Федотов Александр : другие произведения.

Уродина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Этот рассказ стал первым в данной серии.


  
  

"УРОДИНА"

  
   На разведчике "Дромадер" класса "Конвой" я направлялся к месту выполнения очередного задания. Предстояло около двух месяцев спокойного полета. Нас, дальних разведчиков, упрекают, что мы снимаем пенки. Резонно, спору нет. Но именно пенки, не более. Иногда, обнаружив нечто интересное, очень хочется остаться для дальнейшего изучения с поисковыми группами, а затем и научно-исследовательскими. Весьма редко, но подобное случается с кем-либо из нас. Однако уйти из дальних разведчиков не трудно, а вернуться обратно - проблема.
   Работать мы предпочитаем поодиночке. Наверное, отчасти поэтому женщин среди нас мало - кто из девушек в лучшие свои годы согласится в одиночку мотаться по космосу? Но необходимо отметить, что некоторые задания женщины выполняют лучше мужчин. Объясняется это специфическими различиями в мышлении мужчин и женщин. Обычно, повторяю, обычно, но, естественно, не всегда, в нештатных ситуациях, когда из нескольких решений необходимо выбрать одно, мужчина справляется несравненно лучше. Женщина нередко пытается принять наиболее оптимальное, начинает суетиться и, зачастую, вообще ничего не предпринимает. Но в девяносто пяти процентов случаев, когда необходимо выбрать одно из двух взаимоисключающих действий, например, увеличить насколько возможно скорость или резко затормозить, женщина поступает верно. У мужчин здесь процент правильных поступков составляет всего лишь сорок восемь. То есть меньше, чем, если бы они действовали просто наугад. И еще одно ценное свойство женщин - изредка они предчувствуют опасность. Бывают ситуации, когда все вроде в порядке, но то один сенсор покажет малейшее отклонение от нормы, то другой, но все в пределах допустимого. Мужчина бы еще в зубах ковырял, а женщина начинает действовать и действовать правильно, хотя впоследствии логически объяснить свое поведение не может. Вполне естественно, что при наличии таких идеально дополняющих друг друга способностях возникла мысль о парных экипажах. Но тут важна строгая добровольность, а ее-то как раз никто и не изъявил. Взять, например, меня. Я плохо представляю, как в течение года смогу ужиться в тесном мирке своего корабля с мужчиной, не говоря уж о женщине. Упаси Господи! Однако один такой экипаж образовался. Живая легенда! Работали, как и принято, поодиночке дальние разведчики Стэн Гломбат и Светлана Котова. И тот и другой - из аутсайдеров. Поговаривали, что им ненавязчиво предлагали переквалифицироваться. Как-то раз они встретились, ощутили родство душ, поженились и образовали парный экипаж. Как они стали работать! С блеском, мало сказать. Кажется, для них не существует невозможного. Сейчас, например, они нырнули в черную дыру H37 и уверены, что смогут выбраться. Посмотрим. Но работать с женщиной... Брр!
   Вот такие или похожие мысли посещали меня во время вынужденного досуга. Мое задание проистекало из следующих обстоятельств. На дальней границе исследуемого сегмента K24/03/6 обнаружилось нечто. Из трех посланных автоматических разведчиков один вернулся, как ни в чем не бывало, а два сгинули без следа. Обычный автомат - это хлипкая, до предела облегченная конструкция. После пропажи двух из них, отправили семь разведчиков-автоматов повышенной прочности. Три опять вернулись целехоньки и без какой-либо интересной информации. Обломки остальных нашли через несколько месяцев. Создалось впечатление, что они подверглись воздействию колоссальных механических нагрузок: все перекорежено, смято. По косвенным признакам в сохранившихся записях можно было предположить, что эти автоматы прошли или через область с криволинейной метрикой, или еще с чем-то нам пока неизвестным и нерегистрируемым непосредственно. Анализ показал, что интересующий нас кусок пространства находится вблизи звезды W44/7, которая имела всего одну планету, вращающуюся вокруг нее. Мне предстояло на малой скорости пройти по трем ортогональным направлениям подозреваемую область, если получится, зафиксировать нечто, по возможности определить размеры, скорость дрейфа, оконтурить, затем доложить результаты. И только после всего этого, может быть, пошлют поисковый корабль.
   До цели оставалось пять дней лета. Я включил плавное торможение и стал проверять системы тяжелого фрегата. Начал я с бортового компьютера. Надо сказать, что дальний разведчик взлелеивает свой корабль. Конечно, по мере совершенствования корабли менялись, но начинка перекочевывала вместе с командиром. Свой компьютер я воспитывал уже около восьми лет и надеялся, что годика через два у него полностью сформируется разум. После почти двухмесячного вынужденного безделья я с удовольствием занимался проверкой, как вдруг на акустических системах прозвучал сигнал: "Человек за бортом!" Компьютер бесстрастно доложил:
   - Зафиксирован сигнал SOS. Подается маячковым излучателем с частотой 0,1 герца. Направление: вправо - два градуса, вверх - тридцать семь, предполагаемое расстояние до объекта: близко, рукой подать.
   Этим вольностям в обращении я как-то сам научил его, и он ими охотно пользовался. Но, конечно, в память пошли строгие координаты в сферической системе и точное расстояние. Так как сигнал бедствия подавал один лишь маячковый излучатель, то видимо, дело обстояло совсем плохо. Эти излучатели устанавливались непосредственно в обитаемом отсеке, имели автономное питание и обычно функционировали и после гибели не только людей, но и корабля. Потерпевший катастрофу объект должен был иметь очень серьезные повреждения, раз у него не работала система общего аварийного оповещения. В данной ситуации требовалось действовать очень быстро. Но не напрасно я терпеливо обучал компьютер. Не дожидаясь моих приказаний, он перевел фрегат на сближение с объектом и приготовился к захвату. На экране внешнего обзора я увидел то, из чего шли сигналы бедствия. Зрелище являло собой весьма удручающую картину. Жилой отсек, насколько можно судить, корабля класса "Эвридика", скорее напоминал кусок оплавленного металла. Вся система жизнеобеспечения уничтожена, по-видимому, воздействием колоссальных температур - на ее месте виднелись лишь обугленные остатки. Хотя жилищный отсек защищен значительно лучше всех остальных частей корабля, не исключено, что и внутри температура поднималась до слишком высоких значений. Одноместные "Эвридики" служили основными кораблями дальних разведчиков женского пола и, насколько я знал, без системы жизнеобеспечения в нем можно было протянуть не более двух месяцев. Так что, если я опоздал, предстояла тягостная процедура по извлечению останков.
   Однако проникшие внутрь зонды показали, что в отсеке температура около десяти градусов по Цельсию, воздух еще пригоден для дыхания и, что самое главное, имеется живой биологический объект. Автоматы быстро соорудили шлюз-перемычку, взрезали обшивку и я, не мешкая, перебрался в пойманную капсулу.
   Меня встретила несколько бочкообразная фигура в скафандре легкой защиты. Обычно прозрачный головной колпак отливал темно-коричневым цветом, как будто светофильтры среагировали на чрезвычайно интенсивное излучение, да такими и остались, или были принудительно настроены на сверхчувствительную глазную сетчатку.
   - Иван Белозеров, - представился я и, когда приятный женский голос ответил:
   - Инга Коскинен, - я мысленно чертыхнулся. Так и есть баба!
   - Какая необходима срочная помощь? Вы в порядке?
   - Со мной все хорошо, - заверила меня фигура, - а остальное, - она повела рукой вокруг, - восстановлению не подлежит.
   - Ну что ж, тогда давайте снимем все, что представляет еще какую-то ценность и прошу ко мне на корабль.
   Фигура не двигалась и никак не давала мне знать, что одобряет мое предложение. Я молча уставился в то место футбольного мяча, где, как мне казалось, должны быть глаза.
   - Вы летите на задание? - нарушила тишину Инга.
   Я кивнул.
   - Я хочу вам сделать другое предложение. Вы отдаете мне часть своего бортового запаса: продуктов, воды, кислорода, - и отправляетесь по своим делам. При случае вы сообщаете обо мне, и меня подберет спасатель.
   Я оскорбился:
   - Сударыня! Я, конечно, понимаю, что вряд ли моя унылая физиономия доставит вам радость при вынужденном ежедневном общении...
   - Что вы, что вы! - засуетилась Инга. - Вы меня неправильно поняли. Простите, ради Бога! Это я не хочу вам навязываться. Простите, пожалуйста!
   - Ладно, оставим. Давайте считать. Мой бортовой запас позволяет мне находиться в открытом космосе еще десять месяцев: шесть из них, по-видимому, необходимы для работы, два - на возвращение домой и два - резервные. Если я отдам вам часть запаса, то мне все равно придется возвращаться на базу. По-хорошему, я должен был бы сейчас доставить вас к ближайшему обитаемому форту. Это полтора месяца туда, столько же обратно, всего - три месяца. Но! Специфика задания такова, что вдвоем мы его выполним где-то за месяц, полтора. Я вам позже объясню. Итого, те же три месяца.
   - Но, - возразила Инга, - если бы вы меня доставили к форту, то мы находились бы вместе в два раза меньше времени.
   - Слушайте! - вспылил я. - Почему бы вам прямо не сказать, что я вам противен.
   - Ну зачем вы так говорите? - она чуть не плакала. - Ну... Пусть будет по-вашему.
   Мы перенесли на корабль сохранившееся оборудование, блоки кристаллоорганической памяти и расстыковались. Тут я обратил внимание на то, что Инга по-прежнему одета в скафандр легкой защиты с затененным гермошлемом.
   - Вы можете спокойно переодеться, - заметил я.
   - Нет, нет, мне лучше так, - возразила Инга и, так как я удивленно поднял брови, продолжила. - Я должна была наблюдать за звездой R44С - в последнее время ее поведение стало крайне необычным. Две недели назад из ее тела произошел выброс огромной массы вещества. Пока я металась, в какую мне сторону эвакуироваться, в веществе началась нарастающая термоядерная реакция и грянул взрыв. - Инга вздохнула. - Его последствия вы видели. В придачу я получила легкий ожог сетчатки глаз - у меня немножко барахлили светофильтры. Поэтому я ношу черный шлем, а без скафандра он не держится.
   - У меня отличный врач, - сказал я, - он вам все исправит.
   - Нет, - возразила Инга, - глаза слишком нежная вещь, чтобы я доверилась автомату.
   Я пожал плечами:
   - Носите темные очки.
   - Дело в том, что пострадала и кожа, и она теперь очень чувствительна к световому излучению.
   Что ж? Так бывает. Но, если она говорила правду, то все открытые участки должны получить ожог. Я украдкой взглянул на ее руки. Ничего особенного: длинные изящные женские кисти матово-белого цвета. Несколько странно все это. Надо будет посмотреть записи с ее корабля и определить, что же это было за такое интересное излучение, которое поразило кожу лица и не тронуло руки. Скорее всего, она просто немножко сдвинулась по фазе. Такое случается после аварий. Но ничего, это пройдет.
   - А как же вы будете питаться? - поинтересовался я.
   - В темноте.
   - Жаль. Вы лишаете меня удовольствия покормить вас. Идите на камбуз и сами управляйтесь.
   Пока Инга ела, я быстро просмотрел записи об аварии. Так оно и есть, никакого особенного излучения не наблюдалось, светофильтры сработали нормально, да и температура в жилищном отсеке поднялась всего до сорока трех градусов. Сдвинулась слегка девочка.
   Я надеялся, что, втянувшись в общий ритм, Инга придет в себя и, в конце концов, снимет скафандр. Однако шли дни, мы уже планировали начать работу, а Инга так и разгуливала в нелепом одеянии. Меня удивляла одна черта в ее характере, точнее, не черта, а, скорее, линия поведения. В общении неизбежны некоторые разногласия, особенно вначале, когда мы только-только притирались друг к другу. Все мои мелкие замечания на ее счет она воспринимала, как само собой разумеющееся и выслушивала их с какой-то раболепностью. Например, стоило мне сказать, что стулу в гостиной, на котором она сидит, хорошо бы находиться вон там, как она с готовностью тут же передвигала его в указанное место.
