Чашка горячего чая, заваренного из лепестков смородины и мяты, и, в лучшем случае, два ломтика засохшего черного хлеба составляли Никиткин завтрак. Денег катастрофически не хватало, но почему-то именно сейчас это стало ощущаться так сильно. Телефон уже неделю как отключили за неуплату, через несколько дней обещали отключить и свет. Атмосфера полной безнадежности и пустоты пронзила уже, казалось, каждый уголок этой однокомнатной малосемейки, этой каморки, этой будки, которая для Никитки бала всем. Только сидя в четырех стенах своего ничтожного мира, он мог чувствовать себя свободно и легко, и в такие редкие для его жизни минуты, он даже дышал по-другому - ровно и необыкновенно спокойно.
Звон, исходивший от ложки, невольно касающейся стенок кружки, был единственным звуком, нарушающим это мертвую тишину. Вдруг и он затих, из кухни раздался Никиткин кашель, раздался и затих, и опять эта уже до боли противная тишина взяла в свои теплые и нежно-молчиливые объятья это маленькое пространство крохотной конуры. Теперь только дыхание, это тяжелое дыхание, человека, уставшего дышать, прерывало всеобъемлющую и всепоглощающую власть тишины.
Никитка медленно поднес руки к лицу и быстрыми хаотичными движениями стал вытирать слезы, обжигавшие ему лицо. Измятая газета, прочитанная уже, казалась, миллион раз, невольно упала с кухонного стола.
- Ничего, опять ничего, - произнес медленно Никитка. - Ничего...
Вдруг кто-то постучал в дверь, но у Никитки не было ни желания, ни сил даже на мгновение поднять глаза и посмотреть на того, кто почему-то захотел заглянуть к нему в гости. Дверь со страшным скрежетом приоткрылась и в комнату зашла Василиса Митрофановна. На Никиткином лице невольно появилась улыбка, он все же был очень рад тому, что хоть кто-то из толпы безмолвно проходящих мимо его жизни людей, очень редко, но все же вспоминал о нем.
- Ну, чего опять расселся, сынок, пара бы уже и на улицу тебе. Двадцать восьмой год, а тут парень такой пропадает!- хриплым старческим голосом промолвила бабка.
- Пропадает, все вы шутите, пропал уже, пропал уже Василиса Митрофановна, ну кому я теперь без ног нужен, не мужик я уже, а так ноша на чужую шею...
- Нужен, нужен, вон я с Федором договорилась, они на лето с женой да детишками на дачу уезжают, а в театре на замену некого поставить. Так что, сынок, собирайся, да завтра с Федором на работу пойдешь, он тебе покажет, где там какие лампочки переключать надо.
2.
Эта ночь казалась вечной, ничего в его жизни еще не длилось так долго. Никитка считал минуты секунды, а они казались вечностью, непреодолимой нескончаемой вечностью, во власти которой он находился. Иногда ему казалось, что время остановилось, остановилось и замерло, а он, настолько слабый и маленький, не может помешать ему. Потом Никитка уснул, потом опять проснулся, какие-то странно страшные сны снились ему, он переворачивался с бока на бок, ему снилось, что он опять бегает, что у него опять ноги, потом эта страшная катастрофа и ног опять нет...
3.
Будильник. Утро. Солнце. Солнце, необычайно теплое и ласковое солнце, лучи которого скользили по Никиткиной подушке. Он медленно открыл глаза, встал с кровати, умылся и сел за стол. Комната опять была наполнена тишиной, но уже какой-то томящейся, казалось, все ждало чего-то, что предчувствовалось, что-то необыкновенное летало в воздухе. В комнату зашел Федор, и они с Никиткой направились в театр.
Такого восторга Никитка уже давно не испытывал, разве, что только в церкви, только там его обычно охватывало это благоговение. Федор что-то объяснял, показывал какие-то странные кнопки, на которые надо нажимать, рассказывал о функционирование прожекторов, о важности света в театре. Никитка слушал, но казалось, что он ничего не слышал.
- Вскоре начнется репетиция, я тебе все наглядно и покажу, что бы уж наверняка, уеду а-то, и душа болеть не будет, что ты тут чего-нибудь не так сделаешь.
- Дед Федор, а можно я сейчас сам попробую.
