Сашка был слабым музыкантом - это он и сам понимал, но от понимания этого жизнь его не становилась хуже. Сашке совсем не хотелось стать выдающимся пианистом - он их, великих, никогда и не слышал, а уж про то, что самому быть одним из них, и задумываться не желал.
В консерватории, на уроках музыкальной литературы, когда ставили пластинки с записями классики, он моментально засыпал на задней парте. Причем, делать это научился виртуозно. Ставилась пластинка, которую надо было прослушать целиком, Сашка закрывал глаза, как бы наслаждаясь игрой великих мастеров, и... банально спал.
Обычно он просил соседа по парте разбудить его с последним аккордом оркестра и просыпался моментально, даже успев сделать на лице маску неземного блаженства и умиления прослушанным. Обладая хорошей памятью, Сашка мгновенно распознавал десятки серьезных произведений мировой классики, но для опознания ему обязательно нужны были последние такты произведения, иначе не получалось - ведь он только их и слышал.
Сегодня на уроке в аудитории, где было всего 12 студентов, и заснуть не представлялось никакой возможности, Сашке предстояло проделать свой коронный номер. Жизнь научила его невероятной способности - спать с открытыми глазами и при этом время от времени даже менять выражение лица. Некоторые преподаватели вычисляли Сашку - они задавали ему вопросы, а он не мог на них отвечать, поскольку,конечно же, спал и не мог слышать, что вопрос был задан именно ему. Но чаще Сашке удавалось провести преподавателей, особенно если это происходило на лекции в большой аудитории.
Сегодня Изольда Олеговна - преподаватель музыкальной литературы, знаток и ярый фанат творчества Бетховена - разбирала очередную сонату своего кумира. Углубляясь в тонкости гениального Мастера, Изольда Олеговна вошла в раж и жаждала взаимопонимания и хоть какой-то ответной реакции, ища ее в глазах студентов. Студенты же старательно отводили глаза в сторону, дабы не нарваться на вопрос о том, в какой тональности и почему была написана данная соната. Единственным человеком, глядящим в глаза Изольды Олеговны, был Сашка - потому, что он не выдержал и заснул буквально на пятой минуте лекции.
На лице спящего Сашки бродила дебильноватая улыбка - ему снилась флейтистка Мира, с которой у него сегодня был неожиданный сексуальный контакт в половине восьмого утра, когда он забежал к ней за учебником сольфеджио. Сашка знал, что у Миры была такая чудесная, трогательная привычка - никогда не отказывать сокурсникам в их сексуальных домогательствах Неожиданно приятным открытием сегодняшнего утра стало осознание того, что к мириному телу имеется почти круглосуточный доступ.
Изольда Олеговна, глядя строго в глаза, уже третий раз задавала Сашке один и тот же вопрос. Она не понимала, что именно сейчас, в своих снах, Сашка был где-то далеко, а точнее в соседнем здании - в общежитии, в постели Миры... Мира же в эту минуту сладко спала, по-детски сложив ладошки под щечку, ей снился Игорь Сулькин, который заглянул через час после Сашки - одолжить заварки для чая. Мира, конечно же, дала ему заварку, но не оставила Игорька и без своего фирменного десерта. СУлькин был настолько обрадован десертом, что, собственно, сам чай ему не понадобился.
Подталкиваемый соседом, Сашка очнулся и, глядя в глаза преподавателю, совершенно невозмутимо произнес: "У меня пока еще нет сложившегося мнения по этому произведению, хотя оно и затрагивает мои самые глубокие чувства". Эта фраза работала безотказно - фанатичка Бетховена готова была расцеловать любого, чьи чувства было затронуты так глубоко любимым ею композитором.
В общем, в этот раз пронесло... Решив не испытывать более судьбу, Сашка не стал больше спать и, под видом ведения конспекта, стал заниматься подготовкой к вечернему занятию любимым делом.
И вот тут мы подходим к главному - любимому делу Сашки.
Будучи уверенным, что ему никогда не стать большим музыкантом, он все же нашел дело, в котором был виртуозом - игра на свадьбах. Там он не только играл и пел, но находил и все остальные радости жизни - деньги, регулярные сексуальные похождения, обильную и вкусную еду и выпивку. Последнюю он не только употреблял от души, но и ухитрялся утягивать домой, умело припрятывая пару-тройку бутылок в звуковую колонку, в которой для вывоза спиртного сделал специальный потайной карман.
