Сначала вся колония несовершеннолетних правонарушителей, "малолетка", хотела затеять "бузу". А получилось всё совсем наоборот -- "азуб"! Та же "буза", только прикольная...
А теперь всё по порядку.
Две будущие "англичанки", студентки почти уже четвёртого курса Иркутского пединститута иностранных языков Таня Новикова и Ира Фёдорова робко /были на то причины/ вошли в кабинет декана. Они пришли за направлением на летнюю производственную практику по теме "Педагогика".
Педагогика - это, как бы по-простому сказать, методика воздействия на ученика, не применяя при этом матерщины. И тем более -- физического насилия. Индивидуальный подход, вроде этого...
- А вы, как гордость нашего института, - язвил декан, - спортсменки, комсомолки и к тому же красавицы, направляетесь на педагогическую практику в колонию для несовершеннолетних пресс-туп-ни-ков, - нажал он на последнее слово для трагизма ситуации. - Практика засчитывается вдвойне -- "за вредность"... За вашу вредность, в основном. Вы знаете, о чём я говорю. С вами, спортивными девушками, сладу нет. Если бы не ваш комсомол, который вам, в общем-то, до тёти Фени, отчислил бы я вас уже давно! Должен отметить однако, что вы девчонки очень неглупые, способные, но... педагогика -- это не ваше. Спорт и педагогика не дружат, такое у меня сложилось мнение. Вот и проверьте себя на экстремальном, я бы сказал, поприще... Денег, правда, в этой системе вам не полагается. Оплачивает институт только дорогу туда и обратно. Ну, кормить вас там, наверное, будут... тем же, чем ваших учеников. Вам же лучше - не растолстеете!..
Ага! Опять Дэк "пролетел": на зэковских кашах Таня и Ира наели такие фэйсы и попы, что тренер упал в обморок и тут же посадил их на "мокрую" диету.
Сколько раз грозил декан отчислить "гордость института" за систематические опоздания, прогулы, связанные с "этим вашим спортом", и, как следствие прогулов, "хвосты". Ибо иностранный язык нахрапом не возьмёшь, язык усидчивости требует, усердия, прилежания. Даже послушания, если хотите! Ничем этим ни Таня, ни Ирина не обладали. Зато у них был задор молодого безотчётного оптимизма и бесстрашие перед проблемами!
Случай подвернулся воздать сполна этим шибко гордым зазнайкам из сборной области по большому теннису! В Качугский район поедут, в верховья реки Лены, в самую глухомань, куда ведёт одна дорога - Александровский тракт.
Место там, в селе Александровском, - историческое и по-своему знаменитое: царская каторжная тюрьма, в 1873 она стала - уголовной. В 1889 году - пересыльной и сразу знаменитой на всю Россию.
А в советские времена все функции пенитенциарной системы слились в этой тюрьме воедино, потому как почти у всех была одна статья УК, пятьдесят восьмая... Потому и - "Централ!".
Оттуда не убежишь и там не забалуешь... И теннис там никакой не нужен, ни большой, ни малый... (В этом Дэк здорово ошибся!)
Возразить было нечего. Дэк был не просто прав во всех отношениях, он ещё многого и не знал! Староста курса, свой парень в доску, покрывал как мог прогулы и загулы. Так это же даже лучше для здоровья Дэка.
У Иры в общаге на стенках комнаты висели приколы:
"Меньше знаешь - дольше живёшь!" (вариант - лучше спишь!), "Знания умножают печали. Библия" и чертеж -- круг, внутри надпись "Знания", по периметру надпись "Непознанное" и пояснение: "Увеличивая круг познания, увеличиваешь периметр непознанного". Дэку стоило бы почитать...
Во-о-о-т она где, эта самая "воспитательная" колония и при ней -- "Спецшкола для несовершеннолетних правонарушителей"! "Малолетка".
Вот туда-то и получили девоньки направление "на исправление"!
Как ни странно, но после разговора с Дэком девчонки завелись: "А, была не была! Пусть - авантюра! Кстати, по-английски adventurer - отважный путешественник, искатель приключений!"
В двадцать лет опыта нет, но есть то, чего потом не хватает всю жизнь. Беспечность - золотой удел только молодости, а в молодости - вся жизнь, как говорят французы!
За образцовую "совковость" Таня Новикова терпела своих родителей на уровне "врач-больной", в полемику и споры с ними не вступала, жила своей жизнью. Окошком в мир стал большой спорт, теннис, тогда ещё не взлелеянный царственными ханжами. Родители (мама - радистка в Речном пароходстве, папа всю жизнь крутил "баранку"), как водилось тогда, пахали каждый на двух работах и счастливы были необыкновенно тем, что двадцатилетний срок ожидания в очереди на автомобиль совпал с накопленной к тому времени суммой, ну и скоро у них наступит эра Аб-солютного счастИя и благоденствИя. В виде собственной новенькой "копейки"!
Дочь поступила в институт сама, а что там делают, в этом институте -- гнезде разврата -- родителям лучше не знать. По той самой теории о знаниях, которые порождают печали.
Один к одному было и у Иры Фёдоровой. На этой почве и сошлись боевые подруги по теннису, мальчикам и добыче шмоток у "фарцы"...
Мальчики старших курсов уже стажировались за границей, из них готовили будущих переводчиков. Они-то и привозили. А ещё учились иностранные студенты, те торговали шмотками напропалую, не скрываясь.
