Оораг уродилась крупной девочкой - мать, вспоминая эти роды редко могла удержаться от упреков, мол, все здоровье попортила, великанша эдакая. Юная орчанка старалась не отчаиваться и не винить саму себя в своем рождении, но жизнь была неумолима - здоровье у матери после родов подкосилось, так что мальчика своему хахалю она родить не могла, шаман вообще сказал, что родить она больше не сможет. А какой орк будет жить с бесплодной? Вот и Лорык не стал губить свою мужественность и ушел.
Узума со злости выкинула девочку, покалечившую ее здоровье, на улицу. Но месячный ребенок выжил в самую холодную ночь в степи. Водук, тогдашний пастух, обнаруживший девочку, утверждал, что ребенок прибился к недавно ощенившейся суке, и та приняла орчанку как родную. Сильными детенышами в степи не раскидываются, так что Узуме пришлось принять разочаровавшего ее ребенка обратно. Девочку назвали Оораг - по названию колючек, которые вечно цепляются за собачью шерсть, и растили, снова и снова напоминая о том, что она сделала, едва родившись.
Оораг терпела материнские нападки - мать она на то и мать, чтобы принимать ее любой. В надежде, что это хоть что-то исправит, она взяла на себя роль мужчины в хозяйстве. Несмотря на то, что она была младше всех, она славилась удивительной силой и выносливостью. Так что с ранних лет Оораг запасала дрова, охотилась на мелкую живность, защищала сестер, которые, не в пример ей, славились миниатюрностью и по истине женской хрупкостью. Но детские потуги не отличались большими успехами, а Узума, которая больше не могла найти себе мужика, становилась все злее.
Надо сказать, что с годами Оораг, поначалу ни в чем не уступавшая маленьким оркам, а кое-где даже превосходившая мальчишек-сверстников, становилась просто сильной орчанкой, а никак не сильным орком. Теперь она уже не могла драться наравне с молодыми охотниками, а ростом, хоть и оставалась выше орчанок, но была пониже мужской половины своего племени. Тело претерпевало вполне естественные для женского организма изменения, но Оораг никто к этому не готовил, и она искренне недоумевала и пугалась.
Когда после очередной зимовки орчанка не смогла набрать вес, несмотря на все свои ухищрения, оставаясь худой, как щепка, она заволновалась, но лекарка - старая беззубая человечка, прибившаяся к их племени в далекие времена, о которых никто уже и не помнил, только захохотала как ненормальная и заявила, что это нормально. То лето вообще стало для Оораг непростым - старшая сестра решила уйти и сшить свой шатер, средняя и вовсе сбежала с человеческим караваном, и они с Узумой остались вдвоем. Мать, уже отвыкшая от домашней работы, спихнула все на Оораг, которая этим никогда не занималась. Конечно, у орчанки, привыкшей к мужской работе, выходило все абы как, и Узума с удовольствием закатывала скандалы. Оораг надеялась, что мать успокоится после Большой Охоты - она всегда становилась добрей, когда смотрела, как ее младшая дочь разделывает добычу, но прямо накануне орчанку скрутило так, что та слегла без сил.
Сумасшедшая лекарка, пришедшая на следующий день, снова ухахатывалась над бедой молодой орчанки, только на этот раз она пояснила побольше. Организм, несмотря ни на что, оставался женским и продолжал развиваться по всем законам природы. Орчанка созрела для зачатия и у нее начались регулы, которые оказались настолько болезненными из-за больших нагрузок, которым Оораг себя подвергала. Как же плевалась Узума, узнав в чем дело, как причитала, обвиняя дочь в полнейшей несуразности.
"Ни мужик, ни баба, лучше бы с той сукой степной жить осталась!"
Оораг молча снесла все родительские упреки, хоть это и было непросто - женские дни буквально приковали орчанку к кровати на целую седмицу, до того было больно, что любое движение становилось подвигом. Отлежавшись, она отправилась-таки на охоту, уже в одиночестве и достаточно далеко от стоянки. Представьте себе ее отчаяние, когда на обратном пути ее снова скрутили страшные боли - наступил новый цикл. С трудом пережив ту седмицу в полном одиночестве, посреди степи, Оораг вернулась на стойбище с минимальными запасами, исхудавшая и дрожащая. С тех пор, ее иначе как слабачкой и не звали. Кто она такая - ни с женскими делами справиться не может, ни с мужскими!