Кроме относительно легкого получения полного набора удовольствий на свадьбах, Сашка ухитрялся постоянно попадать в приключения, из которых нередко выходил побитым, но потом гордо хвастался в узком кругу друзей.
Сейчас же Сашка решил посмотреть свое расписание свадеб на ближайший месяц. Даже самый беглый просмотр и подсчет давал очень обнадеживающие результаты - работы, а следовательно и денег, было достаточно для обеспечения Сашкиных основных жизненных удовольствий и потребностей.
Сашка был холостяком, снимал крохотную однокомнатную квартиру, спартански оборудованную для принятия пищи, отправления основных физиологических и гигиенических потребностей и приема девушек, которых у Сашки было бессчетное количество.
Увлеченный подсчетами и составлением плана действий, Сашка даже не заметил звонка, возвещавшего окончание урока. Очнувшись, он собрал свои вещи и пошел к выходу, где его уже ждал Славик Осинников - преподаватель по классу барабанов и постоянный партнер Сашки в свадебном коллективе. Славик - очень разносторонний музыкант. Он преподает в консерватории, подрабатывает в оркестре кукольного театра и играет на свадьбах. Но главное достоинство Славика заключалось в том, что, в отличие от сезонных свадебщиков, он имел стабильную работу - похороны. Тут дело было беспроигрышное, ибо как любил поговаривать руководитель их похоронной команды Степаныч: "Мертвое дело - живая копейка".
На профессиональном языке надгробных музыкантов, на похоронах они не играли. То, что они делали, называлось "тащить жмура" и слово музыка тут не употреблялось никогда. Свой сплоченный похоронный коллектив они в шутку называли ВИА "Земля и Люди". Попасть в него постороннему человеку было невозможно - даже если кто-то из музыкантов болел или не мог придти, Степаныч предпочитал "таскать жмура" втроем, чем брать кого-то со стороны.
Сегодня Сашка со Славиком играли свадьбу на выезде, где-то в селе. Платили там побольше, но и работать заставляли до упаду. Обычно сельские свадьбы были обильно наполнены едой, самогоном и неистовым мордобоем. При этом музыкантам приходилось выполнять очень сложную функцию - не прекращая музицирования, прикрывать собой инструменты и аппаратуру, ибо мордобой, особенно на второй день, возникал перманентно и затихал только на непродолжительное время, отводившееся под выпивку и утирание разбитых носов. Дрались все и со всеми: гости с гостями, родственники жениха с родными невесты, случайно зашедшие соседи или просто люди с улицы, которых гостеприимно звали к столу, но через полчаса начинали допрашивать на предмет: "Ты меня уважаешь?".
Сегодня у Сашки со Славиком была именно такая - сельская свадьба, на которую надо было ехать 60 км за город и оставаться там до воскресенья. Наученные горьким опытом, музыканты знали - к концу третьего дня все местные будут ходить с опухшими рожами, злобные, похмельно-пьяные, ищущие повода для выпивки или драки, и в это время любые просьбы об оплате за сыгранную свадьбу будут выглядеть, по крайней мере, смешно, а скорее всего - оскорбительно. Чаще всего, на третий день платят половину или вообще не платят, ссылаясь, что "деньги у батьки, а он, козел пьяный, спит в сарае". Именно поэтому Аркаша Ицкинд - саксофонист и руководитель коллектива - завел железную привычку: требовать полную сумму еще до выезда и не загружать аппаратуру в машину без полученных и разделенных между музыкантами денег.
В этот раз сумма за обслуживание свадьбы была уже получена сполна, все пришли в ДК для погрузки аппаратуры и хохотали, заготавливая каждый свое укромное место для схоронения будущей утянутой водки. Про такую экспроприацию спиртного Аркаша обычно говорил: "Беру исключительно детям на компресс - если, не дай бог, простудятся". Водкой, взятой Аркашей на компрессы со всех сыгранных им свадеб, можно было бы наполнить приличный бассейн олимпийского размера. В общем, за будущее его детей можно было быть спокойным - папа заботился об их здоровье неустанно, тем более, что пока у Аркаши и его толстой жены Инги детей не было.
