провести твой глобальный поиск. Он отказался, сославшись на распоряжение руководства Патруля. Отказ в поиске пропавшего человека - это как-то ни во что не укладывается. Тогда я попробовала связаться с этим пресловутым руководством. Он ответил: в доступе отказано. Я никогда и ни от кого не слышала, кто составляет это руководство. Ты, Света, дольше меня в Патруле, может, тебе что-нибудь известно?
   Света отрицательно покачала головой:
   - Нет. И это, согласитесь, странно - никто не просто не знает, кто ими руководит, но и не интересуется этим. Хотя... То, что интересуется или интересовался, мы можем и не знать.
   - Меня стали раздражать эти невидимые серые кардиналы, - продолжала Ира. - Не пришла ли пора попытаться разобраться с ними? Хоть узнать, кто они?
   - Пора, девочки, - согласился Шелгунов. - Собственно, для этого я и выбрал это место и это время - маловероятно, что здесь и сейчас нас потревожат. Присаживайтесь.
   Он сел за стол, Ира и Света пристроились рядом.
   - Когитр! - громко произнёс Шелгунов. - Связь!
   - Слушаю, - отозвался когитр.
   - Мы хотим получить информацию о руководстве Галактической службы охраны времени.
   Они ожидали чего угодно, запрета на получения этой информации, что когитр начнёт им заговаривать зубы, в конце концов, что когитр соединит их с пресловутым руководством, но только не того, что произошло далее.
   - Произвожу опознание личностей, - сказал когитр, и через пару секунд доложил. - Шелгуновы: Виталий Тимофеевич, Ирина Константиновна и Светлана Олафовна - опознаны. Более никого в помещении не наблюдается.
   - Я, кажется, не давала согласия на смену фамилии, - недовольно пробурчала Света.
   Перед ними высветилась голограмма, имитирующая до боли знакомый экран Windows и клавиатуру. На экране размещалась стандартная заставка с словами: login и password, - и пустыми местами под каждой из них для набора необходимых символов.
   - Что будем вводить? - поинтересовался Шелгунов. - У меня в своё время было два логина и штук шесть паролей.
   - Аналогично, - кивнула Света.
   - А у меня по одному, - сообщила Ира. - Мои вводим?
   - Нет, не спеши, - сказал Виталик, - это слишком очевидно. Количество попыток, наверное, ограничено. Когитр, сколько попыток?
   Когитр их огорошил:
   - Одна.
   - Упс! - воскликнула Света. - Бред какой-то! Они издеваются над нами!
   Они сидели и молча смотрели на экран. Наконец, Света, пробормотав что-то вроде: а, вот, пускай подавятся! - уверенно протянула руки к клавиатуре и набрала login: Shelg, немножко подумала и добавила ещё пять букв, получилось: Shelgunovy. Виталик посмотрел на Иру. Она сменила английскую раскладку клавиатуры на русскую и набрала в поле password: Элайя. Виталик после секундной паузы решительно нажал ENTER.
   - Доступ разрешён, - сообщил когитр. - Что вас интересует?
   Они радостно переглянулись: ага!
   - Я думаю, - сказал Шелгунов, - начнём с начала. Когда и кем был образован Патруль времени?
   - Галактическая служба времени охраны времени образована по специальному постановлению Галактического совета. Точную дату по земному летоисчислению в силу рассинхронизации скорости течения времени в различных областях Галактики определить невозможно, приблизительно - в XXVII веке.
   - Где располагается Патруль времени?
   - На вневременной станции "Бармаглот", в пространстве данная станция не имеет координат.
   - "Бармаглот"? - удивилась Ира. - Всё страньше и страньше.
   - Кто руководит "Бармаглотом"?
   - Техническое руководство осуществляют четверо фаян, поддерживают станцию в рабочем состоянии, производят необходимую модернизацию, ремонт и тому подобное. Вот их изображения.
   На появившейся голограмме четверо фаян с удовольствием позировали. Присмотревшись, люди поняли, что никто из фаян не знаком им.
   - Что-то не то, - сказала Света, - ты, Лики, неточно спросил и получил ответ не на тот вопрос, который нас интересует. Когитр, кто руководит Галактической службой охраны времени?
   - Данной службой на начальном этапе руководили три землянина.
   - Землянина?! - ахнули все хором.
   - Да, - подтвердил когитр. - Вот их изображение.
   Увидев руководство патруля, нижние челюсти всех троих отвалились, рискуя стукнуть по столу. На них смотрели они сами! В центе стоял Шелгунов, а по бокам от него - Ира и Света. С голограммы они смотрели на самих себя предельно угрюмо и мрачно.
   - То есть! - взорвался Шелгунов. - Я не только убил Элайю, я же её и подставил! Кукловод хренов!
   - Мы, Лики, - поправила его Ира, - мы.
   Виталик нервно закурил.
   - В дальнейшем... - продолжил когитр и замолчал.
   - Когитр! - сказал Шелгунов.
   В ответ - мёртвая тишина. А далее началось твориться непонятные и страшные вещи. Имитация монитора и клавиатуры исчезли. Комбинезоны на людях пошли морщинами и начали осыпаться на пол серой сухой пылью. Пыль бесследно испарялась с пола. То же самое произошло и с нижним бельём на них, и с сигаретой, которую курил Виталик, и с пеплом от неё. Спустя десяток секунд они сидели за опустевшим столом абсолютно нагишом. Виталик ошарашено спросил:
   - Что сиё может означать?
   Ира молча подошла к платяному шкафу, открыв дверцы, внимательно изучила его содержимое, вернулась к столу и проделала ту же операцию с ним. Лишь после этого сообщила:
   - Исчезло всё, изготовленное не в этой реальности, всё, доставленное с базы, бесследно испарилось. Означать это может только одно - Патруль времени благополучно тихо скончался.
   - И что теперь?
   - Теперь? - переспросила Света. - Теперь - пиндык всему живому!
   - Точно! - согласился Шелгунов. - Ира не выйдет проверять меня на предмет сотрудничества с Патрулём, я с ней не встречусь и не создам локальную развилку времени, не попаду в Патруль, мы, Света, не вытащим тебя из 2004-го года, ты умрёшь там, не примем участие в спасении Хевронии, Элайя, конечно, с нами тоже не встретится, но всё равно погибнет...
   - Не обязательно, - перебила его Света. - Аналог Патруля времени, возможно, будет создан, но без нас и не в нашей реальности. Наша прекратит своё существование.
   - Мы не отправимся сюда, - продолжал Виталик, - и не попытаемся выяснить, кто руководит Патрулём. Меня удивляет, почему мы до сих пор ещё живы? Почему, - он обернулся, - огневики стоят на месте, как ни в чём не бывало? Почему мы всё помним, что свидетельствует о том, что информация не исчезла? Или часть информации, не знаю.
   - Ответ может быть только один, - угрюмо сказала Ира, - мы - не только в будущем руководители Патруля, мы - его создатели.
   До сих пор всё, происходящее с ними, Ира, Света и Виталик в значительной степени воспринимали как удивительное замечательное приключение, добрую сказку, счастливый конец которой предопределён законами жанра. Да, есть и будут трудности, нешуточные опасности, но всё будет хорошо. Действительно, каждый из них попал в Патруль, находясь фактически при смерти, хотя в полной мере это определение, как мы его понимаем, можно было отнести только к Свете. Но и Ира с Виталиком не имели оснований сомневаться в своей смерти в самое ближайшее перед уходом в Патруль время. А затем - новая жизнь, новые впечатления, любовь, совершенно необыкновенная, неожиданная по силе и форме, подобную любовь лишь едва представить себе мог только Виталик, и то чисто умозрительно. А теперь они жили в ней, жили ею, и иной жизни вообразить уже не могли и не хотели, не хватало только Элайи. Но и она, безусловно, конечно же, должна была навсегда соединиться с ними, в добрых сказках иначе нельзя. И тут всё рухнуло, добрая сказка оборвалась на самом интересном месте. Но злая сказка не началась, началась реальная жизнь. Жизнь, в которой необходимо отвечать за свои поступки, полностью расхлёбывая их последствия, не надеясь на то, что, если и ошибёшься, то поправимо, как и положено в доброй сказке, необходимо заниматься нужными, но далеко не всегда приятными делами, и не иметь никакой уверенности, что "всё у нас получится".
