Пишу тебе это письмо, уже наверняка зная, что никогда тебя не увижу. Да, я сбежал из нашего с тобой дома, дома, где мы оба столько всего пережили. И пережили вместе. За восемнадцать лет НАШЕЙ с тобой жизни мы успели пережить многое: и радость, и печаль, и боль потери. И теперь я хочу сказать тебе огромное спасибо за то, что ты ни разу не отвернулся от меня, всегда был со мной, поддерживал в трудную минуту. Мы сотни раз клялись не бросать друг друга, не предавать. И вот я первым нарушил нашу клятву: я оставил тебя, предал и растоптал всё то, что ты для меня сделал.
Да, несомненно, это подлость с моей стороны - писать в письме всё то, что я должен был высказать ТЕБЕ, а не бездушной бумаге. Это подлость и неуважение по отношению к тебе. Но по-другому описать то, что я чувствую, я не могу.
А ведь я оставил не только тебя, но и нашу группу, по сути, всю нашу жизнь. Но я знаю, что она для тебя никогда не была главным в этой жизни, в отличие от меня... Добиться всемирной славы никогда не было для тебя самой прекрасной мечтой. У тебя была совсем другая мечта, и я до сих пор не могу понять, какая именно.
Но сейчас речь не об этом. Я знаю, что недоумеваешь, что могло бы сподвигнуть меня на такой поступок, как побег. Что ж, тогда я расскажу тебе, как всё начиналось.
Я отлично помню тот момент шесть лет назад, когда отчётливо понял, что люблю тебя. Да, мы много раз говорили друг другу о любви, но до того момента я вкладывал в это слово лишь понятие о священной братской любви.
Не смею на это надеяться, но вдруг ты тоже помнишь этот день, когда нам исполнилось по двенадцать лет. 1 сентября... Тогда мы пришли в новую школу, и меня сразу невзлюбили одноклассники. За мою одежду, внешность, поведение... Да что я рассказываю, ты и сам всё это прекрасно знаешь. В тот день я впервые узнал, что значит подвергаться оскорблениям и гонению.
Моросил мелкий противный дождик. Мы сидели на скамейке в нашем любимом парке. Вернее, на скамейке сидел ты, а я сидел у тебя на коленях, прижавшись к тебе всем телом и глухо рыдал, уткнувшись лицом в твои пушистые дреды. Это меня так успокаивало - чувствовать твоё тепло, такое уютное и домашнее. Ты гладил меня по спине, а на моих губах застыл один немой вопрос: "За что они так со мной?..." Конечно, ты не мог прямо на это ответить. Вдруг какая-то сила заставила меня поднять голову и заглянуть в твои глаза. И, заглянув, я увидел там бездну... Хотя это я, наверное, просто утонул в омуте твоих янтарных глаз. Мне хотелось смотреть в них не переставая.... И именно в тот момент в голове отчётливо пронеслась мысль: "Нет, я не могу без этих глаз... Не могу без него... Я люблю тебя, Томми..." Последнюю мысль я непроизвольно произнёс вслух. Ты успокоительно прошептал: "Да-да, и я тебе люблю, малыш".
Но ты тогда не так меня понял. А чувства, внезапно осознанные мною, с тех пор не давали мне покоя. Я жил ожиданием от одного твоего взгляда, прикосновения, невинного поцелуя до другого. Я жил лишь тобой, бездной твоих карих глаз. И я безумно ревновал тебя, когда у тебя каждую неделю появлялась новая девчонка, а ты всё не мог понять, почему твой близнец целыми вечерами сидит в своей комнате и отказывается с тобой разговаривать. Так продолжалось довольно долго, целых шесть лет. Всё было по-прежнему, вот только девок стало побольше, да развлечения повзрослее. Ах да, ещё у тебя катастрофически не хватало времени на общение со мной. А я страдал. И терпел. Кстати, если ты не заметил, у меня ведь до сих пор не было ни одной девушки. Но и моему терпению пришёл конец. И я решил: у тебя своя жизнь, у меня - своя.
А раз у меня своя жизнь, отличная от твоей, то я могу распоряжаться ею по своему усмотрению. Я и распорядился - постарался вычеркнуть тебя из неё. Да вот только, видимо, безуспешно.
Конечно, моя любовь неправильная и запретная и не имеет права на существование. Если бы я был бездушным эгоистом, я бы, возможно, когда-нибудь и признался, как я тебя люблю, и мне было бы наплевать на твою реакцию. А так я знаю - ты будешь чувствовать себя виноватым, убедишь себя в том, что это ты привязал меня к себе, влюбил в себя. Ведь ты всегда чувствовал себя ответственным за меня - ведь ты на целых десять минут меня старше! - и ты дал обещание оберегать меня от всех ударов судьбы. Не уберёг.
А я не хочу, чтобы ты мучился из-за меня, страдал и винил себя. Я не хочу ломать твою жизнь. Ведь это моя жизнь окончена, а твоя - продолжается. Прошу тебя, забудь обо мне, вычеркни из своей жизни страницу с заголовком "Билл".
Я понимаю, меня нетрудно будет разыскать по штемпелю на письме, но выполни мою просьбу: не ищи меня. Дай мне самому разобраться со своей жизнью, научиться не зависеть от тебя. А если не научусь, то...
Прощай, Томми."
Том.
