Реган Ричард : другие произведения.

Скитальцы восточных морей, гл.1-10

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1937 год. Гитлер готовит планы по завоеванию Европы и разминает мускулы в Испании, а японцы собираются вторгнуться в Китай, алчно поглядывая на ресурсы Индокитая и Индонезии. Опасные времена, но несгибаемый шкипер Билл Роуден находит возможности зарабатывать в этих предательских дальневосточных водах. Опасные рифы, тропические шторма, коррумпированные чиновники, контрабандисты и пираты - все это повседневная жизнь Роудена и экипажа старого трампового парохода, среди офицеров которого побитый жизнью сильно пьющий аристократ, хорошо владеющий ножом валлиец и горячий австралиец с крепкими кулаками.

Скитальцы восточных морей

Annotation

     1937 год. Гитлер готовит планы по завоеванию Европы и разминает мускулы в Испании, а японцы собираются вторгнуться в Китай, алчно поглядывая на ресурсы Индокитая и Индонезии. Опасные времена, но несгибаемый шкипер Билл Роуден находит возможности зарабатывать в этих предательских дальневосточных водах. Опасные рифы, тропические шторма, коррумпированные чиновники, контрабандисты и пираты - все это повседневная жизнь Роудена и экипажа старого трампового парохода, среди офицеров которого побитый жизнью сильно пьющий аристократ, хорошо владеющий ножом валлиец и горячий австралиец с крепкими кулаками.


Ричард Реган СКИТАЛЬЦЫ ВОСТОЧНЫХ МОРЕЙ  Похождения дальневосточного трампа

Глава первая

     Здоровенная муха приземлилась на мое предплечье.
     Я наблюдал, как она пробиралась сквозь густую поросль темных волос, под которыми синел вытатуированный якорь. На другом предплечье был выколот бойцовый петух. Иногда меня спрашивали, зачем моряку такая татуировка. Наверно, они никогда не слышали старой поговорки: "На правой петух - уложу сразу двух". Некоторым приходилось вколачивать это знание кулаками.
     Муха, приостановившись, стала пить капельки пота, выступившие на коже. Я чувствовал, как они скатывались по груди, а темные пятна на майке росли. Я согнал муху. Было только девять утра, но палящая жара летнего сиднейского дня уже вовсю проникала в стальную коробку судовой канцелярии. Закрепленный на переборке вентилятор гнал горячий и влажный воздух, шевеля листы бумаг на письменном столе. Таможенная декларация, судовая роль, санитарное свидетельство и куча других бюрократических бумажек, на которых только-только высохли чернила от разнообразных печатей и подписей австралийских портовых чиновников.
     Отодвинув в сторону занавес, отделяющий канцелярию от коридора, вошел стюард с подносом. Это был плотно сбитый мужчина с темно-коричневой кожей, седеющими волосами и пиратского вида повязкой, прикрывающей левый глаз. Белая куртка, почти серая от частой стирки из-за всепроникающей угольной пыли, штаны в клеточку и поношенные сандалии дополняли его внешний вид.
     - Кофе, сагиб? - он поставил на стол побитый жизнью серебряный кофейник и две чашки.
     - Благодарю, Да Сильва.
     Уроженец португальской колонии Гоа в южной Индии кивнул в знак подтверждения и выскользнул за занавеску. Я наполнил чашку горячим крепким кофе - выращенная на Яве чистая арабика, прожаренная именно так, как я люблю - и сделал пробный глоток, сразу почувствовав живительный эффект кофеина, несмотря на удушающую духоту. Муха уселась на стол, и я согнал ее рукой. Она лениво взлетела, раздраженно жужжа, и присела на серебряную рамку фотографии молодой пары. Высокий и стройный мужчина в форме коммандера королевского флота в небрежно сдвинутой набекрень фуражке, с орденскими планками на груди, широкой улыбкой на загорелом лице стоял вполоборота к почти такой же высокой, пепельно-кудрявой блондинке. Палевое полотняное платье подчеркивало ее гибкую атлетическую фигуру. Она держала коммандера за руку и смотрела на него влюбленным взглядом. На какой-то момент я почувствовал приступ ревности.
     Помимо шума электрического вентилятора и шелеста бумаг ничто не нарушало тишины в канцелярии, но я знал, что это ненадолго. И, разумеется, я успел сделать только еще один глоток, когда другая рука отодвинула занавеску и в проеме появилась видная фигура Питера Лотера, моего старшего помощника, сложного человека, которому жизнь отпустила несправедливо большую долю бед и невзгод. Его белая тропическая форма с тремя золотыми полосками на погончиках являла разительный контраст с моей голубой майкой и рабочими штанами. Но под его глазами выделялись темные круги, а в дыхании ощущался запах джина.
     - Ну как, Питер, сюрвейер[1] закончил инспекцию трюмов, можно начинать погрузку?
     - Угольная пыль! - фыркнул Лотер. - Он сказал, что в четвертом трюме нашел угольную пыль. Он великодушно дал нам пару часов для ее устранения, и потом он придет для повторной инспекции.
     Я указал ему на стул и мотнул головой в направлении кофейника. В трюме не могло быть угольной пыли, тем более, что предыдущий груз был тюками джута. Конечно, достаточно трудно трамповому[2] пароходу, работающему на твердом топливе, уберечься от всепроникающей угольной пыли, но после последней зачистки трюмов они были все время надежно задраены[3]. Разумеется, я не стал бы облизывать трюмные пайолы[4], но их чистота была вполне приемлема для погрузки пшеницы. Зерновой терминал Глеб-Айленда ждал только разрешения сюрвейера, чтобы запустить свои конвейеры, а теперь мы их задерживали. Я бы мог послать команду на повторную зачистку трюма, но и мне, и Лотеру были прекрасно известны подобные штучки.
     - Вы передали вахтенному, где вас искать?
     - Да. Я видел, как сюрвейер спускался по забортному трапу. На причале болтались какие-то сомнительные личности, с которыми он на ходу перекинулся несколькими словами.
     - Они не заставят нас долго ждать.
     Я допил кофе и отодвинул свой стул. Лотер тоже поднялся, и мы обменялись взглядами. Я уже решил было снова сесть за стол, когда послышался громкий стук по дверной коробке. Я остался стоять.
     - Войдите, - сказал Лотер.
     Двое вошедших выглядели как портовые рабочие - причальщики, как их называли в Сиднее. Они были одинаково экипированы в поношенные, запачканные брюки и куртки, которые в девичестве были темно-синего или черного цвета, но теперь были в линяло-пыльную крапинку. Пропотевшие, измятые шляпы были ухарски надвинуты на лоб, скрывая их глаза. Более низкий из этой двойки, со смуглым лисьим лицом, был очевидным лидером. Он без приглашения уселся и ощерился, показывая нечистые поломанные зубы.
     - Здорово, мистер старпом, не возражаете насчет поговорить?  
     Телохранитель, крепкий, дородный, с нависшими бровями, сломанным носом  и толстыми ушами, встал позади него. С моей татуировкой, синей майкой и рабочими штанами, я был для них просто одним из матросов, и они не обращали на меня внимания. Меня это устраивало, так как давало время полюбоваться их наружностью, которая напоминала мне низкопробных негодяев из книг Дэшила Хэммета, стоявших на моей книжной полке. Лотер бесстрастно посмотрел на них:
     - Что вам надо?
     - Не стоит грубить, чиф, - ответил Лисья Морда. - Мы пришли помочь вам.
     - И в какой же помощи от вас я нуждаюсь?
     - Похоже, что вам надо кое-что почистить. Сюрвейер нашел немного угольной пыли в четвертом номере. Вы не сможете начать погрузку, пока терминал не будет удовлетворен чистотой трюмов. А зачистка трюмов - это прерогатива членов моего профсоюза докеров и маляров.
     - И вы, случайно узнав о результате инспекции, явились сюда - без моего разрешения, заметьте. А теперь скажите, что мешает мне выкинуть вас с трапа за это вторжение?
     - На вашем месте, чиф, я бы этого не сделал. Вы можете расстроить наших членов. Они очень впечатлительны к угрозам насилия. Мы не ищем неприятностей, а в ваших интересах поскорее стать под погрузку и убраться отсюда. Вам не нужна задержка, а мы в два счета уберем эту пыль. Одно ваше слово, и бригада будет на борту.
     Лотер взял кофейник и медленно наполнил свою чашку. Старые "добрые" сиднейские портовые штучки, подумал я. Всегда находятся желающие пустить пыль в глаза неопытному судовому офицеру. Ничто не заставляло нас соглашаться на это предложение, наша команда сама могла сделать работу, но пресловутый профсоюз докеров и маляров сам устанавливал свои законы, и отказ мог привести к неприятным последствиям. К счастью, мы не были новичками в Сиднее, и этих двух шутников ждало немалое разочарование. Они могли думать, что проникли на борт незамеченными, но наша команда знала о возможности нежелательных посещений, и отсутствие вахтенного у трапа не означало отсутствия должного наблюдения. Эти двое заерзали, ожидая ответа. Самое время вмешаться.
     - Какие-то неприятности, старпом?
     Лисья Морда обернулся, с удивлением обнаружив меня все еще стоявшим в сторонке. Его телохранитель резко развернулся на каблуках и сделал угрожающий шаг в мою сторону так, что мы чуть не столкнулись.
     - Предлагаю вам отозвать вашего пса, чиф, - произнес Лисья Морда, и, уставив на меня свои крысиные глаза, сказал: - Это конфиденциальный разговор, парень, так что тебе лучше ускакать отсюда. Уверен, что Тайни с удовольствием поможет тебе вылететь в дверь, если ты не найдешь ее сам.
     Я почти желал, чтобы Тайни попытался напасть на меня. Признавая его размеры и вес, я видел его медлительность и неуклюжесть.
     - Никаких конфиденциальных разговоров на МОЕМ судне, - прогремел я. - И пока ты на борту, обращайся ко мне "капитан". А ты, - я ткнул пальцем в грудь Тайни, - если хочешь начать свару, то быстренько вылетишь за борт. Два злоумышленника скатятся по трапу. Кому поверит полиция? Капитану судна, выкинувшего их, или паре мерзавцев вроде вас?
     Лисья Морда примирительно поднял руку:
     - Успокойтесь, капитан. Я не хотел вас обидеть. Просто вы не похожи на других капитанов, с которыми я встречался. У нас тут спокойный разговор с вашим старпомом о небольшой работе для членов нашего профсоюза.
     - Это скорее выглядит как попытка угрозой навязать нам работу, которую мы можем сделать сами. И я уверен, что вы давили на сюрвейера, чтобы он не нашел трюм готовым к погрузке зерна. Я не вчера родился, мистер, и знаю все грязные штучки в этой книге жизни. Черт побери, я сам написал некоторые из них. - Я надеялся, что громовой голос и свирепый взгляд были достаточно убедительны. - Никто, повторяю, НИКТО не смеет угрожать МНЕ на борту МОЕГО судна. Как вы думаете, Питер? Свистнуть команду? Это злобная банда китайских головорезов. Вы двое будете счастливы вылететь на берег с целой шкурой.
     Эти громкие гневные слова отражались от стальных переборок канцелярии. Лисья Морда заметно побледнел под своим загаром, а Тайни как прирос к палубе, но про себя я был впечатлен, что ни один из них не дрогнул и не сделал попытки убежать. Они были все же опасными людьми, и не стоило перегибать палку. Теперь настала очередь Лотера.
     - Уверен, что мы сможем найти разумный компромисс, капитан, - вступил он в разговор, сочтя момент подходящим. - Сюрвейер нашел совсем немного грязи в трюме, и, хотя команде и так работы хватает, она может доделать зачистку, а для уважающей себя бригады чистильщиков будет неловко заниматься такой ерундой. Джентльмены, а что, если я предложу сделать взнос в фонд ваших вдов и сирот, а вы позволите сделать нам самим зачистку для сюрвейера?
     Лотер склонился к Лисьей Морде и прошептал ему на ухо сумму.
     Через десять минут, когда профсоюзные деятели покинули борт судна с желудками, согретыми несколькими глотками спиртного и карманами, набитыми сигаретами и бутылками выдержанного виски, мы сели допить кофе, куда Лотар щедро плеснул джина для поддержки сил.
     - Это всегда работает, Питер, - сказал я. - Сумасбродный капитан обрушивает на них громы и молнии, а хладнокровный старпом предлагает сделку, которая всех устраивает. Эти докеры и маляры не мелочь, они связаны с каждой аферой и надувательствами, которые происходят в этом порту. Мне это не по нутру, но это небольшая цена за то, что мы не найдем внутри зерна ни дохлых кошек, ни собак, ни чего-нибудь похуже, а то и вести из полиции, что кто-то из нашей команды лежит в морге. Ну, а теперь можешь снова позвать сюрвейера, думаю, что он уже в курсе переговоров. Доложишь мне, если случится еще какая-нибудь задержка.
     Я был уверен, что больше ничего подобного не произойдет, но если я считал, что остаток стоянки в Сиднее пройдет без хлопот, то меня ждало разочарование.
* * *
     - За такой короткий срок, капитан Роуден, и при таких низких окладах на ваших трампах весьма сложно найти подходящего кандидата. А что случилось с вашим третьим помощником?
     Это был хороший вопрос, но такой, на который у меня не было хорошего ответа.
     - Дезертировал, - ответил я, хмурясь от раздражения. - Возможно, нашел себе девчонку, или уехал вглубь страны, испытать счастье на золотых приисках.
     Или просто в поисках лучшего, чем плохо оплачиваемая, напряженная и опасная жизнь младшего помощника капитана трампового парохода, будущего. Лично я не печалился от бегства этого малокомпетентного, нервного и угрюмого шотландца, который смылся в первую же ночь после швартовки. Но если я не хотел идти с некомплектом офицеров, мне следовало быстро, в течение двенадцати часов, найти замену. Вот почему я сидел в офисе секретаря сиднейского отделения гильдии торгового флота, союза, который защищал интересы судовых офицеров. Я надеялся, что у него найдется несколько имен, ищущих работу третьего помощника. Обычно количество квалифицированных людей превышало количество соответствующих рабочих мест, и мне доводилось плавать на судах, где все офицеры и половина палубной команды имели капитанские дипломы. Но времена меняются, и если я вытащу здесь пустой билет, то мне придется поутюжить улицы Сассекс-стрит и Кент-стрит, заглядывая в пивные бары и грязные ночлежки для безработных моряков.
     Секретарь гильдии рассмеялся:
     - Ему понадобится изрядное везение - золота там осталось немного. Но всегда находятся люди, готовые слушать байки о заброшенной золотоносной жиле. Вполне вероятно, что он найдет свой конец в какой-нибудь заброшенной шахте, обобранный до последней нитки.
     Он глянул на стенные часы:
     - Послушайте, капитан, дело к полудню, солнце уже давно выше нока рея. Почему бы мне не угостить вас пивом в "Ройал-Георге". Обычно там отираются один-два парня с судов из гавани Дарлинг-Харбор. Может, они знают кого-нибудь, ищущего место третьего помощника.
     В баре отеля вентиляторы создавали какую-никакую прохладу. От офиса гильдии до отеля по улице Сассекс-стрит было рукой подать, но в своем выходном мундире я страдал от невыносимой полуденной жары.
     С облегчением сняв фуражку, я вытер лоб большим клетчатым носовым платком. Наступило время ланча, и в баре живо обслуживали разгоряченных жаждущих людей. Секретарь гильдии бросил несколько монет на стойку бара и вернулся с двумя большими запотевшими кружками ледяного пива.
     Утолив жажду прохладной жидкостью, я стал осматривать заполонившую бар толпу. Большинство ее составляли офисные работники с нежными руками и дряблой мускулатурой, явно неприспособленные к постоянной смеси тяжелой работы и скудной еды, которая была уделом моряков торгового флота. Сидней был крупным портом, со множеством судов, ошвартованных к его бесчисленным пирсам и причалам. Но он также как магнит притягивал недовольных, ищущих шанс на легкую береговую жизнь. Единственным надежным способом заполнить вакантное место было всучить несколько фунтов шанхаерам[5] или бессовестным владельцам низкопробных притонов, где пьяный моряк, проматывающий свой заработок на пиво и доступных женщин, с большой долей вероятности мог проснуться в море с больной от похмелья головой, пустыми карманами и перспективой долгого плавания. Это было незаконно, но я сам не раз пользовался их услугами в буйных, своевольных портах западного побережья Америки. Но в Сиднее? Маловероятно.
     Прибытие новой полной кружки отвлекло мое внимание, и я наслаждался горьким вкусом хмеля, когда секретарь тронул меня за плечо:
     - Видите вон того молодца в углу, рыжеволосого, с веснушками?
     - И с фингалом под глазом, если не ошибаюсь. Похоже на то, что его выкинули из бара после солидной драки.
     - Не исключено. Его зовут Мак-Грат, Джеймс Мак-Грат. Младший сын владельца овечьей фермы из Новой Англии. Вообразил себя боксером. Самодельный ринг в пустом складе, а то и просто обнесенное веревкой место где-нибудь на тихих задворках. Масса забияк прямо таки жаждут потратить пару шиллингов на зрелище боев и поставить на результат.
     - Дерется со всеми желающими?
     - Да, и в большинстве случаев выигрывает. Но когда-нибудь удача от него отвернется. Раньше или позже появится тот, кто действительно знает бокс, и сотрет широкую улыбку с его лица.  
     Я наблюдал за молодым человеком, занятым разговором с несколькими такими же юнцами. Или, вернее, говорил один из них, а Мак-Грат прихлебывал из кружки легкое пиво. Из-под копны рыжих волос выглядывала пара широко расставленных голубых глаз, курносый нос, веснушчатые щеки и яркие губы, которые время от времени кривились в насмешливой ухмылке. Сверкающий под глазом синяк нарушал шаловливое выражение его лица, и при более внимательном рассмотрении можно было заметить набухающие покраснения вокруг скул и носа. Это лицо явно недавно подверглось избиению. Я опустил взгляд на руки, лежащие на столе. Они были крупные и мощные, со сбитыми суставами пальцев и исцарапанные.
     - Он выглядит так, как будто сможет постоять за себя в драке или тяжко трудиться весь день, но от сына фермера мне нет никакой пользы. Если бы мне нужен был рядовой матрос, то тогда, пожалуй, он подошел бы. Но мне нужен специалист с дипломом второго помощника в кармане.
     - Возможно, сегодня у вас удачный день, капитан. У Мак-Грата есть такой диплом, хотя с опытом у него туговато. Ему посчастливилось получить место третьего помощника в местной компании, когда чернила в его дипломе только успели высохнуть. И заработал ОС[6] за драку. С тех пор его никто не берет. Так что, если вы в безвыходном положении...
     - Отстранен от службы, вот как? Ну, он не первый такой. А где он набирал плавценз?[7]
     - На винджаммерах[8]. Похоже, его научили бросать лот, брать рифы и стоять на руле, не более, не считая, конечно, умения использовать свои кулаки.
     - Редкостная птица для наших дней, - сказал я. - Офицер, проходивший практику под парусами. Позовите его, хочу послушать, что он сам расскажет.
     Секретарь гильдии слез со стула и пробрался сквозь толпу пьющих. Лицо Мак-Грата оживилось при известии о том, что какой-то капитан желает поговорить с ним. Когда он шел вслед за секретарем, я приметил широкие плечи, развитую мускулатуру и смышленые голубые глаза, которыми он лукаво смотрел на меня, садясь в кресло напротив. Но в них была и настороженность. Я кивнул в сторону бара, и секретарь пошел и вернулся с кружкой пива, поставив ее перед молодым человеком.
     Надо будет подкинуть ему несколько шиллингов, чтобы рассчитаться, подумал я и повернулся к Мак-Грату:
     - Секретарь вашей гильдии сказал мне, что у вас есть билет второго помощника и вы находитесь без работы. Почему так?
     Я видел, как голубые глаза Мак-Грата оценивали меня, как бы раздумывая, насколько он может, или должен, приукрасить истину.
     - Последний капитан, с которым я плавал, не одобрял драк. Списал меня с записью ОС. Оказал мне паршивую услугу, никто больше не хочет меня брать третьим помощником.
     - Из того, что я слышал, мне показалось, что вам нравиться драться. Может, тот капитан был прав?
     - Да, может и прав. Офицеры и джентльмены - вот какими он хотел видеть нас. Да вот только на баке не было джентльменов, да и на всем судне дисциплина хромала. Я, сколько мог, старался обойтись глоткой. Когда один из заводил зашел слишком далеко, я вытащил его на крышку трюма и выбил из него все дерьмо. Он заслужил это. Но старик - простите, капитан - увидел это, а тот хмырь подал жалобу. Я думал, что старпом станет на моей стороне, но тот испугался толпы. Меня рассчитали сразу же, как только мы вернулись в Сидней. И вот я здесь. Если в ближайшее время я не найду места третьего помощника, то наймусь матросом.
     Я созерцал его побитое лицо и размышлял над его бунтарским тоном.
     - Вас не учили при обращении к старшим офицерам добавлять слово "сэр"?
     Краска бросилась в лицо Мак-Грата, и его губы сжались в жесткую белую линию. Я бросил взгляд на стол и увидел, как его кулаки сжались, до предела натянув покрытую шрамами кожу. Затем руки расслабились, глаза моргнули и рот растянулся в глуповатой улыбке.
     - Прошу прощения, сэр. Я тут совсем забыл о приличных манерах. И спасибо за пиво, после вчерашнего у меня во рту как у дохлого эму в... ну, вы понимаете, что я имею в виду, сэр.
     - Я слышал, что вы служили практикантом на парусниках. Расскажите мне об этом.
     - Совершенно верно, сэр. На "Гартпуле", компании "Марин Навигейшн".
     Я слышал о нем, одном из последних винджаммеров под красным флагом[9], зарабатывавшим кое-как на перевозках зерна между Австралией и Европой:
     - Четырехмачтовый барк, стальной корпус, капитан Томпсон?
     - Да, сэр. Он очень хорошо относился к практикантам, учил нас навигации. Сомневаюсь, что я сдал бы экзамен без его учения.
     - В наши дни мало кто будет завидовать вашему ученичеству на винджаммерах. Я вспоминаю, было что-то необычное с рангоутом "Гартпула".
     - Совершенно верно, сэр. - Я с удовольствием услышал удивление в голосе Мак-Грата. Он не был единственным, кто начинал морскую службу на парусниках. - На нем не было бом-брамселей и трюмселей. Самые верхние - брамселя.
     - Был спроектирован для работы с уменьшенными экипажами. Хотя для практикантов адова работа. Я так понимаю, что от капитана Томпсона вы не получали отметку ОС?
     - Нет, сэр. Вообще на борту неприятностей не было. Все недоразумения разрешались честной схваткой, один из помощников с секундомером в одной руке и нагелем в другой судил. Но горе тому, кто после не мог отстоять свою вахту.
     Несмотря на причину последнего списания и очевидное свидетельство его взрывного характера я почувствовал симпатию к молодому Мак-Грату. Любой человек, который провел четыре года на винджаммере, сражающемся с зимними штормами у мыса Горн и соревнующемся с подобными себе, такими, как "Пассат" и "Памир", за быстрейший переход года - такой человек должен знать кое-что о морском деле и тяжелой работе. Маловероятно, чтобы я нашел кого-то еще. А если я ошибаюсь? Что ж, Сингапур только в трех неделях перехода, и я спокойно вышвырну его на берег.
     - Итак, мистер Мак-Грат. Мой предыдущий третий вчера дезертировал, а отход состоится сразу после полуночи. Если вы сможете подняться на борт сегодня днем... что ж, я готов закрыть глаза на ваш ОС. Но если задержитесь, даже не пытайтесь подняться по трапу. Итак, вы готовы вступить в должность прямо сейчас?
     Глаза Мак-Грата загорелись неподдельным удивлением, и в его голосе чувствовалась благодарность:
     - Да что тут говорить... то есть, так точно, конечно, сэр.
     - Хорошо. Я не могу обещать вам первоклассный лайнер, это всего лишь трамп на твердом топливе постройки военных лет, но вполне мореходный, а питание всяко получше того, что вы имели на винджаммерах.
     - Спасибо, сэр. Я вас не подведу.
     - Да уж постарайтесь. А теперь идите и соберите свои вещи. Если вам чего-то не хватает, лучше подождите до Сингапура - там найдете дешевле чем здесь. Название судна "Ориентал Венчур", ошвартовано у причала острова Глеб. Явитесь на борт не позднее двадцати ноль ноль. Старшего помощника зовут мистер Лотер, я его предупрежу. Строго говоря, вы должны обращаться к нему "милорд", так как он сын графа, но "мистер Лотер" вполне достаточно. Вопросы имеются?
     - Нет, сэр. Еще раз благодарю, сэр. Буду на борту вскоре.
     Он протянул руку и я пожал ее, с удовлетворением заметив гримасу на его лице, когда я сжал его побитые пальцы. Затем он схватил кружку, допил пиво одним глотком и направился на выход.
     - Надеюсь, вам не придется сожалеть, капитан, - заметил секретарь отделения гильдии.
     - Думаю, этого вы и хотели, - улыбнулся я. - Готов поспорить, что он надоедал вам целыми днями в поисках работы.
     Он уныло усмехнулся:
     - Вы правы, капитан, надоедал. Вы оказали мне любезность, и теперь я могу спокойно вычеркнуть его из списков. Искренне надеюсь, что он не причинит вам хлопот.
     Улыбка застыла на моих губах:
     - Мы на "Ориентал Венчуре" не нуждаемся в офицерах и джентльменах. Кроме нашего старпома, разумеется. И мне нравится человек, который может постоять за себя в критической ситуации. Это крутые места, китайские моря. С палубной командой у него проблем не будет. Она, конечно, банда китайских головорезов, но они сделают только то, что прикажет им старший помощник. Или я. Кое-кто из кочегаров бывает излишне буйный, но у нас есть свои методы. Нет, юному Мак-Грату следует опасаться только меня. Если он будет выполнять приказы и делать свою работу - все будет хорошо. Если нет? Ну, тогда ОС будет наименьшей из его проблем.
     Я полез в карман за монетами. Секретарь гильдии протестующе поднял руку:
     - Нет, нет, капитан, я плачу. Вы оказали мне услугу. - Он протянул руку: - Удачи и спокойного плавания.
* * *
     Пока все нормально.
     Я справился с мелким вымогательством профсоюзников и нашел полезную, как мне представляется, замену третьему помощнику. Погрузка почти закончена, и, несмотря на все соблазны Сиднея, неприятностей больше не было. Большинство матросов-китайцев берегли свои заработки и не растрачивали деньги на выпивку и девок. Кочегары-сомалийцы, будучи мусульманами, к алкоголю не прикасались, и только немногие отважились сойти на берег, так как в Австралии не очень-то приветствовали цветных. Пара младших механиков вернулась явно потрепанной, и я подозревал, что часть их синяков и ссадин были получены от местных копов, не посчитавших нужным предъявлять официальные обвинения. Лотер, как обычно, делил свое время между работой (весьма эффективной) и немногими свободными часами,  в которых он искал приправленную джином защиту от демонов, которые продолжали преследовать его.
     Но вот второй помощник, Дэвид Гриффит, чуть не оказался в беде.
     Мне нравился Гриффит, но всеобщим любимчиком он не был. Сын шахтера с долины Ронда, сложением он походил на игрока в регби, а задумчивое выражение смуглого лица делало его привлекательным для большинства женщин.
     Но предпочтения Гриффита были направлены в другую сторону. Это не было совсем уж необычным среди моряков, на многих судах можно было встретить одного-двух подобных ему. Но в тесном закрытом шахтерском сообществе? Гриффита там никогда бы не приняли в таком качестве, и он уговорил отца помочь ему с ученичеством на судне одного валлийского судовладельца. Смелое решение для парня, выросшего среди холмов и терриконов Южного Уэльса, но оказавшееся правильным - он стал хорошим офицером, по крайней мере, в большинстве случаев.    
     Для любого человека достаточно трудно месяцами жить на небольшом пароходе бок о бок с толпой людей, общаться с которыми, при других обстоятельствах, он бы побрезговал, к тому же скрывая правду о себе. Думаю, что все мы в той или иной степени делаем то же самое, но Гриффиту было особенно тяжело страдать от грубых шуток и оскорблений от мужчин, для которых гомосексуальность была поводом для раздражения или для грубых шуток. И иногда предохранительный клапан срабатывал. Если достаточно часто задирать человека, то он либо ломается, либо учится драться. В покрытых сажей переулках шахтерских поселков, в темных задворках припортовых пивбаров, в пропахших ромом азиатских притонах Дэвид Гриффит учился драться. И драться грязно, когда это было необходимо. Он никогда не ходил на берег без ножа, складного или выкидного. Но чем меньше я знал об этом, тем лучше.
     И как я сказал секретарю гильдии в баре "Ройал-Джордж", мне нравятся люди, которые умеют постоять за себя. Побережье Китая было не самым законопослушным среди других омываемых приливами берегов. Хотя официально власти смотрели хмуро на бизнес, который мы порой вели, но среди таможенных офицеров было множество продажных - кривых как задняя нога собаки - душ, за мзду готовых вовремя посмотреть в сторону. И если вы думаете, что пиратство вышло из моды с тех пор, как типы вроде Моргана и Черной Бороды сошли со сцены, то вы просто не видели обстановки в китайских морях. Не единожды нам приходилось отбивать попытки абордажа. Например, когда мы стояли на якоре напротив одного торгового сеттльмента на Борнео, нас окружило множество лодок морских даяков, готовых перерезать нам глотки, если мы не отдадим им деньги и ценности. Они остались с пустыми руками - и нет, наши глотки остались целыми. Я ценил людей, которые могут постоять за себя, при условии, что они не создают неприятностей на борту судна.
     Таким образом, сумев найти замену третьему помощнику, я совсем не радовался перспективе потерять второго помощника.
     В конце этого жаркого палящего летнего дня с юга пришел шквал свежего ветра, который принес долгожданное облегчение как экипажу, так и усталым потным докерам, устремившимся прочь от верфей в конце своей рабочей смены. Лотер разрешил Гриффиту сойти на берег в шестнадцать часов, после его вахты, с тем, чтобы тот вернулся на борт к двадцати двум часам. Шести часов вполне достаточно, чтобы насладиться несколькими кружками пива и перекусить в одной из местных кафешек - или найти себе партнера, готового обойтись без продолжительных предварительных игр - и вернуться назад для участия в подготовке судна к выходу в море.
     Должно было быть достаточно! Если бы я имел доллар каждый раз, когда что-то "должно было быть"!
     Было уже ближе к двадцати трем, когда Лотер заметил его поднимающимся на борт, с манжетами куртки и рубашки на правой руке залитыми кровью. Мне следовало сходить к воротам дока и позвонить в полицию, ведь так должен поступить законопослушный капитан, правда? Однако теперь здесь, на востоке, закон частенько был тем, что ты смог сделать своими кулаками или чем попадется под руки. Выслушав невнятное бормотание Гриффита, я приказал ему заткнуться и привести себя в порядок. Если полиция явится до нашего отхода, то такова его судьба. Если нет - что ж, время и расстояние имеют привычку бросать иной свет на произошедшие события.
     Я стремился как можно быстрее покинуть порт, а в ноль-ноль тридцать, назначенное время отхода, не было видно ни единого признака прибытия лоцмана. Я нетерпеливо расхаживал по затененной рулевой рубке. Прохлада ночи была резким контрастом жаре прошедшего дня, и рулевой-китаец, терпеливо стоявший у штурвала, натянул выцветшую хлопчатобумажную куртку для защиты от холода. На крыле мостика вспыхнула спичка, освещая лицо Лотера, и я почувствовал едкую вонь яванской сигары. Я только собрался закурить сигарету, как услышал топанье ног на трапе, ведущем со шлюпочной палубы, и в сопровождении матроса-китайца в рубке появилась фигура в морском мундире.
     - Прошу простить за небольшое опоздание, капитан. Как вижу, вы готовы и буксир на месте.
     - Доброе утро, мистер лоцман. - Я постарался скрыть свое раздражение. - Да, мы оставили по одному швартову с бака и кормы, и приняли конец с буксира на баке.
     - Отлично, капитан. Отдавайте все швартовы.
     - Отдать носовой и кормовой! - отдал команду Лотар, и я с лоцманом вышел на крыло мостика.
     С бака и кормы пришли доклады, что за бортом чисто, лоцман приказал дать малый вперед, из трубы повалил густой сизый дым, в котором проскакивали огненные искры. Сквозь подошвы я почувствовал вибрацию палубы, когда гигантские поршни паровой машины начали свое возвратно-поступательное движение, а винт вспенил темную мрачную портовую воду.
     Медленно, как бы не желая отрываться от земли, пароход развернулся носом на выход из бухты и двинулся мимо пирсов Пирмонта, на каждом из которых темнели силуэты спящих судов. Продолжительный сигнал лоцманского свистка дал команду шкиперу буксира отдать буксирный трос. Когда буксир остался позади, мы обогнули мыс Миллерс-Пойнт и прошли под недавно сооруженным мостом Сидней-Харбор-Бридж, нависающим в темноте над нашими головами. Оставив за кормой мост, мы проскользнули мимо стоявшего посреди гавани приземистого орудийного форта Деннисон. Его зловещие батареи темнели на фоне мерцающих огней района Сидней-Коув, а справа вдали успокаивающе выступал мощный силуэт линейного корабля, стоявшего у военной базы Гарден-Айленд.
     Прибавив ход, мы пересекли бухту Роуз-Бей, далее обогнули покрытые лесом темные утесы Бредлис-Хед, оставляя за кормой идеальную дугу бело-пенного кильватерного следа на спокойной чернильно-черной воде, и на прямом курсе пересекли вход в гавань Миддл-Харбор. Затем, приближаясь к океану между старыми хранителями узкого входа в Порт-Джексон, судно приподняло нос на невысокой зыби словно лошадь, поднимающая голову в предвкушении начала охоты. Массивные черные скалы мыса Норт-Хед молчаливо скользнули вдоль левого борта, а справа, с оконечности мыса Саут-Хед, подбадривающе моргал маяк Хорнби.
     Прозвучал короткий гудок лоцманского катера, приближавшегося с кормы, и лоцман собрал свои вещи:
     - Думаю, дальше вы пойдете сами, капитан.
     - Подходит лоцманский катер, - доложил с крыла Лотер.
     Я протянул руку:
     - Благодарю, мистер лоцман, беру управление на себя. Матрос проводит вас к шторм-трапу. До следующей встречи.
     - До свиданья, капитан. Счастливого рейса!
     Перегнувшись через релинги крыла мостика, я проследил, как лоцман спустился по шторм-трапу и благополучно встал на палубу катера.
     - Так держать, полный вперед!
     Я почувствовал убыстряющуюся вибрацию по мере того, как увеличивавшиеся обороты винта гнали судно через встречную зыбь, и слушал шум воды, разбиваемой форштевнем и обтекающей борта. Приятно было снова оказаться в открытом море, вдали от душных людных улиц Сиднея. Я обернулся, услышав шаги на трапе со шлюпочной палубы. Это был Гриффит, пришедший принять ходовую вахту.
     - На корме все закреплено по-походному, сэр.
     - Спасибо, секонд[10]. Книга распоряжений на ночь в штурманской. В двух милях от мысов Хедс ляжете на курс норд-ост. Обороты для десятиузлового хода. Принимайте вахту.
     - Спокойной ночи, сэр.
     - Не такая уж она и хорошая, не так ли, мистер? - сказал я, не собираясь спускаться вниз до тех пор, пока не услышу объяснений опозданию и прибытию в окровавленной одежде. - Сейчас вы в безопасности. Но что может помешать сиднейской полиции телеграфировать властям Сингапура, если они знают, кого искать? - Я вынул из кармана пачку сигарет "Сениор Сервис" и протянул ему одну. Обычно я не разыгрываю роль патера-исповедника, но тут я собирался укрывать возможного убийцу и хотел знать, насколько я рискую. - Похоже, был сделан чертовски опрометчивый, дурацкий поступок, как вы оцениваете?
     Он взял сигарету и прикурил. При свете огня от спички его лицо выглядело бледным, с темными кругами вокруг глаз от напряжения и усталости.
     - Все было так, капитан, как я сказал. Это было самообороной. Я встретил кое-кого в баре в Розелле, на холме сразу за доками, и мы пошли выпить в одно уединенное место.
     Я повидал немало в жизни, вращался и в сомнительных кругах общества, так что мог вообразить, какого сорта места предоставляли в качестве временного прибежища людям, подобным Гриффиту. Они спускались по узкой дорожке. Там висел уличный фонарь, но его слабый желтоватый свет разгонял тьму только в пределах нескольких ярдов. Они остановились под лампой прикурить сигареты. И тут из темноты раздался грубый носовой голос:
     - Если меня спросят, я скажу, что они выглядят как парочка пидоров.
     На дорожке появился ухмыляющийся молодой верзила. Гриффит отметил куртку и брюки в обтяжку, шляпу-котелок и, несмотря на теплый вечер, платок, повязанный вокруг шеи. Смутные силуэты еще двух бандитов материализовались из кустов, блокируя дорожку. 
     - Мы ненавидим педерастов, - прорычал вожак. - Сейчас покажем вам, как шляться тут, вонючие извращенцы.
     Охота на гомосексуалистов, очевидно, была чем-то вроде спорта в менее полезных для здоровья районах Сиднея, но соотношение два к трем было неплохим, и Гриффит чувствовал себя уверенным до тех пор, пока его свежеиспеченный друг не пустился в бега. Готовясь к драке, Гриффит сунул руку в карман и схватил нож. Когда вожак банды бросился на него, он ответил на автомате: уклонился от удара, ударил в ответ рукой с зажатым в ней ножом, выкидное лезвие которого вспороло брюхо противника. Хлынувшая из раны кровь окатило его руку. При виде скорчившегося и стонавшего вожака двое других отпрянули в стороны. Гриффит не упустил своего шанса и бросился вниз по дорожке. Обогнув угол, он притаился за какой-то стеной, прислушиваясь к шуму погони. Но ее не было. Заставляя себя идти спокойно, он спустился с холма и отправился на судно, вытирая кровь носовым платком. На подходе к воротам порта он утопил лезвие в рукоятку и спрятал нож в карман. Дежурный вахтер не обратил на него никакого внимания.
     Я размышлял, что может делать сейчас полиция. Ищут ли они подозреваемого? Знают ли они об участии Гриффита? А вообще, ведут ли они поиски? Группа молодых громил искала приключений и один из них в драке получил удар ножом. Полиция могла подумать, что тот сам на это напрашивался. Но что, если тот умер? Возможно, Гриффит не имел намерения убивать, но нож в кишках? В лучшем случае тот человек нуждался в хорошем докторе. В худшем - что ж, это была самозащита, не так ли? Какой шанс он имел против троих? Но посторонних свидетелей не было, в этом вся проблема. Если двое уцелевших присягнут, что Гриффит сам затеял ссору...
     Огни береговых пригородов Сиднея тускнели по мере того, как мы удалялись от побережья. Гриффит закончил свой рассказ и стоял, облокотившись о релинги - сгорбленный, унылый силуэт, едва различимый в темноте. Я сделал последнюю затяжку и затушил окурок в ящике с песком.
     - Ну хорошо, - произнес я. - Больше не будем об этом. Если не... ладно, посмотрим, что будет, когда мы придем в Сингапур. - Я повернулся к трапу. - Иду вниз. Когда сменитесь с вахты, свяжите в узел окровавленные куртку и рубашку и бросьте за борт с какой-нибудь старой скобой.
     - Есть, сэр, - пробормотал он.
     Я спустился на шлюпочную палубу. Сна не было ни в одном глазу, и я облокотился о релинги, слушая шум разрезаемой корпусом воды и наблюдая, как гребни волн подсвечивали чернильную темноту поверхности моря. Да, начало рейса нельзя было назвать хорошим, но наш старенький пароход знавал и худшие времена. Порой надо быть благодарным и за маленькие радости. Была тихая безмятежная ночь, и судно слабо покачивалось на длинной низкой тихоокеанской зыби, делая стабильные десять узлов, прокладывая прямую борозду и оставляя за кормой искрящийся фосфоресцирующий след.        

