Старое кресло недовольно заскрипело, когда он вытянул ноги, пытаясь устроиться поудобнее. Пришлось приласкать друга, нежно погладив его по истертой обивке подлокотника: "Тише, родной, тише. Что это ты сегодня разошелся?" Кресло благодарно зашуршало, принимая ласку хозяина, и умиротворенно затихло. А он еще немного поерзал, втискивая тело в сформированные за годы сидения впадины, наконец, нащупал комфортную позу и удовлетворенно замер. Впереди его ждала встреча с важной гостьей. Той, что последние три года занимала его пустые, одинокие вечера. Той, что никогда не опаздывала.
Вот и сейчас она не заставила себя долго ждать, неслышно возникнув на пороге квартиры. Тихо подойдя, беззвучно опустилась на пол возле его ног, замерла размытым силуэтом в квадрате лунного света. Некоторое время ничего не происходило, они лишь обменялись молчаливыми приветствиями, и каждый погрузился в себя, собираясь с мыслями, готовясь к предстоящей беседе. Спустя положенное время, он, по сложившемуся уже ритуалу, кивнул, давая начало разговору. Гостья отреагировала почти сразу: не поднимаясь, грациозно потянулась, дотронулась длинными пальцами до бледной кожи его лодыжек. Нежное с виду прикосновение отозвалось резкой болью. Закрыв глаза, он постарался задавить рвущийся наружу крик, и это почти получилось, лишь легкий стон прорвался сквозь оборону плотно сжатых зубов. Диалог начался.
Боль. Острая, режущая, захлестнула огненной волной, прокатилась от пальцев ног, выше, выше, еще, до самой макушки, по пути сжигая нервные окончания. Казалось, что кто-то жуткий вонзил в тело тысячи раскаленных игл и вслепую ворочает ими под кожей, шарит в поисках ниток жил, найдя, цепляет их и начинает медленно вытягивать из тела, как из прогнившего рубища. Жилы трутся о комки мышц, наматываются на кости, рвутся, причиняя невыносимые страдания. Уже не в силах сдерживать вопль, испуганной птицей бьющийся в горле, он закричал, и тут же злые пальцы поздней посетительницы разжались, выпустили, даря минутную передышку. Слезы облегчения прочертили на щеках две мокрые дорожки, смешались на подбородке с кровью из прокушенной губы. Тяжелые розовые капли набухли, сорвались, свежим узором легли на рубаху. Первый раунд переговоров закончился.
Это началось три года назад с редких и непродолжительных приступов мигрени. Потом к головным болям добавились ломота в костях, суставах и постоянное чувство усталости. Он списывал все на перенапряжение, недосып, нервную работу. Будучи настоящим мужиком, откладывал поход к врачу на самое дальнее "ближайшее будущее". Терпел. Но когда очередной долгожданный отпуск не принес облегчения, запаниковал. Анализы подтвердили худшее - рак. Затем была химиотерапия, таблетки, потеря аппетита, веса и металлический привкус приговора. Чуть позже выписка, пустая квартира и обещанный врачами год жизни. Именно тогда она впервые посетила его.
Конечно, никакой гостьи не было. Любой дипломированный специалист от медицины легко доказал бы ему, что она только плод его воображения, образ, построенный силой измученного болезнью мозга. И он, несомненно, был бы прав, этот ученый муж, испивший до дна чашу знаний, и, тем не менее, вопреки всему, каждый день, ближе к десяти ударам вечера она перешагивала порог его дома. И снова надрывно скрипело древнее кресло, а в видавшие виды бетонные стены била отчаянная дробь стонов. О, ее пунктуальности могли позавидовать величайшие короли прошлого - за истекший год ни единого пропущенного дня, ни одного опоздания. С упорством жука-древоточца она подтачивала его нутро. Медленно, неотвратимо убивала. А еще она была безумно, неправдоподобно, божественно красива.
Очередной вал откатил, оставив после себя хлопья розовой пены. Обычно все заканчивалось после пяти, шести волн. Реже их было семь, восемь. Потом он, обычно, проваливался в короткое забытье, радуясь, что удалось пережить еще один день. Но, сегодня все было иначе. Приступы следовали друг за другом, он давно сбился со счета. Паузы между ними становились все короче, а вскоре исчезли вовсе, уступив место сплошному потоку пламени, пожирающему последнюю главу его жизни.