Ира была не городская, из области, имела место в общаге, что очень устраивало Таню. Она неделями не появлялась дома, ночевали с Иркой на одной кровати - "валетом"...
Долетели на "кукурузнике" местного сообщения до райцентра Качуг без проблем... Ха! Но на то и Россия, чтобы всегда были проблемы, а мы их героически преодолевали, ощущая при этом свою необыкновенную значимость и вес! И проблема возникла на переправе через реку Лена.
Паромщик Константин Данилыч на том берегу брал оплату за провоз "борзыми щенками", то бишь самогоном, матрос-кассир на пароме отсутствовал по причине сезонной работы без выходных, и его обязанности, как и обязанности моториста, исполнял сам Данилыч, что его вполне устраивало: получал за троих. Данилыч принял чарку-другую на каком-то из берегов, теперь не упомнишь, но застрял (свален первачом, во качество!) на этом берегу. Он грамотно вывесил табличку: "Перевоз закрыт по техническим причинам" и технически вырубился в роскошной кладовой для тросов. Потому в кладовой, что на последнем вздохе пожаловал свою капитанскую каюту двум настырным и наглым девицам в лице этих самых студенток.
Эх, молодёжь! Самогон выпили с ним, не морщась. И им хоть бы хны! А он-то... Слушать о себе матерщину с обоих берегов сил нету, решил: пойду лягу. А ещё, блин, наобещал девкам найти им назавтра телегу. Там ведь шестьдесят вёрст до лагерей... По Лене-то оно сподручней, да где бензин халявный найдёшь на подвесник? Нужна "валюта". Таковая, правда, всегда имелась у Константина Данилыча под диванчиком. На случай "декохта", то есть полного отсутствия присутствия. Денег, конечно, и её, родимой. Бродила пока!
Валюта тут - "пузырь" или мешок картошки! А вместе эти две российские валюты на столе -- это ж необъяснимый для иностранцев момент истинно российского счастия!
Биография Константина Данилыча Побожего уместилась на двух его запястьях, клеймённых для чисто своих, понимающих людей: на левой руке - якорь, КТОФ /Краснознамённый Тихоокеанский флот, если кто не врубается/ и КОСТЯ. Это - светлая часть Костиного жития. На правой руке - восходящее солнце и кольца на пальцах сообщали о том, что Костя далеко не лучшую часть жизни "отдыхал" как раз в тех краях, куда двигались девчата, -- в лагерях на берегах реки Лены.
Этим и объяснялась особая симпатия Данилыча к девчатам, когда он поделился с ними не только кровом /уступил свой диван/, но и последней бутылкой самогона, что называется, сходу!
- Если кто собирается жениться, - рассуждал Данилыч, как хлебосольный хозяин, одаривая девчат житейскими премудростями , - то жену надо брать непременно из местных! Бурятку! Как у меня! Честный и добрый народ буряты. Упаси Бог брать приезжую городскую, а хуже некуда -- столичную! Она - как бетономешалка: что в неё не кидай, назад один скрежет! Они все алчные, стервы! - Данилыч затеребил давно не стриженую, смоляную шевелюру с проседью на висках загорелой, мозолистой лапой: разволновался при воспоминании о столичных женщинах, схватился за беломорину. Наверное, было от чего волноваться...
- С тех пор, как освободился, так здесь и остался! А куда ехать? Вокруг -- если не дурак, умный, тогда подлый! Норовит на тебе проехать, тебя обжулить, чем и гордится. Вот тебе и заповедь "не укради". Меня вот во Владивостоке столичная вербота обобрала до нитки. Пришёл из полугодового рейса, деньги за рейс она получила по аттестату, ну и её след простыл. Сняла, конечно, все деньги с книжки, на её имя, дурак, вкладывал "для сохранности", говорила, чтоб, значит, не пропил! И даже сингапурские ковры со стен поснимала... Оставила записку: "Извини, ждать не умею и не хочу, не ищи". Вот мы тут живём в таком запустении, что красть не у кого и нечего... Тут эта заповедь "не укради" соблюдается. Да говорю ж: народ местный тут был хороший. Да куда подевался? Деревни стоят брошенные, пустые... Вдоль всей Лены брошенное жильё. Старые умирают, молодые убегают на заработки в города и другие края.
Рано утром девчонок разбудил страшный грохот. Это Данилыч запустил свой двигатель "Шенебек", которому было столько же лет, сколько самому Данилычу -- более сорока.
Могучая Лена в этом месте представляла собой широкую, но мелкую протоку, где к концу лета было всего воробью по колено, однако просто так на телеге или там на машине не проехать, дно каменистое, неровное, с омутами. Без парома, а стало быть без Данилыча, не обойтись. Вот такой он знаменитый на всю Лену - Данилыч.
Небольшие плоскодонки до Качуга ещё ходили, а большие - только до Усть-Кута. С него и начинается Большая Лена!
Константин Данилыч сводил девчонок "на ведро" (реку Лену пачкать нельзя, на всех четырёх с половиной тысячах километров народ пьёт ленскую воду безо всяких очисток, а скот запускает только в старицы-озерца), налил им по стакану своей брусничной настойки "вырви глаз" из ведёрной бутыли, для опохмелки, и позвал наверх, показать себя в деле.