Все уже было готово к выезду, как всегда, ждали только певицу - Катьку, которая, хоть и пела неплохо, но была ужасно недисциплинирована, и ее опоздания на час обычно квалифицировались как большая удача всего коллектива. Аркаша, как всегда, гундосил что-то про "последний раз, когда он едет куда-либо работать с Катькой", но Сашка со Славиком знали некоторые интимные подробности отношений между Аркашей и молодой вокалисткой, и потому сильно сомневались в потере певицы.
Наконец Катька влетела в фойе ДК, где музыканты уже расположились на кушетках, предназначенных для отдыха трудящихся в перерывах между отделениями в концертах местной самодеятельности. Она внутренне была готова к взбучке, а потому прямо от входа затянула песню "про сломанный автобус и пробки на Смоленской площади". Аркаша хотел уже было сменить гнев на милость, как вдруг увидел на Катькиной шее чудовищных размеров коричнево-лиловый засос, неумело запудренный каким-то средством, весьма удачно оттенявшим кровавую синеву доказательства Катькиных отлучек на "ночные репетиции". Стараясь не подать виду, Аркаша небрежно, не глядя на Катьку, процедил сквозь зубы: "О твоем поведении мы поговорим позднее, а сейчас - в машину!".
Следующие три часа вся компания, разгоняя стада коров, тряслась по ухабам сельского бездорожья. Обман раскрылся очень скоро - заказчики, опасаясь запроса надбавки "за дальность", слегка изменили расстояние, которое вместо обещанных 60 километров растянулось в добрых 170.
Наконец, с горем пополам, пыльные, усталые и потные, наши герои добрались в село с незатейливым названием Пентюхово. Село, на первый взгляд, показалось им полностью вымершим, но, когда добралиись до уродливого дома, где должна была проходить свадьба, стало ясно, что все Пентюховцы, включая грудных младенцев, полупарализованых стариков, собак и облезлых коз, собралось в одном месте - здесь.
Расставляя аппаратуру, Сашка исподлобья рассматривал собравшуюся аудиторию. Обычно, он сразу же находил объект вожделения, за которым охотился всю свадьбу и в конце концов склонял с соитию, зачастую в самых неожиданных местах типа женского туалета, чердака, сеновала или кухонного помещения для хранения картошки - в общем, фантазия у него была бесконечная. Бывали случаи, что Сашке удавалось склонить к прелюбодеянию даже невесту. Такие случаи он тщательно коллекционировал, запоминая мельчайшие подробности и гордясь ими неимоверно. В этот раз, быстро окинув гостей профессиональным взглядом, Сашка с ужасом осознал, что нет ни одной одинокой девушки. Посягать на девушек, пришедших с парнями, он не смел, так как знал, что сельские дерутся за подруг отчаянно и необыкновенно жестоко. Тут могут быть даже летальные последствия для посягнувших на подругу, с нечеловеческим трудом отбитую у остальных односельчан мужского пола. Однажды, после попытки охмурить сестру жениха на свадьбе, Сашка был бит так, что пару месяцев после побоища мучительно пИсал кровью и вздрагивал от каждого неосторожного женского взгляда даже в подъезде собственного дома.
В общем, пока было рано делать выводы, и нужно было приступать к работе. Гости, включая молодоженов, уже были в боевой кондиции, самогонка лилась рекой, и всем хотелось пуститься в пляс, что и произошло через 20 минут после прибытия оркестра.
Следующие 12 часов пролетели как один миг: все ели, плясали, потом опять ели, опять плясали, немного дрались, опять плясали и так - до 5 утра.
Все это время Сашка тщательно подбирал кандидатуру для согрешения и не смог остановиться ни на ком... Была там совсем неплохая свидетельница невесты - миниатюрная девушка с изящным золотым зубом, которым она, видно, ужасно гордилась и все время широко улыбалась, но ее охранял жуткого вида бугай, время от времени стреляющий глазами в поисках возможных претендентов на обладание зубом с девушкой придачу. Этот вариант отпадал определенно, последствия могли быть несопоставимы с возможно полученным удовольствием.
Вдруг Сашку посетило смутно-знакомое предчувствие - несколько быстрых обменов взглядами с невестой давали слабую надежду на то, что взаимопонимание может быть достигнуто - осталось только улучить момент. Жених не был помехой - он был пьян настолько, что сходив в туалет, забыл застегнуть ширинку и сразу кинулся в пляс, сверкая белыми трусами в горошек через раскрытое чрево незастегнутых штанов.
