Что май для Москвы? Это липы, сирени -
Местами, но в стойком бензинном рефрене;
Что май? - это дачи, сады, огороды,
Субботняя жажда воскресшей природы,
Невинно в осенние дни убиенной...
По старой привычке, аж послевоенной,
Доныне бывает, копаемся в грядках...
В деревню стремимся на старых "девятках",
На новеньких "Ладах" и на электричке,
По старой, аж послевоенной привычке.
Здесь Форд, и Рено, и Хундаи, и Кио,
Но в лидерах всё-таки русское трио:
И Лада "Приора", и Лада "Калина",
И Лада "Самара" - жрецы газолина.
Мы жжём газолин, ибо ехать же надо,
Но быстрые гонки - обычно бравада,
Никчёмная видимость перемещенья
И пустопорожнее коловращенье.
(Бывают усталые люди, которым
Наскучило двигаться поездом скорым,
Им хочется дома лежать на диване
И думать о вечном в блаженной нирване.
Их мудрый покой - угасание жизни.
Презрение к пошлости и дешевизне,
Налёт ностальгии в дому обветшалом -
Всё это знакомо седым аксакалам.
Счатливчики те, кто скончаются дома,
Однажды упав у дверного проёма,
От старости, также как персы и греки,
Бразды передав Ватикану и Мекке.
Несчастен коня заморивший в болоте
И лиру отдавший за шёлк в переплёте,
Кто время растратил в пустом эпатаже,
Не зная, о чём ностальгировать даже,
Не зная, насколько судьба скоротечна,
А всякое топливо - небесконечно.)
Сергеев в больнице. Теперь он в порядке,
Прошла напряжённость, и дело - к разрядке,
И денно, и нощно с ним время проводят
То сын, то жена. Всё нормально, Володя!
Четвёртого мая домой домоседу,
И внучка приехала с бабушкой к деду -
Домой! Приутихла болезнь-баламутка...
А как же та вряд ли уместная шутка
Про чёртов германский контракт на три года?
Так шутит, пожалуй, последняя шкода!
Не шутка, Володя, отъезд состоится,
Хотя отодвинула сроки больница
Теперь уж на раннюю осень, а летом
Каникулы в городе их перегретом.
Отъезд состоится. Владимир Сергеев
Смирился, надежду на чудо рассеяв,
И с новыми силами, с новою ролью
Он вышел в эфир интернета - с любовью!
Теперь ему все эмигранты, как дети,
Чужбина - эрзац, позолоченной клети
Подобие жалкое, с этой удавкой
Сиди и на Родину вовсе не гавкай.
Любовь и строга, но ведь и справедлива!
Бывает, с бутылочкой клинского пива
Писатель Сергеич засядет за дело -
Пародии пишет весьма оголтело,
В стихах о берёзках стоит на котурнах
И скалится в конкурсах литературных.
Он критик, знаток поэтических правил,
Возможно, и ваши стихи он подправил.
Знавал я поэта большого полёта
По имени Старцев. Ловила тенёта
Его в океане словесности рыбу
Любого размера и вкуса. На дыбу
Сергеич любил поднимать горемыку,
Его находя по зловредному нику.
Но к пытке телесной приученный с детства,
Поэт-мазохист не чурался соседства,
В ответ огрызался он харизматично,
И схватка титанов текла романтично,
Играла их сталь и задорно, и звонко...
Сергеич врага полюбил, как ребёнка,
Учил его жизни и лучшим манерам,
Потом обзывал революционером.
Так жизнь продолжалась в Рунете. А дома -
Неделя к неделе, без молний и грома,
Почти уже старость, зануда-текучка.
В Германии сын, и любимая внучка
В немецкую школу пошла в эту осень,
Ей семь, а Володе... об этом не спросим.
Он вовсе не против сыновней карьеры,
Звонит он: "Приветствую, легионеры!"