|
Грэгу Биру, автору любимого рассказа
"Смертельная Схватка"
...и вечность длилось это бесконечное падение - падение в ревущую, клокочущую бездну, у которой не могло быть дна. Темные призраки минувших эпох и катаклизмов оживали внутри невидимого, неосязаемого, но бездонного вихря, манящего и манящего к себе сквозь миллиарды эпох, что продолжалось это страшное, не имевшее конца и, как начинало казаться порой, начала, падение, хотя в памяти Его еще живы были мимолетные призраки воспоминаний о тех блаженных днях, когда был Он еще покоен в окружении своего народа, чувствовал и ощущал плоть Предтечи, что давала жизнь и из чьей сути вышли все Они. Но что-то изменилось, и ныне Он падал и падал в бездну - и не было конца этому бесконечному, словно бы застывшему во времени, падению - падению сквозь пустоту к неведомым глубинам мироздания...
* * *
...Он был всегда. Сомнительно, что способен Он был вспомнить тот день, когда от кипящей плоти Предтечи отделилось Его тело и, спустя бесконечность эпох, осознало себя частью великого народа, что веками жил, слушая голос Предтечи. Он помнил, как учился говорить и дарить Себя своим Братьям - тем, чьи тела чувствовал рядом с собой всю бесконечность собственного бытия. А еще, Он чувствовал ее - свою Предтечу, великую, мудрую, знавшую все истины бытия, что она открывала им - раз за разом, проникая в бездны пламени великого знания, имени которому не существовало.
Он учился видеть и осознавать. Каждый момент своего существования, наполнял Он мыслями о бытие и сущем всех явлений Вселенной, что была, по словам Предтечи, пугающе бездонна. Тогда он еще не мог представить себе пустоты - ревущей, стонущей бездны без времени и контакта, тоскливую, обрекающую Его на пытку одиночеством. То были лучшие времена Его жизни и Он не мог даже подумать о том что неведомое, непостижимое вторжение истинно божественных сил навсегда вырвет Его из сути его миробытия, обрекая на страдания и одиночество, конца которому Он не знал...
...Сначала, далекие Братья сказали Ему, что в мире их появилась из ниоткуда новая, безликая Сущность, что не говорила и не отвечала, но была сильнее всех их - непостижима и неразрушима; и хотя она была бесконечно меньше Предтечи, та не могла объяснить, что же представляла собою новая, чужеродная гостья. Однако, вослед этому известию не пришло больше ни единого, и Он забыл - забыл, вновь погрузившись в бездну раздумий и мук нерешенного знания, пытаясь проникнуться скрытыми тайнами сущего всех вещей во Вселенной. Но спустя многие эпохи, чужая Сущность вновь и совершенно внезапно напомнила о себе.
Она делилась! Подобно тому, как Предтеча отторгала от себя своих Сынов в неведомые эпохи мироздания, Чужая тоже создавала своих, совершенно чуждых Его миру детей. Были они горячи и аморфны - непостижимые, неконтактные сущности, отторгавшие любую попытку диалога, абсолютно немые любым воззваниям. Несколько бесконечно долгих эпох, Он и Его Братья изучали этих существ настолько, насколько это было возможно вовсе; и каждый ответ, который находили они, лишь ставил пред ними все новые и новые стены непонимания и неприятия этих чужеродных тварей, что породила бесконечная и инертная Пустота, всегда бывшая предметом споров и загадок для Него и Его народа.
...А потом эти чудовища начали медленно двигаться, расползаясь от своей богомерзкой Предтечи; хотя расползаться - неточный и грубый термин, скорее они растворялись в Пустоте и лишь затем, чтобы спустя тысячи эпох вновь материализоваться в совершенно ином месте, сея хаос и непонимание.
Как и многие другие, Он немедленно занялся изучением этих чужеродных сущностей, ища ответы на бесконечное число вопросов, что лишь возникали, редко одаряемые ответом. Чем они были - эти неведомые чужаки, порожденные бездной Пустоты? Знал ли Он? Нет! Но хотел, к своей глупости, знать...
...А потом стали пропадать Его Братья - то там, то здесь, в те неведомые исторические эпохи, когда проявлялось присутствие Чужих, стали исчезать представители Его народа. И никто не в силах был объяснить, зачем же понадобились они этим омерзительным созданиям, порожденным хаосом пустоты - в том, однако, что виновны в этом были именно аморфные порождения неведомой и чужеродной Предтечи, что пришла в их мир в незапамятные времена, никто не сомневался.