   После тягостного длительного молчания Шелгунов сказал:
   - У меня для вас две новости: хорошая и плохая. Кроме шуток, один факт обнадёживает, другой - угнетает. С чего начать?
   - Давай с хорошего, - сказала Ира.
   - Первоначальным моим состоянием, когда до меня дошло, что Патруль времени прекратил своё существование, было отчаяние. Для нас действительно всё кончилось, безразлично, были мы, там, руководителями, не были... То, что мы основали Патруль, звучит невероятно глупо, в лучшем случае, как самая низкопробная шутка. Но... Это предположение позволяет почти всё, а, может, и всё, произошедшее сейчас, непротиворечиво связать между собой. Конечно, мы всё подробно обсудим, обсосём со всех сторон. Но о хорошем. Раз мы должны основать Патруль, не всё ещё потеряно, шанс есть, хотя он мне представляется весьма призрачным.
   Теперь то, что угнетает. Если нам удастся создать Патруль, то, скорее всего, нам и руководить им, во всяком случае, на начальном этапе. Помните когитра: данной службой на начальном этапе руководили три землянина? Но я уже давно не ребёнок, который может мечтать, вот, стану царём и тогда... Я не хочу руководить Патрулём, это сильное желание, подкреплённое холодным разумом. Я не умею, у меня нет знаний, опыта - ничего нет! Согласившись стать руководителем, даже и в перспективе руководителем, я беру на себя колоссальную ответственность, всю величину которой сейчас я даже и представить не могу. И я задаю себе вопрос: а мне это надо? Вот, пока всё. Простите, девочки, я говорил лично от себя, потому что считаю, что в данном случае каждый должен высказать своё мнение.
   - Ты прав, Лики, - сказала Ира, - абсолютно и безусловно прав! Высказывая свою ЛИЧНУЮ точку зрения. Но ты не учёл одно обстоятельство: ты НЕ МОЖЕШЬ высказать личную точку зрения. Не не имеешь права, а именно НЕ МОЖЕШЬ, не в состоянии. Мы трое - едины, мы - всегда вместе. И руководить мы будем, если получится, втроём, а потом, я верю, и вчетвером. Ответственности на каждом за наши действия от этого, конечно, меньше не станет. Я согласна, это ужас - сознавать, что наша ошибка может привести к исчезновению всей реальности. Думаю, не надо объяснять, теперь это очевидно, что Патруль фактически являлся фактором, обеспечивающим существование нашей реальности. Самое ценное - это разумные. Нет, они не исчезнут, может, и мы тоже не исчезнем. Возможно, мы так и проживём в этом тоскливом времени и умрём. Но всё изменится, не знаю, может, в лучшую, может, в худшую сторону, но необратимо изменится, не важно. Но изменится. Всё и все! Я бы сказала так: в случае нашей ошибки произойдёт глобальный геноцид памяти. Будет необратимо уничтожено колоссальное количество информации. Ужас! И я задаю себе вопрос: а нам это надо?
   - Согласна, Ира, - сказала Света. - Лишь добавлю: а какова альтернатива? Предположим, мы плюём на Патруль. В лучшем случае, подчёркиваю, в лучшем, мы исчезнем и ничего чувствовать уже не будем. Но здесь и сейчас мне очень плохо от осознания, что тогда все разумные потеряют то, что сейчас имеют, свою историю, победы и поражения, достижения и провалы, всё. Конечно, что-то они приобретут, но я никак не могу это оценить, а вот о том, что потеряют, - некоторое представление имею. В худшем случае мы останемся в этой реальности здесь и сейчас. Нам придётся каким-то образом легализоваться здесь, скрывать свои отношения, и прожить вновь, отличающуюся только в деталях, уже хорошо известную нам жизнь. Прожить, вспоминая с тоской ту, которую когда-то знали, всегда тоскуя по тем возможностям, которые когда-то были у нас. Скучно, девочки! Наши знания минимальны - плохо! Опыта нет. Возможно, хорошо - глаз не замылен. И не забывайте, у нас есть минимальное представление о том, что и как произошло. Своего рода не подсказка, но лёгкий намёк. И я задаю себе вопрос: так что нам надо?
   Шелгунов сказал:
   - Ну что же, сударыни, я рад, что мы пришли к единому мнению.
   - Так ты что... - возмущённо начала Света и задохнулась от негодования.
   Виталик виновато улыбнулся.
   - Нет, Света, - сказала Ира, - права была Элайя - у нас необыкновенный мужчина. Ты представляешь, сколько мы могли растекаться мыслию по древу, пока пришли бы к тому, к чему пришли быстро и аргументировано. Спасибо, Лики.
   Виталик смущённо шмыгнул носом:
   - Вы обо мне незаслуженно высокого мнения. Ведь не было никакой жёсткой ситуации, попыток входа, - помните, пароль, логин? - думаю, было бесконечно много. Я некорректно поставил вопрос когитру, спросил, сколько попыток, не уточнив каких. Когитр и ответил про удачную попытку - она на самом деле одна, больше и не требуется. Сами посудите, нас просветили по полной программе - произвели опознание личности, убедились, что никого вокруг больше нет. Тогда спрашивается, зачем же ещё пароль и логин? Ясно, что это мы и больше никто другой, пароль и логин можно подобрать, нас - не подделать. Дело в том, что, кроме того, что это должны были быть мы, мы должны были быть не ранее определённого времени. Мы знаем, хотя и не представляем этого в рамках линейного приближения времени, что прошлое, как и будущее, вариативно. А мы, сейчас очевидно, должны были при получении настоящей информации, факт её получения и запустил очень серьёзные процессы, уже обладать не только определёнными знаниями, но и быть в состоянии единения между собой. Поэтому и были забиты в пароль и логин наша фамилия и Элайя. Ведь мы по причине вариативности прошлого могли запросить информацию о руководстве значительно раньше, даже ещё до того, как познакомились с Элайей. А это было бы ещё рано, вот пароль бы этого и не допустил.
   Мне, родные мои, по большому счёту достаточно безразлично, что произойдёт с нашей реальностью в глобальном смысле, не того это масштаба задача, не моего, слишком крупно, абстрактно для меня. Мне ближе и понятнее то, что касается непосредственно всех нас. А именно, судьба Элайи. Её встреча со мной, если объективно, трагическое событие. Именно я её убил. Понимаю, все мы смертны, по-разному, уж как природа распорядилась. Но для Элайи очень велика вероятность страшной мучительной смерти, не представляю, что мы можем сделать для неё в настоящей ситуации после, если получится, организации Патруля. И у нас есть возможность отказаться от Патруля. Элайя не встретит меня, проживёт жизнь, положенную ей природой, в своё время умрёт, - он сокрушённо опустил голову. - Я не знаю...
   Ира и Света в великом изумлении смотрели на него. Света беспомощно взглянула на Иру. Та вздохнула и начала:
   - Лики, ты забыл то, что сам не раз нам говорил: любовь - самое великое на свете, и, если законы природы противоречат ей, тем хуже для законов. А ведь мы со Светой поверили тебе, когда сами на самих себе убедились, сколь она может быть прекрасной и великой. Если бы я была верующей, то сказала бы, что ты поддался искушению. Ты сейчас про Элайю говорил как законченный эгоист, который, кроме себя-любимого, никого больше не видит и видеть не хочет. Ты рассуждал со своей точки зрения, как тебе удобно и хорошо. Хочешь так - ладно. Так рассуди за неё с этой же своей точки зрения. Спроси себя: что бы ты выбрал, спокойную жизнь, тихую старость и умиротворённую смерть, но без того, что ты узнал, какой может быть любовь, как можно и нужно жить, или всё то, что ты узнал, но жизнь короткую, и смерть неприятную? Спроси себя, Лики.
   - Конечно, я выбрал бы вас в любом случае!