С трудом Оораг пережила очередную зимовку - мать попрекала недостатком мяса, соплеменники не переставали потешаться над бабой, возомнившей себя мужиком, а регулы приходили с неизменной цикличностью и болью. Оораг злилась, каждый свободный миг проводила, тренируясь с короткими охотничьими кинжалами, с луком, с палицей, с арканом... Она должна была доказать всем оркам, что она достойная дочь своего народа. Достойная и не по-женски сильная. Настоящая охотница, добытчица.
Шанс доказать свою силу и охотничью ловкость, выдался, когда племя перешло на новую стоянку. Оказалось, что неподалеку устроил свою берлогу насрыгах - зверь не только опасный, но и редкий и полезный в хозяйстве. Лекарка-человечка чуть ли пеной не изошлась, рассказывая, как полезен его жир, что можно сделать из костного порошка и сухожилий, да как мясцо полезно для детенышей и беременных. Оораг не слушала ее, как и все охотники племени - им было важно только то, что это самая крупная добыча за последние годы.
- Что сидишь, Оораг, - обнажил свои клыки Вадык. - Шла бы лучше похлебку приготовила, накидку подшила, а то эта вон, чуть не рвется...
С этими словами он потянул и без того натянутую на груди ткань. Оораг оскалилась в ответ и воткнула в мужскую лапищу короткий ножик. Орк возмущенно рыкнул и вырвал из своей руки оружие. Кинув окровавленную железку орчанке под ноги, он сплюнул в сторону и отсел от девушки-охотницы. Оораг сразу стало спокойнее, и она довольно ухмыльнулась, не заметив насмешек старших и сочувствующих взглядов молодняка, которые достались странно раздосадованному Вадыку.
Чуть нахмурившись, она украдкой кинула взгляд на свою одежду. В последнее время грудь орчанки росла невероятными темпами, одежду приходилось перешивать снова и снова, она пыталась перематывать доставляющую неудобства часть тела, но от боли едва не падала в обморок. Как же порой она ненавидела свое тело!
- Насрыгах, - наставительно заговорил старый Рарык. - Зверь хитрый и сильный. Его так просто не возьмешь...
- Да ладно, - самоуверенно протянул Домык. - По мне так, чем зверь крупнее, тем он тупее... вот колючка у нас самая крупная баба...
Оораг коротко рыкнула и молча бросилась вперед. Она успела со всей дури ударить зубоскала под дых и вцепилась зубами в его плечо, когда он скрутил ее и оттолкнул. Рарык недовольно ударил в жестяной барабан - гудящий звук разнесся по всему шатру и охотники болезненно поморщились и затихли.
- Насрыгах - не тот случай, - рыкнул он. - Так что не лезьте. Устроим ему ловушку, подождем, когда он ослабнет, только потом будем бить. Все ясно?
Орки пробурчали что-то согласное. Понятно, что молодняку хотелось погеройствовать, устроить засаду, загнать мощного зверя и самолично убить его, но решению сильнейшего они противиться не могли. Оораг тоже хмурилась, но недовольство старалась не выражать, все же старый орк - мудрый орк, а Рарык был стар.
- Оораг, - властно позвал он ее.
Орчанка послушно задержалась и присела напротив Рарыка. Тот молча смотрел на нее, чего-то выжидая. Под его взглядом, юной охотнице стало немного не по себе, живот скрутило, как перед лунными днями, а это было явно не к добру.
- Ты больше не будешь охотиться, - наконец, выдал свое решение Рарык. - Ты орчанка, так и веди себя как орчанка. Я все сказал.
Оораг в полнейшем недоумении подняла взгляд на орка. Тот смотрел хмуро и неумолимо. Невольно на глаза девушки набежали горячие слезы, но охотница озлобленно сжала зубы и сдержала плач. Прекрасно понимая, что спорить и пытаться что-то доказать бесполезно, орчанка кисло скривилась, но кивнула. Она не собиралась оставлять все как есть.