--
Там, где вы будете школярить, мой бывший командир БЧ-Раз (штурманской боевой части) на атомной подлодке замом работает. Зовут его Пищулин Толя, Анатолий Фёдорович для вас. Очень душевный человек. За что и поплатился, помполит-нелюдь Соцкий на Анатолия Фёдоровича "стучал" без устали на базу... Видимся редко, но приветы и гостинцы друг другу посылаем. Скажете ему: "Мы от Данилыча", и он вас встретит как родных. А я ему весточку про вас кину, знаю - как: через капитанскую радиосвязь!
Данилыч, воздев корявый палец вгору, погордился морской выучкой и продолжал "выучку" студенток:
- "Малолетка", девчата, они хуже взросляков, хуже даже, чем женская зона! Понятий у них нет. Кто с тяжёлой статьей да поумнее из пацанов, те не выпендриваются, тянут до ухода на взрослую зону. На взрослой, чем она строже, тем больше порядка. Там "понты" не проходят. Там всякого до нутра видно. Там уважаемые люди порядок держат. А пацаны - они жестокие, беспредельщики, играют на публику, как будто у них две жизни... Знаю их, приходили к нам на зону. Тяжело вам будет, девоньки... Ну, а коли совсем будет невмоготу, бросайте всё и дуйте к Данилычу. Чем смогу, помогу!
Знал бы Константин Данилыч, как аукнутся его слова... Подводу, как он выразился, а по-русски телегу, найти не удалось на столь дальнее расстояние, шестьдесят кэмэ, зато подвезло Данилычу уговорить дружбана на "Прогресс", дюральку с подвесным мотором "Ветерок", мало топлива жрёт! И дело у него было в той самой деревеньке - Пулино, где находится "малолетка": пару бочек мочёной брусники закупить.
Справа высокий, обрывистый, слева низинный, берега вызвали у девчонок необыкновенный восторг, который воспроизводили они друг другу жестикуляцией ввиду неимоверного грохота раздолбанного "Ветерка". Поговорить о чём-нибудь с благодетелем по этой же причине также не удавалось, только кивали головами на попытки "дружбана" рассказать о местных красотах.
Наконец показалась на взгорке деревня Пулино -- краснокирпичные, двухэтажные здания, окружённые трёхметровым забором. Тоже из красного кирпича. Прямо на заборе пристроились охранные вышки, обмотанные путанкой. По два-три прожектора в разные стороны. Над забором возвышались крыши других построек. Все это - наследие царей и Петра Аркадьевича Столыпина, сделано добротно, навечно.
Причалили к песчаному пляжу у мощного деревянного причала, от которого вверх шла дорога к деревне и к колонии. Стройный лес поднимался прямо от пляжа. Красота!
- И чё делать будем, Ташка, а вдруг нас изнасилуют, я-то вообще ещё с мужиками не спала, я боюсь! - призналась Ира при виде трёхметрового забора с вышками по углам.
- Да против моей правой ни одна тварь не устоит! Два месяца правую тренировали, у тебя ж даже ещё сильнее удар, чем у меня, ты чуть чего --сразу в нос!
- Да ты обалдела, это же непедагогично, а практика у нас какая -- педагогика.
- А у англичан, между прочим, до сих пор идёт полемика: применять, скажем, удар линейкой по рукам или нет.
- Дак этих, наверное, и оглоблей не остановишь!..
Пулиновская воспитательная колония для несовершеннолетних правонарушителей -- это старинные, красного кирпича двухэтажки с котельной посредине. Всё это благолепие окружено высоченным забором. Рядом, снаружи - две двухэтажки для охраны и хозобслуги. И старая деревня "Пулино" с сельмагом, где пожизненно один и тот же ассортимент товаров -- водка, рыбные консервы, курево, мука, шоколад, солдатские крупы и деревенский хознабор.
После недолгого разбирательства, удивления и недоумения на вахте девчонок провели в штаб, к заместителю начальника колонии по воспитательной работе, капитану Пищулину.
Анатолий Фёдорович Пищулин, в прошлом старший лейтенант- подводник, мягкий и вежливый правдолюб, на корню загубил свою морскую карьеру -- не пожелал вступить в партию! И не просто отказался, а ещё и с комментариями, которые даже повторить невозможно... А замполиту лодки, талмудисту и начётчику по фамилии Соцкий сказал, чтобы тот не приближался к нему на три метра, ибо он за себя не ручается!
На АПЛ, атомной подводной лодке, объекте повышенной секретности, сие неуставное вольнодумство было расценено как вызов, как угроза, и он был откомандирован... с повышением в звании, по партийному призыву (он, беспартийный!) отбывать срок вместе с малолетними преступниками в "тартарары". Дослуживать! Воспитателем, раз ты такой умный!
Анатолий Фёдорович за свою безукоризненную выправку, высокий рост и тщательно ухоженную форму заслужил у пацанов кликуху "Фанера", о чём он знал, но, понимая истинный смысл, даже, может быть, гордился. Могли ведь придумать и похуже, но пацаны понимали: "Толя" -- правильный пацан, и у них есть срок, а у "Толи" его -- нету. И очень его уважали.
Пищулин принял девочек как подобает моряку, едва не поцеловав им руки, выставил на стол неслыханную роскошь - растворимый кофе, конфеты "Кара-Кум" и "Мишка на севере"!