- Ну, давай, сынок, только я тут посмотрю за тобой.
Репетиция началась. Занавес медленно начал подниматься. Никитку вдруг стало охватывать какое-то странное чувство. "Я творец!" - вертелось у него в голове. "Теперь только от меня зависит, будет ночь на сцене или день, сколько я могу теперь. Я, я маленький Бог этого большого божественного царства. Я теперь все могу, здесь никто не видит, что я инвалид, что я немощный, что у меня нет ног, здесь я все могу, здесь все в моей власти".
Прошла неделя. Теперь жизнь действительно казалась Никитке живой, казалась жизнью. Он жил, он дышал, он даже не знал что человеку так мало нужно для того, чтобы почувствовать себя человеком, почувствовать себя счастливым. Вот и во вторник он сидел в своем "кресле творца" и ждал начала очередной репетиции.
Вдруг, в дверь его маленького, всеобъемлющего мира постучали, но это казалось совсем обыденным, и Никитка даже не обратил на это внимание. Теперь он уже не вздрагивал как раньше, теперь к нему часто заходили хореографы, постановщики, обговорить освещение, электрики, технички. Но сейчас в будку к нему зашла какая-то незнакомая девушка и сказала, что хореограф заболел, и освещение им придется сегодня обсудить вместе. Сначала они и в правду говорили об освещении, потом просто разговаривали, шутили. Никитка узнал, что Анюта - актриса, но иногда и участвует в различных хореографических номерах, а Антонина Михайловна, хореограф - ее хорошая подруга.
4.
Премьера пьесы должна была состояться завтра, и сегодняшняя репетиция была особенно важна. Никитке охота было, чтобы сегодня освещение было особенным, невероятным, живым, что бы оно тоже играло свою незаменимую роль...
На освещение, конечно, мало кто обратил внимание, а некоторые категоричные личности сделали даже несколько замечаний, то много красного, то слишком тускло. Но Никитке казалось, что они все не правы. Разве они не видят, что тот задний план плохо освещен, что тех актеров вторых ролей зритель может расценить, как это часто и случается, как простую массовку. А ведь это совсем не так, ведь они актеры, и Аня, она тоже была на втором плане...
Какое-то странное возмущение настигло Никитку. "Это мой мир света: прожекторов и фонарей - мне лучше видно, и игру актеров мне лучше "с высоты" видно. Постановщики!!", думал он про себя. Весь в своих мыслях он и не заметил, как немного приоткрылась дверь и в каморку заглянула Аня. Внезапно Никитка со злостью отодвинулся от стола, колесо инвалидной коляски наехало на беспорядочно разбросанные провода и если бы Никитке не удалось ухватиться за стоявший рядом стул, то коляска бы перевернулась...
В щелочке двери уже никого не было. Слышно было только, как кто-то быстро и суетливо спускается по лестнице...
Дыханье Никитки было такое быстрое, что казалось, сердце вот-вот выскочит из его груди. Не успей он схватиться за стул, и кресло бы неизбежно упало на пол, заваленный различными фонарями, гайками, ключами, и, не дай Бог, голова его налетела бы на что-то, и все.... Казалось, вся жизнь пролетела перед его глазами, и почему такой сильный страх овладел им. Он никогда, никогда не боялся потерять эту гнобившую его действительность, это все, все то, чего он никогда не имел, все то, чего он никогда не чувствовал, никогда. Неужели эти несколько недель так изменили его жизнь? И эта Аня, которую он знал несколько дней....
Почему все так повернулось, перевернулось. Неужели им овладело это странное чувство, ощущение жизни, его настоящей жизни. У него ничего и никого никогда не было, но это "ничего и никого" казалось теперь таким родным, и таким необходимо нужным. И этот мир, мир его иллюзий и фантазий, его понарошечный мир, теперь казался ему настолько настоящим. Никитка медленно закрыл глаза, и, по его щекам потекли слезы, и он чувствовал эти соленые, настоящие слезы и они жгли ему лицо, и скатывались так медленно- медленно, что казалось, они вот-вот застынут.. Он глубоко вздохнул...
В рубку зашла уборщица.
-Никит, ты, сынок, уже освободился? Я уже везде полы протерла, вот только твоя рубка осталась.
