В шесть часов на базе прозвучал сигнал общего подъема. К этому времени Роберт уже был на ногах, одет, чисто выбрит и улыбаясь небрежно раздавал приветствия, направляясь в офицерскую столовую. На базу прибыло большое пополнение, а большинство старых пилотов с боевым опытом, в качестве ротации перевели на другие авиа базы и тяжелые авиа несущие крейсера. Больше половины из этих лиц попадавшихся ему на встречу Роберт не знал, или вроде бы узнавал, но никогда не был в том уверен. Он улыбался им всем, всех приветствовал небрежным отданием чести, не зная ни их имен, ни того, что они любят, что ненавидят, во что верят, хорошие ли они люди, или плохие - это все было не важно. Важно было, что они объединены одной общей целью. Да и цель собственно не так была важна, важно было то, что вместе они были тем, что называется - воинское братство, а цель для таких молодцов всегда найдется. Целью всегда будут другие молодцы, другие славные парни, другое братство. Хорошо известен научный факт - если определенное число оленей-самцов закрыть в загоне, они обязательно разделятся на два стада и будут постоянно враждовать друг с другом. Такого же рода инстинкт есть и у людей. И тут какое уж может быть дело до того, хорошего ли человека, или плохого приходится приветствовать с улыбкой. До этого Роберту вовсе не было никакого дела. Тут нет плохих и нет хороших. Есть только побежденные и победители и между этими двумя приходится выбирать на войне. Впрочем, быть может, не только на войне. Но уж на войне точно нет никакого добра и зла. Роберт перестал даже пытаться разбираться в том, как выглядит хороший парень, а как плохой. Ему было достаточно того, что он прекрасно разбирался в том, как выглядит живой парень, а как мертвый.
Бодро, все с утра, бодро так выглядело, все такие подтянутые, сказал бы он и тоже старался выглядеть под-тя-ну-тым и бод-рым. Только еле заметная паутинка в покрасневших глазах могла бы выдать в нем чудовищную усталость. Но в глаза Роберту никто из офицеров летного состава не смотрел. Они всегда смотрели только на Орден Почета Метрополии на его груди. Это выходило у офицеров идущих на встречу по коридору как-то само собой. И вот вроде бы приветствует его кто то и не у кого не получалось так это сделать, что б не посмотреть на орден - хоть немного, но обязательно скользнет взглядом по нему. Роберт к этому уже давно привык и не придавал никакого значения. Да и вообще он на этой войне научился не придавать никакого значения людям вообще. Если придавать людям значение на войне, то никак не привыкнуть к тому, что они умирают на этой самой войне. Нет, нет, он уже давно летал исключительно один, не в экипаже и преимущественно в свободной охоте, а не в общих операциях, имея на это от высокого командования карт-бланш, и не придавал ничему и никому значения, тем более тому, куда смотрят проходящие мимо, в глаза, или еще куда. Они все давно уже шли мимо и это было важнее того, куда они смотрели. Идущий мимо и смотрит мимо и это на самом деле славно.
В одно время он перестал носить свой орден, не из какого то особого смысла, а как-то так просто перестал - посмотреть, что выйдет из этого, но сразу получил замечание от полковника Хайнца. Для кого то награды Роберта могли быть конечно и предметом зависти, но для полковника Хайнца они были исключительно предметом его личной гордости - Роберт Ли служит под его командованием, в его авиа ударной бригаде и это кое что да значит, не так ли? Орден пришлось вернуть на свое место.
Меньше всего на свете, этим утром Роберт хотел бы встретиться с полковником Хайнцом. Он даже хотел развернуться назад, заметив его в офицерской столовой за чашкой кофе и со своей неизменной овсяной кашей по утрам. Где-то Роберт вычитал, что у древних, овсянка считалась пищей дающей силы и овес служил основным кормом для лошадей - вот эта не прямая аналогия, во многом точно и окончательно для него охарактеризовала полковника Хайнца. Увы, маневр с поворотом оверштаг не прошел - полковник, заметив Роберта в дверях столовой, отложив овсянку, взмахом руки пригласил его к своему столу.