   - Так почему же ты об Элайе думаешь плохо?! - воскликнула Света. - Почему решил, что она откажется от того, что ты уже понял и прочувствовал только в самом-самом начале, а она, скорее всего, если и не поняла, то догадывается, и, что бы не произошло, если нам удастся, то хоть чуть-чуть этого счастья мы ей подарим? Если мы будем бороться, то, возможно, мы что-нибудь найдём, и её счастье будет не мгновенным. Как хочешь, а я бороться буду до конца, если понадобится, я всю Вселенную раком поставлю!
   - Спасибо, девочки, родные вы мои, - прошептал Шелгунов. - Что бы я без вас делал?
   Столько благодарности и нежности шло от него к ним, что они, позабыв про всё на свете, обняли его и друг друга.
  
   Глава 29.
  
   Элайе не хотелось никого видеть, ни с кем общаться. Она поселилась в одиночестве в небольшом коттедже, расположенном в глухой части огромного лесопарка. Много гуляла, размышляла, вспоминала Лики, Иру, Свету. Как-то она подумала, что практически ничего не знает о них. Для человека было бы странным, что ей только сейчас пришла в голову эта мысль. Любой из людей в первую очередь хочет знать о предмете своей любви как можно больше, и ещё больше. Эм в этом не нуждались. Они были отличными эмпатами, потому воспринимали окружающих иначе, такими, какими они были в данный момент. Дополнительная информация не много давала в понимании тех, кого они любили. Особенно хорошо эм воспринимали друг друга. Даже на достаточно большом расстоянии друг от друга они чувствовали своих сестёр, и чем сильнее у эм проявлялись чувства, тем лучше и на большем расстоянии её чувствовали остальные эм. В определённом смысле все эм находились в контакте друг с другом. Элайя это отлично знала, потому решила, что, когда у неё появятся первые признаки самоуничтожения, она немедленно покинет Хевронию и улетит в дальний космос, где её никто не сможет "почувствовать". Средства ей позволяли, и для неё на ближайшем космодроме в состоянии возможности немедленного старта находился арендованный ею одноместный межзвёздный прыгун.
   Элайя не ожидала, что сумеет узнать о Лики, Ире и Свете много ей интересного. Так оно и оказалось. В галактической сети находились термы о них со стандартными короткими биографиями: родился, учился, забран в Галактическую службу времени. Элайя уж было собиралась выходить из сети, как обратила внимание на один терм. Он сразу появился после поиска, однако на нём стояла печать конфиденциальности, даже название терма было закрыто. Взламывать термы Элайя не умела, да и не хотела этим заниматься. Однако пока она знакомилась с официальной информацией, название терма для неё раскрылось: Шелгуновы. Элайя попыталась открыть этот терм, и тут выяснилось, что он закрыт наивысшим приоритетом секретности - для открытия желающий ознакомиться с данным термом должен был дать проанализировать свой полный генетический код и при совпадении кода с образцом получил бы доступ. Элайя мгновенно поняла, что этот терм предназначен для одного конкретного разумного - размер терма даже при двух образах кода, при адресации терма двум разумным, был бы существенно больше. Элайя положила ладонь на диагностическую панель и принялась ждать. Процедура определения полного генетического кода заключалась во взятии нанопроб, обычно двух, возможно, при какой-либо неоднозначности, - трёх, составлении полного генетического кода и сравнении его с образцом. Обычно это занимало времени не более одной, полутора минут. Но тянулись минуты, пробы брались и брались, а красный огонёк, предупреждавший, чтобы руку не убирали с диагностической панели, всё светился. Только через семь с лишним долгих минут после тысяча сто двадцать четвёртой пробы красный огонёк сменился зелёным, и Элайя с облегчением убрала с панели уже начинавшую затекать руку. Ещё несколько долгих минут когитр обрабатывал информацию, а затем дал Элайе доступ к терму.
   Элайя не стала сразу открывать терм, а вначале поинтересовалась, каким образом терм был закрыт, и удивлённо вздёрнула брови. Кодом доступа к терму являлся не её генетический код, это был код вообще не только не хевронцев, но и, как выяснила Элайя, не мог принадлежать ни одному существу в Союзе. Элайя не специализировалась в генетике, потому по отдельным блокам кода не могла сказать, на код какого существа более всего похож код-замок. Знаний, полученных в школе, ей хватило только на то, чтобы понять, что отдельные фрагменты кода-замка очень похожи на некоторые фрагменты её генетического кода. Из этого Элайя сделала вывод, что терм предназначался для неё, но тот, или те, кто подготовил этот терм, не знали полностью её генетический код, а знали почему-то только его фрагменты. Стало понятным и большое количество проб и длительность обработки - когитр в различных пробах искал фрагменты, близкие к некоторым фрагментам кода-замка, и только после нахождения соответствия всех фрагментов или некоторого, заранее заданного, количества фрагментов, дал ей доступ. Элайя не стала немедленно открывать терм, чтобы пока осмыслить всё без дополнительных факторов, которые могут сбить её с правильного пути, и надолго задумалась. Но ничего, что могло бы объяснить столь странную кодировку файла, ей в голову не пришло. Тут она обратила внимание на дату создания терма и была окончательно обескуражена - терм был посланием ей из будущего, его создали через два с лишним года после сегодня!
   С некоторым страхом Элайя открыла терм и начала знакомиться с его содержимым. В терме находилось именно то, что она и хотела бы узнать о Лики, Ире и Свете. В терме описывалась жизнь каждого, история их встречи, знакомства, их любви. Элайя с изумлением узнала, что Ира реально умерла и родилась вновь, причём и она сама, и Лики приняли участие в её новом рождении. Узнала, что Света тоже фактически умерла, что Ира пыталась её спасти, но у неё ничего не вышло, а Лики удалось. История их жизни заканчивалась как раз тем, когда Шелгунов получил приказ отправиться на Хевронию. Дальнейшее Элайя и сама знала. Она крепко задумалась, для чего кто-то оставил ей этот терм?
   Ободрить её в это трудное для неё время? Возможно, но крайне маловероятно, чтобы ободрить не было необходимости, как в секретности, так и в этом содержании. Достаточно было создать открытый терм с содержанием, понятным только ей, и отправить ей, а не оставить с тем, чтобы она сама нашла его. К тому же, никакое ободрение из будущего, что всё будет хорошо, не может иметь места. Элайя прекрасно знала, что будущее, как и прошлое, вариативно, поэтому любая информация из будущего может считаться достоверной равно, как и полученная на основе какого-либо прогноза.
   Познакомить её с историей Лики, Иры и Светы? Очень вероятно, но, опять же, к чему такая секретность? Ведь ничего секретного или личного, о чём нельзя было бы рассказать другим, в терме не содержалось. Чтобы привлечь моё внимание, поняла Элайя, поскольку для меня никаких проблем с получением доступа к терму не возникло. Наоборот, от меня потребовалось то, что всегда при мне. Но на что мне следует обратить внимание?
   Она вновь проанализировала содержание файла. На первый взгляд, ничего особенного, если не считать реальную смерть Иры и её новое рождение. Ну-ка, ну-ка, Элайя, давай-ка по порядку, чётко, по пунктам.
   1. Лики делает прямую и обратные вилки, встречает Иру и тем самым даёт своей жене, которую любит без памяти, шанс родиться вновь и встретиться с ним.
   2. Ира пытается спасти Свету, когда ей это не удаётся, делает всё, чтобы её спас Лики.
   3. Кто-то подбирает для Лики такую программу обучения, что до встречи со мной он ничего не знает о других цивилизациях, и он целует мне руку. В Союзе все знают, что прикасаться к хевронцам просто так ротовым отверстием - верх неприличия и наглости. Знай это Лики, он никогда бы так не поступил. В этом что-то есть, но позднее.
   4. Ира и Света при встрече со мной, увидев, что я симпатична Лики, относятся ко мне с предельной враждебностью, потому что отлично знают, как ему будет плохо, когда я умру. Однако позднее они почему-то начинают испытывать ко мне непонятную симпатию, оставляют меня наедине с лежащем без сознания Лики.
   Ох, чувствую, горячо. Думай, Элайя, думай, мы тебе шапку купим. Какую шапку, причём здесь шапка? Она счастливо, впервые за последние недели, рассмеялась: ох, Лики, Лики!