- Да, да, Антонина Павловна, сейчас уже домой собираюсь.
-Ты чего-то долго сегодня. Работа нравится или как у меня, нравится, но вот один черт много ее, проклятой, и домой бы пораньше, а нет, еще там помыть, да там.
- Нравится...,- сказал Никитка и медленно повернул коляску к двери
-Да ты сегодня грустный какой-то, чего случилось?
- Устал я...
Приехал домой Никитка уже затемно. Как-то бездумно разделся, лег в кровать и уснул.
5.
Ночь пролетела как-то особенно быстро, и в это утро Никитка проснулся очень рано. Хотя театр от его дома находился очень близко, и чтобы добраться до него Никитке обычно требовалось пять минут, сегодня, в день премьеры, он решил, что выйдет за час. Он должен был обязательно проверить исправность всего, еще раз поговорить с постановщиками, хореографами, актерами.
Все получилось именно так, как он и хотел. Сегодня перед премьерой он чувствовал себя в центре внимания. Практически все, кто заходил к нему что-то уточнить, благодарили его за то, что он пришел рано. И в эти минуту Никитка ощущал свою нужность, нет, даже необходимость.
Занавес медленно начал подниматься. И вот он опять - "Бог своего мира". Его глаза заблестели невероятным блеском. Ему казалось, что сейчас все зависит только от него, и он уже не та банальная посредственность, которой он был несколько недель назад. Нет!!! Нет, теперь он "Творец", он "Необходимость".
На сцене начало разворачиваться действие. Казалось, актеры не играли, а действительно вжились в свои роли. Это было потрясающие.
Но для Никитки главными героями в том момент были он и Аня. Казалось, все растворилось вокруг них, вертелось вокруг только них.
-Она прекрасна, - пробормотал Никитка.
Она играла роль, но одному Богу только известно как Никита бал рад слышать ее голос и как ему хотелось в тот момент кричать на весь свет о том, что он счастлив, безумно счастлив...Ему казалось, она играла для него, только для него одного. Как в тот момент он хотел быть тем лучом света, что скользит по ее следам, так робко и невольно дотрагивается до ее ступней, прикасается к ее ногам. Он замечал каждое ее движение, даже малейшее колебание ее ресниц, соединение губ, и ее улыбку...
6.
Премьера удалась. Многие зашли и благодарили Никитку, говоря, что лучше освещения и придумать было нельзя. Ани не было. Она не зашла и на следующий день, и через три дня. Через неделю от Антонины Михайловны он узнал, что Аня вот уже год встречается с молодым человеком, и, вскоре, они собираются пожениться.
7.
Последние две недели Никитка был сам не свой. Вот уже и дед Федор приехал, и они вместе ходили на работу, а Никитка по-прежнему был какой-то растерянный. Потом и совсем редко стал появляться в театре, а по ночам все мечтал быть тем самым лучом, и скользить по ее следам...
Утром Аня, как обычно, пришла на репетицию, на столе в гримерке лежала записка:
"Знаешь, в мире нет ничего прекраснее любви и твоей улыбки...
Ну вот, моя хорошая, вот я разговариваю с тобой.... Ни какой дурной слух, ты должна мне верить, никогда ни на минуту, нет даже ни на мгновение, не сможет поколебать моих чувств к тебе. Прости, прости меня, я умоляю, прости за то, что я появился в твоей жизни и за то, что я так сильно и безнадежно люблю тебя, а за это, я знаю, я должен просить у тебя прощения на коленях.... Поверь, я ни в чем тебя не виню, нет, да и вообще какое я имею право, тебя в чем-то обвинять. Я виноват, и сейчас я умоляю тебя простить меня, простить и хотя бы редко, но вспоминать о том, что на этом свете есть человек, для которого весь мир - это ты.... Ведь ты будешь вспоминать меня? Я знаю, и это, т.е. я не имею никакого права тебя о чем-то просить, но умоляю, выполни, только эту последнюю мою просьбу...
22.10."
8.
Никита в театре больше не появлялся. О судьбе Ани ему было ничего не известно.
Он начал пить. От безнадежности, оттого, что ног нет, от ненужности. Еще долго его терзала мысль о том, что не будь он инвалидом, то он обязательно добился бы ее, и все у него было бы по- другому, и жизнь у него была бы другая.