Евстафьев Алексей Николаевич : другие произведения.

Обитель Блаженных

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    После взрыва многоэтажного дома, шестеро главных героев попадают в необычное место. Они не чувствуют себя умершими и пребывают в пространстве, которое не возможно оценить, как реальность. Оно непрерывно меняется, искажается, демонстрирует необычные картины, места, сцены. Героям предстоит встретиться со своими умершими близкими и знакомыми, им будет даровано увидеть карнавал Высших Сил. Но главное, что стремятся понять герои книги, это загадка взорванного дома. Произошёл теракт или случайность?.. Есть ли тот человек, на которого можно возложить вину?.. Зачем он это сделал?..
   Алексей Николаевич Евстафьев
  ОБИТЕЛЬ БЛАЖЕННЫХ
  *****
  
  СУББОТА
  
  Каждому знакомо то любопытное мгновение при пробуждении после долгого сна, особенно утром выходного дня, когда ты с холодной и пугающей ясностью ощущаешь все свои обморочные состояния и томительные копошения, случившиеся за время ночного покоя; когда просчитываешь все сдвиги во времени и всю незавершённость когда-либо начатых тобой дел; когда с обязательно-сдержанной грустью раскрываешь бесполезную иллюзорность сновидений, с привычной фатальностью сладко зеваешь и потягиваешься, вымаливая хоть какого-нибудь чуда на предстоящий день. Впрочем, настолько неопределённого и затушёванного чуда, что сам на себя тут же ворчливо фыркнешь и поспешишь отметиться издевательской усмешкой. Слишком хорошо ты знаешь цену нелепым мечтаниям спросонок.
  С удивительным равнодушием, пережив именно это мгновение, Евпсихий Алексеевич окончательно проснулся, взглянул на будильник, привычно располагающийся на табурете у изголовья дивана, и коротко чертыхнулся. Ещё полчаса назад ему следовало разбудить свою подругу, поскольку вчера она настойчиво твердила, что ей необходимо встать пораньше, что у неё имеются важные дела. А тут получается, что Евпсихий Алексеевич подругу подвёл.
  - Катенька... - как можно мягче дотронулся он до плеча разомлевшего тела. - Соблаговоли немедленно подняться, и не вздумай на меня ругаться шибко, что я тебя пораньше не разбудил, я ведь и сам только что проснулся.
  - Сколько же времени я проспала? - нехотя откликнулась Катенька, источая завораживающий запах дремлющей женщины.
  - Да ведь ты спала, как обычно, как и привыкла всё время спать; только вот понадеялась на меня, что разбужу пораньше, а я сегодня подкачал. Ты вряд ли и представишь, Катенька, какой взбалмошный сон мне приснился, а мне нужно было до конца его досмотреть, непременно до развязки.
  - Ничего удивительного, я так и знала, что ты сам проспишь и меня не разбудишь. - ласково проворчала Катенька, соскочила с дивана и вступила в новый день с несокрушимым удовольствием. - Повторю тебе в который раз, что ты балбес, да и хватит с тебя.
  - Вполне хватит. И если тебе ругаться не приспичило - чему я могу быть только рад - позволь мне попросить тебя приготовить быстренький завтрак, а там и поспеши идти по своим делам, а я себе тоже дел отыщу.
  - Пожалуй, наготовлю по-быстренькому творожных галушек, давненько мы с тобой на завтрак галушек не ели. Творог-то у тебя наверняка имеется - любитель ты у меня творога.
  - Очень легко найдётся у меня в холодильнике творог, Катенька. У меня сегодня чудо, а не творог - натуральный домашний, из козьего молока. Друг из деревни приезжал давеча - ну ты помнишь, как я был слегка пьяненький давеча и про друга рассказывал много интересных историй - так вот у него есть козы в деревне.
  - Козьи галушки, кажется, я сроду не ела, вот сейчас и займусь.
  - Займись, Катенька. Только ты поторопись - ты вчера всё твердила, как заведённая, что тебе сегодня надо главные дела доделать, что-то очень срочное. Правда, так и не сказала, какие дела.
  Катенька игриво помахала ладошками, как будто была категорически против, чтоб хоть кто-то прикоснулся к её загадочным неотложным делам, но посмотрела на Евпсихия Алексеевича чересчур нескромным и заласканным взглядом - а уж этот катенькин взгляд Евпсихий Алексеевич любил больше всего на свете.
  - Подойди, Евпсихий, я тебя чмокну в щёчку. - потребовала Катенька, и Евпсихий Алексеевич незамедлил повиноваться, за что и был вознаграждён поцелуем. - А что за сон тебе приснился?.. Сможешь рассказать, или одна путаница в голове осталась?..
  - Путаницы хватает. Там, знаешь ли, Катенька...
  И Евпсихий Алексеевич принялся рассказывать сон, больше фантазируя, чем вспоминая, и едва поспевая за Катенькой, которая взялась решительно покончить со всеми утренними обязанностями, чётко отводя минутки напирающего времени на ванную комнату, на кухню с галушками и хвастливо шипящим кофейником, на лёгкую консультацию с косметичкой. Во сне Евпсихий Алексеевич установил небольшую домашнюю лестницу-стремянку, чтоб взобраться наверх и сменить перегоревшую лампочку в люстре, но не забрался и до половины, а грохнулся на пол и обнаружил себя в скрюченном и слегка приплющенном состоянии. Евпсихий Алексеевич попытался срочно выпрямиться, дабы ощутить себя нормальным человеком, но тело отказывалось слушаться и впало в состояние одновременно аморфное и одеревенелое. Евпсихием Алексеевичем не распознавалось ни малейшего движения рук и ног, хотя сзади отчётливо чувствовались содрогания, схожие с повиливанием собачьего хвостика, а внутри пищевода ощущался здоровенный комок застрявшего неизвестного кушанья, возможно, что и остатков бараньей кости. "Ты не представляешь, Катенька, как мне хотелось злиться от всего этого, и даже рвать и метать, но при этом ужасно веселило, что можно вот так запросто превратиться в собаку или в какое-нибудь другое животное. - рассказывал Евпсихий Алексеевич, посмеиваясь над самим собой. - И я принялся мысленно рисовать себя собакой, придумывать имя, повадки, характер, и даже присматриваться к её сознанию, понимая, что это сознание остаётся сознанием того меня прежнего, который ещё и не помышлял стать собакой. И представь, насколько всё это было занятно, пока я не напугался по-настоящему, поскольку мелькнуло соображение, что это вовсе и не собака, а чёрт - ну, знаешь, Катенька, в библейской космогонии упоминаются разные существа, в том числе и бесы, о которых мало что известно доподлинного, и вот их рисуют в карикатурных страшилках с рогами и хвостами. И чтоб успокоить себя, чтоб понять насколько я изменился в рамках пристойности, я принялся тщательно изучать эту странную субстанцию, придуманную собой, чтоб наловчиться посмотреть на другого себя как можно внимательней. И когда я занялся этим, то для меня не стало никакой разницы: разглядывает ли одна моя голова несколько отстранённо другую мою голову или смотрит в упор, в глубину, в самую сердцевину другой головы, обнаруживая внутри ещё одну голову, а внутри неё - ещё одну, и ещё одну, по принципу этой дурацкой игрушки-матрёшки. А ещё и какая-то часть мозга подкидывала дровишек в костёр, вбрасывая одну за другой логические выкладки, оправдывающие происходящий курьёз, но заметно противоречащие друг другу." Катенька участливо внимала другу и безобидно посмеивалась, скорее с удовольствием примурлыкивая, чем смеясь. "И ладно, если б всё это оказалось таким же бестолковым занятием, как если бы я спорил с самим собой наяву - а такое частенько случается с каждым, такое по-настоящему никого не заботит. - радуясь катенькиному смеху, восторженно хихикнул и Евпсихий Алексеевич. - Но получилось так, что со мной принялись спорить и те, кого я выдумать не мог - уж слишком тесноваты границы моей фантазии - я услышал голоса, переполненные нервозности и краткости, я услышал густое ворчание каких-то машин, вроде тракторов и бульдозеров, я различал вой сирен, требующих от меня непонятно чего. И если сперва я решился броситься навстречу этому тревожному гулу, попробовать ворваться в него, понять, то затем меня охватило чувство невозмутимой фатальности, мне стало лень спорить со всеми этими голосами и машинной пробуксовкой, я отрицал даже возможность появления всего этого в моём сознании, да ещё с моего разрешения... Но ведь откуда-то оно взялось?.. Собственно, с этим вопросом я и проснулся, успев лишь утащить из сна состояние абсолютного безразличия ко всему и желание поплевать в потолок. Но вдруг на потолке очертился строгий указующий перст, направленный в сторону будильника, а затем он преобразовался в кулак, который и треснул мне по мозгам, требуя разбудить скорей Катеньку. И тут я проснулся во второй раз."
  - Вот тогда-то ты меня и разбудил? - погладила пальчиком Катенька плечо Евпсихия Алексеевича.
  - Тут за мной не заржавело.
  - Умничка.
  Благополучно справившись с припудриванием носика, Катенька ещё раз чмокнула Евпсихия Алексеевича в щёчку и призналась, что давно бы сошла с ума, если б ей снилось хоть что-то похожее.
  - Так, по сути, я и схожу с ума, когда мне всё это снится, а затем возвращаюсь обратно. - пожал плечами Евпсихий Алексеевич. - А вот скажи мне, что у тебя за дела, Катенька, в выходной день?.. Куда ты изволишь торопиться?
  - На работу, милый мой, на работу. Надо срочно подготовить техническую документацию, а я вчера замоталась по другим вопросам, и не успела. Сегодня надо успеть по любому, я начальству обещала.
  - Успела бы и в понедельник всё сделать; подождёт твоё начальство с документацией, не обеднеет. Всех денег не заработать.
  - Ты же знаешь, Евпсихий, как я не люблю разговоры на эту тему. К тому же меня не перестают удивлять и даже разочаровывать некоторые твои взгляды на абсолютно понятные вещи. Например, ты настолько привык к своей маленькой зарплате, что считаешь её чем-то неизбежным по отношению именно к тебе, как будто ты большего и не заслуживаешь.
  - Даже если я совершенно точно заслуживаю большего, то никому, кроме меня и тебя, до этого нет дела. А ещё я могу в очередной раз повторить все свои соображения на этот счёт, да ты их прекрасно знаешь, просто упрямишься и не хочешь понять. Материальные проблемы в принципе не разрешимы путём увеличения доходов, это всего лишь диалектический вопрос сытости: одному хватает куска хлеба с маслом, другой не удовлетворится и бараньим окороком.
  - Допустим, что чрезмерное увлечение вопросами сытости способно довести до скотского переедания, но если наловчиться всегда быть сытой ровно столько, чтоб быть чуть сытнее других, то тогда ты достигнешь некоторой гармонии, во всяком случае не будешь портить нервы ни себе ни другим. Возьми себе в толк, Евпсихий, что когда мне, например, начинает не хватать денег на привычные капризы или проведение досуга, то я принимаюсь психовать. Я становлюсь сама не своя, я заморачиваюсь на несправедливости, грянувшей неизвестно откуда и направленной против меня лично, и я стремлюсь всё это по-быстренькому исправить. А тебе как будто всё равно, ты живёшь так, что ни чуточки не удивишься, если помрёшь сию секунду. И тогда незачем совершать лишние телодвижения и задумываться о том, как можно получше провести свой вечерний досуг.
  - Ну-ну... - нежно усмехнулся Евпсихий Алексеевич. - Вот очень кстати, насчёт досуга. Как ты планируешь провести сегодняшний вечер?..
  - Уволь, Евпсихий, сегодня я точно буду не у тебя, сегодня я проведу вечер дома, без всякого досуга. Ты очень мил, Евпсихий, однако мне надо отдохнуть от фаллоцентрической концепции нашего мироустройства, ведь у нас всё сводится к одному.
  Евпсихию Алексеевичу было не впервой аккуратно лавировать между желаниями своей подруги вступать в спор по любому поводу, частенько он хитро управлял этими желаниями, погружая разговор в мягкий тупик, и всегда искренне радовался тому умению, с которым Катенька приспособилась к его неуживчивому характеру. Евпсихий Алексеевич был безоговорочно влюблён в Катеньку, и ещё ни разу их споры не заканчивались обидными нападками и ссорой.
  - Чем же ты сегодня займёшься?
  - Посижу немного одна в своём сказочном теремке, за тридевять земель, посижу-поскучаю: иногда и помереть со скуки душа просит. - Катенька привычно шутила про "теремок за тридевять земель", поскольку проживала в этом же подъезде, на четвёртом этаже, тогда как Евпсихий Алексеевич проживал на третьем. Теперь даже и не вспомнить, как получилось у них встретиться и понравиться друг другу, просто по-соседски, чтоб затем дать волю и более пронырливым чувствам.
  - Вот, значит, и ты не прочь иногда покрепче вцепиться в свою зону комфорта. - сложил ладони домиком у себя над головой Евпсихий Алексеевич.
  - Мне проще называть это эстетическим коматозом.
  - Называй как угодно. Лишь бы сохранялись силы выкарабкиваться обратно.
  Что-то неприятно-трескучее, напоминающие недавнею лестницу-стремянку из сна Евпсихия Алексеевича, внезапно грохнулось у соседей сверху на пол и оборвало игривую перепалку любовников. А сразу за этим грохотом раздался скользкий детский плач, опасающийся наказания, и это наказание последовало незамедлительно. Будто бы нарочно доведённый до омерзительных разрушительных ноток, крикливый женский голос принялся выдавливать из себя визгливые фразы, складывать их в ругань, в монотонный водоворот.
  "Посмотри, маленькая дрянь, что ты натворила! подойди, я тебя носом буду тыкать в твои проказы, потому что ты иначе слов не понимаешь!.. я тебя родила, потому что хотела, чтоб ты хорошим человеком выросла, чтоб маме по хозяйству помогала, а ты поступаешь, как тварь неблагодарная, и я не знаю, что мне теперь с тобой делать!.. если хочешь моей смерти добиться, так ты её рано или поздно добьёшься - вот помяни моё слово, ты из меня все нервы вымотала!.. но вот проживёшь ли ты долго без своей матери - об этом ты задуматься не хочешь, потому что растёшь эгоисткой и пакостницей!!" - "Мамочка, прости меня, я же нечаянно! - детский плач, преисполненный страха и раскаяния, изливался трепещущим ручейком и слушать его было невыносимо всякому здоровому человеческому сердцу. - Мамочка, я не хочу, чтобы ты меня так страшно ругала!.." - "Если тебя не ругать, ты вырастешь совсем бесстыдницей, и я не знаю, как я буду людям в глаза смотреть!" - "Вот что ты опять натворила, неумёха? - поддерживал женскую ругань бубнящий мужской говорок, принадлежащий отцу семейства, также расположенному к вербальному садизму. - Разве могут хорошие девочки отвратительно себя вести?.. Мы ведь о тебе заботимся изо всех сил, потому что ты одна у нас надежда и опора, а ты наших надежд не оправдываешь. Посмотри на свою мать, негодница, посмотри до чего ты её довела?.. Разве хорошие девочки так себя ведут?.." - "Мамочка, прости меня! папочка, прости!.." - "Я не буду тебя прощать, потому что ты специально мать изводишь, от тебя одни убытки, ты проклятый ребёнок, и я знать тебя не хочу с сегодняшнего дня! - продолжала душить визгливым занудством распалённая женщина, и не было никаких сомнений, что всё это ей приносит невероятное удовольствие. - Я даже не удивлюсь, если ты ночью придёшь с ножиком и зарежешь свою мать, потому что ты всех ненавидишь, и для тебя нет ничего святого!.." - "Мамочка, почему ты говоришь обо мне так плохо?.. я тебя боюсь, мама!.." - "Ах, значит, это я о тебе говорю плохо?.. значит, это тебе мать такая плохая досталась и виновата, что ты дурочкой и бандиткой растёшь?.. как же тогда другие детки думают, у которых есть матери, что их поят и кормят, и заботятся ежечасно?.. разве они думают, что можно не слушаться своих родителей и дома безобразить, разве им приходит в головы, что было бы гораздо лучше, если б родителей совсем не было?.. что же ты молчишь, дрянь такая, разве тебе сказать мне нечего или ты язычок прикусила?.."
  - Ну, началось... - сердито всмотрелся в потолок Евпсихий Алексеевич, в очередной раз порицая семейство, проживающее в квартире, расположенной этажом выше, как раз напротив квартиры Катеньки.
  - Это семейка меня достала! - с усталым гневом выпалила Катенька. - Бедная девочка. Они же постоянно орут на ребёнка, орут по сто раз за день, по любому поводу и без повода!.. Ребёнок вырастет психопатом. Если вообще вырастет, если они его однажды не прибьют.
  Катенька говорила правду про ребёнка - про маленькую девочку, над которой безрассудно измывались родители, доводили своими скрупулёзно проговариваемыми выволочками до истерического плача; и происходило это почти каждый день, иногда и по нескольку раз за день, что приводило в бессильное негодование всех соседей.
  "Почему ты обещаешь, что больше так не будешь, а сама кулачком делаешь мне кукиш?.. - кажется, уж совсем невообразимую чепуху понесла сварливая мамаша. - Ты думаешь, что ты очень маленькая и хитрая, да это не так, и я тебя знаю, как облупленную." - "Ну, мама, ну прости меня!.." - "Я не буду тебя прощать, это было бы против моей совести, потому что таких дрянных девочек никогда и никто не прощает, их сажают в тюрьмы, чтоб они там умерли навсегда!.." - "Ну, мамочка, прости!.. - лихорадочно причитала девочка, всякий раз искренне верящая во весь тот пугающий бред, что несла её родительница. - Ну, прости, прости, прости!.." - "Вот ты специально плачешь так громко, противная девчонка, специально орёшь на весь дом, чтоб тебя соседи пожалели, и потом мне выговаривали за тебя!.. соседям-то не хочется знать всю правду про тебя, соседям нет нужды знать, как мать заботится о тебе, а отец работает, не покладая рук, а тебе нравится расти тварью неблагодарной, и ты все соки готова выпить из своих родителей, как пиявка!.. прекрати орать, кому говорю!! прекрати орать, бестолочь ты чёртова!!" - "Ну вот что это за ребёнок? - подстраивался муторный папаша со своим гнилым занудством - Что это за ребёнок, от которого нам одни невзгоды?.. за что нам наказание такое?.."
  Супруги жили замкнуто, нелюдимо, их редко видели вместе прогуливающимися во дворе, а уж про девочку вряд ли кто из соседей мог сказать что-нибудь внятное, кроме того, что звали её Улинькой. Даже возраст девочки трудно было установить, поскольку ребёнок имел тот диковатый недоразвитый вид, что растёт сам по себе, смотрит на жизнь как бы украдкой, и у каждого встречного ищет снисхождения. Девочке могло быть и пять лет от роду, а то и все восемь, в школу девочка ещё не ходила. Мать принципиально нигде не работала, понимая несколько выгибонисто статус домохозяйки, и была презираема соседями настолько, что никто с ней даже не здоровался. Отец девочки буднями пропадал на работе, в выходные был не прочь поторчать часок-другой у местного магазина с лёгкой порцией спиртного напитка, однако больших приятелей во дворе так и не завёл: наблюдалась в его лице отталкивающая подловатая меланхолия, та самая, что способна нанести удар исподтишка. Невозможно было понять, избивается ли ребёнок во время затяжных процессов воспитательной ругани, или просто отделывается лёгкими пощёчинами и шлепками по заду, но одних визгливых материнских поношений и въедливой отцовской грызни было достаточно для отчаянной детской истерики.
  - Это должно когда-то прекратиться!.. Евпсихий, надо написать на них жалобу, надо просто сходить в полицию и рассказать всё, как есть.
  - Да разве есть время у полиции заниматься нашими жалобами?.. Послушают, покивают сочувственно, да и отправят восвояси.
  - Евпсихий, ты просто ищешь отговорку, у тебя на всё найдётся отговорка, на все случаи жизни, тебе просто не жаль бедную девочку.
  - Мне чрезвычайно жаль бедную девочку.
  - Тогда ты должен что-то сделать.
  - Пожалуй, Катенька, я сегодня что-то сделаю, я обязательно схожу в отдел полиции к участковому уполномоченному, да и накатаю жалобу на этих деспотов. Пускай что-нибудь решают в полиции. В конце-то концов.
  - Накатай, Евпсихий. Прямо сейчас и сходи, как допьёшь кофе, не откладывай дела в долгий ящик.
  - Смотри, Катенька, я сейчас быстренько допью кофе, затем вот за этим же столом жалобу сочиню, чтоб без суеты изобразить все подробности - а то мало ли какая у них, в отделении полиции, сутолока может приключиться, и она не позволит мне сосредоточиться на деталях - так я прямо здесь, за столом, напишу. Затем схожу в полицию, задам там шороху, а потом и ещё кое-что сделаю, мне надо сегодня посетить одно место. У меня, знаешь ли, появились мысли насчёт усовершенствования нашего материального положения.
  Евпсихий Алексеевич слегка надавил интонацией на "нашего материального положения", намекая, что собирается усовершенствовать не себя одного.
  - Я просто хочу, чтоб ты знал, Евпсихий, как я переживаю за эту девочку. - Катенька не распознала любопытных намёков своего друга и продолжала взволнованную речь. - Я отказываюсь понимать и принимать всю жестокость, которой стало очень много в нашем обществе, я по-настоящему беспокоюсь, как бы не закончились эти семейные издевательские разборки смертью ребёнка. Ты знаешь, мой милый, что довелось мне пережить не так давно, и я не хочу во второй раз переживать чувства, связанные с внезапной смертью... особенно, со смертью человека, который тебе не безразличен... И если можно предотвратить трагедию, если можно вовремя вмешаться, то это нужно обязательно сделать.
  Муж Катеньки утонул чуть больше года назад, и причины происшествия так и остались до конца не выяснены - просто человек никому ничего не сказал, а ушёл в одиночку купаться на озеро, где и купаться-то редко кто осмеливался по причине неистребимых камышовых зарослей (да и месяц май не располагал к возбуждённым плесканиям на природе), ушёл и пропал. Через пару дней местные ребятишки нашли его вещи у озера, аккуратно сложенные в пещерке под валуном, рассказали про находку рыбакам, выпытывая, не припомнят ли они голого человека, шляющегося без цели у озера, а те сразу позвонили в полицию. Неожиданно расторопно в тот раз сработала полиция, специальная бригада водолазов тщательно обшарила дно озера, и утопленник был найден. Судебная медэкспертиза обнаружила значительное содержание алкоголя в крови, что никого не удивило, поскольку погибший в последнее время злоупотреблял спиртным. Однако ясности так и не последовало: самоубийство явилось причиной трагедии или простая пьяная случайность?.. Нельзя сказать, что Катенька любила своего мужа, и роман с Евпсихием Алексеевичем завязался ещё при его жизни, но он был неплохим человеком и стыдился своей тяги к алкоголю, хотя и держал себе на уме что-то неурегулированное. У Катеньки остался сын, теперь уже взрослый парень, сразу, после гибели отца, бросивший институт и отправившийся служить в армию.
  - Ах да, вот ещё что. - Евпсихий Алексеевич мягко прикоснулся к Катеньке. - Вчера всё было недосуг спросить про твоего сына... Как ему служится в армии? звонит он тебе?..
  - Да, разговаривали на днях, правда, совсем коротко: у них в армии всё как обычно, волноваться не о чём, к тому же срок службы скоро закончится, сейчас ведь служат всего год. Между прочим, я ему наконец-то рассказала про наши отношения, оказывается, он тебя прекрасно помнит и кажется не против, чтоб я была с тобой.
  - Как это, Катенька, ты ему про нас рассказала?.. Взяла и рассказала??
  - Взяла и рассказала.
  - Ты прелестное создание, Катенька, от тебя только и ждёшь каких-нибудь сюрпризов. С сыновьями-то надо быть осторожней в этих вопросах, они слишком ревнивы насчёт матерей. Ох и надо бы шлёпнуть тебя по попе за такие сюрпризы.
  - Шлёпнешь в другой раз. Совсем некогда миловаться нам, Евпсихий, прости, я полетела на работу!..
  И Катенька легко нацепила бойкие летние босоножки, через секунду расторопно простучавшие по ступенькам лестницы подъезда на зависть самому натренированному барабанщику.
  - До свиданьице! - успел крикнуть вдогонку подруге Евпсихий Алексеевич и, озадаченный последней новостью от Катеньки, принялся сам собираться в дорогу.
  Сначала, конечно, попробовал написать обещанную жалобу на соседей сверху, но никак не мог сообразить, с чего обычно начинаются подобные жалобы, как их оформлять с процедурной стороны, и кому конкретно должна быть отправлена бумажка, требующая не столько наказания, сколько справедливости. Тогда Евпсихий Алексеевич решил, что напишет её прямо на месте, в отделении полиции, и засобирался в дорогу. Надел узкую белую рубашку несколько строгого покроя, чёрные джинсы и вежливые замшевые ботинки, забросил сумку на плечо, убедившись, что в секретном кармашке находятся паспорт и документы собственника на жильё, и покинул квартиру. Спустился вниз далеко не так бойко и уверенно, как до этого спустилась шаловливая Катенька, вышел из подъезда и критически прищурился на солнце. День обещал быть знойным и неудобным для расторопных людей.
  В тени, под козырьком подъезда, оживлённо разговаривали три полнотелые и пурпурнощёкие дамочки, мало отличаемые друг от друга, но хорошо запечатлевающиеся в памяти, а также забавная, дотошная до всякого вопроса, старушенция, известная во дворе, как баба Нюра. Разговор шёл горячий и с душком неизбежной опасности, так что Евпсихий Алексеевич не мог пройти мимо.
  - Ну, бабоньки, поделитесь и со мной своими переживаниями. - попросил Евпсихий Алексеевич, учтиво кланяясь.
  Дамочки незамедлили сообщить, что тревогу они сеют вовсе не напрасно, что вот видели тут давеча каких-то подозрительных азиатов, и были они вдвоём, и всё таскали мешки в подвал дома из старенького грузового фургончика. А что они там таскали в мешках - проверить было невозможно, и на расспросы придирчивой Полины Юрьевны отделывались незнанием русского языка. А ведь запросто в этих мешках могли находиться динамит или ядовитые химикаты, или ещё какая-нибудь азиатская коварность предельной концентрации. "Взорвут нас всех к чёртовой матери!" - обещала с филантропическим бескорыстием баба Нюра.
  - Ишьтыподишьты!! - прищурился и склонил голову на бочок Евпсихий Алексеевич, удивившись такому категорическому прорицанию.
  - А вроде не двое их было, вроде с девкой приезжали? - припомнила одна дамочка.
  - С девкой приезжали. - подтвердила Полина Юрьевна. - Девка им двери в подвал отворила, ручонкой этак повела: дескать, сюда складывайте!.. Они и принялись мешки таскать. Битый час на них смотрела, а они всё тащат и тащат, тащат и тащат!..
  - Девка тоже не русская? - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Девка наша. Мордатая такая девка. Двери в подвал открыла и обратно в машину убралась, заперлась в кабине. Сидела не высовываясь, дескать, я тут не при чём.
  - Ведьмы они хитрые, они свои руки понапрасну не пачкают. - решительно аттестовала мордатую девку баба Нюра. - У них завсегда найдутся в услужении один-другой бесёнок. Вытаращатся этак послушливо на хозяйку, хвостиками завиляют и свободы напрочь лишаются - что им ведьма скажет, то и делают.
  - Хвостиками? - нахмурился Евпсихий Алексеевич, припоминая свой бестолковый сон.
  - Вот такие хвосты у них! - развела руками баба Нюра на метр с небольшим, но чуть подумала и уменьшила расстояние ровно до метра.
  - Если она ведьма, то зачем ей динамит в мешках таскать?.. - недоверчиво сдвинула брови Полина Юрьевна. - Наготовила бы снадобий каких-нибудь, да навела на людей порчу.
  - А не на всякого человека ихняя порча действует. - одна дамочка принялась с заискивающим восторгом оглядывать собеседниц, торопясь высказаться. - Это как иммунитет от болезней - у одних людей он хорошо развит и артачится супротив разной дряни, даже супротив вируса-ковида, а у других не шибко. Если ведьма задумает сразу со всем миром расквитаться, то она рисковать не будет, она и динамитом не побрезгует.
  - Или чугуна в мешках натаскает, чтоб земля под домом тяжести не выдержала и обвалилась к чёртовой матери. - уверенно предположила старушка. - В яму чтоб наш дом провалился, и всё вокруг него чтоб провалилось в бездну бездонную, прямо в пекло земли.
  - Да уж, бабоньки. - вздохнул Евпсихий Алексеевич. -Такие вот дела.
  Собеседницы удовлетворённо переглянулись, наслаждаясь, что нашли внимательного слушателя.
  - А ваши злыдни вроде угомонились? - одна из дамочек кивнула в сторону окна соседей Евпсихия Алексеевича. - Горазды орать почём зря, а видно, что толку от такого воспитания не будет. Ладно бы ремнём выпороли дитёнка, тем более, если напроказил паче меры - иногда оно очень даже хорошо помогает, когда ремнём наказываешь. Меня папаша каждое воскресение порол для профилактики, так я вроде хорошим человеком выросла... А эти орут и орут, зудят и зудят, и себе покоя не дают, и людям. На весь подъезд разносится, что они там у себя орут - а каково добрым людям их выслушивать, дурь-то всю ихнею?..
  - Не кончится это по-хорошему, не для добрых дел всё это затеялось. - баба Нюра вытащила носовой платок и яростно сморкнулась. - Всё это врагом рода человеческого задумано и нам назло сотворено, чтобы психов побольше было на белом свете, и чтоб все психи поубивали нас к чёртовой матери!..
  Следующие пару минут баба Нюра упоённо демонстрировала небогатую рухлядь, вытащенную из коротких старческих видений и умозаключений. Собеседницы растерянно внимали.
  - Да уж, бабоньки!.. - вздыхая поддакивал Евпсихий Алексеевич.
  - Мне свекровь давеча звонила, поторопилась с именинами поздравить - у меня именины ещё только в августе будут, а она звонит давеча и желает долгих лет жизни и эмоционального равновесия - ну мы и посмеялись. А там слово за слово, разговорились, и она говорит, что у них на районе жить стало невмоготу, потому как страшно. Принялись трупы с отрезанными головами из окон вываливаться, да прямо посреди дня, да прямо под ноги прохожим. И никому особой печали нет: нравится ли это прохожему человеку, крепкое ли у него здоровье, чтоб выдержать свалившуюся оказию и не грохнуться прямо тут с инфарктом... - сообщила Полина Юрьевна, указывая то на верхние этажи дома, то на асфальт. - Главное, что найти душегубов никак не могут, только расклеили по всем столбам объявления, дескать, остерегайтесь незнакомых граждан пускать к себе в дом, а я так думаю, что и не хотят по-настоящему искать, потому как попробуй найди этих азиатов, если они хитрые!..
  - А разве азиаты на районе вашей свекрови трупам головы отрезают? - насторожился Евпсихий Алексеевич.
  - Так больше некому. Русский-то человек уж как-нибудь иначе с обидчиком расправится, голову не будет резать. На кой она ему - голова без туловища - русскому-то человеку?..
  Полина Юрьевна дефинитивно чихнула и засмеялась.
  - Ну да, ни на кой она ему не сдалась. - задумчиво согласился Евпсихий Алексеевич.
  - Вот и эти супостаты, что в подвал мешки таскают, думают, что никому до них интереса нет, и никто им не помешает провернуть злодейство. - отрезала Полина Юрьевна. - И они имеют полное право так думать, потому что мы какие-то равнодушные стали, по сравнении с ранешними временами, осторожности в нас поубавилось. Бдительности нет.
  - Знаете, я как раз собрался в отделение полиции к участковому уполномоченному, так я ему про этих азиатов с мешками обязательно сообщу. - пообещал Евпсихий Алексеевич. - Сдаётся мне, что сегодняшний визит заставит нашу полицию хорошенько зашевелиться, а то сидят там бездельники за счёт налогов, в ус не дуют.
  - Да вот же! - вдруг баба Нюра ткнула пальцем в низенького молодого человечка, безукоризненно азиатской наружности. - Тот самый, что мешки в подвал таскал!.. Сейчас бы взять за грудки да спросить, зачем он тут ошивается?..
  Указанный бабой Нюрой парень безусловно не ожидал никакого подвоха, продвигался по двору поступью расслабленной и подловатой, но оценил пристальные взгляды в свою сторону от четырёх бабулек и Евпсихия Алексеевича, как решительно-взыскательные, резко затормозил, крутанулся на одной ноге на 180 градусов и засеменил прочь.
  - Даже разговаривать с нами не хочет. - сердито гаркнула баба Нюра. - Убегает чёрт нерусский.
  - А, пожалуй, я за ним прослежу, от меня не убежит. - пообещал Евпсихий Алексеевич. - Вот уж догоню и за грудки возьму!.. Эй, приятель!..
  Парень не откликнулся и направился к маленькой тропинке из белесоватого асфальта полувековой давности, что служила владельцам собак для выгулки своих питомцев, и петляла захирелой аллейкой вокруг нескольких дворов. Евпсихий Алексеевич последовал за подозрительным субъектом походкой танцевально-ковыляющей, иногда переходя на бег трусцой, внимательно всматриваясь под ноги и аккуратно перескакивая через сомнительные собачьи орешки и рассыпчатый птичий щебет. Субъект, кажется, ничего не подозревал и совершил два прогулочных круга по аллее, ни разу не оглянувшись на преследователя. И только тогда, когда Евпсихий Алексеевич решился догнать его и ухватить за плечо, оглянулся, зловеще вытаращился, отчётливо произнёс увёртливую абракадабру, совершил неправдоподобный кульбит с прыжком и исчез, оставив Евпсихия Алексеевича у дверцы в подвал собственного дома.
  - Позвольте, да куда же он подевался?.. - опешил Евпсихий Алексеевич. - Смотрите, что за чудо получилось: был человек - и нет человека. А ведь так могут лишь негодяи поступать, от которых нельзя ожидать хороших поступков!..
  Ни болтливых тёток, ни бабы Нюры во дворе уже не наблюдалось, и расспросить про исчезнувшего негодяя было не у кого. Евпсихий Алексеевич внимательно осмотрел участок у подвала, подёргал запертую дверцу, переписал номер телефона, начертанный на дверце густым жёлтым мелом и якобы принадлежащий строительно-монтажному управлению "YHVH". Заглянул в перекошенный фанерный ящик, который раньше на этом месте однозначно отсутствовал, и с удивлением выявил его забитым доверху засушенными яблочными огрызками.
  - Кажется, для яблок ещё время не наступило. Не вызрели ещё яблочки в наших краях.
  Под ногами обнаружилась растоптанная порошкообразная масса серого цвета, определить природу и качество которой не предоставлялось возможным; даже принюхаться к ней не удалось Евпсихию Алексеевичу, хотя он старательно нагибался, избекренивался и исступлённо работал носом. Всё, к чему прикасался взгляд Евпсихия Алексеевича на этом месте, казалось безнадёжно подозрительным.
  - Попробую звякнуть по указанному телефонному номеру, спрошу у этих жуликов, почём нынче строительство тетраграмматонов. Вдруг дёшево. - проявил сарказм Евпсихий Алексеевич и, осматриваясь по сторонам с опаской бывалого разведчика, набрал на телефоне номер. - Алло, здрасьте... вы меня слышите?..
  Необычные шипящие гудки заурчали в ответ, складываясь в бесконечно повторяемую фразу пшшшшшшёл вооон... пшшшшшшёл вооон... пшшшшшшёл вооон!..
   - Даже так. - обиделся Евпсихий Алексеевич. - Ну уж нет, братцы, я знаю, куда теперь пойду, и вовсе даже не туда, куда вы меня посылаете. Теперь все сомнения остались позади. Фактов, устанавливающих сомнительные деяния, накопилось выше крыши, и мне есть с чем заявиться в отделение полиции.
  Туда-то Евпсихий Алексеевич и поспешил, пытаясь вспомнить по дороге, кто из участковых инспекторов отвечает за его дом, и сообразил, что ни разу с этим человеком не встречался. "Потому что государство недооценивает важность некоторых проблем и пускает их на самотёк. - подумал Евпсихий Алексеевич. - Если бы не гражданская инициатива, то просто-запросто полетело бы всё это государство к чёртовой матери!.." Евпсихий Алексеевич даже ревматически вздохнул на манер бабы Нюры.
  Субботний город монотонно просыпался, с осторожной лаской принюхивался к затяжному аромату летнего утра и ожидал духоты с той обречённостью, с которой её поджидают люди, большую часть жизни обитающие в снегах и в замороженном состоянии.
  - Кажется, мне сюда. - Евпсихий Алексеевич придал выражению лица максимальную серьёзность, вошёл в отделение полиции и направился к дежурному. - Доброе утро, товарищ. Я специально заявился пораньше, чтоб вас всех на работе застать, а мне нужно тут кое с кем поговорить. Причём безотлагательно.
  Дежурный по отделению вежливо выслушал Евпсихия Алексеевича и попросил присесть на скамеечку, чтоб изложить в письменном виде свою жалобу, а затем дождаться вызова к участковому. Лист бумаги и шариковая ручка были выданы Евпсихию Алексеевичу с предупреждением, что ручку следует вернуть.
  - Обязательно! - пообещал Евпсихий Алексеевич, прикладывая руку к сердцу, показывая, что ему можно доверять во всём. - Как только напишу, сразу и отдам.
  Впрочем, приткнувшись на скамейке, Евпсихий Алексеевич вспомнил, что у него в сумке имеется своя шариковая ручка, и тогда он вернул выданную ручку дежурному, похваставшись тем, что всегда носит с собой свою ручку, чем заслужил одобрительный кивок от дежурного, и вернулся на скамейку. Для начала он оглянулся по сторонам, оценивая скромную необычность помещения. Пара скамеек вдоль стены и заляпанный неудобный стол, расположенный зачем-то ближе к середине зала, сообщали посетителю, что задерживаться здесь надолго нет необходимости. Сразу напротив Евпсихия Алексеевича наблюдался длинный коридор, в конце которого находилась клетка для задержанных, и звуки, доносящиеся из клетки, имели форму более или менее абстрактно-болезненных рассуждений за жизнь. На стенах были развешаны несколько старомодных плакатов официально-праздничной направленности, а рядом находились листы с портретами разыскиваемых людей. Все эти разыскиваемые персонажи казались какими-то одинаковыми, упорядоченными, пришибленными и никому не нужными. Самый свежий и огромный лист, уведомляющий о розыске мужчины, пропавшего неделю назад, представлял фотографию дядечки в однобортном пиджаке и галстуке, казалось бы удравшего с собственной свадьбы и посматривающего на полицейский участок с добродушно-печальным косоглазием. По непонятной иронии, преследующей сегодня Евпсихия Алексеевича, разыскиваемый мужчина являлся его соседом по подъезду, и звался, кажется, Саней Бычковым. Хотя Евпсихий Алексеевич с ним был мало знаком, мог что-то и напутать.
  - Я и понятия не имел, что Саня Бычков пропал неделю назад. - пробормотал Евпсихий Алексеевич. - Мне почему-то никто об этом не говорил.
  - Да наверняка у любовницы мужик. - подметив интерес Евпсихия Алексеевича к объявлению, высказался угловатый рыжеволосый тип, находившийся рядом на скамеечке.
  - А вы будто его знаете, чтоб так говорить?..
  - Я себя хорошо знаю, потому и про вашего Бычкова мне всё понятно; я сам из дома пропадал на неделю, а жена в поисках с ног сбивалась. - уверенно сказал рыжеволосый, обладая голосом несколько экзальтированным и нетрезвым.
  - Не все же такие, как вы.
  - Я не говорю, что все такие, как я, или хотя бы чуточку похожи на меня, но моё поведение вовсе не отличается экстравагантностью. Проще говоря, очень много таких, как я.
  - Знаете, очень легко сказать, что у любовницы мужик, или, когда девушка пропадает бесследно, можно сказать, что она у жениха в Серпухове зависает, хотя раньше этого жениха никто и в глаза не видел. А надо бы не гадать, а искать человека.
  - Ну так, если его любовница выгнала, а он с горя запил и с неделю в канаве провалялся - так, поди, и помер давно. Чего его искать?..
  - Вот если только помер. - вздохнул Евпсихий Алексеевич и принялся за составление жалобы.
  В дверях нарисовалась прилизанная нагловатая фигура с обескураживающим запасом прочности, которая внимательно осмотрела помещение, размышляя, есть ли у ней сегодня надобность до разговора с полицейскими, дождалась, когда дежурный по отделению её заметит и обматерит, удовлетворённо хмыкнула и убралась прочь.
  - Жена бьёт? - рыжеволосый тип попробовал заглянуть через плечо в бумагу Евпсихия Алексеевича, надоедливо мигая размывчатыми глазками.
  - Позвольте попросить вас не подглядывать. - резко одёрнул типа Евпсихий Алексеевич. - Это вот вас надо побить хорошенько, потому что жену обманываете, а у меня в этом плане всё отлично.
  - Вот чего ты начинаешь, а? нормально же сидели, общались! - обиделся рыжеволосый и замолк.
  Евпсихий Алексеевич едва успел завершить составление жалобы, как дежурный сообщил номер кабинета, где посетителя дожидался участковый инспектор. Туда-то он и отправился.
  В отличие от бесхитростной обстановки дежурного отделения, кабинет инспектора оказался заваленным множеством мелких и громоздких вещей, каждая из которых не имела прямого отношения к правоохранительным органам. Начиная с необузданно сексапильного кактуса на подоконнике и пепельницы, заваленной замусоленной кожурой от семечек, и кончая коллекцией лопат с граблями, прислонёнными в углу кабинета под пустой вешалкой. Инспектор имел вид жизнерадостный, вполне себе работоспособный, что весьма хорошо увязывалось с его глянцевитой лысиной и свободолюбиво оттопыренными ушами.
  - Кляузничать собрались? - воскликнул участковый инспектор, приглашая Евпсихия Алексеевича присаживаться и пробуя тщательно рассмотреть его лицо, хотя и вглядываясь несколько наискосок, чтобы не показаться излишне любопытным. - Что тут у вас написано?.. писала писака, что не разберёт и собака...
  - Как-то странно вы себя ведёте, а ведь я к вам по серьёзному вопросу пришёл. - протянул свою жалобу Евпсихий Алексеевич.
  - Это я себя странно веду?.. А вот смотрите, Евпсихий Алексеевич, что у меня на ваш счёт имеется. - инспектор отложил в сторону жалобу Евпсихия Алексеевича и вытащил из сейфа небольшую, но пузатую кипу бумажек. - Это всё ваш сосед снизу - Лев Моисеевич - на вас доносы пишет. Старичок-то, видать, малахольный, ищет во всём некоего душевного порядка, но вот каждую неделю по бумажке сюда шлёт, и всё на вас сердится.
  - Почему же он на меня сердится? - заинтересовался Евпсихий Алексеевич.
  - Как же ему не сердиться, если вы его и водой заливаете и секретной радиацией облучаете?.. Признавайтесь, Евпсихий Алексеевич, зачем вы старичка мучаете?..
  - Я и не думал.
  - Но это вы мне говорите, что не думали, а я вовсе не обязан вам на слово верить, уж я в этом кабинете всяких отговорок наслышался.
  - Уверяю вас, что мне и дела нет до какого-то Льва Моисеевича; у меня своя жизнь, а у него своя.
  - А Лев Моисеевич уверяет, что он не может упиваться полноценным здравомыслящим существованьем, поскольку вы ему житья не даёте. Вот, например, в заявлении от прошлого года, от декабря месяца, за четырнадцатое число, Львом Моисеевичем указано, что вами, Евпсихий Алексеевич, при помощи проводов электрического тока запускаются в его квартиру звуковые раздражители (Лев Моисеевич описывает их, как гудки антигенов, вызывающие у чувствительных к ним людей аллергические реакции), в результате чего внутри нервной системы самого Льва Моисеевича происходят сбои, возникают конфликты и преследования одних гормонов, отвечающих за эндокринные стимуляторы, другими гормонами иммунных механизмов. Вот тут всё подробно описано - сразу видно, что человек доведён до отчаяния.
  - Позвольте мне прочитать. - с большим интересом попросил Евпсихий Алексеевич. - Никогда не подозревал за своим соседом такую живость ума.
  - Да пожалуйте. - инспектор отдал бумажку.
  Заявление было написано старательным иезуитски-каллиграфическим почерком, без точек и запятых, но с многочисленными восклицательными знаками, установленными почему-то в скобки. Кроме беспокойства за свою нервную систему, в заявлении доводилось до сведения, что методом облучения, изобретённым Евпсихием Алексеевичем в тайной домашней лаборатории, возможно аннигилировать частицы совершенно любого мозга, даже у совершенно случайного человека, который просто подвернётся не в то время и не в том месте, а вот мозг самого Льва Моисеевича уже сократился в размерах и полегчал на два с половиной грамма. Прочитав бумажку до конца Евпсихий Алексеевич уныло улыбнулся.
  - Старик чепуху несёт, мозг не может сокращаться. Это такой же биомеханический нонсенс, как и хождение человека на двух руках.
  - А однако же человек иногда и на руках ходит.
  - Однако же ходит. - прибавилось унылых улыбок у Евпсихия Алексеевича.
  Инспектор не без удовольствия выдал Евпсихию Алексеевичу ещё одну бумажку для ознакомления, и тот быстренько пробежался по ней глазами, узнавая, насколько он опасен для социума и не пригоден к мирному сосуществованию. Самое невинное, в чём обвинялся Евпсихий Алексеевич, это в распутстве. Интенсивный скрип его дивана в вечернее и ночное время суток не позволял Льву Моисеевичу сосредоточиться на отдыхе.
  - Старик наверняка серьёзно болен, а, возможно, ему просто заняться нечем. - резко высказался Евпсихий Алексеевич. - Вероятность того, что он внезапно помрёт и прекратит строчить кляузы, очень высока. Не обращайте внимания.
   - Вероятность того, что вас сегодня собьёт машина, Евпсихий Алексеевич, поверьте мне, тоже крайне высока, несмотря на вашу молодость и здоровье. - воскликнул инспектор. - Но это не повод, чтоб говорить о вашей непременной скорой смерти. Имеются какие-то элементарные нормы приличия и здравого смысла, особенно если касаться старости. Представьте, что у вас есть пожилая любимая тётушка - а она наверняка у вас есть, у таких, как вы обязательно есть любимые тётушки, этого даже и представлять не надо - и ей где-нибудь в магазине или в пенсионном фонде скажут: хорошая вы женщина, и сумочка у вас замечательная, и очень подходит к вашей новой кофточке, но жалко, что вы скоро помрёте, возможно, что буквально на днях!.. Вот какова будет реакция вашей тётушки, как вы думаете?..
  - Моя тётушка по образованию физиолог, она всё поймёт с достоинством профессионала. - отмахнулся Евпсихий Алексеевич. - И я, между прочим, тоже увлекался физиологией, и в некоторой степени социал-дарвинист, и к вопросам старости отношусь утилитарно.
  - Если вы такой умный и переусердствовали в чтении учебников по физиологи, и теперь считаете, что надо руководствоваться лишь инстинктами, детерминированными нейронами головного мозга, позволяющими обращаться со старостью чуть ли не по праву сильного, то давайте я вмажу вам резиновой дубинкой между ног, руководствуясь таким же правом сильного?.. - инспектор вытащил из ящика стола незатейливую резиновую дубинку. - Если вы считаете, что социальные модели поведения современного человека и нравственные ограничители не важны (хотя необходимость их понятна и ослу), значит и мне незачем заморачиваться об элементарных нормах приличия и уместности своей агрессии. Давайте вдвоём, прямо здесь, прямо сию минуту, скатимся в скотское состояние, начнём волтузить друг друга почём зря и не будем обижаться, когда окружающие посчитают нас за идиотов.
  - Нет уж, я на это не согласен. - испуганно покосился на дверь Евпсихий Алексеевич.
  - Так и я на это не согласен. Я с удовольствием уберу дубинку обратно в ящик и понадеюсь, что мне придётся как можно реже её доставать. Но всё же думаю, что в крайне прискорбном состоянии находятся ваши взгляды на жизнь, Евпсихий Алексеевич. Я даже представить не могу на основе чего могли сформироваться эти взгляды и найти благодатную почву. Может быть кому-то из ваших знакомых или родственников этот социал-дарвинистский бред понравился, и он даже умилился и похвалил вас за эти взгляды, а вы сделали вывод, что они всем могут понравиться? Но образумьтесь, дорогой вы мой человек, раскромсайте всю свою домашнею лабораторию и снесите её на помойку. Мой вам совет.
  - Да вы шутите?! - наконец-то догадался Евпсихий Алексеевич, приметив на лице инспектора вороватое дёргание, словно от щекотки.
  - Пускай я шучу. А вы пожалейте старика, поубавьте лишнего шума у себя в квартире. Диван новый купите, чтоб не скрипел. А ещё улыбайтесь шире при встрече и здоровайтесь пообходительней, да чтоб без этой, знаете ли, фальши. Старику приятно будет, он и успокоится. Не дано нам ведать, Евпсихий Алексеевич, до каких высот сможем вознестись в пожилом возрасте или, напротив, рухнуть в горстку золы, посыпая оной свою больную голову. Запрёшься такой, скажем, в маленькой норке и начнёшь переживать те или иные банальные откровения своего девственно-пошлого сознания. И хорошо, если найдётся кому нас пожалеть, а если не найдётся?..
   - Знаете, ситуацию с чокнутым стариком очень легко свести на шутку, тогда как проблема, с которой я к вам обращаюсь, вовсе не шуточная. Это проблема издевательства над ребёнком, и если вы так бережно цените старость, удовлетворяя свои гуманистические идеалы, то странно, что пренебрегаете детством.
  - Ну что вы такое говорите, Евпсихий Алексеевич, я не пренебрегаю. Это вы преувеличиваете проблему с ребёнком ваших соседей.
  - Я преувеличиваю?.. Да на девочку орут постоянно, девочка находится в ежедневном стрессе и плачет.
  - Ребёнку свойственно плакать.
  - У ребёнка припадки плача по несколько раз за день. Как это может быть свойственно??
  - Проверяли мы эту вашу семейку, не вы первый жалуетесь на них; я лично и проверял. Неприятная семейка, тут вы абсолютно правы. Даже смотреть на них гадостно - вы и не представляете, до чего ярко у мамаши физиономия полыхает, когда она обозлится на что-нибудь, будто перезрелый помидор, будто вот пальцем ткни - и оно всё лопнет. А разозлить её не составляет труда, она даже в мой адрес что-то такое гаркнула. Некрасивый она человек, и муженёк её ничем не лучше, тоже что-то такое из себя представляет, недотумканное. Но вот, если коснуться ребёнка, то мамаша говорит, что девочка с рождения нездоровая, что врачи диагностировали смешанное нарушение поведения и эмоциональной сферы. При таком диагнозе получается, что девочку нельзя без окрика воспитывать, иначе она ничего не усвоит.
  - И справку от врачей мамаша показала?
  - Кабы не показала, я не поверил бы и лично потребовал вызвать врача на дом, чтоб он при мне осмотрел ребёнка. А справку я собственными руками держал, вполне себе медицинская справка.
  - Да мало ли каким образом в наше время можно заполучить справку... А вы бы не брали в расчёт эту самую сомнительную справку, а рассмотрели бы повнимательней девочку: может, синяки на ней наличествуют, ушибы с гематомами!
  - Я и рассмотрел. И действительно обнаружил синяки с ушибами, трудно их было не обнаружить. А вот мать сказала, что девочка сама взяла себе за привычку с кроватки падать на пол, и балуется таким образом по нескольку раз за день. И девочка подтвердила, что её тянет побаловать именно таким образом, а мама с папой её только шлёпают слегка. И ещё девочка призналась, что специально роняла на себя всякие старые коробки и игрушки со шкафа, подтыкивая их шваброй, потому что ей было интересно, как они сверху падают ей на голову, а потом брякаются на пол, и издают всяческие уморительные звуки.
  - Она же маленькая. Неужели она способна швабру в руках удержать?..
  - Оказывается, что способна. Вот такая она девочка-горемыка, Евпсихий Алексеевич, и мои полномочия на эту сферу жизни не распространяются. Конечно, я вынес мамаше предупреждение, даже официально оформил ряд претензий, например, потребовал, чтоб у кроватки постелили мягкий коврик и швабру подальше спрятали... А что я ещё сделаю?.. Вот приобщу вашу сегодняшнюю жалобу к прочим жалобам, да отправлю в органы опеки. Там пускай судят, как быть дальше.
  - Может быть, стоило и мне сразу обратиться в органы опеки, минуя вас?
  - Может быть и стоило. Всё ли у вас ко мне, Евпсихий Алексеевич?..
  - Нет, не всё, вот ещё одно дело. - Евпсихий Алексеевич с трудом отошёл от переживаний за судьбу ребёнка и не достаточно уверенно выложил опасения насчёт азиатских пареньков, скидывающих мешки в подвал дома. - Баба-то Нюра на чертовщину ссылается, и прогнозы её не утешительны касательно всего человечества, а я думаю, что тут территориальным терроризмом попахивает.
  - Баба Нюра??
  - Старушка у нас во дворе.
  Кажется, огненные азартные завитушки выстрелили из глазных зрачков инспектора; сами глаза сверкнули медным блеском, свойственным задиристым охотникам, но ненадолго.
  - Значит, вы лично видели одного паренька, из тех, что мешки в подвал таскают, видели сегодня утром и настолько хорошо, что совершенно убеждены, что он из азиатов?
  - Если я буду категорически утверждать, что он азиат, вы сможете подумать, что я имею что-то против азиатов, и потому хочу натравить на них полицию. А я ничего не имею против азиатов, я просто не хочу, чтоб мне были от них неприятности.
  - Неприятности у вас могут быть от кого угодно и когда угодно. А я потому хочу от вас уточнений, чтоб облегчить свою работу. Если вы скажите, что видели точно азиата, то я буду пристальней рассматривать всех азиатов в нашем районе и искать среди них злоумышленника. А если он не азиат, а чуточку похожий на азиата, то круг подозреваемых расширяется неимоверно, и мне проще дождаться, когда ситуация разрешится сама собой, чем приступать к поискам неизвестно кого.
  - А если попробовать устроить засаду у подвала?
  - Засаду я обязательно устрою, если, кроме бабы Нюры и ваших утренних пробежек по аллее, я добуду доказательства, уличающие преступников. Могу вам посоветовать почаще прогуливаться у подвала и наблюдать за происходящим, чтоб в случае чего позвонить мне. Запишите-ка мой номер телефона, и раздайте его всем соседям. Пускай и баба Нюра запишет этот номер, только предупредите её, что нельзя сюда звонить понапрасну, что можно и уголовное дело завести за ложный звонок. Ой как хорошо мне знакомы все эти бабульки, бабулечки, бабульочики!..
  Евпсихий Алексеевич записал номер и с несдержанным разочарованием посмотрел на выход.
  - У вас ко мне больше нет вопросов, Евпсихий Алексеевич?.. - инспектор на минутку развалился в кресле, интригующе покручивая на пальцах ключи от сейфа.
  - Больше нет.
  - А вот у меня найдутся. - выпалил инспектор и вытащил из сейфа тоненькую папку, которую положил под нос Евпсихию Алексеевичу, пристукнул по ней ладонью достаточно интригующе, но так и не раскрыл. - Что вы мне можете рассказать о вашем пропавшем соседе?..
  - Это что за сосед?.. Это который Саня Бычков?
  - Тот самый. В прошлое воскресенье вечером ушёл из дома и до сих пор не вернулся. Один из соседей говорит, что видел, как тот в плащик укутался, когда из подъезда выходил и новым ножичком зачем-то похвастался - знаете, есть такие универсальные ножички, чтоб и консервные банки открывать и хлебушек нарезать - сказал, что скоро вернётся. И не вернулся. Вы его нигде не встречали?..
  - Кажется, не встречал... Хотя, мало ли кого я мог встретить за эти дни, мне и в голову не приходило зацикливаться специально на Сане Бычкове.
  - А вот вы сами, скажем, где были в прошлое воскресенье вечером?
  - Вечером?
  - Ну да, после шести.
  - Позвольте... как-то странно вы у меня про это спрашиваете, как будто в чём-то подозреваете... Я был дома прошлым воскресением вечером, как раз после шести.
  - Охотно бы поверил я вам, Евпсихий Алексеевич, но вот имеются факты, противоречащие тому, что вы сказали. Я опросил практически всех ваших соседей, когда занялся этим делом, и очень жаль, что мне не удалось с вами поговорить. А вот некоторые соседи заверили, что видели вас в воскресенье, после шести вечера, на площадке четвёртого этажа подъезда, тогда как вы проживаете на третьем. Конечно, по сути вы были дома, но не совсем у себя дома, то есть не в своей квартире. Это им показалось подозрительным.
  - Уж не Лев ли Моисеевич высказал вам свои подозрения?
  - Не важно, совсем не важно.
  - Вот если это Лев Моисеевич, то вам лучше его подозревать, поскольку он вообще живёт на втором этаже, и до четвёртого ему совсем незачем подниматься, чтоб подглядывать, кто там с кем встречается после шести. Причём, заметьте, что Саня Бычков проживает на пятом этаже, а, значит, на четвёртом я встречался точно не с ним.
  - И с кем же вы встречались на четвёртом этаже после шести?
  - А разве тот, кто вам про меня доложил, больше никого не разглядел, кроме меня?
  - А вопросы здесь задаю я.
  - Если меня кто-то и видел на четвёртом, то только потому, что у меня был разговор с соседкой, проживающей на этом самом этаже.
  - Разговор личного свойства?
  - Сугубо личного.
  - И Сани Бычкова поблизости не наблюдалось?..
  - Я настолько был увлечён разговором с соседкой, что при всём желании, не заметил бы ни вашего Саню Бычкова, ни кого-либо другого, кто заметил меня и настрочил глупый и пошлый донос.
  - Это не донос, Евпсихий Алексеевич, это как раз не донос. Это своевременный сигнал, помогающий отыскать пропавшего человека.
  - Вам не сигналы нужно собирать от вздорных стариков, а по району разыскивать пропавшего, да хотя бы и с собаками. Вот люди говорят, что он в канаву мог упасть, где и окочурился просто-запросто!
  - Это какие люди говорят?
  - Да вот!.. - и Евпсихий Алексеевич возбуждённо поведал о недавнем разговоре с рыжеволосом типом. - Мне и пяти минут хватило, чтоб особо ничего не выпытывать, а всё-таки кое-что разузнать. Пяти минут!!
  - Ну это просто замечательно. - расцвёл инспектор. - Спасибо вам, Евпсихий Алексеевич, за содействие в следствии. Я прямо сейчас и возьмусь за вашего рыжеволосого и узнаю от него, кто и где вдруг окочурился... Он у меня как миленький заговорит.
  Инспектор вытащил из ящика стола знакомую резиновую дубинку и с торопливой любезностью проводил Евпсихия Алексеевича до выхода из участка, по дороге созывая оперативных работников и распоряжаясь насчёт рыжеволосого.
  - Всё тайное становится явным. - напомнил он на прощание Евпсихию Алексеевичу.
  С очень пространными и неудовлетворёнными размышлениями Евпсихий Алексеевич покинул отделение полиции, понимая, что неосмотрительно поступил, сообщив о разговоре с рыжеволосым, которому сейчас может крепко достаться. Успокаивало совесть представление о том, что рыжеволосый мог и не случайно упомянуть про любовницу с канавой, точнее говоря, мог просто проболтаться о том, что знает, и о том, в чём мог быть замешан.
  - Нельзя предугадать результаты каждого сказанного слова, незачем и зацикливаться на этом. Пускай люди делают, что хотят, лишь бы на пользу шло, а мне надо спешить по своим делам.
  На этот раз Евпсихий Алексеевич торопился в агентство недвижимости, которое вчера обнаружил через рекламу в интернете и затем договорился о встрече с консультантом, занимающимся вопросами сдачи жилья в аренду. Именно с этим агентством связывал Евпсихий Алексеевич улучшение своего материального положения, полагая переселиться на какое-то время - желательно как можно длительное - в катенькину двухкомнатную квартиру, а свою однокомнатную сдавать внаём.
  - К счастью, и сын у ней вполне себе взрослый человек. - рассуждал Евпсихий Алексеевич, вышагивая с той редкой уверенностью, с которой можно штурмовать неприступные крепости. - Вернётся из армии, найдёт себе невесту, заживёт своей жизнью. А мы с Катенькой заживём своей. И всё у нас будет хорошо.
  Агентство располагалось на первом этаже недостроенной высотки, и Евпсихий Алексеевич слегка понервничал, когда извазюкал замшевые ботинки в липкой строительной грязи, но вытер их листом лопуха и остался доволен. Охранник у входа молодцевато принял позу дуэлянта, смекнувшего, что позабыл дома шпагу, и пропустил Евпсихия Алексеевича вовнутрь, не спросив ни словечка. Далее в помещении располагалось лишь три крепких офисных стола, заставленных разнообразной оргтехникой, жужжащей деловито, но бесполезно; за центральным столом и присутствовал консультант. Хотя, Евпсихию Алексеевичу не доводилось раньше встречаться с консультантами, но именно так он их себе и представлял: упитанный юноша с глуповато-праздничной короткой стрижкой и небольшой ухоженной бородой неопределяемого цвета, с глазёнками, приспособленными держаться в меру заносчиво и видеть собеседника насквозь, а также с потными ладонями, непременно желающими прикоснуться до собеседника как можно чаще. Вдобавок у консультанта блестела ерундовая серьга в левом ухе в виде фигурки распоясанного джокера. Почему-то Евпсихию Алексеевичу это не показалось предосудительным.
  - Кажется, вы к нам? - прищёлкнул пальцами консультант.
  - Да, мне назначено на сегодня. Я пришёл посоветоваться насчёт сдачи своей квартиры в наём. Через агентство.
  - Вы пришли именно туда, где вам помогут! - возгласил консультант с интонацией безмерно счастливого человека. - Вы принесли с собой все документы?..
  - Разумеется, вот посмотрите. - и Евпсихий Алексеевич вытащил из сумки необходимые документы, несколько ревниво следя за нетерпеливыми пальцами консультанта.
  - Дайте-ка посмотрю... действительно, вы принесли все необходимые документы, все до единого... сейчас я с каждого сделаю копию, после чего мы с вами перейдём к этапу оформления сделки... Евпсихий Алексеевич, если вы решились доверить свои жилищные проблемы профессиональным риелторам, то агентства лучше нашего не найти!.. - слова консультанта звучали убедительно, даже упрямо проникновенно, но были мягкими, словно птичьи пёрышки, что подбросили вверх озорной рукой, и теперь они, плавно покачиваясь, опускаются на землю. - Не мне вам говорить, что иные агентства специально созданы для махинаций в сфере недвижимости, иные сотрудники полны коварства и ловкости, с которой входят в доверие к гражданам, и за короткий срок всех обдирают как липку: и тех, кто сдаёт помещение, и тех, кто арендует!.. А если внимательно разглядывать оформленные ими договоры, так в самом конце увидим, что мелким шрифтом указаны юридические нонсенсы, при которых только и остаётся ждать, когда судебные приставы в дверь постучатся и всё имущество опишут. Вот в нашем агентстве подобные нонсенсы категорически не допускаются. У нас если кто-то вздумает мелкий шрифт использовать, хотя бы и для самых невинных целей, хотя бы и для того, чтоб бумагу сэкономить, то обязательно от руководства нагоняй схлопочет. Нам вы можете доверять абсолютно, Евпсихий Алексеевич!..
  Однако, консультант не спешил предоставить визитёру бумагу со своим замечательным договором.
  - Помимо естественной цели заработать, наше агентство сфокусировано на интересах клиентов настолько, что клиенты в некоторой степени могут считать себя сотрудниками нашего агентства, непосредственно связывающие своё личное благополучие с прибылью организации. - далее консультант, демонстрируя лишь пальцы рук, с щегольской ловкостью перевёл квадратные метры квартиры Евпсихия Алексеевича в круглую денежную сумму, отдельно отметил раздельные санузел и ванную комнату, добавил триста целковых ежемесячно за лоджию с видом на солнечный восход, и чуть ли не обнял Евпсихия Алексеевича от восторга. - Вы не будете знать нужды.
  - Это очень мило с вашей стороны. - только и нашёл что сказать Евпсихий Алексеевич.
  - Вы знаете, я даже завидую вашей интуиции, той проницательности, основанной на жизненном опыте, которая направила вас именно в наше агентство. Мы сейчас как раз переживаем период невиданного взлёта. Смотрите сюда!..
  Консультант повернул к Евпсихию Алексеевичу лучезарный экран компьютера, по которому предприимчиво сновали таблицы, графики и пирамидки из сложно сопоставимых цифр.
  - Но и это не главное. Главное, что вы можете прямо сейчас, прямо здесь и сию секунду перечислить небольшую сумму со своей банковской карты на вот этот счёт... - консультант вывел на экран соблазнительно мерцающий числовой код. - И вы незамедлительно получите статус vip-клиента нашего агентства, исключительно высококвалифицированные менеджеры будут сопровождать и консультировать вас в сделке любой сложности, а также вести персональную отчётность ваших средств. Торопитесь, предложение действует всего один день!..
  Чем больше разливался многозначительной речью консультант, тем понятней становилась Евпсихию Алексеевичу вся шарлатанская сущность и самого консультанта и всего его заведения. И, пока консультант окончательно не выплеснулся на манер неосторожно откупоренной бутылки шампанского, Евпсихий Алексеевич задумал дать отсюда дёру.
  - Душно тут у вас. Мне бы воздухом подышать. - изобразив на лице невероятно послушную и доверчивую мину, Евпсихий Алексеевич как бы машинально собрал все свои документы в сумку. - Вот погодите, я только на минутку отойду на свежий воздух, а как вернусь, так мы всё с вами и подпишем. Ведением персональной отчётности моих дел вы меня весьма соблазнили.
  - Позвольте вас проводить! - угодливо подскочил консультант.
  - Не извольте беспокоиться, я сам... я повсюду привык ходить сам...
  Взмахивая ладошками у лица, словно нагоняя побольше свежего ветерка, Евпсихий Алексеевич вышел на улицу, вызывающе беззаботно улыбнулся охраннику, осмотрелся по сторонам, как бы в поисках благодатной тени, вроде даже обнаружил её за углом здания, показал охраннику, что он всего лишь зайдёт за угол на минуточку, а после вернётся, но, как только зашёл, воинственно взбрыкнулся и стремительно потопал прочь.
  - Это не агентство, это чёрт знает что такое!.. Я вот теперь с участковым инспектором знакомство завёл, у меня и телефон его имеется - теперь есть куда пожаловаться на жуликов!..
  Возвращаясь к собственному дому, Евпсихий Алексеевич немного израсходовался в экспрессии и запыхался, поскольку шёл походкой торопливой, не пригодной для передвижения по городским улицам в июльскую жару. Чем скорей он пытался избавиться от услащённых фраз консультанта, выбить их из своей головы напрочь, тем больше придавал ногам скорости. Только во дворе собственного дома он остановился передохнуть, бросил взгляд в сторону подвала, чтоб проверить, всё ли там в порядке, и убедился, что с порядком могут быть проблемы.
  - Вот полюбуйтесь, что у нас творится посреди белого дня!.. - невольно присутулился и даже сжался в комочек Евпсихий Алексеевич, стараясь быть как можно больше незаметным. - Попробую за всем этим тщательно проследить.
  И Евпсихий Алексеевич, подкравшись на цыпочках поближе к подвалу, спрятался в кустах облепихи, уже не обращая внимания на грязь, липнущую к замшевым ботинкам. Отсюда ему хорошо был виден дрянной грузовой фургончик, не имеющий номерного знака, до верху забитый мешками подозрительно непривлекательного цвета и с куда более подозрительными громоздкими надписями ЦЕМЕНТ А-Ш42,5Н. Два удивительно активных человечка перетаскивали мешки из фургончика в подвал с музыкально-ритмической прытью, обстоятельно и плутовато сверкали узенькими азиатскими глазами, и не забывали подбадривать друг друга лёгкими толчками и похлопываниями по взмокшим спинам. Один - кажется, как раз тот, за которым утром безуспешно пробовал шпионить Евпсихий Алексеевич - постоянно бормотал на незнакомом языке словесные эстакады, другой понимающе отмалчивался. Не менее подозрительной, чем азиаты, Евпсихию Алексеевичу показалась элегантно-упитанная крыса, восседающая в сторонке на камушке и наблюдающая за происходящим с издевательским интересом. Солнце палило немилосердно, минут через десять наблюдения Евпсихия Алексеевича одолела зевота, потянуло рухнуть в сон прямо здесь, прямо в облепихе, и он взбодрил себя решением немедленно вмешаться в происходящее.
  - За какой надобностью вы тут усердствуете, мужики? - непринуждённо осведомился Евпсихий Алексеевич, выныривая из-за кустов с видом потешно-довольным, как будто только что помочился после долгого вынужденного терпения. - Я ведь ничего не имею против того, когда люди работают. Мне важен окончательный смысл труда, его - так сказать - адекватная интерпретация.
  Безотказный рассыпчатый говорок резко прервался, парни выронили мешки из рук, и те плюхнулись на землю с явной обидой и недоумением.
  - Что ты? Кто ты? - вглядываясь то друг в друга, то в Евпсихия Алексеевича, заканючили азиаты.
  - Давайте для начала вы представитесь, а уж потом я. - потребовал Евпсихий Алексеевич. - По сути говоря, это вы у меня в гостях.
  Азиаты непонимающе запереминались, заоткашливались и пробурчали поток из недоразумений, перебирая в памяти всё, что могли знать о родном языке Евпсихия Алексеевича, произнося гости как кости, а смысл труда как посыл туда. "Нет-нет!" - решительно затрясли они головами, отказываясь куда-либо идти без разрешения начальства. Кажется, крыса, восседающая на камушке и наблюдающая за происходящим, собралась помереть со смеху.
  Из кабины машины выпросталась пышная, голубоглазая и русоволосая тётка, в которой легко угадывалось начальственное лицо. Тётка обследовала создавшуюся ситуацию с идиллическим любопытством, мурлыкнула азиатам что-то многозначительное, вытащила из пакета сочно-перламутровое яблоко и протянула его Евпсихию Алексеевичу, предлагая угоститься, испробовать сладенького. Машинально Евпсихий Алексеевич поднёс яблоко ко рту и откусил, не сводя глаз от роскошной женской груди, совершающей увлекательно-колебательные движения. Давненько его не соблазняли подобным нахальным образом.
  - Кочумай, мать! - неожиданно на чистейшем русском заговорил один из азиатов и, кажется, не тот, за которым утром следил Евпсихий Алексеевич. - Народ здесь дрянной живёт, а ты их яблоками подкармливаешь. Делаешь им добро, а они потом к мусорам бегают жаловаться.
  - Это какое же добро вы нам собрались сделать? - критически окинул взглядом азиата Евпсихий Алексеевич.
  - Да вам хоть любое добро сделай, всё равно недовольными останетесь. Хоть зад за вами подтирай каждый день, будете ворчать на чёрствость помыслов и отсутствие душевной теплоты.
  - Не будь скрягой, Адоэль. - обратилась к своему приятелю тётка, угощая и его яблоком, а Евпсихию Алексеевичу поправляя воротничок рубашки. - Вы в позапрошлом году общедомовое собрание созывали, насчёт капитального ремонта дома?..
  - Я не помню, я не созывал... - замялся Евпсихий Алексеевич.
  - Созывали. - заверила тётка и обнаружила у себя в руке внушительный лист бумажки. - Собрание провели в соответствие с уставом собственников жилья, при наличии уполномоченных сотрудников от жилищно-эксплуатационной компании; извольте полюбопытствовать на протокол собрания.
  - Я не помню, я не присутствовал. - замялся Евпсихий Алексеевич, но протянул руку к бумажке протокола, не лишая себя удовольствия полюбопытствовать.
  - А надо было присутствовать, ведь это касается каждого из нас. - тётка ласковым взглядом пожурила Евпсихия Алексеевича, и отвела его руку прочь. - Из протокола собрания следует, что собственники жилья потребовали от жилищно-эксплуатационной компании провести капитальный ремонт дома. Вот мы и прислушались к требованию жильцов, готовимся к ремонту. Чем вы теперь недовольны?..
  - Если это всё затевается для ремонта дома, то я очень доволен. Но почему вы не предупредили жильцов заранее?
  - Предупредили разумеется заранее, объявления на подъездах были развешаны.
  - Я сам лично объявления по подъездам развешивал. - выбрасывая яблочный огрызок в знакомый фанерный ящик, заявил парень, прозываемый Адоэлем. - Да эти объявления, судя по всему, хулиганьё местное сорвало. Дети ваши напрочь избалованные и невоспитанные; растут шпана шпаной. А потом все претензии к нам. К кому угодно, только не к себе.
  - Однако, позвольте, у вас тут одних мешков с цементом хватит, чтоб полгорода на капитальный ремонт поставить... Зачем столько? - Евпсихий Алексеевич чуточку оскалился на агрессивность Адоэля.
  - Что же тут плохого, если, после ремонта вашего дома, мы ещё и полгорода отремонтируем? - кажется вполне искренне удивилась тётка. - Ведь если хорошенько взяться за дело и довезти его до конца, то люди начнут верить, что именно они хозяева на своей земле, а не какие-нибудь там непредвиденные обстоятельства.
  К этим тёткиным словам Евпсихий Алексеевич отнёсся крайне уважительно, и даже осмотрелся по сторонам, ярко представляя себе, как расцветает и украшается праздничными буднями его любимый город, а вот крыса пронзительно захихикала, чуть не свалившись со своего камешка, и захихикала каким-то противным приглушённым дребезгом, напоминающим звук газонокосилки.
  - Цыц, плутовка! - сдвинула брови тётка и пшикнула в адрес крысы что-то излишне глинистое, удручающее.
  Крыса нехотя сползла с камня и засеменила к мусорным бакам, где уже несколько минут подозрительно активно сновали голуби.
  - Вот всю эту антисанитарию мы ликвидируем. - твёрдо пообещала тётка. - Будете вспоминать её, как страшный сон.
  - И когда вы точно приступите к ремонту дома?.. - брезгливым взглядом проводил крысу Евпсихий Алексеевич. - Хотелось бы знать, чтоб подготовиться. Я так понимаю, что это дело не быстрое и неудобное в смысле комфорта и чистоты.
  - Вот если ты будешь тут торчать целый день и со своей болтовнёй к нам приставать, то никогда не начнём. - огрызнулся парень, прозываемый Адоэлем. - Шёл бы ты отсюда и не мешал.
  - Я?? - приосанился Евпсихий Алексеевич.
  - А кто же ещё?.. Пришёл тут такой, типа кум королю, всё якает да якает, зудит и зудит; а, между прочим, я - это последняя буква в алфавите!..
  - Ну, знаете! - взъерошился Евпсихий Алексеевич.
  - Сидит целыми днями у себя на диване, для благоустройства дома ни черта не делает; а вот, например, в подвале такая вонь стоит, что не продохнёшь!.. Вроде как все окрестные кошки сдохли.
  - Так ведь это не мои кошки. - замялся Евпсихий Алексеевич.
  - Ну и не мои же!!
  - И в правду, шли бы вы домой. - привела брови в прежний очаровательный вид тётка. - Всё, о чём следует уведомить жильцов вашего дома, мы сообщим через объявления на подъездах. А вы уж проследите, пожалуйста, чтоб местная шпана их не срывала.
  - Вы знаете, я действительно сейчас пойду домой, потому что я с утра бегаю по городу и очень устал. Но я не оставлю вас в покое, я буду всё время начеку.
  - Ради Бога! - устало махнула рукой тётка. - Ещё яблочка не хотите?..
  - Не хочу.
  Парни подхватили с земли мешки с цементом и с прежней ловкой настырностью потащили их в подвал. Тётка вернулась в кабину машины, где поднесла к уху телефон и дурманным напевом принялась заверять какого-то близко знакомого, что скоро здесь всё закончится и тогда она непременно отправится в отпуск. "Но в этом году, с этой дурацкой пандемией и ограничениями, я не поеду отдыхать на море, надоело мне это море, надоели эти пляжи с дурно пахнущими лежаками и орущими детьми, махну-ка я лучше на Валаам! - кажется, неожиданно для самой себя сообщила тётка своему знакомому. - Вот чувствую, что тянет меня к истокам!.. Изумительнейше тянет!.."
  Оставаться дальше у подвала Евпсихию Алексеевичу не было смысла, он демонстративно выкинул свой яблочный огрызок мимо фанерного ящика, отчётливо хмыкнул для острастки и зашагал к себе домой, нарочно завернув к мусорным бакам и распугав голубей с крысой, которые ничуть и не обиделись, а поплелись куда-то по своим делам, бормоча чертыхания. Дома Евпсихий Алексеевич нехотя дожевал остатки галушек, приготовленные Катенькой на завтрак, попробовал залезть в компьютер, чтоб рассказать приятелям о посещении агентства недвижимости, на подлые уловки которого чуть было не повёлся, но почувствовал невероятное утомление. Глаза изнемогли от назойливого солнцепёка и слипались, нагоняя неестественную сонливость, спина ныла, словно ей тоже довелось таскать на себе мешки с цементом, а пальцы на руках совершенно не постигали множества закавык, выглядывающих из мыслительного потока.
  - Если я чуток и посплю до вечера, то ничего плохого со мной не случится! - уверил самого себя Евпсихий Алексеевич и рухнул на диван, не раздеваясь.
  За окном весело фыркнул фургончик, разгруженный от мешков, и укатил, оставив завитки выхлопного дыма, напоминающие три арлекинские усмешки.
  Если что-то и снилось Евпсихию Алексеевичу на это раз, то уличить сновидение не удалось, поскольку его разбудили странные скребущиеся звуки, доносящиеся с кухни. Сердито зевая, Евпсихий Алексеевич распрощался со сном, встал и прошёл на кухню, где убедился, что звуки не были случайны, что кто-то упорно скрёбся по батарее отопления. Несомненно, что шорохи исходили с нижнего этажа, из квартиры, где проживал Лев Моисеевич, о специфической модели поведения которого Евпсихий Алексеевич узнал сегодня в полиции. "Грызёт он её, что ли? - развеселил себя Евпсихий Алексеевич, представив соседа в ошеломительно взбудораженном беспорядке, и громко произнёс, зачем-то склонившись к батарее: - Если нет денег на нормальную закуску, то могу в долг дать!.." Когда же по батарее, словно в ответ, пробарабанили с настойчивой угрюмостью, Евпсихий Алексеевич пообещал дать взбучку вредному старику, спустился на второй этаж и позвонил в дверь квартиры Льва Моисеевича.
  Казалось весьма подозрительным, что как только Евпсихий Алексеевич нажал на кнопку звонка, так сразу весь подъезд погрузился в гнетущую тишину. Но сосед не спешил отомкнуться, а нарочно долго брякал ключами, теребонькал какие-то задвижки на двери и раза два переспрашивал "кто там". Наконец дверь лениво отворилась, и Евпсихий Алексеевич увидел замечательно-приторного пенсионера с пузатеньким и активно колосящимся голым торсом, в штанишках, именуемых лет пятьдесят назад, кальсонами, а сейчас и вовсе не имеющими приличного названия.
  - Дедушка! - придал язвительности максимальную слащавость Евпсихий Алексеевич. - Не желаете ли вы по своей голове постучать?
  - С чего бы это? - отыскал у себя такое же количество слащавости Лев Моисеевич, обладая лицом лукаво-радостным, чуть усатым, и источающим то редкое человеческое удовольствие, как будто только что вернулся из парилки, исхлёстанный банным веником.
  - С того, что у меня нет желания ваши азбуки морзе расшифровывать. Уверен, что в нашем доме это никому не интересно. А вот когда начнёте самому себе стучать по мозгам - тогда самому себе удовольствие от общения и доставите... Займитесь-ка.
  - Это ты намекаешь на стук по батарее, милок?
  - Чего уж тут намекать, когда грохот по всему подъезду шёл.
  - Ну да, грохот такой шёл, что трудно не услышать. Да с чего ты решил, что это я по батарее грохочу?.. Разве я имею причину вдруг забуянить?..
  - Мало ли, мало ли, Лев Моисеевич... вы человек такой, прямо скажем, неожиданный... активно мыслящий нетрадиционными направлениями...
  - Это на чём же могут быть основаны твои заявления?
  - Если говорю, значит знаю, о чём говорю. Вихлявые у вас мыслишки, Лев Моисеевич.
  - Все мы мыслим, как умеем, а дураков среди нас завсегда будет больше, чем умных. - огорчённый тем, что вынужден бесплодно философствовать, заговорил Лев Моисеевич, ловко выгораживая себя из количества дураков, тем самым уступая местечко для Евпсихия Алексеевича. - А по данному делу ты со мной впросак попал, сосед. Это тебе спуститься ещё ниже надо, на первый этаж, это там буянит Виталик - водопроводчик он. Может что профессиональное у него вспучило, появилась потребность в срочной работе, вот он и принялся по трубам молотить.
  - Ах, Виталик?.. И действительно он водопроводчик. И кажется не плохой.
  - Да вовсе не плохой. Сущий мастер. - Лев Моисеевич возвёл руки к небесам.
  - Да вот какое может быть профессиональное вспучивание, Лев Моисеевич?.. Ведь вечер выходного дня.
  - Ну так что?
  - Не то время, чтоб за работу браться.
  - А что такое, по-твоему, то время, сосед?.. Ты ведь гуманитарий по образованию, и тебе простой человек труда мало знаком. А вот я тебе точно скажу, что иногда настолько приспичит рукам волю дать, что обо всём на свете позабудешь, всё начнёшь отрицать и разукомплектовывать. Лишь бы предаться счастью собственного мастерства и гвоздь в стену намертво забить, или куда он там напрашивается. Причём, намертво забить, напрочь!.. Чтоб каждый тебя уважал за твоё дело!! Как иногда говаривала моя бабка от переизбытка восторга: у Ивана Кузина - большая кукурузина!..
  - Значит, таким вы себе и представляете нашего сантехника Виталика?..
  - А отчего же не представить, если вся проблема лежит на поверхности?.. Просто не сообразил Виталик, что всех переполошит, когда затеял на ночь глядя ремонт трубы. Даже, думаю, не совсем ремонт его обеспокоил, а потребовалось срочно забить втулку поглубже: пока лето на дворе, пока в трубе пусто... зимой уже будет поздно батарею чинить... как ты думаешь?..
  - Думаю, что не случайно вы участковому жаловались, что я вас радиацией облучаю.
  - Это про какого участкового идёт речь?.. - тревожно-трусливое рычащее блеяние донеслось из глубин грудной клетки Льва Моисеевича. - Не знаю я твоего участкового и про жалобы ничего не знаю.
  - Да разве не вы на меня доносы в полицию строчили, Лев Моисеевич?.. - выдержав интригующую паузу, спросил Евпсихий Алексеевич.
  - И в помыслах ничего подобного не было. Честно говоря, я полицию терпеть не могу и связываться с ней опасаюсь.
  - Бросьте финтить, мне участковый инспектор ваши писюльки показывал, и, знаете, распрекрасно мы посмеялись над ними. Затейливо вы сочиняете, Лев Моисеевич. Правда, я понять не могу, зачем вы ко мне прицепились, тогда как никаких конфликтных ситуаций между нами до сих пор не возникало?..
  - Я ничего и никуда не писал, а если ты что-то там прочитал от моего имени, так наверняка это кто-нибудь вместо меня писал, желая мне же навредить в большей степени, чем тебе. Послушай, сосед, мне совершенно некогда с тобой разговаривать, да ещё на лестничной площадке, и что-то у меня ноги принялись замерзать.
  Лев Моисеевич действительно зябко потёр свои босые ступни друг об дружку.
  - Я хочу, что вы знали, что я в курсе о ваших проделках, и в дальнейшем терпеть их не намерен. - преобразовал дурашливый кулак в строгий указательный палец Евпсихий Алексеевич. - За ложные доносы у нас, в кодексе, уголовная статья имеется, и я вас запросто могу засудить. Вы, пожалуйста, об этом помните, Лев Моисеевич.
  - А ты, пожалуйста, знай, что у меня в животе урчит, и мне не терпится сесть за стол, чтоб поужинать. Так что, давай до свидания, мой хороший, не держи на старика зла, ступай прочь.
  - Моё дело вас предупредить, а там определяйтесь как хотите.
  - Ну, предупредил и молодец, топай дальше. Честное слово, мне надо чего-нибудь вкусненького съесть; как говаривала моя бабка, опустошая очередную салатницу на собственной свадьбе: любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда!.. Тебя не приглашаю разделить со мной скромную трапезу, не обессудь. Катька твоя тебе ужин наготовит.
  - Позвольте, уважаемый, что это ещё за грубость?.. Как вы смеете так говорить: Катька?..
  - Да шутейно же я, шутейно! - испуганно воскликнул Лев Моисеевич, нырнул в квартиру и захлопнул дверь.
  Только тут Евпсихий Алексеевич определил по запаху аромат фаршированных перцев, просачивающийся из квартиры: наверняка, именно их торопился съесть на ужин Лев Моисеевич.
  - И впредь будьте поосторожней с шутками. - заявил напоследок Евпсихий Алексеевич, причём настолько громко, чтоб это было слышно не только Льву Моисеевичу. - Я ведь могу всерьёз рассердиться. Даже разгневаться.
  Затем Евпсихий Алексеевич торопливо спустился на первый этаж и позвонил в дверь Виталика, полагая, что надо довести разбирательство инцидента со стуком по батарее до конца. Дверь открыл моложавый, крупного телосложения мужичок, кажущийся точь-в-точь таким, каким и должен быть сантехник Виталик. Был он явно чем-то обескуражен и лихорадочно растрёпан, однако держал в руках стакан и откупоренную бутылку пива.
  - Ага! - сразу оценил бутылку пива Евпсихий Алексеевич.
  Виталик одышливо замер, дожидаясь, что ещё скажет неожиданный гость.
  - Так я и думал. - сказал Евпсихий Алексеевич, не отводя глаз от бутылки пива.
  Чуть больше пяти лет прошло, как Виталик поселился в этом доме, а до него в квартире проживал одинокий, слегка чудаковатый и разговорчивый дядюшка, прославившийся тем, что имел одну акцию "Газпрома", полученную в качестве подарка от руководства компании за удачно проведённую геологическую экспедицию. Редкий обитатель дома не лицезрел эту акцию по несколько раз за год, вынужденно восхищённо покачивать головой и убеждать дядюшку не продавать сейчас эту замечательную акцию, а дождаться, когда она подскочит в цене до совсем неслыханных размеров. Перед тем как подселить в квартиру племянника, дядюшка торопливо рассказывал соседям о том, что жизнь полна сюрпризов, что вот он, к примеру, до седых волос прожил в одиночестве, поскольку родители рано покинули наш бренный мир и не оставили после себя даже мало-мальских воспоминаний, удобряющих генеалогическое древо, а вот, однако, отыскалась родственница в соседней области, проживающая в захолустном городке, которая с младенческих лет воспитывалась в детском доме, и у этой родственницы обнаружился сын, вполне себе взрослого вида, который, судя по всему, является дядюшке племянником. Этим племянником и оказался Виталик, очень скоро прибывший с чемоданом и заселившийся в доме, на радость дядюшке. Блаженно-торжествующий чудак принялся ещё больше проводить время во дворе, извещая соседей о том, что Виталик не просто приятный сюрприз в виде послушного племянника, но ещё и замечательный сантехник, которого не помешает всякому добропорядочному жильцу всегда иметь под рукой. Однако, сам дядюшка попользоваться талантами Виталика едва ли успел, поскольку внезапно уехал в геологическую экспедицию на Камчатку. На вопросы жильцов, почему отъезд дядюшки был столь внезапен и намеревается ли он вернуться, Виталик отвечал глубоким гортанным гудением, периодически ускальзывающим на флажолеты, потому что был совершенно немой. Что-то мог выкладывать языком жестов, излишне темпераментно взмахивая руками и выказывая длинные рубцы на кистях рук, иногда рисовал на бумажке вялые и стеснительные буквы, словно страдающие дизентерией, иногда многозначительно вращал глазами. Чаще всего, при общении, Виталик издавал тусклые, заикающиеся гласные звуки, отчего просачивалась слюна на губах, которую он тут же вытирал рукавом рубашки, и всё это вызывало у соседей вполне себе искреннюю жалость. Кто-то рассказывал, а, скорей всего, выдумывал, что Виталику отрезали язык на спор, отрезали, когда он был ещё пацанёнком, проживающим в своём захолустье, в те странные лихие времена, когда бандитские разборки и методы существования могли оказаться весело приспособленными к подростковым забавам.
  - Здравствуй, Виталик!.. - почему-то Евпсихия Алексеевича всегда тянуло при разговоре с Виталиком изрядно повышать голос, хотя глухим Виталик не был. - Ты зачем по батарее стучал?.. Это знак, что ли, какой или дурачишься по пьянке?..
  Виталик деликатно усмехнулся, предлагая стакан пива, от которого Евпсихий Алексеевич сконфуженно отчурался, и пробормотал изумительно неправдоподобное оправдание своему поступку.
  - Упал, говоришь?.. нечаянно со стула на батарею?.. - каким-то невероятным чутьём Евпсихий Алексеевич разобрал смысл произнесённого.
  Виталик утвердительно фыркнул.
  - А потом поднялся и ещё раз упал?..
  Виталик стыдливо вздохнул.
  - Мы ведь не злые соседи у тебя, Виталик, и всё прекрасно понимаем. - попробовал затянуть что-нибудь душеспасительное Евпсихий Алексеевич. - Понимаем, что ты человек с недугом, который иногда довлеет настолько тяжко, что тебе нелегко примириться с действительностью. Но всё-таки будь повнимательней к окружающим тебя людям. Не беси их понапрасну.
  Виталик согласно замычал, пробуя растянуть рот в улыбке, любезно пресекающей всякий неприятный разговор. Но тут из его квартиры послышались спазматические звуки собачьей тоски, и не обратить на них внимание Евпсихий Алексеевич не мог.
  - Кто это там у тебя?.. Пса что ли завёл, Виталик?
  Виталик отрицательно замотал головой, избавился от стакана и бутылки пива, закидывая их в глубину квартиры, прикрыл дверь и, слегка напирая, заставил Евпсихия Алексеевича отойти подальше на лестничную площадку. Затем он малосодержательными, но вполне себе рациональными жестами изобразил включённый телевизор, причём телевизор неприлично старый с плохо работающим звуком и сильной рябью.
  - Ну как же ты докатился до жизни такой? - вздохнул Евпсихий Алексеевич. - И телевизора у тебя приличного нет.
  Виталик растерянно развёл руками.
  - Ты мне напомни завтра, я тебе подарю телевизор. У меня есть один старый - я его в кладовке храню, но он отлично работает. Подарю, мне не жалко, не смущайся.
  Виталик забулькал с благодарностью и даже вознамерился обнять благодетеля, но тот увернулся.
  - Ладно, Виталик, не балуйся, обойдёмся без нежностей. Сказал, подарю телевизор - значит подарю!.. Только ты не стучи больше по батареям без нужды... обещаешь?.. не будешь??
  Виталик отрицательно замотал головой, выражая готовность поступать так, как ему скажут умные люди, но тут же сообразил, что головомотание выглядит двусмысленно, и тогда резво закивал, извлекая из себя гортанное мычание, складываемое в логичную фразу не буду ни за что и никогда.
  - До чего же пьянство людей доводит! - полушёпотом произнёс Евпсихий Алексеевич, прихлопнул Виталика по плечу и попрощался. - Спать иди!..
  Виталик вроде непонимающе подобрался и скрючился.
  - Спать ложись! - Евпсихий Алексеевич сложил ладошки и приложил к щеке, изображая мягким взглядом всю сладость летнего сна. - Хватит уже баловать, отправляйся баиньки, а вот утро вечера завсегда мудреней.
  Тут Виталик понял, чего от него хотят, нарочито комичной крадущейся походкой дошёл до своей двери, подозрительно-нахально помахал ручкой и скрылся в квартире.
  - Дурачок. - процедил Евпсихий Алексеевич и бодро пошёл к себе наверх.
  Вернувшись домой, Евпсихий Алексеевич машинально прошёлся несколько раз по комнате, немного печалясь, что приходится в одиночку расходовать свою внезапную бодрость, что нельзя провести сегодняшний вечер с Катенькой, и поведать ей весь тот обывательский абсурд, который задала ему субботняя заваруха. Затем он почувствовал голод, вспоминая хамоватую нетерпеливость Льва Моисеевича, и спешно приготовил жаренную картошку с грибами-лисичками, собранными на прошлой неделе вместе с Катенькой в её любимых местах за селом Толбухиным. Правду говоря, собирала в основном Катенька, тогда как Евпсихий Алексеевич в первые же полчаса забрёл в какой-то буерак, исцарапался и сразу притомился, после чего лишь послушно плёлся за Катенькой, восхищаясь её проворной, гибкой и чуть островатой в плечах фигуркой. После ужина Евпсихий Алексеевич по-хозяйски зашёл в интернет, невинно флиртуя с дружественными барышнями и вяло отшучиваясь на колкости приятелей, затем вспомнил Виталика и его бутылку пива, собрался в две секунды и сбегал в магазинчик рядом с домом. Остаток вечера Евпсихий Алексеевич провёл за просмотром криминального телесериала (напичканного глумливыми персонажами, которые с очаровательной снисходительностью насиловали и убивали всех, кого ни попадя), весело уплетая картофельные чипсы со вкусом сыра и запивая слабоалкогольным отечественным пивом. Собственно говоря, он именно так проводил свои многие субботние вечера, чаще всего вместе с Катенькой, чаще всего увенчивая их взрывом сладострастья. Сегодня, раскрыв вместе с телесериальными мудрецами парочку преступлений, Евпсихий Алексеевич отправился в ванную чистить зубы, затем уложился спать, уже полностью раздевшись, отстраняясь от сбивчивых впечатлений за день и удобно позёвывая. На душе Евпсихия Алексеевича всё было хорошо. День прошёл замечательно!..
  
  ПОЛНОЧЬ
  
  Проснулся Евпсихий Алексеевич от всплеска пронзительного детского плача; и медленно соображая, что это не наваждение кошмарного сна, что, кроме Улиньки, рыдать в этом доме было некому, не мог поверить, что маленький ребёнок способен на столь отчаянный приступ истерики. Казалось, что так может кричать человек, который на мгновенье оторопел от жуткого страха, замер сердцем, скомкал всю - изобличённую у себя боль - в бешено-дёргающийся сгусток, а затем очнулся, отдался совершенному бессилию и вспыхнул, раздираемый бесконечным воплем.
  Не стоило и сомневаться, что, в ответ на детские слёзы, изрыгнутся из озлобленных неистощимых глубин косноязычные материнские вопли, ловко перескакивающие интонацией с инфекционного мокрого кашля до хрипа бензопилы!.. Что творилось на уме этой нравственно одичалой женщины? почему весь этот бред безнаказанно расползся по её мозгу и выбрал для себя мишенью несчастного затравленного ребёнка? - вот что не в состоянии был постичь Евпсихий Алексеевич, вот что не могло вписаться в принципы элементарного человеческого выживания.
  "Посмотри, маленькая дрянь, какую пакость ты опять натворила!.. полюбуйся, до чего ты свинья и неряха, которой не терпится подгадить своим родителям, заставить их ругаться посреди ночи!.. Вот скажи мне, маленькая идиотка, зачем ты снова хочешь залезть в этот дурацкий шкаф и спрятаться, как будто тебя здесь кто-то обижает?.. Ты никому здесь не нужна, ты злая и некрасивая девочка, и на тебя всем наплевать - вот что ты должна знать о себе и зарубить это на своём носу!.. Можешь хоть целую ночь просидеть в шкафу и не высовываться, можешь хоть целую неделю в нём просидеть и засрать шкаф сверху до низу - я тебе и слова не скажу!.. Только и ты не смей называть меня своей мамой, потому что я устала быть твоей мамой и не хочу ей быть, потому что ты - подлая зверушка, недостойная иметь никакой матери!.. Я теперь тебе чужая тётя, а не мама, потому что девочки слушаются своих мам, а ты меня не слушаешься. Только чужая тётя не будет волноваться, что какая-то мама такую дурочку на свет родила, потратила на неё свои силы и нервы, а в ответ получила чёрную неблагодарность. Вот пускай эта дурочка теперь живёт как хочет. Даже если ты сдохнешь прямо сейчас, прямо в шкафу, я и слезинки не пророню, потому что я устала от тебя, потому что я хочу жить по-человечески, а у меня уже сил никаких нет!.."
  Кроме подловатых энциклик мамаши, ещё и отец семейства подвывал что-то с азартным занудством, не имея цели утешить ребёнка, а наслаждаясь собственными упоительными каверзами. Евпсихий Алексеевич взглянул на часы, проклиная распоясывавшихся супругов: раньше они не допускали заводить истерики в позднее время. Стрелки часов приближались к полночи.
  Продолжительный звонок в дверь, сопровождаемый настойчивым стуком, вывели Евпсихия Алексеевича из лёгкого оцепенения, и он отправился в коридор, завернувшись в одеяло и залезая в любимые великоватые шлёпанцы. Один из шлёпанцев, через пару шагов, слетел с ноги прямёхонько в угол, поскольку Евпсихий Алексеевич запнулся на ровном месте и пожелал дурака звонившему. О чём тут же и пожалел, когда распахнул дверь и увидел на пороге любимую Катеньку. Подруга пребывала в решительно негодующем виде и сурово указывала пальцем вверх, требуя решительного воздействия на мерзавцев. А поскольку была одета в нестеснительный ночной халатик, ещё и зябко подёргивалась.
  - Евпсихий, это не может так продолжаться. Я не хочу слушать, как они издеваются над несчастным ребёнком. Пойди и что-нибудь сделай.
  - Катенька... что же я сделаю?
  - Ты можешь треснуть этой мерзкой мамаше чем-нибудь по башке, чтоб она заткнулась!.. - тревожно-ласковые рысьи глаза Катеньки скорее парализовали волю Евпсихия Алексеевича, чем побуждали идти воевать.
  - Катенька, тебя знобит. Позволь мне укрыть тебя вот хотя бы одеялом. Да не стой ты в коридоре, проходи в дом.
  - Пойди наверх и скажи ей что-нибудь!..
  - Да важны ли тут слова, Катенька?.. Да хотя бы взять и меня с тобой - часто ли мы слышим ещё кого-нибудь, кроме себя, когда увлечены одним общим делом?..
  - Это опять твои отговорки, Евпсихий. Ты на всё найдёшь отговорку.
  - Ну да, конечно, отговорки... я знаю, как ты не любишь этих моих отговорок, ты считаешь, что зачастую лучше предаться справедливым эмоциям, чем загнобить их рассудительным философствованием. Но вот что я тебе скажу, Катенька: было бы очень здорово влиять на всякого человека при помощи слов, даже пускай таких слов, произнесение которых требует невероятных энергетических затрат!.. Но в массе своей люди не умеют слушать, им бесполезны слова. Ты им будешь говорить о справедливости и морали, а они будут пялиться на тебя бессмысленным взглядом и дожидаться, когда ты выговоришься, устанешь и уберёшься вон.
  ...Если человека и можно изменить при помощи важных слов, то только выбирая из череды умственно неполноценных людей наиболее лояльного к переменам, и загружая его знаниями, которые он не сможет применить во вред ни себе ни другим. Но всякий ли из тех, кто владеет важностью слова, способен принять такую ответственность на себя?.. Легко ли ему вырваться из собственных сомнений и знаний, превращённых в непроходимые лабиринты?.. Слова только кажутся долговечными и несокрушимыми, только думается, что невозможно обращаться со словами по тем же правилам, по которым мы взаимодействуем с бытовыми вещами или случайными ситуациями. Но в мире нет ничего долговечного, и, например, слова - смысл которых становится окончательно ясным - перестают звучать и исчезают из нашей речи, исчезают даже из памяти, и всякое поколение людей имеет чуточку изменённое сознание, по сравнению с предыдущим. Тут очень важно сохранить в словах неумолимое и замкнутое сцепление причин и следствий; хотя бы в тех словах, при помощи которых мы легко сообщаемся друг с другом: от младенцев до стариков. Иначе придётся довольствоваться смысловым хаосом. А хаос смысла, столь удобный для глупцов, непременно доберётся и до азов мироздания. Когда в голове глупца вертится калейдоскоп из набора разрозненных фактов, то каждый новый факт, попадающий в психику, подобно новой многоцветной стекляшке, меняет всю картину мира. Глупец случайно услышит какое-либо мнение и скажет: "Да, ребятки, это действительно так." А услышит противоположное, скажет: "Да, мне и тут придраться не к чему, всё именно так, как сказано." Хорошо, что противоположным калейдоскопическому мировоззрению является мозаичное, про которое можно сказать и проще: мировоззрение индивида, мировоззрение личности; когда каждый факт, попавший в психику, занимает своё место в целостной картине мира, делая её более подробной и ясной. Но для этого необходима и предельная ясность слов. Конечно, на любое событие и на любой факт надо обязательно смотреть с двух сторон, то есть попытаться встать и на сторону глупца. Я не особо верующий, но Тот, Кто сотворил наш "модельный ряд", умудрился соблюсти равенство практически во всём. И очень часто "взгляд глупца" дополняет мозаику, точно также, как "полёт мысли гения" утешает бездарных художников и убаюкивает немощных эротоманов. Повторюсь, что я не особо верующий человек, но думаю, что если у тебя при жизни не получилось открыть нового необычного мира, придумать нового человека, то ты достоин получить всё это после смерти. Надо только её дождаться, сохраняя себя гражданином добрым и честным...
  Обо всём этом и намеревался Евпсихий Алексеевич сказать своей Катеньке, как неожиданно раскатистый хохот мамаши оборвал разом и детский плач, и тягомотный отцовский бубнёж, и отрешённые размышления Евпсихия Алексеевича. По жуткому совпадению, странная вибрирующая тишина тут же опустилась на весь дом, исторгла обострённое ощущение пустоты, вынудила подчиниться своей угнетающей обманчивости.
  - Что это такое происходит в мире?.. Погоди, Катенька, надо посмотреть в окошко, узнать, что у нас во дворе творится.
  Евпсихий Алексеевич, поёживаясь приблизился к окну, раскрыл штору и всмотрелся в знакомый мир, мягко уловленный летней белой ночью. Благосклонно тёплая земля сочилась сумеречным молоком, стройные осанистые деревья тянулись друг к другу, наслаждаясь обнажившимся тихим сластолюбием, небеса украсились гипнотизирующей мелкой рябью и багрово-рванными полосами заката, передразнивающими друг друга, а в бледном, чахлом круге света угадывался пролом, через который полная луна исподтишка и нехотя взирала на землю. Видимую безмятежность слегка озадачивало совершенное отсутствие птичьего щебета и стрекочущей возни насекомых, но и эта безмятежность не смогла продолжаться долго: с зловещей алчностью нарастал механический гул, десятки переполошенных перемигивающихся фар машин заполонили город, что-то вроде неправдоподобно огромной птицы на бреющем полёте приближалось к дому.
  - Посмотри в окно, Катенька...Ты можешь понять, что происходит?..
  Катенька подошла к окну, желая распахнуть его настежь, чтоб ясней разобрать сумбур, сосредоточивающийся во дворе дома, но не смогла справиться с оконной защёлкой, невольно шарахнула по стеклу кулаком, едва не разбила его, почувствовала боль и застыла в обиженно-незадачливой позе. Тут же раздался вой сирен, характерный для машин скорой помощи и пожарной службы, донёсся трусливый звон мобильных телефонов и служебных раций, заскользил по электропроводам очумело очнувшийся ветер, с вежливой настырностью загавкал тракторный лязг, подоспел упористый топот солдатских сапог и торопливо затрещал картавый голос из громкоговорителя: граждане жильцы! просьба соблюдать спокойствие!..
  Евпсихий Алексеевич прижал к себе Катеньку, уткнулся лицом в её растрёпанные волосы - удивительно притягательные и мягкие волосы цвета тёплого ржаного хлеба.
  - Ничего не бойся, родная. Это наверняка какие-нибудь учения по гражданской обороне, что затеяла наша дурная власть.
  - Думаешь, Евпсихий, это учения? - Катенька с большим сомнением косилась то во двор, то на Евпсихия. - Власть щедра на шалости, но не настолько. И ты чувствуешь, что запах воздуха стал какой-то непривычный?.. я не могу понять, что в нём не так, но ощущаю неудобную горьковатость...
  - Ну да, я тоже ощущаю. Уверен, это исходит от скопления машин во дворе. Выхлопы бензина, всё такое.
  - Мне кажется, я почувствовала эту горьковатость, ещё до начала переполоха. Что бы это могло быть?..
  - Не знаю, Катенька. Что-нибудь не слишком серьёзное, заверяю тебя.
  Откуда-то снизу, кажется, из самых недр земли, ударил в дом звук резко захлопнутой книги, а сразу за ним - с наглой отчаянной радостью - бабахнуло мощным разрушительным взрывом. Все запахи, шумы, голоса и движения отчаянно взвихрились, искрутились, перепутались. Дом беспомощно содрогнулся, трусливо заскрипел, не умея совладать с навалившейся несусветной болью, ахнул и принялся разваливаться. Всё живое отправилось в небытие. Или куда ещё?..
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:01
  
  ...Сначала был робкий и еле ощутимый удар боли, за ним ещё один - уверенный и напряжённо-тонкий, а за ним ещё один - мучительный и обжигающий, а затем боль принялась бесчинствовать, и Евпсихий Алексеевич заколотился в панических конвульсиях, взывая к Единственному, к кому можно было взывать в этот момент, и попросил о помощи. Но случился последний удар, раздался последний болезненный крик, время скомкалось в бесформенный сгусток, в невычислимый ход вещей - и наступила абсолютная тьма. Кажется, все чувства Евпсихия Алексеевича предельно обострились: он отлично воспринимал, как его тело окутывала материя, подобная лёгкой льняной ткани, стягивала, образовывала что-то вроде кокона. Ревностно отмечая все ручейки стремительно переплетающихся нитей, он осознавал себя одновременно и внутри этого кокона и отстранённо. Причём та сущность Евпсихия Алексеевича, что пребывала внутри кокона, состояла из привычных натуральных элементов в виде плоти и крови, а та неестественная действительность, что находилась отстранённо, сосредоточилась на трёх основах посмертной жизни, которые можно сравнить с ипостасью тела, духа и ума.
  Абсолютная тьма неспешно рассеивалась, открывая беспредельное, исключительно-неиссякаемое пространство, которое заполнялось торжественным хоральным пением, сотканным из человеческих голосов и звериных урчаний. Хор постепенно нарастал, вдохновлялся каждым новым, открытым в себе звуком, мастерил замысловатые переливы тональностей, пробирал до дрожжи, и вдруг резко оборвался на самом пике возвышенной какофонии чей-то властной дирижирующей рукой. Пространство мгновенно преобразовалось в некую изощрённую структуру, принялось упорно выгибаться внутрь, треснуло и рассыпалось на ничтожные хрустальные песчинки. Кокон развеялся, и сущность Евпсихия Алексеевича с быстротой молнии пронеслась через въедливо-звенящую сферу, словно через астероидный пояс, и зависла в воздухе на чётко предназначенной точке, с которой уже никак не могла сдвинуться.
  Евпсихий Алексеевич боялся своего нового положения и наслаждался им, испуганно выжидал новой серии болезненных ударов и заинтриговано следил, как перед его глазами дробными тончайшими штрихами вырисовывалась круглая площадка, из которой исходили шесть лениво искрящихся столпов света, словно уютные солнечные лучи. В нескольких метрах от площадки они ювелирно изогнулись, подобно торжественным царственным тронам, один из которых тут же почувствовал под собой Евпсихий Алексеевич. На другие троны опустились ещё пять сущностей, и большинство из них Евпсихий Алексеевич сразу распознал.
  Воздух приобрёл идеальную ясность, сквозь которую легко проскальзывали все зрительные нервы Евпсихия Алексеевича, а также обнаружилась занятная способность сфокусироваться взглядом именно на том предмете или на том явлении, действии, которые были больше всего необходимы для понимания и рассматривания в данный момент. Вглядываясь в какие-то совсем невообразимые вещи чуть дольше положенного, сознание на некоторое время отключалось, сохраняя в неподвижности всего одну мысль: мысль о том, что это тоже реальность; другая, но реальность!.. Все судорожные волнения Евпсихия Алексеевича постепенно улеглись, а вместе с ними и окружающий мир, блистающий снежной белизной, который до сих пор воспринимался волнующе бесконечным, вдруг извлёк из себя дальние границы, излучающие особый неприступный свет, замер на мгновение и замкнулся надёжной прозрачной крепостью. Воцарилась благодатная прохлада, всё самое необходимое вошло в свою упорядоченность и обустроенность, и словно бы исподволь шёл процесс некоего катарсиса, очищения.
  Круглая площадка - до сих пор абсолютно пустая и тревожно-интригующая, словно цирковая арена за несколько минут до начала представления - покрылась мягким ворсистым сукном и приглушённым дымчатым светом, сквозь который доносился обиженный шорох тлеющего костра, затем к её краям подобрались подгорелые оттенки неиссякаемого солнечного заката и показались маленькие существа, сродни бабочкам или даже херувимам, порхающим с кажущейся весёлой бестолковостью.
  Позади светящихся шести тронов, ровно по кругу, плавно возвысились обелиски из блеклого - чуть ли не прозрачно-воскового - мрамора: величественные и бестелесные, но с лицами, выражающими до предельной откровенности прижизненные забавы, редуцирующими мировую скорбь в посмертные маски. Послышался эластичный однотонный голос, скользящий в пространстве и словно бы существующий сам по себе. И появилось то раздражающе-приятное ощущение, что кто-то пристально за всем наблюдает; но к которому, впрочем, быстро привыкаешь и перестаёшь волноваться.
  Евпсихий Алексеевич заново учился дышать и шевелиться, приспосабливался к лёгкой размытости и полупрозрачности своего тела, искал возможности управлять расстроенной координацией движений, возвращаться к привычному набору жестов и эмоций. И ещё одну интересную особенность своего нового состояния заметил Евпсихий Алексеевич - это отсутствие внутреннего голоса: того самого внутреннего Я, с которым мы постоянно ведём разговоры.
  Затем Евпсихий Алексеевич внимательней присмотрелся к каждому, кого неведомые силы разместили на световых тронах вместе с ним. Строго напротив Евпсихия Алексеевича совершенно беззаботно устроилась на своём месте неприметно-рыжеватая, веснушчатая девочка - чуть непоседливая, чуть неаккуратная, одетая в тесную пижаму и штанишки с торопливо-зашитыми дырками на коленках. Девочка, сияющая простодушным и любопытным до всего личиком, с носиком-пуговкой, привычно всхлипывающим даже без всякого повода, и с ярко-карими озорными глазёнками, подпорченными какой-то невозможной взрослой утомлённостью. Это и была та самая Улинька - дочь соседей Евпсихия Алексеевича с верхнего этажа.
  Слева от Евпсихия Алексеевича расположилась Катенька - всё в том же лёгком ночном халатике и прикрытая одеялом - и несколько первых минут ей было явно не по себе от своего нового состояния. Настороженно пытаясь собрать всё, только что пережитое, в разумное озаренье, Катенька блуждала взглядом по пространству и не останавливалась надолго ни на чём. Лишь Евпсихия Алексеевича она одарила робкой извиняющейся улыбкой, но только для того, чтоб он сейчас ничего ей не говорил, сейчас она должна во всём разобраться сама. За Катенькой обнаружился стоически-внимательный Лев Моисеевич, слишком быстро ужившийся в новых обстоятельствах и принявший позу некоего патриция, привычного к восседанию на троне, пускай даже в идиотских кальсонах. Но при этом никуда не подевались его вялая стариковская суетливость, прилипчивая подозрительность в глазах, неуёмное стремление к деликатному почёсыванию у себя в ухе и подёргиванию за усы. К тому же, Лев Моисеевич умудрился притащить с собой специфические кухонные ароматы. И некоторое время они имелись единственными запахами, которые было возможно здесь распознать.
  Справа от Евпсихия Алексеевича - на самом изящном и вычурном троне - находилось жилистое и обнажённое человеческое тело, отталкивающе-бледного цвета: неподвижное, словно окоченелый труп, исколотое сочными синими татуировками угрожающего характера и одетое в замызганные пляжные шорты, изрисованные карикатурно-аппетитными абрикосами. К левой руке тела были пристёгнуты наручники, второе кольцо которых бесполезно болталось в воздухе. Распознать этого человека Евпсихий Алексеевич не мог, поскольку головой он низко склонился на грудь, и лица видно не было.
  А вот на пятом троне обнаружилась натуральная дворовая крыса, в которой Евпсихий Алексеевич легко угадал давешнею весёлую наблюдательницу за парнями, таскающими мешки в подвал. Зверёк с заманчивой изящностью хищника топорщил усики, жиденькая шкура буквально лоснилась щедрой серостью, морда периодически раскрывалась в хитрой улыбке, обнажая две пары резцов. Нагловато-упитанная крыса расположилась на своём месте вполне по-человечьи, даже вразвалочку, сложив друг на друга тощие когтистые лапки. На происходящее крыса взирала с тем хладнокровием, на которое только и были способны её мизерные утомлённо-умные глаза, и, казалось, была совершенно безмятежной, хотя по временам и подёргивала нетерпеливо-дразнящим длинным хвостом.
  - Опаньки! - вдруг произнесла крыса, с удовольствием открывая в себе умение говорить.
  И это было первое слово, произнесённое здесь.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:02
  
  Евпсихий Алексеевич очнулся от вязкой, болезненной созерцательности, потыкал кулаком в нескольких местах по трону, убеждаясь в его непостижимой надёжности, и через силу откашлялся, справляясь с онемением.
  - Катенька, как ты себя чувствуешь?.. ты понимаешь, что с нами происходит?.. - сразу обратился он к подруге, стараясь произносить слова как можно мягче, чтоб лишний раз никого не напугать странной достоверностью происходящего.
  Катенька отмолчалась, только раздражённо дёрнула пальцами, словно отмахиваясь от всяческих неуместных вопросов.
  - Ты только не волнуйся, я с тобой. Мы вместе не пропадём.
  Катенька недоверчиво угукнула и снова ушла в себя.
  - Во мне бурлит нечто такое противоречивое и неуёмное, отчего я думаю, что меня будет нелегко сейчас остановить и подчинить чему-либо несносному. - заявил Евпсихий Алексеевич с явно наигранным боевым простодушием.
  Крыса внимательно глянула на Евпсихия Алексеевича и насмешливо фыркнула. О чём-то весёлом поразмыслила и девочка Улинька, легонько покачиваясь из стороны в сторону, и тоже фыркнула, умело подражая крысе.
  - Евпсихий Алексеевич! - вздохнул Лев Моисеевич, пресекая неуместный героизм соседа.
  - Ну что такое?.. Вот давайте не будем ворчать по пустякам!
  - Давайте не будем. - согласился Лев Моисеевич. - У нас всё нормально, всё просто замечательно.
  - Нет, не всё у нас замечательно; я понимаю, что случилась какая-то невероятная катастрофа, и мы лишились своего дома, и скорей всего лишились своих жизней. - быстро пробежался строгим взглядом по всем собравшимся Евпсихий Алексеевич. - Поскольку всё это случилось достаточно неожиданно, то у меня даже предположений нет о причинах катастрофы. Нет ни малейших догадок, а это очень нехорошо; поверьте, я нахожусь, словно в тумане. Но вот если только кто-нибудь из вас вздумает паниковать, то схлопочет от меня по шее. И будет совсем замечательно, если тот, кто стал вольным или невольным виновником катастрофы, поскорей признается в своей вине. Нам необходимо понять, что произошло, и к чему нужно готовиться в дальнейшем.
  - Думаю, взорвали наш дом, и готовиться нам больше не к чему - от нас уже ничего не зависит. - сказал Лев Моисеевич, чуть поёрзав на месте, смекнув, что Евпсихий Алексеевич в первую очередь обращается к нему, как к возможному виновнику. - Про детали катастрофы мне тоже сообщить нечего: когда всё случилось, я спокойно спал, в кои-то веки не озадачившись бессонницей. А едва услышал гул с улицы, то сразу проснулся и сообразил, что злодеи добились-таки своего.
  - Какие же злодеи? Это вы о ком говорите?..
  - Да те, что в подвал мешки таскали. Тётки во дворе мне вчера все уши про них прожужжали. А я, признаться, до сих пор ничего такого и не замечал.
  - Ну да, куда вам замечать подозрительных личностей у подвала, когда вы за соседями слежку устроили.
  - Ну, знаешь, Евпсихий Алексеевич, у меня не сто глаз.
  - Да и двух бы хватило, лишь бы по делу.
  - Вот теперь-то зачем меня попрёками кормить?.. Кажется, мне теперь не лучше твоего.
  - Я ничем вас не кормлю... - пошёл на попятную Евпсихий Алексеевич, сообразив, что действительно горячится понапрасну. - Так вы полагаете, что злодеи неспроста мешки в подвал таскали, и в тех мешках динамит был?..
  - Полагаю, что во всём случившемся есть своя преднамеренность, хотя мы и оказались случайными жертвами. Так сказать, выбранными и используемыми наугад. Взрывали ведь дома в девяносто девятом году прошлого века: и в Москве взорвали дом, на Каширском шоссе, и затем в Волгодонске, и кажется ещё где-то...
  - В Буйнакске. - напомнил Евпсихий Алексеевич.
  - Ну вот, да, в Буйнакске. Тогда террористы использовали гексоген, как нам сообщили следственные органы, и целью террористов было запугать население страны, показать, что они здесь хозяева, а не кремлёвские ротозеи. Тогда у них не получилось добиться своего, но, возможно, что они не отчаялись и вновь принялись за старое. А вот уж каким способом они наш дом взорвали - об этом следственные органы нас вряд ли уведомят. Тебе-то, Евпсихий Алексеевич, точно станет легче, если ты про всё проведаешь раньше всех?..
  - Вы, Лев Моисеевич, кажется сути произошедшего не понимаете.
  - Да вот что ещё за суть?
  - Одно дело, когда гадят террористы, идейные безумцы там какие-нибудь. Это ситуация, порождённая стихийным мышлением, её трудно предсказать и проанализировать. Совсем другое дело - когда кто-то из своих, из жильцов дома пакостит... Из чувства мести, скажем, или от недалёкости ума: когда всего-то хочется навредить своему соседу сверху, а в результате трещит по швам весь дом!.. Если мы разберёмся, кто виноват, то снимем груз ответственности с себя. Я к тому и клоню на всецелое и скорое разбирательство, чтоб за собой вины не знать. Как-то ведь надо с чистой совестью предстоять на Страшном Суде.
  - Ты уж и до Страшного Суда добрался?
  - Непременно должно быть что-то вроде Страшного Суда. Уж поверьте, что я всегда к атеизму относился со снисходительным пониманием, а сейчас деваться некуда: вижу, что заблуждался, был не прав!
  - Ну, если только так. Тут я тебя понимаю, Евпсихий Алексеевич. Пожалуй, соглашусь.
  - Впрочем, и несчастный случай нельзя исключать. - немного призадумавшись, сказал Евпсихий Алексеевич. - Мало ли кто из жильцов хранил у себя дома про запас нечто взрывчатое. Тут ведь только случайно спичку поднеси - оно и бабахнет. Народ у нас безответственный.
  - Народ безответственный - это точно. Иному деятелю и умереть - раз плюнуть!
  Крыса опять иронично фыркнула, но уже прикрыв морду лапами, делая вид, что она тут не при чём.
  - Но ведь могла и сверху бомба упасть на наш дом... Разве нет?.. - наконец-то нашла в себе силы заговорить Катенька, с достаточной серьёзностью выслушав рассуждения двух мужчин.
  Лев Моисеевич невольно направил взгляд вверх, тяжело сглотнул и поскрёб пальцами себе шею, как будто чувствуя на ней крепкую удавку. На мгновение дёрнулись и посинели подагрические ступни ног Льва Моисеевича, что вынудило Евпсихия Алексеевича с опаской осмотреть свои ступни. Примечательно, что одна нога Евпсихия Алексеевича оказалась босой и неиспорченно розовой, тогда как другая красовалась в вызывающе-великоватом шлёпанце.
  - Уж не думаете ли вы, сударыня, что у нас война с Америкой началась?.. - пришёл в себя Лев Моисеевич. - Нет, войну я категорически отрицаю, тут сверху может только метеорит упасть. На землю постоянно из космоса что-нибудь сыпется.
  - И самолёт мог упасть... - задумчиво произнесла Катенька. - От нас аэропорт в двадцати километрах находится, вот он и не долетел.
  Ступни ног Льва Моисеевича ещё разок дёрнулись, и он с незатейливой стариковской обидой пошлёпал себя по коленям.
  - Когда самолёты падают, то неизвестно куда они упадут. А тут власти явно о чём-то догадывались, поэтому и во дворе дома стала собираться всяческая техника: я, например, отчётливо слышал сирены пожарных машин!.. И по громкоговорителю нас о чём-то хотели предупредить, да не успели.
  - Ну да, ну да! - с трогательным возбуждением припомнила Катенька. - Евпсихий, ведь вспомни, что когда мы стояли у окна, то слышали голос из громкоговорителя, который нам о чём-то сообщал, о чём-то тревожном!.. Мы только не успели ему внять.
  - Ну да, мы не успели. - согласился Евпсихий Алексеевич.
  - Власти хотели нас о чём-то предупредить, и даже хотели спасти, но опоздали. Если, конечно, они сами не были замешаны в некоем коварном плане по уничтожению дома... Но это была бы невероятная подлость, я и верить не хочу в возможность такой подлости со стороны властей!!
  - Катенька, как ты себя чувствуешь?.. - сложив ладони лодочкой у груди, устремился взглядом Евпсихий Алексеевич к подруге. - Ты ведь слишком взволнована, правда?
  - Евпсихий, со мной всё хорошо. Ну, в том смысле хорошо, что со мной ничуть не хуже, чем со всеми вами.
  - Главное, что мы наличествуем вместе и соображаем, что к чему. Конечно, в общих чертах соображаем, озадачиваемся каждую минуту по пустякам, но соображаем. Ты посмотри на дело с той стороны, что нам здесь пока ничто не угрожает, здесь довольно-таки тихо и красиво. Мне кажется, что когда я в детстве размышлял о послесмертном существовании, то оно мне мерещилось очень близким к тому, что мы чувствуем сейчас. Только не хватает райского сада. Почему-то райский сад непременно должен быть в мечтах ребёнка о загробной жизни, поскольку цветущие деревья и все эти сладкие фрукты очень любимы детьми, и хочется, чтоб их было много-много, и они были всегда.
  Евпсихий Алексеевич восторженно воздел руки и как будто совершил ими магические пассы, отчего тут же и пришёл в счастливое изумление, поскольку все мраморные обелиски, вытянувшиеся за спинами световых тронов, принялись с медитативной медлительностью покрываться искристой древесной корой, обрастать мощными развесистыми ветвями, хвоей, запашистой густой листвой. Постепенно они преобразовались в шероховатые кряжистые дубы, в крепко сбитые высоченные кедры, в стройные клёны, чуть склонённые с утомлённой обаятельной наглостью, в пронзительно-томные яблони, увешанные тучными наливными плодами, в бархатно-нежные кроны таинственных сакур и скромных черёмух, в различные пёстро цветущие садовые деревья, которые и вспомнить было невозможно, которых, верно, никто и никогда до сих пор не видел. Новосозданный сад неспешно заполнялся уютным птичьим щебетом, опоённым безмятежной благодатью; тихие застенчивые букашки лениво перелетали с листика на листик, пребывая в терпеливом изумлении; шустрые белки выныривали на секунду-другую из пушистых еловых лап, чтоб удостовериться, что не они одни оказались пленёнными этаким чудом. Вроде наблюдались и робко порхающие эоны второстепенного небесного значения, от которых, впрочем, толку было немного - сплошной бессознательный восторг.
  Преображение пространства вынудило собравшихся опасливо притихнуть, а Евпсихий Алексеевич приложил пальцы ко лбу, унимая лёгкое головокружение и показывая, что вовсе не он стал причиной столь фантастических изысков, что переломы происходящего повинуются движению иных рук и замыслов.
  - Вот так и живём - что до смерти, что после - не понимая, откуда и сколько фееричных обстоятельств внезапно нахлынет на нас. - с упрямой подозрительностью изрёк Лев Моисеевич, налюбовавшись на цветущие деревья. - Запросто могло и метеоритом в дом сигануть сверху, а могло и снизу эким-нибудь землетрясением растарабанить. Как говаривала моя бабка, засыпая в трамвае и просыпаясь через два часа на той же остановке, на которой вошла: и вот попробуй тут найди концы у заколдованного круга!..
  - Зачем вы опять про всё плохое, про заколдованный круг какой-то?.. Посмотрите, до чего сказочная красота нас окружает, поддайтесь самому первому и невинному влечению сердца, а не потугам желчного умствования. - пробормотал Евпсихий Алексеевич.
  - Толку-то от этой красоты.
  - Да зачем же во всём искать толк?.. Можно и просто восхищаться.
  - Ну, я восхищён. - дохловато улыбнулся Лев Моисеевич. - Как тебе будет угодно, Евпсихий Алексеевич. Ты только скажи, я и в пляс пущусь от радости.
  - Да вот вы всё глупости свои... пляс... - насупился Евпсихий Алексеевич.
  - Евпсихий, дорогой мой, я тоже не могу восхищаться происходящим, если не понимаю его сути. - беспокойно высказалась Катенька. - Я хочу знать, какую цель имеет всё, что с нами происходит, поскольку никогда не верила в забавную невинность загадок. За каждой загадкой таится хитрость того, кто её загадывает, таится умысел. Демонстрировать белочек на сосне можно сколько угодно, но не для этого же нас убили и поместили сюда?.. Кто-то должен прийти за нами, что-то сказать рациональное и позвать куда-то!
  - Куда? - напрягся Евпсихий Алексеевич.
  - И я хотела бы знать - куда?.. Вот те, кто придут за нами, пускай нам всё и расскажут.
  - Надеюсь, это вы архангелов ждёте?.. - вернулся на мгновение к своей дохловатой улыбке Лев Моисеевич. - А то ведь могут и черти притащиться по вашу душу.
  - Да и по вашу тоже могут, Лев Моисеевич, не язвите. - заметил Евпсихий Алексеевич.
  - Пускай будут архангелы, мне эмблема не важна. - заверила Катенька. - Просто кто-то должен нам всё объяснить, отметить, как новоприбывших, и, наверное, документы какие-нибудь выдать, а затем указать на дальнейший алгоритм действий. Мы ведь не можем пребывать здесь всю вечность.
  - Почему же не можем... очень даже можем... - с бесхитростным вызовом пробормотала крыса. - Иные души тысячелетиями томятся в преисподней, не ведая смысла и срока своего, так называемого, временного заточения. Ибо каждому после смерти должно воздаться по его вере. Как говорится: professions de foi!..
  - Что-что ты сказала? - опешил Евпсихий Алексеевич.
  - Да ничего такого. Художественное чутьё протискивается, никак не угомонится - не обращайте на него внимания.
  - Да как тут внимание не обратишь?.. Никогда не думал, что обычная крыса способна настолько меня удивить.
  - Сама себе удивляюсь. А вы, Евпсихий Алексеевич, хотели всё измерять по-старому, по меркам земного бытия?.. Нет, уж так больше не получиться, я уж больше в свой подвал не вернусь.
  - А вот очень кстати! - Лев Моисеевич с радостью кивнул на крысу. - У нас, собственно говоря, подвальная жительница имеется, и по природе своей она должна быть весьма любопытной. Про наше будущее она и понятия может не иметь, а вот о прошлом у ней должны быть какие-никакие сведения. Ей ли не знать, что могло быть в тех мешках?
  - Это в каких? - покосилась на Льва Моисеевича крыса.
  - Да вот дурочкой не прикидывайся. В тех самых, что парни в подвал затаскивали.
  - А разве я туда заглядывала? - с нахальным простодушием прищурилась крыса. - Жратвой от мешков не пахло, мне до них и дела не было.
  - Но хоть чем-то от них пахло? - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Чем-то пахло, да я не разобрала.
  - Дырочку, что ли, в мешке проковыряла бы... полюбопытствовать...
  - Друзья мои. - с озорной строгостью осмотрела собравшихся крыса. - Мы же взрослые люди и понимаем, что нельзя узнать того, о чём узнать ниоткуда. Если из кастрюли с борщом пахнет борщом, то мы только потому уверены в своём знании, что нам ещё в раннем детстве рассказали, что вот в этой кастрюльке варится борщ, и разрешили к нему принюхаться. Если б мне когда-нибудь сообщили, чем пахнет динамит, то я наверняка запомнила бы это запах, и моментально среагировала бы на мешки. Попросту говоря, удрала бы из этого подвала куда подальше.
  - Ну да... Это верно, что крысы всегда бегут с тонущего корабля. - съязвил Лев Моисеевич.
  - И это лучше, чем внезапно помереть, и очутиться неизвестно где и неизвестно зачем.
  Одна из белок, хлопотливо соскочила с пушистой ветки на спинку шестого трона, где находилось неподвижное тело, старательно обнюхала его затылок, даже дотянулась до уха, пощекотав его чуткими усиками, а затем разочарованно закрякала по-беличьи, обращаясь к подругам в саду: "Вроде похож, а вроде и не похож на того паршивца, что в тверицком бору беличьи дупла разорял... Ладно, девки, что было - то было, теперь не нашего ума это дело!.." После чего живо убралась обратно, в кедровые заросли.
  Все взрослые растерянно переглянулись, даже крыса озадаченно поморгала глазками, отторгаясь от наваждения.
  - Дяди и тёти! - вдруг с аккуратно лопочущей твёрдостью заговорила девочка. - Вы просто ничего не знаете, а бомба взорвала всю нашу землю. И все умерли. Больше никого живого нет.
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:03
  
  Взрослые с осторожным участием присмотрелись к девочке, ожидая, о чём ещё она способна возвестить. Но девочка, твёрдо высказавшись, умильно поджала губки и приложила палец к щеке.
  - Устами младенцев глаголет истина; Евангелие от Матфея, глава 21, стих 16. - задумчиво сообщила крыса, а, подметив излишне-пристальный недоумённый взгляд Евпсихия Алексеевича, вздохнула: - Кто-то из жильцов отнёс на мусорку книжки и газеты баптистского свойства - видно, разочаровался в западноевропейских религиозных течениях - ну, а мне было очень даже интересно почитать.
  Евпсихий Алексеевич с непрояснённым сомнением покачал головой.
  - А скажи нам, милая девочка, ты видела чего-нибудь чудесное или слышала, пока была у себя дома? - спросил Лев Моисеевич у ребёнка, не обращая внимания на крысиную риторику.
  - Я только слышала много чего, но не всё понимала, потому что я ещё маленькая.
  - Это так. - согласился Лев Моисеевич. - Разумеется ты маленькая. Но если ты что-то видела не совсем обычное, то расскажи нам, пожалуйста, потому что ты нас очень удивила своим категоричным заявлением.
  - Я всё видела, как обычно, а потом я ничего не видела, потому что я сидела в шкафу. - ответила Улинька.
  - Зачем же ты сидела в шкафу? - удивился Евпсихий Алексеевич.
  - Затем, что сначала меня ругала мама, а потом проснулся папа и тоже стал меня ругать, и я решила спрятаться в шкаф, чтоб они подумали, что меня нету дома, и перестали ругаться. Я уже так делала однажды, и мне в шкафу очень понравилось. Там сначала было темно-темно и немножко страшно, но я быстро привыкла. Только когда всё вокруг стало громыхать и трещать, я подумала, что мама с папой добрались до шкафа и хотят меня вытащить, но тут я услышала, как мама с папой кричат где-то далеко-далеко от шкафа, и я подумала, что шкаф мог сам попробовать от них убежать. А вот и не тут-то было.
  - Но почему ты решила, что вся земля взорвалась и все умерли, если ничего не видела?
  - Потому что я испугалась и закрыла глаза, а когда открыла, то уже не было никого, и не было шкафа. Я решила, что раз сама не вылезала из шкафа, то шкаф сломался на кусочки, обиделся и ушёл, оставил меня одну. Тогда я решила, что шкаф не мог просто так взять и сломаться, что его специально сломали, а крепкий шкаф можно сломать только как-нибудь специально подорвав его. Вместе со всей землёй и со всеми людьми. Тогда я опять закрыла глаза, потому что мне было очень-очень страшно, а когда открыла то увидела, что я сижу здесь, и тут сидит тётя Катя с дедушкой Лёвой, и вы тоже тут сидите, дядя Евсисхий... - девочке явно с трудом давалось выговорить самобытное имя Евпсихия Алексеевича. - ...дядя Евпсихий.
  - Ну, значит, и не переживай, милая девочка, что всю землю взорвали и все умерли. Полным-полно народу осталось жить, они все уже проснулись, потянулись и занялись своими делами.
  - А где тогда моя мама? - с трогательной грустью склонила голову на бочок Улинька, выказывая недоверчивость словам Евпсихия Алексеевича.
  - Бедный ребёнок. - заблестели глаза у Катеньки. - И почему тебе до сих пор нужны эти злые люди, которые приносили тебе столько страданий?.. Даже смотреть на тебя жалко, ты и одета как замарашка какая-нибудь, а ведь ты очень красивая девочка, и очень добрый ребёнок!.. Ну вот почему тебе достались такие отвратительные родители??
  Улинька озадаченно пожала плечами.
  - Брось, Катенька, не надо сейчас об этом говорить. - попросил Евпсихий Алексеевич. - Родителей не выбирают.
  - Да понятно, что не выбирают, но всё это очень жестоко!.. очень жестоко!..
  Улинька совсем не откликнулась на тему жестокости мамы и папы, а сосредоточилась на настоящих чрезвычайных необыкновенностях, вдумчиво нашёптывая про себя запомнившиеся имена людей, ставших ей такими близкими - дедушка Лёва, тётя Катя - и конечно запуталась на Евпсихии.
  - А как тебя зовут? - с неожиданной игривой подозрительностью девочка ткнула пальцем в крысу.
  - Меня?? - на секунду опешила крыса.
  - Конечно тебя. Когда со всеми знакомятся, то надо обязательно представляться по имени.
  - Вообще-то меня зовут настолько странно, что и представляться не имеет смысла. Но для вас я могу зваться Марусей. Да-да, зовите меня Марусей, я буду очень рада.
  - Крыса Маруся! - весело прихлопнула в ладоши Улинька.
  Взрослые тоже развеселились такому занятному известию, и согласились прозывать крысу Марусей. Хотя, Лев Моисеевич и проворчал что-то про неуместность в данных обстоятельствах поддаваться всяческому детскому баловству. Тогда Евпсихий Алексеевич спросил, уж не считает ли Лев Моисеевич крысу каким-то второстепенным существом, недостойным носить человеческое имя?.. Лев Моисеевич мягко огрызнулся, сказав, что он совсем так не считает, что можете хоть всё дубы тут вокруг прозывать человеческими именами.
  - Знакомьтесь: дуб Коля! - тут же принялась баловаться Улинька, указывая пальцем на ближайшее дерево и миловидно улыбаясь, но Евпсихий Алексеевич осторожным осудительным взглядом пресёк эту забаву, действительно неуместную при данных обстоятельствах.
  - Интересно, а где остальные жильцы нашего дома?.. Либо они остались живыми и их извлекли из-под обломков, либо они все попали в ад?.. - удивившись суровости своей внезапной догадки, произнесла Катенька.
  - Ещё бы нам убедиться, что мы сами не в аду. - пробурчал Лев Моисеевич. - Как говаривала моя бабка, расплачиваясь со стоматологом за вставную челюсть: когда слишком хорошо - это тоже плохо!..
  - Катенька, да разве ты окончательно отделила себя от живых?.. - удивлённо развёл руками Евпсихий Алексеевич. - Нет, разумеется, я не сомневаюсь, что реальность нашего существования несколько изменилась, возможно, что и значительно изменилась, но мы ведь - некоторым образом - выглядим живыми. Некоторым образом, мы являемся особями, сохранившими разум и человеческие телеса.
  - Евпсихий, ты придираешься к словам, а я всё-таки побеспокоилась не о нас, а о прочих жильцах дома... Вот, скажем, бабулька Полина Юрьевна - где она сейчас?..
  - Не удивлюсь, если Полину Юрьевну сейчас черти жарят. - усмехнулся Лев Моисеевич. - За язык её неугомонный.
  - Ох чья бы корова, Лев Моисеевич, мычала! - покачал головой Евпсихий Алексеевич, а Катенька и крыса Маруся улыбнулись, заметив, как старик зарделся.
  - Одно дело - доносить информацию до органов правопорядка, а другое дело - сплетничать. - конфузливо пробормотал Лев Моисеевич. - Да отстаньте вы от меня со своей Полиной Юрьевной, я пошутил. Никому я зла не желаю, и в чертей не верю. Уж если и есть какой-нибудь ад, то с однозначно индивидуальным подходом к каждому клиенту, сочетая кнут и пряник.
  - Ну, это тогда получается слишком просто, будто и на земле. - не согласилась Катенька. - Это тогда неинтересно. Всё-таки хочется, чтоб при соблюдение дуализма (как вы верно выразились, Лев Моисеевич, про кнут и пряник), имелись чёткие обязанности того, кто отвечает за кнут и того, кто отвечает за пряник. Хотя бы таким манером, как учит зороастризм.
  - То есть, ты, Катенька, выступаешь за категорическое противопоставление светлого и тёмного?.. - уточнил Евпсихий Алексеевич.
  - Да, пускай свет и добро постоянно враждуют с собой, при этом сохраняя равноценность и полезность.
  - Ох уж этот Ницше, Заратуштра... - проворчал Лев Моисеевич. - Умному человеку жить легко, он если и не увидит чего-нибудь нужного напрямую, то разберёт через призму экого-нибудь супрематизма. Увидит и успокоится. Или книжку напишет. А вот негодяи начитаются умных книжек, разберут в них сплошной вред и начнут людей в печах сжигать.
  - Я совсем не про Ницше хочу сказать, а про другую книгу; я про главную книгу, обучающую зороастризму, прозываемую Авестой. Она не может учить сжигать в печах людей, она просто разъясняет, что есть неукротимые потребности воздействия зла в ответ на силы добра, и наоборот. А уж каким образом человек это воспримет и зачем ему надо всё это воспринимать - это его личное дело; пускай только помнит, что за всякой живой плотью на земле есть кому внимательно наблюдать. Духи света и духи зла постоянно враждуют между собой, но равноправны и имеют абсолютно одинаковые иерархии во главе которых стоят Ахурамазда - так называемый господь премудрый, творящий мир усилием доброй мысли - и Анго-Майнью - дух, вносящий в космическую упорядоченность полезный, но злобный хаос.
  - Погоди, Катенька, разве зороастризм не учит, что когда-нибудь Ахурамазда победит Анго-Майнью и учинит над ним скорый суд?.. Дуализму будет положен конец. - заметил Евпсихий Алексеевич.
  - Вот это вечное ваше "когда-нибудь" определённо намекает, что такого не будет никогда.
  - Не захламляйте мозги. - чуть скучая, посоветовала крыса Маруся. - Не чересчур ли избыточно количество всяческих божков и чертей, которыми вы зачем-то запутываете и запугиваете сознание?.. Не в меру доверчивый человек побоится на улицу лишний раз выходить, поскольку на любую замеченную странность или случайное паскудство будет сраться с испуга. Уж лучше всегда иметь под рукой доподлинный список всех чертей с их обязанностями и зонами ответственности. Уж лучше точно знать, на какой случай какого чёрта приспособить.
  - И ещё желательно не привязываться надолго ни к какому чёрту. - усмехнулся Лев Моисеевич. - Поиграл - и хватит.
  - Это, конечно, так, это сродни закону творчества. - витиевато помахала лапкой крыса. - Он совершенен и неизменен: взял что-нибудь у одного, попользуйся и отдай другому.
  - Мама говорила, что черти обязательно меня с собой заберут, когда конец света настанет. А они вот не забрали. - с некоторой хитрющей радостью пролопотала Улинька и прихлопнула в ладоши.
  - Бедный ребёнок! - расчувствовалась Катенька. - Не бойся, ради Бога, мы тебя никаким чертям не отдадим. Хватит с тебя твоих родителей.
  - А теперь давай-ка, выкладывай нам в общих чертах! - попросил Лев Моисеевич крысу.
  - Чего вам выкладывать?
  - Вот всех этих чертей, про которых знаешь. По списку.
  - А! да легко! - и крыса Маруся принялась излагать требуемое, чуть ли не с удовольствием открывая в себе захламление из напыщенных имён и функциональных принадлежностей. - По сути, у нас имеются что-то вроде нескольких армий из чертей, во главе которых возвышаются стержневые ангелы зла, и для каждой армии выравнено чёткое направление. Есть черти, которые подчиняются Вельзевулу, и они ответственны за грешников, молящихся всяческим идолам и ложным богам. (Полагаю, Лев Моисеевич, что это не те черти, которые вас допекали, даже если вы по молодости захаживали в мавзолей к Ленину.) Есть черти неоправданной безудержной лжи, и правит ими ангел Астарот, для которых главной задачей является претворение в мир обмана и плутовства, поощрение фальшивых оракулов и фейковых пророков, имитация чудес и спасительных оздоровлений, утверждение повсеместного вранья и воровства, как единственного способа прожить счастливо. (Думаю, и этих чертей, Лев Моисеевич, вы не часто встречали, поскольку не выглядите слишком счастливым человеком.) За учинение неправедного суда на земле отвечает армия под руководством Асмодея, и они же всячески стремятся поднапакостить тем, кто жаждет справедливости, и отомстить тем, кто раскрывает всю их подноготную.
  - Сдаётся мне, что и этих чертей я мог видеть только мельком. - поднапрягся Лев Моисеевич, упреждая нахальные намёки Евпсихия Алексеевича.
  - Ну, допустим. - не захотела спорить крыса Маруся. - Ангел Меририм правит чертями совсем ничтожного количества - всего-то четырьмя, и мы их нередко путаем с четырьмя всадниками апокалипсиса - но несчастий от этих четырёх куда больше, чем от всех прочих армий, взятых вместе. Бури, ураганы, землетрясения, эпидемии болезней и массовых безумств - вот что сеют эти черти, и им совершенно всё равно, когда и где чинить свои расправы. Близка к ним армия из чертей-фурий, растравляющих людей на взаимную ненависть, опутывающих мир цепью из кровавых войн, жестоких казней, пыток и нравственных мучений. И правит ими ангел Абаддон.
  - Абба-бабба-дон! - с задумчивым напевом произнесла Улинька, понимая доклад крысы, как непонятную затянувшуюся игру.
  - Про чертей из армии Мамона всякий из людей расскажет лучше моего, поскольку всякому известно чувство алчности, скупости и предательства ради наживы.
  - Так уж и всем! - возмутился Евпсихий Алексеевич.
  - Эй, приятельница, полегче на поворотах! - шутливо щёлкнула зубами Катенька.
  - Тогда, чтоб больше никого не смущать, закончу свой список чертями из армии Велиала. - несколько раздосадованно сообщила крыса. - Актёры, игроки, художники и отчаянные путешественники - вот, кто крепко подчинён влиянию этих чертей; и уж тут, Евпсихий Алексеевич, сами догадывайтесь, кого бы я могла иметь в виду, если б была чуть более нахальной.
  - Ну, нахальства-то в тебе с избытком. С ног до головы в нахальстве, да вдобавок хвостик. - улыбнулся Евпсихий Алексеевич.
  Крыса с удовольствием хмыкнула, правда, несколько скептически налюбовавшись на свой дёрнувшийся хвост.
  - Не понимаю, откуда ты взяла этот список. - проявил догматическое упрямство Лев Моисеевич. - Про Вельзевулов и Абаддонов я и сам могу нарассказывать мифологической чепухи, тут особых секретов нет. Я ещё, когда в кочегарке работал при деревообрабатывающем предприятии, имел в начальниках бригадира дядю Колю, и вот он-то был сущим поборником Вельзевула. Помню, однажды, в день зарплаты, он дождался, когда деньги из банка привезут и у кассы очередь выстроится, а сам пришёл с горящим факелом. "Послушайте меня, - говорит. - граждане трудящиеся!.. Всё, что вы тут затеяли, это, ни больше ни меньше, как проявление меркантильности и алчности, и оно меня оскорбляет, поскольку я есть личность. И я не позволю вам поклоняться ничтожной бумажке с денежными знаками, ныне я вас от порабощения спасу!.." И чуть было всю бухгалтерию не поджёг вместе с кассой и людьми, благо его скрутили по-быстрому и увезли в лечебницу.
  - Вот тебе и дядя Коля - улыбнулся Евпсихий Алексеевич.
  - В целом строгий был человек. Требовательный. И к себе и к другим.
  - Марусенька, все вышеперечисленные черти очень понятны и орудуют конкретно на земле. - заметила Катенька. - Их основная задача - во всяком случае, я так её понимаю - подталкивать живую душу к порогу смерти в виде гарантированного греховного сосуда, обречённого на вечные муки. Про чертей, орудующих непосредственно в чаду Тартарара - я так понимаю - тебе сообщить доподлинно нечего?..
  - Живой может сообщить только о том, с чем ему довелось столкнуться при жизни. Никто не ведает, с чем он столкнётся после смерти. - вздохнула крыса. - Впрочем, если взять нас для примера, то мы сейчас по-прежнему странно живы, хотя наверняка и умерли, и не можем понять, зачем мы живы после смерти и что мы можем по этому поводу сказать. Хоть бы кто разъяснил, зачем понадобилось применить к нам столь драматический акт гибели.
  - Чтоб он послужил переходным этапом от одной формы жизни к другой - торжественно предположил Евпсихий Алексеевич.
  Улинька подняла пальчик вверх и, плавно покачивая головой, неуклюже продекламировала:
  - "Тили-дон, тили-дон: загорелся Абаддон!.. Три часа его тушили - воду на макушку лили! Чтоб остался он живой - в тазик сунули с водой!.. Только пшикнул Абаддон - и ушёл из жизни вон!.."
  Взрослые мягким смехом отметили талант девочки.
  - Молодец Улинька! - похвалила девочку Катенька. - Вот вырастешь, станешь сочинять красивые стихи и все тебя будут любить!
  - Теперь не вырасту. - сказала Улинька, даже чуть осуждающе покосившись на Катеньку.
  "Бедный ребёнок!" - тут же сострадательно пересеклись взгляды Евпсихия Алексеевича и Катеньки.
  - Я так понимаю, мы сошлись на мнении, что всё ещё продолжаем некоторым образом жить. - прилипчиво выговорил Лев Моисеевич. - Некоторым образом умерли, но от самих себя никуда не делись. Как говаривала моя бабка, выходя из общественного туалета на вокзале: в историю можно попасть, а можно и вляпаться!..
  Звуки размеренно хлопающих крыльев донеслись из пространства, и через минуту, на ветви деревьев, что покрепче, с ленивым изяществом опустились здоровенные диковинные птицы. Утончённые женские головки, декорированные венценосными диадемами, украшали мощные, покрытые странными бесцветно-пёстрыми перьями птичьи фигуры, а розовато-бледные лапки выглядели как кисти человеческих рук с одинаково длинными цепкими пальцами. Птицы немного попереминались с подчёркнутой учтивостью, словно ожидая наиболее благоговейного внимания публики, и запели журчащими, ловко выстроенными в унисон друг к другу, голосами чародейную русалочью песню:
  
  "Шивда винза каланда миногама!
  Ийда якуталима батама!
  Копоцо копоцам копоцама!
  Ио иа цок! Ио иа цок!..
  Пинцо-пинцо дынза отолда!
  Зокатам-зосцома шолмалда-шолда!
  Боцопо хондыремо: бо-цопо! бо-цопо!
  Рухадо рында галемо: цолк-цолк!..
  Шоно, шоно, шоно!!!!
  Пинцо, пирцо, пинцо!!!!"
  