Умирать страшно. Даже насквозь больному, выжженному изнутри человеку. Жутко встречать смерть вот так, один на один, заглядывать в ее мудрые глаза и видеть там правду. Он очень хотел жить, надеялся протянуть еще, как минимум, пару недель, а если повезет, то целый месяц. Да, что там - хотя бы день. Один день. Пожалуйста. Ведь это такая малость: несколько телефонных звонков тем, кто еще помнит; два брикета мороженого; пачка сигарет; двенадцатый выпуск "Ну, погоди"; промокшие на прогулке ноги. Вот и все.
Неожиданно боль отпустила, отошла, затерялась в переплетениях теней. Стены вдруг налились ярким белым светом, надвинулись, откусывая и проглатывая куски комнаты. Свечение усилилось, стало непереносимым. Он почувствовал, как тело осыпается, выпускает свободную отныне душу на волю. Светящиеся плоскости сомкнулись над головой, пришли в движение. Он еще успел заметить, как они ускоряют движение, по часовой стрелке закручиваясь в громадную воронку. Последняя мысль рванулась: "Простите все, кого задел, обидел. Простите, если сможете..." и тут же воронка втянула, забрала в другой, лучший мир, в котором...
- Здравствуй, Мамочка...
ОЧЕНЬ ДАВНО
В подземелье было темно и тихо. Толстый слой почвы и камня надежно укрывал от света и звуков, рожденных на поверхности. Там, снаружи, усыпанное бриллиантами звезд небо светлело, напитывалось пурпуром восходящего солнца. Созвездия тускнели, покрываясь патиной нового дня. Они еще сопротивлялись огненному напору выспавшегося светила, но уже не могли на равных соперничать с ним, исчезали, закрашенные белой кистью рассвета. Внешний мир стремительно расцветал, наливался жизнью, впуская в себя долгожданное тепло, но здесь, в чернильной непроницаемости подземного чертога, было по-прежнему сумрачно и безмолвно. Завеса тьмы надежно защищала тайны грота. Однако внезапно она дрогнула, заколыхалась. По черной материи пошли крупные волны, занавес содрогнулся, раздвинулся, выпуская на сцену светлячок света. Свет мигнул раз, другой, третий. Разгорелся сильнее, захватывая все большую территорию. Тени, спугнутые его неожиданным появлением, запоздало прыснули в стороны, вжались в каменную кладку стен, съежились. Огонек набрал силу, начал расти, постепенно обретая форму сферы. Достигнув размеров крупного яблока, полыхающий шар воспарил к потолку и там замер, старательно вылизывая остатки ночи. Пещера, окончательно избавленная от черных одеяний, предстала в первозданной красоте.
Почти квадратная: десять шагов в длину и почти столько же в ширину, она явно имела искусственное происхождение. Отполированный до блеска потолок. Ровный пол - ни единого проросшего корневища или бугра, вспученного неосторожным зверем - сплошная поверхность земли без изъянов. Безупречные, будто выглаженные, стены без единого намека на двери или окна. Подземная комната, язык не поворачивался назвать это творение по-другому, сильно смахивала на усыпальницу. Сходство еще больше усиливали две гранитные плиты, расположенные точно посредине помещения. Грубые и тяжеловесные, словно вырубленные неопытным подмастерьем из куска скалы, они казались здесь лишними, чужими. И, все же, находились тут - торчали из земли парой проросших грибов на небольшом расстоянии друг от друга. Сверху плиты были накрыты крышками из полупрозрачного материала, отдаленно напоминающего слюду. Они были настолько толстыми, что даже яркий свет, рожденный шарообразным светильником, не мог пробиться сквозь них - тонул в мутной пелене. Но и на этом странности удивительной комнаты не исчерпывались. Самым неожиданным, пожалуй, было то, что воздух, который по определению должен был быть спертым, пронизанным миазмами разложения, поражал свежестью. Так могло пахнуть опаленное грозой небо, но никак не глухое, покинутое всеми подземелье, затерянное непонятно на какой глубине. Хотя, покинутое ли? Ведь кто-то же зажег огонь, а значит, ждал появления гостей. И они не замедлили явиться.
