Ворочаясь на руках сосредоточенного, идущего впереди Атженая, маленькая Дижийен развлекалась вовсю, выдувая пузыри и смешно попискивая. Кроме ребенка, бесстрашно глядящего в царственное лицо ослепительного "Корабля", больше никто не веселился.
Спускаться с кручи было невероятно тяжело и очень опасно. Часто полностью исчезая под каменными завалами и предательски текучими потоками базальтового крошева, тропа зигзагами стремилась ко дну неизмеримой ямищи, созданной при падении великанского "Люцифера". При взгляде сверху, с края пропасти, колоссальный звездолет казался более целым и свежим. С каждым сделанным вниз шагом корабль старел, дряхлел, открывал новые раны корпуса, выставлял напоказ следы грубейшего вандализма.
Кто-то и когда-то сорвал с "Люцифера" части наружной обшивки, затащил в разделанное нутро звездолета скрупулезно отшлифованные менгиры, в своеобразном порядке понаставил у грандиозного борта угрюмые безликие мегалиты, соорудил примитивные кромлехи, перекрытые массивными плитами галереи, удручающе бездарные дольмены, монструозные треножники и проложил совершенные аллеи, обставленные точеными базальтовыми иглами.
Всю-всю теснину между израненным кораблем и рассыпающейся стеной каньона заполняли странные, ошеломляющие изяществом линий, глупые, искусные, безобразнейшие постройки. В нескольких местах явно пришлось вычерпывать со дна ямищи породу, укреплять и выравнивать склоны. Местная, планетарная древность соединилась здесь с космической, вселенской древностью. Строители мегалитического комплекса ушли отсюда очень и очень давно. Природа Пристанища хорошо потрудилась, разбивая нарочно выведенные бока ущелья, засыпая корабельный корпус оползнями, повсюду наваливая глыбищи; скрывая под растительностью разорванное тело погибшего "Люцифера" также упорно, как и более поздние каменные сооружения.
На берегу высокогорного озера Джайгир победил гору из металла. Этот звездолет был не одиночной металлической скалой, а целым Рубежом, построенным из сражающегося с самим временем металла. Кружащаяся над кораблем девятиконечная звезда, расчерченная пламенеющим крестом, была как символ сопротивления всем и всему. Так или иначе, "Люцифер" продолжал жизнь и работу, начавшуюся в далекие, в незапамятные дни.
- Нет проблем. Справимся, - успокоил Атженай, отвечая на взгляд Марселены, совершенно замученной дорогой.
- Справимся. Младенческие игры, - неожиданно поддержала отца Рийеис, нервно жуя пучок волос, выкрашенных в лиловый цвет. Даже ей, юной и поразительно ловкой девушке, спуск по разрушающейся, оплывающей круче не виделся легким.
- Мы очень крепкая семья атженай, милые мои, - выговорила Маргарита, хватая открытым ртом воздух.
- Идем, - жалко улыбнулся Атженай.
После преодоления середины пути, между скатившимися сверху валунами начали изредка обнаруживаться жалкие кусочки жмущейся к склону базальтовой лестницы. Надежно укрепленный в прошлом склон сдался давно. Мелкие, щербатые, присыпанные каменной пылью ступеньки были еще опаснее текучего базальтового крошева и легче идти отнюдь не стало. Атженай, бережно несущий сверток с малышкой, не уставал предупреждать спутниц об очередном живом, подвижном камне или крепкой на вид плите, в действительности готовой сорваться к "Люциферу" вместе с тем, кто на нее опрометчиво наступит.
За весь спуск они остановились только раз, перед решительным рывком отдохнув на площадке, надежно защищенной от оползней мощным перекрытием. Даже светлым днем под широченным базальтовым козырьком владычествовали сумерки. Из аккуратно выдолбленного в нерушимой монолитной скале отверстия струилась светящаяся блекло-голубая водица. Собираясь довольно приличных размеров лужей в специально сделанном овальном углублении, жидкость с приятным журчанием стекала по желобу в беспорядочный каменный завал. С каким-то чужим остервенением, холодным внутренним ожесточением Рийеис отметила, что отец не сумел подойти даже к этому мелкому, совершенно ничтожному водоему.
Здесь, под крышей солидно воняло аммиаком, ракетным топливом, активной огнеопасной химией. О воде уже мечталось. После долгого похода, почти бессонной минувшей ночи, скудного обеда из сорванных по дороге плодов, пить хотелось всем взрослым землянам. Цвет жидкости нисколько не настраивал на первую пробу.
- Правильно, нельзя, - зачем-то подтвердил очевидное Атженай, делая рукой решительный запрещающий жест. Эхо негромко и скрупулезно повторило последнее его слово.
- Опять излучение, - произнесла Маргарита. - Без сомнений, по Пристанищу стоит пройти с приборами, обозначив очень вредные для здоровья места и очень пристально изучить спектр нашего милого светила. Милые мои, повсюду залежи радиоактивных веществ, месторождения тяжелых металлов, кучи редких элементов... наш милый "Корабль", в действительности являющийся очевидным источником очень разных излучений, становящихся смертельными на вершинах Рубежа... Кажется, все очень несложно и логично... По какой-то причине "Люцифер" погас, кружась на орбите. На планете стало темно, холодно. Однажды упав, звездолет пробил планетарную кору, милые мои. Рубеж появился в результате разрыва метаморфических пород и внезапного вздымания глубинной магмы с очень быстрым остыванием. Как вам объяснить... Рубеж составляют минералы, взлетевшие из очень-очень опасных недр Пристанища после удара могучего "Люцифера". Очень интересное дело, милые мои. Семья атженай очень долго жила рядом с источниками различных излучений и, кажется, подвержена определенным мутациям. Очень ли фантастичны ваши чудеса?
- С ума сойти. Младенческие игры, - фыркнула Рийеис и, не делая движений, на минуту приподнялась, касаясь затылком каменного перекрытия.
Сорвавшись с ладони Атженая, шуршащая искрами огненная точка зависла над микроскопическим озерцом. Марселена испуганно ахнула. Против тревожных чаяний Маргариты, жидкость не вспыхнула, не взорвалась, но подернулась оранжевой пузырящейся рябью и забилась волнами так, будто в скромном водоеме прятался целый косяк невидимых рыб. Огненная точка перестала бросаться искрами, зашипела и погасла. Монолитный базальт бесшумно выдохнул, на секунды наполняя пространство под каменной крышей ветром, идущим от скалы. Отвратительную химическую вонь разом смели запахи мокрой почвы, свежих овощей, омытой добрым дождем травы.
Не понимая происходящего, Жалвейнчик предположил, что это плохо, когда невесомая и крепкая, как настоящая лапа, нитка тумана сдавливает лодыжку сестры. Уже собравшись для свежей порции нервных протестных воплей, уже открыв рот, ребенок замер. Вырастая из-под рифленой плиты, гибкое и ловкое щупальце обхватило его собственную грудь. Прижимая уши, Лукреция грозно зашипела.