  Навязчивые прилипчивые огоньки мерцающе-голубого цвета шустро засновали по арене, сталкиваясь друг с другом, схлёстываясь, запрыгивая в общие кучки и суматошливо рассыпаясь врозь. И при каждом столкновении, с игривой сердитой серьёзностью, они извлекали звуки в которых угадывался либо хлипкий плач неприкаянных погубленных душ, либо сумятица приглушённого ладонями истеричного смеха. Как только пение птиц достигло финальной строчки и резко оборвалось, огоньки вытянулись динамично вибрирующими змейками, стремительно сплотились в единый вихрь, затмивший на мгновение всю арену, чтоб затем чудесно её преобразовать. Арена превратилась в огромное фарфоровое блюдо молочно-белого цвета с катающимся по окаёмке ароматно-перламутровым яблоком.
  - Смотрите, это ведь не иначе, как яблоко, сорванное с Древа Познания. - восторженно провещал Евпсихий Алексеевич. - Очевидно, что это оно. Друзья, у меня теперь нет ни капельки сомнений, что мы попали в Эдем.
  - Думаешь, вот так и выглядит рай?.. - усомнилась Катенька.
  - Ну, какая-то захолустная частичка рая. Малая толика эмпиреи.
   - Эмпиреи - это пристанище для ангелов... - напомнила Катенька. - Превратиться в ангелов нам точно не светит.
  - Отчего же? - Евпсихий Алексеевич захотел немножко подразнить Катеньку. - Тебе бы очень подошли крылышки.
  - А вот тебе не очень. - отрезала Катенька. - Да и не чувствуется, чтоб у нас прорезались какие-нибудь крылья, даже самого захирелого толка. И одеты мы по-прежнему во всё земное, хотя, если бы мы точно находились в раю, то нам подошла бы райская нагота с листочками стыдливости.
  - Нагота подошла бы, да не всякому. - не без ворчливой скабрёзности сощурился Лев Моисеевич, но бросил взгляд на Улиньку, с очаровательной непосредственностью наблюдающую за катающимся яблоком, и решил не углубляться в концепции эротического свойства. - А в раю возможна перманентная обнажённость души, но не плоти.
  - С обнажённостью душ, не сомневаюсь, у нас как раз всё в порядке. - сказала крыса Маруся. - Разговариваем так, словно тыщу лет друг друга знаем и никаких тайн не удерживаем.
  - У меня и нет особых тайн. - буркнул Лев Моисеевич. - Я перед людьми завсегда был чист и откровенен.
  - Вот точно, что Лев Моисеевич у нас в ангелы всю жизнь готовился! - расхохотался Евпсихий Алексеевич. - Может быть, уже и стал ангелом, только не догадывается. Вы попробуйте, Лев Моисеевич, не сидите на месте: поёрзайте там как-нибудь, поколыхайтесь. Может, вы и без крыльев способны возлетать?..
  - Не глумись, сосед, это тебе не идёт. - проворчал Лев Моисеевич, но, кажется, с лёгким рвением и безуспешно пошевелил задом, пробуя незаметно подпрыгнуть.
  - Смотрите, тёти-птички улетают! - воскликнула Улинька и восторженно замахала ручонками, показывая, как здорово получается у птиц летать.
  Действительно, диковинные птицы сорвались с деревьев райских кущ и отправились в высь столь же неожиданно, как и прилетели, оставляя после себя на поверхности арены, превращённой в блюдо, холодные долговязые тени, словно пятна неисповедимой древности. Беличьи усатые морды, преисполненные чуть комичной грусти, выглядывали из хвойных ветвей и пробовали что-то щебетать, подражая русалочьему пению, но никак не могли ни понять друг друга, ни скликнуться.
  - А в ангелов вы тоже особо не верите, Лев Моисеевич? - не без подковырки спросила Катенька.
  - А вот в ангелов, Катенька, я очень даже верю. Мне, знаете, и при жизни встречались люди, которых можно было бы запросто причислить к ангельскому чину. Причём некоторые жили себе какой-то отведённый срок в беспричинном беспутстве и разгильдяйстве, а потом вдруг преображались, брались за ум, становились вполне себе отзывчивыми людьми.
  - Разве отзывчивость достойна того, чтоб награждаться ангельским чином?..
  - Возможно, только она и достойна. Копейкой помочь ближнему всякий может, даже если и нехотя, а вот выслушать и понять - это не всякому дано. А вот понять и найти утешительных слов - это и вовсе дар Божий.
  - Людям свойственно меняться, что в лучшую сторону, что в худшую... - вздохнула Катенька. - Иногда и вся жизнь человеческая смотрится, как карусель, а за что-то конкретное зацепиться невозможно. Кажется, и злым был человек когда-то, но затем стал дурак-дураком, так что и обижаться на него невозможно.
  - На это есть научное предположение, что каждые семь лет человек изменяется на молекулярном уровне. - сообщил Евпсихий Алексеевич. - Если по сути говорить, то закрывается один гештальт, чтоб раскрыть новый. Разумеется, не все аномалии из прошлого списка действий блокируются напрочь, но те, что сохраняются, воспринимаются гораздо проще, и решаются, как несложное уравнение. А затем остаются глубоко внутри совести, вроде скелетов, запертых в шкаф, до которых уже нет никому дела.
  - А если кто посторонний откроет этот шкаф? - поинтересовалась крыса.
  - Ну, откроет и откроет. Посмотрит, испугается и закроет. У постороннего точно такой же шкаф имеется, собственно говоря. Со своими скелетами.
  Улинька живо среагировала на упоминание шкафа и залопотала про немыслимое множество вещей, с которыми она сталкивалась у себя, в шкафу, где была вынуждена прятаться и коротать время, выдумывая для каждой странной вещи дополнительную странность. Взрослые очень внимательно её выслушали и немного повспоминали о своих удивительных вещах, спрятанных в шкафах. Лев Моисеевич, например, вспомнил, что у него хранится патефон и дюжина граммофонных пластинок, и если иногда соседям доводится слышать из квартиры Льва Моисеевича хрипловатые заикающиеся песнопения - так это всего лишь работающий патефон.
  - Коль скоро некоторым людям и даровано после смерти превращаться в ангелов, то прежде всего это касается детей. - высказалась Катенька, потворствуя внезапной сентиментальности. - А вот с нами, думаю, приключилось всё чуточку сложней: наши тела либо перешли в особое молекулярное состояние, либо только мозги продолжают работать и фонтанировать мыслями, тогда как прочие физиологические концепции исчезли за ненадобностью. Интересно, а никому не приходит на мысль, что мы испытываем не саму смерть (точнее говоря, не последствия смерти), а предсмертные переживания, когда при недостатке кислорода и повышенного выделения эндоморфинов, регулирующих болезненные чувства, развиваются особого рода галлюцинации?..
  - Ты хочешь сказать, что вот это всё нам мерещится? - задумался Евпсихий Алексеевич.
  - Ну, если не всем одновременно, то кому-то одному из нас. Тому, кто ещё не умер, а бредит в предсмертном состоянии, и мы лишь причудливая игра его воображения.
  - Нет уж, я не галлюцинация, это точно. - несколько обиженно заявил Лев Моисеевич.
  - А по мне, так можно побыть и галлюцинацией. - заявила крыса. - Всё лучше, чем помереть внезапно, а затем подвергнуться какому-нибудь вселенскому эксперименту, какой-нибудь каверзной инкарнации, вернуться к жизни и существовать чем-то вроде земляного червя: просто копошиться в своём обывательском компосте.
  - И у земляного червя есть свобода воли. - заметил Евпсихий Алексеевич. - Просто она ограничена естественными возможностями земляного червя.
  - Ты это серьёзно, Евпсихий?.. Мне думается, свобода воли даруется лишь тому, кто способен различить правильный выбор от случайного направления. - возразила Катенька. - Если перед тобой все двери заперты, и лишь позади остаётся открытый длинный коридор, значит ты пребываешь вне правил, ты не свободен.
  - Почему же?.. - недоумённо воскликнул Евпсихий Алексеевич. - Это означает, что ты можешь взяться за совершение преступлений, взламывая одну дверь за другой. Но - осознанно или не осознанно - ты ищешь себе и наказания за содеянное, понимая, что безнаказанность замкнёт тебя в тупике или отправит назад. Это и есть свобода воли.
  - Нет, если ты дошёл до конца коридора и увидел, что перед тобой все двери заперты, значит, ты опять попал не туда, куда тебе надо, и ты можешь вернуться назад, пробуя отыскать другой коридор. - обнаружила в себе философскую смекалку крыса Маруся и озорно хихикнула.
  - Другого коридора может и не быть. - чуть ли не в голос заявили Катенька и Евпсихий Алексеевич.
  - Но ведь важно пробовать, а не стоять на месте.
  - Земляной червь так и делает! - подловил Евпсихий Алексеевич крысу. - Он никогда не останавливается, он всегда куда-то лезет и чего-то ищет. То, что ты называешь копошением в обывательском компосте - и есть проявление свободы воли.
  - Да точно ли червь понимает, куда он хочет попасть?.. Понимает ли он, что чаще всего попадает впросак?..
  - Так ведь это и всех нас касается, кто наделён, так называемым, разумом. Куда только не попадёшь сдуру или спьяну. Особенно если тебя ангелы уносят несколько непрезентабельного вида. С галлюцинациями ещё можно хоть как-то договориться, а вот с передозировкой барбитуратов... Не знаю, не знаю.
  Яблоко на блюде на секундочку притормозило, а затем принялось не просто старательно катиться по краю, а выписывать витиеватые восьмёрки.
  - Это не случайно, это оно нам что-то в цифровом эквиваленте сказать хочет. - присмотрелась Катенька.
  - Тогда бы оно шестёрки выписывало. - пошутил Евпсихий Алексеевич. - Жаль, слабы мы в математике и не знаем, можно ли собрать из восьмёрок число, способное расчленить себя на 666.
  - А папа говорил, что они с мамой из-за меня попали впросак, когда я родилась, потому что у меня ума совсем нет, а одни выкрутасы. - Улинька попробовала пальчиком нарисовать в воздухе яблочную восьмёрку, но у ней ничего не получилось, отчего девочка вовсе не расстроилась. - Хорошо было бы дотянуться и скушать это яблоко, оно должно быть очень-очень вкусным.
  Взрослые тягостно вздохнули.
  - Ну, ладно, девочки и мальчики, не имейте привычки стучать в запертую дверь более получаса. - с видом знатока сообщил Лев Моисеевич. - Как говаривала моя бабка, отыскивая на улице пустой кошелёк: кто дал тебе говна - тот пускай даст и ложку!.. Вот я расскажу вам один случай, как один гражданин попал в выдающийся впросак: там была целая трагикомедия. Это всё давно произошло, мы тогда ещё из пацанского возраста не выросли и баловались почём зря. Бывало, что целое лето по улицам гонялись с утра до вечера, всякую придурь привечали. И вот там, где мы жили, на конце нашего района, была железнодорожная ветка, которая неизвестно где начиналась и вела к секретным военным складам. Километров пять, наверное, до них было, а то и побольше. Ну, и несколько тупиковых разветвлений было у этой ветки, и вот в одном тупике мы обнаружили тележку - ручную такую дрезину. И начали на ней гонять по рельсам, а нас трое было: я, Ванятка один такой, и ещё паренёк с соседнего двора, а имя я его позабыл. И забавлялись надо сказать очень долго, и никто из взрослых нас не приметил за этой забавой, не заругал. Но вот оси у дрезины были уже раздрыганы, и колёса частенько слетали с рельс, и таким образом одна авария поспевала за другой. Ванятка с тем пареньком из соседнего двора уже и лбами успели столкнуться очень так капитально. Да и не один раз, надо правду сказать. Вижу, у Ванятки шишка уродилась с мой кулак, а у того паренька что-то фиолетовое на лбу обнаружилось - вроде и ничего весёлого в результате, а нам всё смешно. Но вот тележка вылетела с рельс под откос, и нашим детским силёнкам было её не поднять. Натуральная досада. Да только вот, глядим, что какой-то дядька на военную базу шкондыбает по шпалам. Видно, что из магазина идёт, бухой изрядно. А в авоське у него, наверное, бутылки три-четыре портвейна с хлебной булкой, и селёдочный хвост из газетного свёртка торчит. Мы ему и говорим: дяденька, помоги нам телегу на рельсы затащить, поскольку нам, деткам, ещё не надоело развлекаться. А тот сперва матюкнулся, типа посылая нас по домам, а после присмотрелся и говорит: ништяк, пацаны, я вам помогу, но вы меня до базы на вот этой железнодорожной хрени с ветерком довезёте!.. Ну и вот. Взгромоздили мы телегу на рельсы, дядьку на неё посадили, все дела разогнали как следует, чтоб скорость поприличней была - и пооооехали!.. Дядька доволен до невозможности. Телега едет, колёса на стыках постукивают. Весна как раз была вроде. Дядька песни орёт. Даже земля принялась вращаться чуть быстрей обычного, а с небес подуло ветерком, укрепляющим предчувствие светлого будущего. Эйфория, надо сказать, достойная пера поэта!.. Но вдруг одно колесо с дрезины напрочь слетает, а за ним и ещё одно, и, конечно, без двух колёс положительное движение вперёд стало невозможным. На полном ходу эта телега, вместе с нами, дяденькой и евонной авоськой, отправилась на встречу с матушкой землёй, а правду сказать: полетела прямёхонько в дренажную канаву!! Такой вот ёперный театр!.. Мы-то хоть изловчились вовремя соскочить, и вполне себе презентабельный вид сохранили, не считая синяков. А дядька из канавы еле выполз, осмотрелся, вроде даже отряхнулся зачем-то. На первый взгляд, конечно, он сохранился таким же, каким был прежде, но местами выглядел заметно похуже. Портки у него на заду разодраны. Пиджак в колючках репейника. На кепке что-то вроде собачьего помёта. А ведь, главное, что весь портвейн в авоське побит в осколки!! Целая трагедия, цену которой дядька сразу и осознал, когда различил наши плутоватые морды. Говорит с этакой бархатистой лилейностью, как будто ангельского чина удостоился. "Надо же экая незадача с нами приключилась. - говорит. - Как же это так?.." - "Не знаем, дяденька. - мы ему говорим. - Ежели авария, так что ж теперь." - "А вы меня не бойтесь, пацаны. - говорит. - Подойдите ко мне поближе, я вам чего сказать хочу." - "Чего сказать хочешь, дяденька? - спрашиваем. - Докладывай прямо там, где стоишь, мы тебя внимательно слушаем." - "Нет-нет, это всё секретное дело, а тут кругом шпионы. - говорит дядька, а сам шажок-другой в нашу сторону делает. - Мне вам на ушко это надо сказать." - "Даже и не знаем, - говорим. - чего хорошего от тебя, дяденька, ожидать... Видно, что попал ты теперь впросак и немного неадекватен, а нам боязно!" - "Ну, вот правильно, что вам боязно, я теперь этого впросака и вам преподам! погодите-ка минутку, не убегайте!.." - кинулся к нам мужик, да подскользнулся об селёдочный хвост, неизвестно почему очутившийся у него под ногами, и рухнул обратно в канаву. Мы, понятное дело, успели смекетить, что дело пахнет керосином, заорали какую-то чушь с призывом о помощи и задали стрекача! И правильно сделали. А то бы нас этот дядька догнал и поубивал, наверное, от избытка чувств. Уж слишком он поздно сообразил, что нельзя с ребятнёй связываться. Тем более, когда выпимши. Так-то вот бывало у нас, граждане пассажиры, когда я был маленький. И грустно и смешно - всё рядом!..
  Вся компания с удовольствием расхохоталась, разве что девочка Улинька с озадаченно-весёлой мордашкой наблюдала за происходящим и помалкивала.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:04
  
  - Ну, ладно, до сих пор наши разговоры лишь нас и касались, блуждая между прошлым, настоящим и будущем, а вот хотелось бы знать, что этот объект здесь делает? - хорошенько отсмеявшись над собственным рассказом, Лев Моисеевич ткнул пальцем в неподвижное тело на противоположном троне. - Вот он наверняка мёртвым выглядит, особенно на фоне нашей странной компании. Или прикидывается?..
  - И мне удивительно. Я ни разу не замечала, чтоб он пошевелился. - сообщила крыса.
  - Если это не труп, то какой смысл прикидываться мёртвым? - пожала плечами Катенька. - От нас ему вреда всё равно не будет.
  - Возможно, что он не решил для себя доподлинно, будет ему вред от нас или не будет, а на всякий случай прикинулся мёртвым. - сказал Лев Моисеевич. - Возможно, просто трусоват.
  - Про трусость я не подумала, а зря.
  - Кстати, в природе случается, что животные, обманывая врагов, прикидываются мёртвыми. - отметила крыса. - Тут не столько трусость, сколько инстинкт самосохранения.
  - В нашей стране такое поведение и среди людей случается, даже не редкость. - сообщил Евпсихий Алексеевич. - В основном среди интеллигенции, все причуды которой предсказуемы, но иногда и чиновники прикидываются внезапно усопшими, и даже не прочь заглянуть на собственные похороны.
  - С чего бы это так?
  - Некоторые от конкретного земного правосудия спасаются, чуя приближающийся дамоклов меч, а некоторые ищут спасения от мук совести. Мало ли что на уме свербит из подсознательных глубин и душе покоя не даёт. Например, ощущение дефицита национальной идентичности. Да вот, кстати, царь Александр Второй прикинулся мёртвым, а сам сбежал из столицы, чтоб святости наживать в образе некоего старца Фёдора Кузьмича. Представляете: с одной стороны, грех отцеубийства довлеет, а с другой - девяносто девять процентов немецкой крови мешают ощущать себя полноценным русским императором!..
  - Получается, что одного процента русской крови оказалось маловато для царствования, но достаточно для святости?.. - усмехнулся Лев Моисеевич.
  - Для поиска святости. Обрёл ли он святость в окончательном итоге? - никому не известно.
  Тут девочка тяжело вздохнула и чуть ли не собралась всплакнуть, жалея соседнего дяденьку, который решил остаться совсем-совсем мёртвым и ни с кем не разговаривать.
  - Право слово, Улинька, не нужно плакать. - поспешил успокоить девочку Евпсихий Алексеевич. - Дяденька обязательно проснётся и расскажет нам про всё, что ему снилось, и пусть только попробует соврать!..
  - Послушайте, а может как-нибудь добраться до него и пошевелить? - задумалась Катенька. - Меня, честно говоря, это тело пугает.
  - А вы уверены, Катенька, что сможете слезть со своего трона и спокойно куда-нибудь добраться?.. - проворчал Лев Моисеевич. - Просто попрошу заметить, что мы некоторым образом зависаем в воздушном пространстве, продвигаться по которому возможно лишь способом полёта. А вы нас давеча уверили, что мы не ангелы, и крыльев у нас нет, а я охотно с вами согласился. Я бы сейчас не рискнул покинуть своё место, поскольку оно сохраняет хоть какую-то определённость и прочность.
  - Ну, хорошо, а если попробовать швырнуть в него чем-нибудь?
  - Чем же?
  - Камешком...
  - И где же нам взять камешек??
  - А у вас в кальсонах ничего не завалялось? - Евпсихий Алексеевич смерил взглядом Льва Моисеевича. - Старичок-то вы дотошный и бережливый.
  - Позвольте, я в этих кальсонах укладываюсь спать, а во сне мне набитые карманы ни к чему. - Лев Моисеевич вывернул карманы наизнанку и даже слегка потеребил их, доказывая, что кроме пыльных катышков ничего с собой не притащил в загробные миры.
  - Ну, хорошо, а я - как видите - и вовсе без штанов. - слегка смутился Евпсихий Алексеевич. -Что ты скажешь, Катенька?
  - У меня ничего нет. - Катенька демонстративно распахнула одеяло, выказывая лёгкую ночную рубашку, не имеющую карманов в принципе.
  Крыса Маруся столь же демонстративно взрыхлила себе шёрстку, предвосхищая излишнее любопытство товарищей, но с показательной молчаливостью указала на девочку, точнее на её заношенную, но просторную пижамку.
  - Улинька, девочка, пошарь у себя в кармашках, поищи какой-нибудь интересный предмет. - ласково попросила Катенька. - Вдруг да найдёшь.
  - У меня предметов может быть и нет. - сказала девочка, принимая очень деловитый, но очень забавный вид. - Может быть у меня есть болтик, который мне папа дал поиграть. Он его завернул в конфетную бумажку и сказал мне, что это конфета, а потом засмеялся, когда я бумажку развернула и увидела, что там болтик. Может быть я его и не выбросила, потому что подумала: мало ли как оно всё повернётся, может быть мне и болтик сгодится!..
  - До чего ты умная девочка. Вот нам и сгодился твой болтик. Посмотри в кармашке: ты его никуда не подевала?..
  - Сейчас посмотрю. - Улинька старательно запихнула руку в левый карман и пошарила в нём. - Здесь ничего нет.
  - Попробуй теперь поискать в правом кармане. Только будь очень осторожна и не оброни его случайно, если найдёшь.
  - Хорошо, сейчас посмотрю в правом кармане. - и Улинька с прежней старательностью засунула руку в правый карман, где сразу же обнаружила болтик. - Вот, смотрите, я его не потеряла!..
  Взрослые восторженно зааплодировали, однако соображения о дальнейшем ходе действий, поумерили восторги.
  - Девочка не докинет болт до покойника, ей силёнок не хватит. - сказал Лев Моисеевич. - Пусть девочка бросит болтик крысе, а та поймает и сама кинет куда нам надо, ей недалеко.
  - Позвольте, у меня всё-таки лапки! - возмутилась крыса.
  - И что с того, что лапки?
  - А то, что у меня нет цепкости, которой обладают человеческие пальцы. Я запросто могу не поймать болтик.
  - Это верно. - вздохнули Катенька и Евпсихий Алексеевич.
  -Тогда пусть девочка бросит болтик мне. - сообразил Лев Моисеевич. - Я его перекину Катеньке, а Катенька - Евпсихию Алексеевичу.
  - А мне надо будет поймать болтик и кинуть в покойника? - тревожно напрягся Евпсихий Алексеевич.
  - Если тебе ничто не помешает это сделать, то так оно и будет.
  - Евпсихий, не переживай, у тебя всё получится. - подбодрила друга Катенька.
  - Я и не переживаю. - буркнул Евпсихий Алексеевич. - Кидайте свой болтик.
  - Улинька. - обратилась Катенька к девочке. - Кинь, пожалуйста, свой болтик дедушке Лёве, он с ним поиграет немного, а потом я поиграю, и дядя Евпсихий, а потом мы тебе его отдадим.
  - Точно отдадите? - с внезапной суровостью девочка взглянула на женщину. - У меня ведь другого болтика нет, и получается, что я могу остаться ни с чем.
  - Мы очень постараемся тебе его отдать. - пообещала Катенька. - Не жадничай, пожалуйста.
  - Хорошо. - сказала Улинька и взмахнула рукой по направлению к Льву Моисеевичу, зажимая пальцами болт. - Сделайте ручки лукошком и попробуйте поймать.
  - Погоди-погоди... - заволновался Лев Моисеевич. - Давай хотя бы не сразу кидать, а на счёт три... Приготовилась?
  - На счёт три, это когда вы скажите один и два, а мне нужно будет бросить?
  - Нет, я скажу один-два-три, и тогда ты бросишь.
  - Один-два-три... - повторила про себя Улинька, запоминая.
  - Что вы ребёнку голову морочите? - рассердилась крыса. - Пусть девочка просто скажет оп! и кинет вам болтик. Не надо запутывать девочку в своих счётах, потому что она едва ли умеет хорошенько считать, да и вы сами тоже запутаетесь, поскольку явно волнуетесь, и возможно, что насчитаете какой-нибудь ерунды, а затем не успеете сосредоточиться на том, чтоб поймать болтик.
  - Я очень даже успею сосредоточиться, не надо думать, что я совсем неуклюжий старик.
  - Никто так и не думает, Лев Моисеевич. - обласкала взглядом Катенька старика. - Просто имеются очевидные факты всеобщего волнения, из которых вытекает, что Маруся во многом права, и не следует заморачиваться на счёте, когда девочка способна просто крикнуть оп! и бросить вам болтик!.. Улинька, ты сможешь крикнуть оп! настолько громко, чтоб дедушка Лёва тебя расслышал?..
  - Я не глухой. - возмутился Лев Моисеевич.
  - ОП!!! - неожиданно и очень громко крикнула девочка. - Я могу крикнуть так, а могу и громче. Если у меня получится.
  - Я думаю, этого вполне достаточно; Лев Моисеевич тебя хорошо услышал. Правда, Лев Моисеевич?..
  - Я не глухой!!
  - Отлично, тогда приступим к делу. Улинька, сосредоточься, пожалуйста. Ты должна знать, что совершаешь сейчас очень важное дело. Ты готова?..
  - Ага.
  - Лев Моисеевич, вы готовы?..
  - Не надо задавать мне глупых вопросов. Я всегда ко всему готов. - отрезал Лев Моисеевич.
  - Тогда приступайте. - разрешила Катенька.
  Девочка поправила на себе пижаму, чтоб выглядеть как можно более представительней в столь важном деле, и взмахнула рукой с болтиком, приготовившись бросить. Лев Моисеевич выставил перед собой руки, растопырив пальцы и собравшись до такой степени напряжённо, что скрипнул зубами. Дождавшись, когда девочка крикнет заветное оп! и бросит болтик, Лев Моисеевич подался всем телом навстречу летящему предмету, и Евпсихию Алексеевичу на минутку показалось, что операция прошла успешно. Но дальше было только хуже. Улинька не слишком уверенно швырнула свой болтик, отчего тот полетел закорючистой дугой, и Льву Моисеевичу нужно было применить максимальный уровень ловкости, чтоб поймать его пальцами правой руки. Болтик был успешно пойман, и такая внезапная сноровка привела старика в истинный восторг: он горделиво посмотрел на товарищей, прицокнул языком и, словно играючи, подбросил болтик вверх, намереваясь тут же его поймать ещё раз и доказать всем, что он невероятно ловок. Болт послушно полетел туда, куда его направили, но очень скоро устремился вниз, причём настолько форсировал скорость падения, что проскользнул мимо суетливо ворочающихся пальцев правой руки Льва Моисеевича, а по запястью левой ударил с чувствительнейшей болью. Лев Моисеевич невольно зажмурился и заскулил, унимая травматическую резь, а вследствие этого прозевал, как болт продолжил своё опасное падение и готов был навсегда исчезнуть в пространстве. Незадачливому старику оставалось только попробовать ногой притормозить это падение и даже попробовать отправить болт вверх, где его поджидали две руки, активно настроившиеся на победу. Но вместо этого нога нервно дёрнулась и совершила импульсивный пинок, отправляя болт в сторону Евпсихия Алексеевича, чего тот, разумеется, никак не ожидал. Заметив, что болтик вырвался из ореола влияния Льва Моисеевича и стремительно летит прямо в него, Евпсихий Алексеевич машинально распахнул рот, желая то ли закричать, то ли крепко дунуть, чтоб отправить болт обратно. Но не тут-то было. Болт, испробовавший пинка от ноги Льва Моисеевича, как выдающийся катализатор, не чувствовал перед собой никаких преград (которых, сказать правду, и не было) и залетел прямёхонько в раскрытый рот Евпсихия Алексеевича.
  - Выплюнь! Выплюнь его!.. - в один голос прокричали Катенька и крыса Маруся, а Лев Моисеевич сдавленно захныкал, имитируя как он бы лупил кулаком себе по шее, случись с ним такая оказия.
  Но всё это было напрасно, поскольку Евпсихий Алексеевич от неожиданности резко поглупел, не нашёл в себе возможности активировать разумные действия, и болт успешно был проглочен.
  - Ну вот как же так это всё произошло? - схватилась за голову Катенька. - Лев Моисеевич, ну что вы наделали?..
  - А что я, Катенька?.. Вы сами всё видели, я сделал всё что мог. - развёл руками Лев Моисеевич.
  - Зачем вы решили поиграть с болтиком?..
  - Я всегда играю с болтиками, когда мне надо дома что-нибудь починить, и у меня всегда прекрасно это получалось.
  - А вот сейчас получилось чёрт знает что!.. - Катенька даже состроила кулак, которым бы с радостью треснула по Льву Моисеевичу, но участь друга её волновала больше: - Евпсихий, ты точно съел этот болт??
  - Да, Катенька, я его съел. - озадаченно прислушивался к своим внутренностям Евпсихий Алексеевич. - Он с такой весёлой пронырливостью промчался внутрь желудка, что, кажется, лучшего местечка для себя и вообразить не мог.
  - И никак теперь не выплюнуть?
  - Никак, Катенька... если только методом извлечения рвотных масс...
  - Да он тяжеленный болт, уж поверьте мне, он с рвотными массами не вынырнет. - проговорил Лев Моисеевич.
  - Заткнитесь, Лев Моисеевич! - с излишней суровостью отчеканила Катенька. - Вы очень умный оказываетесь задним умом, тогда как надо было ум проявлять, когда с болтиком играли.
  Лев Моисеевич поднапрягся и замолк.
  - Но есть один хороший момент. - задумчиво произнесла крыса. - Желудок Евпсихия Алексеевича не переварит болтика - в этом я могу вас заверить на сто процентов. Даже мой выдающийся желудок отказывается переваривать всяческие железяки. Так что ещё некоторое время болтик Улиньки не покинет внутренностей Евпсихия Алексеевича, а там видно будет.
  - Ну вот, дядя Евпсихий съел мой болтик, и теперь наверняка сыт. - поджала губки и пожаловалась самой себе девочка. - А другого-то болтика у меня теперь точно не будет.
  - Улинька, мы обязательно подарим тебе тысячу болтов, только ты сейчас помолчи пожалуйста! - с настойчивой ласковостью попросила Катенька.
  Улинька задумчиво поднесла пальцы к губам и принялась грызть ноготки.
  - Когда Евпсихий Алексеевич сходит по большому (я имею в виду физиологическую нужду), тогда - вероятней всего - болтик и покинет его желудок. Ну, может быть, не с первого раза. Со второго. Или с третьего. - продолжала рассуждать о хороших моментах крыса Маруся.
  - Ещё бы быть уверенными, что в нашем новом положении появится потребность сходить по большому. - проворчал Евпсихий Алексеевич. - Вот до сих пор хоть у кого-нибудь такая потребность проявилась?..
  Все пожали плечами.
  - Возможно, мы до сих пор нервничали, переживая действительность некоторым особым способом, а надо попробовать начинать жить, используя старые проверенные методы. - предположила крыса. - Например, можно хорошенько напугать Евпсихия Алексеевича, после чего он сразу и сходит по большому.
  - Не надо меня пугать! - возмутился Евпсихий Алексеевич.
  - Я для примера. Я не настаиваю.
  На протяжении всего неудавшегося мероприятия, загадочное тело на шестом троне так и не шевельнулось, что ещё больше разозлило и раздразнило собравшихся.
  - Я бы кажется и допрыгнуть до него смогла, чтоб тумаков надавать - до того оно меня бесит. Сидит себе и сидит, как ни в чём не бывало. - прошипела Катенька.
  - Была бы у меня нога подлинней, я бы его пнул хорошенько, причём без всякой жалости. - сердито заявил Евпсихий Алексеевич, вытягивая свою жилистую, немного кривоватую ногу. - Сидит тут такой, ишьтыподишьты!..
  - Евпсихий Алексеевич!.. - преисполненная большой иронии и внезапного чудесного открытия, воскликнула крыса Маруся и указала своей лапкой на ногу Евпсихия Алексеевича. - А что это у вас на ноге?..
  - А что это у меня на ноге? - никак не мог сообразить Евпсихий Алексеевич, куда точно указывала крыса.
  - А вот у вас шлёпанец на ноге - почему бы вам шлёпанцем не швырнуть, вместо болтика?.. - осведомилась крыса. - Я уж не буду требовать от Кати, чтоб она своими тапками пожертвовала, а вот вам один шлёпанец получается ни к селу ни к городу.
  - Действительно, Евпсихий Алексеевич, почему ты сразу не напомнил, что у тебя есть шлёпанец? - с некоторой обидой заговорил Лев Моисеевич, сбрасывая с себя некоторую часть вины за только что происшедшее.
  - Я совсем позабыл про него. - удивился Евпсихий Алексеевич, подогнул ногу и снял с неё шлёпанец. - Действительно, им можно швырнуть без всякой жалости.
  - Ну вот, значит, можно и шлёпанцем, а тогда зачем нужен был мой болтик?.. - склонив голову на бочок, вздохнула Улинька. - Хотя, конечно, дядя Евпсихий может съесть и шлёпанец, и тогда он встретится внутри дяди Евпсихия с моим болтиком и расскажет, что тут произошло. Может быть, они решат, что их смерть была не напрасна.
  - Улинька, твой болтик не умер, он просто решил немного пожить в гостях. - быстро успокоила девочку Катенька. - Но очень вовремя мы обратили внимание на твой шлёпанец, Евпсихий, и я не сомневаюсь, что ты добросишь его куда надо.
  - Разве можно во мне сомневаться? - горделиво приосанился Евпсихий Алексеевич.
  - Тогда за дело!
  - Да. Немедленно.
  Евпсихий Алексеевич сперва помахал шлёпанцем, изучая его аэродинамические способности, и убедившись, что таковых предостаточно, тщательно прицелился и швырнул в нужном направлении. "Оп!" - вдогонку шлёпанцу тихо произнесли Катенька, крыса Маруся и даже Лев Моисеевич, но смиренно-изношенный шлёпанец просвистел буквально в миллиметре от склонённой головы неподвижного тела и полетел себе дальше, в сад, прямо в ветви внезапно распустившейся садовой ольхи, где успешно и застрял.
  - Это же надо так попасть впросак! - яростно заныл Евпсихий Алексеевич, молотя руками по коленкам и чуть ли не сваливаясь с трона. - Да я у себя дома тапком мух на стене сшибал, а тут видите ли промахнулся!..
  - Надо было чуть ниже брать. - с тихим укором сказала крыса.
  - Я комаров на лету сшибал - правда, не тапком, а подушкой - и всегда считал себя весьма метким стрелком. Почему же я сейчас промахнулся?..
  - Ты слышал, Евпсихий, что тебе Маруся сказала? - напряглась Катенька. - Надо было чуть ниже брать.
  - А то я не слышал, что сказала мне Маруся! Конечно, надо было брать чуть ниже!..
  - А ты почему-то не взял.
  - Да, вот я почему-то не взял, а педагогическая мудрость крысы Маруси вместе со своими дурацкими советами вовремя не подоспела! - съязвил Евпсихий Алексеевич и испустил каскад междометий, удачно подменяющих монолиты ругательств.
  - Между прочим, я хотела, как лучше. - обиделась крыса.
  - А вот я хотел всем вам пакость учудить, и я, конечно, получаюсь кругом виноватый!.. - попробовал обернуться спиной к собравшимся Евпсихий Алексеевич, но получилось лишь оборотиться боком.
  Все почувствовали неловкость от создавшегося положения и рассерженно примолкли.
  - Как говаривала моя бабка, заявляясь в день выборов на избирательный участок: не жили хорошо - нечего и начинать!.. - заключил Лев Моисеевич.
  Словно бы тонкие трещинки появились на арене-блюде, и яблоко заметно замедлило свой ход, выписывающий восьмёрки, да и сами восьмёрки стали напоминать жирных ленточных червей, лениво связанных друг с другом. Зелёные и спелые цвета садовых деревьев немного пожухли и покрылись чуть заметной паутинкой.
  - На что же намекает нам это катающееся яблоко познания? ведь неспроста же оно явилось для нас?.. - оторвался Евпсихий Алексеевич от переживаний и повернулся к Катеньке, ища примиренья. - А вспомни-ка птиц, Катенька, что исполнили для нас весьма странную песню, даже, не романтично-райского содержания, а достаточно экзальтированного, соблазнительного. Если этим пением они хотели нам что-то сообщить, то мы не сумели прислушаться внимательно и понять.
  - Кому-то одному надо быть умней всех прочих и относиться ответственно к каждому своему поступку. - ещё немного поворчала Катенька, но она никогда не могла долго сердиться на своего возлюбленного. - Меня и эти трещинки сильно смущают. Блюдце выглядело совершенным в своей чистоте и простоте, а сейчас смотрится, словно обычная никудышная плоть, искорёженная угрызениями совести.
  - Да, Катенька, ты это очень верно подметила... про угрызения совести... Но, смотри, что делается дальше!..
  А дальше яблоко, со скрежетом усталого поезда, притормозило, немножко поёрзало на месте, извлекая механически-бурчащие скрипы, и выкатилось на середину арены-блюда, где завертелось волчком с жутковатой скоростью, просверливая дырку. Вскоре эта работа была выполнена, яблоко с радостью откатилось на привычный край блюда, где запрыгало резиновым мячиком, а из просверленного отверстия вырвалась вспышка невыносимо притягательного пепельного цвета. Блюдо в мгновение ока серебристо потемнело и сверкнуло липким восковым глянцем, с бережливой робостью шевельнулось, пробуя подвигаться туда-сюда и раскрутиться, мелко затрещало каким-то безопасным электрическим жужжанием и превратилось в почтительно-исцарапанную, быстро крутящуюся граммофонную пластинку. Откуда-то, рядом с пластинкой, прорезалась и патефонная игла на блестяще-вычурном звукоснимателе со звёздочкой мембраны, чтоб с тоскливым шипением и аккуратно запинаясь соприкоснуться со звуковой дорожкой. Яблоко, словно дождалось своего истинного предназначения и запрыгнуло в сад, расположенный за спинами тронов, где поскакало по веткам, догоняя забавно улепётывающих белок. Слегка зацепив одного зверька, яблоко отступало, хвастливо приплясывало и принималось гнаться за следующим, а задетая белка оторопело застывала на месте, расплывалась в блаженной улыбке, удовлетворённо вздрагивала и рассыпалась мягким фейерверком из пушистых рыжих лепестков. Избавившись таким образом от всех белок, яблоко внезапно распахнуло у себя огромный щербатый рот, высунуло красивый гибкий язык, которым плотоядно облизнулось, и проглотило злополучный шлёпанец Евпсихия Алексеевича. Затем оно совершило свой последний прицельно-вертящийся прыжок и распласталось в центре пластинки в виде кроваво-пятнистой этикетки. Профиль мощной мужской головы в парике с буклями нарисовался на этикетке одним росчерком. В тот же миг, поддавшись сокрушительному порыву, с садовых деревьев обвалилась вся листва, хвоя, кора, сучья и плоды, обнажив бледно-сочные стволы, которые с последовательной неспешностью покрылись железобетонным лоском и вытянулись в многометровые трубы регистров концертного органа. Молчаливое шипение пластинки прекратилось и, послушно покорившись моноритмике, заструился бессмысленно-бесконечный двухголосный версет, раздаваясь то громче, то совсем-совсем приглушённо, и иногда прерываемый тихими, словно очень далёкими и протяжно размазанными по небу, раскатами грома.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:05
  
  Несколько минут все молчали, пытаясь сообразить природу происхождения этих органных звуков и сконструировать свои внутренние дополнения к ним, чтоб с большей отзывчивостью и подчёркнутой церемонностью наслаждаться затягивающей музыкой. Лев Моисеевич каждый громовой раскат сопровождал лучистой улыбкой и покачиванием головы, утверждающим всю бессмысленность житейской суеты.
  - Что бы сказала по этому поводу ваша бабка? - шёпотом спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Ну, что-нибудь этакое. - отмолчался Лев Моисеевич, поводя пальцем вокруг темечка.
  Но нельзя бесконечно наслаждаться тремя вещами: дневным светом, проникающим сквозь сомкнутые веки, ночной тьмой, уволакивающей в кошмарный сон, и музыкой, не имеющей гениального финала.
  - А почему в этой песенке никто не поёт? - несколько неуклюже, но очень вовремя спросила Улинька, сбрасывая чары наваждения. - Если песенке надо быть обязательно хорошей, а не плохой, то её надо обязательно петь.
  - Кто бы ещё спел нам песенку, как положено петь при таких обстоятельствах?.. - задумался Евпсихий Алексеевич. - Вряд ли кто-нибудь из нас умеет очень хорошо петь.
  - Давайте сегодня буду петь я!.. - предложила девочка.
  - Тут надо петь торжественно, Улинька, а не просто абы как. - вздохнула Катенька.
  - У меня получится очень торжественно, прямо очень-очень. - пообещала девочка.
  - Не думаю, малышка, что тебе надо петь, ты просто можешь всё испортить. - буркнул Лев Моисеевич.
  - Ничего я не испорчу! - обиделась девочка. - Да вы только послушайте сперва, а потом говорите, чего я вам испортила.
  И девочка, наперекор тягомотному обольщению органа, с напыщенной дурашливостью пропела:
  
  "Было яблоко у нас,
  а ещё штиблет и болт.
  Если слопать всё за раз -
  жахнет заворот кишок!"
  
  Взрослые сперва крайне озадаченно восприняли песенку ребёнка, даже намеревались выговорить крепкую воспитательную нотацию про неуместность именно таких песен, но не смогли не умилиться открытой детской непосредственностью и зааплодировали. Только Лев Моисеевич заметил, что ребёнок вечно всё испортит ненароком, хотя, обижаться на детей ни в коем случае нельзя, ибо таково их предназначение - ломать устои. Лев Моисеевич сказал, что он и сам порой напевает этакую ерунду, о которой стыдно вспоминать.
  - Ты молодец, Улинька! не то, что вот эти прошлые птички, которые нагородили огород из бессмысленных пинцо-пинцо-дынз и улетели. - похвалил Евпсихий Алексеевич. - Только растревожили нас зачем-то.
  - Разве совсем бессмыслен? - не согласилась крыса Маруся про огород. - Вы же сами, Евпсихий Алексеевич, подозревали, что птицы старались сообщить нам что-то важное, указывающее на полезный алгоритм действий. Просто способ изложения они выбрали несколько магический. Заклинательный. По всей видимости, другим и не владеют.
  - Вот тогда и помолчали бы лучше. - поддержала Катенька друга.
  - Если мы их не поняли, это не означает, что другие не сумели бы понять. - сказала крыса Маруся. - Полно людей, для которых такие вещи, как магические заклинания - вовсе не пустой звук. Люди вообще склонны верить в колдовство, и иногда эта склонность принимает маниакальные формы.
  - Да, ты права, хотя сейчас не так верят в колдовство, как раньше. Я помню повсеместное помешательство на увлечение экстрасенсорикой, когда каждый второй мнил себя целителем и возделывателем магнитных полей, но сейчас в обществе преобладает ироничное отношение к подобным вещам.
  - Может, и не преобладает, просто не всякий готов признаться, что он мистик. - заметила Катенька.
  - Ну, может быть, может быть... - с сомнением покрутил головой Евпсихий Алексеевич и поразмыслил вслух. - Мне вот припоминаются конец восьмидесятых годов прошлого века и первая половина девяностых - вот уж было время активного общественного бессознания, даже безумия. Воистину наблюдалась благодатная почва для расцветания всяческим кашпировским и религиозным сектам, а тем более традиционным конфессиям - и хорошо, что последние становились прибежищем от всего остального, пытались сумбур в головах приводить хоть в какой-то порядок, пусть даже и лишённый исторической логики, если к нему присматриваться внимательней. Человеческой истории позволительно быть не совершенно логичной; точнее сказать, прошлые времена нам могут без всякой опаски казаться абсурдными и безрассудными - ведь нам в них не жить, нам главное, чтоб настоящее время не было подвластно влиянию безумцев. Мне стали понятными слова, прочитанные когда-то в газете, что кто-то из немцев сказал о периоде фашизма в Германии, как о периоде безумия нации, не способной более ни к чему, кроме безумствования. Так и есть, на сломе системного устройства или в период экономического унижения, люди теряются, перестают верить собственным чувствам, а верят посторонним воплям, обещающим блага либо здесь и сейчас, либо никогда. Люди и так - в большинстве своём - не воспринимают в повседневной жизни общественное бытие в его целостности, живут по принципу "каждый сверчок - знай свой шесток", а когда даже эта мозаика начинает рассыпаться, то невероятно сложно удержаться на краю пропасти.
  - Насколько этот внешний процесс рассыпания оправдывает человека в частности и тем более общество, если он приводит к злодейству? - задала риторический вопрос Катенька.
  - Незнание законов не освобождает от ответственности. - напомнила крыса Маруся.
  - Да-да. - согласился Евпсихий Алексеевич. - Не освобождает.
  - Смотрите, дяди и тёти, какую ещё песенку я придумала. - без лишних предупреждений встряла в разговор Улинька, спела свою песню и получила ещё порцию аплодисментов, правда немного прохладных, чем раньше:
  
  "Можно скушать всё на свете:
  все болты и все штиблеты!
  всех зверей, птиц и жуков -
  проглотил и был таков!
  Даже можно съесть кастрюлю -
  хоть какую, хоть пустую!..
  Лишь белиберды ведро
  вам не стрескать ни за что!.."
  
  Лев Моисеевич поаплодировал с ворчливой меланхолией и попросил девочку не петь песенок всякий раз, когда вздумается. Лев Моисеевич сказал, что он немного растерян, что он нервически воспринимает всё происходящее, поскольку пожил на свете немало и повидал всякого, а Улинька своим чудаковатым пением мешает сосредоточиться. Улинька пообещала Льву Моисеевичу с этих пор петь только тогда, когда её попросят, но кажется тут же и забыла про своё обещание, поскольку что-то замурлыкала себе под нос.
  - Всё, что мы видим, а также всё, что не видим в ситуации, когда мысль опережает чувство, - продолжал тихонечко размышлять вслух Евпсихий Алексеевич. - всё является конвульсивной попыткой наших физических тел вернуть разумное измерение при помощи внешней суррогатной точки сборки, активизирующей ту фазу мысли, что отвечает за осознание сути, именуемой Бог. То есть, мы постоянно жаждем чуда, мы делаем попытку вернуть себе всё, что потеряли или всё, чем нам хочется обладать, при помощи Того, от помощи которого мы всё это как бы и теряем. Не отсюда ли возникает желание уметь творить необычайное своими силами, минуя посредничество Высших Сил?.. Открытие в себе дара целителя, опыты по увеличению человеческого головного мозга, конструирование искусственного разума и отлаженное производство ловушек для разума физического... К чему только не готов приспособиться человек, чтоб быть не таким, каков он есть, но всё напрасно. Для того, чтоб иметь хотя бы внутреннюю гармонию с самим собой, нужно вернуть себе хотя бы иронию над самим собой, не цепляться за каждое действия своей мысли, как за нечто, исполненное сверхважности. И пока мы к этому не вернёмся, деградация энергий и пространств будет только усугубляться, ввергая нас во всё большее рабство, инспирированное извне, инспирированное с целью паразитирования на порабощённой мыслительной энергии людей. Нами будут управлять политические и религиозные шарлатаны.
  Крыса Маруся чопорно развела лапами, как бы выказывая своё сожаление о судьбах человечества, но намекая, что ничего другого она от него и не ожидала.
  - Да уж, есть кому поизмываться над нашим сознанием. - согласился Лев Моисеевич. -Политтехнологи повсюду работают: что на земле, что в раю, и везде одна и та же схема. Если вам показывают новости - это ещё не значит, что они касаются именно вас. Если вам демонстрируют событие - это не значит, что оно происходит именно так, как его показывают. Частицы говна в черепных коробках приводятся в движение не электромагнитным полем, а информационным. Надо лишь знать все привычки и инстинкты той группы существ, на которую воздействуешь. Если бросить палку собаке, она будет глядеть на эту палку. А если бросить палку льву, то он будет, не отрываясь, смотреть на кидающего. Так-то вот, девочки и мальчики.
  - Если по мне, то надо просто жить правильно, и не думать, что кто-то о тебе позаботится больше, чем ты позаботишься сам о себе. - сказала Катенька.
  - Слова, слова, слова... жить правильно... - досадливо пробормотал Лев Моисеевич. - Все живут неправильно. У жизни нет никаких правил, есть только уголовный кодекс.
  - В точку! - воскликнула крыса Маруся. - Жги, дед!!
  - Вот ты про меня говоришь, Евпсихий Алексеевич, будто я невозможный циник и бесцеремонный соглядатай. - не обращая внимания на крысу, поддался течению своих переживаний Лев Моисеевич. - А я ведь не всегда таковым был, я большую часть жизни прожил, как весьма чуткий человек, отзывчивый на всякую печаль и боль. Это вот когда моя жена померла - бабка-то, про которую я всё рассказываю, а вы верно думаете, что она была этакой старой грымзой - я сперва повеситься хотел от горя, поскольку любил её, возможно, что и до безрассудства. Даже верёвку приспособил к балке у нас, в сарае, на даче, а только слышу, как где-то радиоприёмник заработал, и в выпуске новостей передают, что над территорией Украины сбили самолёт и погибло триста человек. "Триста человек, - думаю. - батюшки-святы!.." И ведь летели себе, ни о чём таком мрачном не думали, никто им не сказал, что их самолёт находится в районе, опасном для полётов. Думаю, эти люди даже в страшных фантазиях не предполагали, что по ним могут выстрелить из ракеты, пусть и случайно, а жизнь каждого из них - та самая жизнь, наполненная суетливым счастьем и мелочным ворчанием, вечной любовью и мимолётной ненавистью - вдруг оборвётся за считанные секунды!.. "Нет, - тогда я решил, когда всё вот это про самолёт себе представил. - погожу вешаться, поживу ещё сколько мне уготовано, погляжу, как этот мир окончательно сдуреет." Это я, конечно, от горя слишком цинично тогда подумал; по правде говоря, нет у меня настолько пессимистичного взгляда на мир и его обитателей. Иных людей даже отчасти боготворю, что не мешает мне регулярно офигевать от того, что они вытворяют. Циником быть не просто.
  - Простите, Лев Моисеевич. - смутился Евпсихий Алексеевич. - Я не знал, что вы настолько сильно любили свою жену, и её смерть вас основательно подкосила.
  - Да уж ладно...
  - Кажется, Лев Моисеевич, говорили, что ваша жена умерла от осложнений после перенесённого гриппа? - осторожно спросила Катенька.
  - Чего только не говорили, поскольку так надо было говорить, чтоб сохранять секретность. - чуть помешкав, ответил Лев Моисеевич. - Я ведь и подписку давал, что буду утаивать правду до конца своих дней; и ко мне из соответствующих органов сотрудник приходил и убеждал, чтоб я такую подписку дал, чуть ли не угрожал... А всё потому что померла моя Варвара Мстиславовна от бубонной чумы.
  - От чего??
  - Да вот от той самой чумы, от которой, кажется, уже лет сто не должен никто умирать, поскольку массовые вакцинации населения и хорошие лекарства должны были победить эту напасть. А вот однако же.
  - Тогда давайте договаривайте до конца. - насторожился Евпсихий Алексеевич. - Это был частный случай заражения чумой или произошла небольшая эпидемия, о которой власти запретили упоминать?
  - Думаю, что частный. Евпсихий Алексеевич, ты от меня многого требуешь, а мне ведь только сообщили причину смерти, даже не стали вдаваться в подробности, где могла заразиться моя Варенька. Хотя, допрашивали очень тщательно, я чуть ли не каждый день, проведённый с Варенькой в течении последних двух лет, припоминал по минутам. Но, думаю, что в тот раз не случилось эпидемии, всё-таки утаить от общества такую напасть по нынешним временам очень трудно. Если в частном случае происходит утечка болезни, то тут легче сохранить всё в тайне - меня вот заставили замолчать, я и молчал. Чтоб избежать паники среди населения - как мне объяснили, и я подумал, что это вполне резонно.
  - Это что-то невероятное... - с трудом пытался поверить в услышанное Евпсихий Алексеевич. - Невозможно в наши дни заразиться бубонной чумой, если ты не имеешь прямого доступа к очагу бактерий!.. А если всё-таки возможно, то тогда призадумаешься, стоит ли лишний раз из дома выходить. Тут уж массовая эпидемия всяко лучше.
  - Почему это лучше? - вздрогнула Катенька.
  - На миру и смерть красна - как говорится! - ответила вместо Евпсихия Алексеевича крыса Маруся, слишком ненатурально корча трагическую физиономию.
  - Ну если так.
  - Вот, между прочим, крысы всегда являлись главными переносчиками бубонной чумы. - незамедлил сообщить Евпсихий Алексеевич. - Так что ты тут поосторожней с шутками.
  Крыса Маруся нервно поёжилась и что-то кисловато проворчала, но вслух ничего не сказала.
  - Вот когда я хочу заболеть, то мама строго-настрого мне этого запрещает и говорит, что не будет меня лечить, и тогда я сразу разохочиваю болеть. - сообщила Улинька. - Мама говорит, что сейчас всё очень дорого стоит, и врачи дорогие, и что меня легче похоронить, чем вылечить.
  - Неужели ты никогда не болела?.. Бедный ребёнок!! - возмутилась Катенька.
  - Нет, я болела кашлем, а ещё я болела соплями из носа, но чумой я не болела.
  Катенька с изящным возмущением покачала головой, запрещая даже думать маленькой девочке о возможности заболеть какой-то дрянью, тем более чумой.
  - Интересно, Лев Моисеевич, а мысль о самоубийстве, с тех самых пор, не посещала вас хоть иногда? - подозрительно присмотрелся к старику Евпсихий Алексеевич. - Тем более, в той вызывающе-ритуальной форме, когда и самому хочется убраться из жизни, и захватить с собой пару десятков ни в чём не повинных жертв?..
  - Нет, Евпсихий Алексеевич, я, наверное, опять разочарую тебя, но виновник трагедии с нашим домом не я. Честно могу признаться, что на первых порах воображал с удовольствием людоеда, как эпидемия бубонной чумы захватывает всю землю до малейшего уголка и уничтожает всех подряд - поскольку ни в чём не повинных жертв (как ты выражаешься) нет, ибо каждый в чём-нибудь да повинен - а в конце концов я один остаюсь в живых на планете и, потворствуя собственной глупости, провожу весь оставшийся срок, катаясь как сыр в масле. Но эти дурные мечтания дались мне всего лишь от беспредельной тоски. Очень скоро не осталось им места в голове, и я приспособился жить без постоянной внутренней боли и ненависти, поскольку умный человек не может ненавидеть сразу всех, а ненавидит кого-либо конкретно. А у меня конкретного объекта для ненависти не было. Так-то вот.
  Лев Моисеевич помолчал, пробуя уловить от слушателей, насколько они прониклись его словами.
  - Меня, кажется, и не напугала бы эпидемия бубонной чумы, так же как толком не напугала коронавирусная инфекция. - сказала Катенька. - Вряд ли следует в наше время опасаться инфекционных эпидемий ровно так, как их опасались в прошлые времена, когда каждая чума уносила за собой по несколько сотен тысяч жертв. Сейчас всё это лечится вполне оперативно, поскольку поддаётся научному объяснению и фармакологической курации. Вот куда хуже обстоят дела с эпидемиями массовых безумств - что раньше, что сейчас. Как правило, сталкиваясь с подобными сюрпризами, у людей руки опускаются, оторопь берёт.
  - Это про какие массовые безумства вы говорите? - поинтересовался Лев Моисеевич.
  - Ну, я так сразу не скажу, не припомню. Но, поверьте, были преудивительнейшие случаи массовых безумств.
  - Я знаю, я всё помню. - заявила крыса Маруся, приподнимая лапку вверх. - Если у вас имеется желание, то могу о кое-чём порассказать.
  - Уж будь так любезна. - попросили крысу Евпсихий Алексеевич и Катенька, а Улинька с Львом Моисеевичем присмирели с той лёгкой растерянностью, с которой только дети могут приготовиться слушать страшные сказки.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:06
  
  Крыса Маруся расположилась на троне с импозантной вальяжностью и принялась рассказывать:
  - Занятен тот факт, что одни из самых первых случаев массовых безумств, зафиксированных документально, касались женских монастырей. Причём монастырей, изначально прославленных за безупречное поведение насельниц.
  - При отсутствии мужской ласки чего только не набедокуришь. - попробовал поскабрёзничать Евпсихий Алексеевич.
  - Евпсихий, если тебе не хватает мужской ласки, то не значит, что у кого-то с этим могут быть проблемы. - пошутила Катенька.
  - Гм. - сказал Евпсихий Алексеевич.
  - Например, в одном монастыре, - не смущаясь, продолжала крыса Маруся. - монахини, возвращаясь с вечерней службы, услышали отдалённый лай собак - по всей видимости где-то охотники загоняли дичь - внезапно и сразу все перепугались и почему-то вообразили себя кошками. Они мяукали, фырчали, шипели по-кошачьи, царапались и даже весьма успешно лазали по деревьям, а уж веселей всего гонялись за монастырским курицами, тут же отгрызая им головы и поедая. Настоятельница монастыря, единственная избежавшая помешательства, только и успевала, что разнимать сцепившихся в драке монахинь, поливая их водой из шланга, а охотничий азарт сосредоточивала на ловле амбарных мышей. Лекарь из соседнего села, не долго думая, посоветовал напоить каждую безумицу литром-другим настойки валерьянки, и это средство оказалось весьма действенным: монахини заснули, а когда проспались, то даже не вспомнили всего того, что с ними приключилось. Однако, местными властями было настрого запрещено с тех пор разводить собак вблизи монастыря.
  - Я тоже ценю валерьянку, она и вправду полезна. - тихо сообщил Лев Моисеевич.
  - Известен более печальный случай, когда монахини неожиданно принялись воображать себя римскими папами, причём происходило это у них поочерёдно, у каждой примерно по два-три часа. Пока одна монахиня корчила из себя римского папу, другие беспрекословно подчинялись ей, и даже не помышляли, что тут может быть что-то не так. За всё время массового безумства, лже-понтификами было написано около тысячи папских булл, энциклик и индульгенций, и все они аккуратно рассылались по адресам, что даже произвело некоторое смятение у особо доверчивых граждан, получивших эти документы. Разумеется, в скором времени в монастырь подоспела инквизиция, над всеми монахинями учредили обряд изгнания бесов, который ничуть не помог, и тогда всех женщин осудили, как ведьм, и сожгли. Схожий случай, несколькими годами позже, произошёл в соседнем монастыре: монахини поочерёдно выходили после вечерней службы из церкви, выкрикивали на паперти ужасные богохульства и падали в обморок, в котором пребывали около получаса, после чего вставали, как ни в чём не бывало, и без всякой тревоги наблюдали, как подобное происходит с другими. В этом случае инквизиция обнаружила всего одну ведьму среди монахинь, наведшую порчу, и её сожгли, не откладывая дела в долгий ящик. Прочим монахиням спешно отрезали языки, и только тогда эпидемия обмороков прекратилась.
  - Не так-то просто заставить женщину замолчать. - покосился Евпсихий Алексеевич на Катеньку, а та игриво щёлкнула в его сторону зубами.
  - Очень любопытны случаи так называемого танцевального психоза. - продолжала рассказывать крыса. - Совершенно без всякой очевидной причины болезнь возникала в средневековых германских городах на протяжении трёх столетий, и каждый случай мало чем отличался от предыдущего: несколько суток подряд всё население городов не могло заснуть и не употребляло пищи, а танцевало без музыки, причём соблюдая ритмику и уверенность движений. Только однажды некоему безногому и слегка тронутому умом инвалиду удалось не поддаться массовому психозу, и он рассказывал впоследствии о том, что происходило на его глазах. Про то, как одна женщина, покидая с покупками булочную, вышла на главную городскую площадь, бранясь на скупого лавочника, а затем неожиданно подпрыгнула с жутковатой лёгкостью весенней бабочки, присвистнула в два пальца и принялась танцевать: сперва медленно и растерянно, но с каждой минутой прибавляя уверенной безбашенности, и выделывая подчас невообразимые па. Тут же к ней стали подтягиваться и все прочие жители городка, причём никто даже словечком не перемолвился между собой, и все дальнейшие действия происходили в нестерпимо гнетущей тишине, пропитываемой лишь шарканьем обуви и тяжёлым дыханием. "И хотя ног я не мог чувствовать у себя, в связи с окончательным их отсутствием, - разглагольствовал впоследствии инвалид, развлекая многочисленных трактирных слушателей. - не сомневайтесь, что душа моя в этот миг плясала!.." В каждом случае эпидемия продолжалась несколько недель, без перерыва, и сотни танцующих граждан умирали от сердечных приступов и физических истощений. Заканчивалась всё внезапно, как будто по строгому окрику, звучавшему глубоко в мозгах танцующих.
  - Уж очень давно это было, и подлинность историй вызывает сомнение. - скептически заметила Катенька.
  - Тогда вот вам достаточно свежий случай массового психоза. - объявила крыса с той гордостью, как будто она сама непосредственно его и обстряпала. - Однажды, зимой 1962 года, в поселениях, расположенных впритык к африканскому озеру Танганьика, случилась эпидемия смеха. Виновницей оказалась ученица одной из школ, которая неожиданно принялась громко смеяться, совершенно ни на кого не реагируя. Попытки урезонить её оказались бесплодны, напротив, очень быстро её заливистым хохотом заразились все, кто находился рядом. Огромная толпа из детей и взрослых собралась в школьном дворе, давясь от смеха и держась за животики, и ничто не было способно их остановить. Директор школы догадался крепко заткнуть уши и постарался по-быстренькому изолировать всех смеющихся в глухом помещении типа подвала. Однако, несколько учеников, лишь слегка подхихикивающих и потому казавшихся безвредными, покинули территорию школы, а к вечеру заразили безудержным смехом большинство окрестного населения. Два месяца над озером Танганьика бушевал неиссякаемый громогласный хохот, заставляющий ужасаться всех, кто почему-либо избежал болезни, и два месяца врачи ничего не смогли с этим поделать. Все заразившиеся хохотали практически беспрерывно, останавливаясь лишь на полминутки, чтоб прожевать какой-нибудь лёгкий кусок еды или сходить по нужде, а вместо сна впадали в необычайный анабиоз, когда извлечение лёгких гортанных смешочков не мешало дремать и набираться новых сил. У некоторых больных наблюдались бесконтрольные приступы агрессии, особо направленные к тем, кто не хотел или не мог смеяться (они хватали их за грудки, выкрикивали лозунги политического содержания, требуя незамедлительной смены власти и демократических преобразований), с другими больными приходилось нянчиться и баловать, упреждая суицидальные приступы. Значительное количество заразившихся всё-таки чувствовало себя достаточно комфортно и даже успевало совершать какие-то мелкие рабочие процессы: например, огородничать или рубить дрова. Через два месяца эпидемия принялась ослабевать, поскольку сил у смеющихся оставалось всё меньше, и очень скоро иссякла окончательно. Большинство больных оказались способными вернуться к прежнему образу жизни, а испытанный психоз не слишком подействовал на их физическое здоровье; во всяком случае они быстро восстанавливали силы и продуктивность. Но примечателен тот факт, что никто из них ни разу не смог засмеяться впоследствии, как бы его не пытались рассмешить.
  - Откуда ты всё это знаешь? - удивился Евпсихий Алексеевич.
  - Я понятия не имею, откуда. - ответила крыса Маруся и, ничуть не конфузясь, приподняла хвостик и почесала лапой себя сзади. - Я теперь много чего знаю.
  Тут Улинька тоненько хихикнула, прикрыв рот ладошкой, что могло бы оказаться и издёвкой, будь девочка постарше и посообразительней. Впрочем, все взрослые сделали вид, что не заметили этого.
  - А какие-нибудь совсем недавние случаи массового психоза тебе известны? - спросила у крысы Катенька. - Мне смутно припоминается что-то связанное с японскими мультфильмами. Про некие рельефные и насыщенные вспышки, вписанные в действие мультфильмов, которые сразу приводили детей в жутковатые болезненные состояния.
  - Да, конечно! - увлечённо блеснула глазками крыса. - Надо сказать, что японцы и массовый психоз - это вообще особая тема. Ладно, мультики - действительно имеется совсем недавний случай массовой детской истерии, но я не скажу, чтоб он был слишком жутковатый. Просто при показе очередной серии аниме-сериала "Покемоны", практически у всех детей, которые её смотрели, возникли различные болезненные пароксизмы, начиная с приступов тошноты до взрывов дефекаций, а у некоторых случились и короткие эпилептические припадки. Но по большому счёту все стались живы и здоровы. А вот то, что японцы сотворили в китайском городе Нанкине, во время второй японо-китайской войны, не поддаётся никакому осмыслению, и на сегодняшний день является главным примером агрессивного массового безумства. Преступление, известное нам теперь, как нанкинская резня, началось 13 января 1937 года и продолжалось в течении шести недель. За всё это время обезумевшие японские солдаты убили практически всё население города и окрестностей - а по некоторым подсчётам эта цифра составляет более полумиллиона граждан - некоторых предварительно изнасиловали (независимо от пола и возраста) и подвергнули жесточайшим пыткам. До сих пор точно неизвестно, что так резко воздействовало на психику солдат. Историки обвиняют принца Ясухико, более известного под титулом Асака-но-мия, и принадлежащего к японской императорской семье, поскольку именно он являлся командующим японскими войсками, и именно его речь перед солдатами, произвела столь пагубное воздействие. Впоследствии, некоторые солдаты, вспоминая с ужасом о содеянном, говорили, что речь принца возбуждала непередаваемый лихорадочный восторг и чувство собственного величия, представляла смысл жизни каждого солдата так, как будто лишь за ним одним стоит высшая справедливость на земле, и что никто из его врагов не имеет право жить дальше, ибо не может таких прав иметь тварь дрожащая.
  - А что выпало на долю самого принца? - выдержав паузу, спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Ничего страшного с ним не стряслось: это же принц. Прожил долгую и счастливую жизнь, занимаясь искусством в стиле ар-деко, ублажая девушек и активно играя в гольф. Говорят, что однажды, будучи глубоким стариком, он ушёл поздно вечером на поле для гольфа и долго не возвращался, а посланные за ним слуги затем рассказывали, как застали его в позе греческого Дионисия, зачарованно созерцающего особо-насыщенный кровавый закат и произносящего, словно мантру, слова, преисполненные неизбывной тоски: эх кабы сюда мне пару тыщ китайцев!! хотя бы пару тыщ!!
  - Ну, это ты врёшь, голубушка! - отмахнулся Лев Моисеевич. - Признайся, что только что сама придумала!..
  - Да откуда я знаю, что сама придумала, а что было в действительности?.. - усмехнулась крыса. - Это не моя история, это всё ваша история - человеческая - вы с ней и разбирайтесь.
  - Кому надо разберётся...
  - Маруся, а что-нибудь про Россию тебе известно?.. - поинтересовалась Катенька. - Я не имею в виду массовый психоз так называемого русского бунта - бессмысленного и беспощадного - или деяния государственного репрессивного аппарата, но, наверняка, какие-нибудь загадочные происшествия и случались.
  - Да таких загадочных происшествий было полным-полно. Но вот самым необъяснимым до сих пор считается то, что произошло в ночь на 2 февраля 1959 года, рядом с горой Холатчахль. Это самый север Свердловской области, и теперь это место называется перевал Дятлова.
  - А!.. - воскликнула Катенька. - Это воистину весьма занятный и необъяснимый случай. Но разве он касается массового психоза?..
  - По наиболее вероятной версии - именно массовый психоз овладел членами студенческой туристической группы под руководством Дятлова. Только непонятная вспышка безумия могла вынудить молодых и достаточно крепких людей покинуть палатку и убежать как можно дальше, в таёжный лес, причём пешком, без лыж и без необходимых средств выживания в условиях сильного мороза. Что и закончилось трагически.
  - Случай знаменитый, и давно не имеет ничего загадочного, нам всё про него понятно. - цинично зевнул Лев Моисеевич. - Водки нажрались эти студенты, да перебесились. Там ведь и девки в поход отправились - женская-то эмансипация не сегодня возникла, как главная головная боль человечества - вот парни с пьяну девок и не поделили. А девкам, конечно, сперва весело было, что парни такие пьяненькие да весёлые, а затем страшно стало, что их сейчас снасильничают всем гуртом, и вот со страху побежали прочь от палатки, не соображая толком куда именно надо бежать и кого на помощь звать. А парни погнались за ними, улюлюкая да восторгаясь собственным безрассудством, и вскоре все заблудились. Замёрзли и померли.
  - Лев Моисеевич, вы хотя бы имейте уважение к погибшим людям и не наводите на них напраслины. - попросил Евпсихий Алексеевич.
  - Ты, сосед, попробуй докажи, что я напраслину возвожу. А лучше промолчи с уважительным вниманием, ведь я много пожил и многое повидал, и знаю, о чём говорю. От водки ещё и не такие бзики случаются. Или какая-нибудь местная старуха продала этим ребяткам горстку корешков, типа приправы к чаю. А они их перемешали с махоркой да покурили, хватанув лишку, поскольку все были городскими и ничего не соображали насчёт соблюдения должных пропорций. А кровь у студентиков молодая, энергии много... опять же говорю: девки рядышком... Нет, Евпсихий Алексеевич, мне это событие представляется в свете однозначном.
  - Может, и была в той трагической истории старуха с корешками, но про неё ничего не известно. - с некоторой прокурорской чопорностью проговорила крыса. - Да и в целом, в материалах уголовного дела, заведённого по случаи гибели группы Дятлова, фактов собрано не много. И про следы полового насилия не упомянуто.
  - Ну, значит, не успели снасильничать. - стоял на своём Лев Моисеевич. - Быстро девки бегали.
  - Фактически известен только путь следования группы до склона горы Холатчахль. - сказала Катенька. - Если я правильно помню, они выехали из Свердловска и неделю с лишком добирались до конечной точки маршрута.
  - Да, Катенька, именно так, добирались они десять дней. - согласилась крыса. - Причём, этот маршрут был утверждён специальной комиссией при городском туристическом клубе. Из Свердловска, на обычном пассажирском поезде, группа Дятлова прибыла в город Серов, где встретилась с учениками местной школы, чтоб в торжественной обстановке рассказать о спортивной закалке советского человека, способного преодолевать любые преграды на пути к светлому будущему. Директор школы, от имени учащихся, подарил гостям мешок с сухарями, заверяя, что нет ничего приятней ржаных сухарей для чаепития на свежем воздухе. Ответным подарком послужила весёлая туристическая песня, исполненная хором. К вечеру того же дня группа прибыла на станцию Ивдель, где провела ночь прямо на вокзале и случайно позабыла подарочный мешок с сухарями (обнаруженный впоследствии в каптёрке местного кочегара, утверждающего, что он нашёл его у какого-то забора, предварительно разогнав стаю бродячих собак), а утром отправились на автобусе в посёлок Вижай, чтоб заселиться и переночевать в местной гостинице. Сторож гостиницы и буфетчица не заметили в поведение туристов ничего необычного, даже, напротив, отметили, что в буфете продавались варённые сосиски с консервированным зелёным горошком, которыми ребятки тут же и полакомились с большим удовольствием, несмотря на окрики руководителя группы, что с деньгами нужно быть экономней. На следующий день туристы наняли грузовик для поездки в посёлок лесозаготовителей, поскольку автобуса дожидаться почему-то не захотели, а шофёр грузовика оказался парнем сговорчивым и, в хорошем смысле слова, борзым. Пообещал, что доставит студентов в любую точку земли, причём сделает это настолько быстро, что они и ахнуть не успеют. К вечеру этого дня группа прибыла в посёлок лесозаготовителей и хорошенько отдохнула в окружении людей добрых, категорически гостеприимных, обладающих отпечатком той трудовой таёжной суровости, что положительно реагирует на любой повод повеселиться. Переночевав в посёлке, наши туристы наконец-то встали на лыжи, распрощались с трудовым коллективом лесоучастка, исполнили свою весёлую песню, что понравилась школьникам из города Серова, а затем прямиком навострилась к горе Холатчахль.
  Крыса указала лапой куда-то за спину Евпсихия Алексеевича, подразумевая, что именно там может находиться гора Холатчахль, или что-то вроде горы Холатчахль, но никто из присутствующих ничего подобного не увидел. Евпсихий Алексеевич тоже обернулся назад, внимательно всматриваясь в трубы органа, но горой Холатчахль в этом месте нисколько не пахло.
  - И что нам известно про дальнейший маршрут группы Дятлова?.. Есть ли ему живые свидетели?.. - поинтересовался Евпсихий Алексеевич.
  - Ну, какие-то свидетели безусловно находились и допрашивались, хотя, общая картина от этого не слишком изменилась. Один из участников группы не выдержал трудностей лыжного маршрута, внезапно приболел, распрощался с друзьями и вернулся назад. Ни о каких назревавших конфликтах внутри группы он не рассказывал, о ссорах с местным населением или рабочими лесозаготовок ему тоже не было известно. Говорил, что он сам, без посторонней помощи, вдруг приболел, а все остальные были вроде как здоровы. Кто-то из местного населения, состоящего в основном из представителей народов манси, сообщал следователям, что студенты были любопытны до всяческих легенд, относящихся к данному краю. Некоторые с максимальным интересом что-то записывали у себя в блокнотах и внимали предостережениям, касающимся посещения горы Холатчахль, поскольку она имела статус полузабытого культа, но остановить их уже ничто не могло. Группа направилась в места суровые и безлюдные, и только, благодаря туристическому журналу, который вёл руководитель группы Игорь Дятлов, нам известен их маршрут. Хотя, журнал весьма лаконичен. Отмечены ночёвки в заброшенном посёлке второго северного рудника и в палатке на берегу реки Лозьвы. Отмечено время пути по санно-оленьей тропе охотников манси вдоль реки Ауспии и время прибытия к горе Холатчахль. Заявлена невозможность попытки подняться наверх по склону горы Холатчахль из-за сильного ветра и усталости членов группы. Указано время установки палатки у безымянного перевала с целью наиболее продолжительного отдыха. А дальше над историей довлеют трагическая неизвестность и интригующая мистика.
  - Чепуха, всё чепуха. - щепетильно проворчал Лев Моисеевич. - Этот ваш Игорь Дятлов просто не записал в своём журнале, сколько и где они выпили, чем затарились в поселковом магазине, как крепко их угощали лесозаготовители и охотники манси... Вот если бы он придерживался дотошности, свойственной знаменитым путешественникам, то и вёл бы записи до последнего своего вздоха, и никаких загадок перед нами сейчас не предстояло бы. Да, полагаю, что и расследование происшествия в те бесхитростные времена велось из рук вон плохо. Вот хотя бы буфетчица из гостиницы посёлка Вижай рассказала следователям, что студенты у ней в буфете покупали, кроме сосисок?.. Ничего такого она не рассказала, а я уверен, что никто её и не расспрашивал толком. Нет, граждане спортсмены и любители дешёвой мистики, не обессудьте, а для меня здесь никаких секретов не наблюдается; я ведь разных обстоятельств повидал и со всевозможными неприятностями нос-к-носу сталкивался. Я ведь такой.
  - Ой! - вдруг воскликнула Улинька с очаровательной детской непосредственностью. - Посмотрите, посмотрите... Мы вот померли, а в нашей жизни опять идут сплошные перемены!..
  Действительно, увлечённые разговором взрослые не сразу заметили, как пространство вокруг них стало более отчётливей, заострённей, светлей, и повсюду замелькали маленькие снежные комочки, сравнимые поначалу с солнечными зайчиками, выписывающими замысловатые орнаментальные траектории. Величественно-стройные трубы концертного органа умолкли, исполнив торжественную коду, озарились нестерпимо притягательной прозрачностью и преобразовались в очень изящные, точёные статуи неизвестных людей из прозрачного искристого льда. На лицах статуй обнаружились странновато-счастливые улыбки: отрешённые и преисполненные церемониальной лёгкости.
  Застывшая на месте граммофонная пластинка обледенела, покрылась внушительным слоем снега и приняла вид раскидистой зимней поляны, утоптанной по округлому краю мелкими старательными шажками. С аккуратным проворством выстроился бревенчатый теремок с небольшими окошками, поблёскивающими лёгким свежим инеем, и с нарядным узорчатым крылечком, по ступенькам которого опускался цветастый ковёр, прилежно очищенный от снега. Из щеголеватой трубы теремка завился филигранный дымок, выказывая наличие внутри помещения избыток человеческой теплоты, а совсем рядом с крыльцом приютилась образцово-слаженная поленница дров и скромный чурбачок, пронзённый строгим серебристо-горящим топором. Где-то в тесных пределах теремка подразумевались и скромный хлев с курятником, откуда время от времени доносились благодушно-сытое мычанье и кудахтанье. По поляне лениво струилась лёгкая позёмка, рафинируя снежный покров маревой сказочностью и корочкой наста, на которой с просветлённой печалью отражались крапинки далёких звёзд. Из небольшого мягкого сугроба вырос деревянный покосившийся столб с приколоченной дощечкой, где просматривалась надпись, сделанная наспех и буквами угрожающе-танцевального вида: "ПЕРЕВАЛ ДЯТЛОВА"!!
  - Ну вот!.. Песенок больше не будет? - разочарованно протянула Улинька.
  - Будут. - вдруг выползли из теремка два устало-угрюмых мужичка в заношенных телогрейках и валенках, приветливо помахали руками озадаченным зрителям и пристроились к столбу, усевшись прямо на сугроб. - Если сама судьба распорядилась, чтоб мы вот так нечаянно повстречались, то без песен мы вас не оставим!..
  И заиграли на обтёрханных гармошке и балалайке:
  
  "Ты куда же, Дед Мороз, всю жратву от нас унёс?.. Не нальём тебе мы водки - красным твой не будет нос!.."
  
  - Это ещё кто? - с брезгливым изумлением вопросил Лев Моисеевич, а Евпсихий Алексеевич с Катенькой даже строго прицыкнули на Улиньку, которая с несообразной радостью приняла нежданных гостей и их идиотские частушки.
  - Вот я, меня зовут Викентий Палыч! - торопливо, с наигранным развязным удовольствием представился один мужичок. - А приятеля моего прозывают Васильичем, поскольку Васильич он и есть... Да, Васильич?..
  - Да, Викентий Палыч. - ответил второй, чуть ли не вынужденно артистически всколыхнувшись, притопнув ногой и профанфарив на гармошке приветственный куплет.
  - Ну-ка вдарь народного креатива в этой дыре, Васильич!.. Видишь, публика щепетильная подобралась, не привыкшая к посконной стандартизации. Чики-брики, брики-чики: сплошь крюки да закавыки!..
  
  "Хорошо, что был Гагарин
  не еврей и не татарин,
  не тунгус и не узбек,
  а наш, советский человек!.."
  
   Низкорослый, широкий в плечах Васильич, кажется, безоговорочно подчинялся своему нагловатому товарищу, понимая в нём превосходства ума и начальственного цинизма. Он исполнял грубоватые и примитивные наигрыши, чуть ли не стыдливо краснея своим большим отрешённо-неулыбчивым лицом, стараясь активней шурудить по кнопкам гармошки, изобретая чрезмерно визгливые аккорды, и косясь на публику, равнодушно ожидая как аплодисментов, так и рекламаций. Викентий Палыч был персонажем во многом противоположным, лёгким на позёрство и гримасничанье, по-мужицки крепким и грациозно-подтянутым. Балалайка была для него инструментом малознакомым и нелюбимым, а вот чесать языком ему явно нравилось, в этом деле он был рад любому зрителю. Впрочем, наблюдательный зритель скоро бы догадался, что Викентий Палыч хорошо осознаёт меру дозволенного, что он вроде бы и балагурит, поддаваясь лишь настроению, скроенному из безотчётной придури, но придерживается той самой отточенности в поведении, когда за попытку отойти на шаг влево или вправо, грозят расстрелом на месте.
  - Ещё, ещё!.. - прихлопывая в ладоши, требовала новых песенок Улинька, не обращая внимания на укоризны Катеньки и Евпсихия Алексеевича.
   Васильич с притворной суровостью покачал головой, как бы обещая в последний раз поддаться на детские капризы, и заиграл небезызвестный пленительно-тягучий вальс "Амурские Волны", привнося в него лёгкое, безобидное скоморошество. Поддавшись зову выразительной музыки, девять человеческих фигурок, словно контурно нарисованных простым карандашом неумелой ребячьей рукой, проявились на краю поляны. Фигурки обладали безликими головками, спешно процарапанными чёрточками, вместо рук и ног, вытянутыми овальными туловищами, украшенными несоразмерными галстуками и треугольными платьями, что должно было помогать различить мужчин от женщин, и возле каждой головки корявенькими штрихами выписывалось имя человечка: Игорь, Люда, Семён, Саша, Зина... Нарисованные человечки двигались по тропинке на самом краю поляны расшатанным вытянутым хороводом, совершая спазматические движения, словно стайка флюгеров, попавшая в зону розы ветров, и при этом что-то лопотали приглушёнными игрушечными фальцетами.
  - А вот и друзья наши припожаловали, на прогулку выбрались! - уже без особого балагурства, а даже с оттенком раздражительности выдавил из себя Викентий Палыч. - Сыграй им, Васильич, таких песен, чтоб коллективный разум застрял на фиксации личностного роста.
  - Могём и таких. - послушно оборвал вялую прыгучесть вальса Васильич и вернулся к прежнему репертуару:
  
  "Поздно вечером, за баней,
  шевелились лопухи.
  Там Алёха нашей Тане
  наизусть читал стихи!.."
  
  Но вот из теремка выскочила старушка - весьма скромного роста, но очень бойкого и занозистого характера. Старушка была одета в драповое пальто молочно-кофейного цвета, в маленькие войлочные сапожки, заметно истоптанные, но про которые принято говорить, что им износу нет, а на голове имела странноватую шапочку каракулевого образца, именуемую таблеткой и напоминающую те винтажные головные уборы, что носили дамы сто лет тому назад.
  - Куда вы опять собрались, убогонькие?.. что вам опять на месте не сидится?.. - запричитала старушка, выказывая выражением лица не слишком суетливое любопытство и заботу, но норовя как можно скорей схватить самого первого нарисованного человечка за руку, чтоб увести его и всю компанию в теремок, но вдруг увидела чопорно восседающего на троне Льва Моисеевича и остановилась как вкопанная.
  - Варвара Мстиславовна! - ошеломлённо произнёс Лев Моисеевич, едва присмотревшись к старушке.
  - Лёва!! - воскликнула старушка, узнав своего обожаемого супруга. - Лёвушка, ведь это ты!!
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:07
  
  На поляну падали вкусные хлопья снега, так легко угадывающие поветрие романтического волшебства и стремящиеся к нему. Человечки прекратили галдеть и дёргаться, а с мягкой виноватой послушностью столпились на краю поляны. Гармошка с балалайкой лежали на сугробе, уютно прильнув друг-к-другу и отдыхая от настырных, но не слишком умелых человеческих рук. Евпсихий Алексеевич и Катенька, не сразу смекнув, какой диковинной встрече им приходится быть свидетелями, выказывали пассивное добродушие, а девочка Улинька и вовсе не стремилась что-либо понять, поскольку знала, что со временем, как-нибудь, во всём и разберётся. Крыса предпочла вежливо помалкивать, не имея собственных воспоминаний о сердечных делах Льва Моисеевича и Варвары Мстиславовны.
  Никогда, при жизни, эти двое влюблённых стариков не смотрели друг на друга с той восторженно-сиротливой печалью, когда имеешь неизъяснимое утешение от одной мысли, что встретился с дорогим тебе человеком, когда забываешь про все расстояния во времени и пространстве, а всякая чувственная мелочь, типа слёз, кажется ненужной и даже фальшивой.
  - Что ты тут делаешь, Варвара Мстиславовна? - стряхнув оцепенение, засопел носом Лев Моисеевич.
  - У меня и к тебе, Лёва, тот же самый вопрос. Уж не помер ли ты вдруг?..
  - Да вот, представь себе, что ничего определённого про это сказать не могу, но пока вот такой, какой есть. Ты что тут делаешь?.. Как тебя угораздило попасть на перевал Дятлова?..
  - Лёва, это всё-таки райское местечко, тут и перевалы райские. - кротким размеренным голосом выговаривала Варвара Мстиславовна. - Куда бы ты здесь не попал, ты повсюду будешь счастлив в меру отпущенного свыше, и уж точно, что не найдёшь повода для жалоб. Вот и я счастлива; мне лишь бы без дела не сидеть. Ты ведь должен помнить, что я привыкла жить в непрестанных заботах и не покладая рук.
  - О, ты была неугомонная женщина. За что тебя и любил всем сердцем.
  - Разве только за это и любил? - шутливо прищурилась старушка.
  - Ну, и не только за это, а за всё... - пытался и не мог подобрать желаемых слов Лев Моисеевич, не справляясь с волнением. - Только вот мне трудно представить, что и в раю заставляют выполнять какие-либо работы.
  - Нет, не заставляют. - с улыбкой, оглядываясь по сторонам, отмахнулась старушка. - Всё исходит от влечений собственного сердца, нужно лишь поддаваться ему и следовать безоговорочно, иначе будешь долгонько метаться в предоставленном райском разнообразии, не находя достойного для себя счастья. Да и не каждый день я тут бываю, а раз в неделю, по воскресеньям. Прибраться в домике надо, за чудаками этими проследить. - добавила старушка, не уточнив, кого именно она считала за здешних чудаков: нарисованных человечков или малахольно музицирующую парочку. - По сути говоря, я ангелом стала, Лёвушка. Только не таким ангелом, про которых мы привыкли воображать, созерцая сияющие небесные дали, а таким, которому и название не придумать.
  - Варенька!.. Я и не сомневался никогда, что ты будешь ангелом! - приложил ладони к груди Лев Моисеевич. -Ты ведь и при жизни была зачастую сущим ангелом!..
  - Спасибо, Лёвушка!.. Как же я рада тебя видеть, поскольку несказанно соскучилась! - столь же умилённо и растроганно сложила руки на груди Варвара Мстиславовна, вглядываясь в супруга. - Нет, я вовсе не хочу, чтоб ты тоже помер прямо сейчас, и мы бы снова оказались вместе - и теперь уже очень надолго, если не навсегда. Я могу и потерпеть ещё сколько-нибудь, но единственная печаль, которая посещала меня после смерти и омрачала блаженство счастливого бытия, это печаль о тебе, Лёвушка. Мне ведь и позаботиться о тебе отсюда никак нельзя, я и узнать толком про твою жизнь не могу: говорят, что нет полномочий!..
  - Варенька... Я очень хорошо живу, и ни в чём не нуждаюсь!.. Если только в тебе одной нуждаюсь, но ты должна знать, что я всегда думаю о тебе, и чуть ли не каждый шаг согласовываю с тобой; то есть, представляю себе, как бы ты могла отнестись к тому, что я решаю сделать. И мне это здорово помогает в жизни!.. Варенька, я всегда верил, что мы каким-нибудь образом где-нибудь встретимся, только не мог умом постичь, как такое может случиться. Но однако же оно случилось!.. Варенька!..
  Старики с грустным обожанием смотрели друг на друга, пытаясь запомнить каждое движение морщинки лица, каждый лучик любимого взгляда, словно угадывая, что эта встреча не будет долгой.
  - Мы правильно понимаем, Варвара Мстиславовна, - наконец-то дерзнул вступить в разговор Евпсихий Алексеевич. - что вы являетесь, в некотором смысле, ответственным работником на этом месте?.. А поскольку мы все видим, что на табличке написано "ПЕРЕВАЛ ДЯТЛОВА", так стало быть это он и есть?..
  - Собственно, это не тот перевал Дятлова, который в данную минуту наличествует на земле, но, в некоторой степени, это тоже он. - ответила старушка, неохотно отрываясь от созерцания супруга и присматриваясь к Евпсихию Алексеевичу, словно бы вычисляя, сколько в нём содержится нетривиального ума.
  - Метафизическая копия? - блеснул умом Евпсихий Алексеевич.
  - Можете называть это так, поскольку так будет понятней. - согласилась старушка.
  Евпсихий Алексеевич не без гордости вздёрнул нос.
  - Варвара Мстиславовна, матушка!.. вы меня помните?.. - нетерпеливо обратилась к старушке Катенька.
  - Как же, Катенька, я очень хорошо тебя помню!.. Здравствуй, родная!
  - Здравствуйте, Варвара Мстиславовна. Разрешите нам наши недоумения, и сообщите хоть что-то про тайну этого самого перевала. Ведь именно вы и должны всё знать, раз постоянно пребываете и ухаживаете за этим местом.
  Старушка пожала плечами, покосившись на Льва Моисеевича и ожидая его разъяснений на эту необычную просьбу.
  - Вот видишь, Варенька, с какими занятными людьми мне повезло здесь очутиться? - с нарочитой обескураживающей печалью вздохнул Лев Моисеевич. - Вместо того, чтоб разобраться в собственных сущностях и распределить всё по пунктам, они лезут в чужие.
  - Нельзя в полной мере довольствоваться собой, не разобравшись в качествах окружающей действительности. - сказала Катенька.
  - Это как в вопросе со стаканом, который может быть либо наполовину пустым, либо наполовину полным. - тихонько заметила крыса Маруся. - Если окружающая тебя действительность бедна, то и стакан будет казаться всегда наполовину пустым.
  - Что же тебя интересует, Катенька?.. - Варвара Мстиславовна снисходительно выслушала крысу, но продолжить беседу решила с хорошо знакомыми ей людьми.
  - Мне хочется знать, каким образом погибла группа Дятлова. - сказала Катенька. - Если произошёл случай массового психоза, то интересно, чем он мог быть вызван?.. Кто виноват??
  - Погоди-ка, Катенька, дай я спрошу. - перебил подругу Евпсихий Алексеевич и указал на нарисованные фигурки человечков. - Вот меня прежде всего интересует: это кто такие?.. Это души, что ли, погибших туристов?
  - Да нет, какие же это могут быть души?.. - затейливо прищурилась Варвара Мстиславовна. - Это своего рода манифестации, имеющие отношения к погибшим туристам, о существовании которых, кстати, реальные души туристов вряд ли и подозревают. Можно сказать, что это знаки, имеющие свойства воодушевления. И ничего необычного в этом нет, поскольку абсолютно всё в раю имеет свои свойства воодушевления.
  - Знаки... или знаковые ощущения, подобные материализации чувств, утративших контакт с семиотической реальностью. - задумчиво пробормотала Катенька.
  Викентий Палыч обалдело приподнял брови и хлопнул ладонями себя по коленям.
  - Я-то думал, это просто галлюцинации! - воскликнул он. - Старушка-то с нами почти не разговаривает на эту тему - только всё причитает с жалостью - а кроме неё тут и не бывает никого. Человечки-то целыми днями бродят по кругу да лопочут по-своему, а наши персоны словно бы нарочно игнорируют. Вселяют тем самым лёгкий ужас и недоумение.
  - Стало быть, есть у них причины, чтоб вас игнорировать. - заговорила более строгим тоном Варвара Мстиславовна.
  - Стало быть, и в раю нам не дано обрести прощения? - принялся привычно позёрствовать Викентий Палыч, подталкивая в плечо приятеля. - Так ведь, Васильич, надо понимать нашу тяжкую долю?.. Значиться, будут гнобить нас надо до самого последнего вздоха?..
  - Несомненно будут гнобить. - ответил тот, осуждающе зыркнув на человечков. - Кабы это просто люди были, тогда бы мы с ними быстренько договорились и разошлись довольными. А с этими придурошными ни о чём не договоришься, они иногда и ведут себя хуже чертей.
  - А тут оказывается, что это даже и не черти, а оказывается, что это манифестации. - указал перстом в небо Викентий Палыч. - Нечто требующее от тебя регулярного посыпания головы пеплом. Соображаешь, Васильич?..
  - Соображаю. - кивнул головой Васильич. - Я так-то и не против вовсе: если надо голову пеплом посыпать - я буду пеплом. Лишь бы не говном.
  - Да я бы и говном готов, только скажите ради чего. Обоснуйте конечный результат!..
  Кажется, только крысу Марусю по-настоящему веселили игривые разглагольствования этой парочки, и она не стеснялась шаловливо подхихикивать.
  - Ну, с манифестациями мы худо-бедно разобрались, а вот эти двое безобразников что здесь делают и кого из себя представляют? - придирчиво вопросил у супруги Лев Моисеевич, поскольку ревнивое чутьё профессионального болтуна не давало покоя, обнаруживая в Викентии Палыче конкурента.
  - А эти двое, Лёвушка, во всём случившемся на перевале и виноваты. - с грустной суровостью проговорила Варвара Мстиславовна.
  - Это они туристов убили?? - ахнула Катенька.
  - Да как сказать... если рассматривать событие по всем формальным признакам, то они и убили... но ведь всегда есть детали, за которыми неизвестно что скрывается: то ли дьявол, то ли Божий меч... то ли простая человеческая глупость...
  - Убили и убили. - пробормотал Викентий Палыч, неохотно съёжившись. - Каждый день кто-то кого-то убивает, подчас и не задумываясь, зачем он это делает.
  - Вот как раз вы слишком много думали о чём не надо. - отрезала Варвара Мстиславовна.
  - Неужели эти дяденьки убили живых человечков? - ахнула Улинька.
  С драматической укоризной, чуть ли не норовя заплакать, посмотрела девочка на примолкших мужичков, которые ещё совсем недавно забавляли её потешными песенками, и которых она принимала за весьма чудесных людей.
  - Да разве мы бы их убили, если б знали доподлинно, что они убьются?.. - попробовал оправдаться Васильич, резко подскочил со своего сугроба, сбивчиво потоптался на месте и снова уселся. - Нешто мы нехристи какие?..
  - А ну-ка объяснитесь! - потребовал Евпсихий Алексеевич, предугадывая занятную историю. - Расскажите нам всё, что вы сотворили с бедными туристами.
  - Объяснитесь, объяснитесь... - Варвара Мстиславовна устало кивнула головой, разрешая мужичкам удариться в исповедь.
   - Тут история такая. - помявшись для приличия, заговорил Викентий Павлович, легко возвращаясь к прежнему задиристому балагурству. - Для начала вам нужно знать, что в то специфическое время настроение у людей было различным по качеству, неординарным по накоплению ощущений и силы веры. Далеко не каждому советскому гражданину проживалось тогда весело и беспечно, поскольку страна ещё от войны не совсем очухалась. Страна находилась в небывалом напряжении, а резервуары ейные были всё-таки наполовину пусты, нежели заполнены - если уж возвращаться к крысиным аллегориям... да, Васильич?..
  - Да, Викентий Палыч. - кашлянул Васильич, мельком взглянув на Марусю. - Не жалей аллегорий, если надо.
  - А тут нашлись, видите ли, студенты, которым потребовалось доказать, что они лучше всех в этой стране, что крепкого здоровья им не занимать, что вот они в туристы заделались с целью переплыть все на свете моря и реки, все леса и горы обойти. Непременно захотелось обрести обоснований для своего полноправного существования на земле. И это было бы похвально, даже с моей стороны, если б я не считал, что сперва следует дерево посадить и дом построить, а потом уж на гору лезть, если совсем ума нет... Ты как считаешь, Васильич?..
  - Аналогично. - буркнул Васильич.
  - И такие они хорошенькие получились, гладенькие да богатенькие - студенты-то эти, туристы самодельные - что никак не помещались в уме простого советского человека, никак не уравнивались с плачущими навзрыд сиротами и калеками, что зачастую живут с тобою рядышком, буквально через дорогу. Вот, представьте, что населяют эти студенты большой современный город, питаются каждый божий день, чего только душа соизволит, а ихние мамы с папами крупными партийными начальниками функционируют и ко всяким невиданным и неслыханным благам имеют прямой доступ!.. Уж они-то ничего для обожаемого дитёнка не пожалеют, любой каприз выполнят, только пальцем щёлкнуть. Разве кого-то из них волнует, что вот тут же, в соседнем дворе, у какой-нибудь дворничихи Любы лишней конфетки для своего Мишутки не найдётся?.. экой-нибудь карамельки со вкусом вишни... Заверяю вас, что никого их них это особо не волнует. А дворничиха Люба не может лишний раз в цирк сводить своего Мишутку, потому как денег на покупку билета не имеется; надо вот дяде Жене шапку на зиму купить, а дядя Женя сожитель ейный, дворничихи-то, и без дяди Жени тоже никак нельзя... Представили?.. И вот представьте себе дальше, что эти студентики никогда ни в чём не нуждаются, им этот цирк дурацкий прямо домой привозят на День Рождения или на майские праздники. Разве только слона домой не привозят, а клоунов - завсегда пожалуйста и в любом количестве. Лишь бы любимое дитё не принялось со скуки беситься, поскольку скука является первым признаком бесстыдно упрочняющейся сытости. Вот эти наши студентики и поехали в тайгу приключений на свою жопу искать - не сидится им спокойно в институтах на сессиях, скучно им и досадно, что даже ближайшие миры вокруг лежат непознанными, не утоптанными предприимчивой динамикой... Ещё не на каждой горе высечено кайлом "Здесь был Толик".
  - Психология общества потребления. - пробурчал Васильич. - Она самая.
  - Мы с ними ещё в поезде познакомились, по пути из Свердловска, поскольку в одном вагоне ехали. Мы-то с Васильичем на охоту собрались (у нас с тамошним охотхозяйством договор был подписан на заячьи шкурки, мы и поехали зайцев пострелять), а эти половину вагона скарбом своим забили: всё какие-то мешки да баулы у них непомерного размера, лыжи заграничной выделки - видно, что не от плохой жизни люди в лес бегут. Разговорились мы с ними, поскольку долгая дорога располагает к задушевной беседе. Ребятки они, конечно, занятные оказались, начитанные, но бесполезные с точки зрения тактического применения накопленных знаний.
  - Что вы имеете в виду? - озадачился Евпсихий Алексеевич.
  - Ну вот, как бы вам объяснить, что я имею в виду... Вот гонору у них было много, но при этом глубинных проникновений в сущность предмета спора не наблюдалось. Как будто кучка фуфлыжников случайно собралась в одном месте и всякий корчит из себя Бог знает кого; чуть ли не каждый космонавтом горазд стать, а сам на любой остановке поезда спрашивает: долго ли нам ещё ехать?.. Даже в картишки играть толком не научились, на простого подкидного дурачка ума не хватало. Васильич их запросто обыгрывал, хотя и сам не семи пядей во лбу. Хорошо, что я уговорил его не играть с ними на деньги, а так бы разделал этих молокососов в пух и прах!.. Верно, Васильич?..
  - Три раза обыграл. - не без гордости проронил Васильич.
   - Вот! Три раза!.. А Васильич университетов не кончал, и за всю жизнь всего одну книжку прочитал, кажется, про Робинзона Крузо, и всегда, когда мы на охоту вместе ходили, говаривал: ну вот, Викентий Палыч, мы с тобой опять, как Робинзон Крузо и Пятница!.. Такая вот шутка была постоянная у Васильича. Особенно, когда ружьё заряжал, то любил повторять, что вот мы, дескать, опять вдвоём, как Робинзон Крузо и Пятница, и тут уж ничего не попишешь!..
  - Не отвлекайтесь, пожалуйста. - попросил Евпсихий Алексеевич. - Продолжайте рассказывать, как вы в поезде ехали.
  - Ну вот, значит, едем мы вместе с ними в поезде, разговариваем о насущном. - продолжил рассказ Викентий Палыч, прозорливо угадывая в Евпсихии Алексеевиче человека, с которым будет трудно договориться. - А надо сказать, что оказался среди них юноша весьма непростого ума, типажа весьма замысловатого. Мне в жизни такие практически и не встречались. Это, знаете, такой тип, который от всего сердца презирает всяческий цинизм с меркантильностью и вполне искренно испытывает гордость за себя, как за советского человека, но при этом жить натурально по-советски у него почему-то не получается. Я вот скажу, для примера, что у него только штаны стоили никак не меньше ста рублей, что вовсе и не характерно для советского человека того времени; вот мне, например, чтоб на такие штаны заработать, надо было кучу заячьих шкурок добыть, а ведь заяц так легко в руки не даётся... Да что там штаны, когда весь евонный лыжный инвентарь имел заоблачную стоимость, и просто так его в магазине не купишь, только по блату. Вот и получается, что мы с ним совсем разные советские люди, хотя и верим в одно светлое будущее, и едем в одном вагоне, по билетам, купленным по одной цене. Получается, что справедливость не есть категория математическая и точная, а является категорией философской и делящей любую сообщность на чистых и нечистых. Тогда спросите вот у Васильича: почему он должен терпеть такое положение вещей?.. А он вам не ответит, потому что не знает.
  - Я не знаю. - подтвердил Васильич уверенным кивком головы, хотя и несколько стыдливо.
  - И вы решили дальше не терпеть, а поубивать всех этих мальчиков и девочек? - вспыхнула Катенька. - Из зависти к ихним штанам да лыжам?..
  - Ни в коей мере не убивать! - обиделся Викентий Палыч. - Вы нас за мерзавцев конченных принимаете, но с соображалкой у нас всё в порядке, и я, например, считаю, что убийством ты только засвидетельствуешь собственную никчёмность, ибо мёртвому ничего не докажешь. Мы их просто напугать решили - студентиков-то этих... да, Васильич?.. просто решили обучить жизни не на словах, а непосредственно на опыте пережитого страха... Заставить задуматься, что нельзя играть с жизнью в те игры, которые она сама тебе не навязывает, и тем более нельзя играть просто так, от балды, просто оттого, что стало скучно дома сидеть!.. Это ж надо додуматься: зимой, в мороз, отправиться на лыжах в тайгу и горы!..
  - Адреналина им, понимаешь, не хватает... за адреналином пошли в поход... - усмехнулся Васильич.
  - Во!.. Это правильно Васильич вспомнил, что ихний самый болтливый турист нам всё время про этот адреналин втюхивал... А я понять не мог, что это такое, если не элементарное эгоистическое безрассудство, и почему необходимость адреналина притупляет чувство ответственности перед своими друзьями и близкими?.. Мне подумалось, что это всё надо срочно вылечить, что это не может оставаться в таком виде, в каком есть. Потому что нельзя возлагать надежд на успешное строительство светлого будущего, если государство заселено непугаными идиотами. Только личность, хоть разок измученная страхом, умеет ценить то счастье, что имеет, сколь бы мало его не было. Ты-то меня понимаешь, Васильич, я не сомневаюсь.
  - Да, Викентий Палыч, я понимаю!.. - Васильич достал из кармана какую-то зашарпанную пачку сигарет, в очередной раз убедился, что она пуста, и тоскливо вздохнул.
  - Разумеется, я постарался выудить хоть что-то вменяемое из разговора с этими ребятами, меня прямо-таки вдохновение в тот раз посетило, чему я тогда, конечно, не мог дать никакого отчёта. "Почему же, - спрашиваю. - не хватает вам адреналина, ребятки, если рядом наличествуют прекрасные девушки?.. Вы бы не сидели лопухами, а принялись ухаживать за ними, цветы дарить, денежку поднакапливать для торжественной церемонии бракосочетания. А ежели получите законное право запендюривать своим девушкам, когда вздумается, тогда и получите свою порцию адреналина сполна, можете не сомневаться!.." Нет, они мне в ответ только смеялись и говорили, что ихние девушки и без цветов хороши, а замуж им выскочить завсегда успеется. Так ведь, Васильич?..
  - Так и есть, Викентий Палыч. В основном мололи чепуху и глупости какие-то. Говорили, что девушки, дескать, сами себе женихов выберут, ежели приспичит, поскольку девушки никому ничем не обязаны... гомогендеры какие-то...
  - Ну!.. - ища у всех сочувствия, пробежался взглядом Викентий Палыч. - Кто бы из вас, столкнувшись с ворохом болезненных мыслей в головах подрастающего поколения, не задумался о том, как это всё можно вылечить?.. "И тем не менее, - спрашиваю я, поскольку хочу уместить в себя хоть какую-то вменяемость от разговора. - сообщите мне практическую цель вашего мероприятия, ребятки? обогатится ли энным количеством полезных сведений отечественная наука?.. адреналин-то, говорю, можно поискать и на пустыре за заводом Уралмаш, особенно в вечернее время суток, особенно в праздничный день!.." А они мне говорят, что наукой они наелись вдоволь, что невозможно каждый свой поступок согласовывать с научным достижением и социальной необходимостью, а есть простая человеческая тяга к необычным развлечениям, к необычайному студенческому отдыху. Вот ты, Васильич, имел когда-либо необычайный отдых?
  - Маринку в Крым возил. - припомнил Васильич. - Целую неделю в Гурзуфе отдыхали, а когда вернулись, через неделю, Маринка на развод подала. Не знаю почему.
  - Ну, Маринка твоя ещё та профурсетка была, я бы о ней и не горевал. - припомнив что-то сугубо личное, усмехнулся Викентий Палыч. - А тут мы едем в поезде по направлению к тайге, вроде бы и разговариваем доходчивым языком, но не слышим друг друга, и я окончательно понимаю, что этих ребят надо спасать. Причём, спасать от самих себя!.. Я и говорю им, что опасное дело вы затеяли, ребятки, что ночные морозы в этих краях непредсказуемы и могут достигать минус тридцати градусов, и лучше бы вам возвратиться вспять. То есть, уехать обратно, в город Свердловск, и закатить там в какую-нибудь кафешку на вечеринку с танцами. А девка одна среди них сыскалась - бойкая до чего девка, на язычок вострая, а по сути говоря, шмокодявка - вот она и говорит, что мы, дескать, опасностей не боимся, мы только статистически присутствуем в середине двадцатого века, а сами нацелены в абсолютное совершенство, которое должен символизировать век двадцать первый, и возможно, что духом и плотью мы подготавливаем базис для общества сверхчеловеков!.. Представляете, что она такое мне говорит?? "Вы уж не обижайтесь. - она с этаким шельмоватым прищуром мне улыбнулась, девка-то эта бойкая. - Не обижайтесь, Викентий Палыч, что ваше присутствие в нашем будущем вовсе не обязательно. Каждый, дескать, хорош на своём месте и в своё время. Оттого вам наше поколение и не понять." Это что же, думаю, за общество такое, в котором не каждому найдётся своё место?.. Почему, думаю, в ваших молодых головах так много чудаческих фантазий и так мало обычной прямодушной чувствительности?.. Отчего же вы, думаю, такие уродились, если кажитесь идиотами непугаными?..
  - У каждого поколения свои задачи. - попробовал пояснить Евпсихий Алексеевич. - Но каждое поколение просто обязано жить лучше предыдущего.
  - Пусть живёт лучше - я не буду завидовать!.. Пусть!.. Но пусть и уважение имеет ко всему, что претерпевали ихние отцы и деды, пусть засечёт себе в подсознанье все оттенки того страха, которым потчевали пращуров!
  - А вы лично много претерпевали? - сердито напряглась Катенька.
  - Екатерина Владимировна, миленькая!.. да мы столько претерпевали, что вам и не снилось!.. Да, Васильич?..
  - Претерпевали до хера. - сокрушённо покачал головой Васильич. - Да разве можно всё так просто объяснить, когда сытый голодному не товарищ?..
  - А надо попробовать объяснить!.. Вот моего папашу в воркутинском лагере сгнобили ещё до войны - он проходил по делу троцкистского заговора; мою маменьку, как жену врага народа, затравили на работе, и она уволилась из школы, где работала учительницей физики, и потом до самой смерти посудомойкой в заводской столовой вкалывала. У ней руки имели этакий кроваво-красный цвет от кипятка и щёлочи - я уж, извините, эти-то руки очень хорошо запомнил, уж так она гладила меня неловко этими руками по головке, стараясь быть ласковой, а не получалось. И померла маменька, когда мне восьми лет ещё не было, и с того самого возраста меня содержали в детском доме, где детки злые водились и всякого новичка лупили почём зря!.. Спрашиваете вы нас, Катенька, много ли мы претерпевали?.. Вот у Васильича родители без вести пропали, куда-то пошли из своей оголодавшей деревеньки, неизвестно куда, а его в сиротский приют подбросили ночью, он толком и рассказать про своё детство ничего не может, поскольку всё детство проболел. "Только, - говорит. - и помню, как лежу в больничной койке, кашляю да в бред впадаю, дескать, возникает надобность у меня срочно встать и куда-то пойти, поскольку есть там что-то важное, что именно меня и дожидается." С четырнадцати лет он за токарным станком работал в две смены, даже в передовики производства выбился, да только у станка втулка какая-то полетела, потому что механик выпимши был и подкрутил втулку не так, как следовало, и теперь у Васильича двух пальцев нет на правой руке... Да, Васильич?
  - Да, Викентий Палыч.
  - Отрезало Васильичу пальцы железякой, которая неизвестно откуда выскочила, и Васильич, конечно, такой беды никак не ожидал. Пришлось ему тогда и с завода уволиться, и даже попивать маленько стал. Но потом, вроде, в себя пришёл и образумился. Да, Васильич?
  - Образумился, Викентий Палыч.
  - Покажи свою руку, Васильич. Может, кто сомневается или не верит, что у тебя двух пальцев нет на правой руке!.. Покажи.
  Васильич нехотя протянул руку и растопырил ладонь, выказывая отсутствие безымянного пальца и мизинца. Вид здоровенной, мозолисто-коржавой ладони с тремя пальцами, торчащими с грубоватым настырностью, скорей вызывал улыбку, чем сочувствие.
  - Многие в те времена претерпевали, да и сейчас продолжают претерпевать, но это не повод для вступления в передряги с первыми встречными. - произнёс Евпсихий Алексеевич. - Что же вы тогда, в поезде, решили совершить с этими туристами?..
  - Ну вот что решили... Поначалу мы ничего конкретного решить не могли... - помялся Викентий Палыч. - Они спокойно доехали до города Серова, где и мы с Васильичем высадились, а там я отвёл Васильича за угол станции и сказал, что нельзя дозволить событию течь по тому руслу, по которому неизвестно куда оно притечёт. Я сказал, что надо студентиков хорошенько напугать, чтоб почуяли близость страха и познали своё ничтожество перед огромным миром. Надо провести что-то вроде сеанса шоковой терапии, и Васильич со мной без возражений согласился.
  - Ну зачем вам это надо было? Зачем? - всплеснула руками Катенька.
  - Теперь уж и не знаю, что сказать... зачем... Ты-то знаешь, Васильич?
  - Понятия не имею. - отрезал Васильич.
  - Мы ведь и в школу втихаря пробрались, куда этих туристов пригласили на встречу с местной ребятнёй. Затаились мы в раздевалке у спортзала и слушали, как они пионерам свою чепуху рассказывали про смычку прошлого и будущего через энтузиазм настоящего, как весёлые песенки пели, вызывая чрезвычайный гул восторга... "Вот. - думаю, а сам ковыряюсь в каком-то ихнем бауле, ищу что-нибудь такое, чтоб приспособить к делу. - Вот разве можно оставаться спокойным и добродушным, когда видишь, что люди, ещё сами не научившиеся жить, учат жизни других?.." А Васильич говорит, что надо записку в баул подбросить, в которой указать, что, дескать, вы все сдохните непременно, и череп с перекрещенными костями нарисовать. А я говорю, что этих молодых циников голыми руками не возьмёшь, тут надо не спонтанные соображения подключать, а тонкую тактическую разработку. Вот так мы за этими туристами и следили потихоньку, выгадывая удачный случай, чтоб шарахнуть чем-нибудь сугубо внезапным и апокалиптическим. Правда, Васильич всё-таки не удержался и дохлого кота засунул в мешок с сухарями, который студентам в школе подарили, ну и туда же сунул записку с черепом и костями. Да только наши туристы, как назло, в мешок даже не заглянули, не захотели его с собой по тайге таскать и выкинули неподалёку от вокзала. Я и говорю тогда Васильичу, что спонтанных решений больше принимать не будем, что теперь он должен во всём повиноваться мне. Дабы не тратить драгоценную энергию бытия впустую, а хоть какой-то смысл обрести в том, что мы отказались от охоты на зайцев, а занялись студентами.
  - Лишь бы сложа руки не сидеть. - доверительно сообщил Васильич. - А по мне, что зайцы, что студенты - всё одно.
  - Мы приметили, как они на автобусе уехали в посёлок Вижай, а сами дождались следующего и тоже к вечеру добрались. - увлечённо вёл свой рассказ Викентий Палыч. - Узнали, что они в тамошней гостинице остановились, и мне это было очень даже на руку, поскольку у меня там буфетчицей одна знакомая работала, и мы с Васильичем к этой буфетчице с расспросами и подкатили. Ну, а она рада-радёшенька оказалась встрече, решила выказывать любую помощь в нашенском деле, хотя мы и не пускались в подробные разъяснения. Глупую бабу вообще легко на всякое такое уговорить. "Чего там, - спрашиваю. - ребятки-то эти?.. всё песни поют или угомонились?.." А она говорит, что давно угомонились, что их всем скопом разместили в один номер, поскольку мест в гостинице больше нету, чему они, кажется, и не слишком расстроились; но есть, говорит, один момент, который меня поразил в самое сердце. "Что же это за момент такой?" - спрашиваю. А она, говорит, что ничего из спиртного в буфете студенты не приобрели, а всем гуртом навалились на варёные сосиски с горошком, за какие-то полчаса всё и сожрали. "Неужели, - спрашиваю. - вовсе отказались выпивку потреблять и учинять умеренное походное веселье?.." Факт отказа от выпивки мне уж очень показался подозрительным, а, главное, неудобным для решения той цели, что была поставлена. "Да. - говорит буфетчица. - Прямо-таки гадливо морщились на моё предложение прикупить винца, и заявляли, дескать, что в ваших краях только один шмурдяк гонят, а нам его даром не надо!" Представляете, какая незадача?
  Викентий Палыч опять пробежался взглядом по всем присутствующим и только у крысы Маруси уловил снисходительную отзывчивость.
  - Если б они пьяные в ту ночь были, то я бы выпросил у буфетчицы ключи от гостиницы и где-нибудь в полночь заявился с Васильичем прямо в ихний номер. - прилежно вспоминал давние события Викентий Палыч. - Я тогда, как представил себе этих безмятежно спящих ребяток, которые, за неимением лишних мест в гостинице, расположились в тесноте гаденького номера (а большинство прямо на полу, бок о бок), то у меня фантазия шибко разыгралась. Сперва хотел их просто ножичками попугать, вроде как бандиты с большой дороги ворвались, чтоб грабануть да обесчестить. Но подумал, что поскольку студентики трезвые, то могли и сдачи дать, проснувшись с головами ясными и приспособленными к решительному сопротивлению. К тому же, надо правду сказать, Васильич не особый помощник, когда надо ножичком поработать, у него после травмы в токарном цеху, имеется некая непредрасположенность к режуще-колющим предметам, некое недоверие. Он, когда шкуру с зайца снимает, так я со смеха животик могу надорвать, такой уж он неумёха и дуболом. Затем я придумал привидениями прикинуться, накинув белые простыни и разрисовав их какой-нибудь мрачной конкретикой в виде широченных глазищ и рта. Чтоб на студентиков панического страху навести, чтоб понимали до чего ужас смерти может быть внезапно близок. Васильич даже умеет замогильным голосом завывать, как будто мертвяк проснулся и жрать просит - говорит, ещё заводской механик его этому фокусу обучил, поскольку если бы он не обучился как следует, то подзатыльника схлопотал. Покажи, Васильич, как ты умеешь выть, прямо сейчас. Может, тут кто не верит, так ты докажи.
  - Уместно ли сейчас? - вскинул брови Васильич.
  - А почему бы нет?.. Я считаю, что уместно.
  Васильич поднапрягся, прошамкал губами предварительное эскизное хлюпанье, вытянул шею вперёд и завыл надрывным ноющим голосом, возможным напугать до смерти кого угодно. Впрочем, на этот раз даже Улинька не испугалась, а с озадаченным восторгом разинула рот и уже было вознамерилась сама что-нибудь подобное прогорланить, но Евпсихий Алексеевич и Катенька вовремя пригрозили ей пальцами.
  - Талант. - едва ли не без иронии похвалил Васильича слегка огорошенный Лев Моисеевич.
  - Исключительный талант. - согласился Викентий Палыч. - Но буфетчица сказала, что от этаких завываний ей самой дурно делается, да и тамошний сторож может запросто проснуться и в милицию позвонить, поскольку он дядька сыкливый и, чуть чего, в милицию звонит, а из коморки своей не вылезает. А с милицией, конечно, нам связываться было не с руки. Так, на следующий день, мы и выпустили этих туристов из гостиницы без происшествий, однако внимательно следить за ними не переставали. Видели, как они наняли грузовик для поездки в посёлок заготовителей, и сами поспешили к местной автобазе, чтоб сговориться с шофёрами. Денег у нас, конечно, маловато было, но водка имелась в относительном изобилии - а бутылка зачастую служила самой лучшей валютой в тех краях. Не так ли, Васильич?..
  - Всё так, Викентий Палыч. - вздохнул Васильич. - На всяком заборе плакатики висели про алкоголизм, уведомляли, что это бич нашего времени.
  - Надо сказать, что до посёлка лесозаготовителей мы добрались ещё и быстрей студентов, поскольку они застряли где-то, бегая по малой нужде - в основном, конечно, по вине девушек, которым в любую минуту может приспичить сбегать по малой нужде - и вот мы их живо обогнали. Приехали в посёлок, познакомились там с одним местным фертом, и чтоб глаз не мозолить, приютились у него в бараке, принялись вроде как выпивать. Сами не очень, конечно, выпивали, а все больше ферта угощали и поглядывали из барака, чтоб знать всякое передвижение студентов по посёлку, чтоб видеть, чего они делают, с кем общаются и куда лыжи намерены навострить. До сих пор я об этой горе Холатчахль не многое и знал - она хоть и гора, но нельзя сказать, что была уж очень известной и заманчивой в плане охотничьего изыска, и совсем не отовсюду была видна, хотя, конечно, издалека мы с Васильичем её видели неоднократно. Даже туземцы тамошние мало чего полезного про гору рассказывали, скорей нарочно умалчивали и отводили глаз, чтоб никто из посторонних туда не лазал, тем более из русских. Не скажу, чтоб они шибко в то время недолюбливали именно русских, но нельзя игнорировать тот факт, что именно русские навалились на их земли и переворошили весь жизненный уклад.
  - Да что там уклад... - немножко взгрустнул Васильич. - Вот сколько девушек туземных перепортили - не счесть!..
  - Ну, и девушек, конечно, тоже. - согласился Васильич. - А наши студентики обзавелись на следующий день телегой на полозьях, куда можно было скинуть свой тяжёлый скарб, чтоб тащить за собой, а сами встали на лыжи и отправились в дорогу. Прямиком к этой самой проклятой горе. И мы, конечно, собрались вслед за ними, соблюдая позади довольно приличное расстояние, чтоб держать своё наличие в тайне до самого конца. К тому же возраст наш не позволял гнать с той же скоростью, что привычна для молодых, и лыжи наши были иных качественных свойств, больше приспособленных к охоте в лесу, нежели к гонкам по пересечённой местности. Но несколько дней мы с Васильичем преследовали их с упорством, достойным литературной героизации, и почти не переругивались между собой, хотя, Васильич и позволял преизбыток бурчания. Особенно негодовал, когда доводилось ночевать в палатке, не разжигая рядом костра, дабы не привлекать внимания. А я всё не мог выдумать способа, которым лучше всего ошарашить сразу всех мальчиков и девочек. Не понимал, как сразу всех девятерых напугать в одночасье той бестолковой суровостью, что свойственна естеству дикому и необъяснимому. Можно было бы, конечно, просто из ружей пострелять, чтоб устрашить и загнать их куда-нибудь в пещерку, откуда бы они затем несколько дней не высовывались. Можно было бы даже стрельнуть в кого-нибудь, чтоб легонько оглушить да поранить, и не нанося особого вреда для здоровья.
  - Это как? - поморщился Евпсихий Алексеевич.
  - Вы можете не верить, но вот у Васильича снайперский глаз - он, если надо, кончик уха отстрелит, да так, что вам покажется, будто комарик укусил. В охотхозяйстве любили шутить, что про эту особенность Васильича все таёжные зайцы очень хорошо знали, а потому, стоило им пронюхать, что Васильич на охоту собирается, так сразу шухерились по норам. Я бывало тоже примечал, что можно день-другой бродить с Васильичем по тайге и ни с одним зайцем не столкнуться. Словно всех ветром сдуло. Но уж если попадался Васильичу полезный зверь, то стрелял он мгновенно и наповал. Скольких зайцев, Васильич, ты примерно за всю жизнь пристрелил, не упомнишь?..
  - Не упомню. - махнул рукой Васильич. - Кабы дольше прожил, может и миллион бы набрался.
  - Ну уж и миллион... - недоверчиво покрутил головой Викентий Палыч. - И вот сидим мы с Васильичем в своего рода засаде, безотрадно всматриваясь вдаль, на то место, где у горного склона эти студентики свою палатку разместили; сочиняем всякие планы насчёт того ужаса, который возможно посеять в их непутёвых головах, и ничего по-настоящему эффектного измыслить не можем... И тут я вспомнил, что у Васильича был с собой запас динамита, поскольку Васильич мужик рачительный, и на охоту много чего полезного не забывал взять... так ведь, Васильич?..
   - Так, Викентий Палыч!.. Жил по принципу: сила есть - ума не надо.
   - Вот мы и задумали подобраться ночью к горе, да взорвать весь динамит, чтоб снежным оползнем завалило ихнюю палатку...
  - Завалило?? - опешили Евпсихий Алексеевич и Катенька, а Лев Моисеевич многозначительно хмыкнул.
  - Не так, чтоб напрямую завалило. - подобравшись к самому неприятному пункту в своём рассказе, Викентий Палыч заметно потерял уверенности и принялся мямлить. - А чтоб слегка задело, чтоб основная масса лавины прошла совсем рядышком. Я и специальную схему нарисовал с математическим расчётом у себя на бумажке, чтоб точно знать, где следует совершать взрыв, и правильность расчёта у меня не вызывала сомнений.
  - Странный какой-то азарт обуял вас на это дело. - с волнением проговорил Евпсихий Алексеевич. - И не похоже, чтоб это был охотничий азарт, достойный взрослых и умных людей, а как будто игровой, построенный на обессивно-компульсивных расстройствах.
  - Очень странный! - незамедлительно согласился Викентий Палыч. - Только правила игры пришлось сочинять по ходу пьесы. Вряд ли кто до нас играл в подобные игры.
  - А почему вам в головы не пришло просто взорвать динамит рядом с палаткой? - спросила крыса Маруся. - Этого было бы вполне достаточно, чтоб навести страху на ребят. Зачем надеяться на снежную лавину и на сомнительные математические расчёты?..
  - И на это у меня имелось дельное соображение. - Викентий Палыч нарисовал пальцем в воздухе императивную завитушку. - Простой взрыв от динамита, сколь бы он не был гремуч и долог, способен хорошенько напугать только в первые секунды, а затем ты непременно начнёшь приглядываться ко всем этим ухающим сполохам и привыкать к ним, даже отчасти любоваться ими. А затем непременно задумаешься: кто, как и зачем сотворил эту опасность для жизни?.. Обязательно бы пришла мысль, что взрыв этот не случаен, и что имеются у тебя некоторые таинственные враги, решившие покуситься на самое святое, что есть у человека, а, значит, врагов этих нужно срочно обнаружить и пресечь. Таким образом, уже мы с Васильичем могли бы стать объектами охоты взъярённых студентов, и они со своей юношеской прытью запросто бы нас поймали. А если человеческий фактор в низвержении снежной лавины не очевиден, то и винить некого; разве что бессловесную стихию неистовой природы!.. Но ведь это своего рода Божий промысел, вселяющий тот самый ужас, когда по-настоящему задумываешься о непредсказуемости смертного часа. Тут уж всякое обвинение нелепо.
  - Вот уж вы тогда и Бога приплели?.. - сердито ухмыльнулся Евпсихий Алексеевич.
  - И приплели. Но, будучи созданиями, воспитанными категорически на идеях перманентно атеистического направления, приплели Бога, не как объект беспрекословного поклонения, а как нечто умозрительное и философски назидательное.
  - Что же было дальше?.. Вы оказались удовлетворены своим циничным расчётом?.. - спросила Катенька.
  - Да как сказать. - вздохнул Викентий Палыч. - Расчёт оказался замечательно верным, но коснулся только одной лавины, которая и прошла чуть ли не в паре метров от палатки студентов. Понятное дело, я не рассчитывал на то, что за первой лавиной поползёт вторая. А за ними и третья. Но вот они-то и поползли, и поползли со всей присущей данной стихии яростной настырностью. Причём, вторая лавина поползла не в сторону палатки студентов, а туда, где прятались я и Васильич. А надо сказать, что лютый грохот и рокотанье природного безумия, стремящегося низринуться прямо тебе на голову, это вовсе не то зрелище, которое оставит равнодушным. И если говорить про массовый психоз, то что-то вроде него и обуяло тогда студентов. Я до сих пор уверен, что если бы девушки не заорали тогда благим матом, прося помощи неизвестно у кого, если б парни когда-нибудь, раньше, в походах, сталкивались с чем-то подобным и понимали, что нужно делать в катастрофических ситуациях, то и страху у них было бы гораздо меньше, и обстановку они оценили бы гораздо верней. Обязательно бы сработали благоразумность и инстинкт самосохранения. А тут они все повыскакивали из палатки прямо в морозную ночь, кто-то заорал истошно, что бежать надо подальше, в сторону леса, где между деревьев можно уберечься от лавины, а иначе всех завалит. Ну и разбежались они кто куда, даже не думая о последствиях, даже не пытаясь остановиться и позаботиться покумекать: как же ты дальше в этом лесу проживёшь?..
  - У четырёх трупов, найденных впоследствии, были обнаружены переломы... Вы думаете, ребята дрались между собой?.. Может, еду делили или тёплые вещи?.. - спросила крыса Маруся.
  - Не могу знать. - категорически отмахнулся Викентий Палыч. - Рядом с ними не был, пути наши больше не пересекались.
  - А почему некоторых погибших обнаружили только в нижнем белье?.. Не могли же они у себя в палатке спать в нижнем белье?..
  - Не могли. - согласился Викентий Палыч. - Все, которых лично я видел, выбегали из палатки в свитерах и штанах. Может, ты, Васильич, кого из них голым видел?..
  - Да куда мне. - пригорюнился Васильич. - Ничего я в тот раз не видел и не слышал. Самому было страшно до смерти.
  - Не, граждане, тут мы с Васильичем не повинны. - отрезал Викентий Палыч. - Мы сами тогда до смерти перепугались, когда вторая лавина с горы пошла, тут Васильич правду сказал. Я кричу Васильичу: бежим скорей отсюда!.. А он вроде застыл, как заворожённый, и меня не слышит, и кажется поехал маленько кукухой. Уж тут я силу применил, огрел его по шее со всего маху, и он очухался. "Да, - говорит. - Викентий Палыч, обстановка складывается не из лёгких, и пора отсюда дёру давать." Ну так давай, говорю, чего медлишь?.. Еле ноги мы тогда унесли, да только не могла история хорошо закончиться... никак не могла... Мы с Васильичем бросились бежать в сторону реки, полагая, что где-нибудь в прибрежных нишах можно укрыться, а когда пошла третья лавина, то не сразу её заметили. Я говорю Васильичу, что надо на другой берег бежать, поскольку туда лавина точно не докатит, и мы побежали через реку, да впопыхах лыжи переломали, я рюкзак свой потерял. А тут какая-то каменюка прямо нам под ноги упала сверху, и мы вместе с ней под лёд провалились, барахтались чуть не полчаса, еле выползли на берег... Сперва вроде и обрадовались, что живы остались, а потом сообразили, что за жизнь ещё надо хорошенько побороться, лишь бы силы были. Получилось-то, что сами себе устроили конец света - вот ведь как набедокурили. А всего-то помочь людям хотели, подсказать молодёжи, что не всё в жизни идёт гладко, что лучше без особой нужды в пекло не лезть. Да как говориться: не делай людям добра - не получишь и зла!.. Да, Васильич?..
  - Кому как повезёт, Викентий Палыч... кому как повезёт...
  - А ты не чупучинься, Васильич!.. Фик с ним, со всем. Ишь ты зачупучинился: и то ему не так, и так ему не эдак!..
  - Это местные туземцы поснимали с ребят одежду. - неохотно проговорила Варвара Мстиславовна. - Уже не с живых, разумеется, а с трупов. Гул от горных лавин трудно было не услышать в ближайших поселениях, и с утра некоторые местные жители отправились разузнать, что стало с туристами. И когда, ближе к вечеру, добрались до покинутой палатки, то рассмотрели все сохранившиеся следы и сообразили, что к чему. Обшарили окрестности и обнаружили несколько замёрзших мёртвых тел... Ну, а почему бы и не снять с мёртвого человека хороший дорогой свитер или штаны?.. Это ж всё денег стоит, и материал крепкий - ему износу не будет. Не от злого сердца ведь иногда поступаешь плохо, а от бедности.
  - Кому как повезёт... кому что надо... - скомкано пробормотал Васильич и примолк, словно подбитый воцарившейся тишиной.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:08
  
  Тягостное, удручающие молчание не могло долго продолжаться - слишком много напряжённых эмоций накопилось в атмосфере и в людях - и гармошка, позабыто возлежащая на сугробе, неожиданно расправила меха и испустила сочный шипящий звук.
  - Однако, как трудно бывает жить. - вздохнул Евпсихий Алексеевич, поёжившись.
  Васильич взял гармонь в руки и плавно, с вдумчивой сосредоточенностью заиграл протяжную казачью песню, слов которой, кажется, никто никогда не знал в целом мире, а потому и Васильич не мог ничего внятного спеть, хотя и очень хотел. Глаза его сладковато тускнели тщательно вылизанными вишнёвыми косточками. Играл он долго и красиво, и с явной неохотой всё-таки отложил гармонь в сторонку.
  - Как вы думаете, Варвара Мстиславовна, почему власти поспешили засекретить это дело? - спросила Катенька, догадываясь, что только старушке известно доподлинно всё о свершившейся трагедии, но далеко не обо всём ей хочется говорить.
  - Видишь ли, Катенька, члены официальной поисковой группы, которые обнаружили тела, сразу догадались, что трупы раздел кто-то из местных, кто-то из народов манси. Начальству было доложено об этом непростом факте, обнародование которого могло повлечь непредсказуемые последствия и даже приступы межнационального конфликта (а уж тем более казалось невозможным сообщать эти догадки родственникам погибших, которые бы сразу решили, что местные не только раздели ребят, но и убили), и тогда было принято решение всё замять. Просто закрыли дело за отсутствие состава преступления.
  - И вот тогда поползли слухи, домыслы... Народу только повод дай, уж он нафантазирует.
  - Наверное, это не самый плохой вариант - все эти слухи и домыслы, даже нелепости крайне мистического образца - чтобы помнить о хороших людях, погибших ни за грош?.. - предположила старушка, и вряд ли с ней кто-то не согласился.
  Странноватый оттенок приняли ледяные статуи, размещённые позади тронов: оттенок чернеющей серости, очень близкий к талым ночным лужам, отражающим вычурно-приветливые мелкие звёзды. Послышался лёгкий скрип, производимый этими статуями, напоминающий доверчивый щенячий скулёж. Пространство слегка зарябило, подготавливаясь к неизбежным переменам. Из теремка, тем временем, раздался призывный булькающий свист.
  - О, чайник закипел! - воскликнул Викентий Палыч, встряхнув головой. - Значит, хватит нам языками попусту чесать; пойдём-ка, Васильич, изопьём чаю. С вареньем. Старуха-то ещё в прошлый раз банку малинового притащила, так у нас и осталось на донышке.
  - Пойдём, Викентий Палыч. Давно пора, я что-то и зябнуть стал.
  - Прощайте, гости дорогие!.. Спасибо, что выслушали нас, спасибо за понимание - ежели таковому нашлось местечко в ваших сердцах. А более нам сказать нечего, концерт окончен!..
  Мужики, подобрав гармошку с балалайкой, церемонно раскланялись, потоптались на месте для соблюдения приличия и неспешно отправились в дом. Викентий Палыч шёл первым, склоняя голову, дабы не выказывать проявившейся на губах усмешки, а Васильич устало шкандыбал, афишируя, как ему надоели все эти бестолковые разговоры, и напевая себе под нос: Je crains de lui parler la nuit!.. J'écoute trop tout ce qu'il dit!..
  - Варенька, ты им сюда ещё и сладости таскаешь? - буркнул Лев Моисеевич, провожая мужиком недовольным взглядом. - Зачем?..
  - Так всегда бывает, Лёвушка, что ты. - улыбнулась Варвара Мстиславовна. - Кому-то при жизни бывает много сладенького, а кому-то после смерти.
  - Ты бы им ещё водки сюда принесла.
  - Ну уж!.. - отрицательно махнула рукой старушка, однако промелькнула лукавинкой во взгляде, говорящей, что и без водки в этих местах иногда не обходится.
  Через мгновение из распахнутого окна теремка выглянул обеспокоенный Васильич и протянул Евпсихию Алексеевичу знакомый шлёпанец:
  - Не ваш?
  - Мой! - удивился Евпсихий Алексеевич.
  - Забирайте, и больше не теряйте!..
  Обрадованный Евпсихий Алексеевич ловко поймал шлёпанец, брошенный с удивительной точностью и скоростью, с удовольствием надел его на ногу, а Васильич, удовлетворённо хмыкнув, ещё раз попрощался со всеми и убрался обратно.
  - Наверное, эти дяденьки совсем-совсем не злые. - задумчиво сказала Улинька. - Просто у некоторых так всегда получается, что из всего хорошего лезет одно плохое.
  - Ах, девочка, девочка! - умиляясь детской непосредственности, покачала головой Катенька.
  Евпсихий Алексеевич, невольно любуясь заново обретённым шлёпанцем, также был готов признать, что эти двое приятелей являлись не совсем уж плохими людьми. Просто заигрались.
  - Викентий Палыч, кажется, сказал, что они невольно втянулись в игру, правила которой сочиняли на ходу, поскольку раньше в такие игры никто не играл, таких игр просто никогда не водилось. - сказал Евпсихий Алексеевич. - Но я вот о чём вдруг подумал: "никогда" - это тоже энергия, и у неё есть противоположность, и эта противоположность создаётся в том числе и самим этим "никогда", и создаётся просто по факту своего взаимодействия с точкой действия мысли человека, потому что без этой точки не было бы ничего. Можно сказать, что это точка опоры. Соответственно, если никто никогда не играл в игры Викентия Палыча и Васильича, то наверняка ни для кого не было причин, чтоб в них поиграть. Я сорок лет прожил на свете, не задумываясь, что придётся когда-нибудь попробовать кинуть шлёпанец в тело человека, чтоб проверить, живое ли оно. А сорок лет - это не шуточный возраст, казалось бы чего только не удалось претерпеть за это время, во что только не наигрался.
  - Давай-ка, Евпсихий, ещё ты возьмись нам рассказывать о претерпеваниях. - ехидно улыбнулась Катенька. - Но этих двоих тебе не переплюнуть. Никому из нас не переплюнуть.
  - К чему не прикоснись в нашем мире - всё энергия. - поспешил заметить Лев Моисеевич. - Всё имеет некий энергетический перпендикуляр, который разрезает разум в пространстве под таким углом и таким образом, чтоб каждый смог увидеть свою точку опоры. Кто хочет её увидеть, тот и увидит, и никогда не затеет играть в те нелепые игры, где и выигрыша-то не обещано.
  - Ну, Лёвушка, совсем ты у меня умный стал! - с удовольствием поглядывая на любимого супруга, произнесла Варвара Мстиславовна.
  - Варенька, это ведь от одиночества. - вздохнул Лев Моисеевич и покрутил ладонью возле макушки головы. - Зачастую и выговориться не перед кем о насущном да наболевшем, а мысли накапливаются, перемежаются, сортируются. Много мыслей. Даже слишком много.
  - Не удумай только чего дурного, Лёвушка. - умоляюще сложила ладони старушка. - Помни об ограничениях.
  - Это я помню... - Лев Моисеевич покосился на Евпсихия Алексеевича. - Ничего такого странного я и не выдумываю.
  Евпсихий Алексеевич иронично кивнул.
  - А что стало с Васильичем и Викентием Павловичем после того, как они выползли из реки?.. - спросила крыса Маруся у Варвары Мстиславовны.
  - Замёрзли. Так же быстро и беспомощно, как и их жертвы. - несколько равнодушно ответила Варвара Мстиславовна. - Когда они выбрались из реки, то первым делом решили добираться до ближайшего жилья, чтоб высушиться и согреться, поскольку даже спички сухой у себя не обнаружили. Но впопыхах не смогли правильно сориентироваться, поругались и зашли уж вовсе в какую-то глухомань. Там обессилили окончательно, замёрзли и померли.
  - И тел их не нашли?
  - Да никто и не искал особо. Пока все были заняты гибелью студентов, про исчезновение этих двоих только в районном отделении милиции по месту жительства знали. Родственников нет, от приятелей толку мало, любимых женщин не завели... Ну вот кто бы о них стал всерьёз беспокоиться?
  - А как же так получилось, что они обрели своё местечко в раю?.. - спросил Евпсихий Алексеевич. - Я раньше в загробное существование не шибко верил, но полагал, что ничего хорошего таким людям после смерти не обещано.
  - Почему же вы решили, Евпсихий Алексеевич, что им хорошо?.. - деликатно улыбнулась Варвара Мстиславовна. - Им совсем не хорошо, они маются. Они повинны в совершении страшного злодеяния, но они не виновны в добровольном служении Злу. Они сами являются жертвами Зла.
  - Ну, это всё понятно... кто кого больше мучает: мучитель жертву или жертва мучителя - вот вечная загадка. Но вот эти двое навсегда застряли здесь?.. Не предвидится ли для них другого местечка, более утешительного или, напротив, взыскательного?
  - Дело в том, что они только корчат из себя нахалов и циников, но им очень понятны муки совести, и они осознают всю справедливость этих мук. И если б они самостоятельно выбирали своё место в вечности, то выбрали бы даже не это поприще, где находятся сейчас, а самый жалкий уголок рая, в самом его конце.
  - А разве рай где-нибудь заканчивается?.. Разве может рай где-нибудь начаться и закончиться?..
  - В мире нет ничего бесконечного. Всё - даже рай - заканчивается там, где вы этого захотите.
  Варвара Мстиславовна очертила указательным пальцем в воздухе круг, и тот на мгновение вспыхнул лучистым светом, изогнулся пленительной улыбкой и исчез.
  - Ах, если бы у меня была такая бабушка!.. - открыв рот от изумления, быстро захлопала в ладоши Улинька. - Я была бы самая-самая счастливая!.. Даже счастливей дедушки Лёвы!..
  Взрослые ласково зашушукались, посылая девочке одобрительные взгляды, а фигурки человечков, на которых до сих пор не обращали особого внимания, завозились суетливыми механическими движениями и зазвенели одобрительным смехом.
  - Имеете ли вы сведения, как и где умудрились подхватить бубонную чуму?.. - неожиданно, но очень осторожно спросила Катенька у старушки. - Нам недавно Лев Моисеевич рассказал правду о причине вашей смерти, и она нас весьма озадачила.
  - Катенька, не обижайся, милая, но нельзя делиться знаниями с человеком, который всё поймёт не так как надо, и будет использовать полученные знания во вред себе и другим.
  - А если не будет?.. Нельзя же вот так сразу определить в человеке его непомерную склонность к вредительству.
  - Нельзя. Поэтому лучше всего молчать и выжидать, когда человек добьётся правды сам для себя.
  - Но ведь этак можно и до естественного отбора договориться. Особенно если захочется оправдывать любую подлость, творящуюся на земле.
  - Катенька, человек, желающий оправдать любую подлость - тем более свою - всегда найдёт для этого возможность.
  - А что плохого в естественном отборе? - поёрзал на троне Евпсихий Алексеевич. - Естественный отбор - это не вымысел апологетов атеизма, это энергетический факт, а значит имеет божественную суть. Само пространство нашей жизни, отредактированное нами же, но при помощи высшего разума, ориентируется на две правды: на внешнею, суррогатную, и на внутреннею, подключённую одновременно к знаниям и к интуиции. Если внешняя правда оказывается жестокой, то это очень явственная жестокость, и она порицается всеми здравомыслящими существами. А вот про нашу внутреннюю безжалостность, возможно, никто и не узнает; и вот лучше бы её опасаться по-настоящему, а не естественного отбора.
  - Эта внутренняя безжалостность является главным стимулом для искусства. - заметила Катенька. - Не будешь же ты возражать против искусства?
  - Про искусство вообще - не буду, а вот про искусство в частности... - скорчил недовольную мину Евпсихий Алексеевич. - Что это такое бывает за искусство, когда его производители только и умеют, что срисовывать или списывать гормональные реакции с женских половых органов, выдавая эти картинки и сочинения за пространство мысли выдуманных персонажей, которого мы сами - живые, настоящие - не имеем?.. Не желаю я такого искусства.
  - Ты утрируешь, Евпсихий. - поморщилась Катенька. - Отстань!.. Варвара Мстиславовна, голубушка, значит, вы полагаете, что мы ещё не готовы узнать всю правду?.. Даже пребывая в раю, где должно обретаться торжество правды?..
  - Вы слишком беспокойно себя ведёте, Катенька. - сказала старушка. - Не только ты лично, а вся ваша компания. И это говорит о том, что вовсе ни в раю вам следовало бы сейчас находиться, это не ваша обитель. Вы просто ещё не умерли. И вот чего я понять не могу: как вас угораздило помереть немёртвыми?.. Объясни мне, Лёвушка.
  - Варенька! - устало взмахнул рукой Лев Моисеевич, не имея сил на объяснения. - Я всё думал, что ты мне это дело как-нибудь растолкуешь, а ты сама не знаешь.
  - Тут такая ситуация, Варвара Мстиславовна. - с небольшими паузами заговорил Евпсихий Алексеевич. - Дом в котором мы проживали - кстати, он и вам хорошо знаком, и вы в нём проживали вплоть до своей внезапной и очень странной кончины - так вот, Варвара Мстиславовна, этот дом, кажется, был взорван. Или разрушен каким-нибудь иным, неведанным нам путём. Трагедия случилась ровно в полночь, буквально совсем недавно, и если нельзя назвать с точностью количество погибших в результате этой трагедии, то можно увериться, что пятеро, попавших чуть ли не в эпицентр взрыва, присутствуют здесь.
  - Даже шестеро. - указала Катенька на неподвижное человеческое тело на шестом троне.
  - Даже шестеро. - подтвердил Евпсихий Алексеевич.
  - Понимаешь, Варенька... - пробормотал Лев Моисеевич. - Мы сами ничего не понимаем. Если можно существовать живыми в оболочке мёртвых или наоборот - значит именно так мы и существуем, хотя вряд ли кому из нас это приходится по нраву. Но нам ещё думается, что если мы собраны в столь диковинном месте и в столь аффектированных условиях, то это неспроста. Нам думается, что мы можем как-нибудь догадаться о причинах недавней трагедии, пресёкшей обычный ход вещей, отыскать виновного, и получить ту правду, которая не пойдёт нам во вред. Правду, которая поможет нам как-нибудь продолжить существование полноценного свойства.
  - То есть, ты хочешь вернуться к прежней жизни, Лёвушка?
  - Не совсем к прежней, Варенька! - запротестовал Лев Моисеевич. - Только к той, которой я достоин. Но в условиях более естественных для живого человека.
  - Ну да... ты ведь ещё живой человек, и по-прежнему нуждаешься в живом счастье...
  - В обычном!! - немного поправил старушку Лев Моисеевич. - Мне бы такое счастье, чтоб было всё понятно и последовательно обустроено.
  - Я ведь и не спорю с тобой, Лёвушка, и не думаю, что ты заблуждаешься в желании иметь понятное счастье. Как бы то ни было, а счастье живых обретается во взаимодействии справедливости и ясности. Хотя каждый человек неповторим, и каждый способен раздвинуть своё пространство желаний до непомерных высот, но мало кто способен рискнуть и прикоснуться к тому, что можно посчитать за чудо.
  - Да, Варенька, и ведь хорошо, что мы именно так живём!.. - взволновался Лев Моисеевич. - Живём по-настоящему, зачастую и не понимая точно, как мы это делаем и кто нам в этом помогает. И то, что должно посчитать за чудо, мы чаем всего-то иллюзорностью, и иногда не знаем, куда бы нам от этой самой иллюзорности подеваться. Трепещем умишком, наделяем всё нам непонятное хоть каким-нибудь смыслом, даже если этот смысл нам лично чужд и неэтичен. Но ведь счастлив только тот, кто величественен в простоте своей. Кому нужно не больше того, что даётся.
  - Хорошо, Лёвушка, что ты думаешь именно так. - сказала Варвара Мстиславовна. - Очень хорошо.
  Девять нарисованных человеческих фигурок зябко затормошились и залопотали утомлёнными заикающимися голосами что-то тревожное, поглядывая на теремок, имея в виду его жарко натопленные комнаты.
  - Подмораживать стало, Лёвушка, и пора мне отсюда идти восвояси. - вздохнула Варвара Мстиславовна. - Настало время нам прощаться.
  - Как прощаться?.. Уже?.. - всплеснул руками Лев Моисеевич.
  - Да, уже пора прощаться, Лёва, время летит незаметно. - чуть поклонилась Варвара Мстиславовна и направилась к теремку. - Если у тебя получится поймать и наказать тех, кто заслужил наказания - сделай это!.. Только не возомни себя Бог весть кем, будь благоразумен. Прощай, Лёвушка!..
  - Варенька! - с чудаковатой счастливой грустью шептал Лев Моисеевич, провожая взглядом любимую супругу, понимая, что в следующий раз им доведётся встретиться уже по-настоящему и насовсем.
  Старушка открыла дверцу в теремок, запустила внутрь суетливо подскакивающих человечков, зашла сама последней, повернулась, чтоб помахать рукой напоследок, и затворила дверь. Теремок замер и словно бы завис в тишине, поглотившей снежную поляну, даже дым из трубы застыл прядью длинных выжжено-седых волос.
  - Нет уж, на этом всё у нас не кончится. - с дурашливой нахальной взрослостью вдруг проговорила Улинька. - В здешних краях всё очень-очень не просто.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:09
  
  Девочка оказалась права.
  Огромные ледяные статуи, расположенные позади тронов, затрещали подталым размякшим хрустом, исторгнули ворчливый завораживающий гул и в одно мгновение раскололись на мелкие ледяные искры, снежные фонтаны и серебряные серпантины, которые с игривым проворством преобразовались в многочисленные аркады гирлянд. Точно такими же гирляндами, собранными из ярко-горящих разноцветных фонариков, в обычном мире украшали - очень просто и мудро - бесконечные линии шоссе новогодних городов, праздничные парадные ёлки и витрины неугомонных магазинов. Волны клокочущих воздушных потоков смели с арены весь снег, раскрыли, расположенную точно по центру, картинно-рельефную дыру, в которую, словно в прожорливую воронку, затянуло столб с табличкой "ПЕРЕВАЛ ДЯТЛОВА", бревенчатый теремок, поленницу дров, осколки статуй и сами воздушные потоки. Арена приняла вид чистейшего гладкого зеркала, и все шестеро визитёров, оцепенело восседающие на тронах, отразились в этом зеркале с несколько странноватой ясностью: как будто это не отображения, а их натуральные двойники парили над ареной.
  - Девочка, девочка!.. Тебя ведь зовут Улинькой? - воскликнула Улинька, обращаясь к своему отображению, и оно вдруг озорно дёрнулось, рассмеялось и закивало головой, подтверждая, что именно так его и зовут.
  Затем все шестеро двойников эластично завибрировали, очертания тел и лиц поддались нарастающей пульсации, спешно преображающей их в нечто другое. В одном угадывалась фигура писателя Достоевского, сидящего со спокойно-ироничным напряжением, поместив ногу на ногу и сложив руки замком на колене; в другом виделся зыбкий лик Христа, срисованный с туринской плащаницы; вместо Улиньки определился чопорный бородатый гном, с кайлом в руке и с изрядно набитым мешком за плечами; крыса зафиксировалась в виде каменной монолитной головы с большим впадинами глаз и вызывающе-убедительным носом; себя Евпсихий Алексеевич увидел как длинноволосого смазливого подростка, подбирающего аккорды на раздолбанной электрогитаре, от усердия позабывшего обо всём на свете и облизывающего кончиком языка пересохшие губы; Катенька предстояла в облике созерцательно-томной бледной дамы, покрытой грубой белой тканью, напоминающей саван, и лишь исключительно яркие красные глаза - своим несдерживаемым пылом - выдавали в ней присутствие огромной страстной жизни. Пульсация принялась молниеносно ускоряться, окончательно искажая хоть какое-то подобие ясности, и очень скоро все шестеро отображений растворились в воздухе, сохранив арену абсолютно голой. Но недолго ей довелось пустовать.
  По гладкому зеркалу арены, словно по ледовому катку, заскользил широко улыбающийся снеговик, слепленный из непривычно-пушистых снежных шаров, с фривольным небольшим ведёрком на голове, вместо шляпы, и остро заточенной морковкой в качестве носа. Казалось, что слишком огромные и неудобные коньки достались снеговику, и обращение с ними требует повышенного мастерства; но именно это мастерство, вкупе с природной беззаботностью, и имел чудаковато прикативший снеговик. Чередуя забавную неуклюжесть со своенравной ловкостью, вызывающей у зрителей тихий озадаченный восторг, и насвистывая сам для себя мелодию шутливого вальса, снеговик несколько минут наяривал косоватые круги по площадке, совершил несколько эффектных прыжков (один раз чуть ли не вылетев за пределы арены), проскользил на одной ноге, держа другую строго поднятой и вытянутой, а затем остановился в центре, крутанулся и застыл в умилительной позе.
  - Как же замечательно уметь кататься на коньках! - радостно зааплодировала Улинька. - Ах, кабы мне приспичило уметь кататься, я бы стала самой-самой настоящей чемпионкой, и мама обзавидовалась бы моим медалям.
  - Всему своё время, деточка... всему своё время... - проговорил Евпсихий Алексеевич.
  - В нашем городе, когда оттепель настаёт, то на улицу лучше не выходить. - грустно пожаловался Лев Моисеевич. - Запросто поскользнёшься да шлёпнешься, поломав себе что-нибудь необходимое. Я только по острой нужде из дома выхожу, а пока иду - весь переругаюсь.
  - Люди и летом на ровном месте, бывает, падают. На двух-то ногах ходить тяжело. -созорничала крыса Маруся.
  - Тяжело. - вздохнул Лев Моисеевич.
  - Я раньше обожала ходить на каток. - задумчиво принялась рассказывать Катенька. - С самого детства любила кататься, как только папа выучил меня стоять на коньках. Даже со своим будущим мужем Ванечкой я познакомилась на катке, хотя мне и было тогда лет пятнадцать, и совершенно точно, что в отличии от многих девочек своего возраста, я о замужестве всерьёз не помышляла. Тем более не могла заподозрить, что вот именно этот напыщенно-нахальный паренёк станет моим мужем.
  - А он очень был нахален? - встрепенулся Евпсихий Алексеевич.
  - Очень. - кивнула головой Катенька. - Но мне хочется вам рассказать не о своём давнем романе, а про то, как я случайно угодила в сумасшедший дом, точнее говоря в тот бредовый антураж, который свойственен сумасшедшим домам. А поскольку я была совсем девушкой - мне только-только исполнился двадцать один год - то испытала ещё неведомое мне чувство ужаса. Однажды, в тот спортивный комплекс, куда я каждое воскресение ходила покататься для собственного удовольствия, привели группу детишек из интерната для умственно-отсталых... мне совсем не нравится вот так категорично говорить про людей, тем более про детей, что они умственно-отсталые (это очень жестоко звучит и унизительно по отношению к людям, которые не виноваты в своей беде), но я не знаю, как сказать иначе... Их привели с какой-то лечебно-профилактической целью, не совсем ясной, кажется, и для самих педагогов, поскольку они, в основном, просто наблюдали за поведением детей, не стараясь что-то подсказать и чему-то научить. Причём, слишком много оказалось на ледовой площадке этих детишек, хотя никто из них не имел коньков, и они просто бегали в валенках по льду, скользили, запросто шлёпались, не чувствуя боли, и как-то заморочено суетились, радуясь самим себе. Ещё надо сказать, что вот эти самые детки, страдающие аутизмом, способны очень долго крутиться на одном месте, подвывать и махать руками, чтоб каждую секунду чувствовать своё тело и свою душу, чтоб знать, что они по-прежнему существуют, что никто их насильно не удерживает. Просто, у подруги моей мамы был сынишка, страдающей от этой напасти, и мне доводилось наблюдать, как этот пятилетний карапуз самозабвенно кружится на месте, и никогда меня это не пугало, а вызывало скорей любопытство. И вот тут, на катке, сначала один ребёнок остановился, как вкопанный, замахал руками, как бы отгоняя нахлынувшую непонятную тревогу, но ничего не отогнал и стремительно закружился. Затем ещё один, явно поддавшись его примеру, завертелся с какой-то невозможной скоростью и визгом, больше напоминающим жужжание огромного насекомого. А затем и все остальные детки принялись бешено вращаться, что-то подвывая и подкрикивая; и это зрелище приобрело завораживающий вид, лишённый каких-либо жутковатых предчувствий. Но вот один из детей - мальчик, который до сих пор сдерживался от общего психоза и скромно сидел на стульчике зрительской трибуны - вдруг соскочил с места, схватил меня за руку и вытащил на середину ледовой площадки, где принялся вращаться с той же бешеной скоростью, что и его приятели, при этом извлекая не вой и не крики, а счастливый заливистый смех. И меня захлестнуло чувство, что я сейчас не удержусь и заверчусь на месте, завою какую-нибудь странную заклинательную песню и стану точно такой же, как все эти дети, и больше никогда не буду прежней!.. Это было необычайно раздражающее чувство для меня, оно принимало форму абсурдной категоричности, неумолимости, и я поддалась жуткой панике, я с пронзительным воплем бросилась вон из помещения, на улицу, даже не переодеваясь в будничную одежду и не снимая коньков. Я летела по городу, никого не замечая, слёзы ручьём текли по лицу, и я бормотала какую-то чепуху, требующую не столько помощи неизвестно у кого, сколько желания как можно быстрей убежать от катка и этих ужасных детей. Я даже не задумывалась о том, что могут подумать люди, с которыми я сталкивалась на улице, и которым было очень в диковинку увидеть такую странную плачущую девушку, скользящую на коньках. Только когда я прибежала домой и залезла, не раздеваясь, под одеяло, только тогда постепенно успокоилась, перестала дрожать, и почувствовала стыд за то, что со мной случилось. А уж представляете себе, как была напугана моя мама, которая оказалась тогда дома?.. Она постучала в запертую дверь комнаты и потребовала, чтоб я немедленно рассказала всё, что произошло. А я лежала под одеялом, сжавшись в комочек и не давая воли шевельнуться ни одному своему пальчику, хлюпала носом и думала, что как всё-таки мало надо человеку, чтоб почувствовать себя счастливым. Для этого надо либо быть абсолютно сумасшедшим, либо понимать, что ты - слава Богу - ещё не сошёл с ума!..
  Несмотря, на тревожно-обескураживающий и очень личный рассказ Катеньки, слушатели не могли не улыбнуться на её последние слова.
  - На горку всегда трудней забираться, чем скатываться с горки. - задумчиво произнесла Улинька. - Верно, что и с ума сойти проще, чем зайти на ум.
  - Это уж точно. - усмехнулись крыса и Лев Моисеевич.
  - Я знаю, что ты долгое время не ходила на каток. - произнёс Евпсихий Алексеевич, сопереживая любимой женщине. -Только в этом году, зимой, решилась сходить.
  - Да, в этом году я наконец-то решилась... - сказала Катенька. - Для первого раза я выбрала раннее утро, посчитав, что ещё никого не будет на катке, и никому не доведётся потешаться надо мной. И так странно было заново привыкать стоять на коньках, скользить по пустой площадке, проделывать какие-то несложные фигуры, и при этом ни разу не упасть - как будто я и не прерывала своих занятий за всё это время. У меня получилось преодолеть свой страх и закружиться на месте, и даже с некоторой нетребовательной лёгкостью это получилось. Просто вытолкнула из себя всё ненужное, захламляющее надобность в простых человеческих удовольствиях.
  - Значит, надо было просто взять и решиться? - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Да, надо было просто подумать и заставить себя.
  - Каждое слово имеет свою ценность, но каждая мысль бесценна... - желая лукаво помудрствовать, высказалась крыса Маруся, но тут же широко улыбнулась, обнажая великолепные резцы. - Как, возможно, говаривала супруга Льва Моисеевича - любезнейшая Варвара Мстиславовна: у дураков мысли сходятся; дураки верят, что все умные мыслят одинаково!..
  - Ничего подобного она не говаривала. - буркнул Лев Моисеевич.
  - Я не настаиваю. - понизила накал улыбки крыса.
  - У меня придумался стишок, давайте его послушаем! - тут же сочинила и прочитала свой забавный стишок Улинька:
  
  "Если б все сошли с ума
   - люди, кошки, птицы -
  кто бы рассказал тогда,
  что надо всем в больницу?..
  
