Эрнан Лхаран : другие произведения.

Глава 8 Розы и шипы вожделенного рая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  Очнулся я на постели. В раю?
  Бертран, склонившись надо мной, касался моей кожи - там, где были порезы и... кажется, смазывал их своей кровью. Я не ощущал боли, наоборот, когда кровь смешивалась, сладостное и чуть обжигающее чувство пробирало до дрожи, охватывая меня всего.
  - Прости меня, - проговорил он, - прости...
  - За что? Я сам решил уйти.
  - В последнее время я сам закрылся ото всех и не поверил тебе. Прости, что довёл тебя до самоубийства.
  "Теперь уже не важно", - подумал я, но не произнёс вслух, а вдруг схватил его руку и коснулся губами. Мне хотелось утопить в поцелуях каждый палец его божественной руки.
  На сгибах моих локтей, запястьях, на ногах быстро затягивались ранки, похожие на порезы.
  - Я лечил твои раны: кровь старшего вампира способна лечить недавно обращённого.
  Я кивнул, не сводя с него глаз: Бертран так близко, касается моего тела, моей кожи... а вдруг потом он прикажет мне уйти? Тогда хотя бы сейчас...
  Я протянул руку и слегка, нежно провёл ладонью по его щеке: нет, это не сон!
  - Бертран... я хочу быть... твоим... - я еле находил слова, не в состоянии выразить все свои чувства, - совсем твоим... делай со мной что хочешь.
  Он улыбнулся. В красных от крови губах чуть сверкнули клыки.
  - Твои раны ещё не зажили, - заметил он, но это была лишь игра, сладостная как шипы, лепестки и аромат розы в вожделенном и запретном раю. И я, весь отдавшись этому чувству, приподнялся, обнял и поцеловал его в губы горячо и страстно. Его глаза вспыхнули изумрудным пламенем и, ответив на поцелуй, он обхватил меня, когти впились в спину. Меня трясло - так бешено колотилось сердце, словно стремилось вырваться и вылететь из груди к нему, остаться с ним навеки...
  Моя душа, моё тело, моё сердце - они твои. Никогда - ни до того, как я стал вампиром, ни после - я не желал ничего столь сильно, всепоглощающе и самозабвенно... разве что, быть может, крови в первые ночи после обращения, но это было совсем не то, и я уже не мог вспомнить.
  Когти впились в спину, в бока, словно танцуя и рисуя царапинами строки любви. Я кричал, будто рождался заново в кровавом экстазе. Однажды, гораздо позже, ты сам в порыве безудержной ласки признался мне, что именно в тот миг ты влюбился в меня...
  Под кожей вспыхнули звёзды, тысячи крохотных солнц в багряных лавовых реках, с полпути вернувшиеся из Лахатара домой. Пульс нарастал всё яростней, твои волосы упали мне на плечо, лёгкое касание губ у мочки уха, бархатный шёпот: Эрнан мой... пей меня всего - сейчас и до последней капли! - и счастье всего мира кровавым дождём обрушилось на нас обоих...
  - Какая странная у тебя кровь, - тихо произнёс ты, - я никогда не видел такой. В ней искры пламени. Кто ты? Кем ты был до обращения?
  - Я только наполовину человек. Моя мать - саламандра, дух огня, дочь короля Лахха, - ответил я, даже не заметив, как быстро открываю свою тайну... впрочем, Бертран мог узнать её и без слов.
  - Огненная кровь... - произнёс ты, будто пробуя эти слова на вкус, смакуя, потом вновь испытующе взглянул на меня. - Но как ты узнал, что мне нравятся мальчики?
  - Ты обратил Орландо... то есть, Мари сказала, что он твой обращённый. Но тогда я ещё не понял...
  Мысли путались: сказать? - а вдруг выгонит? Не сказать? - так сам узнает, он ведь читает мысли! Или уже всё увидел, но ждёт рассказа от меня...
  - Я... когда следил за тобой, видел в окно гостиницы тебя с тем парнем, слугой... я думал, ты собираешься обратить его...
  - Ревновал?
  - Я убил его на следующую ночь. А он, кажется, влюбился в тебя.
  - Правда? Я совсем забыл о нём.
  - Он искал тебя потом, днём. Хотел попроситься к тебе на службу, тайно надеясь на ещё хотя бы одно такое свидание. Но... когда я пил его кровь, я так увлёкся тем, что он во время встречи с тобой чувствовал, что выпил всю.
  - Ты хотел быть на его месте?
  - Очень...
  За окном время неумолимо близилось рассвету, вновь обрекавшему меня на одиночество. При одной этой мысли в глазах выступили предательские слёзы. Я закусил губу: сейчас снова возвращаться в развалины.
  - Что с тобой?
  - Скоро утро. Мне пора. - прошептал я. Голос пропал.
  - Куда ты? - взгляд Бертрана померк, потемнел, будто чёрная вода реки.
  - Обратно... я сплю в развалинах в подвале или в склепе на кладбище. У меня нет дома. Его сожгли.
  - Ты не хочешь остаться со мной?
  - А можно? - выдохнул я. Сердце взлетело к горлу.
  Вместо ответа Бертран улыбнулся и обнял меня, взял на руки и направился вниз по лестнице в подвал, где я с удивлением увидел большой резной ящик из красного дерева. В нём без труда поместились бы двое. Внутри была мягкая шёлковая обивка.
  - Ты спишь в гробу? - удивился я.
  - Вампирская традиция, которой придерживаются далеко не все, но это удобно. Свет не проникает, и в нём вряд ли кто-то из людей станет что-то искать.
  Я обхватил его, прижимаясь всем телом, ещё не веря в это внезапно обрушившееся на меня невозможное счастье...
  