Ближе к утру, невеста отлучилась в туалет, который был за домом, в глубине сада. Сашка зорко следил за передвижениями "объекта" и, когда невеста вышла в сад, пошел за ней, попросив ребят поиграть без него пару песен.
За домом, в темноте, слабо виднелось белое пятно фаты, удаляющейся вглубь сада. Невеста зашла в деревянную будку туалета, закрыв за собой дверь на щеколду изнутри. Сашка, не думая о последствиях, видя, что никого нет вокруг, решительно двинул за ней в глубь сада. Подойдя к будке туалета, он просто и незатейливо постучал в дверь. За дверью раздался голос: "Кто?". Не мудрствуя лукаво, Сашка невинно произнес: "Я..." Дверь открылась на секунду, пропуская Сашку внутрь, и тут же закрылась на щеколду, тем самым давая понять Сашке исход его визита...
В будке стояла невыносимая вонь от испражнений, обильно посыпанных хлоркой. От хлорно-дерьмовой вони начали слезиться глаза и сексуальные желания у Сашки резко притупились, но невеста, наверное уже привыкшая к этому запаху с детства, проявила недюжинный пыл, цепко и недвусмысленно ухватив Сашку за детородный орган. Последующие пять минут Сашка плохо помнил, ярко запомнился жуткий перегар, которым несло от невесты, и это на какое-то время даже перекрыло миазмы, исходящие из очка туалета...
С определенной натяжкой то, что произошло между ними, можно было бы назвать сексом. Однако в комплекте с запахами из выгребной ямы, осклизлым полом, потным, разгоряченным телом невесты, повисшей на Сашке, как шимпанзе на пальме, это скорее напоминало случку свиней на заднем дворе кооперативной свинофермы. Если ко всему этому еще прибавить страх, что могут прийти гости, и Сашке будет гарантирована могила в этом же туалете, то картина экстремального секса становится вполне завершенной.
Вконец измочаленный, застегивая штаны на ходу, Сашка пулей вылетел из туалета, оставив невесту поправлять неизвестно чем измазанный наряд. Количества адреналина, которое выработал Сашкин организм за предыдущие пять минут так называемого "секса", вполне хватило бы на роту солдат, идущих в штыковую атаку. Забежав в предбанник, Сашка с ужасом увидел, что он весь вымазан в известке, которой были обильно покрашены стены туалета. Сбросив пиджак, он запихнул его в чехол от синтезатора и вошел в комнату, где шли танцы. Отсутствия невесты никто не заметил, а жених, упавший от дикой пляски на пол, тщетно пытался встать на ноги, но пока это ему не удавалось - то сам падал, то другие плясуны сбивали...
К 6 утра никого из способных твердо и внятно произнести слово "мама" на свадьбе не осталось, и это было расценено музыкантами как сигнал к окончанию первого рабочего дня. Аркаша быстро упаковал саксофон и стал искать место, где он бы смог отдохнуть и провести с Катькой беседу об упавшей трудовой дисциплине.
Сашка со Славиком забрели в какую-то комнату, где стояла железная кровать с наваленной на нее кучей верхней одежды. Безо всякого стеснения они сбросили половину одежды на пол, а на оставшейся половине улеглись спать. Заснули сразу-же как убитые, тем более, что перед отходом ко сну была произведена инъекция контрольных 200 грамм коньяка - "для повышенной скорости засыпания", как отметил Славик.
Спать пришлось недолго. Незамеченный в темноте дверной проем вел на кухню, а сама комната оказалась прихожей, и через нее с 7 утра стали ходить тетки с ведрами, кастрюлями и тарелками, громко разговаривая, хохоча, делясь воспоминаниями, совершенно не обращая внимания на Славика с Сашкой.
Тетки начали лепить на вечер пельмени. Готовую продукцию складывали на большие фанерные листы и уносили куда-то за дом. Работа у них спорилась, изготовление пельменей хорошо гармонировало с разбором полетов мужей, многие из которых сейчас были в коматозном состоянии от выпитого, сблеванного, опять выпитого и еще раз сблеванного.
Спать стало совершенно невозможно, но и сил встать не было - так и лежали Сашка со Славиком, внимая веселому хохоту баб и пытаясь сдерживать смех от их рассказов. Повалявшись еще с полчаса, наши герои все таки встали и вышли во двор, накрытый тентом, где и проходило свадебное торжество.
