(Сатирический рассказ)
Жил-был Алёша Пешков. Мальчиком он рос любознательным, пытливым. Всё-то ему хотелось узнать, да своими глазами увидеть. И вот, когда он подрос основательно, то, выйдя из одних людей, прямиком пошёл в другие. Захотелось ему, значит, походить по земле российской, посмотреть, как живёт-поживает в других губерниях народ.
Долго ли, коротко ли продолжалось это странствие, пока не одолела его мысль такая. Задумал он отчего-то начать рассказывать людям о том, что увидел.
"Но вот как это сделать? - тряхнув нестриженной головой, подумал спросонья Алёша. - Если на ярмарках такими повествованиями заняться, то или за шута горохового примут, или камнями закидают. Вдруг мои рассказы народу не сразу понравятся. Да и глотку зачем драть? Она у меня не казённая".
И решил он тогда стать писателем. Купил Алёша писчей бумаги, да чернил побольше, ощипал соседского гуся и принялся за дело.
Понравились его рассказы. В газетах даже стали печатать. Что и говорить, писателем он стал отменным. И подумал Алёша о таких же, как он, которые также, побродив по белу свету, вдруг вздумают поделиться с читателями увиденным. Что же тогда им делать горемыкам? Не каждый же сможет в одночасье писателем стать. Этому ведь тоже учиться надо.
"Что ж, делать нечего! Институт литературный нужно создавать, - подвёл Алёша итог своим раздумьям. - Пусть любой, даже крестьянин-лапотник, там учится, если пожелает".
С этой мыслью он и лёг спать-почивать в своей тесной каморке.
И увидел сон Алёша. Дома в Москве вдруг какие-то огромные стали, а на них вывески горят, переливаясь всеми цветами радуги. Попробовал прочитать, что там написано, не получилось. Слова хоть и заграничные, но не итальянские. Прошёл Алёша по улице и невольно подумал о литературном институте. Так в одночасье всё переменилось, ночь куда-то исчезла, будто бы её вовсе не было, вокруг него засуетились прохожие и Москва начала жить своей обыденной жизнью, невзирая на растерянного Алёшу Пешкова. А он, пообвыкнув в новой белокаменной, которая ему во сне открылась, стал потом у прохожих дорогу спрашивать, как пройти к институту, в котором на писателей учат. Ему начали рассказывать да под землю звать, но идти туда Алёша побоялся. Попробовал он на автобусе доехать, однако деньги, что в кармане были, оказались не те и его взашей вытолкали оттуда. Пришлось пешком добираться. Время уже к обеду стало приближаться, когда Алеша, наконец-то, направил свои стопы по Тверскому бульвару.
"Вот и литературный институт", - сказали ему.
Взглянул на него Алёша и задумался. Институт ему показался каким-то неприступным и холодным, словно льдина на реке, что заходить туда он сразу не решился. Рассудил, что лучше сначала дождаться студентов, пообщаться с ними, и лишь затем идти на приём к самим корифеям. А тут несколько человек, вроде бы похожих на студентов, да и то только по возрасту, вышли из дверей этого здания. Пока Алёша раздумывал, как к ним лучше обратиться, они уселись в свои машины и друг за другом с рёвом унеслись.
"Быть не может, чтобы даже зажиточный крестьянин купил себе такую машину, а уж лапотнику на неё и за целый век не скопить", - будто пулей, пронеслась у него в голове мысль.
А пуля-то оказалась со смещённым центром и в голове у Алёши обо что-то зацепилась да и увязла. Захотелось ему узнать, как поступить в этот институт.
Его оглядели с головы до ног, словно китайскую диковинку, и даже отвечать не стали. Попробовал он второй раз поинтересоваться, но получил вдруг такой удар промеж лопаток от молодчика в форме цвета маренго, что решил хоть ползком, но оттуда ретироваться, пока совсем не убили.
Полз он, полз, глядя на тротуар перед самым носом, а, приподняв голову повыше, увидел неподалёку от себя скамейку. Встал Алёша, пошатываясь, будто бы после затяжного похмелья, и побрёл к ней.
Вот остановился около скамейки и не знает, можно садиться или нет. Вдруг опять лупить станут, если он тут своему бренному телу позволит отдохнуть ненароком.