Сильнейший рывок застал девочку врасплох. Тженейр упала навзничь, роняя корзинку. Припасы, поклажа рассыпались. Повиснув на нитке тумана, Жалвейнчик заворочался и испуганно запищал. Вцепившаяся зубами в врага, кошечка потянула ребенка к девочке, скрипя когтями нижних конечностей по металлическому полу.
Больно приложившись спиной и чуть-чуть не выбив плечо, она чудом удержала голову, не допустив оглушающего удара в затылок. Надежный гибкий захват освободил лодыжку Тженейр. Упустив Жалвейнчика, плоские ленты тумана вились над лежащим под боком сестры малышом, больше не касаясь обоих. Делая попытку за попыткой, враг не мог пробиться к ребятам, защищенным сильным заклинанием. Даже в этой кутерьме Тженейр вспомнила, как они с Жалвейнчиком прятались в домашнем камине от лабрисов. Теперь все повторилось. В миг наивысшей опасности ребенок проявлял необычные способности, о которых семья атженай прежде не знала.
Многоногий, многорукий Байтамчик рвал и резал струящиеся повсюду нити тумана, пока девочка поднималась, подхватывала братика, храбрейшую Лукрецию. Она не была одна против неведомых злых существ. Чувствуя хорошую поддержку от спутников, Тженейр действовала быстро и вполне уверенно.
Вспыхнул, словно бы взорвался неприятный блекло-голубой свет. Испускающая пар жидкость того же цвета выплеснулась в коридор, нагло овладевая пространством от стены до стены. В туманном облаке проглядывала большая, ярко-алая пирамида, над вершиной которой скакало призрачное, жуткое чудовище, вооруженное острейшими пиками.
- Байтамчик! - завопила девочка.
- Байтам там, - откликнулся разумный зверь.
Не успев опомниться, обнимающая Жалвейнчика и кошечку Тженейр оказалась плотно прижатой к шерсти доброжелательного Байтамчика. Что случилось дальше, девочка не видела. Толчки следовали один за другим, а самый первый, сказочно длинный скачок вообще показался Тженейр падением в страшную пропасть. Царапая кожу, Лукреция поскреблась в бок девочки, напоминая о себе. Сделать хоть что-то, хоть чуть-чуть, было невозможно. Почти касаясь носом щеки братика, она смотрела на Жалвейнчика, а малыш таращился на Тженейр такими же большими, круглыми, ошалелыми глазами.
Послушный девочке крылатый птархэм отставал, нагонял беглецов и снова замирал во тьме металлического лабиринта. Прежде никто, абсолютно никто в семье атженай не мог себе представить, что Байтам в принципе способен так быстро бежать и так легко прыгать, совершенно гениально ориентируясь в запутанных кружевах неосвещенных переходов. Насколько получалось уяснить девочке, бесконечные извилистые коридоры сменили вереницы объемных залов, раздраженное эхо в которых неоднократно повторяло каждый звук, произведенный стремительным движением разумного зверя.
Детские сердца не способны культивировать страх. Испуг вытеснило любопытство. Хитроумный Байтамчик помалкивал, а Тженейр и Жалвейнчик, буквально завороженные происходящим, не требовали объяснений. Путь доброжелательного зверя был нелегок: извилист как раньше, осложняясь потрясающе вычурными элементами конструкций, разделяющих помещения самых великанских габаритов. В залах дремали диковинные машины, фантастическая аппаратура, циклопические механизмы, целые технологические линии, сложнейший вид которых мог разозлить Джайгира и вызвать восторги у Марселены.
Дорога вела все вверх, впрочем, иногда выходя к пропастям, куда смело сигал Байтамчик. Сознавая, что не сумела бы последовать за союзником собственными ногами даже без братика и кошечки на руках, девочка с признательностью жалась к зверю, верному семье атженай. Проявляя мудрое, сердечное благоразумие, Жалвейнчик и Лукреция не мешали Байтамчику ни действием, ни звуком; хотя и не дремали, греясь у шерстистого бока своего спасителя.
Чуть-чуть потерпеть. Чуть-чуть подождать. Тженейр полагала, что добрый зверь исправит, уже исправляет допущенную ошибку и пошла дальше в своих мыслях. Это не Байтамчик был виноват в неожиданном нападении чудовищ, а коварные лабрисы или неведомые Спящие, которые обманули честного союзника, наврали ему разное, заманили в плохое место к голодному хищнику, обитающему в лабиринтах под усадьбой, каменистым островом и Рубежом!
Так или иначе, Байтамчик круто изменил дорогу в гигантском комплексе сооружений, столкнувшись с серьезными, непреодолимыми, по-настоящему опасными трудностями и, конечно, давно оторвался от преследователей. Разумный зверь все равно знал, куда следует направиться для встречи с семьей. Девочка не разуверилась в Байтамчике. Набравшись терпения, Тженейр, Жалвейнчику и Лукреции оставалось лишь ожидать развязки.
Отсюда, из-под базальтового козырька, открывался воистину феерический вид на необъятную громадину "Люцифера". Тревоги, ужасы, тяготы, душевные муки, физические боли на время покинули сознание Марселены. Ее внутренние пожары полностью затихли. Неизвестные судьбы Жалвейна, Джайгира, Тженейр, Вомийбора, будущее семьи атженай и даже гибель Дижийен в бою сейчас исчезли, улетучились из памяти Маргариты. Раскрасневшееся от удивления и восторга лицо Марселены вызвало ироничную ухмылку у мучающей лиловую прядку Рийеис.
Ощущая себя на Марсе как дома на Земле, побывав с экскурсией на жарком Меркурии, не единожды отправляясь в путешествие к дальним холодным планетам Солнечной системы на нормальных, на обыкновенных космических кораблях, Маргарита с истинной ребяческой пытливостью разглядывала разбитый, зарытый в почву, заваленный глыбами, опутанный растениями, обложенный каменными сооружениями звездолет. Пронзая вселенские просторы могучими бронекрейсерами, неутомимая человеческая цивилизация пока не построила великолепного колосса, который бы осмелился хотя бы размерами поравняться с сияющим в небе Пристанища "Кораблем".
Насколько могла судить Марселена, "Люцифер" грохнулся на Пристанище плашмя, исключительно под действием силы тяжести планеты. Команда либо уже покинула звездолет, либо не имела возможности избежать ужасающей катастрофы, вызвавшей рождение величественного Рубежа. Маргарита даже не пыталась разглядеть следы какого-либо ремонта на искореженном корпусе гиганта. Починить, поднять "Люцифер" из колоссальной ямищи было бы безнадежнейшей тратой времени. Сопротивляясь смерти и забвению, звездолет все же не мог вырваться из плена. К тому же на небе Пристанища засиял новенький "Корабль"...