   5. Там, вблизи поляны с огневиками, они дают Лики произвести мою инициацию, они в полном расстройстве, они разрываются между Лики, которому будет очень плохо в будущем, и мной, которой могло стать невероятно плохо прямо тогда, если они вмешаются, а они могли вмешаться, и не дадут произвести инициации.
   Боже мой! Они же меня любят! Уже тогда они меня любили. Почему? Как такое может быть? Девочки, девочки, какую же вы на себя ношу взвалили! Родные, как я вас люблю! Ох! А люблю ли? Элайя прижала ладошки к щекам и в ужасе зажмурилась. Затем стиснула зубы и приказала себе: спокойно, иди, дура, прогуляйся, остынь, приди в себя.
   Она вышла в лесопарк и неспешно пошла к скамейке над высоким обрывом, на которой она по вечерам любила сидеть и любоваться закатом Хеврии. Она вспоминала романы землян, которые читала, и которые произвели на неё неизгладимое впечатление. Она рыдала над Ромео и Джульеттой, негодовала на Тристана с его метаниями и выбором между долгом и любовью, тихо плакала вместе с Орфеем над его Эвридикой, которую им вместе не удалось спасти. А Лики и Ире удалось, подумала она, потому что они были вместе. И вдруг её как ударило. Я их не люблю! Ни девочек, ни Лики! Не люблю! Господи, какая же я дура! Накрутила себе! Кто такие эм? Нам поклоняются, нам посвящают свои произведения, мы, эм, де жрицы любви, мы приносим себя любви в жертву. Мы не жрицы любви, мы детородные машины, мы родильные агрегаты. Мы не любим ни нашего мужа, ни его ан, мы даже детей, которых вынашиваем, не любим, как можно любить тех, кто тебя съедает? Мы самовлюблённые эгоистки, мы любим только себя! Нам наплевать на семью, на детей. Нас не любили и уничтожали, и правильно делали, потому что нам ни до кого нет дела, кроме самих себя. Ах, какие мы умные, ах, какие мы самоотверженные! МЫ НЕ ЛЮБИМ НИКОГО И НЕ ХОТИМ ЛЮБИТЬ, КРОМЕ САМИХ СЕБЯ!
   Элайя без сил опустилась на траву и разрыдалась. Лики, Лики, родной, мне плохо, я не люблю тебя, я всё придумала. Зачем ты поцеловал мне руку? Я же знала об этом вашем обычае и рассчитывала, что ты так и поступишь. Я, как распоследняя дрянь, играла с тобой. Я думала только о себе, когда ты меня инициировал, как мне будет хорошо, я не думала, как тебе будет плохо, когда я умру. Я не хочу умирать, не хочу детей, я хочу к тебе, Лики! Я хочу к вам, девочки! Я хочу быть с вами, долго, хочу, чтобы вам было хорошо, чтобы вы не страдали от такой гадины, как я. Лики, девочки, найдите меня! Мне очень плохо.
   Я вас люблю!!! Всех троих!!!
  
   Глава 30.
  
   Света вдруг хрюкнула и выпучила глаза. Ира и Лики с удивлением взглянули на неё, и Ира осторожно поинтересовалась:
   - Э-э, что ещё?
   - Да вы на себя посмотрите?
   Ира и Виталик с недоумением осмотрели себя, друг друга и рассмеялись.
   - Действительно, - признал Виталик, - сидеть голышом и обсуждать вселенские проблемы - это что-то! Ира, открывай закрома.
   В шкафу нашлось всё, что надо. Они выбрали одежду по вкусу.
   Затем был обед. Девочки суетились на кухне. Ира проводила ревизию того, что у них есть из посуды и продуктов, и попутно знакомила Свету как с их запасами и утварью, так и с особенностями кухни конца шестидесятых годов двадцатого века. Они, как это умеют только женщины, делали всё одновременно, и убирали, и мыли посуду, и готовили обед. Виталик только привычно диву давался, наблюдая за их на первый взгляд беспорядочными действиями, которые, тем не менее, давали желаемый результат. Обед предполагался довольно простой: растворённые в кипятке с вермишелью мясные кубики и с той же вермишелью сосиски. Света время от времени поправляла бюстгальтер и недовольно бурчала:
   - Да как же они такое носят?
   Ира не выдержала и посоветовала ей:
   - Не мучайся! Нормальный бюстгальтер, гэдээровский. В это время у них выкройка другая, чем мы привыкли. Иди и подбери себе с более короткими лямками.
   Шелгунов, дабы не мешать, стоял в дверном проёме и осматривал кухню. Комната, обставленная в едином стиле конца шестидесятых годов, не производила такого впечатления как кухня. Пол в ней был дощатый. Виталик уже и забыл, что до того, как маленькие кухонные столики стали непременным атрибутом кухонь, на них обычно стояли вот такие простые массивные надёжные столы. У стены рядом с ним располагался вполне уместный и в начале двадцать первого века пенал для всякой всячины: продуктов, посуды не частого использования. Голая раковина без намёка на мойку, но с помойным ведром под ней, с двумя раздельными кранами: для холодной и для горячей воды. Температура горячей воды регулировалась подачей газа в нагревательную колонку или напором воды: откроешь кран больше, вода станет прохладнее. Мягко заурчала "Юрюзань", модель холодильника, без существенных изменений просуществовавшая до девяностых годов, ещё в начале двухтысячных её ещё можно было встретить кое-где. Вместо обычного подвесного шкафчика - большая двухуровневая деревянная полка неожиданно тёмно-синего цвета со скошенным нижним уровнем.
   Ира молча тронула Свету за руку и указала глазами на Виталика, потом спросила:
   - Лики, что тебя так заинтересовало? У тебя такой вид!
   Виталик смущённо улыбнулся:
   - Эта кухня навела меня на совершенно неожиданную мысль. Мы с тобой, Ира, немало прожив, много повидав, оказались во времени нашей ранней юности. Ты, Света, родилась на семнадцать лет позже нас, точнее, родишься только в следующем году, потому не можешь этого помнить. Только сейчас я понял, что наша с Ирой юность пришлась на стык двух эпох. Особенно ясно это чувствуется здесь, на кухне. Комната выдержана в едином стиле, даже транзисторный приёмник - предтеча микро-, а затем и нанотехнологий, из этого времени. А на кухне... часть мебели, холодильник - уже из следующей эры, стол, раковина, газовая плита - из предыдущей. Особенно посудная полка, она вообще из 30-40-х годов.
   Отобедав, все сошлись, что бульонные кубики - это да, это, конечно, не "язва с первой ложки", которую до рвоты навязчиво рекламировали в их время. А, вот, сосиски - м-да-с, пищевой картон даже со следами мяса, он и есть картон. Пока девочки убирали со стола, мыли посуду, - Шелгунова они решительно отстранили, сказав, что неужели две работящие женщины с руками не справятся с такими пустяками? - он, закурив, подумав, начал:
   - Задаваться сейчас вопросом: а как же мы создадим Патруль времени? - бессмысленно. Я имею в виду даже не элементную базу - в это время транзисторный приёмник - уже чудо техники, самый мощный современный компьютер в сотни тысяч раз больше обычного в наше время четырёхгигагерцового "пентиума" и миллионы раз медленнее, что уж говорить о когитрах? Так что, с элементной базой полный... абзац. Насколько мне известно, сейчас и в ближайшие десятилетия даже намёка на изучение времени, как физического объекта, нет и не предвидится. Конечно, мы будем сидеть по библиотекам, искать эти намёки, но... тоска! Однако, в первую очередь, нам необходимо легализоваться здесь. Время-то гнусное, к тому же, оккупация Чехословакии. Как легализоваться - ума не приложу.
   - Это не просто, - согласилась Ира, - но возможно. Сейчас мы со Светой закончим, и я вам покажу, что можно сделать.
   - Хорошо, - кивнул Виталик. - Пока вы заняты, может, вы между делом разберётесь в одной неувязке, которая меня по-прежнему беспокоит: а зачем нужна была вся это, м-м, бодяга с паролем и логином? Не проще ли было нам самим сообщить самим себе в необходимый момент о том, что произойдёт? Я понимаю, оставить здесь самим себе письмо в конверте - глупо, неизвестно, кто его прочтёт. Но можно без труда найти и другие способы. Этот дешёвый драматизм с якобы одной попыткой. Сомнительно мне, ох, сомнительно.