Картина двора была безрадостна. За прошедшую ночь с участниками свадьбы произошли кардинальные перемены. Часть гостей переболела "салатной" болезнью - эта опасное и коварное заболевание наступает в момент, когда степень опьянения достигает своей высшей точки и сидящий за столом "больной" падает лицом в салат "Оливье". В этот сублимный момент соседи, сидящие рядом с заболевшим, должны успеть повернуть голову упавшего на бок, дабы он не задохнулся от попадающего в нос зеленого горошка. Повернув голову, павшую в салат, все возвращаются к основному занятию, а "больной" продолжает сладко спать, пуская носом пузыри из майонеза. Наутро, когда "больной" приходит в себя и начинает "лечиться" первыми двумя стаканами самогона, пропущенными строго один за другим, симптомы перенесенной болезни все еще остаются в буквальном смысле на лице - выдают слипшиеся от майонеза волосы, приклеившийся к уху кусочек малосольного огурца и стойкое отвращение к салату, в обилии стоящему на столе.
Вторая группа "переболевш"их гостей была не столь многочисленной. Они в эту ночь перенесли более серьезное заболевание, именуемое в народе "асфальтовя болезнь". Этот недуг коварно проявляется обычно после десятого стакана самогона, когда, по рассказам переболевших, подлый асфальт, вздыбливаясь, поднимается на ноги и всей мощью бьет "больного" прямо по раскрасневшейся от самогонки морде. Последствия этой болезни гораздо более заметны и долговечны. Пока науке не известны радикальные лекарства (кроме йода и зеленки), способные быстро и эффективно вылечить "асфальтного больного". Зато есть очень надежное, проверенное веками обезболивающее средство - хороший первач, в течение получаса снимающий болевой синдром и сильно снижающий посткризисную депрессию.
Гости подтягивались, а точнее сказать - подползали к столу для немедленного восстановления подорванного здоровья.
Финальным выходом было появление молодых. Жених, держась за стенку одной рукой, другой пытался разлепить заплывший гигантским синяком глаз. Как он получил синяк - не помнил никто. Однако, по рассказам очевидцев, восстанавливая картину по крупицам, все сошлись на том, что вчера, когда жених отплясывал "Гопака" с расстегнутой ширинкой, у него произошло нарушение вестибулярного аппарата в виде падения, и кто-то из танцующих неосторожно наступил на лежащую на земле голову жениха, оставив сапогом столь яркое пятно на лице счастливого молодожена.
Появившаяся невеста была аристократически бледна и, пытаясь сказать: "Доброе утро", - не удержалась и блеванула прямо на лавку, где сидело несколько гостей, успевших удивительно резво отпрыгнуть от потока извергающихся остатков столь полюбившегося всем вчера салата "Оливье". Стошнив, невеста вытерла фатой рот и почувствовала некоторое облегчение, а затем немедленно запросила стопарь самогонки. По счастливому совпадению, добрый граненый стакан мутного первача был заготовлен мамашей жениха для себя самой. Видя критическое положение невестки, мамаша, стиснув зубы, отдала свой стакан молодухе.
Наконец гости сели за стол и утренний кофе в виде той же самой самогонки полился рекой. Аркаша, соблюдая правила приличия, появился за 3 минуты до выхода Катьки, всем видом показывая, как хорошо выспался. Он строго поздоровался с Сашкой, пожал руку Славику и, взглянув на часы, коротко рубанул: "До "ряженых" не лабаем".
В этом месте надо сделать отступление и рассказать о дивном обычае, существующем на свадьбах в российских деревнях. Называется он "водить ряженых" и состоит в том, что вся толпа гостей и хозяев свадьбы, переодевшись во все, что только может придти в пьяную голову, с баянистом, водкой и закуской начинают ходить по деревне. Конечная цель этого похода до конца не ясна - то ли себя показать, то ли просто аппетит нагулять, но без этого шествия свадьба теряет всякую привлекательность в глазах местных жителей. Особо тонкой юмористической особенностью таких гулянок считаются костюмы. Так как никто не шьет их специально, то по старинной традиции обходятся простым - бабы надевают мужские костюмы и, нарисовав чернильным карандашом усы, старательно изображают мужиков. Мужики же напяливают какие-то сарафаны, запихивают себе в груди по две подушки и, накрасив губы, старательно кривляются, изображая женщин, у которых Бог полностью отобрал ум, но забыл убрать волосы на ногах. Если женское переодевание не имеет особого успеха, то мужской маскарад обычно проходит "на ура". Действительно, размалеванные и жутко пьяные мужики, собранные в одном месте, напоминают всемирный симпозиум вокзальных шлюх. А в целом, если эту манифестацию перенести, скажем, в Нью Йорк, то это вполне могло бы сойти за плохо организованней парад геев в Гринвич-Виллидже. В общем, ряженые на деревенской свадьбе - дело обязательное, и пропустить его никак нельзя. Музыканты же на это время не нужны, и именно этим парады ряженых были так дороги Аркаше и его команде.