А когда девочки ещё и привет от Константина Даниловича передали, Пищулин прямо изменился в лице:
- Он не рассказывал вам о себе?.. А ведь мы с Костей "крестники" одного и того же негодяя замполита. Костя мечтал после "дембеля" уйти работать в Дальневосточное пароходство. Там его брали, что называется, с руками и ногами. Запросили характеристику на визирование. Так вот это ничтожество отписало: "Со слов командира БЧ (с моих, значит!) старшина второй статьи Побожий К.Д. является классный специалист, отличник боевой и политической подготовки, имеет два награждения Знаком "За дальний поход", участвует и так далее"... Командир подписал, схватив первые пару строк. А внизу было иезуитское резюме замполита: "Склонен к употреблению спиртных напитков!". Это на подводном-то крейсере, в полугодовых автономках!) Ну и всё! Это был "волчий билет" на всю оставшуюся жизнь.
Костя ушёл к рыбакам, на краболовы, где работали без заходов в инпорты, а стало быть, без этой чёртовой визы и подлых соцких.
И вот однажды Костя, придя после долгого рейса, посидел с друзьями в кафе, на набережной, попили пивка. Ну, тут ему приспичило заскочить в арку, на Миллионке, поискать туалет. Сзади появились три великовозрастных развязных придурка и загородили выход: "Смотри, Джон (Иван, значит), к нам сами "джины" прибежали!" И - к Косте:
- Ну, ты чё, лошара, не сышал? Снимай, козёл, джоновы "джины", да аккуратно, не испачкай! - ненатурально пробасил старшой. Он надел на кисть кастет и первый ринулся на Костю.
Ну, мог ли моряк-подводник с АПЛ, старшина группы рулевых-сигнальщиков, боевой пловец снять штаны перед молокососами?
- Счас! Я аккуратненько! - ответил Костя. И первому выдернул руку с кастетом из плечевого сустава, а двоих "с хрясом" уложил мордой в асфальт и поскольку было уже совсем невмоготу терпеть - помочился на них, чтобы привести в сознание.
Шпана нашла "зашуганных", придурковатых пенсионерок-свидетелей, и Костя схлопотал пять лет сроку. "Пострадавшие от озверелого хулигана" оказались - сынки... А напал на них первым - Костя! Что ж? Это была, считай, правда. Бабки ж всё видят и всё знают!..
Далее Пищулин довольно подробно объяснил девушкам, что представляют собой его "воспитанники". А их задача - не только проводить воспитательную работу с трудными малолетками, но хоть немного восполнить пробел в знании английского. У пацанов не было учителя весь год: никто не хочет ехать в эту дыру.
Чем ещё, в смысле педагогики, смогут помочь девочки, Анатолий Фёдорович не знал, но рад был любой поддержке. Рад был несказанно: хоть посоветоваться теперь есть с кем.
Ага! Помогут... Поставят "на уши" всю колонию!..
Лучше всего с "воспитанием "трудных"" получалось у "кума" -- начальника оперчасти Сучкова Юрия Ивановича. Этот сгорбленный, кряжистый, неопределённого возраста, молодящийся мужик (с подбритыми бровями, ё-моё!) понимал только одну меру воспитания -- кулак. А оперативные меры его состояли в том, чтобы перед строем опозорить пацана своим, якобы особым вниманием, а потом склонить того к стукачеству и спровоцировать недоверие между пацанами. "Разделяй и властвуй" -- тактика всех оперов на свете!
В личном кабинете он закрывал дверь на ключ, надевал перчатку и бил пацанов изощрённо, не оставляя следов, по почкам и в пах. Жаловаться было некому, должность у него такая. До прокурора далеко, да тут о нём никто никогда и не слыхивал.
- Ежели кто обижать учительниц будет (о них, присутствующих, в третьем лице! Спасибо, что не "училок"!)), сразу скажете мне, - глядя в пол, цедил, не разжимая зубов, Сучков. -- Я разберусь. А ежели что узнаете у них -- ну, там "бросы", водка, чай или наркота, -- дайте мне сигнал, - наставлял Сучков девчонок на личном приёме.
- А если я не дам никому никаких сигналов, то что мне будет? Вы нас не за тех принимаете! - не выдержала бойкая Таня. -- Мы приехали в спецшколу! В школу, но не в лагерь. Вы предоставьте нам учеников, а воспитывать-перевоспитывать не наша задача. Мы и сами ещё - студенты, воспитанники... Мы можем им дать только некоторые знания... если они в них нуждаются. Они же у вас -- ученики?
Поселили девчонок у вольнонаёмной поварихи, жительницы деревни Лидии Сергеевны Новиковой, которая знала о делах колонии всё и вся, чем очень помогала девочкам освоиться в таком непростом месте.
--
У них там двое верховодят, один - Олег Симакин, у него кличка Ева, у другого - Мазедун, убийцы оба (это она со страху!), вы от них, девчонки, подальше, пакостные оба и никого не боятся. Даже "кум" Сучков их не трогает: на него работают. Знаю, он им "грев" приносит, - шептала тётя Лида, как будто боялась, что их подслушает этот самый "кум". -- "Грев" - это значит чай и колбасу, коли чего не похуже...
Этот урок был для девчонок сплошным кошмаром. На первые столы сели великовозрастные, надо понимать, заводилы и верховоды: ожидали смачное представление... Это были они самые, "Ева", его корефан "Мазедун", а рядом - Валет, Эдуард Сахно, Юра Масленников, "Краб", Сашок-Баглай и Пикассо. Неразлучная "Чесна компания" -- все кандидаты на вылет во взрослую зону. А пока - заправилы в этой.
