Аннотация: Один из светлых рассказов этого сборника
ПОПЫТКА ВТОРАЯ ПРОБЛЕСКИ
СКОЛЬКО СТОИТ СЧАСТЬЕ?
Что вы подумаете, когда в один ничем не примечательный день, встретите в автобусе мальчика? Знаете, лет тринадцати, а может, и меньше, небольшого роста, в белой панамке, чтобы не напекло голову (хотя, такие, пожалуй, уже вышли из моды) да с неразлучной хозяйственной сумкой под мышкой. А автобус дачный, и такая сумка вроде бы вовсе не к месту. Но вы наверняка даже не заметите этого, а лишь скользнёте равнодушным взглядом по маленькой фигурке да и уставитесь снова в окно, а то на свои помидоры: как бы кто не украл их случайно. А мальчик сойдёт где-нибудь на ничем не примечательной станции, и вы никогда его больше не увидите. А, приехав на дачу, забудете, займётесь своими помидорами, устанете за день и, возвращаясь домой, ни на кого не обратите внимания. Да и зачем? Миллионы людей живут на земле, тысячи ежедневно проходят мимо нас, и, конечно, невозможно запомнить всех.
Но мальчика в белой панаме я запомнил. Не смог позабыть.
Куда он ехал? Зачем? Почему с хозяйственной сумкой в руках?
На эти вопросы у меня не было ответа, и я попытался представить в роли этого мальчика себя. Быть может, это плохо у меня получилось, но попытка не пытка, как говорят.
Так что вы подумаете, увидев в один прекрасный день мальчика в белой панаме? Одно скажу: не думайте о нём плохо.
Автор.
Здесь всегда собирались толпы народа, особенно летом, когда дачный сезон был в самом разгаре. Здесь шутили, ругали водителей, которые на полчаса задерживают рейсы, хвалились новыми сортами яблонь и показывали маленьким внучатам дяденек и тётенек с сумками и тележками: мол, гляди, не одна твоя бабка по три сумки на себе волочет.
Одним словом - не скучали. Дожидались своего автобуса, вскарабкивались в него - везучим да первым в очереди доставались самые лучшие места, какими являлись обычно старые ободранные кресла. Остальные "путешественники", вздыхали, доставали из своих котомок самодельные складные стульчики и пытались так устроиться, чтобы одним глазом можно было в окошко глянуть, а вторым на свои сумки: как бы кто по ошибке или специально не умыкнул. Пропадут тогда саженцы, а с ними и частица души человеческой пропадёт. И озлобленная старушка будет на весь свет сердита, а какому-нибудь счастливчику достанутся две чудесные яблоньки. Хорошо если хозяин добрый - тот их у себя на огороде и посадит. А если лиходей, озорник какой? Сгинут тогда саженцы в дорожной пыли, и будет валяться рядом никому не нужная теперь пустая сумка со специально подшитыми ручками, чтобы руки старческие не натирали. До тех пор валяться будет, пока не вырастет рядом солидная куча мусора из бутылок, тряпок и прочей ерунды, пока не похоронит под собой сумку да чудесные саженцы редких сортов.
...Но пока автобуса не было, и я невольно слушал байки садоводов, стоя в очереди, которой, казалось, и конца не было. Народ всё прибывал, словно здесь не автобусы останавливаются, а бесплатный хлеб раздают. Я понимал, что всех старая, едва дышащая машина не может взять, и немного побаивался за своё скромное семнадцатое место в очереди. Ведь могут не пустить. Скажут: "Куда тебе, малец?" И не пустят. А сами поедут в Армейский посёлок, где продаётся вкусный хлеб, который любит мама. Купят по булке, да и по дачам разойдутся яблоньки свои сажать. И не подумают, что мама болеет, и может, какая-то булка хлеба спасёт её.
...Автобус опаздывал на тридцать пять минут, и очередь растянулась на добрую остановку, казалось, и пяток добрых автобусов не свезут всех садоводов на любимые дачные участки. Что поделать - воскресенье. Не все же в рабочие дни могут поехать, да и не дождёшься автобуса-то в рабочие дни. Правда и в выходные - не дождёшься, но тут хотя бы график, а значит, хоть какая-то надежда на то, что сейчас подойдёт твой сердечный железный друг и увезёт тебя за дальние горизонты.