"Билл,
сначала я хочу попросить у тебя прощения за то, что всё-таки разыскал тебя. Но я не мог поступить иначе, не разуверив тебя в том, что ты мне безразличен.
Да, мой милый, прости меня, я никогда не говорил тебе, КАК я тебя люблю. Я отлично помню ту ночь, о которой ты мне писал. Но тогда я не смел и надеяться, что твои слова о любви значат именно то, чего бы мне так хотелось. Теперь я должен признаться: да, я люблю тебя, своего близнеца, не только как брата. Вот только понял это гораздо раньше тебя. А все эти многочисленные девушки были лишь для того, чтобы забыть в их объятиях о моих чувствах к тебе. Но даже в эти моменты я никогда не переставал думать о тебе. Целуя их, я представлял твои пухлые губки, обнимая - что это твоё хрупкое тело я сжимаю в объятиях, занимаясь с ними любовью - что это твоё, до боли любимое, тело извивается подо мной от страсти. С самого начала нашего осознанного пути я знал, что никогда тебя не брошу, что моё жизненное предназначение - оберегать тебя от всего и всех - это ты правильно понял. Поэтому я и боялся своим признанием нарушить мирное течение твоей жизни. И не посмел. Твоё спокойствие для меня дороже моего собственного счастья.
Вернись, прошу тебя! Хотя нет, не так. Я не собирался давить на тебя - ты сам должен принять это решение. Просто пойми: побег - это не выход. Но я уверен - обдумав всё хорошенько, ты поступишь правильно. Только ты вправе отменить смертный приговор, который сам же мне и вынес. Я хочу, чтобы ты наконец понял - без тебя моя жизнь не будет иметь смысла. Нет, я умру не физически, ты убьёшь мою душу. А пока знай - здесь, в нашем доме, я буду ждать тебя всегда, сколько бы не потребовалось.
Не спеши с выбором. Я жду."
Несколько дней спустя.
Том.
Я сижу на подоконнике в кухне, свесив одну ногу. В моих руках медленно остывает чашка с утренним кофе. Но я этого не замечаю - мой взгляд устремлён в окно, на мерцающий в свете яркого солнца снег. Ты любил снег так же, как и дождь. Дождь - потому, что он мог скрыть твои частые слёзы, - это понятно. Но вот снег... Тут я бессилен понять твои чувства по отношению к этим хрусталикам льда.
Вот уже 32 дня, как я пытаюсь выжить без тебя. Без твоего голоса, без аромата твоих волос, без шёлка твоей нежной кожи... Я не ощущаю больше лёгкого, как летний ветерок, прикосновения твоих мягких губ к моему лицу... Уже больше месяца ты не засыпаешь на моей груди и не согреваешь теплом своей любви, ранее не понятой мною... Зато теперь я расплачиваюсь за своё непонимание.
Но я терпеливо жду. Жду, когда покажешься на пороге ты, такой родной и любимый, и бросишься мне на шею, совсем как в детстве, душа в своих объятиях. И всё чаще мелькает мысль, что могу так и не дождаться. Но изо дня в день я продолжаю сидеть на этом чёртовом подоконнике и вглядываться вдаль. Я чувствую, что ты ещё не принял окончательного решения, которое могло бы стать роковым, иначе я бы этого не пережил. А пока я чувствую, как бьётся твоё сердечко, ведь оно бьётся в унисон с моим.
***
За своими размышлениями Том и не заметил, как к дому подъехало такси. А когда Том наконец его заметил, дверца машины уже приоткрылась, и оттуда показалась такая знакомая взъерошенная голова....
Том, как был в одних пижамных штанах и домашних тапочках, выбежал прямо на снег. Он прижал это родное хрупкое тельце к себе и принялся покрывать горячими поцелуями каждый сантиметр тонкой шеи, усыпанной шоколадными родинками, приговаривая:
- Билли, любимый, ты вернулся!..
- Конечно, разве я мог заставить страдать своего любимого братишку?..- отшутился Билл, и широкая счастливая улыбка озарила его бледное осунувшееся личико. Вся его кожа словно плавилась от пламенных поцелуев брата. Тонкие пальцы Билла прошлись по оголённой спине брата, пересчитывая позвонки и оставив несколько красных полос. - Милый, пойдём в дом, ты же простудишься. - И он мягко подтолкнул своего ошалевшего от счастья близнеца к входной двери.
Билл.
Милый мой Томми, как же теперь мне стыдно, что я заставил тебя страдать и не понял раньше твоих чувств. Зато теперь мне понятно, что я сделал правильный выбор. Спасибо тебе за то, что ты уберёг меня от роковой ошибки.
Дома я беру твою огрубевшую от игры на гитаре руку и веду тебя в спальню. Ты валишь меня на кровать. Теперь нам не нужны слова, мы снова, как и прежде, понимаем друг друга с полувзгляда, с полуприкосновения.
Я словно заново изучаю твоё тело, словно своё отражение в зеркале. Я заново открывал каждый шрамик, каждую родинку на твоём идеальном теле... Почувствовав твои настойчивые губы на своей звёздочке, я понял, что лишь ты способен подарить мне ощущение счастья и научить меня любить этот мир.
Наконец-то мы впервые докажем свою любовь на языке наших тел, что слились в едином страстном танце. Теперь уже навсегда...