   Однажды произошел случай, поколебавший мою уверенность в ее выздоровлении. Мы договорились по очереди, через день, готовить еду. Как-то я зашел на камбуз, где Инга что-то варила, и услышал отчетливый щелчок опускаемого забрала на гермошлеме. Значит, когда меня не было рядом, она предпочитала смотреть на мир без светофильтров, значит, она мне просто лапшу на уши вешала. Вот так штука! Сумасшедший на борту - это уже серьезно. О такой ситуации в космическом фольклоре существовало легенд не меньше, чем о Черном космонавте. Ели бы я был уверен, что Инга в своем уме, то просто объяснился бы с ней начистоту. А так она выдумает тысячу новых причин. Самое главное, что ничего в ее поведении не говорило о ненормальности. Я с ней легко нашел общий язык, она была покладиста и невздорна. Смущала меня некоторая приниженность в ней, как будто она считала себя человеком второго сорта. Но, возможно, она ощущала свою ненормальность и из этого все и проистекало. Во всяком случае, с положением, когда один из членов экипажа не вполне в себе необходимо срочно кончать. Либо убедиться, что я заблуждаюсь, либо все бросать и идти к Земле. Я почему-то уверился, что если смогу глянуть ей в глаза, то многое может проясниться. Спала она тоже в шлеме. Ну, не силу же применять!
   Наконец, мы приступили к работе, которая имела одну особенность. Погибшие автоматические разведчики проходили подозрительную область со скоростью 0,5С. Мне же задали три скоростных режима: 0,3С, когда я нахожусь за пультом управления, 0,1С, когда я не нахожусь там и 0,01С, когда я сплю. Работать за пультом в полном напряжении, ожидая неизвестно чего, долго невозможно. Поэтому для меня предусматривался следующий распорядок дня: два часа работы, час отдыха и еще два часа работы. Больше мне просто не потянуть без ущерба для безопасности. Появление второго человека на борту увеличивало общее рабочее время в два раза. Но и это еще не все. Из двух рабочих часов существенная часть уходила на разгон и торможение, так как категорически запрещалось идти со скоростью, превышающей 0,1С, в автоматическом режиме. Следовательно, как только я садился за пульт, начинался разгон и минут за пятнадцать до истечения срока дежурства - торможение. Сменяясь, мы с Ингой могли избежать лишних маневров. Не допускалось во время дежурства покидать кресло. Если бы я это сделал, компьютер обязан перевести фрегат в режим экстренного торможения, при котором перегрузки около 1,0g неизбежны. Однако я научил свой кибермозг, как отсрочить выполнение данного приказа минут на пять. В самом деле, ведь и размяться хочется или вдруг в туалет приспичит. Инга этого не знала, а я собирался воспользоваться представившимся обстоятельством и заглянуть ей в глаза.
   Как-то через час после начала своего дежурства я тихонечко прокрался к гостиной, где устроилась Инга, и замер в дверном проеме. Инга сидела в кресле за низким столиком, лицом ко мне и увлеченно рисовала. Голова ее склонилась, красивые черные волосы густой волной свалились вперед, заслоняя лицо. Шлем, как я и ожидал, она сняла, и он покоился рядом на столике. Я боялся привлечь ее внимание неосторожным звуком она, догадавшись, что я стою рядом, тут же надела бы шлем. Надо было, чтобы Инга почувствовала, что что-то не так и подняла голову. В запасе я имел четыре с половиной минуты. Вот Инга прекратила рисовать, медленно подняла голову и с изумлением уставилась на меня. Я окаменел от ужаса.
   Однажды мне довелось вывозить шесть человек, весь состав, со станции "J-H". У них произошел мощный взрыв силовой установки, и все сильно обгорели. Станционный врач-автомат подлечил их, как мог, но, будучи сам поврежденным, не рискнул произвести пластические операции. Мой корабельный автомат тоже не взялся за это дело. Две недели я находился в обществе кошмарных уродов: слезящиеся глаза, двое просто ослепли, вместо носов прогоревшие дыры, струпья, плесневидные волосы, растущие редкими пучками. Первые дни я старательно отводил от них глаза, но ничего, привык, и мы вполне даже весело провели время.
   Здесь было иначе. Каждая черточка лица Инги не выделялась какой-то особой ненормальностью. Маленький подбородок - бывает и меньше, большой рот, обрамленный толстыми губами - некоторых это даже красит, мясистый нос - я видывал такие бананы и ничего, глаза на выкате с кустистыми, мохнатыми бровями - да не страшно, высокий шишковатый лоб, костистое лицо, туго обтянутое желтоватой кожей - тоже недалеко от нормы. Но все, собранное воедино, производило жуткое, мерзостное впечатление. Природа из лица Инги вылепила совершеннейшее уродство. Ощущая, как тошнота подкатывает к горлу, я попытался отвести взгляд и не сумел. Какое-то болезненное чувство заставляло буквально впитывать в себя эту гадость.
   Инга вскрикнула и с треском нахлобучила себе шлем на голову. Я повернулся, прошел в рубку и отдал приказ компьютеру плавно переходить на режим автоматического барражирования, а сам вернулся в гостиную, сел напротив Инги и только тут перевел дух.
   - Ну, зачем же вы так? - чуть не плача спросила Инга.
   Я не знал, что ответить, и ляпнул:
   - Вы пластическую операцию пробовали?
   Инга протянула мне голограмму, и на меня глянуло милое девичье личико, ничего общего не имевшее с Ингой.
   - Такой я стала после операции, - пояснила она.
   - И что?
   - А через два дня все вернулось.
   - "Аллегро-6"?
   - Угу.
   О-хо-хо! Лет тридцать назад научно-исследовательский крейсер "Аллегро-6" попал под действие неизвестного излучения. Сам факт излучения установили значительно позднее по косвенным признакам - ни один из приборов наличия излучения не зарегистрировал. А копать начали из-за того, что у членов экипажа стали рождаться мутанты. Подобное изредка случается и не страшно. Если мутант жизнеспособен, ему подправляют организм, генетический аппарат, при необходимости делают пластическую операцию, в общем, доводят до нормы. С "Аллегро-6" так не получилось. Все мутации каким-либо образом касались внешнего вида. У моего знакомого, Никиты, выросло третье ухо на затылке. Никита, чтобы прикрыть его, носит пышную шевелюру и, так как это ухо плохо слышит, он шутит: "Я туговат на одно ухо". Рассказывали, что еще у одного парня правая рука отросла до десяти метров в длину, обрела невероятную силу и могла безболезненно изгибаться во всех направлениях, в любом месте, как щупальце осьминога. Парень укладывал излишек руки вдоль спины и выглядел лишь горбатым. Пластические операции не помогли - отрезанное ухо через два часа отросло вновь, рука удлинилась. Вот и Инга вернулась к первоначальному образу. Генетики же вначале не нашли никаких аномалий и страшно изумились, но потом им удалось обнаружить еще один, более глубокий уровень кодирования. Вот он-то и был нарушен. К сожалению, в настоящее время еще не умеют лечить такие болезни. К счастью, установлено, что отклонения практически не передаются, ну, почти не передаются по наследству, если один из родителей не мутант.
   Инге, конечно от этого не легче. Женщина с подобным лицом - она пострадала больше других. Я задумался. Ситуация создалась совершенно ненормальная. Ну, не могла же Инга из-за такой ерунды, внешнего вида, жить в скафандре. Я понимал, почему она подалась в дальние разведчики - здесь ей обеспечено одиночество. И, наверное, она немало натерпелась - сначала в детстве, а позднее и во взрослой жизни. Вольно или невольно она находилась в изоляции. Я не мог представить себе человека, который добровольно общался бы с ней. Это должен быть идиот. Но сейчас, что ж поделаешь, я вынужден был составить ей компанию, и неужели из-за меня она будет жить в скафандре? Нет, конечно! Но как ее убедить?
   - Вот что, Инга, - сказал я, - снимайте шлем.
   - Нет! - вскрикнула она.
   - И без истерик. Ваш внешний вид... м-м... несколько необычен, но к нему можно привыкнуть.
   Вообще-то, я был уверен в обратном, я никогда не смогу спокойно взирать на этакую мерзость.
   - Ко мне нельзя привыкнуть, - возразила Инга. - Я в зеркало до сих пор не могу смотреть. Не надо, Иван, я продержусь в скафандре - всего-то три месяца и осталось.
   - Снимайте шлем - это приказ!
   Инга не шевелилась. Я встал, провел пальцами по замку и стащил шлем:
   - Чтобы в нем я вас больше не видел. Идите и переоденьтесь в обычный костюм.
   Старательно отворачивая лицо, Инга вышла. Я же сидел и печально размышлял о том, что с этого момента для меня началась тяжелая жизнь. Мне ни словом, ни жестом нельзя показать Инге, как она отвратительна. Нельзя выказать тот ужас, который будет охватывать меня всякий раз при взгляде на нее.
   Когда Инга вернулась, я присвистнул: стандартный комбинезон висел на ней, как чехол на бронеходе.
   - Где же вам выдали это творение портновского искусства? - поинтересовался я.
   - На складе, на базе.
   - А других, что, не нашлось?
   - Не знаю, тот, который выдавал, сказал, что мне и этот сгодится.
   - Кто это был?
   - Не знаю.
   "Вот ведь гад какой! - со злобой подумал я. - Ну ничего, вернемся, найду его и уж поговорю по душам".
   После происшедшего работа пошла спокойно и делово, по крайней мере, для меня. Первобытный ужас, появлявшийся при каждом, даже мимолетном, взгляде на Ингу, и который гнездился, наверное, где-то в спинном мозгу, я загнал в самую глубь. И как только он приподнимал голову, я его тресь по макушечке, он - нырь обратно! Что меня по-прежнему тревожило в Инге, ее усилившееся раболепие. Она, казалось, пытается предугадать каждое мое желание, ловила каждый взгляд. Однажды я позволил себе жестокий и, в общем, ненужный эксперимент. Инга превосходно готовила. И как-то за обедом, недовольно отодвинув суп, я сказал:
   - Вы что, сюда весь запас соли вбухали?
   - Нет, - Инга попробовала суп, - по-моему, нормально.
   - А по-моему - нет!
   Инга без разговоров взяла мою тарелку, пошла и вылила содержимое в утилизатор. Когда она вернулась, я переменил мнение:
   - Вы знаете, я ошибся. Давайте я ваш докушаю.
   Она безропотно отдала свое блюдо. Вечером я предложил ей сыграть в шахматы и через пять ходов понял, какую совершил глупость. Со своего дилетантского уровня я не мог оценить истинную силу ее игры: для меня что мастер спорта, что гроссмейстер - все едино. Через десять ходов мне впору было сдаваться. И тут она сделала откровенно слабый ход. Я крепко задумался и, опасаясь ловушки, сыграл, как мне казалось, нейтрально. Она быстро ответила, и я увидел, что это плохо замаскированная подставка - через три хода она форсированно теряла ферзя. "Почему так? - подумал я. - Почему она непременно желает проиграть? - и вдруг меня осенило. - Кретин! Как же мне раньше в мою тупую башку не пришла такая простая мысль. У нее же фантастический комплекс неполноценности. Конечно! Наверное, и родители от нее отказались. Жить с чудовищем, терзаться, что породил его или ежечасно сознавать свою вину перед ним. Конечно! Все ей внушало, и она впитала это с молоком матери, что она человек второго сорта. При любом общении она непременно ставит себя ниже собеседника. Господи, ужас-то какой!" Я смешал фигуры:
   - Сдаюсь!
   - Но почему? Вы выигрывали ферзя!
   - Не надо, Инга, не надо. Извините меня, я вам сегодня нахамил за обедом, но вы даже не возмутились.
   Я высказал только что пришедшие в голову мысли. Она сидела, жалко понурившись, и не возражала.
   - Раз вы молчите, - продолжал я, - значит, я прав.
   Инга кивнула.
