Когда Дори приезжал в любой из городов на побережье, его встречали всегда с недоверчивостью, которую испытывают все горожане к людям, привыкшим находиться постоянно в пути. Но через месяц- другой, стоило тощему и длинному менестрелю устроиться в замке - а попадал он туда благодаря недюжему таланту музыканта и поэта - то становилось как-то неуютно, и даже сытая жизнь и чистая одежда не давали покоя ногам, спешившим познать новые тропы, увидеть новые лица и характеры, услышать странные, а порой жутковатые сказки, коих Дори знал немало.
Многие были дополнены и изложены в стихах и песнях, другие следовало излагать после изрядной порции вина и яств, третьи и вовсе требовали атмосферы таинственности, горящих факелов. Но были и такие, что предназначены для жаждущих любви и приключений юнцов и дев, еще не познавших истинной страсти.
Больше других Дори любил старую сказку, что все пытались забыть. Ее отрывки старый менестрель собирал, словно лоскутное одеяло, подбирая слова, сшивая края истории, что пахла ветром, что не стихает до самого утра, когда в окна стучится гроза. Тогда он смотрел в небо и вспоминал... вспоминал черные крылья и золотой взгляд, его единственной любви, которая осталась в краю вечной зелени и цветения.
Сегодня у графа Тантука, приютившего старика Дори, случился праздник, его дочка - белокурая Арика - выходила замуж. И менестрель принес волшебный ящик, в который поставил несколько свечей, а снаружи смастерил круг из разноцветных стекол и теперь крутил на потеху юной невесты под музыку, что играли в пиршественном зале.
Давно опьяневшие рыцари и молодой муж Арики интересовались лишь бочонками с вином, и Дори удалось привлечь внимание красивой веснушчатой графини, которая живо интересовалась его рассказами уже несколько недель, а теперь смотрела восхищенно, как на каменных стенах появляются то золотые птицы, то синие драконы, то рыцари в сиящих доспехах.
-Дедушка Дори, - Арика погладила менестреля по руке и устроилась на лавке. - Вы начали историю прошлой ночью, но забыли рассказать, что это было за проклятье, что обрушилось на королевство Семи Ветров...
-Не забыл, батюшка твой запретил рассказывать. Ведь мир людей был так близок к миру волшебных существ, - улыбнулся менестрель. - И я бы не хотел гневить графа Тантука на кануне зимы.
-Мы ему не расскажем, а Хенрику вообще все равно. Он не верит в старые сказки, - улыбнулась юная графиня и провела по цветному стеклу, заслоняя свет и образы, что появлялись на камне.
Дори кивнул. И правда, что страшного в том, чтобы спеть песню о странствиях, о печалях и радостях, дурного в том, чтобы вернуться в прошлое и вновь стать молодым? Менестрель достал свою лютню и провел по ней напевом давней мелодии, в которой звенели ручьи и пели птицы в поднебесье.
... Это случилось в стародавние времена, когда мир волшебства еще был связан с миром людей, и семь королевств были связаны ветрами, через которые можно было попадать из одного в другое.
В тот день, у самого побережья, где дикие леса просыпаются с первыми лучами солнца, пробудилось древнее зло. Оно появилось не само по себе, а с помощью древнейшего заклятья, созданного черным волшебником, который обитал в бездне смерти и звался Ником. Появилось не из какой-то мести или желания уничтожить, а безо всякой причины, ибо разве нужна причина, чтобы впускать тьму в миры, пронизанные светом.
Возможно, Ник даже не думал, что его творение выживет в подобном месте, ведь он и сам редко выползал из кромешного мрака, но случилось так, что в руках величайшего из разрушителей миров возник 'ребенок', который ожил и, шевельнувшись в длинных узловатых пальцах, не отравился живым, полным света жизни воздухом.