   Ира, поразмыслив, кивнула: угу! Света с удивлением посмотрела на них и воскликнула:
   - Ах, да! Вы же ещё большие профаны, чем я. У меня, как-никак, почти два года практики в Патруле, а вы в нём оба без году - неделя. Ты, Лики, даже общий курс толком не закончил.
   Она вытерла руки, тоже закурила и устроилась за столом напротив Шелгунова.
   - Популярно объясняю для невежд...
   - Э, э, - перебил её Виталик, - Высоцкий ещё не написал эту песню.
   Света взглянула на него:
   - Ты в этом твёрдо уверен?
   - Нет, конечно! Но нам придётся очень внимательно следить за тем, как мы говорим. Вот, например, я давеча сказал: компьютер. Это слово ещё не вошло в язык. Правильно было сказать: ЭВМ, или просто: вычислительная машина. Вот, скажи ты, Света: ну, вы блин, даёте! - и тебя очень не поймут.
   Света удивилась:
   - Почему? Ну, нет ещё этого фильма, фраза не стала крылатой, но фраза, как фраза.
   - Не-ет, - не согласился Шелгунов. - Выражение: блин! - в том смысле, как мы понимаем и употребляем, войдёт в практику только в восьмидесятых годах, кстати, ещё до выхода фильма. Поэтому и не поймут "блина" в этой фразе.
   - Убедил, - согласилась Света. - Но я продолжу. Итак, популярно объясняю для невежд, - упрямо повторила она. - Только учтите, объяснение на уровне довольно примитивных зрительно-чувственных образов, теорию я и сама не знаю, не доросла ещё, тоже невежда. Да... - она поморщилась, - теории как таковой не существует на всю протяженность во времени в будущее, которая была доступна для Патруля. Отдельные, часто противоречивые, гипотезы, фантастические предположения, и лишь некоторые фрагменты, в той или иной степени обоснованные с помощью математического и физического аппаратов, не просто не доступных моему пониманию, но не представимых мною в принципе, по крайней мере, сейчас.
   Ира, расставив по местам посуду, присела рядом с Виталиком и, положив ему голову на плечо, взяла его за руку. Света огорчилась:
   - Ну вот!
   Ира понимающе улыбнулась и пересела за свободную сторону стола. Света продолжала:
   - Наши представления о времени примитивны и мало чем отличаются от представлений даже людей, живущих здесь и сейчас, для которых время - линия, протянутая из прошлого в будущее через точку-миг настоящего. Мы к этому образу лишь добавляем возможность ветвления и затем соединения. Если напрячься, - временные петли, которые тоже представляем тоже в виде линий. А если очень напрячься, мы можем представить время, как многосвязный граф. Всё, на большее нам не хватает ни воображения, ни знаний. Но, и в этом наша беда и главная ошибка, в основе представлений о времени лежит линия. В действительности, для гипотетического стороннего наблюдателя, который способен взглянуть на время со стороны, оно - сложный многомерный непрерывный континуум, который не описывается ни одним разделом ни физики, ни математики, известных Галактическому союзу. Этот континуум живёт по своим, неизвестным нам законам, развивается, изменяется. То есть наше представление о зафиксированном даже прошлом - ошибочно. По-другому: для стороннего гипотетического объективного наблюдателя вся совокупность, в нашем представлении, всевозможных временных линий со всевозможными связями, зависимостями и взаимным влиянием изменяется, или может изменяться. Так вот, мы здесь и сейчас находимся, так сказать, в мнимой реальности. Была всем нам хорошо знакомая действительная реальность, с локальными развилками, с удвоением жизни Лики и тому подобное. Когда мы задали свои вопросы когитру, действительная реальность перешла в разряд мнимых. Думаю, понятно почему - Патруль времени из существующего стал только возможным, но не обязательным. И возникла эта реальность, тоже мнимая. В ней, естественно, ни о каком эффекте доппельгангера не может быть и речи, поскольку реальность мнимая. Только не спрашивайте меня, что это такое мнимая реальность. Не знаю. Но мне известно следующее: с точки зрения стороннего наблюдателя срок жизни любой мнимой реальности, в нашем случае сейчас пары таких реальностей, конечен и невелик. Одна из мнимых реальностей рано или поздно прекратит своё существование, а вторая - станет действительной. Не исключено, что обе мнимых реальности исчезнут, а возникнет некая третья. От нас зависит, какой вариант реализуется. То есть нам надо не только сделать, но и сделать в некоторый определённый срок. Какой? Не знаю.
   - О, ё-ё! - схватился за голову Виталик. - У меня уже башка распухла! Если правильно понял, если мы создадим здесь Патруль времени, то или исчезнем сами, или уничтожим ту реальность, из которой пришли сюда. Иначе возникает бесконечный закольцованный процесс - мы приходим из реальности с Патрулём, гробим Патруль, создаём его, шлём себе предупреждение, мы приходим, грохаем ту реальность, из которой получили сообщение и так до бесконечности.
   - Нет, нет, - возразила Света. - Всё не так. Если нам удастся, то в той реальности, из которой мы пришли сюда, появится новая, ранее не существовавшая, временнАя петля. Всего-навсего.
   - Да, всего-навсего! - воскликнула Ира. - Меня восхищает эта простота, только почему же тогда мозга за мозгу заезжает?
   Света засмеялась:
   - На самом деле всё будет не так. Это всё в нашем ущербном линейном представлении. Мы живём в пространстве, а во времени воспринимаем сейчас только бесконечно малую точку. Но временной континуум в своём развитии стянулся тоже в точку, и дальнейший путь его развития зависит от наших действий и успехов, как в будущем, так и в прошлом для нас.
   Ладно, всё это лирика, а теперь суровая правда жизни. Попробуйте встать на место нас же в будущем. Мы будем знать, что Патруль времени прекратит своё существование, и вместе с ним все линии жизни после нашей возможной смерти. Скорее всего, мы не будем, как и сейчас, знать причины исчезновения Патруля, или будем знать, но не сможем предотвратить его исчезновение. После исчезновения Патруля всё станет зыбким, возможным, но не обязательно реализуемым. Мы, конечно, будем знать, что мы же и организовали Патруль. Сейчас мы оказались в мнимой реальности, организация Патруля не есть жёстко заданная данность, она возможна, но не неизбежна. Вызвано ли исчезновение Патруля нашими вопросами или иными нашими действиями, или это просто совпадение - думаю, в будущем мы этого тоже не знаем. Впрочем, так же, как и сейчас. А теперь задача: как передать самим себе сообщение, что мы можем, подчёркиваю, лишь МОЖЕМ, попытаться восстановить Патруль? Передать таким образом, чтобы мы, так сказать, прониклись. Выбранный способ, наверное, не единственный, но, по-моему, вполне действенный. Тут и одна заявленная когитром попытка, и дикость ситуации, и ещё один удивительный факт. То, что я сказала, никаким образом не объясняет присутствие здесь огневиков. Всё, что не принадлежит этому времени, нынешнему здесь и сейчас, как мы убедились, попросту исчезло, за исключением огневиков. Ведь их возможность нахождения здесь, даже если, положим, они, вот те три огневика в комнате, жили в это время на Хевронии, обуславливается, в первую очередь, наличием Патруля.
   Если бы я не познакомилась с ними лично на Хевронии, то решила бы, что они и есть тот самый Deus ex machine, который вмешается в нужный момент и всё за нас сделает. Сиё, конечно, не исключено, но крайне маловероятно.
   Надув щёки, Шелгунов пробубнил:
   - Па-па-па... - и констатировал. - Исчерпывающе, - и посмотрел на Иру. - Пора приступать, как я понимаю, к весьма непростой и достаточно противной процедуре легализации здесь. Твой выход, Ира!
   Она встала и кивнула им:
   - Пошли в комнату.