***
Морти стал охотником не по большому желанию, да и не от большого ума - был бы этот ум, нашел бы себе веселую вдовушку с домиком и состоянием, и жил бы себе припеваючи. А желания у Морти были никак не связаны с охотой - мужчина любил выпить, поиграть в кости да понежничать с симпатичной девчонкой, а лучше - с двумя. Да только, желания эти выполнялись только при наличии звонкой монеты, а чтобы в карманах водились деньжата, нужно было работать. И куда податься бывшему солдату, при условии, что дисциплины он натерпелся и вертел ее на одном месте? Стражники и следаки тут сразу же отпадают, вышибалы в харчевнях - да он сам не прочь подраться, а не за порядками следить. Хотелось вольной жизни и романтики, но не настолько, чтобы идти к разбойникам - Марти считал, что тут риск быть убитым в очередном налете, получить нож в спину или билет на виселицу как-то перевешивает всю романтику вечной дороги и легкой наживы.
А охотником быть - дело, в общем-то, нехлопотное и благодарное. Там поселение от волков избавил - получил вкусный ужин и горячую благодарность селяночек, тут зверя похитрее изловил - награду получил. А уж если добудешь какую редкую животину, так к тебе маги да лекари чуть ли не в очередь выстроятся, да каждый сверкающей монетой свою признательность выразит... Красота! За какие-то четыре года Марти накопил себе на аккуратный домик в городе - удобная холостяцкая берлога, в которой можно переждать зиму, отдохнуть хорошенько, оружие с трофеями держать, будет где старость встретить... Хотя Морти сомневался, что доживет до старости.
Мужчина прекрасно отдавал себе отчет в том, что ведет не самый спокойный образ жизни, что слишком легко бросается в различные авантюры, что слишком часто идет на опасного зверя... Да и азартные игры с доступными женщинами годов жизни никому не прибавляют, а уж что говорить о его страсти к женщинам недоступным... Но даже подозревая, что жизнь его будет короткой, мужчина искренне ей наслаждался.
Прослышав про насрыгаха, а особенно - про его цену, Морти сразу же встал в стойку. К тому моменту он уже здорово отдохнул, его тело жаждало опасностей и напряжения, а кошелек - денег. Поэтому, разузнав у знакомого зануды-натуралиста все, что известно о повадках этого восьмилапого зверя, мужчина вооружился всем необходимым и отправился на охоту.
Надо заметить, степь он не любил - скрыться на огромной пустой территории было особо негде, можно наткнуться на змей и ящериц или, что еще хуже - на орков. Степных бродяг вообще сложно было любить - чужаков они долго и со вкусом проверяли на прочность, азартными играми и вином не увлекались, женщинами своими, в дружественном порыве или желании разбавить кровь, не делились. Ну и попахивало от них, откровенно говоря - оно, конечно, вполне объяснимо, но все равно неприятно.
Сам Морти был ярым сторонником чистоты и следил за собой даже во время длительных походов. Отказаться от мокрого обтирания и ежедневного битья он мог только из-за лютого холода, а рот полоскал и вовсе несмотря ни на что. В армии над его маниакальным стремлением к чистоте поначалу посмеивались, но быстро смекнули, что чистого мужика даже шлюхи привечают с большим удовольствием. Да и люди в городах и деревнях больше доверяли аккуратному красавцу, чем непонятной заросшей образине. Короче, можно было сказать, что у Морти и орков слишком разные взгляды на жизнь. Поэтому степь мужчина недолюбливал, но насрыгах - слишком крупная добыча, чтобы так просто от нее отказаться.
Так что мужчина отправился в степь. Какое-то время он провел, выслеживая огромного, но хитрого и умело маскирующегося зверя, потом установил несколько ловушек и затаился. Каково же было его раздражение, когда он завидел приближающийся караван степняков! Мысленно высказав оркам все, что он думает об их привычке постоянно менять место своего обитания, охотник так же мысленно призвал насрыгаха поскорее попасться. И, видимо, его пожелания были услышаны, потому что уже через три дня он получил сигнал от одной из своих ловушек.