Неизвестно, что же определило Его судьбу - Его ли стремления к познанию, или же это была лишь игра случая; возможно, Чужие действовали по какой-то одной им известной схеме - никто не знал ответа. В том числе и Он.
...За последние эры, Чужие появлялись все чаще в непосредственной близости от Него; не трудно было догадаться, что они медленно приближаются в своем неспешном исследовании его мира. И ужас медленно, но неотвратимо нарастал - что страшило Его народ? Перспективы непостижимого и чуждого - чуждого настолько, что познать этого, даже силой всей мудрости всех эпох, они были бессильны.
...Он чувствовал, как разверзается над ним пустота и как приближается Неведомое - чуждое и опасное. Он кричал, что есть сил, но сделать что-либо был бессилен; и вот, вязкое, пламенное марево окутывает Его, медленно, словно стараясь растянуть пытку, но неотвратимо отделяет Его от Его братьев и Он кричит, зовет, умоляет их помочь, но они бессильны пред этим неведомым чудовищем, что ломает узы триллионов эпох, рожденные некогда в пламени единого мига Творения...
Он не помнил последних мгновений своей связи с Братьями и Предтечей - не мог помнить; лишь ужас наполнял все Его существо - непостижимый, клокочущий ужас, панический, лишающий разума ужас перед неведомыми тайнами, что открывало Ему будущее. Он кричал, он угрожал, он умолял - жаркая кисейная жижа, окутавшая его навечно, как казалось ему, была нема Его мольбам; Чужие не слышали - или не желали слышать Его.
Он очень быстро осознал, что бороться бесполезно; и когда Он совладал с собой, ясность ума и трезвость мыслей вернулись к Нему. И в Нем вспыхнул огонек интереса истинного ученого - того, кем Он считал себя всю свою бесконечно долгую жизнь. Медленно и безуспешно, он начал пытаться установить контакт с неведомыми Пришельцами, захватившими Его; Он очень тщательно подбирал слова, зачастую, по несколько раз повторяя одно и то же; иной раз, не получая ответа, Он впадал в отчаяние, но всякий раз собирался и, изгоняя страх, продолжал делать попытку за попыткой...
Сколько эпох миновало? Он не знал; бесконечность, как казалось Ему. Он делал попытку за попыткой, кричал, взывал - тщетно; Его не слышали или просто не желали услышать. А Он продолжал жить в своей вязкой, горячей тюрьме, все еще лелея надежду вновь соприкоснуться с милой его сердцу Предтечей, чье присутствие он привык чувствовать с самого первого дня своей жизни и без которой он сам себе казался бесконечно одиноким. Но не так ли было на самом деле? Не был ли Он оторван от родного ему мира, возможно - навсегда? Не потерял ли Он вечную связь со своими Братьями и своей Предтечей? Не стал ли Он потерянным сыном своей Родины по воле неведомых, отвратительных, бесчувственных чужаков?
И что мог Он сделать? Что мог Он изменить? Как мог Он высвободиться из этого инфернального заточения, если чужаки не внимали словам Его? И отчаяние медленно наполняло Его существо, но Он собирался и вновь делал попытку за попыткой...
...И однажды они услышали Его. Нет, это не был ответный контакт; Он не мог даже с уверенностью сказать, были ли метаморфозы, происходившие с Его тюрьмой, следствием Его воззваний. Но однажды, очень-очень медленно, эта пульсирующая вязкая кисея, лишь изредка доносившая до Него импульсы далеких и глухих стонов, отзывавшихся в Нем невероятным ревом, чуть шелохнулась; прошли еще многие и многие эпохи - Он не знал, сколько именно, так как давным-давно потерял счет времени, чье течение всегда чувствовал по глубинным вздохам Предтечи, - прежде, чем Он окончательно уверился в том, что неведомый Левиафан, в заточении у которого Он находился, действительно двигается.
Медленно, мучительно медленно перетекала в Пустоту Вечность. Движение гигантского зева той чудовищной пещеры, что отрывала Его от Его мира, продолжалось, пытая Его испытанием эпохами. Много раз пытался Он проникнуть в мир, что прятался за бездной - тщетно и тщетно, но не оставлял своих попыток, движимый каким-то непостижимым, даже самому ему, упорством.
Сколько эпох минуло с тех далеких времен, когда чувствовал и осознавал Он себя не через жалкий осколочек мироздания, коим был Он в себе, но через величие и многоликость Предтечи? Он не смел судить о времени - не мог, сколь бы не пытался. Лишь продолжал взывать к тем отвратительным, бессердечным, безжалостным чужакам, что упивались в своем молчаливом могуществе Его страданиями; и ждать - ждать Неизвестности за медленно разверзающимся пред Ним зевом, что мог вернуть Его в Его мир, а мог отбросить в новые, совершенно незнакомые и непостижимые сознанию сферы бытия...