Ник слепил свое создание из кусочка глины, принесенной с самого дна бездны смерти, где находился его холодный и пустой замок. Затем вырвал чертополох и вьющиеся по поверхности корни большого старого дуба, перемешал с ледяной крошкой, сбитой с поверхностей пещер, через которые он брел наверх, и слепил фигуру человека. Та ожила и шевельнулась, поднимаясь неказисто над изумрудной травой и открывая глаза, которые были совершенно черными.
-Мертвее тебя нет, - сказал черный волшебник и сплел из сухой травы волосы своему созданию. Затем поднялся во весь рост и отправился вниз под землю, что открылась, как рот монстра и пропустила Ника внутрь.
А его темное создание осталось наверху и еще долго стояло на месте, рядом с корнями дуба, который дал ему силу, а теперь медленно чернел и умирал. Зеленые листья оплавлялись охрой, ветви сжимались и скрипели, ствол покрывался плесенью и трещал от напряжения.
А человечек... Он поднимался все выше и больше не напоминал гляняную фигурку, которую даже не оплавили в печи для стойкости. Создание Ника превращалось в мужчину, взявшего стать дерева, у которого отняло жизнь, глаза же его были так же зелены, как сама трава... и лишь кожа выдавала иномирное происхождение, потому что вместо вен вились травы и ветви, корни деревьев и ветки.
Мужчина стоял на месте... Мужчина чувствовал дуб, умирающий и кричащий о смертельной ране. Видел, как тот разрушается и превращается в черную золу, а потом рассыпается к ногам. Но не шевельнулся и не сдвинулся даже тогда, когда пепел накрыл зеленую траву и зашипел, как тычячи змей шипят, учуяв опасность.
Прошел час или два. Солнце поднялось высоко над лесом, освещая черную фигуру на серой поляне в море зелени и благоденствия. Дикая птица, с веселым свистом трепещущая в небе, полетела за стайкой своих подруг, что пронеслись над поляной с щебетом и весельем, но так и не нырнула в заветную чащу - истукан из глины с легкостью поймал маленькую крылатую баловницу и сжал ее в растекающихся грязью пальцах, убивая и поглощая...
Черному волшебнику понравилось бы увиденное - его создание обрело жизнь. И поймав первую душу, осознанно подняло голову вверх, словно умея летать...Но оно пока не умело. Зато точно знало, что для этого нужны крылья.
Неумело шагнув вперед, земляной человек - а ведь он появился на свет рукотворным образом - вышел под лучи из тени деревьев и замер, позволяя жару закрепить форму. Глина просыхала и делалась жесткой, как сталь. Трава и корни внутри превращались в прутья клети, попади в которую, не выберешься никогда наружу живым.
Черный волшебник не придумал своему созданию имени, чтобы никто не смог его подчинить себе. Лишь он один мог назвать то, что придумал, когда принес в королевство Семи Ветров. Но теперь было слишком поздно, чтобы остановить магию и укротить чудовище, греющееся в лучах чужого мира.
Еще несколько раз за день до наступления темноты ловила тварь пролетавших мимо птиц и умерщвляла в своих руках, чтобы напитаться новой капелькой жизни. А когда сумерки фиолетовым покрывалом легли на лес пошло с места своего создания вперед. Оно двигалось очень-очень медленно, как будто наполовину парализованное, и появись на пути хоть один светлый маг так и закончило свое существование. Но создатель древнего зла явно не желал такой быстрой развязки, а потому спрятал тварь от любопытных глаз: и не другие волшебники, ни охотники и даже не странники не могли забрести в столь отдаленное от основных путей место.
А тем временем земляной человек дошел до деревьев и облокотился на одно из них, умерщвляя. Дерево за деревом, животное за животным... Каждый шаг твари обращался смертью, за которой полосой ползла чернота, выстилала дорогу пеплом, которая от порывов ветра поднималась над землей и распространялась на соседние деревья, которые начинали тоже умирать и давать все больше жизни созданию тьмы. Медленный процесс взаимодействия кусочка глины и ветвей этого мира ускорялся, и к утру напоминал черный нарыв в бездне зеленой чащи.