  И не знали бы тогда
  - птицы, кошки, люди -
  что теперь у них ума
  никогда не будет!.."
  
  - Ох, девочка, девочка!.. - тревожно покачал головой Лев Моисеевич.
  Впрочем, все остальные с похвалой отнеслись к творчеству ребёнка. Жаль, что сейчас им было немного не до стихов. Улинька немного обиженно поджала губки.
  - Интересно, вот сумасшествие - это чаще всего наследственная болезнь или им можно заразиться, например, как это чуть было не случилось со мной?.. - спросила Катенька.
  - Ну, не факт, что ты заразилась бы. - сказал Евпсихий Алексеевич. - Возможно, поддалась бы на некоторое время общему безумству, точь-в-точь, как танцующие люди из средневековых городов, про которых нам недавно поведала Маруся. Тут ведь важно прийти в себя и отдать отчёт, что только что ты совершила несвойственный тебе поступок, за который тебе очень стыдно, неприятно. Чувство стыда - если оно не принимает излишне обострённой формы - указывает на отсутствие психической болезни. Но вообще-то сумасшествие заразно, в этом нет никаких сомнений, вспомни хотя бы Чехова, его книгу "Палата ?6".
  - Вот я тоже подумала про Чехова и его книгу. Но, если сумасшествие большей частью передаётся по наследству, то как можно вовремя распознать, подвержен ты ему или нет?.. Как быть человеку, уже пожившему во вменяемом состоянии какой-то значительный срок, и совсем не желающему завтра бежать по улицам, сбивая прохожих и лопоча какую-то чепуху?.. Есть ли возможность угадать свою предрасположенность к безумию, чтоб преодостерчься?.. Какое-нибудь лекарство вовремя выпить?..
  Евпсихий Алексеевич пожал плечами, сотворив на лице неутешительную задумчивость.
  - Хироманты говорят, что по линиям на ладошке можно определить не только продолжительность жизни, но и некоторую её причудливость. - сказал Лев Моисеевич.
  - А вы верите в хиромантию? - удивилась Катенька.
  - А вы не задавайте лишних вопросов, а сами проверьте, что у вас на ладошках имеется - может быть и разглядите много чего любопытного!
  Все незамедлительно уткнулись в свои ладони, растопырив пальцы. Так же и крыса Маруся, озабоченно обострив глазки, уткнулась в свою чутко-когтистую лапу. Лев Моисеевич озорно расхохотался.
  - Конечно, я вас дурю, друзья мои, ни в какую хиромантию я не верю. - сказал он, демонстративно постукивая указательным пальцем себе по лбу. - Вы бы ещё попробовали по ладошке обнаружить ингредиенты святости, чтоб вызвать сюда архангелов и потребовать от них к себе особого уважения.
  - Лев Моисеевич, вы иногда бываете очень неприятным стариком, хочется с вами поругаться. - вспылил Евпсихий Алексеевич.
  - Да и ругайся, мне-то что. С меня теперь всё, как с гуся вода.
  - Конечно, если вас просто старым дураком назвать, то оно и сойдёт, как с гуся вода, а вот я решусь найти слова покрепче.
  - Тот факт, что ты склонен к агрессии, Евпсихий, это неприятный факт. - вздохнул Лев Моисеевич. - На ладошке-то у тебя может обнаружиться какая угодно линия, и куда угодно она может завести (даже в самые светлые-пресветлые дали, где, кроме тебя никому и местечка не найдётся), но вот точно могу сказать, что ты психически неуравновешен.
  - Да не говорите ерунды. С чего бы я стал психом?..
  - Ну, не псих, а так что-то рядом... Ты вот эпилепсией никогда не страдал?.. Хотя бы в детстве?.. Агрессия и эмоциональная раздражительность - это то, что сопровождает плохо вылеченных эпилептиков всю жизнь. Начинается всё от недостатка кислорода, которое мозг испытывает во время приступов эпилепсии, а затем мозг сосредотачивается на нехватке всего, чего бы ему пожелалось в этой жизни, и злится.
  - Лев Моисеевич, какой бы не была моя эмоциональная раздражительность, но вот ваша эмоциональная тупость выведет из себя кого угодно.
  - Так ты не сказал, Евпсихий, страдал ты в детстве от эпилепсии или не страдал?
  - Никакой эпилепсией я не страдал!.. Глупый, вредный старикан!!
  - Наверное, просто не помнишь. Так бывает. Многие не помнят всех бед, что навытворяли в младенческие годы.
  - Шут гороховый!! - огрызнулся Евпсихий Алексеевич.
  - Прекратите ругаться, вы же взрослые люди! - повысила голос Катенька. - Лучше присмотритесь к новым переменам у нас!.. Будьте осторожны: как бы фонарики по головам не вдарили со всего маху!.. Хотя, может быть, тогда и образумитесь.
  Едва девочка Улинька собралась всхлипывать носом, огорчённая тем, что двое её взрослых друзей взялись слишком сердито ругаться, как новогодние гирлянды испуганно встрепенулись, затрещали, замигали бестолочными огоньками и принялись разрушать свои пафосные праздничные каскады, перепутываясь в огромные колючие клубки. Треск внутри клубков неумолимо нарастал, рассыпались разноцветные слепящие искры, одержимые кипучей деятельностью, и в атмосфере обнаружилось неясное напряжение. Тогда клубки принялись со свистом разматываться, разваливаться, разлетаться в разные стороны и заново схлёстываться, соединяться, принимать формы гигантских линий электропередач с тщательно выстроенными из железных арматур высоковольтными опорами, напоминающими крепостные башни. Зрелище было захватывающим и вызывало у наблюдателей желание самим рвануть вперёд, броситься в сверкающий мир высокого напряжения.
  Но тут раздался призывно-звонкий звук, напоминающий щелчок пальцев, и снеговик, до сих пор прибывающий в неподвижности на арене, торжественно взмахнул руками и заявил:
  - А мальчик-то взял и вырос!!
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:10
  
  Очень неожиданно прозвучало заявление снеговика, и все растерянно переглянулись. Искры прекратили фонтанировать, а в переполошенном пространстве установился ровный, умело сдерживаемый свет.
  - Что ещё за мальчик? - решилась спросить крыса Маруся.
  - Да тот мальчик, что вашу Катеньку на лёд вытащил и чуть было дурочкой не сделал. - с готовностью ответил снеговик. - Должен вам сообщить, что вырос мальчик - только представьте себе, до чего живуч оказался - образование получил, на работу устроился в городскую службу энергосбыта... Да вот, кстати, и он сам!..
  И снеговик указал на шестой трон, где покоилось неподвижное тело, и из-за спинки которого плавно вылетел кряжистый моложавый дядька в тщательно-выстиранной рабочей спецовке, с двумя механически-лениво хлопающими крыльями, надетыми на плечи при помощи ремней. Дядька никуда не торопился, хотя не был похож на лентяя; напротив, в нём угадывался ум старательный, любящий покопошиться в заковыристых процессах. Его простоватое честное лицо несколько портили субтильная бородка клинышком и косоватые глаза, выражающие ту азартную прозорливую злость, что присуща трудолюбивому человеку, не зашоренному на стереотипах.
  - Денис Прокопыч! - крикнул ему снеговик. - Не узнаёте вашу старую знакомую?..
  - Кто такая?.. Где?.. - пролетел чуть вперёд Денис Прокопьевич, не торопясь приземляться.
  - Да вот же она. - ткнул пальцем снеговик в Катеньку. - Ну, постарела, конечно, бабёнка, пополнела - чего уж греха таить - но я бы такую милашечку из тысячи узнал.
  - Поосторожней с "милашечкой"! - напыжился Евпсихий Алексеевич.
  - Ха-ха, смотрите, он ещё и ревнует!.. - сложил руки на животе снеговик, делая вид, что сейчас начнёт угорать со смеха.
  - А это кто? - Денис Прокопьевич с угрюмой дотошностью присмотрелся к Евпсихию Алексеевичу, лишь промелькнув взглядом по Катеньке.
  - Да откуда мне знать, кто все эти люди?.. Они вон даже мышь с собою притащили. Неужели ты думаешь, что я каждую мышь на земле должен знать??
  - Я не мышь. - хлёстко изрекла Маруся.
  - Здрасьте!.. Кто же ты такая?
  - Крыса.
  - А какая разница?..
  Крыса посмотрела на своих друзей, выражая абсолютное непонимание, как можно дальше общаться с подобным существом.
  - Здравствуй, Катенька. Тебя и не узнать. - подплыл поближе к Катеньке дядька, осторожно хлопая крыльями.
  - Ну, здравствуй... - совершенно не понимала, о чём положено говорить в подобных случаях Катенька. - Как тебе живётся здесь, Денис... Денис Прокопыч? Давно ли ты умер?..
  - Да так... Умереть в вашем мире не сложно.
  - Током его шарахнуло, когда в распределительный щиток полез без резиновых перчаток. - выдал приятеля снеговик. - Оттого, что слишком умным себя считает, и думает, все правила техники безопасности не про его душеньку написаны.
  - Нельзя жить только по правилам.
  - Нельзя всегда всему идти наперекор. Ты вот шёл, а затем помер раньше времени. Сорян, бро, но я тебе не завидую.
  - Я, между прочим, и не жалуюсь, что помер раньше времени. Ты лучше скажи, зачем меня сюда вызвали по срочному делу?.. Катеньку-то я увидеть рад, хотя обстоятельства встречи слегка эксцентричные, но не ради же Катеньки меня сюда вызвали?..
  - Да какая там Катенька?.. Хрен бы с ней, с твоей Катенькой! - с лёгкостью завзятого озорника произнёс снеговик, и нахально зыркнул на Евпсихия Алексеевича, ожидая его сердитой реакции. - Там, внизу, что-то непонятное случилось с электричеством, половина города без света осталось. Хорошо, что у них ночь, но ведь надо что-то делать.
  - А я что сделаю?
  - Ты же электрик, Дениска, придумай что-нибудь!..
  - Я тебе тысячу раз объяснял, что под нами, на земле, находится геопатогенная зона. Там что ни делай - всё себе дороже обойдётся. Лучше по пустякам не вмешиваться.
  - Да кабы были пустяки, тебя бы и не вызвали. Там что-то серьёзное. Да ты сам спроси, что случилось; не строй из себя бездушного гомункула!!
  - Хм... Что произошло в городе? - спросил Денис Прокопьевич, обращаясь к Льву Моисеевичу, принимая его за самого старшего и понятливого.
  - Наш дом, кажется, разрушили в пух и прах. - соответствующим движением рук обрисовал ситуацию Лев Моисеевич. - Возможно, что кто-то умер, а кто-то остался жив. Больше я ничего не знаю.
  - Война что ли началась? - ничуть не изменился в лице Денис Прокопьевич.
  - Вряд ли война началась... а, впрочем, я не знаю... - развёл руками Лев Моисеевич.
  - Да какая война? побойся Бога! - развязно залопотал снеговик. - Была бы война, у нас тут давно бы шухер поднялся. У райских врат очередь бы выстроилась... Нет, войной у них не пахнет, хотя - честно говоря - у меня иногда пукан подгорает от новостей с земли-матушки. Сплошной зашквар. Вот раньше народ в рай прибывал, ты только вспомни: учителя, доктора, рабочие с заводов, космонавты - мирные, вообще-то сказать, люди, с тонкой душевной организацией. Разве что от рок-музыкантов было маленько беспокойств, но зато они всегда готовы для поднятия настроения песенку спеть или сыграть что-нибудь этакое, очешуенное. А сейчас смотри, что делается: то драгдиллера сюда какой-то чёрт занесёт, то лайф-коуча, то краудфандинга... Вот кто это такой - краудфандинг - ты понимаешь?.. Откуда у него в организме душа выискалась, чтоб претендовать на своё место в райских кущах??
  - Не мели чепухи. У всех живых имеется душа.
  - Да вот кабы про живых речь шла, а то - краудфандинг!!
  - Оставь в покое всех этих краудфандингов, надо подумать, что нам с освещением города делать.
  - А что тут особо думать?.. Я помню, что тебе, лет десять назад, на складе выдали пару солнц, и как раз на непредвиденный случай. Вот он и подоспел - непредвиденный.
  - Во-первых, мне выдали не сами солнца, а солнцесуррогаты. А во-вторых: десять лет - срок немаленький для современного технического прибора, можешь мне поверить. Они уже испортились наверняка.
  - Брось ерунду молоть, Дениска, у нас качественный товар на складах, чего ему портиться.
  - Нет, одно солнце наверняка перегорело, кстати сказать, потому что я уже использовал его. Когда землетрясение случилось в Японии с аварией на атомной станции Фукусима. Я вот только точно не помню, перегорело ли оно.
  - Ну так проверь.
  - Ну так доставай свой тестерный прибор, будем проверять.
  Снеговик с готовностью приподнял на голове ведро и вытащил из него лёгкое небольшое устройство, в виде пластиковой коробочки с несколькими отверстиями под разные цоколи и с монотонно подмигивающим индикатором.
  - Суй сюда свои суррогаты. - указал снеговик на самое мелкое отверстие.
  - Я всё знаю. - высокомерно произнёс Денис Прокопьевич. - Тоже мне умник нашёлся.
  Дядька вытащил из боковых карманов спецовки два прозрачно-тусклых шара, больше напоминающих обычные бытовые электролампочки, нежели солнца.
  - Вот сам ввинчивай. - протянул он оба шара снеговику. - Раз такой умный.
  - Мне нельзя, у меня специального допуска нет.
  - Ввинчивай, я никому не скажу.
  - Тогда начнём с этого! - снеговик оказался очень довольным, что ему доверили важное и интересное занятие, схватил один из шаров и прошуршал по нему ладонью. - Явно ещё не балованное солнышко, на нём ни царапинки.
  Снеговик нащупал в шаре совершенно невидимую щёлочку, просунул в неё свой палец и вытянул тонкий стекловидный цоколь. Затем он тщательно подул на шар, прогоняя случайные пылинки, и осторожно ввинтил его в нужное отверстие коробочки. Шар даже не блеснул.
  - Я же говорил, что одно солнце перегорело, давай другое попробуем. - сказал Денис Прокопьевич.
  - Давай другое. - снеговик вернул испорченный шар дядьке, взял второй и озабоченно вздохнул. - Хрупкая вещь, правду сказать, с ним надо быть осторожней. А ты его в карманах таскаешь, будто простой гаечный ключ.
  - Ввинчивай, не отвлекайся.
  - Сейчас. - снеговик столь же тщательно принялся дуть на шар, изгоняя пылинки, но, кажется, не слишком поусердствовал на этот раз, и одна из пылинок залетела ему в рот. Снеговик брезгливо зачавкал своей странной рыхлой пастью, норовя сплюнуть неприятную пылинку, но только закашлялся, тяжело задышал и потрясающе громко чихнул.
  - Будь здоров. - едва успел пошутить Денис Прокопьевич, как увидел, что шар из рук снеговика упал на лёд и стремительно покатился прочь. - Не дай ему сбежать! хватай быстрей!..
  - Стой, кому сказал! - заорал снеговик, подпрыгнув на месте. - От меня не убежишь!..
  Снеговик навострился ринуться в погоню за солнцем, но неосторожно взмахнул рукой, которой держал пластиковую коробочку, и треснул этой самой коробочкой себе по лбу. Коробочка была не слишком тяжёлой, и, наверное, снеговику было не столько больно, сколько обидно, поэтому он быстро очухался, почесал ушибленное место и забегал глазами в поисках солнца:
  - Где оно??
  - Вон оно где!! лови его!! - в один голос крикнули Катенька, Евпсихий Алексеевич и Лев Моисеевич, а Улинька - слишком по-ребячьи повизгивая - принялась тыкать пальчиком в улепётывающее солнце, подсказывая снеговику направление.
  Снеговик рванул за солнцем со скоростью завзятого конькобежца, но предательски поскользнулся, шумно завилял всеми частями тела, выпалил всего одну фразу - короткую, грубую и совершенно невразумительную - и рухнул на лёд животом вниз.
  - Поймал? - подлетел к нему Денис Прокопьевич.
  Снеговик озадаченно пошарил у себя под животом, ничего не нашёл и тягостно вздохнул:
  - Нету его тут, Дениска. Не поймал я его.
  - Куда же оно подевалось? - оглянулся по сторонам Денис Прокопьевич.
  - Не знаю, бро. Чё-то я приуныл.
  - Надо поискать. Не могло же оно с концами исчезнуть.
  - Поищи, дружище. Оно должно быть где-то рядом.
  - Здесь, в середине арены находится дыра. - сказала крыса Маруся, до сих пор с молчаливым любопытством наблюдающая за происходящим. - Непременно оно в дыру закатилось.
  - Да не видно что-то никакой дыры. - подлетел к самому центру арены Денис Прокопьевич и потыкал в лёд носком ботинка.
  - Есть дыра. - подтвердил Евпсихий Алексеевич. - Её только не всегда видно. Она по каким-то своим принципам работает.
  - В тамошней дыре много-много чего необычного. - с задушевной радостью проговорила Улинька. - Там теперь, как в чулане у моей тёти Нюры из деревни: можно найти миллион богатств и даже прабабушкину швейную машинку!..
  - Лишь бы саму прабабушку не найти. - мрачно пошутил снеговик. - Что делать будем, Денис Прокопыч?.. Надо как-то этот дурацкий город освещать. Придумай что-нибудь.
  - А что я придумаю? - ещё раз безуспешно потыкал ботинком в лёд Денис Прокопьевич.
  - Шевели мозгами, блин!.. кто тут у нас специалист по чрезвычайным ситуациям: я или ты?..
  - Я всего лишь электрик. Не требуй от меня большего.
  - Хоспадибожемой! Не ври сам себе, Дениска!.. Ты выдающийся специалист и ломовой чувак!.. Сделай же что-нибудь!!
  Восклицания снеговика задели Дениса Прокопьевича за живое. Он нервно затеребил бородку и сосредоточился мыслью на одной из высоковольтных башен.
  - Вот что я придумал. - спустя несколько секунд сказал он, убеждённо кивая головой. - Мы сконструируем трансформаторную станцию, через которую электричество пойдёт от нас на землю. Вот от этой самой ЛЭП, - указал он на башню. - протянем провода к нашей станции. И по моим подсчётам, электричества должно хватить часа на три. Думаю, этого времени хватит, чтоб в городе наладить всё необходимое.
  - Действуй, Прокопыч!..
  - Что значит: действуй?? Помогай!.. Доставай из своего ведра комплектующие устройства.
  - Ван-момент, Дениска!!
  Снеговик с лихостью стащил ведёрко с головы и принялся таскать из него различные штуковины сомнительного технического предназначения, собранные из разнобойных железяк и заковыристых кабелей. Одна штуковина оказалась чрезвычайно громадной, наделённой солидным рубильником, и чтоб вытащить её из ведра снеговику пришлось изрядно покряхтеть. Денис Прокопьевич с завидным мастерством и удовольствием приступил к монтированию трансформаторной станции, начал скреплять все эти штуковины одну с другой, разматывать и перематывать заново кабеля, находить каждому полезному сцеплению и механизму своё место, а всё ненужное закидывать обратно в ведро, вызывая лёгкое брюзжание снеговика. Ведро оказалось издевательски бездонным, а снеговик напоминал циркового фокусника, который вытягивает из кармана бесконечную ленту из связанных шёлковых платков и корчит глумливое изумление. Вслед за железяками, из ведра повалила разная хозяйственная утварь в виде утюгов, микроволновок, щипцов для завивки волос, кофемолок и дрелей-шуруповёртов. Ничего из этого богатства не нашло одобрения у Дениса Прокопьевича, и снеговик засунул их обратно.
  - Сотовых телефонов не найдётся? - с ироничной надеждой вопросил Евпсихий Алексеевич.
  - Да щас, держи карман шире. - отрывисто расхохотался снеговик.
  - Вытащи на всякий случай огнетушитель. - попросил его Денис Прокопьевич. - Если вся эта наша конструкция полыхнёт от перенапряжения, то надо будет тушить.
  Снеговик запустил руку в ведро по самое плечо, долго и взвинчено нашаривал, перечисляя шёпотом всё множество дряни, что некстати попадалась ему, и наконец-то вытащил мощный, торжественно-красный огнетушитель.
  - О, смотри какой: ещё старенький, советский, углекислотный!.. Улётная вещь, надо сказать, ей цены нет!!
  Денис Прокопьевич похвально кивнул головой.
  - Денис Прокопыч... Денис... Я так рада, что ты нам помогаешь! - от волнения заблестели глаза у Катеньки. - Ну, я имею в виду не только нас, которые здесь, а и тех, кто ещё может быть живым на земле, в развалинах нашего дома. Какая-то жуткая трагедия произошла, и в ней обязательно надо разобраться - и непременно разберутся те, кому следует - но сейчас ведь главная задача, это спасать людей.
  - Мне это не сложно.
  - Да, конечно, не сложно... я понимаю... Но ты не так давно проронил одну фразу, и меня она задела. Ты сказал, что не слишком жалеешь, что умер так рано. Тебе совсем не нравилось жить?.. Тебя никак не тянет обратно?..
  - Тут ты права, Катенька, меня сейчас из рая на землю никакими коврижками не выманишь... Да что такое есть - эта ваша земля?.. Всё живое и разумное рождается на ней с целью вечной борьбы за право своего существования, с очень невнятной и зачастую несправедливой возможностью использовать свой разум и талант. Везёт лишь избранным, а все прочие живут для того, чтоб осуществлять изо дня в день один и тот же маршрут, исполнять одно и тоже предназначение, обитать внутри чётко выверенных параллель и перпендикуляров... Зачем мне всё это на земле, если всё это есть и здесь, в раю? Только здесь я - по большому счёту - ни за что и ни за кого ответственности не несу. Поэтому и не страдаю.
  - Денис Палыч, им нас не понять. - с беззлобной небрежностью сказал снеговик. - Да и не надо им нас понимать. Пусть живут, как хочется. Точнее, как умеют.
  - Это да, пусть живут, как умеют... А потому - всё, поговорили и хватит!.. - воскликнул Денис Прокопьевич и отдал приказ снеговику: - Жми на рубильник!..
  - Есть! - снеговик напялил ведро на голову, приложил к нему ладошку, отдавая честь, и затем дёрнул за рубильник.
  И наступила тьма.
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:11
  
  Абсолютно кромешная тьма длилась ровно столько, чтоб никто не успел чересчур перепугаться и запаниковать. А когда Улинька с бесхитростной обидой пожаловалась, что она ничегошеньки-ничегошеньки не видит, а очень хочется хоть на что-нибудь посмотреть, то пространство вздрогнуло, как будто вывернулось наизнанку, и обрело вид бархатного ночного звёздного неба, слегка приукрашенного фантастическими метеоритными дождями и паутинными пятнами космических туманностей.
  Ледяной запах снежной пыли подменился запахом пересушенной звериной шкуры. Арена покрылась спёкшимся пыльным реголитом, напоминающим выпуклую лунную поверхность, местами продавленную обжорливыми кратерами, и подсвеченным изнутри чуть ли не той самой лампочкой-солнцем, что выпала из рук снеговика и затем затерялась. Ни самого снеговика, ни Дениса Прокопьевича с выстроенной трансформаторной станцией на месте уже не было.
  По самому краю арены вытянулась крепкая стена, полученная из скоплений лавовых выбросов, которую зачем-то экипировали оцинкованной сеткой-рабицей, а ближе к центру стояли обычные старенькие детские качели, словно перенесённые сюда из заурядного городского двора. Почему-то казалось не удивительным, что они слегка шатались и зловеще поскрипывали, при том что никаких иных движений на арене не наблюдалось.
  - Улинька, девочка, постарайся ничего не бояться, поскольку мы всегда с тобой рядом. - поспешила высказаться Катенька, заодно успокаивая и себя.
  - Тётя Катя, а я ведь ничуточки и не испугалась, а только подумала, что вот если вдруг испугаюсь, то надо хотя бы знать, чего это я вдруг испугалась... Когда ничего-ничего не видно, тогда не понятно, чего надо пугаться. - пролопотала Улинька.
  - Вот теперь и ты, и все мы видим чего-то, а всё равно не понимаем, нужно ли этого пугаться. - пробормотал Евпсихий Алексеевич. - Кто-нибудь догадывается, что сейчас мы имеем перед собой?
  - Это очень похоже на Луну. - задумчиво сказал Лев Моисеевич. - Лунный ландшафт трудно с чем-либо перепутать.
  - Луна и есть. - согласилась Катенька. - Даже слишком картинная Луна, как будто срисованная из Детской Энциклопедии. Правда, забор и качельки в Детской Энциклопедии отсутствовали.
  - Граждане дорогие! - развязно проговорила крыса Маруся. - У нас, на городских окраинах, каких только ландшафтов не приметишь, а вот этаких лун и не счесть. Особенно на участках заброшенных песчаных карьеров. Там иногда и лунатиков приметишь, очень такого доподлинного свойства: сидят в упоительном самозабвении на гребне базальтовой волны и неспеша разливают по стаканам драгоценную влагу!..
  - Ну, подобных лунатиков, в зимнее время, и в подъездах обычных домов запросто встретишь. - улыбнулась Катенька. - Космос бесконечен, но вот мир тесен.
  - Как говаривала моя всемудрейшая Варвара Мстиславовна, подавая на улице очередному попрошайке: где вороне не летать - всё равно говно клевать!! - вздохнул Лев Моисеевич.
  С искренней, хотя и немного неуклюжей благоговейностью все припомнили добрую старушку.
  - Я вот о чём побеспокоился. - спохватился Евпсихий Алексеевич. - Если сейчас перед нами лежит Луна, то где-то в небе должна находиться наша родная планета. Но где же она?..
  - Земля?.. - призадумалась Катенька. - Действительно, её не видно. Но если перед нами лежит обратная сторона Луны, то она наверняка прикрывает собой нашу планету.
  - Обратная сторона Луны... Я и не подумал, что это может быть та самая таинственная обратная сторона... - мечтательно произнёс Евпсихий Алексеевич и негромко пропел: - The lunatic is on the grass! The lunatic is on the grass! Remembering games and daisy chains, and laughs!..
  - Евпсихий Алексеевич, да у вас не плохой баритон. - капельку иронизируя, похвалила крыса Маруся. - Осталось ещё услышать, как Лев Моисеевич запоёт. В вокальных способностях Катеньки я не сомневаюсь. И затянем мы тут хором со святыми упокой... милое дело!!
  - Сами пойте, что хотите. - отмахнулся Лев Моисеевич. - Это вам от любого пустяка весело, и ведёте себя, словно дети малые. А я не понимаю природу вашей беспечности, и мне думается, что вы сами её не понимаете. Если бы вот эта тьма продолжилась ещё немного, то я бы с ума сошёл от страха - настолько она почудилась гнетущей. А вам всем хоть бы хны.
  - Мне не хоть бы хны! - поспешила выговорить Улинька. - Дедушка Лёва, я тоже подумала, что могу сойти с ума, если мне не скажут, почему этого не следует делать.
  - Ну вот, видите, и девочка соображает лучше вас. - оглянул собеседников Лев Моисеевич. - Девочка не торопится с ума сойти, а вы, кажется, готовы хоть в любой момент. Вам всё смешно.
  - Ну да, ну да... вот дедушка Лёва хорошо сказал, что я никуда не поторопилась, когда стало совсем темно... - закивала головой Улинька. - Я ещё подумала, что если стало совсем темным-темно, и света никто теперь не включит, то лучше понапрасну не сердиться, а сесть поудобней и попробовать чего-нибудь дождаться. И ещё я подумала, что очень-очень хорошо поступила, когда научилась сочинять стишки, и теперь могу напридумывать их сколько угодно, хоть целый миллион, и могу рассказывать их вслух, чтоб никто не скучал. А потом я подумала, что больше никогда никого не увижу, если всегда будет темно, и даже никогда не узнаю, все ли тут сидят на своих сиденьях и слушают мои стишки. Ведь очень даже могло случиться, что все куда-нибудь подевались, и я тут осталась одна, в жутком одиночестве, и никто моих стишков не слышит. И тогда я стала думать, как буду жить в жутком одиночестве, как мне очень быстро станет грустно, и я вдруг совсем-совсем позабыла, что хотела сочинять стишки, чтоб никому здесь не было скучно. Я вот только сейчас вспомнила про это.
  - Но ты ведь сказала прежде, что ни чуточки не испугалась. - напомнила девочке Катенька.
  - Ах, тётя Катя, но знали бы вы как мне захотелось вдруг испугаться! - сверкнула глазёнками Улинька. - Просто я привыкла ко всяким тёмным ночам, потому что иногда просыпаюсь ночью и иду по тёмному коридору, чтоб быстренько сходить пописать. И когда я прячусь в шкафу, там бывает тоже темным-темно и маленько страшно. А иногда бывает даже совсем-совсем страшно, особенно, если ничего не слышно, а слышно только, как мама ругается.
  - Мама у тебя всегда ругается. Не сидишь же ты всё время в шкафу?..
  - Всё время не сижу, а если сказать по правде, то сижу частенько.
  - Зачем же мама тебя ругает? - спросила крыса Маруся, не ведая о передрягах в семье Улиньки.
  - Да всё затем, что я какая-то не такая. - вздохнула девочка. - Ещё вот частенько мама ругает, что я люблю со стула на пол шлёпаться или с кроватки, а она говорит, что так делать нельзя. А мне хочется.
  - Но ведь больно шлёпаться на пол?
  - Иногда очень больно. А иногда шлёпнешься и станет весело.
  - Разве мама только ругается? - спросил Евпсихий Алексеевич. - Разве она не спрашивает у тебя, почему тебе хочется шлёпаться?.. Маме желательно бы понять твои странные потребности и пресечь их спокойным воспитательным словом.
  - Мама не говорит мне воспитательных слов, мама всё больше кричит. - вздохнула Улинька.
  - Да и откуда бы этой маме знать воспитательные слова, если она умом не блещет? - обронила Катенька.
  - Нет, у меня совсем не глупая мама, она много-много чего знает! - неожиданно вступилась за родительницу Улинька. - Она много историй знает про всяких девочек, которым стало очень плохо и больно, а некоторые даже на веки-вечные превратились в инвалидов, и всё оттого, что они никого не слушаются. Мне никогда не хочется быть похожей на этих девочек, но, видно, я ничего поделать с собой не могу. Качусь по наклонной.
  - Улинька?! - недоумённо покачал головой Евпсихий Алексеевич.
  - А то ещё примется мама меня Ыркой пугать, а папаша про Укрута нашёптывать, что вот однажды я шлёпнусь на пол так больно, что сразу умру, и тогда придут за мной Ырка да Укрут. Папаша говорит, что Ырка да Укрут очень рады ребятишечкам, которые никого на белом свете не любят и ведут себя всем назло, и даже шлёпаются на пол, чтоб убить себя насмерть.
  - Это кто же такие будут: Ырка да Укрут?..
  - Я не знаю. Я только фыркаю, когда мама с папой начинают про них говорить, а тогда мама сердиться начинает, и я прячусь в шкафу.
  - А зачем ты фыркаешь? - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Ну, я не знаю, дядя Евпсихий... Чего вы меня всё спрашиваете про что я не знаю... Я просто фыркаю. Потому что очень смешно слушать про каких-то Ырку да Укрута, которых и на белом свете нету, а мама с папой почему-то в них верят. Это так забавно, дядя Евпсихий... Разве вы не понимаете?..
  - Понимаю. - смущённо поморщился Евпсихий Алексеевич.
  - Смотрите, я сейчас вам покажу, как я умею фыркать. - девочка сложила губы трубочкой, намереваясь озорно фыркнуть, но вдруг зацепилась за какую-то тревожную мысль в своей головке и передумала. - Давайте-ка, я не буду сейчас фыркать, чтоб вам тоже не вздумалось рассердиться и закричать на меня, поскольку мне от вас и спрятаться-то негде. Шкафа-то тут нет.
  На лунной поверхности и вправду не было шкафа, лишь одинокие качели монотонно и докучливо поскрипывали.
  - Ырка да Укрут... - скептически сложил руки на груди Лев Моисеевич. - Никогда про таких не слыхивал. Кто-нибудь знает, кто это такие?..
  - Пожалуй, я ничего про них не слыхивал. - задумчиво сказал Евпсихий Алексеевич. - Какие-то полузабытые фольклорные персонажи.
  - И я ничего не слыхивала. - призналась Катенька.
  - Вот она знает. - Улинька указала на крысу Марусю. - Наша крыса знает про всё на свете. Это удивительная крыса, и её надо обязательно назначить академиком.
  - Действительно, Маруся, может быть ты знаешь? - обратилась Катенька к крысе.
  - Немного знаю. - приняла важный вид крыса. - Коротенько если, то могу рассказать.
  - Коротенько и рассказывай. - попросила Катенька.
  - Происхождение этих фольклорных персонажей не ясно, популярность их локальна и появилась сравнительно недавно. Вообще надо заметить про славянскую мифологию, что она весьма разнообразна и падка до нечистой силы, но не систематизирована, не имеет знаковых письменных работ, эпических опусов. Подобных "Старшей Эдде" или "Песне о Нибелунгах".
  - Но известна так называемая "Велесова Книга". - напомнил Лев Моисеевич.
  - Вот именно, что так называемая. Серьёзные научные работники принимают эту книгу за фальшивку, поскольку по структуре языка и информативности, она выходит за рамки всем известных литературных источников древности. К тому же, она стала доступной для общественности сравнительно недавно, что вызывает дополнительное подозрение в её подлинности. И те древние деревянные дощечки, на которых она была якобы написана, никто из учёных не видел; они как-то случайно обнаружились неким писателем Миролюбовым и вскоре куда-то исчезли с концами. Но нам сейчас интересно узнать про Ырку да Укруту, а они, кажется, в этой затейливой книге и упоминаются.
  - Наверняка они что-то вроде оживших покойников. - сказал Лев Моисеевич.
  - Нечистая сила сплошь и рядом из оживших покойников и состоит. - подтвердила Маруся. - Но вот эти самые Ырка да Укрут, скорей, не ожившие покойники, и даже не результат трансформации покойников в органические тела, а самобытная эманация человеческой энергии в физическую оболочку. Причём, энергия изымается исключительно из тех людей, что покончили жизнь самоубийством, и чьи тела не были найдены и преданы захоронению. Постоянно мучаясь оттого, что собственные жизненные сроки не были израсходованы до конца, Ырка да Укрут нападают на людей, питаются их кровью, и на некоторое время застывают в блаженстве тепла и покоя. Чаще всего они нападают на людей, бредущих в одиночестве где-нибудь в поле или по длинной глухой дороге. Они даже могут позвать человека по имени знакомым ему голосом, или застонать жалобно, прося о помощи. Специалисты советуют в таких ситуациях не поддаваться на зов, не суетиться и ни в коем случае не оглядываться, а трижды произнести заветное чур меня, и спросить, сжимая кулаки в виде кукишей: "Деды да Прадеды, вы меня слышите?.." И если в ответ донесётся нетерпеливое слыыыышу, слыыыышу, то будьте уверены, что вас преследуют Ырка да Укрут, что они хотят вас обмануть, прикинувшись родственными душами. Ведь родственная душа никогда не откликнется на зов того, кто сжимает кулаки в виде кукишей. И тогда вам необходимо прочесть молитву "Отче наш", зажечь спичку или даже факел, и не оборачиваясь идти вперёд, пока не достигните мирного человеческого жилья.
  - А если оказался в дороге совсем без огня?.. У некурящего человека и спичек может не найтись. - тревожно спросила Катенька.
  - Сожрут его, значит, Ырка да Укрут. Всю кровушку выпьют. - не моргнув глазом изрекла крыса Маруся. - А я полагаю, что если ты собрался в дальнею дорогу, то огонька не позабудь с собой взять. Ответственней надо подходить к любому своему шагу. Мало ли какой дрянью мир напичкан.
  - Ну, если так, тогда да... дряни в мире много.... - совсем смутилась Катенька.
  - Ещё мне про Укрута известно, - добавила Маруся, - что он специально ищет по сумеречным городским паркам и закоулкам детишек-шалунов, которые любят допоздна гулять. Он их ловит, запихивает в мешок и несёт к Ырке, чтоб вместе полакомиться детской кровушкой. Вроде бы как у детишек-шалунов кровь особо горяча и вкусна.
  - Значит, папаша Улиньки знал о чём говорил, когда грозил ей Укрутом... - нахмурился Евпсихий Алексеевич. - Вот сколько всяких непонятных гадостей может выплёскиваться из человека?.. Вот откуда возникает желание удушить своё собственное дитя страхом, руганью, желчью?.. Может, эти мамаша с папашей тоже не люди, а самобытные эманации?? Может, они сами и есть Ырка да Укрут??
  - Ну уж, ты дал маху, Евпсихий! - оторопел Лев Моисеевич. - Тебе бы у писателя Миролюбова поучиться мозги пудрить.
  - Конечно, я дал маху, я это понимаю... Я просто хочу знать, исходя из каких высших смыслов, мы каждого человека изначально ценим по непреложной гуманистической шкале, которая устанавливает ценность человеческой жизни гораздо выше, чем жизнь любой зверушки или птички?.. Если треснуть по морде какой-нибудь нахальной вредной собачонке - то тебе наверняка за это ничего не будет; общественность может посчитать, что ты всё правильно сделал, так как собачонка наверняка опасна и непредсказуема. А если треснуть по морде вот этакому улинькиному папаше - то он и полицию вызовет, и в суд тебя поволочёт. И нет никаких сомнений, что суд встанет на его сторону. А чем же он лучше той собачонки?? почему его существование на земле намного ценней??
  Лев Моисеевич пожал плечами, не понимая, что тут можно ответить.
  - А ещё мама иногда говорила, что я не могу быть им родной дочкой, что меня, скорей всего, в роддоме подменили. - тихонько сказала Улинька, по возможности внимательно выслушав разговор взрослых, но мало в чём разобравшись. - А вот папа говорил, что я с Луны свалилась, и он нашёл меня на автобусной остановке, когда с работы возвращался, пожалел и принёс домой... А разве можно свалиться с Луны?.. Вот ведь занятный у меня был папаша!!
  Взрослые возмущённо засопели. У крысы Маруси поубавилось цинизма в зрачках, настолько ей было неприятно узнавать подробности о передрягах в семье Улиньки. И тут же все увидели, как на стене, окольцовывающей лунную арену, проступили тягучие капли влаги, сравнимые с ленивыми линиями дождя на старом пожелтевшем стекле или со слезами на неподвижном морщинистом лице. Выглядели они очень символично и удручающе.
  - Я не ведаю, кем могут быть эти папаша с мамашей: люди они или эманации какой-нибудь кучи дерьма. - раздражённо заявила Катенька про родителей Улиньки. - Но вот то, что они напрочь долбанутые - в этом у меня нет сомнений. Мамаша-то однозначно долбанутая. Прости меня, Улинька, я очень хочу, чтоб ты этого всего не слышала, ты и так много отвратительного испытала за свою короткую жизнь!.. Но и промолчать мне тяжело. Ты прав, Евпсихий, очень сложно найти объяснение такому поведению родителей.
  - Разве что опосредованное влияние эдипова комплекса. - вздохнул Евпсихий Алексеевич.
  - Ты говоришь про ту закономерность в детском поведении, которую вывел доктор Фрейд?.. Это когда мальчик в бессознательном сексуальном влечении тянется к матери и ненавидит отца, а девочка, напротив, хочет удалить из своей жизни маму, чтоб завладеть папой?
  - Ну да. И если мама начинает чувствовать такой посыл у дочери, то начинает ревновать и защищаться, отсюда и проступает жестокое обращение.
  - А почему тогда папа поддерживает жестокость супруги к их общему ребёнку?.. Он же чувствует влечение девочки к нему, и оно не может быть ему неприятным. Мужчине нравится, когда его по-настоящему любят.
  - А вдруг папаша - латентный гомосексуалист и женоненавистник - вот этим всё и объясняется!!
  - Не знаю, Евпсихий, что-то мы в этом деле запутываемся всё больше.
  - Ну, если не хочешь запутываться, тогда я подойду с другой стороны... - быстро собрался с мыслями Евпсихий Алексеевич. - Поскольку в каждом человеке присутствует иррациональность, то она передаётся в окружающий мир через любое его действие. Через каждое высказанное им слово, через каждую выструганную им деревяху, забитый гвоздь, и даже оцифрованную им информацию... Тогда у всех, кто входит в его ближайшее окружение, начинает развиваться социальная мимикрия, они становятся похожими на него и друг на друга, заражаются одинаковыми идеями и стандартами поведения.
  - Мне кажется, - сказал Лев Моисеевич, не отвергая ни мимикрии, ни эдипова комплекса. - что у этих граждан срабатывает рефлекс защиты своего ребёнка, но срабатывает извращённо. Вспомните, что у Улиньки была старшая сестра, которая трагически умерла от несчастного случая. Года два-три тому назад. Родители тяжело пережили смерть ребёнка и не хотят повторения трагедии, потому и излишне строго обращаются с Улинькой. Они её таким образом охраняют.
  - Вот-вот! - с причудливой радостью воскликнула девочка. - Мама с папой всегда поминают мою сестрицу - Галину, Галочку - и всегда в пример её ставят, до чего она была хорошенькая и послушная, и до чего им грустно сравнивать меня с нею, и просто надо быть со мной построже, чтоб я окончательно не избаловалась... А сестры ведь нет на свете давным-давно, и я её не помню вовсе... Откуда мне знать, какая она была послушная?.. Может, она и не была послушной вовсе.
  - А что случилось со старшей сестрой? - спросила крыса Маруся.
  - История произошла трагическая, конечно, но при этом совершенно дурацкая. - помялся Лев Моисеевич, не зная, как потактичней рассказать о гибели старшей сестры Улиньки. - У родителей-то, я думаю, с того случая крыши и поехали знатно. Гуляла эта девочка Галочка поздно вечером в нашем дворе, на качельках качалась до самой ночи - вот точно на таких же качельках, какие мы сейчас видим на арене - и совсем припозднилась. Никого из взрослых во дворе не осталось, все по домам разошлись, и некому было проследить за ребёнком. И вот как-то неловко она слетела с качелек, пронеслась метров на десять вперёд, да лбом грохнулась об дощатый угол песочницы. Никто и не услышал, чтоб она кричала или плакала. Сразу померла.
  - Пронеслась на десять метров?.. Это как же так она качалась?.. - недоверчиво прищурилась крыса.
  - Лев Моисеевич несколько преувеличил. - поспешил заметить Евпсихий Алексеевич. - Девочка пролетела метров пять, не больше. Ну, в крайнем случае, шесть.
  - Или семь, восемь, девять... - пробурчал Лев Моисеевич.
  - Ну, хорошо, если пять или шесть... - что-то тригонометрическое посчитала в уме крыса. - А с чего решили, что она именно с качелек слетела, а не просто прогуливалась рядом с песочницей и не упала?
  - По положению тела, Маруся. - Евпсихий Алексеевич попробовал упростить выводы криминалистов. - Если, допустим, меня сейчас вышвырнуть с трона на Луну, то я распластаюсь на её поверхности, раскинув руки и ноги. А если я просто пойду прогуляться, но вдруг запнусь и свалюсь, ударившись головой обо что-нибудь фундаментальное, то буду лежать в положении, скрюченном и дезориентированном.
  - Вот уж не сказала бы, что доски, из которых колотят детские песочницы, являются чем-то фундаментальным. - засомневалась крыса.
  - И тем не менее. - вздохнул Евпсихий Алексеевич. - Да и не надо большой силы удара, чтоб уложить насмерть двенадцатилетнею девочку... Или сколько ей было годков?..
  - Я не помню. - замялась Катенька, а Лев Моисеевич неразборчиво хмыкнул.
  - Мама мне только говорила, что Галочка была старшей сестрой и очень прилежной девочкой, а сколько ей было лет, когда она умерла, не говорила. - пролопотала Улинька. - Разве не может быть так, чтоб ей было сто лет?.. Я думаю, что может. Хотя, наверное, и нет.
  - Сто лет - это слишком много. - заметил Евпсихий Алексеевич. - Вряд ли ей было сто лет.
  - Пятьдесят? - с надеждой вопросила Улинька, явно намереваясь поозорничать.
  - Пусть будет двенадцать. - пригрозил ей пальцем Евпсихий Алексеевич. - Для ребёнка этого вполне достаточно. После двенадцати начинаются сплошные мороки и запары, а детство заканчивается.
  - И затем много чего приключится в жизни, и много чего с избытком, а вот детства будет всегда не хватать... - вздохнул Лев Моисеевич.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:12
  
  Все были настолько увлечены разговором, что лишь мельком поглядывали на качели, выставленные на лунную поверхность, и не замечали в них ничего необычного, давно свыкнувшись с кисловатым механическим поскрипыванием. Но вот скрип резко оборвался, раздался резкий дребезжащий звук, словно в пустой железный бак упала тяжеленая арматура, и этот звук вынудил собравшихся внимательней присмотреться к качелям. Они увидели нечто, похожее на тень или чешуйчато-тёмный протуберанец медленно ползущий от качелей к стене. С недовольным глуховатым гудением оно обогнуло несколько лунных кратеров, и, добравшись до цели, удовлетворённо вздохнуло, пружинисто вытянулось и с порывистым шуршанием испарилось.
  - Это мы все видели или это нам всем померещилось?? - оглянулся по сторонам Евпсихий Алексеевич.
  - Кажется, видели все. - сказала Катенька, не отрывая взора от того места, где только что была тень. - И что это могло быть?
  - Не знаю. Странно, что оно нас не заметило; во всяком случае, не поздоровалось.
  - Да живое ли оно было?
  - Разумеется живое. Оно же двигалось!..
  - Мало ли что на свете двигается. - предположил Лев Моисеевич. - Возможно, какой-нибудь метеорит грохнулся на поверхность, прокатился по инерции да рассыпался в труху. Мне кажется это единственным верным объяснением.
  - Очень похоже, что верным, но вряд ли единственным. - запротестовал Евпсихий Алексеевич. - Не забывайте, Лев Моисеевич, где мы находимся. Каких только странных существ нам не довелось здесь увидеть, и неизвестно, что предстоит в дальнейшем испытать.
  Лев Моисеевич не стал спорить.
  - Разве можно вот так запросто лететь себе и лететь неизвестно куда тыщу лет? - вполне серьёзно, хотя и несколько мечтательно, спросила Улинька. - И вдруг упасть на Луну?.. Бумц!!
  - Да сколько угодно. - вздохнула Катенька. - Чего уж про Луну говорить, если и на наши земные головы постоянно что-то сверху сыпется.
  - Это наши головы застряли на пути летящего космического объекта, и нет у него сил, чтоб их обогнуть. - вздохнул Евпсихий Алексеевич.
  - А если я взаправду могла свалиться с Луны, как заверял мой папаша, то интересно, как бы я однажды забралась на Луну?.. Разве человеки могут забраться на Луну?..
  - Человеки уже были на Луне, и привезли оттуда много чего полезного. - сказал Евпсихий Алексеевич. - Правда, было это очень давно.
  - Это были наши человеки?.. Такие же, как Гагарин?..
  - Нет, Улинька, это были не наши человеки. Это были человеки из Америки, американцы. Наши чего-то сплоховали в тот раз.
  Лев Моисеевич с нарочитым сарказмом хмыкнул.
  - Что такое, Лев Моисеевич?.. Вы непременно желаете возразить?
  - Да ну, куда мне.
  - Зачем же тогда хмыкать?..
  - Не у тебя ли, Евпсихий, я должен всякий раз разрешения спрашивать, чтоб хмыкнуть?
  - Я не про разрешение, а про ваш сарказм. Его-то вы можете обосновать, если не просто так хмыкнули, что называется, от балды?..
  - Нет уж, от балды сам хмыкай. А я знаю, чего я хмыкаю, и чем недоволен.
  - Так не корчьте из себя хранителя великих тайн. Рассказывайте, чем недовольны.
  - Да не были американцы на Луне. - встрепенулся Лев Моисеевич. - Все фотографии и видеосъёмки, которые они продемонстрировали, являются фальсификацией и враньём. Это давно всеми доказано.
  - Кем же именно доказано? - удивилась Катенька.
  - Всеми. За что не возьмись в той давней истории полётов американцев на Луну - всё шито белыми нитками, придумано наспех, лишь бы принизить космические достижения Советского Союза, лишь бы обскакать русских в лунной гонке. Дескать, вы со своими Гагаринами и луноходами застряли в плотно утрамбованной социалистической безысходности, а мы, тем временем, совершаем технологические прорывы. Но, поскольку реальных возможностей для полётов на Луну у американцев не было, они и состряпали липовых картинок. Как говаривала моя проницательная Варвара Мстиславовна, принюхиваясь к несвежей селёдке в магазине: если что-то делать нельзя, но очень хочется, то, значит, можно!.. Такие вот дела, малята.
  - Немного о другом говорила ваша Варвара Мстиславовна... А вот где именно попались на вранье американцы?
  - Катенька, я понимаю, что вы с типичной обывательской доверчивостью восприняли всё, что вам показали, касательно высадки на Луну; вы прониклись словами этого туповатого Нила Армстронга, который вступил на лунную поверхность и внезапно поумнел, торжественно изрёкши про один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества. Американцы - великолепные шоумены, они умеют показать красиво, с этим не поспоришь. Весьма волнительно смотреть, как они устанавливают флаг, скачут по Луне, собирая какие-то камешки, а затем возвращаются домой и этаким бодрячком шагают по родной земле на радость публике: дескать, вот такие мы национальные герои, несущие американские ценности даже к далёким звёздам!.. Но лучше бы вам поглядеть, как ведут себя настоящие космонавты, когда их извлекают из спускаемых аппаратов. У них плохо с координацией движений, у них расслабленные мышцы, им тяжело что-либо говорить, даже собраться с мыслями. Им не до публики.
  - Это всё в первые часы пребывания на земле, но затем координация движений налаживается.
  - Ну да, разумеется, налаживается... А вы, Катенька, хорошо помните все эти фото с так называемой высадкой на Луну?.. Скажите мне, почему на фото нет звёзд на небе?.. Куда подевались звёзды??
  - Какие ещё звёзды, Лев Моисеевич?.. Я угораю с этого аргумента.
  - Нет, отчего же вы всё пускаете на смех, вы объяснитесь.
  - Я думала, что аргумент про невидимые на фото звёзды давно не актуален. А вот оказывается есть люди, которые никогда не пользовались фотоаппаратами и понятия не имеют, что такое динамический диапазон. Кстати, на одной фото можно заметить - при углублённом рассмотрении - одну махонькую звёздочку и одну туманность.
  - Вот именно, что при углублённом... А ведь этак можно взяться да углубиться, что чего только и не увидишь, и даже следы пребывания Незнайки на Луне увидишь. Разве вас никогда не смущало, Катенька, что на тех немногих фото, что официально публиковались, представлен всего лишь один участок лунной поверхности? Где фото с перспективой, где фото космического пространства, видимого с Луны?.. Они говорили, что такие фотографии были, даже миллиард фотографий был, но куда-то пропали, а негативы случайно засветил работник НАСА... Пропали!!! - Лев Моисеевич скорчил весьма комичную физиономию, имитируя какого-то работника НАСА, перепугано шарящего взглядом по окрестностям и пытающегося найти исчезнувшие негативы. - Вот только что лежали в шкафчике, на верхней полке, и вдруг пропали!.. Мистика!!
  Лев Моисеевич продемонстрировал старый шутливый фокус, когда кулаком правой руки сжимаешь большой палец левой, потом отводишь его в сторону и обнаруживается, что большого пальца на левой руке больше нет.
  - Такой вот ёперный театр!.. - сокрушённо покачал головой Лев Моисеевич. - Стечение роковых обстоятельств.
  - Я думаю, если американцы немного приврали, и какие-то фото с видеосъёмками были сделаны на земле, в павильонах, то только для того, чтоб порадовать обывателя яркой картинкой. Но это не значит, что все документы являются фальшивкой. - спокойно отреагировала Катенька на замечания Льва Моисеевича.
  - Почему же не значит?? Катенька, если вы поймали какого-то человека на вранье, и не один раз поймали, а многократно, то вы просто прекращаете ему верить. - Лев Моисеевич поднёс кулак правой руки к ладони левой, внушительно поёрзал им на том месте, где был большой палец, отвёл кулак в сторону и обнаружил, что палец вернулся на место. - Фокусничать и любой дурак может. Так-то вот, Катенька!..
  Улинька обрадовалась проделкам дедушки Лёвы, и сама принялась выковыривать кулаком свой большой палец, но фокуса не получалось. Евпсихий Алексеевич попросил девочку не ломать понапрасну пальцы и пообещал, что после покажет, как надо правильно выполнять этот фокус.
  - А теперь смотрите, как у них не долго дело делается, но быстро сказка сказывается. - не успокаивался Лев Моисеевич. - Американцы и сейчас не могут свои ракетоносители запускать и возвращать на землю, поскольку у двигателей нет должных технических мощностей - а что уж говорить про конец шестидесятых годов?? Смотрите, они сейчас на международную космическую станцию летают на российских двигателях. Но почему-то получается, что раньше они без проблем слетали на Луну, прилунились, прогулялись, наковыряли камешков, а затем махнули оттуда домой бодрячком. А потом и ещё разок слетали, и на луномобилях покатались, и опять вернулись домой, и ещё раз слетали... Они заверяют, что было выполнено шесть лунных экспедиций... шесть!.. Куда же теперь подевались все эти мощные космические разработки?.. Кто спёр с базы на мысе Канаверал‎ эти бесценные двигатели?..
  Лев Моисеевич сложил кулаки в виде бинокля, поднёс их к глазам и сделал вид, что пристально разглядывает местечко на мысе Канаверал, где долгие годы, у мусорных баков, лежали бесхозные двигатели, а затем в одночасье исчезли.
  - Мистика!!
  - Ну, Лев Моисеевич... - взялся утихомирить озорничающего старика Евпсихий Алексеевич. - Даже советские учёные в один голос заявляли, что американцы были на Луне. Если бы имелись хоть малейшие сомнения, то советская пропаганда ими воспользовалась. Что касается недостатка мощностей у современных двигателей, то дело не в том, что американцы не могут с конца шестидесятых годов их воссоздать, а в том, что не могут сконструировать новые и более экономичные. Я думаю, здесь превалирует денежный вопрос. Да, на сегодняшний день в космической деятельности дешевле использовать российские двигатели, потому их и используют.
  - А как же китайский зонд, который не обнаружил на Луне следов пребывания всех этих дурацких "Аполлонов" ?.. - Лев Моисеевич настоятельно потыкал пальцем в сторону арены, убеждая собравшихся, что они и сейчас не смогут увидеть этих следов, как бы не старались приглядываться.
  - Какой ещё китайский зонд? - улыбнулась Катенька, понимая, что доводы Льва Моисеевича становятся совсем нелепыми. - Китайский аппарат приземлялся на том участке Луны, где американцев не было. Не могли же американцы исколесить всю Луну вдоль и поперёк, да ещё повсюду поднагадить, чтоб китайцев потешить?
  - Катенька, Катенька... - обиженно вздохнул Лев Моисеевич. - Я ведь не против полётов человека в космос, не против того, чтоб он высаживался на Луну, Марс или Альфа-Центавру. Я просто не хочу, чтоб меня обманывали.
  - Лев Моисеевич, я куда как добрей нашего Евпсихия Алексеевича, склонного к чрезмерной и даже грубоватой язвительности, и потому стараюсь не намекать на недостаток умственных способностей у своего собеседника. Нет, пожалуйста, не берите это замечание на свой счёт: у вас, конечно, нет больших проблем с умственными способностями. Но если вы не способны постичь слишком очевидные факты, поскольку у вас к ним предвзятое отношение, то попытайтесь хотя бы их систематизировать и архивизировать. Разделяйте зёрна от плевел.
  - Помилосердствуйте, я этим как раз и занимаюсь! - воскликнул старик. - И если факт вызывает сомнение не только у меня одного, а у многих рассудительных людей, то его нельзя принимать за факт, он попадает в разряд дезинформации. И не надо говорить про моё предвзятое отношение, предполагая, что я огорчён неуспехами Советского Союза в лунной гонке. Не только ради унижения советской космической программы, американцы сотворили этот обман. Тут просматривается огромная материальная выгода для всех тех, кто принимал в нём участие. Ведь миллиарды долларов посыпались на лжеучёных из НАСА, на их конструкторские отделы и лаборатории, обеспечивая дальнейшую работу и благополучную старость. "А деньги не пахнут!" - как говаривал римский император Веспасиан Флавий, после того, как установил плату за пользование общественными сортирами.
  - Лев Моисеевич, я неплохо помню бесплатные общественные туалеты в нашей стране. - сообщил Евпсихий Алексеевич. - Уж лучше заплатить какую-нибудь разумную сумму - тогда и деньги не будут пахнуть, и в сортирах будет меньше грязной вони.
  - Если человек, в пылу истинной страсти, куда-нибудь устремится, то невозможно будет его остановить. - заносчиво произнесла Катенька. - Он не задумается ни о дальнейшей выгоде, ни о достаточных мощностях своих двигателей, ни о том праздничном шоу, которого ждёт от него обыватель. Просто встанет и пойдёт. Хоть по Луне, хоть по Марсу.
  - Катенька, Катенька... - прижал руку к сердцу Лев Моисеевич. - Люди по земле ещё не научились ходить - иные и на ровном месте запинаются - а вы про Луну мне толкуете, про Марс... Вот, помню, у меня был один случай с выкрутасами, он как раз касается шаткости человеческого положения во вселенной. Там, правда, Луна была исключительно сверху, там, где ей и полагается быть, а внизу обнаружился лёгкий земной кавардак. Пожалуй, можно сказать, что это была эклектика, содержащая в себе необъяснимую целеустремлённость, алкоголическую аэробику и интимное попурри. А так же пример моей безграничной доброты к окружающим.
  - Это не что-нибудь в продолжении темы Веспасиана Флавия? - нахмурился Евпсихий Алексеевич.
  - Нет-нет... Вам даже представить не возможно, как я был далёк в тот вечер от государственных забот Веспасиана Флавия... Короче говоря, дело было так, дорогие мои девочки и мальчики!.. Поднимался я как-то по уклону от улицы Ньютона до улицы Калинина вверх, чтоб выйти к Московскому проспекту. А погода была жутко ветреная, стояла оттепель после морозов, луна в вечерних сумерках мерцала самым трагикомическим и предупредительным образом. Короче говоря, поддувало со всех сторон и было очень скользко. Вы все, верно, бывали в тех местах и помните, что это достаточно большой уклон - с улицы Ньютона до улицы Калинина. Можно сказать, что это такая приличная горочка. Только при хорошей погоде и среди белого дня на неё не обращаешь внимания. Идёшь себе вверх и идёшь, и никаких проблем. А тут я немного подустал, даже был немного выпимши, и меня что-то смутило насчёт это уклона. Хотел даже по другой дороге пройти, но завышенная самооценка возобладала над благоразумием. "Вот, - думаю. - хорошо, что я человек крепенький и на двух ногах стою, и мне ничего не страшно." А сверху, от Московского проспекта, вижу, спускается барышня. Приятная такая барышня, как щас помню, но в сапожках на высоких каблуках и в состоянии несколько нервном. Может, её кто обидел. Может, кто нахамил в потёмках. Может, тоже малость подвыпила и пустилась в путь пешком, поскольку на такси денег не хватило. А видно, что под уклон ей идти совсем скользко: ножки не слушаются, каблуки съезжают. И вот она спускается, сама того не желая, совершенно в какой-то акробатической манере: то два раза упадёт, то четыре раза звезданётся в снег. А спускаться ещё метров пятнадцать, не меньше. И тут жалко мне её стало, поскольку у меня природная чувствительность насчёт барышень тогда была ещё шибко развита. Любил я их жалеть. Причём не только на дорожном пространстве от улицы Ньютона до улицы Калинина, а везде и всегда. Ну и вот. Я к ней подхожу, применяя чуть ли не высокохудожественные навыки альпинизма, слегка кланяюсь на самый что ни на есть деликатный манер и говорю: позвольте милая моя сударыня, дескать, взять вас под локоток, и маленько совершить с вами променад, пока горочка не кончится! Ибо я имею основания опасаться, что вы, при исполнении этаких кульбитов, очень быстро убьётесь до смерти!.. А она говорит: пожалуйста-пожалуйста, очень кстати вы тут оказались, любезный сударь, начинайте мне помогать!.. Ну и вот. Принялись мы оба вроде как спускаться на улицу Ньютона, да только сапоги ейные такой возможности нам совершенно не доставляли. Скользили как ошалелые. Я её из одного сугроба вытащу, а она в другой - фигакс!! Я берусь её подымать, кряхтя с остатками оптимизма, а она мне подкат под ноги - хлобысть!! И поскольку я всё ещё был немного выпимши, и координация движений у меня была чуть лучше тех самых космонавтов, которых из капсулы на Божий свет вытаскивали, то всё это дело на спуске с улицы Калинина до улицы Ньютона продолжалось долго и задором. Пока не появился снизу гражданин колоссальной такой комплекции. Я сперва как-то и не думал ожидать от него неприятностей, а думал, что вот, дескать, гражданин нас сейчас как-нибудь выровняет, поставит на ноги и направит по верному пути. Комплекция-то внушительная и даже неимоверная, а это почему-то всегда внушает беспрецедентную надежду. "Товарищ. - я ему говорю. - Извиняюсь за беспокойство!" - "Ничего-ничего. - говорит. - Слушаю вас внимательно". - "Мы вот тут с дамочкой, - говорю. - битый час ломаем комедию, и не понимаем, как выбраться из замкнутого круга. Надо бы, - говорю. - нам в этом деле помочь. То бишь, поспособствовать." - "Да завсегда, - говорит он. - готов помочь хорошим людям, поскольку имею массу полезных душевных наклонностей, и в целом я завзятый гуманист. Теперь держитесь за меня крепче." Ну и вот. Я да барышня вцепились с двух сторон в этого здоровяка, делаем дружно один шаг вверх, затем другой и даже третий... А барышня тут и говорит, причём несколько сварливо и раздосадовано: дескать, куда вы меня тащите, олухи, если мне надо вниз, на улицу Ньютона, а никак не вверх?.. "А ведь точно. - говорю я. - Барышня-то наверху уже была, и я ей помогал спускаться, значит ей надо вниз." - "Ну так давайте спускаться вниз. - говорит тогда здоровяк. - Хотя, я, например, внизу ничего интересного для себя не вижу, и мне-то как раз хочется вверх. Ну да ради барышни спущусь." И вот мы снова с барышней вцепились в него с двух сторон и делаем вместе один шаг вниз, другой, третий... вроде как наметились и на четвёртый, приближающий нас к заветной цели... Но что-то внутри здоровяка дёрнулось неспециальным образом, чем-то он миазматически поперхнулся, и повёл себя вовсе неожиданно. Сначала нас с барышней завалил в сугроб, а затем и сам упал сверху. Ну и вот. Лежим мы втроём в виде этакого пакостного бутерброда, поскольку барышня оказалась промеж нас. "Братцы, - говорит этот здоровяк. - Кажется, я на ногах не удержался и слегка какую-то кость у себя покалечил. Так что, не обессудьте, - говорит. - если я на вас немного полежу, пока не очухаюсь." А я говорю, что братец тут только я, а что в основном он лежит на девице, которой эта интимная близость вряд ли нравится. "Вот именно!" - говорит барышня. "Как же нам тогда быть? - вопрошает здоровяк. - Очухаться-то мне надо. Я ведь без этого не подымусь и шагу не ступлю." - "Может быть, - говорю. - надо всё-таки решиться и превозмочь себя?.." - "Может быть и надо. - говорит здоровяк. - Ваша правда, попробую решиться." И вроде как начинает пошевеливаться с непомерным усердием, вроде как встаёт на ноги, принимая позу героического скульптурного персонажа из древнеримской мифологии. Но затем повторяет сюжет падения, очутившись ровно на том же месте сверху барышни, на котором был и прежде. Я тут вовсе перестал быть деликатным, заныл да заохал, и даже замолотил руками по сугробу, выказывая всю свою степень недовольства. "Кабы, - говорю, обращаясь к здоровяку. - всего одна барышня на мне сверху лежала, то я бы особо и не возмущался. Но вот ваш такелаж, - говорю. - тут абсолютно неуместен и всё предполагаемое удовольствие портит." - "Это ничего. - говорит здоровяк. - Это у вас такое временное помутнение, но оно когда-нибудь прекратит давить на психику, и гуманистические направления возобладают" - "Кабы, - вступает тут в разговор барышня. - я не была этакой дурой и не надела сегодня сапоги с каблуками, то хрен бы я тут промеж вас валялась, оформляя предполагаемое удовольствие. Это, - говорит. - стыд и позор смотреть, как я себя веду." И тут нас осветило мощным светом, будто бы на театральной сцене включились все софиты. Нарисовались рядом очень такие неприятные фигуры в милиционерских полушубках и должностях. И разумеется, это были никакие не актёры, а очень даже обычные милиционеры. Приехали на машине и включили фары. "Граждане, - говорят. - мы вас всех арестовываем и увозим в участок. Поскольку такие безобразия, - говорят. - надо пресекать на корню." - "Это какие-такие безобразия? - спрашиваю. - Если мы тут просто лежим?" Оказывается, некая бдительная старушонка из окна дома увидела, как мы втроём егозим друг на дружке, и решила, что мы не трагической напасти подвержены, а увлеклись срамными деяниями. Чуть ли не групповым сексом. И проявила свою старческую эмпатию, позвонила в милицию. Те оказались ребятками молодыми и усердными. На ноги нас, конечно, поставили без особого труда, и в участок привезли, где разобрались во всех деталях случившегося. Повеселились, разумеется, вдоволь, поскольку не часто подобных клиентов в участок доставляют, да вскоре и отпустили с миром. Однако, ещё несколько месяцев по городу ходили несуразные слухи, сопровождаемые намёками крайней непристойности, про то, как два мужика с одной бабой управиться не могли. Вот такой получился пердимонокль, граждане-лунатики!.. Такая вот неустойчивость человека на земле.
  Все с удовольствием выслушали историю Льва Моисеевича и от души посмеялись.
  - Ишьтыподишьты! - Евпсихий Алексеевич отметил все выкрутасы необычайных приключений Льва Моисеевича, утирая слегка брызнувшие слезинки смеха.
  - Я бы тоже удивилась, точь-в-точь, как старушонка из окошка, когда бы видела, что дяди и тётя выжимают из себя групповое тесто. - на свой лад восприняла фразу про групповой секс Улинька. - Без большой кадушки или кастрюльки в таком важном деле точно не обойтись. - Улинька чинно уложила руки на коленках и склонила голову на бочок. - Ещё бы и знать точно, из чего делают групповое тесто?..
  - Милая девочка, давай-ка, ты не будешь знать, чего тебе знать не положено. - предостерёг Евпсихий Алексеевич. - Возьми только себе за правило в будущем, никогда не пускаться на прогулку в сапогах с высокими каблуками, если на улице гололедица.
  Катенька с воздыхающей женственной укоризной улыбнулась Евпсихию Алексеевичу.
  - Почему человек так стремится попасть на Луну? - задумчиво произнесла крыса Маруся. - Зачем ему нужен этот бескрайний и бесполезный космос?.. Сколько сил и энергии уходит на осуществление космических полётов, на обустройство космических станций. А зачем всё это?..
  - Изучение вселенной и внеземных объектов лучше всего проводить непосредственно в космосе. - сказал Лев Моисеевич. - Как бы не было это трудно и малоэффективно, но надо как-то приспосабливаться жить и работать в условиях невесомости и при ограниченном доступе кислорода.
  - Но зачем?.. Дальше каких-нибудь Марса с Венерой человек вряд ли куда залетит. Добыча полезных ископаемых с этих планет не имеет экономической выгоды. А чего ещё вам надо от космоса?.. Постичь операционную систему мироздания?
  - Катенька недавно сказала, что если человека обуревает страсть, то он будет упрям и настойчив. Катенька совершенно права.
  - Поскольку, мы неоднократно затрагивали тему всяческих психических расстройств и неврозов, то надо заметить, что изучение космоса поможет сотворить здоровую обстановку на земле. - сообщил Евпсихий Алексеевич.
  - Чем это? - удивилась крыса.
  - Ну, вот смотри. - Евпсихий Алексеевич, стараясь подоходчивей изложить свои мысли, поелозил по трону, расплывчато прожестикулировал и туманно хмыкнул. - Солнечная система, двигаясь к созвездию Геркулеса с середины 1950-х годов и по настоящее время, пересекает магнитную полосу с большей концентрацией некоего вещества, сильно воздействующего на равновесие в галактике, предположительно содержащего в себе ионы водорода, гелия, кислорода и чего-то им подобного. Магнитная полоса разрушается, благодаря чему возрастает вещественная и энергетическая неоднородность пространства, что, в свою очередь, порождает новые явления в Солнечной системе. Например, увеличивается интенсивность электромагнитных взаимодействий заряженных частиц в плазме ударной волны. И, как следствие всего этого, резко возросла скорость обмена энергий между Солнцем и подвластными ему планетами. Кроме того, с 1986-го года наблюдается постоянный рост так называемой частоты Шумана (собственных электромагнитных частот планеты Земля). Ожидается и дальнейшее её повышение с 7 до 40 герц. А с учётом того, что изначальная частота Земли достаточно точно совпадает с частотой альфа-ритма мозга человека, то этот процесс повышения оказывает серьёзное влияние на психику людей.
  - Ну?
  - Ну-ну... Даже обычного психически нездорового человека тянет в полнолуние к странным поступкам и измышлениям, а уж психически нездоровые нации, даже целые страны, неумолимо влечёт к самой Луне, к Марсу, к исследованию их недр. И если когда-нибудь этот процесс поглотит собой все иные помыслы и страсти у психически нездоровых людей, то на земле воцарится относительное спокойствие, мир. Просто у психов не хватит эмоциональной активности для ведения войн - вся энергия будет пущена на полёты в космос. Таким образом здоровая часть населения Земли исцелит себя от больной.
  - Правильней сказать избавит, а не исцелит. - поправил Лев Моисеевич.
  - Избавление и есть исцеление.
  - Ладно, избавляйтесь и исцеляйтесь от чего хотите. - позволительно махнула лапкой крыса Маруся. - Однако, я никогда не примечала чего-то сверх оригинального в поведение человека в полнолуние. Ну, бывали типажи, что забирались к нам, в подвал, водку всю ночь распивали, несли всяческую дичь. Или вот ещё, в соседнем дворе живёт мальчик Антоша - безвредный, в меру чокнутый ребёнок - непременно вы его встречали на улице: бродит, бормочет сам с собой, ни к кому особо не пристаёт. Вроде бы и псих, а совсем не страшный. Я не знаю, как он умудряется ночью, в полнолуние, из квартиры выбираться - уж родители-то наверняка должны двери покрепче запирать - но чуть ли не до рассвета он по нашей аллейке бродит, бормочет про себя что-то неразборчивое. Но, кажется, сам себя прекрасно понимает и всем доволен.
  - Все мы разговариваем сами с собой. - заверил Евпсихий Алексеевич. - Кто больше, кто меньше. Все мы немножко психи.
  Лев Моисеевич возмущённо закачал головой, не желая быть даже немножко психом, даже в таком невинном занятии, как собеседование с самим собой.
  - Я сто раз видела, как мама сама с собой разговаривала. - задумчиво пролопотала Улинька. - А иногда так грубо разговаривала, как будто сама себя и слушаться не хотела, как будто она такая непокладистая до отвращения. - девочка попыталась изобразить свою сердитую, упрямо-зудливую мать: - "Ты будешь меня сегодня ужином кормить или слишком хорошо воображаешь о себе, негодница ты этакая?.. Ах да, это только тебе все должны, а ты сама никому не должна, это ты хорошо устроилась!" А ещё сто раз видела, как она с кем-то разговаривала, как будто кто-то находится с ней рядом, а в комнате никого не было.
  - Вот это уже интересно, Улинька. - насторожился Евпсихий Алексеевич. - Называла ли мама по имени того, кто будто бы находился с ней рядом и с кем она разговаривала?.. Может, она рассказывала, какой он из себя и чем занят?
  - Нет, ничего не рассказывала, и по имени не называла. Просто разговаривала с ним, жаловалась на папу очень часто. Говорила, что папа её больше не любит.
  - А этот кто-то ничего не говорил ей в ответ?..
  - Я не слышала. - пожала плечами Улинька. - Если этого кого-то взаправду не было, то как бы я услышала, что он говорит?..
  - Ну да, ну да... - вынужденно согласился Евпсихий Алексеевич.
  - Возможно, мама просто воображала себе кого-то из родных или друзей, с кем и на самом деле любит поговорить. Возможно, тут нет ничего нездорового. - сказала Катенька. - Я тоже иногда представляю себе кого-нибудь знакомого и пытаюсь что-то объяснить ему, досказать недосказанное или привести факт, чтоб самой для себя закончить давний спор с этим знакомым.
  - Ну да, ну да... Попытки закрыть гештальт.
  - Всё-таки отличить здорового человека от психа просто. - заявила крыса. - Псих даже внешне приобретает аффектированные черты, будь то излишняя полнота или худоба, чересчур бледное и осунувшееся лицо или чрезмерно округлившиеся скулы, состояние насупленного равнодушия или гипертрофированной активности.
  - То-то ты такая толстенькая! - улыбнулся Евпсихий Алексеевич, а Маруся хмыкнула.
  - Псих вот на кого похож! - Улинька оттопырила пальцами свои маленькие идеально круглые ушки, высунула язык и весело забалаболкала им. - А непсих никому вреда не сделает, он только скажет психу: "Не веди себя, как дурак, пожалуйста, это нехорошо!". И покрутит пальцем у виска.
  И Улинька, конечно, покрутила пальцем у виска.
  - В нашем подъезде, на пятом этаже, жил Саня Бычков. - принялся рассказывать Евпсихий Алексеевич, похвалив девочку за яркость художественного образа. - Такой не слишком разговорчивый сосед, из бывших спортсменов, вроде даже несколько туповат. Ну, да это не важно... Кстати, он не так давно без вести пропал, а я почему-то не знал об этом, вот только сегодня узнал, когда был в полиции... Ну, да я не об этом. Надеюсь, он отыщется где-нибудь.
  - Что-то я не помню, чтоб ты приятельствовал с Саней Бычковым. - почему-то покраснела и напряглась Катенька.
  - Да мы и не приятельствовали, а так... Иногда у магазина собиралась мужская компания, чтоб выпить пива и поболтать; вот тут я с этим Саней иногда и встречался. Он работал когда-то санитаром в дурдоме, и иногда рассказывал о всяких диковинных делах, которые там творились. Истории, конечно, необычно занятные.
  - Он в юности получил серьёзную травму, и поэтому прекратил занятие спортом. А ведь был мастером спорта по тяжёлой атлетике. - заметил Лев Моисеевич.
  - Да, мощный такой парень был, накаченный. - Евпсихий Алексеевич зачем-то напряг немножко и свои припухлые бицепсы. -Так вот послушайте, что он однажды рассказал. Один пациент сумасшедшего дома взялся уверять доктора, что он давно мёртв. Причём, ходил по палате совершенно спокойно, разговаривал, кушал все причитающиеся завтраки и обеды, книжки читал и смотрел телевизор. Но всё равно считал себя трупом и порывался дозвониться до похоронного бюро, чтоб там выдали соответствующую справку. Доктор пытался заверить его в обратном, измерял температуру и давление, прощупывал пульс - короче указывал на безусловные признаки жизни в теле. "Ну, это всё ваши градусники да тонометры врут. - отмахивался пациент. - А я несомненно и окончательно помер, и случилось это года два тому назад. Если мне память не изменяет. Лучше бы вам за упокой моей души свечку поставить." Тогда доктор спросил: а может ли так быть, чтоб в трупах текла живая кровь?.. "Нет, - говорит пациент. - этого быть никак не может, это противоречит самой сути функционирования живого тела. Не смешите меня, доктор!" Тогда доктор сделал скальпелем надрез на руке пациента, и оттуда обильно потекла кровь: ну-с, голубчик, а что вы на это скажите? кровь-то у вас живая!.. "А то скажу, - не моргнув глазом заявил пациент. - что крепко ошибался я на этот счёт, доктор. Оказывается, может в трупах течь живая кровь. Ведь я-то точно труп." Доктор так и отстал ни с чем.
  Крыса Маруся от восторга воздела вверх лапы и задёргала хвостиком:
  - Это точно, как у нас сейчас. Даже интересно, если вот Льва Моисеевича продырявить скальпелем, то потечёт из него кровь?..
  - Давай-ка ты будешь себя дырявить. - огрызнулся Лев Моисеевич, но, однако, поднёс руку ко рту, слегка прикусил указательный палец и убедился, что в пальце какие-то жизненные функции беспокойно зашевелились, и стало чуточку больно. - Если мы и вправду сошли с ума и тут совместно галлюцинируем, то хотя бы для одного меня это не будет навсегда. Я непременно выздоровею.
  - Ладно, Лев Моисеевич, не бери в голову, не обижайся. - улыбнулась крыса. - Среди нас психов нет, хотя бы потому что мы готовы признать тот факт, что можем быть психами. Настоящие психи на такое признание не готовы. Они весьма резко на эмоциональном уровне реагируют на любые обвинения в свой адрес, и это напрямую связано с патологиями эндокринной системы.
  - Что именно не так с их эндокринной системой? - спросила Катенька.
  - Размер гипофиза головного мозга у психически больного в четыре раза превышает гипофиз обычного человека. - с готовностью сообщила крыса, едва ли сама догадываясь, откуда выудила у себя знания, о которых не ведала ещё несколько часов назад. - Соответственно, воображаемой мути у психа в четыре раза больше, чем у обычного человека, и ему очень трудно отделить эту муть от реальности.
  - Знать бы наверняка, что такое реальность... - пропыхтел Евпсихий Алексеевич.
  - Мне кажется, это просто. Если наше сознание засвидетельствовало наличие на Луне вот этих самых детских качелек, то нет сомнений, что они существуют в реальности. А если сейчас, на этих самых качельках, наличествует и девочка Галя - сестрица Улиньки - но наше субъективное сознание не способно её зафиксировать, то значит её и нет здесь, она находится вне реальности.
  - Иногда воображение рисует в одной точке сознания одну реальность, а в другой - другую. - подметил Евпсихий Алексеевич. - А если собрать в одном месте кучу людей с нерегулируемыми воображениями и опросить, что же они видят перед собой, то реальность и вовсе превратиться в чепуху. Вспомните про Ырку да Укрута, которые одному взбудораженному воображению могут представиться где угодно, хотя бы вот на этих самых качельках, которые несомненно реальны. А другому воображению и вообразить таких существ невозможно, в силу недостатка эмоций и некачественного таланта, хотя оно и не оспаривает их существования в некой чужой реальности. А вот третьему воображению никак не удаётся вырваться из штампов своей реальности, и оно знать не знает про предыдущие две.
  - То есть, вы уже три реальности насчитали?
  - Вам мало?..
  - Мне хватит. С лихвой хватит.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:13
  
  - Если тут будет три, то я тоже насчитала три. - с деловитым спокойствием сообщила Улинька и трижды потыкала пальцем в самый живописный кратер на лунной поверхности, где закопошилось нечто живое.
  Взоры присутствующих проследовали за девочкиным пальцем. Три назойливо шуршащие тени проросли из недр кратера, вытянулись дымчатыми лентами и неторопливо, без лишних судорожных движений, закружились, как бы скручиваясь по спирали, сверкнули густым смугловатым цветом и воплотились в три отчётливо-живые фигуры. Совсем не удивившись своему преображению, они посмотрели в сторону качелек, с наигранным детским удовольствием подпрыгнули и поспешили к ним, не обращая внимания на зрителей. Одной из фигур оказалась шустрая длинноногая девочка в коротких летних шортах и удобной блузке из шифона, без рукавов, деликатно-розовой расцветки. Девочка выглядела очень симпатичной и располагающей к себе, хотя и с примесью упрямого подросткового нахальства, что подтверждалось непринуждённо улыбающейся мордашкой и короткой мальчишеской стрижкой. Но вот сопровождали её весьма неприятные на вид существа. Их бледные худые тела, словно исцарапанные отточенными камнями и перепачканные болотной жижей, с худощавыми жилистыми конечностями, вместо рук и ног, которые больше бы подошли охотничьим гончим зверям, перемещались едва касаясь лунной поверхности и продолжали испускать то самое неприятное прилипчивое шуршание. Совершенно голые и холодно-бесцветные головы непослушно покачивались на длинных шеях, с безотчётной механической усталостью приоткрывая по-кошачьи светящиеся глаза с отсутствующими зрачками и обнажая чуть ли не сотню мелких острых зубов, едва уместившихся в пастях.
  - Да это же Галочка! - вдруг воскликнула Катенька, узнавая в девочке родную сестру Улиньки.
  - Да, похоже, что это она. - пригляделся и Лев Моисеевич.
  Только тогда девочка и два её спутника подняли глаза вверх и увидели шесть тронов и пятерых внимательных наблюдателей.
  - Кто это?.. - ничуть не смутившись, спросила девочка. - Кто вы и почему меня знаете?..
  - Да разве ты не помнишь меня, Галочка? - придала голосу глуповатой радости Катенька. - Я ведь твоя бывшая соседка по лестничной площадке. В том доме, где ты жила.
  - Это в том доме, где я жила, пока не умерла?
  - Ну да, именно в нём! - закивала головой Катенька. - Галочка, ты должна меня помнить, и дедушку должна помнить - его зовут Львом Моисеевичем, он иногда всех детишек во дворе конфетами угощал, у него ещё бабушка была Варвара Мстиславовна. И Евпсихия Алексеевича должна помнить. Вот, посмотри, это Евпсихий Алексеевич.
  - Да, я помню Евпсихия Алексеевича. - сдержанно улыбнулась девочка.
  - А вот это твоя сестричка - Улинька!.. Сразу видно, что вы сёстры, потому что очень похожи... Неужели ты и свою сестричку не помнишь?
  - Разве это моя сестричка Улинька? - уже с неподдельным любопытством спросила девочка. - Надо же, как она вымахала! Я её совсем букашкой помню!..
  Сама Улинька пребывала в крайне озадаченном состоянии. Её личико застыло смущённой маской, и только в глазах мельтешили, разбегаясь и ошарашенно сталкиваясь друг с другом, чувства удивления, интриги, недоверчивой растерянности и восторга.
  - Зато ты, Галочка, ни капельки не изменилась. Всё такая же озорница. - похвалила девочку Катенька. - Так, стало быть, ты в рай попала?.. Мы почему-то решили, что даже Луна, нам здесь представленная, принадлежит к райским чудесам.
  - Да, это рай. - хихикнула Галочка. - Только такой рай... не для всех...
  - Вот и нам хотелось бы разобраться, что тут и для кого. Но всякий раз, когда приближаемся к какой-либо отгадке, то запутываемся ещё больше.
  - Конечно, мёртвым детишкам можно жить только в раю, ведь только в раю можно вдоволь веселиться! - наконец-то воскликнула Улинька, сообразив ситуацию, и прихлопнула в ладоши. - Как это здорово, что я померла понарошку, и могу погулять со своей сестричкой.
  - Привет, сестричка! Привет, букашка! - помахала ей рукой Галочка.
  - Привет, привет! - ответно помахала Улинька, и раскраснелась от удовольствия, что её называют букашкой. - Вот побыстрей рассказывай, как поживаешь и как твоё здоровье?.. Ой!! А ты ведь и не знаешь, что на твоей кроватке теперь сплю я?! Милая сестричка, ты ведь не против, чтоб я спала на твоей кроватке?..
  - Улинька, спи сколько угодно... После меня, должно быть, ещё остались игрушки, так они тоже твои!..
  - Я знаю, что они мои, только мама с папой мне пока ещё не дают в них играться, они, наверное, жадничают. Ты бы никогда не была такой жадиной, как мама и папа. Правда, Галочка?
  - Правда, сестричка!.. Правда, букашка!..
  - Это невероятно трогательно. - разволновался Евпсихий Алексеевич. - Дети могут быть такими изумительно искренними и непосредственными. Уверяю вас, что при других обстоятельствах, я бы точно расплакался от умиления, да и сейчас еле сдерживаюсь.
  Крыса Маруся с демонстративным любопытством уставилась на Евпсихия Алексеевича.
  - Помнишь, Галочка, как я тебя конфетами угощал?.. - забубнил Лев Моисеевич, волнуясь не меньше, чем Евпсихий Алексеевич, и совершая пальцами движение, словно освобождая вкусную конфетину от фантика. - А моя бабушка Варвара Мстиславовна, бывало, и пирожков напечёт и примется всех детей во дворе угощать... Золотые были времена.
  Крыса Маруся перевела взор на Льва Моисеевича и недоверчиво хмыкнула, пытаясь припомнить те золотые времена с раздачей пирожков.
  - Надо же такому случиться!.. - мягко подзадоривая себя, заговорила Галочка. - И Лев Моисеевич здесь, и тётя Катя, и дядя Евпсихий, который Евпсихий Алексеевич, и которого я сразу узнала, и моя любимая сестричка здесь... А крыса тоже с вами?
  - Нет, что вы, я всего на полчасика сюда заскочила, чтоб посмотреть, как люди хернёй маются. - обиженно процедила сквозь зубы Маруся. - Сейчас придумаю какую-нибудь похабщину, выскажу её, чтоб всем обидно стало, и уйду со спокойной совестью.
  - Галочка, это наша крыса, её зовут Маруся. - вступилась за подругу Катенька. - Она очень умная, и ничуть не хуже любого человека.
  - Правда, и не лучше. - добавила крыса.
  - Может быть и не лучше... - замялась Катенька.
  - А там у вас кто? - указала Галочка на шестой трон.
  - Даже не догадываемся... Представляешь, Галочка, наш дом взорвался или развалился как-то сам по себе, и мы вот попали в рай, а что приключилось с остальными жильцами, ничего не знаем.
  - А... - помялась Галочка. - А наши с Улинькой мама и папа?..
  - И про них ничего не знаем.
  - Галочка! Я спряталась в шкаф, а потом всё разрушилось, и я попала в рай! - Улинька попробовала прояснить странную ситуацию для сестрички, но поскольку сама мало что понимала в ней, конфузливо умолкла. - Кабы мама с папой были со мной в шкафу, мы бы их сейчас не искали.
  - Но я и шкафа здесь не вижу. - оглянулась Галочка.
  - Да, знаешь, я тоже иногда посматриваю по сторонам и думаю, где же мой шкаф?.. Но его точно здесь нету. И раньше, когда мы были в гостях у бабушки Варвары, его тоже не было.
  - Где-где вы были?..
  - Там, где умерли нарисованные человечки...
  Галочка не могла понять скомканных фраз Улиньки, и Катеньке пришлось быстро рассказать о недавней встрече с Варварой Мстиславовной на перевале Дятлова. Но Галочку больше интересовало, что же произошло с разрушенным домом, и Катенька попросила поддержки у Евпсихия Алексеевича, на что тот откликнулся пятиминутным спичем о своих странных предчувствиях, нахлынувших ближе к полночи, об ажиотаже всеразличных служб спасения во дворе дома, незадолго до взрыва, и немного пофилософствовал о хитросплетениях человеческих судеб, почему-то несущих ответственность друг перед другом, что на земле, что на небе.
  - Тут дело попахивает керосином. - сосредоточенно выслушав Евпсихия Алексеевича, заговорило одно из существ, сопровождающих девочку, и подтолкнуло в бок другое. - Все эти граждане здесь не просто так, они все наши подопечные - как пить дать.
  - Ты их подозреваешь в баловстве или в суицидальных грешках? - прошипело другое.
  - И в том и в другом. Сначала устроили в доме бедлам, а потом взорвали его к чертям собачьим.
  - Ты намекаешь на что-то вроде секты Джима Джонса из Гайаны?.. Мало вероятно, но разобраться надо.
  - Непременно разберёмся.
  - Сестричка Галочка... - осторожно и даже заискивающе произнесла Улинька. - До чего у тебя странные друзья. Очень странно говорят и не понятно куда смотрят. Потому что глаза очень странные. И в бане давно, верно, не были. Все такие испачканные.
  - Да уж, в бане давно не были... - улыбнулась Галочка. - Они странные, но совершенно безвредные, причём с того самого дня, как я затащила их сюда. Вот это существо зовут Ыркой, а этого Укрутом.
  - Ырка да Укрут?? - в один голос воскликнули взрослые.
  - Ну да... Кстати, тут ещё один должен обитать. Он давно живёт на Луне, и когда-то был лунным королём, но скоро забросил это королевское дело, сильно постарел и теперь живёт как обычный пенсионер. Что-то ковыряет потихоньку на дачном участке, строит что-то в виде забора.
  - Неферхотеп его зовут. - сказало существо, представленное как Ырка. - Его в древнем Египте за лунного бога почитали. А какой он бог?.. Пока был молод всё за девками бегал, притыкивался ко всему, что шевелится. А теперь обессилел, теперь только плачет по давно минувшим золотым денёчкам.
  - Да много ли тут, на Луне, было девок? - удивился Лев Моисеевич.
  - При нас уже ни одной не осталось. Ну, Галочку считать не будем... Как бы Неферхотеп на её счёт не поскуливал, а силёнок нет. Поглядите вон туда, вы его увидите.
  Ырка указал на ближний участок стены, наиболее жутко израненный сеткой-рабицей, и где безустанно просачивающиеся капельки воды напоминали человеческие слёзы. Чья-то шуршащая тень, которую существа прозвали Неферхотепом, возилась у стены и старалась насухо утирать ладонями эти слёзы, то с ворчливой тяжестью браня свою работу, то позванивая тихим смехом.
  - Интересная судьба ожидает некоторых богов... - задумчиво произнёс Евпсихий Алексеевич.
  - Послушай, Галочка. - встревожилась Катенька. - Где ты познакомилась с этими Ыркой да Укрутом?.. Мы совсем недавно о них разговаривали, и крыса Маруся рассказала, какие они гадкие существа. Ведь эти Ырка да Укрут ловят одиноких людей, чтоб затем полакомиться ими, не правда ли?..
  - Правда. - кивнула Галочка. - Поэтому, не я их нашла, а они меня нашли. Возможно, что и случайно, а, возможно, что в мире нет ничего случайного. Вы, верно, знаете, как я странно померла, ударившись головой об доску песочницы?..
  - Ещё бы не знать. Ты ведь единственная девочка, которая померла столь странным образом.
  - Вовсе и не единственная, в чём лично я быстро убедилась. Уж каких только странно померевших девочек мне довелось увидеть, после того, как сама умерла - этого и словами не опишешь - но сейчас мы говорим о другом... Когда я слишком сильно раскачалась на качельках, вылетела и ударилась головой, то эти двое просто проходили мимо, увидели меня слегка закоченевшей, и почему-то решили, что я специально покончила с собой. У этого вот Ырки настоящий бзик насчёт самоубийц, он их страшно не любит, поскольку сам был когда-то человеком, покончившим жизнь самоубийством, и считает, что самоубийство такая же заразная штука, как грипп или чесотка. "А заразу надо пресекать на корню." - говорит Ырка, принимая себя за непоколебимого дезинфектора.
  - У меня по данному вопросу были чисто эгоистические побуждения. Если вдруг все разом покончат с собой, тогда кем мы будем питаться?.. - пояснил Ырка. - А нам регулярно требовалась свеженькая человечья кровь, с хорошим содержанием гемоглобина.
  - Тело моё они так и оставили лежать у песочницы, а душу быстренько сцапали и затащили куда-то в свои адские кладовки, поближе к пеклу. Мне и чертей довелось видеть, поскольку этот вот Ырка растрезвонил на всю тамошнюю округу, что моральные принципы на земле совсем опустились ниже плинтуса, что вот даже дети не справляются с поставленными задачами разумной жизнедеятельности и кончают с собой, что, возможно, именно эта вот девочка и приближает Судный День. Тогда многие черти сбежались глянуть на меня. А я сказала, что тут вам, извините, не зоопарк, и я вам не мартышка в клетке, и потребовала самого главного, чтоб он разъяснил всем этим недотёпам, как они ошиблись, что никакая я не самоубийца. Что мне вообще было до лампочки до всех этих моральных принципов разумной жизнедеятельности, я просто на качельках качалась. И кто-то из главных пришёл, выслушал меня внимательно, всё записал и пообещал, что в этом деле обязательно разберутся и виновные будут наказаны. И надо сказать, что разобрались очень быстро. Меня спешно вытащили из ада, извинились, заверили, что виновных начнут подвергать жутким пыткам прямо сейчас, и что им доведётся вариться в кипящей смоле три миллиарда лет. Надо сказать, что за то время, что я была в аду, я уже попривыкла к Ырке и Укруту, они перестали казаться безнадёжными злыднями, и мне стало жалко, что они теперь будут вариться в смоле три миллиарда лет. Это было бы, наверное, очень больно.
  - Весьма. - вздохнул Ырка.
  - И я попросила тамошнего главного, чтоб он как-нибудь простил Ырку да Укрута, чтоб наказал их каким-нибудь более лёгким способом. На что главный ответил, что у них тут не богадельня, а всё очень строго. И что, если я вступаю на принцип помилования виновных, то частицу наказания, предназначенного для них, готова принять на себя, тогда как виновные награждаются частицей моего оправдания. "То есть, - сказал главный. - вы все трое будете вариться в кипящей смоле, но не три миллиарда лет, как положено, а каких-нибудь два часа. Согласны?.." Я решительно отказалась, и уже готова была отдать Ырку с Укрутом в руки палачей, как главный что-то такое вспомнил и сказал, что есть один вариант наказания для тех субъектов судебного процесса, кто помилован и для того, кто понапрасну милует, и это наказание обходится без каких-либо болезненных процедур. Что имеются несколько особых точек в мироздание, в которых полноценное бытие пересекается с небытием, и в одной из этих точек мы сможем обретаться втроём, и это будет длиться тот срок, о котором ведомо лишь Богу. "Не думаю, что это большой срок. - сказал главный. - Он может пройти достаточно быстро и без повреждений, зато потом на вас обрушатся неслыханные чудеса и удовольствия, тут даже я готов маленько позавидовать!.." Я сразу согласилась на предложение, и Ырку с Укрутом не пришлось долго уговаривать, и вот теперь мы находимся здесь, на Луне. Ах да, ещё и Неферхотеп постоянно здесь торчит, но он как-то сам по себе присутствует, а мы сами по себе. И надо сказать, что я ничуть не жалуюсь на своё решение наказать себя и спасти этих двоих милых пакостников; мне очень даже весело иногда бывает, хотя и хочется, чтоб поскорей наступило время, когда обрушатся обещанные неслыханные чудеса.
  - Милая девочка Галочка!.. - похвалил Евпсихий Алексеевич ребёнка за его невероятно доброе сердце. - А почему этот главный из ада не рассказал тебе, каким образом ты тогда погибла?.. Разве не удивительное дело, раскачаться на обычных качельках так, чтоб улететь на десять метров вперёд?.. Я уж не буду спрашивать, помнишь ли ты, как летела и как ударилась головой об доску песочницы.
  Девочка не сразу ответила, будучи вынужденной в очередной раз ворошить воспоминания о своих последних минутах жизни, поскольку самого важного и критического мгновения абсолютно не помнила.
  - Я просто в тот вечер поругалась с мамой, и ушла во двор, полагая, что всю ночь, назло всем, буду гулять во дворе и баловаться сколько мне влезет. - с неохотой сказала она. - Стояло время белых летних ночей, так красиво подыгрывающих жаркому июльскому полнолунию, и мне нравилось раскачиваться изо всех сил на этих дурацких качельках, представляя, как вдруг полечу до самого неба и стану необычной девочкой-птицей, которая может улететь куда угодно и когда угодно. Помню, я даже дразнила какого-то дядечку, что проходил по двору и остановился у качелек, чтоб спросить, не слишком ли поздно сейчас для ребёнка гулять во дворе. А я сказала, что девочкам-птицам ничего не бывает поздно, им всё невтерпёж и всего мало, а жизнь только для того и даётся, чтоб человеку быть вечно счастливым. Ещё я сказала этому дядечке, что если он и дальше будет ходить таким смурным и строгим, то никуда, дальше земли, не уйдёт, а будет топтаться на одном месте и завидовать молодым и быстрым девочкам-птицам. А дядечка сказал, что я ещё очень глупая, и что, наверное, могла бы поумнеть, если вырасту, да только вот вырасту ли - вот в чём вопрос?! И ведь этот дядечка, как в воду глядел. Ведь буквально через несколько минут я умерла, и долго не могла сообразить, что я действительно умерла, потому что никогда раньше не умирала и не знала, что можно умереть и при этом всё видеть и соображать. А тут к песочнице подоспели Ырка с Укрутом, которые достаточно сердито отнеслись ко мне, заверили, что я страшная грешница, поскольку покончила с собой, и теперь мне одна дорога в ад, куда они и намерены меня затащить. Но я совершенно точно знала, что не покончила с собой, поскольку даже такой глупой мыслишки у меня не было в голове. А если я покончила с собой, не имея на то желания, значит, я не покончила с собой, а случайно и трагически померла. Что тут неясного??
  - Ошибочка вышла, Галочка. - в очередной раз попросил прощения у девочки Укрут. - Действительно, с тобой всё очень ясно, да только ты и нас пойми: у нас эмоции превалируют над здравым смыслом. Мы ведь из категории нечистой силы, то бишь персонажи иррациональные.
  - Бог простит! - улыбнулась девочка.
  Ырка и Укрут с готовностью мотнули головами, полагая, что именно так когда-нибудь и будет.
  - Галочка... - немного помявшись заговорил Лев Моисеевич. - А как выглядел тот самый главный из ада, который разобрался в твоей беде? Ты можешь рассказать о нём подробней?..
  - Разумеется, могу.
  - Ну... расскажи... - Лев Моисеевич весь подобрался и затаился.
  - Не буду, ведь от этих знаний вам толку никакого. Это был мой личный самый главный в аду, и выглядел он так, как и положено было увидеть его мне, а вот если вы, дедушка Лёва, попадёте в ад, то увидите своего самого главного.
  - Ах вот что! - Лев Моисеевич расслабился и спешно, с лёгкой запинкой перекрестился. - Нет уж, спасибо, постараюсь не попасть.
  Укрут с нагловатой иронией осклабил пасть и вязко прошипел, обращаясь к приятелю:
  - Этот дед, кажется, из нашенских клиентов будет... Помнишь, мы некоторое время наблюдали за одним негодяем, который впадал в отчаяние от одной только мысли, что сможет очутиться в аду?.. Константинопольскому патриарху с десяток писем написал с требованием точного разъяснения, как ему жить и не тужить, чтоб в ад не загреметь, а непременно очутиться в раю. Всем мало-мальски известным раввинам и муфтиям такие же письма разослал. "Должно же быть, - писал. - какое-то тайное знание волшебного слова или поступка, которое бы гарантировало вечное блаженство для моей бессмертной души!.."
  - Это та гадина, что затем поступил в отряд смертников-джихадистов? И подорвал себя на перегоне между станциями "Автозаводская" и "Павелецкая" в московском метрополитене?..
  - Он, да. Помнишь, мы его в чистилище встретили, когда черти подхватили его под белы рученьки и потащили к себе?.. Кричал, что всё должно быть совсем не так, что его намеренно обманули, и он требует высшей справедливости. Он ведь по пунктам расписал свои планы на загробную райскую жизнь. На бумажках всё записал.
  - Погоди, где-то тут валялись эти бумажки. Давай-ка поищем... Вот они. - Ырка без усилий просунул руку себе в брюхо, словно в карман, и вытащил тоненькую школьную тетрадь. - Так... Занятная тетрадочка, её бы вслух читать, в качестве назидания, всем, кто мнит себя воинами света.
  - А вы прочитайте, нам очень интересно. - попросила Катенька.
  - Можно и прочитать. - Ырка с готовностью принялся перелистывать тетрадь. - На первых страницах у него записаны результаты европейской футбольной лиги... кажется, он болел за лондонское "Челси", а в тогда они играли неважнецки... дальше у него переписаны адреса московских кредитных учреждений... ставки по ипотеке... вот он ещё записал, что ему в троллейбусе нагрубили, назвали гнидой черножопой... я этого читать не буду, поскольку нецензурной брани много... А вот и то, что я искал. Такие вещи надо бы декламировать гомеровским гекзаметром, но я не особо талантлив. Слушайте так.
  Ырка огласил все двенадцать пунктов, в которых террорист-смертник подробно расписал планы на свою загробную жизнь. Во-первых, он намеревался скрупулёзно изучить тот дворец, что причитался в раю каждому удачливому джихадисту, а при наличии явных недоделок или ляпов, потребовать постройки нового дворца. К требованию прилагался тщательно выполненный чертёж сооружения, напоминающего замок Спящей Красавицы из Диснейленда. Во-вторых, имелись категорические рекламации насчёт внутреннего убранства и технического оснащения дворца. Только золотых унитазов клиенту понадобилось на каждом этаже по шесть штук, не считая джакузи, бассейнов и душа Шарко. В качестве рекомендации для установки домашней сигнализации фигурировала система Мега-Цербер со встроенным GSM модулем. Указывалось, что у некоего Ашота Валентиныча эта система надёжно работает уже несколько лет, а приятель Ашота Валентиныча занимается её установкой по вполне разумным ценам. Под третьим пунктом значился выбор любимых жён из семидесяти двух прекрасных гурий, а в четвёртом были затейливо описаны формы досуга со всеми жёнами, гуриями и даже случайно забредшими во дворец окрестными красавицами. Дважды было подчёркнуто требование иметь всегда устойчиво-повышенный сексуальный тонус. Следующие три пункта касались встреч с друзьями, родственниками и почитаемыми пророками, которые имели права посещать нашего героя строго по расписанию, приносить различные дары, соответствующие ранжирам дарителя и даруемого, по цене не меньше двухсот американских долларов. Только в восьмом пункте прописывалась вероятность встречи с Аллахом, и, казалось, ничего неожиданного или сверхъестественного наш герой от неё не ожидал. Встретились, поговорили и разошлись. После беседы с Аллахом была указана необходимость похода по магазинам и рынкам, переполненным райскими чудесами и неиссякаемыми амброзиями, и уточнена возможность приобретать за бесплатно всё, к чему возгорится своими помыслами душа. Десятым пунктом шло желание обладать непревзойдённой высокомудростью, дабы в часы досуга, будучи упоённым амброзией и сладострастными танцами гурий, предаваться искусным фантазиям, касающихся возможного переустройства вселенной, и размышлениям о возможных новых подвигах, совершаемых уже непосредственно в раю, дабы добиться дальнейшего повышения в ранжире. Затем на тетрадном листке прописались нечитаемые закорючки и орнаментальные пентаграммы, в которых угадывалось лишь то, что автор находился в серьёзном затруднении, выдумывая дальнейшие райские блаженства, но наконец обозначился и одиннадцатый пункт. Он касался широкополосного и высокоскоростного доступа к интернету, с возможностью создавать аккаунты в соцсетях, скачивать бесплатно фильмы с торрентов и общаться в чатах на сайтах знакомств.
  - Собственно, и всё. - сообщил Ырка, дочитав одиннадцатый пункт. - Под цифрой 12 записей не содержится, а это значит, по-видимому, что воображение у клиента окончательно выдохлось.
  - Он, что, был совсем дурак? - нарушила воцарившуюся паузу недоумения крыса Маруся.
  - Зачем же дурак?.. Мало ли вполне себе благополучных людей, регулярно присутствующих в списках журнала "Forbes", которые живут точно таким же образом?.. С гуриями, золотыми унитазами и мечтами о переустройстве вселенной. Однако же, назвать их дураками язык не повернётся.
  - И много у вас подобных бумажек? - спросила Катенька.
  - Да всякие есть, у меня их целый архив. - Ырка непринуждённо прихлопнул себя по брюху. - Мы с Укрутом несли ответственность за регионы Западной и Центральной части России с республиками Северного Кавказа, отсюда и поднакопилось занятных бумажек. Иногда читаешь предсмертное послание самоубийцы, расписанное на десятках страниц мелким почерком, и понимаешь, что главная трагедия в существовании человека, это не его смерть, а его жизнь.
  Галочка с озорной грубостью выхватила тетрадку из рук Ырки, сказала, что это всё глупости, и она точно знает, что Ырка сам это всё и сочинил. Ырка отобрал тетрадку, уложил её обратно, в брюхо, и заявил, что за правдивость каждого документа он готов отвечать всем, чем только угодно. "У нас же здесь ничего нет!" - обиженно шепнул Укрут, но тут же сделал вид, что ничего подобного не говорил, а помалкивал, отдавая дань вежливости умному разговору.
  - Зачем люди не хотят жить сейчас, если они всё равно обязательно помрут завтра? - неожиданно тихо и, не обращаясь ни к кому, спросила Улинька.
  - Ну... - напряжённо загудел Ырка, не зная, что ответить.
  - Ловко завернула! молодец девчушка! - поёрзала от удовольствия крыса Маруся.
  - Смышлёный ребёнок растёт, вся в сестру. - добавил кошачьего блеска в глазах Укрут, присматриваясь к крысе.
  - Букашка, милая моя сестричка! - воскликнула Галочка. - Просто живут такие люди, которые не хотят, чтоб что-то у них было завтра, они только и хотят, чтоб у них всё было сейчас.
  - Да уж, именно так. - пробубнил Лев Моисеевич. - Работа, дом, булка с маслом - зачем надеяться, что получишь всё это завтра, когда срочно нужно именно сейчас?.. Нет, девочки, тут всё гораздо сложней устроено.
  - А где же здесь сейчас твой домик, Галочка? - спросила Улинька, тревожась, что сестричке доводится жить прямо на улице. - Тут только качельки, и уже хорошо, что тебе можно вволю накачаться. Главное, чтоб не падать.
  - Да я сама себе домик. - ответила Галочка. - Представляешь, как здорово жить так, чтоб не думать, когда можно выйти из себя погулять, а когда нужно возвращаться домой!..
  - Здорово, здорово!.. - захлопала в ладоши Улинька.
  Ырка с Укрутом слегка поёжились, не разделяя удовольствия девочек, и это сразу приметил Евпсихий Алексеевич.
  - Как же вы обходитесь без употребления человеческой кровушки? Чем питаетесь?.. - обратился он к ним, намереваясь затронуть и более важную тему. - На вид вы шибко бледные, адреналина не хватает.
  - Состояние насыщенной самодостаточности - вот что ожидает всех (и живых и мёртвых), обретающихся в точке пересечения небытия с бытием. - небрежно ответил Ырка. - Важно то, что только хорошее нас ожидает впереди, а кровушка - по правде сказать - не такая уж вкусная штука. Человечина на вкус, вообще, редкостная гадость.
  - Мозги человека всё остальное у него портят. - убеждённо сказал Укрут. - Начинают киснуть в голове, а затем и весь организм угасает, подвергается различным сквернам, и в конце концов становится тухлым. Редкий человек по-настоящему любит жить; большинство жалуются, ноют, гнобят сами себя. Отсюда и загнивание всех жизненно важных функций и рост суицидальных наклонностей.
  - Я так понимаю, что вы считаете себя специалистами по самоубийцам? - приступил к важной для себя теме Евпсихий Алексеевич.
  - Вряд ли вы здесь отыщите специалистов лучше нас. А что такое?..
  - Я всё пытаюсь разобраться в трагедии с нашим домом... Мне всё кажется, что взрыв не был случайным, что среди жильцов имеется конкретный виновник, доведший себя до высшей стадии безумства. Точнее говоря, даже если всё произошло случайно, то эта случайность имела некоторую закономерность, связанную с суицидальными наклонностями виновника.
  - И что вы хотите?..
  - Я хочу знать, сможете ли вы определить, находится ли сейчас, среди нас, самоубийца, уничтоживший вместе с собой и весь дом?.. - проговорил Евпсихий Алексеевич, стараясь не смотреть ни в чью сторону.
  - Здесь?? Сейчас?? - удивился Ырка. - Да, конечно, сможем, об чём речь.
  - Начните же.
  - А вот есть ли у этих существ законные основания, чтоб с нами что-то определять?.. - вспыхнул Лев Моисеевич, принимая на свой счёт намёки Евпсихия Алексеевича. - Я сильно сомневаюсь, что такие основания у них есть!..
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:14
  