- Марселена, - позвал Атженай.
Крепко задумавшись, она расслышала свое имя, точно повторенное эхом.
- Очень интересное дело, неприступная крепость семьи атженай, - повернувшись, смущенно произнесла Маргарита. - Бесценное сокровище. Милые мои, до "Корабля", наш счастливый мир, без сомнений освещал "Люцифер". Очень долго. Очень давно. По какой-то причине звездолет утратил основные функции, потерял орбиту и упал, разорвав планетарную кору.
- Чересчур много думаешь, Марселена, - бросила девушка. - Один корабль испортился, свалился с неба. Заменили другим. Нет ничего проще.
- Очень интересное дело, - оправдываясь, повторила Маргарита.
Ольхон Атженай сидел, поджав по себя ноги и покачивал ребенка. Маленькая Дижийен лопотала, вытягивала ручонки, трогая подбородок папы. Простая, ординарная, домашняя сцена умилила Марселену, напоминая о предстоящих трудностях сегодняшнего, кошмаре вчерашнего дня.
- Когда мы с Дижийен оказались на Пристанище, корабль уже лежал на дне провала, - сказал Атженай. - Лабрисы далеко от нас, но враги хитры и придумают что-то совсем неожиданное. В лесу необычный переполох. Мы с Дижийен никогда не встречали Кхотонта, уводящего за собой травоядных животных и ночных хищников. Повелитель лесов Пристанища спасает зверей. Кхотонт поступает правильно. Если здесь разгорится большое сражение, погибнет много животных.
Фантастическое эхо отбирало и повторяло за Атженаем лишь глаголы, тщательно удерживая интонации.
- Добраться до крепости мало. Нужно пройти в настоящее убежище, на корме корабля. Там вы будете в полной безопасности, - продолжил Атженай Ольхон.
- Мы будем в безопасности? - быстро переспросила девушка.
- Правильно, Рийеис, - подтвердил Атженай, вставая и свободной рукой показывая направление необходимого маршрута. - Здесь мы расстанемся. Двигайтесь вдоль корпуса до разлома в форме треугольника. На такой случай Дижийен сделала отметки в переходах до самого убежища. Нет проблем. Справитесь. Помните только, ступать на лед нельзя.
- Отец, я не собираюсь прятаться в бесценной куче старого хлама, - сердито произнесла девушка. - Семья разбросана по планете, не оказывает сопротивления. С ума сойти. Вражеское войско пора разбить! Чересчур много о себе думают. Обычные дурни. Хватит отступать. Хватит пятиться! Найдем Джайгира и атакуем бездельников сообща!
- Когда ты родилась, случилась сильная гроза. Шел... обильный... дождь, - тихо проговорил Атженай Ольхон, подходя к дочери и пальцами перебирая ее волосы. - Рядом с домом ударила молния. Мы с Дижийен постоянно шутили, почему твоя кожа оказалась светлее, чем у всех остальных в семье атженай. Ты как молния, Рийеис. Громкая, быстрая, ослепительная, опасная.
Ребенок запищал, потянулся к девушке. Противоестественное эхо, некоторое время скрупулезно и избирательно повторяющее за людьми то одну, то другую речевую цепочку, теперь проговаривало прилагательные, сохраняя малейшие особенности языка, закономерности сочетаний звуков, тончайшие оттенки фонетики.
Отстранившись от отца, Рийеис энергично вышла за тень, отбрасываемую базальтовым козырьком. Не однажды слышав историю о фантастически могучем ливне, сейчас девушка не сумела сдержать слез. Ненависть к обвиненному в гибели мамы Атженаю оказалась фальшивой. Рийеис предполагала себя старше, бездушнее, холоднее, чем было в действительности. Отец, так или иначе допустивший смерть Дижийен, врагом не стал. Вроде бы черствое, вроде бы совершенно каменное сердце девушки трепетало от предчувствия, что Атженай уйдет, а в целой природе не найдется слов и сил, которые бы остановили, вынудили отца остаться.
- Пусть прилетит корабль, - прошептала Рийеис, полуобернувшись к Атженаю так, чтобы ни отец, ни Марселена не заметили ее мокрых глаз.
Не отказывая себе во всегдашней сдержанности, Атженай явно принял сложное, страшное, бесповоротное решение. Предстояло расставание, о котором Рийеис уже знала и которое все-таки отрицала. Предстояло расставание навсегда.
Бег дружелюбного зверя сменился широким шагом и прыжками из стороны в сторону. Даже сквозь густой мех Тженейр услышала шум водяного потока, шипение, бульканье. Наконец, Байтамчик поставил девочку на ноги, вручил ей Жалвейнчика, кошечку, нацепил на локоток ручку благоразумно прихваченной в спешке корзинки. Кромешную темноту разогнал подоспевший птархэм.
- Байтам вернется, - сообщил разумный зверь, обернулся меховым шаром и стремительно укатился за границу света.
Здесь не было ни стен, ни потолка, а только крепкий, покрытый солидным слоем пыли металлический пол, имеющий заметный уклон. Сияние птархэма, порхающего над головой Тженейр, словно отгораживало скромный кусочек Пристанища от по-настоящему бесконечной космической ночи. Пахло пылью. Дышалось пылью. В свете беззаботно кружили пылинки.
Вопрошающий вскрик Жалвейнчика вывел девочку из ступора. Уронив с локтя корзинку, Тженейр бережно опустила в нее ребенка, хорошо пристроила Лукрецию.
- Пусть прилетит корабль, - серьезно выговорила девочка, когда Жалвейнчик попытался учинить новый скандал, для начала пнув кошечку в бок.
Удивившись виду необычайно сосредоточенной сестренки, малыш умолк, обнял Лукрецию за шею. Хотя обиженная кошечка постаралась уклониться от грубоватой ласки, Жалвейнчик уткнулся лицом в спину Лукреции, вообще не разрешая ей двигаться.
Байтамчик шел быстро и долго. Ребенка укачало не меньше, чем Тженейр и кошечку. Девочку крепко пошатывало, и она присела у борта корзинки, попеременно гладя то затылок братика, то ушки Лукреции. Подумывая создать множество птархэмов, Тженейр боялась разогнать тьму. Неизвестно, кто или что могло скрываться во мраке. Оглянуться через плечо, и то было страшно!
Девочка чувствовала себя полностью разбитой. Лодыжка, схваченная приставучим злобным туманом, горела и пульсировала болью. Тело просило элементарного отдыха. Юный организм безрассудно требовал еды, которая, вместе с остальной поклажей, вывалилась из корзинки и теперь лежала где-то в безымянном коридоре лабиринта, построенного под усадьбой семьи атженай.