Воздух в промежутке между каменными коробами, чуть выше затейливых крышек неожиданно загустел. Запах озона стал отчетливее. Неожиданно прямо из ничего возникло небольшое сероватое облако. Появилось и тут же отплыло, уступая место еще одному. Странно: только что не было и вот они беззвучно появились, зависли, каждое над собственным импровизированным постаментом - бесформенные, клокочущие маленькие тучи, пропитанные искрами небесного огня. Долгое время ничего не происходило: сгустки бесплотной материи не двигались, лишь слегка колыхались, будто пробовали окружающее пространство на вкус. Но вскоре даже эти скупые движения прекратились, и почти сразу же замкнутое пространство подземелья заполнили звуки ГОЛОСА.
- Приветствую Тебя, Ищущий! - абсолютно безжизненный, начисто лишенный красок голос ровно чеканил слова, разделяя их выверенными паузами. Так может говорить бездушный автомат или тот, кто впервые слышит собственную речь, по привычке ориентируясь только на движение мысли.
- И тебе не хворать, Первый из Высоких, - последовал не менее "живой" ответ. - Чем обязан визиту в мою скромную обитель?
- Я здесь по велению Совета, - облако, появившееся вторым, резко взмыло к потолку. - Но сначала позволь узнать, почему я не чувствую тебя, твой разум? И зачем нужно колебать воздух, чтобы понять друг друга?
- Ха-ха-ха. Боишься перенапрячься? - облако, названное Ищущим, закружилось вокруг оси, по-видимому, переживая острый приступ веселья. - Ладно, ладно, извини. Не хотел обидеть. Все объясняется довольно просто.
- Видишь ли, - продолжило оно же чуть позже, останавливая бешеную карусель танца, - моя лаборатория расположена вне Абсолюта, поэтому законы, справедливые в любом другом месте, здесь не действуют. Из-за этого мы вынуждены, как ты точно заметил, колебать воздух, чтобы понять друг друга. Кстати, по той же причине и вид у нас такой презабавный, - Ищущий повел растрепанными боками. - Но есть и несомненные плюсы.
- Это какие же?
- К примеру, стопроцентная конфиденциальность!
- Ладно, допустим, - Первый мягко опустился вниз, распушился, привыкая к своему необычному виду. - Значит, мы изолированы?
- Полностью!
- И нас никто не "слышит"?
- Точно.
- Как тебе это позволили?
- Иначе бы я не стал работать. Это было основное условие.
- Понятно. Кстати, думаю, ты понимаешь, для чего я здесь?
- Догадываюсь, что не из-за любви ко мне, - Ищущий почернел, из его нутра вылетела голубоватая искра, которая с треском впилась в земляной пол. - Инспекция?
- Да. Совет Высоких изволит беспокоиться о том, как продвигается работа. И, да, я прибыл с инспекцией, как ты верно выразился.
- Я привык называть вещи своими именами.
- О, в таких условиях это и не удивительно. Все равно никто не узнает, верно? - в металлическом голосе явно прозвучала усмешка.
- Почти, - волна багрянца смыла былую черноту Ищущего, выдавая легкую степень смущения. Он тут же попытался сменить тему, стараясь уйти от неприятного разговора: - Так что бы ты хотел увидеть в ходе, э-э-э, проверки?
- Действительно, что бы хотел? - Первый сделал вид, что не заметил нехитрого трюка. - Насколько мне известно, дело, которым ты здесь занимаешься, входит в заключительную стадию?
- Оно почти закончено. Остались сущие пустяки.
- Отлично, значит, тебе не составит труда продемонстрировать результаты проделанной работы.
- Ну, что ж, нет ничего проще. Сейчас, - Ищущий сжался, его тело, сотканное из струй тумана, уплотнилось, будто накапливая силу, поверхность украсили десятки маленьких вихрей. Тут же, как по команде, слюдяная муть крышек, закрывающих коробы, стала быстро светлеть, развеиваться, пока, наконец, окончательно не растворилась, изгнанная чьей-то могучей волей. Обрадованные лучи искусственного солнца, висящего под потолком, беспрепятственно проникли внутрь каменных плит, оказавшихся внутри полыми, осветили спрятанную в их глубине тайну - два обнаженных человеческих тела.
