Медсестра проводила меня в отделение (непосредственно туда, где и лежат психи) и сказала сесть на кушетку - первые два часа я думал только о том, когда меня позовет врач, чтобы услышать мои жалобы. Я хотел просто сказать ему, чтобы меня сейчас же выписали отсюда нахуй, ато я не знаю.. окно разобью. (я прекрасно знал, на что подписываюсь. Всем призывникам, без исключений, ни при каких обстоятельствах не разрешено покидать стационар. Поэтому я ему ничего не сказал, я осознал всю тщетность своих юридических познаний перед угрозой военной службы. Впрочем, через пару часов я начал выходить из состояния шока и уже смотрел на все с приятной стороны).

Так вот, ожидая свое постельное белье, сидя на кушетке, я видел множество странных людей проходящих мимо. Некоторые приветсвовали меня, а некоторые косились. Большинство просто смотрело телевизор или находилось в своих палатах. Я же сидел и ждал, и чувствовал себя полным ебланом, что пошел на все это.

Мне показали мою кровать. Она находилась в самой большой палате, прямо в середине между двух крыльев. У ее дверей сидели две жирные бабы и вели активный образ общения с клиентурой клиники, используя в своем наречии самые что ни на есть правильные слова, как например... ну вообщем дело там и рядом не стоит с такими, казалось бы, неделовыми обращениями, как "жопа", а вот"сука" или "уёбище", например - другое дело. Между тем, со мной они обращались ласково, поняли, что мне тут не по себе и все такое. Добыли для меня лучшую постель, какая у них была, показали мне кровать, пообещали, что тут никто не кусается и все у нас добрые и общительные. Это-то понятно. Но они забыли меня предупредить, что я буду спать в палате с 15 человеками, у которых "голоса" (такое понятие в шизофрении), хронический бронхит, и диссонансный моему сну пердёж, от которого вибрируют колени. Все это складывается в одну какофонию и по частоте приближается к шуму водопада. Засыпаешь в 3 утра, не раньше. Ну, в первый день. В предстоящие дни я понял, что уже не могу без всего этого крепко спать. А спал я потом действительно крепко, один раз даже немного обоссался, но это секрет.

Первым моим знакомым стал выходец лихих 90х, Алексей (обойдусь без настоящих имен). Он говорил довольно сумбурно, по-началу интересовался моей жизнью: с какого района, где работаю и т. д, а потом что-то говорил про судьбу, что у каждого она своя, и что нельзя смотреть в разбитое зеркало, и что первой моей машиной будет Форд Фокус. Перекинулись с ним в карты, и через какое-то время он от меня отстал. Подходил разве что поглядеть на мою книгу, которую я купил как раз перед больницей. Роман Кена Кизи "Над кукушкиным гнездом", тоже про психушку. После этого он еще долго не мог успокоиться.

Когда очередь дошла до сортира, я столкнулся с удручающим фактом, который вскоре встал мне поперек жопы. Фактически, это был не туалет, а "Курительная", так и написано было на самой двери (с окошком). Заходишь туда, протискиваешься между туловищами и замечаешь два унитаза без стульчаков. Хочу заметить, что в отделении - почти 80 человек, каждый из которых исправно кушает в столовой, а соответственно - вынужден ходить в туалет. Считайте, что вы попали. Если там каким-то образом только двое - то это уже фантастика. А вообще, норма - это человек 6-10. Но я как впервые туда зашел, разворачиваться было поздно, и, что делать, поссал, так как я хотел ссать и с этой целью, собственно, зашел туда. Конечно же, весь последующий день меня мучил вопрос, что делать с дерьмом в прямой кишке, от которого надо периодически избавляться. На ум пришло посетить туалет медперсонала, или отпроситься в нормальный туалет по пути из отделения в какой-нибудь кабинет физ-лечения, например, где есть отдельная кабинка и все условия для уединения. Но что-то я задержался в этом замкнутом пространстве с одной единственной курилкой, такой же населенной, как моя палата, и без всяких лазеек. Я решил ждать до поздней ночи. Встал где-то в час, когда свет уже почти нигде не горит, надел тапочки, пошкрябал в туалет. И что я вижу? То же, что и днем. Да хули делать, я сел. Посрал, и неплохо так. На меня почти не пялились, только один мой сосед по палате, которого звали.. эмм, Григорий, спросил своего собеседника, курящего напротив, сидя на скамейке, "получается ли говно из бананов?" Я решил сказать им, что получается. А этот Григорий наблюдал за моим рационом первые дни, видел, что я отказываюсь от еды в столовке, пью только кефир и съедаю пару бананов за день. Ну да, я пытался растянуть стул, чтобы по-человечески посрать в нормальном толчке, оборудованном для людей, когда подвернется возможность оказаться вне отделения. Я припомнил все, что съел за время в больнице, и Григорий сделал вывод, что говно от бананов получается ровно так же, как и от тушеной капусты с рыбой, или как от пюре с курицей. Вообще, Григорий был главным шизофреником. Я сейчас сильно жалею, что не записывал его изречений, которыми он обогощал сознание нашей палаты во время отбоя. Он общался с "голосами". Они, видимо, были для него такими же людьми. Они что-то там ему говорят, а он им отвечает. По содержанию его ответов я понял, что он начитанный парень. Просто в какой-то день его, видимо, ебнуло током, или случился какой-то кошмар, и он стал таким. Он оказался абсолютным индивидуалистом. Вот если взять образованного человека и лет на 20 оставить его на необитаемом острове, получится что-то похожее на Гришу. Однажды я понял, что он просто больной. Это после того, как я долгое время думал над его логикой и издержками из библейских писаний, как я пытался найти с ним общий язык, как он учил меня читать книгу задом наперед и как надо расшифровывать секретные послания, которых на самом деле нет, и как он объяснял мне на примере пачки сигарет, что такое авангард. Он предлагал мне играть в странные игры на бумаге, а еще его ладони всегда были исписаны ручкой. Он дал мне задание, на основе алгоритма, вычлененного из слова "TERMINATOR", придумать некое имя, которое много значило бы для России, что-нибудь историческое. В итоге он меня задолбал, и я старался его игнорировать.