Мысленно поругав за совершенно распоясавшуюся лень и удручающую трусость, Тженейр напомнила себе, что не она сражалась с врагами, скакала, прыгала и носилась по переходам, а Байтамчик. Не она придумала роскошнейший план спасения, а Байтамчик! Ничего у нее не болит, и усталости никакой тоже нет. Зачем врать самой себе? Глупости какие. Папочкино задание простое. Чуть-чуть больше внимания, чуть-чуть побольше твердости характера. От Тженейр ведь требуется только все терпеть, беречь братика и ждать, сколько необходимо!
Вдалеке, в беспробудной ночи грузно бухнуло железо. Заклекотала вода, проливаясь совсем рядом с девочкой. Вдали опять загрохотало; раздались щелчки, скрип, размеренные звуки, похожие на отголоски, на обрывки слов, произнесенным чрезвычайно глубоким, очень низким голосом. Не ощущая холода, Тженейр поежилась. Перебивая запах пыли, повеяло сыростью, мясистыми лесными грибами, травой, лежалыми фруктами, гнилыми тряпками и чем-то резким, на редкость противным.
Отпустив кошечку, Жалвейнчик неуверенно захныкал, потянулся к девочке. Подняв ребенка из корзинки, Тженейр успокоила Жалвейнчика, прижала к себе. Как не крути, она все-таки измаялась. Вес братика показался девочке непомерным. Зато ребенок притих.
Пол дрогнул. Протяжные скрипящие стуки сменились слабым, но нарастающим, приближающимся рокотом. Вдалеке разразилась целая симфония из грохочущих железных ударов, завершившихся единичным, сильнейшим громыханием. Забрезжил робкий свет.
Подчиняясь приказу, крылатый птархэм вспыхнул ярче, озаряя диковинное нагромождение металлических элементов, катящихся к Тженейр по луже. Темная пахучая жидкость нехотя выплескивалась из овальной дыры в непонятной штуковине. Байтамчик, приняв форму пушистого многорукого существа, откручивал шланги и, ловко орудуя хитрой загогулиной, отсоединял многочисленные трубки от бока железного чуда. Разумный зверь работал так сноровисто, будто в своей загадочной жизни на Пристанище ничего, кроме этого, не делал!
- Байтамчик, - решительно повторила Тженейр. - Жалвейнчику трудно. Далеко нам до выхода?
- Байтам знает, - бодро выговорил зверь.
Девочка тоже хотела бы знать!
Возвращая утраченную за время долгого пути живость, птархэм деловито обогнул громоздкую металлическую тушу. Потемки обманули Тженейр. Байтамчик трудился не один. Рядом с дружественным зверем возилось высокое существо с иглами на спине и загривке, клешней на хвосте и безобразной, треугольной, ребристой башкой, снабженной ужасными клыкастыми челюстями. Когти заскребли по железу, когда страшилище повернулось к девочке, отбрасывая последнюю трубку. Чудовище было невообразимо страшным!
Груда металла приподнялась, наклонилась сначала в одну сторону, затем в другую. Жидкость полилась активнее. Лужа раздалась. Парализованная ужасом Тженейр отступила, сжимая Жалвейнчика и ручку корзинки с распластавшейся на дне Лукрецией. Затмевая крылатого птархэма, внутри металлической груды вспыхнул четко ограненный оранжевый кристалл.
Бросая отцу заведомо несправедливые упреки, Рийеис понимала, что маму не удастся вернуть ни самыми совершенными магическими заклинаниями, ни самыми беспощадными обвинениями. Все изменилось раз и навсегда в тот короткий, в тот проклятый миг, когда рука мертвого лабриса неожиданно метнула копье. Конечно, без Дижийен семье атженай уже не быть такой, как прежде. Но как научиться жить еще и без отца, тысячу тысяч раз спасающего своих детей от опасностей Пристанища?
Атженай лучший отец, храбрейший учитель и гениальный боец, обладающий фантастическими, запредельными навыками ведения поединка. Пусть он до обморока боится любого ручья и заикается, начиная рассказывать о прошедшем дожде, участь Атженая крепко связана с великими событиями на Земле: с прошлым, настоящим и будущим планеты, континентов, народов.
Нет ничего проще. Эта история уже написана. Каждая страница книги напоена кровью. Ведомый загадочными и неуловимыми Спящими, Атженай находится на переднем крае войны с лабрисами. Сегодня или завтра, отец должен выполнить высокое предназначение. Можно сколько угодно упираться, ссориться, стенать. Атженай Ольхон вступит в воспетое легендами сражение, от которого так долго уклонялся ради обыкновенного человеческого счастья и спокойствия семьи.
Повернувшись к отцу, Рийеис встретилась с ним взглядами. Глаза у обоих были мокрыми. Сердце девушки застыло. Мудрые, так тяжело собранные слова вдруг рассыпались и потерялись. Мысль остановилась, закруглившись на несущественном. Атженая спасли от гибели земноводные существа с других, далеких планет, научили защищаться и нападать, а от непреодолимого страха воды излечить почему-то забыли. Подобная ирония достойна скрытных Спящих.
- Чересчур много думаю, - призналась Рийеис. - С ума сойти.
- Мы были семьей атженай, дочка, - произнес отец, прижимая маленькую Дижийен к груди. - Смерть нести легко, а жизнь, радость, справедливость дарить сложно. Нет проблем. Мы справимся, Рийеис.
- Мы семья атженай, - согласилась девушка.
- Семья атженай, семья казненного... семья изгнанников... Правильно. Мы изменяем судьбы целых стран и разрушаем материки потому, что мы были семьей атженай, - тяжело, заметно волнуясь выговорил отец. - С тех пор, как меня мучили на капище, казнь называется атженай... Убийство, спасение, выдворение, отмщение, предопределение, наказание... атженай... Атженай. Особенное, изуверское наказание лабрисов за то, что ты оказался на стороне тех, кто проиграл начало войны. Атженай. Все, кто с нами, тоже становились атженай... Пусть это прекратится. Обычная спокойная жизнь. Воспитание детей. Работа огороде. Возделывание полей. Строительство дома. Исследование Пристанища... Все, что хотите.
- Мы с Люциусом Орфеем Габриэллом очень гордимся принадлежностью семье атженай, полностью принимая уготованное роком, - горячо и искренне сказала Маргарита.
- Правильно... Джайгир сделал правильный выбор, - произнес Атженай Ольхон, перебивая эхо, теперь старательно выбирающее из разговора и многократно повторяющее только "атженай", "атженай", "атженай".
- Отец, кто у лабрисов главный? - спросила Рийеис, незаметно вытирая слезы.
- Голова змея... Он здесь... Его нельзя перепутать ни с кем... Голова змея, - нехотя ответил Атженай.
- Милая моя, почему ты спрашиваешь?
