Когда в ее мир приходили сны, день имел обыкновение переливаться в ночь, и она держала эту раковину сумерек в ладонях. Ладони слабели с каждой минутой, и вместе с этой дремой раковинка таяла в руках. Звезд в такие дни не было. Они появлялись позже, словно заключив безмолвный уговор с раковинкой и бледно, размыто светились в ночном небесном море, когда воды его были безбурны. Сны могли поменяться местами со звездами. Они тоже были разными - далекими, едва угадываемыми в дымке грезы и яркими, весомыми, почти ощутимыми. В таких снах яблоко было наполнено особым вкусом, было глянцевым и спелым, травы щекотали щеки и ладони, а паруса хлопали и упруго наполнялись беспокойными океанскими ветрами. Еще ее сны имели разные голоса. Иногда они напоминали колокольчики, иногда хриплый звук самой низкой басовой струны, иногда шептали и вскрикивали вразнобой, словно рассыпанные хрусталики трубки - калейдоскопа. Голоса приходили и уходили, длинные безмолвные рыбы хватали отголоски оттопыренными равнодушными губами, водоросли качались в такт с одни им известным ритмом и словно диковинные русалочьи волосы тонули в смятенной прикосновением глубине.
Они не искали дна, ведь снам вдосталь было безмерной изумрудной воды, неуловимо тонкого абриса медуз, вспыхивающих странными, тревожными огнями у самой кромки ленивой волны, тяжелой, почти черной, наполненной солью мокрой ветки, уносимой морскими приливами все дальше и дальше..туда, в бесконечное плавание. Сны никогда не прерывались. Они, словно страницы книги ,что листал бриз, рассказывали о береге и большой воде, пронзительном требовательном крике чайки, теплых, наполненных солнцем камушках, так неуловимо быстро высыхающих под жадным южным солнцем и оттого кажущихся обнаженными.Сны были похожи на детей, играющих мячом желаний и надежд, страхов и покаяний. Он был разноцветным, этот дивный мяч, и когда его, брошенный ребячьей рукой, подхватывала лукавая смеющаяся волна, сны как малыши, открыв рот, зачарованно глядели на идеально круглую, разноцветную сферу, мерно качающуюся на воде. Ее уносило от берега все дальше, туда, где луна подарила бы тихим золотистым мерцанием и превратила в сотни маленьких отражений, дрожащих в наполненной солью глубокой и темной глади.