  Потом, много позже я посвятил тебе эти строки:
  
   Любимый
  
  Танцуют блики в зеркалах,
  Хмельной отравой
  Застыла горечь на губах -
  Ночные травы
  На тропах манят и дрожат,
  Как бьётся сердце,
  Теперь меня не удержать,
  Не оглядеться...
  
  Я за тобой в ночи иду
  Бесшумной тенью,
  В кровавом мареве, в бреду,
  В душе смятенье...
  Я затаился у окна,
  Застыв стеною:
  Ты с ним, слезой дрожит луна -
  Почти со мною.
  
  Почти... ужасна эта грань
  И это слово -
  Предвестье бередящих ран,
  Сильней былого,
  Сокрытого за ледяной
  Преградой чёрной...
  Если б я был избранник твой,
  Твой обращённый...
  
  Да, я ревную. Не дыша,
  Увядшей розой
  Лежит он. Прочь летит душа -
  Месть смертоносна:
  С моей его смешалась кровь,
  Струясь по венам,
  Но я лишь на дорогах снов
  Ему замена.
  
  Ищу зелёных глаз твоих
  Шальное пламя,
  В них чары духов водяных
  Искрят меж нами,
  И чувства вспыхнули во мне
  Необратимо -
  Безмолвно я зову во тьме -
  Бертран, любимый!
  
  Покрутит пальцем у виска
  Весенний ветер,
  Ещё пронзительней тоска -
  Ты не ответишь.
  Твой гость, но в замке среди книг
  Я жду, мечтая...
  Бертран! - Вновь мой безмолвный крик
  Во мгле растает.
  
  Созвучна с полною луной
  И тёмным ликом,
  Разверзлась пропасть предо мной,
  И плачет скрипка,
  В ней - песнь о горьких небесах
  И взмахи крыльев,
  Стихийных духов голоса
  Явились былью.
  
  Взметнулось пламя от свечей
  В безумном танце,
  Как вспышка - твой или ничей -
  С тобой остаться!
  Всё ярче, громче сердца стук
  К тебе уводит,
  Смычок сорвался... тонкий звук
  Взлетел под своды.
  