Земляной человек двигался вперед, распространяя принесенную с той стороны смерть, как самую гулкую тишину, от которой нет погибели. Но пока он не был наделен разумом. А впитал лишь эмоции птиц, мелких животных, которых поглотил в своем коротком путешествии. Заполненная до отказа клеть внутри твари постоянно пополнялась новыми экземплярами, делая его сильнее. Движения, которые были раньше неуклюжими, приобретали все больше четкости. В фигуре появилось что-то от повадок лесных обитателей: иногда мужчина приподнимался на цыпочки, как это делают мыши, иногда шел странной птичьей походкой, раскачивая туловищем, и всякий раз получалось у него, как у пьяного, который никак не управится с координацией и собственным весом.
А все потому, что требовалось сознание, коего Ник не оставил странному творению, предоставив лишь возможность выжить как-нибудь без постороннего участия. Чем, собственно, двухметровому 'малышу' и пришлось заниматься, все больше увлекаясь процессом. К концу второго дня пятно черноты разрослось и выглядело, как пожарище.
Оно сделалось бы еще больше, если бы не не проливной дождь, что прибил пепел к земле и не ослабил существо, которое стекало грязью на землю и насыщало ее ядом. В образовавшейся под ногами мужчины луже булькало и копошилось что-то живое. Оно тянулось из глубины и проникало же в глубину, где текли ручьи, собиравшиеся в болотах, уже давно славившихся нечистью и утопленниками.
Крошечные частички глины со дна бездны смерти пробуждали дремавших мертвецов и отмыкали им топи... Проклятье, еще слабое и бессильное, прорастало новыми сплетениями. Уже сами корни тянулись из глубины к земляному человеку, насытившись его злом и прорастали в его тело, как новые вены, делая только сильнее.
В молитвах сильной грозы, во вспышках молний уродливая голова мужчины обретала грубые черты, которые еще недавно не имели ничего общего с человеческими. Его волосы удлинялись и делались черно-смоляными, как самая густая грязь. Его глаза больше не выглядели кусочками листьев, приклеенных грубым мастером.
Земляной человек даже смог открыть рот и издать звук, больше похожий на звериный рык. Он шел из самой груди и возвещал о его присутствии в этом лесу. Походил на стоны ветра, но такие болезненные и жуткие, словно сотни деревьев разом решил со скрежетом сломаться и обрушиться.
Дикие звери, обитавшие в лесу, испугались и рванули прочь от источника заразы, только та настигла их с ливнем, что смешался с ядовитой золой, делая заложниками быстрого увядания и смерти...
Проклятье. Черный волшебник принес проклятье. И оно прижилось... и оно отправилось в путь.
***
А в это самое время на другой стороне гор, в желтом саду, где вся земля густо усыпана красными яблоками и стоит одуряющий вкус медовой радости, старый добрый маг, который собирался почить с миром, создал последнее свое творение, полное любви и жизни - рыжего лисенка.
Он создал его не для того, чтобы наделить волшебными свойствами - хотя и без этого не обошлось - а для того, чтобы тот радовался жизни, как когда-то любил ее сам маг, теперь седовласый старец с добрыми глазами и длинной бородой, которую отрастил для того, чтобы накручивать на указательный палец, если о чем-то задумается.
Некоторые привычки совершенно бессмысленны, но они и составляют основу бытия, без них каждый день был бы бессмысленным и пустым. Лишился бы очарования и своеобразной радости от пустых дел, разговоров, чаепитий, обсуждения сплетен и даже от ковыряния в носу.
Маг, никогда не стремившийся к славе, ценил именно такие моменты. И его новый друг - с густой шерстью и лукавыми глазами - как нельзя кстати, скрашивал одинокие последние дни перед тем, как отправиться в далекую страну за облаками и самыми высокими вершинами.
Иногда за веселой суетой даже болезни отступали и меньше тревожили седовласого добряка, рядом с которым крутился хвостатый проказник, который во все банки и горшки совал длинную любопытную мордочку, шевелил ушами и лукаво спрашивал: 'Что там?'