   - Так как вы согласны, следовательно, должны понимать, что это ненормально. Попробуйте избавиться, ну, хотя бы по отношению ко мне, от своего комплекса, а я попытаюсь вам, в силу своих возможностей, помочь. А?
   Инга опять согласно кивнула, но практически ничего не изменилось.
   Наконец мы нащупали в пространстве это нечто. Инга сидела в рубке, а я готовил кофе. Неожиданно чашечки мелко завибрировали, через полторы секунды началась невообразимая тряска. Меня мотало по камбузу, как пустышку, все незакрепленные предметы метались, как сумасшедшие, кофейный сервиз разбился вдребезги. Спустя двенадцать секунд тряска перешла в мелкую дрожь и еще через секунду все закончилось. Покряхтывая и постанывая, прижимая кровоточащий нос рукавом, я проковылял в рубку и плюхнулся в свободное кресло.
   - Вы можете что-нибудь сказать? - спросил я.
   Инга отрицательно покачала головой:
   - То, что я успела рассмотреть в этой болтанке, не поддается анализу показания сенсоров скачкообразно и бессистемно менялись. Надо запросить компьютер.
   Кибермозг предоставил отчет. Корабль попал в область нестационарных нагрузок, сначала малых по величине, но изменяющихся с высокой частотой, затем частота скачкообразно упала, а нагрузки возросли до значений, угрожающих целостности корабля и, наконец, также скачком нагрузки уменьшились с увеличением частоты и исчезли. Если эти нагрузки трактовать как гравитационные силы с нестационарным и неравномерным градиентом, то привязка к какой-либо массе приводит к абсурдным результатам. Или около нас возник из ничего и так же без следа исчез кусок материи, который, чтобы создать такие гравитационные коллизии, должен был изменять значения своей массы не только на десятки порядков в секунду, но и переходить к отрицательным величинам, или это массивное тело с умопомрачительной скоростью носилось по пространству и, более того, проходило сквозь нас.
   При возникновении опасности разрушения компьютер с успехом попытался частично компенсировать напряжения работой двигательной установки и генераторов аинерциальных полей. Кстати, предположение о гравитационной природе нагрузок кибермозг выдвинул на том основании, что аинерциальые поля не взаимодействовали с внешними. В результате предпринятых действий энергетический комплекс был вынужденно выведен на форсажный режим. В подобном режиме он мог функционировать не более восемнадцати секунд, а затем взрывался. В данный момент время форсажа составило одиннадцать секунд. Таким образом, после выполнения задания и возвращения домой энергетический комплекс подлежал полной замене. Следствием этого режима явилось также почти полное расходование активного вещества: его запасов осталось лишь на месяц движения с умеренными скоростями. Но активное вещество меня не волновало, его можно набрать на любой планете, хотя бы на ближайшей, которая вращалась вокруг W44/7. Сейчас самое важное, чтобы нас вновь не затрясло. Инга вдруг предложила:
   - Давайте остановимся.
   Я удивился:
   - Относительно чего?
   - Относительно вон той планеты, которая вращается вокруг звезды.
   Я не видел ни доводов за, ни - против и, положившись на женскую интуицию, согласился. Как выяснилось позднее, это оказалось самым правильным решением.
   После остановки надо было решить, что делать дальше. Проведенный всеми нами: Ингой, мною и компьютером анализ показал, что в области с малыми амплитудами вибраций корабль может безболезненно находиться неограниченно долго, и, второе, что, хотя нагрузки нарастают скачкообразно, фронт нарастания конечен по ширине и составляет около шестисот километров. Учитывая данное обстоятельство, мы решили, двигаясь в области малых возмущений, оконтурить опасную зону автономными самоуправляющимися лазерными тензомаяками. Расположившись вблизи области тряски, они, ориентируясь на нарастание фронта нагрузок, будут двигаться вместе с зоной и указывать на нее. Для разбрасывания маяков мы сами должны пройти вдоль поверхности области тряски. Чтобы убедиться, что наша затея удалась, необходимо недельку подождать и самим увидеть, что маяки отслеживают дрейф зоны. Как раз в это время мы и заправимся активным веществом. Но перво-наперво, надо произвести осмотр корабля и осуществить необходимый ремонт. Что касается внутренностей, то тут я полностью доверял кибермозгу. Но внешний ремонт выполняли автономные киберы, а так как от укладки броневых плит по обшивке зависит многое, а в некоторых случаях и все, то мы с Ингой решили проконтролировать киберов непосредственным визуальным осмотром.
   Я начал с кормы, Инга - с носа, и, медленно двигаясь по спирали вокруг корабля, приближались к входному шлюзу. Дело уже близилось к концу, как я услышал короткий вопль Инги и в шлемофоне раздался свист истекающего в пространство воздуха. Чертыхнувшись, я бросился к ней. Так и есть! Ну надо же, как угораздило! Довольно крупный шальной метеорит пробил Инге правую ногу навылет. Инга, зависнув над "Дромадером", скрючившись, пыталась руками зажать два отверстия: справа и слева. Я схватил ее за шкирку, там специально для подобных целей прикреплена скоба, и, работая микродвигателем скафандра, втащил в корабль. Я снял скафандры, уложил Ингу на диван в гостиной и закатал ей штанину. Икра была прожжена насквозь. Видимо, метеорит обладал огромной относительной скоростью, при ударе о полисемиконовую поверхность превратился в плазменный сгусток и прожег ногу. Инга вела себя мужественно: не стонала и не плакала, лишь белела прямо на глазах. "Ну, давай", - кивнул я корабельному эскулапу на колесиках, который от нетерпения громко пощелкивал. Пока автомат суетился, заращивая рану, я с удивлением рассматривал обнаженную голень. Если так можно выразиться, голенастую голень. Просто не верилось, что эта изящная, длинная, красивая часть ноги принадлежит девушке с такой образиной. Я невольно перевел взгляд на лицо Инги и, подавляя тошноту, привычно содрогнулся. Эскулап закончил свою работу и укатил на место. Инге необходимо было полежать, поэтому она отвернулась лицом к стене. Я уселся в кресло и продолжил чтение детектива.
   Приблизительно через час я обнаружил, что Инга спит, но дыхание ее сделалось прерывистым и неровным. Я подошел к дивану и приложил ладонь к ее лбу. Инга тут же очнулась и отбросила мою руку. Но я успел почувствовать, что у нее поднимается жар и еще, что кожа на лбу и, наверное, на всем лице покрыта мельчайшими, незаметными для глаз, пупырышками
   - Ну что же ты, коновал? - обратился я с незаслуженным упреком к автомату.
   Кибер виновато переморгнул светодиодами и пояснил:
   - Кристаллическая лихорадка.
   Это я и без него знал.
   Космос, кроме приятных открытий, преподнес еще и массу новых, до поры до времени загадочных болезней, не только человека, но и вещества. Когда-то кристаллическая лихорадка означала гарантированную, мучительную смерть. Сложное кристаллоорганическое образование, прорастая сквозь кровеносные сосуды, в течение нескольких суток превращало человека в хрупкий, звенящий кусок. На Земле под действием ряда факторов: электромагнитного поля, силы тяжести, наличия атомарного кислорода и других - зараза распадалась на составляющие элементы в самых верхних слоях ионосферы. В космосе инфекция имела несколько путей распространения, одним из них являлись метеориты. Сейчас кристаллическая лихорадка не представляла никакой опасности, если при заражении принять ряд предохранительных мер, которые бортовой врач, безусловно, провел. Однако имел место набор крайне неприятных ощущений: на несколько часов поднималась до сорока, сорока двух градусов температура тела, на это время больной впадал в полубредовое состояние, сопровождающееся моральной депрессией и мыслями о полном своем ничтожестве и ненужности собственной жизни.
   Я дважды переболел этой болезнью. Один раз в открытом космосе и навсегда запомнил жуткую тоску и отчаяние. Второй раз дело произошло на базе на Луне. Лихорадка свалила меня в несколько минут. Я с трудом доплелся до своей каюты и вызвал врача-автомата. Какая-то женщина, проходившая по коридору, наверное, перекинулась парой слов с выполнившим свой долг кибером. Ее присутствие рядом с моей скромной персоной было вовсе необязательным. Но она, конечно, знала особенности протекания заболевания, вошла ко мне и просидела рядом несколько часов, держа мою руку в своей и меняя холодные примочки у меня на лбу. Она несказанно облегчила мои страдания. Когда я пришел в себя, а приходят в себя после этой болезни рывком, сразу, и лежал еще обессиленный, она тихо улыбнулась, приложила палец к губам и вышла. Я даже не знаю, как ее зовут, не знаю, кого я часто с благодарностью вспоминаю. Лунная база - это проходной двор, и куда делась та женщина, ума не приложу.
   Я приготовил ванночку со льдом (кибер выразил готовность менять ее по мере таяния льда), присел рядом с Ингой и взял ее руку. Инга впала в забытье, бормотала нечто невразумительное, металась. Лицо ее сделалось пунцовым и приобрело уж совсем фантасмагорически-кошмарный облик. Я отвернулся.
   Через два с небольшим часа жар спал, Инга лежала на спине и тихо и ровно дышала. Я понял, что сейчас она придет в себя. Инга посмотрела на свою руку, лежащую в моей ладони, перевела испуганный взгляд на меня и вдруг робко улыбнулась. Острая булавка кольнула мое сердце. Инга удивительно походила на драную, бездомную кошку, которую каждый норовит отшвырнуть подальше и потом еще брезгливо отряхивает ботинок. Но если поманить эту кошку куском копченой колбасы, она, влекомая неземным запахом, преодолевая безумный страх, подойдет к вам, аккуратно возьмет подарок и деликатно съест. Если вы протянете к ней руку, она замрет в ужасе, ожидая привычный удар. Но как же она отблагодарит вас искренним выгибанием спины и нежным урчанием за нежданную ласку. И тут Инга заплакала. Я смешался. Вид плачущего монстра был уж совершенно непереносим. Надеясь, что она примет все, как мою деликатность, я встал, подошел к иллюминатору и тупо уставился в него.
   После этого случая Инга раскрепостилась. Я обнаружил, что она умна, приятна в общении, остра на язык, умеет быть веселой и ехидной и при желании вполне может постоять за себя. Мы начали работу по оконтуриванию зоны, работу трудную, требующую предельного внимания. Мы буквально балансировали на лезвии ножа, чтобы не попасть под действие ударных нагрузок. К сожалению, компьютер не оказывал практически никакой помощи, так как здесь требовалась в основном, интуиция, а не точный расчет. Постепенно копилась усталость, а вместе с ней нарастало раздражение. Мы с Ингой начали переругиваться по мелочам, из-за ерунды. Наконец, зона четко обозначилась в пространстве неправильной грушевидной формой. Теперь необходимо было выждать около недели, чтобы убедиться, что маяки отслеживают дрейф зоны. Это время мы использовали для пополнения запасов активного вещества.
   Мы приземлились на планете почти равной по массе Земле. Планета имела необычный вид. Всю ее ровную поверхность покрывали булыжники самых разнообразных размеров: от нескольких сантиметров в диаметре до нескольких метров. Казалось, сюда прибыл некий великан и с маниакальной терпеливостью перетер возможно существовавшие здесь горы и равномерно раскатал их.
   Когда мы приземлились, Инга спросила:
   - Иван, давайте сразу улетим отсюда, мне здесь не нравится.
   - А в чем дело?
   - Просто не нравится.
   Пополнение активных запасов заключалось в набитии емкостей окружающими булыжниками - дело нескольких минут. Но я не собирался уходить отсюда просто так и возразил:
   - Нет, Инга. Я не так часто высаживался на планеты, чтобы упустить возможность выйти на поверхность.
   - Ну, Иван, я вас очень прошу.
   - Нет!
   За ужином она вновь завела этот разговор, я вспылил - сказалась накопившаяся усталость - и накричал на нее. Инга обиженно посмотрела на меня. И тут я произнес слова, которых буду стыдиться до конца своей жизни:
   - Ну что вы зенки-то вылупили на меня!?