Толпа уже стояла у околицы, готовая к выходу, когда невеста вдруг объявила, что плохо себя чувствует. На это замечание никто не прореагировал - все были готовы выйти в село и жених, переодетый в какой-то сарафан и кроссовки, держа в руках литровую бутыль самогона, повлек за собой толпу с баянистом во главе, оставив невесту стоять у околицы.
Как только шествие скрылось за поворотом, невеста, почему-то резко выздоровевшая, понеслась в дом, на ходу бросив Сашке: "Подь сюда!". Словно подчиняясь армейскому приказу, Сашка устремился за невестой вглубь дома, в одну из многочисленных полутемных комнатенок, в которой скрылась его вчерашняя секспартнерша.
Войдя в комнату, Сашка не успел ничего понять, как был повален на кровать и, задыхаясь от густого кислого запаха потного, немытого с позавчерашнего дня невестиного тела, судорожно пытался нащупать застежку на лифчике. Невеста сдавленно зашипела:
- Да оставь ты это - снизу работай!
Не слова не говоря, Сашка начал задирать невестин подол, под которым не оказалось никакого нижнего белья - то ли невеста приготовилась загодя, то ли с ночи так и не надевала ничего. Дальше произошло то, что правильнее было бы назвать "Сцена на свиноферме, Акт II". Через 15 минут, вконец измочаленный, насквозь пропахший невестиным потом, перегаром и еще чем-то малознакомым, но удивительно напоминавшим запах рвоты, Сашка упал на кровать в проходной комнате, закрыл глаза и отчетливо понял - надо срочно хряпнуть водки и пойти где-нибудь умыться, желательно в речке и целиком.
На предложение составить компанию искупаться в речке, Славик виновато улыбнулся и сказал, что разучился купаться в середине апреля, и тут Сашка понял, что купание в речке может многими здесь расцениться как жест отчаяния и нестабильности психики. Отказавшись он идеи купания, он подошел к столу и незамедлительно выпил полстакана самогонки, попытался закусить салатом, но его запах показался отвратительно знакомым, и наш герой просто обошелся конфетой "Подушечка в какао".
Через полчаса вернулась процессия ряженых, и веселье понеслось с новой силой и по нарастающей.
Настроение у Сашки было препоганое. За последние несколько часов он получил такое количество разочарования и негативных эмоций, что они, захлестнув его, создали эффект перенасыщения. Надо было что-то делать. Из всех подручных инструментов по поднятию настроения он знал один, но самый верный - алкоголь. В течение следующего часа он сделал несколько инъекций этого универсального лекарства, и мир снова заиграл свежими красками. Захотелось любви, появились острое желание сходить в туалет и потребность совершить какой-нибудь подвиг одновременно.
Из трех желаний он выбрал наиболее легко исполнимое.
Зайдя в туалет, Сашка увидел место своего занятия любовью при свете дня, и его чуть не стошнило от ужаса содеянного и омерзения к самому себе. Да, так низко он еще не падал... Сидя на корточках, Сашка пытался прочесть кусок кем-то повешенной на гвоздь газеты. Статья называлась "...ило ли огород гор..." - все остальное было безнадежно утеряно. Сосредоточиться на прочитанном не было никакой возможности - мешали мухи, невыносимая вонь, резь в глазах от хлорки и тяжелые воспоминания, навеянные общей атмосферой туалета. Прежде чем употребить кусок газетной статьи в гигиенических целях, Сашка дал себе торжественную клятву - больше никогда так не опускаться и установить как абсолютный минимум для занятий сексом - подъезд. На предложения дружбы в помещениях менее комфортных, чем подъезд, решено было давать домогательницам резкий отпор.