Уже давно гормоны били им по мозгам и в разные оконечности, а сексуальные фантазии не давали заснуть по ночам.
И вдруг!.. Как из мира фантазий, как с обложки журнала, в колонию прискакали на мустангах, нет, упали, свалились с неба, из другого измерения - две героини ковбойских фильмов типа "Великолепная семёрка! Молодые, спортивные, красавицы -- бегают за забором, на лужайке, с ракетками, в коротких, до самой попки, юбочках (о-о-о!), купаются в Лене в купальниках "мини-бикини"... Конец света!
Вся колония сидит в это время у распахнутых окон второго этажа и на крышах пристроек. Не стащить их с крыши даже с помощью лассо! Работа в цехе деревообработки стоит. Контролёры-воспитатели-мастера сбились с ног, охрипли, опустили руки в бессилии...
У всех очкариков пацаны разом реквизировали очки и наделали подзорные трубы и телескопы...
Первейший из заводил (настоящего имени никто не помнил, а "погоняло", кличку "Мазедун", он получил за сходство с Великим Кормчим, ибо был восточного, неизвестного ему самому происхождения) сидел не впервой, последний раз за разбой, что в колонии однозначно ставило его на самый верх пацанской иерархии. Он пользовался этим вовсю: имел круг "шестёрок", которых изощрённо эксплуатировал. Они его обстирывали, носили ему еду из столовки и отдавали свой сахар - 50 граммов в неделю.
Второе лицо в колонии - вор со странной для колонии кличкой "Ева", высокорослый и, как и "Мазедун", тоже восточного типа пацан, очень жёсткий по отношению к слабым и беззащитным: "Так надо!"
...Шёл урок. Пока Таня писала на доске, Ева сидел как каменный, а Мазедун не находил себе места: крутился, оглядывался, делал всем знаки: мол, вы только посмотрите на ножки!
А дальше Ева разрядился на всю братию такими словесами:
- Эх, эту бы сучку... Её бы ножки -- да на мои бы плечи!..
И у всех лопнуло терпение: загоготали, повскакивали с мест, заорали.
И тут Таню рвануло!
--
Да сначала нужно иметь эти плечи! -- Два прыжка от доски... замах тренированной правой, как на корте, на подаче, и -- очень резко -- удар в подбородок Евы!
Тот, опрокинув стул, упал навзничь и захрипел... Пять секунд оторопелого молчания...
Первым опомнился Мазедун: захлопал в ладоши и, обернувшись к братве, заорал:
- Ни хрена себе, Таня, тоись Татьяна Дмитриевна! Удар что надо! Уважаю бокс!
Поднялся невообразимый гам, ликовали, говорили все разом:
--
Ух, как она его!.. Хук правой!
--
Не-а, прямой! А кидал понты Ева, крутой, куда там!
--
А чё ево поднимать, пусть валяется... Так они чё: теннисистки и ещё - боксёрши?
--
Ну, позоруха! Теперь не повыёживается, козёл!
- А ей чё будет? Она же его конкретно вырубила?
Вот тут Таня растерялась. Но вдруг, приняв решение, спокойно вышла из класса и отправилась к Пищулину:
- Ирка, за мной! -- Она кипела злостью:
- Анатолий Фёдорович! -- Таня не плакала, но комкала платок в руке, выглядела злой и расстроенной. -- Я ударила осуждённого! Я уезжаю! Отпустите меня. Я нарушила педагогическую этику! Я не справилась со своими эмоциями... Разборок никаких не надо. Я виновата, - Таня закрыла платком глаза и замолчала.
- Stop talking! Keep silent! ("Перестаньте. Помолчите!"). - Как всегда невозмутимый, Анатолий Фёдорович стал наливать девочкам кофе: -- Расскажите по порядку, что случилось?
А рассказывать было и нечего.
- Олег Симакин, Ева, сказал непристойную фразу на потеху взвинченной публике. За что и получил "пощёчину". Правда, в спортивном, боксёрском, исполнении. Английский вариант! - Пояснила Ира.
- Я лично считаю Танин ответ на хамство вполне адекватным и заслуживающим уважения... И отнюдь - не порицания. На этом считаю инцидент исчерпанным!.. А теперь -- немного информации и план атаки, если позволите. У нас - воспитательная колония, и здесь перевоспитывают правонарушителей в возрасте от четырнадцати до совершеннолетия, то есть до восемнадцати лет. Но закон дал "фору" ставшим на путь исправления, не нарушающим режим -- оставаться на "малолетке" ещё три года. А поскольку здесь питание и режим не сравнить со "взрослой" колонией, то такие лицемеры, как Ева, Мазедун, Сахно, Краб (я называю их по кличкам, фамилии вы будете видеть только в классном журнале) живут двойной жизнью, вроде "лесных братьев". Днём ходят вежливые, аж мёд капает: "Разрешите обратиться, гражданин воспитатель? Спасибо, гражданин контролёр и т.д.". Они хотят казаться крутыми, вот по ночам тут у них -- бандитская вольница, ведь в комнатах воспитатели не ночуют. Коридор на ночь закрывается крепкой решёткой, и пацаны -- вне всякого наблюдения. Кто там правит бал, такие отморозки, как Ева и Мазедун, Валет? Мы это знаем, но такая кара для них как ШИЗО, штрафной изолятор, только повышает их авторитет, их встречают как мучеников режима, героев. Директриса спецшколы пришла и ушла, ей всё до лампочки, а нам -- воспитывать-перевоспитывать... Вот Танечка и преподала им английский курс перевоспитания, на который, к сожалению, я не имею права. За что я её и благодарю. Теперь Ева по их понятиям -- дешёвка, конечно, не авторитет. Девчонка свалила одним ударом!.. Вам этого не понять, да вам это и не надо. А мне от Тани помощь пришла, можно сказать, философская -- культура побеждает темноту. Разве не так?.. Я где-то читал, что в Англии долго дискутируют по вопросу применять или не применять телесные наказания в школах. И что вы думаете? Пока остановились на том, что применять можно и нужно, но в "щадящем" варианте, т.е. вроде родительского шлепка по попе. Но! Это не Англия, и наши "воспитанники" -- не шалуны, а совсем наоборот, есть даже убийцы. Отсюда и степень применения "щадящего" наказания должна быть соответствующая, иначе нас не поймут ни сами пацаны, ни дяди прокуроры! Наши "авторитеты" сейчас больше всего боятся ШИЗО: это вылет на взрослую зону, где шпану терпеть не могут и за порядочных людей (высшая категория оценки личности) не считают...