   Только выпалив это, я сообразил, как больно сделал ей. Инга вспыхнула, вскочила, нацепила скафандр, а это дальние разведчики умеют делать чрезвычайно быстро, и пулей вылетела из корабля наружу.
   - Инга! - закричал я. - Инга! Вернитесь!
   Из динамиков раздался щелчок, и я понял, что она отключила связь. Тьфу, черт! Она еще чего доброго покончит с собой! Я не менее быстро оделся и выскочил за ней, надеясь перехватить около корабля. Компьютер, молодец, включил наружные прожекторы, разгоняя тьму. "Инга! Инга!" - кричал я. Метрах в ста виднелся особенно громадный булыжник, и я направился к нему, намереваясь влезть и посмотреть вокруг с высоты. Не добежав до камня метров тридцать, я почувствовал, как почва под ногами мелко задрожала, и булыжники зашевелились, как живые. Они начали легонько подпрыгивать, и тут меня самым пошлым образом приподняло и шлепнуло. Сознание благостно отключилось.
   Дальнейшее я мог только реконструировать по сбивчивому рассказу Инги и сухому докладу мозга. Инга находилась рядом с кораблем. Она видела все, что со мной приключилось и уж было бросилась на помощь, но к счастью обратила внимание, что волна тряски движется в ее сторону. Инга, используя микродвигатель, зависла над поверхностью. Несколько десятков секунд ее трепали, как установили позже, гравитационные волны. Как только все прекратилось, она не мешкая ни секунды, ринулась ко мне. В ярости раскидала камни, взвалила мою стокилограммовую, в скафандре, тушу себе на плечи и отволокла на корабль. Бросив меня на пол, осуществила экстренный взлет. И не напрасно. Планета будто взбесилась. Огромные каменные валы ходили по поверхности. Вихревые трубки, набитые булыганами, вздымались до двадцатикилометровой высоты. Гравитационные волны трепали корабль. Я же безучастно катался в скафандре по полу гостиной, круша все на своем пути. Тряска прекратилась также неожиданно, как и началась.
   Забегая вперед, скажу, что уже на Земле физики, разобравшись в том, что мы привезли, завыли от восторга. Оказалось, что мы наткнулись на естественный гравитационный генератор. Индуцируемые им поля фокусировались в зоне, обозначенной нами. Изредка боковые лепестки проходили по поверхности планеты и месили ее. Находка была настолько важна и уникальна - первая и единственная - что к W44/7 направили впоследствии сразу научно-исследовательский крейсер.
   Дальнейшее на "Дромадере" происходило обычным образом. Врач двое суток колдовал надо мной и, пока полностью не привел в порядок держал под наркозом, щадя мои нервы. Но все же у него есть садистские наклонности - он оставил мне на лбу здоровенную шишку и один синяк под глазом, оправдываясь тем, что де организм не должен отвыкать сам выполнять такую работу. Садист!
   Я пришел в себя и, не открывая глаз, проверил свое состояние. Тело слегка саднило, да ныла шишка на лбу. Я поднял веки искосил глаза в сторону. Инга сидела рядом и читала. Кошмар! Она опять нацепила скафандр легкой защиты с затененным гермошлемом. Из-за моей тупости все наши совместные усилия пошли прахом. Требовалось что-то срочно предпринимать, пока она не сообразила, что я очнулся. Мне припомнилась одна старая история, не то прочитанная где-то, не то услышанная, происшедшая в древние времена, где-то в середине XX века. Один мальчик попал под машину, физических повреждений он практически не получил, но шок был настолько силен, что его хватил полный паралич. Каким только врачам не показывал мальчишку его отец. Те лишь беспомощно разводили руками и говорили, что парень в полном порядке, а паралич де - загадка природы. В конце концов, отец отчаялся и решил, что клин клином вышибают. Он тихонько подкрался сзади к сидящему в кресле сыну и грохнул у него над ухом из двух стволов огромного старинного ружья. Парень, конечно, испугался, но паралич как рукой сняло. Вот оно! Клин клином вышибают. Я не имел оснований сомневаться в мудрости наших предков.
   Я быстро сел, свесив голые ноги по краю койки. Инга подняла голову и запричитала:
   - Иван, простите меня, пожалуйста! Я очень виновата. Я никогда больше не сниму скафандр. Все из-за меня. Простите!
   Внутри меня всего передернуло, я скривился:
   - Инга, знала бы ты, как ты мне надоела своими извинениями.
   - Нет, нет - опять заголосила Инга, - это все я...
   Я скроил себе самую свирепую рожу, какую мог. Инга в испуге отшатнулась.
   - Совсем свихнулась! - заорал я, вскочил, сорвал у нее с головы шлем и с яростью запустил в сторону. Что-то жалобно звякнуло.
   - Еще раз увижу в этой штуке, - продолжал орать я, - убью! Ты безобразна, мерзостна, на тебя нельзя спокойно смотреть! Природа из твоего лица создала идеал уродства!
   С каждым словом Инга все ниже и ниже опускала голову. Это было совсем не то, чего я добивался, и я еще нажал:
   - С каждым взглядом на тебя, я с трудом подавляю рвотные движения. Слышишь ты, монстр?
   Наконец ее допекло. Она рывком подняла голову с лицом красным, как помидор.
   - Сам дурак! - завизжала она.
   Такая реакция мне очень понравилась, и я улыбнулся.
   - Образина! - не переставала Инга. - Да ты в зеркало посмотрись! Да, я уродлива, страшна, как смертный грех, на меня тошно смотреть. Меня избегают все, даже родители. Но, разве я виновата, что такая уродилась? Виновата, что оказалась вместе с тобой? Почему ты меня оскорбляешь? За что мучаешь? Убей лучше!
   По мере ее выкриков я улыбался все шире и шире и, наконец, захохотал. Инга в изумлении взглянула на меня.
   - Инга, - мягко сказал я,- Инга, дружище. Ну, наконец-то! Наконец-то я слышу от тебя разумные речи. Все правильно. Ты невероятно некрасива, что спорить? И поверь, я тебе искренне сочувствую, жалею. Жизнь принесла тебе массу огорчений и еще принесет.
   Я, признаться, был совершенно убежден, что вряд ли найдется ненормальный, который не то, что женится, но даже ляжет в кровать с ней. Представляю, что там у нее под одеждой!
   - Так зачем же ты, - продолжал я, - пытаешься взвалить на свои хрупкие плечики еще чужие неприятности. Да плюнь ты на то, что им противно иметь с тобой дело. Пусть их! Это их трудности. У тебя своих хватает.
   Я замолчал. Инга по-прежнему изумленно смотрела на меня:
   - Так ты что, нарочно, что ли?
   Я сокрушенно кивнул. Инга немножко помолчала, а потом тихо, как бы только для себя, сказала:
   - Иван - плохой человек.
   Вот так, я - плохой человек. Признаюсь, я вначале крепко обиделся. Бьешься, бьешься, чтобы превратить ее в нормальную женщину и на тебе! Больше всего меня задело то, что сказана эта фраза была спокойно и горько, как будто она ко всем своим привычным огорчениям добавила еще одно, и это в порядке вещей. Лучше бы она накричала на меня, обиделась, перестала замечать. А то, как будто ничего и не случилось, ну, плохой Иван человек, ну что ж поделаешь? И, действительно, чем я хорош? Безобразно наорал на девушку. Клин клином вышибают! Эх! По-хамски получилось. Я, видите ли, хотел ей сразу помочь. Да разве ж так можно! Особенно с ней. Надо было аккуратно и внимательно, может быть, как это не противоестественно, лаской. Нет, безусловно, плохой человек, хам и дурак! Каждый, наверное, совершал в жизни поступок, вспоминая который по прошествии некоторого времени, ощущаешь мучительный стыд, и чем дальше, тем больше. Сейчас по отношению к Инге я испытывал подобное чувство.
   Вечером, окончательно истерзавшись, я подсел к Инге, взял ее крепко за руку и искательно заглянул в глаза:
   - Инга, я, наверное, действительно плохой человек, но я еще и дурак. Прости меня, если сможешь.
   Инга улыбнулась совершенно неожиданной милой улыбкой:
   - Хорошо, Ваня, забудем.
   Камень с души свалился.
   Путь к дому прошел без эксцессов. Так как результаты наших исследований имели большую ценность, а Инге еще предстояло отчитываться о катастрофе своего корабля, то мы направились прямо на Землю. Гирокар за пятнадцать минут доставил нас в административный центр. Мы бок о бок шли через огромный, залитый солнечным светом сквер к зданию управления, навстречу попадалось множество знакомых. Понимая, что мы идем на доклад, никто не бросался с объятиями, не хлопал по плечу, лишь приветственно приподымал правую руку. Интересная реакция была на Ингу. Некоторые, те кто, по-видимому, уже знал ее, заранее отводили несколько оцепенелый взгляд, остальные испуганно шарахались в сторону. Инга вела себя так, как будто все это не имело к ней ни малейшего отношения.
   Через полчаса, коротко отчитавшись и получив по три дня на составление уже полных отчетов, мы с Ингой вышли из приемной заместителя начальника по безопасности в космосе.
   - Подожди-ка, - остановил я Ингу, - у меня еще маленькое дельце, совсем забыл. Никуда не уходи - я мигом.
   Я вернулся обратно и перекинулся парой слов с секретаршей. Когда Инга и я вышли в сквер, я усадил ее на скамью и попросил:
   - Посиди минут пятнадцать, я сейчас, - и еще раз предупредил. - Никуда не уходи. Слышишь?
   Инга коротко кивнула.
   Я вернулся в здание, быстро поднялся на второй этаж и без стука вошел в один из кабинетов. За столом напротив сидел элегантный молодой человек и с упоением строчил какую-то писулю. Он на секунду оторвал взгляд от бумаги: "А Иван, заходи, садись", - и вновь углубился в письмо. Я терпеливо ждал. Наконец, он соизволил обратить на меня внимание и посмотрел с видом чрезвычайно занятого человека, попусту оторванного от важных дел:
   - Ну, чего тебе?
   Я вкрадчиво начал:
   - А скажи мне, Виталий, не ты ли дежурил почти год назад на центральном складе?
   - Ну?
   - Ага, дежурил, значит. Ответь мне, Виталий, почему ты тогда всучил одной девушке с необычным лицом комбинезон размеров на десять больше, чем ей требовался? Неужели других не было?
   - Какой еще девушке с лицом?
   - С некрасивым лицом, очень некрасивым.
   - А-а, этой образине. Буду я еще из-за этой уродки по складу бегать, искать! Я ей так и сказал, тебе, милочка, все равно что носить, краше ты уже никогда не станешь.
   - Так и сказал? - наливаясь злостью, спросил я.
   - Так и ... Да ты что, Иван? ... Мама! - заорал Виталий - наверное что-то нехорошее проступило у меня на лице.
   Виталий вскочил, перепрыгнул через стол, выкатился в коридор и, блея дурным голосом, пустился бежать. Я бросился за ним.
   Нас поймал Стива. Одной рукой он обхватил Виталия, другой - меня. Побившись немного в железных объятиях, я понял всю тщетность своих жалких усилий и успокоился.
   - Что не поделили, братцы? - ласково осведомился Стива.
   - Спроси у этого идиота! - закричал Виталий. - Пришел, начали говорить, потом у него сделалось такое лицо - я думал, убьет меня.
   Стива повернулся ко мне. Я вкратце объяснил ситуацию. Не дослушав, Стива заревел: "Что?! Ингу обидел!" Он левой рукой схватил Виталия за грудки, приподнял, а правую отвел для удара. "Все! - я зажмурил глаза. - Ща укокошит!" - и повис на оттянутой руке. Виталий, помертвев лицом и пуская пузыри, болтался как сосиска.
   - Ты это чего? - обернулся Стива, слегка покачивая меня то вверх, то вниз.
   - Стива, - укоризненно сказал я,- ну убьешь ты эту падаль - хлопот потом не оберешься. У меня есть другое предложение.
   Я изложил свой план, и Стива нехотя согласился:
   - Ладно, уговорил, пошли.