О, маг Лебел сто тысяч раз ответил на этот вопрос, а еще и на другие, которые интересовали шустрого зверька, который играючись бегал по его плетеному из ветвей ивы дому и по двору, и по саду, и все дальше, влекомый любопытством, но каждый раз возвращавшийся, чтобы узнавать все-все про этот мир.
Веселый и не унывающий, полный оптимизма лис иногда забывался, чтобы часами гонять красный шар всевидения по комнатам и давая Лебелу передышку, иногда вместе с ним спал рядом, прижавшись тесно, как ребенок. Но все чаще уходил на вылазки, пока маг не понял, что однажды его маленький друг не вернется и пойдет искать своего звездного принца из сказки.
И тогда старик взял с лисенка обещание, что тот вспомнит советы и ответы и применит их, если потребуется.
На что рыжик широко улыбнулся и утвердительно закачал головой, уверенный, что выкрутится из любой ситуации. А потом спросил Лебела:
-Ты меня отпускаешь? Думаешь, я уже взрослый?
Старик только руками развел. Никогда его последний сын не будет большим. Он рожден из цветов осени, так же ярок и так же весел, как задорная песня, и гибок, как ивовые ветки, которые могут быть и основой корзины, и хлесткой плетью, что ударит врага.
-Значит ты все равно думаешь, что я маленький, - лисенок сел у ног мага и прислонился к тому всем телом, глядя на солнечные дорожки, которые рисовались в кружеве их огромного яблоневого сада. - А я знаю... - добавил нерешительно. - Я читал твое письмо, па! С большими круглыми печатями и птицей посередине.
-Я столько раз тебе запрещал, - несмотря на строгий тон, Лебел не ругался, а говорил ласково, он даже запустил пятерню в густую шерсть и провел от лба до макушки между ушами.
-А я столько раз не слушался?
-Ты непослушный маленький лисенок...
-А ты послушный и большой маг, - передразнил лис и подставился под руку, блаженно жмурясь и потягиваясь от удовольствия. - А что там? Что в письме написано в самом конце, где язык, которого я не учил?
-Приглашение в гости, - ответил Лебел, наклоняясь к уху рыжего сынишки. - Если ты захочешь, то мы поедем вместе. Только тебе придется ненадолго стать эльфом...
-Эльфом? - переспросил лисенок удивленно.
Седовласый маг растянулся в улыбке. Потрепал за острым ушком и наклонился к нему.
-Да, эльфом, - повторил шепотом, нарочно, чтобы щекотать малыша.
А тот сразу чуть дернулся и уруркнул, шевеля носом.
-Это такие тонкие и странные создания с острыми ушками и крылышками за спиной? - вновь переспросил он, пятясь спиной от мага и явно не желая быть похожим на что-то подобное.
-Да, но если хочешь, я превращу тебя просто в мальчика? - маг пошевелил бровями, продолжая дразнить сынишку.
-И дашь мне имя? - вопросом на вопрос парировал лисенок. - Ты говорил, что у меня не может быть имени.
-Ну, птичек и ежиков в лесу никак не зовут, - засмеялся Лебел заливисто. - Неужели ты боишься, что получишь имя? - поинтересовался, потирая ноющее плечо, которое все чаще давало о себе знать и наблюдая за зверьком, который бегал по двору в явном возбуждении.
-Я не думал над этим. Ты не дал мне времени подумать, - рыжик спрятался за старую бочку, в которую стекала дождевая вода, и выглянул оттуда, щурясь и разглядывая старика, как будто видел его впервые. - А что если ты уйдешь в свою волшебную страну за облаками, а я не смогу обратиться обратно? А что если мне понравится ходить на двух ногах? А что если я захочу летать на этих прозрачных крылышках? Ты подумал, что будет тогда?