Мужчина. Бронзовый бархат кожи натянут на стальной каркас костей и тугих мышц. Светлая пена волос разметалась по крутому берегу лба. Шторы век плотно задернуты. Массивный пьедестал подбородка покоится на фундаменте шеи. Туго натянутый лук грудной клетки. Длинные стрелы рук. Оперенье пальцев. Мощные столбы ног.
Женщина. Пергамент кипельно-белой кожи настолько тонок, что сквозь него виден стройный рисунок вен. Грива рыжих волос бьется в клетке каменного ложа, языками пламени лижет красивое лицо. Тонкие ручейки бровей, опахала ресниц, задорно вздернутый нос и алый бутон губ. Плавная мягкость тела. Точеные кисти. Маленькие аккуратные стопы.
Казалось, они безмятежно спали, просматривая бесконечную ленту сновидений, однако в действительности оба были мертвы - грудь не вздымалась под напором воздуха, синяя жилка на шее, индикатор жизни, не билась.
- Что это? - Первый был явно озадачен увиденным.
- Я еще не придумал им названия, есть только рабочие варианты...
- Я не о том. Что ЭТО такое?
- Ах, ЭТО. Моя работа. Нравится?
- Нет! Отвратительно. Очень походит на неудачную шутку выжившего из ума экспериментатора.
- Спасибо, Высокий, за выдающуюся оценку моих скромных способностей. Однако ты видишь перед собой наше будущее.
- Не понимаю, как ЭТО может стать нашим будущим? Очень жаль, но кажется ты зря потратил драгоценное время, которого и без того осталось так мало. Я сильно огорчен. Несказанно огорчен, - Первый из Высоких потускнел, начал таять, явно намереваясь уйти.
- Постой, - Ищущий рванулся к нему. - Позволь мне все объяснить.
Высокий нехотя остановился, снова набрал краску: - Хорошо. Я задержусь ненадолго, но только из-за моей преданности Совету и общему делу. Дам тебе еще один шанс. Понимаешь, как важно, чтобы твои объяснения не разочаровали меня?
- Да, да, Конечно. Я понимаю. - Ищущий вернулся на место, застыл, собираясь с мыслями, затем размеренно начал: - Ты верно заметил, Первый из Высоких, что времени осталось мало, быть может даже слишком мало. По моим прикидкам не более ста оборотов этой молодой планеты вокруг своей звезды. Такова реальность. Что будет потом, после катастрофы? Не знаю. Никто не знает, и предсказать не берется. Определенно можно сказать только то, что изменится само мироустройство, а вот найдется ли там, в перерожденном мире, место Абсолюту? На этот вопрос не смогут ответить даже лучшие умы Совета. Ясно только одно: исчезнет Абсолют - вслед за ним в небытие канем мы. Печальный конец для почти бессмертных, не правда ли, - металлическая дробь слов рассыпалась по земляному полу, увязла в нем. Повисла тяжелая тишина. Собеседники замерли, придавленные неотвратимостью собственного будущего. Прошло какое-то время, прежде чем наваждение спало и Ищущий смог продолжить: - Ну да хватит о грустном. Я все же набрался смелости и попытался заглянуть за грань, отделяющую нас от бездны. Мне кажется, нет, я уверен, что вся тяжесть приближающегося катаклизма обрушится на ментальный мир, разрушив его до основания. Сама среда нашего обитания будет уничтожена и, тогда, мы исчезнем. Но другие миры пострадают в значительно меньшей степени, а физический так и вовсе не пострадает. Десяток погибших звезд не в счет. Именно так я вижу. В этом направлении ищу. Главный вывод таков, что именно на физическом уровне мы сможем найти спасение.
- Дико. - Первый не сумел скрыть эмоций. - Мы не можем существовать в физическом слое. Это невозможно.
- Дико? Пожалуй. Но ДИКО и НЕВОЗМОЖНО далеко не одно и то же. Я не раз в этом убеждался. А когда узнал, что Совет работает над созданием "Ковчега", понял, что двигаюсь в верном направлении.
- Ты знаешь о проекте "Ковчег"?