Глава вторая

     Жаркий, насыщенный испарениями утренний воздух Сингапура. Китайские кули усердно трудились, разгружая зерно, когда внезапный тропический ливень загнал их в укрытие, а команда поспешила поставить тенты над открытыми люками трюмов. Я находился на палубе, избегая турецкую баню, которая царила в канцелярии, и увидел Мак-Грата, укрывшегося под навесом и уставившегося сквозь густую пелену дождя на товарный склад - всего в десяти ярдах от причала, но едва видимого. Капли дождя были похожи на большие серебряные шиллинги, которые, разбиваясь о бетон, рассыпались фонтанчиками мелких брызг высотой по колено среднего человека, и ревущим потоком уносились по сточным канавам.
     Девятнадцать дней перехода от Сиднея прошли без происшествий. Мак-Грат оказался компетентным специалистом. Его судоводительские знания были вполне адекватны занимаемому положению и наверняка улучшатся с практикой. А знание морского дела - результат четырехлетней работы на парусниках - было великолепным. Матросы с готовностью внимали его наставлениям, и стандарты работы с тросами, парусиной и медяшками значительно улучшились, во всяком случае, в той мере, какую позволял ограниченный бюджет старенького трампа. И, конечно, у него не было никаких поводов демонстрировать свои кулачные способности, а шрамы от предыдущих стычек давно исчезли.
     Я был полностью откровенен с секретарем гильдии, когда рассказывал ему о своей палубной команде как о банде китайских головорезов. Многие из них принадлежали к пиратским шайкам, чьи вооруженные джонки, оперирующие с баз в бухте Байес-бей севернее Гонконга, охотились за торговыми судами, посещающими китайские порты. Вопиющий случай дневного захвата парохода "Ирена" в 1927 году заставил шевелиться военно-морской флот. И китайские торговые дома, которым все это тоже надоело, предложили им выбор Хобсона[11]: либо законный - возможно, полу-законный было бы более правильным выражением  - наем на работу в качестве матросов, либо сдача на не очень-то приветливую милость властей. Тут также играли свою роль клановые связи. Владельцами "Ориентал Венчура" были китайцы с, как я подозревал, клановыми отношениями с бывшими пиратами, находящимися сейчас под моей командой. Некоторые из действий, выполнения которых ожидали от нас владельцы, были не вполне законными и безопасными, так что иметь на борту решительную и надежную команду (как говорят китайцы, тигр в любых условиях остается тигром) было неплохой страховкой. Но у этой палки было два конца. Пока я оправдывал доверие владельцев, команда беспрекословно подчинялась моим приказам, но если я его потеряю, то ее клыки ощерятся в мою сторону. Не то чтобы я плохо спал, беспокоясь о такой возможности - ведь даже дракон опасается змей на их собственной территории, - но я знал, в каких шкафах находятся некоторые скелеты.
     Тропический ливень продолжался, принося некоторое облегчение от угнетающей жары. Я решил присоединиться к Мак-Грату и, используя перерыв в работе, расспросить его о житье-бытье.
     - Итак, третий, что вы думаете о пароходе после четырех лет плавания под парусами. Выглядит чем-то вроде пикника, да?
     На самом деле, я знал ответ. Была гигантская разница между положением третьего помощника на пароходе и положением практиканта на винджаммере. Там он имел изматывающую рутину вахт четыре через четыре, и даже с ежедневным сдвигом вахт во время вечерней "собачьей" вахты[12] было невозможно получить ночной отдых более четырех часов. И даже эти часы отдыха частенько прерывались командой "Все наверх!" при необходимости перестановки парусов. Здесь же, после окончания четырехчасовой вахты в полночь, он имел роскошь проведения всей ночи в койке до того, как снова заступал на вахту в восемь утра. Здесь не было головокружительных подъемов на высокие мачты при воющем ветре и ледяном дожде зимних штормов у мыса Горн. Не было опасного ползания по реям в ста футах над уровнем моря, когда ноги отчаянно упирались в раскачивающиеся перты, живот упирался в твердое дерево рея, а израненные руки с сорванными ногтями боролись с жесткой мокрой парусиной. Питание здесь также было получше. Несмотря на прижимистость владельцев наш кок ухитрялся готовить блюда, которые по сравнению с вареной солониной, горохом и твердыми как камень сухарями, обычными на парусниках, можно было считать роскошными.
     - Я всегда подозревал, что у пароходных парней не служба, а рай, - ответил Мак-Грат с улыбкой, которую можно было принять за дерзкую, но я надеялся, что она была обычным австралийским отсутствием пиетета к начальству. 
     - Не стоит переоценивать, мистер, - проворчал я. - Возможно, ваше довольство привянет, когда начнем грузить уголь, и все провоняет и пропитается угольной пылью. Она попадает в пищу, в воду, в поры вашего тела так, что у вас будет ощущение, будто вы потеете и испражняетесь угольной пылью. И вообще, китайские моря - не место для слабых духом. Не нанесенные на карты рифы вспарывают днище, тайфун может поглотить судно вблизи от порта убежища, пираты на джонках подстерегают невнимательного вахтенного, который позволил им незаметно к себе приблизиться.
     - Извините, сэр. - Улыбка спала с лица Мак-Грата. - Я не имел...
     - Все нормально, сынок, я не в обиде. Но прими к сведению - жизнь на трамповом пароходе, особенно на этом самом, не игра в кегли с банкой пива. Это тебе предстоит понять.
     Я решил было рассказать ему про некоторые не вполне законные вещи, с которыми мы встречаемся, но передумал. Он сам вскоре это выяснит, и он не выглядел типом, которого легко испугать.
     - Как так вышло, что вы очутились на парусниках, третий? - продолжил я. - Я не думал, что австралийцы имеют склонность к мореплаванию.
     - Моя семья владеет скотоводческой фермой в северной части Нового Южного Уэльса, - ответил он. - Я всегда считал, что буду доволен работать со скотом, женюсь на местной девчонке и создам собственную ферму. Но после нескольких суровых сезонов батя предложил мне поискать другое занятие. Думаю, он имел в виду университет и все такое. Поехав в Сидней, я увидел в гавани корабли. Может, это была реакция на жизнь в захолустье, но я решил посмотреть мир. Ну, я ему так и сказал. Сначала он был шокирован, но потом, увидев, что я серьезен, он обошел несколько офисов судоходных компаний и внес залог, когда меня взяли практикантом.
     - Некоторые из людей на тех старых парусниках были настоящими ублюдками, - заметил я. С некоторыми я сам плавал, и до сих пор имею шрамы в подтверждение моих слов.
     - Совершенно верно, сэр, - ухмыльнулся Мак-Грат. - Но они научили меня матросскому делу, а также умению постоять за себя.
     - Я слышал об этом. - Пришло время объяснить ему некоторые правила. - Но если кто-то на борту применит кулаки без моего разрешения, он будет отвечать передо мной по полной. Усвоено, третий?
     В моей версии поведения на трампах было время и место для драк. Люди всегда были склонны регулировать свои обиды кулачным боем. Я сам много раз использовал кулаки. Но всегда готовые схватиться за нож китайцы и полудикие язычники-сомалийцы были взрывоопасной смесью, и если случится что-то серьезное, я желал бы иметь их на своей стороне.
     Мак-Грат кивнул:
     - Так точно, сэр.
     Он задумался, нахмурился, потирая подбородок:
     - Э-э... Стружка[13] говорил, что вы сами провели какое-то время под парусами, сэр. Это так?
     - Вот, значит, как проводит свое время плотник? - я сделал вид, что сердит. - Судачит о своем капитане с младшими помощниками?
     Мак-Грат залился румянцем.
     - К вашему сведению, мистер, в юные годы я плавал на каботажных барках и шхунах, сразу после войны.
     Мак-Грат вытаращил глаза:
     - А я удивлялся, откуда вы разбираетесь в оснастке, сэр. И вы раньше плавали вместе с плотником, да?
     Он был смел и решителен, надо отдать ему должное. Не многие третьи помощники и после второго рейса осмелятся задавать капитану вопросы. Лотер считал Мак-Грата слишком самонадеянным, но таково было его пристрастное мнение о любом, кто не проходил учебу в Дартмуте[14]. По правде говоря, Мак-Грат напоминал мне самого себя в том возрасте, с тем, что я был еще большим дураком и смутьяном. И я в самом деле ранее плавал вместе с Крампом, плотником, когда я был старпомом на старом "Портнисе". Это была развалина, построенная еще до войны. Все рядовые моряки теснились под полубаком, как на винджаммерах, и были выходцами из Ливерпуля и Ньюкасла. Ими было трудно управлять, а самым строптивым был ливерпулец по имени Бегли, который мнил себя королем полубака. Я улыбнулся этому воспоминанию. Он только однажды столкнулся со мной и получил болезненный урок - укус волкодава эффективнее его лая. Говори громко и носи с собой кофель-нагель, как выражался мой первый капитан. Совет, которого я с тех пор постоянно придерживался.
     - Да, мистер Мак-Грат, - ответил я, придав тень угрозы своему голосу. - Мы с плотником старые соплаватели. Вижу, что вы с ним на короткой ноге. Попросите его рассказать о "Портнисе" и матросе по имени Бегли. И запомните: если вы, по моему мнению, делаете правильные вещи, то мы с вами поладим. Если нет - Крамп может рассказать, что случается с теми, кто пересекает мой курс.
     Я пристально посмотрел на него для придания эффекта сказанным словам, и с удовлетворением увидел, что он слегка поежился.
     - Ну что, ливень, похоже, прекратился, так что буду благодарен, если вы займетесь уборкой тентов и подстегнете докеров к работе.
     Я удалился и вернулся в канцелярию, где бумажная работа сама не двигалась. Здесь меня ждала записка от Лотера, извещавшая о том, что вскоре нас осчастливит визитом управляющий сингапурским отделением судовладельцев с заданием на следующий рейс.
* * *
     - Если вы сможете зайти в Вевак, капитан, то я подкину вам груз бурового и шахтного оборудования, - сказал По Линг Синг, управляющий отделением фирмы "Англо-Ориентал". Низенький, пухлый, с луноподобным лицом, он был одет в безупречный светло-серый тропический костюм, белую рубашку с серым шелковым галстуком, на котором выделялась золотая булавка, инкрустированная большой жемчужиной. Обут он был  в белые ботинки оленьей кожи, шляпа-панама лежала на серванте. Он сидел в одном из потертых кресел в моем салоне, расположенном позади штурманской рубки. Я сидел в таком же напротив него, а Лотер присел на диванчик сбоку. Электрический вентилятор, подвешенный на переборке, раздувал влажный воздух, проникающий через открытый иллюминатор и несущий с собой вонь сингапурских доков - комбинацию запахов тропических растений, гниющих водорослей и отбросов из сточных канав.
     - Кроме того, - продолжал По своим английским с сингапурским акцентом, - у меня есть большой груз разных товаров для хорошего приятеля в Порт-Морсби. На обратный рейс в Гонконг я могу забронировать полную загрузку копрой. - Он довольно потер руки. - В этом рейсе должен быть хороший профит, капитан.
     Его слова звучали музыкой для моих ушей. Мы почти закончили выгрузку зерна, и По через сеть своих агентов выискивал грузоотправителей среди местных торговцев. Будучи трамповым судном, "Ориентал Венчур" не имело ни определенного маршрута, ни твердого расписания. Оно шло туда, где имелся подходящий груз, конкурируя с сотнями других трампов, оперирующих на морских путях Дальнего Востока. Приносило ли оно прибыль или несло убытки, зависело от умения По найти груз по выгодной фрахтовой ставке, а также от моего управления судном как можно экономичней, избегая в то же время созданные людьми и посланные Всемогущим опасности китайских морей.
     По был хорош в своем ремесле, он мне нравился. Несмотря на свой лощеный вид записного франта, он был умен и работящ, и был тем, кого в сеттльментах Малайи звали королем лазеек. Другими словами, он знал всех порядочных людей и немалое количество нечистоплотных личностей. И я доверял ему - то есть, доверял его предсказуемому образу действий. Во всех предлагаемых нам сделках - как законных, так и контрабандных - выторгованные им условия служили в первую очередь его собственным интересам, а во вторую интересам владельцев, оставляя мне и судну крохи. К счастью, эти крохи обычно обеспечивали небольшой бонус команде и позволяли мне надеяться на приобретение в обозримом будущем собственного парохода.
     - Этот Вевак еще та глухомань, - заметил я, размышляя, что затеял По на этот раз. - А кто отправитель?
     - Мистер Эберхардт, Вольфганг Эберхардт, - ответил По, сражаясь с немецкими согласными. - Имеет семейный бизнес на Новой Гвинее еще со времен германской колонии, и до сих пор его дела идут неплохо.
     С таким именем было неудивительно, что он являлся немецким колонистом еще с довоенных времен. Но я никогда не слышал ничего хорошего о том, как немцы обращались с туземцами Новой Гвинее. Также, в данном случае, ничего не слышал о горных разработках в окрестностях Вевака.
     - А что ищет этот Эберхардт? - спросил я.
     - Вроде ищет золото где-то на реке Сепик, - ответил По. - А также ведет разведку нефти. не знаю, насколько успешно, но хорошо платит за быструю доставку, без огласки, если вы меня понимаете. - По постучал по носу.
     - В самом деле? Что вы думаете об этом, Питер?  
     Питер разглядывал буфет со спиртным, барабаня по спинке кончиками пальцев. Дело шло к полудню, и Да Коста принес кофейник с крепким яванским кофе, который был кстати, несмотря на удушливую жару в каюте. Но я предполагал, что Лотер предвкушал большой стакан джина в качестве аперитива перед перед ланчем, на который наш индо-португальский кок неизменно готовил карри. Мой вопрос вернул его к реальности.
     - Я всегда становлюсь слегка подозрительным, когда слышу, что кто-то готов хорошо заплатить за быструю и секретную доставку. В чем тут ловушка, задаюсь я вопросом.
     Его ответ в точности совпадал с моими ощущениями.
     - Никакой ловушки, капитан, - сказал По, несколько слишком спокойно. - Вы знаете, что происходит, когда появляется утечка информации о золоте или нефти. Я уверен, что мистер Эберхардт просто заботится о своих инвестициях и не хочет огласки. Во всяком случае, вы сможете сами спросить его, он пойдет с вами вместе с женой. Уверен, их ждет хорошее путешествие, - он помолчал, улыбаясь заговорщически, - к тому же он очень щедр, если будет доволен обслуживанием.
     - Слышишь, Питер? У нас будет благородное общество в течение десяти дней до Вевака. Распорядись, чтобы прибрались в пассажирском люксе и проветрили его. Да, и неплохо было бы поставить на палубу несколько шезлонгов и теннисный стол.
     Хоть это и было необычным для трампового судна, у нас имелись пассажирские каюты на двенадцать человек. Правда, едва ли судно когда-нибудь имело пассажиров, так что трудно было не заметить сарказма в моих словах.
     - Подготовить апартаменты не сложно, - нахмурился Лотер, - но мы редко имели удовольствие перевозить пассажиров такого калибра как Эберхардты. У них есть какие-нибудь особые запросы? - обратился он к По.
     - Люди, привыкшие жить в джунглях Новой Гвинеи, найдут даже эти скромные условия восточных бродяг вполне приемлемыми.
     - Скромные! - фыркнул я.  Восточные бродяги - так мы шутили между собой. Это относилось к бездомной натуре трампа, что в равной степени можно было применить как к судну, так и ко мне самому. - Если бы я не знал вас так хорошо, то мог подумать, что вы меня дразните, мистер По. Этот скромный пароход неплохо послужил владельцам за последние несколько лет.
     - Простите мне эту маленькую шутку, капитан Роуден. Я слышал, что мистер Эберхардт любит принять вечером стаканчик-другой виски с содовой, но эта фрахтовая ставка покроет любое количество спиртного, которое он пожелает. - По встал и потянулся за шляпой. - А сейчас прошу меня извинить, но я должен вернуться в офис и подготовить необходимые документы. Благодарю за кофеЮ увижу вас перед отходом. - Он протянул руку. - Не надо меня провожать, я знаю этот скромный пароход почти так же, как и вы.
     Его кожаные ботинки протопали по покрытой деревянным настилом шлюпочной палубе  и вниз по трапу.
     Я был всегда настороже, но не слишком щепетилен. В трамповом бизнесе вы брали то, что дают, и очень часто это было "не спрашивай - не болтай", но что-то в Эберхардте и его грузе плохо пахло. Немецкий колонист в бывшей немецкой колонии с грузом горного оборудования, о котором никто не должен знать, и которое настолько ценно, что понадобилось самолично его сопровождать. Что он ищет? Золота, скажем, полно южнее в районе Лея. Если вести разведку, то это именно то место, куда стоит смотреть.
     - Надо будет внимательно присматривать за этим Эберхардтом и его грузом, - решил я. И, Питер, разузнай-ка, что он предпочитает пить. Наверняка ему не захочется пить в одиночку. Не дадим ему страдать среди трезвенников.
     Я сказал это в шутку, Но, судя по сузившимся глазам и сжатым губам Лотера, он ее не разделил. Ничего, проглотит! Я давно сделал правилом знать все, что происходит на моем судне. Я знал историю Лотера, знал про его схватки с зеленой тоской и их причиной - он пил чтобы забыться. Я был готов терпеть это так долго, как долго его работа удовлетворяла меня.
     - Мы не пассажирское судно, разумеется, - ответил он ровным тоном. - Но пассажирские апартаменты вполне приличны, и я поговорю со старшим стюардом и коком. Не сомневаюсь, что возможность получения некоторого бакшиша подвигнет их к заботливому отношению к Эберхардтам.
     Оставшись один, я продолжил размышлять над визитом По. Что-то в его словах о Эберхардте и и горном оборудовании не складывалось. И кончики моих пальцев покалывало. Возможно, это и были проблемы с циркуляцией крови, как говорили мне доктора, но я заметил, что эти покалывания служили четким индикатором того, что мне втирают чушь собачью. Мы, правда, редко возили пассажиров, но когда приходилось, беспокойств от них было больше чем выгоды. Но немецкий колонист, ищущий золото в неисследованной части Новой Гвинеи? Рейс обещал быть весьма интересным.
* * *
     Ближе к полуночи я прокладывал путь сквозь бурлящую массу жизни, заполонившую ночной рынок на Буджис-стрит. Люди всех рас и разнообразных цветов кожи переполняли тротуары и выливались на проезжую часть. Китайские торговцы в традиционной одежде с большими корзинами и их жены в ярких, декорированных орнаментом чонсамах[15]. Кули в мешковатых синих штанах и грязных спецовках. Индусы в белых накрахмаленных рубашках и дхоти, их жены в цветастых сари, увешанные разноцветными браслетами. Сикх-полицейский в тюрбане, рубашке и шортах цвета хаки, с окованной железом дубинкой, которой он мастерски владел для поддержания порядка. И, как вкрапления, розоволицые европейцы, истекающие потом от жары и влажности, интенсивность которых только слегка спадала после захода солнца.
     Многие магазины все еще работали, выставляя напоказ пряности и шелка, одежду и товары для дома, жареных уток и куски свинины, сладости и еще множество восточных снадобий и других изделий, которые  не смог идентифицировать. Все это освещалось ярким светом фонарей-молний или гирляндами цветных электрических лампочек. Витрины некоторых магазинов были превращены в кухни на открытом воздухе с большими мангалами, от которых в ночное небо спиралью поднимались дымы и искры. Покрытые потом повара трудились над гигантскими котлами, бросая в них лапшу, кусочки мяса, овощи и опорожняя ковши с соусами. Пар от готовящейся еды смешивался с дымом, и время от времени капли масла, падая на раскаленные бока котлов, возгорались вспышками желтого адского пламени. Я вдыхал соблазнительный аромат экзотической пищи, смешанный с кислым запахом древесно-угольного дыма, едкой вонью сточных канав и благоуханием женских духов. Я был здесь много раз, но до сих пор сохранил в себе частичку того чувства удивления и радостного настроения, с которым я, молодым человеком прямо из Англии, встретил эти места.
     Улица была закрыта для транспорта и заполнена столами и стульями, которые были заполнены множеством поглощающих пищу и напитки людей. Среди столов шныряли мальчишки, предлагая различные блюда, пиво "Тайгер" и другие, не так легко идентифицируемые, но более мощные, напитки.
     Я сошел на берег с Брайаном Крампом, плотником. Есть такие, которые считают странным, что капитан водит компанию с плотником, но мне было безразлично, что обо мне думают, а у меня с Крампом было много общего. Мы оба родились на берегу устья Темзы. Крамп - на эссекской стороне - был наполовину цыганом и носил золотое кольцо в мочке уха. На его правом бицепсе был вытатуирован черный ворон, на тыльной стороне ладони правой руки - ухмыляющийся череп, и на тыльной стороне ладони левой руки якорь. А я родился со стороны Кента в семье потомственных рыбаков и контрабандистов. Один из моих предков разбойничал вместе с Диком Турпиным[16], и конец его жизни был предсказуемо ужасным. Мы оба стали сиротами из-за Великой войны и воспитывались в институциях, где, чтобы выжить, научились быть грубыми и жестокими. Но мне повезло больше Крампа. Мой дядя нашел мне место на баке каботажной шхуны, а затем заставил меня учиться на судоводителя.
     Крамп же, оставив детский дом, окунулся в жизнь насилия и преступлений. Днями он работал матросом на неуклюжих баржах, передвигавшихся вверх и вниз по Темзе с помощью приливо-отливных течений и рулевых весел. По ночам он присоединялся к "береговым пиратам" - бандитам, которые грабили суда, ошвартованные в лондонских доках. Неудачная попытка ограбить лайнер компании "Пи-энд-Оу" отправила его в тюрьму Вандсворт. Выйдя из тюрьмы, он как-то ухитрился получить место матроса на старом убогом "Портнисе", где оказался и я. Капитан был слабым и таким же убогим, и на судне верховодил старший механик с бандой приспешников, которые обманывали и обкрадывали как владельцев, так и других членов команды. Одним из вожаков был Бегли, и он решил показать новому старпому, кто здесь хозяин. Произошла жестокая драка, но Бегли оказался не в форме, и когда я его нокаутировал, то убедил его остаться лежать, жестко обработав тяжелыми башмаками. После этого мне пришлось следить за своей спиной, и однажды на меня напали стармеховы прихлебатели. Если бы не Крамп, то не избежать бы мне жестокого избиения или чего похуже, судя по инструменту, который они использовали. По окончании рейса я был рад списаться с этого корыта, а получив командование "Ориентал Венчуром", дал знать об этом Крампу, и он с удовольствием воспользовался моим приглашением. Не могу сказать, что он полностью исправился, но мы понимали друг друга, и его хорошо было иметь за спиной в неприятных ситуациях, которые порой случались.
     Мы сели за пустой столик и были моментально обслужены: только что приготовленный жареный рис, лапша, мясо и овощи, сопровождаемые ледяным пивом "Тайгер".
     - Мак-Грат первый раз в Сингапуре, - сказал Крамп в промежутке между поглощением пищи. - В полночь он сдаст вахту, и я ему сказал, что буду здесь на случай, если он захочет попробовать заливного угря с портером.
     Я усмехнулся:
     - Ему должно здорово повезти, чтобы найти здесь это. Во всяком случае, заливного угря.
     Странно, как из-за каких-то незначительных вещей всплывают в памяти болезненные воспоминания. Заливной угорь во времена моего детства в Ист-Энде был основным продуктом питания. Его ели все, в том числе и я, когда был голодным, но я ненавидел это блюдо. Куски отварного, словно сделанного из резины, угря в желатине, который вонял так, как будто был сделан из коровьих копыт с налипшим на них навозом. Крамп же оставался типичным ист-эндцем, гордящимся своим происхождением и говорящим на диалекте кокни, сдобренном воровскими словечками и рифмованным жаргоном. Например, "котлы" - это сокращение от котелка и полки камина, которая ассоциировалась с карманом, который служил сокращением для карманных часов, которые... чтобы понять, надо там родиться.
     Я знал, что не должен стыдиться своего происхождения. Не было моей вины ни в том, что отца убили на войне, ни в том, что мать, оставшись без средств к существованию, скатилась до пьянства и проституции, которые вместе убили ее.  Я не мог ничего поделать с этим. Но мой кентский акцент, о котором учитель ремесленной школы, демонстративно зажав нос, говорил, что от него несет сильнее, чем от сточных канав Уоппинга - совсем другое дело. В средних классах я колотил одноклассников, которые насмехались над моим акцентом, пока до меня не дошло, что проще научиться подражать их округлым гласным и четким согласным. Это не делало меня джентльменом, но правильный выговор давал преимущество в виде сомнения - по крайней мере до тех пор, пока действия не говорили сами за себя. Даже теперь, разозлившись, я старался сдерживать себя от применения насилия.
     Мы еще ели, когда Крамп заметил Мак-Грата и помахал ему. При виде Крампа лицо юноши озарилось широкой улыбкой, которая тут же погасла, когда он увидел меня за тем же столиком. Он осторожно присел на свободное место.
     - Расслабьтесь, третий, - сказал я, подав знак одному из мальчишек. - Вы не на службе, так что наслаждайтесь приятным вечером.
     - Что ты об этом думаешь, Джеймс? - спросил Крамп, обводя рукой окружающее. - Бьюсь об заклад, ты не видел ничего подобного в Сиднее, или откуда ты там.
     - Конечно, там, откуда я, только овцы, скот, пшеница и фермеры. В Сиднее есть китайцы, но я с ними не пересекался.
     Перед Мак-Гратом появились тарелка с едой и бутылка пива, и мальчишка вручил ему ложку. Юноша с опасением покосился на стряпню, где мелкие кусочки мяса и овощей плавали в дымящемся пикантном соусе.
     При виде его ошеломленного лица Крамп громко рассмеялся:
     - Да, для привыкших к мясу и картошке это выглядит необычным. Но не смотри на внешний вид, положи себе в тарелку риса или лапши, перемешай ложкой и ешь.  
     Мак-Грат, осторожно водя ложкой по своей тарелке, широко открытыми глазами наблюдал, как Крамп палочками ловко доставляет еду с тарелки в рот.
     - Палочки, - объяснил Крамп. - Китайцы ничем иным не пользуются. Не беспокойся, для гуайло они всегда подают ложки.
     - Гуайло?
     - Так они называют белых людей, это означает "круглые глаза".
     Мак-Грат осторожно поднес ложку ко рту и начал задумчиво жевать содержимое. Я хорошо представлял, что он никогда ничего подобного не пробовал: смесь ароматов, сладкое, соленое и кислое одновременно, хруст свежеприготовленных овощей в сочетании с шелковистой мягкостью нежного мяса. Затем он широко открыл рот, глубоко вздохнул и схватил бутылку пива.
     Крамп снова засмеялся:
     - Извини, забыл тебя предупредить: соус очень острый, сильно жжет, но ничего, привыкнешь. Гаси пожар пивом.
     Мак-Грат остудил рот еще одним глотком и продолжил еду. С наполненным желудком и второй бутылкой пива он заметно расслабился. Мы откинулись на спинки стульев и наблюдали шумный кружащийся калейдоскоп китайцев, малайцев, индийцев и европейцев.
     Между столиками расхаживали китайские лицедеи. Пожилые музыканты играли странные мелодии на однострунных скрипках. Расторопные подростки предлагали поиграть в "ракушки", ловко передвигая их по столу перед неосторожным ротозеем и соблазняя угадать, под какой ракушкой находится шарик. Другие подростки с потрепанными колодами карт предлагали посмотреть карточные фокусы. Еще одни склоняли не очень трезвых посетителей сыграть в крестики-нолики по смешной ставке в несколько медяков. Победителю доставалось все, поставленное на кон, и похоже, что ребята никогда не проигрывали.
     А в прилегающих переулках мелькали осторожные фигуры в ярких, цветастых, облегающих чонсамах, с экзотическими прическами, накрашенными щеками и густо подведенными бровями и ресницами. Они обменивались взглядами и шептались с одинокими мужчинами, иногда их приглашали присесть и предлагали выпить. Внимание Мак-Грата переключилось от еды, его глаза вращались как будто на стебельках.
     Крамп подмигнул мне и слегка подтолкнул юношу:
     - Если ты задумался о юбке, мы можем устроить тебе попозже. Но, если я не ошибаюсь, каи-таи вряд ли придутся тебе по вкусу.
     - Они неплохо выглядят, - ответил Мак-Грат. - А что значит каи-таи? Это что, китайское название шлюх? 
     - Нет, Джеймс, - засмеялся Крамп. - Эти шлюхи не бабы, а леди-мальчики, смазливые парнишки, одетые как женщины. Есть такие мужчины, которым это нравится. Но многие замечают разницу только тогда, когда сунут руку между ног и обнаружат нечто неожиданное.
     Мак-Грат раскрыл рот. Я не думал, что он был настолько наивным, чтобы не знать о продажных женщинах. Любой моряк, заходящий в зерновые порты южной Австралии или выходящий с грузом нитратов из Чили, имел хотя бы беглое знакомство с борделями и девочками, которые предлагают там свои услуги. Но, судя по его пораженному выражению, ему и в голову не приходило, что мальчики могут одеваться как девочки, чтобы привлекать клиентов.
     Крамп заметил выражение его лица и решил немного позабавиться:
     - Если хочешь, я могу позвать одну из них. Она сядет тебе на колени, и вы познакомитесь.
     Он начал поднимать руку, но Мак-Грат схватил ее и прижал к столу:
     - Не смей! За кого ты меня принимаешь?
     - Легче, Джеймс, - произнес Крамп. - Я не хотел тебя обидеть, просто пошутил. Доедай пищу и любуйся окружающим. Затем пойдем на пароход.
     Мак-Грат застенчиво улыбнулся:
     - Извини, Брайан, но эти каи-таи... я бы никогда не догадался. Слава богу, ты предупредил меня... хотя выглядят они как обычные шлюхи. Посмотри на того рядом с...
     Его голос упал, а я проследил его взгляд, уставившийся на высокого, смуглого, хорошо выглядящего мужчину - моего второго помощника, который по-хозяйски положил руку на плечи одного особенно привлекательного каи-таи.
     - О, это мистер Гриффит. Да, у него наметанный глаз на барышень - если вы понимаете, что я имею в виду, - хихикнул Крамп.
     Оживленные глаза Гриффита на покрасневшем от возбуждения лице были сфокусированы на идущем рядом с ним женственном мальчике. Он, казалось, не замечал ничего вокруг, в том числе своего капитана и своих соплавателей, мимо стола которых он проходил. Я был бы рад позволить ему пройти как бы незамеченным. Не ради меня самого - я повидал много чего, и вид гомосексуалиста с юным любовником меня не оскорблял. Но Гриффит, очевидно, желал бы сохранять известную дистанцию между своими сладострастными предпочтениями и профессиональными отношениями с коллегами.
     И все было бы хорошо, если бы не Мак-Грат. Его лицо пылало и почти сравнялось цветом с его волосами, он уставился на Гриффита, сморщив лицо от испытываемого отвращения.
     - Спокойно, Джеймс, - повторил Крамп, положив ладонь на руку Мак-Грата в попытке успокоить его. - Мистер Гриффит свой. Да, он извращенец, но он свой. Он не будет приставать к тебе.
     - Да уж конечно не будет, - огрызнулся Мак-Грат, отшвыривая руку Крампа. - Если он хоть пальцем прикоснется ко мне, я его убью.
     Тут мне следовало бы вмешаться. Это было бы правильно, особенно в свете моих предупреждений о драках. Но меня охватило любопытство. Возможно, это был то примитивное любопытство, которое толкало людей к развлечениям типа созерцания мужских, собачьих или петушиных боев. Мак-Грат был бойцом; доказательство этого я видел в Сиднее. Я также знал, что Гриффит может постоять за себя. Два пса, лающих и рвущих друг друга. Мне было интересно, кто из них проиграет.
     Взрыв негодования Мак-Грата привлек внимание Гриффита, до сих пор поглощенного своим спутником. Заметил ли он меня и Крампа - не знаю, но он увидел возбужденное лицо Мак-Грата и остановился, слегка покачиваясь.
     - Ба, да это юный Мак-Грат, развлекающийся в свободное время на Буджис-стрит, - произнес он, провокационно вытолкнув вперед хихикающего каи-таи для лучшего обзора. - Надеюсь, тебе нравится окружающий пейзаж, Джеймс? Что ты думаешь о моей юной подруге? Разве она не прелестна?
     Мак-Грат отшатнулся:
     - Убирайся прочь от меня, ты грязный...
     - Извращенец? - закончил фразу Гриффит угрожающим тоном. - Ты кого из себя строишь, щенок, у которого молоко на губах не обсохло? Предлагаю тебе вернуться на пароход, тебе уже давно пора баиньки.
     Алая краска залила лицо Мак-Грата, он сжал кулаки и сделал шаг вперед:
     - Не смей со мной так разговаривать, я не мальчик, а вот ты не мужчина, а что-то другое. Ты отвратителен.
     В глазах Гриффита блеснула ненависть:
     - Я не желаю неприятностей, Мак-Грат, но если начнешь бузить, то ты их получишь.
     Его рука потянулась к карману, где, думаю, у него лежал нож, но затем он, видимо, передумал - вокруг полно народа. Кулаков будет достаточно.
     На лице Мак-Грата отразилась нерешительность, и на мгновенье я подумал, что он уступит. Но затем его темперамент взял верх и он рванулся вперед, нацелившись правым хуком в челюсть Гриффита.
     Кулак наткнулся на что-то твердое, но это не было лицом Гриффита. Вмешался Крамп и перехватил удар, как тисками сжав кулак Мак-Грата своими сильными мозолистыми пальцами.
     - Послушайте, джентльмены, здесь не время и не место для ссор.
     Крамп утянул Мак-Грата в сторону и бросил на меня вопрошающий взгляд. Я кивнул, и он потянул юношу в сторону.
     - Пойдем, Джеймс. Пора, тебе через несколько часов на вахту.
     Он повел Мак-Грата через толпу к стоящим поодаль черно-желтым таксомоторам, и я слышал, как он своим резким голосом настоящего кокни наказывал водителя отвезти их в доки Кеппеля.
     Гриффит расслабился, румянец сошел с его лица, а гнев утих, когда он понял, что я был свидетелем их несостоявшейся стычке. Он отдернул руку с плеча каи-таи, как будто оно превратилось в пылающий уголь.
     - Прошу прощения, капитан, - пробормотал он, - я вас не заметил.
     Отринутый и сконфуженный каи-таи тихо, бочком удалился. Неважно, подумал я, не один, так другой иностранец найдется, с его внешностью он наверняка подцепит кого-то этой ночью.
     Я направил палец в сторону Гриффита и прорычал командным тоном:
     - Вам тоже лучше вернуться на борт, мистер. Помните, что я говорил о драках? - Я постучал по столу для усиления эффекта. - Быть в моем салоне в десять ноль-ноль, минута в минуту. Понятно? - И, не дожидаясь ответа: - А теперь убирайтесь.
     Гриффит развернулся на каблуках и исчез в редеющей толпе. Я взглянул на часы. Был уже второй час, но спать мне не хотелось, как не хотелось и возвращаться в монашеские пределы своей каюты. Я знал место, где было достаточно рома и радушных женщин в любое время. Я помахал обслуге, оставил несколько банкнот и горсть монет на столе и вышел на находящуюся за углом улицу Малай-стрит.
* * *
     - Почему вы считаете приемлемым нападение на старшего по должности?
     Я сидел за столом, а Мак-Грат, стоя передо мной, выглядел взволнованным и несчастным. Я вызвал его к себе в девять утра, страдая от головной боли и приступа лицемерия. Во-первых, я наслаждался общительной, хотя и оплаченной, компанией в хорошо известном заведении на Малай-стрит. Оно не было слишком уж эксклюзивным, любой с достаточными средствами приветствовался, а полиция лишь изредка для проформы посещала его. Но однажды я помог его хозяйке доставить без оформления документов посылку с какими-то ценностями (неискренние благодетели человечества назвали бы их выручкой от аморальных занятий) ее родственникам в Китае, за что я заслужил ее вечную благодарность, бесплатную выпивку и лучших девочек на выбор. Во-вторых, я знал, что мне следовало предотвратить ту яростную конфронтацию. Одно слово их капитана могло задавить этот росток прежде, чем он вырос ядовитым цветком. А теперь я имел двоих разгневанных и возмущенных друг другом молодых людей на своей совести.
     Я принял твердый, холодный, осуждающий вид и свирепо посмотрел на помощника:
     - Итак, Мак-Грат, что вы можете сказать в свое оправдание. Вы обвинили второго помощника в чем-то, что он делал на берегу в свободное время, и думаете, что это дает вам право напасть на него. Я правильно излагаю?
     Мой тон был зловещим, и Мак-Грат поежился.
     - Нет, сэр. Но мистер Гриффит обнимал этого... молодого человека. - Он сглотнул, стараясь сохранить ровный тон.- Он дефилировал, выставлял напоказ, и я...
     - Кто дал вам право судить, - лицемерно прогремел я. - То, что делает второй помощник в свое личное время, меня не касается, если это не влияет на его работу. А если мне нет дела до этого, то и вам нет дела... если вы хотите остаться на этом пароходе. - Я сделал паузу, не спуская стального взора с Мак-Грата. - Итак, мистер?
     Мак-Грат сглотнул. Возможно, он был шокирован мыслью о мужчине, который имел сексуальную связь с другим мужчиной, неважно, насколько удачно тот был загримирован под женщину. Мне это тоже было противно, хотя было ли это прегрешением перед богом или заслуживало наказания земными властями - я не знал. А Гриффит был хорошим моряком и нес службу как следует. Я не хотел терять его. С другой стороны, и Мак-Грат подавал надежды, если научится контролировать свои чувства и свой темперамент. Он потерял предыдущее место из-за драки, и вряд ли мог позволить себе вторую запись ОС. Я побарабанил пальцами по столу, ожидая ответа.
     - Приношу свои извинения, сэр, я действовал опрометчиво. Подобное не повторится.
     - Да уж лучше чтобы не. Нельзя поднимать руку на старшего офицера. Вы принесете извинения второму помощнику, когда он сменит вас в полдень. Итак?
     Мак-Грат колебался. Возможно, он ожидал разноса, даже увольнения, но не предложения извиниться.
        - Итак... мистер Мак-Грат? - прорычал я, наклонившись вперед и упершись руками о стол, как бы готовясь прыгнуть через него. Я мог быть злобным ублюдком, если меня вынудят, и надеялся, что Крамп объяснил ему это, когда они возвращались на такси.
     - Да, сэр, мне жаль, сэр, но... - мои глаза гневно блеснули, но Мак-Грат упрямо продолжил, - примет ли второй помощник мои извинения?
     Я почувствовал, что мое лицо покраснело от гнева, но часть меня восхищалась его упорством, и я сумел удержать голос ровным:
     - Просто извинитесь, мистер. А теперь займитесь делом.
     - Да, сэр.
     Он повернулся, повесив голову, и побрел к двери.
     Выражение его лица: было ли на нем облегчение от окончания выволочки или разочарование? Обычно по рыжеволосым страстным типам судить было легко. Но не в этом случае. Не то чтобы это имело большое значение. Я мог свалить его с ног своими кулаками, выбросить на причал - и инспектор торгового флота не станет тратить свое драгоценное время на его жалобы. Мятежные юнцы не многого добиваются на трампах в китайских морях.  Но что-то в выражении лица Мак-Грата требовало больших объяснений, и нынешнее время было ничем не хуже другого для того, чтобы открыть ему глаза на суть того, на что он подписался.
     - Задержитесь! - позвал я его назад. - Послушайте внимательно, Мак-Грат. Я не собираюсь комментировать то, чем мистер Гриффит занимается в своей личной жизни, но он хороший офицер и не причиняет проблем на борту. Вы можете не любить гомосексуалистов, но в нашей профессии следует научиться жить самому и давать жить другим.
     - Сожалею, сэр, я думаю, что был просто ошеломлен, увидев его вместе с этим... каи-таи.
     - Случаются самые разные люди, вещи и ситуации, Мак-Грат, о чем вы узнаете, если останетесь на этом судне надолго. Думаю, вы уже слышали рассказы о разных грузах, которые мы временами перевозим. Не все, что пересекает планширь фальшборта, занесено в грузовой манифест. Строго говоря, вас это не касается, ответственность лежит на мне и старпоме, если нас прихватят за яйца. Но человек, который умеет держать язык за зубами; человек, который не растеряется в затруднительных обстоятельствах; человек, который умеет постоять за себя в опасной ситуации, не теряя головы - такой человек мне нужен. Я нашел его в Гриффите. Вопрос: нашел ли я такового в вас? Насколько я вижу эту ситуацию, у вас есть выбор. Вы можете списаться с судна и я сделаю в мореходной книжке запись "очень хорошее" в графе "поведение и трезвость". У вас не возникнет трудностей в поиске места - здесь полно судов. Или же вы принесете извинения второму помощнику, и мы (я и секонд) забудем об этом инциденте. Да, и если это сделает более легким ваш выбор: отправители подобных - необычных - грузов порой бывают весьма щедры.
     Я сказал уже более чем достаточно, дело было за самим Мак-Гратом, но я был рад увидеть дикарскую улыбку на его лице.
     - Я не трус, сэр. Я нанимался в расчете на длительный срок. Я буду разговаривать с мистером Гриффитом.
     - Не заставляйте меня впредь повторять подобные разговоры. - Я сверкнул глазами для усиления воспитательного эффекта. - Теперь к делу: старпом доложил, что грузовые стрелы готовы к погрузке ящиков с шахтным оборудованием. Как только они прибудут, грузите их на твиндек четвертого трюма. Проследите за этим.
     - Так точно, сэр.
     Позднее в салон подошел Гриффит. Я сразу перешел к сути дела:
     - Не знаю, в какую игру вы играете, мистер. Здесь повсюду глаза и уши, и кто-нибудь уже доложил о ссоре между европейцами на улице. Ваши предпочтения - это ваше личное дело, но только до тех пор, пока они не влияют на судовой порядок. Поэтому вчерашнее происшествие становится моим делом. Третий помощник был неправ, бросаясь на вас с кулаками, и я уже вызывал его на ковер. Но ваше поведение и ваше отношение выходило за всякие рамки. 
     - Сэр, в свое оправдание...
     - Не перебивайте меня, мистер, - оборвал я его гневно. -- Должен предупредить вас, что даже здесь на востоке, где к определенным вещам относятся более толерантно, чем в Британии, не стоит так демонстративно выставлять себя напоказ. Если вы не можете вести себя осторожно, то, может быть, вы выбрали не тот вид работы. Я достаточно ясно выражаюсь?
     Мой голос был суров и я говорил медленно, чтобы до него в полной мере дошло мое предупреждение.
     - Да, сэр.
     Его голос был напряженный, как будто у него комок застрял в горле, и я мог видеть, как он старается обуздать свой гнев.
     - Что бы вы ни думали о юном Мак-Грате, он обещает стать хорошим офицером, и вам придется работать вместе до тех пор, пока вы оба остаетесь на борту этого судна. Он принесет вам извинения, и вы их примете, понятно?
     Мой тон не терпел возражения, и я ждал с каменным лицом, пока Гриффит не промямлит свое согласие.
     - После случившегося в Сиднее я думал, что вы будете держаться ниже травы, - продолжил я более мягким тоном. - Слушайте, вы хороший офицер, Дэвид, и вы проплавали со мной немало, но не думайте, что я поколеблюсь списать вас, если вы будете причиной очередной неприятности.
      Для людей подобных Гриффиту жестоким обстоятельством жизни являлось то, что их боялись и ненавидели за то, с чем они родились. Трамповые пароходы были не для слабых духом, здесь требовалось заслужить уважение суровых и прочных как гвозди людей, зарабатывающих тут на скудное существование. И Гриффиту удалось завоевать авторитет, порой используя и кулаки. Но жалость и сантименты были роскошью, которую я не мог допустить в этом бизнесе, достаточно тяжелом и опасном, чтобы еще и исполнять роль няньки.
     - Итак, каков будет ваш ответ?
     - Виноват, сэр. Обещаю, больше неприятностей не будет.
     Я отпустил его и позвонил Да Сильве. Голова все еще болела, и мне была нужна большая чашка крепкого кофе.