...Месяц назад я первый раз побывал в "Армейском". Тогда мама сильно болела, и в квартире пахло лекарствами. Часто появлялся доктор, которого я почему-то ненавидел, не желая примириться не то с маминой болезнью, не то со своим бессилием. В доме хозяйничала бабушка, и я всегда почему-то был лишним: то и дело мешался под ногами. А что если я хочу помочь? Мне тринадцать, уже хозяин в доме. Но, похоже, для взрослых я ещё ребёнок, похоже... Впрочем, путешествовать мне никто не запрещал, и по выходным, когда школа не надоедала своими скучными уроками, я брал немного деньжат с собой и спешил на остановку, надеясь уехать сегодня куда-нибудь в совершенно неожиданное место, где продают лекарство от маминой болезни. Но сколько я ни ездил, места такого не находил и уже стал сомневаться, существует ли оно вообще на белом свете, не выдумал ли его случайно я сам, но потом решил: нет, не выдумал, не мог выдумать! Есть такое место, место счастья, но нет ещё его на географических картах, не открыто оно доблестными и отважными путешественниками, не открыто.
Но когда-нибудь его обязательно откроют. И выздоровеет мама, а бабушка забудет про свой вечный "редекулит" и пенсию ей прибавят. Сосед из квартиры напротив поступит в университет: вон он как занимается, бедняга, чтобы его бесплатно учиться пустили. А к соседке снизу пусть сын из армии вернётся, а то не пишет и ни слуху о нём, ни духу.
...В "Армейском" я купил буханку свежего, ещё горячего хлеба в булочной неподалёку. Просто так взял и купил. И привёз этот настоящий деревенский хлеб домой. А маме он очень понравился, она съела кусочек, а завтра ей стало лучше. Даже врач удивился, ничего не понимая. Но мне-то всё было ясно: просто хлеб этот был испечён добрыми руками, да ещё с частичкой собственной души. Я хотел на следующей неделе снова поехать в "Армейский", но простудился и целую неделю лежал с высокой температурой. А потом кино интересное было, Катьку приглашать пришлось. Дура, Катька эта, воображает, что мальчик за девочкой должен ухаживать. А ещё говорит, что мне очень повезло, потому что на неё все мальчишки в классе пялятся. Тоже мне принцесса англицкая выискалась! Я вот по своим делам уехать не смог, и что? Фильм-то был не очень, всё целовались там, а мне это было совсем не интересно. Правда Катьке понравилось очень, она говорила, что ещё бы тыщу раз эту любовь ненашенскую глядела. А я засмеялся и сказал, что тысячи раз Катька точно не выдержит. И она, представляете? Обозвала меня дураком и сказала, что я ничего в сегодняшних фильмах не понимаю, и мне только "Трёх мушкетёров" смотреть по старенькому телевизору. Я, конечно, обиделся, и с тех пор мы с Катькой не разговариваем.
А потом я Вадику Меержковскому губу разбил из-за того, что он меня подкаблучником обозвал. У этого Вадьки уже усы растут, да и меня на добрых полголовы выше, а заревел, - ни одна девчонка рядом не стояла! Испугался, что усы его драгоценные отпадут, а потом больше не вырастут. Правда, мне потом влетело и от Вадькиной мамы, и от собственной бабушки, а моей маме снова плохо стало, и пришлось врача со скорой помощью вызывать.
А на следующий день я решил поехать в "Армейский". Сейчас самое время было купить хлеб, порадовать маму и, что самое главное, принести ей здоровье, такое нужное сейчас нашей семье. Мне за него даже дядиного подарка, телефона мобильного не жаль. А что? Какой-то пусть и красивый, но наверняка глупый телефон я сейчас охотно променял бы на маленькую каплю Здоровья. Да, тогда не сможет мне позвонить Катька, но так ли уж важно сейчас это? Может быть, для кого-то и важно, но, похоже, не для меня. Не быть мне "новым русским" с пухлыми щеками и коттеджем в Англии где-то. Не владеть кусочком Луны или Меркурия какого-нибудь. Не ездить в автомобиле последней модели. Но будет здорова мама, потому что я принесу ей хлеб, самый лучший в мире.
...В автобусе мне удалось найти местечко у окна со шторками. Солнышко било в окна, но я не стал задёргивать шторку, так как был рад, что хоть кто-то сейчас улыбается мне, ободряет, не даёт заблудиться в таких сложных человеческих мыслях.
Рядом пристроилась тётка с какой-то грязной собакой. Дяденька с газетой нахмурил брови и спросил, почему собака грязная, на что тётка ответила, что её Кристинка вовсе не грязная, просто порода такая. Чудная какая-то эта тётка! Каких-то грязнопородых щенков заводит! Мне бы мама разрешила, я бы овчарку на рынке зверей купил. И назвал бы прилично: Рексом, а то Мухтаром хотя бы! А то Кристинка! Девчачье какое-то имя, негеройское. Как собаке не обидно? Я бы уж точно обиделся.