- А как же. Создание защищенной изолированной сферы, несущей в себе частичку Абсолюта - наш новый дом. Для тех, кто выжил. Спасительный круг. Бррр. Полная ерунда.
- Ерунда? А, по-моему, единственный реальный выход из ситуации.
- Бред. Скольких вы планируете взять на борт? Готов поспорить, что поместятся только самые-самые. Члены Совета должно быть. А что, позвольте спросить, делать остальным? Радостно ожидать светопреставления?
- Но так мы хотя бы сохраним цвет, элиту. Сможем возродиться, если когда-нибудь условия станут прежними.
- И при этом сначала перегрызетесь, потом деградируете и, наконец, выродитесь, задавленные невидимыми стенами "Ковчега".
- По-твоему выхода нет?
- Выход есть. Всегда. Я предлагаю объединить усилия и подарить надежду на спасение всем.
- Как? С помощью этих? Как там...
- Сосудов!!
- Что?
- Скафандров, оболочек, объектов, форм. Зови, как хочешь, тем более что окончательного названия еще нет. Мне, например, больше нравится - сосуды.
- Не понимаю.
- Так ведь я и пытаюсь объяснить. - Ищущий раздулся, испытывая небывалый прилив сил. Выдержал театральную паузу: - Перед тобой два сосуда, полностью пригодные для существования на физическом уровне. Конкретнее - на этой планете, хотя это не принципиально и при желании, внеся некоторые изменения, их можно адаптировать под любую другую. Сейчас они пусты, но я знаю, как их наполнить. Наполнить собой, или любым из нас. И тогда они оживут, станут своеобразной защитной оболочкой, скафандром, позволяющим находиться в грубом мире физического плана.
- Войти и жить в этом? Комком биться в тесных рамках плоти? Такую участь ты нам приготовил?
- Я, прежде всего, хочу нас спасти. Остальное вторично. Но ты прав, говоря о рамках. Конечно, мы будем ограничены. И живы. Не так уж мало, взамен на некоторые неудобства.
- Ничего себе некоторые неудобства.
- Да, всего-навсего временные неудобства. Правда есть еще одна проблема, которую я не смог решить. Но, надеюсь, проект "Ковчег" поможет мне ее преодолеть.
- Что за проблема?
- Чисто техническая. Понимаешь, если исходить из расчетов, то мы можем находиться в сосудах неограниченно долгий срок, однако эксперименты показали, что не все так однозначно. Сущность, помещенная в скафандр, не зависит от Абсолюта, но одновременно оказывается отрезанной от него. Спустя определенное время, не имея с ним контакта, она угасает. Благо обращается злом. Сейчас я пытаюсь увеличить срок, но это действительно сложно. Будто уперся в стену, а тут, как раз вы со своим "Ковчегом". Решение пришло само собой. - Ищущий замолчал, наблюдая за эффектом, вызванным его словами.
Первый, успевший за время разговора несколько раз сменить форму и цвет, запульсировал: - Что? Что за решение?
- Все просто - они будут умирать! - рубанул экспериментатор, и, видя непонимание, продолжил: - Заполнив пустую форму, сущность, конечно, оживит ее, заставит действовать, но изолированная от Абсолюта, она будет совершенно слепа и беспамятна. Со временем это приведет ее к неминуемой гибели. Нас это совершенно не устраивает, верно? Поэтому я мыслю сделать так, чтобы сущность смогла в нужный момент скинуть опостылевшую оболочку и на время вернуться в сферу, созданную Советом, ненадолго слиться с первоисточником. Там она сможет все вспомнить, исцелиться, отдохнуть. По сути, для нее это будут каникулы, отпуск, определенный глоток свободы, после которого - возвращение назад, уже в новом сосуде, в другом обличье. И все повторится. Снова и снова, пока в этом есть нужда. Так мы не перегрузим "Ковчег" и, одновременно, сохраним всех нас.
- Твоя идея безумна, как и ты сам, - Первый явно с трудом подбирал слова, - и уже поэтому все может получиться. Мне нравится. Обещаю, что Совет ее рассмотрит! - он завертелся волчком, зараженный энтузиазмом собеседника. - Скажи только, почему они так безобразны? Неужели нельзя было сделать их симпатичнее?