В другое время, мужчина бы переждал хотя бы сутки - не соваться же к озлобленной твари, даже если в ловушку угодил не насрыгах, а что-то другое, ничего хорошего от загнанного зверя ждать не приходится. Но под боком обустраивались степняки, поэтому охотник решил не выжидать. На такой случай у него имелись дротики с лошадиным снотворным - не факт, что сработает один, но три метких выстрела уложат кого угодно. Нисколько не сомневаясь в своем решении, мужчина приладил оружие на специальные крепления на охотничьем обмундировании, проверил на месте ли упругая, крепкая сеть, замкнул охранный контур на своем временном убежище и вскочил на приземистого, неказистого конька, который несмотря ни на что, лучше всего подходил для путешествия в степи. Конек, почуяв вес хозяина, недовольно фыркнул, шумно хлебнул воды из своего корытца и неторопливо двинулся в путь. Морти нетерпеливо его пришпорил, за что получил возмущенное ржание, попытку взбрыкнуть и, в конечном итоге, послушное ускорение.
Уже на подступах к ловушке, Морти понял, что насрыгахом там и не пахнет. Вместо злого рыка пойманного зверя до его слуха доносились орочьи ругательства и чье-то пыхтение. Наверно, какой-то глупый молодой орк решил в одиночку взять крупного зверя и попался в чужую ловушку. Перспектива объясняться с туповатым степняком, который, скорее всего ни слова не понимающем на общем - честно говоря, Морти и сам не особо жаловал общий язык, якобы удобный и для эльфов, и для гномов, и для людей, и для орков, но признавал некоторые преимущества этого... хм... набора слов. Вот только до орков любое достижение доходит долго, а орочий язык славится самым большим количеством диалектов, так что вряд ли от его скромных познаний в этом вечном гортанном рычании будет хоть какая-то польза.
Помянув недобрым словом всех степняков в целом и попавшегося в частности, Морти доехал до своей ловушки и неторопливо спешился. Подойдя к краю ямы, мужчина невольно присвистнул. В его ловушку попалась молоденькая орчанка, в этом не было никаких сомнений - такие сиськи не дают простора для ошибки. Но злющая, рычащая, и упрямо пытающаяся выбраться баба совсем не походила на тех степнячек, которых ему доводилось видеть. Начать можно хотя бы с того, что женщины у орков мелковаты, они не такие мягкие и нежные, как человечки, но и не такие упругие, как эльфийки - да, охотник был большим знатоком женщин, а орки хоть и не любят делиться, не могут уследить за каждой красоткой, положившей глаз на обаятельного (и, что немаловажно, чистого) человека. Попавшая же в яму орчанка явно не уступала в росте среднему человеческому мужчине - и это при том, что степняки обычно пониже людей. Но дело было даже не в размере - в скольких орочьих племенах Морти не был, везде орчанки одевались в свободные длинные одежды, доходящие примерно до середины икр. Эта же была выряжена ну в очень обтягивающие кожаные охотничьи штаны и короткую рубаху, треснувшую на необъятном бюсте.
- Помочь? - насмешливо предложил мужчина.
Орчанка недовольно рыкнула, разбежалась прямо в яме и попыталась выпрыгнуть. Надо отдать ей должное, у нее почти получилось, но ловушка все же ставилась на крупного насрыгаха, а не на девицу, так что она снова скатилась на дно ямы.
- Пошел на... - ругнулась она на всеобщем.
Ну конечно, ругательства всегда и везде выучиваются в первую очередь. Морти некоторое время понаблюдал за ее бесплотными попытками, откровенно потешаясь над взмокшей и злющей девчонкой - а она явно была девчонкой, несмотря на очень даже сформировавшееся тело. Охотник даже через какое-то время осознал, что уже не посмеивается над странной орчанкой, а тупо пялится на то, как подпрыгивают ее сиськи - а смотрелось это, с учетом обтягивающей и порванной прямо в нужной месте рубахи, очень даже завораживающе.
- Помочь? - повторил мужчина, а потом, покопавшись в памяти, повторил то же самое на орочьем.
Девица высокомерно фыркнула и мотнула головой, а потом и вовсе очень красноречиво показала крупные желтоватые клыки.
- Ну и сиди, дура, - коротко хохотнул охотник.