Вскоре тётка со своей Кристинкой вышли и стало совсем скучно ехать. Место у окошка я уступил бабушке и крепко вцепился в спинку сиденья, чтоб не упасть. Окно мне загородила чья-то мужская спина: народу становилось всё больше и больше, и я пожалел сейчас автобус, нелегко ему бедному приходится. Каково это, несколько десятков человек на своём горбу тащить! Этак можно и надорваться, заглохнуть, а потом и заплакать, потому что я верил, что автобусы иногда плачут.
Но сегодня обошлось: автобус скрипел, скрипел, но до "Армейского" всех довёз. Я подождал, пока выйдут старички да старушки со своими сумками, выпустил всех, а потом сам спрыгнул на твёрдую землю, уже много месяцев не видевшую дождя. И мне почему-то вдруг стало жалко эту землю, плохо ей, бедняжке, без доброго друга дождика, прошёл бы он хоть немножко, и тогда кому-то станет лучше, кому-то - веселее. И бабушкам лучше будет: не придётся огород поливать, силы тратить. И я, конечно, порадуюсь за всех и за себя тоже, потому что сам очень люблю весёлый дождь.
Похоже, в "Армейском" когда-то был асфальт, но сейчас дороги победила злодейка пыль, она-то радовалась, что дождь запоздал. Она-то не жалела никого и норовила залететь в нос, рот, уши. Я шел по дороге и выплёвывал эту пыль, которая злодейски кружила вокруг меня и не давала покоя. Но я не боялся этой пыли, да что пыль! Горы бы я перешёл сейчас, чтобы добыть лекарство для мамы - так нужный ей сейчас хлеб.
Но ужас охватил меня, когда я увидел, что маленький магазинчик, в котором располагалась булочная, закрыт. Закрыт на холодный и безжалостный замок, который разом может сломать все надежды, разрушить то маленькое счастье, которое есть.
Рядом с запертым магазинчиком стоял дядька в строгом костюме, совсем вроде бы чудном в таком крохотном посёлке как "Армейский".
-Вы не знаете, булочная скоро откроется? - спросил я у дядьки, словно тот мог достать из кармана ключ и в один момент победить этот совершенно не нужный сегодня замок на двери.
-Не скоро, - отрезал дядька, - в начале следующего месяца, быть может. Частный предприниматель Голованов купил магазин. Минимаркет хочет тут сделать.
Да кому нужен ваш минимаркет! - захотелось закричать мне, однако я сдержался. Поблагодарил дядьку в строгом костюме и, опустив голову, зашагал к остановке. Всё было кончено. Я не привезу домой вкусного хлеба, и мама всегда теперь будет болеть. Снова будут врачи, запахи лекарств, снова радость и веселье обойдут наш дом стороной. А я так ждал, так надеялся! Хотел купить счастье за несколько рублей, да вот, увы! продавец убежал куда-то, верно товар хорошо расходится и нужна новая партия... Но я не могу, не могу ждать!
Неожиданно в кармане зазвонил телефон. Мой сотовый. Дядин подарок, который я бы не раздумывая, обменял на крохотную каплю Счастья. Мне не хотелось отвечать, но я понял, что это может быть важно, и на время скомкал грусть и обиду в какой-то бесформенный комок и достал телефон из кармана.
Звонил папа. Я поздоровался и спросил, как дела дома.
-Хорошо, - неожиданно сказал папа, - даже очень. Представляешь, маме стало лучше! И врач сказал, что мама скоро поправится!
Отец от радости видимо путал слова, сбивался, но я его понял. Понял и неожиданно почувствовал, что хочу петь. Не знаю, что вдруг на меня нашло. В школе у меня были сплошные тройки по пению, и учительница говорила, что у меня нет ни слуха, ни голоса. Но здесь-то была не школа. Здесь никто меня за отсутствие слуха и голоса бранить не будет.
И я запел. Сначала тихо, робко, неуверенно, потом громче и громче, и песня моя была похожа на надвигающуюся грозу, от которой всегда ждёшь счастливых перемен.
Я пел и думал о маме, о том, что всё, наконец-то, будет хорошо. Думал о далёком посёлке "Армейский" и понимал, что всё же не зря сегодня приехал сюда. Здесь хорошо, а деревянные домики напоминают мне бабушкину деревню, в которой я родился. А дороги, эти пыльные дороги..., как хорошо, что они куда-то ведут!...
Как хорошо, что я пою весёлую песню, шагая по этой дороге!...
Совсем скоро я дошел до остановки. Только что пришёл автобус, и встречающиеся мне садоводы неодобрительно кивали головами и наверняка долго смотрели мне вслед, считая, что я очень глупый, оттого и пою песни на улицах. Но я-то знал, что петь на улице могут не только очень глупые, но и очень счастливые люди.