Глава третья

     Была середина предполуденной вахты Мак-Грата, и я пришел на крыло мостика с чашкой кофе в руках отдохнуть от утомительной бумажной работы в канцелярии. Ветра не было, и зеркально гладкая поверхность воды цвета яркой кобальтовой сини едва заметно колыхалась на длинной низкой зыби. То и дело летучие рыбы с крыльями, сверкающими каплями воды на солнце,  взмывали в воздух и пролетали футов сто, прежде чем возвратиться в естественную для них среду обитания. Солнце, находившееся только на середине своего пути к зениту, уже нагревало своими лучами открытые стальные палубы и конструкции так, что они обжигали при прикосновении. Я стоял в тени брезентового тента, натянутого над левым крылом мостика, и наслаждался тем легким ветерком, который возникал от десятиузлового хода судна. Слева по борту панорама отдаленного южного берега Борнео медленно уплывала вдаль. Прибрежные равнины и невысокие холмы были покрыты буйной зеленой растительностью, среди которой тут и там поднимались струйки дыма, обозначая поселение даяков. И далее, на расстоянии, виднелись серо-голубые очертания горной, таинственной внутренней части острова.
     До сих пор спокойный переход не был богат событиями.
     Вольфганг Эберхардт и его жена Амелия поднялись на борт в день отхода и заняли пассажирский "люкс", из которого они выходили на короткие прогулки по шлюпочной палубе рано утром, пока солнце не припекало, или после захода солнца. Еду им Да Сильва приносил в каюту. Судя по внешности, Эберхардт приближался к пятидесяти, это был высокий, начинающий полнеть блондин со светлой кожей и голубыми глазами. Его лицо несло отпечаток как многолетнего нахождения под тропическим солнцем, так и чрезмерного увлечения спиртным. Его жена, напротив, была невысокого роста, миниатюрная, седовласая. Она всегда носила широкополую шляпу или зонтик для защиты от солнца, и ее бледная, почти фарфоровая, кожа служила разительным контрастом с красноватой, продубленной шкурой ее мужа.
     Несмотря на все мои подозрения Эберхардт оказался именно таким, каким описал его По. Ничего явно подозрительного в его грузе не было, и все бумаги были в полном порядке. И все же, для состоятельного бизнесмена было весьма необычным путешествовать на борту старого парохода, даже того, который перевозил его груз. Регулярная линия, обслуживаемая судоходной компанией "Бернс Филп", была более быстрым и комфортабельным средством добраться домой в Новую Гвинею. Теперь я имел возможность изучить его вблизи, так как через Да Сильву получил записку, написанную рукой Эберхардта. В ней он просил доставить ему удовольствие отужинать со мной и моими офицерами.
     В кают-компании "Ориентал Венчура", как правило, было немноголюдно. Обычно там принимали пищу я, Лотер и младшие помощники, хотя один из них постоянно находился на вахте. Старший стюард, ответственный за все вопросы питания на судне, также обычно ел там. Радиоофицер нес вахту согласно расписанию радиопередач и периодов радиомолчания. Он ел либо с нами, либо в радиорубке в зависимости от расписания. Старший механик со своими ассистентами, хотя и имели право принимать пищу в кают-компании, предпочитали непринужденную атмосферу своей рабочей столовой, где они могли есть, не снимая комбинезонов.
     Я усмехнулся, подумав о традициях и церемониях военно-морских кают-компаний, которые были близки Лотеру, с их дурацкими ритуалами, парадной формой, начищенным столовым серебром, безупречными белыми куртками вестовых и посредственной едой, восполняемой изрядным количеством алкоголя. Наш стол по сравнению с ними был сделан на скорую руку. Трамповые пароходы судоходных компаний Гонконга не блистали качеством и количеством пищи, за которую были готовы платить судовладельцы. К счастью, и я, и старший стюард были знакомы со всякими маленькими хитростями, которые позволяли дополнить судовые припасы, и экипаж обычно неплохо питался, если не быть излишне привередливым.
     Тем не менее, просьба со стороны Эберхардта означала то, что следовало приложить особые усилия.
     В ответ на записку Эберхардта я написал формальное приглашение ему и его супруге, а также проинструктировал всех офицеров явиться в кают-компанию с чистыми руками и в белых рубашках. Затем я обговорил со старшим стюардом вопросы меню. Похоже, он принял просьбу Эберхардта как вызов своим способностям, и поспешил проконсультироваться с коком. Затем надо было позаботиться о напитках. Судовая пресная вода, которую зачастую принимали из не заслуживающих доверия источников и хранили в редко очищаемых стальных танках, куда добавляли немалое количество дезинфектантов, пахла илом, хлорином и угольной пылью. Но, верный своему слову, По снабдил нас несколькими ящиками пива, которые занимали немало места в нашей скромной рефкамере, и изрядным количеством шотландского виски, предпочитаемом Эберхардтом.
     Я наблюдал, как Мак-Грат вышел из рулевой рубки и поднялся на верхний мостик взять пеленга ближайших мысов, чтобы нанести место судна на карту. Насколько я мог понять, Мак-Грат и Гриффит помирились друг с другом. Не было видно открытых признаков враждебности, как, впрочем, и особой сердечности. Что ж, вы не обязаны любить человека, с которым вместе работаете. Я плавал с людьми, с которыми при других обстоятельствах я ни за что бы не общался. Сослуживцы по необходимости, как их называли, люди, с которыми ты работал в течение своего контракта, и больше не видел и не желал снова видеть. И было много пьяных, буйных, размахивающих свинчаткой неудачников, маскирующихся под моряков в портах Дальнего Востока. Я сталкивался с такими, которых было бесполезно штрафовать или угрожать им властями. Но, хотя у меня на рукаве и было четыре золотых нашивки, я пробился из самых низов и знал все баковые уловки. Человек, поднявшийся против меня, получал урок. Если он его выучил - хорошо, если нет, то второй раз я был еще жестче. Он платил штраф побоями и кровью, и была вероятность, что власти найдут его валяющимся в припортовой аллейке.
     Я считал, что руковожу эффективно и большей частью мною довольны. Оплата справедливая, еда не давала поводов жаловаться, и судно, хоть и старенькое, но мореходное и более комфортабельное, чем большинство трампов военной постройки. Работа была тяжелой, но так было на любом другом судне, старающимся заработать на нерегулярных и невысоких фрахтовых ставках Востока, где слово "конкурент" значило "головорез" и где ценилось не соблюдение правил и постановлений, а их нарушение. Но в этом крылись возможности. Как я уже говорил Мак-Грату, Роудены издавна жили на побережье Кента и имели длинную родословную моряков и контрабандистов - эти характерные черты я унаследовал в полной мере. Я также приобрел что-то вроде репутации капитана, знающего всякую укромную якорную стоянку и каждого нечестного чиновника от Калькутты до Владивостока. Соответствовало это действительности или нет - это я предоставлял судить другим. Не было недостатка в выгодных предложениях от По и других агентов по доставке грузов, о которых не следовало спрашивать и которые нужно было укрыть от внимания таможенных и налоговых органов.
     Именно поэтому у меня возникли подозрения. Из-за того, что По подчеркнул желание Эберхардта обеспечить скрытную и беспроблемную доставку груза, и из-за присутствия его самого на борту. Требовалось ли выгрузить оборудование в отдаленной от любопытных глаз бухточке, или следовало побудить местные власти в Веваке прикрыть глаза? Если так, то в чем причина? Ничего незаконного в партии кирок, лопат, бурового оборудования и насосов не было. По не упомянул чего-то особенного. Но в таком случае, зачем вообще упоминать об осторожности? Был ли это намек, что последуют дальнейшие инструкции от самого Эберхардта? Что могло объяснить его желание формальной встречи тем, чтобы иметь повод встретиться позднее наедине. Или По намекал на нечто иное, желая предупредить о необходимости быть настороже. Что ж, я не собирался решать эту загадку прямо сейчас, на крыле мостика, наблюдая, как мимо проплывает таинственный, дикий, покрытый непроходимыми джунглями берег Борнео.
     Со склона невысокой волны сорвалась летучая рыба и стала планировать, стараясь пролететь как можно большее расстояние между собой и преследователем. Им оказался дельфин, вырвавшийся из воды в непосредственной близости позади рыбки. Вода каскадом стекала с его боков и хвоста, тело сверкало на солнце, разинутая пасть обнаруживала хищный ряд острых зубов. Прыжок был рассчитан с математической точностью, челюсти дельфина сомкнулись на несчастливой рыбешке ровно в тот момент, когда она плюхнулась в воду. Сцена охотника и жертвы, демонстрирующая базовый закон жизни. Я считал себя больше охотником чем жертвой, хотя под тонким флером цивилизации, который окутывал большинство наших действий, не всегда можно было их различить. 
     Стоять на обдуваемом ветерком крыле мостика было приятно, но меня ждала бумажная работа в жаркой тесной канцелярии. Я допил свой кофе и отправился вниз. Нужно было проверить подготовку старшим стюардом вечернего приема и удостовериться в том, что Да Сильва нашел мне чистую белую рубашку.
* * *
     Стоя у входа в кают-компанию, я окидывал критическим оком моих офицеров по мере их появления. Лотер, худой и высокий, почти элегантный в поношенной, но свежевыстиранной и накрахмаленной рубашке с тремя золотыми полосками на погончиках и орденской планкой, где среди прочих  была и ленточка креста "За боевое отличие". Обычно в это время он нес вахту, но сейчас его подменил Гриффит, который присоединится к нам позднее. Мак-Грат, выглядевший очень юным в новой белой рубашке с одной полоской на каждом плече. Старший механик Фрейзер, полный, румяный, седовласый шотландец из Лейта, остроумный и вспыльчивый, уже держал в руках полный бокал своего излюбленного виски. Несколько младших механиков столпились вокруг сервировочного столика, осушая стаканы с охлажденным пивом, которое стюард принес прямо из холодильника. Со своими неотесанными манерами, грубыми с въевшимся маслом руками они никак не гармонировали с белыми рубашками, которые некоторые из них надели чуть ли не первый раз в жизни.
     Вскоре, ровно в девятнадцать ноль-ноль, появился Вольфганг Эберхардт рука об руку с супругой. Несмотря на тропическую жару и будничный, потрепанный вид судна, они оделись как на пышный прием. Можно было восхититься сделанным на заказ белым смокингом Эберхардта - не то чтобы я чувствовал себя комфортно в таком одеянии - и черным длинным вечерним платьем его жены, которое великолепно сочеталось с ее бледным видом и пышными седыми волосами.
     - Добрый вечер, капитан Роуден, - произнес он, крепко схватив мою руку. - Надеюсь, мы не заставили вас долго ждать. Джентльмены, разрешите представиться - Вольфганг Эберхардт. - Он выпрямился и слегка поклонился. - А это моя жена, миссис Амелия Эберхардт. Благодарю вас за то, что позволили нам сопровождать вас в этом рейсе домой, в Вевак. - Он говорил сильным, ясным голосом с резким акцентом и четкостью, указывающими на северо-германское происхождение.
     - Совершенно не за что, мистер Эберхардт, - ответил я. - Мы с удовольствием  принимаем вас. Разрешите представить моих офицеров.
     Я назвал каждого из них, сознавая, что некоторые молодые люди, для которых пассажиры были вне обычной морской жизни, не имели представления о галантном общении и глазели на супружескую пару как на существ с другой планеты. Я с облегчением повернулся к Лотеру: он, по крайней мере, был подлинным изделием - офицером и джентльменом.
     - Позвольте представить коммандера, достопочтенного лорда Питера Лотера, моего старшего помощника.
     - О, вы лорд, коммандер Лотер?  
     Интонация в голосе Эберхардта явно показывала удивление при виде того, что среди экипажа потрепанного старого парохода находится настоящий аристократ. Затем он быстро восстановил самообладание:
     - К вам следует обращаться милорд?
     При упоминании титула его жена сделала скромный книксен.
     Сконфуженный упоминанием титула, о котором, насколько я знал, ему хотелось забыть, Лотер принужденно улыбнулся:
     - В этом нет необходимости, мистер Эберхардт. Мистер Лотер или даже Питер будет вполне достаточно. В этом профессиональном окружении для формальностей нет необходимости.
     Эберхардт внимательно присмотрелся к орденской планке на груди Лотера:
     - Если я не ошибаюсь, мистер Лотер, вы носите ленточку креста "За боевое отличие". Значит, вы служили в военно-морском флоте и совершили какой-то выдающийся подвиг?
     - Я имел честь служить в королевском флоте, - чопорно ответил Лотер. - Награду я получил после Ютландской битвы.
     - Ach, Ютланд, - произнес Эберхардт, его глаза загорелись интересом. - Мне бы очень хотелось послушать ваше мнение об этой битве, если вы не против и время позволит. Но, капитан, - повернулся он ко мне, - не будем задерживать ваших офицеров. Не пора ли присесть?
     Лотер, с мрачным лицом и крепко сжатыми кулаками, что-то прошептал Да Сильве, и пиратского вида старый стюард бросился в буфетную и вернулся с большим стаканом розового джина. Я провел гостей к столу, стоявшему в центре обшитой красным деревом, но уже довольно обшарпанной кают-компании, подвинул кресло для миссис Эберхардт и помахал рукой Лотеру и Фрейзеру, чтобы присоединялись, отметив, что Лотер уже осушил полстакана и сигнализировал Да Сильве наполнить его.
     Стол был покрыт белой накрахмаленной скатертью, на которой стояли незнакомые приборы из серебра и фарфора. Бог знает, где старший стюард сумел приобрести их и где прятал. Я заметил, что кое-кто из юнцов недоуменно уставился на столовые приборы, явно размышляя, как их использовать. Прости господи, но их матери должны были научить их хоть каким-нибудь манерам за столом. Не то чтобы мои в их возрасте были чем-то лучше, несмотря на все усилия исправительной школы вколотить их в меня.
     - Прошу не ожидать от нас слишком многого, миссис Эберхардт, - сказал я, надеясь, что у ней достаточно такта, чтобы не замечать вилок, используемых как лопаты, рук с въевшейся в кожу угольной пылью, словно они неделями не видели мыла. - Мы на трамповом пароходе и проводим наши дни, доставляя грузы в не самые здоровые места Дальнего Востока, и пассажиры у нас на борту крайне редки. Но мы постараемся сделать ваше пребывание здесь как можно более приятным.
     - Прошу не беспокоиться за меня, капитан, - ответила она. - И Вольфганг, и я живем и работаем в отдаленной части Новой Гвинеи без каких бы то ни было даров цивилизации. По сравнению с тем, я уверена, ваше судно вполне комфортабельно.
     Да Сильва, в чистой, отглаженной белой куртке, с новенькой блестящей повязкой на глазу, разлил по тарелкам гостей суп, который, как проинформировал нас старший стюард, назывался малиготони. Не знаю, пришелся ли им по вкусу этот густой острый суп с тамариндом, но Эберхардты опорожнили тарелки без комментариев. Вторым блюдом последовали жареные цыплята с пряностями, обжаренным рисом и распаренными овощами. Эти цыплята были доставлены на борт в Сингапуре в плетеных клетках, и кок свернул им шеи и ощипал этим утром.
     Эберхардт ел с видимым удовольствием, пока, наконец, не отложил в сторону нож и вилку.
     - Благодарю вас, капитан Роуден, - произнес он. - Я слышал рассказы о матросской диете - солонина, сухари, черви и все такое. Но, прожив большую часть жизни среди азиатов, нахожу вашу пищу вполне по вкусу.
     - В свое время мне пришлось съесть достаточно солонины и сухарей, - ответил я под утвердительные кивки и улыбки офицеров. - Но я счастлив сказать, что это судно не относится к тем, на которых распространен рацион "пинта и фунт". Наши владельцы несколько более щедры.
     - Пинта и фунт? - с сомнением произнесла миссис Эберхардт.
     - Это матросское название минимального рациона, разрешенного Торговой палатой. Пинта воды, по фунту мяса и сухарей - и так неделями. На некоторых судах до сих пор придерживаются этого регламента, но не у нас - даже когда на борту нет пассажиров. - Я повернулся к Эберхардту, желая сейчас, когда мы разговорились, утолить свое любопытство об этом человеке. - Я так понимаю, что ваша семья обосновалась в Новой Гвинее еще в прошлом столетии?     
     - Ja, в самом деле, - ответил он. - Мой отец был одним из основателей Германской Новогвинейской компании. Он и моя мать прибыли сюда в 84 году, а в следующем году родился я. Конечно, за это время произошли большие изменения. Той компании больше нет, но наша семья адаптировалась к переменам, и наш бизнес выжил, - усмехнулся он невесело. - Как говорится, обстоятельства меняются.
     - Я провел большую часть жизни на море, мистер Эберхардт, - сказал я, - и история никогда не была моей сильной стороной даже в школе. Правда ли, что Германия владела частью Новой Гвинеи и другими островами?
     - Вы совершенно правы, капитан, - ответил Эберхардт. - В западной части Тихого океана немецкие поселения существовали в течение свыше семидесяти лет. Северная часть Новой Гвинеи и архипелаг Бисмарка принадлежали Германии до начала мировой войны. Я был юным офицером милиции, когда австралийские войска высадились в Новой Померании - Новой Британии, как вы сейчас это называете. Мы продержались некоторое время, пока сопротивление не стало бессмысленным. После войны Лига Наций отдала Новую Гвинею под австралийское управление. Так что я не уверен, являемся ли мы сейчас немцами, новогвинейцами или австралийцами. - Он усмехнулся. - Но во многих отношениях жизнь не изменилась. Мы выучили английский язык, торгуем с туземцами и китайцами, ведем разведку золота и нефти, следы которых были найдены. Однажды Новая Гвинея станет богатой страной, капитан Роуден, и, возможно, для меня еще будет время стать ее частью.
     - Да, но как будет с туземцами, сэр? - встрял в разговор старший механик Фрейзер со своим резким шотландским акцентом, который до сих слушал молча. -Какое место уготовано им в вашей новой богатой стране?
     Такой поворот разговора мне пришелся не по душе. Фрейзер имел сильную якобинскую жилку, и в отношении Англии разделял мнение якобинцев, но таковыми были все лучшие старшие механики трампов. Котлы и машины "Ориентал Венчура" были построены в Керколди, что на берегу залива Ферт-оф-Форт, и оказались особенно надежными, потому что, возможно, отзывались быстрее на гэльские проклятия, чем на англо-саксонские богохульства.
     - Каннибалы, воры, охотники за головами, - фыркнул Эберхардт. - Совершенно неподходящие для современного мира.
     - Или дети, которых необходимо привести к Богу, - откликнулась на это миссис Эберхардт. - Миссионеры изо всех сил стараются отвратить их от зловещих привычек. С горных районов до сих пор приходят известия об отдельных случаях людоедства.
     - И они не хотят работать, ja, - продолжил Эберхардт. - Мы обнаружили это еще во времена компании. Поощрение или наказание - никакой разницы. В конце концов нам пришлось ввозить рабочую силу извне. Как я понимаю, вы, британцы, делали то же самое на сахарных плантациях Фиджи и Австралии.
     - Совершенно верно, мистер Эберхардт, - согласился Фрейзер. - Но это же их земля, неужели они не заслуживают своей доли ее богатств? 
     - Они ничего не сделали, чтобы заслужить ее. Все богатство этих островов создали мы, немцы. Если туземцы хотят получить часть этих богатств, они должны вложиться в их создание, работать, подчиняться цивилизованным законам. 
     Он остановился, заметив, что повысил голос как контраст с молчанием всей компании. Возможно, я плохо исполнял роль хозяина и не смог перевести разговор на менее антагонистическую тему, но ведь плата за проезд и фрахт за груз давали ему право высказывать любое свое мнение. Фрейзер уловил мой взгляд и слегка кивнул в подтверждение. 
     - Думаю, джентльмены, вы понимаете, что я имею в виду, - продолжил Эберхардт более спокойным, примирительным тоном. - Мы все благоденствуем под сенью Британской империи, над которой никогда не заходит солнце, ja? Умелое, сильное правительство приносит пользу всем, кто живет по правилам.
     - Точно так, совершенно верно, мистер Эберхардт. - Круглое лицо Фрейзера расплылось в улыбке. - Даже нам, шотландским варварам.
     - Ваши шотландские солдаты были одними из лучших имперских воинов. Мы, немцы, дорого заплатили за это знание.
     - Да, много было тех, кто взял королевский шиллинг, - ответил Фрейзер. - Как говорится, если не можешь победить... 
     Пора было переменить тему разговора. Миссис Эберхардт не выглядела женщиной, которая бы поддержала тему о сексуальных отношениях, мои же взгляды на религию были далеки от конвенциональных, и в спорте я совершенно не разбирался. Оставалась политика, которую тоже следовало бы избегать, но речь Эберхардта в защиту германской колонизации Новой Гвинее разбудила мой интерес.
     - Что вы думаете о ситуации в Испании, мистер Эберхардт, - сказал я, размышляя о том, следил ли он за событиями в Европе. - Германия и Россия поддерживают противоборствующие стороны в гражданской войне. Британские газеты пишут о расширении конфликта, но, глядя отсюда, это кажется таким далеким.
     - Мы далеки от Европы, и я черпаю новости только в тех редких газетах, которые добираются до Вевака, - небрежно ответил Эберхардт. - Но то, что я слышал о товарище Сталине и о коммунистах, наполняет меня тревогой за будущее. Если то, что произошло в Испании, следует остановить, то должен найтись кто-то, кто встанет против него.
     - А ваш канцлер, мистер Гитлер? Как вы думаете, это подходящая фигура для этого? - Из того немногого, что я читал о нем, он не был приятным типом, но я ведь не немец.
     - Среди национал-социалистов есть некоторые фанатики, которые привержены многим расистским бредням, - ответил Эберхардт, тщательно выбирая слова, - но могу вас уверить, джентльмены, что в правительстве и вооруженных силах много толковых и разумных немцев, которые упорно работают над возрождением нашей страны. Но они не хотят еще одной войны с Британией и ее империей. Поверьте мне на слово.
     - Но как быть со всеми разговорами о перевооружении? Новые самолеты, линкоры, подводные лодки, - вмешался Лотер. - Мы уже насмотрелись этого вдоволь во время прошлой войны.
     - Европа должна встать против коммунистов, мистер Лотер. Надо быть готовыми защищаться. Заверяю вас, что немцы не хотят войны, но вы, британцы, слишком благодушны. Вы не сознаете ни советской угрозы, ни угрозы вашим интересам на востоке.
     - Русские вряд ли представляют хоть какую-то угрозу нам здесь, а японцы и китайцы заняты друг другом, - сказал Лотер, - вероятность их нападения на британскую империю крайне мала.
     Мы достигли границ вежливого обмена мнениями, но прежде чем я успел сменить тему разговора, Эберхардт поднял руку:
     - Капитан Роуден, джентльмены, я должен принести извинения. Политика - неподходящий предмет для дискуссии за дружеским столом. Скажу лишь, что мир становится более опасным, и лучше заранее приготовиться, как это делает Германия. А сейчас я предлагаю сменить тему и поговорить об истории. Вы участвовали в Ютландской битве, мистер Лотер. Мой брат тоже был там. Флот Открытого Моря в битве с Гранд-Флитом показал себя более сильным, вы согласны?
     - Боюсь, я подвергну сомнению это предположение, - ответил Лотер, вставая с кресла. - Однако, с позволения капитана и принося извинения миссис Эберхардт, я вынужден вас покинуть, чтобы сменить второго помощника и дать ему возможность присоединиться к ужину. Вероятно, мы сможем провести дискуссию на эту тему в другое время. А сейчас, прошу меня извинить.
     - Буду с нетерпением ожидать этот разговор, - выкрикнул Эберхардт в спину Лотера, устремившегося вверх по трапу в сторону ходового мостика.
     С уходом Лотера я перевел беседу в более спокойное русло. Фрейзер попросил миссис Эберхардт рассказать о жизни в Новой Гвинее, и она разразилась описанием миссионерской работы, которая, как она надеялась, побудит туземцев прекратить их дикие практики каннибализма и охоты за головами. Эберхардт, язык которого развязался после нескольких стаканчиков виски, ограничивался ироническими восклицаниями, выказывающими сомнения в ее возможности превратить дикарей в добрых лютеран. Поэтому я почувствовал облегчение, когда, после окончания ужина, Эберхардт объявил, что он намеревается прогуляться по шлюпочной палубе вместе с женой и выкурить сигару, а затем вернуться в свои апартаменты.
     Я направился наверх, надеясь, что Лотер еще не покинул мостик после сдачи вахты Мак-Грату. Поведение Эберхардта во время ужина только усилило мои подозрения, и я раздумывал, каким образом удовлетворить мое любопытство.
* * *
     Когда я открыл дверь в штурманскую рубку, Мак-Грат и Лотер изучали карту моря Бисмарка. Мак-Грат, подумав, что я хочу поговорить со старпомом наедине, направился к выходу в рулевую рубку.
     - Все в порядке, третий, это и вас касается, - остановил я его. - Поговорим здесь конфиденциально, и не повышайте голос: Эберхардт, может, еще слоняется по ботдеку. - Я повернулся к Лотеру. - Ну, и что вы думаете об этом, Питер?  
     - Он выглядит чрезвычайно убежденным и хорошо информированным для человека, который утверждает, что газеты видит изредка, - ответил Лотер.
     Я, соглашаясь, кивнул:
     - Похоже, его представления о миролюбивой Германии допускают бомбежку беззащитных испанских городов и захват Рейнской области. Затем этот разговор о пребывании в милиции, о брате в германском флоте. Может, у него до сих пор есть связи с германским военным ведомством? - При этом в закоулках мозга у меня начала формироваться определенная идея. - Я никогда не слышал о каких-либо поисках золота или нефти в районе Вевака. А шахтное оборудование - это слишком расплывчатое описание, в котором могут содержаться самые разные вещи, включая взрывчатку, которая может быть весьма полезна в случае войны. Так что же происходит и что в действительности упаковано в эти ящики?
     - Не знаю, по мне он выглядит вполне безобидно. Слегка старомодные взгляды, возможно, ностальгия по прошлой Германии, - ответил Лотер. - Но даже если нацисты готовятся к войне - какое отношение это имеет к нам?
     - Если хотите, Питер, то можете назвать это шестым чувством, - сказал я, - но во мне растет уверенность в том, что здесь что-то нечисто, и это заставляет меня опасаться друга Эберхардта. Что-то в нем побуждает меня думать, что его действия не к добру.
     Я сделал паузу и закурил, задумчиво вертя в руках потертую бензиновую зажигалку. Затем я принял решение и постучал пальцем по штурманскому столу:
     - Надо осмотреть эти его ящики. Если там есть что-то, чего не должно быть, я хочу знать об этом до прихода в Вевак, когда власти начнут ползать по всему пароходу. - Я повернулся к Мак-Грату: - Так, третий, быстренько соберите фонарь, молоток, ломик и ждите меня у рабочей столовой механиков. Мы спустимся в четвертый трюм и осмотрим ящики Эберхардта. Один-два откроем и заглянем внутрь - проверим содержимое. Старпом останется на вахте, пока мы не вернемся.
     - Есть, сэр, - ответил улыбающийся Мак-Грат, явно довольный предстоящим развлечением вместо обыденной рутины несения ходовой вахты. Он рванулся на выход.
     - Да, и еще: надо проделать все тихо, так, чтобы Эберхардт ничего не заподозрил. Наденьте черную рубашку и держитесь в тени, на случай, если он все еще прогуливается по ботдеку.
     - Будет сделано, сэр.
     Мак-Грат покинул мостик, а я направился в свою каюту, где переоделся в старый синий комбинезон.
     Бесшумно прикрыв дверь каюты, я тихо спустился по трапу и прошел по коридору в сторону кормы к рабочей столовой, где меня ожидал Мак-Грат. Он передал мне фонарь, я открыл дверь, ведущую на главную палубу, и мы вышли. Кроме слабого отсвета топовых огней высоко вверху, на палубе не было никакого освещения, и потребовалось несколько минут, чтобы глаза приспособились к почти полной темноте. Не то чтобы я боялся споткнуться или налететь на что-нибудь. Я знал расположение каждой грузовой лебедки, рыма, вентилятора или крышки трюма и мог найти их с закрытыми глазами, но я хотел хорошо видеть на случай, если Эберхардт все еще прогуливался снаружи.
     Луна была в первой четверти, и только несколько звезд тускло светили с неба. Перед самым закатом с северо-востока потянулась череда высоких облаков, и далеко на траверзе над горизонтом сверкали стрелы молний.
     Увеличившаяся облачность сопутствовала удушающему бризу, который относил дым из трубы рваными полосами, призрачно освещенными отсветом топовых огней. Когда мои глаза привыкли к темноте, я стал видеть белые барашки волн, накатывающих из темноты и разбивающихся о борта судна. Я пригнулся, когда облако брызг от шальной волны пронеслось над палубой, тронул Мак-Грата за рукав, и мы тихо проскользнули по палубе в густую темень позади грузовой лебедки, подняли крышку сходного лаза в трюм и спустились по трапу на твиндек, промежуточный уровень между главной палубой и днищевым настилом трюма.
     В трюме было темно, шумно и сыро, пахло пыльным джутом, деревом, маслом и протухшими льяльными водами. Прямо под нами в диаметральной плоскости нижней части трюма проходил туннель, внутри которого на подшипниках вращался гребной вал, наполняя пространство ритмичным грохотом. Ящики Эберхардта стояли прямо под грузовым люком с тем, чтобы их без проблем выгрузить в Веваке. Это облегчало нашу работу. Я включил фонарь, луч  которого, казалось, тонул в густой, как смола, темноте трюма. Я поежился, представляя, как крысы прячутся в темных углах, и затем усмехнулся, напоминая себе, что крысе ничего не светит против человека с ломиком. 
     Мы принялись проверять ящики: я держал фонарь, Мак-Грат читал бирки и обстукивал бока ящиков в поисках чего-нибудь необычного. С помощью ломика он подрывал крышки ящиков и открывал их достаточно широко, чтобы я мог заглянуть внутрь и осветить фонарем содержимое. Я не увидел ничего подозрительного, в них находилось именно то, что и должно было быть.
     В трюме было жарко и душно, и вскоре я стал истекать потом. Когда Мак-Грат прибил на место крышки проверенных нами ящиков, я жестом распорядился присесть и передохнуть. Посмотрев на часы, я обнаружил, что мы находились внизу уже более часа, и подумал, что Лотер начал беспокоиться по поводу нашего долгого отсутствия. Может, я ошибся с Эберхардтом, и его груз был действительно невинным горным оборудованием. Но мы еще не проверили все ящики, и я был не готов признать поражения.
     В трюме было шумно от грохота гребного вала, звуков ударов волн о корпус судна и скрежета деревянных ящиков на качке, но наши уши приноровились к звуковому фону и мы оба услышали скрип кожаных подошв на стальных ступенях сходного трапа. Глаза Мак-Грата расширились от удивления, и я быстро выключил фонарь. Темнота, рассеиваемая желтым лучом света, вернулась и поглотила нас. Она была настолько полной, что я не видел свою руку прямо перед глазами, пока не повернул ее и увидел слабо светящийся циферблат наручных часов, как будто висящий прямо в пространстве.
     Со стороны трапа послышались тяжелые шаги и напряженное дыхание нетренированного человека, затем темноту пронзил луч мощного фонаря, похожего на прожектор. Мы скрывались за одним из ящиков, но рассеянного света оказалось достаточно, чтобы я мог подать сигнал Мак-Грату. Тот кивнул и взял в руки фонарь. Лотер мог забеспокоиться и послать кого-нибудь на поиски. Если это не те, то я понадеялся на сообразительность штурмана.
     - Кто там? - крикнул он необычно высоким тоном, встав и включив фонарь.
     В ответ раздался низкий хриплый голос:
     - Это еще кто?
     Луч другого фонаря метнулся в нашу сторону, и я буквально ввинтился в промежуток между двумя ящиками.
     Мак-Грат замер в луче света, уставившись на дуло большого пистолета, направленного на его живот.
     - Кто тут? - Голос за фонарем звучал громко и повелительно. - Назовите себя.
     Ослепленный лучом света, Мак-Грат не мог видеть противника, но он, как и я. узнал немецкий акцент:
     - Мистер Эберхардт, не так ли? - Его голос звучал более уверенно, чем должен быть у человека, в живот которого направлен пистолет. - Я третий помощник, Мак-Грат. Что вы здесь делаете посреди ночи, сэр?
     - Я спустился проверить свой груз, и могу задать такой же вопрос вам, мистер Мак-Грат. Я не ожидал встретить тут кого-то, шныряющего вокруг него.
     Пистолет оставался направленным на Мак-Грата.
     - Не может быть и речи о "шнырянии", сэр, - запротестовал Мак-Грат твердым голосом. - И буду вам весьма признателен, если вы уберете эту штуку. - Он показал на пистолет. - Меня послал сюда капитан. Возможно ухудшение погоды, и и он приказал мне проверить крепление груза в трюмах. Нельзя допустить, чтобы тяжелые ящики сорвались с мест и повредили содержимое.
     Ложь была вполне правдоподобна, и я молча произнес благодарственную молитву святому Вулосу, покровителю пиратов и контрабандистов, когда Эберхардт опустил ствол и засунул пистолет в карман плаща.
     - Я не мог заснуть, мистер Мак-Грат. Не желая беспокоить супругу, я решил прогуляться по палубе и увидел открытым сходной люк четвертого трюма. Ну и решил проверить, все ли в порядке с моим грузом.
     - Послушайте, сэр, - сказал Мак-Грат, - вам не следует спускаться сюда, это опасно. Если вам надо проверить состояние вашего груза, обратитесь к мистеру Лотеру, и он пошлет кого-нибудь вместе с вами днем, когда здесь будет светлее.
     - В моем бизнесе я убедился, что осторожность не может помешать. В этих ящиках ценное оборудование, и мне не хочется увидеть его поврежденным или пропавшим.
     - О подобном не может быть и речи, сэр. Все в порядке, и вы можете сами в этом убедиться. А затем мы должны вернуться на палубу, чтобы я мог продолжить свою инспекцию.
     Эберхардт прошелся лучом фонаря по своим ящикам. Я подумал на мгновенье, что он собирается воспользоваться предложением Мак-Грата и заняться их проверкой. Но затем я с облегчением услышал его ответ:
     - Мне достаточно вашего слова, мистер Мак-Грат.
     Мак-Грат подождал, пока Эберхардт поднимется, и последовал за ним, поднимаясь неуклюже и медленно, размахивая включенным фонарем во все стороны. Я понял его намек и подобрался ближе к трапу. Поднявшись, он выключил фонарь. Я слышал, как он пожелал Эберхардту спокойной ночи, как затихли их удаляющиеся шаги. Я остался практически слепым в полной темноте и замер, опасаясь споткнуться о крепления ящиков, что могло привести к вывиху лодыжки или поломанной ноге. А это могло навести Эберхардта на еще большие подозрения. Мы проверили не все ящики, а факт, что Эберхардт рыскал здесь с оружием в руках, только укрепил мою решимость разобраться с их содержимым. Но с этим придется подождать, пока не будет уверенности в том, что он не появится на месте действия.
     Когда мои глаза адаптировались к отсутствию освещения, я заметил, что Мак-Грат оставил люк открытым. Слабый свет, а вернее, намек на него, исходящий сверху, указал мне положение трапа. Моя благодарность за это была омрачена сомнением - а вдруг Эберхардт продолжает слоняться вокруг с намерением убедиться, что никого больше в трюме нет. Но когда я осторожно высунул голову из-за комингса, палуба была пуста, и я тихо опустил крышку люка и задраил ее.
     Из каюты я свистнул в переговорную трубу на мостик и пригласил Лотера к себе. Ему, скорее всего, не понравится, но у меня была мысль, как занять Эберхардта на время, когда я основательно займусь содержимым его груза.
* * *
     Предложение Эберхардта обсудить действия во время Ютландского сражения предоставило мне возможность завершить проверку содержимого его груза. Эберхардты возобновили привычку принимать пищу в своих апартаментах, но я перехватил их во время послеобеденной прогулки на шлюпочной палубе и пригласил отужинать со мной и Лотером в кают-компании. Перспектива дискуссии с Лотером ему понравилась, и он горячо поблагодарил меня. Чтобы скрыть свою заинтересованность, я нахмурился:
     - Должен, однако, предупредить, что у Лотера не самые счастливые воспоминания о тех часах. Чтобы развязать язык, ему наверняка понадобится стимулирование.
     - Ach, я отлично понимаю вас, - отозвался Эберхардт с театральным подмигиванием. - Я вас не очень побеспокою, если попрошу приготовить несколько бутылок того превосходного виски, которым ваш мистер По столь любезно снабдил судно?
     -- Разумеется, нет, мистер Эберхардт. Лотер предпочитает джин, но у нас и он найдется. Я распоряжусь, чтобы Да Сильва обеспечил и то, и другое.
     На самом деле я знал, что Лотер не горел желанием вести дискуссию на эту тему - и не потому, что он был каким-то особенно скромным человеком. Ему была присуща естественная сдержанность, более распространенная среди аристократических кругов (по крайней мере среди тех немногих, кого я встречал), нежели простецкая буффонада романов Вудхауза, чтением которых я тайно наслаждался. А обсуждение действий при Ютланде, особенно с немцем, неизбежно воскресит воспоминания, которые, как я знал, он предпочел бы забыть. Не только из-за действий, в результате которых выживших обвиняли в том, что они не уничтожили вражеский флот, но также из-за последовавшего недостойного конца его карьеры.
     Раздраженное, хмурое выражение лица выдавало его чувства, когда я посвящал его в свои планы.
     - Мне необходимо знать, что находится в его ящиках, - напомнил я. - События прошлой ночи показывают, что он настороже. Так что единственный способ дать мне достаточно времени для тщательного осмотра это занять его вечером так, чтобы он свалился в койку на всю ночь.
     - Если я должен, сэр... - вялым тоном сказал он.
     - Боюсь, что да, вы должны, мистер старпом, - ответил я. - Я сказал Да Сильве иметь в достатке любимого виски Эберхардта, а вам следует обеспечить его исправное поглощение. Я полагаю, что ночь будет длинной, так что Гриффит и юный Мак-Грат разделят между собой вашу утреннюю вахту.  Им будет полезно вспомнить, каково это - нести вахты на двоих.
     - Весьма любезно с вашей стороны, сэр, - ответил Лотер с плохо скрытым сарказмом. - Редко можно встретить потакание тому, что человек не сможет нести вахту. Надеюсь, что я смогу вынести это.
     - О, я уверен, что ваша печень привычна к подобному, Питер. И если кто-то может смазать язык Эберхардта и заставить его забыть о своем драгоценном грузе, то это именно вы.
     Он, вероятно, считал порученное ему задание неприятным, но он также был вполне профессиональным, чтобы показать это. В результате Лотер появился вечером свеже выбритый, в чистой форменной рубашке с орденской планкой - так, как будто здесь кают-компания какого-нибудь линейного корабля. Я еще и Фрейзера попросил присоединиться к нам, и когда мы принялись за ужин, разговор переходил от его остроумных, с гэльским акцентом, описаний некоторых экзотических портов, которые мы посещали, к рассказам Эберхардта о жизни в Новой Гвинее. По окончании ужина миссис Эберхардт извинилась, поцеловала мужа в щеку, пожелала нам всем приятного вечера и удалилась в свои апартаменты. Перспектива наблюдения за взрослыми людьми, разыгрывающими на обеденном столе битву, которая являлась частью той войны, которая, как предполагалось, должна была впредь покончить со всеми войнами - такая перспектива, без всякого сомнения, задевала ее христианскую чувствительность. Фрейзер, с другой стороны, казалось, получал удовольствие от такой перспективы, и уделял внимание принесенной с собой бутылке, содержащей темную маслянистую субстанцию с запахом торфяного дыма, которая, как он утверждал, была односолодовым виски из Лох-Лапхроаиг с острова Айлей, что во Внутренних Гебридах. Он щедро плеснул в четыре бокала и наблюдал, как Эберхардт сделал глоток и покатал темную жидкость во рту.
       - Превосходный напиток, мистер Фрейзер. В Новой Гвинее нечасто встретишь виски такого качества.
     - Ну, мы на этой старой посудине редко принимаем гостей, так что это особый случай. Позвольте дополнить бокал, - ответил Фрейзер, доливая его до краев.
     - Благодарю! - Эберхардт поднял бокал. - Prost.
     - Slainte mhath!
     - Итак, мистер Лотер, - лицо Эберхардта лучилось в предвкушении, - я с нетерпением ожидаю начала нашей дискуссии. Я уже говорил, что мой младший брат, Дитер, также дрался при Ютланде?
     - Да, сэр, помнится, вы упоминали об этом.
     - Итак, джентльмены, он имел честь быть артиллерийским офицером на линейном крейсере "Дерфлингер", относительно новом корабле, вступившим в строй в 1914 году, под командованием капитана-цур-зее Хартога.
     Он схватил солонку и поместил ее на середине стола.
     - Он входил в состав разведывательной группы адмирала Хиппера, которая шла в авангарде Флота Открытого Моря. Сражение началось около 16 часов, когда они наткнулись на линейные крейсера вашего адмирала Битти. - Он поставил перечницу рядом с солонкой. - Основная часть германского флота находилась южнее. - Эту позицию он обозначил горчичницей. - А главные силы вашего флота находились северо-западней, - сказал он, поставив туда стакан.
     Эта история была мне знакома, я не раз слышал ее от Лотера. А Фрейзер, который был машинным старшиной при Ютланде, одним вечером в Гонконге рассказал мне свою версию происходившего, когда вид стоявших на рейде британских, французских и американских крейсеров натолкнул его на воспоминания. Поразительным было его глубокое понимание различных аспектов битвы, особенно учитывая, что большую часть ее он провел в замкнутых пространствах машинного отделения эсминца.
     Не вызывало удивления то, что описание Эберхардтом происходивших событий делало сильный крен в пользу Флота Открытого Моря, так как основывалось на свидетельстве его брата, находившегося на "Дерфлингере". Он плел предметами замысловатые узоры на белой скатерти стола, описывая курсы флотов при их сближении, перестрелке, расхождении и новом сближении. Наконец, он отодвинул стакан подальше от других соединений.
     - Итак, джентльмены, - заключил он, - ночью Джеллико отошел, чтобы избежать действий в темное время, а адмирал Шеер на следующий день повел свои силы назад, в Германию, утопив три британских линейных крейсера ценой потери только одного линейного крейсера и одного устаревшего линкора. Британские потери исчислялись семью тысячами, в то время как немцы потеряли только три тысячи человек. В результате вы, конечно, позволите мне сказать, что Ютландская битва - или битва при Скагерраке, как зовем ее мы - была победой германского флота?
     Эберхардт осушил свой бокал виски и сел в кресло с триумфальным видом. Фрейзер наполнил бокалы. Лотер посидел, собираясь с мыслями, и сказал:
     - В Британии многие разделяют подобное мнение, мистер Эберхардт. Они ожидали второй Трафальгар. А вам известно, что сказал мистер Черчилль в защиту адмирала Джеллико? - Он упорно смотрел на Эберхардта в ожидании ответа.
     - Нет, мистер Лотер, боюсь, что не знаю этого.
     - Он сказал, что Джеллико был единственным человеком, который мог проиграть войну за один день. Если бы он потерпел поражение, и Флот Открытого Моря стал бы контролировать морские подступы к Британии, то это был бы конец всем нам. Так что, анализируя его тактику при Ютланде, мы должны помнить эти слова.
     - В таком случае, с нетерпением жду вашего анализа, коммандер Лотер, - сказал Эберхардт. - Но сначала позвольте вопрос: не посчитаете ли вы невежливым попросить вас рассказать немного о вашей роли в этой битве?
     - Как я понял, ваш брат занимал первые места в том представлении. Моя же роль была более ограничена. 
     - Не надо слишком уж скромничать, - ответил Эберхардт. - Крест "За боевое отличие" просто так не дают.
     - Я выполнял свой долг, - спокойно произнес Лотер, - и мне посчастливилось выжить. Многим из тех, кто заслуживал награду, не удалось увидеть Розайт... или Вильгельмсхафен.
     - Отлично сказано, коммандер. На обеих сторонах было много храбрых людей. Предлагаю выпить  в память о них, а затем вы изложите свою точку зрения на эту битву. 
     Они подняли бокалы.
     -  Что ж, начнем, - сказал Лотер, протянув руку к предметам, которыми пользовался Эберхардт для иллюстрации своего описания битвы. - Как я уже сказал, стратегическое значение сражения для Британии и Германии различалось. Адмиралу Джеллико пришлось принять несколько трудных решений, и, с моей точки зрения, большинство из них оказались правильными. Он, возможно, неправильно оценил адмирала Шеера, посчитав, что тот останется в море для возобновления боевых действий на следующий день.
     Он принялся переставлять предметы на скатерти:
     - Итак, вернемся ко второй половине дня 31 мая...
      Дискуссия продолжалась весь вечер. Эберхардт, багровея, оспаривал любую критику в отношении адмирала Шеера. Около полуночи я принес свои извинения под предлогом необходимости быть на мостике при изменении курса. Эберхардт вряд ли заметил мое исчезновение. Он и Лотер употребили количество виски, достаточное, чтобы свались всю палубную команду, но их спору не было видно конца, и их пьяные голоса провожали меня по трапу до тех пор, пока я не закрыл дверь в штурманскую рубку.
      Крамп, боцман и пара матросов ожидали меня в темноте рулевой рубки, почти невидимые в своих темных комбинезонах и платках, повязанных на пиратский манер. Их лица были зачернены жженой пробкой. Темнота скрыла мою улыбку при виде их романтического энтузиазма. Ночь обещала быть длинной, и к ее концу я рассчитывал знать содержимое ящиков Эберхардта.
* * *
     Спустя восемь часов  я сидел за столом в своем салоне, распахнув настежь дверь и иллюминаторы, чтобы слабый бриз хоть немного освежал воздух. Я чертовски устал, под глазами темные круги, но побрился и переоделся в чистое. Лотер сидел в кресле, потягивая крепкий черный кофе. Он выглядел - и несомненно чувствовал себя - намного хуже, чем я. Должно быть, у него болела голова после вчерашнего, и он с мрачным видом описывал разговор с Эберхардтом.
     - Совершенно ясно, что нацисты перевооружаются к новой войне, - говорил он, потирая виски, стараясь уменьшить гул в голове. - Несмотря на свои заявления, он, похоже, вполне в курсе происходящего в Германии. Знает, как их флот занижает водоизмещение новых линейных кораблей и тайно строят подводные лодки в Голландии и Швеции. Для человека, живущего в Новой Гвинее под австралийской администрацией, он хорошо информирован. - Лотер прервался, прикурил сигару и вдохнул полной грудью ее успокаивающий дым. - Да, и проболтался, что его брата после войны перевели в торговый флот, где он сейчас служит капитаном.
     - Я с самого начала чувствовал что-то странное во всем этом деле, - отозвался я. - Я годами бороздил эти воды и никогда не слышал ничего похожего на поиски нефти и золота в той части Новой Гвинеи. Может, он и собирается начать поиски, но он не ограничивается ими, и у меня есть доказательства. Пока вы развлекали его, я хорошенько осмотрел его груз. Угадайте, что я нашел?
     Лотер открыл рот для ответа, но я, подняв руку, остановил его:
     - Не беспокойтесь, Питер, я пощажу вашу больную голову, и расскажу сам. Некоторые ящики имеют двойное дно, и там лежит достаточно оружия для небольшой армии. Винтовки и пистолет-пулеметы с боеприпасами для обоих. И несколько коробок ручных гранат. Так что наш мистер Эберхардт является нечто большим, чем простой бизнесмен.
     - Интересно, что он собирается делать с таким арсеналом? - сказал Лотер. - Объявить независимость и передать Новую Гвинею гитлеровскому новому рейху?
     - Послушайте, Питер, вы служили в военно-морском флоте во время прошлой войны. Их коммерческие рейдеры доставили вам массу хлопот, прячась среди отдаленных островов и пуская ко дну торговые суда по всему океану. Если они делали это тогда, почему бы им не повторить снова.
     - И им понадобятся склады с запасами и боеприпасами, - пробормотал Лотер, бросая взгляд на карту. - Если предстоит война, нацистам понадобятся укромные места для снабжения подлодок и рейдеров, о которых Эберхардт знает так много. Что может быть лучше островков в западной части Тихого океана, которые расположены близко к морским путям между Индией, Китаем и Австралией. Думаю, именно это Эберхардт и делает: устраивает базу снабжения для своих друзей в Германии.
     Такое объяснение выглядело весьма логическим, и я не мог придумать другую толковую причину для контрабанды небольшого арсенала в Новую Гвинею. Разве что кто-то другой сделал двойное дно в ящиках без его ведома. Не поэтому ли По бросил походя намек на деликатный характер этого груза? Хотел ли он, чтобы я нашел это оружие? А если так, каких действий ожидал он от меня?
     - Вы собираетесь сообщить властям и перекинуть ответственность на них? - спросил Лотер, озвучивая вопрос, над которым я уже ломал голову. - Мы же не можем позволить выгрузить на берег все это.
     - Нет, этот тайный груз не будет выгружен на берег, Питер, но и властям я сообщать не буду. По крайней мере не в Веваке. Кем бы он ни был, Эберхардт имеет там значительное влияние. Если мы предъявим оружие местным таможенным парням, Эберхардт открестится от него, но нельзя исключить, что он или уговорит, или купит, или захватит силой со складов. Нет, надежней будет сохранить его там, куда я переложил его.
     Я уселся в кресло и зажег сигарету.
     - И куда же вы его переложили? - осторожно спросил Лотер.
     - В коффердам в носовой части бункерной ямы. Почти всю ночь я и Стружка, с помощью боцмана и пары заслуживающих доверия матросов, таскали оружие. Неудивительно, что это помещение называют трюмом для контрабанды. С кучей угля над горловиной лаза в коффердам никто не найдет его, если не знает в точности конструкцию этого судна. Я и сам не знал до тех пор, пока этот мошенник Джим Коффин с "Нимрода", старый пират, не показал мне.
     Я даже разулыбался, вспомнив бостонца со впалыми щеками, капитана "Нимрода" - систер-шипа[17] "Ориентал Венчура". Они были построены один за другим на верфи Томпсона в Сандерленде.
     - Но мы же не можем держать на борту недекларированное оружие, не так ли? - неверяще покачал головой Лотер.
     Я был слегка удивлен внезапному приступу его щепетильности. Мы и прежде возили немало контрабанды. Но надо признать, я обычно воздерживался от того, чтобы иметь дело с оружием.
     - Эта часть света становится все более опасным местом, Питер. Японцы явно собираются завоевать Китай, поддерживают движения за независимость Голландской Индии и французского Индокитая и даже в британских владениях. Оружие на борту может оказаться неплохой страховкой.
     Сколько бы я ни обдумывал ситуацию, я не мог найти лучшего решения, чем то, которое выбрал. Придержу оружие - и посмотрим, что выйдет из этого. Жизнь в самом деле становилась более опасной, и, возможно, уже в скором времени оно нам понадобится для защиты.
     - Будем надеяться, что мы благополучно выйдем из Вевака до того, как Эберхардт обнаружит отсутствие тайного груза, - заключил я. - А затем пусть он попробует громко заявить о пропаже.