- Разве? Хотя, возможно. Я не думал о них с этой позиции. Зато они полностью функциональны, ничего лишнего. Есть все необходимое для существования на поверхности данной планеты. Они настроены под нее. Вот, например, - Ищущий завис над мужчиной, сформировал, вытянул, удлинил лжеконечность, начал указывать ею на различные части тела, одновременно объясняя: - вот эта сфера, - бесплотная указка приблизилась к голове, - несет в себе центр управления всей системой. Именно сюда стекаются данные, поступающие от датчиков и механизмов, из которых состоит скафандр. Здесь же полученная информация обрабатывается и происходит формирование команд на выполнение тех или иных действий. Центр - одна из самых важных и уязвимых частей оболочки, потому я постарался надежно его защитить, укрыв за толстым слоем костяной ткани. Кроме того, на поверхность сферы я вывел основные датчики, минимизировав этим потери, неизбежные при передаче данных. Здесь скомпонованы зрительные анализаторы, слуховые, обонятельные, вкусовые, в общем, все самое необходимое для сбора информации в трехмерном физическом мире.
- А сверху? Что за отростки на сфере?
- Ах, это. Видишь ли, Первый, в ходе тестирования выяснилось, что на возрастание вычислительной нагрузки центр управления отвечает резким ростом температуры. Как следствие - перегревом и полным выходом из строя. Возникла необходимость в поддержании определенного теплового баланса. Отростки - регенерирующие теплоотводящие нити. Просто и надежно.
- А, почему у них разный цвет? И длина?
- Оптимальную длину выяснил чисто эмпирическим путем. Парадокс в том, что вот у этого, - Ищущий указал на женщину, - ее пришлось увеличить, так как при стандартной длине происходил перегрев схем центра управления и скафандр оказывался невосприимчив вообще к каким-либо командам. Лишь увеличив нити, я смог добиться стабильности. А с цветом и того чудеснее! Сам до конца не понимаю, но если у первого, - указатель качнулся в сторону мужчины, - зависимости от цвета не прослеживалось вовсе, то у данного экземпляра корреляция существует. Наибольшей производительности удалось добиться именно с такой цветовой гаммой. Объяснения этому я так и не нашел.
- Занятно! - Высокий явно испытывал жгучий интерес. - Кстати, а почему двое? Нельзя было обойтись единственным экземпляром?
- Можно. Поначалу я так и реализовал, но при этом столкнулся с целым букетом трудностей, и потому переделал. Основные проблемы были связаны с самовоспроизведением оболочек. Данный процесс настолько сложен и энергозатратен, что первые образцы просто-напросто гибли сразу после появления потомства. Не совсем рационально, правда? Пришлось пойти на осознанные жертвы и разделить функционал рождения себеподобных надвое, наделив им разные сосуды. Тогда все встало на места - после не было ни одного сбоя.
- А как это отразилось на самих сосудах?
- Пришлось их немного модернизировать. Теперь они несколько отличаются друг от друга, хотя внешне это почти незаметно. Как видишь, у каждого есть центр управления, две опоры и два манипулятора для захвата предметов. Внутри тоже минимум отличий: у каждого в основе лежит жесткий костяк с нанизанными на него мышечными структурами. Есть емкости для воздуха, для пищи и воды, встроенные фильтры, клапаны для выведения шлаков, и много всего другого. В общем - стандартный набор. Только один из них несет в себе еще и небольшой резервуар для вынашивания нового сосуда. Кстати, может попробуешь определить кто?
- Кто? Интересно, - Первый на мгновение задумался, серые вихри вспухли на его боках, опали - Этот, - приблизился к мужскому телу, - он кажется мне более подходящим для столь сложной функции. Угадал?
- Почти, Первый из Высоких. Почти.
- Значит ошибся. Жаль. Ну да ладно. Я вижу, ты продумал каждую деталь.
- О, сделано еще далеко не все. Нужно вложить в них базовые законы, сформировать инстинкты, привить желание жить и размножаться, отладить механизм готовности к воспроизведению и прочее, прочее. Работы еще много.
- А дальше? Что будешь делать, когда закончишь?