Колония шепталась, ухмылялась, но к девчонкам стали относиться с особым уважением. На занятиях пацаны проявляли повышенное усердие и внимание - это всё, чем они могли выразить солидарность и сочувствие. Тревожило лишь то, что Ева и Мазедун на занятия не приходили, а за это полагается ШИЗО со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Стало быть, они идут на всё...
Дома тётя Лида, добрая наша Лидия Сергеевна, сокрушённо вздыхала:
- Уходить вам надо, девоньки. Эти вам не простят! У них свои понятия. На всё пойдут, чтоб только свой авторитет перед шпанятами держать. И убить смогут. Чужими руками. У кого срок большой, тому больше десяти лет не прибавят -- закон малолетки!
...После отбоя собрались на шконке у Мазедуна, в отгороженном простынёй закутке, для "базара".
- Пикассо, давай лабай чево-то для отмазки, штоб не настучали "куму", с понтом -- собрались "задвинуться" (чифирнуть), - шепнул Ева чернявому еврейчику с гитарой в руках.
- Он молодым, почти ещё мальчишкой, Попал в притоны, заброшенный судьбой, - запел Лёва хрипловатым, "под вора", но хорошо поставленным голосом.
До "зоны" Лёва, большой дока игры на гитаре, подвизался во взрослых подпольных ВИА, вокально-инструментальных ансамблях, "левачили" в ДК и Парках культуры, за что и загремели под фанфары. Взрослые - до сэбэ, а Лёва, не достигший ко времени суда половозрелого возраста, - на малолетку!
- Вам восемнадцать лет, У вас своя дорога, Вы можете смеяться и шутить, А мне возврата нет, я пережил так много, И больно, больно мне в последний раз любить, - пел Лёва Пикассо. При чём тут художник, никто не знал, но внешностью они, судя по вырезке из журнала, здорово походили друг на друга: по-видимому, одних кровей!
Подтягивались по одному уважаемые пацаны: Валет, на шее у него татуировка: "Режь здесь" и пунктиром -- линия отреза. Он "баклан", хулиган, значит. "Пришёл к биксе, а там - фраер. Я ему шнифт покоцал и загремел на зону". Сашок Баглай - "скачошник" (вор-домушник без подготовки), Сахно-разбойник и Юра Краб, а встречал всех горячей глотушкой чифира сам хозяин - Мазедун, специалист широкого профиля, но в основном - "гоп-стоп": с его рожей всё сам отдашь...
- Потом. Базарьте, - лениво сказал Ева. По всему было видно, что он всё уже рассчитал и для себя всё решил, а с пацанами "базар" -- для "кума".
- Предлагаю поставить обеих "на хор", - плотоядно заулыбался Мазедун, наливая в глотушку дымящийся чифир, заваренный на свёрнутой трубочкой газете: высший класс - одна газета!
- А как придёшь на большую зону с довеском за "мохнатый сейф"? Семь рокив!
- А може, фэйсы им покоцать?
- А если Сашка Баглай посадит их на перо? Ему не добавят, у него - червонец?
- Не-а, я вам не "мокрушник", - отказался Сашка, - это во-первых, а, во-вторых, просто устроим им "нуду", чтоб жизнь сахаром не казалась, сами в петлю полезут!
- Баглай прав. Трогать девок не будем, себе дороже. Скоро нас всех выпиз...т на большую зону. Об этом думать надо, - закруглил Ева.
На том и разошлись.
Опытный интриган "кум" Сучков не поверил сигналу о том, что на сходняке решили оставить училок в покое и лишь делать им "нуду" ("духоту").
Хитрый Ева при всех объявил одно решение, а когда все разошлись, он сказал Мазедуну:
--
Нельзя так. Если что с биксами случится, на нас повесят. "Кум" же узнает о нашей сходке, пацаны же видели, что мы собрались. И понятно, по какому делу. О чём базарили, тоже узнает, кто-нибудь похвастает соседу по шконке, и понеслось... Я сам разберусь с биксами...
Мазедун слушал Еву, не мигая и не дыша. Он понял: "Ева хочет ударить исподтишка. Ева - умный! Его никогда не сажают в ШИЗО. Он "неловленный!" Ударит -- и не подкопаешься!"