"Да садись, чего меньжуешься", - бросил ему, проходивший парень.
Пусть Алёша не все слова понял, однако к совету его прислушался. Хоть на краешек скамейки, но всё-таки присел.
Задумался он, а о чём и сам не понял. Мысли роем закружились у него в голове да такие надоедливые, словно бы оводы в июльский полдень.
Смотрит Алёша, а тот парень, что с ним заговорил уже назад идёт. И прямиком к нему. Присел с ним рядом, а затем спросил:
"Гляжу я на тебя и не пойму, откуда ты сюда прибыл".
"Из Нижнего".
"Тебя как зовут-то?"
"Я Алёша Пешков, а для некоторых Максим Горький", - снова ответил он парню.
"Ну, ты блин даёшь!" - воскликнул его новый знакомый.
"А сам ты хоть кто?" - в свою очередь поинтересовался Алёша. - "Наверное, учишься там?" - добавил он, показывая в сторону литературного института.
"Ты что, с ума сошёл, что ли? Да это один из самых престижных вузов. В него не каждый попадёт".
"А кто сможет-то?"
"У кого карман набит побольше да кошелёк потолще. Туда, чтобы поступить, сначала нужно столько денег отвалить", - услышал Алёша и проснулся.
Приподнялся он с лавки, глянул в оконце, а на улице ещё не развиднелось. Ночь глубокая вокруг. Но не спится ему больше. Дума тяжкая навалилась на Алёшу.
"А ведь ни Александра Сергеевича, ни Фёдора Михайловича не учили на писателя", - будто бы набатом, застучало у него в голове. - А там, глядишь, ещё и корочки какие-нибудь выдавать начнут и считать писателями только их счастливых обладателей, а не тех, кто своим не таким уж лёгким ремеслом пытается сделать мир лучше, а людей счастливее, чем есть.
Заметался Алёша по своей каморке. Впервые в жизни ему там стало тесно, да так, что, не долго думая, вышел в ночь звёздную.
Прошёлся он по улице и как-то невольно успокоился.
"Пусть всё идёт своим чередом, - проговорил вполголоса Алёша. - Кому суждено быть писателем, тот им всё равно станет. Так что институт литературный совсем и не нужен. Из бездаря никакой университет никогда гения не сделает".
...Ректор литинститута, находясь в предвкушении от будущей поездки на Канарские острова, никак не мог дождаться своего шофёра. Позвонил ему по сотовому, тот проговорил что-то невразумительное, а потом так ни разу и не отозвался.
Пошёл уже девятый час, однако за ним никто не приехал. Попробовал позвонить, но все номера вдруг ни с того ни с сего оказались неверно набранными.
- Что за безобразие? - проворчал он, расхаживая по шикарно обставленной квартире. Все его грёзы об отдыхе под стройной пальмой невольно испарились, уступив место праведному негодованию.
Подождал ещё, но, не дождавшись чего-то нового, плюнул себе под ноги и вышел из квартиры. Делать было нечего. Приходилось ехать на работу на общественном транспорте. Всё ещё кипя от такого неуважения, он первый раз за долгие годы спустился в метро и стал лихорадочно вспоминать, как же там сориентироваться.
А поднявшись на поверхность и подойдя поближе к институту, ректор замер. Вид у здания почему-то оказался совсем не такой, что был раньше.
"ЦЕНТР ПО ПЕРЕРАБОТКЕ ПЛАСТИКОВЫХ ОТХОДОВ", - прочитал он вывеску.
- Вы что, на работу пришли устраиваться? - спросили у него.
От такого вопроса ректор отшатнулся, словно бы увидел около своих ног пропасть. Дальше проходной его не пустили, и пришлось бывшему ректору бывшего литинститута развернуться и уйти не солоно хлебавши.
Помыкался бедолага и пошёл работать дворником. Хоть он и учил тому, как стать писателем, но сам так и не выучился этому, чтобы жить теперь на одни лишь гонорары.
Ну, кто бы мог подумать, что всё это произойдёт лишь оттого, что Алёше Пешкову приснится вещий сон о литературном институте в начале двадцать первого века, показав ему самым наглядным образом, что он никогда бы не смог учиться в этом учебном заведении.
4 сентября 2009