  - А как раз такие основания у нас есть!! - воскликнул Ырка, пошарил у себя в брюхе, вытащил ладно сшитую судейскую мантию, в которую незамедлительно и приоделся. - И они очень даже законные, смею вас заверить.
  Улинька подумала, что началась новая занятная игра и попробовала пробасить что-то похожее на начало бетховенской пятой симфонии.
  - Это чёрт знает что... - нахохлился Лев Моисеевич.
  - Сейчас мы вам устроим судилище. - Ырка принялся деловито распоряжаться, очень уверенно почувствовав себя в новой роли. - Галочка, ты будешь у нас следить за порядком, и ещё поглядывай, чтоб никто не сбежал... Укрут, конечно, будет прокурором, больше и некому... а вот где бы нам взять адвоката...
  Ырка озадаченно пробуравил взглядом каждого из присутствующих и только тень Неферхотепа вызвала его доверие.
  - Эй ты!.. - обратился он к тени. - Будешь адвокатом?.. Иди сюда.
  Тень недоверчиво вздрогнула, прислушалась к повторенной просьбе Ырки, испустила тщедушный писк удовольствия и, скручиваясь по спирали, с лихорадочной поспешностью, преобразилась в устойчивый квазичеловеческий объект. Неферхотеп оказался обладателем полупрозрачного нагого тела моложавого старика, одетого в скромный передник с набедренной повязкой, и туповато слепленной громоздкой головы, где отчётливо обрисовались неприлично-розовые щёки, маслянисто-сонные глаза, длинная накладная бородка в виде загнутой косички и улыбка сентиментального сексуального маньяка, успешно вылеченного лоботомией.
  - Клянусь говорить правду, правду и только правду! - приложил он руку к сердцу.
  - Да ты не правду клянись говорить, а вот этих защищай. - поправил его Ырка. - Всё, что захочешь сказать о них хорошего, то и говори.
  - Понял, понял... - Неферхотеп с большим удовольствием осмотрел присутствующих, задержавшись взглядом на Катеньке дольше положенного, и деловито сложил пальцы рук домиком. - Ваша честь, можно приступать к процессу?
  - Приступай, нам тут размусоливать некогда.
  Ырка уселся на качельки, приглашая прокурора Укрута стать по правую сторону, а адвоката Неферхотепа по левую. Галочка, едва сдерживаясь, чтоб не прыснуть смехом, зажала рот ладошкой и уселась напротив всей честной компании.
  - Да не сиди ты сиднем просто так. - напомнил ей обязанности судья Ырка. - Ты должна следить за порядком и соблюдением законности. Мало ли, может кто мне взятку захочет дать, так ты отбери себе, скажи, что это не законно. А потом со мной поделишься втихаря. Только не забудь.
  - Хорошо, не забуду. - пообещала Галочка.
  - Начинаем процесс. - Ырка достал из брюха судейский молоточек с гонгом и огласил начало суда. - Помните, что всё, что вы скажите, может означать лишь то, что вы сказали. Итак, есть ли у кого-нибудь возражения?
  - Ваша честь, я сразу вношу жалобу о неуместности рассмотрения дела Улиньки, поскольку она слишком мала и невинна. - сразу заявил адвокат Неферхотеп.
  - Мала, потому что невинна, или невинна, потому что мала? - попробовал уточнить Ырка.
  - Потому что дурочка совсем. - несколько смущённо ответил Неферхотеп. - Все невинные ребёнки дурковаты.
  - Ну-ну, а что скажет прокурор?
  - Чисто теоретически если рассуждать, то и невинный ребёнок способен на большие преступления. - промямлил Укрут.
  - Ты давай мне тут без теорий. Она, когда в шкафу сидела, могла что-нибудь взорвать?
  - Чисто теоретически, у ней в шкафу могла храниться взрывчатка. Но поскольку вы тут теорий не желаете рассматривать, то мне больше и сказать нечего.
  - Слился прокурор. - хихикнула крыса Маруся.
  - Объявляю дело Улиньки закрытым, не успев его начать. - шарахнул молоточком по гонгу Ырка. - Переходим к следующему. Кто там у нас?..
  - Дед. - прокурор Укрут многозначительно зыркнул на Льва Моисеевича. - Мутный старикашка, подозрительный.
  - Ага. Мне его рожа знакомой кажется. Он вроде пытался как-то раз покончить с собой. Я ничего не путаю?..
  - Именно он.
  - Я бы вас попросил... - чопорно погрозил указательным пальцем Лев Моисеевич.
  - Дед, ты помалкивай, пока тебя не спрашивают. - грубовато прицыкнул Ырка. - У нас самый справедливый суд в мире. Если невиновен, так мы тебя оправдаем и компенсируем моральный ущерб. Каким-нибудь добрым словом. А пока давайте выслушаем адвоката.
  - А что вы от меня хотите услышать?.. - удивился Неферхотеп. - Дед крепко спал, а поскольку проживает в квартире один, то никто этого подтвердить не может. Допускаю, что он спросонок и наделал какой-то фигни - все мы знаем, что пожилые люди склонны к невротическим поступкам: деменция там, всё такое... Но ведь нам нужны точные доказательства вины, а их нет.
  - А доказательства отсутствия вины имеются? - ловко озадачил адвоката Ырка.
  - И таковых нет.
  - Понятно с тобой всё, ничего у тебя нет. Спросим, что есть у прокурора.
  Прокурор Укрут многозначительно потоптался.
  - Прокурор, душечка, не томи почтенное собрание. Я ведь знаю, что тебе всегда есть что сказать. Про приступы социальной фрустрации у тебя особенно хорошо получается рассуждать. Начни с них.
  Укрут согласно кивнул головой и прошипел:
  - Дедушка немного гротескного характера, немного параноик, но в нём хорошо прижилась вот эта неистребимая черта русского менталитета - одномоментная страсть к самобичеванию и самолечению!.. Русский человек вылечит себя от чего угодно. Хоть от гонореи, хоть от коронавируса. А уж самоизлеченных психов и не счесть - они повсюду, и в государственной думе, и в министерских креслах, а некоторые несут ответственность и за нашу всеобщую безопасность. И так приглядишься к ним, подумаешь: да нормальные вроде бы люди, всё у них пучком!..
  - Значит, всё хорошо и переживать незачем, если всё пучком... Видишь, дед, как мы тебя от тюрьмы спасаем, а ты ворчал.
  - Но!! - прокурор Укрут вновь многозначительно потоптался. - Если персонажа, излеченного от гонореи можно запросто проверить и убедиться, что он точно излечился, то с психически больным ситуация гораздо сложней. Кажется, всего один разок он и попробовал повеситься, приспособив верёвку к балке в сарае, да вовремя одумался. Кажется, теперь уж никогда он не полезет с верёвкой к следующей балке, поскольку пребывает в твёрдом убеждении, что нельзя с маниакальной лёгкостью обрывать чью-либо жизнь, а тем более свою. Кажется, всё так и есть, и нам можно только похвалить образумившегося психа... Но!.. Разве вот это желание убиться насмерть созрело случайно в его голове, в порыве навалившихся мук отчаяния?..
  Укрут пальцем очертил в воздухе квадрат, который тут же материализовался в экран, проецирующий фотографию Льва Моисеевича, удручённо восседающего на табурете рядом с характерной верёвочной петлёй висельника.
  - Это совсем лишнее. - возмутился Лев Моисеевич. - Вы бессовестно залезаете в частную жизнь.
  - У нас тут суд, а не мастерская по ремонту холодильников. - отмахнулся Ырка. - У нас тут других дел не найдётся, если в частную жизнь не лезть. Продолжай, прокурор, мы тебя внимательно слушаем.
  - Случайностей настолько бывает много, и так явственно они переплетаются, что неспроста их начинают воспринимать, как закономерности. - увлечённо зашипел Укрут. - А если верить в реинкарнацию, то всякая безумная болезнь передаётся от поколения к поколению не только на генном уровне, но и через отпечатки в памяти... Смотрите, что у нас получается!
  Укрут провёл пальцем по экрану, где проявилась другая фотография с человеком, как две капли воды, похожим на Льва Моисеевича, стоящим на подмостках виселицы в длинной холщовой рубашке грязно-белого цвета и подрагивающего от холода.
  - Это же Яшка-Аспид из банды Емельки Пугачёва! - узнал человека на фотографии Ырка. - Знатный душегубец был; я ведь за ним пару лет наблюдал, неотступно следовал. Он говорил, что до тех пор в петлю к палачу не попадёт, пока сам с сотню человек не перевешает. Точно так оно и случилось - вот ведь ирония судьбы.
  - Лев Моисеевич, вы можете объяснить, почему этот Яшка столь замечательно на вас похож? - пришёл в замешательство Евпсихий Алексеевич.
  - Евпсихий, не спрашивай у меня глупостей. - заворчал Лев Моисеевич. - Знал бы ты, сколько я встречал дураков и идиотов, похожих на тебя чисто внешне!.. Но я никаких выводов из этого не делал. Мало ли кто на кого похож.
  - Ну да, мало ли. - задумался Евпсихий Алексеевич.
  - А вот ещё одно мало ли! - Укрут пальцем высветил на экране следующую фотографию, на которой невероятно жирная и голая тётка пыталась с силой натянуть верёвочную петлю на плешивую башку столь же голого мужчины с совершенно измученным и диким взглядом.
  - Гретхен Эйзен! - не без удовольствия узнал тётку Ырка. - Слушай-ка, уже кажется лет пятьсот прошло или даже шестьсот... Теперь уж мало кто о ней помнит. Она передушила шестерых своих мужей, замаскировав тела под самоубийства, и только седьмому удалось сбежать. Тогда её арестовали, и свою вину она признала, объяснив, что мужья сами её об этом попросили, ибо слишком малахольные были. Бургомистр по непонятным причинам затягивал судебный процесс, хотя злые языки утверждали, что он втюрился в Гретхен и регулярно вступал с ней в половую связь. Но вот совершенно точно, что она обворожила своего тюремщика, и как раз на этом фото мы видим последствия их тюремного романа. Сначала она повесила своего возлюбленного, а затем повесилась сама.
  - Вы это серьёзно? - растерянно спросила Катенька.
  - Серьёзней некуда.
  - Не похожа она на красавицу, способную обворожить всякого встречного мужика.
  - Да мало кто на кого похож - как заверял нас недавно Лев Моисеевич... Не правда ли?.. - попробовал без всякого цинизма улыбнуться Ырка, но стал только чуточку страшней. - Кстати, Лев Моисеевич, вы приглядитесь к барышне на фото внимательней... Никого не узнаёте?..
  Не только Лев Моисеевич, но и все остальные принялись внимательней разглядывать голую тётку на фото, и без труда распознали в её лице сходство со Львом Моисеевичем. Но, кажется, только крыса Маруся готова была по-настоящему развеселиться, уловив это сходство.
  - Батюшки-святы! - задумчиво произнёс Евпсихий Алексеевич.
  - Ну, причём здесь я и эта чокнутая Гретхен? - залопотал Лев Моисеевич, то сжимая, то разжимая кулаки. - Я и женат-то был один-единственный раз в жизни, потому что по натуре однолюб.
  - Это мы у адвоката спросим... - судья Ырка поманил пальцем Неферхотепа. - Давай только по-честному, без всяких этих адвокатских штучек. Скажи, любил дед свою бабку? на сторону от неё не бегал?.. Прелюбодействовал?..
  Неферхотеп со всей серьёзностью принялся шарить в своей памяти, отыскивая хотя бы намёки на продувные адюльтеры его подзащитного.
  - Нет таковых. - сказал он. - Вот поглядывать на смазливых девушек - это да, это он поглядывал. Но супружеской верности придерживался.
  - Жаль... - нахмурился судья Ырка. - Ну, ладно, будем исходить из того, что имеем. Продолжай, прокурор, я по твоим глазам вижу, что у тебя шикарная закавыка в запасе имеется.
  - Да вот, смотрите дальше, что у нас с закавыкой получается. - прокурор Укрут вновь провёл пальцем по экрану, и все увидели новую фотографию, где среди унылых палестинских пейзажей, на песчаном холмике, торчала гниловатая голая осина, с единственной веткой, к которой была примотана верёвка с петлёй, а в петле болталось тщедушное вытянутое тело. Под ногами висельника, по всему холму, были рассыпаны крупные серебряные монетки, и, кажется, не имело смысла их пересчитывать, поскольку число их было всем известно.
  - Вот это вы нагло врёте! - возмущённо захрипел и закашлялся Лев Моисеевич. - За эту ложь вы ответите перед кем надо!..
  - Что ты, дед, кипятишься?.. На этой фотографии ты вот где. - с садистским озорством осклабился Укрут и указал на лохматую засаленную собачонку, пристроившуюся в углу фотографии, и с пугливой озабоченностью вычёсывающую себя за ухом.
  Мало кто из присутствующих сдержался от улыбки, а крыса Маруся и вовсе запищала лёгким истеричным смехом.
  - Я обязательно сообщу кому надо, чем вы тут занимаетесь, и вас всё-таки отправят вариться в кипящей смоле. - пообещал Лев Моисеевич Ырке и Укруту.
  - Дедушка Лёва лучше любой собаки. - вступилась за соседа взволнованная Улинька. - Да разве и сможет он кого укусить, когда зубки его совсем-совсем старые?..
  - Улинька?? - в замешательстве заныл Лев Моисеевич, вызывая дополнительную порцию веселья у крысы.
  - Букашка, они же шутят. - Галочка поспешила успокоить сестрёнку. - Просто иногда так бывает, что возьмёшься пошутить, а пошутишь некстати. Но ведь это не со зла.
  - Это именно, что со зла, и это нехорошие шуточки, Галочка. - заворчал Лев Моисеевич. - Это над живыми можно веселиться сколько угодно, а здесь мы неизвестно кто, и неизвестно к чему придём, чтоб закончиться. Поэтому всё должно быть очень серьёзно. Максимально.
  - Дед, дальше всё будет серьёзно... Считай, что ты оправдан по полной программе, и больше к тебе вопросов нет... Кто у нас следующий?.. - судья Ырка поправил мантию и расположился поудобней на качельках, чтоб выглядеть в высшей степени серьёзно.
  - Катенька. - с особой приятностью указал на обвиняемую прокурор Укрут. - Извиняюсь, Катерина Владимировна.
  - Ага... - потёр ладошки судья. - Вот до кого мы наконец-то добрались... И зачем же вы, Катенька, взорвали свой любимый дом? Вам что, голубушка, жить надоело?..
  - А я и не взрывала. - ничуть не смутившись судейского напора, заявила Катенька. - Я весь день работала и устала, как собака, и домой пришла чтоб отдохнуть. Да разве в этой жизни спокойно отдохнёшь?..
  - Не надо про собак, Катенька. - приложил палец к губам Ырка. -Тут некоторые излишне впечатлительно реагируют на собак. Мы сейчас послушаем прокурора, а уж он точно сорвёт с вас покровы и представит в истинном свете.
  - Чего-чего он с меня сорвёт? - расправила и немного поиграла плечиками Катенька.
  - Хм... Вот сейчас мы у него и спросим, чего он сорвёт. - Ырке очень понравилось беседовать только с Катенькой, допускающей некоторые фривольности, но судебный процесс невозможно было затормозить. - Прокурор, душечка, отчего ты застыл столбом?.. Срывай покровы, не молчи.
  - Сам срывай, а я чего, рыжий что ли?.. - оробел Укрут. - Эта бабёнка бойкая, она за словом в карман не полезет.
  - Ну вот, наш прокурор и на попятную пошёл. Влюбился - сразу видно.
  - Ничего я не влюбился.
  - Влюбился, влюбился... Вот, смотрите, кажется, он даже покраснел!..
  Укрут действительно покрылся квёлыми багровыми пятнами и конфузливо присутулился.
  - Я вот думаю, что Неферхотеп не отказался бы поиграть в раздевания. - сказала Катенька, подмечая в каком созерцательном блаженстве пребывал на данную минуту полузабытый божок. - Раскрыть, так сказать, всю женскую подноготную.
  - Я ему раскрою... - ревниво буркнул Евпсихий Алексеевич.
  - Да, завзятый был шалун когда-то наш Неферхотеп, но чего уж теперь вздыхать о прошлом. - улыбнулся судья Ырка. - Гражданин адвокат, очнитесь!.. Екатерина Владимировна, может быть, шестерых своих мужей повесила, а с вами она и тем более не будет цацкаться.
  - А вот это мне кажется совсем не смешным. - напряглась Катенька.
  - А я обещал, что всё будет серьёзно?? - огрызнулся Ырка. -Так я наврал. Это ничего, это часто со мной бывает.
  - Очень часто. - подтвердила Галочка.
  - Галочка, занимайся строже воспитанием своих приятелей. Даже можешь побить иногда, я разрешаю. - отчеканила Катенька.
  - Хорошо, тётя Катя. - незамедлительно согласилась девочка.
  - Катенька, голубушка, простите дурака. - заволновался судья, как только заговорили про строгость воспитания. - Вон прокурор давеча про дурную наследственность толковал, так во мне этой наследственности мегатонны. Иногда и увлекаюсь фантастическими импровизациями, могу лишнего наговорить. Но, согласитесь, что любое расследование надо производить тщательно, подозревать кого угодно и в чём угодно. Я же вас, собственно, ни в чём и не обвинил. Это дело прокурора - обвинять - а он, зараза, молчит.
  - Я знаю точно, что не было у ней шестерых мужей. - прошипел Укрут. - А любовников сами считайте.
  - Ага, посчитайте. - разрешила Катенька таким тоном, которым обычно ничего хорошего не разрешают.
  Судья Ырка порылся у себя в брюхе и вытащил здоровенный бухгалтерский гроссбух, открыл его на случайной странице и, медленно водя указательным пальцем по буквам, забормотал что-то себе под нос. Затем вытащил из брюха издевательски-церемонное пенсне, поднёс его к глазам и уставился на Евпсихия Алексеевича, не произнося ни слова. Затем пенсне с гроссбухом были убраны обратно в брюхо, а судья Ырка раздумчиво покачал головой.
  - Что там такое вычитал? - спросил Укрут.
  - Да уж... - многозначительно продолжил покачивать головой Ырка.
  - Говори, много у ней хахалей было или она вся такая из себя недотрога?
  Ырка с обескураженным утомлением махнул рукой:
  - Ладно, Катенька, если адвокат не возражает, то мы объявляем вас абсолютно ни в чём невиновной.
  - Я не возражаю. - поклонился учтиво Неферхотеп.
   - Продолжайте и дальше олицетворять благочестие, а мы будем гордиться коротким знакомством с вами. И даже откроем сбор денежных средств на ваш памятник.
  - Зачем? - удивилась Катенька.
  - Чтоб он нам постоянно напоминал о вас, о лучших минутах нашей жизни, проведённых с вами... Вот здесь будет памятник стоять. - указал Ырка на центр лунной арены. - Вы будете изваяны в виде богини Справедливости, с мечом, весами и повязкой на глазах. А постамент будет украшать надпись: "Фантазии человека на тему собственной невиновности придают человеку фантазии на тему собственного спокойствия".
  - А мне? А мне будет памятник рядом с тётей Катей? - обеспокоилась Улинька.
  - Всем будет памятник, букашка. - пообещала Галочка. - Обучим Неферхотепа статуи лепить, и пусть трудится потихоньку.
  Катенька скинула с плеч одеяло, раскинула в разные стороны руки, вытянула спину и изобразила римскую богиню Справедливости именно такой, какой и следовало изваять её Неферхотепу: обворожительно-строгой, но слегка жеманной.
  - Запомните, адвокат с прокурором, вот это всё, и с завтрашнего дня приступайте к производству памятника. - распорядился судья Ырка.
  - Всенепременно!! - Неферхотеп блаженно осклабился.
  - Кстати, а почему этот гражданин у вас слишком неподвижный? - Ырка ткнул пальцем в тело, покоящееся на шестом троне. - Расшевелите его, мне надо с ним срочно поговорить.
  - Вот попробуйте сами его расшевелить. - усмехнулась Катенька. - Боюсь, у вас ничего не получится.
  - Этот дядя умер всамделишно, а не понарошку. - вздохнула Улинька. - Наверно, его кто-то очень сильно обидел, что он назло всем умер.
  - Да ну, не верится мне, что он умер... Надо его чем-нибудь основательно ошеломить и тогда он очнётся... - судья Ырка озабоченно пошарил глазами по арене, но не обнаружил ничего пригодного и тогда приказал Укруту: - Ну-ка свистни!
  - Как это?? - не понял поставленной задачи Укрут.
  - Впихни два пальца в рот и свистни. Погромче только, ты уж постарайся. Ошеломи покойничка.
  Укрут смущённо повертел перед глазами двумя неприглядно скорченными пальцами и решительно отказался запихивать их в рот.
  - Могу случайно и сожрать. - пояснил он. - Так иногда бывало со мной, что цапал случайно ртом, что ни попадя, разгрызал и проглатывал, а потом переживал. Мучился.
  - А без пальцев во рту можешь свистнуть?
  - Могу. Но тихо.
  - Свистни.
  Укрут вытянул пасть хлопотливой уточкой и прожурчал настолько тихо и маловетрено, что это никак не могло посчитаться свистом. Злополучное тело на шестом троне уж точно не казалось ошеломлённым.
  - Теперь ты свистни. - разочаровавшись в способностях приятеля, Ырка обратился к Неферхотепу. - Послушаем, что у тебя получиться.
  - Да запросто. - Неферхотеп горделиво вознёс голову, вздёрнул свою дурацкую бородку понахрапистей и вставил в рот два пальца. - Прямо сейчас свистнуть или погодить для интриги?
  - Некогда нам интригу разводить, свисти прямо сейчас.
  - Давайте прямо сейчас. - Неферхотеп обвёл разбойничьим взором окрестности, проурчал комок изжёванных грозных заклинаний, которые заставили бы трепыхаться любое малодушное сердечко, но затем испустил, вместо свиста, что-то заторможено клокочущее и булькающее. - Вот ведь досада. Оказывается, я свистеть не умею. Почему-то не научился.
  - А зачем же обещал? - рассердился Ырка.
  Неферхотеп пожал плечами, давая понять, что он может обещать всё, что угодно, поскольку он здесь адвокат. Тело на шестом троне продолжало пребывать в неподвижности.
  - Слушай, судья! - смекнула Галочка. - А если ты своим молоточком шарахнешь по чему-нибудь очень звонкому?.. Он и проснётся, как будто от будильника.
  - А что тут, у нас, имеется из очень звонкого?
  - По головам своим шарахните. - ворчливо посопел Лев Моисеевич.
  - Да нет, наши головы, в смысле звонкости, предметы пустяшные. - ничуть не обиделся Ырка. - Вот если по перекладине качелек жахнуть?..
  - Жахни. Только погоди, я уши заткну. - крепко прижала ладони к ушам Галочка и обратилась ко всем: - Лучше бы вам тоже уши заткнуть. У нашего судьи силёнок многовато; если со всей дури вдарит - и оглохнуть недолго.
  Все немедленно последовали девочкиному совету и заткнули пальцами уши. Неизвестно из какой железяки была сотворена перекладина, но звук от удара молоточком получился помпезным, аффектированным, но совсем неубедительным. Напомнил жалостное дребезжание крышки от кастрюли, упавшей на пол.
  Первой освободила свои уши крыса Маруся и с лёгким истеричным весельем заверещала в унисон дребезжанию перекладины, что крепко обидело судью. Он не привык, чтоб к его стараниям относились с насмешкой. Тело на шестом троне так и не шевельнулось.
  - Доберёмся мы и до него. - сердито пообещал судья Ырка, погрозив кулаком. - А теперь меня интересует вот эта крыса. Что у нас есть на крысу?.. Где прокурор?
  - Да я тут! - встрепенулся Укрут.
  - Чего молчишь?.. Давай, наезжай на крысу.
  - Это без проблем. Крысы, надо сказать, настолько неприятные существа, что их по всему свету боятся и травят чем только вздумается. А наша, чуть ли не хуже всех, поскольку хотела сожрать Луну.
  - Неслыханное преступление! - переполошился судья. - Злодейский умысел, которому не может быть прощения!.. Где бы мы сейчас жили, если б крыса сожрала Луну?.. Неужели внутри крысы??
  Маруся с неприкрытой брезгливостью представила себе предлагаемое обстоятельство и заявила:
  - Я только пару раз облизывалась на Луну, поскольку выглядела она натуральной вкусняшкой. Знала бы я, что на ней этакие сморчки обитают, я бы и глаз не мозолила.
  - А чего на неё облизываться? - вздохнул Неферхотеп. - Луна как Луна.
  - Находит иногда на меня блажь, бывает. - пожаловалась крыса.
  - Нет, можно понять Марусю. - мечтательно вздохнул Евпсихий Алексеевич. - Зачастую и на меня находит блажь, особенно ранней ночной порой, когда смотришь на небо, и начинает казаться, что до него рукой можно дотянуться, только для этого надо встать на какой-нибудь пригорок. И Луна, сочащаяся клейковато-вкусной желтизной, смотрится как аппетитный сырный колобок, от которого хочется откусить самый лакомый кусочек.
  - Колобок?? - не понял Ырка аллегории.
  - Ну... колобок... шарик...
  - Шарик?? - опять не понял Ырка.
  - Ай, они ведь и не знают, что Луна плоская. - воскликнул Укрут, старательно постукивая пальцем себе по темечку. - Они думают, что Луна такой же шарик, как и Земля.
  - Да не может быть?? - поразился Ырка. - Вот неучи!
  - Точно тебе говорю.
  - Бросьте врать. - возмутилась крыса. - Всем известно, что Луна имеет шаровидную форму. Идите других дурней обманывайте насчёт Луны и всего прочего, а нас не проведёте.
  - Ты посмотри, какая тварь умная выискалась. - с ещё большей неприязнью к крысе Марусе, процедил судья Ырки. - Всё-то она знает. Наверняка знает, и какой электрический провод перекусить в подвале дома, чтоб всю линию замкнуло и искры посыпались. А ведь одной махонькой искры хватит, чтоб раздуть мировой пожар. Не правда ли, гражданин прокурор?
   - Истинная правда. - пробормотал Укрут. - Законы бинарной логики любой нуль обращают в единицу, а единицу обратно в нуль.
  - Ты просто душечка, прокурор, и тебя слушать одно удовольствие. Вот Неферхотеп тоже много чего знает удивительного, поскольку давно тут живёт и многое повидал. Он нам рассказывал, как однажды страху натерпелся, и всю эту бинарную логику прочувствовал настолько, что чуть было в штаны не наклал. Давайте-ка его спросим: было такое или не было?..
  - Что именно? - напрягся Неферхотеп.
  - Ну, пошевели мозгами, вспомни. Ты же рассказывал, как тут в кратерах прятался десять лет, поскольку опасался, что бомба на Луну грохнется.
  - Какая бомба?? - вздрогнул Евпсихий Алексеевич.
  - Атомная.
  - Атомная бомба на Луне?? - посмотрел вверх Евпсихий Алексеевич.
  - Да, атомная бомба на Луне. Нам про неё Неферхотеп рассказывал... Ведь было такое?
  - Было такое. - согласно закивал Неферхотеп. - Прятался. Это я помню.
  - В штаны ты тогда наклал или не наклал - это ты можешь точно вспомнить?..
  - Это я могу вспомнить. Но не настолько хорошо, чтоб вспомнить прямо сейчас. Я как-нибудь потом вспомню да расскажу.
  - Да вот ещё ждать твоего потом... Я сам расскажу. - с готовностью взялся за рассказ Ырка. - Началось это всё 27 октября 1962-го года, в день, который затем прославился, как чёрная суббота. Тогда, в самый разгар Карибского кризиса, в СССР был совершён незапланированный взрыв на полигоне Новой Земли термоядерной бомбы, весом в 260 килотонн. А некто Джон Кеннеди занимал пост президента Соединённых Штатов Америки, и каждое утро, просыпаясь с первым солнечным лучиком, задавал себе один и тот же вопрос: "Хочу ли я, чтоб сегодня Америка что-то сделала для меня или я хочу сам что-то сделать для Америки?". А тут он и спросить ничего не успел, как в кабинет ворвался министр обороны Макнамаре и принялся кричать о том, что советское руководство не только взорвало бомбу, а объявило ядерную войну, и что со стороны СССР на Америку уже летят сверхмощные ракеты с боеголовками. Поскольку Кеннеди наклал в штаны сразу и много, то ему некогда было разбираться в душевном здоровье своего министра, и он отдал приказ о нанесении ответного ядерного удара по территории СССР.
  - Что?? - в один голос воскликнули Евпсихий Алексеевич и Лев Моисеевич.
  - Так и сказал: "Хреначьте по этим русским во всю ивановскую, пускай от них останутся только прах и пепел!.." - несколько подбоченившись, Ырка торжественно воспроизвёл краткую речь американского президента. - Но единственными, во всей Америке, кто воспринял этот приказ всерьёз, оказались военнослужащие "Восточного ракетного полигона" на мысе Канаверал. Кнопка запуска межконтинентальной баллистической ракеты с ядерной боеголовкой была приведена в действие, военнослужащие произнесли торжественную молитву, полагая, что Господь всё-таки смилуется над несчастными русскими, и хоть кого-нибудь из них воскресит из праха и пепла. Так сказать, пустит на дальнейший расплод. Но тут в реактивном двигателе случилась непонятная заминка, приборы показали кривизну в системе управления наведения пусковой установки, затем технический сбой перешёл на все автоматические линии полигона, что вызвало крупные пожары сразу на всех объектах. А ракета, тем временем, преспокойно вылетела из шахты, но отправилась не в сторону СССР, а за пределы Земли. Очень скоро она вышла на лунную орбиту, где и застряла, в связи с нехваткой мощностей.
  - Я её видел. - ткнул пальцем вверх Неферхотеп. - Здоровенная такая штуковина, кого угодно напугает.
  - Конечно, скоро выяснилось, что СССР никаких боеголовок в Америку не запускал, а министр обороны выставил своего президента истеричным дураком, которого следовало бы поскорей убрать с должности, ради сохранения мира на земле. Собственно говоря, с последней задачей, спецслужбы справились довольно легко, но вот с бомбой, парящей над Луной, покончить было намного сложней. Хорошо, что наличие постороннего предмета на лунной орбите оказалось никем незамеченным. Кажется, только из кружка юных астрономов, при дворце пионеров в селе Первомайском, регулярно посылались письма в Кремль с просьбой присмотреться к подозрительному предмету, застрявшему у Луны. Но, кажется, в Кремле этих писем никто и не читал, ибо было совершенно недосуг. А вот главной космической задачей для всех последующих правительств США стала не высадка людей на Луну, а ликвидация бомбы. Программа "Аполлон" с этой хитрой целью и была учреждена. На лунную орбиту одним за другим запускались модули с астронавтами и приспособлениями повышенной технической оснащённости, чтоб аккуратно подловить ракету с ядерной боеголовкой, оснастить дополнительными двигателями, а затем отправить в полёт, в сторону, безопасную от Земли и всех прочих планет солнечной системы. Мировое сообщество пребывало в абсолютной уверенности, что Америка только тем и занимается, что высаживает людей на Луну, ведь для этой цели были задействованы лучшие мастера по спецэффектам в киноиндустрии. С 1969-ый год по 1972-ой НАСА инсценировало одиннадцать пилотируемых спусков на Луну, пока главная задача не реализовалась в полном объёме. Ядерная ракета покинула лунную орбиту и улетела в открытой космос.
  - Я с таким облегчением вздохнул, когда увидел, что на небе всё тихо. - с радостной грустинкой сообщил Неферхотеп. - Ох, знали бы вы, сколько нервов я вымотал, наблюдая за этой проклятой бомбой. Просил, чтоб архангелов прислали с каким-нибудь снадобьем успокоительным, да, кажется, переборщил с лекарством. До сих пор всё в каком-то состоянии аутичном пребываю.
  - Вы сейчас были серьёзны? - Евпсихий Алексеевич сперва недоумённо уставился на Ырку, затем пробежался взглядом по всем остальным. - Катенька, ты слышала, что нам тут порассказал этот судья самодельный?..
  - Слышала. - вздохнула Катенька. - Могу заметить одно, что это весьма странный рассказ.
  - И ещё насколько весьма странный!.. Я думаю, что нам просто наврали. И наврали специально, потому что слышали, как мы со Львом Моисеевичем беседовали на эту тему.
  - Я тут не причём. - замахал руками Лев Моисеевич.
  - Конечно, не причём. Я думаю, эти двое врут просто из озорства, нашли себе со скуки занятие.
  - А ты не думай много, Евпсихий, а принимай на веру. - обиделся судья Ырка. - Если б я захотел наврать, то наверняка придумал что-нибудь более похожее на правду. Но реальность не всегда может быть на что-то похожей, ибо у каждой реальности своя индивидуальная перманентность. Простые смертные не способны видеть или ощущать даже минимальной доли из того, что происходит перед их глазами. Простым смертным не хватает знаний, чтоб различить в элементарном сверхдиковинное, но при этом всегда готовы сомневаться в умственной состоятельности того, кто несёт им новые знания.
  - Да нет, с вами не поумнеешь, с вами свихнуться можно.
  - Не свихнёшься. Помножь три миллиона семьсот тысяч на сто двадцать два миллиарда - и если сумма получится верной, считай, что мозги вправил на место.
  - Как же я узнаю, что сумма точно получится верной?
  - У меня спросишь. Я-то точно знаю!..
  Евпсихий Алексеевич в недоумении развёл руками.
  - Послушайте. - встряла в разговор крыса Маруся, напоминая, что судят сейчас именно её. - Чтобы не случилось с вашими бомбами на Луне и над Луной, но проводов в электросети дома я не перекусывала. Поскольку меня изрядно долбануло бы током, а этого мне совсем не хочется.
  - Значит, в совершении теракта виновата не ты? - с сожалением спросил судья Ырка.
  - Виновата не я.
  - А кто?
  - Не знаю.
  - Не он? - Ырка ткнул пальцем в Льва Моисеевича.
  - Вряд ли.
  - То есть, ты всё-таки немножко сомневаешься?
  - Не сомневаюсь. Просто вряд ли это может быть он.
  - Ну, ладно, на сегодняшний день объявляю тебя оправданной. Хотя, не обещаю, что завтра смогу оправдать тебя с такой же лёгкостью. Я всегда могу найти до чего докопаться, так что впредь не нервируй меня.
  - Хорошо. - как-то слишком быстро и любезно согласилась крыса.
  - Хорошо? - примечая на мордочке крысы глумливые мимические нюансы, переспросил судья.
  - Хорошо, хорошо. - повиляла Маруся хвостиком.
  - Ну, ладно... Кто у нас следующий?.. Подавайте его мне со всеми потрохами.
  - У нас только один остался. И я бы рекомендовал тщательней присмотреться к Евпсихию Алексеевичу. - заявил прокурор Укрут. - Пускай невинной овечкой не прикидывается.
  - Я тоже заметил, что ему нравится невинной овечкой прикидываться. А сам, поди-ка, в детстве мухам лапки с крылышками отрывал?..
  - Да что там, в детстве... Буквально на позапрошлой неделе прибил муху тапком. С лёту.
  - Душегууууубец!! - протяжно высказался судья Ырка и покачал головой. - Даже не знаю, найдёт ли адвокат веских слов в твоё оправдание. А?.. Адвокат, что ты нам сообщишь про этого красавца?..
  - Вот, даже не знаю... - Неферхотеп со строгой печалью взглянул на подзащитного. - Детство Евпсихия Алексеевича полно тайн и недоумений. Возможно, что мухи с оторванными лапками, это мелкие пустяки, совершаемые мимоходом, под влиянием неосмысленного естествоиспытательского интереса. Но мальчик совершал действия, которые говорят о его странной психике гораздо больше, чем несчастные мухи. Мальчик, например, частенько прятался в шкафу, хотя никто из родителей его не ругал сильно и не стремился жестоко наказывать. Просто мальчику нравилось сидеть в тёмном шкафу, он даже завёл там себе друга.
  - Друга?? - встрепенулся судья. - Признавайся, Евпсихий, что за друга ты себе завёл в шкафу и чего пакостного вы затевали?
  - Ничего такого мы не затевали. Сидели, болтали о разном, иногда песенки пели. - неохотно пробормотал Евпсихий Алексеевич.
  - Какие ещё песенки?
  - Всякие... глупые, конечно, но ребячьему умению попеть вполне подходящие...
  - Назови нам хоть одну. Вдруг, и мы такую знаем.
  - Ну я не знаю, знаете ли вы такие песни или нет... я их сам плохо помню... ну, вот про граждане, воздушная тревога была у нас песня.
  - Что это за песня такая: граждане, воздушная тревога?.. Про что там?
  - Про войну. Это не страшная песня, и сочинена с хорошим добрым хулиганством, чтоб попробовать нивелировать настоящие ужасы войны.
  - Зачем же их нивелировать?
  - Ну, нельзя же всё время жить в состоянии пережитого страха?..
  - А какой-такой страх испытывали ты и твой друг, что решили петь идиотские песни про войну?.. Вас-то кто смертельно напугал?
  Евпсихий Алексеевич не нашёлся, что ответить и замялся.
  - Дядя Евпсихий прятался в шкафу! - торжественно произнесла Улинька. - Дядя Евпсихий, наверное, был трусишкой и девочкой, совсем-совсем, как я!..
  И на это замечание Евпсихий Алексеевич не нашёл что ответить.
  - А я знаю этого дружка евпсихиевского. - внезапно сообщил Укрут. - Его зовут Бухтила.
  - Точно, Бухтила! - воскликнул Евпсихий Алексеевич. - А откуда вы знаете?..
  - Должность у меня такая. Только понять не могу, как ты мог из обычного бревна себе друга сделать?..
  - Из бревна? - воскликнула Катенька, с крайним интересом прислушиваясь к воспоминаниям из детства Евпсихия Алексеевича.
  - Из натуральнейшего бревна. - подтвердил Укрут.
  - Да, Катенька, из бревна... - принялся словно бы оправдываться Евпсихий Алексеевич. - Трудно ли маленькому ребёнку вообразить, что бревно самоорганизовалось и эволюционировало?.. Вспомни хотя бы сказку про Буратино. Да и не думай, что это было вовсе какое-то такое бревно, что едва в шкаф помещалось, а это был чурбачок. Кажется, мой батюшка его как-то из лесу приволок, потому что забавным показался. У него такие выпуклости замысловатые были, словно глаза выпученные, и красовалась щель вроде улыбающегося рта. Может, сперва чурбачок и на видном месте в квартире стоял да забавлял гостей, а потом приелся, прискучил и был отправлен в шкаф.
  - Как же ты общался с бревном, Евпсихий?.. - наконец-то развеселился и Лев Моисеевич. - Допускаю, что оно эволюционировало, но, чтоб звуки испускать, надо кроме видимости рта ещё и какой-никакой голосовой аппарат иметь.
  - Не обязательно же вслух разговаривать, можно и на телепатическом уровне.
  - А, ну если с бревном общаться, тогда точно на телепатическом уроне...
  - Хватит пустой болтовни. - ударил в гонг судья Ырка. - Не верю я, Евпсихий, что ты с бревном просто так в шкафу сидели и пацифистские песенки распевали. Наверняка в ваших мозгах зарождалась идея о грядущем кровавом месиве.
  - Предполагать вы можете что угодно. - усмехнулся Евпсихий Алексеевич. - Но предположениям вашим грош цена.
  - Именно поэтому я и вызываю в суд свидетеля Бухтилу. Немедленно. Его и спросим.
  - Эк чего захотел! - посмеялся Евпсихий Алексеевич. - Откуда он здесь возьмётся?
  - Да всё оттуда же. - ткнул пальцем в космос судья Ырка. - Не только простым смертным даруется своя реальность, но и выдуманным для вечности фантомам.
  Космическое пространство, которое до сих пор пребывало в относительной безмятежности, вдруг подёрнулось лёгкими извилистыми волнами. Одна из дальних звёзд вспыхнула неравномерно-разодранным огненным светом, запачканным чёрным угольным дымом, из недр которого вырвался некий предмет, стремительно приближающийся к Луне. Вскоре на лунную арену плюхнулся продолговатый железный ящик на колёсиках, сверкающий свежей оцинковкой, со старательно нарисованной на боку картинкой в виде герба неопознанного государства и надписью "БУХТИЛА".
  - Вот чует моё сердце, что опять мы тут разворотим всё к чёртовой матери, а завтра весь день Луну ремонтировать будем. - проворчала Галочка.
  Ырка с Укрутом виновато взглянули на подругу, однако отказываться от затеянного куража было поздно.
  Из ящика вылез тот самый детский друг из шкафа Евпсихия Алексеевича, прозываемый Бухтилой, и он оказался практически натуральным чурбачком с несуразно выпученными глазами и щербатой щелью вместо рта. Обыкновенных рук и ног Бухтила не имел, вместо них дёргались, как будто на шарнирах, игрушечные трёхпалые ладони и ступни. Бухтила живенько прошёлся по арене, разминая свои странные ноги и похрустывая вкусно пахнущей баранкой.
  - Извините, проголодался, пока летел. - зыркнул он в сторону судьи. - Я, когда нервничаю и спешу куда-нибудь, мне непременно что-нибудь грызть надо... Здравствуй, добрый человек!..
  - Это мы сейчас поглядим, какой я добрый. - усмехнулся судья.
  - Нет, я добрых людей с первого взгляда различаю. Вот стань передо мной хоть абсолютная скотина, но если есть в ней кладезь доброты, я его непременно распознаю. Вот будь ты хоть самая распаскудная тварь, но если ты при этом добрый человек, то я это обязательно оценю и всем расскажу, что среди тварей тоже люди попадаются.
  - Ну и друзья с тобой водились в детстве, Евпсихий! - рассмеялась Катенька. - Мелет вздор без передыху.
  Бухтила с лёгкой укоризной повернулся к Катеньке, но спорить не стал.
  - Давайте его допрашивать поскорей. - потребовала Галочка. - А то он столько наговорит не по делу, что мы вообще ничего не поймём.
  - Итак, Евпсихий Алексеевич. - ударил в гонг судья Ырка. - Знакома ли тебе вот эта предметная сущность, именуемая Бухтилой?
  - Знакома. - в лёгком шоке выдавил из себя Евпсихий Алексеевич.
  - А, Евпсихий, мальчик мой, вот ты где!! - наконец-то и Бухтила распознал своего давнего дружка. - Слушай, извини, что так долго не заезжал в гости. Просто дел всяких навалилось по горло, всё было некогда.
  - Чем же ты был таким занят? - опережая ностальгические спазмы Евпсихия Алексеевича, сразу взялся за судебный процесс Ырка.
  - Слушай, я таким делом был занят, что тебе и не понять, если вот по-простому взяться объяснять. - с нескрываемым нахальством зачесал языком Бухтила. - Я ведь не могу прозябать на задворках цивилизации, на Луне там какой-нибудь. Мне сегодня надо быть тут, а завтра там, а послезавтра я окажусь тут и там одновременно. Ты вот так можешь, дохлятик?.. Нет, ты так не можешь... Евпсихий, мальчик мой, тебя каким ветром сюда занесло?..
  - Здравствуй, Бухтила!.. Я так рад тебя видеть!.. - только и нашёлся что сказать Евпсихий Алексеевич.
  - И я рад. Вот ты ничуть не изменился, только если подрос здоровенно, ну и полысел маленько. А так всё хорошо у тебя?.. Как семья, дети?.. Это кралечка твоя?.. - Бухтила с удовольствием указал на Катеньку. - Ничего такая, улыбка обалденная. А я помню тебе всё девочка нравилась из кино какого-то, его частенько по телевизору показывали, ты чуть ли не жениться на ней собрался. Ну и ладно, что не на ней женился, а на другой. На ком женился - на том и женился. Мне-то что. Моё дело маленькое. А это, вижу, дочурки твои?.. - Бухтила посмотрел сперва на Галочку, а затем на Улиньку. - Красивые девчушки, все в папу. Главное, чтоб умные были, по нынешним временам-то дуру и замуж не выдашь, а умная и одна проживёт в полное своё удовольствие. Завидую я тебе, Евпсихий!.. Завидую твоему семейному счастью!..
  - Нет, Бухтила, это не мои дочурки... - слишком пространно попробовал объясниться Евпсихий Алексеевич. - Тут видишь ли такое дело. Нам довелось обитать вместе в одном доме, с которым произошёл таинственный и роковой случай.
  - А это дедушка твой?.. - перебил Бухтила мямлящего Евпсихия Алексеевича и чуть ли не раскрыл объятия в сторону Льва Моисеевича. - Что-то я не помню, чтоб раньше у тебя дедушка был такой славный, вот только кота помню. Серенький у тебя такой кот был, в полоску рыжую. Но скажу открыто, скажу, как на духу, что дедушка твой - человек серьёзный и почтенный, и он по-всякому лучше кота, и это сразу видно. Отличная у тебя семья, Евпсихий, дай вам Бог всем здоровья, счастья в личной жизни, хорошего начальства на работе!.. А мне некогда тут с вами гостить, у меня дел по горло. Пора мне.
  - Никуда ты отсюда не уйдёшь, пока мы не разрешим. - прорычал прокурор Укрут. - Тут у нас судебное заседание, мы рассматриваем вопрос крайней серьёзности.
  - А за что меня судить? - струхнул на мгновение Бухтила. - Ничего такого я не делал, чтоб меня судить заживо.
  - Да не тебя судим, а дружка твоего. Ты проходишь по делу в качестве свидетеля. Пока, во всяком случае.
  - Я и с дружком ничего такого не делал. Я же чисто из воспитательных целей с парнишкой общался. Вижу: растёт малыш скромный, талантливый. Ему только благодатной почвы не хватает, а у меня добрых побуждений пруд-пруди, мне их не жалко.
  - И вы оба в шкафу прятались?
  - Ну и прятались, ну и что. Признаю ошибки молодости. Да мы ничего зазорного там и не делали - у кого хочешь спроси. Вот, если хочешь, так у дедушки евонного спроси - он нас тысячу раз в шкафу видел и только улыбался задумчиво. Так он и сейчас сидит да улыбается, славный такой старикашка, никогда в жизни никому не врал, я уж его как облупленного знаю!..
  - Я этого типа вижу первый раз в жизни. - заявил Лев Моисеевич.
  - Ну, значит, другой был дедушка. Мало ли я повидал всяких дедушек. Вы позовите сюда другого, он и подтвердит правоту моих слов.
  - Подсудимый Евпсихий уверяет, что вы в шкафу песни пели. - повысил голос судья Ырка. -Так ли это?
  - Разумеется, пели. Отчего же и не попеть, если хорошая песня сама на ум просится, чистотой сердечной упивается и тоску-печаль разгоняет?.. Кто хорошо поёт - тот худого не думает.
  - Ну, допустим, упивается. Ты можешь нам сейчас исполнить хоть одну песню из тех, что с Евпсихием пели?.. Вот, про граждане, воздушная тревога ты помнишь песню?..
  - Про граждане, воздушная тревога?.. Конечно, помню. Любимая песня.
  - Пой. - приказал судья. - И ты, Евпсихий, тоже пой вместе с Бухтилой, а мы послушаем.
  Евпсихий Алексеевич недовольно кашлянул.
  - С самого начала ваш суд являлся грубым фарсом. - сказал он. - И петь всякие глупые песни не имеет смысла. Я петь не буду.
  - Золотце моё, да ты не переживай слишком! - излучился ласковостью Бухтила, утешая приятеля. - От нас ведь не убудет, если мы чуточку споём, вспомним былые годы. Раз люди песен просят - надо спеть, я так считаю. Раз у людей имеется тяга к искусству - надо ей потворствовать. Сегодня они нас судят, а завтра мы их будем судить, и тогда они нам другие песни запоют.
  Евпсихий Алексеевич хоть и согласился со странными доводами Бухтилы, но петь не решался. Только после горячих просьб Катеньки, Галочки и Улиньки, он приступил к пению.
  Из каких-то невероятных тайников памяти всплывали строки шаловливой песенки и исполнялись с той доходчивой лёгкостью, с которой ребёнок выкладывает на бумаге беспредметные каракули. Бухтила не столько подпевал, сколько гудел слегка расстроенной фисгармонией, но зато добавлял к наивному занудству мелодии нюансы в виде хлопанья в ладоши и притопывания.
  
  Граждане, воздушная тревога!
  Ой, граждане, спасайтесь ради бога:
  майки и трусы хватайте,
  и на кладбище тикайте,
  занимайте лучшие места!..
  
  Случайно я попал в военкомат,
  где сунули мне в руки автомат.
  Дали мне бутылку водки
  и большой кусок селёдки:
  вот теперь иди и не скучай!..
  
  А в первом же бою я отличился:
  вдоволь этой водочки напился,
  пьяным вылез из окопа,
  получил три пули в жопу:
  вот теперь лежи и не скучай!..
  
  Очнулся я у вражеского дзота,
  вижу офицера-бегемота...
  Он смеётся, он хохочет,
  будто слопать меня хочет,
  будто русских сроду не видал!..
  
  Бросили меня в большой сарай.
  Говорят, попал в немецкий рай.
  Много били-колотили,
  в жопу лампочку ввинтили:
  вот теперь лежи и не скучай!..
  
  А я скучать совсем не собирался,
  я только тёмной ноченьки дождался.
  Вижу: фриц стоит горбатый,
  я его прибил лопатой,
  говорю: лежи и не скучай!..
  
  Вот так бежал из вражеского плена.
  Я семь полков убил одним поленом,
  сорок танков искалечил,
  двадцать пушек изувечил,
  и за это орден получил!..
  
  Больше всех песня понравилась Галочке и Улиньке; они даже старались подпевать, не зная слов, но старательно придерживаясь мотива. Катенька припомнила, что она тоже была знакома в детстве с этой песней, и иногда, во дворе, среди дурашливой ребятни, распевала её во весь сосредоточенно-неистовый голос. "Взрослые вроде бы и пугались. - припомнила Катенька. - А ребятне нравилось, ребятня веселилась!.." Лев Моисеевич показательно молчал с видом человека, который когда-то и придумал эту песню, но теперь желает позабыть о ней, как о страшном сне.
  - Песня дурацкая. - прошипел судья. - И петь вы не умеете... Вот отчего ты, Бухтила, скажи на милость, такой радостный, даже счастливый?..
  - Не сердись, дохлятик. Лучше бы я тебя баранкой угостил, чем песни распевать, да у меня с баранками туго. Съел все до одной, пока сюда летел. Перенервничал.
  - Ты правильно нервничал, поскольку со мной шутки плохи. Я могу твоего дружка Евпсихия прямо сейчас засудить, даже без всяких доказательств и прочей юридической ерундистики. Тебе бы и сейчас продолжать нервничать, а ты клоуна из себя корчишь, лыбишься сверх всякой меры... Вот, скажи на милость, чего ты лыбишься?
  - Смешно дураку, что нос на боку!.. У меня ведь сегодня День Рождения! - вдруг ляпнул Бухтила.
  - Да разве??
  - Представь себе, такая оказия. Я как раз о мамочке своей думал, когда ты меня сюда позвал, платьице её бежевое вспоминал и блины, что она на масленицу пекла. Вот гречишные блины у ней особо хорошо получались; я бы вас всех блинами угостил мамкиными, да нет уж мамки давно на этом свете. И на том нет. Не знаю я, где мамка моя.
  - Да какая у тебя мамка? чего ты врёшь? - взъерепенился Укрут.
  - Погоди, прокурор, не лезь не в своё дело... - быстро принялся что-то обдумывать Ырка, захваченный внезапным соблазном. - День Рождения - это такой праздник, который ни в коем случае нельзя пропускать.
  - Ну! - согласился Бухтила. - Надо праздновать, я так считаю.
  - Сегодня пропустишь, завтра пропустишь, а потом и вовсе позабудешь, когда ты родился и родился ли ты вообще.
  - Ну!! - с ещё большим оживлением поддакнул Бухтила. - Твоя правда, родненький!.. Ты выводы-то делай поживей, не томи честной народ.
  - Всё, закрываем суд. - ударил в гонг Ырка и возбуждённо потёр ладони. - Никто не виновен, все молодцы. Давайте праздновать!..
  - Прямо сейчас? - на минутку опешили Укрут и Неферхотеп. - Прямо здесь и прямо сейчас.
  - Прямо здесь.
  - Ну, начинается! - интригующе хихикнула Галочка.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:15
  
  Первым делом Ырка вытащил из собственного брюха лилово-пряничные клоунские колпаки и раздал их основным участникам праздника. Кажется, только Галочка с задиристым куражом напялила на голову свой колпак и сплясала коротенький выкобенивающийся танец, а вот виновник торжества с Неферхотепом оказались не слишком рады. Колпаки не желали держаться на их некондиционных головах, постоянно падали и катались по арене, намереваясь завалиться с концами в какой-нибудь кратер. "Ну, ладно, я-то по жизни дурачок, надо мной можно смеяться сколько угодно. - бурчал Бухтила. - А вот превращать божественную сущность в идиота - это верх цинизма!.. Неферхотеп, братишечка, потерпи чуток. У нас праздник продлится всего-то полчасика, едва ли больше, тебе недолго мучиться." Неферхотеп страдальчески вздыхал, ловил свой колпак и нахлобучивал на голову, стараясь улыбаться во весь рот обречённо, но благодушно.
  Улиньку ужасно всё это веселило, она увлечённо смеялась и елозила ножками, желая потанцевать на арене с любимой сестричкой, и было очень жаль, что праздник находится от неё так далеко. Но Бухтила придумал, чем порадовать девочку: он вытащил из железного ящика, на котором прилетел, связку разноцветных воздушных шариков и выпустил их в свободный полёт, не сомневаясь, что они долетят до адресата. Улинька без труда поймала шарики, обняла и расцеловала чуть ли не каждый, и заявила, что это самый лучший День Рождения из всех, которые ей довелось праздновать в гостях на Луне.
  - Если всё удачно сложится, - растроганно пообещал Бухтила. - то я вас всех приглашу и на следующий свой День Рождения. Празднуйте, мне не жалко.
  - А когда он будет? - побледнел Неферхотеп, пытаясь удержать на голове сваливающийся колпак.
  - Когда-нибудь да будет.
  - Лучшее попозже. А то мне нездоровится что-то.
  - Давай, попозже. Как скажешь, бородатенький. Любой каприз.
  - Как говаривала моя премудрая Варвара Мстиславовна, примечая, что я пялюсь на посторонние женские ножки... - зачем-то сообщил омрачённый Лев Моисеевич. - "Для хорошего кота и в феврале март!". Заняться вам тут нечем, вот и тешитесь ерундой.
  - Не ворчи, дед. Будет и у тебя праздник. - пообещал Ырка и тут же исполнил обещание. - Ну-ка пошарь хорошенько у себя в кармашке.
  Лев Моисеевич недоверчиво засунул руку в карман кальсон, с изумлением нащупал там что-то особенное и вытащил кусок резины, в котором легко угадывался будущий воздушный шарик.
  - Поднялось настроение? Почувствовал, как в организме закипешела радость? - с озорной, но пугающей строгостью спросил Ырка.
  - Почувствовал. - мотнул головой Лев Моисеевич, не желая спорить с судьёй, и принялся старательно надувать свой шарик до размеров праздничных и удивительных.
  - До чего душевная компания собралась у меня на юбилее, просто нет слов!.. Мне ведь ровно пятьдесят годков стукнуло, а, значит, без выпивки нам никак не обойтись! - заявил Бухтила и, торопливо переворошив всё внутри своего ящика, обнаружил бутылку шампанского. - Вот она, красавица!.. По сто грамм выпить, думаю, никто не откажется.
  - Я откажусь. - заявила Галочка.
  - Экая девочка странная... не пьёт... - проворчал Бухтила и принялся вновь шарить в своём ящике, пока не обнаружил бутылку лимонада. - Пей вот газировку специальную. Знала бы ты, милая, как твой папаша в детстве любил эту самую газировку, иногда и по две бутылки за раз мог выпить, однажды чуть не лопнул!.. Хорошо, что хоть просто обоссался.
  - Бухтила!! - недовольно повысил голос Евпсихий Алексеевич.
  Галочка с удовольствием взяла лимонад, не вступая в спор с Бухтилой насчёт отцовства Евпсихия Алексеевича, и потребовала бокалов.
  - Это таких звонких штуковин на длинных ножках из города Гусь-Хрустальный? - помялся Бухтила. - Где бы мне их взять?.. А из горла пить никто не хочет?..
  Из горла пить никто не хотел.
  - Тогда вот баночки у меня есть небольшие, я в них обычно зелёный горошек консервирую на зиму, а вот сейчас для пьянства пригодились. - Бухтила вытащил из ящика чистенькие стеклянные банки, разлил по ним шампанское и лимонад, не позволяя напиткам превратиться в пену, и потребовал от судьи праздничного тоста.
  - С наступающим алкогольным опьянением, товарищи! - торжественно провозгласил Ырка, чокаясь с приятелями, но и восседающих на тронах не оставил без внимания: - Побольше радости в себе раскройте, ведь чувство радости пьянит не меньше шампанского!.. Любите не только живых, но и мёртвых, ибо все они застревают в памяти человеческой на равных правах!..
  - Спасибо! - растроганно просипел Бухтила и залпом выпил свою баночку шампанского.
  - С Днём Рождения, Бухтила! С праздником! - посыпались поздравления от Евпсихия Алексеевича, Катеньки и крысы Маруси, а Лев Моисеевич промычал что-то про долгие-долгие года, которые надо прожить с вечным пламенным приветом на душе!..
  - Спасибо! - уронил из выпяченного глаза слишком непомерную слезищу Бухтила, выхватил банку с шампанским у Неферхотепа и залпом опустошил её. - Вот кабы всем достались такие замечательные друзья, как у меня, то не было бы в мире невзгод, все бы ходили друг за другом неустанно и приветы передавали... Улинька, деточка, ты не хочешь мне стишок прочитать?
  - Да! - горячо сверкнула глазёнками Улинька и торопливо, пожалуй, даже сочиняя на ходу, произнесла поздравительный стишок:
  
  На день Бухтилова рожденья
  я дарю стихотворенье.
  И желаю удивляться
  каждый день сто тоннам счастья!..
  
  - Да это же идеальная концепция для всей моей последующей жизни! - всплеснул руками Бухтила. - Этого я не могу не отметить особым образом.
  И Бухтила вновь полез в свой ящик, переворошив его до основания, и вытащил внушительную бутылку вина.
  - Вот за что я тебя уважаю, - расплылся в подобие улыбки Укрут. - это за фактическую трезвость при любом метафизическом подпитии.
  Бутылка вина была успешно разлита и выпита. Затем Ырка посетовал на недостаток шумных гостей на празднике. Сказал, что не он придумал необычную традицию заканчивать любое знаменательное событие удивительной камарильей, но поскольку таковая традиция имеется, то не помешало бы пригласить сюда парочку-тройку буйных персонажей. Укрут прочертил пальцем в воздухе сигнальный семафор с ярко вспыхивающим зелёным цветом, и этого оказалось вполне достаточного, чтоб на вызов слетелось на Луну множество странноватых гостей.
  Рокочущие угловатые стрелы молний с разных сторон осенили космос, и на лунную арену принялись поочерёдно сбрасываться железные ящики, поднимающие кучу пыли. Все ящики были вычурно-компактны и не похожи друг на друга, большинство, вместо колёс имели лёгкие гусеничные траки, некоторые обладали маленькими холодно-глянцевыми иллюминаторами, и на каждом ящике был нарисованы причудливый герб и имя прибывшего гостя.
  - Здравствуйте, дорогие товарищи! - неприветливо расчихался Лев Моисеевич, пытаясь развеять рукой столбы пыли.
  Первыми выскочили из своего компактного космического аппарата существа, обозначенные как Шлёндалы, напоминающие двух здоровенных плюшевых мишек едкого жгуче-рыжего цвета. Они сразу принялись, с косолапой походкой и лёгкой суетливой выпендрёжностью, бродить по арене, прибирать к рукам разные камушки и куски сетки-рабицы, рассматривать их, перешёптываться и прятать по карманам. Именинника они, кажется, и не замечали. Затем вылез некто Белебень - долговязый и схожий с кухонной поварёшкой, методично болтающийся из стороны в сторону, словно маятник, и пробующий вытереть со своего мизерного поросячьего носа пятна копоти, чему мешала сковородка в руках. На сковородке устало шкварчали морковные котлеты, которые Белебень никак не успевал дожарить уже несколько суток, поскольку постоянно отвлекался на что-то другое. Здесь он быстренько сообразил, как избавиться от сковородки и котлет, и подарил их Бухтиле, заверив, что только ради его именин затеял давеча стать кулинаром.
  - Лишь бы холерину со свистухой не подхватить. - ворчливо принял подарок Бухтила, и в один присест слопал все котлеты вместе со сковородкой. - Запить есть чем?
  Тут и помогли Шлёндалы, поскольку привезли с собой ёмкие пузатые бутылки, содержание которых пахло забродившим липовым цветом.
  - Будьте здравы, бояре! - похвалил гостей Бухтила, опорожнив несколько бутылок.
  С деловитым нахальством проявил себя Хлюздун - глянцевый и осклизлый, словно обсосанный леденец - который быстро сунул в руки Бухтилы крепко перевязанную коробочку с подарком, тут же забрал её обратно, уверяя, что положит её на праздничный стол, откуда Бухтила сможет её забрать и рассмотреть как-нибудь на досуге. Но праздничного стола на Луне не нашлось, и Хлюздун закинул коробочку себе в ящик, после чего принялся спешно выговариваться, поздравляя Бухтилу, и явно перебарщивая во вранье, когда рассказывал, насколько занимательно провёл прошедшую неделю. Хлюздун поведал, что на днях его вызывали в Кремль, к президенту России, что они вдвоём, наедине, долго и обстоятельно вели беседу о воровстве чиновников, о проблемах, связанных с международными санкциями, вызванными воссоединением Крыма с Россией, а также об оппозиции, раскачивающей лодку государственности. "Очень мило посудачили и о тебе, Бухтила. - сообщил Хлюздун, непременно желая ответной похвалы. - Путин поздравил тебя с юбилеем, велел вручить медаль за что-то там хорошее, но саму медаль так и не дал, сказал, что ещё на заводе не сделали, велел приехать попозже. Мне уж недосуг в этот Кремль возвращаться, так что поезжай туда сам, Бухтила, скажи охранникам на входе, что к Путину приехал, за медалью. Тебе сразу и дадут." Бухтила сказал, что как раз намеревался завтра-послезавтра заглянуть в Кремль. "Лучше бы не завтра. - смущённо пробормотал Хлюздун. - Лучше бы тебе сперва проспаться хорошенько. После праздника-то."
  Без подарков, но с огромной душевной теплотой заявился на Луну сморщено-скрипучий Ушлёпок, похожий на старинный кирзовый сапог, который сразу принялся шаловливо подкрадываться сзади к какому-нибудь гостю, чтоб угостить полновесным развлекательным пенделем. Один лишь Колоброд - наспех смонтированный из разнокалиберных агрегатов, и непрерывно дёргающийся, будто в его внутренностях находилась огромная пружина - огрызнулся на приятеля и задал ему ответного пинка. Но драка всё-таки не началась, несмотря на искренние надежды Ырки и Укрута, а двое задир удовлетворённо и церемониально раскланялись, с максимальной вежливостью пожелали друг другу поскорей сдохнуть и разошлись.
  С лохматым шумом грохнулась на Луну деревянная бочка, крепко стянутая железными хомутами, из которой спешно выскочили Оплетаи. Было их шесть штук, выглядели они как половинки человеческого тела, имеющие по одной руке и ноге, по одному глазу и уху на половинчатых головах. Причём, трое Оплетаев смотрелись, как правые половинки, а другие трое, как левые. Иногда две половинки с озорством прикладывались друг к другу и казались вполне себе сносным человечком, разве что нечаянно развинченным. Из ящика, похожего на барокамеру, вылез Дрыхало, целиком укутанный в коврик из разноцветных потёртых лоскутков, и выказывающий лишь опухшие переспело-яблочные щёки с крючковатым сопливым носом. Пару раз тщательно чихнув и неторопливо опустошив поднесённую ему бутылку, Дрыхало собрался-было обратно в свой ящик, чтоб лететь дальше, но на третьем шаге заснул и сладко засифонил. Во всём своём несуразном очаровании возник перед публикой и Злыдень Писюкатый - похожий на бронзовую статуэтку стройного мускулистого фавна - с походкой усталого ловеласа, в коротком шутовском фраке с эффектно-гламурной бутоньеркой на груди, и без каких-либо штанов. Отсутствие которых, впрочем, ничуть не приоткрывало тайну непристойного прозвища Злыдня. Запасы спиртного, которые находились в его ящике оказались весьма обширными, и заметно приблизили успех всеобщего помешательства.
  Последними прибыли на Луну вальяжные Кодло и Шобло, сравнимые с сафьяновыми коридорными пуфиками на четырёх ножках, но разговаривающие и передвигающиеся, почему-то, задом наперёд. Смешливые ожидания Укрута, что они и бутылки будут не опустошать, а наполнять, не оправдались. Кодло и Шобло упились едва ли не больше всех.
  - Неплохо бы угостить нашего Бухтилу и всех гостей тортом. - вдруг размечталась Галочка, поскольку именно этой сладости ей сейчас не хватало. - На всяком Дне Рождения угощают большущим и невероятно вкусным тортом.
  - Да без проблем. - проникся девочкиными грёзами Ырка и ударил в гонг: - Граждане, недотыкомки!.. Поступило предложение перейти к десерту. Нельзя отказывать детям в их невинных капризах, ведь всем известно, что дети - наше будущее. Торт есть у кого-нибудь?..
  Гости озабоченно переглянулись и выяснили, что торта с собой никто не привёз.
  - Ну и ладно, этакого добра мы и сами сколько угодно можем смастерить. - заявил Хлюздун. - Я вот вчера был на крестинах племянницы главы одной нефтяной компании, так там гости этакой тортище соорудили, что племянница, от радости, заползла во внутрь торта и до сих пор вылезти не может. Теперь прямо в торте и живёт. Специалисты МЧС её искали с собаками и не нашли. Только чавканье доносится.
  - Тогда за дело! - обрадовался Ырка и быстро разъяснил, как и из чего на Луне делаются торты.
  Гости отправились к своим ящикам, в которых нашлось неожиданно много приспособлений для изготовления праздничного торта. Появились механические кондитерские устройства, напоминающие бетономешалки, дренажные насосы и воздушные компрессоры. Всё это дружно зажужжало, заработало, принялось выкачивать из недр Луны полезные ископаемые и вырабатывать крем, тесто, шоколад, сбитые сливки и прочие смачные ингредиенты для огромного бисквитного лакомства.
  Гости, с напыщенным удовольствием превратившиеся в кулинаров, лепили праздничный торт в порыве зачаровывающего единомыслия и без заметной сутолоки. Работа сопровождалась шумными эффектами в виде весёлых кряхтений, игривых дурачеств, подтруниваний над неумёхами, и конечно же сладостных урчаний, что обычно издаются натощак, в предвкушении вкусного обеда. Даже Дрыхало лениво перетаскивал что-то с места на место, иногда пощипывая себя за щёки, чтоб не уснуть.
  Торт прямо на глазах вырастал до невиданных размеров. У Катеньки и крысы Маруси заблестели глазки от вожделения попробовать эту сладость, а Улинька застыла с раскрытым ртом настолько непоколебимо, что перестала думать обо всё прочем.
  - Пускай это будет не просто торт, а изумительный аттракцион! - потребовал Ырка. - Признавайся, Бухтила, ведь ты любишь всяческие развлекательные неразберихи?..
  - Карусельки люблю. - сознался Бухтила. - И чтоб тренькало всё, как будто в сказке, когда на пиршество, в замке у короля, собираются волшебники и хвастают друг перед другом чудесами.
  - Волшебников-то, пожалуй, я тебе не пообещаю, а вот наши чудаки в один момент превратят твою жизнь в сказку.
  Тяжеленые куски картона обнаружились в залежах ящика, в котором прилетели Шлёндалы, и картон этот в одночасье преобразовался в мясистое папье-маше, из которого гости взялись склеивать и устанавливать по краю торта разнопёрых карусельных лошадок. Сам торт принялся неспешно вращаться, подобно громоздкой ярмарочной карусели, и наигрывать привязчивую конвульсивно-звонкую музыку, повторяющую один и тот же короткий мотив. Многие гости расселись по лошадкам, обстоятельно дурачась и выделываясь друг перед другом, и распевая блуждающими голосами, что взбредёт на ум. Кодло и Шобло, оседлав гнедых рысаков, с пьяной торжественностью орали, что: мы, дескать, красные кавалеристы, и про нас былинки речистые ведут рассказ!.. Бухтиле досталась приземистая ушастая лошадка, соответствующая образу конька-горбунка, но больше похожая на заурядного ишака. Однако, Бухтила был рад и ишаку, на которого забрался с трудом, при помощи услужливых Оплетаев, соорудивших из себя нечто вроде лесенки. Но, едва почувствовав под собой седло, Бухтила вздёрнул нос, дерзко потребовал от Оплетаев не мешать ему, и даже попробовал выкинуть небезопасные фортеля, навеянные цирковой джигитовкой. Казалось, что ишак вот-вот пустится в галоп, обгоняя всех прочих карусельных лошадок, но тут Бухтиле захотелось примерить на себя образ Наполеона, с величественной напыщенностью восседающего на коне и озирающего растерзанное поле битвы под Ватерлоо, и Бухтила приструнил свою кобылку. "Солдаты!.. - с пафосным отчаянием вопросил Бухтила. - Куда хоть вы все зашкерились?.. Никого не вижу."
  - Темновато здесь, вам не кажется? - обратился пружинисто дёргающийся Колоброд к Ырке, намекая на возможность подключить к празднику особые источники света, и Ырка, почувствовав, что настало время грянуть долгожданной праздничной кульминации, отдал приказ задать жару.
  Колоброд совсем не долго ковырялся внутри своего огромного ящика, напоминающего по форме стратегический бомбардировщик, сколоченный из разных кусков фанеры, вылез с самозабвенно-фатальной улыбкой и провозгласил начало праздничного салюта. Затем нажал на какую-то кнопку у себя на макушке головы, и ящик-бомбардировщик принялся феерично разбрасывать над ареной огненные круги, росчерки, трапеции, завитушки, эскапады и прочие неуёмные чудеса визгливой пиротехники. Великолепная люминесценция, страстно освещающая половину видимого космоса, привела гостей в совершеннейший экстаз. Каждый принялся вытаскивать свои запасы огненных забав и запускать в небо.
  - Да тут жарко становится. - досыта насладившись зрелищем, пробормотал Ырка. - Не пора ли нам отсюда сматываться?
  - И точно, пора. - почувствовал тревожный запах гари Укрут и обратился к Галочке: - Попрощайся со своей сестричкой. Когда уж теперь свидитесь?..
  Галочка, внезапно ставшая очень серьёзной, замахала рукой и крикнула Улиньке, стараясь перекричать режущий свист фейерверков и оглушительный огненный вой:
  - Прощай, сестрёнка!.. Мне надо уходить. Ты такая хорошенькая у меня и славная, и я теперь перед всеми буду хвастать, что такая есть сестрёнка у меня!.. И ты никогда не забывай о том, как нам довелось свидеться, и почему я оказалась здесь!.. Береги себя.
  Бедная Улинька едва сдерживалась, чтоб не заплакать, потому что столько много праздника было вокруг, и не верилось, что по непонятным странным причинам он заканчивается грустно.
  - Галочка, но разве ты точно не померла понарошку, как я, и разве ты точно не можешь остаться со мной? - крикнула Улинька, надрывая слабый голосок.
  - Букашка, в жизни никогда и ничего не бывает понарошку. Даже глупые детские игры - и те всегда заканчиваются всерьёз. Прощай, сестрёнка, играй только в такие игры, где точно знаешь, что не проиграешь!..
  Улинька грустно кивала головой и всхлипывала носом.
  - Погодите, не уходите просто так! - забеспокоился Евпсихий Алексеевич. - Если ваш суд не был совсем фарсом, то вынесите хоть какое-нибудь решение. Неужели трудно назвать имя того, кто мог рехнуться настолько капитально, чтоб покончить с собой и взорвать наш дом?..
  - Ну, извини, Евпсихий, не нашлось пока достойного судьи по ваши души. - не повышая голоса, но усилив его всеохватывающей отчётливой жёсткостью, сказал Ырка. - Впрочем, таковой судья обязательно найдётся - ты мне поверь. И приговор будет вынесен, и в исполнение его приведут в тот же час.
  - Ну, хорошо, а если пока без суда обойтись?.. Если по-простому сказать, по-приятельски?..
  - А по-приятельски я тебе скажу, что лучше и не знать совсем ничего. Чтоб плохих снов поменьше снилось. Чувство вины - оно неизвестно откуда выползает, а вот обратно его не запихнёшь. До последнего вздоха будешь с ним маяться... А оно тебе надо??
  - Значит, и вам нечего нам сказать?..
  - Значит, нечего!..
  В клокастые нестройные тени обратились фигуры Галочки, Неферхотепа и Ырки с Укрутом, которые стремительно вытянулись над ареной вертящимися дымчатыми лентами, сверкнули серебристыми всполохами, перепутались с переблесками фейерверков и бесследно растворились в воздухе.
  Заторопился покинуть Луну и Бухтила, с неожиданной ловкостью слезая со своей карусельной лошадки и помахивая лапой Евпсихию Алексеевичу на прощанье:
  - Извините, граждане, поспешу и я отсюда прочь. Праздник праздником, но дети-сироты, понимаешь, меня дома дожидаются. Нельзя их надолго одних оставлять.
  - Погоди, Бухтила!.. - чуть не заныл Евпсихий Алексеевич. - Разве и тебе нельзя ничего рассказать мне о будущем?.. Почему здесь всё так устроено, что все всё знают, но никто ничего ясного не говорит??
  - Евпсихий, мальчик мой, ты ещё не заслужил такой смерти, которая вознаграждается абсолютной ясностью. - заявил Бухтила и полез в свой ящик, с опаской посматривая вокруг. - Ты всё ещё живой человек, и с тобой всё ещё поступают по-человечески. Значит, и ты со всеми поступай по-человечески. То бишь: кто лучше соврёт - тот и сойдёт за самого честного, тому и верь.
  - Да разве от этого станет легче жить?
  - Слушай, не капризничай. Некоторые в таких муках доживают свои дни, что не приведи Господи!.. А тебе на что жаловаться?.. Ты разве болеешь?
  - Я не знаю... В том-то всё и дело, что я ничего не знаю.
  - Прощай, Евпсихий! Прощай, мой мальчик!.. Заходи, если что в гости, я тебе адресочек как-нибудь пришлю с оказией!..
  - Прощай, Бухтила!..
  Ящик с Бухтилой крепко захлопнулся, разогнался, вывалил сноп огня и отправился в полёт, за считанные секунды исчезая из виду.
  - Только крысы бегут с тонущего корабля! - с пьяненькой задиристостью заявил Ушлёпок, оценив обстановку. - Но мы не будем понапрасну пищать, а будем веселиться, пока не сдохнем!.. Не правда ли, Колобродушка?..
  - Агась. - кивнул башкой Колоброд, уже не имея способностей ни вменяемо говорить, ни бережливо двигаться.
  - Но ведь мы никогда не сдохнем?.. Не правда ли, Колобродушко?..
  - Агась! - в последний раз кивнул головой Колоброд, решительно падая со своего края торта прямиком в собственный ящик, где и затаился.
  - Ну, правильно, отдохни. - пожал плечами Ушлёпок.
  Конец веселью положил-таки Дрыхало. Под воздействием бурно взыгравших эмоций, он взбодрился до непростительной чрезвычайности, откуда-то добыл и выкатил на арену огромную чугунную пушку на лафете, поджёг при помощи факела порох в зажигательной трубке, и с задумчивым любопытством отошёл в сторону. Пушка не стала долго капризничать и принялась яростно выстреливать фугасы со скоростью пулемёта, а неустойчивый лафет позволял ей направлять выстрелы хаотично во все стороны. Туго натянутое космическое полотно не выдержало огненного натиска, сморщилось, расслабленно задрожало. Сотни пламенных вспышек прожигали огромные дыры в космосе, из которых проглядывала безбрежная небесная синева, отшлифованная солнечными лучиками и назойливо-нежными перистыми облаками. Вскоре от чёрно-лилового космического пространства не осталось и следа.
  Все гости, очаровательно протрезвевшие и напуганные, что не успеют возвратиться в родные места, суматошливо разбежались по своим ящикам и разлетелись кто куда, выпуская жирно пыхтящие клубы дыма. Оставшаяся без надзора пушка и вовсе обнаглела, крепко поднатужилась и взорвалась на мелкие кусочки, образовывая на том месте, где стояла, ослепляюще-жадную пропасть. Затем и на всю лунную поверхность арены воздействовала пробудившаяся тектоническая активность, разрушая торжественно-громоздкий бисквитный торт и выпуская из кратеров хлёсткие фонтаны горячей воды. Судорожно брызнувшие из одряхлевшего торта молочные струи просветлённо смешивались с этой водой, стремительно затопляли лунную поверхность и вознамерились рухнуть мощным водопадом в бездну. Сдерживала водный натиск лишь стена, предусмотрительно опоясывающая арену и покрытая прочной сеткой-рабицей.
  Словно вырвавшаяся из объятий ядерного взрыва, волна ослепляюще-наэлектризованного света, прихлопнула на мгновение арену, сжала в кулак, а когда открыла и отпрянула прочь, то напуганные зрители увидели перед собой необычайно тихое озеро с небольшой кромкой берега, сохранённое в обольстительно-дремотной подлинности где-то в уютной русской глуши.
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:16
  
  - Катарсис! - догадливо прошептал Евпсихий Алексеевич и звучно щёлкнул пальцами, призывая друзей настроиться на благоговейную созерцательность.
  Железно-приторные запахи затопленной Луны, палёный душок горящего космоса бесследно растворились, и в воздухе повеяло ленивым летним зноем, ароматами уютного костра, свежей очищенной рыбы, крепко заваренного чая и хлебных корок, прожаренных на угольках. Озеро, что казалось навечно утомлённым чарующей жарой, постепенно оживало, будто картинка, на которую увлечённый художник лёгкими акварельными мазками подбрасывал одну зарисовку за другой. Появились изящно-корявые цапли, с завидной беззаботностью прогуливающиеся вдоль берега. Угадывались неподвижные силуэты лебедей, мягко красующиеся на заретушированных бликах озёрной глади. Задумчивые и внимательные бабочки порхали, словно пританцовывая под стрекотание кузнечиков и стараясь не мешать пролетающим мимо озабоченным шмелям, жужжащим сто тысяч извинений всякий раз, когда с кем-нибудь сталкивались в воздухе. Особый привкус отторжения от всего насущно-суетливого придавала старенькая, но добротная деревянная лодка, причаленная к берегу и дожидающаяся крепких уверенных рук, ухватившихся за вёсла.
  - Ах, если бы нам так повезло, и мы бы вдруг пришли на озеро, чтоб покататься на лодке, то мы бы доплыли до какого-нибудь неведомого острова, где можно было бы не только просто так сидеть, как какие-нибудь привязанные на цепь собачки, а ещё и много-много гулять! - с блеском усталой печали в глазах произнесла Улинька и выпустила из рук связку воздушных шариков, которые чудом не полопались в недавнем огненном чаду.
  - Ах, если бы все детские мечты исполнялись буквально и тотчас, то сколько бы ещё непростительных глупостей пришлось бы претерпевать взрослым!.. - с такой же усталой печалью произнёс Лев Моисеевич и выпустил свой шарик в небо.
  Шарики плавно уходили ввысь, превращаясь в аккуратные крапинки на небе, от которых так трудно было отвести взгляды нашим героям.
  - Сейчас бы посидеть на озере с удочкой, или обосноваться денька на три-четыре у маленькой речушки, где-нибудь подальше от больших дорог и городов. - привлечённый шаловливым всплеском на озере, Лев Моисеевич оторвал взор от неба. - Много чего я перепробовал в жизни, и скажу точно, что самое бессуетное занятие, исходящие и погружающие обратно в вечность, это рыбалка.
  - Да вы, поди, любитель стерляжьей ухи, Лев Моисеевич?.. - улыбнулся Евпсихий Алексеевич.
  - И уху люблю, и не только стерляжью, а обычную, из окуньков наших речных. Да тут не в ухе дело, Евпсихий. Тут дело в самом процессе, когда сидишь с удочкой на берегу, поддавшись сентиментальной созерцательности, и процесс сей сравним разве что с молитвенным самоуглублением буддийских монахов.
  - Что вам буддийские монахи?.. Они сами не понимают для чего живут, а зачем-то других учат. Про буддизм-то мне много довелось читать.
  - Если и не понимают, так догадываются. И заметь, Евпсихий, я не говорил, чтоб окончательно в монахи всем следует податься, я говорил про три-четыре денька.
  - Тоже своего рода катарсис, понятно. - иронично кивнул головой Евпсихий Алексеевич.
  Из прибрежных зарослей камыша выглянула любопытная морда ёжика, приметившего какую-то случайную вкуснятину на беззаботно плавающем листке кувшинки. Ёжик живо замолотил лапами по воде, вынуждая кувшинку подплыть ближе к берегу, схватил с листка свою добычу, мгновенно засунул её в рот и прожевал, орудуя челюстями на исключительно повышенной скорости, удовлетворённо икнул и скрылся обратно в камышах.
  - Ну надо же какой ловкач! - улыбнулась Катенька.
  - Ёжик-то? Ну да, ловкач. - задумчиво протянул Евпсихий Алексеевич. - Однако, друзья, вы заметили, что какая бы картина не предстояла перед нами, на этой арене, всегда обнаружится жующий персонаж. С едой в этих краях дела обстоят неплохо; пока только нам ничего не достаётся из того, чем можно было бы полакомиться.
  - Да ты проголодался Евпсихий? - улыбнулась Катенька.
  - Ничуть. Я тому удивляюсь, что здесь другие могут быть голодны. Хотя, и была давняя история у Адама и Евы с яблоком, но она больше касалась эсхатологических тенденций.
  На это Катенька только пожала плечами.
  - Конечно, весь торт на Луне запросто растаял, и только маленький-маленький кусочек остался, и моя сестрёнка Галочка его обязательно съест. - внезапно Улинька сделала свои ребячьи выводы, проследив за скорым завтраком ежонка. - А потом подумает и скажет: я съела много, даже очень много, но я хочу ещё!..
  - У твоей сестрёнки до того занятная компания подобралась, что миллион тортов сварганит и завалит ими всю вселенную. - вздохнул Лев Моисеевич. - У нас только ничего нет.
  - Солнце есть - и слава Богу! - вздохнула Улинька, по-старушечьи приложив палец к ямочке на щеке. - Потому, что сейчас светло, ежонок быстро увидел, как обед сам по себе плавает и никому не нужен. А было бы темно, он ничего бы не увидел.
  - Что за ерунду он с листка подобрал? - спросила крыса Маруся про ежонка, ревниво оценив задиристые колючки.
  - Да мало ли что в озере можно отыскать. - вздохнул Евпсихий Алексеевич. - Вода, по сути своей, область стихийная: что-то в ней тонет, а что-то всплывает!..
  - Нет, утопленников я почему-то больше всего боюсь. - вздрогнула крыса. - Давайте не будем про них.
  - Давайте не будем. - согласился Евпсихий Алексеевич.
  Впрочем, без разговоров про утопленников нельзя было обойтись. События настоящего словно нарочно подталкивали к бесцеремонным перетряскам прошлого.
  - Не удивлюсь, если мой супруг Ванечка вот в таком озере и потонул. - задумчиво произнесла Катенька.
  Все с удивлением посмотрели на неё, не ожидая, что именно она затронет эту тему.
  - А ты никогда не бывала на том озере, Катенька?.. Прости, я раньше тебя об этом не спрашивал. - проронил Евпсихий Алексеевич.
  - Нет, не бывала. Решительности не хватило прийти и посмотреть. Всё представлялось что-то такое несообразно дурное, связанное с тем озером. Думалось, что оно источает типичный сладковатый запах покойницкий, перемешанный с запахом родного тебе человека. Ах, Евпсихий, ты же знаешь, что когда Ванечку нашли в озере и похоронили, то я и на кладбище не могла часто приходить. Мать его - свекровь-то моя - постоянно ходила, и наверняка думала про меня, как про бесчувственную сволочь. А тут ведь не в бесчувствии дело, а совсем наоборот - в особом напряжении самых непростых и неприятных эмоций. Всё дело в страхе испытать внезапный приступ паники, подобный тому, что я пережила девушкой на катке.
  Крыса Маруся с настороженным любопытством вслушивалась в речь Катеньки и посматривала на друзей, пытаясь угадать в их лицах шутливую реакцию или недоверчивость. Но все достаточно серьёзно восприняли услышанное. Даже Улинька что-то такое знала про своего недавнего соседа дядю Ваню, поскольку родители нередко и с ехидцей воскрешали его в разговорах, как человека со множеством странностей, обострившихся по причинам семейного неустройства, и которого вдруг, с какого-то чёрта, на болото понесло.
  - Помню, помню Ивана Сергеевича... хороший был мужик, основательный... - с максимально напружиненной вежливостью сказал Лев Моисеевич, однако, слишком затейливо поглядывая то на Евпсихия Алексеевича, то на Катеньку.
  - Ваня был очень хорошим человеком! - проговорила Катенька тоном, пресекающим любую фривольность.
  - Так вы, Катенька, и замужем успели побывать и овдоветь? - с робким озорством вопросила крыса Маруся. - А вы, Евпсихий Алексеевич, судя по всему, так и не женились?.. Отчего же это?..
  Евпсихий Алексеевич развёл руками.
  - Наверное, дел прочих было многовато, тут уж не до женитьбы. - предположила крыса, хитро шевеля усиками.
  - Да, прочих дел всегда много... А вот ты, голубушка, сама ли замужем? - Евпсихий Алексеевич в свою очередь попробовал подковырнуть Марусю.
  - Если интересуетесь штампиком в паспорте, то такового нет. - быстро процедила крыса. - Но я не особо скучала, касательно личной жизни; могу со счёту сбиться, рассказывая о своей всякой-разной интимности.
  - Ну уж, если в этом смысле на интимность смотреть, то и я не бедствовал. - пробурчал Евпсихий Алексеевич, чем вызвал у Катеньки крайне укоризненное выражение лица.
  Хорошо, что в разговор вмешалась Улинька, которая сочинила новый замечательный стишок, и прервала им скользкую тему любовных перипетий.
  
  "Никто не обучил кораблик
  топать ножками по суше.
  Вот и вынужден он плавать -
  в море, никому ненужный!.."
  
  Стишок вызвал одобрительные аплодисменты, хотя Лев Моисеевич и покачал головой, смущаясь излишним поэтическим пессимизмом, наличествующим в детской головке. Конечно, он оправдывался тем необычайным состоянием, которое была вынуждена претерпевать девочка, но некие воспитательные границы в творчестве нужно использовать. Евпсихий Алексеевич про такие границы не ведал и похвалил Улиньку за привнесение в творчество неких философских граней, каковые полезно услышать именно от ребёнка, поскольку детям хорошо понятна нарушенная последовательность ощущений, и они могут постараться сделать её понятной для других.
  - Я буду стараться. - пообещала Улинька.
  - Не обязательно прямо сейчас стараться. - предостерёг Евпсихий Алексеевич. - Но просто имей это в виду на будущее.
  Улинька торжественно кивнула.
  - Посмотрите, у нас снова гости. - невольно подпрыгнула крыса Маруся, указывая на камышовые заросли у озера.
  Из зарослей тотчас выскользнула изящная гибкая ундина, дразня природу обнажёнными прелестями и смущая зрителей идеально-обворожительной улыбкой, дополненной прищуром снисходительной хищницы. Нервно вибрируя всем телом, она доплыла до лодки, отражаясь в воде болезненно-белой и холодной кожей, подобной бумаге из папируса. Уцепилась за лодочные борта и дождалась, когда к ней подплыла вторая - такая же упругая и податливая красавица, чуть конфузящаяся насчёт своего чрезмерно пышного рыбьего хвоста. Они обе недолго пошушукались, похихикали, иногда кидая взгляды на Евпсихия Алексеевича с той весёлой доверчивостью невинных девиц, с которой влюбляешься чуть ли не в первого встречного, чтоб на следующее утро легко разлюбить и позабыть. Заметив, что Евпсихий Алексеевич покрывается пятнистым румянцем, они скоренько пошептали что-то не слишком приличное друг другу на ушки, звонко рассмеялись и нырнули в глубины озера.
  - Евпсихий, должно быть, ты их чем-то смутил, они и застеснялись. - шутливо сказала Катенька. - Миленькие девушки, хотя, вроде как и рыбы.
  - Думаю с дельфинами у них больше сходства, нежели с рыбами. - отходя от смущения, пробормотал Евпсихий Алексеевич.
  - Или с акулами.
  - Или с акулами. - согласился Евпсихий Алексеевич.
  Но вот Улиньке больше нравилось сравнение с рыбами, и она спросила у Льва Моисеевича, как у заядлого рыбака, не доводилось ли ему вылавливать таких знатных рыбин из пруда. Лев Моисеевич сказал, что ему не доводилось, но в преданиях его семьи имеется одна презанятная история.
  - Самое время рассказать её. - попросила крыса Маруся. - А то вдруг ещё что-нибудь энигматичное выплывет из озера, и неизвестно чем это всё для нас обернётся.
  - Хорошо. - не заставил себя уговаривать Лев Моисеевич. - Расскажу прямо сейчас.
  Улинька уселась поудобней на троне и призвала всех вести себя потише, чтоб совсем-совсем не мешать дедушке Лёве рассказывать сказки.
  - Спасибо, Улинька! - несколько церемонно поблагодарил девочку Лев Моисеевич. -Только я бы не принялся рассказывать свою историю, если б точно знал, что это сказка. Просто я сам для себя не могу уяснить, что в ней правда, а что шутка. Иногда кажется, что всё, что случилось с нашей страной, даже в самом недалёком прошлом, покрылось пылью веков и выглядит как древняя сказка, хотя на самом деле мы очень близки по времени к своим предкам. Я ведь ещё своего прадеда в живых застал, а он родился при царе Александре Третьем, и кажется даже имел удовольствие видеть самого царя на балу в ливадийском дворце, что в Крыму. Кажется, прадед в гвардии служил, и охранял тамошнюю местность от посторонних любопытных глаз. На живого царя почему-то всем хочется поглядеть; особенно, если он на отдыхе, где-нибудь в саду лежит, в гамаке, в трусах да в сандалиях на босу ногу. Впрочем, я допускаю, что и привирал прадед насчёт своих взаимоотношений с царём - это не важно, моя история до царя не касается никоим образом. Приключилась она, когда прадед уже отслужил своё и отправился восвояси.
  - Мне помнится, что царь в ливадийском дворце и помер. - сообщила крыса Маруся.
  - Я насчёт этого спорить не буду, здесь не в моих силах что-либо изменить. - несколько извиняющимся тоном заметил Лев Моисеевич. - Надеюсь, он помер своей смертью.
  - Своей. - улыбнулся Евпсихий Алексеевич. - От пьянства.
  - От пьянства помереть на Руси вообще не грех. - с облегчением продохнул Лев Моисеевич и продолжил свою историю. -Так вот, девочки и мальчики, я расскажу вам, что за мистический случай имел место быть в жизни моего прадеда, и стряслось это на закате девятнадцатого века. На переломе эпох, как принято выражаться в среде интеллектуалов и богословов. Прадед мой со своей супругой проживал тогда в сельской местности, в небольшой усадьбе, полученной в наследство как раз супругой от ейной бабки. Или даже тётки. Но, думаю, что это небольшая усадьба была, небогатая, гектар на сто. Прадед-то мой особо не шиковал, и основной доход получал от овцеводства, да ещё что-то из участка в аренду сдавал. Пчелиная пасека вроде как была. Ну и вот. Шёл он как-то раз со своим приятелем закадычным по родным краям и очень всем доволен был, поскольку приятель в гости приехал, и вся природа красовалась в очаровательном и натурально-свежем виде. С приятелем-то они вместе в университете учились когда-то, и, кажется, было это в самой Казани, и чуть ли не с самим Лениным за одной партой оба сидели. Но, кажется, и в этом случае прадед привирал, что не важно. И вот шли они, будучи немного выпивши, потому что случилось об ту пору празднование масштабного всероссийского свойства, и дошли до озёра, в котором местные ребятишки обычно щук ловили. Хотя, взрослым рыбакам иногда удавалось и сома за жабры вытащить. А уж раков вылавливали - не перечесть. Прадед рассказывал, что в какой-то голодный год они одними только раками из озера и питались, благодаря им и выжили. Впрочем, допускаю, что и тут прадед несколько привирал, поскольку не наловишь в озере столько раков, сколько нужно на целый голодный год. Возможно, что и овцы в каком-то количестве сохранились и маломальскую питательную базу имели. Ну, а тут приятель приехал ровно тогда, когда дела в усадьбе ползли в гору, и времена стояли достаточно благостные. И вот пришли они на озеро, ничуть не ожидая подвоха от какой-либо природы или там чего-то такого. А тут смотрят пристально: а на мосточке, с которого обычно бабы бельё полощут, девка сидит. И девка, разумеется, необычная, вся такая голая и волосы до заду - прадед заверял, что этаких длиннющих волос он отродясь у девок не видывал. И причём сидит она на мосточке в очень даже соблазнительной позировке, волосы гребнем расчёсывает. Глазёнками змеиноглазыми посверкивает, намекая на безответственные радости жизни. И наготы своей прикрыть никак не хочет. Вроде даже нравится ей, что двое вполне себе приличных мужчин на неё пялятся. "Экая ты бесстыдница, чтоб не сказать хуже!.. - ругнулся на девку приятель моего прадеда, даже, правду сказать, матюгнулся. - Хорошо, что папка с мамкой тебя не видят, а иначе бы втык дали." А девка, словно, и не понимает, что ей воспитанные люди говорят, только хохочет. И прадед мой несколько возмутился таким поведением, даже ногами затопал и заругался: "Ах ты, - говорит. - непорядочная и безответственная, в социальном смысле, дамочка!.. Кто хоть у тебя мама с папой?.." А та сразу примолкла, как услышала, что на неё крепко ругаются, кулачками этак сердито замолотила и плюхнулась в воду, поминай как звали. Только гребень на мосточке оставила. Ну и вот. Прадед мой не сообразил сразу, что это дело нечистое, и лучше бы бежать прочь отсюда подобру-поздорову, а возомнил себя каким-то профессором насчёт этнографических наук - казанский-то университет тут только и аукнулся почему-то - гребень за пазуху засунул да приволок домой. Жене сказал, что на ярмарке купил и теперь, дескать, можешь пользоваться им на здоровье. А жена говорит, что отродясь такой дешёвой дрянью не пользовалась, зря ты только деньги потратил. И запихнула в ящик. Вроде того, что вещь ненужная, но вдруг да пригодится. Ну и вот. Всё бы было хорошо в нашем семействе, всему бы доставался свой предназначенный уклад, да принялась девка каждую ночь из озера приходить к моему прадеду. Прямёхонько в усадьбу приходить, в дом, и сразу на кровать прыгать, чтоб за волосья прадеда теребить да постанывать: отдай да отдай, дескать, мой гребень! зачем, дескать, ты его без спросу взял?.. И приходила, разумеется, голой, абсолютно не желающей прикрывать срамоту. Что, конечно, при иных обстоятельствах было бы и соблазнительно, а тут не знаешь, как и отвертеться. Супруга-то прадеда буквально тут рядом, на кровати лежит. Буквально каждую ночь видит всё это дело и стремится тщательно проанализировать. Причём, как-нибудь так проанализировать, чтоб в свою пользу. Поскольку институт благородных девиц за плечами имела, и в целом развитой барышней была. Из тех, что сначала предпочитают поразмыслить, а только потом крепко по шее треснуть. Но вот проходит в нашей истории неделя-другая, ничего кульминационно-положительного в голове у супруги не формируется. Даже, напротив, сперва принялось бросать её то в жар, то в холод, а затем обнаружилось лёгкое заикание. Представляете себе ситуацию, когда вы решаетесь сказать вслух что-то вроде четырёхсотпятидесятисемимиллиметрового, а не можете?.. И уж тут, разумеется, до нервного расстройства рукой подать, а дабы ничего такого не случилась, супруга выставила мужу претензию. Вполне себе законную, надо сказать. "Ты, - говорит. - наверняка наврал мне, что гребень на ярмарке купил, ты его у этой девки утащил." Прадед, конечно, спустя некоторое время, признаётся, что утащил, однако заверяет, что и не утащить не мог, поскольку этнография - не просто книжная кабинетная наука, а требует неких жертв. "Главное, - говорит. - что это безобразие не может продолжаться долго, вскоре эта девка угомонится и отстанет от нас." А когда это всё произойдёт - не сказал. И девке угомониться явно не с руки было, всё в ней просто горело жаждой справедливости или иного какого возмутительно несдержанного чувства. Каждую ночь она к прадеду на кровать заползала, теребонькала да стонала этаким зловещим голосом, как будто туго натянутые струны гудят на ветру: верни гребень, да верни гребень!.. Главное, что никаких особых бед не накликивала, и в доме ничего такого особого не разрушала - разве что вазу с чайного столика случайно на пол смахнула да разбила - так вазе и была грош-цена. Но вот назойливостью обескураживала напрочь. Уж практически зима стояла на дворе, а она всё нагишом в кровать лезла, да прадеда теребила. Супруга тогда и говорит: "Терпение моё лопнуло. - говорит. - Давай-ка, отнеси гребень обратно в озеро, и кинь на то место, куда девка занырнула!.. Она своё долгожданное получит и отстанет от нас всенепременно." Прадед вроде как снова свою волынку про этнографию затянул - поскольку уж и привыкать стал, что голая девка на нём каждую ночь пляшет - но супруга сказала, что выгонит из дома прочь и его и девку. И на развод подаст. Прадед решил, что раз его супружница, ненаглядная-то, гораздо лучше соображает в юридических неистовствах, то послушался и сделал, как она сказала. Бросил гребень куда-то там, в омут, махнул рукой, как бы окончательно прощаясь с наваждением и поплёлся вспять. И совершенно перестала с тех пор девка в дом приходить. Как будто канула с концами. И местное население вроде бы ничего такого на озере не видело никогда, или вид такой делало, что не видело и не знало, что за девка такая могла бы в озере быть. Да, кстати, и приятель тот университетский тоже с концами сгинул - как раз, когда они в тот день у озера распрощались. Приятель к себе в гостиницу вернулся, типа отоспаться, чуток сбавить праздничную прыть. А сам сгинул. Даже маменька его приезжала из Елабуги, узнать, что да чего. А никто ничего не знает. Чемодан стоит в прихожей гостиничного номера, даже штаны на спинке стула висят - а самого человека нету. Пистолет, правда, нашли под подушкой, а больше ничего. Так-то вот бывало в те мрачные времена у нас, на Руси, граждане отдыхающие!.. Такие вот фольклорные метаморфозы.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:17
  
  Крыса Маруся с подчёркнутым недоверием хмыкнула, но явно была не прочь послушать и ещё занятных историй от Льва Моисеевича.
  - "Не тому сказать нечего, кто молчит, а тому, кто без устали говорит." - проворчал Евпсихий Алексеевич, иронично поглядывая на рассказчика. - Не так ли зачастую говаривала ваша обожаемая Варвара Мстиславовна?.. Желая, чтоб вы чепухи поменьше мололи.
  - Может быть и так. - вздохнул без обиды Лев Моисеевич. - Однако, мудрость и глупость завсегда рядом. Настолько рядом, что некоторые вполне себе разумные действия мы совершаем, подчиняясь вовсе не разуму.
  Тут и Евпсихий Алексеевич хмыкнул. Старик иногда высказывал справедливые мысли.
  - Вы полагаете, Лев Моисеевич, что ваш прадед имел неосторожность столкнуться именно с ундиной?.. - спросила Катенька.
  - Одно я точно знаю, Катенька, что если с русским мужиком случается загадочная напасть где-нибудь на озере или реке - то народ обязательно вину взваливает на игривую водяную барышню. Тут уж, верно, интуитивная психология срабатывает, подкреплённая историческим опытом, и выраженная убедительно-кратко: все беды на Руси от баб!..
  - Это, разумеется, так и есть. - иронично улыбнулась Катенька. - Мужик-то просто лезет куда не надо и руки распускает, а все беды от баб.
  - Катенька, против природы не попрёшь. Коли игогоньица поспела - значит ерохвоститься пора!..
  - Что-что? - развеселились Евпсихий Алексеевич и Катенька.
  - Да ну вас. - шутливо прищурившись, махнул рукой Лев Моисеевич.
  Неподвижные сонные облака, рассеянные по небесному пространству, словно бы очнулись от созерцательной томности и, раздумчиво вздохнув, заколебались, принялись еле заметно сближаться между собой, сливаться в две массивные невнятные формы, расположенные друг против друга. Посреди озера всплыл едва распустившийся цветок лотоса, внушительных размеров, блещущий смолянистым акрилово-розовым светом и выделяющий сладковатый медвяный запах. Две недавние красавицы тут же вынырнули из глубин, пребывая в заворожённом восхищении от цветка, и намереваясь как-нибудь приспособить его для своих потех. Одна из ундин даже вскарабкалась на едва колеблющийся лист, принимая несколько жеманный вид, чтоб подразнить подругу тем, как она изящно вписывается в необычный антураж. Затем приложила ладонь к затылку, широко растопырив все пять пальцев, намекая на королевскую корону, и вздёрнула носик. Подруга тут же отреагировала издевательски-почтительным восклицанием и обещанием до конца дней своих верно выслуживаться перед королевой, но вот только, для начала, задаст ей лёгкую взбучку. Взбучки королева почему-то не пожелала и спрыгнула в озеро, игриво колотя ладонями по воде и брызгаясь на подругу. Похихикав о чём-то своём и вновь, с заговорщицкой плутоватостью, стрельнув глазками в сторону Евпсихия Алексеевича, ундины ушли обратно в озёрную глубину.
  - Когда цветочек вырастет и станет огромным-преогромным, он будет как будто домиком для рыбных тётенек. - уверенно сказала Улинька. - Ведь всем надо жить на сухом местечке и по-человечески. А не купаться всю жизнь до посинения.
  - У некоторых тётенек с дяденьками имеется и дом, в котором всё, что нужно, пребывает на своих местах, а вот запасов оптимизма хватает только на то, чтоб с удовольствием пойти ко дну. - изрёк Лев Моисеевич, пощипывая усики, словно бы извлекая из них толику оптимизма.
  - Если бы наверняка знать, что оптимисты живут дольше пессимистов. - задумалась Катенька. - Тогда можно было бы на антидепрессанты денег не жалеть. Скушал таблеточку - и молодец, сиди себе и улыбайся. Но вот супругу моему, Ванечке, такие таблеточки не помогали.
  - А он разве антидепрессанты применял? - спросил Лев Моисеевич.
  - Принимал, хотя и скрывал. Я и не знала, как давно он начал их принимать. Случайно, уже после гибели, обнаружила в его вещах таблетницу-органайзер и рецепт от врача.
  - Вот как... Ну, значит, не помогали, поскольку не часто я видел в те дни Ивана Сергеевича улыбающимся. Всё чаще пьяным.
  - Катенька, а разве не могли твоего Ванечку вот такие же ундины на дно утащить? - с вкрадчивой и ласковой хитрецой обратился к подруге Евпсихий Алексеевич.
  - Да больно он им сдался... зануда ещё тот был ... - не слишком придерживаясь шутливого тона заговорила Катенька. - Муж обладал гипертрофированной честностью и мог отстаивать любую правду, даже самую неприглядную, но при этом он был человеком до небрежности наивным и не слишком требовательным к себе. Извините, даже в вопросах гигиены. Мне было тяжело с ним, особенно в последние годы, когда сын вырос и стал понимать про отца что-то понятное ему одному, и разрушающее отцовский авторитет. Ванечка почему-то считал, что я настраиваю сына против него, что я нарочно принижаю и насмехаюсь над какими-то его идеями, над всеми рабочими проектами, которые ему не удавалось осуществить, и это, разумеется, было не по его вине, а по вине равнодушных начальников и коллег по работе, поскольку кругом одни завистники и бездари, и наглецы, которым проще пробиться наверх по карьерной лестнице.
  - Каким бы он не был, он был человеком, от которого ты родила ребёнка. Значит, когда-то ты его любила и верила ему. Сохраняй в себе именно те моменты жизни.
  - Вспомни, Евпсихий, что советовал Викентий Палыч этим незадачливым туристам в поезде: ухаживайте за девушками, дарите им цветы, услаждайте бесчисленными комплиментами, окружайте романтикой и тащите в загс!.. Когда-то я была девушкой, которой можно было подарить обалденный букет из сотни персиковых пионов, а затем затащить в ЗАГС. Ты, Евпсихий, редко когда даришь женщинам цветы, и не понимаешь, насколько это важно для женщины и почему это воспринимается, как совершенно особая форма внимания со стороны мужчины. Женщина умеет читать многие черты характера мужчины по подаренным им цветам. Впрочем, ты свою нелюбовь дарить цветы объясняешь тем, что они обязательно и очень быстро завянут, а вид увядшего цветка сравним с видом неизлечимо больного человека.
  - Трудно мне понять ту лёгкость, с которой женщина выбрасывает в мусорное ведро то, что ещё несколько дней назад доставляло ей восторг.
  - Трудно, знаю... Ну, да ладно, не будем про цветы и подарки. Я, собственно, о том хочу сказать, что в свои сорок пять лет, когда Ванечка потонул, он уже не выглядел завидным женихом и любовником, и ундины вряд ли бы на него повелись.
  - Значиться, он сам потонул.
  - Конечно, сам. Слишком холодная вода была об ту пору, а он слишком пьян.
  Все примолкли, поглядывая на бархатную озёрную гладь, выказывающую местами причудливую прозрачность своих омутов, где осторожно покачивались плотные дебри из разнообразных фантастических водорослей. Никто и мысли не мог допустить, что в эту сказку способна ворваться нежданная беда. Заворожённо застывшие цапли у берега прислушивались к разговорам гостей, разбирая лишь им одним понятные звуки, и полагая, что всё это тоже принадлежит вечности, которая им, цаплям, и была дарована.
   - А вдруг Луна утонула в этом озере насовсем? - задумчиво спросила Улинька. - Тогда сестричка Галочка и её друзья тоже утонули?..
  - Не тревожься, маленькая. - улыбнулась Катенька с той грустью, когда хочется заняться чужой бедой, чтоб отвлечься от своей. - Луна такая огромная, что не найдётся в мире столько воды, чтоб её утопить.
  Улинька удовлетворённо хмыкнула, словно ни минутки и не сомневалась в разумной взвешенности игр сестрички Галочки.
  - Катенька, извините, что я возвращаюсь к этой досадной теме, просто меня интригует один чрезвычайно важный момент. - несколько рассеянно заговорил Лев Моисеевич. - Вы сказали, что ваш муж принимал антидепрессанты, но скрывал это даже от близких людей. Вот что я пытаюсь понять - простите, Катенька, меня ещё раз - не достиг ли он того мучительного болезненного состояния, когда всякий прожитый день до такой степени подавляет дальнейшую волю к жизни, что желание покончить с собой кажется неким исцелением?.. Поскольку я и сам был близок к самоубийству, то знаю, до какой жуткой чрезвычайности поглощает сознание чувство гнетущей тоски, и ломает всё, во что ты верил, на что надеялся, и благодаря чему осознавал себя, как самодостаточную личность, а не как предмет декорации в неизвестно кем поставленном спектакле. Вот, как эти цапли, например.
  - Но вы и не покончили с собой, вы сумели остановиться. - заметила Катенька.
  - Да, я сумел, и напомню, что на меня воздействовал внешний фактор. Информация про сбитый над территорией Украины самолёт, в котором погибло триста человек, заставила меня постичь хрупкость и ненадёжность абсолютно любой человеческой жизни, мгновенную обесцененность любой человеческой значимости. Ведь всего несколько секунд преступного и жадного сознания убийц исключили из времени не три сотни человеческих судеб, а миллионы и даже миллиарды. С миллиардами мозгов, наполненных уймой полезных знаний и способностей к волевым толчкам. Всё это в один миг исчезло, сгинуло, и теперь никак не может быть чем-нибудь заменено или полноценно восполнено, поскольку всё было сотворено индивидуально, даже слишком рационально в своей индивидуальности.
  Лев Моисеевич снова пощипал свои субтильные усики, уже не надеясь на поимку оптимизма.
  - А кто сосчитает миллиарды покалеченных рассудков у людей, воспринявших слишком близко к сердцу новость про сбитый самолёт?.. Какие замыслы породила у них эта новость, к каким трагическим действиям подвигла?.. И вот, что я хочу понять. Если один внешний фактор помогает человеку, решившему покончить с собой, всё-таки признать значение своей жизни и переменить решение, то разве не может быть другого внешнего фактора, который лишь усилит готовность к суициду, доведёт замысел до исполнения?.. А не может ли один и тот же фактор двойственно воздействовать на людей?
  - Разве созерцание мирного, тихого и полузабытого озера способно навеять на человека отчаянную безысходность? - удивилась Катенька.
  - Если держать на уме картину настолько же идиллическую, какую мы видим перед собой сейчас, то трудно поверить, что в ней затаилась беда. А если призадуматься, то и стакан с водой содержит в себе тайн никак не меньше, чем человеческое тело. И ожидать от него можно всякого.
  - Вы, пожалуй, договоритесь до того, что вода, как сложно организованная стихия, является очень соблазнительным местом, чтоб дать убежище какой-нибудь умопомрачительной нечисти. Да хотя бы и самому дьяволу. - Катенька сложила из пальцев рожки и шутливо повертела рукой.
  - Дьявол, вселившийся в стакан с водой, точно не напугает странника в пустыне, жаждущего напиться. - с преувеличенной непринуждённостью отчеканил Евпсихий Алексеевич.
  - Дьявол в деталях. - усмехнулся Лев Моисеевич. - Сами по себе все эти стихии - что вода, что земля - не могут быть представлены, как однозначное добро или зло, несущие с собой какие-либо обязательства, как не могут бактерии какого-нибудь смертельного вируса быть ответственными за своё существование, поскольку они не разумные существа. Есть просто законы природы, которым они подчиняются, и которые, сами по себе, выеденного яйца не стоят. До той поры, пока в этих законах не происходит сбой. Рассуждать о том, почему он происходит, можно долго и бестолково - как раз и того самого дьявола можно присобачить, хоть для какой-то логики. Или на пространственно-временной континуум сослаться. Но нет никакой возможности предсказать его и тем более воспрепятствовать. А когда начинает происходить слишком необъяснимое, а человеческое сознание упирается в реальность, в деталях которой мало что может быть реального, тогда это порождает жуткий страх. А со страху навыдумываешь себе с три короба всякой всячины, которой и всей дьявольской конторе не выдумать.
  - Слушайте-ка, я ведь с детства помню про некое озеро в Камеруне, что испускало удушающий газ. - воскликнул Евпсихий Алексеевич. - Вот уж точно, что это был такой меткий сбой в законах природы, от которого до сих пор становится жутко. Многие газеты тогда про это озеро писали. Чуть ли не сто тысяч людей померло от газа.
  - Не сто. Всего-то 1746. - поправила крыса Маруся.
  - Ах, ну да! ты же у нас всё знаешь!.. Расскажи нам чуть подробней про это озеро.
  - Озеро Ниос, действительно находиться в Камеруне, и действительно обрело пугающую известность после события, свершившегося 21 августа 1985 года. - заговорила крыса Маруся, с профессорской снисходительной торжественностью поглядывая на друзей. - И, кстати, я бы не стала утверждать, что это был именно сбой в законах природы. Возможно, как раз наоборот, это был один из пунктиков закона, который выполняется лишь в определённые сроки и при определённых обстоятельствах.
  - И кем они определены? - недовольно хмыкнул Евпсихий Алексеевич.
  - Определены тем же самым законом природы, но уже на другой странице и в другом пунктике... не важно... - решила не заостряться на этой теме крыса Маруся. - 21 августа 1985 года над озером Ниос образовалось облако удушающего газа, которое за считанные секунды растянулось над всей поверхностью водоёма и принялось травить всё живое. В течении получаса погибли практически все жители окрестных поселений, погибли многие животные и птицы, земля была завалена мёртвыми насекомыми. Рассказывали, что даже червям было невмоготу пребывать под толщей земли, и они вылезали из своих нор на поверхность, чтоб принять смерть. Слухи о грядущем конце света распространились по африканскому континенту с молниеносной скоростью, сея панику и массовый психоз. Случился ряд убийств каких-то несчастных женщин, подозреваемых в колдовстве; сообщалось, что небольшие толпы народа набрасывались на людей с белой кожей и избивали до полусмерти, обвиняя в том, что они нарочно привезли с собой газ, чтоб отравить всех негров. Учёные многих стран не побоялись приехать в те взбалмошные дни на место трагедии, и достаточно быстро разъяснили случившееся. Разъяснили практически тем самым пунктиком в законе природы, о котором я говорила, и который вызывал у Евпсихия Алексеевича возмущение.
  - Ничего я не возмущался. - буркнул Евпсихий Алексеевич. - А твои учёные, поди-ка, выяснили, что озеро находится в кратере вулкана, через трещины которого и поступал углекислый газ.
  - Именно так. Достигнув определённой концентрации, газ вышел на поверхность и произвёл своё страшное дело. Панику среди населения удалось унять решительными действиями армии и полиции, и уж тогда точно могло погибнуть до ста тысяч человек, но никто такими подсчётами не занимался. На это дело учёных не нашлось.
  - Действительно, жутковато. - нахмурилась Катенька. - А можно про всякое озеро узнать заранее, находиться ли оно в кратере вулкана?.. Если это так опасно, то люди будут держаться от таких озёр подальше.
  - Можно. - сказал Евпсихий Алексеевич. - Да мало кого это по-настоящему заботит.
  - Если бы только кратеры и подземные газы создавали озёрам дурную славу. - продолжила выказывать профессорский выпендрёж крыса Маруся. - В мире есть озёра с такими странностями, которые даже исследовать толком не удаётся, настолько сильна природная сопротивляемость тех мест. Самое таинственное озеро находится в Казахстане, прозывается Мёртвым, и чем больше странностей - даже трагических странностей - с давних пор связывали с ним, тем больше оно вызывало любопытства. Как будто магнитом забирало к себе людей.
  - Как это понять: забирало? - вздрогнул Лев Моисеевич.
  - Да практически проглатывало. - прищёлкнула зубами Маруся. - Местные жители стараются лишний раз и близко не подходить к озеру, поскольку в нём нет ни рыбы, ни полезных водорослей, и тем более никогда в нём не купаются, а вот приезжие соблазняются неизменно прохладной водой - особенно притягательной в жаркие дни - и непременно тонут. Каждый год с десяток-другой человек находят свою смерть на дне озера. Причём, трупы никогда не всплывают на поверхность, а водолазы, которым удавалось спускаться на глубину, говорят, что тела утопленников стоят на дне непоколебимо, словно терракотовые столбы. Сами водолазы не могут долго находиться в озере, поскольку даже при наличии полного баллона воздуха, через пару минут они начинают задыхаться и терять сознание. Лишь совсем немногих утопленников удавалось обвязать верёвкой и вытащить на берег. Есть их фотографии, и они прежде всего поражают выражениями лиц, оцепеневших в неестественной отрешённости. Поскольку я где-то видела эти фотографии, то не побоюсь сказать, что они содержат в себе нечто иконописное. Хотя, специалисты отмечали сходство с лицами людей, пребывающими в состоянии сомнамбулическом или гипнотическом. Но ещё более непонятным оказалось то, что, когда тела утопленников увозили от озера, то на берегу, на тех самых местах, где они лежали некоторое время, образовывались небольшие лепёшки из липкой субстанции неизвестного происхождения.
  - Этого всего не может быть! - воскликнул Евпсихий Алексеевич.
  - Скорей всего, этого больше нигде нет и не будет, но вот про озеро Мёртвое свидетельствуют сотни человек.
  В эту минуту Улинька весело прихлопнула в ладоши, и восторг её был вызван не занимательным повествованием крысы Маруси, а тем, кого она подметила в прибрежных зарослях. Уже знакомый всем ёжик высунул озабоченную морду из зарослей, с удовольствием прислушался к крысиной болтовне, исчез на минутку, чтоб затем объявиться не одному, а с целым семейством, состоящим из лениво косолапящей супруги и двух забавных вертлявых ежат, озабоченно принюхивающихся к чему-то и шаловливо фыркающих. Они удобно расселись на камешках, словно публика в театре, одобрительно покивали головами Марусе, как бы призывая её продолжать свои истории, и принялись слушать, иногда тихонечко переговариваясь между собой низкочастотным поскрипыванием.
  - Как же это всё забавно! - воскликнула Улинька.
  - Забавно. - согласился Евпсихий Алексеевич и попросил Марусю не останавливаться.
  - Если с утопленниками, обнаруженными на дне, есть хоть какая-то ясность, то с некоторыми другими гражданами, приезжающими отдохнуть на озеро Мёртвое, совершаются факты умопомрачительного свойства. - продолжила рассказ крыса. - Одни пропадают столь же категорично и бесследно, как когда-то пропал приятель прадеда Льва Моисеевича, после встречи с ундиной, а другие объявляются через короткий срок в местах, куда они никак не могли бы добраться за это время, и ведут себя крайне иррационально. Не могут долго усидеть на одном месте, увлечься каким-либо занятием, требующим сосредоточенности. На расспросы отвечают сбивчивыми, плохо структурированными предложениями, не помнят своих имён и того, что с ними приключилось за последнее время. Некоторые просят, чтоб их катапультировали ещё дальше, и желательно в места, где совсем нет воды.
  - Случаи амнезий со сложными консеквенциями не редки. - сказал Евпсихий Алексеевич. - Но меня всерьёз заботят те самые лепёшки на берегу. Разве учёные ничего не предпринимали для изучения загадок озера? Не пробовали приезжать и собирать эти лепёшки, чтоб заняться ими вплотную в исследовательских лабораториях?..
  - Пробовали, конечно. Незадолго до развала Советского Союза на озеро была отправлена большая учёная экспедиция, которая в течении летнего сезона трудилась, сочетая исследования аномальных процессов с попытками найти в озере полезные органические вещества. Многие лепёшки, так заинтересовавшие вас, Евпсихий Алексеевич, были засняты на видео, собраны в специальные контейнеры, а все их параметры тщательно измерены и задокументированы. Но вот, когда наступила осень, и экспедиция возвратилась в исследовательский институт, то в контейнерах обнаружилось обычное собачье дерьмо, а вместо задокументированных параметров предстала совсем уж невозможная ерунда в виде нечитаемых каракулей и многочисленных рисунков могильных холмиков с крестами. От просмотра видео тоже не вышло толку, поскольку на привезённой видеокассете оказалось три часа съёмки скрытой камерой в женской бане. Говорят, что руководитель экспедиции после этого впал в ипохондрию, ушёл в домашний затвор, и лишь лет через десять объявился в известном научном издательстве с десятком увесистых пачек бумаги, исписанных его соображениями насчёт мирской суеты. Предлагал с ней бороться.
  - И как же великий учёный предлагал с ней бороться? - заинтересовался Лев Моисеевич.
  - Равномерностью. Предлагал, к примеру, засыпать три четверти мирового океана песком, изъятым из пустынь.
  - Гм. - призадумался Лев Моисеевич. - Так-то оно, конечно, было бы и неплохо, да только кто же дотошно исчислит эти три четверти... Всё-таки интересно, что за внешняя сила оказывала столь мощное и обманчивое воздействие на учёных, когда они были уверены, что собирают лепёшки в контейнеры, а на видео записывают свой сосредоточенный исследовательский труд?.. Гипноз?..
  - Непременно гипноз. Вопрос только, человек ли наделён таким непостижимым талантом и применяет его во зло, имея в виду какие-то понятные ему одному цели? А вдруг это не человек?.. Вдруг это вполне самостоятельные силы в самой природе, способные воздействовать гипнозом на любые живые организмы?..
  - Занятно, занятно... - пробормотал Лев Моисеевич.
  - А после развала Советского Союза разве не нашлось учёных для исследования озера и его тайн? - спросила Катенька.
  - А после развала Советского Союза таковых учёных разогнали по домам, работу прекратили финансировать. У озера установили столб с табличкой ПРОХОД ЗАПРЕЩЁН, и на этом, вроде как, успокоились.
  - Занятно, занятно... - ещё раз пробормотал Лев Моисеевич, а затем сообщил, что он не верит в равномерность на примере трёх четвертей мирового океана, засыпанных песком, изъятым из пустынь. Наверняка в пустыни со столь громадными вырытыми котлованами нахлынет вода, хотя бы в виде дождя, и разрушит всю намеченную равномерность.
  - Лев Моисеевич, не держите вы в голове всякую ерунду. - попросил Евпсихий Алексеевич, изображая пальцем пассажи завихрения. - Кстати, равномерности и вашей голове не может быть, поскольку две половинки мозга весят по-разному.
  Лев Моисеевич сконфуженно улыбнулся.
  - Маруся, а что известно про наши, русские, загадочные озёра?.. Есть ли у нас зловещие места, где бесследно пропадают люди?.. - обратился к крысе Евпсихий Алексеевич.
  - Вот, знаете, дяденьки и тётеньки, я про озёра ничего не скажу, а вот мой папа говорил, что в бассейне, куда он ходит купаться по абонементу, случаются очень-очень загадочные чудеса. - вдруг сообщила Улинька, с некоторой гордостью, что и у ней нашлось чем удивить друзей. - Очень-очень загадочные чудеса и очень-очень всегдашные. У папы постоянно там деньги пропадают из кошелька, который лежит в сумке, которая висит в шкафчике в раздевалке, а шкафчик крепко-накрепко заперт. Папа так маме говорит. "Настолько крепко, - говорит. - запираю шкафчик на ключ, что и сам с трудом открываю. А денег нет как нет." А мама, конечно, не верит папе, потому что она такая вся не особо верующая у меня, да к тому же папа бывает немножечко пьяненьким, когда про бассейн рассказывает.
  - Думаю, у папы деньги пропадают, когда он после бассейна в пивной бар заходит. - со знанием дела пошутил Евпсихий Алексеевич. - Пивной бар, знаешь ли, Улинька, тоже очень-очень загадочное место.
  - Что-то ничего важного я не могу припомнить про русские бассейны и пивные бары... - сморщила лоб крыса. - Но я как раз собиралась поведать вам про озеро Ивачевское, что находится неподалёку от города Череповца - города самого по себе аномального и не склонного к сантиментам. Утопленников в этом озере не находят в каком-то беспрецедентном количестве - хотя место пользуется популярностью у отдыхающих - но вот люди исчезают регулярно и бесследно, причём иногда за считанные секунды. Вы можете находиться рядом с человеком на берегу, возможно даже рыбку удить, возможно просто болтать с ним о чём-то задушевном, не оборачиваясь в его сторону и будучи уверенным, что он вас внимательно слушает, а когда всё-таки обернётесь, то обнаружите пустое место. Возможно, даже табачный дымок ещё не рассеется полностью, и вмятина на траве от его огромного зада останется, вызывая недоумение, а человека не будет. И больше не обнаружится он никогда и нигде, сколько бы вы не прочёсывали местность и не выкрикивали его имя. Жена одного такого пропавшего заверяла, что она провожала взглядом супруга до самых кустиков, куда тот решился сбегать по малой нужде, и где исчез, совершенно не обозначив своего присутствия. "Не иначе как он перешёл в другие миры при помощи портала, спрятанного в кустах. - заверяла следователей жена. - Но поскольку мне лично никуда перемещаться не хочется, то я и шарить в этих кустах не буду. Давайте-ка вы ищите без меня."
  - И как поступили следователи? - спросил Лев Моисеевич.
  - Этого я не знаю. Может быть тоже куда-нибудь переместились, если дело оказалось нерасследованным.
  - Смотрите-ка, значит и на озеро Ивачевское людей притягивает непонятная и очень заманчивая сила, если их не останавливают все эти странности. - заметила Катенька.
  - Некоторые просто во всё подобное не верят, считают за чепуху, сочинённую местными жителями ради каких-то прагматичных целей, и спокойно себе отдыхают, купаются. А вот людей, имеющих психические расстройства или неврозы, озеро действительно притягивает. Говорят, что в полнолуние не редкость встретить на берегу разрозненные компании из людей, пребывающих в безотчётном физическом возбуждении, горланящих подобия песен, состоящих из одних междометий, и упражняющихся в эквилибристике. Интересно, что и полицейские патрули, вызванные на озеро с целью разогнать все эти сатурналии, попадают в пространственные ловушки и могут часами кружить по лесу, вокруг озера, не различая дороги, выводящей на берег. Кстати, и количество самоубийств, совершённых в этом самом лесу, выходит за рамки средней статистики, причём среди них нет актов утопления. Люди активно вешаются, стреляются, принимают какие-то ядовитые химикаты, а вот с камнем на шее в воду почему-то не бросаются. Разумеется, есть и такие, кто приезжают на озеро с чисто исследовательским интересом, внимательно фиксируют каждый свой шаг, каждое изменение в окружающей действительности и свои впечатления; и вот они-то сообщают о пережитых ощущениях очень даже занятные вещи. Они рассказывают, что чем ближе подходишь к озеру, тем замедленней становится сердцебиение и дыхание, сознанием овладевает чувство абсолютной безмятежности, органы чувств не желают воспринимать ничего раздражающего или вызывающего лишнее возбуждение. И только подойдя к кромке воды, спокойствие словно бы смывается резко нахлынувшей тревогой, переходящий в маниакальный страх, в уверенность, что за тобой следит нечто враждебное и неминуемое, требующее полной подчинённости, и спастись от которого нет возможности. Учёные объясняют это состояние аномальными геомагнитными вспышками на данной местности, издавна славящейся непроходимыми болотами. А если болото имеет за собой шлейф из мистических историй, то он невольно укрепляется в подсознании заинтересованного человека, и даёт о себе знать в непосредственной близости от объекта. Посудите-ка сами, сколько всего нелепого и тревожного может вам внезапно прийти на ум, когда вы вглядываетесь в манящее пространство озера, понимая, что видите его практически точно таким же, каким оно было и сто лет назад, и чуть ли не тысячу?.. А если до этого кто-нибудь из местных жителей - допустим, местный пастух или полуспившийся тракторист - рассказывал вам битый час про ивачевский озёрный дух?.. Про то, что этот дух начинает истошно завывать, когда хочет кем-нибудь насытиться, и про то, что он высасывает мозги у людей, которые случайно засыпают на берегу, и про то, что отец этого вот самого тракториста с ума сошёл, отдыхая с приятелями на озере, буквально за день до рождения самого тракториста, и про то, что отец затем всю жизнь сумасшедшим прожил, никому в этом не признаваясь, а только перед самой смертью признался жене и сыну, что тогда давно с ума сошёл и потому только сдерживать себя не мог и поколачивал своих близких, и что возможно с этого самого факта, тракторист начал крепко пить?.. Посудите-ка сами, сколько тревожных фантазий придёт вам на ум, насыщенный столь бредовой информацией, чтоб породить чувство неизъяснимой тревоги?..
  - Все страхи сидят у нас в головах - это понятно. - сказал Евпсихий Алексеевич. - Если голова не понимает, что ей на голову может свалиться кирпич, то она этого и не боится.
  - А когда свалится, тогда будет поздно бояться. - буркнул Лев Моисеевич.
  - Вот!!! - торжественно воскликнула Улинька. - И про голову мама папе говорила. Сразу, как только видела, что он из бассейна пришёл без денег. Говорила, чтоб лучше бы голову в бассейне у него украли, потому что нашему папе можно и без головы жить. Вроде как нашему папе всё равно: с головой он или без головы. Папа и есть папа.
  Взрослые не могли не улыбнуться, выслушав девочку, хотя дрязги в семействе Улиньки казались совсем не весёлыми.
  - Возможно, люди и не пропадают бесследно на озёрах, а куда-нибудь уходят. - задумчиво сказала Катенька. - А случалось когда-то, что целые острова с монастырями и городами уходили под воду. Вспоминается, например, сказание про озеро Светлояр и град Китеж.
  - И ещё как вспоминается! - обрадовалась крыса Маруся. - Хотя, для Китежа характерно, что время от времени он появляется на поверхности озера. Или озеро как-то проецирует изображение этого города на поверхности. Причём, наблюдаются и люди, снующие у ворот и крепостных стен города, и птицы находят пристанище на крышах домов и куполах церквей.
  - Это всё предания старины глубокой. - отмахнулся Евпсихий Алексеевич. - Я бы не ставил в один ряд профессора, собирающего вполне реальные лепёшки на берегу реального озера, с фольклорными россказнями.
  - Озеро Светлояр реально. - заметила Катенька.
  - И озеро реально, и я готов поверить, что когда-то на нём был остров с красивой и почитаемой всеми церквушкой, и который внезапно затонул, оказавшись в точке вспарывания крупных геологических разломов. Но свидетельства того, что город с людьми всплывает и ведёт какую-то активную жизнь, весьма ненадёжны.
  - Разве возможны в тех краях землетрясения, Евпсихий? что ты такое говоришь? - выразил сомнение Лев Моисеевич.
  - Нет таких мест на планете, которые бы стопроцентно были защищены от землетрясений и сейсмических волн. И грунтовые воды подмывают и затопляют иногда значительные пространства с людскими поселениями. Естественно, что это приводит к большим трагедиям.
   - Получается, что грунтовые воды могли подмыть и наш дом. - задумчиво произнёс Лев Моисеевич. - Слушай, Евпсихий, а ведь я, когда ещё только заселялся, разговаривал с соседом снизу, с первого этажа, который был геологом, и он рассказывал, что наш дом построили на канавах. Вроде того, что много небольших речушек на этом месте было, да со временем все пересохли, вот власти и принялись канавы засыпать и дома строить. Получается, что плохо засыпали. Не угадали с расчётами.
  - Лев Моисеевич, не может вода взяться сразу, из ниоткуда, да подмыть огромный дом. Какие-то признаки должны быть видны заранее. Например, накопление воды в подвале дома... Маруся, в подвале дома была вода?
  - Нет. - помотала головой крыса. - Даже из труб не текло.
  - Вот, Лев Моисеевич, даже из труб не текло. - облегчённо вздохнул Евпсихий Алексеевич. - У нас, в доме, непременно какая-то сволочь постаралась злодейство учинить. Нам бы только найти эту сволочь.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:18
  
  Широко зевнув и скумекав, что больше ничего занятного крыса не расскажет, отец ежового семейства приподнялся с места и направился в любимые заросли, приглашая всю родню последовать за собой. Мамаша заковыляла сразу и беспрекословно, но вот один из ежат, распираемый внезапным озорством, свернулся в клубок, подкатил к самой длинной цапле, стоящей на одной ноге в церемонно-оцепенелой позе, и - несмотря на горячее предупредительное шипение отца - уткнулся ей иголками в ступню. Благодаря значительной дистанции от ноги до головы, цапля не сразу ощутила колючую боль и не совершила резких движений, отправляющих озорника глубоко в даль, подобно футбольному мячу, а лишь недоумённо моргнула. Ежонка позабавила такая безнаказанность и он весело запрыгал, мелодично подкаркивая и жестами вытягивая свой нос до несуразных размеров, как бы передразнивая глуповатую птицу. Через минуту боль добралась до сознания цапли, и та широко раскрыла глаза, обнулив их содержание до предела, тревожно икнула и осмотрелась по сторонам. Поскольку настоящего обидчика она не смогла заприметить, то вообразила, что эта приятельница, громоздящаяся поблизости, зачем-то принялась драться. Обиженная цапля изогнула шею грозной раскорякой, шумно заегозила крыльями и щёлкнула клювом со столь очевидной острасткой, что приятельница, хотя и не чуяла за собой никакой вины, не могла отказаться от участия в намечающейся взбучке. "Тикай оттуда!" - вдруг на вполне сносном человеческом языке заорал папаша-ёж, обращаясь к сыну, и тот сообразил, что сейчас лучше всего будет послушаться отца. Стремительным, хотя и плохо скоординированным, галопом он помчался к зарослям, где уже практически скрылось всё его семейство, ударился носом в папашину спину и судорожно, визгливо задёргался. Отпрянув от спины, он обнаружил в носу пару солидных отцовских колючек, быстро сообразил, насколько серьёзно может разозлиться на это дело папаша, вытянул колючки из носа и попробовал воткнуть их обратно. Получилось это у него не слишком деликатно. Почувствовав, что в спину бесцеремонно вонзаются иголки, папаша многозначительно остолбенел, завыл неправдоподобно-тоненьким дискантом, проклял всё своё семейство и всю свою непутёвую жизнь, однако тут же и сообразил, как ему спастись от боли. Он нащупал в районе груди бегунок на застёжке-молнии и резко двинул его вниз, освобождая тело от ежовой шкуры, которая оказалась вовсе и не шкурой, а чем-то вроде куртки на синтепоне, утыканной колючками. Будучи совершенно голым, но вполне себе атлетически сложенным и выглядевшим, как кровь с молоком, он без труда подхватил одной рукой куртку, а другой сына за ухо, и исчез в зарослях.
  Тем временем цапли, синхронно перетаптываясь на берегу и выдавливая тусклые угрозы, всё не могли подловить момента, чтоб вцепиться клювами друг другу в шеи и задать трёпку. Но вот накал возмущения достиг предела, и они стремительно взмыли над озером, где затеяли драчливую кутерьму, напрочь стирающую контуры их тел, и которая, словно магнитом, притянула к себе других цапель. За считанные мгновения образовалась головокружительная заваруха, все драчуны превратились из обычных птиц в огромные, бестолково шныряющие по воздуху серые тряпки. Смиренно-раздумчивые лебеди, покладистые, любящие деловито порассуждать, утки, филигранно-бесстрастные бабочки и стрекозы, вовсе не обременённые знаниями о каком-либо светопреставлении - вся летучая озёрная живность с диким шумом поднялась в воздух, затрепетала ошалелым калейдоскопом, заметалась фрактальными узорами, загудела судорожно-ругающимися огненными факелами. И наконец вся эта суматоха слилась в единое целое, сомкнулась в податливую плоть, вспыхнула, отражённым от солнечных лучей, жаром, и превратилась в могучий цветок лотоса, идеально схожий с тем, что вырос посреди озера, только в перевёрнутом положении.
  - И это ещё не всё. - едва выдержав наплыв эмоций от фантастического зрелища, Евпсихий Алексеевич указал на облака в небесном пространстве за тронами.
  Облака со строго-вымеренной упорядоченностью соединялись в две клейкие густые массы переливисто-свинцового цвета, расположенные строго друг напротив друга, и приобретающие формы двух монументальных, покачивающихся с монотонной лёгкостью, голов. Выразительно отточенные носы, рельефно выполненные крылья надбровных дуг над узенькими сентиментальными глазами, беззастенчиво выпяченные чувствительные уши, застывшие в загадочных усмешках тонкие рты - каждая деталь выявленных облачных лиц, наполняющихся благородной старческой желтизной, несла ту медитативную безмятежность, что с лёгкостью устрашает одних и заставляет торопливо пройти мимо, а других вынуждает впасть в парафреническую задумчивость, продолжающуюся многие часы, дни, годы.
  - Вам эти головы никого не напоминают? - с тихим восторгом произнёс Евпсихий Алексеевич. - Мне они напоминают гигантские статуи Будд, высеченные в толщах скал. Они похожи друг на друга, как братья, или существа, пережившие совместно не один миллиард лет и сотворяющие одной силой мысли универсальный закон бытия.
  - Тебе так кажется, Евпсихий? - удивилась Катенька.
  - Да, несомненно. Они подобны двум буддам - прославленным под именами Амитабхи и Пмитабхи - обладающими своими собственными райскими землями за пределами досягаемости человеческих понятий. И вот эти два прекрасных цветка, распустившихся на озере и в небе, наверняка символизируют два рая. Цветок на воде - это рай чистой земли будды Пмитабхи, называемый сукхавати, и сотворённый, как временное сладостное убежище для умерших существ, дабы подготовить их на путь в вечную нирвану. А цветок, парящий в воздухе - это несомненно небесный рай будды Амитабхи, что носит название ситянь, и это рай наивысшей радости, где живут существа, абсолютно освобождённые от страданий и череды перерождений.
  - Ловок ты, Евпсихий, на напоминания. - искренне удивился Лев Моисеевич. - Ты не исповедуешь ли втихаря буддизм, раз с таким восторгом всё это нам описываешь?
  - Да нет, не исповедую. Просто вспомнилось.
  - А мне они напоминают дяденек. - сказала Улинька про облачные головы.
  - Каких-таких дяденек??
  - Которые пришли с работы домой, покушали картофельное пюре с котлетой, сели на диван и вдруг им стало скучно-скучно. "Ну вот. - сказали они. - День как-то незаметно подошёл к концу, смешных мультиков больше не покажут, и пойдём-ка мы спать." И сразу пошли спать, потому что, вообще-то, они не из тех, кто бросает слова на ветер.
  Крыса Маруся шутливо заелозила на троне, будто бы обустраивая местечко ко сну, закрыла глазки и сладко захрапела, надувая щёки, изображая, как у ней получается безмятежно спать, вдоволь насмотревшись за день мультиков. Получилось вроде обувной щётки, лениво шаркающей по тяжёлому ботинку. Тогда уж Маруся не стала дожидаться, когда ботинок очиститься до блеска, а с удовольствием проснулась, потянулась и лукаво хихикнула.
  - Вот видишь, Евпсихий, насколько просто всё растолковала Улинька. - добродушно проворчал Лев Моисеевич. - У детей нет ничего лишнего на уме, они всё понимают таким, каким видят.
  - У меня нет ничего лишнего. - подтвердила Улинька.
  - За это ты не переживай, обзаведёшься; какие твои годы. - улыбнулся Лев Моисеевич.
  - Не знаю, чем я там обзаведусь, когда совсем-совсем стану взрослой. - вздохнула Улинька. - Мама так-то говорит, что они с папой ничего себе на старость не накопили, и мне очень скоро придётся самой не сидеть дома, сложа руки, а вкалывать, как папа Карло. Золотых серёжек своих она мне точно не подарит никогда. Она говорит, что у всех дурочек карман дырявый, и пускай этих дурочек мужья кормят.
  - И пускай эта мама чахнет над своими золотыми серёжками. Ты, главное, сохраняй в себе всякую мудрость, приходящую либо с поучением от толковых людей, либо совсем нежданно и неизвестно откуда.
  - Если нежданно, тогда надо подождать. - вздохнула и поджала губки Улинька.
  - Иная мудрость сродни старому чемодану без ручки: лучше одним разом снести его на свалку, чем постоянно таскать на своём горбу!.. - задумчиво проговорил Евпсихий Алексеевич.
  Над озером зависла тишина, воссоздающая те особенные и парадоксальные ворошения древней природной ауры, когда в мире не было ни одной живой души. Пленительную, завораживающую ясность приобрёл блеск лёгкой сырости на листьях лотосов. Прибрежные травы расслабленно замерли, обнаруживая в себе иные предначертанные смыслы. Заласканные покоем солнечные лучи, казалось, пробовали на ощупь озёрную гладь, намереваясь вскоре поиграть и пошуметь, но пока угадывался лишь звук одиноких капель воды, так звонко рассыпающихся и распознаваемых лишь в глухоте обмелевшего колодца.
  - Говорят, оттого на земле наступают мгновения совершеннейшей тишины, что ангелы пролетают мимо. - вспомнила народное поверье Катенька.
  - По-всякому они летают, иные и побузить не прочь. В трубы протрубить, или недоброй вестью огорошить случайно встреченного странника. - неохотно заметил Лев Моисеевич.
  - Даже недобрая весть из уст ангела идёт во благо. - с уверенностью сказал Евпсихий Алексеевич - Ангелы не могут нести зла.
  - Почему?.. Обоснуй закавыку! - попросил Лев Моисеевич
  - Вся человеческая агрессивность основана на сексуальной апперцепции, исходит из сексуального опыта или из отсутствия такового, а ангелы не могут быть агрессивны - они бесполы, у них нет страха кастрации.
  - Так и дети до определённого возраста вполне себе бесполы. Однако, приступы агрессии не редки, а у детей со странностями так и жутковаты.
  - У детей случается не агрессия, в общепринятом смысле, у них иная мотивация к жестоким поступкам. Это поток нелинейной логики, вызванный, естественной для слаборазвитого разума, формой безучастия, неумением сострадать.
  - Я понимаю, что имеет в виду Евпсихий. - подключилась к разговору Катенька. - Любому нормально растущему ребёнку характерно индифферентное отношение к чужой боли, он не способен воспринимать её, как свою. К тому же, если ребёнок слишком старательно, увлечённо изучает окружающий мир, то на него постоянно - и без всякой жалости - воздействуют перцептуальные эффекты, и тут ему просто необходимо держать исследовательское хладнокровие.
  - Вот именно, Катенька. - обрадовался поддержке подруги Евпсихий Алексеевич. - Ребёнок, остро сосредоточенный на своём любопытстве, похож на учёного, проводящего опыты на крысах... прости, Маруся!.. ему важней не чувство жалости, а процесс исследования мира, он интуитивно подготавливает себя к любым превратностям судьбы. Период детства, это чуть ли не единственный, когда человек способен нарушать все мыслимые табу и не нести за это серьёзной ответственности. Разве что, спустя время, когда окончательно вырастет, то сам себе поставит моральную оценку. Слушайте, разве каждый из нас не знает за собой какого-нибудь дикого поступка, совершённого в детские годы, и за который сейчас очень стыдно?..
  - Наверное, да. Хотя мне больше стыдно не за себя, а за поступки некоторых друзей детства. - задумалась Катенька.
  - В детстве полно странных друзей. Завести нормального друга - вот уж мало исполнимая задача для ребёнка. А гулять с идиотами день-деньской - это в порядке вещей.
  - Со знанием дела говоришь, Евпсихий. - выдавил нахальную улыбку Лев Моисеевич. - Много ли у тебя было в детстве странных друзей?
  - Да, мне везёт по жизни со странными людьми, даже сейчас. - ещё нахальней улыбнулся Евпсихий Алексеевич. - Если я сам не начну рыться в памяти и рассказывать что-нибудь из своего давнего прошлого, то вы наверняка мне припомните Бухтилу. Но у меня и без Бухтилы хватало странных друзей. Правда, с некоторыми я и дружил всего-ничего, но это не потому, что был склонен к ссорам или эгоизму, мешающим крепкой дружбе. Просто во мне слишком рано созрело чувство отрицания постоянства, и мне непрестанно требовалось сталкиваться с чем-нибудь необычным. Даже если это было бы такое необычное, с каким я уже сталкивался раньше, но успел хорошенько запамятовать. Всё-равно, что оставляешь найденную вещь на том месте, где ты её нашёл, и тем самым даёшь себе шанс найти её ещё разок. Чтоб удивиться своей удачливости до чрезвычайного восхищения.
  - Так это и есть эгоизм, Евпсихий. - усмехнулся Лев Моисеевич.
  - Может быть, может быть... Но я сейчас хочу рассказать про одну девочку, с которой подружился в детском саду. Так интересно вышло, что её маменька работала воспитательницей, а моего папу временно устроили в бухгалтерию, чтоб свести все тамошние дебеты и кредиты в положительный баланс, поскольку прежнего детсадовского бухгалтера посадили в тюрьму за растрату. И вот я с этой девочкой - а звали её Ириша - находились в садике на особых правах вольности, наши родители просто приводили нас в садик и отпускали болтаться, где нам вздумается, лишь бы мы не путались у них под ногами. А всем прочим сотрудникам детского сада это почему-то не казалось чем-то из ряда вон выходящим, даже заведующая детсада спокойно наблюдала из своего кабинета, с постоянно открытой настежь дверью, как я и девочка Ириша носились по коридорам, бузили и превращались в каких-то чумазых чертенят. Надо сказать, что Ириша крайне неприязненно относилась к групповым играм с детьми, она очень не любила всего коллективного; сейчас бы такой девочке выдали справку о биполярном расстройстве, а тогда просто посчитали, что у ней немножко больше нервозности в характере, чем нужно, и связано это с тем, что девочка недавно серьёзно переболела ангиной. Все думали, что очень скоро всё образуется, и девочка станет вполне себе обычной девочкой. Конечно, Ирише очень повезло со мной - с моим статусом вольности - она запросто прибрала меня к своим затейливым ручонкам и за считанные дни превратилась в настоящую командиршу. Ещё будучи совсем девочкой, она почувствовала женскую властность над мужским характером, и активно пользовалась ею, чему я совсем не сопротивлялся. Нам обоим нравилось бегать вприпрыжку и вопить что-то потешное, мы вовсе не боялись и легонько набедокурить, получая нагоняй от взрослых. Мы полюбили убегать ненадолго за территорию садика, прямо на берег реки - пологий и просторный, словно созданный для поблажки ребячьей резвости - с которого так заманчиво было вглядываться в ширь, скованную льдом, и ощущать себя храбрыми исследователями суровых полярных земель. Но именно у этой реки Ириша меня по-настоящему напугала несколько раз, когда, без всякого видимого повода, останавливалась на бегу у самой кромки берега и замирала, вперяясь взглядом в одну точку пространства, где я не находил ничего особо завораживающего. Как бы я не толкал в бок свою подругу, как бы не пытался вызволить из своеобразного плена, она сама покидала состояние остолбенения минут через десять-пятнадцать, и, как ни в чём не бывало, неслась дальше по берегу, выкрикивая какую-нибудь задиристую бессмыслицу, и под конец окунаясь с головой в сугроб. В то время стояла неприятная зима - одновременно очень морозная и хлипкая, подчас смурная, даже угрюмо сонная - старухи во дворах шептались, что это сама земля не знает, как ей должно жить дальше. И ладно бы только взрослые люди, поддавшись зябкой фатальности и безразличию к жизни, искали повсюду тепла, чтоб надолго увязнуть в его бережливом мороке, но даже детки слишком быстро уставали, неуклюже резвясь в своих играх, слишком явно в них замирала потребность в забавах, а укреплялось следование четырёхтактному алгоритму: поел, переварил, испражнился, поспал!.. Кажется, в том мире только я и Ириша не поддавались прозябающей фатальности и беззаботно дурачились. Кажется, это была обоюдная влюблённость и в себя, и в окружающую жизнь, и в ленту времени, ускользающую в завтрашний день. Но вот пришла долгожданная весна, расписывающая на снегах разорванные кружева оттепели. С небес беззастенчиво накрапывало щекочущей солнечной синевой, города и люди весело сопротивлялись простуженным атмосферным казусам, а река вздрогнула от спячки, треснула по швам, и подарила свободу невероятно зрелищному ледоходу. Почему-то именно Ирише пришла в голову безрассудная мальчишеская идея - покататься на льдине, готовой вот-вот оторваться от берега. На какой-то миг она захватила меня этой идей, и я пообещал, что обязательно поплыву вместе с ней вниз, по реке, в другие города и страны, только пускай она первая прыгнет на льдину. "Если ты такой трусишка, то, конечно, я первая прыгну и докажу тебе, что это очень просто и весело!" - сказала девочка и не замедлила сигануть на льдину, которая в тот же миг и оторвалась от берега. "Ну же!" - подбодрила меня на прыжок Иришка, но я ничего не мог поделать с одолевшим меня страхом, я даже отпрянул назад, подальше от воды. "Ты утонешь! - только и крикнул я девочке. - Прыгай обратно!.." Но она посмотрела на меня как-то непривычно и слишком внимательно, и не двинулась с места. Так я и остался на берегу, чтоб долго смотреть, как девочка уплывала на льдине всё дальше и дальше; и если сперва она ещё пробовала крикнуть, позвать на помощь, то затем впала в своё специфическое остолбенение, вывести из которого её не могли ни одни внешние силы. Иришка сохраняла молчание, и только по движению её губ угадывалось недоумевающее презрение в мой адрес, она словно бы не хотела верить, что я смог оставить её в беде. А я и сам в тот миг лишился всяких сил и сообразительности, мне даже на ум не приходило, что нужно самому крикнуть о помощи, или броситься искать взрослых людей, которые бы спасли девочку. Я тупо стоял на берегу и безучастно смотрел, и кажется мысленно попрощался со своей девочкой. У меня до сих пор стоит в памяти её, словно бы расплющенный, силуэт с гордо вытянутой шеей и сердито растопыренными ногами, уплывающий на льдине вниз по реке.
  Евпсихий Алексеевич недолго помолчал.
  - И что было дальше? - спросила Катенька
  - Конечно, я обрёл силы, чтоб скоро вернуться в детский садик, где с какой-то противоестественной холодной отчётливостью рассказал своему отцу о происшедшем, и это, разумеется, произвело в садике небывалый переполох. Все ринулись куда-то звонить, бежать, спасать. Тот поток ругани, который посыпался на мою детскую голову, я больше не испытывал никогда за всю последующую жизнь, и даже отец не удержался от крепких подзатыльников. Самое странное, что я совершенно ничего не знаю о дальнейшей судьбе Ириши, поскольку события, продолжающие тот злополучный день, у меня напрочь вылетели из памяти. А вскоре и всё происшествие позабылось, улетучилось, словно бы сместилось в провалы ума. И ведь не у меня одного. Уже, спустя многие годы, когда я стал совершенно взрослым, мне вдруг вспомнилось про девочку Иришу, про то, как она уплыла на льдине вниз по реке, и я спросил у ещё живого тогда своего отца, что же сталось с девочкой, получилось ли её спасти. Но отец с удивлением взглянул на меня, и сказал, что он не помнит такой девочки Ириши, что происшествие со льдиной никак не могло позабыться, если бы случилось на самом деле, и что, скорей всего, я зачем-то вообразил его себе, выдумал, смешал с каким-нибудь сюжетом из кино или книги, или всё это мне просто приснилось. Но я уже точно знал, что мне это не вообразилось и не приснилось, я почему-то не слишком и удивился тому, что отец не помнит... Для меня было важным и вполне достаточным, что я сберёг для себя образ этой странной девочки, вызволил из забвения и теперь держу на совести. Я не знаю, нужно ли мне слишком стыдиться за себя, но я знаю, что тогда не могло всё случиться иначе.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:19
  
  Рассказ Евпсихия Алексеевича немало озадачил слушателей. Каждый из них, даже маленькая Улинька, попробовал представить себе эту растерянную, беспомощно-замершую девочку, в один миг потерявшую друга и медленно уплывающую в объятия смерти.
  - Ну уж нет. - мотнула головой, отгоняя неприятные мысли Катенька. - Не могла девочка далеко уплыть, её наверняка спасли. Сейчас живёт где-нибудь, на соседней улице, частенько тебя, Евпсихий, в окошко видит, и не подозревает, какой-такой ты есть Евпсихий.
  - У ледохода скорости приличные. - задумчиво сказал Лев Моисеевич. - Могла уплыть на километров десять-пятнадцать вниз по реке.
  - А если плыть по Волге на льдине, то куда бы это можно приплыть? - сразу же включила деловитость и попробовала отыскать Иришино местоположение Улинька. - Вот если сесть на пароход в Ярославле, то в Кострому обязательно приплывёшь, если никуда не сворачивать. И если, конечно, у парохода не кончится бензин. А вроде бы льдине и не надо никакого бензина: плыви себе и плыви!..
  - Вот девочка и поплыла в Кострому. - наконец-то улыбнулся Евпсихий Алексеевич, который за всё время рассказа пребывал в состоянии элегического блаженства. - В Костроме тоже люди живут, в Костроме она не затеряется.
  - Бойкая оказалась девчушка. Для того времени её поведение наверняка считалось из ряда вон выходящим, а сейчас, напротив, женщины мало в чём себя сдерживают, полагая, что в этом и заключено настоящее женское счастье. - усмехнулся Лев Моисеевич. - Пропаганда феминизма делает своё дело.
  - Что вы такое говорите?.. - воскликнула Катенька. - Причём здесь феминизм?..
  - А что не так?
  - Постепенно женщины и мужчины меняются местами в структуре общества, это правда. -сказала Катенька. - Но это всего лишь одно из условий движения цивилизации вверх, по спирали. А ваши ворчания, Лев Моисеевич, насчёт феминизма, вызваны неумением выбраться из прокрустова ложа привычных ценностей.
  - Да почему я должен из него выбираться?.. Коли мне до сих пор хорошо в нём было - в прокрустовом-то - зачем вы меня прочь гоните?.. В прокрустовом-то ложе много полезного сохраняется, чем и вы, Катенька, до сих пор с охотой пользуетесь, не задумываясь об его прокрустовой сущности. А из лелеемых вами непривычных ценностей, что конкретно вам хотелось бы мне предложить, дабы их пользу я сиюсекундно и постиг?..
  - Это просто ваша наивная патетика. А ценности могут быть и обманчивыми, и уж тем более предсказывать их полезную долговечность вряд ли кто всерьёз возьмётся. Пройдут тысячелетия, а за ними ещё тысячелетия, цивилизация выйдет на очередной виток спирали, произойдут очередные изменения в массовом сознании, и тогда мужчины вернут какую-то часть своего права властвовать над женщинами. Если вам, Лев Моисеевич, сейчас совсем невмочь мириться с нарастающим матриархатом, то потерпите. Заграбастайте понятную вам квинтэссенцию реальности и погрузитесь в неё.
  - Сколько бы перемен не происходило в вашем сознании, дорогая Катенька, но главные функции пребудут такими же, какими их затеяла природа. - строго отчеканил Лев Моисеевич. - Если есть замки, то должны быть и ключи. Функция ключа - отпирать замок, и иных правил для развития цивилизации быть не должно.
  - Лев Моисеевич, вы рассуждаете скучнейшими устаревшими стереотипами, вы забываете про стремления к экспериментам любого развивающегося организма, да и явно относитесь к любителям развешивать ярлыки. - парировала Катенька.
  - Нееееет!!! Я любитель заниматься аналогией, а не развешиванием ярлыков.
  - Аналогия существует не для доказательной базы, а для наглядности. А в случае с замками и ключами не просвечивается никакой аналогии, поскольку утверждение однодейственного применения ключа к замку - есть ложь. Ну и немножечко сексизм.
  - Не современно вы соображаете, дедуля. - с дурашливой элегантностью положила ногу на ногу крыса Маруся и сделала вид, что затягивается сигареткой. - Да и не толерантненько. Особенно по отношению к ключу, который чуть поднаторел без пользы ковыряться в новых реальностях, а вы его снова намеревайтесь к делу приспособить, хотите, чтоб он только открывал да закрывал.
  - Без ключика-то замок точно не откроешь. - пролепетала Улинька. - Раве что поломать замок можно, да ведь потом придётся новый покупать. Сплошные расходы.
  - Ещё одна ретроградка. - не сдержала милого смеха Катенька.
  - Если говорить насчёт толерантности, то вряд ли до чего-нибудь конкретного договоришься, поскольку тема скользкая. - заговорил Евпсихий Алексеевич. - Меня честно удивляет отношение некоторых современных девушек к толерантности, к феминизму, поскольку зачастую всё, что они исповедуют, противоречит друг другу, а, главное, не имеет качественного, цельного учения. Просто всё валится в одну кучу: и деградация человеческих отношений и развитие личностного роста. Вроде бы девушки хотят сохранить отношение к себе, как подобает мужчинам относиться к слабостям женщины, но при этом стремятся к равноправию. Но, я думаю, что если вы действительно желаете равноправия, то забудьте про привилегии женщинам, испокон веков дарованные им мужчинами. Точнее говоря, даже не конкретно мужчинами, а созидательной частью общества. Просто до сих пор так получалось, что большая часть этих созидателей состояла из мужчин.
  Катенька взглянула на Евпсихия Алексеевича с насмешливым сожалением.
  - Я тогда повторю, любезный друг Евпсихий, про спираль развития, если ты ничего не понял. - сказала Катенька. - Ты иногда бываешь большим путаником, но это и понятно, поскольку любое действие начинается с путаницы, пока ты хорошенько не обучаешься, чтоб продвигаться активно вперёд. Так вот, Евпсихий, ты верно говоришь, что когда-то мужчины, возомнив себя созидательной частью общества, что-то такое даровали женщинам, посчитав, что взамен получили право властвовать над ними. Но вот спираль вышла на очередной виток, женщины ощутили, что стали сильней и созидательней, и теперь уже сами принялись выбирать себе мужчин и что-либо даровать им, считая, что получают на это абсолютное право. Но ты, также, как и достопочтенный Лев Моисеевич, можешь не переживать за порушенное мужское эго, поскольку всенепременно наступят иные времена, развернётся другой виток спирали, и маскулинность снова станет главной поведенческой ролью для мужчин, ограничивая свободу женщин.
  - Наступят другие времена или не наступят - это всего лишь казуистика, игривая форма отношения к настоящему, и к жизни вообще; она мне не кажется ответственной. - всё не мог успокоиться Лев Моисеевич. - К слову, я не сторонник ограничивать какие-то права у женщин, если они не низводят до абсурда саму суть женщины, а тем более суть взаимоотношений полов. Повторюсь, что я любитель изучать аналогии, ведь большинство математических и инженерных проблем решаются с их помощью. И аналогии противоестественных отношений между членами общества показывают отрицательные результаты. А вот про замки с ключами, уверяю вас, Катенька, аналогия положительная и подходящая. Что вам в ней не понравилось?.. Я не понял эту вашу фразу, что утверждение однодейственного применения ключа к замку - есть ложь. Поконкретней можно?
  - Ложь, потому что сексуальное либидо может быть и сильным и слабым у всех полов, и кто кого отворяет или запирает - решать не престарелым сексистам. Что теперь вам непонятно?.. Хотите аналогии? Ловите назидательный пример про леденец, побывавший во многих ртах!!
  - Чтоб открыть одним ключом два разных замка, надо немало подсуетиться в поисках этих самых замков, да и фактор везения огромен, но это всё-таки возможно. - со знанием дела проговорил Евпсихий Алексеевич. - Конечно, и двумя разными ключами не сразу откроешь один замок, как бы ловко они в него не проникали, но умелые руки приноровят всё, что угодно, к чему угодно. Совершенство не может быть однодейственным, и в этом, я думаю, проблема вашей аналогии, Лев Моисеевич.
  - Даже в отношениях между ключом и замком должно быть понятие верности. - вздохнула крыса Маруся. - Нет верности - нет отношений. Хочешь, чтоб тебя отпирали многие ключики, то лучше и совсем не запираться. Так я понимаю нашего вспыльчивого деда.
  - Нет-нет, пусть Катенька мне теперь разъяснит пример про леденец. - действительно запылал поддёргивающимися щёками Лев Моисеевич. - Если я его не понял, так оттого, что к сладостям равнодушен. А мой пример с замком был уместный, так как женщина - это дом для будущего ребёнка, и ей следует осторожней поддаваться влечениям либидо. Есть такая характеристика, как человечность, и она должна быть сильней всех иных влечений. А если вы подумали, что я сексист, то это не так, я и во взаимоотношениях со супругой мог вести себя, как подкаблучник.
  - "Подкаблучник" - это ещё не диагноз. - улыбнулась Маруся. - Известный флорентинский правитель Савонарола, сжигающий на кострах тщеславия людей и их немудрённый домашний скарб, тоже был подкаблучником до того, как стать монахом.
  - Про леденец всё просто, Лев Моисеевич. - не без ехидства сообщил Евпсихий Алексеевич. - Будет плохим тот леденец, что уже побывал во многих ртах, но хорош тот рот, в котором побывало много леденцов.
  - Вон оно что. - старик с грустной укоризной посмотрел на Евпсихия Алексеевича, а затем на Катеньку. - Изволите сатирические инвективы подпускать. Ваша воля, конечно, но пример про леденец неуместный, так как на леденце остаются следы предыдущего рта, и потому он вызывает брезгливость. Это понятные ментальные барьеры во взаимоотношениях леденца и рта. На ключе, открывающем всего лишь один замок, не появятся следы от прочих замков, и отношение к этому ключу будет весьма бережным.
  - Значит, вы и случайность исключаете?.. - удивилась Катенька. - А вдруг перепутал владелец замка ключи, поковырялся не тем, каким надо, но быстренько понял свою ошибку?.. Ему-то как теперь быть?.. Срочно менять замок или проще подкорректировать принципы морали?..
  - Нельзя в таких делах путаться. - слишком всерьёз Лев Моисеевич воспринял шутку Катеньки. - В этих делах всё должно быть доведено до точности, до механизма, идеально работающего даже без активной помощи сознания. Не пронесёте же вы ложку мимо рта, даже будучи с закрытыми глазами.
  - Я не пронесу. Но не шибко удивлюсь тому, кто пронесёт. Может быть, у него сознание забито более важными вещами, чем ваша ложка. Может быть, он пребывает в постоянном поиске смысла жизни.
  - Да чего там искать?.. Зачем?.. Какая-нибудь сверхразвитая бактерия способна прожить миллиарды лет, а так и не понять смысла своего существования. А пользы от этой бактерии может быть больше, чем от иного человека, застрявшего на интеллектуально-сексуальных эмоциях. Ведь бактерии ничего такого не известно, она в интернете не зависает, телевизор не смотрит и книг, сравнивающих феминизм с так называемой "токсичной мужественностью", не читает.
  - Да и люди не читают сейчас умных книг, разучились. - вздохнул Евпсихий Алексеевич. - Им подавай манипулятивную беллетристику.
  - Вот-вот... я как раз о манипулятивных выкладках, касающихся природы вещей, подумала. - сказала крыса Маруся, продолжая с озорством выпускать невидимый дымок от невидимой сигареты. - Тут ведь только начни погружаться в теорию гомеостатического мироздания и договоришься до аутсорсинга толерантности, призывающего всех к транспорентности, относительно носителей отличной идентичности.
  - Ну вот! - устало махнул рукой Лев Моисеевич, понимая, что всерьёз никто его слушать не хочет. - Вам лишь бы что отчебучить.
  - Всё лучше, чем совокупляться с собственной тенью. - невольно ляпнул Евпсихий Алексеевич, что вызвало недовольное фырканье у Катеньки, а Лев Моисеевич соорудил на лице мину человека, которому только что сообщили, что он отведал тарелку супа со стрихнином. Одна Улинька сохраняла вид безупречно-невинный.
  - На каких бы фантастических идеях житейские споры не начинались, а неизменно заканчиваются вопросами количества и качества. - заявила крыса Маруся. - Кстати, о количестве. Рассказывают, что некая женщина пришла к дедушке Конфуцию и спросила, чем многожёнство отличается от многомужества. Она посчитала, что только со стариком можно говорить на такие соблазнительные темы. Конфуций поставил перед ней пять чайников и пять чашек, и сказал: "Если ты разольёшь чай из одного чайника в пять чашек, тебе это понравится?" - "Несомненно понравится. - сказала женщина. - Я весьма гостеприимная хозяйка." - "А если ты попробуешь лить чай в одну чашку из пяти чайников, тебе это понравится?.." - схитрил Конфуций, намереваясь огорошить женщину трудным заданием. "Очень понравится! - воскликнула женщина. - Я ведь весьма гостеприимна!.." - "Вот же ты дура! - рассердился Конфуций. - Такую хорошую притчу испортила!.."
  Все взрослые понятливо рассмеялись. Улинька тоже хихикнула для поддержки обстановки. Впрочем, и всякие истории про дедушек ей казались забавными сами по себе.
  Евпсихий Алексеевич решил продолжить тему историй про количество и качество:
  - У меня есть приятель - ты, Катенька, его знаешь, он как-то заходил ко мне на огонёк, и ты вполне радушно выслушивала его комплименты - так вот, однажды у него получилось обзавестись сразу тремя любовницами. Надо думать, это получилось исключительно благодаря неописуемой широте его сердечных чувств и запоздало пробудившейся половой активности. Естественно, в скором времени, все три женщины стали перепутываться у него в голове. Причём, он не просто забывал, кого именно называть зайкой, кого птенчиком, а кого козочкой, а принялся путать настоящие имена своих пассий, их привычки и интимные особенности. И если зайка не слишком переживала, когда её называли козочкой (полагая, что это тоже звучит миленько), и если птенчик начинала игриво вертеться и пристраивать ладошки к голове на манер ушек, когда её называли зайкой (поскольку быть зайкой ей даже больше нравилось, чем птенчиком), то сам приятель настолько устал от всего этого ералаша, что заметно сник, исхудал и подумывал о наиболее безвредных способах химической кастрации. Но поступил совсем напротив, поддавшись непонятному интуитивному чувству, и завёл себе четвёртую любовницу, которая очень скоро вычислила контакты всех своих соперниц, повстречалась с каждой лично, каждой задала хорошенькую трёпку, после чего стала полноправной и единственной владычицей его широкого мужского сердца. Ералаш, одним словом, закончился.
  - Нет, - смутилась Катенька. - что-то я не припомню такого твоего приятеля. Да и на комплименты я не слишком отзывчива.
  - Позволю себе напомнить известный парадокс. - сказала крыса Маруся. - Он как раз про количество и качество. Чем больше кусок сыра, тем больше в нём дырок, а чем больше дырок, тем меньше сыра.
  Катенька одобрительно хмыкнула, а Евпсихий Алексеевич на минутку застрял в соображениях, сопоставляющих дырки и сыр.
  - Лишь бы всем хватало. - наконец-то сказал Евпсихий Алексеевич, так ни в чём и не разобравшись.
  - Как говаривала моя несравненная Варвара Мстиславовна, выходя их дома без зонтика во время дождя: ветер в голове попутным не бывает!.. - нетерпеливо заелозил на своём троне Лев Моисеевич и соорудил на лице нечто шутовское. - Есть у меня одна история, в которой количество тоже играет заметную роль, и даже категорически переигрывает качество. Получился тоже своего рода ералаш. Дабы не растекаться мыслью по рельсе, буду по возможности короток. Дело случилось во времена позднего советского застоя, когда было принято, в осеннею уборочную страду, небольшие группы рабочих с заводов и фабрик отправлять в ближайшие колхозы на помощь со сбором урожая. Будь то морковка или свёкла, или даже капустные кочаны, предназначенные на корм скоту. Чем колхозы были богаты в те великие времена - тем и рады. И вот в один такой колхоз, выращивающий в основном брюкву, отправили нашу бригаду токарей-универсалов, и естественно со сбором брюквы мы справлялись заметно хуже, нежели с выточкой втулок, будь они подшипниковые или закрепительные или даже резьбовые. И тогда я предложил одному своему приятелю не маяться на поле, а сопроводить меня до сельского магазина, дабы укрепить литром-другим креплённого вина наше рабочее настроение. На что приятель естественно согласился. Ну и вот. Как и все сельские магазины тех незапамятных времён, тамошний оказался вполне себе сентиментально-радушным, обеспеченным рыжеватой продавщицей необъятных размеров, товарами на любой вкус. От гвоздей до кильки в томатном соусе. Но почему-то не балующим случайного посетителя качественным и доступным по цене винишком. Продавался в тамошнем магазине только кубинский ром, и был он в этаких затейливых бутылках, литра на полтора, может меньше. Не важно. Главное, что продавался он совсем недёшево, и качество евонное было совсем неизвестно простому советскому человеку. Хорошо, что простой советский человек мог иногда себе позволить не смущаться и купить бутылок пять этого рома, или даже шесть-семь. Мы с приятелем и купили. Деньги-то - бумага, про это правильно какой-то философ сказал. И всё бы ничего, и день бы прошёл с удобством, приличествующим сладостному разгильдяйству, да только советский организм, непривычный к напиткам знойных и горячих широт, неожиданно дал сбой. Опорожнив одну бутыль, мы с приятелем прилично окосели, прельстились идеями народничества и даже подвижничества, и принялись активно знакомиться с местным населением. Причём, непросто знакомиться, дабы укрепить смычку между городом и селом путём интеллектуальных бесед. А принялись всех угощать этим самым кубинским ромом, который местное население не покупало из принципа. Он ему, как говорится, нахрен не сдался.
  - Но за ваш счёт все пили с удовольствием? - спросила Катенька.
  - За наш счёт - да, с удовольствием. - согласился Лев Моисеевич. -Трудно сказать, сколько часов мы потратили на эту самую смычку, но вдруг вспомнили, что надо возвращаться на поле, к своей бригаде, чтоб сесть на автобус и вернуться в город. Радушно попрощавшись с селянами, мы и поплелись назад, но почему-то вышли совсем к другому полю, где брюквой даже не пахло, а бригады токарей-универсалов не бывало и в помине. Признаюсь, что это обескуражило нас лишь самую малость, мы поддержали друг друга крепкими, но безрассудно-весёлыми словами, и допили из бутылки остатки спиртного, которое уже никак не могло быть знойным кубинским ромом, а было фактическим самогоном. Затем мы задали сами для себя натуральнейший ёперный театр, упали в стога, заснули и проснулись глубоко в вечернею пору, даже можно сказать, глубоко в ночи. Нам бы и остаться ночевать до утра в тех стогах, но, как говаривала моя любезная Варвара Мстиславовна, вымокшая под дождём до нитки и выдержав пятиминутный залп чиханий: хорошая мысля приходит опосля!.. Уж очень нам тогда понадобилось возвратиться в город, поближе к родному заводу. А так получилось, что на пути к нашему городу от колхозного села находилась известная всему миру река. Широта которой описана во многих классических поэмах и даже в выразительно-отчаянных народных песнях. Ну и вот. Паромная переправа не работала в позднее время, и нам пришлось клянчить лодку у сторожа пристани, и получилось это довольно-таки быстро. Поскольку днём мы успели познакомиться с этим самым сторожем, прибухнули с ним у магазина, вроде даже перешли границы любезности. Но ненамного. Звали его Валентином Иванычем, и мужичком он был - откровенно говоря - закисшим, с недостатком холестерина в крови, и, кажется, с типичной для сельского жителя того времени пофигисткой концептуальной базой.
  Лев Моисеевич шутливо заковрякался лицом, демонстрируя как он до сих пор относится к подобным концепциям.
  - Главное, что не смутил его наш подзагулявшийся внешний вид. Лодку он выдал без промедления, и даже лишнего гешефту не взял, лишь пальцем ткнул в пристань на другом берегу, и посоветовал плыть непременно к ней. "Вашими бы устами, - говорю. - милейший Валентин Иваныч, мёд пить, но мы с заданием справимся. Какие-никакие, но мы передовики производства." Ну и вот. Сели мы на лодку, приятель мой за вёсла ухватился, и поплыли мы на другой берег, и душа моя пела как никогда. Да вот только смотрю на приближающуюся в потёмках пристань, и вижу на ней одинокого человека, томящегося в свете фонаря и сильно любопытствующего насчёт нас. И вижу, что это есть тот самый сторож Валентин Иваныч. Который, казалось бы, должен быть далеко позади. "Тпрррру!" - говорю я приятелю, поскольку ситуация требовала экстренного торможения. Приятель тут же перестал грести и даже маленько затрепыхал, поскольку слишком неожиданен и авторитетен был мой глас. "Вячеслав. - сказал я. - Ты замечательный гребец, об чём я обязательно сообщу твоей жене и детям - пусть гордятся. Но слишком ты завёртывал линию нашего пути по синусоиде, отчего лодка незаметно повернула вспять. И ладно бы просто повернула. Но она, подлюка, тужа же, вспять, и поплыла." И я указал на Валентина Иваныча, томящегося на пристани. Причём, не какого-нибудь аморфного, а вполне себе всамделишного Валентина Иваныча. Причём, с явным удовольствием ожидающего, что же будет дальше. "Видишь. - говорю. - Плыли мы с тобой не менее получаса, и грёб ты весьма изумительно, а приплыли туда, откудова выплыли?.." - "Вижу." - отвечает приятель. "Значит, делай из этого прискорбные выводы, - говорю. - и впредь обеспечь нам верное направление." - "Вот уж до чего ситуация ошеломительна так ошеломительна!" - сказал приятель, чутко посмеиваясь над собой, и умело развернул лодку назад, считая, что теперь-то она точно отправится к нужному берегу. Прямо-таки поближе к родному заводу. Должен с сожалением сказать, что и на это раз я не проявил бдительности, а всецело понадеялся на судьбу. И когда увидел на долгожданной пристани силуэт всё того же Валентина Иваныча, то не поверил глазам своим. Даже изумился. "Вы забыли чего, ребятки?" - спросил Валентин Иваныч, однако, не выказывая готовности поспешить чем-нибудь помочь. "Не-не, не забыли, это мы так... того..." - говорю я с твёрдостью бывалого путешественника, а сам пшикаю на приятеля. Поскольку происходит чёрт знает что. "Неужели это снова Валентин Иваныч?" - спрашивает у меня приятель. "Именно, что Валентин Иваныч. - говорю. - И это, - говорю. - совсем даже не смешно. У тебя, верно, руки подворачиваются незаметно, и ты всё лодку норовишь взад пустить. А взад-то нам не надо. Плыви к другому берегу." Приятель, конечно, послушался и развернул лодку. Даже поднажал на вёсла, думая, что этак она точно рванёт по прямой. И я взялся проницать дурачащую нас тьму с вниманием особой тщательности. Достигая взглядом чуть ли не астрономических высот. И ничего из этого нам не помогло. На пристани, казалось бы другого берега, опять стоял всё тот же Валентин Иваныч, и был он как-то по-особенному молчалив. Возможно, что и уточнял для себя все тяготы бытия. "Вячеслав, - говорю. - греби назад и ни о чём меня не спрашивай." Тот, вроде, сперва и не хотел ни о чём спрашивать. Вроде, и сам всё понял. Вроде, и смирился с тем, что в мире могут быть меланхолические грёзы, а могут быть и эмблематические кошмары. Но затем взбунтовался. "Да это же натуральный тарарам-растарарам! - взялся отчаянно ругаться мой приятель. - Это же взаправдашний сикось-накось!.." А мне и возразить было нечего. "Я, -говорит. - негодую выше всяких сил." Развернул лодку и принялся грести с поразительной прытью. А заодно пообещал, что если ещё раз увидит Валентина Иваныча на пристани, то непременно оглушит его веслом и прибьёт насмерть. "И хотя этот поступок будет явно злодейского толка, - рассуждал мой приятель, уверено гребя вперёд. - я его приукрашу некоторой каплей благородства. Я обещаю, что буду регулярно хаживать на могилку Валентина Иваныча, сажать на ней цветочки и читать вслух что-нибудь покаянное." Думаю, девочки и мальчики, вы и сами догадались, что на приближающейся пристани я снова увидел нашего любимого Валентина Иваныча. Прямо так и стоял он у перил пристани: отчасти сострадательно, а отчасти недоумённо-иронически поглядывая на воду. "Да не может такого быть, - закричал я. - чтоб мы два часа тут столь диковинно плыли и назад заворачивали. Не может, - говорю. - такого быть, что б ты, Валентин Иваныч, пребывал и на этой пристани, и на той, и Бог знает ещё где. Ибо это сродни колдовству. А ежели ты колдун, Валентин Иваныч, то отдаю тебя целиком в руки моего приятеля Вячеслава. И не жди добра от этих рук." Но в ответ мне был смех громкий, заливистый, по-стариковски скрипучий, и даже уничижительный. "Что же такое, парни, вы про меня говорите?.. - веселился Валентин Иваныч. - Чему вас только в школах учат, ежели верите в колдунов, а научного объяснения происшедшему не ищите?.. Это ведь не я работаю сторожем на пристани другого берега, а мой брат-близнец. И, хотя, он тоже Иваныч, да только не Валентин, а Семён. То есть, получается, что он Семён Иваныч. Плывите себе назад спокойно, братцу привет передавайте." С небывалой грустью на душе, отправились мы на знакомый маршрут. Молчали, полагая, что и сказать тут нечего. А когда поднимались на пристань другого берега и вручали лодку брату-близнецу Валентина Иваныча, то старались на его недоумённые расспросы толком не отвечать, а делали вид, что поставили перед собой некую спортивную задачу, и конечно же её выполнили. А там уже и утро подоспело, и на автобусе мы помчались в город. И хорошо, что у тёщи моего приятеля завсегда имелось чем похмелиться. "Вячеслав, - говорю. - лучше бы нам в коллективе токарей-универсалов об всём этом не рассказывать." И Вячеслав со мной согласился. Такие-то вот ералаши случаются в жизни, граждане мореплаватели. И количество, вроде, есть, а качество оставляет желать лучшего.
  Лев Моисеевич нарочито драматическим жестом руки украсил под конец свою словесную резвость.
  История очень понравилась Катеньке и крысе Марусе, лишь Евпсихий Алексеевич заметил, что это всё полный вздор, хотя послушать и интересно. Евпсихий Алексеевич сказал, что он долгое время дружит с братьями-близнецами, потому знает их, как облупленных, и не так уж они похожи друг-на-друга. Тогда Катенька сказала, что Евпсихий Алексеевич просто наловчился их различать, а вот она, тоже будучи знакомой с этими братьями-близнецами, не всегда различает Мишу от Вовы. На что Евпсихий Алексеевич пожал плечами. И вдруг Улинька, которая на половине рассказа Льва Моисеевича ушла глубоко в себя, не понимая знойных эскапад кубинского рома, озорно прихлопнула в ладоши и прочла свой новый стишок:
  
  Девочка на льдышке
  по реке плывёт.
  Глупому мальчишке
  даже не кивнёт.
  Девочка отважилась
  и стала капитаншей!..
  Позвольте ей, пожалуйста,
  плыть куда подальше!!!
  