Веселье продолжалось, лечение Сашкиного настроения проходило вполне успешно - они со Славиком, стараясь не отставать друг от друга, были очень последовательны в употреблении алкоголя и не отставали от гостей. Мало-помалу, мир вокруг стал вновь казаться светлым и радостным. Вместе с переосознанием окружающего мира к Сашке стала возвращаться и естественная для него похотливая страсть к приключениям.
Проведенное лечение значительно ослабило Сашкино чувство самосохранения и осторожности - он стал перемигиваться с золотозубой красавицей...
Славик, заметив Сашкины ужимки, мрачно произнес: - "Старик, здесь с этим не шутят!", но Сашку было уже невозможно остановить - он катился с горы в пучину сомнительного и опасного флирта и ничего не мог с собой поделать - ему уже даже девушкин золотой зуб начал казаться весьма сексуальной деталью женского туалета.
Дело подошло к вечеру. Общая обстановка среди гостей полностью повторяла вчерашнюю, с небольшой лишь разницей - жених был пьян вусмерть, и его унесли куда-то спать, а невеста неотлучно стояла у оркестра и была готова выполнить любое Сашкино желание. Находясь в непосредственной близости к Сашке, невеста заметила его перемигивания с Золотозубой и уже дважды отводила подругу для "инструктажа", но это не помогало - весна, водка и молодость делали свое черное дело - Сашка с Золотозубой уже визуально договорились о встрече и ждали только удачного момента, который не замедлил подвернуться...
Неожиданно проснувшийся жених появился в зале. После двух суток безостановочного пьянства, танцев с падениями, чудовищного размера синяком на все лицо, он представлял собой зрелище, максимально приближенное к светлому образу Франкенштейна, созданного госпожой Шелли. Жених осмотрел зал тоскливым взглядом. Используя оставшийся не полностью заплывший глаз, вихляющей походкой, короткими перебежками от стула к стулу, молодой муж начал пробираться к столу за универсальным лекарством.
А свадьба тем временем развивалась по какому-то древнему сценарию, в котором наступил черед следующему действию - краже туфли у невесты. Суть этого обряда заключалась в том, что каким-то образом у невесты выкрадывалась туфля, после чего жених должен был с шапкой в руке ходить по столам и собирать у гостей деньги на выкуп туфли из неволи. Этот древний рэкетирский обычай как нельзя лучше отвечал Сашкиным планам - под шумок, пользуясь тем, что все гости, включая ревнивую невесту, будут заняты переговорами с террористами о выкупе туфли, вытащить Золотозубую в сад и слиться в "едином порыве любовного экстаза" в любом мало-мальски подходящем укромном месте.
С вызовом новой возлюбленной заминок не произошло - она сама уже стояла на выходе и мимикой, достойной дедушки Марселя Марсо, показывала Сашке направление к месту встречи.
Ревнивая невеста, конечно же, произвела перехват сообщений, но ничего не могла сделать. Ей надо было сидеть на стуле и дожидаться выкупа, получение которого шло очень вяло - гости элементарно жлобствовали, а жених, вместо уговора на получение денег, пил с каждым на брудершафт.
Сашка отпросился у Аркаши в туалет и пулей вылетел за дом в сад. Золотозубая уже ждала его там и, опустив формальности типа выяснения имен и биографических данных, коротко, по-военному отрубила: "В летнюю кухню!".
Сашка не стал кокетничать и просто пошел за Золотозубой, по дороге размышляя, хватит ли у него времени спросить у девицы, как ее зовут. Войдя в летнюю кухню и закрыв за собой дверь, они погрузились в полную тьму. Вытянув руки, чтобы не разбить лоб обо что-нибудь острое, Сашка наткнулся на грудь девицы, которая оказалась на удивление желеподобно-мягкой, но времени на рассуждения не было - в следующий момент губы девицы впились в Сашкины, и у него закружилась голова от обезоруживающего напора похоти. Сашка ответил девице поцелуем, про себя отмечая, что она излучала какой-то смутно знакомый запах. Через минуту он понял - это был запах одеколона "Русский лес", которым, по-видимому, пользовался бугай Золотозубой. Это обстоятельство только усилило Сашкину тревогу, но природа брала свое, и он начал нащупывать вокруг себя хоть какое-то место для организации сексуального процесса.