  Нет? Больно падать, высоко
  С порога рая,
  Сражён любимого рукой,
  Я выгораю...
  Мне не забыть твои черты
  Сквозь пламя жара...
  Тайком увижу я, где ты
  Из Лахатара.
  
  Отныне феникс и дракон -
  Шпион твой мнимый.
  Огонь заглушит тихий стон:
  Прощай, любимый...
  Под утро ты развеешь прах
  В весеннем ветре...
  Очнулся... на твоих руках,
  Себе не веря.
  
  Танцуют блики в зеркалах,
  Им вторят тени...
  И поцелуи на губах -
  Как вновь рожденье,
  Потоки лавы полились,
  Смешались реки,
  Ты - моё сердце, моя жизнь,
  Я твой навеки.
  
   * * *
  
  В первый миг, проснувшись в уютном гробу, я не поверил себе, увидев рядом... Бертрана. Тебя! Решил, что это сон, и поскольку во сне позволено всё, прошептав слова любви, стал целовать тебя в губы. Ты уже не спал и ответил на мой поцелуй...
  В ту ночь ни я, ни Бертран не вышли на охоту. Ты приманил жертв в замок, но как, я тогда мог лишь догадываться. После нашей кровавой трапезы мы вернулись в спальню и предавались любви. Меня сводила с ума родинка на теле Бертрана - маленькая, чёрная и манящая, как крохотная Вселенная. Когда я впервые заметил её, она показалась мне знаком свыше, печатью богов, живой реликвией тёмного рая. Стремясь попробовать на вкус, я коснулся этого пятнышка кончиком языка, словно совершая одновременно и преклонение, и святотатство, за что был осыпан дождём кровавых роз...
  И по сию пору эта родинка будоражит мою память, моё тело и душу, лучи этой чёрной, давно угасшей звезды прожигают время... попадая в самое сердце и вспыхивают во мне россыпью искр. И даже сейчас, когда я пишу это, до крови прикусив губу, на глаза наворачиваются слёзы: есть в мире и то, что не сгорает.
  Были у тебя и другие родинки, чуть больше дюжины по всему телу, а если быть точным - четырнадцать, тогда как у меня, саламандры, не было ни одной. Будто царица-ночь взяла тонкую шёлковистую кисточку и, касаясь ею твоего божественного тела, отметила места для поцелуев. Я тянулся к ним как неофит к великой тайне, и каждая восхищала и манила. И даже потом, уже веке в двадцатом, который как сон, пролетел мимо меня, в полусне я представлял, что целую твои родинки, будто ты всё ещё рядом...
  
  Тогда, уже во вторую нашу ночь после неистовых ласк ты вдруг быстро процарапал когтями ранку на сгибе своего локтя:
  - Пей.
  - Можно?
  - Да. Только немного.
  Твоя кровь переливалась, светясь от алого до вишнёвого, как багрово-лунное сияние, и эти переливы напоминали мне одновременно и текучие воды красной реки, и растворённое в них пламя. Я приник к ранке и с первого глотка ощутил, что никогда ранее не пробовал ничего прекраснее, все мои кровавые пирушки в ночи после обращения показались лишь тщетной попыткой утолить бешеный голод.
  Как искры предо мной замелькали образы, лица, словно во сне или на ветру, столь быстро, что я не мог уловить ни одного из них, остановить хотя бы мельком, разглядев черты... ещё миг, и их сменила пустота - чёрная, тягучая, оглушительная и бездонная как омут. Но словно огромное тёмное зеркало, она разлетелась на осколки - на месте сколов они проросли кровью, а за ними всплыло вдруг лицо юноши. Прекрасный, как ангел и холодный, как лёд. Вампир. Белоснежные прямые волосы разметались по плечам, а ярко-синие со стальным оттенком глаза смотрели с горьким вызовом. Ещё миг, глоток, шаг, и видение исчезло, вновь сменившись смесью лиц, голосов, звуков, городов, но откуда-то свысока, будто летишь над ними, и холодный встречный ветер бьёт в лицо неумолимо и свободно...
  - Хватит!
  Я подчинился. Бертран пристально смотрел на меня... неужели я невольно коснулся глубокой раны, что нанесла ему судьба? Вампирская кожа зарастает быстро, через минуту нет и следа, но некоторые из душевных ран остаются навсегда. - Что ты видел? Ты весь дрожишь.
   - Я... вообще не знал раньше, что можно что-то узнать по крови вампира, а не человека. Я пил раньше кровь Мари, но чувствовал только вкус. А сейчас... всё слишком быстро... Я смог увидеть лишь лицо мальчика - беловолосого и очень красивого.
  Бертран чуть прикусил губу. Кивнул. Наверное, он любил этого юного ангела. Я не решился спросить - такая боль на мгновение проступила во взгляде, что я порывисто обнял его и прижал к груди, страстно желая, чтобы он в этот миг почувствовал стук моего сердца и забрал себе этот бешеный и безумный ритм.
  И ты... ответил, притянул меня, и, неистово, горячо целуя, прошептал:
  - Эрнан мой, Эрнан!
  