- Господа офицеры, имею честь вам представить майора Роберта Ли, кавалера двух Орденов Почета - сказал полковник поднимаясь, вытирая руку салфеткой и подавая ее Роберту.
Два молодых лейтенанта подскочили со своих мест.
- Здравия желаю, господин майор! - выпалили оба почти вместе.
- Доброе утро, доброе утро - ответил Роберт с улыбкой.
Полковник хитро прищурился, подмигнув Роберту.
- О! Гляди, какие орлы к нам прибыли в пополнение!
Роберт заметив, что лейтенанты несколько замялись, в непонимании стоит ли и им так же тянуть руки для рукопожатия, поздоровался с каждым.
- Добро пожаловать, господа офицеры, под командование полконика Хайнца - лучшего комбрига в наших ВВС.
Полковник, на сказанное Робертом, с улыбкой отмахнулся салфеткой, указывая всем рукой, что уже можно и присесть и продолжить трапезу.
- Официант! -щелкнул пальцами полковник верх, не глядя, к кому собственно обращается, - Роберт что ты будешь? Я рекомендую вот эту овсянку по-шотландски. Сегодня очень удалась. Просто чудо.
Роберт, кинув беглый взгляд на стол, отметил, что на столе у всех именно овсяная каша и черный кофе по-американски.
- Да, да, конечно овсянку - сказал он решительно и внутренне обреченно - и пожалуй я буду кофе, да, да, кофе американо.
Ему хотелось фруктовый салат и апельсиновый сок.
Полковник был крупный такой мужчина - что называется качественный - бритая наголо голова, на длинной мускулистой шее, кулаки размером с гирю, лицо с постоянно играющими желваками. Человек утерявший из своего лексикона слово "невозможно", а заодно с ним и чувство юмора. Символом душевного устройства полковника были бы часы показывающие всегда одно и тоже время, или компас с одним направлением стрелки, что и подтверждала его биография и военная карьера. Роберт тяготился общением с ним, но начальство, как известно не выбирают. Сейчас полковник размахивал, перед своим носом ложкой с овсянкой, и Роберт ждал, когда он уже в конце концов засунет ее себе в рот. Но полковник не торопился, дирижировал ложкой, смеясь своим не смешным шуткам и продолжал тему, начало которой Роберт не застал.
- Так вот, мои молодые друзья. Мне стало веселее жить, когда я перестал рассматривать ее, как ожидание подарков от Деда Мороза, а стал смотреть на нее, как на цепь испытаний. На нее, т.е. на жизнь. Да, на нее. Ха-ха! В мешке Деда Мороза вата - в детстве нас обманули. Дед Мороз мертв! Есть только воля и дисциплина - больше ничего нет. И это путь к цели, да и сама цель, если хотите. Так точно! Ха-ха. И сама цель. Когда она бьет меня, что я делаю? А я говорю.-"слабовато" Это все, что у тебя есть? Давай еще! Я готов! Воля и дисциплина, мои молодые друзья. Она т.е. жизнь. Жизнь -это борьба. Вот так то! Так куется победа. Вы слышали, что-нибудь о древних японский самураях? Нет?
Лейтенанты опять вместе отрицательно мотнули головой, и Роберт подумал, что уж не близнецы ли они. Но нет - совсем не похожи.
- Как?! Вы не слышали о древних самураях?!
И в предвкушении замечательного витка беседы, полковник, наконец-то опрокинул в рот ложку и следом быстро подряд еще шесть - так насчитал Роберт.
День с утра не заладился совершенно. Роберт тоскливо озирался в поисках Дока, стараясь не прислушиваться к мозаике выдвинутых полковником логических ребусов.
"Кроме пилюль от ночных кошмаров, а не попросить ли у Дока приличную горсть таблеток от жлобства и всыпать полковнику Хайнцу по секретному в его кофе в следующий раз".