- Хочу сразиться с главарем, Марселена, - бросила Рийеис. - Довольно отступать. Отец перебьет лабрисов на Земле. Мы спрячемся в расколоченном корабле и уничтожим всех врагов. Пристанище и Земля опять станут мирными планетами. Вообще ни разу не трудно. Младенческие игры. С червяком, по дурости проглотившим собственный хвост, будет покончено. Голову... голову вредного гада я раздавлю самолично.
Для верности, девушка шлепнула ладонью о ладонь. Раздался хлопок, который, вероятно, знаменовал неизбежность полнейшей победы над зарвавшемся неприятелем. Эхо тотчас подхватило и растиражировало резкий звук.
- Милые мои, даже в очень... очень тяжелых военных обстоятельствах существует очень солидная надежда на мирные переговоры, - осторожно заметила Маргарита.
- Мы семья атженай! - закричала девушка и шагнула из-под базальтового козырька, в нетерпении продолжая спуск к "Люциферу". При всех стараниях, она не сумела справиться со слезами.
Атженай Ольхон ободрительно кивнул Маргарите.
- Мы были семьей атженай. Пусть прилетит наш корабль, дочка, - грустно сказал он.
Странное эхо, до сих пор развлекающееся с хлопком, вдруг унялось.
- Пусть прилетит корабль, - услышали Маргарита и Атженай.
Голос падал с дневного неба, лился из-под каменной плиты, выныривал из кипящей лужицы подозрительного блекло-голубого родничка. Явно подмечая внимание к себе, крошка Дижийен хорошо, по-детски улыбнулась, открыла беззубый ротик, потянулась ручонками к Марселене. От неожиданности стоящая в нескольких шагах Маргарита отшатнулась.
По праву гордясь первым штурмом вражеского лагеря, укрытого в ущелье на берегу высокогорного озера, Джайгир полностью, целиком провалил свою вторую атаку. Богатырь не сокрушил противника с наскока и жалел о этом. Нет-нет, тонкие разговоры, запутанные интриги, замысловатые дознания не были коньком Джайгира! Захваченные врасплох лабрисы быстро собрались и обхитрили простодушного великана, намеривающего собрать информацию о неприятеле. Не стоило и пробовать.
Теперь он уяснил, что натиск, беспощадность и быстрота однозначно дают победу. Мягкотелость, медлительность и желание искать компромиссы представляются противнику как внутренние слабости, которые используются врагами в бою. Слишком долго приглядываясь и прислушиваясь к лабрисам, Джайгир перестал видеть в них безжалостных врагов, погубивших маму! Заблуждение обошлось баснословно дорого. Сейчас великан улепетывал от крепких, упорных бойцов, раньше представлявшихся ему сугубо мирными жителями, насильственно заброшенными на Пристанище орденом жрущего себя змея.
Чащоба, разделенная бессчетными тропами, противников не испугала. Вопреки серьезным надеждам Джайгира, противники даже прибавили скорости и ловкости, оказавшись в тени деревьев. Слепящие нити резали ветки, поджигали траву, перерубали корни, кипятили воду в ручьях, впивались в туловища древних мегалитов. Миниатюрное и мощное лучевое оружие неприятелей впечатляло богатыря. Нет-нет, отточенные магией мечи в опытнейших руках Джайгира не смогли бы сравниваться могуществом с горячей смертью.
К счастью для великана, стреляли лабрисы не очень-то метко, совсем как натуральные хлебопашцы. Мелкие ранения, нанесенные осколками камней, разбитых пагубными нитями, он просто не учитывал. Усталости богатырь не ощущал. Нет-нет, бегая по лесу, как заправские охотники, враги не смогли бы утомить Джайгира, с детства привычного к длинным переходам!
Великан мчался, прыгал, прятался, изворачивался, скользил, опять прыгал, скрывался, мечтая о внезапном наскоке на противников. Не в состоянии догнать или попасть в беглеца слепящим лучом, лабрисы все больше гневались и, конечно, теряли бдительность. Вопли разъярившихся неприятелей вспугивали мелкую лесную живность и понуждали рассыпаться в стороны ленивых миролюбивых тварей, лакомящихся зеленью. Прыжок от прыжка, погоня становилась только злей, только неистовей. Свистящие иглы ошибались с выбором цели, расправляясь с растениями.
Местность Джайгир знал превосходно, исходив лес у каменистого острова вдоль и поперек. К сожалению враги, экипированные необычным, но исключительно эффективным лучевым оружием, оказались еще и отличными следопытами, всякий раз отыскивая беглеца в чащобе. Неутомимые, умелые, находчивые, хорошо вооруженные, лабрисы окончательно перестали казаться Джайгиру мирными крестьянами, насильно заброшенными на Пристанище орденом змея, кусающего себя за хвост. Нет-нет, эти лабрисы были заправскими охотниками, однако привыкли к иному оружию и добыванию другой, гораздо более покладистой дичи.
Самолюбие Джайгира ужасно страдало. Если в погоню не включился кто-то из легко раненых в скорой схватке у кострища, врагов всего трое! Хотелось остановиться, развернуться, выхватить мечи, заорать так, чтобы с неба брякнулся "Корабль" и сразиться хоть с тремя, хоть с пятью, хоть... с армией врагов. Вполне ясно представляя скорый, трагический исход желанного боя, великан продолжал спасительный, благоразумный, позорнейший бег. Пока лабрисы не давали шансов на то, чтобы оторваться, обойти и атаковать маленькую группу преследователей сбоку. Против лучей, разбивающих камни в прах и прожигающих обшивку гигантского звездолета, сталь и воинственные вопли не помогут. Нет-нет, реального плана действий у Джайгира не было!
Пока великан перебегал по стволу, покоящемуся над небольшим оврагом, враги ближе подобрались к богатырю. Вспышка у самых глаз полностью ослепила Джайгира. Чащобу, свет "Корабля", опору под ногами, противоположный берег погасила ночь. Прыгнув наобум, великан чудом перескочил через корни поваленного дерева и сразу кувыркнулся в сторону, врезавшись в какое-то ворчащее, стучащее копытами животное. Противники не дремали. Подпалив сухую листву, новые горячие спицы затанцевали по кронам, перерезая целую гроздь лиан. Упав на Джайгира, живые веревки сковали движения потерявшегося в пространстве беглеца.
Богатырь не сумел подняться, не мог дотянуться до мечей. Слепой, придавленный неподъемной тяжестью, распластанный среди трав Джайгир угрожающе взревел, слыша в ответ радостные вопли преследователей, перебирающихся через овраг. Его отчаянное положение заметили и оценили, как собственную заслуженную победу!
- Нет-нет! - дико заорал Джайгир и рванулся на свободу, как пойманная в сеть рыбина.
Шум нарастал. Погоня неумолимо приближалась. Сил, безграничной физической мощи молодого организма все-таки не хватало. Нет-нет, выбраться из-под груза лиан было никак невозможно!