   * * *
  
  На следующую ночь мы собирались на охоту. К моему удивлению, Бертран не торопился утолять голод в самом начале ночи, будто и вовсе не чувствовал его. Перед выходом в город он подобрал мне одежду, заметив, что пора мне прекращать одеваться в лохмотья, как бродяга или разбойник и носить костюм, достойный дворянина. Кто-то из его слуг помогал мне одеваться в белоснежную батистовую рубашку с превосходными кружевами, чёрные панталоны и чулки, колет вишнёвого цвета, расшитый золотом сапоги из мягкой кожи и бархатный берет, украшенный перьями. Вначале я подумал, что это вещи из бывшего гардероба Орландо, но, во-первых, всё это пришлось мне впору, а одежда Орландо была бы мне великовата, а во-вторых, Орландо недолюбливал яркие красные цвета, предпочитая синюю гамму, чёрный и белый. И только сапоги сидели на мне немного свободно, но не падали с ног, как вся обувь, снятая с жертв. Бертран, наблюдал за процессом одевания, и, улыбнувшись, заметил, что вся длина моей ступни равна длине его ладони от запястья до кончика среднего пальца. И, чёрт возьми, он оказался абсолютно прав.
  Я не понимал, для чего мне столь роскошный наряд, вряд ли мы собираемся на бал - они столь редки в нашем провинциальном городе. И уж точно мы никак не можем быть представлены ко двору, ведь до Парижа далеко. А на охоту я мог бы выбраться хоть голым - я никогда бы не сказал "в чём мать родила", имея в виду наготу, потому что, по рассказам Лхаранны, она родила меня в искрах и языках пламени. Но возражать Бертрану я, разумеется, не стал.
  Правда, когда мы, насытившись, встретились на улице, я к своему ужасу понял, что весь великолепный белый в кружевах воротник рубашки вымазан в крови. Были пятна и на колете, хоть и не столь заметные на вишнёвом бархате. Бертран, взглянув на это, лишь покачал головой. Вдруг подхватил меня на руки и... взлетел в воздух.
  Я был ошеломлён: неужели он... умеет летать? В первый миг, когда мы мчались над городом, я даже заглянул ему за спину - не выросли ли у него крылья? Он уловил мою мысль и рассмеялся, и я тоже - в ответ и крепче обнял его, прижимаясь всем телом. Ветер пел, лаская нас, и трепал волосы. Казалось, великий и невидимый, позабытый людьми, но всесильный бог протянул нам свои ладони...
  Мы шагнули в распахнутое окно замка, и лишь тогда, ощутив твёрдую поверхность под ногами, я спросил:
  - Как это у тебя получается? Или в воздухе у тебя отрастают крылья, не видимые мне, как людям - искры у меня в крови?
  - Ты не знал, что вампиры летают? Не все, конечно, но в нашем Клане могут.
  - Нет. Я только однажды читал об этом в книге и решил, что эта способность - такой же вымысел, как страх перед чесноком или святой водой. Мари тоже не говорила мне об этом ничего. Я решил, что только ты один летаешь.
  - Я научу тебя.
  - Правда? Я тоже смогу?
  - Да.
  Я задумался.
  - Но ведь... в ту первую нашу встречу на улице ты ответил, что учить может только тот, кто обратил. А получается... наверное, ты даже не представляешь, сколь многому ты уже научил меня, пока я следил за тобой.
  - Представляю, - слегка кивнул он. - Неужели ты думаешь, что я не подозревал о твоих наблюдениях? Иногда, конечно, я был слишком увлечён и занят, как тогда в гостинице. Помнится, однажды ты влез в голубятню и до смерти перепугал птиц. Думаешь, это могло остаться незамеченным?
  - Я понадеялся, что со стороны это выглядело, будто в голубятню влетела сова...
  - Для людей - возможно, но не для вампира. Ты ведь тоже можешь чувствовать присутствие рядом или неподалёку. А когда ты не нашёл ничего лучше, чем прятаться в собачьей конуре? Собака выла на полгорода, пока не сорвалась с цепи.
  - Прости... - еле выговорил я, - прости, что так недооценивал тебя. Но если ты знал, то почему не подошёл и не прогнал меня? Или просто не сказал?
  - Я ждал развязки, будучи почти уверен, что это какая-то интрига. Я видел, что ты искренне желаешь научиться, подсмотреть и перенять умение, и потому иногда я нарочно делал всё медленно, чтобы ты понял.
  