По опыту Морти знал, что помогать дамочке, которая всячески демонстрирует свою независимость - дело неблагодарное. Поэтому он предпочитал пройти мимо или просто подождать, когда очередная самодостаточная личность дотащит бесконечные сумки со своими шмотками до экипажа или разберется с упрямой лошадью. Кстати, за то, что он предоставлял дамам проявить собственные силы, мужчина нередко получал взгляды, полные возмущения и славу "невоспитанного мужлана". Зато не нужно было тратить время и силы на то, что доказать вздорной девице, что ей нужна его помощь, уговорить гордячку позволить ему помочь, а потом еще и помогать. Причем, раз взвалив на свои плечи женские проблемы, остаешься их рабом чуть ли не навсегда. Нет, Морти слишком хорошо знал женщин - и вряд ли орчанки сильно отличаются от своих эльфийских, человеческих и прочих сестер. Разве что прагматичные гномки немного выбивались из общих рядом, но с малоросликами охотник пересекался всего-то пару раз, так что с уверенностью утверждать что либо не стал бы.
Орчанка в яме выглядела так же, как любая "сильная самостоятельная женщина, способная добиться всего самостоятельно" - она будто и не понимала, что охотничьи штаны - обычные, старые и потертые - сидят на ней слишком вызывающе, а вздымающаяся от частого дыхания грудь будит в мужчинах неясное томление. Вместо того, чтобы вежливо просить о помощи, она рычит грубые ругательства и упрямо пытается вылезти сама - жалкое зрелище.
Морти, понаблюдав недолго за беснующейся "добычей", спокойно отошел, подозвал своего конька с мохнатенькими ножками и отъехал. А орчанке полезно посидеть и успокоиться. С женщинами вообще главное правило - бесится-перебесится.
***
Старый орк - мудрый орк, а злой орк - глупый орк. Злость настолько застила Оораг глаза, что та сама не заметила, как оказалась в ловушке. В убогой человеческой ловушке на насрыгаха, не иначе. До чего же люди отвратительный народец - что лекарка с ее насмешками, что купцы, с которыми укатила сестра, что этот охотник, который без спроса на чужую территорию полез. Орчанка злобно рыкнула, и в очередной раз пнула земляную стену.
Самое неприятное во всей этой ситуации - она сама виновата. Орчанка понимала, что пошла на поводу у обиды и ярости, слишком торопилась, была невнимательной и слабой. Да, она неплохо охотилась на ящериц размером с ладонь - вяленные, они были на диво вкусны, при определенной удаче, она могла положить диких содов и быстроногих удыхов. Она была неплохим охотником, для женщины. Но оказалась слишком слаба, неопытна и упряма для того, чтобы идти на крупную добычу. Рарык правильно запретил ей охотиться - она и себя опасности бы подвергла, и товарищей. Оораг могла сколько угодно доказывать, что она равна мужчинам, но нужно было признать - последнее время она ведет себя как натуральная баба.
Бесится по неясным причинам, внезапно решает ополаскивать волосы травяным сбором - а то тусклые и некрасивые, да еще и хвост отращивать начала, хотя с ранних лет всегда срезала слишком длинные пряди коротким ножом. В какой-то момент все изменилось - тело протестовало против нагрузок, а глаза то и дело были на мокром месте. Рядом с Тыроком, сыном вождя, она ощущала странные слабость и томление... Да и эта глупая выходка - пойти ночью на насрыгаха. Очень по-женски. От омерзения к самой себе хотелось выть, а тут еще этот человек с оценивающим взглядом. Почему-то, только показавшись в поле зрения, охотник до невозможного взбесил орчанку. И мало того, он еще и усилил впечатление, разговаривая с ней, как с тупицей, которая ничего не понимает.
Орки - кочевой народ, причем уже давно не воинствующий, они давным-давно принимают на своих стойбищах купцов и торгуют с ними. Конечно, они понимают общий, да что там - Ооранг при желании могла даже вспомнить несколько расхожих фраз на парочке человеческих языков. А этот... охотник недоделанный, говорил с ней как с умственно-отсталой! Когда он, корча из себя несправедливо оскорбленную добродетель скрылся из виду, орчанка с облегчением вздохнула и чуть успокоилась. Нужно было думать, как выбираться из ямы.