К хрусту растений, топоту ног и воодушевленному гомону неприятелей примешивалось гортанное лопотание существ, живущих в густых шевелюрах деревьев. Представив на миг, как будут торжествовать враги и любопытные лесные твари, когда его привяжут к столбу и начнут пытать, Джайгир прорычал лабрисам оскорбления. Противники захохотали в ответ, явно наслаждаясь зрелищем унижения так долго ускользающего от них великана.
Слов враги все равно не понимали. Понося лабрисов, Джайгир вызывал у неприятелей лишь очередной взрыв жестокого звериного веселья. С трудом возвращающееся зрение подарило великану картину отвратительного сборища лабрисов. Стоянку на каменистом острове и своих раненых они беззаботно бросили без охраны. Их, действительно, оказалось всего трое. Неприятелей, которых Джайгир фактически победил, захватив врасплох в лагере, возглавлял седобородый. Поврежденная рука предводителя вражеского отряда была укутана в кровавую тряпку, а на перекошенном злобой лице читалось лишь бешеное желание отомстить за боль и страх.
- Отец, помоги! - корча противные рожи, заорал Джайгир.
Скользнув к пленнику, один из лабрисов подхватил обломок ветки. Получив чрезвычайно увесистый удар по темечку, богатырь перестал устрашающе реветь и забыл трепыхаться. Расчистив, расшвыряв завал лиан, враги грубо подняли Джайгира и поставили, удерживая перед седобородым. Мутная, липкая, скрипящая мгла окружала великана, не отличающего света "Корабля" от зелени леса. Вожак заговорил и, вдруг переходя на истерические крики, тыкал в лицо богатыря раненой рукой. Обмякший Джайгир раскачивался, бессмысленно ворочал головой на скрипящей шее. Великан не держался на ногах, окончательно переставая сознавать происходящее.
Отдых пошел Рийеис впрок. Финальная часть спуска в котловину по рисующей прихотливый зигзаг тропинке была намного проще, чем это представлялось девушке с края гигантской дыры, в древности пробитой "Люцифером" при жестком падении с высоты. Изредка проявляющиеся между камнями уцелевшие куски базальтовой лестницы способствовали наращиванию хорошего спортивного темпа. Ловкая, собранная, смелая, она не боялась упасть. Оборачиваясь на ходу, Рийеис видела отца, несущего маленькую Дижийен и помогающего идти Марселене. Слезы девушки высохли. Прежняя злость понемногу возвращалась.
Увалень Вомийбор, глупая Тженейр не заслужили внимания ордена змея, от злости жрущего собственный хвост. Изгнанник Атженай Ольхон в ответе за все, случившееся на Пристанище. Только... Только страшных былых ошибок отца все равно уже не исправить! Хотелось не думать, не обвинять, вообще ни разу не искать виновных, а просто броситься в бой, полностью отдав себя морю бескрайнего слепого возмездия! Нужно покарать бездельников. Нет ничего проще. Мерзкие лабрисы не могут уйти с Пристанища ни живыми, ни мертвыми, ни покалеченными. Решив достойно отплатить за смерть мамы, девушка пока не сумела изобрести примерной казни для главаря вражеского войска.
Прошлое подвергается бесстыдным сомнениям. Настоящее разрушено. Надежд на доброе будущее крайне мало. Мы были семьей атженай? Когда отец уйдет, отправится в далекое и опасное путешествие на Землю, наступит перелом, миг между дыханием до и после трагедии. Всерьез задаваясь вопросом, когда и как становятся взрослыми, она получила личный, крайне жесткий ответ от непреодолимых обстоятельств сегодняшних суровых дней.
Семью не собрать. Отец прав, когда говорит, что семьи атженай больше нет. Семья рассыпалась под ударами врагов. Борясь с тяжелейшим чувством неминуемой потери, Рийеис опять оглянулась. Увидев дочь в конце сложнейшего спуска, Атженай приветливо помахал ей рукой и показал в сторону звездолета.
- Вообще ни разу, - пробормотала девушка, лелея в душе что-то ускользающее, непокорное, неподчиненное здравому смыслу, совершенно неподвластное рассудку. Она не хотела расставания с ненавистным отцом и полностью отрицала саму возможность примирения в дальнейшем.
Немного в стороне от тропы и покинутой Рийеис площадки часть откоса была выровнена до состояния идеально вертикальной стены. В большой, обложенной непобедимыми базальтовыми глыбищами нише стояла черная фигура однорукого рыцаря, правая нога которого отсутствовала. Перчатка каменного воина крепко сжимала рукоять широкого меча с выщербленным лезвием. Тщательно изображенные мастерами доспехи буквально состояли из бесчисленных вмятин и разрывов. Лицо рыцаря полностью скрывал видавший виды шлем, но девушка сжала кулаки, вдруг вообразив, что базальтовый истукан злобно таращится на нее из-под защитных накладок.
Место к радости не располагало. Изваяние искалеченного в боях воина как нельзя лучше дополняло сеть менгиров и роскошнейший веер мрачных мегалитических сооружений, с необъяснимым упорством понастроенных у безразмерного борта упавшего с небес звездолета. Рийеис схватила зубами лиловую прядку Все-все, во что верили и все, чего ждали прежние обитатели Пристанища, давно забылось. Некому рассказать историю рыцаря. Некому объяснить, зачем потрачено столько труда на возведение каменных памятников и ритуальных символов. Пройдет время, исчезнут надежды несчастнейшей семьи атженай, и кто-то другой будет бродить по унылым развалинам усадьбы, удивляясь странностям, не понимая причин, не имея шансов узнать светлые истории однажды убитой, разрушенной жизни.
Повинуясь порыву ветра, в воздух взвилась каменная пыль, закружилась кольцами, как будто рисуя сложнейшие магические символы у подножий угрюмых менгиров. Она победила рассыпающуюся гору. Громаднейшая туша "Люцифера" приблизилась к Рийеис, показывая самые мелкие трещины на объемистом корпусе. По дну котлована, скрытые тенями мегалитических сооружений, шагали Вомийбор и Байтам, нагруженные неказистыми, наспех сплетенными корзинками со съедобными плодами.
- Спасибо! - в который уже раз сказала Маргарита, пойманная Атженаем в самый последний момент, когда каменная лавина уже была готова подхватить ее и без жалости утащить вниз.
Уставшая от длительного похода Марселена откровенно плохо держалась на ногах, но здравая человеческая гордость, конечно, запрещала ей в этом признаться. Без хорошей передышки под базальтовым козырьком, Маргарита вообще рисковала бы сорваться после первого же неосторожного шага по дьявольски плутающей тропинке.
- Все соберутся здесь, в нашем главном убежище, - железным, не терпящем возражений тоном произнес Атженай, как будто не начиная, а продолжая когда-то прерванный разговор. - Вомийбор с Байтамом уже приближаются к кораблю, в пути успев позаботиться о пище. Жалвейн и Тженейр задерживаются, но они справятся. Нам с Джайгиром предстоит выдержать сражение. Тогда сын присоединится к вам. Нет проблем.