   И мы втроем отправились на улицу. По дороге я думал, хорошо, что Стива попался, а то я бы, наверное, сам пришиб подонка. Мы приблизились к скамейке, на которой сидела Инга, она встала. Мы тоже остановились.
   - Ну! - Стива легонько ткнул Виталия в бок. Виталий пошатнулся и, старательно буравя взглядом землю, начал:
   - Инга, я ... э-э ... тогда ... с комбинезоном ...
   Стива его сурово оборвал:
   - Не слышу проникновенности!
   Виталий мельком взглянул на Ингу, передернулся и выпалил:
   - Инга, я вам тогда всучил слишком большой комбинезон, простите, пожалуйста!
   - Ерунда какая! - чирикнула Инга. - Я уже и забыла.
   Стива отпустил Виталия, тот бросился бежать.
   - И упаси тебя бог еще раз попасться мне на глаза! - крикнул я ему вслед.
   - Ну ладно, ребята, - сказал Стива. - я очень тороплюсь, извините. Ты еще долго будешь на Земле? - спросил он Ингу.
   - Недели три.
   - Я с тобой еще свяжусь! - крикнул он уже издалека.
   - Вахлаки! - возмутилась Инга, поворачиваясь ко мне.
   - За каждое хамство должно быть воздано по заслугам, - назидательно ответил я.
   - А ты сам-то, сколько мне хамил?
   Я промолчал, подумав, что мне-то уж воздано по самую маковку. Я размечтался, сейчас мы расстанемся и я больше никогда не увижу эту отвратительную физиономию. Ха!
   - Иван, - робко обратилась ко мне Инга, - что ты делаешь вечером?
   Я внутренне замычал.
   - Видишь ли... - замялся я и смело выпалил. - Есть у меня одно предложение, да боюсь, откажешься.
   Казалось, намекнул - яснее некуда. Куда там! Инга с интересом взглянула на меня.
   - Пошли вместе вечером в кафе.
   Инга помрачнела:
   - Нет. Как же я пойду? Посетители разбегутся.
   - Я знаю один погребок, в нем полумрак, а тебя мы посадим в самый темный угол - никто и не увидит.
   Я думал она обидится: идти в кафе с девушкой и прятать ее, что же это за девушка? Ничуть не бывало. Инга вся засветилась и радостно кивнула:
   - Угу, я ни разу в жизни ни в чем таком не бывала.
   Мы договорились о времени и обменялись кодами связи. Инга не имела дома вообще и сейчас остановилась в гостинице поблизости, а я засобирался в свою маленькую уютную квартирку. "Иванушка!"- раздалось сзади. Я обернулся: метрах в двадцати стояла чудесная женщина и ласково смотрела на меня. "Лялька!"- воскликнул я и кинулся к ней. Мы расцеловались. Лялька, сумасбродная, милая, независимая Лялька. Как же давно я тебя не видел! Как соскучился!
   - Ты где пропадаешь? Почему не заходишь, негодник? - сразу накинулась она на меня с упреками.
   - На работе я, Лялька, работал я.
   - Когда прилетел?
   - Сегодня с час назад.
   - Ну, то-то, - погрозила она мне пальцем. - Ты очень вовремя. Сегодня вечером у меня небольшой сабантуйчик. Придешь? - скорее не попросила, а приказала она.
   Ах, как нехорошо! В предыдущие возвращения я уже дважды подряд отказывал Ляльке: первый раз меня ... ну, в общем, не было настроения, во второй - просто не мог. А Инга?
   - Что, опять откажешься? Ну, милый друг ...
   - Подожди Лялька, не сердись. Завтра, в любой другой день, пожалуйста. Но сегодня - нет. Я уже пригласил одну девушку, нехорошо может получиться.
   Легкая тень промелькнула по ее лицу:
   - Ну, раз так - приходите вместе.
   - Вместе нельзя, Лялька. Вон она сзади стоит. Посмотри, но аккуратно, и не кричи.
   Лялька приподнялась на цыпочки и осторожно выглянула из-за моего плеча. Глаза ее округлились, и она схватилась за горло рукой. Я взял ее за лицо ладонью и насильно опустил вниз. Лялька закашлялась, как будто проглотила муху, потом зашептала громко на всю округу:
   - Ты - извращенец, как ты ее вообще переносишь?
   - Тсс! - я зажал ей рот. - Это длинная история, я потом расскажу. А теперь напрягись и дотумкай, почему я не могу отказать этой девушке.
   Лялька на секунду задумалась и вдруг радостно улыбнулась:
   - Ну ладно. Действительно, неэтично может получиться. Но завтра я тебя жду.
   - Непременно! - подтвердил я.
   Когда я подошел к Инге, она угрюмо посмотрела на меня:
   - Я почти все слышала.
   - Ну и что? Ты открыла нечто новое для себя?
   - Да. Не терзайся, иди к своей Ляльке. Я и так неплохо проведу время.
   - Только не реви, - предупредил я ее,- тебя это уж совсем не красит. У меня есть железное правило. Когда на мою голову жизнь очень редко, но обрушивает целый ряд несовместимых приятных дел, я выбираю одно и без сожаления отметаю остальные, иначе можно совсем ничего не получить. Так что вечером мы встречаемся с тобой.
   - Каких ты сказал дел? - переспросила Инга.
   -Каких слышала! - огрызнулся я.
   По пути домой я мысленно клял себя. Ну, за что мне такая планида? Почему я так вожусь с этой уродиной? Да послал бы ее подальше - ей не привыкать. Так нет же. Тьфу! Лопух! Ах, как мне хотелось сегодня вечером к Ляльке!
   Я уже собирался выходить из дому, как раздался вызов стереовизора. "Лялька", - подумал я, нажимая ответчик, но ошибся. На экране высветилось хмурое, как будто оно мыло поело, лицо Инги:
   - Иван, я не смогу сегодня встретиться с тобой.
   - Почему?
   - Я плохо себя чувствую.
   - К врачу обращалась?
   - Не надо к врачу, просто легкое недомогание.
   - Я к тебе приеду сейчас.
   - Нет! - почти крикнула Инга.
   - Не дури, Инга.
   - Нет. Иди со спокойной душой к своей Ляльке.
   - Не дури, я сказал.
   Но как не бился, все впустую. Вот ведь, наша деликатность проклятая. Но сам возликовал: скорее к Ляльке! Я начал набирать ее код и замер. Никуда-то я не пойду, а просижу весь вечер дома. Инга еще обязательно позвонит - убедиться, что я ушел. Застав меня скучающим за книгой она будет локти кусать из-за упущенной возможности, но все равно, почувствует себя счастливой, и будет долго вспоминать, как я ради нее отказался от чего-то, неважно от чего, важно - ради нее. Возможно, она даже догадается о ходе моих мыслей, и получится забавная ситуация из серии: она знала, что я знаю, что она знает и т.д. Но чувство радости у нее останется.
   Вновь раздался вызов. Вот теперь точно Лялька, подумал я, обматывая голову теплым шарфом, и не ошибся.
   - Ты еще не ушел? - удивилась она.
   - Нет, и не пойду никуда - зуб болит.
   - Вызови стоматолога.
   - Этого садиста? Я таблетки принял - к утру зарастет.
   Глаза у Ляльки расширились:
   - А завтра придешь?
   Кто-то потащил ее сзади, Лялька сердито отмахнулась:
   - Отстань! - вновь повернулась ко мне. - Так придешь?
   - Обязательно, - заверил я.
   Через час опять появилась Инга и, как я предполагал, огорчилась и обрадовалась.
   Больше с Ингой я не встречался. Отчитавшись об экспедиции, я две недели провел с Лялькой на Гавайях, потом еще две недели отдыхал от Гавай с хорошей мужской компанией в Восточной Сибири, несколько дней был занят приемкой отремонтированного "Дромадера" и получением нового задания. Несколько раз я пытался связаться с Ингой, но не заставал ее на месте. Однажды, я-таки поймал Ингу, но она беседовала со Стивой, и оба имели такие похоронные физиономии, что я счел за благо исчезнуть. Позже мне ответили в гостинице, что Инга Коскинен выбыла в неизвестном направлении. Да, я, признаться, и не собирался ее искать.
   Пока я отсутствовал, меня несколько раз пытался поймать Стива. Наконец, перед самым моим отлетом, ему это удалось. Я буквально на минутку решил заскочить домой и перед уходом наткнулся на него.
   - Здорово, Стива!
   - Здорово!
   - Ты, кажется, меня искал?
   - Да, но сейчас ... это неважно.
   - Все равно заходи, хоть на секунду.
   Стива зашел и сел в жалобно пискнувшее под ним кресло.
   - И все же,- спросил я, укладывая вещи в сумку,- зачем ты меня искал?
   - А!- махнул он рукой. - Хотел об Инге поговорить. Сейчас это неважно, - повторил он. - Спасибо тебе за нее.
   Я сел напротив:
   - Это, прости, за что спасибо?
   - Мы поддерживаем контакты и внимательно следим друг за другом.
   - Кто это - вы?
   Стива подтянул брючины, его ноги были покрыты крупной зеленой чешуей.
   - Мои родители с "Аллегро-6", - пояснил он. - Нас, мутантов, сейчас тридцать два человека. Мутации самые различные, касаются внешнего вида, ну, ты знаешь. У одного бедолаги ног нет, и биопротезы не приживляются. Ну, сделали ему механические, управляются биотоками мозга через специальный усилитель. Но труднее всего Инге. Она отвергнутая. Ее в школе прозвали Квазимода в юбке. На самом деле она чудная девчонка. Не озлобилась, умная ...
   Я перебил:
   - Можешь не объяснять: я все-таки четыре месяца прожил с ней нос к носу.
   - Ну вот. И ты первый из другой части человечества, не мутантов, проявил к ней искреннее участие. Она мне рассказала. Вот за это и спасибо.
   - Слушай, Стива,- сказал я,- ты, я вижу, давно с Гретой не ругался.
   - Да, мы с ней последнее время очень хорошо живем, - удивился Стива. - А ты откуда знаешь?
   - Да мозги твои плесенью заросли. Ты как с Гретой поругаешься, так у тебя такая кристальная ясность в мыслях, такие гениальные обобщения.
   - А чего я такого сказал?
   - Ты очень лихо разделил человечество на две части: вы - мутанты и все остальные. И ты поблагодарил меня за то, что я проявил заурядное человеческое участие к Инге, отнесся к ней, как нас с детства учили, извини за тавтологию, по-человечески. Но мне обидно! По-твоему выходит, что вы - мутанты - добры, справедливы, а остальные - этакие злодеи. Так как я отношусь к последней части, мне и обидно.
   - Ты неправильно меня понял, - буркнул Стива. - Я просто спасибо сказал, а ты тут какую-то философию развел.
   - Как ты сказал, так я тебя и понял,- отрезал я,- но я хорошо знаю тебя и уверен, что ты хотел выразить иное, поэтому и сделал вывод о покрытии твоих мозгов плесенью, ну, и следовательно о твоей покойной жизни с Гретой.
   Я вновь начал собираться.
   - Не понимаю я вас, дальних разведчиков,- заметил Стива, наблюдая за моими сборами. - Год или около того болтаетесь в космосе, месяц на Земле и опять в одиночестве.
   - А ты что?
   - Я - другое дело, я на регулярных трассах. Три недели, ну четыре, летаю и столько же дома.
   - У меня нет Греты,- заметил я.
   - Будет! - уверил Стива. - Ба! Тебе жениться надо.
   - Кандидатур нет.
   - Как нет? А Лялька?
   - Замечательная женщина, - согласился я, - но не для меня. Мы после двух недель вместе опротивеваем друг другу до крайности. Ей сильный мужчина нужен, и чтобы в доме был. А я кто? Дальний разведчик, лентяй, бонвиван.
   - Ха-ха-ха! Дальний разведчик - бонвиван. Не смеши меня.
   - Ну, жуир.
   Стива заржал:
   - Умру сейчас! Жуир! Да ты ... А! - махнул он рукой.
   И еще один занятный разговор произошел у меня об Инге. Во время моего отчета об экспедиции присутствовал главный врач космофлота Сабинский. Он явно скучал и помалкивал, лишь оживился, когда я перешел к обстоятельствам спасения Инги.