   В комнате она направилась было к письменному столу, но передумала и подошла к огневикам, стоящим на окне. Они ласково облизали её жёлтым языком пламени. Когда к Ире присоединились Света и Виталик, они уже знакомым им образом обволокли их всех. И... Их находилось здесь не трое! Они, все миллионы и миллионы, были здесь, и они ласкались к ним, искали их участия, внимания. Они все были здесь!
   Сейчас Ира, Света и Лики вместе могли много больше, чем там, на Хевронии, поэтому общение на чувственном уровне с огневиками продолжалось дольше. Вернувшись обратно, Ира задумчиво спросила:
   - Кто же вы, друзья? - и подняла стакан с ними на уровень глаз, рассматривая их на фоне дневного света из окна.
   Света тоже присмотрелась и воскликнула:
   - Смотрите! По их контуру приблизительно на расстоянии миллиметров двух от видимого края то, что просвечивает через эту область, искажается.
   Виталик поднёс руку к цветам, потрогал их и сказал:
   - Я, было, подумал, что это от того, что они нагреты, воздух тоже нагревается, уменьшает свою плотность и движется вверх. Но это не так, как специалист вам говорю. Чтобы воздух нагрелся до таких температур, и мы заметили его движение на просвет, огневики должны иметь температуру градусов сорок. Этого нет, да и тепловых факелов нет. Это не тепловая конвекция воздуха.
   - А что? - спросила Ира. - Ты же у нас физик, думай.
   - И сейчас, и в известном нам будущем, лучи света могут при всех прочих равных условиях могут так отклоняться от прямолинейного направления только сильным гравитационным полем. Но гравитационное поле с точностью до чувствительности моих пальцев постоянно. Не знаю.
   - О! - воскликнула Света. - Это уже не физика, это математика, это моё. Свет может отклоняться по причине неравномерности пространства. Они искажают пространство вокруг себя в узкой двухмиллиметровой зоне. И? Что дальше?
   - Дальше? - сказала Ира. - Вспомните, чему научили они Лики, а он нас. Ускорять наше собственное время. Учтите, что, как мы только что убедились, они все здесь. Наша среда обитания - пространство, их - время. Они живут во времени, а пространство для них, может быть, аналогично нашему времени, некий срез.
   - И что? - удивился Шелгунов. - Достаточно объяснить, что им надо сделать, и они передадут сообщение, ну, например, Усваге Кворруму, что Галактическому союзу надо срочно приступить к созданию Патруля времени?
   - Ага! - саркастически заметила Света. - А до этого надо вначале научиться общаться с ними на уровне разума, а не чувств. Допустим, это нам удастся, хотя, я оч-чень сомневаюсь, что это возможно в обозримое время. А затем доставить их в ту точку пространства, где точно был Усвага Кворрум или кто-то другой, обладающий достаточными полномочиями и сообразительностью. Если учесть, что никто из Союза в ближайшие века не был на Земле, а к огневики никого не подпускают, кроме нас. Ага! Лентяи вы, мужчины, так и норовите переложить свою работу на кого-то.
   - Стоп! - вскрикнула Ира. - Стоп! Сейчас, сейчас...
   Она крепко задумалась, а потом сказала:
   - Это подождёт. Не сердитесь. Сейчас надо продумать, как нам легализоваться здесь.
   Она подошла к письменному столу и начала выдвигать из него ящики сверху вниз, комментируя:
   - Деньги, незаполненные документы, необходимые печати, наборные печати... - и изумилась. - Опа! Наши фотографии для документов. Интересненько... А паспорта на самом деле не заполнены? Ну-ка, посмотрим...
   - Стоп! - резко сказал Виталик. - Нельзя! Рано!
   Женщины молча смотрели на него, ожидая разъяснений.
   - Понимаете... - Шелгунов задумался. - Что-то не так. Вот... мы сейчас посмотрим паспорта, а там всё уже есть... Но мы ещё не решили, кем, как, в каком качестве здесь собираемся быть.
   - Да, - кивнула Света, - согласна. Если там всё уже есть, а мы ещё не решили, то образуется временное кольцо: мы читаем, что есть, выбираем это, в будущем делаем эти документы, посылаем сами себе, выбираем и так до бесконечности. Очень устойчивая темпоральная структура, практически вечная и замкнутая на себя, - она посмотрела на Виталика. - А ты уверен, что там это есть?
   - Конечно не уверен! - воскликнул он. - Но лучше не рисковать и выбрать "без подсказок".
   Ира сказала:
   - Лучше всего: муж, жена и сестра мужа. Если сестра жены, то при здешнем ханжеском отношении к нравственности - конец всему. О многоженстве я уж и не заикаюсь.
   Света виновато взглянула на неё. Ира махнула рукой:
   - Брось, Светка! Муж у нас только один, Лики. Для жены я внешне слишком молода, а ты для сестры, - она ехидно улыбнулась, - старовата.
   Света засмеялась:
   - Или, наоборот, для старшей сестры слишком молода.
   Шелгунов улыбнулся - женщины играли, специально создавая несколько слоёв понимания: они трое всё уже согласовали и поняли внутри себя, но надо было вывести это понимание на уровень разума, - так почему бы не вывести, играя, создавая промежуточные слои понимания, каждого из двоих, двоих и троих вместе, двоих вместе, троих вместе и каждого одного... Внутренний мир бесконечен, и все сочетания бесконечно множились, незаметно переходя одно в другое.
   - И всё же... - с сомнением произнёс Виталик. - Не даёт мне покоя эта закольцованность. Мы сейчас выберем себе легенду, очень приблизительную и сырую, замечу. Ты Света не жила взрослой в эти времена, а ты Ира плохо себе представляешь тот огромный набор данных, которым сопровождался каждый человек здесь, набор данных в виде справок, документов, тех или иных записей в них. Например, прописка, обоснование на прописку, военный билет, отметка в нём о снятии с учёта по предыдущему месту жительства и перед пропиской постановка на учёт по новому, должен быть документ, доказывающий, что ты имеешь право на проживание именно тут, свидетельства о рождении и о браке, документ, дающий право не работать, или дающий право на устройство на работу, справки об образовании, диплом о высшем образовании, если он понадобится, трудовая книжка с соответствующими записями и прочая, и прочая. И вот мы сляпаем сейчас себе легенду, а потом, в будущем, будем должны весь этот набор с подробным описание создать и отправить сюда. Причём, всё из местных материалов. Но будущее, как и прошлое вариативно. Теперь понимаю, Света, когда ты говоришь о подобной закольцованности, как об очень устойчивой темпоральной структуре. С одной стороны ничего ещё не определено и возможно всё, с другой - наличие чрезвычайно устойчивой временной петле. Налицо противоречие. Да и чисто технически всё это осуществить, я имею в виду набор всего необходимого - возможно ли это?
   - Сначала я, - сказала Ира, - о технической возможности. Галактическая служба времени - очень большая и весьма обременительная по энергетическим, материальным, "людским", в кавычках, конечно, и многим другим затратам для всего Союза в целом. И совершенно неподъёмна для отдельной цивилизации. Мы знакомы лишь с малой частью этой службы. В службе имеются самые разнообразные отделы, основной задачей которых является всё обеспечение нас, родимых, чтобы мы могли выполнять работу, являющуюся основной целью службы. Конечно, не только людей. Надо всегда помнить, что без них, мы ничто, ноль без палочки.