  - Улинька, ты прелесть! - похвалил девочку Евпсихий Алексеевич. - Только никогда не вздумай сама уплыть куда-нибудь на льдышке. Да ещё куда-нибудь подальше.
  - Ни за что. - пообещала Улинька. - Мы как-то плыли с мамой на теплоходе в Кострому, и, наверное, целый день плыли, и я очень-очень устала. И, наверное, ещё бы целый день плыли, но тут сама Кострома к нам прибежала. А уж как устают капитаны целый день куда-то плыть - вот этого и представить невозможно.
  - Это тебе показалось, Улинька, что целый день. - улыбнулся Евпсихий Алексеевич. - Действительно, маленьким ребятишкам очень неудобно плыть на теплоходе даже самую малость, поскольку мало места, чтоб побегать и поозорничать.
  - И всё-таки дух захватывает от раздольных русских рек. - задумчиво сказала Катенька. - Они все как-то по-особенному прелестны. Они не слишком расслабленно-знойны и не слишком бурны. Немного наивное однообразие береговых пейзажей не утомляет, а одаривает умением смиренно созерцать. Русские реки сравнимы с путём в бесконечность. Не правда ли?..
  - Правда, что с пути этого никак не собьёшься. Если только на мель сядешь. - заметил Евпсихий Алексеевич.
  - Оглянитесь-ка вокруг, друзья! - призывно клацнула зубами крыса Маруся. - Вот нам даруется ещё одно представление, которое можно смиренно посозерцать!.. Диковинных превращений и ситуаций небывалой сложности нам преподносят здесь с избытком.
  Созданные из облаков, позади тронов с нашими героями, огромные головы будды Амитабхи и будды Пмитабхи сменили выражения лиц с иронично-безразличных на тревожно-усталые, цвет приобрёл отчётливую кирпично-известковую текстуру, и всё, что могло быть на этих лицах раскрытым и отверзанным, сомкнулось накрепко. Головы принялись с нервозной эластичностью увеличиваться в размерах, словно распираемые изнутри чем-то задыхающимся, сумбурным, разыскивающим из последних сил выхода. И мягкая кристаллическая материя голов не выдержала внутреннего натиска, порвалась. Образовались огромные дыры, из которых, словно из праздничных мешков, посыпались крутящиеся бесформенные камни, черепки, брёвна, цветочные клумбы, шиферные пласты и прихотливо изогнутые железяки. Всё это тут же складывалось в прочные стены невысоких, но в меру помпезных домов, в земляные глыбы, инкрустированные розовым базальтом и бугорками сочной травы, выстраивалось в длинные лестничные спуски. Все кирпичики, бруски и грунтовые массивы ловко сочленялись, скреплялись, структурировались и комбинировались, и наконец приобрели вид высокого берега реки с акварельно-летней городской Набережной, нежно обагрённой тишиной раннего утра. Вдоль Набережной вытянулись здания, выдержанные в стиле русского ампира, с балконами, подпираемыми классическими кариатидами, с оконными стёклами, сверкающими бриллиантовым блеском, с ненавязчивым декором, украшающим просторные полукруглые арки. Появились невысокие исправно подстриженные тополя и кусачие кусты шиповника, мерцающие глянцевой зеленью, установились парадные столбы фонарей, моргающие усталым звёздным свечением, обосновались крепкая чугунная ограда и изящно-строгая шестиколонная беседка-ротонда. Показались одинокие деревянные фигурки людей, скромно расписанные под хохлому, передвигающиеся спешно и чуть неряшливо, как в кукольном театре. С неторопливой уверенностью поплелась вдоль Набережной допотопная извозчичья пролётка, которую катила щуплая, но изрядно гривастая лошадёнка. Опустошённые головы будд Амитабхи и Пмитабхи взмыли ввысь двумя истрёпанными парусами и растворились в пространстве. Цветок лотоса, парящий в воздухе, пружинисто задрожал, заворчал машинным стрекотанием, а его огромные листья и стебли сжались в упругие жгуты, в гуттаперчевые шестерёнки. И все это с лёгкостью преобразовалось в эластичную геометрическую систему, подобную сакральной мандале, где симметрично вращающиеся круги, расположенные внутри более крупных концентрических кругов, генерировали ритмичные волнообразные движения, аккумулируя статистические разряды. Не желая насыщать взоры зрителей до опустошающего созерцательного блаженства, мандала покрылась ржавеющим веществом смолисто-серебряного цвета, растянулась до невероятных размеров и ничтожной тонкости, и рассыпалась, словно песок.
  В довершении всего, и лодка, до сих пор неподвижно томящаяся у берега, принялась с лаконично-отточенной последовательностью действий распадаться на части, раскладываться на штабеля, моделировать неожиданное множество своих мелких запчастей в иные конфигурации, и конструироваться в пароходик, неспешно закруживший по озеру, весело попыхивая дымом из трубы и иногда подавая сигналы приветствия протяжно-скрежещущим гудком.
  - Ну, Лев Моисеевич, только вашего любимого завода здесь и не хватает. - заметила крыса Маруся.
  - Угу. - буркнул Лев Моисеевич, с большим удовольствием разглядывая создавшуюся картину.
  - Смотрите-смотрите, ведь эта лошадка, наверное, работает, как будто такси. - указала Улинька на извозчичью пролётку. - Просто когда-то давно не было таких такси, какие они есть сейчас, и люди дозванивались до тех, у кого были лошадки и просили: здрасьте, дескать, Иван Иваныч! подвезите-ка нас в театр, а то нашим ножкам топать слишком далеко!.. "Да, пожалуйте. - говорил Иван Иваныч. - Только с вас сто рублей за проезд - лошадке на овёс, да и мне на чай!.." Овёс-то нынче дорог.
  - А ты, Улинька, была когда-нибудь в театре? - улыбнулась Катенька.
  Улинька отрицательно мотнула головой, и сообщила, что в театр одни бездельники ходят, а ей полагается ещё хорошенько вырасти, чтоб стать бездельницей. Катенька пообещала, что обязательно сводит девочку в театр, до того, как она станет бездельницей, если, разумеется, обстоятельства к тому сложатся.
  - Однако, наш театр занятней всех прочих театров мира: лишились мы небесного рая ситянь, и нет у нас местечка, чтоб наслаждаться абсолютным освобождением от страданий и череды перерождений. - прищурилась крыса. - Евпсихий Алексеевич, не найдётся ли в пантеоне будд ещё одного с похожим райским островком?..
  Но Евпсихий Алексеевич был увлечён другими мыслями, на которых споткнулся в своей голове и запутался, выискивая что-то важное. Озорным вздором загорелись его глаза.
  - Евпсихий, о чём ты думаешь? - насмешливо прищурилась Катенька.
  - Думаю, что такое реальность, а что такое эфемерность.
  - И что надумал?
  - Реальностью может быть то, что ты съел на завтрак, а эфемерностью - то, что тебе пообещали дать на завтрак. Предварительно обматерив и уничижив то, что ты успел съесть.
  - Афоризмами всё мыслишь.
  - Ну да. А разве плохо?
  - Не знаю. Тебя вообще трудно отпрофилактировать.
  - А ещё мне отчего-то подумалось, не случалось ли на Волге страшных кораблекрушений?.. - добавил огоньку в глазах Евпсихий Алексеевич. - Знаете, таких, чтоб обязательно с огромным количеством жертв. Чтоб всё это настоящий шок вызвало у наблюдателей.
  - К чему бы тебе про это подумалось?.. - с тревогой посмотрела на него Катенька.
  - Да просто интересно. Вот тут пароходик забултыхал по воде, мне и подумалось.
  - Как это могло тебе подуматься, когда больше никому здесь такое и подуматься не могло?..
  - Не знаю, Катенька. Даже, знаешь, откуда-то-то всплыла в памяти трагедия с пароходом "Индигирка", случившаяся в Японском море в тридцатых годах прошлого века. Недавно небольшая заметка про этот случай мне попалась на глаза, когда я листал интернет. Не знаю, почему я до сих пор не успел тебе о ней рассказать. В той трагедии ужасно всё, от начала до конца, оттого она и засела у меня в голове. Представь себе, Катенька, что на весьма хлипком пароходике перевозили из Магадана во Владивосток не только обычных пассажиров - таких, скорей было явное меньшинство - а заключённых, отбывших свой срок, уже вытерпевших муки сталинских лагерей, чудом выживших. И вот этот пароход попал в ужасный шторм, сбился с курса, полетел на скалы, вблизи каких-то островов, рядом с Японией, где и разбился. Все, кто был на судне, погибли, и мне помнится, что это было около тысячи человек. Повторюсь, Катенька, что большинство из них были люди, возвращающиеся домой из тюрем и лагерей. Из самых жутких лагерей, которые только были в истории человечества. И это должны были быть люди большой человеческой силы, огромного духа, потому что в условиях Магадана выживали наиболее сильные духом и телом. Это чуть ли не лучшие люди мира выживали в сталинских лагерях. И тут такая драма. Смерть всё равно настигла этих людей, своенравная власть смерти не смогла отпустить их на волю, даже после того, как отпустила земная власть. Не знаю, почему именно сейчас мне пришла на ум эта история.
  - Погибли 695 человек, из них четыре члена экипажа, 686 пассажиров, среди которых действительно большую часть составляли заключённые, отбывшие свой срок, и пять конвоиров. - отчеканила крыса Маруся.
  - Вот-вот, Маруся, ты права. 695 человек. - кивнул головой Евпсихий Алексеевич. - Не тысяча, конечно, как мне вспомнилось, но тоже немало. Вот расскажи нам теперь, случалось ли нечто подобное на Волге?.. Ты у нас теперь всезнайка.
  - Древние веровали, что река - это живой стихийный организм, со всеми сложностями сосуществования добра и зла, присущими для любой формы жизни. - неторопливо произнесла крыса Маруся. - Чтоб задобрить злое начало стихии, ей приносили жертвоприношения, и чаще всего человеческие. Кажется, и наша любимая Волга, кроме многочисленных случайных утопленников, иногда не прочь принять и более крупную жертву.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:20
  
  
  - Вот послушайте, что случилось в далёком 1893 году. - крыса Маруся с лёгкостью принялась делиться знаниями, теперь не слишком переживая, откуда они взялись в её голове. - Пароход "Альфонс Зевеке" жарким июньским днём вышел из порта города Рыбинска, плотно забитый пассажирами и грузом хлопка. Спустя всего несколько часов после отплытия, с нижней палубы, где размещался хлопок, донеслись крики, извещающие, что начался крупный пожар. Неизвестно, по каким причинам загорелся хлопок, но вы можете представить, с какой бешеной скоростью перемещался огонь по палубе, а затем захватил почти весь пароход. Матросы и некоторые пассажиры пытались безуспешно тушить пожар, поскольку безрассудный капитан отдал именно такой приказ, вместо того, чтоб заниматься спасением людей. Другие пассажиры поддались панике и стали бросаться с палубы в воду, отчаянно крича, ибо некоторые не умели даже плавать, а некоторые оказывались под работающими огромными боковыми колёсами парохода, которые наносили людям тяжёлые травмы и утягивали в глубину. Удалось спастись только небольшой кучке пассажиров, собравшимся на носу судна, что помогло им соскочить на берег, когда горящий пароход до него добрался. Точное число всех погибших так и не было передано огласке, но оставшиеся в живых утверждали, что погибло никак не меньше полусотни. Капитана приговорили к двухмесячному заключению в тюрьме, к штрафу на сумму 39 тысяч и 522 рубля, и к церковному покаянию. Но ещё долго на берегу покоились дымовые трубы и машинные колёса - всё, что осталось от сгоревшего парохода - вызывая у жителей окрестных сёл мистический трепет.
  - Маруся, не усугубляй историю своими выдумками. - попросил Евпсихий Алексеевич. - Какой ещё может быть мистический трепет в те циничные времена?.. Неужели русский человек пожара раньше не видел?.. Деревни с городами сгорали до тла, а тут пароход. То-то местной ребятне было весело по этим колёсам с трубами ползать или в прятки играть.
  - Не сомневался, Евпсихий Алексеевич, что и у тебя цинизма с лихвой достанет. - буркнул Лев Моисеевич. - Жутковатая приключилась история - твоя правда, Маруся. Слушай-ка, а вот был какой-то теплоход, что врезался в пролёт моста. Это случилось в советские времена, и тогда мало подробностей в газетах писали. Я вот сейчас что-то такое смутно вспомнил. Кажется, в Ульяновске дело было.
  - Был такой теплоход, как же ему не быть! - с удовольствием всезнайки, которая едва ли не самолично побывала на месте трагедии и исследовала все перекорёженные секции моста, сообщила крыса. - Летом, 1983 года, четырёхпалубный круизный теплоход "Александр Суворов" взял ошибочное направление и на полном ходу врезался в низкий несудоходный пролёт двухкилометрового моста в городе Ульяновске. Металлические фермы моста снесли ходовую рубку, танцплощадку и небольшой кинозал теплохода, где в это время находились отдыхающие пассажиры, многие из которых погибли в первые же секунды. И в то же самое время, по железнодорожной линии моста, следовал грузовой поезд в составе 53 вагонов, одиннадцать из которых перевернулись и обрушили на оставшихся в живых пассажиров теплохода всё своё содержимое: брёвна, уголь, шлакоблоки. Были готовы рухнуть на теплоход и цистерны с бензином, но этому помешала крепкая сцепка вагонов. По обнаруженным впоследствии человеческим останкам, оказавшимся в настоящей мясорубке, было названо число погибших, и оно составило 176 человек. Следственные органы объявили виновными в трагедии штурмана и рулевого судна, халатно отнёсшихся к своим обязанностям; также косвенным виновником был назван и капитан, безалаберно заснувший у себя в каюте, вместо того чтоб находиться на посту в рубке. До наступления зимних заморозков местные жители находили на огромном участке левого и правого побережий Волги истерзанные человеческие останки, а несколько раз, из сумрачных глубин реки, неожиданно всплывали отрубленные головы с выеденными глазами и раскрытыми в демонических улыбках ртами, что приводило рыбаков в священный ужас.
  - Маруся! - снова предостерёг крысу от излишнего пафоса Евпсихий Алексеевич.
  - А я-то чего? - добродушно развела лапами крыса. - Не я этих рыбаков затягивала в сингулярность, я лишь делюсь информацией.
  - Ну ладно, делись дальше.
  - А ещё и дальше что-то было? - неприязненно проговорила Катенька, которой с лихвой хватило услышанного.
  - Да вот хотелось бы напомнить ещё об одной катастрофе. - увлечённо заявила Маруся. - Она произошла с теплоходом "Булгария" 10 июля 2011 года и, кажется, на сегодняшний день является последней из ужасных трагедий, случившихся на нашей реке. Во всяком случае, если вспоминать те трагедии, которые нам известны.
  - Думаешь, про кое-что власти утаивают? - насторожился Лев Моисеевич.
  - Думаю, о кое-чём власти могут даже не догадываться.
  - Про эту трагедию с "Булгарией" я только что вспомнил. - нахмурился Евпсихий Алексеевич. - Теплоход был неисправен с самого открытия навигации, владельцы теплохода устраивали круизы вопреки всем техническим нормам и разрешениям. Понятно, что всё, выполненное спустя рукава и с нарушением закона, рано или поздно приводит к трагедии.
  - Да, виноват человеческий фактор, точнее человеческая жадность. Чему я не удивлена. - усмехнулась крыса. - Итак, представьте себе, старенький теплоход, с прогнившими внутренними перекрытиями, с изношенной и покоцанной механикой, но соблазнительно декорированный, покрытый свежей сверкающей краской, отлакированный внутри и украшенный каким-то привлекательными дизайнерскими штучками. Представьте, что круизы по реке сопровождаются разгульным весельем и пьянками с доступными девочками. За поведением пассажиров никто толком не следит, за безопасность движения отвечать некому, поскольку капитан с матросами зачастую поддаются распутному настроению и не прочь слегка выпить с гуляющими пассажирами, если те угощают. Но в тот роковой день над рекой разразилась сильная гроза с проливным дождём, по кораблю яростно залупил порывистый ветер, пассажиры испуганно попрятались в кают-компании, ещё не осознавая до конца цену надвигающейся трагедии. Капитан отдал приказ поворачивать назад - к ближайшей пристани - и рулевой слишком рьяно взялся за дело, на полную катушку крутанул колесо управления и резко загнал судно в левый поворот, в результате чего теплоход сильно накренился на правую сторону. В незадраенные иллюминаторы борта хлынула вода, за несколько минут заполняя все отсеки судна, после чего оно запрокинулось на борт и стремительно пошло ко дну. Многие из тех пассажиров, что самостоятельно пустились вплавь, затонули, многие погибли от травм, полученных от разрушений на самом теплоходе, но многим удалось забраться на спасательные плоты, которые удалось быстро спустить на воду; и тут уж надо отдать должное тем немногим матросам, что смогли сохранить в себе решительность и бойкость ума.
  - Надо же... посреди ночи попасть в такой переплёт... - вздохнул Лев Моисеевич.
   - Какое там - посреди ночи?? - усмехнулась крыса. - Посреди белого дня всё это происходило. Ну, не совсем белого, как вы понимаете, учитывая разразившуюся стихию. Я вам больше того скажу, многих жертв удалось бы избежать, если б были проведены спасательные операции, поскольку проводить эти операции имелось кому. Два судна - сухогруз "Арбат" и толкач "Дунайский 66" - проходили мимо и не остановились, даже когда вся картина катастрофы представилась во всей трагичности. Так и прошли мимо плотов со спасающимися людьми. Впоследствии капитаны этих суден сообщали, что в первую очередь беспокоились за своих членов экипажа, что не знали, чем именно могут помочь спасающимся людям, поскольку ураганный ветер и дождь не позволили бы матросам благополучно спустить лодки на воду и добраться до утопающих. Только экипаж третьего судна, проплывающего мимо - экипаж круизного теплохода "Арабелла" - принял активное участие в спасении. В конечном счёте погибло 122 человека, все тела погибших были найдены и опознаны. Капитан "Булгарии" погиб во время катастрофы, а помощник капитана и владелец судна были приговорены к тюремным срокам. Капитанов сухогруза и толкача вроде бы тоже наказали, но точно неизвестно каким образом. Возможно, приговорили к чему-то вроде церковного покаяния.
  - Ну, хорошо, что в этом случае местные жители не слонялись по берегу в поисках обезображенных трупов. - глупо сыронизировал Евпсихий Алексеевич.
  - Евпсихий, пожалей девочку, не мели ерунды. - кивнула Катенька в сторону Улиньки.
  Но Улинька, казалось, не слишком придавала значения услышанному, полагая, что истории, случившиеся давным-давно, на самом деле могли вовсе и не случиться, или случились как-нибудь так, что все люди, которые сперва утонули, затем постарались выплыть и спокойно пойти домой. А кое-кто и утерянную отрезанную голову себе вернул.
  - Верно, стишок, какой-нибудь сочиняет. - улыбнулся Евпсихий Алексеевич.
  - У меня не помещается в сознании вот этот проклятый факт, что два судна прошли мимо терпящих бедствие. - взволнованно проговорила Катенька. - Ничем не помогли людям. О чём думали капитаны этих кораблей, матросы?.. Неужели им было настолько безразлично??
  - Это вопрос, Катенька, презанятного свойства! - с удовольствием повиляла хвостиком крыса Маруся. - Тут могут иметь место и обычные трусливые капризы, застающие врасплох даже и самых волевых и боевых духом людей, а могут вырисовываться и экстравагантно-апокалиптические мышления. И если я думала больше не рассказывать об ужасных катастрофах, случившихся на нашей реке, то вот ваш вопрос, Катенька, позволит мне поведать ещё об одной. И вот уж там поведение некоторых действующих лиц нуждается в серьёзном оценочном суждении. И едва ли нам это будет под силу.
  - Интригуешь, Маруся. - насторожился Лев Моисеевич.
  - Слышали вы что-нибудь про так называемый "ярославский Титаник" ?.. Звучит пафосно, разумеется, особенно для тех, кто принимает человеческие горести без книжно-киношных штампов, но именно под таким названием эта трагедия получила известность.
  - Погоди-ка, Маруся... - поморщился Евпсихий Алексеевич. - Ну да!.. Отчего же я сам сразу не вспомнил?.. И ты почему-то не с этой катастрофы принялась вести череду кораблекрушений. А ведь то, что называется "ярославским Титаником" произошло в тридцатые годы прошлого века, произошло рядом с нами, и я даже помню сбивчивые рассказы моей бабушки о той трагедии. Хотя, бабушка не была прямой очевидицей, а ей кто-то из знакомых рассказывал, который, вроде, тоже не был на месте крушения, а только доподлинно знал о всём, что там происходило.
  - Трагедия произошла 9 июля 1933 года, в городе Ярославле. Пассажирский баркас "Четвёртый" затонул в нескольких метрах от берега Волги, и унёс собой на дно 98 человек, захороненных впоследствии в братской могиле, на кладбище, расположенном на достаточно знаковом для города месте - на Туговой Горе, одно название которой навевает чувство безутешной кручины.
  - Почему же в братской могиле? - удивилась Катенька.
  - Наверное, так было принято в те времена, когда власть предпочитала организовывать массовые празднества, истерики и панихиды. - сказал Евпсихий Алексеевич. - Вряд ли у кого из родственников погибших спрашивали, где и как они хотят захоронить своих близких. Торжественное мероприятие не проведёшь у одинокой могилки.
  - Что же случилось с пассажирским баркасом?.. Кто виноват в гибели его пассажиров?
  - Банальщина. Безответственность. - со строгим прищуром проговорила крыса, вновь выказывая, что ничего иного она и не ожидала от этого странного, склонного к непроизвольному самопожиранию, человечества. - В то время ещё не было принято составлять строгого расписания движения пассажирских судов, и капитан баркаса просто забирал с причала всех пассажиров, продавал билеты и отдавал приказ следовать по маршруту. Тем жарким, солнечным воскресным днём на причале речного порта скопилось очень много людей, причём, большинство составляли дети и подростки - одни организованно направлялись на прополку колхозных полей, другие просто ехали на отдых с родителями, на дачи и пригородные пляжи. Вместо положенных для перевозки 120 пассажиров, капитан баркаса разрешил вместить свыше трёхсот человек, чтоб перевезти всех одним рейсом и сэкономить на топливе, а затем передал управление судном своему помощнику. Спустился с баркаса на берег и отправился домой, почувствовав якобы обострение болезни, приключившейся с ним ещё вчера вечером, и которой он не придал значения с утра. Причём, помощник посоветовал капитану немедленно обратиться к доктору, раз такая незадача мешает ему нести службу, но капитан заверил, что болезнь и сама пройдёт в течении дня, он даже знает название того лекарства, которое обязательно ему поможет.
  - Все мы знаем название этого лекарства. - буркнул Лев Моисеевич.
  - Почти все. - не согласилась крыса Маруся. - Итак, помощник остался за главного, и баркас отчалил от пристани, перегруженный чуть ли не втрое больше нормы. Народ с непривычной торопливой теснотой расселся на скамейках в трюме для пассажиров и пристроился на палубных проходах, не предчувствуя беды. Дачники сразу принялись талдычить друг-другу о невероятных свойствах неких сортов помидор, выведенных в мичуринских лабораториях, детки хором запели какие-то провинциально-страстные пионерские песни, а сопровождающие их педагоги обсуждали подготовку к новому учебному году, сетовали на недостаток поступления в школьные библиотеки учебников и внеклассной художественной литературы. Опасный крен у баркаса произошёл буквально через пять минут после отплытия, к чему помощник капитана не отнёсся со всей серьёзностью, не отдал приказа возвращаться назад, а лишь посоветовал какой-то части пассажиров, пребывающих на палубе, перейти на другой бок. Разумеется, туда сразу перебежало большинство людей, даже не задумываясь о последствиях, и баркас незамедлительно накренился на другую сторону, и этот крен оказался роковым. Судно за считанные мгновения перевернулось и принялось тонуть. Пассажиры, находящиеся в трюме, погибли почти сразу, другие бросались в воду и пытались плыть, отчаянно хватаясь за какие-то случайные доски и бочки, и даже друг-за-друга, утягивая на дно. Сумбурные плескания людей, борющихся за свои жизни, взбаламутили реку, а надсадный крик хищных чаек только добавлял к зрелищу мучительной жути. И вот здесь приблизился к месту трагедии пароход "Ванцетти". Очевидцы, наблюдающие за трагедией на пристани, сообщали, что пароход "Ванцетти" даже замедлил свой ход, проплывая мимо тонущего баркаса. Отчётливо был виден экипаж парохода и его капитан, застывшие у борта и совершенно ничего не желающие предпринимать для спасения людей, а лишь внимательно созерцающие весь происходящий ужас. Когда пароход окончательно проплыл мимо, капитан, словно вдоволь налюбовавшись невиданным зрелищем, отдал приказ прибавить скорость, решительно ушёл с палубы прочь, а судно устремилось дальше по реке. Действие экипажа парохода "Ванцетти" повергло наблюдателей в настоящий шок. Поведение этих людей не могло быть растолковано ни объективным наваждением, которое никак не могло продолжаться столь долго, ни пьяной бесстыдной глупостью, мешающей найти в себе сил для решительных действий; оно казалось абсолютной издёвкой.
  - Да, верно, таковой и являлось? - возмущённо воскликнула Катенька.
  - Не знаю, не знаю... и для издёвки должна найтись объяснимая причина... - поморщилась крыса. - Но страшный итог трагедии таков: 98 человек погибли, капитан баркаса "Четвёртый" приговорён к расстрелу, его помощник - к десяти годам заключения, также были вынесены тюремные сроки начальнику пристани и кому-то из администрации речного порта. Несомненно, что был арестован и понёс свой срок наказания капитан Баландин - тот самый капитан парохода "Ванцетти" - но ничего более существенного о его судьбе мне не известно.
  - Капитан Баландин... и ведь фамилия кажется какой-то знаковой, чуть ли не насмешливой, если примеряться именно к деталям катастрофы... Вот уж точно издёвка судьбы!.. - заметил Евпсихий Алексеевич. - И, наверное, этот капитан отсидел свой срок, домой вернулся, дожил до беззаботной пенсии. Рыбку на реке удил, чуть ли, не поблизости от того места, где сотня человек потонула.
  - Не забывай, Евпсихий, что через восемь лет, после этой трагедии, случилась война. Какая уж тут беззаботная пенсия. - вздохнула Катенька.
  - Ну да, ты права... И теперь-то я понял тебя, Маруся, когда ты говорила про вырисовывающиеся с маниакальной соблазнительностью экстравагантно-апокалиптические мышления. Верно, что-то подленькое вертелось на уме этого самого Баландина, когда он наблюдал за тонущими людьми. Может, наслаждался зрелищем предельного человеческого отчаяния. Но как же вот его подчинённые?.. Почему матросы не поспешили помогать людям?..
  - На допросах в НКВД матросы с парохода "Ванцетти" пребывали в неотчётливом возбуждении, даже в состоянии болезненного аффекта. Горячо корили себя за бездействие и заверяли следователей, что впали тогда в удручающую наивность, что непонятным образом покорились тупому оцепенению. Якобы капитан Баландин сумел заверить их, что все, кому суждено было потонуть, уже потонули, и теперь им не поможешь; а тем, кому суждено выплыть из реки - выплывут сами, и выплывут быстрей, чем подоспеет помощь. И даже заверил, что если матросы немедленно приступят к спуску лодок с парохода, чтоб поспешить на помощь, то тем самым введут в опасное смущение тонущих людей, и они, вместо того, чтоб добираться вплавь к берегу, будут ждать лодок с матросами, а тем временем силы их могут окончательно иссякнуть, и они пойдут ко дну.
  - Какая замечательная демагогия. А сам-то капитан Баландин что говорил? Чем объяснил на суде своё безразличие?
  - Да почти тоже самое и говорил, но при этом не искал никаких способов оправдать себя. Принимал свершившиеся, как реальность, которую он не в силах был изменить. Конечно, наблюдатели за судебным процессом пробовали найти хоть что-то приемлемое для понимания поведения капитана, хоть на чём-то хитро утаиваемом подловить его и вывести закономерность поступка. Знаете, даже мелькали слухи, что капитан Баландин когда-то ухаживал за нынешней женой капитана баркаса "Четвёртый", и вроде как была невероятная дружба между этими двумя капитанами, которая и оборвалась после того, как капитан баркаса женился на той, в которую был влюблён Баландин, и даже нарочно на ней женился, зная, что тот влюблён, женился ради какой-то юношеской лихости. Вроде и прокурор на суде попробовал робко затронуть эту тему, спрашивая, не испытывал ли капитан Баландин чувство зависти и злости по отношению к кому-либо из подсудимых?.. Но капитан от всего отнекивался и говорил лишь о своём личном психологическом состоянии, не должном иметь в глазах общественности никакого оправдания.
  - А была ли в зале суда жена капитана баркаса?.. Как она реагировала на эти слухи и прокурорские намёки?
  - Да в том-то и дело, что про жену капитана баркаса "Четвёртый" ничего не известно, а некоторые всезнающие горожане заверяли, что жены у него отродясь не водилось; это был такой закоренелый холостяк, даже старый морской волк, вынужденный по известной болезни покинуть океанский флот и устроиться на работу в речном.
  - Сдаётся мне, что и этого капитана Баландина расстреляли. - сказал Евпсихий Алексеевич. - А вот история с девушкой, вышедшей замуж за дружка своего ухажёра, очень хороша. Хоть какой-то романтизм слегка овевает невероятную человеческую трагедию и подлость.
  - Не вижу никакой романтики. - сердито усомнилась Катенька. - Просто вариация на заданную тему.
  Лев Моисеевич тяжело вздохнул, дивясь тому, как скоро незатейливая байка про двух близнецов-лодочников докатилась до погружения в душевные бездны двух влюблённых капитанов.
  - Могли и расстрелять капитана. - игриво ощерилась крыса Маруся. - Я бы расстреляла. Запросто.
  - Многие считают, что готовы сами расстрелять каких-нибудь бандитов и маньяков. - сказал Евпсихий Алексеевич. - А сами и мухи не обидят.
  - Что же вы такое про меня, Евпсихий Алексеевич, думаете? - обидчиво ощерилась Маруся. - Нешто я мух никогда не обижала?..
  - Мух обижала, верю. Капитанов вряд ли.
  - Да всего один выстрел в лоб - и нет вашего капитана. - согнула палец с длинным коготком Маруся, имитируя нажатие на курок.
  - Смотрите-смотрите! Наверное, у нашего пароходика тоже есть какой-нибудь капитан. - решительно кивнула Улинька в сторону маленького парохода, с прежней степенностью пыхтящего вдоль берега озера. - И, наверное, это самый-самый добрый капитан, и никого он в обиду не даст!.. Никогда-никогда.
  - У нашего пароходика в капитанах силы небесные. - с лёгкой задушевностью произнёс Лев Моисеевич. - И вроде не пришло ещё время, чтоб им кого-либо спасать.
  И тут же цветок лотоса, расположенный посреди озера и столь странно напоминающий Евпсихию Алексеевичу рай будды Пмитабхи, потускнел, покрылся неприятной зачерствелой коркой, потяжелел и стал медленно погружаться на дно. При этом отдельные части надводных листьев и стеблей цветка принялись разъединятся на выкристаллизованные волокна, формировать грубоватую нитевидную прозрачную структуру и образовывать огромный стеклянный куб, неподвижно покоящийся на поверхности озера. Некоторое время внутри куба пребывала совершенная пустота, но вот из глубин озера вырвался гейзер, фонтанирующий пароводяной смесью, словно очищающий до блеска стёкла, а за ним поднялась скалистая конусообразная глыба, ограниченная земными провалами и крепко выстроенными двенадцатью золотыми воротами. Всю видимую площадь глыбы занимала цепь сложно запутанной фортификационной системы, поднимающейся вверх и напоминающей лабиринт, с установленными в тупиках каменными гротескно-готическими домами и башнями циклопической кладки. На всех домах торчали крохотные параболические антенны, из отдельных окон вывешивались небольшие лоскутки белья на просушку, в некоторых башенных проёмах угадывались силуэты автомобилей. На самой верхушке конуса глыбы, едва не упираясь в стеклянную стену, располагалась наиболее значительная по размерам башня, непонятно каким способом выстроенная из несоразмерных цементных блоков и покрытая местами керамитовой бронёй. Над входными, блещущими натёртой медью, воротами имелась надпись, выполненная строгими ёмкими литерами, приглашающая всех желающих посетить храм Душевной Дегустации и Удачливого Случая с находящимся внутри оракулом, отвечающим на любые вопросы. Однако, ни рядом с этой башней, ни с другими домами по всей территории глыбы не наблюдалось ни одной живой души.
  Две знакомые нам ундины с весёлой непринуждённостью - как будто ничего особенного здесь не произошло за время их отсутствия - вынырнули из озера и с бесцеремонной ловкостью залезли на пароходик, отчего тот заметно присел и закряхтел, но продолжил неспешное кружение по озеру. Ундины в нарочито-фривольных позах разлеглись на палубе пароходика, занимая практически всё его свободное пространство, нашли такое положение весьма удобным и решили пока никуда не торопиться, с невозмутимым любопытством посматривая на происходящее и быстренько перешёптываясь между собой.
  - К чему бы это нам? - прошептали Евпсихий Алексеевич и Катенька, а Улинька с крысой старательно глазели на недосягаемые завитки лабиринта, стараясь не пропустить что-нибудь интересное.
  - На вывеске всё написано. - обозначил ситуацию Лев Моисеевич. - Полагаю, надо вызвать этого самого оракула, чтоб он появился и вступил с нами в какой-нибудь дурацкий разговор.
  - Отчего же именно дурацкий? - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Оттого, что до сих пор мало было толку от разговоров со здешними обитателями.
  - Да он, верно, ничего не услышит за стеклом. - усомнилась Катенька. - Как нам его вызвать?
  - А вы попробуйте погромче крикнуть. Мне-то старику кричать не пристало, а ваш голосочек ещё очень даже звонок и настойчив.
  - И что же мне такое крикнуть?
  - Ну... Что-нибудь вроде есть тут кто живой!..
  - Да нет тут никого живых. - буркнула крыса. - Тут, в принципе, нет живых.
  - Ну да... - призадумался Лев Моисеевич. - Тогда крикните просто есть кто дома!..
  - Это мне не трудно. - согласилась Катенька и воскликнула как можно громче: - Есть тут дома, кто живой?..
  Ворота в башню-храм Душевной Дегустации и Удачливого Случая немедленно распахнулись и из них выдвинулась решительной грубоватой походкой упрямая костистая фигура. Несомненно, что это был сам оракул - одетый в неправдоподобно-напыщенный военный мундир с галунами, сверкающими позолотой, и медальками чрезмерной звонкости. На голове наличествовала чопорная треугольная шляпа, низко надвинутая на лоб, но не скрывающая всего лица - рябоватого и некрасивого, но обворожительно-нахального. И Катенька сразу узнала в фигуре оракула своего утонувшего мужа Ивана Сергеевича.
  - Ванечка! - недоумённо воскликнула Катенька. - И ты здесь?..
  
  
  
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:21
  
  
  - Ё-маё! - процедил оракул, распознав бывшую супругу. - Катенька, душа моя, никогда бы не подумал, что ещё разок с тобой встречусь!.. Однако, поверь, что я очень рад тебя видеть. Откуда ты здесь?.. Кто это рядом с тобой?..
  Евпсихий Алексеевич тревожно навострил уши, да и сам, словно бы, весь заострился, восседая на троне, лишь неестественно закрутив ноги винтом, что выдавало бессознательную нервозность.
  - Я тебя, кажется, с самых своих похорон не видел. - продолжал разглагольствовать оракул. - Кажется, ты тогда чувствовала себя как бы не в своей тарелке. Да и на меня тогдашнее зрелище произвело неприятное впечатление, гнетущее. Словно бы, развеялся ореол сакральности, которым мы обычно при жизни наделяем собственную церемонию похорон. Жалко, что слишком поздно развеялся.
  - Здравствуй, Ванечка. - с трудом проговорила Катенька. - Разве ты на своих похоронах сумел побывать?..
  - Как же такое событие пропустить?.. У нас многие на своих похоронах присутствуют. В незримой форме, разумеется, чтоб лишнего шороху среди живых не производить. Но мне, повторюсь, мероприятие совсем не понравилось, ещё раз я своей могилки и не посещал. Да, верно, и ты не любительница кладбищенских укладов.
  - Нет, Ванечка, я иногда ходила на твою могилку. И буду ходить.
  - Да, Господь с тобой, Катерина, можешь и не ходить!.. Что мне за отрада знать, что кто-то подле той ямы слёзы льёт?.. Я-то натурально здесь, а там лишь яма, мне здесь и хорошо.
  - Ванечка, а почему ты именно здесь?.. Что за странное место ты выбрал для пребывания?.. - пыталась собраться с мыслями Катенька, испытывая чрезвычайное волнение.
  - Позволь, родная, что за вопросы? А где бы мне быть, по-твоему?..
  Голос Ванечки и прочие звуки доносились из куба вполне явственно, но с тем специфическим потрескиванием, которое можно услышать, когда кусок стекла готов разбиться.
  - Да где бы ты не был, лишь бы тебе было хорошо. Меня ведь очень волновало, что ты мог погибнуть по собственной вине, даже по собственному желанию, и это грозило бы тебе неприятностями на том свете. Теперь-то на этом.
  - Ох, Катюха, какие у меня могут быть неприятности?.. Мне здесь с такой лёгкостью живётся, работается и думается, что заставь меня как-нибудь родиться заново и прожить ещё одну земную жизнь - я бы категорически отказался!.. Заперся бы у себя в башенке и всех нахрен посылал!.. А вот признайся, Катенька: сильно ты скучала по мне?.. Да хотя бы и соври, скажи, что скучала, мне-то уже всё равно.
  - Конечно, скучала, Ванечка... но не в этом же дело... - замялась Катенька. - Просто с тобой я жила так, как, наверное, и надо было жить с тобой, поскольку ты был муж и любимый человек, а после тебя я стала жить несколько по-другому. И сколько бы в этой моей новой жизни не было скуки по ушедшим, я всё-рано стремилась к чему-нибудь новому. Я полагала, и не без оснований, что дальше буду жить только лучше. А тут вдруг наш дом взял и развалился!..
  - Что??? - слишком неожиданным прозвучало это известие для оракула.
  - Представляешь, Ванечка, произошла какая-то катастрофа с домом, в результате чего я запросто могла бы умереть, и, наверное, в каком-то смысле умерла; во всяком случае, когда я очнулась, то обнаружила себя не под завалами, а здесь, на этом троне, расположенном над ареной. И я не одна здесь. Вот посмотри, сколько нас здесь.
  - Да я вижу, вижу... Я смотрю, рядом с тобой и Лев Моисеевич сидит... славный старикашка был... Здорово, сосед!!
  - Здорово, коли не шутишь!.. Здорово, Иван Сергеевич. Рад тебя видеть. Хорошую должность занимаешь. - немножко залебезил Лев Моисеевич.
  - Не жалуюсь на должность. Могу и за тебя похлопотать, если что.
  Лев Моисеевич уязвимо фыркнул.
  - Ванечка, тут и Улинька с нами - девочка, что живёт в квартире напротив, а ты столько раз переживал за неё, негодовал на Улинькиных родителей. - напомнила Катенька.
  - Здравствуй, Улинька! Здравствуй, девочка!.. - дотронулся пальцами до треуголки Ванечка, словно бы стремясь её приподнять из вежливости, но не приподнял.
  - Здрасьте, дяденька. - робка произнесла Улинька, отчего-то не узнавая дядю Ваню, но также стараясь быть вежливой. - Какая неожиданная и приятная встреча!..
  - Ванечка, ты, верно, знаком с Евпсихием. - с несколько лукавым волнением и сосредоточенностью проговорила Катенька. - Вот, видишь, и Евпсихий тоже с нами здесь. Хочу сразу тебе сказать, что я и Евпсихий Алексеевич нашли очень много общего в друг-друге за последнее время, и мы... как бы это сказать... проводим очень много времени совместно, общаемся... Дружим.
  - Да не парься, Катюха, всё нормально!.. С кем тебе нравиться общаться - с тем и общайся.
  - Спасибо, Ванечка. Мне почему-то и думалось, что ты не будешь против. Что тебе будет всё равно.
  Евпсихий Алексеевич продолжал несколько нервно помалкивать.
  - Странно не то, что я нашёл здесь место для посмертного обитания, а то, что именно вас сюда забросило, и причём в противоестественно живом виде. - Иван Сергеевич задумчиво вышагивал взад-вперёд вдоль ворот башни. - А крыса тоже из нашего дома?.. Это вы подраспустили подвальное хозяйство, я так скажу. Надо было дезинфекторов вызывать, они химией крыс травят. Для человека безвредно, а крысам сразу наступает каюк.
  Маруся задумчиво почесала резко сморщившийся нос. И по примеру Евпсихия Алексеевича решила пока ничего не говорить.
  - Вспомни, Катенька, как лет шесть назад мы у себя в квартире тараканов травили?.. Все вокруг говорили, что ничего у нас не получится - до того они живучие насекомые - а мы чужих мнений не слушали и за неделю с бедой справились. Потому как у меня хорошо разработанный метод был по травле тараканов, и я ему скрупулёзно следовал.
  - Ванечка, оставь вспоминать про тараканов. Разреши ты наконец моё недоумение: сам ты потонул в озере или кто-то тебе помог?..
  - Да разве это важно?.. - остановился Иван Сергеевич, никак не ожидая именно такого вопроса.
  - Любая человеческая жизнь важна, и необходимо понимать, кто и почему её не уберёг.
  - Вот видишь, милая моя, ты исходишь из безусловного мнения, что человеческую жизнь следует обязательно беречь. А в этом-то и ошибка.
  - Почему ошибка??
  Иван Сергеевич помолчал, с лёгким недоумением вглядываясь в бывшую супругу, искренне не понимая, зачем ей сейчас - при обстоятельствах своего личного соприкосновения со смертью - необходимо знать о неразберихах в чужой судьбе. Но мысль о том, что его судьба не может быть совсем чужой для Катеньки, позволила ему рассказать всё, что можно было вспомнить о себе в тот непростой день. День, который закрутился давящим жгутом с самого утра, вынуждая искать как можно больше свободы, воздуха, приволья и созерцательной оттяжки; день, который завершился нелепой гибелью. Иван Сергеевич вёл свой замысловатый рассказ голосом волнующе-тихим, муторным, словно бы кто-то задумчиво, чуть ли не загипнотизировано скрёб пальцем по оконному стеклу. Но иногда, внезапно начинал говорить излишне нервно и немного захлёбываясь.
  - Лишний раз не буду тебе напоминать, почему и отчего у нас возникли сложности в отношениях, брать на себя большую часть вины за это не отказываюсь. И не потому, что мне сейчас стало по барабану, в чём и когда я был перед тобой виноват, а потому, что бесспорной правды не выцедить из липкой массы наваждений. Я ведь, в последние годы своей земной жизни, чуть было малахольным дурачком не сделался. Даже разгневаться ни на что толком не мог, а просто принимал все давящие обстоятельства тупо и послушно. Хотя, и пил много, даже слишком много. Но внезапно был захвачен одной колоссальной идеей - даже не идей, а гипотезой - о которой я, возможно, тебе, Катюшенька, после расскажу, а тогда я держал её исключительно у себя на уме и ни с кем не делился. В тот день я отправился к этому злополучному дальнему озеру, чтоб побыть в абсолютном одиночестве, чтоб предаться фантазиям, надышаться свежим воздухом, найти хотя бы на мгновение своё приватное местечко в мире, в котором до меня никому нет дела. Но моё одиночество на берегу не продолжалось долго, ко мне подвалил какой-то тип. Не молодой уже, пожалуй, что и мой ровесник, отчего мы сразу перешли на ты, хотя своего имени он так и не назвал. Или назвал, но как-то не очень внятно проговорил, потому как я его не разобрал и не запомнил. Для начала он поинтересовался, не пробовал ли я сегодня сдуру полезть в воду и искупаться, поскольку вода должна быть шибко холодна. Конечно, я не купался, да и не собирался, о чём ему и поведал. И странным образом этот тип не вызвал у меня раздражения, хотя, казалось бы, любой посторонний человек, врывающийся в моё одиночество, должен был нарваться на неприветливость. Но, верно, этот дурацкий вопрос про купание вызвал у меня улыбку, а за ней и добродушие, и тут я сам спросил о чём-то этого типа, верно, просто из вежливости, а он с готовностью ответил, и у нас завязался разговор. А человеком он оказался словоохотливым, болтливым; причём болтливым не в той занудной крючкотворной манере, когда хочется поскорей заткнуть собеседнику рот или сбежать от него куда подальше, а в той степени толковости, когда незаметно увлекаешься речью, и не стремишься в чём-либо оспорить рассказчика, поскольку он и сам не выдаёт свои мысли за истину. Затем он угостил меня лёгкой выпивкой - чем-то вроде домашнего вина, весьма приятного на вкус - и наше общение приняло завидную лёгкость, мы разговорились не только за жизнь, но углубились в такие материи, что, услышь нас кто-нибудь со стороны, подумал бы, что разговор ведут двое сумасшедших. Повторюсь, что собеседник мой был крайне занятным типом, да и слушателем внимательным. К тому же очень скоро мне показалось, что я с ним когда-то был неплохо знаком, только будничная суета нас незаметно развела по разным штольням житейской каторги. Или вот вспомните про такого странного своего знакомого - у многих должен быть такой странный знакомый - который неожиданно исчезает из виду, не отвечает на звонки, и о нём совершенно ничего не известно, но вот он внезапно появляется, как ни в чём не бывало, приносит с собой знакомый сумбур и излишества, а затем проходит какое-то время, и он вновь исчезает. Как будто и не был. Вот таким странным знакомым мне и показался этот тип, с которым я встретился на озере, хотя никаких следов о нём в памяти не обнаруживалось.
  - Ты до сих пор не знаешь, кто он такой? - спросила Катенька.
  - Понятия не имею. - пожал плечами Иван Сергеевич. - Чем больше я тогда хмелел, тем сильней у меня развязывался язык, и я спешил выговориться обо всём, что за последнее время тревожило мой ум, что бесполезно копошилось в голове. Поскольку, я по образованию инженер-строитель, то запросто огорошил моего собеседника фантомными планами по строительству новых высокотехнологичных городов, требуя, чтоб территория, где аккумулируется большая часть человечества, приобретала нестандартные образы и фактуры, чтоб городские ландшафты не сохранялись долго в одной концепции, а постоянно разрушались, менялись, преобразовывались, чтоб не было ни одного местечка для застоя. Затем мы каким-то невероятным образом договорились до анатомического строительства самого человека, и попробовали выяснить, с точки зрения инженерии и архитектуры, вопросы преобразования физиологических свойств. Не забывая об эстетике, конечно; тебе ли не знать, душа моя Катенька, до чего я бываю ревнив до эстетики. Мы принялись горячо обсуждать, насколько понятия красоты и гармонии человеческого тела бунтуют против экспериментов над телом. Возможно ли взять двух совершенно разных людей, отрезать им руки и ноги, и пришить заново, наделив каждого конечностями другого?.. И можно ли отрезать голову одному человеку настолько деликатно, чтоб пришить её к шее другого?.. Для чего это всё? - спросишь ты у меня, и вопрос этот будет во многом риторическим, ибо у меня нет на него ответа. Но разве сама природа не экспериментирует с архитектурой человека, так же как человек экспериментирует с домами?.. Ведь рождаются же люди с разной степенью мутации, например, сиамские близнецы или имеющие синдром Протея. И разве художественная мысль человека не экспериментирует с удовольствием над человеческим телом, желая одновременно и забав и иносказательных посылов?.. Ведь сколько искреннего смеха вызывает ироничное утверждение, что у кого-то вместо головы торчит задница. Да, извини, Катюха, я понимаю, что сейчас этот пересказ давнего разговора звучит немного грубовато, даже и не немного, но тогда двум захмелевшим и не глупым людям можно было посудачить о многом, не смущаясь и откровенной похабени. "Кто-нибудь может с точностью сказать, что если б на шее у человека находилась совершенно конкретная задница, то человеку от этого было бы значительно хуже?" - спросил я у своего приятеля, неудачно пробуя встать на руки вниз головой и пошлёпать в таком виде по берегу. Приятель сказал, что я со своими вопросами нахожусь на пороге великих свершений, только эти вопросы надо ставить почаще и предлагать всем, с кем только доведётся встретиться, чтоб наконец-то нарваться на влиятельного человека и услышать от него долгожданные ответы. "И у меня много таких вопросов! - воскликнул я, начиная выкладывать их один за другим. - Вот объясни мне, разве расположение внутренних органов человека неприкосновенно?.. Если случается, что у некоторых людей сердце находится на правой стороне грудной клетки, а не на левой, как у большинства, то разве нельзя и печень поменять местами с селезёнкой?.. Не заработает ли организм в этом случае значительно лучше, не повысит ли коэффициент полезности?.." Я чувствовал себя очень легко и свободно, я совершенно не стеснялся нести чепуху, я наконец-то вырвался из какой-то умственной клетки, и очень не хотел возвращаться обратно. "А вот, скажем, утопленники... - вдруг осторожно заговорил мой собеседник, кивая на озеро. - Ведь совсем немногих удаётся спасти, выкачать из лёгких воду, даже если с момента утопления прошло незначительное количество времени. Можно сказать, что все известные на сегодня способы удаления жидкости из дыхательных путей малоэффективны. Но если имеются многочисленные методы выкачивания воды из затопленного помещения с минимальным вредом для самого помещения, то насколько возможно применять подобные методы для человека?" Тогда я сказал, что если нам сей момент попадётся утопленник, то мы обязательно над ним поэкспериментируем и несомненно спасём. Трудно сказать, до чего бы мы в конечном итоге договорились, но вдруг я почувствовал неодолимую усталость, опьянение резко огорошило все движки моего сознания, я наглухо одурел и уснул. Я так и не проснулся, Катенька. Мне больше нечего тебе сказать.
  - Значит, этот человек мог воспользоваться твоей беспомощностью и утопить? - спросила Катенька, болезненно морщась от своих догадок. - Ты же его совершенно не знаешь, это мог быть самый настоящий психопат.
  - Я первым делом об этом и подумал, когда убедился, что окончательно утонул и умер. Но затем имел серьёзный разговор со своим ангелом-хранителем - ему было положено ещё сорок дней сопровождать меня повсюду, отвечать на вопросы, помогать разрешать недоумения - и он сказал, что независимо от того, пострадал ли я от действий человека, с которым познакомился у озера, или пострадал от другого человека, который неожиданно пришёл на озеро, чтоб поквитаться со мной, преследуя какие-то свои цели, или я сам в полубреду попёрся купаться и утонул, это всё-рано было не случайно, и человеки эти были не просто человеки, не случайные типы, а орудия судьбы. И чтоб расшифровать значение всего случившегося со мной, не нарушая обретённого посмертного райского покоя, мне требуется приложить немало усилий. Мне нужно каким-то образом получить посекундное знание всей своей прошедшей жизни, при том, что у моей души явно маленький объём памяти. "И как же мне быть?" - спросил я у ангела. И получил заверение, что только научившись предсказывать будущее, я получу возможность открывать точные знания о прошлом. А затем, возможно, научусь сохранять память о каждой человеческой жизни вечно. Тогда я потребовал от ангела наделить меня даром оракула. Я захотел обучиться предсказывать будущее.
  - Зачем же это тебе? - вырвалось у Катеньки.
  - И опять вопрос риторический. - уклонился от ответа Иван Сергеевич. - Во всяком случае, я обрёл этот талант, и не принёс вреда тем, к кому его применял.
  Тут Улинька с тактичной оживлённостью подала голосок, заверяя тётю Катю, что очень многие люди на свете могут предсказывать всё, что с ними будет через минутку или две, и вот она, Улинька, точно знает, что сейчас сделает труньк, и вот такая она замечательная предсказательница будущего. "Какой ещё труньк?" - улыбнулась Катенька. Тогда девочка провела пальчиком по губам и произнесла с задумчивым умилением: труньк!.. Взрослые расхохотались, разряжая нагнетённую атмосферу, вызванную рассказом Ивана Сергеевича. Даже ундины, по-прежнему с притягательной фривольностью и флегматичностью загорающие на пароходике, прельстились девочкиной забавой, и послали друг-другу по два обворожительно-шаловливых трунька, тихонько хихикая от удовольствия.
  - Но, знаешь, Катя, ты мне лучше про сына нашего расскажи. - несколько помявшись, попросил Иван Сергеевич. - Как-то неправильно у меня с ним всё складывалось в последнее время, мы постоянно спорили и вроде как по острию ножа ходили. А теперь я понять не могу, чего я такого особенного от него хотел?.. Почему мои хотелки для него должны были быть важны?..
  - Ванечка, наш сын сейчас в армии служит. У него всё хорошо. Скоро домой приедет, наладит новую жизнь... Хотя, дома-то уже и нет.
  Катенька подавленно поникла.
  - Этого дома нет, так другой будет. - поспешил утешить супругу Иван Сергеевич. - Уж так я теперь всё это дело вижу. И ты мне поверь.
  - Значит, ты и вправду стал оракулом, Иван Сергеевич?.. - спросил Лев Моисеевич, недоверчиво покачивая головой. - Кому же здесь могут быть надобны услуги оракула?
  - Здесь?.. Я точно не знаю, кому здесь могут быть надобны услуги оракула, вполне возможно, что и никому. - Иван Сергеевич вернул себе нагловатой уверенности и вновь принялся вышагивать вдоль башенных ворот. - Но мне дарована возможность посещать живых людей в их снах. Во всяком случае, у меня получилось один раз предсказать во сне некоей женщине, что она умрёт через несколько часов. И умрёт от передозировки героина. Но это не будет последней её смертью, она не обретёт окончательного посмертного покоя, а будет вынуждена стать существом, прозываемым Самовиллой.
  - Самовиллой?.. Какой ещё Самовиллой?..
  - Есть такие особые женские существа-духи Самовиллы. Надо сказать, что некоторым наркоманам и пьяницам уготовано после обычной смерти стать чем-то аморфным, но принадлежащим природной сущности. Чтоб послужить миру хоть с какой-то пользой. Принести исцеление и утоление страждущим, в возмещение своих прежних, нанесённых миру, глубоких ран. Самовиллы несут ответственность за озёра, лесные ручьи и колодцы. Они хранят ипостасную чистоту озёр, и излечивают от душевных травм тех, кому повезёт с ними встретиться.
  - Почему же ты попал именно в её сон? - спросила Катенька. - Мне представить невозможно, что может твориться во сне наркоманки.
  - Образ этой женщины однажды спроецировался на всех пяти, доступным взору, стеклянных стенах вот этого куба. А затем я подчинился иным влияниям разумного и экзистенционального, о которых вы когда-нибудь поймёте самостоятельно, без витиеватых объяснений.
  - И как долго эта женщина будет существовать в образе Самовиллы?..
  - У вечности нет сроков. А вечность у каждого своя. Моя Самовилла, вполне возможно, уже через секунду найдёт искупление своей прежней жизни, и вернёт образ простой человеческой души. Чего, возможно, мне и не очень хочется - но это уже отдельная тема.
  - Иван Сергеевич, сосед дорогой мой!.. - участливо забубнил Лев Моисеевич. - Вот ты про куб сказал, а я всё хочу понять: что это у тебя за башни такие, и к чему тут лабиринт устроен?..
  - Это... - замялся Иван Сергеевич. - Это моя попытка построить силовой каркас земли. Построить силой мысленного духа, используя весь творческий потенциал, всю его энергию. Точнее говоря, это не полноценный каркас, а макет. Он нужен, чтоб в дальнейшем, по его образу и подобию, сконструировать более мощную и окончательную версию.
  - Зачем же это тебе? - вновь удивилась Катенька.
  - Да хотя бы для того, чтоб не сидеть сложа руки, чтоб было чем заняться. Ну, а ещё закрыть гештальт - как принято говорить о подобных вещах в среде умничающих идиотов и ипохондриков. Я тебе просто раньше не рассказывал, Катенька (я думал, что тебе это будет совсем не интересно), как однажды я увлёкся одной идеей. Даже гипотезой. Ещё в середине прошлого века её разрабатывали наши учёные, но, в силу неакадемичности исследуемых вещей, не предавали свою деятельность огласке. Работы были сохранены в записях, которые лишь в наши дни обнаружили достойных поклонников и продолжателей. И я оказался в их числе.
  Выговариваясь, Иван Сергеевич невольно указывал на тупики и проёмы лабиринта, значение которых лишь ему одному было понятно, и чрезмерно восторженно жестикулировал, низводя чопорность своей военной экипировки до балаганного шутовства.
  - Суть гипотезы в том, что земля является гигантским квазикристаллом, который, в результате большого взрыва, оказался вытолкнутым из одной ослабевшей космической чёрной дыры и вписанным в наш земной шар своими многогранниками - додекаэдром и икосаэдром. Именно они проецируются на поверхность земли двенадцатью правильными пятиугольниками (выполненными мною на макете в виде золотых башен) и двадцатью равносторонними треугольниками (которые я удачно замаскировал под разветвления лабиринта), и именно они образовывают энергетически активную систему узлов и аддитивных интегралов движения. И если всё это суметь сотворить вручную, если наладить возможность ручного технического управления всей этой системой, то регулярно перемещая с места на место башни, камеры, проходы и коридоры лабиринта (или что-то другое, что захочется сконструировать архитектору с иными вкусами), то можно создавать особые геометрические соединения центров пятиугольников через середины сторон треугольников, можно образовывать случайные или специально задуманные новые системы узлов и интегралов движения. А научившись безошибочно управлять всем этим, можно попробовать построить настоящий гигантский каркас, можно взяться за работу с настоящей планетой. Чтоб планировать практически любые социально-политические процессы, не допуская особо трагических ошибок, создавать новые очаги высокоразвитых культур, создавать будущее по той схеме, где даже случайности происходят преднамеренно.
  - И ты справился со своим строительством всего за год?..
  - Тому, кто безрассудно тратит время на разбрасывание камней, придётся когда-нибудь ценить каждый час, чтоб их собрать. Я не только сумел собрать макет каркаса, но и поместил своё творение в стеклянный куб. Для сохранности, ибо утеряв или случайно исказив даже самую незначительную на вид деталь, можно тем самым сломать всё, обнулить, и тогда придётся начинать строить заново.
  - И что же ты намерен сделать с настоящим каркасом, если его построишь?.. - открывая для себя совершенно другого Ванечку, с лёгким замешательством спросила Катенька. - Постараешься приспособить его к какой-нибудь другой планете?..
  - Вот именно!.. Попробую создать во вселенной ещё одну активную среду обитания.
  - И управляемую по твоим правилам?
  - Если, заглядывая в будущее, я увижу за собой такую возможность, то так оно и будет.
  - Да уж не демиургом ли ты себя возомнил, Ванечка? - наконец-то не выдержал и заговорил Евпсихий Алексеевич.
  - Нет, Евпсихий, не демиургом. Всего лишь одним из последователей демиурга, помощником. - Иван Сергеевич с лёгким вызовом посмотрел на Евпсихия Алексеевича.
  - А я вот думаю, что у тебя от одиночества непомерно разыгралась фантазия. Некому здесь тебя приструнивать, хотя бы и подзатыльниками, для понижения самооценки.
  - Ну, Евпсихий, ежели ты себя считаешь мастером по подзатыльникам, то я могу похлопотать, чтоб тебя где-нибудь здесь и оставили. - принял кичливо-надменную позу Иван Сергеевич. - Мне вот здесь дворник не помешает. Мусора-то хоть и мало, но бывает. Ты один часик метлой помашешь, а другой помечтаешь, кому бы подзатыльников надавать. Хотя, надо признаться наконец, что я здесь не в одиночестве, Евпсихий. Конечно, эти дома и башни пусты; всё, что можно в них приметить, как обжитое и нажитое людьми - это всего лишь декорации. Но у меня здесь нашлась супруга, я не один.
  - Супруга??
  - Я ведь рассказывал, как явился во сне некой женщине и предсказал ей скорую смерть, поскольку она была закоренелой наркоманкой. Предсказал, что она превратится в женский дух Самовиллу, и это сбылось. С одним лишь маленьким дополнением. Я сумел договориться, чтоб именно над моим озером властвовала новорождённая Самовилла. И когда она сюда прибыла, то предложил ей вести совместную жизнь. Конечно, без свадебных торжеств и прочей подобной помпы. Я ведь только слово такое использовал "супружество", чтоб приложить простой парадный символ, а на самом деле наша связь более магнетически-мистического свойства. Не знаю, как тебе, Евпсихий это объяснить, разве что неким подобием тантрической связи... Да вот и она!.. Знакомьтесь!..
  Из ворот башни незамедлительно показалась очень стройная, хорошенькая женщина, с вычурным изяществом распахнув ангельские крылья у себя за спиной. Самовилла казалась очень довольной собой и своим новым положением, она с удовольствием демонстрировала свою картинную фигурку в коротком шёлковом платье, гордо выточенный нос, чуть приоткрытый длинный рот, готовый в любую секунду дерзко улыбнуться, и золотистые кудряшки, спускающиеся ниже плеч.
  - Поздравляю тебя, Ванечка! - только и нашла что сказать Катенька.
  - Спасибо, родная!.. Тебя-то я, извини, не сумел аналогично поздравить!.. Да вы познакомьтесь, девочки!..
  - Здрасьте! - озадаченно брякнула Катенька.
  Самовилла в ответ помахала ладонью и произнесла напевно-благожелательное, но явно шутливое приветствие. Оно не очень понравилось Катеньке.
  - Впрочем, Евпсихий, хочу тебя обрадовать и удивить: ты уже давно знаком с моей супругой - у тебя так удачно получилось, что ты сразу с обеими моими супругами знаком (впрочем, у меня эти знакомства вышли ещё удачней, чем у тебя, не обессудь). - с церемонной щепетильностью принялся вышагивать уже не вдоль ворот, а полукругом возле своей супруги Иван Сергеевич. - Когда-то эту женщину звали Иришей, и до того, как умереть от передозировки, она прожила странную и стремительную жизнь, и разумеется у неё было своё счастливое детство. И ведь совсем не так давно она поведала мне о своём детском приятеле, которого звали Евпсихием, и с которым любила гулять по зимнему заснеженному берегу реки, шалить и искать приключений. И который однажды, почему-то позволил ей уплыть на льдине, предавая смертельной опасности и совершенно ничем не пробуя помочь. Тут уж я заметил, что одного моего соседа по подъезду звали Евпсихием, а имя это настолько редкое, что вряд ли могло найтись в нашем городке целых два Евпсихия. Ириша тогда спросила по какому адресу находится наш дом, и тут выяснилось, что ты, любезный мой сосед, и есть тот самый мальчик Евпсихий, с которым она подружилась в детстве. Вообрази себе, что она не особо и теряла тебя из виду достаточно долгое время. Вы и в школе одной учились, только она оказалась в классе на год старше; вы и проживали не слишком далеко друг от друга, да только ты отчего-то совершенно не хотел её узнавать, и она к тебе не лезла, полагая что ты на что-то очень сильно на неё обижен. Хотя, обидеться-то должна была именно она. Собственно говоря, вы так и жили рядом, в одном районе, и так ни разу не познакомились заново, не поговорили.
  - Ириша?? - пробормотал Евпсихий Алексеевич, вглядываясь в Самовиллу.
  - Она самая, Евпсихий! Здравствуй! - Самовилла приветливо, но с прежней ироничной напевностью, выказывающей безразличие, помахала ладошкой.
  - Ну, Евпсихий, только ты не затевай тут сантиментов, мы от этого давно отказались. - не удержался от язвительной улыбки во весь рот Иван Сергеевич. - Только сознательно совершённое зло имеет объективную оценку, а уж все эти детские проступки явно субъективны. Хотя, если хочешь попросить прощения - попроси.
  - Тебя и не узнать, Ириша!.. - Евпсихий Алексеевич, словно и не слышал энциклик Ивана Сергеевича, и с печальной ласковостью поглядывал на женщину.
  - Что толку на лицо смотреть?.. К тому же, у каждого позади своего лица, есть и другое - тоже своё, но никем не узнаваемое и не запоминаемое.
  - Я ведь тебя и прежнею долгое время не помнил.
  - Ещё бы. - усмехнулась Самовилла.
  - Как же тебя спасли с той злополучной льдины?..
  - Никак не спасли. Через несколько километров на реке образовался затор из льдин, и у меня получилось выбраться на берег, перескакивая с одной ледышки на другую. На берегу за моими приключениями наблюдали некие добрые люди, которые тут же обогрели меня и позвонили маме. Я совсем немного переболела воспалением лёгких, а потом жила себе и жила, как любая другая девочка.
  - Получается, что ты хорошо меня запомнила и долгое время наблюдала за мной, практически следила?.. Зачем же ты держала себя в тайне?..
  Этот вопрос Самовиллу явно смутил.
  - И как получилось, что ты стала наркоманкой? - не останавливался на раздаче неприятных вопросов Евпсихий Алексеевич, впрочем, сохраняя тон искренний и ласковый.
  - Не мы такие, а жизнь такая, Евпсихий!.. Про иную неудачную судьбу лучше и не скажешь. Если случайно попадаешь в некое сообщество людей, обуреваемых массовым психозом, но не понимаешь этого, и даже, напротив, не хочешь понимать, а полагаешь, что именно это и есть настоящая отчаянно-чувствительная жизнь, в отличие от окружающей серой действительности, то незамедлительно и всецело поддаёшься этому психозу. А скоро становишься чуть ли не важной составной его частью.
  - Тебя затянуло в компанию наркоманов, Ириша?.. Так бы и сказала, это понятней, чем сетовать на массовый психоз.
  - Я выказала слабость. Хотя хотела стать сильной.
  - Ты была очень сильной девочкой, Ириша. А с этими наркоманами тебе просто не повезло. Но вот, видишь, сейчас у тебя есть своё личное пространство, в котором ты стала заметно сильней, чем прежде. И теперь тебя ждёт только возвышение. Или вознесение - я пока не могу понять эсхатологических тонкостей здешних мест.
  - Да, здесь я чувствую себя сильной. Этому помог Иван Сергеевич. Таковы результаты нашей, если можно так сказать, тантрической связи.
  - Ну, вы хотя бы предохраняетесь? - скорчила озабоченную мину Катенька. - А то и до тантрической беременности можно допрыгаться.
  - Экая же ты Катюха язва!.. - улыбнулся Иван Сергеевич.
  Самовилла в ответ лишь изящно изогнулась и покружилась на месте, демонстрируя всю рельефность своей стройной фигурки.
  - А если возвращаться к теме массовых безумств, то вот уж благодатная почва для таковых, это отсутствие почвы. - Иван Сергеевич явно старался уколоть Евпсихия Алексеевича, намекая на его детскую трусоватость в случае с уплывающей льдиной. - Когда, к примеру, начинает тонуть корабль, то люди, оказавшиеся в воде, заражаются истерикой, эгоизмом выживания, не допускающим и мысли, что в этой трагедии кому-то повезёт гораздо больше, чем им. И на это имеются очевидные причины, как раз тут я и не вижу оснований для большой укоризны. Этим людям можно и должно посочувствовать. А вот чем оказываются заражены те люди, что стоят на берегу и не находят в себе сил для оказания помощи?.. Какой психоз поражает их волю в этот момент, словно бы и созданный для того, чтоб помочь людям выказать свои лучшие качества?.. Да пускай это будут и не люди, не некая абстрактная цифра, а всего лишь один человек!.. Один-единственный, кто мог бы помочь, но не делает этого!!
  Евпсихий Алексеевич сжал губы, намереваясь ответить что-нибудь резкое и грубое.
  - И меня схожая мысль поразила давеча в самое сердце! - воскликнул тут Лев Моисеевич, желая отыскать ответа на свои заботы. - Очень справедливое замечание делаешь, Иван Сергеевич; ведь далеко не факт, что массовый психоз опасней личностного. Некоторое время назад мы вели разговор про кораблекрушения со значительным количеством жертв, и дело дошло до некоего капитана Баландина, который проплывал мимо терпящих бедствие людей, и пальцем не пошевелил, чтоб кого-нибудь спасти. Вот просто проплывал мимо и смотрел. Чурбаном этаким стоял на палубе, да ещё - как рассказывают люди - нагло ухмылялся.
  - Как фамилия у вашего капитана? Повторите. - насторожилась Самовилла.
  - Да Баландин.
  - Вот просто так Баландин, и больше ничего?..
  - Ну а что ещё у него должно быть?.. А если и есть, то мне откуда про это знать?
  - Так позвольте вам всем сообщить, что моим родным дедушкой и был капитан Баландин. По матушкиной линии. У матушки девичья фамилия была Баландина.
  - Что за чудеса ты рассказываешь? - застыл на месте Иван Сергеевич.
  - Мир тесен, Ванечка, ты сам мне об этом как-то говорил. Разве не чудесным образом проник и соединил наши жизни, например, Евпсихий?.. А вот дедушка мой помер давным-давно, мне едва двенадцать лет тогда стукнуло. Но прекрасно помню, как он любил усаживать меня к себе на коленки, чтоб потетёшкаться, угостить какой-нибудь сладостью, из тех, которых от родителей не дождёшься, по причине того, что попа слипнется. Помню, как он долго и обстоятельно рассказывал, каким славным капитаном он был, и сколько морей и океанов избороздил.
  - А что ты мне раньше не говорила про дедушку? - принимая очень интригующее выражение лица, спросил Иван Сергеевич.
  - Да не доводилось... Ежели ты такой всеведущий, то мог бы и сам разузнать.
  - Я вижу только будущее, видеть прошлое ещё не горазд. Но это всё присказка, а важно то, что сказкой я вас сейчас хорошенечко огорошу. Дедушка-то твой очень недалеко сейчас от тебя находится, буквально под ногами.
  Все невольно заглянули себе под ноги, досадно дёрнувшись, ожидая чуть ли не в натуральном виде увидеть у себя под ногами коварно подползающего капитана.
  - На дне этого самого озера, в складских ячейках, пребывает его бренная душенька. - Иван Сергеевич с деловитой торопливостью прошёл в свою башню, и вышел через пару секунд, держа в руках старенький, но вполне опрятно содержащийся гроссбух. - Вот смотрим на буковку Б, и видим список душ, временно покоящихся на дне озера. А вот она самая: ячейка ? 22, капитан Баландин, упокоен вплоть до особых распоряжений!..
  - Ты шутишь? - попробовал напрячь зрение и заглянуть со своего трона в гроссбух Евпсихий Алексеевич.
  - Вот знаешь, Евпсихий, только для того, чтоб дать тебе понять, что тут никто не шутит, мы сейчас этого самого Баландина вытащим на поверхность и пораспрашиваем. Никто не против?..
  Все только подбодрили Ивана Сергеевича в его замысле, желая испытать новых интересных впечатлений, и тот присвистнул двум ундинам, которые нехотя повернули в его сторону головы и поняли, что им придётся спускаться на дно и вытаскивать ячейку ?22. На городской Набережной, вытянувшейся позади тронов, прибавилось деревянных фигурок людей, расписанных под буффонадную хохлому. С лёгкой суетливостью театральных зрителей, они располагались у чугунной ограды и в беседке, рассматривая все детали озера и куба, но с особо почтительным пристрастием разглядывали надменно-застывшего оракула. Ундины сердито фыркнули, раскачали бедный пароходик так, что он чуть было не перевернулся, и спешно нырнули в озеро.
  - Да тут такое представление намечается, что любая комедия дель-арте нервно покурит в сторонке. - буркнув себе под нос, прервала долгое молчание крыса Маруся. - Давайте, и я посижу-погляжу, мне торопиться некуда.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:22
  
  
  Не слишком долго две ундины шарились по дну озера, отыскивая нужную ячейку. Вскоре они поднялись из глубин, затаскивая на палубу пароходика конвульсивно фосфоресцирующий шар. Путём несложных манипуляций шар оказался разделённым на две половинки, и зрители увидели того самого капитана Баландина, которого им пообещал Иван Сергеевич. Им оказался сухопарый и яйцеголовый старикан, остроносый, с жёсткой щетиной и диспропорционально усаженными глазами. Вместо белого капитанского кителя он был одет в обычную матросскую тельняшку, а на ногах присутствовали узковатые трикотажные штаны с начёсом, от наличия которых капитан явно испытывал специфическую неловкость.
  - Как бодрость духа, товарищ капитан?.. как изволили почивать?.. - приветствуя капитана, Иван Сергеевич приподнял-таки свою треуголку, однако особой почтительности в этом жесте не замечалось.
  - Тебе-то какое дело? - пошмыгал носом капитан, приглядываясь к оракулу. - Ты кто такой будешь, дядя?..
  - Начальник я твой. Непосредственный. Ты бы, на всякий случай, вёл себя повежливей.
  -Чего тебе надо, начальник? - капитан Баландин сделал вид, что стал чуть повежливей.
  - Да мне от тебя ничего не надо, тут другие тобой интересуются... Я просто про здоровье спросил, мало ли, жалуешься на что.
  - Да хрен ли ты просто так поинтересуешься моим здоровьем. - расхлябанным стариковским смехом откашлялся капитан.
  - Ну, тогда смотри, Баландин, какой для тебя сюрприз имеется. Я тебе родственницу отыскал. Внучку.
  Иван Сергеевич торжественным жестом обвёл рукой фигуру Самовиллы, и пригласил капитана впасть в родственное умиление.
  - Чью внучку? - не мог сообразить капитан Баландин.
  - Да твою же!.. - нетерпеливо дёрнул щекой Иван Сергеевич. - У дочки твоей внучка родилась, и ты её на коленках нянчил, лапшу на уши вешал про свои кругосветные походы. А сам, поди-ка, на зоне десяточку отмотал от звонка до звонка, а потом ночным сторожем устроился в какой-нибудь облпотрепсоюз на полставки.
  - На овощебазу. - уточнил капитан.
  - Ну вот! - обрадовался Иван Сергеевич.
  - Нет, это не мой дедушка. - хорошенько рассмотрела капитана Самовилла и отрицательно мотнула головой. - Это какой-то другой капитан. Этот только говно мог на барже по реке возить.
  - Оно ж с крыльями! - капитан Баландин и сам повнимательней разглядел предполагаемую родственницу и от изумления завёл глаза в ещё большую растопырку. - Оно никак не может быть моей внучкой.
  - Да крылья у ней уже после выросли, когда тебя на свете давным-давно не было, и когда она померла. - заметно занервничал Иван Сергеевич. - А когда она маленькой была, то крыльев у ней не было и звали её Иришей. Хоть это-то ты помнишь, что внучку звали Иришей?..
  Капитан Баландин ещё раз смешливо откашлялся, давая понять, что его внучку звали как угодно, но только не Иришей. Да и Самовилла продолжала с лёгким пренебрежением посматривать на капитана, не желая признавать в нём своего деда.
  - Ну что это такое? - развёл руками Иван Сергеевич. - Вот как такое может быть?.. В документах-то всё точно указано, в документах не может быть ни малейшей ошибки. А эти двое кобенятся.
  - Иван Сергеевич, тут мы явно соприкоснулись с пространственно-временными нюансами. - Евпсихий Алексеевич оценил происходящее по-своему, и попробовал донести мысль до оракула, комическое недоумение которого вызывало у всех зрителей сочувствие. - Я не собираюсь утверждать, что те вещи, о которых я скажу, происходят на самом деле, но есть мнение, что всякое событие, происходящее в конкретной пространственно-временной плоскости, отражается в странновато-зеркальном виде в другом мире и в другом времени. Всё это может пересекаться с нашим миром и временем, а может и не пересекаться, но в каждом найдётся свой затонувший баркас "Четвёртый", свой пароход "Ванцетти" и свой капитан Баландин.
  - Ещё скажи, Евпсихий, что дно нашего озера завалено саркофагами с капитанами Баландиными, чтоб каждый желающий мог выбрать капитана из своего времени, из своей истории и себе по вкусу. - усмехнулся Иван Сергеевич.
  - Любое событие может отражаться сколько угодно раз. До бесконечности.
  - Это чепуха. - отрицательно махнул рукой Иван Сергеевич. - Я, к примеру сказать, неотразим, и это совершенно точно.
  - Знаете!.. - вдруг воскликнула Улинька. - У меня вот дома есть старинные картинки, и на них нарисован тоже капитан, и мама сколько раз говорила, что это настоящий мой прадедушка. Или ещё там какой-то дедушка, может не пра, но которым нужно гордиться. Если тётенька Ириша не хочет забрать дедушку капитана себе, то лично я совсем-совсем не против.
  - Вот, видишь, Иван Сергеевич, с какой ловкостью мы начинаем присваивать себе твоих капитанов! - воскликнул Евпсихий Алексеевич, а крыса Маруся фыркнула от удовольствия.
  Иван Сергеевич вперил взгляд в Улиньку, намереваясь высказаться твёрдо, громогласно и лапидарно.
  - Улинька, но ведь ни ты ни твоя мама не Баландины?.. - вмешалась в разговор Катенька. - Какая, кстати, у вас фамилия?
  Улинька крепко задумалась.
  - Я вот всё время до этого помнила, какая у меня фамилия, а сейчас вдруг позабыла. Очень даже может быть, что и Баландина.
  - Такие вещи нельзя забывать, Улинька. Ты, пожалуйста, повспоминай, как твоя фамилия, и нам скажи.
  - Хорошо, тётя Катя. Я повспоминаю.
  - Я тоже попробую повспоминать, потому что наверняка должна знать фамилию своих соседей, и если вдруг её забыла, то это достойно удивления.
  - Пока вы тут будете вспоминать, я окончательно рехнусь и уйду в другое пространственное измерение, в тридесятое царство и тридесятое государство. - отбарабанил Иван Сергеевич. - Послушайте меня, капитан, не желаете со взрослой женщиной нянчиться, то хотя бы приглядитесь к этой девочке. Она может быть хоть немного похожей на вас?.. Что вам сердце подсказывает, насчёт родства?..
  - Катитесь вы все к едреней фене. - отчётливо заявил капитан.
  - Этот дед мне нравится всё больше и больше. - прищёлкнула зубами крыса Маруся. - Ему пальца в рот не клади.
  Лев Моисеевич уверенно заявил, что у девочки фамилия не Баландина, поскольку у её матери и отца совсем другая фамилия, которую вспомнить точно он сейчас не в состоянии.
  -Тут ситуация какой-то суетливой эксцентрики и волнения, и она напрочь память отшибает. - сказал Лев Моисеевич, тревожно пощипывая свои усики. - Но всех жильцов своего подъезда я неплохо знаю, и ни у кого в родственниках капитана нет. Вот, разве что, про Евпсихия далеко не всё знаю - очень скрытный и самобытный человек наш Евпсихий - и сдаётся мне, что если капитан Баландин и может быть кому-то родственником, то только Евпсихию.
  - Вот уж избави меня Бог от таких родственников. - буркнул Евпсихий Алексеевич.
  - Позвольте, граждане. - вдруг напыжился капитан Баландин. - Отчего у вас ко мне такая явная презрительность?.. Рассуждаете таким тоном, как будто я не обычный человек, а пакостник и чудовище, от которого нужно держаться подальше.
  - А разве вы не считает свой поступок чудовищным? - спросила Катенька.
  - Какой поступок?
  - Вы проплыли мимо тонущих людей. Вы спокойно наблюдали, как десятки несчастных идут ко дну, и даже пальцем не пошевелили, чтоб им помочь.
  - Да причём здесь вообще мой палец?.. Ну пошевелил бы я пальцем - ну и что?..
  - Похоже, что вы так и не поняли, что натворили и за что несёте наказание. Думаю, вы бесконечно испорченный человек.
  - Да кто вам дал право меня осуждать?.. Кто вы вообще все такие и какие непреложные гуманистические доктрины из себя представляете, что будто бы точно знаете, какой человеческий поступок относиться к категории абсолютного добра, а какой - зла?.. Да вы просто не понимаете, что я поступил так, как поступил, только потому, что иначе не мог поступить. Это не моя воля распоряжалась моим сознанием. И не воля тех людей, которые тонули, могла повлиять на их выбор: жить им дальше или не жить. Это был факт действительности, изменить который неподвластно ни одному человеческому желанию.
  - Что вы несёте, капитан?.. Что за ерунду вы выдумали для своего оправдания?.. - поёжился Евпсихий Алексеевич.
  - Совсем не ерунду. Начнём с того, что в тот день мы запоздали с погрузкой и гораздо позже положенного вышли из своего порта, и в принципе, если бы вышли в назначенный срок, то прошли мимо пристани в Ярославле за два часа до трагедии. Нас просто не должно было быть на этом месте во время крушения баркаса. И если в первый миг, увидев все трагические обстоятельства, я намерен был отдать приказ о спасении, даже и сам готов был нырнуть с корабля в воду, чтоб хоть кого-нибудь спасти, то в следующий миг меня озарило. Я понял, я постиг всё непреложное совершенство происходящего на моих глазах; я расшифровал все знаки, скоординированные на месте совершающейся трагедии, и которые пресекали любую мою возможность помощи тонувшим. Любая моя попытка им помочь обернулась бы куда большим бедствием. Нашего парохода "Ванцетти" просто не должно было быть в этом месте и в это время, и поэтому я отдал приказ проплыть мимо. И ведь никто из моих подчинённых мне не возразил. Кажется, им всем пришло на ум такое же озарение, что и мне, а значит истинность моего решения была справедлива. А проявлять альтруизм и вершить добро повсеместно - и только потому, что такие гуманистические правила были кем-то когда-то заведены - это вопиющая безответственность.
  - Феерическая ахинея! - оценила рассказ капитана крыса Маруся.
  - Да чем вам не нравится идея повсеместного добра? - озадаченно вопросил Евпсихий Алексеевич.
  - Если ты, по натуре своей альтруист, то от твоих добрых дел может быть польза одному-двум человекам, ну максимум десяти. - капитан Баландин потыкал пальцем в деревянные фигурки на набережной, механически и безучастно покачивающихся на своих зрительских местах. - И не факт, что они когда-либо догадаются об этой пользе, они продолжат жить как жили. А вот преимущественному числу людей от твоего альтруизма может быть гораздо больше вреда, чем пользы. К примеру, пестицид на основе цианида zyklon b, которым немцы уничтожали евреев в газовых камерах концлагерей, выдумал альтруист и еврей Фриц Габер. Выдумал задолго до человекоубийственных фантазий гитлеровских мерзавцев, и выдумал, как несомненное добро, приносящее людям пользу. А что же получилось в результате?.. Жестокий, издевающийся над здравым смыслом парадокс?.. Или диалектика??
  - Феноменологическая угроза! - подняла указательный палец вверх крыса Маруся.
  - У вас немыслимая путаница в голове. - Евпсихий Алексеевич не на шутку разволновался. - Ведь большинство людей совершают добрые поступки просто так. По зову сердца. Вообще не имея в голове никаких выкладок о пользе, о последствиях, об оценке своего поступка, как некоего поведенческого абсолюта.
  - Это только кажется, что поступки добрых людей совсем беспричинны, в том смысле, что эти люди не ищут корысти. Изучали бы вы этологию, молодой человек, тогда понимали бы, что любое доброе дело имеет корыстную психологическую причину.
  - Нет, это вы что-то выдумали от фонаря. Или ваша этология выдумала.
  - Ничего не от фонаря. У вас просто достаточных знаний на этот счёт не имеется, вот вы и тушуетесь. А если б вы слышали что-нибудь про пирамиду Маслоу, то понимали бы, что у любого существа есть потребность в общественном одобрении, в создании положительного образа о себе.
  Капитан Баландин с явным удовольствием чувствовал себя в центре всеобщего внимания.
   - О, милостивые судари и сударыни, тут изучением только этологии не обойдёшься, тут требуется настолько активное погружение в глубинную психологию, дабы не возникало когнитивного диссонанса, что вынырнуть из неё можно, словно бы переродившимся заново человеком. Читать про эксперименты над человеческой психикой, проведённые другими людьми исключительно из побуждений добра - пребольшое удовольствие, я вам доложу.
  - Да где ты про всё это читал? - возмутился Иван Сергеевич. - Валялся тут на дне закупоренный, шагу лишнего не мог сделать. Посмотрите на него: врёт и не краснеет.
  - Слушай, начальник, не встревай. Дай умным людям поговорить. - огрызнулся капитан.
  - Всё, что касается экспериментов над психикой, мне тоже интересно почитать. - сказал Евпсихий Алексеевич. - Но это всего лишь любопытство, которое не позволяет делать далеко идущих выводов. Я не был ни христианином, ни особо верующим человеком, хотя иногда и вкушал с удовольствием эзотерический винегрет, но понятней и ближе по культуре, конечно, для меня было христианство. А в христианском учении добрые дела должны быть максимально закрытыми от собственных влечений к выгоде, тем более закрыты от посторонних глаз. Об этом же говорится в Евангелие от Матфея: "Когда же творишь милостыню, пусть левая твоя рука не знает, что делает правая."
  - И у христиан есть свой корыстный мотив. Попасть в рай, например, или угодить Богу настолько, чтоб получить некий синодальный статус. Добро вершится с отчётливо прописанной перспективой воздаяния. Или от того, что не имеешь сил сопротивляться зуду совести. Допустим, не подал сегодня милостыньку попрошайке, а завтра начнёшь испытывать константное состояние неуюта и беспокойства. И бежишь искать этого самого попрошайку, чтоб и милостыньку дать, и последней рубахой поделиться, и попросить, чтоб он свечечку за твоё здоровье поставил, если вдруг в церковь соберётся.
  - Это не уровень фактов, это уровень их интерпретаций.
  - Это правда жизни, молодой человек!..
  - Если вы думаете, что мотивация для добрых поступков человека, это ожидание божественных благ и одобрения от окружения, то как вы можете объяснить потребность общества в культивировании добрых дел и порицании злых?.. Откуда у подавляющего большинства общественных конструкций имеется тяга к этой самой доброте?
  - Оттуда же, откуда и желание жить долго, сыто и не болеть.
  - И откуда же?..
  - Из базовых инстинктов самосохранения.
  Евпсихий Алексеевич по птичьи вытянул шею и завертелся по сторонам, пытаясь убедиться, что все присутствующие поддерживают его точку зрения, а не циничные баландинские понятия.
  - Жить долго - это, наверное, очень-очень здорово. - тихо сказала Улинька и призадумалась. - Живёшь себе такой, и всё у тебя хорошо.
  - Вот даже ребёнок понимает примитивные потребности жизни, хотя все его представления о добре и зле, на данном этапе развития, весьма условны! - воскликнул капитан Баландин.
  - А если успел всё сделать вовремя, что надо и не надо, тогда и помереть тоже можно. - задумчиво вытягивая слова, сказала Улинька. - Пожил в своё удовольствие - и хватит. Всё.
  - Ага!! - радостно подскочил на троне Евпсихий Алексеевич, как будто девочка обрушила на голову вредного капитана окончательный приговор.
  - Если сознание принимает добродетель, как попытку воссоединения с источником доброты, а не с её последствиями, то это исключительно корыстные помыслы сознания, которые весьма далеки от соединения с Богом. - вознамерился поставить точку в дискуссии капитан Баландин.
  - Про высшую степень спору нет. - не унимался Евпсихий Алексеевич. - Но не всегда добро бывает в высшей степени необходимо, и не всегда зло в высшей степени является абсолютным грехом. Абсолют ни в чём недостижим. Даже в смерти.
  - Для того чтоб здраво рассуждать о смерти, надо хотя бы как следует помереть. - осклабился капитан. - Основная причина творения добра для человечества заключена в инстинкте выживания. Да и не только для человечества, для любой активно развивающейся формы жизни. Те, кто, например, не бывают добры к своим детям - не вкладывают в них достаточно еды и заботы - те не оставляют хорошего потомства, их гены пропадают без следа. Те, кто не защищают свою родовую группу, своё племя, кто не достаточно альтруистичен, чтоб содержать бедных и больных - те обрывают развитие своей национальной культуры и, возможно, уничтожают собственную расу. Таким образом, я вам говорю, что доброта необходима, как фактор сохранения жизни в наиболее благоприятных условиях, и эволюция отсеивает тех, кто использует неправильную стратегию выживания, кто ориентируется на абсолютное зло. Даже соображая, что оно недостижимо. Земные существа - если брать в расчёт существа разумные или более-менее развитые - существа социальные. Поэтому ценности у них имеют утилитарную подоплёку, направлены на сохранение и поддержание себя, своего трудового коллектива, своей блогосферы и родственных уз. Отсюда и пресловутая выгода от доброты.
  - Но если от альтруизма больше вреда, чем пользы, и если, исходя из этих соображений, вы не бросились спасать утопающих, то что такое полезное они обрели от вашего бездействия?..
  - Они жертвовали собой во искупление своих же грехов!..
  - Жертвовали??
  Евпсихий Алексеевич от неожиданности заявления капитана только развёл руками.
  - Да как же вы очутились здесь, практически в раю? хотя бы и на самом его дне?.. Ведь вам самое место в аду!!
  - А потому что я не добрый и не злой. Я просто попал ни в то время и ни на то место.
  - Нет, я больше не могу с вами разговаривать. Плывите вы куда хотите. - Евпсихий Алексеевич сердито замолк.
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:23
  
  
  Иван Сергеевич не без ёрнического удовольствия хихикнул, но вдруг о чём-то вспомнил, суетливо отодвинул обшлаг мундира, чтоб взглянуть на наручные часы, и спешно надавил на один из рычагов, выдвигающихся из фундамента башни-храма Душевной Дегустации и Удачливого Случая. С выверенным упругим пощёлкиванием включилась внутренняя механика лабиринта. Несколько домов и коридоров чуть сместились в сторону от своих мест, слегка деформируясь и меняя функциональное назначение, благодаря чему раскрылись новые развилки, проходы и тупиковые лестничные серпантины. Площадка перед башней, на которой стояли Иван Сергеевич и Самовилла, заметно сузилась и вытянулась вперёд, подобно половинке недостроенного мостика. Не без робости Иван Сергеевич встал на самый край мостика и деловито осмотрел окрестности.
  - У нас всё чётко отлажено, всё работает без малейших изъянов и поломок. - похвастался Иван Сергеевич. - Но почему же так получилось с нашим домом, Екатерина, что он развалился?.. Как ты думаешь, кто бы мог быть в этом виноват?..
  - Ванечка, мы уже столько говорили на эту тему, и ни к чему вразумительному не пришли. - вздохнула Катенька. - Подумали только, что если найдём виновного, то всем невиновным станет значительно легче. Не получится, как вот с этим Баландиным, которого упаковали в сферу, словно в ящик, да и бросили на дно ожидать неизвестно чего.
  - Этот дождётся... у моря погоды...
  Капитан Баландин нагловато хмыкнул.
  - А это у вас кто? - указал Иван Сергеевич на неподвижное тело, пребывающее на шестом троне и оказавшееся у него прямо перед глазами. - Это тоже наш общий знакомый?.. Сосед?..
  - Может, и знакомый, да не разберёшь. Лица-то не видно. - сказала Катенька.
  - Надо бы посмотреть, кто это такой.
  - Надо бы. Самим занятно. Да только он либо спит, либо пребывает в какой-то беспробудной прострации. Ни на что не реагирует.
  - То есть, вы кричали, шумели?.. А ему хоть бы хны?..
  - Хоть бы хны ему, Ванечка. Надо попробовать потормошить его, да мы не сообразим, как дотянуться.
  - Вот сейчас вам точно повезло. - горделиво вздёрнул голову Иван Сергеевич. - Я ведь обучен управлять предметами при помощи дистанционного гипноза. Причём, совершенно любыми предметами, даже напрочь неодушевлёнными. Могу настраивать мозг на частоты психической энергии, раскрывающий третий глаз, и с его помощью противодействовать силе гравитации.
  - То есть, ты при помощи одного взгляда можешь приподнять какой-нибудь предмет с этой Набережной - да хотя бы и лошадь с извозчичьей пролёткой - и донести его до тела?
  - Именно так, Катюха! - подтвердил Иван Сергеевич. - Именно, что могу эту лошадь с пролёткой донести до тела и хорошенько хрястнуть ему по голове.
  Лошадь, которая до сих пор старательно тащила по кругу Набережной свою пролётку, тут услышала, какие сложные затеи на её счёт выдумал оракул, приостановилась на мгновение, игогокнула каким-то весьма пессимистическим тоном и пулей метнулась за ближайший угол, оставляя после себя завидный клуб пыли.
  - Да... - не сдержала смеха крыса Маруся. - С лошадью вы точно переборщили. Хорошо, что она вовремя удрала, не соблазнилась на ваш постмодернистский перформанс.
  - Хрястнуть, конечно, можно, Ванечка. - задумчиво произнёс Лев Моисеевич. - Но выбери предмет полегче.
  - Мы пробовали шлёпанцем Евпсихия попасть ему в голову, но у Евпсихия силёнок не хватило докинуть. - напомнила Катенька.
  - Ещё бы у вашего Евпсихия на что-нибудь хватило силёнок!.. - воскликнул Иван Сергеевич. - Но это превосходная мысль - про шлёпанец - и поскольку сейчас вам повезло со мной, то мы его запросто донесём куда надо и хрястнем по голове. Ну, не мы, конечно, и не вы, а конкретно я!
  - Почему тебя тянет именно хрястнуть по голове? - добродушно улыбнулась Самовилла. - Просто пристукни по темечку, с него и довольно будет. Коли жив, так проснётся.
  - Сначала пристукнем. - пообещал Иван Сергеевич. - А если не поможет, то и хрястнем!.. Евпсихий, снимай шлёпанец с ноги и положи на ладонь. А руку вытяни вперёд, чтоб мне было удобней сконцентрироваться на предмете.
  - Да пожалуйста. - Евпсихий Алексеевич беспрекословно выполнил то, что от него требуется.
  - Стремись держать руку прямо. И думай о чём-нибудь неопределённом, отвлекись от шлёпанца.
  - Да пожалуйста. - в зыбкой задумчивости закатил глаза Евпсихий Алексеевич.
  Иван Сергеевич снял треуголку, немножко склонил голову и выставил вперёд лоб, пронзая прищуренным диктаторским взглядом шлёпанец. Публика затаила дыхание, наблюдая за работой силы мысли оракула и стараясь ничем не помешать процессу. Почти сразу шлёпанец Евпсихия Алексеевича зашевелился, слегка скукожился, принимая более практичный и экономный вид, поёрзал по ладони и неохотно приподнялся вверх.
  - Давай, тащи его быстрей. Видишь, он у тебя дрожит, подбавь газку своей силе мысли. - с азартом подключился к процессу капитан Баландин.
  - Ванечка, ты молодец! у тебя всё получится! - поддержала бывшего супруга Катенька.
  - Газку подбавь! - клокотал от нетерпения капитан.
  - Не надо никакого газку. - возразила Самовилла. - Ванечка, вот так аккуратненько продолжай движение, не позволяй себе упиться экстазом. Только подними шлёпанец чуточку вверх и затем продвигай к телу. И там шарахни ему по балде как следует!
  - Экстазом-то мне не упиться. - ослабевшим голосом проговорил Иван Сергеевич, явно не справляясь с задачей. - У Евпсихия шлёпанец какой-то поганый оказался, не фурычит насчёт левитации.
  - А ты осторожненько. Сантиметрик за сантиметриком.
  - Легко сказать. - из последних сил напрягался Иван Сергеевич. - Он, зараза, тяжеленный невероятно.
  - Не смей жаловаться, соплежуй! - прорычал капитан Баландин. - Собери все силы для последнего рывка!.. Балда-то совсем рядом!!
  Иван Сергеевич надулся, напружинился и не мигая вытаращился на шлёпанец, продвигая его к цели. Между бровями набухли канареечно-синие жилки нервного центра, выказывая что сила мысли Ивана Сергеевича находится на пределе возможного. Иван Сергеевич догадывался, что оказался безнадёжно слаб для выполнения операции, но не сдавался, натужно двигал челюстями и производил звуки, подобные трудно вскрываемой консервной банке. Шлёпанец проделал по воздуху некоторое расстояние, но так и не достигнул тела нужной цели, затрясся мелкой дрожью и рухнул в озеро. Где незамедлительно утонул.
  - Заставь дурака Богу молиться! - пробормотал капитан Баландин.
  - И как, Евпсихий, тебя угораздило такой непутёвый шлёпанец купить? - озадаченно поворошил волосы Иван Сергеевич. - Тратишь деньги на чёрт знает что.
  - Как говаривала моя беспримерно тактичная Варвара Мстиславовна, разглядывая сковородку с подгоревшими котлетами. - припомнил Лев Моисеевич, также стараясь быть тактичным. - "Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал!"
  - Нет, он и вправду утонул? - с глуповатым видом сидел Евпсихий Алексеевич, поглядывая то на озеро, то на насупившегося Ивана Сергеевича.
  - Утонул. - сказала Катенька. - С концами.
  - Чего и следовало ожидать. - участливо вздохнула Улинька. - Тут недавно столько возни было с этим шлёпанцем, столько возни, и всё бестолку. Ещё и болтик мой потеряли.
  - Улинька, ты только попроси у дяди Вани болтиков, он их здесь наковыряет с миллион... А вот эти дамочки не поищут в озере мой шлёпанец? - Евпсихий Алексеевич кивнул на ундин, равнодушно наблюдающих за происходящим.
  - Не знаю, Евпсихий. - пожал плечами Иван Сергеевич. - Да они лентяйки и туповаты; если и начнут искать, то вытащат вместо шлёпанца кандалы. Кандалы-то тебе разве нужны?
  - Кандалы не нужны.
  - Ну вот.
  Евпсихий Алексеевич уныло махнул рукой.
  - Я вот про себя понять не могу, отчего я с такой дрянью не справился. - виновато поглядывая то на Катеньку, то на Самовиллу, сказал Иван Сергеевич. - Может, моей силе мысли мешает стеклянный куб?.. Может, она не просачивается сквозь стекло?..
  - Ты ведь оракул, Ванечка, тебе должно быть видней. - заметила Катенька.
  - Так-то мне видней, конечно, но даже в множестве знакомых и управляемых нюансов затеряется такой, который распознать трудно и который всё испортит. Рано всё-таки я себя оракулом возомнил, мне ещё учиться и учиться. Я ведь выбрал самый непростой путь обучения, поскольку большинство начинающих оракулов выбирают что попроще. Большинство выкладывается не столько за счёт работы с собственными мыслями, сколько эксплуатируя некие теургические предметы. Проще всего предсказывать будущее имея под рукой специальный магнитный конденсатор астрального плана.
  - И что им может быть?
  - Да очень даже многое, что зачастую бывает под рукой. Зеркало, лист глянцевой бумаги, тонированное стекло автомобиля, экран телефона или ноутбука... Надо только научиться с первого взгляда различать обычный предмет от конденсатора.
  - Шлёпанец, я так понимаю, ничего не конденсировал? - проворчал Евпсихий Алексеевич.
  - Не знаю, Евпсихий. В этом смысле я на шлёпанец и не рассчитывал. Хотя, зачем же с лёгкостью отвергать его возможности, когда мы даже не пробовали его капитально изучить, понять. А был ли он на самом деле - этот твой дурацкий шлёпанец, Евпсихий - или нам просто представилось, что он есть?..
  - Чего-чего? - встрепыхнулся капитан Баландин. - Чепуху-то не неси.
  - Ванечка, да не объясняй ты им таких сложностей, всё равно не поймут. - сердито взглянула на капитана Самовилла.
  - Нет уж, я попробую объяснить. - устремился в прежнее упоение собственной волнующе-тихой речью Иван Сергеевич. - Иногда мы видим какие-то вещи - например какие-то предметы в комнате - не задумываясь о том, что их давно уже нет и не может быть, поскольку они утеряны, но просто наша память зачем-то восстанавливает их на привычных местах, обманывает нас. Но это не значит, что и сама вещь не может обладать какой-то своей аурой, сохраняющейся намного дольше по времени, чем сама вещь. Мне иногда мечтается, что было бы очень здорово, если б у каждой вещи имелась своя душа... ну хотя бы некий дух, ответственный за эту вещь, и большей частью, пребывающей в астральной лимбе... И было бы здорово, если б души людей встречались с душами любимых ими вещей. Ведь некоторые вещи могут рассказать о человеке - своём владельце - гораздо больше, чем знает о себе сам человек.
  - Человек способен знать о себе всё. - отрезал Евпсихий Алексеевич. - Нужно только уметь хорошенько покопаться в себе.
  - Как раз это и не просто. Не говоря о моральных страданиях, испытываемых при усердном копании, могу тебя заверить, Евпсихий, что это и физически сложная работа. Даже от раскопок в филогенах души на ладонях могут быть мозоли.
  - Я вот о чём подумывала всё это время, Ванечка... - робко заговорила Катенька. - Раз уж ты заговорил о своих мозолях. Неужели, проникая в сознание того, кому ты хочешь предсказать будущее, ты не наносишь душевных травм его настоящему?.. И если он несёт эти травмы (ненароком причинённые тобой) с собой в будущее, то почему его прошлое (протекавшее по своим правилам до самой встречи с тобой) должно сохраняться неизменным?..
  - Понятия прошлого и будущего равноиллюзорны, а настоящее исчезает в ту же секунду, что и появляется. Поэтому я не столько предсказываю будущее, сколько мотивирую клиента, которому прихожу во сне, на продвижение в ту область существования, которую обрисовал. Это не наносит ему тех травм, которые бы не наносила обычная жизнь.
  - То есть, когда он - тот, кого ты, Ванечка, несколько пренебрежительно назвал клиентом - проснётся, то спросит у себя, на кой ляд он до сих пор работал слесарем-сантехником, если может сию секунду соскочить с кровати и пойти поуправлять региональным отделением Газпромбанка?.. После чего пойдёт и начнёт управлять?..
  - Ну да. - кивнул Иван Сергеевич не без гордости за себя. - Пойдёт и начнёт управлять.
  Здесь зависла пауза, поскольку долго никто не мог найти, что сказать.
  - Очень надеюсь, что уважаемые дяди и тёти не против, чтоб я прочитала свой новый стишок. Поскольку он очень хороший. - строго промямлила Улинька, настолько ей надоели непонятные взрослые разговоры.
  - Читай, Улинька! - улыбнулась Катенька. - Конечно, читай, наша умничка!..
  И девочка торжественно прочитала:
  
  Вот проснёшься ты однажды,
  улыбнёшься во всю прыть
  и заявишь всем отважно:
  - Я намерен долго жить!..
  Пусть сто лет и даже двести
  проживу без всяких бед!..
  А пока сосиску в тесте
  мне сготовьте на обед!!
  
  Стишок вызвал приятное оживление. Даже Самовилла, не слишком щедрая на открытые улыбки, здесь радостно засияла.
  - Вот точно подмечено насчёт сосиски в тесте, я уже давно ничего подобного не ел, а хочется. - вздохнул Иван Сергеевич и обратился к Самовилле: - Ириша, сумеешь сготовить?..
  - Ты же хотел сегодня жаренных лангустов на ужин. - напомнила Самовилла.
  - Хотел, да... - ещё больше вздохнул Иван Сергеевич. - Теперь даже и не знаю, чего я больше хочу: сосиску в тесте или лангустов?..
  - Дядя Ваня, ешьте всё. - радостно разрешила Улинька. - Теперь уж не растолстеете.
  Иван Сергеевич утвердительно кивнул и слегка прихлопнул Самовиллу по задику, как бы приглашая проследовать в башню и заняться приготовлением ужина.
  - Погоди-ка, Ванечка. - снова заговорила Катенька, открывая в себе всё больше удручённо сконструированных мыслей. - Ты сказал, что мотивируешь клиента на поведение в будущем. Значит, если каким-нибудь образом принудить нас погрузиться в общий сон - я имею в виду нас всех пятерых, или даже шестерых (если брать в расчёт это странное тело) - то ты сможешь явиться в этот сон и мотивировать нас на выполнение определённых задач в будущем?.. Точнее говоря, дать каждому установку на планомерное совместное действие, приводящее всех к единому результату?.. То есть, если ты подвигнешь нас на исход из рая и продолжение жизни в реальном мире, то у нас может получиться выйти из этого круга. Мы сможем вернуться домой.
  - Думаю, что можно попробовать. - призадумался Иван Сергеевич. - Но как вас всех заставить погрузиться в общий сон?..
  - Совершить какое-нибудь эффектное действо.
  - Какое же?..
  - Я знаю! - капитан Баландин приосанился, сумел придать своим глазам вид несокрушимой суровости и указал на Катеньку. - Вот этим одеялом, в которое укутывается ваша Катенька, можно накрыть всю нашу область пребывания единым махом. Тогда мы все до единого - включая и этих глупых девок-ундин - погрузимся в общий сон, а наш любезный оракул Иван Сергеевич подскажет нам, как дальше жить.
  - А ведь с одеялом может и получиться. - пробормотал Евпсихий Алексеевич. - Я в нём наблюдаю существенные аэродинамические свойства.
  - Не валяйте дурака. - попробовала сопротивляться крыса Маруся. - Я этого вашего Ванечку в первый раз вижу. Неизвестно каких установок он нам надаёт. Одни в офис Газпромбанка устроятся на работу, а других дихлофосом начнут травить.
  - Не бойся, Маруся. - поспешила успокоить приятельницу Катенька. - Ванечка никого не хочет травить. Я тебе специальный террариум куплю, будешь жить у меня дома в своё удовольствие.
  - Да где он - дом-то? что осталось от него? - проворчала Маруся.
  - Вот и увидим. Ванечка, ты можешь поднять это одеяло, как можно выше, чтоб затем накрыть всех?
  - Не знаю... - смущённо прошагал взад-вперёд Иван Сергеевич. - Давай попробуем. Вытяни его перед собой.
  Катенька вытянула одеяло, одновременно и намереваясь сразу отпустить его из рук, доверяясь силе мысли Ивана Сергеевича, и пугаясь, что одеяло может упасть в озеро. Иван Сергеевич напрягся, приняв прежнею интригующую позу оракула.
  - Сконцентрируйся на всей его поверхности, проникни в каждую его ниточку!.. - приказным тоном говорил капитан Баландин, сомневаясь, что и на этот раз Иван Сергеевич справится.
  - Да не кричи ты под руку! - выдавил из себя Иван Сергеевич.
  - Абстрагируйся от добрых помыслов!.. не думай, что тебе уготовано решить что-то очень важное, а просто поднимай!..
  - Легко сказать. - взорвался Иван Сергеевич, обессиленный и разгневанный. - Раз ты такой умный, Баландин, то давай сам. Подними это дурацкое одеяло и накрой им тут всё, что хочешь!..
  - Я?.. Да легко.
  - Ну и давай.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:24
  
  
  В следующий миг одеяло взметнулось высоко вверх, задержалось в дрейфующем полёте на несколько секунд, подловило напор внезапно прорвавшегося исступлённого ветра и стремительно обрушилось вниз. На каждой доле падения одеяло увеличивалось в размерах, усиливало свою тяжесть, пугающе раздувалось и наконец-то растянулось огромным изящно-выгнутым парусом, которым наглухо накрыло всё: арену с озером, пароходиком и стеклянным кубом, помпезно выстроенную городскую Набережную с деревянными фигурками людей, шесть тронов с нашими героями, замершими от непривычного волнующе-приятного страха.
  Весь мир на этот раз мог погрузиться в общий сон и дождаться повелений оракула, но мир никогда не подчиняется правилам игры, не выдуманной им.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:25
  
  Воцарилась продолжительная тишина - одновременно грустная и блаженно-отрадная, сравнимая разве что со слезинкой, незаметно катящейся по щеке - нарушить которую мог отважиться только очень неунывающий и уверенный в себе человек.
  - Если бы сюда пришло эхо, то оно давно бы заскучало, завздыхало и подумало, что надо самому что-нибудь сказать, чтоб самому и откликнуться. - задумчиво произнесла Улинька.
  Взрослые улыбнулись, нехотя освобождаясь от сладостного наваждения, и внимательно присмотрелись к обновлённому окружающему пространству.
  Позади тронов образовалась высокая стена, плотно обитая мягким белым войлоком, которая сразу вызвала сравнение с палатой для особо буйных пациентов в психбольнице. На арене не сохранилось ни следа от озера и причудливо застроенной глыбы, помещённой в стеклянный куб; всю площадь арены заполняла гелеобразная субстанция тёплого грунтового цвета: тревожно-притягательного и лёгкого, подобно летнему предрассветному туману.
  - Как вы думаете, мы уже пребываем в общем сне или по-прежнему присутствуем сами по себе?.. - тихо спросил Евпсихий Алексеевич. - Дожидаться ли нам Ивана Сергеевича с его ценными указаниями, насчёт нашего будущего?..
  - Учитывая, что катенькиным одеялом управлял капитан Баландин, то дождаться мы сможем именно его. - проворчала крыса Маруся. - Вдобавок с его уникальными оценками реальности и указаниями, насчёт перспектив грядущего, ценность которых мне проверять не хочется.
  - Да, этакого пророка нам лучше не надо. - согласилась Катенька. - От фатализма капитана Баландина никому и ничем хорошим не просияет.
  - А мне показался ход его мыслей вполне гармоничным. - нехотя заметил Лев Моисеевич. - Конечно, можно и нужно с чем-то не соглашаться, но в созданной им объективной реальности нет особых противоречий. А это значит, что она не хуже той, которую воспринимаем мы. Или вспомните предыдущих наших знакомцев, выходящих на эту арену. Чем их реальность была приятней реальности капитана Баландина, и что благополучно-цельного она смогла бы предоставить нам в будущем?..
  - Ничего, пожалуй. - вздохнула Катенька.
  - Всё оттого, что мы попадаем от одних дилетантов к другим. - продолжала ворчать Маруся. - А настоящих ангелов здесь и близко не видно. Конечно, этакий-то капитан Баландин пойдёт по наименьшему пути сопротивления, выдрючиваясь насчёт предсказаний будущего, и совершенно точно, что какого-нибудь сантехника оставит доживать свой век сантехником, сколько бы тот не пыжился.
  - Ну, сантехнику, например, можно отрубить руку, и тогда он вряд ли продолжит быть сантехником, а займётся чем попроще. - заметил Евпсихий Алексеевич.
  - Так уж и попроще? - ухмыльнулась крыса. - А может книжки начнёт сочинять?..
  - Нет, книжек он точно сочинять не будет. Про одного грузчика, занявшегося писательством, я знаю, но и его сочинения ни одно издательство не привлекли.
  - Не пойму я, откуда у некоторых людей имеется пренебрежение к представителям отдельных профессий. - сердито заворочался на троне Лев Моисеевич. - Вот к сантехникам, кстати сказать. Конечно, они не блещут высоким образованием, интеллект их зачастую зажат в рамки профессионального долга. Но вот куда бы мы делись без них?.. Во что превратится наша затейливая высокомудрость, столкнувшись с банальной протечкой крана на кухне?.. Вот, когда офис Газпромбанка из порушенной канализации начнёт говном заливать, кто из высоколобых мудрецов сумеет засучить рукава и заткнуть дыры?.. Да никто. И зальёт говнецом весь твой Газпромбанк по самое не балуй. А если ты идёшь с работы домой и от тебя дерьмом несёт за версту, то какая разница: сантехник ты или старший помощник менеджера?..
  - То есть, запах дерьма уравнивает всех? - развеселился Евпсихий Алексеевич.
  - Ну да. - выдержал небольшую паузу Лев Моисеевич, налюбовавшись, как его друзья смущённо морщат носы. - Вот послушайте-ка, что я вам расскажу. Это будет не история, а просто мелкий случай из жизни. Я когда-то работал ночным сторожем в нашем университете - ну, не во всём университете, а в одном из его зданий, где располагается биологический факультет - так почти каждую смену сталкивался с отметинами псевдоинтеллектуальной деятельности. Только диву давался, каким засранцам мы были вынуждены доверить своё будущее. Студенты-то народец дурковатый, пускай даже и биологи, и количество усвоенных ими знаний никак не отражается на поведенческих закавыках. Бывало, что кто-то и пьяненьким просыпался посреди ночи в закрытой аудитории и начинал орать, не соображая, где он находится. Мне таких приходилось чуть ли не за шкварники брать и вон выпроваживать. "Дядя Лёва. - говорит один такой. - Может, я не пьяненький вовсе, а в сверхъестественный переплёт попал. Может, меня инопланетяне подвергли страшным опытам, как-нибудь анально зондировали и вынудили сознательности лишиться?" - "Этого я не знаю. - говорю. - Это вам, наркоманам, видней, кто в ваши аналы без зазрения совести лазает." Ну и вот. Однажды, на зимних каникулах, с погодными условиями в городе случился резкий скачок от оттепели к морозу, и в моей каморке, что находилась в полуподвальном помещении здания факультета, трубы отопления прорвало. Надо сказать, что в основном эта беда случилась по моей вине, поскольку я неаккуратно принялся промокшие валенки за батарею впихивать. Дёрнул там за что-то расшатанное. Но быстренько сообразил, что надо нашего сантехника Виталика на помощь вызвать - соседа нашего, с первого этажа, что подо мной живёт - и тот не заартачился, а посреди ночи приехал и починил. Виталик наш, конечно, большой мастер на такие дела, золотые руки. И отзывчивый, как фужер с шампанским. Мы вдвоём с ним управились за пару часов с этими батареями - заклепали там что надо, муфту наложили, кажется, двухраструбную - и затем порядок навели во всей каморке, чтоб следа не осталось от аварии. Я никому тогда не стал рассказывать про этот неприятный случай, чтоб лишнего нагоняя от начальства не получить; да и премиальных могли лишить запросто. Лучше промолчать. Но я сейчас лучше не про трубы буду вам рассказывать, а про нашего Виталика. Именно как про человека и сантехника. Вот смотрите: казалось бы, совсем не задалась жизнь у парня - он немой вроде как с самого рождения, воспитывался без отца, одной матерью, а та была женщиной чуток дурковатой, и проживали они в какой-то глуши...
  - Погодите, Лев Моисеевич, глушь пускай останется глушью. - перебил рассказчика Евпсихий Алексеевич. - Это когда вы там работали?
  - Где?
  - Да в университете, в здании биологического факультета.
  - Года три назад. Я недолго там работал. Как Варвара Мстиславовна померла, так я и уволился.
  - Вот именно, что Варвара Мстиславовна... - скорчил загадочную мину Евпсихий Алексеевич. - Значит, вы по ночам работали на факультете биологии и пребывали совершенно один во всём огромном здании?
  - Ну да. Не такое уж оно и огромное, но за каждым уголком проследить было непросто.
  - И наверняка от всех аудиторий ключики у вас водились, и ко всяким секретным лабораториям вы имели доступ?..
  - Ну да. - всё ещё не мог понять Лев Моисеевич, к чему клонит сосед, многозначительно проговаривающий каждое слово. - На вахте, в специальном ящичке, все эти ключики и висели.
  - И вот вы шастаете по ночам по всему зданию, заглядываете от излишнего любопытства, куда можно и куда нельзя, ищите что-нибудь затейливое, чтоб скоротать ночь?..
  - Ну иногда и заглядывал. Затейливых предметов там действительно было немало, да я в них мало разбираюсь. Я же не биолог.
  - Однако же всякая колбочка или пробирка чем-нибудь да подписана?.. У каждой бактерии своё имя имеется, не так ли, Лев Моисеевич?..
  - Положим, что так. Да ведь я в этих именах мало разбираюсь.
  - Однако, можно и в справочники специальные заглянуть, чтоб быть доподлинно уверенным, какую дрянь вы в руках держите?..
  - Всё можно, и справочников повсюду было немало. Но мне ведь не надо лишний раз напоминать, что любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
  - Да вот как раз про Варвару мне и интересно. Разве не ваша супруга умерла от бубонной чумы?..
  - Ну да!.. Полтора года назад она умерла. Сначала рвота её замучила, она принялась чепуху всякую нести, и я был уверен, что просто отравилась чем-то ненаглядная моя, возможно, что консервы плохие попались, ведь привыкли покупать что подешевле, а тут такое дело... Ах же и сволочной ты гад, Евпсихий!! Ты на что намекаешь?..
  - Мне и намекать не надо. Мне теперь всё очень даже ясно, и я думаю, что оправдаться вам будет теперь очень трудно! - вспыхнул Евпсихий Алексеевич, и стало не понятно: дразнит он Льва Моисеевича или вправду хочет обвинить.
  - Так знай, Евпсихий, что ты просто дурень и провокатор, и твои обвинения настолько жалки, что цена им грош. - спешно заговорил старик, елозя по трону и чуть ли не намереваясь сорваться с него и убежать прочь. - Но оправдываться перед тобой я не намерен. Вот уж чего ты от меня не дождёшься - так этого не дождёшься. Целое следствие тогда состоялось, насчёт смерти моей голубушки Варвары Мстиславовны, и от меня миллион показаний выбили. Пятьдесят томов уголовного дела. И милиция приезжала, и полиция, и всякие важные доктора. И даже из Академии Наук кто-то приезжал. Все они от меня чего-то допытывались, и никто обвинить ни в чём не смог. Я тогда чуть ли не поминутно вспомнил всё, что со мной и Варенькой случилось за несколько дней перед болезнью, и про каждого встречного-поперечного рассказал, и даже какую-то собачонку вспомнил, которую у нас, во дворе, случайно погладил лет пять тому назад. И следствие оставило меня в покое, поскольку убедилось в моей невиновности.
  - Да вы не психуйте, Лев Моисеевич. У вас сейчас нервная диарея разыграется.
  - Это у тебя разыгрывается незнамо что, Евпсихий. Ты какую-то специальную цель имеешь, чтоб меня разозлить, чтоб всех восстановить против меня. Тогда как я человек мирный и ничего тебе плохого не сделал. И за что ты против меня настроился - понятия не имею.
  Евпсихий Алексеевич звонко хлопнул в ладоши, удостоверяя, что подловил Льва Моисеевича на лжи.
  - Как же это вы ничего плохого для меня не сделали? - воскликнул Евпсихий Алексеевич. - А не вы ли, дорогой сосед, обвиняли меня в том, что я покушаюсь на целостность вашего мозга?.. Я ведь читал, будучи в отделении полиции, ваши - извините за прямоту - подлые доносы, да только отнёсся к ним с юмором. Поскольку и сам иногда уношусь фантазиями в запредельные области. Однако, подлости вашей это не оправдывает. Вы ведь могли своими доносами навлечь на меня большие неприятности.
  - Это были не доносы. - замялся Лев Моисеевич, всё ещё пылая от возмущения, но стыдливо подёргивая губами.
  - Что же это такое было?
  - Просто соображения. Обычные соображения, высказанные по поводу.
  - По какому поводу? - не отставал Евпсихий Алексеевич.
  - То по одному поводу, то по другому. По разным поводам. - принялся окончательно заплетаться в оправдательных показаниях Лев Моисеевич.
  - Повод у вас то один, то другой, а я по-всякому получался, в ваших доносах, человеком преизрядного коварства. Вы, Лев Моисеевич, либо просто сбрендили от безделья и принялись на меня доносы строчить, либо замахнулись на куда большее преступление.
  - Думай, как тебе угодно, Евпсихий, а всё окажется неправдой. Тебе меня просто не понять.
  - Да чего уж там понимать? - с прежней звонкостью хлопнул в ладоши Евпсихий Алексеевич, на этот раз добавляя и жестикуляции, показывающей, что при необходимости Евпсихий Алексеевич смог бы прихлопнуть своего соперника, как комара. - Я вот думаю, что не до конца разобрались с вами на суде Ырка да Укрут, что много неясного в вашей тёмной личности.
  Лев Моисеевич сжался в ершистый комочек и с надеждой пробежался взглядом по друзьям.
  - Лев Моисеевич, Евпсихий Алексеевич, не ссорьтесь пожалуйста!.. - умоляюще, но немного игриво прижала лапки к груди крыса Маруся. - Если и есть обиды между соседями, так это дело пустяковое и обычное. Человек ведь существо общественное, ему в отрыве от коллектива не прожить, вот он всячески и старается привлечь к себе хоть какое-то внимание, хоть и кляузами.
  - Тут кляузы ни при чём. - зашипел и запыхтел Лев Моисеевич. - Мне в лицо обвинение бросили, и я получаюсь главный враг для всех вас.
  - Лев Моисеевич, какой же вы враг? - добавила заботливой блажи в голосе крыса. - Вы такой приятный старичок, даже когда ершитесь. Евпсихия-то Алексеевича не слушайте; у него от всего происходящего в голове небольшой кавардак творится, ему ведь тоже можно посочувствовать.
  - Дедушка Лёва, ты очень хороший! - воскликнула Улинька, которая до этого времени молчала и со странным, не слишком напуганным видом, прислушивалась к перепалкам взрослых, а здесь воскликнула настолько чутко, что слезинки удовольствия и радости показались на её глазах. -Ты даже не представляешь, какой ты очень-очень хороший!..
  - Я свою Вареньку любил... я любил её больше всего на свете... - сбивчиво и с волнующей убеждённостью заговорил старик. - Если я и ошибался насчёт тебя, Евпсихий, и виноват перед тобой, что в милицию жаловался, так я человек старый, и может быть неумный. А ты меня в убийстве собственной жены обвиняешь - в убийстве, заметь, порядка невозможно изощрённого - и потому ты вдвое хуже, чем я получаешься, даже втрое. Меня, старика, может быть, и простить можно, а тебя за твои обвинения не знаю, как и простить.
  Евпсихий Алексеевич заметно смутился.
  - Правда, Евпсихий, не наговаривай лишнего. - вступилась за соседа Катенька. - Лев Моисеевич не мог сделать ничего плохого ни своей жене, ни нам. Это же очевидно. Ты просто дразнишь его, Евпсихий, и это очень нехорошо. Ты сам видел, как Варвара Мстиславовна и Лев Моисеевич любят друг друга. Мы все это видели прямо здесь. Ну, как тебе пришло в голову задразнить Льва Моисеевича этой идиотской фантазией про отравление бубонной чумой?..
  - Я сам прекрасно знаю, как можно любить. - остыл Евпсихий Алексеевич, понимая, что слишком далеко зашёл со своими обвинениями. - У каждого своё умение любить, а от любви до ненависти, как известно, один шаг. А затем начинают воздействовать другие инстинкты.
  Улинька здесь сообщила с поучительной твёрдостью, что иногда уши вянут от того, что можно услышать, и что нередко со стыда можно сгореть или хотя бы покраснеть. "Стенам уж точно очень-очень стыдно, дядя Евпсихий, что вы так нехорошо рассказали про дедушку Лёву". - добавила Улинька. "Каким стенам?" - спросил Евпсихий Алексеевич, ещё держа на лице сварливую мину, а девочка указала на войлочные стены, позади тронов. Робкие розоватые пятна проявились на стенах, подобные тем, что остаются на белой скатерти от случайных капелек терпкого красного вина. Евпсихий Алексеевич беспомощно развёл руками.
  - Я Вареньку свою любил. - повторил Лев Моисеевич и важно помахал кулаком в воздухе, пресекая любые возражения. - Заруби, Евпсихий, это себе на носу!..
  Нужно было выдержать ещё некоторое время умильно-ироничного молчания, чтоб в компании воцарился хоть немножечко прежний мир. Розоватые пятна на стенах словно бы замерли в ожидании.
  - А как ты думаешь, Евпсихий, что значит любить? - неожиданно обратилась к своему другу Катенька. - Вот просто любить женщину?.. Как это можно описать словами, если не употреблять само слово любить?
  - Чего-чего??? - озадачился Евпсихий Алексеевич. - Не совсем понимаю, о чём ты хочешь спросить?..
  - Ну вот сформулируй что значит любить. - Катенька с задумчивой проницательностью вглядывалась в друга, произнося слова с той твёрдой нежностью, что возможна лишь у женщин, захваченных неожиданным течением мыслей. - Ну вот, если кто-то любит женщину...
  - Да что хоть ты путаешь сама себя, Катенька?.. - перебил подругу Евпсихий Алексеевич. - Женщину любить или мужчину - какая разница?.. Если брать за данность то самое чувство любви, которое мы все воспринимаем на уровне веры и интуиции, то оно одинаково присуще всем, будь ты мужчина или женщина. Если есть любовь, значит, это любовь. А если есть чувство привязанности и близкого доверия к человеку, то это другое дело. Про сексуальные аберрации и мимолётные увлечения я даже не говорю.
  - Я про женщину потому у тебя спросила, что это логичней. Тебе проще описать, как это любить женщину.
  - Если в прямой плоскости рассуждать, то это чувство внутреннего удовлетворения. От всего, что связано с женщиной которую любишь, от каждой встречи с ней, от общения. Даже можно применить грубоватое слово "комфорт", но оно не несёт с собой настоящего душевного смысла. Истина всегда умней тех слов, которыми хочется её описать. По-настоящему любят не только всем телом, но и душой. И сердцем, разумеется.
  - Ясно.
  - Катенька, признаюсь, ты меня врасплох застала. Поэты далеко не первое тысячелетие стихи сочиняют, чтоб выразить это чувство, а ты хочешь, чтоб я прямо сейчас выдал.
   - Ясно, ясно... Я всё поняла.
  Лев Моисеевич и крыса Маруся сразу выказали большое внимание к затеянному разговору, и только Улинька с детской небрежной ироничностью вздохнула, понимая, что взрослые дяди и тёти опять понесли заумную чепуху.
  - Катенька, у всех по-своему развиваются любые чувства, и не всегда можно понять, насколько сильно твои личные чувства воздействуют на других и насколько они им важны. - торопливо заговорил Евпсихий Алексеевич, стремясь выпроводить Катеньку из той нехорошей задумчивости, в которую она впала после услышанного слова "комфорт". - Нравственные девиации у разных цивилизаций и религиозных движений не всегда идеально совпадают, а что уж говорить про отдельные личности. И, конечно, когда я, пытаюсь говорить о чувстве любви, то говорю в основном только за себя. Например, ты мне очень дорога, меня реально трогают мысли о тебе, мне дороги и памятны свидания с тобой, даже малейшие и случайные встречи. Мне нравится с тобой общаться. У меня практически нет чувства раздражения к тебе, даже когда мы переругиваемся или в чём-то недопонимаем друг друга, а есть уникальная доверчивость - думаю, это и есть что-то вроде настоящей любви. Не фанатской - той самой, что доводит некоторых разгорячённых и ревнивых особей до безрассудства - а любви, которая сохраняет целостное уважение к человеку, к тому какой он есть и каким хочет быть.
  - Да. Я поняла. "Комфорт".
  - Ну, я так и подумал, что произнесение этого слова не пройдёт для меня даром. Всё-таки я напрасно употребил его, зная, как ты любишь цепляться к словам и видеть в них только один смысл: тот, который для тебя однажды стал совершенно ясен. А я ведь прежде всего имел в виду комфорт душевный. Внутреннее спокойствие. Состояние бесконечного и спокойного счастья от того, что любимый человек есть у тебя, он рядом с тобой.
  - Нет-нет. Мне всё очень понятно. Я просто вспомнила, что читала кое-что о разнице в восприятии чувства любви у мужчин и женщин, вот и спросила у тебя. Что ты думаешь о нём.
  - Интересно, что же такое ты прочитала. Наверняка в интернете наткнулась на рассуждения доморощенных психологов о том, что женщине следует ожидать от различных мужских типажей.
  - Да, психологов.
  - Главная беда психологии, Катенька, это обобщение. А всегда нужно делать сноску на непостижимость человеческого разума и эмоций. Тем более, когда идёт речь о чувствах, склонных к проявлению безрассудства. Любовь - должно быть - вещь самая непостижимая, поскольку способна овладеть первым попавшимся человеком в любой ситуации, независимо от его моральных ценностей и императивов.
  - Знаешь... - наконец-то попробовала выразить и своё понимание любви Катенька. - Есть те, которые могут с другим человеком просто быть. Им комфортно. А есть те, которым пусто без человека. Видимо, в первом случае любят себя рядом с любимым. Во втором случае иначе. Я сама раньше не слишком думала об этом.
  - На самом деле ты разделила зачем-то одно и тоже чувство. Если тебе комфортно с другим человеком, то естественно, что без него у тебя наступает ощущение пустоты. Вот как-то так.
  - Я не разделила. Я просто понимаю, что есть одно ощущение, когда тебе хорошо с человеком, а есть что-то более важное. Ты вот, допустим, встречаешь человека. Тебе с ним очень хорошо, возможно, что и надёжно в материальном смысле, что, согласись, для любви не является помехой. Тебе удобно с ним, уютно, внешне всё нравится, в постели всё замечательно. Короче ощущаешь себя влюблённой женщиной. Но однажды понимаешь, что если этого человека нет рядом, то тебе и так всё комфортно. Сухо, спокойно, всё идёт своим чередом. А вот бывает так, что влюбишься и как будто теряешь себя в этом человеке. Он становится важней для тебя всего прочего. Даже не соприкасаясь с ним, ты на каком-то неизъяснимом уровне ощущаешь каждый его взгляд, теплоту его тела. Ты видишь любимого человека даже с закрытыми глазами. А когда его нет рядом, то становится угнетающе пусто. Свет не мил. Вот это, наверное, и значит любовь.
  - Мне кажется, что все, описанные тобой, ощущения взаимосвязаны друг с другом. То есть, я не вижу в них особого противоречия.
   - А я вижу.
  - Любовь - большей частью - чувство безрассудное. Оно не касается понятий мне хорошо или мне плохо. Оно просто довлеет над всеми прочими чувствами, и дальше уже зависит от самого человека: что делать с этим чувством? Либо целиком поддаваться ему, либо всё-таки устанавливать какие-то правила. Большинство людей эти правила и устанавливают, поэтому чувство любви со временем растворяется, становится даже чем-то вроде привычки.
  - Нет. Где речь идёт о правилах и возможности их устанавливать, там любви нет.
  - Блин, Катенька... Ну, это рассуждения шестнадцатилетней девочки, настроенной слишком романтично, после просмотра какого-нибудь слезливого фильма про любовь. Или мальчика. Наверняка в шестнадцать лет я думал почти так же, только со скидкой на пацанское озорство.
  - Потому что у детей больше искренности. А мы как раз говорим про самое искреннее из всех чувств.
  - Но нельзя же быть вечным подростком. Даже в склонностях характера очень правильных и чистых.
  - Да. - вздохнула Катенька. - Конечно, с возрастом все ощущения и эмоции несколько изменяются.
  - Вот я так тебе и сказал: любовь не вечна, она неизбежна уходит в какие-то правила и становится чем-то вроде привычки.
  - Потом да, со временем... Потом можно поступать с любимым человеком, как угодно. Можно даже шандарахнуть и извиниться.
  - Ах, Катенька, Катенька! - покачал головой Лев Моисеевич, выказывая стариковскую мудрость. - И Евпсихий отчего-то упрощает столь непостижимое чувство любви, да и вам хочется его по-своему возвысить, но упростить, смоделировать на свой исключительный лад.
  - А чем же плоха смоделированная картина о самом себе? - спросил Евпсихий Алексеевич, хотя и соглашаясь с Львом Моисеевичем, но подчиняюсь неуёмному желанию поспорить.
  - Она неплоха, да не может быть объективной. - спокойно ответил Лев Моисеевич. - Качество блюда не оценивают по восторженным рассказам повара.
  Евпсихий Алексеевич хмыкнул. Крыса Маруся торжественно предъявила Льву Моисеевичу кулак с поднятым вверх большим пальцем, выражающим абсолютный восторг.
  - Какие вы у нас умные, граждане мужчины! - улыбнулась Катенька.
  - Если бы я вдруг не умерла, а выросла совсем-совсем взрослой, то обязательно бы полюбила дядю Евпсихия и стала ему женой. - вдруг сказала Улинька с озорной серьёзностью. - Ведь он, по правде сказать, такой умный, что просто деваться некуда.
  Дальше Улинька быстренько подумала и добавила:
  - И если бы тётя Катя не заругалась и разрешила.
  - Не заругалась бы. - рассмеялась Катенька, а за ней и Евпсихий Алексеевич.
  - Женщина... венец творения... гений чистой красоты... - загадочно пробурчал Лев Моисеевич, а затем повёл свой очередной дурашливый рассказ, словно позабыв о недавней ссоре с Евпсихием Алексеевичем. - Вот послушайте, девочки и мальчики, как умело смоделированное представление о женщине способно испортиться прямо на глазах. Прямо за одно нечаянное мгновение. Как-то раз пьянствовали мы в продуктовом ларьке, предусмотрительно закрытом на "санитарный час". И было это на территории самого главного нашего рынка, в самом центре города. Просторный такой ларёк оказался, надо сказать, хоть и несколько задрипанного вида; но, главное, что внутри народ не теснился. Представьте себе скамеечки там всякие, креслице домашнего обличья, небольшой столик. Вполне себе уютное местечко, куда в иной момент и любимую даму сердца не грех пригласить. Вечерок скоротать. Ну, а тут собралась чисто мужская компания: присутствовал сам хозяин ларька и ещё пара человек. И я сам, конечно, присутствовал, в креслице плюхнулся. Как же без меня?.. Я на этом рынке частенько овощи покупал, фрукты там всякие, кое-что из трикотажа по дешёвке; с кем-то из продавцов бранился, а с кем-то дружбу заводил, и каким-то образом оказался с половиной рынка знаком. Люди были, в основном, все хорошие. А история наша случилась на 8-е марта вроде. Помнится, что девушек счастливых было в тот день много, и у каждой в руках имелся букетик цветочков. Такого, знаете, празднично-ласкового оформления, которое ни к чему не обязывает. Подарили, дескать, и подарили!.. Типа и на том спасибо.
  Лев Моисеевич лукаво склонил олову на бочок и прижмурился, словно весеннее мартовское солнышко одним из своих бархатных лучиков защекотало ему глаза.
  - Но весна в том году пришла какая-то излишне зябкая, косорылая. - неожиданно резко стряхнул лучик с глаз долой Лев Моисеевич. - Сыростно было и на улице, и на душе. Понятное дело, что насморк кое-кого из хилых граждан забодал неимоверно. Вот и сидим мы в этом ларьке, распивая спиртное, дабы было потеплей. Культурно разговариваем. Выпиваем там разную "Амаретовку" и прочие настойки, благостные на вкус и увеселяющее настроение. Поднимаем праздничные тосты за "милых дам". Ну и понемногу хвастаем, у кого какая дама красивше и приятней во всех отношениях. Чтоб и семейный очаг не тлел, и душевного тепла хватало с избытком. Как говаривала моя душечка Варвара Мстиславовна: "Беги пока идётся, люби пока ведётся!.." Один такой приятель рассказывает, как евонная жена по-всячески его уважает и ублажает. Другой бахвалится неземной красотой своей избранницы. Ножки там, грудь, всё такое. Ну, и я тоже поведал про счастливые долгие годы супружеской жизни, вписывающиеся в статистику несокрушимого благополучия. А сам хозяин ларька слушает нас с видом несколько снисходительным и сдержанным. Вроде как повидавший виды путешественник внемлет россказням своих молодых друзей, сходивших пару раз в соседнее село на тамошних девок позырить из-за кустов. И вдруг начинает заливаться соловьём обо всяческих достоинствах своей жены, что вот, дескать, она вся такая милая и смирная, и послушная. "Как я ей скажу, - говорит. - так оно завсегда и будет. Словечка мне поперёк не скажет, а если надо, то и к соседке уйдёт на часок-другой, лишь бы у меня перед глазами не мельтешить." Ну, думаю, нашёл себе лебёдушку беззащитную и измывается. Есть такой тип женщин, согласитесь, что сперва влюбляются без ума в мужика, а потом тащат на себе этот крест, несмотря на всю бессердечность обращения. Некоторые терпят даже и побои.
  Лев Моисеевич вздохнул, однако прищуром глаз подсказал, что не всё так просто в этой истории.
  - И только я хотел вслух сказать, как это всё нехорошо и непозволительно, но тут в наш ларёк - в халабуду-то эту - вплывает и сама супружница. Та самая жена хозяина заведения, о которой он нам тут битый час трещал. И даже никакая она не лебёдушка. А вся такая из себя фемина, ненароком сошедшая с полотен Рубенса. Пахнет хорошим парфюмом, щёчки румяные с морозца. А в руках большая сумка хозяйственная, клетчатая. Раньше такие сумки называли "мечта оккупанта". С ними по магазинам было удобно ходить - много чего в них влезало из товаров народного потребления. И таскать сподручно. Хоть в руках, хоть на горбу. И тут я, конечно, от избыточного удивления раскрываю рот во всю ширь и хмыкаю многозначительно. Прямо скажу, очень быстро угадываю все истинные свойства представленной дамы. После чего принимаюсь поспешно допивать, чего у меня в стакане было. И ещё немного подливаю из бутылки. Ибо со всей прямолинейностью постигаю, что сейчас нас попросят очистить помещение. Поскольку жене с мужем понадобится остаться наедине. А выпивки для посторонних мужчин жалко станет. Как всем известно, если женщина в доме отвечает за семейный бюджет, то мужские потребности резко ограничиваются. Поскольку всем известно, что если дебиторская задолженность значительно превышает активы, то фирма ликвидируется.
  Лев Моисеевич энергично развёл руки в сторону и приподнял ладони вверх, изображая нечто фатальное, близкое к экономическому пшику.
  - Ну и вот. Слушайте, что дальше было. Мы сидим все такие загадочные и праздничные. Всем уже очень хорошо. Музыка какая-то играет. По радио, кажись. Много, знаете, есть простых, но хороших песен, задушевность которых пробирает до мозга костей. Про в шумном зале ресторана, где, средь смеха и обмана, пристань загулявшего поэта!.. И тут хозяин ларька говорит голосом добрым и ласковом, засматриваясь на любимую жёнушку: ой, говорит, посмотрите-ка, братцы, а ведь это зайчик мой пришёл!.. Присаживайся, говорит, родная!..
  Лев Моисеевич со всей сердечностью изобразил приглашающий жест.
  - Мы тут, конечно, выдохнули. Подумали, что проскочили. Подумали, если она взаправду такая "милая и смирная", то сейчас мы за ейное здоровье выпьем, а она, глядишь, и втянется в наш мужской коллектив. А там, глядишь, и споёт и спляшет. В честь праздника всемирной женской эмансипации. Но тут милый зайчик - молча эдак и без лишней суеты - занимает точку посреди ларька. По широкой амплитуде размахивается этой самой "мечтой оккупанта"... (а в сумке, надо сказать, много чего было увесистого... бутылки, банки... консервы разного зелёного горошка... шпроты...) И прямо сверху этой сумкой шарахает своего мужика точно по жбану!.. Прямо со всей силы. Прямой без малейшей пощады. Тот сперва тоже помолчал и только вроде с укоризной поглядел на своего зайчика, а затем, ни слова ни говоря, сполз с табуретки на пол и замер. Мы про себя думаем: "Вот так ничего себе зайчик к нам вдруг прискакал. Щас будет дело под Полтавой!" И организованно, спешно допиваем фанфурик "Амаретовки", с чисто человеческим удивлением наблюдая, как зайчик ещё пару раз хрястнул сумкой по родному и сердешному зайцу. Вроде, чтоб окончательно добить. Вроде той аксиомы, что есть женщины в русских селениях, которых лучше понапрасну не нервировать. И надо сказать, что наша очаровательная гостья совсем не устала от этих своих деяний, а выявила желание применить ударную мощь сумки и по остальным присутствующим. Вроде даже намереваясь всех троих одним ударом погасить. Но, пока раздумывала, пока раскачивала сумкой туда-сюда, мы из ларёчка экстренно ретировались. Задали стрекача. Поминай как звали. Кажется, кто-то унёс с собой дневную выручку нечаянно; дак с испугу чего только не натворишь. Где своё, где чужое - не разберёшь. Вот такие дела, граждане влюблённые, творятся в мире, когда сознание принимается самоуверенно моделировать бытие.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:26
  