- Если Совет одобрит, то займусь производством других экземпляров. Сделаю, сколько успею. Параллельно буду их наполнять и выводить на поверхность - пусть привыкают, обживаются.
- Хорошо, а ты подумал, что они будут там делать?
- Нет. Разве это важно? Какая разница что, если их основная цель - сохранить нас? Придумают что-нибудь сами. Способность к саморазвитию будет в них заложена.
- Ну что же. Ты знаешь, что-то в этом определенно есть. Да не такие уж они и уродливые.
- Они само совершенство, Первый из Высоких, и, наверное, наш единственный шанс на возвращение. Дав жизнь им, мы подарим надежду себе. Быть может последнюю надежду.
- Ты прав, Ищущий. Как всегда прав. Но прежде, чем я предстану перед Советом, чтобы отстаивать твою идею ты должен пообещать мне одну вещь.
- Что именно?
- Сделай так, чтобы сосуды никогда и ничего не узнали о возложенной на них миссии.
- Обещаю. Они не будут знать о своей роли. Я уничтожу любые упоминания о нас. Все, что смогло бы помочь им понять истину. Клянусь...
НАШИ ДНИ
Что-то изменилось. Что-то неуловимое и одновременно настолько важное, что заставило его перевернуться на другой бок и замереть тугим комком нервов и плоти. Сверля теплую темноту органами чувств, он пытался вычислить произошедшую перемену, однако все казалось обычным. По-прежнему он был один. Ласковые стены все так же мягко обнимали со всех сторон, даря чувство защищенности и покоя. Приятная сытость убаюкивала. Но при этом что-то было не так, будто некто коварный сбил размеренный отстук метронома, нарушив созданную ритмом гармонию. И, точно, стоило лишь подумать об этом, как ответ пришел сам собой: звуковое наполнение его жилища изменилось. В мерный гул жизни, сложенный из далекого, но мощного биения сердца и бурлящего шума струящейся по венам крови, вклинились звуки, природу которых он не в силах был определить. Эти звуки, вначале еле различимые, усиливались, множились, нарастали, вонзая в душу занозы беспокойства. Вскоре их накал достиг апогея и тут же стены его такого доброго и родного убежища забились в конвульсиях, навалились, сдавили в яростной попытке причинить боль, расплющить. Дом словно сошел с ума, зашелся в истерике от желания выгнать, выплюнуть хозяина наружу, в темное и болезненное нечто, чему даже не было названия. Сколько это длилось? Наверное, мгновения. А может минуты, часы. Время перестало существовать, уступив место череде ярких вспышек, влажных прикосновений и липкому страху неизвестности. Никогда ранее он не покидал стен дома.
Внешний мир ударил наотмашь, ослепил. Чужое, враждебное проникло в легкие, впилось в беззащитную мякоть, больно защекотало. Не в силах противостоять его проникающей силе, он отчаянно закричал, чувствуя, что сознание, бессильное против накатывающих волн ужаса, погружается в забытье. От падения в омут беспамятства смогла удержать лишь тонкая алая нить - последняя связь между ним теперешним и той знакомой, чистой, безопасной обителью, из которой его изгнали. Изо всех сил ухватившись за спасительную ниточку, он старался удержаться на ней, понимая, что скоро и она падет под напором железных клещей враждебной среды и тогда дороги назад уже не будет. Боль предстоящей потери выплеснулась новым криком, который тут же захлебнулся, перешел в грудной клекот, когда холодные щупальца обхватили, сжали, понесли. Все дальше и дальше от дома. Дальше и дальше от полетов души. Дальше от смысла. От жизни.
Все ближе и ближе к инстинктам. Ближе и ближе к чему-то большому, смутно знакомому, горячему. Ближе к смыслу. К жизни. Теплый магнит рук притянул, обнял, закрыл. Тяжесть нового разом схлынула, спугнутая нежной силой объятий. Он сразу затих, глубоко, до самого нутра вжавшись в мягкость человеческого тела. Упругая волна понимания нахлынула, смыла остатки страха, и он мирно уснул, убаюканный волнами материнской любви.
Человек родился. Точно так же, как это происходило уже тысячи, миллионы, миллиарды раз. Зажглась еще одна жизнь. Вспыхнула для того, чтобы дальше нести свет надежды. Последней надежды.