   - Скажите, - обратился ко мне Сабинский,- а как же вы с ней ужились?
   -А что?
   - Ну, лицо у нее ...
   Мне не хотелось вдаваться в подробности и я коротко ответил:
   - Нормально, привык.
   - Да? Ну ладно. И еще один, возможно деликатный вопрос. Вы только ее лицо видели или еще что-нибудь?
   - Ногу от колена вниз, когда ее ранил метеорит, - сказал я и возмутился. - А по-вашему я должен был ее раздеть и, так сказать, насладиться созерцанием более совершенного уродства, а затем для полноты ощущений еще и в кровать с ней лечь? Я и так ее лицом сыт, - я махнул ладонью над головой. - Вот как!
   - Нет, это, пожалуй, лишнее, - усмехнулся врач.
   - А Инга как? - поинтересовался я. - Что с ней?
   - У нее расшатана нервная система, требуется длительный отдых, естественно в одиночестве.
   - От полетов ее не отстранят?
   - Если вы имеете в виду аварию, то она не виновата. Звезда взбесилась. Это, к сожалению, как сейчас установлено, болезнь. Но такому человеку, как Инга, все-таки нельзя работать в дальней разведке, по крайней мере, в одиночку, ну, если только в парном экипаже. Но, сами понимаете, это невозможно. Мы подыщем ей работу, может быть даже на Земле, в соответствии с ее особенностями.
   Задание мне поручили самое тривиальное. Один из поисковых кораблей, проходя невдалеке от черной дыры H37, поймал какую-то искаженную передачу. Вместо того, чтобы остановиться, да разобраться, он сломя голову помчался дальше. На Земле установили, что вроде бы это передача нашего легендарного парного экипажа. Но запись была искажена до полной потери здравого смысла. Вот мне и поручили слетать и подежурить около этой дыры, дефилируя вдоль сферы Шварцшильда, но близко не приближаться, сколько терпения хватит, но не дольше полугода.
   После взлета потекла привычная, будничная жизнь. Однако к вечеру я почувствовал какое-то неудобство, непонятно из чего проистекавшее. Казалось все отлично. После ремонта "Дромадер" бил копытом и рвался в бой. Спокойное уютное одиночество. Вот оно! Одиночество. Мне не хватало Инги. Я невольно искал ее макушку, обычно торчавшую из ее любимого кресла. На меня вдруг стала угнетающе давить тишина. Что за чертовщина! Да мне не хватало ее кухни, в конце концов. Когда к вечеру второго дня наваждение испарилось без следа, я облегченно вздохнул. Только Ингиной рожи здесь не доставало.
   Утром третьего дня мне показалось, что у воды появился легкий привкус. Но, так как я скорбел животом по причине чрезмерного употребления соленых грибов, то привкус отнес на этот счет. К вечеру привкус усилился, а утром появился неприятный запах. Ну что ты будешь делать! Последнее время меня просто преследуют мелкие неприятности. Рак воды. Одна из космических болезней. Вирус паразитирует на межатомных связях в молекуле воды. Она при этом приобретает крайне неприятный вкус и запах. Для человека это безвредно, вода пригодна для употребления. Если бы я находился в открытом космосе, то пришлось бы терпеть, мучаясь. Но я еще не покинул освоенную зону. Поэтому выбросил в пространство воду и аннигилировал ее. Теперь предстояло провести полную дезинфекцию корабля и где-нибудь набрать новой воды. При дезинфекции присутствие человека на борту невозможно - от него останутся рожки да ножки. Четыре часа висеть в пространстве - тоже приятного мало. Однако можно проводить процедуру на любой планете. Ближайшая, как я узнал из бедекера, представляла собой курорт, славящийся своими пляжами.
   Я приземлился как можно аккуратнее, чтобы ни травинки не помять, в летнем полушарии. Местное время - около десяти часов утра. Пока кибермозг проводит санитарные мероприятия, решил я, пойду-ка полюбуюсь местными пляжами, заодно и искупаюсь. Отсутствие плавок меня не смущало. На Земле уже давно все загорали и купались голышом. Находились, конечно, индивидуумы, которым это не нравилось, но их никто силком не раздевал, хочешь - загорай в купальном костюме или в плавках. А если не нравится глазеть на обнаженных братьев и сестер по виду, пожалуйста, ступай на специально отгороженный пляж.
   Заливаемый ярким солнцем, посвистывая, я направился к видневшемуся вдалеке сосновому бору. Я наткнулся на едва заметную тропку и, резонно полагая, что она кратчайшим путем выведет меня к пляжу, направил свои стопы по ней. Бор замер в ожидании полуденной жары. Я обнаружил в лесу одинокое бунгало, но в отсутствии хозяина счел неэтичным заходить. Перед пляжем, вдоль моря, тянулась гряда больших валуном. Наконец, пыхтя, я преодолел препятствие и вышел на пляж. Он был узкий метров сорок, но действительно чудесный. Ярко-желтый мелкий песок, ласковое голубое море, легкий ветерок.
   У кромки воды спиной ко мне стояла обнаженная женщина. Она закинула руки за голову, подставляя свое тело солнцу. Я замер, пораженный. У меня снова замелькали мысли об "Аллегро-6", но уже другого, чем ранее, плана. Если мутации уродовали внешний вид человека, то не было ли случаев, чтобы они создавали вот такую неземную красоту. Как описать густые черные волосы, лебединую шею, изящные руки, хрупкие плечи, тонкую талию, широкие бедра, длинные ноги? Надо быть Фирдоуси. Женщина, наверное, почувствовала мое присутствие и медленно обернулась. Дьявол! На меня уставилась Ингина образина.
   Инга ойкнула и присела на корточки, прикрывая наготу руками. Я смутился и отвернулся. Она мигом надела закрытый купальник и крикнула:
   "Можно!" Я подошел к ней.
   - Здравствуй, Инга!
   - Здравствуй, Иван. Ты ко мне прилетел?
   - Нет. Летел мимо на задание, а тут рак воды. Сама понимаешь.
   Инга кивнула.
   - Ну как ты? - спросил я.
   - Лечусь, - безразлично ответила она.
   - Я искупаться хочу, - сказал я. - Если тебя смущает моя нагота, можешь отвернуться.
   - Да ладно тебе. Это я так, от неожиданности.
   Я разделся, вошел в воду и долго наслаждался ощущением свободы, которое возникает при купании голышом. Когда я вышел и стоял, обсыхая, то с неудовольствием обнаружил, что Инга беззастенчиво и с видимым интересом рассматривает меня. Я покраснел.
   - А ты ничего, - еще поиздевалась Инга, расплачиваясь за свое недавнее смущение. - На, - протянула она мне полотенце, - вытрись, одевайся и не красней как институтка.
   Положительно, эта девушка поставила себе цель извести меня. Я оделся.
   - Жалко, что я встретила тебя, Иван, - сказала Инга. - Трудно мне теперь. Ты первый из нормальных людей отнесся ко мне ... А, да что говорить! - махнула она рукой. Я сел рядом:
   - Подлечишься, как жить собираешься?
   - Не знаю, Иван. От полетов меня, наверное, отстранят, нет мне веры. Меня повернутой считают.
   - А в космос хочешь?
   - Спрашиваешь! И дело не в одиночестве. Мне и здесь подходящую работу найдут. Молчание звезд. Ты же знаешь.
   Да, я знал. Это понятие родилось в среде дальних разведчиков, и остальные относились к нему скептически. Дело в том, что ВСЕ корабли, кроме наших, в космосе инородные тела, это, конечно, определяется лишь ощущениями тех, кто в них находится. Для ВСЕХ, кроме нас, корабль фактически тоненькая скорлупка, защищающая от враждебного космоса. У нас не так. Иногда, в одиночестве сидя перед пультом управления, вдруг чувствуешь Молчание звезд. Кажется, они молчат вместе с тобой, рады бы поговорить, но видят, что тебе взгрустнулось и они вместе с тобой. В такие моменты наиболее полно ощущаешь себя не чужаком, а частью, маленькой, но необходимой частью Вселенной.
   Я помолчал и вдруг ляпнул:
   - Полетишь вместе со мной?
   Инга встрепенулась и испуганно взглянула на меня:
   - А можно?
   - То есть?
   - Ну, мое лицо тебе ...
   - Перестань! - оборвал я ее. - Как ты мне надоела со своей мнительностью.
   - А меня отпустят?
   - От кого это зависит?
   - От главного врача, он - невропатолог.
   - С волосатыми пальцами, - добавил я.
   - А ты откуда знаешь?
   - Я, брат, все знаю, - засмеялся я. - Летим к нему.
   - У-у-й! - Инга прижала сжатые кулачки к щекам.
   Так как на корабле дезинфекция шла полным ходом, то воспользоваться олаходом не представлялось возможным. Мы полетели на одноместном глайдере Инги. Мощность его двигателя позволяла везти хоть пятьдесят человек, но место было одно. Мы втиснулись в кабину, сидя полубоком к друг другу. Я вынужденно обнял Ингу за плечи. Она отворачивала голову и глупо улыбалась. Но моя рука блаженствовала.
   С главным врачом ничего не получилось. Мне сразу не понравился этот толстый волосатый мужик. Как только он уразумел о чем идет речь, тут же потребовал, чтобы Инга вышла. После он повернул свою рожу ко мне и зашипел:
   - Вы в своем уме, молодой человек?
   Так как я и сам не был вполне уверен в утвердительном ответе на этот вопрос, то не стал возражать.
   - Ну, я понимаю, - продолжал врач, - вы с ней вынужденно провели некоторое время. Но добровольно? Что мне вам объяснять! Вы не хуже меня изучили ее лицо. Нет, вы ненормальны, да и все дальние разведчики тоже. Я еще доберусь до всех вас! И еще, Инга больна. Одним словом, категорическое нет!
   "Сам ты псих!" - подумал я, встал и направился к двери. И тут он сказал:
   - Учтите, юноша, что если вы попытаетесь ее похитить, у меня хватит полномочий вернуть вас и отстранить от полетов.
   Вот это он сказал лишнее, не следовало это говорить, это я и без него знал, не следовало грозить.
   Я вышел и сказал: "Пошли, Инга, нам здесь нечего делать". Обратно летели мы молча. Все обошлось, думал я, ну ляпнул сгоряча, но теперь моя совесть чиста. Вот и хорошо. Правда, Инге плохо - поманили пряником, а потом не дали. Но что ж поделаешь? Закон. Все правильно. А Инга плакала. Инга плакала!
   Когда мы вошли в бунгало Инги, я спросил:
   - Сколько тебе надо времени, чтобы собраться?
   - Иван! - вскрикнула Инга. - Тебя отстранят от полетов!
   - Ты не ответила на вопрос, - процедил я сквозь зубы.
   - Пять минут.
   - Быстро!
   - Если тебя отстранят, а меня - нет, я тоже не буду летать.
   - Вот уж нет! - взорвался я. - Будешь! Я сказал!
   Пока Инга собиралась, я думал: "Как пить дать отстранят, да еще и пожизненно. Зато я не предал Ингу. А это ей, ох, как нужно! Ради этого стоит пострадать. Каждой женщине необходим верный рыцарь, особенно Инге."
   Раздался вызов стереовизора. Я выхватил сумку у Инги из рук, выкинул ее за дверь, усадил Ингу в одно кресло, сам плюхнулся в другое, закурил и нажал кнопку ответа. На все у меня ушло семь с половиной секунд. Так и есть, вызывал врач.
   - Вы еще и курите, - заявил он, как будто иного и не ожидал.
   - Исключительно, чтобы оправдать свою репутацию в ваших глазах, - самым приятным образом улыбнулся я.
   Он не удостоил меня ответом.
   - Инга, - обратился он к девушке, - чтобы мне было спокойнее, пока этот тип не улетит, посидите здесь и не выключайте стереовизор.
   - Ну, уж нет! - воскликнула Инга. - Я его провожу. Вас это не касается.
   Врач неохотно согласился:
   - Хорошо. Сколько вам необходимо времени?