- Да вот что! - не унимался полковник, - про самураев в другой раз.
"Сила небесная, неужели свершилась твоя воля?" - успел подумать Роберт радостно, но поспешил. То что сказал полковник после, совершенно выбило его из колеи.
- Роберт, - полковник всегда был с ним по имени, - ты знаешь, Роберт, что в период подготовки к Большому Десанту командование ВВС проводит ротацию офицеров с боевым опытом, что б необстрелянному пополнению было у кого перенимать опыт. Боевой опыт. Да, боевой опыт...Так вот - из этого молодого пилота нужно сделать асса истребителя. Когда вернешься с Земли, он будет летать с тобой вторым пилотом. Вот из этого.
Полковник показал ложкой на одного из лейтенантов сидящих напротив, того, который был с идеально остриженными "пижонскими усиками", как назвал их про себя Роберт. Роберт, не веря своим ушам, поставил на стол свой кофе и только успел набрать воздуха, что б возразить, но полковник жестом прервал его сразу
- Знаю, знаю, но Роберт, это не приказ - это моя личная просьба, Роберт.
Это прозвучало, как приговор - личные просьбы полковника Хайнца обсуждались еще в меньшей степени, чем его приказы. Т.е. это был ноль с тенденцией к минус единице.
- Так, ну тут, пожалуй и все - сказал полковник разглядывая свою пустую тарелку, как поле битвы и взглянул на свои наручные часы - разрешите вас покинуть, господа офицеры. Прошу вас не вставайте, и встретимся на собрании летного состава, через час.
Полковник отодвинул стул, встал, бросил на стол салфетку и широким шагом покинул это помещение унося с собой в другие помещения базы свою волю и дисциплину. А над столом нависло молчание, которое лишь через пару минут, решился разрядить тот самый лейтенант с усиками.
- Господин майор..., - только и успел сказать он.
- Так. Стоп! Вот сейчас ничего не говори, лейтенант - прервал его Роберт.
"Сегодня утро прерванных фраз. Мне, взлет-посадка, нужна вся аптечка Дока"
Роберт сидел и барабанил по столу костяшками пальцев в раздумье. Но думай не думай - делать было нечего. И он не глядя на лейтенанта, сказал в пустоту перед собой:
- Вот что. Сразу буду предельно откровенен с тобой , лейтенант. Я не в восторге от этого, лейтенант. Я летаю один с 44-го года. Я не летаю в экипаже с 44-го года, лейтенант.
- Я знаю, господин майор - мы изучали записи ваших боев, в летной школе. Для меня это большая честь, господин майор...
Роберт посмотрел на него внимательно, а тот не нашел ничего лучшего, чем улыбнутся, и так еще вот по-глупому как то улыбнутся и сказать:
- Правда - это большая честь для меня.
"Сила небесная! Взлет-посадка! Это вообще полный детский сад. Где они набирают таких?"
Роберт перестал барабанить костяшками, поднялся из-за стола и выдохнул наконец какие то почти связные слова:
- Ну, приказ есть приказ..., взлет-посадка, просьба есть просьба. Встретимся на собрании летного состава. Да.., как тебя зовут?
- Лейтенат Пуатье.
- А по имени?
- Жак. Лейтенант Жак Пуатье.
- Будем знакомы, лейтенант Жак Пуатье.
Роберт пожал ему руку, развернулся, потом повернулся обратно и пожал руку второму лейтенанту.
Роберт был очевидно растерян - вся система его фатального одиночества, так тщательно выстроенная за годы, стала шататься, под напором непредвиденных обстоятельств не преодолимой силы, которыми был полковник Хайнс. Летать в экипаже! Это вот так просто сказать - ну летай себе в экипаже - те же звезды, тот же малый космос, та же война. Но это ответственность за того, кто рядом - вот что такое летать в экипаже. Ответственность за тех, кто рядом - он уже не способен на это.