   Так совпало... Опять совпало - не правда ли занятно? Так совпало, что мне знакома деятельность службы по обеспечению любого из её членов возможностями по выживанию в другом времени, если он по каким-либо причинам где-то когда-то застрянет и останется как без связи, так и без возможности самостоятельно вернуться. Знакома только для Земли. Конечно, все детали мне неизвестны. Но я знаю, что все мыслимые и необходимые полуфабрикаты документов для каждого времени и местоположения, где находятся базы Патруля в реале, типа этой квартиры, здесь имеются. На трёх человек. Их надо только правильно заполнить. Образцы заполнения тоже имеются. Есть и печати, как самые общие, так и составляемые из различных частей, как пазлы, - она, увидев, что Света и Виталик готовы засыпать её вопросами, предостерегающе подняла руки. - Подождите! Всё, что знаю, скажу, а что не скажу, то и не знаю. Это огромная, кропотливая, длительная работа, которая, насколько мне известно, началась сразу после создания Патруля, и продолжалась всегда. Всё изготавливалось из местных материалов и здесь, с использованием местных же приборов, машин, механизмов и технологий. Сами машины, приборы и так далее копировались с местных аналогов. Понятно, что получить их образцы - не проблема. Так же, думаю, понятно, почему всё изготавливалось именно так, - поскольку причины подобной ситуации не представимы заранее в принципе, то невозможно даже предположить, что произойдёт, и поэтому необходимо было обеспечить выживание в условиях возможного исчезновения всех предметов не из данного места и времени. А совсем не потому, что это как-то связано с нами. И предложили подобный подход, если не ошибаюсь, ваальцы. Но не всё можно изготовить. Например, деньги. Изготовленные, даже неотличимые от настоящих никакой экспертизой, они всё равно будут фальшивыми. Существует вероятность, что это рано или поздно будет обнаружено. Например, в СССР вёлся самый тщательный учёт имеющихся в хождении, планируемых и уже уничтоженных серий и номеров денежных купюр. Поэтому, если кто-то обратит внимание, а на это, кстати, люди, имеющие дело с деньгами, кассиры, бухгалтера и тому подобное, автоматически обращают внимание, на то, что такая купюра уже есть, уничтожена или ещё не выпущена, то последствия здесь предсказуемы и печальны. Деньги здесь настоящие. Способы их добычи вполне законные и различные. Например, ихтоны добывали морские клады, которые по различным причинам никогда бы уже не попали к людям. Потом они продавались там, где это разрешено, очевидно не в СССР, а затем полученные деньги там переводились в деньги здесь. Естественно, с неминуемым, например, выходом на крупный криминалитет. Наверное, это были ещё те операции, и я не представляю, кто мог их осуществлять.
   - Подожди, - перебила Света. - А как же возможный хроноклазм, если эти клады никак не могли уже попасть в руки людей?
   - А как же! - воскликнула Ира. - Всё самым тщательным образом проверялось на возможность создания временнСго анахронизма. Какие драгоценности пропали! Эх!
   У меня всё. Больше я ничего существенного не знаю. И сама готова задавать вопросы. Например, почему не проводился специальный инструктаж на подобный случай? Не знаю.
   - Ну, тогда я о противоречии, ничего ещё нет и всё уже предопределено возможной петлёй, то есть как бы и есть, - начала Света и вздохнула. - Всё это от нашего ущербного представления времени как линейной структуры. Нет никаких временных петель, вилок, прямых и обратных. Нет. Все они - только попытки втиснуть время в наше ограниченное восприятие. Вон, - она кивнула на огневиков, - сказали, что они живут во времени, как мы в пространстве, и, кажется, всё объяснили. Да ничего на самом деле не объяснили. Не представляем мы этого. Как перемещаться в пространстве, на поверхности, в объёме, мы представляем, а во времени, не по придуманным линиям двигаться, а непрерывно как в пространстве, не представляем.
   Ира, Лики, теперь я знаю, понимаю, чувствую значительно больше вас и про вас. Когда началась ваша история? Когда ты, Лики, впервые встретился с Ирой, своей будущей женой, полюбил её? Или тогда, когда встретился с Ирой уже в этой жизни, буквально месяц назад? Хронологически раньше с этой Ирой. А на самом деле? Вы встретились месяц назад здесь и потому полюбили и поженились, когда ты, Ира, была ещё в другой жизни или наоборот?
   Или другая ваша история. Помнишь, Лики, ты, когда вы посетили Иру при смерти в другой жизни, спросил её, сказала бы она тебе, что та, которая умерла, и есть она, сейчас живая. А ты ответила, что не сказала бы, ни за что, а Лики ответил, что понимает. Может быть ты и прав, Лики, тот совместный выход в виртуал только механизм реализации нашего взаимного чувствования, а началось всё значительно раньше. Ведь ты тогда действительно всё понял, без анализа, без раскладывания по полочкам, сразу. Ты понял, что сделала Ира, в каком диком стрессе она была всё это время. Что пережила, сколько натерпелась и напридумывала себе. Не знаю, я бы наверное не смогла.
   - Смогла бы, Света. - казала Ира. - Куда бы ты делась? Только тогда я много и часто плакала.
   - Так и правильно! - воскликнула Света. - Естественная разрядка. Такое вынести! Ведь можно было и в дурке очутиться. Ира на самом деле не знала твой выбор, Лики. Ты же мог и отказаться от её предложения. И что тогда? Она не родится? Но она уже есть. Следовательно, ты согласился и сказал то, что и намеревался в итоге, но в итоге отказался. И... Тупик? А ведь и это объясним линейными представлениями. Наговорим что-то опять про разветвление, обратное влияние, тупиковую ветвь с обратным влиянием... И всё это будет громождением умствований в попытке на пальцах объяснить единую теорию поля, к примеру. А было бы очень просто. Ира осталась бы одна. И тогда, когда тебя заменили киборгом, и после, уже вновь родившись, и, замечу, с полной памятью. Вот тогда бы ты её действительно предал, Лики. Но ты сделал единственный правильный выбор. Может быть потому, что ты, да и все мы, интуитивно уже не воспринимаем время линейным. То же само можно сказать и про меня и тебя, Лики, про нас с Ирой, про нас троих. Здесь бездна нюансов, влияний, связей, психологических проблем... Да и Элайя тоже. Ты, Лики, познакомился с ней в этом же 1968 году, а потом как бы познакомился уже на Хевронии. Но, не пройди ты прививку от ксенофобии конкретно к ней здесь, а попутно и ко всем хевронцам, сумел бы ты к ней отнестись так, как отнёсся при встрече на Хевронии? Не погребло бы под собой всё то чувство, которое у тебя вылезло, когда ты увидел её здесь? Не увидел бы здесь, оно непременно вылезло бы на Хевронии. И всё. А ведь это ты и отправил её к себе. А если бы не отправил? То всё и с Ирой пошло бы иначе.
   Всё, что было, оно есть, на самом деле есть. И то, что ещё будет, тоже есть. Всё есть. Оно проявляется отдельными кусочками, теми, которые мы сами выбираем.
   - Как это? - удивился Шелгунов. - А энергия откуда берётся. Это же бездна энергии!
   - Далась тебе эта энергия! - воскликнула Света. - Когда ты внезапно попадаешь под проливной дождь, много ты думаешь о том, где испарилась, поливающая тебя вода, каким ветром её занесло сюда? Нет, ты изображаешь кенгуру и скачешь к ближайшему укрытию. Гипотез целая куча: тёмная энергия, не проявленная энергия, энергия вакуума... Можно час перечислять. Я думаю, это та подпись Творца, которую ищут и не могут найти. Он сотворил и продолжает творить, но и нам дал возможность творить вместе с ним. Пока неумело, с ошибками, которые Он при необходимости, так, чтобы мы этого не поняли, подправляет. И Он ждёт нас, ждёт, когда мы чуть научимся и наконец полюбим Его, не за что-то, а просто полюбим, Его, Того, Кто нас беззаветно Сам любит...
   - Да-а, Света, - протянула Ира. - Лики у тебя появился напарник.
   Виталик кивнул.
   - Света, - продолжала Ира, - когда захочешь вновь поставить ваальцев на уши, расскажи им про подпись Творца, подробно, с обоснованиями. Они не только на уши встанут, но и подпрыгивать на них будут... А сейчас, как мне кажется, нам надо вернуться к делам нашим насущным.
  
   Глава 31.
  
   И они вернулись.
   Два дня они занимались составлением легенды, подгонкой деталей, документами, справками и прочая, и прочая. Это была нудная противная работа, приходилось держать в голове сотни фактов и мелочей. Профессия геофизиков была определена по имеющимся документам: Виталик и Света, его жена, инженеры, Ира, сестра Виталика, повариха в партии ­- приписанные к Магаданскому филиалу Института геологии и геохимии УрО АН СССР. Это объясняло и их продолжительный отпуск, и квартиру, которая числилась за филиалом для своих сотрудников в отпуске. При проверке, которая обязательно будет, в этом они не сомневались, запросы и уточнения туда-сюда займут больше времени. Плюсом было и то, что принадлежность к геологоразведке давала Шелгунову бронь от армии, поэтому ничего не пришлось придумывать, как обойти проблему с военкоматом, с возможными вызовами на учёбу, на военные сборы. Работать приходилось только в светлое время суток. Боялись светом привлечь внимание к якобы пустой квартире. По этой же причине не выходили на улицу, благо продуктов хватало.