  
  Очередной забавный рассказ Льва Моисеевича пришёлся всем по вкусу, а Катенька настолько заливисто расхохоталась, словно и не пребывала некоторое время назад в задумчивом смущении.
  - Выжил хоть этот дядька, хозяин ларька? - спросила крыса Маруся.
  - Выжил. - кивнул головой Лев Моисеевич. - Я думаю, не в первый раз он от своей зайки подобные приношения принимал. Привык со временем.
  - Хорошо бы в той сумке ничего не разбилось, а иначе сплошной убыток. - проявила деловитость Улинька, поскольку знала, как неприятно бывает, разбив банку с вареньем.
  Лев Моисеевич пожал плечами, не ведая, на какую сумму ушёл в минус в тот день торговый ларёк.
  - Есть такое душевное состояние - кататония, и ему свойственна экспрессивная пассивность: что-то вроде приступов ярости, быстренько нисходящих в пароксизм ступора, и наоборот. - конечно, не мог удержаться, чтоб не поумничать Евпсихий Алексеевич. - Многие семейные пары живут в таком кататоническом положении не один год, даже и всю жизнь. И некоторые вроде как счастливо живут, привыкли.
  - Счастливо до тех пор, пока случайно не переубивают друг друга. - ворчливо бросил Лев Моисеевич.
  - Вот тоже хотелось бы понять, что такое счастье. - произнесла Катенька. - Если оно черпается человеком извне, то как человек догадывается, что именно это счастье ему нужно?..
  - Катенька, прошу, не уходи в те же дебри, из которых мы недавно вышли, рассуждая о любви. Счастье - это своего рода билетик лотереи; и прежде всего человеку необходимо этот билетик приобрести. А уж дальше как повезёт.
  - Ни в какие дебри я не пойду, я просто так спросила.
  - Ладно, ежели просто так... Хотя, знаете, друзья мои, о чём я сейчас вспомнил?.. Ведь в каждом человеческом мозге есть небольшой участок, прозываемый субстанцией нигра. Это такой затейливый центр удовольствий, научившись управлять которым, можно быть счастливым всегда, когда захочешь. Учёные постаралась кое-что выяснить про этот участок.
  - Каким же образом они это выяснили? - недовольно сморщила мордашку Маруся. - Верно, опять опыты над крысами проводили?..
  - Над крысами, Маруся, конечно над крысами; поскольку трудно отыскать животное с соображалкой более развитой, чем у вас. - Евпсихий Алексеевич с изрядным почтением и добродушием кивнул Марусе. - Подопытный крысе вживляли электроды в разные участки мозга, пока наконец не нашли тот самый, через воздействие на который крыса получала максимум удовольствий. Причём, очень быстро крысы просекали, как эта штука работает, и научились самостоятельно стимулировать электродами свои удивительные мозговые центры. Одна особь занималась этим по сотню раз за день. Ей настолько нравилось доставлять себе удовольствие в любое желанное время, что ни в какую не хотела отказываться от этого.
  - Значит, можно и человеку научиться управлять своей... как ты её назвал?.. - спросила Катенька.
  - Субстанция нигра.
  - Да, вот она... Можно вызывать у себя состояние балдежа когда угодно и насколько угодно?..
  - Да хоть на всю жизнь. Есть информация, что эта субстанция уже давно найдена у человека, и может стимулироваться без вживления электродов, а направленными электромагнитными импульсами или ультразвуком. Разумеется, всё держится в страшном секрете.
  - Один ты, Евпсихий, знаешь у нас все страшные секреты. - улыбнулся Лев Моисеевич.
  - Что-то знаю, что-то нет. - отмахнулся от стариковского бухтения Евпсихий Алексеевич. - А вот вы знаете, например, каким образом - кроме различных гипнозов и словесных угроз - один человек может воздействовать на других?.. Физическая удовлетворённость ищет разных путей, чтоб сочетаться с душевной удовлетворённостью.
  - Я, например, знаю. Люди зачастую неосознанно накидывают на других людей некие мыслительные сети.
  - Это вы знаете, Лев Моисеевич, тут вы правы. Так я вам больше скажу: и на самой земле, практически над всей поверхностью планеты растянута геобиологическая сеть, состоящая из пучков геомагнитного излучения.
  - Сеть?? - невольно дёрнулась Катенька, крайне нелюбящая в чём-либо запутываться и плутать.
  - Это такая сеть, как будто надо рыбок ловить? - подцепив у Катеньки недовольство, спросила Улинька.
  - Не рыбок ловить, и вовсе ничего в конкретном виде она не ловит, поскольку это совершенно невидимая сеть. Размеры её ячеек совершенно разные - что никак не зависит от климатических или геологических поясов земли - и составляют от двух с половиной квадратных метров до шестнадцати километров. И вот тут надо рассказать про самое интересное. Поскольку, в местах пересечения сети могут образовываться либо геопатогенные зоны, вызывающие у людей, проживающих в этих точках, периодические приступы болезни, ярости, даже влечения к самоубийственным поступкам, либо формируются места сакрального значения. Это могут быть и необычные природные ландшафты (необычность которых понятна лишь избранным) или просто небольшие участки земли, привлекающие своей малой заселённостью или бесхитростной патриархальностью, а могут быть и целые города. На формирование этих мест может уйти не одно тысячелетие. Поколения будут сменяться одно за другим, даже не ведая всей полноты той сакральной значимости, которая находится у них под носом; люди смогут лишь интуитивно догадываться, что им дарована возможность быть счастливее всех прочих обитателей земли. В этих местах издавна принято хоронить наиболее уважаемых и почитаемых сограждан, заслуживших того, чтоб после своей смерти взойти на хрустальную гору Хорив.
  - Это ты опять свой буддизм втюхиваешь. - нахмурился Лев Моисеевич.
  - Да какой там буддизм... Гора Хорив - взаимосвязана с Синаем, она и в Библии упоминается в рацеях какого-то вечно неистовствующего пророка. А вот русскими религиозными мистиками переосмыслена на свой лад. Довольно-таки сказочный лад, если оценивать с современной точки зрения, но вот именно нам - присутствующим в небесных схронах не по своей воле - улыбаться не пристало насчёт наивных верований предков. У нас тут, к чему не прикоснись, всё исключительно сказочно.
  - И где расположена эта гора Хорив? - спросила Катенька.
  - На самом высшем Небе. И всякой душе, забравшейся на вершину этой горы, будет явлено Райское Древо и даровано высочайшее блаженство.
  - Что-то я не помню, чтоб Адаму было много даровано блаженств.
  - Катенька! - с игривой строгостью погрозил указательным пальцем Евпсихий Алексеевич. - Адам был при жизни изгнан из рая, ибо не сумел удержать своё счастье в заданном порядке. Но свою земную жизнь он прожил вполне достойно. Вот о том, куда он попал после смерти, мы можем порассуждать и поспорить. Я полагаю, что он возвратился к себе, в рай.
  - Ну хорошо, допустим. А на этом твоём Райском Древе растёт что-нибудь вкусненькое?..
  - Яблочки! - прихлопнула в ладоши Улинька. - На всех вкусных деревьях обязательно-обязательно должны расти яблочки!..
  - Непременно яблочки и растут, - с удовольствием сообщил Евпсихий Алексеевич. - Да не какие-нибудь, а молодильные. Вдобавок, из-под корней дерева бьют два источника: один с живой водой, другой с мёртвой.
  - Я так понимаю, что покойничек для начала выпьет мёртвой воды, а затем живой, а потом схрумкает молодильного яблочка - и с горки быстренько спуститься на землю, чтоб скоротать ещё одну земную жизнь?.. - добродушно потешилась Катенька.
  - Вот этого я не знаю, милая моя. Может, и душа человеческая совсем не вечна, а смертна, и поддерживать в ней долгую жизнь способно лишь при помощи молодильных яблочек... не знаю... Не знаю и про то, легко ли спуститься с горы Хорив на землю, но вот забраться на неё очень непросто. У наших предков было принято сохранять свои остриженные ногти, чтоб, после смерти, их положили в гроб с умершим. Считалось, что они прорастут у самой души на руках и ногах, и помогут ей карабкаться в гору, цепляясь за скользкий и гладкий хрусталь. Особо почитаемым людям подкладывали в гроб когти рыси и медведя. Ну, а про тех недотёп, которые разбрасывали при жизни свои остриженные ногти, говорили, что забраться на гору у них получится за сто веков, а когда заберутся, то никого из своих друзей и близких уже не встретят, и будут вынуждены коротать обретённое блаженство в одиночестве.
  - Так об этом надо постоянно людей уведомлять. - заботливо заметила крыса. - Заранее сообщать о всех неудобствах, что достанутся им после смерти. Пускай бы люди частями собственного тела понапрасну не разбрасывались. Я бы, к примеру, советовала и отрезанную сенокосилкой ногу, сохранить на всякий случай.
  - Может, и говорили кому надо, да не всякий хочет услышать. В каждом поселении был свой жрец, который за толику вознаграждения мог поделится знаниями о загробном мире. От чего-то предостеречь, к чему-то отнестись внимательней, а мог и пообещать всяческих вожделенных блаженств. Например, жён вечно молодых и красивых, вкусной пищи и веселящих напитков, спокойного сна и непомерного здоровья. Лишь одного жрецы не могли пообещать: это загробного возвышения по чину и службе. Земной князь и в раю продолжал быть князем, а слесарь-сантехник - оставался слесарем.
  - Ну это несправедливо! - в один голос зароптали Катенька и Лев Моисеевич, а вот крыса Маруся одобрительно расхохоталась.
  - Да не всякая нация способна дорасти до полноценного осознания того, что справедливо, а что нет. - с неожиданной серьёзностью сообщил Евпсихий Алексеевич. - Но по той причине, что Небесный Рай, в старых преданиях, не мог быть для всех справедливым, русские люди выдумывали свой рай - Русский, земной. Хотя, он также невидим для простого глаза, как и небесный, но шансов достичь его при жизни не так уж и мало. Некоторые заверяли, что проживали в земном раю некоторое время, да потом им прискучило, и они возвращались в обычную жизнь. Говорили, что он находится в Москве, на Красной Площади, и как раз на той самой точке, где мы наблюдаем обычным видением Лобное Место. Что косвенно подтверждается потаенными преданиями о том, как во времена крещения Руси сюда спустились ангелы и выстроили Храм Небесного Иерусалима. А до него здесь находился истинный холм Голгофа, под которым, как известно, был захоронен Адам.
  - Да ты заврался, Евпсихий, вместе со своими преданиями. - отмахнулась Катенька. - Неужели могила Адама находится в Москве, на Красной Площади?..
  - Ну вот видишь, Катенька, как у нас получается. Я тебе говорю о том, что знаю, но чего не могу выдавать за истину, а ты не хочешь меня слышать. Ты поступаешь точь-в-точь как те недотёпы, отмахивающиеся от предупреждений жрецов и разбрасывающие повсюду свои остриженные ногти, и после смерти не способные взобраться на гору Хорив.
  - В отличии от тех недотёп, - усмехнулась Катенька. - я своего жреца знаю, как облупленного. Случись чего, мне самой придётся помогать ему лезть на эту дурацкую гору, а он будет только рассуждать да строить планы.
  И Катенька озорно высунула язык, что было очень мило и пресекло даже малейшее желание Евпсихий Алексеевича обидеться.
  - Сколько построено храмов на земле - столько насчитывается и адамовых могил. - с грустной решительностью произнёс Лев Моисеевич. - Они как будто индикаторы генетических болезней человечества, а потому дарованы всем нам на постиженье. Надо только заставить себя задуматься, услышать и понять, что говорят о жизни и смерти мудрецы, улавливающие дух этих могил. Ведь мало кто по-настоящему верит знаниям - будь они дарованы нам самыми умнейшими из умнейших людей - все верят своим чувствам.
  - У мудреца на лбу не написано, что он мудрец. - заметила Маруся.
  - Джонатан Свифт говорил, - вздохнула Катенька. - что гения среди людей можно узнать по тому, как быстро против него объединяются дураки.
  - Да вот как отличить дурака от гения?.. - призадумался Евпсихий Алексеевич. - Зачастую у того и другого пафоса многовато. Энергии много, нерастраченной в созидательном труде.
  Розовые пятна на шероховатой войлочной стене, вытянутой позади тронов, принялись разрастаться до огромных размеров и перемещаться волнами порывистой дисперсии света, постепенно приобретая мозаичный вид древних иконописных образов, тревожно схожих с фресками Феофана. Большеглазые охристые лики застыли в отрешённой строгости, взирая прямо перед собой, и наблюдая с аскетическим безразличием за состоянием неподвластного им безвременья. Каменные палаты и башни, трапезные столы и траурные ложа, прорисованные сдержанной фронтальной графикой, словно перенеслись из вычурно-импозантных крепостных стен Византии в реальность замкнуто-холодной красоты русских северных земель. Мир, как будто созданный из пламени затухающего костра и заполненный чётко очерченными фигурами; мир, умеренно источающий блики гиацинтового золота, чёрного сияния и пластично-преломлённого света - этот мир монументально торжествовал в своей собственной вечности и в личном человеческом одиночестве, которое возможно оборвать лишь вспышкой пробуждения ото сна. Но что могло бы статься с этим одиночеством, разорванным на клочки и разбросанным по вселенной, не ведающей смысла в свободе?.. Не с малых ли клочков ночных кошмаров начинается большая разруха бытия?..
  Можно было долго разглядывать представленное чудо сосредоточенно выложенных красок и пронзительных образов - тем более Улиньке, которая несомненно не видела раньше ничего подобного - но беспокойство в смущённых головах побуждало высказаться.
  - Если Небесный Рай, частичку которого мы здесь наблюдаем, является, скорей всего, пространством, замкнутым гравитационным коллапсом, - с лирическим выражением на мордочке произнесла крыса Маруся. - то Рай Земной не должен пребывать в видимых границах, поскольку столь же шаровиден, как и земля. Человек, бродящий по замкнутому кругу, лучше всех понимает, что такое бесконечность.
  - Поскольку Рай Земной не может представляться для всех народов одинаково, - поразмышлял Евпсихий Алексеевич. - то наверняка он состоит из нескольких частей, элементов. То есть, он также разнообразен, как и Небесный Рай. Возможно, всё эти части как-то неощутимо пересекаются между собой и даже не имеют условных границ, но своё специфическое обозначение в национальном мышлении иметь должны. Тут надо сказать про совершенно особливый смысл Русского Рая, который, повторюсь, по заверениям мистиков, находится в Москве, на Красной Площади, и не исключено, что, из всех земных, именно Русский является наиболее совершенным и приближённым по значимости к Небесному.
  - С чего бы это вдруг? - проявила недоверчивость Катенька. - По каким критериям твои мистики взялись оценивать райские места?.. Вот уж не думаю, что в давние времена нашлись путешественники, шляющиеся повсюду, где им вздумается, в том числе и по райским закоулкам, и раздающие оценки всему, где побывали, словно сравнивая трёхзвёздочный отель с пятизвёздочным. Или ты опять про Храм Небесного Иерусалима нам поведаешь, про его усугублённую важность?..
  - Ты умница, Катенька, ты всё верно сообразила. Хотя, ты и не без иронии говоришь, и наверняка под пафосом усугублённой важности пробуешь нам всучить что-нибудь незатейливо-производственное, вроде большого удельного веса. Но, сама посуди, милая моя: ведь Красная Площадь содержит в себе не только место бывшего Храма Небесного Иерусалима, предположительно созданного нерукотворно, но и мавзолей Ленина, промыслительно выстроенный людьми, именующими себя атеистами и даже воинствующими безбожниками, но выстроенный совершенно, как некий зиккурат, как особое культовое святилище, лишь для формы, сохраняющее мумифицированное тело человека, о котором и помнить-то уже не будут через сотню с лишним лет. Не таким ли образом сооружение, сотворённое конкретными людьми и из натуральных земных материалов, приобретает в тысячелетиях статус нерукотворного и глобально-возвышенного?..
  - Наши предки просто много чего путали. - вздохнул Лев Моисеевич. - Путаники они были. Русский Мир путали с Русским Раем, а Русский Рай с Раем Коммунизма. Оттого немало навредили и себе и другим, а мы до сих пор расхлёбываем.
  - Вот от вас я не ожидал подобной критики. - встрепенулся Евпсихий Алексеевич. - Вы ведь человек старой формации, вам понятие социальной справедливости должно быть удобней прочих.
  - Это не критика. Это здоровый скептицизм. Одни Русский Мир защищают любыми способами, а для других он тёмен и маловразумителен. Лично я не вижу ничего плохого в том, что Русский Мир приближен к понятию Русского Рая на земле - хотя, тут тоже важно не путать понятия: не рая для русских, а русского рая - поскольку каждая нация имеет право на возвышенную мечту. Но вот слишком много фантастической трепологии вокруг Русского Мира, слишком много достоевщины, особенно про то, как русские люди всех на свете спасут, поскольку только для того они Богом и придуманы. А нужен ли такой Русский Мир самим русским?..
  - Что вы имеете в виду?
  - Думаю, что обычному человеку - будь он хоть трижды русский или американец вперемешку с китайцем - не должно быть дела до спасения своего соседа от тех бед, с которыми он сам лично не слишком хорошо справляется. Обычный человек не может противопоставлять себя всему миру, поскольку знает, что у него на это сил не хватит. Ему о своей семье думать надо, о своих детках.
  - Как же так вы хотите думать о своих детках, но упускать из виду, что у вашего соседа танк торчит в огороде?..
  - Я понимаю, что мы, в России, имеем полное право остерегаться если не всего мира, то его самой напыщенно-надменной и задиристой половины. - вздохнул Лев Моисеевич. - Но нам свойственно впадать в крайности. Поскольку мы сами умеем жертвенно дружить, то требуем этого и от других, и любой недополученный поцелуй воспринимаем как предательство. Именно у нас расстояние от любви до ненависти сужается за миг, и мы просто не способны трезво оценить реальность происходящего, нас тянет вступить в бой. Зачастую мы придумываем сами для себя врагов или преувеличиваем степень злобного коварства врагов истинных. Но разве не возможно, что у наших врагов понятие Русского Мира вызывает больше смеха, чем приступов ярости?..
  - А вспомните-ка тот самый самолёт, сбитый над Украиной! - воскликнул Евпсихий Алексеевич. - И вот именно вы, Лев Моисеевич, вспомните про него, поскольку случившееся повлияло на вас с особенной силой!.. Разве не приступом фанатичной ярости было вызвано это преступление?.. Причём, ярости не внезапной, а сознательно подготовленной и сформированной в мозгах. Разве ни упроченная ненависть к Русскому Миру двигала теми мерзавцами, которые выпустили снаряд по пассажирскому "Боингу", чтоб затем обвинить пророссийские силы на Украине?..
  - Ты так говоришь, Евпсихий, как будто точно знаешь про этих преступников и про их приступы. Но вот судьи в Гааге, на процессе по делу о крушении пассажирского "Боинга", не считают, что виновны какие-то ненавистники Русского Мира, они возлагают ответственность на вполне конкретных граждан России.
  - Я и знать не хочу, что именно они там возлагают - я этим судьям ни на грош не верю. А вы у Маруси спросите подробности про некоего лётчика Волошишина, она должна знать.
  - Что ещё за лётчик?..
  - Спросите вот у Маруси.
  - Маруся? - выжидательно обратился к крысе Лев Моисеевич.
  - На этот счёт у меня больших сведений не имеется... - неохотно ответила крыса, которой совсем неинтересно было копаться именно в этом гнусном и запутанном деле. - Известно, что 17 июля 2014 года, над территорией Донбасса, отторженной от Украины пророссийскими сепаратными силами, был сбит малазийский пассажирский самолёт "Боинг-777". В результате катастрофы погибли 298 человек, и мировые средства массовой информации незамедлили обвинить в причастности к катастрофе как раз пророссийских сепаратистов. Утверждают, что самолёт был сбит ракетой класса "земля-воздух", выпущенной из ракетного комплекса "Бук".
  - Обвинили чуть ли не через пять минут после трагедии. - пробурчал Евпсихий Алексеевич.
  - Собственно, суд в Гааге, созданный по этому делу, согласился с выводами международной общественности и инкриминирует вину нескольким гражданам России, возглавлявшим на тот момент вооружённые отряды сепаратистов. Независимые наблюдатели отмечают, что судебное разбирательство настроено явно тенденциозно, поскольку судьи и прокуроры крайне неохотно рассматривают документы, указывающее на возможную причастность к преступлению украинской стороны. Например, имеется интересная аудиозапись, сделанная в момент трагедии, на которой слышны голоса обвиняемых российских граждан. Отчётливо различима такая фраза: "Сушка нанесла удар по "Боингу", а наши ударили по сушке!". Аудиозапись не рассматривается судом ни в какой форме, а ведь именно эта фраза позволяет сделать вывод, что малазийский самолёт был сбит истребителем СУ-27, принадлежащем ВВС Украины. После чего по истребителю был произведён залп из зенитно-ракетного комплекса "Бук", задействованного сепаратистами.
  - Ну, это всё вилами по воде писано... - засомневался Лев Моисеевич, возомнив себя на тёпленьком местечке голландского судьи.
  - Маруся, ты нам про лётчика Волошишина расскажи. - настаивал на своём Евпсихий Алексеевич.
  - Да уж, с лётчиком Волошишиным случилась история. - с наигранной тревогой покачала головой крыса. - Сообщу для начала, что его личность впервые была упомянута неким авиационным техником Агапоновым, сбежавшим из Украины в Россию. Тот рассказывал, как за два часа до катастрофы с "Боингом", наблюдал вылет с аэродрома, на котором работал, трёх украинских самолётов, вооружённых ракетами "воздух-воздух". Один из этих трёх самолётов - управляемый как раз лётчиком Волошишиным - вернулся в аэропорт без ракеты. Техник Агапонов уверял, что лётчик находился в состоянии нервозном, напуганном, даже слегка смятенном, а на все расспросы безустанно повторял, что несмотря на то, что оказался ни в то время и ни в том месте, повёл себя как настоящий мужчина. Двое других лётчиков также не отличались словоохотливостью, а через пару дней покинули место службы, ни с кем не попрощавшись.
  - Маруся, ты слишком нагнетаешь дешёвой литературщиной. - нахмурился Лев Моисеевич. - Если ещё выдвинешь предположение, что лётчик Волошишин у техника Агапонова жену увёл, так я вовсе буду доволен.
  - Очень скоро дойдём и до жены. - пообещала Маруся. - Про лётчика Волошишина доподлинно известно, что он совершил 33 боевых вылета, нанося удары по населённым пунктам самопровозглашённых республик на территории Донецкой и Луганской областей. Он считается одним из участников варварской бомбардировки центра города Луганска, совершённой 2 июня 2014 года, унёсшей с десяток жизней мирных жителей и причинившей большие разрушения инфраструктуры. Свою первую награду - орден "За мужество" третьей степени - он получил через два дня после трагедии с "Боингом"; по официальной версии, за сопровождение до аэродрома подбитого товарища. Через три года был удостоен ордена "Народный герой Украины", но вскоре уволился из рядов вооружённых сил по причинам оставшимся неизвестными. Сослуживцы рассказывали, что личностью он был скандальной и заносчивой, к тому же страдал манией преследования, неоднократно заверял, что его "они пристрелят раньше времени, но он просто так им не дастся". И вот 18 марта 2018 года лётчик Волошишин покончил жизнь самоубийством, по заверению медиков, выстрелив себе в грудь из пистолета Стечкина. Вот тут, Лев Моисеевич, мы и добрались до обещанной жены, поскольку в момент самоубийства она находилась в соседней комнате. Жена охотно делилась своими впечатлениями о случившемся с журналистами и блогерами, живописно рассказывая, как она вздрогнула ещё за секунду до самого выстрела, словно бы предвидя мрачную поступь смерти и постигая её необратимость, а когда услышала непосредственно выстрел, то лихорадочно затряслась и на некоторое время онемела. Стараясь припомнить всё о последних часах и минутах самоубийцы, и тем самым помочь следствию, она рассказывала, как странно вёл себя супруг всё это время, бродя по лужайке возле дома и с тихой флегматичностью напевая "что стоишь, качаясь, тонкая рябина"; причём странности в его поведении наблюдались уже несколько дней, а то и недель. "Кажется, я и сама сумела выучить наизусть песню про что стоишь качаясь, - со слезами на глазах говорила женщина. - хотя, вряд ли теперь её когда-нибудь спою." На вопрос "находились ли в момент самоубийства в доме посторонние?", жена отвечала, что таковые безусловно находились, но только она их не видела и даже не сразу почувствовала, а почувствовала только спустя несколько минут после того, как обнаружила застрелившегося мужа, причём объяснить с точностью как именно она это почувствовала не сумела. Журналисты не могли не заметить, что женщина в одном из первых своих интервью, рассказывая о впечатлениях от вида застрелившегося мужа, словно ненароком обронила фразу о том, как ладненько муженёк разнёс себе полбашки вдребезги, тогда как врачи и следователи утверждали, что выстрел был совершён в грудь. В дальнейшем жена про полбашки не упоминала и придерживалась официальной версии. Про свои ощущения того, что в доме мог находиться кто-то из посторонних, жена также не упоминала. Собственно говоря, это всё, что я могу вам сообщить про лётчика Волошишина.
  Крыса Маруся была готова торжественно раскланяться.
  - Этого вполне достаточно! - воскликнул Евпсихий Алексеевич. - Достаточно для того, чтоб трагедия с "Боингом" выказала ответ на свой главный вопрос: кто виноват?.. Конечно, для тех, кто действительно заинтересован в поисках правды.
  Катенька, судя по её покачиванию головы, целиком поддерживала умозаключение друга. А вот Улинька озадаченно хмурила бровки. Фраза про разнесённую вдребезги полбашки вынудила её детскую фантазию зайти умом за разум и зациклиться.
  - Всё это, допустим, очень интересно... - преисполненный внимательной серьёзности, пошамкал губами Лев Моисеевич. - Но мне, допустим, многое остаётся непонятным. Непонятно, конкретно какой ракетой сбили самолёт. Судьи говорят, что это была ракета "земля-воздух", а техник Агапонов упоминает ракету "воздух-воздух", а это достаточно разные ракеты. Я вот думаю, что всё-таки могли сепаратисты по "Боингу" случайно попасть. Метили в этого самого Волошишина, поскольку не понимали ради чего он и два других истребителя кружат рядом с "Боингом", а попали куда попали. Стрелять-то толком их никто не учил. Но могли и не случайно выстрелить, а очень даже намеренно - я вот тоже об этом порассудил. Поскольку времени на обдумывание ситуации не было, то среагировали на первое что пришло в голову и дали неверную оценку обстановке. Решили, что если пассажирский самолёт практически сопровождают украинские истребители, то это очень важный самолёт, с какой-нибудь влиятельной персоной на борту, настроенной непременно вражески против ополченцев Донбасса. И уничтожить эту персону было бы весьма желательно. Они же не думали, что на борту окажутся три сотни мирных человек. Разве на войне кто о чём всерьёз задумывается?..
  Евпсихий Алексеевич возмущённо заёрзал на месте, не соглашаясь с домыслами Льва Моисеевича, но предпочёл промолчать.
  - Каждый видит и слышит своё, исходя из обстоятельств. - примирительно произнесла Катенька. - Вот при обычных условиях, наши глаза то закрываются, опуская сознание во тьму, то открываются, награждая светом, и тем самым подчиняют себе уши. Но если внезапно выключить свет, то тогда уши подчинят себе глаза. И совсем не факт, что услышанное ушами совпадёт по ощущениям с тем, что могли увидеть глаза.
  - Катенька, ну причём здесь уши? - недовольно буркнул Евпсихий Алексеевич.
  А вот Улинька, едва оправившись от желания как можно ясней вообразить себе полбашки, с большим удивлением выслушала тётю Катю и торопливо замигала глазками, проверяя, как быстро на эту шалость отреагируют уши. Но, кажется, не получила ожидаемого эффекта и поэтому несколько ворчливо сказала:
  - А вот мама мне говорила, что если сначала полетишь, не спросив разрешения, то в конце концов обязательно упадёшь. Мама говорила, что просто так ничего не летает.
  - А про птичек мама тебе что говорила? - улыбнулась Катенька. - Они же летают и не падают.
  - Ну, как сказать, как сказать... - Улинька задумчиво приложила указательный палец к щеке. - Вдруг и падают эти самые птички, да только нам узнать не велено. Вот пока на голову не свалится ворона, всё будешь думать, что до чего же хорошо уметь летать!..
  Евпсихий Алексеевич одобрительно расхохотался и прекратил раздражённо ёрзать на троне. Но что-то недосказанное на тему противопоставления миров его продолжало заботить.
  - Если все блага цивилизации сводить к непрерывно получаемым удовольствиям, и если все эти удовольствия собрать и скоординировать в западном мире, то можно ли ожидать от западного мира объективной справедливости ко всему прочему миру?.. - провозгласил Евпсихий Алексеевич. - Там, где понятия добра и зла не имеют отчётливой и долговечной категоричности, там не может установится суд, способный отличить плохое от хорошего и преступника от жертвы. Эти судьи будут исходить исключительно из личных предубеждений.
  - По-твоему, западный мир настолько плох? - спросила Катенька.
  - Да, это мир паразитов. - решительно кивнул головой Евпсихий Алексеевич. - Умело вдалбливающий в сознания своих граждан и поклонников хорошо отлаженный паразитизм.
  - Какие же они паразиты?.. Западный мир трудиться не покладая рук.
  - Надо понимать, что паразит, это не обязательно тунеядец. Он может энергично работать, но результатом его деятельности будет вред. Например, эффективный менеджер инвестиционного банка может работать по восемнадцать часов в сутки, и даже без выходных, впаривая кому угодно акции непонятных компаний, обкрадывающих своих клиентов. От того, что этот менеджер много работает, он не перестаёт быть паразитом.
  - А нет ли у тебя зависти, Евпсихий, к менталитету западного человека? Он просто эффективно работает для себя, любимого, и не задумывается о всех тех провиденциальных смыслах бытия, понятных лишь русскому человеку?..
  - Да пусть и не задумывается, мне лично препятствовать ему в его работе не хочется. Но пусть и он не лезет ко мне со своими установками добра и зла, причём подключая оголтелую пропагандистскую русофобию.
  - Русофобия, русофобия... я так часто слышу это понятие в последнее время... столько много споров вокруг него... А что по-твоему, Евпсихий, есть русофобия?
  - Сознательное глумление над русским народом, его историей, его обычаями, его трагедиями и победами, его пороками и его верой. Сознательное агрессивное противопоставление себя, как личность, тому обществу и государству, к которому ты принадлежишь по праву рождения, культурной генетики и воспитания. Вульгарное прославление иных форм государственного и экономического строительства, полагая их единственными верными, игнорируя любые - даже самые явные - их преступления и моральные подлоги. Русофобия - это болезнь, как и любая фобия. Психическая болезнь.
  - Так и запишем! - прищурилась крыса Маруся.
  Однако, внимание всех собравшихся было тут же переключено на иное. Чуть больше десятка маленьких и судорожно-активных шаровых сгустков плазмы, излучающих жёсткие кирпично-красные цветовые гаммы, вырвались на поверхность гелеобразной субстанции, покрывающей арену. Затем их оказались сотни и даже многие тысячи, и им становилось всё тесней сновать по поверхности арены в своей бестолковой агрессии, но вырваться за её пределы не было ни малейшей возможности. Словно магнитом их притягивало друг-к-другу, склеивало между собой, преобразовывало в формы тяжёлых, тщательно обработанных и идеально схожих камней. И вот на арене сотворилось подобие брусчатки Красной Площади, расположенной у главной стены Московского Кремля: со всеми знакомыми трещинками и вмятинами, полученными от парадных проездов увесистых гусеничных танков и артиллерийской техники; со цветом пленительно пылающей земли, так неподвластной для врагов и послушной для своего народа; с устойчивым запахом чего-то неизъяснимо железного, сочетающегося с прожаренными кофейными зёрнами, особенно заманчивым в ночное, совершенно безлюдное время. В самом центре арены-площади из отдельного сгустка плазмы, сверкающего свежестью необработанного янтаря, образовались помост и парапет Лобного Места, намного превышающего по размерам настоящий эшафот. Картина имела вид грандиозно-державный и эпатирующий своей строгостью. Но очень скоро подкралось ощущение, что вся эта декоративная внушительная мощь была наспех слеплена из пластилина. Ощущение только усилилось, когда на краю арены вырос огромный циферблат часов Спасской Башни с тяжёлыми корпулентными стрелками, пребывающими в неподвижности, и выпукло-пухлыми перекладинами цифр.
  - Как будто скоро Новый Год. - мечтательно вздохнула Улинька, и взрослым не нашлось что возразить, испытывая подобное же чувство.
  И вдруг шестёрка на циферблате резко раздвинулась, словно складная дверца-гармошка, и из внутренностей часов спешно, хотя и заметно согнувшись, выскочила плечистая мрачно скроенная фигура в остроконечном капюшоне и тёмно-пурпурной мантии палача с крапинками густо разбрызганной крови. Фигура с подчёркнутым усердием обошла вокруг Лобного Места, не обращая внимания на зрителей, затем подошла к краю арены и попыталась заглянуть в бездну, высматривая каких-то необходимых для себя затей. Но была вынуждена загрустить и вернуться назад, чтоб ещё раз обойти вокруг Лобного Места. Иногда фигура хаотично подёргивалась, как голограмма, подверженная резким помехам, и тяжело дышала с поскуливанием огромной и сильно побитой собаки.
  - Опять пусто. Опять работы нет, опять я никому не нужен. - тоскливо пожаловался палач, остановился и с мрачной помпезностью сложил переплетённые руки на груди.
  Здесь его тоскливый взгляд встретился с огнистыми глазёнками Улиньки.
  - Дяденька, очень интересно будет с вами познакомиться! - дружелюбно произнесла Улинька. - А вы кто такой будете?..
  - Палач я. Разве не видно? - неприятным гнусавым фальцетом заговорил палач.
  - Значит, вы пришли кого-нибудь казнить? - оробела Улинька.
  - Хотелось бы, да некого.
  - Пожалуйста, послушайте меня! - заботливо залопотала Улинька. - Даже если вы найдёте кого-нибудь, кого обязательно захочется казнить, то не делайте этого. Пожалуйста-пожалуйста!..
  - Маленькая ты, чтоб мне указывать. Кого найду - того и казню. Да хоть вот деда вашего.
  Палач категорически указал на Льва Моисеевича.
  - Ах!! - кажется не на шутку перепугалась Улинька, но Лев Моисеевич только язвительно захихикал.
  - А что я сказал смешного?.. - удивился палач.
  - Да ты сам по себе смешной, а вследствие этого только и способен, что молоть чепуху. - продолжал нахально скалиться Лев Моисеевич. - Откуда ты вообще взялся?
  - Это я-то откуда взялся?.. Это ты у меня спрашиваешь?.. - с достаточно искренним удивлением воззрился палач на Льва Моисеевича.
  - Ты пришёл сюда невесть откуда, вот я тебя и спрашиваю. Остальные давно здесь сидят. Мне про них всё известно.
  - То есть, вы здесь сидите Бог знает сколько, а ты, добрый такой старикашка, хочешь сказать, что совсем меня не знаешь, не помнишь, видишь в первый раз и не догадываешься, откуда я мог взяться?..
  - Да, помилуй. Откуда же мне тебя знать? - вполне искренне недоумевал Лев Моисеевич.
  - Приглядись хорошенько.
  - Нет, ты чепуху мелешь. Я тебя не знаю.
  - Так ведь я и есть ты, Лев Моисеевич. - несколько обиженно воскликнул палач. - Только не такой ты, какой ты есть на самом деле, а некоторым образом изъят их твоих самых сокровенных снов и мечтаний!.. Результат твоих фрустраций - если можно так сказать.
  Несколько секунд Лев Моисеевич пребывал в замешательстве, пока не стал о чём-то догадываться.
  - Погоди-ка, значит, ты получаешься не человек и не дух, а просто сон. - протянул он задумчиво. -Тот самый сон, что был обещан нам Иваном Сергеевичем. Теперь мне понятно.
  - Да ничего тебе не понятно. Я не знаю никакого Ивана Сергеевича, а тебя знаю, поскольку ты - некоторым образом - и есть я.
  - Да каким же это образом?..
  - А таким, что я создан и существую благодаря твоим самым изощрённо-мечтательным сновидениям. Вот исключительно твоим, и никакие посторонние фантазии на меня не повлияли. Да только ты сейчас не спишь, и потому я не могу быть у тебя во сне. Я сейчас здесь, рядом с тобой. Как сам видишь, мечты способны сбываться на яву.
  - Ничего не понимаю. - поперхнулся Лев Моисеевич. - Я всегда рад, когда что-то, увиденное во сне, сбывается на яву. Но по какой причине ты стал палачом?..
  - Да потому, друг мой ситный, что это ты в детстве мечтал стать палачом.
  - Я??
  - Конечно, ты. Вспомни, дружок, как ты себе топорик из картона смастерил и этим топориком на невидимой плахе невидимые головы рубил.
  - Я??
  - А то ещё на табурет швабру положишь, вообразишь себе, что это какая-нибудь Мария-Антуанетта, и тут же смертельный приговор ей провозгласишь. А затем и в исполнение приведёшь.
  - Вот тебе и раз! - воскликнули в один голос Евпсихий Алексеевич и Маруся.
  - Этого не может быть... - горячо запротестовал Лев Моисеевич, но тут же осёкся и пошёл на попятную. - А если что и было, так всего-то на уровне случайных детских игр, шалостей.
  - Ну да, голубчик, я и не спорю, что это всё уровень детских шалостей. И так получается, что когда-то ты шалил, а теперь я шалю.
  - Ну, вы даёте, Лев Моисеевич. - растянул рот в издевательской улыбке Евпсихий Алексеевич.
  - Погоди, Евпсихий!.. мне сейчас не до твоих глумливых выходок... Катенька, попросите своего друга немного помолчать!.. - взмолился Лев Моисеевич и Катенька незамедлила с лёгкой укоризной прицыкнуть на Евпсихия Алексеевича.
  Палач терпеливо ждал, пока старик соберётся с мыслями.
  - Позволь спросить тогда. - кажется Лев Моисеевич отыскал нюанс, чтоб зацепить и огорошить неприятного гостя. - А зачем в раю нужен палач?.. Тем более такой, которого я выдумал, и которого на самом деле вроде бы и нет.
  - В том-то и дело, что вроде бы и нет, а вроде бы и есть. Кабы я был по-настоящему, то непременно угодил бы далеко-далеко от рая, и мучился бы чуть ли не в одном котле с теми преступниками, которых казнил. А поскольку я пребывал лишь в твоих сонных фантазиях, где система наказания носила ритуальный характер, то теперь использую райские трансферы, чтоб работать по специальности в фантазиях других. Ты же меня, по сути предал, отказался от моих услуг. Но всё ещё есть люди, которым хочется непременно казнить какую-нибудь мерзкую гадину, да только в реальности им сделать этого нельзя. Тут я во сне и прихожу на помощь.
  - Ну, положим, если в чужом сне надо кого-нибудь казнить, там и свой палач отыщется.
  - Извини, братец Лёва, ты меня недооцениваешь. - с гордостью заявил палач. - Хоть ты и сам меня выдумал, а принимаешь за какую-то несуразность. А это совсем не правильно. Таких великолепных специалистов, как я, даже в мечтаниях самых закоренелых судей - раз, два и обчёлся. А если кому снится что-то вроде стрелецкой казни или стокгольмской кровавой бани, где счёт отрубленным головам идёт на сотни и своих палачей во сне не хватает, то меня всегда зовут на помощь. Я гарантирую высший уровень оказанных услуг.
  - Всё, что ты говоришь, настолько ужасно, что я не могу иметь к этому отношение. Никогда я не был столь жестоким, чтоб корчить из себя палача и придумывать для кого-нибудь казнь. Я ребёночком-то был нежным и тихим, меня иногда во дворе старшие ребята девочкой дразнили. Никогда бы мне не вздумалось кому-нибудь из них голову отрубить.
  - Живёт со мной, в домике, некая Варенька-зазнобушка, и она иногда такое выскажет, что только держись. - озорно прицокнул языком палач. - Про твой случай она так обычно говорит: как медок есть - так с лопаткой, а как на хер сесть - так с попяткой!.. Видно, не умеешь ты отвечать за свои поступки, милый дедушка.
  Палач осуждающе покачал головой и жестом призвал всех присутствующих сделать то же самое. Присутствующие пока пребывали в лёгкой растерянности от всего услышанного, одна лишь Маруся была готова прыснуть со смеху.
  - Позволь, приятель... Это что ещё у тебя за Варенька?.. - сердито забухтел Лев Моисеевич, ревниво сопоставляя свою любезную Варвару Мстиславовну с таинственной зазнобушкой палача.
  - Тебя моя Варенька особо не касается. Это моя личная жизнь, и я попрошу никого в неё не лезть, поскольку сам в чужую жизнь не лезу. Я чужую жизнь лишь безвозвратно пресекаю. А себе могу позволить и Варенькой обзавестись, и небольшим домиком с огородным участком, поскольку мне многого не надо. Я ведь живу здесь, в основном, припеваючи. В основном, катаюсь как сыр в масле. Жизнь удалась - так скажем.
  - Сколь бы не была полезна твоя работа, она прежде всего цинична. Совершенно зря ты и меня к ней приплетаешь.
  - Брось, дедуля, пыжиться!.. Подумай лучше о всех погубленных тобой Мариях-Антуанеттах! Подумай о том, что из них можно было бы целый забор сколотить.
  - Неужели так много швабр поломал наш Лев Моисеевич? - изумилась Катенька.
  - Я не считал. - замялся палач. - Да, конечно, много. Ещё бы их не было много, коли я такой знатный профессионал получился.
  - Наглое и беспардонное враньё. - громко отчеканил Лев Моисеевич и сделал вид, что больше не намерен вступать в разговоры с неизвестным проходимцем.
  - Я не умею врать, я человек труда. Пускай и специфического, и не содержащего производственного коэффициента, но труда честного. Мне себя попрекнуть не в чем. Одно только печалит, что сейчас некий застой в человеческих фантазиях наблюдается. Мало у меня работы стало, очень мало. Скучаю я по работе, даже к бутылке прикладываться начал - в смысле пьянства. Боюсь, сопьюсь.
  - Если вам так невтерпёж кого-нибудь казнить, - умоляюще заговорила Улинька, которая всё ещё опасалась намерений палача казнить дедушку Лёву. - то возьмитесь-ка за того дяденьку, который тут целый день сидит и спит. И, наверное, он давным-давно мёртвый. А тех, кто сам помер - тех и казнить не жалко.
  И Улинька с удовольствием указала на шестой трон, где по-прежнему находилось неподвижное тело человека в замызганных пляжных шортах с низко склонённой головой.
  - А кто это? - сразу заинтересовался палач.
  - Это никто, это вас не касается. - с достаточной суровостью заговорил Евпсихий Алексеевич. - Девочка пошутила. Девочка ещё не понимает всей силы сказанного слова.
  - А ты кто такой? - пренебрежительно выслушал тираду Евпсихия Алексеевича палач.
  - Меня зовут Евпсихий Алексеевич, но это не важно. Мне важно узнать от вас кое-что другое. Меня вот очень интересуют подробности о дедушкином мире грёз. Если вы действительно сформировались там, как личность, то будьте любезны с нами поделиться главными особенностями дедушкиных причуд.
  - Мало ли что тебе важно или не важно. Мне вот нисколько не хочется с тобой чем-нибудь делиться. А будешь со мной разговаривать таким тоном, то я обижусь и тебе голову срублю. Это очень даже запросто.
  - Каким-таким тоном?
  - Недостаточно подобострастным.
  - Так вы другого тона от меня и не дождётесь. И не надейтесь.
  - Значит, голову срублю.
  - Мне??
  - Я два раза одно и тоже не повторяю. Конечно тебе.
  - И где же твой топор, палач?.. - задорно хихикнул Евпсихий Алексеевич. - Или секира?.. Или чем ты там собираешься мне голову рубить?..
  - Да где-то здесь был мой топор. - суетливо пробежался глазами по арене палач и раздосадовано выругался: - Трындец какой-то, ничего нельзя оставить без присмотра.
  И произнёс выражение преизрядной крепости, отчего Улинька поспешила закрыть уши ладошками.
  - Я не люблю, когда люди нецензурно выражаются. - строго высказалась Катенька. - Постарайтесь впредь ничего подобного не произносить.
  - Так-то оно так. - стыдливо согласился палач. - Нехорошо, когда нецензурно выражаются - этого я и сам не слишком люблю. Я мог бы сейчас иначе выразиться, но это потянуло бы за собой гораздо большее количество слов, а точную смысловую нагрузку они передать бы не смогли. Нецензурная лексика для совершенной точности и используется в основном. А в дополнительных аргументах не нуждается.
  - Вот именно, что не нуждается. - подзуживал палача Евпсихий Алексеевич. - Поэтому ты и потерял свой аргумент в виде топора.
  - Вот тебя, мил-человек, и обматерить не грех.
  - Ищи-и-и топор!.. - дразняще протянул Евпсихий Алексеевич.
  - Ничего, я сейчас топор найду... Мы здесь вчера с приятелем немного покуролесили, я здесь топор и позабыл... где-то тут он должен быть, надо только поискать... Вот, братец Лёва, ты даже не представляешь, какого я себе дружка отыскал - он в тыщу раз лучше тебя. Он здесь, в наших краях, совсем недавно живёт, но зарекомендовал себя со всех сторон положительно. Большого ума человек. Надо тебя обязательно с ним познакомить. Да и всем вам не помешает с ним познакомиться. Он специалист по всяческим психам и дурачкам, а вы тут все явно не в своём уме. Иначе мне и не понять, как вы тут оказались.
  - Сам ты не в своём уме. - огрызнулась Маруся.
  - Вот!.. И крыса у вас говорящая!.. И сидит, ногу на ногу закинув, как ни в чём не бывало - а это вовсе ненормально. Это что-то психическое.
  Палач снова засобирался внимательно пошастать по арене в поисках своего топора, но внезапно раздался колокольный мелодично-синкопирующий бой часовых курантов, который вынудил палача подскочить на месте и стремительно занырнуть в дверцу циферблатной шестёрки. Однако, палач ни с кем не попрощался, а пообещал, что непременно вернётся.
  Часы произвели резкий механически-затормаживающий звук и многозначительно смолкли.
  - Чепуха несусветная. - с тревожным облегчением дождался Лев Моисеевич, когда захлопнется дверца на циферблате и станет тихо. - Я никогда не мечтал стать палачом. Честное слово, друзья мои!.. Иваном-царевичем, помню, мечтал. Хотел фею где-нибудь повстречать, чтоб она выполнила три моих желания, и одним из них было, чтоб я умел превращаться в человека-невидимку. Но моей детской головёнке и присниться не могло, чтоб взойти на плаху и кромсать всех топором направо и налево. Это невозможный бред.
  - Я тебе верю, дедушка Лёва. Палач тебя просто-напросто с кем-то спутал, ведь он такой недотёпа. - с уверенностью произнесла Улинька.
  - Спасибо, девочка. Если бы не ты, то я даже и не знаю, как бы меня заклевали все наши добрые соседи.
  - Да ладно вам, Лев Моисеевич!.. - преисполненный наинежнейших дружественных нот заговорил Евпсихий Алексеевич. - Стесняться детских фантазий или детских снов также нелепо, как гордиться старческим слабоумием. Важно хорошенько ощущать, начиная с самых ранних детских лет, грань между сном и реальностью.
  - Ну вот и пойми теперь, где же находится эта самая коварная грань? - задумчиво прошептала Катенька.
  - Там же, где грань между сказкой и былью. - вздохнула крыса Маруся. - А я убеждаюсь, что грань эта весьма призрачна. Да только нас это мало касается, поскольку мы - русский народ - свои сказки зачем-то испохабили, все сновидческие страхи довели до крайности, и с реальностью обращаемся по социал-дарвинистки, несмотря на всю показную религиозность.
  - Добрались мы до краёв бескрайности и принялись за сказки. - шутливо развёл руками Евпсихий Алексеевич. - И народ у нас не такой, и сказки у него не такие.
  - Да, не такие. - совершенно спокойно разглагольствовала крыса. - Вот если быть объективными и внимательно читать русские сказки, то невольно обеспокоишься. Причём я не говорю, что народ и на самом деле невозможно плох, я говорю, что нафантазировал он о себе в сказках слишком много нелицеприятного. Лев Моисеевич вот Иваном-царевичем мечтал стать, полагая, что тот либо на царевнах женится, либо на сивках-бурках катается. А Иван-царевич, уж если быть до конца честными, лентяем был и человеком крайней беспринципности. Вот интересно, почему у всех прочих народов сказки такие милые да радужные, а у нашего даже там, где волосы дыбом на голове встают от ужаса, всё равно найдётся местечко для пропаганды лени?..
  - Это с каких-таких сказок тебя на ужас пробирало?.. - улыбнулась Катенька.
  - Да вот возьмите для примера сказку про то, как дед репку вытягивал. Ведь репку-то явно под землёй чья-то крепкая рука ухватила и не позволяла вытягивать, а дед этого даже сообразить не мог, и всё семейство на помощь призвал. А ну как эта рука вылезла бы вместе с репкой да прихлопнула всё семейство?.. разве не ужас?.. А ведь детки малые всё это слушают и картинку с рукой очень обстоятельно себе представляют, а потом во сне писаются со страху.
  - Тут всё не так у русских, как ты думаешь, Маруся, и у других народов всё не так. - увлечённо заговорил Евпсихий Алексеевич. - Дело в том, что до середины прошлого века никто всерьёз не заморачивался, чтоб упростить сказки, сделать их презентабельными для массового и излишне впечатлительного читателя, чтоб адаптировать для детей. У всех народов основной массив фольклора пошловат и жутковато жесток. Но затем в западной культуре пошёл повальный процесс детоцентризма и анального огораживания, с целью понавыращивать мамкиных принцесс и папкиных диванных экспертов, вот тогда и принялись из сказок городить толерантную городьбу. Всё страшное и неадекватное по возможности убрали или минимизировали. А в нашей стране сохраняли первоначальную фольклорную естественность, ничего не искажали. За исключением переложений для самых маленьких ребятишек - ну это, я думаю, и понятно и не должно вызывать вопросов. И знаешь, Марусенька, что я думаю?.. Вот как бы не казались русские сказки дурны, как б мы не выпячивали в них свои недостатки, всё равно в них выказывается сила положительного естества и доброго духа. Вот этим самым пренебрежением к тому, как мы выглядим в глазах всего прочего мира, мы и выказываем свою настоящую силу.
  - Евпсихий, почему же? - удивилась Катенька. - Следуя твоей логике, можно договориться, что весь мир нас слабее, потому что не выпячивает своих недостатков. Однако есть множество примеров, когда сильные и весьма влиятельные нации рассказывают всю правду о себе без малейшей утайки. И у некоторых народов это произошло чуть ли не пять тысяч лет назад.
  - Это у каких-таких народов?.. И что это за сакральная цифра - пять тысяч лет назад? - переполошился Лев Моисеевич.
  - Ветхий Завет начали писать пять тысяч лет назад, и религиозные мистики считают, что он пишется до сих пор. - убеждённо сказала Катенька. - Любители каббалы с ним носятся, как с писаной торбой, обожествляя каждую букву. Уверяют, что все его книги правдивы даже в мелочах, даже там, где описывается жестокость и несуразность поступков еврейского народа, а уж тем более его истеблишмента. Нам предлагают якобы очень убедительную и цельную правду, альтернативы которой быть не может.
  - Вы сказали якобы. Вы не оговорились, Катенька?..
  - Нет, не оговорилась.
  - Уж не ставите ли вы под сомнение правдивую цельность христианского вероучения? - заелозил нетерпеливо Лев Моисеевич.
  - Катенька, ты, право, намереваешься пройти по острию ножа. - предостерёг подругу Евпсихий Алексеевич. - И я недолюбливаю, да и просто не понимаю тот художественный религиозный экстаз, в который впадают всяческие фанатики и маргиналы. Но это не принижает значимости тех учений, на которых они пытаются спекулировать.
  - Вы меня не совсем поняли. - сердито погрозила пальцем Катенька. - Мы говорили о степени самобичевания в национальном фольклоре, и я привела в пример Ветхий Завет, как наивысшую степень одновременного самовозвеличения и самобичевания. А если говорить конкретно о вере в написанное слово, то не только христианское новозаветное вероучение я ставлю под сомнение, но и ветхозаветное, и все прочие религии мира. Наверное, кому-то можно просто верить в Бога и не быть религиозным.
  - Полагаете, в этих вероучениях слишком много надуманного?.. - спросил Лев Моисеевич.
  - Расхождений слишком много. И прочей путаницы.
  - Да, если поверхностно воспринимать, то покажется, что путаницы слишком много. - с интригующей печалью заговорил Лев Моисеевич, однако тут же придавая лицу хитроватое выражение. - Но ведь это только сперва покажется, что много, а как начнёшь повнимательней изучать, то обнаружишь, что и не так много. Окажется, что многочисленные расхождения и абсурдные выходки персонажей, обнаруженные внутри Ветхого Завета, в итоге детального познания исторической сути, особо ничему не противоречат. Просто создатели Ветхого Завета не стремились к нарочному правдоподобию, не стремились подгонять очевидные для них факты к транспарентной реальности. Они тупо переписывали историю со слов жрецов и провидцев, вполне понимая, что не всё в ней выглядит правдиво. Совершенно точно, что нельзя разрушить стены крепости Иерихона трубя в трубы. Никак невозможно. Но ведь они были разрушены. И создатели Ветхого Завета в это свято верили. Просто, трубы - это такая мелочь, правдивость которой, по сути, уходит на второй план, если главным остаётся тот факт, что стены были-таки разрушены.
  - Если кому-то желаешь безоговорочно поверить, не умея и даже не стремясь понять его слов, то пускай это будет человек, который тебя ни разу не обманывал. - заметила Катенька. - Что могли знать жрецы и провидцы о священности тех знаний, которыми владели?..
  - Хотя бы то, что первый текст из Торы - это текст заповедей с каменных скрижалей, которые передал Бог Моисею три тысячи триста лет тому назад. (Это я к тому говорю, что заявленная вами цифра - пять тысяч лет - не соответствует действительности). А весь остальной текст последовательно служит структуризацией этой беседы, и является объектом внутреннего пользования иудеев. Никогда не было цели ни у Моисея, ни у иудеев рассказать всему миру доскональную правду о себе, навязать свою религию. Им было неинтересно мнение окружающего мира о себе, пока мир не стал к ним слишком агрессивен. Тогда только они задумались, как можно успешно манипулировать мировым сознанием, и не важно: с помощью религии или без. Вполне достаточно денежных знаков.
  - А почему дяденька Моисей не хотел говорить всей правды? - спросила Улинька, которая внимательно прислушивалась к разговору и хотела очень многое в нём понять.
  - Дяденька Моисей очень любил говорить правду, только говорил её тем, кто был достоин этой правды, кто мог бы понять её так, как понимал сам дяденька. А тех, кто её не понимал, дяденька сорок лет гонял по пустыне и кормил манной небесной.
  - Вот и я бываю иногда такой дурындой, что ничего не понимаю. - вздохнула Улинька. - Ничего-ничегошеньки. Вот уж дяденька Моисей взялся бы крепко за меня, гонял бы по пустыне сорок лет да приговаривал: на Руси, слава Богу, дураков на сто лет припасено!..
  - Улинька? - с весёлым недоумением покачал головой Евпсихий Алексеевич.
  Девочка лишь озабоченно вздохнула.
  - Насчёт цифры в пять тысяч лет, возможно, вы правы, про пять тысяч лет я высказалась впопыхах. - Катенька продолжала сдержанно спорить со Львом Моисеевичем. - Но и ваши три тысячи триста лет вряд ли кто аргументировано подтвердит. Странная точность, вы не думаете?.. Почему не три тысячи триста один?..
  - Вы у меня так строго спрашиваете, Катенька, как будто я этот один год своровал потихоньку и теперь прячу где-нибудь в закромах.
  - Своровать и утаить - не одно и тоже.
  - То есть, уголовные статьи по этим деяниям разные?.. У меня возникает ощущение, что по основной специальности вы служите дознавателем в отделении полиции. Ещё немного и вы потребуете, чтоб я дал признательные показания и подписку о невыезде.
  Катенька не сдержала короткого заливистого смеха: уж очень видок Льва Моисеевича был наигранно-напыщенным и обиженным.
  - Иудеи не ставили перед собой цель рассказать в Ветхом Завете некую страшную правду о себе, их цель была другая - в некоторой степени - селекционная, имеющая задачу приготовить почву для пришествия Спасителя Мира. - заговорил Евпсихий Алексеевич с твёрдостью человека, которому всё равно, что пять тысяч лет, что три тысячи триста; он мыслит категориями философского проникновения в религию, возможно даже схоластики. - И заметьте, кстати, что пристальный интерес к Ветхому Завету возникает в мире не после прочтения Септуагинты, а после уверования в Воскрешение Христово. А если вы не принимаете факт Воскрешения и не доверяете точкам сборки Нового Завета, зацикливаясь на расхождениях в Евангелиях, то и Ветхий Завет для вас должен быть бесполезным.
  - Слишком много в Библии извращений, метафор, нелогичных преступлений, чтоб её принять. - задумчиво сказала Катенька. - Вплоть до того, что Бог, в глазах у иных наблюдающих, чуть ли не под воздействием психотропных веществ, начинает двоиться и троиться. Понять-то можно, почему и зачем эти люди фантазируют, но нужно ли на этом строить веру?..
  - Ах вот оно что. Охмуряют нашего брата колдовскими чарами. - полушутя пробормотал Лев Моисеевич.
  - Хотя, возможно, что сами наблюдающие не слишком виноваты в лживости своих показаний, поскольку вовсе не лгут, а действительно что-то такое странное видели. Думаю, наши мозги иногда одурманивает употребление психотропных веществ, о которых мы даже не догадываемся.
  - Вы, Катенька, всё-таки признайтесь, что служите в полиции. Причём не в самом благополучном районе, где преобладает лживость показаний о нелогичных преступлениях. Поскольку распространены алкоголизм и наркомания. Будьте очень осторожны на своей работе, Катенька, ведь у сотрудников полиции при регулярном общении с определённым контингентом происходит профессиональная деформация личности.
  - Не мелите вздор, Лев Моисеевич. - вступился за подругу Евпсихий Алексеевич. - Катенька сроду нигде не служила.
  - Если ошибаюсь, то простите.
  Евпсихий Алексеевич сердито шмыгнул носом.
  - Извиняюсь, что вклиниваюсь в вашу увлекательную беседу. - с саркастичной торжественностью заявила крыса Маруся. - Но хочу напомнить вам, Катенька, что сейчас, в любой момент, мы можем узреть Бога, и всякого из нас Он сможет схватить за шкварник, потрясти хорошенько да вопросить: ну что, дружочек-пирожочек, двоюсь я у тебя в глазах или троюсь?.. Я бы точно не нашла, что сказать в ответ. Ну да, вот прощения бы попросила и перекрестилась, жалуясь на влияние феноменологического инфантилизма.
  Катенька досадливо взглянула на крысу, словно бы советуя ей не нагнетать обстановку, но непроизвольно сжала три пальца правой руки в щепотку.
  - Катенька, в Ветхом Завете есть упоминание о Боге, как о Троице, и читателю проще всего будет принять это сообщение на веру, а не задавать лишних вопросов, как не задавал их когда-то старец Авраам. - с ворчливой умудрённостью заговорил Лев Моисеевич. - Бог явился Аврааму в виде трёх путников, и Авраам сразу понял, что это Бог к нему пришёл, и никогда не сомневался в возможности Бога быть тройственным. Вот вы шутите, что Авраам не мог ничего такого увидеть, если бы заранее не употребил психотропных веществ, а я думаю, что это был момент всепоглощающего внутреннего озарения. Авраам не стал бы долго разговаривать с какими-нибудь шутовскими неорганическими видениями, тем более о такой деликатной теме, как разрушение Содома и Гоморры с последующей гибелью нескольких тысяч людей. Только с Богом и можно говорить на такие темы, пребывая в абсолютной ясности ума и неся ответственность за каждое слово.
  - А зачем дяденька Авраам хотел разрушить Содом и Гоморру? - удивлённо пролопотала Улинька.
  - Ну, как раз дяденька Авраам и не хотел разрушить Содом и Гоморру. Точнее говоря, хотел, чтоб там поразрушилось много чего, но не всё, а вот Бог как раз захотел разрушить всё.
  - А зачем дяденька Бог захотел разрушить Содом и Гоморру?
  - Затем, что там жили злые люди, от которых лучше бы было избавиться раз и навсегда.
  - А зачем же дяденька Авраам пожалел этих злых людей?..
  - Потому что... - Лев Моисеевич нервно задёргал ладонью в воздухе, словно отгоняя приставучих насекомых. - Потому что дяденька Авраам был добрый и наивный человек. А добрый человек может пожалеть злого, тогда как злой даже самого себя не пожалеет.
  Выговорившись, Лев Моисеевич с облегчением продохнул. Беседовать с маленькими и любознательными девочками на катехизические темы он явно не умел.
  - Многие, очень многие истории Ветхого Завета - это события, которые вполне могли происходить и в реальности, но по природе своей были либо слишком вычурны, либо неоднозначны, и потому казались древним людям наполненными символикой, ниспосылаемой ангелами, Богом или даже дьяволом. - упрямо настаивала на своём Катенька. - Если Аврааму показалось, что те три добросердечных человека, которые поговорили с ним за ужином и выказали впечатляющую словоохотливость с премудростью, это своеобразная эманация Господа Бога, то и трём человекам, спустя какое-то время, могло подуматься, что они удосужились встретиться и поговорить с самим Господом Богом. Разве не на таких внезапных и напыщенных ощущениях построены многие мифы?..
  - Насколько я всё это помню, Господь явился Аврааму в сопровождении двух ангелов. -сказал Евпсихий Алексеевич. - Придя к консенсусу по Содому и Гоморре, Господь остался беседовать с Авраамом один на один, а ангелы отправились уничтожать нечестивые города.
  - Нет-нет, не совсем так, Евпсихий. - нетерпеливо заговорила Катенька. - Сказано было, что Господь явился Аврааму в виде трёх странников, встреча произошла в местечке, называемом Мамре, под раскидистым дубом. Я думаю, что стоял очень жаркий день, было очень душно, а Авраам вынужденно брёл по пустыне куда-то, по своим делам, и ему непросто давался каждый шаг. И вот он с трудом добрался до этого мамврийского дуба, где поужинал и уснул, преисполненный очень непростых мысленных забот о хлебе насущном. Наверняка он не один отдыхал под этим дубом, а ещё с несколькими милыми и приятными людьми. А затем он увидел удивительный и парадоксально-детализированный сон, который хорошенько запомнил, но вот потом, когда природные стихии - допустим внезапные и очень сильные землетрясения - разрушили Содом и Гоморру, вспомнил о своём сне и навыдумывал мистики.
  - Однако, в 19-ой главе Бытия странники описываются как ангелы, а не как фантастическое видение Авраама во сне, отсюда и проистекает вывод об прообразе триединства Господа. - увлечённо учительствовал Лев Моисеевич.
  - Кто бы там не говорил с Авраамом, нельзя всерьёз представить себе, что это был Бог. - улыбнулась Катенька. - Бог не будет ходить по земле ради встречи с каким-то там Авраамом.
  - Катенька, с Авраамом говорил именно Бог, и очень возможно, что это был никто иной, как Иисус Христос, который хаживал по земле немало. Я точно не помню в каком из Евангелий написано, как Иисус говорит, что беседовал с Авраамом, но тогда иудеи не поверили ему, как и вы не хотите верить мне сейчас. Сам разговор, который состоялся под дубом, был по-человечески наивен со стороны Авраама и снисходительно строгим со стороны его собеседника, поскольку Богу и полагается быть покровительственно строгим; а вот нафантазировать такой разговор было бы сложно. Авраам настоятельно уговаривал Бога сохранить Содом и Гоморру, если в них сыщутся праведники. Но когда вопрос решился не в пользу нечестивцев, то уничтожать города отправились две ангельские ипостаси Бога, а третья осталась с Авраамом для дальнейшей беседы. Что касается конкретного места в Мамре под раскидистым дубом, то оно в Ветхом Завете никак не идентифицируется. И насколько было жарко и душно в тот день - нам неизвестно. Да и кто мы такие с вами, Катенька, чтоб даже сейчас, очутившись в раю, в особом статусе, вольно обращаться со священным писанием?..
  - Ну, Лев Моисеевич, вы решили хорошенько меня поучить и типа блеснуть знаниями?.. Да я сама вам с малейшими подробностями перескажу главы, где описано разрушения Содома и Гоморры, и про то как ангелы вывели Лота и его семью из города, а на месте этих городов образовалось море... Мне всю Библию вам пересказать?..
  - Катенька, Катенька... Цель моя не настолько низменна, как вы решили. Что толку сейчас вас чему-нибудь учить?.. Просто вы, в целом обладая знаниями и некоей верой, допускаете множество теологических и стилистических ошибок. Упоминание вами Лота и его семьи вообще не вписывается в контекст нашей беседы, но, конечно, если есть желание, то вы можете пересказывать Библию сколько вам хочется. Времени у нас много.
  - Если вам сказать больше нечего, то оставьте право последнего слова за мной. Будьте добры, не возражайте.
  - Да я просто... - Лев Моисеевич с тягостной печалью вздохнул, останавливаясь взглядом на одной из фресок, которыми была расписана стена позади тронов, и которая являла собой престол с раскрытой книгой, сохраняющей все слова и дела людские. - Я просто поймал себя на мысли, что произошедшее с нами не могло быть случайным. Что никаких случайностей вовсе нет. Как не была случайна гибель Содома и Гоморры, хотя жителям этих городов могло подуматься, что им просто не повезло с внезапно разыгравшейся стихией. Они не задумывались (возможно не успели хорошенько задуматься) о том, что натворили множество мерзких дел, и за всё это надо отвечать. И вот я размышляю, не было ли разрушение нашего дома преисполнено того же значения, что разрушение Содома и Гоморры?..
  - Здрасьте, приехали!.. - насмешливо произнёс Евпсихий Алексеевич.
  Крыса Маруся с Катенькой также издали короткие смешки и с потешным удивлением покачали головами.
  - Я так подумал. - развёл руками Лев Моисеевич. - За мысль нельзя наказывать.
  - Если дяденька Бог и разрушил наш дом, то он, конечно, что-то напутал. - произнесла Улинька. - Надо просто сказать ему об этом, и он обязательно-обязательно вернёт как всё было раньше.
  - Как всё было раньше уже не будет. - проворчал Евпсихий Алексеевич. - Разве что у некоторых людей с психическими отклонениями каждый день может повторяться чуть ли не буквально до мелочей, и они азартно занимаются каким-нибудь созидательным трудом с утра, чтоб всё разрушить вечером.
  - Вот и пускай они, которые с отклонениями, живут где хотят, а другим жить не мешают. - уверенно проговорила Улинька.
  - Кстати, один из твоих приятелей, Евпсихий, который Саня Бычков, что работал санитаром в дурдоме, он... - торопливо принялась высказываться Катенька, но Евпсихий Алексеевич неожиданно резко её перебил.
  - Да какой он мне приятель?.. - недовольно заелозил он. - Так себе. Встречались иногда во дворе, пиво вместе выпивали. Кстати, этот Саня как-то хвастался, что у него с тобой роман был по молодости, ещё до того, как ты вышла замуж за своего Ванечку. А я ведь ему пригрозил, что если он и дальше будет языком чесать насчёт тебя, то я ему язычок-то отрежу. Да и в целом пришибу.
  - Ну и зачем ты всё это вспомнил?.. - нахмурилась Катенька - Я просто хотела сказать, что он работал санитаром и встречал много таких странных пациентов у себя в больнице, и наверняка иногда сообщал про них что-нибудь занятное. Ты бы мог припомнить что-нибудь из его рассказов, и мы бы послушали, а ты тут развёл круги на воде и начал лишнее приплетать. Про язычок его зачем-то рассказал. А никакого романа у меня с ним не было.
  - Я знаю, что не было.
  - Ну и зачем, ты всё это выложил?
  - Я просто не сдержался. Не смог.
  - Это ревностью называется. - изрёк с ухмылкой Лев Моисеевич.
  - Я ревную? - встрепенулся Евпсихий Алексеевич. - К Сане Бычкову?.. Да никогда такого не будет! Он же страшный.
  - Ну да, страшненький. - согласился Лев Моисеевич. - Да ещё пропал без вести.
  Кажется, только Улинька не понимала о каком Сане Бычкове идёт речь.
  - Я даже не знал, что он пропал. - сообщил Евпсихий Алексеевич. -Только вчера узнал, когда сходил в отделение полиции, и увидел там объявление о розыске. Вообще не понимаю, как такие люди могут пропадать.
  - Этот ваш Саня Бычков, который косоглазый? - с интригующим видом вопросила крыса Маруся. - Это тот, что на пятом этаже жил?.. Никуда он не пропал, а помер у меня, в подвале, в самом дальнем углу подвала.
  - Что?? - воскликнули все в один голос.
  - Ну да, как однажды помер, так и лежал до сих пор мёртвым в подвале, пованивал. Сами соображаете, что я не могла куда-то сходить и сообщить о том, что у нас, граждане, в подвале лежит труп. Кажется, могли бы и сами граждане заглянуть в подвал - этакая вонь стояла, что трудно мимо пройти и не заметить. Но у нас, в стране, всем плевать, когда проблема не касается их лично; даже работникам, которые мешки с цементом в подвал разгружали, было всё равно, что во всю ивановскую воняет. Удивительный вы народ - люди!! Поразительный!!
  Крыса осуждающе закатила глаза и почавкала желваками.
  - А помер-то он отчего? - с осторожностью спросил Евпсихий Алексеевич, всё ещё не желая верить, что пропавший сосед так просто отыскался.
  - Последствия от неумеренной пьянки, я так думаю. - сказала крыса. - Частенько сиживал в подвале этот ваш Саня Бычков да водку трескал в одиночку, сам с собой разговаривал. Бубнил себе что-то под нос. Многое про себя рассказывал, словно, исповедовался перед неизвестно кем, а вот я иногда присаживалась рядышком незаметно и слушала. От него самого и узнала, кто он такой и где проживает, и что не осталось в мире никого, кого бы он по-настоящему любил. "Ну, - думаю. - человек он, конечно, странный, но вроде как безобидный." А несколько дней назад (может, и неделю назад) я заметила, что он не один сидит на своём любимом местечке - в дальнем углу подвала, на изогнутом стыке из трёх труб, где что-то вроде столика и стула складывалось - а сидит и выпивает с каким-то мужичком. Вряд ли я раньше этого мужичка где-нибудь видела: какой-то весь съёженный да скукоженный, закутанный с головой в болоньевый плащ с капюшоном. И постоянно поддакивал он этому вашему Сане Бычкову, а ничего вразумительного не говорил. Нет, даже не поддакивал, а похмыкивал с какой-то елейной услужливостью. Впрочем, я особо не приглядывалась, что это за человек, а так, мимо проходила, у меня своих дел было невпроворот. А потом, когда через несколько часов возвращалась назад, то увидела, что этот Саня ваш лежит навзничь. Ну, думаю, напился. Проспится и отойдёт, домой отправится. А он так и до следующего дня пролежал, и тут уж я аккуратно подобралась к нему и обнюхала. Вижу, мёртв.
  - Что, совсем? - спросил испуганно Лев Моисеевич.
  - Напрочь. Ещё дня через два пованивать стал, и тут у меня никаких сомнений не осталось, что он мёртв, да только никому из жильцов дома дела не было. Воняет - и пускай воняет.
  - Зачем же ты так, Маруся?.. - вступился за жильцов Евпсихий Алексеевич. - Запах мог не сильно распространиться за пределы подвала. Я вот вчера, например, был рядом с подвалом, и ничего особого не заметил. Ну да, припахивало немного.
  - Припахивало?? - воскликнула крыса, с изумлением всматриваясь в Евпсихия Алексеевича. - По-вашему это называется припахивало?.. Да у вас и без этого трупа такая вонь в подвале стояла, что упаси Боже!.. Кто-то очисток картофельных навалил ещё в прошлом месяце. Повсюду огрызки яблочные разбросаны. Этот же самый Саня Бычков там и малую нужду справлял, не задумываясь, что сам же её нюхать будет. Наверняка пару раз и по-большому сходил. Да, должно быть, и Васька-кот пованивал преизрядно, которого на трубе повесили.
  - Что ещё за Васька-кот? - удивилась Катенька.
  Крыса Маруся с особой печалью вздохнула и жестом подрагивающей лапы указала, как нелегко ей об этом говорить.
  - Васька-кот, это подлец ещё тот был, но я его по-своему любила. Натерпелась от него немало, но я ведь понимаю тонкости природы. Ему иначе нельзя было вести себя с нашим братом. Родственницу мою сожрал прямо у меня на глазах. Я уж так хотела ему тогда в морду вцепиться, да сдержалась. Повторюсь: всегда понимала, что если природа создаёт нас такими, какие мы есть, то пробовать бороться можно против самой природы, вернее, тех проклятых обстоятельств, которыми она нас нагружает, а против нас самих бороться довольно-таки бессмысленно.
  - Ишьтыподишьты!.. - в очередной раз подивился житейской мудрости крысы Евпсихий Алексеевич. - А кто же мог повесить кота?..
  - Вот этого не знаю. - убедительно мотнула головой Маруся. - Как бы мне не хотелось вцепиться в морду Васьки-кота, когда он родственнице моей горло прокусил, но за погибель его я не в ответе. Тоже вот возвращаюсь однажды в подвал, с прогулки, ожидаю Саню вашего Бычкова на привычном месте увидеть пьяненьким, а смотрю: Васька-кот висит на верхней трубе. Верно, его ближе к утру схватили да повесили, когда он задремал ненароком и не смог пуститься наутёк. Неприятно было смотреть, как он висит: услужливо и стыдливо, хотя и несколько альтруистично.
  - Может, ты не виновата в погибели кота, а может и виновата. - вдруг сказал Лев Моисеевич.
  - Это как же, если я его пальцем не тронула?
  - А вот так. У всякой мысли есть способность материализоваться. Тем более, каждое сказанное слово, не пропадает всуе, а становится функциональной единицей и укладывается в процесс некоторого эмпирического действа. Действа, пускай, и незаметного обычному глазу, но имеющему вполне реальные последствия. Вот, скажем, наш уважаемый Евпсихий Алексеевич пожелал как-то смерти Сани Бычкову - в чём он нам тут давеча признался - а она и не замедлила себя ждать. Помер Саня.
  - Когда это я ему смерти желал?.. - возмутился Евпсихий Алексеевич.
  - Ты же, Евпсихий, сам признался, что обещал Сане пришибить его, если он язычок свой не попридержит.
  - Ну так, пришибить же, а не убить.
  - По мне так это одно и тоже. Мало ли было случаев, когда пришибленный гражданин умирал сию же секунду?.. И вот, вроде Евпсихий получается не при чём, касательно загадочной смерти Сани Бычкова, а если призадуматься?..
  - Сколько не призадумывайтесь, я всё равно буду не при чём.
  - Я уверена, что Евпсихий совсем не причём. - вступилась за друга Катенька. - Если бы помирали все, про кого мы в сердцах недоброе слово высказали, то и жить было бы некому. Но мне нравится то, о чём говорит Лев Моисеевич.
  - О чём это? - буркнул Евпсихий Алексеевич, недовольно разглядывая улыбающуюся физиономию Льва Моисеевича.
  - Ну, вот согласись, что всякому иногда хочется изменить реальность силой своих желаний, пускай даже совсем ошалелых желаний. - сказала Катенька. - Попробовать изменить настоящее к лучшему. Попробовать проникнуть силой слова в прошлое, чтоб убедить себя же в своей правоте. Разве это не перекликается с тем, что нам говорил про желания во сне мой супруг Ванечка?.. Возьми для примера каких-нибудь писателей или просто фантазёров, которые могут - и даже считают себя обязанными - проникать в прошлое, чтоб по своей прихоти дербанить различные исторические катаклизмы, а знаковых личностей превращать в своих марионеток. Ведь таким образом можно и в Содоме с Гоморрой отыскать нужное количество праведников, чтоб попробовать спасти Содом и Гоморру, хотя бы спустя три тысячи лет. И вот мне интересно, что бы получилось, имей такую возможность - проникать силой слова в прошлое - одновременно хотя бы пять человек, находящихся в одном месте?.. Вот если мы все вместе пожелаем одного и того же, и если оно тотчас сбудется, то что это может быть?..
  - Хаос. - отрезал Евпсихий Алексеевич.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:27
  
  Куранты презрительно фыркнули и пробили нечто эластично-невнятное, шестёрка на циферблате часов с прежней решительностью раздвинулась в виде складной дверцы и пропустила на арену двух людей. Первым был уже знакомый всем палач, нахально выдающий себя за сновидческое альтер-эго Льва Моисеевича. А вторым оказался низкорослый, но пугающе широкоплечий бугай, в котором без труда распознавался тот самый, погибший в подвале и считающийся пропавшим без вести, Саня Бычков.
  - Батюшки-святушки! - всплеснул руками Лев Моисеевич, а Катенька и Евпсихий Алексеевич смущённо дрогнули.
  - Вот, Саня, смотри, с каким людьми я обещал тебя познакомить. - почтительно помогая приятелю выбраться из маленькой дверцы, бубнил палач. - Вот этого Львом Моисеевичем зовут, вот крыса у них есть - самая такая натуральная крыса, разговаривающая вдобавок - а вот этого, кажется, Евпсихием зовут... Занятная у них компания. Я так думаю, что они чокнутые все. Или просто психи. Евпсихий - так точно псих, одно имя о многом говорит.
  - Вот этого Евпсихием зовут? - мгновенно распознал соседа Саня Бычков и хмуровато улыбнулся.
  - Представь себе, так и зовут: Евпсихий! - подтвердил палач. - Я думаю, что не могли родители для своего чадушки настолько глупое имя выдумать, это уж он сам - Евпсихий наш ненаглядный - для себя такое имя придумал!.. Дурачок, верно, что с него возьмёшь!.. А вот гляди, Саня, кралечка тут с ними сидит, вся такая прифуфыристая. Типа поближе узнаешь - подальше пошлёшь.
  - Погоди, не суетись. - повелительно оттолкнул от себя палача Саня; на что тот совершенно не обиделся, а принял как должное. - Я этих "чокнутых" прекрасно знаю. Не правда ли, друзья мои?.. Здравствуйте, милые!.. Как вы здесь?..
  - Здравствуй, Саня!.. - осторожно проговорил Евпсихий Алексеевич, а Катенька неловко поддакнула, приветствуя неприятного ей знакомца.
  - Рад тебя видеть, Катенька! - стесняясь косоглазия, Саня Бычков обращался к женщине, склонив голову и подавляя в себе неожиданное волнение.
  Катенька кивнула, как будто выражая и свою радость от нежданной встречи, но промолчала.
  - Санечка, сосед ты наш пропащий! как же я рад, что ты наконец-то нашёлся!.. живой-здоровый... - суетливо забормотал Лев Моисеевич, однако тут же сообразил, что ляпнул глупость про живого-здорового и поспешил перескочить на другую тему: - А нас всех сюда внезапная сила бытия забросила и зачем-то объединила в своеобразный союз. Вот и девочка тут с нами, её зовут Улинька. Живёт этажом ниже тебя. Жила.
  - Здравствуй, девочка. - попытался узнать свою соседку Саня Бычков.
  - Здравствуйте, дяденька. - с чопорной вежливостью произнесла Улинька. - Очень рада нашей нежданной встрече. Много о вас наслышана.
  - Так уж и много?.. И сколько хорошего про меня наговорили эти добрые дяди и тётя?..
  - Говорили только очень хорошее, хотя иногда и не очень. Вот дядя Евпсихий говорил, что драться с вами хотел, да я вот думаю, что никак бы он с вами не подрался. Вы такооооой сильный! - с удовольствием протянула Улинька, по-настоящему удивляясь крепкому телосложению собеседника.
  - Ну, дядя Евпсихий - слишком интересный у нас дядя, и с ним не соскучишься. - по-прежнему хмуро улыбнулся Саня Бычков.
  - Дурачки - народ весёлый. - хихикнул палач, соглашаясь с приятелем.
  Саня Бычков с автоматическим равнодушием выслушивал услужливые реплики палача, посматривал на всех своим добродушно-печальным косоглазием, иногда машинально приглаживал на голове редкие волосики цвета высохшей травы, желая тем самым выглядеть поприятней, и старался произносить слова благосклонно, приветливо-громко, что давалось ему с трудом, имея от природы голос скучный и сиповатый.
  - А это кто с вами? - указал Саня на неподвижное тело, усаженное на шестой трон, предварительно рассмотрев его с подозрительной внимательностью.
  - Этого клиента мне пообещали. - весело сообщил палач. - Мне бы его казнить надо, да всё руки не доходят.
  - Это непонятно кто, Саня. - принялся рассказывать Лев Моисеевич. - Мы здесь сидим, кажется, целый день, а он так и не пошевелился ни разу. Татуировки-то у него приметные, дурацкие - если б я увидел такого человека, то запомнил бы. А этого не знаю.
  - Сейчас каких только татуировок нет. Тянет людей к искусству. - пошутил Саня Бычков. - А скажите мне, какая внезапная сила бытия вас сюда забросила?.. Я и сам человек в здешних краях новый, но мёртвых от живых наловчился отличать. А вы как бы и не то и не сё.
  - Не то и не сё, Саня, чистая правда! - воскликнул палач. - Я думаю, на них что-нибудь психосоматическое воздействовало. Сами-то они померли, но души за жизнь зачем-то цепляются.
  - Этот ваш палач совершено прав. - сказал Лев Моисеевич. - Дом, в котором мы живём, каким-то непонятным образом взорвали, и кто теперь остался жив, а кто помер - не ясно. Вот даже здесь, где нас шестеро, точно различать мёртвых от живых невозможно. Я за себя, например, могу ручаться, что живой, но не уверен, что это будет долго продолжаться.
  - Когда же наш дом взорвали? - сочувственно спросил Саня.
  - Да недавно... Сколько мы тут сидим?.. Кажется, уже целый день прошёл, а может быть и несколько часов.
  - А почему дом взорвали, никто из вас не знает?
  - Саня, мы и хотели бы это узнать, но нет той ниточки, за которую можно было бы зацепиться и потянуть. Точнее говоря, ниточка вроде бы и мелькает, вроде бы и тянешься к ней пальцем, чтоб ухватить - а она тут же ускользает. Ладно бы одна загадка с домом испытывала нас на прочность, но ведь нам покоя не дают и другие мирские странности, тайны и головоломки, способные вывернуть мозги наизнанку. Как раз недавно мы о тебе разговор вели. Ты ведь без вести пропал с неделю назад, полиция тебя по всему городу разыскивала, а крыса вдруг сообщила, что твой труп в подвале лежит.
  - Что же эта ваша полиция так плохо разыскивала?.. Зато теперь развалины дома разгребут, глядишь, и мой труп отыщут. Похоронят по-человечески.
  - А ты знал, что твоё тело, после смерти, оставалось лежать в подвале?
  - Знал. Ещё бы не знать. Вот только на первых минутах, как помер, не могла душа скоординироваться хорошенько в пространстве и времени, ей было слишком сложно вырваться за стену тумана, в которую погрузилось моё сознание перед смертью. Но вскоре очухалась, перестала метаться, ударом ноги дырку в стене пробила и тут уж видит: вот он, Саня-то Бычков, лежит мёртвым под трубами в углу подвала, и мертвей его не бывает.
  - Саня, да ты зачем в подвале дома сидел да водку пил?.. Почему в подвале?..
  - Да обрыдло мне всё. Как будто опухоль где-то в теле проявилась, которая не даёт покоя всему организму, каждую мысль подвергает непонятной суете и беспокойству. И тут хочется с собой сделать что-то решительное, вернуть обычный чувственный тонус, но даже страшно подумать, чтоб выдавить каким-нибудь образом эту опухоль, а чем её вылечить - не понимаешь. Я дошёл до такой степени нервозности, что не мог долго находиться ни на работе, ни в своей квартире. Всё глядел на знакомые стены да думал, что будто бы это тюрьма или палата в дурдоме, где санитаром работал. И страшно становилось, что это теперь навсегда. Очень страшно.
  - А подвал разве не казался тюрьмой? - осторожно спросил Евпсихий Алексеевич, вступая в разговор.
  - Нет, Евпсихий, вот именно подвал почему-то тюрьмой и не казался. В подвале-то я себя чувствовал до очарования спокойно и безмятежно. Как будто и родился на свете для того, чтоб подвалы обживать, а вся прошлая жизнь была лишь нагромождением из неудач и бесполезной траты времени. А тут, я как уселся на своё место, на трубах, так будто бы от моего привычного сознания откололся кусочек и принялся развиваться самостоятельно. Своим хозяйством стал обзаводиться, своей моралью. Как будто всё пошло в жизни заново.
  - Да ты ведь пил там, и пил, по-видимому, очень крепко. Что же это за новая мораль такая, если она дальше пьянства не идёт?..
  - Пил крепко. - тяжело вздохнув, признался Саня Бычков.
  - Послушай, Саня, я хочу, чтоб ты обратил внимание на то, что нам крыса рассказывала. - засуетился Лев Моисеевич. - А рассказывала она про некоего человека, закутанного в плащ, и именно с ним ты пьянствовал в подвале перед тем как помереть. Судя по всему, он напоил тебя и прибил зачем-то.
  - А вот дяденька-палач у нас в плаще. - с очаровательным лукавством пролопотала Улинька.
  Палач с забавным недоумением схватил кусок своего плаща и поднёс к глазам, словно убеждаясь в том, что это действительно плащ, и этот плащ действительно на нём, и что от этой улики теперь никак не отвертеться. Убедившись, он пожал плечами и попробовал стушеваться. Однако, нагловатого цинизма в глазах только прибавилось.
  - Здешний дяденька-палач вряд ли мог в наш подвал проникнуть. - сообразил Евпсихий Алексеевич. - Но вот наличие плаща у того человека, с кем ты, Саня, выпивал, может указывать на то, что он не просто так тебя убил, а устроил своего рода казнь. Для того и нарядился в плащ, чтоб быть похожим на палача, чтоб этот картинный вид ему уверенности придавал. Наверное, любил наряжаться в палача. Возможно, с самых детских лет любил.
  - Знаете ли, строить догадок можно очень много. - разумеется почувствовал подвох в свою сторону Лев Моисеевич. - Но лучше попробовать вспомнить, что это был за человек.
  - А ещё Ваську-кота повесили. - сообщила Улинька и озабоченно спросила у Сани Бычкова: - Ваську-кота случайно не вы повесили?..
  - Кота я не вешал. - задумчиво произнёс Саня. - Я отчего-то подумывал, что кот сам повесился. Вроде и не осознавал хорошенько, что такого быть не может. А сейчас меня осенило: действительно, разве может кот самостоятельно повеситься?..
  - У него ведь лапки! - напомнила Улинька, чуть ли не мурлыкнув.
  - Действительно, лапки. Ты права, девочка.
  - Вспомни, Саня, того человека, с кем в подвале пил. - попросила Катенька. - Если он тебя напоил до невменяемого состояния и убил, то это не должно ему сойти с рук, его нужно поймать и наказать. А если и Ваську-кота он повесил, то тем более нельзя позволять такому живодёру ходить безнаказанным.
  - Саня, вспомни, кто это был, и я его обязательно найду. - с готовностью пообещал палач. - Найду и на кукан посажу, чтоб впредь не повадно было котов вешать.
  Саня Бычков задумчиво приласкал свои волосики и заговорил, сдерживая даже те небольшие эмоции, которые стремились приукрасить его метафизическое настроение.
  - Я совсем не помню того человека, с которым пил. - сказал он. - Не скажу, что тогда у меня напрочь отшибло память, как только я употребил лишнего, но стена тумана воздвиглась раньше положенного, даже слишком рано. Я помню, что сперва долго сидел один и тянул свою водку. Я уже находился в состоянии той спокойной, но навязчивой пьяной тупости, когда всё происходящие начинаешь больше воображать, чем оно есть на самом деле. А потом появился этот мужик, закутанный в плащ, и мы принялись пить, которую он с собой принёс. Самое-то главное, что мне и водка его была не особо нужна, да и сам он не был интересен, как человек и собеседник. Я привычно бубнил о чём-то своём, а он сидел рядом да слушал, закутавшись в свой плащ, и вёл себя настолько тихо, что как будто бы его и не было. Мне только после смерти подумалось отчего-то, что я раньше с ним непременно встречался, что мы должны быть хоть чуточку, но знакомы. Но внезапно созревшее внутреннее табу категорически помешало попробовать его вспомнить. Какой-то подавляюще мощный уровень брезгливости не пропустил меня порыться в собственной памяти. А ведь в моём случае такой уровень брезгливости по отношению к людям удивителен. Мне каких только людишек не довелось повидать за годы службы в сумасшедшем доме. Бывали и такие, что хотели чёрту душу продать. Крайне омерзительные встречались людишки, но меня это совершенно не беспокоило. Напротив, даже интерес вызывало. А вот тот, который в подвале напоил меня своим шмурдяком, мог и самим чёртом оказаться, поэтому и не дал себя запомнить. Так ваша крыса утверждает, что он меня насмерть прибил?..
  - Не-не, я ничего не утверждаю. - замахала лапками Маруся. - Видела просто, как вы с ним выпивали, гундосили о чём-то, и никаких тревожных поветрий не наблюдалось. Он такой малахольный мужичок был, хотя и с позывами на экспрессию. Вообще, он больше помалкивал. Наверняка какой-нибудь псих, наверняка и знакомый вам псих - думаю, что лечился в той больнице, где вы санитаром работали, оттуда вы его немножко и знаете.
  - Вот если псих и я его знаю, тогда он точно мог меня прибить. Чёрт не стал бы никого убивать, а просто порезвился. Не получилось у меня сразу распознать в том человеке психа, а иначе бы я с ним пить не стал.
  - Теперь будешь только со мной пить. - радостно провозгласил палач. - А я не псих, со мной можно. Нажирайся сколько влезет.
  - А зачем же психу - если он, конечно, был псих, понадобилось тебя убивать?.. - смутился Евпсихий Алексеевич. - Разве ты, Саня, подтолкнул его как-нибудь к этому действию?.. Ты же должен этих психов знать лучше всех нас, расскажи, что может подтолкнуть ненормального человека к чудовищному поступку. Если мы поймём хоть что-нибудь про психа, убившего тебя, то наверняка сможем распознать в нём и психа, разрушившего наш дом.
  - И зачем вам это?..
  - Да чтоб правду знать.
  - Правду?.. - усмехнулся Саня Бычков, придавая себе вид человека весьма умудрённого. - Разумеется, правду можно узнать, и это далеко не так сложно, как иногда думается. Но можно ли её всецело понять?.. Зачастую правда бывает подобна бреду сумасшедшего, который только кажется таким уж непереводимым бредом, тогда как в нём сокрыто множество пластов искусно сотворённой реальности. Но мы сможем только догадываться, что эта реальность есть, а саму её понять не сможем. Правдивость, зачастую, не отличается той ясностью, с которой мы наловчились преподносить ложь, но сумасшедший может познать любую правду и возвестить её нам. Да только мы её не услышим. Мы услышим бред.
  - Не преувеличиваешь ли ты, Саня?.. - призадумался Евпсихий Алексеевич.
  - Саня дело говорит. - встрял палач. - Саню надо слушаться, потому что он лечит дураков почище любого доктора. Он бы и вас всех давно вылечил, да вы его всё разговорами отвлекаете.
  - Есть такая теория, что психи появляются среди людей не случайно. - привычно не прислушиваясь ко всему тому, что плёл его приятель-палач, высказывался Саня. - Человечество ещё продолжает путь своего развития, и возможно находится только в начале этого пути. И если скелет, внутренние органы, система кровообращения уже закончили своё формирование, то нервная система только начинает развиваться, только налаживает свою энергетическую цепь. Причём, у одних людей она развивается медленней, а у других быстрей, даже слишком быстро, стремительно. Именно поэтому среди людей наблюдаются личности, которые в раскручивание своей нервной системы опередили всех прочих настолько, что нам они элементарно непонятны, мы считаем их психами, душевнобольными. Нам не осознать даже тех людей, которые знают или догадываются о таких пертурбациях нервной системы и стремятся их изучить, чтоб узнать про человечество намного больше, чем им положено по статусу своего недостаточного духовного роста. И они действительно узнают много правды о человечестве, только не всегда способны её понять. Вот ведь в чём загвоздка.
  - А ты себя причисляешь к тем людям, которые взялись последовательно изучать человеческий мозг, но так и не смогли проникнуть в суть правды?.. - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Это не совсем суть, но твоя догадка про меня верна. Я попробовал проникнуть, но у меня ничего не получилось. Я почувствовал себя слишком глупым и недостаточно образованным. И это вызвало во мне стойкую неприязнь к тому образу жизни, который я обязан был вести, ко всему обществу, к мироустройству. Я не то чтобы совсем отчаялся, но мне было проще спускаться в подвал и безудержно пить, чем жить по-прежнему.
  - Да много ли у тебя было возможности изучать этих психов, проникать в какую-то их правду? - снисходительно улыбнулась Катенька. - Ведь ты работал простым санитаром.
  Саня замялся, не смея возразить Катеньке с той грубостью, которая явно напрашивалась на язык.
  - Послушай меня, милая Катенька, послушай, что я скажу... даже не про себя лично скажу, про себя я теперь постараюсь говорить мало, и ты сможешь оставаться насчёт меня при своём прежнем мнении и относиться ко мне сколь угодно пренебрежительно... - Саня вдруг зацепился за внезапно возникшую идею и заговорил торопливей обычного. - Но ты должна знать, что и простым людям способно проникать в непростые миры. Особенно если эти люди вынуждены сосуществовать с теми, которых принято считать за ненормальных. Самым неожиданным для некоторых, так называемых, нормальных людей может оказаться тот факт, что сумасшедшие способны выпускать свои гормоны вне себя и заражать ими окружающих. Так же как заражают гриппом или какой-нибудь другой напастью, передающейся воздушно-капельным путём. Эндокринные железы, которые вырабатывают основные гормоны человека, в обычном состоянии влияют на организм только этого человека. Но если его нервная система пребывает в периоде активной пертурбации, то некоторые посторонние люди могут попасть под её влияние даже не догадываясь об этом. Таким образом обычный гений не сможет заразить своей гениальностью никого вокруг себя, а вот душевнобольной заражает сумасшествием миллионы людей.
  - И все они ничего не чувствуют? - удивилась Катенька. - И нет желания сопротивляться?..
  - Я за этих людей отвечать не могу, я их знать не знаю. - сказал Саня. - Но вот что могу предложить, милые мои соседи!.. Раз вы все здесь собрались и по-видимому никуда не торопитесь, так я вас познакомлю с некоторыми пациентами нашей небесной психиатрической клиники. Попробуйте проследить за своими эмоциями, когда будете воспринимать тот бред, что они несут, и возможно, что поймаете себя на удовольствие от того, что слышите, уловите мысли и идеи, с которыми будете абсолютно согласны. Проверьте, насколько сильно будет у вас желание сопротивляться влиянию чужого бреда. К сожалению, я не так дано пребываю на небесах, и успел ознакомиться лишь с полусотней характерных особей. Но вот для вас я подберу очень выразительные экземпляры.
  - Ты этих пациентов прямо сюда приведёшь? - несколько поёжился Лев Моисеевич.
  - Прямо сейчас и сюда. Да они давно уже здесь, вы их просто не видите.
  Все выразили заинтересованность посмотреть на небесных сумасшедших, и Саня Бычков с докторской нетерпеливостью потёр ладошки одна об другую.
  - Давай, приятель, помогай мне. - попросил он палача. - Думаю, мы начнём с людоеда. Я как раз вчера тебе его показывал. Занятный тип, не правда ли?..
  - Весьма занятный. - согласился палач.
  - Может, не надо людоедов? - кивнул в сторону Улиньки Евпсихий Алексеевич, волнуясь, чтоб её не напугать, но Саня сделал вид, что не услышал.
  Палач отыскал на парапете Лобного Места каменный муляж, с лёгкостью отодвинул его в сторону и открыл небольшую нишу, где обнаружился сенсорный экран с цифрами и знаками неизвестной идеографической системы. Палач без запинок потыкал пальцем в экран, и тут же, из участка стены, расположенной за спинкой трона крысы Маруси, выдвинулся ровный прямоугольный блок, чтоб плавно переместиться по воздуху на арену. Фреска, изображающая костлявый остов всадника на бледном коне, поражающего копьём грешника, лишилась четвертинки головы этого самого грешника, а сама стена продолжала стоять непоколебимо, лишь зияя безупречно-чистой прозрачностью на месте вырезанного блока. Когда блок опустился на арену, в одной из его боковых стен обнаружилась узкая пробоина, из которой незамедлительно вылез человек неопределённо-молодого возраста, в неопрятной и мешковатой одежде, выдаваемой за пижаму в тюремной больнице.
  - А вот и наш больной. - с удовольствием провозгласил Саня Бычков. - Пригласите-ка его прямо на Лобное Место. Чтоб всем хорошенько видно было.
  Палач грубо схватил пациента за шею и потащил на Лобное Место, чему тот и не сопротивлялся, понимая, что деваться отсюда некуда. Он имел тщательно выбритый наголо череп, со сквозной дыркой во лбу размером со среднею монету, лицо его - с припухлыми губами и глазами василькового цвета - сохраняло невинные детские черты, и только уродливо торчащий подбородок указывал на тихую и мстительную злобность. С осторожным, но зорким любопытством он осматривался по сторонам и нервно подёргивал щекой, словно вспоминая о полученной когда-то пощёчине. Откуда-то посередине Лобного Места взялся невысокий чурбачок - на котором в былые времена рубили головы приговорённых к казни - и пациент уселся на него в насуплено-скукоженной позе, напоминая комнатный цветок в горшке, который давно не поливали. Палач встал позади с готовностью пресечь любое неподобающее поведение пациента.
  - Ну что ж, давайте знакомиться! - упивался собственной деловитостью Саня Бычков. - Пациент, которого я хочу представить вашему вниманию, подвержен сексуальной ажитации, навязчивым неврозам, антропофагии и губчатой энцефалопатии. Это очень опасный больной, несмотря на то, что выглядит застенчивым и беззащитным. Внешность многих психически нездоровых людей крайне обманчива. Пациент родился недоношенным, переболел энцефалитом, воспитывался матерью-одиночкой, с которой установились отношения особого свойства. Вплоть до пербутатного периода мальчик спал с матерью в одной кровати и нередко впадал в ярость, когда мать не пускала его к себе. Сверстников он не любил, мало с кем общался, большую часть свободного времени проводил в уединении, читая уголовные дела, которые мать приносила с работы, будучи помощницей адвоката. Пациент признавался впоследствии, что фотографии трупов из уголовных дел приковывали его внимание с особым волнением, он представлял себе сцены убийств, стараясь не пропустить ни одной мелочи, воображал о чём могли бы думать умершие люди в свои последние минуты. И его совсем не интересовало, насколько им могло быть больно. Девушка, за которой он пытался ухаживать и которая отказала ему в близости, вскоре оказалась его первой жертвой. Она была жестоко изнасилована и убита, о чём пациент и незамедлил сообщить правоохранительным органам. Был признан шизофреником и отправлен на лечение в психиатрическую клинику, где провёл несколько лет. По возвращении из больницы, вёл себя заносчиво и хвастливо, демонстрируя справку, которая ему якобы позволяла делать всё, что он захочет, и вскоре принялся за убийства мальчиков-подростков. Заманивал их в квартиру под предлогом показать что-то необычное, затем избивал, связывал, насиловал несколько дней подряд, а затем убивал. Мать нисколько не препятствовала извращённым преступлениям сына, и даже, напротив, опасаясь, что его вновь упекут в дурдом (и на этот раз навсегда), помогала уничтожать тела жертв. Самостоятельно расчленяла трупы и варила из человечины еду, которую они совместно и поедали.
  - Саня, ты не врёшь? - ужаснулся Евпсихий Алексеевич.
  - Ничуть. - грустно улыбнулся Саня Бычков.
  - Мамаша своеобразно подключила практическое мышление в этом деле, поскольку работа в адвокатуре дала о себе знать. - цинично заявил палач. - Как иногда приговаривает моя Варенька-зазнобушка: клади картошку в окрошку, а тело - в дело!..
  - А мамаша его случайно не здесь?.. - осторожно спросила Катенька.
  - Нет, матери здесь не видел пока. - сказал Саня Бычков. - Наш пациент и её забил насмерть и съел, когда почувствовал, что не может доверять ей полностью. И только тогда соседи проявили бдительность и сообщили в милицию, что женщины давно не видно, а сын на расспросы отнекивается и ведёт себя очень странно. Милиция обнаружила в квартире пять холодильников, забитых человеческим мясом, а в ванной находился неразделанный труп матери, обложенный льдом, поскольку у сына рука не поднималась его расчленить. На этот раз обошлись без психушки, наш пациент был судим и приговорён к высшей мере наказания, к расстрелу.
  Людоед тихо сидел на чурбачке, переплетя ноги с изощрённой гибкостью, да и в целом, казалось, намереваясь завязаться в узел. С цыплячьим любопытством он иногда вытягивал шею и прислушивался к повествованию Сани Бычкова, чтоб где-то согласно кивнуть головой, а где-то недовольно поморщиться. Недоумённое молчание зрителей его абсолютно устраивало.
  - А какое право вы имели меня расстреливать? - вдруг заговорил он с робостью человека уверенного в себе, но постоянно поджидающего опасности со стороны. - Вот вы, принявшие устройство мироздания таким, какое оно есть, какое право вы имеете обвинять меня в чём-либо?.. Каннибализм, как внутривидовое хищничество, наблюдается при неблагоприятных условиях среды, при недостатки пищи и воды, тем более, когда идёт массированное переуплотнение популяции. Социальный каннибализм, основанный на правиле "утащи в нору всё, что плохо лежит" идёт из тех самых пещерных звериных времён, когда человеческие существа не пожелали терпеть себя такими, какие они есть, а взялись за социальное расслоение и разделение на классы, что вскоре привело к геноциду, к уничтожению целых наций и цивилизаций. Соплеменники вгоняют в нищету соплеменников с участием международного капитала, единоверцы убивают единоверцев и создают секты для жирования отдельных особей, а всякий, даже случайно разбогатевший, поддерживает систему порабощения сытыми голодных. Грызня идёт на всех уровнях и направлениях от обычной семьи до новоявленной аристократии, состоящей из упырей-начальников, барствующих священнослужителей, собакевичей, великовозрастных щеглов, величающих себя национальными лидерами; все только впустую трындят о душе, демократии, единокровности. Сами только высматривают, что у кого можно отхапать, где можно кайфануть, с кем поразвлечься в постели. Каннибализм вырождения - вот та опасность, которую вам следовало бы почувствовать и победить, но вы видите врага во мне, и довольны тем, что меня расстреляли. Человеческая раса вырождается, женщины не хотят любить мужчин. Тиреоидные гормоны стимулируют рост и дифференцировку тканей, а также рост и развитие организма, поэтому их дефицит в раннем возрасте, включая перинатальный период, может стать причиной отклонений в физическом развитии и возникновение извращений сексуального свойства. Гомосексуализмом заболевает всё большее количество населения, а социальный каннибализм и социальный гомосексуализм - близнецы-братья. Вам не меня нужно было расстрелять, а всех педерастов, всех женщин, не желающих отдаваться мужчинам.
  Людоед ладонью правой руки изобразил пистолет и как будто бы выстрелил из него несколько раз себе под ноги.
  - Но у вас есть палач, пусть он этим и займётся, а мне теперь недосуг. - людоед настолько слащаво улыбнулся, что всех передёрнуло от отвращения.
  - Не правда ли, интересный экземпляр? - обратился к гостям Саня Бычков.
  - Гони его прочь! - потребовал Евпсихий Алексеевич.
  - Я когда про таких в новостях читаю, мне думается, почему бы им не захотеть сожрать самих себя?.. - очень зло забормотал Лев Моисеевич. - Помаленьку начали бы отрезать у себя пальцы, небольшие куски плоти - и жрать. Жрать, пока не насытятся.
  Людоед возмущённо подёргал своей цыплячьей головкой, словно намереваясь произнести долгую и яростную речь в свою защиту, но неожиданно онемел и лишь ладонью правой руки продолжил имитировать стрельбу, уже прицеливаясь конкретно в сидящих на тронах.
  - Гони его прочь! - снова потребовал Евпсихий Алексеевич под одобрительный гул своих друзей.
  - Ну, хорошо, этот и вправду слишком омерзителен, давай нам следующего. - попросил палача Саня Бычков.
  Палач схватил людоеда за воротник пижамы и сопроводил с Лобного Места, распорядившись не бузить и вести себя покладисто, на что тот лишь буркнул извиняющимся тоном. Отойдя подальше от палача, он выжидательно присел на корточки.
  - Обратите внимание на следующего пациента. - с азартом продолжил своё представление Саня Бычков, уже работая больше для собственного удовольствия, чем на публику. - Этот тип прославился ещё на заре советской власти, в двадцатых годах прошлого века, а потому был лишён пристального внимания психиатров. У больного наблюдаются периодическая интенсивность комплексных констелляций, психозы с большой параноидной составляющей, эндогенные расстройства, активно формирующие маниакально-бредовой статус. Причём, большую часть своей жизни пациент не выказывал признаков болезни.
  - Саня, ты хочешь лесничего сюда вытащить? - услужливо спросил палач.
  - Его, его родимого.
  Палач уверенно потыкал пальцем в цифры сенсорного экрана. Ещё один прямоугольный блок был аккуратно извлечён из стены позади тронов и доставлен на арену с помощью неведомой силы. Из его пробоины выполз новый пациент, одетый в тюремно-больничную застиранную пижаму; смущающий карикатурной дряблой бородкой, острыми голодными губами и глазами, где намертво застыла горделивая заносчивость, чуть подпорченная экзальтированным идиотизмом. Сквозная дырка во лбу, размером с монету, такая же, как и у людоеда, присутствовала.
  - Присаживайтесь, любезный! вот прямо на чурбачок присаживайтесь, чтоб все вас видели! - проследил Саня за тем, как пациент, неловко сопротивляясь тычкам в спину от палача, вышел на Лобное Место, и продолжил речь: -До революции наш больной отслужил положенный срок в армии, работал лесничим в поместье одного именитого фабриканта. Свои должностные обязанности исполнял строго, без колебаний штрафовал местных жителей за малейшие нарушения, по приказу фабриканта применял телесные наказания к провинившимся в виде порки. Был всеми ненавидим и презираем, но не испытывал по этому поводу смущения, даже отчасти гордился. После революции был лишён должности лесничего, чем и воспользовались сельские жители, принявшись мстить своему обидчику. Его земельный участок регулярно обворовывался, со двора совершались мелкие кражи, скотине наносились болезненные раны, сено, оставленное в стогах на просушку, разбрасывалось по полю и топилось в канавах. Жалобы, посылаемые нашим пациентом волостному начальству, не рассматривались из принципа, и никаких положительных мер не принималось. И вот терпение нашего пациента лопнуло.
  Здесь Саня Бычков даже с некоторым сочувствием взглянул на лесничего, сидящего на чурбачке неподвижно и взъерошено-гордо.
  - Тут мы стакиваемся с непростыми обстоятельствами дела, поскольку местные жители, зашли слишком далеко в своей мести, и они прежде всего виноваты в том, что пробудили зверя в душе ненавистного им человека. Все строгости, накладываемые на местных жителей во время работы лесничим, наш пациент совершал строго следуя правилам и соблюдая положения закона, тогда как местные жители в своей мести перешли черту закона, а с этим смириться он не мог. Изучая новое законодательство, он почему-то убедил себя, что только за убийство или покушение на жизнь представителей власти полагается смертная казнь, тогда как за убийство обычных граждан можно отделаться тюремным заключением. Ночью, перед днём престольного праздника местночтимой иконы казанской Божьей Матери, он сначала поджёг свой дом, затем принялся поджигать все сельские дома один за другим, используя факел и керосин. Тех немногих жителей, успевших выскочить из горящих домов, расстреливал из ружья. При этом он не жалел ни стариков, ни детей, даже самых малолетних ребятишек; так он убил полуторогодовалую девочку, которую мать вынесла на собственных руках из пожара. Убедившись, что большинство жителей села мертвы, он поспешил спрятаться в лес, где была заранее вырыта землянка с припасами воды и пищи. На следующий день все подразделения районной милиции приняли участие в облаве на преступника. Убегая от преследователей, наш пациент стремился стрелять только в воздух, но один из сотрудников милиции получил-таки смертельное ранение. Преступник был пойман, осуждён и приговорён к расстрелу. Лишь по поводу убийства этого милиционера преступник и выказывал раскаяние на суде, тогда как всех прочих убитых именовал плодами развратного беззакония и мерзостью, поганящей саму суть бытия.
  Саня Бычков выжидательно посмотрел на зрителей, ожидая их реакции, но только Улинька, слабо понимая жутковатую правдивость услышанного, по-детски печально и тяжело вздохнула.
  Тогда спешно заговорил сам лесничий. Заговорил неожиданно пискливо, отвратно побрызгивая слюной и утирая губы скрюченным указательным пальцем. Иногда ненадолго останавливался и начинал принюхиваться, шумно шевеля ноздрями, словно отыскивая каких-то невероятно вкусных и долгожданных запахов. Казалось, в голове его происходит бесконечно разрушительное напряжение ума.
  - Они думают, у меня винтиков в голове не хватает, а у меня в голове полно винтиков. - не уточняя, кого именно под они он имеет в виду, наскоро выдавливал слова лесничий. - У меня столько винтиков, сколько иному и не снилось. Иной думает, что может жить не по закону и чужие винтики без спросу хватать, а мой закон таков, что я сам отдам тебе своих винтиков сколько тебе угодно, а мне ещё с лихвой останется. Потому что закон всегда на моей стороне, как я всегда на стороне закона. По моей логике, закон должен быть превыше всего. А они хотят, чтоб я дураком себя признал. Дураки-то совсем не такие, как я, дураков-то я повидал. Ещё на войне от этих дураков мне спасу не было, все мозги прокомпостировали; хорошо, что пуля любит дурака. После победы большевистской власти в России, я не мог не принять материалистического мировоззрения, у которого имеется весомый плюс - оно требует найти всему научное и законное обоснование, и не может просто позволить верить во что-либо или не верить сразу ничему, потому что материализм тоже закон, и его нужно соблюдать. Но через веру в материализм, я снова обратился к вере в бога, я вернулся к почитанию традиционных мировых религий, потому что традиционные религии учат добру гораздо в большей мере, чем злу, хотя это зло и волочится постоянно за добром по примеру учеников Христа, среди которых обнаружился Иуда. Я считаю, что традиционные религии основаны на незыблемости закона, и всякий народ должен иметь свою традиционную религию, потому что он должен иметь закон по всякому житейскому поводу, и даже если все эти религии будут друг от друга отличаться, то закон сотрёт до минимума эти отличия, потому что народы так или иначе объединятся в единую семью, потому что единой семьёй легче управлять. Отличаться, я думаю, они будут только тем, что в какой-то религии найдётся больше истины, а в какой-то меньше, но, главное, чтоб они были лучше, например, коммунизма. Коммунисты - это те же самые иуды, что представляются учениками Христа, но если в любой религии истины больше 50%, то в постулатах марксизма-ленинизма лжи больше 50%, а по моей логике выходит, что все учения, в которых истины больше, чем 50%, это правильные учения, и это хорошо для соблюдения закона. А если меньше, то это уже плохо. И чем успешней религия приближается к 100% истины, тем она правильней и созидательней (хотя, я не думаю, что стопроцентных учений может быть много, потому что каждый адепт понимает услышанное слово по-своему и понимает его хоть немножко, но искажённо), и тем успешней она объединит в себе все народы, и они не посмеют этому объединению сопротивляться. Ещё раз вы можете убедиться, как из моей логики выходит, что закон - это единственное лекарство, способное если не вылечить, то дать надежду на излечение. Если лекарство способно наиболее долго сохранять свои лечебные свойства - хотя бы оно и содержало в себе некоторую толику яда - то лучше иметь при себе это лекарство, чем не иметь. Наверное, человек сделает правильно, если однажды осознав, что вдруг умрёт, отравившись большой дозой неизвестного ему яда, откажется умирать и примет вот это самое лекарство, которое до сих пор носил с собой без всякой пользы и даже опасаясь той маленькой дозы яда, которое содержит в себе любое лекарство. Человек маленькой дозой яда избавляет себя от большой и остаётся живым. Так и с законом: человек, ограничивающий свою свободу, исполняя предписания закона, сохраняет свою жизнь и жизни своих близких. Этот вывод выходит из моей логики, и он не может быть не правым, потому что всецело уповает на закон, а закон всегда прав. А они думают, что я маньяк какой-то, что я душегуб, и что у меня винтиков в голове не хватает, тогда как у меня полно винтиков. Я ещё и поделиться винтиками могу, если захочу.
  Лесничий бойко привскочил с чурбачка и принялся трясти головой, желая, чтоб из всех возможных щелей посыпались миллиарды винтиков. Но ничего существенного из головы не вылетало.
  - Кажется, пациент несколько возбудился. - заметил Саня Бычков. - Очень странно, раньше за ним такого не наблюдалось. Пропишите ему успокоительного.
  - Сейчас пропишем! - с готовностью откликнулся палач и смачным пинком под зад помог лесничему прийти в себя и спуститься с лобного места. - Будь здоров, братец, не хворай!..
  Лесничий присел на корточки рядом с людоедом, причём они лишь мельком переглянулись и не сказали друг другу ни слова, как будто всё понимая и так.
  - С этим разобрались, теперь давай нам другого. - потребовал Саня от палача. - Давай нам рептилоида.
  - Вот его с удовольствием! - обрадовался палач и потыкал пальцем в экран, собирая из цифр число непомерной длинны. - Этого паршивца я бы собственными руками придушил. По приговору суда, разумеется.
  На арену плавно опустился третий блок из стены. Зияющие бреши не мешали стене выглядеть по-прежнему несокрушимой и многокрасочной. Даже фрески, вынужденно лишённые важных изобразительных деталей, сохраняли свою возвышенную премудрую образность и пытливую чувственность.
  - Наш новый пациент, которого я хочу предложить вашему вниманию, принадлежит к группе, так называемых социально-лоботомированных больных. - наставительно докладывал Саня Бычков, и было видно, что у него есть особое любопытство к этому пациенту. - У больного наблюдается биполярное расстройство, небольшие дефекты моторики, регулярные галлюцинаторные экстатические припадки. Считает себя прямым потомком и наследником царя рептилоидов, временно заключённым в человеческую оболочку. По решению суда ему было назначено принудительное психиатрическое лечение. При попытке побега, наш пациент взломал решётку на окне и выпрыгнул с четвёртого этажа больницы, будучи уверенным, что унаследовал от царя рептилоидов умение летать. Мгновенно погиб, рухнув на забор, окружающий здание больницы, и нанизавшись головой на острый штырь забора.
  Из пробоины блока осторожно вылез подросток в тяжёлой пижаме, неправдоподобно-коротконогий и с тонкими костлявыми руками, заметно сутулящийся и имеющий дырку во лбу гораздо больших размеров, чем у предыдущих пациентов. Его крохотные глазки, расположенные близко друг-к-другу поглядывали на мир увлечённо, стремясь цепко захватить всё, что попадает в поле зрения, но полноценно не удовлетворяясь ничем. Рот был не просто возбуждённо приоткрыт, а пребывал в постоянной готовности вступить в разговор с первым встречным, заболтать его, огорошить и насмеяться. На чурбачок он уселся с видом весьма самодовольным и пустоголовым, как будто намереваясь и немного попаясничать, как это свойственно подросткам, но держа на уме, что поблизости бродят строгие санитары.
  - А вроде такой милый и глуповатый мальчик. - не сдержалась от добрых чувств Катенька. - Неужели он тоже кого-то убил?..
  - Милая Катенька! - церемонно воздел руки к небу Саня Бычков. - У тебя волосы на голове встанут дыбом, когда я расскажу обо всём, что натворило это юное чудовище.
  - Расскажи, Саня. Может и не встанут.
  - Встанут, встанут. - заверил палач. - Когда я три дня назад впервые его увидел, у меня сразу встали, и только сегодня утром боле-менее привёл себя в порядок. Причесался.
  - Преступления, связанные с этим пациентом, редкостны даже для нашего омерзительного времени. - сказал Саня Бычков с напыщенной важностью старенького почтенного доктора. - Начнём с того, что пятеро подростков образовали группировку оккультного и сатанинского толка, не придерживаясь каких-то серьёзных учений в этой области, а ориентируясь на субкультурные молодёжные веяния. В начале своей деятельности члены группировки лишь понемногу шкодили на кладбищах, устраивали акты вандализма над памятниками и крестами, разрисовывали пентаграммами стены и подъезды домов, а затем ими было совершено несколько ритуальных убийств кошек и собак. Когда к группировке присоединился наш пациент, её деятельность приобрела изощрённо-преступный характер. Пациент стал абсолютным лидером группировки, все её участники подчинялись ему беспрекословно и даже с некоторым фанатизмом. Компания регулярно собиралась на, так называемые, магически-процедурные служения, которые сопровождались неумеренным потреблением алкоголя и лёгких наркотиков. Также практиковался свободный секс; причём одни из членов группировки - брат и сестра - открыто занимались инцестом. Ночи нередко проводились на ближайшем городском кладбище, где однажды и была перейдена окончательная черта закона. Они вырыли из свежей могилы труп молодой девушки, надругались над ним, совершая половые акты, затем вырезали из тела сердце и почки, и съели их, полагая, что тем самым посвящают себя служению сатане. Остальное тело было расчленено до малейших кусков и разбросано по кладбищу.
  - Хватит, Саня! - передёрнуло от отвращения Евпсихия Алексеевича. - Я больше ничего не хочу слышать про этих уродов.
  - Да уверен ли ты, Евпсихий, что не хочешь понять, что творилось в головах у этих молодых людей, у нашего юношества, так сказать?..
  - Это не наше юношество, во всяком случае, не моё. В их головы с рождения не закладывалось ничего чистого и вменяемого, они росли и воспитывались сами по себе. В психушку нужно было отправить не только детей, но и их родителей.
  - Чем закончилась история с трупом девушки на кладбище? - проявил неожиданный интерес Лев Моисеевич.
  - Тем и закончилась, что впоследствии сотрудники правоохранительных органов собирали по всему кладбищу останки и пытались их идентифицировать, чтоб отдать родственникам для перезахоронения. А вот история моего пациента и его, с позволения сказать, единомышленников только набирала обороты и принимала формы чудовищного свойства. Наш пациент обзавёлся подругой - своей ровесницей, девушкой из вполне приличной семьи - которую совершенно подчинил своей воле, даже, можно сказать, поработил, и которая выполняла любые его прихоти. Он затеял торжественно посвятить её в сатанисты, для чего самостоятельно выдумал ритуальную форму посвящения, где следовало совершить жертвенное убийство двух юных девственниц. Один из членов группировки был знаком с такими девушками, и они были приглашены в дом к нашему пациенту, якобы на празднование его Дня Рождения. Здесь их напоили до бесчувствия, а затем, ближе к полуночи, отвели к ближайшему кладбищу. По сигналу лидера, члены группировки набросились на девушек, нанося им удары ножами; причём количество ударов внимательно подсчитывалось и должно было содержать число 666. Над телами мёртвых девушек убийцы прочли молитву сатане, сочинённую нашим же пациентом, а его подруга была омыта кровью жертв. Затем из тел были вырезаны сердца, отсечены груди, сняты скальпели, отрезаны половые органы. Какие-то части тел были зажарены на костре и съедены, а остатки трупов закопаны в канаве.
  - Пиз...! - выругался Евпсихий Алексеевич.
  - Ты зачем жрал всё это, мальчик? - не сдержалась крыса Маруся, пронзая разгневанным взглядом сидящего на чурбачке пациента. - Твоей сатане-то разве не похер, кого ты и жрёшь и в каком количестве?.. Ну и жрал бы лягушек с червяками, насыщался бы. Впрочем, для таких, как ты, и лягушек жалко.
  Потомок рептилоида расправил рот в презрительной улыбке и издал звуки, напоминающие утробное рычание сытого зверя.
  - Это ещё не всё? - спросила Катенька у Сани Бычкова, желая пресечь его историю.
  - Это ещё не всё, но почти всё. - вздохнул Саня. - Вскоре к группировке задумал присоединиться ещё один участник, и для этого наш пациент решил повторить ритуал посвящения в сатанисты. Но, поскольку к группировке присоединялся юноша, то и жертвами были выбраны двое молодых людей. Сценарий сохранялся прежним: их заманили на дом, обещая празднование Дня Рождения, напоили и отвели на кладбище, соблазняя фантастическими россказнями о мертвецах, которых можно увидеть выходящими из могил. На кладбище парни были убиты тем же диким способом, что и девушки; весь ритуал посвящения сатане был совершён до конца. С одного убитого наш пациент аккуратно срезал значительный лоскут кожи, якобы для изготовления переплёта для великой сатанинской книги, которую ему обещали старшие братья по вере. Отдельные части тел жертв были съедены, а сами тела закопаны в канаву.
  - Убийства ножами, крики жертв, костры, на которых жарились куски плоти - почему всё это осталось незамеченным для окрестных жителей?.. Разве такое возможно?.. - возмутилась Катенька.
  - На городских окраинах всё возможно.
  - И как же этих уродов поймали? - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Один из убитых подростков, перед тем как отправиться на так называемое День Рождение, успел пообщаться со своим знакомым и рассказал ему, куда идёт, что за странная компания пригласила его в гости, и что он туда идёт только из любопытства посмотреть на доморощенных сатанистов. Этот разговор и помог следственным органам быстро выйти на преступников, когда завелось уголовное дело о пропавших подростках. Та наглая и подробная откровенность, с которой все члены группировки рассказывали о своих жутких злодеяниях, поразила даже видавших виды оперативных работников. Жители города требовали смертной казни для всех убийц, даже несовершеннолетних, но в стране действует мораторий на смертную казнь, и суд не посчитал нужным его обходить. Все члены группировки получили длительные сроки заключения, а наш пациент был отправлен на принудительное лечение в психиатрическую клинику. Где и погиб в результате неудачного побега, о чём я вам уже рассказывал.
  - Не получилось улететь к своей чёртовой бабушке? - палач сильным ударом кулака ткнул в спину пациента. - А кто тебе сказал, что ты умеешь летать, тогда как ты всего лишь садист и извращенец?.. С чего ты решил, что родился рептилоидом?..
  - Не я так решил. - тихо ответил подросток, уже сдерживаясь от высокомерных улыбок, чтоб не получить нового удара. - Судьба так решила.
  - Да что ты знаешь о судьбе? - возмутился Евпсихий Алексеевич.
  - Много чего знаю. - уверенно произнёс пациент и принялся говорить увлечённо, но словно бы обращаясь только к самому себе. - Я прямой потомок царя рептилоидов, моя прародина именуется Атлантидой, пребывающей тысячелетиями сокрытой от человеческих глаз, но Атлантида была найдена на территории России ещё в 1993-м году, когда здание Верховного Совета в Москве расстреливали. Защитники Верховного Совета были вынуждены скрываться в московских катакомбах, и некоторые проваливались в длинные извилистые тоннели, прозрачные, словно стёкла, и пролегающие над пространством Атлантиды. Потом этих людей выбрасывало со страшной силой на поверхность земли, и многие из них сходили с ума, а те, кто не сходили, замолкали, не хотели рассказывать о том, что видели, и только спустя многие годы решались рассказывать. Я сам лично разговаривал с такими людьми, и это были очень секретные разговоры, и я сам до сих пор об этом никому не сообщал. Ни потому, что мне бы не поверили, а потому что живой человек всё равно ничего не поймёт о величественной силе мёртвых. Я ещё совсем маленьким ребёнком был, когда принялся исследовать суть мёртвой жизни, постигать сферу её обитания, а потом вырос и много чего исследовал, и даже слишком много, а потом опубликовал в интернете свои черновики с иллюстрациями, и у меня было двадцать пять черновиков по тысяче страниц в каждом. А потом все эти черновики были удалены из интернета, все ссылки на них были удалены, имя моё было стёрто из браузерных поисковиков. И я задал себе вопрос: кто мог это сделать, кто отдал приказ?.. Да вот тот самый и отдал, и сделал - тот, что присматривает из Атлантиды за Россией, точнее за той зоной, что мы прозываем Россией. Тот, кто исполняет обязанности верховного рептилоида, поскольку истинный царь давно погиб в сражениях с неистовыми херувимами, а потомок царя - то есть я - не может вступить в законное наследуемое право, поскольку тот самый, исполняющий обязанности, крепко вцепился в свою власть. Для меня его поступок логичен и понятен. Я не только у сатаны просил о помощи, чтоб получить царскую корону рептилоидов. Мои телеграммы с просьбами о помощи были отправлены в Москву, в Кремль, Путину, но застряли ещё на уровне почтового отделения номер пятьдесят два по улице Труфанова, дом один. Когда-то на моём личном сайте в интернете было опубликовано фото рельефа Атлантиды, находящейся под Москвой, и границы которой совпадают с третьим транспортным кольцом. Поэтому на третьем транспортном кольце творится постоянный бардак, весной происходят обвалы земли, но никто не хочет по-настоящему изучить этот вопрос, понять эту проблему. В стране нет достойных специалистов в этой сфере, нет университетов, изучающих проникновение и сопоставление равнозначных цивилизаций, никто не верит в полноценную материалистическую жизнь после смерти. Всё потому, что наукой у нас занимаются прислужники исполняющего обязанности верховного рептилоида, и они в интернете обзывали меня безграмотным историком, сумасшедшим самоучкой, экзальтированным и не слишком умным подростком.
  Подросток издал короткий булькающий смех, с жадностью облизал пересохшие губы и продолжал нести свой бред.
  - Но вот, например, одна из моих главных идей о технологической совместимости сингулярности и трансгуманизма дошла до некоего Рабиновича, проживающего в Израиле, и он эту идею быстренько приватизировал и начал воплощать у себя в стране, и мы не можем не видеть результатов её воплощения, поскольку государство Израиль с каждым годом становится всё сильней, всё устойчивей на пути в бесконечность. А в России меня по-прежнему никто не хочет слышать, говорят, что мои телеграммы Путину просто не доходят. И про Атлантиду под Москвой молчат, потому что кто-то из Рабиновичей хочет её приватизировать и присоединить к государству Израиль. Всё телевидение про это молчит и весь интернет молчит, лишь на одном тверском ресурсе немного просочилось информации о том, что в прошлом году, при ремонте одной из веток московского метро, было обнаружено городище восемнадцатого века с осколками утвари и клочками пергамента, где изображались существа подобные дошедшим до нас описаниям рептилоидов. Но сразу же отметился какой-то историк Чудинов, который не исключено, что всё тот же Рабинович из Израиля, который принялся сочинять про Атлантиду всякую чепуху, отвергать существование рептилоидов. Назвал Атлантиду святилищем Астарты, перенесённым древнегреческими язычниками из горы Афон на палестинскую землю. Но не сказал, что все размеры Атлантиды, описанные Платоном, совпадают с размерами московского третьего транспортного кольца. Возможно, Чудинов не мог этого сказать, потому что не может сказать правды о рептилоидах, потому что главный страх для любого человека - это не познание правды, а принятие её. Я никогда нечего не боялся, я и сатаны не боялся, и если я раньше о многом молчал, то только потому, что выжидал главного момента в своей жизни. Теперь от моих ожиданий остался только пшик, самозваный правитель рептилоидов победил меня. Теперь я скажу, что Атлантида - это ничто иное, как РУССА ИЛИОН, описанный в Библии, как ИЕРУСАЛИМ, который был разрушен при нашествии персов на Русь, о котором говорил ещё сам Заратустра, и которое скрывают от нас прислужники исполняющего обязанности верховного рептилоида. Это всё я самостоятельно просчитал, всё высчитал, доходил до того, что если находил какую-нибудь деталь в московском рельефе, то искал её описание у Платона. У меня совпадало всё: эксцентриситеты и расстояния, градусы углов и компоновка планировки, точки соприкосновения и точки невозврата. Квадрат равнины, соединённый каналом с Архангельском, который построил Сталин, и прочие сталинские стройки социализма совпадали по позиционным пунктам со знаковыми и культовыми постройками древних энигматических городов. Так аналогами сигнальных башен и ворот в Атлантиде стали сталинские московские высотки, а подобные им сооружения были планированы к воздвижению в уральских горах, а там несомненно находится до сих пор в сокровенной мистической форме город Аркаим, где по-прежнему живёт и говорит Заратустра.
  - Ты его слышишь, Заратустру-то?.. - напрягся Лев Моисеевич.
  - Бывает, что и слышу. - ответил пациент, несколько секунд пристально всматриваясь в Льва Моисеевича.
  - И что же он тебе такое говорит?.. Можешь нам передать пару слов?..
  Пациент сложил руки на груди в виде вытянутых коротких лапок, широко растопырил пальцы, выдавая их за когти хищного ящера и прижимистым гортанным голосом зарычал. Затем нахально улыбнулся и взвизгнул лёгким смехом, за что получил от палача ещё один удар в спину.
  - Тётка у меня была. - ничуть не испугавшись рычания, заговорила крыса Маруся. - Тоже иногда так придуривалась. Зарычит, затопает ногами - детишки от неё без ума были, никакого цирка не надо.
  - Тут не цирк, тут безумство самого безотчётного свойства. - сердито заворчал Лев Моисеевич. - Это хорошо, что ему не удалось из дурдома сбежать. А то бы бегал по улицам и резал всех подряд. Считая себя царственным хищником, выбравшимся на охоту.
  - Да уж, систему охраны в некоторых медицинских учреждениях надо улучшать. - заметил палач. - Неплохо бы вышки установить со снайперами. Как приговаривает моя Варенька-лапушка: лучше перебдеть, чем недобдеть!..
  - Да вот ты ещё суёшься всё время с какой-то Варенькой. - буркнул Лев Моисеевич. - Нет у тебя никакой Вареньки-лапушки. Кому нужно такое чучело, как ты?..
  - А вот и есть! - с циничным спокойствием заверил палач. - Захочу, так прямо сейчас пойду да вдуну ей. Очень даже запросто. Очень даже завсегда готовы мы к таким затейливым вещам. Как говорится: грех - пока ноги вверх, опустил - Господь простил!..
  - Давай-ка без пошлости, дружок. - потребовал Саня Бычков. - Вытаскивай сюда следующего пациента. А этого прочь гони. Тошнит от него.
  - Ради тебя, Саня, сделаю всё, что угодно!.. Я тебя слушаюсь, потому что люблю сильно и уважаю. Потому что ты один у меня такой друг, которого можно всецело уважать.
  Пришло время для четвёртого блока покинуть своё место и спуститься на арену, после того, как палач старательно потыкал пальцами в цифры экрана. На этот раз блок с трудом выкарабкался из стены, производя натужное глуховатое ворчание, и казалось, что он намертво застрял. Фреска, изображающая супружескую пару первых византийских императоров, с бесстрастным терпением и любовью смотрящих друг-другу в глаза, никак не хотела лишаться части кисти руки императора, крепко удерживающую скипетр. Но механика небесной клиники не могла не сработать исправно, и блок отделился от стены и плавно спустился на арену.
  Из пробоины блока вылез новый пациент, для которого подросток-рептилоид послушно освободил чурбачок на Лобном Месте. Новый пациент оказался всё в такой же неказистой замурзанной пижаме и с небольшой дыркой во лбу. Странную притягательность имело его умное лицо отталкивающе-прокуренного цвета, с крапинками родимых пятен, расширенными зрачками и длинными прямыми линиями бровей, будто выцарапанными чей-то настырной лапой.
  - Наш следующий пациент подвержен эйфорической апатии, усиленной приступами эмотивности, имеет ярко выраженный гебефренический синдром, иначе говоря, непреодолимую тягу к детским шалостям. - представил пациента Саня Бычков и выдержал паузу, словно желая, чтоб зрители сами догадались, за какие странности человек был помещён в клинику, предварительно получив дырку в лоб. - Этот занятный тип ознакомился с учением трепанаторов и целиком погрузился в него, самостоятельно дорабатывая технику добровольной трепанации черепа и вымышляя постулаты, долженствующие соблазнять новых адептов учения.
  - Что ещё за трепанаторы? - удивился Евпсихий Алексеевич. - Впервые слышу о таких.
  - И не удивительно, на просторах нашей родины таковых ещё не наблюдалось. Наш пациент прибыл из Англии.
  - И ради чего они себе черепушки сверлят?
  - По учению трепанаторов небольшое и регулярное сверление черепа улучшает экстрасенсорные способности и доводит до совершенства мысленную связь с космосом. Начало учению положил некто Джон Миллер, который обычной домашней дрелью, находясь перед зеркалом, за пару минут и без всякого наркоза совершил эту операцию сам себе, настроил вожделенную связь с космосом и получил из вселенских глубин целый свод указаний и информационного месседжа. Трудно сказать, что принудило его совершить эту операцию; скорей всего он начитался различных парапсихологов, заверявших, что новорождённые младенцы имеют наиболее прямую зависимость от космоса, поскольку некоторое время у них не зарастает теменное отверстие. Оно открыто и ко всему восприимчиво. Учению Джона Миллера было положено начало, и несмотря на то, что желающих на практике трепанировать свои черепа, оказалось не очень много, число последователей-теоретиков на первых порах заметно увеличивалось. Вернёмся теперь к нашему пациенту, у которого не нашлось достаточной силы воли, чтоб самостоятельно совершить себе трепанацию. Он несколько раз просил о проведении процедуры некоторых последователей учения, которым всецело доверял. Он довольно-таки точно вычислил все технические нюансы операции, дабы не нанести организму особого вреда (не говоря уже о смертельном исходе), но добиться главного - получить полноценную заветную связь с космосом - так и не сумел. Тогда наш пациент решил, что основная задача, которую ставит перед ним космический разум, это не личное достижение некоего совершенства, а наблюдение за тем, как космос оказывает влияние на других. Он заставил себя перейти к практическим экспериментам над людьми, причём не ограничиваясь их количеством, разнообразием возрастов и полов, чтоб можно было сделать обстоятельные выводы хотя бы на уровне статистики. Он вылавливал на улицах совершенно случайных прохожих, держал у себя в подвале, в специально приготовленных клетках, где и проводил эксперименты со сверлением черепа в темечко, наблюдая за реакцией жертв. Его деятельность с каждым годом превращалась из видимости научного исследования в кровавую игру, основанную на самостоятельно выдуманной абсурдной философии и требующей константного подтверждения выводов этой философии. А философия заключалась в том, что системная иллюзия игры в жизнь, пребывающая в сознании каждого человека, подавляет своей абсолютно не иллюзорной силой любое игровое влияние извне. Соответственно, для того, чтоб вывести человека из игровой внутренней эмиграции навстречу энергии космоса, его надо насильно перевоспитать и развить. Наш пациент просверливал своим жертвам черепные коробки, а затем требовал выполнения неких поставленных задач, обещая, в качестве награды, освобождение из плена, и люди выполняли его требования, хотя и видели, на примерах других жертв, что свои обещания он никогда не выполнял. Он заставлял их заучивать наизусть и произносить без запинки длинные скороговорки, выстраивать гигантские карточные домики, проходить продолжительные психологические тесты на ассоциации. Люди в подвале умирали один за другим от недоедания, большой потери крови; трупы он закапывал на пригородной свалке мусора, куда привозил их ночью на своём грузовичке. Число жертв перевалило за сотню, когда, разочаровавшись в игре с людьми и потеряв азарт, он наконец-то решился сделать трепанацию себе самостоятельно. Но не в темечко, как это делалось до сих пор, а конкретно в лоб, в самую его середину. Собственно говоря, от этого наш пациент и помер, случайно надавив на дрель чуть сильней, чем нужно было.
  Зрители тягостно молчали, рассматривая умное, но равнодушное ко всему лицо пациента, и пытались представить, как их черепные коробки пронзает тонкое и длинное сверло.
  - Как же ты, дорогой мой человек, дошёл до жизни такой?.. Где же ты теперь тараканов из своей головы выпасывать будешь?.. - осклабился палач, которого мало что огорошивало всерьёз.
  - Эх, ёк-макарёк!! - спокойно и угрюмо произнёс трепанатор, взирая на присутствующих взглядом бесцветным, словно оцинкованным, лишённым эмоций. Такой взгляд имеет алкоголик, когда выпивает свою вторую-третью рюмку, полагая, что бутылка ещё полна. Однако, после четвёртой рюмки, в глазах и жестах проясняется муторность, беспокойство, а затем чувство неизбежно приближающейся трагедии, а под конец и тихая отчаянная злость на весь мир и на себя в том числе.
  - Он знает русский язык? - удивился Евпсихий Алексеевич.
  - Да кто же его здесь, на небесах, не знает? - ответил Саня Бычков. - Некоторые родной язык напрочь позабудут, а русский выучат.
  - Вот уж никак об этом не мог подумать. Полон недоумения.
  - Да чем ты там можешь быть полон? Разве это недоумение?.. Сплошные симулякры. - воскликнул палач. - Недоумение, это когда руку протягиваешь, чтоб поздороваться, а её вроде бы и не заметили. И вот стоишь, как редкостный идиот, с вытянутой рукой, и постигаешь всю полноту недоумения.
  Саня Бычков понимающе улыбнулся.
  - Слушайте, я могу смекнуть, как можно разнообразно играть с человеческим сознанием, и я догадываюсь, зачем и кому это может понадобиться. - задумчиво проговорил Лев Моисеевич. - Но я не понимаю, почему игра должна становится философией, учением, неким оправданием для мучительных пыток и поводом для уничтожения себе подобных?..
  - Не философией, а манией. - поправил Саня бывшего соседа и обратился к пациенту, принуждая его к оправдательному монологу: - Разве можно спокойно признать, что вместо обещанной связи с космосом, находишь внутри себя обычную гнильцу?.. Что отпускаешь на волю инстинкты, уродующие и без того дефектную нравственность?..
  Трепанатор в ответ заговорил ласковым дурманящим бормотанием, лишь однажды, на пару секунд, впадая в состояние ступора и выбивая зубами дробь, как будто стукоток копыт, а затем осторожно встряхивал головой и продолжал вести речь.
  - Философия применима ко всему. - для начала он отметился безразличным взглядом на Льве Моисеевиче. - Но любая игрушка теряет свою сущность, когда ей перестают играть. Точно так же и в обращении с людьми. Точно так же и в обращении с цивилизациями. Нам говорят о миллиардах возможных цивилизаций, предшествующих нынешней, но они почему-то не выходят с нами на связь, хотя никак не могли исчезнуть бесследно. Ведь в космосе ничего бесследно не исчезает. Потому как в космосе всё неравномерно по времени и не имеет возможности столкнуться или состыковаться, всё пребывает само по себе, и фиг знает, где теперь все эти цивилизации пребывают. Сигналов-то они не подают. Но не обольщайтесь, пожалуйста, насчёт своего времени и своей земной цивилизации: эта земная теперь сидит в системе эксплуатации самоуничтожения, она уже переварила в себе римские империи древности, и теперь переваривает потихоньку их потомков. Потомки сами виноваты, сами должны понимать свою вину, поскольку самонадеянно обустраивали свою жизнь, рассчитывая на сиюминутную сытость. Впаривали всему миру систему эксплуатации человека человеком, разрабатывали идеальные условия для государств, где они сами и выблядки их политических партий, их религий, кумиры их шоубизнеса будут жить припеваючи, а основные народные массы будут терпеть гнёт. Впрочем, виноваты и безответственны не только те, которые ратуют за систему эксплуатации или шизофренически считают, что судьба цивилизации - это одно дело, а протекающая в ней жизнь индивидов - это другое, но виноваты и те, которые молчат, затаились, довольствуются тем, что имеют, считают, что хрен редьки не слаще. Увы-увы, но такое положение вещей не может продолжаться вечно, для вашего мира конец неминуем и скор. Но всё-таки есть где-то внеземные цивилизации, и они способны пользоваться вратами времени, чтоб преодолевать пространство быстрее, чем можно моргнуть глазом, и то, что они хотя бы как-то проявляют себя, хотя бы как-то выказывают свои способности, есть сигнал их абсолютного превосходства. А если вы спросите, почему они не входят в плотный контакт с земной цивилизацией, то я думаю, что и не следует такового контакта ожидать, поскольку земная цивилизация обречена на самоуничтожение по внешним или внутренним причинам. Устройство строения даже самых ярких индивидов таково, что оно не является поводом заживо гнить, прогнивать насквозь и быть моральной гнидой, впаривающей гнильцу обществу ради кайфа жить беспрепятственно в системе разбоя. Но мало кто хочет постигнуть до конца устройство своего строения. Вселенная, которая то расширяется, то сжимается, и которую стремятся изучать все цивилизации из миллиардов цивилизаций, никогда не поможет землянам устаканить своё существование. Земная - это всего лишь одна из миллиардов цивилизаций, и совсем даже не должны эти все миллиарды возиться именно с земной, потворствуя нарциссизму землян, которые хотят все прочим цивилизациям хорошенько подосрать. Да неважно, что вы считаете себя королями, королевами или каким-то светилами, с которыми необходимо выйти на космическую связь; ваша активность зациклена на разборках за брендовые трусы, достаточное количество гандонов и конечно же за крутые супертачки, гаджеты, место в списках миллиардеров в журнале "Форбс". Вы так богаты и так мелочны, что никогда не насытитесь. Вы так привыкли к системе разбоя, что даже начиная бороться с ней, только её укрепляете. Хотя, и есть маленькая надежда, что всё обернётся для вас не так страшно, как вы заслужили, что может быть земляне только прошлись по определённой траектории вероятности, показывающей на какие пагубные игры способен разум, не поддающейся разумному объяснению, поскольку только тот, кто разумен в меры, данные ему космосом, тот и достигает познания того, что с такой жизнью и с таким отношением к ближнему своему достигнешь только всё более совершенных средств для самоуничтожения и охмуривания масс, получая в результате сплошной пердёж зловонючий... может быть, может быть так всё и есть...могытьбыть-могытьбыть... могытьбыть-могытьбыть...
  Трепанатор выговорился, смолк и чуть покосился на палача, тяжело выстаивающего рядом. Кажется, он хотел, чтоб палач побыстрей сопроводил его с Лобного Места, пребывание на котором начинало его раздражать.
  - Да и катись отсюда. - подтолкнул его в плечо палач. - Надеюсь, никто не возражает?..
  - Весьма странный тип. - покачал головой Лев Моисеевич. - Пусть идёт.
  - Странный. - вздохнула Катенька. - И ведь в чём-то прав.
  - Ага! - радостно воскликнул Саня Бычков. - Вот и ты, Катенька, не заметила, как принялась соглашаться с параноидальным бредом!.. Погоди пока, не спорь со мной, то ли ещё будет!..
  И Саня потребовал от палача безотлагательно спустить на арену пятый блок. Палач тут же принялся тыкать пальцами в экран.
  - Попрошу всех - а тебя, Катенька, в особенности - обратить внимание ещё на одного пациента... на этот раз пациентку!.. - совершенно увлёкся собственной велеречивостью Саня Бычков. - Женщина, которую я предлагаю вашему вниманию, страдает регулярными и непредсказуемыми приступами истерии, у пациентки наблюдаются сильно выраженная инфантильная сексуальность и патологическое состояние раздражённости, лежащее за порогом сознания. Впрочем, в симптоматике её болезни можно легко запутаться.
  Пятый блок плавно выбрался из стены и приземлился на арену.
  - Пациентка выросла в многодетной и бедной семье, ей не хватало полноценной родительской ласки и заботы, мечты об одиночестве довлели над всеми прочими желаниями с самого раннего детства и повергали в истерику. Пациентка неоднократно резала себе вены и глотала большое количество таблеток. Бросалась с ножом на младших братьев и сестёр, впрочем, не нанося им заметных увечий, разбивала посуду и ломала мебель. Однако, по непонятным причинам, ни разу не подвергалась обследованию в психиатрической клинике.
  Тем временем из пробоины блока вылез стройный, спортивного телосложения мужчина, одетый, не в пример прочим пациентам, в короткую ватную фуфайку и стоптанные сапоги. Был он достаточно симпатичен, имел благородно заострённые черты лица и упругое тело с сильными руками, на которых выделялись длинные пальцы с обгрызенными ногтями, иногда чересчур подвижными и стремящимися найти себе какое-нибудь занятие, даже не зависимо от воли всего прочего организма. Но не они портили внешность вновь пребывшего, и даже не едва заметная дырка во лбу, а очень странная причёска из увядающих волос, напоминающая брошенный на лысину пучок сена.
  - Найти причин для того, чтоб беспрепятственно покинуть родительский дом, или выйти за кого-нибудь замуж, наша пациентка так и не смогла. - выговаривался Саня Бычков, не обращая внимания на то, что ни женщина, а мужчина выкарабкался из пятого блока и с удовольствием уселся на Лобном Месте, подмигнув палачу, отчего тот повергнулся в лёгкое замешательство. - В марте 1987 года, в школе, где наша пациентка работала обычной посудомойкой при столовой, случился факт массового отравления. Были госпитализированы не только ученики, но и учителя, весь технический персонал, медсестра и даже мастер по ремонту холодильников, которого вызвала заведующая столовой. В последующие дни некоторые из заболевших умерли, испытывая страшные муки, и правоохранительные органы приступили к тщательному расследованию обстоятельств трагедии. Оказалось, что все жертвы отравления питались в тот день в школьной столовой, употребляя гречневую кашу с куриной печёнкой. Исследуя тела умерших, были обнаружены значительные доли токсичного метала, которые и привели к отравлению, и казалось очевидным, что они могли попасть в блюда исключительно искусственным путём. Тут же выяснилось, что год назад, в этой же школе, произошло несколько случаев с подобными симптомами интоксикации, что в больнице тогда умер парторг школы, а учительница химии приобрела инвалидность и не смогла продолжать педагогическую деятельность. При обыске в личных вещах всех сотрудников столовой, у нашей пациентки обнаружилась плотно закупоренная жестяная банка с содержимым, напоминающим мелкие гранулы, и экспертиза показала, что это ничто иное, как сильнодействующий крысиный яд. Женщина была незамедлительно арестована и подвергнута допросу, на котором призналась не только в отравлениях учителей и школьников, но и в нескольких десятках других отравлений, в результате которых умерло девять человек. Исключительно ненавидя свою работу в школьной столовой, она плохо выполняла свои обязанности, получала постоянные замечания от заведующей и учителей; ей неоднократно грозили увольнением по статье за прогулы, что и пробудило в ней злобную мстительность и заставило приняться за массовые отравления. Пациентка уверяла, что это не она выбирала, какую дозу отравы дать человеку, чтоб его постигла смерть, а это сама смерть выбирала для себя жертв. Смерть, по словам пациентки, всегда выбирает самостоятельно. В ходе дальнейшего следствия выяснилось, что не только наша пациентка занималась регулярным отравлением людей, что ей активно способствовали родители и сестра в течении предыдущих одиннадцати лет. Жертвой отравления мог стать кто угодно, кого семья считала своим обидчиком и даже врагом. Так, например, сестра нашей пациентки убила своего мужа, подозревая его в неверности, а затем свёкра и свекровь. Родители отравили не только соседа по коммунальной квартире, взбешённые тем, что он смотрел телевизор на большой громкости, но и свою дальнею родственницу, у которой были однажды в гостях, и которая сделала им замечание из-за лужи в туалете. Все обвиняемые члены семейки были арестованы и преданы суду. Нашу пациентку приговорили к высшей мере наказания - расстрелу, её сестра получила 15 лет колонии строго режима, мать с отцом, соответственно, по 10 и 13 лет. На одном из своих последних допросов наша пациентка заявила, что наказывать обидчика нужно не словом, а делом, что с врагом надо не воевать, а дружить, приглашать в гости и угощать тем, чего он заслуживает, что умереть в мучениях проще и легче, чем мучительно жить. А давайте теперь и мы выслушаем её. Интересно, о чём она скажет нам.
  И только тут Саня Бычков заметил, что увлечённо рассказывает про пациента-женщину, тогда как на Лобном Месте присутствовал мужчина.
  - Погодите-ка, это ведь мужик у вас?.. А у меня в этом блоке баба должна быть!.. - удивился Саня.
  - Разве баба? - слегка оторопел палач.
  - Так отравительница если, то конечно она баба. Ты разве не слышал, что я тут несколько минут про бабу говорил?.. Ты какие цифры на экране набрал?
  Палач произнёс вслух число непомерно издевательской длинны.
  - Всё правильно. Должна быть баба. - сказал Саня.
  - Мужик, а ты точно мужик? - встревоженно обратился палач к пациенту.
  - По сути говоря, я лётчик. - со сдавленной гордостью выдохнул пациент. - А моя половая принадлежность настолько очевидна, что отвергающий её очевидность выставляет себя на посмешище.
  - Какого чёрта ты тут делаешь, лётчик?.. Кто твой лечащий врач?.. Баба где?..
  - Я не понимаю ни ваших баб, ни ваших вопросов. Отстаньте от меня. - отмахнулся лётчик.
  - Как это - отстаньте? - палач замахнулся, чтоб врезать мощный подзатыльник пациенту, но посмотрел на Саню Бычкова, ожидая, что тот может возразить. - Кто это такой у нас объявился, Саня?..
  - Давайте у него и спросим. - стараясь сохранять спокойствие, произнёс Саня. - Ты кто такой?..
  - Кто же я такой... - задумчиво пробормотал лётчик, досадуя, что есть необходимость разъяснять о себе достаточно очевидные вещи. - По сути говоря, я такой же, как и вы.
  Дальнейшую речь он вёл размеренным уверенным темпом и голосом снисходительным, но убеждённым в своей правоте. Лишь под конец он принялся покусывать тонкие губы чуть не до крови, что выдавало сильное волнение. Его цепкий и даже строптивый взгляд иногда казался таким по-человечески разумным, что думалось, он готов перестать нести чепуху и прийти в нормальное сознание, но как раз в последующие мгновения высказываемый бред принимал формы зловещие и непробивные.
  - Граждане ангелы и товарищи херувимы!.. По сути говоря, я такой же, как и вы - я способен летать над бренной землёй, кружить над её навязчивыми просторами и тяготиться своим несовершенством. Я долго и исправно служил своей Родине, я был верен присяге и своему народу, выполняя даже самые преступные приказы и не замечая, что они не столько помогают уничижению врага, сколько принижают во мне суть защитника и воина. Я стремился быть правильным солдатом, даже идеальным, и во многом был таковым, пока не уразумел, что всё в этом мире неправильно, и оно всё словно бы нарочно создано и продвигается неправильным образом. То чувство силы, которым я до сих пор увлечённо и беспрепятственно пользовался, уже не приносило мне удовлетворения, я понял, что оно в большей степени угнетает меня, чем побуждает на подвиги, на усовершенствование всечеловеческой правды. Я мало чего боялся до этих пор, но вдруг сообразил, что только чувство страха - настоящее, испытываемое до дрожжи, до судорог, до постыдного испражнения в штаны - откроет в человеке новые способности, понимание и умение управлять новой силой. Только оно поможет человеку взлететь по эмоциональной синусоиде в непостижимые высоты. И человек обязательно спустится с этих высот, войдёт в свой прежний мир и прежний дом, но не для того, чтоб радовать своим явлением каких-то своих родных и близких - теперь уже и не очень нужных лично ему, как средство коммуникации - а для того, чтоб изменить весь мир. Чтоб даровать миру иное будущее. Чтоб спасти мир от окончательного погружения в лживый и непотребный хаос. Я сообразил, что необходимо построить экзистенциональный ноев ковчег, в котором не должно быть прежнего упования на парность, тем более не должно быть места для борьбы противоположностей. Всё следовало подчинить одному сверхсмыслу существования, веры и разума, при котором Всемирному Добру не должно угрожать Мировое Зло. Вы, граждане ангелы и товарищи херувимы, несмотря на свои грандиозные сущности, должны быть очень далеки от Высшей Истины, вы мало ведаете, что такое Мировое Зло, проникающее своими малейшими частичками в каждое создание на земле, в каждую живую форму. Очень часто оно становится соблазнительным и охмуряющим, словно очень навязчивый запах - таким запахом обладает женское нагое тело - и эта навязчивость не напрасна, не случайна. Она переманивает внимание на себя, отвлекает от постижения сути Мирового Зла и вторжения в его естественную ипостась с целью обнаружить наиболее уязвимые точки, чтоб нанести по ним удар. Всё, что в мире носит на себе печать женственности, носит печать зла; всё это нуждается в регулировке, исправлении, преобразовании. Всё, что понадобится уничтожить, как лишнее и непрактичное, должно быть уничтожено. Всё, идеально подходящее для жизни в будущем, рано или поздно должно достигнуть совершенства, идеального отцовства, способного производить потомство без матери, без женщин. Природа сама сотворит из мужчины и отца и мать, если только мужчина сможет уничтожить на земле всё то, что несёт в себе женский образ и женскую печать зла. Не изменяя базовые структуры личности, а улучшая те, что поддаются улучшению, и те, что всегда будут инициированы на мужской ментальности. Граждане ангелы и товарищи херувимы, поймите меня правильно!.. Не держите меня взаперти и не принимайте за сумасшедшего, ибо я такой же, как и вы - житель небес, тоскующий о чём-то недостижимо высшем и презирающий земную форму такой, какой она есть. Чем больше я задумывался, пребывая на земле, о всех тех вещах, о которых вам только что поведал, тем меньше мог испытывать обычного человеческого удовольствия от жизни. Меня не тянуло к забавам и пьяным посиделкам, я устал от соблазнов природных стихий, в которые раньше мог запросто окунуться с головой, дабы испытать себя лишний раз, как воина, способного поступками своими на шаг вперёд опережать возбуждённое сознание. Я стал увядать, как личность, мне всё становилось равнодушно и неуместно, а затем я перестал испытывать удовольствие даже от секса. Я не мог вожделеть и наслаждаться, и это меня совершенно не беспокоило. Я стал привыкать быть бесчувственным. Но вот, однажды, случайно раздавив ногой бабочку моли, я невероятно возбудился и тут же эякулировал, и постиг, что могу получать удовольствие от уничтожения зла, имеющего женственную сущность. Я понял, что чем ближе будет уничтожаемое мной зло к космической фактуре Мирового Зла, тем неизведанней и сильней станет чувство дарованного мне блаженства. Мне нужно было с чего-нибудь начать. С чего-нибудь настоящего, возможно слишком дикого, но что вызвало бы во мне невероятное сладострастие и удовлетворение вплоть до оргазма. Настоящего, мужского. И сама судьба даровала мне эту возможность. В нашу воинскую часть поступил сигнал от дежурного из центрального штаба, что границу страны нарушил пассажирский "Боинг", что на запросы диспетчеров наземной службы он не отвечает, что принадлежность его к какому-либо государству и авиакомпании не ясна. От нас потребовалось незамедлительно поднять самолёты-истребители в воздух, чтоб сопроводить его, а, при необходимости, вынудить к посадке. И тут я понял, что прислужники Мирового Зла пробуют испытать меня на прочность, желают увидеть во мне обычного трусливого человечка. Своего раба. И я не дал им удовольствия посмеяться над собой, я приблизился на истребителе на максимально возможное расстояние к пассажирскому "Боингу" и выпустил в него боевую ракету. Я начал свою борьбу с Мировым Злом.
  - Так это ты сбил самолёт над Украиной?? - возмущённо воскликнул Лев Моисеевич. - Скажи мне, как тебя зовут?.. Мне важно знать твоё имя.
  - Оставьте в покое и меня и моё имя. Я и вашей Украины знать не хочу. Нет ничего в мире настоящего. - буркнул лётчик.
  - Нет, ты теперь дурачка из себя не корчь. Ты теперь должен нам представить себя, мы должны всё знать о тебе, всю правду.
  - Я служу Всемирному Добру. Чего ещё вы достойны узнать обо мне?.. Спросите у иных.
  - Ты просто наглый псих. Чокнутый маньяк. - рассерженно закричал Лев Моисеевич.
  - Пусть так. - спокойно согласился лётчик и даже не ухмыльнулся.
  - Почему же пассажирский самолёт ты принял за нечто женственное, что должно уничтожить? - спросил Евпсихий Алексеевич, стараясь не раздражать пациента, а вызвать у него готовность идти на разговор.
  - А как же не женственное?.. - искренне удивился тот. - Разве самолёт не несёт в себе человечьи тела, как будто и беременная женщина несёт в своей разбухшей утробе человечьи зародыши?.. Самое женственное, что я доселе встречал в своей жизни - это именно самолёт, причём именно подбитый мной самолёт. То чувство блаженства, которое я испытал, эякулируя и наблюдая, как подбитый "Боинг" падает на землю, я не могу передать словами. Я был настоящим мужчиной в этот миг. Настоящим воином.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:28
  