   * * *
  
  - Скажи, ведь до меня у тебя не было мужчин? - спросил Бертран на следующую ночь, когда мы лежали, обнявшись, отдыхая после пронзительных сумасшедших ласк.
  - Нет, из женщин - только Мари... ну, ещё Генриетта, наша горничная, да ещё девки, но это в одну ночь, когда я уже был вампиром. Мужчин не было. До обращения мне и в голову бы не пришло. Я и на тебя поначалу смотрел только как на древнего сильного вампира, у которого можно многому научиться - хотя бы издали.
  - Древнего? - переспросил Бертран. - Вряд ли. Мне всего сто тридцать шесть, и для вампира это не так много.
  - Я всё равно не могу этого представить, да и со времени моего обращения прошло, кажется, чуть больше двух месяцев. Когда я увидел тебя с тем парнем, я, кажется, понял... но не верил, что моему желанию суждено когда-либо сбыться.
  Я крепче обнял тебя и, уткнувшись в плечо, вдруг почему-то заплакал. А ты снимал губами мои слёзы, едва касаясь ресниц...
  
   * * *
  
  
  Временами я рассказывал Бертрану о себе и своей жизни. Он слушал внимательно, расспрашивая о семье, матери и сёстрах - саламандрах, об их уходе в Лахатар и о Варфоломеевской ночи.
  О Мари я говорил редко и кратко, не желая бередить успевшее забыться прошлое, о котором я даже временами сожалел. Но... история со свадьбой, тюрьмой и разбойниками, а потом и Генриетта, о которой я не смог не упомянуть, весьма позабавили его.
  