Глава четвертая

     Раннее утро. "Ориентал Венчур" стоит на якоре на глубине десять саженей, поднят желтый карантинный флаг - ожидаем таможенный катер с разрешением встать к причалу. В прозрачной воде были видны цветные рыбки, укрывавшиеся в тени корпуса судна и щипавшие водоросли, которыми обросла подводная часть. Другие рыбы, побольше, патрулировали глубже, у самого дна, на фоне ярко-желтого песчаного грунта. Старший механик Фрейзер и я стояли у борта, опираясь на релинги шлюпочной палубы, и вдыхали горячий, несущий запахи джунглей воздух.
     В миле от нас виднелся сеттльмент Вевак. Несколько окрашенных белой краской правительственных зданий и потрепанных деревянных строений теснились вблизи хрупкого на вид деревянного пирса. По обеим его сторонам простирался белый песчаный пляж, окаймленный пальмами, среди которых были разбросаны хижины туземцев. Мы глазели на тех туземцев, которые подплывали на своих каноэ с балансирами и предлагали на продажу фрукты китайским матросам. Что мужчины, что женщины не носили ничего кроме набедренных повязок; их голые торсы украшали ожерелья с ракушками и акульими зубами, а головы молодых женщин покрывали венки из ярких тропических цветов. Матросы помоложе, непривычные к виду привлекательных полураздетых женщин, оживленно жестикулировали и хихикали.
     Наружная дверь пассажирских помещений открылась и появился Эберхардт, нарядно одетый  в белый тропический костюм, накрахмаленный и отглаженный стюардом, и белую панаму. Он приподнял шляпу и промокнул лоб красным носовым платком.
     - Доброе утро, капитан, мистер Фрейзер! - Он махнул платком в сторону сеттльмента. - Выглядит не очень впечатляюще, но здесь мой и Амелии дом, и мы любим его.
     - Нам доставило удовольствие ваше присутствие на борту, мистер Эберхардт, - сказал я, не очень отклоняясь от истины, потому что, если я не ошибся, мы сунули небольшую палку в колеса планов герра Гитлера. И если я решу избавиться от оружия, всегда найдутся покупатели, не задающие лишних вопросов. Я с трудом сдержал улыбку. - Но уверен, что вы рады добраться до дома.
     - Это было удовольствие для нас, капитан Роуден, - ответил он. - И особенное удовольствие я получил от дискуссии по Ютландской битве с коммандером Лотером. Мы пришли к единому мнению о разном понимании результатов этого сражения, но, - нахмурившись, он сделал паузу, - он совсем немного рассказал о своем личном участии в этом деле. Чтобы получить такую награду, надо было сделать что-то весьма значительное. Ach, возможно, он слишком скромен, пример вашей британской жесткой верхней губы, ja?  
     - Да, он скромный человек, это правда, - отозвался Фрейзер, стоявший рядом. - А на деле он чертов герой, и многих не было бы сегодня в живых, включая меня, не сделав он того, что сделал той ночью.
     Эберхардт поднял бровь:
     - Я не знал, что вы и коммандер Лотер - старые сослуживцы.
     - Да, мы служили вместе. Но в то время я был машинным старшиной, и мы не слишком общались с офицерами.
     - И вы были на одном корабле при Ютланде?
     - На эсминце "Фалькон". Здесь нет никакого секрета, но мистер Лотер вряд ли поблагодарит меня за сплетни за его спиной, так что, если я вам расскажу, то попрошу не распространяться, пока вы на борту.
     - Даю слово джентльмена, мистер Фрейзер.
     - Ну хорошо. Мистер Лотер был штурманом на эсминце "Фалькон". Ночью во время сумасшедших стычек, которые происходили после основной битвы, мы заметили германский линкор "Данциг". Командир принял решение произвести торпедную атаку, развив максимальную скорость, чтобы сбить прицел немецких артиллеристов, но мы все же получили несколько попаданий. Попадание в боевую рубку убило командира, а другой снаряд убил старшего помощника. Мистер Лотер стал старшим офицером среди оставшихся в живых и принял командование.
      Фрейзер сделал паузу. Спрятав свои бледно-голубые глаза под нависающими густыми рыжими бровями, он вспоминал события той ужасной ночи.
     - Конечно, находясь глубоко внизу, я всего этого не видел. Мы только ощущали удары снарядов о корпус и цеплялись за что угодно, когда корабль швыряло так, как собака отбрасывает кость. Мистер Лотер продолжил атаку и подвел эсминец так близко, что дула орудий линкора не могли ниже опускаться, хотя при приближении было достаточно одного попадания, чтобы уничтожить всю надстройку. Затем он таранил линкор, проделав в его обшивке двадцатифутовую дыру, которая чуть не утопила его. К этому времени "Фалькон" стал совершенной развалиной. Мистер Лотер приказал поставить дымовую завесу, и в наступившей неразберихе благодаря дыму и темноте мы смогли улизнуть. Нам потребовалось двадцать четыре часа, чтобы добраться до Розайта. Мы подкрепляли переборки каждым куском дерева, который имелся в наличии, а отливные насосы с трудом справлялись с поступлением забортной воды. Уже в доке мы обнаружили на палубе кусок обшивки "Данцига".
     Фрейзер прервал свой рассказ и провел ладонью по своим редким рыжеватым волосам.
     - Говорю вам, он герой, и если бы не он, меня бы здесь не было.
     Эберхардт восхищенно покачал головой, затем вопросительно поднял брови:
     -  Прошу прощения, капитан Роуден, но мне представляется необычным, что человек с таким опытом и заслугами, как коммандер Лотер, не командует своим кораблем. Без сомнения, для этого есть причины?
     - У него есть причины, совершенно верно, - ответил я. -Но не мое дело выносить суждения или сплетничать. Он хороший старпом, и этого мне достаточно.
     Действительно, не мое дело объяснять Эберхардту, что Лотера вышибли со службы после того, как он увел жену адмирала. Что она умерла, неся в себе их дитя. Он нес этот невыносимо тяжелый крест до сих пор.
     - Я вас понял, капитан, -- сказал Эберхардт. - А вас, мистер Фрейзер, благодарю за подробное объяснение. А теперь, с вашего позволения, я пойду проверю, готова ли Амелия. Полагаю, вскоре мы пришвартуемся.
     - Сразу же, как местные парни привезут нам разрешение. Вам ведь известно, как тут обходятся со временем.
     Мы смотрели ему вслед.
     - Несколько отличается от опыта вашего брата, - пробормотал Фрейзер. - Одно дело сидеть в безопасности на хорошо бронированном линейном крейсере. Но мы, на наших корабликах, хлебнули ада. И какую получили благодарность? Нас заклеймили трусами за то, что позволили уйти Флоту Открытого Моря, а затем, по окончанию войны, выкинули на берег. Со всем этим, и со смертью его женщины, можно ли осуждать человека, ищущего утешения в бутылке?
     Какая благодарность! Мой отец перед войной был рыбаком и волонтером флотского резерва. Моя мать не смогла пережить его смерть. Она также искала утешения в бутылке, и это погубило ее. Я иногда задумывался, как бы сложилась моя судьба, если бы отец остался жив. Но это бесполезные размышления. Что случилось, то случилось. Я собирался что-то сказать стармеху, когда послышался оклик Мак-Грата с мостика:
     - Подходит таможенный катер, сэр. С ними какой-то армейский чин.
     - Благодарю, третий. Проводите их в мой салон, уведомьте старпома и передайте Да Сильве принести кофе.
     Дела становились все более интересными. Что могло заставить армейского офицера добраться до отдаленного порта Новой Гвинеи и приветствовать прибытие не вполне законопослушного трампа? Мое лицо украсилось пиратской ухмылкой. Ну, скоро мы это выясним.
     Наверху, в моем салоне позади штурманской, я представил себя и Лотера двум обмундированным официальным лицам, поднявшимся на борт. Армейский офицер назвался майором Спенсером, австралийским военным атташе в Новой Гвинее. Его сопровождал другой австралиец по имени Симпсон, который представился руководителем окружной таможенной службы, которой подотчетен и Вевак. Двое местных, одетых в шорты и рубашки с правительственными эмблемами на рукавах, остались на катере, пришвартованном к опущенному парадному трапу. 
     Майор Спенсер принял чашку кофе, но вежливо отказался от предложения чего-нибудь покрепче. Симпсон выглядел так, как будто был не прочь принять предложение, но после отказа Спенсера также передумал. Я не мог устоять от вопроса Спенсеру, чему - или кому - мы обязаны их визиту.
     - Капитан, я не буду ходить вокруг да около, - ответил Спенсер. - Мы получили информацию от властей Сингапура, что у вас на борту может находиться нечто, что не подходит под описание законного груза.
     К счастью, у меня было довольно практики в связи с неожиданными посещениями официальных лиц; или, как в этом случае, не вполне неожиданных. Я сузил глаза и постарался принять удивленный и в то же время обиженный вид.
     - Надеюсь, вы не обвиняете меня, или мой экипаж, в чем-то незаконном?
     - Не будем спешить, капитан, - отозвался Спенсер. - Никто никого ни в чем не обвиняет. Полученная информация весьма туманна, и мы не знаем, что может быть на борту, кто поместил это на борт и кому это предназначалось.
     - В таком случае, возможно, ничего и нет. Это могут быть происки кого-то, кто хочет доставить мне неприятности, или, направив вас на ложный след, отвлечь от чего-то, - сказал я, поддерживая обиженный тон.
     - Я так не думаю, капитан. Источник в основном весьма надежный, и определенное указание на то, что предмет или предметы, чем бы они ни были, направляются в Вевак. Прошу рассказать, какие грузы предназначены для этого порта, сэр.
     Лотер предъявил грузовой манифест и указал на строки с шахтным и буровым оборудованием Эберхардта.
     - Понятно, - задумчиво пробормотал Спенсер, потирая подбородок. - Проверка этого небольшого груза не займет много времени. Мне говорили, что вы хорошо разбираетесь в местных делах - так сказать, слышите барабаны джунглей, капитан. Нет ли чего-нибудь необычного, подозрительного, внутреннего ощущения, что что-то не вполне кошерно, если вы понимаете, что я имею в виду? 
     - Не знаю даже, что вам ответить, майор. В мои обязанности входит знать, что перевозится на моем судне. Весь остальной груз предназначен для Порт-Морсби. Все для надежных получателей. Но если вы мне не верите, то прошу, проверяйте.
     Я никогда не звучал более убедительно. Если Спенсер ожидал найти что-нибудь незаконное в грузе Эберхардта, то его ждет разочарование, и к тому же я сомневался, что он додумается перекидывать уголь, чтобы получить доступ к горловине, о которой ему ничего не известно.
     - Все в свое время, капитан, - холодно возразил Спенсер. Он повернулся к окружному офицеру: - Симпсон, я предлагаю поставить судно к причалу, выгрузить товар и поместить на склад, где мы сможем внимательно осмотреть его. - Он постучал пальцем по манифесту.
     Симпсон кивком показал свое согласие:
     - Вы правы, сэр. Я сейчас просмотрю документы на приход, а затем дадим разрешение на швартовку.
     Лотер вручил Симпсону папку с санитарными и таможенными декларациями.
     - Что вам известно об этом Эберхардте? - спросил Спенсер.
     - Он местный воротила, - ответил Симпсон, просматривая бумаги. - Немецкого происхождения, обломок первоначальной колонии. Его семейный бизнес имеет торговые фактории на Новой Гвинее и близлежащих островах. Имеет репутацию крутого и проницательного бизнесмена. Я с ним не встречался, и более этого ничего не знаю.
     - Он ввозит шахтное оборудование. Здесь в округе ведется разведка или разработка полезных ископаемых?
     - Мне об этом ничего не известно, сэр, - ответил Симпсон. - Вокруг Лея найдено золото, но это значительно южнее. Также я слышал о медных залежах на внешних островах.
     - Немецкого происхождения, говорите? Очень интересно, - задумчиво произнес Спенсер. Он повернулся ко мне: - Как только Симпсон закончит с бумагами, швартуйтесь к причалу, капитан. И прошу вас ничего не говорить мистеру Эберхардту. Я хочу видеть его лицо, когда на берегу Симпсон скажет, что мы намереваемся открыть его ящики.
* * *
     - Уверяю вас, майор Спенсер, там все в полном порядке. Я приличный бизнесмен, и никогда не имел проблем с импортом моих товаров в Вевак.
     "Ориентал Венчур" стоял у причала - тот был старым и хрупким, и мне пришлось предпринять максимум осторожности при швартовке, что не так то просто было сделать при усилившимся морском бризе - с поднятыми стрелами и открытыми трюмами в кормовой части судна. Принадлежавшие Эберхардту товары были выгружены под бдительным присмотром Лотера и Симпсона, который сверял каждый ящик с записями в грузовом манифесте. Сейчас они стояли в грузовом ангаре, и Симпсон, держа упаковочные листы, был готов дать распоряжение рабочим приступить к открытию ящиков. Внутри было ужасно жарко, солнечные лучи накаляли металлическую крышу ангара и превращали его внутренность в подобие работающей печи. Морской бриз, проникавший в открытые двери, приносил лишь намек на прохладу. Эберхардт покраснел от гнева и обильно потел в своем белом костюме.
     - Тем не менее, мистер Эберхардт, нам даны инструкции открыть ящики и проверить их содержимое. Прошу приступить, Симпсон, - твердо проговорил Спенсер.
     Эберхардт встал на пути работников Симпсона:
     - Я заявляю решительный протест, и будьте уверены, я поставлю этот вопрос перед властями в Порт-Морсби. У вас нет абсолютно никаких причин подозревать меня в чем-то нелегальном.
     - Могу вас заверить, что власти полностью в курсе наших действий, мистер Эберхардт, - произнес Спенсер, как мне показалось, довольно напыщенно. - Мы реагируем на полученную информацию.
     - Информацию? Какую информацию? От кого? - взвился Эберхардт.
     - Этого я не имею права раскрывать, - сурово ответил Спенсер. - А теперь прошу отойти в сторону.
      Эберхардт раздраженно фыркнул, но отодвинулся с пути рабочих. Они стали засовывать ломики под края крышек, которые со скрежетом вытаскиваемых гвоздей постепенно поддавались.
     - Это ваших рук дело, капитан Роуден? - требовательно обратился ко мне Эберхардт. - Вы затребовали этих людей, чтобы досадить мне? Потому что я немец, или оскорбил вас каким-то образом?
     Я невозмутимо наблюдал за происходящим из глубины ангара.
     - Вовсе нет, мистер Эберхардт, я к этому не имею никакого отношения, - ответил я, удивляясь, почему он обрушился на меня. Я верил Спенсеру, когда тот сказал, что получил данные из надежного источника, иначе он бы и не действовал подобным образом. В таком случае стало ясно, что не только у меня возникли сомнения в содержании груза. - Я знаю только то, что майор Спенсер приказал обыскать этот груз и, полагаю, мое судно.
     Один за другим открывались ящики, и их содержимое раскладывалось на полу ангара. Эберхардт возбужденно прохаживался взад-вперед, осматривая каждый ящик параллельно с Симпсоном, который отмечал позиции на упаковочном листе.
     - Лопаты, кирки, лебедки, блоки, промывочные устройства, дрели, молоты. Все в соответствии со списком, - заявил он гневно. - Что вы надеетесь найти?
     - Узнаем, когда и если найдем, - загадочно ответил Спенсер. 
     Глаза Эберхардта вспыхнули, он угрожающе поднял сжатый кулак.
     - Вы не знаете, что ищете, и почему ищете, - закричал он. - Меня оскорбили без всяких на то оснований. Я подам официальную жалобу. Вы сами видите, ящики пусты. Что из лежащего перед вами не отражено в упаковочных листах?
     Это было правдой. Ящики были пусты и их содержимое проверено. Симпсон посмотрел вопросительно на Спенсера, очевидно довольный, что получил инструкции следовать приказам майора. Его невозможно будет обвинить, если Эберхардт действительно подаст жалобу.
     Майор Спенсер медленно ходил вокруг ящиков, заглядывая в каждый из них. Те, которые содержали мелкие предметы, были квадратные, и примерно одного и того же размера. Майор смотрел, его мрачный взгляд перебегал от одного ящика к другому, выглядывая какие-то явные признаки. Вдруг его глаза сузились, и уголки рта дернулись. Он склонился рассмотреть ближе дно одного из ящиков, затем обратился к следующему, стоявшему рядом.
     - Ага! - он вытянул руку. - Джемми?
     Схватив предложенный лом, он постучал по днищу ящика. Раздался глухой пустотелый звук.
     - Это интересно, - нахмурившись, сказал Спенсер. - В этом ящике двойное дно.
     Он обошел вокруг других ящиков и нашел еще два подобных.
     - Взломайте их. Посмотрим, что за сюрпризы таятся там.
     Эберхардт застыл как парализованный, в то время как люди Симпсона взламывали ломами фальшивые днища. Я следил за его лицом и видел, как от удивления расширились его глаза и упала нижняя челюсть, когда обнаружилось, что пространство между днищами пусто.
     - Что это? - вопросил Спенсер, выглядевший - к моему удовольствию - таким же удивленным, как и Эберхардт. - Скрытые помещения и ничего в них. Кто-то пытается шутить с нами? Что вы на это скажете, мистер Эберхардт?
     После первоначального шока от вида пустых схронов, Эберхардт быстро пришел в себя:
     - Мне об этом ничего не известно.Я не производитель ящиков. Оборудование доставили мне уже в этих ящиках, и я просто проверил их содержимое. Я не мог и предположить о наличии двойного дна. Спрашивайте других, не меня.
     Надо отдать ему должное, он звучал весьма убедительно для человека, который только что обнаружил кражу своего арсенала.
     - Обязательно спросим, не волнуйтесь, - ответил Спенсер, устремив на меня взгляд стальных глаз, на что я ответил, надеюсь, видом оскорбленной невинности. - Однако на данный момент все выглядит в полном порядке. Мы уложим и запакуем ящики, мистер Эберхардт, и вы сможете забрать их в любое удобное для вас время.
     - Одну минуточку, - вмешался я, держа в руках папку с документами. - Мистер Эберхардт, немного бумажных формальностей. - Я с трудом удержал понимающую ухмылку. - Прошу подписать здесь в подтверждение того, что ваш груз был доставлен полностью и в полном порядке.
     Глаза Эберхардта просверлили во мне дырку, его лицо представляло собой маску сдерживаемого гнева. Он выхватил документ из моих рук и достал из кармана авторучку.
     - Я получил весь мой груз, капитан Роуден? - прошипел он голосом настолько же мягким, как и угрожающим, достаточно тихо, чтобы его слова достигли только моих ушей.
     - Разумеется, мистер Эберхардт, - ответил я выразительно, готовый повернуть нож в ране. - Как вы сами видите, все согласно упаковочным листам.
     - Согласно упаковочным листам! - повторил он сквозь зубы, открывая перо и ставя подпись на документе. - Я этого не забуду, Роуден.
     В этот раз слова прозвучали громко, и майор Спенсер вопросительно глянул на нас.  
     - В самом деле, капитан Роуден, - продолжил Эберхардт с плохо скрытым сарказмом. - Благодарю вас за самое замечательное путешествие, которое я никогда не забуду. А теперь прошу меня извинить, мне надо забрать свой груз.  
     Люди Симпсона уложили товары в ящики и заколотили крышки. Майор Спенсер взял меня за руку и отвел в сторону.
     - Что вы думаете об этом, капитан? - спросил он. - Эберхардт выглядел весьма взволнованным, когда мы обнаружили двойные днища, но удивился так же, как и мы, когда нашли их пустыми.
     - Может, он действительно ничего не знал о них, - ответил я, размышляя, не копал ли я сам себе яму. - Но в таком случае не могу себе представить, для чего они предназначены и кто распорядился изготовить их. - Я помолчал, и затем, продолжая копать, не смог удержаться: - Возможно, кто-то добрался туда раньше вас, еще до того, как ящики были погружены на "Ориентал Венчур".
     - Или когда они были уже на борту, - возразил Спенсер, делая явное умозаключение.
     - Надеюсь, вы не предполагаете, что это сделала моя команда? Но, как я уже сказал, делайте обыск, если желаете. Я к вашим услугам.
     Спенсер пристально посмотрел на меня, и на момент мне показалось, что он ответит утвердительно на мой вопрос:
     - Почему-то мне кажется, что мы там ничего не найдем, так ведь, капитан?
     Я пожал плечами:
     - Мое предложение остается в силе. Но должен сказать, что, если я сам обнаружу что-то подозрительное, я непременно дам вам знать.
     Я протянул руку. Спенсер поколебался, но ответил на рукопожатие.
     - Хорошо, капитан. Удачи, и будьте осторожны.
     Был ли намек на предупреждение в его голосе, задал я себе вопрос, и если был, против чего он меня предупреждал. На мгновенье сомнения чуть не одолели меня. Ведь если Эберхардт был виновен, в чем я не сомневался, то можно убедить Спенсера в том, что мои действия пошли на благо общества. Но старые привычки взяли верх, и я дал знак Лотеру возвращаться на судно.
* * *
     Крыло мостика под навесом, обдуваемое остатками морского бриза, давало желанное облегчение после духоты грузового ангара. Лотер довольно пыхал сигарой, а я прикрывал ладонью сигарету "Сениор Сервис". Команда крепила грузовые стрелы и закрывала люки трюмов.
     - Приведем все в порядок и можем сниматься на Порт-Морсби с рассветом, - сказал я. - На берег никого не пускать. Не думаю, что Эберхардт предпримет какие-то действия, но вахту на палубе удвойте.
     - Есть, сэр, - отозвался Лотер и, сделав паузу, как будто не был уверен, стоит ли продолжать, спросил: - Если не возражаете, шкипер. Я видел реакцию Эберхардта, когда вскрыли второе дно. Он сказал что-нибудь при подписании расписки в приеме груза?
     - Он был взбешен, но постарался скрыть это. Думаю, он догадался, что произошло. Он пригрозил мне, но тихо, так, что никто не слышал. Но расписку он подписал. А что еще он мог сделать? Весь заявленный груз был доставлен точно по контракту. Кому он мог пожаловаться? Сказать майору Спенсеру, что у него был груз оружия в тайниках, но его украли? Он подписал расписку, но он знает, что это мы взяли тайный груз.
     - А что насчет майора и Симпсона? Они что-нибудь подозревают? - спросил Лотер.
     - Симпсон просто мальчишка, он делает то, что велит Спенсер. Но Спенсер подозревает. Он не купил идею о том, что ящики были сделаны с двойным дном, но в них ничего не было. Он считает, что мы замешаны в этом, что тайный груз спрятан на борту. Я сказал ему, что он может произвести обыск, но он решил его не делать. Если он не передумает, то дело выглядит так, что мы можем продолжить рейс.
     - Но если властям известно об оружии, то не лучше было бы передать его им? - посмотрел на меня внимательно Лотер.
     Это был обоснованный вопрос, точно такой же, какой я и сам задавал себе, но отбросил.
     - Как я уже говорил, Питер, эти воды становятся все более опасными. До сих пор среди островов действуют пираты, и главы китайских кланов борются за контроль над портами и реками. И теперь еще Эберхардт. Если он работает на нацистов, то ситуация осложняется еще больше. Неплохо иметь лишнюю страховку, или по крайней мере то, чем можно поторговаться.
     По выражению лица Лотера я понял, что слишком горячился. Одно дело сорвать попытку контрабанды оружием. И совсем другое позволить своей гордости - оскорбленной кем-то, пытавшимся околпачить меня - подвергнуть себя такому же обвинению.
     Я повернулся к трапу, не желая спорить с ним:
     - Я пошел вниз. Вызывайте, если случится что-нибудь необычное. В остальном - выход с рассветом.
     Вернувшись в каюту, я запер полученную расписку в сейфе. Буду рад вручить ее в Гонконге судовладельцам в целости и сохранности. Она неотзывна, и они получат деньги независимо от того, понравится это Эберхардту или нет. В сейфе также находились револьвер Уэбли Марк-VI и коробка с патронами. Что-то подсказывало мне, что неплохо будет перебрать оружие, и я положил револьвер на стол и вытащил чистящий комплект. Закончив, я зарядил револьвер, убедился, что он на предохранителе, и закрыл его в ящичке стола.
     Наконец, я вышел на носовую часть шлюпочной палубы (сразу за дверью моей каюты) - место, известное как "капитанский мостик". Я облокотился о планширь, наслаждаясь последними порывами морского бриза. Солнце скрывалось за грядой холмов на западе, короткие тропические сумерки таяли мягкими красными и багровыми цветами. С наступлением темноты среди пальм загорались костры, на которых туземцы приготавливали ужин. Первые дуновения берегового бриза доносили смешанные запахи древесного дыма, гниющих водорослей и рыбных отходов. Они напомнили мне о прибрежном Уитстабле, где я жил в детстве в маленьком рыбацком коттедже, поднятом столбами над затапливаемым песком. О его черных, покрытых просмоленным брезентом стенах, его крыше над черными балками, пропитанными дымом и сажей на протяжении многих десятилетий.
     Я смог реально вытащить мальчишку из Уитстабля, но смог ли вытащить из него Уитстабль? Занятие контрабандой было у меня в крови, и, несмотря на предчувствия Лотера, я улыбнулся при мысли о дюжинах винтовок, пистолетов-пулеметов и гранат, надежно спрятанных на моем судне. Они служили неплохой страховкой, а также принесут кругленькую сумму в подходящий момент. Развязывать войну не входило в мои намерения.         

Глава пятая

     "Ориентал Венчур" стоял у правительственного пирса гавани Порт-Морсби, столицы управляемой Австралией территории Папуа. Окрашенные белой краской правительственные и коммерческие здания теснились у корня пирса, ручейками разливаясь вдоль берега по обе стороны от него. За ними группы лачуг из пальмовых листьев и ржавого железа размещались под деревьями и взбегали на поросшие низким кустарником склоны холмов, которые формировали задний план этой гавани. Вдали, на северо-западе, поднимались смазанные голубой дымкой вершины гор хребта Оуэн-Стенли.
     Утро было жарким и влажным, солнечные лучи безжалостно падали на палубы судна. Но над холмами собирались большие белые облака, обещавшие желанное, пусть и временное, облегчение в виде послеобеденного ливня, во время которого детвора с блестящими от дождя обнаженными телами будет смеяться и прыгать по лужам, разбрасывая во все стороны брызги.
     Мы уже неделю стояли в Порт-Морсби, выгружая доставленные из Сингапура товары и затем загружая копру в мешках, которыми медленно заполнялись трюма и твиндеки. Копра - высушенная мякоть кокосовых орехов - была упакована в грубые дерюжные мешки, которые грузились на борт нашими стрелами и растаскивались по трюмам бригадами туземцев. По их черным, покрытым пылью телам пот струился рекой, они хрипели и хекали, укладывая мешки в надлежащем порядке. Фрахт зарабатывался тоннажем, и чем больше копры мы впихнем в трюма, тем выгоднее рейс, поэтому Лотер гонял помощников, чтобы они следили за возможно более полным заполнением всех укромных уголков. Я слышал о судах, где мешки размещали даже в проходах и столовых команды - не очень приятная перспектива для людей, вынужденных разделять с ними помещения, ведь копра выделяла дурно пахнущий газ и в ней присутствовали насекомые.
     О Вальтере Эберхардте и его пропавшем грузе мы больше ничего не слышали. Майор Спенсер вернулся в Морсби и нанес мне короткий визит - визит вежливости, как он выразился. Но у меня создалось впечатление, что он знал больше того, что говорил, и хотел дать мне знать, что не спускает с нас глаз. Со своей стороны, я оставался в убеждении, что Эберхардт был вовлечен в какие-то темные дела, связанные с нацистской Германией, но держал эти мысли при себе. У меня имелось укоренившееся предубеждение против правительственных чинов, и я не видел никакой выгоды от раскрытия того, что произошло с оружием. Я вовсе не был уверен в том, что Спенсер точно знает о характере тайного груза, а если нет, то я буду последним, кто откроет ему глаза на это.
     Более животрепещущей проблемой было состояние угольных бункеров, которые были уже пусты наполовину. До Гонконга должно хватить, если не форсировать работу котлов, но придется использовать аварийный запас. Да и возможная нехватка угля - это одно, но я также не хотел прийти в порт со свободным доступом к горловине коффердама.
     - Нам совсем не улыбается позволить какому-нибудь таможенному проныре задуматься, куда эта горловина ведет, - заметил я Фрейзеру, когда инструктировал его держать достаточный слой угля над горловиной.
     - Этого не случится, капитан, - на круглом розовом лице Фрейзера весело поблескивали глаза. - Мы не допустим урона репутации старушки, якобы она прячет что-то под юбкой.
     Немного поодаль в изумрудно блестящие воды бухты выступал второй пирс. Во время нашего прихода он был пуст, но последние несколько дней там стояло немецкое торговое судно "Дортмунд", с черным как смоль корпусом и ослепительно белыми надстройками и рубками. Над световым люком шахты машинного отделения возвышалась черная приземистая дымовая труба, на которой была нанесена марка судовладельца в виде широких белых и красных полос. Это было большое современное судно на - судя по внешнему виду - жидком топливе. Справочник Регистра Ллойда сообщал, что оно принадлежит компании "Германо-Австралийская линия", и было слишком большим и современным, чтобы бродить между отдаленными портами Тихого океана. Я приглядывался к нему, но не видел ничего, кроме обычных грузовых операций и рутинных перемещений судовой команды. Тем не менее, мое шестое чувство держало меня настороже.
     - Любопытное совпадение, - заметил я Лотеру, с которым мы стояли на мостике и наблюдали суету рабочих-кули на палубе "Дортмунда". - Эберхардт пытается ввезти контрабандой партию оружия, а спустя несколько дней появляется большое немецкое судно.
     - Что ж, это логично, если вы правы насчет того, что Эберхардт готовит базу снабжения коммерческих рейдеров, - отозвался Лотер.
     Я кивнул в знак согласия:
     - Нацистам не хотелось бы, чтобы какое-то их судно было замешано в незаконных действиях на австралийской территории. Намного удобней доставить контрабанду на незаметном безобидном трампе вроде нашего.
     Ну, мы были не настолько безобидными, но мне была ненавистна мысль о том, что меня приняли за простофилю, а то, что Эберхардт пытался использовать мое судно для контрабанды оружия (возможно даже и с ведома По), было болезненной пощечиной. Я твердо намеревался сделать так, чтобы в следующем заходе в Сингапур По почувствовал всю глубину моего негодования. Но пока надо было иметь дело с перевозкой грузов и ублажением судовладельцев, и вообще не мое дело мериться силами с нацистскими контрабандистами, по крайней мере, не в большей степени, чем я уже сделал. Лишая Эберхардта нескольких дюжин винтовок и пистолетов-пулеметов, я несомненно добавил его в группу людей, которые вычеркнут меня из списка тех, кому посылают рождественские открытки, но вряд ли нанес заметный урон амбициям герра Гитлера.
     - Как я уже говорил, Питер, эти воды становятся все более опасными. Но чтобы там ни затевал Эберхардт, нам следует держаться подальше и оставить его на попечение майора Спенсера. Завтра у нас отход, и после обеда я сойду на берег и встречусь с агентом. Передайте Гриффиту сделать прокладку до Гонконга, и еще раз проверьте, хватит ли нам бункера на весь переход.
* * *
     Ближе к вечеру я сидел на веранде отеля "Папуа", надеясь, что моя мокрая одежда высохнет в этой жаркой и влажной атмосфере. Послеобеденный ливень в этот раз начался раньше обычного, и мне пришлось пробежаться последнюю сотню ярдов. Я пришел раньше назначенного времени и уселся в ожидании агента, дав знак официанту принести мне пива. Оно прибыло в высоком запотевшем бокале, очень холодное, отвечающее вкусам австралийцев, которые составляли большинство руководящих служащих отеля, и великолепно освежающее после прогулки пешком из порта по такой жаре.
     Потягивая пиво, я слушал шелест пальмовых листьев, чириканье гекконов, охотящимся за насекомыми в трещинах потолка, и стрекот цикад в кустарнике. Отель располагался подальше от пыльной дороги, за покрытой жесткой травой лужайкой, над которой под вечерним морским бризом раскачивались высокие пальмы. Между ними были разбросаны кусты алых и фиолетовых бугенвиллей, острые шипы которых представляли опасность для неосторожного или подвыпившего человека, вляпавшегося в куст. Двухэтажное деревянное здание отеля стояло на мощных пнях, окованных железом в качестве защиты от термитов. Стены из досок твердой древесины были покрыты облезающей белой краской, а крыша гофрированного железа - красной. Широкая веранда, опоясывающая все здание, покоилась на деревянных столбах и была огорожена кованной железной изгородью, украшенной лиственным орнаментом. На нижнем этаже находились бар и ресторан, выше - гостиничные номера, в одном из которых я как-то наслаждался компанией молодой туземки. Мне удалось провести ее в номер так, что портье не заметил. Однако он поймал меня на выходе и поднял бы лицемерный скандал, не дай я ему несколько стрейтсдолларов[18] (почти столько же, сколько я заплатил девушке), подкрепленных внушительным кулаком у носа.
     Улыбаясь этому воспоминанию, я посмотрел на часы и раздраженно крякнул, видя, что агент запаздывает.
     Дальнейшие размышления об опоздании агента были отодвинуты видом морского офицера в накрахмаленной белой униформе и фуражке, поднимавшегося по лестнице на веранду и направлявшегося к моему столу. Четыре золотых полоски на погончиках, фуражка с золотым шнуром, на кокарде дубовые листья окружают красно-белый полосатый флажок. Подобные цветные полосы я видел на трубе "Дортмунда".
     Я едва слышно присвистнул. Не было никаких сомнений - это был капитан немецкого судна.
     Я сузившимися глазами наблюдал за ним. Хотя вокруг было множество свободных столиков, он направлялся прямиком к моему. Подойдя, он остановился, застыл, как по команде "смирно", и произнес четким, звучащим знакомо голосом:
     - Если не ошибаюсь, вы являетесь капитаном парохода "Ориентал Венчур" Роуденом. - Он сделал паузу, как бы ожидая подтверждения, и продолжил: - Позвольте мне представиться: капитан "Дортмунда" Дитер Эберхардт. - Он протянул руку.
     И тут все части головоломки сложились в одну стройную картину. Вольфганг Эберхардт, сторонник нацистов, попытка контрабанды оружия в Новую Гвинею, затем появление - в совершенно неподходящем для него месте - большого современного грузового судна под немецким флагом, командиром которого явился его младший брат, бывший - а возможно и до сих пор состоящий на службе - офицер германского флота. Мои подозрения оказались обоснованными, и я в который раз задумался о шестом чувстве, которое неоднократно спасало мою шкуру, что выражалось покалыванием в кончиках пальцев при приближении опасности, или когда мне лгали в лицо. Я не могу это объяснить, но возможно, я унаследовал это от предков-контрабандистов. Как называют такие вещи - гены? Гены контрабандистов, возможно?
     Скрывая удивление, я изобразил вежливую улыбку, встал и пожал протянутую руку. Мы находились в общественном месте и соблюдение условностей предполагалось. Вблизи было заметно его сходство с братом. Дитер Эберхардт был моложе и стройнее, высокий, светлокожий, с такими же светлыми волосами и бледно-голубыми глазами. Но там, где у Вольфганга виделась расслабленность, проистекающая из барственного образа жизни, у Дитера бросалась в глаза жесткость человека, привыкшего командовать и подчиняться.
     - Не желаете присесть, капитан Эберхардт?
     Мое шестое чувство подсказывало, что Эберхардт пришел не для того, чтобы пожелать мне счастливого плавания, но я продолжал оставаться учтивым:
     - Я ожидаю агента, но он запаздывает.
     - Благодарю, капитан Роуден, я займу у вас только несколько минут.
     Я сел на свое кресло и Эберхардт занял кресло напротив. Он вытащил из кармана рубашки тонкий золотой портсигар, открыл его и предложил мне малую сигару.
     - Табак с Суматры, лучший, уверяю вас.
     Было бы глупо отклонять предложение, и я принял его. Мы прикурили от его выглядевшей шикарно серебряной зажигалки с вензелем германского императорского флота. Он затянулся полной грудью и медленно выдохнул дым к потолку.
     - Полагаю, вы уже слышали обо мне, капитан Роуден? - сказал он с едва заметным намеком на угрозу. - Я-то определенно слышал о вас и вашем судне от моего брата, который имел удовольствие плыть с вами до Вевака.
     - О да, это действительно был весьма приятный рейс, - я просиял своей лучшей улыбкой чеширского кота. - Ваш брат сейчас в Порт-Морсби? Буду рад возобновить с ним знакомство.
     Мы оба знали, что я лгу, и я угадал ответ Эберхардта.
     - Нет, нет, я встречался с ним в Веваке, куда мы заходили по пути сюда. У нас состоялся очень интересный разговор. Вольфганг рассказал мне о вашем старпоме, который сражался при Ютланде.
     - Да, он имел продолжительную дискуссию с вашим братом об этой битве. Похоже, там отличился корабль, на котором были вы.
     - Вольфганг склонен к преувеличениям. Возможно, нам просто чуточку больше повезло. Но я так понял, что коммандер Лотер был награжден за атаку на одного из наших линкоров. Он смелый человек, и мне хотелось бы встретиться с ним, но увы - нет времени, мы выходим сегодня вечером.
     Я откинулся в кресле, размышляя, когда же Эберхардт приступит к делу.
     Он глубоко затянулся, улыбка исчезла с его лица:
     - Вы, возможно, удивляетесь, для чего я встречаюсь здесь с вами?
     - Не думаю, что вы здесь появились случайно.
     - Конечно, нет. - Он понизил голос и склонился над столом как бы в доверительной манере. - Сдается мне, что у вас есть вещи, принадлежащие моему брату. Думаю, сейчас подходящий случай для того, чтобы вернуть их.
     - Не имею ни малейшего понятия, о чем вы, - ответил я, почти убедив сам себя, что выгляжу невинно.
     - Ну-ну, капитан, - голос Эберхардта звучал почти примирительно. - Уверен, вы в курсе того, что доставленный в Вевак груз оказался неполным, и знаете, где остальной груз.
     - Я видел, как таможенный чиновник обнаружил двойные днища в некоторых ящиках, если вы это имеете в виду. Но в них было пусто. - Иногда обострение ситуации служит мощным оборонительным оружием. - Вы обвиняете меня в краже чего-то, чему полагалось быть в них?
     - Я просто утверждаю то, что представляется мне истиной, капитан Роуден. Я считаю, что вы знаете о содержимом тех ящиков, и что вы знаете, где оно в настоящий момент. И повторяю: для вас будет лучше возвратить его.
     - Или что? Вы мне угрожаете? - Пришло время показать зубы.
     - Мне известна ваша репутация, капитан Роуден, вы не тот человек, которого можно запугать. Но предупреждаю - у вас появятся могущественные враги. - Он загасил окурок в наполненной песком пепельнице и поднялся на ноги. - Похоже, ваш судовой агент появился. Я удаляюсь. Отход в полночь. Если хотите избежать неприятностей, то пришлите своего человека после захода солнца, и мы организуем передачу... хм... товара.
     Он прикоснулся кончиками пальцев козырька фуражки, повернулся на каблуках и зашагал по веранде, оставив меня слушать сбивчивые извинения агента за опоздание.
     Агент, молодой австралиец по имени Хикс, с лицом, покрытым потом после спешной ходьбы по послеполуденной жаре, занял кресло, только что освобожденное Эберхардтом.
     - Приношу свои извинения, капитан. День был очень напряженный, я готовил бумаги на вечерний отход "Дортмунда"... но, конечно, это не оправдывает того, что я заставил вас ждать. - Он вытер лоб чистым белым платком. - Я сам из Перта и привык к жаре, но здешняя влажность меня угнетает. Я вижу, вы встретились с капитаном Эберхардтом. Его "Дортмунд" - прекрасное судно и содержится в полном порядке. - Он замолчал, сообразив, что, расхваливая немца, он может нанести мне обиду. Но даже я сам признавал, что "Ориентал Венчур" не выдерживает сравнения с ним.   
     - Вы имеете в виду, что он содержится как военный корабль, - произнес я с улыбкой, чтобы не смущать его. - Неудивительно, учитывая, что он служил в германском флоте. Но мы разговаривали с ним о его брате, который шел с нами пассажиром от Сингапура до Вевака.
     - Действительно, какое случайное совпадение, - заметил Хикс. - Мир невелик.
     "Черта с два случайное", подумал я, а вслух сказал:
     - Да, и становится все меньше с каждым днем. Но к делу: что вы мне приготовили?
     Он передал мне пачку бумаг:
     - Вот документы на отход. И еще - в последнюю минуту поступил запрос на перевозку партии нескольких бочек с дизтопливом и бензином в Лоренгау, небольшое поселение на северном берегу острова Манус. Вам оно известно, капитан?
     Я кивнул. Бывал там несколько раз. Сложный проход через рифы, и к северу от якорной стоянки несколько песчаных отмелей и коралловых мысов, которых следует остерегаться. Запасы угля у нас были меньшими, чем хотелось, но Манус располагался более-менее по пути в Гонконг.
     - Я могу их взять только на палубу.
     - Грузоотправитель согласен на это, - ответил Хикс. - Груз невелик, по дюжине бочек того и другого. Похоже, у них заканчивается топливо, и они нуждаются в срочной доставке. Там для вас подходящего причала нет, но вас встретит рабочий катер, и вы сможете выгрузить бочки прямо на него.
     - Кто отправитель? - спросил я, чувствуя зарождение какого-то подозрения.
     - Мистер Леунг, один из местных китайских бизнесменов. Он продает топливо рыбакам и мелким островным дельцам. Не беспокойтесь, с фрахтом будет все в порядке, даю слово, - ответил Хикс, неправильно истолковав мой нахмуренный вид. - Если берете, я обеспечу их доставку к окончанию погрузки копры. И с рассветом я появлюсь на борту за грузовой распиской.
     - Я извещу старпома об этой партии, - сказал я. - Теперь, если у вас больше ничего нет, позвольте мне поставить вам кружку пива. По вашему виду видно, что вы нуждаетесь в нем. Затем я отправлюсь на судно.
     К тому времени, когда я вернулся на борт, солнце было уже довольно низко. Я нашел Лотера в канцелярии, где он составлял грузовой план, и передал ему содержание разговора с Дитером Эберхардтом.
     - Думаю, что теперь ситуация прояснилась, - подытожил я. - Братья Эберхардты оба в этом деле. Они подозревают, что оружие у нас. Дитер фактически обвинил меня в краже.
     - Почему бы просто не сообщить об этом властям, тому же майору Спенсеру? - откликнулся Лотер, как всегда, вполне резонно.
     - И быть вынужденным объясняться, почему мы прошерстили груз Эберхардта, взяли оружие и скрыли его от таможни в Веваке, - возразил я. - Это оружие предназначалось для "Дортмунда". Небесам известно, Питер, что у меня нет отвращения к контрабанде. У меня самого в предках полно контрабандистов, но если Эберхардт думает, что он может без моего разрешения на моем судне безнаказанно перевозить контрабанду, то он глубоко ошибается.
     По, старый черт, намекал мне, что с грузом Эберхардта что-то не так, но не вдавался в подробности - видно, не хотел делить этот куш со мной.
     - Как ты думаешь, они попытаются забрать оружие? - спросил Лотер.
     - Возможно. Не думаю, что Эберхардт попытается сделать это здесь, в порту, но кто знает. Кто будет вечером на вахте?
     - Юного Мак-Грата я отпустил на берег на несколько часов, а Гриффит на борту.
     - Так, поставьте дополнительных вахтенных на палубу и проинструктируйте их быть бдительными и докладывать о малейших подозрениях. Передайте по вахте предупредить меня в любое время, когда будет отходить "Дортмунд".
     Лотер кивнул, и я направился к выходу:
     - Я буду в каюте. Вызывайте меня по любому поводу.
     Возможно, я зря тревожился, но покалывание в кончиках пальцев предсказывало, что я видел Дитера Эберхардта не в последний раз.
* * *
     Неудивительно, что Мак-Грату захотелось прогуляться по Порт-Морсби. Несколько свободных часов - приятная перемена от судовой рутины. Почувствовать под ногами твердую землю, ощутить богатый букет запахов тропических цветов и кустов, которые в изобилии росли в этом оранжерейном климате, послушать бодрый смех полуголых детей, резвящихся среди прибрежных пальм.
     У морского офицера имелось немного возможностей для моциона. Так что пара часов прогулки бодрым шагом были полезны для поддержания физической формы и отвлекали от судовой обыденности. Также имелась возможность найти приличную еду - добрый стейк со свежими овощами, если наскучила судовая кухня. Но молодость есть молодость, и соблазн холодного пива и возможность полюбоваться европейскими женщинами, которые вели себя свободно в таких похожих на фронтир городках, неизбежно влекли его в один из баров. Поэтому неудивительно, что я нашел его в баре отеля "Папуа".
     Было немного больше двадцати часов - начала вахты Мак-Грата, когда Лотер постучался в дверь и сообщил мне, что тот не вернулся. Может, он загулял? Чувство времени его не подводило на борту, и алкоголь вроде не действовал так на него. С другой стороны, я помнил замечание секретаря гильдии в Сиднее, и сам видел его несдержанность в стычке с Гриффитом в Сингапуре. Хотя Порт-Морсби находился на фронтире того, что европейцы считали цивилизацией, здесь было относительно спокойное место. Здесь не было толп докеров и других рабочих, жаждущих спустить пар после тяжелой смены. Белые люди, проживавшие в Папуа, были в основном правительственными чиновниками, клерками и плантаторами. Среди них наверняка были сильно пьющие, но захотят ли они затеять бучу с молодым австралийским морским офицером? Совсем другое дело - моряки на взводе. А единственным судном в порту, кроме них самих, был "Дортмунд". Он должен отходить в полночь. Может, кто-то из уволенных на берег пустился в разгул?
     - Хорошо, схожу на берег, разузнаю. - Я рывком поднялся с кресла и направился к платяному шкафу. - Позовите Гриффита и скажите ему, что он идет со мной. Если через час мы не вернемся, оповестите полицию.
     Я вынул из шкафа наплечную кобуру и надел ее под просторную куртку цвета хаки. Вынул из ящика стола револьвер, прокрутил барабан, чтобы убедиться в наличии патронов, и почувствовал подбадривающую тяжесть подмышкой. У забортного трапа я встретил Гриффита, заметил зловещий блеск в его глазах и подумал, взял ли он с собой выкидной нож.
     Городок небольшой, так что в нем немного мест, куда мог пойти человек. Если же с ним случилась какая-то неприятность на природе, то шансов найти его до рассвета было мало. Однако для начала наиболее вероятным было начать поиски с баров. Самым большим и ближайшим из них был бар в отеле "Папуа", и мы направились туда.
     Я услышал шум прежде чем увидел его причину. С Гриффитом за спиной, я рванулся вперед по темной тропинке между деревьями и кустами, ведущей ко входу в отель. Шум впереди разрешился криками и возгласами поддержки. Я остановился в тени, рядом с кустами бугенвиллей. Лежащая за ними лужайка была освещена светом, падавшим из окон отеля, и в ее центре собрался круг кричащих и жестикулирующих зрителей. А в центре круга находились два человека, разукрашенных кровоподтеками и синяками, пытающихся выбить дух друг из друга.
     Одним из них был немец, что безошибочно определялось языком, на котором кричали его сторонники. Это был крупный мужчина, намного крупнее своего оппонента и весом, и ростом.
     Остальная часть собравшейся толпы были австралийцами, которые наслаждались зрелищем состязания. Они готовы держать пари на что угодно, эти австралийцы. Даже на две капли дождя, скользящие по оконному стеклу. Я однажды слышал разговор двух мужчин, вышедших из кинотеатра в Мельбурне после просмотра фильма "Капитан Блад", которые спорили о величине бюста Оливии де Хэвилленд. С трудом представляю, как они собирались разрешить этот спор. Так что я нисколько не был удивлен тем, что, несмотря на меньший размер оппонента немца, множество австралийцев рискнули поставить именно на него. Возможно, они считали справедливым поддержать маленькую собачку, хотя из своего опыта могу сказать: судьбу схватки решает не размер собаки, а размер бойцовского духа в этой собаке. А в данном случае меньшая собака была явно лучшим бойцом.
     Несмотря на все преимущества своего роста, веса и длины рук, немец был заурядным уличным драчуном - медленным, с легко угадываемыми телодвижениями. Но он был силен, и любой нанесенный им удар мог нанести немалый вред. И он был крепок. Хотя из его носа сочилась кровь, а один глаз начинал опухать, он продолжал упрямо наступать, размахивая руками как косами и принуждая оппонента отступать, приседать и извиваться.
     Но тот, что был поменьше, оказался боксером. Быстрым и легким на ногу. На каждый удар немца он отвечал двумя. Молниеносные комбинации джебов и кроссов, чередуемых с хуками и апперкотами[19]. Но ему удавалось увернуться не от всех ударов немца. Одна бровь разбита, под глазами синяки. Он отчаянно старался избежать захвата: один солидный удар массивным кулаком немца, и он в нокауте в лучшем случае.
     А я снова лишусь третьего помощника.
     Показав жестом Гриффиту держаться поближе, я пробился сквозь кольцо людей, чтобы иметь лучший обзор. Австралиец с потной от возбуждения физиономией, которого я отодвинул в сторону, дернулся было, но передумал, поймав выражение моего лица.
     Я наблюдал за продолжением схватки. Немец бросился в очередную атаку, отчаянно размахивая руками в попытке сбить с ног Мак-Грата. Он промахнулся, потерял равновесие, и Мак-Грат тут же воспользовался случаем сблизиться и провел молниеносную комбинацию - левый джеб, правый апперкот и снова левый джеб по челюсти немца - и снова отскочил. Здоровяк-немец хрюкнул от боли и потряс головой, но продолжал наступать. Мак-Грат увертывался, держа перед собой окровавленные кулаки и стараясь не подскользнуться. Немец провел очередной выпад, и австралийцы издали коллективный стон - Мак-Грат откачнулся, чтобы избежать удара, и потерял равновесие. Через мгновение он вскочил на ноги и попытался избежать сближения, но тут несколько рук толкнули его в спину, в сторону надвигавшегося немца.
     Один из моряков что-то прокричал и здоровяк буркнул в ответ. На его окровавленных, разбитых губах появилась болезненная усмешка, и он злобно оглядел Мак-Грата заплывшими глазами. Немцы устали от созерцания боя и жаждали покончить с противной стороной. Здоровяк-немец, покачнувшись, шагнул вперед и сплюнул кровью на землю.
     - Ну, теперь тебе конец, - проревел он по-английски.
     Мак-Грат попытался увеличить дистанцию, но немецкие моряки, столпившиеся позади него, мешали ему уклоняться от ударов. Здоровяк-немец отвел свой массивный кулак и с размаху впечатал его в диафрагму Мак-Грата, вышибая из него дух и бросая его на землю. Немцы подняли его на ноги, а здоровяк приготовился нанести еще один смертоносный удар.
     - Прикрой мне спину, - шепнул я Гриффиту, проталкиваясь сквозь толпу к центру круга. Настроение толпы становилось угрожающим. Люди, которые ставили на Мак-Грата, выкрикивали оскорбления немцам, а те в свою очередь, призывали своего человека покончить с австралийцем. Здоровый немец поднял кулак.
     - Стоп! - прогремел я голосом, который был достаточно громким, чтобы достичь от квартердека до грот-марса винджаммера в штормовую погоду. Немцы мгновенно застыли.
     - Джентльмены, - продолжил я нормальным командным голосом. - Это вряд ли выглядит как честная схватка - всей кучей на одного. 
     Здоровяк, очевидно не удовлетворенный незавершенной схваткой, разразился бранью. Раздраженный болезненными ударами Мак-Грата, разбившими его брови, и отчаянно желая выместить хоть на ком накопившуюся злобу, он сделал ошибку, обратив свой кулак против меня.
     Я легко уклонился, ожидая подобного поступка, и, когда тот промахнулся, ударил правой по носу так, что почувствовал, как хрустнула кость. Здоровяк рухнул на колени, схватившись за нос и издавая стоны; между пальцев капала кровь. Раздался прямо таки звериный вой, и толпа немцев угрожающе надвинулась, подобно волкам, окружающим жертву. Гриффит и я не могли им противостоять, и Мак-Грат был не в состоянии помочь. Надо было действовать быстро и решительно. Я полез в карман и достал револьвер. При виде угрожающе большого ствола немцы заколебались. Австралийцы, сообразив, что шутки кончились и не желая быть связанными с возможной стрельбой, быстро рассосались, на ходу обсуждая результаты пари.
     - Эта модель Уэбли самого большого калибра, - сказал я, направляя ствол в живот здоровяка. - Почти самое мощное ручное оружие из всех, которые производились. Кто-нибудь желает проверить мои слова? - Немцы стояли в оцепенении. Возможно, они не очень хорошо понимали английский, но они знали, что значит крупнокалиберный револьвер. - Нет таких? Ну, тогда позвольте моему третьему помощнику покинуть вас. Что касается вас, мистер Мак-Грат, я весьма разочарован, найдя вас посредине скандальной драки.
     Немцы отпустили Мак-Грата, и он, спотыкаясь, пошел ко мне с болезненно выглядевшей усмешкой на разбитых губах.
     Которая погасла при звуках голоса с немецким акцентом позади меня:
     - Прошу вас бросить оружие, капитан. Больше никаких неприятностей, я беру на себя ответственность за моих людей.
     Я повернул голову и увидел старшего помощника капитана "Дортмунда" - три золотых нашивки на погончиках - с люгером, направленным на мою задницу. Я опустил револьвер, удивляясь, куда мог исчезнуть Гриффит. Но беспокоиться не стоило. Как кот, молчаливо набрасывающийся на свою жертву, он появился из окружающей темноты и схватил немецкого старпома за голову, оттягивая ее назад одной рукой, а другой приложил лезвие ножа к его горлу так, что появились небольшие капельки крови.
     - Не так, парнишка, - промурлыкал Гриффит с ярко выраженным уэльсским акцентом. - Предлагаю тебе бросить свою игрушку, или вскрою твое горло от уха до уха. - Обращаясь ко мне: - Прошу прощения, сэр, я увидел, что этот парень прятался в кустах и решил, что безопасней будет взять его сзади, так сказать.
     Немецкий старпом бросил люгер и медленно поднял вверх руки. Я с гневом набросился на него:
     - Сначала ваши люди атакуют моего офицера, а когда я вмешиваюсь, чтобы прекратить драку, вы угрожаете мне пистолетом. - Я опустил тот момент, что сам первым обнажил оружие, и жестом приказал Гриффиту подобрать Люгер. - Я возвращаюсь на свое судно, и будьте уверены, что не поколеблюсь известить австралийские власти, если появится хоть малейший намек на дальнейшие неприятности. Мистер Гриффит, будьте любезны, помогите третьему помощнику.
     Тот вручил мне Люгер и просунул руку под плечо Мак-Грата.
     - Пойдем, Джеймс, - мягко произнес он.
     Я подождал, пока они скроются из вида, и стал отступать, держа на виду свой Уэбли на случай, если кто-нибудь из немцев не потерял бойцовского духа. Продвигаясь в темноте прочь от места схватки, я слышал гневные слова немецкого старпома. Немецкий я не знал, но по тону было ясно, что он распекал свою команду. Несмотря на угрозы со стороны капитана Эберхардта, он не желал привлекать внимания к своему судну. Ссоры с британскими офицерами в публичном месте Порта-Морсби были ему не с руки. Если "Дортмунд" действовал под командой германского флота, то его экипаж подлежал военно-морской дисциплине. Я не сомневался в том, что Эберхардт был крепким орешком, и он сведет все счеты в случае, если мы еще пересечемся.   