-Ты говоришь слишком много 'если', - Лебел ждал, что сынишка вылезет из укрытия, когда поймет, что его пока не собираются превращать.- Ты же видишь, я совсем не готов к тому, чтобы отправляться в дальнюю дорогу. - он закряхтел, грузно поднимаясь. - Колесница сломана, колесо на ней еле держится. Да и болею я...
-Нашел оправдание. Это тебе нравится болеть и охать, чтобы я беспокоился... - зверь быстро оказался рядом и подобострастно заглянул в глаза старику. - Может, травок выпьешь и поспишь? А я тебе лапками спину разомну... Ты только не бросай меня, - добавил он тише и опустил пушистый хвост, вдруг делаясь беззащитным малышом.
-Не брошу, - пообещал Лебел и пошел к дому прихрамывая. За ним вился рыжий лоскуток, путавшийся под ногами и пытавшийся заслужить прощения за то, что слишком недоверчив и задает много вопросов.
-А хочешь, я твою колесницу починю? - вдруг предложил проказник, забираясь на стул с толстыми ножками в их уютной кухне, где на полках стояли склянки из разноцветного стекла и посуда горками.
-Как же ты починишь без рук?
-И без имени? - добавил лисенок, наблюдая за тем, как маг разжигает камин и вешает над пламенем чайник, который быстро закипел и испустил белые пары дыма через носик и крышку.
-Именно. - Лебел налил в одну чашку мятно-медового отвара, а в другую - молока из глиняного кувшина.
-И какое имя ты бы мне придумал?
-Наверное, оно походило бы на эльфийские, только очень короткое, - маг устроился рядом и взял из корзинки хрустящий хлеб, макнул его в мед, что янтарно засверкал в солнце, заглядывающем в распахнутое окно. В этих краях всегда стояла теплая погода, даже зимой все чаще шли лишь дожди, которые заканчивались столь же быстро. Чтобы вернулось цветение и щебетание птиц.
-Только в нем обязательно должно быть что-то от лисы, - розовый язык облизал ободок чашки и нырнул в густое, еще теплое молоко.
-Мммм, - призадумался Лебел, накручивая на указательный палец длинную бороду.
-Мммм? - повторил его рыжий сынишка, вытягиваясь в струнку и ожидая.
-Тебя будут звать...
Лисенок напрягся и навострил уши.
-Дори, - победоносно завершил старик, явно довольный собой. - Дори Лоскутик.
-Что за имя дурацкое такое? - возмутился рыжик, продолжая лакать угощение и косясь на мед, который тоже хотел попробовать.
-Прекрасное имя для менестреля, который путешествует и собирает истории, - пожал плечами Лебел и запустил указательный палец в горшок с янтарной сладостью, затем поднес к носу лисенка и намазал.
Проказник возмущенно наморщился, но потом слизнул мед и уруркнул только сильнее.
-Крылатый Лоскутик - это же меня лягушки в пруду засмеют. И ежики, и мыши, и птички... - лисенок вновь взялся за молоко, а пока пил, не замечал, как постепенно вытягиваются его конечности, как тонко и длинно становится тело, как остроконечная мордочка обращается в почти человеческую с тонкими чертами.
И наконец, маленькие пальчики ухватились за чашку и потянули к себе. Вот тут лисенок и уронил и разбил оную, вскрикнул возмущенно, бросился к серебряному подносу, да там и остался, разглядывая перемены, которые устроил ему маг и волшебник, который точно что-то подмешал в любимое лакомство.
-Что ты со мной сотворил? - округленные ярко-синие глаза в отражении были обескуражены, испуганы, заворожены.
-Дори Лоскутика, - возвестил довольно Лебел, стягивая с себя полосатый длинный кафтан и накрывая голое дрожащее тело, которое не привыкло быть без густой шерсти. - Осторожнее с крыльями, - предупредил, приглаживая тонкие стрекозиные крылья новоиспеченного и очень даже симпатичного эльфа, у которого были острые прозрачные ушки и раскосый лисий взгляд, который от возмущения сполз к переносице и выглядел совершенно косым.