  - Скажи, Бертран, - начал я однажды, - ты ещё при первой встрече упомянул, что вампиры одного клана говорят друг другу "ты". Что значит - одного клана? Это если ты обратил Орландо, он - Мари, а она - меня?
  - Да, и эта цепь уходит корнями дальше, назад во времени.
  - А кто обратил тебя? Или ты - первый из нас?
  - Нет, я не первый, - голос вдруг изменился, зазвенев металлом. - Меня обратил Жильбер. Его нет в живых.
  - Значит, есть и другие кланы? Но как они появляются и почему? Откуда? Или вампиры появились вместе с миром, как и духи стихий? А может, это колдовство, древние забытые обряды? Прости... - вдруг опомнился я, - я задаю слишком много лишних вопросов, ведь всё это мне должна была рассказать Мари, но, возможно, она и сама этого не знала.
  - Скорее всего. Думаю, Орландо не стал ей говорить, преследуя некие свои цели или сочтя, что ей ещё рано это знать. Но я вовсе не считаю твои вопросы лишними, мне понятен твой интерес. Думаю, любой вампир рано или поздно пытается найти ответ. В мире есть духи, жаждущие воплощения, но, когда они обретают плоть, проявляются и все свойства, присущие вампирам. Когда такой дух вселяется в человека, он становится первым и самым могущественным в клане, то есть его главой и источником крови и силы.
  - Дух вселяется в человека? - переспросил я. - Это что, как одержимость? Но при этом дух не может покинуть тело и, наоборот, изменяет его, производя некую вампирскую трансмутацию и несёт в себе бессмертие?
  - Хорошо сказано, - заметил Бертран. - Да, похоже.
  - Значит, такое может случиться с каждым? С любым из людей?
  - Почти. Быть может, духи каким-то образом выбирают своего будущего носителя, точно я не могу сказать. Это может произойти во время страшных событий в жизни человека, когда он вне себя от потери, боли, страха, гнева или ненависти впадает в безумие, но не в отчаяние и меланхолию. Если при этом дух окажется поблизости и - главное - сумеет найти дорогу к его душе, войдя через эти чувства словно в открытую дверь, то может вселиться, слиться с душою и изменить тело. Так появляется самый первый и самый сильный из вампиров будущего клана. В этот момент воздух вокруг него дрожит и светится огненным или кровавым, виден алый туман или дождь, алые сполохи или даже ветки молний, невидимые человеческому глазу, но одним лишь вампирам, если кто-нибудь из них окажется поблизости...
  Каждое слово горьким дождём падало мне в душу: среди горячих шипов, вгрызавшихся в мою плоть, изрыгая безумные признания, я сам был у этой грани, и огонь свечей кровавыми бликами плясал, пронзая меня: как в бреду, я искал и не верил, я кричал и отрекался, я забыл себя...
  Руки. Прикосновение к щеке. Слишком нежное. Глоток. Воды? Она в тысячи раз вкуснее...
   - Эрнан! Очнись! Эрнан!
  Имя... моё... его не могли знать... или я... проговорился? Но голос, этот голос...
  Я не без усилий открыл глаза.
  - Бертран! - вскрикнул, увидев склонившегося надо мной и, сбросив остатки наваждения, обнял его.
  - Ты будто потерял сознание или ушёл настолько глубоко в себя и свою память, что перестал воспринимать происходящее.
  - Потерял сознание? Разве с вампирами такое бывает?
  - Редко, но - да. Я рассказывал о том, как вселяется дух, и появляется новый клан. Ты что-то знаешь об этом? - Бертран внимательно посмотрел на меня.
  - Точно не могу ответить... Ты говорил - если дух сумеет найти дорогу к человеческой душе... а если - нет? Что происходит тогда?
  - Человек остаётся прежним, со своей жизнью, чувствами, страданиями. Подобный исход гораздо более вероятен.
  - От чего это зависит? Насколько силён и могущественен дух? Или человек?
  - Скорее последний. Способен ли он в такой момент открыться, принять, и - главное - насколько сильна его воля к жизни.
  - Понятно, - вздохнул я.
  - О чём ты?
  - Об инквизиции. Когда ты рассказывал, очень напомнило... Но я не хотел жить. Я только молил, чтобы боль прекратилась.
  - Ты хочешь сказать, что и в тебя мог вселиться дух?
  - Не знаю... теперь снова всё там, будто за стеной. Какие-то красные сполохи или черви и светлячки вокруг... я не помню... было настолько больно, что уже безразлично - останусь ли я жить. Я ничего не знал ни о духах, ни о вампирах, а потому не могу утверждать.
  И ты вдруг порывисто схватил мою руку и прижал к своей груди, прошептав: "Эрнан, мальчик мой..."
  Я вздрогнул, ощутив биение твоего сердца. Мгновение ты смотрел на меня, и вся грусть и нежность были в этом взгляде. Прикрыл глаза, и на ресницах росинкой блеснула звезда, но вдруг сорвалась и светила вниз.
  - Твой, - так же тихо ответил я. - Бертран, научи меня быть твоим, как если бы ты сам обратил меня.
  