  
  Из зияющих ниш в стене, расписанной гармонично-смиренными фресками, проглядывало пространство кристальной чистоты и ясности. Ничто не нарушало ни монументальной прочности самой стены, ни согласованного покоя изображённых фигур. Лишь у одного из апостолов на фреске, демонстрирующей Тайную Вечерю, выказалось на лице безропотное недоумение, когда на столе перед ним, вместо чаши с вином, обнаружилась дыра.
  - Ну, милые мои, вы вдоволь наслышались того, что попервоначалу кажется абсолютным бредом. - с надменным удовольствием окинул взглядом соседей Саня Бычков. - Но разве затем не обнаружили в этом бреде зерна истины? Разве вы и сами когда-то, размышляя о превратностях брошенного жребия судьбы, не приходили к подобным же выводам?
  - Саня, ты издеваешься?! - возмутился Евпсихий Алексеевич. - Это не люди, это даже не безумцы, это какие-то монстры с протухшими кашами в головах, найти зерно истины в которых способен такой же безумец.
  - Помнится, Катенька, кажется, услышала что-то важное для себя. Разве нет?
  Катенька сильно волновалась и собиралась с мыслями. Ей очень не нравилось ловить себя на двойственности ощущений.
  - Я не знаю, я ничего не понимаю... - пробормотала Катенька.
  - Из любой болтовни можно что-нибудь да извлечь. - заметила крыса Маруся. - Это всё частности, и каждый складывает их для себя по-своему.
  - Болтовня и бред - не есть одно и тоже. - поправил крысу Саня.
  - Да, но слова могут быть одними и теми же. - ухмыльнулась крыса.
  - Бред, который несли данные люди, можно было бы понять и принять, если б он хоть как-нибудь соотнёсся с нашим личным жизненным опытом. - раздражённо заговорила Катенька. - Так, например, понимаешь и влюбляешься в произведения искусства. Но понятный личный опыт касается только созидания. Никак не разрушения. А то, что несли все твои пациенты, Саня, разрушительно до самого основания. Голодное чудовище может проглотить какую-нибудь несъедобную дрянь, надеясь, что насытится, но не переварит её и досадливо выплюнет.
  - Это не пример. - резко возразил Саня. - И голодному чудовищу, и голодному человеку по-настоящему не хватает только одного в жизни: еды!.. А вот сытому не хватает всего и сразу.
  - Завораживающая энергия стагнации. - задумчиво высказался Лев Моисеевич. - Всё, что мы услышали от этих людей, имеет мгновенную завораживающую притягательность. Но вот, когда они замолчали, мы словно бы опомнились и ужаснулись.
  - Ну да, я тоже поймала себя на похожих ощущениях. - поспешила согласиться Катенька. - Или ещё, знаете, как бывает в нововыстроенных бетонных церквях: там очень свежо и опрятно, а, главное, звук - особо гулкий и долгий; такой долгий, что никак не может остановиться, а проистекает на улицу, где и растворяется без остатка. Словно бы его и не было.
  Все пять пациентов собрались поближе к друг другу и внимательно прислушались к разговору, соображая о чём-то своём. Неприятная хитреца блуждала по их затихшим лицам.
  - Энергия стагнации как раз и проистекает от неготовности человека к художественному воспроизведению душевных впечатлений. - продолжал размышлять вслух Лев Моисеевич. - Когда что-то такое веет в сознание, чего не умеешь ухватить, а потом жалуешься всему свету на своё неумение.
  - Да бросьте, причём здесь художества?! - рассердился Евпсихий Алексеевич. - Всё, чем бредили эти мерзавцы, это какая-то ужасная некрофилия. Прикрываясь борьбой с обыденностью, со злом, вошедшим в обыденные привычки, они уничтожали всё живое вокруг себя. Они не могут сосуществовать с кем-то или с чем-то, что не способны понять. Они любят смерть, потому что больше ничему не способны радоваться в жизни. Но они обманывают себя и не верят, что смерть может застать их врасплох точь-в точь, как и обычных людей; они думают, что способны перехитрить смерть. Я вам так скажу: человек, даже много страдающий, но любящий жить, всегда желает, чтобы вокруг него все были живы, счастливы и здоровы. Этим нормальный человек отличается от безумца.
  - Нормальный человек, говоришь?.. - напрягся Саня Бычков. - А я вот краем уха слышал, Евпсихий, что как раз ты мне смерти желал. Нормально ли это было, Евпсихий?..
  - Саня, какой только ерунды не ляпнешь под горячую руку, не подумав. Мало ли кто кого нахер посылает.
  - Вот ты теперь ерундой оправдываешься, а я не знаю, принять ли твоё оправдание за истину. Ты ведь много чего нехорошего мне в жизни сделал, причём и сам не замечал, как это делал, просто, мимоходом. Я ведь и сильно выпивать начал, когда заметил, что ты с Катенькой в близкие отношения вступил. Пускай я по-своему и по-дурацки был влюблён в Катеньку, но у этой любви была своя боль, своя рана. А ты надавливал на неё, теребил. Пускай, и не специально. - Саня чуть помолчал, всматриваясь в Евпсихия Алексеевича со странноватым осмыслением ситуации. - Или всё-таки это было специально?.. А, Евпсихий?.. Может, это ты меня пьяного и бессильного грохнул в подвале?..
  - Зачем мне это надо было? - наигранно развеселился Евпсихий Алексеевич.
  - Да мало ли. От переизбытка душевных впечатлений.
  - Ты, Саня, лучше на того греши, с кем водку пил. У меня всё нормально с душевными впечатлениями, всё под контролем.
  - Ладно, Евпсихий, я пошутил. - тяжело выдохнул Саня Бычков. - Прости, что всё корчу из себя какого-то доктора и душевидца, тогда как простота моего земного существования никаких поводов для этого не даёт. Говорят, что перед смертью человек видит лучшие мгновения своей жизни. А я не помню, чтоб что-то такое видел, наверняка и не видел ничего, поскольку не нашлось этих самых лучших мгновений, чтоб мне показать. Душа-то моя воспарила, а попрощаться хорошенько со всем земным и нажитым так и не сумела. Я ведь даже собственных похорон не видел, поскольку до сих пор таковых не случилось. Ты вот, Евпсихий, хотел бы увидеть свои похороны?..
  - Нет, мне это вовсе не интересно.
  - Врёшь, Евпсихий. Всем интересно, и тебе тоже. Ну, так прямо сейчас и увидишь. Мы твои похороны здесь отрепетируем.
  - Как это?
  - Да просто. - Саня Бычков заметно разыгрался, навострившись на что-то слишком затейливое. - Ну-ка, дорогие гости, приглашаю вас всех на похороны нашего уважаемого Евпсихия Алексеевича. Попрошу соорудить на лицах траурные мины, принять позы сугубо элегические и придаться скорби.
  - Саня, а может не надо? - тихо попросила Катенька.
  - Катенька, не беспокойся. Всё будет очень весело!.. Евпсихий, успокой свою подругу, скажи, что ты и сам ничего не опасаешься.
  - Я не опасаюсь. - уверенно, но не очень смело сказал Евпсихий Алексеевич.
  - Ну вот!.. Итак, все быстренько принялись скорбеть.
  Первым, у кого получилось придаться кручине по покойнику и вылепить на физиономии траурную мину, оказался людоед. Он хотел вдобавок подпустить робких мужских слезинок, но недостаточная сумрачность сознания сдерживала порыв, и тогда он просто плюнул на палец и размазал плевок у себя под глазами. Прочие пациенты, вовсе не желая участвовать в непонятных им играх, но опасаясь подзатыльников палача, угрюмо поджали губы и принялись тяжко вздыхать. Траурная мина на лице самого палача не была заметна из-за глубокого капюшона, прикрывающего голову. Но, выказывая свою непомерную печаль о покойнике, палач воздел руки к небесам и произвёл звуки безутешного рыдания. Катенька со Львом Моисеевичем тоже зачем-то придали себе скорбный вид. Одна крыса Маруся продолжала пялится на представление со счастливым свечением из горошинок глаз.
  - Если вас это хоть немного утешит, то скажу, что покойный быстро помер, почти не мучился. - поспешил сообщить Евпсихий Алексеевич добрую весточку о себе.
  - Вот это самое главное, чтоб не мучился. - вздохнул палач. - Насмотрелся я на мучительные смерти, на страдания вдов. Всё это только лишние нервы мотает.
  - Мне кажется, что нам как раз не хватает персонажа в роли безутешной вдовы. - Саня Бычков покосился в сторону Катеньки, но та отрицательно замотала головой. - Давайте тогда палача, что ли, попросим. Пусть будет вдовой.
  - Санечка, ты знаешь, как я тебя бесконечно уважаю. - неожиданно стушевался палач. -Но я во вдовах мало что понимаю, я боюсь не справиться. Ещё и не факт, что покойник был женат; в наши-то времена каких только охальников не встретишь.
  - Ну что ты, дружок, говоришь. Евпсихий не охальник. Надо бы ему срочно найти вдову.
  - Я могу быть безутешной вдовой. - вызвалась крыса, скаля острые наглые зубки. -Что для этого нужно делать?
  - Ничего сложного. - объяснил Саня. - Нужно постоянно всхлипывать и потихоньку причитать: на кого же ты нас оставил, сокол ясный?..
  - Это я могу! - по-залихватски всхлипнула крыса. - Евпсихий Алексеевич, вы не возражаете?..
  Евпсихий Алексеевич лишь иронично покрутил пальцем у виска и махнул рукой, давая согласие.
  - И на кого же ты нас покидаешь, сокол ясный?.. - с несуразно-трагической яростью принялась голосить крыса. - И какого рожна тебе не хватало на белом свете?.. Оставил ты меня одну-одинёшеньку, покинул в несчастье да в горюшке, да во кручинушке!.. Как теперича люди да весь честной народ поглядят на меня, на младую вдовицу?..
  - Нет-нет, давай без причитаний. - нахмурился Саня, пресекая дальнейшие вопли крысы. -Только всхлипывай и сильно грусти.
  - Но присутствующий на похоронах честной народ может неправильно понять молчаливую вдову. Они подумают, что она бездушная и неблагодарная женщина, если ей нечего сказать о покойном. - воспротивилась Саниным указаниям крыса.
  - Нет, просто всхлипывай. Ты, когда говоришь, то почему-то хочется не скорбеть, а дурака валять.
  - Просто вы не привыкли к проявлению истинной скорби. Вам надо послушать меня с полчасика, и вы привыкнете.
  - Хайло не разевай понапрасну. - резко потребовал от крысы палач. - Представь, что муж, перед самой своей смертью, тебе челюсть одним ударом ноги сломал. Случайно, конечно, не со зла. Но вот так вдруг получилось.
  Крыса недовольно пошамкала ртом и умолкла.
  - Ну, что ж, давайте вспомним о том, каким прекрасным человеком был покойник, и затем захороним его прямо где-нибудь здесь. - попробовал начать церемонию похорон Саня Бычков.
  - Как это: захороним?? - испугался на минутку Евпсихий Алексеевич.
  - Понарошку, Евпсихий. Мы просто репетируем твои похороны, а, значит, всё будет понарошку.
  Услышав это, палач многозначительно взглянул на Саню и подмигнул, как бы предлагая отойти подальше от рамок игры и попробовать похоронить кого-нибудь по-настоящему, вместо Евпсихия Алексеевича, но Саня решительно встряхнул головой, утверждая, что похороны будут идти понарошку.
  - А вот нельзя никого похоронить, если нету кладбища. - вдруг громко заявила Улинька, которой очень понравилась наметившаяся игра. - Похороненному человеку будет очень-очень приятно хорониться, когда вокруг лежат много всяких других похороненных бабушек и дедушек, а ещё и друзей всяких похороненных, и просто приятных человеков.
  - А ведь девочка права. - понимающе прищёлкнул пальцами Саня Бычков. - Для полноты картины нам необходимо создать соответствующий антураж. Это будет очень уважительно с нашей стороны по отношению к новопреставленному.
  - Это как? - спросил палач. - Это так же, как мы позавчера отгрохали яхту Рокфеллера для одного свихнувшегося и покончившего с собой депутата госдумы, чтоб он думал, что купил её у Рокфеллера вместе с самим Рокфеллером и его молодой женой?..
  - Вот почти так. Жми давай на свои циферки.
  Палач вернулся к Лобному Месту, где принялся привычно тыкать пальцами в экран, запуская к работе новые механические устройства; причём на экране, вместо цифр, нарисовалось что-то вроде карты военных действий с маленькими реющими флажками, интригующе-мобильной линией фронта и стрелками красного и синего цвета, изогнуто атакующими друг друга.
  На огромном циферблате часов раскрылась упругими дверными створками цифра двенадцать, из неё вытянулась на несколько метров вперёд подвижная лента конвейера, которая принялась доставлять на арену различные могильные плиты и памятники. Они с тёплым траурным грохотом падали с ленты конвейера вниз, на арену, не нанося большого ущерба своему внешнему виду, но образовывая неуместную свалку.
  - Надо бы всё это дело красиво расставить по местам. - вздохнул палач. - Боюсь, мне одному не управиться.
  - Ты же не слабак, справишься! - подбодрил палача Саня.
  - А кто говорит, что я слабак?.. Я не слабак, просто мне тяжело одному.
  - Пускай вам дяденьки-психи помогают! - весело посоветовала Улинька. - Если их заставить делать только добрые дела, то на злые времени не хватит.
  - И опять наша девочка права! - воскликнул палач и подошёл к пациентам, настороженно сбившимся в кучку. - Короче, парни. Если не хотите, чтоб я вам рыла начистил, то начинайте тут расставлять всё по местам, не ленитесь. Помогайте, чтоб было красиво.
  - Я вам в грузчики не нанимался. - попробовал взбрыкнуться лётчик, но тут же схлопотал от палача подзатыльника.
  - Точно не нанимался? - спросил палач, намереваясь наподдать ещё разок.
  - Никак нет, не точно. - едва ли не вытянулся в струнку лётчик. - Граждане ангелы и товарищи херувимы, прошу распоряжаться со мной в полное своё удовольствие!..
  - Вот это хорошо, что в полное. - усмехнулся палач. - Все остальные дяденьки-психи имеют что возразить?..
  Психи придавлено зашумели, выражая готовность немедленно приступить к работе.
  - Ну так и приступайте. - разрешил палач. - Обустроим наше кладбище в стиле консервативно-светском. Оградок не надо, просто укладывайте плитки ровными рядками. Сейчас я вам букетики цветов подгоню.
  Палач уверенно тыкнул пальцем в экран, и лента конвейера сбросила на арену несколько пышных букетов в крафтовой упаковке, перевязанных изящными траурными лентами. Психи проявили достаточную творческую смекалку и эстетику, расставляя памятники и могильные плиты по местам. Подросток-рептилоид с большим пониманием дела раскладывал по могилкам букеты цветов. Только тут зрители получили возможность прочесть некоторые из эпитафий, старательно выгравированных на памятниках и покрытых сусальным золотом. Текст казался нарочито издевательским.
  Крыса Маруся с печалью, присущей временно и слегка свихнувшейся от горя вдовы, трагически покачивала головой, пока Катенька зачитывала отдельные эпитафии вслух:
  "Здесь покоится тело женского рода, прозываемое Ивановой Марией, погибшее случайно в огненных тисках пожара, не ведая, куда податься и спастись. Жених Марии сей и памятник воздвиг. За что ему предвечное "спасибо" возвещается на небесах."
  "Прохожий, ты идёшь, но ляжешь так, как я.
  Присядь и отдохни на камне у меня!
  Сорви былиночку, подумай о судьбе.
  Молись, чтоб в гости не позвал тебя к себе!"
  "Не Либкнехт Карл здесь похоронен, а Карл Петрович Шугалей. Он был порядочен и скромен. Но умер в цвете юных дней."
  "Пока он жил - он был живым. Смирнов Гаврилыч Никодим."
  "Покойный водочку любил. Покойный от неё и помер. За то, что безрассуден был - весьма он скромно захоронен."
  "Простите, граждане, я дальше не пойду -
  поскольку нет технической сноровки.
  На веки вечные покой я обрету
  без кутерьмы и рекогносцировки."
  - Всегда подозревала, что на кладбище может быть гораздо веселей, чем об этом принято говорить. - сказала крыса-вдова, позабыв, что у неё вывихнута челюсть.
  Откуда-то в руках у палача появился гранённый стакан, наполовину заполненный соблазнительно-мутноватой жидкостью; палач его тут же установил на чурбачок, трогательно прикрыв горбушкой хлеба.
  - Ну, что ж, помянём хорошего человека. - с наивозможной для себя душевностью произнёс палач. - Хочется кому-нибудь что-нибудь сказать?..
  - На моей могилке попрошу обойтись без лишних слов и без эпитафий. - потребовал Евпсихий Алексеевич, придя в изумление от надписей, зачитанных Катенькой. - У меня, чтоб всё скромно было, лаконично. Можно просто: имя и фамилия. Жил, дескать, человек, и был он вполне собой хорош.
  - Будет сделано! - шутливо козырнул палач. - Всё будет скромно, но по высшему разряду. Саня, давай-ка для Евпсихия организуем мавзолей!
  - Думаешь? - заинтересовался идеей Саня Бычков.
  - Непременно. Я считаю, что Евпсихий такой стоящий покойник и выдающийся человек, что заслуживает целого мавзолея.
  - Давай, жми тогда.
  Палач принялся выстукивать пальцем по сенсорному экрану совершенно непостижимые загогулины из синих и красных стрелок, благодаря чему пять пустых блоков, в которых на арену прибыли пациенты, покрылись багрово-гранитным глянцевым цветом и скомпоновались в сооружение, напоминающее мавзолей на Красной Площади. Но с очень узким проходом-пробоиной посередине.
  - Это вы для меня такой выстроили? - не без удовольствия поёрзал на троне Евпсихий Алексеевич. - Не слишком скромно и архаично. Вам не кажется?
  - Мёртвому скромность только мешает; уж поверь мне, Евпсихий. - заверил Саня Бычков. - Если при жизни не получилось обрести славы, то попользуйся хотя бы после смерти.
  - А вот некоторые говорят, что... - Евпсихий Алексеевич хотел было напомнить о циничности посмертной славы.
  - Говорят, что кур доЯт!! - весело перебил его палач. - Давай, спускайся вниз и ложись в гроб. Мы тебя понарошку забальзамируем и предадим на всеобщее обозрение. Будешь лежать, как та самая мёртвая царевна в закромах у семи богатырей. Нас ведь тут семеро?.. - палач пересчитал всех присутствующих на арене. - Вот, ровно семь, и практически все богатыри.
  - Знаете, что?.. Спускаться я не буду, да и гроба у вас подходящего нет. - с напускной сердитостью откликнулся Евпсихий Алексеевич.
  - Щас будет гроб. - пообещал палач.
  Аккуратно завихрив пальцем линию фронта на экране в эллипсоид, палач добился того, что лента конвейера, торчащая из циферблата часов, вытащила на свет мощный дубовый гроб, инкрустированный сотнями драгоценных камней, слегка просторный для обычного человека, особенно по ширине, и без верхней крышки. Гроб доехал до конца ленты и грохнулся вниз, разбивая вдребезги какую-то щуплую могильную плиту, которой не нашлось достойного местечка на кладбище. И тут все присутствующие разглядели, что в гробе находится не покойник, и не какая-нибудь эманация, напоминающая заурядного человеческого покойника, а полутораметровый шлёпанец.
  - Что это? - осторожно пощупал шлёпанец палач. - Не понимаю, откуда он здесь взялся. А теперь, пожалуй, наш покойничек вместе с ним, вдвоём, и не поместится.
  - Да это же мой шлёпанец! - тотчас узнал родной шлёпанец Евпсихий Алексеевич. - Где вы его нашли?.. И как он получился таким огромным?..
  - Вырос. - совершенно спокойно сказал палач. - При хорошем питании и активно витаминизированной атмосфере ещё не таким вырастешь. Ну что, дяденьки-психи, потащим гроб в мавзолей?..
  Психи с опаской поглядывали на гроб и не выражали желания его куда-либо тащить.
  - Не стесняйтесь. Поднимайте и кладите себе на плечи!..
  - Оно точно не живое? - указал на шлёпанец обеспокоенный людоед.
  - Мертвей не бывает.
  Палач распоряжался, демонстрируя убедительные кулаки, и психам ничего не оставалось, как впятером взгромоздить гроб себе на плечи и, тяжело вздохнув, сделать несколько шагов.
  - Граждане ангелы и товарищи херувимы! - затормозил движение лётчик, вынужденный один тащить гроб сзади. - Я гробы не умею таскать, я обучен мастерству высшего пилотажа. Прикажите запустить этот гроб в полёт - справлюсь в два счёта. А таскать не могу, не умею.
  - Да заткнись ты уже! нет здесь никаких ангелов и херувимов!.. - рассердился палач. - Тебя бы, заразу этакую, вообще к чертям следовало отправить; и я тебе мамой клянусь, что если будешь меня раздражать, я отыщу по твою душеньку чёрта!.. Вот такенного!!
  - Не надо. - испуганно шмыгнул носом лётчик.
  - Понесёшь гроб без всяких этих твоих капризов?..
  - Понесу. Мне просто тяжело одному сзади.
  - Ничего, я тоже подсоблю. Вшестером понесём.
  И палач действительно подставил своё плечо под гроб, помогая психам.
  - Ну, пошкандыбали, парни!
  Психи, не торопясь и чуть запинаясь, двинулись к мавзолею, проклиная всех покойников на свете, и зрелище это выглядело очень непрезентабельно и сиротливо. Лишь вызывающе-вычурный вид шлёпанца помогал зрителям не предаться унылой зевоте. Безутешная вдова Маруся едва сдерживалась от глумливых замечаний и смешливых подфыркиваний. Саня Бычков тогда остановил шествие и сказал, что покойник, конечно, был не из тех ветреных людей, которые любое мероприятие, и даже свои похороны, мечтал бы превратить в праздник, но чрезмерного нагнетания обстановки он тоже не любил.
  - Музыки нам не хватает. - вздохнул палач. - С музыкой завсегда хоронить веселей.
  - А споём-ка, братцы, что-нибудь заупокойное!.. - предложил людоед. - На похоронах принято сопровождать покойника в последний путь мирным и сладостным песнопением.
  - Правильно. - согласился Саня. - Спойте нам что-нибудь соответствующее.
  - Соответствующее? - скорчив ехидную мордочку, вопросил людоед. - Есть у нас соответствующее. Сейчас споём, все будут довольны.
  И людоед горланисто принялся вопить песенку, которую незамедлительно подхватили и прочие психи, унося гроб к мавзолею и испытывая невыразимое ликование:
  По улице ходила большая крокодила:
  Она, она зелёная была!..
  Увидела француза - и цапнула за пузо!
  Она, она голодная была!..
  В паузах между куплетами людоед издавал нечаянные кукарекающие восторги. Трепанатор пытался выделывать ногами лёгкие танцующие фигуры, вынуждая своих соседей и палача также непритязательно пританцовывать. Лесничий протяжным басом окаймлял мелодию песни, дабы придать ей хоть какое-то меланхоличное звучание. И только подросток-рептилоид не пел, а слегка заикаясь бурчал, что "не к добру вы поёте этакое поганство! ох, и не к добру!". Подгоняемые назойливо-темпераментным ритмом песни, психи успешно добрались до мавзолея и попробовали просунуть гроб вовнутрь через узкую пробоину. И тут стало ясно, что у них ничего не получится.
  - Гроб не впихивается!.. - сказал лесничий, направляющий шествие.
  - Как не впихивается? - не хотел поверить в очевидное палач.
  - А так не впихивается. Щёлку-то махонькую сделали, её бы расковырять надо.
  - Как же ты её расковыряешь?.. Это камень. - со знанием дела пробормотал людоед. - Кабы оно из кости было сделано - взялись бы и расковыряли. А тут камень. Гранит.
  - Да и пускай гранит, ты поковыряй! - потребовал палач от лесничего.
  Тот старательно пошебуршал рукой внутри пробоины и с печалью поведал, что она не расковыривается. Людоед сказал, что ничего удивительного в этом нет, что камень - это вовсе даже не кость, и он об этом всех только что предупреждал. Лесничий заверил, что даже если б это была кость, то он и её бы не расковырял, поскольку это вообще неслыханное дело - расковыривать руками материю удивительной прочности. Людоед сказал, что как раз лично он много чего костяного расковыривал за свою жизнь, причём расковыривал в два счёта, уж можете поверить. Палач посоветовал им обоим заткнуться.
  - А попробуйте повернуть гроб как-нибудь бочком. - суетливо предложил Саня Бычков, озадаченный непредусмотренным препятствием. - Попробуйте как-нибудь крутануть, на попа поставить. Только шлёпанец не уроните на землю, придерживайте.
  Психи, подчиняясь командам палача, попробовали по-всякому повертеть гроб, но проход в мавзолей был слишком узок. Шлёпанец держался крепко за своё место в гробу, и виду не подавал, что ему здесь может не нравится.
  - Я устал. - робко заканючил лётчик. - Я требую права на отдых.
  - Права меньшинств никогда не обеспечиваются за счёт бесправия большинства. - высказался Лев Моисеевич, которому вдруг стала страшно интересна церемония похорон.
  - Парни, давайте с разбегу затолкаем этот гроб в щель. - догадливо зашустрил палач. - Лишь бы пропихнуть, а там уж пускай лежит себе внутри, покоится с миром.
  - Да, попробуйте с разбегу. - указал Саня Бычков на Лобное Место. - Вот отсюда попробуйте.
  Все потащили гроб к Лобному Месту, где дали себе небольшую передышку перед решительным рывком. Петь песен уже никто не собирался.
  - Кааааак трахнем гробом по этой дурацкой щёлке - она и расковырнётся сразу. - пообещал палач. - Очень даже запросто. Только вы, дяденьки-психи, уж постарайтесь, не ленитесь. А то я вас обижу крепко, вы меня знаете.
  Психи пообещали постараться.
  - Давайте, на счёт: раз-два-три!.. И старайтесь бежать без подскоков. Давайте рысью.
  Психи пообещали бежать рысью.
  - Раз-два-три! - отдал счёт палач, и психи с гробом на плечах понеслись вперёд.
  С выразительно драматическим треском гроб вдарился об стену мавзолея, лесничий и трепанатор, не удержавшись на ногах, упали и проверили прочность своих лбов. Палач, из рук которого гроб выскользнул и самым нахальным образом ударил по коленям, принялся охать, ахать и задавать психам сакраментальные вопросы, ответов на которые ждать было бессмысленно.
  - Ещё раз так сделаете, я вас всех убью. - пообещал палач.
  - Да мы не виноваты. - заскулил людоед. - Просто не пропихивается.
  - Не пропихивается, потому что вы лентяи и не поднажали хорошенько, как я вас об этом просил. Но больше я просить не буду, я буду только требовать. Возвращаемся на исходную позицию и начинаем всё заново.
  - Нет, не получится у нас ничего. - опечалился трепанатор. - Неадекватная у нас эффективность.
  - Не отчаиваемся, не отпускаем рук!.. Пробуем ещё!..
  Психи опять рванули с гробом на плечах от Лобного Места к мавзолею, уже целиком отдаваясь затее и напрягая усилия, и в третий раз проход в мавзолей оказался им недоступен. Потирая ушибы и вывихнутые плечи, психи сбросили гроб на землю и принялись докучливо жаловаться, вызывая сочувствие у зрителей. Палач и сам был огорошен неудачей, и не мог сосредоточиться на нужных мыслях, чтоб подобрать слов, способных побудить народ на осуществление подвигов.
  - А вот если бы самого начала выкопали ямку, - тихонько произнесла Улинька. - то очень бы спокойно гроб в ямку и уложили. Лежал бы шлёпанец у себя в ямке, и было бы ему хорошо да тихо-мирно.
  - Правильно девочка говорит. - смущённо покачал головой палач. - Это девочка явно семи пядей во лбу, она завсегда умные вещи говорит. Нам бы сюда такую девочку - зажили припеваючи.
  В тот же миг из глубины мавзолея донеслось чудовищное голодное рычание, способное принадлежать невероятно диковинному и прожорливому зверю, а над самим мавзолеем дугообразными вспышками рекламно-неонового цвета прорисовалось слово СИЛОСИМАПУНДА.
  - Это что ещё такое? - насторожился палач.
  - Я не знаю. - удивился Саня Бычков и даже немного струсил.
  - Я повторяю свой вопрос: что это такое? - повысил голос палач и обратился к пациентам: - Это чьи шуточки?..
  - Это не шуточки, я просто забыл сказать. - немного помявшись, пробурчал подросток-рептилоид. - Со мной в одном блоке проживала зверюга. До сих пор она очень тихо себя вела и мирно, всё больше спала под кроватью. Да, видно, теперь проснулась и рассердилась.
  - Пёс ты смердящий! - рассердился палач. - Тебя самого надо в клетке держать с чрезвычайной осторожностью, а ты вздумал ещё и живность разводить. У тебя совесть есть?
  - А причём здесь совесть?.. Она сама завелась.
  - Если судить по звукам, то она не просто проснулась, а проголодалась. - заметил людоед, нервно подёргивая щекой. - Надеюсь, наружу она не вырвется. Мне отчего-то становится не по себе.
  - И я надеюсь. - осторожно приложил ухо к стене мавзолея палач. - Это же гранитные камни, их ни один чёрт не пробьёт. Пустое дело даже пытаться.
  Но последующий чудовищный рык зверя приобрёл небывалую взрывную силу и разнёс блоки мавзолея в разные стороны арены. Перед психами предстала та самая обещанная силосимапунда - бугристая бесформенная зверюга, схожая с чем-то неряшливо вылепленным из куска свежей глины, с огромной бесформенной головой и широченной пастью. Зверюга алчно облизнулась, выказывая остро прошипованный язык, раскрыла пасть и слопала гроб с шлёпанцем, даже не поперхнувшись. Затем она замерла на несколько мгновений, с видом ребёнка, которому вместо конфетки подсунули нечто специфическое в конфетной обёртке. Затем тяжело напряглась, жалобно заурчала и оглушительно пукнула, испуская звук сродни лопнувшему чугунному выхлопному коллектору у трактора.
  - Я бы посоветовал всем драпануть отсюда. - пролепетал подросток, зажав нос. - Она нас всех сожрёт.
  - А вот херушки вам! - злобно выругался плач и ринулся к сенсорному экрану.
  - Что ты затеял? - испугался бойкости палача Саня Бычков.
  - Саня, не ссы, прорвёмся. - принялся активно выстукивать пальцем по экрану палач. - У них есть своя силосимапунда, а у нас своя. Мы тоже не лыком шиты.
  Лента конвейера, торчащая из циферблата часов, вновь зашевелилась и вытащила наружу зверюгу ещё крупней по размерам, чем та, что вырвалась из мавзолея. Длинная косматая шерсть покрывала всё её сытое поджарое тело, кроме абсолютно голого бугристого брюха, которое напоминало неумело распаханный клочок земли. Подвижные цепкие лапы напряжённо подрагивали от нетерпения и выдавали грациозное проворство хищника. Возбуждённо клацающая пасть испускала скользкое и грязное рычание. Дугообразные вспышки неонового цвета над её взлохмаченной угловатой башкой образовали грозное слово ГУНКУКУБАНТУАНА. Чудище оказалось бесхвостым и бесполым, что только добавляло его норову неистовой и неконтролируемой лютости.
  - Это что такое? - оробел Саня Бычков.
  - Саня, только не ссы, ради Бога. Наша зверюга ихнею запросто сожрёт! - пообещал палач, впрочем, не слишком уверенный в счастливый исход событий.
  Свалившись с конвейера, гункукубантуана первым делом сожрала несколько могильных плит, причмокивая от удовольствия, а затем приметила сжавшуюся от страха силосимапунду и стремительным прыжком накинулась на неё, проглатывая целиком и сразу. Почувствовав азарт, она принялась пожирать всё на своём пути, без разбору, все могильные памятники и куски гранита, и с каждым проглоченным куском непомерно увеличивалась в размерах. Из внутренностей её раздувшегося брюха доносились звуки непрерывно и жадно чего-то сверлящего, прессующего, корёжащего, дробящего.
  - Саня, я тебя как друга прошу. - взмолился палач. - Бежим отсюда!..
  - И то верно. - незамедлил согласиться Саня. - Обстановка становится слишком нервной. Неподходящей для традиционного панихидного мероприятия.
  - Совсем неподходящей. - воскликнул палач. - Я, когда свою свояченицу хоронил на днях, так там получилось всё чинно и благородно, жаль тебя не было. Ну, да ничего, в следующий раз обязательно позову. А сейчас давай сматываться.
  - Давай. - Саня помчался вслед за палачом к циферблату часов, где раздвинулась складная дверца-гармошка шестёрки, и где уже подпрыгивали от нетерпения психи, не решаясь заскочить первыми.
  - Куда же ты, Саня? - воскликнула недоумённо Катенька.
  - Всем пока, живите с миром!.. Я всем всё прощаю, и никого ни в чём не виню!..
  - Саня! - крикнул на прощание Евпсихий Алексеевич. - Если ты хоть что-то знаешь о том, кто взорвал наш дом, скажи нам!.. Очень прошу!!
  - Прости, Евпсихий, ничего не знаю!.. Пьян был!.. Помер, даже и не заметил как!.. Прости!..
  Саня Бычков занырнул в дверцу часов, за ним поспешили психи, немного толкаясь и бранясь. Последним зашёл в дверцу палач, с грустью осматривая покидаемую арену и грозя кулаком ошалевшей от прожорливости гункукубантуане.
  - Вот это всё и называется: дурдом!! - торжественно провозгласил палач под конец и убрался вон.
  Гункукубантуана яростно рявкнула, недовольная тем, что упустила сытную мясную добычу, и резким прыжком очутилась перед циферблатом. Едва палач успел унести ноги, как гункукубантуана принялась кромсать истерично визжащими зубами циферблат, поедая каждую мелочь, каждый кусочек, каждый пластилиновый ломтик. Увеличившись в размерах настолько, что уже занимала четверть пространства всей арены, гункукубантуана проглотила без малейшего труда Лобное Место и, кажется, только тут обратила внимание на наличие шести тронов и на тех, кто вжался в спинки этих тронов, со страхом поглядывая на происходящее. Не прекращая гипертрофированно разрастаться, зверюга издала чудовищный вопль радостной кровожадности и подпрыгнула высоко вверх, намереваясь слопать трон со Львом Моисеевичем, но не допрыгнула и рухнула вниз, продавливая спиной брусчатку арены, задыхаясь от боли, медленно погружаясь куда-то в пустоту.
  - Дурдом. - запоздало согласился с палачом и Лев Моисеевич.
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:29
  
  ...Кажется, все были живы и здоровы, и находились на своих местах. Улинька освободила глазки, которые уже несколько минут прикрывала ладошками и оттого была уверена, что никакие ужасные чудовища её не заметят и не сожрут.
  Арена представляла из себя бугристое голое пузо мёртвой гункукубантуаны. Чувствовался стойкий и сладковатый пластмассовый запах, застрявший в теле чудовища. Плотное кольцо стены, выстроенной за тронами и обитой мягким войлоком, испустило глубинное слоистое свечение, которое с лёгкостью размазало и удалило всё многообразие возвышенно-сдержанных тонов древних фресок. Только из пяти прямоугольных проёмов, словно из пяти распахнутых настежь окон, излучалось мощное сияние кристальной чистоты.
  - Мне представляется, что наш рай всё больше напоминает ад. - поёживаясь сказал Евпсихий Алексеевич.
  - Ах, Евпсихий, откуда бы тебе знать, что творится в аду. - с трудом пыталась отойти от пережитого испуга Катенька.
  - Во всяком случае, психов там не заставляют играть в чьи-то похороны. Психам в аду, думаю, вовсе не до игр.
  - Игра была не совсем обычной, но в целом не страшной; этакий мягкий будничный сюрреализм. - попробовал пошутить Лев Моисеевич, всем видом показывающий, что недавняя угроза быть съеденным не воздействовала на него в полной мере.
  - Мягкий?.. - возмутился Евпсихий Алексеевич. - Вы, Лев Моисеевич, в своём уме?.. Не может быть мягким то, что крепко держит тебя на привязи и в любую минуту готово ухайдакать. И уж тем более не является будничным занятие, когда надо шлёпанцы хоронить.
  - Что они смогли от тебя заполучить, то и похоронили. - заметила Катенька.
  - Вот ты тоже молодец, Катенька. - обиделся Евпсихий Алексеевич. - Тебя тоже на шуточки потянуло?
  Катенька с потешным извинением развела руками.
  - Главное, дядя Евпсихий, - озабоченно поморщив носик, как будто намереваясь чихнуть, сказала Улинька. - что вас не заставили этот шлёпанец на ногу надеть. Он сейчас таким огромным вырос, что вашей ноге срочно потребовалось бы стать ещё огромней, и вы бы очень забавно смотрелись с огромной-преогромной ногой, а сам такой маленький-премаленький.
  - Надеюсь, этот дурацкий шлёпанец я больше никогда не увижу. - прихлопнул себя по ноге Евпсихий Алексеевич. - До конца жизни буду по квартире босиком ходить. Даже ковёр куплю, чтоб не было ногам холодно. Пылесос куплю.
  - Ну, наконец-то! - нарочито обрадовалась Катенька.
  - Да, наконец-то! - весело огрызнулся Евпсихий Алексеевич, которому и самому надоело брюзжать. - И всё-таки, согласитесь, друзья, что здешний рай, вовсе не согласовывается с нашими представлениями об эдемских садах. Просто ни малейшего намёка на сладостное утешение или блаженство. Думаю, что даже состояние нирваны, придерживаясь здешних формуляров, будет выглядеть как безумный бразильский карнавал. И ещё раз замечу, что здесь жрут все и всё, что ни попадя, и причём с таким удовольствием, что, кажется, им только сейчас разрешили хорошенько поесть. А до сих пор голодом морили. И не понятно, что у них происходит с перевариванием пищи, с естественными отходами. Не удивлюсь, если внутри вот этого брюха, что торчит из арены, формируется ядерный реактор. Ещё и бабахнет в самый неурочный час.
  - А почему вас так возмутила проведённая церемония похорон?.. - спросила крыса Маруся. - Этот ритуал мне показался гораздо более невинным, чем множество тех, что проводят люди на земле, причём не зачисляя себя к психам, и не считая, что совершают что-то из ряда вон выходящее.
  - Марусенька, пока это не касается лично тебя, ты можешь потихоньку посмеиваться. - сказал Евпсихий Алексеевич. - К тому же, я не сказал, что игра в репетицию похорон меня возмутила, я сказал, что для рая она выглядела очень странно. А то, что на земле с похоронными церемониями происходит всяческая чушь, я и без тебя знаю. Но ведь у этой чуши всё-таки имеется определённый смысл - сформированный религией и житейской философией. В попытках пропихнуть гроб в узкую щель нет никакого эзотерического смысла.
  - Маруся, будь любезна, расскажи нам немного о странностях, связанных с похоронами. - попросила Катенька. - Покопайся у себя в памяти. Если тебе не трудно.
  - Зачем они нужны тебе, Катенька? - улыбнулся Евпсихий Алексеевич.
  - Просто интересно.
  - Мне тоже интересно. - поддержал Катеньку Лев Моисеевич. - Очень занятно Маруся рассказывает про всякие земные вычурности.
  - Гм. - сказал Евпсихий Алексеевич.
  Улинька смущённо покачала головой, но она уже привыкла, что взрослые умеют нести вздор ничуть не меньший, чем глупые детки.
  - Я вот где-то читал, что в древнем Египте, когда хоронили какого-нибудь важного и богатого человека, - сказал Евпсихий Алексеевич. - то на стенах усыпальниц рисовали фигурки людей, исполняющих всяческие служебные обязанности по отношению к покойнику. Кто-то был парикмахером, кто-то портным или обувщиком. Кто-то заготавливал провизию и варил пищу. Причём, все эти фигурки рисовались с живых людей. С вполне себе реальных сапожников и поваров, и никто не собирался их по-быстренькому прикончить, чтоб они отправились в загробный мир утешать своего покойного покровителя. Считалось, что если их просто нарисовать, то они смогут одновременно пребывать в виде земного существования и загробного.
  - Что не мешало египтянам иногда хоронить вместе с умершим владыкой и некоторых его живых слуг. - заметила Маруся. - Разумеется, в качестве жертв. А вот по этому поводу, давайте-ка я вам расскажу про шумеров. Погребальные традиции царей Ура были весьма диковаты на взгляд современного человека.
  - Расскажи, расскажи. - попросили крысу собравшиеся.
  - Первая часть погребального ритуала была достаточно скромной и заурядной. Таким образом хоронили любого мало-мальски богатого шумера. Сначала в склеп укладывали тело покойника, затем туда загонялись ближайшие и верные его слуги, погружённые в состоянии наркотического опьянения, дабы вели себя послушно. Затем вход в усыпальницу тщательно замуровывался и начиналась вторая часть церемониала, удостаивались которой лишь царские особы. Усыпальница находилась на дне огромного котлована, специально вырытого для погребения, и после того, как её - вместе с покойником и слугами - замуровывали кирпичами, в ров спускалась процессия, осуществляющая основной похоронный обряд. Первыми спускались жрецы, с методичной бесстрастностью исполняющие заупокойные гимны; затем шли военачальники и ветераны, соблюдающие положения воинской присяги, по которым требовалось быть до конца преданными своим владыкам; затем шли самые красивые женщины государства, разодетые в роскошные платья и украшенные множеством драгоценностей из сердолика, лазурита, серебра и золота; затем спускались всеразличные музыканты, торжественно играющие на лирах, арфах и трубах; последними съезжали вниз, по специально изготовленному трапу, многочисленные повозки, запряжённые быками и загружённые всевозможными богатствами, специально вывезенными из государственной казны. У всех мужчин и женщин имелись церемониальные траурные чаши, заполненные сильно опьяняющим снадобьем, а для быков находились огромные медные горшки, также содержащие напитки с отравой. Всякий занимал своё место на дне котлована, испивал из своей чаши, ложился и умирал. После чего котлован засыпался землёй, чтоб не было видно погребального склепа, а земля утаптывалась и покрывалась коврами и мелко исписанными скрижалями из драгоценных пород дерева. Затем на этой площадке выстраивалась ещё одна усыпальница, в которую заносились всевозможные дары, и куда возлагали самого младшего из детей умершей царствующей особы, убитого в качестве жертвоприношения. Всё это также плотно засыпалось землёй и утрамбовывалось, чтоб построить очередную усыпальницу для захоронения очередного сына или дочери умершей царской особы, принесённой в жертву. Таким образом в котловане хоронили всех детей, исключая самого старшего, поскольку тот являлся прямым наследником царского трона. Он внимательно наблюдал за всем происходящим и даже отчасти руководил траурной церемонией. Захоронив самую последнею жертву, котлован окончательно засыпался и наверху сооружали монументальное храмовое сооружение.
  - Это каких же размеров изначально был котлован? - удивился Лев Моисеевич. - И сколько людей тогда могло быть принесено в жертву и захоронено в нём?
  - Да, в целом, не так уж и много. Полтыщи-тыща. - быстренько подсчитала в уме крыса Маруся. - Мне кажется, что в обычаях любой древней цивилизации, моральное право или милосердие уступало фанатичному религиозному трепету, и когда дело касалось жертвоприношений, то с количеством убитых людей не церемонились. Чем больше - тем лучше.
  - Ацтеки, в этом смысле, переплюнули все древние цивилизации. - припомнил Евпсихий Алексеевич.
  - Это точно. - согласилась крыса. - Даже испанские конкистадоры - люди, жестокость которых, по отношению к туземному населению, вошла в историческую аксиому - испытывали ужас от ритуалов жертвоприношений, что наблюдали у ацтеков. Один из францисканских монахов, прибывших на американскую землю с миссионерскими целями, описывал некоторую зловещую пещеру, охраняемую двумя огромными каменными змеиными пастями, соответствующую самому жуткому адскому логову. Внутри пещеры находилось множество каменных и золотых идолов в невообразимых позах с воинственными оскалами, повсюду располагались печи и котлы для варки мяса индейцев, приносимых в жертву, в совершенном беспорядке валялись тысячи разнообразных ножей и топоров, а весь пол, стены и даже потолок башни покрывали запёкшаяся кровь и несмываемая копоть от варки.
  - Хорошо, что хоть этот францисканский монах был способен чего-то устрашиться. Про душевность всех прочих конкистадоров я бы не советовал строить иллюзий. Этих мерзавцев трудно было удивить чьей-либо жестокостью.
  - И тут вы правы, Евпсихий Алексеевич. Тот же самый францисканский монах сообщал о массовой кровавой резне, которую устроили испанцы ацтекам. История вопиющая.
  - Расскажи, расскажи, Маруся! - попросил Лев Моисеевич.
  Катенька тоже была не прочь послушать про что-нибудь вопиющее, её лишь смущало, что Улинька с чрезмерным любопытством и пониманием прислушивалась на это раз к разговорам взрослых.
  - Однажды представители ацтекских племён обратились к испанцам с просьбой разрешить проведение ежегодного праздника в честь бога войны Уитсилопочтли. Исполняющий обязанности военного губернатора Педро де Альварадо дал своё разрешение, поставив условие, что на празднестве не будут совершаться жертвоприношения. Ацтеки заверили, что бог войны Уитсилопочтли не требует для себя человеческих жертв в мирное время, ему их вполне достаточно во время войны. Тогда Педро де Альварадо поставил ещё одно условие, требующие от ацтеков явиться на праздник безоружными. Чтобы бог Уитсилопочтли совершенно точно понимал, что сейчас идёт не война, а мирное время, и что жертвы ему не нужны. Ацтеки согласились с доводами губернатора и явились на праздник безоружными, совершив роковую ошибку. Коварные испанцы задумали и исполнили массовое истребление индейцев, сопоставимое с самыми жуткими вспышками геноцида в истории человечества. Тот самый францисканский монах, о котором я выше упоминала, описывал это событие так. "Индейцы, не подозревая плохого, явились к храму ублажать своего бога песнями, плясками и пиршественными возлияниями. Собралось с десяток тысяч людей, в том числе и знатные мужи благородных кровей. Губернатор Педро де Альварадо отдал приказ поставить ко всякому входу во двор храма по отряду солдат, и ко всякому входу в храм по отряду солдат, дабы никто не смог покинуть это место живым. Затем многочисленные отряды вооружённых до зубов солдат ворвались в храм, где принялись уничтожать несчастных безоружных индейцев, почти обнажённых, одетых только в плащи из лёгкой ткани, и не имевших в руках ничего, кроме цветков роз и птичьих перьев, с которыми они танцевали обрядовые пляски. Солдаты отрубали руки и головы, пронзали шпагами и копьями всех, кто попадался им на пути. Кровь лилась в храме и по двору храма, как вода во время сильного дождя. Весь двор был усеян головами, руками, кишками и окровавленными расчленёнными трупами людей.".
  Крыса Маруся, мрачно покачав головой, смолкла.
  - Трудно было францисканскому монаху, после всего увиденного, не утратить веру в христианское учение. - задумчиво произнесла Катенька.
  - Видел ли он в этих солдатах христиан - вот в чём вопрос? - засомневался Лев Моисеевич. - Он вполне мог считать этих людей за таких же варваров и язычников, какими были и индейцы, и которые лишь для формы носят звание христиан, соблюдают христианские обряды, не постигая сути учения.
  - А язычество для вас представляется абсолютно варварским и жестоким явлением?
  - Несомненно. Да вот вспомните-ка хотя бы этого рептилоида недоношенного, которого Саня Бычков нам показывал. Ведь не только из сатанинских ритуалов он черпал предписания для своих садистских наклонностей; к ритуальным убийствам его подталкивали познания из языческих культов. Человеческие жертвоприношения являлись и являются неизменно главными обрядами для любого языческого племени. В том числе и для наши предков, для старославянских народов.
  - Мы, не так давно, разговаривали немножко о русском язычестве. - перебралась в памяти Катенька. - Выяснили, что крайне мало подлинных сведений сохранилось о языческих божках и ритуалах. Разве не может быть так, что у древних русских племён человеческие жертвоприношения были крайне редки и касались людей преступного свойства?.. То есть, ритуал жертвоприношения больше осуществлялся как казнь, и потому воспринимался актом высшей справедливости, что и должно было по-настоящему ублажать божков.
  - Как знать, как знать... - вздохнул Лев Моисеевич.
  - Да чего там знать! - воскликнула крыса Маруся, с лёгкостью перескакивая в своих энциклопедических познаниях от устрашающе-знойных земель ацтеков к лукаво-сонным российским просторам. - Вряд ли вы сейчас сами припомните русскую былину о некоем Потыке Михайле Ивановиче, так я вам в этом помогу. Дело было так. Внезапно помершего от старости Михайлу Ивановича похоронили вместе с женой, которая был в полном душевном и телесном здравии, и похоронили без всяких языческих обрядов, а со священнослужителями, упоминаемыми в былине как "попы церковные".
  И крыса, манерничая занудным пафосным голоском, зачитала:
  "А когда Потык состарился и преставился,
  то тогда попы церковные явилися,
  и его, Потыка, в землю схоронили,
  а его жену - Авдотью Лиховидьевну -
  бабу молодую да приглядную,
  с ним в сырую землю и зарыли же!.."
  Евпсихий Алексеевич шутливо пригрозил пальцем крысе:
  - Врёшь, Маруся!.. Ну, извини. Точнее говоря, не врёшь, а не всё проговариваешь. Эта былина мне знакома, хотя ты и заверяла, что мы вряд ли её вспомним. И я знаю, что былина с Потыкой Михайло Иванычем имеет разные варианты. В одном рассказывается, что Михайло Иваныч заранее договорился с женой, что тот из супругов, который переживёт второго, живым ляжет с ним в гроб. То есть, тут наблюдаются некие внутренние индивидуальные человеческие перверсии, а не акции массового языческого культа, да ещё с участием каких-то непонятных церковных попов.
  - Вряд ли только одной супружеской паре такая идея могла прийти в голову. - возразила крыса. - Наверняка подобные обряды совершались и до них, и после них, и всё это не вызывало особого удивления у общественности. Лишь бы подобное не стало законом. Хочешь - ложись живой в могилу к мужу, а не хочешь - не ложись. Всё зависит от настроения.
  - Что за такие странные настроения могут быть? - хмыкнула Катенька.
  - Тут вряд ли только от настроения зависело. - увлёкся былинной историей Евпсихий Алексеевич. - Вот смотрите, как по-настоящему развивались события с этим помершим Потыкой и его заживо захороненной женой. Всё было не совсем так, как передала Маруся. Ведь первым умер вовсе не Михайло Иваныч Потык, а его молодая жена. Именно к ней в гроб поспешил залечь Михайло Иваныч, прикинувшись мёртвым, имея мысль совершить в могиле одно очень важное дело. Мудрый Потык, перед тем, как прикинуться мёртвым, завещал похоронить его с женой, и положить в общий гроб некоторое количество еды, а также длинные железные прутья. Ещё ему понадобилась верёвка, один конец которой находился бы в гробу, а другой выходил из могилы наружу и был привязан к колоколу. Естественно, завещание было исполнено до малейшей пунктика; люди в те былинные времена чтили волю усопших едва ли не превыше чаяний живых. И вот в полночь, после похорон, в могилу пролезла змея, посланная всеми силами ада, с целью сожрать живого Потыку Михайлу Иваныча с его мёртвой супругой Авдотьей Лиховидьевной. Но Михайло Иваныч с ловкостью победил змею, умудрившись пропихнуть через пасть, во всю длину её тела, железный прут. Змея взмолилась о пощаде, попросила, чтоб Михайло Иваныч вытянул прут обратно, и отпустил её с Богом. Тот пообещал исполнить всё это, если змея добудет живой и мёртвой воды. Змея тут же исполнила требование, каким-то непонятным образом принесла живой и мёртвой воды, после чего получила освобождение. А вот Михайло Иваныч совершил обряд воскрешения жены, поливая труп попеременно живой и мёртвой водой, затем дёрнул за кончик верёвки и зазвонил в колокол. Немедленно на кладбище сбежался народ, сообразив, что в могиле творится нечто из ряда вон выходящее. Гроб был вытащен на поверхность и живые Михайло Иваныч с супругой, поблагодарив народ за участие, отправились домой. Они жили долго и счастливо, на удивление всему миру, и именно тогда Авдотья Лиховидьевна пообещала, что если супруг вдруг умрёт от старости, то она ляжет живой в гроб вместе с ним. Так оно и случилось. И по-видимому у самой Авдотьи не удалось выпросить у змеи живой и мёртвой воды. Так и осталась она лежать с Михайло Иванычем в могилке.
  - А колокол-то с верёвочкой имелся на этот раз? - поинтересовался Лев Моисеевич.
  - Не знаю. - вздохнул Евпсихий Алексеевич.
  - Наверное, так до сих пор она и лежит себе живёхонька, и всё ждёт, когда народ догадается её выкопать. - с печальной уверенностью сказала Улинька.
  - Ах, девочка моя! - воскликнула умилённо Катенька. - Какой же ты ещё ребёночек!! Маленький-маленький!!
  Улинька согласно кивнула головой, но вытянула ручку вверх, показывая, что она обязательно когда-нибудь вырастет.
  - Вот между прочим. - заявила крыса Маруся. - Напрасно вы думаете, что былина с Потыкой Михайло Иванычем является просто занятной сказкой, и что из могилы нельзя извлечь живого человека. Вот послушайте, что случилось в конце восемнадцатого века в одном из индийских городов. Разрушая старую ветхую пагоду, с целью построить на её месте новую, строители обнаружили подземный саркофаг, подобный тем, в которых в древние времена хоронили мумифицированные тела умерших. Вызвали местного священника, чтоб при нём открыть саркофаг, соблюдая все религиозные нормы и дань уважения к покойнику, которого следовало перезахоронить в другом месте. Внимательнейшим образом осмотрев мумию, священник сказал, что это не мёртвый человек, а спящий. "То есть, по-вашему, он ещё спит и его можно разбудить?" - несказанно удивились строители. И священник заверил, что это именно так и есть, что человека, которого мы сейчас принимаем за мумию, можно разбудить. Священник сообщил, что в древности, при соблюдении некоторых ритуалов - к счастью уже совершенно забытых на сегодняшний день - можно было хоронить очень старых людей, не дожидаясь их естественной смерти. Перед тем, как залечь в саркофаг, эти люди насыщались специальными травами и настойками, очищали тела ритуальными омовениями и поглощали умы исключительно возвышенными мыслями и чтением молитв. Благодаря всему этому их тела могли сопротивляться смерти и разложению очень продолжительное время. Иным захороненным заживо удавалось пребывать в состоянии, аналогичному сну, по несколько сотен лет.
  - Да ну! - не поверил Евпсихий Алексеевич. - И сколько же пролежал в своём саркофаге найденный строителями покойник?..
  - Невероятно много. В саркофаге был найден папирус, прочитав который, священник заявил, что спящий человек пролежал здесь двадцать два столетия. Тут же были созваны все священники и монахи из ближайших монастырей, чтоб совершить ритуалы для пробуждения спящего. Три дня подряд этому человеку массировали грудь, лоб и ступни ног. Три дня подряд совершалось неусыпное чтение молитв и разжигание благовоний. И после всего этого спящий проснулся.
  - Ты это сейчас серьёзно говоришь, Маруся? - снова скорчил ироничную мину Евпсихий Алексеевич.
  - Абсолютно серьёзно. Два года прожил этот человек, воспрявший ото сна, и только затем почувствовал невероятное душевное томление, почувствовал, что он никому не нужен в этом суетливом и безжалостном современном мире, и объявил всем, что намерен удалиться прочь. Созвал собрание всё тех же священников и монахов из ближайших монастырей, подпоясался верёвкой и прочитал некое заклинание, слов которых никто не смог разобрать. Забросил конец верёвки в небо, где она как будто бы и зацепилась за невидимый крюк, и по этой самой верёвке поднялся на небо. Где и скрылся без следа.
  - Да ну, ерунда какая-то, не верю. - усмехнулся Евпсихий Алексеевич. - Будь хорошенькой крыской, скажи нам правду. Что случилось с этим человеком?
  - Ну, ладно. Правду так правду. - не стала спорить Маруся. - Однажды его пригласили на обед к тогдашнему махарадже, где он подавился финиковой косточкой и помер. Уже насовсем.
  - Ну хоть так. Однако, представьте себе, сколько страху натерпелись обычные люди, когда увидели, что человек, провалявшийся в могиле две тысячи лет, теперь живёт рядом с ними, ходит по земле, о чём-то говорит на непонятном языке, на финики налегает. Жутковатое зрелище, если подразобраться.
  - Кто-то напугался, а большинству, думаю, было наплевать. - задумчиво сказал Лев Моисеевич. - Человечество, в массе своей, равнодушно и нелюбопытно. Вспомните опять же этого недавнего подростка-сатаниста. Люди, которых он и его дружки заманивал на кладбище и убивал, несомненно сопротивлялись, пробовали убежать и кричали от страшной боли. И никто из местных жителей, проживающих поблизости, не услышал этих криков, или не захотел услышать. Не позволил себе хоть как-то отреагировать.
  - Тут дело такое. - попробовал защитить местных жителей Евпсихий Алексеевич. - Тут ещё бы суметь разобраться, кто о чём и зачем кричит. Разве звук захлёбывающегося смеха не напоминает рыдание? А у всякого ли человека крик удовольствия отличен от крика боли?..
  - Какие ещё крики удовольствия могут быть на кладбище?
  - Да вот такие! - чуть было не закричал Евпсихий Алексеевич, но вовремя осёкся.
  - Нет, всё дело в том, что труслив наш человек. - покачал головой Лев Моисеевич. - Трусость и порождает равнодушие.
  - А вот, кстати, старичок-то у нас смелый! Моисеич-то!.. - воскликнула крыса Маруся. - Ведь эта зверюга давеча его чуть было не сожрала, а он и виду не показал, что струсил. Только вздрогнул, когда она пастью клацнула, но затем пальчиком ей этак пригрозил: врёшь, дескать, не достанешь!..
  - Дедушка Лёва у нас молодец. - подтвердила Улинька, счастливо сверкая глазёнками.
  - Да не шибко я верил в опасность происходящего; наблюдал за всем, как санитар в дурдоме смотрит на возню пациентов. - высказался Лев Моисеевич с выражением юмористическим, но осудительным. - Ведь прав был наш Саня Бычков, когда говорил, что сумасшествие заразно. И если опасность быть съеденным для санитара в дурдоме минимальна, то вот увлечься нелепыми бреднями и поиском смысла в этих бреднях можно запросто. Саня-то Бычков от своих психов в больнице заразился - мне это совершено ясно - и до сих пор от всего этого страдает, даже после смерти. Вот настолько крепко зараза прицепилась.
  - Она такая совсем-совсем зараза, как грипп-ковид? - спросила Улинька. - Моя мама очень иногда пугалась, когда по телевизору рассказывали, как люди болеют и умирают. Мама очень не хотела заболеть и умереть.
  - Правильно мама делала, что боялась. - принял ворчливый настрой Лев Моисеевич. - Злых и хитрых людей в нашем мире предостаточно, а они только того и желают, чтоб изничтожить побольше народу. То вирусами, искусственно созданными в лабораториях. То вынуждают людей с ума сходить, создавая на каких-то экспериментальных территориях обстановку невыносимую для нормального душевного состояния. Один псих заражает другого своим безумием, тот третьего, и так далее, пока всё государство не превратится в истеричных особей, требующих как можно больше насилия. При этом каждый уверен, что насилие будет твориться над кем-то другим, но только не над ним. Врага убить не жалко, даже если этого врага сам себе вообразил.
  - Ещё с древних времён отдельные хитроумные и коварные тираны использовали всяческие виды зараз для уничтожения своих противников. - сообщил Евпсихий Алексеевич. - Вот, к примеру, воины Золотой Орды, при осаде крепостей, выстреливали при помощи катапульт не только камни и бочки с горящей смолой, но старались закинуть в крепость и людей, заражённых какой-нибудь смертельной дрянью, типа сибирской язвы.
  - Почему же они сами не боялись заразиться?.. - спросила Катенька.
  - Трудно понять психотипы людей, существовавших на земле многие сотни лет назад. Да и в наши дни не редкость, когда наиболее глупые являются и наиболее агрессивными. Причём считают себя чем-то вроде сверхсуществ, не способных поддаться земным заразам и умеющим всегда договориться с небесной канцелярией в свою пользу.
  Лев Моисеевич живо откликнулся на упоминание Евпсихием Алексеевичем неких коварных тиранов.
  - Ничего не изменилось с древних времён, разве что тираны пытаются выглядеть чуть более умными и добренькими. - воскликнул Лев Моисеевич. - В этом им помогают средства массовой пропаганды. Но они не могут быть по-настоящему умными, поскольку хитрость - даже, скажем так, изощрённо-хитрая кровожадность - не является признаком умного человека. Подумайте-ка сами, мальчики и девочки, разве вот этот вирус, этот COVID-19, что вынудил весь мир сидеть по домам, выполняя требования так называемой карантинной самоизоляции, разве это не способ государственной тирании узаконить свой перманентный тоталитарный гнёт?.. Причём под одобрительный гул толпы, особо не вникающей в смысл происходящего, а просто боящейся заразиться, заболеть и умереть.
  - Всё-таки, полагаете, что те элементы борьбы с вирусом, которые нам навязывают - это государственный гнёт, а не забота?.. - спросила Катенька.
  - Если попервоначалу болячку выдумывают в секретных лабораториях, а затем выпускают на волю, чтоб она заражала всех, кого ни попадя, то для чего это делается? Только для того, чтоб под видом борьбы с эпидемией, устанавливать контроль над людьми. Над каждым человеком.
  - А что вам позволило сделать вывод о рукотворном происхождении этого вируса?..
  - Как ещё трактовать появление эпидемии, с некоторой своевременностью, дополняющей форс-мажор в мировой политике и экономике?.. Как я могу оценить неадекватные реакции средств массовой информации, а тем более практические действия мировых правительств по борьбе с эпидемией, при которых стараются не столько лечить население, сколько запугать и обложить системой запретов?.. Я здесь вижу классовые интересы мировой буржуазии, которые направленны на коренное переформатирование существующего миропорядка. Вот смотрите, дорогие соседи, на такой пример. По мне, так это очень показательный пример. В мире есть такая опасная болезнь - называется "пневмококк", и эта болезнь известна очень давно. Несмотря на то, что от этой болезни имеется вакцина, каждый год от неё умирают по два с половиной миллиона человек. Только вдумайтесь в эту цифру: два с половиной миллиона!.. Но почему-то пандемию по этому поводу никто никогда не думал объявлять. Подумаешь, видите ли, "пневмококк", говорят нам средства массовой информации!.. Точнее, ничего не говорят, а стараются загнать в информационный угол эту болезнь. Подумаешь, дескать, два с половиной миллиона человек!! Выживем!! Ещё нарожаем!! - Лев Моисеевич несколько забылся от волнения и совершил пошловатый жест руками, изображающий сексуальный акт. - Нет, я абсолютно уверен, что появление пандемии коронавируса не случайно и является удобнейшим поводом для следующих действий, предпринимаемых мировой буржуазией. Считайте сами. Во-первых: отказ от множества политических и экономических обязательств; во-вторых: масштабное ограничение прав и свобод граждан; ну и в-третьих: автономизация общественных прослоек внутри государств. Само собой, что значение национальных суверенитетов должно быть сохранено на минимальном уровне. Таким образом я вижу, что прикрываясь реальной бедой, приносимой вирусом COVID-19, идёт крупнейшая капиталистическая афера, осуществляется наглейший эксперимент по принудительно-добровольному управлению обществом. Диктаторы не хотят при помощи силы загонять людей в клетки, диктаторы хотят, чтоб люди залезали в эти клетки добровольно.
  - И надо думать, что главные диктаторские посылы идут из правительственных кругов США? - иронично прищурился Евпсихий Алексеевич, не желая соглашаться с излишне взволнованном соседом, хотя и примечая правоту в его словах.
  - Евпсихий, ты же сам не так давно жаловался на западный мир паразитов. Сомневался, что можно ожидать какой-либо справедливости от западного мира. Неужели ты думаешь, что где-то следует видеть опасность и предостерегаться, а где-то прикрывать её фиговым листом?.. Что касается конкретно правительственных кругов США, то я могу с уверенностью сказать, что они только наивно полагают, как хитроумно управляют выгодными им процессами по всему миру. А в реальности есть истинные акулы буржуазии, что проводят эксперименты и над правительством США. Много ли мы помним чрезвычайно умных действий за последние годы от этого правительства?.. К тому же, они постоянно объявляют кого попало врагами своей великой нации. То виноваты иранские аятоллы-террористы в том, что продают нефть не тем, кому надо, то виноваты ужасные китайские коммунисты, заразившие весь мир своим вирусом, то виноваты русские, травящие всех им неугодных нервнопаралитическими газами группы "Новичок". Плюс различные кибератаки и гибридные войны. Но истинную реальность, истинная подоплёка событий официальному правительству США может быть совершенно незнакома.
  - Вы, Лев Моисеевич, верно, думаете, что и коронавирус в Китай подбросили американцы? - спросила Катенька с той же страной иронией, что у Евпсихия Алексеевича, поглядывая на старика, не желая с ним соглашаться, хотя и улавливая для себя много правильного. - Ну, разумеется, не те американцы, что сидят в правительстве, а те, которые по-настоящему всем заправляют?..
  - Судите сами, Катенька. - с лёгкой гордостью напыжился Лев Моисеевич. - За несколько месяцев до эпидемии, очагом возникновения которой стал китайский город Ухань, рядом с этим городом проходили так называемые всемирные военные игры. Американцы принимали в них участие, и я думаю, не надо вас заверять, что среди американской делегации находились люди, имеющие отношения к разведывательным и прочим секретным службам США, в том числе и к секретным биологическим центрам. Игры закончились, все делегации разъехались по домам, и вот тут начинается самое интересное. Факт первого инфицирования коронавирусом в Китае был зафиксирован в ноябре 2019 года, а за несколько недель до этого некий сотрудник американского центра по упреждению и контролю заболеваний выступил в палате представителей США, где сообщил, что несколько американских военных, участвовавших в военных играх, умерли от болезни, которую диагностировали, как грипп. Только после того, как эпидемия стала распространяться по всему миру, этим умершим военным было сделано дополнительное обследование, и оно выявило COVID-19.
  - То есть, американские военные, не зная, что являются вирусоносителями, заразили кого-то из китайцев?.. А как же всем известная версия о том, что "нулевой пациент" в Китае купил на рынке и съел змею, которая когда-то поймала и съела заражённую летучую мышь?..
  - Эта версия занятна и не более того. Нам же не сообщили, что такого заразного могла съесть сама летучая мышь.
  Крыса Маруся, которая до этого с внимательной снисходительностью прислушивалась к разговору, вдруг не сдержалась и вспылила:
  - Лев Моисеевич, вы просто ерунду какую-то несёте, теорией заговора морочите нам головы!.. Вам не приходило в голову, что вот эти самые тираны и буржуазия, да и прочие финансовые магнаты не на схемах мирового заговора заморачиваются, а крепко напуганы всем, что связано с вирусом?.. Они просто не понимают, как правильно себя вести при заданных обстоятельствах, они боятся смерти, боятся подцепить заразу и потому защищают себя любыми доступными им способами. Они прекрасно соображают, что нельзя нарочно распространять по миру опасные болезни, что никакая умственная спесь не способна поддержать подобные планы по управлению людьми. Кто будет производить средства для привычного насыщения буржуазии, если половина человечества умрёт или станет нетрудоспособной в результате перенесённой болезни?.. Как государственный террор будет отслеживать выжившую половину человечества, не нуждающуюся в самоизоляции и шляющуюся где ей вздумается?..
  - А вот для этого задумано проведение массовой чипизации. - застращал указательным пальцем Лев Моисеевич крысу Марусю. - Если при обычных условиях человек отказывается запустить в своё тело микрочип-имплантат, подключённый к внешнему компьютеру, записывающему каждое движение человека и каждый его чих, то при осуществлении вакцинации населения от коронавируса, можно запросто вводить с вакциной микрочипы. Разумеется, никому не сообщая об этом. Во многих странах уже построены вышки сотовой связи 5G, которые как раз и осуществляют контроль за людьми, подвергнутым чипированию.
  - Это те самые вышки, что в некоторых местах поджигает напуганное население?.. - спросила Катенька.
  - Да, люди полагают, что эти вышки испускают вредоносное излучение, поэтому и сжигают их. Про настоящую пакостность от этих вышек люди пока не догадываются.
  - Нет, Лев Моисеевич, думаю, вы пальцем в небо тыкаете, не там ищите угроз для своей свободы. - высокомерно махнул рукой Евпсихий Алексеевич. - Да и зачем она вам нужна - если сказать по правде - свобода, если остаток жизни вы всё равно прозябали, существуя по одному и тому же распорядку, удобному лично для вас?.. Нет нужды в замысловатой чипизации, тем более секретной, чтоб следить за кем-либо, поскольку про всех нас могут узнать все, кому это понадобится, и будут знать всё, начиная от биометрических данных и кончая несварением желудка от выпитого несвежего кефира. Даже в любом отделении банка могут знать всё.
   - Это каким-таким образом?.. - нахмурился Лев Моисеевич.
   - На каждом банкомате видеокамера есть. Карту вставил - идентификация клиента началась. Зачем им нужно ваше особое согласие, чтоб сфотографироваться и провести биометрию?.. Вот вас, допустим, попросят сфотографироваться, или даже потребуют, а вы как-нибудь физиономию неправильно скорячите. Думаете, банку нужна ваша скоряченная физиономия?.. Да нет, нисколечко не нужна. Поэтому вас даже не уведомят, что установленные в банкомате камеры уже идентифицируют вас по лицу, определяют болезни, настоящий возраст, социальные проблемы. По сути, в банковских документациях вы уже не будете человеком, а будете файлом, в котором в нескольких килобайтах всё про вас сказано. Вас не надо будет насильно ловить, инфицировать от каких-то вирусов и чипы вставлять, чтоб выслеживать. Вы сами пришли, чтоб денежку получить - и вот вы весь, как на ладони.
   - Ну, понимаешь, Евпсихий, подобные манипуляции не могут производиться просто. - заволновалась Катенька, которой вовсе не приглянулся представленная картина. - Нужно обязательное согласие человека, чтоб преодолеть запрет на обработку персональных данных, а поэтому биометрия может быть осуществлена только с личного одобрения.
   - Да при чём здесь твоё специальное одобрение, если ты однажды уже нарушила юридические смыслы и повела себя при получении паспорта, как недееспособная дурочка?.. В иных случаях, при оформлении нового паспорта даже отпечатки пальцев снимают.
   - При получении паспорта ты эту процедуру проходишь максимально три раза в жизни, а изменения в организме и социальном статусе - даже по мелочам - происходят постоянно. Вот и требуется личное согласие на обновление и обработку новых данных о тебе, подпись.
   - А если не дашь?..
   - Ну, сегодня не дашь, и не получишь кредит в банке, а завтра не дашь и поедешь в психушку, как недееспособный дурачок, посчитавший себя слишком умным и отказавшийся от получения паспорта. - ёрническим цырканьем ответила Катенька.
  Евпсихий Алексеевич с невероятной нежностью и обожанием устремил взгляд на свою подругу. Расстояние между ними было непреодолимо, а ему очень захотелось приласкать Катеньку и приложиться губами к её щеке. Он всегда любил вот это её лёгкое и тонко-озорное настроение. "С тобой, милая, хоть в психушку!" - говорил его взгляд.
  - Да что мы всё о людях и о людях!.. - грустно пробурчала крыса Маруся. - А ведь и зверюшки страдают от всей этой вирусной дряни, и страдают нисколько не меньше, чем люди, а, пожалуй, иногда и побольше, поскольку лечить-то их некому. А что мы можем сказать о подобных же вирусах, поражающих неодушевлённую материю, будь то камни, деревья или даже целые звёздные системы?.. Разве необычные по силе своего воздействия вирусы неспособны разрушать целые города, ломать один дом за другим?.. Способны.
  - Способны. - согласился Евпсихий Алексеевич. - Но давайте не будем слишком опасаться и настраивать себя на пессимистический лад. Умные люди когда-нибудь найдут гамма-глобулины, одолевающие любые болезни в человеческом теле, а там недалеко и до развития химическо-биологических процессов, производящих идеальную материю. Могущество человеческого разума не нуждается в том, чтоб за кем-то постоянно следить. Экономика и культура различных государств развивается только тогда, когда государства свободно помогают друг другу и не опасаются друг друга.
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:30
  
  
  ...Произнеся эту фразу, Евпсихий Алексеевич совершил жест руками, приглашающий всех в заманчивое светлое будущее, и с благостным удовольствием сделал глубокий вдох. В воздухе почувствовалась удивительная, струящаяся и щекочущая ноздри свежесть, подкупающая своей деликатной лёгкостью. Ничуть не изменяясь внешне и не подвергаясь какому-либо видимому движению, пузо гункукубантуаны, занимающее всю поверхность арены, казалось, притягивает и концентрируют в себе все эти воздушные податливые потоки. Что-то очень неожиданное готовилось скоро предстать на арене.
  - Могущество... - с грустной иронией отмахнулась от предложения Евпсихия Алексеевича крыса Маруся, прикрыла глаза и с выразительной плавностью в произносимых словах зачитала на память из Откровений Иоанна Богослова: - "И был изгнан великий дракон, тот старый змей, называемый дьяволом и сатаной, который обманул весь мир. И был он изгнан на Землю, и ангелы его были изгнаны вместе с ним. И он сделает так для всех, для малых и великих, богатых и бедных, свободных и рабов, чтобы они получили начертание на правой руке своей или на челе своём. И чтобы никто не покупал и не продавал, кроме того, у кого есть клеймо, или имя зверя, или число имени его." Тут только и остаётся, что смириться с неизбежным.
  - Сознание определяет бытие. - буркнул Лев Моисеевич. - Чем дольше живу, тем больше в этом убеждаюсь.
  - Ах, Лев Моисеевич, Лев Моисеевич!.. - весело подмигнул соседу Евпсихий Алексеевич. - Кабы вы детстве не мечтали стать палачом, а желали бы дорасти до каких-нибудь чиновничьих высот, до должностей государственного уровня, то понимали бы, что вовсе нет разницы между тем, что бытие определяет сознание или сознание определяет бытие. Ибо мозг двигает телом и рукой для того, чтоб рука ухватила какую-нибудь пищу, чтоб накормить мозг.
  - Евпсихий, мы ведь уже поняли эту странную ситуацию с палачом, и вроде как согласились, что его присутствие в моих детских снах было несколько нечаянным.
  - За нечаянно - бьют отчаянно, как говорится. И ни о чём мы с вами не согласились, если хотите знать. Просто сохранили статус-кво. Сны я люблю и понимаю их на свой лад, хоть и немало склонен к фрейдистскому толкованию. И палачом вы меня сильно удивили, Лев Моисеевич. Многие ведь и дерутся во снах и вроде бы убивают кого-то, даже целые войны организовывают. Но вы всех переплюнули.
  - Пускай переплюнул, спорить не буду; но вот хочу тебя попросить, рассказать нам про свои сны. - предложил Лев Моисеевич. - Сдаётся мне, и там есть чему поудивляться. Вот что тебе снилось совсем недавно?..
  - Правда, Евпсихий, расскажи! - попросила Катенька. - Только не про тот сон, что тебе снился в ночь с пятницы на субботу. Что-нибудь позанятней вспомни.
  - Ну не знаю... если что-то такое, чтоб очень поразило... - засмущался Евпсихий Алексеевич.
  - Мне снилось вот, как я в поле цветочки собирала, а потом заблудилась. - сказала Улинька, давая знать, что и ей позволено видеть небывалые сны. - А потом меня нашёл какой-то дяденька и повёл домой, но почему-то так и не привёл. Мы так и ходили с ним по полю, долго-долго, пока я не проснулась. Я сначала испугалась, что заблудилась, потом и дяденьку этого испугалась, а потом подумала, что вроде ничего страшного не произошло, что можно и в поле жить.
  - Отчего-то мне не нравится твой сон, девочка. - нахмурился Лев Моисеевич.
  - Вот, очень кстати, про поле! - воскликнул Евпсихий Алексеевич, чуть прихлопнув в ладоши, благодаря Улиньку за наводку. - Итак, друзья мои, вот заметьте, что сплю я в абсолютно здравомыслящем состоянии и вижу такой сон. Еду я на славном коняшке по чистому полю. Наслаждаюсь потешным пением жаворонков, стрекотанием кузнечиков и ласковыми вздохами ветерка. И будто бы я невесть какой сказочный рыцарь и персонаж героических сказаний. Прикладываю руку козырьком к голове и вижу: навстречу мне едет другой рыцарь, на белом коне. У меня конь чёрный, в крапинку, а у него здоровенный такой, мраморно-белый. "Вот сволочь, - думаю. - сейчас всю погоду испортит и драться полезет!.." Приглядываюсь внимательней и узнаю в этом рыцаре себя самого. Только его зовут почему-то Филом, а меня зовут Евпсихием, но я в этом странном расхождении почему-то не вижу ничего необычного. Бывает. "Евпсихий Алексеевич, - он мне говорит. - а ведь ты Ленку мою трахаешь, я тебе за это сейчас в глаз дам." Вот тебе раз, думаю. Во-первых, никакой Ленки я знать не знаю, а во-вторых, если и есть у меня какая-то Ленка, которую я трахаю, так, стало быть, это точно моя Ленка, и никак не Филова. "Послушай, - говорю я этому рыцарю. - давай рассуждать логически. Если ты - это я, а я - это ты, но, одновременно с этим, и ты - не совсем ты, и я - не совсем я, то выходит, что и Ленка, которую ты считаешь своей - не совсем твоя Ленка, потому что твоя Ленка - наша с тобой общая Ленка. Но, в доподлинной частности, она всё-таки абсолютно моя Ленка, поскольку ни с кем, кроме меня, она не трахается. Это если логически рассуждать." Напоминаю вам, друзья, что мне всё это снится, и сижу я во сне на чёрном коне гордый такой и статный. Не просто, понимаете ли, мужик, а супергерой, рыцарь без страха и упрёка. "Да щас! - вдруг, откуда ни возьмись, является перед нами Ленка и алчно хохочет. - Трахаюсь я с кем хочу, направо и налево - мне всё по барабану! хоть с Евпсихием Алексеевичем, хоть с Филом, хоть с конём Фила - с кем трахаюсь, с тем и хочу!.." Такой вот, представьте себе, неожиданный поворот в мире грёз. "Сука!! - дружно орём мы с Филом. - Невозможно поверить, что такую гадюку мы пригрели на своей груди!.." А Ленка ещё звонче хохочет и убегает в светлую даль, а за ней уносятся галопом оба наших коня - и белый филовский, и не белый, а чёрный в крапинку, мой конь - и я почему-то надеюсь, что они понеслись не с Ленкой трахаться. Такие вот паскудные сны под утро иногда снятся!.. Прости, Улинька, если я был грубоват.
  - Не подрались - и слава Богу. - только и нашла что сказать девочка.
  - Надо же, Евпсихий, экую фитюльку ты загнул. - недовольно покачал головой Лев Моисеевич. - Приснится же такое.
  - Про Ленку-то мы ещё поговорим как-нибудь. - внимательно прищурилась Катенька.
  - Обязательно. - заверил Евпсихий Алексеевич. - Самому очень интересно, кто бы мог быть пригрезившейся Ленкой.
  - Поговорим-поговорим... Но вот, я тут вдруг о чём подумала. Извини, Маруся, нисколько не хочу тебя обидеть, а просто спросить. Снятся ли крысам сны?..
  - Снятся. - с задумчивой грустью сказала Маруся. - Но это не сны, составленные из фантазий и калейдоскопического абсурда, как у людей. Это просто некие отрывки из действительности, из чего-то пережитого за день. Они ни на что не намекают и ни о чём не пророчествуют.
  - Да и мой белый рыцарь Фил ни о чём конкретно не пророчествует, а если на что-либо намекает, так разгадывать замучаешься. - заметил Евпсихий Алексеевич. - А пророческие сны тем хороши, что абсолютно ясны.
  - Тут я соглашусь с Евпсихием. - сказал Лев Моисеевич. - Пророческие сны всегда должны быть понятны и восприниматься именно как пророческие. В качестве только одного примера могу напомнить про знаменитый сон Навуходоносора. Ему снилось прекрасное сильное дерево, возвышающееся до небес, но которое требовалось срочно срубить и изничтожить в щепки, сохранив лишь пенёк. Всем понятно, что Навуходоносору было дано послание через сон о том, что его ждёт скорое низвержение с царского трона. И только сохранившийся целым пенёк указывал, что Навуходоносору, соблюдая праведный образ жизни, возможно обрести свою власть обратно.
  - Да вы прямо, как Даниил, называемый Бельтешаццаром. - воскликнула крыса Маруся, обращаясь ко Льву Моисеевичу. - Толкуете сны, словно орешки щёлкаете.
  Лев Моисеевич приосанился и самодовольно хмыкнул.
  - Пророчества или совпадение - как их между собой различить?.. - Катенька недоверчиво восприняла всё услышанное и хотела понять больше о природе снов. - Не несёт ли в себе череда совпадений какого-либо пророческого смысла?..
  - Любые совпадения не случайны. - убеждённо сказала Лев Моисеевич. - Вот вы чихнули вдруг, ваш приятель чихнул вслед за вами - думаете, это всё случайно?.. Ан нет. Значит, где-то поблизости черёмуха цветёт, а у вас на неё аллергия.
  - Это вы всё отшучиваетесь, Лев Моисеевич, а я ведь серьёзно спрашиваю. - улыбнулась Катенька.
  - Если вам хочется услышать чего-нибудь серьёзное о совпадениях, то у меня есть очень интересные для вас задачки. Точнее, кусочки пазла. - интригующе заблестел глазами Евпсихий Алексеевич. - И эти кусочки касаются всех нас. Вот смотрите, что у нас получается: муж Катеньки утонул при невыясненных обстоятельствах, супруга Льва Моисеевича умерла от бубонной чумы (что должно быть крайне невероятным в наши дни, и вряд ли может быть случайным), затем сестра Улиньки погибла при обстоятельствах трагической нелепости, а Саня Бычков умер в подвале неизвестно по какой причине, во всяком случае ничего ясного о своей смерти он нам сообщить не смог!.. И вот всё эти напасти свершились за несколько лет с жильцами одного подъезда!! нашего подъезда!! - Евпсихий Алексеевич со странной гордостью оглядел друзей, ожидая их реакции, но реакция пока отсутствовала. - А вот теперь вспомните, что нам рассказывал Иван Сергеевич про то, как он познакомился на озере с неким типом и разговаривал с ним о чём-то очень долго и даже угощался его вином. Напомню вам, что и сестрица Улиньки также, незадолго перед смертью, общалась с неким незнакомым человеком, которого, по всей видимости, очень раздражало беззаботное качание на качельках маленькой озорной девочки. Также и Саня Бычков встречался с кем-то неизвестным в подвале, с ним же и бухал напиток неведомого происхождения, и крыса Маруся подтверждает, что после этой встречи Саня оказался мёртв. И вот я хочу спросить у вас: неужели это всё просто совпадения?.. Очень даже могут быть и совпадения, но ведь могут быть и звенья одной цепи.
  - То есть, ты хочешь сказать, что был один и тот же человек, выслеживающий жильцов нашего подъезда, чтоб их убить?.. - испуганно вздрогнула Катенька.
  - Несомненно.
  - Погоди, Евпсихий. - заволновался Лев Моисеевич, старательно обдумывая услышанное. - Можно без труда представить, как некий злодей подливает яд в бутылку с вином или хватает несчастного ребёнка, чтоб ударить его головой об доски песочницы. Но как быть с моей незабвенной Варварой Мстиславовной?.. Бубонная чума на дороге не валяется и её просто так в бутылку не подольёшь.
  - Вот соображения о вашей жене, Лев Моисеевич, точнее о причинах её смерти, мне и указали путь на возможного злодея. Это вы слишком наивно полагаете, что бубонная чума на дороге не валяется, а я думаю, что кто-то из тех сотрудников, что служат на факультете биологии, и кому вы, возможно, стали поперёк горла, или просто ненароком обидели - как вы это умеете иногда делать (уж будем честны до конца, Лев Моисеевич) - серьёзно заточил на вас зуб и решил отомстить. Отсюда и странная смерть вашей супруги Варвары Мстиславовны, поскольку похитить штамм бубонной чумы можно было только в какой-нибудь секретной лаборатории факультета биологии.
  - Да как же он мог спокойно проникнуть и что-либо похитить из лаборатории, если она секретная? - не поверила Катенька.
  - Я тебя умоляю, Катенька. Нет ничего проще в нашей стране, как проникать во что-либо секретное, если это охраняется старичками типа Льва Моисеевича.
  - Ну, допустим, старички за всем не уследят. - взволнованно тёр пальцем переносицу Лев Моисеевич, чтоб собраться с мыслями. - Но почему же этот твой злодей, Евпсихий, решил покончить не со мной, а с моей супругой?.. Если я ему не угодил - так и заражал бы меня.
  - Потому же, почему он взялся понемногу уничтожать всех прочих жителей подъезда, в котором вы живёте. Он не хотел убивать вас сразу, а хотел показать этими убийствами что-то именно вам. Что-то важное донести до вас. В каждой смерти он должен был заключить какой-либо смысл, который вы смогли бы понять, и который бы невыносимо давил на вашу совесть, и возможно довёл бы вас до окончательного самоубийства.
  - Это что-то совсем невероятное. Я не про само самоубийство, а про способ доведения.
  - Это очень невероятно, Лев Моисеевич, но мне пришли в голову именно такие соображения, и пока всерьёз вам возразить на них нечем. Теперь каждую смерть жильцов нашего подъезда вы должны (а мы готовы помочь вам в этом) хорошенько обмозговать, найти ниточки, связывающие все эти смерти именно с чем-то лично вашим, и понять, что хотел донести до вас убийца.
  - А как во всё это вписывается взрыв дома?.. - спросила Катенька. - Кому и что убийца хотел сказать взрывом?.. Учитывая, что Льву Моисеевичу этот взрыв уже ничего не мог сказать, поскольку Лев Моисеевич должен был погибнуть вместе со всеми.
  - Во-первых, взрыв мог быть и случайным. Даже и наш предполагаемый убийца мог не иметь к нему отношения, и возможно этот взрыв нашему убийце все карты попутал. А во-вторых, не следует ли из совершённой цепочки убийств, что всё это были намёки для Льва Моисеевича на то, что теперь никто из жильцов дома (или хотя бы одного нашего подъезда) просто так умирать не будет, а свершится один большой взрыв, и все погибнут сразу?.. И если бы Лев Моисеевич разгадал этот намёк, то смог бы предотвратить трагедию, всех нас предупредить и спасти. Но он этого намёка не понял, и - по мнению убийцы - теперь несёт ответственность за всех, кто погиб в результате взрыва.
  - Я не хочу нести этой ответственности. - вспылил Лев Моисеевич.
  - Вряд ли вы её и понесёте, но убийца-то на этот счёт имеет свои мысли. И теперь сидит где-нибудь неподалёку от разрушенного дома, в кустах, и с удовольствием потирает ручки.
  - Даже ручки потирает? Вот ведь какой!.. - сердито поёрзал Лев Моисеевич. - Одному я рад, Евпсихий, что ты отказался подозревать в злодеянии кого-либо из здесь присутствующих.
  - Потому что некого здесь подозревать, вот так получается. - не без сожаления вздохнул Евпсихий Алексеевич.
   - Или плохо кусочки пазла подыскивал. Про штамм бубонной чумы в пробирке, возможно украденный из лаборатории, ты подумал и вывод сделал. А ведь могли и лабораторную крысу стащить, поскольку всем известно, что крысы являются главными переносчиками бубонной чумы. Точнее, крысиные блохи.
  - Позвольте, разве я похожа на лабораторную? - возмутилась Маруся.
  - А чем не похожа? - пригляделся пристальней Лев Моисеевич. - Зубастая слишком, так ведь это разведению блох не особая помеха.
  - И сколько по-вашему живут крысы, заражённые бубонной чумой?.. Ну вот, допустим, стащили меня из лаборатории сто лет тому назад, и как же я до сих пор живой осталась?..
  Вопрос поставил Льва Моисеевича в тупик.
  - Хороший ты человек, дедушка Лёва, но иногда чистую пургу несёшь. - обидчиво задёргала усиками крыса Маруся. - Правильно про тебя Евпсихий Алексеевич говорит, что ты вредным старикашкой бываешь.
  - Я не вредный. - надул щёки Лев Моисеевич.
  - Местами вредный.
  - Я тогда извиняюсь, если что, но я не вредный. Я всегда готов свои ошибки признать.
  - Дедушка Лёва никакой не вредный. - лучась подкупающей улыбкой проговорила Улинька. - И Маруся наша не вредная, а очень-очень милая, и никакой чумой отродясь не болела. И водкой ядовитой никого не спаивала.
  - Ну, если про водку вспоминать, то это крысе не под силу. - признал своё поражение Лев Моисеевич.
  - И за погибель Васьки-кота я не в ответе. - отчеканила крыса Маруся. - Это я вам сразу говорю, а то навешаете на меня чужих грехов. Вот нарожает земля русская иродов, натворят они бед, а потом всю вину на бедную крыску сваливают!..
  - Прости, Маруся!.. Эх, мне бы сейчас этих иродов!.. - сжал ладонь в немудрённый кулачок Лев Моисеевич.
  Тончайшая воздушная свежесть, до сих пор послушно и ненавязчиво струящаяся в пространстве, вдруг выказала порывистую интенсивность. Несколько ярких световых вспышек парадоксально-фактурных очертаний отметились у границ арены, по прежнему являющей собой бугристое пузо огромного животного. Из-под низу арены показались маленькие клубящиеся сизоватые облака, словно испускаемые невидимым строго работающим устройством. Они едва ли выше двух-трёх метров поднимались над ареной, обессиливались, истончались и растворялись без следа. Но вот появилось большое, тяжёлое и крепко слаженное облако, напоминающее искусно слепленный сугроб. По облаку неспеша прогуливался на задних лапах настоящий кот, вполне обычного тёмно-рыжеватого оттенка с чёрными поперечными полосами. Был он чем-то очень доволен и невозмутим, а потому негромко примурлыкивал лаконичную полусонную мелодию.
  - А ведь поглядите: это котик! - незамедлила воскликнуть Улинька.
  Мягкая короткая шёрстка кота соблазнительно искрилась, недлинный тяжёлый хвост торчал по-беличьи призывно, длинные седые усы топорщились на широкой морде с усталой задиристостью, желтовато-дегтярная чернота кошачьих глаз имела многозначительную плутоватость ленивого хищника. Но особенно выразительно выделялся на морде беззастенчиво-красноватый и округлённый, как у клоуна, нос. Да и в целом, внешность и манеры кота имели нарочитую чудаковатость.
  - Скажу для начала, что я ничему не удивлена. - с коротким одобрительным присвистом выразилась крыса Маруся. - Но вот перед нами появился никто иной, как Васька-кот!
  - Неужели, тот самый? - пригляделся Евпсихий Алексеевич.
  - Даже чересчур тот самый. У того видок слегка замурзанный был, а этот совершенно зажиревший шалопай. Уж очень хорошо тут в раю прикармливают.
  Васька-кот с удовольствием удивления осмотрел собравшуюся на тронах компанию, широко и сладостно зевнул, а заодно и мяукнул, и каким-то способом остановил полёт облака вверх, не позволив ему раствориться. Облако принялось лишь чопорно покачиваться и неспешно плыть вдоль границ арены.
  - Марусенька, мать-моя-женщина, ты ли это? - воскликнул Васька-кот, томно протягивая гласные звуки.
  - Не понимаю, чему ты радуешься. - весело ощерилась крыса. - Здравствуй, дорогой.
  - Да как же ты не понимаешь?.. Ты первое родное существо, что я здесь вижу. Всё больше невесть кого присылают для беседы. Ангелы какие-то да купидоны.
  - Так ты радуешься тому, что я померла, и теперь с тобой разговоры вести буду?
  - Эх, девонька, вот как была ты занозистой и недружелюбной, такой и осталась после смерти. Зря я тебя в своё время не сожрал. Одной бы злючкой меньше стало.
  - Ах, посмотрите на него! корчит из себя вершину благодушия!.. Ты вспомни, как ты на помойках питался, а потому на чужой каравай рот не разевай.
  - Все мы на тех помойках питались. - вздохнул кот. - Ты бы эти страницы прошлого перелистнула, да больше не возвращалась.
  - Вот-вот, ещё поучи меня праведной жизни.
  - Ну, не серчай, Марусенька, расскажи лучше, как ты сподобилась умереть?.. Да и отчего ты не одна здесь сидишь, да ещё этак величественно?.. На троне?..
  - А ты разве никого не узнаёшь из присутствующих?..
  - Да вот, пожалуй, этих двоих я узнаю. - не слишком вежливо ткнул лапой Васька-кот в Льва Моисеевича и Катеньку. - Дедушка, порой, и кис-кисом меня подманивал, верно, что-то вкусненькое дать хотел. Да так ни разу и не дал. А девочку не помню совсем. И мужика этого не помню.
  Васька-кот с очень старательной пристальностью воззрился на Евпсихия Алексеевича.
  - Что такое? - улыбнулся Евпсихий Алексеевич.
  - Пожалуй, что ничего. Будем знакомы?..
  - Будем. Меня Евпсихием Алексеевичем зовут.
  - Евпсихием?? - едва сдержался от насмешливого чихания кот. - Ну, допустим, что Евпсихием. Всяких людей по-всякому зовут, и удивляться такому разнообразию имён не приходится. Иных, я слышал, и Кукуцаполями родители прозывали, а тут всего лишь Евпсихий.
  - Если есть резон у родителей прозвать чадо Кукуцаполем, так не кошачье дело над ними насмехаться. - приструнил Евпсихий Алексеевич дерзкого кота, но тот нисколечко не оробел.
  - Да пофиг мне, зовите как хотите!..
  - Здравствуйте, а вот меня зовут Улинькой, приятно познакомиться. - учтиво склонила голову Улинька, приглашая и кота сказать в ответ что-нибудь вежливое.
  - Ну да, конечно, приятно. - ворчливо пробормотал Васька-кот, однако мило улыбнулся девочке. - Пацанов я точно не люблю, а с девочками можно договориться. Если они не совсем дурочки.
  - Вы знаете, а я не могу вам точно сказать, что я совсем-совсем не дурочка. - поджала губки Улинька. - Так что вы как-нибудь сами приглядитесь ко мне, да подумайте.
  - Хорошо, я подумаю. - пообещал Васька-кот.
  Катенька проявила своё игривое настроение, наблюдая за соблазнительно-нахальным котом, с очаровательной звонкой женственностью расхохоталась и пригрозила ему пальцем:
  - Не обижай нашу Улиньку, пожалуйста, и Евпсихия нашего тоже не обижай. Мало ли кого как зовут. Я вот не думала и не гадала, что тебя Васькой кличут.
  - Да по-всякому кличут, если честно. Просто получилось, что Васькой чаще всего. Да и кто кличет-то?.. Шпана дворовая да всякие шавки подзаборные. Да эта ещё вот. - с издевательским добродушием Васька-кот указал на Марусю.
  - Васенька, как тебя не прозывай, хоть принцем заморским, ты всё равно Васенькой останешься. - заверила крыса. - От судьбы не уйдёшь.
  - Вот-вот, про судьбу ты очень точно заметила. - согласился кот. - Кстати, о судьбе. Каким ветром вас всех сюда занесло, скажите мне на милость?..
  - Беда случилась, Васенька. - пояснила крыса, создавая лапами видимость большого взрыва. - Дом наш взорвали, прямо посреди ночи. Очень возможно, что и не весь дом целиком, а лишь один подъезд - четвёртый, самый крайний. Но взорвали капитально, с наличием человеческих жертв. Вот здесь, в ваших райских странностях, и собрала какая-то неведомая сила некоторых жителей подъезда.
  - Как же так взорвали?.. Кто взорвал?..
  - Опять же я тебе сошлюсь на неведомую силу, поскольку о большем мы пока не знаем, только догадываемся. Вот Евпсихий Алексеевич у нас целое дознание производит по этому поводу.
  - Молодец, конечно, Евпсихий Алексеевич, раз с неведомыми силами борется... А ты где была в момент взрыва?
  Маруся сразу стушевалась, подумывая, отвечать ли ей на этот неудобный вопрос, но, поглядывая в сторону Льва Моисеевича с извинительным прищуром глаз, решила выложить всё как есть:
  - Да вот у этого старичка находилась, на лоджии.
  - Как у меня? - потешно подпрыгнул на месте Лев Моисеевич. - Как ты попала на мою лоджию?.. С какой целью??
  - Да как сказать с какой целью... если нами зачастую двигают инстинкты... - Маруся неохотно призналась. - У меня свои секретные ходы имеются между плитами, из которых собран дом, и вот один такой ход ведёт на вашу лоджию. У вас там, Лев Моисеевич, старый дубовый комод имеется, который вы за ненадобностью из комнаты вытащили - так я об его задние ножки зубы точу. И на вкус приятно, да и вообще!..
  - Комода мне не жаль, но вроде бы очень неприглядная ситуация вырисовывается, воровская. Так честные люди не поступают.
  - А что же тут бесчестного?
  - Честные люди чужие вещи не грызут.
  - Так разве я была в то время честным человеком, Лев Моисеевич? Помилосердствуйте!.. - быстро вернула себе прежнее ёрническое настроение Маруся. - Я ведь обычной крысой была. Самой обычной.
  - Ну да. - замялся Лев Моисеевич.
  Васька-кот церемонно покачал головой, дивясь человеческой суете и щепетильности.
  - Значит, вы тут сидите неизвестно сколько времени и неизвестно чего дожидаетесь?.. - мурлыкающими звуками протянул Васька-кот. - Не лучшее занятие для времяпрепровождения.
  - А что ещё нам делать, Васенька?.. - удивилась крыса Маруся. - Разве мы на что-то повлиять способны?.. Вот подумываем, конечно, о том, кто бы мог наш дом разрушить. Евпсихий Алексеевич продуманную цепочку совпадений составил.
  - А зачем вам это?
  - Как - зачем??
  - Я просто не понимаю, зачем вам обо всём случившемся нужно знать.
  - Да затем, что нам надо.
  - Что вам это надо, я понимаю, я не понимаю зачем вам это надо?
  - Васенька... - не нашлась, что сказать крыса Маруся.
  - Как же ты не понимаешь, зачем нам это надо? - взволнованно вступил в разговор Евпсихий Алексеевич. - Ты, дружок, не первый в здешних краях, кто с равнодушной лёгкостью об этом спрашивает, как будто познание правды не является чем-то заслуженно совершенным для человека.
  - Ну, допустим, познаете вы правды столько, сколько в вас влезет. Но разве вы остановитесь на познании одной своей правды?.. Разве угомонитесь и не пожелаете ещё чего-нибудь заполучить?.. Например, вернуться на землю, назад, к прежней жизни.
  - А почему бы этого и не захотеть?..
  - Да потому что воскрешённым из мёртвых сложно будет вернуться к упущенным возможностям. Если они вообще воскреснут такими, какими хотели бы воскреснуть.
  - Да почему?
  - Да мало ли как всё может обернуться в реальной жизни, пока вы пребываете духом на небесах. - беспардонно фыркнул Васька-кот. - Вот очнётесь вы на земле, и очень даже возможно, что в своей привычной квартире (хотя, и не факт, что в ней), но будут вас звать не Евпсихием Алексеевичем, а Фильдеперсом Фильдеперсовичем, и вы тут же вспомните, что вас вчера с работы уволили за прогулы, потому что вы пьяница и нахал каких поискать. И Катенька окажется не Катенькой, а какой-нибудь Татьяной, проживающей в соседнем районе города, и знать она не будет ни про какого Евпсихия, и уж тем более про Фильдеперса Фильдеперсовича, а будет женой вот хотя бы Льву Моисеевичу, который окажется не Львом Моисеевичем, а каким-нибудь Алексеем Николаевичем, работающим на предприятии по переработке бумаги и картона. Девочка ваша, кстати говоря, может и вовсе очнуться мальчиком, и выиграть через пару лет соревнование по фигурному катанию среди юниоров, а когда совсем повзрослеет, то изберётся в депутаты Государственной Думы и займёт пост председателя одного из комитетов, а там и до министерского поста недалеко. А насчёт крысы даже фантазировать особо нечего, судьба её ясна, как на ладони. Угодит она на свиноводческую ферму в образе здоровенного такого хряка, и только подумает, что надо чего-нибудь по-быстренькому сожрать, как её схватят за шкварник сильные сноровистые руки да потащат под топор, на убой.
  - Да помечтай. - усмехнулась крыса Маруся, однако слегка смутившись. - Мечтать не вредно.
  - Марусенька, я ведь это не со зла говорю, а для полноты вашего уразумения. Вы и сейчас - при кажущемся понятном и привычном облике и функциональном виде - не до конца уверены, кто вы есть на самом деле, а почему же считаете, что сможете по-прежнему осмыслить себя при возвращении на землю?..
  - Ну, хорошо, про возможные странности возвращения на землю ты изложил убедительно. - сказал Евпсихий Алексеевич, иронично прищуриваясь. - А вот что интересного ты можешь про рай сообщить?.. Про наши новые доступные варианты?.. Неужели никто из нас не получит ангельского чина или даже божественного звания?..
  - Богов и божков здесь и без вас слишком много. - с очень серьёзным выражением морды вздохнул Васька-кот. - Людей жизни праведной и святой тоже стало не счесть, и каждому потребно получить после смерти своё местечко в небесной иерархии. Говорят, что в последнее время далеко не всякого праведника этакой чести удостаивают. Чрезмерно работящих, к примеру, даже в низшие ангельские чины не посвящают, поскольку наукой доказано, что трудолюбие не несёт истинной радости; это такой же человеческий порок, как алкоголизм.
  - А писатели, художники?.. Их творческие страдания и прозрения чем на небесах вознаграждаются?
  - Раньше, говорят, хорошо вознаграждались. Но раньше и творцы относились к своими произведениям ответственней. А сейчас личностные терзания автора мало кого волнуют, первичен не автор, а сюжет. Оттого мы наблюдаем превращение творчества в слащавый конъюнктурный сироп или хтонический мрак. Я бы всем ныне живущим на земле посоветовал отказаться от творческих потуг, от сочинительства, изматывающего дух и тело, а попробовать смягчить разум упоительным бездельем и уйти в нирвану.
  - В нирвану-то можно уйти. А жить тогда на какие шиши?.. Кушать что-то надо.
  - Вот сперва покушайте хорошенько, а затем уходите.
  - Спасибо, Васенька, за совет. - усмехнулась крыса Маруся. - Да позволь усомнится, что ты сам когда-либо ему следовал, хотя лентяем был заядлым. Но много ли ты знаешь о нирване?..
  - А вот представь себе, что очень много.
  - Каким же образом ты её постиг?
  - Да таким, что сразу после смерти я попал в паттерн нирваны, и настолько ловко научился им регулировать, что теперь могу в любой момент там очутиться.
  - В любой?? - воскликнули в один голос Евпсихий Алексеевич и Лев Моисеевич.
  - Да хоть прямо сейчас. И не только я один могу туда уйти, а и всех вас собой забрать.
  - Всех нас??? - воскликнули сразу все, кроме Улиньки, которая представляла себе неизвестную нирвану, как добрую-предобрую старушонку Марь-Ивановну, сохранённую в каких-то смутных воспоминаниях о пребывание в больничной палате с коклюшем.
  - Именно, что всех вас, но себя, любимого, в первую очередь. Не ведаю, насколько это состояние безгранично и вместительно, но великому множеству обитателей Небесных Высших Сил там никогда не бывает тесно. Ибо нирвана - это состояние величайшего из всех карнавалов благоговения и сверхпознаваемого по своей непознаваемости движения ввысь.
  - Ничего непонятно, но очень-очень заманчиво. - пробормотала Улинька.
  - Ещё бы!..
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ
  ПОЛЧАСА НИРВАНЫ
  
  Васька-кот торжественно поднял лапу, призывая всех к тишине. Закатил глаза, настраиваясь на состояние балдёжной истомы, и словно бы царапнул воздух своими флегматично-сдержанными коготочками. Тончайшие лучевые струи, подобно трекам радиоактивных частиц, источились через поры кожи бугристого пуза гункукубантуаны, смягчая его, выдавливая ненужное, преломляя, обрабатывая по матрице, сотворённой в сложной растровой графике, и постепенно трансформируя в человеческий мозг, покрытый хрупкой восковой эпидермой. Тщательно прокопанные складчатые борозды, оголённые до возбуждающей стыдливости извилины, пучки таинственных волокон разделили мозг на разнообразные корковые поля; и каждое поле испускало что-то особо звучащие и напевное. Некоторые из этих напевов с обольстительной мягкостью соединялись в одну отрешённо-журчащую мелодию, другие оборотились сбивчивым гипнотическим звоном маленьких колокольчиков. Самыми заманчивыми виделись те, изливаемые мозгом звуки, что не смогли поддаться чему-то музыкально целостному и причудливому, а преобразовались в материальные бисеринки-буквы, складывающиеся в слова, в непомерно вытянутые строчки неизвестных текстов, медленно плывущих в пространстве, чтоб постепенно развеяться без остатка, словно дым. Огромная замкнутая стена, расположенная по кругу позади тронов, с отточенной иллюзорной стремительностью разъединилась на аккуратные прямоугольные блоки, которые в центральной части арены-мозга выстроились винтовой лестницей, вытянутой высоко вверх. Причём настолько высоко, что, кажется, ей не было конца.
  Окружающее пространство озарила кроткая ясность солнечного осеннего полдня. Внутренняя напряжённость наблюдателей умиротворилась, расплелась и сочеталась в гармонии с прострацией мыслей и чувств.
  - Сейчас явится Меркаба - предупредил Васька-кот, однако совершенно не демонстрируя признаков волнения или удивления.
  Узкая кайма арены, опоясывающей человеческий мозг, вспыхнула броско-переливающимся пламенем и образовалась в тягучую, густую огненную реку. Но это был не тот огонь, что ослепительно палит неудовлетворённой, неведающей насыщения страстью, а тот, что соразмерен человеческому дыханию, бережно согревающему любую, доступную ему, плоть. Из огня поднялась на поверхность реки здоровенная колесница, взглянув на которую Васька-кот утвердительно кивнул головой, распознавая в ней обещанную Меркабу.
  Запряженная четырьмя неподвижными крылатыми существами, схожими одновременно с человеком, львом, тельцом и орлом, колесница являла собой треугольный пирамидальный шатёр, золотистого древесного цвета, пигминтированного серебром, покоящийся на четырёх высоченных колёсах. На ободьях колёс были отчётливо прорисованы перламутрово-бирюзовые ромбики глаз и чёрно-белые гексаграммы, выполненные по разнообразным геометрическим символам, понятным лишь посвящённым. Все четыре края пирамиды имели по трёхмерному изображению звезды Тетрахедрона, рельефно декорированной гибкими травами, виноградными ветвями, степенно распускающимися бутонами и узорами, напоминающими прожилки лепестков. Колесницу окружало трепетное кольцо ауры из кристаллически-рассеянных радужных цветов и окутывало слоистое мерцающее марево.
  Четыре крылатых существа, запряженных в колесницу, казалось, должны были стараться тянуть её в разные стороны, но выразительно-молитвенное оцепенение овладело диковинными существами, и колесница со строгой царственностью плыла по блистающей и вязкой огненной реке в сторону, противоположную плавному полёту облака с Васькой-котом.
  - Ангелы, опьянённые небесным нектаром, готовы предстать перед вами. - церемониально сообщил Васька-кот. - Узрите же их!..
  Из недр колесницы показались, чинно следуя один за другим, семеро ангелов, являющих собой рафинированно-изящные человеческие образы. Безмятежные и несколько грубоватые их лики, словно обветренные при тысячелетнем пребывании на вершинах исполинских гор, украшались волосами шафранового цвета, ниспадающими длинными прядями, и лёгкими диадемами с миниатюрными подвесками-кулонами на лбах, оттеняющими бриллиантовую горячую глубину глаз. Высокие, покрытые белоснежными широкими тогами, драпированными множеством складок, женственно длиннорукие и длинноногие ангелы знаменовались огромными сильными крыльями молочно-кремового цвета, инкрустированными по краям множеством мелких зелёных топазов и серафинитовыми камешками в виде капелек слёз. Ангелы исходили из колесницы, словно чутко испускались из бесплотной сферы, магически точно повторяя малейшие движения друг друга, ни единым словом не перемолвившись между собой, и продвигались, едва касаясь ногами поверхности арены, к винтовой лестнице, чтоб, неспешно поднимаясь вверх, исчезнуть из виду.
  - Семеро ангелов земли, что следят за привычным нам миром и имеют особое свойство проникать во всё, что сотворено в этом мире; и когда придёт срок, то именно они изольют семь чаш Божьего гнева на землю. - продолжал с осторожной важностью вещать Васька-кот. - Почувствуйте представительную значимость их имён: Азриил, Адмиил, Аркиил, Ариил, Арагаил, Архас и Яббашаил!..
  Вслед за этими семерыми появилась ещё одна вереница из двенадцати ангелов, которая замедленными, но уверенными движениями спускалась с колесницы на арену и также следовала к винтовой лестнице, уводящей ввысь.
  - Двенадцать ангелов, правящих двенадцатью домами зодиака. - представил новоприбывших Васька-кот. - Им даровано право следить и управлять, как планетами, так и знаками планет, измышляя всё новые и новые тройственности, деканы, пятерицы чувств и бесчисленные жизненные силы энергии Кундалини. Им дана власть, чтоб рассеивать во вселенной свет звёзд, вычислять и соразмерять время и пространство, очищать от въедливого сора все двойственные аспекты, присущие живым существам, когда разум упрямо противоречит рассудку, а воображение подменяет деятельность.
  Первые двое из новоприбывших ангелов незамысловато поигрывали на длинных продольных флейтах, подбадривая своих напарников, следующих за ними, исполнять искусно-трепетные протяжные рулады. Всякий из двенадцати имел что-то своё особое, отличное от других, будь то ручные висячие весы с двумя латунными пустыми чашами, охотничий лук с колчаном, наполненным густо оперёнными стрелами, или длань руки в виде жала скорпиона. У одного - печально-гордого и сдержанного в движениях - имелась тень, идеально отображающая собственника и, возможно, не столько подвластная ему, сколько сама имеющая подсознательную власть. Ещё один ангел покрывался, вместо тоги, позолоченной шкурой барашка, другой имел на ногах высокие унты из светлой козьей шерсти, третий был покрыт мелкой чешуйчатой кожей, неровно мерцающей и уютно-холодной. Последним из двенадцати был ангел, одетый лишь в длинный, накинутый на плечи, лёгкий атласный плащ, нескромно приоткрывающий его бесполое обнажённое тело.
  - Принято считать, что образы ангелов имеют синкретическую природу и гендерный нейтралитет. - с мурлыкающим удовольствием проговорил Васька-кот. - Но это не совсем так. Ангелы внешне очень схожи между собой, но не сгенерированы по одной модели, они индивидуальны и творчески неповторимы, и вполне себе половоразвиты в мужском субъективном значении. И даже ангельская женственность совершенна в них настолько, что не умаляет мужественности, а всецело сочетается с ней.
  - Как же они тогда плодятся и размножаются? - не без труда оторвалась от созерцания ангельского шествия крыса Маруся.
  - Ах, Маруся, мне-то откуда про всё это знать?.. Не знаю. Я до чужой интимной жизни не любопытен. - лениво улыбнулся Васька-кот.
  Ещё одна вереница ангелов покинула недра колесницы, продвигаясь к лестнице, ведущей наверх. Ангелов было настолько много, что не возникало желания вести подсчёт. Лишь некоторых Васька-кот успевал представить по именам, а всех сразу провозгласил ангелами-писцами. Сосредоточенными взглядами и широко распростёртыми крыльями отличалась ангелы-писцы от всех предшествующих, словно были готовы незамедлительно пуститься в полёт. В левых руках они несли гибкие идеально-чистые и прозрачные пластины, испускающие едва слышимые волновые звуки, а в правых держали горячие зернистые лучики в виде остро отточенных кинжалов.
  - Каждому из нас, при жизни, сопутствуют два ангела-писца. - сообщил кот. - Тот, что находится справа от нас, наблюдает за всем происходящим, обдумывает, делает предварительные записи и затем диктует. Тот, что находится слева, старательно заносит всё услышанное на пластину, ставит пометки, соотносящие наши действия с законами, как земными, так и с небесными, чтоб затем передать эти сведения ангелам Умеренности и Безмерности. Все земные и небесные события не исчезают в неисчислимых атомах времени, а сохраняются в записях кропотливо работающих ангелов.
  - Сколько же всего существует ангелов во вселенной? - удивилась крыса Маруся.
  - Да разве это знание преумножит твою радость, Марусенька?.. - сдержанно улыбнулся Васька-кот. - Еврейский схоласт Симон бен Лакиш однажды взялся всех ангелов подсчитать, заперся у себя в кабинете на несколько лет, а когда вышел, то назвал цифру в 106 434 квинтиллиона. Нет причин не верить мудрому схоласту.
  Замыкали шествие писцов два ангела, одетые в пышные багровые плащи-гиматии, поверх белых хитонов, украшенные жемчужными диадемами с развевающимися концами лент, подобно знамёнам, и обладающие огромными крыльями холодного платинового цвета. Васька-кот отрекомендовал их, как ангелов, ответственных за Безмерность и Умеренность. Первый носил имя Адонай и шествовал на полшага впереди товарища, с торжественной суровостью держа в руке длинный скипетр, увенчанный зеркальным штандартом. Второй именовался Габриэлем, имел на лбу вибрирующий сгусток цвета, напоминающий по очертаниям лучистое солнце, а на груди знак всевидящего ока, заключённого в треугольник.
  - Ангел Умеренности ответственен за наши пророческие сны и распределение рационального страха. Он не может дать никому однозначных ответов о временах и сроках, поскольку и сам не знает этих ответов, но может намекнуть на возможность сосредоточить себя в состоянии, когда потоки мудрости совмещают духовное с земным, преобразовывают духовное в материальное. Ибо и сам ангел Умеренности непрерывно пребывает в этом состоянии сборки, постоянно что-то слышит о временах и сроках. Но не отдаёт себя этому состоянию до абсолютного конца, не достигает совершенства, а верен внерассудочным понятиям терпения и равновесия. Всё-таки ему намного проще, чем ангелу Безмерности, который обычно вынужден не знать даже малой толики того, чего на самом деле знает, и даже имени своего истинного не может знать и вслух произнести, хотя оно всегда присутствует в его сознании.
  Габриэль с чуткой робостью следовал за Адонаем, готовый в любой миг выслушать и выполнить его наказы, однако не сила рабского подчинения двигала его покорностью, а мудрость, приближённая вплотную к Истине.
  - Как поживаешь? - кротко вопросил товарища Адонай.
  - Спасибо, помаленьку.
  - Как на работе дела?.. Всё ли ладно, со всем ли справляешься?
  - Всё слава Богу, всё как-то само собой катится да струится.
  - Здоровьице как?.. Не хвораешь ли часом?
  - И на здоровьице не жалуюсь. Живу вот с Божьей помощью. В запертые двери не ломлюсь, а открытых дверей не ломаю.
  - Ну так и живи дальше. Ступай себе с Богом!..
  - С вашего позволения. Мне туда?..
  - Туда, родимый. Ступай за мной.
  Длинная вереница ангелов неспешно поднималась вверх по лестнице, исчезая в блистающих высотах, а колесницу, плывущую по огненной реке, покинуло удивительное божество, сотканное из многочисленных витков спирали красной и белой меди, и окружённое небольшой свитой из глиняных существ. Васька-кот незамедлительно представил его по имени: Амма!..
  Некая энергетическая структура в виде ядра-спутника вращалась вокруг головы божества по чуть искривлённой траектории, исторгая из себя раскалённый добела свет и мелодичное шуршание. Рядом с Аммой лениво вышагивал здоровенный глиняный шакал, пигментированный тусклым лазуритом, улыбающийся чуть презрительным оскалом и подчёркивающий чёрно-смоляными зрачками глаз свою сдержанную, но изощрённую внутреннюю силу. Позади шли четыре пары андрогинных близнецов, обладающих сплющенными отчётливо-напряжёнными змеиными головами, а за ними ступали мужчина и женщина в деревянных эксцентрично выкрашенных масках с высокими фигурами-надголовниками и лотарингскими крестами с отогнутыми концами перекладин.
  - Мы видим божество, сотворившее африканский народ догонов. - с удовольствием принялся рассказывать Васька-кот. - Будучи достаточно юным и не распознав в себе умелого творца, Амма женился на одной из эманаций нашей планеты, возможно прозываемой Сириусом, чтоб она произвела на свет людей, поклоняющихся Амме. Однако первым родился от земли шакал Йуругу, что был нахален и непослушен, и совершил ряд инцестов со своей матерью. Стараясь скрыть следы преступной связи и прервать беременность, планета Сириус травила себя нейротоксичным ядом космоса, но всё же родила восьмерых змееголовых близнецов, которых и попробовала отдать в услужение Амме. Но Амма их не принял за человеческие образы и сам решился наконец-то стать творцом. Из куска сырой глины он вылепил мужчину и женщину, вдохнул в них жизнь, а в воздухе начертал их контуры, причём один поверх другого. Благодаря этому, каждый человек, рождённый теперь у догонов, имеет две души - мужскую и женскую. И если мужская оберегает тепло и тело матери-земли от возможных посягновений шакала Йуругу, то женская оберегает людей, постигших чувственно тепло земли, от иных отвлекающих чувств.
  - Неизмерима щедрость даже самого малого из богов. - певучим негромким лаем произнёс шакал. - И то, что даровано одному малому народу, перейдёт в дар и множеству других рас и народностей.
  - Только те, из простых смертных, послушны воле и прихотям богов, кто постоянно чем-нибудь да одаряются богами. - сметливо заметил Васька-кот.
  Амма со свитой уже поднимались по лестнице, когда из колесницы высвободился, затяжно покачиваясь и испуская сладостно-колючие урчащие звуки, низкорослый горбатый дракон. Его крылья из туго натянутых кожистых перепонок были покорно поджаты, а большую часть тела покрывала остро-пластинчатая панцирная броня. На драконе в стоячей позе победителя пребывало новое божество сложной формации, собранное из крепкого реликтового кедрового ствола, из массивных - парадоксально искривлённых и не теряющих стройности - костистых конечностей, а также имеющие некоторое подобие четырёх крыльев, созданных из крепко стянутых и связанных стеблей тростника. Череп, плотно обитый ослепительно-золотистой медной фольгой, украшался длинной кольчатой бородой и короной, высеченной из глазурованного стеатита. Рука флегматично держала за длинную рукоять литой бронзовый топор. Божество сопровождали одиннадцать, измельчённых на равные жемчужины, вихрей, скользящих чётко-выверенными искристыми зигзагами.
  - А вот перед нами главный бог города Вавилона, он же судья всех вавилонских богов и отец их отцов - Мардук! - представил хозяина дракона Васька-кот. - Воинственный, покорный мудрости, но непреклонный перед мудрствующими лукаво, он победил в тысячелетней битве богиню Тиамат, несущую надвременный мировой хаос. Коварная, удушающе-вязкая, как океан перед бурей, богиня Тиамат испустила из своих глубин одиннадцать чудовищ, изрыгающих шквальный огонь, песок и воду, и в битву против них вступили семь космических вихрей с четырьмя астральными ветрами, сотворёнными Мардуком. Года шли за годами, столетия шли за столетиями, и не было в той битве ни поражений равных, ни побед. Но вот настал момент, когда богиня Тиамат призывным долгим воплем подбодрила своих чудовищ к решающему броску, и Мардук загнал своего пронырливого дракона, изливающего, вместо семени, мегатонны раскалённого олова, в её широко распахнутую пасть. Не выдержав напора изнутри, богиня Тиамат взорвалась, разбрасывая во все концы вселенной клочки своего выжженного тела и вываренных внутренностей. Также разлетелись по вселенной таблицы судеб, позволяющие тому, кто обладает ими, постигать все творческие возможности мироздания. Совсем не многие таблицы судеб удалось отыскать Мардуку, но даже их хватило, чтоб стать отцом для множества новых богов и приняться за сотворение Вавилона, даруя людям абсолютную свободу жить и умирать, воспитывая в людях равнозначное уважение, как к жизни, так и к смерти.
  - Странный подарок, не находишь? - удивлённо вскинула брови домиком крыса Маруся.
  - Не думаю. По мне, так пусть подарок будет сколь угодно замысловат. Ведь важен не подарок, а внимание. - задумчиво промурлыкал Васька-кот.
  - И когда же это всё было?.. Я вот про битву в тысячу лет интересуюсь.
  - Да вот было когда-то. Всё когда-то бывает.
  - Как всё-таки стара наша вселенная. Интересно, а сколько годков стукнуло нашей планете?
  - Если интересно, то я скажу. Нашей планете четыре с половиной миллиарда лет, а сотворение всего мироздания произошло около четырнадцати миллиардов лет назад.
  - Получается, что земля не так давно и родилась. - усмехнулась Маруся.
  - Буквально, вчера. В космогонической иерархии времени всякий обычный день сравним с песчинкой.
  Дракон, с непоколебимо возвышающимся Мардуком, взошёл на лестницу, едва сдерживаясь, чтоб не распахнуть крылья и не взлететь. Зигзаги вихрей, словно тонкие вольфрамовые молнии носились перед драконом на несколько ступенек вперёд, парадно рассвечивая его путь.
  - А вот к нам прибыл бог любви, цветения и радости. - с особо плутоватым протяжным удовольствием возгласил Васька-кот. - Шочипилли-Макуильшочитль. Так прозывали его племена ацтеков, творцы и воины одной из величайших земных цивилизаций. Они же ценители всех видов и возможностей любви, мистериальной музыки и психоактивных состояний.
  Пятеро высоких стройных существ, покрытых палитрой всевозможных акварельных мазков, и мерцающих, подобно многосложным затянувшимся галлюцинациям, покинули колесницу, держа на высоко поднятых руках просторное изящно изогнутое хрустальное ложе. Украшенный диковинными пышными цветами, на ложе неподвижно восседал, горделиво вздёрнув голову и широко раскрыв чёрные глазницы, обнажённый юноша. Его сильное, багрово-каменистое тело, с рельефно подчёркнутой грудной мускулатурой, как будто выжидало добычи, достойной себя, готовилось обрушить на неведанного наблюдателя свой адреналиново-тестостероновый шторм. У ног юноши лежал неподъёмный свинцовый скипетр с плотно нанизанными человеческими сердцами. Вокруг порхали бабочки причудливых форм и размеров, насыщенные биолюминесцентными фотофорами, что жутковато и притягательно светились ярким сине-зелёным светом.
  - Вот бог, которому подвластны все нюансы радости, солнечного тепла, весёлых праздников и сластолюбия. - продолжал витийствовать Васька-кот. - Вот лучший проводник из мира реальности в мир сновидений, и совершеннейший из мастеров, способных помочь идеальному погружению в состояние транса. Он учит постигать всю радость человеческого бытия настолько нерушимо-беспросветной, чтоб относиться к ней играючи и легко; чтоб не обременять свой мозг всеми загадками этой злополучной радости, и пользоваться ей в миру сил, не уподобляясь пресыщенно счастливым негодяям.
  Пятеро существ, несли сонно-покачивающееся ложе к лестнице, напевая гармонично выстроенным бормотанием и зациклено-молитвенным шёпотом всего одно непонятное слово, увлекающее слушателей в прострацию.
   Васька-кот, убедившись, что Шочипилли-Макуильшочитль не склонен нынче к сладострастным играм, представил нового небожителя, сошедшего на арену. Им оказался вполне себе обычный, на первый взгляд, человек, одетый в строгий двубортный пиджак, в брюки ворсисто-чёрного цвета с чёткими отутюженными линиями и в ботинки на высоких каблуках, начищенные до блеска. Претенциозно-чистые белые кружевные манжеты рубашки выпирали из рукавов пиджака, а вот на левой груди имелась неровно пришитая белая тряпочка со свежеотпечатанным ярко-жёлтым QR-кодом. Внимательно всмотревшись в его лицо можно было заметить непрерывные слегка заторможенные сдвиги, как будто индуцированные некими внутренними токами. Казалось, человек пребывал глубоко в своих мыслях, ни на кого не желал обращать внимания и лишь вынужденно, случайно пересекался взглядами с теми, кто на него слишком пристально засматривался, и с краткой вежливостью кивал в ответ.
  - Доктор Алоис Альцгеймер! - представил небожителя Васька-кот. - Пожалуй, один из самых премудрых мужей, которых когда-либо рождала человеческая раса. Его именем названа всем известная болезнь, и этим фактом он заслужил себе местечко в небесной иерархии.
  Около двух десятков лениво подпрыгивающих звездчатых додекаэдров сопровождали доктора, время от времени притормаживая и даже застывая в воздухе, чтоб произвести шипящие и свистящие трески, призывно сливающиеся в раздроблено-гудящий шум.
  - Сколь стыдливо-глупым выглядит человек, когда что-нибудь потеряет и жалеет об этом чуть ли не до слёз. - сетуя на людское малоумие покачал головой Васька-кот. - Но вот, лишившись памяти, человек не будет печалится об этом никогда, ибо не будет помнить, что потерял что-либо. А разве беспечалие не есть признак высшей гениальности?.. Он самый и есть. - утвердительно кивнул головой Васька-кот, не обращая внимания на недоверчиво сморщенную мордашку Маруси. - Кстати говоря, и те, кто слабоумны от рождения, способны сотворить нечто гениальное, на зависть изысканным интеллектуалам. А потому любите и цените дураков.
  Доктор Альцгеймер не прошёл и половины расстояния до лестницы, как из шатра колесницы весело вывалился невероятно толстый буддистский монах, одетый в лёгкую рясу, нисколько не прикрывающую его огромного шаровидного пуза. На лице толстяка сияла неизлечимо благоденствующая улыбка, маленький дзинькающий колокольчик, болтался вместо серьги на мочке уха, а за спиной имелся солидный мешок, который толстяк с беззаботным кряхтением перебрасывал с одного плеча на другое. Его абсолютно лысая голова и бесстыдно обнажённое пузо сочно поблёскивали матовыми созрелыми яблоками.
  - Алоис Батькович! - воскликнул толстяк, догоняя доктора и изливаясь коротким простодушно-звонким смехом. - Постойте, не торопитесь!.. У меня к вам небольшой вопросик имеется, я в прошлый раз не успел справиться. Он касается одного моего знакомца, пожалуй, что и дальнего родственника.
  - Спрашивайте, раз невтерпёж. - вздохнул доктор.
  - Какое там - невтерпёж!.. Моченьки нет!.. Вот послушайте. Однажды этот мой родственник сидел в мягком гостином кресле, укрытый клетчатым пледом, с чашкой кофе и сигаретой, и фантазировал, как будто он сейчас вкалывает у себя на огороде, вскапывая грядки и засевая их клубникой. Он старался до мельчайших эмоций вообразить себе, как одновременно ненавидит и наслаждается этой работой, как напрягает мускулы и уверенно рассчитывает всякий упор ноги на лопату. И вот когда он докопал мысленно последнею грядку, то почувствовал, что не просто ужасно устал и физически утомился, а натуральным образом покрылся трудовым потом, сравнимым с тем, который бывает от настоящей работы на огороде. При том, что сигарета оставалась недокуренной, а кофе недопитым, как будто и пары минут не прошло с того времени, как он начал фантазировать. Вот скажите мне, драгоценнейший наш доктор, что это такое случилось с моим родственником?.. От большого ума это или от большой дури?..
  - От удовольствия и для удовольствия. - пробормотал доктор, недовольный тем, что его отвлекли от собственных размышлений.
  - И я подумал, что для удовольствия, поскольку осознанно свершённый труд не может быть совсем бесполезным. Но в конкретном-то случае будет толк от фантазийной клубники, выросшей на фантазийном огороде?.. - монах носил грубо огранённый нефритовый перстень на указательном пальце левой руки, и этим пальцем почему-то постоянно норовил тыкнуть собеседнику в грудь, как раз в тряпочку с QR-кодом.
  - Это смотря как ваш родственник интерпретирует ситуацию. - с усталостью многотерпеливого человека отвечал доктор, продолжая продвигаться к лестнице, немного запинаясь об извилины арены-мозга. - Если с точки зрения философской герменевтики, то клубника, даже фантазийно присваивающая себе смысл клубники, детально повторяет структуру клубники, выращенную в действительности. Вот пускай ваш родственник и попробует принудить обе эти клубники вступить в диалог, а исходя из результатов этого диалога, сделать вывод: какая ягода насытит страждущего огородника, а какая вызовет лишь методологическую рефлексию.
  - Как же так взять просто, да и принудить две клубники к разговору?.. Этак не долго в идиота превратится. - смутился монах.
  - А почему бы и не превратится?.. Если такое состояние доброкачественно стимулирует центры удовольствия, зачем же им пренебрегать?.. Тут только важно не просто превращение в идиота, а упоение самим процессом.
  И доктор принялся неожиданно резво подниматься по лестнице вверх, вынуждая крепко задумавшегося монаха семенить позади, иногда перескакивая через ступеньки.
  - Это Будай-Хэшан! - поспешил представить монаха Васька-кот. - Причисленный к семи божествам страстно выраженного счастья. В те давние времена, когда он был обычным китайским монахом, то не сидел подолгу в молитвенном уединении в монастырях, а странствовал по свету. Будай-Хэшан обожал посещать многолюдные собрания и ярмарки, любил привечать детишек, охотно вступая с ними в игры и шалости. Он повсюду таскал свой тяжёлый, забитый до краёв, холщовый мешок, иногда извлекая из него монетку или лакомство, чтоб одаривать бедных и страждущих. Люди в те времена считали, что ко всякому, кого одарит Будай-Хэшан, придут всемерное почёт и уважение, удача и здоровье. И если кто-нибудь с шутливой настырностью вопрошал, что же ещё находится в мешке, кроме монеток и кусочков сладостей, то монах чуть слышно отвечал: "Там у меня весь мир!". А затем, поглаживая своё непомерно толстое пузо, говорил, что это тоже мешок, но необычный мешок, а самый главный на свете мешок, в котором сосредоточена жизненная сила ЦИ. Энергия, питающая людей и синхронизирующая их души со всем божественным, доступным для движения в бесконечность.
  - А про то, как безопасно извлечь энергию ЦИ из этого мешка, Будай-Хэшан ничего не говорил? - осторожно спросила Маруся.
  - Ничего. - смущённо ответил Васька-кот.
  Необычно приятные и волнующие чувства вызвала у зрителей следующая причудливая компания, покинувшая колесницу, возглавлял которую кряжистый мужиковатый божок. Слегка раскачивающейся деревянной походкой он следовал вперёд, с зорким любопытством разглядывая и лестницу, и облако с котом, и шесть тронов, нависающих вокруг арены. Морщины на его продолговатом лице, как трещины на древнем деревянном истукане, оставались неподвижными, а вот густая длинная борода невольно подёргивалась, выказывая у божка либо нарастающий гнев, либо желание пуститься в смех. Одет божок был просто и неброско: в рубашку пестрядинную древнерусского покроя, подштанники из грубого домотканого холста, лыковые лапти да суконки шерстяные, обёрнутые на ногах до колен. Сопровождали его три здоровенных медведя, привычно косолапящих на задних лапах, красующихся холёными бархатными шкурами и узорчатыми ленточками на шеях. Один наигрывал тягучую лирическую частушку на гармошке, другие два умело подыгрывали на балалайке и незатейливой дудочке.
  - Даждьбог, иначе говоря бог, распоряжающийся дарами солнца и заряжающий двойственностью добра все грани белого света: и те, что перед нами бесконечно раскрываемы, и те, что брезжат за пределами всех солнечных систем! - известил о прибывшем Васька-кот. - Он наследный сын Сварога и дедушка племён славянских, он просвещает разум и бережёт нетление огня животворящего. Несмотря на то, что его собственный творческий пыл заметно угас со временем, подувял от старости, он остаётся рьяным почитателем творчества всех солнечных метаморфоз, укладывающихся в систему Высших Сил. И я не требую снисходительности от вас, взирающих на языческое культурное наследие, как на сказку, составленную из парадоксов. Я требую разумного почтения. Ибо памятуя наших предков, мы памятуем и богов, чтимых нашими предками, и тем самым сохраняем себя и своих богов в памяти потомков. Не это ли есть единственный утешительный дар для тех, кто ищет своё место в вечности?..
  Вопрос был риторическим и никто не взялся на него отвечать.
  - Здорово, Кострома! - вдруг с неожиданной шутливостью обратился Даждьбог к Ваське-коту.
  - Здоровенько!.. - сразу отозвался кот.
  - Как сам с усам? Как всё твоё чо да ничо?
  - Да всё ничо, всё ёханы кибастос!.. Вот голова только иногда побаливает. По праздникам.
  - Голова?.. - с искренним соболезнованием прихлопнул в ладоши Даждьбог. - Коли болит голова, так обрей её догола, ошпарь паром да обмой варом, сделай пролом порядочным колом, выпусти литра два крови, чтоб вымазать ею брови.
  - Да к чему ж страсти-то этакие? - смутился кот.
  - Ну, значит, делай, как хочешь, моё дело посоветовать, а там, как знаешь. Что нынче мутишь, чем занимаешься?..
  - Да вот всё полбу мнём да кисель с молоком пьём!..
  - Вот и славненько, это тебе на здоровье, милая!.. Смотри, никуда не ходи, ноги береги.
  - А то вдруг чо?
  - А то ничо! А то вдруг хер через плечо!..
  - Да ладно??
  - Ладно, коли херу складно, а когда поперёк - невдомёк!!
  - Хм. - не нашёлся что ответить кот, и тут медведи активней забряцали и заиграли на своих инструментах, оглашая арену задорным рёвом:
  
  Кострома, Кострома, государыня моя!
  Ой, у Костромушки кисель да с молоком, с молоком!
  Эх, да у Костромушки хер за плечом, за плечом!..
  