Анатолий Фёдорович, единственный человек в колонии -- обладатель растворимого кофе и шоколадных конфет, очень был дружен с капитанами речных теплоходов, а по Лене ходили и пассажирские суда, где были очень неплохие рестораны, снабжаемые таким конспиративно-жульническим объединением как "Торгмортранс", филиалы которого были в Качуге, Киренске и Якутске. Сами "пассажиры" на причале N52, у деревни Пулино, где располагалась колония, не швартовались. Но грузовые суда, которым запрещалось ночное движение по реке, постоянно "ночевали" на 52-м причале, и экипажи общались с местным населением, в основном в возрасте от шестнадцати до тридцати лет, противоположного, конечно, пола, а также активно происходил товарообмен (по-новому, "бартер"). У местных чуть не задарма выменивали (считай, выманивали, а куда им деть?) или скупали картофель и другие сельхозпродукты, которые втридорога продавали ниже по течению, начиная от Якутска - в Жиганске, Сангаре, не говоря уже о побережье Ледовитого океана, в Тикси.
С Анатолием Фёдоровичем у капитанов установились особо тёплые отношения, и они охотно делились с ним своими "заначками" из "Торгмортранса". С дальним прицелом: спокойная стоянка у причала N52, у деревни Пулино, в столь неспокойном месте (расконвойка!) им была обеспечена авторитетом Пищулина.
На этот раз капитан теплохода, следующего вниз, к Усть-Куту, получил довольно странный заказ от Пищулина: дюжину теннисных ракеток марки "Динамо" (они дешевле заграничных, "всего" одна зарплата за пару штук!) и сотню теннисных мячей. Через три-четыре дня теплоход должен был проследовать уже вверх по течению, с ночевой на 52-м причале, у деревни Пулино.
Идея увлечь пацанов большим теннисом пришла в голову Пищулину сразу же, как только он увидел, как у них горят глаза при виде этих изящных, по-настоящему спортивно красивых, идеально сложенных девушек, порхающих на лужайке, по разные стороны самодельно протянутой меж двумя воткнутыми в землю лопатами верёвки. Чисто английский спорт, как он и родился - на лужайке! Отсюда и название "Лаун-теннис": лаун по-английски - лужайка.
Тогда-то он и выкорчевал у начальника колонии "культмассовые" деньги, бесполезно лежавшие в сейфе как "заначка" для займов сослуживцам. Пищулин никому о задумке не сказал, решил подготовить "инструкторов" исподволь. А когда они оценили бы понесённые жертвы, то вряд ли отказались бы от обучения ребят! Так рассудил Анатолий Пищулин со своей колокольни - военно-морского братства...
Но всё это было ещё до "бузы", как выражаются его "воспитанники".
А когда с реки раздался условный сигнал: буква "Р", по-морскому, то есть: короткий-длинный-короткий гудок, вызов на радиосвязь, Пищулин вспомнил:
" Ё-моё, да какие тут ракетки! Тут сейчас гляди в оба, чтоб до ножей не дошло! Ведь затаились, паршивцы. И только потому, что чуют, что все пацаны полюбили девчат. Таких "правильных" по пацанским понятиям они ещё не встречали! С такими и дружить - не "западло"! Теннис? А, почему бы и нет?.. Почему как раз сейчас, когда идёт тайная "буза", не подкинуть им, как туземцам, цветные бусы? Теннис! Большой! С настоящими теннисными инструкторами, играющими на первенстве страны! Таких, как Наталья Варлей в "Кавказской пленнице", один к одному!" - раздумывал Пищулин.
Капитаны теплоходов - люди слова! Он привёз всё, что было заказано , а от себя лично -- для друга-подводника -- приобрёл одну ракетку пакистанского производства "Autograph", по красоте и качеству - полный Конец Света!..
Когда американские учёные взорвали в Лос-Аламосе опытный образец атомной бомбы, они ужаснулись содеянному и тут же сели хором писать письмо президенту: мол, сотворить-то мы сотворили эту страшную "бяку", но вы с ней - поосторожнее. А то и "Шарик" запалить недолго.
Когда пионер Волька выпустил Хоттабыча из бутылки, он тоже очень испугался вначале, прежде чем научился эксплуатировать старика...
Когда Пищулин объявил всенародно, на всю колонию, а это восемь отрядов, примерно по шестьдесят человек в каждом, то есть около полутыщи сорванцов, что желающих он записывает в секцию игры в большой теннис, он впал в замешательство и не знал, что же дальше делать!
Записаться в секцию большого тенниса захотела (без шести человек, известно, каких) почти ВСЯ КОЛОНИЯ!!!
А Пищулин ещё не решал этот вопрос с учительницами и... инструкторами - Таней и Ирой.
С Ирой вопрос решился легко, она была добрая и отзывчивая девушка. А вот с Таней сначала вышла осечка: она не желала учить пацанов.
Таня вообще была резковата, с мужским характером и терпеть не могла сантиментов, комплиментов и лести.
- Никакой теннис им не нужен! Вы же понимаете сами, что им нужно! Подглядывать под наши юбки. А мне это не нравится. Я им - не обложка порножурнала, на которую они пускают слюни...
Сошлись на том, что девушки будут учить теннису всех, по очереди, но для этого Пищулин им предоставит спортивные трико.
Работа закипела: делали корты внутри колонии и за забором, на лужайке, для избранных, для "расконвойных".
Ба! Теперь попасть в "расконвойные" стало так же престижно, как вольняшкам попасть в космонавты!