Еще один незаурядный шпендень лежал по соседству со мной, перпендикулярно мне, у стенки. Он был конченным мусульманином, четко соблюдал распорядок намазов и в ожидании первой смены столовой, в обед, держал ладони перед глазами и чего-то там бормотал. Ходил как мумия по отделению. Он мне сразу не понравился. Особенно после того, как сделал мне выговор. Вообщем, сижу я себе, читаю Кена Кизи, он вдруг обращается ко мне, спрашивает: "У тебя есть штаны?" Я говорю, "Чего?" Он опять спрашивает про штаны (а сам я в шортах и мне это нравится). Я говорю, что есть у меня штаны. И он просит меня надеть их. Я спрашиваю "зачем?", а он говорит, что в Исламе так ходить (в шортах) неприлично. Я ему так ничего и не ответил.

В общей массе других я не выделил. Только самых дееспособных..

Несколько слов о столовой.

Завтрак, второй завтрак, обед, полдник, ужин. Звучит полно, на первый взгляд, но в продолжении своего срока я начал понимать попрошаек, которые выжидают тебя со "свиданки". Когда ты выходишь с черным пакетом, они налетают как мухи на говно. Шарахаешься от них, хотя у самого аппетита нет и думаешь, нафига мне все это, я же просил, ничего не надо, мам, я пытаюсь не срать! Но когда кто-нибудь из них доходит вместе с тобой прямо до твоей кровати и молча стоит, не знаешь, что и делать - ну ладно, пару печенек-то уж не жалко. И первое время, находясь в больнице, еще не адаптировавшись, удивляешься, как они могут не обходится здешним меню, да еще с добавкой. Но когда чувствуешь себя как дома, когда в любое время дня тебе открыты пути и в сортир, и в ванну, и в зал с телевизором, и в палату, где ты можешь лежать, сколько душе угодно, то так же, как и дома, испытываешь необходимость постоянно что-то жевать. Не знаю, как вы, но я дома постоянно ем. И если представить, что эти люди буквально живут там, хронически больные, хрен знает с какого года на учете у психиатра, то их можно понять, потому что к ним почти никто не приходит, а в столовой дают всегда одно и то же.