Оораг старательно подрывала в гладких влажных земляных стенках небольшие ступеньки, когда услышала чью-то тяжелую поступь. Орчанка замерла, коротким движением стряхнула с резака землю и вжалась в стену. Меры предосторожности оказались не лишними - уже через несколько мгновений в ловушку с утробным рыком свалился тот, на кого она и была рассчитана. Огромный - размером больше хорошей лошади, с короткой серой шерстью восьмилапый насрыгах. Оораг стиснула пальцы на рукоятке своего оружия и отцепила от пояса арканную веревку. Зверь возмущенно бился о стенку, пытался выползти и разъярялся еще больше, когда у него ничего не получалось. До того момента, когда он заметил притихшую охотницу оставалось совсем немного времени. Оораг перехватила свое оружие, сжала веревку зубами и рванула вперед.
Коротким, выверенным прыжком она оказалась на спине попавшего в ловушку животного. Насрыгах, почувствовав нежеланную наездницу, зарычал и активно заскакал на месте. Учитывая тот факт, что конечностей у него было вдвое больше, чем у лошади, усидеть на нем было непросто - крупный круп с жесткой шерстью изгибался короткими, резкими волнами. Но орчанка уверенно сжимала звериные бока ногами и медленно продвигалась вперед, к его шее. Беснующийся зверь взбрыкнул особенно резко и охотница упала лицом в короткую жесткую шерсть, чуть не выронив оружие.
Коротко рыкнув, Оораг отчаянно рванулась вперед и воткнула в сочленение соседних лап длинный кинжал. Насрыгах отчаянно взвыл и встал на дыбы, запрокидывая шею. Оораг тут же этим воспользовалась - выплюнула веревку в руку и быстрым движением набросила ее на мощную звериную шею. Дальнейшие события смазались в какое-то неясное мгновенное пятно. Оораг затягивала веревку, сжимая ногами бугрящиеся под ней мышцы, насрыгах угрожающе рычал и пытался скинуть с себя нежелательную наездницу, когда в воздухе просвистела короткая стрела, вонзившись куда-то в звериную шею.
Оораг недовольно рыкнула и выругалась. Вот куда лезет, настырный человечишка? Она со всей силы стянула удавку, заставляя животное испуганно и жалко взвизгнуть. Насрыгах, раненный и придушенный, тяжело упал на дно ямы и жалобно завыл, отчаянно пытаясь стянуть с себя удавку, но тяжелые лапы с длинными крепкими когтями не были приспособлены к подобному, а боль мешала животному здраво соображать, поэтому насрыгах только усугубил свое положение, расцарапав себе шею.
Оораг собралась с силами и выхватила из голенища сапога еще один охотничий кинжал. Быстро перебравшись ближе к шее, она четко и уверенно воткнула острие в сочленение шеи и головы. Зверь тут же затих. Орчанка чувствовала, как перестают перекатываться мышцы, как затихает гул крови под толстой шкурой. Подождав мгновение, охотница соскочила со своей добычи.
Где-то над ямой громко присвистнул человеческий охотник.
- О, так ты говоришь! - довольно хлопнул в ладоши человек. - Добыча - твоя, яма - моя. Ты - моя добыча.
Высказав это, он расплылся в противной улыбке и предвкушающее потер ладони. Оораг угрожающе оскалилась, но на охотника ее угроза не произвела никакого впечатления. Орчанка мотнула головой, и осмотрелась - в одиночку ей точно не вытащить тушу, а помощи ждать просто не откуда.
- Будем драться? - с надеждой предложила она.
Охотник задумался, что-то прикидывая, и вновь окинул ее противным, липким, оценивающим взглядом.
- Будем, - согласился он.
Скрывшись из виду, он вскоре появился у края ямы, чтобы сбросить вниз прочную сеть. Оораг без всяких указаний с его стороны, перетащила тушу на сеть, хорошенько закрепила узлы, а потом уселась сверху. Человек что-то весело крикнул на своем языке - орчанка не разобрала слов, хоть язык и показался ей немного знакомым. Наверно, это был человек из той же страны, откуда родом купцы, которые чаще прочих навещали их караван, и с которыми сбежала одна из ее сестер.