   Закончив, Виталик облегчённо вздохнул и сказал:
   - Давайте прикинем, сколько у нас будет времени. Неделю на прописку, дольше тянуть нельзя, привлечём внимание. Военкомат никаких запросов посылать не будет, раздолбайство военкоматов - фирменный знак советской армии. Паспортный отдел может не послать уточняющий запрос, но, скорее всего, пошлёт. Почта здесь ещё та, поэтому пока дойдёт туда, ответят, что таковые не числятся и никогда не числились, пока начнутся уточнения, - ещё недели три пройдёт. А потом могут сразу и арестовать. Но, более вероятно, что вначале попытаются узнать, кто мы, и обнаружат, что таких нигде нет - это ещё неделя. А потом начнётся. И тут важно, чтобы нас приняли за шпиёнов без связи. Предпосылки все есть: безукоризненные по качеству изготовления документы и полная туфта по их содержанию. Значит, будем изображать шпиёнов. Опускать в укромные места записки с непонятными значками - на расшифровке поседеют, приходить и незаметно интересоваться, есть ли ответ. В общем, здесь развлекуха обеспечена. Думаю, приблизительно до Нового года у нас время есть. Вопрос в том, сколько его требуется? Я не представляю, как мы сможем что-то сделать, чтобы вернуться в то время, из которого ушли, а точнее, значительно раньше, чтобы ещё и убедить Галактический союз создать Патруль...
   - Простите меня, - перебила Ира, - я со всей этой бюрократической бодягой совсем забыла. Вначале вспомнила, а потом забыла. Нам требуется продержаться чуть меньше полутора лет. Во второй половине шестидесятых годов при испытаниях межзвёздного прыгуна "Кузнечик", это если по-русски, на нём произойдёт авария, и фаян выбросит вблизи Солнечной системы. Для починки синхронизатора пространственных координат им понадобится иридий, который они добудут в метеоритном поясе за Марсом. Попутно обнаружат, что Земля обитаема. Фаяне не были бы фаянами, если бы не провели исследования землян, пусть и самые поверхностные. При этом, как сказано, будет установлен неофициальный контакт с немногочисленной группой землян.
   - Где сказано? - изумилась Света. - Откуда ты это знаешь?
   Ира усмехнулась:
   - Зря я что ли, на Хевронии в свою башку закачала историю гиперпространственных кораблей? Там и сказано.
   - То есть сработало? - уточнил Шелгунов.
   Ира кивнула:
   - Сработало. Вот на что работает та информация! Светина, видимо, тоже.
   - Так это ж здорово! - обрадовалась Света. - Семьдесят восемь процентов, помните? Совсем не плохо для стартового капитала.
   Виталик покачал головой:
   - Всё не так просто. Вторая половина шестидесятых годов - заканчивается в 24:00 31 декабря 1969 года. Но она уже началась. А если они уже здесь были?
   - Не исключено, - согласилась Ира, - но вряд ли. С испытаниями этого "Кузнечика" произошла совершенно не характерная для фаян история. Испытывались три "Кузнечика". Первые два были построены, и в срок один за другим ушли на испытания. А старт последнего откладывался несколько лет. "Кузнечики" довольно сильно отличались друг от друга - опытные экземпляры. Ещё на стадии его строительства выявилось множество недоработок, недостатков, исправление которых заняло много времени. Затем вернулся первый опытный "Кузнечик", потом и второй. По результатам их испытаний в последний "Кузнечик" вносились дополнения и исправления. Всё это затянулось на несколько лет. Первоначально планировавшийся экипаж, естественно, дожидаться не стал и ушёл. Подборка нового экипажа затянулась по неизвестным мне причинам - в той информации, которую закачала в себя, об этом ни звука. Кстати, суммарные результаты испытаний всех "Кузнечиков" надолго поставили крест на межзвёздных прыгунах, перешли к межзвёздным парителям. Они были надёжнее, обладали большей дальностью, грузоподъёмностью, но существенно тихоходнее. Значительно позднее, через пару сотен лет, вернулись к идее межзвёздных прыгунов. В наше с вами время они использовались как корабли небольшой грузоподъёмности. Но к экипажу.
   В экипаж вошли три фаянина: Атрамайн, Иглуазенд и Алдасапинер. И один ваалец. Теперь держитесь крепче, чтобы не упасть. Председатель Галактического совета Усвага Кворрум!
   - Оп-паньки! - воскликнула Света. - Получается, что они всё знали. Прибудут, заберут нас и всё тип-топ. Так, что ли?
   Виталик поморщился:
   - Маловероятно. Скорее, это всё из той же серии влияния всего на всё. Любой самый случайный, на первый взгляд, поступок, оказывается при внимательном рассмотрении глубоко мотивированным. Чем больше узнаю о ситуации с нами, тем меньше разбираюсь в ней. Всё без исключения оказывается важным. Даже то, кто как моргнёт сейчас, может повлиять на то, что произошло с Ирой и со мной, или со Светой и со мной, или с вами, девочки. Но к делу.
   У нас изменилась задача. Нам нужно создать передатчик ближней космической связи, узнать координаты прыгуна, направить передатчик точно на него и послать им сообщение. Как мы узнаем координаты, включая временны?е, понятия не имею. Но для начала необходимо где-то свистнуть такой передатчик, они сейчас уже есть. Это абсолютно нереально. Во-первых, это не карманная рация, а целый комплекс. Во-вторых, высшая степень секретности - с боем прорываться - это для фильмов-боевичков, нереально. Сделать самим? Ира, ты что-нибудь понимаешь в радиосвязи?
   - Нет.
   - Плохо. А ты, Света?
   - Абсолютно ничего.
   - Совсем плохо. И я ни уха, ни рыла. Отвратительно! Ладно. Будем решать проблемы последовательно. Сейчас на носу проблема, как нам попасть в нашу квартиру?
   - Как это попасть? - не поняла Света. - Мы уже здесь.
   - Да? - саркастически спросил Шелгунов. - А люди вокруг знают, что это наша квартира, что мы уже вселились в неё? То-то. Нам необходимо незаметно уйти отсюда и у всех на виду вернуться, чтобы не возникало вопросов. Конечно, можно, так сказать, по факту: появились и всё. Но могут начаться пересуды: откуда они? Ты видел? Нет. И я не видел. И никто не видел. И так далее. Нам это совершенно ни к чему. Так что, надо въехать, с чемоданами, открыто, на такси, например. Но как незаметно с чемоданами отсюда выбраться незаметно - не представляю. Была бы своя тачка - другое дело. Документы на неё я видел. Болванку для прав - тоже. Вы, девочки, умеете водить машину?
   Света отрицательно покачала головой, Ира тоже и с досадой хлопнула себя по лбу:
   - Тьфу ты! Совсем из головы вылетело! Здесь есть тачка, Москвич-408. Он здесь под окном под мимикрантом находился, чтобы не светиться раньше времени. Всё-таки такой случай, как с нами, когда гигнется всё, не предусматривался. А теперь, если его ещё не угнали, уже засвечен здесь... - глянула на огневиков и изумилась. - Что это с ними? Чуть из стакана не выскакивают!
   Огневики действительно энергично шевелили бутонами и чуть подскакивали. Все трое подошли к ним, стоящим на подоконнике. Попутно Виталик глянул в окно, выходящее на улицу и поинтересовался:
   - Он здесь стоял, на проезжей части?
   Ира тоже взглянула и сказала:
   - Здесь, - и констатировала. - Уже спёрли! Быстро.
   Огневики начали действительно чуть не выпрыгивать из стакана. Шелгунов догадался:
   - Что-то они нам хотят сказать.
   Они все трое вошли в уже знакомый контакт с огневиками. Но их огромное количество, и каждый что-то хотел сообщить, не позволило разобраться, что именно
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"