И однажды, уже уставший ждать и надеяться, Он ощутил там, впереди, просвет - нет, не зов Предтечи услышал Он, но где-то там, в непостижимой дали, пламенные оковы, заточавшие Его бесконечность смутных эпох, разомкнулись, открывая путь в Неизведанное.
И, точно окрыленный, направил Он все силы свои вглубь этого провала, ища ответы на множество вопросов, будораживших Его притупленный страданиями и испытаниями ум. Но проникнув за грани своей пылающей, подобно аду мгновений Творения, темницы, Он отшатнулся, пораженный открывшимися Ему чудовищными истинами...
* * *
...и бесконечность длилось это падение - падение сквозь эпохи и пространства, что окружали Его и смеялись над Ним и Его попытками найти ответы на вопросы, которые Он не решался даже задать, ибо всякая мысль о природе внезапно разверзнувшегося пред Ним мира истинной Вселенной приводила Его в ужас.
...эпоха за эпохой, неотвратимо разверзались оковы Его тюрьмы, и все более ясным виделся безудержный, бурлящий хаос, что очерчивал ныне Его миробытие - Его, потерянного сына своего Народа. Он просил и умолял своих неведомых мучителей не отдавать Его на растерзание этой бурлящий пустоте, что неслась Ему навстречу с противоестественными скоростями и несгибаемой неизбежностью, но они глухи были к мольбам Его, как и многими эпохами ранее. И вот, настал тот миг, когда Он отделился от своей тюрьмы, которой боялся и которую ненавидел, но которая была все же чувственна и постижима, падая в идеальный хаос без векторов и времени...
...Он почти лишился сознания - там, где нет времени, движение и метаморфозы были сомнительны. Сломленные в единый миг координаты и ценности всей Его жизни кричали Ему, что Он проиграл, и это сводило Его с ума - это и бесконечность, бесконечность падения сквозь рвущуюся пред Ним Связь Времен. Он давно уж не помнил себя и предписанные Ему когда-то истины. Предтеча была недоступна Ему - он знал, чувствовал, что не сумеет свидеться с ней, сколь бы долгим не был Его путь; и в какой-то миг, - а возможно, и всегда, ведь времени не существовало более, - Он задумался над тем, что может ждать Его там, где нет жизни.
Все конечно, совсем недавно понял Он; хотя, наверное, Он знал это всегда, но никогда не придавал знанию этому значения. Каким же глупцом был Он когда-то! Вечность Предтечи, нерушимость устоев Его общества, мораль Его народа - все это было всегда и было неизменно, не подвержено метаморфозам и потому, наверное, вечно для Них - не способных вырваться за грань собственного узкого мира. Но ныне невероятные истины были открыты Ему в безумии Хаоса, что был реален и ощутим, и пришло однажды время Ему иначе взглянуть на собственное существование.
Жизнь была всегда - она нерушима и вечна, в это верил Он повсеместно; но разве не верил Он в то, что Предтеча дарует Ему защиту от всех пропастей Пустоты? Разве не верил Он, что лишь Предтеча и Его народ наполняют собою стабиль мира, константу существования? Разве допускал Он когда-нибудь, что где-то Вне существуют иные реальности и иные существа, столь непохожие на Него? Нет!
Так почему Он продолжает верить в бесконечность, вечность жизни? Почему у того, у чего было начало, не может быть конца? И что может жизнь там, где нет времени? И разве со смертью времени не исчезает жизнь?
Жизнь конечна - точно скальпель, рассекла Его сознание чудовищная, пугающая, противная Его существу мысль. И где-то во времени, наряду с моментом Творения есть момент Коллапса - момент прекращения жизни. Разве не была создана в незапамятные времена Предтеча? Разве не дала она жизнь Им всем? И раз так, то не ждет ли Их всех - его народ и Предтечу, тот единый момент Коллапса, когда жизнь прекратит свое существование?
И что будет после?
Эта мысль обожгла Его, заставив испугаться самого себя. Но Он понимал, на глубоко подсознательном уровне, что прав; и чувствовал, ужасаясь собственным домыслам, как неумолимо бежит время - впервые за бесконечность эпох собственного бытия, Он осознал себя не бесконечным, но имевшим начало и конец собственному существованию.
Так, в кипящих вихрях идеального Хаоса, отделенный неведомыми глубинами от собственного мира и народа, Он осознал смерть...