   - Полчаса, - ответил я.
   - Ладно, через полчаса я проверю, - физиономия исчезла.
   Мы взлетели. Уже не было смысла скрывать факт побега, и я вызвал доктора. Когда его голова появилась на экране, я левой рукой привлек к себе Ингу, а правой показал ему большую дулю. Врач аж засветился от ярости. "Ну хорошо же!" - только и вымолвил он.
   Через пятнадцать минут меня вызвал Генрих Гроссман - командующий противокосмической обороной сектора, к внешней границе которого мы приближались.
   - Ты что там начудил, Иван? - после приветствия спросил он.
   Эх, Генрих, Генрих! С каким бы удовольствием я бы тебе все объяснил, но рядом сидела Инга, и я, дабы не обидеть ее, не имел на это права. Я крутился, изворачивался, делал такие тонкие намеки, что и сам их не понимал. Но Генрих - умница, он сопел, шмыгал носом, слушая мой лепет, внимательно - без малейшего усилия! - разглядывал Ингу и, когда я умолк, произнес:
   - Кажется, я тебя понял, Иван, хотя ты сделал все, чтобы заморочить мне голову. Как Генрих Гроссман, я одобряю твои действия, но, как командующий ПКО, вынужден отдать приказ о посадке.
   Я возликовал: Генрих понял, а какой-то там командующий меня совершенно не интересовал. Я ответил:
   - И как Генриху Гроссману, и как командующему я отвечаю категорическим отказом!
   - Ну что ж, - меланхолично заметил он, - иного я, пожалуй, и не ждал. Как командующий, в сложившейся ситуации я обязан принять все меры и перехватить тебя, но как Генриху, мне претит осуществлять перехват лично. Однако, учитывая, что ты не какое-то там хухры-мухры, а дальний разведчик первого класса, я пошлю на перехват нашего лучшего из лучших, нашего самого отличного, грозящего превратиться в величайшего аса.
   Я хмыкнул:
   - Только, Генрих, ты его проинструктируй получше и подготовь, чтобы не очень расстраивался потом.
   - Бесполезно, - мрачно ответил Гроссман и со злобой добавил. - Он такой отличник всяческих подготовок, что, прямо, печати ставить некуда.
   Тут я, кажется, допер и подмигнул Генриху, он едва заметно кивнул.
   Жизнь - это матрац. Черные полоски чередуются с белыми. Сейчас, наверное, пришла пора последней. Если бы на перехват вышел Генрих, я бы сдался без сопротивления. Все-таки боевой перехватчик не чета моему фрегату. Потом, сам Генрих за штурвалом, где мне с ним тягаться, он бы меня в бараний рог скрутил и на елку сушиться повесил. И, самое главное, я - противник Генриха, это вообще в голове не укладывается.
   - "Дромадер"! "Дромадер"! - раздалось из динамиков без включения изображения.
   Молодец парень, скрытно стартовал.
   - Проспал? - обратился я к кибермозгу.
   - Нет, - обиделся он. - На экран смотри, видишь?
   На дальней периферии пространства сканирования двигалась точка. Как только перехватчик отчетливо проявится на экране общего обзора, тут-то и начнется.
   - "Дромадер", я - РМ-1, как слышите? - донеслось в третий раз из динамиков.
   - Отлично слышу, РМ-1, - поспешил я с ответом.
   - Приказываю немедленно произвести посадку в пространстве 24 точка 2 точка 7, в зоне, обозначенной посадочными огнями. Повторяю ....
   - Можете не повторять, - перебил я. - Вас понял и отказываюсь.
   - Ввиду отказа объекта добровольно осуществить посадку начинаю перехват, - продолжало нестись из динамиков.
   А дальше этот РМ-1 сказал то, что вообще не предназначалось для моих ушей и, по крайней мере, было преждевременным:
   - Причальным службам через восемь минут двадцать семь секунд открыть силовой проход в зоне семь и приготовить причал два для меня и причал четыре для перехваченного объекта.
   "Ишь ты!- подумал я. - На психику давит. Ну-ну, мальчик, смотри шею не сверни".
   Я велел пристегнуться Инге, закрепился сам и начал следить за маневрами РМ-1. Делал он все грамотно: правильно выбрал упреждение, четко осуществил маневр перехвата, вовремя расправил ловушки-захваты, но отсутствовал в его действиях огонек, не было некоторого шарма, что ли, по которому узнается классный пилот. РМ-1 уверенно держал меня на прицеле.
   - Ванечка, - заныла Инга, - он нас поймает?
   -Цыц! - оборвал я и скорее для себя чем для нее добавил. - Пора!
   Я несколько менее энергично, чем следовало, выполнил первый каскад фигур высшего пилотажа. РМ-1 с некоторым трудом отследил меня, что было странно для легкого, верткого перехватчика. Я повторил маневр, убедиться - а не прикидывается ли соперник. Нет, с техникой пилотирования у него обстояло не вполне благополучно. "Что ж? Пожалуй получится, подумал я. - Следует проучит нахала за самоуверенность". Я заложил крутой вираж и, не выходя из гиперболы, как мог энергично закрутил второй каскад. Инга побелела, но вела себя молодцом: крепко сцепила руки и не пикнула. Затем крутанул первый и сразу третий. По окончании всей этой карусели мы с РМ-1 разлетелись в противоположные стороны, каждый в необходимом ему направлении - я в открытый космос, а РМ-1 на базу.
   - Вот и все, - улыбнулся я Инге, - теперь ему нас уже не догнать.
   Боевая тревога! - раздалась тревожная команда кибермозга. - Кормовым орудием РМ-1 по нам произведен залп корпускулярным веером неактивированной антиматерии.
   Вот подонок! Он не мог знать, что я обучил свой кибермозг по чуть заметному свечению ствола определять залп антиматерией, не мог быть уверен, что я не проморгаю залп, что, кстати, чуть не случилось. Этот тип сознательно шел на наше уничтожение. Его действия, конечно, полностью отвечали инструкции, но перехватывал он не чужака - своего! Все! Карьера этого парня в космосе окончена. Его не выкинут, нет, он сам уйдет, так как с сего момента никто ему не то, что руки не подаст - внимания не обратит, не взглянет, не заметит, как будто он пустое место. Но я считал себя обязанным отшлепать мальчика. До этого я его чуть за ушко подергал, а теперь отшлепаю.
   Неактивированная антиматерия тем неприятна, что не уничтожается космической пылью, а вступает в реакцию аннигиляции только при встрече с достаточно массивным телом и, если она не поразит нас, то уйдет в космос, и ищи ее потом и дезактивируй, чтобы кто-нибудь ненароком не напоролся. Поэтому для облегчения работы мусорщиков я крутанул "Дромадер" и прошелся под веером, нейтрализуя его, потом обернулся к Инге и, осклабившись, сказал: "Смотри!"
  
   Я ринулся на РМ-1. Для начала я вырубил ему двигательную установку, потом, у нас это называется удар по ушам, и в школе мы его отлично освоили, потом размазал по обшивке устройства внешней связи. Отводя душу, я еще немножко потрепал перехватчик, развернул к лесу, то бишь к базе, лицом к себе - задом и крепким силовым толчком отправил его к месту старта.
   Я связался с Генрихом и ознакомил его с результатами перехвата, попросив озаботиться приемкой незадачливого вояки, а то, неровен час, вмажется в силовую защиту.
   - Это непременно, - успокоил Генрих, - а за последствия учебы уму-разуму не беспокойся. Ты действовал в пределах разрешенной самообороны после залпа вполне можно было предположить, что парень свихнулся. И еще, спасибо тебе. Я замучился изыскивая предлоги, чтоб турнуть от нас этого отличника недорезанного, а теперь налицо полная профессиональная непригодность, - и физиономия Генриха озарилась хитрой улыбкой.
   - Не за что, - ответил я.
   - Счастливого пути!
   - К черту!
   Я отстегнулся, встал, потянулся, прошел в гостиную, сел за стол. За мной вышла Инга.
   - А что, Инга,- сказал я,- не испить ли нам кофею? По-моему заслужили.
   Инга подошла ко мне сзади, обвила мою шею руками, прижалась всеми костями своего лица к моей щеке и зашептала: "Спасибо, Ванечка". Моя щека от соприкосновения с костями не испытала восторга, но лопатки возликовали, ощущая высокую упругую грудь Инги. Я приподнял левую руку и тихонько провел ею по волосам Инги, нащупав маленькое ушко, в форме равнобедренного треугольника, перпендикулярно приставленного к голове. Инга отпрянула.
   - Что случилось? - удивленно обернулся я к ней.
   Инга сдавленно промычала:
   - Уши.
   - Ну и что? Давай говори сразу, чтобы покончить с этим, какие еще неприятные сюрпризы ожидают меня со стороны твоей внешности?
   Инга всхлипнула:
   - Это последний.
   - Отлично! - сказал я. - Значит, если меня и ожидают сюрпризы, то только приятные. Это обнадеживает.
   Вечером, за ужином, Инга спросила:
   - Скажи, Иван, когда мы вернемся, что тебе будет?
   - Попрут из космоса, с треском!
   - А под суд не отдадут за перехватчик?
   - Ты же слышала, что Генрих сказал. Не отдадут.
   Инга вздохнула:
   - Сколько я тебе неприятностей принесла, Ваня! Все из-за меня.
   - Опять? - нахмурился я.
   - Нет, сейчас по-другому говорю. Правда ведь, из-за меня.
   - Знаешь, Инга, скажу честно: неприятностей, конечно, тьма, хоть лопатой греби - складывать некуда. Но я отчасти рад, что встретил тебя. Ты добавила в мою жизнь перца. С тобой не соскучишься. Когда я буду на Земле жить, ты, возвращаясь из полетов навещай меня изредка. Ладно?
   - Угу, - грустно кивнула Инга.
   - И не бери в голову, - продолжал я, - не из-за тебя это. Будь на твоем месте любая другая девушка, я поступил бы точно так же, иначе перестал бы уважать себя.
   Последними словами я, кажется, совсем не обрадовал Ингу.
   Задание мы выполнили на удивление быстро, за пять дней. Наша легендарная пара ежедневно, в одно и то же время передавала повторяющееся сообщение. Не представляю, как оно, хоть и сильно искаженное, выходило наружу из коллапсара - это противоречило законам физики. Но не в этом дело. Если бы тот поисковый корабль задержался тогда, то не было бы и моего задания и всей этой неприятной истории. На пятый день мы из неискаженных кусков слепили как мозаику полный текст сообщения. Суть его сводилась к следующему. Ребята просили через полгода, к первому марта, прислать к дыре научно-исследовательский линкор. Они, то есть ребята, выскочат из гравитационной ямы и обо всем доложат. А сейчас они производят там разметку пространства. Видимость там, понимаете ли, плохая. Туман там, что ли?
   Мы отправились домой. Можно было, конечно, не торопиться. Но я решил не оттягивать то, чего все равно не миновать. Возвращение протекало невесело. Да и чего, спрашивается, веселиться?
   Однажды, уже перед скорым окончанием полета, я засиделся допоздна, желая непременно дочитать книгу. Инга ушла спать. Около двух часов я начал нестерпимо, с хрустом, зевать и подумал: "Да чего это я? Завтра окончу". Я уже улегся и начал придремывать, как раздался стук в дверь.
   - Войдите, - сонно промычал я.
   В проеме забелела фигура Инги в ночной рубашке до пят.
   - Случилось что-нибудь? - спросил я и закрыл глаза.
   Инга молча подошла и присела на краешек кровати. Я приоткрыл один глаз: "Ну чего?" Вдруг Инга откинула одеяло и нырнула ко мне в койку. Я обалдел. Она обняла меня, крепко прижалась, но голову старательно отводила назад.
   - Ванечка, - жарко зашептала она, - ты только не сердись, пожалуйста. Я люблю тебя. Сам понимаешь, это должно было случиться. Ты не бойся, мне ничего-ничего от тебя не надо. Я не буду приставать к тебе, мешать. Ты можешь жениться на ком хочешь, хоть на своей Ляльке.