- Кажется, вы с Джайгиром намерены сегодня же выбить врагов из усадьбы? - предположила Марселена.
- Не попробуем, не узнаем, - уклончиво ответил Атженай Ольхон, опять помогая Маргарите удержаться на предательском сыпучем участке.
Идти по следам Рийеис не получилось. Сорвав, стронув удачно слежавшийся слой мелкого базальтового крошева, девушка удачно спустилась, однако теперь великанская гора приготовила аккуратную ловушку для смельчаков, двигающихся этой дорогой. Рийеис уже скрылась в тени мегалитов, когда Атженай и Марселена выбрались на уцелевший в веках кусок базальтовой лестницы. Дальнейший их путь по склону был не слишком сложен и требовал лишь внимательности, вовсе не предполагая каких-либо опаснейших сюрпризов.
- Вы очень удивительные люди, - воодушевляясь явной и очевидной победой, произнесла Маргарита. - Одни на целой планете! Очень интересное дело. Для Пристанища, семья атженай словно цветущий красками островок разума в пестром океане первозданных инстинктов. Выбрав Землю, семья атженай могла бы очень круто изменить ход человеческой цивилизации, ныне погрязшей в технических подробностях, электрических паутинах, чудесах ментальных плат и условностях, предложенных инженерией атомно-молекулярных конструкций. Но вы живете на очень фантастическом Пристанище!
- На Земле нам негде спрятаться, Марселена. Враги разыскали семью даже на секретной планете Спящих, - напомнил Атженай Ольхон, на ходу передавая ей ребенка.
- Лабрисы... Без сомнений... всегда лабрисы, - вздохнула Маргарита.
Приняв на руки мирно задремавшую маленькую Дижийен, Марселена прижала куртку к себе, недоумевая, отчего ее так пугают фантастические фокусы, которые иногда проделывает девочка. Успокоенное сном личико малютки ничем особенным не отличалось. Обычный ребенок. Обычнейшая девочка. Обычная маленькая Дижийен, самостоятельно выбравшая себе имя через часы после... после появления на свет "Корабля".
- Папа, сколько лет исполнилось Дижийен? - спросила Маргарита.
- Мы ровесники, дочка, - ответил Атженай Ольхон. - Как правильно подсчитать года, если союзники прятали нас от преследователей на других планетах, в разных эпохах?
- Без сомнений, лабрисы должны понести наказание за совершенные злодеяния, - необычайно жестко произнесла Марселена, плотнее закутывая маленькую Дижийен в куртку.
- Когда все решится с орденом змея, каждый из вас обязательно выберет между Пристанищем и Землей, - сказал Атженай. - Начало нужно положить здесь. Дом на берегу моря, обнесенное изгородью поле. Вы справитесь, мои дети. Правильно. Нет проблем. Каким человеком вырастет Жалвейн, какую планету предпочтет для себя, решать только и только ему.
Ободряющие, уверенные слова произвели добрый, магический, будоражащий эффект на Маргариту. Она моментально выбросила из головы все плохое. Шагая вниз по неудобным выщербленным ступенькам, Марселена тепло улыбалась, представляя сына то очень бравым охотником, то очень глубокомысленным ученым, то очень крепким земледельцем, то опытнейшим капитан-командором бронекрейсера, выполняющего сверхсложные приказы командования "Звездного Легиона" где-то очень-очень далеко за окраинами Солнечной системы. Настоящий мир заполнил ее сердце, забывшее о превратностях судьбы вообще и тяготах сегодняшнего дня в частности. Маргарите стало спокойно. Малютка Люциус Орфей Габриэлл, казалось, сейчас шагал рядом по базальтовой лестнице, отдав пальчики ладошке мамы. Идти стало совсем легко.
- Счастливый час, очень счастливый час, - завороженно шептала Марселена.
Отстав от погруженной в себя Маргариты, Атженай Ольхон остановился, поднял с камней миниатюрный трупик пернатого существа, напоминающего одного из тех некрасивых карликовых птархэмов, которых умел создавать неумеха Джайгир. На крохотном, еще не остывшем тельце этой наполовину пичуги и наполовину ящерки не было ранений. Сбитая в полете порывом ветра, тварюшка расшиблась при падении, переломив крылышко так, что теперь оно выгнулось в обратную сторону.
Осторожно сжав в кулаке безнадежно мертвое существо, Атженай поднес руку к горлу и прохрипел слова, отделенные друг от друга каркающими звуками. Поправив крылья, хвост, голову пернатого создания, он подождал, повторил сказанное, подышал, подул на трупик, снова и снова пряча пичугу в кулаке.
- Здесь колдуны. Голова змея. Нас разделяет вражеское колдовство, - произнес Атженай Ольхон. - Ты правильно поймешь меня, Вомийбор. Расставание навеки, значит навсегда. Не остается времени для прощания, мой мудрый сын.
До спуска к подножию горы Маргарите оставались считанные ступеньки. Неуместное, еще незаслуженное блаженное счастье, похожее на наваждение, не отпускало Марселену. Скрывшаяся между мегалитами Рийеис все разрывалась, следует ли наброситься на отца с обвинениями, прижаться к его груди, открутить Атженаю шею, рассыпаться честными обещаниями и глубочайшими сожалениями. Сильнее всего девушке хотелось взобраться по лестнице, схватить отца в охапку и не отпускать, как бы он не возражал. Наученная скрывать свои настоящие чувства, Рийеис плакала. Смятению девушки не было конца.
- Правильно, дети мои. Расставание навеки, значит навсегда, - медленно повторил Атженай Ольхон, пробуя найти быстрым взглядом Вомийбора и Рийеис.
Когда Маргарита бесстрашно вошла в скопление мегалитов, на базальтовой лестнице остался только трупик пернатого зверька. Делая невозможные прыжки по подвижной, предательски сыпучей круче, Атженай стремился обратно к краю провала. Мертвое создание подскочило. С обиженным клекотом расправив жалкие прозрачные крылышки, покрытое мехом существо разбежалось по щербатой ступеньке, торопливо поднялось к небу и растворилось в царственном сиянии "Корабля".
При поддержке Байтамчика, Тженейр без колебаний забралась в металлическую груду. В проем заглянула треугольная, ребристая голова страшилища, просунулся хвост с клешней на конце. Обнимая корзинку с братиком и Лукрецией, девочка устроилась на неудобном, холодном, мокром подобии кресла из гостиной семьи атженай. Оставшийся снаружи птархэм беспомощно бился над удивительным механизмом и Тженейр погасила его, оставшись в сиянии оранжевого кристалла.