Глава шестая

     Приближался полдень, и я отдыхал в своем салоне, слушая, как Мак-Грат шуршит в штурманской рубке и затем выходит на крыло мостика. Я выглянул в иллюминатор, который был распахнут для притока свежего воздуха, и увидел, как он работает с секстаном и включает секундомер, чтобы зафиксировать точное время взятия высоты солнца.
     Опухоли на его лице стали спадать, но синяк под глазом оставался, а на сбитых костяшках пальцев красовались фиолетовые пятна йода. Порез над глазом был довольно глубоким, и мне пришлось сделать пару стежков на нем. Единственным успокоителем послужил глоток рома, но не для пациента, который только морщился, когда я продевал иголку в края пореза и стягивал их вместе, а для меня, чтобы не дрожала рука.
     Я выслушал объяснения Мак-Грата по поводу произошедшего скандала и счел их достаточно правдивыми. Сначала немецкие моряки вели себя дружелюбно и даже поставили ему кружку пива. Однако когда они поняли, что он был младшим помощником на британском судне, все переменилось к худшему. Некоторые из них, среди которых был и здоровяк по имени Курт, явно провоцировали драку. Если бы Мак-Грат сбежал, я не стал бы его винить, учитывая такого противника и враждебную толпу, жаждавшую крови. Но, насколько я знал его, такой исход был невероятен. А сам бы я отступил в подобных обстоятельствах? Вряд ли. К тому же у Мак-Грата были шансы. Один на один он мог бы побить немца. Я спросил его, где он учился драться. Он рассказал мне до боли знакомую историю первого рейса практиканта, которого задирали крутые парни с полубака. Парусный мастер "Гартпула" как-то отвел его в сторону и предложил поучиться боксу. "Дерись всегда честно, Джимми", сказал тот, готовясь к спаррингу. А затем с кривой ухмылкой добавил: "Если только тебя не начинают побеждать. Никогда никому не позволяй взять над тобой верх". Потом он показал Мак-Грату кое-какие трюки, непозволительные с точки зрения маркиза Квинсбери[20].
     По всему выходило, что немецкий моряк Курт был не просто вспыльчивым задирой. Рассказы о нацистских бандитах-коричневорубашечниках широко освещались в пробританских газетах в Сингапуре и Австралии. Возможно, Курт был одним из них, нацистский фанатик, верящий в гитлеровскую пропаганду и готовый пнуть сапогом по лицу любого, кто стоит на его пути. А там, где один фанатик, там может быть их много больше. Если Эберхардт и его офицеры были того же склада, то "Дортмунд" представлял собой опасного оппонента любому, кто столкнется с ним.
     Как будто на Дальнем Востоке было недостаточно опасностей с его триадами, пиратами, бутлегерами, наркоторговцами, сутенерами и продажными чиновниками. Его воды и порты были не для слабохарактерных, и жизнь в них было потерять также легко, как и кошелек. Китайцы и японцы были готовы впиться друг другу в глотку, а теперь и нацисты собирались спровоцировать еще одну войну в Европе. Складывалась мрачная картина. Но я улыбнулся, вспомнив, как один австралийский жулик сказал мне: "Жизнь - замечательная штука, Вильям, до тех пор, пока ты не ослаб". Что ж, у меня было неплохое гнездышко в месте, где не задавали много вопросов и еще меньше на них отвечали. Еще несколько лет, и я смогу на время бросить якорь в спокойном месте, где буду нюхать луноцветы на малолюдном берегу с прекрасной полинезийкой. А пока следовало быть готовым к неожиданностям и соблюдать осторожность.
     Следующие несколько дней, пока мы огибали южный берег Папуа и затем шли курсом норд-вест в Соломоновом море, не было видно никаких признаков "Дортмунда", да и других судов, не считая каноэ-долбленок местных островитян, ловивших рыбу поблизости от рифов. Предыдущим вечером мы миновали Новую Британию. Была ясная лунная ночь, и конус вулкана на близлежащем острове Умбои, черным пятном вырисовывавшийся на фоне звездного небосвода, служил ориентиром для прохода узким проливом в море Бисмарка. А теперь, вне видимости берегов, Мак-Грат брал высоты Солнца для определения места судна, с которого нам следовало проложить курс, которым мы могли безопасно обойти мористее отмелей, охраняющих восточные подходы к острову Манус. С севера остров окаймляла гряда рифов, и я намеревался дождаться светлого времени для захода в лагуну, в глубине которой находилось небольшое поселение Лоренгау.
     От мыслей о Лоренгау и о доставляемом туда грузе я вернулся к неприятному воспоминанию о Дитере Эберхадте, военно-морском офицере до мозга костей в его безукоризненно отглаженной униформе. Я ненавидел его высокомерно-небрежные манеры, говорящие о превосходстве. Я не родился в рубашке, как братья Эберхардты, и прошел долгий, тяжелый путь перед тем, как стать капитаном своего парохода. На борту которого находился небольшой арсенал, похищенный мною.
     Почему я пошел на это? А сделав это, почему не доложил об этом майору Спенсеру? Была ли причиной этому оскорбленная гордость, подозрение в том, что По и Эберхардт пытались обвести меня вокруг пальца? Или, может, это был инстинкт потомственного контрабандиста, увидевшего возможность и не подумавшего о последствиях? Я ухмыльнулся, вспомнив слова старшего механика Билла МакФи, моего старого друга: "Совершение правильного поступка не дает гарантии от неудачи". Я испытал в жизни достаточно неудач, чтобы понять правдивость этих слов, и, как следствие - совершение неправильного поступка не обязательно препятствует удаче.
     Что ж, как бы то ни было, оружие находилось у меня, и даже если бы я выкинул его за борт, Эберхардты не сняли бы с меня ответственность за его похищение. Но в действительности - что они могли сделать? Захватить судно и рискнуть привлечь внимание к своим действиям? Я так не думал. Так что я не собирался избавляться от оружия, по крайней мере, пока. Как я говорил Лотеру, оно представляло неплохую страховку, а позже я мог найти на него покупателя.
     Еще одним источником забот являлся Питер. Он был превосходным моряком и прекрасно освоил работу старшего помощника торгового судна. Он также был джентльменом - настоящим джентльменом, младшим сыном графа, его сиятельством. С аристократическим произношением, изысканными манерами и ухоженным видом он был прямой противоположностью мне - сироте, выкарабкавшемуся из исправительной школы и поднявшемуся по крутой лестнице до полу-респектабельности британского торгового флота. Мы с ним довольно хорошо ладили, но порой я должен был напоминать себе, что, хотя и будучи моложе его, я являюсь его капитаном и опытнее его в профессиональном плане, да и не только. Но его пристрастие к алкоголю меня беспокоило. Не то чтобы я был против выпивки, я и сам выпивал немало, но я знал, к чему это может привести. Выпивка погубила мою мать, и я видел немало сломанных ею мужчин, вопящих и бьющихся в припадках delirium tremens.
     Лотер пил, потому что винил себя в смерти женщины (которую он увел у адмирала), умершей при родах. Скандал вынудил его покинуть флот, и он бежал от всего - семьи, друзей, своего дома - всего, что напоминало ему о прошлом, которое он пытался забыть. Он все же сохранил ее фото, так что память о ней оставалась живой, а алкоголь был тем костылем, который помогал сделать жизнь хоть как-то выносимой. В других обстоятельствах из него вышел бы хороший капитан. Я не раз говорил ему об этом, но он только пожимал плечами и говорил, что его устраивает быть старшим помощником. Командование торговым судном, где зачастую попадались буйные и неуправляемые подчиненные и где возможности для наказаний за нарушения дисциплины были ограничены, требовало от командира уверенности в своих силах. Возможно, Лотер чувствовал если не отсутствие такой уверенности, то свою неспособность смириться с прошлым иначе как со стаканом. Погруженный в свои былые беды, он чувствовал, что не соответствует тому представлению, которое сложилось у него: "Старик"[21] - невозмутимый, источник справедливости и мудрости, первый после бога, а не стареющая пьющая развалина, вышвырнутая из королевского флота.
     Конечно, чепуха все это. Я достаточно насмотрелся на его стиль руководства и знал,  что человек, таранивший эсминцем вражеский линкор в Ютландском сражении и сумевший довести после этого свой корабль в родной порт, был типом руководителя, за которым люди идут инстинктивно, без понуканий кулаком или кофель-нагелем. И я знал многих капитанов с худшими качествами, чем у Лотера, которые пили побольше него и выполняли свои обязанности в таком состоянии, за которое они бы вышвырнули других. 
     - Да, порой люди излишне заморачиваются, - произнес я. - Лучше оставлять в прошлом свои страхи и переживания, и думать о настоящем.
     - Прошу прощения, саиб? - раздался голос Да Сильвы. Старый пират вошел в каюту с термокружкой ледяной воды. - Вам еще что-то понадобилось?
     Я с удивлением посмотрел на него и понял, что произнес свои мысли вслух.
     - Нет, Да Сильва, спасибо, я говорил сам себе. Это одно из неприятных следствий единоличного командования.
     - Да, саиб, спасибо, саиб, - ответил он, заменяя пустую чашку на принесенную и удалился, оставив меня размышлять о том, какие еще опасности принесет нам этот рейс.
* * *  
     Первые лучи солнца упали на темную поверхность воды, сметая с нее остатки сумерек. Мы находились примерно в миле мористее Лос-Негроса - наибольшего в цепи островков и рифов, окаймляющих северный берег острова Манус и образующих укрытую лагуну, в глубине которой лежало поселение Лоренгау.
     Узкий, окаймленный пальмами пляж тянулся вдоль берега островка Лос Негрос. Среди пальм были разбросаны хижины туземцев, на песке лежали вытащенные из воды лодки-долбленки, от костров, на которых готовили пищу, поднимался дым.
     За Лос-Негросом лежали коралловые скалы и песчаные островки, за ними открывался проход в рифе, от которого глубоководный фарватер давал безопасный доступ в глубину лагуны.
     - Сбавляйте ход до маневренного и пошлите Мак-Грата на бак руководить отдачей якоря.
     - Есть, - подтвердил Лотер, перевел ручку машинного телеграфа и послал матроса вызвать третьего помощника и баковую команду.
     - Лево пятнадцать!
     - Лево пятнадцать, сэр, - повторил рулевой, вращая штурвал.
     Нос судна покатился в сторону прохода в рифе.
     - Прямо руль!
     Я дождался момента, когда нос нацелился точно на проход:
     - Так держать, курс зюйд-тень-вест!
     Рулевой отвел руль, чтобы одержать судно, и вышел на новый курс, который вел нас через проход к Лоренгау. Поселение находилось на южном берегу мелководной бухты. Напротив нее на расстоянии одной мили в центре кучки рифов лежал небольшой островок. По прошлым заходам я знал, что хорошая якорная стоянка находилась между ним и восточным мысом бухты. Я нанес на карту место отдачи якоря с учетом необходимой длины якорь-цепи и безопасного пространства в случае поворота судна на якоре. 
     "Ориентал Венчур" скользил по зеркально-гладкой воде лагуны. Когда островок оказался на правой раковине[22], я приказал положить руль право на борт, наблюдая, как кильватерная струя описывала белую дугу на сверкающей голубой поверхности. Приведя островок прямо по носу, я скомандовал машине дать малый назад, ожидая, когда судно начнет набирать задний ход.
     - Стоп машина! Отдать правый якорь!
     Послышался всплеск воды от падающего якоря, грохот и дребезжание якорь-цепи на брашпиле, в воздух поднялось облако ржавчины. Я наблюдал, как Крамп придерживает стопором скорость отдачи цепи, и в конце затягивает его, когда требуемое количество смычек якорь-цепи было вытравлено в воду.
     - Спасибо, Питер, - сказал я в ответ на его доклад, что якорь забрал. - Можете дать отбой машине.
     Я взял бинокль и вышел на левое крыло мостика. Поселение Лоренгау представляло собой не более чем скопище туземных хижин, разбросанных вдоль берега мелководной бухты. Большинство из них стояло на западном мысу, где много пальм было вырублено. За линией этих хижин находились более значительные постройки, в одной из которых, с окрашенными белой краской стенами и ржавой крышей, располагалась торговая фактория. От берега выступал узкий, эстакадного типа, хрупкий деревянный пирс, доступный лишь для небольших каботажных шхун.
     Наше прибытие вызвало на берегу некоторый интерес, и несколько туземцев стащили свои лодки в воду и погребли в нашу сторону - несомненно, с намерением проверить, можно ли будет чем-нибудь поторговать. Но никаких признаков рабочего катера, о котором говорил Хикс, не было и в помине.
     Катера не было видно и ближе к полудню, когда я опять поднялся на мостик и осмотрел поселение с биноклем, ища признаки комитета по встрече. Среди островитян время было довольно неопределенным понятием, жизнь здесь регулировалась движением солнца, приливами и отливами, поворотами муссонов. Я мог бы спустить свою шлюпку и сходить на берег в поисках мистера Леунга, но убедил себя, что, коли он так уж нуждается в топливе, то сам вскоре появится на борту.
     К полудню задул порывистый морской бриз, и нас развернуло на якоре. Я читал книгу в своей каюте, когда раздался стук в дверь и Лотер, отодвинув занавес, сообщил мне, что только что от берега отвалила лодка.
     Я присоединился к нему на мостике и рассмотрел в бинокль маленький моторный катер, неловко прыгающий на волне, поднятой морским бризом. В нем находилось двое: один, одетый только в набедренную повязку, сидел на баке, а другой, молодой китаец, в брюках и белой рубашке, сидел на корме, держа одну руку на румпеле.
     Спустя полчаса молодой человек, назвавшийся сыном Леунга, сидел в моем салоне.
     - Приношу вам свои извинения, капитан, за эту задержку и за то, что мой отец не может приветствовать вас лично. - Для человека, проведшего большую часть жизни, общаясь с туземцами на пиджине, он говорил на удивление хорошим английским языком.  - Вы быстро дошли, а мы не ожидали вас так рано. Рабочий катер доставляет груз в Йин. Ожидаем его возвращения только завтра.
     - Йин? Где это?
     - Примерно в сорока милях западнее. У нас там небольшая фактория. Мой отец убыл с катером и вернется на нем завтра.
     - Хорошо, до завтра я подожду, - раздраженно произнес я, размышляя, почему молодой Леунг так долго не не являлся, чтобы сообщить мне об этом. - Но у меня угля в обрез, и я не могу допустить дальнейшей задержки.  
     - Могу вас заверить, что катер с моим отцом будут здесь утром, - ответил он. - К вечеру вы будете уже на пути в Гонконг.
     К приходу Да Сильвы с кофейником мое настроение несколько улучшилось. Я налил Леунгу кофе и предложил ему сигарету "Сениор Сервис".
     - Надеюсь, вы не в претензии, но я предпочитаю сигары.
     Он вытащил из кармана коробку сигар и прикурил от зажигалки, предложенной Лотером.
     - Сюда много судов заходят? - спросил я.
     - Вовсе нет, - ответил он. - За несколько месяцев вы - первые. Большинство перевозок осуществляются торговыми шхунами из Рабаула или Морсби. Нам повезло, что вы проходили мимо по пути в Гонконг. Иначе нам долго пришлось бы ждать топлива. - Он затянулся и с видимым удовольствием выдохнул струю голубого дыма.
     - В Порт-Морсби мы видели большое немецкое судно, - продолжил я. - Черный корпус, белые надстройки. Думаю, что оно тоже следует в Гонконг. Вы не видели его, проходящим мимо?
     - Нет, капитан, мы видим только те, которые заходят в лагуну. Ваше судно - единственное.
     - Что ж, хорошо, - сказал я, не видя смысла в продолжении разговора. - Если не будет изменений, мы к утру установим стрелы по-рабочему. Будем рады увидеть снова вас с отцом.
     - Встреча с вами была удовольствием, капитан. Желаю вам приятного времяпровождения.
     Он загасил сигару о пепельницу, поднялся и протянул руку. Мы обменялись рукопожатиями, и Лотер проводил его к трапу. Когда он вернулся, я рассматривал остатки сигары.
     - Раздумываете, не заказать ли дешевых сигар, да?
     - Можете назвать меня параноидально подозрительным, - ответил я, протягивая ему окурок, - но я не доверяю этому человеку. Он сказал, что давно уже не видел других судов, но курит ту же марку сигар, что и Дитер Эберхардт.
     - Он показался мне довольно дружелюбным, заметил Лотер, крутя в руках окурок. - А это голландская марка, распространенная на островах.
     - Слишком много совпадений, - возразил я, потирая кончики пальцев, чтобы унять покалывания. - Ставлю на то, что "Дортмунд" недавно заходил, а парень лжет, что не видел его.
     - Слишком крутые выводы из одного окурка.
     - Возможно, но я предполагал, что Леунг отчаянно нуждается в топливе. Тогда почему он шляется где-то вместо того, чтобы с нетерпением ждать нас?
     - Не знаю, - ответил Лотер, задумчиво изучая окурок. - Может, они действительно не ожидали нас так скоро.
     - Слушайте, я знаю, что это просто ощущение, но я ненавижу быть застигнутым со спущенными штанами. Сегодня ночью не помешает поставить дополнительных вахтенных.
     - Вы уверены, что не перебарщиваете? - сказал Лотер, всем своим видом показывая, что он так и думает. - Если вы так встревожены, почему бы не поднять якорь и проследовать в Гонконг немедленно. Мы всегда сможем сослаться на какую-нибудь нештатную ситуацию.
     Несмотря на покалывания в кончиках пальцев, я начал сомневаться в своей правоте. Но что, если это топливо предназначалось для создания склада запасов, и "Дортмунд" будет снабжаться тут? Или я уже вижу нацистский заговор там, где его нет?
     - Возможно, это говорит во мне кровь контрабандиста, Питер. Будем надеяться, что завтра утром мы выгрузим эти бочки и спокойно продолжим свой путь. Но если "Дортмунд" рыскает поблизости, и китайцам нет особой веры, то нам следует быть настороже. Так что вытащите несколько винтовок и вооружите ими вахтенных. - Я сделал паузу, заметив озадаченное выражение лица Лотера, и снова подумал, не перегибаю ли я палку. - Полагаю, им известно, как обращаться с винтовкой.
     - Похоже, это одно из преимуществ иметь команду из бывших китайских пиратов. А некоторые сомалийские кочегары в юности сражались рядом с Бешеным Муллой. Я выберу тех, у кого побольше опыта, ну а мы со старшим механиком, надеюсь, не полностью забыли базовую подготовку и организуем краткие курсы переподготовки. Хотя тренировку в меткости стрельбы провести не удастся, увы! - следует соблюсти тишину.
     - Мне следовало бы подумать об этом заранее, - сокрушенно промолвил я. - Какой толк приобрести арсенал, но не иметь подготовленных стрелков. Выйдем в море - изготовим мишени из старой сепарации и будем практиковаться.
     - Там не только винтовки, - оживился Лотер. - Есть и пистолет-пулеметы, и гранаты - все немецкого производства. Винтовки Маузера со скользящим затвором производства военного времени, но любой, знакомый с Ли-Энфилдом, легко разберется. Пистолет-пулеметы - модификация модели Бергманн МП-18, применявшейся в Великой войне. Гранаты - стандартные немецкие пехотные, с ручкой, известные в наших войсках под названием "колотушка".
     - Для представителя королевского флота вы на удивление хорошо разбираетесь в немецком стрелковом оружии.
     - Во время войны флот создал несколько морских стрелковых бригад, - пояснил Лотер. - Одно время я собирался вступить туда добровольцем, даже прошел базовую пехотную подготовку, после чего эта дурь выветрилась из моей головы. Там мы много стреляли и бросали гранаты. На удивление, теперь это может пригодиться!
     - Что ж, если научите их пользоваться этим оружием так, чтобы они не перестреляли друг друга и не подорвались - это будет весьма полезно.
     - Есть, шкипер. Я видел, что вы умеете обращаться с Уэбли. Не желаете поучаствовать?
     Судя по его ухмылке, Лотер считал мои меры предосторожности излишними, но я не имел желания искушать судьбу.
     - Посмотрим, Питер, посмотрим. 
* * *
     Я проснулся от стука в дверь каюты. Заскрипела ручка, и в приоткрывшуюся дверь просунулась голова Гриффита, освещенная приглушенным светом коридорных ламп.
     - Четыре часа утра, капитан. Мистер Лотер уже на мостике, а я перехожу нести вахту на палубе.
     Когда я отправлялся отдыхать, все было спокойно, но я велел поднять меня с началом утренней вахты.
     - Благодарю, секонд, - ответил я, стряхивая сон, прежде чем откинуть тонкую простынь, которая покрывала мое нагое тело. Береговой бриз, проникающий через открытый иллюминатор, почти не приносил прохладу.Я пошлепал по покрытой линолеумом палубе к выключателю и включил свет. При тусклом свете лампочки я изучил в зеркале над умывальником двухдневневную щетину, в которой не было ни намека на седину, и сполоснул лицо.  Натянув брюки цвета хаки и рубашку, я снял с крючка фуражку и поднялся на мостик.
     - Доброе утро, шкипер, - услышал я негромкий голос Лотера, доносящийся с левого крыла.
     - Доброе, Питер, - ответил я, присоединяясь к нему. Береговой бриз к утру усилился, развернув пароход кормой в сторону моря. Лотер смотрел вперед, изучая в ночной бинокль очертания берега.
     - Все кажется спокойным. Вахтенные ничего не докладывали. Я послал человека проверить, как несут службу.
     Луна зашла, и высоко в небе, вне действия берегового бриза, тянулась с севера пелена перистых облаков, закрывая сияние звезд. Линия берега была видна невооруженным глазом - светлая песчаная полоса на темном фоне джунглей. Среди пальм проблескивали колеблющиеся огоньки костров, на которых туземцы начинали готовить пищу, а в окнах некоторых более крупных построек светили ровным светом огни керосиновых ламп.
     Подняв ночной бинокль, я внимательно осмотрел горизонт, но на чернильной поверхности воды не было ничего, что могло бы показать приближение какого-нибудь плавсредства. Я почувствовал искушение вернуться в кровать. Может, то, что Леунг курил сигары того же бренда, как и Дитер Эберхардт, было простым совпадением, а я построил целый замок подозрительности на фундаменте одного окурка? Однако если что-то и должно было произойти, то это должно случиться перед восходом, когда спящие спят самым глубоким сном, а несущие вахту теряют бдительность.
     Я потер кончики пальцев друг о друга, чтобы унять покалывание, и снова поднес бинокль к глазам. Горизонт к востоку начал светлеть или мне это показалось? На берегу зажглось больше огней, и береговой бриз донес запахи горящего дерева.
     Звуков с берега не было слышно - мы стояли довольно далеко, чтобы слышать крики птиц и других обитателей джунглей, - но я слышал пение бриза в такелаже и легкие шлепки волн о корпус судна.
     И что-то еще.
     Что-то, чего я почти не осознавал в течение нескольких последних минут. Слабое, низкочастотное урчание. Я напрягся понять, откуда оно происходит. Казалось, оно шло с правого траверза, и я передвинул бинокль в ту сторону, но ничего не увидел.
     - Питер, ты слышишь что-то? - позвал я.
     Ответа не последовало, и я подумал, что он меня не услышал. Но через мгновенье он оказался рядом.
     - Как ты думаешь, что это? - спросил он.
     - Думаю, что с запада приближается катер. Я его не вижу, но уловил работу двигателя.
     Лотер поднял бинокль и снова стал всматриваться в темноту. Наконец он сфокусировался в направлении точно по траверзу:
     - Ага, вот он. Очень слабые огни, красный и зеленый,один топовый, идет прямо на нас. Милях в двух. Должно быть, рабочий катер возвращается из Йина.
     - Возможно, но почему так рано?
     - Скоро рассветет, и может, они хотят начать пораньше, учитывая, что заставили нас задержаться, - хмыкнул Лотер.
     Возможно, он был прав, и мы отправимся в дальнейший путь еще до полудня.
     - Если это их катер, ошвартуйте его у четвертого номера, и мы начнем выгрузку сразу, как только чуть развиднеется. Поднимите команду, вызовите Мак-Грата на мостик. Он сменит вас здесь, а вы пойдете на корму руководить на месте.
     - Есть, сэр, - ответил Лотер.
     Когда он повернулся, чтобы идти, я придержал его за рукав:
     - Я знаю, что вы считаете меня слишком подозрительным, Питер, но внутри меня не умолкает голос, говорящий, что случилось слишком много совпадений. Держите под рукой вооруженных вахтенных, но скройте их от чужих глаз. Если я не прав, можете потом посмеяться надо мной.
     Лотер кивнул, уголки его губ искривились в сардонической улыбке, готовой разразиться смехом:
     - Добро, шкипер, не волнуйтесь, если возникнут неприятности, мы будем готовы.
     Он ушел, и я остался один со своими сомнениями, пока не появился Мак-Грат, протирая сонные глаза.
     Когда катер подошел на дистанцию окрика, восточная половина горизонта окрасилась бледно-розовым светом, хотя западная часть оставалась в темноте. Я уже мог видеть приближавшееся суденышко - по всей видимости, ожидаемый рабочий катер, и внимательно осмотрел его в ночной бинокль. На удлиненном полубаке располагалась рулевая рубка, за ней высокая, тонкая дымовая труба и световой люк машинного отделения, а кормовую часть занимала открытая палуба для перевозки грузов, которая сейчас была пустой, готовой к приему бочек с топливом. Рабочий катер, приблизившись, сбавил ход, в двери рулевой рубки появился Леунг и, сложив ладони на подобие рупора, крикнул:
     - "Ориентал Венчур", доброе утро. Прошу добро на подход.
     - Подходите к левому борту, в районе вывешенного шторм-трапа, - услышал я ответ Лотера с главной палубы.
      Катер обогнул корму и ткнулся носом у шторм-трапа, высадил Леунга и, немного отойдя, лег в дрейф. Лотер провел молодого человека на мостик.
     - Доброе утро, капитан Роуден, - протягивая руку, сказал Леунг. - Прошу извинить за столь ранний визит, но катер только что вернулся, и мы не хотим заставлять вас ждать.
     - Доброе утро, мистер Леунг. - Я бросил взгляд на рабочий катер. - Ваш отец там?
     - К сожалению, нет. Он очень устал после перехода из Йина и сошел на берег. Он передает вам свои почтительные извинения.
     - Ну что ж, - ответил я, раздумывая, чего стоит ждать от этого сообщения. Катер подан и готов к приему груза, так что какая разница, встретился я или нет с человеком, оплатившим доставку. - Жаль, что нам не удалось встретиться. Начнем выгрузку, как только станет достаточно светло. Предлагаю ошвартовать катер и приготовить ваших людей к приему груза.
     - Благодарю вас, капитан. - Он подошел к релингам и, окликнув рабочий катер, разразился потоком кантонского наречия. Оттуда раздался такой же непонятный ответ, и катер мягко подошел, отираясь о кранцы. Леунг спустился вниз и исчез внутри катера.
     До рассвета оставалось всего ничего, восточная часть горизонта явно посветлела, и нижняя кромка облаков хорошей погоды покрылась позолотой, обещая еще один жаркий день. Катер был надежно ошвартован и все было в полном порядке. Я уже был готов допустить, что беспокоился напрасно, когда из рубки буквально выпрыгнул Мак-Грат.
     - Сэр, похоже на дым там, по правому борту, - возбужденно крикнул он, переводя меня в состояние повышенной готовности. - Там еще темновато, горизонт еле просматривается, но похоже, появился клуб дыма.
     Я быстро перешел на другое крыло мостика и поднял ночной бинокль.
     - Направление, мистер, - рявкнул я.
     - Немного позади траверза, сэр.
     Я стал искать признаки дыма в указанном направлении.
     И затем я увидел ее - предательскую полосу черного дыма на фоне бледнеющего неба. Ниже полосы я не увидел ничего, кроме белых полосок на воде, которые могли быть бурунами от форштевня, рассекающего водную гладь. Если это было судно, то оно приближалось с западной части лагуны, где рифы раздавались, оставляя широкий судоходный проход. Но, как рассказывал Леунг, суда редко им пользовались. Если только...
     Если это не был "Дортмунд", который мог стоять на якоре, укрытый от чужого глаза, в ожидании нашего прихода.
     - Отлично, третий, - сказал я. - Готов держать пари - это "Дортмунд", подкрадывающийся к нам с запада под покровом темноты. Вы молодец, что заметили его, иначе он мог подобраться незамеченным. Сходите на корму и предупредите старпома. Скажите ему отдать швартовы катера и приготовиться к подъему якоря. Затем быстро возвращайтесь, у нас не так много времени.
     - Есть, сэр, - ответил Мак-Грат, скатываясь по трапу, и побежал по шлюпочной палубе в сторону кормы. Я свистнул в переговорную трубу с машинным отделением, и когда Фрейзер ответил, я распорядился экстренно готовить машину, и по команде "полный вперед" выжать из машины все обороты, какие только возможны.   
         Светлело быстро, и я в бинокль ясно видел приближавшееся судно. Уже не было ни малейшего сомнения, что это "Дортмунд": грациозные обводы черного корпуса, элегантные белые надстройки. Он несся полным ходом, и поднимаемый форштевнем бурун казался белым меховым воротником. В стремлении достичь максимальной скорости его механики подали слишком много топлива в котлы, и дым из трубы из-за несгоревших частиц мазута образовал слишком заметное облако. Я подумал, заметил ли это Эберхардт, изливая свой гнев на механиков, или надеялся на то, что наши наблюдатели были отвлечены предстоящей выгрузкой. Я рванулся в штурманскую свериться с картой и снова выскочил на крыло. "Дортмунд" приближался быстро, мне уже не требовался бинокль. Я только надеялся, что нам хватит времени избавиться от рабочего катера.
     Я перевел взгляд на корму, выискивая Лотера, и увидел его стоявшим у фальшборта впереди кормовой надстройки. Мак-Грат уже передал ему мое распоряжение и спешил назад. Я видел, как Лотер махнул рукой, и несколько матросов побежали вперед, к месту, где были закреплены швартовы рабочего катера. Они уже начали отдавать их, когда послышался длинный гудок судового тифона.
     Подняв голову, я увидел облачко белого пара над трубой немца. На мгновение я не мог понять намерения Эберхардта - зачем оповещать нас о его прибытии.
     А затем до меня дошло. Если предполагалось, что мы не видим его в темноте, тогда внезапный гудок отвлечет наше внимание - конечно же, от рабочего катера, для которого этот сигнал также был предназначен.
     Я быстро пробормотал молитву святому Вулосу и крикнул рулевому встать к штурвалу.
     Возведенный в святые валлиец, должно быть, бодрствовал, потому что там, внизу, Лотер пришел к тому же заключению, так как он принялся подгонять матросов, чтобы быстрее отдали концы с катера. В этот момент в фальшборт впились абордажные крюки, и над планширем показалась чья-то голова.
     Лотер издал предупреждающий крик и бросился к пытавшемуся перевалить через фальшборт огромному немцу. В руках Лотера был Бергманн, и он ударил прикладом по пальцам, вцепившимся в планширь, и затем добавил немцу по голове. Тот взревел и свалился на палубу катера с разбитым лицом, но другие немцы подтягивались на абордажных линях.
     Лотер снова крикнул, и из кормовой надстройки выскочили вооруженные китайцы и сомалийцы и склонились над планширем, направив оружие на катер.
     Не успели они открыть огонь, как в дверях рулевой рубки появился немецкий унтер с пулеметом и нажал на спуск. По металлу корпуса зазвенели пули, заставив людей Лотера укрыться за фальшбортом. Унтер-офицер пролаял команду, и немецкие моряки продолжили карабкаться наверх. 
     - Малый вперед! - крикнул я Мак-Грату, который как раз вбежал в рубку, задыхаясь после спринта по палубе. Звякнул машинный телеграф - я надеялся, что Фрейзер стоит наготове.
     Я слышал, как на корме Лотер кричал немцам прекратить абордаж. Для лучшего взаимопонимания он послал очередь в направлении унтер-офицера, который, уклоняясь, нырнул в рулевую рубку рабочего катера.
     - Огонь! - дал команду Лотер своим людям, которые прятались за фальшбортом. Те немного поколебались, но затем осыпали градом винтовочных пуль палубу катера. Попаданий не было, но это заставило немецких моряков спрыгнуть и броситься в укрытие. Лотер направил свой пистолет-пулемет на них, приказав матросам рубить швартовы. Блеснули ножи, и швартовы упали вниз в тот момент, как я почувствовал работу винта. 
     Катер начал отдаляться от нашего борта. Немецкий унтер-офицер, видя, что возможность абордажа ускользает от него, выскочил из рубки и послал очередь свинца в сторону моего мостика. Я упал на палубу, слыша, как пули впиваются в деревянную обшивку и посылают обломки в разные стороны. Раздалась другая очередь, и, выглянув, я увидел, как Лотер опускает свой Бергманн, а немцы оттаскивают унтера в укрытие.
     По мере того как мы набирали скорость, рабочий катер отдалялся все дальше и дальше. Я думал, что они попытаются преследовать нас, но, видимо, угрожающий вид винтовок, нацеленных на них с кормы, заставил их командира - кем бы он ни был - отказаться от этой мысли. Приказав Мак-Грату присматривать за ними, я сосредоточился на "Дортмунде", который продолжал полным ходом приближаться к нам. 
     Практически уже рассвело, солнце вот-вот должно появиться из-за горизонта. По трапу прогремели шаги, и в дверном проеме появился Лотер.
     - Для того, кто упустил шанс сражаться в морской бригаде, вы довольно ловко обращаетесь с пистолет-пулеметом, - подпустил я шпильку.
     - Мне не понравилась пехотная тренировка, но это не значит, что я относился к учебе несерьезно, - возразил Лотер с горящими от возбуждения глазами.
     - В любом случае, исполнено прекрасно, Питер. А теперь вернитесь на корму и со своими вояками не подпускайте катер. Думаю, цель Эберхардта - запереть нас в лагуне. Я попытаюсь опередить его. Когда он окажется по корме, сбросьте как можно больше тех бочек в воду, изрешетите их пулями. Возьмите с собой ракетницу. Когда "Дортмунд" приблизится к плавающим бочкам, пустите туда ракету. Если повезет, растекшиеся дизтопливо и бензин воспламенятся - это как-то отвлечет их.
     - Есть, сэр, - ответил он, вынул сигнальный пистолет из штатного ящичка и поспешил прочь.
     Когда я давал команду "малый вперед", мой пароход смотрел носом на берег. Якорь был еще не выбран, и я намеревался использовать его для быстрого поворота. Это был опасный маневр, но у меня не было ни времени, ни выбора.
     Когда скорость подросла, я приказал положить руль лево на борт, заставляя якорь-цепь поворачиваться вправо.
     Подождав, когда цепь натянется под прямым углом, я скомандовал:
     - Право на борт! Средний вперед!
     Под совместным действием пера руля и натянутой до предела якорь-цепи судно начало быстро разворачиваться вправо. Я схватил рупор и крикнул Гриффиту на бак:
     - Как только цепь ослабнет, выбирайте. Когда пройдем над якорем, мы его подорвем.
     - Будет исполнено, - донесся с бака ответный крик.
     Но подорвет ли якорь? Или он лапами зацепится за камень или кусок коралла, пригвоздив нас на месте не хуже, чем бабочку иголкой, если не лопнет якорь-цепь.
     Я опустил взгляд на свои руки, почувствовав, что они крепко сжаты в кулаки. Теперь, когда я видел врага воочию, покалывания в кончиках пальцев прекратилось. Но "Дортмунд" настигал нас, и даже если я смогу вывести судно из лагуны, он догонит нас, пользуясь преимуществом в скорости.
     Мы, завершив разворот, смотрели носом западнее рифа, за которым стояли на якоре. С бака доносилось медлительное позвякивание звеньев цепи на звездочке брашпиля, который с трудом вытягивал волочащийся по грунту якорь. Я молился, чтобы не было задержки, и чуть не подскочил от облегчения, когда с бака доложили, что якорь встал.
     - Полный вперед! Так держать! - скомандовал я.
     "Дортмунд" быстро приближался слева по носу, Эберхардт, вероятно, понял, что я хочу ускользнуть через вход в лагуну, и намеревался отрезать мне путь. Я лежал на курсе, ведущем к столкновению, и если я хоть что-то в нем понимаю, он не уступит.
     Расстояние между судами уменьшалось стремительно; я кинул еще один оценивающий взгляд и крикнул:
     - Право на борт!
     Схватив рупор, я проорал на корму:
     - Пора! Бочки за борт!
     Мое судно разворачивалось прямо на курсе "Дортмунда", и он с его скоростью должен настигнуть нас в течении нескольких минут.
     - Одерживай! Так держать! - кричал я рулевому, следя за тем, чтобы немец оказался у нас точно за кормой.
     С крыла мостика, вцепившись в поручни так сильно, что стало больно пальцам, я наблюдал, как боцман с матросами, стараясь изо всех сил, переваливали бочки через фальшборт. Часть бочек уже плясала в кильватерной струе - синие с дизельным топливом, красные с бензином - как веселенькие цветочки в бело-пенном обрамлении. Лотер стоял у гакаборта, стреляя из Бергманна. До мостика доносился треск попаданий пуль по бочкам.
     Я сжал зубы, чтобы не закричать от отчаяния: неужели я повернул слишком поздно, неужели бензин не вспыхнет.
     Большинство бочек были уже за бортом, и Лотер продолжал расстреливать их.
     - Ну же, Питер, давай, - кричал я, зная, что он не услышит меня из-за своей стрельбы.
     Лотер положил пистолет-пулемет и достал ракетницу. Он взвел курок, прицелился в центр флотилии бочек и выстрелил. Горящая сигнальная ракета попала в пятно разлившейся смеси и продолжала гореть, но распространения пламени не наблюдалось. Я в отчаянии ударил кулаком по планширю.
     Но затем появилась вспышка голубоватого пламени. Это загорелся бензин, и пламя стало быстро распространяться по поверхности, охватывая все бочки, из которых продолжали истекать бензин и дизелька.
     Я задержал дыхание и мысленно произнес молитву святому Варне, покровителю корнуэлльских береговых грабителей.
     Тут одна из бочек взорвалась с оглушающим грохотом, и языки пламени стали желтеть по мере того, как горящий бензин подогревал и воспламенял дизельное топливо.  В середине все уменьшавшегося пространства между кормой "Ориентал Венчура" и форштевнем "Дортмунда" разливалось озеро огня и дыма.
     Курс "Дортмунда" вел прямо в центр этого огненного ада. Я с мрачным удовлетворением следил за тем, что выберет Эберхардт - рискнуть пройти через пламя или отвернуть.
     Я не знал, насколько внимательно он изучил глубины в лагуне перед тем, как атаковать нас. Сам я перед дачей хода бросил взгляд на карту, чтобы проверить, насколько близко я могу пройти от островка, чтобы не напороться на риф. "Дортмунд" был более крупным судном и имел осадку на несколько футов больше, чем у нас. Я надеялся, что поджигание топлива отвлечет его от осознания того, что преследование моего судна будет проходить на опасных глубинах.
     Я мог чувствовать усиление вибрации от работы винта, связанное с выходом на мелководье. Если я неправильно провел свой маневр и оказался немного севернее, то сам напорюсь на рифы. Я мог видеть верхушки рифов чуть слева от курса, и сжимал зубы в ожидании, но судно продолжало идти. Сзади форштевень "Дортмунда" вошел в языки пламени, и люди на его баке отшатывались от жара и дыма.     
     Видимо, Эберхардт не выдержал, и форштевень "Дортмунда" покатился в сторону от огненного озера. Осознал ли он опасность преследования так близко от кромки рифа, или же просто пытался избежать воздействия огня?
     Вслед за этим "Дортмунд" содрогнулся, носовая часть приподнялась, застыла на мгновенье, и судно покатилось вправо, раскачиваясь, как будто стряхивая схватившую его руку.
     - Он напоролся, - услышал я собственный крик.
     Это был скользящий удар, "Дортмунд" откинуло от рифа на глубокую воду. Получил ли он пробоину от твердого, подобного бетону коралла? Если внутрь корпуса поступает вода, то Эберхардт должен остановиться и заняться исправлением повреждений.
     Я наблюдал за островком в центре рифа и, когда он очутился практически прямо по корме, скомандовал рулевому:
     - Лево на борт! Лечь на курс норд-тень-ост!
     Этот курс выведет нас через через проход во внешнем рифе на открытые просторы западной части Тихого океана.
     Взглянув назад, я увидел, как "Дортмунд" потерял ход и заметил всплеск от отданного якоря. Я пригнулся к переговорной трубе машинного отделения, надеясь, что сумею сдержать восторг в своем голосе.
     - Мы ускользнули, переходите на нормальные обороты полного хода.
     - Принято, - донесся в ответ невозмутимый шотландский акцент, почти заглушенный лязгом и грохотом паровой машины.
     Я повернулся к Мак-Грату, который с открытым ртом смотрел неверящими глазами на затухающие языки пламени и остановившийся "Дортмунд". Несмотря на мои предупреждения, затронутые в разговоре в Сингапуре, такого он, вероятно, не ожидал. Но ему придется привыкнуть к подобному.
     - Это ваша вахта, третий, - грубо рявкнул я, чтобы привлечь его внимание. - Видите проход впереди, прямо по носу? Придерживайтесь середины, затем проложите курс на Гонконг. Если понадоблюсь, я буду в салоне.   