   - Вот спасибо, - с чувством поблагодарил я - а то я все мучаюсь - надумаю жениться, а ты запретишь. Что делать? Хоть топись!
   - Я же все понимаю, - продолжала Инга, - ну какая я любимая с такой харей? У меня к тебе только одна единственная просьба. Только не сердись, ладно? Сделай мне ребеночка, пожалуйста. И все. А чтобы тебе не было совсем противно, я лицо себе полотенцем накрою.
   - Сдурела?! - взревел я как звероящер.
   Ингу ураганом вымело из постели. Она испуганно прижалась к противоположной стене и жалобно забормотала:
   - Ну вот, рассердился. А что я такого сделала? Ну, унизилась, попросила любимого человека переспать с собой. Ну и что с того?
   Я сел и уже спокойно продолжал:
   - Да, я не про это! Я про полотенце. Ты бы лучше броневой щиток предложила.
   - Ну, если ты настаиваешь ...
   - Нет! - возопил я и опять улегся. - Эта девушка меня угробит!
   Инга молчала. И тут, стекленея от изумления, весь обмирая, я услышал, как мой собственный поганый язык произносит следующие слова:
   - Слушай, Инга, выходи-ка ты за меня замуж.
   - Ты это серьезно? - не поверила она
   - Ну, послушай, разве я похож на человека, который решил так пошутить, да еще в два часа ночи?
   Инга изумилась:
   - Так ты меня любишь, что ли?
   Я крепко подумал:
   - Нет, пожалуй не люблю.
   - Ну ты негодяй! - возмутилась она.
   - Не люблю, но жить без тебя не могу.
   - Ничего не понимаю, - Инга подошла к кровати и села. - Не любишь, а жить меня не можешь. Не понимаю.
   - Да люблю, люблю, успокойся.
   - И ты это так спокойно говоришь? Если не врешь, то ты тюфяк какой-то!
   - Что же я, по-твоему, должен был сделать? - спросил я. - Заорать диким голосом, исполнить пляску каннибала перед съедением заклятого вкуснейшего врага, биться головой в стену? Слушай, поздно уже. Утром я тебе все продемонстрирую, по полной программе. Одним словом, думай до утра, выходишь ты за меня замуж или нет.
   - Точно, тюфяк! - пришла она к окончательному решению.
   - Инга, - взмолился я, - два часа ночи, давай спать, а?
   - Давай, - охотно согласилась она и вновь юркнула ко мне под одеяло.
   Утром я проснулся первый. Инга, положив голову мне на плечо, уютно посапывала. Она проснулась, сладко зевнула и... отвернулась.
   - Не надо, Инга, - мягко сказал я. - На всю жизнь не наотворачиваешься.
   Инга взглянула на меня, глаза ее светились радостью и огромной благодарностью. Я понял, что любящая и тем более любимая женщина может быть только прекрасной.
   - Что мы сейчас будем делать? - спросила она.
   - Родная моя, ты совсем не умеешь целоваться, я буду тебя учить, - и погрузился в ее полные губы.
   Днем мы совершили все необходимые формальности - необходимые при заключении брака в космическом пространстве - и заложили все в бортовую память. Инга спросила:
   - Ваня, неужели тебя все-таки выгонят из космоса?
   - Нет, - усмехнулся я, - теперь даже от полетов не отстранят.
   - Это почему? Какая разница между тогда и теперь?
   - Очень просто. Одно дело, когда вероломнейший злодей Иван Белозеров, совершив надругательство над перехватчиком противокосмической обороны, с помощью хитроумнейшего коварства похищает агнца божьего Ингу Коскинен, и совсем другое, когда неисправимый романтик Иван Белозеров, преодолевая все нешуточные препятствия, свалившиеся на него в виде бездушного перехватчика противокосмической обороны, убегает с любимой, самой прекрасной на Земле, девушкой, чтобы заключить с ней брак под вечным светом звезд. Усекла?
   Инга засмеялась:
   - Еще раз и по частям, пожалуйста. А тот волосатый доктор?
   - А его никто и не обвиняет, он ничего не знал о наших отношениях, а мы не обязаны ему докладываться, это наше, сугубо личное дело. Да в космосе и не такое случалось.
   - Неужели совсем не накажут?
   - Нет, почему же, строгий выговор влепят.
   - За что? - искренне возмутилась Инга.
   Я окончательно развеселился ее непосредственным переходом:
   - Формально за неподчинение приказам ПКО, а фактически, чтоб другим неповадно было. Ты, кстати, напрасно веселишься, тебе тоже выговор залепят.
   Инга открыла рот.
   - Очень просто. До сих пор ты была жертвой, а теперь соучастница. Да, - вспомнил я, - строгача я уже получал, так что мне гарантирован строгач с предупреждением.
   - А дальше? - поинтересовалась Инга.
   - Дальше? Дальше строгач со вторым предупреждением.
   - А дальше?
   - Строгач с последним предупреждением.
   - А дальше?
   - Да ты что! - возмутился я. - Поимей совесть. Сколько же нарушать
   можно?
   - Скажи, Ваня, а за что ты получил первый выговор?
   Я впал в мечтательное настроение:
   - Первый выговор - это, как первая любовь! За самоволку. Угадай причину.
   - На свидание сбежал.
   - Нет, это тривиально.
   - Просто так.
   - Это глупо.
   - На гулянку, на хоккей, к родителям.
   Я отрицательно качал головой.
   - Все сдаюсь.
   - На рыбалку!
   - Э... Ты рыбак? Никогда бы не подумала. А почему выговор, почему на губу не посадили?
   - На чью? - не понял я, но потом догадался. - А-а. Дисциплинарная комиссия была настолько ошарашена причиной самоволки, что дабы во избежание сразу выговор и вкатила.
   - А строгач за что?
   Это была давняя истории, еще на заре моей профессиональной деятельности и, вспоминая ее, я каждый раз заливался краской стыда, поэтому ответил коротко:
   - За лихачество на регулярных трассах.
   Деликатная Инга не стала вдаваться в подробности.
   Войдя в освоенную зону, я связался с Генрихом.
   - Привет, Иван! - поздоровался он.
   - Здорово!
   - Готовься, дружище. Собаки кидают задними ногами землю, ружья заряжены, ножи наточены, в управлении стон стоит: а подайте его сюда!
   - Это мелочи! - махнул я рукой. - Поздравь нас, Генрих, мы поженились.
   - Поздравляю! Тебе повезло с женой, поверь мне. Вас, Инга, я поздравляю с некоторыми оговорками: вам достался редкостный оболтус.
   - А ты ...
   - Нет, не удивляюсь, я предполагал это.
   - А ...
   - Это же неважно, Иван. У меня сохранилась отличная литография моей прапрапра..., черт ее знает, какой прабабушки, баронессы фон Мангсфельд. Жила в пятнадцатом веке. Так вот, по сравнению с ней Инга ангел во плоти. Десять мужиков дрались из-за бабки на дуэли, восьмерых ребятишек родила от четырех мужей. Поверь мне, внешность, особенно лицо, далеко не самое главное.
   - Простите, - вмешалась Инга, - но вы меня совершенно не знаете, почему вы уверены, что Ване повезло?
   Генрих улыбнулся:
   - А вы этого не хотели бы? Ваша женитьба - единственный выход, при котором никому не грозило изгнание из космоса.
   Я долго думал над оговоркой Генриха и пришел к следующему выводу. Конечно, это не более, чем домыслы, но все-таки. Кого еще имел в виду Генрих, когда говорил об изгнании из космоса, кроме меня? Ингу? Нет. Ей в любом случае это не грозило. Только себя. Генрих, человек великой души и доброго сердца, сразу решил: если я по дурости подчинюсь приказу и сяду, то он, уж не знаю как, выпихнет меня обратно. Но в этом случае, женился бы я, не женился на Инге, для его судьбы это не имело значения. В любом варианте - позорное изгнание. Спасибо, Генрих! Хорошо, что есть на свете такие люди, как ты.
   - Ваня, - спросила меня Инга, когда мы уже подлетели к Земле, - а не будут говорить ...
   - Будут, Инга, - перебил я и тяжело вздохнул.
   Гадкая тема, но ее было не избежать.
   - Будут. Про меня, что я воспользовался твоей внешностью, задурил тебе голову и, чтобы избежать наказания, женился. А про тебя, что ты, используя мое безвыходное положение, женила меня на себе. Будут или про тебя, или про меня, но, что интересно, никогда сразу про обоих. Будут говорить дураки и злые люди. Их мнение мне безразлично, тебе, думаю, тоже. Главное, чтобы ты так сама не думала и никогда вдруг не подумала, как бы не нашептывали.
   - Ванечка, единственный, да как же я могу подумать такое про тебя, если люблю!
   Инга отделалась строгачом, а мне вкатили сразу с последним предупреждением. Стива меня успокоил:
   - Ерунда, потом будет еще самое последнее предупреждение, потом - самое, самое, ну и так далее, ряд бесконечен.
   Когда я сказал ему, что женился на Инге, он начал:
   - Да ты, брат, ...
   "Ну вот, - с тоской подумал я, - и этот сейчас про ненормальность скажет". Но Стива совершенно неожиданно закончил:
   - Да ты, брат, не так прост, как кажешься.
   Не иначе, как с Гретой поругался. Лялька отнеслась к свершившемуся факту абсолютно равнодушно, лишь бросила: "Мучайся, дурак!"
   А я не мучился, я был счастлив. Летали мы с Ингой вместе. Летали жадно. Лечили звездное бешенство, испытывали гиперпространственные двигатели, будь они неладны! Но это уже другая история. Только дважды Инга осталась на Земле. Первый раз, когда ждала нашего сына. Я тогда полетел один, и чуть с треском не провалил элементарное задание по провешиванию трассы в новую часть пространства. Отвык работать один. Поэтому, когда Инга ждала дочь, я остался вместе с ней. Я ведь почему тогда почти не справился с заданием - скучал очень!
   Генетики наконец разобрались с мутациями "Аллегро-6". Однажды Инга обрадовала меня:
   - Завтра иду на операцию.
   - На какую? - удивился я.
   - На пластическую, рожу исправлять себе. А то уже Васька пугается.
   Васька - это наш сын. Я усомнился:
   - А надо ли? Так ты Инга, а изменишься - я и не узнаю тебя.
   - Узнаешь. Вот, смотри, какая я стану, - она протянула голограмму.
   Действительно, каждая черточка чуть-чуть изменена. Инга осталась, а уродство исчезло. Красавицей ее назвать было нельзя, но вполне симпатичная женщина.
   - А все остальное как? - спросил я.
   - Нет, ничего не изменится, только голова.
   Я уцепился за последнюю возможность:
   - А мозги?
   - Да иди ты! Ты что, против?
   Я честно сознался:
   - Да!
   Инга удивилась:
   - Почему?
   - Видишь ли, в чем дело. До сих пор, из-за твоего лица, мужики от тебя шарахались. Теперь же, учитывая твою бесподобную фигуру, отбою не будет. Ты ошалеешь. И мне придется неотступно охранять тебя, иначе уведут.
   Инга рассмеялась и охотно согласилась:
   - Ошалею. Ничего, побегаешь.
   И вот сейчас я сижу дома. Минут через сорок вернется Инга после операции. А я предаюсь бесплодным размышлениям о великих возможностях человеческого мозга. Специалисты утверждают, что мы сейчас используем эти возможности процентов на двадцать, что мозг, там, внутри, втихаря от нас, совершает колоссальную работу. Он может даже, обрабатывая временной континуум, проникать во времени в прошлое и в будущее и извлекать из полученной информации пользу. В связи с этим, меня занимают, мучают два почему. Почему тогда, давно, когда я обнаружил потерпевшую катастрофу Ингу, он мне не подсказал, и я не согласился на предложение Инги отдать ей часть своего бортового запаса, и не бросил ее? И второе. Почему, когда я впервые увидел кошмарное лицо Инги, он, негодяй, притворившись очумевшим, высветил единственную яркую мысль: "Эта девушка должна стать моей женой!" Почему? А?
  

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"