* * *
...Он не жаждал уже услышать голос Предтечи. Он вообще почти перестал мыслить и бояться - слишком долгим было Его заточение в пучинах неведомого и непостоянного. И когда тело Его погрузилось в плотный, вязкий холод, Он практически не уделил этому внимания. Он падал и падал - медленнее, чем когда-то, на разве имело это значение? Он погружался все глубже в недра нового, но ожидая и желая лишь одного - конца, смерти, о существовании которой Он более не догадывался, но был уверен. И вот, уже на грани забытья, в недрах Его затухающего разума вспыхнул маленький, едва заметный, но взорвавший в мгновение все его существо огонек давно забытого голоса Предтечи.
Она звала и манила Его к себе - Он слышал Ее где-то далеко впереди; и стремился и стремился к Ней; и вот, Она уже шепчет Ему, поет свои тихие песни, манит, успокаивает и лечит взбудораженный разум... А он кричит Ей о своих откровениях, находя понимание. И где-то там, далеко впереди, зовет Его, Его народ - и, продолжая падать сквозь бездну, он осознал, что более не одинок.
Минуют эпохи - многие эпохи, прежде чем он вновь обретет покой. Но ныне он знал, что все конечно - даже хаос.
И помнил о смерти...
* * *
...Встававший над горизонтом голубой карлик пронзал разряженный, лишенный жизни воздух плотными, напоенными губительными гамма-квантами, лучами, заставляя поверхность иссинего моря вспыхивать всеми оттенками бирюзы и аметиста. В свирепом могуществе огненного светила рождался новый день, озарявший унылый, безжизненный пейзаж - катившиеся от горизонтов мелкие холмики, запорошенные, точно песчинками, мелкими камушками гальки; бездонное, холодное море, накатывавшее на прибрежную кромку белесыми барашками волн; необыкновенные, синие, почти черные у горизонтов небеса, над которыми пылала высоко-высоко горячая небесная плазма...
Над пологими телами каменистых дюн чуть слышно шептался шаловливый ветерок, разгонявший утренний туман, все еще цеплявшийся кое-где за плоские камни. Не тронутый дыханием ни единого живого существа, воздух словно пел бессловесную утреннюю сонату голому миру, над коим был властен; короткие, но резкие тени рассекали унылый пейзаж и вершинки подгоняемых ветерком волн искрились в лучах солнца лазурными бликами...
...Две фигуры брели у самого краешка воды; один, высокий сабанаец, облаченный в черные доспехи прайтера, с длинными, черными, как воронье крыло, волосами, собранными высоко на затылке в длинный "конский хвост"; второй, простой человек, пониже ростом и уже в плечах, в черном офицерском мундире Военно-Космического Флота Доминионов, уже немолодой, но сухопарый и быстрый в движениях. Слова их тихой беседы беспокоили каменистые холмы; иногда, немолодой офицер останавливался, наклонялся и, ловко подобрав с земли один из камешков, со всей силы бросал его в вечные и безмятежные воды бездонного синего моря; и вновь шли они дальше, беседуя о чем-то своем...
- ...бесконечные миры, - вздыхая, проговорил офицер, - пустые и безжизненные... Один за другим они мелькают предо мной - ведь я занимаюсь Дальней Разведкой с восемнадцати лет... Жизнь - не частный случай, не уникальный казус; триллионы и триллионы видов по всей Вселенной, миллиарды рас и народов - со своей культурой, наукой, религией... Но сколь редка жизнь в этих голых, безжизненных мирах! Сколь нечасто удается найти в них хотя бы искорку вселенского пожара Творения! И даже там, где быть она должна наверняка - одно лишь разочарование...
- Жизнь повсюду, - тихо отозвался прайтер, - в каждом атоме, наполняющем звездную пустоту. И что мы сами, как не искра вселенского пожара великих звезд?
- Это только слова, - грустно заметил офицер, отправляя в пустоту очередной камень, - жизнь столь редка и столь призрачна... Иногда мне начинает казаться, что это лишь миф - красивая легенда, сказка, не более. Что все это - обман, фата-моргана, к которой я бесконечно стремлюсь через галактики и эпохи...
- Истина лежит перед нами - ее нетрудно увидеть, стоит лишь присмотреться...
Офицер бросил непонимающий взгляд на своего спутника, а тот, не проронив более не слова, лишь улыбнулся в ответ призрачной улыбкой, за которой виделось почти мистическое провидение.
- Возможно, вы правы, - согласился, после некоторой паузы, разведчик, поднимая с земли новый камень, - возможно, я просто не умею видеть. Но пока, единственное, что я вижу пред собой - это пустые, не тронутые жизнью миры. Миры без конца...
|