Мавзолей

На горной дороге мы встретили дом,
Из дерева сделанный полностью: в нём
Из дерева стены, из дерева крыша,
И окна, и двери, и каждая ниша.

На доме написано было: "Медведь
И дуб", а вокруг нарисована снедь,
Что значило: вот заведенье лесное,
Где пиво и кофе, а также съестное.

Мы припарковались, вошли в ресторан.
В дверях, улыбаясь, стоял ветеран,
Как видно, хозяин, и был он огромен -
Косматый жилец деревянных хоромин.

Обтёсанный стол из огромной доски,
И стулья резные стоят щегольски.
Всё лаком покрыто, чтоб ни заусенца.
Кирпичный камин - перифраз отщепенца.

Хозяйка в переднике. Зубы вразброд,
Весомая грудь, ненакрашенный рот,
Она, улыбнувшись, ладонью-лопатой
Меню положила на стол угловатый.

"Увы, чем богаты..."  - известный пароль,
Сомненья клиентов он сводит на ноль
В таких ресторанах при дальней дороге -
В горах ли, в пустыне стоят недотрогой
Харчевни, встречая клиентов на час -
Так было от века, и так же сейчас.

Тем временем я осмотрелся и вижу:
Здесь ствол вековой упирается в крышу!

Ну да, в центре зала из пола пророс
Разлапистый дуб, и пробился насквозь,
А ветвь толщиной в две ладони хозяйки
Увязла под крышей подобием спайки.

Тут я изумился (поскольку поэт).
"А дубу шестьсот приближается лет!"
Хозяин увидел моё изумленье,
И вмиг распушил он своё оперенье:

"Дуб старше Колумба, а этот вот дом
Построил когда-то прапрадед мой Том,
И мебель, и стены, - он пел саблезубо, -
Всё сделано тоже из этого дуба."

Блестел в полутьме лакированый ствол.
Я встал и поближе тогда подошёл -
Холодный, без кожи и без заусенца,
А рядом, в камине, трещали поленца.

"И что же, хозяин, - спросил я, - весь дом,
А также столы и скамейки, что в нём,
Всё это из дерева, из одного лишь?!
Ты, старче, действительно правду глаголешь?"

И он засмеялся: "Послушай, сынок,
Ты прав, дуб, действительно, не одинок
Был некогда здесь, в девятнадцатом веке,
Пока не явились сюда человеки.
Легенда семейная есть с бородой:
Поблизости брат его рос молодой,
Чья крона сочна, зелена и тениста,
А был он моложе лет, где-то, на триста, -
Его-то прапрадед под корень срубил
Для мебели этой, а может, стропил".

Я поднял глаза, к потолку, на стропила,
Задумчиво мямлил: "Что дальше-то было?"

"Ну, что?.. Здесь прапрадед мой корни пустил,
Вернувшись с Гражданской, детишек растил.
Здесь прадед..."

"Постой, за кого воевал-то?"

"Неважно, забылось... пусть будет за Гранта.
Здесь прадед родился, и бабка, и мать,
Мне тоже здесь роды пришлось принимать,

А там, за оградой, где свежая хвоя,
Мы кладбище держим - своё, родовое."

Я слушал и слушал, но думал сугубо
О дубе, вернее, о мумии дуба.

Хозяин болтал и про то, и про это:
Футбол и бейсбол, и про жаркое лето,
Лесные пожары, весенний потоп...
А я сомневался: здесь дом или гроб?
Зарубки на дереве - дань юбилеям -
Увидел и понял: дом стал мавзолеем,

Кому-то могилой, кому-то тюрьмой,
Кому-то свободой от смерти самой...

Мы вышли на воздух, вдохнули мороз,
Богатый озоном, как золотом - Крёз,
Я голову поднял: над самою крышей
Обрубок ствола пробивается выше,
И там, наверху, развевается флаг...
Храни тебя Господи, дом-саркофаг!

3-5 января 2012 года