Ракетка - это предмет личного пользования, такой же, как зубная щётка, как перчатки... как предмет гордости, если хотите. Но ракеток хватало только на шесть пар играющих. И что же делать? Нет, но передавать ракетку по цепочке, конечно, выход, но - какой? Не лучший! Потому, что ракетки стали метить и из-за них ссориться.
Было два выхода из тупика: у кого были "бабки" на лицевом счёте, заказать себе личный инвентарь. У кого "бабок" не было ("исковики" и лодыри), те бросились к местным "рукоделам", а таких хватало, ведь производство в колонии было - деревообработка: пацаны изготавливали досочки для ящиков, детали для мебели и деревянную хозутварь. Всё это увозилось баржами вверх и вниз по реке, на фабрики мебели. А пацанам деньги клали на лицевой счёт.
Так вот произвести на свет ракетки, вы думали, не под силу пацанам? Ха, тут же "забацали" такие - Пакистан позавидует!.. Распаривали и гнули древесину, клеили, тянули "струны", а что натягивали -- секрет фирмы, патент Мастера!
Компашку Евы и Мазедуна, Валета, Краба и Сахно, наконец, "отлучили от церкви" -- всех пятерых, по настоянию "кума" (и как решился? Остался ведь без своих глаз и ушей!) переправили во взрослую зону, тут, рядом, через пять километров, по Лене. И этап не понадобился. Оставили самого молодого и "порядочного", Баглая. И Пикассо, без него нет самодеятельности ив клубе.
Пулиновская колония, по занятости, превратилась из производственной зоны -- в производственно-спортивную. При двусменной работе в цехах, одна смена работала до обеда, вторая - после (норма для малолеток - четыре часа в день), пулиновские малолетки трудились по две смены подряд, без перекура. Одну они кое-как отбывали в цеху, зато вторую, до седьмого пота, взахлёб, под вой и свист болельщиков - на КОРТЕ!
Такого не ожидал даже сам автор затеи - Пищулин!
Но время неумолимо. Настал час прощеваться с Инструкторами...
Пищулин, естественно, схлопотал для Тани с Ирой самый-самый из проходящих мимо пассажирский теплоход, который тормознулся напротив Пулино. Девушек на лодке переправили на борт и туда же доставили подарки: два ящика сувениров, изготовленных собственноручно и подписанных не кликухами, а собственными именами (для опознания, в скобках, конечно, и кликухи!). А два главных подарка - это были две ракетки, сделанные пацанами "из подножего матерьялу". А попробуй отличи от пакистанских!
Вся колония сидела на крышах и у окон и махала всем, чем только можно...
Теплоход дал три прощальных гудка и взбурлил воду двумя мощными венгерскими винтами.
Но это был бы не "Анатоль", как его прозвали девушки меж собой на французский манер (Пищулин того и заслуживал своими манерами. Таню, правда, от этого тошнило), если бы не постарался позаботиться о девушках и на дальнейший, весьма непростой путь. Он сбросил по судовой рации просьбу Косте Побожему, своему старшине рулевых, чтобы тот встретил теплоход и купил девушкам билеты на самолёт за его счёт.
Пищулин видел, что девушки истратили свои деньги в сельмаге на молоко и шоколад (такой залежалый товар водился во всех сельмагах, его не покупали селяне, карамель ведь лучше!), а денег колония практиканткам не выплатила, не положено! Предложить девчатам деньги он не смог, потому что они б не взяли и это было бы для них, гордых, унижением.
Константин Данилыч встретил девочек воплями:
- Я ж говорил! Я же знал, что ко мне возвернётесь! Ай да молодчины, Анатолий Фёдорович прямо влюблён в одну из вас, не скажу - в какую, пускай каждая думает, что в неё, и я не шучу, ведь он разведённый, его жена не захотела покидать Владик, ей проще оказалось покинуть мужа. А как вы ему помогли с вашими педагогиками! Он хвастал мне, что теперь такой ещё колонии как Пулиновская нету во всей стране!
Перво-наперво, Данилыч усадил девушек за стол: всё было своё, "экологическое", как объявил Константин Данилыч: грибки в трёх "ипостасях" -- жареные, солёные и в икре. Картошечка - в двух: отварная и пюре. Курочка - в двух и овощи - в пяти!
Королевой на столе, естественно, была "Брусничная-Побожевка" ("вырви-глаз", не менее полста крепости, но вкусная, зараза, предательски).
А утром (после глотка "бруснички", чтоб не дрейфить в небе) Данилыч собственноручно усадил девушек в "кукурузник", троекратно перекрестив его крестом и, поскучнев, попросил "приезжать и не забывать".
Дэк уже давно так не удивлялся!
Нет, он просто был в шоке, получив официальное письмо-запрос из Пулиновской воспитательной колонии...
Письмо не просто всё было облито "елеем" и благодарностями в адрес руководства института за таких "замечательных, умных и талантливых" будущих педагогов - Новикову Татьяну Дмитриевну и Фёдорову Ирину Евгеньевну, но и настоятельно просило ректора, во-первых, поощрить студенток материально, а во-вторых, направить после окончания института в их колонию!
Вот те на! Вот она, чёрная неблагодарность с... елеем!
О том, что молодые педагоги использовали для воспитания чисто английские методы -- бокс и лаун-теннис, -- в письме не было сказано ни слова. "НОУ-ХАУ"!