  С таким незатейливо-безалаберным пением и гротескным приплясыванием Даждьбог и медведи добрели до лестницы, по которой принялись подниматься вверх.
  - Старость - не радость! - счастливо улыбнулся Васька-кот и обратил внимание на следующие неординарные сущности, сошедшие с колесницы.
  Около сотни особей карликовых размеров и изгибистых, обтекаемые форм, словно бы покрытых стекловолокном, спустились на арену и побрели карикатурно-вальяжными шажками к лестнице. Бусинки их глаз блестели безотчётной радостью, движения сопровождались гулким вибрирующим звоном, схожим с рокотом беспорядочно снующих подземных ручьёв. Совсем небольшое количество особей отличалось от прочих маленькими подрезанными крылышками, расположенными на бёдрах, и позволяющими летать прерывисто, неловко, подобно молодым резвящимся курицам. Васька-кот представил пришедших душами-дживами, прозываемыми Нигойя, олицетворяющими бессмысленное счастье пребывания в сансаре. Когда душа исходит из мёртвого тела, но не располагает силой воли, чтоб отказаться от любимых привычек и освободиться от природы материального, тогда внешняя энергия законов кармы уносит её в круг сансары и заставляет терпеть свою оболочку на протяжении бесконечно тянущегося времени, свои неподконтрольные и бесполезные движения, свой ум, отказывающийся воспринимать любые смыслы. Душа вынуждена смиренно выносить воздействие на себя других существ, и даже подчиняться их начальственным призывам, сколь бы не были эти существа отвратными, рождёнными когда-то на земле в результате насилия, ломающего психику, природных катаклизмов и генетических мутаций. Но иногда на души-дживы ниспосылается милостивый импульс Высшего Разума, способный постепенно выталкивать их из состояния сансары, ломать черты фрустрации. И пусть процесс этот настолько долог, что конца ему не видно, зато у всякой умственно заблудшей и затерянной души имеется свой шанс встать на дорогу к истинному счастью.
  Затем на арене появилась большая человекоподобная фигура, грубо высеченная из соляного пещерного сталагмита, источающего шероховатое сияние, и разукрашенная орнаментом из глазурованных камней. На маске спокойно-сурового лица, блистающей девятью слоями света, завораживающе выделялись толстый широкий нос и сосредоточенно суженные глаза густой тёмно-янтарной окраски с застывшими зрачками из льдистого кварца. Воркующим напевным урчанием сопровождала фигура свой поход к лестнице. Рассказывая о новом божестве, Васька-кот придерживался интонации сугубой почтительности.
  - Алахатала - индонезийский демиург, создавший множество земных ландшафтов, горных хребтов и вулканов, озёр и островов, а также всевозможных живых существ. Для этого ему потребовалось, восседая на вершине горы Оха, тысячу лет пережёвывать свет луны и солнца да слегка поплёвывать на землю. И всякому человеку, созданному из плевка, он подарил по две души. Одной полагалось неизменно жить в теле человека, покидая его лишь после смерти, а вторая служила гонцом и вестником, докладывающим Алахатале о всех преступных и праведных деяниях человека. Чтобы помочь наивным и неразумным людям быть праведными, он подарил им шесть заповедей, предписывающих не убивать, не красть, не прелюбодействовать, не лгать, беречь отца и мать, как главный свой достаток жизни, и не приносить клятв ложных, посягающих на чью-либо судьбу. И если человек не справится с исполнением заповедей, душа его, покидая тело после смерти, попадёт в лабиринт из неожиданных и сурово наказующих страхов, выбраться из которого будет очень непросто.
  - Шесть заповедей - не десять. - буркнула себе под нос крыса Маруся. - С шестью легче управиться.
  Обладатель столь же огромной и грубо-мужественной фигуры, как у Алахаталы, с неряшливым грохотом покинул недра колесницы, выкатывая перед собой одноколёсную садовую тачку с могучей кувалдой. И это был кельтский бог Дагда, прославленный, как хозяин котла изобилия и отец народов.
  - Туда мне? -указал он на лестницу, прикидывая сможет ли по её ступенькам поднять свою тяжёлую тачку.
  - Туда. - вздохнув, сказал Васька-кот.
  Дагда уверенно попёр к лестнице, торопясь догнать Алахаталу, чтоб не было скучно подниматься вверх одному. Глуховатый механический скрип колеса тачки, спотыкаясь об изворотливо выпирающие участки арены-мозга, заторможено шуршал, надламывался и изливался пневматически-скулящими затяжными вздохами фисгармонии.
  - Всё это, кельтское, настолько... - трусливо помялся Васька-кот. - Что лучше промолчу.
  Соблазнительно-артистичной походкой престарелой балерины спустилась на арену богиня Шакти. Певучим тихим дискантом она произносила что-то медитативное, приглядываясь к наблюдателям, безмолвно восседающим на тронах. И приглядывалась с той хищнической творческой безуминкой, с которой обычно начинается активная женская охота, но которая быстро заканчивается либо кликушеством, либо безразличием ко всему живому. За ней подобострастно следовал антропоморфный безголовый скелет-каркас, искусно собранный из металла, пластика, гидравлических двигателей и оптоволоконных кабелей; и неясно было, кем он являлся для богини Шакти: верным слугой или бездушным послушным любовником, готовым всякий миг для исполнения сакральных сексуальных актов.
  - Вот божественная энергия и сила женского начала, что способна лёгким обманом вводить в иллюзию умы даже мудрецов и богов. - шёпотом произнёс Васька-кот. - А что уж говорить о нас, о простых смертных, чей мир не ведает абсолютных феноменов и поддаётся всякому вожделению, несущему надежды на удовольствие.
  - Не упрощай. - улыбнулась крыса Маруся.
  Васька-кот растерянно перетоптался на месте.
  С предельной отрешённостью восседая на золотогривом восьмикрылом коне, колесницу покинул моложавого вида божок с аффектированно удлинённой головой, по размеру ничуть не уступающей основному туловищу. Оранжевый цвет его кожи совпадал с оранжевым окрасом коня. Одет божок был в тяжёлый долгополый бушлат, отороченный соболиным мехом, ноги украшали тёплые скорняжные сапоги с укороченными голенищами. Левой рукой он держал нитевидную золотую уздечку, управляя конём, а в правой руке имел дугообразный варган, с ювелирной сноровкой сработанный из стеклярусных пластинок и жгутика китового уса. Сохраняя позу царственной отрешённости, божок иногда подносил к губам варган и извлекал долгие, высоко-гудящие звуки с мягким потрескиванием, медитативно резонирующими медленному ритмичному цокоту конских копыт.
  - Вот самый младший из семи сыновей верховного бога народа манси Нуми-Торума, носящий имя Мир-Суснэ-Хум. - афишировал всадника Васька-кот. - Каждую ночь он объезжает на своём коне землю, наблюдая за порядком и учиняя скорые расправы и суды. Он собирает просьбы от шаманов, чтоб передать их своему отцу, он помогает лечить от болезней даже тех, кто устал жить и приготовился к смерти, он ведает о многих опасностях, поджидающих людей в их путешествиях и выездах на охоту. Иногда, испытывая симпатии к какому-либо человеку, предостерегает его от беды, уводит с намеченной им опасной дороги, запутывает, опьяняет спасительным бездействием. Мир-Суснэ-Хум послушен своему отцу, но хитрее его и умнее, поскольку понимает, что даже то, что витает в абстрактном пространстве, подчинённо конкретному закону всемирного тяготения, и поэтому должно кому-нибудь принадлежать. Он может создать для людей небывалое изобилие, а может принудить поедать с голоду своих детей. Он может уничтожить всех существ, несущих вражду для людей, а может весь накопленный человеком ужас извлечь из глубинного уровня сознания, чтоб человек больше ничего не понимал, кроме ужаса. Он наделён даром менять свой облик, стремясь проникнуть либо в человеческую душу, либо в человеческое тело - и даже в человеческую постель - но также способен быть незамеченным, невидимым и вездесущим. Нет ничего тайного, чтоб не стало бы явным по воле Мир-Суснэ-Хума, и нет той реальности, в которую бы он не насадил бредовых миражей. Притом он остаётся защитником активного начала жизни, соединяя миры людей, богов и духов. Добро пожаловать ввысь!..
  Васька-кот чопорно помахал лапой, указывая всаднику на центр арены, на что тот не обратил ни малейшего внимания, продвигаясь сам по себе.
  - Немножко сноб и выпендрёжник, но такое среди богов случается. - не обиделся Васька-кот.
  С инертной, утомлённой, но механически отточенной подвижностью покинули колесницу ещё два вычурно-красивых обнажённых божка, чтоб направиться к лестнице. Пятнистые, словно бы стёртые очертания их подтянутых жилистых тел выказывали отсутствие чего-либо материального и познаваемого, а выдавали трёхмерные эфирные модели. Два пустяковых солнечных зайчика, напоминающих резиновые мячики, скользили у них под ногами и выстукивали мелодичную барабанную дробь, как будто намереваясь в конце пути жахнуть и посерьёзней.
  - Шалимму и Шахару! - представил божков Васька-кот. - Шалимму - бог вечерней зари, а Шахару - бог утренней. Родом братья из ханаанских земель Ближнего Востока, а потому немного склонны к склокам. К тому же, будучи едва оторванными от кормящей груди богини Асирату, они были отправлены своим отцом в пустыню, чтоб прожить среди терний и камней полных семь лет и восемь кругов времени. С тех пор они весьма подустали друг от друга. Но вынуждены терпеть.
  - Отгадай, братец, загадку! - тут же подтвердил свой каверзный характер Шахару, подталкивая в плечо Шалимму. - Что это такое?.. "Стоит баба на горочке в деревянных оборочках. Стали в бабу тыкать - стала баба сикать."
  - И что это? - наморщил лоб Шалимму, не умея разгадать.
  - А сам-то как думаешь?
  - Я не знаю. - голос Шалимму обладал сладостно-дребезжащим тембром и выражал большое терпение к проделкам брата.
  - Ничего-то ты не знаешь, а разгадка проста. Это же бочонок с квасом... А вот разгадай ещё. "Стоит Соня посередь поля. Бежит кулак да говорит: Соня ты Соня, дай мне стоя!.. А Соня говорит: ой, кулак, у меня дырка болит!.."
  - И не дала?
  - Нет, не дала. Да ты отгадай, что это за Соня с кулаком?
  - Может быть, девица какая в поле пришла да рожь жнёт, а вот кавалер-охальник ей зачем-то мешает?..
  - Дурень ты, братец. А ведь это замок и ключ.
  - Да ну тебя. У тебя всё не загадки, а сказки какие-то.
  - Для тебя сказки, а для меня кренделей связки. Для тебя басни, а для меня завод колбасный.
  - Ну хорошо, не сказки, так всё одно враки. Мастер ты обмануть, уж я тебя хорошо знаю.
  - Враки, это когда говорят, что пердят в реке раки. Кабы они пердели, так давно бы воду нагрели.
  - Что-что?? Причём здесь раки??
  - Да не причём. От рака болит всяко!.. Едят вот свои почки поповы дочки, а поповы сынки гложут позвонки.
  - Это как?..
  - А вот так, что был у них карп, да вороны съели.
  - Кто-кто?..
  - Оглох что ли?.. Ну, для глухого коня две обедни не служат.
  - Да ну тебя!..
  - Кто-то ну-тебя и за так не съест, а кому-то ну-тебя за деликатес.
  - Кто-кто?..
  - Опять зактоктокал. Ну ты и ктоктокало. Сразу видно, что ты из тех мест, где пруд пруди дурацкого спроса.
  - А ты-то сам из каких мест?
  - Из тех, откуда и ты лез, да не долез?
  - Это где?..
  - В пи...!! - ругнулся Шахару, опять подталкивая в плечо брата и ребячливо хихикая.
  - Эх, как не кинь, а всюду клин. - пробормотал обиженно Шалимму и прибавил шагу.
  С нескрываемым умилением поглядывал Васька-кот на братьев-божков. Самые трогательные и ностальгические чувства сохраняла его память о жалостных песнях утренней зари и заманчивых шёпотах зари вечерней.
  - Разве не всякий прожитый человеком день является мерилом ценности человеческой жизни?.. - ни к кому не обращаясь, вопросил Васька-кот. - Даже бесполезно прожитый день не несёт с собой ничего лишнего для человека. Для всякого нового винтика в нервной системе найдётся сквозное отверстие, а потому нашим диковинным братцам всегда есть над чем поработать. Если бог утренней зари учит поменьше думать и жить невпопад, как придётся, то бог вечерней зари понуждает тщательно обдумывать всякое предпринимаемое действие, осмыслять его до соблазнительной ясности. Умён ни тот, кто думает, а кто поступает сразу и правильно.
  Солнечные зайчики так и не ударили барабанным взрывом, и братья спокойно принялись подниматься по лестнице, уступая место на арене очень почтенному и неспешно бредущему небожителю весьма преклонных лет.
  - Лао-Цзы! - без труда узнал старца Васька-кот. - О чудесах, связанных с рождением этого человека, написаны поэмы. Впрочем, и не было ещё таких богов на земле, которые бы хорошенько не разворошили поэтическую блажь.
  Идиллической умиротворённостью и точно выверенным целеустремлённым порядком веяло от тяжёлой, высокой и длиннобородой фигуры старца, покрытого просторной накидкой-самхати. Сила совершенного знания излучалась из текучей плавности его движений, из безмятежного мерцания глаз и улыбки, присущей заскучавшим идиотам и мудрецам. Правую руку он держал несколько приподнятой с вытянутым указательным пальцем, иногда покачивая им, как бы добродушно угрожая каким-то невиданным озорникам; и эти ненавязчивые лёгкие движения пальца создавали удивительно поскуливающий шум, схожий с увлекательно-звенящим голосом металлического идиофона.
  - Матерью мудреца была простая женщина, про которую в народе говорили, что зовут её Сюань-Мяо-Юйнюй, и никогда она не принимала в себя мужчину и не знала мужского семени. Зачала она от солнечной энергии, заключённой в магической пятицветной жемчужине, которую женщина случайно проглотила от страха, что недобрые люди отнимут эту драгоценность. Восемьдесят один год пребывал младенец в утробе матери и вышел из её левого подреберья в виде почтенного старца, осенённого святостью и мудростью.
  Лао-Цзы внимательно прислушивался к мурлыканию кота, и, казалось, был не прочь немножко с ним побеседовать, но лишь мягко прищуривал свои древние глаза и неукоснительно продвигался к лестнице.
  - А вот верно ли про тебя говорят, старче, что ты случайно оплодотворил спящую царевну, которая стала матерью принца Гаутамы?.. - всё-таки вынудил мудреца откликнуться Васька-кот. - И поэтому ты, старче, по сути являешься отцом Будды?..
  - У всякого рождённого есть отец и мать. - чуть замедлил шаг, но не остановился на своём пути Лао-Цзы. - Но нет той вещи, которая бы нуждалась в постороннем вмешательстве. Значит, всякое наносное есть в то же время и основополагающее.
  - Я что-то вроде этого и думал. - кивнул головой Васька-кот. - Личность имеет осмысленное право на своё "я" только тогда, когда активность личности непреднамеренна.
  - Когда личность осознаёт свою активность, даже ничего не делая. - поправил кота Лао-Цзы.
  - Ах вот даже как?..
  - Именно. - погрозил пальцем Лао-Цзы, намереваясь больше ничего не отвечать коту.
  - Прожив ещё несколько столетий, наш мудрец сочинил трактат "Дао Дэ Цзин", содержащий сведения не только о едином пути всех познаваемых вещей, но и о его различных проявлениях. - с важностью сообщил Васька-кот. - В начале трактата мудрец предупредил читателя, что письменные знаки отображают не слова, но идеи, а потому последовательность этих знаков представляет не то, что автор хочет сказать, имея бессознательное желание утаить что-то важное, но то, что он думает, не имея жалости ни к себе, ни к читателю. Смотреть чужие сны всегда интересней, чем вспоминать свои. Знать, что ты не знаешь всего - есть знание собственного величия. Но не знать, что ты не знаешь всего - есть болезнь. И никто никогда тебе не поможет так, как ты сам поможешь себе.
  Васька-кот и дальше бы с удовольствием распинался о мудрых и парадоксальных изречениях Лао-Цзы, но неожиданный возглас оборвал его напыщенную задушевность.
  - Врёт он!! - отчётливо прогремело над ареной.
  Лао-Цзы резко остановился и оглянулся назад, чтоб увидеть произнёсшего эти оскорбительно-резкие слова. Им оказалось диковинно сложенное существо, ловко сходящее с колесницы на арену при помощи длинных упругих змеевидных ног. Гибкое человеческое андрогинное тело проецировало на себе все анатомические внутренности в чёрно-белых глянцевых контрастах рентгеновского снимка. В заострённых и гордых чертах лица виделась ястребиная холодная безразличность, мало сочетающаяся с подслеповатыми глазами аквамаринового цвета, тонированного перламутровым блеском. В слегка судорожной грации чувствовались манерная самовлюблённость и снисходительность сытого хищника. Из зада торчал и волочился по арене длинный хвост-плётка. Изящная эластичная рука держала лёгкий щит, окружённый кольцом беглого пламени, образованного из мельчайшей зернистой структуры яшмового опала. На щите имелось символическое изображение логоса-первоогня, кропотливо выписанного длинной цепочкой из всевозможных букв, составляющих невыговариваемую абракадабру.
  - Абраксас! - умилённо покачивая головой, прошептал Васька-кот, распознавая в ястребиноголовом существе одного из самых влиятельных и загадочных представителей Высших Сил. - Вот какого знатного божка снова довелось мне увидеть!.. Вот ведь рассказать кому, так не поверит - настолько редкостное зрелище!.. Что уж говорить о простых смертных, когда даже богиня Изида была в него влюблена без памяти. Хотя, там любовь складывалась из специфических вариантов. Кажется, богиня и не в самого Абраксаса была влюблена, а в змея Уробороса, которым Абраксас полноправно распоряжается. У некоторых богинь много чего на уме валандается из девчачьего репертуара.
  - Почему это я вру? - спросил Лао-Цзы у медленно приближающегося к нему Абраксаса.
  - Человек никогда не поможет себе, если не знает, как себе помочь. Значит человеку должен помочь кто-то другой. - отвечал Абраксас со совершенным спокойствием.
  - Да вы, пожалуй, на всякого человека, что вам нечаянно попадётся, готовы свой груз доброты взвалить?.. - не смотря на ёрничество, Лао-Цзы также соблюдал рамки привычной сдержанности. - Вы, пожалуй, этого бедолагу немощного и в церковь потащите?.. Никогда не понимал, почему богам при оказании помощи всегда нужны посредники.
  - Я ведь больше всего люблю действительное, способное взять и пощупать, а потому немножечко и атеист. - отвлечённо отвечал Абраксас. - Но ещё постигаю вот что. Иному человеку с душевными расстройствами или иными проблемами просто некуда податься за помощью, вот он и обращается к церкви, к священнику. Я не говорю, что это хорошо или плохо, просто на сегодняшней ступени цивилизационного развития это хоть какой-то выход.
  - Немножечко атеист - это как?? Разве могут боги сами в себя не верить?..
  - На то мы и боги, что нам можно всё.
  - Это как вам будет угодно, а вот если с умом взяться за того человека, об котором вы вдруг забеспокоились и посчитали, что ему, с его душевными расстройствами, за помощью больше некуда податься, кроме как в церковь. - усмехнувшись проговорил Лао-Цзы. - Так пусть он к психологу идёт. Церковь точно не поможет.
   - Не у всех есть деньги на хорошего психолога. А плохой психолог, сдаётся мне, верит в гораздо большее количество глупостей, чем иной излишне ортодоксальный священник.
   - При душевных расстройствах специальные таблетки нужно пить. Излишне ортодоксальный священник эти расстройства может и усугубить. Кстати, и на ваш счёт меня потянуло поиронизировать, поскольку понятие души или душевной пневмы настолько религиозно, что если поклонник атеизма верит в душевные расстройства, то он немного дурачится.
   - Это вы всё переворачиваете с ног на голову. А я говорю, что человек - организм, так или иначе, вакуумный и подневольный - пребывает в условиях, созданных обществом, а этот вакуум и порождает проблемы, условно или даже литературно называемые душевной болью. Вот для решения этих проблем церковь более-менее полезна. Высшее состояние покоя, это когда ты разделяешь его с кем-либо, когда ты не один. А вот одиночество насаждает в душе лишь тревогу.
   - Бросьте... опять вы о душе... - кажется, занервничал Лао-Цзы. - Что это за словоблудство, недостойное умеющего выразительно промолчать?.. Я обожаю конкретику. Поэтому все эти ваши расстройства можно назвать как угодно - жизненные, внутренние, экзистенциальные - но не душевные.
   - Просто в моём окружении (в моей, так сказать, социальной группе) душевные расстройства - это более собирательное выражение, чем оно представляется вам. Вам просто хочется быть очень ироничным - хорошо, я с удовольствием выслушаю любой ваш персифляж. Но я имею право иногда думать и говорить от имени простого человека, который даже слова такого не слыхивал - экзистенция.
  - А слово персифляж он слышал?..
  Абраксас на мгновение широко улыбнулся и хмыкнул.
  - Только психолог. - обрадовался реакции собеседника Лао-Цзы. - Хоть при депрессии, хоть при истерическом неврозе, хоть с глубоко похмелья, а необходимо обращаться к психологу. Нет никакой необходимости приходить за консультациями к священнику, поскольку тот никогда не выйдет за рамки своей компетенции и религиозной догмы. Психолог же задаёт нужные вопросы, направляет на путь поиска осознания, чтоб человек лучше понимал себя. Можно сколь угодно использовать теоретические понятия о душе, но психика человека останется сложным гомеостазом, влиять на который нельзя ни одному случайному человеку, тем более заинтересованному в воздействии на людей, исходя из личных и даже корыстных целей, или подыскивающего адептов для религии. Ещё бы к бабке-шептунье отвели своего человека за помощью, тогда как 21 век стоит на дворе. Ей-богу, странное вы божество.
  - И на бабку-шептунью у некоторых денег может не хватать.
  - На то вы и боги, чтоб от бедности спасать. Старайтесь, что же вы. - Лао-Цзы бросил укоризненный взгляд на Абраксаса. - А если у кого с деньгами напряг, то можно пойти к студентам-психологам, работающим под контролем супервайзеров. Сейчас в любом городе можно отыскать групповые центры по саморазвитию и психпомощи, а при некоторых некоммерческих фондах это всё и бесплатно осуществляется. При наличие медицинской страховки можно и в государственную клинику обратиться, нечего стесняться; психдиспансер не должен быть чем-то табуированным в наше время - вас там не оближут с ног до головы, если вы просто впали в депрессию, но сгладить состояние помогут.
  - И приспособить к своей государственной идеологии.
  - С чисто биологической точки зрения и это будет правильно. Идеология лишь инструмент для принятия более высокого статуса в социальной иерархии. Если вы сами не способны подняться высоко вверх по иерархической лестнице, то следите внимательно за особями, что туда поднимаются. Будьте готовы к любым ударам сверху, ведь эти особи ни перед чем не остановятся, чтобы удержать занимаемые позиции. Сузится кормовая база - начнётся внутривидовая конкуренция.
  - Жрать друг друга станут?
  - Утилизировать.
  Оба собеседника были настолько увлечены собою, что не замечали, как неукоснительно поднимаются вверх по лестнице, пренебрегая вниманием тех, кто остался внизу.
  - Тьма и свет объединены в системе ценностей бога Абраксаса, вера и неверие выполняют роль стражей у врат познания Мирового Времени и Пространства, небесная бездна и точка сотворения земли каждый миг готовы изменить воображение бога, то превосходя друг друга, то подчиняясь друг другу. - просвещал собравшихся Васька-кот. - В самом этом имени - Абраксас - заключено не только число всех дней в году, но и число всех дней, дарованных для жизни всякому человеку, постигшему принцип безраздельной власти. И прожить их следует так, чтоб однажды не было мучительно больно принимать кару смерти. Но вот сейчас одно печалит меня, друзья мои, что Абраксас никогда не появляется случайно. С его приходом заканчивается то, что, казалось бы, должно длиться вечно.
  - А что же тогда начинается? - спросила крыса Маруся, оторвав взгляд от фигур Абраксаса и Лао-Цзы, истаивающих в вышине.
  - Хираньяргабха. - взволнованным шёпотом сообщил Васька-кот. - Сфера, плавающая в космических водах, и содержащая в себе зародыш ещё одной вселенной. Неизвестно, погубит ли она привычное нам существование, поскольку здесь не может быть общих правил. Но тому, кто хочет родиться, должно что-нибудь разрушить.
  Огненная река, опоясывающая арену, резко застопорилась и стала плотно сжиматься, сворачиваться, слипаться своей густой и вязкой массой, покрываться бронзовой патиной и затвердевать. Колесница Меркаба и запряжённые в неё четыре зверя накалились зеркально-белёсым цветом, с пугающей монотонностью зашатались и задрожали. Связующая их сила оборвалась, и они стремительно расслоились на тончайшие - до прозрачности - алебастровые пластины, которые принялись складываться вместе, смыкаться без единой трещинки и шва, и принимать форму гигантского яйца. Подобно грузному настырному дирижаблю, яйцо потянулось вверх, несдерживаемое ничьими усилиями.
  - Это оно! - воскликнул Васька-кот.
  - Что - оно?.. Хираньяргабха? - испуганно спросила крыса Маруся у кота, но тот её не слушал.
  - Я вижу, вижу всё и чувствую!.. Чувствую, что ваша человеческая природа тоскует о прошлом, не отождествляет себя с личностями божественного порядка. Для вас всё, что происходит с вами, больше чудится, как сказка или сон. Вам хочется вернуться назад, в своё время и в свою дуалистическую логику. Очень может быть, что и вернётесь, я ведь точно не могу знать всего о мёртвых и живых. Хочу только сказать, что если один раз у вас получилось запустить свою жизнь не по собственной воле, а, возможно, что и по воле счастливого случая, то не позволяйте себе думать, что и дальнейшая ваша жизнь составится из цепочки случайностей или результатов неравновесия в точке бифуркации. Нет, если есть желание и достаток ума, то в каждом содеянном шаге найдёте управляющую им волю. Свою или чужую - не важно, кстати говоря. Живите так, чтоб больше никогда не тосковать о прошлом. Тоска о прошлом - чувство, свойственное тем, кто умер ещё при жизни. Умер, да не знает об этом, даже не догадывается. Мёртв, а хочет кушать и любить.
  Разглагольствуя, Васька-кот успел перепрыгнуть со своего облака на яйцо Хираньягарбха, намереваясь улететь ввысь, вслед за богами.
  - Васенька! - взмолилась крыса Маруся. - Не оставляй нас здесь одних. Нирване-то твоей когда-нибудь придёт конец, а куда мы денемся?..
  - Кто куда денется, кто куда. - задумчиво промурлыкал Васька-кот. - Вот я, и мне надо вверх, а вот вы - и вам только вниз. Туда, вниз, вы и денетесь.
  - Легко тебе рассуждать, Васенька! Ах, как легко! - пробормотала Маруся, наблюдая, как яйцо с котом удаляется в бесконечность.
  Тоскливым и томным вздохом потянуло в пространстве.
  - Вы слышите? - внезапно вышел из прельстительно-созерцательного состояния Евпсихий Алексеевич.
  - Что?.. Что такое?.. - вслед за Евпсихием Алексеевичем и все остальные - столь долго и увлечённо концентрирующие своё внимание на карнавальных излияниях нирваны - поспешно возвращались к не менее причудливой реальности.
  - Конец нирване. - только и успел сказать Евпсихий Алексеевич.
  Несколько мощных сейсмических толчков, соблюдая короткие интервалы, сотрясли арену и выпустили на поверхность ветряные потоки, схлестнувшиеся между собой. Казавшаяся несокрушимой винтовая лестница, сооружённая из твёрдых добротных блоков, опасно завибрировала, загудела тяжёлым хриплым звуком, словно бы вызванным двумя камертонами, пронзительно резонирующими друг от друга, и завертелась вокруг своей оси с нарастающей скоростью центрифуги. Арену накрыл совершенно беззвучный, но ослепительно яркий взрыв, ознаменованный карикатурно нарисованными каракулями. Рванные клочки мозга и комья переливающегося света понеслись по воздуху необузданными зигзагами. Лестница с мгновенной фантастичностью обрушилась, выдавливая из воздуха бурливые тёмно-алые клубы. Фронт взрывной волны, так и не покинувший границ арены, устремился строго вверх, сохранив после себя усмирённые неподвижные развалины, покоробленную арену и неспешно оседающую известковую пыль. Шероховатая тишина неохотно принимала всю полноту власти на себя.
  
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:59
  
  Окружающий мир покрылся нежным бирюзово-синим цветом, испещрённым небольшими дырами-пятнами, углублёнными, словно воронки, и затягивающими куда-то в неизведанное. Из центра арены вырвался фонтанирующий поток огнистых искр, которые в один миг рассеялись по всему пространству великим множеством трепетно горящих восковых свечей. Невольно мнилось о мириадах человеческих душ, неожиданно покинувших свои плотские оболочки в результате какой-то массовой катастрофы и теперь перешедших за чётко очерченные цели, чтоб манипулировать бесхитростной человеческой чувствительностью. Тёмные силуэты, словно тени, проявились позади шести тронов и выражали умиротворённую траурно-сдержанную точность памятных обелисков. Обломки лестницы, непонятного происхождения каменные шары с ровными вмятинами и куски арматуры медленно кружились над ареной, подобно электронам, двигающимся по сложно искривлённым орбитам вокруг атома.
  Магическое напряжение, тормозящее привычное восприятие действительности, утрачивало свою силу. Утомление, щемящая тоскливая грусть и эмоциональное истощение дождались своего часа. Нашим героям не хватало заурядного и гармоничного чувства свободы - свободы, очищенной от недавнего унизительного послушания, аккомпанировавшего эффектам взрыва и глобальных разрушений; свободы, долженствующей прийти на смену чарующе-пугающему экстазу исхода из нирваны; свободы, окончательно защищённой от всевозможных и не поддающихся осознанию посягательств, равно исходящих, что из Высшего Мира, что из земного.
  - Всё кругом сломалось. - вздохнула Улинька.
  Взрослые, не смея возразить, лишь покачали головами.
  - Почему всё так заморочено и сложно устроено: что на земле, что на небе? - с усталой робкой суетливостью заговорил Лев Моисеевич, обращаясь к друзьям. - Почему ни на земле, ни на небе не даруется простота с той лёгкостью, с которой она задумана изначально?..
  - Да ведь мы не привыкли ценить простоту. - меланхолично проговорил Евпсихий Алексеевич. - Мы пренебрегаем тем, что нам кажется слишком простым. Нам подавай штуки подороже да повычурней.
  - Я ведь не про цену - дорого или дёшево - я про возможность уразуметь, в суть проникнуть.
  - Я так и понял.
  - Вот папаша меня азбуке учил, и я, несмотря на то, что мальчиком был не очень сообразительным в свои пять лет, понимал, что если "арбуз" начинается на А, то каким образом эта буква А пропечатана в букваре, рядом с нарисованным арбузом, таким её и следует запоминать. И если два арбуза сложить с другими двумя арбузами - да хотя бы и не с арбузами, а с двумя вишенками - то обязательно получится чего-нибудь в количестве четырёх штук. Разве для складывания арбузов папаше моему требовались кружащиеся вокруг головы эоны или свита из кастрированных херувимов?..
  - Я так понимаю, что вы не слишком впечатлились погружением в нирвану? - смешливо подёргала усиками крыса Маруся.
  - Впечатлился! - горячо заверил Лев Моисеевич. - Весьма впечатлился. Но получается сложно разобраться, где следует безропотно проникнуться эйфорией, а где снисходительно пожурить, дескать, вы меня на мякине не проведёте!.. К тому же, если до конца быть честными, касаясь этой самой эйфории, так, надо сказать, что у заядлого алкоголика-то, в пьяном угаре, тоже имеется своя эйфория, он тоже из мистерий не вылезает, из одной перекувыркивается в другую. Причём, надо сказать, мальчики и девочки, что ему, с этой его эйфорией, куда как интересней жить, чем нам. Ибо мы являемся лишь зрителями карнавала, а алкоголик его полноправный участник. А зачастую и организатор. Так-то вот.
  - Но алкоголик, участвуя в карнавалах, сам себя и разрушает. А мы всего лишь зрители, способные сохранить себя целыми и невредимыми.
  - Внешне вроде целы. - вздохнул Лев Моисеевич. - А с психикой нашей что стало?
  - А что стало с нашей психикой?
  - Теряет комплексную гибкость - вот что с ней стало. Она теперь как латексная игрушка, извазюканная в посторонних грязных ручонках.
  Крыса критически фыркнула и чересчур эксцентрично поиграла кончиком хвоста, словно пальцем, грозящим постучать по темечку.
  - Тебе всегда всё весело. - стушевался Лев Моисеевич.
  - Скажи, Маруся, а почему ты, в отличии от нас, не поддалась всецело созерцанию нирваны? - спросила Катенька. - Ты была и зрителем спектакля, и его участником. Как такое стало возможно?
  - Нуууу... - поёжилась Маруся и стеснительно прикрыла глазки. - Значит, у меня нервная система посложней устроена, чем у вас.
  - Хвастунья ты преизрядная. - улыбнулся Евпсихий Алексеевич. - А, впрочем, во многом права.
  - Человек просто привычен к послушанию, его же дрессируют с детства. Это вряд ли беда для всякого человека, но иногда полезно быть брыкливым. - сказала Маруся.
  - Как ни старайся взбрыкивать, а ко всему будешь вынужден приспосабливаться. - изрёк Евпсихий Алексеевич.
  Катенька молча согласилась с другом, жалостно разглядывая арену, покрытую руинами и напоминающую останки огромного взорванного дома, и понимая, что теперь к этому зрелищу надо как-то подлаживаться, надо вытерпеть его до конца. Понимая, что сейчас и в реальности есть взорванный дом, есть многочисленные жертвы, есть скорбь родных и близких, есть ощущение ужаса даже у тех людей, кто увидел всё это в новостях; и теперь людям придётся научиться как-то жить, сохраняя в себе и эту скорбь и этот ужас, придётся свыкнуться с ними.
  - Хочется вам этого или не хочется, а я ведь ещё один стишок сочинила! - вдруг с удовольствием сообщила Улинька.
  - Какой ещё стишок? - досадливо пропыхтел Лев Моисеевич. - Не надо нам больше стишков.
  Улинька успокаивающе замахала ручонками и заверила, что это замечательный стишок, и всем необходимо его выслушать. Евпсихий Алексеевич сказал, что дедушка Лёва сейчас несколько не в себе, что ему надо сперва успокоиться, а затем взбрыкнуться в самом хорошем смысле слова, а улинькины стишки для этого подходят наилучшим образом. Лев Моисеевич с хмурым недовольством выслушал Евпсихия Алексеевича, но ничего не сказал, и Улинька прочитала свой новый стишок:
  
  Мир не добрый и не злой.
  Мир - как будто в этом мире
  кто-то тащит за собой
  всё, что накопил в квартире!..
  Все кастрюли и ножи,
  стулья, шкаф, диван, бадейку...
  Даже не устал тащить
  клетку с птицей-канарейкой!..
  Тащит и вздыхает горько,
  что приходится так жить:
  сбросить это всё в помойку
  и начать опять копить!!!
  
  - Какая же ты умница, Улинька!.. - воскликнула Катенька. -Ты обязательно вырастешь и напишешь много славных стихов. Наверное, даже книжку твою напечатают, и у кого-нибудь из читателей это будет самая любимая книжка.
  - Спасибо, тётя Катя, я буду стараться. - учтиво пообещала Улинька.
  Евпсихий Алексеевич и Маруся также пожелали девочке насочинять уйму прекрасных стишков, а критиканов, вроде дедушки Лёвы, не слушать. Дедушка Лёва пошамкал губами, намереваясь что-то сказать, но пока не знал, с чего начать.
  - Спасибо, дяденька Евпсихий, и тебе, Марусенька, спасибо! - просияла Улинька. - Хорошо, что я не знаю никаких ваших критиканов, а дедушку Лёву знаю, а он совсем не критикан. Он такой хороший и смешной бывает, что критиканы обзавидуются, глядя на него.
  - В России есть два несомненных богатства (про газ и нефть я лишний раз не напоминаю), это красивые женщины и прекрасные поэты. - промямлил Лев Моисеевич. - Первое хорошо востребуемо и конвертируемо, а от второго толку мало. Так что, мальчики и девочки, если судьба вдруг поставит перед вами выбор "кем быть: красивой женщиной или прекрасным поэтом", то не раздумывайте и выбирайте первый вариант.
  - Время непредсказуемо. - сообщил Евпсихий Алексеевич. - Сегодня поэты никому не нужны, а завтра может статься, что они настолько умами сограждан овладеют, что те для них молочные реки с кисельными берегами замутят.
  - Почему же такое может статься? - не поверил Лев Моисеевич.
  - А разве не было раньше, что поэтов в нашей стране весьма ценили и почитали?.. Было.
  - Ну и было. И мало ли что было раньше.
  - Нет, не мало ли. Вот в буддизме есть такое интересное понятие - Калачакра. Колесо времени. - увлечённо заговорил Евпсихий Алексеевич. - Мало того, что одни и те же события (в слегка изменённом контенте) могут неоднократно повторяться в разное время и в разных точках земли, они ещё и крепко взаимосвязаны с психикой человека, с его душевной организацией и даже телесными проявлениями. То есть, например, вы, Лев Моисеевич, нанося малейший вред своей психике, прочитав сегодня утром что-нибудь о повышении уровня сигналов от рецепторов электромагнитного излучения, наносите вред психике какого-нибудь американского сенатора Маккейна, проживающего в году этак две тысячи двадцать втором, и ни разу в жизни не задумывающегося всерьёз ни о чём, кроме вкусовых качеств гамбургера. А я, например, вытатуировав даже никчёмный простой рисунок у себя на плече, искажаю законы физики и помогаю возникновению оползней где-нибудь в горах Памира. Изменяя себя, мы изменяем мир, и зачастую даже не догадываемся, где и как мы его изменили, где и что поменяли местами.
  - Тогда можно оправдать любого тирана и насильника. Он вроде и не виноватым получается. - усмехнулась Катенька. - Его просто кто-то исказил случайно.
  - Оправдать можно. Но наказать всё равно надо.
  - Уж очень у тебя противоречиво получается.
  - А без противоречий нельзя. Мир многомерен, и нам, существам, обладающим разумом, свойственна категорическая двойственность, противоречивость: одни из нас застревают в многомерности и не понимают, что попали в капкан, а другие замыкаются в себе - в своей относительно комфортной плоскости - и только надеются, что кто-то внезапно объявится и вытащит их из ловушки.
  - Суета всё это, суета сует. - со скорбной нервозностью заелозил на месте Лев Моисеевич. - Напыщенная болтовня. Разве она помогает разобраться в чём-нибудь всерьёз?.. Подскажет, как быть?..
  - А нам и не надо надеяться, что кто-нибудь сможет что-то всерьёз подсказать. - вздохнула Катенька. - Нас никто толком и не спрашивает, как нам хочется быть. Сами себя заставляем относиться по-добренькому к себе и другим, и на этом вроде бы успокаиваемся. Вроде как больше ничего и не можем.
  - Хотелось бы ещё понять, какой из природных сил - добра или зла - нужна вся эта суета человеческая, все его потуги совершенствоваться неизвестно ради чего? - тихо и сбивчиво ворчал Лев Моисеевич. - Почему человека не могут оставить в достигнутом им покое, а требуют меняться, шевелиться, играть в право выбора и участвовать в поисках чего-то значительно лучшего?.. Откуда берутся все эти кичливые воспитатели и учителя, рассуждающие о расширении границ какого-то там личностного роста, требующие выйти из так называемой зоны комфорта?.. Да ведь это самое высшее земное благо - зона комфорта!.. Это чуть ли не единственный смысл существования человека - достичь максимально надёжной зоны комфорта и попробовать сохранить себя в ней до самой смерти. Хотя, я понимаю, что зачастую эта сохранность зависит не от внутренней силы самого человека, а от характеристик внешнего воздействия. Человек-то может сколько угодно соблюдать себя в благодушии и доброте по отношению к окружающему миру. А вот придёт он вечером, в субботу, домой, утешится вкусной едой, с друзьями пообщается в соцсетях, по телевизору глянет на какую-нибудь весёлую чепуху. Казалось бы, что может помешать этому маленькому и неприхотливому счастью?.. Кто вздумает зайти без спроса и вздрючить его зону комфорта?.. Вроде бы ничто. Но тут: бац! трам-тарарам!.. дом рассыпается на части, всё летит вдребезги!.. А почему?? За что человеку этот удар судьбы?? Вот мне интересно, задумывался ли хоть кто-нибудь из нас сегодня утром, что может умереть сегодня ночью?..
  - Я не задумывался. - откликнулся Евпсихий Алексеевич. - Хотя, некоторым людям должна о чём-то таком подсказывать душа.
  - Почему же не подсказывает? - спросила Катенька.
  - Я говорю про некоторых людей. Про достойных.
  - А мы были недостойны? - сердито фыркнула Катенька.
  - Милая, мы сейчас пребываем в таком статусе, которого, возможно, до нас вообще никто не удостаивался. Нам пока не следует роптать.
  - Душа кому-то что-то подсказывает... - не прекращал ворчать Лев Моисеевич. - Вот, по сути, мы здесь только и говорим, что о душе. Называя её то психикой, то умом. Получается всё одно про душу. А есть ли она на самом-то деле?..
  - У людей точно есть. - сообщила крыса Маруся. - Вроде как.
  - Ты что-то об этом знаешь? - иронично сощурился Евпсихий Алексеевич.
  - Ну да. - кивнула крыса. - Был такой интересный американский врач - Дуглас Мак-Дугал, который взялся доказать наличие души у человека в материальном виде. Ему подумалось, что сделать это очень просто.
  - И что он для этого сделал?
  - А вот очень просто взял и доказал. Он договорился с руководством некоторых туберкулёзных больниц, чтоб ему позволяли взвешивать неизлечимо больных людей незадолго до смерти. Затем он дежурил в палате с этими больными, чтоб успеть зафиксировать их вес непосредственно в момент смерти и сразу после.
  - Как это он их взвешивал?.. - нахмурился Лев Моисеевич. - Прямо с кроватью?
  - Надо думать, что прямо с кроватью. Устанавливал что-то вроде больших грузовых весов и взвешивал. Ему было предложено пятеро смертельно больных людей, и он взвешивал их до смерти, во время и после. Выяснилось, что вес каждого, после смерти, становился меньше ровно на 21 грамм, чем при жизни. Получается, что 21 грамм весит ваша человеческая душа.
  Крыса не без демонстративного удовольствия взмахнула лапкой, как бы развеивая в воздухе все эти смехотворные 21 грамм.
  - Странно, как-то слишком точна эта цифра... Неужели из покойника больше нечему изойти, кроме души? - засомневался Лев Моисеевич.
  - И вот этот самый врач - Дуглас Мак-Дугал, - радостно сообщила Маруся. - подумал тоже самое, что и вы, Лев Моисеевич. Его тоже смутила такая весовая конкретика. И он решил не останавливаться на опытах со взвешиванием людей, а доставил к себе, на дом, из приюта для бездомных животных пятнадцать собак. У каждой измерил вес при жизни, затем аккуратно придушил и снова взвесил. Разницы в весе не оказалось никакой. Как весила собачка при жизни 15 килограмм, так весила и будучи сдохшей. Получается, что нечему изойти из собачки после смерти, нет у ней души.
  - Какой интересный был врач. - усмехнулся Евпсихий Алексеевич.
  - Как же так, Маруся? - взволнованно воскликнула Улинька. - Если у собачек не нашлось души, значит, и у тебя может не найтись?.. Ведь ты же зверь. Куда же ты тогда денешься без души?..
  Крыса внимательно посмотрела на девочку и улыбнулась как можно ласковей.
  - Если нет души, так что-нибудь другое найдётся. - сказала она. - Я не пропаду просто так, девочка. Меня такой дрянью шарахало по голове, что тебе и представить трудно, а я до сих пор целёхонька.
  Лев Моисеевич хмыкнул, но вдруг тревожно выпучил глаза и пригнул голову, опасаясь, что один из каменных шаров, параболически летающих по воздуху, ударит его по макушке. Но тот послушно пролетел мимо.
  - С собакам всё понятно - у собак и смерть собачья - но ведь с людьми картина тоже весьма непростая. - проводив взглядом камень, Лев Моисеевич приосанился. - Я даже не себя конкретно имею в виду, хотя конкретно меня, например, в жизни шарахало по голове так, что доведись любой крысе подобные удары схлопотать, так он неё только мокрое место останется. Я пробую рассуждать про то, что касается души. Думаю, что у одних людей душа есть, и они спокойно, после смерти, наследуют царство небесное (если, конечно, не низвергаются в пучины тартарары), а у других людей души нет, и они мучают себя и окружающих своей вечной жизнью. Которая если вдруг и оборвётся от несчастного случая или от вражеского нападения, так тут же и прородится поблизости в какой-нибудь очень схожей телесной оболочке. Никогда не задумывались, почему есть люди очень похожие друг на друга, тогда как они совсем не родственники друг-другу?.. Значит, кто-то из ранее умерших, отдал этим людям по кусочкам свою жизнь, самого себя.
  - Чепуха несусветная. - отмахнулся Евпсихий Алексеевич. - Вздор вы несёте, Лев Моисеевич.
  - А вот и не вздор. И я вам больше скажу. Вот как раз у каждого из нас, - Лев Моисеевич категорично и быстро потыкал пальцем в каждого из присутствующих. - возможно, что никакой души нет!.. И пребывать нам здесь придётся, возможно, до конца света. Который неизвестно когда наступит. А на земле, тем временем, будут жить да поживать наши двойники.
  - Бросьте. Все люди - братья, раз на то пошло.
  - Ну, ёрничай, Евпсихий, твоя воля!.. Однако...
  Лев Моисеевич не договорил, а невольно возвратился взглядом к телу, пребывающему на шестом троне, приметил в нём какие-то едва уловимые странности, сердито нахмурился и принялся машинально выписывать пальцем в воздухе трясущиеся рогульки. Тело на троне нехотя встрепенулось, ахнуло судорожным вздохом и принялось дёргаться, словно от воздействия электрических импульсов дефибриллятора. На последнем ударе тело выпрямилось, ожило и выказало собой несвежего возраста паренька, несколько длительных секунд пребывающего в анабиозе. Паренёк лицом был одутловат, пронзительно голубоглаз, характерно небрит - за отсутствием таковой надобности - отчего длинный редкозубый рот и нервно вздёрнутый нос, покрытый маленьким прыщиками, казались беззащитно-бедными, подхалимски требующими сочувствия.
  - Опаньки! - приветствовала пробудившегося крыса Маруся.
  Остальные наблюдатели воздержались от проявления эмоций, просто были крайне внимательны.
  - Где это я?.. Что со мной?.. - спросил паренёк, едва ощутив в себе возможность говорить и управлять телом.
  - Как тебе сказать, дружок... - с осторожно наигранной ласковостью произнёс Лев Моисеевич. - Здесь что-то вроде рая... куда люди после смерти попадают...
  - Так разве я умер?
  - Неясно.
  - Так получается, что жив?
  - И тут я не могу вам дать точного ответа.
  Паренёк старательно оглядел Льва Моисеевича с ног до головы, желая убедиться, что видит перед собой не фантом, не бредовое видение, норовящие всласть поиздеваться над больным рассудком. Мучительная обморочная дремота всё ещё обременяла его, с трудом утрачивая власть. Паренёк рассматривал окружающее пространство и людей, желая сразу оценить всех и понять наверняка, что такое с ним происходит. Глаза его выражали одновременно и радость и капризную недоверчивость
  - Как бы мне эту штуку снять? - он брезгливо потряс левой рукой с застёгнутым кольцом металлических наручников.
  - А как они вообще попали вам на руку?.. Кто их на вас надел?.. - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Да мой разлюбезный братец. Впрочем, он совсем мне не родной: не близкого родства, не дальнего.
  - Зачем же он это сделал?
  - К трубе батареи отопления пристегнул. Чтоб я из квартиры не сбежал.
  - Из какой-такой квартиры?..
  - Об этом я разумеется скажу - мне скрывать нечего - но чуть после. Хотелось бы мне сначала узнать, где я теперь нахожусь. Поверьте, во мне сейчас столько много всего переосмысливается. Мне хочется хоть какую-нибудь ясность выработать, убедиться, что нет серьёзной опасности.
  - Да что же вам такого ясного рассказать, когда нам и самим многое не ясно... Ну вот, разве что, представимся для начала.
  - Пожалуй, с этого и начните. Представьтесь, сделайте одолжение. Хотя...
  Паренёк не договорил, что он имел в виду под этим хотя, а доверчиво раскрыл глаза, желая верить всему, что ему здесь скажут и покажут.
  - Меня зовут Евпсихием Алексеевичем (уж постарайтесь запомнить моё чудное имя и не перевирать его), а Катеньку у нас именуют Екатериной Владимировной. Вот тут у нас сидит Лев Моисеевич, а эту девочку зовут Улинькой. Ещё есть крыса Маруся. Вот столько нас здесь имеется. Пятеро.
  - Ну вот, надо же, у вас и говорящая крыса имеется!.. А она только говорит или понимает, что говорит?..
  - Понимает. Всё понимает. Сами-то вы понимаете, что с вами стряслось?.. Ведь мы сидим здесь уже Бог знает сколько времени, а вы признаков жизни не подавали, мы чего только не выдумали про вас, как только не пытались разбудить.
  - Да я бы с удовольствием разбудился, кабы мог. Но я и знать не знал, что не умер, а лишь сплю. Или как-то по-особенному себя располагаю.
  - Какой же вы, дяденька, соня!.. Мы тут все-все думали, что вы почти не живой и почти умерли, а я немножко думала, что вы чуточку живы. - торопливо сказала Улинька очень довольная собой. - Когда все вокруг живы, тогда никто не мёртв.
  Паренёк с удивлением выслушал девочку, но тут же счастливо просиял.
  - Повтори-ка, милая девочка, что ты сказала?..
  - Когда всем надо где-то жить, тогда никто там не умрёт.
  - Если б я не ушёл в забытьё, а всё это время как-нибудь наблюдал за собой со стороны, - сказал он, с благодарностью поглядывая на девочку. - то я подумал бы про себя тоже самое: не могу я быть совсем мёртвым там, где нужно быть вместе со всеми живым!.. Вот покажем мы смерти кукиш: погоди, дескать, ещё не настал твой час!..
  Паренёк поднял руку, намереваясь сложить ладонь в кулак, но болтающиеся наручники вызвали на его лице приступ сильного раздражения.
  - Вы, молодой человек, пальчики на ладони сдавите покрепче друг к другу. - посоветовал Лев Моисеевич. - И попробуйте ладонь из кольца наручников выпихнуть. Больше вам посоветовать нечего. У нас тут ключиков нет.
  - Думаете, это поможет освободиться?.. Я сейчас постараюсь, потому что очень неприятно такую дрянь на себе таскать.
  Паренёк с мрачным напряжением принялся сжимать пальцы, вытягивать кисть руки из кольца, но усилия оказывались безрезультатными. "Что же мне теперь делать?" - преисполненное недоумения и маленькой ребячливой злости вопрошало его лицо. Посоветовать ему и вправду было нечего.
  - Оставьте пока так. Не терзайте себя по пустякам. - сказал Евпсихий Алексеевич.
  - Кабы пустяки... - вздохнул паренёк. - А, впрочем, вы правы, что цените эту напасть со мной, как пустяки, поскольку тяжёлой физической обременительности она не несёт, разве вот на нервы давит. Однако, нехорошую шутку совершил со мной мой братец, и я даже не помню, получил ли я шанс освободиться из плена перед тем как уйти в забытьё.
  - А что вы вообще помните перед тем, как уйти в забытьё?.. - вступила в разговор Катенька.
  - Брата своего помню, кого же ещё. Напился он и принялся привычно глумиться надо мной. Далеко не первый раз он со мной этакое вытворял. Вот с наручниками в первый раз, а до этого было без наручников, но тоже весьма глумливо.
  - Может быть, ваш брат и убить вас попробовал? Или что-то подобное сотворил, раз вы здесь обрелись?..
  - Такой братец мне достался, который, конечно, всё может... - паренёк медленно, словно что-то припоминая и обдумывая, произнёс эту фразу, примолк, нервно подёргивая пальцами, и вдруг вскинул голову и спросил со сдержанной строгостью: - А вас кто убил, если и вы здесь находитесь?..
  - Взорвали нас, любезнейший вы наш незнакомец. - насмешливо, но резко заявил Лев Моисеевич. - Дом наш взорвали. В котором мы жили.
  - Целый дом?.. - паренёк непроизвольно дёрнулся, как бы ощущая на себе руины взорванного дома, и снова примолк на несколько секунд, недоверчиво озираясь по сторонам. - И вы все находились в доме, когда его взорвали, а после взрыва вас сюда занесло?..
  - Все до единого. И крыса из этого же дома.
  Маруся с сомнительной приветливостью осклабилась.
  - Надо же как интересно случилось, что и крысе повезло. - покачал головой паренёк. - Или не повезло... Но вот мы видим развалины на арене внизу. Очень похоже, что это тоже дом взорвали чей-то. Разве это точно не ваш?
  - Да нет, не наш... - Лев Моисеевич с некоторой презрительностью махнул рукой. - Долго рассказывать, что тут творилось. Вы лучше о себе нам расскажите.
  - Конечно, о себе... Лучше всего о себе... А вот вы говорите, что девочку Улинькой зовут. А разве не у неё была сестрица, которая погибла во дворе, качаясь на качельках?..
  - Да, была такая сестрица. - смутился Лев Моисеевич. - Откуда вы знаете про Улиньку и сестру её?
  - Я знаю. - неохотно ответил паренёк, чуть сгорбившись и проговаривая слова извиняющимся тоном: - Я и про родителей Улиньки много чего знаю. И вот про вас, Лев Моисеевич, много чего знаю, и даже знаю, что супруга ваша - бабулька-то умопомрачительно жизнелюбивого свойства - померла внезапно от бубонной чумы.
  - Откуда вам про чуму известно?? - напрягся Лев Моисеевич.
  - Известно. - уклончиво высказался паренёк, однако, выпрямляя спину и меняя тон на более расчётливый. - Я понимаю, что вы сейчас очень удивитесь тому, что скажу, но я всех вас знаю, кроме крысы. Совсем не лично знаю, не в плане личного знакомства, но знаю. Вот Льва Моисеевича знаю - хотя мы с ним не виделись ни разу, и Евпсихия Алексеевича знаю, хотя мы с ним никогда и полсловечком не перекинулись, и про Катеньку имею некоторые сведения... Я ведь тоже ваш сосед.
  - Это в каком смысле? - заострил взгляд Евпсихий Алексеевич.
  - В прямом. Виталика-то, что проживал на первом этаже, вы все помните?.. Вот он-то и есть мой названный братец, и я с ним в одной квартире проживал. Незаметно для всех.
  - И как это может быть?
  - Чудесным образом может быть всё, но в моей истории чудесного вовсе нет, а есть сплошные сермяжные тягости. И даже мерзости - уж позвольте мне говорить вам правду до конца. Много превратного на свете происходит, особливо от грехов наших. Свой рассказ мне следует начать вести издалека, с самых ранних детских лет. Только тогда станет понятно, что случилось со мной, моим братцем, с вашим домом и вами.
  - Тогда начните свой рассказ. Надеюсь, у нас есть время, чтоб его выслушать.
  Паренёк не без хитринки просиял всем лицом, выслушивая Евпсихия Алексеевича, и принялся рассказывать, не уставая бросать послушные взгляды на присутствующих, и даже к крысе Марусе обращался с призывными доверчивыми жестами, хотя, она ничем и не откликалась.
  - Я вырос в захолустном городке, в соседней области, вырос без отца. Виталик старше меня на четыре года, и он мне практически как сводный брат, хотя родства между нами нет даже самого отдалённого. Матушка его была подругой моей матери, обе они воспитывались в детском доме, и крепко дружили, а после выхода из детского дома получили возможность проживать рядышком, на городской окраине, в скромных домиках типа избушек, со своими огородиками и небольшими хозяйствами. Своего отца я потерял ещё будучи младенцем, поскольку он не принял беременности моей матушки, наорал на неё, что она такая-сякая хочет рожать, когда нет ни малейших средств по уходу и воспитанию младенца. Он уехал куда-то на север, чтоб зарабатывать большие деньги, вроде даже как на золотые прииски поехал, где его и прибили сбежавшие из местной колонии зэки. Так, во всяком случае, мне матушка рассказывала. С отцом Виталика дела обстояли позаковыристей. Матушка Виталика оказалась вовсе не приспособленной к самостоятельной жизни, оказалась девицей взбалмошной и падкой на случайные веселья, и спустя какой-то срок, после выхода из детского дома, пустилась, что называется, во все тяжкие. Любила и потанцевать на клубных вечеринках, и выпить в шумных молодых компаниях, где не было недостатка в мужском внимании. Начались постоянные и затяжные пьяные кутежи, возможные назвать, в некотором роде, загулами, из одного которого она вернулась домой вместе с каким-то мужиком, ставшим затем её сожителем, да ещё и награждённая беременностью. Как рассказывала мне моя матушка, родила она без всяких сомнений в том, что надо рожать, и сожитель её был совсем не прочь иметь ребёночка, и до тех пор, пока мальчик заметно не вырос, даже любили его и баловали. Но чем характерней вырисовывался непростой нрав ребёнка, тем больше недружелюбия он вызывал у родителей, даже ненависти. Мальчик оказался слишком любопытным и прилипчивым до всего, что его не касалось, и рано стал выказывать болезненную любовь к своей матери, стараясь всячески оттеснить отца, даже кулачками на него замахиваясь. Отец весьма озадачивался такими поступками, мальчика называл не иначе как маленьким придурком, и заверял, что не мог от его семени этакий ребёночек произвестись, что мать его с каким-то посторонним мужиком нагуляла, поскольку гулящей была, и все об этом знают. За малостью лет, я не могу вспомнить подробностей инцидента, происшедшего вскоре с этим самым сожителем. Вроде как небольшой пожар случился, или что-то там связанное с переизбытком огня в ихней избёнке, который потушили быстро и без особого вреда для жилища, но вот этот сожитель посчитал, что именно мальчик виноват в случившемся и крепко побил его. Да ещё пообещал бить всякий день, пока мальчишка ума не наберётся, а если случайно и прибьёт насмерть, так никому вреда от этого не будет, а только польза, поскольку дураков на свете и так слишком много. Услышав всё это мальчик настолько перепугался, что закатил истерику, избавиться от которой помогло ведро холодной воды, вылитой на голову. Да только, с тех пор, он принялся заикаться, а по ночам боялся лишний раз встать со своей кроватки, чтоб сходить нужду справить, так и писался под себя. Что, конечно, вызывало у родителей дополнительный гнев, и пороли ремнём они бедного мальчика чуть ли не ежедневно, чуть ли не за малейшую шалость. Сожитель мамкин вскоре пустился во все тяжкие, пьянствовал денно и нощно, руки распускал и на мать и на сына, и как-то раз, обнаружив поздно вечером, что Виталик обмочился в постель, заорал благим матом и выгнал его из дома, прямо в маечке и трусиках. Мать хоть и пыталась ребёночка защитить и прийти на выручку, да только тумаков получила, слегла и замолкла, поскольку и сама была не трезва. А стояло в то время начало простой русской осени с лёгким ночным морозцем, и Виталик некоторое время на улице провёл, а потом к нам прибежал, весь дрожа и показывая знаками, как ему холодно и страшно, и даже словечка произнести не мог. Мы его, конечно, приютили, обогрели. А когда он рано утром вернулся к себе домой и застал мамкиного сожителя - заблёванного и мёртвого - лежащим на дощатом полу в туалете, то вообразил себе что-то немыслимое, связанное с чертовщиной, и убежал из дома прочь, и сыскать его никак не могли несколько суток. Нашли его только через несколько дней в соседнем городе, на вокзале, спрятавшимся между тюками почтовых посылок. Сидел он на корточках и мычал, не умея больше произнести внятного слова. При попытке взять его за руку, даже кусаться принимался, и долго не мог успокоиться. Вот с тех пор он напрочь и онемел. Какие-то внутренние силы мешают ему из себя хотя бы словечко выдавить.
  - Похоже, что мальчик испытал приступ панической атаки. - осторожно заметил Евпсихий Алексеевич. - Её последствия могут быть весьма непредсказуемы.
  - Не могу вам перечить. - не раздумывая согласился паренёк. - Вы видимо человек умный, а я в школе на двойки и тройки учился, и до сих пор многих вещей не понимаю, в банальнейших вопросах путаюсь.
  - Надо думать, мальчика в психиатрическую клинику отправили? - спросила Катенька.
  - Нет, не отправили. Мальчик только онемел, но брыкаться перестал и возвратился домой. И характером заметно успокоился, и от ночного недомогания как-то сразу излечился. Он и в школу ходил в самую обычную, в обычный класс с обычными детьми, где и сам вполне сходил за обычного ребёнка. Только молчаливого. Жизнь текла своим чередом, и каждый день привносил с собой радость открытия новых дорог. Но вот однажды померла виталькина матушка, и померла, можно сказать, случайно и нечаянно. Вроде бы от простуды запершило у неё в горле, или она коркой хлебца подавилась и сильно закашлялась, да как-то неловко отскочила от стола, тут же обо что-то споткнулась и пролетела до самой двери, где ударилась виском об косяк. И даже ахнуть не успела, как говорится в таких случаях. Похоронили её за государственной счёт, никто из родни на похороны не приехал, и мальчика подумывали отдать в сиротский приют. Тогда моя душевнейшая родительница приняла Виталика в дом, на воспитание, хотя и сама была матерью-одиночкой, и поить-кормить своего ребёночка - это про меня речь ведётся, как вы понимаете - зачастую было трудновато. Сказала только, что "где одному дитятке место есть, там и второму приют найдётся", и принялась тащить этот воз на своих хрупких плечах. Так мы с детства и воспитывались вместе, и относились друг к другу, как старший брат к младшему. Один матушкин знакомый обучил Виталика изъясняться жестами по азбуке для глухонемых, и я тоже обучился этой азбуке, и в совершенстве овладел ею, и стал понимать всё, о чём Виталик рассказывал, впечатлительно размахивая руками. И надо сказать, что очень болтливым он оказался мальчиком, как это ни странно может прозвучать. Стремительно развивался именно в умственном отношении, именно в живости восприятия всего сущностного и полезного. Много читал и стремился изучить строение всякой технической штуковины, попавшей ему в руки. Что казалось очень необычным, ведь проживали мы вроде как у чёрта на куличках, на самой окраине провинциального городка, в домике с небольшим огородом, и ничто, казалось бы, не давало повода мальчику обнаружить в себе тягу к неслыханным знаниям, к механическим закорючкам. Со временем Виталик стал очень начитанным мальчиком, услужливым и трудолюбивым, готовым всегда оказать помощь по хозяйству, починить любую поломку. На нашем участке, от прежних хозяев, сохранилась небольшая бревенчатая банька с развалившейся печкой-каменкой, и Виталик добыл где-то достаточное количество кирпича, приготовил цементно-песчаный раствор и обустроил печь заново. Уж до чего нам тогда соседи завидовали - этого и передать словами невозможно - говорили, что как только мальчик подрастёт, так много денег заработает, и заживём мы, как у Христа за пазухой. А матушка моя, помню, только улыбалась да кончиком пальца тёрла у глаз, словно избавляясь от нечаянных слезинок. После окончании школы Виталик поступил в техническое училище, радуя преподавателей смекалкой и предприимчивостью. Иногда он подрабатывал на каких-то шабашках, ничуть не уступая взрослым напарникам по работе, и в нашем доме действительно завелись наконец-то денежки, чему матушка моя была несказанно рада, и Виталик был для неё, словно свет в оконце.
  - Помните, я тоже собирался рассказать про этого Виталика, про то, как открыл в нём занятнейшего человека, но меня тогда Евпсихий перебил?.. - воскликнул Лев Моисеевич. - Ну, помните, я рассказывал, что у меня ночью, на дежурстве, трубы прорвало, и я позвонил Виталику, чтоб он приехал и помог починить?.. Очень славно мы провели всю ночь, после того, как навели порядок, и я действительно не уставал удивляться живости его ума. Не понимал, как человек такой профессии, да ещё подверженный недугу немоты, способен глубоко мыслить и понятно изъясняться при помощи движений рук, мимики, быстрых начертаний точных и коротких слов.
  - Виталик для всех был мил и любезен. - продолжал свой рассказ паренёк, сочувственно поглядывая на Льва Моисеевича, поскольку намеревался сообщить ему нечто очень неприятное. - Всякого Виталик привечал приветливым взглядом и со всяким был готов дружить, не требуя для себя никакой корысти. За одной милой девушкой, обучавшейся вместе с ним в училище, принялся ухаживать, и познакомил её с моей матушкой, и вроде как дело у них налаживалось к очень близким отношениям, но что-то сумбурное между ними приключилось, и они расстались. Впрочем, Виталик долго не мешкал и за другой девушкой ухаживать принялся, и у них тоже всё настраивалось на крепкие отношения. Таким вот славным и интересным человеком выглядел для всех наш Виталик. Однако, совершеннейшим образом преображался, когда оставался со мной один на один. Можно сказать, что словно бы бес в него вселялся. Непременно желал мной командовать, вертеть, как ему вздумается, заставлял выполнять всякую ерунду, которая ему в голову взбредёт, и игры придумывал, где он служил командиром, а я послушным беспрекословным исполнителем. Постоянно требовал знаков горячей чувствительной благодарности, а зачастую и рабского поклонения, чему я не сильно и сопротивлялся, в силу недалёкости своего детского умишки. А вскоре и вовсе привык к этакому обращению. Я стал податлив и робок. Но вот, лет семь назад, сподобилась отойти к праотцам, моя душевнейшая матушка, и смерть её была удивительна по своей нелепости. Редко кому удаётся так помереть в наши дни. При прополке огорода она проткнула ладонь зубьями тяпки, и попервоначалу не обратила внимания на происшествие, поскольку и прокол был неглубок, и крови совсем немного вытекло. А на следующий день рана принялась зудеть и загнивать. Матушке бы тут переполошиться и к врачу обратится за помощью, а она занялась самолечением, мазями какими-то принялась мазаться, керосином руку обтирать и листья лопуха прикладывать. Через три дня началась на руке гангрена, с которой даже хирурги в больнице не смогли справиться, и умерла моя матушка. Умерла от заражения крови.
  - Мне кажется ужасным всё, что вы рассказываете про своих мам и пап. - очень нервно, не умея сдержать брезгливого недовольства, высказалась Катенька.
  - Ещё бы не ужасно! - мгновенно поддержал Катеньку паренёк. - Сокрушительно до отвращения!.. А ведь вы вынуждены лишь выслушивать про наши невзгоды и возмущаться, тогда как мне приходилось с этим жить. Терпеть. Пробовать соблюдать себя хоть в каких-то правилах этики.
  - И что же вы решили предпринять с Виталиком, лишившись матери и опекунши? - спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Продолжали жить в своём домике, ожидая, однако, в любую минуту внимания со стороны государственных служб. Хотя, мой возраст и приближался к совершеннолетию, но угроза быть отправленным в детский дом была весьма определённа. И вот Виталик, тщательно покопавшись в документах и старых письмах своей матери, с удивлением узнал, что у него имеется очень близкий родственник по линии погибшего отца, а, конкретно говоря, имеется родной брат этого самого отца. Дядюшка-геолог. Вот именно он и проживал в вашем доме, на первом этаже, и вы его вполне можете помнить.
  - Дядюшка-геолог!.. Ещё бы не помнить!.. - воскликнул Лев Моисеевич. - Я с ним и дружил немного, хотя характера он был прескверного, если признаться. Всё с акцией "Газпрома" носился, будто дурачок с писанной торбой. Очень хорошо помню, как он обрадовался, узнав, что у него нашёлся племянник, хотя до этого никогда не упоминал ни о брате своём, ни о его женитьбе. А тут он с трепетным умилением докладывал, что судьба посылает ему на старость лет близкого человека, и что этот шанс оправдаться пред кем-то он не может упустить. Перед кем он хотел оправдаться, я тогда не понимал.
  - Тут-то и есть вся изощрённая игра судьбы. Эксцентрика жизни. Эти два брата росли вместе, в обычной советской семье, но были совершенно разными по мироощущениям, по тяге к получению образования, по уважению к полученному воспитанию. Как только они выросли, то покинули родительский дом и разъехались в разные города, и отношений никаких не поддерживали. Из одного единственного письма этого самого дядюшки-геолога к жене своего погибшего брата (к матушке Виталика) можно было узнать, что ему абсолютно безразлично жив или мёртв его дурковатый братец, что ему не важно на ком он женился и какое глупое чадушко произвёл на свет, поскольку этих своих родственников знать не желает. Писал, что на похороны брата приехать не сможет, поскольку лишнего времени нет, а на просьбу выслать хоть каких-нибудь денег отвечал категорическим отказом. Письмо было злым и однозначным. Но Виталик решил не упускать шанса полебезить перед сердитым дядюшкой и написал ему своё письмецо, стараясь как можно мягче, благоприветливей и наверняка подобраться к родственным чувствам. Я сам читал это замечательное письмецо, искренне им восторгаясь, настолько оно было волнующим и трогательным. И несомненно, спустя годы, сердце дядюшки стало мягче и щедрей на чувства. Наверняка он устал от одиночества, искусственно придуманного им и не несущего с собой истинного утешения в наши окаянные времена. В ответном письме дядюшка призывал племянника приехать в гости, познакомиться. Пара строчек в письме казались даже отчасти извиняющимися и надеющимися на оправдание. Виталик тут же собрался и поехал к дядюшке, повелев мне быть смирным, ничего не предпринимать без его указаний и терпеливо ждать, что будет дальше. Тут ещё надо сказать, что про моё существование на белом свете Виталик упоминал дядюшке очень вскользь, мимоходом, как будто я ничего такого и не значил в его жизни. Просто сообщил, что мы воспитывались вместе, что моя матушка ему немало помогала в детстве, но теперь этой матушки нет, и что теперь он живёт сам по себе, а я сам по себе. Сообщал он обо мне столь небрежно даже не потому, что боялся напрягать дядюшку ещё одним нежданным родственником, который ему совсем не родственник, а потому как соображал, с присущей интуитивной дальновидностью, что о некоторых деталях лучше сдержанно промолчать. Виталик непросто приехал к дядюшке в гости, а вошёл к нему в полное доверие, остался проживать у него, устроился здесь, в городе, на работу, продолжая представляться всё тем же отзывчивым и приятным для всех юношей. Даже уговорил дядюшку совершить поездку в наш провинциальный городок, посмотреть на заброшенный и запущенный домик сестрицы, и возможно подобрать что-нибудь из её личных вещей, чтоб сохранить на память. Дядюшка живо собрался и приехал, и они с Виталиком поселились в заброшенном домике на недельку-другую, намереваясь обдумать и продажу дома, и облагораживание могилки сестрицы на кладбище. Тут и я познакомился с дядюшкой, и вёл себя крайне осторожно, не нарушая легенды Виталика о том, что он живёт сам по себе, а я сам по себе. Но вот однажды ранним утром Виталик разбудил меня и сообщил, как-то уж вовсе кривовато и экстатически жестикулируя, что дядюшку он соблазнил попариться вечером в баньке, где они слегка переборщили со спиртным, отчего дядюшка утерял подвижность и остался в баньке ночевать, а за ночь угорел и помер. "Как же дядюшка мог угореть?" - вопросил я, поскольку до сих пор и намёка не бывало на то, что в нашей баньке может случиться этакое несчастье. Но, сославшись исключительно на фатум, Виталик пояснил, что они с дядюшкой вчера оказались в стельку пьяными, что могли случайно что-нибудь и навредить в печке, отчего пошёл смертельный угар. Виталик заверял меня, что он предлагал дядюшке не оставаться ночевать в баньке, поскольку это не гостеприимно и неприлично, но дядюшка не понял его немого хмельного мычания и не ушёл спать в дом. Так в баньке и остался, где, верно, с пьяну задел что-то в печке, и она заработала каким-то чрезмерно вредным свойством, и к утру дядюшка до смерти угорел. Тогда я поверил в нечаянность события и перепугался, что Виталика в полицию заберут, а затем и в тюрьму посадят, и пообещал никому не сказывать про гибель дядюшки, и мы закопали тело глубоко на огороде, рассказывая соседям, что дядюшку-геолога срочно вызвали по работе, и он уехал.
  - И соседи так просто взяли и поверили? - нахмурился Евпсихий Алексеевич.
  - Надо сказать, что соседям было на всё это глубоко начихать. Приехал человек и уехал -никому, кроме нас, он нужен не был, знать его никто не знал. Тогда-то братец мне убедительно разъяснил, что мы с ним стали крепко повязанными одним преступлением, что деваться нам теперь друг от друга некуда, но поскольку я мал ещё и глуп, то должен пообещать ему своё полное повиновение. Я и пообещал во всём послушаться ему беспрекословно и верить, что он только добра нам желает. Тогда он перевёз меня в город, вот в этот самый дом и квартиру, где сам жил с дядюшкой, а теперь без дядюшки. Только и остались от дядюшки, что толстые тетради, детально исписанные геологическими наблюдениями и назидательными выводами, и акция "Газпрома", которую оказалось невозможным продать и получить хоть какую-нибудь прибыль. Мне братец строго-настрого повелел жить тихо, взаперти, никому из соседей на глаза не показываться, поскольку - объяснял он - люди в этом доме только кажутся благодушными, а на самом деле они, как и большинство народа на земле, злы и недоверчивы. Сразу заподозрят на мой счёт что-нибудь неладное, слухи начнут распускать, доносы строчить, а тут и менты чего-нибудь обязательно вынюхают, и тогда нас обоих в тюрьму отправят. А даже если меня не отправят, как возможного сообщника, то всё равно я без него, без Виталика, совсем пропаду. И я очень близко всё это понял и принял, и пообещал жить тихо, неприметно. Как пылинка.
  Паренёк мягким мановением провёл ладонью по воздуху.
  - Тут надо сказать, что попервоначалу я радовался квартире в большом городе паче всякого чаяния. Иногда даже имел возможность гулять по улицам, теряясь в толпе или в тени домов, взирая на сосредоточенный сумбур огромного города широко отверстыми очами. Я даже мечтал поступить куда-нибудь на работу, где можно было бы не привлекать к себе большого внимания. Да вот только коварный и лукавый норов братца отметился вскоре сторицей и покрыл наше существование мраком напастей.
  - Вы такие странности рассказываете про Виталика, в которые мне совсем не верится. - огорчился Лев Моисеевич. - Мёртвого дядюшку где-то на огороде закопал, вас постоянно третировал... Но я знаю Виталика вовсе не таким. Добрейшим и наивнейшим человеком мне всегда казался ваш названный братец. Точно ли он был настолько коварным, как вы рассказываете?.. Не наговариваете ли вы на него?..
  - А вот послушайте меня ещё немного, и тогда увидите, был ли он добрейшим и наивнейшим человеком. - несколько неожиданно и нахально вскинул голову паренёк. - Понятно, что братец мог показаться добрейшим и наивнейшим, поскольку очень старательно изображал из себя такового. Плюс его немота, вызывающая у людей дополнительное чувство сострадания. Братец также выказывал во всей красе сантехническое мастерство, за что вознаграждался гражданами богатодаровитыми благодеяниями. И хотя особой дружбы он ни с кем не водил, близких знакомств даже чурался, но бывали у него и лёгкие интрижки с женским полом. Вы вот уверяете, что хорошо знали Виталика, а я вас уверю в обратном. Наверняка вы ничего не знаете о том, что начальница его ремонтной мастерской иной раз приходила к нам на квартиру не только как начальница, а как эмоционально пылкая женщина, и оставалась на всю ночь погружаться в пучину страстей. Тогда моё присутствие в квартире скрывалось дополнительным образом, а для этого на кухне был сооружён деревянный ларь, с дырочками для проникновения воздуха. И покоился я в оном, не смея лишний раз шевельнуться или лишним глотком воздуха насытить свои страждущие лёгкие, пока братец с начальницей ублажали друг друга. Мне же ни толички ублажения не полагалось в принципе, меня он продолжал гнобить и дразнить, и вот эти дрянные татуировки, что вы видите на мне, сделаны не по моей прихоти, а братец Виталик из хулиганских чудачеств самолично их сделал. Для чего и машинку специальную татуировальную купил, и рисунки выдумал, на которые и смотреть-то боязно. Вот здесь, на самом моём лбу, он хотел кельтский крест наколоть, пожираемый пламенем, да я уж тогда взмолился изо всех сил, упросил его не делать. Да он и сам сообразил, что с этакой пакостью на морде я буду привлекать к себе много внимания, когда иногда по улицам прогуливаюсь. Больше года, таким образом, продолжалось наше совместное проживание в квартире, но вот размеренная и беспросветно-тягостная обыденность настолько прискучила Виталику, что он взялся себя накручивать на какие-то компульсивные навязчивые идеи, на какой-то решительный дерзкий поступок. Стал частенько заговариваться о понятиях для меня невразумительных и пугающих. Иногда сажал меня на стул, напротив себя, и приступал долго и отчаянно жестикулировать, разъясняя, что если он один раз стерпел наказание природы, когда стал немым, то не намерен терпеть дальнейших наказаний, что он не хочет оставаться нолём, не располагающим шансами вытянуться в единицу, возвыситься над безликой массой. Он говорил, что любой дом на земле - это не просто конструкция одного отдельного участка, вырванного из бесчисленного человеческого муравейника, а метафорическое воплощение земного рая, в идеальной концепции которого не должно быть посторонних существ. Либо дом, каким-то образом, избирает для себя жильцов и охранителей, либо ты избираешь для себя дом. Человеку никто не нужен, чтоб постигать свой внутренний духовный космос, который в нужный момент и напоит человека, и накормит, и сохранит в вечности. "Поэтому весь этот дом очень скоро будет наш!" - заверял он меня, постукивая ногой по полу, однако не объясняя каким образом это свершится. "Весь этот дом будет мой!" - размахивал он руками, как бы стремясь объять необъятное, и я не сомневался, что эта затея с оккупацией дома сведёт его с ума. На мои замечания, что жить одному - да хотя бы и вдвоём - в огромном доме будет очень скучно, Виталик отвечал, что вовсе не обязательно, чтоб в твоём доме жили настоящие люди, что дом можно заселить бестелесными сущностями, причём в количестве неограниченном, и никто из этих сущностей не будет претендовать на владение домом, и ты всегда останешься его единственным хозяином.
  - А как же вы? Какую роль для вас уготовил Виталик в своём доме? - спросила Катенька.
  - Думаю, это роль даже не слуги, а некоего услужливого почитателя, восторженного ценителя. - ответил вместо паренька Евпсихий Алексеевич.
  Паренёк благодарно склонился на реплику Евпсихия Алексеевича, всем видом показывая, что это лучшая оценка маниакальным желаниям Виталика.
  - Однажды он мне сообщил, что план по захвату дома не может быть детально продуман по причине непредсказуемости поведения жильцов, и действовать надо исходя из ситуаций, наличествующих здесь и сейчас. Он провозгласил новую фазу нашего совместного проживания, не допускающую ни малейших отклонений от заданных им установок, и крепко-накрепко запретил мне одному покидать квартиру. Тогда я погрузился в беспросветное домашнее одиночество, близкое по ощущениям к бесконечному кошмару. У меня ведь никогда не было ни телефона, ни доступа к интернету, а телевизор я смотрел исключительно, если самому братцу вздумается. Уму непостижимо, сколько времени я провёл, сидя у окна и подглядывая за тем, что происходит во дворе. Подслушивал вольно и невольно разговоры прохожих, пересуды и лёгкие склоки жильцов дома, затейливые ребячьи потехи. По ночам, иногда, правду сказать, братец выводил меня выгуливать, как собачонку экую-нибудь паршивенькую. И ещё несколько раз за всё это время, по осени, ранним утром выбирались мы в ближайший лесок, чтоб грибов насобирать. Сколько планов я строил о побеге из квартиры, и даже из города, но у меня никогда не водилось для этого достаточных денежных средств и расторопности, я не знал, как поступать правильно, оставшись одному в незнакомом месте. А когда Виталик принялся злодействовать без всякого зазрения совести, я за свою жизнь перепугался настолько, что впал в совершенное безволие. Только дрожал и скукоживался, желая чуть ли не ветошью прикинуться, наблюдая, с каким яростным и самозабвенным удовольствием он жестикулировал, передавая мне про все злодейства, что совершил со своими жертвами.
  - Жертвами? - напрягся Евпсихий Алексеевич.
   - Иного слова я подобрать не могу, поскольку не просто желание уничтожать жильцов нашего дома довлело над братцем Виталиком, а жажда убивать с каким-нибудь вывертом, с каким-нибудь мистическим значением, с хитрецой. Чтоб полиция не вздумала подозревать кого-либо конкретно, и в расследовании сохранялась интрига несчастного случая. На сестру Улиньки он положил глаз сразу, когда увидел её качающейся на качельках во дворе, и понял, что она ещё долго будет тешить себя на качельках назло всему миру, что её выгнали из дома, и ей некуда податься. Будучи дитём малым и не умеющим сопротивляться, отбиваться и спасаться бегством, она казалась именно такой жертвой, с которой можно легко в одночасье разделаться. Виталик с удовольствием и хвастливо передавал мне, как внезапно, спустившись из подъезда в тёмный двор, преодолел свои страхи и стремительно пошёл на риск преступления. Рассказывал, как внимательно он выслушивал ребячий лепет девочки, и она показалась ему невиданной нахалкой. Показывал каким зверским манером девочка была схвачена, оглушена и брошена головой об доски песочницы, отчего и померла. Я до сих пор с невыразимым ужасом вспоминаю эту его самодовольную мину, когда он жестами передавал мне по возможности подробно всю последовательность преступления, и заверял, что им двигала не тяга к примитивному насилию, а сила откровения, сила некоего внутреннего освобождения. Он написал на бумажке слово, которое никак не мог передать жестами - катарсис. И эта сила возбуждала его по-настоящему, он желал возвращать её себе снова и снова. В дальнейшем он только и ожидал очередного толчка вот этого самого катарсиса, который бы помогал ему, направлял и защищал.
  Улинька всё это время смотрела на рассказчика пустовато и рассеянно, не проникаясь серьёзностью момента, мало что понимая и не решаясь задуматься об услышанном, как о самой настоящей правде.
  - С вашей женой, Лев Моисеевич, мой братец поступил поистине затейно - и хотя я прошу у вас прощения за это словечко, но настаиваю именно на нём, поскольку таким способом погубить человеческую жизнь вряд ли кому придёт на ум в наше время. - с трусливой ласковостью попытался заглянуть в глаза Льва Моисеевича паренёк. - Причём, план использования какой-нибудь страшной болезни у него возник одновременно с желанием заразить именно вашу супругу, Лев Моисеевич, и возник с вашей же помощью.
  - Как с моей? - Лев Моисеевич уткнулся в паренька долгим устало-пристальным взглядом.
  - Да вот так. Когда вы позвонили Виталику ночью и позвали подсобить с починкой труб в здании биологического факультета, то он мгновенно придумал всё, что можно извлечь из посещения столь прелюбопытного места. С починкой труб он справился очень быстро (да разве и могло быть иначе с его-то талантами?), а затем, пока вы отвлекались на свои дела по уборке помещения от воды и грязи, потихонечку сфотографировал на камеру телефона все планы внутренних помещений здания с точными обозначением аудиторий и лабораторий, а также успел незаметно снять с ключей, хранимых у вас, на вахте, слепки. Далее он самостоятельно изготовил копии с этих ключей, дождался дня, когда у вас настанет следующее дежурство, и догадавшись, что к трём часам ночи вы обязательно уснёте, проникнул в здание, добрался до секретной лаборатории и выкрал из неё чумную бациллу. Причём, он даже не мечтал о чумной бацилле, считая её для нашего времени чем-то совершенно невозможным, он надеялся заполучить штамм какого-нибудь опаснейшего гриппа или холеры (о коронавирусной инфекции тогда ещё широкой общественности известно не было). Он схватил в лаборатории чуть ли не первую попавшуюся пробирку с угрюмой латинской надписью - которую, надо думать, оставил без надлежавшего хранения кто-то из недобросовестных студентов-лаборантов - и только дома, разобрав надпись на пробирке "yersepia pestis", возрадовался до невероятности. Хорошо ещё, что не выкрал коровью голову - рядом с чумной пробиркой как раз находился ящик с головой коровы, погибшей от трансмиссивной губкообразной энцефалопатии - так он подумал, что ему тяжеловато будет с ящиком таскаться по городу в ночное время.
  - И как же он отравил мою Вареньку? - подёргивая губами, вопросил Лев Моисеевич.
  - Вопиющей злохитростью. Ваша супруга как-то раз, без всякой задней мысли, позвала его починить ручку у сковородки, и мой братец с радостью взялся за это дело. А когда старушка затеяла угостить его свежесваренным борщом, в качестве благодарности за починку, отчаянно замахал руками, запротестовал и написал на бумажке, что его мучает невыносимая изжога, от которой спасу нет, и что от свёклы будет только хуже, а поэтому он одной овсяной кашей и питается. Что конечно было не правдой, питался он всегда замечательно и ни в чём себе не отказывал. Но откуда об этой неправде могла узнать ваша супруга, Лев Моисеевич?.. Добрая отзывчивая старушка незамедлительно вручила ему пузырёк со снадобьем, помогающим излечиться от изжоги, и братец внимательно выслушал про все достоинства снадобья, настоянного на цветках ромашки, зверобоя и корневища жёлтой горечавки, запомнил каким образом его употреблять. А по возвращении домой, некоторое количество снадобья вылил прочь, нарядился в заранее купленный костюм химической защиты и, соблюдая максимум аккуратности, добавил в пузырёк содержимое чумной пробирки. Пузырёк вскоре вернул, благодаря старушку за помощь и заверяя, что изжогу как рукой сняло, и что теперь, на радостях, он столько разных борщей наесться, что пузо лопнет. Старушка, не подозревая ничего ужасного, пузырёк приняла, а вскоре, надо думать, и отпила глоток-другой, заботясь о собственном здоровье. Тут-то проклятая зараза и вцепилась в её горло смертельной хваткой.
  - И вправду был такой пузырёк. - ошалело пробормотал Лев Моисеевич. - Настойка на ромашке и зверобое... Но почему же следственные органы, настырно обременявшие меня допросами, и которые знали, в каком институте я работал ночным сторожем, почему они не зафиксировали пропажу пробирки с чумой из институтской лаборатории?..
  - Надо думать, что тот студентик-лаборант, который опростоволосился и оставил пробирку на виду, на утро обнаружил её пропажу и испугался наказания (возможно, что и изгнания из института), а потому скрыл факт случившегося. Заменил пропавшую пробирку на другую, в которой и чумы никакой не было, но которая до сих пор в той лаборатории и хранится под видом чумной. Так просто и написал на ней: "yersepia pestis". Что тут сложного?..
  - Должно быть так и произошло. - безвольно опустил руки Лев Моисеевич. - Но надо же такому случиться, что и тот пузырёк, со снадобьем от изжоги, который ваш братец разбодяжил, до сих пор у меня в холодильнике хранится, вместе с другими лекарствами. Я ведь ничего не выкидывал после смерти Вареньки. Даже не знаю, почему ничего не выкидывал. Это что же такое может начаться в городе, если этот пузырёк вдруг разобьётся?..
  - Херня настанет в городе, похлеще эпидемии коронавируса. - цинично сказала Катенька, взгляд которой становился всё более холодным и циничным.
  - Давайте будем надеяться, что этого не произойдёт. - на мгновение молитвенно сложил руки на груди паренёк. - Но вот пришла очередь рассказать и про вашего мужа, Катенька, потому что следующей жертвой моего братца был именно он. Я не знаю, почему он выбрал не вас, а Ивана Сергеевича следующей жертвой, догадываюсь только, что вы ему нравились, как женщина, и он хотел сохранить вам жизнь подольше. Надо сказать, что женщины вызывали в нём особо волнующие коловороты, тем более женщины старше его по возрасту. Своих ровесниц он чуть ли не презирал, заверял, что они мелочны и меркантильны. Вашего мужа он специально выслеживал, чтоб по-хитрому убить, и очень долго выслеживал, уже не надеясь на помощь катарсиса. Когда он увидел, что Иван Сергеевич пьёт с каким-то прощелыгой на берегу озера, то терпеливо дождался, чтоб оба собутыльника уснули, а затем прощелыгу оттащил подальше от озера, разбудил, угостил ещё бутылкой водки, чтоб совсем пьяного завести куда-то глубоко в лес, и оставить там, надеясь, что он проснётся ничего не помня и не соображая. Затем вернулся к озеру, схватил тело спящего мертвецким сном Ивана Сергеевича, раздел догола и потащил в воду...
  - Хватит об этом! - резко воскликнула Катенька.
  Паренёк, намереваясь с чувственным пафосом рассказать о новом преступлении братца, недовольно осёкся.
  - Хватит. - уже тише повторила Катенька. - Я не хочу ничего про это слушать.
  - Хорошо, я промолчу. Я прекрасно понимаю вас, Катенька. - пробурчал паренёк, стараясь вернуть себе прежнее - ищущее душевной ласки - выражение лица. - Замечу только, что рассказ Виталика об убийстве вашего мужа вызывал у меня особливо постыдные чувства и негодование. Мне стало понятно, что теперь он вошёл во вкус, что ему нравится убивать не потому, что это необходимо для каких-то целей, а потому что его это серьёзно заводит. И я понял, что остановить его сможет только чудо. А чуда не случилось, и неделю назад он расправился с Саней Бычковым, угостив его в подвале пойлом с дурманящим веществом, которое сам же и изготовил. Он решил, что травить людей гораздо легче, чем проламывать им черепа, топить и вешать.
  - Разве он кого-нибудь вешал?.. - вздрогнула крыса Маруся.
  - Кота какого-то в подвале повесил. Просто так, из баловства. А вешал ли кого-нибудь из людей - я не знаю, про людей он мне не говорил.
  - Ваську-кота повесил, понятно. - задумчиво произнёс Евпсихий Алексеевич. - А почему же Саня Бычков не узнал Виталика, когда они пили в подвале?.. Я не буду вдаваться в подробности, но нам удалось здесь, некоторое время назад, пообщаться с Саней Бычковым, и мы пробовали выяснить, кем был тот подозрительный человек, с которым он пил?.. Но Саня признался, что совсем ничего не может сказать про того человека, что он либо не помнит его, либо совсем не знает.
  - Думаю, Саня ваш пьян был вдрабадан, он и маму бы родную не запомнил в таком состоянии, да приплюсуйте ещё вещество в бутылочке, которым Виталик его угощал, и которое мозги напрочь отшибает. - спешно заговорил паренёк.
  - Ну, если только вещество такое.
  - Очень злодейского качества вещество. Виталик специально в интернете разыскал рецепт самого сильнодействующего. Впрочем, Саня Бычков мог и вовсе не знать моего братца. Вот вы помните, чтоб Саня Бычков хоть как-нибудь дружил с моим братцем или встречался с ним, у нас во дворе, хоть разок?..
  - Да откуда мне знать, дружили они или не дружили? разве я следил за ними обоими?.. Но ведь соседи, в одном доме жили, должны были бы и встретиться хоть раз.
  - Вот именно, что должны. А вдруг да не встретились. Вот в подвале только и встретились, и познакомились, чтоб выпить. А до этого момента Саня Бычков и знать не знал никакого сантехника Виталика.
  - Вряд ли такое могло быть. - махнул рукой Евпсихий Алексеевич. - Хотя, конечно, и такое могло.
  - И долго вы собирались терпеть преступления своего братца? - спросила Катенька у паренька, не скрывая ноток презрения. - Вы сами на что рассчитывали?
  - Простите меня, люди добрые!.. - паренёк неожиданно захныкал, заговорил напевным слегка завывающим речитативом. - Я даже прощения не могу у вас просить, ибо знаю, что простить меня нельзя. Нет у меня достойных и веских слов, чтоб передать вам свои страхи и трепетные смятения, понуждающие подчиняться воле братца. Дух мой из великого смущения перетекал в отчаяние, но всё-таки настал тот час, когда наипаче всего я стал опасаться, что, лишаясь всякого мыслимого и немыслимого рассудка, братец мой изничтожит всё живое вокруг, даже и себя самого не пожалеет. Весь образ его мыслей принялся искривляться со страшной скоростью. Он додумался до того, что истинный дом не может быть построен руками, обычной физической силой. Что истинный дом находится у человека в голове, созижден на краеугольном камне сознания, и для того, чтоб человек постиг это, следует переселить его из привычной среды обитания, из мира внешнего - в мир внутренний. То бишь, себе в голову. В дом головы. Но вот осуществить таковое переселение, имея лишь желание (пускай оно и по силе своей выше всяких чаяний), невозможно, поскольку любой незаурядный человеческий порыв сдерживают страхи и трепет перед общественными установками. А поэтому внешний мир должен быть подвержен решительному насилию, то бишь ликвидирован.
  Паренёк с отчаянной грубостью махнул рукой, словно перерубая перед собой невидимую черту.
  - Дальнейшие несколько месяцев братец Виталик приобретал за бесценок бытовые газовые баллоны (каждый литров на двенадцать - пятнадцать), укладывал их в тот самый деревянный ларь на кухне, в котором не редко доводилось мне просиживать целые ночи. Терпеливо дожидался одного ему понятного момента, чтоб взорвать их, принять формальную смерть и осуществить переселение из разрушенного дома в дом своей головы. "И в твоей черепушечке, и в моей, - указывал он. - есть невспоминаемая память, в которой откроется точка бифуркации, способная восстановить всё, что нам с тобой нужно." Мне оставалось лишь горестно вздыхать. Но вот настал вчерашний день, когда я попервоначалу, стиснув зубы, наблюдал, как он напивается дешёвым пивом, смурнеет и намеревается затеять со мной очередную подлую игру. Я рассчитывал стерпеть его выходки по-прежнему безропотно, думал, что он напьётся быстро да уснёт. Как вдруг во мне что-то резко переломилось, я почему-то вышел из рабского повиновения и принялся сгоряча выговаривать ему всё, что думаю о его безумствах. Сказал, что больше не могу допустить убийственных преступлений, что его психическое расстройство, сочиняющее сказки о каких-то непонятных внутренних домах, меня решительно не привлекает, и я не хочу больше его слушаться, а хочу уйти отсюда, куда глаза глядят. Виталик настолько испугался, что я не просто уйду сейчас из дома, а сдам его в полицию (к чему я и действительно склонялся мыслями, но, однако, вслух не говорил), что впал в ярость и не пустил меня из дома, а побил крепко и пристегнул наручниками к трубе, чтобы я не сбежал. Пообещал и убить, если я кричать буду или ещё какой-нибудь скандал учиню. Кричать-то я не посмел, но дождавшись, когда Виталик, опьянённый выпитым пивом, вскоре заснёт на диване, принялся пошаркивать кольцом наручников по трубе, чтоб привлечь чьё-нибудь внимание. Даже чуточку побарабанил. Вспомните-ка, Евпсихий Алексеевич, как вас озадачили звуки, посылающиеся по трубе центрального отопления, и вы спустились вниз, к нашей квартире, чтоб приструнить Виталика. А ведь в это время я и был прикован наручниками к батарее, и я прекрасно слышал всё, что вы выговаривали Виталику, только сам сделать уже ничего не мог, поскольку предварительно получил от Виталика удар по челюсти и страху во мне было более чем достаточно.
  - Да разве может быть такой страх в человеке, чтоб помешать ему крикнуть "помогите" ?.. - рассердился Евпсихий Алексеевич. - Я бы услышал и сразу бросился на помощь.
  - Может быть такой страх. Только Бога молю, чтоб никто из вас никогда не испытывал этакого страха!..
  Паренёк устало замолк, чуть ли не снова намереваясь склонить голову на грудь и сникнуть.
  - Виталик, получается, наш дом и взорвал?.. - пробормотал Лев Моисеевич.
  Паренёк промолчал.
  - Что же такое могло случиться с вашим братцем Виталиком?.. Отчего его потребности вышли за пределы базовых человеческих ценностей?.. - Лев Моисеевич зябко потёр свои босые ноги одну об другую. - Не бывали ли у него инфернальные видения, не посещали ли некие откровения?.. Он никогда не рассказывал, что способен общаться с кем-то, кто выше всего человеческого по своему разуму?..
  - Ничего такого никогда не рассказывал. - тихо ответил паренёк. - Мне думается, он самостоятельно открывал для себя все эти бредни. Доходил до всего своим умом.
  - Уж не полагаете ли вы, Лев Моисеевич, что Виталика сам чёрт навещал и подсказывал, как поступать?.. - с тягостной иронией спросил Евпсихий Алексеевич.
  - Есть силы и помудрей любого чёрта. Да и не надо думать, что всякое зло, даже явно отличимое от добра, не несёт собой благостной мудрости. - сказал Лев Моисеевич. - Щедрых и бредовых идей насчёт управления собственным домом, несомненно, у Виталика было с излишком, но были ведь и прозрения. И меня посещали подобные мысли, только я всегда учитывал наличие в доме запасного выхода. Да и вообще хорошо, когда отверстых дверей в доме много.
  - Лев Моисеевич, ну давайте сейчас хоть без всего вашего этого! - сердито попросила Катенька.
  - Да у меня и нет ничего этого! - взволновался Лев Моисеевич. - Я просто считаю, что двери любого дома могут оставаться незапертыми, что дом может и вовсе обходиться без дверей. Дом - это зачастую единственное место на земле, где мы находим для себя утешение от происков бытия. Но при этом он не должен являться ни крепостью, ни тюрьмой. Но есть и истинный дом, которым бредил Виталик, и бредил неправильно, поскольку покинуть свой истинный дом (даже имеющий раскрытые настежь двери и окна) никто не сумеет просто так, по одному желанию, без тяжких последствий. Только смерть помогает нам покинуть свой истинный дом. И если не факт, что разрушение себя приведёт к разрушению всего мира, то качественное разрушение дома, в котором ты живёшь, разрушит тебя наверняка. Как видите, у меня всё просто и без преступного бреда.
  - Лев Моисеевич, наверняка и Виталик мыслил попервоначалу именно так, а потом начались проявления дисморфофобии, обессивно-компульсивного расстройства психики! - заверил Евпсихий Алексеевич. - Зацепили и потащили его сознание за собой. Но я не услышал окончательного слова, точно ли Виталик взорвал наш дом?..
  - Куда уж точней. - взгляд паренька становился утомлённым и тревожно-нахальным. - Обезумевший мой братец решил не просто изничтожить дом, а изничтожить напоказ, сделать представление, которое можно было бы увидеть сразу множеству людей. Он позвонил на городское телевидение и в МЧС, он предупредил, что сегодня, ровно в полночь, будет разрушен дом, назвал адрес, и только, когда дождался приезда во двор машин спасательных служб, скорой помощи и полиции, принялся открывать газовые баллоны.
  - Паскуда какая. - сжал кулаки Евпсихий Алексеевич, больше не умея чего-либо сказать или сделать.
  Тягостное безмолвие повисло над разрушенной ареной.
  - А что было дальше, я не помню. - произнёс паренёк. - Потерял сознание и лишился чувств.
  - И этот ничего не помнит. - угловато усмехнулась Катенька. - Какие они все забывчивые становятся в самый нужный момент.
  - Не важно, что я помню, милая. - с внезапной грубоватой обидой выговорил паренёк. - Важно, что я доподлинно знаю. А знаю я, что умирать больно, когда ты трусливо принимаешь удар за ударом, когда ты клянчишь у врага милости. И совсем не больно умирать, когда ты дерёшься, когда ты мёртвой хваткой вцепился в горло врага.
  - Я не понимаю, про что это вы? - насторожился Евпсихий Алексеевич.
  Паренёк неспеша повёл рукой, указывая на миллиарды горящих свечей, рассеянных в окружающем пространстве, и хотел либо расхохотаться, либо крикнуть что-нибудь призывно-оглушающее, поскольку раскрыл рот в жутковатом воспалённом самозабвении. Но вдруг судорожно скорчился, будто получил резкий удар в живот, в солнечное сплетение, заскулил визгливым плачущим отчаянием и лопнул, словно мыльный пузырь, с отчётливо-звонким булькающим звуком хлопка и испаряющимися крапинками безжизненного стеклянного света.
  - Исчез. - поджав губки от недоумения, высказалась Улинька.
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ 00:60
  
  
  Исчез не только парень, исчезла и тень за его троном. Напуганный увиденным, Лев Моисеевич несколько мгновений тыкал пальцем в опустевший трон и старался хоть что-нибудь сказать.
  - Кто это такой был? - насилу нашёл он слова, чтоб жалобно обратиться к своим соседям. - Что такое он нам тут наговорил?.. Разве всё, что он наговорил, может быть правдой?..
  - Может, Лев Моисеевич. - тихо сказала Катенька. - Некоторые люди способны бесконечно причинять боль себе и другим. Если придумали врага, в которого хочется вцепиться.
  - Но почему же такая омерзительная подлость возможна на земле?.. Почему она обрушивается ни за что ни про что на людей, которые ни в чём не повинны?.. Неужели хоть кого-нибудь духовно спасёт и облагородит мученическая смерть родных и близких?.. Неужели подлость может иметь хоть какой-то смысл, кроме омерзительно подлого?..
  Никто не отвечал ошеломлённому старику, никто и не думал, что Лев Моисеевич действительно хочет знать ответы на свои вопросы.
  - Нет, не верю я, что этот Виталик случайно таким поганцем стал. Кто-то над ним всерьёз поработал. - плечи Льва Моисеевича суетливо задёргались, вынуждая и всё тело надрывно потряхиваться. - У врагов рода человеческого имеются методики психокодирования и психозондирования, они способны откорректировать любую личность в свою пользу, запрограммировать как тебе будет угодно...
  Лев Моисеевич недоговорил, а испуганно пригнулся, вновь приметив огромный каменный шар, выполняющий параболический полёт и приближающийся к его голове. Шар, как и прежде, пролетел мимо, Лев Моисеевич попытался вернуть себе прежнее положение, но не смог. Обессиленно выдохнул, лихорадочно затрясся и взорвался мыльным пузырём. Тень за его троном мгновенно исчезла.
  - Это уже не смешно. - побледнел Евпсихий Алексеевич, а Катенька нервно хихикнула.
  - Знаете, я тут подумала, - очень по-взрослому заговорила Улинька. - что жить у себя в комнатке было гораздо складней, чем здесь. Наверное, есть местечки и похуже, чем рай, а вот есть и получше, где всё очень-очень просто и понятно. А здесь, как только решишь, что всё совсем закончилось, так сразу всё и начинается. Уж лучше я ничего думать больше не буду.
  - А у тебя получится совсем ничего не думать? - робко спросила Катенька.
  - Ага. - сказала Улинька, не задумываясь, но слишком резко дёрнула головой, отчего взгляд её принял холодно-кукольное выражение, жалобно пискнула и лопнула мыльным пузырём.
   Катенька и Евпсихий Алексеевич потрясённо замерли. Крыса Маруся, нервно постукивая хвостом по спинке трона, наблюдала за лениво исчезающими световыми волнами и воздушными искрами, которые остались после девочки.
  - Думаю, Евпсихий, нам тоже нужно приготовиться. - голосом сильно ослабленным, но старающимся соблюдать сдержанность покоя, сказала Катенька. - Мы узнали всё, что нам следовало узнать, и теперь пора уходить.
  - Тебе не страшно? - взгляд Евпсихия Алексеевича поймал взгляд Катеньки, и она не отвела его.
  - Я не знаю.
  - Ты, пожалуйста, не бойся, Катенька.
  - Хорошо, я не буду боятся.
  - Знаешь, Катенька, сейчас самое время сказать, что я никогда и ни с кем не был так счастлив, как с тобой. Я не знаю, что нас теперь ждёт, где мы будем жить дальше, и будем ли жить вообще. Но я хочу всегда жить и умирать рядом с тобой. Ты понимаешь меня, Катенька?
  Катенька вытерла навернувшуюся слезу, чутко кивнула головой, показывая, что она понимает Евпсихия Алексеевича, что готова сказать ему тоже самое, но просто не может. Ей всё-таки очень-очень страшно.
  Они исчезли одновременно, исчезали как покорно лопающиеся мыльные пузыри, не оставив после себя и осколков теней.
  Последней сохранилась восседать на своём троне крыса Маруся. Ей становилось очень жёстко и неудобно, она чувствовала, как внутренняя теплота её тела поглощается свербящим назойливым холодом.
  - Ах, как же мне не хочется опять умирать!.. - беспокойными глазками Маруся водила по сторонам, а удары хвоста по спинке трона делались всё отчётливей и хлеще. - Пусть бы всё и удерживалось навсегда таким, как было, с этими шатающимися по раю покойниками, ангелами, душами и душонками. Пускай бы по-прежнему конкретный смысл совмещался с условным, я бы и не вмешивалась никуда, а только наблюдала. Умирать не хочется заново, и на землю возвращаться не хочется. Мало ли на земле вот этаких Виталиков и его братьев - трусливых, никчёмных, лукавых... Кстати, а как его звали по имени, этого паренька?.. Что же он нам так и не представился?.. Странный паренёк. Не знаю отчего, но мне он совсем не приглянулся. Слишком назойливо и вычурно он вёл свою речь, как будто рассказывал не совсем то, что действительно пережил до потрясения. Как будто весь этот рассказ он неоднократно обдумывал в голове, раскручивал, как увлекательное повествование, предназначенное для того, чтоб кого-нибудь обработать, склонить на свою сторону. Ведь явно что-то и присочинил, а о чём-то умолчал. Мне вовсе не кажется убедительным финал этой истории, где Виталик опьянел от пива и окончательно психанул, а затем уложился поспать, чтоб ночью проснуться, надавать тумаков брату и решить тут же со всем покончить. Даже позвонил в МЧС и на телевидение, приглашая полюбоваться на взрыв... Но погодите-ка!..
  Крыса Маруся, застигнутая врасплох каким-то новым соображением, застыла взглядом на мощном длинном бруске, который вызывающим флагштоком торчал из руин арены, но даже не собиралась постигать, что она видит перед собой.
  - Погодите, погодите!..
  Крыса Маруся вдруг поняла такое, отчего захватывало дух и становилось жутковато-торжественно, просветлённо.
   - Каким образом Виталик позвонил в МЧС, если он был немой?.. Совершенно точно, что кто-то позвонил в МЧС, поскольку машины скорой помощи и пожарной службы прибыли за минуту до взрыва. Если Виталик никуда не мог позвонить, поскольку был немой, то кто же тогда позвонил?.. Разве не тот, кто на самом деле взорвал дом?.. А если Виталик никуда не звонил и ничего не взрывал, то почему нам здесь описали его, как жуткого психопата и преступника?.. Зачем был нужен этот наговор?.. Погодите, погодите!.. Если теперь постараться вникнуть во всё то, что нарассказывал нам паренёк про своего братца Виталика, если придраться ко всяким мелочам и несостыковкам, а затем всё аккуратно перевернуть, то картина станет более удобной для понимания, хотя и заметно хитрей. Виталик может оказаться вовсе не причастным к злодеяниям, приписываемым ему. Виталик может быть просто персоной, невольно наличествующей в череде преступных деяний, даже не догадываясь, какая роль ему в них уготована. А вот тот, кто с трогательной задушевностью, а зачастую и с помпезностью, о них рассказывал, сам и предстанет злодеем. Как же я об этом сразу не догадалась?..
  Крыса Маруся удручённо прихлопнула себя по лбу.
  - Оба мальчика действительно могли проживать рядом, в соседних домах, на городской окраине. Все эти передряги с матерями и отцами вполне могли испортить им жизнь, и даже эпизод, приведший Виталика к немоте, мог случиться именно таким, как о нём рассказал паренёк. Но вот дальше-то что?.. Разве простоватый инвалид мог возомнить себя вершителем чьих-то судеб, поддаваясь чувству мести и обиды на природу?.. Думаю, что такого он себе позволить не мог, он был слишком зависим от жизненных рамок, навязывающих строгие условности и ограничения в помыслах. Ему обязательно требовался какой-то руководитель и помощник. Вот именно, что его названный брат - паренёк этот самый - и оказался слишком мозговитым, он и подчинил себе Виталика. Наверняка хитрый мальчишка обалдевал от одной мысли, что он, будучи младше и слабее, способен покорить и даже выдрессировать этакого странноватого и сильного человека. Едва ему удалось зацепиться за природное дружелюбие и податливость братца Виталика, как принялся манипулировать им, морочить голову, использовать его трудолюбие и мастеровитость себе на пользу. Возможно, это и не закончилось бы большой бедой, возможно, что неокрепшая психика и не вышла бы за рамки естественной детской жестокости, кабы не решительный толчок. Мальчик был несовершеннолетним, когда остался без матери, ему грозил детский дом и прочие каверзы, уволакивающие на дно жизни. Будущее не предлагало светлых пятен, а, напротив, кишело ежеминутными опасностями, и опасностями зачастую обезличенными. Осознание всего этого несомненно повергло мальчика в ужас, а затем понудило выдумать изощрённейший план. Он обучил своего братца втереться в доверие к дядюшке, чтоб переехать жить в большой город, крепко обосноваться в нём и в дальнейшем заполучить дядюшкину квартиру. Наверняка этот Виталик был настолько простоватым тугодумом, что даже не подозревал о глубоко просчитанном коварстве своего наставника. Ведь тот, для начала, мог просто соблазнять братца красивой городской жизнью, навязчиво делегировать ему роль "хозяина квартиры", что в посредственном умишке должно было сформировать особую гордость за себя. Дескать, я теперь не просто немой увалень, а полноправный трудящийся человек и собственник. Уверена, что и история с банькой могла случиться практически один в один, как мы её услышали, только на месте Виталика был этот самый паренёк. Придушил ли он дядюшку в баньке, или прибил как-нибудь - об этом мы вряд ли когда-нибудь узнаем - да только утром разбудил Виталика и рассказал, что дядюшка нечаянно помер, а тот безоговорочно в это поверил, поскольку в брате души не чаял. Дядюшку-геолога потихоньку похоронили, окончательно переехали вдвоём жить в город, а там паренёк решил, что будет лучше, если они сохранят его существование в тайне. Сперва это решение пришло в голову под воздействием незатихающего ужаса, что появятся службы опеки, схватят его и отправят в детдом, а затем возникло удовольствие от затеянной игры в партизана, разведчика, невидимого соглядатая, чуть ли не в диверсанта... А если подросток, да ещё с руками, замаранными кровью, начинает заигрываться, то жди беды от тараканов в его башке.
  Крыса Маруся уверенно кивнула головой, как бы заверяя своих невидимых слушателей, что теперь она точно знает всю подноготную паренька.
  - То, что поначалу всецело захватывает, кажется весёлым и интригующим, рано или поздно начинает утомлять, подбешивать. Всё назойливей лезет мысль, что это не ты свободен присматривать втихаря за людьми, а люди свободны не иметь о тебе ни малейшего представления. Становится всё трудней распоряжаться своими сложноорганизованными механизмами ненависти к людям, причём именно к тем людям, которые не вынуждены от кого-либо прятаться, которые гуляют где им вздумается, имеют удовольствие выбирать, с кем им пить, с кем ссориться, кому доверять и кого любить. Наблюдать исподтишка за чужой жизнью, ненавидеть её и завидовать - вот что становится центром всех интересов повзрослевшего мальчика, а в конечном итоге порождает желание уничтожить всякое проявление жизни, будоражащее его зависть, и таким образом восторжествовать над глобальным смыслом бытия. И если вы думаете, что злодей, однажды учинивший преступное деяние и не понёсший за это должного наказания, остановится на своём, одумается, почувствует угрызения совести, то вы глубочайшим образом ошибаетесь!.. Нет, он только распалится безнаказанностью, возомнит себя хитроумным и изворотливым героем, его ущербная чувственность потребует новых жертв, потребует ещё большей дозы адреналина.
  Негодующим урчанием крыса Маруся подчеркнула свои слова, возмущаясь, сколько подлой ерунды может прийти в голову человека.
  - Именно такие непреодолимые силы понудили нашего паренька однажды выйти во двор, стащить девочку с качелек и бросить на доски песочницы, чтоб пришибить до смерти. Несомненно, что он по-особому злорадствовал в этот момент, выговаривая какие-нибудь каверзы насчёт счастливого детства. Несомненно, что он не испытывал ни малейшего сожаления о содеянном. Он был преисполнен гордости за себя и уже собирался возвращаться домой, оставив бездыханный труп, как вдруг заметил краем глаза, что из окошка на втором этаже кто-то за ним наблюдает, и очень похоже, что это наблюдает соседка-старушка!.. Представьте себе весь тот панический ужас, захлестнувший его сознание. Мысль о том, что никакой старушки не было в окне, что старушка могла примерещиться, отверглась мгновенно. Страх пронзил сознание настолько глубоко, что растеребил и другие затаённые фантазии, которые при иных обстоятельствах запросто посчитались бы за несуразицу. Пареньку стало вериться, что и на третьем этаже дома, и на четвёртом, и на пятом, кто-то из жильцов выглянул в окно и случайно приметил преступление во дворе. И непросто приметил, а решил пока промолчать, не выдавать преступника властям, чтоб придумать для себя какую-нибудь выгоду из этого. Что-то вроде шантажа. И тогда паренёк спешно укрывается у себя в квартире, окончательно затаивается и стушёвывается. Теперь ему только и остаётся, что изо дня в день, неделя за неделей, старательно подглядывать, следить за жильцами своего подъезда, прислушиваться, что они говорят, улавливать хотя бы намёки на то, что кто-то из них о нём знает и готовится в любой час отправиться в полицию, чтоб выдать душегуба. А полиция тут же приедет и заберёт его в детдом. То есть, понятно, что теперь никакой не детдом, а тюрьма, но пареньку-то, по большому счёту всё равно, детдом или тюрьма. Истерический ужас поселяется в его душе.
  Крыса Маруся с удовольствием потёрла лапки одну об другую, радуясь, что у ней оказалось достаточно ловкости, чтоб уличить мерзавца и распознать его характер насквозь.
  - Однажды он понимает, что если нет возможности выяснить доподлинно, кто из соседей наблюдал за его преступлением, то следует избавляться от всякого, кто живёт в подъезде и имеет окна, выходящие во двор. Звонок Льва Моисеевича к Виталику, с просьбой о срочной помощи, оказался тем самым триггером, лихорадочно, но верно выстраивающим коварный план очередного убийства. Пока Лев Моисеевич с сантехником Виталиком занимались починкой труб и последующей уборкой помещений, наш паренёк вполне мог втихаря проникнуть в здание биологического факультета, пошастать где вздумается, взять ключики от каких-нибудь лабораторий и случайно наткнуться на пробирку с неким смутным веществом. Наверняка, ему было совершенно безразлично, кого из жильцов подъезда отравить, лишь бы отрава подействовала. И когда Виталик принёс от Варвары Мстиславовны пузырёк с лечебной настойкой, то выбор жертвы напрашивался сам собой. Пузырёк вскоре вернулся к несчастной старушке, и та, не ведая о коварной инфекции, размешанной с её любимым снадобьем, преспокойно его выпила, заболела и умерла в страшных мучениях. Затем пришла очередь погибнуть для супруга Катеньки, которого душегуб мог и специально выслеживать, а мог и ненароком обнаружить на том самом берегу озера, чтоб воспользоваться случаем и утопить. Смерть кота, возможно, пришлась от безалаберного веселья, а, возможно, что тронутый умом паренёк и кота заподозрил в склонности к сутяжничеству. И очень кстати тут раскрывается один загадочный момент с Саней Бычковым. Этот самый Саня потому не узнал в подвале Виталика, когда с ним пил, что это был никакой не Виталик, а его таинственный брат, которого Саня Бычков до этого и в глаза не видел. Но самой важной и трагический фазой развития нашей истории становится тот момент, когда паренёк окончательно потерял границы уважения к чужой жизни и убедил себя в том, что надо действовать решительней, молниеносней. Его воспалённый мозг сотворил идею, что окончательное избавление от назойливого муторного внутреннего ужаса наступит лишь с уничтожением причины этого ужаса. А для этого нужно уничтожить весь дом, который стал слишком ненавистным, который не подарил ни уюта, ни ожидаемой благости. Тогда паренёк принялся откуда-то тащить в дом баллоны с газом, прикидывать в уме, каким образом их можно взорвать, чтоб покончить со своей проблемой раз и навсегда. И ларь, про который он нам рассказывал, наверняка упросил Виталика сколотить, чтоб спрятаться в нём на момент взрыва, а затем, когда всё уляжется, то выбраться и уехать обратно к себе, в провинцию, в избушку с банькой и огородом. Возможно, что тугодум Виталик не сразу догадался о проделках своего брата, и баллоны с газом воспринимал как-нибудь гиперболически, как будто брат намеревался дачу купить недалеко от города, где баллоны пригодятся, чтоб еду сготовить и обогреть домик от холода. Но вот вчера вечером либо проговорился наш паренёк, либо в открытую заявил, что намерен тут всё разгромить к чёртовой матери. И ошарашенный Виталик постиг наконец, какого отъявленного безумца содержал всё это время, поил и кормил, слушался буквально во всём. Тут уж Виталик чисто из инстинкта самосохранения сцапал его и приковал наручниками к батарее, чтоб не сбежал, и наверняка задумался, как бы деликатней сдать его в тюрьму. Ведь тут и принципы ложной этики могли сыграть свою трагическую роль, законы ложно понятой морали: хорошо ли, дескать, родного человека сдавать в тюрьму?.. Нет ли надежды вразумить его каким-нибудь иным образом?..
  Маруся развела лапки в стороны, словно сочувствуя нелёгкому выбору, который встал перед Виталиком.
   - А вот паренёк наш не пожалел бы своего братца Виталика, в этом я не сомневаюсь ни на секунду. Даже и не думал жалеть, когда мечтал дом взорвать. Вместе со всеми жильцами хотел и братца Виталика взорвать, поскольку сильно тяготить он его стал к этому времени, раздражать до ненависти. Думаете, легко ему было осознавать, что его - здорового, молодого, умного - ни к чему цельному в этой жизни не приспособили, что он ничего не умеет и никому не нужен, а вот его названный братец - по сути, немой инвалид и, возможно, слегка дебил - вполне себе общительный и деловой, и талантлив на разное мастерство, и пользуется у людей уважением?.. Виталькино мозгоблудие о домах - внутренних и внешних - всего лишь издевательская выдумка, которую паренёк сам придумал и рассказал нам, желая подурачить слушателей. Каким бы ты психом не был, а должен понимать, что на тебе одном весь мир не зацикливается, и с твоим уходом из жизни в этом мире ничего не заканчивается. Ну вот, разрушишь ты дом, и свою жизнь разрушишь, и чужие. А добьёшься только того, что могильщикам прибавишь работы и заработка, и строители не останутся в накладе. Руины-то они отгребут и свезут на свалку, а на месте разрушенного выстроят новый дом, с новыми людьми, с новыми жизнями.
  Здесь крыса Маруся умолкла и настроилась найти ответ, каким образом паренёк, прикованный наручниками к батарее, позвонил в МЧС и взорвал баллоны, причём намереваясь самому остаться в живых. Затем почувствовала что-то неладное, словно бы кто-то прячется поблизости и ворует её мысли. Маруся озабоченно повертела головой по сторонам, стремясь найти причину своего беспокойства, недоумённо замерла, понимая, что уже совсем ничего не способна понимать, ухмыльнулась и исчезла, лопнув золотисто-лучистым мыльным пузырём.
  Свечи погасли, словно задутые мощным толчком воздуха. Пространство расслабилось, сморщилось и померкло.
  
  
  ВОСКРЕШЕНИЕ
  
  
  По-особому тягучий, непривычно прохладный ночной воздух зыбко дымился в огненно-белом свете прожекторов. Бесцветная пыль подымалась огромным рванным нимбом над местом трагедии. Напряжённая дрожь измученного, умирающего человеческого жилища невольно, но настойчиво передавалась всему городу, каждому, кого разбудил и растревожил полночный взрыв. Безупречно круглая и истошно-жёлтая луна на небе примеряла на себя всякий человеческий страх и отдавала взамен рывки тщедушного болезненного озноба.
  Удару подвергся четвёртый - самый крайний - подъезд, и полностью разрушенной оказалась левая его сторона, оголившая край дома и сохранившая частично стальные колонны каркаса. Внутренние плиты обрушились, сконструировав изощрённый, сложно нагромождённый ребристый хаос, указывающий, что эпицентр взрыва находился на первом этаже. На некоторое время половина города лишилась электрического освещения, и город замер, ожидая чего-то ещё более невозможного, ещё более мощного удара или взрыва. Но подача электроэнергии восстановилась в полном объёме и мир облегчённо выдохнул.
   Вместе с эвакуацией жильцов из соседних подъездов начались и спасательные работы, разбор завалов, обустройство проходов и поиски ниш, в которых могут находиться люди. Лица служащих МЧС и медицинских сотрудников, стянутые тяжёлыми респираторами-полумасками, напоминали сосредоточенно-мудрые волчьи морды, и даже что-то сдержанно голодное посверкивало в зрачках их глаз, привыкших управлять рассудком без личностных потрясений. Заученные движения спасателей были по-рабочему умелы и неторопливы, как будто вспышка удручающей ярости однажды озарила сознания этих людей, и с тех пор ничто не может их смутить, подавить, ничто не предаст отчаянию. С осторожной суетливостью, постигая ответственность за каждый неловкий шаг, продвигалась работа, математически-точных решений для которой не могло быть выдумано никем и никогда. Безошибочно вперёд и не задумываясь мчалось только время!..
  Телескопическими стрелами автокранов аккуратно изымались обнажённые панельные блоки, казавшиеся после трагедии фальшиво-нескладными и примитивными, неспособными одарить человека уютом обжитого домашнего мира. С хирургической линейной бесстрастностью разрезались арматуры и плиты железобетонных перекрытий, открывающие тесные лазы и пустоты в завалах. Ядовито-красные газовые баллоны, вымученно перекорёженные и разорванные, в неожиданно большом количестве вываливались из раскрываемых ниш и выкатывались под ноги, восклицая пустоватым летаргическим звоном. Путались и с усталой выморочностью переплетались лианы из обрывков проводов. Прицельно заточенными нависали куски арматур и стальных труб, ожидая новых жертв. Повсюду было разбросанно пугающе-тёплое домашнее бельё и одежда - весь мирный и стыдливо-искренний человеческий скарб, внезапно превращённый в безобразный мусор. Сочились липкие запахи газа, грязного жаркого песка, машинной солярки, канализации, человеческого предсмертного страха.
   Скользкая техногенная музыка невольно изобреталась на месте трагедии, созидалась из шквального наплыва тяжело громыхающих моторов спасательных машин, прибывающих на место взрыва, из запыхавшегося шуршания лопат и методичной долбёжки ломов, из конвульсивных водных потоков, покидающих туннели разорванных труб и стекающих на землю, где перетаптывались в чванливо шипящую грязь. Надсадный механически-рванный голос из громкоговорителя, старающийся управлять работами, и неразборчивые переговоры спасателей по рации как будто дополняли симфонию катаклизма узорами вокальных царапин.
  Первым было обнаружено тело молодого мужчины, прикованного наручниками к куску трубы, выдранному взрывом из стояка системы отопления. Громоздкая, прихотливо покорёженная отопительная батарея и невероятной крепости массивный деревянный ящик образовали узкую конусную норку, позволяющую уберечься телу от давления плит. Признаков жизни мужчина не подавал. Его обожжённое лицо, многочисленные синяки и гематомы по всему туловищу, смазывающие жутковато-яркие татуировки, отдавали чем-то нестерпимо скверным, закисшим, способным вызвать рвоту. Санитары незамедлительно подхватили тело и отнесли в реанимационную машину, где подвергли разрядам дефлиберятора, вызывающим хоть какую-нибудь жизненную активность. Под вой безжалостно хнычущей сирены машина устремилась в больницу.
  - Вряд ли выживет. - буркнул кто-то из спасателей, мельком наблюдающий за отъездом машины.
  - Вряд ли. - согласился с ним напарник - грубоватый и внушительно-крепкий дядька, довольный собой, своей работой и своим цинизмом, измеряющим ценности жизни и смерти одной мерой.
  Неожиданным и сюрреалистическим видением оказался некий старик, самостоятельно выползающий из случайно раскрытого и искусно углублённого коридора. Старик двигался навстречу людям настырно, шумно дыша и озирая мир взглядом неуверенно приплясывающим, резко выброшенным из гипнотической суггестии, бормоча: "Люди, это уже конец света?.."
  В тупике этого же коридора прибор тепловизора указал на тяжёлый и длинный, старомодной формации шкаф с огромными дверьми-створками. Шкаф легко открылся и выказал маленькую девочку, неудобно сжавшуюся комочком в своей тесной пижаме с промокшими штанишками. Рыжеватый цвет лица имел неприятный бледно-серый оттенок, короткие руки послушно и зябко обхватили плечи. Девочка была жива, утомлённо-задумчива и молчалива.
  Спустя минуту были найдены мужчина и женщина, придавленные громоздким куском бетонной плиты. Они покорно лежали, словно бы готовясь просуществовать так вечно, крепко обнявшись и нашёптывая себе утешительные фразы, чтоб не думать про ломкую боль, сжимающую сердца. Большое, плотное и тёплое одеяло покрывало их затёкшие тела, и тем самым защищало от режущего гнёта плиты. Используя гидравлические цилиндры, плиту приподняли и освободили людей. Самостоятельно подняться они не могли, хотя внешних травм не наблюдалось.
  - Вы целы? - с предельной деликатностью спросил санитар у женщины, но в ответ получил лишь благодарный робкий взгляд.
  - Оба целы!.. - уверенно заявил врач, бегло осмотревший тела вызволенных. - Осторожно несите к машинам. Никак не думал, что после такого разрушительного взрыва обнаружится много живых.
  - Всякое бывает. - философски заметил санитар. - Мир непрочен, а потому эволюция медлительна, консервативна и зачастую слишком гуманна.
  - Да вот, кстати, мне по рации сообщили, что этот паренёк, которого мы прикованного к батарее нашли, оклемался. - доложил один из спасателей. - Прямо в реанимационной машине в себя пришёл. Даже сказал что-то.
  - Что сказал?..
  - Неясное что-то. Вроде братца какого-то поминал. Может быть, где-то здесь, в развалинах, и братец его лежит.
  Придерживаясь определённого интервала времени, все спасательные работы ненадолго останавливались, машины заглушали моторы; воцарялась нервно-сладостная тишина, чтоб можно было услышать зов о помощи, стоны раненных. Но вот очередная пауза в работах оборвалась агонизирующим хрустом кровельного железа, попавшим под чью-то неловкую споткнувшуюся ногу. Отчаянно-страдающий лай мелкой собачонки, эвакуируемой из дома вместе с хозяином, откликнулся на этот хруст, понудил подвывать ещё одну запыхавшуюся собачонку - голосом побасистей и душещипательней - а за ними и женский панический плач засвербел заразным кликушеским фальцетом, и чья-то мужская душная ругань приготовилась буйствовать и требовать понимания всего происходящего. К ним присоединилось ещё несколько надрывных всхлипов, ещё немного шатающейся брани, намеревающейся превратиться в гвалт; и тогда, кажется, все санитары и врачи, все сотрудники полиции бросились в гущу напуганного, нелепо выглядящего полураздетого народа, прощающегося с нажитым добром, чтоб кого-то просто успокоить, кого-то задобрить лицемерными обещаниями, а кого-нибудь и умело застращать.
  Внушительный дядька-спасатель, укоризненно покачивал головой, оценивая неуместность поведения толпы, но не пропустил вниманием и своего напарника, с дурашливым лукавством несущего что-то в большой брезентовой рукавице.
  - Что это там у тебя?
  Напарник раскрыл рукавицу и предъявил обычную подвальную крысу, отмеченную лишь неподвижной клыкастой ухмылкой.
  - Да брось ты эту крысу! зачем тебе с ней возиться?..
  - Смотри, она совсем не шевелится, но вряд ли мертва. Она наверняка в коме. Первый раз вижу крысу в коме. Ни на что не реагирует.
  - Ты ей кусок сыра дай понюхать - быстро среагирует.
  - Где же мне сыр взять?
  - А вот у меня в кармане бутерброд лежит. Жена дала с собой, чтоб я перекусил, если вдруг проголодаюсь. Возьми кусочек и поднеси ей к носу.
  - Верно, надо поднести.
  Спасатель сперва поводил сыром вокруг носа крысы, а затем чуть потянул за скулы и пощекотал кусочком об выпирающий мраморно-жёлтый зуб.
  - Сыр!!! - в блаженной улыбке расплылась пасть крысы, а один глаз мягко приоткрылся, прищурился, с приятным недоумением разглядывая видимые обстоятельства, и озорно подмигнул спасателю. - Благодарю, дядечка!..
  
  2020, 2021 гг..
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"