Кроме всего прочего, меня еще и обследовали. Ведь я для этого лег. Так как больница, в которой лежал я, является филиалом, то на обследования мне приходилось ездить на Ершова. Для этой цели нас (тех, кого возили) будили спозаранку, давали 10 минут, чтобы одеться, и выводили к "бобику". К УАЗику, то есть. А выходили на улицу мы не в своей одежде, нихуя подобного - в наше распоряжение давали здешний гардероб. Шапки-ушанки, валенки, рваные валяные галоши на молнии, телогрейки, объеденные пальто, обкончанные шарфы, шапки-петушки, да и вообщем все. Я одевался в телогрейку, клетчатый шарф, шапку ушанку и валяные галоши на молнии. Все равно было холодно. Я так ездил раз 5. Кроме поездок некоторые обследования проводились на месте, в том числе разговоры с моим врачом. Я делился с ним своими жалобами, а он все это, видимо, записывал потом в мое дело. Еще мама принесла ему папку, с моими рисунками и картинами, и некоторыми писанинами. Ему все понравилось. А потом мне назначили профессора. Он ждал меня в кабинете врача. Мы с ним недолго поговорили, после чего он пригласил меня на лекцию к молодым врачам. Сам профессор решил уделить мне время! Я весь трясся от переизбытка внимания, и вот дождался. Он позвал меня прямо из палаты. Я шел за ним, мы поднимались по лестницам, зашли в последнюю дверь, и я понял, что захожу в лекционный зал. Впереди короткий коридорчик - я выхожу на свет и чувствую рев тишины с трибун позади себя. "Ух ты блин" - сказал я. Профессор это так и проконстатировал, как бы уже приступая к работе: "Ух-ты-блин". Зрителей надо мной было человек 20. Все они как сидели, так и сидели. Профессор представил меня им, а мне сказал, что бояться нечего, люди эти без предубеждений, и что я могу ничем себя не сковывать. Сейчас я уже с трудом смогу восстановить обзор моей личности. Но могу точно сказать, что им всем понравились мои картины. Их посмотрели все. Самыми интересными из моих творений профессор пытался меня как-то охарактеризовать, и я с ним соглашался. Особенностью диалога, правда, было не это, а, скорее, моя физиология, потому что сам профессор преподавал медицинскую психологию. Не исключаю тот факт, что, конечно, был затронут вопрос о мастурбации. Тут я нисколько не постеснялся. Но информацию насчет суточной нормы решил скрыть. Общались мы минут 40. Я остался доволен. После такого духовного полета вся психушка оказалась мне совершенно по боку, мне даже домой перехотелось.

Через ряд обследований из большой палаты круглосуточного надзора меня перевели в палату для призывников. Она-то была люксовая. Но молодежь она хуже психов. Не спит допоздна, доканывает играми в карты или еще во что-нибудь. Не оставляет в покое, постоянно кому-нибудь что-нибудь взбредет. Суета. После общения с профессором все остальные дни были неотличимы. 70% свободного времени уделял чтению. За весь срок прочитал: "Над кукушкиным гнездом", "Том Сойер. Гекльберри Финн", все рассказы Хемингуэя, "Жизнь мальчишки" Маккомона, "Спанки" Фаулера, а оставшиеся 3 дня хуй пинал, так как уже не в силах был ни на чем сосредоточиться.

В итоге мне снова назначили профессора на заключительную дуэль. Только там уже был другой профессор, и он только и делал, что брал меня на понт. Провоцировал, то есть. Сказал, что начало недописанного мною романа, который я писал лет в 12, полное говно, совершенно пустая и подражательная ложь без всякой соли. Дословно я не помню, что он там говорил. Ах да, этот разговор также проходил в присутствии 10 студентов. Один даже иногда что-то вставлял за профессором, но тот его усмирял. Я делился с ними своими домыслами. А профессор гнал на меня, что половина мною сказанного за все время пребывания в больнице и в военкомате - наполовину выдумано и взято из интернета. Я с ним не согласился. Я расставил все точки, и в открытую попросил от него результата, когда разговор подошел к концу. Я сказал, что мне интересен диагноз, поскольку, как ни как, я пытаюсь откосить от армии. Студентишки прыснули в кулаки. "Результат мы обсудим с коллегами, - сказал профессор". Так я вышел из кабинета, даже не попрощавшись.

В конце концов, я дождался начмеда (не помню, как это расшифровывается). Это была женщина. Тоже восхитилась моими картинами, изумилась моему складу ума и отношению к обществу. Сказала, жаль, что появилась возможность побеседовать с моей персоной только перед самой выпиской. Спросила про мысли, заложенные в мои композиции. О чем они и т. д. Спрашивала, почему у меня на голове творится такой хаос. Я сказал, что мне нравится носить длинные волосы, и что донашивать одежды за братом и покупать рубашки в секонде - мне тоже нравится. Еще меня спросили про девушек, как у меня с ними, туда-сюда. И кстати говоря, каждый врач в больнице хоть раз спросил меня, нет ли у меня девушки. Я так и сказал начмеду, "почему у всех такой интерес к моей личной жизни?" Ну я это просто так спросил. Она мне: "ну, половая жизнь на 90% определяет положение человека в обществе, насколько он открыт и насколько готов реализовываться дальше с перспективой на приобретение потомства и счастливой старости". Я-то это сам понимаю. И решил еще добавить, что дал обет, что никогда не продолжу свой род. Даже, наверное, вазэктомию себе сделаю. Они спросили "почему". Я ответил, что это просто крайне эгоистично обрекать еще одного человека на такие страдания. Потом мы еще какое-то время поболтали, меня отпустили к себе в палату, потом позвали снова, и сообщили радостную новость, что я не годен. Расстройство личности у тебя, братюнь.

Вот такие пироги.