-Что там? - привычный к самым неожиданным вопросам Лоскутик опустил взгляд на свой пенис и поднял его, разглядывая. - Это так у всех ходящих на двух ногах? - изумился, рассматривая висящий стручок.
Старик рассмеялся. Конечно, животные прячут в мешочек то. Что не положено видеть.
-Я принесу тебе штаны.
-Свои? Я в них утону. В них же неудобно, - мальчик, которому на вид было не больше четырнадцати, запахнулся в полосатый халат, попытался стоять ровнее, хотя его так и клонило к земле, в более удобное положение. А тут еще и крылья зашевелились под одеждой, оттопыривая ткань.
Лоскутик запаниковал, дернулся из стороны в сторону и плюхнулся на попу прямо рядом со стулом, на котором раньше сидел.
-Мы поправим эту неприятность, - застать лисенка упавшим маг никак не рассчитывал, запамятовал, что тому еще придется учиться держать равновесие, а потом еще и хоть как-то научиться сносно подниматься в воздух. - Давай руку, - старик помог сынишке подняться, усадил вновь на стул и самолично показал, как надеваются штаны, как завязываются узлы. Потом провел по ткани, чтобы та легла ровно по бедрам и выглядела прилично и по размеру. Вновь избавил Лоскутика от халата, разглядывая щуплое тельце. - Я думал, что кормлю тебя хорошо. А ты вон какой худой.
-Эльфы все такие, - мальчик возмущенно закряхтел, когда его голову просунули в прорезь горловины рубашки, задергался, ощущая шершавость льна, и мелко задрожал от нарастающего холода. Он никогда не думал, что без шерсти и пуха так бывает холодно, так пробирает до костей. - Па, я теперь все время буду мерзнуть? Ты вернешь меня обратно в лисенка?
-Верну, - пообещал Лебел уверенно, уменьшая халат и накидывая на плечи лисенка. - Но пока мы займемся твоим обучением и поедем в гости, - добавил он с ложной строгостью, целуя Лоскутика в лоб.
Он и правда хотел научить малыша всему-всему, пока не умрет. Хотел дать ему возможность выбирать, кем быть и куда отправиться. В царстве эльфов или в лесу - его везде примут с распростертыми объятиями. Только среди крылатых волшебников, творящих лес, не следовало распространяться о зверином обличье.
Впрочем, лисенок и сам это бы понял сразу, как только бы ступил на территорию королевства Зеленого Ветра, где уже почти три столетия главным казначеем был жестокий Дэнти, последний из рода белых барсов, что оборачивался человеком и преданно служил эльфийскому королю.
Он ненавидел перевертышей лютой ненавистью. И травил их в заповедных лесах до самых границ с черными горами, за которыми начиналось бескрайнее море.
Поговаривали, что Дэнти был командиром барсов в кровавых боях между оборотнями, которые много веков назад дрались за свою территорию. Сейчас он жил во дворце славного эльфа Паирра, у которого было двенадцать дочерей, готовых выйти замуж.
Именно казначей государя пригласил старого мага на бал, назначенный в первых числах мая, вскользя утверждая, что следует поговорить о деле, которое не терпит отлагательств.
Лебел понимал, что барс не шутит. Танцевать на балу никто все равно не собирался, пусть лисенок развлечется и увидит диковинных существ. А старики... обсудят. Ну, или подумают над тем, что тревожит остальных. Не зря же прожили длинную жизнь, чтобы решать странные головоломки? Или разве не они теперь хранители семи ключей, что запирают двери?
Старик взглянул на лисенка, который ходил по комнате на мысочках, как на тонких лапках, и что-то напевал под нос. Вспомнил, как молодым в мастерской у старого кузнеца сделал ключ в виде тонкой дудочки, чтобы призывать в нее веселый осенний ветер. Теперь она висела на шее у его единственного сынишки, которому обязательно надо сказать, как с той обращаться, но махнул рукой и передумал.
Важнее было починить колесо и подготовиться к предстоящей поездке во дворец. А красивый наряд Лоскуточку они еще наваяют.