Уже навидавшись разного, кошечка относилась к происходящему спокойно и лишь сердито топорщила усы в ответ на любые звуки. Умудрившись заснуть буквально между обиженными требовательными вскриками, Жалвейнчик сохранил страдальческое выражение на личике. Ребенок соскучился по маме, изнервничался и просто хотел есть, однако усталость все-таки победила малыша. Толчки, удары, плеск жидкости, доносящийся издалека могучий железный рокот не будили Жалвейнчика.
Когда последние ручьи вытекли из механизма, а разумный зверь оказался рядом с девочкой, выход со смачным щелчком заслонила полоса металла, перекрыв утыканный иглами загривок и ужасные клыкастые челюсти чудовища.
Запах сырости, затхлости растворился в посвежевшем воздухе. Кресло под Тженейр высыхало, быстро нагреваясь до приятной температуры и, серьезно толкаясь, явно норовило измениться так, чтобы девочке стало комфортно полулежать. Спина Тженейр была крайне благодарна этим стараниям волшебного кресла.
Байтамчик колдовал. Под низким потолком повисло овальное синее солнышко, а вся металлическая груда затряслась, закашляла, забренчала. Раньше девочка и подумать не могла, что честный, преданный, доброжелательный зверь умеет накладывать особые заклятия лучше, чем мамочка, папочка и Рийеис. Уверенно покопавшись в углах странного механизма, шесть сильнейших лап Байтамчика сделались тонкими, подвижными, гибкими, как натуральные человеческие руки и длинными, будто лианы. Иногда дотрагиваясь до синего солнышка, разумный зверь вообще не отпускал оранжевый кристалл, водя конечностями по множеству его граней. Механизм вздрагивал, наклонялся в разные стороны так круто, точно собирался перевернуться и рассыпаться кучей разнородных деталей.
Рывок совпал со свистом. Синее солнышко погасло и механизм действительно кувыркнулся, не подарив Тженейр никаких физических ощущений. Девочка вскрикнула, увидев над собой лес, полный переплетенных между собой деревьев, запутанных тропинок, древних угрюмых менгиров. Растительность резко отстранилась, отпрыгнула, отдалилась, став океаном зелени.
Аппарат летел и проверял силы, крутясь. Лес возникал вновь и вновь, попеременно сменяясь мощнейшей красно-серой крепостью Рубежа, беспредельной полосой дневного неба, каменистым островом с четкими линиями усадьбы семьи атженай, сияющим "Кораблем". Стремительные перевороты и быстрые скользящие глиссады, завершающиеся резкими наборами высоты, внутри механизма просто не ощущались. Редкие постукивания в туловище сказочной машины совершенно прекратились. Лукреция улеглась удобнее на дне корзинки. Спокойствие, чувство легкости и завершения важного дела завладели девочкой, по-прежнему плотно обхваченной теплым удобнейшим креслом. Жалвейнчик пожевал губами и не просыпаясь, показал сестрице язык.
Летательный аппарат солидно прибавил скорость и прекратил фокусничать. Небо Пристанища оказалось зажатым в широком окошке, описывающим полный круг над Байтамчиком и оранжевым кристаллом. Все выправилось. Теперь "Корабль", как полагается, плыл вверху. Чащоба оказалась внизу. Разумный зверь умело управлял машиной, заставляя ее мчаться вдоль Рубежа так быстро, что очертания отвесных базальтовых скал, скользящих у самого борта механизма, сливались в единое неразличимое пятно. Тженейр не выпадала из кресла и даже не качалась. Жалвейнчик тоже продолжал тихо и хорошо спать в корзинке, положив шею на горячий кошачий бок. Лукреция блаженно щурилась, наблюдая за девочкой.
- Братику чуть-чуть хочется к мамочке... Наша Марселеночка... Марселеночка скучает по Жалвейнчику.
- Байтам знает, - ответил зверь.
Девочка смутилась, потому что сейчас опять чуть-чуть не обидела верного друга и храбрейшего союзника. У Байтамчика не было головы, глаз, ушей; руки и ноги вырастали как того требовала остановка, а речь оставалась до обидного убогой, но он мудрый, инициативный, предприимчивый. Конечно, разумный зверь понимал, каково сейчас приходится Маргарите. Конечно, он знал, куда и как долго придется лететь к папочке и, торопясь, разогнал найденную в сложнейших лабиринтах машину до скорости крылатого ночного хищника. Байтамчик хитер! Он ловко провел врагов! Лабрисы до сих пор колотятся в верхний люк бака, закопанного под усадьбой, не подозревая об удачно исполненном плане Байтамчика!
Представив вытягивающиеся лица упорных врагов, все-таки открывших, взломавших, прогрызших защищенный заклятием вход в пустое убежище, Тженейр даже бровью не повела. Воспитываемая на элементарных, честных принципах семьи атженай, она не научилась всерьез радоваться чужим заботам, неудачам, горестям. Идея о полнейшем, унизительном поражении скудоумных и жестоких врагов не сумела позабавить девочку, но отдалила густую тень большой войны, сразу забравшей, отнявшей мамочку.
Переболеть потерю Дижийен было нельзя. Зато ворвавшиеся в гостиную семьи атженай лабрисы вдруг стали обычной памятью, в которой давно хранились сведения о змее, со злостью цапнувшего собственный хвост. Неприятель ворвался на Пристанище, натворил бед и теперь семье атженай придется заново учиться жить без мамочки. Войны, объемных бранных стратегий с обеих сторон, других столкновений с лабрисами после феерической победы Байтамчика Тженейр уже не предполагала.
Летательный аппарат спешил к цели. Безопасность, тепло, тишина, молчание Жалвейнчика после вскриков, плача, нервотрепки, хождений во враждебной, населенной чудищами тьме, расположило девочку к долгожданному и необходимому отдыху. Им так много довелось вытерпеть с братиком, что из всех пыток осталась лишь пытка ожиданием. Измученная прошлой, почти бессонной ночью и длинным походом сквозь металлические лабиринты, Тженейр мягко заснула, продолжая цепко держать корзинку с Жалвейнчиком и кошечкой.
Управляемая невозмутимым Байтамом, машина четко двигалась в выбранном направлении. Даже свет вездесущего и деятельного "Корабля" не смел угнаться за стремительным, легким аппаратом. Машина мчалась, будто нарочно убегая от дня, еще владеющего местами, знакомыми семье атженай.
За окошком летательного аппарата потемнело. Неприступная стена Рубежа сначала заметно снизилась, затем стала пропадать в густой растительности и, какое-то время выбрасывая в мрачную чащобу массу чудных, формой похожих на человеческие пальцы базальтовых останцев, совершенно истаяла на берегу обширнейшего водоема. Океан негодующе кипел. Острыми выступами убивая сбегающий к прибою лес, разрывая кожу Пристанища и выворачивая из нутра планеты огромнейшие валуны, над водными глубинами лениво вздымалась черная, угловатая туша.