Правая рука нащупала край какого-то стола, и Сашка с облегчением подумал, что в этот раз у них есть шанс поиметь хотя бы некоторое подобие человеческого секса. Он усадил девицу на стол, неожиданно оказавшийся довольно крепким, и, не останавливая долгого поцелуя, как в американском кино, спустил штаны и приступил к выполнению заветной цели их побега. Девица тихо засопела, а потом, остановив поцелуй, жарко прошептала Сашке в ухо: "Тока не спеши! А то как мой козел опустошисся за три минуты". Сашка взял себя в руки и решил довести дело до конца достойно и оправдать ожидания Золотозубой. Девушка, видно поверила в Сашку и, томно оттолкнувшись, легла на стол, поручив ему быть ведущим в их дуэте.
Сашка старался изо всех сил получить хоть какой-то минимум удовольствия, но не мог усыпить в себе бдительность, и больше был сосредоточен на прослушивании внешних шумов, чем на объекте вожделения. К счастью, девица только потихоньку сопела, и Сашка мог слышать все, что происходит вне сарая.
Вдруг он отчетливо услышал приближающиеся голоса. Разговаривали несколько человек сразу, говорили возбужденно, явно подходя к месту их прелюбодеяния. Сашкино сексуальное возбуждение моментально испарилось, на что Золотозубая, еще не поняв что происходит, тут же отреагировала вопросом: "Чё, всё?". "Всё..." - упавшим голосом произнес Сашка, и его ужас мгновенно передался напарнице. Она вскочила со стола и по-командирски, пресекая возможную панику, сказала: "Выходь отсюда, скажем - попить заходили"
Выйдя из сарая, они нос к носу столкнулись с парнем Золотозубой. Его глаза были налиты кровью, а бычьи мышцы напряжены и готовы к нанесению превентивного удара в Сашкин нос. Рядом с ним стояло еще три человека, среди которых он, по горящим в темноте глазам, опознал невесту. Сашке стало ясно, что это она была инициатором поиска "пропавшей экспедиции" и никакие рассказы о внезапном и синхронном приступе жажды у Сашки и Золотозубой тут не пройдут - экзекуция была неминуема...
Золотозубая решила взять инициативу в свои руки. Она резко выдвинулась вперед, закрыв собой Сашку, и повлекла всех на освещенное место в надежде на то, что на свету ее парень не станет драться. Девица вытащила всех на освещенное крыльцо дома, и это оказалось ее роковым поступком. Сашка, а затем и все вокруг увидели страшную картину. На столе, где наши беглецы занимались любовью, были с утра выложены сырые пельмени, ожидавшие своего часа. Сейчас же все эти пельмени были обильно приклеены к спине и волосам Золотозубой... Страшная фаршеобразная мерзость покрывала спину девушки от пояса и до макушки! Все разговоры про жажду моментально стали неуместны, тем более что бугай уже без всякого предупреждения заехал ,Сашке в нос, и кровь залила его новую рубашку, заправленную в "вареные" джинсы Wrangler.
Как водится, тут же все бабы заорали хором, а невеста вцепилась Сашке в волосы. В свою ярость она вложила всю горечь ее существования, безрадостную перспективу будущей жизни и полную безысходность, за которую она сейчас почему-то винила не своего Франкенштейна-мужа, а несчастного Сашку. К невесте моментально и весьма активно подключились строящие рядом бабы, а затем стали подтягиваться и остальные гости.
Сашка понял - если он сейчас не убежит, то обезумевшая толпа самым примитивным образом его линчует, что никак не входило в его планы. Как подстреленный кабан, он разметал толпу, одним махом перескочил через какую-то ограду и понесся напропалую от толпы, которая еще долго не отставала и придавала своими криками Сашке невиданный энтузиазм в забеге.
Наконец преследователи отстали, и Сашка, пробежав еще с пару километров для надежности, свалился в какую-то кучу прошлогодних листьев. Отчаянно пытаясь остановить выскакивающее из груди сердце и восстановить дыхание, он вытер пот с лица рукавом и... заплакал... Он плакал от жалости к самому себе, к друзьям, которых он предательски бросил на свадьбе, от пронизывающего апрельского холода, от страха, который подкатил к горлу после осознания того, что он в диком лесу и не имеет преставления о том, как отсюда выбраться.
Стояла полная луна, было вокруг совсем светло, но от этого Сашке не было понятнее - где он сейчас находится и в какую сторону надо идти. И вот от этой тоски, неопределенности, потерянности, страха и одиночества протрезвевший Сашка завыл, как койот в повестях Майн Рида, которые в детстве пионер Саша Кукин с любовью хранил на книжной полке над кроватью...