***
Он только-только с трудом вытащил из ямы тушу насрыгаха с восседающей на ней орчанкой - надо признать, выглядела степная охотница величественно и гордо. Даже внушительный бюст, выглядывающий из порвавшейся рубашки, смотрелся вполне себе прилично. Очень даже прилично. Морти даже на мгновение усомнился - а стоит ли вообще драться с этой орчанкой? В конце концов, у мужчины и женщины всегда есть куда более приятный вариант решения разногласий. Но не успела эта легкомысленная мыслишка даже толком оформиться, как грянул дождь - как обычно и бывает в степи, внезапный, обильный и наверняка продолжительный.
Морти чуть не застонал от негодования. Что за напасть - ни охоты нормальной, ни битвы за добычу! А вот орчанке хоть бы что - вся промокла, рубашка облепила внушительные формы, а она продолжает сидеть на туше убитого насрыгаха и явно не собирается уходить без "своей" добычи. Упрямая, как и все женщины! Морти недовольно поднял взгляд на небо - тучи, которые появились буквально из ниоткуда заволокли собой весь горизонт, а вода лилась как из ведра. Он подобрался поближе к орчанке и прокричал, что есть мочи:
- Убежище! - и одновременно показал направление рукой.
Степнячка какое-то время молчала, а потом плавно скатилась с туши, и набросила один из тросов себе на плечо.
-Веди, - рявкнула она на общем с жутким акцентом.
Морти пришлось признаться самому себе, что орочья девка была не промах - и зверя уложила практически самостоятельно и до убежища тянула сеть с тушей вполне себе споро и уверено - один бы он со своим коньком так быстро не управился бы. Но признаться самому себе - не значит признать это вслух. Нечего этой орочьей бабе видеть, что он считает ее сильной и полезной. Поэтому Морти бурчал, ругался и прикрикивал на девку. Орчанка скалилась, подрыкивала, но все равно упрямо шла вперед.
Когда они дошли до убежища, Морти задумался, куда устроить тушу восьмилапого монстра - у него имелся небольшой шатер маскировочного цвета, но его нужно было устанавливать. С другой стороны, не бросать же ценную животину под открытым небом. Поэтому охотник коротко бросил орчанке:
- Жди.
И полез в убежище. Быстро вытащив шатер, он легко его раскинул и установил - опыт и совсем немного магии. Вместе с орчанкой они затащили тушу внутрь, за ними вошел конек. Степнячка тут же погладила наглую конскую морду. Конек жалобно заржал, тыкаясь лбом в ее руку. Девица сосредоточенно нахмурилась, несколько раз смешно открыла и закрыла рот и, наконец, выговорила:
- Плед.
Морти высокомерно фыркнул. Конечно, он не собирался оставлять своего коня без тепла. Но нет же, женщине всегда надо везде командовать, пока мужчина ее уму-разуму не научит. Мысли плавно свернули в то направление, в котором шли, когда грянул дождь. Надо признать орчанка была очень аппетитной - штаны давали полное представление о форме крепкой задницы, а уж про рубашку, дающую вдоволь налюбоваться природным богатством девицы, и говорить нечего. А Морти, как уже говорилось, был большим ценителем женщин. И как и многие мужчины, познавшие не одну красотку, умел видеть кой-какие нюансы - например, неуверенность орчанки, ее явную неопытность в общении с мужчинами, ее стеснение и то, что она стыдится собственного тела. Морти такие вещи замечал и, чего уж тут скрывать, умел ими пользоваться.
Он устроил звериную тушу, накрыл промокшего конька старой, но надежной и теплой попоной, насыпал верному спутнику ведро корма и даже расщедрился на несколько хрустящих яблок. Орчанка наблюдала за его действиями с плохо скрываемым одобрением. Закончив с обустройством животного, он потащил не особо упирающие и слегка подрагивающие степнячку в свое убежище. Решение он уже принял, осталось только немного подтолкнуть девицу к правильному выбору.