Глава седьмая

     Можно сказать, что я был прав в своих подозрениях, касавшихся братьев Эберхардтов, но это не утешало. Дитер Эберхардт ощерил зубы, и хотя в этот раз мы его обыграли, я прекрасно представлял, что это еще не конец. Он будет искать нас, но китайские воды обширны, и я уверен, что знаю их гораздо лучше него.
     А если он нас найдет - что ж, он уже знает, на что мы способны.
     Это был не первый случай, когда нам приходилось отбивать попытки абордажа, а часть китайской команды в бытность прибрежными пиратами сама принимала участие в захватах судов, которые заканчивались поголовной резней и выбросом тел прямо в окровавленные пасти кружащих вокруг акул. Словом, для них это было обыденным делом, и уже несколько вахт спустя возбуждение спало,  и они спокойно вернулись к никогда не заканчивающимся судовым работам - оббивке ржавчины и покраске.
     А передо мной стояла дилемма: докладывать ли об атаке, и если да - что именно я должен доложить?
     Лотер считал, что я должен доложить, аргументируя это тем, что нам следует вести себя как жертва неспровоцированного и неожиданного нападения пиратов; и доложить об этом немедленно, по радио.
     Мысль толковая, но есть одно "но".
     - Мы не сможем доложить, не объяснив хоть что-то о "Дортмунде", - заметил я. - А что с оружием, украденном у Эберхардта?
     - Мы можем выбросить его за борт, объяснить, что его не было в партии груза, а Эберхардт считал, что его украли мы. Но никаких доказательств не будет, - ответил Лотер.
     Но я все больше склонялся к тому, что дело не только в исчезнувшем оружии. К чему были все эти хлопоты по нападению на нас? Вернуть оружие, или уничтожить нас, чтобы никто не узнал о тайной подготовке баз снабжения нацистских коммерческих рейдеров?  
     Я несколько дней обдумывал все это, постоянно обшаривая глазами горизонт позади нас, ожидая увидеть полосу дыма и, если "Дортмунд" не был сильно поврежден, появления его самого. Ведь его скорость превосходила нашу. Горизонт был чист, но сохранялось предчувствие его появления.
     На всякий случай Сейс, радиоофицер, прослушивал менее употребительные радиочастоты, и ему удалось перехватить морзянку на языке, который он не смог идентифицировать. Передача состояла из произвольных букв и цифр, которые были непонятны ни для него, ни для Лотера, ни для меня. Мы уставились на запись, гадая, не была ли это передача с "Дортмунда".
     Лотер заметил, что это напоминает ему кодовое сообщение:
     - Но мы не можем быть уверены, что это "Дортмунд", с таким же успехом это может быть любой военный корабль.
     - Все так, - сказал Сейс, - но если это сообщение с "Дортмунда", я попытаюсь доказать это.
     Лотер и я посмотрели на него вопрошающе.
     - Речь идет о почерке, как мы, маркони, зовем его. Каждый радиооператор имеет свои особенности в работе морзянкой. Ритм, промежутки между знаками, все такое. После нескольких передач возможно узнать радиооператора, даже если передача идет без позывных судна.
     - Значит, если вы послушаете  передачи "Дортмунда", то сможете сказать, его ли это передача? - спросил я.
     - Не совсем так. Когда я принимал это сообщение, я не задумывался над такой возможностью. Теперь мне надо будет послушать какое-то время его легальные передачи, то есть с позывными, затем несколько кодированных, и сравнить их почерки, - ответил Сейс.
     Ему не понадобилось много времени, чтобы узнать расписание регулярных сеансов связи "Дортмунда". Через несколько дней он установил, что на нем имеются два радиооператора, каждый со своим отчетливо различающимся почерком. После этого он часами сидел, склонившись над столом с надетыми наушниками, перебирая частоты в поисках каких-нибудь кодированных передач.
     И наконец нашел их.
     Где-то хорошо после полуночи он забарабанил в мою дверь, пробормотал "Поймал!" и протянул мне листок бумаги.
     - Это он, сэр, - продолжил он возбужденно. - Я уверен в этом. Один из радиооператоров "Дортмунда", это он передает кодированные сообщения, и это, - он указал на листок в моих руках, - одно из них, посланное только что.
     Я взглянул на невразумительные группы букв и цифр:
     - Хорошая работа, маркони. Теперь мы знаем, что эти шифровки посылает Эберхардт, но нам неизвестно ни их содержание, ни их адресат. Они могут содержать что-нибудь важное, или же мы просто тратим на них время. В любом случае, продолжайте слушать. Возможно, найдется в Гонконге кто-то, кому будет интересно попытаться дешифровать их.
     Хотя я не имел ни малейшего понятия, кому. Шифровки могут быть просто частными сообщениями, которые Эберхардт посылает своим хозяевам. Возможно даже, что в них содержатся жалобы на наши попытки поджечь его судно. В таком случае было бы разумным составить собственный доклад о попытке пиратского нападения. Но я решил, что это может подождать до Гонконга. Любой выход в эфир сейчас может быть перехвачен чужими ушами.
     Тем временем мы продолжали следовать курсом норд-вест, придерживаясь линии пути, проложенной прямо от острова Манус к мысу Энганьо, северо-восточной оконечности острова Лусон, откуда мы повернем западнее, направляясь к Гонконгу. Более трех недель мы шли вдоль этой воображаемой линии по однообразной поверхности глубоких вод западной части Тихого океана, определяя место по полуденным обсервациям солнца и взятием высот звезд в утренние и вечерние сумерки. Большей частью океан был безлюден. Мы заметили только несколько судов вдали, а рыбаки Голландской Индии и Филиппин так далеко от берегов не заплывали. Зато мы видели рыбу-молот. Как-то утром акула всплыла из глубин и сделала несколько ленивых кругов вокруг судна, привлеченная, возможно, ежедневным выбрасыванием отходов камбуза. Скудные отходы, надо сказать - я не одобрял лишних трат.
     Погода все время стояла отличная: днем - необъятный голубой купол над кобальтовой синью океана, ночью - черный шатер над головой, украшенный звездами настолько яркими, что даже без луны можно было почти свободно читать. Мы хорошо продвигались, и казалось, что мои беспокойства по поводу количества бункера были беспочвенны. Фрейзер плотно контролировал суточный расход угля с отхода из Порт-Морсби. Наш пароход сжигал в сутки тридцать тонн при обычной скорости десять узлов. Через три недели после острова Манус, в трех днях пути до Гонконга, у нас оставалось немного более ста тонн угля. Это означало, что придется использовать аварийный запас, но нехватки бункера удастся избежать и не придется заказывать буксир в нескольких милях от Гонконга.
     Но внезапно все изменилось.
* * *
     Я спал плохо, ворочаясь и просыпаясь в душной каюте, когда меня разбудил Лотер с докладом, что ему пришлось сбавить обороты винта.
     Небольшой электрический вентилятор не мог разогнать спертый, душный воздух, который превратил каюту в парилку. Я откинул влажную простыню и голым потопал в душевую. Ополоснувшись тепловатой водой из крана холодной, я почувствовал некоторое облегчение. Ко времени когда я оделся, по моей груди опять побежали капли пота, и, достигнув мостика, я мог выжимать рубашку. В воздухе не было ни малейшего дуновения, поверхность воды казалась вязкой, маслянистой; висевшие над головой звезды были неестественно крупными, и казалось, что их можно было достать рукой. Шедшая с северо-востока зыбь слегка покачивала "Ориентал Венчур", а взгляду за корму открывался вид на буйно фосфоресцирующий кильватерный след.
     - Второй механик докладывает, что из-за повышения температуры забортной воды появились проблемы с перегревом машины, - доложил Лотер, как только я вошел в штурманскую рубку. - Температура на входе 110 градусов[23]. Я приказал сбавить обороты.
     Я кивком подтвердил согласие, и мы склонились над картой, где на четыре утра Гриффитом было нанесено счислимое место[24]. Побережье Лусона лежало в ста милях западнее, и при нашем нынешнем курсе норд-вест мы сблизимся с ним сегодня же. До траверза мыса Энганьо осталось пройти 90 миль, после полудня мы подойдем к нему, точно определим место судна и ляжем на курс вест к Гонконгу. 
     Восточная часть небосвода посветлела. Я вышел на крыло, закурил и стал наблюдать, как Лотер работает с секстаном. Обычно в жаркий день здесь было приятно отдохнуть, наслаждаясь легким ветерком, возникающим от хода судна. Но этим утром душная, знойная атмосфера как бы окутывала нас горячим влажным одеялом. Над гладкой поверхностью воды стелился тонкий слой мглы, и горизонт виделся не четкой линией, разграничивающей темное море и светлеющее небо, а неясной, расплывчатой полоской. И хотя небо было усыпано множеством звезд, Лотеру будет трудно точно измерить высоты светил.
     Пока он считал линии положения, я пошел проверить барограф - барометр, снабженный рычагом, на конце которого крепилось перо. Это перо прижималось к разграфленной бумажной ленте, надетой на барабан, который вращался и делал полный оборот за семь суток. Таким образом получалась кривая, постоянно отображающая изменение атмосферного давления. В тропиках обычно наблюдаются регулярные суточные вариации давления, с минимумом в жаркие дневные часы и максимумом в относительно прохладные ночные. Если в предыдущие дни кривая суточного хода носила знакомый регулярный характер, то теперь плавная синусоида сменилась скачкообразным понижением. Вероятно, это предвещало ухудшение погоды, и я стал прикидывать, насколько близко к нам оно может быть. Тут появился Да Сильва с кофейником и двумя чашками на подносе.
     Старый пират каким-то внутренним чутьем узнал, что я поднялся на мостик - кофе был горячим, крепким и как нельзя кстати, несмотря на царившую в штурманской рубке атмосферу турецкой бани. Не знаю, почему я все время представлял Да Сильву пиратом. Вероятно, черная повязка на глазу наталкивала на эту мысль. Ходили слухи, что он потерял глаз в драке на ножах из-за женщины в Читтагонге. Я не очень-то верил в это, потому что Да Сильва был католиком с Гоа, а бенгальский порт Читтагонг был населен преимущественно мусульманами. Да и о любви речи не шло, а самого Да Сильву с его огромным крючковатым носом, глубокими морщинами и седыми, похожими на проволоку, волосами было трудно представить объектом чьего-нибудь обожания - кроме его матери, возможно. Также я никогда не видел, чтобы он носил нож или выходил из себя, хотя можно было услышать, как он ругался вполголоса на смеси португальского и хинди, если обращенное к нему требование выходило, по его мнению, за рамки приемлемого. Но порой суровый блеск оставшегося глаза и крадущаяся, кошачья походка намекали на неукрощенные страсти, бушующие в недрах его покрытой белой курткой груди.
     К моменту, когда Лотер завершил свои вычисления, над горизонтом показался краешек солнца. Обсервованное место (если измерения были точными) оказалось на несколько миль к западу от счислимого, и Лотер, быстро вычислив поправку на снос, дал команду рулевому изменить курс на полрумба правее. Я кивком подтвердил свое согласие.
     Выйдя из штурманской, я поразился, как быстро за последние полчаса усилилась зыбь, набегавшая правильными рядами с северо-востока - высота волн достигала восемнадцати футов. "Ориентал Венчур" шел лагом к волне, и бортовая качка усиливалась, но пока не была чрезмерной. Привычная голубизна неба приобрела оттенок цвета меди, а солнце изменило свое золотое сияние на красноватое, и вокруг него образовалось размытое гало. Ветра не было, но взволнованная гладь воды вздымалась и блестела как тусклая ртуть.
     Вернувшись в штурманскую, я без удивления увидел, что барометр продолжал падать. Однако меня удивила скорость его падения. Сопоставляя это падение и направление крупной зыби, можно с уверенностью сказать, что мы наблюдаем отголоски жестокого шторма где-то на просторах океана, который, как я надеялся, не двигался в нашу сторону. Я дал команду Лотеру следить за изменениями и пошел вниз в каюту, где Да Сильва накрыл завтрак из тостов и остатков бекона.
     Я снова поднялся на мостик к смене вахт в восемь утра и проверил барограф. Погодные условия внушали тревогу: давление продолжало стремительно падать, и хотя ветра так и не было, зыбь принимала угрожающие размеры. Ряды крупных высоких валов накатывались от норд-оста, раскачивая "Ориент Венчур", разбиваясь о его борта и заливая бело-зеленой водой его палубы. Гнетуще жаркий и влажный воздух был труден для дыхания.    
     - Похоже, мерзкая погода надвигается, - сказал я Лотеру, ожидавшему передачи вахты Мак-Грату.
     - Судя по зыби и падению барометра, севернее нас бушует тайфун, - ответил Лотер, озвучивая вывод, к которому я уже пришел.
     Открылась дверь из штурманской, и появился Мак-Грат.
     - С утречком, третий, - приветствовал я его. - По всем признакам на нас надвигается скверная погода. Мы приближаемся к Лусону, так что пространства для маневра не очень. Доложите мне, как только поднимется ветер - он даст нам понять направление движения тайфуна.
     - Понятно, сэр, - ответил Мак-Грат и пошел посмотреть на карту.
     Я уже проверил точку, поставленную Лотером на восемь ноль-ноль, и измерил расстояние до мыса Энганьо - чуть больше семидесяти миль. Семь часов нормального хода, но при такой качке и уменьшенных оборотов винта мы давали не более семи-восьми узлов. Восточный берег Лусона был пока в восьмидесяти милях, но при нашем курсе становился все ближе. Я вспомнил, каково это было на паруснике, влекомом в сторону подветренного берега. Стараясь держать возможно большее количество парусов, борясь за каждый кабельтов дрейфа, молясь о перемене направления ветра или течения... С пароходом в теории дела обстояли по другому, если не подводит машина, но было немало случаев с судами, которые пытались противостоять урагану и оказывались выброшенными на берег как какой-нибудь плавник. Я поежился, невзирая на жару.
     В ходовой рубке сменили рулевого. Удержание на курсе стало тяжелой работой, и он был весь в поту не только от жары, но и от усилий, прикладываемых к борьбе с возрастающим волнением.
     Я отправил Лотера, сдавшего вахту, вниз позавтракать и заняться подготовкой судна к штормовым условиям. Коль нам уж не избежать тайфуна, надо быть во всеоружии: протянуть штормовые леера, снять дефлекторы палубных вентиляторов и заглушить их отверстия, проверить люковые закрытия трюмов и подклинить прижимные шины как можно плотнее, задраить глухие крышки иллюминаторов, дополнительно раскрепить шлюпки и грузовые стрелы.
     После этого мне и Мак-Грату ничего не оставалось делать, кроме как удерживаться на качке и наблюдать за ухудшением условий. Волны приняли угрожающий сине-зеленый цвет, потеряли прозрачность, их поверхность перестала быть тягуче-гладкой, разрываемая судорожными и беспорядочными порывами ветра. К западу небо оставалось сравнительно ясным, но на восточной половине зловещая гряда тяжелых темных облаков медленно заполняла горизонт. Корпус судна стал содрогаться в борьбе с нескончаемыми рядами водяных валов, заклепки заскрипели от напряжения стареющего железа шпангоутов и листов обшивки. Когда правый борт нырял под набегавшие валы, гребни волн каскадом захлестывали палубу и растекались между люками трюмов и палубными устройствами, чтобы ливнем скатываться с противоположного борта. Но сойти успевала не вся вода, и казалось, глядя из рулевой рубки, что палуба постоянно находилась под водой.
     - Представляете, третий, каково бы сейчас было на винджаммере? - спросил я Мак-Грата. - Безветрие, и качка такая, что ваши кишки раскачивались бы как снасти на топах мачт.
     Он улыбнулся в ответ со всем юношеским оптимизмом:
     - И гадали бы, откуда налетит первый шквал. И что он унесет, когда ударит.
     - Да, в этом вся трудность - угадать, откуда налетит, - подхватил я. - Центр шторма где-то там. - Я махнул рукой в направление, откуда набегали валы. - Но как далеко и куда идет - мы не знаем.
     Барометр продолжал падать, что означало, что шторм надвигается, но пока не поднялся ветер, я не мог сказать, находимся ли мы на его пути или в стороне от него. Сейчас июнь, и в это время тайфуны обычно следуют на северо-запад и затем заворачивают к северу, но будет ли так и в этот раз - вот вопрос.
     - Сложная ситуация, да, третий? Там Лусон, - я показал на запад, где в 80 милях лежал берег. - Нам не следует приближаться к подветренному берегу, но и поворачивать против волны опасно, так как мы можем оказаться на пути тайфуна. А повернуть назад нам мешает нехватка угля. Так что нам остается только продолжать движение в надежде, что мы не находимся в опасной четверти тайфуна. Мы это увидим, когда поднимется ветер. Но все же здесь лучше, чем на паруснике - по крайней мере, у нас есть шанс проскочить вперед.
     - Все так, сэр, - ответил Мак-Грат с озадаченным видом. - Но что вы имели в виду, говоря об опасной четверти? Разве не все это опасно - тайфун, имею в виду?
     - Представь себе тайфун как окружность небольшого радиуса, центр которой движется на северо-запад, - начал я объяснять. - В какой-то момент он станет забирать севернее, значит, северная половина для нас более опасна. Вопрос в следующем: мы впереди центра или позади? Если позади, то он будет удаляться от нас. Но если мы впереди, то мы в опасном квадранте, северо-западном, и центр тайфуна с высокой степенью вероятности пройдет через нас.
     - А как можно определить, впереди мы или позади? - спросил Мак-Грат.
     - По направлению ветра, - объяснил я. - Ветер дует в сторону низкого давления, но отклоняется вследствие вращения Земли. Вы слышали на паруснике разговоры офицеров о том, как использовать направление ветра для определения местонахождения центра тайфуна?
     Мак-Грат почесал затылок, и затем его лицо прояснилось :
     - Ах, да! Встань лицом к ветру - центр будет справа. 
     - В северном полушарии - да. Но мне больше по душе другой вариант присловья: задницей на ветер - центр слева. Итак, если ветер задует с севера, где будет располагаться центр тайфуна?
     Мак-Грат указал на восток. 
     - Да, позади нас. И если мы сохраним курс, а ветер не изменит направления?
     Мак-Грат на мгновенье задумался:
     - Мы будем находиться точно на его пути?
     - Именно так, и правильным маневром будет привести ветер на правую раковину и продолжать его там удерживать при повороте ветра. Так мы уйдем с пути тайфуна. Но для нас это означает изменение курса в сторону берега и, соответственно, потерю маневренного пространства, а также дополнительный расход угля.
     Да, такая вот дилемма. Пока же оставалось только ждать появления ветра. Погода продолжала ухудшаться, облачная масса расширялась и двигалась в нашу сторону, закрывая солнце и создавая угрожающе-мрачный вид. Температура упала на несколько градусов, но духота оставалась гнетущей, дым из трубы прижимался к воде, роняя частички сажи на палубу, и сернистый запах раздражал глаза и ноздри.
     Стало сумрачно, зыбь росла, фронтальные поверхности волн становились более крутыми, их гребни стали заваливаться и падать, раскачивая судно с борта на борт. Топы мачт описывали вызывающие тошноту дуги на фоне туч, главная палуба заливалась зеленоватой водой и белопенными клочьями. Пробраться с кормовой надстройки вперед было опасным предприятием, даже с помощью штормовых лееров. Был и другой путь оттуда: вниз по вертикальном трапу, ведущему в узкий, скупо освещенный туннель гребного вала. В хорошую погоду можно было безопасно пройти по нему и выйти в машинное отделение. Но в этих условиях достаточно было подскользнуться на забрызганных маслом металлических плитах - и падение на вращающийся бронзовый вал сулило неминуемую гибель. Опасность такой прогулки была ненамного меньше, чем при попытке пройти по верхней палубе, постоянно заливаемой набегавшими волнами.
     Тревожно и неуютно было наверху, а для людей ниже ватерлинии - в бункерных ямах, окруженных тоннами угля, которые могли сдвинуться и похоронить людей под собой; в котельном отделении, старающихся удержаться на качке при забрасывании угля в топки, рискуя обжечься или сломать кости - и подавно. Я выждал момент, когда судно на мгновенье застыло, выпустил из рук поручень, за который держался, и скакнул к переговорной трубе машинного отделения по палубе, начавшей в очередной раз крениться.
     - Стармех слушает!
     Его голос звучал успокаивающе громко на фоне стука поршней машины, свиста вырывающихся струй пара и ударов волн о корпус парохода.
     - Как дела, чиф?[25] - мне приходилось кричать для того, чтобы он услышал меня. 
     - Не так плохо, капитан. Давление в котлах падает, парни с трудом обеспечивают подачу угля, есть ожоги и ушибы, но мы справляемся.
     -- Боюсь, что будет гораздо хуже, шторм по-настоящему еще не ударил нас. Передайте своим людям, что они молодцы.
     - Принято, шкипер, сделаем все в лучшем виде.
     Я закрыл медную полированную трубу пробкой со свистком. Посмотрев вперед, я увидел, что гряда облаков заполонила всю северную половину горизонта и образовала черную, непроницаемую на вид стену поперек нашего курса. Вспышки молний внутри туч виделись адской подсветкой. Судно шло лагом к волне. Я сжал зубы.
     - Третий, подверните вправо на пару румбов, чтобы идти наискосок к волне. Сандерлендцы неплохо постарались, но все же не стоит подвергать судно чрезмерной качке. И скажите машине сбросить несколько оборотов. Посмотрим, что из этого выйдет.
     Тайфун надвигался, и мое решение изменить курс, возможно, ухудшало ситуацию. Но выбора не было. Он мог дойти до оконечности Лусона и затем повернуть на Гонконг. Или же повернуть на север раньше и обрушиться на Формозу и Японские острова.
     Пока же курс "Ориентал Венчура" пересекался с предполагаемой траекторией его движения. 
* * *  
     Когда наконец ударил ветер, это стало одновременно шоком и облегчением. Шоком была его внезапная ярость. Мы с Мак-Гратом увидели, как стремительно надвигавшийся порыв ветра срезал один за другим гребни волн и бросил на судно облако белой пены. Вся сила шторма накинулась на нас с воем обезумевшей баньши, накреняя судно со всей яростью своего напора. Все в рулевой рубке вцепились в поручни и молились, чтобы лобовые стекла выдержали удар ветра и воды, которая стучала по ним как шрапнель. Если бы кто-нибудь в этот момент стоял на крыле мостика, он не смог бы ни смотреть, ни дышать от бешенного напора ветра и воды.
     Этот внезапный налет вывел из строя все мои органы чувств, кроме чувства самосохранения. Но через несколько мгновений, слава богу, ко мне вернулась способность трезво оценивать ситуацию. Этот внезапный удар штормовой силы давал возможность предположить, что тайфун был сильным, исключительно сильным, и в то же время, вероятно, небольших размеров.
     Облегчение, если это можно так назвать, состояло в том, что ветер ударил прямо по носу, что означало, что центр урагана находился севернее и мог пройти впереди нас или даже совсем отвернуть дальше к северу. Если так случится, то мы сможем избежать худшего, имея всего 70 миль свободного пространства.
     К чудовищной зыби от севера присоединилось быстро нараставшее волнение от северо-запада, вызванное штормовым ветром. "Ориентал Венчур" под влиянием бортовой и килевой качки дергался как загнанный зверь, старающийся сбросить с себя атакующего хищника. Принять на палубу тонны бело-зеленой воды, стряхнуть ее с себя и вновь удариться в склон следующей волны, болезненно перевалить гребень с бешено вращающимся гребным винтом, задравшимся в воздух, рухнуть в подошву волны - и повторять этот цикл снова и снова.
     Последовавший за ветром ливень, стремительным потоком лившийся из грозных видом мчащихся туч, смешивался с брызгами, сорванными с гребней волн, и летел горизонтально под влиянием ветра, молотил по железу корпуса и рвал в клочья брезентовые тенты. Воздух временами был так наполнен водой, что казалось, будто мы находимся не над, а под поверхностью моря. При видимости, ограниченной до нескольких ярдов, серые, с полосами пены, верхушки волн надвигались из темноты как разверстые пасти злобных существ из самого ада.
     Из своего горького опыта я знал, что на море могут встречаться случаи и похуже, порой и намного хуже. Я не был уверен, насколько хуже может случиться на этот раз, но единственное, что мы могли делать - держаться, надеясь, что не будет повреждено ничего важного, и ждать, когда изменится направление ветра. И следить за барометром. Если продолжает падать - значит, тайфун приближается, если застыл или полез вверх - проходит мимо. Судно мотало немилосердно, и я стоял, крепко вцепившись в поручень. Выбрав момент, когда оно оказалось в подошве волны, я рванул и проскочил из рулевой рубки в штурманскую. Расклинившись в углу, я взглянул на барограф. Несмотря на весь мой опыт плаваний в самых разных условиях, я почувствовал, как сжался мой сфинктер, когда увидел глубину падения - за время вахты перо упало почти вертикально, и теперь находилось ниже 980 миллибар. Такая скорость падения означала, что центр тайфуна находился милях в шестидесяти от нас, а может, и меньше!
     - Капитан!
     В этом возгласе звучала очевидная тревога, и я метнулся назад в рулевую рубку, сильно ударившись о переборку, так как в этот момент судно рухнуло с гребня в подошву очередной волны. Поднявшись на ноги и уставившись в лобовое стекло, я почувствовал, как страх холодным лезвием кинжала проник в мою грудь. Надвигавшаяся волна была в два раза выше предыдущих, выше уровня ходового мостика, даже, казалось, выше топа фок-мачты - хотя я и надеялся, что это только иллюзия. Я прыгнул к машинному телеграфу, перевел рукоять на "средний вперед" и крикнул рулевому подвернуть прямо против волны, чтобы избежать возможного отбрасывания форштевня ее фронтальным склоном, что может привести судно лагом к волне, перевернуть его и отправить прямиком на дно.
     - Держитесь! - выкрикнул я прямо в побелевшее лицо Мак-Грата, краешком сознания сожалея о тех, кто находился внизу и не мог приготовиться к тому, что вот-вот наступит.
     Затем волна-монстр накрыла нас. Сначала бак стал подниматься все выше и выше, пока все судно не оказалось карабкающимся по склону крутой горы. Выше форштевня нависавший гребень начал рассыпаться и падать на нас. На какие-то мгновенья гребной винт держал нас на неимоверно крутом склоне, бился в воде как лапы испуганного животного, пока не ослабла его хватка.
     Судно содрогнулось всем корпусом и начало скатываться кормой вниз. В моей голове промелькнула картина погружения в воду и неминуемой гибели. Но как раз в тот момент, когда казалось, что все кончено и судно проиграло свою попытку оседлать волну, ее вершина прошла под носом судна, который вынырнул, стряхивая с себя тонны клокочущей воды.
     В течение страшного мгновения оно балансировало на вершине волны со свисающими оконечностями, и каждая заклепка корпуса вопила от нестерпимого напряжения, грозя разорваться.
     Затем волна прошла середину судна и нос понесся вниз, зарываясь в подошву следующей, почти такой же высокой волны. Корпус судна содрогался под тяжестью сотен тонн воды, затопивших бак и носовую часть главной палубы.
     Надвигавшийся гребень волны ударил по средней надстройке с силой кузнечного молота, вдребезги разбивая усиленные стекла одного из лобовых иллюминаторов и затапливая рулевую рубку.
     "Такого оно не перенесет", подумал я, удивляясь тому, что еще способен думать перед лицом такой ужасающей ярости.
     Но каким-то удивительным образом судно продолжало  оставаться на плаву.
     Медленно - казалось, это продолжалось целую вечность - нос судна стал подниматься, сбрасывая с себя тонны воды, стремившейся погрузить его глубже. Я неосознанно тянул на себя поручень, как бы помогая судну подняться. Рулевой чудом удержался у штурвала. Он стоял по колено в воде, без головного убора, склонив голову, чтобы защитить глаза от воды и ветра, проникавших через разбитое стекло. Судно слушалось руля и начало взбираться на следующую волну. Еще раз носовая палуба исчезла под яростным валом, затопившим крышки трюмов, лебедки и другие палубные механизмы. Мне чудилось, с относительно безопасной высоты рулевой рубки, что средняя надстройка была вершиной подводного рифа, побиваемого бешенными волнами.
     "Ориентал Венчур" продолжал бороться, поднимаясь медленно, пошатываясь как боксер после града ошеломляющих ударов, и встречал очередную волну с возрастающей, как мне казалось, уверенностью, как если бы он чувствовал, что в силах противостоять стихии, бросившейся на него.
         После прохождения гигантской волны море вроде чуть подуспокоилось. Волны, все еще огромные, стали более упорядоченными, и пароход преодолевал их с меньшим напряжением, хотя качка оставалась дикой и корпус стонал от ударов. Я глянул на Мак-Грата, который, крепко держась за поручень, смотрел на апокалиптическую картину вокруг него. Я заметил, что он весь промок и дрожит, и крикнул изо всех сил, чтобы превозмочь вой и визг ветра:
     - Бегом вниз, третий, переоденьтесь и возьмите дождевик. Да побыстрее!
     Мак-Грат переждал очередной крен и проворно юркнул в дверь.
     Назад он вернулся вместе с Лотером, который нес банное полотенце и мой дождевик. Он был в плаще, головной убор отсутствовал, мокрые волосы прилипли к скальпу, из ссадины над правым глазом сочилась кровь.
     - Что-то вроде погрома там, - крикнул он, махнув рукой в направлении трапа. - На верхних палубах то же самое, унесло обе шлюпки правого борта и кое-что из палубного инвентаря. Трюмные закрытия, похоже, пока держатся, но я бы не рискнул посылать кого-то для проверки.
     Я кивнул, отцепил одну руку от поручня, взял полотенце и вытер себя, насколько было возможно. Затем взял дождевик и надел его.
     - Как ведет себя команда? Есть пострадавшие? - прокричал я.
     - Несколько ссадин и царапин, но ничего серьезного, слава богу. Я собрал всех, кроме несущих вахту в машине, и разместил их в кают-компании и рабочей столовой механиков, - ответил Лотер.
     Я снова кивнул, признательный ему за предусмотрительность, и уставился в разбитый иллюминатор, стараясь держаться чуть в стороне, чтобы защитить глаза от набегавшего ливня, смешанного с морской водой.
     - Похоже, ветер крутит против часовой стрелки; значит, центр начал удаляться.
     Я пробрался по вздымавшейся палубе в штурманскую и глянул на барограф. Его перо прекратило крутое падение и чертило горизонтальную линию. Я внимательно присмотрелся к синей линии, оставляемой пером барографа, и мне показалось (если я не выдавал желаемое за действительное), что линия слегка ползет вверх. Я перевел взгляд на карту, прикидывая наше местоположение. Лаг был выпущен, и обычно вахтенный впередсмотрящий каждый час ходил на корму снимать показания счетчика лага. Но сейчас это было невозможно, да и знал я, что против чудовищных волн и ураганного ветра мой пароход едва ли имел какое-то движение вперед.
     - Думаю, тайфун медленно уходит вперед от нас, - крикнул я на ухо Лотеру. - Будем продолжать так держаться и надеяться, что он продолжит уходить, а мы не очень далеко снесены с нашей линии пути и не проскочим мимо маяка на мысе Энганьо.
     При очередном сильном крене дверь, ведущая в рулевую рубку, распахнулась, и в штурманскую ввалился Гриффит, который споткнулся, наткнулся на меня и сумел предотвратить падение, ухватившись за край штурманского стола. На нем были дождевик и зюйдвестка, на губах извиняющаяся улыбка. 
     - Прибыл сменить третьего, сэр, - проревел он сквозь рев урагана, - и плотник принес доски заделать разбитый иллюминатор.
     После заделки иллюминатора вода и ветер больше не врывались в рубку, и положение в ней стало более приемлемым. Разбитое стекло собрали, рулевого сменили, и мое внимание переключилось на проблему нашего положения. При ветре, заходящим на вест, нас сносило на восток, прочь от побережья Лусона. Это лучше чем быть снесенным на подветренный берег, но в то же время увеличивалось расстояние до порта назначения, а количество бункера уменьшалось. Если нас снесет слишком далеко от курса и мы не увидим маяк на мысе Энганьо, то мы не попадем в пролив Бабуян и вынуждены будем взять намного севернее, чтобы избежать лежащей севернее пролива группы островов. Но к тому времени мы будем жечь уже аварийный запас, а идти придется более двух суток.
     Итак, у нас оставалась надежда увидеть маяк, если улучшится видимость и если нас не отнесло слишком далеко на восток. На карте была указана номинальная дальность видимости маяка 30 миль, но при штормовой погоде, когда тучи опускаются чуть ли не до самой поверхности моря, а воздух наполнен брызгами волн и падающим дождем, его видимость составит миль пять или еще меньше.
     Появление на мостике Гриффита напомнило мне, что прошел полдень и, несмотря на неподходящие условия, я ощутил чувство голода.
     Я взглянул на Лотера:
     - Команду кормили?
     - Камбузной плитой пользоваться невозможно. Кок раздал сухари и тушенку тем, чей желудок справится с ней, - ответил тот.
     - С Божьим благословением глоток рома смочит горло и поможет переварить аварийный рацион, не так ли? Флотские привычки не меняются, полагаю, - подмигнул я Лотеру.
     - Я должен поддерживать моральное состояние команды.
     "И служить примером", подумал я, учуяв сразу, как только Лотер вошел, запах рома в его дыхании.
     - Что ж, я спущусь на несколько минут переодеться и перекусить чем-нибудь. Вскоре вернусь. И... Питер, предлагаю вам немного отдохнуть перед вахтой - ночь будет тяжелой.  
     Если тайфун и продвигался вперед, то делал это очень медленно. В течение медленно тянувшегося дня стрелка барографа делала колеблющиеся и разочаровывающе малые шажочки вверх. Ветер продолжал визжать и неистовствовать, срывая гребни волн и неся их с собой, сдирая "шкуру" со всех открытых поверхностей. Глядя из относительной безопасности рулевой рубки, я мог видеть, что краска с наветренных частей мачт и стрел была содрана воздействием бешенного напора ветра и воды. При сильнейших порывах стекла лобовых иллюминаторов заметно прогибались, и Гриффит осмотрительно держался в стороне от них. Глянув назад, я увидел пустые шлюп-балки, шлюпки которых были унесены ураганом, а оставшиеся свободно висеть шлюп-тали крутились и вертелись на ветру, стуча блоками по металлу.
     Судно продолжалось сражаться с разбушевавшимся морем, кренясь порой на критические углы так, что приходилось крепко держаться за поручни, чтобы не улететь вниз по встававшей почти вертикально палубе и не разбиться о противоположную переборку. Или же оно карабкалось вверх по склону волны, задирая нос так высоко, что он, казалось, исчезал в низко несущихся над нами штормовых облаках, прежде чем перевалить вершину и обрушить полубак в подошву набегавшего вала. Но его машина продолжала стучать, а его корпус, несмотря на стоны и скрипы, оставался целым. После многих часов этой борьбы я почувствовал сдержанное уважение к людям, которые построили его, и к самому старому судну, которое, несмотря на изношенность, ржавые потеки и устарелый внешний вид, продолжало сражаться как стареющий боксер-профессионал, уклоняясь, хитря и увертываясь от самых страшных ударов.
     День клонился к вечеру, Лотер сменил Гриффита, водопад слегка приутих, но небо оставалось покрытым стремительно бегущими черными тучами, с которых низвергались ливневые потоки. Солнце заходило в шесть часов, но уже к пяти часам потемнело, и наполненный водяной пылью ветер проникал сквозь щели в дверях и иллюминаторах рубки, заставляя нас ежиться от холода несмотря на то, что мы находились в тропиках.
     Заход солнца принес полную темноту, казалось, мы были полностью отрезаны от остального мира, и все неистовство и ярость тайфуна сосредоточились на нас. Ветер продолжал реветь и свистеть, и из кромешной тьмы перед нами внезапно возникали чудовищные валы, чьи белые ломающиеся гребни смутно виднелись в отраженном свете ходовых огней. Я оставил мостик на Лотера и прошелся по помещениям, подбадривая моряков, приткнувшихся в углах или лежавших на диванах в столовой и кают-компании, вцепившись в прикрепленную к палубе мебель. Было все еще немыслимо разжечь камбуз, и кок раздавал банки тушеного мяса с овощами. Проржавевшие банки с выцветшими, надорванными наклейками выглядели достаточно старыми, чтобы предположить их происхождение из распроданных армейских резервов времен Великой войны, и я не был удивлен тем, что немногие стали их есть. Я перекинулся словами с теми, кто желал поговорить, и продолжил свой путь вниз по трапам в глубины машинного отделения. Спустившись вниз, я был поражен контрастом между этим горячим замкнутым пространством, освещенном ослепительно сверкающими лампами накаливания, наполненном равномерными успокаивающими звуками работы паровой машины, и холодной, сырой, завывающей темнотой ходовой рубки. Несмотря на выматывающую качку, которая даже здесь, внизу, заставляла хвататься за поручни - здесь меня охватило ощущение нормальности бытия. Глухие равномерные звуки, издаваемые паровой машиной, были подобны биению сердца, и до тех пор, пока не останавливался этот ободряющий ритм, оставалась надежда на спасение.
     Фрейзер приветствовал меня на плитах деки машинного отделения рядом с большой машиной тройного расширения, приблизив голову к моему уху, чтобы быть услышанным сквозь весь этот шум:
     - Должно быть, дела не очень, коли вы решили нанести нам визит.
     На его румяном, залитом потом лице появилась ухмылка. Я снял дождевик перед входом в машинное отделение и на мне была только мокрая рубашка и шорты. Пот уже заливал мое лицо, а рубашка парила от сильной жары.
     - Мы прошли через худшее, - прокричал я. - Хочу посмотреть, как у вас дела, и поблагодарить за работу. Если бы мы потеряли ход, конец был бы неизбежен.
     - Спасибо, капитан, я позабочусь, чтобы все люди услышали о вашей благодарности. Среди моих кочегаров немало буйных мерзавцев, которых вы не хотели бы видеть ближе чем в миле от вашей тетушки, но свою работу они знают.
     - По моим прикидкам, центр тайфуна прошел мимо нас и, возможно, повернул на север, так что этой ночью условия будут улучшаться. Если нам удастся обнаружить маяк на оконечности Лусона, то мы сможем благополучно повернуть на Гонконг. Сколько осталось угля?
     - Мы уже сжигаем аварийный запас, капитан. Хватит еще на пару суток, если будем расходовать бережно. 
     - От мыса Энганьо до Гонконга 450 миль, это часов сорок пять хода, к тому же мы и до мыса еще не добрались. Сколько до него - не могу сказать, более полусуток нет определений. Не хотелось бы в море вызывать буксир.
     - Понятно, но у нас в запасе есть сепарация[26]. Порубить, и сгорит за милую душу, - ответил чиф. Затем, посерьезнев, положил руку мне на плечо. - Сделаем все в лучшем виде, шкипер. Я уже отключил все неважные электроприборы. Льда в морозильной камере не будет, и у себя повыключайте вентиляторы и лишнее освещение.
     - Спасибо, чиф, держите меня в курсе.
     К смене вахт ветер отошел достаточно далеко к западу, но дул все еще яростно, и я распорядился подвернуть влево, чтобы компенсировать снос. Не имея определений после утренней обсервации Лотера по звездам, я прикидывал весьма приблизительно, что мы увидим огонь маяка к полуночи. Если же нет, то, как говорил Юлий Цезарь о Рубиконе: когда доберемся до этой реки, тогда и перейдем. Но мысли о возможности не увидеть в темноте маяк и налететь на мели и рифы расположенных севернее него островов постоянно крутились в моей голове.
     По мере того как удалялся тайфун, волны стали уменьшаться, и ветер, все еще штормовой силы, потерял свой ужасающий, воющий характер. Но ливневый дождь не прекращался, и даже при дневном свете мы имели мало шансов увидеть маяк. Ослабевшая ярость моря сделала возможным, хоть и все еще опасным, поход на корму, чтобы снять показания лага. Мак-Грат вызвался добровольцем для выполнения этой миссии, и я провел несколько тревожных минут, прежде чем вновь появилась его улыбающаяся фигура, похожая на большого, мокрого, дружелюбного терьера.
     Счетчик лага показал, что с последней обсервации более двенадцати часов назад мы прошли только 40 миль. Дальнейшие показания лага свидетельствовали, что мы набираем скорость и делаем пять узлов по воде - вполне приемлемая скорость при данных условиях, но съедающая наш драгоценный, все уменьшающийся запас угля.         Пока часы на переборке рулевой рубки отсчитывали последние минуты перед полночью, я с тревогой шарил по горизонту ночным биноклем, высматривая малейшие отблески маяка мыса Энганьо. Темнота ночи была почти могильной, и я задавал себе вопрос, а не повредил ли тайфун маяк настолько, что он более не светит. В таком случае единственным предупреждением перед тем, как распороть себе днище, будет вид бурунов под самым носом. На мгновенье я чуть было не поддался искушению повернуть и направиться в открытое море, подальше от опасностей. При других условиях я бы приказал использовать глубоководный лот для измерения глубин, но с такими волнами, все еще обрушивавшимися на судно, это было смертельно опасно.
     - Эти вспышки, там за облаками - молнии или?.. - отвлек меня от размышлений голос Мак-Грата.
     - Где они, мистер? 
     - Три румба слева по носу, - прозвучал ответ Мак-Грата. - Для молнии они слишком регулярны. - Его голос звучал приподнято от возбуждения. - Считаю вспышки. Один... два... три... четыре... пять. Да, это Энганьо, сэр. - Его крик звучал почти триумфально.
     - Отлично, третий. Берите пеленг при первой возможности и начинайте прокладку для крюйс-пеленга[27].
     "Благодарю Тебя", прошептал я, надеясь, что тот из богов, который сжалился над моим пароходом, услышал меня. Я был уверен, что попадал в худшие переплеты, но не мог вспомнить, когда это было. Но сейчас, выжив в тайфуне, было бы слишком жестокой шуткой не заметить маяк и в результате вылететь на мель.
     С чувством глубокого облегчения я наблюдал, как Мак-Грат работал с картой, готовя прокладку. Я почти завидовал ему. Прошедший день был ужасен, и я размышлял, приходило ли ему в голову, насколько близко мы были к тому, чтобы пасть жертвой этого тайфуна. Если бы траектория его центра шла немного южнее... Если бы он не повернул на север... Если, если!
     Но это прошло, и я нисколько не сомневался, что Мак-Грат, со всей жизнерадостностью молодости, предвкушает то время, когда Гриффит сменит его, чтобы положить голову на подушку.
     Я взглядом обвел горизонт: проблески маячного огня стали более четкими. 
     - Не пора ли брать второй пеленг, третий?
     Нет, для отдыха еще не время, нет. Я взъерошил свои намоченные соленой водой волосы. Глаза болели, и я знал, что белки покраснели, а под глазами синяки. Нам требовалось еще несколько часов, чтобы миновать мыс Энганьо и достигнуть безопасности открытого пространства. И с каждой проходящей минутой все больше и больше лопат угля кидалось в разверстые жерла котлов.            