   * * *
  
  - Бертран, а что бывает дальше с тем, в кого вселяется дух? - спросил я уже на следующую ночь.
  - Некоторое время он привыкает к этому изменению, к своей новой жизни. А потом выбирает среди людей тех, кого хотел бы видеть рядом с собой и обращает их. Так появляется новый клан. Не всегда его выбор падает на близких, семью или родственников, это могут быть и друзья или те, кто прославились или преуспели в чём-либо, но с последними следует быть осторожным.
  - Почему?
  - Внезапное исчезновение известного человека пугает людей, вызывает недоумение и сеет смуту.
  - Неужели вампиры считаются с людьми и их мнением? Мари упоминала о чём-то подобном, но я решил, что она зря забивает себе голову пустыми страхами.
  - Нет, иначе бы люди давно узнали о нас и объявили бы нам войну.
  - А как же сила и внушение? Всё равно, как если бы крысы восстали против кота.
  - Вампиры не столь многочисленное племя. Конечно, заманчиво представлять себе клан, состоящий из одних лишь гениев, но всё не так просто. Существует закон, кого нельзя обращать, и за нарушение могут покарать более или менее строго, в зависимости от обстоятельств. Нельзя обращать тех, кто заведомо не сможет принять свою новую вампирскую жизнь и примириться с нею, к примеру, духовенство, монахов или ревностных приверженцев любых религий, которые воспримут своё изменение как зло. Если же некий отдельно взятый представитель духовенства не страдает подобными воззрениями или даже, наоборот, просит обратить, в его случае данный запрет снимается. Также нельзя обращать детей до их полового созревания, иначе они останутся бессмертными, и со временем разница между прожитыми годами и возрастом, на который они выглядят, будет для них всё невыносимей. - Бертран произнёс это с грустью, и, помолчав немного, продолжил. - Те, кого обратил глава клана, сильнее других вампиров. Их называют вампирами первого круга.
  - Это о них ты спрашивал, думая, что меня кто-то подослал?
  - Да. Прости ещё раз, что не поверил тебе. У меня до сих пор перед глазами тот миг, когда ты решил убить себя. Признаться, я никогда не видел ничего подобного и даже вначале решил, что в тебя вселяется дух... только духи выбирают людей, а ты к тому времени уже был вампиром.
  - Не укоряй себя: этот шаг стоил того, чтобы остаться с тобой. Значит, клан - цепочка обращений - я, Мари, Орландо... а того, кто обратил тебя, нет в живых. Значит, ты - глава клана?
  Бертран рассмеялся:
  - Я? Мне, конечно, лестно, но нет. Глава нашего Клана - Дракула, князь и воевода из Трансильвании. В его замке находится центр нашего Клана, можно сказать - святилище.
  - Это где-то на юго-востоке, где Венгрия? - не без труда вспомнил я географию. - Так далеко?
  - Да. Подробнее о нём я расскажу позже. По традиции, уходящей корнями в древние времена, глава клана выбирает двух из своих обращённых и назначает помощниками, наделяя особой властью. Их называют жрецами. Название, вероятно, тоже традиция, идущая из древности. Все вампиры клана должны беспрекословно подчиняться своему главе, а он имеет над ними неограниченную власть, невыполнение приказов карается сильной болью, а в редких случаях - изгнанием или даже смертью - в зависимости от тяжести вины.
  - Ого! Я думал, что вампиры живут сами по себе, как заблагорассудится, без всякой там власти и законов.
  - Если бы... но во многом это сдерживает. Я представляю, какой бы творился беспредел, если бы этого устава не было. Возможно, вампиры и не просуществовали бы столь долго и вообще поубивали друг друга, а оставшихся уничтожили бы люди - днём, беспомощных против солнечного света.