Морти приходилось соблазнять женщин и вовсе не имея возможности перекидываться хоть словом, а уж имея в своем распоряжении короткие, но емкие словечки общего языка он мог добиться желаемого в быстрые сроки. К тому же в запасе у охотника была бутылочка прекрасного гномьего самогона - коротышки знают толк в пойле, еще бы не знали - жить в недрах гор, тут любой забухает.
- Раздеться, - сурово приказал он, когда они с орчанкой забрались в его землянку и плотно закрыли лаз. - Греться.
Девица недовольно оскалилась, но дурить не стала - слава все богам, в орчанках никто не воспитывает эту отвратительную стыдливость, которая присуща некоторым человечкам - Морти еще бывал солдатом бывал в стране, где женщины даже водные процедуры принимали в отвратительных сорочках от шеи до пят.
***
Оораг никто не объяснял, что же происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине. Неудивительно, конечно, учитывая ее отношения с матерью и с женской частью племени вообще. Все что знала орчанка, она почерпнула из скабрезных разговоров охотников, из перешептываний сестер и из своих собственных наблюдений - было время, когда она всерьез интересовалась этим вопросом и даже подглядывала за разными парочками.
Когда теплые мужские руки легли ей на грудь, она вздрогнула. Человеческий охотник уверенно оглаживал ее груди, мягко сдавливал, пощипывал... От его действий по телу пронеслась волна жара, и Оораг решила, что это просто способ погреться. В общем-то, винить ей некого - она действительно очень скоро согрелась. Более того, она вскоре уже буквально горела в горячих, чуть шершавых мужских руках, плавилась и умирала от жажды.
- Красивая, теплая, - шептал ей мужчина на общем, а потом продолжал говорить уже на своем языке.
Его руки скользили по всему телу орчанки, он играл с ее грудь, мял ее попу, щекотал ее под коленками, оглаживал бедра и нырял пальцами в потаенную глубину. Неуверенно, робко, Оораг пробовала вернуть его ласки - поглаживала его по голове, по плечами - непривычно узким и гладким, по упругой спине, по груди, заросшей забавными завитками волос. Охотник одобрительно кивал ей и продолжал творить с ее телом - с ее жутким, неправильным, неудобным телом - невообразимые вещи.
В момент, когда их тела соединились, а мужчина блаженно застонал и закрыл глаза, Оораг вдруг осознала свою силу - женскую силу, против которой мужчины были абсолютно бессильны. Человек двигался и лихорадочно шептал что-то на своем языке, а орчанка наблюдала, как капельки пота сползают по его лицу, как искажается в болезненной истоме его лицо, когда она прижимается ближе или двигается навстречу. Ей не нужно было понимать те слова, которые произносил человек - она и так видела, что он умоляет, просит, благодарит. В этом была ее сила, в этом была ее суть.
Прижимаясь к странному, худому и упругому, горячему мужчине, Оораг млела от восторга - она не могла перестать наслаждаться этим чувством, тем, как в ней двигается горячая твердая плоть, тем, как скользят мужские губы по ее телу. Она ощущала себя женщиной - настоящей и сильной. Она больше не была неясным недоделком, бабой, которая мечтает быть мужиком, колючкой, которая цепляется к собаке и мешает той, постоянно вызывая зуд и царапая кожу. Она была собой.
Оораг уже не слышала, как шумит дождь в степи, в ее ушах стоял гулкий стук ее собственного сердца и прерывистое, хриплое дыхание человеческого охотника, который снова и снова брал ее, наслаждался ее телом и дарил ей небывалые ощущения. Наконец, он выдохся и уснул, по-свойски прижав ее тело к себе, положив голову в ложбинку между ее грудями и переплетя свои ноги с ее. Орчанка осторожно погладила его по чуть влажной голове. Мужчина что-то довольно пробормотал и, не просыпаясь, поцеловал ее сосок.
Оораг тоже прикрыла глаза, позволив себе немного отдохнув. Потом она осторожно выпуталась из теплых объятий, нехотя натянула на себя еще влажную одежду и осторожно выползла из человеческого убежища.
Дождь еще лил, но для настоящего орка степной ливень никогда не был преградой. Орчанка зашла в шатер, подхватила сеть с тушей насрыгаха, конька, который приветственно заржал при виде нее, и отправилась туда, где остановилось ее племя.