Глава восьмая

     Двумя днями позже "Ориентал Венчур" устало пробирался между островами западного входа в гавань Гонконга. Тайфун очистил Китайское море от массы сампанов и джонок, которыми в нормальных условиях кишела прибрежная зона. Конечно, многие из них были опытными мореходами, увидели признаки приближения тайфуна и укрылись на защищенных якорных стоянках. Однако были и другие, не столь проницательные или находившиеся далеко от берега, которые были захвачены ураганом и пошли ко дну в этих немилосердных водах, оставляя горюющие семьи подсчитывать понесенные убытки. Так бывало повсюду, где человек покидал относительную безопасность суши в поисках рыбы или других богатств моря-океана. И у Роуденов было немало своих сынов, ставших жертвами морской профессии. Но не в этот раз.
     Когда я вел побитое, но сохранившее гордый вид судно по проливу Татонг-Чэннел, кочегары бросали в топки последние лопаты угольной пыли. Его надстройки несли многочисленные признаки борьбы с тайфуном. Две шлюп-балки торчали пустые и согнутые, искореженные или отсутствующие палубные устройства и дельные вещи имели такой вид, будто они побывали в объятиях Великого Кракена. Большие полосы краски были содраны с поверхностей силой ударов бешеных волн, являя постороннему взору тусклые участки голой стали, уже покрывающиеся ржавыми потеками.
     По контрасту с побитым, прихрамывавшим судном утро выдалось свежим и прекрасным. Солнце еще не поднялось достаточно высоко для того, чтобы его жадные лучи выпили всю влагу с зеленых, покрытых лесом склонов гор, которые окружали гавань. Скалистые вершины Поттингер-Пик и Маунт-Паркер четко выделялись на фоне бледно-голубого утреннего неба, и казалось, что до них можно дотянуться и потрогать руками.
     Обойдя полуостров и повернув на курс, ведущий к узкому проходу Лаймун-Пэссидж, я заметил лоцманский катер, шедший по проходу в нашу сторону. Я сбавил ход, катер подвалил к борту, и потеющий краснолицый англичанин в спортивных шортах и накрахмаленной, но успевшей помяться белой рубашке вскарабкался по лоцманскому трапу и поднялся на мостик.
     - Доброе утро, капитан, - произнес он, протягивая коротенькие и толстые пальцы и тяжело дыша от подъема по трапам. - Судя по внешнему виду вашего судна, вам изрядно досталось.
     Я слегка пожал его слабую влажную руку.
     - Да, нам досталось несколько неприятных часов, когда казалось, что пришел конец. - Я любовно потрепал тиковый планширь ограждения крыла мостика: - Старушка держалась замечательно.
      - Вам, капитан, крупно повезло. С Формозы приходят сообщения о множестве затонувших и выброшенных на берег судов. - Он сделал паузу, как бы ожидая ответа, но когда я просто кивнул, подтверждая наше замечательное везение, продолжил: - Вас ставят к причалам Коулун-Пойнта.
     - Замечательно, лоцман, принимайте управление. Имейте в виду, мы дожигаем остатки и угольную пыль, так что я не уверен, сколько протянем. Буксир заказан?
     - Да, капитан, он на подходе.
      Когда мы прошли узкость, перед нами открылось обширное пространство бухты Коулун-Бей. Впереди у мыса Норт-Пойнт я заметил спешащий к нам приземистый, похожий на крепыша буксир. Я обратился к Лотеру, стоявшему на крыле рядом со мной:
     - Чувствую себя почти как дома. Питер, мы готовы к приему судовладельцев?
     Питер поморщился на этот риторический вопрос. Как только подстихло, он выгнал на палубу всю верхнюю команду - устранять безобразия, причиненные ураганом. Я тогда же послал радиограмму, сообщая в ней наше состояние и наши нужды, но был уверен, что внешний вид нашего судна заставит подняться несколько бровей.
     Но не внешний вид экипажа. Я всегда не переставал удивляться жизнерадостности матросов и их умению тут же забыть ужасы вчерашнего. Ужасы часов, проведенных на пронизывающем ветре пополам с соленым душем, ужасы изматывающей качки на судне, борющимся за свою жизнь. У собравшихся на полубаке под ярким солнцем при виде величественных гор, окружающих укрытые воды гавани, воспоминания о тайфуне померкли в глубинах памяти. Я слышал их возбужденный кантонский говор, когда они показывали руками их родные деревни, джонки и сампаны, снующие между островков. Не зря Гонконг на кантонском диалекте означал "благоухающая гавань". Влажный запах зеленых джунглей, древесный дым множества костров, готовящих пищу, запах высушиваемой рыбы, дым пароходов, стоящих на якоре - все эти запахи пробуждали слегка подзабытые воспоминания. Я вдохнул полной грудью теплый, наполненный множеством ароматов воздух и почувствовал, что Восток прочно угнездился в фибрах моей сущности.
     Впереди можно было видеть скопление судов на якорных стоянках между мысами Цим-Ша-Цуи и Виктория и паромы компании "Стар-Ферри", пробирающиеся между ними. К порту примыкали постройки военно-морской базы и коммерческого центра этого приморского города, с желто-песчаными правительственными зданиями и белоснежными банками и торговыми домами. Правее у судоремонтного завода Хонг-Хам-Бей рядами стояли ошвартованные друг к другу суда, ожидавшие или производившие ремонтные работы. Когда мы прошли мыс Коулун-Пойнт с его построенной в стиле неоготики железнодорожной станцией и возвышающейся над паромным терминалом башней с часами, к нашему борту приткнулся буксир, изрыгнув горячий сернистый выдох. Затем он подтолкнул нас к пирсу-гребенке, в воздух взвились выброски, их подхватили береговые швартовщики-китайцы, которые вытащили тяжелые манильские канаты на причал и положили их огоны на швартовные пушки. Как только швартовы были закреплены, я дал отбой машине, к великому облегчению Фрейзера. Я был уверен, что к этому моменту в котлах жгли только один воздух.
     Наконец, по установленному парадному трапу потянулась вереница портовых чиновников. Все они, я знал, направлялись в мои апартаменты. Не будет покоя грешной душе.
* * *
     - И у вас нет ни малейшего представления, почему вас атаковали у острова Манус? Пираты, говорите? - сказал капитан Феарклу, член правления и управляющий гонконгским отделением  Англо-Восточной пароходной компании.
     Первоначальная волна чиновников схлынула, и Феарклу сидел в кресле в моем салоне, попыхивая желтоватой обгрызенной трубкой Меершаум. Его верхнюю губу покрывали густые усы. Они должны были быть седыми, чтобы попадать в тон с коротко подстриженными волосами, если бы не были так пропитаны никотином.
     - Абсолютно никакого. Как я сказал, это был вполне рутинный снабженческий заход - до того момента, как нас атаковали.
     - Весьма странно, весьма. Я не могу поверить, что старший Леунг мог иметь к этому какое-то отношение. Наш агент в Морсби хорошо отзывается о нем. Должно быть, какой-то его конкурент решил захватить топливо.
     С чашечки трубки упал пепел на брюки темно-серого костюма, который Феарклу носил постоянно, невзирая на жару и влажность гонконгского лета. Он раздраженно смахнул пепел на палубу.
     - Но, капитан Роуден, почему вы сразу не сообщили о нападении, а ждали прихода в Гонконг? Вы могли бы радировать, и тогда был бы шанс поймать их.
     - Нам не было нанесено вреда, кроме нескольких царапин, капитан Феарклу, а к тому времени, как австралийские власти смогли бы прибыть туда, нападавший, кем бы он ни был, давно бы исчез.
     - Полагаю, вы правы, Роуден, - буркнул Феарклу. - Чертовски странно, однако, чертовски странно - все это из-за нескольких бочек топлива. Однако я должен известить страховщиков. Должна поступить претензия от старшего Леунга. Меня удивляет, почему он молчит до сих пор.
     Я был уверен, что знаю ответ на его недоумение, но решил не усложнять жизнь Феарклу.
     - Старший помощник предоставит вам все подробности из судового журнала и грузового манифеста, - сказал я, кивнув в сторону Лотера.
     - Сдается мне, у вас, капитан, был очень интересный рейс не только в этом отношении, - продолжал Феарклу. - Атака пиратов, потом тайфун. Но что мне думать об этом? - Он держал в руке две телеграммы. - В одной из них содержится просьба местной полиции побеседовать с вами о смерти какого-то человека в Сиднее. Что вы скажете на это, капитан?
     Со времени выхода из Сиднея прошло почти три месяца, так что мельница правосудия определенно молола медленно. Но интересно, насколько тонко?
     - Убийство в Сиднее? - Я сам удивился тому негодованию, которое я сумел изобразить. - Что это может иметь общего со мной?
     - Успокойтесь, Роуден, - ответил Феарклу. - Никто не говорил об убийстве. Они просто желают уточнить какие-то детали вашего отхода и был ли кто-нибудь из экипажа в увольнении на берегу во время этой смерти. Уверен, что это обычная рутина.
     - А о чем вторая телеграмма? - спросил я, довольный тем, что перехватил роль ведущего в разговоре.
     - Она от майора Спенсера, который представился австралийским военным атташе в Новой Гвинее. Она звучит несколько загадочно: пишет, что имеет информацию, которую может передать только при личном общении.
     Лотер бросил мне насмешливый взгляд. Я прекрасно знал, о чем хочет говорить Спенсер, но ответил с невинным видом:
     - Не имею ни малейшего понятия, как и о той смерти в Сиднее. Когда я могу ожидать их?
     - Полицейские придут во второй половине дня после того, как я уведомлю их, что вы готовы принимать посетителей. В телеграмме майора говорится, что он прилетит рейсом компании "Империал Эарвейс" из Дарвина, так что будет здесь завтра. Я ответил, что спешки не требуется и вы пробудете в Гонконге несколько недель - выгрузка и требуемый ремонт. "Империал Эарвейс", вы видели? - Феарклу пожевал мундштук трубки. - Прямо набоб какой-то, можно подумать. Лететь самолетом для встречи со шкипером "Восточного Скитальца"! Вы случайно не служите в королевском флоте?
     Я проигнорировал сарказм, а Феарклу глубоко затянулся и выдохнул облако едкого голубоватого дыма.
     - Не хотите ли еще джина, капитан Феарклу? - спросил Лотер вежливо-нейтральным тоном, несмотря на скрытую критику внешнего вида судна и нелестную шутку.
     Как странно, что общительный и компанейский По мог сделать так, что каламбур из имени судна звучал как комплимент, в то время как в устах чванливого, самодовольного Феарклу он звучал почти как оскорбление. На счастье, приближался полдень, и Лотер угостил Феарклу двумя бокалами розового джина, не забыв при этом и себя самого. Я употребил полбокала, который стоял и грелся на кофейном столике.
     - Нет, спасибо, Лотер, - Феарклу вытащил из кармана жилета часы и посмотрел на них. - Я обещал хозяйке вернуться ко второму завтраку. Буду у вас опять попозже - посмотреть, как идут дела.
     Он собрал со стола свои бумаги, сунул их в тонкий кожаный портфель и поднялся.
     - О, чуть не забыл! Вас может навестить и председатель правления. Не знаю, когда, но постараюсь предупредить вас заранее. - Он протянул руку. - Рад был видеть вас невредимым, капитан, сейчас трудные времена.
     Я встал и пожал протянутую руку, а Лотер проводил его к трапу. К тому времени как он вернулся, я наполнил свой бокал.
     - Давай, Питер, налей себе, - подбодрил я его. - Уверен, ты нуждаешься в отдыхе после этих нескольких дней. После обеда Гриффит заступит на вахту, а стивидоры знают, что им делать. Остальное может подождать до завтра.
     Лотер взял свой бокал и потянулся к бутылке.
     - Скоро должны подвезти машину угля, хватит и для камбуза, и для питания одного котла для генератора, пока не получим полный бункер. 
     - Гриффит со стармехом справятся. Воспользуйся свободным вечером, выпусти пар. Завтра наработаешься.
     Лотер глотнул джина и уныло усмехнулся:
     - Я уже сто лет не сходил здесь на берег. Посмотрим, как пройдет день. И я хочу услышать, что скажет полиция по поводу Сиднея. Да, и что, как ты думаешь, имел в виду Феарклу, говоря о трудных временах?
     - Я тоже думаю об этом, Питер. Джапы собираются снова напасть на китайцев? Нацисты угрожают Европе? Ко всему прочему мы имеем майора Спенсера. Я так и знал, что мы его еще увидим.
     Я взял бокал и осушил его.
     - Плесни-ка немного джина, Питер, - протянул я бокал и Питер откупорил бутылку. - Да, скитаться в этих водах вообще непросто. А станет гораздо труднее, если генерал Тодзио и герр Гитлер заварят кашу.
* * *
     - Инспектор Джардин, полиция Гонконга. Спасибо, что согласились принять меня, капитан.
     Инспектор протянул руку и я ощутил крепкую хватку ладони, удивительно сухой для удушливо-жаркой атмосферы салона. Его новая, с иголочки униформа с накрахмаленными складками резко контрастировала с моей одеждой из помятого и выцветшего тика[28], посеревшего от многочисленных стирок. Даже Лотер в белой форме военно-морского стиля выглядел неприятно неряшливым по сравнению с аккуратным и эффективным видом инспектора.
     Инспектора, казалось, нимало не обеспокоили испытующие взгляды, и он пожал руку Лотеру.
     - Эта ленточка - крест ЗБО[29], сэр? - его носовое произношение выдавало мидлендское происхождение, - за войну?
     - Да, инспектор. Меня зовут Лотер, старший помощник. Прошу садиться. - Он показал на кресло.
     Джардин снял фуражку, положил ее на кофейный столик и сел в предложенное кресло.
     - Чем мы - капитан Роуден и я - можем быть вам полезны? Речь идет о какой-то смерти в Сиднее, насколько мы понимаем?
     - Совершенно верно, сэр. Преступление совершено вечером 20 марта, то есть три месяца назад. В районе Розелль был найден труп человека, убитого ударом ножа. Местная полиция многого не нашла, но свидетельские показания указывают на то, что преступник был одет так, как обычно одеваются моряки. Поэтому они проверяют все суда, которые были в Сиднее в это время. Ваше судно - одно из них, и наши сиднейские коллеги попросили нас поговорить с вами.
     - Да, мы были в Сиднее в то время, - ответил я. - Надо свериться с судовым журналом, но насколько я помню, мы вышли той ночью в рейс, так, Питер?
     - Мы отшвартовались вскоре после полуночи, в ночь на двадцать первое, - произнес Лотер. - А в какое время произошла смерть, инспектор?
     - Боюсь, парни в Сиднее не могут сказать достаточно точно. Тело было найдено идущей на работу уборщицей ранним утром 21-го. Должно быть, бедняжка здорово напугалась. Коронер определил время смерти от двадцати двух предыдущих суток до двух ночи. Первоначально никто не заявлял о случившемся, но расследование нашло на пару парней, которые признались, что были в компании с убитым предыдущим вечером. Сказали, что у них была стычка с двумя мужчинами, один из которых сразу убежал и его толком не видели, а второй выглядел как моряк. Они увидели нож и убежали, когда завязалась драка. По времени они не очень уверенно сказали, что  где-то перед полночью.
     - Значит, они бросили приятеля, который, возможно, был зарезан, и убежали? - вступил я в разговор.
     - Так это выглядит. Дело в том, что эти парни не очень-то законопослушны. По слухам, убитый был главарем местной шайки.
     - Шайки?
     - Банды, - ответил Джардин. - Есть показания одного из охранников, стоявших на воротах порта Уайт-Бей. Он сказал, что видел много моряков, возвращавшихся группами по два-три человека, и только одного одинокого. Но опять, о времени он не был уверен, помнил только, что это было около полуночи.
     - Итак, что потребуется от нас? Вы хотите поговорить со всеми членами экипажа? - спросил я.
      - На это я полномочий не имею, капитан, - ответил Джардин. - Новый Южный Уэльс находится вне моей юрисдикции. Все, что я могу, это попросить вас ответить, был ли кто-нибудь из экипажа на берегу в это время, и не было ли его поведение подозрительным по возвращению.
     - Не думаю, что кто-нибудь был на берегу, так как у нас на полночь был назначен отход. - Ложь легко слетала с моих губ после многих лет общения со слишком настырными чиновниками. - Но мы можем проверить, разумеется. Знаете, инспектор, у нас очень хорошая команда. Они не ангелы, порой ввязываются в потасовки, но обычно дело кончалось подбитым глазом или разбитой головой. Что будет, если окажется, что кто-то был на берегу в тот вечер?
     - Я могу опросить его - с вашего разрешения, конечно, - и отослать протокол в Сидней. Права арестовать кого-либо у меня нет, если вы об этом спрашиваете.
     - Спокойно, инспектор, - сказал я, уловив колючие нотки в его голосе. - Мы рады содействовать правосудию. Старший помощник проверит и доложит, был ли кто-нибудь на берегу тем вечером. Как  вами связаться в случае необходимости?
     Инспектор вынул из кармана коробочку с визитками и протянул мне одну.
     - Можете позвонить мне по этому номеру. И поймите меня правильно, капитан. У меня нет никакого желания затруднить вам жизнь. Это не дело об убийстве, по крайней мере пока. У меня сложилось впечатление, что сиднейская полиция не очень-то расстраивается из-за смерти этого типа, и, возможно, будет смотреть на это деяние как на самозащиту. Так что, если вы думаете, что стоит поговорить с кем-нибудь из вашего экипажа -- решение за вами, если не поступит что-нибудь определенное из Сиднея.
     Он поднялся на ноги.
     - Благодарю за то, что потратили на меня время. Капитан, мистер Лотер. Я сам найду выход.
     Он надел фуражку и отодвинул рукой занавес в дверном проеме. Мы слушали, как замирают звуки его шагов по трапу.
     - Не думаю, что нам надо проверять, так ведь, Питер? - произнес я. - Мы и так знаем, кто был на берегу тем вечером.
     - Ведь это была самозащита, верно? - ответил он. - Инспектор прямо намекнул на это. Хотя он может подумать: подозрительно, что мы не сообщили об этом вовремя.
     - Это так, но я не чувствую необходимости предоставить инспектору Джардину удовольствие прийти к подобному заключению. Сиднейская полиция со всей очевидностью не имеет ни малейшего понятия, кого они ищут, и я не собираюсь просвещать их. Похоже, что тип, которого убили, уже был замешан в избиения гомиков. Что ж, пришел и его черед.
     Я уловил выражение, мелькнувшее на лице Лотера.
     - Все в порядке, Питер. Мне надо переговорить с Гриффитом. Я не против закрыть глаза, но если полиция предоставит доказательства и захочет арестовать его, пусть у него будет шанс. Попросите его зайти ко мне, Питер.
     Лотер отправился искать Гриффита, предоставив мне несколько минут на обдумывание того, что я намерен ему сказать. Исходя из того, что он сам рассказал той ночью в Сиднее, а также из утверждения Джардина, что сиднейская полиция не склонна обвинять кого-либо в убийстве, я проникся уверенностью в том, что Гриффит действовал в состоянии самообороны. Но все же он убил человека, и я также был уверен, что никакой судья не будет смотреть благосклонно на моряка, пыряющего людей ножом, несмотря на обстоятельства. Факт, что я не доложил об этом своевременно, является сам по себе преступлением, если смогут доказать,что я знал об этом происшествии. Как я уже сказал Лотеру, все зависит от того, что полиция сможет предъявить.
     - Закройте дверь, - сказал я появившемуся у входа Гриффиту.
     Он стоя слушал со сжатыми губами и сузившимися глазами мой пересказ разговора с инспектором. Закончив, я поднял ладонь в знак того, что не желаю слушать никаких вопросов.
     - Слушайте внимательно, Гриффит. Я и старпом заявили инспектору, что по нашим сведениям никто не покидал борт судна тем вечером. Думаю, он склонен поверить в нашу правоту, если сиднейская полиция не предоставит доказательств противного. Конечно, мы будем в это дело замешаны, если окажется, что мы утаили информацию. Но ни я, ни старпом не видели никого, кто возвращался бы на борт поздним вечером того дня. Я ясно выразился?
     Гриффит поднял брови, и тень усмешки промелькнула на его губах:
     - Вполне, сэр.
     - Сотрите усмешку со своего лица, мистер, - рявкнул я. Я не собирался давать ему повода думать, что он так легко выкрутился. - Всегда нужно помнить о возможных последствиях. И будьте любезны принять все меры, чтобы ни старпому, ни мне не пришлось жаловаться на плохую память. И молитесь, чтобы сиднейская полиция не нашла еще какого-нибудь свидетеля.
     Я отпустил его. У меня не было намерения контактировать с инспектором Джардином, да и сомневаюсь, что он ожидал этого от меня. А если он получит новые сведения из Сиднея? Что ж, мы можем оказаться бог знает где к тому времени, и не стоит беспокоиться о том, что может и не произойти.
     С другой стороны, у нас были все причины для беспокойства. Просто мы не знали о них.

Глава девятая

     Прошла неделя, и мы продолжали разгружаться, стоя у того же пирса-гребенки. Я сделал перерыв в своей работе с бумагами и вышел на крыло мостика выкурить сигарету, наблюдая за работой целой армии грузчиков, заполнивших трюма и перекликающихся между собой на кантонском диалекте. Их монотонные голоса сопровождались стуками и лязгами грузовых стрел, шипением и свистом паровых лебедок. Половина мешков выгружалась сетками на причал, откуда мешки тачками отвозили на склады у основания пирса. Другая половина шла прямиком в трюма лихтеров, пришвартованных к морскому борту. Эти лихтера были оснащены как джонки с изогнутым форштевнем и квадратной кормой, с бортами, декорированными китайскими иероглифами, стилизованными цветами, глазами, драконами и другими животными. Небольшая кормовая рубка служила жилищем владельцу лихтера и его семье, все члены которой принимали участие в грузовых операциях: снимали с гаков стропа сеток, помогали оттаскивать и укладывать мешки, понукали грузчиков работать живее. По заполнению грузом владелец исчезал внизу и заводил движок, затем садился за румпель, а его жена и дети отдавали швартовы, стояли по бортам с кранцами, пока лихтер, пыхтя и изрыгая клубы черного дыма, вылезал из кучи таких же суденышек.
     Несмотря на жару и духоту летнего гонконгского дня, я мог бы подольше наблюдать за этой суетливой активностью, если бы не одно "но". Параллельно с выгрузкой бригады китайских кули прилежно оббивали, зачищали и красили поверхности, пострадавшие от действий тайфуна. Они работали в удушающих коричневых облаках ржавчины и мельчайших чешуек оббиваемой краски, смешанных с пылью от копры и паром, вырывающимся из грузовых лебедок. К шуму грузовых работ добавлялся оглушающий грохот отбойных молотков, так что я с облегчением вернулся в относительное спокойствие своего салона.
     Иллюминаторы из-за пыли были задраены, и электрический вентилятор не мог освежить горячий влажный воздух салона, и он напоминал новое издание Черной Дыры[30], что усугублялось еще необходимостью быть одетым по форме. Записка от капитана Феарклу, доставленная после завтрака Да Сильвой, предупреждала о том, что мистер Ху, президент "Англо-Ориентал", этим утром нанесет мне визит. Накрахмаленная белая форма от жары потеряла свою свежесть, я выпил очередной стакан воды из быстро нагревавшегося кувшина, направил струю воздуха на свое потеющее лицо и промокнул его влажным носовым платком. Я уже собирался сесть за письменный стол, когда раздался резкий стук по дверной раме, появившаяся коричневая рука Да Сильвы откинула занавес и вошел пожилой, но щеголевато одетый господин.
     - Доброе утро, мистер Ху, - произнес я, улыбаясь во все тридцать два зуба и протягивая руку в надежде, что экспансивный прием сгладит дурное впечатление от того, что я не встретил столь высокого гостя у парадного трапа. - Приношу свои глубочайшие извинения за то, что вам пришлось самостоятельно искать дорогу ко мне, а также за внешний вид судна.
     - Ничего страшного, капитан Роуден, - ответил мистер Ху, сжимая мою руку твердой, костистой хваткой. - Я прибыл рано, к тому же ваш третий помощник - Мак-Грат, так? - встретил меня у трапа. - Он махнул рукой в сторону кресел. - Давайте сядем, и, если не возражаете, я сниму пиджак - сегодня довольно жарко.
     Он освободился от дорогого, безукоризненно чистого льняного пиджака кремового цвета, сам повесил его на крючок возле двери и сел в кресло. Я попросил Да Сильву принести кофейник и сел напротив него.
     В рубашке с короткими рукавами, парой брючных подтяжек, мягкими карими глазами и застенчивой улыбкой Ху никак не походил на человека, который пробился от простого тальмана[31] в шанхайском порту до крепкого, упорного и благополучного владельца флота трамповых пароходов.
     - Капитан Феарклу доложил мне о деталях вашего рейса: тайфуне, атаке пиратов на рейде Лоренгау, - продолжил он своим обманчиво мягким голосом. - Весьма неудачно, но страховка покроет убытки и этот рейс принесет прибыль. Должен вас поздравить, капитан, это был исключительно тяжелый тайфун. Много судов погибло, и мы беспокоились о вас. Так славно видеть и вас, и судно живыми и невредимыми.
     Я работал на судах, чьим владельцам было наплевать на их безопасность и на безопасность работающих на них людей до тех пор, пока они приносили прибыль или страховка покрывала убытки. Мистер Ху не принадлежал к ним. Это не означало, что он был мягкосердечным. Он мог быть безжалостным, мог быть опасным для тех, кто пересекал ему дорогу, но он хорошо разбирался в людях и благожелательно, даже по-дружески, относился к тем, кому доверял командование своими судами, если они оправдывали это доверие. В действительности, конечно, он любил свои суда, свой флот. Он лично выбирал покупки и его суждения обычно были безупречны. Возраст и внешний вид почти не влияли на его выбор. Для оценки надежности судна он тщательно изучал доклады Ллойда. Он знал, кто из судостроителей вкладывает душу в свои произведения. Он беседовал с капитанами и помощниками о том, что они чувствовали на судах, которые интересовали его. Порой суперинтенданты качали головой при виде безобразных, грязных, старых, с высокими надстройками судов, которые мистер Ху с гордостью показывал им. Но после ремонта и оснащения по бюджету, который составлял лично мистер Ху вплоть до последнего цента, в результате получали работоспособное судно. Да, все такое же безобразное на вид, все такое же старое, но прочное, остойчивое и способное оправдать все (обычно скромные) расходы по его восстановлению.
     - С тайфуном мы неплохо справились, - ответил я. - Потеряли пару шлюпок, кое-что на палубе помято или сломано. Но люковые закрытия выдержали, и в целом старушка вела себя достойно, надо отдать должное мейкемцам.
     - Мейкемцы? Я не знаком с этим термином.
     - Так Джорди, жители Тайнсайда, называют сандерлендцев. Это прозвище происходит из поговорки: "В Ньюкасле мы строим суда, а в Сандерленде их делают[32]".
     Мистер Ху посмотрел на меня с удивлением, но затем его лицо изобразило усмешку понимания.
     - А, это шутка, построенная на этих странных местных диалектах. В Сандерленде суда не строят, они их делают, - хихикнул он.
     - Мне никогда не удавалось подражать чужому акценту. У меня со своим было немало хлопот, - пожал я плечами.
     - В Китае то же самое, - сказал мистер Ху. - Вам повезло, что в нашей компании  деловым языком является английский. А теперь расскажите мне, что вы думаете об инциденте в Лоренгау. Я лично Леунга не знаю, но другие отзываются о нем хорошо. У него есть сын, насколько я знаю. Вы встретились с кем-нибудь из них?
     Сокрытие происходящего (полностью или частично) на судне было частью капитанской работы в китайских морях тех дней, и я про себя гордился способностью сохранять при этом невозмутимый вид так, как, считается, делают это китайцы. Хотя лгать мистеру Ху было делом неразумным, поэтому я придерживался правды насколько мог, исключая упоминание о "Дортмунде", и делал предположение, что пираты, узнав о партии топлива, захватили катер Леунга. Топливо было ценным товаром в тех отдаленных районах, и мистер Ху мрачно кивнул, когда я закончил свой доклад, но его пронзительный взгляд говорил о том, что он не был полностью убежден. 
      - Есть доклады о катерах, атакующих малые суда среди островов южных Филиппин, - сказал он, поглаживая подбородок, - так что, возможно, вы правы.
     - Что нас сейчас ждет, сэр? - спросил я оживленно, пытаясь сменить тему разговора.
     - Шанхай, - ответил он, смягчив суровое выражение и улыбаясь. - Хотел бы я отправиться с вами. Мой доктор говорит, что прогулка морем будет полезна для моего здоровья - отвлечет меня от стрессов и дурного воздуха Гонконга. Да и неплохо было бы повидать родные края.
     До меня доходили слухи о мистере Ху, как он юным клерком работал на британские и французские линейные компании. Экономил и использовал малейшие возможности для подработок, занимался самостоятельной торговой деятельностью сначала в небольших, а затем во все более увеличивавшихся масштабах. Покупал и продавал списанные товары, ведя двойную бухгалтерию. Получал и отправлял грузы, никогда не значившиеся ни в каких грузовых манифестах. Наконец собрал достаточный капитал, чтобы купить собственное судно, ставшее началом небольшой судоходной компании в Шанхае, которая позже трансформировалась в "Англо-Ориентал", базировавшуюся в Гонконге.
     С лица мистера Ху исчезла улыбка, его взгляд посуровел.
     - День, когда я решил перебраться в Гонконг, был поворотным. Люди говорили, что я сошел с ума. Променять Шанхай, этот восточный Париж, на британский форпост! Но времена меняются, капитан Роуден. Моя бедная родина охвачена беспорядками. Коммунисты засели в Сиане, японцы оккупировали Маньчжурию, а националисты не многим лучше бандитов и гангстеров. Так долго продолжаться не может, и я боюсь худшего. Шанхай - ценный приз, и вы, британцы, знаете: кто контролирует Шанхай, тот контролирует доступ к сердцу Китая. Но сможете ли вы его отстоять, если нахлынут японцы? Может, да, а может, нет. Так что безопаснее в Гонконге под защитой орудий британского флота. - В его глаза вернулся блеск и он рассмеялся во весь рот, выставив напоказ золотые коронки зубов. - А теперь я хочу, чтобы вы повели туда ваше судно. Тревожные времена хороши для бизнеса, не так ли? Фрахтовые ставки лезут вверх. Я дал рекламу в газетах об этом рейсе. Немало людей желают отправить груз в Шанхай, а некоторые уже думают о том, что следует отправить из него. Думаю, что это будет хороший рейс.
     - Когда нам следует выходить? - спросил я.
     - А когда вы будете готовы, капитан? - внимательно посмотрел он на меня.
      - Ремонт штормовых повреждений продвигается хорошо. Суперинтендант уже нашел, где взять спасательные шлюпки. Выгрузка и зачистка трюмов займет неделю. Затем станем под бункер. После этого погрузка - дней десять. - Я быстро прикинул в уме. - Скажем, через три недели, начиная с сегодняшнего дня.
     - Я бы предпочел, чтобы вы справились за две недели.
     Я собрался протестовать, но мистер Ху поднял руку:
     - Знаю, вы скажете, что это невозможно, капитан Роуден, но вы должны сделать все возможное чтобы суметь. События пока идут в нашу пользу, но все может измениться. Обратитесь к капитану Феарклу за содействием по любому вопросу. - Он замолчал, и лукавая улыбка озарила его лицо. - Теперь перейдем к довольно важному вопросу. Вам предстоит перевезти партию чая.
     - Чая! - повторил я, не в силах сдержать недоумения. - Чай... в Китай?
     - Да, да, капитан. Превосходный чай Дарджилинг, растущий на склонах Гималаев. Напиток, который предпочитают ваши английские леди в Шанхае. Я посылаю его лично одному из моих тамошних друзей, который гарантировал очень хорошую цену от отелей и универмагов на Нанкин-Роуд.
     - Чай Дарджилинг! - я покраснел, поймав себя на том, что повторяю как попугай. - Да, разумеется, мистер Ху, но вы сказали, что это очень важно?
     - Вы должны лично передать это моему другу, из рук в руки. Его зовут Тунг, но это имя достаточно распространено в Шанхае. Я дам вам фотографию, чтобы вы могли опознать его. Чай настолько обыденная вещь в Китае, что кто-то может подумать: несколько ящиков индийского чая ничего не стоят, и обращаться с ними небрежно. Но мистер Тунг полагается на меня, а я - на вас в том, что они будут доставлены в безупречном состоянии.
     - Я позабочусь о них, и прошу меня простить за проявленное удивление. Но я не знаток чая - предпочитаю крепкий тайфу с парой ложек сахара.
     - Надо будет заняться вашим образованием. - Он улыбнулся одними глазами, и я подумал, что у него еще припасено для меня. - И последнее, капитан. Мне сказали, что у вас есть неплохие помещения для пассажиров.
     - Пасс... - удержался я от повторения. - Конечно, мистер Ху. Мне понадобится...
     Он поднял руку:
     - Обо всем уже позаботились. Дополнительные еда и напитки будут присланы, и мы наняли двух дополнительных стюардов, которые вскоре прибудут и займутся подготовкой пассажирских помещений. На настоящий момент вы имеете двух пассажиров: леди Эшворт со своей горничной. Надеюсь, ими не ограничится. Нашего маленького "Ориентал Венчура" не сравнить, конечно, с лайнерами Кунарда, но я всегда находил его достаточно комфортабельным. Могу я полагаться на вас и ваших офицеров, капитан?
     Его слова звучали скорее приказом, а не вопросом. Кроме Эберхардтов, я с трудом мог вспомнить, когда мы в последний раз имели пассажиров. За исключением Питера Лотера, никто из офицеров "Ориентал Венчура", включая меня, не мог даже отдаленно походить на джентльмена, приемлемого по меркам леди Эшворт. Что же до многоязычной смеси матросов и кочегаров, то для английских дам они были совершенно другой породой. Я про себя вздохнул, потом утешился тем, что переход займет только четверо суток.
     - Мы с удовольствием примем гостей, мистер Ху.
     Он встал, взял пиджак и, улыбаясь, тронул меня за руку, ничуть не обманутый моей не слишком чрезмерной словоохотливостью:
     - Прошу, капитан, проводите старого человека до трапа. Затем вы сможете целиком заняться подготовкой судна к рейсу.
     Я сопроводил его вниз по трапам и коридорам до верхней площадки парадного трапа. Он остановился и пожал мне руку.
     - До свиданья, капитан Роуден. Помните: если вам что-то понадобится для ускорения подготовки к рейсу, свяжитесь с капитаном Феарклу. На случай, если мы больше не увидимся до вашего отхода: желаю благополучного и удачного рейса.   
     - Благодарю вас, сэр, - ответил я, осторожно пожимая костистую ладонь старого человека. - И спасибо за то, что нашли время для этого визита.
     - Мне всегда доставляет удовольствие посетить одно из моих судов и встретиться с его капитаном.
     Шофер-китаец в униформе помог ему спуститься с трапа и усесться в черный лимузин, стоявший рядом. Я отдал ему честь, приложив руку к козырьку. Я искренне любил мистера Ху, чье доверие дало мне командование "Ориентал Венчуром". В ответ он помахал рукой. Дверь закрылась, и автомобиль принялся лавировать между штабелей копры на причале, оставив меня размышлять об индийском чае и английских дамах-пассажирках.
* * * 
     Наконец выгрузка закончилась, трюма зачищены, но перед постановкой под погрузку я перешвартовался к угольному причалу для бункеровки. Чрезвычайно грязная работа. Транспортер угольного комплекса доставляет уэльский антрацит прямо в бункерный люк - гораздо быстрее, чем устаревший способ подачи мешками вручную, но не менее пыльный и грязный. Ветер сдувает пыль с лент транспортера, облако угольной пыли стоит над бункерным люком, несмотря на все усилия машинной команды накрыть брезентом стык ленты с люком. Все иллюминаторы и вентиляционные дефлекторы задраены наглухо, но все равно пыль проникает в помещения, покрывая тонким слоем все горизонтальные поверхности. Это был ужасный день, и я был безмерно рад, когда старший механик доложил, что заполнен каждый кубический дюйм бункерных ям. Команда рьяно бросилась сгребать и подметать рассыпанный уголь, а затем развернула пожарные шланги, чтобы скатить водой все наружные палубы и надстройки. Стюарды принялись мыть и скрести пассажирские помещения. Сомневаюсь, что леди Эшворт безразлично отнесется к тому, что ее тонкое белье и кружева испачканы угольной пылью.
     Вернувшись к грузовому причалу, я послал записку капитану Феарклу о готовности к погрузке. Хотя вряд ли в этом была необходимость - устный телеграф уже оповестил стивидоров о нашем возвращении. Бригады кули уже собирались, штабеля ящиков, клетей, мешков и бочек уже разрастались на пирсе. Между ними лавировала фигура в военной форме - майор Спенсер, за которым следовал носильщик с портпледом на голове. Увидев меня на крыле мостика, он поднял руку в ироническом салюте, подождал установки забортного трапа и энергично поднялся наверх.
     Через десять минут он сидел, развалившись на диване в моем салоне, и наслаждался свежезаваренным Да Сильвой кофе, держа в одной руке чашку и в другой сигарету. Он глубоко затягивался и выдыхал голубые клубы дыма, которые поднимались к подволоку и рассеивались работающим вентилятором.
     - Как прошел перелет, в норме? - спросил я, соблюдая принятые любезности.
     - Чертовски долгий путь самолетом из Дарвина. И на последнем участке полета от Сайгона немилосердно трясло. Предпочитаю находиться на твердой суше. - Он посмотрел вокруг и ухмыльнулся: - Исключая окружающую обстановку, разумеется.
     - Мне кажется, вы вполне комфортабельно себя чувствуете здесь, - произнес я, не отвечая на его улыбку. - Вы не против рассказать мне, почему вам понадобилось прилететь сюда и встретиться со мной?
     Он поставил чашку на кофейный столик и сделал глубокую затяжку, буквально пожирая меня глазами как кот, созерцающий мышь.
     - Я слышал, что у вас случились какие-то неприятности по пути сюда, -- сказал он как бы вскользь, выдыхая очередную порцию дыма. На его губах был слабый намек на улыбку, но глаза оставались смертельно серьезными, и он не спускал их с меня, изучая мою реакцию. Я в ответ уставился на него. Он не с мышкой имел дело, и я играл в эти игры много раз. Было слишком рано выкладывать карты на стол.
     - Ничего, с чем мы не могли бы справиться.
     - Слышал, вы заходили в Лоренгау, и там была какая-то стрельба.
     - Всего лишь лодка с пиратами, вероятно, морские даяки хотели добраться до палубного груза. Мы дали им отпор. Это все изложено в моем рейсовом донесении.
     - Некоторые из этих даяков говорили по-немецки и появились с судна под названием "Дортмунд". - Он продолжал смотреть на меня в упор. - Это не отражено в вашем донесении.
     - Похоже, что вы неплохо информированы, майор.
     Я размышлял, кто мог дать ему такую информацию. Выглядело невероятным, чтобы Дитер Эберхардт или Леунги  сообщили австралийским властям о произошедшем. Спенсер, несомненно, не был дураком, но я продолжал оставаться настороже. - Если вам известно, что случилось, то что вы хотите от меня, и почему не преследуете германских пиратов?  
     Спесер наклонился вперед, затушил в латунной пепельнице сигарету и распрямился - глаза сужены, армейские усы вытянуты тонкой прямой линией над сжатыми губами. Несколько мгновений мы смотрели, уставившись друг на друга, как два оленя перед битвой за самку, затем кончики его рта загнулись кверху и и он мягко фыркнул.
     - Окей, капитан Роуден, пришла пора поговорить начистоту. Как вы могли догадаться по тому, что произошло в Виваке, мы уже некоторое время наблюдали за Вальтером Эберхардтом. И вот прибывает его брат на большом современном немецком судне "Дортмунд", и так случилось, что вы с ним сталкиваетесь в Лоренгау. - Он помедлил, давая мне время переварить эту информацию. - Так почему бы вам не рассказать мне о случившимся все с самого начала?
     Я сидел молча, обдумывая вопрос и размышляя о том, насколько я могу ему доверять. Исходя из моего собственного опыта, властям, особенно здесь, на Дальнем Востоке, доверять можно было редко. Я мог бы насчитать пальцами только одной руки полицейских и таможенников, за чью честность я бы поручился. "Никому не доверяй" стало чем-то вроде лозунга, который помогал мне долгие годы.
     - Под словом "мы" кого вы, собственно, имеете в виду? - поинтересовался я. 
     - Официально я являюсь майором австралийской армии, базируюсь в Порт-Морсби и наблюдаю за военной активностью в Новой Гвинее и прилегающих островах. Но неофициально - или тоже официально, но по другой линии - я иногда, о чем мое начальство не догадывается, шлю доклады в Лондон, в армейскую разведку. - Он вытащил серебряный портсигар, угостил меня сигаретой и сам закурил. - Вы сомневаетесь, можно ли доверять мне, ведь так, капитан? - спросил он, выдыхая солидную порцию дыма. - Каким-то образом вы умудрились ввязаться в дела братьев Эберхардтов. Тогда вы и привлекли наше внимание. Наверное, для нас обоих будет лучше, если вы мне все расскажете.
     Я почувствовал скрытую угрозу в его словах и внутренне ощетинился при предположении, что он пытается заиметь какую-то власть надо мной. Подобные претензии я встречал от разных чиновников на китайских берегах. Обычно их чувство собственного превосходства смягчалось под влиянием винтажного бренди и блеска золотых монет. Ну, или при болезненном напоминании о возможности несчастного случая. Но данный случай был совершенно иным, мы находились в британском Гонконге, а Спенсер, по всей видимости, обладал хорошими связями. Опасно делать из него врага. Я медленно, про себя, сосчитал до десяти и затем, начиная со встречи в отеле "Папуа" с Дитером Эберхардтом, рассказал ему о событиях, приведших нас в Лоренгау, о попытке абордажа с рабочего катера, о появлении "Дортмунда" и нашем последующем бегстве.
     Спенсер сжал губы и присвистнул в конце моего рассказа:
      - Интересная история, капитан. Пираты и лихие парни в отдаленном уголке Тихого океана. Звучит почти романтически, кроме одного: мои источники говорят, что вы отбивались с помощью автоматического оружия. Простите, но я не думаю, что автоматы входят в инвентарь торговых судов.
     Я сжал кулаки так, что костяшки побелели, и свирепо взглянул на него, преодолевая искушение стереть с его лица эту невозмутимую, самодовольную улыбку.
     - Успокойтесь, капитан, - поднял он руку умиротворяющим жестом. - Мы с вами на одной стороне. Вы защищались как могли, и я не собираюсь сказать нечто, что бросит тень на содержание вашего донесения. Послушайте, человече, вопреки тому, что я сказал вам в Виваке, я знаю, что было спрятано в двойном дне эберхардтовских ящиков. Мои источники безупречны. Когда ящики прибыли на борт, оружие в них было, а при разгрузке его не оказалось. Следовательно, оно было изъято на борту. Я навел о вас кое-какие справки, капитан. Вы не тот человек, который склонен принимать все за чистую монету. Полагаю, что вы заподозрили Эберхардта и решили взглянуть на его груз. Нашли оружие и изъяли его. Использовали его для отражения атаки немцев в Лоренгау, и оно все еще на борту вашего судна. Вы слишком практичны, чтобы избавиться от того, что дает вам преимущество. Но одно я знаю наверняка. Если я обшарю ваше судно от киля до клотика, я так и не найду его. Вы такой же пират как и Эберхардты. - Он сделал паузу, перевел дыхание и улыбнулся. - Итак, как вам мои умозаключения - близки к истине?
     - Да, майор, довольно близки, - признал я. -  И история на этом не закончилась. После Лоренгау мой радиооператор перехватил несколько кодированных сообщений, которые, как уверял он, шли от "Дортмунда".  - Я открыл ящик стола и вынул пачку радиограмм. - Мне они ничего не говорят, но, возможно, у вас есть люди, которые могут раскусить этот орешек.
     Спенсер просмотрел непонятные группы букв и цифр, свернул листы и положил их в карман своего мундира.
     - Хорошее дело, капитан. Я уверен, у нас найдутся светлые головы, которые с готовностью займутся расшифровкой. Содержимое этих радиограмм может пролить свет на то, что затеяли Эберхардты.
     - Есть предположения, майор?
     - Война! Нацисты собираются развязать войну, и она не ограничится одной Европой. Здесь, на востоке, есть много привлекательных вещей: каучук, нефть, олово. Нацисты ломают голову, как бы прибрать их к рукам, или, по крайней мере, лишить Британию доступа к ним. Я полагаю, что Эберхардты работают на нацистов с приказами найти способы, как причинять различные неприятности, если - и скорее, когда - придет для этого время. Но прямо сейчас не они являются основной проблемой.
     - Как будто уже сейчас не хватает поводов для беспокойства, - фыркнул я, - сейчас, когда сторонники нацистов гоняются за мной.
     - На данный момент наибольшее беспокойство вызывают джапы, - продолжал Спенсер без малейших признаков сочувствия. - Обстановка заметно улучшилась после окончания военных действий в Маньчжурии, хотя и продолжаются разборки китайцев между собой и страна поделена между коммунистами, националистами и несколькими военачальниками. Но есть признаки того, что националисты создают альянсы для изгнания джапов. А те не оставят это без внимания. Передо мной поставлена задача оценить потенциальную мощь возможного китайского союза и вероятную реакцию японцев на такое формирование. 
     - И именно поэтому вы здесь, в Гонконге? Не для того, чтобы задать мне выволочку за похищенное нацистское оружие?
     - Нет, и я отправляюсь в Шанхай. С вами - так уж случилось. - Он подождал, пока я переварю эту неприятную новость. - Так что вы будете иметь удовольствие от моей компании в течение нескольких дней, если, конечно, вы сможете оторваться от общения с хорошенькой леди Эшворт, - закончил он, смеясь над шуткой, которая мне не понравилась.
     Именно тут я окончательно понял, что он действительно является шпионом.
* * *
     Резкие звуки, раздававшиеся при проверке Мак-Гратом согласованной работы машинного телеграфа перед отходом из Гонконга, прервали мои воспоминания. Я стоял на крыле мостика в ожидании прибытия лоцмана и смотрел на Пик - самую высокую вершину на острове Гонконг, которая возвышалась над южным берегом благоухающей гавани. Прошло несколько лет с тех пор, когда я последний раз пересек на пароме бухту  и совершил головокружительно крутой подъем дребезжащим фуникулером, ползущим вблизи обрывистых склонов, на самую вершину Пика. Ясным днем оттуда открывался великолепный вид всю просторную гавань, протянувшуюся с востока на запад, с мириадами судов, джонок и сампанов, выглядевшими совсем крохотными с высоты полутора тысяч футов. При наличии свободного времени я любил прогуляться по садам, раскинувшимся вокруг вершины, и выпить кружку прохладного пива с сигаретой на террасе находившегося там же отеля "Пик-Хотел". 
     Но, конечно, не в этот раз. Указания председателя правления о быстрейшей подготовке судна к выходу в море давали совсем немного времени для схода на берег. От молодежной части экипажа, которая привыкла проводить свободное время в дешевых припортовых барах и в таких же дешевых и грязных борделях, можно было услышать приглушенное бурчание, но старшая часть принимала ограничения как должное. Если мы должны были поторопиться с выходом в море - значит, должны. Гонконг никуда не денется и подождет следующего раза. И в любом случае, впереди Шанхай. По крайней мере, таким было мнение Крампа.
     - Не горюй, повидаешь еще Гонконг, - утешал он Мак-Грата на другом крыле мостика, где они перекуривали до прибытия лоцмана. - Шанхай намного лучше. Там можно получить все что хочешь. Буквально все! - подчеркнул он. - Там есть ночной клуб под названием "Замечательный мир". Он принадлежит одному продажному полицейскому по имени Ванг. Шесть этажей, полно народу, а шума еще больше. Все виды развлечений, которые только могут придумать эти китайцы.
     Лицо Мак-Грата выдало его изумление.
     - Ничего удивительного, -- продолжил Крамп. - Как я сказал, в Шанхае можно приобрести что угодно - за деньги, конечно. Ванг с помощью подкупа добился назначения себя главой китайской полиции французской концессии[33], и с тех пор крышует всякого рода подпольные делишки в городе. Все это сосредоточено в "Замечательном мире". На первом этаже находятся столики для игры в маджонг, игровые автоматы и певчие птички.
     - Певчие птички? - поразился Мак-Грат.
     - Шлюхи, - объяснил Крамп. - Это пошло от их китайского названия. Но они могут и спеть для тебя, если захочешь. - Он рассмеялся и затем продолжил: - Но это только начало. На втором этаже девочки носят платья с разрезами на бедрах, там есть кафе, парикмахерские, можно почистить уши от серы. Выше находится кабаре с джаз-бандой и девки носят платья с высокими воротниками и разрезами от самого пояса - на случай, если ты не был удовлетворен видом этажом ниже. На четвертом - стрелковый тир, столы для игры в фэнтен, массажные кабинеты. На пятом девочки носят платья с разрезами от подмышек, там есть кинетоскоп и китайский храм с уродливыми божками и амулетами. Ну и на крыше располагаются качели, канатоходцы, и даже есть неогороженный участок, где проигравшиеся в пух и прах китайцы могут сохранить свою честь, бросаясь вниз и разбиваясь о мостовую.
     - Звучит завлекательно. В Сиднее есть Чайнатаун, но там ничего похожего нет, - отозвался Мак-Грат.
     - Я бы не был так в этом уверен, - возразил Крамп. - Возможно, вы, квайлы[34], не знаете об этом, но я готов биться об заклад, что поднебесники имеют там и игорные, и опиумные заведения, точно так же, как в Гонконге или Шанхае.
     - А что ты имел в виду, говоря о французской концессии? - спросил Мак-Грат. - Разве Шанхай не часть Китая?
     Я зажег сигарету и продолжил прислушиваться к удивительно вызывающим воспоминания разглагольствованиям Крампа.
     - Так оно и есть, но императора вынудили подписать договор о международном контроле и предоставить определенные торговые права. Так появился Международный Сеттльмент, который контролируют британцы. Французы, как всегда, захотели жить отдельно, и теперь у них своя территория - Концессия, южнее британской. Международный Сеттльмент - это как раз то, куда мы идем, но имей в виду: хоть ты там и увидишь британскую форму, это не означает, что там царит наш закон. Это место может быть весьма опасным.
     - Ты, наверно, хорошо учился в школе, Стружка, - сказал Мак-Грат. - Я в школе не уделял особого внимания Китаю.
     - Школа! - фыркнул Крамп. - Никогда в нее не ходил. Читать и писать я стал на моем первом судне, подшкипер[35] научил. И все, что я узнал потом о нашей так называемой "Империи, над которой никогда не заходит солнце", я узнал практически. Башмак полицая ударяет одинаково больно что в Лондоне, что в Шанхае, но здесь отношение получше. Но ты не волнуйся, - добавил он, заметив озабоченное выражение лица Мак-Грата, - я знаю местные порядки. Держись меня, и увольнение на берег пройдет так же хорошо, как и в других местах.
     Я усмехнулся, слушая описание Крампом "Замечательного мира". Более-менее все было так, как он описывал. Место, которое потакало чуть ли не любому пороку, несмотря на свою низкопробную репутацию (а возможно, как раз благодаря ей), было излюбленным для посещения богемной частью европейского общества Международного Сеттльмента - шанхайлендеров, как их звали.
     Я провел там немало приятных часов, хорошо поддав перед тем, как поторговаться в цене за ночное развлечение с "певчими птичками". Так, воспоминания должны подождать - я услышал звук шагов на трапе со шлюпочной палубы на мостик, возвещающий прибытие лоцмана, и тут же раздался ревун буксира, который подходил к борту, изрыгая клубы дыма. Матросы на баке вывалили за борт толстый манильский буксирный перлинь, шкипер буксира ловко подвел корму так, что его люди смогли сразу зацепить огон каната и накинуть его на буксирный гак. Буксир стал медленно отходить, мои матросы вытравливали перлинь до тех пор, пока шкипер не поднял скрещенные руки в универсальном жесте "стоп травить, так крепить".
     - Отдавайте все швартовы, - распорядился лоцман, и, когда все концы оказались на борту, скомандовал: -Самый малый вперед!
     Звякнул телеграф, лоцман издал длинный сигнал своим свистком, буксирный конец натянулся и затрещал, натягиваясь по мере того, как буксир увеличивал обороты, размолачивая винтом грязную портовую воду и отбрасывая струю вспененной коричневой воды, увлекавшей за собой деревянные щепки и бумажные обрывки, гниющие фрукты и рыбьи скелеты - все это разбивалось форштевнем парохода и обтекало вдоль его бортов. Я ощутил вибрацию своего винта, судно медленно отваливало от причала вслед за буксиром, направлявшим его нос в сторону рейда. Как только мы вышли на траверз мыса Коулун-Пойнт, лоцман еще раз свистнул, и буксир сбавил ход и отдал буксирный конец.
     Пока команда выбирала его на борт, "Ориентал Венчур" медленно разворачивался, огибая мыс Цим-Ша-Цуи и направляясь через бухту Коулун-Бей к проходу Лаймун-Пэссидж. Когда палубная команда закончила выбирать и укладывать канаты, Мак-Грат поднялся на мостик, оставив на баке Крампа дежурить у якорей до выхода из гавани.
     Лаймун-Пэссидж представлял собой прекрасное зрелище: крутые склоны по обеим сторонам узкого прохода, перемежавшиеся с поросшими буйной растительностью террасами, выходы обветренного базальта, тускло-красные в лучах вечернего солнца. За проходом можно было видеть такую же скалистую вершину Хай-Джанк-Пик, у подножия которой приютился Джанк-Таун - собрание грубых деревянных лачуг. Вблизи городка неподалеку от береговой линии скопились дюжины джонок, каждая с элегантно изогнутым форштевнем и квадратной кормой, некоторые с одной мачтой, другие двух- и даже трехмачтовые. Одна из тех, что побольше, готовилась выйти в море, и я показал на нее Мак-Грату. Ее команда занималась постановкой паруса, длинные рейки которого соединялись полосами брезента или мешковины так, что формой он напоминал веер, и ветер доносил напев кантонской версии песни-шанти.
     Глядя, как Мак-Грат уставился на джонку, оценивая морским глазом ее мореходные качества, я хихикнул:
      - Тоскуете по своему парусному прошлому, третий?
     - Ни в коей мере, сэр, - ответил он. - Но по крайней мере этим бедолагам не приходится лезть на мачту, чтобы взять рифы. Они используют эти рейки, не так ли? - он протянул руку в сторону наполовину поднятого паруса. - Просто поднимают ровно столько, сколько требуется. Но все равно, я предпочитаю быть здесь и проводить свободное время в теплой койке, а не спать вполуха, ожидая команды "Свистать всех наверх!" посреди ночи. 
     Пароход продвигался вперед, и джонки исчезли за скалистым отрогом Хай-Джанк-Пика. При приближении лоцманского катера я сбавил ход, проследил за высадкой лоцмана и дал полный ход сразу же, как услышал свисток подтверждения благополучной пересадки. Катер отвалил в сторону и помчался, опережая нас, по каналу на выход. Там с моря уже подходил большой лайнер компании Пи-энд-Оу[36] с блестящим черным корпусом и словно полированными надстройками, выглядевшими чистыми и свеже окрашенными, особенно в сравнении с непрезентабельной внешностью "Ориентал Венчура". На сигнальном фале лайнера развевался желто-синий полосатый флаг, означающий "Мне нужен лоцман". Я продолжал следовать своим курсом и наблюдал, как лайнер сбавляет ход и принимает лоцмана. Напряженный день для него, подумал я, одно судно только успел вывести, как другое на подходе.
     Разойдясь со встречным лайнером, я повернул влево и, обойдя остров Тамту-Айленд, лег на курс норд-ост, ведущий к проливу Формоза. Солнце зашло за горы, дневная жара спала, мостик овевал освежающий бриз, судно слегка покачивалось на небольшой зыби, шедшей с просторов Южно-Китайского моря. Покрытая рябью поверхность воды отливала густой синевой, и над ней вспархивали летучие рыбки, спасаясь бегством от надвигавшегося корпуса судна.
     - Предвкушаете сегодняшний ужин, третий? - услышал я голос Лотера из штурманской рубки, где они проверяли навигационную прокладку на предстоящую вахту. - Придется развлекать пассажиров, включая того австралийского майора, которого мы встречали в Веваке, и прежде всего прекрасную леди Эшворт.
     - Она не в моей лиге, сэр, - хихикнул Мак-Грат.
     - Вам надо будет вести себя пристойно, следить за своими манерами, и не забыть надеть тот изысканный смокинг с галстуком, которыми нас щедро снабдила компания.
     - Странное чувство от ношения этой униформы, - ответил Мак-Грат. - На парусниках мы вообще не заморачивались с одеждой, но одевать специальную сбрую именно для принятия пищи... Что ж, думаю, это будет неплохой практикой перед тем, как я поступлю на службу в приличную компанию вроде Пи-энд-Оу, лайнер которой нам повстречался только что.
     - Чтобы работать там, необходимо быть джентльменом. Это слишком хорошо для таких как мы, а, третий?
     - Говорите за себя, сэр. Я умею пользоваться столовым прибором, благодарю покорно.
     - Ну и нахальный ты малый! - ухмыляясь, произнес Лотер.
     Я улыбнулся, слушая эти дерзкие ответы. На военной службе Лотер вряд ли бы потерпел такое от младшего офицера. Но ведь и никто из них не огибал зимой мыс Горн на винджаммере. А я попытался вспомнить, когда последний раз я видел его таким искренне улыбающимся.
     И не смог.     