  - А ты... вампир первого круга? - спросил я, не вспомнив имя, которое упоминал Бертран.
  - Да, я среди них, но так решил Дракула, сделав ради меня исключение - ведь не он обратил меня. Но бывает и так, что сила источника или главы клана, как и любого вампира, со временем возрастает, а личность, наоборот, выгорает, истончается. Возможно, это происходит из-за того, что в момент вселения духа человеческая душа не в состоянии безболезненно пережить изменение. И тогда глава клана уходит в долгий сон, который может длиться десятилетиями или даже веками. Назначенные им жрецы берут на себя дела клана а также тщательно следят и охраняют сон своего господина и в случае каких-либо важных вопросов могут разбудить его.
  - Важных вопросов?
  - Да, ведь кланов много. Мне известны несколько, и самые древние из них - египетские, кланы Джосера и Хатшепсут. Существует ещё Дельфийский, в Греции, в городе Дельфы, я слышал об Иерусалимском. Большинство кланов названы по территории, которую занимают, по городам или странам. В Европе есть ещё Английский, Итальянский. В Италии было когда-то два клана, и один из них - более старый, Римский, обитал в этом вечном городе... пока не был полностью истреблён инквизицией.
  - Разве люди могут убивать вампиров?
  - Зная о наших свойствах - да, могут. Источник или глава клана чувствителен к солнечным лучам не менее, чем остальные. Я слышал легенду о некоем древнем вампире, который мог спокойно ходить под лучами солнца. Говорили о нём и такое, будто у него не было сердца - в самом прямом и буквальном смысле, и в груди зияла дыра. Но больше я об этом ничего не знаю, сколько ни спрашивал. Даже имени его никто не мог назвать, да и тот, кто упоминал, утверждал, что его давно нет в мире. Жерар из старого Французского клана поведал мне однажды эту историю, но не смог ответить на мой вопрос, как такое могло случиться. Разве вампир может жить без сердца? Думаю, если так было когда-то, теперь эта история сильно изменена и приукрашена... если, конечно, не было особого вмешательства свыше, - подумав, добавил Бертран и, помолчав немного, продолжил. - Важно помнить и о том, что если вдруг глава клана погибнет, то все оставшиеся в живых его подданные столь быстро слабеют, что могут лишь отыскать убежище и уйти в долгий сон, в котором пребывают веками и неизвестно, когда сумеют набраться сил, чтобы пробудиться и выйти на поверхность.
   - Что?? - я подумал, что ослышался или не понял. - Это значит, что если где-то в Трансильвании погибнет Глава Клана, то мы успеем лишь закопаться в подвал и спать сотни лет?!
   - Да. Поэтому так важны его жрецы и помощники. Ведь иногда кланы воюют между собой за территорию, хотя наш в целом относится к другим нейтрально, находясь с ними на одной земле, как, например, с Итальянским, Английским и Французским.
  - Разве Французский - не наш?
  - Нет. Это старый - со времён Карла Великого - и совсем маленький клан во Франции, в нём около пятнадцати вампиров, тогда как в нашем уже более тридцати.
  - А наш как называется?
  - Клан Дракулы, по имени Источника и основателя, так как мы занимаем территорию не одной страны или города, а разбросаны по всей Европе. Я не знаю, как Дракуле удалось выбрать столь обширные земли.
  - Как всё сложно: законы, власть, кланы, войны, жрецы, легенды... будто история стран и государств, целого народа.
  - Так и есть, - задумчиво проговорил Бертран.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"