Публика рисует себе глаза, чтобы ослепнуть от собственной лжи.
Глава 1.
Коэффицент сытости и алчности.
В старину, когда бумага предоставлялась только богачам, бумагу экономили. Следовательнотекствыгляделтакимвотобразом,чтобыпробелынеотнималидрагоценноепространство. Неважно, о чем хотели сказать писари, когда писали, и на каком языке они это писали, и для кого. Важно понимать, что они делали это, потому что хотели это делать. Они уважали свои желания и старались им удовлетворить. Это и есть алчность. Сытость - возможность позволить себе бумагу в том или ином количестве, чтобы исписать ее. И где-то между этими двумя ипостасями, сытостью и алчностью, заключена истина, которая пронизывает эпоху за эпохой, отшелушивая всю инфраструктуру (и искусство, соответственно).
В этом, собственно, ключ. Ключ к пониманию механизма, на котором устроен хоровод людей и их амбиций.
Глава 2.
Провокация.
Теперь немного о деталях. Говоря о том, что пишут люди на бумаге и для чего.
"Раз язык универсален, раз люди договариваются друг с другом с помощью языка, то этим следует пользоваться". Это заложено у всех в подкорке. И, поэтому, неважно, что мы пишем и для чего, провокация все равно возникнет сама собой, не по воле алчной души, а по воле языка. Язык нами управляет. Мы хотим управлять людьми, потому что мы властны над ними, потому что мы способны нести знания и передавать их, а они как бы тоже могут, но еще не столь уверены в себе.
Глава 3.
Эволюция провокации из текста в картинки.
Провокационные картинки намного эффективнее, чем просто текст.
Глава 4.
Разнопёрстность цивилизаций и их споры.
Война. Две обезьяны и один банан. Афиши взывают граждан к участию. Верь и иди под огонь. А мотивация - банан, желанный для обеих обезьян в своем полном размере. Деление неуместно. Выжить засчет других, или умереть, но за банан.
И не подумайте, что я взываю к миру, к возможности поделить банан, чтобы обе обезьяны остались полуголодными. Вовсе нет. Сама жизнь и есть война. А без банана нет жизни. И пусть жизнь будет полной, хотя бы для одной обезьяны, но полной.
И искусство сродни войне. Ни одна обезьяна не захочет дать себя в обиду, уж тем более в борьбе за банан.
Глава 5.
Маркетинг.
Основная идея маркетинга - вывернуть войну наизнанку, разрисовать убитые тела солдат в разные цвета, отвлечь внимание покупателей и ободрать их по полной программе.
Глава 6.
Алкоголь и наркотики.
Чтобы система маркетинга не изжила себя, рабочий человек позволяет себе по вечерам выпить пива или скурить косячок. Чтобы война переносилась легче и романтичнее.
Глава 7.
Романтика.
Вот теперь, именно с этого слова, можно раздольно поговорить об искусстве. Искусство, конечно, было всегда, с незапамятных времен, как сама физика и химия, но свою икону оно преобрело именно с "романтики". Потому что как только люди стали романтиками, искусство стало настоящим культом, а не просто нашей тенью, как когда-то. Человек начал интересоваться своей тенью и тут же бросился бежать с ней наперегонки. И этот человек до сих пор пытается ее обогнать. Мы воспеваем свою тень, рисуем ею на стенах свои очертания, пытаемся утопить ее в воде и т.д.
Глава 8.
Конформизм.
История не помнит, чтобы в старину были индивидуалисты, такие, как сейчас. Были художники-классики. Они изображали то, что видели, стремясь прийти к альтернативной реальности на своем "холсте". Возможно и были индивидуалисты, но нет, их не было. Фотографичность была основным критерием, и, наверное, единственным критерием. Разумеется, была своеобразная культура исполнения, которая изменялась с течением войн. Но культура не давала спуску реалистичности, никогда. Люди попросту жили в мире, видимом только снаружи, и красота этого мира и возможность запечатлить эту красоту ложились на их худые плечи. Работы было много, и у людей не было времени находить шедевры между строк. Поэтому богачи, гуляя по рынку, видели лишь труд, вложенный в картину.
Глава 9.
Нонконформизм.
Сказать, с чего пошла мода быть индивидуалистом, все равно что мерить искусство в килограммах или минутах. Дело в том, что индивидуальность - неотъемлема от человека, просто в старину она хорошо присекалась низким уровнем комфорта. Как только сытость перевесила алчность (а на самом деле алчность никуда не делась, и вообще забудьте про эту дурацкую метафору), индивидуальность нашла себе место разгуляться.
Глава 10.
"Образность"
Самостоятельная живопись или скульптура кроме того, что она стала быть более самостоятельной и субъективной, разумеется, соблюла некий прогресс в самое себя. Привычная реальность потерпела настоящее сотрясение. И сотрясение это повлекло за собой поистине глубокие "разрушения". Художник, испытав долгое интеллектуальное воздержание над строгими формами, не выдержал, и неунятая страсть перетекла в некое извращение. Художник начал мять, искажать, увеличивать и уменьшать. И некоторые попытки поимели неистовый успех, но позднее своего времени.
Глава 11.
Пейзаж и что-то кроме пейзажа.
Импрессионизм. Впечатление. Издевательство над гаммой цвета и карикатурность лиц. Вот так художник осилил собственный нрав, он смог дотянуться до оголенного провода и позволить сделать это зрителю.
Глава 12.
Экспрессия.
Дамы с зонтиками, яблочные сады, поезда, пляжные дети и т.д. - замкнулись сами на себе. Этого и следовало ожидать. Глаза автора перестали заглядывать за границы холста в поиске маятника. Лабиринт из яблонь закончился. Открылся пустой горизонт. Человек остался наедине со своим организмом. Стулья, столы, квадраты и круги востребовали другого автора, потому что этот им уже надоел. Стул заявил о себе в белом пятне на фоне мазутисто-черного полотна, он захотел быть таким, он чувствовал себя таким. Стол обезличился, он сказал, что его нет. А квадрат и круг подали в суд на автора за его некомпетентность.
Так, человек стер свои зубы о несуществующую стену.
Глава 13.
Искусство и деньги.
Объекты искусства стали поводом для спора заскучавших баронов. А вкусы баронов стали объектом для спора авторов. Таким образом, искусство основательно упрочнилось на человеческих заработках и кредитах, найдя в этом самое надежное место, откуда можно было бы творить свои добрые и злые дела.
Глава 14.
Истерика.
Взвесив все нажитые писанины с пробелами ибезпробелов, художник погрустнел. Но рука его не дрогнула. Угловатая линия калякулей продолжила ползти по бумаге, словно печатая кардиограмму умирающего животного. Пока не свелась к точке, такой одинокой и чистой перед намыленными лицами баронов и перед худым, пропитанным алкоголем и наркотиками, телом автора. Объекты денежного спора остались во "времени денег", и художник озарился новым откровением. Точкой.
Глава 15.
Концептуализм.
Время концептуализма - это время, когда объекты денежного спора превратились в объекты денежного спора, когда деньги стали обмениваться на услуги и наоборот, такие бумажные деньги, зеленые, синие или рыжие, или железные деньги, когда дерьмо в банках стало стоить целое состояние, когда культовое кино стали снимать на любительскую камеру без сценария и без монтажа, когда нефть стали поджигать просто так, когда высочайшим объектом искусства стала корзинка для лифчиков или для носков, когда в рекламе стало непонятно, о чем реклама, и т.д.