Глава десятая

     Вечер был ясным и спокойным. Я, покинув Лотера, спустился на шлюпочную палубу перекурить в умиротворенном одиночестве. Судно слегка покачивалось на длинной низкой зыби, после коротких тропических сумерек быстро пала темнота. Глядя вверх, я наблюдал, как топы мачт лениво описывали небольшие овалы на фоне звезд, которые, казалось, висят в небе подобно бриллиантам, пришпиленным к черному бархату. Загасив окурок в специально прикрепленной к планширю банке с песком, я пошел в каюту переодеться к ужину. Да Сильва уже разложил приготовленную одежду и занавесил лобовой иллюминатор, чтобы свет, падающий из каюты, не мешал вахтенным на мостике.
     Я еще переодевался, когда раздался стук в дверь и на мой разрешающий возглас появился майор Спенсер. Он принял мое предложение, сам развел выпивку и сел в кресло.
     - Мистер Ху весьма предусмотрительно заказал смокинги, - сказал я, стоя перед небольшим зеркалом в душевой и пытаясь завязать непривычный галстук. Говорилось это для Спенсера. Сам же я был далеко не рад необходимости нянчиться с пассажирами. Конечно, этот переход продлится лишь четверо суток, но "Ориентал Венчур" (возможно, в этом случае название "Ориентал Вагабонд"[37] было бы более уместно) вряд ли представлял собой роскошный лайнер, подходящий во всех отношениях благородным джентльменам и их дамам. Развлекать Эберхардта с его женой было еще той морокой, но, по крайней мере, от нас не ожидалось никакой изысканности.
     - Вижу, что вам, капитан, непривычен смокинг, но я уверен, что вы произведете впечатление на пассажиров. - Он посмотрел, как я продолжал сражаться с галстуком, и встал с кресла. - Ради бога, позвольте мне, иначе мы застрянем тут надолго.
     Я вышел из душевой, и Спенсер, став передо мной, ловко завязал узел и затянул галстук под тугим воротником.
     - Так-то лучше, - выдал он вердикт. - Хорошо, что вы пригласили меня пропустить стаканчик перед ужином, но я не ожидал, что буду исполнять роль Дживса при Берти Вустере[38].
     Я слегка огрызнулся, сел на диванчик, жестом приглашая Спенсера занять кресло, и поинтересовался, понравилась ли ему его каюта.
     - Не жалуюсь, капитан, и особенно рад тому, что вы посадили меня рядом с прелестной леди Эшворт. Да, а вы в курсе, что она родом из России?
     - Ага, догадался, - ответил я, ломая голову, куда он клонит. Феарклу упомянул об этом, когда мы обсуждали распределений пассажирских помещений. Во время нескольких коротких мгновений общения она выглядела с головы до пят настоящей английской леди с великосветским выговором, разве что слегка слишком правильным. Все это заставило меня задуматься, почему она выбрала для путешествия старый потрепанный трамповый пароход вместо одного из регулярных лайнеров, обслуживавших эту линию.
     - Она говорит на многих языках, бегло в большинстве случаев, - продолжил Спенсер. - Талантливая женщина, также обладает артистическим даром.
     - Вижу, вы много о ней знаете.
     - Не более того, что можно прочитать в газетах. Дочь белого генерала Ковтуна, чья семья смогла бежать в Париж во время гражданской войны. Генерал был убит большевиками, но оставил достаточное состояние, что позволило его вдове воспитать двух своих детей - Хелену и младшего брата Томаса. Юная Хелена была восхитительна, вокруг нее крутилась масса поклонников. Ее мать хотела, чтобы она стала модисткой в одном из домов мод Парижа, но ей это было не по нраву. Ей предложили роль хористки в варьете, и вскоре она стала чем-то вроде звезды. Ходили слухи, что она не избегала появляться в пикантных французских кабаре, принимала подарки от поклонников, если вы понимаете, что я имею в виду.
     Все это было новостью для меня.
     - Но как...?
     - Не выглядите таким шокированным. Хотите спросить, как она превратилась в английскую леди?
     - Извините, я не привык обсуждать подноготную пассажиров, тем более женщин.
     Возможно, вожделеть их, но не сплетничать о них с другими пассажирами. Хотя Спенсер не был просто другим пассажиром. Так что за его откровениями крылась какая-то цель.
     - Ваша страсть - море, да? - рассмеялся Спенсер. - Но продолжу. Амбиции Хелены Ковтун простирались выше старлетки кабаре, и она стала играть в театрах. С ее способностью к языкам ей удавалось получать роли в Берлине и Лондоне. В последнем она встретила Бобби Эшворта, наследника старого, хоть и невысокого, титула и такого же небольшого состояния, которое он с удовольствием проматывал в играх и выпивках. Хелена об этом, разумеется, не знала. Эшворт был красив, обаятелен, учтив. Она увидела в нем свой шанс и воспользовалась им. Все вышло не так уж плохо. Когда разразился какой-то скандал из-за карточных долгов и Эшворт был вынужден покинуть Англию, у него оставались еще кое-какие деньги. Они переехали в Шанхай и жили там сравнительно комфортно, пока не умер Эшворт. По-видимому, из-за сердечного приступа, но поскольку его тело было найдено в одной из опиумокурилен, за этим могло стоять что-то другое. Не думаю, что он много оставил Хелене, и она снова пошла на сцену. Из любви к искусству, как она утверждает, но я думаю, чтобы заработать на жизнь. Затем ее пригласили в Гонконг. Знаете, как как эти чванливые колониальные дамы ходят на задних лапках перед знатью.
     -- И все это вы прочитали в газетах? Я полагал, что у вас есть более важные дела, чем листать светскую хронику, - заметил я, размышляя, почему он думает, что мне это интересно.
     - В Порт-Морсби  немного развлечений, знаете ли. Приходилось находить способы провести свое свободное время.
     - Угу, читая о подробностях жизни светских дам. Что ж, мистер Ху, наверно, тоже был поражен ее красотой, - ответил я, забавляясь про себя при мысли о том, как Спенсер читает светскую хронику в промежутках между схватками в поло - или во что там играют австралийские военные. - Он пригласил ее проехать домой в Шанхай на этом судне, - продолжал я. - Мне было сказано, что она привлечет на судно других состоятельных пассажиров. И это сработало. Все каюты раскуплены. Не то, чтобы я был особенно рад этому.
     - Охотно верю при виде того, как вы несчастны в этом костюме, - вновь рассмеялся Спенсер. - И кстати, кто другие пассажиры?
     Я залез в ящик стола и порылся в бумагах. Наконец, я нашел то, что искал.
     - Здесь список пассажиров, - сказал я, читая бумагу. - Мистер Вильсон с супругой. Он кем-то является в Шанхайско-Гонконгском банке, возвращается в свой офис. Мистер Эванс, торговец, путешествует по делам. Мистер Хилл-Девис, директор школы. Он с женой возвращается из отпуска. И наконец мистер Тримбл. О нем никаких подробностей.
     Я коротко встречался с каждым из них, и был не очень-то рад провести четыре дня в светской болтовне и мещанском этикете.
     - У вас есть знакомые среди них? - спросил я, думая, к чему бы ему это знать. Несмотря на видимую болтливость в разговоре о леди Эшворт я подозревал, что он человек, не склонный к праздному любопытству.
     - Нет, просто хотел узнать, с кем придется проводить время.
     - Скоро сами увидите, - ответил я и показал на пустой бокал в его руках. - Повторить на ход ноги?
     - Хлебнуть для храбрости перед боем? Не возражаю, только вместе с вами.
     Я порядочно плеснул в оба бокала и добавил ледяной воды из термоса.
     - До дна, старина! - провозгласил Спенсер и, покатав напиток во рту, сделал большой глоток.
     Я сделал более умеренный глоток, поставил на столик бокал и посмотрел на часы, висевшие на переборке. Подходило время ужина.
     - Я передал леди Эшворт, что мы сопроводим ее к столу, так что будьте добры, майор, двигайте.
* * *
     Китайская горничная леди Эшворт впустила нас только после потешной процедуры выяснения, может ли хозяйка принять гостей. Я готов признать, что не очень-то разбираюсь в женщинах - по крайней мере, в высокопоставленных и богатых, - но леди Эшворт была достойна самого взыскательного взгляда. Я приветствовал ее - как и других пассажиров - прибытие на борт, но тогда она была в просторном брючном костюме, широкополой шляпе и под вуалью, которая защищала ее лицо не только от солнечных лучей, но и от любопытных глаз матросни, наблюдавшей за ее грациозным подъемом по парадному забортному трапу.
     Лицо сидевшей в кресле дамы было бесподобно, с очаровательными зелеными миндалевидными глазами над тонко вылепленными скулами, слегка намекавшими на давних татарских предков. На ее чистой бледной коже не было видно следов времени или воздействия тропического солнца, только тонкие, едва заметные морщинки вокруг уголков глаз, выглядевшие как будто нанесенные художником, говорили о немалом опыте и придавали оттенок живости идеальному во всех отношениях образу. И вдобавок, как будто всего этого было недостаточно для превращения любого мужчины в ярого поклонника, ее лицо было обрамлено пышными локонами золотисто-каштановых волос, ниспадавших на безукоризненной белизны плечи. 
     На ней было обтягивающее длинное до лодыжек зеленое платье, которое гармонировало с зелеными глазами и с золотистыми волосами и которое почти не скрывало под собой ее гибкое стройное тело. Однако скромный вырез платья был достаточно высок, чтобы отвратить изголодавшихся моряков от чрезмерного внимания к своей груди. Она равнодушно улыбнулась на мое явно заметное восхищение, как будто в очередной раз выступала на сцене. Чем, в сущности, это и являлось. Я был просто еще одним из публики, которую надо развлечь, покорить и затем забыть. Между наманикюренными пальцами правой руки она держала тонкую сигарету "Собрани-Коктейль". Осторожно поднеся ее к губам, стараясь не смазать красную помаду, она деликатно вдохнула и выпустила дым через свои элегантные ноздри.
     - Добрый вечер, капитан Роуден, - произнесла она, оставаясь сидеть, но благосклонно протянув мне руку.
     - Добрый вечер, леди Эшворт, -- ответил я и осторожно взял этот хрупкий объект, стараясь не оцарапать его своими мозолистыми пальцами.
     Я задержал ее руку несколько дольше положенного. Зеленые глаза всмотрелись в меня внимательно, и легкая улыбка заиграла на пунцовых губах.
     - Кажется, вы чувствуете себя в этом смокинге лучше, чем я ожидала, - сказала она, пристально глядя мне прямо в глаза. - Он вам идет.
     По правде говоря, я чувствовал бы себя лучше в потрепанном рабочем комбинезоне, чем в непривычном смокинге. Он был сшит из легкого кашемира кремового цвета, но был несколько тесен, так что тонкая ткань обтягивала мои бицепсы и грудь.
     Некоторое время в ее изумрудного цвета глазах вспыхивали огоньки, затем она потянула на себя руку.
     - Я бы хотела забрать свою руку прежде, чем сомнутся пальцы. И, возможно, вы представите мне другого джентльмена?
     Я с удивлением обнаружил, что все еще держу ее руку, и отпустил, надеясь, что не выгляжу слишком уж глупо:
     - Разрешите представить вам майора Спенсера. 
     - Ваш покорный слуга, мэм, - поклонился Спенсер, взяв освободившуюся руку и поднеся ее к своим губам. Несмотря на вечерний час, он предпочел остаться в армейской форме цвета хаки. Но она была аккуратно выглажена, и с короткой прической фасона милитари и ухоженными усами он выглядел настоящим бравым солдатом.
     Неожиданно раздался звонкий смех:
     - Как галантно, майор. Приятно видеть, что в британской армии сохранились кое-какие традиции.
     - В австралийской армии, леди Эшворт, - ответил, выпрямившись, Спенсер. - Мы в Новой Гвинее не часто имеем удовольствие бывать в женском обществе, так что прошу простить, если мои манеры слегка заржавели.
     - О! Новая Гвинея! Охотники за головами, каннибалы, как романтично, - раскатистое "Р" и протяжное "О" выдавали ее русское происхождение. - Вы непременно должны будете рассказать мне о тех интересных вещах, которые вы там видели. - Она деликатно потушила сигарету о пепельницу и, стряхнув частичку пепла с ярко-красного полированного ногтя, поднялась с легким шуршанием зеленого шелка. - Пора, проводите меня.
     Спустившись по трапу, она задержалась и жестом предложила мне взять ее под руку. Затем, сопровождаемая сзади майором Спенсером, она вступила в кают-компанию, обведя присутствующих высокомерным взглядом.
     - Леди и джентльмены! - произнес я своим лучшим командным голосом. - Позвольте представить вам леди Хелену Эшворт.
     Я повел ее вокруг стола и стал представлять гостей, пользуясь помощью в виде именных карт, которые старший стюард разложил на столе напротив кресел.
     - Мистер и миссис Вильсоны, - представил я банкира, тучного, лысеющего человека в смокинге со стоячим воротником и галстуком-бабочкой. Его жена - плотная и невзрачная, с прямыми мышиного цвета волосами, затянутыми сзади в тугой узел - была одета в старомодное коричневое платье, длиной до середины икры, с двухслойным подолом и оборками на вырезе. - Мистер Вильсон является начальником канцелярии Гонконгского и Шанхайского банка.
     Мистер Вильсон поклонился, а его жена сделала книксен, уныло выражая вышедшее из моды почтение среднего класса перед представителем хоть и младшей, но аристократии. Леди Эшворт пожала им руки и беззаботно приветствовала их:
     - Мистер и миссис Вильсоны, как вы поживаете? Гонконгский и Шанхайский банк -такое великолепное здание, не правда ли? Прямо в центре набережной Бунд.
     Я повел ее к следующей паре, прежде чем Вильсоны смогли что-то ответить.
     - Мистер и миссис Хилл-Девис. Мистер Хилл-Девис является директором кафедральной школы в Шанхае.
     Хилл-Девис, облаченный в белый смокинг, был высоким, сурово выглядевшим мужчиной с седеющими волосами и клювообразным носом. Его жена-блондинка, с мелкими кудряшками, веснушками и небольшой щелью между передними зубами, выглядела гораздо моложе своего супруга. Вырез ее длинного платья серого шелка, гораздо более глубокий, чем у леди Эшворт, представлял собой соблазнительный вид и притягивал взгляды окружающих.
     Прежде чем им представилась возможность последовать подобострастному примеру Вильсонов, леди Эшворт подала им руку и одарила миссис Хилл-Девис ослепительной понимающей улыбкой:
     - Там у вас, должно быть, полно мальчиков. И все с горящими глазами?
     - Да, приходится остерегаться блуждающих взглядов, когда мы приглашаем их на чай, - хихикнула по-девичьи миссис Хилл-Девис, прикрывая рот рукой в перчатке.
     Мистер Эванс, торговец, имел вид состоятельного джентльмена - высокий и хорошо откормленный, с розовым лицом и коротко остриженными каштановыми волосами.
     - Приятно познакомиться, мистер Эванс, - сказала леди Эшворт, с озорной улыбкой пожимая протянутую им руку. Ее глаза мгновенно оценили качество его черного смокинга, крупных золотых запонок и колец с бриллиантами. Мне показалось, что она буквально почувствовала запах выставленного напоказ богатства. - Ваша жена, должно быть, полностью доверяет вам, коль отпустила вас одного в этот полный разврата город.
     - Что происходит в Шанхае - в нем и остается, - ответил он, парируя ее язвительное замечание хитрым подмигиванием и игнорируя предостерегающий кашель смущенного Вильсона. 
     Последний пассажир был в какой-то мере загадочен. Одетый в жакет из ручной работы твида и широкие фланелевые брюки, он выглядел студентом, хотя и давно вышел из молодежного возраста. Неухоженные черные волнистые волосы и улыбка "под юношу" служили признаком его стремления продлить молодость, но глубокие морщины вокруг глаз и темные полукружья под ними свидетельствовали, что это стремление переходило в борьбу.
     - Мистер Тримбл, - представил я его, и представительница богемы протянула руку, улыбнувшись застенчивой, почти незаметной улыбкой.
     - Леди Эшворт, - приветствовал он, экспансивно потряхивая ее руку, - я весь в восторге от встречи с вами. Я видел ваше представление в театре "Куинс". Должен признаться, что смотрел его пять раз.
     - Пять раз! - удивленно воскликнула она. - Вам так понравилась пьеса "Барретсы с Уимпол-стрит"?
     - Исключительно из-за вашего участия, леди Эшворт, - ответил Тримбл со смущающе жалкой, щенячьей преданностью в глазах.
     - О, не думаю, что я выступала хотя бы вполовину так великолепно, как Катарина Корнель, - произнесла леди Эшворт с обезоруживающей твердостью. - Но очень мило услышать это от вас.
     Когда я вел ее для представления судовым офицерам, она склонила ко мне голову и шепнула:
     - К счастью, я не должна сидеть рядом с ним.
     За вторым столом, поменьше, находились те офицеры, которых я попросил присутствовать на ужине - умытые, побритые и чувствующие себя неловко в новых белых смокингах. Леди Эшворт каждому пожала руку и любезно уделила несколько слов. Седовласый Фрейзер по отечески улыбнулся ей. Сейс, радиоофицер, явно нервничал, и я подумал, что к полуночи он отстучит всем своим эфирным друзьям новость о том, что ему довелось ужинать с известной актрисой. Охваченный благоговением перед красотой леди Эшворт, Мак-Грат, выглядевший более юным, чем в действительности, хихикнул на ее восклицание: - Знает ли ваша мать, что вы убежали в море, мистер Мак-Грат?  
     - Не обманывайтесь внешностью, - встрял я в разговор, опасаясь, что Мак-Грат не понял шутки. - Мистер Мак-Грат - единственный человек на борту, имеющий право класть ноги на стол. К тому же, вы бы увидели лицо того человека, который последний раз вызвал его на ринг.
     - В таком случае я постараюсь не провоцировать его, - улыбнулась она. - Но что вы имели в виду, говоря о ногах на столе?
     - Существует морская традиция, что только человек, прошедший под парусами вокруг двух мысов - Горн и Доброй Надежды, имеет право положить ноги на стол во время еды.
     - Боже! Это происходит при каждом приеме пищи? Мы увидим это сегодня, мистер Мак-Грат?
     - Нет, мэм, - сказал Мак-Грат, лучась от того, что она уделила ему столько внимания. - Ну, может, когда мы едим соленую конину на баке... Но не в порядочном обществе.
     - Соленая конина? А, это еще одна ваша морская традиция. Но мне кажется, что мистер Ху обещал нам что-то получше. - Она задумчиво улыбнулась. - Однако, были времена в России, когда я ела кое-что и похуже.
     Последним был представлен Гриффит, который своей задумчивостью, точеными чертами лица, к тому же одетый в смокинг, очень походил на красавца-актера, кумира многих женщин. Когда они здоровались, я заметил задумчивость в ее взгляде.
     - Добрый вечер, мистер Гриффит. Надеюсь, у нас появится возможность познакомиться поближе.
     В ее словах не было никакого кокетства, и они могли бы стать привлекательной парой, если забыть явную разницу в их общественном положении и - менее явную - разницу в сексуальных предпочтениях. В его взгляде светило равнодушное одобрение, как если бы он наблюдал совершенство произведения искусства.
     - Надеюсь, ваше путешествие, леди Эшворт, будет приятным, - ответил он, поворачиваясь, чтобы занять свое место за столом.
     Я проводил ее назад к центральному столу и, посадив ее справа от меня, сел во главе стола под фотографией короля. Усадив своих дам, джентльмены также уселись, оставив одно место напротив меня пустым.
     - Мистер Лотер, старший офицер, сейчас на вахте и присоединится к столу вскоре, как только его сменит третий помощник, - объяснил я присутствующим.
     - Рад узнать, что кто-то бдит там, наверху, - сказал Эванс, и последовавший смех растопил лед, дав начало непринужденным разговорам тут и там за столом.
     Я поместил майора Спенсера справа от леди Эшворт, а напротив них, по мою левую сторону, сидели миссис Вильсон и ее супруг. Я поздравил себя с удачным выбором, так как у майора забил фонтан красноречия, избавив меня от необходимости исчерпать свои скудные умения вести светскую беседу. Я, возможно, научился более или менее говорить так, как принято в обществе, правильно пользоваться столовыми приборами, но я так и не стал джентльменом. И хотя я не чувствовал неловкости в компании предположительно более благородных людей (четыре золотые нашивки на рукавах обеспечивали мне формальное уважение), но я и не находил удовольствия от необходимости поддерживать беседу с людьми, которые с точки зрения моряка жили так далеко, что могли бы быть пришельцами с другой планеты.
     Осторожное, но умелое манипулирование майора и расслабляющее воздействие коктейлей смягчило атмосферу, пассажиры стали делиться рассказами о жизни в Гонконге и Шанхае. Майору даже удалось убедить леди Эшворт показать свои театральные способности и прочитать отрывки из ее любимых ролей, к горячему восторгу Тримбла, который хлопал в ладоши и кричал "браво" после каждого станса.
     Леди Эшворт ела мало, но не по причине плохого качества пищи - оно на удивление было лучше, чем я ожидал, даже с учетом щедрого пополнения провизии от мистера Ху. Были поданы: легкий суп, порции паровой рыбы, и - на выбор - курица-гриль или карри из козленка. Спустя некоторое время головы всех присутствующих повернулись при виде появления нового лица в кают-компании. Я заметил, что леди Эшворт вгляделась внимательно, словно узнавая, в аристократическую внешность моего старшего помощника, облаченного в белую парадную обеденную форму королевского флота с орденскими планками.
     - Леди Эшворт, леди и джентльмены, позвольте мне представить мистера Питера Лотера, моего старшего офицера, - сказал я, и не стал произносить его титул, так как он вряд ли поблагодарил бы меня за это, да и со стороны Вильсонов мог последовать очередной приступ подхалимажа.
     Лотер обошел стол, пожимая присутствующим руки, занял свое место на дальнем конце стола напротив меня, где стюард тут же поставил перед ним тарелку с супом. Леди Эшворт обменялась с ним рукопожатием, но даже если она и узнала его, то не подала виду, хотя и не сводила с него глаз, пока он усаживался между Тримблом и Эвансом.
     Похоже, Эванс взял на себя роль придворного шута. Он рассказал несколько рискованный анекдот, который заставил смеяться весь стол, включая сурового вида миссис Вильсон, чья пышная грудь колыхалась под покровом коричневого платья. Тримбл тоже смеялся, и я заметил, как леди Эшворт переводила взгляд с него на Эванса и обратно. В твидовом жакете и мешковатых брюках Тримбл производил впечатление нечесанного спаниеля, отчаянно нуждавшегося во внимании, с измученными глазами человека, все время осматривающегося в поисках: друга - чтобы попросить денег, врага - чтобы избежать его, бутылки - чтобы спрятаться в ней.
      - О чем задумались? - склонившись к леди Эшворт, спросил Спенсер тихим голосом, чтобы не услышали сидевшие на противоположной стороне стола.
     - О, я просто размышляла о мистере Эвансе и мистере Тримбле, - ответила она, приняв такой же конспиративный тон. - Оба путешествуют в Шанхай в одиночестве. Один с деньгами в надежде сделать их еще больше. И другой, я бы сказала, желающий иметь деньги и надеющийся найти их там.
     - А если я угадаю, кто есть кто, леди Эшворт?
     - Ни к чему. Но скажите мне, майор, а что вам нужно в Шанхае? Или вы предпочтете рассказать о злоключениях благочестивых женщин, имевших смелость нести Божье Слово дикарям Новой Гвинеи?
      - Не думаю, что такие вещи подходят для бесед в приличном обществе, - хихикнул Спенсер. - По крайней мере, не после такого приятного ужина.
     - Жаль. Хотя я пришла бы в ужас от рассказов о миссионерах, которых сварили и съели, и чьи черепа уменьшили и носят как ожерелья.
     - Можно найти более подходящую тему, леди Эшворт, - широко улыбнулся Спенсер. - Вы наверняка захотите услышать.
     Перебивая их разговор, с дальнего конца стола донесся рокочущий голос Эванса:
     - О, я хорошо поел, - произнес он и откинулся на спинку кресла, желая дать больше простора своему животу. - Все слышали ужасные истории о питании на судах - вся эта солонина и червивые сухари. Но вы нас славно угостили, капитан.
     От других также послышались одобрительные голоса, но я с извиняющимся видом поднял руку:
     - Вы должны благодарить судовладельцев. Обычно они не одобряют расточительства. Но в этот раз у нас особый рейс с таким выдающимся обществом, - я кивнул вправо и влево, - и они решили подтолкнуть лодку, прошу прощения за каламбур[39].
     Эванс шлепнул рукой по колену и захохотал. Его смех заразил и остальных. Этот шум послужил сигналом стюарду убирать со стола. Тронув за руку мужа, миссис Вильсон сказала ему что-то, и тот поднялся, отодвинув свое кресло. Мужчины встали, Вильсоны попрощались и спустились по трапу в свою каюту.
     - Нам не следует слишком сильно шуметь, - произнес Эванс сценическим шепотом, занимая свое место. - Не стоит беспокоить любовников.
     Среди раздавшихся смешков он помахал рукой стюарду, который ожидал в сторонке у бара:
     - Принесите кофе, пожалуйста. - И, обращаясь ко мне: - Вы не против выпить с нами перед сном, капитан Роуден?
     Я собирался покинуть их, но отказываться было бы неучтиво. Я согласился на чашку кофе и бокал бренди из пыльной бутылки, которую стюард достал из-за стойки бара. Когда он поставил бокал перед леди Эшворт, она движением руки отклонила предложение:
     - Миссис Хилл-Девис, джентльмены, прошу простить, но это был длинный день. 
     Не успела она приподняться, как майор вскочил и галантно отодвинул ее кресло. 
     -  Вы уверены, что не хотите кофе, леди Эшворт? - обратился он к ней. - Я был бы премного благодарен, если бы вы уделили мне несколько минут вашего времени, прежде чем удалитесь. Может, присядем там? - Он показал на один из пустующих столов.
     Было видно, что она сознает, что является центром внимания, и еще я подумал, не заявляет ли таким образом Спенсер права на нее. Хотя она и не выглядела женщиной, которую можно обескуражить неуклюжей попыткой.
     - Если вы настаиваете, майор... Я выпью чашку.
     В ее голосе проскользнула нотка раздражения, но все же она приняла предложение. Спенсер сел напротив нее, подождал, пока разольют кофе, затем наклонился к ней и завел серьезную беседу вполголоса, на что она отвечала неслышно на фоне общего разговора. 
     Их разговор тет-а-тет продолжался несколько минут, и ей все больше не нравилось то, что говорил Спенсер  - она все сильнее качала головой так, что золотистые волосы разлетались по плечам. Наконец, она поднялась, с противным громким скрипом ножек по покрытой линолеумом палубе отодвинув кресло.
     - То, что вы рассказали, очень интересно, майор Спенсер, - сказала она достаточно громко для того, чтобы быть услышанной всеми в кают-компании; ее глаза сверкали. - Но я не уверена, как - скорее даже если - смогу быть вам полезной. Кроме того, уже поздно, пора отдыхать, вы не против?
     - Разумеется, леди Эшворт, прошу меня простить, что осмелился задержать вас. Но, возможно, мы еще поговорим, если у вас появятся какие-то мысли на эту тему?
     - Спокойной ночи, майор Спенсер, - твердо сказала она, повернулась к остальной компании и произнесла с очаровательной улыбкой: - Желаю всем спокойной ночи!
     Шелест зеленого шелка сопровождал ее уход, к которому присоединилась и миссис Хилл-Девис. Когда леди покинули кают-компанию, мужчины разом достали из карманов пачки сигарет, и скоро помещение заполнилось голубоватым табачным дымом.
     - Похоже, у вас был разговор по душам с леди Эшворт, - сказал Эванс, приглашая Спенсера сесть рядом. - О чем это вы с ней секретничали?
     - Она расспрашивала меня о жизни в Новой Гвинее, я развлекал ее ужасными россказнями о засушенных черепах и расчлененных миссионерах, - ответил Спенсер, нисколько не смущаясь лгать прямо в глаза. Я видел выражение лица леди Эшворт и понял, что ничего подобного она не спрашивала.
     - Вы не против и нам рассказать об этом, старина? - вставил Тримбл. - Я люблю послушать хорошую историю перед сном.
     - Был долгий утомительный день, да и ночь уже, - ответил Спенсер, затушил сигарету и встал из-за стола. - Я отправляюсь спать.
     Бутылка виски перед Эвансом и Тримблом была опустошена наполовину, и все выглядело так, что они решили покончить с ней, так что и я решил принести им свои извинения. Которые были весьма искренними, так как мы еще находились на судоходных путях неподалеку от Гонконга, и мне надо было быть готовым помочь Мак-Грату если понадобиться.
     - Спокойной ночи, - сказал я всем и, обращаясь к Хилл-Девису, добавил: - Не позволяйте этим закаленным путешественникам совратить вас с пути истинного.
     Поднимаясь по трапу в свою каюту, я чуть не поддался искушению зайти к майору и выяснить у него, что он сказал такого, что разозлило леди Эшворт. Но дверь его каюты была закрыта, и я решил, что, в общем-то, это не мое дело.
     Что оказалось редким примером того, насколько я могу ошибаться.
* * *
     Светящийся циферблат моих часов показывал 23.30 - полчаса до смены вахты на мостике.
     Покинув кают-компанию, я проверил, как Мак-Грат справляется с вахтой и прочитал ли он книгу ночных распоряжений. Затем около часа я читал в каюте. Поколебавшись между Сэмом Спейдом и рассказом Билла Мак-Фи о втором помощнике по имени Споксли, который неожиданно для себя оказался капитаном потрепанного каботажного судна, перевозящего военную контрабанду между Салониками и Смирной во время войны, я выбрал второе и приятно, частенько похихикивая, провел час времени в компании инициативного Споксли. Меня всегда удивляло, почему Мак-Фи, которого я считал писателем не хуже Джозефа Конрада, но с лучшим чувством юмора, не был так же широко известен.
     Затем я еще раз поднялся на мостик. Движение не было напряженным: шел один встречный пароход в сторону Гонконга да куча джонок держалась ближе к берегу. Все выглядело достаточно мирным, но я предупредил Мак-Грата оставаться начеку. Мы проходили траверз бухты Биас-бей, где совсем недавно, четыре года назад, базировались пираты, охотившиеся за проходящими судами. Теперь их гнезда были зачищены, но всегда оставался шанс, что кто-то из наиболее крутых мог вернуться назад. Я на самом деле не ожидал неприятностей, но и не хотел, чтобы Мак-Грат расслаблялся.
     Наконец, я спустился вниз и вышел на балкон шлюпочной палубы, что расположен сразу перед моей каютой. Облокотившись о планширь ограждения балкона, я наслаждался сигаретой и слушал шуршание воды, обтекавшей корпус судна, шедшего десятиузловым ходом. И думал о Дитере Эберхардте и его "Дортмунде". Я сделал несколько осторожных расспросов в Гонконге, но ничего не выяснил. После выхода из Порт-Морсби о нем никаких сведений ни от каких портовых властей не поступало. Создавалось впечатление, что он просто растворился в просторах Тихого океана. Продолжал ли он охотиться на нас? Ведь несколько дюжин винтовок, пистолет-пулеметов и гранат явно не стоили такой массы хлопот. С другой стороны, он мог счесть это личным оскорблением. Непохоже, чтобы братья Эберхардты были способны простить и забыть то, как их ограбил бродяга-шкипер потрепанного британского трампового парохода.
     Я также ожидал, что майор Спенсер проявит больше интереса к "Дортмунду". Он прибыл в Вевак в надежде поймать Вольфганга Эберхардта на контрабанде оружием. Это оружие предназначалось для "Дортмунда", поэтому я полагал, что майор будет стараться напасть на его след. Особенно, если тот был частью нацистского замысла создать сеть баз снабжения германских рейдеров и подводных лодок, способных предпринять неожиданные атаки на британское судоходство.
     И еще я размышлял над тем, почему майор Спенсер выбрал мое судно для своей разведывательной миссии в Шанхай. Наверняка ведь были более быстрые и незаметные способы добраться туда. Присутствие на борту леди Эшворт неизбежно привлекло внимание газетчиков, каковое вряд ли было тем, в чем нуждались действия майора.
     И как я должен был реагировать на явные попытки Спенсера склонить леди Эшворт к приватному разговору? И зачем делать это в кают-компании на виду у всех, если он просто хотел выяснить, открыт ли снова охотничий сезон после окончания оплакивания покойного лорда Эшворта? Или он просто пытался сделать вид, что дело обстоит так?
     Сделав последнюю затяжку, я погасил сигарету о металл ограждения и выбросил окурок за борт. Я уже собрался вернуться в свою каюту, когда мой взгляд поймал одетую в белое фигуру на противоположной стороне палубы. Мое зрение было достаточно хорошим, чтобы в темноте ночи опознать фигуру леди Эшворт в развевающейся на ветру тонкой ночной рубашке. Я только собрался окликнуть ее, как из темноты появился Гриффит.
     - Леди Эшворт, это вы?
     Она вздрогнула, будучи захвачена врасплох одной на палубе посреди ночи. Мне следовало либо показать свое присутствие, либо не вмешиваться не в свои дела и зайти в каюту. Но я был давно научен горьким опытом тому, что все происходящее на борту моего судна так или иначе является моим делом. Поэтому я замер в тени и продолжил слушать.
     - Прошу прощения, не хотел испугать вас. Я Гриффит, второй помощник, иду на мостик принять вахту. С вами все в порядке?
     - Да, благодарю вас, мистер Гриффит.
     - Я могу что-нибудь сделать для вас, леди Эшворт? Позвать вашу горничную?
     - Со мной все в порядке... и, пожалуйста, зовите меня Хеленой. Я не была рождена леди и порой устаю от всей этой формальности.
     На мгновение мне показалось, что я очутился на страницах женского любовного романа. Мой опыт, каким бы ограниченным он ни был, говорил, что женщины, достигшие богатства или титула, никогда не устают пользоваться им и всегда подчеркивают это.
     - Вы находите меня привлекательной, да?
     Это был самый провокационный вопрос из всех, что я когда-нибудь слышал. Леди Хелена Эшворт - или Хелена Ковтун, если угодно - обладала тем типом красоты, из-за которой греки затеяли Троянскую войну. Ну и посмотрите, во что она вылилась. Но из всех мужчин на борту - посмейтесь над иронией происходящего - выбрать Гриффита? Он стоял в темноте рядом с ней, так близко, что мог чувствовать тепло ее тела сквозь тонкую материю ее рубашки и ощущать запах ее духов - но был невосприимчив к ее явному обаянию.
     - Но не так, как обычно реагирует мужчина на женщину? - продолжила она.
     Это было скорее утверждение, чем вопрос, и было чисто интуитивным. Я вспомнил, как она посмотрела на Гриффита, когда я представлял его в кают-компании. Она видела гораздо глубже его задумчивой красивой кельтской внешности, чему мне не следовало удивляться. Если то, что о ней рассказал майор Спенсер, было правдой, у нее было гораздо больше опыта определенных аспектов жизни, чем у людей, проведших большую часть своей жизни в отсутствии женского общества. Людей, подобных Гриффиту, чье молчание явно говорило о его сконфуженности.  
     - Вы не представляете, как здорово иметь возможность разговаривать с мужчиной, который не имеет желания затащить вас в постель. Вы шокированы услышать такие слова от англичанки? Не стоит. Когда-то я была танцовщицей в Париже, и я не англичанка, а русская.
     - Леди Эшворт, я...
     - Не беспокойтесь, я не собираюсь выдавать вас и сохраню ваш секрет.
     - Секрет?
     - То, что вас не привлекают женщины. Среди мужчин моей профессии это довольно обычное явление. Но в вашей, я подозреваю, дела обстоят не так, и это то, чем вы не хотели бы делиться с вашими коллегами.
     - Извините, леди Эшворт, но я опаздываю на вахту.
     Я слышал холод и гнев в его голосе и мог представить негодование, которое могло охватить сына шахтера из Южного Уэльса при том, как богатая, избалованная представительница высшего класса пробила его защитную оболочку. Он дернулся было от нее, но она задержала его, положив руку на плечо.
     - Прошу меня простить, если я обидела вас. Я вовсе не собиралась это делать. Но если бы вы знали, как это утомительно - постоянно быть преследуемой мужчинами, которых интересует только моя внешность. Порой мне приходит в голову, что красота - это проклятие. Было бы славно хоть несколько дней получать удовольствие от общения с мужчиной, который не стремится завлечь меня в постель.
     - Я не обижен, леди Эшворт, - услышал я ответ Гриффита, стараясь понять, к чему ведет этот разговор. Как-то раз, в момент величайшей скуки, я попытался прочесть один из любовных романов Барбары Мак-Коркодейл, и диалоги там были такие же ходульные, как этот.
     - Прошу, зовите меня Хеленой. Ваше имя Дэвид, да?
     - Да.
     - Отлично, Дэвид, надеюсь, мы станем друзьями, так ведь? Джентльмен, рядом с которым леди, которая никакая не леди, может чувствовать себя в полной безопасности. А теперь, вам надо идти на вахту, а мне следует вернуться в кроватку. - Она наклонилась и поцеловала его по-сестрински в щеку. - Спокойной ночи, Дэвид, или уже доброго утра. Или же, говоря по-русски, dasvedanya, то есть до встречи.
     Затем она исчезла, скользнув в темноту по направлению к своей каюте. Оставив сконфуженного, как мне показалось, Гриффита продолжить свой путь на мостик.
     И оставив меня озадаченным от этой трогательно-сентиментальной сцены между двумя весьма привлекательными, но романтически несовместимыми, представителями их пола. И также сконфуженным. Поджидала ли она его, надеясь, что он пройдет мимо ее каюты по пути на мостик? Или это была случайная встреча? В любом случае, что за игру она вела? Мне представилось, что майор Спенсер не был единственной особой на борту, которая была не тем, кем выглядела.  

     (продолжение следует)


Примечания переводчика

1
Сюрвейер (англ. surveyor) - эксперт, производящий осмотр судов и грузов и дающий заключение об их состоянии и т.п.

2
Трамповое судно, трамп (tramp) - морское транспортное судно, занятое в трамповом судоходстве. Трамповое судоходство не связано с обслуживанием определенных направлений и портов и базируется на одиночных рейсах и перевозках грузов через порты, определяемые договором морской перевозки грузов - чартером.

3
Задраены - герметично закрыты.

4
Трюмные пайолы - съёмный полностью или частично деревянный настил на деке грузового трюма.

5
Шанхайеры - вербовщики для работы на малопопулярных морских судах. Они спаивали матросов и заставляли их в пьяном виде подписывать кабальные контракты с капитанами.

6
ОС (отстранен от службы) - аббревиатура причины списания с судна в мореходной книжке.

7
Плавценз (плавательский ценз) - установленный законом минимально необходимый срок работы на низшей должности (помимо соответствующего обучения и сдачи экзамена) для получения рабочего диплома (в просторечии билета) специалиста морского торгового флота, в данном случае помощника капитана.

8
Винджаммер - последнее поколение крупных коммерческих парусников, появившееся в конце XIX века на основе достижений промышленной революции. Стальной корпус позволил этим судам получить огромные, по сравнению с парусниками предыдущих поколений, размеры с увеличенной в 3-4 раза грузоподъемностью; стальной рангоут позволил поднять паруса на большую высоту и увеличить парусность, максимально использовав ее даже в сильный кормовой ветер.

9
Красный флаг (Red Ensign) - флаг торгового флота Великобритании.

10
Секонд - неформальное обращение ко второму помощнику капитана.

11
Выбор Хобсона (Hobson's choice) - отсутствие выбора.

12
"Собачья" вахта (dog's watch) - на парусном флоте былых времен при двусменной вахте время с 16.00 до 20.00 было поделено на две короткие вахты 16.00-18.00 и 18.00-20.00. Это делалось для того, чтобы моряки не стояли вахты весь рейс в одно и тоже время. Вероятно, собачьими эти короткие вахты назывались с намеком на короткий купированный хвост собаки. 

13
Стружка - прозвище судового плотника.

14
Британское военно-морское учебное заведение в г. Дартмут.

15
Чонсам - китайская женская одежда: облегающее платье с разрезами по бокам, коротким рукавом и воротником-стойкой.

16
Разбойник Ричард (Дик) Турпин (1705-1739) считается легендарной личностью в Англии. Его образ был романтизирован английским писателем Уильямом Эйнсвортом в романе 'Роквуд', увидевшим свет в 1834 году. О разбойнике слагали баллады и легенды, его образ присутствовал в театральных спектаклях. О нём даже сняли сериал, где представили зрителям в образе благородного героя с большой дороги, красивым удальцом, мчащимся на лошади в развевающемся чёрном плаще. Однако литературный и экранный образ, созданный художественными натурами, не имел ничего общего с реальностью. В действительности Дик был отъявленным подлецом и негодяем. Он отличался патологической жадностью и жестокостью. Что же касается внешности, то лицо этого 'героя' было основательно подпорчено оспой. 

17
Систер-шип (англ. sister ship) - однотипное судно.

18
Стрейтсдоллары, или доллары Пролива (англ. Straits dollar) - денежная единица английской колонии Стрейтс-Сетлментс (колония Великобритании в юго-восточной Азии на полуострове Малакка), бывшая в обращении с 1904 по 1939 годы. Помимо Стрейтс-Сетлментс, её также использовали Объединенные Малайские Султанаты, Необъединенные Малайские Султанаты, Саравак, Бруней и Северное Борнео. В 1939 году доллар Проливов был заменен на малайский доллар. 

19
Джеб - прямой удар. Кросс - удар дальней рукой. Хук - удар согнутой рукой без замаха. Апперкот - удар снизу.

20
Правила Квинсбери - кодекс общепринятых правил спортивного бокса, написанных в 1865 году валлийским спортсменом Джоном Г. Чамберсом и публично одобренных в 1867 году маркизом Квинсбери.

21
Старик - прозвище капитана морского торгового судна (аналог в советском торговом флоте - "Мастер").

22
На раковине - направление 135 градусов, считая от носа судна (справа/слева сзади).

23
По Фаренгейту. 110 RF = 43.3 RC.

24
Счислимое место - место судна, определенное по курсу и пройденному расстоянию с учетом действия ветра и течения. Его точность недостаточно высока, поэтому при каждой возможности производятся определения места судна навигационными или астрономическими способами. Такое место судна называется обсервованным.  

25
Чиф - неформальное обращение к старшему механику на англоязычных судах (для сравнения: в советском торговом флоте стармеха называли дедом, а чифом называли старпома).

26
Сепарация - материалы (дерево в основном), используемые для прокладки, подстилки и сепарирования при грузовых перевозках.

27
Крюйс-пеленг - способ определения места судна по двум пеленгам на один и тот же ориентир (маяк), взятым через определенный промежуток времени, и пройденному судном расстоянию по курсу (пути) за это время.

28
Тик - плотная ткань саржевого или полотняного переплетения нитей с продольными широкими пестроткаными или печатными цветными полосами. Вырабатывается из льняной или хлопчатобумажной пряжи.

29
ЗБО (DSC) - крест "За боевое отличие" (британская военная награда).

30
Калькуттская чёрная яма (также Калькуттская 'чёрная дыра') - вошедшее в историю название маленькой тюремной камеры в калькуттском форте Уильям, где в ночь на 20 июня 1756 года задохнулось много оборонявших город англичан. Они были брошены туда бенгальским навабом Сирадж уд-Даулом, захватившим Калькутту в ответ на её укрепление англичанами, что нарушало достигнутые прежде договорённости. .

31
Тальман - лицо, ведущее подсчет груза при погрузке на судно и выгрузке с него. Обычно к услугам тальмана прибегают при приеме и сдаче перевозимых по счету грузовых мест. 

32
На диалекте Джорди выражение "их делают" (make them) звучит как "мейкем" (make'm).

33
Шанхайская французская концессия была учреждена 6 апреля 1849 года, когда французский консул в Шанхае Шарль де Мантиньи (Charles de Montigny) получил от шанхайского даотая документ, согласно которому часть территории выделялась под французский сеттльмент. Этот участок земли, где расположены современные шанхайские районы Сюйхуэй и Лувань, занимал центр, юг и запад городской части Шанхая. К юго-востоку от французской концессии находился обнесенный стеной Китайский город, а к северу - Британская концессия (впоследствии вошедшая в Шанхайский международный сеттльмент). 

34
Квайл - белый иностранец (гонконгский сленг).

35
Подшкипер - (ранее на торговых судах) помощник боцмана, заведующий боцманскими кладовыми.

36
Пи-энд-Оу (P&O) - Пиренейская и Восточная судоходная компания.

37
"Ориентал Вагабонд" - "Восточный скиталец".

38
Дживс и Вустер - популярный цикл комедийных романов и рассказов английского писателя П.Г. Вудхауза о приключениях молодого английского аристократа Берти Вустера и его камердинера Дживса. Цикл в основном написан в период с 1916 по 1930 год. Романы и рассказы в основном написаны в жанре комедии положений.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"